/
Автор: Гришунин С.Е.
Теги: гносеология (теория познания) философия философия науки
ISBN: 978-5-397-00136-6
Год: 2009
Текст
С. И. Гришунин
ФИЛОСОФИЯ
НАУКИ
ББК 87.22
Рекомендовано к изданию кафедрой философии естественных
факультетов философского факультета Московского
государственного университета им. М. В. Ломоносова
Гришунин Сергей Иванович
Философия науки: Основные концепции и проблемы: Учебное пособие.
Изд. 2-е, испр. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. — 224 с.
Настоящее учебное пособие написано в соответствии с программой канди-
датского минимума для аспирантов и соискателей. В нем рассматриваются основ-
ные концепции и проблемы философии науки. Кроме того, в книге обсуждаются
различные модели развития науки.
Пособие рассчитано на аспирантов и соискателей, готовящихся к экзаменам
кандидатского минимума, а также на всех, кто интересуется философскими про-
блемами науки.
Издательство «Книжный дом “ЛИБРОКОМ”».
117312, г. Москва, пр-т Шестидесятилетия Октября, д. 9.
Формат 60*90/16. Печ. л. 14. Бумага типографская. Зак. № 1695.
Отпечатано в ООО «ЛЕНАНД».
117312, г. Москва, пр-т Шестидесятилетия Октября, д. 11А, стр. 11.
ISBN 978-5-397-00136-6
© Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2008
НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА
~р~| E-mail: URSS@URSS.ru
Ах Каталог изданий в Интернете:
http://URSS.ru
J Тел./факс: 7 (499) 135-42-16
URSS Тел./факс: 7 (499) 135-42-46
Все права защищены. Никакая часть настоящей книги не может быть воспроизведена или
передана в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, будь то элек-
тронные или механические, включая фотокопирование и запись на магнитный носитель,
а также размещение в Интернете, если на то нет письменного разрешения владельца.
Содержание
Введение........................................ 5
1. Возникновение философии науки
как направления современной философии.
Первый позитивизм............................ 7
2. Второй этап развития философии науки........ 30
2.1. Второй позитивизм
(махизм или эмпириокритицизм)............... 30
2.2. Концепция физической теории как описания
и классификации экспериментально
установленных законов П. Дюгема............. 49
2.3. Конвенционализм А. Пуанкаре............ 61
3. Третий этап развития философии науки.
Неопозитивизм (логический позитивизм
или третий позитивизм)......................... 69
4. Концепции науки во второй половине XX века ... 85
4.1. Фальсификационизм, фаллибилизм
и концепция трех миров К. Поппера........... 85
4.2. Утонченный фальсификационизм и методология
научно-исследовательских программ И. Лакатоса. 106
3
Содержание
4.3. Концепция научных революций
и релятивизм Т. Куна.......................... 120
4.4. Концепция личностного знания М. Полани..... 135
4.5. Эволюционная теория науки С. Тулмина...... 142
4.6 Тематический анализ науки Дж. Холтона...... 150
4.7. Концепция влияния философии
на развитие науки А. Койре.................... 161
4.8. Социология науки М. Малкея................ 173
4.9. Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда. 188
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии. 198
Введение
В самостоятельное направление философия науки офор-
милась во второй половине XIX в. в деятельности представи-
телей первого позитивизма. В это же время Е. Дюрингом был
впервые предложен термин «философия науки».
«Предметом философии науки, — как отмечает В. С. Сте-
пин, — являются общие закономерности и тенденции научного
познания как особой деятельности по производству научных
знаний, взятых в их развитии и рассмотренных в исторически
изменяющемся социокультурном контексте» [1, с. 8]. Филосо-
фия науки изучает также способы формирования, структуру и
динамику как в целом научного знания, так и знания конкрет-
ных научных дисциплин.
Развитие данного направления связано с деятельностью
философов, предлагавших ту или иную модель развития нау-
ки. Среди этих моделей следует отметить две противополож-
ные концептуальные модели ее развития: кумулятивную и ан-
тикумулятивную. Кумулятивная модель возникла на основе
методологии индуктивизма, согласно которой познание начи-
нается с констатации фактов и завершается индуктивным вы-
ведением из фактов теоретических обобщений. Радикальные
трансформации научного знания в этой модели полностью ис-
ключаются, а развитие (точнее рост) научного знания предста-
5
Введение
ет как непрерывный и бесконечный процесс накопления абсо-
лютных истин. Антикумулятивная модель развития науки
предполагает революционную смену норм, методов, стандар-
тов, систем знаний. Кроме кумулятивной и антикумулятивной
моделей развития науки в философии науки имеется и некуму-
лятивная модель, в которой имеет место признание как пре-
рывности, так и преемственности в развитии науки.
Именно эти модели динамики науки и ряд других концеп-
ций науки и будут в дальнейшем рассмотрены в данной книге.
Литература
1. Степин В. С. Философии науки. Общие проблемы. М., 2006.
1. Возникновение философии
науки как направления
современной философии.
Первый позитивизм
Проблема методов, обеспечивающих открытие новых яв-
лений и научных законов. — Проблема систематизации на-
учного знания. — Проблема классификации наук.
У истоков процесса возникновения философии науки как
направления современной философии стояли первые позити-
висты — О. Конт, Дж. С. Милль, Г. Спенсер.
Возникновение первого позитивизма было вызвано как
историческими условиями, так и состоянием науки и измене-
нием ее социального статуса. К середине XIX в. реформы в об-
разовании утвердили в качестве его основы изучение фунда-
ментальных наук. Из занятия одиночек или небольших групп
ученых наука постепенно превращалась в новый социальный
институт, отстаивая свою автономию и специфические прин-
ципы научного исследования. В этот же период намечается все
более интенсивное применение научных знаний в производст-
ве. Возникают технические науки как основа инженерной
деятельности. Позитивизм возвеличивал успехи науки — и не
7
1. Возникновение философии науки
без оснований. На протяжении XIX в. многие науки достигли
огромных успехов и превзошли пики своего предшествующего
развития. Вдохновленные гигантскими успехами науки, пер-
вые позитивисты связывали именно с ней задачи подлинного
постижения и преобразования мира.
Основатель позитивизма О. Конт (1798-1857) был учени-
ком К. Сен-Симона (1760-1825). Сен-Симон отстаивал идею
научности как высшего этапа человеческого познания и пола-
гал, что следует перенести точные методы на изучение обще-
ства и создать социальную науку по образу и подобию наук о
природе. О. Конт воспринял и развил эти идеи Сен-Симона.
Он считается одним из первых создателей социологии как нау-
ки об обществе, включающей в себя социальную статику и
социальную динамику. Основными произведениями О. Конта
являются «Курс позитивной философии» (в 6 томах.), «Общий
обзор позитивизма», «Дух позитивной философии», «Система
позитивной политики».
О. Конт выдвинул концепцию «позитивной (положитель-
ной) науки». В работе «Дух позитивной философии» Конт вы-
деляет пять значений определения понятия «позитивного». Во-
первых, позитивное — положительное — означает реальное в
противоположность химерическому. Во втором смысле оно оз-
начает полезное в противоположность бесполезному. В третьем
значении оно часто употребляется как достоверное в противо-
положность сомнительному; в четвертом значении — как точ-
ное в противоположность смутному. Пятое применение менее
употребительное, чем другие, хотя столь же всеобщее — ко-
гда слово «положительное» употребляется как противопо-
ложное отрицательному. Таким образом, позитивное в трак-
товке Конта — это реальное, достоверное, точное и полезное
знание в противоположность смутным, сомнительным и бес-
полезным утверждениям и представлениям, которые часто
имеют место в обыденном сознании и метафизических рассу-
8
1. Возникновение философии науки
ждениях. Позитивное знание и «положительная наука» проти-
вопоставляются в позитивизме традиционной философии как
«метафизике». Употребляя термины «научный», «позитивный»
как синонимы, О. Конт выражал то оценочное отношение к
науке, которое складывалось в индустриальную эпоху. Именно
в этот исторический период наука окончательно обретает ста-
тус фундаментальной ценности культуры.
В позитивизме превращение науки в фундаментальную
ценность цивилизации было истолковано в духе абсолютной
автономии науки, ее независимости от влияния философии и
других областей культуры. При таком подходе взаимодействие
науки и философии стало рассматриваться только в одном ас-
пекте — как одностороннее влияние науки на философию.
Собственно, в этом и состоял замысел построения позитивной
философии, которая должна была стать особой сферой кон-
кретно-научного знания. Провозглашаемая Контом философия
науки — философия нового типа — призвана выполнить зада-
чу упорядочивания, систематизации, координации и кодифи-
кации научных выводов. Позитивизм стремился создать мето-
дологию науки, которая выявила бы законы развития научного
знания. Но при этом полагалось, что законы развития науки
можно открыть, абстрагируясь от воздействия на научное ис-
следование философии. Однако, как выяснилось в дальнейшей
истории позитивизма, развитие науки нельзя понять, игнори-
руя влияние на нее философии и других социокультурных
факторов.
Свойственная науке ориентация на поиск закономерности
нашла отражение в предложенных О. Контом «законе трех
стадий», законе постоянного подчинения воображения на-
блюдению и энциклопедическом законе, с помощью кото-
рых он попытался обосновать свое учение.
В «законе трех стадий» нашел свое выражение позитивист-
ский идеал науки как автономной и независимой от влияния
9
1. Возникновение философии науки
других сфер духовной жизни. Этот закон, прежде всего, опреде-
ляет те этапы, которые проходит человечество в своем умствен-
ном развитии, в своем стремлении познать окружающий мир.
Конт утверждает, что каждая из главных концепций, каждая
отрасль наших знаний последовательно проходит три различные
теоретические состояния: состояние теологическое, или фик-
тивное; состояние метафизическое, или отвлеченное; состояние
научное, или позитивное. «Другими словами, человеческий ра-
зум, в силу своей природы, в каждом из своих исследований
пользуется последовательно тремя методами мышления, харак-
тер которых существенно различен и даже прямо противополо-
жен: сначала методом теологическим, затем метафизическим,
наконец, позитивным. Отсюда возникают три взаимно исклю-
чающих друг друга вида философии, или три общие системы
воззрений на совокупность явлений; первая есть необходимый
отправной пункт человеческого ума, третья — его определенное
и окончательное состояние, вторая предназначена служить
только переходной ступенью» [1, с. 2].
Находясь на теологической стадии своего интеллектуаль-
ного развития, человек пытается достигнуть абсолютного зна-
ния о мире и стремится все явления объяснять с помощью
сверхъестественных сил, понимаемых по аналогии с ним са-
мим: богов, духов и т. п.
Для метафизической стадии, как и для предыдущей стадии,
также характерно стремление достигнуть абсолютного знания 6
мире. Однако здесь объяснение явлений мира сводится к ссылке
на различные выдуманные первосушности, якобы скрываю-
щиеся позади мира явлений, основу которого они составляют.
Такими сущностями можно считать воду у Фалеса, апейрон у
Анаксимандра, воздух у Анаксимена, огонь у Гераклита, идеи у
Платона, формы у Аристотеля, субстанцию у Декарта и Спино-
зы, монады у Лейбница, «Я» у Фихте, «вещь в себе» у Канта, а
также материю у материалистов. Однако в опыте мы не вос-
10
1. Возникновение философии науки
принимаем сущности, субстанции, формы и идеи. Конт утвер-
ждает, что мы их придумываем, чтобы создать видимость от-
вета на вопрос о первоначале и о природе всех вещей. Все на-
ше знание происходит из опыта и им же ограничено, и поэто-
му вопрос о том, что лежит в его основе или позади его,
навсегда обречен остаться без ответа. Метафизическая стадия,
согласно Конту, имеет определенные преимущества перед тео-
логической. Она способствует тому, что мысль приобретает
большую широту и подготавливается к позитивной (научной)
работе. Всю классическую философию Конт относил к мета-
физической стадии. Он не считал ее бессмысленной в отличие
от представителей более позднего позитивизма. Он видел ее
предназначение в том, что она упростила и рационализирова-
ла теологические объяснения и тем самым ослабила влияние
теологии, подготавливая переход к позитивным концепциям.
Но коренная ошибка метафизики в том, что, как и теология,
она стремится узнать абсолютные начала и причины всего, а
это невозможно.
Третья стадия — позитивная. Человечество на этрй ста-
дии прекращает безнадежные и бесплодные попытки познать
первые и конечные причины, познать абсолютную природу
или сущность всех вещей, т. е. отказывается и от теологиче-
ских, и от метафизических вопросов и притязаний и устрем-
ляется по пути накопления положительного знания, получае-
мого специальными науками. Конт пишет, что «в положи-
тельном состоянии человеческий дух сознает невозможность
достижения абсолютных знаний, отказывается от исследова-
ния происхождения и назначения существующего мира и от
познания внутренних причин явлений и стремится, правильно
комбинируя рассуждения и наблюдения, к познанию действи-
тельных фактов явлений, т. е. их неизменных отношений по-
следовательности и подобия. Объяснение явлений, приводи-
мое к его действительным пределам, есть отныне только уста-
11
1. Возникновение философии науки
новление связей между различными отдельными явлениями и
несколькими общими фактами, число которых уменьшается
все более и более по мере прогресса науки» [2, с. 4]. Позитив-
ная (научная) стадия заменяет метафизические сущности от-
крытием точных законов. В гносеологическом плане это оз-
начает, что науки должны наблюдать и описывать то, что от-
крывается в опыте, и формулировать законы, понимаемые
Контом как повторяющиеся связи и отношения между явле-
ниями. Законы не проникают в сущность явлений и имеют зна-
чение только для явлений. Они отвечают на вопрос «как?», а
не «почему?». О. Конт отмечал, что исторически наука возни-
кает в недрах философии. Но затем, породив науку, филосо-
фия, по его мнению, становится для науки принципиально не
нужной — «наука сама себе философия». Этот тезис О. Конт
постулирует как некую очевидную данность. Что касается фи-
лософии, то именно на позитивной стадии должна произойти
трансформация метафизики в позитивную философию, которая
сохраняет значение в качестве дисциплины. Позитивная фило-
софия, согласно Конту, представляет собой окончательное со-
стояние человеческого ума. Рассматривая позитивную филосо-
фию как своего рода метанауку по отношению к специальным
наукам, позитивизм в качестве главных ее целей определил,
во-первых, нахождение методов, обеспечивающих открытие
новых явлений и законов, и, во-вторых, разработку принципов
систематизации знаний. Здесь были поставлены две главные
проблемы философии науки, которые во многом определяли
дискуссии в ее последующем историческом развитии.
Подход к решению первой проблемы был связан с основ-
ной установкой позитивистской теории познания. Поскольку
законы рассматривались как устойчивые связи и отношения
явлений (данных чувственного опыта), постольку особое вни-
мание должно быть уделено методам индуктивного обобщения
опытных данных. Но кроме этого, в арсенале научного метода,
12
1. Возникновение философии науки
согласно Конту, имеются также дедукция, воображение и ги-
потеза. Последнюю он называет «могущественным орудием»
для открытия законов и развития научного знания. Однако он
выдвигает ограничительное требование: «Придумывать только
такие гипотезы, которые по самой своей природе допускали
хотя бы и более или менее отдаленную, но всегда до очевидно-
сти неизбежную положительную проверку...» [3, с. 20]. Вме-
сте с тем, согласно концепции О. Конта, гипотеза и дедуктив-
ные методы играют вспомогательную роль в становлении но-
вого научного знания. Конт сформулировал это положение в
законе постоянного подчинения воображения наблюдению,
согласно которому всякое предложение, которое недоступно
точному превращению в простое явление частного или обще-
го факта, не может представлять никакого реального и понят-
ного смысла.
Закон постоянного подчинения воображения полностью
вступает в силу на третьей, позитивной стадии. Наблюдение,
по Конту, — это универсальный метод получения научных
знаний. Поскольку научное знание, согласно ему, это оцытное
знание, а опыт может расширяться беспредельно, то ни о ка-
ком абсолютном знании не может быть и речи. Для Конта на-
учное познание есть непрерывный процесс движения от узкого,
неполного знания к более полному и всестороннему. Другими
словами, Конт рассматривает науку как историю познания че-
ловеком мира, познания основанного главным образом на на-
блюдении. Так как наблюдать человек может только явления, то
научное познание не может иметь дело, ни с сущностью, ни с
первыми, ни с конечными причинами явлений. Поэтому науч-
ное знание является преимущественно описательным. По мне-
нию Конта, «истинный позитивный дух состоит преимущест-
венно в замене изучения первых или конечных причин явлений
изучением их непреложных законов, другим словами, — в за-
мене слова почему словом как» [1, с. 81]. Тенденция сводить
13
1. Возникновение философии науки
науку к описанию наблюдаемых явлений возникла задолго до
Конта. Эта тенденция, которой в реальной истории науки все-
гда противостояла другая, рационально-теоретическая и объ-
яснительная, была выделена Контом и позитивизмом вообще
как специфическая черта научного знания и противопоставле-
на объяснению как якобы чисто метафизическому занятию.
Главную функцию науки Конт видит в предвидении. «Та-
ким образом, — пишет он, — истинное положительное мышле-
ние заключается преимущественно в способности видеть, что-
бы предвидеть, изучать то, что есть, и отсюда заключать о том,
что должно произойти, согласно общему положению о неиз-
менности естественных законов» [3, с. 19]. Именно в предвиде-
нии будущего Конт усматривает и социальную функцию науки,
особенно, поскольку она изучает общественные явления.
Итак, научное познание первый позитивизм интерпрети-
ровал как накопление опытных фактов, их описание и предви-
дение, посредством законов. О. Конт исключил объяснение из
традиционного набора функций науки. Обычно оно интерпре-
тировалось как раскрытие сущностных связей, управляющих
явлениями. Но, согласно О. Конту, апелляция к сущностям бы-
ла отличительной чертой метафизической стадии познания и
должна быть преодолена позитивной философией. Поэтому
интерпретация законов как выражения сущностных связей ве-
щей была отброшена. Законы трактовались как устойчиво по-
вторяющиеся отношения явлений. Такая трактовка познания й
его законов вовсе не преодолевала философской метафизики, а
находилась в русле уже известной в ней традиции эмпиризма и
феноменалистского описания.
В трактовке научного познания Конт не придерживался
сугубо утилитаристского подхода. Он считал, что «человек
должен приступать к теоретическим исследованиям, совер-
шенно не задаваясь какими бы то ни было практическими це-
лями, ибо наши средства для открытия истины так слабы, что
14
1. Возникновение философии науки
если мы их не сосредоточим исключительно на одной цели, на
отыскании истины, а будем еще руководствоваться посторон-
ним соображением: получать через нее непосредственную
практическую пользу, — то мы почти никогда не будем в со-
стоянии найти самую истину» [1, с. 26].
Хотя законы науки рассматриваются Контом как незави-
сящие от человека и его сознания, вся его концепция научного
знания тяготеет к феноменализму. Ибо познание, по Конту, не
идет далее того, что чувственно воспринимается.
Вторым важным аспектом в разработке методологиче-
ских проблем науки было обсуждение первым позитивизмом
вопросов строения и систематизации научного знания. Важно
было выявить связи между отраслями науки, выяснить осо-
бенности взаимодействия и возможности обмена концепту-
альными средствами и методами между различными науками.
Истоками контовской классификации наук были идеи Сен-
Симона. Конт отверг бэконовский принцип классификации в
зависимости от трех различных познавательных способно-
стей человека: 1) памяти, 2) воображения, 3) разума. Соглас-
но Конту, все эти способности применяются во всех науках.
Сам он для построения классификации наук использовал сле-
дующие три принципа.
• Первый принцип — движение от простого к сложному.
• Второй принцип — движение от абстрактного к кон-
кретному.
• Третий принцип — движение от древнего к новому в
соответствии с ходом исторического возникновения и
развития наук.
В итоге иерархия наук в классификации О. Конта вы-
страивалась следующим образом: 1) математика; 2) астроно-
мия; 3) физика; 4) химия; 5) биология (физиология); 6) соци-
альная физика (социология); 7) мораль.
15
1. Возникновение философии науки
Особого места в иерархии наук Конт философии не отвел.
Чем же она должна заниматься? Задача позитивной филосо-
фии — охватить совокупность данных наук. Конт подчеркива-
ет, что свой курс он называет курсом позитивной философии, а
не курсом позитивных наук. Науки рассматриваются в связи с
определением того, как каждая из них относится ко всей пози-
тивной системе и каковы их существенные методы и главные
результаты. Уже Конту ясны гибельные последствия чрезвы-
чайной специализации науки, без которой, впрочем, ее разви-
тие невозможно. Поэтому концепция, вбирающая в себя сово-
купность научных знаний, должна предварять специальные
исследования. Но она должна представлять собой не их меха-
ническую сумму, а систему однородной науки. Позитивная
философия должна изучать общие научные положения; систе-
мы понятий и логические законы человеческого разума; ход
работы человеческого разума по пути научного исследования и
методы частных наук. Однако материал для этого она должна
не добывать самостоятельно, а получать от других наук. Цель
позитивной философии заключается в том, чтобы:
1) привести присущие разным наукам принципы и законы к
наименьшему числу основных законоположений и
2) привести в одну систему однородной науки всю совокуп-
ность наших позитивных знаний.
Короче говоря, философия должна быть целостной системой
общих положений частных наук, представленной дедуктивно.
Важнейшей задачей позитивной философии Конт, как и
Сен-Симон, считал использование науки как основания для со-
циальных преобразований с целью разрешить кризисные со-
стояния человеческого общества. Наука должна иметь различ-
ные практические применения в производстве, в управлении
общественными делами, в сфере образования. Наше теологиче-
ское и метафизическое воспитание должно быть заменено вос-
16
1. Возникновение философии науки
питанием позитивным, соответствующим духу нашей эпохи.
Последнее предполагает совокупность понятий обо всех видах
естественных явлений, которая должна быть в народных массах
неизменной основой всех умственных построений.
Джон Стюарт Милль (1806-1873) был основателем пози-
тивизма в Англии. Он характеризовал явления как феномены
чувственного опыта (ощущения), а законы как отношения яв-
лений. Так в своем сочинении под названием «Огюст Конт и
позитивизм» Милль пишет: «Основная доктрина истинной
философии, по мнению Конта, равно как и характер ее опреде-
ления позитивной философии, может быть кратко выражена
таким образом: мы познаем одни только феномены, да и зна-
ние наше о феноменах относительно, а не абсолютно. Мы не
знаем ни сущности, ни даже действительного способа возник-
новения ни одного факта: мы знаем только отношения после-
довательности или сходства фактов друг к другу. Эти отноше-
ния постоянны, т. е. всегда одни и те же при одних и тех же
обстоятельствах. Постоянные сходства, связывающие явления
между собой, и постоянная последовательность, объединяю-
щая их в виде предшествующих и последующих, называются
законами этих явлений. Законы явлений — вот все, что мы
знаем относительно явлений. Сущность их природы и их пер-
вичные, деятельные или конечные причины остаются нам не-
известными и для нас недоступными» [4, с. 7].
Научное познание, согласно Миллю, должно ориенти-
роваться на такое описание ощущений, которое несовмес-
тимо с метафизическим постулированием различных суб-
станций в качестве основы явлений. Материя и сознание, по
его мнению, должны трактоваться не как субстанции, а как
понятия, обозначающие особые ассоциативные сочетания
ощущений. Так материю он определил как постоянную воз-
можность ощущения, а сознание — как возможность их
(ощущений) переживания. Многие из этих идей можно най-
17
1. Возникновение философии науки
ти у Д. Юма, традицию которого продолжал в своей концеп-
ции познания Дж. С. Милль.
Основным и наиболее значительным произведением
Дж. С. Милля является «Система логики» в двух томах, в ко-
торой он хотел доказать, что новое знание может быть достиг-
нуто только эмпирическими методами. Математика, по Мил-
лю, также имеет эмпирическое происхождение. Все ее аксио-
мы основаны на наблюдении и обобщении.
Источником нового знания и общих предложений являет-
ся, по Миллю, индуктивное рассуждение. Индуктивный тип
рассуждения, согласно ему, покоится на важнейшем принципе
всего человеческого познания — вере в единообразие приро-
ды. По мнению Дж. С. Милля, положение, что порядок приро-
ды единообразен, есть основной закон, общая аксиома индук-
ции. Он утверждает, что та причинная связь между явлениями,
которая наблюдалась нами и была надежно установлена, будет
обнаруживаться нами и во всех других аналогичных случаях.
Хотя Милль пишет о причинной связи, понимание им ее также
восходило к Юму. Он определял причину явления (феномена)
как «предшествующее, или совокупность предшествующих
(явлений), за которым неизменно и безусловно следует резуль-
тат». О причине он пишет так: «За известными фактами всегда
следуют и, как мы уверены, всегда будут следовать некоторые
другие факты. Неизменное предыдущее называется причиной,
неизменное последующее — следствием» (5, с. 260). Опираясь
на такое понимание причинной связи и на бэконовские прави-
ла наведения, Дж. С. Милль детально разработал четыре ни-
жеследующих индуктивных метода установления причинных
связей явлений.
1. Метод сходства применяется в тех случаях, когда явле-
ние, причину которого нужно установить, возникает в са-
мых различных условиях, но при наличии одного общего
18
1. Возникновение философии науки
для всех явлений обстоятельства. Этот метод формулиру-
ется следующим образом: если два или более случаев изу-
чаемого явления имеют общим лишь одно обстоятельство,
то это обстоятельство, в котором они сходны между собой,
и есть, вероятно, причина искомого явления.
2. Метод различия применяется тогда, когда исследуемое яв-
ление в одних условиях наступает, а в других сходных ус-
ловиях, отличающихся от первых лишь отсутствием одно-
го из них, исследуемое явление не наступает. Этот метод
формулируется следующим образом: если случай, в кото-
ром исследуемое явление наступает, и случай, в котором
это явление не наступает, во всем сходны, за исключением
одного обстоятельства, то это единственное обстоятельст-
во, в чем они различны между собой, и есть, вероятно,
причина искомого явления.
3. Метод сопутствующих изменений применяется в тех слу-
чаях, когда существует тесная внутренняя связь причины и
следствия, где они однозначно связаны между собой. Этот
метод формулируется следующим образом: если возник-
новение или изменение предшествующего явления всякий
раз вызывает возникновение или изменение другого, со-
путствующего ему явления, то первое из них и есть, веро-
ятно, причина второго явления.
4. Метод остатков применяется при исследовании сложно-
го комплекса предшествующих обстоятельств, где одна
часть элементов этого комплекса уже изучена, а другая его
часть еще подлежит изучению. Этот метод формулируется
следующим образом: если установлено, что причиной час-
ти сложного исследуемого явления не служат известные
предшествующие обстоятельства, кроме одного из них, то,
вероятно, это единственное обстоятельство и есть причина
этой части сложного исследуемого явления.
19
1. Возникновение философии науки
Эти методы были оценены Миллем как методы научного
открытия и впоследствии вошли в учебники логики.
Дж. С. Милль признавал роль и значимость интуиции в на-
учном познании: «Мы познаем истины двояким путем, — неко-
торые прямо, некоторые же не прямо, а посредством других ис-
тин. Первые составляют содержание интуиции или сознания,
последние суть результат вывода. Истины, известные нам при
помощи интуиции, служат первоначальными посылками, из ко-
торых выводятся все остальные наши познания» [6, с. 594].
Дж. С. Милль, хотя и считал индукцию основным методом
получения нового знания, признавал дедуктивные методы не-
обходимыми для развертывания теории. Он подчеркивал так-
же, что открытие каузальных законов, объясняющих явления,
предполагает выдвижение гипотез. В отличие от О. Конта, он
допускал объяснение, но не как ссылку на сущности, а как
апелляцию к каузальным законам, которые интерпретируются
им как особые устойчивые отношения чувственных данных.
Вместе с тем, согласно концепции Дж. С. Милля, гипотеза и
дедуктивные методы играют только вспомогательную роль в
становлении нового научного знания. Согласно ему, именно
индуктивные методы переводят первичные гипотезы в ранг
каузальных законов.
Другим крупнейшим представителем первого позитивизма
был Г. Спенсер (1820-1903), у которого также можно обнаружить
идеи феноменалистской трактовки науки и научных законов. Он
хотел создать всеохватывающую, универсальную систему зна-
ния, и 36 лет жизни отдал написанию своего главного произве-
дения 10-томной «Синтетической философии». В своем главном
философском произведении «Основные начала» (1-й том «Син-
тетической философии») он различал два уровня бытия — «не-
познаваемое» и «познаваемое». Его трактовка «непознаваемо-
го» была ближе к кантианской традиции. Спенсер считает, что
«реальность, скрывающаяся позади всех явлений, нам неиз-
20
1. Возникновение философии науки
вестна и навсегда должна остаться неизвестной» (7, с. 39). Он
настаивает на том, что конечная природа той абсолютной ре-
альности, той силы, которая лежит в основе мира и находит
свое выражение в материи и духе, непознаваема и должна на-
всегда оставаться таковой. «Истина, — пишет Спенсер, — не
может быть выражена ни материализмом, ни спиритуализ-
мом... Исследования психолога, как бы они далеко ни шли, не
приведут к открытию конечной природы духа, подобно тому,
как исследования химика не приведут к открытию конечной
природы материи, а исследование физика не откроет конечной
природы движения» (8, с. 160). Отсюда, по Спенсеру, следует,
что все наше знание распространяется лишь на область опыта.
Опыт же относится к проявлениям абсолютной непостижимой
силы, лежащей в основе мира, а «проявления непознаваемого
распадаются на два отдельных агрегата, из коих один состав-
ляет мир сознания, а другой — мир, лежащий вне сознания»
(7, с. 89). Поэтому «наше познание внешнего мира может быть
только феноменальным» (7, с. 90). Оно имеет дело с явлением,
а не с тем, что является. Сфера «непознаваемого» — это пред-
мет не науки, а религии. В отличие от О. Конта, который пола-
гал, что наука на позитивной стадии развития познания вытес-
няет религию и сама становится своеобразной религией инду-
стриальной эпохи, Г. Спенсер допускал сосуществование науки
и религии. Наука изучает сферу «познаваемого» — мир явле-
ний, их связей и отношений. Она, согласно Спенсеру, не про-
никает в сущность вещей, а ищет постоянные и устойчивые
отношения и связи явлений, т. е. законы. Таким образом, трак-
товку целей научного познания и его законов Спенсер развивает
в русле основных идей позитивизма. «Узнать законы, — пишет
Спенсер, — это значит узнать отношение между явлениями»
[9, с. 624]. Источник законов и их глубинные основания относят-
ся к сфере «непознаваемого», и метафизические рассуждения
относительно этой сферы из науки должны быть исключены.
21
1. Возникновение философии науки
Г. Спенсер отмечал важность для наблюдения предвари-
тельно принятых теоретических идей и гипотез, без которых
оно не может быть целенаправленным, а будет случайным
[9, с. 611]. Он отстаивает несколько иную, по сравнению с
Контом и Миллем, точку зрения на роль индуктивных и дедук-
тивных приемов в процессе научного познания. Он полагает,
что дедукция является базой расширенного применения коли-
чественных методов описания и предвидения. Количественные
методы связаны с развитием математики и применением ее
результатов в естественных науках. Если индукция, согласно
Спенсеру, преимущественно обеспечивает качественные пред-
сказания, то применение дедукции обосновывает «количест-
венное предвидение» [9, с. 485-487].
Г. Спенсер, как и О. Конт, утверждал, что наука и научные
методы возникают в процессе исторического развития. Г. Спен-
сер полагал, что на ранних стадиях познания превалировали
качественные предсказания. Это была, по его мнению, нераз-
вившаяся наука. Развитая же наука делает акцент на количест-
венных предсказаниях и соответственно этому развивает и
конкретизирует свои методы [9. с. 485-487].
Г. Спенсер предложил свою классификацию наук. Она пред-
ставляет собой усложнение и развитие классификации, пред-
ложенной О. Контом. Он считал, что важно выделить предме-
ты наук соответственно способам их познания. Прежде всего,
Спенсер разделил науки на два вида:
1) науки, изучающие формы, в которых явления предстают
перед нами, — это абстрактные науки, к которым принад-
лежит логика и математика;
2) науки, изучающие сами явления.
Науки, изучающие сами явления, в свою очередь, делятся
на два подвида — изучающие явления в их элементах и изу-
чающие явления в целом. По Спенсеру, каждое явление — это
22
1. Возникновение философии науки
результат действия различных сил. Под изучением явлений в
их элементах Спенсер понимает открытие законов одного вида
силы. Этим занимаются абстрактно-конкретные науки — ме-
ханика, физика, химия. Науки, изучающие явления в целом, по
Спенсеру, рассматривают явления как результат одновремен-
ного действия нескольких видов сил. Такие науки он назвал
конкретными и к ним'относил астрономию, геологию, биоло-
гию, психологию и социологию. Все эти науки охватывают
сферу познаваемого. Сфера познаваемого, согласно Спенсеру,
это различные проявления неведомой абсолютной силы, кото-
рая является последним началом всех последних начал, откры-
ваемых опытом. Классификации Конта и Спенсера выявляли
некоторые реальные черты координации наук и оказали влия-
ние на последующие обсуждения этой проблематики в фило-
софии науки. Заслуживает также внимания выявленная исто-
риками некоторая автономность и параллельность развития
идей позитивизма во Франции и в Англии. Ведь только после
того, как у Спенсера сложилась его целостная философская
доктрина, он знакомится с идеями О. Конта.
Каково же соотношение между философией и специаль-
ными науками? Спенсер считает, что «философии досталась та
же область, которая принадлежит и науке» [7, с. 75]. Филосо-
фия, согласно ему, должна заниматься «познаваемым», т. е. ми-
ром чувственных феноменов, обобщать и систематизировать
их. Отказавшись от постижения «непознаваемого», философия
из традиционной метафизики превращается в особую область
научного знания — позитивную философию. При этом наука,
по Спенсеру, занимается изучением связей внешних явлений,
их сосуществования и последовательности, группируя их сна-
чала в обобщения простого или низшего порядка и переходя
затем постепенно к обобщениям более высоким и широким.
Поэтому наука есть лишь отчасти объединенное знание, в то
время как философия — знание вполне объединенное. Полное
23
1. Возникновение философии науки
объединение знания, достигаемое философией, осуществля-
ется на основе высших обобщений тех данных, которые на-
коплены наукой и приводятся к единству в форме законов,
общих многообразным областям нашего опыта. Таким обра-
зом, философия, согласно Спенсеру, есть то же научное зна-
ние, но высшей степени общности. «...Истины философии
находятся в том же отношении к наивысшим научным исти-
нам, как каждая из этих последних к менее высоким научным
истинам» [7, с. 76]. В этом аспекте концепция Спенсера
вполне коррелируется с концепцией «позитивной филосо-
фии», которую создал О. Конт. Исходя из своего понимания
философии, Спенсер различает две ее формы: общую, имею-
щую предметом своего исследования всеобщие истины и ис-
пользующую частные истины лишь для иллюстрации и дока-
зательства всеобщих; и частную, в которой всеобщие истины
применяются для уяснения и истолкования частных. Весь вто-
рой раздел «Основных начал» — «Познаваемое» — посвящен
общей философии, остальные тома «Синтетической филосо-
фии» — частной.
Философия должна объединять все конкретные явления.
Закон совместного действия, понимаемый как закон непре-
рывного перераспределения материи и движения, составля-
ет основу философии. Спенсер иллюстрирует его следую-
щим образом: «Происходящие всюду изменения, начиная с
тех, которые медленно преобразуют структуру нашей галак-
тики, и, кончая теми, которые составляют процесс химиче-
ского разложения, суть изменения относительно положения
составных частей; и они везде с необходимостью предпола-
гают, что наряду с новым распределением материи возника-
ет и новое распределение движения. ... Высшее объедине-
ние знания, которого ищет философия, должно состоять в
том, чтобы понять космос как целое, соответствующее это-
му закону совместного действия» [6, с. 610-611].
24
1. Возникновение философии науки
Г. Спенсер считается великим эволюционистом, внесшим
существенный вклад в понимание особенностей развивающих-
ся объектов. Он полагал, что основной закон, который присущ
всем явлениям опыта и обеспечивает требуемое философией
единство знания, — это закон эволюции. Эволюция, согласно
Спенсеру, является тем абсолютно всеобщим элементом опыта,
который дает возможность понять любые явления. При этом
Спенсер считает, что для установления этого основного закона
необходимо предварительно выявить принципы, постулаты на-
учного познания. Основной принцип всего научного познания
сводится им к положению о неуничтожимости вещества (мате-
рии). Согласно Спенсеру, это положение вытекает из природы
нашего мышления и является его необходимым постулатом. По-
скольку, же само вещество есть для Спенсера лишь символиче-
ское понятие для обозначения проявления силы, «под неунич-
тожимостью вещества мы фактически подразумеваем неунич-
тожимость силы...» (7, с. 102). Из постулата постоянства силы,
согласно ему, вытекает и другой важнейший, хотя и производ-
ный принцип, принцип постоянства движения. Анализируя раз-
личные формы проявления и превращения сил и исходя из того,
что вещество проявляет силы притяжения и отталкивания,
Спенсер формулирует положение о том, что движение всегда
направляется по линии наибольшего притяжения и наименьше-
го сопротивления и обладает определенным ритмом или перио-
дичностью. Согласно Спенсеру, термины вещества (материи),
движения и силы — это последние символы, к которым прихо-
дит наш анализ действительности. Именно в этих терминах
должны быть сформулированы наиболее общие истины, кото-
рые составляют область «общей философии».
В самой эволюции Спенсер различает три момента.
• Во-первых, эволюция выступает как переход от бессвяз-
ности к связности, как интеграция вещества. Таково об-
разование облака из скопления отдельных частиц водяно-
25
1. Возникновение философии науки
го пара, возникновение организма из соединения различ-
ных веществ и т. д. Здесь у Спенсера явно прослеживает-
ся мысль о несводимости целостности к сумме частей,
что впоследствии, в XX в., стало одним из принципов
системного анализа.
• Во-вторых, эволюция есть дифференциация, переход от
однородного к разнородному. Таково образование раз-
личных небесных тел солнечной системы, выделение
специализированных клеток тела, разделение труда в
обществе и т. д.
• В-третьих, эволюция проявляется в переходе от неопре-
деленности к определенности, а именно в возрастании
упорядоченности, т. е. речь идет об идеи нарастающей
структурности. Примером этой черты эволюции может
быть упорядоченность солнечной системы, единство ор-
ганизма и т. д.
В итоге, Спенсер дает следующую формулировку закона
эволюции; «Эволюция есть интеграция вещества, которая со-
провождается рассеянием движения и в течение которой веще-
ство переходит из состояния неопределенной, бессвязной од-
нородности в состояние определенной связной разнородности,
а сохраненное веществом движение претерпевает аналогичное
превращение» [7, с. 237].
Эволюция, по Спенсеру, «имеет предел, за который пере-
ступить она не может» [7, с. 291]. Этим пределом является
равновесие эволюционирующего агрегата (системы), когда все
противодействующие силы уравновешиваются. За состоянием
равновесия, согласно Спенсеру, наступает разложение. Оно
вызывается обычно внешними силами, постоянно действую-
щими на уравновешенный агрегат. Но и состояние разложения
не является окончательным и бесповоротным в масштабах, как
отдельной системы, так и всей вселенной. Исходя из того, что
26
1. Возникновение философии науки
«количество движения, а равно и количества материи постоян-
ны» [7, с. 324], следует признать ритм сил притяжения и от-
талкивания вечным, «так что, эры эволюции и распадения че-
редуются между собой» [7, с. 324]. «А это наводит на мысль о
том, что в прошлом уже, существовал целый ряд последова-
тельных эволюций, аналогичных с эволюцией, происходящей в
настоящее время, и что в будущем можно ожидать такого же
рода последовательных эволюций, всегда тождественных по
своим основаниям и всегда различных по своим конкретным
результатам» [7, с. 324]. Итак, Спенсер приходит к древнейшей
теории круговорота.. В XX в. эта теория получила свое научное,
но пока еще проблематичное выражение в гипотезе о пульси-
рующей вселенной. Следует также отметить, что Спенсер пред-
восхитил многие последующие направления исследований осо-
бенностей развивающихся объектов в рамках структурно-функ-
ционального подхода.
Представители первого позитивизма много сделали для
пропаганды научных знаний. Их критика натурфилософии
способствовала становлению философии науки, ориентиро-
ванной на решение реальных методологических проблем,
выдвигаемых развитием науки. Какие же инновации предло-
жил первый позитивизм? В целом значение интеллектуаль-
ных инноваций первого позитивизма для философии науки
весомо. В ее дисциплинарный объем от первого позитивизма
перешли: тематическая ориентация на проведение четкой клас-
сификации наук, акцент на ведущую и основополагающую роль
наблюдения в познании, признание гипотезы (и даже интуи-
ции) как могущественного орудия развития знания, и выяв-
ление описания и предсказания как процедур, составляющих
цель науки. Дж. С. Милль обогатил сюжетный план пробле-
матики философии науки созданием научной индукции. Но-
вой позицией оказалось подчеркивание Спенсером универ-
сальности эволюционного развития всего.
27
1. Возникновение философии науки
Вместе с тем, программа первого позитивизма задавала
крайне узкое понимание науки. Первый позитивизм исходил из
определенной идеализации науки, которая, предполагала рас-
смотрение науки, во-первых, вне ее связи с философией и с
культурой вообще, во-вторых, абстрагируясь от исторического
развития уже сформировавшейся научной рациональности, в-
третьих, абстрагируясь от практически-деятельностной приро-
ды научного познания (связь науки с практикой первый пози-
тивизм трактовал односторонне, только как влияние науки на
практику). Развитие научного познания трактовалось в первом
позитивизме крайне упрощенно. Считалось, что, после того
как оно возникает, в нем не происходит качественных измене-
ний, что, отнюдь, не отменяет возможности открытий и при-
ращения нового научного знания. Уже в первом позитивизме
можно обнаружить установку на поиск окончательных науч-
ных методов, обеспечиваюших рост научного знания и отде-
ляющих науку от метафизики. Эта установка неявно полагала,
что при разработке методологии не принимается во внимание
возможность изменения и развития самой научной рациональ-
ности, появления в процессе эволюции науки новых типов ра-
циональности. Соответственно, на методологию науки не рас-
пространялся в полной мере принцип исторического развития.
Эти идеи прослеживаются даже у эволюциониста Г. Спенсера.
У Спенсера, как у Конта и Милля, возникшая наука и ее мето-
ды управляются постоянными и неизменяющимися законами,
открытие которых должно обеспечить продуктивную методо-
логию исследований. Представление, согласно которому пози-
тивная философия может открыть методологические принци-
пы, обеспечивающие прогресс науки на все времена, в общих
чертах сформировалось уже на этапе первого позитивизма.
Оно сохранилось и на последующих этапах развития позити-
вистской философии науки.
28
1. Возникновение философии науки
Литература
1. Родоначальники позитивизма. СПб., 1912. Вып. 4-5.
2. Конт О. Курс позитивной философии. СПб., 1900.
3. Конт О. Дух позитивной философии. СПб., 1906.
4. Милль Дж. С. Огюст Конт и позитивизм. 2-е изд. М.: Издатель-
ство ЛКИ/URSS, 2007.
5. Милль Дж. С. Система логики силлогистической и дедуктивной.
М„ 1900.
6. Антология мировой философии. М., 1971. Т. 3.
7. Спенсер Г. Основные начала. СПб., 1899.
8. Философия Г. Спенсера в сокращенном изложении Говарда Кол-
линса. СПб., 1897.
9. Спенсер Г. Опыты научные, политические, философские. Минск.,
1998.
2. Второй этап развития
философии науки
Ко второму этапу развития философии науки, следующе-
му за позитивизмом Конта, Милля и Спенсера, относятся эм-
пириокритицизм, философия науки П. Дюгема и конвенциона-
лизм А. Пуанкаре.
2.1. Второй позитивизм
(махизм или эмпириокритицизм)
Проблемы обоснования фундаментальных научных абстрак-
ций, понятий, принципов и соотнесения их с реальностью.
Основное внимание в первом позитивизме уделялось про-
блемам систематизации научного знания и классификации на-
ук. Эти проблемы ставились в связи с углубляющейся диффе-
ренциацией научного знания. На этапе второго позитивизма
эта проблематика сохранялась. Однако на первый план вышли
другие проблемы — проблемы обоснования фундаментальных
научных абстракций, понятий, принципов и соотнесения их с
реальностью. Это было связано с фундаментальными измене-
ниями в естествознании второй половины XIX - начала XX в.
30
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
Самым фундаментальным изменением в естествознании вто-
рой половины XIX в. была постепенная девальвация механи-
цизма как универсального подхода ко всем явлениям. Механи-
ческий подход терял свой престиж, прежде всего, в рамках фи-
зики. В ней осуществлялись исследования электрических и
магнитных явлений, где прямые аналогии с механическими
процессами становились все менее удовлетворительными. Бы-
ло накоплено много материала, значительная часть которого не
поддавалась объяснению в рамках механистического подхода.
Поэтому исследование здесь велось во многом на путях эмпи-
рического поиска и описания фактов. Развитие науки в XIX в.
также показало, что многие из понятий и принципов, ранее
воспринимавшихся как абсолютно-точные, были лишь вспо-
могательными абстракциями, от которых пришлось отказаться.
Так было с теплородом, электрическим и магнитным флюида-
ми, которые вводились в картину мира в качестве представле-
ний об особых субстанциях — носителях тепловых, электри-
ческих и магнитных сил. Развитие математики в XIX в., свя-
занное с открытием неевклидовых геометрий и применением
аксиоматического метода, ставило проблему существования
фундаментальных математических объектов и их соотнесения
с реальностью. Новая проблемная область возникла в связи с
открытиями в области физиологии органов чувств, прежде
всего в связи с исследованиями Г. Гельмгольца (1821—1894)
физиологии зрения и слуха. Эти исследования показали, что
ощущения есть результат сложного физико-физиологического
процесса и потому не могут быть интерпретированы как про-
стой «отпечаток» внешнего объекта. Сам Г. Гельмгольц при
истолковании этих результатов отказался от трактовки ощуще-
ния как отражения объекта и сформулировал так называемую
«теорию иероглифов». С точки зрения Гельмгольца, поскольку
качество нашего ощущения дает нам весть о свойствах внеш-
него воздействия, которым вызвано это ощущение, — по-
31
2. Второй этап развития философии науки
стольку ощущение может считаться знаком его, но не изобра-
жением. Ведь от изображения требуется известное сходство с
изображаемым предметом, а от знака же не требуется никакого
сходства с тем, знаком чего он является. В конце XIX - начале
XX вв. были сделаны два важных открытия в физике и биоло-
гии — открытие электрона, которое привело к отказу от преж-
них представлений об атоме как неделимом и простейшем
«первокирпичике» материи и открытие генов как носителей на-
следственности, изменивших представления о живой природе.
Второй позитивизм пытался решить проблемы обоснова-
ния фундаментальных научных абстракций и принципов, по-
лагая, что эти проблемы будут решены, если последовательно
устранять из науки метафизические суждения.
Основными представителями и лидерами второго позити-
визма были Эрнст Мах (1838-1916) и Рихард Авенариус (1843-
1896). Особое влияние на естествоиспытателей оказали работы
Э. Маха, который был достаточно авторитетным в то время
ученым, внесшим вклад в разработку целого ряда направлений
физики (теоретической и экспериментальной механики, опти-
ки, акустики и др.). К числу его основных работ относятся
следующие: «Анализ ощущений и отношение физического к
психическому», «Механика. Историко-критический очерк ее
развития», «Принцип сохранения работы», «Познание и за-
блуждение». Р. Авенариус был профессором Цюрихского уни-
верситета и занятия философией сочетал с занятиями биоло-
гией и психологией. Его основными произведениями являются
следующие: «Философия как мышление о мире согласно прин-
ципу наименьшей меры силы», «Человеческое понятие о мире».
Э. Мах и Р. Авенариус считали, что источником заблужде-
ний и трудностей в науке является ее нагруженность метафи-
зикой. Надо последовательно очистить от метафизических по-
ложений не только теоретическое научное знание, но и науч-
ный опыт. Мах подчеркивал, что ученый часто рассматривает
32
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
данные опыта как проявление тех или иных скрытых сущно-
стей, т. е. с позиций неявно привлекаемой метафизики. Это, по
Маху, приводит к заблуждениям в науке и мешает ее прогрес-
су. Критика опыта, нагруженного метафизикой, объявлялась
важнейшей задачей «позитивной философии». В соответствии
с этой задачей Мах и Авенариус часто именовали свою фило-
софию эмпириокритицизмом. Впоследствии этот термин,
наряду с махизмом, стал применяться для обозначения второ-
го позитивизма.
Анализируя историю науки, Э. Мах, как и О. Конт, указы-
вал, что на ранних этапах своего развития наука была тесно
связана с метафизикой. На этих этапах складывались пред-
ставления о наличии порядка в природе, установленного твор-
цом, и о законах, которые обеспечивают этот порядок. Затем,
начиная с Ньютона, в науке постепенно утверждается механи-
ческое воззрение на природу. В своей книге «Механика. Исто-
рико-критический очерк ее развития» Мах продемонстрировал
многие скрытые предпосылки, лежащие в основании понятий
механики, предпосылки не только теоретические, но и миро-
воззренческие. Их наличие доказывало тезис о том, что меха-
нистические концепции вовсе не являются простым описанием
данного. Это дало Маху возможность обрушиться с критикой
на принципы ньютоновской механики, обвинив ее в склонно-
сти к метафизике. Прежде всего, Мах подверг убедительной
критике лежащие в фундаменте ньютоновской механики поня-
тия абсолютного пространства («чувствилища бога») и абсо-
лютного времени, способствовав крушению веры в их универ-
сальное значение. Его критика представлений механической
картины мира об абсолютном пространстве и абсолютном
времени предвосхищала последующие идеи теории относи-
тельности. Этот историко-теоретический анализ был в своей
критической части исторически прогрессивным. Книга Маха
произвела в свое время глубокое впечатление на А. Эйнштей-
33
2. Второй этап развития философии науки
на, который писал: «Э. Мах в своей истории механики потряс
эту догматическую веру; на меня — студента, эта книга оказа-
ла глубокое влияние именно в этом отношении. Я вижу вели-
чие Маха в его неподкупном скептицизме и независимости...»
[1, с. 266]. Мах рассматривал механицизм как одну из разно-
видностей метафизики, как «искусственную гипотезу», кото-
рая превратилась в своеобразную мифологию, основанную на
«фантастических преувеличениях» [2, с. 416]. Исходя от осно-
вополагающих идей контовского позитивизма (провозгласив-
шего отказ от вопроса «почему?» и замену его вопросом
«как?»), также Мах справедливо указал на ограниченность
механицизма и невозможность свести к механическим дви-
жениям все изучаемые наукой процессы. В то же время, фун-
даментальное для научного познания отношение причинно-
сти им не признается, а заменяется понятием функциональ-
ной зависимости.
Мах также подверг критике и атомизм. Эта критика была
частично справедлива по отношению к механической картине
мира, в которой постулировалось существование неделимых
атомов как первоэлементов материи. Представления о недели-
мых атомах были идеализациями, и они работали до тех пор,
пока наука имела дело с диапазоном энергии, с помошью кото-
рого действительно невозможно было обнаружить делимость
атома. Только в конце XIX в. наука вплотную подошла к ис-
следованию взаимодействий, в которых обнаружилась дели-
мость атома. Критика Махом механистических представлений
об атоме в этом отношении была методологически оправдана.
Однако неоправданным было распространение этой критики
на саму идею атомизма. Мах называл атомно-молекулярную
теорию «мифологией природы», а убеждение в реальном,
физическом существовании атомов сравнивал с верой в ша-
баш ведьм. Идею атомизма он рассматривал только как
вспомогательное условное соглашение, позволяющее описы-
34
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
вать некоторую область опыта, но не как характеристику фи-
зического мира.
В этом и состоял подход Э. Маха к проблеме обоснования
фундаментальных научных понятий и принципов. Продолжая
намеченную уже в первом позитивизме линию, Мах подчерки-
вает, что единственной реальностью и базой научного позна-
ния выступают элементы опыта (явления) и их функциональ-
ные отношения, если последовательно проводить принцип
устранения метафизики. При этом явления он истолковал как
чувственные данные, ощущения. В книге «Анализ ощущений
и отношение физического к психическому» Мах показывает,
что ощущения есть глобальный факт, форма приспособления
живого организма к среде. Ощущения — это общие элементы
всех возможных физических и психических переживаний, вся
разница между которыми заключается в различной зависимо-
сти их друг от друга. Граница между физическим и психиче-
ским проводится в целях практичности и лишь условно. Вот
один из центральных тезисов Маха: «Нет пропасти между фи-
зическим и психическим, нет ничего внутреннего и внешнего,
нет ощущения, которому соответствовала бы внешняя отлич-
ная от этого ощущения вещь. Существуют только одного рода
элементы, из которых слагается то, что считается внутренним
и внешним, которые бывают внутренними или внешними
только в зависимости от той или другой временной точки зре-
ния» [3, с. 254]. По Маху, ощущения однородны, но различ-
ным образом связаны между собой. Элементы опыта он объ-
явил элементами мира. «Не вещи (тела), а цвета, тона, давле-
ния, пространства, времена (что мы обыкновенно называем
ощущениями) суть настоящие элементы мира» [2, с. 404].
Мах добавляет: «Для нас материя не есть первое данное. Та-
кими первичными данными являются, скорее, элементы (ко-
торые в известном определенном смысле являются ощуще-
ниями)» [3, с.197]. Функциональные отношения между эле-
35
2. Второй этап развития философии науки
ментами мира позволяют сконструировать два типа процес-
сов — физические и психические. Например, цвет есть физи-
ческий объект, если мы обращаем внимание на зависимость
его от освещающего источника света (теплоты и т. д.). Но если
мы обращаем внимание на зависимость его от сетчатки глаза и
нервной системы человека, перед нами психический объект —
ощущение. Различно в этих двух случаях не содержание, а на-
правление исследования. Так как оба этих типа процессов по-
рождают комбинации одних и тех же элементов, поэтому сами
эти элементы не являются ни физическими, ни психическими.
Они нейтральны.
Мах связывал принцип нейтральности элементов мира с
функцией ощущений и восприятий быть средством биологи-
ческого приспособления организма к среде. Он подчеркивал,
что в ощущениях и восприятиях нельзя отделить то, что отно-
сится к внешнему миру, а что к внутреннему миру организма.
Мах считал, что таким путем он устраняет старые споры
между материалистами и идеалистами. Первые считали пер-
вичным физическое, вторые — психическое. Но так как и фи-
зическое и психическое построены из одних и тех же ней-
тральных элементов мира, то бессмысленно ставить вопрос,
что из них первично, а что вторично. Исходя из того, что мир
состоит из «элементов» — ощущений, и, пытаясь разобраться
в вопросе о разнице между идеями и реальностью, Мах делал
следующий вывод: «Не имеет никакого смысла, с точки зрения
научной, часто обсуждаемый вопрос, существует ли действи-
тельный мир, или он есть лишь наша иллюзия, не более как
сон» [3, с. 31]. Эмпириокритицизм провозгласил себя новой
научной философией, преодолевающей односторонности как
материализма, так и идеализма. В своем последнем произве-
дении «Познание и заблуждение» Маха пишет: «Тогда как нет
никакой трудности построить всякий физический элемент из
ощущений, т. е. психических элементов, нельзя себе и вообра-
36
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
зить, как можно было бы представить какое бы то ни было пси-
хическое переживание из элементов, употребляемых современ-
ной физикой, т. е. из масс и движений (в той закостенелости
этих элементов, которая удобна только для этой специальной
науки)»[4, с. 122]. Видимо, поэтому теория Маха, носящая на-
звание психофизики, доминирующим основанием полагает
именно психические элементы. Однако, полагая, что реаль-
ность — это ощущения и их комбинации, Мах, по сути, воспро-
изводил идеи философии Дж. Беркли и Д. Юма, т. е. один из
вариантов метафизики, которую он стремился исключить из
научного познания.
Подобную позицию отстаивал и развивал Р. Авенариус.
Он рассматривал познание как аспект жизнедеятельности, а
жизнь — как процесс накопления и расходования энергии. По
его мнению для того, чтобы выжить организмы должны стре-
миться минимизировать свои затраты энергии в процессе
адаптации к среде, т. е. экономно расходовать свои энергетиче-
ские запасы. Эту характеристику жизни Авенариус назвал
принципом наименьшей траты сил. Так как познание выступа-
ет аспектом жизни, поэтому, согласно Авенариусу, этот прин-
цип распространяется и на познавательные процессы. Здесь он
выступает в форме принципа экономии мышления. Чтобы
осуществить этот принцип, и философия и наука должны отка-
заться от всех понятий, выходящих за пределы «чистого опы-
та». После устранения всех таких «излишних» понятий,
включая понятие субстанции, остаются только представления
об ощущениях следующих друг за другом, к которым сводит-
ся все сущее. Тогда «всякое бытие по содержанию своему
должно мыслиться как ощущение, а по форме — как движе-
ние» [5, с. 76]. По сути, это и будет наиболее экономное
мышление о мире.
Организм в своем поведении постоянно трансформирует
внешнее во внутреннее, а внутреннее во внешнее. Авенариус
37
2. Второй этап развития философии науки
считает, что в человеческой жизнедеятельности слито то, что
связано с внешней средой, и то, что связано с человеческой
активностью. Опыт всегда есть, согласно ему, интегральное
единство субъективного и объективного (физического и пси-
хического).
Это единство Р. Авенариус характеризует как принципи-
альную координацию «Я и среды», суть которой заключается в
положении о неразрывной координации (т. е. соотносительной
связи) «Я и среды». Авенариус утверждал, что и наше Я и сре-
ду мы «всегда находим вместе». Более того, он подчеркивал,
что никакое полное описание данного (или находимого нами)
не может содержать среды без некоторого Я, чьей средой эта
среда является, — по крайней мере того Я, которое описывает
это находимое (или данное). При этом Я называется централь-
ным членом координации, а среда — противочленом. Идея
принципиальной координации согласовывалась с концепцией
нейтральных элементов мира Э. Маха и подчеркивала, что
опыт представляет собой изначальную реальность, в которой
нет расщепления на субъект и объект. Такое расщепление, со-
гласно Авенариусу, возникает в результате некритического
восприятия индивидами чужого опыта. Опыт любого человека
не ограничивается только личным чувственным опытом, он
расширяется за счет восприятия опыта других людей. Но при
этом, по Авенариусу, опыт других людей, воспринимается и
оценивается как нечто внешнее, хотя он выступает также
единством внутреннего и внешнего. В результате возникает
представление о внешнем объективном и внутреннем субъек-
тивном, которое затем преобразуется в противопоставление
субъекта и объекта. При таком подходе, подчеркивает Авена-
риус, усвоение опыта других людей истолковывается как свое-
образное вбрасывание чужих ощущений и восприятий в мою
душу и тело. Истолкования такого рода он обозначил терми-
ном «интроекция» (от лат. intro — внутрь, iacere — бросать),
38
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
которую оценивал отрицательно и рассматривал как недопус-
тимое расщепление человеческого опыта на внутреннее и
внешнее, субъективное и объективное. Согласно Авенариусу,
следствием интроекции являются мифологические и метафи-
зические объяснения, начиная с традиции первобытного ани-
мизма (который наделял волей, чувствами и мыслями все вещи
и явления окружающего мира) и кончая метафизическими
представлениями о материальных и духовных субстанциях как
основе явлений. Он подверг’ также критике и положение о
том, что сознание и мышление есть функция мозга. Авенари-
ус объявлял это положение результатом интроекции, порож-
дающей противопоставление духовного и телесного. Он ут-
верждал, что «мозг не есть ни местопребывание, ни седали-
ще, ни производитель, ни орудие или орган, ни носитель или
субстраз и т. д. мышления» [6, с. 69].
В книге «Познание и заблуждение» Мах утверждает, что
идеалом науки является чистое описание фактов чувственного
восприятия, т. е. ощущений, к которым приспосабливается
мысль. Процесс познания представляет собой процесс про-
грессивной адаптации к среде. Согласно Маху, наука возникает
всегда как процесс адаптации идей к определенной сфере опы-
та. Среди плодотворных мыслей Маха следует отметить его
размышления в этой книге о роли в научном познании распо-
знанного заблуждения: «Ясно, что распознанное заблуждение
является в качестве корректива в такой же мере элементом,
содействующим познанию, как и положительное познание...
Заблуждение наступает лишь тогда, когда мы, не считаясь с
изменением физических, или психических, или тех и других
обстоятельств, считаем тот же факт существующим и при дру-
гих условиях» [4, с. 122].
Источником возникновения проблемы Мах считал разно-
гласие между мыслями и фактами или разногласие между
мыслями. «Если мы встречаемся с фактом, сильно контрасти-
39
2. Второй этап развития философии науки
рующим с обычным ходом нашего мышления, и не можем не-
посредственно ощутить его определяющий фактор (повод для
новой дифференциации), то возникает проблема. Новое, не-
привычное, удивительное действует как стимул, притягивая к
себе внимание. Практические мотивы, интеллектуальный дис-
комфорт вызывает желание избавиться от противоречия, и это
ведет к новой концептуальной адаптации, т. е. к исследова-
нию» [4, с. 253].
Проблемы, по мнению Э. Маха, можно решить при помо-
щи гипотезы. Главная роль гипотезы — вести к новым наблю-
дениям и новым исследованиям, способным подтвердить, опро-
вергнуть или изменить наши построения. Таким образом, зна-
чение гипотезы заключается в расширении нашего опыта.
Однако и здесь Мах не избежал биологизаторского подхода в
трактовке гипотез. По его мнению, гипотезы в качестве попы-
ток приспособления к среде, дающих нечто новое, а значит
странное, представляют собой не что иное, как «усовершенст-
вование инстинктивного мышления».
В познании действуют два процесса: процесс приспособ-
ления представлений к фактам и процесс приспособления
представлений к представлениям. По мнению Маха, первый
процесс связан с наблюдением, а второй — с теорией.
Теоретические представления и понятия Мах рассматри-
вал как способ упорядочивания опытных данных. Рассматри-
вая в качестве примера для подражания другим наукам физику,
Мах пишет: «По точности и высоте абстракции понятия со-
временной физики могут помериться с понятиями любой дру-
гой науки, обладая при этом тем преимуществом, что их всегда
можно мысленно проследить до чувственных элементов, из
которых они построены» [3, с. 294]. По мере расширения опы-
та происходит смена теорий. Прежние теории отбрасываются
и заменяются новыми, более экономно описывающими опыт.
Если опытные факты представлены в науке прямыми описа-
40
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
ниями, непосредственно фиксирующими наблюдения, то тео-
рии выступают косвенными описаниями наблюдений. Теории
полезны, так как мы не можем удержать в памяти все много-
образие наблюдений, их заменяют теоретические описания.
Нужно только применять такие описания, которые соотносятся
с опытными данными. Научные законы Мах интерпретировал
как экономный способ описания ощущений, представляющих
данные наблюдения. В научном исследовании эти данные, со-
гласно Маху, и есть элементы чистого опыта, не нагруженного
никакой метафизикой. Целью же научного познания является
накопление опытных данных, а также отыскание таких поня-
тий и законов, которые давали бы наиболее экономное описа-
ние элементов опыта. Те научные понятия, которые традици-
онно использовала наука (например, атом, молекула), следует
понимать, по мнению Маха, как «экономные символы физико-
химического опыта». При этом научные понятия, содержание
которых невозможно редуцировать к некоему «бесспорному и
первичному» материалу знания (элементам чистого опыта),
необходимо отбросить как «пустые фикции». Мах подчеркива-
ет: «Распространение анализа наших переживаний вплоть до
«элементов», дальше которых мы идти покуда не можем, пред-
ставляет для нас главным образом ту выгодную сторону, что...
проблема «непознаваемой» вещи и проблема в такой же мере
«неподдающегося исследованию» Я... могут быть легко рас-
познаны как проблемы мнимые» [3, с. 21]. Таким образом,
«наивный» эмпиризм первого позитивизма трансформировал-
ся в «радикальный» эмпиризм второго позитивизма, стал «фи-
лософией чистого опыта».
Основным регулятивным принципом науки и критерием
ее совершенства Э. Мах считал принцип экономии мышления.
Этот принцип объясняется изначальной потребностью орга-
низма в самосохранении и вытекает из необходимости приспо-
собления организма к окружающей среде. В целях «экономии
41
2. Второй этап развития философии науки
мышления» не следует тратить силы на объяснения в научной
деятельности, достаточно лишь описания. Задача науки — ис-
кать константу в естественных явлениях, способ их связи. Яс-
ное и полное научное описание делает бесполезным повтор-
ный опыт, экономя тем самым на мышлении. Наука имеет це-
лью сэкономить опыт, мысленно предвосхищая факты.
Все функции науки Э. Мах сводит к описанию. Если
О. Конт, основатель позитивизма, прославился знаменитой те-
зисом «знать, чтобы предвидеть», то Э. Мах — адепт описа-
ния. По его мнению, это самодостаточная процедура научно-
го исследования. «Но пусть этот идеал [описание] достигнут
для одной какой-либо области фактов. Дает ли описание все,
чего может требовать научный исследователь? Я думаю, что
да» [7, с. 196] — заключает Мах. То, что называется каузаль-
ным объяснением, тоже описывает тот или иной факт. Поэтому
и столь признанные компоненты научного процесса, как объ-
яснение и предвидение, сводятся, по Маху, к огромным воз-
можностям описания. От науки требуют, чтобы она умела
предсказывать будущее, т. е. задача науки — дополнить в мыс-
лях факты, данные лишь отчасти. Мах утверждает, что это
становится возможным через описание, ибо оно предполагает
взаимную зависимость между собой описывающих элементов,
потому что без этого никакое описание не было бы возможно.
Мах подчеркивает, что опытная наука не должна содержать ни-
чего, кроме описания, да и научные законы, также ничем суще-
ственным не отличаются от описания: «Великие общие законы
физики для любых систем масс, электрических, магнитных сис-
тем ит. д. ничем существенным не отличаются от описаний...
Закон тяготения Ньютона есть одно лишь описание, и если не
описание индивидуального случая, то описание бесчисленного
множества фактов в их элементах» [7, с. 320].
Таким образом, цель всякой науки, по мнению Маха, за-
ключается в том, чтобы воспроизвести факты чувственного
42
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
мира в идеях. Причем, исследовать закономерные связи между
представлениями должна психология; исследовать закономер-
ные связи между ощущениями должна физика; исследовать
закономерные связи между ощущениями и представлениями
должна психофизика.
Мах считает, что всякое излишнее логическое разнообра-
зие или изобилие служащих для описания мыслей является
неэкономным. Рецепт экономности содержится в воспроизве-
дении постоянного в фактах: «Только к тому, что в фактах ос-
тается вообще постоянным, наши мысли могут приспосабли-
ваться и только воспроизведение постоянного может быть эко-
номически полезным» [3, с. 268]. Характеризуя главные черты
научного подхода, Мах пишет: «Цель физического исследова-
ния заключается в установлении зависимости наших чувст-
венных переживаний друг от друга, а понятия и теории физики
суть лишь средства для достижения этой цели — средства
временные, которыми мы пользуемся в видах экономии мыш-
ления» [3, с. 13-14].
Содержание принципа экономии мышления включало по
сути два аспекта. Первый, в соответствии с позитивистской
линией, требовал исключить из теоретических описаний вся-
кие ссылки на метафизические сущности и выражал феноме-
налистскую интерпретацию теоретических знаний. Полага-
лось, что в теории нет никакого нового содержания по отноше-
нию к элементам опыта. С другой стороны, принцип экономии
мышления содержал и некоторые рациональные моменты. Он
перекликался с «бритвой Оккама». Средневековый философ
Вильям Оккам выдвинул этот принцип против схоластики,
требуя не умножать сущности без необходимости.
Однако Э. Мах дал требованию «не умножать сущности
без необходимости» особую интерпретацию. Он требовал уст-
ранить объяснение через сущность. Устранить объяснение оз-
начает освободиться от опасности пуститься в метафизику, так
43
2. Второй этап развития философии науки
как объяснение предполагает широкую интерпретационную
плоскость и отвлекает ученого от конкретных наблюдений.
Любую апелляцию к сущности Мах объявлял метафизическим
мифом. В идеале следует стремиться к понятиям, которые в
своем содержании не выходят за пределы опыта. Освободить
науку от метафизических блужданий в поисках лучшего объ-
яснения — это одно из существенных стремлений философии
Маха, в котором проявился позитивистский характер его кон-
цепции. Такая трактовка принципа экономии мышления сни-
жала его методологическую ценность как средства критики
вненаучных спекуляций.
Второй аспект этого принципа требовал, чтобы из всех
возможных теоретических описаний опыта выбиралось наи-
более экономное, а также включал в свое содержание пробле-
му выбора между разными теориями. По мнению Маха, идеал
экономичного и органичного взаимного приспособления со-
вместимых между собой суждений, принадлежащих к одной
области, достигнут тогда, когда удается отыскать наименьшее
число независимых наипростейших суждений, из которых все
остальные могут быть получены как логические следствия.
Примером такой системы суждений Мах считал геометрию
Евклида. Во втором аспекте принципа экономии мышления
проблема выбора теории между разными теориями уже обо-
значилась, и был намечен возможный подход к ее решению.
Прежде всего, речь идет о критериях принятия теории, допол-
нительных к требованию ее эмпирической проверки.
А. Эйнштейн указывал позднее, что научная теория долж-
на удовлетворять двум критериям: критерию «внешнего оп-
равдания» и критерию «внутреннего совершенства». Крите-
рий «внешнего оправдания» заключался в подтверждении
теоретических основ с помощью имеющегося опытного ма-
териала. Критерий же «внутреннего совершенства» в пони-
мании Эйнштейна означал, что нужно стремиться отыскать
44
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
небольшое количество принципов, позволяющих объяснять
и описывать большое разнообразие явлений. Тем самым, из
всех теорий, которые в состоянии объяснить одни и те же
наблюдаемые факты, выбирается самая простая. В методо-
логии науки этот внеэмпирический критерий научности
теории иногда обозначался как принцип простоты. Однако
здесь неизбежно возникает вопрос, как определить степень
простоты. Одни исследователи утверждают, что простые
формулы допускают более легкое и быстрое вычисление ре-
зультата; они экономны, потому что сберегают усилия и
время. Другие, говорят, что простые теории более изящны и
красивы, т. е. они предпочитают простые теории по эстети-
ческим критериям [8, с. 513].
В концепции Э. Маха требование использовать из всех воз-
можных теоретических описаний наиболее экономное включа-
ло некоторые черты принципа простоты. А именно, следует
отдавать предпочтение научным концепциям, наиболее просто
описывающим базовый материал научного знания, который,
согласно Маху, составляют ощущения. Однако, с одной сторо-
ны, в ходе «освоения» вторым позитивизмом требования «не
умножать сущности без необходимости», оно превращается в
плоское утверждение, что, скажем, множество из двух элемен-
тов проще множества из трех элементов. Рассуждения такого
типа, в частности, приводились Махом и Авенариусом в обос-
нование требования исключить из состава познавательного
акта независимый от субъекта объект познания, ограничив-
шись ощущениями, — поскольку тогда множество элементов,
из которых складывается познавательный процесс в теории
познания, станет «проще» на один элемент. С другой стороны,
внеэмпирические регулятивные принципы построения теории
косвенно свидетельствовали о том, что теорию недостаточно
рассматривать только как сжатое описание опытных фактов,
что в ней имеется содержание, несводимое к этому описанию.
45
2. Второй этап развития философии науки
А это противоречило махистскому пониманию природы науч-
ной теории.
Критики эмпириокритицизма, в том числе Г. В. Плеханов
и В. И. Ленин, справедливо отмечали противоречия и в его
концепции реальности. Махистская концепция «элементов ми-
ра» и принципиальная координация Р. Авенариуса вовсе не
выводят эмпириокритицизм за рамки спора между материа-
лизмом и идеализмом. Утверждая, что единственной реально-
стью выступает чувственный опыт (ощущения, восприятия), а
все остальное сущее представляет собой производное от ощу-
щений, эмпириокритицизм фактически солидаризировался с
позицией субъективного идеализма. А эта позиция, в свою
очередь, приводит к противоречиям с достижениями науки.
Второй позитивизм воспроизводил многое из того, что уже
было написано Дж. Беркли и Д. Юмом, и сталкивался с теми
же парадоксами солипсизма, которые возникали как следствие
трактовки ощущений в качестве первичной реальности. В са-
мом деле, если мы, анализируем только наличный состав
«моего» знания, устраняя из него всё, что не может быть реду-
цировано к «последнему основанию» — ощущениям, то ниче-
го, кроме комплекса ощущений, мы не заметим; разве еще и
отношения между ощущениями в этом комплексе. Не случай-
но, поэтому Мах, желая избежать обвинений в солипсизме,
именовал ощущения «элементами».
Эмпириокритицизм понимал чувственный опыт как взаи-
мосвязь внутреннего и внешнего, но из самого факта этой
взаимосвязи делал вывод о том, что ощущения и восприятия
должны рассматриваться как первично данное, что не имеет
смысла ставить вопрос об их отношении к внешним объектам.
Однако если чувственный опыт рассматривать по Авенариусу,
как аспект процессов жизнедеятельности, то этот вопрос обя-
зательно возникает. Чувственный опыт служит средством ори-
ентации живого организма в среде. Ведь в нем фиксируется
46
2.1. Второй позитивизм (махизм или эмпириокритицизм)
информация об устойчивых и повторяющихся состояниях сре-
ды, которые фиксируются в восприятиях.
Каждый живой организм адаптируясь к внешней среде,
активно выделяет в ней биологически полезные, биологиче-
ски вредные и нейтральные факторы. При чем одна и та же
природная среда для разных организмов может быть различ-
ной. Ибо у каждого из них имеется своя экологическая ниша.
В этом смысле можно говорить, подобно Авенариусу, о прин-
ципиальной координации организма и среды. Но отсюда вовсе
не следует, что природа не существует до и независимо от по-
знающего субъекта.
Махистская концепция реальности и научного познания
была подвергнута критике и основателем «тематического ана-
лиза науки» Дж. Холтоном, который усматривал слабость Ма-
ха в том, что «он до некоторой степени был убежден, что наука
заключается в простом упорядочивании эмпирического мате-
риала, то есть, иначе говоря, он не понимал роли произволь-
ных конструктивных элементов в образовании понятий. В не-
котором смысле он думал, что теории возникают благодаря
открытиям, а не благодаря изобретениям. Он даже захоДил на-
столько далеко, что рассматривал «ощущения» не просто как
материал для исследования, а как якобы строительные блоки
реального мира; и он полагал, таким образом, что сумел пре-
одолеть различие между психологией и физикой. Если бы он
был последователен до конца, ему следовало бы отвергнуть не
только атомизм, но также и само представление о физической
реальности» [9, с. 88].
Положение о том, что сознание является функцией мозга
подтверждено многочисленными данными науки. И не слу-
чайно Г. Фоллмер в книге «Эволюционная теория познания»
это положение вывел в качестве одного из постулатов научного
познания [10, с. 50]. Результаты исследований мозга (напри-
мер, электроэнцефалографии), фармакологии и эксперимен-
47
2. Второй этап развития философии науки
тальной психологии (например, исследований сна), подтвер-
ждают положение о том, что явления сознания связаны с фи-
зиологическими процессами.
Литература
1. Эйнштейн А. Собрание научных трудов. М., 1965, Т. 4.
2. МахЭ. Механика. Историко-критический очерк ее развития.
СПб., 1904.
3. Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психиче-
скому. М., 1908.
4. Мах Э. Познание и заблуждение. М., 1905.
5. Авенариус Р. Философия как мышление о мире согласно прин-
ципу наименьшей меры силы. СПб., 1913. 2-е изд. М.: КомКни-
ra/URSS, 2007.
6. Авенариус Р. Человеческое понятие о мире. М., 1909. 2-е изд.
М.: Издательство ЛКИ/URSS, 2008.
7. Мах Э. Популярно-научные очерки. СПб., 1909.
8. Франк Ф. Философия науки. 2-е изд. М.: Издательство ЛКИ/URSS,
2007.
9. Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981.
10. Фоллмер Г Эволюционная теория познания. М., 1998.
48
2.2. Концепция физической теории
как описания и классификации
экспериментально установленных
законов П. Дюгема
Проблема природы физической теории. — Проблема при-
роды физического закона. — Проблема взаимоотношения
научной теории и опыта. — Проблема выбора теоретиче-
ских гипотез.
Второй этап развития философии науки связан также и с
деятельностью французского физика-теоретика П. Дюгема (Дю-
эма) (1861-1916), основным сочинением которого является ра-
бота «Физическая теория, ее цель и строение».
Первый вопрос, на который пытается дать ответ П. Дюгем в
своем основным сочинении, гласит: какова цель всякой физиче-
ской теории? Если классифицировать все различные ответы на
этот вопрос, то они могут быть сведены в две основные группы.
Всякая физическая теория, отвечают одни мыслители,
имеет целью объяснение известной группы законов, обосно-
ванных экспериментально. Речь здесь идет о традиции пони-
мания теории как объяснения (линия Декарта—Лапласа).
Всякая физическая теория, утверждают другие мыслители,
является абстрактной системой, имеющая целью резюмиро-
вать и логически классифицировать группу эксперименталь-
ных законов, не претендуя на объяснение их. В данном случае
теории понимаются как описания (линия Паскаля—Ампера).
По мнению П. Дюгема, объяснять значит обнажать реаль-
ность от ее явлений. Наблюдение физических явлений приво-
49
2. Второй этап развития философии науки
дит нас в соприкосновение не с реальностью, которая скрыва-
ется под чувственными ее проявлениями, а только с этими яв-
лениями, взятыми в частной и конкретной форме. В свою оче-
редь, экспериментальные законы не имеют своим предметом
материальную реальность; они трактуют об этих же чувст-
венных проявлениях, но уже взятых в абстрактной и общей
форме. Теория как объяснение, сдирая покров с чувственных
явлений, ищет в них и под ними то, что есть в них реального.
В данном случае, с точки зрения П. Дюгема, теория «...не мо-
жет остановиться на каком-нибудь достоверном объяснении
чувственных явлений. Объявляя о действительности, которая
скрывается позади этих явлений, она не может сделать ее дос-
тупной нашим чувствам. Она удовлетворяется тогда доказа-
тельством того, что все наши восприятия образуются так, как
будто бы действительность была такой, какой она ее объявляет.
Такая теория представляет собой объяснение гипотетическое»
[1, с. II]. Естественно возникают следующие два вопроса:
Существует ли вообще материальная реальность, отличная от
чувственных явлений? Какова природа этой реальности?
П. Дюгем считает, что эти два вопроса не могу быть реше-
ны экспериментальным методом. «Этот метод знает только
чувственные явления и ничего открыть не может, что выходит
за пределы их. Решение этих вопросов выходит за пределы
методов основанных на наблюдении, — методов, которыми
пользуется физика; это уже дело метафизики» [1, с. 12].
Итак, если физические теории имеют предметом своим
объяснение экспериментальных законов, то теоретическая фи-
зика не является наукой автономной, а она подчинена метафи-
зике. В таком случае ценность физической теории зависит от
метафизической системы, которую человек признает. Как по-
казал П. Дюгем, не одна метафизическая система не дает столь
точных и детальных указаний, чтобы из них можно было вы-
вести все элементы физической теории. По логике вещей, фи-
50
2.2. Концепция физической теории П. Дюгема
зическая теория должна стремиться к освобождению от гипо-
тетических метафизических доктрин, призванных объяснить и
обосновать онтологический статус наблюдаемых данных.
Решая проблему природы физической теории и ее само-
стоятельности, П. Дюгем дает следующее определение физи-
ческой теории: «Физическая теория не есть объяснение. Это
система математических положений, выведенных из неболь-
шого числа принципов, имеющих целью выразить возможно
проще, полнее и точнее цельную систему экспериментально
установленных законов» [1, с. 25].
П. Дюгем подчеркивает, что теория как описание, совер-
шенствуясь, имеет тенденцию превратиться в естественную
классификацию: «...физическая теория никогда не дает нам
объяснения экспериментальных законов. Она никогда не вскры-
вает реальностей, скрывающихся позади доступных воспри-
ятию явлений. Но чем более она совершенствуется, тем более
мы предчувствуем, что логический порядок, который она ус-
танавливает между экспериментальными законами, есть отра-
жение порядка онтологического, тем больше мы предчувствуем,
что связи, которые она устанавливает между данными наблюде-
ния, соответствуют связям, существующим между вещами...
Тем более мы можем предсказать, что она стремится стать
классификацией естественной» [1, с. 33]. Требовать от класси-
фикации, чтобы она заранее указывала место фактам, подле-
жащим лишь открытию в будущем, значит показать, что мы
считаем эту классификацию естественной. Группировки, кото-
рые физическая теория создает, позволяют предчувствовать
действительные родственные связи между вещами. Этот ха-
рактер естественной классификации проявляется, прежде все-
го в плодотворности теории, предсказывающей эксперимен-
тальные законы, никогда еще не наблюденные, и содействую-
щей их открытию. Таким образом, целью физической теории
является превращение ее в классификацию естественную, соз-
51
2. Второй этап развития философии науки
дание между различными экспериментальными законами оп-
ределенной логической связи, которая была бы как бы отра-
женным изображением действительного порядка, характерно-
го для реальностей, недоступных нашему восприятию.
Какова же польза от таким образом понимаемой физиче-
ской теории? Согласно П. Дюгему, сведение физических зако-
нов к теориям содействует той экономии мышления, в которой
Эрнст Мах, усматривает цель и регулирующий принцип науки.
А именно, физическая теория, как ее определил П. Дюгем, да-
ет сжатое описание большого множества экспериментальных
законов, благоприятствующее экономии мышления. В тоже
время теория есть не только экономное представление экспе-
риментальных законов, а она есть еще и классификация их.
Экспериментальная физика дает нам все законы вместе, не
разделяя их на группы на основании той или другой родствен-
ной связи. Физическая теория же, развивая дедуктивные умо-
заключения, устанавливающие связь между принципами с од-
ной стороны и экспериментальными законами — с другой, ус-
танавливает между ними порядок и классификацию. Одни из
них она объединяет в одну группу, другие относит к другим
группам. Она классифицирует эти законы, делая применение
их более легким и уверенным: «Благодаря теории, физик с
полной уверенностью, не упуская ничего существенного, не
применяя ничего излишнего, находит законы, которые могут
помочь ему при разрешении данной проблемы». [1, с. 30].
Только теоретическое истолкование явлений, утверждает Дю-
гем, делает возможным использование инструментов: «Дейст-
вительно, было бы совершенно невозможно пользоваться инст-
рументами, которые мы находим в физических лабораториях,
если бы мы не заменяли конкретные объекты, представляемые
этими инструментами, абстрактным схематическим образом,
делающим возможным математическое исследование, если бы
мы не подчиняли эту комбинацию абстрактным выводам и вы-
52
2.2. Концепция физической теории П. Дюгема
числениям, которые предполагают связь с теорией» [1, с. 182].
Кроме того, внося в общую совокупность принципов и экспе-
риментальных законов определенный порядок, теория придает
им вместе с тем определенную красоту.
Всякая физическая теория, согласно П. Дюгему, подстав-
ляет собой плод двоякого рода работы: работы абстракции и
работы обобщения. Прежде всего, наш ум анализирует огром-
ное число различных и сложных фактов, и все, что он находит
в них общего и существенного он обобщает в одном законе,
т. е. в общем положении, связывающем в одно единое целое
абстрактные понятия. Затем он рассматривает целый ряд зако-
нов и заменяет их весьма небольшим числом общих суждений,
покоящихся на нескольких весьма абстрактных идеях. Далее
он так выбирает первичные свойства и формулирует основные
гипотезы, что при помощи дедукции из них могут быть выве-
дены все законы из той группы, которую он изучает. Эта сис-
тема гипотез и вытекающих из них следствий и образует фи-
зическую теорию, которая может быть названа абстрактной
теорией.
Физическая теория образуется следующими четырьмя ос-
новными последовательными операциями:
1) определение и измерение физических величин;
2) выбор гипотез;
3) математическое развитие теории;
4) сравнение теории с опытом.
Приступая к построению физической теории, необходимо,
как показывает П. Дюгем, из свойств, даваемых наблюдением,
выбрать те, которые придется рассматривать как первичные
качества, и выразить их в алгебраических или геометрических
символах. Когда эта операция будет закончена, необходимо
перейти ко второй: между алгебраическими или геометриче-
скими символами, изображающими первичные свойства, не-
53
2. Второй этап развития философии науки
обходимо установить известные отношения, которые и послу-
жат в качестве принципов для выводов, на основе которых бу-
дет развита теория.
Логика выставляет, согласно Дюгему, следующие три ус-
ловия при выборе гипотез, которые должны быть положены в
основу физической теории.
1. Гипотеза должна быть свободна от внутренних проти-
воречий.
2. Различные гипотезы, которые должны быть положены в
основу физической теории, не должны противоречить
друг другу.
3. Гипотезы должны быть так выбраны, чтобы математиче-
ские выводы из всей системы их символически воспроиз-
водили с достаточным приближением всю систему экспе-
риментальных законов. Схематическое представление за-
конов, которые были установлены экспериментально, —
такова настоящая цель физической теории.
Если теоретик соблюдает эти условия, то в остальном он
якобы пользуется полной свободой. Однако физическая теория
не является продуктом мгновенного творчества, а она есть все-
гда медленный и прогрессивно развивающийся результат из-
вестной эволюции: «Какую физическую теорию мы не возь-
мем, она всегда строилась при посредстве ряда поправок;
только путем этих поправок шло развитие ее от первых бес-
форменных почти набросков ее до наиболее совершенной ее
формы» [1, с. 265]. Так было и с ньютоновской идеей всемир-
ного тяготения. На протяжении всей истории идеи всемирного
тяготения, от систем древнегреческой науки до формулировки
Ньютоном закона всемирного тяготения, как показал Дюгем,
не было момента, который напоминал бы мгновенное творче-
ство, момента, в котором ум человеческий, свободный от вся-
ких колебаний, чуждый воздействиям устаревших учений и
54
2.2. Концепция физической теории П. Дюгема
противоречиям опытам его времени, воспользовался бы для
формулировки своих гипотез всей свободой, предоставляемой
ему логикой. Процесс развития науки, приведший к созданию
системы всемирного тяготения, совершался медленно на про-
тяжении веков.
Дюгем резко критикует индуктивистскую концепцию соз-
дания гипотез и построения теории. Ни одна система гипотез,
отмечает он, не может быть индуктивно выведена из одного
только опыта, но индукция может указать как бы путь, кото-
рый приводит к определенным гипотезам. Опытные данные
всегда рассматриваются сквозь призму теоретических положе-
ний, превращающих их в символические конструкции, не сво-
димые к индуктивным обобщениям.
По мнению Дюгема, физик не выбирает гипотезы, на ко-
торых он обосновывает свою теорию, а они зарождаются в его
уме помимо него: «...физик ограничивается тем, что внимани-
ем и рассуждением он подготавливает свой ум к восприятию
идеи, которая зародится в его уме без его помощи. Когда одна-
жды спросили Ньютона, как он делает открытия, он ответил:
„Я постоянно думаю о предмете моих исследований и дожи-
даюсь, чтобы первые лучи света, медленно и скупо подкрады-
вающиеся, сменились полным и ясным светом"» [1, с. 307].
Только после того, как физик начинает ясно видеть новую по-
лученную гипотезу, начинается его свободная работа. Ибо, не-
обходимо далее скомбинировать эту гипотезу с другими, до-
пущенными уже раньше, вывести из нее все следствия, сопос-
тавить ее с экспериментально установленными законами.
Математический вывод является операцией промежуточ-
ного характера. Он имеет целью показать, как из основных
гипотез теории при определенных условиях вытекают такие-то
последствия, показать что, когда бывают такие-то и такие-то
факты, то наступает такой-то определенный факт. Например,
он показывает на основе гипотез термодинамики, что при оп-
55
2. Второй этап развития философии науки
ределенном давлении кусок льда тает, когда термометр пока-
зывает такой-то определенный градус.
П. Дюгем подчеркивает, что и в начале и в конце матема-
тическое развитие какой-нибудь теории может быть связано с
доступными наблюдениями и факторами только при посредст-
ве некоторого промежуточного члена — методов измерения,
при помощи которых совершается перевод с языка экспери-
мента на язык чисел и обратно. Однако, между конкретными
фактами, как их наблюдает физик, и численными символами,
которыми эти факторы представлены в вычислениях теорети-
ка, различие весьма велико.
Группу математических данных, которыми конкретный
факт заменяется в рассуждениях теоретика, П. Дюгем именует
теоретическим фактом. Причем, бесчисленное множество тео-
ретических фактов, между собой различных, может служить
выражением одного и того же факта практического. Например,
возьмем три теоретических факта, несовместимых между со-
бой, а именно, температура какого-нибудь тела есть 10°С или
9,99°С или 10,01 °C. Все эти три несовместимых между собой
теоретических факта соответствуют одному и тому же факту
практическому, если точность нашего термометра не достигает
и одной пятидесятой доли градуса. Изменения математических
элементов теоретического факта не могут выходить за извест-
ный предел. Этот предел есть предел ошибки, которой может
сопровождаться измерение этого элемента. «Чем совершенней
методы измерения, чем большее приближение они допускают,
тем теснее этот предел. Но он никогда не может исчезнуть со-
всем» [1, с. 159].
Согласно П. Дюгему, физический эксперимент является не
только наблюдением какого-нибудь явления, а он является еще
и теоретическим истолкованием его: «Физический экспери-
мент есть точное наблюдение группы явлений, связанное с ис-
толкованием этих явлений. Это истолкование заменяет кон-
56
2.2. Концепция физической теории П. Дюгема
кретине данные, действительно полученные наблюдением,
абстрактными и символическими описаниями, соответствую-
щими этим данным на основании допущенных наблюдателем
теорий» [1, с. 175]. Таким образом, результатом физического
эксперимента является абстрактное и символическое сужде-
ние. Более того, экспериментальные данные подвержены тео-
ретической реинтерпретации при переходе от одной теории к
другой. Дюгем проиллюстрировал это на примере законов Ке-
плера, помещенных в контекст механики Ньютона.
Между абстрактным символом и конкретным фактом мо-
жет существовать определенная связь, но никогда полное ра-
венство. Абстрактный символ не может быть адекватным опи-
санием конкретного факта, конкретный факт никогда не может
быть строго точным воплощением абстрактного символа. Ме-
жду теоретическим фактом (абстрактной символической фор-
мулой), строго точным, и практическим фактом с его расплыв-
чатыми и неопределенными контурами,' как все, что дано на-
шим чувствам, не может быть адекватного отношения. Вот
почему одному и тому же теоретическому факту можеу соот-
ветствовать бесчисленное множество практических фактов, и
одному и тому же практическому факту может соответство-
вать бесчисленное множество теоретических фактов, логиче-
ски между собой непримиримых.
Физический закон Дюгем трактует как символическое от-
ношение, для применения которого в конкретной действитель-
ности требуется, чтобы человек знал и принимал все соответ-
ствующие теории. Поскольку символ не может быть ни пра-
вильным, ни неправильным, то о нем можно сказать только
то, что он лучше или хуже выбран для выражения действи-
тельности, которую он представляет, он выражает эту действи-
тельность более или менее точно, более или менее детально.
Поэтому, физический закон, по сути, ни правилен, ни неправи-
лен, а только приблизителен. Дюгем подчеркивает: «Всякий
57
2. Второй этап развития философии науки
другой закон, выражающий те же данные опыта с тем же при-
ближением, может с тем же основанием, как первый, претен-
довать на титул истинного закона или — правильнее выража-
ясь — закона приемлемого» [1, с. 205]. Кроме того, всякий фи-
зический закон, будучи законом приблизительным, зависит от
прогресса науки, который, усилив точность экспериментов, де-
лает недостаточной степень приблизительности закона. Итак,
физический закон является по существу своему законом вре-
менным. Оценка его изменяется от физика к физику в зависи-
мости от точности их исследований и от средств наблюдения,
находящихся в их распоряжении. Итак, всякий физический за-
кон является по существу своему законом относительным.
Возьмем, например закон всемирного тяготения. Является ли
этот закон раз и навсегда установленным? По Дюгему, нет, так
как «...это временный закон, который приходится беспрестан-
но видоизменять и дополнять, чтобы он оставался в согласии с
данными опыта» [1, с. 211]. Развитие физики непрерывно кон-
статирует новые противоречия между ее законами и фактами
действительности, а физики улучшают и видоизменяют зако-
ны, чтобы они точнее выражали эти факты.
Как показано выше, физическая теория имеет цель — дать
описание и классификацию экспериментально установленных
законов Причем, единственным испытанием, позволяющим
судить о физической теории (признать ее хорошей или плохой)
является сравнение между выводами из этой теории и экспе-
риментально установленными законами, которые эта теория
должна описать и классифицировать. Каковы же те принципы,
установленные Дюгемом, которыми необходимо руководство-
ваться при сравнении эксперимента с теорией? Каковы взаи-
моотношения теории и опыта?
Проведя критический анализ метода Ньютона, экспери-
ментального противоречия и «experimentum crucis», П. Дюгем
сделал следующий вывод: «Пытаться отделить каждую гипо-
58
2.2. Концепция физической теории П. Дюгема
тезу в теоретической физике от других допущений, на которых
покоится эта наука, чтобы подвергнуть ее контролю наблюдения
отдельно, значит увлекаться химерой: осуществление и истол-
кование любого эксперимента физики предполагает признание
целой группы теоретических положений. Единственная экспе-
риментальная проверка физической теории, которую нельзя
назвать нелогичной, заключается в сравнении целой системы
физической теории с цельной группой экспериментальных за-
конов с целью проверить, выражает ли первая удовлетвори-
тельным образом вторую» [1, с. 239].
В философию науки вошел так называемый тезис Дюге-
ма—Куайна, который объясняет взаимоотношения теории и
опыта. Со стороны П. Дюгема в этот тезис внесены нижесле-
дующие акценты.
1. Теоретические гипотезы, взятые в отдельности, не имеют
никакого физического смысла. Иными словами, в силу
системного характера физической теории, отдельные ее
положения имеют смысл лишь в контексте всей теории.
Следовательно, ни одна гипотеза, взятая в отдельности,
недоступна абсолютно автономному экспериментальному
подтверждению.
2. Физический эксперимент никогда не может привести к
опровержению одной какой-нибудь изолированной гипо-
тезы, а всегда только целой группы теорий. «Итак, физик
никогда не может подвергнуть контролю опыта одну ка-
кую-нибудь гипотезу в отдельности, а всегда только целую
группу гипотез. Когда же опыт его оказывается в противо-
речии с предсказаниями, то он может отсюда сделать лишь
один вывод, а именно, что, по меньшей мере, одна из этих
гипотез неприемлема и должна быть видоизменена, но он
отсюда не может еще заключить, какая именно гипотеза
неверна» [1, с. 224].
59
2. Второй этап развития философии науки
3. В случае установления противоречия между теоретиче-
скими предсказаниями и экспериментальными данными,
потерпевшая предсказательную неудачу физическая тео-
рия может быть видоизменена различными способами на
основе конвенции ученых, прежде всего, с помощью неко-
торой вспомогательной гипотезы или соответствующей
переинтерпретации ее понятий.
Литература
1. Дюгем П. Физическая теория. Ее цель и строение. М.: КомКни-
ra/URSS, 2007.
2.3. Конвенционализм А. Пуанкаре
Проблема природы теоретических принципов, аксиом и за-
конов. — Проблема научного творчества.
Одним из ведущих представителей второго этапа развития
философии науки был Жюль Анри Пуанкаре (1854-1912) —
французский математик, физик и философ, примыкавший ко
второму позитивизму. Он родился в городе Нанси, в семье
профессора медицины, и еще в лицее обнаружил выдающиеся
математические способности. С 1886 г. Пуанкаре возглавлял
кафедру математической физики и теории вероятностей Па-
рижского университета, а в 1887 г. был избран членом Париж-
ской академии наук. Он внес значительный вклад в развитие
математической физики, механики и теории дифференциаль-
ных уравнений, а также предвосхитил некоторые идеи т,серии
относительности. Около 25 работ философско-методологичес-
кого характера Пуанкаре относятся к философии науки.
Анри Пуанкаре является основателем конвенционализма.
Конвенционализм (от лат. conventio — соглашение) — на-
правление в философии науки, провозглашающее в качестве
основы научных теорий соглашения (конвенции) между уче-
ными. Выбор этих соглашений обусловлен соображениями
удобства и простоты и не связан непосредственно с критерия-
ми истинности. Свою концепцию конвенционализма А. Пуан-
каре изложил в двух произведениях «Наука и гипотеза» (1902)
и «Ценность науки» (1905). В первой книге он, отмечает, что
одних наблюдений недостаточно; ими надо пользоваться, а для
этого необходимо обобщать. Но условия опыта никогда не по-
61
2. Второй этап развития философии науки
вторяются в точности, и опыт не только обобщается, но и под-
вергается исправлению. «Итак, голые факты не могут нас
удовлетворить; иными словами, нам нужна наука упорядочен-
ная, — замечает Пуанкаре, — или, лучше сказать, организо-
ванная. Нередко говорят, что следует экспериментировать
без предвзятой идеи. Это невозможно; это не только сделало
бы всякий опыт бесплодным, но это значило бы желать не-
возможного. Всякий носит в себе свое миропредставле-
ние...» [1, с. 118]. Наука представляет собой набор таких пра-
вил действия, которые оказываются успешными.
Основные принципы и аксиомы науки следует понимать
как конвенции, условно принятые соглашения, с помощью ко-
торых ученые выбирают конкретное теоретическое описание
физических явлений среди ряда различных одинаково возмож-
ных описаний. Большую роль в этом играют гипотезы, кото-
рые бывают разного рода: «одни допускают проверку и под-
тверждение опытом, становятся плодотворными истинами;
другие, не приводя нас к ошибкам, могут быть полезными,
фиксируя нашу мысль; наконец, есть гипотезы, только кажу-
щиеся таковыми, но сводящиеся к определенным или замаски-
рованным соглашениям» [1, с. 8]. Последние гипотезы встреча-
ются в основном в науках математических и соприкасающихся
с ними. Эти условные гипотетические положения являются,
согласно Пуанкаре, продуктом свободной деятельности наше-
го ума. «Здесь наш ум может утверждать, так как он здесь
предписывает; но его предписания налагаются на нашу науку,
которая без них была бы невозможна, они не налагаются на
природу» [1, с. 8].
Возникает вопрос «Произвольны ли эти предписания?»
Пуанкаре отвечает: «Нет; иначе они были бы бесплодны. Опыт
предоставляет нам свободный выбор, но при этом он руково-
дит нами, помогая выбрать путь наиболее удобный. Наши
предписания, следовательно, подобны предописаниям абсо-
62
2.3. Конвенционализм А. Пуанкаре
лютного, но мудрого правителя, который советуется со своим
государственным советом» [1, с. 8]. Условность конвенций,
соглашений Пуанкаре подчеркивает всякий раз, отрицая при
этом их произвольность. «Мы заключим,... — пишет он, —
что эти принципы суть положения условные; но они нс произ-
вольны, и если бы мы были перенесены в другой мир (я назы-
ваю его неевклидовым миром и стараюсь изобразить его), то
мы остановились бы на других положениях» [1, с. 9].
Возникновению конвенционализма способствовало, преж-
де всего, появление неевклидовых геометрий и математизация
теоретической физики. После того, как была признана право-
мерность геометрий Лобачевского и Римана, непринимающих
постулат евклидовой геометрии о том, что через данную точку
к данной прямой в данной плоскости можно цровести только
одну параллельную прямую, возник вопрос какая из трех гео-
метрий (Евклида, Лобачевского или Римана) является истин-
ной, т. е. соответствует действительному пространству. А это
значит, что вставала также проблема объективности знания.
Пуанкаре нашел, что этот вопрос не имеет смысла, и заклю-
чил: «Никакая геометрия не может быть более истинна,' чем
другая; та или иная геометрия может быть только более удоб-
ной» [1, с. 49].
Формализованная система геометрии, как отметил А. Франк
в своей книге «Философия науки», ничего не говорит нам о
мире физических экспериментов и состоит из «условных» оп-
ределений. Это было фактически сформулировано Пуанкаре,
который заявил, что законы геометрии вовсе не являются ут-
верждениями о реальном мире, а представляют собой произ-
вольные соглашения о том, как употреблять такие термины, как
«прямая линия» и «точка». Данное учение Пуанкаре, ставшее
известным под названием конвенционализм, объявило, что ак-
сиомы геометрии суть условные соглашения, не более чем за-
маскированные определения. Ученые, утверждающие истин-
63
2. Второй этап развития философии науки
ность геометрии, подчеркивали, что она чрезвычайно полезна
для человека. Этого Пуанкаре не отрицал, считая, что сущест-
вуют полезные и бесполезные соглашения [2, с. 158].
Путь, ведущий к конвенционализму, базируется на сле-
дующих рассуждениях: «Аксиомы претендуют на существова-
ние в нашем мире физических объектов или на то, что могут
быть созданы такие объекты, которые будут удовлетворять
этим аксиомам. Если мы скажем, например, что вместо „пря-
мых линий" можно подставить „световые лучи", то аксиомы
становятся „положениями физики". Если мы хотим проверить,
действительно ли треугольник из световых лучей в пустом
пространстве имеет сумму углов треугольника, равную пря-
мым углам, то мы наталкиваемся на особого рода затруднение.
Так, если обнаружится, что сумма углов, о которой идет речь,
отличается от двух прямых углов, то этот результат можно ис-
толковать, сказав, что „дефект" обусловлен не ложностью евк-
лидовой геометрии, а тем, что лучи отклонились вследствие
действия до сего времени неизвестного закона физики. Если
сформулировать проверку справедливости евклидовой геомет-
рии таким образом, то из этого будет следовать, что не сущест-
вует такого экспериментального метода, с помощью которого
можно решить, какая геометрия истинна, евклидова или не-
евклидова. А. Эйнштейн писал: „По моему мнению, Пуанкаре
прав sub altemitatis (с точки зрения вечности)"»[2, с. 164-165].
В самом деле, для объяснения явлений, которые наблюдаются,
необходима комбинация геометрии и физики.
Как же А. Пуанкаре решал проблему объективности? «Га-
рантией объективного мира, в котором мы живем, — утвер-
ждал он в книге „Ценность науки", — служит общность этого
мира для нас и для других мыслящих существ» [1, с 356]. По-
нятие объективности здесь фактически сводится к общезначи-
мости, ибо «что объективно, то должно быть обще многим
умам и, значит, должно иметь способность передаваться от
64
2.3. Конвенционализм А. Пуанкаре
одного к другому... путь к объективности есть путь общения
посредством речи (рассуждений, логики)...» [1, с 356]. Кроме
того, согласно Пуанкаре, все что объективно, является чистым
отношением вещей. Эти отношения объективны, так как они
общи для всех мыслящих существ.
В научную аргументацию Пуанкаре ввел зависимость,
связанную с выбором, мнением и решением ученого. Он ут-
верждал, что если предложением выражается условное согла-
шение, то нельзя сказать, что оно верно в собственном смысле
слова, так как оно не могло быть верно помимо моей воли: оно
верно лишь потому, что я этого хочу.
Конвенционализм А. Пуанкаре был ориентирован на удоб-
ство. «Нам скажут, — пишет он, — что наука есть лишь клас-
сификация и что классификация не может быть верною, а
только удобною. Но это верно, что она удобна; верно, что она
является такой не только для меня, но и для всех людей; верно,
что она останется удобной для наших потомков; наконец, верно,
что это не может быть плодом случайности» [1, с. 361-362].
Пуанкаре оправдывал гипотезы ad hoc для каждого отдельного
случая. Это обуславливало застой в науке, примиряя аномалии
и противоречащие факты с существующей теорией посредст-
вом гипотез ad hoc.
Понятие научного закона было также переосмыслено в
рамках конвенционализм. Научные законы являются, по Пуан-
каре, условно принятыми положениями, которые необходимы
для наиболее удобного описания соответствующих явлений.
Произвольность выбора этих законов ограничена стремлением
ученого к максимальной простоте теорий и необходимостью
успешного использования их. Так Пуанкаре утверждал, что
законы механики Ньютона являются условными языковыми
соглашениями. В первом законе Ньютона говорится, что тело,
на которое не действует никакая внешняя сила, движется пря-
молинейно. Но каким образом мы можем узнать, что на тело
65
2. Второй этап развития философии науки
не действует никакая внешняя сила? Итак, первый закон Нью-
тона становится соглашением о том, как употреблять выраже-
ние «прямолинейное движение». Подобные соглашения долж-
ны быть также и полезными соглашениями.
Согласно Пуанкаре, новые результаты невозможно полу-
чить лишь при помощи логики, нужна еще и интуиция. Он
считал интуицию ученого важнейшим инструментом научного
открытия. Именно интуиция не раз приводила его самого к
новым открытиям. Описывая в своей книге «Наука и метод»
процесс совершения математического открытия, он выделяет в
научном творчестве следующие периоды.
Период сознательной работы. На этой стадии мышление
предпринимает ряд «самовольных усилий», которые не дают
искомого результата, однако приводят в действие «бессозна-
тельный механизм».
Долгая бессознательная внутренняя работа, заканчиваю-
щаяся внезапным озарением. В этот период бессознательное Я,
оперируя приемами и законами интуиции, отыскивает резуль-
таты, пока не обнаруживается такой результат, который благо-
даря своей интересности проникает в поле сознания.
Новый период сознательной работы. Он нужен для того, что-
бы вывести из полученных результатов следствия, привести их в
порядок, записать данные, а в особенности проверить результаты.
Основные идеи конвенционализма были распространены
Пуанкаре и на математику и на физические теории: классиче-
скую механику, термодинамику и электродинамику. Он считал,
что их основные принципы и аксиомы есть также удобные до-
пущения, отвечающие требованию непротиворечивости. Одна-
ко при этом возникает вопрос: искусственна ли наука. Напри-
мер, Леруа считал, что наука состоит из одних условных поло-
жений, и что научные факты и законы есть искусственные
творения ученого, поэтому наука не в состоянии открыть нам
истину, она может служить нам только как правило действия.
66
2 3. Конвенционализм А. Пуанкаре
По этому поводу Пуанкаре в третьей части книги «Ценность
науки» в разделе «Искусственна ли наука?» приводит следую-
щие возражения.
1. Действительно, совокупность правил действия и состав-
ляет то, что называют наукой. Но, в отличие от правила
игры, представляющего собой произвольное соглашение,
наука, согласно Пуанкаре, есть такое правило действия,
которое приводит к успеху, тогда как противоположное
правило не имело бы успеха. Таким образом, научные «ре-
цепты» имеют ценность как правило действия потому, что,
как мы знаем, они имеют успех. Наука предвидит, поэтому
она может быть полезной и может служить правилом дей-
ствия. Если бы наука не преуспевала, то она не могла бы
служить правилом действия.
2. Леруа утверждает, что ученый создает научный факт. Пу-
анкаре разъясняет суть своей позиции по этому поводу
так: «Научный факт есть не что иное, как голый факт в пе-
реводе на удобный язык... Наука не могла бы существовать
без научного факта, а научный факт — без голого' факта:
ведь первый есть лишь пересказ второго» [1, с. 337]. Когда
мы производим какой-нибудь опыт, мы должны подверг-
нуть результат некоторым поправкам, поскольку нам из-
вестно, что мы должны были сделать погрешности. Пер-
вый полученный результат, по Пуанкаре, представляет со-
бой голый факт, научным же фактом будет окончательный
результат после выполнения поправок. Таким образом,
ученый не создает научный факт из ничего, а вырабатыва-
ет его с помощью голого факта. Иными словами, ученый
не производит его свободно и по своей прихоти. Вся сво-
бодная деятельность ученого по отношению к факту исчер-
пывается высказыванием, которым он выражает этот факт.
Итак, от положения высказанного Леруа остается следую-
67
2. Второй этап развития философии науки
щее: ученый принимает активное участие в выборе факта,
который заслуживает наблюдения, помогает предсказать
другие факты или же приводит к установлению закона.
3. Если бы законы производились учеными по их прихоти,
то они не могли бы служить для предсказания; поэтому
они не были бы пригодны ни в качестве средств позна-
ния, ни в качестве оснований деятельности. По поводу
универсального варианта Пуанкаре замечает, что «инва-
риантные законы суть отношения между голыми факта-
ми, тогда как отношения между научными фактами все-
гда остаются в зависимости от некоторых условных со-
глашений» [1, с. 347].
Конвенционализм выступил как определенная философ-
ски-методологическая концепция науки, в которой «нашел
отражение тот факт научного познания, что научные теории
не являются непосредственными обобщениями опытных дан-
ных, и в этом смысле конвенциальные элементы неустрани-
мы из корпуса науки. Поэтому большинство современных
методологических концепций содержат те или иные элемен-
ты конвенционалистской эпистемологии» [3, с. 132]. Прямым
следствием конвенционализма оказывается тезис о несоизме-
римости теорий. Согласно этому тезису сменяющие друг друга
теории невозможно сравнивать, так как они не связаны логи-
чески и используют различные понятия и методы исследова-
ния и обоснования.
Литература
1. Пуанкаре А. О науке. М., 1990. С. 118.
2. Франк Ф. Философия науки. 2-е изд. М.: Издательство ЛКИ/URSS,
2007.
3. Современная западная философия. Словарь. М., 1991.
68
3. Третий этап развития
философии науки.
Неопозитивизм
(логический позитивизм
или третий позитивизм)
Проблема структуры научного знания. — Проблема мето-
дологии, обеспечивающей прогрессивный рост научного
знания. — Проблема эмпирического базиса науки — Про-
блема соотношения эмпирического и теоретического языка
науки. — Проблема критерия научности знания. — Про-
блема единства (унификации) науки.
На третьем этапе развития философии науки был осущест-
влен переход от анализа основоположений науки к анализу язы-
ка науки. Программа анализа языка науки, знаменитый «лин-
гвистический поворот» нашли свое воплощение в деятельности
так называемого Венского кружка, основанного в 1922 г. в Вен-
ском университете М. Шпиком (1882-1936). В Венский кружок
входили сам М. Шлик, Р. Карнап, О. Нейрат, К. Гедель, К. Г. Гем-
пель, Г. Фейгпь, Филипп Франк, В. Дубислав и др. Представи-
тели этого кружка поставили перед собой задачу — реформи-
ровать науку и философию. После прихода к власти в Германии
69
3. Третий этап развития философии науки
нацистской партии члены этого кружка постепенно эмигриро-
вали в Англию и США, что способствовало распространению
их взглядов в этих странах.
Философско-методологическая концепция Венского круж-
ка получила наименование неопозитивизма, или логического
позитивизма (третий позитивизм), поскольку его члены вдох-
новлялись как идеями О. Конта и Э. Маха, так и достижениями
символической логики Б. Рассела и X. Уайтхеда.
Сосредоточив внимание на анализе языка науки, логиче-
ские позитивисты полагали, что именно применение для этой
цели математической логики позволит решить проблемы мето-
дологии науки средствами самой науки. Истоками этого под-
хода были работы Б. Рассела и X. Уайтхеда в области обосно-
вания математики. Главные трудности обоснования математи-
ки были связаны в тот период с обнаружением парадоксов в
теории множеств, которая считалась основанием математики.
Понятие множества в этой теории было представлено как лю-
бая совокупность элементов. В теории множеств различали
нормальное (обыкновенное) множество, не включающее себя в
качестве своего элемента, и ненормальное (необыкновенное)
множество, которое включает в качестве элемента самого себя.
Один из парадоксов был обнаружен Б. Расселом. Он был свя-
зан с проблемой: к какому типу относится множество всех
нормальных множеств? Поскольку речь шла о множестве всех
нормальных множеств, то, как принадлежащее к классу нор-
мальных, оно должно входить в этот класс, т. е. само быть
нормальным множеством. Но при этом оно становилось своим
собственным элементом и по определению должно относиться
к ненормальным множествам. Если же предположить, что это
множество ненормально, то оно не должно принадлежать
множеству всех нормальных множеств, т. е. не может включать
себя в качестве своего элемента. Тогда оно должно быть при-
числено к числу нормальных множеств. Выход из парадоксов
70
3. Третий этап развития философии науки
теории множеств был предложен Б. Расселом. Парадоксы тео-
рии множеств, согласно Расселу, являются результатом смеше-
ния языка, который говорит о признаках некоторого класса
объектов, и метаязыка, который говорит о классе классов.
В качестве необходимого компонента обоснования мате-
матики Рассел выдвинул программу логического анализа язы-
ка науки. Цель этого анализа заключалась в прояснении смы-
слов терминов и положений с использованием математической
логики. В совместной с А. Уайтхедом книге «Principia Mathe-
matica» Б. Рассел развил применительно к обоснованию мате-
матики первичные системы математической логики, разрабо-
танные Г. Фреге, который предложил различение значения и
смысла знаков, изображая его в виде схемы семантического
треугольника.
В книге «Principia Mathematica» Рассел вместе с Уайтхе-
дом положил в основу логического языка, обеспечивающего
строгую точность, язык логики высказываний и логики преди-
катов. Логика высказываний (по-другому — пропозициональ-
ная логика, от proposition — высказывание) основана на по-
строении сложных высказываний из простых высказываний,
возможными значениями которых являются истина или ложь.
Внутренняя структура простых высказываний при этом не
учитывается. Из простых высказываний посредством пропо-
зициональных связок «и» (&) — конъюнкция, «или» (V) —
дизъюнкция, «если — то» (—>) — импликация, «не» (q ) — от-
рицание строятся сложные высказывания. Они рассматрива-
ются как пропозициональные функции, аргументами кото-
рых выступают простые высказывания. В зависимости от
того, какие значения истинности принимают простые вы-
сказывания, будут истинными или ложными образованные
из них сложные высказывания. В логике предикатов в отли-
чие от логики высказываний, уже учитывается внутренняя
структура высказываний. В традиционной логике эта струк-
71
3. Третий этап развития философии науки
тура была представлена как связь субъекта и предиката, где
субъект высказывания — это термин, представляющий пред-
мет мысли, а предикат — присущее предмету свойство или
отношение. Исчисления высказываний и предикатов позво-
ляли формализовать процесс рассуждения и выявить его ло-
гическую структуру.
Этот язык Рассел и Уайтхед использовали для обоснования
математики в «Principia Mathematica». Успехи в разрешении па-
радоксов теории множеств стимулировали попытки распро-
странить язык «Principia Mathematica» как универсальный на
другие науки. Расселовская интерпретация логического анали-
за языка была ориентирована на использование средств мате-
матической логики, с помощью которых полагалось прояснить
логическую структуру языка науки. Простые высказывания, из
которых образуются сложные, Рассел называл атомарными, а
сложные — молекулярными. Он придал им гносеологическую
интерпретацию. Атомарные высказывания непосредственно
фиксируют присущие реальным предметам свойства или от-
ношения. Молекулярные высказывания опосредованно описы-
вают реальность. Их истинность обосновывается редукцией к
атомарным. Развиваемая Расселом философия была названа
логическим атомизмом.
Основной вклад в философскую ориентацию Венского
кружка внесло обсуждение «Логико-философского трактата»
Л. Витгенштейна, в котором он развил расселовскую концеп-
цию логического атомизма. В частности, исходные идеи сво-
ей концепции неопозитивисты непосредственно заимствова-
ли из этого трактата Л. Витгенштейна, который в первый пе-
риод своего творчества онтологизировал структуру языка
логической системы, созданной Расселом и Уайтхедом. Вит-
генштейн интерпретировал язык пропозициональной логики
как модель мира, находящуюся к нему в отношении отображе-
ния, т. е. существует однозначное соответствие между структу-
72
3. Третий этап развития философии науки
рой языка «Principia Mathematica» и структурой мира. «Грам-
мофонная пластинка, музыкальная тема, нотная запись, звуко-
вые волны, — писал Витгенштейн, — все они находятся меж-
ду собой в таком же внутреннем отношении отображения, ка-
кое существует между языком и миром» [1, с. 19]. Атомарные
предложения выражают атомарные факты, т. е. повествуют об
элементарных событиях мира. Предложение выступает как
изображение факта. «В предложении должно распознаваться
столько же разных составляющих, сколько и в изображаемой
им ситуации» [1, с. 22]. Подобно атомарным предложениям,
атомарные факты просты и независимы друг от друга. Вит-
генштейн полагал, что реальность состоит из атомарных фак-
тов, которые могут объединяться в более сложные, молекуляр-
ные факты. Мир, согласно этой концепции, предстает как сово-
купность фактов. Так как атомарные факты никак не связаны
между собой, то в мире нет никаких закономерных связей.
«Суеверие — вера в такую причинную связь» [2]. Раз действи-
тельность представляет собой лишь различные комбинации
фактов, то наука должна быть не более чем комбинацией пред-
ложений, отображающих факты и их различные сочетания.
Все, что претендует на выход за пределы этого мира фактов,
должно быть устранено из науки. В языке науки есть много
предложений, которые непосредственно как будто не отобра-
жают фактов. Но это обусловлено тем, что язык искажает мыс-
ли. Грамматическая форма языка может маскировать его логи-
ческую структуру, в которой и обнаруживается соответствие
языка и мира. «Язык, — писал Л. Витгенштейн, — переодева-
ет мысли. Причем настолько, что внешняя форма одежды не
позволяет судить о форме облаченной в нее мысли» [1, с. 18].
Это относится как к обыденному языку, так и к языку науки, и
поэтому в них так много бессмысленных предложений —
предложений, которые действительно не говорят о фактах. Для
выявления и отбрасывания таких бессмысленных предложе-
73
3. Третий этап развития философии науки
ний требуется логический анализ языка науки. Именно такой
анализ должен стать главным делом философов.
Эти идеи Л. Витгенштейна были подхвачены и перерабо-
таны членами Венского кружка, которые выдвинули следую-
щие гносеологические принципы.
1. Всякое знание есть знание о том, что дано человеку в чув-
ственном восприятии.
Атомарные факты Витгенштейна неопозитивисты за-
менили чувственными впечатлениями субъекта и комби-
нациями этих впечатлений. Как и атомарные факты, от-
дельные чувственные восприятия не связаны между со-
бой. Мир представляет собой комбинацию чувственных
впечатлений, вне которых нет никакой реальности, во вся-
ком случае, мы ничего не можем сказать о ней. Следова-
тельно, всякое знание может относиться только к чувст-
венным впечатлениям.
2. То, что дано нам в чувственном восприятии, мы можем
знать с абсолютной достоверностью.
Неопозитивисты заменили атомарные предложения
Витгенштейна протокольными предложениями, выражаю-
щими чувственные впечатления субъекта. Истинность та-
ких предложений несомненна для субъекта.
3. Все функции знания сводятся к описанию.
Если мир есть комбинация чувственных впечатлений, и зна-
ние может относиться только к чувственным впечатлениям, то
оно сводится лишь к фиксации этих впечатлений. Объяснение и
предсказание исчезают. Объяснить чувственные переживания
можно было бы только, обращаясь к их источнику — внеш-
нему миру. Неопозитивисты отказываются говорить о внешнем
мире, следовательно, отказываются от объяснения. Предсказание
должно опираться на существенные связи явлений, на знание
причин, обуславливающих их возникновение и исчезновение.
74
3. Третий этап развития философии науки
Но неопозитивисты отвергают существование таких связей и
причин. Итак, остается только описание явлений.
Из этих основных принципов неопозитивистской гносеоло-
гии вытекают некоторые другие особенности этого философ-
ского направления. Это, прежде всего, отрицание традиционной
философии (метафизики). Философия всегда стремилась ска-
зать что-то о том, что лежит за чувственными впечатлениями,
стремилась вырваться из узкого круга субъективных пережи-
ваний. Логический позитивист либо отрицает существование
мира вне чувственных переживаний, либо считает, что о нем
ничего нельзя сказать. В обоих случаях традиционная фило-
софия (метафизика) оказывается ненужной. Единственное, в
чем она может быть полезной, — это анализ научных выска-
зываний. Поэтому неопозитивисты отождествляют филосо-
фию с логическим анализом языка.
Так позиция М. Шлика сводилась к тому, что поворот в
философии, который в то время переживался, связан с мето-
дом. «Не существует других способов проверки и подтвержде-
ния истин, кроме наблюдения и эмпирической пауки, ;— счи-
тал М. Шлик. — Всякая наука есть система познавательных
предложений, т. е. истинных утверждений опыта» [3, с. 135].
Философия, по его мнению, представляет собой такую дея-
тельность, которая позволяет обнаруживать и определять значе-
ние предложений. С помощью философии предложения объяс-
няются, с помощью науки они проверяются. Наука занимается
истинностью предложений, а философия тем, что они на са-
мом деле означают. Однако, наука и философия, по мнению
Шлика, связаны, потому что философия предполагает проясне-
ние фундаментальных базисных понятий, установление смысла
фундаментальных утверждений. Работа Эйнштейна, направ-
ленная на анализ смысла утверждений о времени и простран-
стве, была философским достижением. И все эпохальные шаги
в науке, «предполагают прояснение смысла фундаментальных
75
3. Третий этап развития философии науки
утверждений, и только те достигают в них успеха, кто спосо-
бен к философской деятельности» [3, с. 137].
Большое внимание проблеме статуса и специфике работы
философа науки уделял также и Р. Карнап, отмечая, что «старая
философия природы была заменена философией науки. Эта но-
вая философия не имеет дела ни с открытием факта и законов
(задача, которую должен решать ученый-эмпирик), ни с метафи-
зическими рассуждениями о мире. Вместо этого она обращает
внимание на саму науку, исследуя понятия и методы, которые в
ней используются, их возможные результаты, формы суждения
и типы логики, которые в ней применяются... Философ науки
исследует логические и методологические основания психоло-
гии, а не «природу мысли». Он изучает философские основания
антропологии, а не «природу культуры» [4, с. 252-253].
Итак, между эмпириокритицизмом и неопозитивизмом бы-
ла прямая преемственность, ибо основные программные уста-
новки предшествующего позитивизма были полностью сохра-
нены и на третьем этапе его развития.
Другой особенностью неопозитивизма является его анти-
историзм и почти полное игнорирование процессов развития.
Если мир представляет собой совокупность чувственных пере-
живаний или лишенных связи фактов, то в нем не может быть
развития, ибо развитие предполагает взаимосвязь и взаимо-
действие фактов, а это как раз отвергается. Пренебрежение
процессами развития в понимании природы приводит к анти-
историзму и в гносеологии. Знание, как описание фактов, по-
стоянно растет, ничего не теряется, нет ни потрясений, ни ре-
волюционных изменений, т. е. нет развития. Поэтому в своем
анализе научного знания неопозитивисты почти не обраща-
лись к истории науки.
В основе науки, по мнению неопозитивистов, лежат про-
токольные предложения, выражающие чувственные пережи-
вания субъекта. «Ясно и — насколько мне известно — никем
76
3. Третий этап развития философии науки
не оспаривается, что познание в повседневной жизни и в науке
начинается в некотором смысле с констатации фактов и что
«протокольные предложения», в которых и происходит эта
констатация, стоят — в том же смысле — в начале науки», —
утверждал М. Шлик [5, с. 26]. Истинность этих предложений
абсолютно достоверна и несомненна. Совокупность истинных
протокольных предложений образует твердый эмпирический
базис науки. Итак, на третьем этапе развития философии нау-
ки сохранилось признание гносеологической первичности ре-
зультатов наблюдения. Процесс познания начинался именно с
фиксации фактов, что в рамках логического позитивизма озна-
чало установление протокола предложений. Для неопозити-
визма характерно резкое разграничение эмпирического и тео-
ретического уровней знания. Однако первоначально его пред-
ставители полагали, что все предложения науки — подобно
протокольным предложениям — говорят о чувственно данном.
Якобы каждое научное предложение можно свести к прото-
кольным предложениям подобно тому, как любое молекулярное
предложение экстенсиональной логики может быть разлржено
на составляющие его атомарные предложения. Достоверность
протокольных предложений передается всем научным предло-
жениям.
С точки зрения неопозитивизма, деятельность ученого
должна сводиться прежде всего к двум процедурам:
1) установление протокольных предложений;
2) изобретение способов объединения и обобщения этих
предложений.
В неопозитивистской модели науки, как замечает А. Л. Ни-
кифоров, «научная теория мыслилась в виде пирамиды, в вер-
шине которой находятся основные понятия (величины), опреде-
ления и постулаты; ниже располагаются предложения, выводи-
мые из постулатов; вся пирамида опирается на совокупность
77
3. Третий этап развития философии науки
протокольных предложений, обобщением которых она является.
Прогресс науки выражается в построении таких пирамид и в по-
следующем слиянии теорий, построенных в некоторой конкрет-
ной области науки, в более общие теории, которые в свою оче-
редь объединяются в еще более общие и так далее, до тех пор,
пока все научные теории и области не сольются в одну громад-
ную систему — единую унифицированную науку» [5, с. 24.].
Идея редукционизма теоретических высказываний к эм-
пирическим стала основой неопозитивистского подхода к про-
блеме единства науки. Эта проблема была связана с поиском
унифицированного языка, связывающего различные науки.
Поскольку теоретические термины и высказывания в любой
науке должны сводиться к языку протокольных предложений,
то единство языка сводится к выработке терминов протоколь-
ного языка. Задачу установления единства знаний О. Нсйрат
объявил важнейшей задачей философии науки. В неопозити-
визме была сформулирована идея, согласно которой прото-
кольный язык — это описание наблюдений с помощью раз-
личных приборов. Работа же приборов и их показания могут
быть описаны в терминах языка физики. Язык физики был
объявлен унифицированным языком науки, а сама программа
объединения всех областей научного знания на основе языка
физики получила название «физикализм». Именно на основе
единого унифицированного языка можно решать следующие
проблемы объединения научного знания: установить логиче-
ские связи между науками, выработать единую методологию,
разработать классификацию наук. В отношении классифика-
ции наук Нейрат призывал отказаться от традиционного деле-
ния на физические, биологические и социальные науки. В пре-
делах единой унифицированной науки и природа, и общество
должны изучаться одними и теми же методами. Природные
факторы должны пониматься как столь же важные, как и фак-
торы общественной жизни. Он пропагандировал идею созда-
78
3. Третий этап развития философии науки
ния унифицированного языка науки, способного обеспечить
единство научного знания. Такой язык с необходимостью дол-
жен опираться на язык физики и математики.
В неопозитивистской модели роста научного знания каж-
дое установленное протокольное предложение навечно ложит-
ся в фундамент науки, и если некоторое предложение обосно-
вано с помощью протокольных предложений, то оно прочно
занимает свое место в научном знании. Именно эта кумуля-
тивная модель роста научного знания и привела к тем пробле-
мам, с которыми столкнулись неопозитивисты. Рассмотрим
две наиболее важные из них — проблему эмпирического бази-
са и проблему демаркации.
Проблема эмпирического базиса в неопозитивизме свя-
зана с понятием эмпирического языка, которое является одним
из важнейших понятий концепции неопозитивизма. Проблема
определения этого понятия есть ключевая проблема этой кон-
цепции. Сначала в качестве эмпирического языка был принят
феноменалистский язык, состоящий из протокольных предло-
жений. В этом языке протокольным предложениям приписы-
вались следующие особенности:
1) они выражают «чистый» чувственный опыт субъекта;
2) они абсолютно достоверны, и в их истинности невозмож-
но сомневаться;
3) протокольные предложения нейтральны по отношению ко
всему остальному знанию;
4) они гносеологически первичны, т. е. процесс познания на-
чинается с установления протокольных предложений.
Форма протокольных предложений неопозитивистам ви-
делась по-разному. Р. Карнап считал, что эти предложения
должны состоять из слов, выражающих чувственные пережи-
вания. О. Нейрат отличительный признак этих предложений
видел в том, что в них входит имя протоколирующего лица.
79
3. Третий этап развития философии науки
М. Шлик полагал, что подобные «констатации» должны со-
держать слова «здесь» и «теперь», имеющие смысл только в
конкретной ситуации. Обобщая эти мнения, можно предполо-
жить, что протокольные предложения в общем виде должны
иметь следующую форму: «Некто воспринимает то и то-то
здесь и сейчас». Рассмотрим в качестве примера согласно этой
форме следующее предложение: «Я сейчас воспринимаю пря-
моугольное и черное». Предполагается, что это предложение
выражает мое «чистое» чувственное переживание в опреде-
ленный момент времени и для меня оно несомненно истинно.
Однако это не так. Данное предложение содержит такие
слова как «прямоугольное» и «черное», а эти слова являются
универсалиями, т. е. относятся не только к моему сиюминут-
ному ощущению, но и к громадному классу ощущений — как
моих собственных, так и других людей. Поэтому они выража-
ют лишь то, что является общим для ощущений этого класса, и
не способны передать субъективную уникальность и неповто-
римость моих собственных ощущений. Итак, выражая ощу-
щения в языке, мы производим абстрагирование и обобщение.
В то же время эти слова являются понятиями (например, слово
прямоугольное — это геометрическое понятие), которые свя-
заны с другими понятиями и подчиняются определенным за-
конам языка, сформировавшимся в результате его длительного
исторического развития и практики. Поэтому содержание по-
нятий «прямоугольное» и «черное» не сводится только к мо-
ему мгновенному чувственному переживанию, да и сами эти
понятия не являются нейтральными по отношению ко всему
остальному знанию. Таким образом, выразить в языке чистое
чувственное переживание и при этом сохранить его чистоту
невозможно. Следует учесть также, что и самого «чистого»
опыта, из которого исходили неопозитивисты, не существует.
Это показал уже И. Кант. Кроме того, в современной психоло-
гии экспериментально доказана связь между работой органов
80
3. Третий этап развития философии науки
чувств и мышлением человека, в частности, даже его профес-
сиональными знаниями. Итак, убеждение неопозитивистов в
том, что наука опирается на твердый эмпирический базис, а
этот базис состоит из протокольных предложений, выражаю-
щих чувственные переживания субъекта, оказалось ложным.
Даже если бы существовал «чистый» чувственный опыт, его
невозможно было бы выразить в языке. Ибо он не способен
сохранить свою «чистоту» от языка, посредством которого
должен быть выражен. Кроме того, каждый субъект вправе
рассчитывать на свой собственный чувственный опыт, а, сле-
довательно, встает проблема интерсубьективности науки, ис-
пользующей язык протокольных предложений [6, с. 253]. Или
же нужно отыскивать интерсубъективный протокольный язык,
который был бы общим для всех людей.
В ЗО-х годах XX в. феноменалистская интерпретация про-
токольных предложений была заменена «вещной». Последняя
предполагала протокольный язык, предложения и термины
которого обозначают чувственно воспринимаемые вещи и их
свойства. При этом эмпирический базис науки строился на
предложениях, истинность которых устанавливалась наблюде-
нием и в ней не следовало сомневаться. Теперь главной проце-
дурой оказывалась процедура наблюдаемости. Вскоре с поня-
тием наблюдаемости возникли трудности, вновь в силу сомне-
ний в интерсубъективности наблюдений. Индивидуальные
различия наблюдателей в процессе наблюдений, приборная
ситуация — всё это ставило под сомнение истинность прото-
кольных предложений.
Таким образом, неопозитивистам не удалось найти в науке
тот несомненный эмпирический базис, существование которо-
го вытекало из их логико-гносеологических предпосылок. Вы-
яснилось, что такого базиса вообще нет.
Подобной неудачей закончилась попытка неопозитивистов
сформулировать адекватный критерий демаркации. В философии
81
3. Третий этап развития философии науки
науки проблемой демаркации называют проблему проведе-
ния разграничительной линии между наукой и ненаукой. Нео-
позитивисты пытались провести резкую границу между нау-
кой и ненаукой. Они избрали в качестве критерия демаркации
верифицируемость: предложение научно только в том случае,
если оно верифицируемо, т. е. сводимо к протокольным пред-
ложениям, и его истинность устанавливается наблюдением.
Протокольные предложения служат эмпирической основой для
верификации всех других предложений. Если некоторое пред-
ложение нельзя верифицировать, то его следует устранить из
науки. Кроме того, неопозитивисты объявили верифицируе-
мость не только критерием демаркации, но и критерием ос-
мысленности: только верифицируемые предложения имеют
смысл, неверифицируемые предложения бессмысленны. Тра-
диционная философия, направленная на постижение умопо-
стигаемых сущностей, с этой точки зрения оказывалась не
имеющей смысла. Философия должна заниматься очищением
от бессмысленных предложений с помощью логического ана-
лиза языка науки.
Верификационный критерий уничтожал не только фило-
софию, но и наиболее плодотворную часть науки. С точки
зрения этого критерия, все научные термины и предложения,
относящиеся к идеализированным или к чувственно невос-
принимаемым объектам, оказывались бессмысленными. Ос-
тавшаяся часть науки по сути лишалась своих законов. Большая
часть научных законов имеет форму общих предложений
ЧхР(х). Возьмем в качестве примера следующее предложение:
«Все тела при нагревании расширяются». Для верификации
подобных предложений требуется бесконечно много частных
предложений вида «Тело 1 при нагревании расширяется»,
«Тело 2 при нагревании расширяется» и т. п. Однако мы не в
состоянии сформулировать и проверить бесконечное количество
82
3. Третий этап развития философии науки
протокольных предложений. Никакими эмпирическими дан-
ными, как отмечал Р. Карнап, невозможно установить истин-
ность универсального обобщающего суждения. Сколько бы
раз ни испытывался какой-либо закон, не существует гаран-
тий, что не появятся новые наблюдения, которые будут ему
противоречить. Р. Карнап утверждал, что никогда нельзя дос-
тигнуть полной верификации закона. Следовательно, законы
науки неверифицируемы и должны быть объявлены бессмыс-
ленными.
Кроме того, выяснилось, что в эмпирическом языке кроме
протокольных предложений нужно выделить еще язык эмпири-
ческих фактов. Эмпирические факты описывают явления в тер-
минах объективного описания явлений, например: «вода кипит
при температуре 100°С». Однако формирование эмпирических
фактов предполагает применение теоретических знаний, а зна-
чит, они теоретически нагружены. Это также наносило удар по
верификационному критерию. Ведь он требовал проверять каж-
дое высказывание путем сведения его к протокольным предло-
жениям, истинность которых не зависит от теории.
Кризис первоначальной версии принципа верификации
привел к формулировкам ослабленного варианта этого прин-
ципа. В нем требовалось, чтобы следствия теории подтвер-
ждались эмпирическими фактами. Но в этом варианте прин-
цип верификации выглядел тривиальным обозначением обще-
принятой процедуры в эмпирических дисциплинах и не мог
претендовать на роль метода, позволяющего отделять научные
высказывания от ненаучных.
История верификационного критерия неопозитивистов
показала, что стремление найти некоторый абсолютный крите-
рий научности, провести абсолютную границу между наукой и
ненаукой не может привести к успеху.
Потерпел крах и принцип физикализма. Осмысление того,
что эмпирическим базисом науки являются не протокольные
83
3. Третий этап развития философии науки
предложения, а эмпирические факты, обнаружило, что форму-
лировка факта не обязательно требует языка физики.
Неопозитивисты предприняли попытки усовершенство-
вать свою первоначальную модель науки с тем, чтобы прибли-
зить ее к реальной науке. Однако и их модифицированная мо-
дель все же сохранила некоторые особенности первоначальной
модели — выделение в научном знании твердой эмпирической
основы; дихотомия эмпирического и теоретического; отрица-
тельное отношение к метафизике; абсолютизация логических
методов анализа и построения научного знания и др.
В последующем развитии философии науки происходит
постепенный поворот к реальной науке и ее истории. На фор-
мирование концепций науки начинает оказывать влияние ис-
тория науки, изменяется и проблематика философии науки.
Литература
1. Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М, 1994.
2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 5.1361 //Л. Вит-
генштейн. Философские работы. М, 1994.
3. ШликМ. Поворот в философии И Хрестоматия по философии.
М„ 1997.
4. Карнап Р. Философские основания физики. 4-е изд. М.: Издатель-
ство ЛКИ/URSS, 2008.
5. Цит. по: Никифоров А. Л. Философия науки: история и методо-
логия. М., 1998.
6. Современная западная философия. Словарь. М., 1991.
4. Концепции науки
во второй половине XX века
Во второй половине XX в. в философии науки на первый
план выходят проблемы исторической динамики науки. Боль-
шую роль в этом сыграл К. Поппер. Его критика ускорила раз-
ложение неопозитивизма, а его философско-методологические
идеи привели к возникновению нового направления в филосо-
фии науки, которое часто называют термином постпозитивизм.
4.1. Фальсификационизм, фаллибилизм
и концепция трех миров К. Поппера
Проблема исторической динамики науки. — Проблема эм-
пирического базиса науки — Проблема демаркации. — Про-
блема метода науки — Проблема природы научного знания.
Карл Раймунд Поппер родился в 1902 г. в Вене. После
окончания в 1924 г. Венского университета он преподавал физи-
ку и математику в школе и в Венском педагогическом институ-
те. В 1937 г. Поппер эмигрировал в Новую Зеландию, а в 1946 г.
переехал в Англию, где до конца жизни работал на кафедре фи-
лософии, логики и научного метода Лондонской школы эконо-
мики. Умер Поппер в 1994 г. К числу его основных работ отно-
сятся следующие: «Логика научного открытия»; «Предположе-
85
4. Концепции науки во второй половине XX века
ния и опровержения»; «Объективное знание. Эволюционный
подход», «Открытое общество и его враги».
Методологическая концепция Поппера получила название
фальсификационизм, так как ее основным принципом является
принцип фальсифицируемости. Почему Поппер положил этот
принцип в основу своей концепции?
Прежде всего, он руководствовался логическими представ-
лениями. Истинность ни одного общего предложения нельзя
вполне обосновать с помощью частных предложений. Частные
предложения могут лишь опровергнуть его. Например, для ве-
рификации общего предложения «Все лебеди белые» нужно
осмотреть всех лебедей, в то время как для опровержения этого
предложения достаточно увидеть одного черного лебедя. Вот
эта асимметрия между подтверждением и опровержением об-
щих предложений и критика индукции как метода обоснования
утверждений науки и привели Поппера к фальсификационизму.
Долгое время важнейшим (иногда единственным) методом
научного познания считали индуктивный метод. Согласно индук-
тивизму, научное познание начинается с наблюдений и констата-
ции фактов. Далее установленные факты обобщаются, и строится
теория, которая рассматривается как обобщение фактов и поэто-
му считается достоверной. Однако еще Д. Юм утверждал, что
общее утверждение нельзя вывести из фактов, и поэтому всякое
индуктивное обобщение недостоверно. Так возникла проблема
обоснования индуктивного вывода. Осознание неразрешимости
этой проблемы и уверенность в гипотетичности всякого челове-
ческого знания привели Поппера к отрицанию индуктивного ме-
тода познания вообще. Он утверждал, что индукция не является
ни психологическим фактом, ни фактом обыденной жизни, ни
фактом научной практики, а является мифом.
Каков же метод науки? В познании окружающего мира че-
ловек всегда опирается на определенные теоретические пред-
посылки. Процесс познания начинается не с наблюдений, а с
86
4.1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
выдвижения предположений, объясняющих мир. Свои предпо-
ложения мы сравниваем с результатами наблюдений и отбра-
сываем их после опровержения, заменяя новыми предположе-
ниями. Метод науки — это метод проб и ошибок. Поппер ут-
верждал, что для познания мира нет более рациональной
процедуры, чем метод проб и ошибок — предположений и оп-
ровержений. Этот метод характерен не только для научного, но
и для всякого познания вообще. И амеба и Эйнштейн пользу-
ются им в своем познании окружающего мира, утверждает
Поппер. Более того, метод проб и ошибок является еще и ме-
тодом развития. Природа в процессе создания и совершенст-
вования биологических видов также действует методом проб и
ошибок. Каждый отдельный организм представляет собой
очередную пробу. При этом успешная проба выживает, а не-
удачная проба устраняется как ошибка.
Однако у Поппера были и философские основания для то-
го, чтобы сделать фальсификационизм основой своей методо-
логической концепции. Он признает, что человеческое позна-
ние стремится к истинному описанию физического мира, в
объективное существование которого он верит. Тем не менее,
Поппер отвергает существование критерия истины. Ни непро-
тиворечивость, ни подтверждаемость эмпирическими данны-
ми не могут быть критерием истины. В непротиворечивом ви-
де можно представить фантазию, а ложные представления не-
редко находят подтверждение. Мы не можем выделить истину
из наших представлений, однако мы способны обнаружить
ложь в них и отбросить ее. Постоянно выявляя и отбрасывая
ложь, мы тем самым можем приблизиться к истине. Именно
идею о том, что наука освобождает нас от заблуждений и лож-
ных представлений, Поппер положил в основу своей методо-
логической концепции.
Поппер проводил четкое различие между фальсифици-
руемостью и фальсификацией.
87
4. Концепции науки во второй половине XX века
Фальсифицируемость предполагает открытость любой под-
линно научной теории для фальсификации. Совокупность всех
возможных эмпирических или, как говорит Поппер, базисных
предложений образует эмпирическую основу науки. В эту ос-
нову входят и несовместимые между собой базисные предло-
жения. Научная теория, согласно Попперу, всегда может быть
выражена в виде совокупности общих утверждений типа «Все
леопарды пятнисты», и т. п. Эти утверждения можно выразить
в эквивалентной форме: «Неверно, что существует не пятни-
стый леопард». Вследствие этого всякую теорию можно рас-
сматривать как запрещающую существование некоторых фак-
тов или как говорящую о ложности базисных предложений
типа «Там-то и там имеется не пятнистый леопард». Именно
эти базисные предложения, запрещаемые теорией, Поппер на-
зывает «потенциальными фальсификаторами» теории. «Фаль-
сификаторами» — потому, что если запрещаемый теорией
факт имеет место и описывающее его базисное предложение
истинно, то теория считается опровергнутой. «Потенциальны-
ми» — потому, что эти предложения могут фальсифицировать
теорию, но лишь тогда, когда будете установлена их истинность.
Отсюда понятие фальсифицируемости определяется следую-
щим образом: «Теория называется «эмпирической», или «фаль-
сифицируемой», если она точно разделяет класс всех возмож-
ных базисных высказываний на два следующих непустых под-
класса: во-первых, класс всех тех базисных высказывании, с
которыми она несовместима, которые она устраняет или за-
прещает (мы называем его классом потенциальных фальсифи-
каторов теории), и, во-вторых, класс тех базисных высказыва-
ний, которые ей не противоречат, которые она «допускает».
Более кратко наше определение можно сформулировать так:
теория фальсифицируема, если класс ее потенциальных фаль-
сификаторов не пуст» [1, с. 114-115]. Фальсифицируемость
теорий, согласно Попперу, проявляется также в их способности
88
4,1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
делать рискованные предсказания, т. е. предсказывать такие
эмпирические ситуации, которые в свете существующего зна-
ния маловероятны (или невозможны) и проверка которых гро-
зит теории опровержением. Таким образом, фальсифициру-
емость Поппер ввел исключительно в качестве критерия эмпи-
рического характера системы высказываний.
Фальсификация означает опровержение теории ссылкой на
эмпирический факт, противоречащий данной теории. Процесс
фальсификации описывается схемой умозаключения modus
tollens — ((t => р) р) => t, что читается: «Если р выводимо и i t
и р ложно, то t также ложно». Заменим t на теорию Т, а р ла
базисное предложение S. Из теории Т дедуцируется базисное
предложение S, т. е. согласно правилам логики верно предло
жение «Если Т, то S». Предложение S оказывается ложным, п
истинным является потенциальный фальсификатор теории
не-S. Из «Если Т, то S» и «не-S» следует «не-Т», т. е. теории I
ложна и фальсифицирована.
С точки зрения Поппера, теорию следует считать фолы и
фицированной только в том случае, если нам удалось открып
воспроизводимый эффект, опровергающий теорию. Фа п.« и
фицированная теория должна быть отброшена. Сохранен
фальсифицированной теории может привести лишь к задор«
в развитии познания, к догматизму в науке и к потере ею си »
его эмпирического содержания.
Проблему нахождения критерия, который позволил бы пр
вести различие между эмпирическими науками, с одной с п*р,
ны, и математикой, логикой и метафизикой — с другой, I Ionin
назвал проблемой демаркации: «Я хотел провести рагш*п"
между наукой и псевдонаукой, — пишет он, — прекрасно >>..-
что наука часто ошибается и что псевдонаука может случ uht
натолкнуться на истину» [1, с. 240]. Именно эта проб н-ми
собственному признанию Поппера, заинтересовала его u i »m >
•V
4. Концепции науки во второй половине XX века
начале научной деятельности — в 1919-1920 годах. Среди ин-
тересовавших его в ту пору теорий были теория относительности
Эйнштейна, теория истории Маркса, психоанализ Фрейда и «ин-
дивидуальная психология» А. Адлера. Две упомянутые психо-
аналитические теории просто являются непроверяемыми и
неопровержимыми теориями. Нельзя представить себе челове-
ческого поведения, которое могло бы опровергнуть их. Поппер
проиллюстрировал это на двух существенно различных приме-
рах человеческого поведения: поведения человека, толкающего
ребенка в воду с намерением утопить его, и поведения человека,
жертвующего жизнью в попытке спасти этого ребенка. Каждый
из этих случаев легко объясним и в терминах Фрейда, и в терми-
нах Адлера. Согласно Фрейду, первый человек страдает от по-
давления Эдипова комплекса, второй — достиг сублимации. Со-
гласно Адлеру, первый человек страдает от чувства неполноцен-
ности (которое вызывает у него необходимость доказать самому
себе, что он способен отважиться на преступление), то же са-
мое происходит и со вторым (у которого возникает потребность
доказать самому себе, что он способен спасти ребенка). Итак,
невозможно придумать никакой формы человеческого поведе-
ния, которую нельзя было бы объяснить на основе каждой из
этих теорий. С теорией Эйнштейна дело обстояло иначе. Возь-
мем в качестве примера предсказание Эйнштейна, как раз тогда
подтвержденное результатами экспедиции Эддингтона. Соглас-
но теории гравитации Эйнштейна, тяжелые массы должны при-
тягивать свет. Произведенные на основе этой теории вычисле-
ния показывали, что свет далекой фиксированной звезды, види-
мой вблизи Солнца, достиг бы Земли по такому направлению,
что наблюдаемое положение звезды было бы сдвинуто в сторо-
ну от Солнца по сравнению с реальным положением на соот-
ветствующую величину. «В рассмотренном примере произво-
дит впечатление, — указывает Поппер, — тот риск, с которым
связано подобное предсказание. Если наблюдение показыва-
90
4.1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
ет, что предсказанный эффект определенно отсутствует, то
теория просто-напросто отвергается. Данная теория несо-
вместима с определенными возможными результатами на-
блюдения — с теми результатами, которых до Эйнштейна ожи-
дал каждый» [1, с. 244]. Эта ситуация совершенно отлична от
той, которая рассмотрена выше, когда психологические теории
оказывались совместимыми с любым человеческим поведением
и было невозможно изобрести какую-либо форму человеческого
поведения, которая не была бы подтверждением этих теорий.
Что касается марксистской теории истории, то, как показал
Поппер, в некоторых своих ранних формулировках (например, в
Марксовом анализе характера «грядущей социальной револю-
ции») она давала проверяемые предсказания и действительно
была фальсифицирована. Тем не менее, вместо того, чтобы при-
знать это опровержение, последователи Маркса переинтерпре-
тировали и теорию, и свидетельство с тем, чтобы привести их в
соответствие. Так они спасли свою теорию от опровержения, но
это было достигнуто с использованием средств, сделавших ее
неопровержимой. Итак, они придали своей теории конвенцио-
налистский характер и благодаря этой уловке разрушили, с точ-
ки зрения Поппера, ее претензии на научный статус.
Основные свои идеи, связанные с пониманием статуса оп-
ровержения в оценке научных гипотез, Поппер изложил сле-
дующим образом:
«(1) Легко получить подтверждения, или верификации, почти
для каждой теории, если мы ищем подтверждений.
(2) Подтверждения должны приниматься во внимание только
в том случае, если они являются результатом рискованных
предсказаний, то есть когда мы, не будучи осведомленны-
ми о некоторой теории, ожидали бы события, несовмести-
мого с этой теорией, — события опровергающего данную
теорию.
91
4. Концепции науки во второй половине XX века
(3) Каждая «хорошая» научная теория является некоторым
запрещением: она запрещает появление определенных со-
бытий. Чем больше теория запрещает, тем она лучше.
(4) Теория, не опровержимая никаким мыслимым событием,
является ненаучной. Неопровержимость представляет со-
бой не достоинство теории (как часто думают), а ее порок.
(5) Каждая настоящая, проверка теории является попыткой ее
фальсифицировать, то есть опровергнуть. Проверяемость
есть фальсифицируемость; при этом существуют степени
проверяемости: одни теории более проверяемы, в большей
степени опровержимы, чем другие; такие теории подвер-
жены, так сказать, большему риску.
(6) Подтверждающее свидетельство не должно приниматься в
расчет за исключением тех случаев, когда оно является ре-
зультатом подлинной проверки теории. Это означает, что
его следует понимать как результат серьезной, но безус-
пешной попытки фальсифицировать теорию. (Теперь в та-
ких случаях я говорю о «подкрепляющем свидетельстве».)
(7) Некоторые подлинно проверяемые теории после того, как
обнаружена их ложность, все-таки поддерживаются их сто-
ронниками, например, с помощью введения таких вспомо-
гательных допущений ad hoc или с помощью такой переин-
терпретации ad hoc теории, которые избавляют ее от опро-
вержения. Такая процедура всегда возможна, но она спасает
теорию от опровержения только ценой уничтожения или по
крайней мере уменьшения ее научного статуса. (Позднее та-
кую спасательную операцию я назвал «конвенционалист-
ской стратегией» или «конвенционалистской уловкой».)
Все сказанное можно суммировать в следующем утвер-
ждении: критерием научного статуса теории является ее
фальсифицируемость, опровержимость, или проверяемость»
[1, с. 244-245].
92
4.1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
Поппер подверг обсуждению и критике две точки зрения
на человеческое познание — эссенциализм и инструмента-
лизм. И он противопоставил им свою третью точку зрения.
Эссенциализм — первое из трех истолкований научной
теории — является частью галилеевской философии науки, в
которой, по Попперу, можно выделить три следующие тезиса.
«(1) Ученый стремится к нахождению истинной теории, то
есть такого описания мира (в частности, его регулярно-
стей, или законов), которое было бы также объяснением
наблюдаемых фактов. (Это означает, что описание фактов
должно быть выводимо из теории, соединенной с опреде-
ленными утверждениями — так называемыми „начальны-
ми условиями'*.)» [1, с. 299].
Поппер готов защищать этот тезис, который образует
часть его третьей точки зрения.
«(2) Ученый может достигнуть успеха в окончательном
обосновании истинности научных теорий — обосновании,
не допускающем никакого разумного сомнения» [1, с. 300].
Этот второй тезис, как полагает Поппер, нуждается в
исправлении. Ученый может только проверить свои теории.
Он никогда не может быть уверен в том, что новые провер-
ки не приведут его к модификации или к отбрасыванию его
теорий. В этом смысле все теории являются гипотезами.
«(У) Лучшие и истинные научные теории описывают „сущно-
сти“ или „сущностную природу" вещей — те реальности,
которые лежат за явлениями. Такие теории не нуждают-
ся в дальнейшем объяснении и не допускают его: они яв-
ляются окончательными объяснениями, и нахождение их
есть конечная цель ученого» [1, с. 300].
Этот третий тезис (в соединении со вторым) и есть то,
что Поппер называет эссенциализмом. С его точки зрения,
этот тезис, как и второй тезис, является ошибочным. Вера
93
4. Концепции науки во второй половине XX века
в сущности может создавать, по Попперу, препятствия для
мышления, для постановки новых и плодотворных про-
блем. Например, эссенциалистское понимание теории тя-
готения Ньютона, общепризнанное вплоть до последнего
десятилетия XIX в., препятствовало постановке плодо-
творного вопроса: «Какова причина тяготения?» При этом
Ньютон, как показал Поппер, сам был эссенциалистом.
Так он пытался найти приемлемое окончательное объяс-
нение тяжести.
Философы науки из инструменталистского лагеря от
Беркли до Маха, Дюгема и Пуанкаре утверждают, что объяс-
нение не является целью физической науки, поскольку физи-
ческая наука не может открыть скрытой сущности вещей. Все
эти философы считали, что окончательное научное объясне-
ние невозможно. Из факта отсутствия скрытой сущности, ко-
торую могли бы описывать научные теории, они, согласно
Попперу, делали вывод о том, что эти теории вообще якобы
ничего не описывают. Поэтому они являются лишь инстру-
ментами. А то, что может показаться ростом теоретического
знания, представляет собой лишь улучшение этих инстру-
ментов. В свое время инструментализм был принят Бором и
Гейзенбергом лишь как способ преодоления специальных
трудностей, возникающих в квантовой теории. Итак, фило-
софы-инструменталисты отвергают третий тезис, то есть те-
зис о существовании сущностей. Они также отвергают и вто-
рой тезис, ведь, если теория является лишь инструментом, то
она не может быть истинной.
Инструментализм можно выразить в форме тезиса, утвер-
ждающего, что научные теории — теории «чистой науки» —
являются не чем иным, как правилами вычисления (или пра-
вилами вывода), которые в принципе носят такой же характер,
как и правила вычисления так называемых «прикладных на-
ук». Поппер показывает существование глубоких различий
94
4.1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
между «чистыми» теориями и техническими правилами вы-
числения и что, хотя инструментализм может дать прекрасное
описание этих правил, он совершенно неспособен понять раз-
личия между ними и научными теориями. Поэтому инстру-
ментализм терпит крах.
С точки зрения Поппера, теория проверяется не просто в
процессе ее применения или испытания, а в процессе приме-
нения ее к весьма специальным случаям, для которых она дает
результаты, весьма отличные от тех, которых мы могли бы
ожидать в свете других теорий, если бы у нас не было этой
теории. Другими словами, для наших проверок мы пытаемся
выбрать такие решающие случаи, в которых можно ожидать,
что теория потерпит крушение, если она не истинна. Ничего
похожего на такие проверки не существует для инструментов и
правил вычисления: «Конечно, инструмент может сломаться
или устареть. Однако едва ли имеет смысл говорить, что мы
подвергаем инструмент самым строгим проверкам с тем, что-
бы отбросить его, если он не выдержит этих проверок: корпус
каждого самолета, например, можно „испытывать на проч-
ность", но эта проверка предпринимается не для того, чтобы
отказаться от корпуса самолета после его разрушения, а для
того, чтобы получить информацию о корпусах самолетов (то
есть проверить теорию о них), так чтобы их можно было ис-
пользовать в границах их применимости (или безопасности).
В целях инструментального, практического применения тео-
рия может использоваться в границах се применимости даже
после опровержения; астроном, считающий, что теория Нью-
тона оказалась ложной, без колебаний будет использовать ее
формализм в границах его применимости» [1, с. 313-314].
Иногда мы можем обнаружить, что сфера применимости
некоторого инструмента меньше, чем мы ожидали вначале,
но это не заставляет нас отбрасывать этот инструмент именно
как инструмент. Таким образом, инструменты и даже теории
95
4. Концепции науки во второй половине XX века
в той мере, в которой они являются инструментами, не могут
быть опровергнуты, инструменты для предсказания нельзя
фальсифицировать. Следовательно, инструменталистская ин-
терпретация не способна объяснить реальные проверки, яв-
ляющиеся попытками опровержения, и не может пойти даль-
ше утверждения о том, что различные теории имеют разные
области применения. Поэтому у нее нет возможности понять
научный прогресс.
Третья точка зрения — попперовская точка зрения — со-
храняет галилеевское убеждение в том, что ученый стремится к
истинному описанию мира и истинному объяснению наблю-
даемых фактов. Это убеждение она соединяет с пониманием
того, что, хотя истина и является целью ученого, он никогда с
уверенностью не может знать, истинны ли его достижения, и он
способен обосновать иногда лишь ложность своих теорий.
Третье истолкование научных теорий можно кратко сформули-
ровать в виде утверждения о том, что научные теории представ-
ляют собой подлинные предположения — высокоинформатив-
ные гипотезы относительно мира, которые хотя и не верифици-
руемы, но могут быть подвергнуты строгим критическим
проверкам.
Поппер стремился подвести под свою концепцию научно-
го знания своего рода онтологическую базу с помощью кон-
цепции существования трех миров. Согласно Попперу, суще-
ствуют три мира, во-первых, мир физических объектов или
физических состояний; во-вторых, мир состояний сознания,
мыслительных (ментальных) состояний и диспозиций к дейст-
вию; в-третьих, мир объективного содержания мышления,
содержания научных идей, поэтических мыслей и произведе-
ний искусства. Обитателями третьего мира являются теории,
проблемы и проблемные ситуации. Однако его наиболее важ-
ными обитателями являются, согласно Попперу, критические
рассуждения и состояние дискуссий или состояние критиче-
96
4.1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
ских споров; сюда же относится и содержание журналов, книг
и библиотек.
Поппер дал обоснование независимого существования
третьего мира, используя следующие два мысленных экспе-
римента.
• Эксперимент 1. Предположим, что все наши машины и
орудия труда разрушены, а также уничтожены все наши
субъективные знания, включая субъективные знания о
машинах и орудиях труда и умение пользоваться ими. Од-
нако библиотеки и наша способность учиться, усваивать
их содержание остались. В этом случае наша цивилизация
будет сравнительно быстро восстановлена.
• Эксперимент 2. Предположим снова, что машины и орудия
труда разрушены, уничтожены также и наши субъектив-
ные знания, включая субъективные знания о машинах и
орудиях труда и умение пользоваться ими. Однако на этот
раз уничтожены и все библиотеки. В данном случае наша
цивилизация будет возрождаться в течение многих тыся-
челетий, т. е. надо будет начинать все сначала.
Трактуя эпистемологию как теорию научного знания,
Поппер попытался создать эпистемологию без познающего
субъекта и выдвинул следующие тезисы, которые относятся к
эпистемологии.
(1) Традиционная эпистемология исследует знание в субъек-
тивном смысле и не имеет отношения к исследованию на-
учного знания.
Этот тезис содержит утверждение о наличии двух раз-
личных смыслов понятия знания: 1) знание в субъектив-
ном смысле — знание, состоящее из состояний ума, соз-
нания или диспозиций действовать определенным обра-
зом; 2) знание в объективном смысле — знание, состоящее
из проблем, теорий, рассуждений и аргументов. «Знание в
97
4. Концепции науки во второй половине XX века
объективном смысле есть знание без того, кто знает', оно
есть знание без познающего субъекта» [1, с. 445].
(2) Эпистемология должна заниматься исследованием третье-
го мира объективного знания, являющегося в значитель-
ной степени автономным.
(3) Объективная эпистемология, исследующая третий мир,
может в значительной степени пролить свет на второй мир
субъективного сознания, но обратное не верно.
Наряду с ними Поппер формулирует три дополнитель-
ных тезиса.
(1) Третий мир есть естественный продукт человеческого
существа.
(2) Третий мир в значительной степени автономен, хотя мы
постоянно воздействуем на него и подвергаемся воздейст-
вию с его стороны.
(3) Посредством взаимодействия между нами и третьим ми-
ром происходит рост объективного знания и что существу-
ет тесная аналогия между ростом знания и биологическим
ростом, то есть эволюцией растений и животных.
Третий мир представляет собой, согласно Попперу, побоч-
ный продукт человеческого языка. Самыми важными творения-
ми человеческой деятельности являются высшие функции чело-
веческого языка — дескриптивная и аргументативная функции.
В тоже время человеческий язык, как и языки животных, имеет
и две низшие функции: самовыражения и сигнализации. Суть
функции самовыражения, или симптоматической функции, оче-
видна: язык всех животных есть симптоматическое состояние
некоторого организма. Суть функции сигнализации, или функ-
ция высвобождения, также очевидна: мы не выражаем какой-
либо симптом лингвистически, если не предполагаем, что он
может вызвать ответную реакцию в другом организме. Аргу-
98
4.1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
ментативная функция человеческого языка предполагает деск-
риптивную функцию, так как без дескриптивного языка мы не
сможем подвергнуть критическому обсуждению ни один объект.
Аргументы критикуют описания с точки зрения регулятивной
идеи истины, содержания и правдоподобия.
Поппер замечает, что «...вместе с развитием дескриптив-
ного языка (и в дальнейшем — письменного языка) может
возникать лингвистический третий мир. Лишь таким путем,
лишь в этом третьем мире могут развиваться проблемы и
стандарты рационального критицизма. Именно это развитие
высших функций языка и привело к формированию нашего
разума, так как наша способность рассуждать есть не что иное,
как сила критического рассуждения» [1, с. 457]. Таким обра-
зом, критицизм становится главным инструментом дальней-
шей эволюции аргументативной функции языка. При этом ло-
гика рассматривается как органон критики. Итак, автономный
мир высших функций языка делается миром науки.
Хотя третий мир есть человеческое творение, он создает
свою собственную сферу автономии. Новые проблемы, приво-
дят к новым творениям, добавляя этим новые объекты к треть-
ему миру. И каждый такой шаг будет создавать новые непред-
намеренные факты, новые неожиданные проблемы и новые
опровержения. Этот процесс Поппер описывает следующей
схемой роста научного знания, которая является итогом и кон-
центрированным выражением его фальсификационизма:
Р] —» ТТ —» ЕЕ —> Р2,
«Другими словами, мы начинаем с некоторой проблемы
Pi, переходим к предположительному, пробному решению или
предположительной, пробной теории ТТ, которая может быть
(частично или в целом) ошибочной; в любом случае она долж-
на быть подвергнута процессу устранения ошибки ЕЕ, кото-
99
4. Концепции науки во второй половине XX века
рый может состоять из критического обсуждения или экспе-
риментальных проверок; во всяком случае, новые проблемы Р2
возникают из нашей собственной творческой деятельности, но
они не являются преднамеренно созданными нами, они возни-
кают автономно из области новых отношений, появлению ко-
торых мы не в состоянии помешать никакими действиями, как
бы активно ни стремились сделать это.
Автономия третьего мира и обратное воздействие третьего
мира на второй и даже на первый миры представляет собой
один из самых важных фактов роста знания» [1, с. 455].
Вышеуказанная схема становится схемой поиска истины и
содержания путем рационального обсуждения посредством
отбора и рациональной критики. Из этой схемы также видно,
что прогресс науки состоит не в накоплении знания, а в воз-
растании глубины и сложности решаемых нами проблем, по-
скольку Р2 — новая, более глубокая и сложная проблема, ос-
тавленная нам устраненной теорией (или теориями). Рост на-
учного знания предполагает процесс выдвижения научных
теоретических гипотез с последующим их опровержением.
Последнее отражается в принципе фаллибилизма (от англ,
fallible — подверженный ошибкам). Согласно Попперу, науч-
ные теории в принципе ошибочны, какие бы строгие проверки
они ни проходили. Какова же тогда цель науки? Поппер полага-
ет, что цель науки найти удовлетворительные объяснения всего
того, что заявляет о себе как нуждающееся в объяснении. Под
объяснением (или причинным объяснением) он понимает «со-
вокупность положений, одно из которых описывает положение
дел, подлежащее объяснению (экспликандум), между тем как
другие объяснительные положения образуют „объяснение44 в
узком смысле слова (экспликанс экспликандума)» [2, с. 99]. Для
Поппера также несомненно, что в своем научном исследовании
мы проникаем все глубже и глубже в структуру нашего мира и
во все более и более существенные свойства мира.
100
4.1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
Таким образом, Поппер утверждает, что наука начинается
с проблем и затем продолжает развиваться от них к теориям,
которые оцениваются критически: «В большинстве своем и в
самых интересных случаях теория терпит неудачу, и, таким
образом, возникают новые проблемы. А достигнутый прогресс
может быть оценен интеллектуальным интервалом между пер-
воначальной проблемой и новой проблемой, которая возникает
из крушения теории... Оценка всегда является критической, и
ее цель есть открытие и устранение ошибок. Рост знания... не
является повторяющимся или кумулятивным процессом, он
есть процесс устранения ошибок. Это есть дарвиновский от-
бор, а не ламарковское обучение» [1, с. 486]. Таким образом,
Поппер проводил аналогию между процессом роста научного
знания и биологической теорией эволюции. В рамках этой
аналогии процесс выдвижения теоретической гипотезы высту-
пает как своего рода мыслительная мутация (подобно биоло-
гической мутации), а эмпирическая проверка гипотезы, с це-
лью ее опровержения, трактуется как фактор схожий с естест-
венным отбором.
Платон был первооткрывателем третьего мира. Однако
Поппер указал на различия между своим «третьим миром» и
«третьим миром» Платона, самые важные из которых сос гоя i
в следующем.
1. Третий мир Платона божествен, неизменяем и истин Гре
тий мир Поппера создан человеком. Он изменяется и со
держит как истинные, так и ошибочные теории, а гак ас
открытые проблемы, предположения и опровержения
2. Платон усматривал в диалектическом рассуждении прост
путь, ведущий к третьему миру, а Поппер считает расе) ж
дения самыми важными обитателями третьего мира
3. Платон полагал, что его мир идей обеспечит нас окончи
тельными объяснениями. Поппер же считает, что окончи
КН
4. Концепции науки во второй половине XX века
тельное объяснение не достижимо. Платон рассматривал
объекты третьего мира как нечто подобное нематериальным
вещам, которые наш ум может пристально рассматривать и
интуитивно постигать, но с которыми он не в состоянии со-
прикасаться. Вот почему, по мнению Поппера, обитателями
третьего мира Платона становятся понятия о вещах, сущно-
сти вещей, а не теории, рассуждения или проблемы.
Самые важные различия между гегелевским «Объектив-
ным духом» и «Абсолютным духом» и «третьим миром» Поп-
пера состоят в следующем.
1. По Попперу, человек является творческим существом, по
Гегелю — нет. Гегель считает, что только гипостазиро-
ванный Объективный дух двигает человеком: отдельные
лица — это орудия Духа Эпохи.
2. Между гегелевской диалектической и эволюционной схе-
мой Поппера
ТТ ЕЕ Р2
есть существенное различие. Схема Поппера работает на
научном уровне посредством рациональной критики, ко-
торая состоит в поиске противоречий и их устранении. Ге-
гель же считает, что нам не следует выявлять противоре-
чия с целью их устранения, ведь они обеспечивают меха-
низм, посредством которого Дух движет себя вперед.
Иными словами, рациональная критика не играет никакой
роли в гегелевской диалектической схеме.
3. Согласно Гегелю, Дух является неким субъектом, неким
божественным сознанием, в котором идеи обитают так
же, как человеческие идеи обитают в человеческом соз-
нании.Третий же мир Поппера автономен и не похож ни
на какое человеческое сознание, ибо первые обитатели
102
4,1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
этого мира — продукты человеческого сознания — в це-
лом отличаются от идей сознания или от мыслей в субъ-
ективном смысле.
В своей концепции науки Поппер прибегал и к специфи-
ческой трактовке подтверждения теории, используя новый
термин корроборация, которая означает подтверждение, не
повышающее вероятности подтверждаемой теории, не портя-
щее ее фальсифицируемость. «Корроборированной считается
теория, из которой удалось вывести какие-либо эмпирические
свидетельства. При прочих равных условиях та теория счита-
ется более корроборированной, которая:
1) имеет более широкий класс потенциальных фальсифи-
каторов;
2) прошла более строгие проверки, т. е. подтверждена более
трудными, более неожиданными эмпирическими свиде-
тельствами — свидетельствами, связанными с принятием
гипотез, фальсифицирующих признанные теории (иными
словами, успешная проверка одной теории предполагает
фальсификацию другой).
Как бы высоко ни была корроборирована некоторая тео-
рия, она может быть опровергнута одним неожиданным экс-
периментом, если этот эксперимент связан с переоценкой
ценностей в теоретическом знании, с принятием новой ин-
тересной теории, с решением актуальных теоретических
проблем» [2, с. 90].
Модель динамики науки К. Поппера является принципи-
ально противоположной кумулятивной. Причем первоначаль-
ному варианту попперовской модели динамики науки свойст-
венен антикумулятивизм, т. е. направленность на отрицание
возможности сохранения в науке опровергнутых теорий. На
это обращают внимания исследователи, отмечающие, что
«антикумулятивистский образ развития присущ ранней кон-
103
4. Концепции науки во второй половине XX века
цепции Поппера, родившейся непосредственно из критики
неопозитивизма» [3, с. 116]. Для позднего варианта поппе-
ровской модели динамики науки более свойственна не анти-
кумулятивистская, а некумулятивистская позиция, в которой
имеет место признание как прерывности, так и преемствен-
ности в развитии науки [4].
К. Поппер внес значительный вклад в философию нау-
ки. Он раздвинул границы ее проблематики. Основной про-
блемой философии науки Поппер сделал проблему развития
научного знания. Методологический анализ развития науч-
ного знания потребовал обращения к примерам из истории
науки. Именно с концепции Поппера начинается поворот в
развитии философии науки от логики науки к истории нау-
ки. Обращение к реальной истории науки показало существен-
ные недостатки концепции Поппера. Во-первых, еще П. Дюгем
показал, что в силу системного характера физической теории,
отдельные ее положения имеют смысл лишь в контексте
всей теории. Следовательно, установление ложности выво-
димого из теории следствия свидетельствует лишь о ложно-
сти одной из исходных предпосылок при выведении следст-
вия, но какой именно, процедура фальсификации не говорит.
Во-вторых, обнаружение эмпирических фактов, противоре-
чащих выводимым из теории следствиям, согласно Попперу,
является ее фальсификацией, а фальсифицированная теория
должна быть отброшена. Но, как показывает история науки,
в этом случае теория не отбрасывается. Например, небесная
механика Ньютона не смогла объяснить смещение периге-
лия Меркурия до появления общей теории относительности,
но это не рассматривалось учеными как основание для ее
отбрасывания. Несмотря на эти и другие недостатки кон-
цепции Поппера, развитие философии науки после краха
неопозитивизма в значительной степени было связано с
критикой и разработкой его идей.
104
4.1. Фальсификационизм и концепция трех миров К. Поппера
Литература
1. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983.
2. Поппер К. Реализм и цель науки // Современная философия нау-
ки. М., 1996.
3. Кузина Е. Б. Критический анализ эпистемологических концеп-
ций постпозитивизма. М., 1988.
4. Майзель Б. Н. Проблема познания в философских работах К. Пон
пера 60-х гг. // Вопросы философии. 1975. № 6.
4.2. Утонченный фальсификационизм
и методология
научно-исследовательских
программ И. Лакатоса
Проблема исторической динамики науки. — Проблема
критерия демаркации. — Проблема решающего экспери-
мента. — Проблема рациональной реконструкции исто-
рии науки.
Британский философ и историк науки И. Лакатос (1922-
1974) — последователь К. Поппера — в первой своей работе
«Доказательства и опровержения» показал на конкретном ис-
торическом материале, что в математике процесс становления
новых теорий осуществляется через доказательство и опро-
вержение. Позднее он пришел к обоснованию идеи конкурен-
ции научно-исследовательских программ, лежащей, по его
мнению, в основе развития науки. «Мой подход, — писал Ла-
катос, — предполагает новый критерий демаркации между
«зрелой наукой», состоящей из исследовательских программ, и
«незрелой наукой», состоящей из затасканного образца проб и
ошибок» [1, с. 147].
Лакатос поставил перед собой задачу реформирования
критического рационализма К. Поппера. Выработанная в связи
с этим концепция «утонченного фальсификационизма» полу-
чила отражение в работе Лакатоса «Фальсификация и методо-
логия научно-исследовательских программ».
Утонченный фальсификационизм отличается от наивного
фальсификационизма правилами принятия (критерием демар-
106
4.2. Фальсификационизм и методология программ И. Лакатоса
кации) и правилами фальсификации или элиминации теорий.
Для наивного фальсификациониста теория научна, если ее
можно интерпретировать как экспериментально фальсифици-
руемую. Для утонченного фальсификациониста теория научна
только в том случае, если она имеет подкрепленное добавоч-
ное эмпирическое содержание по сравнению со своей предше-
ственницей (или соперницей), т. е., если она ведет к открытию
новых фактов. При чем, сколько времени потребуется для под-
крепления — верификации — хотя бы некоторой части доба-
вочного эмпирического содержания новой теории, по мнению
Лакатоса, сказать сразу нельзя.
Наивный фальсификационист считает, что теория фальси-
фицируется верифицированным предложением наблюдения, ко-
торое противоречит ей. Утонченный же фальсификационист
«признает теорию Т фальсифицированной, если и только если
предложена другая теория Т' со следующими характеристиками:
1) Т' имеет добавочное эмпирическое содержание по срав-
нению с Т, то есть она предсказывает факты новые, неве-
роятные с точки зрения Т или даже запрещаемые ею;
2) Т' объясняет предыдущий успех Т, то есть все неопро-
вергнутое содержание Т (в пределах ошибки наблюдения)
присутствует в Т';
3) какая-то часть добавочного содержания Т' подкреплена»
[2, с. 52].
Что же привело Лакатоса к новой трактовке правил приня
тия и фальсификации теорий.
Во-первых, необходимо вспомнить методологию копией
ционалистов, согласно которой, любую теорию можно сна» гм
от контрпримеров посредством некоторой вспомог а геимюн
гипотезы или посредством соответствующей переинтерпрсга
ции ее понятий. «Наивный фальсификационист решает и >
проблему тем, что относит (в решающих контекстах ) нспомо
107
4. Концепции науки во второй половине XX века
гательную гипотезу к непроблематическому исходному зна-
нию, выводя ее из дедуктивного механизма проверочной си-
туации, насильно помещая проверяемую теорию в логическую
изоляцию, где она и становится удобной мишенью под обстре-
лом проверяющих экспериментов» [2, с. 53]. Эта процедура, с
точки зрения Лакатоса, не является удовлетворительным спо-
собом рациональной реконструкции истории науки, поэтому он
предложил иной подход.
Во-вторых, согласно Попперу, сохранение теории с помо-
щью вспомогательных гипотез, удовлетворяющих определен-
ным, точно сформулированным требованиям, можно считать
прогрессом научного знания; но сохранение теории с помощью
вспомогательных гипотез, которые не удовлетворяют таким
требованиям, — есть вырождение науки. Он назвал такие не-
допустимые вспомогательные гипотезы «гипотезами ad hoc»,
«конвенционалистскими уловками».
Отсюда, по Лакатосу, следует, что оценка любой научной
теории должна относиться не только к ней самой, но и ко всем
присоединяемым к ней вспомогательным гипотезам, а также
следует рассматривать эту теорию вместе со всеми ее предше-
ственницами так, чтобы выяснить, какие изменения были вне-
сены именно ею. Вследствие этого оценке подлежит не от-
дельная теория, а ряд или последовательность теорий.
Стремясь сформулировать критерии «приемлемости» и
«отвержения» утонченного фальсификашюнизма более ясно,
Лакатос ввел понятие «последовательностей теорий». Рассмот-
рим последовательности теорий — Ть Т3, Т3, ..., где каждая
последующая теория получена из предыдущей теории путем
добавления к ней вспомогательных гипотез (или путем семан-
тической переинтерпретации ее понятий), чтобы устранить
некоторую аномалию. При этом каждая теория имеет не мень-
шее содержание, чем неопровергнутое содержание ее предше-
ственницы. Прогресс измеряется, согласно Лакатосу, той сте-
108
4.2. Фальсификационизм и методология программ И. Лакатоса
пенью, в какой ряд теорий ведет к открытию новых фактов:
«Будем считать, что такая последовательность теорий является
теоретически прогрессивной (или «образует теоретически
прогрессивный сдвиг проблем»), если каждая новая теория
имеет какое-то добавочное эмпирическое содержание по срав-
нению с ее предшественницей, то есть предсказывает некото-
рые новые, ранее не ожидаемые факты. Будем считать, что
теоретически прогрессивный ряд теорий является также и эм-
пирически прогрессивным (или «образует эмпирически про-
грессивный сдвиг проблем»), если какая-то часть этого доба-
вочного эмпирического содержания является подкрепленным,
то есть, если каждая новая теория ведет к действительному
открытию новых фактов. Наконец, назовем сдвиг проблем про-
грессивным, если он и теоретически, и эмпирически прогрес-
сивен, и регрессивным — если нет» [2, с. 55]. Теория из этою
ряда признается «фальсифицированной», если она замешается
теорией с более высоко подкрепленным содержанием.
Итак, утонченный фальсификационизм, сдвигает проблему
с оценки отдельной теории на оценку последовательности тео-
рий. Не отдельно взятую теорию, а лишь последовательность
теорий можно называть научной или ненаучной. По Лакатосу,
эмпирическим критерием, применимым к последовательности
теорий, является не согласие с наблюдаемыми фактами, а про-
изводство новых фактов. В этом критерии идея роста науки и се
эмпирический характер соединяются в одно целое.
Лакатос утверждает, что экспериментальный результат
нельзя рассматривать как «контрпример» сам по себе: «I ели
же нам хочется сохранить этот популярный термин, мы дол*,
ны переопределить его следующим образом: «Контрпример
по отношению к Тр> — это подкрепленный пример Tj. кон>-
рая или несовместима с Т] или независима от нее (с условием,
что Т2 — это теория, удовлетворительно объясняющая »мпн
рический успех Tt). Это показывает, что «решающий мшц
109
4. Концепции науки во второй половине XX века
пример» или «критический эксперимент» могут быть признаны
таковыми среди множества аномалий только задним числом в
свете некоторой новой, заменяющей старую, теории» [2, с. 58].
Для наивного фальсификациониста опровержением являет-
ся экспериментальный результат, который в силу принятого им
решения, вступает в конфликт с проверяемой теорией. Но, со-
гласно утонченному фальсификационизму, такого решения нель-
зя принимать раньше, чем пресловутый опровергающий пример
станет подтверждающим примером новой, лучшей теории. Ла-
катос считает, что «решающим моментом фальсификации явля-
ется следующее: дает ли новая теория новую, добавочную ин-
формацию по сравнению со своей предшественницей, и под-
креплена ли какая-то часть этой информации?» [2, с. 58]. Дру-
гими словами, согласно утонченному фальсификационизму, не
может быть никакой фальсификации прежде, чем появится
лучшая теория. Отсюда следует, что, так как фальсификация
зависит от возникновения лучших теорий, которые предвосхи-
щают новые факты, то она имеет исторический характер.
Наивные фальсификационисты полагают, что рост науки
имеет линейный характер: за теориями следуют опровержения,
которые элиминируют их, а за опровержениями следуют новые
теории. Фальсификация, как ее понимает наивный фальсифи-
кационист (подкрепленный контрпример) не достаточна для
элиминации некоторой специальной теории, утонченный фаль-
сификационист не признает ее элиминированной, пока нет
лучшей теории.
Итак, наиболее характерным признаком утонченного фаль-
сификационизма является то, что он вместо понятия теории
вводит в логику научного открытия в качестве основного поня-
тие последовательности теорий. Лакатос назвал эту последова-
тельность, элементы которой связаны непрерывностью, научно-
исследовательской программой. Эта непрерывность есть раз-
витие некоторой научно-исследовательской программы.
ПО
4.2. Фальсификационизм и методология программ И. Лакатоса
В целом, под научно-исследовательскими программами, Ла-
катос понимал сложное методологическое образование, вклю-
чающее в себя: твердое ядро программы, защитный пояс ядра
программы, правила негативной эвристики программы и пра-
вила позитивной эвристики программы.
1. Твердое ядро программы представляет собой совокуп-
ность конкретно-научных и онтологических допущений,
принимаемых конвенционально и сохраняющихся без
изменений в ходе последующего развития и реализации
программы.
2. Защитный пояс состоит из совокупности вспомогатель-
ных гипотез, окружающих твердое ядро программы и ис-
пытывающих на себе удары опытных опровержений. В ходе
развития программы предохранительный пояс изменяется,
и вводимые изменения обусловливаются рядом пра-
вил, входящих в программу и представляющих собой прави-
ла позитивной эвристики и правила негативной эвристики.
3. Негативная эвристика включает методологическое реше-
ние не допускать эмпирического опровержения программы
и правила, позволяющие это решение реализовать и указы-
вающие каких путей исследования нужно избегать. Так, не-
гативная эвристика запрещает применять modus tollens к
ядру программы. Лакатос считал что, «вместо этого мы
должны напрягать нашу изобретательность, чтобы прояс-
нять, развивать уже имеющиеся или выдвигать новые
«вспомогательные гипотезы», которые образуют защитный
пояс вокруг этого ядра; modus tollens своим острием на-
правляется именно на эти гипотезы. Защитный пояс должен
выдержать главный удар со стороны проверок; защищая,
таким образом, окостеневшее ядро, он должен приспосаб-
ливаться, переделываться или даже полностью заменяться,
если того требуют интересы обороны. Если все это дает
111
4. Концепции науки во второй половине XX века
прогрессивный сдвиг проблем, исследовательская программа
может считаться успешной. Она неуспешна, если это приво-
дит к регрессивному сдвигу проблем» [2, с. 80—81].
4. Позитивная эвристика состоит из совокупности правил,
указывающих, какие пути исследования надо избирать и
как по ним идти, т. е. правил, способствующих позитив-
ному развитию программы. Основная функция позитив-
ной эвристики заключается в ориентировании ученого в
океане эмпирических аномалий и превращении последних
из контрпримеров в подтверждающие примеры. Именно
позитивная эвристика, а не эмпирические опровержения
является движущей силой развития программы.
Вся наука, согласно Лакатосу, может трактоваться как ги-
гантская исследовательская программа, подчиняющаяся основ-
ному эвристическому правилу Поппера: «выдвигай гипотезы,
имеющие большее эмпирическое содержание, чем у предшест-
вующих». Такие методологические правила Уоткинс называл
«влиятельной метафизикой». Согласно Попперу, эти правила
могут формулироваться как метафизические принципы. Так,
правило конвенционалистов, согласно которому ученый не
должен допускать исключений, может быть записано как мета-
физический принцип: «Природа не терпит исключений».
Согласно Лакатосу, реализуется программа в последова-
тельной серии теорий, которые сохраняют твердое ядро и Пра-
вила негативной и позитивной эвристики, но имеют различ-
ный предохранительный пояс. Каждая последующая теория
должна по своему эмпирическому содержанию превосходить
свою предшественницу.
Центральным пунктом в методологии Лакатоса является
определение критериев успешности программы, или ее эври-
стической ценности. Последняя связывается им с мерой про-
грессивности программы. «Исследовательская программа долж-
112
4.2. Фальсификационизм и методология программ И. JI.ik.ikh н
на рассматриваться прогрессивной, до тех пор, пока се 1с<»|ц
тический рост предвосхищает ее эмпирический рост, i u>
тех пор, пока она предсказывает новые факты с некоторых» »м
лирическим успехом; она останавливается в своем p.itmiiiu*
если ее теоретический рост отстает от эмпирическою р-н i*»
т. е. когда она дает только запоздалые объяснения или с г. ч.и1
но открытым фактам, или фактам, предвосхищенным и н» <н
крытым с помощью соперничающей исследовательски и про
граммы» [3, с. 219-220]. Очень важно, чтобы такие сип- р»
чающие исследовательские программы сосуществова и» н<м»
только при конкуренции таких программ эксперимеш »юно
вится решающим фактором в их оценке.
Самой успешной из всех когда-либо сушеспюпатпи*
программ Лакатос считал теорию тяготения Ньютона и обо»
новывал это так. Когда она возникла, вокруг нее бы i »»»- >н
«контрпримеров», и она вступала в противоречие с гсорн.
подтверждающими эти контрпримеры. Но, проявив нюбр.
тельность, последователи Ньютона превратили один Konipiipii
мер за другим в подкрепляющие примеры.
Отрицательная эвристика ньютоновской программ»
прещала применять modus tollens к трем ньютоновским но
нам динамики и к его закону тяготения, в основе коюр» •
жат определенные онтологические допущения. В си ь »»<•»,.
сторонники ньютоновской программы полагали ио »р-‘
неопровергаемым: считалось, что контрпримеры должны а
ти лишь к изменениям защитного пояса. Идея «отрнц.и-
эвристики» научной исследовательской программы при
рациональный смысл классическому конвенционалн »ы Г»
циональное решение состоит в том, чтобы не позволнп- ишр--
вержениям» переносить ложность на твердое ядро в» » »
пока подкрепленное эмпирическое содержание liiuiiiiu-
пояса продолжает увеличиваться. Однако Лакатос, и о|
от конвенционализма Пуанкаре, допускал возможное i к
III
4. Концепции науки во второй половине XX века
что при определенных условиях твердое ядро может разру-
шиться: «мы предлагаем отказаться от твердого ядра в том
случае, если программа больше не позволяет предсказывать
ранее неизвестные факты» [2, с. 83].
Исследовательским программам, как показано выше, при-
суща и положительная эвристика. Лишь немногие теоретики,
работающие в рамках исследовательской программы, уделяют
большое внимание «опровержениям». Прежде всего, они ведут
дальновидную исследовательскую политику, позволяющую
предвидеть такие «опровержения». Эта политика, или програм-
ма исследований, предполагается положительной эвристикой
исследовательской программы. Если отрицательная эвристика
определяет твердое ядро программы, которое, по решению ее
сторонников, полагается неопровержимым, то положительная
эвристика складывается «из ряда доводов, более или менее яс-
ных, и предположений, более или менее вероятных, направлен-
ных на то, чтобы изменять и развивать «опровержимые вариан-
ты» исследовательской программы, как модифицировать, уточ-
нять «опровержимый» защитный пояс» [2, с. 84].
Положительной эвристикой определяется программа, в
которую входит система моделей реальности; при чем внима-
ние ученого сосредоточено на создании таких моделей, которые
соответствуют указаниям, изложеным в позитивной части его
программы. При этом на известные «контрпримеры» и налич-
ные данные он не обращает внимание. Заметим, что под моде-
лями Лакатос понимает множество граничных условий (воз-
можно, вместе с некоторыми «наблюдательными» теориями).
Рассмотрим пример из научной деятельности Ньютона.
Вначале он создал свою программу для планетарной системы
с фиксированным точечным центром — Солнцем и единствен-
ной точечной планетой. В этой модели был выведен закон об-
ратного квадрата для эллипса Кеплера. Но данная модель за-
прещалась третьим законом динамики, поэтому она уступила
114
4.2. Фальсификационизм и методология программ И. Лакатоса
место другой модели, в которой Солнце и планеты вращались
вокруг общего центра притяжения. В то время не было «дан-
ных», свидетельствующих об аномалии, и это изменение в
программе было связано с теоретическим затруднением в ее
развитии. Затем Ньютоном создал программу для большего
числа планет так, как если бы существовали одни только ге-
лиоцентрические силы притяжения. Далее он сконструировал
модель, в которой Солнце и планеты были уже не точечными
массами, а массивными сферами. И для этого изменения ему нс
потребовались наблюдения каких-то аномалий; ибо бесконеч-
ные значения плотности запрещались исходными принципами
теории, поэтому Солнце и планеты должны были обрести объ-
ем. Решив эту «головоломку», он разработал модель с «вра-
щающимися сферами» и их колебаниями. После этого в модель
были введены межпланетные силы и начата работа над решени-
ем задач с возмущениями орбит. С этого момента взгляд Нью-
тона на факты стал более тревожным потому, что некоторые
факты не укладывались в его схему объяснения. Тогда он начал
работать с моделями деформированных планет и т. д.
«Головоломки» Ньютона, решение которых давало каждый
раз новую модель, можно было предвидеть, указывает Лака-
тос, еще в рамках первой модели; нет сомнения, что сам Нью-
тон и его коллеги предвидели их. Несомненная ложность пер-
вой модели не могла быть тайной для Ньютона. Именно этот
факт, по мнению Лакатоса, лучше всего говорит о существова-
нии положительной эвристики исследовательской программы,
о «моделях», с помощью которых происходит ее развитие и о
которых известно, что они должны быть заменены в ходе
дальнейшего развития программы. Более или менее известно,
даже каким способом, подчеркивает он. Положительная эври-
стика, являющаяся стратегией предвидения «опровержении» и
дальнейшего «переваривания» их, может быть сформулирована
и как «метафизический принцип». Например, ньютоновскую
115
4. Концепции науки во второй половине XX века
программу можно изложить в такой формуле: «Планеты — это
вращающиеся волчки приблизительно сферической формы,
притягивающиеся друг к другу». Положительная эвристика яв-
ляется более гибкой, чем отрицательная: «время от времени
случается, что, когда исследовательская программа вступает в
регрессивную фазу, то маленькая революция или творческий
толчок в ее положительной эвристике может снова подвинуть
ее в сторону прогрессивного сдвига» [2, с. 87].
Таким образом, положительная эвристика играет основную
роль в развитии исследовательской программы, и прежде всего
на прогрессивной стадии ее развития. Именно она стимулирует
образование вспомогательных гипотез, расширяющих не только
сферу применения программы, но и ее эмпирическое и теорети-
ческое содержание. Однако наступает момент, когда развитие
исследовательской программы резко замедляется. Аномалии,
несовместимые факты, противоречия обрушиваются на данную
исследовательскую программу. Это симптомы начала стадии ее
регресса. Регрессирующие исследовательские программы заня-
ты в основном самооправданием с помощью гипотез ad hoc и,
в конечном счете, вытесняются конкурирующими прогрессив-
ными исследовательскими программами.
В рамках своей методологии Лакатос рассматривал также
научно-исследовательские программы, прогрессирующие в оке-
ане аномалий. Примером такой программы является программа
Проута, в основе которой была идея о том, что все атомы со-
стоят из атомов водорода. В 1815 г. Проут выдвинул утвержде-
ние о том, что атомные веса всех чистых химических элемен-
тов являются целыми числами. Он очень хорошо знал об ог-
ромном количестве аномалий, но выдвинул гипотезу, согласно
которой эти аномалии возникают потому, что обыкновенно
употребляемые химические вещества не были достаточно чис-
тыми. Другими словами, соответствующая «эксперименталь-
ная техника» того времени была ненадежной. Лишь спустя сто
116
4.2. Фальсификационизм и методология программ И. Лакатоса
лет после многих самых убедительных опровержений эта ги-
потеза, выдвинутая Проутом, эдинбургским физиком в 1815 г.,
стала краеугольным камнем современных теорий строения
атомов. Лакатос подчеркивал, что «в свете методологии иссле-
довательских программ, предложенной здесь, никогда не было
рациональных причин, по которым могла бы быть элиминиро-
вана программа Проута. Эта программа дала превосходный
прогрессивный сдвиг, хотя и сталкивалась с серьезными пре-
пятствиями. Этот эпизод показывает, как исследовательская
программа может бросить вызов внушительному массиву при-
знанного научного знания; она подобна растению, высаженно-
му на неблагоприятной почве, которую затем постепенно пре-
образует и подчиняет себе» [2, с. 93-94].
Лакатос выработал также новый взгляд на решающие экспе-
рименты. По его мнению, нет ничего такого, что можно было бы
назвать решающими экспериментами, если понимать под ними
такие эксперименты, которые способны немедленно опрокиды-
вать исследовательскую программу. Ученые не всегда правильно
оценивают эвристические ситуации. «Сгоряча ученый может ут-
верждать, что его эксперимент разгромил программу, а часть
научного сообщества — тоже сгоряча — может согласиться с его
утверждением. Но если ученый из «побежденного» лагеря не-
сколько лет спустя предлагает научное объяснение якобы «ре-
шающего эксперимента» в рамках якобы разгромленной про-
граммы (или в соответствии с ней), почетный титул может
быть снят и «решающий эксперимент» может превратиться
из поражения программы в ее новую победу» [2, с. 147].
Демаркация между «зрелой наукой» и «незрелой наукой»
проводится Лакатосом по нескольким основаниям. Зрелая наука
состоит из исследовательских программ, которыми предсказы-
ваются не только ранее неизвестные факты, но предвосхищают-
ся также новые вспомогательные теории. Зрелая наука, обладает
«эвристической силой»: положительная эвристика мощной про-
117
4. Концепции науки во второй половине XX века
граммы с самого начала задает общую схему предохранитель-
ного пояса. Эта эвристическая сила порождает автономию
теоретической науки.
То, что Т. Кун называет нормальной наукой, по Лакатосу,
есть исследовательская программа, захватившая монополию.
В действительности же исследовательские программы поль-
зуются полной монополией очень редко и очень недолго. «Ис-
тория науки была и будет историей соперничества исследова-
тельских программ (или, если угодно, «парадигм»), но она не
была и не должна быть чередованием периодов нормальной
науки: чем быстрее начинается соперничество, тем лучше для
прогресса. «Теоретический плюрализм» лучше, чем «теорети-
ческий монизм»: здесь я согласен с Поппером и Фейерабендом
и не согласен с Куном» [2, с. 117].
Методология научно-исследовательских программ пред-
полагает определенное понимание механизма развития науч-
ного знания. Прежде всего, в модели развития науки Лакатоса
предполагается существование двух типов научных измене-
ний: эволюционных и революционных. Развитие теоретиче-
ского знания в рамках одной определенной программы имеет
эволюционный и кумулятивный характер. В последовательно-
сти сменяющих друг друга теорий сохраняются допущения,
принципы и законы, входящие в ядро программы. Смену про-
грамм (вытеснение одной программы другой) можно интер-
претировать как научную революцию, так как в процессе этой
смены происходит пересмотр всех основополагающих прин-
ципов в описании и объяснении явлений. При таких изменени-
ях преемственность в развитии научного знания нарушается.
Отношения между программами в модели Лакатоса подобны
отношениям между сменяющими друг друга теориями в моде-
ли Поппера: они вытесняют друг друга. В то же время иссле-
довательские программы не следуют, по Лакатосу, одна за дру-
гой в линейном порядке. Они сосуществуют в научном позна-
118
4.2. Фальсификационизм и методология программ И. Лакатоса
нии, и именно их конкуренция стимулирует развитие научного
познания. История науки, согласно Лакатосу, есть история
конкуренции исследовательских программ.
Модель развития научного знания Лакатоса имеет ряд
преимуществ по сравнению с моделью Поппера. Лакатос раз-
делял процедуры опровержения и отбрасывания теории. Обна-
ружение эмпирически опровергаемого следствия теории авто-
матически не ведет к ее отбрасыванию, считал он. Ибо такое
следствие зачисляется в разряд эмпирических аномалий тео-
рии, и теории дается время на его ассимиляцию. Развитие тео-
ретического знания детерминируется у него не только опытом.
но и принципами и правилами, входящих в ядро и позитивную
эвристику программы. В целом концепция И. Лакатоса носила
логико-нормативный характер. Научно-исследовательская про-
грамма ограничивала множество и разнообразие путей разви-
тия научного знания, а сама история науки предстала как кон-
куренция различных программ.
Литература
1. Лакатос И. Методология научно-исследовательских программ И
Вопросы философии. 1995. №4.
2. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследоваюлг
ских программ. М., 1995.
3. Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции //
Структура и развитие науки. М., 1978.
4.3. Концепция научных революций
и релятивизм Т. Куна
Проблема развития науки. — Проблема выбора теории. —
Проблема соотношения старых и новых теорий. — Про-
блема прогресса научного познания.
Историк и философ науки Томас Сэмюэл Кун родился в
Соединенных Штатах Америки в 1922 г. Окончил Гарвардский
университет, защитив докторскую диссертацию по физике.
Всю жизнь работал в Гарварде и преподавал в Массачусетс-
ском технологическом институте. Умер он в 1996 г. Основны-
ми его работами являются следующие: «Структура научных
революций», «Существенное напряжение. Избранные иссле-
дования научной традиции и изменения».
Если К. Поппер и И. Лакатос в построении своих концеп-
ций науки исходят из определенных логических и методологи-
ческих соображений, то Т. Кун строит свою концепцию, стара-
ясь опираться исключительно на факты истории науки, по-
скольку он сам является видным историком физики. По мнению
Куна, базисом и основным материалом философии науки
должна стать именно история науки.
Центральным и важнейшим понятием концепции Куна яв-
ляется понятие парадигмы. Кун считает, что зрелая научная
дисциплина отличается наличием в ней общепринятого образ-
ца, модели научной деятельности, которую он и называет «па-
радигмой» или «дисциплинарной матрицей». «Под «парадиг-
мой» я подразумеваю, — пишет он, — признанные всеми на-
учные достижения, которые в течение определенного времени
120
4.3. Концепция научных революций и релятивизм Т. Куц.1
дают модель постановки проблем и их решения научному со
обществу» [1, с. 11-12]. Итак, в первом приближении можно
сказать, что парадигма есть совокупность научных дос I и •
ний, признаваемых всем научным сообществом в опре ir ten
ный период времени. Эти достижения, дающие образны и
следования, воплощались в таких фундаментальных научны*
трудах, как «Физика» Аристотеля, «Альмагест» Июлем»*
«Начала» и «Оптика» Ньютона, «Химия» Лавуазье, «I <•»» н>
гия» Лайеля и т д. Фундаментальные научные труды для того
чтобы приобрести статус парадигмы, должны, согласи» Кун
обладать двумя особенностями: «Их создание должно быы» »
достаточной мере беспрецедентным, чтобы привлечь на ;i ш
тельное время группу сторонников из конкурирующих и
правлений научных исследований. В то же время они дозжш.
быть достаточно открытыми, чтобы новые поколений учены*
могли в их рамках найти для себя нерешенные проблемы ш
бого вида» [2, с. 30-31].
Однако, говоря о парадигме, Кун имеет в виду нс и» н •
некоторое знание, выраженное в ее принципах и закона*
датели парадигмы не только сформулировали некоторую I»
рию или закон, но они еще решили одну или нескопьм! и
ных проблем и тем самым дали образцы того, как нужно
шать такого рода проблемы. Эти образцы решения пи*... •
проблем затем входят в учебники, по которым будущие \ ч.чн
осваивают свою научную дисциплину. Следоватечыю »>*
нейшая функция парадигмы заключается в том, что он
набор образцов научного исследования.
Таким образом, парадигма находит свое отражение н« in и
ко в классических фундаментальных работах учены* in ы •
учебниках, где определяется круг проблем и совокупит
тодов их решения в определенной сфере научной деяк н.н
Кроме того, задавая определенное видение мира (iaj<
ма определяет круг проблем, имеющих смысл. Опа ш» ••
। л
4. Концепции науки во второй половине XX века
танавливает допустимые методы решения этих проблем. Итак,
парадигма определяет, какой тип фактов может быть получен в
эмпирических исследованиях.
Согласно Куну, парадигма означает и совокупность убеж-
дений, ценностей и технических средств, принятых научным
сообществом и обеспечивающих существование научной тра-
диции. Ученые, включенные в научное сообщество, видят мир
сквозь призму принятой парадигмы. Следовательно, нейтраль-
ный язык наблюдения, по Куну, невозможен, он всегда теоре-
тически нагружен. Ибо не факты определяют теорию, а теория
выбирает те или иные факты, которые могут войти в ее осмыс-
ленный опыт.
Парадигмы можно, по Куну, характеризовать в двух аспек-
тах: методологическом и социально-психологическом. В мето-
дологическом отношении парадигма выступает как «перепле-
тение теоретических и методологических предпосылок, прин-
ципов, которые допускают отбор, оценку и критику фактов»
[1, с. 35]. «Сила» парадигмы в этом отношении определяется
ее теоретическими и методологическими возможностями, ко-
торые могут быть реализованы в научном исследовании. Па-
радигма является одновременно и определенным социально-
психологическим феноменом, поскольку ее принимает науч-
ное сообщество. Причем факт принятия парадигмы научным
сообществом рационально необъясним и не может быть одно-
значно обусловлен какими-либо логическими и методолбгиче-
скими соображениями.
Какова же структура парадигмы? Во-первых, в структуру
парадигмы входят символические обобщения — законы и оп-
ределения, наиболее употребляемых понятий. Во-вторых, это
совокупность метафизических установок, задающих опреде-
ленную онтологию универсума. Например, универсум, где
«Бог играет в кости». В-третьих, это совокупность общепри-
нятых образцов решения определенного типа задач.
122
4.3. Концепция научных революций и релятивизм Т. Куна
Следует заметить, что понятия «парадигма» и «научили
теория нетождественны.
• Во-первых, понятие парадигмы шире понятия теории и
предшествует ей в куновском контексте.
• Во-вторых, в понятие парадигмы включены социалмн»
психологические аспекты, этические правила, ценное!и ••
нормы функционирования научной деятельности.
Пытаясь более точно эксплицировать понятие «пара imi
ма», Кун ввел понятие дисциплинарной матрицы, учти
вающей как принадлежность ученых к определенной дисти
лине, так и систему правил научной деятельности. В сое I • *»
дисциплинарной матрицы он выделил следующие четыре мш»
понента.
1. Символические обобщения типа второго закона lli.ioi» - •
(F = та), закона Ома (I = U/R), закона Джоуля Ь «н •
(Н = RF) и т. д.
2. Метафизические парадигмы или метафизические чах im •»
радигм. Здесь имеются в виду концептуальные моде п>
общепризнанные предписания, примерами которых «*«
служить общие утверждения такого типа: «Теплом 14««
ставляет собой кинетическую энергию частей, сосм» ••
щих тело» или «Все воспринимаемые нами явлени*
ствуют благодаря взаимодействию в пустоте качех
однородных атомов или, наоборот, благодаря силе - »
вующей на материю, или благодаря действию полей
3. Ценности, принятые в данном научном сообшесм» •
являющие себя как при выборе путей исследован н»
при оценке полученных результатов состояния nn\»w •
лом. Чувство единства в научных сообществах •*••• • • •
именно благодаря общности ценностей.
4. Образцы решений проблем, с которыми сталкшми •
денты в процессе своего обучения, и образцы с»>*
4. Концепции науки во второй половине XX века
проблем, взятыми из периодической литературы, с кото-
рыми сталкиваются ученые в процессе их самостоятель-
ной исследовательской работы.
С понятием парадигмы тесно связано понятие научного
сообщества. Научное сообщество — это группа ученых, объе-
диненных верой в одну парадигму. Стать членом научного со-
общества можно только, приняв и освоив его парадигму. С точ-
ки зрения Куна, наука — это, прежде всего, деятельность на-
учных сообществ. Именно, благодаря книге Т. Куна «Струк-
тура научных революций» понятие научного сообщества стало
использоваться во всех научных дисциплинах. Наука стала
рассматриваться прежде всего как результат деятельности на-
учного сообщества.
Основные характеристики и роль научного сообщества в
процессе развития науки могут быть описаны следующим
образом.
(1) Представители научного сообщества едины в понимании
целей науки и задач своей дисциплины.
(2) Представители научного сообщества имеют сходную науч-
• ную подготовку и идентичные профессиональные навыки.
(3) Представителям научного сообщества свойствен универ-
сализм, при котором ученые в оценке своих исследований
и исследований своих коллег руководствуются общими
критериями и правилами обоснования знания.
(4) Понятие научного сообщества фиксирует коллективный
характер производства научного знания.
(5) Все члены научного сообщества придерживаются опреде-
ленной парадигмы — модели постановки проблем и их
решения. По Куну, парадигма управляет научной деятель-
ностью группы ученых.
124
4.3. Концепция научных революций и релятивизм Т. Куна
(6) Научное сообщество может быть понято как сообщество шл х
ученых, как национальное научное сообщество, как сообщс
ство специалистов определенной научной дисциплины
Опираясь на понятие парадигмы и понятие научного сОоб
щества, Кун различает в развитии научного знания следукишь
периоды: допарадигмальный период; нормальный или ординар
ный период, соответствующий эволюционному этапу развил ни
период кризиса и экстраординарный период, соответствующий
революционным изменениям в научном познании.
Допарадигмальный период отличается хаотичным какой
лением фактов. В этот период господствует интеллектуальный
хаос и борьба множества разноориентированных теорий, кон
цепций и школ. Выход из данного периода означает уставом
ление норм, стандартов научной практики, теоретических по
стулатов, соединение теории и метода.
В нормальный период ученые работают в рамках опрг
ленной парадигмы. Нормальную науку Кун определят как
«исследование, прочно опирающееся на одно или нескольм*
прошлых научных достижений, которые в течение некоторого
времени признаются научным сообществом как основа для p.i 1
вития его дальнейшей практической деятельности» [2, с U)|
Кун полагает, что именно «нормальное» состояние являсЬ »
для науки обычным и наиболее характерным. В отличие «и
Поппера, считавшего, что ученые постоянно думают о том. ки«
бы опровергнуть существующие и признанные теории. Кун
уверен, что в нормальный период ученые не сомневакнся ».
истинности основоположений своих теорий и не ставят вощи»
са об их проверке. Т. Кун пишет: «При ближайшем paccMoip-
нии этой деятельности (в историческом контексте или в coup
менной лаборатории) создается впечатление, будто бы прир i
пытаются «втиснуть» в парадигму, как в заранее сколочеииуц и
довольно тесную коробку. Цель нормальной науки ни в косН
125
4. Концепции науки во второй половине XX века
мере не требует предсказания новых видов явлений: явления,
которые не вмещаются в эту коробку часто, в сущности, вооб-
ще упускаются из виду. Ученые в русле нормальной науки не
ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же
они нетерпимы и к созданию таких теорий другими. Напротив,
исследование в нормальной науке направлено на разработку
тех явлений и теорий, существование которых парадигма заве-
домо предполагает» [1, с. 45—46]. Таким образом, речь вовсе
не идет при этом о создании чего-то принципиально нового.
По образному выражению Т. Куна, ученые, работающие в
нормальной науке, постоянно заняты «наведением порядка»,
т. е. проверкой и уточнением известных фактов, сбором новых
фактов и разработкой теорий, в принципе предсказанных или
выделенных парадигмой.
Уже из самого определения нормальной науки следует, что
речь идет о традиции. Действительно, в период нормального
развития науки деятельность ученых строится на основе оди-
наковых парадигм, одних и тех же норм, правил и стандартов
научной деятельности. И сила традиции как раз в том и состо-
ит, что ученые постоянно воспроизводят одни и те же дейст-
вия, один и тот же способ поведения при разных обстоятельст-
вах. При этом возникает общность установок и видимая согла-
сованность действий, которая обеспечивает преемственность
традиций определенного направления.
Подчеркивая особый характер проблем, разрабатываемых
учеными в нормальный период развития науки, Кун называет их
«головоломками», сравнивая их решение с решением кроссвор-
дов, ребусов или с составлением картинок из раскрашенных
кубиков. Кроссворд или головоломка отличаются тем, что для
них существует гарантированное решение, и это решение
может быть получено некоторым предписанным путем. Точно
такой же характер имеют проблемы нормальной науки. Они
не выходят за границы, определяемые парадигмой, которая не
126
4.3. Концепция научных революций и релятивизм Т. Куна
только заранее гарантирует, что существует решение пробле-
мы, формулировку которой она допускает, но и задает допус-
тимые средства получения этого решения.
В нормальный период всякие сомнения в правильности
парадигмальных положений и установок исключаются. Пл
радигма определяет круг допустимых проблем для исследи
вания и гарантирует их решения. Если проблему не удаегСЯ
решить, то ответственность в этом целиком ложится на учс
ного. Научная деятельность в нормальный период сводив и
к решению трех классов проблем: установление значимых
фактов, сопоставление фактов и теорий, разработка теорий
Развитие знания в нормальный период имеет кумулятивный
характер.
Следует иметь в виду, что ни одна парадигма не в сосны
нии решить в данный момент всех проблем, которые перед ней
стоят. Поэтому «нормальная наука», конечно, существуй •
условиях определенной интеллектуальной напряженности. (•
нако у сторонников парадигмы не вызывает сомнения, что ж •
возникающие трудности будут преодолены. До тех пор т»*
решение головоломок протекает успешно, парадигма выспи»
ет как надежный эффективный инструмент познания. Унс ►
чивается количество новых установленных фактов, повыпьк
ся точность измерений, открываются новые законы, pavici м
дуктивная связность парадигмы, иными словами, прош
накопление знания. Однако некоторые проблемы-головолпм* <
несмотря на все усилия сторонников парадигмы, так и нс im*
даются решению, например, предсказания теории пос цы, ।
расходятся с экспериментальными данными. Сначала ни нп •»
обращают внимания, ибо сторонники парадигмы падешь • ••
то, что со временем противоречие будет устранено и ним
ломка решена. Но однажды может быть осознано, что «f* •
вами существующей парадигмы данная проблема нс w •
быть решена. Речь идет здесь о принципиальной несши»*-»
4. Концепции науки во второй половине XX века
сти парадигмы решить проблему. Такую проблему Кун назы-
вает аномалией.
Пока аномалий немного, ученые не слишком о них беспо-
коятся. Однако совершенствование приборов, повышение точ-
ности наблюдений и измерений приводит к тому, что расхож-
дения между предсказаниями парадигмы и фактами, которые
ранее не могли быть замечены и осознаны, теперь фиксируют-
ся и осознаются как проблемы-аномалии. Круг аномалий рас-
ширяется также за счет того, что теперь видятся старые труд-
ности парадигмы, на которые раньше не обращали внимание.
Таким образом, разработка самой парадигмы приводит к росту
числа аномалий. В этих условиях ученые пытаются модифи-
цировать парадигму с помощью введения в нее новых теоре-
тических гипотез (в том числе гипотез ad hoc), дать такую ин-
терпретацию новому явлению, которая бы не противоречила
исходным принципам парадигмы. Эти попытки нарушают ее
дедуктивную стройность и делают ее нечеткой.
В итоге доверие к парадигме падает. Ее неспособность
справиться с возрастающим количеством аномалий указывает
на то, что она уже не может служить эффективным инструмен-
том решения проблем. Наступает период в развитии науки,
который Кун называет кризисом. Кризис сопровождается, во-
первых, ростом числа нерешенных проблем, необъясненных
фактов и эмпирических аномалий, во-вторых — потерей пара-
дигмой эвристической силы, исчерпанием ее способности по-
рождать новые исследовательские проблемы. У многих уче-
ных господствовавшая недавно парадигма уже не вызывает
доверия, и они, испытывая интеллектуальный дискомфорт и
чувство неудовлетворенности, начинают искать новые теоре-
тические средства, которые, возможно, окажутся более успеш-
ными. В период кризиса научное сообщество распадается на
несколько групп, одни из которых продолжают верить в пара-
дигму, другие выдвигают гипотезы, претендующие на роль
128
4.3. Концепция научных революций и релятивизм Т. Куна
новой парадигмы. Только в этот период, полагает Кун, ученые
ставят эксперименты, направленные на проверку и отсев кон-
курирующих гипотез и теорий.
Период кризиса заканчивается, когда одна из предложен-
ных гипотез доказывает свою способность справиться с суще-
ствующими проблемами и аномалиями, объяснить непонятные
факты и благодаря этому привлекает на свою сторону боль-
шую часть ученых, т. е. становится новой парадигмой. В итоге
снова складываются условия для функционирования «нор-
мальной науки», и научное сообщество восстанавливает свое
единство. Вот эту смену парадигм Кун и называет научной
революцией.
При этом переход от одной парадигмы к другой не может
быть однозначно мотивирован какими-либо логическими
или методологическими соображениями, или ссылками на
опыт. Смена парадигм является социально-психологическим
феноменом и должна осуществляться сразу. По своей приро-
де она иррациональна. Ее механизм Кун поясняет с помощью
аналогий из гештальтпсихологии, где описывается мгновен-
ное изменение целостного зрительного образа. Ученые, при-
нявшие новую парадигму, начинают видеть мир по-новому.
Переход от одной парадигмы к другой Кун сравнивает с пе-
реключением гештальта: например, если раньше на рисунке
видели два обращенных друг к другу и нарисованных рядом
человеческих профиля, нужно усилие, чтобы на том же ри-
сунке увидеть вазу. Но как только это переключение образа
произошло, сторонники новой парадигмы уже не способны
совершить обратное переключение и перестают понимать
тех своих коллег, которые все еще говорят о двух человече-
ских профилях. Таким образом, во время научной революции
ученый должен заново научится воспринимать мир, т. е. он
должен научиться видеть новый гештальт. Что же заставляет
ученого отбросить старую парадигму и принять новую? Наде-
129
4. Концепции науки во второй половине XX века
жда на то, что новая парадигма окажется эффективнее и удоб-
нее старой, а также религиозные, философские, эстетические и
тому подобные соображения, но не логико-методологические
аргументы.
По Куну, смена парадигм — это радиальный переворот в
видении и понимании объекта научного исследования. Он пи-
шет: «Это выглядит так, как если бы профессиональное сооб-
щество было перенесено в один момент на другую планету, где
многие объекты им незнакомы, да и знакомые объекты видны
в ином свете» [1, с. 145].
В такой интерпретации научная революция выступает как
перерыв постепенности. Развитие научного знания теряет
свой кумулятивный характер. Революция выступает в этой
интерпретации как своего рода эпистемическая катастрофа.
Кун выдвигает тезис о несоизмеримости парадигм. Знания,
принадлежащие к разным парадигмам, несоизмеримы ни в
эмпирическом, ни в теоретическом плане, поскольку со сме-
ной парадигм радикально изменяется содержание как и тео-
ретического, так и эмпирического знания. Разные парадигмы
содержат различные понятия и методы исследования. Он от-
рицает преемственность в истории науки. Научные сообще-
ства вытесняют друг друга, а знание, накопленное предыду-
щей парадигмой, отбрасывается. О несоизмеримости Кун го-
ворит как о непереводимости, между сторонниками разных
парадигм возможна лишь частичная коммуникация. Критерии
научной рациональности, по Куну, имеют всего лишь относи-
тельный характер, так как каждая парадигма опирается на
разные стандарты и критерии. По его мнению, для науки не
существует единого и универсального метода, нет и универ-
сальных протоколов наблюдений. Каковы же в таком случае
критерии выбора теорий?
Кун рассматривает следующие обычно выделяемые харак-
теристики добротной теории.
130
4.3. Концепция научных революций и релятивизм Т. Куна
1. Теория должна быть точной: следствия, дедуцируемые in
нее, должны обнаруживать согласие с результатами суш
ствующих экспериментов и наблюдений.
2. Теория должна быть непротиворечива, причем не голь
ко внутренне или сама собой, но также с другими при
нятыми теориями, применимыми к близким областям
природы.
3. Теория должна иметь широкую область применения, с ic.i
ствия теории должны распространяться далеко за пределы
тех частных наблюдений, законов и подтеорий, на котрр» •
ее объяснение первоначально ориентировано.
4. Теория должна быть простой, вносить порядок в ян icum
которые в ее отсутствие были изолированы дру> <>1 ф
или составляли спутанную совокупность.
5. Теория должна быть плодотворной, открывающей
горизонты исследования; она должна раскрын.111. и<м»<-
явления и соотношения, ранее оставшиеся незамеч- •’
среди уже известных. «Все эти пять характера ш»
ность, непротиворечивость, область приложении при
и плодотворность, — пишет Кун, — стандарты' ц
рии оценки адекватности теории» [3, с. 62- 631.
Однако перед каждым выбирающим ту или иную i«<
если он должен использовать эти критерии, pci у HtpiM •
кают, как показывает Кун, два вида трудностей Н-»
каждый в отдельности критерий смутен. Во-ггор» »
зуемые вместе, они время от времени входя' и mill
с другом. Точность, например, может предпо им «г •
одной теории, а область приложения — друкш m>«i*
щей теории. От точности теории зависит ее опын им** • •
предсказательная сила. Кроме того, два исслс
одному и тому же набору критериев выбора ц-ирмп
4. Концепции науки во второй половине XX века
нию Куна, могут прийти к различным заключениям. «Воз-
можно, они по-разному интерпретируют простоту или у них
разные убеждения о масштабах тех сфер знания, в которых кри-
терий непротиворечивости должен удовлетворяться... Можно
объяснить, как объясняет историк, используя приемы своей
науки, почему конкретные люди делают конкретные выборы
в конкретное время. Однако при таком объяснении приходит-
ся выходить за пределы списка критериев, разделяемых уче-
ными, обращаться к характеристикам индивидов, совершаю-
щих выбор. Надо, следовательно, работать с характеристиками,
меняющимися от одного к другому, ни в малейшей степени не
стесняя себя их соответствием тем канонам, которые делают
науку наукой» [3, с. 65]
Т. Кун приводит также всем известные максимы обыден-
ного опыта, к которым человек прибегает в ситуации выбора;
«семь раз отмерь — один отрежь», «не откладывай на завтра то,
что можно сделать сегодня», а также «вместе работа спорится»
или «у семи нянек дитя без глазу». Несмотря на их взаимную
противоречивость, они изменяют механизмы принятия реше-
ний, указывают на тот остаточный аспект решения, за который
каждый должен брать ответственность на себя. На выбор
влияют также ценности и нормы. А термин «субъективный»,
по его мнению, имеет два основных значения. В одном из них
он противопоставляется термину «объективный», в другом —
термину «предмет суждения».
В концепции Куна релятивизм достигает своего абсолют-
ного выражения: «С моей точки зрения, всякий отдельный вы-
бор между конкурирующими теориями зависит от смеси объ-
ективных и субъективных факторов и критериев, разделяемых
группой, и индивидуальных критериев» [3, с. 66.]. Под субъек-
тивными факторами Кун имеет ввиду идиосинкразические
факторы, зависящие от индивидуальной биографии и характе-
ристики личности.
132
4.3. Концепция научных революций и релятивизм Т. Кун •
Говоря о развитии науки нельзя уйти от обсуждении пр
блемы прогресса в ее истории. Накопление знания, сонсрш* и
ствование методов и инструментов, расширение сферы пр.»
тических приложений, т. е. все то, что можно назвать upoip
сом, совершается только в период нормальной науки О him-
научная революция приводит к отбрасыванию всего пни
было получено на предыдущем этапе, работа науки начппм • •
как бы заново, на пустом месте. Если же посмотреть и.»,
тие науки в целом, то в ней очевиден прогресс, выражавнпнн •
в том, что научные теории представляют все большие и» •
ности ученым для решения головоломок. Однако нс» 1»н» .. ।
оснований считать более поздние теории лучше отражав•«••••
происходящее в действительности. «Я не сомневаюсь, не»
мер, что ньютоновская механика, — пишет Т. Кун,
ет механику Аристотеля, и что теория Эйнштейна \
теорию Ньютона в том смысле, что дает лучшие иш tp> .»•»•
для решения головоломок. Но в их последовательной........
не вижу связного и направленного онтологической»
Наоборот, в некоторых существенных аспектах, хон» •••••
образом не целиком, общая теория относительноеш »•
на ближе к учению Аристотеля, чем взгляды тою» Ч”
теории Ньютона» [2, с. 306]. Таким образом, в целом р»-»-
науки получается дискретным: периоды прогресса и ммв
ния знания сменяются революционными провалами
Кратко можно представить куновскую кониепни*. •• • .
виде следующей последовательности тезисов:
1) тезис парадигмальности научного знания;
2) тезис монополии парадигмы в каждый исторю
риод развития науки;
3) тезис мгновенной смены парадигм (отрицай»»-
вания длительных переходных периодов).
4) тезис несоизмеримости парадигм.
4. Концепции науки во второй половине XX века
После работ Куна уже нельзя не замечать проблем, с кото-
рыми связана идея научного прогресса. Его концепция содей-
ствовала выработке более глубокого понимания процессов
развития науки.
Литература
1. Кун Т. Структура научных революций. М., 1978.
2. Кун Т Структура научных революций. М., 2003.
3. Кун Т. Объективность, ценностные суждения и выбор теории //
Современная философия науки. М., 1996.
4.4. Концепция личностного знания
М. Полани
Проблема становления и трансляции ценностей и образцов
деятельности по производству научного знания
Майкл Полани (1891-1976) — британский ученый, спе-
циалист в области физической химии и философ науки, выхо-
дец из Венгрии. Работал в Берлине в Институте физической
химии, после прихода к власти в Германии нацистов в 1933 г.
эмигрировал в Великобританию, где занимал должность про-
фессора физической химии и социальных наук в Манчестер-
ском университете. Основным его сочинением по философии
науки является работа «Личностное знание. На пути к по-
сткритической философии».
М. Полани подверг резкой критике неопозитивистскую
модель научного познания и сыграл значительную роль в ста-
новлении направлений, альтернативных нормативно-рациона-
листическому направлению и связанных с историческим ана-
лизом науки, взятой в ее социо-культурном контексте. Он от-
метил, что в качестве идеала научного знания было выбрано
такое представление естественной науки, в котором она вы-
глядит как набор утверждений, «объективных в том смысле, ч ю
содержание их целиком и полностью определяется наблюло
нием, а форма может быть конвенциальной». Таким обра юм, он
косвенным образом указал на три этапа развития философии
науки, сводящие науку к экономному описанию факсов, к кон
венциальному языку для записи выводов и к формулировке на
языке протокольных предложений данных наблюдений. Но ин
I И
4. Концепции науки во второй половине XX века
туиция, по его мнению, неустранима из процесса научного по-
знания. Он также полагал, что социальные факторы оказывают
влияние на содержание научной деятельности, и, что научная
рациональность определяется особенностями не только иссле-
дуемых объектов, но и культурно-исторического контекста. По-
этому она может развиваться с изменениями этого контекста.
Основное сочинение М. Полани уже самим своим назва-
нием «Личностное знание. На пути к посткритической фило-
софии» провозглашает новые приоритеты. Концепцию «лич-
ностного знания» К. Поппер обвинил в иррационализме. Ку-
айн также упрекал Полани в том, что тот хочет избавиться от
понятия наблюдения [1, с. 167]. Тем не менее, основной пафос
концепции М. Полани состоял в преодолении ложного идеала
деперсонифицированного научного знания, ошибочно отожде-
ствляемого с его объективностью. «Идеал безличной, беспри-
страстной истины подлежит пересмотру с учетом глубоко
личностного характера того акта, посредством которого про-
возглашается истина», — утверждал Полани [2, с. 105]. «Я от-
казался от идеала научной беспристрастности, — подчеркивал
он, — и хочу предложить иной идеал знания» [3, с. 319]. Об-
суждая заглавие своей книги «Личностное знание», он отме-
чал: «Может показаться, что эти два слова противоречат друг
другу; ведь подлинное знание считается безличным, всеоб-
щим, объективным. Для меня знание — это активное пости-
жение познаваемых вещей, действие, требующее особого ис-
кусства» [3, с. 319].
Кратко концепцию науки М. Полани можно представить в
виде последовательности следующих основных тезисов.
1. Науку делают люди, обладающие мастерством.
2. Искусству познавательной деятельности нельзя научиться
по учебнику. Оно передается лишь в непосредственном
общении с мастером — от учителя к ученику.
4.4. Концепция личностного знания М. Полани
3. Люди, делающие науку, не могут быть отделены <>i пром»
веденного ими знания и заменены другими людьми мт>
рые приобщились к этому знанию только с помощью мпн
4. В научной деятельности очень важными являются ниш
опыт, внутренние переживания, внутренняя вера и на.мч и
ее ценность, страстная заинтересованность ученой» и »•••»< *
научной истины и его личная ответственное и. |4, с 'И
М. Полани обратил особое внимание на наличие я прон<
се человеческого познания невербальных и неконш itiya пин
рованных форм знания, которые передаются путем imipo. .
ния, непосредственной демонстрации, остенсивных i>»n
ний, основанных на непосредственном указании на щи im» » и
его свойства. Такие формы знания и его передачи прш
ют и в научном познании. Именно их Полани обош !•»»»•'» f
минами неявное знание или личностное знание >»»• иг
передаются непосредственно в процессе коммуиныш»>
нуждаются в описаниях.
Личностное знание, по Полани, — это стряси!» >•
познающего субъекта, интеллектуальная сам<юы.» ы
димый элемент научного знания. Он убежден в юм ч»<» »
новление истины становится зависимым от ряда ниши«
венных оснований и критериев, которые не подлм»П1 •
мальному определению.
М. Полани последовательно отстаивает тс л»
мастерство познания (навыки и умения познав.» к- »мм
тельности) не поддается исчерпывающему опт пни* • •• •
жению средствами языка, сколь бы развитым и мои? •
был. Этот тезис, бесспорно, противоречит hcoiiixw»••••. • .
задаче создания унифицированного языка ннукы н»«. ».
женное научное знание, которое представлено
статьях и учебниках, по мнению Полани, bi civ .i >
рая часть знания, находящаяся в фокусе сознанн*
136
4. Концепции науки во второй половине XX века
часть — это так называемое периферийное (или неявное) зна-
ние, постоянно сопровождающее процесс познания. Тракто-
вать неявное, периферийное знание можно по аналогии с
«краевым опознаванием» ощущений от находящегося в руке
инструмента, без которого процесс деятельности как целена-
правленный и осмысленный процесс невозможен. Инструмент
здесь играет смысло-порождающую роль. В актах личностно-
го познания дело обстоит аналогичным образом. «Акт позна-
ния осуществляется посредством упорядочивания ряда пред-.
метов, которые используются как инструменты или ориенти-
ры, и оформления их в искусный результат, теоретический
или практический. Можно сказать, что в этом случае наше
сознание является «периферическим» по отношению к глав-
ному «фокусу сознания» той целостности, которой мы дости-
гаем в результате» [3, с. 320].
Лидеры научных школ оказывают влияние на других чле-
нов данных школ, показывая образцы деятельности, которым
могут подражать другие ученые, нередко даже не осознавая
этого. Да и сам процесс подготовки специалиста, работающего
в определенной области науки, предполагает усвоение невер-
бализованных образцов научной деятельности. М. Полани от-
мечает, что большое количество практических занятий студен-
тов — химиков, физиков, биологов, медиков «свидетельствует
о важной роли, которую в этих дисциплинах имеет передача
практических знаний и умений от учителя к ученику» [2, с. 89].
Эти навыки и умения нельзя приобрести только с помощью
чтения книг, подобно тому, как нельзя получить навыки плава-
ния или катания на велосипеде только с помощью учебников.
«Писаные правила умелого действования, — уверен М. Пола-
ни, — могут быть полезными, но в целом они не определяют
успешность деятельности; это максимы, которые могут слу-
жить путеводной нитью только в том случае, если они вписы-
ваются в практическое умение или владение искусством. Они
138
4.4. Концепция личностного знания М. Полани
не способны заменить личностное знание» [2, с. 82-83]. Ь ром.
того, личностное, неявное знание включено в семантически »>•
трактовку теоретических терминов, т. е. оно связано с проц»
сами понимания. Полани подчеркивал, что в реальной iip.iKiit..
научных сообществ ученый постепенно вживается в в
иную принятую сообществом теорию. В процессе этою в*и»
ния важную роль играет авторитет лидеров сообщества н и. р«
даваемые ими неявные знания.
Область неявного знания охватывает собой также niutm»
основанные на переживаниях и жизненных впечатления! i
дивида. Это глубоко личностные знания, и они очень ip» »••>
поддаются трансляции и социализации.
Личностное, неявное знание возникает и в прош < < «
комления с объектом. В результате этого процесса
объект включается в жизнедеятельность человека, и «|"ч
ются навыки и умения обращения с ним. Таким оорлк •
комство с объектом как первоначальное знание о нем
щаясь в навык и умение обращения с ним, становии я к ... ..
ным знанием человека. Следует заметить, что навыки |- >
и индивидуальны, несмотря на их схожесть по схем. ♦
ности. Попытка копирования чужого навыка ней jiw • м • |
ждает собственный пласт личностного знания.
Основные новации концепции науки М. Поыим мм .
чаются в следующем.
• Во-первых, в указании на то, что смысл научны» •
обусловливается неявным контекстом скрыни и мма».
ния как», имеющего инструментальный харлкн
мого всей телесной организацией человека 11н.. н
смысл научных утверждений неотделим oi mih |
ного знания, которое осталось нсартикулиро1ьш<м. «
• Во-вторых, согласно этой концепции, смы
верждений неотделим и от той личной , »< • •
4. Концепции науки во второй половине XX века
тинности, которая вкладывается в провозглашаемое науч-
ное суждение.
• В-третьих, Полани отметил роль невербализуемых тради-
ций в функционировании и развитии научного знания.
К радикальному пересмотру традиционной концепции на-
учного познания и самого понятия знания подтолкнули Пола-
ни, по его собственному признанию, открытия гештальтпсихо-
логии, которая исходит из примата целого над частями. Геш-
тальт (от нем. Gestalt — образ, форма, конфигурация) — это
образ или наглядная устойчивая пространственная форма вос-
принимаемых предметов. Он применяется к мыслительным
образованиям для воссоздания единой целостной структуры,
связывающей различные элементы.
По-новому оценивается Полани роль веры в процессе на-
учного познания. Он указывает, что «вера была дискредитиро-
вана настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций,
связанных с исповеданием религии, современный человек по-
терял способность верить, принимать с убежденностью какие-
либо утверждения, что феномен веры получил статус субъек-
тивного проявления, которое не позволяет знанию достичь
всеобщности» [2, с. 277]. Однако, с его точки зрения, мы снова
должны признать, что вера является источником знания. Разум
опирается на веру как на свое предельное основание, но всякий
раз способен подвергнуть ее сомнению. Появление и существо-
вание в науке аксиом и теоретических принципов также уходит
своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное
гармоничное целое, поддающееся нашему познанию.
Несомненно, наличие веры и убеждения в справедливости
определенных теорий играет свою роль в научном исследова-
нии. Однако для науки не менее важен и критический анализ
неявно принимаемых учеными идеалов и образцов научной
деятельности, особенно в периоды, когда происходит измене-
140
4.4. Концепция личностного знания М. Полани
ние ранее сложившихся идеалов и стандартов объяснения »»
обоснования знаний. Проблема исторического изменения и н ।
лов и стандартов объяснения, понимания и обоснования нм
одной из главных в концепции С. Тулмина. Тем не менее, (и
спорной заслугой М. Полани является то, что он обратил яни
мание на технологии операциональных умений и пропеты
формирования навыков как знания, которые ускользали hi ни
ля зрения философов науки. Он также указал на нс..
мость создания новой модели роста научного знания, и м»п
рой учитывались бы личностно-когнитивные мехами imm п<
знавательной деятельности.
Литература
1. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, Г*'*!
2. Полани М. Личностное знание. М., 1985.
3. Хрестоматия по философии. М., 1997.
4. Современная западная философия. Словарь. М, 1991
5. Диалектика познания. Л., 1983.
4.5. Эволюционная теория науки
С. Тулмина
Проблема исторического изменения идеалов и норм пони-
мания, объяснения и обоснования научного знания.
Стивен Тулмин (1922-1997) — американский философ
науки. С ним связано осознание того, что философия науки
должна принимать во внимание социальную природу науки и
многоуровневый характер отбора. В начале 60-х гг. С. Тулмин
выдвинул оригинальную эволюционную программу исследо-
вания науки на основе идеи исторического формирования и
функционирования стандартов рациональности и понимания.
Основным его сочинением является, прежде всего, работа
«Человеческое понимание».
С. Тулмин по-новому ставит проблему понимания: «про-
блема человеческого понимания в XX в. — это уже не аристоте-
левская проблема, в которой познавательная задача человека
состоит в том, чтобы понять неизменные природные сущности;
это и не гегелевская проблема, в которой исторически развива-
ется только человеческий разум в противоположность состав-
ляющей статический фон природе. Скорее всего, эта проблема
требует теперь, чтобы мы пришли к терминам развивающихся
взаимодействий между миром человеческих идей и миром при-
роды, причем ни один из них не является инвариантным. Вме-
сто неизменного разума, получающего команды от неизменной
природы посредством неизменных принципов, мы хотели бы
найти изменчивые познавательные отношения между изме-
няющимся человеком и изменяющейся природой» [1, с. 41].
142
4.5. Эволюционная теория науки С. Тулмина
Само понимание в науке, по Тулмину, определяется как
соответствие ее утверждений принятым в научном сообществе
стандартам или матрицам. Развитие науки есть процесс улуч-
шения понимания, предусматривающий устранение аномалий,
т. е. того, что не укладывается в матрицу понимания. Рацио-
нальность научного знания трактуется как соответствие стан-
дартам понимания. Другими словами, рациональность означа-
ет соответствие исторически обусловленным нормам научно! о
исследования. Тем самым речь идет об определенной рсля'ив
ности стандартов рациональности.
Прогресс науки и рост человеческого знания, couiamo
Тулмину, заключается во все более глубоком и адекватном по
нимании. Если К. Поппер, как один из «пионеров первою по
коления» эволюционной эпистемологии, был занят эволюцией
научных теорий и вопросом, являются ли они истинными го
С. Тулмин, как один из «пионеров второго поколения» июлю
ционной эпистемологии, был занят вопросом о концепгун и*
ных изменениях. Также в отличие К. Поппера, который ли
двинул идею «более полного знания через более истинные су»
ждения», С. Тулмин сформулировал идею «более глубокого
понимания через более адекватные понятия».
Центральным элементом человеческого понимания ин 1ч
ются понятия. Поэтому философия науки, с точки зрения Ivi
мина, должна изучать структуру и функционирование миучмыч
понятий и познавательных процедур. Понятия всегда о<н.г hi
йены в структуры, и важно выяснить, как функционнрчнч и
изменяются эти концептуальные структуры.
При анализе природы научного знания С. Тулмин, п<> юбнп
К. Попперу, использовал биологические модели и an.i юг ин и
частности он предложил историческое объяснение компент)
альных изменений на базе неодарвинистской icopini >n<> ih>
ции: «Популяционная теория изменчивости и ci гс< пи hiiuii>
отбора — это одна из иллюстраций более общей формы in <>
I В
4. Концепции науки во второй половине XX века
рического объяснения и ... та же самая модель применима при
соответствующих условиях также и к историческим объектам,
и к иным популяциям» [1, с. 143].
Новые идеи, отмечает Тулмин, могут входить в научное
сообщество не сразу, а постепенно. Вместо революционного
объяснения концептуальных изменений, он дает эволюцион-
ное объяснение, показывающее как постепенно трансформи-
руются концептуальные популяции. Указывая на то, что на-
ше знание состоит из концептуальных популяций, он следует
за Витгенштейном, который считал, что если мы хотим понять
интеллектуальные сдвиги в науке, то мы должны сконцентри-
роваться на анализе коллективного использования и эволюции
понятий и процедур. Значительные долгосрочные изменения в
науке происходят не в результате внезапных «скачков», а бла-
годаря накоплениям мелких изменений, которые сохранились в
процессе отбора. Изменение концептуальных структур Тулмин
описывает в терминах эволюционной динамики популяций
(мутаций и естественного отбора). Согласно дарвинистской
теории, эволюционируют не индивиды, а популяции индиви-
дов. Соответственно, понятия изменяются не каждое отдельно,
а как индивиды, включенные в концептуальную популяцию,
т. е. эволюционируют популяции понятий. Но в качестве по-
пуляций могут рассматриваться не только понятия, но и про-
цедуры, проблемы, цели, дисциплины, научные специально-
сти, отдельные науки и языки. «Научную специальность сле-
дует рассматривать как ... популяцию, чье институциональное
развитие происходит параллельно интеллектуальному разви-
тию той дисциплины, которой она соответствует» [1, с. 262].
Научные теории, по Тулмину, представляют собой популяции
понятий (термин, введенный им в качестве синонима научной
теории), и эволюция научных теорий — это непрерывный от-
бор концептуальных новшеств. Популяции понятий подверже-
ны процессам сохранения и изменениям (мутациям). Иннова-
144
4.5. Эволюционная теория науки С. Тулмина
ции аналогичны мутациям, которые должны проГп и че|чч пр»
цедуры отбора. Роль таких процедур играют критика и >чп
критика (естественный и искусственный отборы). Прщ< пры
отбора, согласно Тулмину. обусловливаются принятым п нлъм
идеалами и нормами объяснения, которые задают oiijh- i* ьнтю
традицию и составляют основу научной рациональней i и
С. Тулмин выдвинул идею интеллектуальной iihiuiii.ii«ни
которая может привести к открытию новых истин и риин
нальность которой заключается в процедурах, упраи1«Ю1... •
историческим развитием знания. Однако, несмотря hi шин
мость индивидуальной инициативы, создание и ранип и* но
вых понятий является все же коллективным делом Пр •
чем новая гипотеза станет реальной возможностью. i»h.i г
на быть коллективно принятой для разработки и . .......
тирования. Таким образом, создание новых конксшу» ••• •
популяций требует сочетания коллективной нсудоп и ии-рн
ности существующим набором понятий и индиин iYn ii.ii.
предложения какой-либо новой процедуры объяснении
Проблему возникновения и изменения наборои ш.нян.п и
теорий С. Тулмин пытается решить, используя (|>.ikih i« «»•« и
СОЦИОКуЛЬТурНЫЙ ПОДХОД. ПоЯВЛеНИЮ НОВЫХ НОНЯ1НН Н|
ствует осознание новых проблем и введение новы» тип»».,
тельных процедур, позволяющих решить эти проб нм II
нения в применении понятий связаны с постепенным
нием этих понятий или усложнением их значении
понятия служат человеческим целям в конкретных » ни»...
Тулмин приходит к выводу о зависимости поняпш II IIOIHH
ния от конкретной исторической ситуации и среды ««Ami - я •
именно, использование человеком тех или иных ионяпш <
циональных стандартов зависит от того, когда он |ю ш • .
жил. Но если все человеческие понятия и рациона u.uw < з
дарты исторически и культурно изменчивы, то и.»...
прос, какие же понятия у нас пользуются подлинш
14’
4. Концепции науки во второй половине XX века
тетом. Тулмин уверен, что мы можем ясно понять интеллекту-
альный авторитет наших понятий только в том случае, если мы
имеем в виду социально-исторические процессы, благодаря
которым они развиваются в культуре и в научном сообществе.
Центральным пунктом эволюционной концепции науки
С. Тулмина, является процесс взаимодействия инноваций и
отбора. Основные характеристики этого процесса таковы.
(1) Понятия, теории и традиции научной дисциплины под-
вержены как изменениям, так и сохраняемости (преемст-
венности).
(2) Непрерывное возникновение интеллектуальных новаций в
научной дисциплине сдерживается процессом критическо-
го отбора.
(3) Заметные концептуальные изменения возникают при сле-
дующих условиях:
а) когда интеллектуальная среда соответствующей науч-
ной дисциплины позволяет «выжить» таким концепту-
альным популяциям, которые в наибольшей степени
адаптируются к ней и отвечают ее требованиям;
б) если концептуальные новации могут существовать в те-
чение длительного времени, чтобы обнаружить свои
достоинства и недостатки;
в) если имеется достаточное количество ученых, способ-
ных поддерживать поток этих новаций. Наиболее важ-
ные изменения связаны с заменой самих матриц пони-
мания или наиболее фундаментальных теоретических
стандартов.
Новые понятия и познавательные процедуры оцениваются
и отбираются в соответствии с идеалами и стандартами объяс-
нения научной дисциплины, т. е. необходимым условием для
выживания инновации является ее вклад в установление соот-
ветствия между объяснением данного феномена и идеалами
146
4.5. Эволюционная теория науки С. Тулмина
объяснен и гл. Тулмин считает, что эти дисциплинарные идеалы
и стандарт-ты объяснения выступают в роли своеобразных
«экологи'жжеских ниш», которые направляют силы отбора и к
которым «адаптируются концептуальные популяции. Но из
биологии ^известно, что ниши изменяются, поэтому, согласно
точке зреъ»тия Тулмина, изменяются и «экологические ниши»
науки. Онж=и изменяются под воздействием как новых популя-
ций понятттий, так и социокультурной среды, в которую они
включены___ Объяснительные идеалы, называемые Тулминым
также «неинтеллектуальной политикой», образуют те требо-
вания, с пстомощью которых ученые оценивают свои теории.
Такимдж образом, идеалы и нормы объяснения, стандарты
пониманиями подвержены историческому изменению и также
проходят “через процедуры отбора и селекции. Они принима
ются наученым сообществом, если вносят вклад в улучшение
пониманиям и если вписываются в социокультурную среду ено
ей эпохи. ИПосле этого могут возникать новая интеллектуальная
политика жи новая традиция. Новая интеллектуальная полилика,
которую тредлагают ученые, может оказаться «...плодопюр
ной или ^бесполезной, в зависимости от того, дает ли она и
надлежащ „ее время понять и установить новые более мощные
наборы пстонятий и процедур объяснения» [1, с. 244]. В проце-
дурах мнегэгоуровневой селекции понятий, процедур, теории и
дисципликвзарных идеалов понимания и объяснения особую
роль игра—в. ют дискуссии в научных сообществах. Однако j>«
шающая ртроль принадлежит научной элите, которая ян лис пи
носителеь<-^л научной рациональности и своеобразным се и »
ционером новых популяций понятий и новых матриц понима
ния. От ноее зависит успешность искусственного отбора и щи»
ИЗВОДСТВО • НОВЫХ плодотворных популяций ПОНЯТИЙ. Нот
понятия, процедуры и теории «входят» в интеллекта панн
содержанвме научной дисциплины только тогда, когда они с грь
езно воегг принимаются лидерами соответствующей про<|ч'<снм
14
4. Концепции науки во второй половине XX века
и полностью устанавливаются только в том случае, если полу-
чают позитивное подтверждение.
В целом науку Тулмин рассматривает с одной стороны
как совокупность интеллектуальных дисциплин, с другой
стороны — как профессиональный институт. Следовательно,
механизм эволюции концептуальных популяций состоит в их
взаимодействии с внутринаучными (интеллектуальными) и
вненаучными (социальными, экономическими и др.) фактора-
ми. Понятия могут «выживать» как благодаря значительности
своего вклада в улучшение понимания, так и под влиянием
идеологической поддержки, экономических приоритетов, ав-
торитета и роли лидеров научных школ. Тулмин оценивает
внутреннюю (рационально реконструируемую) историю науки
и внешнюю (зависящую от вненаучных факторов) историю
науки как дополняющие друг друга стороны эволюции науки.
Внутренние (интеллектуальные) и внешние (социальные) фак-
торы воздействуют на процесс концептуальной изменчивости
совместно. Социальные факторы необходимы, но решающими
являются, согласно Тулмину, интеллектуальные факторы.
Оставаясь на почве эволюционной эпистемологии, С. Тул-
мин подчеркивает взаимосвязь всех элементов науки: «Наука,
рассматриваемая в качестве целостной человеческой инициа-
тивы, не является ни только компендиумом идей аргументов,
ни только системой институтов и заседаний. В тот или иной
момент интеллектуальная история научной дисциплины,-ин-
ституциональная история научной специальности и индивиду-
альных биографий ученых, очевидно, соприкасаются, взаимо-
действуют и сливаются друг с другом. Ученые усваивают,
применяют и модифицируют свои интеллектуальные методы
«ради» интеллектуальных требований своей науки, а их инсти-
туциональная деятельность в действительности принимаем
такие формы, которые позволяют эффективно действовать «во
главе» науки. Следовательно, дисциплинарные (или интеллск
148
4.5. Эволюционная теория науки С. Тулмина
туальные) и профессиональные (или человеческие) аспекты
науки должны быть тесно взаимосвязанными, но ни один из
них не может быть полностью первичным или вторичным по
отношению к другому» [1, с. 306.].
В процессе исторического развития, по Тулмину, изменя-
ются не только понятия, но и методы их оценки. Изменение ме-
тодов происходит гораздо медленнее, чем изменение понятий,
однако оно имеет место. Важно отметить, что с течением вре-
мени изменения обнаруживаются в каждом атрибуте науки —
в понятиях, процедурах, методах, проблемах, целях, нормах,
стандартах и идеалах.
Литература
1. Тулмин С. Человеческое понимание. М., 1984.
4.6. Тематический анализ науки
Дж. Холтона
Проблема преемственности в развитии знаний. — Про-
блема места и роли тематических структур в научном
творчестве.
Американский историк и философ науки, профессор Гар-
вардского университета Джеральд Холтон родился в 1922 г.
Основным его сочинением является работа «Тематический
анализ науки».
Джеральд Холтон предложил такую компоненту анализа
научной деятельности, как тематический анализ, который при-
зван расширить арсенал понятий и методов, способных улуч-
шить понимание творческого воображения ученых. «В моих
исследованиях, — отмечал он, — особое внимание уделяется
тому, чтобы установить, в какой мере творческое воображение
ученого может в определенные решающие моменты его дея-
тельности направляться его личной, возможно даже неявной,
приверженностью к некоторой определенной теме (или не-
скольким таким темам)» [1, с. 8.]. Тематическую структуру
научной деятельности, по его мнению, можно считать в основ-
ном независимой от эмпирического или аналитического со-
держания исследований. Эта структура может играть главную
роль в стимулировании научных прозрений.
Глубокая привязанность некоторых ученых к опреде-
ленным темам может служить в качестве одного из главных
источников той энергии, которая направляет их усилия, ве-
дущие к формированию нового знания; эта привязанность
150
4.6. Тематический анализ науки Дж. Холтона
дополняет инструменталистские или утилитарные стимулы
в науке.
Чтобы подчеркнуть этот момент и акцентировать внима-
ние на нем достаточно, по мнению Холтона, взглянуть на кни-
гу Коперника «Об обращениях небесных сфер» — одну из ра-
бот, стоящих у самых истоков современной науки. Конечно,
Коперник основывался на наблюдениях и вычислениях, и его
труды значительно способствовали техническому развитию
математической астрономии. Однако для того чтобы понять,
почему он написал такую прославившую его имя работу, или
чтобы объяснить влияние этой работы, надо взглянуть гораздо
глубже. В этой работе Коперника доминируют две основные
темы, и, как представляется Холтону, именно создаваемая ими
взаимообусловленность теории и данных наблюдения объяс-
няет квази-эстетическое убеждение Коперника в обязательной
истинности его системы, — это темы простоты и необходимо-
сти. В своей работе Коперник с гордостью пишет, что создан-
ная им для планетной системы гелиоцентрическая схема тако-
ва, что не только все наблюдаемые явления вытекают из нее,
но также порядок и размеры всех планет, сфер и всего миро-
здания оказываются связанными друг с другом столь тесно,
что не существует способа сдвинуть какую-то часть системы
без возмущения всех остальных частей вселенной как целого.
Сила этого решения заключается в том, что в его основе лежа-
ли столь жесткие ограничения. Здесь нет ничего произвольно-
го, и просто не остается места даже для малейших поправоч-
ных изменений любой орбиты, что было вполне возможным в
докоперниканской астрономии. Система Коперника в своей
целостности демонстрировала ту необходимость, которая свя-
(ывает каждую отдельную деталь с общей структурой. Вслед-
ствие этого она укрепляет нашу убежденность в понимании
того, почему планеты расположены именно так, как они рас-
положены, а не иначе.
151
4. Концепции науки во второй половине XX века
Кеплер, в свою очередь, руководствовался в своей научной
деятельности тремя основными темами: Вселенной как не-
бесной машиной, Вселенной как математической гармонией и
Вселенной как образцом всеобщего теологического порядка.
Дж. Холтон подчеркивает, что имеется масса случаев, ко-
торые подтверждают роль научных предпосылок, эмоциональ-
ных мотиваций, разнообразных темпераментов, интуитивных
скачков, не говоря уже о невероятном упорстве, с которым от-
стаиваются определенные идеи, вопреки тому факту, что они
вступают в конфликт с очевидными экспериментами. При этом
он добавляет, что хотя тематическая ориентация ученого, раз
сформировавшись, обычно оказывается на удивление долго-
живущей, но и она может измениться. Примерами этого явля-
ются В. Оствальд, который сначала выступил против атомизма,
а затем вновь вернулся на свою прежнюю позицию, Планк,
Эйнштейн и другие. Более того, принятие определенной темы,
скажем атомизма, в одной области физики не предотвращает
подчас принятия противоположной темы этим же ученым, ко-
гда он обращается к другой области: например, можно вспом-
нить о битве Милликена за «атомы» электричества, сопровож-
давшейся его резким отрицанием световых квантов. Пуанкаре,
приходя к теории относительности, не способен был отре-
шиться от эфирных представлений, но он был совсем иначе
настроен по отношению к квантовой теории.
Предают ли ученые свои тематические предпочтения или
следуют им в период научных революций? «Тематический
анализ дает возможность находить в развитии науки черты по-
стоянства или непрерывности, некоторые относительно устой-
чивые структуры, которые воспроизводятся даже в ситуациях,
считающихся революционными, и которые подчас объединяют
внешне несоизмеримые и конфронтирующие друг с другом
теории» [1, с. 9]. Весомым аргументом, подтверждающим дан-
ное предположение, по Холтону, является «древность» боль-
152
4.6. Тематический анализ науки Дж. Холтона
шинства тем в науке. Истоки некоторых из них уходят в недра
мифологического мышления и являются весьма устойчивыми
к революционным изменениям.
Холтон выделил три различных аспекта использования
тем: тематическое понятие или тематическая компонента
понятия (например, понятия симметрии и континуума); ме-
тодологическая тема (например, установка на выражение
научных законов всюду, где это возможно, в терминах ка-
ких-то постоянств, экстремумов, запретов); тематическое
утверждение или тематическая гипотеза (например, такие
фундаментальные положения, как ньютоновская гипотеза о
неподвижности центра мироздания или два принципа спе-
циальной теории относительности). Итак, темы содержат в
себе понятия, методы, эвристические правила, программы
исследований, способы решения проблем, предпосылки, ги-
потезы. Кроме того, темы выражают оценку и предпочтение,
которые ученый отдает конкретной проблеме или теорети-
ческой гипотезе.
Каковы же роль и место тематических предпосылок в про-
цессе научного творчества и в процессе построения теории?
Для ответа на этот вопрос Дж. Холтон использовал эйнштей-
новскую модель построения научной теории.
В письме к М. Соловину от 7 мая 1952 года Эйнштейн писал:
«Схематически эти (гносеологические - С. Г.) вопросы я
представляю себе так.
(1) Нам даны Е — непосредственные данные нашего чувст-
венного опыта.
(2) А — это аксиомы, из которых выводим заключения. Пси-
хологически А основаны на Е. Но никакого логического
пути, ведущего от Е к А, не существует. Существует лишь
интуитивная (психологическая) связь, которая постоянно
„возобновляется".
153
4. Концепции науки во второй половине XX века
Вытекающие
из аксиом
утверждения
Совокупность
непосредственно
данных ощущений
(3) Из аксиом А логически выводятся частные утверждения S,
которые могут претендовать на строгость.
(4) Утверждения S сопоставляются с Е (проверка опытом).
Строго говоря, эта процедура также относится к внелогиче-
ской (интуитивной) сфере, ибо отношение понятий, содер-
жащихся в S, к непосредственным данным чувственного
опыта Е по своей природе нелогично. Но это отношение
между S и Е (с прагматической точки зрения) гораздо менее
неопределенно, чем отношение между А и Е (например,
понятие „собака" и соответствующие ему непосредствен-
ные данные чувственного опыта). Если бы это отношение
нельзя было установить с высокой степенью достоверности
(хотя сделать это чисто логическим путем невозможно), то
весь аппарат логики не имел бы никакой ценности для „по-
знания действительности" (например, теология).
Квинтессенцией всего этого является извечная проблема
соотношения между миром идей и ощущений (чувственных
восприятий)» [2, с. 569-570].
В этой схеме четко указаны интуитивные элементы и оце-
нена относительная надежность интуиции при выводе системы
154
4.6. Тематический анализ науки Дж. Холтона
аксиом А и проверке теории данными опыта Е. Важно отметить
еще одну деталь: по мере сопоставления выводов S с опытом Е
аксиоматический базис должен все время проверяться и, в
случае необходимости, исправляться.
С точки зрения Холтона, суть проблемы, возникающей в
эйнштейновской схеме-модели построения научной теории, мо-
жет быть выражена следующим образом: так как прыжок от Е к А
характеризуется на схеме логическим разрывом и представляет
собой «свободную игру» воображения, и так как результатом та-
кого прыжка может быть бесконечное число А, то как в таком
случае можно надеяться, что этот прыжок будет успешным (при-
чем случайная удача при этом исключается из рассмотрения)?
Ответ гласит: условия прыжка от Е к А таковы, что имеется право
совершить прыжок, но нет права сделать любой прыжок наугад.
Что-то должно указывать на то, как и в каком направлении нужно
совершить этот прыжок, хотя бы уже потому, что позднее пред-
посылки должны будут подвергнуться испытанию на естествен-
ность и простоту, чтобы удовлетворить эйнштейновскому крите-
рию «внутреннего совершенства» хорошей теории.
Главным указателем здесь служат ограничения, которые
определяют работу любого ученого, занимающегося фунда-
ментальными проблемами на новом уровне. Эти ограничения
обусловливаются явными или неявными склонностями, преду-
беждениями, предпосылками. Сам Эйнштейн признавал это и
задавал по данному поводу вопрос: «Если ученый блуждает в
своей работе, без какой бы то ни было предвзятой точки зре-
ния то, как он вообще сможет отобрать факты из необъятного
изобилия чрезвычайно сложных опытных данных, и притом
отобрать именно те из них, которые достаточно просты, чтобы
позволить законным связям стать очевидными?». В качестве
примера он обсуждал дилемму, суть которой в том, что в фор-
мулировке законов механики приходится или следовать есте-
ственной тенденции предполагать существование материаль-
155
4. Концепции науки во второй половине XX века
ных точек, что с необходимостью ведет к предпосылкам ато-
мизма; или строить механику непрерывных сред, основанную
на другой «фикции», например на том, что плотность и ско-
рость материи всегда зависят от координат и времени. Эти
«фикции» обладают значительной практической ценностью.
Например, они определяют развитие математического аппара-
та (в последнем примере Эйнштейна это дифференциальные
уравнения в частных производных), однако при этом пред-
ставляют собой и нечто гораздо более значительное. Так Эйн-
штейн рассматривает их как «категории», или схемы мышле-
ния, выбор которых в принципе целиком доступен нам, а их
оценка может проводиться лишь по степени, до которой их
использование способствует тому, что все содержание созна-
ния становится доступным пониманию.
Примером такой категории является различие между чув-
ственными восприятиями и «просто идеями». Эйнштейн счи-
тал, что мы должны представлять себе «категории» не как
неизменяемые (обусловленные природой понимания и в этом
отношении «отличные от кантовских»), а как произвольные
(в логическом смысле) соглашения. Они появляются априори
лишь потому, что без установления категорий и понятий мыш-
ление вообще было бы так же невозможно, как невозможно
дышать в вакууме.
Как показал Холтон на ряде примеров конкретного изу-
чения работы ученого — от Кеплера, Бора, Эйнштейна и до
самых современных работ, — мы можем осознать и при-
знать на определенном этапе научного мышления необходи-
мость существования и использования именно таких непро-
веряемых, нефальсифицируемых и все же не произвольно
создаваемых понятий, класс которых он обозначил с помо-
щью термина «тема».
Среди тем, которыми руководствовался Эйнштейн в по-
строении своей теории, были следующие: первичность скорее
156
4.6. Тематический анализ науки Дж. Холтона
Рис. 2
формального, чем материального объяснения, единство (или
объединение) и космологический масштаб (равноправная при-
менимость законов ко всей совокупности опытных данных),
логическая экономность и необходимость, симметричность и
простота, причинность, полнота, континуум, постоянство и ин-
вариантность. Именно темы, подобные только что перечйслен-
ным, объясняют, согласно Холтону, в каждом отдельном случае,
почему он настойчиво продолжал свою работу в данном на-
правлении даже тогда, когда проверка опытом была затрудни-
тельна или недоступна. Также это объясняет, почему Эйнштейн
отказывался принимать теории, которые хорошо подтвержда-
лись соответствием опыту, но были при этом основаны на тема-
тических предпосылках, противоречащих его собственным (на-
пример, в случае квантовой механики боровской школы).
Эту концепцию Холтон встроил в модификацию выше
изображенной эйнштейновской схемы, чтобы подчеркнуть
функцию темы в £JS£-nponecce. Рисунок 2 показывает ряд
возможных прыжков от £ к Л, но только один из них (или не-
сколько) проходит фильтр, представляющий собой тему (или
157
4. Концепции науки во второй половине XX века
совокупность тем), которой придерживается первооткрыватель
и которую он включил в свой умозрительный процесс. Напри-
мер, два предположения, которые Эйнштейн возвел в ранг по-
стулатов в начале своей статьи 1905 г. по теории относитель-
ности, являются тематически обусловленными предпосылка-
ми. А именно, они подчиняются первичному ограничению —
требованию всеобъемлемости и равноправной применимости
законов, инвариантности, логической экономности и первич-
ности формального объяснения.
Таким образом, темы регулируют воображение ученого,
являются источником творческой активности, ограничивают
набор допустимых гипотез. И хотя всюду существует опасность
спутать, как утверждает Холтон, тематический анализ с чем-то
иным: юнговскими архетипами, метафизическими концеп-
циями, парадигмами и мировоззрениями, «появляющиеся в
науке темы можно — в нашей приблизительной аналогии —
представить в виде нового измерения..., то есть чем-то вроде
оси...» [1, с. 25]. В связи с этим особую значимость приобре-
тает незамечаемая ранее функция тематического анализа. Она
во многом сближает естественнонаучное и гуманитарное зна-
ние, представляя тематизм как признак сходства между ними.
В первой главе своей книги «Тематический анализ нау-
ки» Холтон показывает, что альтернативные темы зачастую
связываются в пары, образуя так называемые тематические
оппозиции (так было, например, когда сторонники атомисти-
ческой темы сталкивались с защитниками темы континуума).
Он также приходит к выводу, что новые теории возникают на
стыке и при соединении принципов конкурирующих пози-
ций, а новые темы появляются в ситуации, когда невозможно
сблизить существующие, как, например, тему субъекта и объ-
екта, классической и вероятностной причинности. Этот вы-
вод он иллюстрирует следующим образом: «В 1927 году,
вскоре после спора Гейзенберга и Шредингера, Бор предло-
158
4.6. Тематический анализ науки Дж. Холтона
жил новый подход к решению фундаментальных проблем кван-
товой механики, позволявшей ему принять оба члена тематиче-
ской оппозиции — непрерывность и дискретность — в каче-
стве равно адекватных картин реальности, не пытаясь рас-
творить один из них в другом, как это было при разработке
им принципа соответствия. Бор понял и то, что эта оппозиция
соотносится с другими парами альтернативных тем, также не
поддающихся сближению или взаимопоглощению, — таких,
например, как разделение и взаимосвязь субъекта и объекта
или классическая и вероятностная причинность. Вывод, ко-
торый Бор сделал из этих констатаций, относится к числу
редчайших в истории человеческой мысли: в физику была
эксплицитно введена новая тема, до того не осознававшаяся в
качестве ее компоненты» [1, с. 178]. Здесь имеется в виду те-
ма дополнительности.
Холтон считает, что применение «тематического анализа»
эффективно. Тематический анализ позволяет локализовать на-
учное событие в историческом пространстве и времени, а так-
же обратить внимание на борьбу и сосуществование тем. Ведь
темы не меняются во времени и в пространстве. Так в физике
их можно насчитать не больше сотни. Более того, «тематиче-
ские структуры», по его мнению, надисторичны, т. е. не зави-
сят от конкретно-исторического развития науки. Следователь-
но, они могут выступать в качестве всеобщих определений
человеческого интеллекта.
Однако не следует абсолютизировать возможности те-
матического анализа. Холтон отмечает неуниверсальность
своей концепции и считает, что «как прошлая, так и совре-
менная наука содержит и такие важные компоненты, в от-
ношении которых тематический анализ, судя по всему, не
слишком полезен. Так, исследуя деятельность Энрико Фер-
ми и его группы, я не нашел особых преимуществ в том, что-
бы интерпретировать ее в тематических терминах» [1, с. 40].
159
4. Концепции науки во второй половине XX века
В то же время тематический анализ выводит на изучение глу-
бинных предпочтений ученого в его научной деятельности.
Литература
1. Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981.
2. Эйнштейн А. Собрание научных трудов: В 4-х т. М., 1967. Т. 4.
4.7. Концепция влияния философии
на развитие науки А. Койре
Проблемы развития содержания научного познания, науч-
ных идей и концептуального аппарата науки. — Проблема
соотношения философии и науки.
Александр Койре — французский философ и историк нау-
ки родился в России в 1892 г. Образование он получил в Гет-
тингенском и Парижском университетах. После второй миро-
вой войны им возглавлялся французский Центр исследований
по истории науки. Умер он в 1964 г. Им были написаны «Этю-
ды о Галилее», «От мира «приблизительности» к универсуму
прецизионности», «О влиянии философских концепций на
развитие научных теорий», «Гипотеза и эксперимент у Ньюто-
на», «Перспективы истории науки» и ряд других работ по ис-
тории и философии науки.
Если о влиянии науки на развитие философии говорится,
по мнению А. Койре, очень много и с полным правом, то в от-
ношении влияния философии на развитие науки дело обстоит
намного сложнее (об этом влиянии либо говорят гораздо
меньше, либо почти не говорят). Указывая на это, он имеет в
виду представителей позитивистских философии и историо-
графии. влияние которых до 60-х годов XX в. было преобла-
дающим в западной эпистемологии. По мнению этих предста-
вителей, причина бесплодности античной и средневековой
науки состояла в господстве философии над наукой, и лишь в
эпоху научной революции XVII в. началось постепенное осво-
бождение науки от тирании метафизики. Некоторые историки
161
4. Концепции науки во второй половине XX века
и философы науки (например, П. Дюгем) отказывались при-
знавать взаимодействие философии и науки в современную
эпоху, хотя и не отрицали наличие этого взаимодействия в
прошлом.
А. Койре решительно возражает против подобной позити-
вистской интерпретации истории науки, ибо, по его мнению,
история науки учит нас, что:
1) научная мысль никогда не была полностью отделена от
философской мысли;
2) великие научные революции всегда определялись перево-
ротами или изменениями философских концепций;
3) научная мысль никогда не развивалась в вакууме, это разви-
тие всегда происходило в рамках определенных идей, фун-
даментальных принципов, наделенных аксиоматической
очевидностью и принадлежащих собственно философии.
При этом А. Койре подчеркивает, что он не отвергает зна-
чение открытия новых фактов, новой техники или наличия
автономности или внутренней закономерности развития науч-
ной мысли.
По глубокому убеждению А. Койре, влияние философских
концепций на развитие науки было столь же существенным,
сколь и влияние научных теорий на развитие философии. Впе-
чатляющий пример этого взаимовлияния дает нам, по его мне-
нию, послекоперниканский период развития науки — началь-
ный этап новой науки, три столетия господствовавшей в евро-
пейском мышлении — грубо говоря, от Галилея до Эйнштей-
на, Планка или Нильса Бора.
Научной революции XVII в., считает А. Койре, присущи
следующие характерные черты:
«а) развенчание Космоса, т. е. замена конечного и иерархиче-
ски упорядоченного мира Аристотеля и средних веков
бесконечной Вселенной, связанной в единое целое благо-
162
4.7. Концепция влияния философии на развитие науки А. Койре
даря идентичности своих элементов и единообразию сво-
их законов;
б) геометризация пространства, т. е. замещение конкретного
пространства (совокупности ,,мест“) Аристотеля абст-
рактным пространством евклидовой геометрии, которое
отныне рассматривается как реальное.
Можно было бы добавить — но это, по существу, лишь
следствие только что сказанного — замещение концепции дви-
жения-состояния концепцией движения-процесса» [1, с. 16.].
Койре отмечает, что космологические и физические кон-
цепции Аристотеля вызывали и вызывают резко критические
отзывы. Это, по его мнению, объясняется тем, что, с одной
стороны, современная наука возникла в борьбе с аристоте-
левской наукой и в противовес ей, с другой стороны, в нашем
сознании утвердилась историческая традиция и ценностные
критерии историков XVIII и XIX вв. Над Аристотелем насме-
хались за то, что он наделял мир определенными размерами,
верил; что круговое движение является особо значимым, и
называл его естественным движением. Однако сегодня все
это не столь уж смешно, и Аристотель был гораздо более
прав, чем сам это осознавал. Прежде всего, круговое движе-
ние действительно представляется наиболее распространен-
ным в мире и особо значимым; все вертится вокруг чего-либо
и обращается вокруг своей оси — галактики и туманности,
звезды и планеты, атомы и электроны и т. д. Благодаря Эйн-
штейну мы знаем теперь, что локальная кривизна простран-
ства может вызывать спонтанное движение тел, что наша
Вселенная не бесконечна и, что вне этой Вселенной абсолют-
но ничего нет, что все пространство находится внутри. Койре
подчеркивает, что как раз об этом и говорил Аристотель,
«...который, не имея в своем распоряжении средств римано-
вой геометрии, ограничивался утверждением, что вне мира
163
4. Концепции науки во второй половине XX века
нет ничегр — ни абсолютной заполненности, ни пустоты —
и что все „места“, т. е. все пространство, находятся внутри»
[1,с. 17.].
Почему же все-таки новая наука — классическая меха-
ника — не могла возникнуть в рамках аристотелевской кон-
цепции Космоса?
• Во-первых, для Аристотеля всякое движение есть процесс
изменения или становления вещи. Однако всякое станов-
ление вещи не может совершаться без причины. Так в слу-
чае «естественного» движения такой причиной будет при-
рода вещи, ее форма. В другом случае причина будет на-
сильственной. Подобная космофизика, по мнению Койре,
несовместима с принципом инерции, согласно которому
тело сохраняет состояние покоя или прямолинейного дви-
жения, пока на него не подействует какая-нибудь внешняя
сила. Равномерное движение в пространстве от одной точ-
ки к другой не влияет на состояние вещи, поэтому различ-
ные «места» пространства равноправны. Таким образом,
принцип инерции не совместим с аристотелевской кон-
цепцией Космоса, в которой есть противопоставление
двух миров — земного и небесного.
• Во-вторых, так как принцип инерции предполагает воз-
можность изолировать данное тело от всякого физического
окружения, то речь идет об абстрактных, идеализирован»
ных объектах, помещенных в абстрактное геометрическое
пространство Евклида. Однако аристотелевская концепция
является метафизической концепцией, а не математиче-
ской. Койре считает, что аристотелевский мир не наделен
геометрической кривизной, а искривлен метафизически.
Поэтому действительная трудность аристотелевской кон-
цепции состоит, по его мнению, в необходимости «вме-
стить» евклидову геометрию внутрь неевклидовой Все-
164
4.7. Концепция влияния философии на развитие науки А. Койре
ленной, в метафизически искривленное и физически раз-
нородное пространство. Да Аристотель и не был озабочен
этим, поскольку геометрия не являлась для него фунда-
ментальной наукой о мире, а была лишь некоторой абст-
рактной наукой, неким вспомогательным средством для
физики. Койре подчеркивает, что фундамент истинного
знания о реальном мире для Аристотеля составляет вос-
приятие — а не умозрительные математические построе-
ния; опыт — а не априорное геометрическое рассуждение.
В свое время Платон предпринял попытку сочетать идею
Космоса с попыткой сконструировать телесный мир становле-
ния и движения, отправляясь от пустоты, или чистого, геомет-
рического пространства. Выбор между концепцией космиче-
ского порядка и концепцией геометрического пространства
был неизбежен. Этот выбор был произведен в XVII в., когда
создатели новой науки, приняв за основу геометризацию про-
странства, вынуждены были отбросить концепцию Космоса.
С точки зрения Койре, очевидно, что эта революция, названная
им «реваншем Платона» и заменившая качественный мир
здравого смыла и повседневного опыта миром формообра-
зующей геометрии, не может быть объяснена влиянием опыта,
более богатого и обширного, чем опыт, которым располагал
Аристотель и древние вообще.
В самом деле, аристотелевская наука (физика), которая ос-
новывалась на чувственном восприятии и была действительно
эмпирической, гораздо лучше согласовывалась с общепри-
знанным жизненным опытом, чем галилеева наука. В конце
концов, тяжелые тела естественно падают вниз, солнце и луна
восходят и заходят, брошенные тела не сохраняют без конца
прямолинейности своего движения, а инерционное движение
не является экспериментальным фактом, ведь повседневный
опыт постоянно ему противоречит. В свою очередь, простран-
165
4. Концепции науки во второй половине XX века
ственная бесконечность также не может быть объектом опыта.
Уже Аристотель отметил, что бесконечность не может быть ни
задана, ни преодолена. Тем не менее, пространственная беско-
нечность является существенным элементом аксиоматики но-
вой науки XVII в., она включена в закон инерции.
Что касается опытных данных, на которые ссылаются ос-
новоположники новой науки и ее историки, то они, по мнению
Койре, ничего не доказывают, потому что:
«а) так, как эти опыты были произведены — я показал это в ис-
следовании, посвященном измерению ускорения в XVII в., —
они вовсе не точны;
б) для того, чтобы они были значимы, их необходимо беско-
нечно экстраполировать;
в) они якобы должны доказать нам существование некоторого
явления — например, того же инерциального движения, —
которое не только не мото и не сможет наблюдаться, но,
более того, само существование которого в полном и стро-
гом смысле невозможно» [1, с. 18-19].
Поэтому рождение новой науки, согласно Койре, совпада-
ет с изменением (мутацией) философской установки, с обра-
щением ценности, придаваемой теоретическому познанию в
сравнении с чувственным опытом, совпадает с открытием по-
зитивного характера понятия бесконечности. Да и инфинити-
зация Вселенной, т. е. «раскалывание сферы» по Койре, была
произведена «чистым» философом Джордано Бруно.
И неслучайно, что Ньютону понадобился бог для поддер-
жания связи между составными элементами своей Вселенной.
«Материальные объекты Вселенной Ньютона (являющиеся
объектами теоретической экстраполяции) погружены в неот-
вратимое и непреходящее небытие абсолютного пространства,
являющееся объектом априорного знания, без малейшего
взаимодействия с ним» [1, с. 19]. Наука Ньютона, неразрывно
166
4.7. Концепция влияния философии на развитие науки А. Койре
связана не только с концепцией абсолютного пространства, но
и с концепциями абсолютного времени, абсолютного движе-
ния. Таким образом, Ньютон был столь же хорошим метафи-
зиком, сколь хорошим математиком и физиком.
Более того, согласно Койре, «...бесконечно мало вероятно,
чтобы в ньютоновском мире некое тело когда-либо находилось
в состоянии абсолютного покоя; и совсем уж невозможно, что-
бы оно когда-либо находилось в состоянии равномерного дви-
жения. Вместе с тем, ньтоновская наука не может не пользо-
ваться этими понятиями» [1, с. 20-21]. На самом деле, мы мо-
жем определить только относительное движение тела, т. с. его
движение по отношению к другим телам.
В ньютоновском мире и в ньютоновской науке — в про-
тивовес тому, что думал о них Кант, который, по мнению
Койре, их не понял, — не условия познания определяют ус-
ловия феноменологического бытия объектов этой науки -
или сущего, а наоборот, объективная структура бытия опре-
деляет роль и значение наших познавательных способно-
стей. Итак, по меткому выражению Койре, в ньютоновском
мире и в ньютоновской науке не человек, а бог является ме-
рой всех вещей.
Концепция научной революции XVI-XVII вв. впервые бы-
ла подробно изложена Койре в книге «Этюды о Галилее». Эти
книгой он положил начало новому направлению в истории
науки — интернализму, который рассматривает внутренние,
связанные с природой знания, интеллектуальные факторы в
качестве основной движущей силы развития науки. Интерна-
листская концепция Койре нашла свое отражение и в peine
нии проблемы соотношения науки и техники. Он указываем,
что не только эксперименты основаны на теории, но даже
средства которые позволяют их осуществить являются «во-
площенной теорией». Речь идет, прежде всего, об измсри
тельных приборах. Вне науки, вне физики невозможно со i ia
167
4. Концепции науки во второй половине XX века
ние точных приборов. Новая наука, считает он, не есть дело
ремесленников или техников, а есть результат глубокой тео-
ретической работы. Галилеевская и ньютоновская наука была
с успехом использована техниками, но она не была создана
ни техниками, ни для техники.
Однако историки и философы позитивистского направле-
ния давали иную интерпретацию сути науки Нового времени.
Так они, характеризуя творчество Галилея или Ньютона, дела-
ли упор на экспериментальных, эмпирических и феноменоло-
гических аспектах их учения, на их стремлении не доиски-
ваться причин, а лишь выявлять законы, на отказе от вопроса
«почему?» путем замены его вопросом «как?». Для большого
числа историков и философов науки этот феноменологический
и позитивистский аспект науки Нового времени представляет-
ся выражающим саму сущность ее. Против этой интерпрета-
ции Койре выдвинул следующие возражения.
1. Феноменологический характер этой науки мало очеви-
ден. В самом деле, причинно не объясненные (или необъ-
яснимые) законы устанавливают связь не между явле-
ниями, а между мысленными объектами. В самом деле, в
качестве соотносящихся или оснований устанавливаемых
этой наукой математических отношений выступают не
объекты нашего повседневного опыта, а абстрактные
объекты мира Ньютона.
2. Позитивистские интерпретации или автоинтерпретации
науки не являются продуктами нового времени. Они почти
также стары, как и сама наука, и были придуманы древни-
ми греками. Так, например, александрийские астрономы
объясняли, что целью астрономической науки является не
открытие реального механизма движения планет, а только
лишь спасение феноменов: на базе эмпирических наблю-
дений, с помощью некоторого математического приема —
168
4.7. Концепция влияния философии на развитие науки А. Койре
сочетания системы воображаемых окружностей и движе-
ний — рассчитать и предсказать положение планет, кото-
рые можно будет наблюдать.
Философская установка, которая, как полагает Койре, в
конечном счете, оказывается правильной, — это не концеп-
ция позитивистского эмпиризма, а, наоборот, концепция ма-
тематического реализма; другими словами не концепция Бэ-
кона или Конта, а концепция Галилея, Декарта и Платона.
Основную линию развития новой науки (классической науки)
Койре усматривает в переходе от неточных качественных по-
нятий аристотелевской и средневековой физики к абстракт-
ным идеализированным объектам математической физики
Декарта и Галилея. Галилей не только отбросил древние ари-
стотелевские возражения против математизации физики, но и
вынужден был отказаться от качественного мира восприятия
и повседневного опыта и заменить его абстрактным миром
Архимеда, поскольку, как считает Койре, в мире чисел не су-
ществует качества. Также не позитивистская установка, а но-
вое ключевое научное понятие математического реализма,
фундаментальное значение которого показал Эйнштейн, ле-
жит в основании физики поля.
История дает нам, помимо физики Галилея и Ньютона, и
другие примеры влияния философских установок (или фи-
лософских концепций) на развитие науки. Гоббс отрицал
существование отдельного от тел пространства и потому не
понял новую галилееву концепцию движения. И именно
концепция Гобсса послужила моделью для динамики Лейб-
ница. Лейбниц, как и Гоббс, не допускал существование аб-
солютного пространства и потому не понял истинного
смысла принципа инерции, однако он смог прийти к прин-
ципу наименьшего действия. Наконец, в физике Эйнштейна
отрицание абсолютного пространства и абсолютного дви-
169
4. Концепции науки во второй половине XX века
жения немедленно влечет за собой отрицание принципа
инерции.
Одним из решающих факторов, определяющих великую
астрономическую революцию Коперника, были, согласно Кой-
ре, эстетические и метафизические соображения. Гелиоцен-
тризм Коперника объясняется тем, что великому астроному
Солнце казалось разумом, управляющим миром и в тоже время
создающим его. Влиянием подобного рода факторов Койре
объясняет и астрономические открытия Кеплера. Приведя ме-
сто из «Космографической тайны» Кеплера, где тот пишет, что
к исследованию математического закона, управляющего дви-
жением планет, его побуждало «восхитительное соответствие»
между Космосом и Божественной Троицей, Койре замечает,
что именно эти мистические спекуляции привели Кеплера к
тому, чтобы сделать Солнце центром Космоса.
Возьмем так же в качестве примера историю принципов
сохранения. Эти принципы, по сути, метафизические прин-
ципы, для подтверждения своей истинности периодически
требовали постулирования существования неких гипотети-
ческих объектов — к моменту постулирования еще не на-
блюденных (или даже вообще не наблюдаемых), с одной
единственной целью: сохранить в силе действенность этих
принципов.
Койре также показывает, что мы пришли бы к совершен-
но аналогичным выводам, если бы проанализировали исто-
рию научной революции XX в. Именно философские раз-
мышления вдохновляли Эйнштейна в его творчестве. Он, по-
добно Ньютону, в такой же степени философ, в какой и
физик. В основе его решительного отрицания абсолютного
пространства, абсолютного времени и абсолютного движения
лежит некоторый метафизический принцип. Из этого вовсе
не следует, что в физике Эйнштейна абсолюты полностью
упразднены. В мире Эйнштейна имеются абсолюты — инва-
170
4.7. Концепция влияния философии на развитие науки А. Койре
рианты или константы — такие, например, как скорость света
или полная энергия вселенной, но только это абсолюты, не
вытекающие непосредственно из самой природы вещей. Аб-
солютное пространство и абсолютное время, принятое Нью-
тоном без колебаний (так как бог служил им основанием и
опорой), представились Эйнштейну ничего не значащими
фантомами, потому что они суть не что иное, как некие пус-
тые вместилища безо всякой связи с тем, что содержится
внутри. Для Эйнштейна, как и для Аристотеля, время и про-
странство находятся во Вселенной, а не Вселенная находится
во времени и пространстве. «Поскольку не существует непо-
средственного физического действия на расстоянии (как не
существует и бога, способного заменить это отсутствие), то
время связано с пространством и движение оказывает воз-
действия на движущиеся тела. Но теперь уже не бог, высту-
пает в качестве меры всех вещей как таковых: такой мерой
отныне становится сама природа» [1, с. 25]. Койре добавляет,
что теория относительности утверждает абсолютную значи-
мость законов природы, которые должны формулироваться
таким образом, чтобы быть познаваемыми и верными для
всякого познающего субъекта, — субъекта конечного и имма-
нентного миру, а не трансцендентного субъекта, каким явля-
ется ньютоновский бог. Здесь налицо противостоящие друг
другу философии.
Таким образом, отбросив идею кумулятивного развития
науки, Койре пришел к выводу, что развитие физики нерас-
торжимо связано со скачкообразной сменой метафизических
типов мышления, возникновение которых он назвал мутация-
ми человеческого интеллекта. «Вот почему сегодня, как и во
времена Декарта, — отмечает в итоге он, — книга физики от-
крывается философским трактатом. Ибо философия ... вновь
становится корнем дерева, стволом которого является физика,
а плодом — механика» [1, с. 25].
171
4. Концепции науки во второй половине XX века
В заключении следует отметить, что Койре один из первых
выдвинул идею некумулятивного развития науки, и его анти-
позитивистские стремления представить развитие науки в тес-
ном взаимодействии с философией во многом способствовали
утверждению социокультурного подхода к истории науки.
Литература
1. Койре А. Очерки истории философской мысли. 3-е изд. М.: URSS,
2004.
4.8. Социология науки М. Малкея
Проблема социальной и культурной обусловленности со-
держания научного знания.
Майкл Малкей, британский социолог науки, родился в
1936 году. Он известен своими работами по методологии соци-
ального анализа науки.
Основным его сочинением является «Наука и социология
знания», где он анализирует тенденции развития социологии
знания конца XIX - первой половины XX вв., философии нау-
ки, историографии науки и современной социологии науки,
при этом он прослеживает те радикальные трансформации,
которые происходят в этих исследовательских областях. Пер-
воосновой всех этих трансформаций, по мнению Малкея, яв-
ляется решительный пересмотр «стандартной концепции нау-
ки», идущей от Мангейма и Мертона, — того общего пред-
ставления о науке, на которое в течение долгого времени
опиралась основная масса исследований в философии, исто-
рии, социологии и в других дисциплинах, изучающих науку.
«Стандартная концепция науки» (название дано И. Шеффле-
ром) требует прежде всего, чтобы мир природных явлений рас-
сматривался как реально существующий и объективный, харак-
теристики которого не зависят от предпочтений или намерений
наблюдателей. Наука по своей сути является интеллектуальной
деятельностью, целью которой является описание и объясне-
ние объектов, процессов и взаимосвязей, имеющих место в
природе, т. е. наука в своих систематических утверждениях
накапливает истинные черты внешнего мира. Несмотря на то,
173
4. Концепции науки во второй половине XX века
что мир природы находится в непрерывном движении и изменя-
ется, в его основе лежат неизменные единообразия. Эти эмпи-
рические регулярности могут быть выражены в виде универ-
сальных законов природы, которые конструируются на основе
беспристрастных наблюдений. Итак, законы, сформулирован-
ные на основе наблюдения — это не более чем общие утвер-
ждения, суммирующие какие-то совокупности надежно уста-
новленных фактических данных. Причем, наука создала жест-
кие критерии (например, связанные с экспериментальными
процедурами), с помощью которых оцениваются научные ут-
верждения о новом эмпирическом знании и гарантируется вос-
произведение эмпирических явлений. Научное знание, удовле-
творяющее этим внеличностным критериям, независимо от
субъективных факторов, подобных личной предубежденности,
эмоциональной включенности и узколичной заинтересованно-
сти, которые могли бы исказить восприятие учеными внешнего
мира. Наука содержит не только законы на основе наблюдения,
но и теоретические законы. Ибо она содержит высокоабстракг-
ные предложения, не являющиеся непосредственными вывода-
ми из наблюдений, которые объясняют наблюдаемые регуляр-
ности, связывают между собой различные законы на основе
наблюдения в последовательные интеллектуальные конструк-
ции и способствуют обнаружению ранее неизвестных явлений.
Теоретические законы могут пересматриваться или заменять-
ся, законы на основе наблюдения — никогда. Хотя на уровне
теоретических обобщений пересмотр и замена вполне типич-
ны, это не противоречит кумулятивному развитию знания на
фактуальном уровне. Установленные факты, которые охватыва-
лись отброшенным теоретическим законом, как правило, опи-
сываются затем сменившим его законом. Фундаментальные за-
коны на основе наблюдений потому и считаются первичными и
истинными, что они встроены в структуру мира природы. После
своего установления эти законы применяются универсально и
174
4.8. Социология науки М. Малкея
требуют всеобщего признания. Абсолютно преобладающая доля
научного знания, имеющая непосредственную основу в эмпи-
рических данных, является независимой от общества или той
группы ученых, которые впервые сделали его доступным. Та-
ким образом, социальное происхождение научного знания поч-
ти не связано с его содержанием, поскольку последнее опреде-
лено лишь природой самого физического мира.
Эта стандартная эпистемологическая позиция временами,
как показывает Малкей, формулировалась вполне эксплицитно
и в ходе социологических исследований науки. В наиболее яв-
ной форме это сделал де Гре, утверждавший, «что реальный
мир существует независимо от нашего знания о нем, что мир в
какой-то степени постепенно познаваем, и что знание истинно
в той мере, в какой оно аппроксимирует структуру реальности
или является изоморфным этой структуре... Главным следст-
вием этих допущений, заключает де Гре, является то, что ин-
тересы социологии должны быть связаны не с реальным ког-
нитивным содержанием научного знания, не с установленным
знанием как таковым, а с теми социальными условиями, нали-
чие которых делает возможным достижение объективного зна-
ния» [1, с. 40].
Вся традиция социологического исследования науки, вос-
ходящая к работам Мертона 30-х годов XX в. и продолжавшаяся
еше в течение 30 лет, систематически избегала содержательного
анализа научного мышления. Устойчивой и общепризнанной
темой социологии науки было изображение ценностных и
нормативных установок ученых, которые определяют их пове-
дение и рассматриваются как решающие условия зарождения
достоверного знания. Речь здесь идет об этосе науки, который
в общем смысле означает совокупность этических установок и
санкционирующих или поддерживающих их ценностных ори-
ентиров. Природа научного этоса впервые была очерчена Мер-
тоном, который утверждал, что пуританство XVII в. сыграло
175
4. Концепции науки во второй половине XX века
важную роль в рождении новой науки в Англии. Пуритане
придавали особое значение таким культурным ценностям, как
рациональность, полезность, индивидуализм, антитрадицио-
нализм и земной аскетизм. Считалось, что совокупность этих
ценностей параллельна аналогичным ценностям науки. Тот
факт, что именно пуритане преобладали среди приверженцев
новой натурфилософии и среди Королевского общества, был
сильным доказательством связей между пуританизмом и соз-
данием современного научного сообщества. Однако в своем
анализе Мертон нигде не пытается зафиксировать какие бы то
ни было прямые связи между пуританскими ценностями и ин-
теллектуальными продуктами деятельности ученых. Малкей
показывает, что в одной из своих позднейших работ Мертон
совершенно ясно заявляет, что научные достижения как тако-
вые лежат вне рамок осуществляемого им чисто социологиче-
ского анализа. Среди нормативных принципов, образующих
«научный этос» важнейшим является универсализм. Универ-
сализм означает, что любые претензии на истинное знание не
зависимо от их происхождения должны оцениваться с помощью
заранее установленного и объективного критерия — соответст-
вия с наблюдениями и с ранее подтвержденным знанием.
В своей развернутой критике стандартной концепции науки
Малкей опирается на работы ведущих западных философов и
методологов науки, таких, как М. Хессе, Н. Хэнсон, Т. Кун и др.
При этом он поочередно останавливается на каждом основном"
положении этой концепции.
Малкей начинает свою радикальную критику стандартной
концепции науки с анализа принципа единообразия природы,
опираясь на исследования Н. Хэнсона. Так, Хэнсон утверждал,
что достичь на основе экспериментов и наблюдений уверенно-
сти в истинности этого принципа означает предположить в
процессе наших поисков само существование того, что мы
рассчитываем найти. Мы не можем узнать истин ли этот прин-
176
4.8. Социология науки М. Малкея
цип эмпирически, ведь по самой сути данного принципа эта
истинность заранее предполагается в любом эмпирическом ис-
следовании. Малкей, характеризуя вслед за И. Хэнсоном прин-
цип единообразия природы как бессодержательный и не ут-
верждающий ничего определенного, заявляет, что «этот прин-
цип представляет собой не аспект мира природы, но скорее
аспект методологии, которую ученые конструируют для своих
объяснений этого мира» [1, с. 53-54].
Вера в единообразие как в неотъемлемую черту физиче-
ского мира, часто связывалась, по Малкею, со специфической
точкой зрения на взаимосвязь фактов и теории науки. Под фак-
тами здесь понимаются все те определенные объекты и про-
цессы, определенные последовательные события и определен-
ные стабильные отношения, которые существуют в физиче-
ском мире. Согласно этой точке зрения, факты считаются
теоретически нейтральными. Поэтому они могут быть выраже-
ны в языке, который не зависит от теории. Если факты твердо
установлены, то они остаются неизменными независимо от по-
явления новых теоретических интерпретаций и их можно ис-
пользовать для различения теоретических альтернатив. Кроме
того, в рамках этой точки зрения, наблюдаемые объекты про-
тивопоставляются ненаблюдаемым объектам, а термины на-
блюдения — теоретическим терминам.
Малкей полагает, что такое противопоставление несостоя-
тельно. Ведь, в процессе непосредственного наблюдения лю-
бого объекта участвуют фотоны, движущиеся от него и па-
дающие на сетчатку наблюдателя, поэтому понятие «непо-
средственного наблюдения» теряет в данном случае свою
ясность и делается бесполезным для разграничения факта и
теории. Разграничение между наблюдаемыми и ненаблюдае-
мыми объектами становится еще более туманным при демон-
страции незначительности различий между видением невоо-
руженным глазом и рассматриванием с помощью лупы или
177
4. Концепции науки во второй половине XX века
между этим последним и использованием небольшого теле-
скопа. Неверно говорить также, согласно Малкею, об «экспери-
ментальном значении» некоторого изолированного термина или
предложения: «Как правило, отдельное предложение научной
теории не влечет за собой никаких утверждений, имеющих от-
ношение к наблюдению; следствия, которые характеризуют оп-
ределенные наблюдаемые явления, могут быть выведены лишь
с помощью присоединения к исходному предложению ряда дру-
гих, вспомогательных гипотез, некоторые из которых обычно
являются утверждениями о наблюдении, другие — ранее при-
нятыми теоретическими рассуждениями» [1, с. 60]. Например,
релятивистская теория, предполагающая отклонение световых
лучей в поле тяготения Солнца, приводит к утверждениям на-
блюдения лишь в соединении со значительными частями ас-
трономических и оптических теорий, со специальными сведе-
ниями об инструментах, используемых в тех наблюдениях за
солнечными затмениями, на которых основывается проверка
этой гипотезы. Таким образом, термины наблюдения имеют те
опытные значения, которые порождаются их включенностью в
более широкую концептуально-пропозициональную схему, и
поэтому просто невозможно выделить отдельный класс факту-
альных утверждений, на основе которых строится научное зна-
ние. Из того, что все термины получают свои значения лишь за
счет их включенности в концептуально-пропозициональную
схему, вытекает, что никакое утверждение о факте не является
теоретически нейтральным. Ученые никогда не смогут полно-
стью освободиться от своих аналитических схем, ибо этим они
лишили бы свои понятия и предложения смысла. Но, посколь-
ку аналитическая структура научной теории изменяется, ме-
няются и значения сформулированных в ее рамках утвержде-
ний наблюдения. Малкей заключает, что фактуальные утвер-
ждения науки ни независимы от теории, ни стабильны в своих
значениях. Кроме того, значения фактуальных утверждений
178
4.8. Социология науки М. Малкея
являются не одинаковыми для разных секторов научного со-
общества, например для ученых, по сравнению со школьными
преподавателями, а также для представителей различных спе-
циальностей. Итак, «фактуальный базис науки оказывается не
только теоретически зависим и допускающим пересмотр его
смыслового содержания — оно к тому же выступает и соци-
ально изменчивым» [1, с. 63]. Значение научного утверждения
меняется вместе с изменением того интеллектуального контек-
ста, в котором оно используется. А это, по мнению Малкея,
допускает возможность существенных вариаций значений на-
учных утверждений в связи с изменениями социального кон-
текста, так как социальный и интеллектуальный контексты
изменяются совместно.
С позиций стандартной концепции науки наблюдения счи-
таются адекватными, поскольку при их проведении исключа-
ются такие искажающие влияния, как предрассудки, интеллек-
туальная предубежденность и эмоциональная включенность.
Научные наблюдения рассматриваются в этой концепции как
простая фиксация свидетельств органов чувств, не связанных
с порождением значений, т. е. эти наблюдения пассивны. Од-
нако, один из фундаментальных выводов экспериментальной
психологии, как показывает Малкей, состоит в том, что на-
блюдения никогда не могут быть столь пассивными, как того
требует стандартная концепция науки: «Не бывает так, чтобы
мы просто регистрировали сигналы приходящие из внешнего
мира. Вместо этого мы сами воздействуем на мир, чтобы в от-
вет вызвать какую-то последовательность различимых, но по-
стоянно изменяющихся сигналов, свидетельствующих о его
свойствах; и в каждом акте восприятия наблюдатель интерпре-
тирует эти сигналы на основе находящихся в его распоряже-
нии культурных ресурсов» [1, с. 76-77].
Далее Малкей подверг критическому анализу критерий
воспроизводимости. Сама по себе воспроизводимость не га-
179
4. Концепции науки во второй половине XX века
рантирует, согласно Малкею, безусловной достоверности эм-
пирических результатов. Этот тезис Малкея справедлив. Тем
не менее, используя исследования Р. Фишера, Малкей говорит
о бессодержательности этого критерия, и что «он является
почти что простой формальностью» [1, с. 92].
В итоге своего анализа стандартной концепции науки Мал-
кей делает следующие выводы.
1. Ушло в прошлое представление о том, что наука строится
на постоянно разрастающейся совокупности нейтральных
фактов.
2. Отброшена идея о невозможности пересмотра хорошо уста-
новленных фактов, и вытекающая из нее концепция относи-
тельной прямолинейности процесса научного познания.
3. Так как значение научного утверждения меняется вместе с
изменением того интеллектуального контекста, в котором
оно используется, то можно допустить возможность суще-
ственных вариаций значений научных утверждений в связи
с изменениями социального контекста, так как социальный
и интеллектуальный контексты изменяются совместно.
Историки, философы и социологи в своем большинстве,
как показывает Малкей, не желали принять возможность
влияния внешних факторов, таких как социальных, экономи-
ческих и технических факторов, на содержание научного
мышления, т. е. на его понятия, эмпирические результаты и.
способы интерпретации. Было достигнуто общее согласие в
том, что эти факторы, источники которых лежат вне самого
исследовательского сообщества, оказывают заметное воздей-
ствие лишь на скорость и направление науки. Малкей счита-
ет, что пересмотр стандартной концепции науки дает полное
право заново рассмотреть возможность существования пря-
мых внешних влияний на содержание того, что ученые назы-
вают подлинным знанием.
180
4.8. Социология науки М. Малкея
Научные знания внутри исследовательского сообщества
устанавливаются в процессах дискуссий, т. е. посредством ин-
терпретаций культурных ресурсов в ходе социального взаимо-
действия. В этих дискуссиях ученые используют когнитивно-
технические ресурсы, однако их конечные результаты зависят
также от наличия других видов социальных ресурсов. Поэтому
Малкей полагает, что выводы, установленные в дискуссиях
между учеными, не являются окончательными описаниями
физического мира. Они скорее представляют собой утвержде-
ния, которые признаны адекватными некоторой специфиче-
ской группой действующих лиц в определенном культурном и
социальном контексте.
Ученые имеют, согласно Малкею, доступ к двум главным
культурным источникам: тому, который создан научным сооб-
ществом, и тому, который создан окружающим обществом.
Ученые и сегодня все еще используют основанные на здравом
смысле знание, усваиваемое ими по преимуществу во внена-
учной деятельности. Так они постоянно в своей научной дея-
тельности используют язык обыденной жизни. В физике в не-
формальных рассуждениях и спорах используются понятия,
заимствованные из обыденного рассуждения, причем относя-
щиеся не только к физическим объектам, но к социальным от-
ношениям. Например, частицы «отталкивают» и «притягива-
ют» друг друга. Они «захватываются» и «освобождаются».
Они «живут» и «распадаются» и т. д.
Первая попытка систематического анализа того, какой
вклад вносит неформальное мышление в развитие науки, была
предпринята Холтоном. Неформальные рассуждения в науке
зависят, согласно ему, от тех или иных фундаментальных
предпосылок (предпочтений или тем), направляющих работу
ученых. Такие предпочтения нельзя ни вывести непосредст-
венно из объективных наблюдений или из формальных рацио-
нализаций, ни свести к ним. Холтон предложил идею, согласно
181
4. Концепции науки во второй половине XX века
которой репертуар основных предпосылок или тем, упраздняет
границы между научным сообществом и обществом в целом.
Он показал, что древнегреческая наука заимствовала свои ос-
новные предпосылки у социальной мысли того времени: наука
тогда воспринималась как приложение к моральной филосо-
фии. Холтон показал, что культурные связи между наукой и
обществом нашего времени, не столь уж отличается от того,
что имело место во времена Платона или Ньютона. На практи-
ке между наукой и окружающим обществом происходит не-
прерывный культурный обмен. Интерпретационные ресурсы и
проникают в науку прежде всего через процессы неформаль-
ного мышления.
Малкей считает, что эти ресурсы, по крайней мере отчас-
ти, должны быть поняты как продукты социальных процес-
сов всего общества. Чтобы показать это он подвергает анали-
зу истоки возникновения дарвиновской теории эволюции и
содержание ее.
В дарвиновской теории можно четко выделить пять важ-
ных элементов. Первый из них — вера в то, что естественно-
исторические, сравнительно-анатомические, палеонтологиче-
ские и другие факты лучше объяснимы на основе концепции
эволюционного развития, нежели на основе традиционных
представлений о том, что все виды неизменны и были сотво-
рены в их нынешней форме. Вторым элементом является по-
пытка показать, что все виды фактически изменяются с тече*-
нием времени. Но так как не было возможности получить сис-
тематические данные о том, как такие изменения происходят в
дикой природе, Дарвин обратился к тщательным наблюдениям
над домашними животными и растениями. Третьим элементом
было допущение о функциональной адаптации различных
биологических структур к различным условиям среды. Чет-
вертых элементом является видение Дарвиным прямых парал-
лелей между процессом адаптации домашних животных и
182
4.8. Социология науки М. Малкея
процессом адаптации, имеющим место в естественных усло-
виях. Искусственный отбор среди домашних животных и рас-
тений, осуществляющийся в соответствии с предпочтениями
селекционеров, послужил моделью для понимания естествен-
ного отбора, происходящего ради выживания в дикой природе.
Наконец, Дарвин принимал универсальное единство всего ми-
ра живого и рассматривал свое описание механизма естест-
венного отбора как выражение некоего закона природы.
Экономическая и политическая экспансия капиталистиче-
ской Европы в конце XVIII - начале XIX в. привела, как пока-
зывает Малкей, к получению эмпирических данных, которые
вели к формулированию новых биологических теорий. Дарвин
приобрел свои познания о разнообразии живого из непосред-
ственного опыта — он использовал преимущества осуществ-
ления полевых исследований, которые предоставлялись со-
стоятельным любителям благодаря их участию в организуемых
властями дальних путешествиях. «Таким образом, принятие
Дарвином общей идеи эволюции стало возможным, — замеча-
ет Малкей, — благодаря его социальному положению, то есть
принадлежности к обществу, которое имело доступ к больше-
му, чем когда бы то ни было в прошлом, разнообразию биоло-
гических данных, благодаря его доходам, позволявшим ему
посвятить себя одной лишь науке, и благодаря его включенно-
сти в некоторую специфическую субкультуру, уже создавшую
несколько эволюционных теорий» [1, с. 178].
Однако работа Дарвина стала возможной не только в силу
упомянутых аспектов капиталистического развития, но и в си-
лу высокого уровня достижений коммерческого скотоводства и
растениеводства в Англии XIX в. Анализируя изменения, про-
исходящие в процессе одомашнивания растений и животных,
он пришел к выводу, что изменения биологических структур
могут быть вызваны селективной наследственностью. Инфор-
мация об изменениях у одомашненных видов была взята Дар-
183
4. Концепции науки во второй половине XX века
вином как из работ селекционеров, так и в процессе его обще-
ния с бизнесменами, владельцами питомников и скотоводческих
ферм, т. е. с теми, кто осуществлял селекцию в коммерческих
целях. На основе этой информации Дарвин сделал вывод о том,
что изменения у домашних животных и растений являются при-
способительными в том смысле, что селекционеры отбирают
какие-то специфические формы в соответствии со своими соб-
ственными целями и требованиями рынка, на который они ра-
ботают. Однако отсюда еще необязательно следует, по мнению
Малкея, что и в естественных условиях изменения также имеют
приспособительный характер. Но все же Дарвин предположил,
что в этом отношении естественный отбор эквивалентен искус-
ственному отбору. При этом он открыто заявлял, что «естест-
венный отбор» был лишь метафорой для обозначения действия
объективных безличных законов природы: «Выражаясь мета-
форически, можно сказать, что естественный отбор ежедневно,
ежечасно расследует по всему свету мельчайшие изменения,
отбрасывая дурные, сохраняя и слагая хорошие, работая не-
слышно, невидимо...» [1, с. 182].
Вторым источником эволюционных идей Дарвина был
выдвинутый Лайелем философский принцип единообразия
природы. Этот принцип Дарвин использовал в своей аргу-
ментации о тождестве процессов, лежащих в основе измен-
чивости, происходящей в естественных и искусственных
условиях. Как только он пришел к выводу об эквивалентно-
сти естественной и искусственной изменчивости, он завер-
шил свою теорию, распространив на обитающие в природ-
ных условиях виды интерпретацию селекции домашних жи-
вотных и растений. Однако, как показано выше, принцип
единообразия природы сам по себе никоим образом не зада-
ет сферу своей применимости и в нем нет ничего того, что
требует от нас принять однотипность естественной и искус-
ственной изменчивости.
184
4.8. Социология науки М. Малкея
Еще один источник своих эволюционных идей Дарвин за-
имствовал у Мальтуса. Мальтус утверждал, что движение к
человеческому и общественному совершенству ограничено
действием основного закона общества, согласно которому на-
селение растет в геометрической прогрессии, в то время как
средства к существованию увеличиваются лишь в арифмети-
ческой прогрессии. Отсюда вытекает, что рост населения все-
гда будет обгонять увеличение средств к существованию и со-
ответствие между тем и другим будет достигаться только по-
средством уничтожения «бедных и неспособных». Эти идеи
Мальтуса были заимствованы Дарвином и применены к отбо-
ру биологических организмов в естественных условиях. Наи-
лучшим образом приспособленные биологические организмы,
согласно Дарвину, рассматривались как выдержавшие борьбу
за существование в естественных условиях, точно так же как
самые дееспособные люди считались выжившими, несмотря
на суровость условий их существования. Таким образом, Дар-
вин перенес в сферу биологической теории мальтузианскую
интерпретацию общественных явлений, не располагая деталь-
ными сведениями, на базе которых можно было бы построить
картину действия естественного отбора. Вскоре после появле-
ния теории Дарвина стали предприниматься попытки освобо-
дить его идеи от социальных источников и представить их как
описание эмпирически наблюдаемых регулярностей. Малкей
предположил, что использование Дарвином мальтузианской
концепции стало возможным в результате того, что он разде-
лял ряд основных допущений относительно природы социаль-
ной жизни, производных от основных особенностей его собст-
венного общества. Он также отметил, что вряд ли удивитель-
но, что аргументация Мальтуса нисколько не приблизила
Дарвина к выяснению механизма передачи наследственности
или того, как конкретные биологические структуры справля-
ются с проблемой воздействия окружающей среды. Судя по
185
4. Концепции науки во второй половине XX века
всему, в течение периода формирования дарвиновской теории
существовала совокупность взаимосвязанных идей, группиро-
вавшихся вокруг темы борьбы и приспособления, которая бы-
ла источником интерпретационных ресурсов для этой теории.
Итак Дарвин, формулируя свою теорию, заделывал бреши в
своем знании мальтузианскими естественными законами и
скрывал допущение эквивалентности естественной и искусст-
венной изменчивости, используя метафору и фигуральное вве-
дение «более мудрого существа», которое действует на оби-
тающие в природных условиях биологические популяции,
чтобы производить отбор. В итоге своего анализа истоков и
содержания дарвиновской теории эволюции Малкей заключа-
ет, что «...единственным нововведением дарвиновской теории
было применение аргументов Мальтуса для объяснения воз-
никновения новых видов (хотя и использованная Дарвином
исследовательская методика получения данных от селекцио-
неров была в то время уникальной)» [1, с. 188]. Случай с дар-
виновской теорией, по мнению Малкея, иллюстрирует основ-
ные положения Холтона. А именно, фундаментальные научные
выводы были здесь получены с помощью неформальных, ме-
тафорических процессов рассуждения, оставшихся, несмотря
на попытки последующей формализации. Используя некото-
рые исторические исследования, показавшие, что внешние
влияния на содержание научного знания не ограничиваются
отдаленным прошлым и науками о жизни, Малкей сделал вы-
вод, что его «анализ дарвиновской теории действительно вы-
являет процессы, которые происходят в «более жестких» нау-
ках и в нашем столетии» [1, с. 191].
Итак, внешние по отношению к науке социальные и куль-
турные факторы оказывают, согласно Малкею, воздействие не
только на скорость и направление ее развития, но и на содер-
жание научного мышления, т. е. на его понятия, эмпирические
результаты и способы интерпретации. Иными словами, «со-
186
4.8. Социология науки М. Малкея
держание науки находится под воздействием имеющих внеш-
ние источники социальных и культурных факторов» [1, с. 192].
В заключение укажем на следующие недостатки концеп-
ции Малкея.
1. Критика М. Малкеем принципа единообразия природы
выглядит недостаточно обоснованной. Ведь еще И. Кант
показал, что в научном познании применяются такие
принципы (априорные основоположения), которые нельзя
доказать как формально, так и эмпирически. Однако науч-
ное познание с необходимостью опирается на такие осно-
воположения.
2. М. Малкей в процессе своего анализа стандартной кон-
цепции науки немало говорит о теоретической нагружен-
ности эмпирических данных и зависимости фактуальных
утверждений от теоретических предпосылок. Однако ре-
шающим аргументом в пользу собственной концепции он
считает как раз результаты эмпирических исследований.
3. Ч. Дарвин ясно понимал, что искусственный отбор высту-
пает в роли аналогии для объяснения действия естествен-
ного отбора, что заимствованную у Мальтуса идею о
борьбе за существование он использует метафорически.
Однако он не сводил только к этим компонентам всю свою
теорию в отличие от того, что представлено в аргумента-
ции М. Малкея.
Литература
1. Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983.
4.9. Эпистемологический анархизм
П. Фейерабенда
Проблема научного открытия. — Проблема существования
норм научной деятельности, которыми регулируются
творческие акты в науке. — Что такое наука по Фейера-
бенду. — Проблема исторического изменения научной ра-
циональности, идеалов и норм научного исследования. —
Проблема демаркации. — Проблема соотношения различ-
ных традиций в обществе.
Пауль (впоследствии Пол) Фейерабенд — американский
философ и методолог науки родился в Вене в 1924 г. Получил
докторскую степень в Венском университете. Он изучал исто-
рию, математику, астрономию, драматургию, философию; был
также знаком с микрофизикой. В 1954 г. получил государст-
венную премию Австрийской республики за успехи в науках и
искусствах. В 1958 г. переехал в США, где до конца жизни ра-
ботал профессором философии Калифорнийского университе-
та в г. Беркли. Одновременно был профессором философии в
Федеральном технологическом институте в Цюрихе. Умер он в
1997 г. Его основными сочинениями являются следующие:
«Против метода. Очерк анархистской теории познания», «Нау-
ка в свободном обществе», «Прощай, разум!».
Куновская идея несоизмеримости парадигм и влияния
вненаучных факторов на их принятие научным сообществом
по-новому ставила проблему научного открытия. А именно,
возникали вопросы о том, существуют ли вообще какие-либо
нормы научной деятельности, которыми регулируются творче-
ские акты в науке, если да, то как меняются эти нормы в раз-
188
4.9. Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда
витии науки. П. Фейерабенд дал свою довольно экстравагант-
ную и эпатирующую версию решения этой проблематики.
Известность И. Фейерабенду принесла его критика, осо-
бенно неопозитивизма и критического рационализма, которая
не могла остаться незамеченной эпистемологами XX в. Однако
его упрекали в создании неадекватной эпистемологии, в кото-
рой научный метод не гарантирует получения истинного зна-
ния и не является универсальным, а авторитет науки весьма
сомнителен, поскольку от решения проблемы демаркации сле-
дует навсегда отказаться. Чем же руководствовался он, делая
подобные выводы?
Фейерабенд огласил те идеи и следствия, к которым при-
шла философия науки к концу семидесятых годов XX в. За-
даваясь вопросами, что такое наука, как она функционирует и
каковы ее результаты, он отмечал, что ответ должен указы-
вать на существование совокупности правил, управляющих
деятельностью науки. Процедура, осуществляемая в соответ-
ствии с этими правилами, является научной, и, соответствен-
но, процедура, нарушающая данные правила, ненаучна. Но
подобные правила не всегда формулируются явно, поэтому
есть мнение, что в своем исследовании ученый руководству-
ется правилами скорее интуитивно, чем сознательно, да и са-
ми правила несоизмеримы. Однако, то, что эти правила су-
ществуют, что наука своими успехами обязана применению
данных правил и что они «рациональны», не подвергается
сомнению. Именно на это явное противоречие и обращает
внимание Фейерабенд при анализе современной науки. «При
этом люди далекого прошлого совершенно точно знали, что
попытка рационалистического исследования мира имеет свои
границы и дает неполное знание, — отмечает он. — В срав-
нении с этими достижениями наука и связанная с ней рацио-
налистическая философия сильно отстают, однако мы этого
не замечаем» [1, с. 139].
189
4. Концепции науки во второй половине XX века
Наиболее нашумевшее произведение Фейерабенда — «Про-
тив метода. Очерк анархистской теории познания». Набросок
основных рассуждений, предваряющий текст этого произведе-
ния, включает в себя следующие тезисы.
• Наука, по сути, представляет собой анархическое пред-
приятие. Теоретический анархизм более гуманен и про-
грессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон
и порядок.
• Единственным принципом, не препятствующим прогрес-
су, является принцип «допустимо все».
• Можно использовать гипотезы, противоречащие хорошо
подтвержденным теориям или обоснованным эксперимен-
тальным результатам. Можно развивать науку, действуя
контриндуктивно.
• Условие совместимости неразумно, поскольку оно сохра-
няет более старую, а не лучшую теорию. Единообразие
теорий ослабляет критическую силу науки и подвергает
опасности свободное развитие индивида.
• Не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она
ни была, которая не способна улучшить наше познание.
• Ни одна теория никогда не согласуется со всеми в своей
области фактами, однако, не всегда следует порицать ее за
это. Факты формируются прежней идеологией, и столкно-
вение теории с фактами может быть показателем прогрес-’
са и первой попыткой обнаружить принципы, неявно со-
держащиеся в привычных понятиях наблюдения.
• Если наука существует, разум не может быть универсаль-
ным и неразумность исключить невозможно. Эта характер-
ная черта науки требует анархистской эпистемологии.
Фейерабенд назвал свою концепцию «эпистемологиче-
ским анархизмом». Что же это такое?
190
4.9. Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда
Эпистемологический анархизм является следствием двух
принципов: принципа пролиферации и принципа несоизме-
римости.
По мнению Фейерабенда, кумулятивистская модель разви-
тия науки, основанная на идее накопления истинного знания,
не соответствует реальной истории науки. Старые теории
нельзя логически вывести из новых теорий, как и старые тео-
ретические термины и их смыслы нельзя логически вывести
из терминов новой теории. Смысл и значение теоретических
терминов определяются всеми их связями в системе теории.
Отбросив идеи преемственности, Фейерабенд выдвинул прин-
цип пролиферации (размножения теорий). Согласно принципу
пролиферации, нужно изобретать (размножать) и разрабаты-
вать теории и концепции, несовместимые с существующими и
общепризнанными теориями, даже если последние достаточно
подтверждены. Это означает, что каждый может и должен соз-
давать свою новую теорию, сколь бы абсурдной она ни каза-
лась окружающим. Причем новые теории, согласно Фейера-
бенду, несоизмеримы со старыми теориями. Они конкурируют,
и, именно, через их взаимную критику осуществляется раз-
витие науки. Принцип несоизмеримости, согласно которому
теории невозможно сравнивать (ибо теории дедуктивно не
связанны единым, логическим основанием и используют раз-
личные понятия и методологические стандарты), защищает
любую теорию от внешней критики со стороны других теорий.
Если кто-то изобрел совершенно фантастическую теорию и не
желает с нею расставаться, то с этим ничего нельзя сделать.
Эта теория, по сути, есть замкнутый в себе мир, подобный ку-
новской парадигме, и все, что не входит в данный мир, не име-
ет для ее автора никакого смысла. Итак, соединение принципа
пролиферации с принципом несоизмеримости образует мето-
дологическую основу анархизма: каждый может создавать
собственную теорию; ее невозможно сравнить с другими тео-
191
4. Концепции науки во второй половине XX века
риями; следовательно, все допустимо. «Существует лишь один
принцип, — утверждает Фейерабенд, — который можно защи-
щать при всех обстоятельствах и на всех этапах развития чело-
вечества. Это принцип — все дозволено» [1, с. 158159].
Анализируя историю науки, Фейерабенд нашел еще один
аргумент в пользу эпистемологического анархизма: нет ни од-
ного методологического правила, ни одной методологической
нормы, которые не нарушались бы в то или иное время тем
или иным ученым. Так Галилей опирался на свои телескопи-
ческие наблюдения, в то время как люди еще не признали их
методологическую правомерность. Более того, история науки
показывает, что ученые, делая великие научные открытия, час-
то действовали и вынуждены были действовать в противоре-
чии с существующими методологическими нормами (по сути,
здесь Фейерабенд обозначил проблему исторического измене-
ния научной рациональности, идеалов и норм научного иссле-
дования.). Ярким примером этого является научная деятель-
ность А. Эйнштейна и Н. Бора. Отсюда следует, что вместо
существующих и признанных методологических правил мож-
но принять прямо противоположные им. Но и первые и вторые
правила не будут универсальными. Фейерабенд правомерно
отрицает наличие единого универсального метода, потому, что
он убежден, что ученые руководствуются в своих исследова-
ниях принципом «все дозволено». Следование строгому мето-
ду, с его точки зрения, несовместимо ни с реальной практикой
научного исследования, ни с творческой природой познания.
Таким образом, речь идет о плюралистической методологии.
Что означает применять плюралистическую методологию?
Фейерабенд указывает, что ученый должен сравнивать идеи с
другими идеями, а не с опытом, и стараться улучшить те кон-
цепции, которые потерпели поражение в соревновании, а не
отбрасывать их. Поэтому «наука обладает не большим автори-
тетом, чем любая другая форма жизни» [1, с. 465].
192
4.9. Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда
Фейерабенд пытается адаптировать свои представления к
материалистической философии. Он ссылается на идею В. И. Ле-
нина о том, что «история вообще, и история революции в частно-
сти, всегда богаче содержанием, разнообразнее, разностороннее,
живее, «хитрее», чем воображают самые лучшие партии, самые
сознательные авангарды ее передовых классов» [2, с. 80]. Отсю-
да, согласно Фейерабенду, вытекает, во-первых, принципиальная
нерегулируемость познавательного процесса; во-вторых, наличие
неравномерности в развитии научного познания позволяет гово-
рить о хаотичности развития науки; в-третьих, случайному и не-
упорядоченному росту знания никакая методология не нужна.
Гипотетико-дедуктивной модели науки и кумулятивизму
Фейерабенд противопоставляет идею теоретического реализма.
Опыт есть всегда теоретически нагруженный опыт, да и факты не
отделены от господствующей на том или ином этапе научной
идеологии, они также всегда теоретически нагружены. Принятие
ученым той или иной теории обуславливает его интерпретацию
эмпирического материала, его видение явлений под определен-
ным утлом зрения и определенный язык их описания. Кумуляти-
визм, предполагает упрощенное понимание роста знания, где к
накопленной сумме истинных утверждений постепенно добав-
ляются новые утверждения, где исключено качественное измене-
ние знания, отбрасывание старого и опровержение принятого.
Эмпиристский кумулятивизм отождествляет рост знания с уве-
личением его эмпирического содержания, рационалистский ку-
мулятивизм предполагает такой способ развития знания, где каж-
дый последующий элемент включается в систему наличест-
вующих абстрактных принципов и теоретических обобщений.
Фейерабенд отмечает, что рост знания осуществляется в резуль-
тате пролиферации теорий, являющихся несоизмеримыми.
Следует упомянуть о двух основных элементах концепции
Фейерабенда. Первый — выше указанный принцип неограни-
ченной пролиферации конкурирующих, альтернативных гипо-
193
4. Концепции науки во второй половине XX века
тез. Периоды борьбы альтернатив, по Фейерабенду, — самые
плодотворные периоды в истории науки. Истоки альтернатив-
ных концепций коренятся в различных мировоззренческих и
методологических позициях ученых. Отсюда и возник извест-
ный тезис «anything goes» — допустимо все. Приняв тезис
«anything goes» («допустимо все» или «делай, что хочешь»),
ученый может примириться с любой из существующих тео-
рий, и его аргументы будут носить диалектический характер,
т. е. будут опираться на изменяющуюся рациональность, а не
на фиксированные нормы. Второй — принцип теоретического
упорства, отказ от введения в гносеологический оборот новых
теорий и сохранение имеющихся теорий. Используя принцип
теоретического упорства, можно игнорировать контрпримеры
по отношению к данной теории. Как бы ни было велико коли-
чество контрпримеров, все можно усовершенствовать, ис-
пользуя конвенциализм. Конвенциалистское изобретательст-
во Фейерабенд назвал контриндукцией.
Фейерабенд отличает свой эпистемологический анархизм
от политического анархизма. Политический анархист имеет
определенную политическую программу, он стремится унич-
тожить определенные формы организации общества. Эписте-
мологический же анархист не имеет никакой жесткой про-
граммы. он вообще против всяких программ. Он иногда может
защищать эти формы, так как он не питает ни постоянной
вражды, ни неизменной преданности ни к чему — ни к какой
общественной организации и ни к какой форме идеологии. Для
достижения избранной цели он использует все средства, кото-
рые может придумать человеческая изобретательность. «Не
существует убеждения, — сколь бы «абсолютным» или «амо-
ральным» оно ни было, — которое он отказался бы критиче-
ски обсуждать, и нет метода, который бы он объявил совер-
шенно неприемлемым. Единственное, против чего он высту-
пает вполне определенно и твердо, — это универсальные
194
4.9. Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда
нормы, универсальные законы, универсальные идеи, такие как
«Истина», «Разум», «Справедливость», «Любовь», и поведе-
ние, обусловленное этими нормами» [1, с. 333.].
Фейерабенд проанализировал научную деятельность та-
ких родоначальников современной науки, как Коперника и
Галилея, и показал, что коперниканство и другие существен-
ные элементы современной науки выжили потому, что при их
возникновении «разум молчал». Так Коперник при создании
своей гелиоцентрической системы использовал мифологизи-
рованную негеоцентрическую космологию Филолая. Гали-
лей мастерски пользовался техникой пропаганды. Кроме
того, каждая теория, представляющая собой замкнутый мир,
выражает мнение ученого или группы ученых, вследствие
этого для ее критики и тем более опровержения недостаточно
только научных средств. В результате этого анализа Фейера-
бенд приходит к выводу о том, что наука вовсе не рациональ-
на, как считает большинство философов и ученых. Если нау-
ка оказывается существенно иррациональной, то чем же то-
гда она отличается от мифа, от религии? — В сущности,
ничем, — отвечает Фейерабенд. В самом деле, что отличает
науку от мифа? Основные идеи мифа объявляются, как пра-
вило, священными: всякая попытка посягнуть на эти идеи
наталкивается на табу; факты, не согласующиеся с основны-
ми идеями мифа, отвергаются или приводятся с ними в соот-
ветствие посредством вспомогательных идей; никакие идеи,
альтернативные по отношению к основным идеям мифа, не
допускаются, а если все-таки они возникают, то безжалостно
устраняются (иной раз вместе с носителями этих идей). Дог-
матизм, монизм, фанатизм и нетерпимость к критике — та-
ковы характерные черты мифа. В науке же якобы существу-
ют терпимость, критицизм, плюрализм идей, внимание к
фактам и стремление к пересмотру и совершенствованию
принятых теорий.
195
4. Концепции науки во второй половине XX века
Фейерабенд не согласен с таким описанием науки. Всем
ученым известно, и Кун ясно выразил это, что в реальной нау-
ке свирепствуют догматизм и нетерпимость. Фундаменталь-
ные идеи и законы ревниво охраняются. Отвергается все, что
расходится с признанными теориями. Авторитет создателей
парадигмы, давит на их последователей с той же силой, что и
авторитет создателей и жрецов мифа на верующих. Кроме то-
го, Фейерабенд ссылается на акции убеждения и пропаганду
учеными своих открытий как на способ, обеспечивающий
принятие этих открытий обществом (например, Галилей мас-
терски пользовался техникой пропаганды). И в этом он тоже
видит сходство науки и мифа. Но в чем же тогда преимущест-
во науки перед мифом?
Некоторое время Фейерабенд находился под влиянием
марксизма. Идеи диалектического развития, принцип историз-
ма и классовой борьбы, преломленные сквозь призму его
анархистской эпистемологии, наполнились характерным для
его мышления плюралистическим содержанием. Фейерабен-
довский теоретический и методологический плюрализм оттал-
кивается от того, что существует множество равноправных
типов знания, которые способствует росту знания и развитию
личности. Идею плюрализма теорий он расширяет до плюра-
лизма традиций. В связи с этим наука как идеология научной
элиты должна быть лишена своего центрального места в об-
ществе и уравнена с мифологией, религией и даже магией:
Фейерабенд считает, что надо отделить науку от государства,
как это уже сделано в отношении религии. Тогда научные идеи
и теории уже не будут навязываться каждому члену общества
мощным пропагандистским аппаратом современного государ-
ства; будет также уничтожено господство науки в сфере на-
родного образования, а именно, в школьном обучении науке
необходимо дать такое же место, как религии и мифу. Основ-
ной целью воспитания и обучения должна быть всесторонняя
196
4.9. Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда
подготовка человека к тому, чтобы, достигнув зрелости, он мог
сознательно — и потому свободно — сделать выбор между
различными формами деятельности и идеологии. Фейерабенд
считает, что только такая свобода выбора совместима с гума-
низмом и только она может обеспечить полное раскрытие спо-
собностей каждого человека. Такая резко выраженная анти-
сциентистская позиция по-новому оценивает специфику фило-
софии. Как справедливо отметил И. Нарский, если Р. Карнап
считал всякую философию лишенной научного смысла, Б. Рас-
сел — ничейной землей между наукой и религией, для поздне-
го К. Поппера философская гипотеза может оказаться зароды-
шевым и незрелым наброском научной теории, для И. Лака-
тоса — скрепляющей частью исследовательских программ, а
Д. Уоткинс слил философию с наиболее далекой от эмпирии
частью самой науки, то П. Фейерабенд отрицает границу как
между философией и наукой, так и между наукой, религией и
мифом. Он отказывается от понятия объективности и истин-
ности знания и подчеркивает, относительность критериев ра-
циональности в познании и деятельности. По мнению Фейе-
рабенда, в деятельности ученых важна не истина, а «развитие
индивидуальных способностей», не познание и его подлин-
ная рациональность, а «абсолютно» свободное поведение. Не
должно быть никаких ограничений в сфере духовной деятель-
ности, никаких обязательных для всех методов, правил и зако-
нов; полная свобода творчества — вот лозунг эпистемологиче-
ского анархизма.
Литература
1. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.,
1986.
2. Ленин В. И Поли. собр. соч. Т. 41. С. 80.
4.10. Генетическая и эволюционная
эпистемологии
Проблема становления и формирования познавательного
аппарата.
Концепция генетической эпистемологии была предло-
жена швейцарским психологом и философом Жаном Пиаже
(1896-1980). Фундаментальная гипотеза генетической эписте-
мологии, согласно Пиаже, заключается в том, что «существует
параллелизм между прогрессом в логической и рациональной
организации знания и соответствующим формирующим пси-
хологическим процессом» [2, с. 165]. Он настаивал на том, что
«если эпистемология не хочет замкнуться в чистые спекуля-
ции, она должна быть всегда обращена к анализу стадий науч-
ного мышления и объяснению интеллектуального механизма,
используемого различными ветвями науки в завоевании реаль-
ности. Теория знания, следовательно, в значительной мере —
теория адаптации мышления к реальности». [2, с. 168]. Важно
не смешивать генетическую эпистемологию с эволюционной
эпистемологией. Генетическая эпистемология изучает психо-
генез, развитие познавательных способностей в онтогенезе
индивида, а эволюционная эпистемология изучает когногенез,
т. е. эволюцию познавательных структур и процессов познания
в филогенезе (в истории развития живых существ и человека),
а также эволюцию знания, принадлежащему научному сооб-
ществу. Таким образом, генетическая эпистемология стремит-
ся объяснить знание на основе психологического происхожде-
ния представлений и операций, на которых оно зиждется. Обе
198
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
эпистемологии не оставляют надежды на безошибочное знание.
Но, если для генетической эпистемологии характерен «онтоге-
нетический» фаллибилизм, то для эволюционной эпистемоло-
гии — видовой или «филогенетический» фаллибилизм.
Концепция Пиаже основывается на следующих принципах.
1. Принцип конструктивизма. Конструирование познания и
конструирование реальности являются двумя аспектами
единого процесса.
2. Принцип стадиальности. Интеллектуальное развитие че-
ловека проходит в онтогенезе различные стадии.
3. Принцип равновесия. Процесс интеллектуального разви-
тия представляет собой процесс возрастания внутренней
организации и достижения нового уровня равновесия. Ибо
сама важная особенность всех организмов — способность
удерживать свою организацию (свое внутреннее состоя-
ние) в равновесии.
Пиаже разработал концепцию стадиального развития
мышления. В результате взаимодействия между организмом
и окружающей его средой развивается и селективно усили-
вается структурированное множество сенсорно-моторных
координаций (операции и взаимоотношения между опера-
циями), которые требуют вмешательства со стороны опера-
циональной структуры. Иными словами, нервная система
развивает обогащенную операциональную структуру. В то
же время на каждой последующей стадии в развитии воз-
растает способность отражать и сохранять в сознании свой-
ства самой этой иерархии. Последние соответствуют возник-
новению специфически когнитивных абстрактных понятий
логики и математики. Пиаже полагает, что в структурных
особенностях и функционировании нервной системы зако-
дированы основополагающие логико-геометрические свой-
ства ее окружения.
199
4. Концепции науки во второй половине XX века
Интеллект человека, по Ж. Пиаже, проходит в своем разви-
тии четыре основные стадии: сенсорно-моторную, дооперацио-
нальную, конкретно-операциональную и формальную. При чем,
дооперациональная стадия включает в себя символическую,
допонятийную и интуитивную подстадии. Именно на первой,
сенсорно-моторной, стадии начинается формирование интел-
лекта. Он рождается из ассимилирующей деятельности челове-
ка, которая до появления интеллекта приводила только к фор-
мированию навыков. Переходная ступень между навыком и ин-
теллектом связана с координацией зрения и хватания (имеется в
виду возраст между тремя и шестью месяцами). Приводя к не-
которому результату, первое воспроизведенное движение, рож-
дает схему, в которой действие и результат воспринимаются как
целое. Эта схема вызывает повторные действия, как только объ-
екты принимают свое постоянное состояние. Однако объекты в
данном случае не имеют еще субстанционального значения.
Вследствие этого, на данной стадии развития интеллекта эти
объекты, выпадая из поля восприятия, перестают существовать
для ребенка. Пиаже считал, что маленьким детям не присуща
способность понимать постоянство объекта.
Повторение схемы действия приводит к отделению элемен-
тов самого действия от результата, а также к обобщению. К 8-10
месяцам эти процессы, согласно Пиаже, приводят к тому, что
схемы начинают координироваться между собой. Простые схе-
мы объединяются. Эти схемы субъект использует, чтобы понять-
незнакомый предмет на уровне сенсорно-моторного отношения.
Он схватывает его, встряхивает, ударяет, трет. И уже здесь, по
его мнению, возможно говорить об интеллекте [3, с. 159].
Затем, вследствие координирования схем, возникает вос-
производящая ассимиляция, которая связана с активным инте-
ресом к новому и со стремлением открывать новые схемы дей-
ствия в результате экспериментирования с объектом. А на вто-
ром году жизни ребенка осуществляется интериоризация (пере-
200
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
несение во внутрь) активного экспериментирования вследст-
вие того, что в этой фазе появляются первые зачатки представ-
ления. У ребенка здесь появляется способность, с одной сторо-
ны, к отсроченной имитации (это тесно связано с образным
представлением), с другой стороны, к символической игре, свя-
занной с формированием моторного образа. Тем не менее,
мысль здесь еще не выделена из перцептивно-моторной дея-
тельности.
Необходимые условия перехода от схемы к мысли, соглас-
но Пиаже, таковы.
1. Увеличение скорости ассимилирующей координации схе-
мы, чтобы могли образовываться целостные системы и
одновременные их представления.
2. Осознание самого действия, а не только желаемого ре-
зультата.
3. Расширение сферы символических представлений.
Способность представлять одну вещь посредством дру-
гой отличает мышление от сенсорно-моторного интеллекта.
Эта способность применяется при формировании символов и
в использовании знаков, которые произвольны. Символ, по
Пиаже, является продуктом воображения, которое создает
образы для обозначения реально существующего, восприни-
маемого сквозь призму собственных интересов. Начальная
стадия репрезентативного интеллекта трактуется Пиаже как
допонятийная. Предпонятие, являющеееся переходной формой
мысли, конкретизируется в слове и символе. К 4 годам допоня-
тийное мышление трансформируется в интуитивное мышле-
ние, которое развивается вплоть до 7 лет. Согласно Пиаже, на
интуитивной подстадии ребенок способен выполнять мен-
тальные операции, например, классификации, количествен-
ное сравнение объектов, интуитивно, не осознавая принципов,
которые он использует.
201
4. Концепции науки во второй половине XX века
С 8 до 11 лет происходит формирование конкретных опе-
раций. Под операцией Пиаже понимает «внутреннее действие»
субъекта, генетически производное от внешнего, предметного
действия и скоординированное с другими действиями в опре-
деленную систему. На этой стадии развивается способность
понимания сохранения количества, массы, объема, формиру-
ются понятия времени, пространства и фундаментальное с
эпистемологической точки зрения понятие случайности, уве-
личиваются возможности классификации и др.
Развитие формального мышления (формальная стадия) на-
чинается с 11-12 лет и продолжается вплоть до 15 лет. Мысль
на данном этапе выступает как интериоризованное действие,
которое замещает вещи вербальными знаками, а движения —
их восстановлением в памяти [3, с. 87]. Главными результата-
ми этой стадии являются интеграция систем мышления и раз-
витие логического и абстрактного мышления.
Таким образом, в отличии от Канта, рассматривавшего ап-
риорные познавательные структуры как предзаданные, абсо-
лютные, и неизменные, Пиаже рассматривает познавательные
способности в развитии. Следует заметить, что в качестве
врожденных структур в концепции Пиаже выступают прежде
всего нормы реакции.
В начале 70-х годов XX в. появилось новое междисципли-
нарное направление, которое поставило своей целью изучение
биологических предпосылок человеческого познания и объяс-
нение его на основе современной синтетической теории эво-
люции. В англоязычных странах это направление получило
л
название «эволюционная эпистемология», а в немецкоязыч-
ных — «эволюционная теория познания».
Эволюционная эпистемология рассматривается как на-
правление в эпистемологии, изучающее познание как момент
эволюции живой природы и ее продукт. Она базируется на
идее идентичности биологической эволюции и познавательно-
202
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
го процесса и на представлении о том, что познавательный ап-
парат человека — это механизм адаптации (приспособления),
сформировавшийся в процессе биологической эволюции. Дан-
ное направление вскрывает механизмы познания в рамках эво-
люционного подхода.
В качестве главного конкретно-научного основания и тео-
ретической предпосылки эволюционной эпистемологии вы-
ступает современная синтетическая теория эволюции. Кроме
того, эволюционная эпистемология использует массу иного
конкретно-научного знания из биологии, этологии, физики,
психологии, нейрофизиологии, антропологии и лингвистики.
Исследователи эволюционной эпистемологии К. Хахлвег и
К. Хукер называют в качестве великих пионеров-мыслителей
этого направления биолога К. Лоренца, психолога Ж. Пиаже и
философа и методолога К. Поппера.
Имеется два значения термина «эволюционная эписте-
мология».
В первом значении эволюционная эпистемология рассмат-
ривается как подход, при котором на гносеологические вопро-
сы дается ответ с помощью естественнонаучных теорий, преж-
де всего с помощью современной синтетической теории эволю-
ции. Акцент здесь приходится на вопросы об эволюции органов
познания, когнитивных структур и познавательных способно-
стей. В рамках этого подхода утверждается, что наш познава-
тельный аппарат является результатом эволюции. В течение
многих миллионов лет нервная система и органы восприятия
живых организмов изменялись таким образом, чтобы обеспе-
чить функционально адекватное представление о реальности.
Если бы организм не был обеспечен такого рода аппаратом, то
его выживание и развитие были бы невозможны. Выживают и
дают потомство только те организмы, перцептуальная система
которых позволяет действовать удовлетворительным образом в
условиях их окружения. Как подчеркивал К. Лоренц: «Наши
203
4. Концепции науки во второй половине XX века
познавательные способности есть достижение врожденного
аппарата отражения мира, который был развит в ходе родовой
истории человека и дает возможность фактически прибли-
жаться к внесубъективной реальности. Степень этого соответ-
ствия в принципе поддается исследованию...» [1, с. 83.]. Ос-
новными представителями и лидерами данного подхода явля-
ются К. Лоренц («Оборотная сторона зеркала») и Г. Фоллмер
(«Эволюционная теория познания»).
Второе значение термина «эволюционная эпистемоло-
гия» связано с моделью роста и развития научного знания.
Здесь эволюционная эпистемология предстает как концепция
науки, исследующая динамику теорий и концептуальные из-
менения. Процесс научного познания и трансформация науч-
ных теорий получают объяснение по аналогии с биологически-
ми моделями и механизмом биологической эволюции. Поэтому,
данное направление эволюционной эпистемологии называют
также «эволюционной теорией науки». Основными предста-
вителями данного направления являются К. Поппер («Объек-
тивное знание. Эволюционный подход») и С. Тулмин («Чело-
веческое понимание»).
Основные различия между эволюционной теорией по-
знания и эволюционной теорией науки состоят в следую-
щем. Первая теория исследует становление и формирование
познавательного аппарата, а вторая теория занимается про-
дуктами познания: гипотезами, теориями, наборами пеня'
тий. В эволюционной теории познания регулятивной идеей
является соответствие; в эволюционной теории науки — ис-
тина. В первой теории способом достижения наиболее адек-
ватного состояния становится приспособление, во второй —
приближение к истине.
Поскольку концепции науки К. Поппера и С. Тулмина бы-
ли рассмотрены нами в предыдущих разделах, то здесь мы ос-
тановимся на анализе концепций К. Лоренца и Г. Фоллмера.
204
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
Основоположником эволюционной эпистемологии счита-
ется австрийский этолог, биолог и философ К. Лоренц (1903-
1989), лауреат Нобелевской премии 1973 г. по медицине. Ос-
новы его учения представлены в статьях «Кантовское учение
об априорном в свете современной биологии» (1941 г.) и
«Врожденные формы возможного опыта» (1943 г.), а так же
наиболее обстоятельно изложены в опубликованной в 1973 г.
книге «Оборотная сторона зеркала. Опыт естественной исто-
рии человеческого познания» (или «Позади зеркала»), которая
долгое время оставалась без должного внимания философов.
Лоренц называет «оборотной стороной зеркала» познаватель-
ную способность человека, указывая, что само существование
человека и общества есть познавательный процесс, основан-
ный на свойственном человеку любознательном или исследо-
вательском поведении. Суть этого процесса невозможно по-
нять, не изучив общие человеку и живым существам формы
поведения, которые и исследует этология. В книге «Оборотная
сторона зеркала» исследование познавательного процесса на-
чинается с изучения поведения амебы и проводится вплоть до
человека и человеческой культуры. Лоренц считает, что на-
блюдение за познавательным поведением животных более
убедительно, чем известная в философии на протяжении мно-
гих веков процедура самонаблюдения (интроспекции), которая
чревата искажениями.
Лоренц соглашается с Кантом в том, что познание возмож-
но только благодаря тому, что человек обладает формами созер-
цания и мышления, данными ему до всякого опыта, т. е. апри-
орно. Более того, он считает, что любые живые организмы
имеют систему априорных когнитивных структур. Однако он
не согласен с Кантом в следующем. Во-первых, эти априорные
формы человеческого разума подлежат становлению и измене-
нию, а не являются нечто существующим самим по себе и зна-
чимым для всех времен. Во-вторых, эти формы не противостоят
205
4. Концепции науки во второй половине XX века
реальности, и, следовательно, ложным является утверждение
Канта о том, что наш разум «предписывает законы природе и
что «вещь-в-себе» полностью непознаваема.
Лоренц считает, что естествоиспытатель должен постоян-
но искать естественные объяснения даже тогда, когда он имеет
дело с априорными формами мышления. Его позиция естест-
воиспытателя характеризуется им как гипотетический реализм
(см. ниже у Фоллмера). Он показывает, что формирование ког-
нитивных структур происходит в процессе эволюции, в ре-
зультате которого закрепляются такие когнитивные структуры,
которые в наибольшей степени соответствуют условиям жизни
живых существ и способствуют их выживанию. Этапы этого
формирования отражены в его книге «Оборотная сторона зер-
кала». В первых главах этой книги он фиксирует, что в процес-
се эволюционного развития живых организмов, посредством
мутации и отбора достигается лучшее приспособление вы-
живших существ к окружающей среде. Это приспособление
трактуется как наследственный способ получения информации
определенным видом и, в определенном смысле, как своего
рода «встроенное знание» об окружающем мире. В после-
дующих главах этой книги рассматриваются различные врож-
денные когнитивные приспособления организмов, служащие
их выживанию, от раздражения простейших живых существ
до гибких когнитивных систем высших животных и человека.
Исходя из идеи, что мышление является функцией мозга, и*,
рассматривая человеческий разум в рамках эволюции живых
существ, Лоренц показывает, что функции мозга, составляю-
щие основу нашего мышления и познания, сформировались в
процессе длительной эволюции живых существ в их постоян-
ном столкновении с внешним миром, поэтому они восприняли
структурирование, соответствующее реальностям этого мира.
Отсюда следует, что не разум предписывает, как утверждал
Кант, законы природе, а он сам сформирован реальностью, и
206
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
поэтому в рамках определенных границ может достаточно
адекватно постигать реальность.
Лоренц пытался прояснить эпистемологические вопросы
на биологической основе, поэтому его исследовательская про-
грамма получила название «биоэпистемология». Она изучает
когногенез, т. е. эволюцию познавательных структур, процес-
сов познания, восприятия и понятийного мышления, а также
природу приобретения знания. Сама жизнь рассматривается
Лоренцем как познавательный процесс, т. е. как когногенез в
самом широком смысле этого слова. Возникновение жизни
совпадает с формированием структур, обладающих способно-
стью получать и накапливать информацию. Более того, он
подчеркивает, что жизнь — это процесс получения информа-
ции. В способах получения и обработки информации различ-
ными живыми существами имеется подобие.
«Лоренц отмечает, — указывают исследователи эволюци-
онной эпистемологии К. Хахлвег и К. Хукер, — что в струк-
турных признаках, характеризующих живые организмы, зако-
дирована природа мира, в котором эти организмы обитают.
Например, в самой форме глаза, а именно в его структуре,
биохимическом составе и динамике, закодированы законы оп-
тики. Плавные сочетания и скользкая поверхность рыбы сви-
детельствуют о водной среде, в которой она живет. Архитекто-
ника наших костей, форма и текстура крыльев птицы — все
эти структуры несут отпечатки отношения организма к миру,
который его окружает» [2, с. 161]. Таким образом, существует
информация, закодированная в этих структурах. Поэтому цен-
тральный вопрос биоэпистемологии состоит в том, как объяс-
нить превращение систем, которые по сути просто хранилища
информации, в субъекты познания.
С точки зрения Лоренца, соответствующие когнитивные
структуры возникли в результате естественного отбора функ-
ций, обеспечивающих выживание. Эти когнитивные структу-
207
4. Концепции науки во второй половине XX века
ры не являются произвольными и они направляют то воспри-
ятие и понимание, которое позволяет животному успешно су-
ществовать в своей экологической нише. Работу различных
приспособительных когнитивных структур Лоренц показывает
на различных примерах. Так он описывает очень любопытный
механизм импринтинга, выявленный у птиц, который означает,
что если новорожденный птенец в течение первых часов своей
жизни не видит своих природных родителей, а видит объект
другого рода, то этот объект на всю оставшуюся жизнь он и
примет за своего родителя.
В ходе биологической эволюции наша нервная система,
наш мозг и наши органы чувств формировались таким обра-
зом, чтобы обеспечить функционально адекватное представле-
ние о реальности. Только те животные выживают, чья перцеп-
туальная система позволяет действовать удовлетворительно в
условиях их окружения. Если бы человек не был наделен про-
странственно-временным и категориальным аппаратом, веду-
щим к достаточно адекватному представлению реальности, то
он бы не выжил.
Таким образом, когнитивные структуры человека возник-
ли в результате опыта, хотя и неиндивидуального, а опыта все-
го вида. Следовательно, можно сказать, что пространство и
время — формы созерцания и категории — формы мышления
являются априорными для индивида, но апостериорными для
вида. Другими словами восприятия и понятия издавна форми-
руются эволюционными силами.
Лоренц подчеркивает, что только те условиях окружения,
которые входили в опыт наших предков, формировали когни-
тивные структуры последующих поколений людей. В иных
условиях эти структуры теряют свою ненадежность. Это ста-
новится очевидно, когда человек начинает объяснять реально-
сти, не доступные повседневному опыту. Примерами такого
рода реальностей и концептуальных проблем являются реаль-
208
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
ности и проблемы квантовой механики и теории относитель-
ности. Биоэпистемология не оставляет надежды на безоши-
бочное знание. Она описывает происхождение когнитивных
структур от наиболее примитивных организмов до самых со-
вершенных организмов. Древние механизмы, которые бессоз-
нательно направляли наши мышление и действия, сослужили
свою службу в области нашего повседневного опыта и пасуют,
если мы стремимся проникнуть не в ту окружающую среду, в
которой наш познавательный аппарат прошел отбор. Биоэпи-
стемология напоминает нам о том. чтобы мы не доверяли на-
шим когнитивным структурам (перцептуальным и концепту-
альным структурам), если мы оставили почву повседневного
опыта. Ведь современная наука простирается в области реаль-
ности, не доступные нашему повседневному опыту и здравому
смыслу. Другими словами, биоэпистемология дает философии
инструмент критицизма: критикуйте даже наиболее фундамен-
тальные предпосылки и даже логику.
Основополагающий тезис концепции Лоренца состоит в
том, что улучшающиеся когнитивные структуры («аппараты
отражения») живых организмов формировались в процессе
эволюционного приспособления к определенным условиям
окружающей среды, и поэтому устанавливалось соответствие
между этими структурами и соответствующими функциями
организма и соответствующим аспектам реальности. Это от-
носится и к таким высшим продуктам эволюции, как органы
восприятия и мозг человека.
Этот процесс эволюции, как показал Лоренц в последней
главе книги «Оборотная сторона зеркала», продолжается челове-
ческим обществом и культурным развитием по сходным законам.
Таким образом, для Лоренца и Пиаже общим является
представление о том, что в результате изменения, отбора и за-
крепления параметры окружающей среды кодифицируются в
структуре самого организма.
209
4. Концепции науки во второй половине XX века
Основная проблема теории познания — это познаваемость
мира. При этом исследованию подлежит не только то, как мы
его познаем, но, прежде всего то, как мы можем его познавать.
Обычный ответ «потому что категории реальности и категории
познания согласуются является продуктивным, но не полным,
так как для этого согласования мы и ищем обоснование. По
мнению Герхарда Фолл мера (род. в 1943 г.), решение про-
блемы можно получить, если принять определенные исходные
положения гипотетического реализма, который выступает,
как отмечают исследователи, главной философской предпо-
сылкой эволюционной эпистемологии.
К основным постулатам гипотетического реализма, на ко-
торых основывается эволюционная эпистемология, относятся
1-7 постулаты из 10 постулатов научного познания. Постулаты
научного познания таковы.
1. Постулат реальности: имеется реальный мир, незави-
симый от восприятия и сознания.
Этот постулат исключает теоретико-познавательный идеа-
лизм и обращен против концепций Беркли, Фихте, Шеллинга,
Гегеля, против фикционализма Файхингера и монизма ощуще-
ний Маха. При этом здесь не оспаривается то, что возможны
оптические и иные ошибки восприятия; что имеются галлю-
цинации, бред и безумие; что наши ощущения, восприятия,
представления, знания частично обусловлены субъектом через
наш язык и структуры нашего познавательной аппарата. Сле-
дует заметить, что для субъективности всех высказываний нет
доказательств, и что предположение о существовании внешне-
го мира является гипотезой.
2. Постулат структурности: реальный мир структурирован.
Тот порядок, который создан, например, в ньютоновской
теории гравитации, имеет характер, отличный от порядка,
210
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
сходного с алфавитным порядком. Даже если аксиомы теории
созданы людьми, успех таких начал предполагает, как отмечал
Эйнштейн, высокий уровень порядка объективного мира.
В качестве структур рассматриваются симметрии, инвари-
антности, топологические и метрические структуры, взаимо-
действия, естественные законы, вещи, индивиды, системы.
Сами структуры являются реальными и объективными. Мы с
нашими чувственными органами и когнитивными функциями
также принадлежим реальному миру и имеем определенную
структуру.
3. Постулат непрерывности: между всеми областями
действительности существует непрерывная связь.
Нет непроходимой пропасти между мертвой материей и
живыми организмами, между растениями и животными, меж-
ду животными и человеком, между материей и духом. Причем
если иметь в виду кванты действия, элементарные частицы,
мутационные скачки, революции и фульгурации, то возможно,
более подходящим названием будет квазинепрерывностъ.
История науки показывает, как плодотворен был постулат
непрерывности. Ньютоновская теория гравитации показала,
что «подлунные» и «надлунные» законы одинаковы. Посред-
ством синтеза мочевины Велер в 1831 г. доказал возможность
получения органических субстанций из неорганических. Шлей-
ден и Шванн в 1838 г. установили, что все организмы состоят
из клеток. Исследования последних лет показали, что также
генетический код является универсальным.
4. Постулат о чужом сознании.* также как и я, другие
индивиды имеют чувственные впечатления и сознание.
Этот постулат находится в соответствии с предположе-
ниями большинства биологов, физиологов и психологов. Его
отрицание ведет к солипсизму.
211
4. Концепции науки во второй половине XX века
5. Постулат взаимодействия: наши чувственные органы
аффицируются реальным миром.
Согласно этому постулату, внешняя поверхность нашего те-
ла обменивается энергией с окружением. Некоторые из измене-
ний в чувствительных клетках обрабатываются как сигналы и
направляются далее. Некоторые из этих возбуждений подверга-
ются специальной обработке в нервной системе и в мозге. Они
становятся воспринимаемыми, трактуются как информация о
внешнем мире и осознаются. Уже восприятие состоит в бессоз-
нательной интерпретации чувственных данных и в реконструк-
ции гипотетически предполагаемого внешнего мира.
6. Постулат функции мозга: мышление и сознание явля-
ются функциями мозга, естественного органа.
Результаты исследований мозга, например электроэнцефа-
лография (запись волн мозга), фармакологии и эксперимен-
тальной психологии, например, исследований сна, подтвер-
ждают гипотезу о том, что все явления сознания связаны с фи-
зиологическими процессами. Эта гипотеза называется иногда
психологической аксиомой.
7. Постулат объективности: научные высказывания
должны быть объективными.
Объективность означает в данном случае отнесенность к
действительности. Научные высказывания относятся (кроме
как в психологии) не к состояниям сознания наблюдателя, а к
гипотетически постулируемой реальности. Эта трактовка ос-
новывается на 1 -ом постулате — постулате реальности.
Критерии объективности высказываний таковы.
(А) Интерсубьективная понятность: научные высказывания
должны передаваться другим, следовательно должны быть
сформулированы на общем языке. Ибо наука не есть ча-
стное предприятие.
212
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
(Б) Независимость от системы отнесения: независимость от
личности наблюдателя, его местоположения, состояния
его сознания, его «перспективы».
(В) Интерсубъективная проверяемость: для каждого выска-
зывания должна иметься возможность проверки его пра-
вильности посредством соответствующих процедур.
(Г) Независимость от метода: правильность высказывания
не должна зависеть от метода, используемого для его
проверки.
(Д) Неконвенционалъность: правильность высказывания не
должна основываться на произвольном акте или кон-
венции.
Следует подчеркнуть, что указанные выше различные кри-
терии необходимы, но лишь в их конъюнкции могут быть дос-
таточными.
8. Постулат эвристичности: рабочие гипотезы должны
содействовать исследованию, а не затруднять его.
Это методологический постулат. Он принцип нашей ис-
следовательской стратегии. Он ничего не говорит о мире или о
нашем познании и не ведет конструктивно к новым предполо-
жениям, но помогает выбрать между равноценными, но проти-
воречашими друг другу гипотезами. Эвристично осмысленной
является та гипотеза, которая рассматривает объект как налич-
ный и наблюдаемый, свойство как измеримое, факт как объяс-
няемый. Например, было бы неэвристично постулировать прин-
ципиальную границу между неживыми и живыми системами,
потому что пришлось бы отрицать очень успешные исследова-
ния в этой области.
9. Постулат объяснимости: факты опытной действи-
тельности могут анализироваться, описываться и объяс-
няться посредством «естественных законов».
213
4. Концепции науки во второй половине XX века
Этот постулат следует из постулата об эвристичности. Рас-
сматривать процесс или факт в качестве принципиально не-
объяснимых не только не эвристично, но означает во многих
случаях, безответственное отрицание знаний. Постулат объяс-
нимое™ представляет собой отказ от любых форм иррациона-
лизма, телеологии или витализма. Подобные теории, напри-
мер, утверждают, что эволюция якобы необъяснима, и дают
этой необъяснимости различные имена: Демиургический ин-
теллект (Беннет); жизненный порыв (Бергсон), сознание клет-
ки (Буис); энтелехия (Дриш); ортогенез (Эймер); жизненная
сила (Мюллер), целефинальность (де Ной); аристогенез (Ос-
борн); витальная фантазия (Палагий, Бойтендик). самоизобра-
жение организма (Портман), точка Омега, эволюционное тяго-
тение, натиск сознания (Тейяр де Шарден). Но жизненный по-
рыв объясняет эволюцию не лучше, чем порыв локомотива
объясняет работу паровой машины (Дж. Гексли).
10. Постулат экономии мышления: следует избегать
ненужных гипотез.
Этот постулат представляет собой методологическое пра-
вило, которое может служить только для выбора гипотез. Ок-
кам также рассматривал свой принцип экономии: entia non sunt
multiplicanda praeter necessitatem («бритва Оккама») в качестве
методологического правила для исследования. Мах же толко-
вал принцип экономии мышления как сущность законов при;
роды и как цель науки вообще. Против этого утверждения
Макс Борн возразил, что «наилучший путь сделать мышление
экономичным — это совсем его прекратить. Как хорошо знает
любой математик, такой принцип имеет смысл только тогда,
когда подчинен ограничивающим условиям. Мы должны быть
едины в том, что наша задача состоит не только в наведении
порядка в необозримой области накопленного опыта, но и в
его беспрестанном расширении посредством исследований; к
214
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
этому следует добавить, что без внешних достижений была бы
утеряна и ясность в мышлении» [4, с. 53].
Постулат экономии требует минимума объяснений, т. е. не-
обходимого минимума теоретических понятий и предпосылок
для того, чтобы наблюдаемые явления были объяснены полно-
стью и непротиворечиво. Он не гарантирует однозначности
объяснения, тем не менее, значительно ограничивает произвол
толкований. Так ненужной, согласно этому постулату, оказыва-
ется гипотеза эфира, т. е. предположения о том, что электро-
магнитные волны распространяются в определенной среде.
Поэтому понятие эфира исчезло из физики.
Итак, главные тезисы гипотетического реализма тако-
вы: гипотетический характер всего познания; наличие незави-
симого от сознания, закономерно структурированного и взаи-
мосвязанного мира; частичная познаваемость и понимаемость
этого мира посредством восприятия, мышления и интерсубъ-
ективной науки. Другими словами, гипотетический реализм
предполагает, что имеется реальный мир, что он имеет опре-
деленные структуры, которые частично познаваемы, и, что все
высказывания о мире имеют гипотетический характер. Эти
постулаты нельзя доказать, но имеются аргументы, которые
делают их очевидными.
Если принимать, далее теорию эволюции и ее примени-
мость к человеку, то отсюда, по Фоллмеру, следует:
(А) Органы и поведение любого живого существа служат для
его взаимодействия с реальным миром.
(В) Главный тезис об эволюции познавательных способностей
(«эволюционная теория познания»): «Наш познаватель-
ный аппарат является результатом эволюции. Субъек-
тивные познавательные структуры соответствуют ми-
ру, так как они сформировались в ходе приспособления к
этому реальному миру. Они согласуются (частично) с ре-
215
4. Концепции науки во второй половине XX века
альными структурами, потому что такое согласование
делает возможным выживание» [4, с. 131]. При этом мозг
рассматривается как орган обработки раздражений и регу-
лирования физиологических и психических процессов
(прежде всего познавательного процесса). Его структуры
подлежат биологической эволюции, так как они генети-
чески обусловлены. Мутации и селекция ведут к приспо-
соблению познавательных структур к реальным структу-
рам. Возникающая при этом частичная изоморфия рас-
пространяется прежде всего на те основополагающие и
константные условия окружающего мира, которые важны,
согласно Фоллмеру, для выживания. Приспособление со-
вершенно не обязательно должно быть идеальным. Этим
объясняются достижения и ограниченность нашего по-
знавательного аппарата.
Тезис об эволюции познавательных способностей опи-
рается на многочисленные результаты современных иссле-
дований в биологии (синтетическая теория эволюции), гене-
тике, молекулярной биологии, физиологии, этологии, психо-
логии, лингвистике, антропологии, теории познания и тео-
рии науки.
Он приводит к новой постановке многих философских во-
просов. Так он ведет к теоретико-познавательной точке зрения,
согласно которой мы можем знать нечто не только о нас самих,
но также и о мире («вещи в себе» по Канту), так что объектив-
ное познание является возможным.
Кроме того, этот тезис содействует решению вопроса об
априорных синтетических суждениях. Человеческий дух уже
в момент рождения не представляет собой неструктуриро-
ванную tabula rasa. Определенные познавательные структуры
являются врожденными и поэтому априорными и конститу-
тивными для опыта; но филогенетически они являются при-
обретенными, а значит, в конечном счете, апостериорными.
216
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
Следовательно, рационализм и эмпиризм не образуют абсо-
лютной противоположности. Фоллмер считает, что в этих во-
просах эволюционная теория познания превосходит Канта и
делает возможной ревизию трансцендентальной философии.
Языковые способности также являются результатом эво-
люции. Язык не является ни простым инструментом передачи
информации, ни «домом бытия»; язык и познание находятся во
взаимодействии, в котором они взаимообусловливают друг
друга и изменяются.
Фоллмер подчеркивает, что научное познание отличается
от восприятия и опытного познания прежде всего гем, ч то оно
критично, что оно осознает гипотетический характер своих
утверждений и законов, и что благодаря своим улучшающимся
методам наблюдения, эксперимента и вывода обладает намно-
го большим индуктивным базисом для своих теории Как
можно объяснить эти различные достижения различных по-
знавательных методов?
Ответ Фоллмера опирается на эволюционную теорию по-
знания, им же разработанную:
«Наука является результатом последних столетии, самое
большее — тысячелетия. Научное мышление покоится, пран
да, частично на биологически обусловленных свойс u ix чело-
веческого мозга, но не было само определяющим флктрром
эволюции. Напротив, донаучный опыт и повседневный p.iecy
док принадлежат к действенным компонентам нюлюнионною
приспособления. Мы можем поэтому предположить, чю см и.
ективные структуры донаучного познания, к которым npitn.i 1
лежит также и восприятие, приспособлены к тому миру, в ко
тором они развивались. Однако не следует ожидаггь, что чи
структуры соответствуют всем реальным струю урлм и ш to
дятся для правильного понимания всех этих струмур
Окружающий мир, в котором должны испьпыв.пы и н.нпи
познавательные структуры, распространяется от ми i iiiMcipon
217
4. Концепции науки во второй половине XX века
до километров, от секунд до годов, от нулевой скорости до не-
скольких метров в секунду (км/час), от равномерного движе-
ния до земного ускорения (также ускорение спринтера), от
грамма до тонн. Для этих размеров наши формы восприятия и
мышления, так сказать, „достаточно хороши"» [4, с. 194].
Формы восприятия и мышления человека возникли имен-
но в ходе длительного взаимодействия его с природой, кото-
рое он должен был осуществлять, чтобы выжить. Следова-
тельно, полагает Фоллмер, они преимущественно приспособ-
лены к миру его повседневного опыта. Он не сомневается,
что евклидова геометрия является инструментом для изо-
бражения пространственного опыта в нашем повседневном
мире. При этом ни в коем случае не говорится, что она при-
менима, когда мы выходим из мира нашего повседневного
опыта на просторы космоса, открываемые нам современной
астрономией.
Кант прав, указывая, что категории субстанции и причин-
ности являются формами, с которыми человек входит в мир
опыта. Но эти категории, как и геометрия, возникли на основе
доступного нашему повседневному опыту материала и оста-
ются, по меньшей мере подозрительными, в отношении их
достаточности, когда мы выходим в области, где все привыч-
ные формы восприятия отказывают и помочь могут только аб-
страктные конструкции мысли.
Таким образом, согласно эволюционной теории познания,
наши познавательные способности приспособлены только к «ми-
ру средних размеров» («мезокосмосу»), к которому они приспо-
сабливались в ходе эволюции. В рамках этой теории дедуктивно
выводится утверждение, что наши структуры восприятия и опы-
та применимы в областях нашего непосредственного окружаю-
щего мира и что в мире непривычных размеров они могут отка-
зывать. По сути, понятие «мезокосмос» в концепции Фоллмера
служит для обозначения «когнитивной ниши человека».
218
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
Общие формы созерцания и категории, такие как простран-
ство, время, материя и причинность, сослужили хорошую служ-
бу в мире «средних размеров», к которому человечество при-
способлено биологически. Здесь вполне удовлетворительны
ньютоновская механика и классическая физика, которые ос-
новываются на этих категориях Они, однако, отказывают,
когда мы вступаем в миры, к которым человеческий орга-
низм не приспособлен. Это имеет место, с одной стороны, в
атомарном, с другой — в космическом измерении.
Поэтому Фоллмер оценивает классическую или ньюто-
новскую физику как «физику средних размеров». Она приоб-
ретает свою значимость благодаря тому, что исходит из осуще-
ствляемого почти без трения движения луны и планет и полу-
ченные таким образом законы (уравнения движения и закон
гравитации) переносит на земные проблемы (свободное паде-
ние и др. как гравитационные силы).
Кантовскую трансцендентальную философию Фоллмер
также рассматривает как «теорию познания средних разме-
ров». Зачастую Кант рассматривается как философ ньютонов-
ской физики. Такая трактовка, по мнению Фоллмера, только
условно правильна. Ибо, во-первых, Ньютон имел свою собст-
венную философию, существенно отличающуюся от кантов-
ской. Во-вторых, пространству и времени в ньютоновской ме-
ханике приписывается объективный (даже абсолютный) харак-
тер, который Кантом отрицался.
Кант показал, что мы встраиваем в опыт познавательные ин-
струменты (алфавит, сеть) так, что наше опытное познание со-
держит эти познавательные структуры. Однако он не мог видеть,
что наши субъективные структуры познания сами представляют
собой приспособление к реальному миру. Ибо это предполагает
наличие генетики и теории эволюции, которых тогда еще не было.
Так же как глаза выделяют из электромагнитного спектра
определенный участок, который значим для выживания, точ-
219
4. Концепции науки во второй половине XX века
но так же наши формы созерцания и категории приспособле-
ны к миру повседневного опыта; опыту, который, по мнению
Фоллмера, могли иметь уже пещерные люди и гоминиды
миллион лет назад.
Поэтому в рамках эволюционной теории познания было
бы рискованным антропоморфизмом предполагать, что мир
во всех областях должен быть структурирован так, как мы
его познаем и конструируем в среднем измерении. Перенос
этого опыта на большие или меньшие размеры, времена,
массы и т. д., экстраполяция на непривычные измерения,
может быть, согласно Фоллмеру, только рабочей гипотезой,
опровержения которой можно ожидать в любое время. Фи-
зика XX столетия, подчеркивает он, многократно поставляла
такие коррекции наших мнимоаприорных (т. е. независимых
от опыта) структур познания.
Недопустимой экстраполяцией является, например, ут-
верждение, что материя должна быть бесконечно делимой,
только потому, что в нашем макроскопическом мире нет гра-
ниц делимости или что структуры физического пространства
должны быть повсюду евклидовыми, потому что на Земле мы
не можем обнаружить отклонений от евклидовости. К тому же
обоснование, согласно которому «потому что мы не можем
представить неевклидовых пространств», является чистым
антропоморфизмом. Это делает осмысленной и необходимой
критику познания и проясняет роль науки, которая расширяет
познание. Объекты научного познания частично находятся вне
макромира, и Фоллмер справедливо замечает, что мы не мо-
жем ожидать, что структуры и понятия нашего обыденного
опыта будут там применимы.
Так как в эволюционной теории познания предполагается,
что человеческие познавательные способности сформирова-
лись в ходе эволюции, то из этого вытекают дальнейшие науч-
но-теоретические и теоретико-познавательные следствия.
220
4.10. Генетическая и эволюционная эпистемологии
(1) Должно иметься не только филогенетическое, но и онто-
генетическое развитие познавательных способностей.
(2) В соответствии с эволюционной теорией познания должно
иметься не только родовое и индивидуальное развитие по-
знавательных способностей, но и развитие человеческого
познания. Этот факт отчетливо выражается в том, что мы
знаем историю понятий, идей, науки. Хотя история позна-
ния связана с эволюцией познавательных способностей,
однако их законы могут не совпадать. Развитие науки идет
по пути расширения области применимости, а именно к бо-
лее широким теориям, общим законам, единому описанию.
Фоллмер уверен, что эволюционная теория познания в
процессе подлинного коперниканского переворота сдвигает
человека с центральных позиций и делает наблюдателем кос-
мических событий, которые включают и его самого. Как на-
блюдатель человек не нейтрален, а наполнен врожденными
познавательными структурами. Наука, устремленная к объек-
тивности в познании, ведет одновременно к деантропоморфи-
зации. Сама эволюционная теория познания, с точки зрения
Фоллмера, представляет собой шаг на этом пути.
Литература
1. Современные теории познания. М., 1992.
2. Хахлвег К., Хукер К. Эволюционная эпистемология и философия
науки // Современная философия науки. М., 1996.
3. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М., 1994.
4. Фоллмер. Г. Эволюционная теория познания. М., 1998.
221