/
Текст
А.И. НЕУСЫХИН ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЗАВИСИМОГО КРЕСТЬЯНСТВА В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ Wil! ьлхов
АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ ИСТОРИИ А.И.НЕУСЫХИН ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЗАВИСИМОГО КРЕСТЬЯНСТВА КАК КЛАССА РАННЕФЕОДАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ VIVIII вв. ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР Москва 1 €) 5 6
Ответственный редактор член-корреспондент АН СССР С. Д. С К А 3 К И Н
ПРЕДИСЛОВИЕ Автор предлагаемой работы поставил себе целью изучить разложение общины и первый, самый ранний этап формирования зависимого кре- стьянства у племен и народов Западной Европы VI—VIII вв. в процессе их перехода от первобытно-общинного строя к феодальному. Процесс этого перехода и составляет основной объект исследования в данной мо- нографии, конечно, постольку, поскольку он связан с возникновением зави- симого крестьянства. Однако выполнение этой задачи требует целого ряда специальных исследований, тесно связанных с основной темой работы. Чтобы понять процесс разложения общины, необходимо, по возмож- ности, точно разграничить различные стадии ее развития и системати- чески проследить превращение одних, более ранних форм общины в дру- гие, более поздние ее формы, а для этого, в свою очередь, требуется предварительное выяснение различных форм общинной и возникающей семейно-индивидуальной собственности на орудия и средства производ- ства, на недвижимое и движимое имущество. Изучение всех этих явлений приводит к постановке весьма существенной». общей проблемы возникно- вения неравенства внутри общины и разного его характера на более ранних и более поздних стадиях ее развития, а тем самым — к исследова- нию не только структуры самой общины и разных ее форм, но и процесса выделения различных социальных групп внутри общины до превращения большинства ее членов в феодально-зависимых крестьян. Другими сло- вами первая задача нашей работы сводится к исследованию самого зарождения социального неравенства внутри общины и параллельно с этим — к изучению разных форм собственности и реального содержа- ния свободы общинников, отражающего их экономическое положение как обладателей общинных наделов и свободных членов общины. Второй задачей нашей работы является изучение самого процесса превращения свободных общинников в феодально-зависимых крестьян (на первом этапе этого процесса) Ч При этом наше внимание устремлено главным образом на исследование той стороны этого процесса, которая входит составной частью в более общий процесс перехода именно от первобытно-общинного строя к феодальному, но мы не ставим себе целью (и не можем в данной работе ее ставить) исследовать первый этап воз- никновения феодально-зависимого крестьянства также и с той его сто- роны, с какой он входит в состав еще более широкого процесса перехода от рабовладельческого строя к феодальному (хотя мы и касаемся про- 1 Подробное развитие этого хода мыслей см. в главе I настоящей работы, 3
блемы синтеза пережитков рабовладельческих и первобытно-общинных отношений в главах I и VI нашей работы). Этими задачами нашего исследования и определяется структура настоящей монографии. Мы стремимся изучить интересующие нас процессы в том конкретном историческом их развитии, в котором они протекали у различных народов Западной Европы перед установлением феодального способа производ- ства и в период его возникновения; при этом мы придаем очень большое значение выяснению всех исторических особенностей места и времени, налагавших особый отпечаток на ход аналогичных процессов у различ- ных народов и приводивших к относительно своеобразному их течению у каждого из них. Поэтому мы посвящаем изучению указанных процес- сов у каждого отдельного племени и народа особую главу. Но так как эти процессы у каждого народа не только имели свои специфические особенности, но и протекали неравномерно, то разные племена и народы проходили различные стадии этих процессов в разное время: у одних народов развитие и разложение общины, а следовательно, и формирова- ние зависимого крестьянства происходило быстрее, у других — мед- леннее. Тем самым принятый нами метод изучения и изложения хода наме- ченных процессов у каждого народа отдельно позволяет не только про- следить указанные особенности их развития, но и установить — на конкретном примере эволюции различных племен и народов — разные стадии общего процесса перехода от первобытно-общинного строя к фео- дальному. Отсюда следует необходимость не только отдельного изучения особенностей возникновения зависимого крестьянства у каждого народа, но и сравнения результатов этого исследования с целью выяснения кон- кретных различий между разными стадиями развития. В соответствии с этим в каждой главе в ходе конкретного анализа исторических явле- ний даются сопоставления с аналогичными или отличающимися явлени- ями из истории других племен и народов, которым посвящены другие главы монографии. Таким образом, автор стремится к сочетанию изоли- рованного изучения указанных процессов на материале истории отдель- ных народов с параллельным сравнительно-историческим их изучением. При этом автор исходит из того, что сравнение плодотворно лишь при соблюдении следующих условий: 1) сравниваемые объекты должны быть соизмеримы по своим ка- чественным особенностям, т. е. должны быть доступны сравнению; 2) они должны быть одинаково хорошо изучены — каждый в его конкретных особенностях; 3) сравнение должно выяснить не только черты сходства, но и черты различия сравниваемых объектов,— с тем, чтобы потом свести результаты такого сравнения воедино в опыте обобщающего построения. Руководствуясь изложенными выше соображениями, мы посвятили каждую главу систематическому изучению процесса развития общины и первого этапа возникновения зависимого крестьянства у того или иного конкретного древнегерманского народа Западной Европы VI —VIII вв. на основании детального исследования памятников обычного права дан- ного народа (с привлечением других источников) Ч Мы считаем необхо- димым средством для достижения этой цели параллельное изучение раз- данных варварских правд. Поэтому мы избрали объектом нашего рассмотрения общественный строй тех племен и народов, которые наибо- лее значительн® отличаются по ходу своего развития друг от друга См. об этом в главе II настоящей работы. 4
и социально-экономическая эволюция которых представляет различные стадии процесса возникновения зависимого крестьянства. По той же при- чине мы оставили в данной работе в стороне материалы из истории обще- ственного строя тех народов Западной Европы указанного периода, раз- витие которых обнаруживает столь значительное сходство с развитием того или иного народа, общественный строй которого нами изучен, что их отдельное исследование привело бы к повторениям. Во избежание таких повторений мы ограничились лишь сопоставлением подобных сход- ных явлений из истории других народов в соответствующих главах. Основные главы нашей работы посвящены эволюции общины и воз- никновению зависимого крестьянства у следующих племен и народов Западной Европы VI — VIII вв.: у салических франков (глава III), у саксов (глава IV), у лангобардов (глава V), у бургундов (глава VI), у баваров (глава VII). Исследование тех же процессов у фризов дано лишь в виде параллели к эволюции общественного строя саксов (в главе IV, посвященной саксам) ввиду очень большого сходства исторического развития саксов и фризов. По той же причине в работе нет особой главы, посвященной алеманнам: существенные черты развития характерного для них обще- ственного строя хорощо прослеживаются на конкретном материале бавар- ских памятников (глава VII), которые отличаются при этом еще большей полнотой, чем алеманнские (параллели из алеманнских памятников даны в главе, посвященной баварам). Мы не включили в нашу монографию особую главу о вестготах, так как быстрое разложение остатков общинного строя у тех племен, у ко- торых, ввиду их интенсивного соприкосновения с галло-римлянами, очень рано начался синтез их общественного строя с разлагающимся рабовла- дельческим строем, лучше всего можно проследить на материале бур- гундских памятников (глава VI); однако мы приводим в главе VI параллели из вестготских памятников. Мы вовлекли в круг нашего рассмотрения ход указанных выше про- цессов лишь у континентальных германских народов Западной Европы и сознательно исключили из него исследование этих процессов у англо- саксов, так как это — особая проблема, требующая отдельной моногра- фии. Однако в главе, посвященной саксам, мы провели ряд параллелей между общественным строем континентальных саксов и англо-саксонских племен Британии VI—VIII вв. В общем и целом перечисленные нами пять глав нашей монографии намечают ход развития общины и процесс возникновения зависимого крестьянства, начиная с ранних форм общины, с первых зачатков социаль- ного неравенства (у салических франков) и кончая самой поздней формой свободной общины — соседской общиной-маркой — и первым этапом за- крепощения свободных общинников (у баваров). В заключительной (VIII) главе монографии мы проделали опыт обобщения достигнутых результатов, но не посредством простого сумми- рования выводов и подведения итогов, а путем рассмотрения тех пере- группировок в составе складывающегося класса феодально-зависимого крестьянства VIII — IX вв. (по различным источникам, в том числе и по дарственным грамотам), которые приводят ко второму этапу возникно- вения зависимого крестьянства, как класса раннефеодального общества, и в целом выходят за рамки настоящей монографии. Автор рассматривает эту работу как первую часть более широко задуманного труда, следующую часть которого должно составить иссле- дование более позднего, второго этапа возникновения зависимого кресть- янства в Западной Европе. 5
В заключение автор считает своим приятным долгом выразить бла- годарность лицам, оказавшим ему помощь в оформлении этой книги: кандидату исторических наук М. Л. Абрамсон за исключительно внима- тельное отношение к обязанностям издательского редактора, а также угладшему научному сотруднику Института истории АН СССР кандидату исторических наук Л. Т. Мильской и младшему научному сотруднику Библиотеки ООН АН СССР М. И. Левиной за тщательную сверку рукописей.
Глава I К ВОПРОСУ О ПЕРВОМ ЭТАПЕ ПРОЦЕССА ВОЗНИКНОВЕНИЯ ФЕОДАЛЬНО-ЗАВИСИМОГО КРЕСТЬЯНСТВА КАК КЛАССА (теоретическая постановка вопроса) 1 Настоящая монография посвящена разложению общины и возникно- вению зависимого крестьянства как класса в раннефеодальных государ- ствах Западной Европы VI—VIII вв. Объект исследования не случайно от- граничен определенными как хронологическими, так и тематическими рам- ками. Это отграничение указывает на то,'что предметом изучения в данной работе является лишь одна из стадий указанного процесса. Возникновение зависимого крестьянства входит составной частью в общий и весьма сложный процесс феодализации, который проходил различные стадии и имел разные стороны. Мы считаем настоятельно необходимым исследо- вание наиболее ранней стадии этого процесса, во-первых, потому, что последующие его стадии значительно лучше изучены в нашей научной ; литературе, нежели первая, которая до сих пор остается почти не осве- щенной, а во-вторых, потому, что без ее понимания невозможно понять v более поздние его стадии. На этой первой стадии еще нет в сложившемся виде класса непосредственных производителей феодального общества (ибо нет и сложившегося феодализма), но уже налицо предшественники этого класса — свободные общинники. Конечно, в тех раннефеодальных государствах, которые образовались путем завоевания римских провинций так называемыми варварами, пред- шественниками средневековых крепостных были не только свободные об- щинники, составлявшие основную массу соплеменников у варварских пле- мен, поселившихся на римской территории, но и римские колоны, а также и посаженные на землю рабы (последние — в меньшей мере). Процесс возникновения феодализма в Западной Европе, взятый в целом, имеет две неразрывно связанные и одинаково существенные стороны^ разложение рабовладельческого способа производства и зарождение предпосылок феодализма в разлагающемся первобытно-общинном строе. Мы избрали своей задачей изучение второй стороны этого процесса,— разумеется, при- нимая при этом во внимание и ее связь с первой его стороной. Феодальные производственные отношения складываются не сразу. Их возникновение представляет собою весьма длительный процесс, который у целого ряда народов Западной Европы непосредственно вытекал из раз- 7
ложения первобытно-общинного строя. В ходе его разложения самый строй общины видоизменяется: в нем постепенно изживается основной при- знак первобытно-общинного строя,— коллективное ведение хозяйства и коллективное распределение его продуктов,-— но в нем не сложи- лись еще характерные для феодализма основные антагонистические классы — зависимых крестьян и вотчинников-феодалов, хотя уже возни- кают элементы неравенства и имеются даже прямые предпосылки классо- образования (начало имущественного расслоения среди свободных, нали- чие рабов, литов, вольноотпущенников и пр.). Таковым был строй общины в самом начале процесса феодализации, и этот строй являлся необходи- мой предпосылкой указанного процесса,—• независимо от того, происхо- дила ли феодализация путем синтеза элементов разлагающейся рабовла- дельческой формации с разлагающимся первобытно-общинным строем (как в Галлии и Италии, т. е. там, где синтез играл значительную роль),— или она вырастала непосредственно из самого первобытно-общинного строя на последнем этапе его разложения (как во многих областях Герма- нии, в англ о-саксонских государствах, в Скандинавии и пр.); ибо и в тех странах, где указанный синтез играл значительную роль, можно ясно про- следить по источникам наличие такого строя общины, который является необходимой предпосылкой феодализации, и именно он вступает в синтез с разлагающейся рабовладельческой формацией. Синтез является здесь, таким образом, своеобразным ускорителем процесса феодализации (как показывает история стран, не переживших синтеза и тем не менее подверг- шихся феодализации, но с значительным запозданием, с частичной неза- вершенностью этого процесса) Г Этот -строй общины в стадии его разложения, в свою очередь, может (проходить разные этапы в своем развитии: на первом этапе в нем идет I лишь внутреннее расслоение, на втором —• из него уже выделяется и над । ним надстраивается государственная власть, являющаяся выразителем интересов нового нарождающегося класса крупных землевладельцев./За- рождение этого класса — в ходе оседания на землю дружинников и рюста церковного и королевского землевладения 1 2 —• оказывает мощное воздей- ствие на процессы, происходящие в самой общине; но оно далеко не сразу приводит к полному уничтожению всего строя такой общины. Изучение производственной структуры общины со .всеми свойственными ей особен- ностями на первом этапе ее развития необходимо потому, что она яв- ляется предпосылкой второго этапа развития. Господствующей формой производственных отношений на обоих ука- • /занных этапах продолжала оставаться земельная община, а непосредст- /венными производителями материальных благ — свободные общинники, / которых ZvIapKC называет «трудящимися субъектами». Из их среды и / выделилась в ходе феодализации основная масса будущих зависимых крестьян феодального общества 3. Поэтому, исследуя первый этап про- цесса возникновения феодально-зависимого крестьянства у различных народов, основавших в V — VI вв. на территории Западной Европы так называемые варварские государства, мы должны прежде всего изучить структуру общины у каждого из этих народов, а затем и ход ее разло- 1 Проблемы синтеза мы коснемся подробнее ниже, как в настоящем введении, так и в особой главе монографии (см. главу VI). 2 Его рост шел быстрее всего, конечно, в бывших римских владениях, завоеванных варварами, т. е. у тех племен, у которых процесс феодализации развивался путем ука- занного выше синтеза (см. ниже). 3 Рабы, посаженные на землю, составляли, как известно, меньшинство зависимого крестьянства, за исключением некоторых областей Галлии и Италии; впрочем, даже w там не они были типичными представителями крепостного крестьянства. 8
жения. Из тех трех, сменявших друг друга типов общины, которые раз- личали в Западной Европе Маркс и Энгельс, (кровно-родственная община, земледельческая община, марка) \ нам предстоит иметь дело исключительно с двумя последними ее формами 1 2, хотя мы будем отме- чать и пережитки кровно-.родственных отношений. Маркс подчеркнул некоторые особенности структуры общины у варварских народов Запад- ной Европы, свойственные ей, невидимому, уже на ранних ступенях ее развития, и это как раз те особенности, которые создали впоследствии возможность имущественного расслоения и возникновения неравенства внутри общины. «Индивидуальная земельная собственность не высту- пает... как форма, противоположная земельной собственности общины, ни как ею опосредствованная, а, наоборот: община существует только во взаимных отношениях этих индивидуальных земельных собственников как таковых. Общинная собственность как таковая выступает только, как общая принадлежность индивидуальных поселений соплеменников и индивидуальных земельных заимок» 3. Из этой особенности возникает на стадии земледельческой общины отмеченный Марксом дуализм между коллективной собственностью на землю и парцеллярным, хозяйством отдельных семей, как источни-^ ком частного присвоения. Этот дуализм, выражаясь словами Маркса,? «...дает почву для сосредоточения движимого имущества, напри- мер скота, денег, а иногда даже рабов или крепостных» 4. Однако и на стадии земледельческой общины, несмотря на этот дуализм, превращаю- щийся со временем в зерно ее разложения, свободные общинники все еще не составляют тот класс крестьянства, который станет основным эксплуатируемым классом непосредственных производителей феодального общества. Ибо, с одной стороны, развивающееся в самой общине нера- венство еще не привело к разорению одних и обогащению других, а с дру- гой стороны, члены этой общины в целом не стали еще объектом экс- плуатации. Поэтому нам представляется совершенно правильным следующее замечание Б. Д. Грекова: «Историю сельского населения любой земле- дельческой страны следует начинать, конечно, с самого момента его появления, когда земледельческий труд в родовых общинах носил еще! коллективный характер. Но историю крестьян как класса можно изучать/ только тогда, когда общество стало классовым, когда выделились из общины экономически и политически сильные люди, сумевшие стать над общиной, овладевшие землей и теми, кто ее обрабатывал...» 5 6. Следова- тельно, для того чтобы понять возникновение крестьянства как класса, надо проследить, как выделялись из общины эти «экономически и полш тически сильные люди», или, другими словами,—изучить производствен- ные отношения переходного периода, непосредственно предшествовавшего феодализму. К производственным отношениям, как мы знаем, относятся: 1 Мы имеем в виду (и здесь, и в дальнейшем изложении) марку в тесном смысле этого слова, т. е. соседскую общину; в таком смысле этот термин употребляет Энгельс в своей работе «Марка» (См. в кн.: Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. Госполитиздат, 1953, приложения, стр. 113—129). 2 О смене этих трех форм общины см. нашу статью «Структура общины в Южной и Юго-Западной Германии в VIII—X вв.» — Сб. «Средние века», вып. IV, 1953, стр. 31—36. 3 К- Маркс Формы, предшествующие капиталистическому производству. Полит- издат, 1940, стр. 15—16. 4 К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 695. Под словом «крепостные» (Untersassen) М'аркс имеет здесь в виду, конечно, не крепостных феодального общества, а полузависимые — полусвободные слои населения, образующиеся в ходе внутреннего расслоения в самой земледельческой общине. 6 Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века, кн. 1, изд 2-е, М., 1952, стр. 22. 9
а) формы собственности на средства производства; б) вытекающее из этого положение различных социальных групп в производстве и их взаимоотношение; в), всецело зависимые от них формы распределения продуктов. При изучении такого общественного строя, в котором еще отсутствуют сложившиеся классы, анализ производственных отношений будет естественно заключаться в исследовании самого процесса возникно- вения аллодиальной собственности на землю и частной собственности на орудия и средства производства, а также выделения различных, соци- альных групп. Тем самым этот анализ сводится к исследованию структу- ры общины и процесса выделения различных социальных групп внутри общины до начала превращения ее членов в феодально-зависимых кресть- ян. Однако эта первая часть нашей задачи тесно связана со второй — с изучением самого процесса превращения свободных общинников в за- висимых крестьян. В земледельческой общине 1 структура производственных отношений / представляется в следующем виде: общине принадлежит верховная соб- ственность на всю ее территорию, включая и пахотную землю; однако после прекращения периодических уравнительных переделов пахотных полей между отдельными семьями1 2 община перестает вмешиваться в распределение между отдельными общинниками реального права пользо- вания основным условием производства — землею, и ее использование всецело переходит в руки отдельных домохозяйств. Самый процесс про- изводства и при наличии периодических переделов уже не был коллектив- ным для всей общины, а сосредоточивался в отдельных домохозяйствах, силами которых и производилась обработка земли, но практика переде- лов мешала установлению постоянного права пользования определенными земельными участками за каждым домохозяйством, а после прекращения уравнительных переделов это право прочно закрепилось за ними. Тем са- мым парцеллярное хозяйство осложнилось правом каждой семьи, состав- лявшей то или иное домохозяйство, на семейно-индивидуальное исполь- зование пахотных участков общинной земли; иными словами: за общиной сохраняется собственность на пахотную землю, но не пользование ею, которое переходит к отдельным домохозяйствам общинников. Однако земледельческая община и после прекращения переделов удерживает за собой общинное пользование неподеленными угодьями,— лесами, пусто- шами, пастбищами, водами (текучими и стоячими), а отчасти и лугами,— между тем как отдельные домохозяйства отнюдь не получают права пол- ного распоряжения отведенными им участками пахотной земли. Строй земледельческой общины соответствует тому уровню развития производительных сил, при котором переложная (или залежная) система сельского хозяйства уже сменилась двухпольем; вначале оно сводится обычно к чередованию посевной площади (яровой или озимой) с пло- щадью, занятой под пар, но впоследствии усложняется тем, что вместо простого чередования озими и пара (или яри и пара) одно из двух полей начинают засевать попеременно то озимыми, то яровыми посевами, оставляя другое под паром. При таком усложненном двухполье, состав- ляющем в сущности переход к трехполью, окончательно вырабатывается система общинной чересполосицы, которая возникает уже при переходе от переложной системы к двухполью. Она заключается в следующем: вся территория пахотной земли общины делится на ряд четырехуголь- ников •— конов, и каждое домохозяйство имеет по одной полосе в каждом коне, причем определенное количество этих конов каждый год отводится 1 Мы придерживаемся здесь терминологии Маркса. См. К. М а р к с и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 677—697, черновые наброски письма к В. И. Засулич. 2 Никаких следов этих переделов нет уже в Салической Правде. 10
либо под посевы (озимые или яровые), либо под пар. Такая чересполоси- ца, совершенно немыслимая при переложной системе сельского хозяй- ства, вполне отвечает производственным потребностям двухполья и трех- полья; в период своего возникновения — т. е. в земледельческой общине при господстве двухполья •— она создавала возможность периодических переделов пахотной земли между отдельными семьями путем наделения разных домохозяйств новыми полосами в различных конах с целью до- стижения нарушавшегося время от времени равенства (путем предостав- ления пострадавшим от этого нарушения полос с лучшим качеством поч- вы, большего количества полос, чем они имели раньше, и пр.). Каждое домохозяйство, входившее в состав общины, представляло собой не малую индивидуальную семью из мужа, жены и их детей, а так называемую большую семью, которая, как это явствует из древнейших текстов целого ряда варварских правд — состояла у германских пле- мен Западной Европы в первые века нашей эры из трех поколений: супругов, их женатых сыновей и детей этих последних * 2. Члены каждой большой семьи, составлявшей отдельное домохозяйство внутри населен- ного пункта, после прекращения переделов вынуждены были считаться с принятым в общине порядком чередования посевов и использования общинных угодий (в частности, выпаса скота на общинном пастбище, а также и на землях, находившихся под паром, а иногда и на посевной площади после уборки урожая) 3. Этот порядок принимал для них харак- тер принудительного севооборота. Таким образом, в земледельческой общине право использования каж- дым отдельным домохозяйством предоставленного ему надела пахотной земли — даже после прекращения переделов — все еще очень сильно огра- ничено коллективной собственностью всей общины на землю. Однако пре- кращение уравнительных переделов 4, которое само явилось следствием увеличения неравенства наделов, вызывавшего постоянно возрастающий недостаток свободных земель, в свою очередь, усилило это неравенство и в .обстановке отмеченного выше парцеллярного хозяйства содействовало росту имущественного расслоения внутри земледельческой общины. Но до тех пор, пока надел общинника не сделался его собственностью, это расслоение могло итти лишь в двух следующих направлениях: с одной стороны, оно способствовало накоплению движимости в руках отдельных домохозяйств, а с другой,— закрепляло за некоторыми из них полученные ими ранее преимущества в смысле права пользования наделами больших размеров и лучшего качества, чем наделы других общинников. Но при всем том эти преимущества исчерпываются правом пользования. В такой обстановке, где земледельческая община сохраняет в качестве производ- ственной организации свою собственность на пахотную землю и полное верховенство над нею и где неравенство наделов отдельных общинников .-выражается лишь в форме закрепленного за ними пользования при пол- ном отсутствии права распоряжения этими наделами со стороны отдель- ных домохозяев, — переход к семейно-индивидуальной собственности на надел весьма затруднен и может совершиться лишь через ряд промежу- точных звеньев. А так как субъектом пользования являлась большая * Данные об этом см. в Салической Правде (гл. XLIV и LVIII), в Алеманнской Правде (гл. LV и LXXXI), в Лангобардской Правде (эдикт короля Ротари, § 167), в Бургундской Правде (гл. LI, § 1; гл. LIII; гл. LXXVIII), в вестготских законах (X, I, § 2; IV, 5, § 5; VI, 1, § 7). 2 Ср. А. Д. Удальцов. Родовой строй у древних германцев. Сб. «Из истории западноевропейского феодализма». МОГАИМК, М., 1935. 3 Ср. данные о пастьбе скота по пожне и пару в эдикте Ротари (§ 358). 4 См. об этом нашу статью «Структура общины в Южной и Юго-Западной Герма- нии в VIII—X вв.».— Сб. «Средние века», вып. IV, 1953, стр. 33—35. 11
семья, то этот переход естественно начался с возникновения права насле- дования надела,— причем это право вначале было весьма ограниченным. Сущность этого, весьма важного явления сводится к следующему. До возникновения наследования пахотного надела, потомство членов большой семьи продолжало и после смерти своих ближайших предков совместно обрабатывать надел, которым сообща пользовалась вся боль- шая семья,— точно так же, как это происходило и при жизни этих пред- ков; после возникновения хотя бы ограниченного порядка наследования право пользования наделом и его обработки закрепляется за определен- ными представителями большой семьи. Это были, конечно, те самые ее члены, которые реально совместно обрабатывали землю и до этого, т. е. прямые мужские потомки умершего главы семьи; но весьма существенно, что теперь они рассматриваются уже ме просто как члены коллектива, составляющего отдельное домохозяйство, а именно как потомки скончав- шегося главы большой семьи, как сыновья умершего отца, как братья между собою. Именно в качестве таковых и фигурируют они в последнем параграфе известной главы LIX «Об аллодах» («De alodis») Салической Правды. Как явствует из содержания этой главы, аллодом называется здесь право наследования, причем в первых четырех параграфах главы подроб- но фиксируется порядок наследования движимого имущества, а в послед- нем (§ 5) — порядок наследования недвижимости. В то время как дви- жимость может наследоваться как по мужской, так и по женской, как по восходящей, так и по нисходящей линии !, земля — в отличие от это- го — может наследоваться только по мужской нисходящей линии. Жен- щины исключены из права наследования земли,— повидимому, из опасе- ния перехода части земельного участка в обладание другого домохозяй- ства после выхода женщины замуж. Наряду с этим порядком перехода земли только к мужским наследникам, причина которого совершенно ясна, следует подчеркнуть другой факт — неупоминание иных возмож- ных наследников земли в случае отсутствия сыновей у умершего,— факт, причина которого /не столь ясна. Это неупоминание можно объяснить лишь тем, что в случае отсутствия сыновей надел после смерти главы большой семьи попрежнему продолжал оставаться в пользовании всей домовой общины большой семьи. А это указывает на то, что перед нами лишь самое начало выделения пахотного надела в качестве аллода и что каждое отдельное домохозяйство в общине нередко все еще представляет собою большую семью. С другой стороны, запрет наследования земли женщинами указывает на борьбу с начинающимся распадом больших семей на малые индивидуальные семьи, который засвидетельствован и другими данными той же Салической Правды. Однако этот распад еще не привел к торжеству малой семьи над большой, а в соответствии с этим и земельный аллод не перешел еще не только в собственность, но даже и в пользование малой семьи. С этим вполне согласуется и отсут- ствие каких бы то ни было форм отчуждения земельного надела (его за- вещания, продажи, обмена, дарения), в то время как уже началось отчуждение движимости (скота и рабов) в форме завещания и продажи. Из изложенного ясно, что Салическая Правда отражает самое возникно- вение земельного аллода —• пока в форме ограниченного права наследо- вания пахотного надела в пределах большой семьи. Однако развитие аллода не остановилось на этой первой, самой ран- ней его стадии: с течением времени он стал превращаться из ограничен- * Хотя на первом месте в качестве наследников движимости названы сыновья умершего. 12
ного права наследования пахотного надела, находящегося в пользовании большой семьи, в свободно отчуждаемую собственность малой индиви- дуальной семьи. Само собою разумеется, что это превращение произошло в результате дальнейших изменений в структуре самой общины и роста ее внутреннего расслоения, а также и развития процессов, разлагавших общину извне Ч Прогресс в развитии производительных сил, выразив- шийся прежде всего в окончательном торжестве трехполья, привел к уси- лению роли отдельных домохозяйств в пределах общины и ко все боль- шему росту неравенства в размерах и качестве используемых наделов, а также в обладании движимым имуществом. Параллельно с этим шел процесс распада больших семей путем выделения из них вступавших в брак взрослых мужчин, основывавших новые домохозяйства в пределах той же деревни, а иногда и за ее пределами. Все это, вместе взятое, приводило прежде всего к распространению прав наследования земель- ного надела на лиц женского'’ пола в пределах малой семьи (главным образом на дочерей умершего главы семьи), а также и на ближайших мужских родственников по боковой линии (братьев умершего) и к пре- кращению всяких притязаний членов распавшейся большой семьи на пользование их бывшим общим наделом и, в частности, — на обладание выморочным участком 1 2. Но эволюция аллода не ограничилась изменением порядка наследо- вания, как бы радикально ни было это изменение. Вслед за тем,— а зача- стую и параллельно с этим,— аллод развивался и по другой линии: пере- ход аллода из предмета пользования большой семьи в объект передавае- мой по наследству собственности малой семьи сопровождался его превра- щением в отчуждаемую собственность. Да это и понятно: по существу на- следование земли по женской линии членами малой семьи и есть уже не что иное как начальная форма отчуждения, ибо при вступлении дочери умершего в брак унаследованная ею земля переходит механически в собственность другой малой семьи (семьи ее мужа), т. е. отчуждается. Отсюда один только шаг до передачи земли по завещанию (отдаленным родственникам умершего или чужим). И, действительно, как это с оче- видностью следует из наших источников (главным образом из варварских правд, а также из формул 3 и некоторых грамот), завещание земельного аллода возникает тотчас же после изменения порядка наследования, а затем он становится предметом купли-продажи. Этот процесс особенно быстро шел у тех народов, которые основали свои государства на терри- тории римских провинций с развитой частной собственностью на землю. «... На завоеванной германцами римской территории мы находим... отдельные наделы пахоты и луга уже в качестве аллода, — говорит Эн- гельс,— в качестве свободной собственности владельцев, обязанных лишь обычными для марки повинностями. ...Аллодом создана была не только возможность, но и необходимость превращения первоначального равен- ства земельных владений в его противоположность. С момента установ- ления аллода германцев на бывшей римской территории он стал тем, чем уже давно была лежавшая рядом с ним римская земельная собствен- 1 Ср. высказывание Маркса: «Не говоря уже о всяких разрушительных влияниях, привходящих извне, община носит в своих собственных недрах подтачивающие ее эле- менты» (К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 695). 2 К этому, в сущности, и сводится содержание третьей главы эдикта короля Хильпе- рика, отменившего притязания «соседей» (vicini) на выморочный участок и разрешив- шего в случае отсутствия сыновей у умершего наследовать землю его дочерям и братьям. См. об этом подробнее главу III пашей работы. 3 Monumenta Germaniae Historica (MGH), Legum Sectio V, Formulae ?4erovingici et Karolini aevi, ed. K. Zeumer, Hannoverae, 1886, Form. Marculfi, liber II, № 17; Form. Turonenses, № 21—25. 13
кость,— товаром» ’. Но тот же процесс более медленным темпом разви- вался и у других германских племен, которые не пережили глубокого синтеза их общественного строя со строем разлагавшейся рабовладель- ческой формации (у алеманнов, баваров, саксов, фризов, англо-саксов). Даже у тех племен, у которых этот синтез вовсе не имел места (напри- мер, у саксов и у скандинавов), аллод с течением времени все же стал товаром. Это было неизбежным результатом отмеченных выше измене- ний в характере производительных сил и в структуре производственных отношений внутри общины; эти изменения и породили отмеченную выше эволюцию аллода. В то время как в земледельческой общине происходил распад больших семей, сама община развивалась в сторону ее превращения в марку, т. е. в такую общину, где пахотный надел уже становился сво- бодно отчуждаемым аллодом малой семьи. Но само это превращение было довольно длительным процессом. В период перехода от земледель- ческой общины к марке деревня представляла собою совокупность домо- хозяйств, весьма различных по своему составу и размерам: одни домо- хозяйства находились в обладании больших семей, в других — обитали выделившиеся из больших семей малые1 индивидуальные семьи. Вначале- домохозяйства первого типа преобладали,— и количественно, и по их хозяйственной роли в общине,— над домохозяйствами второго типа; когда возникла марка, вторые стали преобладать над первыми; но и в земле- дельческой общине, и в марке налицо общинное верховенство над всей территорией села и регулирующая роль общины в процессе производства (чересполосица и система открытых полей, принудительный севооборот). Что же дает нам эволюция разных форм общины и аллода для понимания раннего этапа возникновения крестьянства как класса? Для того, чтобы попытаться дать посильный ответ на этот вопрос, мы должны по возможности ясно представить себе конкретные хозяйственные вза- имоотношения как между членами земледельческой общины, так и между членами марки, а также и те социальные последствия, к которым эти взаимоотношения приводили. Хозяйственное положение членов земле- дельческой общины (после прекращения уравнительных переделов) резко отличается от того положения, в котором находятся даже лично свобод- ные крестьяне феодального общества, не говоря уже о крепостных. Каждое домохозяйство, входящее в состав земледельческой общины, не только имеет в своем пользовании усадьбу с домом и двором и надел пахотной земли, но и обладает в достаточном для ведения хозяйства количестве средствами и орудиями производства, в том числе скотом, как мелким, так и крупным, тяглая сила которого применяется в сель- скохозяйственных работах. Такое домохозяйство имеет в своем распо- ряжении достаточную рабочую силу в лице членов большой семьи, которые собственным трудом обрабатывают землю, частично используя при этом подсобную силу рабов (здесь сохранилось так называемое патриархальное рабство, изображенное Тацитом в его «Германии»1 2). Кроме того, реальная возможность успешного ведения хозяйства была гарантирована самим общинным строем, который в то же время ограни- чивал право каждого домохозяйства свободно распоряжаться своим наделом, но таким образом, что само это ограничение способствовало реальности упомянутой гарантии. Земледельческая община, говоря сло- вами Маркса, «...получает прочную основу в общей собственности на 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 391—392. Из изложенного ясно, что Энгельс имеет здесь в виду не раннюю, а более позднюю форму аллода. 2 Tacitus Germania, XX. 14
землю и в общественных отношениях, из нее вытекающих, и в то же время дом и двор, являющиеся исключительным владением индивиду- альной семьи, парцеллярное хозяйство и частное присвоение его плодов способствуют развитию личности, несовместимому с организмом более древних общин» Наделы пахотной земли, находившиеся в пользовании отдельных домохозяйств, были, повидимому, совершенно достаточны для прокормления членов каждой большой семьи и для продолжения произ- водства на достигнутом уровне. Это явствует из данных более поздних источников, отражающих уже структуру общины-марки и даже процесс ее разложения и тем не менее позволяющих путем ретроспективного умозаключения представить себе реальную хозяйственную мощность домохозяйства большой семьи в земледельческой общине. Так, напри- мер, Баварская Правда, рисующая резкое расслоение членов общины- марки на зажиточных и разоряющихся общинников, содержит тем не менее довольно ясные указания на достаточную обеспеченность основ- ного — среднего •— слоя общинников средствами и орудиями производ- ства для ведения самостоятельного хозяйства. Изображение различных видов поземельных тяжб между членами баварской марки из-за притя- заний на аллод* 2, а также описание состава усадьбы среднего баварского общинника и размеров его стад 3 дают возможность установить прибли- зительную степень этой обеспеченности и заставляют предполагать, что она во всяком случае не была ниже во времена земледельческой общи- ны, в которой социальное расслоение было гораздо•менее значительно. О том же свидетельствуют данные картуляриев о размерах и составе гуфы — пахотного надела члена марки — в том виде, в каком он высту- пает в дарственных грамотах (вместе с усадьбой, садом, виноградником и долей в пользовании неподеленными общинными угодьями) 4. Если при- нять во внимание, что дополнением к пользованию таким наделом являлось право каждого члена земледельческой общины (а также и марки) производить заимки на территории общинных лесов и пустошей, то степень обеспеченности среднего общинника, члена земледельческой общины, основным условием производства — пахотной землей •— ока- жется еще более высокой. Из числа архаических памятников именно Салическая Правда, ри- сующая, повидимому, общину на переходном этапе ее развития от земледельческой общины к марке в тесном смысле слова, т. е. к сосед- ской общине, содержит любопытное указание на характерную черту в хозяйстве члена такой общины, позволяющую косвенно судить о сте- пени его обеспеченности одним весьма существенным средством произ- водства— рабочим скотом. Фиксируя штрафы за кражу того или иного количества голов скота, Салическая Правда исходит при этом из пред- ставления о стаде, как о некоем единстве, и карает более высокими штрафами похищение целого стада (иногда даже независимо от коли- чества голов скота, составляющего это стадо), значительно понижая штрафы в том случае, если после покражи целого стада еще останется хоть несколько неукраденных животных. Создается такое впечатление, что наряду с количеством украденных животных и с вопросом о ценности стада, как целого, для составителей Салической Правды при установле- нии штрафа весьма существенным было соображение о возможности * К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 694. 2 См. Lex Baiuvariorum, XII, § 8; XVI, § 17; XVII, § 2. 3 См. Lex Baiuv., IV, § 23, 25; X, § 1, 2, 4, 5—15, XIII, § 8; XII, § 9, 10 и др. 4 Мы имеем в виду данные Сен-Галленского, Вейссенбургского, Лоршского, Фульд- ского и других картуляриев о размере гуфы (25—30 юрналов и выше), а также и о со- ставе усадьбы, о наличии у многих общинников лугов, виноградников и пр. 15
дальнейшего разведения данного рода скота, а потому штраф и пони- жался при наличии неукраденных животных даже после похищения целого стада. Этот принцип применяется в равной мере к стадам коров, свиней и к конским табунам. Салическая Правда указывает следующие размеры этих стад: стада коров — от 12 до 25 голов, свиней — от 25 до 50, лошадей — от 7 до 12; при этом в случае покражи каждого стада отмечается возможность наличия нескольких неукраденных животных сверх указанного каждый раз максимального размера стада (т. е. сверх 7 или 12 лошадей, свыше 12 или 25 коров и свыше 25 или 50 свиней) 5 Кому принадлежали эти стада? Н. П. Грацианский справедливо указал на то, что стада такого размера «не могли принадлежать очень крупным поселениям»1 2, так как для них 'они слишком малы; но, прибавим от себя, они не могли принадлежать и отдельным домохозяйствам, ибо для них они слишком велики. Можно было бы предположить, что стада ука- занных размеров принадлежали малым деревням. Однако хотя в Сали- ческой Правде и содержатся данные о наличии небольших поселений и даже хуторов3, тем не менее совершенно несомненно, что основным типом поселений у франков была деревня довольно значительных раз- меров, как это явствует из процедуры изгнания переселенца 4, а также из разбора дела об убийстве, совершенном между двумя виллами5. Такое явное преобладание больших деревень над малыми даже согласно самому древнему тексту Салической Правды, а также содержащиеся в ней и в других варварских правдах данные об основном направлении эволюции родовой и земледельческой общины говорят в пользу возмож- ности того предположения, что первоначальной формой поселения фран- ков была большая деревня. Из этой деревни потом могли выделяться малые поселения (в виде небольших деревень, выселков, хуторов и пр.), ибо весьма возможно, что франки первоначально селились не отдель- ными большими семьями, а более обширными родовыми союзами6, составлявшими целые деревни, в то время как большие семьи состав- ляли отдельные домохозяйства в пределах таких деревень. Как бы то ни было, во всяком случае Салическая Правда, отражаю- щая период явного преобладания большой деревни, как типа поселения, над малой деревней, должна была бы при установлении штрафов за охрану скота исходить из потребностей наиболее распространенного типа поселений. Между тем, если предположить, что указанные в Сали- ческой Правде стада скота принадлежали лишь мелким поселениям, то окажется, что Правда уделяет много внимания второстепенным явлениям, совершенно обходя молчанием наиболее существенное в этом отношении: ведь о размерах стад больших деревень мы не узнаем ни- чего. Это противоречит казуистическому характеру варварских правд, которые обычно возводят в тип чаще всего встречавшиеся в жизненной практике казусы7, да и вообще представляется весьма странным: ибо если уж устанавливать штраф за кражу того или иного количества жи- вотных из стада целой деревни, то почему из стада именно малой дерев- 1 См. Lex Salica, tit. II, § 7, 14, 15, 16; III, § 6, additio 5, § 7; XXXVIII, § 3, 4. 2 H. П. Грацианский. К толкованию термина villa в Салической Правде. Сб. «Средние века», вып. II, 1946, стр. 74. 8 Lex Sal, XIV, § 6, ad. 1, ср. XLII, § 5. 4 Lex Sal, XLV, § 1—2. 5 Lex Sal, Capitularae 1, § 9. 6 Cp. Caesar. Commentarii de bello Gallico, VI; 22: magistratus ac principes gen- tibus cognationibusque hominum qui turn una coierunt quantum et quo loco visum est agri attribuunt. 7 Ср. H. П. Грацианский. К толкованию термина villa в Салической Правде. Сб. «Средние века», вып. II, 1946, стр. 74. 16
ни, а не большой? Эта странность может иметь только одно объяснение: в Салической Правде большей частью речь идет вовсе не о стадах целых деревень (больших или малых) а о стадах, принадлежавших входив шим в состав этих деревень более мелким хозяйственным и кровно-род- ственным объединениям. Но так как эти стада, как было показано выше, по своим размерам слишком велики для отдельных домохозяйств, то естественно предположить, что они могли принадлежать нескольким домохозяйствам, имевшим совместные стада в пределах деревни. Такое предположение вполне реально, так как в земледельской общине, в пе- риод начавшегося разложения больших семей, члены одной распадаю- щейся большой семьи могли занимать несколько соседних дворов1 2, сохранив некоторую общность хозяйства. Они-то и могли быть совмест- ными обладателями стад в 12—25 коров и в 7—12 лошадей. Это не исключает того, что другие домохозяйства, выделившиеся из большой семьи и оставшиеся в пределах той же деревни, уже утратили хозяйст- венную общность с членами этой семьи и что, с другой стороны, и не- которые большие семьи занимали каждая лишь по одному домохозяй- ству. Домохозяйства, не объединенные с другими соседними дворами в какие бы то ни было производственные или экономические группы, имеют, конечно, меньшее количество голов скота и, вероятно, именно им принадлежат маленькие стада из трех или более свиней, трех или более баранов3; но и у них, судя по главе III Салической Правды, могло быть несколько коров (во всяком случае, более одной) 4. В Баварской Правде, рисующей общину на стадии марки, встречается упоминание об общиннике, имеющем стадо свиней размером свыше 70 голов 5, конечно, это зажиточный член марки. Однако Правда ничем не выделяет его по социальному статусу из общей массы свободных баваров и тем самым позволяет предполагать, что и у рядовых баварских общинников могли быть собственные стада свиней, хотя и меньших размеров (в то время как низшие слои членов марки уже подвергались разорению и закрепо- щению) . Но если даже оставить в стороне это указание Баварской Прав- ды, рисующей уже далеко зашедшее расслоение в пределах марки, и придерживаться только данных Салической Правды, то все же проде- ланный нами анализ характера поселений у франков и состава отдель- ных домохозяйств в земледельческой общине (в связи с вопросом о принадлежности стад) позволяет утверждать наличие достаточной сте- пени обеспеченности семьи среднего рядового общинника в пределах земледельческой общины рабочим скотом. В соединении с приведенными выше данными о составе и размерах надела пахотной земли, т. е. о ре- альном содержании раннего аллода, это обстоятельство приводит нас к выводу, что в лице членов земледельческой общины мы имеем перед собою «трудящихся» или «производящих субъектов» (по терминологии 1 Иногда, впрочем, упоминания стад коров могут относиться либо к малым дерев- ням, либо к выселкам, как, например, в Lex Sal., Ill, § 5 (бык, обслуживающий коров трех вилл), но без указания численности стад. См. главу III нашей работы. 2 Отсюда и притязание соседей (vicini) на выморочный участок, отменяемое эдик- том Хильперика, ибо иначе не понятно, почему здесь явные родственники, претенду- ющие именно в силу своего родства на земельное наследство, названы соседями. 3 См. Lex Sal., II, § 7; IV, § 3. 4 См. Lex Sal., Ill, § 3, ad. 2: vacca domita, т. e. корова, осиленная быком, которая упоминается наряду с коровой без теленка (vacca sine vitulo, III, § 3, ad. 1). Скот еще во времена Тацита перешел в частное владение отдельных домохозяйств: ср. Tacitus. Germania, V: numero gaudent eaequae solae et gratissimae opes sunt. Тацит подчеркивает и большие размеры стад скота. В Салической Правде скот является пред- метом купли-продажи (см. Lex Sal., XLII; ср. также постоянные упоминания Саличе- ской Правды о чужом скоте — Lex Sal., IX, § 1—2; XXIII; XXVII, § 1 и др.). •5 Lex Baiuv., XXIII, § 1. 2 А. И. Неусыхин 17
Маркса), которым строй этой общины обеспечивает возможность само- стоятельного ведения их трудового хозяйства и которые еще не превра- тились в непосредственных производителей классового общества; они — еще не крестьяне в феодальном смысле этого слова Ч Какие изменения претерпело реальное хозяйственное положение чле- нов земледельческой общины после того, как они превратились в членов марки? Источники дают нам представление, с одной стороны, о свобод- ной общине-марке, еще не закрепощенной феодальными собственниками (данные о ней содержат некоторые варварские правды, особенно — Ба- варская и Алеманнская Правды), а, с другой стороны,— о марке, закре- пощаемой крупными землевладельцами (этот процесс отражен в неко- торых правдах, в собраниях формул и особенно в сборниках дарственных грамот — картуляриях). Присмотримся прежде всего к структуре сво- бодной общины-марки. Окончательный переход от двухполья к трех- полью привел к еще большей регламентации принудительного сево- оборота и порядка пользования неподеленными угодьями и, в част- ности, порядка выпаса скота на полях, лежащих под паром, и на посев.- ной площади после уборки урожая (об этом свидетельствуют многочис- ленные предписания всех варварских правд о потраве, о нарушении границ засеянного поля и жатвы, об изгородях, об установке погранич- ных межевых знаков и пр.). Но параллельно с этим большая семья все более уступала место малой, и аллод все более превращался в товар. Это привело к изменению всей хозяйственной структуры общины. Отдельные домохозяйства в свободной марке (в отличие от земле- дельческой общины) большей частью состоят из малых семей, и каждая такая малая семья свободно распоряжается своим аллодом, который становится объектом отчуждения. Самая возможность превращения ал- лода в товар создана была ростом имущественного расслоения в среде свободных общинников. Истоки этого расслоения восходят еще к земле- дельческой общине, но там оно было ограничено отмеченными выше условиями — преобладанием общинной собственности всей деревни над правом пользования отдельных домохозяйств, которые к тому же состо- яли из больших семей, члены коих совместно обрабатывали свои наделы. Правда, уже при переходе от. родовой общины к земледельческой возникло неравенство между отдельными родами; весьма возможно, что- из членов захудалых родов или больших семей и образовался промежу- точный слой полусвободных литов, фигурирующий в целом ряде вар- варских правд1 2; на это указывают данные некоторых варварских правд о наличии сородичей у литов 3. Однако после распада кровно-родствен- ной общины и ее окончательного превращения в земледельческую общи- ну это подчинение экономически более слабых родов более сильным перестало играть значительную роль: земледельческие общины состави- лись из членов экономически более мощных родов или из хозяйственно более сильных больших семей, а обедневшие сородичи опустились до положения литов. Этим дело и ограничилось, так как земледельческая 1 Недаром Маркс в своих работах, содержащих анализ земледельческой общины— в статье «Формы, предшествующие капиталистическому производству» (стр. 9, 29 и др.)- и в черновых набросках письма к Засулич,—избегает называть ее членов непосредствен- ными производителями материальных благ, а обозначает их термином «трудящиеся субъекты»». 2 В Салической, Рипуарской, Саксонской, Фризской, Тюрингской Правдах, а также в лангобардских законах (в последних — под названием альдиев). 3 См. Lex Saxonum, XVIII, согласно которой лит, убивший нобиля, передается род- ственникам убитого вместе с семью своими сородичами; ср. также Lex Frisionum, I, § 4^ 7, согласно которой четвертая часть вергельда убитого лита идет в. пользу его соро- дичей. 18
община построена не. на кровно-родственной, а.да,'Территориальной ос- нове, и состоит .она , це из родового союза,, а из целого ряда, больших семей (не связанных между собою родственными узами), .из которых начинают уже выделяться малые семьи. Имущественное неравенство среди свободных членов земледельческой общины (если оставить в сто- роне литов) не приводило еще к полному разорению, одних семей .и к та- кому обогащению других, при котором первые могли бы стать объектом эксплуатации вторых (эксплуатировались лишь литы и рабы, — при этом всеми членами земледельческой общины в более или менее равной сте- пени). Это объясняется тем, что имущественное неравенство исчерпы- валось здесь некоторой неравномерностью в распределении земельных наделов (при отсутствии отчуждения надела) и накоплением движимости в одних руках. С превращением аллода в товар в пределах марки картина резко£ меняется; имущественное расслоение в среде свободных общинников,* превращается в социальное неравенство; среди них появляются не толь-,/ ко более зажиточные и менее зажиточные, но обогащающиеся и разо- ряющиеся общинники, причем вторые начинают впадать в зависимость от первых. Обычное право фиксирует эти различия и делит общую массу членов марки на различные социальные группы, защищаемые разной вирой !. Разоряющиеся свободные часто насильственно лишаются своей свободы и своего аллода или просто продаются в рабство. Столь резкое социальное расслоение внутри всей массы общинников-аллодистов, чле- нов марки, протекает в обстановке роста крупного, церковного и свет- ского, феодального землевладения, которое ведет наступление на марку извне; поэтому общинники начинают терять свои аллоды (полностью или частично) не только путем вступления в зависимость от разбогатевших членов марки, но и посредством передачи этих аллодов (или их состав- ных частей) в собственность крупных феодалов (церковных и светских) в силу вынужденного дарения, обмена, продажи и пр.; многочисленные прекарные сделки приводят к превращению аллодов в зависимые держа- ния. Однако этот процесс растянулся на целые столетия, хотя его конечный этап — превращение свободных членов марки в зависи- мых крестьян -— и был предопределен возникновением свободного отчу- ждаемого аллода. Говоря словами Энгельса, «... с того момента, как возник аллод, свободно отчуждаемая земельная собственность, земельная собственность как товар, возникновение крупного землевладения стало лишь вопросом времени» 1 2. Это как раз тот период времени, в течение которого свобод- ная община-марка стала подвергаться закрепощению, причем оно весьма часто протекало в форме втягивания в зависимость отдельных ее членов. До тех пор, пока община-марка продолжала оставаться целиком свободной, т. е. пока она даже частично, в лице отдельных ее чле- нов, не вступала в зависимость от крупных феодальных собственни- 1 Так, например, в алеманнских законах свободные алеманны делятся на «первых» (primi), «средних» или «простых» алеманнов (mediani) и «низших» (minofledi) с соот- ветственными вергельдами в 240, 200 и 160 солидов (Pactus Alamannorum, II, § 36—38; 39—40; III, § 21; Leges Alamannorum, XLV, LX); закон лангобардского короля Лиут- пранда от 724 г. различает в среде свободных лангобардов «первых лиц» (prima per- sona) и лиц «низшего состояния» (minima persona) с соответственными вергельдами в 300 и 150 солидов. В более раннем эдикте Ротари, но, с другой стороны, и в Бавар- ской Правде, рисующей уже марку на начальном этапе ее закрепощения, отмечены раз- личия между отдельными семьями внутри слоя свободных членов общины, и размер виры зависит от родовитости или знатности убитого (См. Edictus Rothari, § И, 14, 4'8„ .74, 75, 141, 378. Lex Baiuv., I, § 6, 8; II, § 4; VIII, § 14). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 392. 2* 19
ков, превращение аллода в товар ускоряло лишь внутреннее имуще- ственное и социальное расслоение в ее пределах, непосредственно под- готовляя, тем самым, возникновение феодальной собственности, на землю. Как же мы должны решить вопрос об обеспеченности члена свобод- ной общины-марки (до начала ее закрепощения) средствами и орудиями производства, необходимыми для ведения его самостоятельного трудо- вого хозяйства, т. е. тот самый вопрос, на который мы дали положитель- ный ответ по отношению к членам земледельческой общины? Ответ на этот вопрос может быть дан лишь путем тщательного раз- граничения различных слоев общинников по их имущественному положе- нию. Хотя это разграничение и затрудняется текучестью переходов между разными слоями, тем не менее в марке можно довольно отчетливо выделить три слоя общинников: средний слой владельцев одноготгадела (одной гуфы), обрабатывающих свою пахотную землю исключительно собственным трудом (иногда при использовании подсобной рабочей силы дворовых рабов) и достаточно обеспеченных скотом и средствами произ- водства; низший слой общинников, представители которого не в доста- точной мере~“обеспечены либо средствами производства, либо землею в результате утраты ими тех или иных составных частей их земельного надела; и, наконец, высший слой зажиточных или разбогатевших членов марки, которые сверх основного надела сосредоточивают в своих руках дополнительные участки пахотной земли, а иногда и целых два надела (или более). Члены низшего слоя свободной общины-марки находятся на пути к разорению и иногда вступают в долговую кабалу, сначала от предста- вителей государственной власти J, а потом — от крупных землевладель- цев, а также и от зажиточных членов той же марки1 2; но они не обязательно разоряются сразу, а обычно очень долгое время остаются в состоянии мало обеспеченных общинников, которые, однако продол- жают вести свое хозяйство и сохранять свою личную свободу, вступая при этом нередко в разного рода имущественные сделки с другими общинниками (закладывание скота, сельскохозяйственного инвентаря и пр.) 3. О полном разорении обедневших общинников можно говорить лишь тогда, когда они вступают в личную или' поземельную зависимость от разбогатевших членов марки и теряют свой аллод и свою свободу 4; но это — конечный этап происходящего в среде свободной общины-марки расслоения, когда имеет место закрепощение таких общинников не толь- ко представителями высшего слоя внутри марки, но и крупными и мел- кими вотчинниками. 1 См. Lex Sal., LVI, § J; ср. LV, § 2; ср. Lex Sal., Cap. I, 5, § 1—2; Cap. II, 8, § 1. В главе LVI идет речь о том, что виновный в неуплате долга становится вместе со своим имуществом собственностью королевского фиска, а не истца. Это явствует из сопостав- ления данной главы с капитулярием II, § 8, где объявление виновника вне королевского покровительства влечет за собою ту же кару, выраженную тождественной по форму- лировке и неясной по конструкции фразой: tunc ipse culpabilis et omnes res suas erunt, между тем как в капитулярии I, 5, § 1 ясно сказано: omnes res suas fiscus adquirat. Подробнее об этом см. главу III данной работы. 2 Lex Baiuv., IV, § 25; XIII, § 3. 3 Ср., например, Lex Sal., L, LII, LVI; ср. Lex Baiuv., XIII, § 3, 5, где у залогода- теля ничего уже не осталось, кроме овец, в качестве возможного объекта залога. 4 Ср. Lex Baiuv., VII, § 4; II, § 1; где категорически запрещено отнимать у сво- бодного бавара (даже бедняка) его аллод и его свободу; наряду с этим происходит продажа свободных в рабство, и притом членами той же марки, хотя эта продажа тоже решительно запрещается. См. Lex Baiuv., IX, § 4; XVI, § 5; ср. Lex Ripuaria, XVI; Lex Thuringorum, XL, XLI. При этом дарения в пользу церкви поощряются. Ср. Lex Baiuv., I, § 1; VII, § 4. 20
Представители высшего слоя свободных общинников в марке, прио- бретая разными путями дополнительные участки, кроме своего основ- ного надела, могут испомещать на эти участки дворовых рабов (servi, mancipia), продолжая при этом обрабатывать свой основной надел главным образом своим личным трудом, а частично эксплуатируя рабо- чую силу посаженных на землю несвободных. В тех случаях, когда они приобретают два или несколько наделов и начинают эксплуатировать рабочую силу не только рабов, но и вступивших от них в зависимость разоренных свободных общинников, они переступают грань, отделяющую их от основной массы «трудящихся субъектов»; таких разбогатевших об- щинников можно условно считать «мелкими вотчинниками» (по признаку структуры их владения, т. е. наличия в его составе нескольких наделов, и по признаку эксплуатации чужой рабочей силы разоренных свободных). Но при этом следует помнить, что такие «мелкие вотчинники» вышли из высшего слоя общинников и что их возникновение представляет собою такой же конечный этап в эволюции этого слоя, как потеря аллода и свободы для низшего, разоряющегося слоя общинников. Однако необ- ходимо подчеркнуть, что даже на этом, конечном этапе разбогатевшие общинники еще могут частично прилагать и свой собственный труд к об- работке некоторых участков пахотной земли или других угодий (помимо эксплуатации чужой рабочей силы), и что поэтому грань между высшим и средним слоем членов марки все же продолжает оставаться до извест- ной степени не достаточно определенной. К тому же отдельные общин- ники в ходе этого процесса все время переходят из среднего слоя в выс? ший и наоборот. До тех пор пока община-марка в целом сохраняет свою свободу, т. е. пока основная масса свободных общинников еще не подверглась закре- пощению со стороны членов складывающегося господствующего класса (феодальных собственников крупно- или мелкопоместного типа), до тех пор ее основным ядром все еще продолжает оставаться средний слой общинников, представители которого попрежнему обеспечены средства- ми и орудиями производства, необходимыми для ведения мелкого тру- дового хозяйства в пределах марки. Конечно, многие члены среднего слоя беднеют или даже разоряются, но в целом он все же представляет собою довольно широкую массу свободных трудящихся субъектов. Само собою разумеется, что закрепощение отдельных членов марки крупными или более мелкими собственниками феодального типа происходит зачастую параллельно и одновременно с расслоением внутри марки и с вступле- нием одних ее членов в зависимость от других. Однако о закрепощении марки можно говорить лишь тогда, когда в зависимость от феодальных собственников (или от королевской власти) втягивается значительная часть ее членов !. К тому времени, когда начинается этот процесс, основ- ную массу общинников-членов марки составляют представители среднего ее слоя, которые по указанному выше признаку — ведения мелкого хо- зяйства собственным трудом при средней достаточной обеспеченности средствами и орудиями производства — все еще являются скорее «тру- дящимися субъектами», нежели непосредственными производителями феодального общества (т. е. нежели крестьянами в феодальном смысле этого слова). А так как переходы между средним и высшим слоем об- 1 К аналогичному выводу приходит Б. Д. Греков: «Сельская община испытывает на себе не только влияние внутриобщинных процессов (подчеркнуто мною. — А. И.), но и воздействие государства: приспособляясь к его требованиям, она изменяется сама» (Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси, кн. 1, стр. 64). Ср. К. Маркс и Ф. Эн- гельс. Соч., т. XXVII, стр. 694—695, где Маркс отмечает как процессы, протекающие внутри общины, так и воздействие на общину исторической среды. 21
щинников все еще текучи, то и представители высшего слоя не являются еще подлинными «мелкими вотчинниками», характерными для сложив- шегося феодального строя, ибо они еще не члены господствующего клас- са. Вот почему в период раннего феодализма, когда начинается массовое втягивание различных слоев общинников в зависимость от крупных феодальных собственников, в частности — от церковных феодалов, путем дарственных и прекарных сделок, так трудно решить, какие именно дарители принадлежат к числу крестьян, а какие именно — к числу «мел- ких вотчинников». Ибо по существу различные категории дарителей вышли из разных слоев общинников *, а эти разные слои весьма трудно отнести к категории крестьян и мелких вотчинников,— в том виде, в каком они фигурируют при сложившемся феодальном строе 1 2. В то время, когда начинается процесс феодализации и значительная масса членод_марки втягивается в зависимость от феодальных собствен- ников, имущественное и социальное расслоение общинников настолько усиливается, что процесс классообразования проходит через самую мар- ку. Расслоение внутри свободной общины-марки, до тех пор лишь созда- вавшее предпосылки феодализации, соединяется теперь с разлагаю- щим марку воздействием складывающейся феодальной собственности и политического органа господствующего класса — государства — в еди- ный процесс. Он приводит к резкому изменению форм собственности внутри марки и к нарушению былого равноправия ее членов при сохране1- пии марки, как производственной организации со свойственными ей хозяйственными распорядками (система открытых полей, принудитель- ный севооборот и т. д.) 3. Представители разных слоев внутри марки раз- ными путями утрачивают свои аллоды. Члены низшего ее слоя часто вовсе теряют свои общинные наделы (полностью или частично) и ста- новятся держателями чужой земли, иногда — земельных владений чле- нов высшего слоя общинников. Нередко полная утрата обедневшими общинниками их наделов происходит в следующей форме: они соверша- ют так называемые безусловные дарения, т. е. без получения передан- ного участка в прекарное пользование. Средним рядовым общинникам приходится итти на превращение своих наделов в держания путем фор- мально-добровольного, но фактически вынужденного или даже насиль- ственного акта дарения в пользу крупных (большей частью церковных) собственников, в результате которого они продолжают вести свое хозяй- ство на своих прежних наделах в качестве прекаристов. Дольше всего удерживают свои аллоды в качестве полной земельной собственности (т. е. не превращая их в прекарные держания) члены высшего слоя общинников в марке 4. Вот почему в тех варварских правдах, которые рисуют рост крупной феодальной собственности, упоминаются дарения 1 Мы оставляем здесь в стороне дарителей из числа членов складывающегося господствующего класса, которых грамоты без труда позволяют отличить от дари- телей, происшедших из общины (независимо от принадлежности последних к разным слоям внутри этой общины). 2 См. об этом главу VIII данной работы, а также нашу статью: «Структура об- щины в Южной и Юго-Западной Германии в VIII—X вв.». Сб. «Средние века», вып. IV, 1953, стр. 31—33. 3 Подробное и конкретное изображение этого процесса классообразования, про- ходящего через марку, см. в главе VII настоящей монографии, а также в цитирован- ной выше нашей статье (сб. «Средние века», вып. IV, 1953). 4 В результате дарений членов этого высшего слоя (совершаемых на самых раз- нообразных условиях) некоторые из них могли опускаться до положения зависимых прекаристов, а потомки других могли через несколько поколений превращаться из прекаристов в бенефициариев крупного монастырского вотчинника и тем самым всту- пать в ряды господствующего класса. Подробнее об этом см. главу VIII настоящей монографии. 22
либо бедняков, либо средних общинников. Между тем в сборниках дар- ственных грамот (картуляриях), отражающих более поздний этап фео- дализации, преобладают дарения представителей высшего слоя общин- ников-членов марки. Наряду с изменением прав собственности общинников-аллодистов меняется и их социальное положение: нарушается их былая свобода, и многие из них вступают в различные отношения частичной или полной личной зависимости, превращаются в полусвободных Этот процесс внутреннего социального расслоения марки и классо- образования происходит в раннефеодальный период. С тех пор как начиИ нает складываться класс крупных землевладельцев феодального типа/ и возникает феодальная собственность и государство, а превращение' аллода в товар приобретает массовый характер, можно с полным правом говорить о формирующемся феодальном строе. Но предшествующий период, в течение которого совершается пе- реход от земледельческой общины к марке, а аллод возникает лишь в виде права наследования земельного надела, не может быть назван ран- нефеодальным (несмотря даже на наличие только еще возникающей ко- ролевской власти) 1 2. В целях большего удобства изложения мы будем обозначать этот период условным термином «дофеодальный», отчетливо сознавая относительное значение этого термина и отнюдь не стремясь истолковать определяемый период как особую общественную формацию. HanjpoTHB, мы разумеем под ним лишь переходный период развития, основным признаком которого является то весьма важное обстоятель- ство, что крестьяне еще не закрепощены. Этот переходный период исто- рически стоит либо между рабовладельческим и феодальным, либо между первобытно-общинным и феодальным типом производственных отно- шений. В целях лучшего уразумения его исторического места мы должны по- ставить общий вопрос о смене рабовладельческой формации феодальной и о роли этого процесса в генезисе зависимого крестьянства раннефео- дального периода, между тем как до сих пор мы занимались анализом тех предпосылок возникновения этого крестьянства, которые заложены в эволюции самого первобытно-общинного строя на последнем его этапе. 2 Переход от рабовладельческой формации к феодальной представлял собою смену прежних, рабовладельческих производственных отношений новыми, феодальными. Однако смена одного типа производственных от- ношений другим всегда вызывается изменением в характере производи- тельных сил, так как производственные отношения преобразуются при- менительно к характеру производительных сил. В разбираемом нами конкретном случае перехода от рабовладельче- ской формации к феодальной это преобразование происходило как раз в тот период, когда в результате варварских завоеваний, поддержанных революционными движениями рабов и колонов, на территории Западной Римской империи были основаны новые государства, в которых начался процесс феодализации. Наряду с этими 'государствами, основанными на римской почве (вестготским, бургундским, франкским, остготским, ланго- 1 Этот процесс изложен па конкретном материале источников в целом ряде глав настоящей монографии. 2 Этот предшествующий период охарактеризован нами выше, в начале настоя- щей главы. 23
бардским), как уже было отмечено выше, существовали и другие госу- дарства (например, англо-саксонские, скандинавские), а также племен- ные союзы (саксов, фризов, тюрингов), которые образовались и обосно- вались либо не на римской территории, либо на тех землях, где римский рабовладельческий строй господствовал ^сравнительно недолго или имел недостаточно глубокое влияние (как, например, в Британии). Однако здесь нас интересует развитие производительных сил и произодственных отно- шений в их тесной взаимной связи в тех государствах, которые возникли на территории бывшей Западной Римской империи. Для того чтобы проследить, как в этих государствах производствен- ные отношения через некоторое время преобразовались применительно к новому характеру производительных сил, надо прежде всего отчетливо представить себе сущность общественного производства в целом, а затем выяснить,— хотя бы в самых общих чертах,— как происходило это пре- образование в данном конкретном случае. Процесс общественного произ- водства, взятый в целом, имеет две стороны, которые неразрывно связа- ны друг с другом. Однако, несмотря, на эту тесную связь между ними, они представляют собою два ряда различных отношений: один из них — это отношения людей к природе, (т. е. производительные силы), другой, — отношения, в которые люди вступают между собою в процессе производ- ства материальных благ (т. е. производственные отношения). При этом производительные силы общества следует понимать как отноше- ния общества к природным силам, в борьбе с которыми оно добывает необходимые материальные блага. Следовательно, к производитель- ным силам относятся отнюдь не только орудия труда, но и самый труд как процесс воздействия общественного человека на природу Как же изменился этот процесс труда после образования новых госу- дарств на территории Западной Римской империи? Привнесенный варва- рами общинный строй нельзя рассматривать только как новый тип про- изводственных отношений: в нем таились и новые возможности развития производительных сил. Огромное значение имело прежде всего само мел- кое производство 1 2 свободных общинников, которые вели на своих наде- лах самостоятельное трудовое хозяйство, в то время как возможности использования неподеленных угодий облегчались фактом коллективного владения ими; да и самая обработка пахотной земли ставилась в опре- деленные условия (система открытых полей, принудительный севооборот, связанный с трехпольем), которые были благоприятны для ведения та- кого трудового хозяйства. Это мелкое производство объединенных в об- 1 Приводим в этой связи ход мыслей Маркса: «Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. Веществу природы он сам противостоит как сила природы. Для того чтобы присвоить вещество природы в известной форме, при- годной для его собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу естественные силы: руки и ноги, голову и пальцы. Воздействуя посредством этого движения на внешнюю природу и изменяя ее, он в то же время изменяет свою соб- ственную природу. Он развивает дремлющие в последней способности и подчиняет игру этих сил своей собственной власти» (К. Маркс. Капитал, т. I, Госполитиздат. 1953, стр. 184—185). «Вообще, когда процесс труда достиг хотя бы некоторого раз- вития, он нуждается уже в подвергшихся обработке средствах труда» (там же, стр. 186). «Кроме тех вещей, посредством которых труд воздействует на предмет труда и которые поэтому так или иначе служат проводниками его деятельности, в. более широком смысле к средствам процесса труда относятся все материальные усло- вия, необходимые для того чтобы процесс мог вообще совершаться» (там же, стр. 187). 2 О роли мелкого производства на, разных стадиях феодализма см. М. Н. М е ft- ман и С. Д. С к а з к и и. Об основном экономическом- законе феодальной формации. «Вопросы истории», 1954, № 2, стр. 71—91. 24
щину свободных «трудящихся субъектов» составляло резкую противо- положность не только основанному на чисто рабском труде римскому плантационному хозяйству, но и римскому хлебопашеству в латифундиях и сальтусах, которые обрабатывались трудом колонов (сначала лично свободных, а потом прикрепленных к земле и обремененных многочислен- ными тяжелыми повинностями в пользу государства и крупных землевла- дельцев), а также и трудом посаженных на землю рабов. Конечно, и в римской Галлии и в Италии сохранились остатки мелкой земельной собственности, о чем свидетельствует хотя бы характер земель- ных разделов между варварами и местным населением в V в.: каждый бургундский и вестготский поселенец в Галлии (и Испании), остгот- ский •— в Италии занимал известную долю (одну треть, две трети или половину) земельного владения каждого отдельного владельца (хотя и не все земли были сразу поделены); самое количество таких поделенных владений, так же как и число поселившихся на римских территориях варваров, указывают на то, что далеко не все земельные владения, под- вергшиеся разделам, были латифундиями. Против этого последнего допу- щения говорит также, и факт возникновения смешанных поселений, со- стоявших из бургундов или вестготов и галло-римлян !. (Этот факт ука- зывает, кроме того, на частые разделы земель между варварами и мест- ным населением 1 2). Имеются и другие данные (у античных писателей, юристов и земле- меров) о живучести мелкой крестьянской собственности в Италии в пред- шествующие варварским завоеваниям века 3. К тому же в римской Гал- лии отчасти сохранялись, а отчасти вновь возникали различные формы мелких земельных держаний (кроме колоната — римский прекарий, али- ментарные участки, держания по праву veciigal; а также близкого к эмфитевзису jus perpetuarium и мн. др.) 4. Весьма возможно, что наличие этих оброчных держаний, наряду с сохранностью остатков мелкой сво- бодной крестьянской собственности, облегчило процесс расселения вар- варских племен в Галлии и Италии,— процесс, который отнюдь не сво- дился к одному только разделу латифундий и пустующих земель. Эти же обстоятельства до известной степени способствовали, может быть, и тор- жеству характерного для варварских племен мелкого сельскохозяйствен- ного производства. Однако главной причиной этого торжества была побе- да привнесенного варварами общинного строя над зашедшим в тупик рабовладельческим способом производства. Поэтому нас здесь интере- суют лишь основные черты в характере производительных сил этого последнего. Обращаясь к ним, необходимо прежде всего отметить следующее: ис- ключительное развитие рабовладельческой плантации привело к тому, что римское хлебопашество надолго остановилось на том уровне, которого' оно достигло во времена Катона (во II в. до н. э.). Этот уровень был, ко- нечно, высоким, так как господствовала трехпольная система хозяйства с интенсивным удобрением, посевом кормовых трав, стойловым содержа- нием скота и значительным развитием животноводства. Однако римская система пахоты была такова, что требовала большой затраты труда. Так, 1 Ср. Lex Burgundionum, XXXVIII, § 5. 2 См. Н. П. Грацианский. О разделах земель у бургундов и вестготов. Сб. «Средние века», вып. I, 1942, стр. 10—13. 3 См. A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliar- eigenthums, Innsbruck, 1894, S. 138—143. См. также статью А. П. Каждана «О неко- торых спорных вопросах истории становления феодальных отношений в Римской импе- рии» («Вестник древней истории», 1953, № 3, стр. 89). 4 См. A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliar- eigenthums, S. 148—184. 25
в Италии практиковалось многократное вспахивание одного и того же участка (до 3—4 раз, а в некоторых местах, например, в Этрурии,—• даже до 8—9 раз) в перпендикулярном, а затем и в продольном направлениях; насколько распространена была такая практика, видно из того, что суще- ствовали даже особые термины для обозначения каждой вспашки: 1) proscindere — пахать первый раз, поднимать землю, собственно «бо- роздить»; 2) iter аге — «двоить» или перепахивать; 3) tertiare — пахать в третий раз; 4) lirare — пахать в четвертый раз с тем, чтобы можно было произвести посев семян на уже трижды пропаханном участке. Первая вспашка 1 (proscissio) предпринималась с целью уничтожения травянистого покрова, которым зарастала нива, и разрыхления земли. Для достижения этой цели поле вспахивалось сначала плугом, поставлен- ным наискось, а затем — прямо, но так, что вторично пахарь проходил по уже проведенной им борозде в обратном направлении 2. В результате та- кой вспашки перевернутый плугом дерн высыхал, а почва разрыхлялась на известную глубину, но не на слишком большую: ибо италийские зем- левладельцы опасались, что при очень глубокой вспашке могут быть из- влечены наверх нижние, бесплодные слои почвы, а это может понизить урожайность нивы 3. Вторая вспашка — iteratio — и третья — tertiatio — разбивали глыбы уже поднятой почвы и превращали их в порошок, так что при посеве уже не нужно было боронить или требовалась лишь незначительная бороньба; при этом во время второй вспашки па- харь вел плуг, пересекая ниву наискось и держа его в вертикальном на- правлении. Колумелла следующим образом резюмирует смысл и цель первых трех вспашек: «пахать надо, проводя борозды столь густо и часто, чтобы с трудом можно было разобрать, в какую сторону шел плуг...; после нескольких перепашек земля на пару превращается в поро- шок, так что после посева приходится разбивать очень мало глыб, а то и вовсе не приходится. Римляне в старину говорили, что плохо вспахано поле, на котором, посеяв семена, надо еще разбивать глыбы» 4. Посев семян производился только во время четвертой вспашки (liratio), при которой пахарь проводил плуг еще раз по уже вспаханной ниве; четвертая вспашка «забирала землю вместе с семенами в высокие и узкие гребни (lirae), между которыми оставались довольно широкие бо- розды» 5; по этим бороздам стекала дождевая вода, что было очень суще- ственно, так как при большой влажности почвы в Северной и Средней Италии в античные времена это предохраняло посевы от гниения, хотя, с другой стороны, при такой системе значительная часть пахотного поля оставалась неиспользованной. Описанная система пахоты требовала со- ответствующих орудий производства. В античной Италии распростра- нены были различные виды плуга. Для пахоты, изображенной у Колу- 1 Излагаем по статье М. Е. Сергеенко. Пахота в древней Италии. «Совет- ская археология», 1941, VII, стр. 220—229. Данные о римской системе вспашки и о римской сельскохозяйственной технике см. также в книге: М. Weber. Die romische Agrargeschichte in ihrer Bedeutung fiir das Staats- und Privatrecht, Stuttgart, 1891, S. 220—250. 2 См. M. E. Сергеенко. Пахота в древней Италии, стр. 226. 3 Ср. Columella. Res rustica, II, 4, 7 (перевод взят из цитированной статьи М. Е. Сергеенко): «У всякой, самой плодородной, почвы нижняя часть бесплодная, а ее извлекают наверх вывороченные из земли большие глыбы, в результате чего бесплодное вещество, смешавшись с жирным, делает ниву менее урожайной». 4 Перевод данного текста Колумеллы (Columella. Res rustica, II, 4, 1—2) взят нами из издания: Марк Порций Катон. Земледелие (De agriculture). Пе- ревод и комментарии М. Е. Сергеенко, М.—Л., 1950, «Комментарий», стр. 181—182, ср. также у Плиния (G a i u s Plinius Secundus. Historia Naturalis, XVIII, 179). «Только то поле хорошо возделано, где не поймешь, в какую сторону шел плуг» (перевод М. Е. Сергеенко. Пахота в древней Италии, стр. 225). 5 См. М. Е. Сергеенко. Пахота в древней Италии, стр. 227. 26
меллы, необходим был плуг с острым и широким лезвием металлического .лемеха и с настолько высокой подошвой, чтобы она могла служить отва- лом (в крестьянских хозяйствах древней Италии в более ранние времена был распространен плуг без отвала). Этот плуг с железным лемехом и описывает Плиний: «лемехи четвертого рода шире и острее (чем у более примитивного плуга с лемехом в форме «кола».— А. //.); к концу они суживаются, как меч, и этот меч разрезает почву, а острыми краями подрезает корни трав» !. Однако, несмотря на наличие такого лемеха, подобный плуг не так глубоко взрезывал землю, как тяжелый плуг на колесах, который стал применяться в некоторых римских провинциях уже в I в. н. э. и который описан тем же Плинием: «недавно в провинции Рэции изобретен такой плуг, к которому стали присоединять два колеса, и этот плуг называют plaumorati» 1 2. Тем не менее тяжелый колесный плуг не стал господствующим орудием пахоты даже во II в. н. э., когда про- изошло усиление роли хлебопашества сравнительно с плантационным хозяйством, ибо он не соответствовал римской системе вспашки, которая в свою очередь была тесно связана с производственными отношениями рабовладельческого общества. Как ясно из изложенного, римская систе- ма пахоты требовала значительной затраты труда: она приводила к тому, что для вспахивания одного югера, по подсчетам того же Колумеллы, требовалось четыре рабочих дня. Крупные рабовладельческие хозяйства, построенные на хищническом использовании даровой рабочей силы ра- бов, могли осуществлять такую затрату труда. Она была возможна и при переходе к колонату, так как и при нем, на первой стадии развития колоната, сохранялось еще крупное производство в сальтусах и латифун- диях. Но римская система вспашки стала совершенно невозможной при новом типе производственных отношений общины-марки, построенной на мелком самостоятельном производстве и трудовом хозяйстве ее членов/— тем более, что она не соответствовала особенностям почвы во многих частях бывших римских провинций, а также изменившемуся за несколько столетий характеру почвы в самой Италии. В частности, система откры- тых полей и общинная чересполосица делают немыслимой четвертую римскую вспашку (liratio) с посевом семян в гребни, ибо не допускают, чтобы значительная часть пахотного поля пропадала зря; к тому же она становится совершенно ненужной при иных свойствах почвы и при новом плуге, так как посев семян производится теперь не в гребни, а непосред- ственно в борозды. Тяжелый плуг, наряду с более легким, в VI в. был уже широко рас- пространен у варварских народов Западной Европы, как это видно и из сельскохозяйственных трактатов (например, из «Этимологий» Исидо- ра Севильского), и из варварских правд. В тяжелый плуг впрягали две (а иногда три — четыре) пары волов; пользование им делало излишним многократное перепахивание одного и того же участка в разных направ- лениях. Однако самое главное заключалось не в этом, а в том, что плуг с железным лемехом, применявшийся еще в римские времена, мог быть с большим успехом, чем раньше, использован в новой системе общинных производственных отношений. Этот плуг сделался основным орудием хлебопашества на вновь расчищаемых землях, обработка которых произ- водилась силами больших семей (иногда с привлечением дальних род- 1 Gaius Pl ini us Secundus. Historia Naturalis, XVIII, 172; latior haec [cuspis] quarto generi [vomerum] et acutior in mucronem fastigata, eodemque gladio scindens solum et acie laterum radices herbarum secans (перевод см. в цитированной статье М. Е. Сергеенко, стр. 225). 2 Gaius Plinius Secundus. Historia Naturalis, XVIII, 172: non pridem inventum in Raetia Galliae duas addere tali rotulas, quod genus vocant plaumorati.' 27
ственников и соседей) !. Но он применялся и для распашки уже ранее культивированных участков; им обрабатывались наделы общинников в марке 1 2. При господстве характерной для марки чересполосицы и системы открытых полей с ее принудительным севооборотом, не только каждый отдельный общинник, но и вся община-марка в целом были в равной мере заинтересованы в надлежащей распашке всех пахотных полос, раз- мещенных в разных полях марки (в так называемых конах). Эта заин- тересованность сказывается хотя бы в том, что уже согласно Салической Правде (которая отражает лишь переход от земледельческой общины к марке) человек, мешающий проезду пахаря с его плугом па принад- лежащую этому пахарю полосу3 и изгоняющий пахаря в том случае, если он задевает полосу этого общинника, карается штрафом в 15 соли- дов. Характерно, что в марке самая величина пахотных полос измеряется в зависимости от необходимой для ее обработки затраты труда (отсюда такие земельные меры, как, например, иох или юрнал, — количество зем- ли, которую можно вспахать при помощи пары волов в течение одного дня). Самая форма этих полос определялась формой конов, представляв- ших .собою неправильные четырехугольники (типа параллелограмма или трапеции), вытянутые в длину так, что для установления размеров полос требовалось каждый раз знать их ширину и длину; это свидетельствует о том, что полосы нарезывали в зависимости от качества почвы и от особенностей каждого поля (кона). Такие полосы, сменившие римские квадраты 4, характерны именно для системы открытых полей. Хозяйст- венная роль этой системы и заинтересованность всех членов марки в об- работке каждой полосы пахотной земли проявляются и в запрете проезда с бороной или с телегой по уже начавшей выколашиваться ниве 5, — хотя 1 Об этом содержатся косвенные и прямые данные в картуляриях; хотя эти источники относятся к более позднему времени, но их данные о распашке новины можно использовать ретроспективно и для представления о более раннем периоде, так как они хорошо согласуются с косвенными указаниями некоторых варварских правд (Салической, Алеманнской, Баварской). В одной из Верденских грамот идет речь о совместной распашке нови группой родственников при дополнительной помощи со стороны хозяйственно связанных с ними лиц: comprehensionem illam, quam ipse... in communione proximorum suorum proprio labore et adiutorio amicorum suorum legibus comprehendit et stirpavit (Niederrheinisches Urkundenbuch, hrsg. von Lacomblet, I, №21 — цит. по статье H. W о p f n e r. Beitrage zur Geschichte der alteren Markgenossenschaft. «Mitteilungen des Instituts fur osterreichische Geschichtsforschung», Bd. XXXIV, 1913, Heft 1, S. 1—2). t) корчевках и распашках немало данных содержат и сборники формул. 2 Как видно из изложенного в тексте, мы отнюдь не пытаемся объяснить воз- никновение новых производственных отношений исключительно изменением системы вспашки или конструкции плуга, а лишь указываем на связь новой системы вспашки с общинными отношениями. 8 Так мы толкуем следующий текст Салической Правды: Si quis aratro de campo alieno ante ostaverit aut iactaverit aut testaverit... solidos XV culpabilis iudicetur (Lex Sal., XXVII, ad. 9). Этот текст можно толковать и иначе: Д. Н. Егоров считает его дополнением к § 24 той же главы и объясняет его так: «Захватчик чужого поля препятствует запашке законного владельца» (см. Lex Salica, изд. Д. Н. Егорова, «Сборник законодательных памятников древнего западноевропейского права» под ред. П. Г. Виноградова и М. Ф. Владимирского-Буданова, вып. I, Киев, 1906, стр. 177, прим. № 288). Однако такое дополнение представляется здесь излишним, так как в § 24 и 25 главы XXVII уже установлены штрафы за разные стадии освоения чужой полосы (за ее распашку и засев), и остается непонятным, почему же штрафуется не захватчик, а законный владелец. Между тем, как мы знаем из Баварской Правды, неясность границ между отдельными полосами, отсутствие отчетливой межи и тро- пинок приводили к нечаянным вторжениям пахаря с плугом на чужую полосу и к спорам о границах. (См. Lex Baiuv., XII, § 1, 4, 8). 4 О различиях между римской и древнегерманской системами полей см. Н. П. Г р а- цианский. Система полей у римлян по трактатам землемеров. «Вестник древ- ней истории», 1940, № 1. 5 Lex. Sal, XXXIV, § 2, 3. 28
такой проезд мог иногда происходить по необходимости и мог быть вы- зван отсутствием тропинок, подводивших к отдельным полосам, и неясно- стью межи или границы. Из изложенного ясно, что производственные отношения общины-5" марки соответствуют характеру ее производительных сил: сочетание аллодиального владения наделом и мелкого трудового хозяйства с об- щинным верховенством над пахотной землей поддерживает такой тип экономических связей между отдельными домохозяйствами, который как раз соответствует системе открытых полей, чересполосице и принуди- тельному севообороту, ибо они обеспечивают возможность мелкого про- изводства отдельных семей, объединенных в общину. Этим объясняется и прочность марки как производственной организации и ее живучесть даже при развитом феодализме. Как раз эти ее свойства составляют контраст не только с рабовладельческим хозяйством, но и с колонатом Поздней Римской империи. Однако они отнюдь не удержались полностью при феодализме: сохранилась лишь та сторона производственной орга- низации марки, которая непосредственно связана с характером ее произ- водительных сил (мелкое производство, общее пользование неподелен- ными угодьями, чересполосица и пр.); но отдельные трудовые хозяйства после окончательного торжества феодализма превратились из самостоя- тельных и свободных в зависимые и эксплуатируемые крупными феодаль- ными землевладельцами. Свободная марка превращается в крепостную. Но до этого оконча- тельного торжества феодализма, в раннефеодальный период идет про- цесс постепенного внедрения крупных и мелких вотчинников 1 в общину- марку и частичного подчинения отдельных составляющих ее свободных трудовых хозяйств тому или иному из этих вотчинников; прежде чем свободная община-марка превращается окончательно в крепостную, она переживает длительный период полусвободного, полузависимого состоя- ния. В этот период деревня, представляющая собой марку, по социаль- ному составу своего населения носит смешанный характер: наряду со свободными общинниками в ней живут и общинники, находящиеся в раз- ной степени зависимости от различных вотчинников. В этот период ран- него феодализма, когда складывается феодально-зависимое крестьянство, как класс непосредственных производителей, эксплуатируемых феодаль- ными собственниками, но когда наряду с этим некоторое время еще со- храняются и свободные общинники, эти последние, конечно, уже являются свободными крестьянами (в отличие от остальных, зависимых или кре- постных крестьян). «Между римским колоном и новым крепостным стоял свободный франкский крестьянин», — говорит Энгельс 1 2, и эта известная формула Энгельса относится, конечно (как это явствует и из всего кон- текста), к раннефеодальному периоду, а не к дофеодальным отношениям внутри такой общины-марки, которая еще не подверглась закрепоще- нию. В ходе этого закрепощения складывается единый класс феодально- зависимого крестьянства, но часть крестьян еще некоторое время продол- жает сохранять свою свободу. Возникновение феодально-зависимого кре- стьянства, постепенное закрепощение различных членов марки, с одной стороны, и возникновение феодальной собственности, с другой — пред- 1 Мы имеем здесь в виду главным образом тех мелких вотчинников, которые уже были членами господствующего класса, хотя некоторые свободные члены марки и в раннефеодальный период и до него могут вступать в разные виды зависимости и от разбогатевших общинников, которых в известном смысле тоже можно считать «мел- кими вотчинниками». 2 См. Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государ- ства. Госполитиздат, 1953, стр. 161. 29
ставляют собою две неразрывно связанные составные части единого про- цесса; этот процесс шел быстрее там, где привнесенная варварами об- щина подвергалась перерождению (на территориях с 'разлагающимся рабовладельческим строем),-и медленнее там, где этого синтеза не было (т. е. в Областях к востоку от Рейна, а также в Британии, Скандинавии и ftp.); принимая разные формы и развиваясь разными темпами, он рано или поздно приводил к феодализации общества во всех странах Западной Европы Ход этого процесса с самого начала отнюдь не был встречен крестьян- ством равнодушно и пассивно. Оно активно боролось против самого установления феодального способа производства: ведь крестьяне ранне- феодального периода состояли отчасти из свободных, а отчасти из только еще подвергавшихся закрепощению общинников: «...эти несвободные частью сами раньше еще были свободными, частью были детьми свобод- ных» 1 2, — говорит Энгельс. «С такими людьми, которые к тому же начи- нали составлять главную массу населения, не так легко было иметь дело, как с полученными по наследству или с иноземными крепостными» 3. В разных областях обширного Франкского государства в VIII—IX вв. вспыхивают многочисленные крестьянские восстания. В западной части Каролингского государства, где феодализация зашла гораздо дальше, чем в восточной его части, эти восстания поднимали преимущественно закрепощенные крестьяне, и государственная власть предписывала своим’ должностным лицам жестоко подавлять сопротивление крестьян (как это ясно видно из капитуляриев Карла Великого). В восточных областях они носили несколько иной характер и были восстаниями свободного' крестьянства «против попытки навязать ему феодализм» 4. Самое круп- ное из них,— так называемое восстание Стеллинга в Саксонии (841 — 843 гг.),-— особенно показательно в этом отношении, так как в нем прини- мала участие основная масса свободных саксонских общинников (фри- лингов), которые хотели вернуть старые дофеодальные порядки (жить «по старому закону», т. е. согласно обычному праву, действовавшему при общинном строе); к ним присоединились полусвободные — литы 5. Но' как в западных, так и в восточных областях восстания были направлены в одинаковой мере против господства складывавшегося феодального’ строя; их прогрессивное значение заключалось в том, что они объективно, содействовали фиксации феодальных повинностей 6. 1 Известную роль в этом процессе сыграли элементы рабовладения, в особен- ности у тех племен, которые, поселившись на территории Западной Римской империи, получили в свое распоряжение довольно значительное количество римских рабов, не говоря уже о наличии патриархального рабства у самих варваров (особенно развито было рабовладение у вестготов и бургундов). Рабы, посаженные на землю, соста- вляли основное ядро низшего слоя зависимого крестьянства — сервов (они представ- ляли значительный элемент непосредственных производителей и во Франкском, и в. Лангобардском королевствах). Однако основная масса феодально-зависимого кресть- янства сложилась не из них, а из свободных общинников. Обладание рабами важно- было главным образом тем, что углубляло социальное неравенство между различными слоями внутри племени. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 411. 3 Там же, стр. 411. 4 Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. Госполитиздат, 1953, стр. 54. & См. об этом подробнее в главе IV этой работы. 6 Ср. высказывание Энгельса: «То обстоятельство, что с конца VIII и начала IX века повинности несвободных, и в том числе даже поселенцев-рабов, все больше устанавливаются в определенных, не подлежащих повышению размерах и что Карл Великий предписывает это в своих капитуляриях, было, очевидно, результатом угро- жающего поведения этих несвободных масс» (К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 412). 30
. Основой этого складывавшегося феодального строя была феодальная' собственность на землю. Оборотной стороной возникновения феодальной собственности является процесс превращения аллода в зависимое дер- жание и свободных общинников в зависимых крестьян-держателей тяг- лых наделов во владениях феодальных собственников. Поэтому при изу- чении начального этапа этого процесса мы должны подвергнуть в нашей монографии тщательному анализу различные формы общинной и семейно-индивидуальной собственности, предшествовавшие возникнове- нию аллода как товара и его превращению в зависимое держание. Наря- ду с этим, исследуя истоки имущественного и социального расслоения внутри общины (земледельческой общины и марки), мы ставим своей целью выяснить сущность былого равноправия общинников (или иными словами — реального содержания их свободы), а также причины круше- ния этого равноправия и роста неравенства в общине. Выяснение этого идет рука об руку с анализом разных этапов в развитии аллода, который вначале был базисом социального равноправия общинников, а впослед- ствии перестал быть таковым. Этим ранним этапам в развитии собствен- ности внутри общинного строя соответствует ряд изменений в положении членов общины по отношению друг к другу и ко всему коллективу в це- лом. «Внутри родового строя не существует еще никакого различия между правами и обязанностями», — говорит Энгельс Ч С течением вре- мени, при переходе от кровно-родственной общины к земледельческой это различие возникает, но не приводит еще к тому, что у одного социаль- ного слоя имеются лишь «права», а у другого лишь «обязанности»1 2; даже кровная месть или ее выкуп являются одновременно и «правом» и «обязанностью»3; «права» и «обязанности» еще неразрывно связаны друг с другом; эта связь разрывается тогда, когда начинают возникать, классы. * * * Как ясно из намеченного хода мыслей, для выполнения нашей основ- ной задачи необходимо внимательное изучение не только структуры са- мой общины в ее развитии, но и возникающих в ней форм собственности,, а также и социальных взаимоотношений различных слоев общинников в процессе производства. Иными словами —• нам предстоит исследовать также и социальный строй, характерный для того переходного периода в развитии производственных отношений, который предшествовал возник- новению феодального способа производства. Социальный строй каждого племени в течение этого периода отличается целым рядом весьма спе- цифических особенностей, которые, в свою очередь, требуют отдельного, исследования. Структура всякого классового общества определяется специфической формой отношения класса непосредственных производителей к средствам и орудиям производства, а следовательно, и взаимоотношениями этих непосредственных производителей с господствующим классом, выступаю- щим всегда в той или иной форме в качестве обладателя или верховного, собственника средств и орудий производства. Рабовладение, феодальная 1 Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 163—164. 2 Говоря о пережитках родовой эпохи в Ирландии конца XIX в., Энгельс отме- чает: «...собственность, у которой одни только права и никаких обязанностей, про- сто не умещается в голове ирландца» (там же, стр. 138, прим. 1). 3 Ср. ход мыслей Энгельса: «для индейца не существует вопроса, является ли участие в общественных делах, кровная месть или ее выкуп правом или обязан- ностью» (там же, стр. 164). 31
зависимость держателей, эксплуатация свободного и наемного труда — вот основные конкретные формы этих взаимоотношений на различных стадиях классового общества; им соответствует рабовладельческая, фео- дальная, буржуазная собственность. Сказанное относится к сложившемуся классовому обществу лю- бо/й -общественной формации. Но там, где идет процесс его сложения, где происходит переход от бесклассового общества к классовому, там -самый институт собственности на средства и орудия производства отли- чается такой же неопределенностью и многозначностью (по сравнению с относительной его определенностью в любом классовом обществе), как и социальная физиономия широкого слоя «трудящихся субъектов». По- этому социально-экономические отношения таких переходных периодов, в течение которых только еще складывается классовое общество, не подда- ются определению и истолкованию при помощи категорий этого послед- него. Отсюда возникает настоятельная необходимость попытаться понять специфичность этих отношений без перенесения на них категорий феодаль- ного или буржуазного общества и тем самым установить направление их движения в сторону того, а не иного типа классового общества. Мы'сделаем попытку применить эти общие положения к анализу неко- торых сторон общественного строя варварских древнегерманских племен в эпоху их поселения на территории Западной Римской империи в той мере, в какой этот строй отражен прежде всего, в так называемых варвар- ских правдах. В варварских правдах роль непосредственных производителей играет основная масса членов племени, обозначаемых при помощи понятия «свободный». Над ними, правда, возвышается родо-племенная или дру- жинная знать, а ниже их стоят полусвободные (литы, альдии, вольно- отпущенники) и рабы. Социальная дифференциация, таким образом, уже налицо. Однако она не зашла еще так далеко, чтобы в целом знать превратилась в особый класс, эксплуатирующий труд свободных; да и свободные отнюдь не живут только за счет эксплуатации труда рабов, литов и вольноотпущенников. Наоборот: именно они, свободные, зани- маются обработкой земли собственным трудом, т. е., как уже было ука- зано, их положение, как «трудящихся субъектов», соответствует положе- нию непосредственных производителей в классовом обществе. Рабский и вообще зависимый труд играет лишь весьма ограниченную и подсобную роль в их хозяйстве (значительно большую роль он играет в хозяйстве представителей знати). Малочисленность рабов и их второстепенная роль в хозяйстве свидетельствуют о том, что самая свобода в варварских прав- дах носит не только негативный характер и не исчерпывается антитезой к несвободе раба, а имеет и позитивное содержание. Хозяйственное по- ложение свободных,— «трудящихся субъектов», занимающих место непо- средственных производителей,— указывает и на основной признак сво- боды: наличие у свободного прав владения по отношению к обрабатывае- мому им земельному участку и вытекающего отсюда права распоряжения имуществом (правда, в ограниченных пределах). И если права отдель- ного свободного члена племени на его земельные владения огра- ничены правами большой семьи, общины или племени, то соответствую- щие объединения свободных обладают неограниченным правом верховной собственности на занимаемые ими территории. Таким образом, собствен- ность и свобода в варварских правдах неразрывно связаны друг с другом. Однако этой связью еще не исчерпываются позитивные признаки сво- боды: к ним относится также и право участия в сотенных и окружных собраниях и сельских сходах, право ношения оружия, право выступления на суде в качестве соприсяжников, свидетелей и судебных заседателей. 32
Все эти права свободных являются в то же время и их обязанностями, ибо свободные выступают в варварских правдах не как независимые друг от друга индивидуумы, а как члены общины и племени. Совокуп- ность этих прав-обязанностей, характеризующих их свободу, можно по- этому обозначить как полноправие. Как видим, «свобода» в феодальном обществе и в дофеодальный период носит весьма различный характер: если во втором она имеет конкретное позитивное содержание полнопра- вия, то в первом — она обозначает отсутствие известных форм личной и материальной зависимости того или иного лица от собственника-земле- владельца и становится чисто негативной («свободный» — не крепост- ной) . Поэтому источники феодальной эпохи классифицируют разные категории крестьянства главным образом по признаку «свободы» и «не- свободы», выделяя из общей массы зависимых один его слой в качестве «свободных держателей»1. Между тем варварские правды—при всех кардинальных различиях одних правд от других — неизменно проводят основное разграничение всего общества по признаку «свободы», «полу- свободы» и «несвободы», причем «знатность» в наиболее архаических текстах рассматривается как «родовитость», т. е. как известная надстрой- ка над «свободой». Как могло возникнуть деление общества на разные социальные группы именно по этим признакам? Очевидно; в эпоху господства родового быта свобода большинства членов племени была чем-то само собою разумеющимся; она не нужда- лась в особых определениях и была тесно связана с представлением о равенстве всех полноправных свободных соплеменников друг с другом. Их свобода противополагалась лишь несвободе рабов, число которых, впрочем, было невелико. Вероятно, было такое время, когда подчерки- вать свободу каждого отдельного соплеменника представлялось даже излишним: на это указывает часто встречающееся в правдах выражение: si quis без определения социального статуса этого quis, но с подразуме- вающимся под ним liber. Но на социальные отношения этой отдаленной эпохи варварские правды дают лишь отдельные и притом разрозненные намеки. В целом они отражают как раз процесс перехода от родоплемен- ного общества к складывающемуся феодальному. Поэтому в них «свобо- да» уже не только особо подчеркивается, но и противополагается, наряду с «несвободой», также и «полусвободе» (литов, вольноотпущенников и пр.); под влиянием роста социального неравенства понятие «свободы» приобретает негативный оттенок, свойственный будущему феодальному пониманию свободы,— по признаку независимости от патрона. Собственность интересует нас как «...отношение трудящегося (произ- водящего) субъекта... к условиям его производства..., как к своим» 1 2 3, а различные ее формы выражают различные стадии этого отношения и тем самым — разные ступени развития производительных сил. Но так как формы собственности лежат в то же время в сфере производственных отношений (как отношения имущественные), то их эволюция позволяет заглянуть и в самую лабораторию воздействия роста производительных 1 Мы оставляем здесь в стороне те случаи, когда члены феодального класса обозначаются в памятниках феодальной эпохи, как liberi, ибо и тогда источники про- тивополагают понятия свободы и зависимости; и при этом первое носит опять-таки негативный характер в том смысле, что понятие свободы отнюдь не исчерпывает всю совокупность прав представителя феодального класса, обозначенного термином liber, а лишь подчеркивает противопоставление данного лица членам эксплуатируемого класса, состоящим в той или иной степени личной или поземельной зависимости от их патро- нов-феодалов. Как бы то ни было, но классы, сословия илй социальные слои феодаль- ного общества никоим образом не отграничиваются друг от друга только по признаку несвободы и свободы в позитивном ее понимании. 2 К. М а р к с. Формы, предшествующие капиталистическому производству, стр. 29. 3 А.И. Неусыхин 33
сил — через посредство производственных .отношении — на социальный строй общества, на взаимоотношение общины и индивида. Однако со стороны их социального положения эти объединенные в общину индивиды выступают первоначально как свободные, причем их свобода, как указано было выше, носит позитивный характер совокупно- сти прав-обязанностей. Эволюция форм собственности, появление раз- личных прав владения отдельных домохозяйств (составляющих сначала домовую общину большой семьи, а затем и малую семью) на разные земельные угодья идет в варварском обществе рука об руку с дифферен- циацией той совокупности прав-обязанностей, которая обозначается как «свобода», с зарождением сперва многозначности свободы, а затем и раз- ных слоев и статусов в среде свободных. Обычное право фиксирует именно эту пестроту форм собственности и свободы, текучесть и многообразие их переходов, но это отнюдь не слу- чайность, объясняющаяся будто бы лишь беспомощностью правового мышления варваров. Наоборот: сама эта беспомощность в свою очередь нуждается в объяснении; в том общественном строе, где еще только со- вершается переход от бесклассового общества к классовому, и где поэто- му общественное сознание связано с общественным бытием более непосредственными узами, чем в развитом классовом обществе,— повсе- дневная бытовая практика социальных взаимоотношений до известной степени и составляет сама правовую надстройку, в очень еще малой мере опосредствованную и выделенную из хода реальных отношений трудя- щихся субъектов к земле, друг к другу, к общине и к племени в целом. Таким образом, специфический характер отражения процесса развития производительных сил и производственных отношений варварского обще- ства в памятниках обычного права объясняется специфичностью самого этого процесса на данной его стадии, что обязывает нас при изучении именно этой стадии относиться с сугубым вниманием к тому, как пред- ставляли себе свои собственные общественные отношения люди этой переходной эпохи. А они мыслили их себе в категориях собственности и свободы, д притом во всей их конкретной пестроте, многозначности и про- тиворечивости. Это должно служить исследователю предостережением против механического перенесения в варварские правды представлений о собственности, заимствованных из рабовладельческого, феодального или буржуазного права. Мало того: это ставит перед ним сложную зада- чу выработки новых представлений о переходных формах собственности и свободы, адекватных представлениям самих составителей варварских правд (хотя и нетождественных с ними) и улавливающих такие формы этих социальных явлений, которые возникают при переходе от бесклас- сового общества к классовому. Полноправие свободных в варварских правдах коренится именно в отмеченной выше связи собственности и свободы. В наших памятниках эта связь выступает недостаточно отчетливо: в то время как понятие свободы (при различии его оттенков) фигурирует во всех без исключения варварских правдах,— ибо все они обозначают основную массу членов племени, как «свободных»,— о собственности индивидуальной и особенно коллективной правды говорят лишь косвенно и описательно. В них отсут- ствует единый термин, который обозначал бы собственность, наподобие того как libertas обозначает свободу, a liber или ingenuus — свободного. Однако недостаточная отчетливость связи собственности и свободы в варварских правдах проистекает не только из этого терминологического, несоответствия, но и из многозначности каждого из обоих понятий. Вскрывая многозначность и специфичность собственности и свободы в. различных варварских правдах, мы будем, конечно, мысленно опериро- 34
вать понятиями, заимствованными из классовых общественных формаций, например, понятием феодальной зависимости и независимости (как анти- тезой старинной племенной свободы, к тому же непосредственно из нее вырастающей) или понятием феодальной и буржуазной собственности. Это неизбежно как раз для уяснения специфичности свободы и собствен- ности в обществе с переходным типом производственных отношений. Однако эти феодальные и буржуазные понятия будут служить нам лишь масштабом и критерием определения многообразных оттенков тех поня- тий, которые обозначают соответствующие институты разлагающегося родо-племенного строя, без всякого их перенесения на эти последние. Нам важно установить, что представляли собой конкретно собственность и свобода именно тогда, когда еще отсутствовали феодальная собствен- ность и феодальная зависимость. Для этой цели нам предстоит уловить многообразие форм возникающей собственности и многоразличие оттен- ков свободы. А это легче всего сделать, если отдать себе отчет в том, что разумели конкретно в повседневном быту под собственностью и свободой сами их носители. Варварские правды, фиксирующие именно обычное право, дают для этого наиболее подходящий материал. Анализируя этот, материал сквозь призму более определенных, более развитых и отстояв- шихся правовых представлений феодальной или буржуазной эпохи, сле- дует все время иметь в виду, что это лишь угол зрения, долженствующий облегчить понимание дофеодальных институтов, а не заслонить их от нашего умственного взора. 3 Между тем в специальной иностранной литературе собственность и свобода указанного переходного периода •— так же как и другие, явления, отраженные в раннем обычном праве,— трактуются именно в духе катего- рий феодального или буржуазного общества (исключение составляют лишь некоторые исследования, как, например, работы К- Маурера и Галь- бан-Блюменштока). При этом весьма часто происходит механическое пе- ренесение этих категорий на социальный строй варварских племен изучае- мого периода. Это объясняется тем, что буржуазной историографии — при всем многообразии ее школ и направлений — совершенно чуждо пред- ставление о сменяющих друг друга общественных формациях и типах про-, - изводственных отношений; поэтому ее представители не производят доста- точно отчетливое разграничение специфических закономерностей того пе- реходного периода в развитии производственных отношений, который исторически составляет как бы промежуточное звено между первобытно- общинным и феодальным строем, являясь в то же время завершающим этапом разложения первого из них. Между тем, по нашему глубокому убе- ждению, лишь исследование своеобразия развития в течение этого' пе- риода в целом может проложить путь к пониманию начального этапа про- цесса возникновения зависимого крестьянства. Несмотря на обилие работ зарубежных историков (как историков-эко- номистов, так и юристов), посвященных всестороннему исследованию дан- ных варварских правд, относящихся к интересующему нас периоду, бур- жуазная историография ограничивается изучением отдельных, сторон общественного строя варварских племен этого периода, не выясняя его специфической структуры и процесса его развития в целом. Конечно, при этом в течение XIX—XX вв. многими из этих историков был поставлен целый ряд весьма существенных вопросов и была проделана большая исследовательская работа, которая дала во многих отношениях научно- плодотворную разработку некоторых из поставленных проблем. Учитывая 3* - 35.
результаты этих исследований, мы в то же время считаем необходимым от- метить те методологические особенности нашей концепции первого этапа процесса возникновения зависимого крестьянства, которые вскрываются и подробно аргументируются в самом ходе нашего исследования. Не имея возможности входить здесь в подробное критическое рассмо- трение различных школ и направлений буржуазной историографии ран- него средневековья, мы наметим лишь те основные линии, по которым проходит самый важный водораздел между марксистским и немаркси- стским исследованием изучаемых нами процессов. 1. Поскольку мы изучаем возникновение крестьянства как класса при переходе от первобытно-общинного строя к феодальному, мы стремимся в нашей работе как можно более ясно разграничить различные стадии развития общины, обрисовать каждую из них как можно более конкретно и показать процесс перехода от предыдущих стадий к после- дующим, т. е. изобразить общину в ее развитии и изменении. Подобный диалектический подход совершенно чужд буржуазным историкам. По- этому даже сторонники общинной теории в зарубежной историографии обычно не делают такого разграничения, что приводит их к статическому пониманию общины и к смешению общины времен Цезаря и Тацита с более поздними ее формами. Яркий пример того и другого дают работы известного основателя общинной теории в Германии Г. Л. Маурера1: он считает возможным сопоставлять общинные распорядки разных времен и народов и неправильно применяет при этом сравнительно-исторический метод, который может быть очень полезен при наличии ясного представ- ления о соизмеримости сравниваемых объектов, при одинаковой степени изученности каждого из них в отдельности и при установлении между ними не только сходства, но и различия. Так как Маурер не соблюдает ни одного из этих условий, то, несмотря на ценность его отдельных иссле- дований, он способен дать только статическое рассмотрение общины и констатировать лишь самый факт ее наличия у разных народов, чем и ограничивается его основная заслуга в историографии. Эти основные недостатки метода Маурера в большей или меньшей мере свойственны и другим сторонникам общинной теории середины и второй половины XIX в. (Ландау1 2, Тудихуму3, Гирке4, Гансену5 и др.). Даже такой осторожный исследователь конца XIX в., как Гальбан-Блюменшток 6, более правильно Применявший сравнительно-исторический метод и подвергший в своей ра- боте тщательному монографическому обследованию Салическую и Ри- иуарскую Правды, отметил лишь, что община раньше (т. е. по Салической Правде) была развита недостаточно, а потом (при первых Меровингах) 1 G. L. von Maurer. Einleitung zur Geschichte der Mark-, Hof-, Dorf- und Stadtver- fassung und der offentlichen Gewalt, Munchen, 1854 (Г. Л. M а у p e p. Введение в историю подворного, общинного, сельского и городского устройства и общественной власти, М., 1880, перевод В. Корша); G. L. von Maurer. Geschichte der Markenverfassung in Deutschland, Erlangen, 1856, G. L. Maurer. Geschichte der Fronhofe, der Bauernhofe und der Hofverfassung in Deutschland, Bd. I—IV, Erlangen, 1862—1863; G. L. von Maurer. Geschichte der Dorfverfassung in Deutschland, Bd. I—II. Erlangen, 1865—1866; G. L. von' Maurer. Geschichte der Stadteverfassung in Deutschland, Bd. IV^ 1887. 2 G. Landau. Die Territorien in Bezug auf ihre Bildung und ihre Entwicklung, Gotha, 1854. 3 F. Thudichum. Die Gau- und Markverfassung in Deutschland, Giessen, 1860. 4 O. Gierke. Das deutsche Genossenschaftsrecht, Bd. I, Berlin, 1868. Статичность в понимании общины особенно резко сказалась у Гирке, который смешивает свобод- ную общину с зависимой и находит остатки влияния свободных общинных союзов даже в средневековых гильдиях, сословиях и пр. 6 G. Н a n s s е n. Agrarhistorische Abhandlungen, Bd. I, Leipzig, 1880. 6 A. H a 1 b a n-B lumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliarei- genthums, Bd. I, Innsbruck, 1894. 36
развилась полнее (с чем мы не можем согласиться) \ но не проследил до- статочно отчетливо смену разных стадий ее развития. Статическое пред- ставление об общине удержалось в работах сторонников общинной теории вплоть до XX в. й встречается даже у тех авторов, которые, как, например, Глассон 1 2 в конце XIX в. и Вопфнер 3 в начале XX в., выступали с крити- кой работ противников этой теории (Фюстель де Куланжа и Допша). Отмеченная нами черта сказывается и в построениях тех сторонников .вотчинной теории аграрного строя раннего средневековья, которые, как, например, Инама-Штернегг и Лампрехт4, склонны были признавать факт наличия общины до торжества крупного вотчинного землевладения. Все развитие общины у них,— в частности особенно ясно у Инамьь Штернегга,— сводилось к ее поглощению крупной вотчиной, которая, по мнению этого автора, сумела лучше и в более широком масштабе орга- низовать производство, чем община-марка. Совершенно очевидно, что Инама-Штернегг идеализирует при этом организаторскую роль вотчины, недооценивает роль общины и не замечает, что при складывающемся феодальном строе основой производства стал труд тех самых мелких не- посредственных производителей, которые произошли из свободных общин- ников, и что поэтому «организаторская роль вотчины» сводилась лишь к эксплуатации этих общинников, превращенных в зависимых крестьян. Другие сторонники вотчинной теории, как, например, Сибом5 в Англии, Фюстель де Куланж 6 7 во Франции, вовсе отрицали существова- ние общины у древнегерманских племен Западной Европы, называли ее «фантазией немецких историков», «романом, введенным в науку» (Фю- стель де Куланж) 1, рассматривали все развитие феодализма как «движение от несвободы к свободе» (Сибом) 8, постулируя наличие ча- стной собственности на землю как начальный исходный пункт этого раз- вития. Родоначальник особого ответвления вотчинной теории в буржуазной историографии — В. Виттих9 рассматривал даже поселения древних 1 Гальбан-Блюменшток путем толкования ряда текстов Салической Правды показал, как различны права общинной собственности и семейно-индивидуального владения на разные земельные угодья по этому памятнику. Наши возражения Гальбан-Блюменштоку по отдельным частным вопросам см. в главе III данной монографии. 2 Е. G 1 a s s о п. Histoire du droit et des institutions de la France, t. II, Paris, 1888; E. Glasson. Les communaux et le domaine rural a 1’epoque franque, Paris, 1890. 3 H. W о p f n e r. Beitrage zur Geschichte der. alteren Markgenossenschaft. «Mittei- lungefi des Institute fur osterreichische Geschichtsforschung», Bd. XXXIII, Heft. 4, 1912, Bd. XXXIV, Heft. 1. 1913. 4 К. T. I n a m a-S t e r n e g g. Die Ausbildung der grossen Grundherrschaften in Deutschland wahrend der Karolingerzeit, Leipzig, 1878; К. T. I n a m a-S t e r n e g g. Deutsche Wirtschaftsgeschichte bis zum Schluss der Karolingerperiode, Bd. I, Leipzig, 1879; K. Lamprecht. Deutsches Wirtschaftsleben im Mittelalter. Bd. I—II, Leipzig, 1885—1886. 5 F. Seebhom. The English village community, London, 1883. 6N. D. Fustel de Coulanges. L’alleu et le domaine rural pendant 1’epoque Merovingienne, Paris, 1890 («Histoire des institutions politiques de I’ancienne France», vol. IV) (русск. пер. см. ниже); N. D. Fustel de Coulanges. Recherches sur quelques problemes d’histoire, Paris, 1885; N. D. Fustel de Coulanges. Nouvelles recherches sur quelques problemes d’histoire; Paris, 1891; N. D. Fustel de Coulanges. Questions historiques, Paris, 1893. 7 Ср. H. Д. Фюстель де Куланж. Аллод и сельское поместье в эпоху Ме- ровингов. Перевод под ред. И. М. Гревса, СПб., стр. 240. «Фантазией» считал общину и Гильдебранд. (R. Hildebrand. Recht und Sitte auf den primitiveren wirtschaftlichen Kulturstufen, II Aufl., Jena, 1907). 8 Сибом утверждал, что «английская история начинается не со свободных общин, а с крепостничества» (F. Seebhom. The English village community, p. 439). 9 W. Wittich. Die Grundherrschaft in Nordwestdeutschland, Leipzig, 1896; W. Wittich. Die Frage der Freibauern, Weimar, 1901 (Sonder-Abdruck aus «Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur Rechstgeschichte», Germ. Abt., Bd. XXII). Ср. также Den- man W. Ro 8, The early history of the landholding among the Germans. London, 1883. 37
германцев времен Тацита как своеобразную совокупность мелких вотчин- ников и таким образом вовсе отрицал наличие общины свободных равно- правных соплеменников у древнегерманских племен. Но и критика вотчинной теории, начавшаяся в немецкой историогра- фии в самом конце XIX и в начале XX в., отнюдь не привела к уяснению структуры и эволюции древнегерманской общины, ибо многие критики Вотчинной теории столь же решительно отрицали существование об- щины, лишь подкрепляя свои положения новыми аргументами. Одни из них (например, Каро 9 доказывали исконность и живучесть мелкой крестьянской свободной собственности в Германии со времен древних германцев вплоть до Каролингского периода, но рассматривали этих крестьян как изолированных мелких собственников, не объединенных в общину, и совершенно не интересовались изменениями, происходившими в характере самой этой собственности на протяжении столетий (в со- ответствии с этим Каро считал каролингскую гуфу не общинным наде- лом, а единицей несвободного держания). Другие (Зелигер) 1 2 считали возможным констатировать сохранность крестьянской свободы даже под сенью каролингской вотчины. И, наконец, самый резкий противник вот- чинной теории — Допш, использовавший конкретные исследования Каро, оказался столь же непримиримым противником общинной теории. Если в первой своей большой работе 3 Допш еще признавал наличие общинного использования угодий, рассматривая, однако, вслед за Каро каролинг- ских крестьян, как мелких независимых свободных собственников, то в позднейших своих построениях он уже настаивал на вотчинном про- исхождении даже этого общего совладения альмендой, возводя его про- исхождение, с одной стороны, к древнегерманской общине как совокуп- ности мелких вотчинников времен Тацита, а с другой — к позднеримским аграрным распорядкам 4. Тем самым Допш фактически вернулся на по- зиции критикуемой им вотчинной теории, попытавшись произвести меха- ническое сочетание построений Виттиха с концепциями Сибома и Фюстель де Куланжа, которого он недаром столь сочувственно цитирует. Эти ко- лебания и противоречия Допша все время служат одной и той же цели — отрицанию важной роли общинного строя в истории западноевропейских народов. 2. Исследование структуры и развития общины, а также и процесса выделения различных социальных групп внутри общины тесно связано в нашей монографии с изучением самого процесса превращения свобод- ных общинников в феодально-зависимых крестьян. Отсюда вытекает наше стремление проследить связь общинной собственности, а также и возникающей индивидуально-семейной собственности (на ранних ступе- нях развития этой последней) с позитивным содержанием свободы как полноправия, т. е. вывести это полноправие общинников из самой струк- 1 G. Caro. Beitrage zur alteren deutschen Wirtschafts- und Verfassungsgeschichte, Leipzig, 1905; G. Caro. Studien zu den alteren St.-Galler Urkunden. «Jahrbuch fur Schweizerische Geschichte», Bd. XXVI, 1901, Bd. XXVII, 1902; G. Caro. Die Hufe. «Deutsche Geschichtsblatter», Bd. IV, Heft 10, 1903. 2 G. S e e 1 i g e r. Die soziale und politische Bedeutung der Grundherrschaft im friiheren Mittelaiter, Leipzig, 1903. 3 A. D о p s c h. Wirtschaftsentwicklung der Karolingerzeit vornehmlich in Deutschland, Bd. I—II, Weimar, 1912—1913, II Aufl., 1921—1922. 4 A. Dopsch. Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kultur- entwicklung, Bd. I—II, 2 Aufl., Wien, 1923—1924 (Bd. I, II Abschnitt); A. Dopsch. Die Markgenossenschaft der Karolingerzeit. «Verfassungs- und Wirtschaftsgeschichte des Mit- telalters» (Gesammelte Aufsatze von A. Dopsch, Wien, 1928). Концепцию общины, вы- двинутую Допшем, воспринял современный немецкий историк Лютге, который пы- тался обосновать ее на локальном материале Тюрингии (F. L u t g е. Die Agrarver- fassung des friihen Mittelalters im mitteldeutschen Raum, Jena, 1937). 38
туры производственных отношений в общине. А это, в свою очередь, при- водит нас к исследованию процесса дальнейшего расхождения соб- ственности и свободы в результате изменения самой формы общины, а затем и последующего ее разложения. Мы приходим к тому выводу, что после установления феодализма (даже на ранней его ступени) общинная собственность и свобода сохраняются лишь в качестве Остатков предшествующего общественного строя, а основной тенденцией развития становится превращение свободных общинников-аллодистов в „зависимых крестьян. Между тем излюбленным тезисом критиков вотчинной теории является утверждение, что зависимость существовала всегда наряду со свободой и что в этом отношении на протяжении всего раннего средне- вековья не произошло никаких качественных изменений. Самой яркой иллюстрацией этого тезиса могут служить рассуждения Допша о том, что «депрессия свободных» (т. е. их закрепощение) уравновешивалась в ка- ролингскую эпоху освобождением рабов 1 и что свободное крестьянство преуспевало под сеныо церковной вотчины при помощи благодетельной для него системы прекарных держаний * 2. Допш не видит, что противо- положность между «депрессией свободных» и массовыми отпусками ра- бов на волю — мнимая, так как оба эти явления представляют собою две стороны единого процесса закрепощения свободного крестьянства, и что столь же мнимое преуспевание прекаристов в действительности приводило' к утере ими аллодов и, в конечном итоге, к их закрепощению 3. Подобные построения Допша теоретически возможны лишь путем смешения характерных черт дофеодального строя с общественным строем времен ранн.его феодализма (вытекающего из отрицания им качествен- ного различия между социально-экономическими формациями) и путем неправомерного привнесения этих особенностей в истолкование феодаль- ного общества (несмотря на всю остроту антиобщинной направленности Допша). Тем самым Допш дает неправильное объяснение сосущество- вания зависимости и свободы в раннефеодальном обществе. Нечего и го- ворить, что Допшу совершенно чуждо понимание разницы между позитив- ной свободой, как полноправием свободных общинников дофеодального строя, и негативной свободой, как личной независимостью от вотчинника части этих общинников, сохранившихся в эпоху раннего феодализма. Так же чуждо ему и понимание глубокого различия между разными фор- мами общинного аллода (раннего и позднего). Более того, у него заметна тенденция к смешению аллода с прекарным держанием; все это, вместе взятое, окончательно закрывает ему путь к пониманию как самой связи собственности и свободы при родо-племенном строе, даже на последнем этапе его развития, так и процесса разрушения этой связи в раннефеодаль- ном обществе. 3. Отсутствие понимания этой связи в значительной мере объясняется также и юридическим мышлением буржуазных историков. Их юридизм заключается, конечно, не в том, что они внимательно изучают историю права, которую столь же тщательно должны изучать и историки-маркси- сты, а в том, что они считают право демиургом истории, основным двига- телем исторического процесса. Даже те историки права, которые признают ’A. Dopsch. Wirtschaftsentwicklung der Karolingerzeit vornehmlich in Deutschland, Bd. II, II Aufl., Weimar, 1922, § 8. 2 Ibid., Bd. II, § 8; Bd. I, Weimar, 1921, § 2, 4. 3 Критику роли прекариев в понимании Допша см. в статье Н. П. Грацианского: «Traditiones Каролингской эпохи в освещении Допша». «Труды Института истории РАНИОН», вып. 1 (памяти А. Н. Савина), М., 1926, стр. 219—234. Конкретный ма- териал по этому вопросу см. в нашей статье: «Структура общины в Южной и Юго- З.ападной Германии в VIII—X вв.». Сб. «Средние века», вып. IV, 1953; вып. V, 1954. 39
связь права с другими сторонами общественной жизни, рассматривают, однако, эволюцию права, как имманентный процесс, развивающийся не- зависимо от экономических и социальных процессов. Поэтому история права изображается ими изолированно, и одни правовые институты вы- текают в их изложении непосредственно из других, предшествующих им институтов. Эта черта юридического мышления особенно резко сказы- вается в работах историков-юристов, но она свойственна в той или иной мере большинству буржуазных историков (в том числе и историкам- экономистам). Отсюда вытекает, что даже те буржуазные историки-юри- сты, которые делают попытку выяснить особенности свободы равноправ- ных соплеменников при первобытно-общинном строе и стремятся определить положение разных слоев населения по варварским правдам, ограничиваются установлением юридического статуса этих слоев и ока- зываются неспособными объяснить причину их возникновения. Так, на- пример, Ф. Гекк введя в научный оборот понятия «полной» и «непол- ной» свободы (Vollfreiheit, Minderfreiheit) у саксов и фризов, истолковал эти понятия как чисто юридические категории, не вскрыл их реальное содержание и изобразил те слои саксонского и фризского племени, кото- рым свойственна была полная и неполная свобода, как застывшие, не- подвижные сословия, не поставив вопроса, каковы причины существова- ния сословий в обществе, где еще не сложились (или во всяком случае недостаточно отчетливо оформились) классы. Так как Гекку осталось чуждым понимание подлинных корней многозначности свободы у саксов и фризов, то он не сумел связать реальное содержание этой свободы и разных ее оттенков с характером собственности по Саксонской и Фриз- ской Правде. Эта же причина помешала ему правильно истолковать со- циальный строй саксов и фризов по их правдам, ибо он предложил считать представителей саксонско-фризской родовой знати (нобилей-эделингов) полноправными свободными членами племени, а свободных (liberi — фрилингов) — вольноотпущенниками и зависимыми людьми, т. е. лица- ми, обладающими лишь неполной свободой. Эти юридические построения Гекка дали повод историку социально-экономических отношений Саксо- нии В. Виттиху отождествить саксонских нобилей VIII в. в качестве пол- ноправных свободных с «древнегерманскими мелкими вотчинниками», в то время как Гекк склонен был приписывать нобилям крестьянский образ жизни. Но и Гекк и Виттих — так же как и их критики (Бруннер, Шре- дер и др.) — не вышли за пределы толкования социального строя саксов и фризов в духе сословной гипотезы 1 2. Несмотря на все усилия Гальбан-Блюменштока выяснить различие прав общинной и семейно-индивидуальной собственности на разные угодья по Салической Правде, немецкие историки-юристы продолжали необоснованно переносить правовые представления буржуазного (а иног- да и феодального) общества о собственности и свободе на социальный строй, отраженный в варварских правдах. Из числа русских дореволюционных историков большое внимание вопросам структуры и эволюции общины уделяли М. М. Ковалевский (1851—1916) и П. Г. Виноградов (1854—1925). Работы М. М. Ковалев- ского — известного историка, юриста, этнографа и социолога,— охватыва- ют очень широкий круг вопросов; нас интересуют здесь только те его 1 Ph. Heck. Die altfriesische Gerichtsverfassung, Weimar, 1894; Ph. Heck. Beitrage zur Geschichte der Stande im Mittelalter (I. Die Gemeinfreien der Karolingischen Volks- rechte, Halle an der Saale, 1900; II. Der Sachsenspiegel und die Stande der Freien, 1905); Ph. Heck. Die Standesgliederung des Sachsen im friihen Mittelalter, Tubingen, 1927. 2 Подробный разбор сословной гипотезы Гекка и возникшей вокруг нее полемики см. в главе IV нашей монографии (там же даны и ссылки на литературу). 40
труды, которые посвящены родовому строю и общине, и притом — общи- не у народов Западной Европы!. Заслугой Ковалевского в изучении общины является стремление выяснить различные ее формы и тем са- мым несколько отойти от господствовавшего в западноевропейской историографии статического понимания общины. М. М. Ковалевский раз- граничил две формы общины — домовую общину большой семьи и сель- скую общину. Это разграничение ставит ему в заслугу Энгельс 1 2, который в четвертом издании «Происхождения семьи, частной собственности и государства» отметил существенное значение наблюдения Ковалевского над патриархальной большой семьей, как промежуточной ступенью между коммунистической семьей, основанной на материнском праве, и современ- ной изолированной семьей. Однако большая семья из нескольких поколе- ний в том виде, как ее изображает М. М. Ковалевский, существовала у за- падноевропейских древнегерманских племен в эпоху, повидимому, гораздо более раннюю, чем та, которая отражена в варварских правдах, где встре- чается лишь более узкая по составу большая семья — всего из трех, поко- лений (т. е. домовая община, состоящая из нескольких неразделившихся братьев с их семьями). Поэтому Энгельс, подчеркивая научную плодо- творность гипотезы М. М. Ковалевского, в то же время не считает, что она дает окончательное решение вопроса 3. О домовых общинах, состоящих из трех поколений, М. М. Ковалев- ский не говорит ничего 4, между тем как именно такие группы мы и встре- чаем по варварским правдам почти у всех германских народов Западной Европы в эпоху раннего средневековья; при этом ввиду расселения таких родственных групп по разным деревням подобные большие семьи (из трех поколений), происходящие из одного рода, могут принадлежать к различным соседским общинам, а эти последние в свою очередь могут состоять из больших семей, принадлежащих к различным родам (а так- же частично и из малых семей) 5. Таким образом, если, с одной стороны, большая семья в понимании Ковалевского отсутствует в варварских 1 М. М. Ковалевский много писал об общине и родовом строе у различных на- родов (в том числе и кавказских) и дал ряд обобщающих трудов по этому вопросу. Вот главные из них: 1) «Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения», ч. I, М., 1879; 2) «Первобытное право», вып. 1: Род, вып. II: Семья, М., 1886; 3) «Закон и обычай на Кавказе», т. I—II, М, 1890; 4) «Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом», СПб., 1905. К теме нашей монографии имеет отношение лишь курс его лекций, читанных в 1890 г. на французском языке в Стокгольме: «Tableau des origines et de revolution de la famille et de la propriete» («Очерк происхождения и развития семьи и собствен- ности», русск. пер., 1895, 1896 и новый перевод С. П. Моравского под ред. М. О. Кос- вена, М., 1939), а также две его статьи: «Древнегерманская марка». Ответ Фюстель де Куланжу («Юридический вестник», 1886, № 5) и «Происхождение частного землевладения у алеманнов» («Юридический вестник», 1887, № 1-—2). 2 См. Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 58, 145. 3 Ф. Энгельс говорит по этому поводу следующее: «С другой стороны, это объ- яснение [т. е. объяснение Ковалевского. — А. Н.], в свою очередь, создает новые труд- ности и вызывает новые вопросы, которые еще требуют своего разрешения. Здесь могут привести к окончательному решению только новые исследования [курсив наш. — А. Н.]-, я, однако, не могу отрицать, что домашняя община, как про- межуточная ступень, весьма вероятна также для Германии, Скандинавии и Англии» (Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 146—147). 4 М. М. Ковалевский постулирует «большую семью», состоящую из многих поко- лений, опираясь на этнографический материал и, в частности, на данные о южно- славянской задруге, которые вряд ли можно переносить на другие племена без соот- ветствующих оговорок. 5 См. примечание М. О. Косвена к лекции XIII курса М. М. Ковалевского «Очерк происхождения и развития семьи и собственности», перевод С. П. Моравского, М„ 1939, стр. 157—158. 41
правдах, то, с другой стороны, и самую смену различных форм общины мы представляем себе несколько более сложно, чем Ковалевский Для разработки, проблем нашей монографии из всего богатого науч- ного наследия М. М. Ковалевского наиболее ценной является самая идея эволюции общины, а также и критика построений Фюстель де Куланжа с позиций общинной теории 1 2. Следует, однако, отметить, что это значение работ М. М. Ковалев- ского для проблематики данного исследования несколько ослабляется тем обстоятельством, что он слишком широко пользуется сравнительно- историческим методом и даже в такой работе, как «Очерк происхождения и развития семьи и собственности», приводит примеры из истории самых различных стран и народов. В то время как Энгельс в своем труде «Про- исхождение семьи, частной собственности и государства» изображает смену различных стадий развития и на материале общественного строя того или иного племени и народа (ирокезов, древних греков, римлян, кельтов и германцев) дает характеристику вполне определенной стадии родового строя, общины, частной собственности и возникающего госу- дарства и тем самым производит сравнение между ними строго систе- матически 3,-— М. М. Ковалевский чередует в одной и той же работе (и даже в одной и той же главе) данные об общине, почерпнутые из иссле- дования аграрного строя Германии, Франции и Англии XII — XIII вв., с материалами из истории России от XVI до XIX в., не придерживаясь при этом сколько-нибудь определенной системы. В этом последнем отношении полную противоположность ему пред- ставляет другой сторонник общинной теории — один из крупнейших спе- циалистов по истории средневековой Англии •— П. Г. Виноградов, кото- рый дает подробное описание различных конкретных сторон англо- саксонской общины, но при этом отличается отсутствием склонности к теоретическим построениям, что приводит к недостаточной отчетливо- сти его представлений о различных стадиях развития общины. Выступив против теории Сибома, П. Г. Виноградов противопоставил его утвержде- нию, что «английская история начинается не со свободных общин, а с крепостничества», противоположный тезис: «...история аграрных отно- шений не может быть объяснена из первоначального рабства и поме- щичьей власти. На ней ясно отразилось постепенное вырождение свободы»4. Доказательство этого тезиса он дает в своих трудах по истории Англии5. Между тем в первой своей работе «Происхождение 1 См. изложенный выше переход от кровнородственной к земледельческой и от этой последней — к соседской общине или марке в тесном смысле этого слова. См. также нашу статью «Структура общины в Южной и Юго-Западной Германии в VIII—X вв.». Сб. «Средние века», вып. IV, 1953, стр. 33—36. 2 М. М. Ковалевский очень мало пользуется в своих работах материалом вар- варских правд, которые являются основным типом источника для нашего исследова- ния. Даже в «Очерке происхождения и развития семьи и собственности» М. М. Ко- .валевский черпает материал либо из Цезаря и Тацита, либо из более поздних, чем правды, источников, — картуляриев, изображая следы туфового строя по дарственным трамотам XII—XIII вв. и лишь изредка упоминая данные некоторых варварских правд. Исключение составляет лишь его статья «О частном землевладении у алеман- нов», в которой, однако, главное внимание обращено именно на происхождение частного землевладения, а не на общину. 8 Этому методу мы стремились по мере сил следовать в нашей работе, хотя и на другом материале. 4 П. Г. Виноградов. Исследования по социальной истории Анг з средние века, СПб., 1887, стр. 259. 5 См. И. Г. Виноградов. Исследования по социальной истории Ан-дни в сред- ние-века, СПб., 1887 (главным образом две последние главы); «Villainage in England», Oxford, 1892; «Средневековое поместье в Англии», СПб., 1911 (русское издание ра- боты: «The Growth of the Manor», London, 1905); «The English Socie у 'e Eleventh Century», Oxford, 1908. 42
феодальных отношений в лангобардской Италии» \ имеющей более не- посредственное отношение к теме нашей монографии, П. Г. Виноградов, несмотря на ряд существенных наблюдений над генезисом феодализма в Италии, почти совсем не дает картины лангобардской общины, считая, что источники не содержат по этому вопросу достаточных данных. Тем самым он отводит больше всего места изображению самого процесса развития феодальных институтов в лангобардской Италии VII—XI вв., между тем как наше внимание (в V главе нашей монографии) устрем- лено главным образом на характеристику социально-экономического положения свободных общинников и расслоения в их среде. П. Г. Ви- ноградов в указанной работе в сущности не подвергает подробному ана- лизу тот переходный период от первобытно-общинного строя к феодаль- ному, который представляет главный предмет нашего исследования, и касается его лишь частично. В одном аспекте затрагивает он этот период в статье, посвященной общественному строю саксов и некоторых других германских племен по варварским правдам; мы имеем в виду его статью о соотношении вергельдов и социального статуса разных слоев различ- ных варварских племен 1 2. В этой работе П. Г. Виноградов подвергает ги- потезу Гекка более убедительной критике, чем Бруннер и Шредер, и даже выводит определение высоты вергельда разных социальных групп у не- которых племен (например, у алеманнов) из принадлежности их к раз- личным родовым объединениям, обладавшим большей или меньшей сте- пенью влиятельности. Однако при всем том П. Г. Виноградов не выходит здесь за пределы так называемой сословной теории 3 и во всяком случае не рассматривает изучаемый им общественный строй во всей его пол- ноте, сосредоточивая все свое внимание на соотношении юридического статуса разных социальных групп и величины вергельдов. Известное зна- чение для нашей монографии имела критическая статья П. Г. Виногра- дова, направленная против отрицания общины в работах Фюстель де Куланжа 4 (так же, как и статья М. М. Ковалевского по тому же вопро- су) , а также и его рецензия на работу Допша «Wirtschaftsentwickelung der Karolingerzeit» 5. Третий сторонник общинной теории в русской дореволюционной исто- риографии И. В. Лучицкий (1845—1918), один из крупнейших специа- листов по аграрной и политической истории Франции в XVI—XVIII вв., написал две ценные статьи по истории испанской общины 6, основанные в значительной мере на архивных материалах. Однако эти работы, с одной стороны, устанавливающие пережитки старинного общинного строя в Испании в средние века и даже в новое время, а с другой стороны, характеризующие структуру общины вольных поселенцев в Испании времен реконкисты, к сожалению, совершенно вы- падают из круга проблем-нашей монографии, так как мы не занимаемся не только средневековой Испанией эпохи реконкисты, но даже и более ранним вестготским королевством; к тому же И. В. Лучицкий не поль- зуется в этих статьях материалами варварских правд, в том числе и Вест- 1 П. Г. Виноградов. Происхождение феодальных отношений в лангобардской Италии, СПб., 1880. 2 Р. Vinogradoff. Wergeld und Stand. «Zeitschrift der Savigny-Stiftung fiir Rechtsgeschichte». Germ. Abt., Bd. XXIII, 1902/' 3 Подробную критику сословной теории см. в главе IV настоящей работы, где использована и указанная статья П. Г. Виноградова; работа П. Г. Виноградова о лан- гобардской Италии использована в V главе нашей монографии. 4 П. Г. Виноградов. Фюстель де Куланж-—итоги и приемы его научной ра- боты. «Русская мысль», 1890. 5 Р. Vinogradoff. English Historical Review, 1914. 6 И. В. Лучицкий. Поземельная община в Пиренеях. «Отечественные записки», 1883, № 9—10, 12; его же. Бегетрии. «Киевские университетские известия», 1882, № 10. 43
готской Правдой. Его статьи представляют для нас интерес лишь в том отношении, что их автор на основании тщательного исследования показы- вает живучесть остатков древней общины и в Испании и тем самым ретро- спективно подтверждает ее наличие в этой стране до торжества в ней фео- дального строя. Крупнейший русский медиевист из числа тех историков, научная дея- тельность которых протекала как в дореволюционное время, так и в совет- ский период, академик Д. М. Петрушевский (1863—1942) в своих изве- стных работах по истории Англии («Восстание Уота Тайлера», «Очерки из истории английского государства и общества в средние века» и др.) высту- пил как сторонник общинной теории. Генезису феодализма в Западной Европе посвящена его известная работа «Очерки из истории средневеко- вого общества и государства». Однако в этой последней работе, которая построена шире, чем наше более специальное исследование, и посвящена процессу синтеза римского и варварского общественного строя, Д. М.. Пет- рушевский делает ударение на изображении генезиса феодализма в целом. В связи с этим общим устремлением работы Д. М. Петрушевский про- слеживает процесс феодализации в остготском, англо-саксонском и франк- ском государствах, но не дает в своей книге характеристики общественного строя целого ряда варварских племен по их правдам (салических франков по Салической Правде, саксов, лангобардов, баваров) \ т. е. именно в тот период, когда у этих племен еще господствовал общинный строй, хотя и происходила смена одних форм общины другими и шел процесс имуще- ственного и социального расслоения, который привел в конце концов к разложению самой общины. Между тем к характеристике общественного строя перечисленных племен в указанный период и сводится все конкрет- ное содержание настоящего исследования. Много ценного дал в своих работах крупнейший специалист -по исто- рии русского крестьянства академик Б. Д. Греков (1882—1953). Он впервые отчетливо заявил о необходимости разграничивать историю сельского населения любой земледельческой страны, которая начинается, конечно, с самого момента появления этого населения, от истории кре- стьянства, как класса 1 2. Тем самым он поставил вопрос о происхождении крестьянства, как класса, и о предшествующих его возникновению про- цессах, протекающих в сельской общине3. Б. Д. Греков показал ход и результаты этих процессов на углубленном анализе данных Русской Правды, распространив потом свои ценные наблюдения и на более широ- кий круг славянских правд 4. Наша постановка вопроса примыкает к той, которую дал Б. Д. Греков (конечно, с той разницей, что мы чаще всего имеем дело с более ранними стадиями развития общины и генезиса зависимого крестьянства, чем те, которые отражены в Русской Правде). Однако круг памятников, отно- сящихся к древнерусской истории и истории других славянских народов, 1 Такая характеристика дана им в главе об англо-саксонском обществе в книге «Очерки из истории английского государства и общества в средние века»; эта глава представляет собою обобщающий очерк процесса феодализации у англо-саксов, постро- енный на тщательном анализе англо-саксонских правд. Однако и здесь (так же как и в главе «Англо-саксонское развитие» в «Очерках из истории средневекового общества и государства») Д. М. Петрушевский сосредоточивает основное внимание не столько на структуре свободной общины (наличие которой он признает), сколько именно на процессе феодализации. 2 Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в., кн. II, изд. 2-е, М., 1952, стр. 22, 63—64. 3 Б. Д. Греков. Киевская Русь, М., 1949. 4 Б. Д. Греков. Полица, М., 1951. 44
выходит за пределы темы нашей монографии, которая посвящена исто- рии развития разных форм общины и возникновению зависимого крестьян- ства у народов Западной Европы. В своих дальнейших построениях мы опираемся как на наши собствен- ные самостоятельные исследования, так и на работы советских медиеви- стов — главным образом на труды Н. П. Грацианского, А. Д. Удальцова и Е. А. Косминского. Значительная часть этих работ посвящена аграр- ному строю и положению крестьянства при уже сложившемся фео- дальном строе, т. е. в период, несколько более поздний, чем тот, который составляет основной предмет настоящего исследования. Поэтому мы ис- пользовали эти работы названных ученых главным образом при решении вопросов о методике обработки картулярного материала и о социальном составе дарителей и прекаристов VIII—IX вв. 1 (во II и VIII главах нашей монографии). Более непосредственное отношение к нашей теме имеют статьи А. Д. Удальцова и Н. П. Грацианского, посвященные варварским правдам и вопросу о древнегерманской общине. Так, в основу нашего теоретического понимания большой семьи по варварским правдам мы положили характеристику, данную А. Д. Удальцовым древнегерманской домовой общине или большой семье из трех поколений 1 2, связав ее с хо- дом мыслей Маркса и Энгельса о трех стадиях в развитии сельской об- щины у народов Западной Европы в эпоху раннего средневековья. Нами использованы также статьи Н. П. Грацианского, посвященные анализу Салической, Бургундской и Вестготской Правд3. За последние годы советская историография обогатилась целым рядом исследований, посвященных положению зависимого крестьянства в разных странах Западной Европы в период раннего средневековья. Хотя боль- шинство этих работ имеет предметом своего исследования главным об- разом либо более поздний этап возникновения зависимого крестьянства, т. е. самый процесс закрепощения свободных общинников, либо систему эксплуатации зависимого крестьянства, тем не менее они в известной мере также примыкают к кругу вопросов, затронутых в нашей работе 4. 1 А. Д. Удальцов. Свободная деревня в Западной Нейстрии в эпоху Меровин- гов и Каролингов, СПб., 1912; его же. Из аграрной истории Каролингской Фландрии. М.—Л., 1935; И. П. Грацианский. Бургундская деревня в X—XII столетиях, М.—Л., 1935; его же. Traditiones Каролингской эпохи в освещении Допша. «Труды Института истории РАНИОН», вып. 1, 1926; Е. А. Косминский. Исследования по аграрной истории Англии XIII века, М.—Л., 1947- 2 А. Д. Удальцов. Родовой строй у древних германцев. Сб. «Из истории за- падноевропейского феодализма», М.—Л., 1935. 3 Разногласия по частным вопросам отмечены в ходе изложения в соответ- ствующих главах нашей работы. 4 Мы имеем в виду неопубликованные кандидатские диссертации Л. Т. Мильской, В. В. Дорошенко, Я. Д. Серовайского, М. Н. Соколовой, Л. А. Котельниковой, А. Я. Гуревича (см. ссылки на них в библиографии), хранящиеся в Государственной публичной библиотеке имени В. И. Ленина.
Глава II ОБЗОР источников Для изучения всех намеченных выше процессов, обусловивших воз- никновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального об- щества, в нашем распоряжении имеется целый ряд источников. Важ- нейшими из них для нашей темы являются так называемые варварские правды. 1. ВАРВАРСКИЕ ПРАВДЫ Несмотря на недостатки этого типа источников (скудость данных по некоторым вопросам, вызванная юридическим характером памятников, лапидарность формулировок и пр.), его огромная ценность заключается в том, что у нас нет других исторических свидетельств об общественном строе варварских племен, свидетельств, которые, подобно варварским правдам, созданы были бы самими этими племенами и фиксировали бы реально существовавшие у этих племен обычаи. Варварские правды отражают старинное обычное право. В самом этом термине заключается некоторое противоречие: право предполагает нали- чие политической надстройки, обычай господствует там, где нет права; но это — противоречие самой жизни. На ранних ступенях развития общины (при родовом строе) могло- существовать совершенно не осознанное совпадение того, что впоследст- вии обозначалось как «права» и «обязанности» (это и отмечает Энгельс). Но и при осознании различий между ними, «права» и «обязанности» могли устанавливать общинный коллектив или «органы развивающейся из родового строя военной демократии» 1 еще до возникновения государст- ва. И в том, и в другом случае еще господствует обычай, а не право, как политическая надстройка, создаваемая государством; этот обычай на- столько близок к породившему его базису, что при родовом строе почти сливается с ним 1 2, а на стадии военной демократии только лишь начинает от него отделяться. Но варварские правды созданы были тогда, когда уже появилось го- сударство, как «...сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него» 3. Запись всех вар- 1 Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 169. 2 Ср. высказывание Энгельса: «У него [у родового строя,-—А. Н.] не было ника- ких других способов принуждения, кроме общественного мнения» (Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 175). 3 Там же, стр. 176. 46
варских правд произведена по распоряжению королевской или герцогской власти. Здесь обычай фиксируется и узаконяется органами возникающей государственной власти ’; эта власть, с одной стороны, видоизменяет обычай и вносит ряд новых установлений, отражающих интересы скла- дывающегося господствующего класса, но, с другой стороны, она не в силах этот обычай сразу уничтожить, так как он все еще продолжает отвечать интересам широкого слоя свободных соплеменников-общин- ников. Получается известный компромисс, порожденный тем, что госу- дарственная власть вынуждена на первых порах частично признавать старый обычай; такой обычай, узаконенный в виде правовой нормы, и при- нято называть «обычным правом». Как ясно из изложенного, это раннее «обычное право» в силу самого его характера и происхождения все еще очень близко к породившему его базису, а потому дает материал для су- ждения об этом последнем. Однако варварские правды содержат не одни только нормы «обыч- ного права»: во многих из них отражен и процесс классообразования, а также и рост государственной власти. Поэтому каждая варварская прав- да рисует эволюцию общественного строя данного племени от бесклас- сового общества к классовому; этим и объясняется противоречивость многих постановлений, содержащихся в одной и той же правде. Каждая из них отражает как бы две основные стадии развития — доклассовую и классовую; а так как ее правовые нормы отмечают и вехи того пути, который проделало данное племя на промежуточных этапах его разви- тия, то каждая варварская правда позволяет вскрыть динамику этого- развития. К тому же — и это тесно связано с предыдущим — варварские прав- ды в их наиболее архаических постановлениях отражают общественный строй соответствующих племен не в период составления этих правд, а в гораздо более раннюю эпоху. Так, например, наиболее архаические по содержанию главы Салической Правды изображают явления, харак- терные для времен Тацита (пережитки родового строя, некоторые ста- ринные черты в структуре общины и пр.), в то время как другие ее тексты дают представление о возникновении землевладения дружинни- ков и о росте королевской власти; целый ряд глав Алеманнской и Бавар- ской Правд рисует яркую картину строя свободной общины-марки- (при наличии некоторых пережитков родового быта), между тем как другие тексты тех же правд отчетливо характеризуют начало закрепо- щения свободных общинников, рост крупного церковного землевладения и герцогской власти. Как раз это «отставание» архаических норм вар- варских правд от той стадии развития, которая была достигнута данным племенем к моменту их записи, и составляет весьма ценную их особен- ность для изучения предшествующих стадий. Ибо эта особенность позво- ляет исследователю-историку, применяя методы археолога, вскрывать различные пласты и напластования,— более ранние и более поздние. Конечно, при этом требуется большая осторожность и тщательность в работе. В частности, для успешного пользования этим ретроспективным методом необходимо соблюдать два основных условия: 1) отчетливо раз- личать разные этапы развития общества 1 2 и 2) подвергать каждую вар- варскую правду изолированному обследованию, сравнивая их друг с другом лишь после изучения каждой в отдельности и отмечая при 1 Даже вызов в народный областной суд (mallus), происходящий фактически по старинным народным обычаям, обозначается в Салической Правде, как вызов по.' «королевским законам» (см. Lex Sal., I, § 1. «Si quis ad mallum legibus dominicis man- nitus fuerit»). 2 См. об этом в главе I настоящей работы. 47
сравнении не только сходство отраженных в них;явлений, но и различия между ними. : . Варварские правды отражают реальные отношения общественной жизни; в качестве юридических памятников они неизбежно переводят их на язык права, выражая эти отношения в форме правовых норм. Право есть вид надстройки; но по этой надстройке можно и должно судить о породившем ее базисе, тем более, что известный этап в развитии самой этой надстройки (обычное право), как отмечено выше, весьма близок к этому базису; к тому же варварские правды позволяют проследить как происхождение самой этой надстройки, так и ее активное отношение к базису (старому, коренящемуся в общинном строе, и новому — ран- нефеодальному). Варварские правды заполняют пробел в источниках нашего познания хода общественного развития древнегерманских племен Западной Европы от времен Тацита до образования варварских госу- дарств, т. е. как раз за тот период, который лишь слабо освещен скудными и не всегда достоверными свидетельствами римских и греческих писа- телей III—V вв. Перед’этими свидетельствами варварские правды имеют то огромное преимущество, что, как уже говорилось, они созданы самими этими племенами, и что поэтому их данные не являются продук- том впечатлений посторонних наблюдателей. Лучшего источника для изучения общественного строя этих племен в период, предшествовавший раннефеодальному, в нашем распоряжении нет.. Варварские правды можно классифицировать различным образом. Они могут быть разбиты на разные группы по хронологическому приз- наку (так называемые меровингские и каролингские правды), по тер- риториальному их происхождению и по этническому их приурочению (например, южно-германские, северно-германские правды; правды франкские — Салическая, Рипуарская, Правда франков-хамавов; вест- готские, бургундские, лангобардские, англо-саксонские законы). Однако хотя все эти признаки и следует принимать во внимание при классифи- кации и изучении варварских правд, тем не менее нельзя исходить толь- ко из них. Хронологический признак недостаточен потому, что многие правды, запись которых была сделана позднее, чем запись других, во многих своих частях отражают более ранние этапы общественного разви- тия соответствующих племен: так, например, все четыре каролингские правды, зафиксированные в самом начале IX в. (Саксонская, Фризская, Тюрингская и Правда франков-хамавов), — содержат гораздо больше архаических пережитков, чем возникшая раньше их Рипуарская Правда, относящаяся по времени ее составления к меровингским правдам. С дру- гой стороны, Алеманнская и Баварская Правды, составленные в начале VIII в.1, дают такую яркую картину роста крупного церковного и свет- ского землевладения (наряду с сохранностью общины-марки), которая отсутствует в более поздних каролингских правдах. Самая ранняя по времени ее записи из всех западноевропейских варварских правд— кодекс вестготского короля Эвриха (годы правления 466—485) — отра- жает уже начало процесса феодализации и отчасти романизации и, следовательно, содержит гораздо меньше архаических черт обществен- ного строя, чем Салическая Правда, записанная на несколько десятиле- тий позднее,— хотя некоторые нормы раннего обычного права вестготов, нашедшие свое отражение в кодексе Эвриха, послужили даже основой для соответствующих формулировок Салической Правды. К тому же в каждой из упомянутых правд старое и новое причудливо переплета- 1 Некоторые составные части Алеманнской Правды — Pactus Alamannorum и третий раздел Lex Alamannorum — восходят, может быть, к началу VII в. 48
ются друг с другом, а потому архаические стороны общественного строя данного племени не находятся в равномерном или количественно одина- ковом сочетании с новыми явлениями и процессами, разрушающими прежние общественные отношения. Столь же мало может служить единственным и исчерпывающим кри- терием характеристики той или иной правды, как исторического источ- ника, территориальный признак, хотя он, конечно, имеет большое значе- ние. Несомненно, что обилие архаических черт в Саксонской и Фризской Правдах объясняется замедленностью общественного развития саксов и фризов сравнительно с ходом развития таких племен, как франки, лан- гобарды, вестготы и бургунды. Однако Салическая Правда, возникшая на территории римской Галлии после основания франкского государства и зафиксированная по распоряжению Хлодвига (481—511), еще более архаична и не содержит никаких данных об уже начавшемся в то время процессе синтеза галло-романского рабовладельческого строя с общин- ным строем франков Г Точно так же лангобардский эдикт Ротари 643 г., представляющий собою первую фиксацию обычного права лангобардов, содержит меньше данных о росте крупного землевладения, чем Бавар- ская и Алеманнская Правды, несмотря на то, что эдикт Ротари возник на территории Италии почти через столетие после начала лангобард- ского завоевания. Если мы обратимся к англо-саксонским правдам, то увидим, что в правдах конца Vlr в. — в кентском законе Уитреда 695—696 гг., так же как и в уэссекском законе Инэ 688—695 гг.,— наряду с прежним делением племени на родовую знать и простых свободных общинников (эрлов и кэрлов), возникают и новые деления, связанные с ростом служилой знати — дружинников (гезитов); но в то же время в Правде Инэ отражены характерные черты общинного строя. Несмотря на это последнее обстоятельство, по закону Инэ уже можно судить об имущественном расслоении в среде свободных кэрлов и о начальном этапе зарождения зависимого крестьянства, хотя ранние англо-саксон- ские правды создавались в обстановке почти полного отсутствия синтеза с римским рабовладельческим строем, между тем как в Салической Правде, возникшей на территории бывшей римской провинции Галлии, этот процесс почти не отражен. Из приведенных примеров видно, что локализация и датировка от- дельных правд сами по себе еще не дают ключа к пониманию особенно- стей каждой из них, как исторического источника. Этот ключ мы должны искать в самом составе и содержании каждой варварской правды, отра- жающей те или иные этапы общественного развития соответствующего племени, исходя при этом из общей совокупности данных о его истории. Однако варварская правда как памятник — не только источник для изучения общественного строя того или иного племени на данном этапе его развития, но и источник нашего познания тех разных этапов развития (от первобытно-общинного строя и его разложения до возникновения феодальных отношений), которые проходили различные варварские пле- мена, проделавшие сходный исторический путь. Поэтому необходимо сопоставление и сравнение данных разных варварских правд, но не по- средством извлечения из контекста отдельных мест той или иной правды, а лишь в результате целостного изучения каждой из них. Как уже было указано выше, каждая из правд отражает различные этапы общинного строя, и при этом одни этапы — ярче, другие — блед- 1 Расстояние в три столетия между Салической Правдой и Саксонской полностью не объясняет большую архаичность первой, так как Саксония развивалась вне син- теза, и конец VIII — начало IX в. для саксов — примерно та же стадия развития, что конец V — начало VI в. для салических франков. 4 А. И. Неусыхин ^д
нее; но к некоторым правдам имеются такие дополнительные источники сходного типа, которые позволяют проследить более длительный путь развития, выводящий уже за пределы общинного строя. В связи с этим имеет немаловажное значение вопрос о том, составлена ли данная прав- да сразу в виде единовременной записи или она составлялась путем ряда последовательных наслоений и прибавления новых текстов. В виде едино- временной записи были составлены следующие правды: Салическая Правда (древнейший ее текст, не дошедший до нас, — кроме списков I семьи) \ Баварская Правда, Саксонская Правда, Правда тюрингов, франков-хамавов, эдикт Ротари. Рипуарская, Фризская, Алеманнская Правды обнаруживают боль- шую сложность состава, свидетельствующую о разновременности проис- хождения разных частей этих правд. Так, в Рипуарской Правде можно выделить ряд глав, представляющих собою переработку Салической Правды и возникших, вероятно, во второй половине VI в. (гл. XXXII— LXIV), в то время как последние ее главы составлены, может быть, в пер- вой половине VII в. при' меровингском короле Дагоберте I, а дошедший до нас текст Рипуарской Правды в целом сводит воедино ее разнородные части и относится, вероятно, к концу VII — началу VIII в. То, что обозна- чается обычно как Алеманнская Правда, состоит в сущности из двух различных памятников: первый из них—Pactus Alamannorum—относится к концу VI — началу VII в., а второй — Lex Alamannorum — к началу VIII в. (может быть, кроме третьего раздела). К основному тексту Фриз- ской Правды (повидимому, VIII в.), состоящему из 22 глав, присоеди- нено значительное дополнение (так называемое Additio Sapientum), но вся правда в целом фиксирована на Аахенском съезде 802 г. как и осталь- ные каролингские правды. Однако, несмотря на некоторую разнород- ность состава Рипуарской, Фризской и Алеманнской Правд, разные их составные части вошли при окончательной их фиксации в структуру це- лого, так как они по характеру содержащихся в них постановлений орга- нически связаны с этим целым. Многие варварские правды,— и притом даже те, которые составлены в виде единовременной записи,— дошли до нас в сопровождении ряда дополнительных памятников, уже не являющихся по своему характеру источниками типа варварских правд. Так, к Салической Правде добав- лены целых семь Капитуляриев франкских королей VI—IX вв. (от Хлод- вига до Людовика Благочестивого), видоизменяющих нормы Салической Правды и представляющих собою законодательные постановления франк- ской королевской власти времен Меровингов и Каролингов (они отно- сятся к особой группе франкских капитуляриев, известных в источникове- дении под названием Capitularia legibus addenda). Имеются такие же капитулярии к Рипуарской • Правде (капитулярий Карла Великого 803 г. — Capitulare legi Ribuariae additum) и капитулярии к Баварской Правде 810 и 801 —813 гг. (Capitulare Baiuvaricum, Capitula ad legem Baiuvariorum addita); проявлением законодательной деятельности коро- левской власти были два саксонских капитулярия Карла Великого (Capi- tula de partibus Saxoniae и Capitulare Saxonicum), изданные в конце VIII в. в разгар борьбы Карла Великого с саксами, ранее записи самой 1 Все рукописи пяти семей L. S. содержат ряд редакционных изменений древ- нейшего текста. См. об этом «Введение» Н. П. Грацианского к изданию «Салическая Правда». Русский перевод Н. П. Грацианского и А. Н. Муравьева (Казань, 1913, стр. XXXVI—XXXVII), а также Д. Н. Егоров. Предисловие к изданию «Lex Salica»; «Салическая Правда», перевод Н. П. Грацианского под ред. В. Ф. Семенова, М., 1950. См. кроме того Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, London, 1880, Introduction,, p. XIII— XXII; Lex Salica, hrsg. von J. F. Behrend, Weimar, II AufL, 1897, Vorwort, S. V—VIII,, «Lex Salica, 100 — Titel Text», hrsg. von R. A. Eckhardt. Weimar. 1953. S. 318. 50
Саксонской Правды. Дополнительными памятниками к Баварской Правде являются, кроме того, постановления соборов и баварских герцогов (в частности, так называемые декреты баварского герцога Тассилона III, т. е. решения, принятые на синодах в Дингольфинге и Нейхинге в 770—772 гг.) L Особое место по своему составу в ряду памятников варварского права занимают следующие три группы законов: вестготские, бургундские и лангобардские. В основе каждой из этих групп лежит одна, самая ранняя запись обычного права соответствующего племени (типа варварской правды), а за нею следуют законодательные постановления королей более позднего периода, в которые, однако, включены в измененном виде и мно- гие нормы обычного права. Так, собственно «варварской правдой» вест- готов является уже упомянутый выше кодекс короля Эвриха (второй по- ловины V в.); в законах короля второй половины VI в. Леовигильда (из- даны между 572 и 586 гг.) содержатся нормы обычного права вестготов, причем некоторые из них подверглись видоизменениям и дополнениям; законы королей конца VI в., а также и VII в. — Рекарреда (586—601), Хиндасвинта (642—653) и Реккесвинда (649—672) — представляют со- бою уже результат законодательной инициативы вестготской королевской власти и в значительной их части не соответствуют не только обычному праву вестготов, но и новому праву, фактически действовавшему в вест- готском королевстве в VII в. Это новое право отражало начальный этап процесса феодализации, между тем как королевские законы, отменяющие старое, обычное право, отразили романизацию варварского обычного права в более сильной степени, чем она имела место в действительности: в них чувствуются явные заимствования из кодекса Феодосия II и Юсти- ниана; отсюда же идет и деление вестготских законов, изданных при Реккесвинде в 654 г. в качестве единого цельного свода, распадающегося на двенадцать книг, каждая из которых разбита на титулы и параграфы. То обстоятельство, что все главы этого кодекса, отражающие нормы вестгот- ского обычного права, хотя и с элементами романизации (вплоть до зако- нов короля Леовигильда), снабжены особым заголовком Antiqua, а осталь- ные главы фигурируют под именем тех королей, которые внесли их в об- щий кодекс,— позволяет разграничить вестготское обычное право и позд- нейшие королевские постановления. Эту задачу облегчает и наличие до- шедших до нас фрагментов первоначальной редакции кодекса Эвриха, которая частично совпадает с текстом Leges Visigothorum, обозначенным как Antiqua 1 2. Бургундские законы тоже состоят из первоначального основного ядра — закона короля Гундобада (около 474—516), в котором содер- жатся нормы обычного правд бургундов, и из ряда вставок и новелл (но- вых законов) двух его преемников — королей Сигизмунда (517—524) и Годомара (524—534), видоизменяющих и дополняющих эти нормы. В отличие от вестготских законов, это основное ядро Бургундской правды дошло до нас не в виде отдельного первоначального, хотя бы и фрагмен- тарного, текста (наподобие кодекса Эвриха), а в виде последующего сво- да, в который уже включены и все новеллы. Поэтому лишь из этого кодекса и можно делать умозаключения о характере обычного права 1 См. MGH. Leges, t. Ill, in f°, ed. J. Merkel, Leges Baiuvariorum, Additamenta, p. 460—468. 2 В начале VI в. (в 506 г.) король Аларих II издал сборник законов, предназначен- ный для урегулирования взаимоотношений местного римского и варварского населе- ния вестготского королевства, а также и отношений в среде самих римлян, — это так называемый Бревиарий Алариха (иначе — Lex Romana Visigothorum), отражающий начало варваризации римского права. 4* 51
бургундов не только времен Гундобада, но и его предшественников — Гундиоха и Хильперика. Другое отличие состава бургундских законов от вестготских заключается в том, что новеллы бургундских королей отно- сятся к первым двум десятилетиям VI в., между тем как постановления вестготских королей, видоизменяющие обычное право, издавались в те- чение столетия с лишним, вследствие чего разница между содержанием новелл и обычного права у бургундов гораздо менее значительна, чем у вестготов Ч Лангобардские законы VII—VIII вв. состоят из двух групп памятни- ков, весьма различных по составу и содержанию: первая из них представ- лена эдиктом короля Ротари (643 г.), который является древнейшей записью обычного права лангобардов; вторая группа состоит из законода- тельных постановлений лангобардских королей второй половины VII и первой половины VIII в. (вплоть до 755 г.). Эти постановления напоми- нают отчасти франкские капитуляции, отчасти вестготские законы второй половины VI—VII вв. Подобно франкским капитуляриям, они издава- лись на собраниях знати каждым королем в течение нескольких лет под- ряд, причем в постановления одного и того же года включались нормы, касающиеся весьма различных сторон общественной жизни. Таковы за- коны короля Лиутпранда, изданные в 713 — 735 гг., законы Айстульфа, изданные в 750—755 гг.; в течение одного года был издан эдикт Гримо- альда (668 г.) и эдикт Ратхиса (746 г.). Наиболее обширными, система- тически разработанными и значительными по содержанию из всех пере- численных памятников лангобардского законодательства конца VII и первой половины VIII в. являются законы Лиутпранда. Собственно Лан- гобардской Правдой следует считать лишь эдикт Ротари, нормы кото- рого подверглись в более поздних лангобардских законах видоизмене- ниям, позволяющим проследить некоторые стороны процесса феодализа- ции лангобардского королевства. Из сделанного нами обзора различных групп варварских правд (а также и дополнительных к ним памятников) под углом зрения их да- тировки, локализации и состава следует, что для решения интересующих нас проблем важнее всего исходить из особенностей самого содержания каждой варварской правды или сходных между собою групп таковых. При этом следует отдавать себе ясный отчет в том, на какие вопросы та или иная группа варварских правд может и на какие она не может дать ответ. С этой точки зрения можно отметить и выделить особенности тех или иных варварских правд, как источников по изучению различных сто- рон общественного строя варварских племен и различных этапов его раз- вития. Самый ранний этап отражает Салическая Правда. Она дает материал для исследования общины на сравнительно ранней ее стадии — на пере- ходном этапе ее развития от земледельческой общины к марке; согласно данным Салической Правды, аллод в этот период лишь зарождается в ви- де ограниченного права наследования недвижимости прямыми мужскими потомками умершего; отчуждение земельных наделов общинников еще не возникло, хотя внутри общины появляется имущественная дифферен- циация. Характер социального расслоения племени салических франков указывает на то, что основную его массу еще составляют свободные рав- 1 И в бургундском королевстве был издан особый закон, оформлявший правовые отношения в среде местного римского населения, а равным образом и его взаимоотно- шения с бургундами, — Lex Romana Burgundionum (вероятное время издания между 502 и 517 г.). Источниками Lex Romana —наряду с самими бургундскими законами,— послужили: кодекс Феодосия II и дополнительные новеллы к нему, Институции Гайя и Другие памятники римского права. 52
ноправные общинники, которые частично используют подсобную рабочую силу литов и рабов. Над свободными стоят королевские дружинники, по- видимому, частично уже вторгающиеся в общину, но данные о них в Са- лической Правде весьма скудны. В основном Салическая Правда — источник по изучению последней стадии разложения родо-племенного строя, на которой еще сильны пережитки кровно-родственных отношений (в форме большой семьи). Поэтому она дает наиболее значительный материал по вопросу о структуре деревни этого периода и ранней общи- ны, о порядке наследования, о начале отчуждения движимости, о харак- тере большой семьи и возникающей путем ее распада малой семьи, о фор- мах семьи и брака, о правах и обязанностях свободных общинников, о положении литов и рабов и о процедуре сотенного народного суда. Зато она не содержит никаких данных о родовой знати салических фран- ков и очень мало данных о галло-римском населении франкского коро- левства. Процесс оседания дружины на землю и роста королевской власти отражен недостаточно отчетливо и, повидимому, в более слабой степени, чем он имел место в действительности ко времени записи Салической Правды (т. е. к началу VI в.). Салическая Правда содержит меньше дан- ных о социальном расслоении и о разных социальных статусах, чем дру- гие правды, и совсем не фиксируёт социальные различия внутри широ- кой массы свободных общинников, хотя и дает указания на имуществен- ную дифференциацию в их среде. Словом, из тех двух сторон обществен- ного строя варварских племен, которые в той или иной мере отражены в любой варварской правде — общинного уклада с остатками родо- племенного строя и зарождающихся общественных отношений будущего раннефеодального строя — Салическая Правда отражает преимуще- ственно первую. В отличие от Салической Правды северогерманская группа варвар- ских правд, тоже отражающих архаическую структуру общества (по крайней мере во многих существенных отношениях), дает как раз весьма обильный материал по социальному строю и зато более скудный мате- риал по структуре общины. Эти правды (Саксонская, Фризская, Тюринг- ская и Правда франков-хамавов), с одной стороны, отражают весьма архаическое социальное членение племени на родовую знать (нобилей), равноправных свободных (liberi), литов и рабов (особенно ярко — в Сак- сонской Правде), а с другой стороны, фиксируют уже и некоторые ре- зультаты резкого имущественного расслоения в . каждом из этих слоев (кроме рабов), которое приводит к перемещениям и сдвигам различных архаических социальных статусов, — например, к возникновению зависи- мости не только части свободных от нобилей (как в Саксонской Правде, гл. LXIV), но и некоторых отдельных свободных и даже нобилей от дру- гих свободных, а иногда — и некоторых свободных даже от литов (наи- более отчетливо это отражено во Фризской Правде). Вместе с тем в этой группе правд имеются данные о наличии более развитых форм аллода (отчуждение земельных наделов путем продажи и дарения). Однако не- смотря на это, Саксонская и Фризская Правды должны быть использованы прежде всего как источник по социальному строю саксов и фризов, а не как памятник, характеризующий поземельные отношения у этих племен. То же самое относится и к ранним англо-саксонским правдам. Хотя Уэссекская Правда Инэ 688—695 гг. и законы короля Альфреда (конца IX в.) и содержат данные о структуре общины (например, важное указа- ние на сооружение временных изгородей возле пахотных полей) тем не 1 Законы Инэ (Ine, 42). F. Liebermann. Die Gesetze der Angelsachsen, Bd. I. Halle, 1903. 53
Менее и в них полнее всего изображен как раз социальный строй Уэссекса VII—IX вв., причем, наряду с данными о старинных социальных подразделениях общества на эрлов, кэрлов, литов и рабов, в них отра- жен начальный этап процесса классообразования, закладывающего основы классовой структуры раннефеодального общества. Правды Инэ и Альфредй й Некоторые другие памятники рисуют рост имущественного расслоения внутри широкого слоя кэрлов, возникновение глафордата, оседание дружинников на землю и усиление служилой знати — гезитов и тэнов. Многие статьи этих двух правд дают представление о земельном наделе кэрла — гайде, а также подчеркивают связь размеров земельного владения с социальным положением того или иного лица и величиною его вергельда (деление всего общества на три разряда по размеру вер- гельда: владельцев одной гайды с вергельдом в 200 шиллингов, владель- цев 5 гайд с вергельдом в 1200 шиллингов и на группу, промежуточную между теми и другими, с вергельдом в 600 шиллингов). В англо-саксонских правдах содержится также значительный мате- риал об административном и политическом строе Кента и Уэссекса, о су- дебной процедуре и о росте королевской власти. То обстоятельство, что англо-саксонские правды — в отличие от континентальных — составлены и записаны на старинных диалектах Кента и Уэссекса, а не на вульгар- ной латыни, представляет их значительное преимущество (ибо латинские термины часто не в состоянии точно выразить несоответствующие им реальные общественные отношения варварских племен) и, кроме того, позволяет провести ряд терминологических параллелей с правдами тех пле- мен континента Западной Европы, которые обнаруживают черты сход- ства их общественного строя с социальным строем англо-саксов. Эти параллели возможны лишь в тех случаях, когда в соответствующих конти- нентальных правдах или в смежных с ними источниках одни и те же явле- ния обозначены одновременно латинскими и германскими терминами, между тем как в англо-саксонских правдах они даны только в герман- ской терминологии. Таковы терминологические параллели между Саксон- ской Правдой и саксонскими хрониками, с одной стороны, и англо-сак- сонскими правдами — с другой (например, саксонский liber-friling и ан- гло-саксонский frigman, frigne man и др.), между лангобардским законом Ротари и Кентской Правдой Уитреда 695—696 гг. (сближение ланго- бардского термина fulcfree с англо-саксонским folcfry) Ц Подобные терминологические сближения зачастую служат немаловажным дополни- тельным источником для познания существа тех явлений, которые обо- значаются сходными терминами. Лангобардский эдикт Ротари отражает процесс превращения общины из земледельческой в марку и содержит описание структуры большой семьи, отличающейся большей конкретностью, чем соответствующие данные Салической Правды. Вместе с тем этот эдикт отражает и процесс распадения большой семьи и разложения общинного строя, а также начальный этап процесса классообразования и усиление имущественного неравенства в среде свободных (оседание дружинников на землю, рост королевской власти и служилой знати, возникновение либеллярной зависимости части свободных общинников) и дает подробное описание различных видов земельных дарений. Наличие всех этих данных в эдикте Ротари позволяет проследить связь собственности общинников на их на- делы с их свободой и показать, как эта связь постепенно порывалась и 1 Лангобардское обычное право обнаруживает черты сходства с саксонским и ан- гло-саксонским, так как лангобарды были до их переселения соседями саксов на Эльбе. 54
частично заменялась зависимостью некоторых общинников от их патро- нов. Вместе с тем эдикт Ротари содержит данные о вольноотпущенниках и об отпуске рабов на волю (а также и о промежуточном слое полусво- бодных альдиев). В целом эдикт Ротари рисует не только старинный общинный строй, но и начало его разложения, а также и зарождение предпосылок раннефеодальных общественных отношений, т. е. стадию, непосредственно следующую за той, которая отражена в Салической Правде, и таким образом составляет ценное дополнение к этой последней. Несмотря на то, что этот памятник составлен в Италии около середины VII в., он представляет собою запись именно лангобардского обычного права, весьма слабо затронутого романизацией; он мало отражает про- цесс синтеза разлагающихся рабовладельческих отношений с варвар- ским общинным строем; результаты этого процесса сказались в более позднем законодательстве Лиутпранда и Айстульфа \ Зато бургундские и вестготские законы дают, возможность конкретно проследить ход и характер поселения бургундов и вестготов на терри- тории римских провинций, установить последствия земельных разделов варваров с галло-римлянами 1 2 и их влияние на дальнейшее разложение общинного строя этих двух варварских племен. Эти источники свидетель- ствуют о возникновении смешанных галло-бургундских поселений3, об отмирании прежних кровно-родственных связей и о распаде большой семьи (например, объединений faramanni у бургундов), о превращении земельных наделов (sortes) вестготов и бургундов, поселившихся на тер- ритории галло-римских земельных владений, в свободно-отчуждаемую собственность, т. е. в развитый, вполне сложившийся аллод. Бургундская и Вестготская Правды 4 показывают и мощное ускоряющее воздействие уже начавшегося синтеза галло-романского и варварского обществен- ного строя на ход этого процесса, а также и на тесно связанный с ним рост социального расслоения у вестготов и бургундов, который выра- жался как в углублении социальных различий между знатными и про- стыми свободными на почве неравенства в сфере землевладения и эксплуатации рабов, так и в имущественной дифференциации внутри широкого слоя свободных и в оседании дружины на землю. Однако наиболее архаические тексты тех же* законов позволяют реконструировать также и структуру бургундской и вестготской позе- мельной общины в том ее виде, в каком она сложилась до поселения этих племен на территории римских провинций и независимо от него. Вместе с тем другие тексты тех же законов показывают, как община именно в ходе этого расселения быстро утрачивает последние признаки земледельческой общины и приобретает все характерные черты общины- марки и как в силу того же исторического процесса бывший надел боль- шой семьи общинника-бургунда или вестгота сменяется наделом посе- ленца (sors), и как этот последний становится аллодом, оставаясь на пер- вых порах аллодом члена общины. Вестготские и бургундские законы отражают также и процесс возникновения предпосылок классообразова- ния, закладывающего основы будущих классов и слоев раннефеодального общества: это сказывается как в формировании элементов зависимого кре- 1 См. П. Г. Виноградов. Происхождение феодальных отношений в лангобард- ской Италии, СПб., 1880, гл. III—IV, стр. 155—157, 166—188; А. Н а 1 b а и - В 1 uшеп- stock. Das romische Recht in den germanischen Volksstaaten, II Theil, Breslau, 1905, S. 106—203. (Gierkes Untersuchungen zur deutschen Staats- und Rechtsgeschichte, Bd. LVI). 2 См. статью H. П. Грацианского «О разделах земель у бургундов и вестготов» («Средние века», вып. 1, 1942, стр. 7—18). 3 Leges Burgundionum. MGH, Legum Sectio I, t. II, p. 1, ed. L. R. De Salis, 1892; Lex Gundobada, XXXVIII. 4 Мы имеем в виду вестготскую Antiqua, т. е. законы от Эвриха до Леовигильда. 55
стьянства, так и в зарождении некоторых слоев господствующего класса, характерных для начального этапа феодализации (чрезвычайно раннее появление земельных пожалований бенефициального типа оседающим на землю дружинникам). Таким образом, Вестготская и Бургундская Правды дают представление о самой ранней стадии синтеза галло-роман- ского и варварского общественного строя, т. е. о той его стадии, на ко- торой еще весьма живучи многие основные черты общинного строя варваров. Для нашего исследования особенно существенна именно эта ранняя стадия указанного синтеза. Изучение именно ранней стадии син- теза дает возможность показать его влияние на ход, темп и характер начального этапа процесса превращения свободных общинников в зави- симых крестьян. Это тем более любопытно и показательно, что в нашем распоряжении имеется другая группа варварских правд, отражающая тот же процесс превращения общинников-аллодистов в зависимых крестьян, но без воз- действия синтеза, это — Алеманнская и Баварская Правды. В этих двух памятниках особенно ярко сказалась характерная черта, свойственная в той или иной степени всем варварским правдам (при всем различии между ними), а именно то обстоятельство, что все они (в разной мере) отражают две отличных друг от друга стороны общественной структуры варварских племен: пережитки старого родо-племенного строя и возникно- вение нового раннефеодального строя. По Алеманнской и Баварской Правдам община находится на стадии общины-марки, члены которой уже частично впадают в личную и поземельную зависимость от крупного (цер- ковного и светского) землевладения, а также и друг от друга (обеднев- шие общинники — от более зажиточных), а новые общественные отноше- ния, в соответствии с этим, уже приобретают черты, характерные для сложившегося раннефеодального строя. Весьма важной особенностью этих двух правд, как исторического- источника, является то, что отмеченная выше характерная черта всякой варварской правды, как таковой, сказалась в самом расположении мате- риала, в самом строении двух разбираемых нами памятников. Так, если оставить в стороне более ранний Pactus Alamannorum, то собственно Алеманнская Правда (Lex Alamannorum) предстанет перед нами, как весьма разнообразный по содержанию памятник, состоящий из трех ча- стей, каждая из которых снабжена особым подзаголовком. Первая часть (главы I—XXII), трактующая «дела церкви» (causae ecclesiae), рисует крупное церковное землевладение, положение разных слоев зависимого крестьянства (сервов, вольноотпущенников и колонов), а также и самый процесс превращения части свободных алеманнов в церковных коло- нов кроме того, она содержит данные об имущественных правах церкви и о ее судебных привилегиях. Вторая часть (главы XXIII—XLIII) — «О делах, относящихся к гер- цогу» (De causis, qui ad duce pertinent), посвящен^ характеру и поло- жению государственной власти и трактует политические, судебные и имущественные права алеманнского герцога, а также и организацию графского суда. Наконец, третья часть, самая обширная (главы XLIV—XCI) — «О делах, которые часто случаются в народе» (De causis, qui sepe solent contingere in populo), представляет собою запись норм обычного права алеманнов и содержит данные о большой семье (genealogia, гл. LXXXI),. о формах семьи и брака, о порядке наследования, о вирах за убийство лиц разного социального и имущественного положения (а также о пенях 1 Lex Alamannorum, VIII, XXII (liber ecclesiae, quern colonus vocant). 56
за увечья), о неравных браках и социальном расслоении в среде свобод- ных и т. д. Прибавления к этой последней части Lex Alamannorum (Additamenta), содержащиеся в большинстве списков Алеманнской Правды в виде продолжения Lex, по своему характеру и содержанию- напоминают Pactus Alamannorum. Впрочем и вся третья часть Lex пред- ставляет собою развитие, дополнение и некоторую систематизацию тех норм обычного права, которые отрывочно и лапидарно изложены в четы- рех фрагментах Pactus’a. Баварская Правда также состоит из трех аналогичных частей, хотя их соотношение, да и самое расположение материала, несколько иное. Первая и вторая части Баварской Правды, соответствующие по содержанию первым двум частям Lex Alamannorum, не состоят — в от- личие от них —• из целого ряда глав, а составляют каждая одну главу (I и II главу Баварской Правды), разбитые на параграфы, между тем как третья часть охватывает все остальные главы Баварской Правды (каждая из них — от IV до XXIII — имеет особый заголовок и в свою очередь разбита на параграфы). Первый титул Баварской Правды — «Постановления, относящиеся к духовенству, а также к правам церкви» (Capitula, quae ad clerum perti- nent seu ad ecclesiastica iura) — содержит еще более подробные данные о церкви и о церковном землевладении, чем первая часть Алеманнской Правды. Он начинается прямо с разрешения и поощрения дарений в пользу церкви и с указаний на возможность обратного пожалования их в прекарий, ограждает далее имущественные права церкви, устанавли- вает виры ее служителей и заканчивается описанием характера повин- ностей (барщин й оброков) церковных колонов и сервов ’, а также до- полняющим его изображением хода закрепощения свободного и его превращения в серва 1 2. Второй титул Баварской Правды, составляющий по своему содержа- нию вторую ее часть, называется «О герцоге и о делах, к нему относя- щихся (De duce et eius causis, qui ad eum pertinent); он содержит дан- ные не только о политической, военной и судебной власти герцога и об- организации судебной власти на местах, но и о восстаниях против гер- цога, а также и о росте светского землевладения герцогских вассалов. Третья, самая большая, часть 3 Баварской Правды, не имеющая осо- бого заголовка, представляет собою запись обычного права баваров, произведенную, однако .под сильным влиянием баварского духовенства 4 (не говоря уже о герцогской власти) и, в соответствии с этим, менее архаичную, чем третья часть Алеманнской Правды. Ни в одной варварской правде нет такого подробного изображения внутренней структуры общины на стадии марки, как в третьей части Ба- варской Правды. Здесь имеются данные о расположении полей, о погра- ничных знаках, о регулирующей роли общины в процессе сельскохозяй- ственного производства, о связи собственности и свободы равноправных баварских общинников, об их поземельных тяжбах друг с другом по старинной процедуре. Этот памятник рисует живучесть общинных рас- порядков (особенно порядка пользования неподеленными угодьями) и 1 Lex Baiuv., I, § 13, имеющий особый подзаголовок: «De colonis vel servis eccle- siae, qualiter serviant, vel quale tributa reddant». 2 Lex Baiuv., I, § 14. 3 Между второй и третьей частями Баварской Правды вставлена особая глава (III),. устанавливающая размер виры пяти самых влиятельных родов Баварии, а также и. герцогского рода. 4 Ср. Lex Baiuvariorum, hrsg. von К- Beyerle, Munchen, 1926, Einfiihrung, S.. LII—LIV, LXVI (К- Бейерле датирует Баварскую Правду 741—743 гг.). 5,7
даже некоторые, лишь постепенно отмирающие пережитки кровно-род- ственных связей. Однако вместе с тем эта часть Баварской Правды со- держит обильные свидетельства о замене старого принципа приложения личного труда к земле и передачи ее по наследству такими новыми явле- ниями, как купля-продажа земельного аллода, его захваты и дарения, насильственное лишение свободных общинников их собственности и сво- боды. Она изображает значительную мобилизацию земельной собствен- ности, такое обилие залоговых и меновых сделок, а также столь далеко зашедшее расслоение в среде свободных общинников, приводящее не только к имущественной, но и к личной зависимости одних общинников ют других, что позволяет говорить о процессе классообразования, прохо- дящем через самую общину-марку. Из вышеизложенного ясно, что и в последней части Алеманнской и Баварской Правд, представляющих запись обычного права, имеются данные не только о чертах прежнего, общинного строя, но и о его разложении и о возникновении новых отно- шений раннефеодального типа (это особенно относится к .третьей части Баварской Правды). С другой стороны, и в первых двух частях этих Правд нередко фиксируются некоторые архаические пережитки. Однако описанное расположение материала в Алеманнской и Бавар- ской Правдах все же облегчает исследователю выделение старых и но- вых явлений и дает возможность проследить различные этапы эволюции 'Общественного строя баваров и алеманнов от распадения кровно-род- ственных связей и большой семьи до разложения самой общины-марки и до начала того процесса классообразования, в ходе которого возникает .зависимое крестьянство. В этом —- особая ценность этой группы правд. Ее сопоставление с бургундско-вестготской группой показывает, что про- цесс классообразования, закладывающий основы раннефеодального об- щественного строя, может протекать, — правда, со значительным запо- зданием, — и при отсутствии синтеза разлагающегося рабовладельче- ского строя с общинным строем варваров. * * * Самый процесс феодализации отражен в весьма разнообразных и многочисленных источниках: его начало, как мы видели, рисуют некото- рые варварские правды (например, вестготские и бургундские законы, Рипуарская, Баварская и Алеманнская Правды), а его ход в период ран- него феодализма позволяют проследить формулы, дипломы, капитулярии, лолиптики и особенно картулярии (сборники дарственных грамот, а также грамот, фиксирующих другого рода имущественные, главным образом по- земельные, сделки). Эти источники, в отличие от варварских правд, отра- жают современные им отношения: грамоты оформляют те имущественные и поземельные сделки, которые заключены в год составления этих грамот 1 (значительная часть грамот датирована их составителями). Формулы — образцы составления грамот, исходящие нередко из тек- стов конкретных грамот, но таких, которые являются типичными для данной местности; обобщая содержание этих грамот, формулы дают типические случаи различных сделок, распространенных в тех или иных районах в тот период, когда создавались сборники формул. 1 Сборники дарственных и других грамот отдельных монастырей (картулярии) создавались, правда, значительно позднее времени составления самих грамот,— иногда через несколько столетий после начала оформляемых ими сделок (в частности — зе- мельных дарений и прекариев, обменов и купли-продажи недвижимости). Но при этом картулярии составлялись на основе хранившихся в монастырских архивах подлинных грамот (или их копий), и их тексты включались в картулярии (целиком или с некото- рыми сокращениями). .58
2. ФОРМУЛЫ И КАПИТУЛЯРИИ Формулы дошли до нас в виде целого ряда сборников этих докумен- тов, составленных в эпоху Меровингов и Каролингов. Каждый сборник относится к определенному району и периоду. Формулы содержат образцы для составления грамот по весьма раз- нообразным сделкам; в них описываются случаи передачи имущества (движимого и недвижимого) по наследству или в силу завещания; мено- вые и залоговые сделки; купля-продажа земли и движимости; сделки с аллодиальной и благоприобретенной собственностью; акты передачи при- даного (выделение dos женихом невесте при вступлении в брак); акты земельных дарений, частных и королевских пожалований; изложение позе- мельных тяжб и судебных решений, а также и соглашений о разделе имущества. Формулы дают представление о церковном вотчинном землевладении, о крупном и мелкопоместном светском землевладении, о структуре де- ревпи, ©..дальнейшем ходе закрепощения крестьянства, а также о разви- тии таких феодальных институтов, как коммендация и патронат, прека- рий, бенефиций и иммунитет. Тем самым они являются одним из источ- ников по изучению процесса классообразования в период раннего фео- дализма. Для нашей работы, посвященной начальному этапу этого процесса, важны главным образом те сборники формуй'(а также те отдельные формулы в разных сборниках) 1 2, которые позволяют проследить измене- ния в структуре общины-марки и ранние формы земельных дарений. При использовании формул с этими целями особенно важно иметь в виду различие между сборниками формул, исходящими из западно- франкского и восточнофранкского государств. Однако для того, чтобы оно выступило более рельефно, необходимо предварительно охарактери- зовать (хотя бы в самых общих чертах) различные отдельные сборники формул, ибо каждый из них, в свою очередь, отражает специфические особенности хода указанного процесса в том или ином районе. Сборники формул можно весьма условно подразделить на следующие три основные группы, в которые, однако, не входит целый ряд сборников, 1 О формулах, как историческом источнике, см. А. Д. Удальцов. Свободная деревня в Западной Нейстрии в эпоху Меровингов и Каролингов, СПб., 1912, стр. 24—30,61—70; G. Caro. Die Landgiifer in den frankischen Formelsammlungen.— «Histo- rische Vierteljahrschrift». Bd. VI, 1903, S. 309—338. Формулы изданы в «Monumenta Germaniae Historica» (Legum Sectio V) под названием: «Formulae Merovingici et Ka- rolini aevi, ed. K. Zeumer, Hannoverae, 1886. 2 Каждая формула, трактующая тот или иной тип сделки, обобщает в алгебраиче- ской форме (т. е. в форме изложения самой сущности сделки, но без обозначения имен ее участников и названия населенных пунктов) целый ряд конкретных случаев анало- гичных актов. Поэтому наличие хотя бы одной формулы той или иной сделки уже указывает на то, что подобные акты были в той или иной мере распространены в дей- ствительности. Однако, с другой стороны, ни в коем случае не следует преувеличивать степень этой распространенности на основании самого факта наличия одной формулы данной сделки. Так, например, из того только факта, что в Вестготском сборнике формул встречается одна такая прекарная формула, которая свидетельствует о праве верховного земельного собственника согнать прекариста (получившего praecaria data и уже до этого разорившегося) с его держания за невыполнение повинностей, не сле- дует, что такое право вообще является характерным признаком прекария в вестгот- <ской Испании, где был составлен этот сборник формул (см. Formulae Visigothicae, 36. MGH, Legum Sectio V. Formulae, ed. K. Zeumer, p. 591). Такому выводу проти- воречит как наличие в том же вестготском сборнике другой прекарной формулы без упоминания об этом праве (Formulae Visigothicae, № 37), так и отсутствие подоб- ного права в большинстве формул различных сборников. Можно было бы привести и другие примеры мало типичных явлений, отраженных в некоторых единичных фор- мулах. 59
остающихся вне этой классификации: на галло-романскую, салическую и алеманнско-баварскую группы к В галло-романскую группу входят следующие четыре сборника: 1) Ан- жерские (или Анжуйские) формулы (Formulae Andecavenses), состав- ленные в Анжере — частично в конце VI, а частично (повидимому, боль- шинство включенных в этот сборник формул) — в первой половине VII в.; 2) Формулы Маркульфа (Marculfi Formulae) 1 2, составленные в монастыре Ресбах (в епископстве Мо) около 700 г. и послужившие образцом для составления некоторых других сборников (например, турских формул и салических формул Меркеля); 3) Турские формулы (Formulae Turonen- ses), составленные в г. Туре в VIII в.; 4) Сансские формулы (Formulae Senonenses, Cartae Senonicae), составленные в Сансе в начале правления Карла Великого. Салическая группа содержит три сборника, названные по имени их составителей: 1) Салические формулы Биньона (Formulae Salicae Bigno- nianae); 2) Салические формулы Маркеля (Formulae Salicae Merkelia- nae) и 3) Салические формулы Линденброга (Formulae Salicae Linden- brogianae). Все формулы этой группы возникли в Северной Франции, на тех римских территориях, которые были заняты салическими франками еще до Хлодвига. Первые два сборника относятся к концу VIII в., а по- следний (Formulae Salicae Lindenbrogianae) — к концу IX в. (составлен в Турнэ). К алеманнско-баварской группе относятся три сборника алеманнских формул и один баварский сборник. Алеманнские формулы состоят из следующих сборников: 1) Formulae Augienses, составленные в VIII в. в Рейхенау и в свою очередь подразделяющиеся на Collectio А, В и С; 2) различные Сен-Гал- ленские формулы (Formulae Sangallenses Miscellaneae) и 3) собрание Сен-Галленских формул, относящихся ко времени аббата Соломона III । (Collectio Formularum Sangallensis Salomonis III tempore conscripta). i Оба сборника .Сен-Галленских формул, относящихся к концу IX в.3 (к 70—80-м его годам), особенно ценны тем, что исходят из того самого монастыря, от которого до нас дошел картулярий, состоящий из под- линных текстов грамот, а потому отличающийся наибольшей полнотой в передаче их содержания по сравнению со всеми остальными каролинг- скими картуляриями. Многие Сен-Галленские формулы составлялись прямо на основе грамот, вошедших в Сен-Галленский картулярий. Баварский сборник формул состоит из Зальцбургских формул (Formu- lae Salzburgenses) IX в. Вышеизложенная классификация, как уже было указано, не исчер- пывает всего многообразия дошедших до нас сборников формул. Она не охватывает следующие сборники: 1) Вестготские формулы (Formulae Visigothicae), одна часть которых возникла в Кордове между 615 и 620 г., 1 Эту классификацию предложил Каро (в цитированном сочинении) и ее принял— с известными оговорками — А. Д. Удальфов («Свободная деревня в Западной Ней- стрии в эпоху Меровингов и Каролингов», стр. 24—27, 61—62, 70). Салическая и але- маннско-баварская группы выделяются уже по самим названиям соответствующих сбор- ников, но спорным остается критерий выделения четырех сборников в особую галло- романскую группу, ибо, во-первых, в одном из сборников салической группы развитие вотчинного землевладения зашло дальше, чем в сборниках галло-романской группы, а, во-вторых, различия между аграрным строем западных и восточных областей франкского государства по формулам нельзя представлять себе исключительно в духе противоположности между романскими и германскими распорядками. Ср. соображе- ния А. Д. Удальцова по этому вопросу (указ, соч., стр. 26—27, 78). 2 Названы по имени составителя и распаляются на две книги: первая содержит формулы королевских грамот, а вторая — формулы частных актов. 3 Некоторые формулы этих сборников датированы их составителями. 60
а другая — во второй половине VII в.; 2) Эльзасские формулы (Formulae Alsaticae), возникшие в Страсбурге и в монастыре Мурбах в VIII и в первой половине IX вв.; 3) Буржские формулы (Formulae Bituricenses), часть которых составлена в начале VIII в., а часть — позднее, уже во вре- мена Карла Великого (обе части — в Бурже); 4) Падуанские формулы (Collectio Pataviensis), составленные в первой половине IX в. при дворе епископа Падуанского и содержащие некоторые данные и по Баварии, так как она частично входила в то время в Падуанский диоцез; 5) Им- ператорские формулы (Formulae Imperiales), составленные в первой по- ловине IX в. в канцелярии Людовика Благочестивого. Последние, в отличие от всех других сборников этих документов, не являются локальным сборни- ком формул и носят особый характер, так как в значительной мере отра- жают политику королевской власти; они представляют собой формулы королевских дипломов, судебных решений и 'пожалований, а не част- ных актов, и в этом смысле напоминают первую книгу формул Мар- кульфа (при всем различии между ними по существу). В Императорских формулах сравнительно много данных об иммунитете и патронате; встре- чаются и свидетельства о незаконном закрепощении свободных и других явлениях социально-экономического характера. Переходя к характеристике тех общественных отношений, которые ри- суют важнейшие сборники формул, следует прежде всего отметить любо- пытные явления, отраженные в самом раннем из них — в Анжерских формулах. Несмотря на то, что они возникли на галло-романской терри- тории, они изображают, наряду с ростом крупного вотчинного землевла- дения и структурой поместья (locellus), также и структуру смешанной деревни (villa, locus, fundus), состоящей не из тяглых мансов сервов и колонов, а из наделов зажиточных и обедневших свободных крестьян, наделов, расположенных вперемежку с владениями внедряющихся в та- кую деревню светских и церковных вотчинников. Сильное социальное расслоение в среде крестьянства приводит к тому, что бедняки иногда от- дают себя в рабство (вместе со всем своим имуществом). Наряду с этим в Анжерских формулах отчетливо выступает мелкая наследственная «арен- да» (в сущности — держание) небольших объектов, — «полей», т. е. зе- мельных участков, полос, виноградников (campus, campellus, viniola),— на территории церковной и светской вотчины. Эта «аренда», которая, может быть, является пережитком римских и галло-римских арендных отношений (conductio perpetua), распространенных на муниципальных и церковных землях конца IV и V вв. допускает возможность имущественных сделок «арендаторов» (держателей) друг с другом, но при обязательном соблю- дении прав того или иного верховного собственника арендуемой земли, обозначаемой как terra conducta, т. е. монастыря или светского вотчин- ника (salvo iure sancti illius, cuius terra esse videtur или salvo iure... vir inluster illo); эти «права» заключались очевидно в уплате чинша, и поло- жение такого рода держателей («арендаторов») было близко к положе- нию колонов 1 2. Формулы Маркульфа свидетельствуют о гораздо большем преобла- даниш.вотчины над . деревней. Villa выступает здесь главным образом как зависимая деревня; объектами сделок являются иногда целые виллы, иногда несколько вилл, а иногда и части одной виллы. Последнее обстоя- 1 Ср. А. Д. Удальцов. Свободная деревня в Западной Нейстрии в эпоху Меро- вингов и Каролингов, стр. 43—44, 47. 2 Любопытной особенностью Анжерских формул является также наличие низшей юрисдикции аббата, которую он осуществляет явочным порядком (т. е. без иммуни- тетного пожалования) над светскими людьми по нецерковным делам. Но это не имеет .непосредственного отношения к теме нашей работы. 61
тельство вполне согласуется с тем, что наряду с личнозависимыми и несвободными держателями тяглых мансов (accolae, servi),B деревне ча- стично еще сохранились мелкие свободные собственники — владельцы не- больших наделов (area, campus). Но они терпят насилия от крупных вот- чинников, которые нередко захватывают их владения. Это свидетельст- вует о том, что деревня в бассейне Сены и Марны (т. е. в Парижской области) закрепощалась иногда не целиком, а по частям; еще уцелевшие остатки свободного крестьянства разорялись, и крестьяне вели повседнев- ную борьбу с захватчиками их владений (ср. жалобы и просьбы о за- щите в формулах). Но наряду с этим в Парижской области в конце VII — начале VIII в. были, невидимому, и какие-то зажиточные собственники (мелкопоместного или крупнокрестьянского типа), на что указывает оби- лие обращений частных лиц (и притом — не крупных вотчинников) к ко- ролю с судебными исками. ^Турские формулы рисуют примерно те же общественные отношения, что и формулы Маркульфа, т. е. сочетание крупной вотчины (locellus) с зависимой деревней (villa, locus), причем иногда земельные владения вотчины разбросаны по нескольким деревням. В составе зависимых дер- жателей встречаются, кроме accolae и mancipia,— также и вольноотпу- щенники (liberti). В отличие от формул Маркульфа и от Турских формул, Сансские формулы дают картину преобладания мелкопоместных (или мелковотчин- ных) владений с входящими в их состав зависимыми мансами. Целая вилла (деревня) никогда не составляет в этих формулах объект сделки '. В формулах Салической группы единицей земельного владения являет- ся тяглый мане (или гуфа). Если сборник Биньона еще знает и отдельных свободных владельцев одного манса, то в сборнике Линденброга уже сов- сем нет свободных собственников крестьянского типа; он рисует типичную вотчину раннего средневековья с характерной для нее системой тяглых мансов. Вотчинник и землевладелец—здесь синонимы. Линденброг (еще в большей мере, чем Маркульф) составлял свой сборник формул в расче- те на потребности вотчинников 1 2. Такое торжество вотчины «в областях с коренным салическим населением»3, на наш взгляд, следует в значи- тельной мере объяснять тем, что здесь перед нами — более поздняя ста- дия развития феодализма, чем та, которую отражают галло-романские формулы. Но, кроме того, тут играли роль местные особенности социально- экономического развития данного района, которые успели к концу IX в. стереть архаические черты общественного строя «коренного салического населения». Эти характерные черты еще и потому окончательно исчезли именно в данном районе, что салические франки поселились здесь очень давно и гораздо дольше подвергались воздействию римских аграрных отноше- ний, чем в тех областях, которые были завоеваны франками лишь при Хлодвиге, несмотря на то, что в этих областях коренное население было галло-романское, а не салическое. Алеманнские формулы отличаются и от галло-романских, и от саличе- ских многими, весьма существенными особенностями. Прежде всего в них 1 Обобщая наблюдения над всеми четырьмя сборниками формул галло-романской группы, А. Д. Удальцов формулирует их следующим образом: «Можно как будто пред- полагать преобладание крупного землевладения в Парижской и Турской областях, более мелкого (конечно, мелкопоместного.—А. Н.) — в Анжуйской и Сансской» («Сво- бодная деревня в Западной Нейстрии в эпоху Меровингов. и Каролингов», стр. 71). 2 Салический сборник Меркеля не самостоятелен, так так построен на заимство- ваниях из Маркульфа. 3 А. Д. Удальцов. Свободная деревня в Западной Нейстрии в эпоху Меро- вингов и Каролингов, стр. 26. 62
отражен строй общины-марки и процесс частичного захвата общинных угодий (лесов и пастбищ) королевским и частным вотчинным землевла- дением, проявляющийся в форме разделов альменды между королев- ским фиском и жителями округа или между монастырем и крестьянами Наряду с этим алеманнские формулы свидетельствуют о заимках и рас- чистках. Кроме того, они рисуют иную структуру поземельной собствен- ности: вместо зависимой деревни с остатками свободных крестьян (как,, например, в формулах Маркульфа) в алеманнских формулах в качестве единицы собственности выступает двор,—либо крестьянский, либо вот- чинный, но и в том и в другом случае расположенный в пределах деревни, в которой могут быть и другие дворы свободных крестьян или мелких вотчинников1 2. Следовательно, здесь сохранилось еще значительное ко- личество свободных крестьян. Владения отличаются разбросанностью, и даже тяглые мансы крупных вотчин часто расположены в различных де- ревнях. .Картина структуры земельной собственности в Сен-Галленских формулах проливает некоторый свет на вопрос о социальном составе дарителей Сен-Галленского картулярия3. В настоящей работе мы не подвергаем все сборники формул массо- вому систематическому обследованию, ибо это не входит в нашу задачу и непосредственно не связано с нашей темой. Но мы используем данные некоторых формул (в особенности алеманнских, а отчасти и ранних ан- жерских) о свободной крестьянской собственности и об общине-марке. Кроме того, мы привлекаем некоторые формулы для решения вопроса об эволюции земельных дарений с VI по VIII в. и об их различии в запад- ных и восточных областях франкского государства. * * * ' Капитулярии представляют собой иной тип юридических источников западноевропейского раннего средневековья, нежели формулы, хотя обе эти группы памятников резко отличаются от варварских правд тем, что отражают не обычное право, а .феодальное право (несмотря на наличие в этих источниках не только отдельных ссылок на варварские правды, но и дополнений к ним). Общей чертой формул и капитуляриев является то обстоятельство, что, несмотря на юридический характер обеих групп па- мятников, они содержат ценный материал по истории вполне реальных процессов социально-экономического развития периода раннего феода- лизма в Западной Европе. Капитулярии, как законодательные постановления франкских коро- лей (меровингских и каролингских), принято делить по формальным признакам на три группы: 1) Capitularia legibus addenda — капитулярии, предназначенные служить дополнением к «законам», т. е. к варварским правдам 4; 2) Capitularia missorum — капитулярии, адресованные госу- даревым посланцам и представляющие собою либо отдельные инструк- ции им, либо своеобразные опросные листы для производства поручен- ных им расследований, либо, наконец, ответы государевых посланцев на 1 Formulae Sangallenses miscellaneae, № 9 (Formulae, ed. К. Zeumer, p. 383—384). Collectio Formularum Sangallensis, № 10 (Formulae, ed. K. Zeumer, p. 403). 2 Cm. G. Caro. Die Landguter in den frankischen Formelsammlungen. «Historische Vierteljahrschrift», Bd. VI, S. 335—336. 3 Опыт частичного сопоставления данных этих обоих памятников по некоторым вопросам (в частности, по вопросу о марке) проделан нами в статье: «Структура об- щины в Южной'и Юго-Западной Германии в VIII—X вв.» (окончание). — Сб. «Сред- ние века», вып. V, 1954, стр. 15—31. 4 Об этой группе капитуляриев уже шла речь выше, в разделе, посвященном варварским правдам. 63
поставленные им вопросы (к этой группе относятся капитулярии IX в., т. е' изданные после учреждения Карлом Великим должности missi dominici); 3) Capitula per se scribenda, — т. e. капитулярии, посвящен- ные тем или иным конкретным вопросам государственного управления, политической жизни или социально-экономических отношений b Франкские капитулярии — законодательные постановления королей раннефеодального периода, когда частная власть вотчинников над их зависимыми крестьянами фактически превращалась на местах в полити- ческое господство над ними, а центральная государственная власть в значительной мере еще носила вотчинный характер. Политическая власть вотчинников на территории их владений отли- чалась в то время от королевской власти главным образом тем, что последняя стремилась (на данной стадии лишь с временным и весьма ограниченным успехом) осуществить политическое господство всего скла- дывающегося феодального класса над закрепощаемым крестьянством в пределах всей страны, между тем как первые стремились закрепить свою политическую власть над их крестьянами. Природа той и другой власти была одна и та же, и в равной мере коренилась в своеобразном характере самой феодальной собственности. Поэтому капитулярии франкских королей, несмотря на их формально- законодательный характер, трактуют и целый ряд вопросов, связанных с частными взаимоотношениями вотчинников друг с другом и с королем, а также крестьян с вотчинниками. В них идет речь и о состоянии коро- левских бенефициев, и о хозяйственном положении монастырей, и о службе вассалов, и о разорении крестьянства, и о поддержке вдов и си- рот, и о крестьянских заговорах и восстаниях, и о земельных дарениях, и о многих других явлениях жизни франкского общества. В них отрази- лась, конечно, и политика королевской власти в области суда, админи- страции, военного дела, торговли и просвещения. Компетенция графов и государевых посланцев, военные и судебные реформы Каролингов (от Карла Мартелла до Карла Великого), рост иммунитета и размежевание власти между иммунитетными вотчинами и графскими округами, — все это зафиксировано в капитуляриях. Мы будем привлекать данные капитуляриев, касающиеся разорения крестьянства, вынужденных земельных дарений бедняков и повседнев- ной классовой борьбы крестьянства против его закрепощения (так назы- ваемые coniurationes, adunationes и пр.). 3. КАРТУЛЯРИИ Основные сборники дарственных и других грамот раннефеодального периода (картулярии) относятся главным образом к восточной части франкского государства и содержат грамоты VIII—IX вв. (в некоторых картуляриях, — в частности в Вейссенбургском, имеются и грамоты кон- ца VII в.)1 2. Картулярии можно в свою очередь подразделить на различные груп- пы; каждая из них отражает локальные особенности развития и в то же время дает представление о различных этапах процесса феодализации в разных районах. Так, алеманнские сборники дарственных грамот (к ко- торым относятся Сен-Галленский и отчасти Вейсоенбургский картулярии) 1 Эта классификация, предложенная издателем I тома капитуляриев Борециусом, не охватывает целый ряд капитуляриев, изданных по весьма специальным случаям. Издание капитуляриев см. MGH, Legum Sectio II. Capitularia regum francorum, t. I, ed. A. Boretius; t. II, ed. Krause, Hannoverae, 1883. 2 Грамоты X—XI вв. уже выходят за пределы того периода, с которым связан рост интересующих нас в данной работе явлений. <64
позволяют наиболее отчетливо установить сохранность общины-марки в период раннего феодализма в качестве производственной организации и в то же время проследить процесс поглощения свободного крестьянства. Обильный материал о ходе этого процесса содержат также баварские кар- тулярии (Фрейзингенский, Пассауский и Зальцбургский), которые наряду с этим показывают рост крупного и мелкого светского землевладения. О росте мелкой вотчины особенно много данных в дарственных грамотах из Тюрингии, Франконии и Прирейнской области (т. е. в Фульдском и Лоршском картуляриях). .Отдельные картулярии отличаются друг от друга весьма важными формальными особенностями, которых мы кратко коснемся. ' ^Лоршский картулярий, содержащий наибольшее число грамот из всех каролингских картуляриев (свыше трех тысяч дарственных, прекар- ных и меновых грамот VIII—IX вв.), не дает, к сожалению, их подлин- ного текста, который заменен лишь выдержками из него (эксцерптами), причем опущены в значительной своей части условия дарений, а также многие- прекарные грамоты, как об этом заявляет в предисловии к кар- тулярию один из переписчиков \ составивших Лоршский кодекс в конце XII в. (в 1183 1195 гг.). Неполнотой и неточностью в передаче содержания грамот отличается и Фульдский картулярий 1 2, который содержит около 640 грамот за инте- ресующий нас период (VIII—IX вв.); кроме того, в нем встречаются ошибки в смысле отождествления дарений разных лиц и разных перио- дов. Все это объясняется тем, что и Фульдский кодекс, так же как и Лоршский, составлен в основной своей части в XII в. (в 1155—1162 гг.), т. е. через несколько столетий после того, как были зафиксированы в гра- мотах первые земельные сделки данного монастыря. Указанные дефекты составления этих картуляриев (прежде всего пропуск условий даре- ния и самих прекарных грамот)-очень затрудняют исследование, в осо- бенности же установление социального состава дарителей. Зато досто- инством Фульдского картулярия, как источника, является указание границ передаваемых земельных участков. Значительно полнее тексты грамот Вейссенбургского картулярия3 (279 грамот от конца VII в. до конца IX в.); время составления этого сбор- ника гораздо ближе к времени заключения самих актов (он составлен в конце IX в.). Фрейзингенский картулярий, содержащий в первом томе свыше тысячи грамот (с 40-х годов VIII в. до начала X в., расположенных по годам правления Фрейзингенских епископов), отличается значительной полно- той в изложении их содержания, хотя и тут дело не обошлось без сокра- щений 4 (гораздо более скупы Пассауские 5 грамоты). Наиболее полными (по указанной выше причине) являются грамоты Сен-Галленского картулярий 6 (778 грамот за время с 700 по 920 г.); в нем перечислены как объекты, так и условия дарений, но и здесь имеются пробелы. 1 Ср. Codex Laureshamensis, hrsg. von К. Glockner, Darmstadt, Bd. I, 1929, K. 17, S. 294. 2 Codex diplomaticus Fuldensis. hrsg. von G. Fr. J. Dronke, Cassel, 1850. См. такясе E. E. Stengel. Urkundenbuch des Klosters Fulda, Bd. I, I. Halfte, Marburg, 1913. Фульдские поземельные описи и перечни дарений см. Traditiones et Antiquitates Fuldenses, hrsg. von E. Fr. J. Dronke, Fulda, 1844. 3 Traditiones possessiones que Wizzenburgenses, hrsg. von K. Zeuss, Spirae; 1840. 4 Die Traditionen des Hochstifts Freising, hrsg. von T. Bitterauf, Bd. I, Munchen, 1905. . .. . 6 Die Traditionen des Hochstifts Passau, hrsg. von M. Heuwieser, Munchen, 1930. 6 Urkundenbuch der Abtpi St. Gallen, hrsg. von H. Wartmann. Bd. I—II, 1863—1866. 5 А. И. Неусыхин 65
Особняком стоит Корвейский картулярий, отражающий своеобразные отношения в Саксонии в IX—X вв. 1 (вплоть до начала XI в.). Это соб- ственно — не картулярий, т. е. не сборник дарственных грамот (хотя бы. в сокращенном виде), а скупой перечень дарений Корвейскому-мона- стырю, зачастую даже без точного указания объектов дарений и почти всегда без указаний их условий. Описи (перечни дарений) этого памятника состоят из трех групп; одна из них относится к 821—836 гг., другая — ко второй половине IX в. (вплоть, до 891 г.), третья-—к 950—1037 гг. 1 2. Все картулярии являются памятниками феодального периода, как по времени их составления, так и по характеру отраженного в них общест- венного строя. * * * Уже варварские правды показывают, что часть свободных аллоди- стов еще в эпоху Меровипгов начала превращаться в зависимое кре- стьянство. Формулы и грамоты (картулярии) подтверждают эти наблю- дения (правда, главным образом косвенным путем), но в то же время ставят перед нами новую проблему — проблему исторических судеб верхнего слоя -мелких свободных аллодистов (и при том не только во времена,Меровингов, но и в эпоху Каролингов). Разные слои свободных аллодистов имеют общее происхождение и лишь впоследствии все более и более отделяются друг от друга в ходе их исторического развития. Разоряющиеся свободные аллодисты крестьянского типа в раннефео- дальный период впадают в зависимость не только от крупных вотчинни- ков, но и от свободных аллодистов мелкопоместного типа, а эти послед- ние в свою очередь вступают в очень сложные взаимоотношения с круп- ными вотчинниками. Поэтому для понимания процесса возникновения феодально-зависимого крестьянства требуется не только изучение раз- личных групп аллодистов крестьянского типа, но и рассмотрение земле- владения мелкопоместных аллодистов. Но прежде чем перейти к намеченной проблеме, мы должны точно определить, что мы условимся разуметь под аллодистами мелкопомест- ного и крестьянского типа, т. е. какую структуру хозяйства и землевла- дения следует считать типичной для свободного крестьянина и мелкопо- местного алло диета изучаемой эпохи (ив особенности для каролингского периода). сборниках дарственных грамот VIII — IX вв., которые важны для нас тем, что они оформляют акты дарений и прекарных пожалований, а. также меновые сделки эпохи переворота в аграрных отношениях 3, вы- ступают многочисленные дарители различного социально-экономического положения. Каких дарителей мы будем считать крестьянами и каких — мелкопоместными собственниками (или мелкими вотчинниками) 4? А. Д. Удальцов отвечает на этот вопрос следующим образом: «Рядом с мелким крестьянином, обрабатывающим землю лишь силами своей семьи, можно поставить более крупного (крестьянина.— А. Н.), который, сам обрабатывая свою землю, пользуется в то же время помощью не- многих дворовых рабов (mancipia non casata) или рабов, посаженных 1 Traditiones Corbeienses, hrsg. von К. Wigand, Leipzig, 1843. 2 См. O. Teute. Das alte Ostfalenland, Leipzig, 1910, S. 121. 3 Ср. Ф. Энгельс. Франкский период. [I]. Переворот в аграрных отношениях при меровингах и Каролингах. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. I, стр. 390—401. 4 Проблема соотношения владений дарителя и его дарения (как и вся совокуп- ность связанных с этим вопросов) будет рассмотрена ниже. 66
на землю (servi casati); хозяйство такого крупного крестьянина уже близко стоит к хозяйству мелкого помещика, живущего исключительно на счет оброка и барщины своих немногочисленных крепостных...». «Мелкий крестьянин и крупный помещик — лишь два полюс,а непрерыв- ной цепи различных хозяйственных типов» Г Итак, разграничительная линия между крупным крестьянином и мелким помещиком проходит, согласно А. Д. Удальцову, в двух, близко соприкасающихся друг с дру- гом сферах, как бы пересекая две параллельные близлежащие плоскости: в сфере структуры хозяйства данного мелкого свободного собственника и в сфере приложения им собственного труда к обработке его владения (с чем в свою очередь связано наличие или отсутствие у него эксплуа- тируемой им рабочей силы). Такой мелкий собственник, хозяйство кото- рого состоит, очевидно, из нескольких (хотя и немногочисленных) тяглых земельных наделов (мансов или гуф), на коих сидят рабы, своим бар- щинным трудом обрабатывающие господский мане, является мелким помещиком. Сочетание нескольких тяглых мансов с господским мансом, характерное для структуры, хозяйства такого мелкого помещика, тесно связано с тем, что он не прилагает свою рабочую силу к обработке своих владений. В отличие от него крупный крестьянин сам обрабатывает свои владения, хотя нередко с помощью дворовых (и лишь частично посажен- ных на землю) рабов 1 2; его хозяйство не состоит из целого комплекса тяглых зависимых мансов, тянущих к господскому мансу; в этом его сходство с мелким крестьянином, от которого он, однако, отличается тем, что последний обрабатывает свою землю лишь силами своей семьи (т. е. без помощи рабов, даже и дворовых). Аналогичное понимание грани между мелким помещиком и крупным крестьянином каролингской эпохи мы находим и у швейцарского иссле- дователя Сен-Галленского и Вейссенбургскогб картуляриев Георга Каро, который, впрочем, разграничивает просто «помещика» и «крестьянина», а не «мелкого помещика» и «крупного крестьянина», что подает повод к недоразумениям. Важно, однако, подчеркнуть, что и он кладет в ос- нову деления аналогичные признаки: и для него помещик •— тот свобод- ный собственник, который владеет тяглыми туфами с сидящими на них рабами, а свободный собственник, сам обрабатывающий свою землю или имеющий лишь дворовых рабов, — крестьянин 3. Но весьма существенная разница во взглядах Каро и А. Д. Удальцова на критерии определения крупнокрестьянского и мелкопоместного хозяй- ства заключается в том, что А. Д. Удальцов вводит промежуточный слой стоящих между этими двумя типами свободных собственников, которые пользуются рабочей силой не только дворовых, но и рабов, посаженных на землю; представителя этого слоя собственников он склонен считать крупным крестьянином, хозяйство которого уже близко стоит к хозяйству мелкого помещика. Постулирование А. Д. Удальцовым этого переходного типа собствен- ников привело Н. П. Грацианского к следующему ходу мыслей: «...В конкретной обстановке повседневной действительности эти проме- жуточные типы способны совершенно стереть фактическое различие между крестьянином и помещиком. Каро считает типичным для свобод- 1 А. Д. Удальцов. Свободная деревня в Западной Нейстрии в эпоху Меровин- гов и Каролингов, стр. 24. 2 См. об этом ниже. 3 G. Caro. Studien zu den alteren St. Galler Urkunden. — «Jahrbuch fur schweize- rische Geschichte», Bd. 26, Zurich, 1901, S. 266—267: «Als Grundherr ist derjenige Freie zu bezeichnen, in dessen Eigentum servi casati mit Hufen standen; wer nur servi do- mestic! besass, oder wer gar mit eigener Hand seinen Acker bestelite, liesse- sich als freier Bauer ansehen». 5* 67
ных швейцарских крестьян каролингской эпохи наличие у них добавоч- ной рабочей силы в виде несвободных рабов, дворовых mancipia. Типич- ным для помещичьего хозяйства считается наличие в нем тех же mancipia, посаженных на тяглые наделы (гуфы). Следовательно, доста- точно самостоятельному крестьянину, имеющему несколько дворовых mancipia, посадить одного из них на малый тяглый надел (положим, на какой-нибудь отдаленный виноградник), и этот крестьянин незаметно переступит грань, отделяющую его от помещика. С другой стороны, поме- щик, даже из рыцарского звания, мог не чуждаться личного участия в сельском хозяйстве... фактически, следовательно, мелкий помещик мог мало чем отличаться от зажиточного крестьянина по степени личного участия в обслуживании нужд своего хозяйства. Да и по размерам поме- щичье хозяйство не непременно должно было всегда и неизменно быть больше крестьянского хозяйства» Г Признавая текучесть грани (во многих отдельных конкретных слу- чаях) между крупным (состоятельным) крестьянином и мелким поме- щиком, мы полагаем, что выход из затруднений, отмеченных Н. П. Гра- цианским, возможен в следующем направлении: необходимо выделить не две, а три категории мелких свободных собственников-аллодистов и (на основании комбинации обоих вышеуказанных признаков) считать: а) мелкими крестьянами тех, кто обрабатывает все свое владение либо сам, либо с помощью только дворовых рабов (не посаженных на участки); б) зажиточными крестьянами (отнюдь не помещиками) тех, кто, про- должая обрабатывать личным трудом часть своих владений, испомещает на один-два участка («положим, на какой-нибудь отдаленный виноград- ник» 1 2 или даже на два таких виноградника) своих дворовых mincipia, и в) мелкими помещиками (или мелкими вотчинниками) тех, кто, имея в за- висимости от своего господского маиса несколько (пусть немного) тяглых наделов с посаженными на них разорившимися и впавшими в зависимость свободными, а также mancipia, сам не участвует в сельскохозяйственном труде или участвует в незначительной степени, ибо его господский мане обрабатывается главным образом при помощи барщины этих зависимых или несвободных держателей. Однако тотчас же возникает новое затруднение: по каким признакам •будем мы разыскивать представителей намеченных трех типов аллоди- альных собственников среди традентов в самих дарственных грамотах? Каро предложил ставить при изучении грамот три вопроса: 1) составляет ли объект дарения все владение традента или лишь часть его? 2) расположены ли дарения (и владения) традента в одном населен- ном пункте или в разных местах? 3) имеются ли в составе подаренного владения несвободные (man- cipia) или нет? Крестьянином Каро считал такого традента, который дарит все свое владение в одном месте без несвободных3. Но многие картулярии (и во всяком случае многие грамоты) не дают ответа на первые два вопроса, ибо соотношение объекта дарения и всего владения дарителя большей частью остается неизвестным. Это дало повод Н. П. Грацианскому свести три признака Каро к одному — отсутствию или наличию в составе даре- ния посаженных на гуфы mancipia. Но и по поводу третьего признака 1 Н. П. Грацианский. Бургундская деревня в X—XII столетиях, М.—Л., 1935, стр. 47. 2 Ср. там же, стр. 47. 3 G...- Caro. Beitrage zur alteren deutschen Wirtschafts-und Verfassungsgeschichte 1905. 68
Н. П. Грацианский справедливо замечает, что «неупоминание ими (гра- мотами.— А. Н.) mancipia сплошь и рядом отнюдь еще не доказывает отсутствия этих mancipia в действительности и, следовательно, никак не может служить верным признаком крестьянского хозяйства» Г .Надлежащее использование материала картуляриев невозможно без ясного осознания, вотчинного характера этих источников. Хотя вотчинное происхождение картуляриев и общеизвестно, хотя в советской историо- графии ясно и определенно было оГмечено (Н. П. Грацианским) 1 2 влия- ние этого происхождения на характер самих дарственных грамот, тем не менее последствия этого влияния далеко еще не прослежены полно- стью. Они сказываются в отмеченной выше неполноте текстов грамот, которая объясняется тем, что составители и переписчики картуляриев, руководствовались исключительно интересами монастыря, как крупного вотчинника, которому важно былб подтвердить грамотами свое право собственности на те или иные земли. Поэтому даже и в тех картуляриях, в которых,—-как, например, в Сен-Галленском и Вейссенбургском,— при- водятся целиком подлинные тексты грамот, тоже дает себя знать доми- нирующий интерес вотчинника; только он проявляется здесь не в подборе грамот или сокращении их текстов поздним составителем сборника, а в формулировке содержания самих грамот, восходящей к моменту заключения отраженных в них сделок. Прежде всего самый объект дарения далеко не всегда описан ясно и полно: наряду с указанием числа передаваемых земельных участков в ман- сах, гуфах, area и пр. или выражением объекта дарения в единицах площа- ди — юрналах, югерах и т. д., а также в количестве собираемого урожая (луг на столько-то возов сена или виноградник на столько-то модиев вина) часто встречается неопределенная формула dono quicquid ibidem habere visus sum. Если уже первый способ описания объекта дарения (при всем различии его вариантов) не позволяет нам судить ни о соста- ве, ни о структуре всего владения традента в целом,— особенно, когда передается один виноградник или один луг, или несколько mancipia без земли,— то последняя формула вообще не дает никаких твердых опорных пунктов для хотя бы предположительного суждения о том, какую часть своего владения даритель передал в данном случае монастырю. А по- следующие дарения этого же лица в том же населенном пункте соседнему вотчиннику иногда подтверждают наше подозрение, что выражение dono quicquid habere visus sum — в прямом противоречии с буквой этой формулы — еще отнюдь не значит: «дарю все, что имею в данной мест- ности» 3. К отмеченным выше дефектам в описании объектов дарения в карту- ляриях надо присоединить следующие. 1. Перечень mancipia,— часто неполный, иногда не поставленный в прямую связь с передаваемыми земельными участками, а в других случаях просто приводимый без них,— далеко не всегда позволяет судить о том, в какой мере традируемые участки обеспечены рабочей силой несвободных, и являются ли они составными частями трудового надела крестьянина или осколками тяг- лых наделов, зависящих от мелкого вотчинника. 2. Формула, описываю- щая те угодья, которые примыкают к передаваемому объекту (так назы- ваемая формула принадлежности или Pertinenzformel), в одних случаях содержит перечень реальных участков или прав пользования ими, а 1 Н. П. Грацианский. Бургундская деревня в X—ХГ1 столетиях, стр. 42. 2 Н. П. Грацианский. «Traditiones» Каролингской эпохи в освещении Допша. «Труды Института истории РАНИОН», вып. 1, 1927, стр. 219—234. 3 Ср. перекрещивающиеся дарения из одних и тех же населенных пунктов в райо- не действия Лоршского, Фульдского и отчасти Вейссенбургского монастырей. 69
в других случаях носит характер штампованного формуляра, не отра- жающего реальную действительность. Но и в первом случае Pertinenzfor- mel содержит нередко те самые угодья или дворы и постройки, которые были упомянуты в самом объекте дарения, и этим крайне затрудняет его анализ. Само собою разумеется, что все отмеченные нами неясности в определении объекта дарения проистекают из интересов аббатства, а не дарителя, ибо они облегчали аббатству возможность дальнейшего расширения вотчины за счет владений дарителя. Именно вотчиннику выгодно было при составлении грамоты не доводить до полной ясности точное соотношение дарения и всего владения дарителя; неопределенная формула quicquid тоже была в его интересах, ибо в тех случаях, когда она не соответствовала реальному содержанию передаваемого объекта, она была для вотчинника удобным способом включения в его состав и тех владений традента, которые он не намерен был передавать. А кроме того, тот формуляр, в который выливалось содержание грамоты, зависел от реального соотношения сил между вотчинником и дарителем. Из сказанного ясно, что по одному только объекту дарения нельзя судить о крестьянском или мелковотчинном облике дарителя и что для установления его крестьянского облика критерий Каро,-— дарение всего владения в одном месте без mancipia, — явно не пригоден, ибо картуля- рий не дает возможности установить на основании анализа одних только объектов дарений наличия в них всех признаков. Следовательно, нам предстоит обратиться к условиям дарения. * * * При этом следует твердо помнить, что .формулировка этих условий тоже не является результатом двустороннего договора равноправных контрагентов (так дело обстоит лишь с юридической стороны), а боль- шей частью продиктована интересами сильнейшего из них, т. е. аббат- ства. Действительно равноправными даритель и монастырь являются лишь в случаях, когда даритель •— столь же крупный вотчинник, как и само аббатство; тогда перед нами — договор между двумя вотчин- никами — светским и церковным. Но эти случаи легко выделяются из общей массы дарственных актов, во-первых, потому, что социальный ста- тус дарителя-вотчинника часто прямо обозначен в грамоте (напр., comes), и, во-вторых, потому, что объект дарения крупного вотчинника весьма отчетливо выступает как совокупность значительных владений, разбро- санных по многим населенным пунктам, с большим числом несвободных. К тому же дарения крупных вотчинников количественно составляют наименьшую часть дарственных актов в картуляриях. Гораздо важнее для исследователя та основная их масса, где статус дарителей не указан, а объект дарения сам по себе не дает возможности судить об их принад- лежности к тому или иному типу собственников. Для этой основной массы дарений формулированные в грамотах условия всегда являются выражением реального соотношения сил между дарителями и крупным церковным вотчинником — аббатством. Однако конкретный характер этого соотношения сил можно устано- вить лишь путем тщательного анализа условий дарения, характерных для различных типов дарственных сделок. Общепринято деление послед- них на «безусловные» и «условные» дарения; однако также общеизвест- но, что первые (дарения a die presente) нередко являются лишь замас- кированной формой вторых (дарений post obitum, т. е. на случай смерти дарителя с сохранением за последним пожизненного пользования пере- данным объектом); это объясняется отчасти уже упомянутым выше 70
пропуском многих прекарных и престарных грамот в картуляриях, а отчасти неточностью формулировок той или иной отдельной конкретной дарственной грамоты, в силу чего вслед за стереотипным dono a die prfesente иногда следует перечень тех условий, на которых даритель полу- чает переданный им объект обратно в пожизненное пользование (даже без упоминания о прекарии). При изучении условий дарений существенно прежде всего выяснить следующее: 1. Характер повинностей дарителя — прекариста (чинши, натураль- ные и денежные; их фиксированный характер; возможность их повыше- ния; наличие элементов отработочной ренты в повинностях прекаристов; возможность конфискации прекарного держания за неисправную уплату чинша). 2. Длительность срока прекарного держания — до момента его пре- вращения в полную и безраздельную собственность монастыря — при прекращении прав владения или пользования подаренным объектом прекаристом или его потомками (пожизненный, наследственный прека- рий — на одно, два, три поколения). 3. Возможность выкупа прекарного держания дарителем и высота выкупа в соотношении с высотою чинша (реальность и нереальность выкупа в разных случаях). 4. Повышение чинша и суммы выкупа при переходе прекарного дер- жания к следующему поколению. 5. Дарения pro anima, указывающие на связь дарителя с другими лицами (иногда родственниками, а иногда и чужими) до совершения дарения. 6. Реальный смысл содержащейся в некоторых грамотах весьма лю- бопытной оговорки о возвращении подаренного объекта наследникам дарителя в случае передачи его монастырем в бенефиций другим лицам. При этом необходимо комбинированное исследование объектов и условий дарения. Картулярии изображают уже весьма далеко зашедший процесс за- крепощения свободных общинников. Поэтому в нашей монографии использованы те их данные, которые могли пролить свет на положение остатков свободного крестьянства раннефеодального периода до их за- крепощения. Другие данные картуляриев важны как материал, позво- ляющий противопоставить отраженную в них более позднюю стадию закрепощения крестьянства более ранней стадии этого процесса, о кото- рой можно судить по некоторым варварским правдам По указанной причине полиптики (описи земельных владений цер- ковных вотчин с перечнем крестьянских держаний-мансов и повинностей держателей) не являются специальным объектом нашего исследования, и их данные привлекаются лишь в виде параллели к данным других источников. 1 См. главу VIII настоящей работы.
Глава III ОБЩИНА И ВОЗНИКНОВЕНИЕ АЛЛОДА У САЛИЧЕСКИХ ФРАНКОВ ВВЕДЕНИЕ. ХАРАКТЕР РАССЕЛЕНИЯ ФРАНКОВ В ГАЛЛИИ Древнейший памятник обычного права франков — Салическая Прав- да — отражает эволюцию общественного строя от времен первых посе- лений салиев 1 в нынешнем Брабанте в III в. н. э. до основания франк- ского государства в Галлии в конце V — начале VI в. Поэтому в Сали- ческой Правде сохранились следы различных этапов развития, пройден- ных салическими франками на протяжении целого ряда столетий; не исключена возможность, что некоторые зафиксированные ею отношения восходят даже к тем временам, когда предки салических франков — ба- тавы — обитали на Батавском острове, т. е. в дельте Рейна (между рекой Ваал, морским берегом и правым рукавом Рейна). Как бы то ни было, но весь путь развития, пройденный ими за эти несколько столетий, представляет собой один переходный период от ро- дового строя к раннефеодальным отношениям. Поэтому запись обычного права салических франков, произведенная тогда, когда уже складывалось франкское государство, но далеко еще не оформился феодализм, рисует в основном дофеодальное (или «варварское») общество с остатками ро- дового строя. Племя салических франков предстает перед нами в этом памятнике, как совокупность общинных поселений, объединенных в сотни и округа, с уже выделяющейся из общества и надстраивающейся над ним коро- левской властью. Прежде чем приступить к выяснению характера этих поселений П0‘ данным самой Салической Правды, нужно попытаться представить себе- хотя бы в общих чертах ход расселения салических франков по террито- рии Галлии, ибо одно тесно связано с другим. Но так как данные о рас- селении салических франков скудны и к тому же зачастую противоречи- вы, то мы постараемся выделить лишь то немногое, что представляется нам наиболее достоверным и имеет непосредственное отношение к инте- ресующему нас'вопросу о характере франкских поселений по Салической Правде. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что сама Салическая Правда не содержит никаких — ни прямых, ни косвенных — указаний на разделы 1 «Салии» — приморские жители (от кельтского sal — море); салические франки произошли от смешения целого ряда племен. Основное ядро этого племенного союза; составляли батавы и хавки. 72
земель между франками и местным галло-римским населением. Между тем салические франки поселились на территории римской провинции Галлии, а Салическая Правда возникла тогда, когда ими уже была за- воевана Аквитания,— как это явствует между прочим и из титула XLVII «De filtortis» («О розыске»), в котором идет речь о франках, жи- вущих по сю и по ту сторону реки Ligeris (повидимому, Луары) 1 и Угольного леса. Другие германские племена, селившиеся на римской территории и, в частности, в той же Галлии, либо совершали разделы с местным населением, либо получали с него треть доходов в качестве по- стояльцев— hospites: о разделах земель у бургундов и вестготов мы узнаем из подробных указаний на этот счет соответствующих варварских правд, о разделах в остготской Италии нам сообщают византийские и готские писатели (Прокопий Кесарийский и Кассиодор) 1 2; а о взимании лангобардами третьей части урожая с покоренного населения Италии рассказывает лангобардский историк VIII в. Павел Диакон 3. Между тем ни в Салической Правде, ни во франкских хрониках VI в., нет никаких данных не только о разделах, но и о взимании третьей части урожая. Молчание источников по этому вопросу позволяет сделать один из двух возможных выводов: либо франки вовсе не делились землями с галло-римлянами и не располагались в их владениях постоем, либо и то, и другое имело место давно, задолго до составления Салической. Правды, т. е. в те отдаленные времена, когда салические франки не- дошли еще не только до Луары, но даже и до Угольного леса. Саличе- ские франки осваивали территорию Галлии медленно и не сразу; их про- движение на юг и юго-запад шло несколькими последовательными вол- нами. При этом франки никогда не теряли связи со своей исконной родиной, и их поселения на вновь приобретенных землях находились в. тесном контакте с прежними древними поселениями на Нижнем Рейне. В источниках франки впервые упоминаются в первой половине III в., когда они, повидимому, представляли собою недавно сложившийся союз племен, в который вошли древнегерманские племена хавков, ампсива- риев, хамавов, батавов, а также бруктеров и хаттов 4. Салических франков впервые упоминает Аммиан Марцеллин под 358 г.; он же дает косвенные указания на исконную родину салических франков: «Юлиан прежде всего двинулся против тех франков, которых обычно называли салическими и которые уже давно осмелились захва- тить себе оружием места для поселения на римской земле у самых гра- ниц Токсандрии» 5. Тот же автор рассказывает, что, покорив салических франков, Юлиан предоставил им Токсандрию с обязательством постав- лять вспомогательные отряды римскому командованию, — однако с со- блюдением того условия, на котором несли службу союзнические когор- ты предшественников салических франков — батавов, а именно, чтобы ими командовали не римские военачальники, а собственные варварские 1 См. об этом «Введение» Н. П. Грацианского, в кн.: Салическая Правда, русский перевод Н. П. Грацианского и А. Г. Муравьева, стр. XX—XXIII; Ср. также «Lex Sa- lica» в изд. Д. Н. Егорова, Киев, 1906, стр. 210—211, прим. 497. 2 Procopius. De bello gothico, I, 1; C a s s i о d о r u s. Variae, II, 16. 3 Paulus Diaconus. Historia Langobardorum, II, 32; cp. Ill, 16. 4 Сведения об этом см. в Пейтингеровой карте, составленной по одним данным в начале III в., а по другим — в 365—366 гг. н. э. (Tabula Itineraria Peutingeriana, Lipsiae, 1824), а также у Григория Турского (Gregorius Thuronensis. Historia Ecclesiastica Francorum, IV, 9). О датировке Пейтингеровой карты, см. Н. Пигулев- ская. Византия на путях в Индию, М.—Л., 1951, стр. 100—102. 5Ammianus Marcellinus. Rerum Gestarum libri XXXI; см. XVII, 8: petit (lulianus) primes omnium Francos, eos videlicet, quos consuetude Salios appelavit ausos olim in Romano solo apud Toxandrium locum habitacula sibi fingere praelicenter. 73
вожди. В Токсандрии салические франки расселялись, невидимому, .кровнородственными объединениями, из совокупности которых склады- вались декании и сотни; их поселения располагались сплошными замкну- тыми комплексами либо на пустующих землях, либо рядом с земельными владениями остававшихся на своих прежних местах римских possesso- res. Но даже и в этом последнем случае салические франки селились, повидимому, на оставленных галло-римлянами участках и не лишали местных провинциальных землевладельцев их прежних владений: неда- ром эти possessores фигурируют и в Салической Правде в качестве опре- деленного социального слоя галло-римского населения b хотя, как уже было сказано выше, в ней совершенно отсутствуют указания на разделы между франками и галло-римлянами. Происходили ли эти разделы во время дальнейшего продвижения салических франков из Токсандрии вплоть до реки Соммы, которое имело место при короле Хлойо 1 2 в 30-х годах V в.? На этот вопрос трудно дать точный и определенный ответ. Некоторые авторы 3 склонны усматривать следы этих давних разделов в том, что в более поздних памятниках франкского обычного права (в Ри- пуарской Правде, составленной не без влияния Салической) содержатся упоминания о sortes 4, между тем как в вестготских и бургундских зако- нах этот термин обозначает жеребьевые наделы, выделявшиеся варварам во время их разделов с галло-римскими землевладельцами. Однако эти аргументы совершенно не убедительны: термин sors может обозначать, наряду с таким жеребьевым наделом, также и надел большой семьи, т. е. исконный надел общинника, а не надел, возникший в результате раздела с галло-римлянами; в вестготских и бургундских законах он встречается и в том, и в другом значении 5, а в Рипуарской Правде он явно означает общинный надел, т. е. аллод б; к тому же Рипуарская Правда, как и Са- лическая, не дает никаких указаний на разделы между франками и гал- .ло-римлянами. Скорее наоборот: в Салической Правде галло-римское население трактуется отдельно, и разные его разряды (королевские сотрапезники — convivae regis, землевладельцы или поссессоры —• pos- sessores, колоны или трибутарии — tributarii) защищены особыми ви- рами 7; галло-римляне рассматриваются как покоренные и, повидимому, лишены права ношения оружия 8, но именно поэтому нигде нет и речи о смешанных франко-романских поселениях, которые .упоминаются в Бур- гундской Правде9. Следовательно, если разделы франков с галло-рим- лянами и имели место, то разве лишь в такое отдаленное время, что мы 1 Lex Sal., XLI, § 6. 2 Об этом см. Gregorius Thuronensis. Historia Ecclesiastica Francorum, II, 9. 3 Например, E. Th. G a u p p. Die germanischen Ansiedelungen und Landteilun- gen in den Provinzen des Westromischen Reiches, Breslau, 1844, S. 426. 4 Lex Rip., LX, § 2, 5. 5 Leges Visigothorum, ed. Zeumer. Fontes Juris Germanici Antiqui. Hannoverae •et Lipsiae, 1894, cp. Codex Euricianus, CCLXXVII; Leges Visigothorum, X, 2, § 1 и др., где sors — явно поделенный с галло-римлянами участок (sortes Goticae et tertiae Ro- manorum) и, с другой стороны, Leg. Visig. VIII, 5, § 5 и мн. др., где sors — общинный надел семьи. 6 Lex Rip., LX, § 5: Quod si extra marcha in sortem alterius fuerit ingressus, indi- cium compraehensum conpellatur adimplere (в одной из рукописей кодекса «А» — в рукописи 4 — имеется разночтение: вместо sortem — forestem); ср. LX, § 2: Si quis consortem suum quantulumcumque superpriserit, cum 15 solidis restituat. 7 Lex Sal, XLI, § 5, 6, 7; XLII, § 4. 8 Lex Sal, XIV, § 2, 3; XVI, ad. 3; XXXII, ad. 1, 2; XXXIX, § 3. 9 Cp. Leges Burgundionum, ed. L. R. De Salis. MGH, Legum Sectio I, t. II, p. I, Han- noverae, 1892, tit. XXXVIII, § 7: Si in causa privata iter agens ad Burgundionis do- mum venerit et hospitium petierit, et ille domum Romani ostenderit, et hoc potuerit adpro- bari, inferat illi, cuius domum ostenderit, solidos III, multae nomine solidos HI; ср. там же, § 5, 11. 74
не имеем о них никаких достоверных свидетельств; во Псяком случае можно с уверенностью утверждать, что если они когда-либо и происхо- дили, то не наложили решающего отпечатка на общественный строй салических франков: лучшее тому доказательство — вся Салическая Правда в целом. Наоборот: предположение об отсутствии разделов, — вполне допустимое при состоянии наших сведений по этому вопросу, — лучше объясняет ход расселения салических франков по Галлии и ха- рактер их поселений. Из вышеизложенного можно сделать следующие, выводы Г 1) сали- ческие франки селились в IV—V вв. какими-то кровнородственными объ- единениями; 2) поселение происходило в основном на пустующих землях и нередко требовало поднятия нови и расчистки пустошей; 3) смешение салических франков с галло-римлянами шло в новой обстановке, пови- димому, очень медленно, а поэтому Салическая Правда и не содержит данных о синтезе галло-римского общественного строя с франкским. Этот синтез начался лишь после того, как Хлодвиг со своими дружин- никами захватил область между Сеной и Луарой, а'затем завоевал Ак- витанию; продвигавшееся народное ополчение франков, поддерживаемое революционными движениями рабов и колонов (багаудов), оседало на завоеванных землях, основывая франкские поселения в Южной Галлии, между тем как королевские антрустионы вначале селились главным образом на землях императорского фиска, поступавших в распоряжение франкского короля. Как известно, до основания .франкского государства при Хлодвиге салические франки состояли из ряда мелких племен со своими отдельными вождями или королями. Каждое из этих племен выступало нередко обособленно,-и селились они не одновременно. Постараемся дать посильный ответ на вопрос: каковы же были те кровнородственные объединения, которыми селились салические фран- ки в течение длительного периода своего продвижения по римской Гал- лии — со второй половины IV в. до конца V в.? Являлись ли эти объеди- нения целыми родовыми союзами или большими семьями? При уже отмеченной скудости данных по истории салических фран- ков в IV—V вв.-естественно искать ответа на этот вопрос в текстах древ- нейшего памятника их обычного права, т. е. в Салической Правде. § 1. Структура большой семьи и общины Весьма возможно, что в те отдаленные времена, когда салические франки находились на своей исконной родине, они и селились целыми родами, и что тогда каждый род занимал одну деревню или несколько населенных пунктов; иными словами — община была в то время родовой. Но в Салической Правде род, как целое, уже не является реаль- ным коллективом лиц, совместно обрабатывающих землю, и не высту- пает как субъект собственности, а о былом расселении родами свидетель- ствует лишь прочность пережитков родового строя, которая выражается 1 По вопросу о ходе расселения салических франков см.: 1) Н. П. Грациан- ский. К толкованию термина villa в Салической Правде. Сб. «Средние века», вып. II, стр. 73—75; 2) Е. Th. G a u р р. Die Germanischen Ansiedelungen und Landteilun- gen in den Provinzen des Westromischen Reiches, Breslau; 1844; 3) F. Dahn. Die Konige der Germanen, Bd. Ill, Leipzig, 1866; 4) K. Rubel. Die Franken, ihr Eroberungs- und Siedelungssystem im deutschen Volkslande, Bielefeld, 1904; 5) A. Dopsch. Wirtschaftliche und soziale Grudlagen der europaischen Kulturentwicklund, Bd. I; II Aufl., Wien, 1923, S. 224—232. Ср. также A. Halban-Blumenstock. Das romische Recht in den germanischen Volksstaaten; F. Petri. Zum Stand der Diskussion fiber die frankische Landnahme und die Entstehung der germanisch-romanischen iSprachgrenze. «Rheinische Vierteljahrsblafter», 1950/51, Jahrg. 15/16, S. 39—86. 75
между прочим и в том факте, что свободные франки постоянно обознача- ются как сородичи. Однако единственной реальной совокупностью родст- венников является по Салической Правде большая семья, т. е. гораздо- более узкое кровнородственное объединение, чем прежний род. Но- эта большая семья обладает целым рядом особенностей; для их понимания не- обходимо предварительно уяснить счет родства по Салической Правде. Родственные связи каждого свободного франка исчисляются в этом памятнике как по отцовской, так и по материнской линии; поэтому ука- зание главы «De reipus» 1 на наличие счета родства до шестого поколе- ния (usque ad sextum genuculum) не следует понимать буквально: если вести счет, исходя только от одного мужского предка того или иного отдельного лица, то шестое поколение Салической Правды сведется фактически к третьему поколению 1 2. И, действительно, мы нигде не на- ходим в этом памятнике никаких конкретных указаний на более отда- ленных родственников, чем троюродные братья. Для того чтобы убе- диться в этом, достаточно сопоставить едет родства по трем — основным для решения этого вопроса — главам Салической Правды, а именно по главам «О reipus’e» («De reipus» — XLIV), «Об аллодах» («De alo- dis» — LIX), «О горсти земли» («De chrenecruda» — LVIII). В главе «О reipus’e», посвященной процедуре уплаты женихом вдовы известного взноса (reipus’a) родичам, — очевидно, родственникам" ее умершего мужа — при выходе вдовы вторично замуж, указан следующий счет родства возможных претендентов на reipus: 1) племянник, старший сын сестры (§ 4), 2) старший сын племянницы (§ 5), 3) сын двоюрод- ной сестры, происходящей из материнского рода (§ 6: ex materno genere), 4) дядя, брат матери (avunculus) (§ 7), 5) брат умершего мужа (§ 8), 6) прочие ближайшие родные умершего мужа до шестого поколе- ния (т. е. до шестой степени родства) (§ 9) 3. Как видно из этого перечня, самыми дальними родственниками в числе возможных получателей reipus’a являются троюродные братья и внучатные племянники, ибо названные в § 9 этой главы «более близкие род- ственники до шестого поколения» упомянуты после брата умершего мужа, о котором сказано, что он является ближайшим родственником помимо по- именованных выше. Следовательно, и здесь мы вправе подразумевать под. ними лиц тех же степеней родства, что и в § 4—6, но только связанных друг с другом родством не по женской, а по мужской линии (т. е. племян- ников, сыновей брата, двоюродных братьев из мужского рода и т. д.). Глава об аллодах устанавливает в первых четырех параграфах по- рядок наследования движимости и называет при этом следующих род- ственников, получающих наследство в порядке очередности: 1) сыновья умершего, 2) мать умершего, 3) брат или сестра его, 4) сестра матери или сестра отца, 5) кто-нибудь «более близкий из этих поколений» (de illis generationibus), — каких именно, не указано4. И здесь бросается в глаза упоминание родственников как по женской, так и по мужской (по материнской и по отцовской) линии, но опять-таки родственные 1 Lex Sal., XLIV, § 9. 2 Эта разница в числе поколений происходит от того, что для салических фран- ков каждый человек является не просто сыном своих родителей, но и потомком всей отцовской и всей материнской родни, как совокупности сородичей, а потому братья на- ходятся друг с другом не в первой, а во второй степени родства. Ср. по этому поводу К. von A m i г a. Erbenfolge mid Verwandschaftsgliederung nach den altniederdeutschen Rechten, Munchen, 1874. 3 Lex SaL, XLIV, § 4, 5, 6, 7, 8, 9. — Последовательность перечисления разных родственников в этой главе, а также и обилие упоминаний родственников по женской линии объясняется особым порядком выдачи вдовы замуж, о чем см. подробнее ниже, 4 Lex Sal., LIX, § 1—4. 76
'связи не очень широки; из перечисленных в этой главе родственников са- мыми отдаленными оказываются тетки по матери или по отцу, а ана- логия с главой «О reipus’e» позволяет нам предполагать, что упомянутые в § 4 главы об аллодах «более близкие из этих поколений» являются родственниками до шестой степени родства, т. е., как мы выше показали, до третьей степени по современному счету родства. Глава «О горсти земли» («De chrenecruda»), подробно изображаю- щая процедуру совместной уплаты вергельда родственниками убийцы, называет, в числе ближайших трех родственников по матери и по отцу \ сестру матери или сестру отца и их сыновей, т. е. двоюродных братьев с материнской и с отцовской стороны 1 2. Таким образом, в Салической Правде фигурирует сравнительно узкий круг родственников — не более, чем из трех поколений. Этот вывод ста- вит перед нами целый ряд новых вопросов. Включала ли большая семья в свой состав всех родственников до третьего колена, или, может быть большая семья состояла из еще более узкого круга родственников? Ка- кова была хозяйственная связь между членами этой большой семьи? Обитали ли они в одном общем доме или занимали несколько соседних домохозяйств? В каком взаимоотношении находились они с другими большими семьями? На некоторые из этих вопросов (в особенности на первые из них) дает ответ та же глава «О горсти земли»; ответа на другие вопросы надо искать во всей совокупности данных Салической Правды. Глава «О горсти земли» излагает порядок уплаты виры убийцей. В этой главе предусматривается такой случай, когда убийца не в состоя- нии уплатить всю сумму виры (200 солидов за убийство свободного франка) 3, даже отдав целиком свое движимое имущество (то, что он имеет «на земле и под землею», по выражению памятника, т. е., пови- димому, как имущество, находящееся в доме, так и хранящееся в ка- ких-либо подземных хранилищах) 4. Поклявшись вместе с двенадцатью соприсяжниками в том, что у него более ничего не осталось, он проде- лывает следующую символическую процедуру: войдя в свой дом, он собирает в горсть землю из четырех углов (пол в доме, очевидно, зем- ляной), затем становится на пороге, обратившись лицом внутрь дома, и бросает левой рукой эту землю через свои плечи на того, кого он счи- тает своим ближайшим родственником. Этот акт бросания горсти земли означает, что родственники должны оказать помощь убийце в уплате недостающей доли виры. Однако изложение дальнейшего порядка упла- ты виры не сразу переходит к перечню этих родственников; перед этим текст упоминает отца и братьев убийцы: «если отец и братья уже пла- тили, тогда он должен той же землей бросать на своих, т. е. на троих ближайших родственников по матери и по отцу». Это упоминание отца 1 Lex Sal., LVIII, § 1: tres de generatione matris et... tres de generatione patris, qui proximiores sunt... 2 В трех рукописях первой семьи и в тексте второй, третьей и четвертой семьи списков Салической Правды сказано: super sororem matris et suos filios и тут же упомянуты ближайшие родственники со стороны отца. 3 Это вполне понятно, так как 200 солидов — громадная сумма, что явствует хо- тя бы из цен составных частей вергельда, приводимых Рипуарской Правдой (гл. XXXVI): бык стоил 2 солида, корова —• 3 солида, конь — 12 солидов, меч — 7 со- лидов и т. д.; отсюда ясно, что всего имущества свободного франка могло не хва- тить для уплаты виры. 4 Подобные помещения, отделенные от жилого дома в качестве мест хранения запасов, представляли собою полуподвальные горницы, в которых женщины иногда занимались ткачеством. См. screona в Lex Sal., XIII, 5; XXVII, 21—22; Lex Sax., XXXIII; Leg. Burgund., XXIX, 3. Первые упоминания о таких подземных помещениях встречаются у Плиния (Historia Naturalis, XIX, 9) и у Тацита (Germania, XVI). 77
и братьев в данной связи весьма существенно. Из него следует, что запи- санный здесь обычай предполагал дв^ возможности: либо отец и братья платили до начала процедуры бросания убийцей горстью земли в его родственников, либо и они приступали к уплате их доли виры лишь после того, как убийца бросил в них эту горсть. В том случае, когда на- лицо была первая • возможность, отец и братья, очевидно, проживали совместно в одном доме; если осуществлялась вторая возможность, то это означало, что отец и братья убийцы не жили с ним в одном доме,, ибо убийца ведь бросает горсть земли в родственников, стоящих вне до- ма, а при указанной второй возможности в число этих находящихся вне дома родственников входят также отец и братья; они в этом случае, оче- видно, являются первыми родственниками, с которых начинается про- цедура бросания горсти земли. Следовательно, глава «О горсти земли» дает нам указание как на наличие большой семьи, состоящей из отца и не- скольких взрослых сыновей (братьев между собою, к числу которых при- надлежит, очевидно, и сам убийца), так и на возможность ее распадения на отдельные семьи, каждая из которых живет в отдельном доме и со- ставляет отдельное домохозяйство J. В пользу наличия большой семьи (состоящей в первую очередь из. взрослых братьев, проживающих в одном доме с отцом) говорит и порядок выдачи вдовы замуж. Чтобы разобраться в нем и извлечь из его разбора данные о составе большой семьи, вернемся в главе «О reipus’e» (после нескольких предварительных замечаний о франкском браке). Замужество вдовы, очевидно, было новшеством (по Тациту, у многих германских племен женщина имела право выйти замуж только один раз) 1 2. Брак у франков заключался путем договора между женихом и родствен- никами невесты 3, причем жених должен был принести приданое невесте стоимостью от 25 до 63 солидов; это приданое считалось общим имущест- вом супругов и служило своего рода материальным фондом для воспита- ния детей4. Такова была господствующая форма брака (так называемый покупной брак) у салических франков, хотя наряду с нею сохранилось в виде пережитка так называемое умыкание или насильственное похище- ние невесты 5. Женщина у франков всегда находилась под опекой (под мундиумом) кого-либо из ближайших родственников мужского пола: до замужества — под мундиумом отца или старших братьев, после замуже- ства — под опекой .мужа или его ближайших мужских родственников (прежде всего братьев). Выходя замуж, невеста приносила с собою не- которые предметы домашнего обихода, взятые из отцовского дома6. 1 Любопытно, что, как указывает дальнейший ход процедуры, в одном доме — даже в случае первой возможности — обитали лишь отец и взрослые братья убийцы, составлявшие большую семью более узкого состава, чем совокупность родственников' вплоть до двоюродных братьев. Это явствует из того, что трое родственников убийцы по матери и трое по отцу приступают к уплате недостающей доли виры лишь после того, как убийца, уже проделав акт бросания в них горсти земли, совершает новый символический акт, — а именно, прыгает почти без одежды с колом в руке через пле- тень. Этот последний акт знаменует, очевидно, отказ убийцы от всяких прав на участие в общем с братьями хозяйстве; однако он покидает дом до того, как начинают платить трое родственников по отцу и трое по матери; значит, они не жили с ним в одном до- ме, хотя между ними и сохранились какие-то хозяйственные связи, которые обязыва- ют их участвовать в уплате виры. 2 Tacitus. Germania, XVIII—XIX. 3 Так обстояло дело и у германцев времен Тацита. 4 Тацит указывает имущество, входящее в состав приданого: это — «упряжка волов, взнузданный конь, оружие»; денежная стоимость приданого приводится в капитулярии-I к Салической Правде (Lex Sal., Cap. I, tit. 7). 5 Lex Sal, XIII,,§ 1, 2, 3, 4, 5, 6, 10; ad. 3, 4. 6 Cm. Lex Sal, Cap. I, tit. 7. 78
Вступая после замужества в семью своего мужа, женщина и после его смерти, повидимому, продолжала оставаться в семье умершего мужа и состояла под опекой его ближайших мужских родственников. Это под- тверждается порядком уплаты reipus’a 1 при выходе вдовы замуж. Данная процедура происходит в экстраординарном сотенном собрании свободных франков (mallus indictus), созываемом тунгином специально- для этой цели, что указывает на необычность выхода вдовы замуж и на не- обходимость особого оформления этого акта. Очевидно, и к вдове приме- нялся тот же порядок покупного брака, как и к невесте-девушке, впервые- выходящей замуж. Однако reipus — не приданое (что ясно из его разме- ра — всего 3 солида и 1 денарий), а взнос, уплачиваемый женихом род- ственникам, —повидимому, родным первого мужа вдовы 1 2. Трудность истолкования текста главы «О reipus’e»,.заключается в том, что при перечислении родственников, имеющих право на его получение в порядке очередности, в начале главы не указано, о чьих именно род- ственниках идет речь (§ 4—7), — о родственниках самой вдовы, или ее умершего мужа,—и лишь в § 8 и 9 прямо названы родственники умершего мужа. При этом весьма существенно следующее: в числе возможных по- лучателей reipus’a в начале главы (§ 4, 5, 6, 7) перечислены родствен- ники — мужчины, связанные друг с другом родством через женщин (пле- мянники, двоюродные и троюродные братья по женской линии, дядя, брат матери), но не указано, чьи это родственники — вдовы или умершего мужа; во второй части главы' подчеркнуто, что перечисленные там полу- чатели reipus’a — родственники именно умершего мужа вдовы (его брат и ближайшие его родичи до шестого колена), и эти родственники — муж- чины, не связанные родством через женщин. К тому же относительно этих последних сделана очень важная оговорка: они могут получить reipus лишь, в том случае, если не вступят во владение наследством умершего мужа. Эта оговорка дает ключ для разгадки смысла всей главы. Совершенно оче- видно, что вдову выдают замуж старшие родственники мужского пола, и что если это — те самые родственники, которые могут претендовать на получение наследства, то таковыми могут быть лишь родственники ее умершего мужа, ибо его смерть и является причиной получения наслед- ства его родными и создает возможность выхода вдовы замуж; следо- вательно, при таком положении получателями наследства и reipus’a могли бы стать одни и те же лица, тем более, что reipus представляет ценность, 1 Происхождение слова reipus спорно; ясно лишь, что его корень — германский;- возможно, что оно означает веревку, обруч или кольцо, — словом какой-то знак, свя-' занный с замужеством. Ср. Lex Salica zum akademischen Gebrauche, hrsg. von H. Geff- cken, Leipzig, 1898, S. 167; Lex Salica. The ten texts with the glosses and the lex Emen- data, sinoptically edited by J. H. Hessels with notes by H. Kern. London, 1880, p. 530. 2 To, что reipus есть взнос, уплачиваемый именно при обручении вдовы, под- тверждается данными салических сборников формул, которые называют сумму платы при обручении девицы — в 1 солид и 1 денарий (очевидно, эта плата приблизительно, утраивается в случае выхода замуж вдовы) и при этом ссылаются на Салический закон, т. е. на обычай салических франков. — См., например, Formulae Salicae Bigno- nianae, № 6: Dum ego tibi per solido et dinario secundum legem Salicam visus sui spon- savi (вслед за тем идет перечень приданого, ничего общего не имеющего с этим взно- сом). Ср., также Formulae Salicae Merkelianae, № 15, Formulae Salicae Lindenbrogianae. № 7 (MGH, Legum Sectio V. Formulae Merovingici et Karolini aevi, ed. K- Zeumer, Hannoverae, 1886, p. 230, 247, 271). О том же обычае сообщает и хроника VII в., так называемая Хроника Фредегара, рассказывающая, что послы Хлодвига внесли по франкскому обычаю при обручении- его невесты Хротехильды 1 солид и 1 денарий (Historia Francorum Epitomata, cap. 18: Legati [Chlodovechi] offerentes solidum et denarium ’u t mos erat Fran- co r u-m earn [Chrotechildam] partibus Chlodovechi sponsant. MGH. Scriptores Rerum. Merovingicarum, t. II, p. 100; Fredegar. Chronica, III, 18). 79.
не сам по себе, а лишь как знак того, что жених, сватающийся к вдове, испросил у родственников ее мужа согласие на брак с нею и получил его. Сопоставление с порядком наследования по главе «Об аллодах» подтверж- дает правильность изложенного хода мыслей: если отбросить упомянутых в этой главе родственников женского пола, а также и сыновей (так как выдавать женщину замуж могли только старшие мужчины), то в каче- стве возможных получателей наследства, имеющих право выдавать вдову замуж, останутся: брат умершего и затем «кто-нибудь бо- лее близкий из этих поколений» А это как раз те самые родственники, которые фигурируют в § 8—9 глары «О reipus’e»: «...reipus дол- жен получить брат того, кто раньше имел ее (вдову) женою, впрочем при том условии, если ему не придется владеть наследством»; «если не будет даже брата, ..reipus должен получить тот, кто окажется более близ- ким... вплоть до шестого поколения, впрочем при том условии, если он не получит наследства умершего мужа названной женщины» 1 2. Остаются пока необъясненными два обстоятельства: во-первых, почему глава «О rei- pus’e» запрещает одним и тем же. лицам получать наследство' и reipus (хотя согласно смыслу этой главы и главы об аллодах именно они имеют право на получение в отдельности того и другого), и, во-вторых, почему в числе первых получателей reipus’a названы не эти ближайшие мужские родственники, а более отдаленные, к тому же связанные родством через женщин 3. Оба обстоятельства объясняются одной и той же причиной: род- ственники умершего мужа, повидимому, очень часто вовсе не хотели вы- давать вдову замуж, не желая терять ее .рабочую силу, применявшуюся в общем хозяйстве, а также и часть ее имущества. Это нежелание могло -быть особенно сильным в том случае, когда вдову выдавали замуж те мужские родственники ее первого мужа, которые реально получили в по- рядке очередности наследство покойного, ибо это были как раз те его родственники, которые находились в самой тесной хозяйственной связи с ним (прежде всего— его братья), т. е. были членами той же большой семьи, что и он. В состав этой большой семьи входила, очевидно, и вдова, как бывшая жена одного из братьев. Брат, получивший наследство умер- шего, именно в силу этого совсем не заинтересован в выдаче замуж его вдовы, а, наоборот, всячески стремится сохранить в составе большой семьи не только вдову, но и ее имущество вместе с полученным им по наследству имуществом ее умершего мужа (своего брата). Поэтому глава «О reipus’e» и предоставляет право выдачи вдовы за- муж (а, следовательно, и получения reipus’a) именно тем братьям или прочим мужским родственникам ее умершего мужа, которые в данном случае почему-либо не вступили в обладание наследством. Но так как и они нередко могли быть заинтересованы в том, чтобы не выдавать вдо- ву замуж (желая сохранить в составе своего домохозяйства ее рабочую силу, хотя бы и без имущества ее покойного мужа), то Салическая Правда предоставляет это право — в обход их интересов — в первую очередь более отдаленным мужским родственникам умершего мужа вдо- 1 Lex Sal., LIX, § 1—4. 2 Салическая Правда, перевод Н. П. Грацианского подред. В. Ф. Семенова, М., 1950. 3 Последнее обстоятельство дало повод некоторым западноевропейским историкам права считать, что в § 4—7 главы о reipus’e имеются в виду родственники самой вдовы, и на этом основании утверждать, что у салических франков сохранились пережитки мат- риархата (Ср. L. Dargun. Mutterrecht und Raubehe und ihre Reste im germanischen Recht und Leben, Breslau, 1883). Между тем это утверждение резко противоречит совокупности данных Салической Правды о патриархальном строе франкской семьи, в которой сохранился лишь счет родства по материнской линии, что не следует отождествлять с матриархатом. .80
вы, связанным друг с другом родством по женской линии эти более дальние родственники уже никоим образом не могли получить наследство умершего и, следовательно, не находились в тесной хозяйственной связи с ним и его женой (вдовой), а потому никак не могли быть заинтересованы в том, чтобы не выдавать ее замуж после его смерти. Тем самым Салическая Правда в главе «О reipus’e» реально гаран- тирует вдове осуществление ее права на замужество. Такое толкование этой главы подтверждают и данные I капитулярия к Салической Правде. Хотя этот памятник частично несколько более позд- него происхождения, чем сама Правда, и хотя содержащаяся в нем глава' о замужестве вдовы (гл. 7) относится как раз к более поздней его части 1 2, тем не менее изображенный в ней договорный или покупной брак с получением невестой приданого от жениха несомненно вполне соответ- ствует формам брака, принятым и у древних германцев времен Тацита, и у салических франков. Поэтому мы вправе рассматривать и все прочие данные главы о выходе вдовы замуж I капитулярия лишь как более про- странное, чем в Салической Правде, изложение старинного порядка вступления вдовы в брак, отдельные стороны которого опущены в главе самой Салической Правды «О reipus’e», занятой преимущественно точ- ным установлением того, кому причитается reipus. Архаичность этого порядка, отнюдь не являющегося видоизменением процедуры, изложен- ной в Салической Правде, явствует уже из того, что глава I капитулярия «О вдове, если она захочет вторично выйти замуж», начинается с под- тверждения обязанности жениха уплатить «следуемый по закону reipus» 3 и что взнос самой вдовы в пользу родственников ее умершего мужа обо- значен термином achasius, происходящим от древнегерманского (а не латинского) корня. Разбираемая глава содержит ряд ценных подробностей. После уплаты женихом вдовы reipus'a, она сама должна, в том слу- чае, если у нее есть сыновья от первого мужа, уплатить его ближайшим родным особый взнос — achasius; эта ее обязанность обосновывается тем, что она «должна удовлетворить родственников детей своих» 4 (т. е. род- ственников мужа), а в их числе названы — в случае отсутствия родите- лей 5 — брат умершего и племянник, сын старшего брата 6; т. е. опять- таки представители того круга родственников, который фигурирует в 1 Убедительные аргументы в пользу того, что в § 4—7 гл. XLIV фигурируют родственники умершего мужа вдовы, привел Бруннер. См. Н. Brunner. Zu Lex Salica tit 44: «De reipus» («Sitzungsberichte der Berliner Akademie der Wissenschaften». 1894, S. 1289—1297); перепечатано в издании: «Abhandlungen zur Rechtsgeschichte»: Gesam- melte Aufsatze von H. Brunner, hrsg. von. K. Rauch, Bd. II, Weimar, 1931, S. 67—68. 2 Бруннер различает в составе I капитулярия две части: первую, более раннюю, относящуюся, может быть, к временам Салической Правды (Cap. I, 1—4), ибо в ней встречается малбергская глосса (т. е. примечания на франкском диалекте, имею- щиеся в рукописях I, II и некоторых рукописях III семьи Салической Правды и обо- значающие правовые термины, данные тут же в латинском тексте), а штрафы исчис- ляются в солидах и денариях, и вторую, более позднюю (Cap. I, 5—12). См. Н. Brun- ner. Mithio und Sperantes.— (Festgabe ftir Beseler, Berlin, 1885, S. 22, 1), перепеча- тано в «Abhandlungen zur Rechtsgeschichte» von H. Brunner, Bd. I, 1931, S. 231, 3. 3 Lex Sal., Cap. I, tit. 7: reipus secundum legem donet. 4 Lex Sal., Cap. I, tit. 7: mulier... parentes infantum suorum debet conciliare. 5 Упоминание не только отца, но и матери умершего мужа в качестве возмож- ных получателей «ахазия» объясняется, повидимому, тем, что уплата «ахазия» (в от- личие от уплаты reipus’a) не связана с разрешением на замужество вдовы, которое могут дать только мужские родственники ее бывшего мужа, под покровительством (мундиумом) коих она состоит. Роль «ахазия», как мы увидим, иная — служить реальной компенсацией в пользу родственников мужа за утерю права совместного пользования приданым. 6 В случае отсутствия и этих родных «ахазий» поступает в распоряжение фиска. 6 А. И. Неусыхин 81
последней части главы «О reipus’e» (Lex Sal., XLIV, § 8—9). Тем не менее* «ахазий» играет при выходе вдовы замуж совсем не ту роль, что reipus.. Reipus — это взнос, знаменующий разрешение на замужество вдовы, предоставленное ей мужскими родственниками ее умершего мужа; тот факт, что они приняли у жениха reipus, означает, что они согласились на ее замужество и скрепили это согласие известной сделкой, после совер- шения которой они не имеют никаких претензий к жениху; но самый reipus не может служить материальной компенсацией в пользу родствен- ников умершего мужа за уход вдовы из их дома ввиду его сравнитель- но небольших размеров: ведь, само собою разумеется, что 3 солида и 1 де- нарий не могут возместить этим родственникам утрату рабочей силы вдовы, да еще части ее личного или совместного с мужем имущества. «Ахазий» должен служить компенсацией со стороны самой вдовы, но лишь за то, что ее замужество лишает родных ее первого мужа права, пользования приданым; это явствует из соотношения «ахазия» с при- даным: «ахазий» должен составлять примерно одну десятую часть того приданого (dos), которое вдова получила в свое время от ее бывшего мужа в качестве невесты (если приданое стоило 25 солидов, то она должна уплатить «ахазий» в размере 3 солидов, если же оно составляло 63 солида, то «ахазий» должен равняться 6 солидам). Приданое не является полной собственностью жены, а входит (при жизни мужа) в состав общего имущества обоих супругов и их сыновей; овдовевшая мать этих сыно- вей не имеет права ничего дарить или продавать из приданого, а после ее смерти оно всецело поступает в распоряжение ее сыновей от первого брака. Однако именно поэтому после смерти первого мужа его боковые родственники (братья и пр.) не могут продолжать пользоваться приданым вдовы совместно с ее сыновьями в случае ее вторичного замужества: ибо выход вдовы замуж порывает связь между этими родственниками и ее сыновьями, и приданое вдовы от первого мужа будет отныне итти только на воспитание ее сыновей от первого брака. По той же причине сделка между выходящей замуж вдовой и род- ными ее первого мужа формулирована как «удовлетворение родственни- ков ее детей». В том случае, если у вдовы нет сыновей от первого мужа, она имеет право при вторичном замужестве, заплатив «ахазий», взять с собою в дом ее второго мужа две трети своего прежнего приданого (она должна лишь оставить родственникам умершего мужа предметы домашнего обихода, полученные ею в свое время от него при первом замужестве). «Ахазий» отличается от reipus’a еще и тем, что он представляет со- бою сделку между самой вдовой и родственниками ее первого мужа, а не между ними и ее новым женихом. Но как раз это обстоятельство и под- черкивает очень резко тот факт, что, несмотря на все отличия reipus’a от «ахазия», уплата того и другого входит составной частью в один и тот же общий акт размежевания интересов' жениха, вдовы и родственников ее первого мужа. Процедура уплаты «ахазия» показывает, какой тесной была хозяйственная связь между вдовой и ближайшими мужскими родствен- никами ее первого мужа; то же самое обнаруживает и разбор порядка уплаты reipus’a (ибо отдаленным родственникам умершего мужа пре- доставлено право на получение reipus’a, как уже было указано выше, лишь с целью гарантировать вдове ее право на замужество в случае неже- лания ближайших родных ее первого мужа вторично выдать ее замуж). Таким образом, подробный анализ порядка вторичного выхода вдовы замуж по Салической Правде и по I капитулярию к ней приводит нас к следующим выводам по интересующему нас вопросу о возможном со- ставе большой семьи у салических франков. У франков можно наблюдать 82
наличие разных кругов родственников, связанных друг с другом хозяй- ственными узами: 1) к ближайшему кругу принадлежат братья — сы- новья одного отца, продолжавшие, повидимому, совместное ведение хо- зяйства в отцовском доме (они заинтересованы в том, чтобы помешать вдове одного из братьев выйти замуж, и они же получают «ахазий» от вдовы); 2) второй круг составляют ближайшие мужские родственники этих братьев до третьего поколения (они имеют право в порядке очеред- ности на получение «ахазия» и reipus’a); 3) наконец, к третьему кругу от- носятся более отдаленные родственники по женской линии, т. е. мужчи- ны, связанные родством через женщин (эти родственники тоже имеют право на reipus, но не получают «ахазия»; их родство друг с другом не идет дальше внучатных племянников и троюродных братьев). Тот факт, что представители первого, ближайшего круга родственни- ков, т. е. женатые взрослые сыновья одного и того же отца, могут про- живать в одном доме и вести совместное хозяйство, подтверждает, как мы видели, и глава «О горсти земли»; об этом свидетельствует и то об- стоятельство, что право наследования недвижимости предоставлено в главе «Об аллодах» лишь совокупности братьев — сыновей одного и того же отца !. Более отдаленные родственники, принадлежащие к третьему кругу, повидимому, не ведут общего хозяйства и во всяком случае не проживают в общем доме или в группе примыкающих друг к другу домо- хозяйств; по крайней мере в Салической Правде на это нет не только никаких определенных указаний, но даже и намеков. Однако какие-то хозяйственные связи между ними все же сохраняются; в чем они заклю- чаются (кроме права получения reipus’a), остается неясным. Ближайшие мужские родственники, принадлежащие ко второму кругу родства, мо- гут, повидимому, иногда сохранять общность хозяйства (вместе с их же- нами и детьми) в некоторых отношениях (например, в смысле облада- ния общими стадами) 1 2, и в таком случае совокупность этих родствен- ников может занимать несколько расположенных по соседству домо- хозяйств. Отсюда следует, что мы можем наметить у салических франков боль- . шую семью, состоящую из неразделившихся взрослых сыновей одного s отца (с их семьями), а кроме того группу сородичей, состоящую из бли- жайших мужских родственников главы семьи до' третьего поколения по современному счету родства (вместе с их женами и детьми). Обладание земельным- наделом всегда находится в руках мужских родственников, но • движимость может принадлежать и женщинам, — частично совместно с мужчинами, а иногда и в качестве полной собственности женщин. Однако, наряду с наличием большой семьи, у салических франков мож- но наблюдать и процесс ее распада и дробления. Этот процесс получил даже и свое оформление в обычном праве. Оно выражается в том, что всякий свободный франк может, проделав в су- । дебном собрании перед лицом тунгина известную символическую проце- дуру, отказаться от всяких материальных связей или счетов со своими родственниками 3. В качестве конкретных примеров этих «счетов» глава «О желающем отказаться от родства» приводит следующие: участие дан- ного лица в уплате виры (а следовательно, и в получении определенной доли виры), получение наследства, соприсяжничество (т. е. право от- 1 Не случайно сыновья названы здесь братьями (очевидно, это — братья между собою, а не братья умершего; см. Lex Sal., Cap. LIX, § 5). Подробное толкование § 5 главы «Об аллодах» см. ниже, во втором разделе этой главы. 2 См. об Этом подробнее в главе I настоящей монографии. 3 Lex Sal., tit. LX. Этот акт Салическая Правда называет «отказом родства» (de parentilia). 6* “83
казывающегося от родства требовать от своих родственников участия в произнесении очистительной клятвы в качестве соприсяжников в случае его обвинения в соответствующем проступке и его обязанность самому выступать соприсяжником у своих родственников). От всех этих прав и обязанностей данный свободный франк отказывается. Достаточно вспом- нить главу «О горсти земли», чтобы убедиться в том, насколько обреме- нительны были некоторые из этих обязанностей (например, участие в уплате виры, разорявшее целые группы родственников) Ч Вполне естест- венно, что многим свободным франкам — особенно, зажиточным, — пред- ставлялось выгодным сбросить с себя бремя этих обязанностей даже' ценою утраты соответствовавших им прав. Но от какого круга родства отказывался при этом свободный франк? Очевидно, что не только от третьего, но и от второго и первого, ибо в уплате и получении виры участ- вуют как раз представители двух первых кругов (братья, ближайшие род- ственники со стороны отца и со стороны матери) 1 2, в наследовании дви- жимого имущества — представители трех кругов 3, а в наследовании земельного надела — только члены первого, самого узкого круга родствен- ников — сыновья умершего отца (братья между собою) 4. Самые отда- ленные родственники из числа представителей третьего круга, а именно те, которые названы в качестве первых получателей reipus’a5, может быть, и вовсе не имеются в виду в главе об отказе от родства, ибо reipus там не упомянут (хотя упомянута вира и наследство). Впрочем, они могли оказаться в числе соприсяжников, а, ведь, отказывающийся от родства свободный франк отказывается и от соприсяжничества. От одного только он, конечно, никак не мог отказаться, — от хозяйственной связи с чле- нами своей собственной малой индивидуальной семьи, т. е. со своей женой и своими собственными детьми, ибо это поставило бы его вне освящен- ного обычаем «общего мира» и лишило бы его всякой возможности про- должать общение с людьми б. Следовательно, отказ от родства есть не что иное, как выделение одного из взрослых братьев, успевшего обза- вестись собственной семьей, из общего с остальными братьями домохо- зяйства или иными словами — основание им малой индивидуальной семьи /путем разрыва связей с той большой семьей, к которой он до этого при- надлежал. Ибо какие бы хозяйственные, социальные или правовые узы (например, права и обязанности) ни связывали свободного франка, от- казывающегося от родства, с более отдаленными его родственниками (т. е. членами третьего круга), реально отказ от родства означает прежде всего разрыв с теми родственниками, с которыми он до этого совместно 1 Ср. отмену процедуры бросания горсти земли в III семье рукописей Салической Правды с мотивировкрй «ибо из-за этого погибло могущество многих» (quia per ipsam cecidit multorum potestas). 2 Lex Sal., LVIII; cp. Lex Sal., LXII, § 1, — согласно которому половину виры получают члены семьи (например, сыновья, в том случае, если убит отец), т. е. предста- вители первого круга родственников, а другую половину делят между собою ближайшие родственники со стороны отца и матери, т. е. представители второго круга. 3 Lex Sal, LIX, § 1—4. 4 Lex Sal, LIX, § 5. 5 Lex Sal, XLIV, § 4—6. 6 В таком положении — по старому обычаю — мог оказаться лишь преступник, вырывший и ограбивший погребенное тело; он изгоняется из людского общежития (становится «wargus») до тех пор, пока родственники умершего, получив удовлетво- рение от виновника проступка, сами не попросят, чтобы ему опять «разрешено было» жить между людьми (Lex Sal, LV, § 2: et ipsi pro eum rogare debent ut ille inter homi- nes liceat accedere). До этого даже его жена не имеет права дать ему приют. Отказав- шийся от хозяйственной связи с членами своей индивидуальной семьи мог бы очу- титься именно в таком положении, а в него добровольно ни один франк не хотел бы по- пасть. .84
жил и вместе владел земельным наделом т. е. в первую очередь — с другими взрослыми братьями — членами одной и той же большой семьи. Из сказанного ясно, что у салических франков были не только боль- шие семьи, но и малые индивидуальные семьи, которые отпочковыва- лись от больших семей. А так как каждая семья составляла домохо- зяйство, а в некоторых случаях (как, например, более обширная боль- шая семья) и целую группу домохозяйств в несколько дворов, то населенный пункт, в состав которого они входили, представлял со- бою сложную и пеструю по характеру родственных связей совокуп- ность домохозяйств. Но в таком населенном пункте, т. е. во франкской деревне (обозначаемой термином villa), могли обитать и такие семьи, которые не находились в родстве друг с другом: если недавно выделив- шиеся малые индивидуальные семьи еще состояли в родстве (но зачастую уже не в хозяйственной связи!), с теми большими семьями, от которых они произошли, то другие — в результате новых браков —• утрачивали последние остатки родственных связей с ними, а среди больших семей могли быть семьи и не родственные друг другу. Отказ от родства отнюдь не означал обязательный уход из деревни и переселение в другую дерев- ню 1 2. К тому же такие отказы отнюдь не были единственной причиной выделения малых индивидуальных семей из больших семей: оно могло происходить и путем естественного дробления этих последних без его оформления в виде процедуры «отказа от родства». Кроме того, в дерев- ню могли вселяться и переселенцы из других деревень, переселение ко- торых могло вызываться чисто хозяйственными причинами. О таком переселенце мы узнаем из известной главы XLV Салической Правды («De migrantibus»), которая в то же время дает представление о франкской деревне3. 1 Как показано выше, об этом свидетельствует глава «О горсти земли». Конкрет- ной иллюстрацией к ней может служить § 1-67 лангобардского эдикта Ротари (643 г.) «О братьях, продолжающих жить в доме отца после его смерти». В § 167 этого эдикта регулируются имущественные взаимоотношения братьев, живущих в общем доме (in case commune), и сказано, что женитьба второго брата может привести к разделу между ними (подробнее об этом см. гл. V настоящей монографии). 2 Возможное недоброжелательство родственников, с которыми порвал отказав- шийся от родства, могло бы быть мотивом его ухода из деревни в том случае, если бы вся деревня состояла из родственников и притом враждебных ему, т. е. если бы все население деревни составляло один род. Однако, как увидим ниже, дело обстояло инаде: не говоря уже о только что изображенном процессе распада больших семей, в деревню могли вселяться и чужаки (см. гл. XLV). К тому же, как показывают неко- торые тексты Салической Правды, у франков сохранились еще остатки кровной мести, и различные группы родственников могли находиться в открытой вражде (faida) друг с другом, что не мешало им проживать по соседству. Так, например, человек может быть брошен врагами (inimici) на перекрестке дорог без рук и без- ног; «враг» (ini- micus) может посадить на кол голову своего противника; в обоих случаях никто не смеет вмешиваться в эту распрю (см. Lex Sal., XLI, § 8 и ad. 2). Все это-—явные акты кровной мести. 3 Эта глава Салической Правды вызывала в течение всего XIX и XX вв. ожесто- ченные споры в иностранной историографии и подала повод к многочисленным проти- воречащим друг другу толкованиям ее трудных текстов в специальной литературе во- проса. Ввиду обилия этих толкований назовем лишь некоторые важнейшие работы, принадлежащие представителям разных точек зрения: 1) G. W a i t z. Das alte Recht der salischen Franken, Kiel, 1846; 2) G. L. Maurer. Einleitung zur Geschichte der Mark-, Hof-, Dorf- und Stadtverfassung und der offentlichen Gewalf, (русский nep.: Г. Л. Маурер. Введение в историю общинного, подворного, сельского и городского- устройства и общественной власти; 3) G. W a i t z. Deutsche Verfassungsgeschichte, Bd. I, II, 3. Aufl., Berlin, 1880—1882; 4) К- T. von Inama - S ternegg. Deutsche Wirtschafts- geschichte bis zum Schluss der Karolingerperiode, Bd. I, 2. Aufl., Leipzig, 1906; 5) A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliareigen- thums», Innsbruck, 1894; 6) H. Wopfner. Beitrage zur Geschichte des alteren Markge- nossenschaft (Mitteilungen des Instituts fur osterreichische Geschichtsforschung»,. Bd. XXXIII, 1912; XXXIV, Heft 1, 1913). Все названные авторы (и многие другие) счи- 85>
Согласно порядку, изложенному в этой главе, человек, желающий переселиться в [другую]1 виллу, имеет на это право, если никто из обитателей виллы не возразит против его переселения. При этом указано, что он переселяется в виллу «к другому» (super alterum) * 1 2,— но с ведома ли этого «другого», (т. е. одного из жителей виллы) или с его молчали- вого согласия или же по прямому его приглашению,— об этом в § 1 гла- вы «De migrantibus» ничего не сказано3. Зато в самом начале этого па- раграфа отмечено, что переселенца могут согласиться принять «один или несколько человек из лиц, живущих в этой вилле» 4, а в конце того же параграфа подчеркнуто, что, несмотря на их согласие, возражение хотя бы одного лица достаточно для запрета переселения 5; в следующем, вто- ром, параграфе речь идет уже о возможном несогласии одного или двух обитателей (виллы) 6. Из этого мы можем пока сделать тот вывод, что вселению переселен- ца в виллу сопротивляется не вся совокупность ее обитателей. Этому пре- пятствуют отдельные ее жители, почему-то заинтересованные в недопу- щении переселенца (так же, как и согласие на его вселение тоже дают отдельные живущие в вилле лица). Этот вывод подтверждается описа- нием порядка изгнания из виллы переселенца, осмелившегося обосно- ваться там, несмотря на несогласие одного или двух обитателей виллы7: все дело его выселения ведет один человек, т. е. один из тех жителей виллы, которые не согласились пустить его туда. Сначала применяется вне-судебная процедура testatio; она заключается в том, что лицо, несо- гласное на вселение migrans’a, заявляет ему лично устный протест при свидетелях (testes, откуда и testatio) и дает ему определенный срок для выезда (10 суток); в том случае, если переселенец не уходит из виллы в установленный срок, выселяющее его лицо повторяет процедуру testatio до трех раз, т. е. пока не пройдут 30 суток. По прошествии 30 суток и после трехкратной testatio все тот же заинтересованный в выселении migrans’a житель данной виллы вызывает переселенца в сотенное судеб- ное собрание (в mallus), куда должны явиться и свидетели, которые при- сутствовали при каждой testatio. Тем самым изгнание переселенца из виллы превращалось в судебный иск. Салическая Правда не изображает, тали виллу в главе XLV Салической Правды деревней и признавали наличие общины (расходясь в понимании ее структуры). И то и другое решительно отрицал Фюстель де Куланж, считавший виллу в главе XLV двором или поместьем. См. 1) Н. Д. Ф де- тель де Куланж. История общественного строя древней Франции, т. IV, а также N. D. Fustel de Coulanges. Nouvelles recherches sur quelques problemes d’his- toire, Paris, 2-eme edition, 1923 (статья: «Sur quelques points des lois barbares»); против толкования Фюстеля выступил Глассон — см. Е. G 1 a s s о n. Les communeaux et le domaine rural a 1’epoque franque, Paris, 1890. 1 В одной из рукописей I семьи (Paris, № 9653, в издании Hessels’a — cod. 4), а так- же в рукописях III семьи (по Hessels’y — cod. 7, 8, 9) к словам in villam прибав- лено alienam; во всех остальных рукописях (в том числе в древнейших рукописях I семьи) — просто villa. 2 Эти слова следует понимать именно так, а не как «против воли другого» (no- lente alio по толкованию Пардессю, Зома и др.), поскольку и в других главах Сали- ческой Правды выражение super alterum встречается именно в этом смысле (напри- мер, Lex Sal., XLVII: Si quis... qualibet rem super alterum agnoverit). Cp. толкование Беренда (J. F. В e h r e n d. Lex Salica, 2. Aufl., Weimar, 1897, S. 91). 3 Разбор этих возможностей дан ниже, при анализе «прибавления» (additio) к гл. XLV. 4 Lex Sal., XLV, § 1: ...si unus vel aliqui de ipsis, qui in villa consistunt, eum susci- pere voluerit... 5 Lex Sal., XLV, § 2: ...si vel unus exteterit qui contradicat, migranti ibidem lieen- tiam non habebit. 6 Lex Sal., XLV, § 2: ...si vero contra interdicto unius vel duorum in villa ipsa adse- dere praesumpserit... 7 Lex Sal., XLV, § 2. 86
как именно протекал этот иск в mallus’e, но зато она сообщает о возмож- ности невыполнения переселенцем решений суда . (всегда ли он является в суд, или иногда приговор произносится в его отсутствие,— остается не- ясным). В случае нежелания переселенца уйти из виллы, несмотря на судебный приговор и на отсутствие каких-либо задерживающих его законных препятствий (sunnis) истец приглашает графа, который изго- няет переселенца. Последний теряет при этом «результаты своего труда» и, кроме того, уплачивает за ослушание 1 2 вынесенного mallus’oM решения штраф в 30 солидов. Очевидно, вилла, изображенная в главе «О переселенцах»,— деревня и притом немалых размеров. И то, и другое явствует хотя бы из возмож- ного количества обитателей виллы: согласие на вселение migrans’a изъ- являют несколько человек «из числа тех, которые живут в этой вилле» 3, а, следовательно, число жителей виллы превышает «несколько человек» (и притом, повидимому, значительно превышает, ибо, как показано выше, согласие или несогласие выражают лишь заинтересованные лица); воз- ражающий против вселения приглашает свидетелей,— конечно, из оби- тателей той же виллы; к этому следует прибавить, что в случае отсут- ствия протеста в течение года переселенец имеет право остаться в вилле и проживать там, как и прочие соседи (vicini) 4. К тому же упомянутые в разбираемой главе обитатели виллы, так же, как и свидетели,— конеч- но, взрослые мужчины, самостоятельные обладатели отдельных домохо- зяйств: иначе они не могли бы соглашаться на въезд переселенца или возражать против него и не могли бы выступать свидетелями в деле, ка- сающемся права пользования земельными участками 5. Именно таких домохозяев имеет в виду заключительный, третий, параграф главы XLV, называя обитателей виллы «соседями». Весь ход вселения migrans’a и его изгнания тоже подтверждает тот -факт, что вилла в главе «De migrantibus» •— деревня. В самом деле, пе- реселенец вселяется «к другому», т. е. к одному из домохозяев — оби- тателей виллы, но, повидимому, тотчас же после переселения начинает обрабатывать землю, так как он уже через месяц после этого — к момен- ту его изгнания графом — «теряет результаты своего труда»; при этом граф является не к дому того «другого», т. е. обитателя виллы, к кото- рому вселился migrans, а «на место» (ad locum),— очевидно туда, где переселенец производил какие-то сельскохозяйственные работы, где он «прилагал свой труд», результаты которого он теряет 6. Ясно, что пере- селенец пока еще не имел собственного дома в вилле (иначе истец при- гласил бы графа именно туда для изгнания переселенца); но столь же ясно, что переселенец,— в случае отсутствия протеста против его все- ления,— со временем обзаводился собственным домохозяйством, ибо не 1 Таким законным препятствием (sunnis) могла служить по Салической Правде бо- лезнь ответчика (infirmitas), его пребывание в военном ополчении (ambascia dominica) или смерть кого-либо из близких (Lex SaL, XV.I, ad. 1). 2 Малбергская глосса обозначает этот проступок древне-франкским словом widrisittolo, которое переводится на немецкий язык как Widersetzlichkeit. См. Die Ge- setze des Merowingerreiches 481—714, hrsg. von K. A. Eckhardt, Weimar, 1935, S. 195. 3 Lex Sal., XLV, § 1: aliqui de ipsis qui in villa consistunt. 4 Lex Sal., XLV, § 3: si vero quis migraverit et infra XII menses nullus testatus fuerit, securus sicut et alii vicini maneat. 5 Согласно Баварской Правде в случае тяжбы из-за обработки чужого участка свидетель со стороны ответчика должен иметь собственный земельный участок, равно- ценный спорному (Lex Baiuv., XVII, 2). 6 Трудовой принцип вообще очень подчеркнут в Салической Правде: так в главе IX («О потраве») нива, луг, виноградник и любая другая обработанная земельная пло- щадь определяется как место приложения труда (qualibet labor) (Lex Sal., IX, ad. 2). *Cp. также Lex Sal., XXVII, §10 (См. об этом § 2 этой главы монографии). 87
мог же.он постоянно жить со своей семьей у того, к кому он первоначаль- но (и, повидимому, временно) вселился. Длительное пребывание пересе- ленца у этого «другого» было бы возможным лишь в том случае, если бы переселенец навсегда остался на наделе того жителя виллы, к которому он вселился, и тем самым превратился бы в члена его домохозяйства. Но это мало вероятно по следующим соображениям: 1) переселенец в этом случае не мог бы через год быть назван полноправным соседом наряду с другими соседями, т. е. стать самостоятельным домохозяином в вилле; 2) его вселение было бы в таком случае частным делом того жителя вил- лы, к которому он вселился: этот последний приобрел бы дополнительную рабочую силу на своем прежнем наделе без всякого расширения площа- ди пахотной земли в вилле и без нарушения принятой системы располо- жения полей и земельных участков, а, следовательно, вселение нового лица не могло бы затронуть интересы ни одного из прежних исконных обитателей виллы *; 3) наконец, нам совершенно не известно, на каких основаниях мог бы переселенец остаться на- наделе и в домохозяйстве того лица, к которому он вселился, ибо Салическая Правда не содержит никаких данных о поземельной или личной зависимости одних жителей виллы от других1 2 или чужаков-переселенцев от исконных обитателей виллы 3. Между тем эти последние, как мы видели, заинтересованы в раз- решении или запрете вселения migrans’a в виллу, а переселенец — пре- жде, чем он построил дом, т. е. сразу же после вселения — приступает к земледельческому труду., Сопоставление этих наблюдений позволяет сделать предположение, что переселенец тотчас же после своего вселения принимается не за обработку надела того, к кому он вселился, и не за сбор урожая, а за распашку новины. Это предположение делает понятным и отсутствие у переселенца на первых порах собственного дома, и ссылку на утерю им результатов его труда, и заинтересованность некоторых жителей виллы в его вселении или изгнании. Мало того: оно объясняет характер этой заинтересованности, т. е. тот, уже отмеченный выше факт, что заинте- ресованы в этом отдельные жители виллы, а не вся их совокупность, и что дело о выселении ведет один из них. Ибо это может иметь место лишь в том случае, если заимка, производимая переселенцем, затрагивает интересы некоторых домохозяев в вилле («одного или двух», как сказано в Салической Правде), не задевая интересы остальных. Конкретно это можно себе представить следующим образом: пересе- ленец мог сделать заимку на территории, входившей в состав неподелен- ных угодий 4; но при разбросанности построек в кучевой деревне, при чересполосице и отсутствии разработанной системы дорог и тропинок 5, а также при расположении разных угодий (лесов, пастбищ, лугов и пр.) на различном расстоянии от всей деревни и от ее составных частей, отдельные домохозяйства могли пользоваться теми или иными из непо- деленных угодий в очень различной мере. Так, например, если переселе- нец начал корчевать опушку того леса, где один из домохозяев данной 1 И это тем более, что они и после вселения migrans’a продолжали бы иметь де- ло —• во всех вопросах, связанных с наделом, на который он вселился—только с прежним хозяином этого надела. 2 Конец § 1 главы LVI (tunc ipse culpabilis et omnes res suas erunt) надо понимать иначе (см. об этом § 3 данной главы). 3 Lex Sal., XLV, ad. 1 (О приглашении переселенца одним из жителей виллы) следует толковать иначе (см. ниже). 4 Это подтверждает и более поздний текст из Extravagantia (В. XI), считающий условием переселения разрешение соседей на пользование «травой, водой и дорогой». Разбор этого текста см. в § 2 данной главы монографии. 5 См. об этом ниже. 88
виллы рубил дрова или пас своих свиней (последнее могло иметь место” в дубовом лесу) или если он совершал заимку на таком лугу (или на той части пастбища), где хотя бы один домохозяин 1 имел обыкновение пасти свой скот, то это затрагивало интересы данного домохозяина, но могло совершенно не затрагивать интересы других обитателей той же виллы, живших на противоположном ее конце и пользовавшихся в данное время другими лесами 1 2, пастбищами и лугами. Поэтому одни жители виллы могли ничего не иметь против вселения переселенца, а другие — реши- тельно возражать против него. Высказанные нами . соображения показывают, что деревня, изобра- женная в XLV главе Салической Правды, представляла собою общину и притом земледельческую общину, на той стадии ее развития, когда урав- нительные переделы пахоты и лугов уже прекратились (на них в Правде нет ни одного намека), и когда установилось такое наследственное вла- дение этими -наделами, при котором отдельные домохозяйства могли на практике в разной степени и весьма различным способом осуществлять общее им всем право пользования неподеленными общинными угодьями. При господстве родовой собственности на землю, т. е. в кровно-род- ственной общине, вся территория деревни (как пахотная земля, так и остальные угодья — луга, пастбища, леса и пр.) составляют в равной мере предмет общей собственности и общего пользования коллектива, и в этом смысле в такой общине нет принципиальной разницы между па- хотной землей и другими угодьями (тем более, что переложная система сельского хозяйства попеременно приводила к превращению пахотной земли в запущенные площади, зараставшие травой и кустарником, и на- оборот, к временному превращению некоторых угодий — пастбищ или лугов в распаханные территории, а это стирало резкую грань между пашней и угодьями). На первом этапе развития земледельческой общины эта разница стала ощущаться, но порядок использования неподеленных угодий отдельными домохозяйствами был все еще очень связан не только общинной собственностью на эти угодья, но и общинным владением ими, хотя уже здесь «общинная собственность как таковая выступает только, как общая принадлежность индивидуальных поселений соплеменников и индивидуальных земельных заимок» 3. На втором этапе развития земледельческой общины, который, по на- шему мнению, отражен в Салической Правде, общинное владение угодья- ми выражается именно в индивидуальном и разнообразном использова- нии различных неподеленных угодий отдельными домохозяйствами при сохранении общинной собственности на всю территорию деревни. На этом этапе общинная связанность в самом процессе использования неподелеп- ных угодий различными домохозяйствами уже отпала, а общинная регу- лировка порядка их индивидуального использования еще не сложилась в разработанную систему и не превратилась в функцию всего общинного коллектива (такой промежуточный этап и отражен в XLV главе Саличе- ской Правды). Такая регулировка, возникающая постепенно, превра- щается в орудие коллективного контроля тогда, когда наряду с инди- видуальным использованием общинных угодий появляется полная инди- видуально-семейная собственность на наделы пахотной земли, т. е. не только право наследования наделов,- но и право их отчуждения,, иными словами — когда эти наделы превращаются в полные алло- ды. Это происходит на стадии общины-марки. В такой общине имен- но наличие аллодиальной собственности общинников на их наде- 1 Бывали, конечно, случаи, когда это касалось нескольких домохозяйств. 2 О порядке пользования лесом см. § 2 данной главы. 3 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству, стр. Ш. 89-
.лы требует точной регламентации порядка индивидуального исполь- зования неподеленных угодий со стороны всего коллектива общи- ны, как верховного собственника всей общинной территории. Ибо у коллектива и остается в марке главным образом эта верховная собст- венность. Со временем «...леса, пастбища, пустоши и пр., ... будучи однажды превращены в общинные придатки частной собственности, по- степенно достанутся последней» Ч Против угрозы их превращения в част- ную собственность и направлена регламентация всей общиной поряд- ка их использования отдельными домохозяйствами, превращающаяся в систематический контроль и надзор всего общинного коллектива, как совокупности соседей, над общинниками-аллодистами * 2, как членами этой совокупности. Результатом и проявлением такого контроля и является то обстоятельство, что в более позднем памятнике, связанном с Салической Правдой (в частной компиляции норм салического права, составленной в IX в.), разрешение на пользование неподеленными угодьями дает пере- селенцу «вся совокупность соседей» (convicinia) 3. Переход к такому кол- лективному контролю общины отразился и в прибавлении к главе XLV,— гораздо более раннем, чем цитированный выше памятник (т. е. Extrava- gantia),— но несколько более позднем, чем древнейший текст рукописей I семьи 4. По прямому смыслу этого прибавления вселение migrans’a в виллу должно происходить лишь после того, как будет получено пред- варительное согласие (conventum) всех ее обитателей5. Однако это прибавление представляет интерес еще и с другой стороны. В нем трак- туется особый случай, отличный от того, который предусматривает § 1 главы XLV, а именно — согласно разбираемому «прибавлению» один из жителей виллы приглашает переселенца вселиться в виллу6. В отличие от этого прямого указания «прибавления», § 1 ничего не говорит ни об этом ближайшем поводе к вселению migrans’a именно в данную виллу, пи вообще о каких бы то ни было поводах или причинах переселения. Это ставит перед нами вопрос о возможных причинах переселения в том случае, когда оно происходит не по приглашению одного из обитателей виллы. При попытке дать посильный ответ на этот трудный вопрос сле- дует различать, во-первых, мотивы переселения самого migrans’a и, во- вторых, те мотивы, по которым его (пусть временно!) принимает к себе один из обитателей виллы, т. е. тот «другой», к которому он вселяется (согласно тексту § 1 главы XLV). Выше уже было отмечено, что «отказ от родства» вовсе не обяза- тельно должен был вызвать переселение в другую деревню и что это переселение могло происходить в силу чисто хозяйственных причин. В по- исках этих причин вовсе не нужно прежде всего иметь в виду разорение переселенца (хотя имущественная дифференциация среди свободных франкских общинников уже началась) 7, ибо разоренный переселенец не смог бы основать новое домохозяйство в той вилле, куда он вселился, и вынужден был бы жить на наделе того из ее обитателей, к которому он { к. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 695. 2 Данные о таком контроле всего общинного коллектива соседей имеются в Ба- варской Правде (см. главу VII нашей работы). 3 Extravagant!а, В. XI: Non potest homo migrate nisi convicinia et herba et aquam et via... 4 Это прибавление содержится в качестве самостоятельного параграфа в рукопи- сях II, III, IV и V семьи (см. об этом ниже, в § 2 данной главы). 5 Lex Sal., XLV, ad. 1: Si veto alium in villa aliena migrate rogaverit anteqtiam conventum fuerit Malb. andutheoco... solidos XLV culpabilis iudicetur. 6 Разбор прибавления 1 к главе XLV с этой стороны (а также со стороны роли соседства) см. § 2 данной главы монографии. 7 См. об этом § 3 данной главы. '90
первоначально переселился, или впасть в зависимость от него. Между тем это, как было показано выше, весьма мало вероятно. Скорее всего переселенец покидал свою родную деревню потому, что он не находил там дальнейших перспектив продолжения своего хозяйства (например, наталкивался на невозможность совершить необходимую ему заимку на территории общинных угодий) и стремился переселиться в ту деревню, где он рассчитывал найти эти перспективы. Может быть, он делал это с ведома того обитателя деревни, к которому он временно приселялся, но, во всяком случае, не по его прямому приглашению (подобное при- глашение, повидимому, стало практиковаться позднее). Весьма возможно, что данному обитателю виллы приносило какие-то хозяйственные выго- ды превращение переселенцем какого-либо участка общинной пустоши в культивированную пахотную землю, в новый надел (точно так же, как юно причиняло ущерб кому-либо из его соседей при безразличном отно- шении к этому остальных жителей деревни); поэтому он и разрешал пере- селенцу временно приселиться к нему, в его домохозяйство — в расчете на то, что переселенец, после того, как им будет произведена заимка, уйдет от него и создаст собственное домохозяйство. В чем заключалась эта хозяйственная выгода в том случае, когда переселенец вселялся «к другому» лишь с его ведома, но не по его прямому приглашению, из текста первых двух параграфов главы XLV установить трудно, но ясно лишь одно: обитатель виллы, пустивший к себе временно переселенца, был, повидимому, заинтересован в том, чтобы приобрести себе в будущем именно в его лице нового соседа. Зато эта хозяйственная выгода конкре- тизируется при рассмотрении второго случая: приглашение переселенца одним из жителей виллы, очевидно, преследовало цель совместной с ним распашки новины и таким образом приводило к расширению хозяйствен- ных возможностей не только переселенца, который обретал их в новой для него вилле и тем самым становился членом другой общины, но и пригласившего его лица, исконного жителя этой виллы. Заимка была в то время довольно трудным делом, и в ней нередко принимало участие несколько домохозяйств Как бы то ни было, но подробный анализ главы «De migrantibus» убеждает нас не только в наличии у салических франков более или менее значительных деревень, жители которых состав- ляли земледельческие общины, но и в возникающей текучести состава членов этих общин 1 2. Такую же деревню (может быть, еще более значительных размеров) рисует нам памятник, являющийся дополнением к Салической Правде,-— 1 Вспомним Верденскую грамоту, цитированную в главе I нашей работы. 2 Фюстель де Куланж, доказывающий, что вилла главы XLV — не деревня, а двор, строит свою аргументацию в значительной мере на параллельном использовании текста этой главы в I семье рукописей и в Эмендате (т. е. в V семье); он мотивирует это тем, что в Эмендате изменено лишь заглавие, а весь текст главы остался тот же, что и в рукописях I семьи. Однако это аргумент не за, а против его метода, ибо заглавие гла- вы XLV в Эмендате находится в резком противоречии с ее содержанием; оно гласит: «О том, кто займет чужую виллу и будет удерживать ее долее 12 месяцев» («De ео qui villam alterius occupaverit vel si duodecim mensibus earn tenuerit»). По заглавию и смыслу с этим в точности совпадает 9 глава капитулярия VII к Салической Правде, который был издан при Людовике Благочестивом. Глава 9 капитулярия VII содержит •постановление, разъясняющее главу XLV Салической Правды в духе феодальных пред- ставлений о земельной собственности; она имеет тот же заголовок, что и глава XLV в Эмендате, но вместо передачи текста этой главы, развивает мысль этого заглавия в виде запрещения кому бы то ни было «годами пользоваться чужой виллой по причи- не переселения» (ut nullus villam... alterius migrandi gratia per annos tenere vel possi- dere possit). Это постановление IX в. обнаруживает полное непонимание его автора- ми, жившими в эпоху торжества феодальной собственности на землю, характера того переселения, которое изображено в древнейшем тексте главы «De migrantibus». По- этому они' и виллу трактуют как чужую собственность, а переселение •— как ее захват. 91
хотя и несколько более поздний, но все же близко к ней стоящий по своему содержанию Мы имеем в виду главу 9 капитулярия I, где идет речь об убийстве, происшедшем между двумя виллами, или возле одной ио них, причем так, что убийца скрылся и не обнаружен. Эти виллы обо- значены, как «соседние и расположенные близко друг к другу» * 1 2; в том случае, если убитый найден возле одной из вилл3, к ответственности привлекаются ее жители, «в поле (campus), или на границе (exitus) которых найдено тело» 4; если же оно обнаружено между двумя вил- лами, то ответственность несут жители обеих вилл; и в том, и в другом случае эти жители названы соседями (vicini). Привлеченные к ответст- венности лица очищаются от подозрения в причастности к убийству клят- вой с известным числом соприсяжников, причем жители каждой виллы' (или обеих вилл) подразделяются на «лучших» (meliores) и «худших»: (minofledi) 5; первые представляют 65 соприсяжников, вторые—15, следовательно, в общей сложности — 80 соприсяжников. Если принять во внимание, что все соприсяжники, вероятно, должны были происходить, из обитателей этих двух вилл 6 и что, с другой стороны, клятву прино- сили, повидимому, не все жители этих вилл, а только те из соседей, домохозяйства которых были ближе всего расположены к месту нахожде- ния трупа убитого 7, то станет очевидным, что каждая из вилл, упомяну- тых в главе 9 капитулярия I, была большой деревней 8. Неясным остается, принадлежало ли дважды упоминаемое в главе 9 капитулярия I общинное поле (campus, ager), под которым следует ра- зуметь любую территорию, пригодную под пашню, одной вилле или обеим виллам совместно 9. Мы склоняемся к мысли, что оно принадле- жало скорее в большей своей части одной из вилл, но что при наличии чересполосицы обе виллы могли иметь владения в данном поле (т. е. практически — полосы пахотной земли или пригодные для распашки Параллельное привлечение всех этих текстов для истолкования главы XLV Саличе- ской Правды приводит к совершенно недопустимому смешению разных стадий разви- тия (феодальной и дофеодальной) и к тому перенесению явлений более поздней ста- дии на более раннюю, которое производит Фюстель де Куланж (см. N. D. Fust el de Coulange. Nouvelles recherches sur quelques problemes d’histoire, p. 340, sq.). 1 В этом мы уже имели случай убедиться выше при разборе главы 7 капитуля- рия I. 2 Lex Sal., Cap. I, tit. 9: inter duas villas proximas sibi vicinas. 3 Ibidem: iuxta villa; в кодексе 2 рукописей этого капитулярия (в издании Hes- sels’a — tit. LXXIV Legis Salicae, cod. 2) имеется разночтение: «iuxta strada», указываю- щее на то, что убийство могло произойти и па дороге или возле нее. ' Ibidem: Vicini illi in quorum campo vel exitum corpus inventum est; ср. ниже с текстом: homo iste in vestro agro vel in vestibulum est occisus. 5 О значении этих терминов, а также о соотношении числа соприсяжников у. meliores и minofledi в данном случае см. § 3 этой главы монографии. 6 Первоначально соприсяжники принадлежали к числу родственников лица, при- носящего клятву (ср. Extravagantia, В. XI: ex materna progenie... et ex paterna), но> впоследствии ими могли быть и соседи. 7 Ср. Lex Sal., Cap. I, tit. 9: tunc vicini illi in quorum campo ...; убитый был най- ден, очевидно, в поле, принадлежавшем данной вилле, но в той его части, в которой были расположены полосы определенных ее обитателей (т. е. соседей-общинников), которые именно поэтому и привлекались к ответственности. 8 Не надо забывать, что соседи, приносившие очистительную клятву, были, оче- видно, самостоятельными домохозяевами, а клявшиеся совместно с ними соприсяжни- ки — во всяком случае взрослыми свободными мужчинами (а, может быть, и домо- хозяевами), так что население обеих вилл должно было быть весьма значительным. 9 Шредер (К. Schroder. Die Franken und ihr Recht.— «Zeitschrift der Savigny- Stiftung fur Rechtsgeschichte», Germ. Abt., Bd. II, Weimar, 1881, S. 58) высказал пред- положение, что упоминание «поля» (campus) относится только к тому случаю, когда убитый найден возле одной из вилл, а в другом случае, т. е. когда убитый найден меж- ду двумя виллами, речь идет только об отделяющей их границе (exitus). —- Но в гла- ве 9 капитулярия I слова campus vel exitus поставлены рядом, так же как ager и. vestibulum. 92
участки), которые частично соприкасались друг с другом. Недаром .эти виллы обозначены, как «соседние близлежащие» (villas proximas sibi vicinas). В отличие от виллы-деревни, изображенной в главе XLV Салической Правды (и в главе 9 капитулярия I) ’, в том же памятнике встречаются и указания на какие-то населенные пункты меньших размеров, обозна- чаемые тем же термином villa. Таковы три виллы, которые имеют об- щего быка, обслуживающего их коров. За кражу такого быка взимается утроенный штраф,— втрое больший, чем за кражу быка, «ведущего стадо (повидимому, одно.— А. Н.) и никогда не бывшего под ярмом»1 2; оче- видно, что ни тот, ни другой бык не применялся в качестве тягловой силы в процессе сельскохозяйственного производства (при пахоте, пере- возках и пр.), а служил исключительно в качестве производителя. По- этому утроение штрафа (трижды 45 солидов) можно объяснить только тем, что речь идет во втором случае (III, § 5) о вожаке стада трех вилл, в то время как в первом случае (III, § 4) имеется в виду бык, ведущий -обыкновенное стадо. Однако в обоих случаях размер стада не указан, а во втором — в отличие от первого — в тексте даже нет слова «стадо» (grex), а вместо этого употреблен описательный оборот: «коровы трех вилл, имеющие общего быка» 3. В этой связи интересно отметить, что рукописи III семьи соединяют текст § 4 и 5 в один параграф, устанавли- вающий тройной штраф за покражу быка, ведущего стадо коров трех вилл, причем этот бык опять-таки обозначен термином trespellius4. 1 Гальбан-Блюменшток полагает, что при толковании слов vicini illi, in quorum campo vel exitum corpus inventum est следует соблюдать большую осторожность, ибо наличие прав соседей на это поле ясно, но не ясна природа этих прав (A. Halban- Blumenstock. Die Enstehung des deutschen Immobiliareigenthums», S. 260). Это мнение связано с необоснованной гипотезой данного автора о более позднем возник- новении общины как «корпорации» (А. Н а 1 b a n-B lumenstock. Op. cit., S. 258— 260), в то время как на самом деле происходила смена различных стадий развития об- щины (или «общинной корпорации» по терминологии Гальбан-Блюменштока) (см. об этом выше, а также в § 2 данной главы). В главе 9 капитулярия I есть и явления, но- вые сравнительно с Салической Правдой, — как, например, председательствование графа на mallus’e. 2 Ср. Lex Sal., Ill, § 4. Si quis taurum furaverit, ilium qui gregem regit et num- iquam iunctus fuisset, Malb. charochitum hoc est... sol. XLV culpabilis iudicetur; III, § 5; Si vero taurus ipse de tres villas communis vaccas tenuerit hoc est trespillius, qui eum furaverit Malb. chammitum hoc est, in triplum XLV solidos culpabilis iudi- cetur. 3 Этот бык обозначен словом trespillius (В cod. 2 I семьи рукописей по Гессель- су trespellius, в Герольдине — по Гессельсу cod. 10 — tres bellio). Этот термин не- однократно подвергался разным толкованиям. Из двух толкований, предложенных Керном (в его примечаниях к изданию Салической Правды Гессельса), нам представ- ляется наиболее вероятным второе, согласно которому trespellius — латинизированное германское слово от корня spel, spil, встречающегося во фризских диалектах, в древнем и новом верхненемецком и в наречиях Дренты (в Нидерландах); этот корень везде обозначает «округ», «подразделение», т. е. какую-то территорию. Отсюда Керн выводит значение этого термина, тождественное со смыслом латинского текста § 5 главы III, т. е. «бык трех вилл» (Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, p. 453, § 40). Малбергскую тлоссу § 4 главы III charochitum (chariocitum в кодексе 2) он переводит, как «вожак» <(стада или отряда), ссылаясь для разъяснения возможности этого последнего значе- ния на имя вождя батавов в 16 г. н. э. Хариовальды (Tacitus. Annales, II, 11: Chariovalda). Смысл Малбергской глоссы в § 5 главы III chammitum (в кодексе 2 cham- machitum) Керн объясняет, как «вожак стада на пастбище» (Lex Salica, ed. by .J. H. Hessels, cod. 2, § 38—39, p. 451—452). Отметим еще толкование trespgllius’a в глоссе у Дюканжа id est qui bene trepat (Ch. Du Cange, Glossarium, t. VI, p. 654, 'Cod. Estensis apud Muratori «Antiquitates Italiae medii aevi», col. 287; германское treppe ^равнозначно латинскому salta, montata). Пардессю считает (на наш взгляд, неправиль- но), что это — вожак общего стада нескольких мелких собственников (Loi Salique, par .J. M. Pardessus, Paris, 1843, p. 365, notes, № 65). 4 Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, cod. 7, 8, 9; Lex Sal., Ill, § 4: Si quis taurum gregem regentem furaverit, hoc est trespellium, qui de tres villas communis vaccas tenuerit 93
Очевидно, перейисчики рукописей III семьи стремились этим объедине- нием обоих параграфов устранить некоторую неясность в тексте § 5 и подчеркнуть, что и там тоже имеется в виду стадо. Но скорее всего это — три стада трех соседних вилл, а не одно общее им всем стадо. Ибо объ- единение обоих параграфов, устраняя указанную неясность, имело, по- видимому, целью подчеркнуть, что в § 4 речь идет об одном стаде одной виллы, а в § 5 — о трех стадах трех вилл, чем и объясняется утроение штрафа за кражу быка, общего для коров трех вилл. Хотя количество поголовья скота в этих стадах здесь не указано, но в свете приведенных выше данных о размерах стад у салических франков и высказанных по этому поводу соображений (см. I главу настоящей монографии) ясно, что один бык вряд ли мог обслуживать стада коров трех больших деревень (т. е. вилл такого типа, как те, которые рисует гл. XLV Сали- ческой Правды и глава 9 капитулярия I). Ибо и внутри таких больших деревень стада указанных в Салической Правде размеров (от 12 до 25 коров) 1 принадлежали, повидимому, группам нескольких соседних домохозяйств, а обитатели каждой такой группы состояли из членов бывшей большой семьи, распавшейся на разные малые семьи, которые поселились в отдельных, но соседних домах * 1 2. Так как в пределах каж- дой большой деревни могло быть несколько таких больших семей и несколько подобных групп соседних домохозяйств, связанных хозяйствен- ными, а отчасти и кровно-родственными узами и имевших свои отдель- ные стада, то поголовье крупного рогатого скота всей большой деревни должно было по своей численности по крайней мере в несколько раз пре- восходить указанные в Салической Правде размеры стад коров. Совер- шенно очевидно, что один бык не мог обслуживать коров не только трех таких больших деревень, но даже и одной из них. И это тем более, что другие варварские правды дают нам точные,— и притом совпадающие друг с другом —• указания на число коров, обслуживаемых одним быком: так, Рипуарская Правда говорит о краже 12 коров с быком3, Алеманн- ская Правда устанавливает «законный» (т. е. обычный, чаще всего встречающийся) размер коровьего стада в 12 или более голов и притом с одним быком 4. В этих пределах мы и должны искать возможные раз- меры стад каждой из трех вилл, упомянутых в § 5 главы III Салической Правды (т. е. в количестве 12 коров или более, иногда,, может быть, вплоть до 25 коров). Повидимому, обычно одно стадо коров каждой из таких небольших вилл имело отдельного быка (за покражу которого и взимался штраф в 45 солидов), но в исключительных случаях стада трех подобных вилл могли объединяться и иметь одного общего быка (за кражу которого взимался утроенный штраф). Из намеченного хода мыслей следует, - что каждая из трех вилл, имевших общего быка, представляла собою группу домохозяйств, ана- логичную тем группам дворов, члены которых поддерживали хозяйствен- ную связь друг с другом и имели общее стадо в пределах большой дерев- ни. Но в разбираемом случае эта группа домохозяйств составляла отдельное поселение в несколько дворов, иными словами — «villa» в § 5 главы III Салической Правды обозначает маленькую деревню, возник- et numquam iunctus fuisset, malb. chegmeneteo..., sol. XLV culpabilis iudicetur excepto capita’le et dilatura. Малбергскую глоссу chegmeneteo Керн толкует так же, как cham- machitum или chammitum § 5, т. е. как «вожак стада на пастбище» (Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, notes, p. 451—452). 1 Lex Sal., Ill, § 6, ad. 5, § 7. 2 См. главу I нашей работы. * 3 Lex Rip., XVIII, § 1: 12 vaccas cum tauro. 4 Leges Alam., LXVIII, § 1: Si quis in vaccaritia legitima, ubi sunt 12 vaccas vel! amplius taurum ex ea involaverit... etc. 94
шую, быть может, из выселков, хуторов и проч., отделившихся от одной: из больших деревень в результате расчисток или заимок Значительно более трудно определить, какого типа поселение обо- значается термином villa в том случае, когда похищенный и увезенный, за море раб после своего возвращения указывает в mallus’e при свиде- телях трех своих похитителей и при этом «должен назвать имена людей и вилл» 1 2. Тут ясно только одно: вилла и в этом тексте — населенный пункт, но имеется ли здесь в виду большая или малая деревня — сказать трудно за отсутствием данных, ибо похитители рабов могли происходить из любых населенных пунктов; более того: не исключена возможность,, что villa в данном контексте может обозначать и хутор, ибо, как мы зна- ем из более поздних источников, а именно, картуляриев тех областей' с германским населением, где дольше всего сохранялась община (правг да, в форме марки),— и хутора (и даже отдельные гуфы) нередко имели особые названия 3. Зато в тех главах Салической Правды, в которых идет- речь о нападении на виллу, она несомненно является однодворным посе- лением (либо двором в деревне4, либо хутором). Двором в деревне- может быть та «вилла», на которую совершено нападение скопом с по- хищением находящегося в ней имущества 5, тем более-, что за это пре- ступление взимается такой же штраф (63 солида), как и за поджог чу- жого дома 6. Однако труднее истолковать в этом духе такое нападение на виллу, при котором нападающие выломали двери, перебили собак и изранили людей, да еще вывезли оттуда какое-либо имущество на повоз- ке7. (В этом случае штраф для зачинщика возрастает до 200 солидов. Ср. также Lex Sal. XIV, ad. 2). Само собою разумеется, что все это на- падающие могли осуществить, не встретив сопротивления соседей, ско- рее всего по отношению к хутору, расположенному вдалеке от деревни или разве лишь по отношению к какому-нибудь одиноко стоящему двору 1 Переселенец (migrans главы XLV) не обязательно должен был вселяться в дру- гую деревню: он мог производить заимку на какой-либо отдельной пустоши. Данные о таких заимках, приводивших к основанию хуторов, а иногда и новых деревень, содержат некоторые картулярии, — памятники, правда, более поздние, но относящиеся к тем райо- нам, где были еще очень живучи общинные распорядки (мы имеем в виду исконные области расселения алеманнов). —Так, в Сен-Галленском картулярии встречаются ука- зания на деревни, вырастающие из хуторов и починков — vilare (Ср. Urkundenbuch von St. Gallen,' hrsg. von H. Wartmann, Teil I-II, Zurich, 1863—1866, № 394; ср. также № 438, 479, 486 и др.). 2 Lex Sal., XXXIX, ad. 3: ut nomina hominum et villarum semper debeat nominare (ad. 3 имеется во всех рукописях Салической Правды, кроме первой рукописи I семьи, т. е. Парижской № 4404). 3 Так, например, в Сен-Галленской грамоте № 79 от 775 г. фигурирует гуфа Adalol- teshoba, в № 304 от 827 г.— ilia hoba quae Richinishoba nominatur, в № 310 от 827 г. Richarteshoba, в № 273 от 822 г. упоминается деревня, повидимому, происшедшая от такой гуфы с двором (villa Wirinchova,- Urkundenbuch von St. Gallen, hrsg. von H. Wart- mann, Teil I-Il). 4 На это обратил внимание уже Пардессю, который отметил и двойственнность зна- чения-термина villa в Салической Правде (Loi Salique, par J. M. Pardessus, p. 372, notes,. № 199; p. 389, notes, № 527). 5 Lex Sal., XIV, § 6: Si quis villa aliena adsalieril, quanti in eo contubernio probantur... sol. LXIII culp. iudicetur; cp. XLII, § 5: Si quis villam alienam expugnaverit et res ibi invaserit... sol. LXIII... 6 Lex Sal., XVI § I: За поджог casa co спящими людьми—-63 солида. Согласно additio 1 к той же главе (имеется только в Герольдине, т. е. в IV семье рукописей) этот штраф возрастает до размеров виры (т. е. до 200 солидов) с угрозой казни в том слу- чае, если потерпевшему некуда девать спасенные от огня вещи, а виновник не явился в mallus без законных препятствий (XVI, ad. 1: ...ut quicunque domum alienum ar- serit...). 7 Lex Sal., XIV, ad. 1 (встречается в 'рукописях I семьи): Si quis villam alienam adsalierit et ibidem ostia fregerit canes occiderit vel homines plagaverit aut in carra aliquid exindq duxerit, Malb. thurpefaldeo..., sol. CC culp. iud. 95-
на самом краю разбросанной кучевой деревни,— а это в сущности озна- чает, что такой двор по характеру своего расположения напоминает хутор. И при том, и при другом предположении villa в прибавлении 1 к главе XIV может быть истолкована лишь как однодворное поселение Итак, термин villa может обозначать в Салической Правде и деревню (большую и малую), и хутор, и даже двор, расположенный в пределах деревни (или на ее территории). Однако по вышеприведенным сообра- жениям 1 2 мы считаем наиболее распространенной формой поселения салических франков именно деревню,— и притом довольно значительных размеров. В пользу этого вывода говорит уже один тот факт, что в ре- шающем случае villa выступает как большая деревня, а именно, когда речь идет о правах общинников в связи с вопросом о вселений чужака- переселенца, а в качестве малой деревни или хутора она фигурирует в исключительных случаях и по специфическим поводам (особый бык, общий для трех «вилл»; нападение на дом, двор или хутор). Справедли- вость этого вывода подтверждается также всем ходом процесса распа- дения больших семей и образования целых групп домохозяйств, еще сохраняющих экономические связи друг с другом и даже обладающих общим движимым имуществом (например, общими стадами) в пределах одной виллы. Выше было показано, что такая вилла-деревня представ- ляла собою общину, и притом земледельческую общину на поздней ста- дии ее развития (без переделов и с зарождением раннего аллода в виде наследования земельного надела по прямой мужской линии) 3. Как же протекал процесс сельскохозяйственного производства в такой общине? Основным занятием салических франков (еще задолго до основания франкского государства) было земледелие, с которым было тесно свя- зано весьма развитое скотоводство. Салическая Правда упоминает стада крупного рогатого скота, лошадей, овец, коз, свиней и, наряду с этим — различные породы домашней птицы4. Скот иногда мог пастись и без пастуха (этим объясняются штрафы за покражу колокольчика с вожака чужого свиного стада или стада мелкого скота, а также — за кражу бубенчика и пут с’ коня) 5, но весьма часто при стадах имелись пастухи. Это явствует как из упоминания пастушеской собаки 6 и свинопаса7, так и из следующего указания главы о потраве: «если кто, заставши на своей ниве чужой скот без пастуха, загонит его и совсем никому не заявит об этом» 8. Из этого текста следует, что стадо обычно паслось под над- зором пастуха, но что иногда от него могли отбиться отдельные живот- ные, которые, разбредаясь в разные стороны, могли попасть и на чью- 1 Расшифровка значения Малбергской глоссы thurpefaldeo не приводит к опреде- . ленным результатам, так как корень thurp в одних германских диалектах (в саксон- ском, англо-саксонских, в древнефризском) означает поселение, а в других (на- пример, в готском) — двор. Последнему соответствуют также сходные с thurpefal- ,deo (или — farthio) обороты вроде husfaru в древнефризском языке, означающие «на- падение на дом» (Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, § 89, p. 473). 2 Ср. главу I нашей работы, а также анализ данных о большой семье и деревне в главе III. 3 См. об этом также § 2 данной главы настоящей работы. 4 См. Lex Sal., Ill, XXXVIII, IV, V, II, VII (упомянуты куры, гуси, лебеди, жу- •равли, голуби, мелкая птица и, кроме того, ястреба, используемые для охоты). 6 Lex Sal., XXVII, § 1, 2, ad. 1; § 3—4. 8 Lex Sal., VI, § 2: Si quis canem pastoricalem furaverit... 3 sol... . 7 Lex Sal., XXXV, § 6: porcarius; впрочем, это упоминание не столь показательно, ибо porcarius входит в состав челяди (vassus ad ministerium) землевладельца; тем бо- . лее важно упоминание пастуха в главе IX. 8 Lex Sal., IX, § 2: Si quis in messe sua pecora aliena invenerit qui pastorem suum non habent, et eas inclauserit et nulli paenitus innotescerit... :96
либо ниву. Существенно, что—согласно всему смыслу главы о потраве— речь идет здесь не о пастухе при стаде такого лица, которое имеет в своем распоряжении челядь (подобно владельцу свинопаса в качестве vassus ad ministerium в § 6 главы XXXV), а о пастухе, услугами которого поль- зуется любая группа рядовых общинников, имеющих стадо. Скот по Салической Правда — важная составная часть движимого имущества общинника; поэтому он не только частый объект кражи !, но и предмет купли-продажи 1 2. Наряду со скотоводством франки занимались охотой3, рыболов- ством 4, пчеловодством 5. Из отраслей земледелия важнейшую роль у них играло, конечно, хле- бопашество, хотя наряду с ним, повидимому, издавна было развито и огородничество (по крайней мере — разведение некоторых из овощей, перечисленных в Салической Правде6). Виноделие и садоводство появи- лись у салических франков лишь после их расселения на территории римской Галлии7. Однако важнейшим толчком к прогрессу производи- тельных сил послужило в этот период не ознакомление салических фран- ков с римской техникой виноделия или садоводства, а переход к новой системе сельского хозяйства и к новым орудиям сельскохозяйственного производства/Ибо франки были племенем свободных общинников, сто- явших на такой стадии экономического развития, при которой виноделие не только не могло стать важнейшей отраслью производства, но даже не могло оказать существенного воздействия на хлебопашество (например, путем превращения некоторых участков земельной площади в виноград- ники 8) до тех пор, пока к этому не привел дальнейший прогресс произ- водительных сил, имевший место уже в период феодализации. Франкское хлебопашество было типичным плужным земледелием с применением упряжки волов или быков, а также и плуга с железным лемехом, глубоко взрезывавшим землю 9. Наличие плуга, бороны и дру- гих сельскохозяйственных орудий частично прямо засвидетельствовано Салической Правдой, а частично вытекает из всей системы сельского хозяйства салических франков 10 11. Пахота производилась при помощи упряжки быков, что явствует из весьма отчетливого различения быка-производителя и быка, которого запрягали и который уже был под ярмом и. Участки пахотной земли, входившие в состав надела каждого свобод- ного общинника, были расположены чересполосно. Этот характер их раз- мещения довольно ясно проступает в попутно изображенных Салической 1 Lex Sal., XXXVII; XLVII: Si quis... caballum vel bovem... super alterum agno- vcrit. 2 Lex Sal., XXXVII, XLVII. 3 См. данные об охотничьих собаках (VI, § 1, ad. 1), о ястребах (VII, § 1, 2, 3, ad. 1), о домашних оленях, прирученных для охоты, и о краже дичи (XXXIII). 4 Lex Sal, XXVII, § 20, 21; XXL 5 Lex Sal, VIII (у одного домохозяина могло быть до семи и более ульев). 6 В главе XXVII, § 7 перечислены репа, бобы, горох и чечевица. 7 О виноделии и садоводстве см. Lex Sal, IX, ad. 2 и XXVII, § 6, ad. 3—6; § 13—14. 8 Салические франки на первых порах, повидимому, лишь использовали те вино- градники, какие уже ранее имелись в римской Галлии. 9 О происхождении этого плуга см. главу I настоящей монографии и приводи- мый там текст Плиния (Gaius Plinius Secundus. Historia Naturalis, XVIII, 172). 10 Ср. aratrum (плуг) в Lex Sal, XXVII, ad. 9 (с разночтениями arator и arans, г. e. «пахарь» —в III семье и в Эмендате); о запашке и засеве поля см. XXVII, 24—25 (arare, seminare), о ниве и жатве (messis) см. IX, § 1—4, ad. 2; XXVII, § 5, ad. 2; §. 15; XXXIV, § 2—3; о сборе урожая см. XXVII, ad. 2; о косьбе луга XXVII, § 10, о бороне см. XXXIV, § 2 (егрех). 11 См. Lex Sal, III, § 4: taurus... qui gregem regit et nunquam iunctus luisset...» (Cp. Tacitus. Germania, XVIII; boves iuncti). 7 И. А. Пеусыхин 97
Правдой случаях непредумышленного нарушения владельческих прав того или иного домохозяйства на его участок пахотной земли. За умышленную запашку чужого участка без разрешения владельца устанавливается штраф в 15 солидов, а за такой же его засев — в 45 со- лидов 5 Между тем в том случае, если кто-либо решится помешать про- езду пахаря с его плугом в чужое по/& (очевидно, на чужой участок) или выгонит пахаря оттуда, штраф за это в 15 солидов будет взыскан не с пахаря, а с того, кто чинил ему препятствия 1 2. Это дает основание пред- полагать, что прибавление 9, содержащее это постановление и встречаю- щееся в рукописях II —V семей, не составляет — вопреки мнению Д. Н. Егорова 3 — дополнения к § 24—25 XXVII главы. Ибо в этих пара- графах штраф взимается с лица, которое намерено захватить чужой уча- сток (campus) и уже частично осуществило это намерение путем его запашки или засева, между тем как в прибавлении 9 речь идет явно о чем-то другом: ведь, если пахарь здесь — тоже захватчик чужого уча- стка, как и в § 24—25, то остается совершенно непонятным, почему он не платит за это штраф; если же он — законный владелец, который едет распахивать свой участок, но при этом наталкивается н'а сопротивление захватчика 4, то помещение этого дополнения в виде самостоятельного параграфа, наряду с сохранением текста § 24—25 (во всех семьях руко- писей, кроме первой), становится совершенно излишним. Как видим, правильное толкование смысла разбираемого прибавле- ния в значительной мере зависит от того, как понимать указание на «чужое поле» (de campo alieno), т. е. от ответа на вопросы: для кого оно «чужое» — для пахаря или для того, кто чинит ему препятствия, и в ка- ком смысле тут можно говорить о каком-либо захвате «чужого поля», т. е. чужого участка? Мы полагаем, что то поле (или тот участок) 5, из которого изгоняло пахаря лицо, чинившее ему препятствия, было чужим для пахаря, но не потому, что он •— его захватчик, а потому, что при проезде на свой участок (или на свою полосу) он иногда невольно заде- вал соседнюю полосу. Основанием для такого предположения служит нам (помимо вышеприведенных соображений) прежде всего следующее постановление Салической Правды, во многом аналогичное приведен- ному выше: тот, кто проедет по чужой, уже начавшей выколашиваться, ниве не по дороге и не по тропинке, карается штрафом в 15 солидов6, а тот, кто проведет борону по чужой ниве, уже начавшей давать всходы, или проедет по ней телегой не по дороге, должен уплатить штраф в 3 со- лида 7. Двукратное подчеркивание факта проезда не по дороге и не по 1 Lex Sal., XXVII, § 24: ...Si quis campo alieno araverit extra consilium domini sui sol. XV culpabilis iudicetur. XXVII, § 25: Si quis veto eum seminaverit... XLV solidos... 2 Lex Sal., XXVII, ad. 9 (в рукописях II семьи, т. е. в cod. 6—5 по Гессельсу, оно является § 18 главы XXVII; в рукописях III семьи, т. е. в cod. 7, 8, 9 по Гессельсу это — § 3 главы XLV; в Герольдине, т. е. в cod. 10 по Гессельсу—§ 20 главы XXVII и, наконец, в Эмендате — § 19 главы XXIX). Текст везде (кроме Эмендаты) формулиро- ван чрезвычайно неясно; Si quis aratro (cum aratore в рукописях III семьи) de campo- alieno ante ostaverit aut iactaverit aut testaverit... sol. XV culp. iud. Эмендата исправляет его следующим образом; Si quis aratrum in campum alienum intrare prohibuerit vel arantem foras iactaverit. 3 Cm. Lex Salica в изд. Д. H. Егорова, стр. 177, прим. № 288. 4 Именно это и предполагает Д. Н. Егоров, который толкует этот текст так: «за- хватчик чужого поля препятствует запашке законного владельца». 5 Само собою разумеется, что campus не может здесь означать целое общинное поле, а разве лишь участок или полосу в поле,— иначе не могло бы быть и речи о владельце такого поля (§ 24: dominus). 6 Lex Sal., XXXIV, § 3; Si quis per messem alienam iam palmitantem sine viam aut si semitam transversaverit... sol. XV culp. iud. 7 Lex Sal., XXXIV, § 2: Si quis per aliena messe postquam levaverit erpicem traxerit aut per earn cum carro sine via transversaverit... sol. Ill culp. iud. Ср. также Lex 98
тропинке явным образом указывает на то, что виновному в этом проступ- ке нередко трудно было попасть на свою полосу, не задев чужой, так как, повидимому, не всюду легко было добраться по дороге или по тропе. Так понимает это в данном случае и Д. Н. Егоров, который толкует при- веденный текст следующим образом: «Нарушитель едет с бороной через чужое поле, чтобы попасть на свое поле» Но это толкование можно с полным правом применить и к случаю изгнания пахаря, который про- езжает через чужое поле. Хотя такие проезды запрещены, но, повиди- мому, они зачастую неизбежны. Разница между обоими случаями лишь в том, что проезд с бороной или телегой по дающей всходы или уже вы- колосившейся ниве может испортить урожай (отсюда — штраф и притом разный, в зависимости от степени созревания нивы, — 3 солида и 15 со- лидов) , между тем как проезд пахаря с плугом на свой собственный уча- сток по чужой полосе в период запашки (следовательно, еще до того, как закончен засев) не может причинить соседней полосе такого вреда (если только пахарь не преследует цели запашки чужого участка, что в данном случае мало вероятно). К тому же в том тексте, который трак- тует проезд пахаря по чужой полосе на свою полосу (т. е. в прибавле- нии 9 к главе XXVII), главное внимание обращено* на запрет чинить препятствия такому пахарю, и штраф взыскивается именно с того, кто осмелится это сделать* 1 2. Это дает нам ценное указание на то, что дейст- вовавшие у салических франков обычаи вынуждены были допустить по- добный проезд, запретив лишь явную порчу урожая. Необходимость довольно часто проезжать через чужие полосы или по крайней мере задевать их при проезде на свой собственный участок может объясняться лишь чересполосицей 3 и связанными с нею явлени- ями,— отсутствием хорошо разработанной системы дорог и тропинок, подводящих к полям и отдельным участкам, наряду с неясностью границ и межей между ними. Все эти явления должны были играть особенно, значительную роль в земледельческой общине, где организация общин- ной регулировки интересов отдельных домохозяйств еще не так разрабо- тана, как в общине-марке. Ыо они продолжают сохраняться и в марке, как об этом свидетельствуют памятники, изображающие строй этой по- следней. Так, например, по данным Баварской Правды в свободной общине- марке межи весьма часто были недостаточно отчетливы,— настолько, что их можно было легко выровнять, причем иногда это происходило даже без всякого злого умысла (так же, как и устранение пограничных знаков при обработке общинником своей полосы) 4. Возникали даже целые тяжбы из-за неясности границ и из-за вытекающего отсюда факти- ческого присвоения спорного земельного участка5. Наряду с этим в баварской общине-марке происходили, конечно, и умышленные захваты соседних земельных участков,— между прочим, и путем устранения no- Rip., XLIV: Si quis per messem alienam cum carro vel carruca transiret, 15 solidos. multetur. 1 Cm. Lex Salica в изд. Д. H. Егорова, прим. № 340; это,— на наш взгляд, пра- вильное, — толкование Д. Н. Егоровым § 2 главы XXXIV противоречит его же толкова- нию прим. 9 к главе XXVII. 2 Геффкен, по нашему мнению, правильно толкует это прибавление, утверждая, что оно запрещает общиннику мешать переходу кем-либо границы чужого участка, так как при чересполосице это вызывается необходимостью (Lex Salica zum akademischen Geb- rauche, hrsg. von H. Geffcken, Leipzig, 1898, S. 141). 3 Данные о наличии отдельных полос в разных полях общины в зависимой марке см. в Сен-Галленских грамотах VIII—IX вв. (Urkundenbuch von St. Gallen, Bd. I—II;. cp. aratura, sicio, celga в № 80, 91, 95, 96, 128, 130, 368, 29; 93, 113, 120; 398. 4 Lex Baiuv., XII («De terminis ruptis»), § 1, 3, 4; ср. XVI, § 17. 5 Lex Baiuv., XII, § 8; XVII, § 2. 7* 99
граничных знаков Но эти границы были у баваров VIII в. значительно более совершенны, чем у салических франков IV—V вв.: в качестве та- ковых баварам служили не только межи, но и деревья с зарубками и особые межевые камни с пограничными знаками. За их сохранностью следили особые надзиратели (inspectores) 1 2. И тем не менее возникали постоянные тяжбы из-за неясности границ3. Насколько же острее она давала себя чувствовать в земледельческой общине салических франков IV—V вв.!4. В Салической Правде мы находим единственный намек на погранич- ный знак, который мог служить целям определения границы чужого поля: речь идет о дереве, посаженном кем-либо «в поле». Так как размер штра- фа за порубку этого дерева вдвое превышает (30 солидов вместо 15) штраф за вырывание яблони или груши, растущей в саду (т. е. в огоро- женном месте), и так как никаких других данных об этом дереве, объ- ясняющих такое удвоение штрафа, не имеется, то остается лишь принять сделанное выше предположение 5. Как бы то ни было, границы и межи между отдельными участками все-таки оставались, повидимому, весьма часто неясными. Вместе с тем отсутствие тропинок, подводящих к отдельным полосам, усугубляло свя- занную с принудительным севооборотом необходимость одновременной обработки полос всеми общинниками 6, а следовательно, и одновремен- ной уборки урожая. Это подводит нас к вопросу о наличии у салических франков системы открытых полей. При отсутствии в Салической Правде прямых указаний на те или иные правила пользования пастбищами 7 нам предстоит попытаться ответить на этот вопрос посредством разбора данных нашего памятника об изго- родях — в тесной связи с собранным выше материалом о чересполосице. Оставляя пока в стороне все упоминания Салической Правды об изго- родях, плетнях или заборах, окружающих дворы или дома 8, обратимся к тем случаям, когда речь идет об изгородях вокруг обработанных участ- ков и прежде всего — вокруг пахотных полей. Характерно, что глава IX о потраве носит во всех рукописях (всех пяти семей по общепринятой классификации) один и тот же заголовок: «De damno in messe vel qualibet clausura inlatum» (О вреде [или ущербе], причиненном ниве или какому-либо огороженному месту). Тем самым 1 Lex Baiuv., XII, § 1. 2 Lex Baiuv., XII, § 4, 5. 3 В Салической Правде нет данных о поземельных тяжбах, так как у салических франков V в.—в отличие от баваров VIII в. —земельный аллод еще не достиг своего полного развития (см. § 2 данной главы). 4 Впрочем, с другой стороны, эта острота ослаблялась именно отсутствием развитого аллода у салических франков. 5 Lex Sal., XXVII, ad. 7: Si quis in agrum alienum arborem insertum excidefit, solidos 30 culpabilis iudicetur. — Следует отметить, что текст этого прибавления отсутствует в рукописях I семьи и имеется лишь в рукописях II семьи (в кодексе 5—6, а также в Герольдине и Эмендате); это может служить указанием на то, что пограничные знаки появились у франков после записи древнейшего текста Салической Правды. 6 Это усиливало необходимость борьбы с проездом по ниве, уже начавшей давать .'ВСХОДЫ. 7 Отсутствие таких указаний очень характерно для отмеченной выше относительной неразработанности общинной регулировки пользования неподеленными угодьями. В этом .смысле Салическая Правда сильно отличается не только от вестготских и бургундских законов, но и от Баварской и Алеманнской Правды. 8 Lex Sal., XVI, § 5: Si quis sepem aut concidem alienum incenderit..., XXXIV, ad. 1 (почти тот же текст); XXVII, ad. 8: Si quis ...clausuram alienam deruperit... malb.—orbis via lacina (т. e. поломка заграждающего проход сооружения); LVIII: sepe saltire debei (забор или плетень вокруг дома); XXXIV, § 1 (вытаскивание прутьев или вырывание колов из изгороди); VII, ad. 7 (§ 2—8 главы VIII в Эмендате): clausura. 100
нива как бы сразу же и безоговорочно включается в состав таких огоро- женных мест. Это впечатление подтверждает текст прибавления 2 к той же главе о потраве, содержащийся во всех рукописях нашего памятника (кроме одной лишь первой рукописи I семьи) Г Это прибавление запре- щает умышленно открывать чужую загородку (sepem alienam) с целью потравы и нарочно впускать скот на ниву (in messe), на луг (in prato), на виноградник (in vinia) или на какое-либо место, к которому приложен труд (in qualibet laborem) 1 2. Таким образом, в качестве огороженного пространства здесь фигурирует не только виноградник (что вполне есте- ственно) , но и нива, луг и любое обработанное место. Однако само собою разумеется, что 1) изгороди вокруг пахотных полей не могли быть по- стоянными, и что 2) они могли окружать именно целые засеянные и воз- деланные поля или по крайней мере коны (Gewanne), а не отдельные по- лосы в пределах этих конов. Ибо при несоблюдении этих двух условий, в особенности второго, невозможны были бы упомянутые в Салической Правде случаи проезда одного из общинников с бороной или телегой по уже дающему всходы «полю» (campus) или колосящейся ниве 3. Выше было показано, что под «полем» разумеется здесь отдельный участок или полоса в пределах поля или кона. Из сопоставления этого вывода с дан- ными об огороженных пространствах (т. е. пашнях и лугах) следует спра- ведливость той, высказанной выше, мысли, что изгороди ставились исклю- чительно вокруг целых полей или конов 4, но отнюдь не отдельных по- лос 5. Обозначение загородки целого поля или кона, как «чужой» (sepis aliena) не нужно, конечно, понимать буквально, т. е. в том смысле, что такая общая изгородь представляет собственность отдельного домохо- зяйства. В действительности здесь (в прибавлении 2 к главе IX), очевидно, имеется в виду такое умышленное открытие одного участка изгороди, окружающей целое пахотное поле или кон, разбитый на ряд полос, кото- рое может привести к потраве именно одной полосы, принадлежащей (в пределах поля или кона) тому или иному домохозяину. Поэтому общая загородка всего поля названа «чужой» 6, ибо речь идет о той ее части, которая обводит извне определенную полосу, в то время как внутренними своими сторонами разные полосы соприкасаются друг с другом в преде- лах одного поля, не будучи отгорожены изгородями (таким образом, здесь произошло перенесение определения aliena с части на целое) 7; к тому же 1 Текст прибавления 2 к главе IX имеется во всех рукописях кодекса 1 по Гессельсу (кроме Парижской рукописи № 4404) в качестве § 7 или § 8. 2 Lex Sal., IX, ad. 2: Si vero per inimiciciam aut per superbia sepem alienam ape- ruerit et in messe, in prato, in vinia vel qualibet laborem pecora miserit, cuius labor est, si convinctus eum fuerit ad testibus, stematum damnum reddat... et insuper sol. XXX culp. iudicetur. 3 Lex Sal., XXXIV, § 2—3; так же невозможен был бы и случай изгнания пахаря, который едет с плугом на свою полосу и по дороге попадает на чужую (ср. XXVII, ad. 9). 4 Ср. также Lex Baiuv., XII, 4 (fines fundorum), XVI, 17 (campus); XVII, 2 (terra, ager). 5 Между тем запрет проезда по «чужому полю» относится именно к полосам. 6 Ср. применение эпитета alienus в Салической Правде к таким объектам чужого пользования (а не собственности), как, например, лес (см. § 2 данной главы монографии). 7 Согласно Уэссекской Правде короля Инэ (688—695 гг.) на различных совладельцев общинного пахотного поля или луга возлагалась ответственность за ущерб, причиненный скотом, именно из-за того, что некоторые соседи не соорудили свою часть общей изго- роди, т. е. не огородили извне свою полосу: I п е, 42: gif ceorlas goerstun hoebben ge- moenne ode о per gedalland to tynanne, and hoebben sume getyned_ hiora doel, sume noebben and pten hiora gemoenan oeceras odde goers, gan eta ponne pe poet^geat agan and gebete tarn odrum, pe hiora doel getyndne hoebben pone oewerdlan pe poer gedon sie (F. Liebermann. Die Gcsetze der Angelsachsen, Bd. I, 1903). Gedalland обозна- 101
применение эпитета aliena к изгороди в прибавлении 2 к главе IX мо- жет объясняться еще и тем, что данный текст обобщает случай потравы любого обработанного места,•— в том числе и виноградника, находивше- гося, конечно, в частном владении каждого отдельного домохозяйства и при этом не входившего в систему общинной чересполосицы. Любопытно, что запрет проезда по дающей всходы или уже колося- щейся ниве включен как раз в ту самую главу, которая начинается с ус- тановления штрафов за порчу изгороди и даже носит общий заголовок «De sepibus furatis» («О краже изгородей») b Геффкен в своем издании Салической Правды делает, — на наш взгляд, вполне правдоподобное,— предположение, что это включение указывает на наличие изгородей вокруг пахотных полей * 1 2. Но эти изго- роди, сооружавшиеся (как видно хотя бы из главы о потраве) главным образом в целях защиты обработанных территорий от скота 3, могли быть только временными и, повидимому, снимались после уборки урожая. Ибо наличие постоянных изгородей при системе чересполосного размещения участков в разных полях было бы невозможно. Такие постоянные изго- роди могли существовать лишь в том случае, если бы возникла потреб- ность обносить ими не целые поля (к тому же разделенные на полосы или участки), а компактно расположенные владения отдельных домохо- зяйств. Но такая потребность в свою очередь могла бы появиться лишь там, где участки, занятые под разные культуры (пашня, виноградник, луг), перемежаются друг с другом и где каждый из домохозяев заинте- ресован в охране своего обработанного участка 4. Однако такое размеще- ние полей, связанное с торжеством частной собственности и с тенденцией каждого отдельного домохозяйства к сосредоточению принадлежащих ему земельных участков разных культур по возможности в одном месте, прямо противоположно общинной чересполосице салических франков. Намеченный ход мыслей дает основания определить размещение участков, принятое у франков, как систему открытых полей 5. Этому у чает здесь именно целый кон (или «поле»), в состав которого входили отдельные полосы. В шведских сборниках обычного права имеются многочисленные указания на обязанность каждого общинника сооружать часть- общей изгороди "(garper) вокруг пахотного поля и на наличие целых «сообществ» по постройке таких совместных изго- родей (эти «сообщества» называются voernalagh). См. Westgotalag (из Южной Шве- ции— середина XIII в.), разд. XIII; 5; ^Uplandslag (памятник обычного права Се- верной Швеции конца XIII — начала XIV в.), раздел VII («О деревне» — wiperbo- balker), гл. 6, 10, 17; см. Schwedische Rechte, ubersetzt von Cl. von Schweftin, Munchen, 1935, S. 59, 197, 203, 214. 1 Lex Sal., XXXIV, § 1 и ad. 1; § 2—3. 2 Геффкен (H. Geffcken. Lex Salica zum akademischen Gebrauche, S. 149) делает оговорку: «если только не объяснять это (включение.— А. Н.) небрежностью редакторов текста». 3 Весьма возможно, что изгороди ставились не только с этой целью, но и для предотвращения каких-либо враждебных действий со стороны кого-либо из общин- ников. Так или иначе, но их общий смысл в том, чтобы гарантировать каждому члену общины возможность уборки урожая. 4 У салических франков, наоборот, в охране полей были заинтересованы все об- щинники в равной мере. То же самое наблюдается и у других племен на той стадии их развития, когда у них господствовала общинная чересполосица (ср. Ine, 42; Westgotalag, разд. XIII, гл. 5; Uplandslag, разд. VII, гл. 6, где упоминаются соучастники в соору- жении общей изгороди). 5 При этой системе изгороди после уборки урожая снимались, и вся площадь пахотной земли превращалась в общее пастбище. Салическая Правда прямо ничего не говорит о такой общей пастьбе по пожне, но она,— как видно из всего хода нашего изложения,— вполне гармонирует с систе- мой полей, принятой во франкской общине. Приведем несколько параллельных текстов из других правд. В § 358 эдикта Ро- тари читаем: «Никто не должен отказывать путнику в пользовании травой за исклю- чением того луга, на котором еще не скошено сено или не убран урожай... Если же 102
салических франков соответствовала, повидимому, двухпольная система сельского хозяйства. Этот вывод вытекает из той общей картины хода всего производственного процесса в целом и размещения полей в част- ности, которую мы стремились представить себе по древнейшему памят- нику обычного права салических франков. Хотя Салическая Правда не содержит прямых указаний на двухполье и даже ни разу не упоминает ни о земле, находящейся под паром, ни о чередовании яровых или ози- мых посевов, тем не менее, очевидно, что переложная или залежная си- стема сельского хозяйства совершенно несовместима с тем строем земле- дельческой общины (особенно на поздней стадии ее развития), который рисуется на основании всей совокупности данных этого памятника. С пе- реложной системой сельского хозяйства 1 несовместимы не только такие явления, как чересполосица, принудительный севооборот, наличие си- стемы открытых полей, но и регулярное луговодство и развитое огород- ничество * 1 2 (не говоря уже о садоводстве и виноделии). Несовместимо с нею и наследование земельного надела семьи (большой или малой) по мужской линии, т. е. возникновение ранней формы аллода. С другой сто- роны, полное отсутстйие упоминаний о правильном чередовании пара, озими и яри в Салической Правде заставляет нас отнестись осторожно к возможности наличия трехполья у салических франков 3 и принять гипо- тезу господства у них двухполья, тем более, что оно было распространено в эту эпоху как раз в бассейне Мозеля и Рейна, т. е. там, где частично могли быть расположены и франкские поселения. Эта двухпольная си- стема вначале заключалась, повидимому, в том, что посевная площадь (яровая или озимая) чередовалась в пределах общинной территории с площадью, занятой под пар; но впоследствии могли развиться различ- ные, более усложненные, варианты этой системы: так, один из клиньев пахотной земли могли засевать то озимыми культурами (пшеницей или кто-нибудь прогонит коней с пожни или с пастбища, на котором пасутся другие жи- вотные, то он должен возместить ущерб в восьмикратном размере за то, что выгнал коней с пашни или поля, превращенных в общее пастбище» (fornaccar). Ro. § 358: Nulli sit licentia iteranlibus erba negare... Nam si cavallos iter facientibus de stupla aut de lipsa pascua ubi alia peculia pascent, movere presumpserit, in octo- gild ipsos cavallos conponat pro eo, quod ipsos de arvo campo (quod est fornaccar) movere presumpsit... (stupla-stabula, stupula в средневековой латыни — пожня — Ch. Du Cange. Glossarium mediae et infimae latinitatis, t. VII, p. 618; 621; fornaccar, fonsaccri, fosangar etc.—-бывшая пашня. — См. F, В eyerie. Die Gesetze der Lan- gobarden, 1947, Glossar). Любопытно сравнить с этим лангобардским обычаем следую- щее постановление Westgotalag, разд. XIII (fornae missakir), гл. 5, § 1: «Кто сни- мет свою загородку с пашни прежде, чем будет убран урожай, пусть возместит всем тот ущерб, который может возникнуть от этого, и кроме того пусть заплатит трижды 16 эртугов (Ortug— 724 часть марки) тому, кому этим уже причинен явный ущерб».— Приведенный текст свидетельствует об одновременной уборке урожая и о снятии всеми изгородей после ее окончания (Schwedische Rechte, iibersetzt von C. von Schwerin, S. 59). 1 Весьма возможно, что Тацит, говоря о ежегодной смене пашен (arva) у древ- них германцев, имеет в виду именно переложную систему: Т а с i t u s. Germania, XXVI: Arva per annos mutant et superest ager. Ср. толкование этого текста у Ф. Энгельса во вставке, сделанной в IV издании «Происхождения семьи, частной собственности и государства» (К- Маркс и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 1'18). 2 Недаром Тацит подчеркивает отсутствие у древних германцев регулярного луговодства и интенсивного огородничества (Tacitus. Germania, XXVI: Nec enim cum ubertate et amplitudine soli labore contendunt, ut pomaria conserant et prata separeni et hortos rigent). 3 Когда более поздние памятники имеют в виду трехполье, то они дают отчет- ливые указания на этот счет. Так, например, чередование пара, озими и яри ясно выступает в следующем описании барщинных повинностей одного прекариста Сен- Галленского монастыря: In primum vir arata iurnalem unum, et in mense junio brachare alterum et in autumno ipsum arare et seminare (Urkundenbuch von St. Gallen, I Th., № 39, a. 763. Cp. Graff. Althochdeutscher Sprachschatz, T. Ill, 1834—1842, S. 268, anno 765: in mense iunio brachare iterum). 103
рожью), то яровыми (например овсом или ячменем), оставляя другой клин под паром. Система открытых полей, чересполосица и принудительный севообо- рот при господстве двухполья (впоследствии переходящего в трехполье) тесно связаны с определенным способом расположения жилищ в деревне. Уже Тацит отмечал, что деревни древних германцев — в отличие от рим- ских — не состоят из примыкающих друг к другу строений, а, наоборот, каждый дом окружен значительным, незастроенным пространством1. Конечно, у салических франков IV—V вв. дома были окружены уже не только пустым пространством, но и приусадебными участками, заня- тыми под сады, а, может быть, и огороды. Но беспорядочное расположе- ние домов в деревне и их значительная удаленность друг от друга сохра- нилась. В- такой «кучевой» деревне дороги и тропинки, соединяющие друг с другом отдельные дома с их многочисленными пристройками (ри- гами, амбарами, хлевами) 1 2, шли в самых различных направлениях и представляли в целом весьма запутанную сеть кривых и изогнутых про- ходов или своеобразных «уличек». Кроме того, существовала и большая проезжая дорога, которая огибала деревню 3 и подводила к расположен- ным в некотором отдалении от нее пахотным полям (т. е. к клиньям и конам). О такой дороге мы узнаем между прочим, что она подводит также и к мельнице 4. Но отсутствие тропинок, которые вели бы к от- дельным полосам в пределах конов, порождало описанные выше затруд- нения при проезде пахарей на эти полосы. До сих пор мы стремились представить себе, как протекал процесс сельскохозяйственного производства в деревне салических франков, рас- сматривая одну его сторону: взаимоотношение отдельных общинников, в качестве мелких непосредственных производителей (трудящихся субъ- ектов), с земледельческой общиной в самом ходе этого процесса. Тем самым мы попутно выяснили и характер общинной собственности на землю у салических франков. Теперь нам предстоит предпринять попытку выяснения того, как внутри земледельческой общины возникали различ- ные фор.мы собственности и права владения, принадлежавшие отдельным домохозяйствам. § 2. Характер собственности, различные ее формы и их эволюция В Салической Правде нет однозначного термина для обозначения- института собственности. Памятник пестрит такими выражениями, как suus и alienus, но их ни в коем случае нельзя переводить как «свой» и «чужой» в смысле безраздельной индивидуальной собственности, ибо иначе нам пришлось бы признать наличие такой собственности даже на лес, обозначаемый как silva aliena и silva alterius 5, что явно противоре- 1 Tacitus. Germania, XVI: Vicos locant non in nostrum morem connexis et cohaerentibus edificiis: suam quisque domum spatio circumdat. 2 Cm. Lex Sal., II, ad. 1 (in tertia chranne, т. e. в третьем, внутреннем хлеву, где мог находиться поросенок); ad. 2 (de sute — из запертого хлева); VII, ad. 7 (de intus curte aut latus curte); XVI, § 2 (casa cletem salina — дом с пристройками); § 3 (spicharium— амбар; machalum cum annona — рига с хлебом); § 4 (sutem cum porcis-—хлев co свиньями; scuria cum animalibus—стойла с животными). 3 Вспомним упоминание о такой дороге в одном из разночтений к tit. 9 Сар. 1 (Strada в кодексе 2 по Гессельсу). 4 Lex Sal., XXXI, ad. 2: Si via quod ad farinario vadit cluserit Malb. urbis via lacina... XV sol. culp. iud. (Вся глава носит название «De via lacina»— «О прегражде нии пути». См. этот термин в главе XIV, 4 в кодексе 7, 8, 9 по Гессельсу). О мель- ницах см. главу XXII. 5 Lex Sal., XXVII, § 18; VII, ad. 11. 104
чит данным самой Правды о праве каждого пользоваться отдельными,, помеченными им деревьями в лесу в течение одного года Ч Салическая Правда обозначает имущество того или иного лица выражениями res suae, facultas, fortuna, в которые вкладывается весьма широкое и различ- ное конкретное содержание: в одних случаях они имеют более узкое зна- чение — движимости (со включением в ее состав рабов, рогатого скота п лошадей) 1 2, а в других под ними следует разуметь всю совокупность имущества данного лица: последнее имеет место, например, тогда, когда кредитор или житель виллы, протестующий против допуска переселенца', ручается за правомерность своих претензий всем своим имуществом (а иногда и своей личностью) 3, или когда убийца, отдав в уплату виры «все свое имущество», клянется в том, что у него нет более ничего ни на земле, ни под землею 4, или, наконец, тогда, когда человек, повинный в неявке на королевский суд, объявляется вне закона «со всем своим иму- ществом» 5. Впрочем, иногда соответствующие выражения имеют совер- шенно неопределенное значение6. Любопытно, что не только в этом последнем случае, но и там, где указанные термины означают совокуп- ность имущества в целом, нет никаких прямых указаний на то, входит ли в его состав недвижимость, и об этом каждый раз приходится лишь догадываться на основании косвенных данных. Таким образом, если понятие движимости поддается выделению из общего представления свободного франка о его имуществе, то понятие недвижимости выделяется из него с трудом. Этому вполне соответствует то обстоятельство, что движимость — гораздо более определенный объект индивидуально-семейного владения, чем недвижимость: покража различ- ных составных частей движимого имущества карается штрафами, воз- вращением похищенного и возмещением убытка; при похищении некото- рых движимых объектов (скота и рабов) применяется процедура розыска и преследования по следам7, движимое имущество' отдается ’ в' залог 8 и передается по наследству — сообразно степеням родства до пя- того или шестого поколения, в порядке очередности,— сначала членам сем-ьи умершего, а затем его родственникам со стороны матери и отца 9'. Хотя сородичи и имеют право на движимое имущество их умершего род- ственника, однако это имущество не наследуется совокупностью сороди- чей, не распределяется между ними, а каждый раз целиком передается одному из них — именно тому, кто является ближайшим из оставшихся, в живых родственников умершего согласно принятой в Lex Salica системе родства. Это еще раз подчеркивает индивидуально-семейный характер владения движимостью у салических франков. Гораздо большей сложностью отличается структура недвижимой я поземельной собственности у этого племени. Строго говоря, Сали- ческая Правда фиксирует и отражает лишь процесс зарождения индиви- дуально-семейной собственности на землю. Если мы будем исходить из анализа конкретного экономического положения, занимаемого отдель- 1 Lex Sal., XXVII, § 19. 2 Lex Sal., XXXVII («De vestigio minando»), res suas; XLVII («De filtortis»): res. О движимости см. также Lex Sal., XVI, ad. 1; X, § 2; LII, LI, 1 (res alienas tollendas). 3 Lex Sal., L, § 3: ego super me ei furtuna mea pono; XLV, § 2: tunc ipse qui testavit super furtuna sua ponat. 4 Lex Sal., LVIII («De chrenecruda»): totam facultatem data... quod nec super terram. nec subtus terram plus facultatem non habeat, quam iam donavit. 5 Lex Sal., LVI, § 1: Tunc ipse culpabilis et omnes res suas erunt. 13 Cm. Lex Sal., XLVI («De acfatmire»), LVIII, ad. 1. 7 Lex Sal., XXXVII; XLVII. 8 Lex Sal., LII («De rem pristita»). 9 Cp. Lex Sal., § 1—4; XLIV, § 9; cp. Lex Rip., LVI, § 3. 10Д
ними дворами или домохозяйствами в составе населенного пункта — виллы, то убедимся в том, что в Салической Правде речь идет не об одно- значной собственности каждого свободного домохозяина на землю, а о принадлежащих ему различных правах владения на разные угодья в пределах ограничивающего эти права коллективного верховенства об- щины по отношению к земельной территории села. Однако, наряду с этим, начинается выделение индивидуально-семейной собственности на землю, идущее параллельно распадению кровно-родственных связей и изменению форм общинной собственности. Необходимо предварительно разобраться в различных правах инди- видуального владения для того, чтобы расчистить путь к пониманию про- цесса выделения аллода в виде семейно-индивидуальной собственности, иными словами — процесса превращения владения в собственность, и /тем самым составить себе конкретное представление о противоречивом и переходном характере не только индивидуального владения, но и огра- ничивающей его общей собственности. Начнем наш анализ с разбора прав домохозяина на огороженное про- странство и жилище. Известно, что Салическая Правда особо охраняет то и другое; в этом отношении она не расходится с другими варварскими правдами. Поджог и разрушение изгороди карается штрафом в 15 солидов а тот, кто от- кроет чужую загородку с намерением произвести потраву какого-либо обработанного места, повинен уплатить 30 солидов1 2. Изгородью обно- сится прежде всего дом с хозяйственными пристройками 3, но иногда, как указывалось выше, и любое обработанное место — виноградник, и даже луг и нива 4. Жилище франка, — обозначаемое в Салической Правде как domus, casa, а иногда villa,— является центральным пунктом целого до- мохозяйства и местом совершения разного рода актов и сделок: при вы- зове на суд истец отправляется со свидетелями к дому ответчика 5; за- кладчик направляется к дому того, кому он дал вещи в залог 6, креди- тор, а затем граф с рахинбургами -— к дому должника 7 8; в доме происхо- дит один из промежуточных актов сложной и длительной процедуры передачи имущества, известной под именем аффатомии ь. В то же время дом — и хозяйственный центр, окруженный амбарами, хлевами и при- стройками 9; именно к дому свозит лен, сено и вино похититель чужого добра 10 11; в доме же находится и собственное движимое имущество франк- ского общинника, в пределах окружающего дом двора содержится в хле- вах и стойлах его скот, а в амбарах — его зерновой хлеб11. Не удиви- тельно, что все правонарушения и проступки, совершаемые в пределах дома или двора, караются повышенным штрафом. Строго различается кража вне дома, в доме и в пределах огороженного места: кража на одну и ту же сумму (в 2 денария) вне дома карается штрафом в 15 со- лидов, а кража в пределах огороженного пространства (т. е. кража со 1 Lex Sal., XVI, § 5; XXVII, ad. 8; XXXIV, § 1, ad. 1. 2 Lex Sal., IX, ad. 2. 3 Это явствует, между прочим, из процедуры уплаты виры, во время которой непла- тежеспособный убийца, передавая временно свое право на дом и участок своим родным (повидимому, на тот срок, пока не будет полностью выплачен вергельд), прыгает через забор (sepe salire debet) (Ср. гл. LVIII — «О горсти земли»), 4 Ср. Lex Sal., IX, ad. 2; XIV, ad. 1; XLII, 5. 5 Lex Sal., I, § 3. 6 Lex Sal., LII (ad domum). 7 Lex Sal., L, § 2, 3 (ad domum). 8 Lex Sal., XLVI (casa). 9 Cp. Lex Sal., XVL § 1 (casa), ad. 1 (domus); § 2, 3, 4. 10 Lex Sal., XXVII, § 8, 11, 14 (domus). 11 Lex Sal, XVI, § 2, 3, 4. 306
взломом— effractura) —штрафом в 30 солидов1; кража в пределах чу- жого двора или дома штрафуется в размере от 45 до 63 солидов 1 2, при- чем штраф в 45 солидов иногда налагается за самый факт проникновения в чужой двор после захода солнца с воровскими намерениями, даже в том случае, если вор не успел ничего похитить 3; за вход в чужую неза- пертую горницу-— в 15 солидов, а в запертую — 45 солидов4, ибо это последнее действие приравнивается к краже со взломом. Нападение на чужой дом с повреждением построек, нанесением ран его обитателям, истреблением сторожевых собак и увозом на телеге значительной части домового имущества карается очень высоким штрафом — в 200 солидов, равным вергельду полноправного свободного франка 5, а такое же напа- дение, но с менее значительной покражей и без соответствующих разру- шительных действий штрафуется 63 солидами 6. Такой же штраф налага- ется за поджог чужого дома, амбара или хлева 7. Вергельд за убийство свободного франка утраивается в том случае, если оно было совер- шено скопищем в его собственном доме 8; но за убийство скопищем вне дома (foris casa) уплачивается обычный вергельд свободного9. Самое важное во всем этом то, что эти штрафы защищают самую неприкосно- венность огороженного места и жилища и означают запрещение всту- пать на соответствующую территорию. Ибо^ это значит, что все, находя- щееся в черте дома, двора или изгороди, рассматривалось салическими франками как тесная и неотъемлемая принадлежность данного домохо- зяйства и его обитателей и, следовательно, как объект их наиболее пол- ного и безраздельного владения,— независимо от того, составляли ли эти обитатели домовую общину, т. е. большую семью или обычную малую -семью, состоящую из супружеской пары с детьми. Если мы подойдем именно с этой точки зрения к разбору различных прав владения на разные земельные угодья и спросим себя, какие из них находились в наиболее тесной связи с отдельными домохозяйствами и имели, по признаку неотъемлемой принадлежности к этим последним и безраздельности владения данными угодьями, наибольшее сходство с жи- лищем или огороженным пространством, то мы должны будем поста- вить на первое место пахотное поле (в частности жатву), сад и вино- градник. За проникновение в чужой сад, виноградник или на чужую ниву с целью воровства взимается одинаковый штраф в 15 солидов 10 11; но, в то время как покража плодовых деревьев или черенков в саду карается тем же штрафом в 15 солидов, а их похищение вне сада — штрафом в 3 со- лида п, воровство в пределах виноградника или нивы каралось более вы- соким штрафом — от 15 до 45 солидов (последнее имеет место в том 1 Lex Sal., XI, § 1, 3. 2 Lex Sal., XI, § 5 (in domo); XXXIV, § 4 (In curte alterius aut in casa). 3 Lex Sal., XXXIV, ad. 2 (in curte alterius). Ср. XI, § 1 (foris casa), XI, § 3 -(effractura). 4 Lex Sal., XXVII, § 22, 23; ср. похищение девушки из запертой горницы (XIII, §5). 5 Lex Sal., XIV, ad. 1 (villa aliena). ° Lex Sal., XLII, § 5 (villa aliena). 7 Lex Sal., XVI, § 1, 2, 3, 4 (cat>a; casa cletem salina; spicario aut maclialum cum annona; sutem cum porcis aut scuria cum animalibus). Любопытно, что прибавление к главе XVI трактует особый случай, когда сгорел весь дом, так что хозяину некуда девать спасенное им имущество; виновник такого поджога в случае его неявки в mallus без уважительных причин должен уплатить 200 солидов, а если он этого не сделает, то под- лежит смертной казни. 8 Lex Sal., XLII, § 1, 2 (in domo). 9 Lex Sal., XLIII, § 3 (foris casa). 10 Lex Sal., XXVII, § 6, 13 и 15; за воровство в огороде налагается небольшой штраф — в 3 солида (XXVII, § 7). 11 Lex Sal., XXVII, ad. 3, 4, 5, 6. 107
случае, если похититель увезет к своему дому на телеге украденное добро) ’. Уже из этих сопоставлений высоты штрафов явствует, что Саличе- ская Правда лучше всего ограждает права каждого домохозяйства на его пахотное поле. Это вполне естественно, ибо оно представляет наиболь- шую ценность для членов земледельческого племени. Однако ограждение прав на пахотное поле объясняется, повидимому, не только его большей хозяйственной ценностью, но и большей определенностью ..владения им-. Недаром Салическая Правда карает самый факт нарушения границы па- \ хотного поля без разрешения его хозяина и налагает различные штра- ' фы за разные стадии его освоения захватчиком: за запашку чужого поля без разрешения его владельца — 15 солидов, а за посев на чужом поле — 45 солидов С другой стороны, общинник, изгоняющий пахаря за то, что тот нечаянно задел полосу этого общинника при проезде со своим плу- гом па принадлежащую пахарю полосу, карается штрафом в 15 солидов3. За нарушение границы уже начавшей выколашиваться нивы, а именно — за проезд по такому полю без дороги и не по меже взимается штраф в 15 солидов 4, в то время как проезд с бороною или на телеге по распахан- ному полю, которое только что начало давать всходы, карается штрафом в 3 солида 5. За потраву чужой нивы налагается штраф в 15 солидов 6, а при отягчающих вину обстоятельствах (наличие злого умысла)—в 30 солидов С Тесная связь пахотного поля с соответствующим домохозяйством вла- дельца этого поля выступает особенно ясно при сравнении системы нака- заний за нарушение границы поля и луга 8. Вступление на территорию «чужого луга» само по себе, повидимому, не рассматривается как нару- шение чьих бы то ни было нрав; поэтому тот, кто выкосит чужой луг, должен поплатиться не штрафом, а утерей полученного таким образом сена; если же он возьмет его с собою в таком количестве, которое смо- жет унести на спине, то повинен уплатить 3 солида, а если он увезет к своему дому целый воз сена, то штраф возрастает до 45 солидов (здесь почти полный параллелизм с покражей на винограднике, ниве и на поле, засеянном льном) 9. Итак, косьба чужого луга —еще не кража; но увоз, скошенного сена уже рассматривается как кража и соответственно штра- фуется, в то время как самое нарушение границы пахотного поля карается штрафом, не говоря уже о таком акте его освоения, как распашка или за- сев, соответствующий по отношению к лугу акту сенокошения. Это можно- объяснить лишь тем, что луга, хотя и выделены в пользование отдельных - домохозяев (отсюда и выражение: pratum alienum), но не находятся в та- ком тесном их обладании, как пахотные поля. Салическая Правда фор- мулирует это следующим образом: si quis prato alieno secaverit, opera sua perdat 10. Основным актом для составителей памятника является здесь 1 Lex Sal., XXVII, § 13, 14, 15. Любопытно, что за такой же увоз к дому на телеге льна, похищенного на чужом поле (de campo alieno), взимается гораздо менее высокий штраф — в 15 солидов, а за похищение такого количества льна, которое можно унести на спине — штраф в 3 солида (XXVII, § 8—9). 2 Lex Sal., XXVII, § 24: si quis campo alieno araverit extra consilium domini sui sol. XV...; § 25: si quis vero eum seminaverit...sol. XLV... Хотя здесь и фигурирует dominus campi, но его, конечно, следует представлять себе не как собственника в духе римского dominium’a или феодальной собственности, а как одного из обитателей деревни-виллы, как главу одного из входящих в ее состав хозяйств (см. об этом ниже). 3 Lex Sal., XXVII, ad. 9: si quis aratro de campo alieno ante ostaverit... XV sol.... 4 Lex Sal., XXXIV, § 3. 5 Lex Sal., XXXIV, § 2: si quis per aliena messe postquam levaverit erpicem traxerit... 6 Lex Sal., IX, § 4. 7 Lex Sal., IX, ad. 2. 8 Cp. Lex Sal., XXVII, § 24, 25 (штрафы за запашку чужого поля- и посев на нем). 9 Lex Sal., XXVII, § 10, 11, 12; ср. § 13, 14/15 и § 8, 9. 19 Lex Sal., XXVII, § 10. 108
не нарушение границы луга, а приложение рабочей силы к чужому лугу; | оно тщетно, ибо приложившее ее лицо не имеет права воспользоваться результатом своих трудов; отсутствием такого права и исчерпывается все его наказание, если только тот, кто выкосит луг, не попытается неза- конно присвоить себе это право: тогда, но только тогда, т. е. именно с того момента, как он попробует унести или увезти скошенное сено, —• он пре- вратится из человека, бесполезно затратившего свой труд, в вора. Иными словами: косить чужой луг запрещено, но не потому, что это — акт его освоения, а потому, что это может повлечь за собою покражу сена; но если этого не случится, тогда сено достанется «владельцу» луга, и вопрос о том, кто именно его скосил, вряд ли будет иметь большое значение. Как мы видим, при косьбе чужого луга «чужим» оказывается скорее ско- шенное сено, чем луг. Если бы подобные правовые нормы применялись в Салической Правде к пахотному полю, то следовало бы ожидать, что его распашка или засев посторонним лицом повлекли бы за собою лишь утерю им результатов -его труда, с предоставлением законному владельцу поля возможности воспользоваться урожаем с поля, обработанного чужими руками, — ру- ками правонарушителя. То же самое, еще в большей мере, можно было бы отнести к сбору урожая с чужого поля, ибо здесь был бы полный парал- лелизм с косьбой луга: чужая жатва, собранная посторонним лицом, могла бы достаться законному владельцу поля, а это лицо поплатилось бы бесплодностью своих трудов, если бы оно ограничилось лишь убор- кой урожая, и соответствующим штрафом при попытке его присвоения. Но в Салической Правде нет ничего подобного Наоборот: сбор урожая с чужого поля прямо называется кражей и штрафуется 15 солидами; про- никновение на чужое поле рассматривается как нарушение прав вла- дения им, а его распашка и засев — как разные стадии его присвоения захватчиком; каждый из этих актов карается соответствующим штрафом. Из этого сопоставления следует, что Салическая Правда применяет весьма различные правовые нормы по отношению к лугу и к пахотному полю, и что права владения тем и другим, принадлежащие отдельным домохозяйствам, весьма различны: владение лугом ближе к пользованию, чем владение пахотным полем.' В отличие от этого право владения лесом у отдельных домохозяйств •сводится лишь к пользованию им: каждый может пометить дерево в ле- t су и тем самым заявить свои притязания на пользование им, но срок этого пользования ограничен одним ‘годом 1 2. Из таких «помеченных» де- ревьев каждый обитатель виллы в праве до истечения указанного срока 4 приготовить себе строительный материал или дрова; нарушение его прав -на то и другое карается штрафом (от 3 до 15 солидов) 3. Из сказанного ясно, что лес находится в общем „пользовании всех свободных обитате-^ лей виллы, несмотря на наличие в нашем памятнике таких выражений, как silva aliena и silva alterius 4. Эти свободные ее обитатели являются в то же время представителями того слоя, который в родоплеменном об- 1 Обязанность переселенца оставить то, что он обработал (laboraverit), не может быть истолкована таким образом, ибо речь здесь идет не о приложении труда к пахот- ному полю, принадлежащему отдельному домохозяину, а о внедрении переселенца в виллу против воли какого-либо из ее обитателей (или о приглашении такового одним из них без предварительного согласия остальных). К тому же выселяемый migrans платит штраф в 30 солидов (XLV, § 2). 2 Lex Sal., XXVII, § 19. Ср. по этому вопросу соображения А. Гальбан-Блюменштока (A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliareigenthums, S. 241—245, также S. 231—241). 3 Lex Sal., XXVII, § 16, 17, 18. 4 Lex Sal,, XXVII, § 18 (silva aliena); VII, ad. 11 (silva alterius). 109
ществе занимает место непосредственных производителей. Это явствует из того большого значения, которое Салическая Правда придает прин- ципу- трудовой затраты. Труд, приложенный к чужому лугу, бесплоден (и то для приложившего его лица, но не для владельца луга). Однако- ценность земельного участка (нивы, виноградника и луга) иногда опре- деляется тем, что к нему приложен труд, а его владелец обозначается, как лицо, приложившее этот труд ’. Участок, занятый переселенцем в вил- ле, обозначается как «то, что он обработал» * 2. Эти свободные, играющие роль непосредственных производителей, имеют градуированные права владения на разные виды недвижимости: наибольшие — на дом (с пристройками, садом и виноградником) и па- хотное поле, наименьшие —• на леса и луга. Но и владение пахотным по- лем, как право, присущее отдельному домохозяйству, только еще вы- деляется из какого-то более общего, широкого и объемлющего его права па всю территорию виллы. Об этом свидетельствует прежде всего поря- док наследования недвижимости, в силу которого передача земли по на- следству ограничена кругом прямых мужских потомков умершего 3. Что под этими мужскими потомками надо разуметь сыновей, а не братьев умершего (вопреки буквальному смыслу слова fratres в рукопи- сях I и II семьи), ясно уже из сопоставления § 5 главы «Об аллодах» с § 3 эдикта Хильперика, который прямо ссылается на соответствующий текст Салической Правды и при этом толкует установленный Правдой порядок наследования недвижимости именно как исключительное право на нее сыновей умершего 4 5. В свете этого недвусмысленного указания эдикта Хильперика воз- растает и значение дополнительных аргументов в пользу изложенной ин- терпретации fratres в заключительном параграфе главы «Об аллодах». К числу этих аргументов относится: а) особое место сыновей во всякого рода имущественных взаимоотношениях по Салической Правде и б) раз- ночтение § 5 главы LIX в IV семье рукописей (так называемой Герольди- не), упоминающее сыновей и внуков умершего. Начнем с первого аргумента. Вира за убийство делится на две рав- ные половины, причем одна из них идет родственникам убитого с отцов- ской и материнской стороны, а другая поступает в распоряжение сыновей т. При уплате виры постулируется тот казус, когда убийца имеет отца и братьев, т. е. когда сам он выступает в качестве сына одного из домохозяев в вилле, и это — несмотря на то, что он вполне самостоятелен и сам несет ответственность за совершенное им убийство 6. Наконец, и в § 1 главы «Об аллодах» при установлении порядка наследования движимости, на первом месте в числе возможных наследников названы filii 7, под которыми можно разуметь либо детей (обоего пола), либо сыновей, но ни в коем ’ Lex Sal., IX, ad. 2: in messe, in prato, in vinia vel qualibet laborem pecora miserit, cuius labor est... etc. Приравнение жатвы и виноградника к лугу в данном контексте объясняется: во-первых, характером самого проступка (злонамеренная потрава огоро- женного места), а во-вторых, именно тем, что все эти угодья упомянуты лишь в качестве различных видов обработанной земли, к которой приложен труд. Поэтому из такого их приравнения еще не следует равенство владельческих прав на них. 2 Lex Sal., XLV, § 2: quod ibi laboravit dimittat. 3 Lex Sal., LIX, § 5: De terra vero nulla in muliere hereditas non pertinebit, sed ad virilem sexum qui fratres fuerint, tota terra perteneat. 4 Lex Sal., Cap. V, § 3; ut quicumque... filios aut filias post obitum suum superstitutus fuerit, quamdiu filii advixerint, terra habeant, sicut et Lex Salica habet. 5 Lex Sal., LXII («De conpositione homicidii»), § 1: Si cuiuscumque pater occisus fuerit, medietate conpositionis filii collegant et alia medietate parentes qui proxiniiores sunt tarn de patre quam de matre inter se dividant. 6 Lex Sal., LVIII («De chrenecruda»):... Quod si jam pater et fratres solserunt... 7 Lex Sal., LIX, § 1: Si quis mortuus fuerit et filios non demiserit... 110
случае не братьев умершего. В этой связи приобретает значение то обстоя- тельство, что упоминание fratres в § 5 главы LIX исчезает уже в III семье- рукописей; нет его и в Эмендате, т. е. в V семье, а в IV семье (в Герольдине) вместо fratres поставлены filii Это разночтение в данном случае не мо- жет быть объяснено эволюцией самого порядка наследования земли на протяжении столетий по той простой причине, что этот порядок был резко.' изменен уже в VI в. (между 561—584 гг.) эдиктом Хильперика, в силу которого право на наследование земли (в случае отсутствия сыновей) получили не только дочери умершего, но и его братья и сестры 1 2. Между тем Герольдина возникла не раньше конца VI — начала VII в., III семья рукописей — при Пипине Коротком, а Эмендата •— при Карле Великом 3. Следовательно, порядок наследования земли, зафиксированный в том тексте § 5 главы «Об аллодах», который дают III и IV семья, отражает,— несмотря на позднее происхождение этих рукописей, — сравнительно ран- ние отношения, — во всяком случае предшествующие эдикту Хильперика.. Поэтому попытки некоторых исследователей отвести свидетельства III и IV семьи, как недостоверные, представляются малоубедительными4. Filii вместо fratres в Герольдине — скорее исправление и уточнение неясно формулированного текста в первых двух семьях рукописей, чем результат ошибки компилятора, как неправильно думает Геффкен, ибо древнейший текст '§ 5 главы «Об аллодах» в самом деле нуждается в таком уточне- нии, — конечно, не потому, что он испорчен или дает ошибочное изобра- жение порядка наследования земли, а потому, что формулирует этот по- рядок в таких выражениях, которые свойственны правовому мышлению варварских правд, но могут подать повод к недоразумениям, а именно: он имеет в виду сыновей умершего, но называет их братьями, желая этим сказать, что они — братья между собою 5, как сыновья одного отца, землю* которого они и наследуют. В пользу такого понимания fratres в главе LIX Салической Правды ’говорит, —• помимо принятого в правдах словоупот- ребления (братья вместо сыновей),—• еще и то обстоятельство, что слова, qui fratres fuerint явным образом представляют собою спецификацию бо- лее общей нормы: ad virilem sexum... tota terra perteneat6. Иными слова- ми: земля не должна доставаться женщине, а лишь наследникам мужско- го пола, — и именно тем из них, которые ближе всего к умершему и 1 Lex Salica, ed by J. H. Hessels, cod. 7, 8, 9. (Ill семья.— A. H.), LIX, 5: sed ad virilis sexus tota terra proprietatis suae possedeant: ibid., cod. 10 (Heroldina — A. H.): sed hoc virilis sexus acquirit, hoc est filii in ipsa hereditate succedunt (p. 385). 2 Lex Sal., Cap. V, § 3 (по Гессельсу, — Lex Sal., LXXVIII, 3, p. 409). 3 Ср. H. Brunner. Deutsche Rechtsgeschichte, Bd. I, II Aufl., Lpz., 1906, S. 427—442. 4 Ср. H. Geffcken. Lex Salica zum akademischen Gebrauche, S. 227. Геффкен толкует fratres в Lex Salica, LIX, 5, как братьев умершего, и утверждает, что и эдикт Хильперика не противоречит такому толкованию (р. 227). Однако в своем комментарии к этому последнему (ibid., р. 269—271) Геффкен ничем не подкрепляет это утверждение и вообще ничего не говорит о filii в эдикте Хильперика и о содержащейся в нем ссылке на главу LIX Салической Правды, сосредоточивая свое внимание па других сторонах этого эдикта. А его попытку отвергнуть возможность толкования fratres § 5 главы LIX, как сыновей, на том основании, что § 1 главы LIX предполагает отсутствие сыновей у умершего, следует признать неудавшейся, ибо § 1 главы LIX именно исходит из того, что сыновья (или дети — filii) являются первыми претендентами на наследство, но лишь формулирует это положение негативно. К тому же негативная формулировка § 1 главы LIX не может служить здесь аргументом: скорее наоборот — она указывает на filii, как на первых наследников. Ср. такую же трактовку сыновей умершего, как братьев, в эдикте Ротари (§ 167), где даже неподелившиеся сыновья, оставшиеся в доме отца после его смерти и продолжающие вести там общее хозяйство, т. е. явным образом унаследовавшие его владение именно по праву сыновей на наследование (ср. Ro., § 153), все-таки обо- значаются как братья (Ro., § 167: De fratres, qui post mortem patris in casa commune remanserinb. Lex Salica, ed. by J. Н,-Hessels, cod. 1, p. 379. 111.
являются братьями между собою. Наибольшая близость к умершему, как видно из произведенного выше сопоставления эдикта Хильперика и соот- ветствующих глав Салической Правды, присуща была именно сыновьям; но эти последние рассматриваются в главе «Об аллодах», как предста- вители мужского пола, наделенные правами наследования земли, а так как речь идет о том, что их отец уже умер, то они и названы братьями (между собою), а не сыновьями (умершего). Герольдина устраняет эту неясность формулировки § 5 главы LIX, которая нам представляется не- точностью, а во времена фиксации этой главы, вероятно, не возбуждала недоумений, ибо тогда всем было ясно, почему сыновья, наследующие землю умершего отца,, названы братьями. Весьма возможно, что само уточнение, введенное Герольдиной (filii вместо прежнего fratres), объяс- няется как раз тем, что ко времени составления этой последней архаиче- ская формулировка порядка наследования земли в главе об аллодах уже стала порождать недоразумения и неправильные толкования ввиду непо- нимания ее истинного смысла (который, однако, был еще совершенно ясен автору эдикта Хильперика, что, впрочем, не исключало необходи- мости уточнения текста в рукописи самой Салической Правды). Но со- ставители Герольдины не ограничились устранением поводов к подоб- ным недоразумениям, а сделали к § 5 главы LIX следующее добавление: «Но если по истечении долгого времени между внуками или правнуками возникнет спор о земельном аллоде, то пусть разделят [землю] между 'Собою не по родственным группам, а по головам» (Sed ubi inter nepotes aut pronepotes post longum tempus de alode terrae contentio suscitatur, non pes stirpes sed per capita dividantur) b Несмотря на более позднее происхождение этого прибавления, оно" ясно свидетельствует о, развитии раннего аллода в сторону предпочтитель- ного наследования земли по нисходящей линии прямых мужских потом- ков 1 2. А это для нас в данной связи самое важйое 3. • Справедливость этого весьма существенного для нас вывода под- тверждает и появление в тексте § 5, начиная с рукописей II семьи, выра- жения terra salica в начале этого параграфа,— наряду с сохранением в рукописях II, III и IV семьи (по изданию Hessels’a) прежнего tota terra в конце параграфа 4. Ибо terra salica, приравниваемая всеми исследова- телями к hereditas aviatica («дедовская земля») в соответствующей главе «О наследовании» Рипуарской Правды 5, как раз и обозначает, повидимо- му, землю, передаваемую по нисходящей линии прямых мужских потомков. Первоначально, т. е. в эпоху возникновения самого права на передачу земли по наследству, такой порядок распространялся, повидимому, на всякое земельное владение, а впоследствии его действие, может быть, было ограничено только той категорией земель, которая принадлежала домохозяевам, входившим в число обитателей деревни (виллы), т. е. лишь родовыми наделами отдельных семей свободных трудящихся субъ- ектов. Сохранение в более поздних редакциях § 5 главы LIX как будто противоречащих друг другу выражений: terra salica и tota terra Гальбан- 1 Ср. Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, cod. 10 (Комментарий Керна, стр. 385). 2 Ср. Н. G е f f с k е n. Lex Salica..., р. 227—228. 3 А. Гальбан-Блюменшток (A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliareigenthums, S. 267—268) тоже считает возможным привлекать текст § 5 главы LIX в Герольдине в качестве аргумента в пользу толкования fratres в первых двух семьях (cod. 1—6 по Гессельсу) в качестве filii. 4 При этом текст приобретает такой вид: De terra vero salica in muliere nulla pertinet porcio, sed qui fratres fuerint et ad virile sexu tota terra perteneat (Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, cod. 5—6). 5 Lex Rip., tit. LVI, § 4. ,112
Блюменшток 1 объясняет тем, что компилятор, писавший после эдикта Хильперика, положил в основу старый текст, согласно которому «вся земля» (tota terra) переходила по наследству к представителям мужского пола, но, зная изменения, внесенные этим эдиктом, вставил в начале фразы (De terra vero nulla in muliere hereditas) эпитет salica, желая этим выделить какую-то особую категорию земель, применительно к которой продолжал еще действовать прежний порядок наследования (с исключе- нием женщин из числа наследников). Вполне соглашаясь с Гальбан-Блюменштоком в том, что такое выде- ление terra salica в более поздних редакциях и ее противопоставление другому разряду земельных владений действительно могло иметь место, мы полагаем, что оно объясняется не сохранением старого порядка на- следования для terra salica, а желанием подчеркнуть, что до издания эдикта Хильперика этот порядок распространялся на всякое земель- ное владение, и что землю, переходившую ранее по линии прямых муж- ских потомков, правильнее обозначать, как terra salica 2. Если бы старый порядок наследования сохранился ко времени издания эдикта именно для terra salica, то следовало бы ожидать, что эдикт Хильперика, отме- няющий его, употребил бы в какой бы то ни было связи этот термин. Од- нако он в этом эдикте отсутствует. И вопрос о том, какой категории зе- мельных владений противополагается в рукописях II—IV семьи terra salica, остается неясным. Гальбан-Блюменшток3, Геффкен4 и другие исследователи принимают конъектуру Керна, который читает испорчен- ный текст последней фразы § 3 эдикта Хильперика следующим образом: De tilli verb (вместо det illi) sic convenit singulariter terras istas., qui si adveniunt, ut leodis qui patri nostro fuerunt, consuetudinem quam habue- runt de hoc re intra se debeant conservare и толкует de tilli как de acqui- sitione 5. Исходя из этого толкования Керна, Гальбан-Блюменшток пола- гает, что в данной фразе идет речь о дружинниках (leodes) отца Хильпе- рика (Хлотаря I) и о занятых ими вновь распаханных землях, которые противополагаются Хильпериком в качестве приобретенных владений прежним родовым владениям (аллодам), причем к первым — до изда- ния эдикта — применялся какой-то неизвестный нам порядок наследова- ния, может быть с более широким кругом претендентов, чем ко вторым. Он подчеркивает при этом, что эти заимки дружинников могли быть иногда расположены поблизости от наделов обитателей той или иной франкской виллы и что это требовало сугубо точного разграничения прав наследования обеих категорий земель б. Он указывает и на то, что § 3 эдикта Хильперика не исчерпывает все многообразие возможных случаев и что не исключено.наличие и еще какой-нибудь категории земельных владений (кроме распашек дружинников Хлотаря I), на которые и до издания эдикта не распространялся порядок наследования, принятый в главе LIX Салической Правды. К ним могли, например, принадлежать частные земельные владения отдельных франков, разбросанные посреди галло-римских или королевских территорий, но у Хильперика не было 1 A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliareigen- thums, S. 306—307. 2 Может быть, мы имеем здесь перед собою такое же уточнение терминологии, пред- принятое в целях более адекватного отражения сложных отношений, как разночтение filii вместо fratres в Герольдине. 3 A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliareigen- thums, S. 303—305. 4 H. Geffcken. Lex Salica..., S. 270. 5 Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, LXXVIII, 3 (Комментарий Керна, стр. 409). 6 A. Halban-Blumenstock. Op. cit., S. 305. 8 А. И. Неусыхин 113
повода упоминать о них в эдикте Ч Как бы ни относиться к конъектуре Керна (а она — при всем ее остроумии — конечно, не является абсолютно достоверной), остается несомненным, что terra salica в рукописях II—IV семьи обозначает то же самое, что tota terra в I семье, а именно — here- ditas aviatica Рипуарской Правды или аллод в том его понимании, которое отражает; глава LIX Салической Правды, т. е. земельное владение, пере- ходившее первоначально лишь по прямой мужской линии 1 2. Какими бы особенностями родового строя франков ни объяснялось исключение женщины из числа возможных претендентов на земельное наследство, в интересующей нас связи важно прежде всего то, что в знаменитой главе «Об аллодах», устанавливающей этот порядок, даже не поставлен вопрос о том, кому же доставалась земля в случае отсут- ствия, сыновей у умершего домохозяина3. Очевидно, что до фиксации прав сыновей на 'наследование земли подобные вопросы вовсе не воз- никали по отношению к недвижимости, а после предоставления им этого права эти вопросы, не возникали по отношению к выморочным земель- ным участкам. До этого вообще не было представления о наследовании земли, а когда оно появилось, то старая традиция продолжала сохра- нять .свою силу применительно к выморочным участкам. Самый институт передачи недвижимости по наследству (в отличие от гораздо более древнего института — наследования движимого имущества) только еще зарождается; поэтому его действие и ограничено кругом прямых муж- ских потомков. Таким образом, возникновение аллода в форме наследо- вания недвижимости сыновьями представляет собой первый крупный шаг в сторону выделения собственности отдельных домохозяйств на зем- лю из общей собственности виллы. Реальным субъектом этой общей собственности является в Саличе- ской Правде вилла, как населенный пункт. Как бы ни рисовать себе эту собственность виллы на территорию села (в форме ли полного верховен- ства или в виде совладения с правами пользования неподеленными угодьями), во всяком случае конкретным ее выражением является пра- во' каждого жителя деревни участвовать в разрешении или запрещении доступа в виллу нового' поселенца 4. Однако уже тот факт, что- Сали- ческая Правда в известной главе «De migrantibus» подробно изображает процедуру выселения чужака по протесту одного из обитателей виллы, указывает на распространенность перемещений отдельных лиц из одной виллы в другую. Эти перемещения должны были с течением времени приводить к тому, что в составе обитателей виллы наряду с родственни- ками появлялись и не состоявшие в родстве друг с другом лица. Этому 1 A. Halban-Blumenstock, op. cit, S. 305. 2 Противопоставление двух разрядов земель, постулируемое вышеназванными уче- ными, и применение к одному из них термина terra salica — повидимому, более позднее явление. 3 Правда, эдикт Хильперика свидетельствует о притязаниях соседей (vicini) на выморочный земельный участок (ср. Lex Salica, Cap. V, 3): Simili modo placuit atque convenit ut quicumque vicinos habens et filios et filias post obitum suum superstitutus fuerit, quamdiu filii advixerint, terra habeant sicut et Lex Salica habet. Et si subito filii defuncti. fuerint, filia simili modo accipiat terras ipsas sicut et filii, si vivi fuissent aut habuissent. Et si moritur frater, alter superstitutus fuerit, frater terras accipiat non vicini. Et subito frater moriens fratrem non derelinquerit superstitem, tunc soror ad terra ipsa accedat possidenda. Однако он не указывает, в' какой форме эти притязания осуществлялись (имели ли право на данный участок лишь ближайшие соседи умершего или все обитатели виллы, как некая совокупность). К тому же ко времени издания эдик- та и состав этих «соседей», и характер их взаимоотношений друг с другом успели, по- видимому, переродиться (см. об этом ниже). Поэтому по эдикту можно судить о правах «соседей» накануне их отмены, т. е. в момент издания эдикта, но не в ту отдаленную эпоху, когда только еще возникало наследование недвижимости. 4 Lex SaL, XLV («De migrantibus»). 114
содействовал также и шедший изнутри процесс распадения родственный связей b В главе «De migrantibus» жители виллы обозначены как vicini^, но этот термин употреблен .здесь в том месте, где идет речь о взаимоот- ношениях между прежними обитателями, виллы и. переселенцем-чужаком в случае его прочного внедрения в виллу при отсутствии протеста в течение года. Очевидно, что в указанном' контексте составитель мог рассматривать обитателей виллы и переселенца лишь как соседей1 2 3. Однако тем больше внимания заслуживает тот факт, что слово vicini встречается в Салической Правде всего только один раз, и притом, имен- но в той главе, где его употребление является неизбежным в силу самого характера изображаемой ею процедуры, в то время как Правда пестрит упоминаниями о сородичах: parentes proximi; parentes qui proximiores sunt; parentilla и пр. Повидимому, до начала процесса распадения род* ственных связей и внедрения чужаков-переселенцев в виллу отношения родства заслоняли в глазах современников отношения соседства. Но развитие указанных процессов должно было уже к моменту записи Са- лической Правды внести существенные изменения в это преобладание родства над соседством. Несомненно, что притязания соседей (vicini) на выморочные участки, упоминаемые и отменяемые эдиктом Хильперика, восходят к тем временам, когда эти «соседи» были сородичами X: Ибо только этим можно объяснить подчеркнутое выше отсутствие в глйве «Об аллодах» каких бы то ни было упоминаний о судьбе выморочного участка: само> собою разумелось, что он переходил к сородичам. Однако, эти сородичи могли быть лишь членами большой семьи или домовой об- щины, включающей в свой состав родственников до третьего поколения, ибо такая большая семья (а не род) и была во времена Салической Правды — наряду с малой семьей — реальным хозяйственным коллекти- вом, составлявшим совокупность родственников, совместно владевших определенным земельным наделом. К тому же эти родственники должны были принадлежать к мужскому полу, так как женщины в то время (на стадии оседлого плужного земледелия) уже не занимались обработкой земли. Очевидно, выморочный участок и поступал в распоряжение таких мужских потомков умершего, входивших в состав большой семьи 4. Гальбан-Блюменшток полагает, что прежнее право соседей на насле- дование выморочного участка коренилось в роли общины, как .субъ- екта совместного использования непод елейных, угодий, । цбо для реального осуществления этого использования совокупность обитателей виллы нуждалась в наличии дополнительных участков, составлявших нечто вроде запасного земельного фонда. Выморочные земли и состав- ляли этот фонд5. Однако против этого предположения говорит со.обра- 1 Lex Sal., LX. - . • . . . 2 Lex Sal., XLV, § 3: Si vero quis migraverit et infra XII menses nullus.testatus ;fuerit securus sicut et alii vicini maneat. Любопытно, что слова: sicut et alii vicini .содержатся во всех без исключения списках Салической Правды, включая и Эмендату, (ср. Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, p. 289—296). 3 Хильперик естественным образом рассматривает их как соседей, независимо от того, входили ли в момент издания эдикта в их состав и сородичи, и в какой именно про- порции, тем более, что к этому времени соседство уже стало преобладать над родством. 4 Как они конкретно организовали и осуществляли его использование, в точности установить невозможно. ... 5 A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliarejgen- thums, S. 301—302; для доказательства этой мысли он привлекает и текст Extravagant!а, В. XI (non potest homo migrare nisi convicinia et herbam et aquam et via...),.толкуя.его не только как свидетельство о наличии у совокупности соседей прав на допущение или недопущение переселенца к заимке в пределах территории альменды, но и как аргумент в пользу приравнения выморочных участков к совместно используемым неподеленным угодьям; однако этот текст может служить материалом для обоснования только перрого из этих двух утверждений. Близко к точке зрения Гадьбан-Блюменштока стоит: толко- 8*
жение Вайца относительно несовместимости такого порядка с понятием передаваемого по наследству владения (Erbeigenthum) b Наличие тако- го понятия, точнее, — тот факт, что самое понятие аллода возникает именно в форме установления порядка передачи земли по наследству сыновьям и что дальнейшее расширение круга наследников (согласно эдикту Хильперика) идет по линии родственных связей в пределах малой семьи, — говорит в пользу справедливости мнения Вайца и против пред- положения Гальбан-Блюменштока; этот факт заставляет нас и в «сосе- дях» (vicini), претензии которых отменил- эдикт Хильперика, усматри- вать родственников умершего * 1 2. Однако это противоречит прямому смыслу § 5 главы «Об аллодах», согласно которому землю наследовали лишь сыновья. Как примирить это противоречие? При молчании Салической Правды остается лишь строить предположения и догадки 3. Но если тол- ковать это молчание в намеченном выше направлении, — т. е. так, что судьба выморочного участка представлялась сама собою разумеющейся при многообразии возможных форм его конкретного использования, то, может быть, не покажется невероятным следующий ход мыслей. До фиксации прав наследования земли сыновьями (согласно § 5 гл. LIX) на земельный надел могли предъявлять претензии: 1) те же мужские родственники, что и <по эдикту Хильперика, т. е. сыновья и братья умерше- го, и 2) более отдаленные родственники, в эдикте не упоминаемые. Но они предъявляли свои претензии в те далекие времена не как индивидуальные владельцы; а это значит, что в то время еще не было представления о на- следовании земли. В качестве индивидуальных владельцев с правами на- следования земельного участка выступают впервые именно сыновья (гл. LIX, § 5); затем Хильперик предоставляет эти права (в порядке очередно- сти) дочерям, братьям и сестрам умершего; это означает, что их начинают рассматривать, как индивидуальных владельцев, которые к тому же пре- вращаются в собственников; но при этом Хильперик не признает таких прав индивидуальной собственности на выморочный надел за более от- даленным кругом родственников, которых он именует (по изложенным ванне Гирке, считающего, что vicini были прежде всего членами соседской общины .(О. Gierke. Erbrecht und Vicinenrecht im Edikt Chilperichs. «Zeitschrift fur Rechtsgeschichte», hrsg. von Rudorff, Bruns u. a., Germ. Abt., Bd. XII, 1891). 1 G. W a i t z. Das alte Recht der salischen Franken, S. 132; Deutsche Verfassungs- geschichte, Bd. I, II Aufl., S. 135. По мнению Гальбан-Блюменштока, слова quicumque vicinos habens в эдикте Хиль- перика имеют в виду соседей в правовом смысле, а не просто соседящих друг с другом обитателей села, а такие соседи были не у всех: их могло не быть у лиц, владе- ния которых были разбросаны посреди владений фиска или галло-римских собственни- ков (A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutchen Immobiliareigenthums, S. 299—302). Однако те лица, которых Гальбан-Блюменшток называет соседями в пра- вовом смысле, на наш взгляд были на самом деле соседями — родственниками, а так Как не у всякого общинника имелись по соседству домохозяйства, в которых обитали именно его родственники, то эдикт Хильперика и различает человека, имеющего и не имеющего соседей, т. е. таких соседей, которые являются родственниками; отсюда оговорка quicumque vicinos habens в начале § 3 этого эдикта. 3 Гальбан-Блюменшток (Op. cit, S. 299, 303) в поисках причин (странного умолча- ния Салической Правды о судьбе выморочного участка склонен выдвигать в качестве одного из возможных объяснений этого явления сравнительную редкость таких случаев, когда у умершего не оказывалось сыновей. Однако такое объяснение явно неубеди- тельно: ведь нормы Правды суть возведенные в тип казусы, и поэтому существенно не то,- часто или редко имел место данный казус (особенно в столь важном деле, как установление порядка наследования недвижимости), а какое значение придавали ему составители Салической Правды. Если они приписывали ему серьезное значение (а иначе это быть не могло), то они должны были бы как-то формулировать относя- щиеся к нему нормы,' если бы этому не препятствовали те мотивы, которые мы анали- зировали в тексте. К тому же самая исключительность подобных случаев весьма сомни- тельна: вряд ли они были более редки, чем, например, вторичное замужество вдовы! А между тем .ему посвящена целая глава «De reipus». 116
выше причинам) соседями1. Таким образом, эволюция порядка наследо- вания недвижимости у салических франков вплоть до эдикта Хильперика есть в то же время и эволюция форм самой индивидуальной собствен- ности на землю, а кроме того — особенно до ее зарождения — и способов конкретного использования земельных участков сородичами. На первом этапе этой эволюции (до фиксации главы об аллодах) сородичи разных степеней родства лишь использовали эти участки сообща, относясь к ним просто, как к «своим», а не в качестве индивидуальных собственников; на втором этапе — землю стали наследовать, и при том только сыновья, а в случае их отсутствия выморочный участок поступал в общее владение мужских родственников умершего — членов той же большой семьи, к ко- торой принадлежал и он сам; на третьем этапе — круг наследников рас- ширился до женских потомков и боковых родственников умершего в пределах малой семьи, но притязания остальных сородичей были отмене- ны, ибо они теперь начинают выступать уже как индивидуальные соб- ственники, а сама собственность все более и более концентрируется в пределах малой индивидуальной семьи. Однако в результате отмеченных выше процессов состав населения виллы резко изменился. Ко времени записи Саличёской Правды вилла, повидимому, состояла из совокупности домохозяйств, каждое из которых могло представлять собой либо домовую общину большой семьи (иногда распадавшейся и на несколько соседних домохозяйств), либо владение малой семьи 1 2 3, но которые уже не обязательно были соединены друг с дру- 1 Ср. Lex Sal., Cap. V, § 3: non vicini. Геффкен (H. G e f f c k e n. Lex Salica..., S. 270— 2'71; 227) старается всячески ослабить значение этого отрицания и .выдвигает следующие два положения: 1) в главе об аллодах наследниками земельного участка являлись (в по- рядке очередности) сыновья, отец, братья умершего, и только в случае их отсутствия вступало в силу право общины на выморочный участок (Heimfallsrecht) (Op. cit., S. 227); 2) согласно эдикту Хильперика в права наследования недвижимости вводятся и жен- щины; это—единственное новшество, внесенное эдиктом, который не устранил полностью Heimfallsrecht соседей, ибо оно и после издания этого эдикта вступает в силу в случае отсутствия сестер умершего. Оба положения Геффкена представляются нам (в силу со- ображений, высказанных нами в тексте) совершенно не доказуемыми. Первое из них производит такое впечатление, что Геффкен толкует указание на «братьев» (fratres) в качестве наследников земли в § 5 главы LIX в очень широком смысле, понимая под ними и братьев между собою — сыновей умершего, и братьев самого умершего. Однако текст дает для такого широкого толкования слова fratres столь же мало оснований, как и для узкого его толкования в качестве братьев умершего. 2 Глава LVIII Салической Правды («De chrenecruda») даег основания и для того, и для другого толкования (так же как и некоторые другие намеки, рассеянные в разных главах этого памятника). Ср. начало текста § 1 главы LVIII («De chrenecruda): Si quis hominem occiderit et totam facultatem data non habuerit unde tota lege conpleat, XII juratores donare debet quod nec super terram nec subtus terram plus facultatem non habeat quam jam donavit. Et postea debet in casa sua introire et de quattuor angulos terrae in pugno collegere et sic postea in duropullo, hoc est in limitare stare debet intus in casa respiciens et sic de sinistra manum de ilia terra trans scapulas suas iactare super ilium, quem proximiorem parentem habet. Quod si iam pater et fratres solserunt [начиная c cod. 3 mater et frater, в Герольдине и Эмендате pater aut mater seu frater, Hessels, p. 372— 377. — A. H.], tunc super suos debet ilia terra iactare, id est super tres de generatione matris et super tres de generatione patris, qui proximiores sunt (в разных кодексах раз- ночтения, но везде сохраняется обязанность трех ближайших родственников как со сто- роны матери, так и со стороны отца участвовать в уплате виры). Если рассматривать упоминание о том, что отец и братья убийцы могли внести свою долю виры еще до начала участия в ее уплате остальных родственников, как указание на совместное ве- дение хозяйства отцом и его сыновьями (братьями между собою) и на их проживание в одном доме, то перед нами — небольшая домовая община (см. об этом выше, § 1 данной главы). В пользу этой гипотезы говорит отсутствие сыновей убийцы в числе плательщиков виры, которое можно объяснить тем, что главою домохозяйства был отец убийцы, а сам он не вел самостоятельного хозяйства (однако последнему предположе- нию противоречит акт присяги убийцы в начале процедуры в- том, что он уже отдал в счет уплаты виры все свое имущество, какое имел на земле и под землею). Если предположить, что отец и братья убийцы не составляли вместе с ним единого домохозяй- ства, то отсутствие упоминания сыновей в качестве плательщиков виры у выделившегося 117
'гом родственными связями: члены некоторых домохозяйств, входивших в такую виллу; могли находиться в более или менее близком родстве с оби- тателями соседних домохозяйству жители других домохозяйств могли не состоять ни в каких родственных отношениях со своими соседями. Иными 'Словами, община времен Салической Правды находится в состоянии пере- хода от земледельческой общины с остатками родственных связей к сосед- ской общине-марке. На дальнейшее усиление роли соседства указывает появление в более поздних списках Салической Правды (и в связанных с нею позднейших памятниках) расширительного толкования права вмешательства обита- телей виллы в решение вопроса о доступе переселенца. В рукописях I семьи (cod. 1—4) речь шла о праве каждого жителя виллы заявить протест против вселения чужака при согласии одного или нескольких ее обитателей на это вселениетакая формулировка указанного права подчеркивает разную степень заинтересованности различных обитателей виллы в допущении или недопущении migrans’a, причем особое ударение делается именно на возможности его недопущения в силу протеста хотя бы одного лица. Между тем в рукописях II, III, IV и V семьи (т. е. в cod. 5—6; cod 7—9; в cod. 10 и в Эмендате по Гессельсу) имеется отсутству- ющий в рукописях первой семьи параграф2, устанавливающий воз- можность приглашения переселенца кем-либо из обитателей виллы с Предварительного согласия всех остальных в качестве непременного условия законности такого приглашения, причем нарушение этого усло- вия влечет за собою штраф в 45 солидов 3. Здесь вступают в силу два новых момента: а) ударение сделано на позитивном характере права решения жителями виллы вопроса о вселе- нии migrans’a, ибо речь идет о его допущении (и даже приглашении), а не о протесте, Ь) требуется согласие всех обитателей деревни (conven- tum), а не одного или нескольких. В тесной связи с этим параграфом стоит, повидимому, й приведенный выше текст Extravagantia (ср. стр. 90 в отдельное домохозяйство убийцы придется объяснять лишь реальным отсутствием у него взрослых сыновей. Какое бы толкование мы ни приняли, подробности процедуры (бросанье горсти земли на родных, стоящих перед домом, после того как отец и братья уже платили; прыганье убийцы через забор после этого акта) указывают на очень тес- ную хозяйственную связь убийцы с отцом и братьями и на менее тесную, но все же существующую связь между ним и тремя его сородичами со стороны отца и матери. Большие споры вызвал вопрос о том, входил ли в состав имущества, которое шло в уплату виры, земельный участок, ибо он тесно связан с- предыдущим вопросом — обладал ли ' убийца самостоятельным домохозяйством или нет (ср., например, A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliareigenthums, S. 279;: H. Geffckem Lex Salica..., S. 219—220). Подробный разбор процедуры «chrenecruda» см. G о 1 d m a n n «Chrenecruda-Studien» in «Deutschrechtliche Beitrage», hrsg. von K. Beyerle, Bd.'XIII, Heft. I, Heidelberg, 1931. ’"Имеем в виду знаменитый § 1 главы XLV («De migrantibus»): Si quis super alterum in villa migrare voluerit, si unus vel aliqui de ipsis, qui in villa consistunt, eum suscipere voluerit, si vel unus exteterit qui contradicat, migranti ibidem licentiam non habebit (cp. Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, cod. 1—4, p. 280—283). Разночтению in alienam villam в cod. 4 (по Гессельсу) вряд ли следует придавать решающее значение,— так же как и наличию того же эпитета alienus в ad. 1 к tit. XLV, ибо этот эпитет, как было показано выше, нельзя толковать в смысле безраздельной индивидуальной собст- венности. Гальбан-Блюменшток полагает, что он обозначает в данном контексте деревню, чужую для переселенца (A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliareigenthums, S. 221). 2 Этот параграф в рукописях II—V семьи является третьим по счету, вследствие чего в них § 3 рукописей I семьи передвигается на четвертое место (ср. J. Н. Hessels); в изданиях J. F. Behrend’a и Н. Geffcken’a он приводится в качестве additio 1 и поме- щается между § 2 и § 3 древнейшего текста. 3 Lex Sal., XLV, ad. 1 (no Hessels’y § 3, cod. 5—6; 7—9; 10; Emendata): Si quis vero alium in villa aliena migrare rogaverit antequam conventum fuerit (Malb. andutheoco)..- sol. XLV culpabilis iudicetur. ... 118
нашей работы). И здесь, как в ad. 1 к главе XLV, выступает совокупность соседей (соседство, как таковое), и речь идет об условиях, на которых эта совокупность разрешает migratio в виллу, а не о протесте одного из ее жи- телей. Усиление роли соседства сказывается и в I капитулярии к Салической Правде, который возлагает на соседей ответственность за убийство, совер- шенное кем-либо на территории, расположенной возле виллы или между двумя соседними близлежащими виллами \ причем эта территория обо- значена как «поле, принадлежащее соседям». Гальбан-Блюменшток, совер- шенно справедливо рассматривая все эти тексты в тесной связи друг с другом, делает из их анализа тот вывод-, что за время, протекшее от древ- нейшей редакции Салической Правды до ее более поздних вариантов, про- изошло усиление общинных прав обитателей виллы. По его мнению, в древ- нейшем тексте главы «De migrantibus» зафиксированы индивидуальные права протеста отдельных жителей села, и хотя они и составляют кор- порацию, но не она является носителем и субъектом этих прав 1 2, между тем как в разобранных текстах она уже фигурирует как таковая 3. Этот вывод Гальбан-Блюменштока создает такое впечатление, будто община, как совокупность, возникает уже после записи первоначального текста Салической Правды, в то время как на самом деле происходит не воз- никновение общины, как совокупности, а изменение форм этой послед- ней, знаменующее тенденцию к преобладанию соседства над родством, торжество которой отражает эдикт Хильперика. До тех пор, пока она остается только тенденцией (а именно так обстоит дело во времена со- ставления первой редакции главы «De migrantibus»), можно говорить лишь о переходе от земледельческой общины с остатками родовых свя- зей к соседской общине-марке. На этой переходной стадии, повидимому, ч и возникло то ограниченное право наследования недвижимости, которое мы обозначили, как первый крупный шаг в сторону выделения прав от- дельных домохозяйств на поземельную собственность. Другим, столь же крупным шагом, — на первых порах в сторону более свободного распоряжения отдельными домохозяйствами их движи- мостью,— следует считать возникновение передачи имущества одним лицом другому при помощи «аффатомии». Передача происходит через по- средника, который становится временным распорядителем передаваемо- го имущества до смерти его владельца, и не позднее, чем через год после его смерти обязан предоставить его тому, кому оно предназначено его бывшим владельцем4. Этот акт, представляющий собой нечто среднее между устным завещанием и зачаточной формой дарения, вступающего 1 Lex Sal., Cap. I, tit. 9: De hominem inter duas villas occisum. Sicut adsalet homo iuxta villa aut inter duas villas proximas sibi vicinas fuerit interfectus, et homicida ilia non appareat, sic debet judex, hoc est comes aut grafio, ad locum ac^ cedere et ibi cornu sonare debet. Et si non venerit, qui corpus cognosc t, tunc vicini illi, in quorum campo vel exitum corpus inv.entum est, debent facere bargo V pedes in altum et praesentia iudicis levare corpus. Et debet judex nuntiare et dicere: homo iste in vestro agro vel in vestibulum est occisus (толкование выражений: vicini illi, in quorum campo и in vestro agro см. A. Halban-Blumenstock. Die Entste- hung des deutschen Immobiliareigenthums, S. 260). 2 A. Halban-Blumenstock. Die Entstehung des deutschen Immobiliareigen- thurns, S. 258—259. 3 Ibid., S. 255 (cp. S. 301—302). 4 Lex Sal., XLVI («De acfatmire»). Геффкен (Lex Salica..., S. 227) считает, что наследодатель мог прибегнуть к аффатомии лишь в случае отсутствия у него пря- мых наследников и притом с целью предотвратить неизбежный в этом случае пере- ход выморочного участка в распоряжение общины. Однако в тексте главы XLVI нет никаких опорных пунктов для такого толкования права аффатомии, что и позволяет нам придерживаться изложенного в тексте понимания этого права. — Гораздо суще- ственнее замечание Гальбан-Блюменштока (Die Entstehung des deutschen Immobiliarei- 119
в силу лишь после смерти дарителя, по существу нарушает порядок на- следования имущества родственниками. Слишком неопределенный смысл выражений facultas и fortnna, обозначающих объект передачи в главе «Об аффатомии», не позволяет утверждать, что в него входит и недвижимость. Характерно, что Салическая Правда не пытается согласовать право на по- лучение наследства с правом передачи имущества постороннему лицу, не родственнику, в обход шкалы наследования, несмотря на их явное проти- воречие друг другу. Тем более ясно, что аффатомия — новый шаг в сторо- ну выделения индивидуально-семейной собственности, ибо она расширяет право каждого отдельного домохозяина распоряжаться своим имуще- ством и идет в этом направлении дальше, чем предоставление прав на- следования, так как эти права все еще связаны пережитками кровно- родственных отношений. Однако несмотря на возникновение аффатомии, в Салической Правде отсутствуют какие бы то ни было упоминания о купле- продаже недвижимости, что еще лишний раз подчеркивает общинную свя- занность владения землею у салических франков. Эдикт Хильперика делает важный шаг в сторону устранения этой связанности; распространяя права наследования земли на дочерей братьев и сестер умершего и вместе с тем отменяя притязания соседей на выморочные участки, он тем самым юридически оформляет тот процесс выделения индивидуально-семейной собственности, который начался еще задолго до того и отражен уже в Салической Правде. Отмена притязаний соседей вполне естественна: они могли считаться обоснованными лишь до тех пор, пока эти соседи были сородичами, ибо их право на вымороч- ный участок коренилось в том, что ко времени фиксации главы «Об алло- дах» право наследования земли предоставлялось только сыновьям; в случае их отсутствия выморочный земельный участок вовсе не становил- ся объектом индивидуального наследования в пределах малой семьи и оставался во владении большой семьи. В составе населенного пункта — виллы все более и более обособля- ются отдельные домохозяйства; родственные связи между ними ослаб- ляются; их права на различные земельные угодья дифференцируются; появляется право наследования недвижимости и передачи имущества лицам, стоящим вне круга родственников; в виллу вселяются чужаки. genthums, S. 285—286), отвергающего возможность передачи недвижимости в силу акта аффатомии. По мнению Гальбан-Блюменштока, аффатомия имеет в виду лишь передачу того имущества, которым можно — в случае отсутствия родственников — распоряжаться совершенно свободно, между тем как распоряжение недвижимостью отнюдь не является свободным даже в случае отсутствия родственников, ибо Салической Правде неизвестна отчуждение земельных участков в форме продажи. Данные о превращении аффатомии в адоптацию (усыновление) с правом наследования усыновленным ли .ом имущества того, кто совершил эту сделку, см. Formulae Marculfi, I. II, № 13 (Formulae, p. 83), Formulae Turonensis, № 23 (Formulae, p. 147), Form. Salicae Merkelianae, № 24 — Affatimum (Formulae, p. 250). В этих формулах раннефеодальною периода древне- франкская аффатомия приобретает иной характер и становится формой завещания и дарения недвижимой собственности. См. также следующую глоссу из Glossarium Pithoeus: adfathrnire: de donationibus quae fiunt festuca in sinum ei cui donabatur proiecta (Lex Salica, hrsg. von I. Merkel, Berlin, 1850, S. 102). 1 В различных сборниках формул встречаются образцы грамот о передаче недви- жимости по наследству, в которых отец специально оговаривает право его дочери (или дочерей) на долю в земельном наследстве наравне с сыновьями и при этом прямо ссылается на необходимость отмены устарелого и несправедливого порядка наследова- ния земли по главе «Об аллодах» в Салической Правде. См. MGH, Legum Sectio V, Formulae Merovingici et Karolini aevi, ed. K. Zeumer, Hannoverae, 1886, p. 83: Marculfi Form., 1. II, № 12: Diuturna, sed impia inter nos consuetudo tenetur, ut de terra paterna sorores cum fratribus porcionem non habeant; sed ego... Ср. там же, p. 250, Formulae Salicae Merkelianae № 23 (Epistola per quem soror succedat in portionem cum fratribus). Приведенные тексты дают еще одно подтверждение того, что в Lex Sal., LIX, § 5 под братьями (fratres) следует разуметь сыновей умершего. 120
Все это приводит к росту самостоятельности отдельных домохозяйств и вместе с тем к усилению имущественного неравенства между ними. Од- нако эта имущественная дифференциация не приводит к неполноправию части свободных до тех пор, пока само обособление отдельных домохо- зяйств еще не зашло так далеко, чтобы на место прежних градуирован- ных форм владения земельными угодьями в пределах общей собствен- ности виллы стал новый вид собственности — полный аллод, являющий? ся предвестником зарождения феодальных отношений. В Салической Правде отражены симптомы процесса возникновения аллода. Но, во-первых, он не возникает из одних только внутренних за- кономерностей развития самой виллы, как поселения свободных равно- правных непосредственных производителей, а в значительной мере втор- гается в нее извне, встречаясь и впоследствии сливаясь с идущими в ее- собственных недрах процессами дифференциации, а во-вторых, он не- успел еще ко времени составления Салической Правды оказать доста- точно сильное воздействие на внутреннюю структуру франкской дерев- ни — виллы. Однако этот процесс уже идет. Его показателем является прежде всего оседание дружинников на землю, отразившееся в чрезвычайно любопытном запрещении жителям виллы заявлять протест на окружном судебном собрании — mallus’e против вселения в пределы округа чело- века, имеющего грамоту от короля; этот запрет, — да еще под страхом колоссального штрафа в 200 солидов, равного вергельду свободного франка, — представляет собою, конечно, прямое нарушение со стороны королевской власти права каждого жителя виллы протестовать против допуска переселенца 0 Ибо совершенно очевидно следующее: 1) обла- датель королевской грамоты имеет намерение вселиться на территорию одной из вилл, входящих в данный округ или сотню (если бы он хотел поселиться на пустующей или королевской земле, то его предваритель- ное появление в mallus’e было бы излишним, так как mallus — орган самоуправления жителей округа или сотни, обитающих в виллах, и ни- какого отношения к королевским землям не имеет); 2) право каждого жителя виллы на протест против вселения migrans’a должно было бы остаться действительным и в том случае, когда подобный вопрос обсуж- дается в mallus’e, ибо членом этого последнего может быть любой сво- бодный обитатель любой виллы; 3) в момент конкретного вселения об- ладателя королевской грамоты в одну из вилл ее жители, повидимому, уже не смогут использовать и применить к нему свое исконное право протеста.' Следовательно, они лишаются его в пользу человека, получив- шего особое пожалование от короля в силу грамоты; этот человек — при- ближенное к королю лицо, скорее всего — его антрустион. Поселение таких лиц в пределах округа, сотни или виллы приводит к возникнове- нию крупного землевладения; указание на его наличие уже в эпоху Са- лической Правды можно почерпнуть хотя бы из перечня обученных ре- месленников (рабов и министериалов) весьма разнообразных специаль- ностей (в том числе даже золотых дел мастеров), которых мог иметь в своем распоряжении лишь землевладелец1 2. 1 Lex Sal., XIV, § 4: Si quis hominem, qui migrare voluerit et de rege habuerit praeceptum et abbundivit in malum publico et aliquis contra ordinationem regis testare praesumpserit... solidos CC culpabilis iudicetur. Любопытно, что здесь карается тот самый акт testatio (на этот раз, правда, в самом mallus’e), который вменяется в обязанность в качестве законной формы протеста всякому,, не желающему допускать переселенца в виллу (ср. XLV, § 2). Мотив запрета testatio в главе XIV ясен: этот акт в данном случае нарушает королевское распоряжение и является тем самым ослушанием королевской воли. 2 Lex Sal, XXXV, § 6; X, ad. 4. 121
Возникновение этой новой формы собственности — аллода землевла- дельцев — является элементом того общего процесса, другую сторону которого составляет усиление дружинной и должностной знати и коро- левской власти с ее агентами. Однако в эпоху Салической Правды этот процесс не только еще не привел к перерождению всего общественного строя салических франков, но и не разрушил архаическую структуру виллы. Он как бы врезался острым углом в прежний общественный строй франков, но еще не уничтожил его. Поэтому Салическая Правда и отражает как бы два ряда противоречащих друг другу и борющихся меж- ду собою явлений. § 3. Социальный строй франков по салической правде Для общественного строя салических франков, — как его рисует Са- лическая Правда, — характерно отсутствие эксплуатации одного класса другим; новые производственные отношения господства и подчинения еще не сложились: возникают лишь предпосылки этих отношений. Основную массу племени составляют свободные общинники, которые не подвергаются эксплуатации со стороны какого бы то ни было господ- ствующего класса (хотя отдельные общинники и могут вступать в долго- вую зависимость, главным образом от агентов королевской власти). Эти члены общины, в свою очередь, не живут за счет труда эксплуатируемого ими класса, так как сами являются трудящимися субъектами, хотя и поль- зуются частично подсобной силой рабов. Этих последних можно было бы считать эксплуатируемым классом, если бы их труд играл основную роль в процессе производства. Но так как место непосредственных производи- телей занимают свободные общинники, которые сами своим трудом обра- батывают свои земельные участки, то наличие слоя рабов свидетельству- ет только о самом начальном этапе классообразования,— и то постольку, поскольку рабы частично вошли в состав будущего класса зависимого крестьянства и поскольку самая эксплуатация рабов (а, может быть, и ли- тов) послужила зародышем будущей феодальной эксплуатации и способ- ствовала углублению неравенства в среде самих общинников. Поэтому, ес- ли отвлечься от этих элементов рабовладения, не составляющих основную характерную особенность общественного строя салических франков, то можно с полным правом утверждать, что у них еще не возникли классы, а имеются лишь социальные слои. Салическая Правда определяет положе- ние членов каждого из этих слоев размерами виры за убийство: 200 соли- дов за убийство свободного франка, 100 солидов за лита, 600 солидов — за королевского дружинника. За убийство раба вира не уплачивается, так как он лишен прав личности и к тому же не является членом родственно- го коллектива; за его убийство взыскивается лишь штраф, и то сравни- тельно невысокий (36 солидов). Родовая знать в Салической Правде во- все не упоминается Ч Ее место занимают дружинники и должностные ли- ца короля, которые, однако, еще не являются господствующим классом, так как не эксплуатируют труд свободных общинников. Следовательно, изучение общественного строя салических франков надо начинать с ис- следования социального положения свободных и реального содержания их свободы. В древнем тексте Салической Правды — в отличие от всех прочих правд — внутри широкой массы свободных франков, защищенных еди- 1 О причинах этого явления см. подробнее ниже. 122
ным вергельдом в 200 солидов, нельзя уловить Никаких Градаций свободы. Главный субъект действующего обычного права, носитель правовых норм, обозначается как quis или quis ingenuus. Само собой разумеющимся со- стоянием такого quis является «свобода», без различения ее оттенков и «без разграничения «полной» и «неполной», «большей» И «меньшей» сво- боды. Все свободные франки свободны в одинаковой мере, т. е. все они в равной степени полноправны: среди них нет более и менее полноправ- ных свободных. Однако имущественная дифференциация в среде свободных уже на- лицо. Памятник дает на это и прямые, и косвенные указания. Так, изо- бражая процедуру уплаты виры родичами убийцы, Салическая Правда прямо указывает на наличие в их среде бедных и зажиточных, более и менее зажиточных людей \ Об этом расслоении свидетельствует глава «О желающем..,отказаться от родства»: последствия отказа от родства выражаются в утере лицом, порывающим родственные связи, права на получение им его доли наследства и вергельда и на родовую защиту при уплате им вергельда 1 2; такой сородич, очевидно, принадлежал к чис- лу более зажиточных свободных. Факт имущественной дифференциации в среде свободных франков подтверждается и косвенными данньгми о сделках свободных с рабами3,— о кражах, совершаемых свободными совместно с их собственными И чужими рабами 4, и, в частности, об ограб- лении одного свободного франка другим при содействии раба, принадле- жащего первому из них 5. О том же свидетельствуют и случаи ограбле- ния рабов (и даже их трупов) свободными, — и притом на небольшую сумму6. Совершенно очевидно, что свободный, подстрекающий чужого раба на кражу у его господина или совершающий кражи с помощью соб- ственного раба, вряд ли принадлежит к числу зажиточных людей: ведь уже одно то, что свободный решается на такую преступную сделку с ра- бом, указывает на необеспеченное материальное положение, вынуждаю- щее его к этому. Ибо подобные поступки по понятиям родо-племенного общества позорили свободного, как это и сформулировано в эдикте Рота- ри, где высокий штраф за использование свободным собственного раба в качестве орудия совершения кражи мотивируется следующей сентен- цией: «позорно и ни с чем не сообразно, чтобы свободный человек вме- шивался в чью-либо кражу или давал на нее свое согласие» 7'. Столь же не- сомненно, что перспектива ограбления раба или его трупа на сумму в 40 денариев могла соблазнить далеко не всякого свободного, а разве лишь такого, который принадлежал к числу pauperiores или minofledi8. Именно на этих обедневших свободных особенно тяжелым бременем ложились высокие виры и штрафы. Относительно виры свободного франка Салическая Правда дает пря- 1 Lex Sal., LVIII: quicumque de illis, qui plus habet... ille qui pauperior est; cp. также meliores, minoflidi в приписываемом Хлодвигу капитулярии — Lex Sal., Cap. I, tit, 9. 2 Lex Sal., LX. 3 Lex Sal., XXVII, § 26: si quis cum servo alieno aliquid negotiaverit hoc est nesciente domino...; XL, ad. 2. 4 Lex Sal., X, ad. 3: si homo ingenuus servum alienum in texaca secum ducat aut .aliquid cum ipso negotiat; XL, ad. I: si servus cum ingenuo furtum fecerit... 5 Lex Sal., X, § 2: si servus aut ancilla cum ipso de rebus domini sui aliquid portaverit. 6 Lex Sal., XXXV, § 2: si quis ingenuus servum alienum expoliaverit; cp. § 4, ad. 2: -si quis servum alienum mortuum in furtum expoliaverit... cp. ad. 3. В обоих случаях речь идет о краже на сумму около 40 денариев (=1 солиду), в то время как самый жизкий штраф в Салической Правде составляет 3 солида. 7 Ro., § 259. 8 Lex Sal., XXXV, § 3; ad. 3. 123
мые указания о разорительности многих судебных штрафов свидетель- ствуют уже их значительные размеры, часто совершенно не соответствую- щие тяжести проступка и во много раз превышающие нанесенный ущерб 1 2. Самое обилие краж тоже указывает на то, что в среде свободных об- щинников происходит имущественная дифференциация, которая внача- ле находит свое выражение главным образом в обладании движимостью различного размера. Перепродажа краденых животных, а также и ра- бов свидетельствует об оживленном процессе перемещения движимости из рук в руки 3. Наличие имущественного расслоения в среде свободных общинников подтверждается и фактом распространения займов и долговых обяза- тельств. Один свободный может взять у другого свободного взаймы что- либо из состава движимого имущества этого последнего («из его вещей», de rebus suis) 4; в случае нежелания вернуть взятое собственник этого имущества является со свидетелями к дому ответчика (должника) и тре- бует у него возвращения переданного ему имущества в назначенный срок. При -этом истец может трижды предоставлять ответчику отсрочку, но с тем условием, что за каждую новую отсрочку к стоимости той вещи, ко- торую он обязан вернуть, прибавляется по 3 солида, а всего — 9 солидов; в том случае, если должник не возвратит переданную ему в свое время вещь даже по истечении всех трех сроков, он должен уплатить (сверх долга и упомянутых 9 солидов) штраф в 15 солидов5. Изложенное постановление Салической Правды создает такое впечат- ление, что речь идет о предоставлении одним свободным другому во временное пользование (как бы «на прокат») какого-либо предмета до- машнего обихода, животного или орудия производства, недостававшего в хозяйстве односельчанина 6. 1 Вспомним процедуру уплаты виры, согласно которой более бедные родствен-^ ники убийцы перелагают уплату падающей на них доли виры на более зажиточных (LVIII: quicumque de illis, qui plus habet iterum super ilium chrenecruda ille, qui pauperior est, iactet, ut ille tota lege solvat), а также мотивировку запрета этой про- цедуры в рукописях III семьи тем, что она приводила к хозяйственной несостоятель- ности целых родов (quia per ipsam cecidit multorum potestas). 2 Так, например, за увоз на телеге сена, скошенного на чужом лугу, взимается штраф в 45 солидов, не считая стоимости похищенного и возмещения убытка (Lex Sal., XXXVII, § 11), между тем как согласно Рипуарской Правде (Lex Rip., XXVI) бык стоил 2 солида, а корова — 3 солида. Следовательно, вор уплачивает штраф, равный стоимости 15 коров или 22 быков за похищение воза сена, которым можно было прокормить одну корову или одного быка в течение не слишком про- должительного срока. Подобное несоответствие величины штрафа и реальной стои- мости похищенного (которая при этом тоже возмещается) характерно для всей системы штрафов Салической и многих других варварских правд. Попытку объ- яснения причин этого несколько странного явления см. в статье Н. П. Граци- анского «Материальные взыскания по варварским правдам» («Историк-марксист», 1940, № 7). Нас интересуют в данной связи не эти причины, а установление самого факта исключительной высоты штрафов и его возможных последствий. 3 См. Lex Sal., XXXVII («De vestigio minando») и XLVII («De filtortis»), посвя- щенные розыску краденых рабов, быков, коней и прочих животных, а также и «любых вещей» (Lex Sal., XLVII: Si quis servum aut caballuin vel bovem aut qualibet rem super alterum agnoverit...). 4 Lex Sal., LII («De rem pristita»): Si aliquis alteri aliquid prestiterit de rebus suis et ei nolueril reddere, sic eum debet admail re... 5 Lex Sal., LIL... Super illos novem solidos qui per tres admonitiones adcreverunt, DC dinarios qui faciunt solidos XV culpabilis iudicetur adhuc amplius super debitum. 6 Этой и только этой своей стороной заем, описанный в Салической Правде, со- прикасается с дарением при условии получения launegild у лангобардов; и там, и здесь какое-то имущество предоставляется во временное пользование, но этим сход- ство и ограничивается, так как в Салической Правде отсутствует как самый акт даре- ния, так и уплата launegild’a; к тому же объектом дарения с получением launegild по лангобардским эдиктам может быть не только движимость (ср. Ro., § 175, 184, Liu., § 43, 73). См. главу V настоящей работы. 124
Это — самая примитивная форма займа, заключающаяся в предостав- лении требуемого предмета в натуре \ вместо денежной ссуды; хотя пени за просрочку и выражены в денежной форме, но «уплата» долга своди- лась, повидимому, к возвращению предоставленного во временное поль- зование предмета его постоянному обладателю 1 2. Однако, вместе с тем, очевидно, что пользователь (должник) не всег- да в состоянии вернуть предоставленную ему вещь и за это вынужден платить пени, а по истечении всех сроков — штраф. Любопытно, что в разбираемой главе описана в сущности внесудеб- ная процедура тестации (предупреждения со свидетелями), — аналогич- ная той, которая применяется вначале и по отношению к переселенцу (со- гласно главе XLV). И лишь в конце LII главы указано, что если должник после троекратной тестации не вернет взятую им вещь и не даст обяза- тельства возвратить ее 3, то он присуждается к уплате штрафа,—очевидно, уже по суду. Это указывает на то, что наличие обязательства уже несколько отли- чает заключенную сделку от простого предоставления какого-либо иму- щества в пользование. В свете этих соображений следует толковать главу L Салической Правды, в которой изображена процедура взыскания долга в том случае, когда был заключен заем по заранее данному обязательству уплатить долг, в определенный срок. И в этом случае должник часто оказывался не в состоянии вернуть долг. Тогда кредитор сначала должен был отпра- виться к дому должника со свидетелями и с оценщиками имущества; в случае отказа должника уплатить по обязательству кредитор мог обра- титься к председателю сотенного судебного собрания (mallus’a) — тун- гину с просьбой о применении последним «скорейшего принуждения». После этого должнику опять-таки предоставлялась трехкратная отсроч- ка (с нарастанием пени до 9 солидов), и он вызывался на mallus 4. Од- нако если должник не погашал долг и после судебного приговора, то кре- дитор мог непосредственно обратиться к агенту королевской власти — гра- фу, который вместе с семью судебными заседателями — рахинбургами направлялся к дому должника и предлагал ему сначала по доброй воле разрешить двум рахинбургам из семи, (по выбору самого должника) про- извести оценку его имущества. В случае отказа должника рахинбурги должны были сами взять из состава имущества должника столько, сколь- ко соответствовало стоимости долга 5 (при этом две трети шли истцу, а одна треть графу в качестве fritus’a — части судебного штрафа, взимае- мой в пользу короля). 1 В других правдах встречаем прямые указания на то, что объектами такой «ссуды» в натуре могли служить домашние животные (лошади, вьючный скот и др.). Ср. Lex Fris., Ad. sap., X, 1; Leges Wisig., V; 5 § 2. Указание вестготских зако- нов на этот счет особенно существенно, так как они знают в то же время и более развитые формы ссуды. Это относится и к Баварской Правде, в которой, наряду с передачей должником залога кредитору в счет уплаты долга (ср. Lex Baiuv., XVII, 3) и с очень развитыми формами ссуды и залоговых сделок (Lex Baiuv., XIII, 3), встре- чаются и случаи простого предоставления того или иного предмета в пользование (ср. Lex Baiuv., XV, § 1). 2 Это предположение подтверждают такие обороты речи в тексте главы LII Са- лической Правды, как res meas noluisti reddere, quam (quas) tibi prestiteram («ты не пожелал вернуть мне вещи, которые я тебе предоставил»), пес tunc voluerit reddere и пр. 3 Lex Sal., LIL Et si nec tunc voluerit nec reddere nec (idem facere reddendi super debitum ei tjui prestiterit... Ср. название главы L: «De fides factas». 4 Lex Sal., L («De fides factas»), § 1, 2. 5 Lex Sal., L, § 3: Quod si audire noluerit, praesens aut absens, tunc rachineburgii jpraecium quantum valuerit debitus, quod debet, hoc de furtuna sua illi tolant... 125
Факт оценки имущества должника, а также взыскание с него той до- ли его имущества, которая могла быть приравнена к величине долга, ука- зывает на то, что при заключении займа по обязательству уплата долга—' в отличие от разобранного выше случая — могла заключаться не толь-’ ко в простом возвращении переданной взаймы вещи, но и в замене ее: другой, равноценной. Однако оценка имущества должника, приводившая к конфискаций части этого имущества, конечно, была для него разорительна: ведь ощ повидимому, потому так упорно и не платил по обязательству, что полу- ченное им взаймы имущество либо было ему крайне необходимо, либо уже не находилось в его распоряжении а возмещать его из состава сво- его собственного имущества было для него обременительно. К тому же он мог задолжать не одному, а нескольким лицам одновременно; о такой возможности красноречиво свидетельствует требование кредитора (после объявления тунгином «скорейшего принуждения»), чтобы его-должник -— до уплаты ему по обязательству — ничего не платил никому другому' (очевидно, какому-либо другому кредитору) и не давал никому ничего ы залог в качестве ручательства в уплате долга 1 2. Следовательно, должник мог быть опутан Целой сетью различных дол- говых обязательств, а это делало для него еще более чувствительной конфискацию хотя бы части его имущества в счет уплаты долга по од- ному из них. С другой стороны, факт обращения кредитора к графу, который по его просьбе приглашает рахинбургов для оценки имущества должника, а так- же и вся предшествующая этому приглашению графа внесудебная и су- дебная процедура взыскания долга указывают на то, что такое взыскание не так легко было произвести, так как оно было сопряжено с целым рядом ограничений и отсрочек3. В исключительных случаях — а именно в качестве кары за особенно тяжелое преступление или за неявку в королевский суд — свободный франкский общинник мог лишиться (большей частью временно, реже — навсегда) всего своего имущества в силу акта объявления его «вне зако- на» или «вне королевского покровительства» (в последнем случае он мог лишиться и своей личной свободы). Однако для точного выяснения реальных последствий этого, часто временного, лишения собственности (а иногда и свободы) и характера вытекающей из него зависимости нужно прежде всего разобраться в его различных причинах и в различном социальном смысле самого акта, в- силу которого то или иное лицо ставится «вне закона» 4. 1 Если он взял взаймы какое-либо домашнее животное, то оно могло пасть; ору- дие производства могло испортиться и т. д. Наконец, он мог оказаться вынужденным отдать предмет, полученный им взаймы у одного лица, другому лицу в счет уплаты долга (см. об этом ниже). • 2 Lex Sal., L, § 2: Tunc ipse cui fides facta est testara debet, ut nulli alteri nec- solvat nec pignus donet solutionis, nisi ante ille impleat quod ei fidem fecerat... 3 Весьма существенно, что граф обязан исполнить просьбу кредитора и за, отказ сделать это (без уважительных причин) карается смертью или уплатой суммы его вергельда (Lex Sal., L, § 4). С другой стороны, графа постигает та же кара за конфискацию имущества должника в размере, превышающем величину долга (LI, § 2), а кредитор платит за это, а также и за незаконное приглашение графа (т. е. при отсутствии обязательства или без вызова должника в суд) огромный штраф в 200 солидов (LI, § 1, ad. 1). Все это указывает на большое значение проце- дуры взыскания долга для материальных интересов обеих сторон. 4 Конечно, под «законом» следует здесь разуметь либо обычай, либо обычное право, фиксированное, а иногда и видоизмененное королевской властью; в этом смысле и сама Салическая Правда, как и прочие варварские правды, — называется «Салическим законом» (Lex Salica, так же, как Lex Saxonum и другие Leges- barbarorum). 126
Салическая Правда знает два вида акта объявления «вне закона»: одна его форма применяется сородичами, другая — королевской властью. Происхождение этого акта несомненно коренится в старых, уже отжи- вающих обычаях родового строя салических франков. Это ясно из того, что составители Салической Правды, — там, где они описывают пер- г- вый его- вид, — понимают его не только как изгнание того лица, к кото- рому применен этот акт, из человеческого общества, но и — прежде все- го — как разрыв всех его кровно-родственных связей, в том числе даже с членами его малой семьи, с которыми, конечно, не порывает тот, кто добровольно отказывается от родства Так человек, вырывший и огра- бивший труп, объявляется вне закона, лишается «общего мира», стано- вится wargus’oM 1 2, т. е. общим врагом, который не имеет права жить среди людей и которого'всякий может безнаказанно убить3. Тем самым он ли- шается и имущества, так как никто из его родных и даже его собствен- ная жена не имеет права приютить его или дать ему хлеба (под угрозой штрафа в 15 солидов) 4 до тех пор, пока он не вступит в соглашение с родственниками покойного 5 (это соглашение, повидимому, сводится к уп- лате преступником компенсации в 200 солидов 6 7, равной вире свободно^ го). Такая тяжкая кара постигает в данном случае преступника не про-, сто за ограбление, а за осквернение погребенного тела, что рассматрщ вается как оскорбление всех сородичей покойного; поэтому именно они после получения компенсации сами должны просить о том, чтобы их обид- чику разрешено было жить среди людей, т. е. чтобы с него было снято, «лишение мира» и чтобы его перестали считать wargus’oM 1. Отсюда следует, что пребывание в состоянии wargus’a рассматривалось, как временное и что «лишение мира» считалось во всяком случае обра- тимым процессом. Разумеется, условие возвращения wargus’a в его преж- нее обычное состояние —• уплата 200 солидов родичам покойного — было, трудно выполнимым (мы уже знаем, как трудно было собрать эту сум-. 1 Lex Sal., LX (см. об этом выше). 2 Lex Sal., LV, § 2: Si' (quis) corpus iam sepultum effuderit et expoliaverit et ei fuerit adprobatum, wargus sit; рукопись «D» из III семьи по классификации Эккарта поясняет слово wargus латинскими словами: id est expellis set (sit), т. e. «лишенный мира», «изгнанный из людского общежития» (см. Lex Salica, 100 Titel — Text, hrsg. von K. A. Eckhardt, Weimar, 1953, S. 134, tit. XVIII рукописи «D» III семьи; ср. Lex Salica в изд. Д. H. Егорова, tit. XIV, ad. 5, разночтение «р», стр. 23). Слово wargus буквально переводится на современный немецкий язык, как Wiirger (J. Grimm. Deutsche Rechtsalterthiimer, II Aufl., Gottingen, 1854, S. 733; ср. K. A. Eckhardt. Lex Salica, S. 135), что значит «пожиратель» (ср. изд. Д. Н. Егорова, прим. № 581), «душитель» — очевидно, в смысле существа, враждеб- ного людям, превратившегося из человека в «зверя», «волка». Связь этого значения с «лишением мира» сквозит в применении глагола wargare (образованного от корня warg) к похищению раба за море, т. е. к лишению его родины, в рукописи «D» III семьи, дающей следующее разночтение текста главы XXXIX, ad. 2 (из I семьи): et sic postea, qui eum plagiaverit, hoc est wargaverit... Впрочем, Эккарт, вслед за. Ф. Бейерле, и здесь переводит wargare немецким wiirgt без указания на эту связь (см. К- A. Eckhardt. Op. cit., S. 180—181; F. В e у e r 1 e. Deutschrechtliche- Beitrage, Bd. X, Heidelberg, 1915, S. 233, Anm. 62). 3 Cp. Lex. Sal., Gap. V, tit. 9, где о malus homo, qui... per silvas vadit сказано: qui- cumque eum invenerit quomodo sic ante pavido interfitiat. 4 Lex Sal., LV, § 2: Et qui ei antequam parentibus conponat aut panem dederit, aut hospitalitatem dederit, seu parentes, seu uxor proxima... sol. XV culpabilis iudi- cetur. 5 Lex Sal., LV, § 2: ... wargus sit usque in die ilia, quam ille cum parentibus ipsius defuncti conveniat... 6 Lex Sal., LV, § 3; XIV, ad. 5: Si quis hominem exfuderit et expoliaverit... sol. CG, cui fuerit adprobatum culpabilis iudicetur. Рукопись «D» III семьи соединяет тексты LV, 2 и XIV, ad. 5 (§10). (Ср. К. A. Eckhardt. Lex Salica, S. 134). 7 Lex Sal., LV, § 2:... et ipsi pro eum rogare debent ut ille inter homines liceat accedere. 127;
му при уплате вергельда): однако это не значит, что оно реально никог- да не выполнялось; ведь и вергельд все же уплачивался, хотя с трудом и не всегда. В обоих случаях эта сумма (пусть ценою разорения части род- ственников преступника) все-таки реально могла быть внесена. Титул Салической Правды, посвященный wargus’y, прямо ничего не говорит о дальнейшей его судьбе в случае невзноса компенсации, но этот пробел в тексте легко восполняется как данными главы LVIII «О горсти земли», согласно которой убийца — в случае невзноса вергельда пол- ностью,-— лишается жизни \ так и всем смыслом главы LV в целом; для wargus’a предусматриваются лишь две возможности: либо уплата ком- пенсации, либо смерть от руки сородичей оскверненного им покойника (вспомним, что wargus’a всякий может убить безнаказанно). Тем самым исключается как длительное лишение преступника кем-либо из заинте- ресованных лиц его личной свободы, так и его вступление в зависимость от кого-либо из оскорбленных им сородичей покойного. Поэтому глава LV (в § 2) совершенно естественно и не говорит ничего ни о том, ни о другом; она говорит лишь о разрыве всех материальных связей wargus’a с его родными и семьей, которая подрывает самый базис его существо- вания, как члена общины и любой кровно-родственной группы (рода, большой или малой семьи) и делает продолжение этого существования просто напросто невозможным. Никакое вступление в зависимость от по- терпевших родственников покойника не в силах ничего изменить в суро- вой дилемме: либо смерть, либо примирение с этими родственниками путем уплаты компенсации. Карающей инстанцией является в разбирае- мом случае совокупность сородичей покойника, и она карает преступни- ка его исключением из совокупности его собственных родственников, т. е. именно привычными для нее и доступными ей средствами. В постановле- нии о wargus’e Салическая Правда фиксирует старый родовой обычай,— быть может, являющийся отголоском родовой мести или борьбы разных кровно-родственных объединений друг с другом. Последствия объявле- ния преступника вне закона в данном случае (т. е. его превращения в wargus’a) своим полным отрицанием всех реальных возможностей и усло- вий его существования как раз и вскрывают с предельной ясностью тот факт, что до этого акта позитивное содержание его свободы коренилось в том, что он был членом общины, рода или большой семьи; да и самая его свобода еще не сводилась просто к его личной или материальной не- зависимости от другого лица, а представляла собою совокупность прав- обязанностей, причем права еще не достаточно ясно отличались от обя- занностей. Рост имущественного расслоения в среде свободных, возникновение королевской власти и франкского государства начали подрывать устои этой архаической связанности. Королевская власть использовала старый обычай в своих интересах и присоединила к прежнему исключению пре- ступника из состава кровно-родственных или общинных объединений ли- шение его «королевского мира» или «покровительства» 1 2. Эта кара стала применяться не к нарушителям родовых обычаев, а к ослушникам коро- левской воли. В соответствии с этим изменились и ее реальные послед- ствия для преступника: ему не только запрещалось на определенный срок общение с людьми (в том числе и с ближайшими родственниками), но и 1 Lex Sal., LVIII: Et si eum in conpositione nullus ad fidem tullerunt hoc est ut redi- mant de quo non persolvit, tunc de sua vita conponat. 2 «Общий королевский мир» стал заменять прежнюю власть кровно-родственных и общинных союзов, и право «лишения мира» начало переходить от них к королю. Кроме того, возникло особое «королевское покровительство» для приближенных короля. J28
грозило действительное лишение свободы с вступлением в материальную и личную зависимость. Однако весьма существенно, что он вступал в зависимость не от дру- гого свободного общинника, а от королевской власти. Чтобы убедиться в этом, необходимо внимательно вникнуть в содержание соответствующих текстов Салической Правды и некоторых капитуляриев к ней. Глава LVI («О неявке на суд» — «De eum, qui ad mallum venire con- temnit») карает лишением королевского мира ослушника, не явившегося в королевский суд (mallus ante regem, ad regis praesentia mannitus). Из подробного описания процедуры вызова явствует, что ответчик предварительно уже вызывался в сотенный суд, но либо не пожелал ту- да явиться, либо не выполнил решение суда и не вошел с истцом ни в ка- кую законную сделку Г Из самого текста главы LVI в древнейшей руко- писи I семьи (т. е. Парижской рукописи № 4404) не ясно, в чем обвинялся ответчик, уклонившийся от явки в суд и от исполнения судебного при- говора, так как вся глава заполнена описанием процедуры и, повидимо- му, преследует цель установить наказание за неявку в суд в общей форме независимо от характера проступка ответчика (главное его преступ- ление заключается именно в неявке на королевский суд, которая рассмат- ривается, как неповиновение королевской власти). Но в другой (Воль- фенбюттельской) рукописи той же I семьи разбираемая LVI глава имеет дополнительный параграф, в котором идет речь о должнике 1 2 и кратко повторено содержание главы L («De tides factas»—«Об обязательстве»). Это дает повод предполагать, что в основном тексте главы LVI под ответчиком тоже может подразумеваться должник,— хотя и не обяза- тельно. Так или иначе, но на суд короля ответчика вызывает истец, т. е. то са- мое заинтересованное лицо, которое вызывало его раньше на сотенный mallus; при этом истец должен действовать со свидетелями, давать ответ- чику полагающиеся по закону отсрочки и т. д. Однако если до сих пор речь шла об интересах истца, то с того момента, как истец проделал всю установленную законом процедуру, а ответчик все же не явился в коро- левский суд, на первый план выступают интересы самой королевской власти. Король применяет к ответчику уже известный нам запрет полу- чать материальную помощь и приют от кого бы то ни было, в том числе и от собственной жены 3 — до тех пор, пока он не уплатит все, что с него требуется 4. До этого он остается вне королевского мира 5 * * * 9 и становится вместе со всем своим имуществом чьей-то собственностью —• чьей именно, 1 Lex Sal., LVI, § 1: Si quis ad mallum venire contempserit, aut quod ei a rachine- burgiis fuerit iudicatum, adimplere distulerit, si nec de compositione nec hineo nec de ulla legem fidem facere voluerit, tunc ad regis praesentia ipso mannire debet. 2 Lex Sal., LVI, ad. 1: Si quis ad mallum alterum per lege coniunxerit ad fidem facire dispexerit aut precium solvere, tunc racineburgiis de eum ante audire secundum legem, qualis causa est, et illi qui eum mallavit ad casa sua ei nunciare debit precium antedictum, et tunc ei solvere noluerit, tunc per legem debit attendere, et postia grafionem ad casa sua invitare, aut quod lex est de ipsa causa de res suas secundum legem debiat revestire. 3 Здесь буквально повторяется старинная формула, применяемая в § 2 главы LV к осквернителю погребенного тела. 4 Lex Sal., LVI, § 1: Et quicumque eum aut paverit hospitalem dederit, etiam si uxor sua proxima... sol. XV culpabilis indicetur donee omnia que inpotatur conponat. 5 Слова: extra sermonem suum ponat eum [rex] (LVI, § 1) могут быть истолкованы различно: одни видят в них указание на «общий мир», т. е. на авторитет государствен- ной власти короля (ср. Lex Salica в изд. Д. Н. Егорова, прим. № 138), другие — на частное покровительство короля. Эккарт (Lex Salica, S. 234) переводит: Gemein- schaft. H. П. Грацианский — «покровительство» (см. Салическая Правда, перевод II. П. Грацианского под ред. В. Ф. Семенова, М., 1950). 9 А. И. Неусыхин 129
на первый взгляд не совсем ясно, так как в этом месте решающая фраза формулирована очень неточно и даже синтаксически построена неправиль- но: tunc ipse culpabilis et omnes res suas erunt, что буквально значит сле- дующее: «тогда сам виновник (осужденный) и все его имущество стано- вится собственностью...» Но кого же? Ответ на этот вопрос, как нам представляется, дает и содержание LVI главы в-целом, и тот контекст, в который включена только что приве- денная фраза. Этот контекст гласит: «тогда король, к которому он (ответ- чик) был вызван, поставит его вне своего покровительства (вне королев- ского мира), и после этого и он сам (т. е. виновник), и все его имущество* будет принадлежать ему 1 (станет собственностью его)». Если объединить обе эти фразы в качестве двух частей одного сочи- ненного предложения (а такое их объединение не только допускается, но- и требуется отрывочностью второй из них), то их общим подлежащим бу- дет слово «король» — гех. Король ставит вне своего покровительства ви- новного в неявке на королевский суд, и он же конфискует все его имуще- ство: и преступник, и его собственность должны принадлежать тому, кто наложил на него тягчайшую кару — объявил его «вне закона», т. е. ко- ролю. О том же свидетельствует и весь ход мыслей в главе LVI: неяв- ка на королевский суд, как уже было указано, затрагивает прежде все- го интересы самого короля; поэтому именно король и получает в виде компенсации в полное свое распоряжение виновника со всем его иму- ществом. Подтверждения предложенного толкования имеются как в разночте- ниях других рукописей самой Салической Правды, так и в текстах допол- нительных капитуляриев к ней. Рукописи II семьи, Герольдины и Эмендаты поясняют смысл незакон- ченной фразы главы LVI: «тогда и он сам, и все его имущество будут принадлежать ему», заканчивая ее следующим образом: «т. е. королев- скому фиску или тому, кому фиск захочет все это пожаловать» 1 2. Глава VIII капитулярия II, посвященная процедуре вызова в суд. одним антрустионом другого по любому делу (как по мелким, так и по более крупным проступкам вплоть до таких, за которые полагается уплата вергельда) 3, заканчивается точно так же, как и глава LVI Салической Правды. В случае систематического уклонения ответчика от судебного разбирательства, иска об уплате виры (т. е. по обвинению в убийстве), или от ордалии (испытания котелком с кипящей водой) тяжба двух антрустионов переносится в королевский суд; если вызванный туда не явится в определенный срок, а истец выполнит все установленные фор- мальности, «тогда король, к которому он был вызван, поставит его вне своего покровительства; после этого и сам ответчик, который будет осу- жден, и все его имущество станет собственностью его» 4 и при этом никто, в том числе даже собственная жена ответчика —- под угрозой штрафа 1 Lex Sal., LVI, § 1 : tunc [rex], ad que mannitus est, extra sermonem suum ponat eum, tunc ipse culpabilis et omnes res suas erunt. 2 Tunc ipse culpabilis et omnes res suas erunt, is fisco aut cui fiscus dare voluerit. 3 Lex Sal., Cap. II, tit. VIII: si causa minor fuerit..i si vero maior fuerit causa... st vero leudem eum rogatum habet. 4 Lex Sal., Cap. II, tit. VIII:... tunc [rex] ad quem mannitus est, extra sermonem suum pqnat; tunc ipse culpabilis iudicetur et omnes res erunt suas. И здесь фигурирует та же неясная по структуре фраза, что и в главе LVI Салической Правды, т. е. omnes res erunt suas; разница — сравнительно с главой LVI — лишь в прибавленном слове iudicetur, которое вносит уточняющий оттенок («ответчик осужден»), но не меняет смысла всей фразы в целом. Объявление ответчика «вне закона» королем и здесь вы- ражено формулой: extra sermonem suum ponere. 130
в 15 солидов — не будет иметь права приютить его до тех прр,. прка он не выполнит все требуемое по закону Ч Вряд ли один антрустион (ответчик) со всем его имуществом становитг- ся собственностью другого антрустиона (истца), т. е. впадает в материаль- ную и личную зависимость от него; такое расслоение в среде антрустцо'ноц мало вероятно, между тем как перевод провинившегося перед короле^ антрустиона из состояния привилегированного дружинника в разряд зави- симых от королевского фиска людей столь же — если не более! — правдо- подобен, как и вступление свободного франкского общинника — ослуш- ника королевской воли—в материальную и личную зависимость от короля. Согласно капитулярию I (глава V, § 1), брак свободной женщины с ее собственным рабом карается объявлением ее «вне закона», «лишением мира» и конфискацией ее имущества в пользу королевского фиска 1 2, чтр и указано прямо в тексте. ( Любопытно, что — в отличие от главы LVI Салической Правды и от титула VIII капитулярия II — «лишение мира» выражено здесь не форму- лой rex earn extra sermonem suum ponat, а словами: ilia aspellis facial (fiat), напоминающими цитированное выше разночтение § 2 главы LV Салической Правды в одной из рукописей III семьи, где слово wargus по- яснено, как id est expellus sit 3. В § 2 титула V того же I капитулярия встречаем уже знакомую нам формулу запрета давать приют и оказыватр материальную помощь лицу, лишенному мира (в данном случае — жеш щине, соединившейся браком с рабом), причем этот запрет относится р к родственникам провинившейся 4. Эти две особенности разбираемого текста — обозначение преступницы термином aspellis, близким к expellus, а следовательно, и к wargus 5, и распространение упомянутой формулы запрета на ее родственников — сближают это постановление I капитулярия скорее с § 2 главы LV Сали- ческой Правды, нежели с LVI ее главой (или с VIII титулом II капитуля- рия). С этой главой (LV, § 2) сближает данный текст I капитулярия и су- щество изложенного в нем постановления: речь идет здесь не б неявке ответчика в королевский суд, т. е. не об отказе подчиниться королевской 1 Lex Sal., Cap. II, tit. VIII:... et qui eum paverit et hospitalem collegat, etiam uxor sua propria solidos XV culpabilis iudicetur, donee omnia, quae ei legibus impotatur, conpo- nat. И здесь применена та же формула запрета оказывать материальную помощь постав- ленному «вне закона», что в главе LVI Салической Правды; так же, как и там, она использована королевской властью, но несомненно восходит к старому родовому обычаю, зафиксированному в § 2 главы LV. Королевская власть внесла в эту формулу лишь одно изменение: она опустила упоминание о родственниках виновника (ср. seu parentes, seu uxor proxima в § 2 главы LV), которым запрещается оказывать ему по- мощь, подчеркнув тем самым, что применение этого запрета стало последствием лише- ния преступника «королевского мира», а не его исключения из состава кровно-родствен- ных объединений (родственники не упоминаются ни в главе LVI Салической Правды, ни в главе VIII капитулярия II). 2 Lex Sal., Cap. I, tit. V («De muliere, qui se cum servo copulet»), § 1: Si quis mulier qui cum servo suo in coniugio copulaverit, omnes res suas fiscus adquirat et .ilia aspellis faciat. 3 Правда, некоторые комментаторы склонны производить слово aspellis в Qap. I (tit. V, § 1) от корня spel—«говорить» и считают, что aspellis заменяет здесь выражение extra sermonem (ср. Н. Brunner, Deutsche Rechtsgeschichte, Bd. I,. 1887, S. 172). Однако естественнее сближение aspellus c expulsus,— тем более, что упомянутая руко- пись III семьи поясняет wargus в §2 главы LV как expellus, а Эмендата— как expulsus de eodem pago. 4 Lex Sal., Cap. I, tit. V, § 2: Et si vero muliere ipsius de parentibus aut quelibct pa- nem aut hospitalem dederit, solidos XV culpabilis iudicetur. 5 Cm. Lex. Sal., Cap. 1, tit. V, § 2, в начале которого содержится разрешение род», ственникам этой женщины безнаказанно убить ее: Si quis de parentibus earn Occident, nullus mortem illius, nec parentes, nec fiscus nullatenus requiratur. Это опять-таки сбли- жает ее положение с положением wargus (или того malus homo, qui per silvas. vadit— Cap. V, tit. 9). 9* ’ 131 ~
власти, а о нарушении старых родовых обычаев, согласно которым брак свободной женщины с ее собственным рабом рассматривался, повиди- мому, как ущерб, нанесенный не только ее личной свободе, но и свободе ее родственников !. Поэтому они прежде всего и заинтересованы в лише- нии ее мира, хотя оно и санкционируется королевским капитулярием; ко- ролевская власть и здесь стремится использовать старый обычай в своих интересах, копфискуя^шущество нарушившей этот обычай свободной женщины в пользу фиска 1 2,— вместо того, чтобы оставить имущество в собственность ее родителям или ближайшим родственникам,, имевшим над ней мундиум до ее вступления в брак (например, ее старшим братьям или дядьям). Сама преступница в данном случае не становится собствен- ностью фиска потому, что лишается мира не временно, а навсегда 3. В са- мом деле: в тексте разбираемой нами главы I капитулярия по вполне по- нятным причинам нет и речи о возможности примирения ее с родственни- ками, которая допускается при объявлении человека wargus’oM 4; такое примирение в данном случае немыслимо, так как преступница должна была бы для этого войти в соглашение не с членами оскорбленного ею чужого кровно-родственного союза (которые сами просят, чтобы war- gus’y разрешено было жить среди людей,— после того, как он заключил С ними соглашение), а со своими собственными родственниками, кото- рые — по изложенным выше соображениям — ни за что не вступили бы с нею ни в какую сделку5. Поэтому из двух решений дилеммы, перед которой обычай ставил wargus’a — либо смерть, либо примирение с род- ственниками,— он оставлял свободной девушке, вышедшей замуж за собственного раба, только одно — смерть от руки кого-либо из ее родных, которым разрешалось безнаказанно ее убить. В сущности это разрешение практически равносильно постановлению о смертной казни для такой де- вушки, лишь с тою особенностью, что выполнение казни возлагалось на ее родных, которые и сами были в этом заинтересованы. Следовательно, конфискуя в свою пользу ее имущество, королевский фиск извлекал из данного казуса максимум возможной выгоды для себя, так как он не мог же сделать своей собственностью лицо, фактически осужденное на казнь6. 1 Неравный брак свободной девушки с чужим рабом карался только лишением ее свободы (ср. Lex. Sal., XIII, § 8; XXV, § 6), но не расторжением брака и — тем бо- лее — не казнью раба, между тем как за брак с собственным рабом девушка объявля- лась «вне закона», а раб подвергался колесованию (Cap. I, tit. V, § 2). Причина такой разницы наказания в том и другом случае ясна: свободная, вышедшая замуж за соб- ственного раба, т. е. за раба ее родителей, становясь под его мундиум, тем самым как бы вовлекает их и всех прочих членов ее семьи в родственные отношения с ее мужем — их собственным рабом, что совершенно немыслимо и невозможно по обычаям саличе- ских франков. 2 Вместо неясной фразы omnes res suas erunt, затрудняющей понимание заключи- тельной части главы LVI Салической Правды и титула VIII капитулярия II, в I капи- тулярии (tit. V, § 1) ясно сказано: omnes res suas fiscus adquirat. 3 Cp. Lex Sal., Cap. I, tit. V, § 1—2. 4 Cp. Lex. Sal., LV, § 2. s Нечего и говорить, что у нее не хватило бы средств для уплаты композиции (к то- му же она не уплачивается собственным родственникам, да и проступок не такой, за который она взыскивается). Выход свободной девушки замуж за раба (собственного!), может быть, и свидетельствует о реальном понижении ее социального статуса, но про1 тест ее родственников и характер кары говорят о том, что такой брак считался не- действительным. 6 В конце титула V капитулярия I (§2), где приводится обычная формула запрета оказывать помощь «лишенному мира», нет привычной оговорки: «до тех пор, пока он [она] не выполнит (или не уплатит) все требуемое по закону». Ее отсутствие вполне по- нятно, так как осужденной девушке нечего «выполнять» и не за что платить: она нико- му не задолжала, не повинна ни в неявке на mallus, ни в нарушении королевской воли путем неявки в королевский суд; поэтому у нее нет никаких возможностей выпол- нением каких-либо законных требований (явкой в суд, уплатой долга и пр.) избавить- 132
Сопоставление собранных нами выше данных разных рукописей Салической Правды и капитуляриев к ней о «лишении мира» или «объявлении вне закона» приводит нас к тому выводу, что этот акт во всех тех случаях, когда он осуществлялся или санкционировался королевской властью, имел своим последствием зависимость осужденного виновника от королевского фиска, а не от истца, и конфискацию имущества лица, поставленного вне закона, опять-таки в пользу фиска, а не истца1 (иногда он влек за собою только конфискацию имущества осужден- ного фиском* 1 2, без личной зависимости провинившегося от этого по- следнего) 3. Возвращаясь к содержанию главы LVI Салической Правды («О неяв- ке на суд»), — которая послужила исходным пунктом нашего анализа вопроса о вступлении лица, объявленного «вне закона», в материальную или личную зависимость от кого бы то ни было, -— мы имеем теперь вполне достаточные основания дополнить наш общий вывод следующим, более специальным заключением. Поскольку в главе. LVI ответчиком мог быть и должник, сказанное относится и к нему, а следовательно, задолженность могла приводить у салических франков к зависимости некоторых свободных общинников от королевской власти 4, но не друг от друга. А это значит, что имущественное расслоение в их среде ко време- ни фиксации Салической Правды еще не привело к массовому приниже- нию социального статуса обедневших или менее состоятельных свобод- ных путем их вступления в зависимость от более зажиточных и к выте- кающему отсюда полному или хотя бы частичному их лишению той совокупности прав-обязанностей, которая составляла реальное позитивное содержание их свободы. Но королевская власть, которая не была в со- стоянии уничтожить свободу франкских общинников в целом, старалась согласно Салической Правде использовать те случаи исков и тяжб меж- ду свободными (по поводу задолженности или по другим вопросам), которые приводили к вызову ответчика в королевский суд, с целью пре- вращения провинившегося в человека, зависимого от фиска. Любопытно указание некоторых рукописей Салической Правды5 на возможность пожалования королем такого зависимого человека вместе с его имуще- ством какому-либо постороннему лицу; оно свидетельствует о том, что королевские дружинники, поселяясь в округе по грамоте короля 6, мог- ся от «лишения мира», практически осуждающего ее на казнь (невозможность сдел- ки с собственными родственниками показана нами в тексте). 1 Н. П. Грацианский переводит неясное выражение tunc ipse culpabilis et omnes res suas erunt в главе LVI следующим образом: «тогда и сам виновный, и все’ его имущество делаются собственностью истца» (аналогично передает он и сходную фразу в конце главы VIII капитулярия II). В силу приведенных выше соображений мы не можем согласиться с этим толкованием нашего крупнейшего знатока варвар- ских правд. 2 Этот случай изложен в I капитулярии (гл. V, § 1, 2). 3 Отмеченные нами последствия наступают независимо от конкретных особенно- стей проступка; но они налицо каждый раз, когда в них заинтересована королевская власть; поэтому о них нет речи в главе LV (§ 2) Салической Правды, где дело ре- шается соглашением между сородичами без участия короля. Любопытные параллели дает Баварская Правда, которая карает конфискацией имущества в пользу фиска не только покушение на герцога (Lex Baiuv., II, § 1), но и вступление в запрещенный кровосмесительный брак (Lex Baiuv., VII, 2); за это последнее преступление minores personae превращаются в сервов фиска (VII, 3), а за некоторыё другие проступки герцог может передать их в servitium кому угодно по своему усмотрению (VIII, 18). 4 Это имело место в случае ее вмешательства в суд над должником. 5 Ср. приведенное выше дополнение к тексту главы LVI в рукописях II семьи, в Герольдине и в Эмендате: cui fiscus dare voluerit. 6 Lex Sal., XIV, § 4. 133
Ли иногда получить в свое распоряжение рабочую силу тех свободных общинников, которые впали в зависимость от королевского фиска. Но Салическая Правда не содержит материала о процессе закре- пощения одних свободных общинников другими (в" какой бы то ни было форме). Этому выводу на первый взгляд как будто противо- речат данные Салической Правды об актах прямого насилия одних свободных над другими. В ряду этих данных на первое место следует по- ставить указание на возможность похищения одним свободным друго- го свободного (с целью продажи его в рабство); такое похищение при- равнивается к убийству и карается уплатой суммы вергельда свободного в 200 'солидов; в случае отсутствия улик против похитителя он дол- жен представить такое же количество соприсяжников, как при убийстве ’. Второе проявление прямого насилия свободных друг над другом представляет собою случай, когда один свободный связывает без ви- ны другого1 2, а иногда и уводит связанного куда-то «в иное место» — не в суд3. Весьма характерно, что Салическая Правда, карая этот акт насилия штрафами в 30 солидов (в первом случае) и в 45 солидов (во втором f случае), 'нигде не указывает точно, какую цель преследует при этом тот, кто его осуществляет4, и не ставит его в прямую связь с продажей сво- бодного в рабство, о которой некоторые другие варварские правды (Рипуарская, Правда Тюрингов, Алеманнская, Баварская) 5 содержат больше данных, чем Салическая. Это отличие подтверждает впечатление, Складывающееся при внимательном чтении главы «О связывании сво- бодных» (XXXII) в Салической Правде (и дополняющих ее мест в ка- питуляриях) 6, а именно, что у салических франков этот акт насилия был либо проявлением самосуда 7, либо покушением на свободу сопле- менника без заранее обдуманного вполне определенного намерения. 1 Lex Sal., XXXIX, § 2: Si quis hominem ingenuo plagiaverit et probatio certa non luit sicut pro occiso iuratore donet; si iuratores non potuerit invenire..., sol. CC cul- pabilis iudicetur. В одной из рукописей I семьи (в Парижской рукописи № 9653) К' слову plagiaverit прибавлено aut vendiderit (в Вольфенбюттельской и Мюнхенской рукописи: et vendiderit), а рукописи II семьи, Герольдина и Эмендата указывают на две возможности: в случае возвращения проданного в рабство с похитителя взы- скивается 100 солидов, в случае его невозвращения—-200 солидов. Впрочем, некото- рые комментаторы считают всю главу «О похитителях рабов» («De plagiatoribus», XXXIX), куда включен § 2 — о свободных — вставкой, сделанной под влиянием рим- ского права: ср. Lex Salica, hrsg. vOn J. F. Behrend, S. 71. 2 Lex Sal., XXXII. § 1: Si quis hominem ingenuum sine causa ligaverit... sol. XXX culpabilis iudicetur. 8 Lex Sal., XXXII, §2: Si quis vero ipsum ligatum in aliqua parte duxerit..., sol. XLV culpabilis iudicetur. Связывание изобличенного преступника на месте преступле- ния с целью его предоставления в распоряжение тунгина, а впоследствии графа, вполне допускалось (позднее же, напротив, запрещалось отнимать у графа связанного им человека, ср. XXXII, ad. 3 — из II семьи рукописей, Герольдины и Эмендаты). 4 В § 2 первой части IV капитулярия, представляющей собою декрет франкского короля первой половины VI в. Хильдеберта, имеется разночтение, которое указывает на любопытный случай, когда один свободный связан другим за воровство, а свя- занный отрицает свою вину. Cap. IV. § 2: Si quis ingenuam personam per furtum ligaverit et negator exstit... (это разночтение содержится в Мюнхенской рукописи I семьи, а также во II семье рукописей и в Эмендате). Он мог бы отрицать вину и в том случае, если бы истец, вместо того чтобы связать его, вызвал бы его в суд по обвинению в воровстве, как о том и гласит основной текст § 2 капитулярия IV: Si quis ingenuus de furtum apellatus et negaverit... Но в суде обвинитель для до: <тель- етва своей правоты должен был бы представить избранных обеими стор' опри- сяжников, а при связывании дело могло бы свестись к самосуду. 5 Lex Rip., XVI; Lex Thur, XL, XLI, 2; Lex Alam, XLV; Lex Baiuv, IX, 4; XVI, 5. 6 Lex Sal, Cap. IV, tit. 2. В Cap. VI, tit. 9 идет речь о связывании серва без вины (этот капитулярий по времени его составления близок к Салической Правде). 7 Указание на самосуд содержится в приведенном разночтении ,§ 2 капитулярия IV. 134
Это тем более вероятно, что те главы Салической Правды и других варварских правд, которые карают продажу одного свободного другим в рабство, ничего не говорят о связывании проданного в рабство свободно- го в качестве средства для осуществления этой продажи, между тем как другие главы тех же (и некоторых других) варварских правд, посвя- щенные связыванию свободных, молчат об их продаже в рабство Более того: некоторые из них прямо указывают на то, что «связывание» могло быть проявлением самосуда, и карают не только самый этот акт, :но и нанесение побоев пойманному свободному, повидимому, заподозрен- ному в воровстве или другом проступке1 2. Характерно, что эти тексты настойчиво сопоставляют «связывание» именно с поимкой вора 3. Отсюда следует, что «связывание» свободными друг друга «без вины» и продажа одним свободным другого в рабство — явления разного по- рядка. К тому же отдельные факты похищения свободных с целью их прода- жи в рабство носили во времена Салической Правды скорее характер единичных случаев, чем широко распространенного массового явления. Поэтому их наличие не колеблет правильность нашего основного вывода •относительно отсутствия в этот период закрепощения одних свободных франкских общинников другими, но лишь указывает возможное направ- ление развития. Это тем более справедливо, что одни только акты неор- ганизованного насилия одних свободных над другими (к тому же не только не поддерживаемые королевской властью, но и сурово-караемые законом) не могли привести к превращению имущественного расслоения ,в социальное неравенство внутри широкой массы свободных. Однако, если мы выйдем за пределы этой широкой массы свободных франков, то мы будем вправе считать показателем относительной много- значности понятия свободы в Салической Правде наличие слоя полу- свободных литов. Полусвобода франкского лита, — в том ее виде, в каком она вы- ступает в Салической Правде, — с трудом поддается конкретному опре- делению. Единственным способом приближения к таковому является по возможности точное разграничение признаков несвободы и свободы в социальном статусе лита. Опыт такого разграничения сразу же обнару- живает противоречивость и двойственность положения лита и вызывает у исследователя потребность в установлении того исходного пункта, в котором эта двойственность коренится, или — иными словами — порож- дает стремление отыскать объемлющее эту противоречивость единство. В самом деле: перед нами два ряда свидетельств нашего памятни- ка. С одной стороны, Салическая Правда прямо приравнивает лита к ’ рабу, устанавливая за убийство свободного человека, совершенное чу- жим рабом или литом, одинаковую кару: передачу убийцы родственни- кам убитого вместо половины виры и уплату его господином другой по- ловины виры 4. Это приравнение тем более красноречиво, что в случае убийства свободного человека четвероногим животным его хозяин дол- 1 Ср. Lex Rip., XLI, § 1, 2, 3; LXXIII, § 1, 2, 3, 4; Lex Thur., XLII; Lex Fris., XXII, 82; Lex Burg., XXXII, 1; Lex Baiuv., IV, 7. 2 Lex Baiuv., IV, 8: Si eum [liberum] per vim inplexaverit et non ligaverit... •cum 6 sol. conponat. 3 Ср., например, Lex Rip., XLI, § 2; LXXIII, 1; Lex Francorum Chamavorum, XXX, XXXI. 4 Lex Sal., XXXV, § 5: Si servus alienus aut laetus hominem ingenuum occiderit ipse homicida pro medietate conpositionis iilius hominis occisi parentibus tradatur et •dominus servi aliam medietatem compositionis se noverit solviturum. Правда, aut lae- tus поставлено лишь в начале фразы, а в конце ее — только servus, но все предписание в целом имеет в виду убийцу (homicida) и той и другой категории, не разграничивая 135
жен поступить с ним точно так же, т. е. отдать его в распоряжение род- ственников убитого в качестве половины виры, уплатив другую ее поло- вину иными ценностями Ч Лит может быть отпущен на волю, что указывает на его несвободу,— тем более, что при этом упоминается господин лита. Правда, в случае незаконного освобождения чужого лита через денарий перед лицом ко- роля без согласия господина * 1 2, этот последний получает 100 солидов, в то время, как в случае аналогичного отпуска на волю чужого раба винов- ник уплачивает его господину лишь 35 солидов 3 (и кроме того, возме- щает стоимость раба). Но это объясняется разницей вергельда лита (равного 100 солидам) и штрафа за убийство раба (составляющего 36 солидов); ибо возмещение убытка, причиненного господину лита или раба тем, что он теряет рабочую силу того или другого в результате их освобождения через денарий посторонним лицом, естественно должно равняться вергельду лита и пене за убийство раба, т. е. стоимости жизни или личности каждого из них 4. Для установления характера несвободы лита до его отпуска на волю весьма существенно то обстоятельство, что имущество лита, освобож- денного через денарий посторонним лицом, поступает господину быв- шего лита,, хотя этот последний, по мнению исследователей, и остается совершенно свободным, так как данная процедура отпуска на волю (перед лицом короля) необратима 5. Ибо это обстоятельство указывает на материальную зависимость лита от его господина. Самый факт несвободного, зависимого положения лита подчеркивает и прилагаемый к нему эпитет alienus в том случае, когда речь идет о ли- те другого господина 6. Несвобода лита явствует и из тех текстов, где он приравнивается к puer regis7. Однако размер вергельда лита (100 соли- дов), да и самый факт наличия такового (так же как приравнение лита и к puer regis, и к romanus одновременно 8),— все это свидетельствует о лита и раба; принять слово laetus за позднейшую вставку мешает то обстоятельство, что оно встречается как раз в трех ранних кодексах I семьи. (См. Lex Salica, ed. by J. H. Hessels, p. 208—211), а в следующих семьях отсутствует (в cod. 4 этого текста вовсе нет, зато в cod. 2 laetus стоит перед сервом, на первом месте). 1 Lex Sal., XXXVI. 2 Lex Sal., XXVI, § 1; cp. Septem causas, V, § 4. (Lex Salica, hrsg. von J. F. Beh- rend, Weimar, 2 Aufl., 1897, p. 176). 3 Lex Sal., XXVI, § 2. 4 Ср. аналогичную норму в Cap. IV, § 7—8 (нумерацию капитуляриев к Lex Sal. даем по изданию Behrend’a), где лит выкупает себя от смертной казни за похищение чужой рабыни уплатой суммы своего вергельда, который вдвое ниже вергельда сво- бодного. См. Комментарий Геффкена (Lex Salica, hrsg. von H. Geffcken, p. 262).— Штрафы и пени, уплачиваемые литами согласно капитуляриям, вдвое меньше штра- фов, налагаемых за те же проступки на свободных. Ср. Cap. I, § 9; Cap. III, § 2 (по Behrendy). 5 Н. Geffcken. Lex Salica, S. 137. На распространенность практики освобождения через денарий в присутствии короля во времена Меровингов и Каролингов указывают упоминания этой процедуры в формулах. Ср. MGH, Formulae, ed. К- Zeumer, 1886; Marculfi Formulae,.!. I, №22 (p.57); Form. Marculfjnae aevi Karolini, № 27 (p. 124); Cartae Senonicae, № 12 (p. 190); Form. Salicae Bignonianae, № 1 (p. 228); Form. Salicae Merkelianae, № 40 (p. 256); Form. Imperiales, № 1 (p. 288). Любопытно, что в последних трех из перечисленных выше формул дана прямая ссылка на Салическую Правду (secundum Legem Salicam). 6 Lex Sal., XIII, ad. 1: si quis litam alienam ad conjugium sociaverit; XXXV, § 4: si quis homo ingenuus letum alienum expoliaeverit; ср. XXVI, § 1. 7 Lex Sal., XIII, § 7: si vero puer regi vel litus ingenuam feminam traxerit de vita culpabilis esse debet. 8 Lex Sal., XLII, § 4: De romanis vero vel letis et pueris haec lex superius conprae- hensa ex medietate solvatur. (Cp. XLI, § 1, 6, где вергельд свободного франка уста- навливается в размере 200 солидов, а вергельд romanus possessor — в размере 100 солидов; ср. также приравнение вергельда romanus и лита в Recapitulatio Legis Salicae, В. § 36). 136
том, что несвобода лита отнюдь не тождественна с несвободой раба, не- смотря на отождествление той и другой в главе XXXV и XXVI. Ибо и риег regis стоит значительно выше обыкновенного серва. Оставляя пока в стороне этот специфический характер несвободы лита, обратимся к при- знакам его свободы. В более поздних списках той самой главы XXVI, где трактуется от- пуск на волю чужого лита и подчеркивается его материальная зависи- мость от господина, встречаются разночтения, указывающие на участие лита в походе вместе с его господином. Так Cod. 6—5 по Hessels’y (-II семья) и Cod. 7—8—9 по Hessels’y (-III семья) гласят: si quis liturn alienum qui apud dominum in hoste fuerit..., а Эмендата повторяет эту формулировку Ч Может быть, перед нами — эволюция положения лита,, которое изменилось настолько, что господин начал его использовать в- качестве оруженосца в походе; справедливость такого предположения как будто подтверждает и относящаяся к каролингской эпохе Recapitu- latio Legis Salicae, которая тоже упоминает участие лита в походе (не подчеркивая при этом — в отличие указанных разночтений главы XXVI Салической Правды, — что он выступает под начальством своего госпо- дина, хотя к литу и здесь прилагается обычный эпитет alienus) 1 2. В таком случае ущерб, который терпит господин от освобождения своего лита через денарий посторонним лицом, согласно приведенным выше более поздним кодексам Салической Правды, уже не исчерпывается утерей им рабочей силы лита, а включает в себя также и утрату некоей воинской единицы, боевого помощника. В свете этих соображений становится более понятным и приравнение лита во всех кодексах Салической Правды к puer regis, ибо этот послед- ний представлял собою, очевидно, королевского слугу, предшественника будущего министериала, а таковым весьма часто поручалось и выполне- ние разного вида военных повинностей. При таком толковании данных об участии лита в походе, оно представится нам скорее в качестве одного из элементов его зависимого положения, нежели в виде признака его свободы. Не надо, однако, забывать, что приводящая к такому толкованию' аналогия лита с puer regis не может быть полной: речь идет в цитирован- ных поздних списках главы XXVI (как и в Recapitulatio) не о тех зависи- мых людях, которые возвышаются на службе королю, а об обыкновен- ных 'литах, повидимому, издавна составлявших особый промежуточный слой франкского племени. Допущение членов этого слоя к участию в походе (в какой бы то ни было форме) знаменует их приобщение к од- ному из важнейших прав, составляющих содержание старинной родо- племенной свободы — к праву ношения оружия. Но если участие лита в походе еще поддается двоякому толкованию' (в духе свободы и зависимости), то право лита выступать в суде и да- вать обязательство может быть понято только как проявление его сво- боды. Si quis ingenuus aut letus alteri fidem fecerit — такими словами начи- нает L глава Lex Salica («De fides facias») описание процедуры взыска- ния долга с человека, не уплатившего по обязательству. Если считать, что вся эта процедура во всех ее стадиях — предупреждение (testatio) 1 J. Н. Hessels. Lex Salica, р. 140—141; 143. 2 Recapitulatio Legis Salicae, A. § 27, 28 (J. H. Hessels, p.425; H. Geffcken, p. 103; J. F. Behrend, p. 180): A. § 27: inde ad solidos CCC, ut si quis litum alienum in oste occiserit...; § 28: Inde ad solidos DC, ut si quis hominem ingenuum in oste occiserit. И здесь вергельд лита вдвое меньше вергельда свободного, но и тот и другой утроен сравнительно с обычным ввиду того, что он взимается за убийство в походе. 137
должника кредитором, вызов в суд (mannitio ad mallum), проявление исполнительной власти тунгина в виде «скорейшего принуждения» (nexthe canthichio) и, наконец, вмешательство графа в случае отказа должника выполнить требование тунгина или его неявки в судебное собрание — в равной мере относится к свободному и литу \ то из раз- бираемой главы следует, что лит не только может заключать имуще- ственные сделки, но и возбуждать по ним иски, выступая в mallus’e. А это указывает на известную материальную правоспособность и само- стоятельность лита, на его право распоряжения своим имуществом (ко- торое как будто стоит в резком противоречии с материальной зависи- мостью лита от господина, вытекающей из главы XXVI),— тем более, что .нигде не оговаривается необходимость разрешения со стороны госпо- дина в качестве предварительного условия выдачи литом обязательства об уплате долга. Весьма возможно, что в одних случаях (т. е. по некоторым имуще- ственным сделкам) лит должен был испрашивать у господина подобное разрешение, а в других — нет, т. е. что он обладал частичным правом самостоятельного распоряжения своим имуществом. Однако Салическая Правда не содержит никаких конкретных указаний на характер и преде- лы этой частичной имущественной правоспособности франкского лита. Резюмируя заключающиеся в ней данные о социальном статусе лита, мы можем наметить следующие признаки его несвободы и свободы. А. Признаки несвободы: 1. Лит находится в личной и (частично) в материальной зависимости от свободного, который обозначается как его господин (dominus), причем к литу прилагается эпитет «чужой». 2. Лит может быть отпущен на волю. 3. В некоторых случаях (в случае убийства литом свободного) лит подвергается той же каре, что и раб, и при этом характер этой кары — .передача преступного лица в распоряжение родственников убитого — подчеркивает материальную и личную зависимость лита. 4. Браки между свободными и литками караются штрафом в '30 солидов, а похищение литом свободной женщины карается смертной казнью 1 2. Б. Признаки свободы: 1. Наличие у лита известной правоспособности, в силу которой он выступает в качестве юридического лица и которая выражается в наличии у него вергельда и в присущем ему праве высту- пать в mallus’e, давать обязательства и предъявлять иски. 2. Участие лита в походе, которое, впрочем, может быть истолковано двояко. Однако перечисление и сопоставление этих признаков, служащее .главным образом целям достижения большей наглядности, само по себе не дает целостной характеристики положения лита во франкском^ обще- стве эпохи Салической Правды и только еще рельефнее обнаруживает его двойственность и противоречивость. Разгадку этой двойственности сле- дует, повидимому, искать в особом характере материальной зависимости .лита от господина, наличие которой дает нам право рассматривать лита 1 У нас нет никаких оснований считать случайным приравнение лита к свобод- ному в вопросе об обязательстве в начале § 1 главы L или принимать здесь слово letus за вставку. Та возможность, что § 3 главы L — о вмешательстве графа — трак- тует особый случай, — неисполнение обещания, данного кем-либо в судебном собра- нии, — не меняет дела, так как нигде нет оговорки, что § 3 не относится к литу, а мы вправе ожидать наличие таковой ввиду определенного включения лита в текст § i. Во всяком случае § 1 и 2 в достаточной мере свидетельствуют о праве лита высту- пать в mallus’e с исками. 2 Lex Sal., XIII, § 7; ad. 1; любопытно, что браки между свободными и рабами приводят к утере свободы (XIII, § 8, 9). 138
этой эпохи как лицо, сидящее на чужом участке, но не на положении зависимого держателя феодальной эпохи, а скорее на положении того Тацитовского серва, который платил натуральные взносы и вел собствен- ное хозяйство Такое толкование социально-экономического статуса лита подтверждают и более поздние глоссы к Салической Правде: letus id est pertinens; fiscalinus vel sanctuarius (т. e. человек, зависимый от фиска или церкви) 1 2. От держателя феодальной эпохи лита резко отличают те присущие ему элементы общеплеменной свободы, которые были отмечены выше, а главное, совершенно иной характер самой зависимости и связанных с нею повинностей лита, которые вряд ли могли заключаться в чем-либо, кроме натуральных взносов (вспомним позднейший lidimonium — нату- ральный взнос литов,, согласно полиптикам IX в.). Ибо франкские литы времен Салической Правды жили в обществе, большинство членов кото- рого состояло из «трудящихся субъектов», обрабатывавших свои участки в основном собственным трудом, лишь при очень небольшом участии под- собной рабочей силы рабов. Но эти «трудящиеся субъекты» и составляли основную массу свободных членов племени (liberi), самостоятельных домохозяев в вилле. Литы не играли значительной роли в процессе про- изводства; они не входили в состав этих домохозяйств и не были полно- правными обитателями виллы, ибо сидели на участках последних. Это и нашло свое выражение в их полусвободе, которая лишь подчеркивает равноправие свободных. Положение рабов по Салической Правде тоже отличается некоторой двойственностью, но, конечно, характер этой двойственности совершен- но иной, чем у литов. Рабы во всех случаях трактуются, как лично несвободные люди, которые резкой гранью отделены от свободных и противопоставлены им. Это наиболее ярко проявляется в том, что рабы подвергаются телесным наказаниям, пытке и физическому изуродова- нию 3, т. е. таким карам, которые, согласно Салической Правде, совер- шенно не применяются к свободным. Однако в пределах этой несвобо- ды раба наблюдается некоторая противоречивость, указывающая на то, что положение раба начинает меняться. Так, с одной стороны, раб рассматривается, как вещь, прямо приравнивается к животному 4 и яв- ляется объектом кражи”й торговли5, но, с другой стороны, в случае продажи раба за море он имеет право назвать в mallus’e своих похи- тителей (правда, при условии подтверждения справедливости его слов клятвой свободных свидетелей) 6. Самый акт выступления раба в mallus’e, хотя бы только по такому делу, в котором он сам является лишь объектом, все же весьма примечателен. 1 Tacitus. Germania, XXV: ceteris servis non in nostrem morem... utuntur, suam quisque sedem, suos penates regit. Frumenti modum dominus aut pecoris aut vestis ut colono iniungit et servus hactenus paret. Очевидно, эти Тацитовские рабы происходили из захудавших родов свободных. Уже Пардессю сближал литов с Тацитовскими Сер- вами, посаженными на участки, продолжая, однако, придерживаться гипотезы про- исхождения литов из завоеванных племен (Loi Salique, par J. M. Pardessus, p. 471). 2 ГТерв: я глосса — из Glossiarium Pithoeus (включена в него из Codex Esten- sis), вторая — из Glossiarium De Thou. Обе приведены у Меркеля (Lex Salica, S. 101) и у Геффкена (Lex Salica, S. 121). 3 Lex Sri., XII, § 1—2; XXV, § 7—8; XL, § 1; 3—5; 11. 4 Lex Sal., X, § 1: $i quis servo aut caballo vel iumentum furaverit...; XLVII: Si quis servum auT cfbalTum vel bovem aut qualibet rem super alterum agnoverit...; XXXV, § 5 (сопоставление этой главы с главой XXXVI см. выше, при разборе поло- жения лита). 5 Lex Sal., X, § 1; ad. 1; ad. 2; XXXIX, § 1; ad. 1—3, XLVII. 6 Lex Sal., XXXIX, ad. 1—3; указанные параграфы содержатся во всех рукопи- сях I семьи, кроме Парижской № 4404. 130
Необходимость свидетельских показаний свободных, подтверждаю- щих оговор раба, указывает, конечно, на юридическую неправомочность раба J; однако то обстоятельство, что похищенный раб сам собирает этих свидетелей (и притом до трех раз), между тем как его бывший господин, который сыскал его за пределами страны, не принимает в этом никакого участия1 2, свидетельствует о возможной фактической близости реальных интересов некоторых свободных и рабов, несмотря на всю глубину различия в их юридическом статусе 3. Такая же противоречивость наблюдается и в вопросе о юридиче- ской ответственности господина за проступки раба. Основным принци- пом является как будто ответственность господина, — особенно в тех случаях, когда требуется уплата штрафа или возмещение более или ме- нее значительных убытков и стоимости украденного 4; истец обращается по поводу проступка раба к господину этого последнего5; господин уп- лачивает половину виры родственникам человека, которого убил его раб 6. Однако, наряду с этим, ответственность за проступки возлагается и на самого раба. При изучении этого явления следует строго различать,, с одной стороны, карательную систему, согласно которой раб расплачи- вается за проступки своим телом и которая является выражением его приниженного положения, приравнения его к животному 7, а, с другой — признаки возникающей юридической ответственности раба, как физи- ческого лица, которая проявляется в факте уплаты им самим в некото- рых случаях судебных штрафов и возмещения убытков или стоимости похищенного. Система телесных наказаний рабов по Салической Правде не толь- ко отличается большой жестокостью (пытка, кастрация, удары плетью в размере от 120 до 144 раз8), но и прямо противопоставляется системе штрафов, установленной для свободных. Так, за проступок, который влечет для свободного уплату штрафа в размере от 15 до 35 солидов,, раб получает 120 ударов плетью9, а такое преступление раба, за кото- рое со свободного взыскивается штраф в 45 солидов, карается казнью раба 10. 1 Таково мнение Д. Н. Егорова (ср. Lex Salica в его издании, прим. № 389). 2 Lex Sal., XXXIX, ad. 1: Si servus alienus fuerit plagiatus et ipse trans mare ductus fuerit et ibidem a domino suo inventus fuerit et ad quo ipse in patria plagiatus est in mallo publici nominaverit et ibidem testes debet colligere. 8 Ср. высказанные выше соображения по поводу сделок свободных с рабами. 4 Господин возмещает убытки и стоимость украденного, если раб совершил кражу на 40 денариев (XII, § 2); если же на 2 денария, то раб возмещает все это сам (XII, §1), но телесное наказание в обоих случаях несет раб. Ср. XL, § 11: госпо- дин уплачивает 6 солидов за рабыню, совершившую такое преступление, за которое раб должен быть кастрирован; однако согласно данному постановлению, уплата штрафа зависит от воли господина, и в случае его отказа рабыня подвергается те- лесному наказанию. 5 Lex Sal., XL, § 6 — истец увещевает господина раба, чтобы тот выдал его для пытки. 6 Lex Sal., XXXV, § 5. 7 Недаром за убийство, совершенное рабом, сам раб отдается в распоряжение родственников убитого в качестве половины виры, точно так же, как и животное (Lex Sal., XXXV, § 5; XXXVI). 8 Цифра «300» (300 ударов плетью) за насилие, совершенное рабом над рабы- ней, которая осталась после этого жива (XXV, § 8), представляет собою явную описку,— повидимому, вместо 120. Ибо: 1) в целом ряде рукописей (в том числе и Парижской рукописи I семьи за № 9653) указана цифра «120»; и 2) за более тяж- кий проступок — насилие над рабыней, повлекшее за собой ее смерть, — раб либо упла- чивает господину рабыни 6 солидов, либо кастрируется. К тому же 300 ударов плетью более ни разу не встречается в Салической Правде. 9 Lex Sal., XL, § 1, 3. 10 Lex Sal., XL, § 5. 140
Пытка провинившегося раба, которая заключается в нанесении ему известного числа ударов плетью \ производится по соглашению между господином раба и истцом 1 2. Однако, наряду с этим, раб может откупиться от кастрации уплатой штрафа в 6 солидов (убытки и стоимость украденного возмещает rod подин) 3, а в некоторых главах Салической Правды на первом месте фигурирует штраф, уплачиваемый рабом, и лишь в случае неспособно- сти раба выплатить его, он подвергается телесному наказанию или изуродованию. Так, в уже упомянутом выше случае изнасилования рабом рабыни со смертельным для нее исходом рабу прежде всего предоставляется возможность уплатить штраф в 6 солидов в пользу господина умершей рабыни, и лишь при невыплате штрафа он карается кастрацией (стои- мость рабыни возмещает господин раба) 4. Данный случай производит такое впечатление, что штраф в 6 соли- дов — не просто выкуп от кастрации, а средство материального взыска- ния, налагаемого на виновного раба, который уже сам отвечает за свои проступки (сравнительно небольшая высота штрафа за столь тяжкое преступление объясняется невысокой стоимостью жизни рабы- ни — 30—35 солидов 5 — и слабыми материальными возможностями раба) 6 7. В связи с вопросом о возникновении юридической ответственно- сти раба, приобретает особый интерес один параграф главы XL Сали- ческой Правды, который имеется лишь во второй Вольфенбюттельской рукописи I семьи (т. е., кодексе II по изданию Гессельса). Согласно этому параграфу, за совместную кражу, совершенную свободным и рабом, оба участника преступления уплачивают штраф (сверх возмещения украден- ного), и при этом размер штрафа раба вдвое больше стоимости похи- щенного, а сумма штрафа свободного вчетверо больше ее1. Таким образом, этот текст можно было бы считать прямым доказательством возникновения личной ответственности раба за кражу, если бы не сом- нение целого ряда комментаторов Салической Правды в том, что он фиксирует именно франкский обычай, а не римскую правовую норму, карающую кражу, произведенную свободным человеком, штрафом, равным четверной стоимости похищенного 8. Однако показательно, что 1 Пыткой считается телесное наказание (до 120 ударов плетью, а иногда и боль- ше) (ср. XL, § 4); оно, повидимому, применяется одновременно и в качестве кары за проступок раба, и в качестве пытки, как средства вынудить сознание у раба (это ясно из сопоставления § 1 и § 2 главы XL). 2 Lex Sal., XL, § 4, 6—9. 3 Lex Sal., XII, § 2: Si vero quod valit 40 dinarios furaverit [servus] aut castretur aut sex solidos reddat. Dominus vero servi, qui furtum fecit, capitale et dilaturam requirenti restituat. a Lex Sal., XXV, § 7: Si servus cum ancilla aliena mechatus fuerit et ex ipso crimine ancilla mortua fuerit, servus ipse aut CCXL dinarios qui faciunt solidos VI domino ancillae reddat aut castretur. Dominus vero servi capitale ancillae in lo- cum restituat. — Насильственная кастрация свободного приравнивалась к убийству, и за нее взимался штраф в размере виры свободного,— 200 солидов (XXIX, § 9), т. е. она была строго запрещена; между тем к рабам она применялась в качестве наказания. 5 Ср. Lex Sal., X, ad. 2, 4. 6 В случае кражи у раба или ограбления трупа раба предполагается возмож- ность похищения у него имущества на сумму менее или более одного солида (Lex Sal., XXXV, § 2—3; ad. 2—3). 7 Lex Sal., XL, ad. 1 (во II кодексе по Гессельсу — XXIX, 10): Si servus cum ingenuum furtum fecerit, servus in duplum, si quod consorciavit, reddat excepto capitale et dilatura: ingenuus vero quadruplum excipiat damnum. 8 Зом (R. S о h m. Die frankische Reichs- und Gerichtsverfassung. — Die altdeutsche Reichs- und Gerichtsverfassung, Weimar, 1871) указал на римский характер этой нор- 141
эта норма, главный смысл которой заключается именно в четверном возмещении стоимости украденного, включена в сравнительно раннюю из основных рукописей Салической Правды и применена к казусу кра- жи, совершенной рабом в сообщничестве со свободным. Такое ее применение (как и самый факт ее включения в один из ранних текстов Салической Правды) все-таки указывает на тенденцию развития в сторону появления юридической ответственности раба. Параллельно с усилением этой тенденции начинает ослабляться и исключительная ответственность господина за проступки его раба. Если раньше господин в случае убийства его рабом свободного пла- тил половину виры за убитого то впоследствии господин раба полу- чает право отказаться от этого платежа путем клятвенного доказатель- ства своей непричастности к убийству* 1 2. Однако наряду с этим сохра- няется обязанность господина брать на себя возмещение убытков за провинившегося раба 3. В ранних меровингских капитуляриях к Салической Правде ярко вы- ступают элементы судебной власти господина над его рабом, которые выражаются главным образом в том, что господин обязан предавать раба суду и представлять его для испытания жребием 4. Следовательно, основное направление в изменении характера ответ- ственности господина за раба заключается в следующем: господин из лица, как бы разделяющего вину своего раба (а потому платящего штраф или возмещение убытков за раба), все более и более превра- щается в человека, передающего раба в распоряжение судебных ин- станций 5. Тем самым раб из бесправного человека, приравниваемого к скоту6) постепенно превращается в физическое лицо, отвечающее за свои про- мы, (actio vi bonorum raptorum in quadruplum), а также на то обстоятельство, что она’ противоречит другим текстам Салической Правды, которые за тот же проступок карают только свободного и притом штрафом в 15 солидов (ср. Lex Sal., X, ad. 3 — из рукописей II и III семьи, т. е. из кодексов 5—6 и 7—9 по Гессепьсу; ср. также Lex Sal., XXVII, § 26). Это указание Зома (R. Sohm. Op. cit., S. 226) приняли Беренд, Геффкен и Д. Н. Егоров. Ср. 1) Lex Salica, hrsg. von. J. E. Behrend, 2 Aufl., Weimar, 1897, S. 78; 2) Lex Salica zum akademischen Gebrauche, hrsg. von. H. Geffcken, Leipzig, 1898, S. 160; 3) Салическая Правда, изд. Д. Н. Егорова, Киев, 1906,, стр. 195, прим. № 409. 1 Lex Sal., XXXV, § 5. 2 Ср. различные редакции и разночтения § 5 главы XXXV в разных рукописях Салической Правды. Так, например, во II семье рукописей сказано: et si intellexerit de lege potest se obmallare ut hoc non solvat. (Сопоставление разночтений этого пара- графа см. Lex Salica, hrsg. von J. F. Behrend, 2 Aufl., 1897, S. 64); ср. также Lex Sal.,. Cap. V, § 5. 3 Cp. Lex Sal., XII, § 2; XXV, § 7: господин раба уплачивает либо capitale (воз- мещение стоимости) и dilatura (убытки), либо только capitale. Ср. также Lex Sal., Cap. IV, tit. 12 (господин платит штраф за проступок раба в случае непредставления его в суд и возмещает стоимость в случае отсутствия раба). 4 Согласно декрету сына Хлодвига, короля Хлотаря I (511—561), истец обра- щается при свидетелях к господину раба, совершившего преступление', с предложе- нием представить его в определенный срок в графский суд (ante iudicem); господин отвечает за непредставление раба в суд в установленный срок. (Ср. Lex Sal., Cap.. IV: Pactus pro tenore pacis domnorum Childeberti et Chlotarii regis. Decretio Chlotarii regis, § 12). 5 По эдикту Хильперика (561-—584), господин обязан представить раба, обвинен- ного в воровстве, для испытания жребием в течение определенного срока, а если он этого не сделает, то либо раб будет выдан обвинителю, либо господин должен будет уплатить штраф в 12 солидов, а также возместить убытки и стоимость похищенного, (Cap. V, § 7). 6 По Салической Правде, раб, который убил раба другого господина, становится (вместе с имуществом) собственностью обоих хозяев (т. е. хозяина убитого и своего- прежнего господина), которые эксплуатируют его совместно. Lex Sal., XXXV, 1: Si quis servus servum Occident, homicida ilium domini inter se dividant.. Очевидно,, что в, 142
ступки; однако вместе с тем делается важный шаг в сторону возникно- вения подсудности раба господину. Это явствует из того, что провинив- шийся раб, который согласно декрету Хлотаря I должен быть представ- лен господином в графский суд, принадлежит одному из крупных зем- левладельцев, обладающих земельными владениями в разных местах *; собственник такого типа сможет легко перейти от представления раба в суд к собственному суду над рабом* 1 2. Однако, это — дело будущего. Са- лическая Правда еще не знает подобных отношений, и примеры, взятые из меровингских капитуляриев к ней, приведены лишь для того, чтобы иллюстрировать дальнейшие этапы того процесса—возникновения лич- ной ответственности раба за свои проступки, начало которого отрази- лось уже в самой Правде. По нормам старого обычного права салических франков, зафикси- рованным в их Правде, между рабами и свободными была непроходимая грань 3. Причина этого явления коренится в том, что раб не включался в понятие франкской свободы (в выясненном выше позитивном смысле), которая в целом оставалась недоступной рабам 4, ибо они не были чле- основе этого постановления лежит обязанность хозяина убийцы уплатить господину убитого раба половину стоимости этого последнего (подобно тому, как хозяин раба или животного, убившего свободного человека, обязан уплатить половину его виры род- ственникам убитого, ср. Lex Sal., XXXV, § 5; XXXVI). В случае убийства одним рабом другого раба, убийца (т. е. раб, совершивший убийство) заменяет, повидимому, собой и своим имуществом половину стоимости убитого раба, так как он не становится пол- ной собственностью господина убитого раба, а служит обоим господам одновременно. Отсюда и формулировка этого постановления: «господа пусть разделят между собою убийцу». Ср. по этому поводу аналогичное толкование Геффкена (Н. Geffcken. Lex Salica..., S. 150). 1 Lex Sal., Cap. IV, 12: ...cujuslibet de potentibus... qui per diversa possedent. В этой связи заслуживает внимания то обстоятельство, что по эдикту Хильперика после исте- чения определенного срока дело раба, обвиненного в воровстве, не восходит больше к господину (Cap. V, § 7: et causa super domino magis non ascendat); следовательно, до этого момента господин раба рассматривался как лицо, имеющее какие-то элементы судебной власти над своим рабом; таким лицом, конечно, вряд ли мог быть рядовой общинник. Любопытно, что, с другой стороны, согласно той же 7 главе эдикта Хильпе- рика, в случе отсутствия уважительной причины неявки по прошествии указанного ра- нее срока (42 суток), господину раба, обвиненного в воровстве, даются новые отсрочки, господин вновь платит штраф за неявку и, наконец, дело доходит до конфискаций части имущества господина графом и рахинбургами по требованию истца (подобно тому, как это происходит в силу тяжбы между двумя свободными по вопросу об, обязательстве согласно § 3 главы L Салической Правды). Отсюда следует, что эдикт Хильперика разграничивает две стороны дела: ответственность самого раба за пре- ступление (кражу) и материальную ответственность господина перед истцом за поне- сенный им ущерб. 2 Как мы знаем, это приведет впоследствии к юрисдикции вотчинника над его не- свободными держателями,- Капитулярии к Салической Правде, как памятники раннефео- дального периода (в отличие от самой Салической Правды), уже отражают начало пе- рехода к вотчинному суду. 3 Наличие этой грани, несомненно, восходит к старинным обычаям салических фран- ков и других древнегерманских племен. Этому не противоречит и известное свидетель- ство Тацита о совместном воспитании детей раба и господина (Tacitus. Germania, XX), так как Тацит тут же указывает, что взрослые рабы резко отличаются от свобод- ных. К тому же Тацит стремился подчеркнуть различие в положении римских и герман- ских рабов. Мы различаем две категории Тацитовских рабов: домашних рабов, упомяну- тых Тацитом в гл. XX «Германии», и рабов, посаженных на участки, положение которых изображено, как указывалось выше, в главе XXV «Германии», и которых Тацит сравни- вает с римскими колонами I века н. э. 4 Наличие некоторых, отмеченный выше, элементов возникающей правоспособности раба, как физического лица, не колеблет справедливость этого утверждения, ибо реаль- ное социальное положение раба радикально не менялось до тех пор, пока раб не пре- вратился в зависимого крестьянина. Но тогда он стал в качестве такового объектом эксплуатации со стороны землевладельца (крупного или мелкого вотчинника). До тор- жества феодального способа производства рабы противостояли не феодалам, а широкой массе свободных соплеменников-общинников; они были не зависимыми крестьянами, 143
нами кровно-родственных и общинных объединений, не заседали в mallus’e, не имели права ношения оружия и т. д., т. е. не пользовались ни одним из тех прав и не выполняли ни одной из тех обязанностей сво- бодного общинника, совокупность которых и составляла реальное со- держание его свободы. Они как бы не считались членами племени. А это выключение рабов из состава основной массы соплеменников, к ко- торому собственно и сводится их бесправие, в свою очередь объясняет- ся тем, что рабы не были обладателями земельных наделов L Наличие столь резкой грани между рабами и свободными сказывается не только1 в применении телесных наказаний к рабам, но и в за- прещении смешанных браков. Брак свободного человека с чужой рабыней, а также брак свободной девушки с чужим рабом карается лишением свободы и обращением в рабство свободного жениха рабыни (или свободной невесты раба) * 1 2. Хотя брак в обоих случаях не растор- гается, а следовательно, может привести к длительному пребыванию в рабстве бывшего свободного (или свободной), а может быть, и к обра- щению в рабство всего потомства супругов, вступивших в неравный брак3, тем не менее нам представляется, что первоначальная цель за- прета состояла не в этом, а в стремлении действительно помешать за- ключению смешанных браков. Такое предположение вытекает не только из вышеприведенных общих соображений о том, что в Салической Правде рабство и свобода противопоставляются друг другу. Мы допуска- ем также возможность, что лишение свободы заменяет в данном случае прежнее более суровое наказание — смертную казнь. Эту возможность подтверждают некоторые другие варварские прав- ды — в частности, Рипуарская и Бургундская. По Бургундской Правде добровольная связь свободной девушки с ра- бом каралась смертной казнью обоих 4, причем выполнение этой кары возлагалось на родителей девушки, которые и обязаны были, и имели а подсобной рабочей силой в хозяйстве этих свободных общинников. Именно поэтому в обществе, где основная масса населения состояла из свободных, они и были столь резко отделены от них по признаку личной несвободы. 1 См. об этом ниже. 2 Lex Sal., XIII, § 8: Si vero ingenuam puellam de illis suam voluntatem servum secuta fuerit, ingenuitatem suam perdat; XIII, 9: Ingenuus si ancilla aliena prisserit similiter paciatur; XXV, 5: Si vero ingenuus ancilla aliena publice se iunxerit, ipse cum ea in servitute permaneat; XXV, 6: Similiter et ingenua, si servo alieno in coniugio ac- ceperit, in servitio permaneat. — За внебрачные сношения свободного с чужой рабыней взимался лишь штраф — в 15 солидов (XXV, 3), а с королевской рабыней — в 30 соли- дов (XXV, 4). 3 На такую возможность указывает Рипуарская Правда. Хотя она в целом,и отра- жает значительно более поздние отношения, тем не менее и в ней содержится запрет неравных браков и притом с той же карой — обращением в рабство свободного, всту- пающего в такой брак (ср. Lex Rip., LVIII, § 15—16). Однако тут же указано, что женитьба на королевской рабыне или рабыне табулярия (церковного вольноотпущен- ника) карается обращением в рабство не самого свободного, но потомства от этого брака (ср. Lex Rip., LVIII, § 14: ...non ipse sed procreatio eius serviat). Отсюда можно заключить, что женитьба свободного рипуара на обыкновенной рабыне (т. е. на рабыне другого свободного) влекла за собою обращение в рабство и самого свободного, и его потомства,— тем более, что это прямо предписано в случае выхода замуж свободной рипуарки за чужого раба, принадлежащего другому рипуару (Lex Rip., LVIII. § 16: Similiter et si Ribuaria hoc fecerit, ipsa et generatio eius in servitio perseverent). Следует, однако, иметь в виду, что в Рипуарской Правде servitium уже носит характер крестьян- ской зависимости раннефеодального периода (особенно это относится к церковным и ко- ролевским рабам), и слово serviat означает: «несет повинности»; поэтому данные Ри- пуарской Правды об обращении в рабство детей от смешанных браков указывают лишь на дальнейшую тенденцию развития и не могут быть механически перенесены на Сали- ческую Правду. О Рипуарской Правде как источнике см. R. Buchner Textkritische Untersuchungen zur Lex Rebuaria, Leipzig. 1940. f) 4 Lex Burg., XXXV, § 2 (текст см. в гл. VI этой работы). 144
право сами убить ее в случае их отказа сделать это, девушка лиша- лась свободы и вступала в число королевских рабынь1 2, а раб, повиди- мому, все же подвергался казни. Здесь лишение свободы явным образом заменяет смертную казнь. Рипуарская Правда не идет в этом отношении так далеко, но предвидит возможность либо убийства раба, а следовательно, и расторжения бра- ка, либо обращения его свободной невесты в рабство. Об этом свидетельствует один любопытный текст Рипуарской Прав- ды, следующий непосредственно за угрозой лишения свободы по отно- шению к лицам, заключающим неравные браки. По прямому смыслу этого текста, свободной рипуарке, которая со- гласна выйти замуж за раба, но родители которой протестуют против этого, предоставляется выбор от имени короля или графа — либо убить раба, либо остаться вместе с ним в рабстве. В первом случае свободная рипуарка должна принять меч (повидимому, символ свободы ее отца и будущего мужа), во втором — веретено3 (знак зависимости и выполне- ния ткацкой работы,—может быть, в пользу господина). Несмотря на упоминание особой роли короля и графа, как носите- лей государственной власти, предоставляющих свободной рипуарке этот выбор (упоминание, отражающее время фиксации соответствующих глав Рипуарской Правды, т. е., повидимому, начало1 VII в.) 4, самая воз- можность выбора и некоторые подробности процедуры (меч, как сим- вол свободы вооруженного члена рипуарского племени) указывают на то, что разбираемый текст излагает старинный обычай, во всяком слу- чае более древний, чем другие постановления той же главы Рипуарской Правды о лишении свободы в качестве наказания за неравный брак между рабами и свободными. Из вышеизложенного следует, что древнейшей формой кары за та- кой брак была казнь обоих вступающих в брак (это отражено в Бур- гундской Правде) 5, затем она была заменена сначала казнью лишь од- ного из вступающих в брак лиц, а именно раба, при обращении в раб- ство другого лица, т. е. свободной девушки (по Бургундской Правде 6), а впоследствии—выбором между убийством раба и лишением девушки свободы (по тем текстам Рипуарской Правды7, которые, повидимому, фиксируют ранние обычаи рипуаров). Наконец, последним этапом в эволюции форм наказания за смешанные браки свободных и рабов по варварским правдам является обращение в рабство свободного лица без расторжения брака и без казни раба 8 * 10. Он отражен в тех текстах 1 Lex Burg., XXXV, § 3. Этот обычай представляет собою частичную параллель к на- казанию женщины, соединившейся браком со своим собственным рабом, согласно капи- тулярию I (гл. 5) к Салической Правде. 2 Lex Burg., XXXV, § 3 (текст см. гл. VI). 3 Lex Rip., LVIII, § 18: Quod si ingenua Ribuaria servum Ribuarium secuta fuerit, et parentes eius hoc refragare voluerint, offeratur ei a rege seu a comites spata et conucla. Quod si spatam acceperit, servum interficiat. Si autem conucla, in servicio perseverit. 4 Ср. H. Brunner. Deutsche Rechtsgeschichte, Bd. I, II Aufl., Leipzig, 1906, S. 442. 5 Смертная казнь вступающих в такой брак существовала, повидимому, и у рипуар- ских и у салических франков. Может быть, это как-нибудь связано с изгнанием из кровно-родственного союза свободной девушки, вышедшей замуж за собственного раба, которую ее родственники имели право убить (согласно Cap. I, tit. 5, § 1—2, отра- жающему, как установлено выше, старинный обычай). 6 Lex Burg., XXXV, § 3. 7 Lex Rip., LVIII, § 18. 8 Гейслер, — на наш взгляд правильно,— считает лишение свободы согласно Сали- ческой Правде в данном случае (Lex Sal., XIII, 8) заменой смертной казни (A. Heusler. Institutionen des deutschen Privatrechts, Bd. I, Leipzig, 1885, S. 187). Беренд в своем издании Салической Правды оспаривает эту точку зрения и высказы- вает предположение, что свободная, выходящая замуж за раба, уже до этого утра- 10 А. И. Неусыхин 145
Рипуарской Правды, которые указывают на возможность лишения сво- боды также и потомства от смешанных браков \ о чем Салическая Правда прямо не говорит * 1 2. Имущественное положение рабов по Салической Правде тоже сви- детельствует о наличии резкой грани между статусом свободного и ра- ба. Хотя у раба и имеется некоторое, — впрочем, весьма незначитель- ное,— движимое имущество, тем не менее оно, как и сам раб, находится в полном распоряжении господина3. Отпуск чужого раба на волю,— даже согласно процедуре, дающей полную свободу, т. е. через денарий перед лицом короля,—карается штрафом в 35 солидов и уплатой гос- подину стоимости раба 4. За лишение раба трудоспособности (хотя бы временное) в результа- те побоев виновный тоже уплачивает штраф (правда, небольшой) 5. Господин может не пожелать выдать раба на пытку6, вероятно, из опа- сения утраты рабом трудоспособности. Рабов не только продают, поку- пают, незаконно похищают и столь же незаконно отпускают на волю, но и сманивают друг у друга 7, причем в похищении раба и увозе его за пределы страны («за море»,— trans mare) может участвовать несколь- ко человек 8, — прямое указание на работорговлю. Однако вся обстанов- ка этого похищения раба и его возвращения, —сыск раба господином, но выступление в mallus’e самого похищенного раба, называющего в при- сутствии собранных им самим свободных свидетелей своего похитителя или похитителей, а также и указывающего названия вилл, в которых они живут, — свидетельствует о том, что раб мог быть похищен у лю- бого свободного общинника9. Показательно в этом отношении то, что' Салическая Правда не выделяет при помощи каких-либо особых при- знаков социальный статус ни господина раба, ни его похитителей, а обо- значает и того и другого обобщающим местоимением quis, прилагае- мым ко всем свободным 10 11. Не выделяет она социальный статус господина и в тех случаях, когда раб-убийца обслуживает обоих господ (если он убил чужого раба) 11 или выдается родственникам убитого в качестве половины виры (если он убил свободного) 12. Все это свидетельствует о том, что рабов могли сманивать друг у друга свободные общинники и что совместно эксплуатировать рабочую силу одного и того же раба могли два свободных общинника. Наличие рабов у свободных франк- ских общинников засвидетельствовано и отмеченным выше фактом рас- тила свою свободу (Lex Salica, hrsg. von J. F. Behrend, 2 Aufl., 1897, S. 25, Anm. zu tit. XIII, 8). Однако в самой Салической Правде нет никаких данных в пользу такого предположения. 1 См. Lex Rip., LVIII (§ 15—16 в сопоставлении с § 14). 2 Она свидетельствует лишь о лишении свободы самих вступающих в неравные браки (Lex Sal., XIII, 8, 9). <%О наличии у раба имущества и о его размерах см. Lex Sal., XXXV, § 2—3; ad. 2—3; XII, 1—2; XXV, 7; XL.; ad. 1. 4 Lex Sal., XXVI, § 2. s Lex Sal., XXXV, ad. 1. 6 Cp. Lex Sal., XL, § 4 (отказ господина разрешить истцу продолжать пытку принадлежащего этому господину раба и взнос истцом залога за раба, подвергну- того дальнейшей пытке против воли господина); XL, § 6—10 (просьба истца, чтобы господин выдал уже уличенного раба для пытки, и многочисленные отсрочки, пре- доставляемые господину). 7 Lex Sal., XXXIX, § 1. 8 Lex Sal., XXXIX, ad. 3 (оговор раба допускается лишь по отношению к трем похитителям). 9 Lex Sal., XXXIX, § 1; ad. 1—3. 10 Lex Sal, XXXIX, § 1; ad. 1. 11 Lex Sal, XXXV, § 1. 12 Lex. Sal, XXXV, § 5. 146
пространенности совместных сделок рабов со свободными. Случаи сов-- местных краж, совершаемых свободными в сообщничестве с их соб- ственными или чужими рабами \ а также подстрекательство свободным чужого раба в краже у его господина 1 2 производят такое впечатление, что господа этих рабов — свободные общинники, живущие в одной и той же вилле по соседству друг с другом. Несвобода франкского раба коренилась, так же. как и свобода об- щинника, в экономическом положении того и другого, т. е. в их отноше- нии к земле. Само собою разумеется, что раб франкского общинника не имел в своем обладании или пользовании самостоятельного земель- ного надела даже в качестве держания. Свободный франкский об- щинник ограничивался использованием раба в своем домохозяйстве лишь в качестве подсобной рабочей силы,—повидимому, в том духе, как это изображено' у Тацита в XX главе его «Германии»3. Реальное эконо- мическое положение раба мало менялось и в тех случаях, когда он по- лучал от своего господина — свободного общинника — для обработки какой-нибудь небольшой участок, потому что он продолжал при этом ос- таваться в пределах домохозяйства своего господина и не превращался в обладателя надела и особого домохозяйства, хотя бы и зависимого от господина. Из тех двух категорий древнегерманских рабов, которые изображены Тацитом в его «Германии», — домашних рабов и рабов, по- саженных на участки, платящих господину оброк хлебом, скотом и тка- нями, но не несущих никакой барщины 4,— рабы свободных франкских общинников согласно Салической Правде по их экономическому положе- нию приближались к первой. Другими словами — рабы салических фран- ков еще далеки от их превращения в зависимых держателей. Это подтверждается также и тем, что древнейший текст Салической Правды знает лишь один вид отпуска раба на волю, и притом как раз тот, который дает полную свободу (т. е. освобождение через денарий перед лицом короля) 5: в результате такого способа освобождения раб порывает всякую связь со своим господином и не становится его полу- свободным или зависимым держателем. К тому же отпуск на волю чужого раба в присутствии короля через денарий — необратимый про- цесс: господин такого раба получает лишь возмещение в размере стои- мости раба, виновный платит штраф в размере 35 солидов, но освобо- жденный раб остается свободным 6 и не возвращается в распоряжение господина 7. Между тем в более позднем памятнике — в записи обычного права рипуаров, Рипуарской Правде — перечислено четыре способа от- пуска рабов на волю 8, и все они, кроме освобождения через денарий; фактически приводят к превращению бывшего раба в зависимого дер- жателя на положении полусвободного вольноотпущенника. Полное умолчание Салической Правды обо всех этих видах освобождения 1 Lex Sal., XL, ad. 1; X, ad. 3. 2 Lex Sal., XXVII, § 26 (...cum servo alieno... nesciente domino); cp. XL, ad. 2; X, § 2 (здесь вор, обкрадывающий господина чужого раба вместе с этим последним, прямо назван ingenuus, но и он в свою очередь мог иметь собственного раба). 3 Tacitus, Germania, XX. 4 Т а с i t u s, Germania, XXV (ср. XX). 5 Lex Sal., XXVI, § 2. 6 О том, что освобождение через денарий дает полную свободу, см. Lex Rip., LVIII, § 1, 2—4; LXII, § 2. 7 В Салической Правде есть еще один параграф, посвященный освобождению рабов, но в нем идет речь лишь о штрафе за отпуск чужого раба; этот акт прирав- нивается к продаже или убийству раба, однако при этом не указан способ его освобож- дения. К тому же этот параграф не содержится в I семье рукописей; он имеется во II семье, в Герольдине и Эмендате. См. Lex Sal., X, ad. I. 8 См. Lex Rip., LXII, § 1; LVIII, § 1; LXI, § 1, 2, 3. 10* 147
рабов, кроме одного, указывает на то, что у салических франков еще не сложился слой вольноотпущенников. Это —существенный аргумент в пользу предположения, что рабы франкских общинников еще не прев- ращались в зависимых держателей даже путем предоставления им ча- стичной свободы в результате отпусков на волю. Намеченный ход мыслей еще раз подтверждает высказанное выше предположение, что использование рабочей силы рабов не играло боль- шой роли в хозяйстве свободных франкских общинников на той стадии развития общины, которая отражена в Салической Правде. Наличие домашних рабов у свободных салических франков сыграло историческую роль, главным образом, как один из ускорителей возникновения имущест- венного неравенства в результате накопления большого количества дви- жимого имущества в руках одних общинников в отличие от других (в виде скота, рабов и пр.); отсюда и сманивание рабов одними свобод- ными франками у других Однако рабы имелись не только у общинников: Салическая Правда указывает еще два разряда рабов. Рабы, обозначаемые как pueri de ministerio, vassi ad ministerium1 2, могли принадлежать только крупным землевладельцам (может быть, тем королевским дружинникам, которые поселялись в пределах округа или сотни по грамоте короля) 3, так как в состав этой категории рабов входят обученные ремесленники (кузнецы, плотники, золотых дел мастера), а также лица, обслуживающие отдель- ные отрасли хозяйства (виноградари, конюхи, свинопасы)4. Кроме того, в особую категорию выделены в Салической Правде ко- ролевские рабы, которые приравниваются к литамs, защищены вирой в 100 солидов 6 и могут занимать должности на королевской службе7. Весьма возможно, что состав рабов короля и дружинников мог попол- няться не только за счет франкских, но и из числа галло-римских рабов, захваченных королем и его дружинниками в ходе завоевания бывших зе- мель императорского фиска или запустевших участков латифундий; на это указывает обилие в их составе обученных ремесленников и спе- циалистов. Однако рабы франкских общинников скорее всего произошли из прежних франкских рабов, так как Салическая Правда (да и все ос- тальные источники) ничего не говорят о захвате рядовыми свободными франками галло-римских рабов, а разделы земель франков с галло- римлянами, повидимому, вовсе не имели места. Это не исключает воз- можности некоторого воздействия правового положения галло-римских рабов в направлении ухудшения юридического положения франкских рабов сравнительно с патриархальным рабством времен Тацита. Салическая Правда нигде не содержит ни одного прямого указа- ния на галло-римское происхождение франкских рабов. Она вообще уделяет очень мало места галло-римскому населению. Оно предстает перед нами в виде трех слоев (сотрапезники короля, поссессоры и три- бутарии) с вирами, в два раза сниженными сравнительно с вирами пред- ставителей соответствующих слоев франкского общества — антрустио- 1 Известное значение в последующем ходе процесса возникновения зависимого крестьянства мог иметь самый факт эксплуатации рабочей силы рабов. 2 Lex Sal., XXXV, § 6; X, ad. 5 (ср. ad. 4). 3Lex Sal., XIV, § 4. 4 Lex Sal, XXXV, § 6; X, ad. 4—5. 5 Lex Sal, XIII, § 7. 6 Lex Sal, XLII, § 4. 7 Даже сацебарон (агент короля, помощник графа) может происходить из числа королевских рабов, причем его жизнь, несмотря на его рабское происхождение, защи- щена вирой в 300 солидов (см. Lex Sal, LIV, § 2). 148
нов, свободных франков и литов1. Показательно, что «римляне», пови- димому, не могли состоять в королевской дружине (место антрустиона у галло-римлян занимает королевский сотрапезник — conviva regis) и на первых порах после завоевания Галлии не имели права ношения ору- жия. Они вообще находились первое время на положении покоренных: за одни и те же проступки (ограбление, связывание без вины) с галло- римлянина, совершившего их по отношению к франку, взыскивается вдвое больший штраф, чем с франка, совершившего их по отношению к галло-римлянину 1 2. Это подчиненное положение галло-римлян по Салической Правде (так же, как сравнительно незначительное внимание, уделенное им в этом памятнике3) указывает на то, что в момент записи Салической Правды синтез между разлагающимся рабовладельческим строем рим- ской Галлии и общественным строем салических франков еще не успел оказать на этот последний значительного влияния. Это сказывается, ме- жду прочим, и в полном отсутствии упоминаний церковного землевла- дения в древнейшем тексте Салической Правды. * * * Равноправие всех свободных франков, т. е. однородность и одно- значность их свободы, подчеркивает также и любопытный факт, давно отмеченный всеми исследователями, но не нашедший себе удовлетвори- тельного объяснения — отсутствие упоминания о родо-племенной знати в Салической Правде. Гипотеза истребления знатных родов во время войн и усобиц явно несостоятельна 4. Гораздо естественнее предполо- жить, что тот нобилитет, который играл такую роль в жизни древне- германских племен, согласно свидетельствам античных авторов от Тацита до Аммиана Марцеллина, и который приобрел особое положение как раз у народов, не испытавших воздействия римского рабовладельче- ского строя и потому продолжавших Тацитовскую линию развития,— например, у саксов 5,— у салических франков частично слился с ка- кими-то новыми высшими слоями общества, выделившимися в резуль- тате последующего развития в новых условиях. Отсутствие упомина- ния о нем в нашем памятнике может объясняться как этим частичным слиянием, так и следующим, весьма существенным, обстоятельством. Салическая Правда отражает совмещение и взаимодействие в пре- делах одного общества старого обычного права, коренящегося в остат- ках первобытно-общинного строя, и зачатков государства в лице королевской власти и ее окружения; поэтому все то, что входит в сферу особого, специфического интереса этой последней, как бы изымается, (полностью или частично) из сферы действия старого обычного права и вовлекается в сферу воздействия королевской власти. Из этого мо- жет проистекать и изменение в Салической Правде классификации тех или иных явлений и институтов с соответствующим изменением самой терминологии источника, приводящим к тому, что некоторые социаль- ные группы могут фигурировать под необычными для них (с точки зре- ния старых социальных отношений) терминами, могут быть отнесены к не совсем подходящей для них рубрике. 1 Lex Sal., XLI, § 5—7; XLII, § 4. 2 Lex Sal., XIV, § 2—3; XXXII, ad. 1, 2. 3 Ср. также Lex Sal., XXXIX, § 3; XVI, ad. 2. 4 Ее несостоятельность признал в своем издании Салической Правды уже Вайц, который раньше сам был сторонником этой гипотезы (см. G. Waltz. Das alte Recht der Salischen Franken, S. 103—104). 5 См. об этом главу IV данной работы. 149
С точки зрения королевской власти знатным был тот, кто был тес- ными узами связан с ее возвышением и с обусловившей это возвыше- ние военной экспансией, приведшей к созданию франкского государства Хлодвига, по инициативе которого и произведена была запись Салической Правды. Эта запись сохранила в неприкосновенности весьма архаиче- ские черты обычного права, отражающие пережитки первобытно-общин- ного строя, но в тех вопросах, которые входили в сферу королевской власти, она внесла в него немало' нового. Не покушаясь на освящен- ное обычаем представление о свободном соплеменнике, редакция Сали- ческой Правды заменила прежнее понятие знатности, как родови- тости,