ВВЕДЕНИЕ
Рассмотрение основных принципов и противоречий
феноменологии — учения, разработанного немецким
философом Эдмундом Гуссерлем (1859—1938), — во
многом совпадает с анализом основных идей, парадок-
сов и трудностей буржуазной мысли нашего столетия.
Дело в том, что Гуссерль был одним из мыслителей, ока-
завших решающее воздействие на развитие буржуазной
философии XX в., наиболее отчетливо впитавших и вы-
разивших все новые тенденции и веяния современной
философской мысли, прошедших (вместе с 'нею основные
и очень знаменательные этапы ее эволюции. Влияние
Гуссерля лишь в малой степени измеряется существова-
нием в разных странах мира исследовательских центров
гуссерли анств а (архив Гуссерля в Лувене, .во Фрайбурге
в Брейсгау, в Страсбурге и т. д.), прямых последовате-
лей Гуссерля (Э. Финк, Л. Ландгребе, Ван-Бреда,
Р. Ингарден и др.).
При этом если в 20-х годах, когда вокруг Гуссерля
объединялась большая группа философов, математиков,
юристов, искусствоведов, лингвистов, социологов, с из-
вестным правом заговорили о феноменологической шко-
ле, то теперь прежние ученики и последователи Гуссер-
ля, занятые в основном подготовкой к печати, пропаган-
дой и комментированием сочинений учителя, сами по
себе не оказывают заметного воздействия на философию
современности.
И все-таки философия Гуссерля никогда не была
столь популярной и влиятельной в буржуазном мире,
как в >наши дни. Она очень широко ассимилирована ев-
ропейской философией различных направлений. Идеи
Гуссерля по сути дела канонизированы, его произведе-
ния зачислены в .ряд важнейших работ по философии.
з
Экзистенциализм и «неоонтология», современный Ир-
рационализм и позитивизм, даже неотомизм восходят,
хотя и не в одинаковой степени, к главным, принципи-
альным идеям гуссерлевского наследия. М. Хайдеггер,
Н. Гартман, М. Шелер, Ж-П. Сартр, М. Мсрло-Понти —
эти наиболее известные и менее крупные буржуазные
философы испытали на себе определяющее влияние
гуссерлианства
С годами наблюдается все большее оживле-
ние интереса к Гуссерлю. Уважение к мыслям и лично-
сти Гуссерля переросло в послевоенный период в под-
линное поклонение. В 1956 г., когда буржуазные фило-
софы стояли перед выбором — кому из философов, ока-
завших, по их мнению, наиболее глубокое воздействие
на развитие духовной культуры Запада, посвятить засе-
дания специальных конференций в Раймоне (Франция),
то прежде всего были названы три мыслителя: Паскаль,
Декарт и Гуссерль.
Усиление влияния философии Гуссерля сопровожда-
лось некоторым перемещением центров этого влияния.
При жизни Гуссерля таким центром, естественно, была
Германия1 2, хотя у Гуссерля были ученики в различных
странах.
В послевоенные годы наибольшее распространение
феноменологическая философия получила в таких стра-
1 Здесь следует сделать важное для последующего изложения
замечание.
Те феноменологи, которые в наибольшей степени остались верны
букве философии Гуссерля, по сравнению со своим учителем не внес-
ли существенно новых принципов, не обнаружили сколько-нибудь
самостоятельного мышления. Поэтому особый анализ их взглядов не
является настоятельней необходимостью.
С другой стороны, М. Хайдеггер, М. Шелер, Н. Гартман, Ж.-П.
Сартр, М. Мерло-Понти, в учениях которых обретает свою вторую
жизнь гуссерлианство, создали «во многом самостоятельные, хотя
и восходящие к Гуссерлю, концепции. Их анализ — специальная за-
дача.
Поэтому при рассмотрении тенденций развития феноменологии
мы не будем обращаться специально к рассмотрению учений совре-
менных феноменологов, но будем постоянно отмечать те главные
идеи Гуссерля, которые оказали влияние на современную буржуаз-
ную философию и были в ней своеобразно перетолкованы.
2 В то время в состав школы Гуссерля входили: М. Хайдеггер,
О. Беккер, Р. Иигарден, Е. Финк. А. Пфендер, Э. Штейн, М. Шелер,
Дитрих Гильдебранд, Л. Ландпребе и др. Некоторые из них —
Е. Финк, Л. Ландгребе и др., до сих по,р работающие в ФРГ филосо-
фы, остаются верными последователями Гуссерля.
4
нах, как Франция Италия 1 2, Бельгия (где находится
Лувенский архив). Гуссерлевскую философию часто
определяют как направление, получившее известный
перевес в европейской философии. Однако и в США3 и
в Мексике4 и в Японии феноменологическая философия
получила распространение, хотя и не очень значитель-
ное. Традиции феноменологии‘сохранились до сих пор
в Польше5. Были последователи Гуссерля и в дореволю-
ционной России 6.
Но когда рассматриваешь линии и формы воздейст-
вия гуссерлнанства на современную западную филосо-
фию, культуру, то сразу бросается в глаза одно важное
обстоятельство. В обстановке нарастающего преклоне-
ния перед Гуссерлем одновременно усиливаются' беспо-
койство, недоумение, ощущение парадоксального и во
многом неожиданного для буржуазных интерпретаторов
положения и роли феноменологии в современном разви-
тии философии и в философской борьбе. Эти недоуме-
ния, парадоксы и трудности, которые в конечном счете
оказываются камнем преткновения для современных
интерпретаторов и даже критиков феноменологии, каса-
ются прежде всего неожиданной, непонятной,
на первый взгляд, трансформации, которой подверглось
учение Гуссерля за почти полувековой период его раз-
работки.
1 Основные последователи, сторонники и интерпретаторы гуссер-
лианства в этой стране: Сартр, Мерло-Понти, Рикёр, Левина, Г. Бер-
же, 'К. Лайе, Девивез, М. Дюфрен н и др.
2 Здесь влияние Гуссерля испытал Энцо Пачи. В Италии выхо-
дит много книг по феноменологии.
3 В США существуют журнал «Philosophy and phenomenological
research» и «Феноменологическое общество», работающие под руко-
водством .Марвина Фарбера. Исследователями и последователями
гуссерлнанства в США были и являются также Герберт Шпигель-
берг, философ и социолог Альфред Шутц (1899—1959), Морис На-
танзон, Гарольд Гарфинкель, психолог Арон Гурвич, а также ряд
социологов, примыкающих к гуссерлианству через следование идеям
Шутца. В последнее время, как полагают американские исследова-
тели, интерес к феноменологии в США начинает оживать.
4 Наиболее известный исследователь гуссерлнанства в Мекси-
ке — Хосе Гаос.
5 В Польше живет один из современных учеников и последова-
телей Гуссерля Роман Ингарден. Польский философ Татаркевич так-
же испытал сильное влияние феноменологии.
6 Речь идет о Г. Шпете и Б. Яковенко.
В самом начале века Гуссерль опубликовал свою из-
вестную и оказавшую значительное влияние работу «Ло-
гические исследования», в которой следующим образом
определил объект, цели и метод философии, философ-
ского размышления.
Основной объект философского исследования, как
его формулирует Гуссерль в данной работе, — это науч-
ное знание и познание. Цель — построить «науку о нау-
ке», «наукоучение». Основная, «кардинальная» проблема
теории познания — вопрос об «объективности познания».
«Философу, — пишет Гуссерль в 1 томе «Логических
исследований», — недостаточно того, что мы ориенти-
руемся в мире, что мы имеем законы как формулы, по
которым мы можем предсказывать будущее течение
вещей и восстанавливать прошедшее. Он хочет привести
в ясность, что такое суть по существу «вещи», «события»,
«законы природы» и т. п. И если наука строит теории
для систематического осуществления своих проблем, то
философ спрашивает, в чем сущность теории, что вооб-
ще делает возможным теорию и т. п. Лишь философское
исследование дополняет научные работы естествоиспыта-
теля и математика и завершает чистое и подлинное
теоретическое познание»
Итак, целью феноменологии, судя по этим заявкам
ее родоначальника, как будто бы оказывается построе-
ние «философии как строгой науки»1 2 3, научной теории
научного знания.
Именно эти заявки феноменологии и попали в поле
зрения философов начала века. Гуссерль расценивался
как создатель строго рационалистического логико-гно-
сеологического учения, одним из главных принципов ко-
торого к тому же было сформулированное еще до появ-
ления неопозитивизма «исключение» из сферы филосо-
фии таких «метафизических» проблем, как вопрос
о существовании и природе внешнего мира, о человече-
ском существовании, о действительном, реальном позна-
1 Э. Гуссерль. Логические исследования, т. 1. СПб., 1909,
стр. 222.
|(3де*сь и далее мы берем цитаты из русского дореволюционного
издания I тома «Логических исследований» 1909 года.)
3 «Философия как строгая наука» — так называлась програм-
мная статья Гуссерля, опубликованная в 1911 г. в журнале «Логос»,
кн. 1.
6
нии, о противоречиях и конфликтах социального бытия
И Т. д. и т. п.
После появления в 1900—1901 гг. двух томов «Логи-
ческих исследований» философы иррационалистического
толка, подобно, например, русскому экзистенциалисту
Льву Шестову, с тоской писали о том, что Гуссерль в
философии не оставляет места для неведомого и таин-
ственного мира, стоящего по ту сторону разума, и что
поэтому его гордый и неуклонный рационализм не мо-
жет удовлетворить современного человека.
Подобное представление о феноменологии Гуссерля
буквально господствовало в западной философии вплоть
до второй мировой войны. Но тем более ошеломляющим
оказался тот эффект, который произвела публикация
поздних работ Гуссерля1. В послевоенный период, на-
пример (1954 г.), была полностью опубликована (в каче-
стве VI тома «Husserliana») последняя работа Гуссерля
«Кризис европейских наук и трансцендентальная фено-
менология».
Сейчас эта работа оценивается как духовное завеща-
ние родоначальника феноменологии. Сам Гуссерль не-
задолго перед смертью говорил, что «Кризис» представ-
ляет собой наконец-то найденное им введение в подлин-
ную философию.
Кроме того, в последние годы предоставилась воз-
можность ознакомиться с лекциями, заметками Гуссер-
ля 20—30-х годов, сконцентрированными в обширном
Лувенском архиве. Правда, пока они доступны лишь в
совершенно незначительной части, к тому же через спо-
радические изложения, в значительной степени произ-
вольные по характеру отбора материалов. И все-таки
поздние работы Гуссерля и сведения о рукописях заста-
вили многих интерпретаторов почувствовать, насколько
односторонним, ошибочным было их прежнее представ-
ление о феноменологии. Дело в том, что в 20—30-х го-
дах Гуссерля начинают беспокоить как раз те пробле-
мы, которые в начале века он стремился «радикально
исключить» из сферы гносеологического анализа: кризис
общества и науки и его значение для понимания позна-
1 Уже .после «войны вышло 9 объемистых томов собрания сочи-
нений Гуссерля «Гуссерлиана» («Husserliana»). Часть из работ этого
издания опубликована впервые и три жизни Гуссерля была неиз-
вестна.
7
ния; вопрос об «интерсубъективности» — взаимной свя-
зи познающих субъектов, вопрос о «мире» и «миропозна-
ющей жизни» и т. д.
Критическое содержание поздних работ Гуссерля —
рассмотрение глубокого кризиса западного мира, его
науки и культуры — оказало и оказывает большое вли-
яние на современную интеллигенцию в буржуазных
странах и даже некоторых марксистских исследователей
склоняет к мысли о гуманистическом, прогрессивном
значении феноменологической философии.
Несмотря на внутренние противоречия доктрины
Гуссерля, заявляет Роже Гароди, несмотря на оконча-
тельную неудачу его замыслов, работы родоначальника
феноменологии имеют «капитальную важность» по двум
существенным причинам: прежде всего потому, что они
ввели в философскую мысль новые темы или темы об-
новленные, от которых не может уйти никакая система
современной философии; затем потому, что центральная
проблема поздней философии Гуссерля — проблема цен-
ности и ответственности человека — это главнейший фи-
лософский вопрос нашего времени 1
М. Банфи говорит о «сократическом героизме», бес-
компромиссном «идеальном восстании» Гуссерля против
оцепенения, погрязания в обыденности и повседневности,
о живом «человеческом пафосе» гуссерлевского «Кри-
зиса»1 2.
Положение, однако, на деле является более сложным
и противоречивым.
Противоречие здесь заключается в том, что Гуссерль
не просто включил в философию новые проблемы и гу-
манистическую критику, но одновременно по сути дела
отказался от своей прежней формулировки, касающейся
целей, задач, объекта и метода феноменологии. Принци-
пиального характера изменение было связано с отказом
от взгляда на науку и научное знание как наиболее
важный, наиболее «достойный» объект философского
исследования.
В результате функцию философии Гуссерль усматри-
вает в том, чтобы раскрыть не мир науки, а «жизнен-
ный мир» (Lebenswelt) — основу всего «объективного
1 См.: R. Garaudy. Perspectives de I’homme. P., 1959, p. 32.
2 Cm.: Cahier de Royamont, Philosophie N III. Husserl. P., 1959.
8
познания», данную до всякой науки. «Жизненный
мир» Гуссерль определяет как совокупность «очевидно-
стей», «круг уверенностей, к которым относятся с давно
сложившимся доверием и которые в человеческой жизни
до всех потребностей научного обоснования приняты в
качестве безусловно значимых и практически апробиро-
ванных» Г
Теперь Гуссерль видит суть европейского кризиса в
крахе объективизма, а преодоление последнего усматри-
вает в том, чтобы верованиям, «очевидностям» обыден-
ного опыта придать большее значение для познания, чем
истинам науки: «Придать ценность исконному, изна-
чальному праву этих очевидностей, а именно их высшую
значимость, достоинство в обосновании познания по
сравнению с ценностью объективно-логических очевид-
ностей» 1 2.
Тем самым Гуссерль выступает с заявками, как буд-
то бы прямо противоположными первоначальным за-
мыслам феноменологии. Такой поворот можно было бы
легко объяснить, если бы речь могла идти об отказе
от некоторых принятых в самом начале принципов.
Между тем основные идеи, основные содержательные
принципы гуссерлианства, ответы Гуссерля на важней-
шие вопросы теории познания не претерпели сколько-
нибудь существенного изменения. Что действительно
менялось в феноменологии, так это обоснование, интер-
претация, понимание действительного смысла этих ис-
ходных принципов. Создатель феноменологии пытался
все более отчетливо, все более адекватно определить
тот объект, к которому действительно относились дета-
ли, скрупулезнейшие различения, весь строй феномено-
логической концепции.
Надо сказать, что в довоенной европейской филосо-
фии был один человек, который распознал действитель-
ный смысл и внутренние тенденции развития феномено-
логии раньше и четче, чем Гуссерль. Это был ассистент
Гуссерля Мартин Хайдеггер. В 20-х годах он имел до-
ступ ко всей лаборатории гуссерлианской мысли, в ча-
стности, ко многим из тех материалов, которые сейчас
оказались в фонде Лувенского архива.
1 «Husserliana». В., VI. S. 441.
2 I b i d е m, S. 8.
9
В то время как ближайшие ученики Гуссерля пыта-
лись показать значение феноменологической философии
и феноменологического метода для различных наук,
Мартин Хайдеггер довольно последовательно и органич-
но применил методы и установки феноменологии для
критики научного познания и научной философии, для
обоснования иррационалистического психологизма.
Гуссерль протестовал против хайдеггеровского ис-
пользования феноменологии. Книгу Хайдеггера «Sein
und Zeit» Гуссерль встретил с возмущением и испещрил
поля этого сочинения гневными замечаниями. Хотя с
присущей ему честностью вынужден был признать, что
категории «Sein und Zeit» — это его собственные поня-
тия, однако взятые вне их, как казалось Гуссерлю, под-
линного и собственного смысла.
Сравнение произведений Гуссерля 20—30-х гг. и ос-
новных идей Хайдеггера позволяет установить, насколь-
ко тесно примыкает экзистенциализм к основным прин-
ципам и установкам феноменологии, в особенности к
теории «жизненного мира». То обстоятельство, что фе-
номенология является одним из важнейших теоретиче-
ских источников экзистенциализма, что экзистенциа-
лизм — ее родное, хотя и уродливое дитя — это при-
знают многие из современных западных интерпре-
таторов гуссерлнанства. Говорят даже о свое-
образном сплаве феноменологии и экзистенциализма,
«экзистенциальной феноменологии» и считает ее духов-
ной тенденцией, наиболее специфическим образом вы-
ражающей в философии климат современного мышле-
ния *.
Таков парадоксальный результат, к которому приво-
дит феноменология. Справедливо усмотрев в скептициз-
ме, субъективизме, релятивизме, психологизме философ-
ские «болезни времени», исследовав возникновение этих
концепций как результат и выражение широкого кризи-
са, охватившего европейский мир, Гуссерль оказался в
очень сильной степени причастным как раз к пышному
произрастанию такого рода теорий на колеблющейся
почве современного западного духовного развития.
Оказалось, что раскритикованные Гуссерлем концеп-
! См.: W. A. Luijpen. Existential phenomenology. Louvain,
1962, p. 2.
10
ции возродились. II не сами по себе, а при посредстве
той теории, которая мыслилась как их антипод.
Все это основательно затрудняет восприятие и пони-
мание гуссерлианства, ставит в тупик многих из его
интерпретаторов и последователей, порождает много
сложных и важных вопросов.
Первый вопрос, который следует разрешить в целях
марксистской критики феноменологии, касается как раз
эволюции гуссерлианства.
Мы убеждены — и постараемся это доказать, — что
в поздней феноменологической философии не было рез-
кого поворота от первоначальной позиции, но сущест-
вовало более последовательное раскрытие самим Гус-
серлем действительных истоков концепции, основные
черты которой наметились уже в «Логических исследова-
ниях».
Здесь, таким образом, мы обнаруживаем противоре-
чие между действительной сущностью феноменологии и
обрамлявшими ее в начале замыслами и аргументами —
противоречие, толкавшее самого Гуссерля к постоянно-
му переформулированию основных целей развиваемой
им философии.
Напав на след специфического объекта исследования
и нащупав особый способ его анализа, Гуссерль отнюдь
не сразу и не в полной мере осознал, каков именно этот
объект и в какой степени отклоняется феноменология от
принятого в классической традиции метода исследования
познания и сознания. То же относится и к философским
современникам Гуссерля: очень немногие из них в пер-
вые десятилетия XX в. осознали смысл осуществленного
в феноменологии и в их собственных учениях «переко-
са» гносеологической традиции, протянувшейся через
всю философию нового времени.
Сам по себе факт эволюции взглядов может быть с
несомненностью обнаружен в биографии каждого сколь-
ко-нибудь значительного философа: мыслитель не только
имеет право, но и обязан постоянно углублять, вновь
аргументировать свою точку зрения.
Поэтому мы вовсе не собираемся делать предметом
критики настойчивое и само по себе достойное уваже-
ния стремление Гуссерля раскрыть, обновить и углубить
свою позицию. Эволюция гуссерлианства интересует нас
главным образом по следующим соображениям.
Здесь прежде всего важен особый характер нового
этапа развития буржуазной философии, лишь постепен-
но обнаруживающего свои подлинные истоки и действи-
тельный смысл. Для развития буржуазной философии
начала нашего столетия специфичны промежуточные,
половинчатые духовные формы, где новое содержание и
новые проблемы облекаются в личину старых споров и
затруднений. Новое содержание выражается при помо-
щи традиционных терминов, что значительно затрудняет
понимание таких переходных образований. Мы постара-
емся обнаружить это на примере раннего гуссерлиан-
ства.
Эволюция феноменологии знаменует, таким образом,
все большее изменение отношения к старому проблем-
ному строю традиционной философии Западной Европы
и к ее стилю анализа. В ходе этой эволюции спор нового
философского сознания с традиционной философией
становится более острым.
Феноменология выдвинула новые по сравнению с
классической философией проблемы и соответственно
избрала непривычные методологические средства для их
разрешения. При этом Гуссерль действительно в буржу-
азной философии был одним из первых, кто описал
новую проблемную сферу широко и систематически.
Здесь во многом содержится разгадка его глубокого
влияния на современную буржуазную философию.
И конечно же уязвимость феноменологической фило-
софии нельзя усматривать в том, что она дерзнула вый-
ти к новым проблемам, не обнаруженным философской
традицией. Новые проблемы — в этом состоит действи-
тельная ограниченность феноменологии — она сформу-
лировала в противоречивой, часто в туманной и схола-
стической форме; действительные трудности понима-
ния намеченных проблем нашли в феноменологии
частично мнимое, а частично неадекватное теоретическое
разрешение.
Из сказанного становится ясно, что раскры-
тие содержания противоречивой эволюции взглядов
Гуссерля упирается в разрешении другого, по своему
значению более важного и более трудного вопроса: ка-
ков действительный проблемный смысл феноменологии,
в чем заключаются те новые проблемы, которые ввел в
философию в начале века и вплоть до 40-х годов разра-
12
батывал Эдмунд Гуссерль. Каковы предложенные Гус-
серлем способы решения этих проблем и в чем заклю-
чается их ограниченность?
Этот вопрос в собственном смысле относится не
только к Гуссерлю: он касается вообще становления но-
вого философского сознания в буржуазной мысли наше-
го столетия.
Поэтому мы начнем наш анализ гуссерлианства с рас-
смотрения того, какие идеи, какие теоретические споры
характеризовали буржуазную философию начала ны-
нешнего века и в каком действительном отношении она
находилась к философии прошлого. Здесь и будет ис-
следован духовный контекст, в котором возникла и на-
чала развиваться гуссерлевская феноменология.
I. ЗАМЫСЛЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ
РАННЕЙ ФЕНОМЕНОЛОГИИ Э. ГУССЕРЛЯ
§ 1. Главные тенденции развития буржуазной
философии на рубеже XIX и XX столетий. Психологизм
и антипсихологизм, их борьба и их единство
Как было сказано, первая крупная и самостоятель-
ная работа Гуссерля «Логические исследования» появи-
лась в 1900—1901 гг.: со своей философской программой
родоначальник феноменологии выступил как раз на ру-
беже столетий.
Что же было характерно для духовной атмосферы,
философского развития того периода? Переход от одно-
го века к другому для буржуазной философии означал
возникновение и становление нового типа философского
мышления, новых установок философского сознания, су-
щественно отличавшихся от главных идей и тенденций
классической философии. Начали выявляться специфи-
ческие особенности, формулироваться ведущие идеи
того духовного образования, которое мы называем со-
временной буржуазной философией, имея в виду особый
период в развитии философской мысли, совпадающий с
эпохой империализма.
Феноменология Гуссерля интересна не только тем, что
она представляет собой весьма характерный составной
элемент этой новой духовной атмосферы; Гуссерль был
по сути дела первым, кто не только фактически осуще-
ствил разработку новых идей, принципов возникавшего
философского сознания, но и высказал их не в форме
мистического «предчувствия», нс в форме афористиче-
ского, профетического, парадоксального самовыражения
(как это сделали еще раньше Кьеркегор и Ницше), а в
виде претендующей на строгость, детально разработан-
14
ной философско-логической системы. Именно эта «рес-
пектабельная» традиционная и систематическая форма
во многом обеспечила гуссерлианству столь прочное и
основательное влияние на 1современную мысль, какого
не смогли добиться философии откровенно иррационали-
стического, «эссеистского» типа L
Попытка Гуссерля построить философскую систему,
построить ее как наукоучение создали ранней феномено-
логии в высшей степени своеобразное положение в фи-
лософской борьбе начала нашего столетия.
Ретроспективный взгляд позволяет выделить в раз-
витии философии того периода две главные тенденции.
Одна из них, более массовидная, была связана с тра-
диционной ориентацией на науку и научное знание.
Бурное развитие естествознания, которое началось па
исходе XIX в., должно было только подкрепить эту по-
зицию. Фигура философствующего естествоиспытателя
стала весьма типичной для духовного развития послед-
ней четверти прошлого столетия. II вообще философию
считалось чуть ли не обязательным излагать в своеоб-
разной «естественнонаучной» манере: строить «энергети-
ческие», физиологические, «психофизические» и т. д.
концепции. Приват-доценты, писавшие в то время пух-
лые введения в философию, третировали «спекулятив-
ные» философские системы, объявляли современными
лишь такие концепции, которые проповедовали культ
факта и эксперимента и связывали себя с той или иной
формой естественнонаучной ориентации.
Такого рода позицию называют позитивистской
(в связи с влиянием «старого» позитивизма). Более
удачным для описания такого подхода нам кажется тер-
мин «сайентизм» (от английского слова science — нау-
ка), поскольку подход этот может и не совпадать непо-
средственно с позитивизмом как определенным философ-
ским направлением. Сайентизм — своеобразная
ориентация (она может быть не только философской),
характеризующаяся: 1) верой в науку и прогресс науч-
1 Эти .мотивы продолжают действовать и поныне. «Не без из-
вестного права учение (Гуссерля сегодня оказывается пробным кам-
нем для широкого круга тех, для кого философия является не со-
бранием просто связанных друг с другом дисциплин, но универсаль-
ной наукой, покоящейся на прочном (базисе» (J. F г. В j е 1 к е. Бег
Ausgangspunkt der Erkenntnistheorie. Eine Auseinandersetzung mit
Husserl. „Kant-Stndien”, 1964, lift. 1)
15
Ного познания, понимаемый как главный стимул обще-
ственного прогресса и кардинальное средство разреше-
ния социальных затруднений; 2) стремлением обязатель-
но придать философским (а также социологическим или
вообще гуманитарным) рассуждениям научную фор-
му — за счет терминологии, классификаций, внешнеь
простоты и строгости, ссылок на факты и опыт, об-
ращения к логике науки и и т. д. и т. п. При этом эта-
лоном науки и научности считались естественные на
уки, их концепции и методы.
В философии и логике конца XIX в. сайентизм бук
вально господствовал. Вера в науку была той предпо
сылкой, над которой не слишком много раздумывали
наука просто считалась опорой человеческой деятельно
сти, опорой философии. Более того, размышления о со
циальной роли науки, об отношении научного познания
к миру и т. д. — все это относилось в разряд запретных
для сайентизма «метафизических» тем. Зато наукообраз-
ная (т. е. построенная по образцу точных наук) форма
философских исследований стала весьма типичной, гос-
подствующей. И до такой степени, что вторая — и про-
тивоположная по отношению к сайентизму — тенденция
первоначально выступала в добропорядочно-сайентист-
ской форме. Критика науки и ориентированной на науку
философии — а таково было содержание второй тенден-
ции — развивалась первоначально под флагом сайен-
тизма с его ориентацией на науку и научную филосо-
фию. В этом отношении сам сайентизм конца XIX —
начала XX в. при внимательном рассмотрении оказы-
вается переходным духовным образованием. К это
му времени он оказался весьма сложным конгломс
ратом идей, которые нередко содержали старую науко-
образную ориентацию, но давали неожиданно противо
положный установкам сайентизма результат. Таким ха-
рактерным противоречивым течением внутри общегс
сайентистского поветрия был психологизм в логике. П<
своей внешней форме и истокам он казался типичные
олицетворением сайентизма.
Типичное для того времени стремление «пристегнуть?
философию к какой-либо преуспевающей области кон
кретного научного исследования особенно окрепло в
связи с тем, что в конце XIX в. заговорили о новоГ'
«точней» дисциплине— экспериментальной психологии
16
Эксперимент впервые стал применяться в ооласти ис-
следования психики человека. II дело было не столько
в позитивных результатах, экспериментальной психоло-
гией достигнутых (они были более чем скромны), но в
открывшейся как будто захватывающей, ошеломляю-
щей и невиданной ранее перспективе поставить иссле-
дование психических, духовных процессов на твердую
почву эксперимента, подсчета, перевести его на язык
строгих формул, проверяемых характеристик.
На слабом, неокрепшем организме эксперименталь-
ной психологии сразу выросла внушительная фило-
софская опухоль — психологизм, притязавший на роль
абсолютно точной, связанной с экспериментом логиче-
ской теории.
Если верить Гуссерлю или Наторпу, очевидцам воз-
никновения и распространения психологизма, то при-
ходится констатировать, что этот подход к концу XIX в.
оказался в логике и теории познания господствующим
(Гуссерль сам пережил период увлечения психологиз-
мом, его первая книга «Философия арифметики», вы-
шедшая в 1891 г проникнута идеями психологизма1).
Психологизм в логике был в особенности четко пред-
ставлен немецким философом и психологом Теодором
1 Интересен вопрос о движении Гуссерля от психологистической
к собственно-феноменологической позиции. До сих пор он почти не
исследован. Между тем уже в «Философии арифметики» Гуссерля
интересовал -вопрос о психологическом происхождении главных по-
нятий и 1принципов математики |(чнсла, времени и т. д.). Он столк-
нулся с тем, что тогдашняя психология не могла дать <метода для
объяснения возникновения и содержания «истинных», «общезначи-
мых» п-онятий математики. Тогда 'Гуссерль обратился к логике.
В 1897 г. он публикует -в «Archiv fur systematische Philosophic» со-
общение о немецких работах во логике, относящихся *к И894 г. Логи-
ческую литературу он штудирует очень внимательно. Однако господ-
ство психологизма в логике делало ее по материалу и методу одно-
родной с эмпирической психологией того периода. Имея в виду пер-
воначально поставленную цель—объяснение всеобщих понятий, Гус-
серль в дальнейшем должен был отбросить те методологические
средства, которые предлагала тогдашняя логика. На повестке дня
стояла борьба с психологизмом.
*«Что касается моего дерзновенного критического отношения к
п’сихологичеткой логике и теории познания,—пишет Гуссерль в
«Логических исследованиях»,—то я напомню слова Гёте: «Ни к
чему не относишьсякак к недавно оставленным заблуж-
дениям» (3^Jh’c’ce-P^b. Логические исследования, т. 1. СПб.,
1909, стр.^Йр
2~зи ' ШЧ
Липпсом (1851 — Ь914). Но Гуссерль справедливо усмат-
ривает истоки и основные идеи психологизма в работах
Милля, Зигварта, Вундта, Маха, Авенариуса и др.
Свою концепцию Гуссерль вплоть до последних дней
считал теорией, кардинально и окончательно искореня-
ющей психологизм. Однако уже его современники за-
метили, что гуссерлианство во многих отношениях вос-
станавливало психологизм.
Так оно и было. В процессе философской борьбы
вскрылось то обстоятельство, что психологистов и их
противников, несмотря на разногласия в ряде второсте-
пенных вопросов, роднит несомненная общность принци-
пиальных, исходных установок.
В чем же состояла эта общность первостепенной зна-
чимости и к чему сводились второстепенные разногла-
сия психологистов и антипсихологистов?
Сначала о разногласиях.
Психологисты считали логику частью психологии,
наукой, основанной на психологии ’.
Антипсихологисты, напротив, стремились обособить
логику от психологии, во всяком случае лишить психоло-
гию значения обосновывающей по отношению к логике
науки. В их аргументации подчеркивался специфический,
особый характер логики.
Э. Гуссерль воспроизводит эти казалось бы решаю-
щие разногласия психологистов и антипсихологистов —
вместе с соответствующими аргументами, подкрепляю-
щими ту или другую точку зрения.
Аргументация психологистов такова.
Как бы мы ни понимали и ни определяли логику,
объекты последней — мышление, суждение, умозаключе-
ние, познание, доказательство и т. д. и т. п. — есть сама
психическая деятельность человека или ее продукты.
Требуется поэтому сначала построить психологию по-
знания, а затем, основываясь на ней, — логику.
Психология, говорит Т. Липпе, ставит перед собой
две задачи. Во-первых, она регистрирует, анализирует,
сравнивает содержания сознания, во-вторых, она от-
крывает причинные связи во всей совокупности пережи-
ваний сознания. Единственный метод психологии —' со-
зерцание переживаний сознания, психологическое на-
1 См.: Т. Л. Л и п п с. Основы логики, Пб., 1902. § 3.
18
блюдение (воспроизведение пережитого когда-либо).
Липпе говорит в этой связи о «преимуществах» психо-
логического наблюдения: я воспроизвожу в себе извест-
ные мысли или условия представлений и убеждаюсь в
том, что из них вытекает. Этот метод — созерцание
психологом собственного сознания — Т. Липпе называет
«истинно-объективным» методом психологии
Что касается логики, то она строится на различии
между самим психическим актом (бессознательным на-
чалом) и содержанием психики (началом сознатель-
ным). Логика, согласно Липпсу выявляет законы, опре-
деляющие связи между содержанием и актом, т. е. по
сути дела принципы взаимопроникновения сознательного
и бессознательного.
Напротив, антипсихологисты, ратуя за специфику
логики по сравнению с психологией, прежде всего исхо-
дили из нормативного характера логики. «Психология
рассматривает мышление, как оно есть, логика же —
как оно должно быть. Первая рассматривает естествен-
ные законы мышления, последняя — его нормативные
законы» 1 2.
Рассматривая этот аргумент, Гуссерль сразу подме-
чает, что психологисты, максимально сближающие нор-
мативные законы мышления и действительное, «естест-
венное» мышление, оказываются в более выгодном поло-
жении, чем их противники.
В самом деле, представители психологизма высту-
пили против резкого отрыва законов логики, законов
истинного мышления (а следовательно, и науки логи-
ки) от «естественного» человеческого мышления.
«Необходимое употребление разума, отвечают они,
есть ведь все же употребление разума и вместе с самим
эазумом относится к области психологии. Мышление,
каким оно должно быть, есть только особый случай мыш-
ления, как оно есть» 3.
Подобно антипсихологистам, психологисты признают
специфический характер логики, но, разумеется, при-
знают только в пределах всеобъемлющей науки о по-
знании, психологической науки.
1 См.: Т. Л и пп'с. Руководство к (психологии, 1907.
2 Э. Гуссерль. Логические исследования, т. 1, стр. 44.
3 Т а м же, стр. 45.
>♦
Логика, соглашаются и психологисты, изучае)
«идеальные», нормативные аспекты познания: она есть
технология познания. Но прежде чем ее построить, сле-
дует задуматься над «физикой мышления», над учением
о «естественных» познавательных связях.
«...Те правила, — пишет Липпе, — которым надо сле-
довать, чтобы мыслить правильно, суть не что иное, как
правила, следуя которым, мы мыслим так, как этого
требует своеобразие мышления, его особая закономер-
ность; короче говоря, они совпадают с естественными
законами самого мышления. Логика есть физика мыш-
ления, или же логика вообще не существует» ’.
Итак, в аргументации психологистов проступает одна
специфическая особенность этого направления в логике.
Психологисты приковали внимание к тому обстоятель-
ству, что как в силу своего происхождения, так и по
форме своего непосредственного существования законы
и принципы логики должны быть отнесены к реальному,
«естественному» мышлению человека и по сути дела
отождествлены со специфическими закономерностями
последнего. Такова основная идея психологизма, такова
новая проблемная сфера, им обозначенная.
Однако психологизм в то время существовал не толь-
ко в виде -сайентистского логического (психологизма.
Необходимость обратиться к реальным процессам мыш-
ления и поведения, к их конкретным механизмам нашла
свое выражение и в концепциях открыто антиинтеллек-
туалистского психологизма. Последний более четко, чем
психологизм в логике, выявил все ограниченности тог-
дашнего решения действительной проблемы, поставлен-
ной на повестку дня философского анализа.
Принципиально важной общей чертой всех антиин-
теллектуалистских направлений было обращение к «бо-
лее широкой», «всеобъемлющей» сфере: к «нескончаемо-
му» потоку сознания, к наиболее «изначальным» формам
функционирования сознания. При этом жизнь сознания
они требовали рассматривать не в «ограниченной» и
«частной» форме научного опыта, но в виде универсаль-
ного «потока жизни».
В философии начала века стало очень модным упот-
реблять такие понятия, как «жизнь», «поток», «становле-
ние» и т. д. При этом гегелевская философия была под-
1 Э. Г у с с е р л ь. Логические исследования, т. 1, стр. 46.
20
вергнхта — неокантианцами, Бергсоном, представителя-
ми "прагматизма — резкой критике как раз за
«ограничение», «сужение», «умерщвление» «подлинной
диалектики». Непрерывную «длительность», «жизнь»,
утверждали они, можно освоить лишь с помощью «не-
посредственной длительности» — целостного потока
сознания. Предполагалось неразрывное единство
«жизни» и сознания, одухотворенность самого «жиз-
ненного порыва», наделенного «внутренней сознательно-
стью». «Жизнь» и «поток сознания» становились в силу
этого равнозначными, по сути дела, понятиями. Этот
род психологизма предполагал «поток сознания» в каче-
стве изначального объекта изучения — объекта, исходя
из которого можно вычленить специфику такого
его «ответвления», как рационально-научное, понятийное
мышление.
Начались поиски «иррациональных» основ рацио-
нально-оформленного человеческого действия, поиски
механизмов, через которые совершается вторжение
бессознательного в сферу сознания.
Что касается психологизма в логике, то здесь при-
сутствовала, в сущности, родственная тенденция: прин-
ципы логики, наивысшую форму «рационального», пред-
полагалось рассматривать в качестве своеобразных
регулятивов поведения, в общем-то равнозначных био-
логическим приспособительным механизмам. То, что ра-
нее считалось «высшим» и самостоятельным, — «чистое»
мышление — (низводилось со своего пьедестала. Науч-
ное, логическое, «истинное» в конечном счете стави-
лось в один ряд и приводилось в зависимость от «низ-
ших» и даже «иррациональных» способов ориентации
человека.
В каком же отношении к такому решению проблем
познания и мышления находилась представленная нео-
кантианцами и Гуссерлем концепция, которую они сами
резко противопоставляли психологизму?
На первый взгляд, как мы уже говорили, антипсихо-
логизм исходит из противоположных даже по отношению
к сайентистскому психологизму установок.
Психологизм Гуссерль характеризовал как разновид-
ность субъективизма и релятивизма.
Субъективистскую, релятивистскую направленность
психологизма, его скептицизм, разъедающий основание
европейской философии — теорию всеобщей, научной
истины, — Гуссерль считает весьма вредной, опасной.
Вот почему в 1 томе «Логических исследований» он
тщательно разбирает аргументацию психологистов, об-
нажает невысказанные предпосылки и последовательно
формулирует следствия психологистической доктрины.
Внимательно анализирует Гуссерль и ту борьбу с психо-
логизмом, в которую вступил еще Кант и которую актив-
но продолжали его последователи-неокантианцы. Но и в
доводах этих последних Гуссерль обнаруживает... пси-
хологистические черты.
Так почему же самого Гуссерля упрекали в психо-
логизме? Были ли для этого основания? Чтобы ответить
на этот вопрос, нужно более внимательно присмотреться
к общему проблемному теоретическому ядру логиче-
ского психологизма и антипсихологизма.
Борьбу психологизма в логике и логического анти-
психологизма нельзя рассматривать вне конкретно-исто-
рических особенностей, характеризующих состояние
психологии и логики в тот период.
Психологисты сделали попытку непосредственно вы-
вести принципы, законы и формы логики из индивиду-
ального поведения, из психики отдельного человека.
Сама по себе эта попытка не была лишена оснований,
ибо в действительности не существует пропасти, разде-
ляющей деятельность каждого единичного человека и
всеобщие формы логики. Логические формы и законы
реально функционируют в познавательной деятельности
индивидов, в этой деятельности они формируются. По-
этому дилемма «психологизм—антипсихологизм» (за ней
стояло противопоставление «психика и поведение инди-
вида — всеобщие законы и формы логики») по своему
существу и в конечном счете является ложной. Необхо-
димо и возможно для теории показать, как в индивиду-
альном процессе деятельности функционируют всеобщие,
«надындивидуальные» формы, в том числе формы и за-
коны логики. Но для этого необходимо располагать
глубокими и точными знаниями о самом процессе дея-
тельности и поведения индивида, о механизмах функци-
онирования его сознания.
В конце XIX — начале XX в. психология, экспери-
ментальная психология в частности, только еще вступи-
ла на этот путь. Поэтому попытка психологистов закон-
22
чилась отождествлением всеобщих логических принци-
пов и внешних, приспособительных психических реакций
человеческого организма, непосредственным отождеств-
лением того, что «имеет место», и того, что «должно
быть» согласно законам логики. Психологизм не мог не
означать в то время субъективизации и психологизации
логических форм. Это было совершенно ясно неоканти-
анцам и Гуссерлю.
Путь, который индивид проходит, двигаясь к форми-
рованию всеобщих законов мышления и овладению ими,
не был и не мог быть — при тогдашнем состоянии ис-
следований психики человека — расшифрован.
Вот почему по-своему были правы Гуссерль и дру-
гие антипсихологисты, когда они заявили о невозмож-
ности выведения «идеальных» законов логики из «реаль-
ной» психической деятельности, понятой в свете тогдаш-
ней психологии.
Дилемма «психологизм — антипсихологизм» имела,
таким образом, совершенно определенный исторический
смысл. Но борьба (развернулась как раз в тот период,
когда ложность противопоставления индивидуальной
деятельности, психики индивида, с одной стороны, и все-
общих законов и принципов логики, с другой, стала по-
степенно обнаруживаться.
Противопоставление постепенно (и часто независимо
от субъективных устремлений самих философов) уступа-
ло место анализу пересечения, «совмещения» и т. д.
индивидуального и всеобщего.
То обстоятельство, что Гуссерль, несмотря на свои
субъективные желания, не смог последовательно отме-
жеваться от психологизма, говорит, конечно, о противо-
речии между субъективными установками Гуссерля и
действительными результатами феноменологии.
Но одновременно здесь действует логика самой проб-
лемы («индивид и всеобщие идеальные формы»), хотя
Гуссерль улавливает ее в смутной, превращенной фор-
ме, улавливает лишэ постепенно. Это относится не
только к Гуссерлю, но и ко всем представителям анти-
психологистического лагеря.
Перед представителями антипоихолопизма, в значи-
тельной -степени напуганными опасностью субъективиз-
ма, исходящей от психологизма, возникла двоякая труд-
ность.
?3
1. С одной стороны, требовалось защитить идущее
от философской традиции понятие всеобщего и необхо-
димого, истинного знания, уберечь теорию познания от
субъективизма и релятивизма. В этом смысле предста-
вители антипсихологизма—неокантианцы и Гуссерль —
как будто бы продолжали усматривать основную задачу
теории познания в разработке учения об истине, ее воз-
можности и условиях ее объективности.
«...Теория познания, — говорит Г Риккерт, — есть
наука о мышлении, поскольку оно истинно» Г И он обру-
шивается на психологизм, который приходит, по его
мнению, к «разложению понятия познания, к отрицанию
того, что имеется истинное мышление» 1 2.
Однако нельзя забывать, что, употребляя традицион-
ные понятия «истина», «наука», «теория познания»
и т. д., антипсихологисты также постепенно начали вкла-
дывать в них иное содержание. Антипсихологизм в этот
период вообще был сопряжен с пересмотром важней-
ших ориентаций традиционной теории познания и ло-
гики.
Пересмотру подверглось прежде всего представление
об отношении понятий науки к воспринимаемой и позна-
ваемой действительности. И здесь он шел рука об
руку с психологистическими концепциями, по внешней
форме от него отличными: с бергсонианством, прагматиз-
мом. Правда, неокантианцы как будто стремились со-
здать логику научного познания. Но интерпретация нау-
ки в обоих случаях была одинаковой: науке с се «закон-
ченными» понятиями противопоставлялась вечно
развивающаяся, бесконечно разнообразная, «интенсив-
но» и «экстенсивно» неисчерпаемая действительность.
«Действительность, воспринимаемая нами непосред-
ственно, представляет повсюду необозримое многообра-
зие, которое совершенно невозможно воспроизвести в
том виде, как мы его воспринимаем...»3, — говорил
Генрих Риккерт.
Из этого факта неокантианцы делают вывод: для
познания имеет значение не действительность, но
1 «Новые идеи в философии», 1913, сб., 7, стр. 2.
2 Т а м же, стр. 5.
3 «Новые идеи в философии», 1913, сб. 7, стр. 9.
24
«принципы выбора и размещения познания», принципы
поавильного метода.
Задача исследования науки и научного познания
совпадает для неокантианцев с доказательством прин-
ципиальной «гипотетичности», как выражается Герман
Коген, научного познания, с рассмотрением лишь функ-
ционального значения научных понятий.
Функциональность научных понятий и законов для
неокантианцев означает прежде всего их отрыв от прин-
ципов и законов самой действительности. Коген, Наторп
и Риккерт, подробнейшим образом проанализировав
понятия математики и естественных наук, пришли к вы-
воду: в этих понятиях (понятия дифференциала, массы
и т. д.) испаряется всякое отношение к реальности,
исчезает их «субстанциальный» характер.
Научные понятия имеет смысл рассматривать как
элементы, функциональные звенья системы понятий,
структуру и построение которых и должна выявить ло-
гика, нс выходя при этом за пределы чисто логической
области — 'ни в сферу самой действительности, ни в
сферу психологической реальности.
Но поскольку в результате «действительность» (по-
движное, текучее, диалектНчески-непрерывнос, сама
жизнь) и научные понятия, связанные в самостоятель-
ную функциональную систему, оказались оторван-
ными друг от друга, вполне закономерно напраши-
вался вопрос: как и благодаря чему обретаем мы про-
никновение в понятую таким образом действитель-
ность.
Пока неокантианцы развертывали свое логическое
«обоснование» точных наук, как раз и появилась и вы-
ступила с открытым забралом охарактеризованная вы-
ше психологистическая концепция, сразу присвоившая
себе монополию на рассмотрение способов соприкосно-
вения мышления и познания с самой «действительно-
стью», на интерпретацию этой последней.
2. Вторая специфическая особенность антипсихоло-
гизма состояла в том, что он уже не мог пройти
мимо поставленного на повестку дня философского ис-
следования вопроса о реальных познавательных актах,
о реальном процессе познания, из которых вырастает и
в которых действительно функционируют понятия,
истины.
25
Вот почему Генрих Риккерт в статье с весьма харак-
терным названием «Два пути теории познания» 1 требует
дополнить традиционное исследование познания как со-
вокупности некоторых самодовлеющих и связанных
лишь друг с другом истин «рассмотрением действитель-
ных актов мышления»: «Совершенно отвлекшись от
действительного познания, теория познания была бы в
значительной своей части пустым местом»1 2.
«Нечеловеческую» картину познания и мышления
прежней философии, ее концепцию «безличной» исти-
ны и «чистого» субъекта Риккерт, подобно многим его
современникам, и прежде всего подобно психологистам,
считает необходимым дополнить «человеческой» харак-
теристикой познания. Он полагает, что «нечеловеческая»
концепция истины во многих отношениях зашла в тупик.
Будучи на определенном этапе развития теории не-
обходимой схемой, первый путь развертывания теории
познания, построенный на отвлечении от человеческих,
субъективных, реальных познавательных факторов, уже
не удовлетворяет, по Риккерту, современным требовани-
ям, предъявляемым к философии и логике.
И вот когда вопрос о «действительном», «человече-
ском» вставал перед сторонниками «чистой» логики —
и вставал, конечно, со всей неизбежностью, — то оказа-
лось, что сфера объяснения этого «действительного»
уже занята психологизмом.
Скоро выяснилось, что здесь защитники антипсихо-
лагизма, .поборники «строгой логики истины, готовы бы-
ли поступиться многими своими принципами В ПОЛЬЗ}
психологизма, и поступиться почти без боя.
Так, Наторп в своей знаменитой статье «Кант и мар-
бургская школа», говоря об «объективном» характере
обосновываемого неокантианцами метода и направляя
его против психологизма (кстати, в этой связи он
«с радостью приветствует» «прекрасные сочинения Гус-
серля»), затем делает очень важное замечание:
«Тем не менее в требовании возврата от всех чистых
абстракций к непосредственной конкретной «жизни» со-
знания — будь то в науке или в философии — скрывает-
ся один основательный мотив: весьма основательное
предостережение против претензии абсолютистической
1 «Новые идеи в философии», .1913, об. 7, стр. 76.
2 Та м же, стр. 77.
Я
философии — при помощи готового комплекса понятий
чисто логическим путем овладеть всем бесконечным
потоком жизни сознания или, вернее, осилить его и
остановить вечно движущийся поток этой жизни»
Уступка сделана в самом существенном пункте.
На этих примерах мы видим как в философии нача-
ла века формируется нс только единый проблемный
стержень, но и общий способ решения принципиальных
вопросов данной проблемной сферы, не исключающий,
конечно, разнообразия форм и оттенков, связанных,
главным образом, с «разделением труда» внутри фило-
софии.
Сайентизм как господствующее убеждение стал себя
изживать. Психологизм в логике и противостоящий ему
антипсихологизм, как эю ни парадоксально, стали выяв-
лять свою общность не через внешний сайентизм, как
будто им свойственный, но через критику науки. В то
время как открытый психологизм бергсонианского типа,
казалось бы, отгородился от сферы интеллекта и на-
уки («интеллект» и «инстинкт», уверял Бергсон, есть
два равноправных ответвления единого эволюционного
потока), занявшись «своей» сферой — инстинктом,
бессознательным и т. д., логический антипсихологизм
XX в. вторгся как раз в цитадель классического рацио-
нализма, в сферу научного и логического мышления.
И он произвел в этой сфере весьма кардинальные преоб-
разования: основная мысль и здесь состояла в неправо-
мочности разума, истинного познания по отношению к
широкому потоку «действительного».
Главный мотив, намеченный в неокантианстве, зву-
чит и в гуссерлсвском наукоучении.
§ 2. Замыслы и действительный смысл
гуссерлевского наукоучения
Защитив в 1882 г. диссертацию по математике, Гус-
серль начал свою научную деятельность в качестве спо-
собного, многообещающего математика (таково было
мнение крупнейшего математика конца XIX в. Вейср-
штрасса, у которого Гуссерль был ассистентом).
Но уже в 1900 г., выпустив «Логические исследова-
ния», Гуссерль становится родоначальником так назы-
1 «Новые идеи ,в философии», 1913, сб. 5, стр. 101.
27
ваемого феноменологического направления, одного из
важнейших философских течений XX в.
Этот переход от математики к философии, которой
затем была посвящена вся почти полувековая деятель-
ность Гуссерля и в разработке которой он видел основ-
ную цель своей жизни, может показаться непонятным,
если принять во внимание, как Гуссерль оценивает тог-
дашнее состояние математических и философских наук.
Математика, отмечает Гуссерль, достигла во второй
половине XIX в. небывалого расцвета, стала примером
строго развитой теории, обрела форму «систематической
законченности и совершенства» Г
А вот оценка состояния философии и логики в 1900 г.
«Тщетна была бы попытка выделить совокупность поло-
жений или теорий, в которых мы могли бы видеть незыб-
лемое достояние логики нашего времени и наследие,
оставляемое ею будущему»1 2.
Но здесь сразу напрашивается вопрос: почему Гус-
серль покинул хорошо оснащенный, следующий по твер-
дому курсу корабль математической науки и вступил на
утлую ладью философии — и как раз в тот период, ког-
да, по его собственному мнению, она окончательно поте-
ряла управление.
Дело в том, что Гуссерль именно из своих занятий
математикой вынес убеждение в принципиальной теоре-
тической незавершенности естественнонаучного и мате-
матического знания. Всякое научное знание, по Гуссер-
лю, вообще является неполным, и к нему в каждый дан-
ный момент его развития можно предъявить справедли-
вое требование: достигнуть большей внутренней ясности
и рациональности. Но у естественных наук и математики
есть еще одна особенность. Подобно тому как художник
создает шедевры искусства, чаще всего не осознавая
принципов и методов своего творчества, «математик,
физик, астроном, — говорит Гуссерль, — для выполне-
ния даже наиболее значительных своих научных работ
также не нуждается в постижении последних основ своей
деятельности. II хотя полученные результаты обладают
для него и других значением разумного убеждения, он
все же не может утверждать, что всюду выяснил послед-
ние предпосылки своих умозаключений и исследовал
1 Э. Г уссерль. Логические исследования, т. 1, стр. 221.
2 Т а м же, стр. 2.
28
принципы, на которых основывается правильность его
методов» Г	г
«В этом отношении, — продолжает 1 уссерль, — и
математика, обогнавшая все науки, не может притязать
на исключительное положение. Те самые исследователи,
которые с неподражаемым мастерством применяют за-
мечательные методы математики и изобретают новые
методы, часто оказываются совершенно не в состоянии
дать удовлетворительный ответ о логической правильно-
сти этих методов и о пределах их правомерного приме-
нения» 2.
Теоретическое несовершенство, методологическая
беспомощность конкретных наук восполняются филосо-
фией, логикой — таково убеждение Гуссерля, заставив-
шее его покинуть сферу точного знания и перейти к ис-
следованиям в той дисциплине, которая поражала раз-
норечивостью своих положений, но на долю которой, тем
не менее, выпала уникальная миссия — служить обос-
нованием всей системы научного знания, быть учением
о науке (наукоучением), быть логикой научного позна-
ния. Наукоучение, говорит Гуссерль, призвано ответить
на вопрос о научности или ненаучности теории, введя
для этого критерий научности, выяснив на точном и
строгом современном философском уровне старый, как
мир, вопрос: что есть истина.
Итак, «новая философия», задуманная Гуссерлем,
ориентирована на изучение науки. Последняя «направ-
ляется на знание». В знании же «мы обладаем истиной»
Перед нами 'понятия, ,в высшей 'степени характерные для
традиционного рационалистического анализа. I Гстинное
знание, продолжает Гуссерль, надо отличать от слепой
веры, от смутного, хотя и самого решительного мнения,
иначе мы рискуем разбиться о скалы крайнего скепти-
цизма. Снова традиционная установка. Но в чем же
тогда состоит существенное, специфическое отличие зна-
ния вообще и знания истины в частности?
^«...Мы вообще придаем понятию знания более широ-
кий и не совсем расплывчатый смысл; мы отличаем его
от мнения, лишенного оснований, и при этом опираемся
на те или иные «отличительные признаки» истинности
утверждаемого фактического отношения, т. е. правиль-
1	Э. Гуссерль. Логические исследования, т. 1, стр. 6—7.
2	Т а м же, стр. 7.
29
Мости высказанного суждения. Самым совершенным прй’
знаком истинности служит очевидность: она есть для нас
как бы непосредственное овладение самой истиной» Ч
Значит, «непосредственное овладение» тем или иным
положением, «очевидность» его для нас является, по
Гуссерлю, «самым совершенным признаком истинности»;
истинное знание от верования и мнения Гуссерль отли-
чает как знание, обладающее признаком ясной, светлой;
непосредственной очевидности.
Заметим это чрезвычайно важное определение — уже
в усиленном подчеркивании «очевидности», «непосредст-*
венности» истинного знания как главного, «самого со-
вершенного» его признака есть новый по сравнению с
традиционной рационалистической философией момент.
И последняя, .конечно, рассматривала истинное знание
с точки зрения его внутренней самодостовсрности, оче-
видности. Но главное внимание европейская рационали-
стическая философия от Декарта до Гегеля уделяла по-
искам внутренних причин и оснований, критериев, в си-
лу которых истинное знание очевидно, достоверно и
всеобщезначимо, а также философско-логическому ис-
следованию (в учении о методе) тех путей, которые ве-
дут к истинному знанию. При этом «истинное познание»
и «научное познание» для традиционного рационализма
были по сути дела синонимами. Посмотрим, как к дан-
ному вопросу подходит Гуссерль.
Истинное знание с его «самым совершенным призна-
ком» — очевидностью — есть явление чрезвычайно ред-
кое, полагает Гуссерль.
«В огромном большинстве случаев мы лишены тако-
го абсолютного познания истины; заменой ему служит...
очевидность той большей или меньшей -вероятности фак-
тического отношения, с которой — при соответственно
«значительных» степенях вероятности — обычно связы-
вается твердое и решительное суждение» 1 2.
Очевидность поэтому есть некоторый «абсолютный
идеальный предел», к которому ассимптотически прибли-
жается в высшей степени вероятное знание.
Это свое ограничение очевидного, т. е. истинного
знания Гуссерль, особенно решительно распространяет
1Э. Гуссерль. Логические исследования, т. I, стр. 8—9.
2 Т а м ж е, стр. 10.
30
на наличное естественнонаучное знание, на открытые
уже законы и закономерности развития природы.
«Естественные законы», по Гуссерлю (к примеру, за-
кон тяготения Ньютона и др.), являются всего лишь
«идеализирующими фикциями», «аподиктическими
вероятностями» и т. д. Ни один из таких законов,
утверждает Гуссерль, «непознаваем a priori, т. е. с со-
знанием его очевидности. Единственный путь для обос-
нования и оправдания подобных законов есть индукция
из единичных фактов опыта». «Хотя закон тяготения уже
неоднократно подтверждался самыми широкими индук-
циями и проверками, но в наше время ни один естество-
испытатель нс считает его абсолютно истинным зако-
ном» *.
Поэтому, делает вывод Гуссерль, в естественнонауч-
ном знании даже знание закона не является синонимом
истинного, т. е. априорно-очевидного знания.
Таким образом, для Гуссерля в подлинном смысле
истинное знание и знание естественнонаучное отнюдь не
являются синонимами. Естественнонаучное знание зако-
на не является, по Гуссерлю, эталоном истины.
Но если знание «естественного закона» не есть в
подлинном смысле истинное знание, то где мы можем
найти олицетворение последнего — какие знания мы
можем назвать истинами в строгом смысле этого слова?
И что такое вообще истина в гуссерлевском понимании?
«Никакая истина не есть факт, т. е. нечто определен-
ное во времени. Истина, правда, может иметь то значе-
ние, что вещь существует, состояние имеется налицо,
изменение совершается и т. п. Но сама истина выше вре-
менного, т. е. не имеет смысла приписывать ей времен-
ное бытие, возникновение и уничтожение»2.
Гуссерль сталкивается здесь с реальной и весьма
сложной проблемой. Об этой проблеме мы уже гово-
рили выше. Единичные, конкретно-исторические действия
людей и всеобщие закономерности логики, эти «вечные
истины», кажутся несовместимыми. Гуссерль и фиксиру-
ет здесь то обстоятельство, что философия его времени
не знает удовлетворительных научных способов установ-
ления связи между временным, историческим, кон-
’Э. Гуссерль. Логические исследования, т. I, стр. 53.
2 Т а м же, стр. 65.
31
кретным и всеобщей истиной. Между законом науки,
главным образом естествознания, и между всеобщей
истиной Гуссерль также не видит связи.
Вопрос о связи идеальных всеобщих форм, в том
числе форм и законов логики, с закономерностями инди-
видуальной деятельности человека очень сложен. Но
только из его анализа можно понять, как и почему в
разнородных формах конкретно-исторического действия
индивидов воплощаются принципиально единые, «все-
общие» законы — как «вечное» возникает из «времен-
ного», надындивидуальное — из индивидуального. По-
дробного, исчерпывающего ответа на этот вопрос еще не
дала и современная философия и социология, тем более
невозможен был такой ответ в начале века. Гуссерль
столкнулся с тем действительным обстоятельством, что
познание является многосторонним и сложным процес-
сом, начинающимся с первых наиболее примитивных
форм соприкосновения с предметом и завершающимся
«ослепительной формой» истинного знания. И потом\
важнейшая задача теории познания — своеобразно
расчленить процесс познания, выделить в нем наибо-
лее существенное.
Начнем с того, что Гуссерль считает несущественным,
второстепенным.
Гуссерль прежде всего размежевывается с психоло-
гизмом в наиболее вульгарной его форме, в форме
прямого выведения логических законов из внешних осо-
бенностей индивидуальных форм мыслительного про'
цесса. Далее, второстепенным и несущественным для
логики, теории познания и теории истины Гуссерль
считает вообще весь процесс реальной человеческой дея-
тельности. При этом он выступает не только против пси-
хологизма, но и против всех тех концепций, которые
связывали истину как результат с процессом деятельно
сти человеческого рода.
«...Если вместо субъекта мы возьмем центральным
пунктом отношения случайный вид существ, высказыва
ющих суждение, то возникнет новая форма релятивизма.
Мерой всякой человеческой истины является здесь чело-
век, как. таковой. Каждое суждение, которое коренится
в специфических свойствах человека, в конституирующих
эти свойства законах, — для нас, людей, истинно. По-
скольку эти суждения относятся к форме общечеловече-
32
ской субъективности (человеческого «сознания вообще»),
здесь также говорят о субъективизме (о субъекте как
первичном источнике знания и т. п.)» 1-
Поскольку Гуссерль имеет здесь в виду концепции
познания неокантианцев (или имманентов), где апелля-
ция к «сознанию вообще», к «гносеологическому субъек-
ту» не выводила за пределы релятивизма и субъективиз-
ма, постольку он прав в своей критике. Такую форму
психологизма Гуссерль называет «специфическим реля-
тивизмом», «антропологизмом» и утверждает, что к нему
«до такой степени склоняется вся новая и новейшая
философия, что мы только в виде исключения можем
встретить мыслителя, совершенно свободного от за-
блуждений этой теории»2.
Вот теперь адресат критики указан более точно —
«вся новая и новейшая философия» (а не психологизм в
собственном смысле). Истина в этих концепциях так
или иначе поставлена в зависимость: 1) от психофизи-
ческой организации человеческого существа; 2) от дея-
тельности человеческого рода и ее специфики. Обе по-
пытки неприемлемы для Гуссерля: они «выводят истину
из общечеловеческого, стало быть, идеальное из реаль-
ного, в частности — необходимость законов из случай-
ности фактов»3.
Между тем, по Гуссерлю, учение о познании, новая
логика должны положить в основу «самое существенное
разграничение,"которое предполагает резкое отделение
идеального от реального»4. Суть такого разграничения —
в отделении законов логики от законов, управляющих
развитием вещей и явлений материального мира («связь
исследования и познания — явно иная, чем связь ис-
следованного и познанного»5), в отделении результатов
познания, истин от процесса познавательной деятельно-
сти, социально-исторического по своему характеру. Вот
почему Гуссерль категорически заявляет во II томе
«Логических исследований», что в феноменологическом
учении о познании должна быть оставлена сама «мысль
о Деятельности», должен быть преодолен «фетишизм
Деятельности».
’ Э. Гуссерль. Логические исследования, т. 1, стр. 100.
2 Т а м ок е, стр. 407.
Ьм же, стр. 1Г5.
Там же, стр. 115.
° Та м же, стр. 155.
3-329	33
В разделении на «реальное» и «идеальное» мы встре-
чаемся с той центральной установкой гуссерлнанства,
которая одновременно раскрывает основной источник
его иротиворсчивост и даже парадоксальности.
Петины вообще, логические истины в частности, Гус-
серль относит к сфере идеального, которая не имеет «че
ловеческого», «-временного» характера и которая вообще
не обладает статусом существования. Это мир «чистых
сущностей». Следовательно, ранняя гуссерлианская
философия отделяет сущности от всего эмпирического,
от сферы реального вещественного или человеческого
мира существований. Но при этом Гуссерль никак не
хотел бы произвести отделение мира сущностей от мира
существований на манер платонизма. Платонистическое
«метафизическое гипостазирование всеобщего» или ге-
гелевский принцип абсолютного духа Гуссерль считает
для современной философии совершенно неприемле-
мыми.
Когда Гуссерль говорит об идеальности истин, логи-
ческих принципов, «подлинных» законов, то для него
самое существенное — понять и определить идеаль-
ность, идеальное как единство «в противовес реальному
многообразию рас, индивидов и переживаний» и в про-
тивовес «фактическому соотношению $ещей» Г Идеаль-
ное, таким образом, по Гуссерлю, как будто не имеет
никакого отношения к реальному миру и, главное, к ре-
альной деятельности человека и человечества в этом
мире.
И хотя Гуссерль в соответствии с основной задачей
своего наукоучения избегает каких-либо рассуждений
о специфике сферы эмпирического, реального — о дея-
тельности индивида и человечества в объективном ми-
ре, — из самого противопоставления реального и иде-
ального можно реконструировать гуссерлианское пред-
ставление о «реальном». Этот мир Гуссерль именно
потому категорически отделяет от мира сущностей, что
видит в нем «голое существование», хаотичность, сугу-
бую эмпиричность. Реальная деятельность индивида
или «человечества» мыслится нс иначе как пассивное
«воплощение», как следование идеальным принципам,
которые в этом существовании и деятельности всего
1 Э. Гуссерль. Логические исследования, т. 1, стр. 102.
34
„ишь проявляются, «излучают» свои свет. В рамках На-
гкоучения Гуссерля таким образом обнаруживается об-
щее с психологизмом убеждение: реальная деятельность
индивида и рода рассматривается как «приспособление»,
как пассивная психофизиологическая ориентация. Только
психологизм ставит на этом точку и именно эту сферу
стремится исследовать, в то время как Гуссерль хочет
ввести якобы иную, более «существенную» сферу —мир
«чистых» истин —в качестве предмета логики и теории
познания.
Теперь понятно, почему 1уссерль так боится ввести
в логику «реальное», «эмпирическое», так настойчиво
исключает деятельность как реальную деятельность:
последняя для него тождественна пассивности, бездея-
тельности, погрязании в беспредельном и никак не упо-
рядоченном психическом «многообразии». «Активность»,
«самостоятельность» присуща, по Гуссерлю, только
сфере идеального.
Все эти мысли Гуссерля, высказанные в борьбе с
психологизмом, были приняты (особенно в начале ве-
ка) за главные, специфические принципы феноменоло-
гической философии. Имея их в виду, некоторые интер-
претаторы феноменологии провозглашали и провозгла-
шают раннее учение Гуссерля современным вариантом
объективного идеализма. Говорят даже о том, что Гус-
серль, стремясь освободить познание от всех примесей
реального, выделяет идеальное в более «чистом» виде,
чем это было сделано Платоном или Гегелем.
В центре внимания Гуссерля, подчеркивают эти ин-
терпретаторы, находится проблема истины и вопрос о
логическом законе. Гуссерль, продолжают они, разви-
вает учение об идеальности истины, ее абсолютной не-
зависимости от обстоятельств времени и места, от всего
реального, конкретного, изменчивого, случайного. Таково
его учение о высшем виде истин — о логических истинах.
Мысль о том, что Гуссерль продолжает объективно-
идеалистическую, платоновско-гегелевскую линию, обыч-
но подкрепляют также ссылаясь на развитый Гуссерлем
проект «чистой» логики, изложенный в конце 1 тома
«Логических исследований».
Главным моментом гуссерлевского проекта «чистой»
логики, правда очень общего, является утверждение, что
чистая логика должна установить первичные понятия,
3*	35
категории, которые «конституируют идею теоретического
единства». Таковы категории: понятие, положение, исти-
на и т. д.
Кроме того, логика рассматривает «понятия элемен-
тарных форм соединения» — «категории значения», а
также коррелятивные «чистые или формальные пред-
метные категории» — предмет, соотношение вещей,
единство, множество, отношение, соединение и т. д.
Другим элементом проекта логики является требова-
ние отыскать законы, «коренящиеся в этих категориаль-
ных понятиях и касающиеся не только их усложнения,
но и объективного значения созидаемых из них теорети-
ческих единств».
«Здесь, — говорит Гуссерль, — имеется в виду об-
ласть законов, сообразно которым должно протекать
каждое теоретическое исследование».
Третья задача, выдвигаемая в проекте: рассмотреть
«а priori» «существенные виды (формы) теорий и соот-
ветствующие законы отношений» Г
Для всей этой сферы логических связей кардиналь-
ной предпосылкой остается ее отделение от области
реального познания, действования и мышления.
Проект «чистой» логики Гуссерля им самим не был
осуществлен как раз в специфически логической части.
Однако он оказал определенное стимулирующее воздей-
ствие на развитие современной логики, в том числе и
логики математической, ибо поставил перед логикой
важную задачу формального описания научных теорий,
описания тех логических связей, которые >в самом деле
могут быть изображены вне всякого обращения к сфере
конкретной познавательной деятельности индивида и по-
колений людей. Такая формальная по своему исполне-
нию логика рассматривает истины и связь между ними
как связь результатов познания, рассматривает струк-
туру готовой мысли.
Нетрудно заметить, что гуссерлевский проект логики
на деле шире, чем эта более узкая сфера современной
формальной логики. Гуссерль ставит перед логикой за-
дачу обнаружить связь между «понятием» и «предме-
том», раскрыть законы, в соответствии с которыми
осуществляется теоретическое исследование. Но в таком
1 Э. Гуссерль. Логические исследования, т. 1. стр. 213—216
36
понимании логика расширяется до границ теории позна-
ния,учения о познании.
«Да и на каком основании, вообще, теория познания
заслуживала бы названия, полной науки, — спрашивает
Гуссерль, — если бы нельзя было считать всю чистую
логику ее составной частью или, наоборот, всю совокуп-
ность гносеологических исследований — философским
дополнением к чистой логике»
Но если Гуссерль сближает, тесно связывает и, в
определенных пределах, отождествляет логику и теорию
познания (несомненный результат влияния немецкой
классической диалектики), если он, следовательно, хочет
выйти за пределы чисто формальной логики, то он дол-
жен прийти в столкновение, в противоречие с осуществ-
ленным им отделением идеального от реального, от дея-
тельности субъекта. Ибо теорию познания, учение о по-
знании принципиально невозможно строить «вне всякого
обращения -к познанию как к человеческой деятельности,
даже если придерживаться ориентации на сферу «абсо-
лютного» в познании. Однако вернемся к справедливо-
сти квалификации взглядов Гуссерля как объективно-
идеалистических. На наш взгляд собственная ориента-
ция Гуссерля, тот особый аспект, в рамках которого он
на деле и главным образом фиксирует и анализирует
познавательную деятельность, весьма отличен от ориен-
тации абсолютного идеализма. Перейдем к этому особо-
му содержанию гуссерлианства. Оно выражено, напри-
мер, в гу-ссерлевских определениях знания и познания.
«В актуальном знании, к которому в конечном счете
должно быть сведено все знание, мы обладаем истиной
как объектом правильного суждения. Но одного этого
недостаточно; ибо не каждое правильное суждение, не
каждое, согласное с истиной, утверждение или отрица-
ние фактического отношения есть знание о бытии или
небытии этого отношения. Напротив, если речь идет о
знании в самом тесном и строгом смысле, то для него
нужна очевидность, светлая уверенность, что то, что мы
признали, есть на самом деле, и что того, что мы от-
вергли,— цет» 2.
* Э. Гуссерль. Логические исследования, т. 1, стр. 195.
'Там же, стр. 9.
.37
Итак, истина есть 1) объект суждения и одновремен,
но 2) чувство очевидности, уверенности в правильности
высказанного утверждения. Для Гуссерля характерно
объединение этих двух моментов.
«...В понятии 'познания в строгом смысле содержится
то, что оно есть суждение, не только притязающее на
истинность, но и уверенное в правомерности этого своего
притязания и действительно обладающее этой право-
мерностью. Но если бы высказывающий суждение ни-
когда и нигде не был бы в состоянии переживать в
себе (подчеркнуто нами. — Н. М.) и воспринимать, как
таковое, то отличие, которое составляет оправдание
суждения, если бы все суждения были для него лишены
очевидности, отличающей их от слепых предвзятых мне-
ний и дающий ему ясную уверенность, что он не только
считает нечто за истину, но и воспринимает самую исти-
ну — то не могло бы быть и речи о разумном возникно-
вении и оправдании познания, о теории, о науке» Г
Итак, наиболее существенным в знании и познании
(а затем и в истине) Гуссерль объявляет момент «уве-
ренности», «светлой очевидности» переживаемой истины.
При этом Гуссерль часто оговаривается, что он вовсе не
имеет в виду чисто субъективную, «психологическую»
очевидность, но такую, которая зависит от некоторых
«идеальных условий». Подобные же оговорки он делает
в связи с «абсолютной обязательностью» истины — она-
де не имеет «иче1го общего с «реальной» обязательностью
того или иного абстрактного положения для конкретно-
го, определенного эмпирического субъекта. Гуссерль —
а перед ним маячит опасность психологизма — хотел бы
удержаться в сфере некоторой «очевидности в себе»,
«абсолютной обязательности в себе», не имеющих отно-
шения к реальному протеканию, регулированию и норми-
рованию действительных психических процессов индиви-
да и познавательной деятельности человечества.
Однако положение, в которое он попадает, оказы-
вается еще более противоречивым, чем, скажем, поло-
жение неокантианцев. Можно еще, хотя и с большой на-
тяжкой, говорить о безличных «ценностях», о «чистых»
идеях, о некоем «сознании вообще» (здесь есть аналогия:
1 Э. Гуссерль. Логические исследования, т. 1, стр. 95.
38
законы принципы, идеалы, отделившиеся от конкретных
процессов мысли и превратившиеся в «безличные» регу-
пятивы), но совсем абсурдно говорить о «ничьей» оче-
видности, об обязательности «ни для кого».
Разительное противоречие ранней гуссерлианской
доктрины заключалось в том, что Гуссерль в ней всту-
пил в такую проблемную сферу, где на деле уже ста-
вился вопрос о путях и способах включения индивида и
поколений людей в социально-исторический процесс по-
знания. (Только по отношению к такой группе проблем
мог быть сколько-нибудь предметным разговор об «оче-
видности» знания, о моменте уверенности в обладании
истиной и т. п.). Но -при этом родоначальник фе-
номенологии полагал, что рассматривает лишь вопрос
о внутренней структуре; о внутренней логике научного
знания. На деле речь уже шла об отношении индивида
(или индивидов) к научным истинам и вообще к абст-
рактным принципам, о восприятии готового знания, о
превращении понятий, истин во внутренние регулятивы
познавательной деятельности индивида. Сказанное наи-
более явно обнаруживается в определении истины, кото-
рое суммирует различные моменты, намеченные Гуссер-
лем в изложении его понимания проблемы, истины.
«...Каждая истина сама по себе остается такою, ка-
кова она есть, сохраняет свое идеальное бытие. Она не
находится «где-то в пустом пространстве», а есть един-
ство значения в надвременном царстве истины. Она
принадлежит к области абсолютно обязательного, куда
мы относим все, обязательность чего для нас достоверна
или, по меньшей мере, представляет обоснованную до-
гадку, а также и весь смутный для нашего представле-
ния круг косвенных и неопределенных догадок о суще-
ствовании, стало быть, круг всего того, что обязательна
хотя мы этого еще нс познали и, быть может, никогда
не познаем» 1 (подчеркнуто нами — Н. Л4.).
Учение Гуссерля об истине, знании и познании вклю-
чает на самом деле два момента — критический и пози-
тивный. Оба присутствуют в приведенном только что
определении. Нельзя, по Гуссерлю, строить теорию исти-
ны столь мистическим, мифологическим способом, как
ЭТо делал Платон: в XX в. достаточно ясно, что нет
1 Э. Гуссерль. Логические исследования, т. I, стр. 112.
39
«пустого пространства», некоторого «вместилища» веч.
ных истин. Но и реальное научное знание, существующее
в каждый момент человеческой истории, не является
воплощением, носителем истинного: оно изменчиво, отно-
сительно, не имеет всеобщего, «вневременного», «вечно-
го» значения.
В то же время «идеальное бытие» неизменных истин,
по Гуссерлю, нельзя не предположить. Почему?
Да потому, что нам знакомо состояние, переживание
абсолютной обязательности целого ряда положений.
Мы можехм осознать их обязательность смутно, неотчет-
ливо, можем вообще никогда не познать содержание
некоторых истин, которые «истинны сами по себе».
Итак, с точки зрения Гуссерля, как уже было сказа-
но, истинное и познанное не являются синонимами. Ста-
ло быть, очевидность, являющаяся в его философии выс-
шим определителем истинности, является непосредствен-
ным и достоверным осознанием обязательности,
принудительности того или иного положения, а вовсе не
отчетливым, очевидным осознанием его содержания
(последнее может быть не познано). Поскольку сама по
себе значимость истины возводится в наиглавнейший
признак ее, то вся дальнейшая логика рассуждений
Гуссерля предопределена. Важно не действительное со-
держание истины, не ее «совпадение» с некоторыми
объективными закономерностями окружающего мира,
важны для логики и философии не пути деятельного
овладения истиной, а единство значения, всеобщий .1
непререкаемый характер, абсолютная и универсальная
принудительность истины, ее регулирующий эффект, ее
самостийное, как бы механическое действие.
Стоит ли в свете всего сказанного удивляться тому
обстоятельству, что у Гуссерля царство подлинных истин,
из которого, как идеализирующие фикции, изгнаны за-
коны естествознания, образуют такие «истины», как
2X2 = 4,3>2, как законы формальной и математической
логики и т. д. Царство истин образуют, следовательно,
положения, которые настолько же несомненны, «очевид-
ны», «самодостоверны», насколько и тривиальны для
науки.
«Довольно странно, — пишет Гуссерль, — что дове-
рие оказывается таким сомнительным утверждением,
как утверждение об общечеловеческой природе, но це

чистейшим тривиальностям (подчеркнуто нами. —
И М ) которые, правда, очень бедны содержанием, но
обеспечивают нам яснейшую очевидность того немного-
го что они дают; и в этом их содержании во всяком
случае не содержится никакого упоминания о мыслящих
существах и их специфических особенностях» 1
Нельзя не заметить, что гуссерлевская философия
как бы составлена из двух частей, на первый взгляд не-
совместимых. Это, с одной стороны, учение об идеаль-
ности безличной истины, о «чистых сущностях», не име-
ющих ничего общего с миром существований, — это
антипсихологизм. С другой стороны, это учение об исти-
не как очевидности, уверенности и т. д. Эта та часть гус-
серлианства, которая неизменно вызывает упреки в пси-
хологизме. Последняя, как мы увидим, будет занимать в
феноменологии все больше места.
В гуссерлевской феноменологии — и здесь мы видим
ее специфику, ее действительное, не сразу и не вполне
осознанное самим Гуссерлем содержание — была сдела-
на попытка объединить учение об истине с учением о пе-
реживаниях, создать такую концепцию, которая вскрыла
бы структуру переживания истины.
В силу этого отношение феноменологии и к психоло-
гизму, и к традиционным концепциям истины оказалось
весьма своеобразным.
Обратившись к изучению логики, «чистой» структуры
процесса переживания истины, Гуссерль не мог согла-
ситься с подходом субъективистов и психологистов, со-
средоточивших внимание на многообразных конкретных
формах психического процесса и психической деятельно-
сти, поставивших эти процессы в непосредственную связь
с эмпирическим поведением индивида.
Но поскольку Гуссерль обратился к изучению пере-
живания истины, хотя бы и взятого в «чистой», «логиче-
ской» форме, он должен был пересмотреть в ряде суще-
ственных пунктов традиционные концепции инстины.
Казалось бы, Гуссерль, склонившись к изучению сфе-
ры переживаний, должен был бы в критике традицион-
ных «объективистских», «абсолютистских» концепций
истины идти рука об руку с психологизмом. Гуссерль же
делает совершенно иной шаг: все без исключения пред-
1 Э. Гуссерль. Логические исследования, т. I, стр. 132.
41
шествующие концепции истины, идеалистические и ма-
териалистические, он упрекает в недостаточно строгом
«очищении» сферы «идеального», истины от примесей
реального, эмпирического, временного, изменчивого
и т. д. Иными словами, основную ограниченность всех
предшествующих и современных учений об истине он
усматривает... в явном или скрытом психологизме.
И это не случайно. Гуссерль стремится (мы говорим
сейчас о реальном содержании и целях феноменологии,
а не о том, как они виделись самому Гуссерлю) выде-
лить для исследования, взять в виде самостоятельной,
структурной целостности сферу переживаний истины.
Последовательное осуществление такого подхода к об-
ласти, до того времени еще почти не изученной и не
расчлененной, Гуссерль видел в максимальном обособле-
нии сферы переживаний от других структурных единств.
Традиционные учения об истине Гуссерль не прием-
лет потому, что они либо сознательно отправлялись от
рассмотрения сознания в виде элемента функциониро-
вания материальных структур, либо включали сознание
как зависимый элемент в целостную систему реальной
деятельности индивида в предметном и социальном мире.
Иными словами, итогом традиционных концепций
истины Гуссерль считает незаконное, с его точки зрения,
смешение сознания и познания с другими целостными
единствами (например, с реальной, практической дея-
тельностью в мире действительных предметов), забве-
ние его специфики, его самостийности, внутренней ак-
тивности.
В таком смешении, в забвении самостоятельной, са-
модеятельной силы сознания Гуссерль упрекает и тех,
кто «натурализирует» его, и тех, кто, подобно Гегелю,
превращает познание в мнимо «абсолютную», «всеобъ-
емлющую» сферу и отождествляет его законы с закона-
ми реального развития.
Немногие философы, к которым хотел бы, хотя и не
без серьезных оговорок, присоединиться Гуссерль, — это
Декарт, Кант, отчасти Фихте. Высокая оценка деятель-
ности этих философов содержится уже в ранних рабо-
тах, но в поздних произведениях Гуссерль более четко
определяет линии своего соприкосновения с ними.
Декарт и в особенности Кант, рассуждает Гуссерль,
различили два типа сознания и два типа подхода к со
4?
знанию Первый руководствуется «наивной» установкой
и принимает предметный вещественный мир, материаль-
ную^ жизнь за само собой разумеющуюся предпосылку.
Такой подход характерен для повседневного существова-
ния человека, он сохраняется и в естественных науках,
а также в философии, руководствующейся идеалом есте-
ственнонаучного знания. Сами Декарт и Кант являются
подлинными основателями другого, специфически фило-
софского подхода.
Декарт и Кант, говорит Гуссерль в «Философии как
строгой науке», в «Идеях к чистой феноменологии», в
«Картезианских размышлениях» и других работах, осу-
ществили грандиозную реформу: эти великие философы,
продолжает он, выявили новый, специфически философ-
ский тип сознания, отправляющийся от «данности»
предмета в сознании. Теперь для философского мышле-
ния исходной становится мысль сознания о самом себе;
предмет дан здесь в неразрывном единстве с особым
способом его осознания.
Правда, Декарт и Кант не осуществили этой рефор-
мы последовательно, до конца, вполне сознательно, ут-
верждает Гуссерль. Им также присущи «натуралистиче-
ские» (читай: материалистические) отклонения. [О кри-
тике в адрес Канта и Декарта мы скажем ниже.
Сейчас же важно подчеркнуть, что в картезианстве и
кантианстве Гуссерль вычитывает, извлекает подход к
сознанию как самостоятельному и замкнутому образо-
ванию, заключающему в себе, в снятом виде пред-
метный и социальный мир].
В ранних работах Гуссерль принимает такой подход
и не особенно размышляет над вопросом о его право-
мерности и границах. Все характеристики сознания
Гуссерль хочет почерпнуть из него -самого, как его
собственные, а не извне «заданные» свойства. Для до-
стижения этой цели нужно исключить все нити, связы-
вающие сознание с миром предметных и социальных
взаимодействий, и в первую очередь исключить «фети-
шизм», «мифологию деятельности». Деятельность чело-
века в мире есть другая целостная структура, как бы
внешняя по отношению к «логике» переживаний исти-
ны. В сферу переживаний, тем более переживаний исти-
ы (а внимание Гуссерля к этому особому аспекту сле-
дует постоянно иметь в виду) предметная деятельность

человека входит в «снятом» виде. Она становится видо-
измененным элементом в рамках новой структуры («пе-
реживание истины»). Занятый обособлением, «очищени-
ем» анализируемой им области, Гуссерль стремится от-
бросить все внешние по отношению к ней элементы.
Идея «очищения» сознания пронизывает феноменоло-
гию и в разных формах присутствует на всех этапах ее
эволюции. Мы видели, в какой форме она выступает в
«Логических исследованиях». Учение о «чистых сущно-
стях», выдаваемое за объективный идеализм, имеет, как
нам кажется, иной смысл: оно подготовляет и обосновы-
вает новый подход к сознанию как «чистой», обособлен-
ной сфере переживаний истины. Отсюда становится
понятным тот причудливый сплав, который мы находим
в гуссерлевской теории истины, — сплав ^психологизма
и антипсихологизма, объективного и субъективного
идеализма, поставивший в тупик интерпретаторов Гус-
серля. На самом же деле поставленная Гуссерлем проб-
лема реально взрывала им самим четко обозначенные
дилеммы, в том числе дилемму психологизма и антипси-
хологизма.
Понятно и то, почему Гуссерль субъективно не мог
принять упреков в психологизме, и то, что эти упреки
обязательно должны были раздаваться. Критики не мог-
ли не заметить, что Гуссерль имеет дело со сферой пе-
реживаний.
«...Обоснование чистой логики, — писал дореволюци-
онный русский философ Б. Яковенко, —.совершенно нс
удовлетворяет требованию полного антипсихологизма,
ибо феноменологическое исследование, как его характе-
ризует Гуссерль, есть в конечном счете все же особенное
психологическое исследование; его подлинным предме-
том является непосредственное переживание, т. е. пси-
хическое в его первичной данности» Г
Яковенко правильно почувствовал, что у Гуссерля,
несмотря на все его заверения, осуществляется «особен-
ное психологическое исследование»: особенность его со-
стояла, однако, в том, что Гуссерль анализировал нс
«непосредственное переживание», не переживание в его
«первичной данности», а переживание истины, процесс
переживания истины в его внутренней логике.
1 «Новые идеи в философии», 1913, Сб. 3, стр. 140,
44
Иля раннего гуссерлианства характерно именно
стоем пение к максимальному обособлению вновь создан-
ной модели сознания от всех других подходов к его ана-
лизу. Главные объекты критики поэтому — «естественно-
научный» «наивный» подход и теория деятельности, по-
нимание познания и сознания как исторически
формирующегося и исторически развертывающегося
процесса деятельности. В этот период четко формулиру-
ются и методологические правила такого «обособления»,
«очищения» в созданной в 1905—1907 гг. теории фено-
менологической редукции, превратившейся затем в глав-
ную тему феноменологии.
Для того чтобы последовательно осуществить опера-
цию очищения на пути к подлинно «чистому», в гус-
серлевском смысле, сознанию, необходимо пройти два
этапа, два уровня редуцирования.
Первый уровень — так называемая эйдетическая ре-
дукция, когда мы «заключаем в скобки» всё реальные и
идеальные образования, а также имеющееся знание о
них, в особенности научное. Все редуцированное как бы
«приостанавливается» в своих значениях: феноменолог
«воздерживается» от всяких суждений о реальном (смысл
термина «ЕросЬё» — воздержание). В результате этой
операции «выпадает в осадок» искомое — субъектив-
ность, сначала в виде субъекта.
Второй уровень — собственно феноменологическая
или трансцендентальная редукция — «очищение» Ego,
лишение его «мирового» характера и движение к «чи-
стому потоку сознания как таковому».
«Чистый поток сознания как таковой» — это и есть
искомый объект анализа: процесс переживания истины
в его внутренней логике, в его «чистой» структуре.
Методу феноменологической редукции современники,
ученики и последователи Туссерля придали широкое,
поистине универсальное значение. Они пытались приме-
нить его в разных областях научного познания.
Однако та процедура, которую предлагает Гуссерль
применительно к сознанию, имеет особый, специфиче-
ский методологический смысл.
Метод редукции был применен для того, чтобы осу-
ществить ^переход от одного уровня, аспекта анализа
к другому, от исследования целостной структуры к опи-
санию части, элемента в виде самостоятельной, целост-
45
ной структуры. Такой подход имеет методологическое
оправдание.
Методологические проблемы и трудности, на которые
натолкнулся Гуссерль, вообще весьма характерны для
особого этапа в развитии научного познания и научного
описания. Речь идет о процедуре целостного описания
единой структуры, о последующем сохранении, удержа-
нии этой целостности при переходе к изучению частей
данной структуры кяк особых, специфических единств.
Вопрос этот весьма важен для научного исследова-
ния, поскольку современные естественные и обществен-
ные науки (особенно четко — биология и социология)
столкнулись с аналогичной трудностью, разрабатывая
методы системного, структурно-функционального ана-
лиза.
До тех пор пока нс накоплено достаточно знаний об
элементах единства, они рассматриваются как несамо-
стоятельные звенья целостного процесса.
Но каждый из элементов есть специфическая струк-
турная целостность, и он- может быть описан также и в
этом своем качестве. Сознание есть элемент жизнедея-
тельности общественного человека, но оно может быть
и должно быть описано как в известной степени само-
стоятельная и специфическая, наделенная внутренней
активностью целостная структура. Диалектико-материа-
листическое рассмотрение не исключает такого описа-
ния, но оно предполагает обязательное связывание тако-
го анализа с более широким подходом к познанию и
сознанию как компонентам преобразовательно-практиче-
ской деятельности человека.
Правда, этап целостного и специфического описания
единого структурного элемента более широкой целост-
ной системы представляет особые трудности. С этими
трудностями и столкнулся Гуссерль в своей теории со-
знания.
Он стремился к «очищению» сознания, т. е. к макси-
мальному обособлению сферы переживаний, которая
затем должна была исследоваться с точки зрения ее
внутренней структуры. Обособление велось, как мы уже
отмечали, по двум линиям.
Во-первых, редуцировалось конкретно-эмпирическое
в переживаниях истины (в борьбе против психологизма)-
46
Во-вторых, редуцировались предметные моменты, ас-
пект взаимодействия человека с предметным миром и с
другими людьми (в борьбе против теории деятельности).
Но уже при попытке описать «чистый поток» пере-
живаний истины Гуссерль, по сути дела, не может отде-
лить его от эмпирического потока переживании. 1 ус-
серль постоянно имеет в виду эту трудность, бьется над
ее разрешением, но бесплодно. Психологизм оказы-
вается внутренне присущим феноменологии. Гуссерлц
так и не понял, что связь с реальными психологическими
процессами при постановке тон проблемы, которую он
избрал, не только не является признаком психологизма
(здесь вообще снимается столь занимавшая его ди-
лемма), но, наоборот, совершенно необходима для ана-
лиза.
Еще более знаменательным оказалось «включение»
элементов отвергнутой теории деятельности, учения о
познании как социально-историческом процессе, которое
мы наблюдаем в позднем гуссерлианстве.
Обнаружилось, что принятая Гуссерлем модель опи-
сания сознания (логика процесса переживания истины)
как раз при ее наиболее последовательном осуществле-
нии должна выявлять свою зависимость от более ши-
рокой модели познавательного процесса. Правда, Гус-
серль шел к этому открытию сложным путем, пережив
глубокую личную трагедию. Действительная логика
проблемы выступила здесь в превращенной форме. Мы
постараемся показать это во второй части данной работы.
Высказанную здесь общую оценку феноменологии мы
попытаемся подтвердить, подробно разобрав теорию со-
знания Гуссерля, развитую им в ранних работах.
Определив в 1 томе «Логических исследований» об-
щие задачи логики, специфику собственного анализа
(внутренняя структура переживаний истины), Гуссерль
во 2 томе переходит к описанию процесса 'переживания
истины. Это описание и составляет содержание феноме-
нологии в собственном смысле.
„И если в период написания «Логических исследова-
нии» Гуссерль еще не дает четкой формулировки, под-
тверждающей это наше определение основного проблем-
ного содержания феноменологии, то в 20—30-е годы он
уже прямо говорит о феноменологии как теории логи-
1еских переживаний. Так, в одной из лекций 1925 г.
47
Гуссерль говорил о «Логических исследованиях»:
«В этих отдельных исследованиях второго тома речь шла
об обращении интуиции к логическим переживаниям,
которые совершаются в нас в то время, когда мы мыс-
лим. Но когда мы совершаем мыслительную деятель-
ность естественно-первоначальным способом, то мы не
видим этих переживаний и не анализируем их внима-
тельно.
Речь шла о том, чтобы эту скрытую, самостоятельно
развивающуюся мыслительную жизнь (подчеркнуто на-
ми. — Н. М.) схватить при помощи последующей реф-
лексии и зафиксировать в точных дискриптивных поня-
тиях...»1.
Перейдем к основному содержанию феноменологи-
ческого описания.
§ 3. Феноменология и «феномены»
Итак, объект и программа «чистой» логики — «чи-
стые» истины, «сущности» и исследование их взаимной
связи — обрисована. Но здесь сразу возникают две про-
блемы, которые Гуссерль считает принципиально важ-
ными. Во-первых, необходимость в чистой логике и ее
содержание должны получить «теоретико-познаватель-
ное обоснование». Во-вторых, «чистые» сущности долж-
ны быть каким-то образом «получены» — обнаружены,
вычленены.
Необходимо, говорит Гуссерль, указать на те «источ-
ники, из которых «возникают» («entspringen») основные
понятия и идеальные законы чистой логики»1 2.
Обе эти задачи, как полагает Гуссерль, выполняет
феноменология, устремления которой, как может пока-
заться на первый взгляд, совпадают с направлениями
развития и основными проблемами теории познания,
учения о познании.
Основные мотивы феноменологического анализа,
разъясняет Гуссерль, «существенным образом связаны
с теми, которые возникают из наиболее общих и прин-
1 Цитировано по: Biemel Walter. Die entscheidenden Pha-
sen der Enthaltung von Husserls Philosophie. (Zeitschrift fiir philoso*
phische Forschung. Bd. XIII, Heft 2.)
2 E. Husserl. Logische Untersuchungen. Halle, 1922, В. П»
T. 1, S. 3.
48
пнпиальных вопросов теории познания» . Вот как
Гуссерль подробнее определяет эту проблемную сферу:
«осмысленное н очевидное понимание того, чем вообще
является мышление и познавание — в соответствии с
его родовой сущностью; каковы те виды и формы, с ко-
торыми оно связано, какие имманентные структуры
присущи его предметному отношению»* 2 (подчеркнуто
нами. — Н. М.) и т. д.
Следовательно, главную задачу феноменологии, с
выполнением которой связано теоретико-познаватель-
ное оправдание «чистой» логики, Гуссерль усматривает
в выявлении «чистой» сущности и структуры познания
истины, в определении его «имманентных» связей. Мы
уже видели, от каких веяний традиционной философии
отправляется при этом Гуссерль.
Исходное требование беспредпосылочности теоре-
тико-познавательного анализа сформулировано Гуссер-
лем в целом в духе традиционной идеалистической
гносеологии, опирающейся на Канта.
«В сферу чистой теории познания, — пишет Гус-
серль,— не входит вопрос о том, по какому праву мы
принимаем трансцендентную сознанию «психическую» и
«физическую» реальности, и вопрос о том, следует ли
понимать высказывания естествоиспытателей, относя-
щиеся к этим реальностям, как действительные или не-
подлинные.
Сказанное распространяется и на следующую про-
блему: имеет ли смысл, оправдано ли противопостав-
лять являющейся природе, природе как коррел’ату
естествознания, еще один, в потенциальном смысле
трансцендентный мир или еще что-нибудь в этом роде.
Вопрос о существовании и природе «внешнего мира»
есть вопрос метафизический»3. Правда, продолжает
Гуссерль, феноменологическая теория познания вклю-
чает в себя вопрос: «возможны ли и до каких пределов
возможны знание или вообще усилия мысли, которые
касаются вещественно «реальных» предметов, принци-
пиально трансцендентных переживаниям, познающим
эти предметы; далее, каким нормам должен соответст-
s 8* Е. Husserl. Logische Untersuchungen, Halle, 1922, В II, T I,
2 I b i d е m, S. 8.
3 I b i d c m, S. 20.
4—329
49
вовать подлинный смысл таких знаний. Но это отнюдь
не повернутый к эмпирии вопрос, можем ли мы, люди,
на основе фактически имеющихся в нашем распоряже.
нии данных действительно получить такое знание. Тем
более речь не идет о реализации этого знания» \
Но свою главную задачу Гуссерль видит в определе-
нии специфики, новизны феноменологии.
Феноменология, подчеркивает он, является «теорией
познания» нового вида. В силу укоренившихся в естест-
вознании и философии привычек, продолжает Гуссерль,
феноменология трудна и необычна. «Источник всех
трудностей лежит в противоестественной направленно-
сти созерцания и мышления, которая требуется в фено-
менологическом анализе» 1 2.
Как же определяет Гуссерль специфику и «новизну»
своего — феноменологического — подхода и метода?
«Согласно нашему пониманию, — пишет Гуссерль,—
теория познания, собственно говоря, вовсе не является
теорией. Она не есть наука в точном смысле единства,
проистекающего из теоретического объяснения. Теорети-
ческое объяснение есть понимание единичного из все-
общего закона, а этого последнего, в свою очередь —
из основного закона». «Но теория познания ничего не
может объяснить в этом теоретическом смысле, она не
строит никаких дедуктивных теорий и не подчиняется
таким теориям». «Она не хочет объяснять (erklaren)
познание, фактическое событие в объективной природе в
его психологическом или психофизическом смысле, но
стремится постигнуть (aufklaren) идею познания в соот-
ветствии с его конститутивными элементами; она стре-
мится не к тому, чтобы проследить реальные связи со-
существования и последовательности, в которые вовле-
чены фактические познавательные акты, но она хочет
понять (verstehen) идеальный смысл специфических свя-
зей, в которых документируется объективность позна-
ния» 3.
Гуссерль прекрасно понимает, что теория позна-
ния на этом пути должна быть кардинально транс-
1 Е. Husserl. Logische Untersuchungen, В. II, Т. I, S. 20.
2 См.: I b i d е 9.
3 I b i d е m, S. 20—21.
50
(Нормирована. Он приветствует эту трансформацию, Вй-
1ПТ в ней особую задачу философии XX в.
«По самому своему существу, поскольку она направ-
ляется на последние начала, философия в своей научной
работе принуждена двигаться в атмосфере прямой
интуиции и величайшим шагом, который должно сде-
лать наше время, является признание того, что при фи-
лософской в истинном смысле слова интуиции, при фе-
номенологическом постижении сущности открывается
бесконечное поле работы и полагается начало такой
науки, которая в состоянии получить массу тончайших
и обладающих для всякой дальнейшей философии ре-
шающим значением различений без всяких косвенно-
символизирующих и математизирующих методов, без
аппарата умозаключений и доказательств» 1.
Сказано предельно четко. Обоснованием наукоуче-
ния призвана у Гуссерля стать такая философская
дисциплина, которая «работает» методом «прямой ин-
туиции», -непосредственного схватывания «сущности»,
«целого» и совсем не обращается к «доказывающим»
методам естествознания. В «Логических исследованиях»
и цитированной выше статье в «Логосе» и разгорается
борьба за новый стиль философствования, противопо-
ложный привычным научным методам, — борьба, про-
долженная затем экзистенциалистами, защитниками ме-
тода «непосредственных прозрений» как единственного
метода философского анализа.
Но этот особый метод, особый «стиль» философско-
го мышления, в корне противоположный естественнона-
учному и вообще «доказывающему» мышлению, возни-
кает потому, что феноменология избирает в качестве
главного объекта исследования специфическую область.
Этой областью является сознание, человеческое созна-
ние, в том аспекте, в котором мы уже говорили. Но как
же быть тогда с исключением «реального», «человече-
ского», «временного», на котором основывается гуссер-
левская феноменология? По сути дела, Гуссерль вынуж-
ден здесь отказаться от собственных общих посылок.
едь едва мы вступаем в пределы феноменологии,
1ы наталкиваемся на любопытное признание самого
уссерля. Сколь бы ни третировали все «реальное» в
1 «Логос», 1911, кн. 1, стр. 56.
4*
познании и сознании, только Перез него, вынужден при-
знать Гуссерль, даны нам «чистые» сущности и сущно-
сти логики. Сущности «даны», как замечает Гуссерль,
прежде всего через языковые выражения и психические
переживания («...теоретическое реализуется в известных
психических переживаниях» объекты логического ис-
следования «даны в грамматическом одеянии») 1 2. Гус-
серль, по сути дела, и не идет дальше этого первона-
чального и внешнего способа «данности» мыслей,
идей, сущностей. «Данность» идеального в предметной
деятельности человека в качестве всеобщих форм по-
следней совершенно не привлекает внимания Гуссерля.
Итак, мы обнаружили, что сферой «данности» сущно-
стей, через которую они только и могут быть вычленены,
оказывается сфера сознания. «Реальность» — правда,
реальность сознания — все-таки вторглась в гуссерлев-
скую феноменологию и разрушила ее мнимую беспред-
посылочность.
Гуссерль пытается выбраться из назревающих в фе-
номенологии противоречий, настаивая на «чистоте» ана-
лиза, его «идеальности».
Этот поворот, осуществленный в гуссерлевской кон-
цепции, как мы уже показали, можно было предвидеть.
Ведь «реальное» выступило для Гуссерля в виде своеоб-
разного психологически-формального сплава, в виде
«априорно-психологического», лишь только теория по-
знания потребовала от Гуссерля обращения к реально-
сти мышления и познания.
Итак, в феноменологии объектом изучения ока-
зался взятый в его логике, в «чистоте» поток сознания,
поток переживаний.
Гуссерль стремится проанализировать внутренние
структурные элементы этой «целостности», этого потока.
И здесь он обнаруживает, что сами элементарные со-
ставные части потока переживаний являются специфи-
ческими целостностями. Эти последние Гуссерль назы-
вает «феноменами» (отсюда учение о структуре потока
переживаний есть феноменология).
Поскольку эти элементы есть целостности, следует
«брать феномены так, как они даются, т. е. как вот это
текучее осознавание, мнение (Meinen), обнаружение —
1 «Логос», 19Г1» кн. 1, стр. 4.
2 Та м же.
52
чем и являются феномены, будучи взяты как вот это
данное, осознавание переднего и заднего плана осозна-
вания; как вот это данное осознавание чего-либо, как
настоящего, так и преднастоящего; как вымышленного
и символического или отображенного; как наглядно или
ненаглядно представляемого и т. д. ...» 1
Важно, учит Гуссерль, встать в особую позицию по
отношению к потоку переживаний, не следует описывать
его извне: его надо -переживать, осваивать интуитив-
но, непосредственно. Такой способ «внутреннего вхожде-
ния» в сферу сознания, в область психического обуслов-
ливается, по Гуссерлю, собственной природой послед-
него, тем хорошо известным обстоятельством, что пси-
хическое, в конечном счете, есть «в рефлексии усвояе-
мое переживание» 1 2, что каждый человек может найти
психическое в самом себе. Феномен, подчеркивает Гус-
серль, не есть феномен в старом, скажем, кантовском
смысле слова.
Различие между явлением (феноменом) у Канта и
феноменом у Гуссерля современные феноменологи по-
ясняют следующим образом:
«Для Гуссерля феномен не есть кантовское явление.
Гуссерлевский феномен не имеет позади себя ве-
щи в себе; феномен, скорее, берется как то, что
прямо себя обнаруживает благодаря акту сознания»
(Maurice Natanson. Literature, Philosophy and
Social Sciences. Essays in Existentialism and the Pheno-
menology. The Hague, 1962, p. 10).
Феномен Гуссерля есть часть «чистого» потока со-
знания, его структурный элемент. Природа феномена
слагается из его двух главных особенностей: 1) в нем
есть момент непререкаемой и непосредственной «оче-
видности, непосредственное единство с истиной, с сущ-
ностью; 2) но это единство отнюдь не является плодом
рассуждения, вывода, познания в старом рационали-
стическом смысле. Истина, сущность заключена в фе-
номене, но не в форме познанной и расчлененной ис-
тины.
Перед нами загадочное, на первый взгляд, и как буд-
то неизвестное классической традиции образование—
1 Э. Гуссерль. Философия как строгая наука. «Лотос», 1911,
кн. 1, стр. 27.
2 Т а м ж е, стр. 26.
53
феномен, эта «первичная данность» и основной элемент
сознания, через который только и может быть понята,
по Гуссерлю, сущность познания и сознания.
Проследим за тем, как Гуссерль определяет структу-
ру феномена.
Мы уже установили выше, что феноменология (для
разрешения задач «чистой» логики) должна, по Гуссер-
лю, начать с языкового объяснения: ведь всякое тео-
ретическое исследование необходимым образом резуль-
тируется в языковых высказываниях. Только в этой
форме, говорит Гуссерль, истина и теория становятся
непреходящим достоянием науки, образуют для всех
времен доступную сокровищницу знаний и основу для
дальнейшего исследования.
Поэтому логику прежде всего дано сложное «фено-
менологическое единство» — его объекты как бы «вло-
жены» (sind gegeben ...als Einbettungen)» в «конкрет-
ные психические переживания», во-вне выступающие как
соответствующие языко»вые выражения» (Ausdrii-
cken) !.
«Конкретный феномен» выражения, говорит Гус-
серль, расчленяется следующим образом. Во-первых, в
нем есть «физический феномен, в котором знак консти-
туируется со своей физической стороны» (чувственный
знак, артикулированный комплекс звуков, письменный
знак на бумаге и т. д.). Во-вторых, в нем присутствует
«акт, который придает выражению значение» и «созер-
цательную полноту», «в котором конституируется отно-
шение к выражаемой предметности»1 2.
Благодаря единству этих двух сторон выражение от-
личается от простого знака — символа (ЫоВеп Zeichen
und Anzeichen), который может что-либо обозначать или
символизировать, но ничего не выражать. Выражение же
обязательно что-нибудь выражает, обозначая; это знак,
обязательно обладающий значением (bedeutsame Zei-
chen), смыслом (Sinn).
1 См.: Е. Н u s s е г 1. Logische Untersuchungen, В. IITIS34
2 Ibidem, S. 37.
Сама «выражающая» сторона выражения может
быть связана с ее внешней функцией, с функцией ком-
муникативной— функцией сообщения или извещения
о мыслях говорящего (kundgebende Funktion)
Но нельзя, рассуждает Гуссерль, именно эту внешнюю
сторону выражения отождествлять с его значением,
смыслом. (Для этого достаточно обратить внимание на
«уединенную» деятельность мышления, не направленную
непосредственно на сообщение.)
Выражение, в отличие от простого знака — символа
обладает значением не потому, что сообщает некоторую
мысль, но потому, что оно обладает определенным отно-
шением, к некоему предмету. Следовательно, «употреб-
лять выражение в соответствии со смыслом и при помо-
щи выражения вступать в отношение к предмету (пред-
ставлять предмет) —значит одно и то же»1 2.
Выражение «мнит» (meint) и, осуществляя этот про-
цесс полагания, оно относится к предметности» 3.
Таким образом, осмысленность, значимость вы-
ражения зависит от его предметной направленности.
Но что такое «предмет» и «предметность» в понима-
нии Гуссерля, как учение о «предмете» связано с учени-
ем об истине?
«Предмет», по Гуссерлю, — это не только «реальные»
предметы, но и понятия, часть из которых образует
класс «всеобщих предметов» (среди последних — инте-
ресующие Гуссерля «логические сущности»).
К «предметам», как уже говорилось, Гуссерль при-
шел через «значения».
«Значения, как мы можем еще -сказать, образуют
класс (понятий в смысле «всеобщих предметов» (под-
черкнуто нами. — Н. М.). При этом они отнюдь не яв-
ляются предметами, которые в том случае, если они не
существуют где-либо в мире, присутствуют в tokos,
ovpavioi, или в божественном духе; такое метафизиче-
ское гипостазирование было бы абсурдно. Тому, кто
привык под бытием понимать только «реальное» бытие,
под предметом — только реальные предметы, тому раз-
говор о всеобщих предметах и их смысле покажется в
1 См.: Е. Husserl. Logische Untersuchungen, В. II, Т. 1, S. 33.
2 I b i d е m, S. 54.
3 I b i d е ni, S. 37.
55
основе своей ошибочным. Напротив, здесь не найдет ни-
какого произвола тот, кто сказанное выше поймет сна-
чала как характеристику значения определенных суж-
дений— а именно таких суждений, в которых судят о
числах, предложениях, геометрических формах и т. д.,
и кто затем спросит себя, должен ли он здесь, как и в
других случаях, очевидным образом присвоить имя
«истинно сущего предмета» тому, о чем в суждении идет
речь» L
Всеобщее есть, таким образом, коррелат суждений
определенного типа — и только из этой формы, по Гус-
серлю, «всеобщие предметы» могут быть «вычленены».
При этом всеобщие предметы бывают двух родов:
1) всеобщность, которую мы мыслим (число, геомет-
рическая форма, как таковые, и т. д.) и 2) всеобщ-
ность, при помощи которой совершается «полагание»
предметов первого типа. Эту последнюю Гуссерль и
именует «логической всеобщностью», или «единством
значения».
«...Всеобщность, которую мы мыслим, не растворяет-
ся во всеобщности значений, в которых мы ее мыслим».
Это важный пункт. Всеобщее, истина, сущность пред-
стают здесь как бы в трех ипостасях. Во-первых, истина
есть совокупность высказываний (суждений). Во-вторых,
истина есть предмет того или иного высказывания («то,
о чем в суждении идет речь»). В-третьих, истина есть
сам процесс осуществления «единства значений», акт
«опознания» предмета как «этого» предмета «этой»
мысли.
Феномен и есть единство всех этих трех «сущност-
ных» моментов (хотя в нем есть и чисто эмпирические
элементы).
Итак, Гуссерль последовательно выделяет в фено-
мене следующие элементы, «слои»:
1)	словесная, языковая оболочка, взятая в смысле
физическо-материальных процессов речи, письма, обо-
значения и т. д. Эти процессы сколь угодно многочислен-
ны и многоразличны;
2)	конкретные психические переживания познающе-
го, сопровождающие процессы первого рода и также
получающие ту или иную внешнюю форму выражения и
1 Е. Husserl. Logische Untersuchungen, В. II. Т. I, S. 101.
56
фиксирования. И они многообразны, индивидуальны,
случайны;
3)	«предмет», полагаемый мыслью;
4)	сам процесс наполнения «смыслом» и «значением»
выражения и познавательного переживания — благодаря
обнаружению предметного содержания данного пере-
живания.
Гуссерль заявляет, что первые два слоя «феномено-
логического единства» (выражения или переживания)
совершенно не интересуют логика и феноменолога. Толь-
ко третий и четвертый слои, как он утверждает, в фено-
менологии подвергаются анализу. Следует отметить, что
теория «выражений» и «значений» Гуссерля, бесспорно,
заключает в себе логический и логико-лингвистический
элемент, поскольку расчленяет, классифицирует и опи-
сывает готовые формы мысли и языка Г
И с точки зрения логики и теории языка введенные
Гуссерлем соображения и расчленения были, бесспорно,
оправданными и важными 1 2.
Но в этом логическом элементе феноменологии была
весьма важная гносеологическая сторона. Это была, точ-
нее говоря, не сторона, а тот подлинный контекст, те
рамки, в которые действительно были включены и в
которых только и имели смысл описанные выше гуссер-
левские дистинкции. Если мы присмотримся к этому
контексту, то мы обнаружим, что феноменологическая
теория «значений» приобретает иной характер и содер-
жание, чем те, которые с нею привыкли связывать ло-
гики.
Обратим внимание хотя бы на то обстоятельство, что
значения анализируются исходя из языковой формы, но
что они, как и сама языковая форма, становятся ком-
понентами более объемлющего «феноменологического
единства», «феномена», где они оказываются «сплавлен-
ными» с переживаниями. Правда, Гуссерль многократ-
но разъясняет, что речь идет исключительно о «чистом»
переживании, где нет и примеси эмпирически-психоло-
гического.
1 См.: Е. Husserl. Logische Untersuchungen, В. II, Т. I, S. 262.
2 Ha/пример, его идея «чистой грамматики», классификация «воз-
можных форм значения», различение между материально-предмет-
ными моментами выражения и его «категориальной формой» и т. д.
(См. там же, стр. 294, 313, 321 и др.).
57
Однако посмотрим, как именно выводится, пони-
мается и определяется значение у Гуссерля.
С одной стороны, Гуссерль утверждает, что значе-
ния нельзя считать элементами действительных, реаль-
ных высказываний и предложений. Там, где науки раз-
вили систематические теории, говорит Гуссерль, уже
давно установилась привычка отбрасывать психиче-
ские, индивидуальные, эмпирические моменты. «Объек-
тивный исследователь» обычно утверждает: под массой,
интегралом, синусом я понимаю то-то и то-то. Здесь
он как раз и указывает на «объективное значение» сво-
их выражений ’.
Гуссерль снова и снова утверждает, что значение не
имеет отношения к эмпирически судящему: «Субъектив-
ным связям мыслей соответствует при этом объективное
единство значения (т. е. адекватно приспособленное к
объективности, «данной» в очевидном усмотрении), ко-
торое есть то, что оно есть, независимо от того, актуа-
лизируется ли оно кем-либо в мышлении или нет» 1 2
Значение как будто не имеет существенного отно-
шения к эмпирическим мыслительным процессам, к кон-
кретным познавательным переживаниям. Но, с другой
стороны, определяется оно и вычленяется только через
«многообразие» таких переживаний и в противовес им.
Таким образом, значение является не просто коррела-
том соответствующих суждений (что можно было бы
понять в рамках особого, логического, аспекта ана-
лиза), но оно 1) вычленяется из феноменфв, из «по-
тока сознания»; 2) определяется исключительно в про-
тивовес хаотическому многообразию эмпирических
сознаний; 3) есть коррелат «особых» актов сознания.
Уже в таких рассуждениях Гуссерля мы видим весь-
ма существенное отклонение от привычных способов ло-
гического анализа готового знания: оно анализируется
не само по себе, не просто в виде некоторых самостоя-
тельных структур, но в связи с соответствующими ак-
тами, переживаниями сознания (и в отличие от других
форм сознания). Гуссерля занимает, таким образом, не
«истина сама по себе», а специфические особенности
процесса переживания истины.
Анализируя структуру потока переживаний и для
1 Е. Husserl. Logische Untersuchungen, S. 93, 94.
2 I b i d e m, S. 94.
58
этого последовательно подходя к изучению структуры
феномена, Гуссерль особое внимание уделяет изучению
того, в какой форме в рамках «чистого» сознания, пе-
реживающего истину, присутствует предмет.
Учение о предметности, предметном смысле феноме-
на и является, по Гуссерлю, учением о специфике «чи-
стого» сознания.
Но в полном соответствии с развитой впоследствии
теорией феноменологической редукции Гуссерль уже в
«Логических исследованиях» считает необходимым на-
чать с 1исключения, преодоления, редуцирования
двух типов ошибочного подхода к выявлению специ-
фики сознания.
§ 4.	Феноменологическое понимание сущности сознания
Первая концепция, которую стремится преодолеть
Гуссерль, — это учение эмпирической психологии о соз-
нании как реальном потоке эмпирических переживаний.
Вторая концепция — учение неокантианцев и других
философов о «чистом «Я», «сознании вообще». Здесь
разбирается также учение Фр. Брентано об интенцио-
нальности (предметной направленности сознания). При
этом первые две концепции Гуссерль по сути дела от-
вергает целиком, а в теории интенциональности Брен-
тано, которую он также подвергает критике, им заимст-
вуется основная идея, характеризующая специфику
сознания.
Критике двух первых представлений Гуссерль при-
дает большое значение. Выработка глубокого и прин-
ципиально верного, с точки зрения Гуссерля, понимания
сознания одновременно означает преодоление данных
концепций, отказ от того способа анализа сознания, ко-
торый им присущ.
Посмотрим, как совершается задуманное Гуссерлем
«преодоление».
I.	Сознание может быть понято, говорит Гуссерль,
«как совокупный реальный феноменологический состав
эмпирического «Я», как сплетение психических пережи-
ваний в единство потока переживаний» Такое понима-
ние сознания присуще прежде всего эмпирической пси-
хологии, для которой реальное единство сознания того
1 Е. Husserl. Logische Untersuchungen, S. 346.
59
или иного эмпирического индивида соединяется в поток
переживаний (Erlebnisse) —восприятий, фантастиче-
ских и образных представлений, актов понятийного
мышления, сомнений, радости, боли, надежд и опасений,
желаний и волевых устремлений и т. д.
Сколь бы критически ни относился Гуссерль к эм-
пирическому «реализму» такой психологической установ-
ки, он делает очень важное признание о том, что пере-
ход от описанного только что понимания сознания к
феноменологическому не столь уж сложен: «...это поня-
тие переживания вполне может быть понято чисто фено-
менологически, т. е. таким образом, что всякое отноше-
ние к эмпирически-реальному бытию (к людям или жи-
вотным в природе) пребывает исключенным: тогда пе-
реживание в дескриптивно-психологическом смысле
(эмпирически-феноменологическом) становится пережи-
ванием в смысле чистой феноменологии»1 2. «Требуемое
исключение, — пишет Гуссерль, — всякий раз — в преде-
лах нашей свободы...» 3.
Мы видим, что переход от установок эмпирической
психологии (и «дескриптивной» — описательной — фено-
менологии) к «чистой» феноменологии становится неожи-
данно простым. Оказывается, только и требуется ис-
ключить эмпирическое отношение, только «закрыть на
него глаза» — и феноменологическое «рабочее поле»
будет получено.
Гуссерль -в данной связи мало высказывается о по-
зитивных особенностях феноменологического созна-
ния. Он замечает лишь, что это сознание — такая сфера,
где пропадают, исключаются все различия „между нор-
мальным и анормальным, правильным и обманчивым
восприятием. Ибо важным* и специфическим в пределах
такого сознания оказывается «предметное» отношение.
«Это отношение феноменального объекта (его любят
также называть содержанием сознания) к феноменаль-
ному субъекту («Я» как эмпирическая личность, как
вещь) необходимо, разумеется, отличать от отношения
содержания сознания в нашем смысле — в смысле пере-
живания к сознанию, взятому в виде единства содержа-
ний сознания (феноменологического состава эмпириче-
1 Е. Husserl. Logiche Untersuchungen, S. 347.
2 Ibidem, S. 348.
3 Ibidem.
60
ского «Я»). Там (речь идет об отношении двух являю-
щихся вещей, здесь — об отношении отдельного пережи-
вания к комплексу переживаний» 1
Итак, отметим, что проблема субъекта и объекта и
процесса их взаимодействия, в чисто эмпирической фор-
ме затронутая эмпирической психологией того времени,
истолковывается Гуссерлем как вопрос об отношении
«отдельного переживания» к «комплексу переживаний»,
к потоку феноменального сознания. Правда, и понятие
переживания и понятие комплекса переживаний
Гуссерлем берется в особом, «феноменологическом»
смысле». Этот смысл раскрывается в теории интенцио-
нальности. Здесь Гуссерль пока говорит о тех способах
понимания сознания, которые должны быть преодолены,
отвергнуты. Речь идет о таких особенностях сознания,
которые являются, по Гуссерлю, изменяющимися, внеш-
ними, случайными, несущественными.
Проблема субъекта и объекта, намеченная в споре с
установками эмпирической психологии, развивается и
уточняется Гуссерлем в борьбе с теорией сознания вто-
рого типа — с концепцией неокантианцев (спор ведется
с Паулем Наторпом).
II.	Неокантианцы, следуя традиции Канта, отож-
дествляют сознаний с деятельностью «чистого Я» как
некоторого центра, вокруг которого строится якобы ре-
альная психическая деятельность.
«...Я должен признаться, — возражает Гуссерль,—
что я решительно не в силах обнаружить это элементар-
ное «Я» в качестве центра отношений. Единственно, что
я в состоянии заметить, а следовательно, и воспринять —
это эмпирическое «Я» и его эмпирическое отношение к
его собственным переживаниям или внешним объек-
там...» 1 2.
«Я» в обыденном понимании есть эмпирический
предмет, собственное «Я» обладает таким же достоин-
ством, как и чужое «Я», а любое «Я» — таким же, каки
одушевленная физическая вещь, как и дом или дерево
и т. д.» — «Я остается индивидуальным вещественным
предметом» 3.
1 Е. Н u s s е г 1. Logischc Untersuchungen, S. 350.
2 I bi dem, S. 361.
3 I b i d e m, S. 353.
61
Это понимание «эмпирического Я» как «вещи»,
«предмета» Гуссерль и не думает оспаривать. Возраже-
ние Наторпу сводится к тому, что из этой безнадежной
эмпирической области нельзя вычленить никакого
«чистого» сознания, никакого «чистого Я» >в ней просто
нельзя обнаружить. Но очиститься от такой «пассив-
ной», «вещественной», «эмпирической» сферы Гуссерль
считает для теории познания совершенно необходимым.
Итак, уязвимость двух рассмотренных трактовок соз-
нания Гуссерль усматривает в том, что они (в той или
иной степени) связали свой анализ с эмпирическим, со
сферой действительных переживаний индивида. Между
тем, говорить об эмпирических переживаниях следует
лишь для того, чтобы освободиться от этой -сферы,
переключить внимание от этой области на какую-то
другую. В поле зрения должна попасть другая особен-
ность познания. Но прежде чем это произойдет, мы
должны, говорит Гуссерль, исключить как объект ана-
лиза эмпирическое «Я», эмпирическое сознание (и, соот-
ветственно, теории — естественнонаучные и философские
конструкции, которые на него ориентируются).
Присмотримся, однако, к тому, как именно совер-
шается «очищение» (движение к феноменологической
позиции), к чему оно приводит.
«Если мы освободимся в эмпирическом Я от того,
что связано с телом (Ich — Leib), и затем ограничим
чисто психическое Я его феноменологическим содержа-
нием, то в таком случае оно редуцируется к единству
сознания, следовательно, к реальным комплексам пере-
живаний, которые мы (т. е. каждый для своего «Я»)
отчасти обнаруживаем как существующие в нас — и при-
том обнаруживаем со всей очевидностью, — а в другой
части принимаем как достаточно обоснованные.
Следовательно, феноменологически редуцированное
«Я» не есть нечто специфическое, что как бы парит над
многообразными переживаниями, но оно просто иден-
тично с их внутренней единой структурой» *. В движе-
нии от одного комплекса содержаний сознания к друго-
му «конституируется единая содержательная целост-
ность, которая есть не что иное, как само феноменологи-
чески редуцированное «Я» 1 2.
1 Е. Н и s s е г 1. Logische Untersuchungen, S. 353.
2 I b i d е m, S. 354.
62
Место субъекта в феноменологической концепции со-
знания заступает специфическая и как бы безличная
целостность — целостность потока сознания, его «иде-
альное» структурное единство.
Субъект и объект в свете такого понимания оказа-
лись несамостоятельными частями единого целого (со-
знания и его, структуры), своеобразными ступенями,
этапами развертывания феноменального потока. В рус-
ле этого потока вообще как бы снимаются все прежние
противоречия, над разрешением и примирением кото-
рых билась традиционная философия, противоречие
субъекта — объекта, о котором мы уже упоминали, про-
тивоположность реального и измышленного, фан-
тастического предмета и т. д. и т. п.
Мы обнаруживаем также, что «феноменологический
субъект» оказывается, несмотря на все уверения Гуссер-
ля, чем-то «средним», отвлеченным от эмпириче-
ских субъектов — притом именно в гуссерлевском пони-
мании последних. Поэтому такой облегченной оказы-
вается операция превращения «Я» эмпирического» в
«Я» феноменологическое», эмпирического сознания — в
«чистое» феноменологическое сознание, случайных от-
ношений и связей в этом сознании — в связи типичные,
устойчивые и определенные, характерные для развития
внутренней структуры сознания.
Поворот от эмпирического сознания к феномено-
логическому есть просто особая форма «сосредоточе-
ния внимания» (Einstellung — установка, подход), ког-
да в поле зрения попадает не связь сознания с поведе-
нием, с деятельностью того или иного конкретного чело-
века, но сам поток сознания .в его непрерывности, внут-
реннеорганизованной целостности и относительной неза-
висимости от определенного субъекта, от человеческого
сознательного действия.
Для перехода в сферу феноменологии, в сферу соз-
нания как потока феноменов требуется, по Гуссерлю,
двойная — негативная и позитивная — операция.
Негативная операция состоит, во-первых, в отвлече-
нии от реального контекста, в которой осуществляется
деятельность субъекта — конкретная природа, реальные
социально-исторические условия (что, собственно, озна-
чает и отвлечение от научного знания об этих объ-
ектах) ;
63
йо-вторых, в отвлечении от эмпирического в самом
субъекте (и, соответственно, от данных и выводов наук,
изучающих познание и мышление в таком аспекте).
Здесь Гуссерль описывает те действительные опера-
ции, которые сознательно или бессознательно всегда
осуществляет логик и гносеолог, коль скоро он анализи-
рует всеобщие принципы познания и всеобщие свойства
сознания. Но Гуссерль предполагает и третье отвлече-
ние, которое отнюдь не понуждается спецификой специ-
ально-гносеологического анализа.
Это отвлечение от деятельности как исторической по
своему характеру и от вопроса о том, в каком смысле
познание само является исторической деятельностью.
Позитивная операция означает «поворот внима-
ния» >к самому .потоку феноменов, теперь уже очищен-
ному, к изучению его структуры, его форм и уровней.
(В этих положениях «Логических исследований» мы по
сути дела уже имеем описание гуссерлевского метода
феноменологической редукции и описанных выше
двух ее этапов — эмпирической редукции и собственно
феноменологической редукции.)	%
Сознание, таким образом, понято Гуссерлем как про-
цесс, относящийся к совокупности «психических актов».
Но далее возникает потребность в дальнейшем опре-
делении специфики этого процесса. Здесь-то и сталки-
вается Гуссерль с третьей концепцией сознания, с уче-
нием Франца Брентано \ в ходе оценки и критики ко-
торого он развивает свое учение о специфике духовного,
психического.
III.	Сам Гуссерль следующим образом определяет
причины возникновения учения Брентано. В философии
Локка, говорит Гуссерль, было сформулировано
1 Австрийский философ Франц Брентано (1838—1917) сыграл
значительную роль ib судьбе Гуссерля. Сам Гуссерль рассказывал,
какое 'воздействие оказали на него лекции Брентано в 1884—'1885 и
1885—11886 гг. В то «время Гуссерль, по его признанию, колебался
между математикой и философией. Лекции Брентано он начал посе-
щать из любопытства: о Брентано в то время много говорили в Ве-
не, он был популярным лектором. «Именно из лекций Брентано,—
вспоминает Гуссерль, — я почерпнул убеждение, которое дало мне
мужество избрать философию делом своей жизни, — убеждение, что
философия также является полем серьезной работы, что она также
может разрабатываться ® духе строжайшей науки...» (см. воспоми-
нания Гуссерля о Брентано в приложении к книге: Kraus, Oskar.
Franz Brentano. Miinchen, 1919, S. 154).
64
специфическое для философии нового времени
различение: различение между внешним и -внутренним
восприятием. Первое, по Локку, было восприятием тел,
второе— восприятием духа или души.
Значит, разделение в сфере восприятий, констатиру-
ет Гуссерль, было определено разделением в сфере вос-
принимаемых объектов. Последнему было подчинено и
различие в способах возникновения восприятий. В пер-
вом случае восприятие вырастало из тех действий, кото-
рые физические вещи — через органы чувств — оказыва-
ли на наш дух; во втором — из рефлексии на те дейст-
вия, которые осуществлял дух на основе идей, уже
полученных через (посредство чувств L
Эта картина, начертанная Локком, была, по мнению
Гуссерля, столь грубой и смутной, что потребовала в
новейшее время модификации и углубления. Необходи-
мо было в интересах самой теории познания рассмот-
реть особенность внутренних восприятий. Но главное
состояло, по мнению Гуссерля, в том, что развивающая-
ся психология в широком смысле (как наука о духе
вообще) потребовала более точного указания на пред-
мет своего (исследования, и лучшего уяснения авоих спе-
цифических методов. На этом пути и возникло у Брен-
тано описание специфики «психических феноменов» — в
отличие от «физических».
Гуссерль приводит следующее определение Брента-
но: «Всякий психический феномен характеризуется тем,
что средневековые схоласты называли интенциальной
(а также умственной — mentale) внутренней налич-
ностью (Inexistenz) предмета и что мы, не избегая пол-
ностью двусмысленности выражения, будем называть
отношением к какому-либо содержанию, направлен-
ностью на какой-либо объект (под которым не следует
понимать какую-либо реальность) или имманентной
предметностью. Всякий феномен содержит в себе нечто
как объект, но не каждый — одинаковым способом»1 2.
Сознание, по мысли Брентано и следующего за ним
Гуссерля, характеризуется предметностью. Гуссерль на-
зывает его «сознанием о...» (BewuBtsein von...).
1 См.: Е. Husserl. Logische Untersuchungen, S. 223.
2 Fr. Brentano. Psychologie vom empirischen Standpunkt,
1924, I, S. 115.
5—329
65
Итак, отношение к предметности есть наихарактер-
нейшая черта сознания, определяющая специфическое
отличие «духовных», «психических» феноменов как эле-
ментов сознания.
Может показаться, что в теории интенционально-
сти Гуссерля (направленности сознания на предмет)
речь идет о старой проблеме субъекта и объекта и пред-
лагаются лишь новые способы для ее разрешения. От-
части это действительно так. И все-таки такая трак-
товка не раскрывает для нас специфики теории интен-
циональности.
Для того чтобы обнаружить, какая именно специфи-
ческая проблематика скрывается за названием «теории
предметности» Гуссерля, рассмотрим, какое он вклады-
вает в нее содержание.
Приведя цитированное выше брентановскос опреде-
ление психического феномена, Гуссерль прежде всего
выделяет важные, с его точки зрения, моменты.
В теории интенциональности важен, говорит Гус-
серль, подчеркиваемый Брентано -момент определен-
ного (в случае каждого из типов) отношения созна-
ния к предмету: в восприятии нечто воспринимают, в
суждении о чем-то судят, в ненависти нечто ненавидят
и т. д. Г
В интенциональном отношении, таким образом, выде-
ляется прежде всего форма отношения, его способ, зави-
сящий от типа сознания, а не от предмета и различия
предметностей. (Именно в этом пункте, как думает Гус-
серль, Брентано сделал шаг -вперед по сравнению с
Локком.)
Теория интенциональности Гуссерля есть учение об
особых типах, «состояниях», «направленностях» созна-
ния, которые можно различить в пределах самого созна-
ния. Это и есть различные типы переживаний; их опре-
деление есть содержание гуссерлевского учения о пред-
метности.
«Смысл высказывания о предметности, что она есть
и проявляет себя как сущее и притом суЩее в опреде-
ленном виде, должен именно из одного только сознания
1 См.: Е. Husserl. Logische Untersuchungen, S. 366.
66
сделаться очевидным и, вместе с тем, без остатка по-
нятым» ’.
Но главное, подчеркивает Гуссерль, изучая отноше-
ние предмета, бытия и сознания, феноменология берет
предметное бытие как «коррелат сознания» в особом
смысле — «как воспринятое, как вспомянутое, представ-
ленное, взятое на веру, предположенное» 1 2 и т. п.
Здесь феноменология Гуссерля четко выявляет свою
субъективно-идеалистическую сущность.
В учении об интенциональности Гуссерль также об-
ращается к феноменальному потоку переживаний и как
будто бы фиксирует его неотделимость от предмета
/(«предметность»), но с тем только, чтобы сразу перейти
к фиксированию особых типов, «состояний» потока пере-
живаний сознания. «Функция» предмета оказывается по
отношению к потоку феноменов единственной, корре-
лятивной «неотделимостью» от него.
Гуссерля, таким образом, занимает не изучение са-
мих предметов, даже взятых в качестве предметов со-
знания, и тем более не действительное воздействие со-
знания на реальный объект. Его интересует система
внутренних отношений, складывающихся в самом
сознании.
«Интенциональные переживания имеют то своеобра-'
зие, что они относятся к представляемым предметам
различным образом. Это они осуществляют в смысле
интенции. Предмет в них «мнится» («gemeint»), они на
него «нацелены» — конкретно при помощи способа пред-
ставления или одновременно при помощи осуществле-
ния суждения (Beurteilunq) и т. д. И здесь не заключе-
но ничего, кроме того, что имеют место известные пере-
живания, обладающие характером интенции, — а именно
представляющей, судящей и т. п. интенции»3.
Если Гуссерль и обращается к различным типам
предметов, то в теории интенциональности он делает это
только для того, чтобы показать, что характер самой
предметности для интенционального переживания, ин-
тенционального отношения по сути дела безразличен.
В теории интенциональности характеризуется только
1 «Логос», 1911, кн. 1, стр. 14.
2 Там же, стр. 13.‘
3Е. Husserl. Logische Untersuchungen, S. 372.
5*
67
момент «отнесенности» сознания к предмету — и ничего
больше L
«Представляю ли я бога или ангела, интеллигибель-
ное бытие в себе, физическую вещь или круглый квад-
рат и т. д., то ведь это названное здесь и трансцендент-
ное мнится, следовательно (говоря только другими сло-
вами), мшится 'интенциональный объект; при этом безраз-
лично, существует ли этот объект, вымышлен ли он или
является абсурдным» 1 2.
Именно в связи с характеристикой интенциональных
актов Гуссерль выступает против «мифологии деятель-
ности» («Mythologie der Tatigkeit»), говоря, что здесь
всякая «мысль о действовании (der Gedanke der Betati-
gung) должна быть просто исключена»3. Но тем не
менее от психологически-эмпирического феномено-
логическая теория интенциональности отнюдь не «очи-
щается»; интенциональность оказывается таким отноше-
нием и процессом, где по сути дела подчеркивается
особое состояние сознания субъекта: воспринимает он
или судит, любит или ненавидит, негодует или радуется
и т. д. 4
Ура1внивание в рамках теории интенциональности
различных типов «1предметно1стей» (истинного и вымыш-
ленного), уравнивание логичное в рамках «чистой»
теории переживаний, порождает важное следствие, кото-
рое в полной мере дает о себе знать в поздних работах
Гуссерля, хотя заявляет о себе уже в учении об «усмот-
рении сущности» во II томе «Логических исследований».
Учение о переживании истины превращается в учение
о переживании, об осуществлении общезначимых идей,
принципов. Логическая теория значений наполнялась на
деле не логическим, а, как выявилось впоследствии,
абстрактным социально-психологическим содержанием.
Принятые предпосылки, в частности настойчивое
стремление осуществить феноменологическую редук-
цию в том смысле, который был ей придан, привели к
1 Это свойство 'Гуссерль называет «материей» интенциональное
акта, в отличие от его «качества», т. е. различных эмоциональных
характеристик —сомнения, восхищения и т. д. и т. »п. (см.: Е. И u s-
s е г 1. Logische Untersuchungen, S. 415).
2 Т а м ж е, стр. 425, 373 и др.
3 Т а м ж е, стр. 379.
4 См.: там же, стр. 374.
68
неспособности Гуссерля построить учение об истине —
хотя бы в форме учения о восприятии, усвоении, пере-
живании истины.
Истину, «чистую» сущность и процесс, ведущий к ее
получению, Гуссерль не смог определить особым, специ-
фическим образом.
Вот как это сказалось в учении Гуссерля об «усмот-
рении сущности».
§ 5. Теория созерцания всеобщего
(теория интеллектуальной интуиции) у Гуссерля
Гуссерль не просто хочет показать, что говорить о
всеобщих предметах и, в частности, о логических все-
общих предметах («единствах значения») правомерно,
но и стремится обосновать избранный им своеобраз-
ный— феноменологический — способ движения ко всеоб-
щему. Здесь Гуссерль неизбежно должен был выразить
свое отношение к теории абстракции, в рамках которой
некоторые представители классической философии пы-
тались выявить способ получения всеобщего знания.
Гуссерль подробнейшим образом анализирует теорию
абстракции классического эмпиризма и подвергает ее,
шаг за шагом, критике. Описав теории абстракции
Милля, Локка, Юма, Беркли, Гуссерль выделяет в них
следующее принципиальное, по его мнению, заблуж-
дение. В рассмотренных концепциях не было установле-
но существенное, кардинальное различие между типами
сознания, в рамках которых мыслятся: 1) единичный
предмет (какое-либо, одно Л); 2) все предметы данного
рода, их универсальность (все Л) и 3) родовая всеобщ-
ность (Л как таковое) Г
Все эти концепции в конечном счете нивелировали
различные типы сознания именно потому, что опира-
лись на эмпирическое созерцание как универсальный
способ образования сначала «простых», а потом «слож-
ных» (общих и всеобщих) идей. В силу этого эмпири-
ческие теории абстракции впадали в психологизм. Они
оказывались внутренне неубедительными, поскольку
критерий всеобщности был ими утрачен.
Между тем, говорит Гуссерль, три типа сознания
1 См.: Е. Husserl. Logische Untersuchungen, S. 147.
69
(какое-либо определенное Л, все Л, А как таковое)
принципиально различны. Сколько бы мы ни наблюдали
различных Л, мы не можем из одного повторения эм-
пирических созерцаний помыслить «все А», тем более
с очевидностью судить об «А как танковом»1.
В сознании нет, по Гуссерлю, плавного перехода от
созерцания единичного предмета к мысли о всеобщем.
Для осуществления последнего необходим особый «пово-
рот» рефлексии — построение особого акта «мнящей ин-
тенции», «полагания» всеобщего. Черты этого акта Гус-
серль хочет изобразить существенно отличными от акта
эмпирического созерцания.
Всеобщее мы получаем, продолжает Гуссерль, при
помощи совершенно «своеобразного сознания», «которое
обнаруживается, с одной стороны, в живо воспринимае-
мом смысле знака, в его актуальном понимании, в рас-
крываемом смысле высказывания, а с другой стороны,
в коррелятивных актах исполнения, которые осуществ-
ляют «подлинное» представление всеобщего, иными
словами, в умозрительной идеации, в которой нам дано
«само всеобщее»1 2.
Словечко «идеация», всплывающее здесь, Гуссерль и
использует для того, чтобы определить своеобразие сво-
ей концепции всеобщего: всеобщее добывается не пу-
тем абстрагирования, а способом так называемого
идеирования, т. е. своеобразного интеллектуального
«усмотрения сущности» (Wesenschau). Свое учение о
новом типе созерцания Гуссерль называет «идеирую-
шей абстракцией», подчеркивая при этом, что речь уже
не идет о теории абстракции в традиционном смцсле
слова. Своеобразие акта обнаружения, вычленения все-
общего Гуссерль и видит как раз в непосредственном
«усмотрении» всеобщего на основе «феноменологиче-
ского единства».
Гуссерлевской критике эмпирической теории абстрак-
ции нельзя отказать в определенной меткости и точно-
сти, в особенности в деталях. Очень уверенно Гуссерль
фиксирует «психологические заблуждения» теории аб-
стракции эмпиризма, показывая, что к пониманию и об-
наружению всеобщего и необходимого знания нас не
1 См.: Е. Husserl. Logische Untersuchungen, S. 149.
2 I d i d e m, S. 145.
70
может привести простое накопление актов чисто созер-
цательного рассмотрения отдельных предметов.
Гуссерль идет по правильному пути и тогда, когда он
полагает, что всеобщее мы должны связывать с про-
цессом и познавательной деятельностью особого рода,
вовсе не тождественной созерцательному наблюдению
подобия иЛи деятельности обозначения, называния
и т. д. Критика эмпирической теории абстракции (и ее
основы — созерцательности) со стороны представителей
немецкой классической диалектики базировалась на
сходном возражении. Но тот конкретный смысл, который
Гуссерль вкладывает в этот правильный в общей форме
постулат, существенным образом отличается от кантиан-
ской или гегелевской критики.
Если с точки зрения Гегеля наиболее важно, под-
черкнув созерцательный характер эмпиризма, обосно-
вать деятельный и исторический характер раскрытия
всеобщего, то Гуссерль неоднократно подчеркивает, что
«усмотрение сущности» не есть деятельный процесс, что
это «усмотрение» не связано с преобразовательной дея-
тельностью исторического человека в развивающемся
мире. Именно такой «реализм» искореняется Гуссерлем
в первую очередь.
Гуссерль — так же, как и сторонники классической
теории абстракции — апеллирует к «созерцанию»,
«усмотрению». Правда, он категорически подчеркивает,
что «идеирование» — принципиально иной процесс, чем
эмпирическое созерцание (хотя связано с последним
и «надстраивается» на нем).
Но в чем, в сущности, это отличие состоит, по Гус-
серлю?
Во-первых, это созерцание не чувственное, а «сверх-
чувственное», «категориальное», «интеллектуальное».
Во-вторых, в отличие от теории абстракции, которая
строит целую систему ступенек, уровней опосредо-
ванного приобщения сознания ко всеобщему, Гуссерль
изображает это приобщение актом непосредственной
интуиции, когда предмет (идеальный, всеобщий, «сущ-
ность») «дан» сознанию. Притом дан «идеально», а не в
качестве части переживаний (или образов) сознания.
Итак, Гуссерль изображает единственным способом
вычленения всеобщего процесс созерцания особого
рода, где в единовременном акте даны 1) всеобщий
71
предмет, сущность и 2) уверенность, очевидность того,
что всеобщий предмет усмотрен и что усмотрен именно
всеобщий предмет.
Что касается «фундаментального» требования Гус-
серля: в теории познания всякая мысль о деятельно-
сти, об эмпирическом процессе мышления должна быть
оставлена, то мы теперь отчетливо убеждаемся (как,
впрочем, и при рассмотрении теории интенционально-
сти), что феноменологическая концепция не в состоянии
обеспечить его сколько-нибудь последовательное осу-
ществление.
Теория интенциональности и учение об идеирующей
абстракции все-таки вводят элементы процесса, дейст-
вия в гуссерлевскую феноменологию, но вводят их в
урезанном виде, лишь через превращенные формы их
проявления, в виде замаскированного использования
процессов эмпирического функционирования сознания.
Посмотрим, например, как сам Гуссерль пытается
наметить различие между эмпирическим созерцанием в
смысле непосредственного и получаемого как бы в од-
ном целостном акте восприятия чувственного предмета
и особого типа осознанием «всеобщих» предметов.
Гуссерль говорит о восприятии «в узком и в расши-
ренном смысле» — о восприятии чувственного, реаль-
ного предмета (низшая ступень, чувственное, эмпириче-
ское созерцание) и о «восприятии» «идеального» пред-
мета (категориальное созерцание) L
Но несмотря на все попытки выявить специфический
и «высший» характер категориального созерцания,
все сколько-нибудь позитивные (как и отрицательные)
характеристики его получаются из описания эмпириче-
ского созерцания, восприятия.
«Созерцание» всеобщего, этот высший род созерца
ния, гарантирующий, по Гуссерлю, целостность и эф-
фективность познавательной деятельности, по сути дела
описывается по аналогии с эмпирическим, чувственным
созерцанием.
Различие между чувственным созерцанием и катего-
риальным «осуществлением значения» Гуссерль факти-
чески усматривает лишь в специфическом состоянии
эмоциональной удовлетворенности субъекта, возникаю-
1 Е. Н u s s е г 1. Logische Untersuchungen, S. 145.
72
щем в том случае, если «значение», «смысл» выражения
или понятия «совпадают» с «полагаемым» предметом
или — в противном случае — в чувстве разочарования1,
когда «совпадение», «согласование» оказывается частич-
ным или совсем отсутствует.
«Подлинное мышление» (и созерцание) от «непод-
линного» Гуссерль отличает как раз в соответствии с
«полнотой адеквации», с полнотой совпадения между
«полагаемым» (Gemeintem) и «данным» (Gegebenem).
В этом смысле Гуссерль во II томе «Логических иссле-
дований» формулирует и само понятие истины.
Анализ гуссерлевской концепции интуитивного по-
знания, «уровней» созерцания приводит нас к следую-
щим выводам:
Поставленный здесь вопрос реален и интересен: Гус-
серль пытался преодолеть разрыв между мышлением и«
созерцанием, чувственной деятельностью, который су-
ществовал в классической рационалистической филосо-
фии. Поэтому он решил показать функционирование все-
общих понятий через механизм особого типа созерца-
тельно-чувственной деятельности. Превращение всеоб-
щих понятий в реальные моменты и составляющие эле-
менты человеческой познавательной деятельности, функ-
ционирование их в качестве действительных гарантов ее
единства и собственно познавательного эффекта — вот
действительная тема Гуссерля. Но Гуссерль при всем
его намерении отделить категориальное созерцание от
эмпирического не смог указать никаких других разли-
чий, кроме полноты того чувства удовлетворенности, ко-
торое испытывает субъект. Ибо в обоих случаях Гус-
серль напал на след однородного регулирующего и син-
тезирующего механизма познавательного акта — того
механизма, который совершенно независимо от моих
собственных усилий и моего сознания приобщает «этот»
конкретный познавательный акт ко всей совокупности
человеческой познавательной деятельности.
Этот «мудрый механизм» Гуссерль просто эмпири-
чески констатирует и называет «адеквацией», «иденти-
фикацией» и другими понятиями. Природы этого меха-
низма, его возникновения, причин и истоков того об-
1 *См.: Е. Husserl. Logische Untersuchungen, В. II, Т. II,
S. 41.
73
стоятельства, что в человеческую познавательную дея-
тельность действительно «вкраплены» и имеют огромное
значение как бы «бессознательно» и «механически»,
«непосредственно» осуществляющиеся «сущности», «без-
личные» познавательные акты, — всего этого Гуссерль
не смог осмыслить. Ибо здесь требуется ‘понять
выработанные в ходе многовековой познавательной
практики механизмы «нерефлективной» деятельности
сознания, приобщающие эту деятельность к целостной
реальной общественно-исторической познавательной
практике. Но мы видели, что такая постановка вопроса,
которая поставила бы действительную проблематику
феноменологии на адекватную для ее разрешения тео-
ретическую почву, была принципиально недоступна для
Гуссерля и его последователей в силу исключения всех
вопросов, связанных с особенностями исторической по-
знавательной практики человечества.
Между тем проблема, взятая Гуссерлем для анализа,
необходимым образом требовала учета этих обстоя-
тельств. Ведь сам создатель феноменологии хотел опи-
сывать не смену индивидуальных переживаний, а об-
ласть устойчивых, 'всеобщих переживаний истины,
переживаний общезначимых идей. Логика проблемы
требовала, чтобы были приняты во внимание если не
причины, то во всяком случае структурные формы этих
повторяющихся, «единообразных» переживаний. Но это
единство осуществляется в особых, социально-историче-
ских условиях жизнедеятельности человека, оно этой
жизнедеятельностью порождается.
В ходе последующего развития гуссерлианства для
самого создателя феноменологии и его единомышленни-
ков гораздо четче, чем в начале века, выступали реаль-
ные контуры анализируемой ими проблематики. Как мы
уже говорили, феноменология Гуссерля, задуманная в
качестве «чистой» теории познания, со .временем нее
больше проникалась теми темами и проблемами, кото-
рые в начале века «радикально» исключила. Это были
темы, в значительно большей степени приближающиеся
к изучению функционирования индивидуального созна-
ния, его эмоционально-ценностных реакций, возникаю-
щих в особых социально-исторических условиях.
Сколько бы ни настаивал Гуссерль на «чистоте» осу-
ществляемого им анализа, в феноменологии, в особен-
74
ности поздней, четко обнаруживается, что гуссерлиан-
ство на самом деле выясняет и описывает в чрезвычайно
обобщенной и превращенной форме, внешне оторванной
от конкретной социальной и исторической почвы, функ-
ционирование индивидуального сознания в общем кон-
тексте общественно-исторического сознания.
Внешняя обособленность от исторического контек-
ста отнюдь не лишает данное феноменологическое опи-
сание сознания его вполне конкретной социальной обу-
словленности. То, в какой степени феноменология ока-
залась слепком с социальных отношений, складываю-
щихся в сфере познания в условиях современной
капиталистической действительности, и будет показано
в дальнейшем.
Но здесь мы уже вступаем в рамки поздней феноме-
нологии и главных ее идей.
II. ФИЛОСОФИЯ Э. ГУССЕРЛЯ 20 -30-х ГОДОВ;
ГЛАВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ПРОТИВОРЕЧИЯ
РАЗВИТИЕ ФЕНОМЕНОЛОГИИ ПОСЛЕ
«ЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ»
После опубликования «Логических исследований»
Гуссерлю довелось пережить период тяжких и опусто-
шающих сомнений. Гуссерль испытывал серьезные внут-
ренние колебания, связанные с начавшимся более точ-
ным осмыслением собственной философской концепции.
Прежде всего, Гуссерль должен был признаться са-
мому себе, что «Логические исследования» не отвечают
замыслам и задачам, на разрешение которых, они по-
видимому были направлены.
В 1907 г. Гуссерль определяет «Логические исследо-
вания» как работу, где содержится «дескриптивная
психология», «эмпирическая феноменология», где основ-
ной проблемой оказывается описание одной только
«сферы переживаний соответственно их реальному со-
держанию» (die ЫоВе Sphare der Erlebnisse nach ihrem
realen Gehalt). Переживания эти, признается Гуссерль,
относятся к «переживающему «Я», поскольку оно эмпи-
рически связано с природными объективностями»
Гуссерль, таким образом, по сути дела принимает
обвинения в психологизме, прозвучавшие в адрес «Логи-
ческих исследований». Но принимает очень своеобраз-
но. «Логические исследования» в их основном содержа-
нии он связывает с введением уровня «эмпирической фе-
номенологии». Поскольку же Гуссерль продолжает при-
1 «Husserlinana», В. II, S. IX.
76
держиваться убеждения о необходимости в подлинной
философии исключить все эмпирические отношения, то
он вновь ставит перед собой задачу — отключить фи-
лософию от реального и эмпирического, создать уже ие
описательно-эмпирическую, а «трансцендентальную» фе-
номенологию.
Смысл последней снова усматривается в том, чтобы
переключить философское исследование с изучения
«объективного бытия» и «объективных наук» на изуче-
ние феноменов сознания в их «чистоте» и внеэмпирич-
ности. Такая цель была поставлена Гуссерлем и в пе-
риод написания «Логических исследований», но она, по
собственному признанию родоначальника феноменоло-
гии, не была исполнена. Все это заставило Гуссерля еще
и еще <раз задуматься над самим методом отключения
от реального, объективного движения в рамках новой
«установки», над методом феноменологической редук-
ции. Разработке этого метода и исследованию специфи-
ки феноменологического анализа сознания Гуссерль по-
святил свои геттингенские лекции 1907 г., опубликован-
ные во II томе «Husserliana» под общим названием
«Пять лекций по феноменологии».
В 1913 г. Гуссерль публикует завершающую, итого-
вую работу этого периода — «Идеи к чистой феномено-
логии и феноменологической философии», главную цель
которой усматривает в обосновании трансцендентально-
го феноменологического идеализма.
Главные темы этой работы: феноменологическое ис-
толкование сущностей и их усмотрения, проблема
«трансцендентального субъекта» (проблема «феномено-
логического «Я», Ego) и т. д.
Логика рассуждений Гуссерля была такова, что он
все больше и больше склонялся к обсуждению осново-
полагающих и как бы само собой разумеющихся пред-
посылок философского мышления.
Гуссерль отнюдь не пересматривает основных прин-
ципов феноменологии — теории интенциональности,
усмотрения сущностей и т. д. Но он вновь и вновь пред-
принимает интерпретацию их действительного смысла и
значения. На этом пути особое внимание Гуссерля при-
ковывает проблема субъекта и субъективности в ее от-
ношении к предметному миру — вопрос, который самому
Гуссерлю казался «радикально исключенным», но, как
мы показали выше, реально, хотя и в превращенной
форме, все же присутствовал в «Логических исследова-
ниях». В 20—30-х годах тема эта становится одним из
центральных проблемных мотивов гуссерлианства.
Субъект и сознание субъекта, которые феноменоло-
гия брала в качестве «само собой разумеющейся пред-
посылки», оказались образованиями весьма сложными
и комплексными. Столь же проблематичной оказалась и
процедура «исключения», «вынесения за скобки», поло-
женная в основу феноменологической редукции. Даже
если бы она была возможна во всей ее полноте, то, как
это прекрасно осознавал Гуссерль, возникали бы ста-
рые опасности философского солипсизма, субъективиз-
ма и релятивизма. Гуссерль много занимается «преодо-
лением» этих опасностей.
Но главное, Гуссерль почувствовал, сколь глубоко
«реальный мир» укоренен в «структуре того реального
мира, который имеет для меня значение исходя из моей
интенциональности»
И более того, обратившись к осознанию «предпосы-
лок», т. е. основополагающих проблем философии, Гус-
серль не мог не видеть: вторгшись в эту проблематику,
мы «на самом деле стоим в универсуме бесконечных
жизненных связей, в бесконечности собственной и интер-
субъективной исторической жизни...» 1 2.
И сколь бы радикальным ни казалось ему решение
исключить всю эту «бесконечность» при помощи фено-
менологической редукции, приходилось заниматься ею,
хотя бы в форме «вынесения за скобки». Так, проблема
мира и «миропознающей жизни» сознания потянула за
собой вопрос о социально-исторических предпосылках
развертывания сознания, проблему «историчности» и
«интерсубъективности» поздней феноменологии.
Эти вопросы стали центральными в лекциях Гуссер-
ля 1923—1924 гг., опубликованных в VII и VIII томах
«Гуссерлианы» под общим названием «Первая фило-
софия». VII том содержит историко-философские раз-
мышления Гуссерля, где особенно важным является пе-
реосмысление в духе феноменологии наследия Декарта
и Канта. VIII том посвящен новой интерпретации фено:
1 «Husserliana», В. VIII, S. 152.
2 Ibidem. S. 153.
78
менологической редукции и «бесконечности» того мира,
который предполагается «поставить в скобки» благодаря
редукции.
Итогом дальнейшего развития намеченной здесь про-
блематики явились важные для понимания гуссерлиан-
ства работы конца 20-х годов: «Опыт и суждение»
(«Erfahrung und Urteil»), «Формальная и трансценден-
тальная логика» («Formale und transzendentale Logilk»)
и особенно его «Парижские доклады» и «Картезиан-
ские размышления» (1929).
Внешним поводом к созданию двух последних работ
явилось присланное Гуссерлю из Парижа приглашение
прочитать в феврале 1929 г. два доклада о феноменоло-
гии и интерпретации философии Декарта.
Надо сказать, что к этому времени в восприятии и
понимании феноменологии Гуссерля произошел значи-
тельный перелом. Это касалось прежде всего оценки
значения гуссерлианства. Теперь Гуссерль становится
одним из признанных лидеров европейской философии.
Перед докладом, прочитанным в амфитеатре Декарта в
Сорбонне, Гуссерля прямо называют классиком в фило-
софии, возродившим былое величие немецкой философ-
ской мысли, после Гегеля пришедшей было в упадок.
В Гуссерле еще продолжали видеть знаменитого
критика психологизма, но действительный смысл его
работ стал вырисовываться более четко.
Окруженный огромным почетом, Гуссерль должен
был, однако, пережить большое потрясение. Этим потря-
сением оказалось рождение экзистенциалистской кон-
цепции его ассистента Мартина Хайдеггера, притом
рождение на гуссерлианской почве. Гуссерлю такое по-
рождение казалось недоразумением. В конце 1930 г.
Гуссерль пишет: «Это сущее несчастье, что я так задер-
жался с разработкой моей (к сожалению, приходится
так говорить) трансцендентальной феноменологии. И вот
является погрязшее в предрассудках и захваченное раз-
рушительным психозом поколение, которое и слышать
ничего не хочет о научной философии» ’.
1 Вплоть до последних дней своей жизни Гуссерль решительно
осуждал «глубокую мистику модной экзистенциалистической филосо-
фии», усматривая в ней одно из проявлений интеллектуального бес-
79
Недоразумения, однако, не было. Гуссерлианство с
необходимостью породило экзистенциализм. Особенно
ясным это становится после изучения рукописных
материалов Гуссерля, относящихся к концу 20-х годов:
целый ряд понятий экзистенциализма в них уже содер-
жится
В работе Гуссерля опять наступает период колеба-
ний, сомнений, в особенности усиленный приходом к
власти фашизма. В течение всей своей жизни стоявший
вне политики, сугубо академически живший и мыслив-
ший Гуссерль, на первый взгляд, не выявляет своего
отношения к сложившейся ситуации. Однако в 30-е го-
ды Гуссерль все* больше вводит в свои лекции и работы
социально-гуманистические темы. Он говорит «о кри-
зисе европейского человечества», правда, усматривая
сущность последнего в кризисе сознания, сводя его к
духовному кризису. Гуссерль покидает Германию и по-
селяется в Австрии. В Вене в 1935 г. он читает доклад
«Философия в кризисе европейского человечества», кон-
статируя, что Европа охвачена опаснейшей болезнью,
грозящей ей гибелью. Но при этом Гуссерль высказы-
вает уверенность в возможности возрождения Европы
из черного огня сомнения, отчаяния и страха. Из этих
материалов родилась последняя книга Гуссерля «Кризис
европейских наук и трансцендентальная феноменоло-
гия», опубликованная в полном виде в 1956 г. в VI томе
сочинений Гуссерля «Husserliana». Ознакомившись с
этой работой, буржуазные философы наших дней про-
возгласили ее «духовным завещанием» Гуссерля, рабо-
той, в которой мышление Гуссерля обретает невиданную
прежде силу.
Любопытна сама структура этой работы.
Затронутые в ней философские проблемы — вопросе
силия европейского человечества i(cm. письмо к Карлу Левиту от
22. II. 1937 г. в кн.: Karl Low i th. Vortrage und Abhandhingen.
Zur Kritik der christlichen Uberlieferung. St., 1966, S. 269).
Он неоднократно подчеркивал, что «Шелер, Хайдеггер—да и
все прежние «ученики» — не -поняли подлинного -и глубокого смысла
феноменологии, которая -единственно возможна в качестве трансцен-
дентальной феноменологии...»).
В то же время Гуссерль пишет Левиту: «Может быть, Вы пой-
мете, в какой значительной степени они (Шелер и Хайдеггер. —
Н. М.) от этого смысла зависят» (там же, стр. 269).
1 См.: Gerd Brand. Welt, Ich und Zeit. Der Haag, 1955.
80
субъекте и субъективности, о познании вещи и йознаний
человеческого тела и т. д. — ставятся уже не просто как
академические, чисто гносеологические вопросы. Они по-
стоянно толкают Гуссерля к размышлениям над социаль-
ными условиями и социальным смыслом человеческого
познания. Гуссерль уже не может и не хочет «отвлекать-
ся» от кризисного состояния европейского общества и
его науки.
Рассмотрим подробнее, как именно 'происходило это
важное и в целом оправданное расширение проблема-
тики гуссерлианской концепции. Как и почему от гносео-
логических вопросов о предметности сознания, от вопро-
са о субъекте познания Гуссерль приходит к социологи-
ческим аспектам исследования духовной жизни? И в
какой именно фо>рме последние оказываются представ-
ленными в феноменологии?
ТРИ ГЛАВНЫЕ ФОРМЫ
ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ
И ИХ АНАЛИЗ В ПОЗДНЕЙ ФЕНОМЕНОЛОГИИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ОСОЗНАНИЕ ПРЕДМЕТА И ПРЕДМЕТНОГО МИРА
§ 1. Отношения сознания и мира с точки зрения
феноменологии
Общая постановка вопроса
Основной идеей гуссерлианства, существовавшей в
нем с самого начала и воспроизводившейся на различ-
ных этапах его эволюции, является мысль о «данности»
мира только через феномены сознания. Мы уже видели,
как эта проблема введена в «Логических исследовани-
ях»— въедена глухо, с претензией на «беспредпосылоч-
ность» феноменологической философии. Гуссерль просто
берет феномены в качестве изначального данного. Для
него обращение к феноменам и означает выполнение
провозглашенного им призыва «zu den Sachen selbst»,
т. e. обращение «к самим вещам». В «Логических ис-
6—329	81
следованиях» основной темой становится уже не эта
общефилософская предпосылка, а описание структуры
феноменов и метода их введения и «расчленения».
Но предпосылки, исходные установки властно заяв-
ляли о себе: требовалось дать отчет читателю, как и
почему феноменология начинает с феноменов; Гуссерль
и сам почувствовал, что непроясненность предпосылок
сказалась в несоответствии его субъективных замыслов
и действительного содержания феноменологии.
Принимая в качестве «само собой разумеющегося»
данность мира через сознание, Гуссерль, как мы уже
показали выше, опирался на некоторые идеи Декарта и
Канта. В философии Декарта Гуссерль считал наиболее
важным принцип cogito ergo sum как изначальный
пункт философских рассуждений, а у Канта — его идею
о невозможности «перешагнуть» за пределы самого поз-
нания и говорить о вещи самой по себе.
В поздних работах Гуссерль подробнейшим образом
обращается к расшифровке и разработке своего понима-
ния указанных принципов. Он рассуждает следующим
образом.
В обычной жизни и поведении, говорит Гуссерль еще
в своих лекциях 1907 г., мы не озабочены познаватель-
ной критикой. В этой так называемой естественной уста-
новке мы, созерцая и мысля, повернуты к вещам, кото-
рые даны нам как бы само собой разумеющимся обра-
зом, хотя и различными способами.
В восприятии, например, вещь находится перед на-
шими глазами — среди других вещей, одушевленных и
неодушевленных, помещенная в мире, который также
частично попадает в поле нашего восприятия, расши-
ряясь далее в нечто неопределенное. К этому миру от-
носятся наши частные или общие суждения о вещах,
их изменениях и т. д. При этом в естественнонаучном
познании мы заключаем, следуя опытным мотивам, от
воспринятого к неизвестному; мы генерализируем, деду-
цируем новые всеобщности и т. д.
В этом обычном жизненном и в естественнонаучном
познании возникают свои трудности, проблемы и проти-
воречия, которые разрешаются чисто логически и пред-
метно при неизменном обращении к самим вещам
1 См.: «Husserliana», В. II, S. 17—19.
82
Действительные же затруднения возникают, когда
вступает в силу специфически-философская установка.
Философия и теория познания в частности, рассуж-
дает Гуссерль, обязаны отправляться от одного совер-
шенно несомненного «первичного факта»: мир дан мне
только через мое сознание (и предметный, вещественный
мир, и мир идей).
«Как же сам мир может быть чем-то иным, нежели
продуктом развертывания моей субъективности (Lei-
stungsgebilde mciner Sybjektivitat), которую я нигде и
никогда не могу перешагнуть?» 1
Гуссерль подчеркивает, что эта его идеалистическая
установка (а он сам определяет и называет ее именно
так) является только методически-философской и от-
нюдь не означает отрицания реального существования
внешнего мира.
Результат, на который здесь опирается феноменоло-
гия,— это старый, особенно широко известный уже со
времени Канта и Фихте аргумент, что только сознанию
можно приписать «безотносительность», «абсолютность».
Ведь сознание может быть рассматриваемо и само по
себе, а предметный мир может быть познан и понят
только через посредство сознания, познания — такова
здесь линия рассуждения 1 2.
Во всех этих гуссерлевских аргументах, повторяем,
нет ничего нового. Опираясь на агностически-идеалисти-
ческие мысли Канта, идеалистически трактуя декартов-
ское cogito (в смысле (первичной, изначальной «данно-
сти» самосознания), Гуссерль стремится подкрепить,
обосновать свое представление о феноменах. «Мир пре-
вращается для меня, для трансцендентального «Я» в
феномен мира»3. Но теперь субъективно-идеалистиче-
ское содержание и обоснование теории феноменов Гус-
серля, обозначившееся уже в «Философии как строгой
науке», выступает предельно четко. Ссылки на то, что
за пределами философии независимое существование
внешнего мира не отрицается, не изменяют сути дела.
1 i«Husserliana>, IB. II, S. 9.
2 См. там же; <см. также: .«Husserliana», В. IV, S. 106, 108
и др.
3 «Husserliana», В. Ill, S. 19.
6«	83
Подобные оговорки можно встретить у многих предста-
вителей философского идеализма.
Для Гуссерля вся традиция обоснования субъектив-
ного идеализма, к которой он примыкает, является ос-
новой для специфически феноменологической интерпре-
тации проблемы мира.
Если субъективность, особая деятельность сознания
является «абсолютной первоосновой», то следует в фи-
лософии рассуждать не о мире, а лишь о структуре са-
мой субъективности.
«Всему мыслимому предшествует «Я есмь». Это
«Я есмь» для меня является интенциональной первоос-
новой моего мира; причем нельзя упускать из виду то,
что и «объективный» мир, «мир для всех нас» в этом
смысле является значимым для меня, моим миром. Это
тот первичный факт, которого я должен придерживаться
и от которого я, как философ, не могу отойти ни на один
миг. Человек, неискушенный в философии, воспринимает
все это как темный угол, откуда возникают призраки
солипсизма, а также психологизма и релятивизма.
Истинный философ вместо того, чтобы бежать от этих
призраков, предпочтет осветить этот темный угол» Г
На пути к потоку феноменов, к этой «чистой» субъ-
ективности Гуссерль как будто бы «редуцировал» весь
мир объективного — природу, историю, «объективные»
науки и т. д. Он свел свой предмет к переживанию
сознания, к переживаниям истины и идей. Но тут-то
обнаружилось, что последние, впитав в себя богатейший
опыт деятельности человека в этом мире, оказались
насквозь проникнутыми «объективностью».
Это Гуссерль обнаруживает уже в самом простом
акте восприятия.
«Рефлексия на восприятие, напр., на восприятие этого
дома, дает субъективное не в виде простого акта «Я вос-
принимаю», но в виде акта «Я воспринимаю этот дом»
(Ich — nehme — dieses — Haus — wahr). И подобно это-
му рефлексия на всю мою жизнь дает не просто жизнь
без объекта, осознаваемого в ней при помощи пережи-
вания, без ее реальных и идеальных миров, но именно
вместе с последними. Они выступают в качестве корре-
латов этой жизни...»1 2.
1 Е. Husserl. Formale und transzendentale Logik, S. 209.
2 «Husserliana», В. VIII, S. 157.
84
Рассмотрение «конститутивной» деятельности созна-
ния в поздней феноменологии, таким образом, сводится к
включению в сферу рассмотрения объективно-предмет-
ных моментов к обнаружению в ней мира в качестве
«горизонта», развертывающегося осознания другого
человека («интерсубъективности»), совокупности соци-
ального и исторического бытия («социальности», «исто-
ричности», «временности») и т. д.
§ 2. Вопрос о «конституции мира» через феномены
в поздней феноменологии
Философия, по Гуссерлю, должна начать с наиболее
очевидного, с действительной «первоосновы». В качестве
таковой, по его мнению, не может выступать все много-
образие сложившегося рефлективного «рассуждающего»
наличного сознания (Bewupthaben): оно «может быть
априорно пустым, предвзятым, косвенным, несобствен-
ным...» 1 Оно не является, следовательно, самооче-
видным.
Вот почему оно не обеспечивает выполнение гуссер-
левского лозунга: «Zu den Sachen selbst», т. e. обраще-
ния к самоочевидным первоосновам знания.
«В противовес отягощенному предпосылками мыш-
лению— мышлению, имеющему своими предпосылками
мир и науку, разнообразные методические мыслитель-
ные привычки»1 2, Гуссерль требует осуществить «ради-
кализм познавательной автономии», в которой все дано
«сразу и непосредственно как в себе первое», действи-
тельно предпосланное всем явным предпосылкам, всем
вопросам и ответам, всем оценкам. Феноменология, за-
являет Гуссерль, требует возвратиться к «самоочевидно-
му», «первоначальному», «предданному», к тому, что
«само себя в себе обнаруживает» (sich — ап — ihm —
selbst — Zeigende).
Может ли таким первоначалом стать мир? Гуссерль
отвечает на этот вопрос отрицательно, развертывая сле-
дующую аргументацию.
Казалось бы, тем первым, с чем сталкивается чело-
1 Из рукописей Гуссерля: G. Brand. Welt. Ich und Zeit, S. 2.
2 Ibidem, S. 5,
85
век в обычной жизни, научной или донаучной, является
мир. Но присмотримся, говорит Гуссерль, к тому, как
мир на самом деле дан нам. Мы оперируем понятием
мира как целого, но само по себе это понятие является
поздним «культурным», «идеальным», рефлективным
образованием, а отнюдь не первоначальной и непосред-
ственной данностью.
На самом деле «мир как целостность, как тоталь-
ность никогда не дан нам». Понятие мира дает нам то
же отягощенное предпосылками естественнонаучное или
философское рефлективное мышление.
Для корригирования этих идей мы должны столк-
нуть их tc опытом сознания, познающего мир, — такова
логика рассуждения Гуссерля.
Отдельному субъекту в отдельном, конкретном по-
знавательном акте всегда дан конкретный предмет. Осо-
бенность осознания предмета заключается, по Гуссерлю,
в том, что отдельное дано как «кусок», высеченный из
мира (Ausschnitt). При этом вначале он не дан нам
дефинитивно, рефлективно. (Подобным образом обстоит
дело не только с предметом как вещью, но и вообще со
всяким содержанием сознания.)
Но при всей «неопределенности» осознаваемому от-
дельному предмету всегда что-то сопутствует—мир как
«горизонт». Во-первых, это та ближайшая часть, тот
«слдй» мира, который неопределенно и постепенно, но
настоятельно проникает вместе с объектом в наше соз-
нание— так называемый внутренний горизонт. Во-вто-
рых, с этим первым горизонтом связан второй, внеш-
ний горизонт — «открытый», бесконечный горизонт со-
путствующих объектов. Горизонты, связанные друг с
другом, образуют специфическое свойство осознания
предмета — горизонтность (Horisonthaf ti gkeit) этого
сознания Г
Первоначальным по отношению к сознанию мира яв-
ляется, по Гуссерлю, не сам мир как таковой, а «чистое
восприятие предмета», к которому мы и должны дви-
гаться, осуществив редукцию («заключив в скобки» все
позднейшие рефлексии относительно мира как целого).
Мы находим «феномен мира», в котором мир «светится
1 |См. из рукописей Гуссерля: G. Brand. Welt, Ich und Zeit,
S. 12.
86
как горизонт, становится неотъемлемо включенным в
«непосредственное единство всего феномена». В неразде-
лимом единстве в этом способе индивидуального созна-
ния («феномене») находятся: непосредственное усмотре-
ние («созерцание») предмета, непосредственное знание
о нем, «горизонтное обладание» самим миром. Здесь
проявляется, по Гуссерлю, одна специфическая особен-
ность освоения мира через посредство феноменов: вся-
кое сущее дано нам «в продолжающемся синтезе гори-
зонтов», но через данный синтез оно никогда не исчерпы-
вается.
В чем заключается существо гуссерлевской «консти-
туции» мира?
На первый взгляд, Гуссерль избирает только особый
аспект анализа мира: он ставит вполне реальный вопрос
о том, какова структура и этапы движения человеческо-
го сознания, которое всякий раз вынуждено для себя
«открывать» мир — притом познавать мир в целом, опи-
раясь на свое созерцание и понимание ближайшего к
нему («своего») предметного и социального мира.
Гуссерль обращает внимание и на своеобразный
диалектический механизм, который как бы «заложен» в
индивидуальном сознании и изначально гарантирует од-
новременное осознание отдельного и целостного, едино-
го, предмета и мира. Именно к этому «изначальному»,
непосредственно срабатывающему механизму индиви-
дуального сознания и хочет «пробиться» Гуссерль через
рефлективное -сознание, в том числе через естествен-
нонаучное и философское сознание, которые, по его мне-
нию, дают отягощенное предпосылками, во многом ил-
люзорное знание.
Подчеркивая со всей настойчивостью предметную
обусловленность индивидуального сознания и познания,
неотделимость последних от их предметного содержа-
ния, Гуссерль и его последователи делают и обратный
вывод: предметность и мир существуют (наиболее
крайние формулировки) или по крайней мере рассмат-
риваются в философии (ослабленный вариант) только
как коррелат моего сознания, сознания индивидуаль-
ного.
Вот почему мы вправе квалифицировать гуссерлев-
скую философию (особенно отчетливо это видно из позд-
87
них работ) как идеализм, притом идеализм субъектив-
ный. В проведении этой точки зрения Гуссерль достаточ-
но последователен — за исключением тех моментов,
правда, сравнительно немногочисленных, где он как бы
«вспоминает» о боге и пытается «дополнить» субъектив-
но-идеалистическую точку зрения объективным идеализ-
мом религиозного толка Г
Гуссерль не только признает, что стремится к постро-
ению идеалистической теории, но и вполне добросовест-
но обсуждает те опасности, которые издавна были
связаны с субъективно-идеалистическим решением и ко-
торыми теперь оказалась чревата феноменология. «...Мы
находимся в неприятной ситуации, а именно в ситуации
трансцендентального солипсизма» 1 2, — признает Гус-
серль. (Кстати, этому признанию предшествует другое:
«В принципе правильно понятая феноменология указы-
вает маршрут к трансцендентальному идеализму — по-
добно тому, как вся феноменология есть не что иное,
как первая строго научная форма этого идеализма» 3.)
Гуссерль четко видит, откуда опасность солипсизма
вырастает; он понимает, что перед феноменологией с
полным правом может быть поставлен вопрос: «Не яв-
ляется ли всякое истинное бытие только идеальной по-
лярностью, которая выявляется в мотивациях моей соб-
ственной трансцендентальной жизни и заключена в
ней?» 4
Эту трудность Гуссерль стремится разрешить, ука-
зав на специфическую особенность рассматриваемого
им «моего» сознания, которая якобы не учитывается,
когда феноменологию упрекают в солипсизме.
Мы обратили внимание на общий идеалистический
характер гуссерлианства, коренящийся в признании кор-
релятивности предметности и сознания, неотделимости
предмета, мира и их осознания (а также присущих та-
кому осознанию способов).
Необходимо обратить внимание и на другую сторо-
ну— какое значение для гуссерлианского понимания
сознания и его эволюции имело постоянное подчерки-
1 «... Что бы там ни говорили, бог в принципе является вели-
ким .первотворцом...» («Husserliana», В. VIII, S. 215).
2 Т а м же, стр. 185.
3 Т а м же, стр. 181.
4 Т а м же, стр. 185.
88
ванне предметно-содержательной обусловленности, «на-
полненности» сознания, его неотделимости от осознанно-
го мира.
ГЛАВА ВТОРАЯ
СОЗНАНИЕ О САМОМ СЕБЕ: ОСОЗНАНИЕ СУБЪЕКТИВНОГО
Сознание, как его с самого начала рассматривал
Гуссерль, объявляется предметным сознанием: оно ин-
тенционально, «мнит» предмет, «направлено» на пред-
мет, активно конституирует последний.
В поздней феноменологии эта идея особенно акцен-
тируется и подробно развивается. Интенциональность
теперь рассматривается Гуссерлем не просто как «ста-
тичное» свойство направленности сознания на предмет.
В теории интенциональности Гуссерль считает необ-
ходимым разрешить более сложные и более конкретные
проблемы, связанные со свойством предметности со-
знания.
1.	Первая из них — вопрос о сознании как непрерыв-
ной деятельности, полагающей предметное содержание.
Уже в естественной установке, когда сознание не заду-
мывается о своем предметном смысле, интенциональ-
ность проявляет себя, но проявляется «анонимно», не-
осознанно, неявно. Затем предметно-смысловой эффект
сознания становится явным, осознанным. Поэтому ин-
тенциональность, говорит Гуссерль, не просто «есть» как
статичное свойство сознания, но она постоянно действу-
ет, функционирует (fungiert). Во всяком опыте интен-
циональность, по Гуссерлю, есть сложное созерцание:
созерцание данного предмета, одновременно и импли-
цитно заключающее в себе предшествующие уровни
сознания. Вот почему сознание никогда нельзя пред-
ставить себе кад tabula rasa *.
Постепенно мы учимся «видеть» в сознании, его фе-
номене предметный смысл: предмет является сознанию
вместе со «смыслом», последний всегда является «со-
полагаемым», «одновременно интендированным» (mit-
gemeinter).
Но интенциональность как постоянно развертываю-
щееся свойство познания для Гуссерля говорит прежде
1 См.: G. Brand, Welt, Ich und Zeit, S. 22 и др.
89
всего о непрерывности, «длительности» самого сознания,
которую нигде и никогда нельзя (перешагнуть Г «Функ-
ционирующая интенциональность» (fungierende Intentio-
nalitat) как раз и расшифровывается как тот непрерыв-
ный поток феноменального сознания, о котором с само-
го начала говорил Гуссерль. Он выступает теперь уже
совершенно определенно как «абсолютная», «изначаль-
ная» данность, где, как думает Гуссерль, преодолевает-
ся свойственная прежней философии разобщенность чув-
ственного и рационального, субъективного и объектив-
ного, индивидуального и надындивидуального, времени
как настоящего момента и времени как длительности
и т. д.
2.	Из сказанного ясно, что в теории интенциональ-
ности Гуссерль ставит важную для его концепции и дей-
ствительно интересную проблему: как именно в каждый
актуальный опыт индивидуального сознания включены
моменты, связывающие его с предшествующим опытом;
каковы те свойства наличного сознания, которые гаран-
тируют возможность будущего развертывания познава-
тельной деятельности.
Эту проблему Гуссерль формулирует как вопрос о
соотношении между «данностями», наличной интенцио-
нальностью сознания и «сопутствующим полаганием».
Одна из форм постановки и разрешения его — рассмот-
ренная выше тема «горизонтности» сознания, одновре-
менного «полагания» предмета и мира.
Здесь Гуссерля особо занимает в самом деле важный
вопрос о том, как сопрягаются в «моем» актуальном
сознании повторение старого опыта сознания и «творче-
ство» нового. Гуссерль формулирует эту проблему в
1 Идее интенциональности, намеченной у Гуссерля, экзистенциа-
листы сразу придают гуманистически-ценностный оттенок. Взаимную
и неразрывную связь субъективного и предметного, непрерывность
актов осуществления этой связи они толкуют в трагическом духе.
Сартр говорил об этих непрерывных актах, что они «не оставляют
нам самим никакой возможности формироваться за их пределами»,
а «бросают нас, вопреки нам самим, в гущу вещей»; и мы «покину-
ты, скованы самой нашей природой в мире безразличном, враждеб-
ном, непокорном».
<В таком толковании, писал Сартр, содержится глубокий смысл
открытия, выраженный Гуссерлем в его знаменитой фразе: «Всякое
сознание есть сознание в чем-либо» (см.: J.-P. Sartre. Une idee
fondamentale de la phenomenologie de Husserl: I’intentionalite. La
Nouvelle Revue fran^aise, 1939, p. 130—131).
90
виде вопроса о «со-конституировании» (mit-Konstituie-
геп) «нового», «нетематизированного» в сознании.
3.	Весьма важной особенностью теории интенцио-
нальности в этой ее новой формулировке является то,
что теперь Гуссерль поставлен перед необходимостью
подробно и обстоятельно описать все разновидности
предметных связей сознания и предметной, «мировой»
определенности познающего субъекта.
Гуссерль уже установил, как мы видели, что при-
знание коррелятивности, неразделимости сознания и
предмета, сознания и мира ведет к общим идеалисти-
ческим выводам.
Но признав эту коррелятивность, Гуссерль вынуж-
ден широко «тематизировать», рассматривать «предмет-
ное» содержание, предметную и «мировую» определен-
ность индивидуального сознания.
«Предметный», «мировой» аспекты феноменологиче-
ского сознания, будучи включенными в гуссерлианскую
концепцию, привели в 20—30-х годах к значительному,
существенному прояснению и расширению ее прежнего
содержания.
Подробно рассмотрев особенности предметного («ин-
тенционального») аспекта сознания и феноменов созна-
ния, Гуссерль уловил и констатировал их многообра-
зие. Затем он обнаружил, что «бытийный» аспект созна-
ния включает в качестве -существенного компонента
социальное бытие. Поэтому Гуссерль широко вводит тему
«социального и исторического» в теорию познания. Тео-
рия познания — по своему проблемному строю — начи-
нает тяготеть к превращению в социологию познания,
в учение о социальной обусловленности познания, о тех
различных общественно значимых формах, в которых
осуществляется деятельность сознания.
То обстоятельство, что Гуссерль стремится вернуться
к описанию моментов нерасторжимого, непосредственно-
синтетического единства между миром и сознанием,
субъектом и объектом, делает его особенно вниматель-
ным к обнаружению таких действительных (или изобре-
тению таких мнимых) образований жизнедеятельности
сознания, где это единство в той или иной форме имеет
место. А это, в свою очередь, заставляет Гуссерля при-
сматриваться к реальным формам функционирования
сознания, к его эмпирической социальной «включенно-
91
сти», к различным «жизненным» формам объективиро-
вания сознания.
Был открыт путь к включению в феноменологию со-
циального и социологических проблем, связанных с ана-
лизом сознания. Итак, «реальное» и социальное оказа-
лось явно включённым в позднюю феноменологию, не-
смотря на то, что «очищающее» действие феноменоло-
гической редукции не только предполагалось, но и бо-
лее детально анализировалось в своих процедурах.
Но включение социальной реальности, разумеется,
зависело от ее осмысления в феноменологии. Эту зави-
симость мы и попытаемся обнаружить на примере рас-
крытия важнейшей для позднего гуссерлианства темы —
темы «кризиса» европейского человечества и его науки.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ОСОЗНАНИЕ СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОГО МИРА
§ 1.	Гуссерлианская концепция истории и проблема
«кризиса» европейского человечества
Мы выяснили, что в центре гуссерлевской филосо-
фии уже с самого начала столетия стоял анализ особой
формы сознательной жизнедеятельности человека — ми-
ра непосредственных, изначальных «очевидностей»,
предшествующих всякому рефлективному опыту и обос-
новывающих этот последний.
Постепенно и самому Гуссерлю, и его ученикам и
последователям становится ясно, что предмет феноме-
нологии образует не научное познание в его .специфике,
что феноменология никак не может именоваться науко-
учением. «Изучение содержания поздней феноменоло-
гии,— пишет современный гуссерлианец Людвиг Ланд-
гребе — показывает, как далеко ушел Гуссерль от того
стиля философского мышления, который в философии
начиная с XIX столетия понимался как теория науки» Г
Западная философия, включая неокантианство (а мы
можем в какой-то степени включить сюда и замыслы
ранней феноменологии), исходила из «факта науки»,
рассуждают феноменологи вслед за Гуссерлем. (Еще
1 «Symposium sobre la nocion Husserliana de la Lebenswelt»,
Mexico, 1963, S. 27.
92
гуссерЛевские «Идеи к чистой феноменологии...», гово-
рит Ландгребе, были «ориентированы научно-теоретиче-
ски».)
Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы
наука XX в. вместе со всем социальным бытием не
впала в глубочайший кризис. В результате факт науки
нельзя брать как само собой разумеющийся, за-
являет Гуссерль. Напротив, его следует рассмотреть в
его происхождении, в его зависимости от других форм
человеческой сознательной жизнедеятельности. Надо по-
смотреть, как и почему возник кризис современного ми-
ра, ориентирующего на науку.
Так Гуссерль вводит новую для его философии те-
му— тему кризиса современного ему европейского мира
и кризиса «наук», «научности», «научного объекти-
визма».
То обстоятельство, что феноменология, вначале четко
ориентированная на исключение реальности, на без-
условное исключение конкретного социального анализа,
не может обойти социологические проблемы в своем
изучении сознания и познания,— факт вполне законо-
мерный, объясняющийся двумя рядами причин.
О первом типе причин мы уже говорили: это логика
развития самой гуссерлевской концепции, выявляющая-
ся при более или менее последовательном ее осуществ-
лении. Это логика развертывания теоретического анали-
за проблем познания, находящая, конечно, весьма не-
адекватное выражение в движении гуссерлнанства к
«самосознанию» его действительных основ.
Переход к анализу познания как социально-истори-
ческого по своей природе явления был намечен уже в
немецкой классической философии, но вполне созна-
тельно и адекватно был осуществлен только марксиз-
мом. Та же проблемная логика, побуждающая связы-
вать воедино гносеологический анализ познания и его
социологическое понимание, не могла не сказаться в
развитии буржуазной философии, сколь бы ни была
она ориентированной против Гегеля и Маркса.
Сайентизм XX в. натолкнулся на социальное содер-
жание познания и сознания весьма своеобразно. Он об-
ратился к изучению формальных структур сознания,
казалось бы окончательно «очищенного» от «реальных»,
в том числе социальных моментов; и тут же обнаружи-
93
лось, что поток индивидуального сознания, поток фено-
менов необходимо заключает в себе социальноопределяс-
мые механизмы и связи. В актуальное осуществление
жизни сознания оказалась «включенной» историческая
преемственность, «непрерывность» познавательной дея-
тельности. Иными словами, индивидуальное, «сегодня
наличное» предполагало социальное, историческое. Та-
кова была проблемная линия, на которую натолкнулись,
вначале чисто бессознательно, представители феномено-
логического направления. Феноменологическая гносео-
логия (именно потому, что это была теория пережива-
ния всеобщих идей) по сути дела переливалась в аб-
страктную социологию познания (вспомним, что в 20—
30-е годы в Германии происходило формирование и раз-
витие буржуазной социологии знания и познания, где
познавательная проблематика была более прямо по-
ставлена на социологическую почву).
Но был и второй ряд причин, обусловивших движе-
ние гуссерлевской феноменологии к социально-критиче-
ской проблематике кризиса «европейского человечест-
ва». Они были связаны с действительным обострением
кризиса капиталистического развития, вызванным в осо-
бенности приходом к власти фашизма, с опасностью
новой мировой войны. В этих условиях противоречия и
парадоксы, ранее выявленные на абстрактно-теоретиче-
ском уровне, более тесно, чем прежде, выявили свою за-
висимость от действительных социальных парадоксов.
Вопрос о научном познании, который в начале века
рассматривался преимущественно в академическом пла-
не (специфика научных истин, «ограниченность» науч-
ного познания), не мог не перерасти в период между
двумя войнами в тревожную проблему связи науки с
кризисной социальной действительностью. Именно так
обстоит дело в поздней феноменологии — в той ее части,
где на повестку дня ставится проблема науки и научно-
го познания.
§ 2.	Гуссерль о кризисе науки как отражении
«радикального жизненного кризиса европейского
человечества»
О кризисе наук и научности, говорит Гуссерль, стали
все чаще упоминать в последние годы. Но можно ли
серьезно говорить о кризисе наук в современный пери-
94
од? Ведь кризис наук означает, что поставлена под воп-
рос их подлинная научность, сам способ, при помощи
которого они ставят свои проблемы и вырабатывают со-
ответствующую методику для их разрешения.
Так можно было бы еще сказать о философии со-
временности, которая, по мнению Гуссерля, стоит перед
реальной угрозой быть поверженной скепсисом, ирацио-
нализмом, мистицизмом. Но как можно отнести мнение
о кризисе наук к тем отраслям естествознания, которые
продолжают служить образцом строгой научности и не
перестают удивлять нас своими впечатляющими успе-
хами?
Ведь совершенно ясно, что физика, например, не-
смотря на свою постоянную изменчивость, остается точ-
ной наукой, независимо от того, будут ли иметься в ви-
ду теории Ньютона, Планка, Эйнштейна или какого-
нибудь будущего ученого. Очевидно, то же можно от-
нести и к другим дисциплинам, которые принято назы-
вать точными науками.
Словом, «строгость научности всех этих дисциплин,
очевидность их теоретических достижений несомненна» Г
И тем не менее, для многих становится все более
ощутимым тот факт, что на рубеже столетия произошел
сильный поворот в оценке наук. «Он касается не их на-
учности, но того, что они, что наука вообще значила и
может значить для человеческого бытия» 1 2.
Еще во второй половине XIX в. позитивные науки
господствовали над всем мировоззрением человека и,
казалось, обещали ему процветание. Но эта исключи-
тельная власть науки оставляла в тени одно важнейшее
обстоятельство, которое является решающим для чело-
века: она принципиально оставляет в стороне те воп-
росы, которые имеют животрепещущее значение для со-
временного человека, — вопросы о смысле или бессмыс-
ленности всего человеческого существования. Но разве
науки в их всеобщности и необходимости не требуют от
всех людей также всеобщего осмысления проблем ц от-
вета на них при помощи разумного понимания?
Конечно, они предполагают такого человека, который
обладает способностями и возможностями свободного
1 «Husserliana», В. VI, S. 2.
2 I b i d е m. S. 3.
95
рёШенйя и свободного преобразования окружающего
мира. Но, спрашивает Гуссерль, что сегодня может
сказать наука о разуме и неразумном, о нас, людях,
как субъектах этой свободы?
Ведь сегодня, продолжает он, даже науки о духе,
рассматривающие человека «в его духовном бытии, сле-
довательно, в горизонте его историчности», понимают
движение к строгой научности как заботливое исключе-
ние из сферы рассмотрения всех вопросов о «разумно-
сти» или «неразумности» деятельности человечества,
стараются делать только «фактические» высказывания.
Но можем ли мы удовлетвориться этим, спрашивает
Гуссерль, можем ли мы жить в этом мире, исторические
события которого — «не что иное, как непрерывное
сцепление призрачных взлетов и жестоких разочарова-
ний?».
Почему же наука, которая со времен Ренессанса
сознательно влияла или пыталась влиять па судьбы че-
ловечества, претерпела настолько существенное измене-
ние, что пришла к губительному для философии «пози-
тивистскому ограничению идеи науки» и самой филосо-
фии? 1
В эпоху Ренессанса, пишет Гуссерль, верили в воз-
можность не только этического, но и политического, со-
циального возрождения человечества — благодаря по-
знанию в универсальной философии законов свободного
разума.
Вот почему к позднему гуссерлианству с сочувствием обра-
щаются все те, кто не удовлетворен далеко идущим позитивистским
«самоограничением» философии.
Это прежде всего философы, которые признают неискоренимость
из философии «вечных» вопросов — о бытии, сущности человека и
т. д. и т. п. Многие из представителей современной метафизической
и онтологической тенденции стремятся опереться на Гуссерля. И не
в последнюю очередь — религиозные философы, последователи то-
мизма, сторонники религиозного экзистенциализма, которые, как пра-
вило, высоко оценивают вклад Гуссерля в современную философию.
Но и представители «новой онтологии» нерелигиозного типа опреде-
ленно используют идеи Гуссерля и его антипозптивистскую критику
(прежде всего здесь приходится вспомнить о философии Николая
Гартмана).
Но, с другой стороны, (раннее гуссерлевское требование «беспред-
тюсылочной» феноменологии с сочувствием вспоминают современные
неопозитивисты. Феноменология, как мы видели, собственной эво-
люцией доказала несостоятельность та'копо требования. На этот
факт позитивисты предпочитают не обращать внимания.
96
Идея науки Приобрела соответствующую широту —
как полагали, она была призвана разрешить не только
фактические проблемы, но и проблемы разума, вопросы
о времени и о вечности. А философия мыслилась как
всеохватывающая наука, объединяющая в единую тео-
ретическую систему все вопросы, имеющие смысл для
человека.
Все те проблемы, которые современный позитивизм
объявил «метафизическими» и попытался исключить из
философии, наука нового времени, опираясь на антич-
ную традицию, пыталась рассмотреть на почве теоретиче-
ского мышления. Она надеялась открыть универсальный
метод, который поможет сделать философию, включая
и ее «метафизические проблемы», первой философией.
Этим и объясняется подъем, который отличал все
научные занятия в XVIII в. Сами ученые с большим во-
одушевлением исследовали те вопросы, которые счи-
тались в широком смысле философскими. Отсюда и то
горячее стремление к образованию, то зрелое отноше-
ние к философской реформе воспитания и всех социаль-
ных и политических форм существования человечества,
которые делают эпоху Просвещения достойной самого
горячего уважения.
«Непревзойденным проявлением этого духа мы об-
ладаем в великолепном гимне Шиллера — Бетховена
«К радости». Сегодня мы можем следовать этому гимну
только с болезненными чувствами. Немыслим больший
контраст—больший, чем тот, который существует меж-
ду ситуацией того времени и нашей современной ситуа-
цией» Г
Почему же сегодня утерян этот высокий дух, почему
перестало быть счастливым человечество? Гуссерль по-
лагает, что это произошло потому, что вера в универ-
сальную философию потеряла свое значение. Благодаря
этому наука постепенно приближалась к тому кризисно-
му состоянию, которое ощущалось как невероятно за-
гадочное: ученые-специалисты в своих теоретических и
практических занятиях, оканчивающихся большими ус-
пехами, непосредственно, казалось, не были подвержены
1 «Husserliana», В. VI, S. 8.
7—329
97
этому кризису. Однако весь смысл их устремлений к
истине становился все более неопределенным. Речь идет
теперь не о положении знания вообще или только
философии как специфических культурных форм. Ибо
кризис философии означает «кризис всех наук нового
времени как ответвлений философской универсально-
сти— сначала скрытый, а затем со все большей силой
обнаруживающийся кризис самого европейского челове-
чества во всей совокупной значимости его культурной
жизни, во всем его «существовании» \
Вместе с разрушением веры в универсальную фило-
софию как руководительницу нового человека была нис-
провергнута «вера» в «абсолютный» разум, вера в
смысл истории, в смысл человечества, в его свободу —
именно в силу и способность человека «придать своему
индивидуальному и всеобщему человеческому бытию
разумный смысл»1 2. Человек, теряя эту веру, пе-
рестает верить «в самого себя». Поэтому «истинная,
единственно значимая борьба нашего времени есть борь-
ба между уже разрушенными людьми и теми, кто еще
имеет почву под ногами и в то же время борется за эту
или новую основу. Специфическая духовная борьба
европейского человечества как таковая развертывается
как борьба философий — именно как борьба между скеп-
тическими философиями (или, скорее, не-философиями, в
которых сохраняется только название, а не задача) и
действительными еще жизненными философиями. Жиз-
ненность последних же состоит в том, что они борются за
свой подлинный и истинный смысл и благодаря этому —
за смысл подлинного человечества»3.
Гуссерль изображает движение истории как раскры-
тие заключенного в ней внутреннего «телоса» (разум-
ной, духовной цели). Рождение греческой философии и
превращение ее в универсальный способ жизненной
ориентации античного человека было первой объектива-
цией «телоса»: человек стремился жить исходя из фило-
софского разума, «нормируя» собственную жизнь и под-
чиняясь разумным нормам. В современную же эпоху,
пишет Гуссерль, возникла опасность для этого «тело-
1 «Husserliana», В. Vi, S. 10.
2 Ibidem, S. 11.
3 I b i d е m, S. 13.
98
са». Возник вопрос о самом этом «телосе», энтелехии
истории, «врожденном разуме» человеческого поведения.
Ответ на этот вопрос, разрешение его — функция под-
линной философии.
Философ современности, говорит Гуссерль, не может
не попадать в «мучительное экзистенциальное противо-
речие».
С одной стороны, серьезный философ, обладающий
чувством ответственности, не может не верить в воз-
можность философии как универсального познания. Но
с другой стороны, как удержать такую веру, которая
обладает смыслом только по отношению к единственной
общей всем нам цели, философии.
В нашем философствовании мы являемся «функцио-
нерами человечества». Поэтому наша личная ответст-
венность за наше истинное бытие как философов заклю-
чает в себе одновременно ответственность за истинное
бытие человечества: если вообще человечество может
прийти к разумному существованию, то оно может сде-
лать это только при помощи серьезной, истинной фило-
софии. Такова в общих чертах картина 'кризиса европей-
ских наук, ярко, с гуманистическим пафосом начертан-
ная Гуссерлем.
Чрезвычайно показательным является то обстоятель-
ство, что подлинную функцию философии Гуссерль те-
перь связывает с разрешением социально-критических и
гуманистических задач. Не наука и научное познание
сами по себе, а смысл науки для человека и человече-
ского общества — такова, по Гуссерлю, основная задача
феноменологического анализа. Так феноменология от-
четливо ставит социологические вопросы.
Здесь и содержится разгадка колоссального влияния
на современную либерально настроенную интеллиген-
цию гуссерлевского «Кризиса». Ведь эта критика как
бы осуществлена с общегуманистических, научных пози-
ций и в то же время основана на оптимистической уве-
ренности в возможности преодолеть кризис человеческо-
го бытия. Горячий призыв к повышению самоответст-
венности, обращенный Гуссерлем к философам и ко всем
людям, снискал ему особую популярность.
«Наибольшей опасностью для Европы,— писал Гус-
серль,— является усталость. Если мы, как «добрые ев-
ропейцы», будем бороться против этой опасности опас-
7*
99
Костей с той смелостью, которая не страшится даже бес-
конечной борьбы, тогда из разрушительного пламени
неверия, черного огня сомнения в человеческом призва-
нии Запада, из пепла большой усталости возродится
Феникс новой внутренней, жизненной силы и одухотво-
ренности как залог великого и далекого человеческого
будущего. Ибо только дух бессмертен» Г
Однако сколь бы благородными ни были гуманисти-
ческие мотивы, которыми в своей критике руководство-
вался Гуссерль, теоретическая основа их является весь-
ма шаткой.
Историю и законы ее движения Гуссерль понимает
с позиций идеалистического телеологизма. В этом по-
нимании Гуссерль приближается к линии Фихте, Шел-
линга, Гегеля. Историческое развитие изображается
Гуссерлем в виде бесконечного развертывания «скрыто-
го разума», «телоса», «смысла», изначально заключен-
ного в истории. Поэтому все коллизии и проблемы соци-
ального развития в прошлом и настоящем представля-
ются как проблемы духовные, по преимуществу «фило-
софские», правда, уже в значительно расширенном тол-
ковании этого слова: речь идет о столкновении различ-
ных жизненных ориентаций, «стилей» мышления и
поведения. Эта действительная особенность и форма вы-
ражения социально-практических противоречий истори-
ческого развития не просто становится особым аспектом
анализа в феноменологии: она превращается в закон,
принцип, сущность исторического развития. Из такого
толкования истории и возникает превращение филосо-
фии в главное средство разрешения создавшейся кри-
зисной ситуации.
Рассмотрим подробнее, как Гуссерль интерпретирует
специфику исторического процесса.
§ 3.	«Смысл» «европейской истории» с точки зрения
Гуссерля
В «Кризисе» Гуссерль прямо ставит вопрос о «тело-
се» европейской истории как вопрос о специфике посто-
янно развертывающегося «духовного облика Европы»1 2
Этот последний и есть, по Гуссерлю, «прирожденная
1 /«Husserliana», В. VI, S. 348
2 Ibidem, S. 318. 321.
100
энтелехия», которая «властвует над изменениями обли-
ка европейского человека, является «вечным полюсом»,
сообщающим смысл историческому развитию 1
Заметим, что Гуссерль употребляет понятия «Евро-
па», «европейское человечество» отнюдь не в прямом
географическом смысле: он имеет в виду скорее «един-
ство духовной жизни, действия творчества», единство
целей, интересов, забот, усилий, форм учреждений и
организаций1 2. В этом смысле, говорит Гуссерль, к
«Европе» принадлежат США и Канада, но не принадле-
жат некоторые малые, отсталые народности, живущие
на территории географической Европы.
Особенность «духовного телоса» европейского исто-
рического развития, который впервые объективируется
в VII—VI вв. до н. э., заключается в особой форме
ориентации индивида по отношению к окружающему
его миру. Пробуждается к жизни новая форма духов-
ной ориентации: «направленность» на некоторые
общие культурно-духовные принципы, имеющие все-
общезначимый характер»3. Правда, не все личности,
продолжает Гуссерль, обладают одинаково сознатель-
ной ориентацией на эти нормы. Но дело не в том, бес-
сознательно или сознательно каждый человек подчиня-
ется новому способу ориентации.
Греческая философия наделяется Гуссерлем особым
значением не только и не столько из-за содержания ее
идей: ей придается специфический смысл как вырази-
тельнице нового способа духовной ориентации индивида
и общества.
Благодаря созданию философии обнаружилось, что
в человеческой жизни имеет громадное значение ориента-
ция на «бесконечное» и «идеальное», на «истинные
ценности», «идеальные блага», «абсолютно значимые
нормы» и т. д. и т. in.4.
«Научная культура, подчиненная идее бесконечности,
означает, следовательно, революционизирование всей
культуры, революционизирование всех методов* челове-
чества, создающего культуру5.
1 «Husserliana», В. VI, S. 320.
2 См. Ibidem, S. 318, 319.
3 I b i d е m, S. 322.
4 I b i d е m, S. 325.
5 Ibidem.
101
По отношению к обычной, «нормальной» жизни че-
ловека совокупность всех этих «идеальных», «бесконеч-
ных»* нормирующих средств образует согласно Гуссер-
лю «первую горизонтность» ’, определяющий слой,
властно проникающий в саму структуру повседневного,
«естественного» поведения человека.
Правда, одновременно наблюдается раскол на две
группы: людей, живущих в соответствии <с «практиче-
ской» установкой по преимуществу, и тех, кто профес-
сионально или по другим причинам руководствуется
главным образом установкой «теоретической».
Однако в действительности взаимообособление двух
способов ориентации не нарушает их внутренней взаимо-
зависимости. Дело в том, поясняет Гуссерль, что синтез
теоретического и практического, научного и донаучного
заключен в самой основе новой ориентации европей-
ского бытия, он существует в любой форме деятельно-
сти. Практика «естественной жизни» уже имплицитно
содержит в себе теорию, научное знание, его результаты.
Такой синтез, говорит Гуссерль, становится «обычной
формой поведения индивида» начиная уже с VII в.
до н. э.
Но благодаря возникновению .такого способа ориен-
тации, продолжает Гуссерль, повседневная человеческая
жизнь руководствуется уже не наивной повседневной
эмпирией, не традицией по преимуществу, но миром
истин. «Так идеальная истина становится абсолютной
ценностью» 3.
В силу того, что новая ориентация порождает, по
Гуссерлю, и «новую форму сообщества», взаимодействия
между двумя человеческими типами — «философом» и
«не-философом», — изменения проникают и в каждую
из двух сфер социальной деятельности, «теоретическую»
и «практическую»: обычная деятельность оказывается
«сплавленной» с идеальными принципами, а «теорети-
ческая» деятельность, выполняющая «нормирующую»
функцию, также начинает опираться на эту новую пред-
посылку.
Целостность общественной жизни, говорит Гуссерль,
внешним образом обеспечивается через коммуникации
1 «Husserliana», В. VI, S. 326.
2 I b i d е m, S. 328.
8 I b i d е m, S. 334.
102
между различными функциональными группами, но в
основе коммуникации лежит внутренняя взаимозависи-
мость их. Однако внутренняя взаимозависимость «прак-
тической» и «теоретической» сфер деятельности рассмат-
ривается главным образом с точки зрения того норматив-
ного влияния, которое сформировавшиеся, готовые прин-
ципы и идеи, выработанные в каждой из сфер, оказы-
вают на деятельность человека в другой сфере. В ре-
зультате вне рассмотрения оказываются те внутренние
основы, истоки и закономерности материальной и духов-
ной деятельности, которые обеспечивают их действи-
тельное единство.
В силу этого гуссерлевская картина исторического
процесса порождает характерную абберрацию: такие ду-
ховные образования, как философия и наука, рассмат-
риваются в феноменологической концепции в виде са-
мостоятельных и основополагающих по отношению к
историческому процессу их образования.
В ходе развития истории Гуссерль подмечает только
духовные изменения — притом и здесь в поле зрения
оказывается по преимуществу то влияние, которое наука
и философия оказывают на поведение, жизненные ориен-
тации людей. Специфическая ограниченность гуссерлев-
ской концепции поведения человека в истории заклю-
чается в том, что Гуссерль остается предельно абстракт-
ным там, где требуется перейти к весьма конкретному
социологическому и историческому изучению типов жиз-
ненных ориентаций.
Однако по отношению к еще более «абстрактной»,
«чистой» феноменологии раннего периода описанная
выше концепция оказывается прояснением предпосы-
лок, расшифровкой исходных установок. Гуссерль не
случайно сосредоточивает внимание на «нормирующей»,
«ценностной» функции науки и философии Г Он, во-пер-
1 Здесь следует охарактеризовать связь феноменологии с аксио-
логическими концепциями, частично выросшими на феноменологичес-
кой .почве (М. Шелер, Н. Гартман, Дитрих Гильденбранд и др.)
Из гуссерлевского толкования «очевидностей» сознания и пони-
мания истории следует, что .«ценностное» значение истин и принци-
пов науки, «значимость» социально-этических -норм и принципов —
один из типов «нормирования» индивидуального сознания, «сообще-
ния» ему «бесконечного» горизонта. Эти нормы и принципы, «цен-
ности»—установки общества — включаются имплицитно, сраста-
ются с сознанием и -поведением индивида.
103
вых, хочет подчеркнуть — п в этом он совершенно прав,
хотя не -видит проблемы во всей ее широте — «жизнен-
ную», социальную обусловленность и функцию науки и
философии. Эту функцию он усматривал главным обра-
зом в оснащении человеческой жизни «абсолютными
ценностями», «бесконечными нормами».
Следует отметить, что Гуссерль благодаря всем
этим размышлениям хочет «локализовать» в исто-
рии ту специфическую форму философского сознания,
которую мы уже характеризовали выше как предмет
феноменологии. (Это сознание, .которое в строгом смысле
не является ни научным, ни донаучным, а есть своеоб-
разный сплав того и другого, нечто «третье», где су-
ществует единство, синтез «теоретической» и «практиче-
ской» установок). И не просто «локализовать», но сде-
лать основой исторического движения.
В связи с этим он и оценивает развитие филосо-
фии— теперь уже по содержанию. Философские систе-
мы оцениваются в зависимости от того, как они рас-
сматривали выявленную Гуссерлем сферу «очевидно-
стей», в зависимости от того, как интерпретировали они
связь этой области и собственно научного знания.
Философия, с одной стороны, расценивается Гус-
серлем как главная спасительница европейской цивили-
зации. Наука понимается как важнейший «нормирую-
щий» горизонт социальной жизни.
С этой гусосрлевской предпосылки и начинают его последовате-
ли, разрабатывая концепцию ценностей. Дитрих Гильденбранд отно-
сит ценности (всеобщие или особого типа, нравственные или личные
и т. д.) к числу «первофеноменов», «интуитивных данностей» наше-
го духа, которые только отсюда -и могут быть уловлены. Отсюда спо-
собом получения и анализа ценностей оказывается гуссерлевское
«усмотрение сущностей».
Аксиологические концепции, отправлявшиеся от этой субъективи-
стской установки гуссерлианства, .натолкнулись на существенные .про-
тиворечия и затруднения. Ценности, которые выводились из
феноменов индивидуального сознания, бесспорно заключали -в себе
надындивидуальное содержание. Сравнив моральные ценности и
принципы с истинами .науки, Шелер и Гильденбранд склонны были
признать большую -прочность, устойчивость первых, их «вечный»,
объективный характер. Отсюда 'возникла тенденция к объективно-
идеалистическому толкованию ценностей и сфер ценностей, к
критике субъективистской теории ценностей неокантианства и самого
Гуссерля. Тенденция эта была связана с религиозной ориентацией
Шелера и Гильденбранда (несмотря на критику христианской рели-
гии и христианской этики).
104
Но с другой стороны, причины кризиса современно-
го общественного развития Гуссерль (в полном соответ-
ствии со своим пониманием законов истории) видит в
господстве особого типа философского и научного мыш-
ления— в господстве «научного объективизма». Тема
кризиса — это очень важно подчеркнуть — в главной
своей части сводится к критике Гуссерлем той формы
ориентации на науку и научное познание, которая была
характерна для философии нового времени.
§ 4. Критика Гуссерлем научного и философского
«объективизма». Проблема «жизненного мира»
Итак, в гуссерлевском понимании смысла истории и
роли философии как будто возникает противоречие.
«Разум», «разумная закономерность» в истории су-
ществует, настаивает Гуссерль. Но с другой стороны, он
выражает уверенность, что «европейский кризис коре-
нится в запутанном рационализме» 1 Философия,
утверждает глава феноменологии, есть «действующий
мозг», от нормального функционирования которого за-
висит «подлинная, здоровая европейская духовность» 1 2.
Но именно философия современности в концентриро-
ванной форме носит на себе следы кризиса.
В чем тут дело?
Согласно гуосерлевской точки зрения, образу «под-
линной рациональности» и «подлинной философии» в це-
лом не отвечает европейская рационалистическая фило-
софия нового времени. Не отвечает критериям «подлин-
ности» и научное мышление этого периода, взятое в
форме его теоретического «самоосмысления».
Рационализм в смысле веры в разум и науку, со-
ставлявший живой нерв европейской философии начи-
ная с эпохи Ренессанса, Гуссерль называет наивным и
«объективистским». Специфическое отличие такого рода
«ориентации», разделявшейся и ученым, и философом,
Гуссерль видит в «наивной» вере в независимое от че-
ловека существование внешнего мира и в не менее шат-
кой вере в возможность его «непричастного», «объектив-
ного» созерцания.
1 «Husserliana», В. VI, S. 337.
2 I b i d е m, S, 338.
105
«Телесность» мира была возведена в его решающую
характеристику — «объективизм» выступал в форме
крайнего «натурализма». Натурализации подверглось и
понимание человека, превращенного в психофизический
объект.
Не менее «наивным» оказался и рационализм — он
ограничивался неисследованной в своих предпосылках и
следствиях верой в науку, в разум, в «объективный» и
чуть ли не фатальный характер научного прогресса.
Наука и мир научного познания не рассматрива-
лись, говорит Гуссерль, в их предпосылках, в их
генезисе, ибо предполагались известная независи-
мость и верховенство науки по отношению к «донаучно-
му миру», от сферы обычного жизненного опыта, из ко-
торого наука скорее высвобождается, чем возникает.
Между тем наука и научное мышление, утверждает
Гуссерль, вступают в полосу глубокого кризиса. Фило-
софия, продолжает он, должна поставить и разрешить
вопрос о кризисе, о происхождении его. Поскольку же
последний является кризисом наук и кризисом того
мира, который интерпретируется благодаря наукам, то
возникает вопрос «о происхождении» и «смысле» наук
нового времени и наук вообще. Гуссерль делает вывод,
что новая постановка вопроса требует своеобразного
«взаимопроникновения исторического и... систематиче-
ского исследования» Г Он чувствует, что «кризис нау-
ки» XX в., 'приметы которого он во многом правильно
описывает, не 'может быть понят при изолированном
рассмотрении самого научного знания и его «ограни-
ченностей» (по этому пути шла философия в начале
века). Гуссерль смутно осознает, что кризисная ситуа-
ция коренится в тех специфических связях, которые су-
ществуют между наукой и другими, более объемлющи-
ми сферами человеческой деятельности, и потому для
осмысления -проблемы кризиса науки требуется перей-
ти в плоскость социально-исторического исследования.
Весьма примечательная и важная в проблемном отно-
шении особенность поздней феноменологии состоит в по-
пытке связать разрешение традиционных гносеологи-
ческих проблем (например, вопроса о -природе познания
и др.) с этим «историческим» анализом. Сюда примы-
1 .«Husserliana», В. VI, S. 364.
106
кает и заслуживающее внимания стремление связать
развитие европейской философии, в том числе филосо-
фии нового времени, с широким контекстом «донаучно-
го» или «вненаучного» опыта, со специфическими прак-
тически-жизненными ориентациями, господствовавшими
в Европе.
Гуссерль критикует философию нового времени за
то, что она сузила действительные рамки и значение по-
знания, отождествила Последнее с частным явлением —
познанием научным. Между тем, говорит Гуссерль,
«познание — если мы возьмем его во всей его широте,
которая включает разум и неразумное, несозерцаемое и
созерцаемое и т. д., — охватывает всю сферу суждения,
предикативную и допредикативную, различные акты
веры, чем бы она ни была и каковой бы она ни была,
все модальности верования» Г
Есть множество видов субъективных актов (Ichak-
ten): любовь и ненависть, симпатия и антипатия, жела-
ния, страсти, волевые устремления. Каждый познава-
тельный процесс содержит в себе момент, связанный с
желаниями и устремлениями; он направлен и на прак-
тические цели, имеет ценностную ориентацию. Вот по-
чему, по мнению Гуссерля, было бы ошибочным сводить
познание к одному специфическому виду — к познанию
научному: надо принять во внимание ту «универсаль-
ность, с которой царство познания охватывает все виды
деятельности, проистекающей из субъективности эмоций
и -воли...» 1 2.
Таким образом, Гуссерль требует рассмотреть позна-
ние как момент, аспект совокупной человеческой дея-
тельности, деятельности, направленной на практические
цели.
Но реализация справедливого требования — связать
познание с практической сферой, с областью эмоцио-
нально-волевой деятельности людей — в гуссерлевской
феноменологии выступает в превращенной, значитель-
но суженной и «смещенной» форме.
Идеалистическая интерпретация истории дает себя
знать и в понимании науки. Поставив вопрос о соот-
ношении науки с более широкими и универсальными
1 «Husserliana», В. VIII, S. 193.
2 Ibidem, S. 194.
107
сферами человеческого опыта, Гуссерль свел его к бо-
лее специфическому и производному вопросу о связи
двух типов сознания, двух форм духовной ориентации.
В результате действительная взаимозависимость между
миром науки, теории и сферой практического «жизнен-
ного» опыта была истолкована как зависимость науч-
ного познания от более «значимого», более высокого по
достоинству способа донаучного, точнее вненаучного
сознания, состоящего из суммы непосредственных «оче-
видностей». Это сознание и вытекающую из него форму
ориентации, форму поведения Гуссерль именует «жиз-
ненным миром» (Lebensweut). Тема «жизненного мира»
сейчас чрезвычайно популярна в феноменологических
произведениях и интерпретациях
Вот как сам Гуссерль и его последователи определя-
ют и анализируют «жизненный мир».
1.	«Жизненный мир» является сферой «известного
всем», «непосредственно-очевидного». Это «круг уверен-
ностей, к которым относятся с давно сложившимся до-
верием и которые в человеческой жизни до всех потреб-
ностей научного обоснования приняты в качестве без-
условно значимых и практически апробированных»1 2.
Возврат к «жизненному миру», поясняет Гуссерль,
означает оправдание сферы doxa, ибо «жизненный мир
есть не что иное, как мир простого верования (doxa), к
которому по традиции стали относиться так презри-
тельно» 3.
Итак, жизненный мир есть, по Гуссерлю, сфера и со-
вокупность «первоначальных очевидностей» (Urevidenz),
нерефлективного «верования».
2.	В силу этого «жизненный мир» является, по Гус-
серлю, «основой всякого объективного познания». Он
вообще является «предданным, он есть «горизонт», пред-
посылка всякой действительной и возможной практики 4.
Он является «донаучным» в том смысле, что всегда дан
до науки и (продолжает в этом своем основополагающем
значении существовать и в эпоху науки.
1 Проблеме «жизненного мира» у Гуссерля был посвящен спе-
циальный симпозиум (на Мексиканском международном философском
конгрессе (см. по этому вопросу нашу статью в сборнике «Человек и
эпоха». М., 11965).
2 «Husserliana», В. VI, S. 441.
3 Ibidem, S. 465.
4 Ibidem, S. 126.
108
Итак, жизненный мир, по Гуссерлю, изначален и пер-
вичен по отношению ко всякому возможному, в том
числе и научному познанию и опыту.
3.	Но жизненный мир и его «очевидности» не просто
первичны в генетическом смысле. Гуссерль видит зада-
чу феноменологии в том, чтобы «придать ценность ис-
конному, изначальному праву этих очевидностей, а
именно — их высшую значимость, достоинство в обосно-
вании познания по сравнению с ценностью объективно-
логических очевидностей» Г
В гуссерлевской расшифровке понятия «жизненного
мира» сразу угадывается сфера «феноменов», обозна-
чавшаяся уже в ранней феноменологии. Теперь проис-
ходит, однако, более четкое осознание Гуссерлем того
обстоятельства, что феноменология не является науко-
учением, но скорее «критикой» научного познания с точ-
ки зрения вопроса о восприятии «непосредственных оче-
видностей», общезначимых истин.
Вместе с этим получают более адекватное освещение
и мотивы той -критики традиционной философии, кото-
рую Гуссерль развернул уже в начале века. Теперь ста-
новится ясным, что Гуссерль считает рационализм и
«объективизм» нового времени «неподлинной» филосо-
фией из-за того, что главным и высшим по значению
объектом философского анализа был признан мир на-
учного опыта, а сфера «жизненного мира» была призна-
на «просто субъективно-релятивной».
Гуссерль рассматривает «объективизм» науки и фи-
лософии как своего рода «практическую гипотезу», про-
израстающую из всей области жизненно-практических
ориентаций человека. Иными словами, Гуссерль ставит
вопрос о социально-практической обусловленности фило-
софии и науки нового времени. Кроме того, он стремит-
ся связать определенный уровень научной деятельности,
характерный для нового времени, со специфическим
этапом в становлении обыденного опыта.
Гуссерль, например, хочет связать галилеевский ме-
тод анализа с осмыслением «действительной и возмож-
ной чувственной полноты конкретно-наблюдаемых форм
жизненного мира», «мировых событий», к которым неиз-
бежно подключен наблюдатель, располагающийся в са-
1 «Husserliana», В. VI, S. 131.
109
мой гуще этого «жизненного мира» *. Физика нового
времени дает этим реальностям «жизненного мира» об-
рамление «так называемых объективно-научных истин».
Таким образом, реально физика и наука нового вре-
мени вообще возникают, по Гуссерлю, из жизненного,
мира и являются его описанием. Но они это делают бес-
сознательно. Сознательно же разделяется убеждение в
возможности непредвзятого, «объективного» анализа яв-
лений физического мира.
То же, продолжает Гуссерль, происходит и с фило-
софией. На деле и реально она потому и является фило-
софией, что рассматривает мир в коррелятивной связи с
субъективностью сознания, изображает все сущее в
субъективных формах и ценностных способах осозна-
ния 1 2.
Философия также была укоренена в структуры «жиз-
ненного мира» и, не осознавая того, начинала их описы-
вать. Последнее, по Гуссерлю, в особенности относится
к Канту. Но сознательная установка философии была
иной. Философы нового времени полагали, будто они
рассматривают либо «объективный мир в себе», либо
«безличный разум» и т. д.
Так, Кант хотя и предполагает неосознанно сферу
«жизненного мира», но этот последний не исследуется
им в качестве первоначального источника научного опы-
та, говорит Гуссерль3. Именно научный опыт, наука
ставится Кантом — так же, как и его предшественника-
ми и современниками — во главу угла. Наука, это част-
ное образование человеческого мира, превращается в
универсальную проблему. «Субъективность», о которой
сознательно говорил Кант, не является всеохватываю-
щей и подлинной субъективностью, по отношению к ко-
торой «научная субъективность» была бы «частной про-
блемой» 4.
Теперь мы видим, что «подлинная субъективность»,
анализ которой Гуссерль считает основной целью
«трансцендентальной феноменологии» (об этом говори-
лось выше), приобретает более определенные очертания.
1 .«Husserliana», В. VI, S. 51.
2 (См.: «Husserliana», В. IX, S. 518.
3 См.: «Husserliana», В. VI, S. 112.
4 Ibidem, S. 138.
НО
Тема «жизненного мира» и его субъективности, по су-
ти дела, была задана уже в теории предметностей, из-
ложенной в «Логических исследованиях». Объектом ис-
следования феноменологии там оказалась не структура
научного познания, не структура и взаимосвязь истин
самих по себе, а структура переживаний истины, точ-
нее, переживания общих и всеобщих положений, идей,
норм, структура переживания тех идеально-норматив-
ных образований, которые обладают общезначимостью.
В «Логических исследованиях» выяснялось, как об-
щезначимые принципы, истины «накладываются» на
процесс переживания, как они определяют и видоизме-
няют этот последний, образуя особый тип духовной
жизни человека. (Такова была реальная проблема фе-
номенологии, не сразу осознанная самим Гуссерлем.)
По сравнению с «Логическими исследованиями» в позд-
них работах вводится новый аспект рассмотрения. Гус-
серль обращает внимание на то обстоятельство, что ис-
тина и идеи не только определяют повседневный опыт
человека, в том числе и опыт, опирающийся на донауч-
ное верование (речь идет, конечно, об особом типе не-
рефлективных верований, уверенностей, не тождествен-
ном религиозной вере), но и возникают из такого опыта,
па основе его.
Попытка вывести науку, научное познание, норма-
тивные принципы из более универсальной области прак-
тической деятельности людей была настоятельной не-
обходимостью, нашедшей свое выражение, в частности,
в развитии немецкой классической философии и в осо-
бенности в развитии марксизма.
Но Гуссерль, как уже говорилось, ухватывает эту
действительную тенденцию развития философской тео-
рии в смещенной и суженной форме: «подлинная субъ-
ективность», сфера, откуда черпают свой смысл и со-
держание общезначимые идеи и понятия, отождеств-
ляется Гуссерлем не с подлинно творческой практиче-
ски-предметной деятельностью людей, а с особым типом
«механически» реализующегося верования, с житей-
ски-самодостоверным .сознанием.
Проблема, действительно поставленная в теории
«жизненного мира», является более узкой, чем вопрос о
гтредметно-практической основе развития человеческого
111
познания. Здесь речь идет о специфической связи, кото-
рая существует между массовым, житейским достовер-
ным сознанием и сознанием людей, занятых особым ви-
дом деятельности — наукой, философией и т. п. При
этом если в «Логических исследованиях» Гуссерль ана-
лизировал процессы усвоения, переживания готового
знания в массовом, обыденном опыте, то теперь он
поставил также и вопрос о возникновении, «происхож-
дении готовых истин — но не из практически-предметной
деятельности людей, а из массового сознания. Главная
особенность последнего, по Гуссерлю, — внутренняя «са-
модостоверность», нерефлективность, непосредствен-
ность, проявляющаяся и в выработке общезначимых
принципов, и в «их принятии. Данное утверждение вы-
сказано Гуссерлем в абстрактной форме. На деле здесь
уже описаны: 1) конкретно-исторический способ отно-
шения к научным истинам и общезначимым принципам,
характерный для современного общества отчуждения
2) некоторые структурные особенности непосредствен-
ного сознания, которое действует как бы «механически
сокращенно», «бессознательно», на основе тех способов
отношения к действительности, которые выработались
и закрепились в ходе исторической практики челове-
чества.
Гуссерль почти не различает оба уровня анализа.
Размышления над структурой процесса переживания,
начатые уже в «Логических исследованиях», объективно
приводят к необходимости конкретно-исторического со-
циального, в том числе и в особенности социально-психо-
логического анализа. Но сам Гуссерль и его последова-
тели, как правило, не покидают почвы абстрактного
«структурного» описания. В результате этого возникает
противоречие между конкретно-исторической, социально-
психологической проблемой и весьма абстрактным, «он-
тологическим», универсально-философским, в лучшем
случае — абстрактно-социологическим (в поздних рабо-
тах) способом ее постановки и разрешения в феноме-
нологии.
1 См.: Н. В. М-отрошило’ва и Э. Ю. Соловьев. От за-
щиты «строгой научности» к утверждению иррационализма. «Вопро-
сы философии», 1964, № 5.
112
§ 5. Еще раз «о субъективности» — «субъективности»
«жизненного мира» в связи с «историчностью»
Итак, «жизненный мир» совпадает с миром действия
на основе простых, изначальных очевидностей.
Но тогда жизненный мир реально выступает в виде
мира «предданного», в том числе и в особенности в виде
мира социального общения, в виде определенного исто-
рического мира, «общего для всех», «постоянной почвы
значений, постоянно готового источника всего само со-
бой разумеющегося; при этом последнее мы признаем
независимо от того, являемся ли мы практиками или
учеными» L
«Жизненный мир» приобретает социальные и исто-
рические характеристики. Именно человеческое обще-
ние, как теперь понимает Гуссерль, «задает» значения,
«очевидности». При этом значения, очевидности вы-
страиваются в непрерывную жизненную -связь, в «исто-
рическую горизонтность».
Понятию «историчность» в позднем гуссерлианстве
современные феноменологи придают большое значение.
«...Горизонт жизненного мира, — пишет Людвиг Ланд-
гребе, — есть -не что иное, как горизонт мировой исто-
рии...» «Конституирующая деятельность трансценден-
тальной субъективности должна включать в себя условия
возможности 'познавать жизненный мир как исторический
мир — в его историчности» 1 2.
Благодаря всем этим идеям гуссерлевская филосо-
фия истолковывается как вариант «подлинного исто-
ризма». Разберемся, однако, в том, как именно Гуссерль
вводит в свою философию «историческое» и «социаль-
ное»/
Прежде всего, он не согласен включить в сферу рас-
смотрения историю как реальный, действительный
«исторический поток». Через него, говорит Гуссерль, на-
до «перешагнуть». Иными словами, конкретно-историче-
ский, социологический анализ «жизненного мира» ис-
ключается. Аргументы: в реальной истории нет ничего
прочного, непреходящего, все ее действительные куль-
турные формы являются всего лишь относительными.
1 «Husserliana», В. VI, S. 124.
2 «Symposium sobre la notion Husserliana de la Lebenswelt»,
p. 39.
8—329
113
Знакомое уже нам отношение к «реальному»; как мы ви-
дим, со времени «Логических исследований» оно в прин-
ципе не изменилось. Конкретно-историческое должно
быть исключено благодаря феноменологической ре-
дукции.
С другой стороны, Гуссерль отвергает и тот способ
интерпретации истории, который предложил идеалисти-
ческий историзм, скажем, гегелевского типа: вне исто-
рии и вне человека нет реально существующих «идей»
или «родового разума», говорит Гуссерль. Это мифоло-
гические, измышленные символы.
И вот, неудовлетворенный «историческим эмпириз-
мом» и мифологическим идеалистическим' историзмом,
Гуссерль пытается обрести очевидный, устойчивый исход-
ный пункт интерпретации истории, исходную «историче-
скую очевидность».
«Исторически первой в себе», рассуждает Гуссерль,
является «наша современность». Мы всегда знаем о на-
шем «современном мире», знаем, что мы живем в нем.
И это знание, спешит уточнить Гуссерль, не является
заученным, рефлективным: оно складывается на заднем
плане, является «погруженным» знанием. У нас есть
«непосредственная уверенность» в историческом гори-
зонте. Исторический горизонт является «незнакомым
миром», но он, несомненно, действует и есть «горизонт
всяких современных вопросов» !.
Историческое прошлое, как говорит Гуссерль, всегда
«имплицировано» в сегодняшнем развивающемся, уст-
ремляющемся вперед жизненном горизонте: всякая жи-
вая современность, подобно комете, имеет «хвост», «по-
груженный» в прошлое. Вместе с тем она обладает «от-
крытым горизонтом будущего».
«Укорененность» истории в субъективность «жизнен-
ного мира» сообщает последнему «инвариантный
стиль»1 2; мир и субъект обретают «невозможность быть
другими» (Nicht — anders — sein — kdnnen), обретают
«абсолютную априорность»3.
Смысл гуссерлевских рассуждений об «исторично-
сти», как нам представляется, состоит в следующем.
Гуссерля отнюдь не интересует проблема истории
1 «Husserliana» В. V, S. 382.
2 Ibidem, S. 185.
3 I b i d е m, S. 385.
114
как реальной истории, не интересует и способ ее осозна-
ния в исторических науках. Вопрос, к которому он дей-
ствительно здесь обращается, касается «неискоренимо-
сти» «исторического», прошлого опыта сознания из субъ-
ективности жизненного мира. Историческое бытие
рассматривается здесь только как одно из «вкраплений»,
«априорных горизонтов» феноменального потока созна-
ния, как одна из характерных структур последнего.
Сама по себе проблема не является надуманной.
Вопрос о том, как историческое развитие мира, как
«прошлое» и «будущее» присутствует в каждом акту-
ально осуществляющемся человеческом действии,—
чрезвычайно интересная тема для исследования. В част-
ности, здесь встает весьма важный и интересный для
социологии вопрос о том, как в сегодняшнем опыте лю-
дей, в их жизненных ориентациях «присутствует» исто-
рическое прошлое поколений и индивидов, как этот
опыт определяется проектами, надеждами на будущее.
Именно осмысление данного процесса позволяет понять,
что парадоксальные и необычные формулировки Гус-
серля и его последователей содержат констатацию не-
которых фактов, касающихся поведения, ориентации че-
ловека в социальной среде.
Феноменальный поток, эта «подлинная современ-
ность», имеет, по Гуссерлю, три аспекта, три измерения:
прошлое, настоящее и будущее.
«Первичным» и главным оказывается «современ-
ность» в смысле актуально разворачивающегося потока
феноменов. Прошлое и будущее в силу этого не имеют
объективного и (самостоятельного характера.
Эту мысль Гуссерля Хайдеггер выразит в форме па-
радоксального утверждения: будущее не позже, чем
прошлое, и прошлое не раньше современности.
Таким образом, проблема «историчности» тождест-
венна, в гуссерлевско-хейдеггеровской постановке, про-
блеме времени. Это — важный момент.
В отличие от тех представителей традиционной фило-
софии, которые рассматривали время как объективную
характеристику самого мира, буржуазная философия
XX в., следуя некоторым идеям Канта, сосредоточила
внимание на проблеме осознания времени. Время стало
рассматриваться как структура сознания, чрез-
8=
115
вычайно важная для характеристики последне-
го. В рассмотрение сознания, этого развертываю-
щегося «потока», стали вводить элемент временного раз-
вертывания. Достаточно вспомнить в этой связи о Берг-
соне и его понятии «длительность». Гуссерль в самом
начале века также обратился к проблеме времени.
В 1904—1905 гг. он прочитал цикл лекций под харак-
терным названием «О феноменологии внутреннего
осознания времени», изданные в 1928 г. Хайдеггером и
снабженные предисловием последнего (см.: Е. Hus-
serl. Vorlesungen zur Phanomenologie des inneren
ZeitbewuBtseines. Halle, 1928).
Феноменология, говорил в этих лекциях Гуссерль,
занимается не тем временем, которым занимаются есте-
ственные науки, а «являющимся временем», имманент-
ным «потоку -сознания», занимается установлением то-
го, как конституируется субъективное сознание вре-
мени.
Гуссерль поставил вопрос о единой структуре само-
го феноменального потока, о наличии в феноменах
«моего» сознания элементов прошлого («исторического»)
опыта сознания. Именно этот вопрос и разбирается в
поздней феноменологии. К проблеме истории и истори-
ческого сознания собственно эта тема не имеет прямого
отношения. Отсюда и «парадоксы» гуссерлевско-хайде-
герровской теории «овременения» (Zeitigung).
В ней содержится констатация того факта, что ак-
туальное осуществление сознания, его «современность»
опирается на прошлый опыт этого сознания и является
основой для его развертывания в будущем. Но конста-
тация факта обрастает у Гуссерля (и Хайдеггера) да-
леко идущими утверждениями, имеющими общефило-
софский характер. Я, «мое сознание» оказывается
«центром», феноменальное сознание предстает как сфе-
ра «первоначальной данности» всего «временного» и
«исторического».
Ясно, что теме «историчности» еще весьма далеко до
проблемы реальной истории и ее научного или «обы-
денного» осознания. Ведь проблема деятельности чело-
века— исторической по своему характеру — здесь за-
дета только краем, да и то в снятом виде. В этом смыс-
ле феноменология Гуссерля и его последователей факти-
чески оставляет неосвоенной и неразвитой всю про-
11
блемную широту и теоретическую глубину историзма,
который связан с именами Гегеля и Маркса.
Однако мы должны одновременно подчеркнуть, что
логика развития проблемы, к которой Гуссерль был по-
своему чувствителен, заставила его, хотя п в превра-
щенном виде, ввести в феноменологический анализ эле-
менты движения, исторической преемственности, соци-
альной обусловленности сознания. От абстрактно-пси-
хологического анализа структуры потока переживаний
Гуссерль переходит к анализу абстрактно-социологиче-
скому. В потоке переживаний Гуссерль усматривает те-
перь не чисто формальные структурные элементы, а
элементы социальные, исторические. Если не принять
во внимание этих особенностей поздней феноменологии,
нельзя понять, почему именно Гуссерль оказал столь
глубокое влияние на современную философию и на
какой основе возникают ошибочные в своей основе
стремления сблизить феноменологию и марксизм.
Действительное различие между марксизмом и фено-
менологией наиболее отчетливо проявляется в изобра-
жении Гуссерлем феноменологического «конституирова-
ния» социального мира. Эту важнейшую проблему
Гуссерль формулирует как проблему «интерсубъектив-
ности».
Концепция интерсубъективности Гуссерля также
очень высоко оценивается его современными последова-
телями.
Посмотрим, в чем же состоит существо гуссерлевско-
го учения об «интерсубъективности».
§ 6. Тема «интерсубъективности»: феноменологическое
«конституирование» социального мира
Тема «интерсубъективности», как признает сам Гус-
серль, возникла в его философии уже в 1910—1911 гг., в
связи с попыткой преодолеть реально обозначившуюся
опасность солипсизма Г Но только в -поздних работах
имеется разработанная концепция «alter ego», пробле-
ма осознания субъектом другого человека, других
людей.
Здесь рассуждения Гуссерля строятся тем же спосо-
1 См.: Е. Husserl. Formale und transzendentale Logik, S. 215.
бом, что и при рассмотрении «историчности» сознания.
Гуссерль не хочет изучать социальный мир в его
«объективных» образованиях. Проблема, которую он на
деле ставит, — это вопрос о том, как именно «включены»
в структуру индивидуального сознания и как в него
«входят» такие содержательные элементы, такие идеи,
как «другой человек», «окружающий социальный мир»
и т. д.
Прежде всего «моя субъективность», индивидуальное
сознание должны рассматриваться как первоначальная
сфера анализа. Аргументация в пользу такого рассмот-
рения— уже известного нам типа: «О себе я имею зна-
ние в его первичной данности; знание же о другом, его
душевной жизни — только вторичное, поскольку чуждое
для меня «Я» принципиально недоступно в прямом вос-
приятии» Но каковы те пути, какими в «мое» созна-
ние «входит» другая личность и вообще весь социальный
мир? Пытаясь дать ответ на этот вопрос, Гуссерль стал-
кивается с такой трудностью: тело другого человека да-
но нам через «очевидности» чувственного опыта; но
ведь «другой человек» не является вещью; он, как и я,
есть личность.
Выход из этого затруднения Гуссерль усматривает в
«открытии специфического способа», базирующегося ис-
ключительно на «:моем» опыте «первоначального» осоз-
нания «другого Я». Этот способ он называет «вчувство-
ванием» (Einfiihlung). Благодаря последнему, пишет
Гуссерль, я 1как бы ставлю себя на место чужой субъек-
тивности, я как бы «переселяюсь» в другой субъект и
понимаю его, как если бы я сам в нем воплощался1 2.
Эта форма сознания, продолжает Гуссерль, отнюдь
не является фантастической, измышленной: на деле в
каждое «мое» сознание, в каждый его акт «вплетены»
аспекты «вчувствования», непосредственной и часто не
осознанной ориентации на другую личность.
Таким же образом «вступают» в мое сознание и лю-
ди других современных и прошлых миров, ибо они явля-
ются «предданными», они выступают в качестве «носи-
телей значения», по отношению к которому я могу осу-
1 Е. Husserl. Formale und transzendentale Logik, S. 206.
2 Cm. Ibidem, S. 147.
1 8
ществлять и обязательно осуществляю «вчувствование»,
этот специфический вид непосредственного историче-
ского познания.
Путем всех этих рассуждений Гуссерль стремится
преодолеть представление об обществе и общественной
действительности как реальности внешней и чуждой
личности, отдельному человеку. «Подлинная» картина
движения, по Гуссерлю, открывает «мы» не в виде неко-
торой сверхиндивидуальной материальной или духовной
субстанции, а в виде живого потока, где «Я» является
деятельным центром, из которого внутренним образом
«возникает», «конституируется» социальный мир.
Общество тем самым предстает как «единая лич-
ность», а «Я» — как «товарищ» (Genosse) других людей.
Этот момент сам Гуссерль считает чрезвычайно важ-
ным. Еще большее значение, чем Гуссерль, гуссерлев-
ской концепции интерсубъективности придают современ-
ные интерпретаторы феноменологии. Дело в том, что у
Гуссерля они находят единственную, по их мнению, глу-
боко и тонко разработанную теорию, позволяющую по-
нять «неотчужденную», внутреннюю и изначальную
взаимосвязь индивида и общества.
Так, итальянский философ Энцо Пачи видит громад-
ную заслугу Гуссерля в том, что последний якобы на-
ходит за отчужденным, фетишизированным движе-
нием современного социального мира и человека его
«внутренний телос»; Гуссерль-де позволяет понять дея-
тельность субъекта, его сознание как внутренне-актив-
ное и по сущности своей свободное !.
Для подтверждения своей мысли Пачи ссылается на
то истолкование техники и технической действительно-
сти, которое Гуссерль дает в приложениях к «Кризису».
Техника, по Гуссерлю, характеризует такую форму дея-
тельности человека, которой свойственно «забвение»
цели, «телеологического», закономерного смысла жизни
и истории. Она «забывает» о внутренних возможностях
чувственной деятельности человека. Между тем в тех-
нике, науке заключен «внутренний» позитивный — для
общества и для личности — смысл 1 2.
Феноменологическая философия, осуществляющая
1 См.: «Symposium sobre la nocion Husserliana de la Lebenswelt»,
p. 56, 57.
2 Cm.: «Husserliana», В. VI, S. 365.
11 9
возврат к «первоочередностям» феноменального потока,
способна, по Гуссерлю, пробудить и осознать этот
скрытый смысл «обессмыслившего» себя современного
технического мира, раскрыть внутреннюю активность
субъекта.
Во всех этих рассуждениях Гуссерля, на которые
ссылается Пачи, представлена весьма характерная для
феноменологической философии линия анализа. Совре-
менное общество Гуссерль и его последователи подвер-
гают то более умеренной, то более резкой, но всегда
абстрактно-философской критике.
Наличный социальный мир (а он берется
«в целом», «вообще», без каких бы то ни было
конкретных социальных градаций), в особенности сфера
«повседневного» действия — использование техники,
обычные человеческие взаимоотношения, — изображает-
ся «неподлинным бытием». В нем царят хаос, «аноним-
ность», «забвение» индивидом самого себя как личности
(эти «категории» были введены Гуссерлем и заимство-
ваны экзистенциалистами).
Гуссерль (и экзистенциалисты вслед за ним) полага-
ет, что наличный социальный мир есть «внешность»,
сфера «утраты смысла», отчужденности, пассивности.
Однако «смысл» должен быть, по его мнению, найден и
восстановлен, «отчуждение» снято, активность обнару-
жена.
Средством снятия отчуждения Гуссерль считает
«возврат» к разъяснению, истолкованию особого спосо-
ба сознания, где как бы сплавлены индивид и окружа-
ющий его предметный и социальный мир, теоретиче-
ское и практическое, новое и старое — историческое
и современное и т. д. А главное, Гуссерль доказывает,
что нарушенный баланс между индивидом и обществом,
а стало быть, резко обострившиеся противоречия соци-
альной действительности, есть только внешний фон, за
которым пролагает себе дорогу «изначальное единст-
во» индивидуального и социального.
Поставив вопрос о способах «данности» социального
в феноменах индивидуального сознания, Гуссерль на
самом деле вышел в более широкую и важную про-
блемную сферу. Он натолкнулся на вопрос о взаимоот-
ношениях индивида и общества, складывающихся по
типу «отчуждения». Чисто внешним и абстрактным об-
120
разом описав некоторые из парадоксов и противоречий
такого общества, Гуссерль претендовал на обнаружение
действительного отношения, на основе которого проти-
воречия преодолеваются.
Один из моментов такой постановки вопроса яв-
ляется оправданным. В самом деле, задача теории со-
стоит не только в критическом освещении особенностей
противоречивого развития современного капиталисти-
ческого общества, но и в понимании того, благодаря
чему, как именно через превращенные формы социаль-
ного бытия необходимым образом пролагают себе до-
рогу законы дальнейшего движения общества и разви-
тия человеческой личности. Отчуждение является осо-
бой формой социального взаимодействия индивидов. Это
Гуссерль понимал. Но разрешение столь сложной социо-
логической проблемы он сводил, во-первых, к исследо-
ванию одного лишь сознания, а во-вторых, сознания
простейшей формы, «начального» уровня. Поэтому даже
теоретическое разрешение ухваченных противоречий
(не говоря уже о «снятии» действительных социальных
коллизий) отнюдь не удается Гуссерлю и его современ-
ным экзистенциалистским последователям. Свобода ока-
зывается механически гарантированной: человек «при-
говорен» к свободе, которая так или иначе разверты-
вается, притом зачастую помимо человека.
Здесь, как и в других случаях (скажем, в решении
вопроса об истине), в феноменологии осуществляется
характерная процедура: частные свойства сознания
«укореняются» в саму структуру бытия, а благодаря
этому возводятся так же .в ранг универсальных свойств
сознания. Затем характеристики феноменологического
сознания превращаются в «онтологические» свойства,
свойства самого бытия. На такое превращение феноме-
нология во всех своих разновидностях обязательно пре-
тендует Г
1 Эта претензия прежде всего высказывается и широко обосно-
вывается самим Гуссерлем. Феноменология, говорит он, одновремен-
но является и онтологией, правда, онтологией нового типа. Эту идею
он подробно развивает уже в «’Идеях к чистой феноменологии»,
затем в «Первой философии»; она, по сути дела, представлена во
всех работах Гуссерля.
Следует отметить, что «онтологические» устремления Гуссерля
вообще нашли наибольшее количество последователей. На них опре-
деленно опирались Н. Гартман и Макс Шелер. -Их поддерживали и
121
Однако само по себе обнаружение внутренней ак-
тивности, заложенной уже в «нижних этажах» челове-
ческой социально обусловленной деятельности, — задача
важная и интересная и для современной философии, и
для социологии. Гуссерль только поставил эту проблему,
притом, как мы показали, одновременно и значительно
ограничил теоретическую базу ее разрешения и значи-
тельно преувеличил значение добытых им резуль-
татов.
поддерживают сегодня те последователи гуссерлианства, которые
пытаются соединить его с религиозной философией (Эдит Штайн,
Хедвиг Конрад-хЧарциус и др.). «Онтологической» ориентации в ос-
мыслении и переосмыслении феноменологической философии придер-
живаются Ш. Штрассер, А. Димер и др.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
МАРКСИЗМ И ФЕНОМЕНОЛОГИЯ
Мы попытаемся, суммируя критические стороны
предшествующего изложения, еще раз в обобщенной
форме сформулировать те принципиальные различия,
которые, по нашему мнению, существуют между марк-
сизмом и феноменологией.
Отнооительно мировоззренческих, общефилософских
различий много говорилось выше: феноменология имеет
четко выраженный и признанный самим Гуссерлем иде-
алистический характер. И в этом отношении «соедине-
ние» феноменологии и марксизма исключено. Но и в
проблемном отношении феноменология и марксистский
подход противостоят друг другу. Это касается как по-
становки, так и в особенности разрешения намеченных
Гуссерлем проблем.
Реальным предметом феноменологического анализа
оказалась структура и способы функционирования че-
ловеческого сознания. В феноменологии был поставлен
вопрос о восприятии, усвоении, использовании (пережи-
вании) объективированных результатов общечеловече-
ского познавательного процесса — общезначимых истин.
Интересной и важной особенностью концепции Гус-
серля оказалось то, что эту частную форму он много-
сторонне связал с содержательными моментами дея-
тельности сознания. Настолько широким был этот охват,
что частная форма сделалась универсальной, «подлин-
ной», «изначальной». Смещение, осуществленное здесь
феноменологией, нельзя исправить рядом простых воз-
ражений и коррективов. Ведь в его основе лежит специ-
фическая концепция, интерпретирующая отношение со-
знания и действия, науки и чувственно-практической
деятельности (сущность последней либо принципиально
искажается, либо остается непроясненной в феномено-
логически-экзистенциалистском учении).
Концепция же эта неприемлема для марксизма.
Таким образом, мы не можем просто «включить» в
марксизм неадекватную феноменологическую интерпре-
тацию трех основных форм «конституирующей» деятель-
ности индивидуального сознания: конституирования ми-
ра, субъекта, общества.
123
При этом мы должны признать, что по широте охва-
та «содержательных коррелатов» индивидуального со-
знания феноменология Гуссерля стоит выше всего того,
что создала современная буржуазная философия. На
память снова приходит гегелевская феноменология, так-
же охватившая три главные формы развертывания че-
ловеческого сознания—осознание вещи и предметного
мира (сфера «сознания»), осознание субъектом самого
себя («самосознание»), осознание социального мира и
его объектированных духовных структур («абсолютный
субъект»).
Однако именно различие между гуссерлевской и ге-
гелевской феноменологией, наметившеееся уже в «Логи-
ческих исследованиях», в поздней феноменологии стано-
вится особенно явным.
Первоначальной основой, на фоне которой, по Геге-
лю, развертывается индивидуальное сознание, являются
универсальные и всеобщие формы духовной деятельно-
сти, которые в индивиде отнюдь не «заложены» механи-
чески: феноменология дает путь их освоения. Таким об-
разом, между «всеобщим опытом» и эмпирическим ин-
дивидом существует, по Гегелю, важная дистанция, пре-
одолеть которую может — и должен — эмпирический че-
ловек.
Гуссерлевская феноменология только по форме, по
видимости охватывает те же сферы, что и гегелевская.
На самом деле, если се соотнести с гегелевской феноме-
нологией, то станет ясно, что она остается только на
уровне анализа «непосредственного» сознания, на уров-
не абстрактно-психологическом, пытаясь обнаружить его
сложную структуру. Она «сводит» все более сложные
образования индивидуального сознания к наиболее про-
стому началу, в них заключенному. Гегель же занимает-
ся «выведением» сложного из простого, предполагая,
что в простом, начальном уже содержатся элементы
сложного (так, в чувственной достоверности «заключе-
на» всеобщность). Гуссерль в какой-то степени под-
твердил догадку Канта, развил линию Фихте и Гегеля:
он обнаружил «сплавленность» чувственного и рацио-
нального, пассивного и активного, субъективного и объ-
ективного, индивидуального и общественного в наипро-
стейших формах сознания, на уровне целостной, «не-
рефлективной» (полубессознательной) ориентации ин-
124
дивида. И Гуссерль продолжил традицию немецкой
классической философии по извлечению идеалистиче-
ских выводов из этой зафиксированной, хотя и не поня-
той ситуации.
Но в отличие от Гегеля, Гуссерль сделал элементар-
ную форму сознания прообразом высших форм. Так,
весьма сложная сфера развития осознания «социаль-
ного» в процессе взаимодействия индивидов оказалась
сведенной к абстрактному «вчувствованию» в опыт дру-
гих людей.
Социальный анализ в его специфике и- полноте во-
обще чужд Гуссерлю. Гуманистическая критика стро-
ится на весьма слабой философско-исторической почве.
Сколько-нибудь конкретными теоретическими представ-
лениями о духовных, техМ более о материальных . про-
цессах, связанных с развитием общества, Гуссерль не
располагает. Между тем проблема, им поставленная,
требует, как это почувствовал сам Гуссерль, выхода в
сферу социологической проблематики, по крайней мере
в область социологии познания.
Одно из главных противоречий гуссерлевской фено-
менологии (где, кстати, отличие от феноменологии Ге-
геля становится особенно явным) заключается в том,
что претензии Гуссерля на объяснение науки и научного
познания самого по себе потерпели решительный крах.
Натол/кнувшись на связь научного сознания и практиче-
ской деятельности человека, Гуссерль не смог вывести
первое из второго — и не только потому, что распознал:
это не есть действительно обсуждаемая в феноменоло-
гии проблема. Чувственно-практическая деятельность,
эта действительная основа всякого, в том числе науч-
ного познания, сама была сведена к «механически» осу-
ществляющимся «очевидностям» сознания. Прообразом
творческого начала человеческого познания оказалось
то, что «творит» как бы помимо субъекта.
Вот почему, в частности, «автоматизмы», структуры
индивидуального сознания предстали в виде самостоя-
тельных и изначальных, «онтологически» фиксируемых
образований. Вот почему гарантию преодоления отчуж-
дения индивида от мира, от других людей стали усмат-
ривать в бессознательно развертывающемся, но «имма-
нентном» смысле самого сознания.
Соответственно предмету («феноменальные един-
125
ства») был избран и специфический феноменологический
метод его описания.
Нерасчлененное единство феномена требует, по Гус-
серлю, адекватного, нерефлективного, «непосредствен-
ного» способа его обнаружения, описания, интерпрета-
ции. Гуссерль здесь нападает на след проблемы, весьма
важной в методологическом отношении. Как бы мы ни
расчленяли целостные структуры «непосредственного»
сознания и его «очевидностей», функционируют они
именно как целое, синтетическое, нерасчлененное. (Ана-
логичны и другие проблемы. Как бы мы ни разлагали
некоторые «целостные» акты — творчества, научного и
художественного и др., их функционирование, разверты-
вание исчезнет из поля зрения именно при выделении
«различных» и «определяющих» моментов.) Поэтому су-
ществует действительная методологическая разница
между важным и необходимым начальным этапом опи-
сания, «введения» целостно функционирующих структур
и их последующим, «рефлективным осознанием», рас-
членением. Эта действительная разница была зафик-
сирована Гуссерлем. И не только зафиксирована. Кон-
статация факта переросла в превращение описания це-
лого, построенного на интуитивно-созерцательной основе
(феноменологический метод), в решающий, главный
способ философского анализа.
Последующая философия — экзистенциалистская —
повела -на этой основе разговор о феноменологическом
методе как единственно «подлинном» способе философ-
ского анализа ’.
Частный способ, метод познания (феноменологиче-
ское описание целостных структур на основе их со-
зерцательного осознания), который действительно вхо-
дит, наряду с другими способами, в арсенал методоло-
гических средств, обнимаемых диалектическим мето-
дом,— этот особый метод превратился в универсальный.
1 Нельзя забывать о том, что первый и самый страшный удар,
который нанесла научному мышлению 'феноменологически-экзистен-
циал-истская ориентация на «непосредственный омыт сознания», на
«самораскрывающееся», обратился против традиционного философ-
ского мышления и философской культуры. «Рефлектирующая», «ра-
ционализирующая» «научная», «профессиональная» философия была
отвергнута—и не только под тем .«благовидным» предлогом, что она
является идеологически ориентированной, социально «заинтересо-
ванной». Одной из предпосылок к такой .«реформе» была имени'.
126
главный или единственный. Более того, описание особен-
ностей такого способа сознания выдавалось и выдается
за «подлинную» онтологию.
И не только идеалистические выводы, _ вытекающие
из такого хода мыслей, не могут примирить марксизм
и феноменологию. Не менее важно то, что непосредст-
венное превращение частного во всеобщее, особого в
фундаментально-существенное не дает возможности дать
глубокое теоретическое понимание и всеобщего, и само-
го абсолютизированного частного.
В этом смысле феноменология не может быть «при-
нята» в марксизм ни как общая теория познания или
сознания, ни даже как удовлетворительное теоретиче-
ское объяснение его психологической структуры.
Однако нельзя забывать о том, что по отношению к
объяснению действительно затронутых в феноменологии
проблем (особый этап деятельности сознания и особый
метод его анализа) гуссерлианство и экзистенциализм,
по существу, занимают в буржуазной философии моно-
польное положение. Марксистская критика гуссерлиан-
ства лишь в том случае окажется в самом деле действен-
ной, подрывающей глубокое его влияние, если она не
только обнаружит реальные проблемы, наметит адекват-
ную теоретическую почву и сферу их разрешения, но и
добьется в их исследовании конкретных результатов.
абсолютизация правомочности феноменологического метода, интуи-
тивного созерцания. Феноменология расчистила путь для антиинтел-
лектуализма и иррационализма, обращенного против самой филосо-
фии. «То, что каждым признается на основании принудительных об-
стоятельств,— пишет Ясперс, — становится благодаря этому научным
познанием — это уже больше не есть философия» (К. Jaspers.
Einfiihrung in die Philosophic. Miinchen, 1957, S. 9, 28—29 и др.;
см.: H. Heidegger. Einfiihrung in die Metaphysik, Tdbingen, 1953,
S. 9). Однако следует отметить, что некоторые представители фено-
менологии не хотели бы принимать столь крайней ориентации.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение	3
I.	Замыслы и действительное содержание ранней феноменоло-
гии Э. Гуссерля	14
§ 1.	Главные тенденции развития буржуазной филосо-
фии на рубеже XIX и XX столетий. Психологизм и
антипсихологизм, их борьба и их единство	14
§ 2.	Замыслы и действительный смысл гуссерлевского
наукоучения	.	27
§ 3.	Феноменология и «феномены»	48
§ 4.	Феноменологическое понимание сущности сознания 59
§ 5. Теория созерцания всеобщего (теория интеллекту-
альной интуиции) у Гуссерля	69
И. Философия Э. Гуссерля 20—30-х годов; главные пробле-
мы и противоречия
Развитие феноменологии после «Логических исследо-
ваний» ...	76
Три главные формы феноменологического сознания п
их анализ в поздней феноменологии	81.
Глава первая. Осознание предмета и предметного мира	81
§ 1.	Отношения сознания и мира с точки зрения фено-
менологии. Общая постановка вопроса	81
§ 2.	Вопрос о «конституции мира» через феномены в
поздней феноменологии	85
Глава вторая. Сознание о самом себе: осознание субъективного 89
Глава третья. Осознание социально-исторического мира	92
§ 1.	Гуссерлианская концепция истории и проблема
«кризиса» европейского человечества	92
§ 2.	Гуссерль о кризисе науки как отражении «ради-
кального жизненного кризиса европейского чело-
вечества»	.	94
§ 3.	«Смысл» «европейской истории» с точки зрения
Гуссерля	.	100
§ 4.	Критика Гуссерлем научного и философского «объ-
ективизма». Проблема «жизненного мира»	105
§ 5.	Еще раз о «субъективности»—«субъективности»
«жизненного мира»	в	связи	с	«историчностью»	ИЗ
§ 6.	Тема «интерсубъективности»: феноменологическое
«конституирование»	социального	мира	117
Заключение .	123
Марксизм и феноменология	.............. 123
Н. В. МОТРОШИЛОВА
ПРИНЦИПЫ И ПРОТИВОРЕЧИЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ
ФИЛОСОФИИ
Редактор Ю. Бородай
Художник В. Лактионов
Художественный редактор С. Абелин
Технический редактор Г. Киселева
Корректор 3. Карабанова
А 01849 Сдано в набор 6/11—68 г. Поди, к печати 22/V—68 г.
Формат 84Х1081/з2 Объем 4 печ. л. усл. п. л. 6,72. Уч.-изд. л. 6,63
Изд. № Общ-544. Тираж 5000 экз. Зак. 329. Цена 27 коп.
Москва К-51, Неглипная ул., д. 29/14. Издательство «Высшая школа»
Типография № 32 Главполиграфпрома.
Москва, Цветной бульвар, 26
1-5-5
БЗ—33/3—68