ББК 87.3
M 856
Издание осуществлено при финансовой поддержке РГНФ
(проект №02-03-16125)
Мотрошилова Н. В.
6 Идеи I Эдмунда Гуссерля как введение в
феноменологию. — М: "Феноменология—
Герменевтика", 2003. — 720 с. — Алф.-предм. указ.: С. 678.
— Схемы: С. 678.
ISBN 5-94478-006-1
Данная книга, посвященная одному из самых значительных
сочинений Эдмунда Гуссерля, — первое в отечественной
литературе систематическое современное исследование созданной
этим немецким философом дисциплины, трансцендентальной
феноменологии. Обширный биографический материал,
подробное разъяснение основных понятий, проблем и методов
гуссерлевской философии позволяет предложить это издание
тем, кто впервые знакомится с феноменологией, а также тем,
кто занимается ее исследованием.
Для философов, логиков, психологов, лингвистов и всех
интересующихся анализом сознания.
ББК 87
ISBN 5-94478-006-1
© Мотрошилова Н. В., 2003
© Марголис Е., оформление, 2003
© "Феноменология-Герменевтика", 2003

Светлой памяти моего муэюа
Юрия Александровича Замошкина
посвящаю эту книгу

Оглавление
1913 год... 13
Предисловие 14
Часть I. На пути к Идеям к чистой феноменологии 20
И ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Глава I. Жизненный путь раннего Э. Гуссерля 21
Путь в философию 21
Гуссерль в Галле (1887—1901 гг.) 25
Глава И. Гуссерль в Геттингене (1901—1916) 36
О лекциях Гуссерля Феноменология внутреннего сознания времени 39
Формирование нового типа феноменологии 41
Лекции Гуссерля о вещи, восприятии и пространстве (1907) 47
1908—1909 гг: работа "внизу" 50
Переписка Гуссерля с П. Наторпом и Г. Риккертом 54
Движение "снизу вверх": проблемно-теоретический путь Гус- 58
серля к Идеям I
Философия как строгая наука 60
Переписка Гуссерля и Дильтея 63
1912—1913 гг.: оформление и публикация Идей I 66
Неформальное сообщество: ученики 69
и последователи Гуссерля
Часть II. Замысел и структура Идей I 83
Глава I. Ближайшие вехи на пути к Идеям I 84
Первые наброски Идей I 91
Глава И. Замысел Идей I. Специфика и трудности феноменоло- 95
гии: гуссерлевское Введение к труду
Замысел и особенности моего исследования Идей I 101
Глава III. Опубликованные варианты, центральные проблемы 104
и структура Идей I
Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" *1 *
И КРИТИКА НАТУРАЛИЗМА. ПРОБЛЕМА СУЩНОСТЕЙ (ЭЙДОСОВ) И
ЭЙДЕТИЧЕСКИХ НАУК (ПЕРВЫЙ РАЗДЕЛ ИДЕЙ Г)
Глава I. "Мир" как "изначальное". "Естественное познание".
Факты и сущности 112
Резкое отделение сущностей от фактов и наук о сущностях от 118
наук о фактах
Науки о фактах и науки о сущностях 119
Глава И. Гуссерль против натурализма и скептицизма 130
Глава III. Интерпретация и оценки первого раздела Идей I 139

5
Inhalt
Das Jahr 1913... 13
Vorwort 14
Teil I. Auf dem Weg zu den Ideen 20
Kapitel I. Der Lebensweg des jungen Husserls 21
Sein Weg in die Philosophie 21
Husserl in Halle (1887—1901) 25
Kapitel IL Husserl in Göttingen (1901—1916) 36
Die Phänomenologie des inneren Zeitbewusstseins 39
Ansätze zu einer neuen Phänomenologie 41
Husserls Vorlesungen über Ding, Wahrnehmung und Raum 47
1908—1909: Arbeit "von unten" 50
Husserls Briefwechsel mit P. Natorp und H. Rickert 54
Die Bewegung "nach oben hin": der Weg zu den Ideen I 58
Philosophie als strenge Wissenschaft 60
Husserls Briefwechsel mit Dilthey 63
1912—1913: Ausgestaltung und Publikation der Ideen I 66
Informelle Gesellschaft: Husserls Schüler und Nachfolger 79
Teil II. Konzeption und Aufbau der Ideen I 83
Kapitel I. Die letzten Wegmarkierungen auf dem Weg 84
zu den Ideen I
Erste Entwürfe zu den Ideen I 91
Kapitel IL Der Grundgedanke der Ideen I. Besonderheiten und
Schwierigkeiten der Phänomenologie:
Husserls Einleitung zum Werk 95
Der Grundgedanke und die Besonderheiten meiner Untersuchungen 101
zu den Ideen I
Kapitel III. Varianten, Probleme und Aufbau der Ideen I 104
Teil III. Husserls Lehre von der Welt und
"DIE NATÜRLICHE ERKENNTNIS" 111
Kapitel I. "Die Welt" als "ursprüngliche". "Die natürliche
Erkenntnis". Tatsachen und Wesen 112
Die scharfe Trennung von Wesen und Tatsache 118
Tatsachen- und Wesenswissenschaften 119
Kapitel IL Husserls Kritik am Naturalismus und Skeptizismus 130
Kapitel III. Interpretationen des ersten Abschnittes der Ideen I 139

6
Отталкиваясь от факта... 139
Отправляясь от "естественного" мира и "естественной установ- 141
ки"...
...И перемещаясь на почву "мира" сущностей, эйдосов 144
Сущности как предметности особого вида 149
Глава IV. Логические исследования в кадре Идей I 157
I и II тома Логических исследований в оценке Идей I 157
Судьба проекта чистой логики 167
Категориальные разработки Логических исследований и первый 173
раздел Идей I
Выводы 181
Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 187
(Второй раздел Идей I)
Глава I. И снова: "мир", "действительность", "естественная ус- 188
тановка"
Глава И. На пути к "чистому сознанию" феноменологии 195
Глава III. "Естественная" установка. Переживания. Феномено- 218
логическая редукция. Интенциональность. Восприятие.
(Интерпретация I и II глав Второго раздела Идей I)
На пути к "чистому" "трансцендентальному" сознанию 222
Отталкиваясь от "cogito" Декарта... 226
Проблема интенциональности во Втором разделе Идей I 229
Начальная стадия анализа восприятия 231
Часть V. Феноменологический трансцендентализм и фено- 235
МЕНОЛОГИЧЕСКАЯ РЕДУКЦИЯ
(Второй раздел Идей I, продолжение)
Глава I. Отстаивание Гуссерлем феноменологического транс- 236
цендентализма
Глава И. Разъяснения феноменологической редукции в Идеях I 244
Глава III. Суть и теоретико-методологическая ценность учения 249
о феноменологической редукции.
Ступени и процедуры феноменологической редукции 269
Глава IV. Экскурс: споры феноменологов о необходимости и 278
сути феноменологической редукции
Глава V. Связь гуссерлевского трансцендентализма с феноме- 287
нологической редукцией
Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии. 292
"Чистое сознание" (Третий раздел Идей I)
Глава I. Конкретные методы и установки феноменологии 293
Глава И. Идеи I о всеобщих структурах чистого сознания 301
Рефлексия как сердцевина феноменологического метода 303

"Von der Tatsache ausgehend..." 139
Ausgehend von der "natürlichen" Welt und der "natürlichen Einstel- 141
lung"
...und die Verlagerung auf den Boden der "Welt" der Wesen 144
Die Wesen als Gegenständlichkeiten spezifischer Art 149
Kapitel IV. Die Logischen Untersuchungen in der Perspektive 157
der Ideen I
Band I und II der LU und ihre Beurteilung in den Ideen I 157
Das Schicksal des Projektes der reinen Logik 167
Das Kategoriensystem der Logischen Untersuchungen 173
Schlussfolgerungen 181
Teil IV. Die letzten Schritte zu der "reinen" Phänomenologie 187
Kapitel I. Und noch einmal: "Die Welt", "die Wirklichkeit" und 188
"die natürliche Einstellung"
Kapitel IL Auf dem Weg zum "reinen Bewusstsein" 195
der Phänomenologie
Kapitel III. "Die natürliche" Einstellung. Erlebnisse. Reduktion. 218
Intentionalität. Wahrnehmung
Auf dem Weg zu einem "reinen" "transzendentalen" Bewusstsein 222
Von Descartes' "cogito" ausgehend... 226
Intentionalität im zweiten Abschnitt der Ideen I 229
Die erste Stufe der Analyse der Wahrnehmung 231
Teil V. Phänomenologischer transzendentalismus 235
UND DIE PHÄNOMENOLOGISCHE REDUKTION
Kapitel I. Husserls Begründung eines phänomenologischen 236
Transzendentalismus
Kapitel IL Erklärungen zu einer phänomenologischen Reduktion 244
Kapitel III. Sinn und erkenntnistheoretischer Wert der Lehre 249
von der Reduktion
Stufen und Verfahrensweisen der phänomenologischen Reduktion 269
Kapitel IV. Exkurs: Diskussionen über den Sinn und
die Notwendigkeit der phänomenologischen Reduktion 278
Kapitel V. Zusammenhang des Husserlschen Transzendentalismus 287
und der phänomenologischen Reduktion
Teil VI. Methodik und Problematik der reinen Phänomenolo- 292
GiE. Das "reine Bewusstsein"
Kapitel I. Konkrete Methoden und Positionen der Phänomenologie 293
Kapitel IL Ideen I über die allgemeinen Strukturen 301
des reinen Bewusstseins
Reflexion als Kern der phänomenologischen Methode 303

8
Феноменологическое время и "сознание времени". Горизонт 307
И снова об интенциональности как главной феноменологической 310
теме (§ 84)
Функциональные проблемы, или "конституция предметностей 315
сознания"
"Поле феноменологического познания" и феноменологические 316
"орудия" его обработки
Глава III. Гуссерлевская модель чистого сознания 321
и ее основные черты
Феноменологический метод (резюме) 328
Глава IV. Поток сознания, или поток переживаний. Феномены 332
Поток сознания в феноменологии 332
Переживания (или акты) сознания 341
Феномен и его роль в гуссерлевской феноменологии 343
Феноменология и бессознательное: краткий экскурс 351
Часть VII. Учение Э. Гуссерля о ноэзисе и ноэме 356
(Третий раздел Идей I)
Глава I. Вычленение ноэмы. Ноэзис и ноэма в их взаимосвязи 357
(главные особенности)
Глава И. Гуссерлевский ноэтическо-ноэматический анализ. 373
Теоретико-методологическая интерпретация
Фундаментальные (классические) гуссерлевские определения но- 375
эзиса, ноэмы и их отношения
Глава III. Экскурс: споры современных феноменологов 389
о понятии ноэмы
Определения ноэмы: ноэма как объект? Ноэма как entity? 389
Ноэмы как "entities" (И. Моханти) 391
Интенциональность и ноэма 393
Ноэма как расшифровка интенциональности (Э. Марбах) 393
Ноэма как Sinn, как "abstract entity" (Д. Фёллесдал) 397
Ноэма, интенциональное содержание; ноэма и сущность ноэмы 407
как значение (Д. Смит и Р. Макинтайр)
Ноэма, Sinn, Bedeutung (meaning) 413
Не расстаться ли с понятием ноэмы? (Дж. Драммонд) 417
Резюме к Экскурсу 425
Глава IV. Конкретный ноэтически-ноэматический анализ в 426
Идеях I
Идея синтеза и синтетического сознания 436
Глава V. Интенциональность как основополагающая структу- 443
ра чистого сознания: Логические исследования и Идеи I
Интенциональность в Логических исследованиях 444
Экскурс. Современные исследования феноменологов по проблеме 459
интенциональной предметности у Гуссерля
Преобразование интенционального анализа в Идеях I 469
Проблема "чистого Я" в Идеях I 474

Die phänomenologische Zeit und das "Zeitbewusstsein". Horizont 307
Und noch einmal über die Intentionalität als phänomenologisches 310
Hauptthema (§ 84)
Die funktionalen Probleme, "Konstitution der Gegenständlichkeiten 315
des Bewusstseins"
"Das Feld der phänomenologischen Erkenntnis", die phänomenolo- 316
gischen Charakteristika und deren Bearbeitung
Kapitel III. Das Husserlsche Modell des reinen Bewusstseins und 321
seine Hauptzüge
Die phänomenologische Methode (Rezumee) 328
Kapitel IV. Bewusstseinsstrom, Erlebnistrom. Phänomene 332
Bewusstseinsstrom in der Phänomenologie 332
Erlebnisse (oder Akte) des Bewusstseins 341
Das Phänomen und seine Rolle in der Phänomenologie Husserls 343
Phänomenologie und das Unbewusste 351
Teil VII. Husserls Lehre vom Noesis und Noema 356
(Dritter Abschnitt der Ideen I)
Kapitel I. Aussonderung des Noemas. Noesis und Noema in ihrer 357
Wechselbeziehung
Kapitel IL Die Husserlsche noetisch-noematische Analyse. 373
Theoretisch-methodologische Interpretation
Die fundamentale (klassische) Defintion des Noesis und Noema 375
Kapitel III. Exkurs: Diskussionen über den Begriff des Noemas 389
Die Definition des Noemas: Noema als Objekt? Noema als entity? 389
Noema als "entity" (I. Mohanty) 391
Intentionaltät und Noema 393
Noema als Schiffre der Intentionalität (E. Marbach) 393
Noema als Sinn und "abstract entity" (D. Foliesdali) 497
Noema, intentionaler Gehalt; Noema und Wesen 407
Noema, Sinn, Bedeutung (meaning) 413
Brauchen wir noch den Begriff Noema? (Drummond) 417
Rezumee 425
Kapitel IV. Die konkrete noetisch-noematische Analyse 426
Die Idee der Synthese und das synthetische Bewusstsein 436
Kapitel V. Intentionalität als fundamentale Struktur des reinen 443
Bewusstseins: Die Logischen Untersuchungen und die Ideen I
Intentionaltät in den Logischen Untersuchungen 444
Exkurs: Moderne Forschungen zum Problem der intentionalen Gegen- 459
ständlichkeit bei Husserl
Umwandlungen der intentionalen Analyse in den Ideen I 469
Das Problem des "reinen Ichs" in den Ideen I 474

10
Часть VIII. Проблемы разума и действительности. 480
(Четвертый раздел Идей I)
Глава I. И снова о ноэме в связи с темой предметности 481
Глава П. Феноменологическая концепция разума 489
Дефицит исследования истины в Идеях I 498
Глава III. Формальная онтология и проблема конституирова- 504
ния в составе феноменологии разума
Глава IV. Что такое гуссерлевская "феноменология разума"? 511
(Интерпретация Четвертого раздела Идей Г)
Предметность разума и "действительность". Феноменология оче- 511
видности
Экскурс: Проблемы синтеза в феноменологической литературе 527
Глава V. Дисциплинарное членение феноменологии разума 533
Феноменология и формальная логика 533
Феноменология и формальная онтология 536
Глава VI. Истина и правда трансцендентального идеализма 541
Гуссерля
Общая постановка проблемы 541
Дискуссии по вопросу о трансцендентальном идеализме 544
Гуссерля
"Трансцендентальный факт" и его истолкование 548
Гуссерль и платонизм 551
Проблема объективирования идеального (Гуссерль/Деррида) 554
Размежевание Гуссерля с другими видами трансцендентализма 557
Что такое "чистая (трансцендентальная) субъективность" 563
в гуссерлевском понимании?
Глава VII. Саморефлексия и самокритика: Послесловие 569
к моим "Идеям к чистой феноменологии... " Э. Гуссерля
Ценность феноменологии как многоаспектного конкретного ана- 578
лиза сознания
Заключение (Резюме). Смысловое ядро феноменологии 587
Гуссерля
Примечания 601
К Части I 601
К части II 603
К части III 604
К части IV 609
К части V 610
К части VI 614
К части VII 617
К части VIII 625
Литература 640
Указатели 678

11
Teil VIII. Die Probleme der Vernunft und Wirklichkeit 480
Kapitel I. Und noch einmal über Noema und die Wechsel- 481
beziehungen zu dem Thema der "Gegenständlichkeit"
Kapitel II. Die phänomenologische Konzeption der Vernunft 489
Das "Defizit" der Erforschung der Wahrheit in den Ideen I 498
Kapitel III. Formale Ontologie und das Problem der Konstitution 504
Kapitel IV. Was ist die Husserlsche "Phänomenologie der 511
Vernunft"?
Gegenständlichkeit der Vernunft und "Wirklichkeit" 511
Exkurs: Probleme der Synthese 527
Kapitel V. Die verschiedenen Disziplinen der Phänomenologie der 533
Vernunft
Die Phänomenologie und die formale Logik 533
Die Phänomenologie und die formale Ontologie 536
Kapitel VI. Wahrheit und Recht des transzendentalen Idealismus 541
Allgemeine Fragestellungen 541
Diskussionen über die Frage nach dem transzendentalen 544
Idealismus
Die "transzendentale Tatsache" und ihre Deutung 548
Husserl und der Piatonismus 551
Die Objektivierung des Idealen (Husserl/Derrida) 554
Auseinandersetzungen mit anderen Formen des 557
Transzendentalismus
Was heisst "reine (transzendentale) Subjektivität" nach Husserl? 563
Kapitel VII. Selbstreflexion und Selbstkritik: Nachwort zu meinen 569
"Ideen zu einer reinen Phänomenologie"
Der Wert der Phänomenologie als einer vieldimensionalen 578
und konkreten Analyse des Bewusstseins
Schluss. Der Sinngehalt der Husserlschen Phänomenologie 587
Anmerkungen
Zu Teil I 601
Zu Teil II 603
Zu Teil III 604
Zu Teil IV 609
Zu Teil V 610
Zu Teil VI 614
Zu Teil VII 617
Zu Teil VIII 625
Literatur
Register 678

1913 год...
Три события, свершившиеся в этом году — назависимо друг от
друга, но в единой взаимосвязи человеческого духа — имеют для
истории культуры непреходящее историческое значение.
"Черный квадрат на белом фоне" Казимира Малевича —
символ того, сколь неисчерпаемы, поистине бесконечны смыслы,
которые могут открываться человеческому сознанию в самых
простых, на первый взгляд, изобразительных формах. Значит, дело
не только и даже не столько во внешней оболочке
воспринимаемой формы, сколько в самом воспринимающем,
конструирующем, оценивающем сознании-воображении, обладающем
неизмеримой творческой силой.
"В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ. ПО НАПРАВЛЕНИЮ К СВАНу" —
произведение Марселя Пруста, символизирующее непререкаемое
первенство всегда "авторского", неповторимо-индивидуального
сознания в открытии и изображении являющегося ему потока
жизни, в пробегании, оживлении, преобразовании потока
навсегда утраченного, но в каждый момент вновь восстанавливаемого
— и вновь утрачиваемого! — времени.
"Идеи к чистой феноменологии и феноменологической
философии" — сочинение ЭдмундА Гуссерля, которое новаторски
подвело под все подобные устремления предшественников и
современников прочное философское обоснование: была
систематически разработана феноменология, философская дисциплина,
сделавшая предметом своего анализа именно безостановочный и
необратимый поток переживаний — тех, которые нельзя ухватить
никакими внешними средствами, приборами, наблюдениями и
сущность которых может открываться только самому сознанию.

Предисловие
Так уж случилось, что из цикла задуманных мною трех
больших работ, посвященных Гуссерлю, первой публикуется эта
книга, которая первоначально планировалась как завершающий
"блок" данного цикла.
Она непосредственно посвящена произведению Эдмунда
Гуссерля "Идеи к чистой феноменологии и феноменологической
философии" (1913 г.), охватывая также феноменологические
разработки нескольких лет, предшествовавших его созданию и
опубликованию, — в особенности те, которые с точки зрения
проблем и теоретико-методологического содержания
непосредственно примыкали к Идеям I. (Такой краткий заголовок
сочинение получило в связи с тем, что Гуссерль написал — но сам не
опубликовал — еще два тома, за которыми впоследствии
закрепились названия Идеи II и Идеи III. Они были опубликованы после
смерти основателя феноменологии.) Всякому, кто хоть немного
знаком с философией, вряд ли покажется необычным и
удивительным, что это мое достаточно обширное исследование
посвящается всего одной книге. Ибо в философии, как и в любой
другой теоретической дисциплине, как и в культуре в целом,
накапливаемое веками, наследуемое, обрабатываемое, преобразуемое
(в этом смысле непреходящее) содержание воплощается прежде
всего в самых ярких творениях великих или выдающихся ученых,
мыслителей, художников. И подобно тому как шедевры
живописи и скульптуры разных исторических эпох можно мысленно
собрать в одной "галерее", так и выдающиеся философские
творения (издревле объективировавшиеся именно в книгах) можно
выстроить в некий интеллектуальный ряд, который адекватно,
связно и системно представляет самые крупные достижения
философской мысли.
Начавшиеся новое столетие и тысячелетие заставляют
подводить своеобразные итоги недавно закончившегося XX в. Если
осуществить мысленный эксперимент и выделить самых крупных
философов прошедшего столетия, а также самые значительные
их произведения, то в этот ряд (даже если ограничить его,
скажем, десятью именами) наверняка попадут как основатель фено-

Предисловие
15
менологии Эдмунд Гуссерль, так и его Идеи к чистой
феноменологии и феноменологической философии, т. е. Идеи I.
Что касается моей попытки предварить публикацию
упомянутого цикла работ о раннем Гуссерле его завершающей частью,
то на это есть причины и личного, и главное —
теоретико-содержательного характера. Личные причины вполне понятны: в
солидном возрасте, выразимся мягко, не очень продуктивно
загадывать на годы вперед, например, дожидаться, пока сложится
весь задуманный цикл. Но еще важнее содержательные
основания. Исследование, посвященное Идеям I, как и сама эта книга —
с точки зрения проблем, методов, подходов, решений, — может
считаться чем-то самостоятельным (тем более если все это, как в
моей работе, увязывается с другими произведениями Гуссерля, и
более ранними, и последующими). Идеи I имеют
примечательный подзаголовок — "Всеобщее введение в трансцендентальную
феноменологию". А это придает ознакомлению читателей с
самим произведением и его интерпретациями дополнительный
смысл: Введение в феноменологию, написанное после того как она
уже прошла путь становления, сомнений, преобразований,
позволит читателю получить выверенный конструктивный взгляд
ее основателя на данную дисциплину — и сквозь эту призму
глубже, точнее разглядеть суть, специфику весьма необычных
феноменологических радей и феноменологии как особой фило-
софско-методологической науки.
В кратком предисловии я не намереваюсь предварять
дальнейшие размышления какими бы то ни было ориентирующими
соображениями. Их читатель найдет во "вводном блоке"
предлагаемой книги.
* * *
Мне осталось выразить глубокую благодарность тем людям и
тем институциям, идеи, помощь, поддержка которых сделали
возможным мои прежние и нынешние исследования в области
феноменологии.
Сначала о тех, кого давно нет с нами. Я с благодарностью
вспоминаю те далекие годы, когда я, студентка философского
факультета МГУ, писала у профессора Валентина Фердинандовича
Асмуса дипломную работу, посвященную II тому Логических
исследований Гуссерля, — мыслителя, о котором в то время в нашей
стране знали лишь немногие, даже среди профессиональных
философов. Позднее В. Ф. Асмус поддержал мою первую книгу
"Принципы и противоречия феноменологической философии"
(М., 1968). В аспирантские годы мне довелось слушать лекции
Константина Спиридоновича Бакрадзе. Один из лучших в нашей

16 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
стране знатоков и исследователей феноменологии, во время
командировки в Германию учившийся у Гуссерля, Риккерта и
других западных мыслителей, он дал мне — молодому тогда,
начинающему ученому — множество важных инспираций и ценных
советов. Несомненной удачей моей жизни считаю также встречу
на одной из конференций с тогдашним директором Лувенского
архива Э. Гуссерля — Л. Ван Бреда. В то время я уже знала, что Ван
Бреда после смерти Гуссерля поистине героически спасал гуссер-
левскии архив из фашистской Германии. Этот замечательный в
общении человек, досконально знавший феноменологию,
навсегда остался в моей памяти. Счастливое для меня знакомство
имело продолжение: Ван Бреда распорядился о регулярной
присылке мне Гуссерлианы и серии "Phaenomenologica". Он чутко
понял, что иначе у исследователя феноменологии в Советской
России нет никаких шансов получать необходимую ему
информацию, что называется, из первых рук. (К сожалению, после смерти
Ван Бреда его "наследники" в руководстве Архивом в Лувене эту
добрую практику прекратили. Да и то сказать: в последние
десятилетия XX в. цены на Гуссерлиану и другие
феноменологические серии поднялись непомерно...). Я также с благодарностью
вспоминаю добрый поступок Г. Шпигелъберга, автора знаменитого
исследования "The Phenomenological Movement"
("Феноменологическое движение"). В первом и втором изданиях этой книги об
исследованиях феноменологии в Советской России было сказано
нечто уничижительное — со ссылкой на соответствующую
цитату из тогдашнего "Философского словаря" (о феноменологии как
"орудии империализма"...). Но в третьем издании (о чем Г. Шпи-
гельберг — с извинениями — написал мне в своем письме) были
внесены исправления, в основном с доброжелательными
ссылками на превосходную книгу 3. Какабадзе «Проблема
"экзистенциального кризиса" и трансцендентальная феноменология
Эдмунда Гуссерля» (Тбилиси, 1966) и мою работу "Принципы и
противоречия феноменологической философии". Конечно, Шпигель-
берг поручил чтение наших публикаций кому-то из своих
помощников, владевших русским языком. Но сам по себе этот факт
был достаточно необычным и одобряющим.
Парадоксальным образом в СССР 60—80-е годы оказались
благоприятными для развития исследований по феноменологии.
При этом точки теоретического роста были различными. На
первое место я бы поставила ту линию экзистенциального
применения и преобразования феноменологии, которая нашла
выражение в упомянутой книге 3. Какабадзе, но особенно в лекциях и
книгах выдающегося мыслителя нашей страны Мераба Мамарда-

Предисловие
17
швили (после его смерти я написала цикл посвященных ему
статей — с акцентом на его оригинальном типе феноменологии).
Немалое влияние на меня оказали также исследования
феноменологии и экзистенциализма, проведенные Э. Соловьевым, П. Гай-
денко, Александром Михайловым, Анатолием Михайловым. Позднее в
сферу феноменологической работы вошли более молодые
поколения феноменологов, из которых упомяну принадлежавшего к
Ростовской школе В. Молчанова; рижан — М. Кулэ, А. Рубениса,
М. Рубене, Э. Буцениеце, Ю. Розенвалъда. Работа с ними (чтение
лекций в Москве и Риге, совместные публикации, руководство
диссертациями) имела для меня неоценимое значение, заставляя
постоянно держать руку на пульсе мировой феноменологии и
регулярно подготавливать публикации на феноменологические
темы. (И очень жаль, что в последние годы многолетние
контакты с уверенно развивающимися прибалтийскими
феноменологами досадно оборвались в силу внешних причин.) В Москве и
других городах России в последнее десятилетие выросло новое
поколение феноменологов, сформировались различные
исследовательские центры (например, группа под руководством
В. И. Молчанова, взявшая на себя труд по переводу Гуссерлианы;
группа ученых, работающих вокруг журнала и издательства
Логос, Центр по исследованию феноменологии и герменевтики при
Институте философии РАН под руководством И. Михайлова). Моя
особая благодарность моим бывшим аспирантам, ныне
известным исследователям, И. Михайлову, Е. Борисову (и их ученикам) —
за то, что в последние годы они фактически подтолкнули меня к
тому, чтобы выйти на новый уровень феноменологического
анализа.
Немалой удачей, выпавшей на мою долю, считаю довольно
ранние (с 1974 г.) контакты с западными историками философии
(потом они стали "заочными" и тем более ценными, что восемь
лет, до 1981 г., по чьей-то поистине кафкианской злой воле меня
не "выпускали" в капиталистические страны). Но слава богу,
времена уже изменились и я регулярно получала книги, оттиски
статей, письма от зарубежных коллег. Прежде всего это ученые-
гегелеведы: Д. Хенрих, Г. Фулда, Б. Тушлинг (с которым я в течение
нескольких последних лет издаю основные Сочинения Канта в
двуязычном варианте), Ж. д' Ондт, К. Глой, Г.-Д. Кляйн, Р. Хорст-
ман, В. Хёсле и др. Я пользуюсь случаем выразить им мою
благодарность. Большое влияние на мою работу оказали знакомство и
творческие контакты с известными исследователями
феноменологии и экзистенциализма из разных стран — это Ст. Штрассер,
Д. Феллесдал, X. Дрейфус, Д. Смит и Р. Макинтайр, Г. Кюнг, П. Ян-

18 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
сен, В. фон Херрманн, X. Отт, Т. Рокмор, А.-Т. Тыменецкая и др. С
1989 г. я поддерживаю постоянные контакты с Ю. Хабермасом, чья
оригинальная переработка гуссерлевской феноменологии тоже
оказала на меня свое влияние. Особенно глубокую
признательность я выражаю Клаусу Дюзингу, руководителю Философского
семинара и Гуссерлевского архива Кельнского университета. С
этим превосходным исследователем меня связывают теперь уже
длительные, для меня весьма плодотворные творческие
контакты, которые с 1994 г. оказались возможными благодаря
постоянной поддержке Фонда имени Александра фон Гумбольдта (Alexander
von Humboldt-Stiftung). Выражая глубокую признательность
руководству и сотрудникам этого прекрасного научного фонда, хочу
подчеркнуть: его помощь и внимание стали для меня особенно
важными в последнее десятилетие, когда новые знания,
собранный именно в Германии материал, конкретные разработки в
области феноменологии позволили мне не только выпустить в свет
ряд новых публикаций, но и замыслить — надеюсь, на более
высоком уровне — обобщающие исследования, специально
посвященные раннему Гуссерлю. (Что касается публикаций: пользуясь
случаем, выражаю благодарность редакционному коллективу
журнала "Вопросы философии" во главе с В. Лекторским за
оперативное опубликование и всегда доброжелательное отношение
к результатам моих исследований, посвященных Э. Гуссерлю.)
Я выражаю также глубокую благодарность Российскому
гуманитарному научному фонду (РГНФ), который в течение ряда лет
спонсировал мои новые феноменологические исследования и
публикации их результатов. Благодаря Фонду имени Ф. Тиссена
(Fritz Thyssen-Stiftung) я в самое последнее время получила
неоценимую возможность поработать в Архиве Гуссерля в Кельне,
сотрудникам которого Д. Помору, X. Пейкеру я выражаю самую
искреннюю благодарность за помощь и постоянную готовность
оказать ее. Часть фотографий Гуссерля, опубликованных в этой
книге, подарены мне Кёльнским архивом, за что я тоже выражаю
свою признательность.
И последнее по порядку, но не по значению: глубочайшая моя
благодарность — Институту философии, его руководителям
В. Степину и А. Гусейнову не только за их инспирирующие
научные разработки, но и за создание в Институте замечательной
творческой атмосферы и неизменную поддержку, которую они
оказывают моим исследованиям, в частности
феноменологическим. Мне выпала честь работать (под руководством Т. И. Ойзер-
мана), а с 1987 г. — руководить отделом истории философии и
сектором истории западной философии Института философии

Предисловие
19
РАН. Без преувеличения скажу: это моя "вторая семья", без
которой не было бы ни движения вперед, ни опоры в преодолении
горя, невзгод, трудностей. (Я, в частности, хочу выразить
благодарность И. Лаврентьевой, Н. Бросовой за подготовку
компьютерного варианта этой книги, а И. Михайлову и сотрудникам
издательства "Феноменология-Герменевтика" — за всю их работу над
книгой, а особенно — за создание указателей, из которых
предметный указатель по своей полноте вряд ли имеет прецеденты в
феноменологической литературе.)
О первой семье надо сказать особо. Я посвятила эту книгу
моему безвременно ушедшему из жизни мужу Юрию Александровичу
Замошкину — все самое лучшее в моей жизни, включая жизнь
творческую, проистекало от почти тридцатилетнего союза с ним.
За постоянную и прочную жизненную поддержку, в том числе
и в период написания этой книги, я глубоко благодарна моему
сыну Андрею Юревичу, его жене Ирине Цапенко и внуку Максиму.

Часть I.
На пути к
Идеям
к чистой феноменологии
и феноменологической
философии

Глава I. Жизненный путь
раннего Э. Гуссерля
Путь в философию
Цель этой пространной части книги — познакомить
читателей с жизнью, сочинениями, личностью основателя
феноменологии Эдмунда Гуссерля, что может особенно пригодиться тем, кто
впервые входит во врата феноменологической философии.
(Впрочем и те, кто в какой-то мере с нею знаком, возможно,
найдут здесь что-то для себя полезное, ибо в нашей литературе —
насколько мне известно — до сих пор нет столь же подробного и
целостного освещения жизненного пути раннего Гуссерля). В
соответствии с тематикой данной книги более основательно будет
разбираться тот период (1907—1913 гг.) творчества мыслителя,
который в известном смысле можно назвать периодом Идей I (и
Идей вообще) — когда постепенно рождались и
преобразовывались концепции, затем нашедшие свое место в выдающемся
сочинении основателя феноменологии.
Сначала я кратко воспроизведу основные вехи самого раннего
творческого пути Гуссерля, обращая особое внимание на процесс
его поворота к философии V
Э. Гуссерль родился 8 апреля 1859 г. в Просснице (Prostejov) в
Моравии, тогдашней Австро-Венгерской империи, в еврейской
семье, которая на протяжении ряда столетий жила в этом
местечке. Он был вторым из четверых детей Адольфа Абрахама
Гуссерля и его жены Юлии Гуссерль, урожденной Зелингер. Как
сообщают биографы, — «Гуссерль рос в либеральной, религиозно
индифферентной еврейской семье». (Husserl-Chronik. I. S. 1.
Далее: Chronik). В 1865—68 гг. Гуссерль учится в государственной
школе в Просснице (в специальной книге школы он
впоследствии оставит хвалебный отзыв о годах обучения); в 1868—1869 гг.
посещает реальную гимназию в Вене, а в 1869/70—1875/76 гг. —
немецкую гимназию в Оломоуце. Жена Гуссерля Мальвина,
опираясь на воспоминания мужа, отмечала, что сначала «он был
* Здесь и далее нумерация отсылает к Примечаниям. В тексте книги
ссылки на литературу даются в сокращенном виде. Развернутые описания
см.: С. 641 ел. О сокращениях, испульзуемых в тексте книги, см.: С. 640.

22 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
плохим учеником, лишенным интереса к учебе и честолюбия».
Но постепенно стал учится несколько лучше, причем особых
успехов достиг в математических дисциплинах. А. Осборн
констатирует: «Его школьные документы свтвдетельствуют, что Гуссерль
принадлежал к тому типу учащихся, которые развиваются очень
медленно» (OsbornA. The Philosophy of Edmund Husserl... P. 10).
Д. Керне, ссылаясь на свои разговоры с Гуссерлем, сообщает, что
«в 13—14 лет он был глубоко озабочен религиозными вопросами
— и не в смысле конфессиональном, а в смысле существования
Бога» (Cairns D. Conversations with Husserl... P. 46). Когда в начале
70-х годов в школе речь зашла о выборе будущей профессии,
Гуссерль сначала выбрал право, затем философию, а потом — к
удивлению соучеников — астрономию (Chronik. S. 3). Выпускные
экзамены в гимназии дались Гуссерлю с большим трудом.
Неуверенность учителей в его знаниях была столь велика, что юноша
— один из всего выпуска — должен был сдавать, в дополнение к
обычным, также и специальные устные экзамены по всем
дисциплинам. Результаты, однако, оказались на удивление хорошими.
Директор гимназии был весьма доволен и гордо сказал
председателю комиссии: «Господин советник, а ведь Гуссерль был нашим
худшим учеником!» (из воспоминаний М. Гуссерль). 30 июня 1876
г. Гуссерль получил свидетельство об окончании Немецкой
гимназии высшей ступени в Оломоуце.
1876—1887 — это студенческие годы Гуссерля. Сначала три
семестра он изучает астрономию в Лейпцигском университете,
где слушает лекции по математике, физике, астрономии и
философии (его преподавателями были A. Mayer, С. Neumann,
G. Wiedemann, J. Zöllner, W. Wundt) *. Биографы сомневаются, что
лекции наиболее именитого из преподавателей по философии
В. Вундта сколь-нибудь повлияли на Гуссерля. Впоследствии
Гуссерль из встреч студенческого времени особо выделял
состоявшееся в Лейпциге знакомство с Томасом Масариком (будущим
Президентом Чешской республики). «Масарик стал моим
ментором и другом. Вместе с ним я посещал — тогда в целях
образования, не для выбора пути — лекции по философии; и он, будучи
доктором философии, естественно, далеко опередил меня. Он
помогал мне, моему тогда еще незрелому уму, анализировать
проблемы и предлагал пути развития независимой мысли. И
прежде всего он излечил меня от ложного, вне-этического
национализма» (Chronik. S. 4—5). Существенно, что Масарик пореко-
* Здесь и далее я предпочитаю давать имена немецких ученых и
философов в оригинальной транскрипции.

Часть I. На пути к Идеям I
23
мендовал Гуссерлю, тогда философскому новичку, изучать
основы философии нового времени — Декарта, Лейбница,
английских эмпиристов. Масарик ввел Гуссерля в круг своих тогдашних
друзей. И именно он обратил внимание Гуссерля на учение и
лекции Франца Брентано. Масарик советовал другу поехать в
Вену, чтобы послушать лекции этого известного психолога и
философа. В 1876—1878 гг., по воспоминаниям Д. Кернса, Гуссерль
штудировал работы Дж. Беркли. В 1877 г. приходит страстная
увлеченность Гуссерля математикой. В 1878 г. он прекращает
изучение астрономии и переключается на математику и
философию. 1878—1880/81 — годы, которые Гуссерль проводит в
Берлинском университете (где лекторами были H. Bruns, G.
Kirchhoff, L. Kronecker, E. Kummer, M. Lazarus, A. Wangerin и К. Weier-
strass). Особенно важен был для Гуссерля полный курс,
прослушанный у вьщающегося математика Карла Вейерштрасса. А вот
собственные слова Э. Гуссерля (сохранились в рукописях): «В то
время как я в начале этого периода (шесть семестров в Берлине)
занимался преимущественно изучением математики, во мне все
более креп интерес к философии. Я тогда еще не отступал от
ранее намеченных планов габилитироваться в математике. В
философском отношении меня особенно привлекал профессор Пауль-
сен; я благодарен ему за прекрасные и длительные инспирации.
Что касается математики, то здесь на меня наибольшее влияние
оказали профессора Вейерштрасс и Кронекер, учеником которых
я был». При этом Гуссерль отмечает, что Вейерштрасс пробудил в
нем интерес к "радикальному обоснованию математики".
Гуссерлю оказался близок замысел Вейершрасса: выявить
изначальные корни, элементарные понятия и аксиомы, на базе которых
можно было бы, применяя строгий метод, конструировать и
дедуцировать всю систему анализа (Chronik. S. 7).
В 1878—80 гг. Гуссерль регулярно посещает курсы лекций
Кронекера и особенно Вейершрасса. Не угас ли интерес к
философии? Вряд ли, потому что как раз в эти годы Гуссерль
приобретает и читает работы Гоббса, Спинозы, Шопенгауэра. В 1881 г.
Гуссерль покидает Берлинский университет и отправляется
учиться в Вену. Для своей докторской диссертации (в нашей
терминологии — кандидатской) Гуссерль выбирает математическую
тему (об исчислений вероятностей). В Вене Гуссерль часто
посещает Масарика, под влиянием которого читает, в частности,
Новый Завет. 13 июля 1882 г. молодой ученый представляет (причем
философскому факультету) свою диссертацию по математике.
8 октября 1882 г. диссертация проходит апробацию. В ноябре
1882 — январе 1883 гг. Гуссерль сдает необходимые для защиты

24 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
экзамены, а 23 января 1883 г. (в 12 часов) защищает диссертацию
и становится "доктором философии" (что в тогдашней Германии
означает просто обретение первой научной степени). В 1883 г.
Гуссерль возвращается в Берлин. Причиной послужило
приглашение Вейерштрасса: тот хотел, чтобы Гуссерль стал его приват-
ассистентом. Гуссерль работает над проблемами Абелевских
функций. Но тут в научной и преподавательской деятельности
наступает перерыв. Октябрь 1883 — октябрь 1884 г. молодой
ученый проводит как доброволец в полевой артиллерии, в полку
кронпринца Рудольфа в Оломоуце (потом в вспомогательных
войсках в Вене). В 1884 году он приобретает ряд философских
книг, в том числе Феноменологию духа Гегеля.
В 1884—87 гг. Гуссерль испытывает серьезные сомнения
относительно правильности избранного пути. Свою роль играет и то
обстоятельство, что в 1883—84 гг. Вейерштрасс заболел и отошел
от научно-педагогической деятельности. И поэтому Гуссерль
переселяется в Вену — с твердым намерением изучать философию,
правда, сначала в связи с математикой. Решающим фактором
становится то, что в 1884—86 гг. в Вене Гуссерль слушает
философские лекции Брентано. Вот как сам он впоследствии описал
коренной для своей жизни поворот в Воспоминаниях о Франце
Брентано: «Во время созревания моего философского интереса и
колебаний относительно того, должен ли я по-прежнему
придерживаться математики как профессии моей жизни или должен
посвятить себя философии, лекции Брентано приобрели
решающее значение. Я посещал их сначала из чистого
любопытства, чтобы услышать человека, который заставил Вену так много
говорить о себе. Несмотря на все предубеждения, я недолго
противился власти его личности. Прежде всего из его лекций я
почерпнул убеждение, давшее мне мужество избрать философию
делом жизни: что философия также является полем серьезной
работы, что она может а, следовательно, должна быть
рассмотрена в духе строгой науки».
Лекции Фр. Брентано, которые слушал Гуссерль, были
посвящены практической философии, философии Юма; особое
влияние, по свидетельству самого Гуссерля, на него оказала лекция
"Элементарная логика и ее необходимое реформирование"
(25 окт. 1884 г.). «В лекции об элементарной логике, — отмечал
впоследствии Гуссерль, — Брентано особенно подробно и в
несомненно творческой манере обсуждал дескриптивную
психологию бесконечности, причем с глубоким учетом Парадоксов
бесконечности Больцано, а также различия созерцательных и
несозерцательных, ясных и неясных, отчетливых и неотчетливых, собст-

Часть I. На пути к Идеям I
25
венных и несобственных, абстрактных и конкретных
представлений» (Erinnerungen an Franz Brentano. S. 153, 155, 157). В
рукописях (F I 9/4 а и F18/40 b) Лувенского архива хранятся записи
Гуссерля об этом периоде. Гуссерль, в частности, говорит о своем
"гениальном учителе Брентано" и о его лекциях 1885/86 гг.,
посвященных избранным психологическим и эстетическим
проблемам. Особенно акцентировано значение брентановского
подробного анализа представлений фантазии в сравнении с
"представлениями восприятия" (Chronik. S. 15).
В апреле 1886 г. происходит еще одно знаменательное событие
в жизни Гуссерля: под влиянием Масарика он принимает
протестантское вероисповедание, которому остается верным до конца
жизни. Лето 1886 г. Гуссерль проводит вместе с семьей Брентано
на озере Вольфганг близ местечка Ст. Гильген. В 1886—93 гг.
Гуссерль нередко посвящает свои творческие усилия философии
математики, занимаясь, в частности, теорией геометрии,
формальной арифметики и учением о множествах. 18 октября 1886 г.
Брентано пишет письмо Карлу Штумпфу, своему ученику и
другу, профессору в Галле, в котором рекомендует ему принять для
габилитации работу Э. Гуссерля.
Гуссерль в Галле (1887—1901 гг.)
В Воспоминаниях о Франце Брентано К. Штумпф отмечает, что
Гуссерль, приехавший в Галле по рекомендации Брентано, стал
его слушателем и другом. В 1886—87 гг. Гуссерль посещает
лекции Штумпфа по психологии. В рукописных заметках Гуссерль, в
частности, отмечает тонкое истолкование Штумпфом вопроса об
отношении восприятия и фантазии, превосходящее все, что
имелось на то время в литературе (Chronik. S. 18). 29 декабря 1886
года Гуссерль пишет Брентано: «В настоящее время я занимаюсь
главным образом логическими исследованиями основных
понятий и принципов арифметики и высшего анализа» (Ibid. S. 18).
11 мая 1887 г. Гуссерль представляет философскому
факультету университета Галле свое габилитационное сочинение на тему
"О понятии числа. Психологический анализ". Вместе с
диссертацией поданы и другие необходимые документы (биография,
свидетельства об образовании и между прочим справка об
обращении в протестанство). Декан факультета Эрдман в своем
письме к "куратору" Гуссерля Штумпфу просит представить отзыв
("реферат") по гуссерлевской диссертации. Реферат был
Штумпфом представлен — вместе с предложением сначала устроить
"нострификацию" для доктора Гуссерля (т. е. проэкзаменовать

26 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
его), а затем допустить к защите. Эрдманн, принимая это
предложение, обращается с двумя специальными письмами к членам
факультета, обосновывая необходимость этой процедуры и
поднимая другие технические вопросы, связанные с габилитацией
Гуссерля (Husserl in Halle. S. 171). 28 июня 1887 г. Штумпф, Кноб-
лах (физик) и Кантор принимают соответствующие экзамены у
соискателя Э. Гуссерля. На математическом экзамене (у Кантора)
речь шла о предполагаемых преимуществах новой математики
перед старой; на экзамене по философии (у Штумпфа)
поднимались такие вопросы, как отношение математики и логики,
математики и этики, обоснование науки в древности, особенно у
Аристотеля (Chronik. S. 19).
Во время пребывания Гуссерля в Галле — кроме его
знакомства и дружбы со Штумпфом — огромное значение имеют
контакты с выдающимся немецким математиком Г. Кантором. Л. Элай,
современный немецкий феноменолог, исследователь
интересующего нас периода жизни Гуссерля, отмечает: «В то время в
Галле преподавал Г. Кантор. Знакомству с ним Гуссерль был
обязан существенными инспирациями... Гуссерлевская дефиниция
множеств прежде всего напоминает дефиницию Кантора.
Именно канторовское понятие множества, как и понятие "системы" у
Дедекинда, открывали путь усилиям по психологическому
обоснованию, хотя эти авторы не интересовались такими
аспектами. К тому же в тогдашней математике было принято
давать психологическое введение к понятию числа» (EleyL.
Einleitung des Herausgebers // Hua ХП, S. XXIII—XXIV).
1 июля 1887 г. Гуссерль защищает свое габилитационное
сочинение. Он объявлен Dr. Halensis (в Германии это вторая научная
степень). 6 июля 1887 г. Гуссерль читает пробную лекцию на
философском факультете университета Галле. Вот отрывок из Лу-
венских рукописей: «Лекция д-ра Гуссерля была связана со
спорным вопросом, необходимо ли основывать психологию на
самонаблюдении или на (психофизикалистском) эксперименте. Вундт
и Фолькельт были названы представителями этого
противостояния... Сам Гуссерль полагает, что при всем почтении по
отношению к Брентано он должен в ряде пунктов отойти от его
позиции» (Chronik. S. 20). Осенью 1887 г. габилитационное сочинение
Гуссерля О понятии числа было опубликовано. Совершается
поворот и в личной жизни: 6 августа 1887 г. в евангелической
церкви Вены Эдмунда Гуссерля венчают с Мальвиной Штайншнай-
дер.
Важнейшая веха в жизни Гуссерля во время пребывания в
Галле связана с подготовкой и публикацией его первого крупного

Часть I. На пути к Идеям I
27
труда Философия арифметики. Он вышел в свет в апреле — мае
1891 г. Собственно, это была первая книга, которую опубликовал
будущий основатель феноменологии. Ее полное название:
Philosophie der Arithmetik. Logische und psychologische Untersuchungen.
Erster Band ("Философия арифметики. Логические и
психологические исследования"). В основе книги лежали научные
разработки, собранные Гуссерлем в его габилитационной диссертации
Über den Begriff der Zahl. Psychologische Analysen ("О понятии числа.
Психологический анализ"). Ее Гуссерль защитил, как уже было
сказано, в 1887 г. на философском факультете Университета
Галле. (Диссертация была отпечатана, но в книготорговлю не
попала.) Диссертация послужила основой для четырех первых глав
Философии арифметики (См.: StrökerE. Editorische Hinweise //
Husserl E. Gesammelte Schriften. Bd. 1. S. IX). Книга открывается
посвящением: "Моему учителю Францу Брентано с глубокой
благодарностью". В самом названии своего сочинения Гуссерль
указал, что публикуется первый том, следовательно, можно было
ожидать второго, но этот предполагаемый второй том в печати
так и не появился.
Гуссерль в то время был приват-доцентом университета в
Галле. Этот период — преподавание и исследовательская работа в
Галле — длился с 1887 по 1901 гг. Письма и заметки тех лет, а
также воспоминания Гуссерля об этом периоде жизни и творческой
деятельности (например, в письме Алексису Мейнонгу от 27
августа 1900 г. или письме Роману Ингардену, написанном в
рождественские праздники 1924 г.) отражают тревоги, заботы,
неуверенность, но также и глубину новаторских устремлений
будущего основателя феноменологии (См.: Husserl in Halle).
Исследователи порой уподобляют теоретический переход, который в этот
период совершил Гуссерль — от до-феноменологической
философии к первому варианту феноменологии, — с движением
Канта от докритической к критической философии.
Философия арифметики, с одной стороны, воплощала в себе
раздумья Гуссерля, вчерашнего математика, над
основополагающими математическими понятиями, а с другой стороны, — и этот
момент не менее, а более важен — попытку подвести под
понятийное математическое исследование психологический и
философский фундамент. Вопрос о том, была ли попытка Гуссерля
удачной, весьма непрост. Готтлоб Фреге, известный математик и
логик, писал в своей рецензии на Философию арифметики: «При
чтении этой книги я мог понять, ощутить, как трудно бывает
солнцу истины пробиться сквозь ту облачность, которая
сгущается из-за смешивания психологии и логики. Здесь, к нашей радо-

28 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сти, мы видим начало такого процесса. С побеждающей силой
пробивается значимость того, что здесь мало что зависит от
наших представлений, что скорее сама суть дела, относительно
которой мы и пытаемся составить наше представление, — т. е. то,
чем мы занимаемся, — придает значимость нашим
высказываниям». На таком языке, несколько витиеватом, Фреге выражает свою
оценку: Гуссерль не уберегся от основной болезни философии
той эпохи — перемешивания психологии с логикой; но во второй
части труда вопреки своему способу мысли автор Философии
арифметики все-таки позволяет, де, пробиться "солнцу истины"
(См.: Frege G. Kleine Schriften. S. 191).
Гуссерль выдвигает в центр исследования понятия "Vielheit",
"Einheit", "Anzahl" — множества, единства, числа (численности),
соединяя их с проблематикой "отношений", а затем и с
психологическим материалом (например, "символическими
представлениями о множестве") и с логическими формами (например, с
высказываниями о числах). Иными словами, то, в чем Фреге упрекал
Гуссерля, было центральной темой, замыслом гуссерлевского
комплексного исследования, долженствующего объединить
математику, логику и психологию. Спор Фреге с Гуссерлем
предстояло разрешить самому времени. Одно ясно: пусть первая
попытка и не дала искомого синтеза, но Гуссерль на ней не
остановился. Если бы он внял Фреге и перестал "смешивать"
математическое, логическое, психологическое, феноменология вряд ли
возникла. Впрочем замечания Фреге Гуссерль воспринял всерьез,
стараясь найти новые пути для реализации необычного
междисциплинарного объединения. А трудности того синтеза, за
осуществление которого взялся Гуссерль, более всего беспокоили его
самого. Вот его собственные слова, написанные позже, в
знаменитых Persönliche Auszeichnungen и отнесенные к периоду Философии
арифметики: «Я был новичком, без подлинного знания
философских проблем и без действительного тренинга философской
способности. И когда я предпринял усилия, связанные с логикой
математического мышления и в особенности математического
исчисления, меня мучили неизъяснимо чуждые миры: мир чистого
логического и мир актуального сознания — как я бы сказал
сегодня, мир феноменологического, а также психологического. Я не
знал, как привести их в единство — и однако ведь они должны
были соотноситься друг с другом и образовывать внутреннее
единство» (Husserl Е. Persönliche Auszeichnungen // PPhR. 1956.
Vol. XVI. № 3; см. также: Hua XXIV, 442.).
В рукописи под индексом КIV2 содержится нечто вроде плана
так и не написанного II тома Философии арифметики: «Введение:

Часть I. На пути к Идеям I
29
I. Специфические (или подлинные — eigentlichen) понятия
множества, единства и численности. П. Символические понятия
численности и логические источники численной арифметики.
III. Всеобщая арифметика. IV. Арифметический алгоритм в
других областях. V. Заключительные рассмотрения. Приложение:
Исследования по семиотике» (См.: Chronik. S. 30).
В зимнем семестре 1891 г. Гуссерль читает лекции по этике.
Тот факт, что в 90-х годах он интересуется проблемами этики,
философии права и, в частности, проблемой свободы воли,
подтверждается темами его лекционных курсов 1891—97 гг. В те же
годы он также читает общий курс "Введение в философию". С
1897 г. доминируют курсы, посвященные истории философии, в
частности философии Канта (См.: Husserl in Halle. S. 35—39).
Статус и финансовое положение семьи Гуссерля (а в Галле у
супругов родилось трое детей) были непрочными. 29 мая 1891 г.
Гуссерль обращается в Министерство культов*, образования,
медицины с прошением о стршендии приват-доцента. 6 июля того
же года Министерство отклоняет прошение. И только в 1893 г.,
наконец, была получена долгожданная стипендия, причем всего
на один год. (Потом, в 1893/94 гг. Гуссерлю будет дана стипендия
юридического факультета.) После этого каждый год приходится
подавать прошение — и дожидаться результата... (А в 1898 г., в
очередной раз продлив стипендию, чиновники из Министерства
сообщат Гуссерлю: время продлений исчерпано. — Chronik.
S. 53). Это не первый и не последний пример того, сколь трудным
оказывается жизненный путь даже и выдающихся философов.
В 1891 г. Гуссерль продолжает заниматься проблемами
философии и психологии арифметики. Между прочим, занимаясь
психологическими проблемами и критически относясь к
тогдашней психологии, Гуссерль сделал исключение для разработок
Вильяма Джемса (оговорив, что пока знает о них лишь немногое)
и сравнил эффект ознакомления с ними со "вспышкой молнии"
(Chronik. S. 32).
В 1893—94 гг. Гуссерль много занимается проблемами
философии геометрии. Он задумывает книгу о пространстве. Первый
раздел книги должен быть посвящен теме "О пространстве
созерцания и пространстве геометрии" (свидетельство — в
рукописи КI 33/5-16).
* Министерство по делам культов (Kultusministerium) ведало вопросами
вероисповедания; в некоторых землях Германии также — культурой и
просвещением.

30 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Как показывает, например, переписка с А. Мейнонгом,
Гуссерль все больше внимания уделяет и центральным понятиям
философии — таким, как "необходимость", "всеобщность",
"созерцание", "интенция"; на пограничьи философии и психологии
он работает над понятием "представления". Как свидетельствует
рукопись F119/174, Гуссерль разграничивает "созерцающие и
понятийные представления". В логическом аспекте его внимание
все больше перемещается к языковым выражениям, к проблеме
значения (Bedeutung).
В марте 1894 г. Министерство отклоняет прошение факультета
о присвоении Гуссерлю звания экстраординарного профессора
(довод: "нет вакансии"). Гуссерль вынужден удовлетвориться тем,
что ему снова продлевают (на один год!) стипендию
приват-доцента.
В мае 1894 г. в "Philosophische Monatshefte" выходит в свет
работа Гуссерля Философские штудии по элементарной логике: I. О
различении абстрактного и конкретного. II. Созерцания и
репрезентации (представления). Впоследствии в Persönliche Auszeichnungen
Гуссерль скажет, что данное сочинение, с одной стороны,
резюмировало те мысли, которые он высказывал в лекциях по психологии
зимнего семестра 1891/92 гг. и, с другой стороны, было первым
наброском к будущим Логическим исследованиям (особенно к III и
V Исследованиям).
Гуссерль плодотворно сотрудничает с упомянутым ранее
Карлом Штумпфом, учеником Брентано, известным тогда
психологом. Ряд тезисов концепции Гуссерля в Философии арифметики
восходят к учению Штумпфа, в особенности к его книге
Психология звука (Tonpsychologie. 1883. Bd. 1; 1890. Bd. 2). Гуссерль
ссылается на первый том этого труда. Современный исследователь
П. Бирбах, обращаясь к отсылкам самого Гуссерля, резюмирует
влияние следующих позиций Штумпфа на Философию
арифметики: «отношения — наряду с другими содержаниями —
содержатся в сознании... равенство более чем двух чувственных объектов
может быть установлено одним взглядом (значит,
непосредственно); множество (понятое как абстрактное понятие) — это
отношение (в смысле коллективного соединения); существует
возможность сплава ощущаемых качеств (в особенности
отношений), их объединение в единое квазикачество...» (См.: Husserl in
Halle. S. 43 ff.).
В 1894 г. именно Штумпф привлекает внимание Гуссерля к
работе В. Джемса Принципы психологии (The Principles of
Psychology. 1890). Американский феноменолог Дорион Керне, ссылаясь
на свои беседы с Гуссерлем, пишет: «Гуссерль планировал напе-

Часть I. На пути к Идеям I
31
чатать (посвященную Джемсу. — Я. М.) серию статей в
Philosophische Monatshefte, но опубликовал только первую из них, решив
подождать, пока в свет выйдут еще какие-либо работы Джемса»
(Cairns D. Conversations. S. 36). В Persönliche Auszeichnungen
Гуссерль потом напишет, что уже после опубликования своей
первой статьи он более основательно проработал Принципы
психологии Джемса (PPhR. P. 295). (Рукопись под индексом К 1зз/59-81
содержит сделанные Гуссерлем выписки из упомянутого сочинения
американского психолога).
В августе 1894 г. Гуссерлю, наконец, разрешают — имея в виду
признанность его заслуг, — именоваться "профессором".
Происходит это в связи с юбилеем Объединенного университета Галле
и Виттенберга. Должность профессора ему, однако, не
предоставляют. Различные перипетии на пути к ней еще впереди.
Во второй половине 90-х гг. XIX в. Гуссерль сосредотачивает
внимание на проблеме сопряжения логических форм и тех
образований сознания, которые изучала психология. В Persönliche
Auszeichnungen он упоминает рукопись 1894 г., где речь идет о
переводе, модификации суждений "только" в представления,
желания и прочие акты. Гуссерль углубляется в проблему "интенцио-
нальных предметов". В рукописи под индексом К15б/4зь снова
обсуждается вопрос о значениях, но теперь во все более тесной
связи с проблемой представлений и предметностей.
Далее я хочу обратить внимание читателей на
примечательный момент, который отчасти может послужить для разгадки
одного парадокса, если хотите, тайны ранней философии Гуссерля.
Речь идет о существенном различии между I и II томами будущих
Логических исследований.
К 1896 г. Гуссерль углубляется в логическую проблематику
дедуктивных наук. Впоследствии, в Предисловии к I тому
Логических исследований, он скажет о трудностях, с какими столкнулся
при исследовании (в Философии арифметики и вскоре после ее
создания) формальной арифметики и учения о множествах...
«Они побудили меня, — напишет Гуссерль, — к изучению
проблем более общего вида, которые выходили за рамки узкой
математической сферы и устремлялись в сторону всеобщей теории
формальных дедуктивных систем». Много позднее, в Формальной
и трансцендентальной логике, Гуссерль так выскажется об этом
периоде: совершенно новый тип математического анализа, ставший
следствием теоретико-технического развития XIX в., и
потребности прояснения, накопившиеся в логике, подвигли его к
разработке формальной логики, или "формального наукоучения".

32 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Заметной вехой на этом пути явились лекции, которые
Гуссерль читал в 1895 и 1896 г. Впоследствии, в I томе Логических
исследований, он даст четкую формулировку: "Пролегомены к
чистой логике" (это подзаголовок I тома. — H. М.) по своему
существенному содержанию есть только переработка двух курсов
лекций, прочитанных в Университете Галле летом и осенью 1896
года». Эта оценка находит подтверждение и в рукописях под
индексами F III i/i38a и FIII1/143 — с одним существенным
дополнением: Гуссерль обращает внимание на то, что Лекции и
Пролегомены прежде всего роднит «антипсихологистическая
аргументация» (Chronik. S. 46). Вместе с тем Гуссерля занимают не только
собственно логические проблемы, не только консолидирование
так называемой чистой логики, но и прояснение связанных с нею
теоретико-познавательных вопросов. Однако вспоминая об этом
времени (в письме к Наторпу от 8 июля 1900 г.), Гуссерль отметит,
что многое в исследуемой проблематике оставалось для него
слишком смутным. Гуссерля не удовлетворял тот уровень
проработки проблем, которого он тогда достиг. В письме к фон Арни-
му от 22 декабря 1896 г. он, правда, сообщает, что сосредоточил
все свои ("ограниченные") силы на работе и что работа
доставляет ему подлинное счастье. «Моя чистовая доработка логических
исследований благодаря упорной работе продвигается вперед».
Тщательное изучение массива наиболее важных работ по
логике дает свои первые результаты: Гуссерль публикует (в Archiv
für systematische Philosophie, 1897) обстоятельный обзор немецких
сочинений по логике 1894 г. (Bericht über deutsche Schriften zur Logik
aus dem Jahre 1894). В нем разобраны сочинения целого ряда
известных тогда авторов (Wundt, Glogan, Flügel, Jerusalem, Marty,
Cornelius, Lipps, Rickert, Erdmann, Mach, Biederman, Henrici). В
январе 1897 г. Гуссерль сообщает Наторпу: «Я работаю над большим
сочинением, которое направлено против субъективистско-психо-
логизирующей логики нашего времени (и, следовательно, против
той точки зрения, которую я сам защищал как ученик Брентано)»
(письмо от 21 янв. 1897 г.). В другом письме Наторпу (от 14—15
марта 1897 г.) Гуссерль указывает на «непсихологический смысл
логических законов, включенность чистой математики в mathesis
universalis». Отнюдь не случайно эти мысли сообщаются именно
П. Наторпу, представителю марбургской школы неокантианства,
ибо марбуржцы также были решительными противниками
психологизма в логике. Итак, можно сделать общий вывод: в 1895—
96 гг. начинается, а в 1897 г. становится совершенно ясным отход
Гуссерля от психологизма. Правда, и раньше гуссерлевский
"психологизм" обладал специфическими особенностями — прежде всего

f
w m
\^^^ЁШшЛ
1
i

Часть I. На пути к Идеям I
33
из-за того, что вчерашний математик не мог упустить из виду
идеальность математических и логических образований. Кроме
того, основные теоретические цели Гуссерля — быть может,
сначала еще не вполне ясные ему самому — чем дальше, тем больше
расходились с целями психологистов, да и просто психологов по
профессии. Ко второй половине 90-х годов XIX в. его все более
занимает вопрос о создании нового варианта наукоучения, т. е. нового проекта
"чистой" логики, выходящей за рамки логики формальной. Иными
словами, этот период в жизни Гуссерля был вплотную посвящен
тем разработкам, которые имели своим последующим
результатом именно Itom Логических исследований. На некоторое время
проблема логического, вопрос о реформе логики, борьба с
психологистами оказываются в творческом развитии Гуссерля
доминирующими. Это доминирование четко выразилось в I томе
Логических исследований.
Необходимость быстро опубликовать его — сначала отдельно
от задуманного, но еще не подготовленного II тома — усилила то
впечатление, которое испытывали многие читатели,
ознакомившиеся с I томом сразу после его выхода в свет (или те читатели,
которые и впоследствии по каким-либо причинам осваивали
только этот том Логических исследований). Им казалось, что гуссер-
левская концепция наукоучения и "чистой логики" носит логи-
цистский характер, что она опирается на учение об идеальном,
близкое к платонизму. Прямые заявления Гуссерля,
направленные на опровержение платонистского "метафизического гипо-
стазирования всеобщего", не были приняты в расчет. А главное,
не всеми и не сразу был уловлен целостный замысел Гуссерля,
связывающий воедино опубликованный I и столь же быстро
создаваемый II том Логических исследований. Между тем стремление
воздвигнуть — несмотря на борьбу с психологизмом —
"психологический фундамент логического" не оставляло Гуссерля и в
годы подготовки, а потом опубликования 1тома. Одно из
свидетельств — упомянутое письмо П. Наторпу от 14—15 сентября
1897 г., где Гуссерль пишет: «В моих исследованиях я исхожу из
логического учения (Kunstlehre — букв.: учения о [логическом]
искусстве) и ставлю вопрос о его психологическом фундаменте.
Это ведет к проблеме спора между психологической и чистой
логикой (в традиционном смысле). Аргументации обеих партий
будут опровергнуты. Свою позицию я обосновываю подробно,
сначала ставя в параллель логические и алгебраические
предложения. Я показываю, что нормативная форма предложений в
обоих случаях является неизбежным преобразованием
теоретического содержания. Но сравнение с математикой при моей по-
2-8214

34 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
зиции — больше чем сравнение: вся чистая математика, вся
mathesis universalis в смысле Лейбница, как я хотел бы верить,
может быть встроена в чистую логику. Геометрию, однако, я
исключаю потому, что (после долгой борьбы с самим собой) я
пришел к мысли классифицировать ее иначе, чем механику...» (См.:
Hua XVIII, S. XXII). Гуссерль сообщает также, что «работает над
труднейшей "серединной частью" задуманного исследования —
над вопросом о "субъективных и объективных факторах
познания"». А в рукописи А117 185Ь есть расшифровка того, как
Гуссерль в то время понимал "различение между субъективным и
объективным содержанием": он считал его тождественным
различию "между реальным и идеальным содержанием" (Chronik.
S. 50).
Переписка с Наторпом, относящаяся к 1897 г., свидетельствует
о пристальном интересе Гуссерля к темам, связующим
математику и философию, в частности и в особенности логику. На первое
место в этих письмах выступает проблема пространства
(евклидова пространства), времени — и именно в их отнесении к
проблемам восприятия, мыслительной деятельности. С 1898 г. интерес к
проблемам восприятия, внимания, фантазии, словом, к будущей
теме актов (или переживаний) растет. И это, по-видимому, можно
счесть еще одним поворотом — к тому, что станет основным
содержанием II тома Логических исследований. Характерно: в конце
XIX в. Гуссерль постоянно работает над философией Юма, Локка,
Канта, т. е. интересуется мыслителями, исследовавшими
процессы сознания. И это тоже затем получит отражение во II томе
Логических исследований.
В октябре 1899 г. начинают печатать I том Логических
исследований. Есть свидетельства, что Гуссерль колебался, следует ли
вообще предпринимать эту публикацию. Существует даже такая
версия (ее высказывает Г. Шпигельберг, ссылаясь на Д. Кернса),
что К. Штумпф буквально отобрал у Гуссерля рукопись I тома,
чтобы передать ее издателю Максу Нимейеру. (Но выходит I том
не у Нимейера, а в издательстве "Veit und Co", Leipzig, с
посвящением Карлу Штумпфу.) В ноябре 1899 г. с помощью жены
Мальвины Гуссерль читает корректуру Пролегомен, т. е. I тома. В
декабре отпечатаны первые экземпляры книги. Гуссерль
сообщает тому же Наторпу, что не ограничивается просто чтением
корректуры, а "лихорадочно" работает над II томом Логических
исследований.
В начале мая 1900 г. (согласно письмам к Мейнонгу от 26
августа 1900 г. и Наторпу от 8 июля 1900 г.) рукопись II тома
Логических исследований отослана в издательство "Veit". Но поскольку

Часть I. На пути к Идеям I
35
издатель до середины мая так и не начинает печатать книгу,
Гуссерль передает рукопись издательству Макса Нимейера.
(Гуссерль так захвачен работой с издательством, что отказывается от
запланированного доклада на I Международном философском
конгрессе, который стал значительным событием в культуре того
времени.) В частности, примерно в июле он пишет набросок
Предисловия ко II тому Логических исследований (свидетельства:
манускрипт M III 2II6/1-3 и письмо Наторпу от 8 июля 1900 г. См.:
Chronik. S. 61).
Когда осенью, будучи на родине в Просснице, Гуссерль читает
корректуру II тома, то убеждается, что работа над текстом
предстоит более трудная, чем он рассчитывал. До ноября 1900 г.
продолжается нелегкий труд по доведению верстки до печати.
Печатание II тома прерывается в январе 1901 г., но в феврале
возобновляется. К концу марта книга готова. До какой степени сам
Гуссерль не был уверен в достигнутых им результатах,
свидетельствуют письма П. Наторпу, К. Ясперсу, А. Мейнонгу. Автор
называет свое сочинение "неготовой, неотшлифованной, невызрев-
шей работой" (Chronik. S. 63). Гуссерль предполагает (о чем
сообщает в тексте II тома) сделать дополнения и разъяснения по
ряду вопросов, в частности по теме созерцания, восприятия, фан-
тазиии. Он даже планирует посвятить всем этим темам Ш том
сочинения. Но до этого дело так и не дошло. Решающую роль в
отклонении планов (согласно сообщению Ван Бреда) сыграло
мнение издателя Макса Нимейера, который считал, что и так берет
на себя большой коммерческий риск, публикуя двухтомник
"неизвестного профессора". Знал бы издатель, что именно
сочинения этого профессора на целое XX столетие (и, возможно, на XXI
век) станут источником процветания издательства его имени
(Мах Niemeyer Verlag) — не лишил бы он читателей важнейшего
сочинения, которое полнее документировало бы становление
феноменологии. Кстати, сам Гуссерль неоднократно высказывал
сожаление, что продолжение проекта Логических исследований так
и не состоялось. А вот сегодня сочинения Э. Гуссерля, как и
другие феноменологические работы, выходящие в издательстве
М. Нимейер, без преувеличения, стали самыми дорогими (очень
Дорогими!) и, однако, постоянно покупаемыми книгами по
философии.
В 1901 г. силы Гуссерля были истощены: сказалось чрезмерное
напряжение последних лет. Но в не меньшей степени —
постоянно овладевавшая основателем феноменологии глубокая
неудовлетворенность сделанным. К тому же все еще не упрочивался
формальный статус, а значит, и материальное положение Гуссер-
2*

36 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ля и его семьи. Наконец, после долгих "утрясок", прусское
Министерство культов, образования, медицины согласилось учредить
для Гуссерля должность — и не ординарного, а
экстраординарного профессора в Геттингенском университете. На что
воспоследовала враждебная акция геттингенских коллег: 25 июня
1901 г. философский факультет отклонил приглашение Гуссерля
как профессора! Но 14 сентября Гуссерль все же назначен этим
Министерством экстраординарным профессором философии
Геттингенского университета — без государственной поддержки,
но с вменением ему в обязанность читать лекции и вести занятия
по всему курсу философии. (Государственная поддержка была
дана спустя год).
Глава П. Гуссерль в Геттингене
(1901—1916)
Геттингенский период жизни и творчества Гуссерля длился
пятнадцать лет и оказался весьма плодотворным. В Геттингене он
объявил и начал читать лекции по логике и теории познания, по
проблемам свободы воли. А вообще в самые первые годы после
опубликования Логических исследований, совпавшие с
необходимостью осваиваться в новом для него университете, Гуссерль
сначала продолжает свои прежние занятия философией математики,
логикой, теорией познания, историей философии (особенно
философией Канта). Вместе с тем в 1902 г. он все более интересуется
проблемами воли, желания, чувств, ценностей. В сообществе
коллег Гуссерль чувствует себя дискомфортно (он помнит, конечно,
об их недоброжелательном поступке в деле о профессорстве).
Переписка этого года — в основном, с А. Мейнонгом. Автору
Логических исследований кажется, что его труд остался
невостребованным. Но постепенно ситуация меняется. Как это ни покажется
удивительным, первые знаки перемен приходят не от зрелых,
солидных коллег, а от молодого поколения философов, среди
которых появляются восторженные почитатели Гуссерля.
Летом 1902 г. в Геттинген на велосипеде приезжает мюнхенец
Иоганн Дауберт (впоследствии один из интереснейших
последователей основателя феноменологии). Как был, в велосипедном
костюме, он явился к Гуссерлю. Разговор длился более двух часов.
Потом Гуссерль позвал жену и так сказал ей о Дауберте: «Это —
человек, который читал мои Логические исследования и полностью
понял их!» (Chronik. S. 72). Впоследствии между Гуссерлем и Дау-
бертом завяжется оживленная и содержательная переписка.

Часть I. На пути к Идеям I
37
(Подробнее о ней — несколько позже.) Лекции Гуссерля 1902—
1903 гг. слушает В. Хокинг. С 1903 г. у Гуссерля начинает учиться
В. Конрад. В том же году, сообщая Дауберту о "ценном
расширении" круга своих учеников, Гуссерль напишет о "действительно
интеллигентном и симпатичном москвиче" приват-доценте
Викторове (Chronik. S. 80).
Не забывают Гуссерля и маститые коллеги. В мае 1904 года он
пишет Альбрехту о приятном, радостном общении с Теодором
Липпсом, известным мюнхенским философом, с которым он
полемизировал в Логических исследованиях, что не помешало
дальнейшему сотрудничеству (и, более того, повлияло на усвоение
Липпсом модифицированной феноменологической позиции).
Коллеги из других университетов присылают Гуссерлю свои
сочинения (П. Наторп — книгу "Учение Платона об идеях",
А. Риль — "К введению в философию современности").
Гуссерль все больше обретает уверенность в себе, в значимости
сделанного и перспективности планов. Но и все придирчивее
относится к своей работе. В рукописи F Ьб/32а есть примечательная
заметка, оценивающая материалы к Лекциям по всеобщей теории
познания 1902/03 гг.: «Тем временем во мне укрепилось сознание
уверенности, что в критике познания я продвинулся дальше, чем
кто-либо из моих предшественников, что я в значительной, а
отчасти и в полной ясности усмотрел то, что мои предшественники
вряд ли предчувствовали и что они оставили в хаотическом
состоянии. И все же: сколько неясностей в этих записях, сколько
лишь наполовину сделанного, сколько мучительной
неуверенности в деталях!». Гуссерль пишет о том, что охватывающее его
беспокойство — знак нерешенных проблем и что оно непереносимо.
И вот особенно красноречивое признание: «И вот я, через многие
годы, все еще начинающий и все еще ученик. А ведь я хотел стать
мастером!» (Chronik. S. 74—75). Не за горами то время, когда в
кругу блестящих учеников Гуссерля станут называть Мастером
(Meister). Но вот что очень характерно для Гуссерля, а не только
для того, действительно смутного переходного времени: автор
Логических исследований — труда, который впоследствии
(например, устами Б. Рассела или М. Хайдеггера) будет назван одним из
главных философских произведений XX в. — предельно
самокритичен и однако же устремлен к новым исследовательским
горизонтам.
Внешне все развивается по правилам университетской
рутины: Гуссерль читает свои курсы, проводит занятия, все более
углубляется в историю философии (Юм, Кант, Фихте). Так, в
зимнем семестре 1903/04 гг. он читает историю новой философии (от

38 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Канта до современности), ведет занятия по Критике практического
разума Канта. В журнале "Archiv für systematische Philosophie"
(1903, 1904) Гуссерль публикует свой второй обзор немецких
сочинений по логике — теперь 1895—99 годов (отрецензированы
работы A. Marty, J. Bergmann, L. Rabus, R. Heiber, W. Kinkel, J. von
Kries). Понятно, что эта аналитическая работа относится к
прошлому. Вместе с прежним обзором логических сочинений она
свидетельствует о том, сколь основательно Гуссерль изучил
состояние современной ему логической литературы, прежде чем в
Логических исследованиях изложил свой проект реформы логики и
теории познания. В лекциях этих переходных лет (вплоть до
1905 г.) он повествует о том же, о чем рассказывал и в прежние
годы. Например, слушателей лекций зимнего семестра 1904/05 гг.
Гуссерль предупреждает (согласно манускрипту F19/5a), что они
не услышат от него "ничего существенно нового" (Chronik. S. 80).
Но уже в 1904 г. Гуссерль все острее ощущает необходимость
определиться: как, в каком направлении продолжать дальнейшие
исследования. Из рукописи X12 ясно, что между 1903 и 1904 г. он
планировал написать работу по проблемам теории познания.
Набросок плана показывает, что сочинение должно было отчасти
приобрести историко-философский характер.
Гуссерль предполагал разобрать тему
"теоретико-познавательного идеала" в толковании Юма, Лейбница, Канта, Фихте,
"неофихтеанцев" (имелся в виду Г. Риккерт), позитивистов и
материалистов, а также, конечно, намеревался предложить и
собственное понимание проблемы (Ibid. S. 77). Эта направленность
мыслей и интересов Гуссерля весьма важна. Ибо путь к
оформлению феноменологии в ее новом, более зрелом (по сравнению с
Логическими исследованиями) варианте будет, как мы увидим,
пролегать через переосмысление теоретико-познавательной
проблематики достаточно широкого и фундаментального плана,
выливаясь в новую "критику разума". Например, в июне 1904 г.
Гуссерль делает наброски на тему: "Феноменология и критика
разума; феноменологическая критика разума" (Ibid. S. 82). Лекции
1904/05 гг. тоже сосредоточены на общей проблематике
феноменологии и теории познания. (Между прочим Гуссерль задумывал
этот цикл лекций в расчете на то, что молодые мюнхенские
философы приедут в Геттинген слушать его и, значит, работать с
ним. Расчет, однако, не оправдался, о чем Гуссерль с огорчением
сообщает в письме к Дауберту от 17 октября 1904 г.) Но это лишь
одна сторона дела. Другая — это постоянный интерес Гуссерля к
структурам сознания. На том раннем этапе — прежде всего к
прояснению таких "актов", переживаний сознания, как "воспри-

Часть I. На пути к Идеям I
39
ятие", "фантазия", "внимание", "образное сознание", "сознание
времени" (что находит отражение в манускриптах К 165/ia, F16/85-
86 и др.)- И даже называя свои лекции "Главные разделы
(Hauptstücke) из феноменологии и теории познания", Гуссерль, как
выясняется, имеет в виду такие IV главные части: "О восприятии"
(рукопись F19/ia, 3-4), "О внимании" (А VI 8i/27a), "О фантазии и
образном сознании" (FI e/i-з). А на первый план все более
выдвигается профильная тема 1905 г. — феноменология внутреннего
сознания времени (F16/ia).
О лекциях Гуссерля
Феноменология внутреннего сознания времени
Тексты, носящие название К феноменологии внутреннего
сознания времени (1893—1917), помещены в X томе Гуссерлианы .
Необходимо кратко рассказать, как они связаны с историей
феноменологии. Уже отмечалось, что в течение зимнего семестра 1904—
05 гг. Гуссерль читал в Геттингенском университете лекции под
общим названием Главные разделы феноменологии и теории
познания.
Если судить по рукописям Лувенского архива, Гуссерль
открывал лекции таким введением: «Тема лекций, которые я теперь
начинаю читать, была объявлена — это "Главные разделы
феноменологии и теории познания". Первоначально я имел в виду
только высшие интеллектуальные акты, сферу так называемой
теории суждения. Работая вместе с моими учениками, я стал
думать над тем, чтобы обозреть во многом еще не сформированные
проблемы этой многослойной и пока что малоизученной
области, чтобы попытаться их разрешить или по крайней мере вместе с
Вами продумать возможность их разрешения. В ходе
подготовительной проработки... материала я, однако, скоро увидел, что не
только из педагогических, но из относящихся к сути дела
соображений требуется подробнейшее рассмотрение простых,
лежащих в самом основании интеллектуальных актов. Я, естественно,
имею здесь в виду те общеизвестные феномены, которые обозначены
несколько туманными названиями: "восприятие", "ощущение",
"представление фантазии", "образные представления", "воспоминания" и
которые с научной точки зрения еще совершенно не исследованы.
Только в новейшее время почувствовали и в некоторых случаях с
отчетливостью показали, какая огромная тут требуется
феноменологическая работа, какие великие трудности нужно преодолеть.
И при этом речь идет о работе, которую следует назвать
фундаментальной в самом серьезном смысле этого слова — фундамен-

40 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
тальной для критики познания, с одной стороны, и для
психологии — с другой», (подчеркнуто мною. — H. M.) (Hua X, S. XV). В
связи с этим Гуссерль отметил также, что в Логических
исследованиях «вся сфера воспоминания и вместе с этим совокупная
проблематика феноменологии изначального созерцания времени...
была, так сказать, намертво предана молчанию» (Ibid. S. XVI). В этой
тематике, пояснил Гуссерль, были заключены такие громадные
трудности ("возможно, самые большие во всей феноменологии"),
что преодолеть их на ранней стадии строительства
феноменологии не представлялось возможным. И он "предпочел молчание".
Гуссерль предполагал на основании рукописных материалов
написать "весьма обширную работу о восприятии, фантазии,
времени", но замысел этот так и не реализовал. Возможно,
основателя феноменологии опять охватили сомнения, столь для него
характерные. Ведь уже через год Гуссерль с присущей ему
самокритичностью дал весьма строгую оценку своим лекциям. В его
дневниках встречается запись (25 сентября 1906 г.): «Нам нужно
не только познание целей, направлений, методов, позиций по
отношению к другим формам познания и наукам. Нам
необходимо действительное их осуществление. Мы должны пойти по
намеченному пути. Мы должны шаг за шагом решать отдельные
проблемы. И прежде всего нужно шаг за шагом дать
рассмотрение феноменологии разума, а на этой основе действительное
освещение феноменологии логического и этического разума в
форме двусторонних принципов и основных понятий. И тут на
первом месте стоят проблемы феноменологии восприятия,
фантазии, времени, вещи. Первый, в высшей степени
несовершенный набросок систематического рассмотрения я дал в лекциях
"Главные разделы..." зимнего семестра 1904/05 годов» (НиаХ,
S. XIII).
В дальнейшем, однако, выяснилось, что именно наброски,
касающиеся проблемы времени, скромно названные автором
"несовершенными", привлекли наибольшее внимание. Впервые их
значение стало ясно ученице и ассистентке Гуссерля Эдргг
Штайн, которой учитель в 1916—18 гг. во Фрайбурге доверял
упорядочение, а порой и обработку своих рукописей. Занимаясь
подготовкой второй и третьей книг Идей к чистой феноменологии,
Э. Штайн в 1917 г. натолкнулась на гуссерлевские заметки и
рукописи, относящиеся к теме "Сознание времени". Э. Штайн
нашла эти заметки "прекрасными", хотя конечно и
незавершенными. Она сама осуществила их обработку. Есть свидетельства, что
Гуссерль вместе со своей ученицей в течение нескольких дней
работал над вариантом, предназначаемым, видимо, для публика-

Часть I. На пути к Идеям I
41
ции. Это и был текст, положенный в основу издания 1928 г. (в
Jahrbuch für Philosophie und phänomenologische Forschung. Bd. IX)
под общим названием Edmund Husserls Vorlesungen zur
Phänomenologie des inneren Zeitbewußtseins. Издателем был Мартин Хайдегтер,
в те годы, как известно, также усиленно работавший над
проблемой времени. Хотя первая часть этого текста была названа Лекции
о внутреннем сознании времени 1905 г. (под таким же названием она
фигурирует в X томе Гуссерлианы), надо учесть, что речь, строго
говоря, по большей части идет о рукописных материалах (1907—
11 гг. и 1917 г.), причем обработанных в соответствии с еще более
поздней гуссерлевской трактовкой феноменологии. Видимо,
нельзя сбрасывать со счетов и творческое участие Эдит Штайн в
подготовке текста, основой которого была не готовая рукопись, а
разрозненные заметки. Однако нет оснований вообще
сомневаться в принадлежности основных идей самому Гуссерлю, ибо он без
оговорок ссылался на "свои7' лекции, опубликованные Хайдегте-
ром. Но в результате мы все-таки имеем любопытное
свидетельство участия в их разработке также учеников и последователей
Гуссерля. (Немаловажно, что инициатива их публикации
исходила от М. Хайдеггера, который написал небольшое
предисловие, подчеркнув важность и актуальность гуссерлевского анализа.
Было оговорено, что издатель устранил лишь некоторые
шероховатости в тексте, что он не посягнул на "подвижность"
лекционного стиля и намеренно сохранил имеющиеся повторения
наиболее существенных пунктов анализа. (См.: Hua X, S. XXIV—XXV.)
Формирование нового типа феноменологии
Возвращаясь к исследовательским разработкам Гуссерля
1904—05 гг., целесообразно отметить ряд моментов, важных для
понимания формирующейся новой феноменологической
концепции.
1. В рукописи A I iii/79b Гуссерль сообщает, что при
феноменологическом описании восприятия пользуется вошедшим в
употребление в литературе термином "Leibhaftigkeit" (соответственно
"leibhaft"), что означает "живую телесность" как способ данности
воспринимаемого (Chronik. S. 84).
2. В трактовке восприятия все более проступают тонкие
различения: содержание (смысл, Sinn) восприятия; имманентные и
трансцендентные восприятия; чувственные и нечувственные
восприятия; различения между ощущением и восприятием
(рукопись F I 9/17-22).

42 H. В. Мотрошилова «Идеи IЭдмундл Гуссерля»
3. Применительно к фантазии также намечаются различения
как "рубрики" ее дальнейшего исследования: о понимании,
постижении фантазии (Phantasieauffassungen), об опосредованно-
сти процесса представления в фантазии — в противовес
воспринимающему представлению; о различии между фантазией и
образными представлениями; фантазия как чистое
(непосредственное) осовременивающее сознание (рукописи FI8/17-21; F18/55 и
др-).
4. Но главное внимание в 1905 г. Гуссерль все же уделяет, что
мы уже видели, проработке проблемы времени, — "загадке
сознания времени", как об этом будет сказано в Идеях I (где также
будет подчеркнуто, что в том же 1905 г. Гуссерль в "существенных
чертах завершил" свои исследования сознания времени).
Между тем заканчивается тот период, когда Логические
исследования по существу замалчивались или находили слабый резонанс.
По свидетельству Шпигельберга, американский философ Б. Пит-
кин, посетив Гуссерля в начале марта 1905 г., испрашивает его
разрешения на перевод Логических исследований. Разрешение
получено. Далее высокую оценку работы Гуссерля дает В. Дильтей:
«Эта книга представляет собой первый фундаментально новый
вклад в философию со времен Милля и Конта; он, Дильтей,
считает VviVI Исследования важнейшими и — в их повороте к
субъекту и его переживаниям — чрезвычайно плодотворными. Это
обстоятельство и тот факт, что Дильтей стал вести семинар об
этой книге, произвели глубокое впечатление на Гуссерля».
Согласно Г. Мишу, несколько разговоров с Дильтеем (а не
сочинения последнего) дали Гуссерлю импульсы, которые повлияли на
движение от Логических исследований к Идеям I (Chronik. S. 87—88).
В ответ и сам Гуссерль в мае 1905 г. проводит семинар по
проблемам исторического — с опорой на "понимающую психологию"
Дильтея, на сочинения Риккерта и Виндельбанда (Ibid. S. 89). (В
дальнейшем, как мы увидим, творческие контакты с Дильтеем
возобновятся.)
Особенно активным становится общение с философами из
Мюнхена. И это не случайно: в Мюнхене понятие
"феноменологии" начало входить в обиход еще до Гуссерля2. Но вид и размах,
которые феноменологические исследования приобрели
благодаря Гуссерлю, поражали воображение молодых ученых.
Мюнхенские студенты Теодора Липпса — А. Раинах, Ф. Вайнеман,
А. Швеннингер, И. Дауберт — приезжают в Геттинген учиться у
Гуссерля (Г. Шпигельберг называет это "мюнхенским
нашествием" в Геттинген). Круг учеников и последователей Гуссерля
расширяется, контакты упрочиваются. И хотя все перечисленное —

Часть I. На пути к Идеям I
43
несомненные свидетельства признания научных заслуг и
авторитета Гуссерля, геттингенские коллеги по-прежнему настроены
недружелюбно. Как бы предчувствуя то, что случится
несколькими месяцами позже, основатель феноменологии 3 января
1905 г. с горечью объяснял в письме Брентано, в чем причины его,
Гуссерля, неудач в восхождении по ступеням академической
карьеры. Он — не тот аккуратный приват-доцент, который с
вниманием относится к публике и правительству и своевременно
публикует ожидаемые от него порции сочинений. Такой приват-
доцент должен попросту следовать за влиятельными
философами (названы Вундт, Зигварт, Эрдманн) и остерегаться
критиковать их слишком радикально. «А я сделал нечто прямо
противоположное», — пишет Гуссерль. К тому же за несколько лет,
заполненных упорной работой, он ничего не опубликовал. Так
надо ли удивляться тому, что коллеги так против него настроены?!
Брентано отвечает доброжелательно, с сочувствием. Но ведь и он,
учитель, вряд ли забыл о той критике, которой бывший ученик
подверг его в Логических исследованиях (См.: Husserl E. Briefwechsel.
Bd l. S. 25, 26).
Понимая это, в одном из писем к Брентано (от 11 и 15 октября
1904 г.) Гуссерль исповедально говорит о самом себе: «От
природы ни одна потребность не развита во мне сильнее, чем
оказывание уважения, чем стремление примыкать к тем, кого я в любви
почитаю, и ревностно вступаться за них. Но к сожалению, как во
мне заключено нечто двойственное, так живет во мне необузды-
ваемый критический смысл... Связанный душевными узами,
свободный в своем интеллекте, я и продвигаюсь, не слишком
счастливый, по своему пути» (Chronik. S. 83). Не содержат ли эти
строки личностное объяснение того, почему Гуссерль, искренне
благодарный и душевно преданный своему учителю Брентано,
решился критически выступить против брентановской концепции
интенциональности?
Выдающийся геттингенский математик Д. Гильберт в мае
1905 г. собирает отзывы о научных заслугах основателя
феноменологии от таких известных немецких философов, как Эрдманн,
Кюльпе, Липпс, Наторп, Риль, Виндельбанд — с намерением,
наконец, добиться для Гуссерля места ординарного профессора.
Философский факультет решением от И мая 1905 г. энергично
протестует против этого. Гуссерль в письме к Наторпу от 23
декабря 1908 г. вспоминал: сам министр обращался к факультету,
желая узнать, какие доводы были выдвинуты в противовес его
намерению присвоить Гуссерлю звание ординарного
профессора. Коллеги (под влиянием Баумана и Е. Мюллера) опять ответа-

44 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ли отказом. Как записал Гуссерль в дневнике, «основанием было:
отсутствие моих научных заслуг. А теперь я прошу небо даровать
мне силы, чтобы это не парализовало моих научных
устремлений» (Chronik. S. 90). Исторический парадокс: кто сейчас знает
геттингенских коллег и рьяных противников Гуссерля Баумана и
Е. Мюллера? А на полках лучших библиотек мира стоит уже
более 30 томов сочинений Гуссерля — и издание Гуссерлианы
успешно продолжается! Впрочем нет в этой истории ничего
необычного (достаточно вспомнить о жизненном пути Канта,
Фихте, Гегеля...).
В июле 1905 г. из aima mater, университета в Галле, Гуссерлю
приходит предложение занять место уходящего в отставку
известного профессора А. Риля. Это утешает — как согревают и
творческие контакты, дискуссии с молодежью, особенно с
мюнхенскими учениками, а также с известными философами.
Знаменательная теоретическая веха: в рукописях, написанных
в период летних каникул 1905 г., уже имеется, по словам самого
Гуссерля, «понятие и корректное употребление термина
"феноменологическая редукция"» (Ibid. S. 92). Все большее внимание
уделяется проблеме восприятия вещи и, в частности, вопросу о
профилях, нюансах, неотъемлемо присущих такому восприятию
(рукописи КII 4/9ib), a также о синтезе восприятий,
обеспечивающем данность "идентичного предмета" (рукописи D 13Ш/24о). Это
уже тематика будущих Идей I. В зимнем семестре 1905 г. Гуссерль
читает лекции о Канте и послекантовской философии, а также
ведет семинар о кантовской теории опыта (по "Критике чистого
разума" и "Пролегоменам"). Занятия по Канту привлекли
слишком много слушателей, о чем Гуссерль с сожалением сообщает
Дауберту (в письме от 15 ноября 1905 г.), добавляя, впрочем, что
несмотря на это все слушатели исполнены живого интереса. На
семинаре 1905/06 гт. Гуссерль, пользуясь "доброй кантианской
атмосферой", (как он пишет Дауберту 15 ноября 1905 г.),
разбирает также и работу Наторпа Введение в психологию. В том же
письме сообщается, что самым зрелым и умным среди
слушателей ему представляется Макс Шелер из Иены, ученик известного
философа Эриха Йенша. На занятиях Гуссерля время от времени
появляется и сам коллега Йенш. И новые знаки признания:
предложение профессуры от университета Бреслау, а несколько
позднее — известие об избрании Гуссерля членом-корреспондентом
Баварской Академии наук. А в июне 1906 г. "спор с факультетом"
о профессорстве заканчивается для Гуссерля очень просто и
решительно: Вильгельм, король Пруссии, назначает его ординар-

Часть I. На пути к Идеям I
45
ным профессором философского факультета, "личным ордина-
риусом", как тогда говорили (Chronik. S. 96—97).
В 1906 г. продолжаются занятия Гуссерля, посвященные Канту,
на этот раз Критике практического разума. Андре Лалланд
присылает Гуссерлю свой Философский словарь (Vocabulaire
philosophique) с просьбой сделать замечания. Гуссерль откликается: в
"Bulletin de la Société française de philosophie" (1906. P. 293, 296, 299) он
публикует свои замечания к статьям "Faculté" (способность),
"Fait" (факт), "Fantasie" (фантазия).
Гуссерль погружается в изучение некоторых наиболее
значимых тогдашних работ по философии и философской
психологии. Наряду с ранее названными авторами он тщательнее
изучает сочинения А. Мейнонга, Й. Петцольда, X. Корнелиуса и
других философов. Гуссерль вновь перечитывает и свои собственные
произведения. Чувство неудовлетворенности состоянием
философии, логики, психологии не покидает его. 25 сентября Гуссерль
делает важную запись в дневнике: «В первую очередь я вьщвигаю
всеобщую задачу, которую должен решить для самого себя, если
я вправе именовать себя философом. Я имею в виду критику
разума. Критику логического и практического разума,
оценивающего разума вообще... С другой стороны: мы нуждаемся
также в проведении [этого] в жизнь. И вот на первом месте стоят
проблемы феноменологии восприятия, фантазии, времени,
вещи. В связи с этим я предпринял попытки разработки
феноменологии внимания... Далее нужна систематическая разработка
феноменологии значения. Далее — теория суждений...» (PPhR. 1956.
Р. 294—300).
В 1906 г. Гуссерль снова углубляется в логическую
проблематику: в зимнем семестре 1906/07 гг. он читает курс "Введение в
логику". В письме к Дауберту от 11 ноября 1906 г. радуется тому,
что в работе со слушателями углубил и улучшил понимание
"идеи чистой логики". Весьма вовремя приходит и письмо от
Г. Фреге (от 30 октября — 1 ноября 1906 г.) о задачах логики.
Вместе с тем не только собственно логика занимает Гуссерля, но и
проблема "отношения априорной онтологии реальности к логи-
ческо-формальной онтологии" (рукопись FI i6/20a) — а это тоже
одна из проблем будущих Идей I.
К Гуссерлю в Геттинген приезжает с визитом Гуго фон Гоф-
мансталь, с которым в дальнейшем завязывается переписка и
которому, в частности, 12 января 1907 г. Гуссерль пишет письмо о
феноменологическом и эстетическом созерцании. А в декабре
1906 г. (как явствует из рукописи FI ю/27б) куратор Гетгингенско-
го университета просит Гуссерля помочь профессору Павлу Со-

46 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
колову из Москвы в его научных занятиях. В марте 1907 г.
Гуссерль посещает Франца Брентано во Флоренции. В своих
"Воспоминаниях о Франце Брентано" (Ibid. S. 165) Гуссерль пишет о
том, как тепло встретил его "почти слепой" Брентано, как
старался обратить внимание бывшего ученика на
достопримечательности Флоренции. Гуссерль чувствовал себя так, как будто в мыслях
и мечтах вернулось время его ученичества у Брентано в Вене.
Гуссерль предпочитал не говорить, а слушать своего учителя. Но
Брентано, по словам Гуссерля, пожелал услышать от своего
бывшего ученика, а теперь главы растущей философской школы и
основателя феноменологического исследовательского метода,
резюме его борьбы с психологизмом. Гуссерль, однако, замечает:
«До взаимопонимания дело не дошло». А вот подкрепляющий
последние слова отзыв Брентано (в письме к Н. Bergmann) об этой
встрече: Гуссерль обрушил на него уверения в своей
благодарности и своем почтении; Гуссерль также уверял, что в
действительности не относит Брентано к психологистам (что в его глазах
означает "очищение" от чего-то подозрительного); присутствие
жены Гуссерля и круга посетрггелей воспрепятствовало, по словам
Брентано, действительно творческой дискуссии, хотя ему
пришлось выслушать "гротескные утверждения" (Chronik. S. 103).
В 1907 г. происходит знаменательное событие: ученик
Гуссерля Т. Конрад учреждает "Геттингенское философское общество",
которым он (с перерывом) руководит до 1912 г. (Члены общества
1907 г.: Karl Neuhaus, Wilhelm Schapp, Heinrich Hoff mann, David
Katz, Alfred von Sybel, Alexander Rosenblum). Ученица Гуссерля
Эдит Штайн вспоминает об этом времени, что члены Общества
собирались еженедельно по пятницам, спорили до утра, а потом
шли на субботний семинар Гуссерля. А он сначала удивлялся
сонливости слушателей; затем, узнав о причине, предложил им
собираться для дискуссий в другой день. Теодор Конрад,
занимавшийся проблемой значений (и впоследствии изложивший
свои идеи в работе "Sprachphilosophische Untersuchungen"
["Исследования по философии языка"]), был центром философского
кружка. (О том, как развивалось геттингенское философское
сообщество в последующие годы, речь пойдет в этой главе позднее.)
В 1907 г. Гуссерль читает цикл лекций, проводит так
называемый Dingkolleg, т. е. занятия, дискуссии по проблеме "сознания
вещи".

Часть I. На пути к Идеям I
47
Лекции Гуссерля о вещи, восприятии
и пространстве (1907)
Между опубликованием двух важнейших сочинений
основателя феноменологии Эдмунда Гуссерля Логические исследования
(Bd. L, П, 1900—01 гг.) и Идеи к чистой феноменологии и
феноменологической философии (1913) прошло более десяти лет. Долгое время
история феноменологии между этими двумя пунктами ее
развития была малоизвестна, особенно широкой публике, незнакомой
с лабораторией гуссерлевской мысли, которая именно в это
десятилетие испытала многие изменения и превращения, сделавшие
феноменологическую философию зрелым и разветвленным
учением. Как оказалось впоследствии, когда (в разные годы, но
особенно после смерти Гуссерля) были напечатаны богатейшие
материалы, помечавшие вехи его жизненного пути, к 10-м годам
возникли и оформились целые разделы феноменологической
концепции, которые как раз и сделали возможным появление
Идей, где это учение обрело беспрецедентное богатство
содержания и сложную структурную систематику. Среди главных вех
творческого развития Гуссерля в этот период (наряду с Пятью
лекциями по феноменологии 1907 г. [Hua II] с уже названными
Лекциями по феноменологии внутреннего сознания времени 1905 года,
опубликованными М. Хайдеггером в 1928 г. [Hua X], с Философией
как строгой наукой ["Логос". 1910/11. Т. 1.]) были и лекции 1907
года под общим названием Вещь и пространство [Hua, XVI]. Из
всех этих текстов — что немаловажно — сам Гуссерль
опубликовал только статью Философия как строгая наука. И дело было не в
том, что автор считал остальные рукописи непригодными для
печати. Правда, это были материалы к лекциям, но Гуссерль по
своему обыкновению тщательно готовил их (сначала делая
стенографические записи, потом расшифровывая, вновь и вновь
корректируя и дополняя тексты), так что впоследствии перед
издателями развернулся огромный массив (почти) готового к
опубликованию гуссерлевского наследия. (Это, кстати, делает посмертные
публикации лекций и заметок Гуссерля аутентичным
выражением взглядов автора, чему способствует и высочайшая культура
издания, сложившаяся в гуссерлеведении.) Теперь значение
разработок 1905—07 гг. исследователи оценивают весьма высоко: по
словам немецкого феноменолога Ульриха Клесгеса (Claesges),
издателя лекций о вещи и пространстве, «Гуссерль уже в 1907 г. в
главных чертах разработал основной принцип своей
будущей чистой, или трансцендентальной,
феноменологии, принцип феноменологической редукции и...

48 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
уже в это время был в состоянии дать первый очерк проблем,
методов и целей чистой феноменологии» (Ibid. S. XIV). Открытие
Гуссерлем принципа редукции — согласно неоднократным
разъяснениям самого основателя феноменологии (Hua X, 237 ff.;
Manuskript А VII25: S. 2 ff.) — произошло летом 1905 г. Упомянутые
материалы объективно свидетельствуют о чрезвычайной
плодотворности периода 1905—07 гг. в развитии Гуссерля. (Повторим,
однако, что субъективно создатель феноменологии именно в это
время переживал — как свидетельствуют его заметки в
дневниках, письма, воспоминания современников — глубокий духовный
и творческий кризис, который был обусловлен главным образом
внутритеоретическими, но отчасти и личными причинами и
трудностями.)
Одна из трудностей состояла в том, что Гуссерлю
потребовалось вновь и вновь осмысливать Логические исследования,
истолковывать их для публики и отвечать на упреки критиков — и это
при том, что сам он уже во многом ушел вперед по сравнению с
несомненно грандиозным ранним сочинением. Заключенные в
Логических исследованиях сложные, напряженные, но и по-своему
плодотворные противоречия Гуссерль пытался снять благодаря
более последовательному развертыванию принципов
трансцендентализма. Здесь не место подробно анализировать Логические
исследования с точки зрения их места в дальнейшем развитии гус-
серлевской феноменологии, как и их роли в философии XX века.
Достаточно в общей форме констатировать, что 1) ряд
важнейших понятий будущей трансцендентальной феноменологии в
Логических исследованиях либо не был прояснен сколько-нибудь
удовлетворительно, либо вообще не был введен прямо и четко, а
содержался — как понятие "феноменологическая редукция" — в
тексте латентно; 2) Логические исследования спрессовали в себе
столько различных и разнонаправленных исследовательских
проектов (от "чистой логики", "чистой логической грамматики"
до феноменологии переживаний), что Гуссерлю поневоле
пришлось, колеблясь между ними, выбирать для себя относительно
однородные предпосылки, методы, перспективы анализа и
подкреплять их соответствующими общефилософскими
концепциями. Гуссерль, как известно, выбрал для дальнейших
исследований не "чистую" логику, а "чистую" феноменологию; из
феноменологических возможностей была четко избрана
трансцендентальная феноменология.
Лекции о вещи и пространстве имеют свою предысторию.
Опять напомню: в зимний семестр 1904/05 гг. Гуссерль посвятил
свою деятельность проекту, носившему название "Феноменоло-

Часть I. На пути к Идеям I
49
гия и критика разума", и во исполнение его прочел в Геттинген-
ском университете лекции на тему "Главные разделы
феноменологии и теории познания". Но вскоре эти лекции показались ему
"в высшей степени неудовлетворительными набросками" (Hua
XVI, S. XVII). (При этом тема вещи и пространства в них еще
специально не разбиралась, хотя была заявлена.) В 1907 г. Гуссерль
прочел Лекции о вещи и пространстве. Им — в качестве Введения
— были предпосланы Пять лекций по феноменологии,
прочитанные с 26 апреля по 2 мая 1907 г. (впоследствии опубликованно в:
Hua II). Я лично отношу их к числу наиболее удачных (ранних)
вариантов относительно целостной гуссерлевской
феноменологии. И Пять лекций, и Лекции о вещи и пространстве формально
относились к одному и тому же (упомянутому) циклу "Главные
разделы из феноменологии и критики разума" и соотносились с
задачей, которую Гуссерль, как мы видели, тогда выдвигал в
качестве центральной — с осуществлением масштабной "критики
разума". Задача ставилась и решалась под немалым влиянием
Канта, философией которого основатель феноменологии в те
годы усиленно занимался (Biemel W. Einleitung des Herausgebers II
Hua II, S. VIII). Исследователи справедливо усматривают значение
Пяти лекций не только в том, что в них впервые была четко
артикулирована идея феноменологической редукции, но и в том, что
в них была развита "основополагающая мысль о конституции
предметов в сознании" (Ibid.). Лекции о вещи и пространстве,
интересующие нас как важнейшая веха на пути к Идеям I, до сих пор
не переведены на русский язык. Я опубликовала результаты
своей исследовательской работы над этими лекциями (См.:
Историко-философский ежегодник. М., 2000.). Здесь я выскажу самое
общее и принципиальное соображение относительно связи
Лекций с Идеями I. В данном произведении обращение к теме вещи,
ее осознания с помощью восприятия становится
профилирующим. Более того, оно даже используется как особая модель для
феноменологического анализа других ("невещных") структур
сознания. Парадокс состоял, однако, в том, что за исключением
небольшого круга из студентов и коллег, слушавших Лекции,
большинство читателей Идей I не могло знать, сколь основательно
и глубоко основатель феноменологии проработал вещно-про-
странственную тему — прежде чем он начал писать Идеи I как
всеобщее введение в трансцендентальную феноменологию. Как
не могли многие слушатели знать о том, что тексты к Лекциям,
обработанные и подготовленные к печати, стали одной из
репетиций на пути к Идеям I (и что впоследствии не представит
большого труда подготовить их к печати — Hua XVI).

50 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Занятия, дискуссии по проблеме "сознания вещи" посещают
ученики Гуссерля. Но не все слушатели согласны с Гуссерлем.
Так, он полемизирует с Г. Гоффманом (по проблемам
эстетического смысла и эстетического предмета). И даже делает
специальные заметки в рукописях (о споре с Гоффманом — F пз/57, i60a,
163а, о споре с Т. Конрадом — FI i3/26a). Дискуссии не
ограничиваются учебным временем; Гуссерль отворит для них
дополнительное послеобеденное время; споры разгораются острые и
оживленные. Летний семестр 1907 г. и был заполнен в основном
лекциями и дискуссиями по проблеме вещи. По окончании лекций
лектор и слушатели собираются в Kneipe (в кафе-пивной). И там
впервые исполняется "феноменологическая песня", которая
поется на известную тогда мелодию; стихи сочинил Альфред фон
Зибель. Начальные слова: "О как же философия цветет с поры,
как феноменологией слывет..." (SpiegelbergH. The Phenomenologi-
cal Movement. Vol. II. P. 743).
1908—1909 гг.: работа "внизу"
Гуссерль постоянно подводит итог сделанному, осуществляет
придирчивую "саморефлексию" по поводу вновь созданного
(после Логических исследований) варианта феноменологии. В
дневниковых заметках есть такая запись Гуссерля, еще раз
свидетельствующая одновременно и о тогдашнем болезненном смятении
чувств, и о силе духа, целеустремленности этого человека. «В
зимнем семестре 1906/07 гг. я поработал очень прилежно и не без
результатов. В первой половине лекций по логике (читавшихся
вплоть до Рождества) я дал всеобщее введение в наукоучение.
Явилась возможность плодотворно провести те демаркационные
линии, которых требует идея наукоучения. После Рождества я
сделал попытку вкратце развить учение о всеобщих формах
объективации. Но это снова не превратилось в нечто целое, хотя
изложение не могло не представлять определенной ценности. Я
приложил очень много усилий, и в феврале совсем устал. На
пасхальные каникулы (следовательно, в 1907 г.) состоялась моя
первая поездка в Италию, которую в Германии так любят. Летом
читал (по четыре часа) лекции, в которых была предпринята
грандиозная попытка представить главные идеи феноменологии, а
также попытка дать наброски феноменологии вещественности
(Dinglichkeit) и особенно пространственности» (См.: Husserl E.
Persönliche Auszeichungen. P. 301—302; запись от 6 марта 1908 г.).
(Речь идет о ранее упомянутых лекциях Гуссерля). Сам
основатель феноменологии понимал их новаторское значение, но очень
огорчался тем, какой прием они встретили. «Это было новое ве-

Часть I. На пути к Идеям I
51
ликое начало, к сожалению воспринятое и понятое моими
учениками не так, как я надеялся. Трудности были слишком велики
и их нельзя было преодолеть с первой попытки» (Ibid. P. 302).
Наталкиваясь на сопротивление учеников и коллег, Гуссерль решил
посвятить лекции той тематике, в которой он рассчитывал на
большее понимание: он занялся — и уже не в первый раз —
углубленным исследованием Критики чистого разума Канта.
1908 год вообще начался для Гуссерля несчастливо. Его сын
Герхард упал на льду и слег с сотрясением мозга. Правда,
мальчик через пару месяцев выздоровел. Однако болезнь Герхарда, а
потом и жены Мальвины выбила Гуссерля из колеи. Он записал в
дневнике: «И черные тучи затянули небо. Я почти мог бы сказать,
что по причинам, в которые не хочется углубляться, это было
самое неблагословенное (unseligste) время моей жизни». Однако
"надо собраться", "преодолеть диссоциации", приказывает себе
Гуссерль. «Я хочу вновь восстановить свои силы и снова
сориентировать мою духовную жизнь на великие цели. Я был в
величайшей "жизненной опасности". Ну а теперь, как будет угодно
Богу. Но я хочу победить или умереть. Однако умереть духовно,
проиграть в борьбе за внутреннюю ясность, за философское
единство и все еще продолжать вести философскую жизнь — вот
это, как я надеюсь, не мой удел и такое для меня невозможно. И
все же я не должен рефлектировать — до той поры, пока не стану
более спокойным внутренне, более умиротворенным и
уверенным» (Ibid. P. 302). Все известное о Гуссерле как человеке
убеждает, что это не были выспренные слова: именно так — в
отнесенности к великим целям — основатель феноменологии понимал (и
строил) свою жизнь, выполняя свою миссию. Рутинное
существование обычного профессора философии было не для него.
Отсюда такой накал чувств, сомнений, такая концентрация утрат и
обретений, постоянная критическая рефлексия на то, что
сделано. Наконец, весной 1908 г. Гуссерль снова полностью
сосредоточен на новых феноменологических исследованиях.
Темы, которые его теперь привлекают, судя по рукописям,
самые разнообразные: восприятие вещи; тело как условие
восприятий; поток сознания и его связь с телом (В 14/i3-25; ВII2/20-22 —
См.: Hua XIII, Beil. Ill; A IV is/16 ; КII4/71-72 — см.: Hua XIII, Beil.
XXXI) 2) "абсолютное сознание" (рукописи — ВII 2/2а, А14/6-9)
3) конституция чужого сознания (А 14/6-9) 4) выражения и их
значение (А 19/7-8) и т. д. И вот принципиально значимая веха:
Гуссерль все чаще начинает пользоваться понятием
"трансцендентальная феноменология". Сам по себе термин употреблялся до
Гуссерля философом Й. Зенглером (1799—1878), профессором в

52 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Марбурге и Фрайбурге. Гуссерль о Зенглере нигде не упоминает.
Считается, что понятие "трансцендентальная феноменология"
он вводит самостоятельно, независимо от предшествующих
попыток его употребления. Впервые этот термин появляется у
Гуссерля, как полагают специалисты, в рукописи 1908 года
«Трансцендентальная феноменология как наука о трансцендентальной
субъективности и конституции в ней всех объективностей
познания и ценностей». Этот замысел трансцендентальной
феноменологии как специфической науки широкого проблемного
диапазона является результатом всех упомянутых ранее разработок
первого десятилетия XX века. Затем, уже в Идеях I,
трансцендентальная феноменология будет определена Гуссерлем как
"сущностное учение о трансцендентально редуцированных
феноменах" (Hua III, 6). Об этой феноменологии будет сказано, что она
является "чисто дескриптивной дисциплиной, исследующей поле
трансцендентально чистого сознания в чистой интуиции" (Hua
III, 127).
В летнем семестре 1908 г. Гуссерль читает лекции по всеобщей
истории философии (для начинающих), а также "Введение в
наукоучение" (для продвинутых слушателей), ведет семинар по
основным проблемам учения о значении и суждении. В семинаре
участвуют 17 слушателей. Собственно, введение в наукоучение и
ограничивается учением о значении и суждении. В одном из
манускриптов (F15/7) Гуссерль пишет: «Объявляя в прошлом
семестре лекции, я намеревался исследовать общую идею наукоуче-
ния и ограничить подпадающие под это широкое название
научно-теоретические дисциплины. Теперь, в нынешних лекциях, я
намереваюсь ограничиться сферой логики аналитического
мышления. Здесь нам встречается понятие значения». К тому же
Гуссерлю известно, какой вес проблема значения приобрела в глазах
его учеников и последователей: они ее постоянно обсуждают.
Идя навстречу этому интересу, Гуссерль несколько сужает
намеченную ранее проблематику лекций по наукоучению (Chronik.
S. 116) \
Интенсивно идет и общение с коллегами. 28 мая 1908 г.
Гуссерль впервые приглашает к себе в гости членов "Геттингенского
философского общества" (собирается 14 человек). Основатель
феноменологии также читает книгу Гуго Мюнстерберга
Философия ценностей, вышедшую в том же 1908 г., делает из нее выписки,
уделяя внимание аргументам Мюнстерберга, направленным
против этического скептицизма; делает и собственные заметки по
проблемам соотношения аксиологии и феноменологии (В II1/24-
25, F IV 1/79а). (Эта проблема будет встречаться в Идеях!). Рихард

Часть I. На пути к Идеям I
53
Кронер посылает Гуссерлю свою книгу О логической и
эстетической всеобщезшчимости (Über logische und ästhetische
Allgemeingültigkeit). В связи со своими лекциями (но в немалой степени
откликаясь на дискуссии неокантианцев и других тогдашних
философов), Гуссерль (что видно из манускриптов ВII2/1 а,- 18 ь;
В IV 1/60 a; F112/2 а) углубляется в вопрос о соотношении
трансцендентальной феноменологии и трансцендентальной логики,
причем здесь принимает в расчет книгу Йонаса Кона Предпосылки и
цели познавания (Cohn J. Voraussetzungen und Ziele des Erkennens.
1908). Гуссерль также изучает статью Теодора Липпса Содержание
и предмет, психология и логика (Inhalt und Gegenstand, Psychologie
und Logik; см.: Chronik. S. 118). Таким образом,
логико-гносеологические штудии Гуссерля не только соответствуют
континуальности, преемственности его собственной работы, но и в
значительной мере отвечают сконцентрированности на тех же
проблемах современной ему философии. При этом рукописи (В 11/25 а;
ВII1/35 ь и др.) показывают, сколь важной и трудной задачей
становится для Гуссерля обоснование
трансцендентально-феноменологического идеализма. "Вещественное бытие немыслимо без
сознания" (Chronik. S. 119). (И эта тема станет профилирующей в
Идеях.) Работа становится все более интенсивной. В письме к сыну
Генриху от 30 сентября 1908 г. Гуссерль сообщает: «Я провожу
свои каникулы в интенсивной работе — вперед на всех парусах
(Volldampf voraus)!»
В несколько более позднем письме (от 6 октября) он снова
пишет сыну, что работает с таким напряжением и с таким
увлечением, как давно не работал (Ibid. S. 120). Возникает
содержательный вопрос: не поворачивается ли Гуссерль снова к своему
проекту наукоучения, не собирается ли продолжать далее
"логические исследования"? Гуссерль сам дает на него ответ (рукопись
АI ю/31 ь): он не ставит перед собой задачу исследовать
соотношение традиционной и современной логики, а также не
собирается входить в круг связанных с этим теорий, проблем, решений,
споров. Интерес основателя феноменологии остается
сконцентрированным на теории значений, причем к последней он
предполагает перейти, сначала разработав проблемы науки о разуме,
о логосе (Ibid. S. 121). Тем не менее и в зимнем семестре
1908/09 гг. читаются лекции "Старая и новая логика" (для
начинающих). Семинар же посвящен изучению работы Д. Юма Опыт
о принципах морали.
И все-таки главное, что беспокоит самокритичного Гуссерля:
еще не достигнуто должной ясности в феноменологическом
учении, нет полного единства проблем, которые можно было бы

54 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
представить в чистой, упорядоченной, систематической форме
(F 11/105 ь — Beilage zur Vorlesung). Беспокоит и другое —
отношение коллег, о чем он сообщает П. Наторпу в письме от 23 декабря
1908 г. Гуссерль напоминает своему марбургскому коллеге, что
стал ординариусом (ординарным профессором) вопреки
факультету, благодаря решению Министерства (и по королевскому
указу). И у него есть постоянные опасения, что недовольные
профессора факультета будут "мстить" его ученикам на защитах
диссертаций или при приеме на работу. Так и оказалось. А "спор
с факультетом" — непраздный. И об этом Гуссерль тоже
упоминает в письме к Наторпу. Речь идет о расхождениях в понимании
сути и перспектив развития философии: Гуссерль — против
внешней профессорской философской учености
естественнонаучного или исторического профиля; он ждет от философа
новаторской, творческой работы "высокого стиля" (Husserl E.
Briefwechsel. Bd. V. S. 101).
Переписка Гуссерля с П. Наторпом
и Г. Риккертом
Наторп соглашается с Гуссерлем и разделяет его недовольство
коллегами из Геттингена — ведь они к тому же блокируют
приглашение Наторпа в Геттингенский университет, которое весьма
по душе основателю феноменологии. Как мы уже знаем, между
Наторпом и Гуссерлем давно (с 1894 г.) завязалась переписка, а
потом сложились теплые отношения коллег, во многом
несогласных друг с другом, критикующих друг друга в печати и изустно,
но весьма высоко ценящих содержательное общение. Они
обсуждали еще гуссерлевские рецензии и статьи по логике конца 90-х
гт. XIX в. (в этом обсуждении, кстати, глубоко поставлены
проблемы критики психологизма, очевидности, данности и т. д., т. е.
те вопросы, которые довольно скоро оказались в центре
Логических исследований Гуссерля). По выходе в свет I тома Логических
исследований Наторп одним из первых получил экземпляр от
издателя. В письме из Марбурга от 14 июля 1900 г. (Ibid. S. 75 ff) от
Наторпа поступил первый, в целом благоприятный отклик. И он
опубликовал рецензию на I том Логических исследований (См.: Na-
torpP. Zur Frage der logischen Methode. // KS. 1901. S. 270—283),
которую Гуссерль (в своем письме от 7 сентября 1901 г.) назовет
"глубокой и дружественной" (Ibid. S. 84). В следующем, 1901 г.
Наторп послал Гуссерлю свою работу К логическим основаниям
новой математики (Zu den logischen Grundlagen der neueren
Mathematik III) и просил Гуссерля сделать "пару замечаний". Вот что

Часть I. На пути к Идеям I
55
еще, кроме прочего, объединяло двух выдающихся философов
XX в. — внимание к философской интерпретации математики и
вообще ориентация на математику. Гуссерль ответил (7 сентября
1901 г.) пространным и весьма специальным письмом, на которое
Наторп в свою очередь прислал столь же подробный ответ (10
сентября 1901 г.). Их разногласия (о которых Гуссерль, впрочем,
пишет: они "имеют тенденцию сглаживаться и в конечном счете
стремятся к нулю") касаются, в частности, вопроса о
психологизме. Наторп в рецензии возражал против попыток зачислить
большинство неокантианцев в разряд психологистов. Гуссерль в
письме возразил: разве Курт Лассвиц, Альбрехт Краузе, Отто
Шнайдер, Вильгельм Виндельбанд, Отто Либман — не
неокантианцы? «И однако все они психологисты и релятивисты», —
заявил Гуссерль. Он получил от Наторпа его книгу Учение Платона
об идеях. Введение в идеализм (Piatos Ideenlehre. Eine Einführung in
den Idealismus. 1903). Книга появилась в продаже в 1903 г., но
Гуссерль располагал ею уже в декабре 1902 г. Затем, в 1904—05 гг.
Гуссерль письменно поблагодарит Наторпа за присылку других
его работ.
В 1908 г., о котором здесь идет речь, переписка возобновляется
и оживляется. Особое значение имеет письмо Гуссерля Наторпу
от 18 марта 1909 г. Гуссерль сожалеет о возможной, но не
состоявшейся встрече с Наторпом: он охотно обсудил бы с ним
затрагивавшиеся в их корреспонденции проблемы
«трансцендентального метода (в смысле Канта и его школы) и
феноменологического метода, отношения Вашей философской психологии и моей
феноменологии, различные возможные отграничения "чистой"
логики». Во всех этих пунктах, подчеркивает Гуссерль, он
значительно продвинулся вперед по сравнению с Логическими
исследованиями. Он с интересом выслушал бы и мнение Наторпа о
ситуации в тогдашней философии (См.: Ibid. S. 109).
Обсуждая частный вопрос о том, как следует работать Т.
Конраду (которого он рекомендовал Наторпу с просьбой помочь в
защите диссертации), Гуссерль переходит к принципиальным
позициям, разделяемым неокантианцами и феноменологами и
разделяющим их. Марбургская школа опирается на иную, чем
феноменология, проблематику и методику. «Она разработала
для себя, — пишет Гуссерль, — прочные формулировки для
высших теоретико-познавательных проблем, которые являются для
нее первичными и на которые ориентирована вся дальнейшая
работа, так что всякое исследование стремится и должно
ориентироваться на эти формулировки. Мы, гетгингенцы, работаем на
основе совершенно иных установок — правда, мы являемся чест-

56 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ными идеалистами, но движемся в известной степени "снизу".
Ведь есть, как мы полагаем, не только ложный эмпиристский и
психологический, но и подлинно идеалистический "низ", от
которого в работе можно продвигаться шаг за шагом, двигаясь
"вверх"» (Ibid. S. 110). Это различие, продолжает Гуссерль,
сказывается и в том, как феноменология и "психология" Наторпа
трактуют отношение к трансцендентальной философии. Здесь есть
определенное родство. «Но феноменология ни в коей мере не
нуждается в предшествующей трансцендентальной философии,
тогда как Ваша психология должна следовать за
трансцендентальной философией, как заметили Вы сами. И действительно,
то, что мы оба называем трансцендентальной философией, то, в
чем мы видим ее существенные проблемы и методы, — все это
должно существенно различаться». Но Гуссерль спешит добавить,
что чувствует и другое: их с Наторпом объединяет "глубокая
внутренняя общность"; есть много "совпадений", перспективных
для будущего сотрудничества (Ibid. S. 111). Тем не менее Гуссерль
(как видно из рукописей КII4/94,98-1 ю) готовит выписки и
критические замечания по книге Наторпа Идея философской психологии.
17 октября 1909 г. Наторп навещает Гуссерля в Геттингене.
Гуссерль, по всей видимости, сглаживает разногласия со своим
гостем4.
Занятия Гуссерля тесно связаны с логикой и теорией
познания, с конкретной работой "внизу". И все-таки его притягивают
принципиальные и общие проблемы, занимавшие Канта и его
неокантианских последователей. В письме к Наторпу от 18 марта
1909 г. Гуссерль сообщает нечто очень важное для понимания его
планов. Получив от Наторпа известие о готовящемся издании его
"Логики", Гуссерль пишет: «Возможно, я снова не все пойму, но
уверен, что Вы меня сильно расшевелите и продвинете вперед.
От Ваших слов исходит внутренняя сила, которая приводит в
движение мою мысль, даже если я не понимаю их в обычном
смысле. От меня же в обозримое время не следует ожидать
никакой "Логики", но скорее ряд крупных работ, посвященных
существенно новой, как я полагаю, критике разума. Новой, однако
стоящей в необходимой исторической преемственности по
отношению к проблематике Платона—Канта—Юма. Хотя я отдаю
этой работе все свои силы и за восемь лет так много передумал и
сделал набросков, я так и не знаю, подготовлю ли я к изданию
какие-то публикации в этом году или через несколько лет. Небо
ясное, и для движения вперед есть много свежих сил, так что я
говорю себе: цель близка, скоро я ее достигну. Но вот небо
закрывается тучами, падает туман, я блуждаю в болоте, что означает: как

Часть I. На пути к Идеям I
57
все еще далеко! Как бы то ни было, я должен серьезно думать о
завершении. Ведь приближается позднее время, вечер жизни»
(Ibid.). И основатель феноменологии все время беспокоится: «Я —
в весьма неприятной (злой — bösen) ситуации. Огромна
жизненная задача, начаты в высшей степени объемлющие исследования;
и все наполовину готово; и всему этому вопреки — ограниченное
время работы, ограниченные силы и ограниченное число лет
жизни, на которые я могу всерьез рассчитывать» (Chronik. S. 129).
(Знал бы Гуссерль, что ему будет отпущено еще почти тридцать
лет жизни, заполненных плодотворной работой!)
Переписка Гуссерля и Наторпа продолжается. Наторп в
письме от 1 мая 1913 г. выражает благодарность за присылку Идей к
чистой феноменологии и феноменологической философии. В
принципе же переписка Гуссерля и Наторпа длилась до 1924 г. и была, в
частности, посвящена трудной академической судьбе Э. Касси-
рера, а затем и М. Хайдеггера; в их делах оба философа
принимали дружеское и коллегиальное участие. Живо и интересно
обсуждаются — снова же в видах помощи и поддержки —
исследования гуссерлевских учеников и коллег. Надо также учесть, что в
те же годы, предшествующие написанию Идей, у Гуссерля
завязалась (в связи с его участием в издании "Логоса") переписка с
Г. Риккертом, который также посылал из Фрайбурга в Геттинген
свои работы. Например, в июне 1910 г. Гуссерль внимательно
изучал знаменитую статью Риккерта "Два пути теории
познания" (Ibid. S. 142). В рукописях (А 142/ i a) имеются страницы, где
выписки из риккертовской статьи перемежаются с весьма
важными критическими замечаниями Гуссерля, касающимися логики и
теории познания, бытия и ценности.
Переписка же с Риккертом началась позже. О втором издании
риккертовской работы Границы естественно-научного образования
понятий (Тюбинген, 1913 г.), Гуссерль пишет Риккерту: «С
большой радостью узнал я в книготорговле Зиберта о новом издании
Вашего великого труда, столь значительно повлиявшего на
философское движение нашего времени. Говоря откровенно: я тем
не менее по-хорошему завидую Вам, и именно тому, что у Вас за
плечами неторопливая переработка книги, в то время как я в
моих Логических исследованиях должен существенно улучшить что-то
около десяти печатных листов. Этот печальный компромисс со
старым текстом!» (Ibid. S. 174). Риккерт присылает основателю
феноменологии также новое, исправленное издание Наук о
культуре и наук о природе — и Гуссерль выражает удовлетворение тем,
что глава баденской школы неокантианства принял во внимание
критические возражения коллег.

58 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
Итак, имея в виду обмен книгами, весьма содержательную
переписку Гуссерля с представителями обеих неокантианских
школ, марбургской и фрайбургской, можно сделать общий
вывод: дискуссии, обмен мыслями с неокантианцами самым прямым
образом вписаны в контекст той работы основателя феноменологии,
которая привела к написанию Идей, а значит — к формированию
нового, трансцендентально-идеалистического варианта феноменологии.
Движение "снизу вверх": проблемно-теоретический
путь Гуссерля к Идеям I
О том, что упомянутое ранее и обозначенное в письме к На-
торпу специфическое отличие феноменологии от других, в
частности неокантианских, позиций, является очень существенным,
свидетельствует вся деятельность основателя феноменологии в
исследуемое здесь время, завершившаяся написанием Идей.
Гуссерль тщательно обследовал чуть ли не все закоулки
"феноменологического поля", этой "долины" феноменологии, прежде чем
он поднялся к "горному массиву" феноменологического
обобщения, который и назывался Идеями.
Скрупулезная работа "внизу" обнимала множество тем,
проблем, которые отчасти были намечены ранее, отчасти появились
вновь. Но в обоих случаях Гуссерль не просто осуществлял эту
поистине титаническую работу (получившую затем отражение во
многих томах Гуссерлианы и в тысячах страниц до сих пор еще не
полностью опубликованных рукописей), — он, с одной стороны,
вел ее с энтузиазмом, как выполняют жизненную миссию, а с
другой стороны, постоянно мучался, страдал, сомневался,
пересматривал позиции, пребывал в неудовлетворенности от сделанного5.
Он не удовлетворялся собирательством "внизу", а мечтал о
движении "вверх" — к новому целостному, систематическому и
строго научному варианту феноменологии. Значит, этот
двойственный путь к Идеям был в известной степени предопределен с
точки зрения как своего характера, так и содержания.
В 1909 г. созданы манускрипты, посвященные всеобщему
введению в феноменологию: "Идея феноменологии и ее метод"
(F117/2 а), а также обращенные к теме восприятия (F17/1 a; A116/15 а).
Затрагивается также вопрос о воспоминаниях, о "ретенции" (т. е.
возврате назад), заключенной уже в восприятии. (Ученик
Гуссерля Вильгельм Шапп в это время пишет диссертацию по
проблемам феноменологии восприятия.) Принимается в расчет такой
оттенок, как восприятие человеком самого себя, своего тела. И
напротив, появляются манускрипты (В 14/5-7; см. Hua XIII,

Часть I. На пути к Идеям I
59
Beil. VI), посвященные невоспринимаемым вещам. Между
прочим, в одном из писем (от 8 сентября 1909 г.) Гуссерль жалуется,
что летний семестр 1909 г. был потерян для исследований. Нет,
он читал лекции, выполнял все свои обязанности, не впал в
депрессию. Но в конце письма признается: "неприятности"
проистекали от "ближайших коллег по факультету" из-за габилитации
одного из учеников Гуссерля (Chronik. S. 126). Тем не менее
скрупулезная работа "внизу" ведется без сколько-нибудь
существенных перерывов и отклонений.
Все сказанное относится ик1910г. — с одним существенным
уточнением. С одной стороны, Гуссерль, как и прежде,
занимается конкретным феноменологическим анализом (причем он
возвращается к некоторым старым манускриптам, вновь
обрабатывая их). Доминируют такие модусы, как склонность, сомнение,
вопрошание, фантазия, желание, одобрение, волевые акты,
предпочтение, наслаждение и отвращение, участие, признание,
согласие, мотивация и т. д. Вместе с тем дается классификация
переживаний, исследуются "изначальные и не-изначальные"
переживания. Много внимания, как и в Лекциях 1907 г., уделяется
проблеме вещи (восприятие вещи в отличие от фантома и т. д.).
С другой стороны, становится все заметнее нарастающий
интерес Гуссерля к новой обобщающей проблематике феноменологии:
многие рукописи содержат записи Гуссерля на такие темы, как "идея
наукоучения, деление наук, учение о регионах", о сущности
теории суждений; об онтологии природы и онтологии ценностей. В
одной из рукописей (А 18/29 а) идея наукоучения расчленяется
следующим образом: «1) самое общее учение о предмете
(онтология); 2) всеобщая ноэтика; разделение предметов с точки зрения
их вещественности; 3) реальная онтология (А1: разум,
конституирующий природу); В: Аксиология (разум, конституирующий
ценности)» (Ibid. S. 145). Появляются новые идеи, касающиеся
соотношения чистой, априорной и эмпирической психологии.
Уделяется внимание "социальному опыту". Гуссерль развивает и
обогащает свое понимание "логики как теории познания", вновь
читая в 1910 г. лекционный курс на эту тему. Науки о природе,
разграничение "созерцательной", соответственно
феноменальной природы и точного естествознания, осмысление физики, ее
понятий как "Indices", указателей для феноменальных
отношений — все эти темы тоже занимают Гуссерля. Правда, в
рукописях запечатлен и интерес к таким темам, которые еще не тради-
ционны, но скоро станут весьма перспективными:
интерсубъективность, взятая пока применительно к естественно-научному
познанию (Di31/155-159, см.: Hua XIII, Beil. XXV).

60 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Обобщая сказанное, можно утверждать: уже пролагается путь
к Идеям — и к той принципиальной "остановке" на этом пути,
какой стала статья Философия как строгая наука.
Философия как строгая наука
Во время рождественских каникул 1910/11 гт. Гуссерль делает
наброски к своей статье Философия как строгая наука, а к январю—
февралю заканчивает ее (Chronik. S. 151).
В январе 1911 г. он занят проблемой, которую Э. Штайн,
обрабатывая гуссерлевские стенограммы, обозначает так: "О единстве
Я и единстве вещи". Его занимают такие вопросы, как
неадекватность данности и неадекватность восприятия; морфологический
характер вещи и ее проявлений через профили (Abschaltungen);
вещь науки, в частности, вещь физики [что отражается в
манускриптах А VI ю/25-26; F113/31-33].
В январе 1911 г. Гуссерль читает лекции по логике, затрагивая
такие темы, как категорические, экзистенциальные,
гипотетические суждения; он разбирает понятия возможности и аподиктич-
ности, суждения о понятиях и фактах, вьщеляя проблему "истин
понятия и истин факта". В феврале лекции по логике
продолжаются и охватывают такие темы, как кантовская дефиниция
аналитических предложений, дедуктивные теории, форма
математических дисциплин, евклидова и неевклидова геометрия, о
пространстве трех измеримых множеств. Заслуживает интереса тема
одной из февральских лекций: "О различных регионах как
познавательных сферах и их априорные онтологии" (Ibid. S. 153).
Гуссерлевские лекции по логике вообще поражают
удивительным богатством и разнообразием тем, в том числе и
нетрадиционных, нетипичных для логики: здесь и лекция об
эмпирической психологии в противопоставлении априорным наукам о
духе, душе, сознании, и лекция рб эстетических ценностях,
ценностях добра, о радости, одобрении, желании как модусах сознания.
И вот в марте 1911 г. происходит значительное событие: в
"Логосе" (1910. № 1) появляется статья Философия как строгая наука, в
которой, между прочим (Примечание 1), сообщается о
намерении автора в ближайшее время представить публике труд,
суммирующий феноменологические исследования и
феноменологическую критику разума.
Весь 1911 год заполнен, как всегда, интенсивной работой.
Гуссерль делает наброски, которые обрабатывает его ученик Людвиг
Ландгребе. Их проблематика: "Акт и объективирование.
Различные понятия темы и интенциональная предметность. Слои,
ступени и тематические ступени акта. Интенциональные пережива-

Часть I. На пути к Идеям I
61
ния". К этой рукописи осенью того же года Гуссерль сделает
добавления (МануСКрИПТЫ А V 4/1 b; A VI 81/87 а, 89,103-116,160 а; А VI 8 II/I
а, 99 а; А VI 1211/8-9,11-17).
Задумана также переработка II тома Логических исследований
для нового издания. Намечены и другие планы: разработать
введение в теорию науки — в виде темы "Классификация наук";
вернуться к идее значения, к учению о категориях и суждении и
т. д. В марте 1911 г. Гуссерль набрасывает своего рода дополнение
и разъяснение к § 28 / Логического исследования, освещая вопросы:
«О чем говорит идеальность значений и связанная с этим
объективность истины? А о чем — "неограниченность" объективного
разума?» Идеальная и реальная истина (Манускрипты А111/21-22,
24-35). Затем следуют наброски об идеации (созерцании и пустом
полагании), схватывании значений (Ibid. S. 155), об
индивидуальных и окказиональных суждениях. Гуссерль продолжает делать
заметки к § 29 У и § 25 VI Логических исследований (II том
Логических исследований), затрагивая такие темы: интенция и
исполнение интенции, пустые объективации, "материя" чувственных
представлений, теория суждений.
Включенный в жюри по присуждению премии Кантовского
общества, Гуссерль (вместе с другими коллегами) формулирует
тему конкурса так: «В чем состоит действительный прогресс
метафизики в Германии со времени Гегеля и Гербарта?» В летнем
семестре 1911 г. Гуссерль читает курс всеобщей истории
философии с древнейших времен до начала XIX века — для
начинающих, а также лекции по этике и теории ценностей. Семинар,
который он ведет, посвящен работе Э. Маха Анализ ощущений
(Chronik. S. 157).
Работа "внизу" продолжается. Весьма любопытно, что в годы,
предшествовавшие публикации Идей, Гуссерль много работал
над теми модусами, разновидностями сознания, которые
характеризовали разнообразие его "актовой" стороны. Так, в начале
октября 1911 г. (как следует из Манускриптов Ms тт, 14 В1) его
занимает такая форма, которую он именует "Erfassen" —
понимание в смысле схватывания. Erfassen в свою очередь дробится на
такие актовые подструктуры, как внимание, названное простым
и эксплицирующим схватыванием; как тематическое,
специальное, номинальное Erfassen, как "направленность-представления-
на [что-либо]" ("Vorstellungs-Richtung-auf") — опять-таки в
качестве простого или номинального Erfassen [рукописи АIИ/95-Ю4;
А VI 121/262-265].
Кроме Erfassen, Гуссерль занимается такими модусами
сознания, как поворот (к чему-либо) (Zuwenden), верование (Glauben),

62 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
полагание (Setzen), отрицание (Negation) и сомнение (Zweifel)
[рукопись А VI8 п/23-29]. При этом на протяжении всего октября
Гуссерль пытается выявить оттенки Meinen (от глагола "meinen",
мнить, иметь что-либо в виду).
Затем (в ноябре), и в немалой степени под влиянием того, что
Гуссерль погружается в философию Канта, основателя
феноменологии все более привлекают и предметные структуры
сознания. Делаются наброски о так называемых имманентных
предметах, об образах активной спонтанности как имманентных
объектах (объектах внутреннего осознания времени). И наконец, в
манускриптах, относящихся к тому же месяцу, есть гуссерлевские
заметки о схватывании, понимании ценностей и ценностной
апперцепции (Chronik. S. 164,165; манускрипты А VI81/78; А 116/5-14;
А VI8 1/35 а, 78-80,82; А VI12 про). В 1912 г. эта работа будет
продолжаться и углубляться, о чем также свидетельствуют многие
манускрипты, например, посвященные известной гуссерлевской
проблеме направленности на предмет — но теперь в аспекте
внимания, поворота-к [чему-либо] (Zuwendung-zu). Или, скажем, он
делает различения между актом простого рассмотрения и актом
принятия какой-то позиции (например, манускрипты А VI81/4-13,
14-18 посвящены направленности внимания). Zuwendung
анализируется как "Blick-auf" (взгляд, брошенный на...); принимается в
расчет изменение направленности внимания. В январе 1912 г.
Гуссерль делает наброски о явлении (Erscheinung) одного и того
же предмета в различных по характеру актах восприятия,
воспоминания. Ставится вопрос о "повороте к содержанию и к
характеру предмета, о слоях актового характера" (Chronik. S. 165; Ms
А VI 81/19-21). (В ходе текстологического анализа Идей I мы
убедимся, что в них по крайней мере затронуты, а зачастую и подробно
разработаны все упомянутые темы). В марте-апреле Гуссерль
размышляет над такими модусами, как принятие позиции (Stel-
lungsnahme), решимость (Entschiedenheit),
уверенность-неуверенность (Gewißheit-Ungewißheit), убежденность (Überzeugung),
выбор суждения (Urteilswahl), и (опять) сомнение, негация, а потом:
вера-неверие, воспроизведение (Reproduktion), мыслительные
акты, описание, модификация позиций на основе фантазии
(Chronik. S. 167; Ms A VI 4/1619; 12-15; 22-26; 27-29,38 а, 38-41).
Практическая рекомендация читателю: вспомнить обо всем
этом многообразии не просто упомянутых, но в какой-то мере
проанализированных Гуссерлем актов сознания, когда
впоследствии у нас пойдет речь о проблематике многообразных
переживаний сознания в Идеях I.

Часть I. На пути к Идеям I
63
Переписка Гуссерля и Дильтея
Поступают, наконец, отклики на статью Философия как строгая
наука. 29 июля 1911 г. В. Дильтей, возобновляя творческое
общение, имевшее место в начале века, посылает Гуссерлю
обстоятельное письмо. Главная его идея: Дильтея удивило, что Гуссерль
охарактеризовал дильтеевскую позицию как историцизм,
ведущий к скептицизму. «Большая часть моей работы, — поясняет
Дильтей, — посвящена всеобщезначимой науке, которая должна
придать наукам о духе прочное основание и внутреннюю связь.
Это была первоначальная концепция моей жизненной задачи,
выполненная в "Науках о духе"» (Дильтей имел в виду свою
работу: Einleitung in die Geisteswissenschaften. 1883. Bd. 1. — H. M.).
«Мы едины в том, что — говоря в общей форме — существует
всеобщезначимая теория знания. Далее мы согласны в том, что
подход к этой науке открывают исследования, проясняющие
смысл обозначений, в которых нуждается прежде всего такая
теория и которые необходимы и для всех частей философии. Но
затем, когда мы определяем дальнейшую структуру философии,
наши пути расходятся. Мне представляется невозможной такая
метафизика, которая предпринимает попытку значимым
образом выразить мировую связь (Weltenzusammenhang) через связь
понятий» {Husserl Е. Briefwechsel. Band 6. S. 43).
Дильтей напоминает адресату дефиницию историцизма,
которую дает сам Гуссерль («Историцизм черпает свою позицию в
сфере фактов эмпирической жизни духа, и когда он ее полагает
абсолютно... возникает релятивизм... Нас интересует здесь
специфика исторического скепсиса» — Hua XXV, 41), и утверждает,
что его, Дильтея, позицию неправомерно именовать историциз-
мом. Обвинения в скептицизме тоже представляются ему
абсурдными. Гуссерль, по мнению Дильтея, вырвал из контекста его
работы Типы миросозерцания и их формирование в метафизических
системах (См. в: Weltanschauung. Philosophie und Religion in
Darstellungen von Wilchelm Dilthey, Bernhard Groethuysen, Georg
Misch u.a. В., 1911) некоторые положения и вывел из них
скептические следствия. Но Дильтей признает: «В этом недоразумении
есть и доля моей вины». Текст, на который опирался Гуссерль,
послужил основой доклада, несколько лет назад сделанного
Дильтеем, и остался, — очевидно, из-за его краткости — не
вполне четким и ясным. Но в других текстах, уверяет Дильтей, он
недвусмысленно показал, что его тезис о "релятивировании"
мировоззрений ни в коей мере не ведет к скептицизму.

64 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Описывая противоречивую и сложную судьбу европейской
метафизики, Дильтей, по его собственным словам, трактовал
споры систем, неудачи метафизики только как факты истории,
ни в коей мере не отрицая самой возможности и необходимости
метафизической мысли. Что совпадает, замечает Дильтей, и с
некоторыми положениями Гуссерля в Философии как строгой науке.
Разумеется, в его, дильтеевском, изображении, метафизические,
религиозные системы предстают как "жизненные формы",
которые исторически обусловлены и потому релятивны. «Но из-за
всего этого я не становлюсь ни философом созерцания, ни
скептиком...» (Briefwechsel. Bd. VI. S. 45).
Дильтей принимает идею Гуссерля о необходимости отделять
историческую обусловленность науки от ее общезначимости:
если бы такая историческая обусловленность подрывала
значимость наук, то с таким подходом Дильтей бы не согласился, в чем
его и Гуссерля позиции полностью совпадают. Дильтей
заключает письмо знаменательной фразой: «Вы видите: мы не так далеко
отстоим друг от друга, как Вы полагаете; в некоторых весьма
дискуссионных главных пунктах мы с Вами союзники». Дильтей
уверяет основателя феноменологии, что его новые работы
найдут в нем, Дильтее, непредубежденного и заинтересованного
читателя. И радоваться этому взаимодействию много лучше, «чем
подвергать наши дружеские отношения таким испытаниям,
каким обернулась Ваша полемика в "Логосе"» (Ibid. S. 47).
В ответном письме Дильтею (от 5/6 июля 1911 г.) Гуссерль
принимает предложение о сотрудничестве и даже обещает
выступить в "Логосе" с разъяснением, что некоторые его
полемические выпады были направлены, собственно, не против Дильтея
(разъяснение, впрочем, так и не появилось). Он надеется на
обстоятельный разговор с Дильтеем, который привел бы к
"полному взаимопониманию" (Ibid. S. 48).
В этом очень важном письме Гуссерль кратко формулирует
свое отношение к сфере, что издавна оставалась "заповедной
землей" дильтеевской философии — к учению о типах
мировоззрения, религии, культуры. Пусть каждая из конкретных форм
такого сознания (науки о природе, религия и т. д.) восходит к
вполне определенным историческим ("апостериорным")
условиям — тем не менее каждая из них связана с некоторой
целостностью априорного характера, благодаря которой она уберегается
от историцистского релятивизма. Например, для наук о телах
необходимо понимание своеобразной апории: с одной стороны,
всякое телесное бытие есть сфера релятивности; релятивность,
относительность, следовательно, присущи всякой телесной при-

f<
\

Часть I. На пути к Идеям I
65
роде; но с другой стороны, всякое такое бытие есть все-таки
"бытие" (Sein) и, значит, подпадает под априорные законы,
обладающие всеобщезначимостью. Аналогичным образом обстоит
дело с религией. "Феноменология религии", не отрицая
релятивности религии, обязана искать нечто идеальное, априорное,
всеобщезначимое, что относится к религии вообще. «И я не
думаю, — продолжает Гуссерль, — что убеждения, которыми я
руководствуюсь, и цели, которые я ставлю перед
феноменологической философией культуры, отклоняются от того, чего требуете
Вы, глубокоуважаемый господин тайный советник; не думаю, что
нас действительно разделяют принципиальные различия» (Ibid.
S. 49).
Несколько позже Гуссерль делает приписку к своему
посланию. Она касается "Daseinswissenschaft", т. е., согласно гуссерлев-
ским разъяснениям, наук о физической природе и вопроса о
метафизике. Такие науки, по убеждению Гуссерля, требуют
дополнения и завершения в виде метафизики. Однако это не должна
быть метафизика в смысле кантовской вещи самой по себе или
чисто понятийная метафизика а 1а Спиноза. «Разве мы по
существу не едины в этом?» — задает вопрос Гуссерль (Ibid. S. 50—51).
И заключает: «То, к чему мы стремились и что изучали, исходя из
различных исследований, руководствуясь различными
историческими мотивами, проходя через различающиеся стадии развития,
— взаимосогласуется и соотносится друг с другом:
феноменологический элементарный анализ и феноменологический анализ в
крупном формате, а на Вашей стороне — Вами завершенная
морфология и типика больших культурных образований» (Ibid.
S. 51).
Письмо, которое Дильтей отправил в ответ (10 июля 1911 г.),
дышит не меньшими уважением и доброжелательностью. «Я чту
в Вас, — обращается он к Гуссерлю, — гения философского
анализа. И я только радуюсь, когда из Ваших слов заключаю, что моя
работа была для Вас небесполезна» (Ibid. S. 51). Эта оценка Диль-
тея дорогого стоит: распознать в Гуссерле "гения философского
анализа" в самом начале 10-х годов XX в., когда специфический
путь трансцендентальной феноменологии едва обрисовывался,
мог духовно чуткий и действительно крупный мыслитель.
Дальнейшей дружбе и переписке двух выдающихся философов
помешало трагическое событие: 1 октября 1911 г. Дильтей
скончался от кишечной инфекции. Гуссерль послал вдове Дильтея
прочувствованное и искреннее соболезнование, в котором писал, что
пережил настоящую душевную боль от неожиданной утраты
"великого исследователя", автора "великих идей". Переписка
3-8214

66 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Гуссерля и Дильтея была значительным событием, хотя она
длилась всего полгода.
1912—1913 гг.: оформление и публикация Идей I
Летом 1912 г. работа над текстом будущих Идей к чистой
феноменологии и феноменологической философии в самом разгаре.
Немногие знают, что Гуссерль в эти годы пишет не только
произведение, известное как Ideen I, но и те два тома, которые не были
опубликованы при его жизни и которые впоследствии стали
известны как Ideen II и Ideen III. И еще одно историческое
совпадение: так случилось, что в те же годы Гуссерль усиленно трудился
над доработкой II тома Логических исследований, которые вышли
вторым изданием тоже в 1913 г. Но сначала — об Идеях.
Всю напряженную творческую деятельность, которую
Гуссерль вел после опубликования Логических исследований, можно
уподобить достаточно долгому и трудному пути; двигаясь по
нему, основатель феноменологии пришел к ряду выдающихся
философских открытий и результатов. Что, впрочем, стало ясно
лишь позже, когда специалистам и вообще заинтересованным
читателям открылся огромный массив рукописей, в сущности
подготовленных к печати и лишь дожидавшихся своего часа: они
составили ряд специальных томов Гуссерлианы (II, XI, XVI и др.)
и множество приложений к другим томам. А в те годы лишь сам
Гуссерль понимал, какой грандиозный пройден путь и как много
результатов он может предложить читателям. Впрочем в
необозримости накопленного материала (тогда, напомню еще раз,
почти неизвестного философской публике) заключалась и огромная
трудность. Ведь надо было написать книгу на одну
профилирующую тему — пусть эта книга и была сразу задумана в
качестве трехтомника, трехкнижья. Интенсивная подготовка самих
текстов как раз и пришлась на 1912 г. Летом этого года Гуссерль
пишет разделы об эйдетике чистого сознания и специфике
феноменологии (Chronik. S. 171). В сентябре отрабатывается тема
феноменологической редукции. К сентябрю же относятся рукописи,
которые свидетельствуют об интересе Гуссерля к проблемам,
которые и определят структуру Идей I. Например: отношение
онтологии и феноменологии; онтологический анализ и психологиче-
ско-эмпирическое исследование; феноменологическая редукция.
Работе отдаются все силы. Гуссерль пишет сыну Генриху: «Я
продолжаю работать со всей энергией и буду принужден делать это
и в дальнейшем, [ибо] программа новой науки —
основополагающей науки вообще — это не какая-то мелочь. И я вынужден
быть настороже: ведь философские поденщики (die Tagesphi-

Часть I. На пути к Идеям I
67
losophen) не упустят никакого ляпсуса, чтобы хоть в чем-то
досадить мне».
В ноябре—декабре 1912 г. Гуссерль также предпринимает
обработку текста, который затем станет известным как Ideen II6.
30 декабря 1912 г. Гуссерль принимается за отработку текста,
который предназначается к печати в качестве Ideen I. Январь 1913 г.
тоже заполнен работой над этой рукописью.
Кроме того, на 1913 г. основатель феноменологии намечал
самые широкие планы. Как явствует из Идей I (примечание 25) и из
нового издания Логических исследований (Bd. II, Т. I, S. 333,
примечание I), Гуссерль планировал привести в порядок и подготовить
к печати все те разработки, которые он ряд лет готовил для
лекций по логике — с акцентом на формальное учение о значении, о
теории синтаксических форм и синтаксической материи. В
марте—апреле 1913 г. Гуссерль также работает над текстом
Конституция духовного мира {Ideen IT), делает набросок введения для
Идей III. Но основной упор делается на работу над текстом Идей I,
почему Гуссерль отказывается от доклада, который он должен
был прочитать в начале марта в Кантовском обществе (Chronik.
S. 177). Написаны Идеи I очень быстро, чуть ли не за шесть
недель 7.
И вот наконец во второй половине апреля 1913 г. Идеи I, т. е.
сочинение "Идеи к чистой феноменологии и
феноменологической философии. Книга первая: Всеобщее введение в чистую
феноменологию" выходит из печати, появившись, как и было
задумано, в "Ежегоднике философии и феноменологических
исследований", но также и в виде особой книги, относящейся к
"Ежегоднику". Приблизительно в мае-июне возобновляется работа
над новым изданием Логических исследований. А в июне—июле (?)
перерабатываются параграфы Логических исследований,
посвященные проблеме бытия и истины — с доказательствами в пользу
трансцендентального идеализма. Кроме того, дорабатывается
VI Исследование. В июле 1913 г. появляются рукописи Гуссерля,
которые он хотел положить в основу пятой главы VI Исследования:
они посвящены проблеме очевидности и истины, бытия и
сознания, окказиональных и идеальных истин, идеального и
реального бытия. 19 июля Гуссерль сообщает Дауберту, что продолжает
существенно перерабатывать VI Исследование (что "сейчас"
трудится над проблемами возможности, очевродности и т. д.). «Мои
силы — на пределе», — признается Гуссерль своему ученику
(Chronik. S. 182). Немного подробнее — о переписке этого
времени с И. Даубертом: это будет живая картинка,
свидетельствующая о деятельности Гуссерля в 1913 г.
з*

68 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
В переписке с Даубертом, который настойчиво приглашает
его в Мюнхен, отдавая в распоряжение свою квартиру, Гуссерль
сообщает, что не может принять любезного предложения, ибо не
вправе откладывать подготовку нового издания Логических
исследований. Между прочим, Дауберт посылает Гуссерлю по его
просьбе "phänomenologisch-anständige", т. е.
"феноменологически-пристойные" сорта сигар и грубо нарезанного табака, и
Гуссерль выражает благодарность за посылку. И впоследствии (см.
письмо Дауберту от 23 апреля 1913 г.) снова решается обременять
его //тaбaкoлoгичecкими,, (tabaccologischen) просьбами. Гуссерль в
свою очередь приглашает Дауберта к себе в Геттинген, добавляя:
«Вы знаете, как радуют меня Ваши посещения и что для Вас у
меня всегда найдется время... Но, пожалуйста, приезжайте больше
чем на один день!» (Briefwechsel. Bd. 2. S. 61, 62).
Приглашения в Мюнхен, разумеется, передаются Даубертом и
от имени Пфендера. Гуссерль благодарит и отвечает, что с
удовольствием встретился бы с Пфендером в philosophiens (на
факультете) и "beim Farina", ("Фарина" — так назывался ресторан в
Мюнхене, где имели обыкновение встречаться феноменологи).
В письме к Дауберту от 23 апреля 1913 г. Гуссерль сообщает о
продолжающейся работе над Логическими исследованиями: «Я
теперь осуществляю ревизию VI Исследования. Пожалейте же меня!
II—V Исследования я существенно отшлифовал и улучшил с точки
зрения их собственного стиля. Что касается VI Исследования, то
дело радет особенно трудно, но я надеюсь, что мне удастся сделать
их более полезными, не искажая стиля».
И здесь — важный вопрос к Дауберту: «Какое впечатление
произвели на Вас "Ежегодник I" и Идеи I? Для меня особенно
важно знать Ваши впечатления» (Ibid. S. 65). В ответном письме
(от 26 июня 1913 г.) Дауберт (сообщив для начала об отсылке
сигар и табака), говорит о своих впечатлениях от статей
"Ежегодника 1", особенно высоко оценивая статью Гайгера "Очерки
феноменологии эстетического наслаждения" и критикуя
размышления о феноменологии Макса Шелера: "это — не подлинно"
(подозревая Шелера в том, что тот всуе использует слово
"феноменология" для своих целей). Что касается Идей I,
доминирующих в "Ежегоднике", то Дауберт признается: он испытал досаду
из-за того, что сам занимался в последние годы теми же
вопросами, что и Гуссерль, но — в отличие от Гуссерля — так и не
заставил себя завершить свои исследования. Правда, есть расхождения
в основах, целях и направлениях работы. Но не в них суть:
расхождения меркнут перед величием того, что в работе Гуссерля сно-

Часть I. На пути к Идеям I
69
ва оказалось "bahnbrechend", т. е. прокладывающим новые пути
для понимания проблем познания (Ibid. S. 67).
Основателя феноменологии и главу феноменологической
школы, разумеется, весьма интересует, как восприняты и как
приняты его Идеи I — труд, являющийся результатом целого
периода жизни, который был заполнен напряженными
новаторскими исследованиями. Далеко не все настроены так объективно
и доброжелательно, как Дауберт: с пониманием новой
феноменологии уже и в ближайшем к Гуссерлю круге учеников давно
возникли сложные проблемы, чреватые острым размежеванием.
Остановимся на этой теме.
Неформальное сообщество: ученики
и последователи Гуссерля
Ситуация в неформальном сообществе феноменологов,
сложившемся вокруг Гуссерля ко времени написания и
опубликования Идей I, была весьма непростой и противоречивой. С одной
стороны, Гуссерль, философ, теперь уже хорошо известный в
Германии и других европейских странах, остается признанным
лидером постоянно расширяющегося феноменологического
сообщества. Геттингенское философское общество, о котором
ранее уже упоминалось и расцвет деятельности которого
приходится на те же годы, было, по сути, клубом молодых гуссерлианцев.
Членами общества в 1912 г. были: Winthrop Bell, Albert R.
Chandler, Rudolf Clemens, Theodor Konrad, Fritz Frankfurter, Jean Hearing,
Gustav Hübner, Alexander Koyré, Hedwig Martius, Fritz Neuman и
др.; в 1913 г. к ним присоединршись Erica Gothe, Betty Heymann,
Hans Lipps, Georg Moskiewicz, Günter Müller, Edith Stein и др.
Вместе с этим кругом учеников, последователей или просто
интересующихся феноменологией лекции Гуссерля слушает
приехавший из Польши Роман Ингарден. Если учесть постоянные и
плодотворные контакты Гуссерля с мюнхенской
феноменологической школой (А. Пфендер, М. Гайгер, И. Дауберт, А. Раинах),
то создается впечатление, что феноменология оформляется в
заметное и влиятельное философское движение.
С другой стороны, публикация Идей I послужила
катализатором, ускорившим процесс распада этого сообщества и
выявившим ранее назревавшие, но до поры до времени еще скрытые
противоречия. Чтобы понять, какой характер они носили,
целесообразно несколько подробнее вникнуть в вопрос об истоках и
судьбе раннего феноменологического движения.

70 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Предыстория так называемой Мюнхенской школы здесь
особенно важна. Вспомним о посещении Гуссерля Даубертом в
1902 г. К тому времени Дауберт был членом Академического
психологического объединения, которое образовали бывшие
студенты Теодора Липпса, еженедельно собиравшиеся для обсуждения
интересовавших их проблем философии и психологии. Сам
Т. Липпс появлялся на заседаниях объединения редко — не чаще
раза в семестр. «С самого начала, — отмечает Г. Шпигельберг, —
Александр Пфендер и Иоганн Дауберт были центральными
фигурами в этой группе. Общим базисом работы стала углубленная
Теодором Липпсом описательная психология, в которой
сохранились остатки конструктивизма Гербарта и которая, что более
серьезно, была отмечена ясно выраженным психологизмом.
Когда в Логических исследованиях Гуссерля была предпринята атака
на Липпса, в особенности за его психологизм, то Липпс, выступая
перед этой группой, попытался защитить свою позицию. Но
эффект оказался прямо противоположным намерениям Липпса:
вскоре все это привело к чему-то вроде бунта его ближайших
учеников» (Spiegelberg H. The phenomenological movement. Vol.1.
P. 171). Ученики Т. Липпса поддержали не его, а Гуссерля.
Встреча в 1902 г. с Даубертом, идеи которого, по-видимому,
свидетельствовали о высокой оценке Логических исследований
молодыми мюнхенцами, произвела на Гуссерля столь глубокое
впечатление, что он стал следить за работой мюнхенского кружка. В
мае 1904 г. он приехал в Мюнхен и выступил перед членами
объединения и другими собравшимися. В 1905 г., по образному
выражению Г. Шпигельберга, между Мюнхеном и Геттингеном
образовался своего рода "трек", по которому из города в город
курсировали студенты и преподаватели. В 1906 г. к группе
присоединился (но, конечно, весьма своеобразно) Макс Шелер,
переехавший из Иены и ставший приват-доцентом в Мюнхене.
Шелер, учение которого в то время только формировалось, был
глубоким и оригинальным мыслителем; критически заимствуя
отдельные идеи и принципы из феноменологии, сам он оказывал
на феноменологическое сообщество все большее влияние,
которое, в частности, испытал один из самых талантливых
представителей группы Дитрих фон Гильдебранд, специализировавшийся
по проблемам этики.
В 1907 г. некоторые феноменологи из Мюнхена и других
городов переезжают в Геттинген, чтобы быть ближе к Гуссерлю,
слушать его лекции, дискутировать с ним. Среди последователей
Гуссерля в эти ранние годы феноменологического движения
наиболее значительными были А. Раинах, И. Дауберт, М. Гайгер,

Часть I. На пути к Идеям I
71
Д. фон Гильдебранд, В. Шапп, А. Койре, Я. Херинг, Р. Ингарден,
Ф. Кауфманн, Э. Штайн, Т. Конрад, Г. Липпс (не путать с Т. Лип-
псом!), X. Конрад-Марциус. Гуссерль должен был радоваться
тому, сколь широкое и глубокое признание его феноменология
встречает у талантливой молодежи Германии и других стран
мира. Ученики постоянно встречаются на лекциях и семинарах
Гуссерля 8. О лекциях и исследованиях Гуссерля 1907—13 гг. речь в
общем и целом уже шла. Надо добавить, что в это время особое
внимание Гуссерля привлекает история философии вообще и
философия Канта в частности и особенности. Так, в зимний
семестр 1911/12 гг. Гуссерль углубляет свою трактовку Канта,
тщательно готовится к занятиям по кантовской философии. В ноябре
1911 г. в рукописях сделаны заметки — в связи с лекциями и
штудиями по философии Канта — об априорных формах предметов,
об априорных и эмпирических высказываниях, об эмпирических
предметных отношениях. По понедельникам, вторникам,
четвергам и пятницам (начиная с 26 октября 1911 г.) он читает лекции о
философии Канта и неокантианцев, делая акцент на теории
сознания. Кроме того, он ведет семинар, посвященный кантовской
Критике чистого разума. Эдит Штайн, ученица Гуссерля,
впоследствии сыгравшая существенную роль в обработке наследия
учителя, оставила такое воспоминание о посвященных Канту
лекциях Гуссерля: «Было большой радостью слушать его. Перед ним
лежала рукопись, но казалось, что он едва ли в нее заглядывает.
Он говорил живо и в приподнято-радостном тоне, легко и
элегантно; все было прозрачно-ясным и не вызывало возражений.
Возникало впечатление, что чтение лекций не стоило ему
никакого труда. Когда позднее я как-то получила возможность
взглянуть на те самые рукописи, то с удивлением увидела, что они от
начала и до конца, полностью текстуально переработаны; под
последней лекцией семестра он имел обыкновение писать:
«Готово, благодарение Богу!» Все эти блестящие достижения были
результатом невероятных усилий и мучений» (Edith Steins Werke.
Bd. VII. S. 195).
В летнем семестре 1912 г. Гуссерль снова читает лекции по
истории философии — от античности до XIX в. — для начинающих
(по понедельникам, вторникам, четвергам, пятницам); а по
средам — лекции по истории суждения. На семинарах же
разбирается теория познания Л отце — на основе третьей книги его Логики.
Семинары проходят по субботам. И значит, каждый день, за
исключением, разумеется, воскресенья, Гуссерль читает лекции и
ведет семинары. Между прочим, объявленные лекции по теории
суждения Гуссерль тематически переориентировал. О причинах

72 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
он написал так: «Когда я объявлял тему, я думал суммировать
свои многолетние исследования по феноменологии судящего
сознания (des urteilenden Bewußtseins). Но постепенно меня
одолели сомнения. К тому же в кругу молодых философов, которые
ревностно работают здесь, в философском обществе, в последнее
время — как я слышал — занимались главным образом
указанными вопросами, и я охотно оказал бы им помощь в таком
изучении. В результате я решил ориентировать свои мысли несколько
иначе, чем было первоначально задумано. И я выбрал примерно
такое название "Избранные фундаментальные проблемы
феноменологии"» (Chronik. S. 169). Эта тематическая ориентация
сохранилась затем и в Идеях I.
На зимний семестр 1911/12 гг. для лекций и семинаров
Гуссерлем намечены такие обобщающие темы, как "Логика и
введение в наукоучение" (повторение лекций зимнего семестра 1910—
1911 гг.), "Метафизические и научно-теоретические
исследования природы и духа". В семинаре принимают участие и
известные философы, и молодые ученики Гуссерля: Wintrop Bell, Adolf
Grimme, Hans Lipps, Margarete Ortmann, Fritz Neumann, Roman
Ingarden. "Природа и дух" — это, конечно, очень широкая тема.
Но из документов, рукописей видно, как ее тогда трактовали на
семинаре Гуссерль и его ученики: отделение вещи от среды,
наполненного пространства; вещь и ее протяженность, фантом и
человеческое тело как вещь и как живое, собственное тело; чужое
тело; восприятие тела; сущность res extensa, локализация
ощущений; тело как носитель поля ощущений (Chronik. S. 174—175).
Словом, в рамках семинара со столь общей темой Гуссерль и гус-
серлианцы обсуждают уже вполне обычный для феноменологии
круг тем и проблем: восприятие; процессы мысли, волевые
процессы; поток сознания и имманентное время, познание как
сознание предметности. После появления Идей I все чаще
встречаются типичные для них темы: естественная установка и
феноменологическое Epoche; и что особенно важно: "интенциональность
как основная черта всех переживаний" (Chronik. S. 176,178—179).
Хотелось бы подчеркнуть: интерес к теме тела, телесности,
восприятия человеческого тела — это уже довольно новая для
тогдашней философии и (как оказалось в наше время) весьма
перспективная проблематика.
Наступает 1913-й, год публикации Идей I. Гуссерль продолжает
свои занятия (о чем было рассказано ранее). Вот как Э. Штайн
описывает атмосферу гуссерлевских лекций, семинаров и, в
частности, реакцию гейдельбергских и мюнхенских учеников на
новое гуссерлевское сочинение. «Незадолго до начала семестра, —

Часть I. На пути к Идеям I
73
пишет Э. Штайн, — появилась новая работа Гуссерля Идеи к
чистой феноменологии и феноменологической философии. Ее должны
были обсуждать на семинаре. Кроме того, Гуссерль объявил, что
он хочет выделить один день в неделю, после обеда, чтобы
желающие смогли приходить к нему домой со своими вопросами и
сомнениями. Естественно, я сразу купила книгу... В первый
"открытый" день, как обнаружилось, я оказалась первым гостем у
Гуссерля и поделилась с ним своими сомнениями. Вскоре
появились и другие посетители. И у всех на сердце были одни и те же
вопросы. Логические исследования произвели впечатление прежде
всего благодаря тому, что они казались радикальным отходом от
критического идеализма кантовского и неокантианского
направлений. В этом усматривали "новую схоластику", потому что взор
поворачивался от субъекта — и направлялся на вещи:
познание снова оказывается таким приемом [впечатлений],
который получает от вещей свой закон, а не — как в критицизме —
процессом определения (Bestimmen), которое приписывает
свой закон вещам. Но Идеи содержали в себе повороты, которые
звучали так, как если бы Мастер ("Мастером", как уже
отмечалось, ученики называли Гуссерля. — H. M.) с их помощью хотел
бы осуществить [общий] поворот к идеализму. То, что он сказал
устно, не смогло рассеять сомнения. Это было, — продолжает
Э. Штайн, — начало развития, которое все более вело Гуссерля к
тому, чтобы учение, названное им "трансцендентальным
идеализмом" (он не покрывался трансцендентальным идеализмом
кантовской школы), стало специфическим ядром его философии
и чтобы вся энергия была направлена на его обновление. Это был
путь, по которому его старые геттингенские ученики, — к его и к
их большому огорчению, — не могли за ним следовать» (Stein E.
Op. cit. S. 174—175). «В этом летнем семестре, — сообщает также
Э. Штайн, — Гуссерль читал лекции о "Природе и духе";
исследования по обоснованию наук о природе и духе. Предмет этих
лекций должен был обсуждаться во II части Идей, которые еще не
были опубликованы. Мастер сделал их набросок вместе с
Идеями I, но отложил доработку для печати, чтобы подготовить новое
издание Логических исследований, что настоятельно требовалось,
ибо это произведение давно было раскуплено, и на него был
большой спрос» (Ibid. S. 176).
Одновременно работало "Геттингенское философское
общество", которое состояло (как справедливо отмечает Э. Штайн) по
преимуществу из учеников Гуссерля; они еженедельно
собирались для обсуждения интересующих их вопросов. В тот семестр
"председательствовал" Москович, который в этом очень молодом

74 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
кружке гуссерлианцев-феноменологов был самым старшим по
возрасту. Собирались в доме фон Хейстера, владельца имения,
который не был философом, но исключительно из живого
интереса посещал лекции, участвовал в работе философского кружка.
Правда, основатели Геттингенского философского общества
(Reinach, Hedwig Conrad-Martius, Dietrich von Hildebrand, A. Koyré,
J. Hering) в тот год по разным причинам отсутствовали. Заметную
роль, по словам Э. Штайн, играли языковед Рудольф Клеменс, а
также Фриц Франкфуртер, изучавший математику; хотя это не
были профессиональные философы, их увлекали
феноменологические дискуссии. Но, пожалуй, главным лицом на заседаниях
геттингенцев в 1913 г. был Ганс Липпс, тогда двадцатитрехлетний
(и выглядевший, по свидетельству Штайн, еще моложе). Он
высказывал свое мнение в коротких, четких предложениях, не
отказываясь потом, отвечая на вопросы, развить свою мысль,
дополняя слова выразительными жестами и мимикой. (Правда, он
приходил на заседания не всегда, ибо готовил диссертацию по
философии и к тому же занимался исследованиями по физиологии
растений.) Заседания посещали, кроме Э. Штайн, другие
женщины-философы: Грета Ортман и Эрика Готе. Правда, в дискуссиях
участвовали не только феноменологи-гуссерлианцы. Фриц
Кауфман приехал из Марбурга, где у Пауля Наторпа он освоил
неокантианство, что — по словам Штайн — делало для него
трудным осмысление феноменологического метода. Он был,
пожалуй, единственным в этом кружке, кто благодаря
состоятельному отцу-торговцу мог не заботиться о куске хлеба. Другие
члены геттингенского кружка были обречены на весьма скромное
существование.
Были и приезжие из дальних краев — например, канадец
у. Белл, который начинал учиться в Англии, а потом направился
в Германию. Прочитав рецензии Морица Шлика на Логические
исследования, Белл заинтересовался феноменологией. Ко времени,
о котором идет речь, он уже три года был в Геттингене и писал у
Гуссерля диссертацию об американском философе Ройсе (Royce).
В год выхода в свет Идей I предметом обсуждения в геттинген-
ском философском кружке стали не только они. Другое
произведение, которое Э. Штайн ставит выше Идей и которое в 1913 г.
усиленно обсуждалось, — это Формализм в этике и материальная
этика ценностей Макса Шелера. «Молодые феноменологи, —
свидетельствует Э. Штайн, — испытывали большое влияние
Шелера; некоторые — как Гильдебранд и Клеменс, — больше
следовали за ним, чем за Гуссерлем» (Ibid. S. 181).

Часть I. На пути к Идеям I
75
В то время М. Шелер не имел права выступать в университете;
он вообще попал в весьма затруднительное положение (из-за
развода, точнее, из-за того, что первая жена устроила шумный
скандал, привлекший внимание университетских властей и
приведший к временному запрету на преподавание). Геттингенским
поклонникам Шелера пришлось собираться в отеле или кафе.
Вначале, рассказывает Э. Штайн, было намечено, что для доклада
предоставят пару-другую вечеров. Но Шелер был не в ладах со
временем: пришлось собираться каждый день. При этом после
докладов и обсуждений оставалось несколько человек, чтобы
слушать Шелера и спорить с ним (Ibid. S. 181—182).
Большинству геттингенцев (разумеется, ориентации, близкой
Э. Штайн) нравилось в выступлениях Шелера уже то, что и он
был против "идеалистического поворота", осуществленного
Гуссерлем в Идеях и на пути к ним. К тому же, по оценке Э. Штайн,
"отношения между Гуссерлем и Шелером не были безоблачны-
ми". Шелер использовал любую возможность, чтобы
подчеркнуть, что он — не ученик Гуссерля, что он самостоятельно
открыл феноменологический метод. Гуссерль же был убежден, что
Шелер принадлежит к кругу его учеников и испытал немалое
его, Гуссерля, влияние. Для того были свои основания: когда
Гуссерль был приват-доцентом в Галле, а Шелер жил неподалеку, в
Иене, то они часто встречались и живо обсуждали философские
проблемы. Э. Штайн считала, что Шелер легко поддается
влияниям других мыслителей, незаметно для себя впитывая, однако, и
существенно перерабатывая их идеи. Так было и с Гуссерлем. Но
одно нельзя отрицать: Идеи встречали активное сопротивление —
причем прежде всего сопротивление многих учеников и
последователей Мастера. О некоторых из них следует сказать особо.
Тогда будут более понятными причины их расхождения с
Гуссерлем после выхода в свет Идей I. Этот экскурс в историю
феноменологической философии может быть лишь очень кратким.
Александр Пфендер (1870—1941) — один из наиболее видных
феноменологов, который не по случайным обстоятельствам, а
исходя из хорошо продуманных собственных убеждений некоторое
время солидаризировался с Гуссерлем. Его философское
творчество — пример того, что идеи, оформленные Гуссерлем в
Логических исследованиях, что называется, носились в воздухе. Термин
"феноменология" он начал употреблять одновременно с
Гуссерлем, а возможно, и несколько раньше него. Еще в 1898 г. он
опубликовал книгу "Сознание воления" (Das Bewußtsein des Wollens),
в которой на примере одного из важнейших видов переживаний
сознания пытался построить психологию нового типа. Пфендер

76 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
считал, что психология не меньше логики страдает от
психологизма. Теодор Липпс ранее посоветовал Пфендеру, инженеру по
профессии, заняться психологией и философией. Пфендер
вначале оказался под некоторым влиянием Липпса. Потом пути их
разойтись. Пфендер хорошо разбирался в модной тогда
экспериментальной психологии, а также в литературе
физиологического толка, однако он искал для психологии специфическую
методологию и говорил о так называемой понимающей
психологии. «Очевидно, Пфендер произвел на Гуссерля весьма сильное
впечатление во время встречи в Мюнхене в 1904 г., — писал
Г. Шпигельберг, которому довелось быть учеником Пфендера, —
и особенное впечатление произвело неортодоксальное пфенде-
ровское Введение в психологию (тогда только что вышедшее. —
H. M.). — Это объясняет также тот факт, что именно от Гуссерля
исходила инициатива провести вместе летние каникулы 1905 г. в
Зеефельде в Тирольских Альпах. Также и по инициативе
Гуссерля Пфендер начал писать новую логику, которая развивала идею
чистой логики Логических исследований; она появилась в
Ежегоднике [феноменологии и феноменологических исследований] в
1921 г. В период с 1920 по 1927 гг. Пфендер был фактическим
эдитором Ежегодника». В этот период, сообщает Шпигельберг,
он слышал, как Гуссерль называл Пфендера "наиболее солидным
тружеником" [на ниве феноменологии, разумеется]; есть и
другие свидетельства того, что в ранние 20-е годы ("до пришествия
Хайдегтера") основатель феноменологии считал: Пфендер —
лучшая кандидатура на пост профессора во Фрейбурге после его,
Гуссерля, грядущей отставки (Spiegelberg H. The Phenomenological
Movement. Vol. I. P. 174—175). Вместе с тем, как верно отмечает
Шпигельберг, Гуссерль не скрывал и своего разочарования: ему
казалось, Пфендер остался по меньшей мере равнодушным к тем
темам и наработкам, которые — вместе с Идеями I и после них —
находились в центре исследовательского интереса основателя
феноменологии (Ibid. P. 175). (Дело, однако, обстояло сложнее, о
чем мы вспомним в Экскурсе, посвященном феноменологической
редукции.)
Не имея здесь возможности вдаваться в детали, касающиеся
концепции Пфендера, отметим две ее взаимосвязанные
тенденции, позволяющие понять и ее близость к феноменологии, и
истоки постепенно назревавшего размежевания.
Во-первых, Пфендер, отталкиваясь от психологии, так же как
и Гуссерль, вносил в феноменологию интерес к отдельным актам
переживаний — прежде всего к актам воления, восприятия, а
потом и к ценностям и к таким актам, которые именовались "Gesin-

Часть I. На пути к Идеям I
77
nungen" и под которыми разумелись любовь и ненависть,
благорасположение и отвращение, дружественность и враждебность.
Что касается восприятия и воления, то здесь проявилось
несомненное родство учения Пфендера с гуссерлевской
феноменологией — особенно, кстати, периода Идей I и подготовки к ним. Это
вносит дополнительную координату в осмысление данного
произведения. Ведь Гуссерль, работая "внизу", на
феноменологическом поле анализа сознания, не мог не чувствовать поддержку
своих учеников и последователей. Ибо они тоже возделывали это
поле, тщательно "обследуя" различные акты, феномены
сознания, его переживания. Правда, справедливо отмечают некоторые
исследователи, при расшифровке Пфендером "Gesinnungen" еще
большим было взаимодействие с Максом Шелером, с его
анализом, предпринятым в работе Сущность и формы симпатии (Wuch-
tel К. Bausteine zu einer Geschichte der Philosophie des 20.
Jahrhunderts. S. 152). Г. Шпигельберг хорошо подытожил главные линии
и достижения феноменологических исследований А. Пфендера:
1) феноменология воления; 2) феноменология внимания,
"профили" и объект внимания; 3) феноменология мотивации — с
основополагающим различением побуждения (Triebfeder) и мотива;
4) феноменология направленных чувств (Gesinnungen); 5)
дескриптивные исследования в области характерологии; 6) работы
из наследия Пфендера, в которых особенно тщательно
разработаны феноменология восприятия, ценностей, идеальных
требований (Forderungen) и феноменология верований и веры
(Spiegelberg H. Op. cit. P. 185).
Во-вторых, Пфендер, — как мы отметили, под воздействием
Логических исследований Гуссерля и по предложению Мастера —
занялся разработкой феноменологической, т. е. чистой логики.
Как и Гуссерль, он не только не видел здесь измены делу
феноменологического анализа переживаний, но даже усматривал в
таком необычном соединении специфику феноменологической
позиции. Так в чем же дело? Откуда проистекало то взаимное
охлаждение и теоретическое отдаление друг от друга двух
исследователей, чего они, видимо, не скрывали, но сумели придать своим
разногласиям цивилизованную форму?
Дело, полагаю, состояло в следующем. Логические исследования
потому стали для Пфендера и других членов мюнхенской
группы феноменологов классическим произведением, что они равно
предоставляли возможность работать в обоих полях —
феноменологическом и логическом, кроме того, они позволяли
одинаково двигаться в сферах логики и психологии, как бы оставляя в
стороне мировоззренческие споры и завершая дебаты вокруг

78 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
психологизма в пользу феноменологии. Проект "чистой логики"
выглядел столь грандиозным, что открывал многие
исследовательские возможности и перспективы. Заниматься его
продолжением стало для Пфендера (и некоторых других учеников
Гуссерля) делом увлекательным и престижным. И вот когда Пфендер
втянулся в новые логические исследования, в
феноменологическом лагере случилась "измена"! И пришла она не от кого-
нибудь, а от главы школы, основателя феноменологии! В то
время, когда ученики, что называется, развернули знамена вокруг
бастиона Логических исследований, оказалось: Гуссерль призывает
"сняться с места", переместиться на новые позиции. И тут
выяснилось, что молодые приспешники не поняли и не приняли
вызова основателя феноменологии. Они, увы, не поспевали за его
динамическим развитием и хотели остаться более верными
установкам ранней феноменологии, чем сам Гуссерль. Правда,
Пфендер и здесь оказался более глубоким и внимательным
исследователем, чем некоторые другие феноменологи.
«По-видимому, только после появления гуссерлевских Идей, — отмечает
Г. Шпигельберг, — Пфендер начал рассматривать
феноменологию как дело, требующее дальнейшего осмысления». Ибо —
вопреки тому, что думал о нем Гуссерль — Пфендер продолжал
тщательно изучать и взвешивать поздние сочинения Гуссерля.
Так, он принял такие идеи, как феноменологическая редукция,
правда, делал это медленно и избирательно; при этом он
постоянно отвергал сделанные из метода феноменологической
редукции идеалистические выводы, считая их недостаточно
обоснованными (в связи с этим Г. Шпигельберг ссылается на активную
поддержку Пфендером критической книги латышского
феноменолога Т. Целмса Феноменологический идеализм Гуссерля. — H. М.).
Остается сожалеть, что оставшееся несогласие никогда не
выходило на уровень открытой и основательной дискуссии
(Spiegelberg H. Op. cit. P. 180). Согласно Шпигельбергу, дискуссия помогла
бы, ибо оба крыла феноменологического движения отдалялись
друг от друга больше, чем того требовали их действительные и,
увы, необсужденные разногласия. Может быть, может быть... И
все же некоторые важные акценты более поздней пфендеровской
феноменологии расставлены скорее в противовес Гуссерлю, чем в
согласии с ним. Конечно, и Гуссерль существенно
трансформировал свое понимание логики в поздних работах. Но
теоретическое, "фундирующее" первенство феноменологии по
отношению к логике, отстаиваемое в Идеях I, в дальнейшем защищалось
отцом феноменологии столь же категорически. Пфендер же все

Часть I. На пути к Идеям I
79
более упорно выдвигал идею о "равных правах" логики и
феноменологии в рамках более общей дисциплины, теории познания.
Но самым важным, действительно, сделался спор о
трансцендентальном идеализме, что в нашем дальнейшем анализе потребует
особого внимания к вопросу, зачем Гуссерлю нужно было так
отчетливо вычерчивать трансценденталистскую линию в Идеях!.
Он делал это вопреки тому, что высокой ценой теоретического
риска мог стать и действительно стал распад собравшейся вокруг
него блестящей группы молодых исследователей. И это тем более
верно, что по существу одна и та же схема характеризовала
отношения Гуссерля с другими членами геттингенско-
мюнхенского сообщества.
Так, Хедвиг Конрад-Марциус (1888—1966), которая, между
прочим, вместе с Э. Штайн стала одной из первых женщин, кому
было разрешено получить университетское образование, позже
защитила диссертацию о позитивизме, удостоенную специальной
премии; она посвятила свою исследовательскую деятельность
феноменологии реального мира и созданию — внутри
феноменологии — особого варианта онтологии. Она горячо поддержала
Логические исследования прежде всего за возможности, открытые
для сущностного анализа. Онтологические акценты
феноменологии были столь принципиальны для Конрад-Марциус, что она —
вместе с другими учениками Гуссерля — не приняла
трансцендентальный идеализм Идей I. Не помогло и то, что Мастер в
Идеях I уделил особое внимание онтологии. Но это была "не та"
онтология. С точки зрения Марциус, отчетливо развитой в работах
20-х и 50-х годов прошлого века, но вызревавшей, очевидно, еще
во второй половине 10-х годов, Гуссерль, в Логических
исследованиях разработавший плодотворный метод усмотрения сущностей
(Wesensschau), затем чрезмерно акцентировал субъективный
аспект ("Schau", усмотрение) и сделал чистое сознание мерой
всякого бытия. Тогда получалось, что сознание неоправданно
выходит за границы самого себя (Conrad-Martius H. Schriften zur
Philosophie in drei Bänden. Bd. I. S. 22—23). Поэтому Конрад-Марциус и
противопоставила трансцендентальной онтологии Гуссерля
(проект которой был развит уже в Идеях Т), а впоследствии и
экзистенциальной онтологии Хайдеггера (влияние которой она, впрочем,
испытала) свою "философию бытия" или "онтологическую
феноменологию". В 50-е годы она воплотилась в серии
произведений: "Время" (Die Zeit, 1954), "Бытие" (Das Sein, 1957),
"Пространство" (Der Raum, 1958).
Отношение Конрад-Марциус к Идеям I было предопределено
ее "более классической" и, как потом выяснилось, резко анти-

80 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
трансценденталистской ориентацией в онтологической
проблематике. Наверное, она с горечью читала те страницы Идей J, где
речь шла о дорогой ее сердце теме "феноменологии внешнего
мира". Ведь Гуссерль еще четче и строже, чем прежде, настаивал
на "заключении в скобки" естественного мира,
естественно-научных знаний, не-феноменологической онтологии (по-видимому, и
той "наивной" онтологии, которую старалась разрабатывать его
талантливая ученица). Не будем сейчас углубляться в вопрос о
том, что в дальнейших своих весьма интересных и оригинальных
онтологических разработках Конрад-Марциус во многом
оставалась гуссерлианкой. Однако в 1913 г. она, должно быть, испытала
настоящий шок. (Я опускаю здесь линии расхождения Гуссерля с
другими учениками — например, с Р. Ингарденом. Некоторые
аспекты его вклада в критику гуссерлевского
трансцендентализма, впервые масштабно развернутого в Идеях I, будут
рассматриваться в этой книге.) Правда, ученики еще до Идей I не могли не
заметить нараставшего трансцендентализма в разработках
учителя. Но ведь публикаций долгие годы не было. И молодые
феноменологи, возможно, надеялись, что назревающие разногласия
имеют частный характер. Не все они систематически посещали
лекционные курсы Мастера, на которых нечто родственное
концепции Идей I уже проговаривалось. Опубликованная в 1913 г.
книга подкрепила опасения, развеяла сомнения: Гуссерль твердо
встал на путь трансцендентализма. Как верно написала
Э. Штайн, большинство учеников Мастера не намеревалось
следовать за ним по этому пути. Фактически пути прежде
(относительно) единого, сконцентрированного вокруг Гуссерля
сообщества феноменологов после Идей I расходились, причем по
довольно принципиальным основаниям. Ведь Гуссерль, пусть и
принимая во внимание столь серьезный для него риск, в
фундаментальных для него вопросах был неуступчив: никакие
соображения не могли заставить основателя феноменологии принести в
жертву то, что теперь казалось ему истиной.
Впрочем одну заметную уступку Гуссерль все же сделал. Она
касается Логических исследований. Поворот к Идеям подразумевал
довольно существенное, иногда кардинальное изменение
позиций. Гуссерль счел за лучшее не только не акцентировать, но
всячески замаскировать свой отход от Логических исследований. В
результате Идеи I запестрели ссылками на это раннее произведение.
Таким образом, преемственность или сходство позиций были
подчеркнуты, а их расхождения как бы отодвинуты в тень.
Работа над вторым изданием Логических исследований, которая, как уже
говорилось, пришлась на те же годы, была для Гуссерля мучи-

Часть I. На пути к Идеям I
81
тельной и в конце концов не слишком результативной. Но
Гуссерль вынужден был ее продолжать. Здесь и только здесь я вижу
компромисс, на который пошел основатель феноменологии: он
отдавал время и силы работе над произведением, от понятий и
подходов которого во многом уже отдалился, делая это в угоду
молодым феноменологам, которые теперь ценили Логические
исследования выше, чем сам автор! (Об этой проблеме будет
подробнее сказано далее.)
Поддержка проекта Идей I членами философского сообщества
пришла к Гуссерлю оттуда, откуда он, возможно, менее всего ее
ожидал — из России. Густав Шпет, один из наиболее
значительных российских феноменологов, в 1910—12 гг. слушал лекции
Гуссерля. Состоялось знакомство Гуссерля и Шпета. Шпет был
среди немногих авторов, посвятивших Идеям I специальную
работу: его книга Явление и смысл вышла в свет в 1914 г. и,
следовательно, была написана по самым свежим следам. Шпет, еще в
1912 г. познакомившийся с Гуссерлем "домами", завязал
переписку с Мастером и его женой. Книгу Явление и смысл он намеревался
посвятить Гуссерлю и его жене. Но Мальвина Гуссерль твердо
"посоветовала" Шпету, чтобы сочинение было посвящено только
ее мужу. На том и порешили.
В письме Гуссерля от 28 марта 1914 г. есть знаменательные
слова, обращенные к Шпету: «Особенно я благодарен вам за
подробный отчет о Вашей интенсивной феноменологической
деятельности, которая, к моей радости, встречает благосклонное
внимание со стороны уже пробудившегося в Москве интереса к
феноменологии. Главное состоит в том, чтобы Ваши столь
способные к воодушевлению соотечественники поняли, что речь
идет не о новом учении спасения, благодаря которому верующий
достигнет блаженства, но что открыта новая наука, бесконечно
плодотворная почва для работы — бесконечная и плодотворная,
как русская равнина, но, как и она, приносящая богатый урожай
только благодаря упорному труду (а не громким словам). Пусть
будут соответствующим образом скептичны, или критичны — но
пусть [все] проверяют с открытыми глазами. Они увидят, что
здесь действительно есть основа, что работа здесь необходима, и
что как раз работа, которая должна быть здесь проделана, —
единственная, необходимая в нашу философскую эпоху. Но,
конечно, никакая добрая воля не поможет без настоящего епохц,
т. е. без решимости сорвать шоры исторических предрассудков»
(Письмо Э. Гусерля Г. Шпету от 28 марта 1914 г.).
В этих благодарственных строках можно уловить и скрытые
горькие нотки: ведь не поняли же любимые ученики, как важна

82 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
новая наука, не пошли за Мастером по дороге "бесконечной и
плодотворной" феноменологической работы; не сумели сбросить
"шоры исторических предрассудков"... В переписке Гуссерля и
Шпета обсуждается и целый ряд конкретных проблем
феноменологии. А процитированное письмо Гуссерль начал с
сообщения о том, что каникулярные дни 1914 г. для него "прошли в
тяжкой борьбе за новое рациональное построение
заключительного тома Логических исследований"'. Речь идет о 2-ой части II тома.
Впрочем наступило время, когда все эти "внутрифеноменоло-
гические" размежевания и связанные с ними горькие чувства
уступили место переживанию действительно крупной и общей
беды: на пороге уже стояла первая мировая война9. Гуссерль
потеряет в этой войне самое дорогое: погибнет его сын Вольфганг,
отправившийся добровольцем на фронт; сын Герхардт получит
тяжелое ранение. Погибнет талантливый феноменолог А.
Раинах. Это станет лишь началом тяжелейших испытаний,
выпавших в XX в. на долю "европейского человечества" и
знаменовавших, как покажет Гуссерль в 30-х годах, всесторонний кризис
бытия Европы и всего мира. Но пока — в1913г. — мысли и
переживания родоначальника феноменологии сосредоточены вокруг
его новой книги.
Кардинальность размежевания феноменологии периода
Идей I с ее первым вариантом, непосредственно вышедшим из
горнила философско-математических, логических разработок, из
критики психологизма, больше всего была ясна самому Гуссерлю.
Ведь он шел к Идеям последовательно, постепенно, но неуклонно.
Только теперь, после опубликования (и накопления доступного
обозрению) рукописного материала этот факт может быть
подтвержден непредвзятым исследованием. Далее мы остановимся
на тех вехах, которые оказались ближайшими на пути к Идеям I.

Часть П.
Замысел и структура Идей I

Глава I. Ближайшие вехи
на пути к Идеям I
Теперь — в виде своего рода резюме имеющихся гуссерлевед-
ческих исследований — определю основные теоретические вехи
на пути Гуссерля к Идеям I. В литературе, посвященной данному
вопросу, имеются ценные и основательные, но у нас в стране
почти не известные разработки, которые здесь будут
использованы (например, раздел «Предыстория "Идей"» из книги К.
Шумана Чистая феноменология и феноменологическая философия. Истори-
ко-аналитическая монография об "Идеях Г Гуссерля (Schuhmann К.
Dialektik der Phänomenologie. Bd. IL Далее: Schuhmann 1973). Эту
историю можно взять в широком, полном смысле и начинать... с
самого начала творческого становления Гуссерля, с первых его
работ, где уже можно обнаружить зародыш проблем и мыслей,
развитых затем в Идеях (так и поступает К. Шуман). Я же в данной
работе займусь лишь близкой и даже ближайшей предысторией
Идей I, которая здесь будет рассмотрена относительно кратко, с
выделением самых основных проблемно-теоретических линий,
связующих это крупное произведение с некоторыми
разработками — теми, в которых уже прямо и четко просвечивают сюжеты,
проблемы и решения I книги Идей. (К. Шуман называет их
"Набросками произведения".)
Исследователи верно отмечают, что после "изобретения"
феноменологической редукции, т. е. после 1905—06 гг., Гуссерль
неоднократно заявлял (например, в письмах к друзьям, коллегам,
ученикам) о желании и готовности написать книгу, в которой
феноменология, в ее "продвинутом" варианте, обретет вид
систематического учения, а ее главенствующей целью станет
"критика разума". Так, в своем письме от 23 декабря 1908 г. Паулю На-
торпу Гуссерль высказывает "надежду на более крупные
публикации в будущем году" и сожалеет, уже в письме от 18 марта
1909 г., что (в отличие от Наторпа), его «исследования,
посвященные идее феноменологической критики разума, еще не
опубликованы» (Schuhman 1973,26—27).
Вместе с тем основатель феноменологии сообщает Наторпу,
что в "обозримое время" от него, Гуссерля, можно ждать "целый
ряд крупных сочинений с существенно новой (как я полагаю)
критикой разума...". Судя по многим свидетельствам (См.
например: Persönlichen Auszeichnungen), Гуссерль наметил на годы

Часть И. Замысел и структура Идей I
85
вперед план публикации, которые бы конституировали
феноменологическую философию. И дальней философско-метафизи-
ческой целью снова стала "феноменологическая критика
разума". Многое было готово — разработки, наброски, частная
систематика многочисленных лекционных курсов. Но целостного
учения, которое можно было бы запечатлеть в книге (или книгах),
пришлось ждать еще несколько лет. Во многих письмах
(например, Густаву Альбрехту от 8 сентября 1909 г. или Паулю Наторпу
от 22 февраля 1910 г.) Гуссерль честно и с горечью фиксирует уже
запечатленную нами ранее творческую ситуацию: все силы
отданы "интенсивной работе"; многое сделано; есть
удовлетворенность от проведенных исследований — но все еще нет
завершения; не написаны итоговые, целостные работы крупного
формата.
В качестве заметных вех на пути к Идеям I исследователи
выделяют, например, следующие имеющиеся в рукописях тексты:
"Введение в логику и теорию познания" (1906—07 — рукописи
F125/70 а) или относящиеся к 1910 г. "Размышления о правильном
пути исполнения моих исследований" (манускрипты LII14/5 а).
Кратко остановимся на втором манускрипте. (Читатель должен
учесть, что для цитирования отрывки из манускриптов Гуссерля
приходится брать из опубликованных источников — в данном
случае я опираюсь на цитируемую ранее книгу Шумана и
вынуждена подчас приводить из нее длинные выдержки). «Гуссерль
сначала ставит вопрос о том, не должно ли изложение начинаться
с учения о восприятии (с различением имманентных и
трансцендентных восприятий) — с тем, чтобы исходя из них обособить
представления, т. е. осовременивания». Или, быть может,
нецелесообразно «брать cogitationes как "единства", не сводя их к
последнему потоку» (LII14/514/15 а), т. е. к "проблеме временности"
(LII14/15 ь)? Если сознание времени является истинным "первоис-
током", то возникает вопрос: следует ли начинать изложение с
этого primum quod se (первого самого по себе) или оно должно
восходить от восприятия как готового и ставшего единства в
абсолютном потоке сознания, следовательно, с primum quod nos
(первого для нас)? Характерно, что Гуссерль вовсе не
останавливается на этой дилемме, но скорее ставит противоположный
вопрос: «Есть ли это различие между, так сказать, педагогическим
восхождением (Emporleitung) и систематическим изложением,
черпающим свое содержание исключительно (чисто) из самой
сути дела?» (L II 14/6 а). В действительности оба пути должны быть
равным образом беспредпосылочными. Поскольку здесь
проблема сознания времени выдвигается в первую очередь в качестве

86 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
возможного начала, только при овладении проблемой
восприятия ей (а вместе с тем и естественной мировой жизни) отдается
предпочтение.
Необходимо понять: это мотивирует феноменологию вообще;
поэтому данная проблема образует в ее самопонимании — лучше
сказать, в недостаточности ее самопонимания — коренной пункт
рассмотрения. Так Гуссерль достигает результата, которому он
будет следовать вплоть до Идей: «При обдумывании процесса
движения я прихожу к перво-потоку (Urflüsse) абсолютного
сознания в его специфической конституции прежде всего в связи с
обсуждением (взвешиванием) того, как, собственно, устроено
восприятие длящегося и как оно должно быть устроено в
соответствии со своей сущностью» (LII14/6 ь). Феноменология сознания
времени, в которую перетекает размышление, есть
феноменология второй потенции. Исследование должно сначала двигаться в
сфере данных cogitationes, применительно к которым затем
должен ставится вопрос о "классификации" "психических
переживаний" (LII14/6 ь). И соответственно, об "учении о всеобщих
модификациях, которые проходят через всю сферу cogitationes"
(LII 14/7а). Телос всех этих отдельных исследований Гуссерль
определяет к концу текста: «Мое главное намерение касается
проблемы разума... Начало же применительно к теоретическому
разуму, к проблеме природы и опыта заключено в природе
вещей...» (LII14/7 ь) » (Schuhman 1973, 30—31). Приведя все эти
соображения из рукописей (1910 г.), Шуман справедливо отмечает,
что «этими положениями во всеобщей форме очерчено движение
исследования в Идеях» (Ibid. S. 31): т. е., с одной стороны, Гуссерль
отправляется от восприятия, т. е. психического вообще, как они
предлежат в изменчивом потоке сознания. А с другой стороны,
исходной точкой ему служит теоретический разум, "статическая"
сфера логического, связанные с ним теория науки и теория
познания.
Существенной вехой на пути к Идеям считается манускрипт
Гуссерля "Логика как теория познания" зимнего семестра
1910/11 гг. (FI 15/2а). Гуссерль здесь отмечает, что сначала хочет
отправляться от "точки зрения естественного, но свободного от
предрассудков сознания" — со стремлением "развить мысль о
чистой аналитике (формальной mathesis)" (Al8/3a).
Одновременно набрасываются такие планы: «введение в теорию науки
как "классификация наук", как учение о доменах и регионах
возможного познания вообще: учение о категориях... всеобщее
прояснение идеи значения, суждения и т. д. в связи всеобщей
теории сознания. Это настоятельнейшие пожелания. И в это я

Часть п. Замысел и структура Идей I 87
должен войти в первую очередь. А отсюда — переход во
всеобщую феноменологию сознания со всеми фундаментальными
различениями: впечатления и идеи и т. д.» (FI 15/4 ь). К.Шуман
оправданно ссылается на соответствующие параграфы Идей I, где
эти замыслы были так или иначе реализованы, конечно, в
модифицированном виде, связанном с общей структурой
произведения. Исследователь также прав, когда подчеркивает, что Гуссерль
постепенно уходил от своего прежнего стремления найти
"начало" феноменологии в каком-нибудь одном виде сознания. «И
поскольку Идеи не берут свое начало ни от актуального восприятия,
ни от одного только формального мышления, они с
очевидностью представляют собой суммирующую и завершающую целое
десятилетие работу: они появляются как зрелый плод
органического развития», — пишет К. Шуман (Schuhman 1973, 33). И все же,
как поясняет далее этот автор, дело обстояло не так просто.
Опубликовав Идеи I, написав Идеи II и Идеи III, Гуссерль
впоследствии снова же весьма критически отзывался о своем
опубликованном сочинении (о чем свидетельствуют, например,
воспоминания Д. Кернса от 1931 г. — будто бы Гуссерль, по его
собственным словам, даже не хотел публиковать первый том Идей). Задача
обретения единого и законченного философско-феноменологи-
ческого учения не была, по оценкам критиков, да и самого
Гуссерля, решена окончательно. Мы пока не будем вдаваться в этот
вопрос, поскольку разбор (по нашему мнению, эпохального,
однако содержащего многие недостатки) сочинения Гуссерля Идеи I
еще впереди. Но во всяком случае недовольство достигнутым
"завершением" — вполне в стиле Гуссерля, который в рукописях же
(FI42/37а) написал знаменательные слова: "всякое завершение
есть только остановка на пути к дальнейшим устремлениям"
(цит. по: Ibid. S. 35).
По времени непосредственным преддверием Идей I могли
стать лекции Гуссерля зимнего семестра 1912 г. которые
основатель феноменологии намеревался озаглавить "Теория суждений"
(Urteilsthéorie). Однако вскоре план был изменен. Сам Гуссерль в
рукописях так суммирует свои мысли и колебания:
«Впоследствии, однако, мною овладели сомнения. При всем внутреннем
сплетении высших теоретических образований сознания с
низшими и при том обстоятельстве, что момент "веры", "принятия-
за-действительное" проходит через все, также и через низшие
слои сознания, и во всех них он должен быть прояснен, если есть
желание решить кардинальную проблему отношения веры и
суждения, — при всем этом невозможно изложить теорию
суждения, не располагая в качестве предпосылки широкими знаниями,

88 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
касающимися известных всеобщих формообразований сознания,
тех, которые я могу объединять под несколько грубыми
обозначениями: внешние и внутренние восприятия, переживания
сознания и сознание времени, воспоминания, ожидания,
внимательность, схватывание, экспликация и т. п. Но здесь
феноменология этих образований сознания ни в коей мере не предпослана.
Что касается литературы, то кроме немногих работ моих
учеников тут ничего нельзя использовать. О моих исследованиях в этом
направлении я, правда, в более ранние годы многократно
высказывался в некоторых лекциях... К тому же философы, которые
здесь, в рамках Философского общества, ревностно
сотрудничают, в последнее время, как я слышал, преимущественно
занимаются вопросами, касающимися означенной сферы... Но тут я все
же ничего не могу использовать в качестве предпосылок. А
поэтому я меняю название лекций — это будет что-то вроде
"Избранных основополагающих проблем феноменологии"» (F14/4 а
и ь). Исходя из этих соображений, Гуссерль "обернул" все
манускрипты лекций в листок, озаглавленный "Введение в
феноменологию".
Все эти колебания, сомнения, решения уже имеют прямое
отношение (в чем мы убедимся также и в дальнейшем) к замыслу и
структуре Идей I. По мнению исследователей, лекции 1912 г.
ближе всего к первому и второму разделам Идей I, т. е. к проблемам
сущности и сущностного познания, а также к учению о
феноменологической редукции. К. Шуман следующим образом
описывает соотношение между рукописями означенных лекций и
текстом Идей I: «Лекции распадаются на две части. Первая ведет речь
об эйдетической редукции. Гуссерль начинает с защиты
собственного права эйдетики по отношению к эмпирическим,
фундирующим себя в естественных науках философиям (ср. Идеи I,
I раздел, 2 глава "Натуралистические лжетолкования"). Затем
Гуссерль требует построения эйдетики духа как противовеса
эйдетике природы — в качестве неизбежной основы для научной
эмпирической психологии. "Вторая часть: феноменологическая
редукция" (и заметка на обложке листа В II 19/з а) сначала
обозначает феноменологию как основу эйдетики духа. В качестве таковой
она исключает все материальные и формальные науки; она им
противостоит (ср. Идеи I, II раздел, 4 главу). Следующий шаг в
лекциях посвящен сознанию в его собственной сущности; и вот
что еще ближайшим образом поясняется: редукция не ущемляет
ничего из того, что она исключает, ибо сознание по своему
существу есть "сознание о" (Bewußtsein von). Феноменология,
следовательно, анализирует как реальное, так и только интенциональ-

Часть П. Замысел и структура Идей I
89
ное, имманентное сознанию (ср. Идеи I, II раздел, 2 глава, а также
III раздел, 3 глава).
Третий шаг: Гуссерль подробно дискутирует по поводу
требований Брентано, касающихся классификации психических
феноменов. Он отклоняет их, ибо переживания не могут быть
математизированы, а могут быть схвачены лишь в морфологических
понятиях (ср. Идеи I, 3 раздел, 1 глава). В заключение — краткий
набросок по вопросу о том, что феноменологическая дескрипция
может демонстрировать характеристики, подобные пониманиям
действительности и занятию позиций, которые необходимо
исследовать в отношении каждого вида переживаний» (Schuh-
тап 1973,44—45). К. Шуман напоминает: Р. Ингарден,
слышавший одну из Лекций Гуссерля, вынес впечатление, что
основатель феноменологии уже сообщал некоторые части из
подготавливавшихся тогда Идей I (Husserl E. Briefe an Roman Ingarden.
S. 107). Есть немало других свидетельств, подтверждающих и
подкрепляющих эту оценку. При этом переклички с текстами
Идей II и Идей III по существу нет. Поэтому справедливо, как это
делает Шуман, расценивать Лекции как подготовку лишь Идей I (а
не Идей II и III).
Обращаясь непосредственно к тексту манускриптов, можно
более подробно проиллюстрировать их перекличку с Идеями I
(далее я процитирую наиболее важные в этом отношении
высказывания из рукописей, у нас, в сущности, неизвестных).
1) Созерцание, если оно достаточно ясно, — это
"действительно дающее созерцание, которое может иметь для исследования
такое же значение, как и опытное созерцание" (если оно
действительно опытное) — FI4/юа (Ср. Идеи I, §4).
2) «...наше противопоставление феноменологического и эм-
пирико-психологического исследования остается непонятым в
кругах психологов. С этим связано то, что хотя в психологической
литературе уже несколько лет много говорится о
феноменологии, но под нею понимается не более чем дескриптивная
психология, построенная на основе внутреннего опыта. Все
предлагаемые начала чистой феноменологии в этом смысле истолкованы
ложным образом» (F14/и а, лист "5") (Ср. Идеи I, Введение).
3) О противопоставлении фактов и идей
естествоиспытателями: идеи толкуются "как метафизические призраки". Считается,
что освобождение человечества от таких идей — величайшая из
всех заслуг естествознания перед человечеством. Естествознание
трактуется как несомненно всеобъемлющая наука, "наука о
действительности". Все остальное — продукты воображения (F 14/и а-
12 а, листы "5" и "6") (Ср. Шеи I § 19).

90 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
4) «Со всей очевидностью именно в восприятии мы
совершенно непосредственно и изначально схватываем пространственно-
временное бытие как действительность, и назад к этому
непосредственному опытному познанию методически отсылает все
естественно-научное познание как опосредованное познание
реальности» (F14/12 а, лист "6") (Ср. Идеи I, § 1).
5) «Не так уж легко мы поддаемся внушению, но над нами
очень легко властвует авторитет, причем авторитет
естествознания с научной точки зрения так же опасен, как и авторитет
церкви. Слава огромных духовных достижений, которая
сопровождает развитие естествознания, отбрасывает свой отблеск на
отдельных естествоиспытателей и придает всем их притязаниям особый
вес. Но ведь не всегда естествоиспытатель говорит, так сказать, ех
cathedra как исследователь природы, и прежде всего не тогда,
когда он философствует» (F14/12 ь, лист "6") (Ср. Идеи I, § 20).
6) «Итак, если мы говорим о сущностном исследовании,
например о феноменологическом исследовании сознания, то мы
имеем в виду не только мышление и познание, которое
направлено на идеальное в предметной установке и которое делает
идеальную действительность субъектами познания, "предметами, о
которых..." ("Gegenständen-worüber")» (Fl4/i7b, лист "И") (Ср.
Идеи I § 5).
7) «Вот мы говорим: всякое тело является "протяженным". Но
ведь мы здесь, хотя и направляясь на реальное, высказываем
сущностное суждение» (F14/20а, лист "14") (Ср. Идеи I, § 6).
8) «Но что еще может оставаться, если на самом деле весь мир,
даже все не только действительные, но и все возможные миры
будут исключены? Что еще может остаться, кроме формальной
эйдетики, формальной mathesis в самом широком смысле?»
(В II19/12 а и ь, листы "42/3") (Ср. Идеи 7, § 33).
9) «Сознание — это обобщающее обозначение для сущностно
взаимосвязанных переживаний. Вопрос о том, все ли
переживания можно охватить этим обозначением, мы предварительно
отодвигаем в сторону» (В II19/13 а, лист "44") (Ср. Идеи I, § 33).
10) «Если бы мы исполняли Epoche в универсальной
всеобщности, тогда не могло бы быть и речи ни о каких актуальных
утверждениях и ни о каком обосновании науки. Поле
феноменологического Epoche хотя и бесконечно, но не всеохватывающе. Это
поле суждений о реальности. Мы ведем себя подобно скептикам,
которые отрицают весь мир, универсум реальностей. Но в
действительности не точно так же как скептики, ибо мы не отрицаем
существование реальностей, мы также не отрицаем познание
реальностей. Мы только воздерживаемся от высказывания сужде-

Часть П. Замысел и структура Идей I
91
НИЯ О ЦеННОСТИ СООТВеТСТВуЮЩИХ Идей» (В II 19/26 b и 28 а, ЛИСТЫ "50"
и"51")(Ср. Шем/,§32).
11) «Реальные компоненты cogitatio — принципиально иной
разновидности; и в особенности — выделяется то, что в
Логических исследованиях обозначено как характер акта и как материя,
которая благодаря этому характеру в известной степени обретает
форму, а равным образом одушевление (Beseelung); последнее
приводит к тому, что единство материи и формы получает какое-
либо отношение сознания к чему-либо (Bewußtseinsbeziehung auf
etwas). Материальное (das Stoffliche) — это так называемые
первичные содержания, согласно Логическим исследованиям (В II19/52 а,
лист "76") (Ср. Идеи I, § 84).
12) Феноменология хочет быть "сущностным учением о
чистом сознании, о чистых cogitationes, которые можно обнаружить в
феноменологической редукции..." (МIII6/7 ь, лист "79") (Ср.:
Идеи I % 75).
Более подробное сопоставление Лекций 1912 г. и текста Идей I
(превосходно проделанное в цитированной книге К. Шумана)
выходит за рамки моей задачи. В мои планы входило, во-первых,
кратко осветить эти страницы предыстории Идей I, а во-вторых,
хотя бы частично ознакомить наших читателей с почти
неизвестными у нас манускриптами Гуссерля. (Я рекомендовала бы
заинтересованным читателям вернуться к этому небольшому раз-
дельчику после того как они освоят Идеи I.)
Первые наброски Идей I
Итак, Гуссерль расстался с мыслью поместить в 1томе
"Ежегодника" сочинение о теории суждения, долженствующее, по его
замыслу, стать своеобразной заменой — на новом уровне —
Логическим исследованиям. После того, как он взялся за доработку
последних (в частности, VI Исследования) для второго издания, он
решил, что надо перейти непосредственно к написанию нового
сочинения, т. е. Идей. И хотя обобщающий замысел этого
сочинения был довольно четким и состоял в оформлении
теоретического введения в феноменологию, Гуссерль еще в апреле 1912 г.
занимался в основном частными проблемами и разработками.
Между тем вызревал замысел "Ежегодника феноменологии и
феноменологических исследований", в Регенсбурге проходили
переговоры и заключались соглашения с коллегами, которые и
привели к созданию этого печатного органа.
Основание Гуссерлем и его командой такого "Ежегодника"
имеет непосредственное отношение к ближайшей предыстории

92 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
и истории Идей I. Осознание широты и влиятельности
феноменологического движения, разумеется, было одной из главных
причин его создания. Ранее проект создания печатного органа
феноменологов уже обсуждался Гуссерлем (например, в письме
Пфендеру от 26 августа 1907 г., где Гуссерль писал о
проектируемом "Журнале феноменологической философии" — "Zeitschrift
für phänomenologische Philosophie"). В 1912 г. Гуссерль в Регенс-
бурге совещался с Пфендером, Гайгером и Даубертом, и
назревшая идея совместного Ежегодника вновь встала в повестку дня.
7 июля 1912 г. Гуссерль в письме американскому философу
Вильяму Хокингу пишет о Ежегоднике как деле решенном: «Я
намереваюсь — поскольку феноменологическая философия в последнее
время обрела, по крайней мере в Германии, так много друзей и
особенно живо затронула молодое поколение, — учредить
собственный печатный орган (Jahrbuch für Philosophie und
phänomenologische Forschung, Niemeyers Verlag in Halle)». В числе
ответственных редакторов (Herausgeber) были названы Эдмунд Гуссерль,
Мориц Гайгер, Александр Пфендер, Адольф Раинах, Макс Ше-
лер. От их имени в первом томе вышедшего Ежегодника было
опубликовано что-то вроде краткого Введения и объявления о
намерениях (Erklärung), относительно которого исследователи
небезосновательно полагают, что оно, скорее всего, вышло из-под
пера Гуссерля или было им отредактировано. Во Введении
читаем: «Интерес к феноменологии и к феноменологически
фундированной философии в последние годы, несомненно, получил
широкое распространение, число исследователей, которые
самостоятельно работают, используя различную, применимую к тем
или иным областям феноменологическую методику,
стремительно возросло... В связи с этим в широких кругах заявляет о
себе настоятельное желание познакомиться с сущностью
феноменологического метода и видами его достижений. Этим живым
потребностям и должен послужить новый журнал. В первую
очередь он должен объединить в совместной работе тех людей,
которые ожидают от чистого и строгого применения
феноменологической методики принципиального преобразования
философии на пути прочно фундированной, постоянно развивающейся
далее науки.
Во вторую очередь журнал стремится предоставить
возможность объединения всех усилий прикладной феноменологии и
философии.
Издателей объединяет не школьная система, и не она образует
предпосылку для всей будущей совместной работы. То, что их
должно объединять— это, скорее, общее убеждение, согласно ко-

Часть П. Замысел и структура Идей I
93
торому только благодаря возврату к изначальным источникам
созерцания и к припадающим к нему наукам должны быть
оценены великие традиции философии сообразно ее понятиям и
проблемам. Согласно этому убеждению, только на таком пути могут
быть интуитивно прояснены понятия, проблемы могут быть
вновь поставлены на интуитивной основе и они также могут быть
принципиально решены. Издатели разделяют то общее
убеждение, что для феноменологии специфично бесконечное поле
строго научного и в высшей степени плодотворного
исследования — то, которое должно стать плодотворным как для самой
философии, так и для других наук.
Итак, этот журнал должен стать не ареной для смутных
реформаторских затей, а местом для серьезной научной работы».
Замысел Ежегодника также подталкивал Гуссерля к
необходимости быстрее и определеннее разобраться с темой и заглавием
своей публикации в I томе. И тема эта, конечно, должна была
носить обобщающий характер. «Точный заголовок "Идеи к чистой
феноменологии и феноменологической философии", —
отмечает К. Шуман, — как бы срисован с Дильтеевских "Идей об
описательной и расчленяющей психологии" ("Ideen über eine
beschreibende und zergliedernde Psychologie"), которые вышли в
"Sitzungsberichten der Preußischen Akademie der Wissenschaft" в Берлине в
1894 году» (Schuhman 1973, 72). Мы ранее уже говорили, что
критическое отношение Гуссерля к некоторым аспектам концепции
Дильтея не мешало ему испытывать глубокое уважение к этому
выдающемуся мыслителю, усилившееся после того как с ним
завязалась недолгая, к сожалению, переписка. Впрочем, как верно
подчеркивает Г. Шпигельберг, названия книг, начинавшихся со
слов "Ideen zu..." или "Ideen der...", вообще были достаточно
типичными для немецкой философии (См.: Spiegelberg H. The Phe-
nomenological Movement. Vol. I. P. 125).
Еще в августе 1912 г. Гуссерль был одновременно занят и
обработкой Лекций 1912 г., и подготовкой Идей I (и как мы уже
убедились, оба текста по содержанию, а иногда и по форме были
тесно связаны). Тем не менее в манускриптах Идей Гуссерль
продвинулся существенно дальше, чем в лекциях. К. Шуман
называет одну группу манускриптов, содержащих наброски Идей I,
"Tintenmanuskripte" (т. е. рукописи, написанные чернилами) и
рассказывает об их содержании.
Рукописи, помеченные индексами FI4/19ь, F14/22а,
посвящены, правда, также и теории суждения, однако содержат целый
ряд дополнений, все более приближающих Гуссерля к
проблематике Идей I — например, приведение смысла суждений к кон-

94 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
кретному воспринимающему сознанию; путь через суждения к
опыту; сущность и сущностное познание. Приведу один пример.
В рукописи F Ï4/23 а написано: «Мы говорим: все материальные
тела подчиняются закону гравитации... и тем самым
универсалии относятся к эмпирической действительности... Я не
высказываюсь о том, что материальные тела наличествуют... я только
полагаю, что материальное тело вообще имеется, и что оно должно
обладать свойством тяжести... Но мы исключаем актуальные hic
et nunc... И мы можем осуществлять, имея в виду неопределенное
и всеобщее, реализуемое в чистом мышлении полагание — в
отношении этой простой идеи. Например, мы можем высказывать
суждение: "все тела протяженны"» (Ср. Идеи I, § 6).
Набросок, о котором сейчас идет речь, К. Шуман расценивает
как относительно небольшой, но "в себе" завершенный и
законченный кусок текста. При этом он еще не является частью
будущего большого произведения, а просто принадлежит к «ряду
независимых друг от друга групп текстов в рамках руководящей
идеи введения в чистую феноменологию» (Schuhman 1973, 75).
Нельзя также забывать, что это дополнения к текстам Лекций (и
сам Гуссерль вложил их в манускрипты к лекциям). Вопрос, о
каких именно страницах манускриптов идет речь, весьма
специальный и частный, и мы не будем в него вдаваться. Достаточно
сказать, что в единой связи всей работы Гуссерля возникают
части текста, формулировки, которые в ближайшем будущем будут
прямо перенесены в рукопись Идей I. Содержательным примером
подготовительной работы над Идеями I может служить
проработка в рукописях вопроса о соотношении эмпирической и
эйдетической психологии (рукописи FIV1/66). «О соотношении
рациональной психологии и феноменологии, — пишет Гуссерль в
рукописях — я должен высказываться предельно осторожно». Или:
«вопрос с самого начала должен оставаться открытым».
"Исследование психической реальности, идея духа" — это не
профилирующие вопросы феноменологии; они из нее, напротив,
исключены (FIV 1/66 ь). Не феноменология должна что-то получать от
психологии, но наоборот, психология — от феноменологии. И
Шуман в связи с этими тезисами рукописей справедливо
замечает, что и в Идеях I Гуссерль очень редко высказывается на эту
тему, ограничиваясь замечанием (в § 76), что вопрос о связях этих
дисциплин чрезвычайно сложен (Schuhman К. S. 80). Особый
интерес в разбираемых рукописях представляет обсуждение
проблематики "чистой феноменологии" как специальной
дисциплины. Здесь, кстати, "пересечение" манускриптов Лекций и
будущей книги совершенно очевидно: Гуссерль просто подклады-

Часть II. Замысел и структура Идей I
95
вает листы с текстами для Лекций в наброски к Идеям I. (К. Шуман
на С. 82—83 цитируемой мною книги снова демонстрирует
параллелизм текста набросков и текста Идей Г). И опять-таки: в мои
цели здесь не входит подробная текстологическая сравнительная
проработка упомянутых рукописей и Идей I. Я ограничусь только
этими краткими иллюстрациями, чтобы теперь перейти к
основному замыслу и содержанию моей книги — к критическому
текстологическому анализу Идей I Эдмунда Гуссерля.
Глава П. Замысел Идей I.
Специфика и трудности феноменологии:
гуссерлевское Введение к труду
Пройдя в философии значительный теоретический путь,
связанный с выявлением сути и отличий феноменологии, Гуссерль и
в Идеях вновь ставит перед собой ту же задачу. Он говорит, что
лишь "ищет путь" к чистой феноменологии и снова
намеревается "охарактеризовать ее специфическое положение по
отношению к другим наукам", что в силе остается необходимость вновь
доказьгеать важнейший тезис: феноменологии принадлежит роль
"фундаментальной философской науки" (Hua III, 3) *.
Феноменология, разъясняет Гуссерль, это «...совершенно новая наука,
которая — в силу своей специфики — далеко отстоит от
естественного мышления и оттого настоятельно затребована только в
наши дни. Она называет себя наукой о "феноменах"» (Ibid.).
Почему же и в 1913 г. приходится как бы возвращаться вспять?
Ведь термин "феноменология" в гуссерлевском понимании уже
приобрел в философском мире, как мы убедились ранее,
немалую популярность (что признает во Введении и сам Гуссерль: «В
последнее десятилетие в немецкой философии и психологии
много говорится о феноменологии» — Ibid.). Однако Гуссерлю
многочисленные "разговоры" о феноменологии (в том числе и
ведущиеся теми, кто причислял себя к гуссерлевской школе), ее
усиливающаяся популярность, причем уже не только в немецкой
философии — все это не доставляет, судя по его настроениям,
запечатленным и в работах, и в письмах, большого удовлетворения.
Из Введения становятся ясными по крайней мере две причины
неудовлетворенности Гуссерля. Во-первых, поясняет он, дело от-
* Здесь и далее Идеи I цитируются по немецкому изданию 1950 года
(Hua III).

96 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
нюдь не облегчается, а, наоборот, осложняется тем, что понятие
"феномен" имеет достаточно широкое распространение: ведь и
психологию с давних пор называют наукой о психических
"феноменах", естествознание — наукой о физических "феноменах",
науки о культуре, об истории — об исторических, культурных
"феноменах". В Идеях I Гуссерль вновь и вновь разъясняет, что в
его чистой феноменологии понятие "феномен" существенно
модифицировано по сравнению с обычным внутринаучным
употреблением. А это, к сожалению, не всегда принимается в расчет.
Трудность заключается в том, что полный и подлинный смысл
гуссерлевских проблемы и понятия феномена — уж так
построена феноменология — высвечены не в начале труда, призванного
стать введением в эту науку, а на более поздних стадиях анализа.
И в нашем интерпретативном исследовании мы вынуждены
пояснять его суть не ранее, нежели перед нами предстанет в ее
главных измерениях сфера гуссерлевского "чистого" сознания.
Причина состоит в специфических особенностях
феноменологии, в частности в том, что она развивается не как дедуктивная
наука, отправляющаяся от некоторой суммы аксиом и
дефиниций. И хотя понятие феномена — фундаментальное для
феноменологической науки, оно не постулируется, а лишь постепенно
вводится и проясняется феноменологом 1. (Отвлечемся пока от
интересного, но специального вопроса о том, почему сам
Гуссерль в Идеях I сравнительно редко употребляет понятие
"феномен".)
Во-вторых, основателя "чистой феноменологии", что также
вредно из Введения, не просто огорчает, а просто-таки удручает то,
сколь превратно были восприняты его прежние работы и
лекционные курсы, разъяснявшие суть феноменологии. Из своих
опубликованных и вызвавших наибольший резонанс сочинений он
упоминает двухтомник Логические исследования и статью
Философия как строгая наука. Из текста Введения также ясно, что в
наибольшей степени Гуссерля огорчили "лжеистолкования", как бы
пренебрегшие его принципиальной критикой психологизма (и
приравнявшие феноменологию к вреду психологизма 2) Р1ли,
напротив, вменртешие ему в вину полное перечеркивание опыта и
ценности психологии как науки. Попытки защищать от него
психологию Гуссерль называет "ненужными". Это с одной стороны.
А с другой — Гуссерль счрггает особенно огорчрстельным то
обстоятельство, что многие чрггатели и кррггики так и не сумели
разглядеть разъясненное им в прежних работах принципиальное
различие между феноменологией и психологией. Перед лицом этих
"господствующих ложных истолкованР1й, имеющих множество

Часть II. Замысел и структура Идей I
97
следствий", Гуссерль с самого начала своей новой работы
стремится подчеркнуть следующее: «чистая феноменология, к
которой мы в будущем и хотим проложить путь — та феноменология,
первый прорыв к которой произошел в Логических исследованиях и
смысл которой все глубже и богаче раскрывался для меня в
работе, проделанной в последнее десятилетие, — эта феноменология
отнюдь не является психологией... и здесь речь идет не о
случайных разграничениях областей исследования и терминологии, а о
принципиальных основаниях, исключающих причисление
феноменологии к психологии» (Ibid. S. 4). Положение отнюдь не
меняется из-за того, что — как будто бы подобно психологии —
«феноменология имеет дело с Я и "сознанием", со всеми видами
переживаний, актами, коррелятами актов» (Ibid. S. 5).
Гуссерль вполне четко и верно разъясняет во Введении, откуда
проистекает глубина и устойчивость этих недоразумений, по
существу определивших характер неадекватной критики
Логических исследований и других гуссерлевских работ первого
десятилетия XX в. (через публикации или лекции ставших известными
какой-то части философской публики). Все дело в том,
подчеркивает основатель феноменологии, что изобретенная им
философская дисциплина принципиально направлена против
"господствующих мыслрггельных привычек", которые надобно не просто
сломать, преодолеть, но заменить совершенно новыми. А это
дело чрезвычайно трудное. Ведь требуется освоить "новый вид
установки, полностью измененный по сравнению с
естественными установками опыта и мышления" (Ibid. S. 5).
Эти разъяснения опираются на вполне твердые и реальные
основания. Действительно, если иметь в виду самый главный, не
преодоленный и сегодня теоретический конфликт между
феноменологией и ее критиками (особенно принадлежащими к
лагерю логицизма), то его справедливо усмотреть в долгом
непонимании принципиальных новшеств, внесенных гуссерлевской
феноменологией в поле философских, логических и психологических исследование.
Поэтому Гуссерлю и пришлось вновь и вновь, на протяжении
целых десятилетий возвращаться к прояснению сути
феноменологии, в том числе и ее существенных отличий от психологии как
эмпирической науки, — тех отличий, которые имеют место
несмотря на некоторые немаловажные внешние и внутренние
признаки их сходства (например, на то, что обе дисциплины, как
кажется многим, имеют дело с одним и тем же "предметом" —
"сознанием", его переживаниями, актами и коррелятами).
Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии —
важнейшая веха на пути самоистолкования сути и отличий фе-
4-8214

98 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
номенологии как основополагающей философской дисциплины
нового типа, на пути выстраивания нового метода и получения
«свободного горизонта "трансцендентально" очищенных
феноменов». Только в результате всей этой грандиозной работы
появляется "поле феноменологии в нашем специфическом смысле".
Преодолевая величайшие трудности, исследователи, по словам
Гуссерля, имеют шанс проникнуть "в новый мир" — мир
феноменологии (Ibid.).
Другая трудность, которую приходится преодолевать начиная
с первых параграфов Идей I, обозначена уже во Введении. Она
заключается в следующем. Хотя Гуссерль устремлен в мир
трансцендентально очищенных феноменов, путь к ним пролегает не
иначе, нежели через противоположную им "естественную
установку", или "естественную позицию". «Мы будем исходить из
естественной позиции, из мира, как он противостоит нам, из Я-соз-
нания, каким оно дано нам в психологическом опыте, и притом
будем раскрывать предпосылки, существенные для такой
позиции» (Ibid.). Лишь потом и лишь на этой основе будет
складываться, по Гуссерлю, метод феноменологической редукции,
позволяющий — сначала посредством редуктивных исключений —
найти, получить упомянутый горизонт "трансцендентально
очищенных феноменов". В таком движении от мира, взятого в
естественной установке, от "сознания Я", данного в
психологическом опыте — и в то же время в противовес им, в движении к
совершенно новой цели, — заключается один из главных
парадоксов и одна из главных теоретико-методологических трудностей
феноменологии. Вместе с тем Гуссерль не видит никаких других
способов презентирования, применения чистой феноменологии,
обоснования ее специфических методов. Новая наука
парадоксальным образом выстраивается, опираясь на фундамент
традиционной "естественной установки" и одновременно как бы
воспаряя над нею. В этом сложном парадоксе нам прежде всего и
предстоит разбираться, углубляясь в текст Идей I.
Что касается Введения, то Гуссерль — кроме уже сказанного —
кратко охарактеризовал основное содержание не только
публикуемых Идей I, но и запланированных Идей II и Идей III. «В первой
книге, — пишет Гуссерль, — мы будем рассматривать не только
всеобщее учение о феноменологической редукции, которое
делает для нас зримым и доступным трансцендентально очищаемое
сознание; мы также хотим предпринять попытку обрести
определенные представления о всеобщих структурах этого чистого
сознания, а через их посредство — о наиболее общих группах
проблем, направлениях исследования и методах, принадлежа-

Часть II. Замысел и структура Идей I
99
щих новой науке» (Ibid. S. 7). Это очень важное определение.
Феноменология предстает здесь (как и во всей книге Идеи Г) в качестве
науки о всеобщих структурах чистого сознания. А значит, при
изучении данной работы Гуссерля нам принципиально важно
постепенно добраться до смысла этих центральных понятий
феноменологии: "чистое сознание" и его "всеобщие структуры"
(соответственно примыкающих к ним групп проблем и методов).
Читателям необходимо принять в расчет заключительные
абзацы Введения, где Гуссерль специально говорит о
терминологических трудностях. Он трактует феноменологию как
"сущностную" науку — и все разъяснения первых разделов будут
посвящены этой теме. Вместе с тем Гуссерль предупреждает читателей,
что в более ранней традиции его различению наук о сущностях и
наук о фактах скорее соответствуют термины "априорные" и
"апостериорные" науки. Однако Гуссерль (периода Идей Г)
считает эти термины скомпрометированными "дурным наследием
прошлого". Он предпочитает говорить об "эйдетических
науках", или науках о сущностях (Ibid. S. 8). Что касается терминов
"идея", "идеал", то здесь налицо неоднозначность,
противоречивость гуссерлевской трактовки. С одной стороны, термины
"идея", "идеи", "идеал" не только не устраняются, но даже
входят в главный заголовок и важнейшие подзаголовки всей книги.
С другой стороны, едва сказав, что с этими терминами и их
сбивающей с толку многозначностью дело все же обстоит "не так
плохо", как с "априорным", он тут же добавляет: и все же
положение является "достаточно плохим" (schlimm genung) (о чем, в
частности, свидетельствовали недоразумения при толковании
Логических исследований). Например, Гуссерль считает весьма
важным отделить, отмежевать (само по себе ценное) кантовское
понятие идеи от всеобщего понятия (формальной или
материальной) сущности. «Поэтому из иностранных, заимствованных слов,
— разъясняет Гуссерль, — я использую малоупотребительное
(А. В. Михайлов образно переводит: "незатертое". — Н. М.) "эй-
дос", а в качестве немецкого слова [равно-эквивалента] пользуюсь
словом "Wesen", сущность, которое порой сопряжено с
раздражающими, но неопасными экивокациями» (Ibid. S. 9). Гуссерль
оговаривается, что охотно подыскал бы замену и порождающему
досадные недоразумения слову "реальное" (Real), но это ему пока
не удалось.
Обращаю особое внимание читателей на это
терминологическое разъяснение основателя феноменологии. Подобные же
оговорки можно встретить и в других его работах. Впрочем в том же
Духе высказывались или могли высказываться многие авторы (не
4*

100 H. В. Мотрошилова « Идеи I Эдмундл Гуссерля»
только философы), склонные к терминологическому
новаторству. Ведь Гуссерль прав: вводя в философию термины с новыми
значениями, совершенно невозможно во всех, даже в
большинстве случаев помечать их вновь образованными словами,
философскими неологизмами (хотя таковые Гуссерлю тоже приходилось
вводить, иногда образуя их из обычных слов или известных
терминов — как Wesensschau или Lebens weit). Напротив, в
подавляющем большинстве случаев, что верно устанавливает
основатель феноменологии, философу-новатору приходится оставаться
"в рамках исторического языка философии". При этом трудность
заключается в невозможности для философии математически
точного дефинирования нового смысла заимствованных из
традиции понятий и категорий. Конечно, определения, разъяснения
новых по значению терминов совершенно необходимы, и
читатель вправе ждать их от автора. Однако и Гуссерль как автор
хотел бы рассчитывать на то, что читатель не будет "подсовывать" в
привычно звучащие, но принципиально иные понятия
феноменологии те значения, которые он заимствовал из каких-либо
других учений и направлений философии или изобрел для себя сам.
И здесь от читателя требуются усилия по интенсивности не
меньшие, чем труд, затраченный родоначальником
феноменологии при создании оригинальной по значению терминологии, которую
он — чаще всего по необходимости — облачал в традиционные
по звучанию слова философского языка.
Нам предстоит — вслед за Гуссерлем — путешествие в новую
для философии страну, "чистую феноменологию". Однако
попасть в нее можно только после того как удастся миновать
"станции", которые философии и философам могут показаться
вполне знакомыми — "Сущность", "Мир", "Сознание". В этом
особенность феноменологического путешествия. Но прежде
требуется дать новое истолкование тому, что скрывается за фасадом
так привычных категориальных "станций" традиционных
философских путешествий. Более того, читатель должен прочно
усвоить, что "перетолковывающее" движение через эти станции — в
лучшем случае транзитное. Надо пройти через них только для
того, чтобы избавиться от всецельного господства вековых
традиций философии и обрести новый путь. Следует, правда, четко
оговорить: все сказанное имеет значение только для тех, кто хочет
вступить на почву феноменологии (или понять ее позицию), и
только в связи с этим. Что не означает ни разрушения или
перечеркивания психологии как особой эмпирической науки (хотя
означает возможность построить наряду с ней особую,
феноменологическую психологию), ни "отмены" других, традиционных

Часть И. Замысел и структура Идей I
101
и современных направлений, концепций, идей философии,
скажем, кантианства (хотя означает спор, конкуренцию с ними по
ряду важнейших философских позиций). Но все же есть одна
универсальная претензия Гуссерля, которую он связывает с
феноменологией, и именно с нею: этой вновь "изобретенной",
выстроенной, структурированной науке — во всей ее
оригинальности — он отводит роль фундаментальной философской дисциплины.
Здесь нас тоже подстерегает труднейший парадокс, одна из
многих загадок феноменологии. (К ней Гуссерль обратится в
Идеях III)
Итак, мы отправляемся в путешествие, цель которого —
"чистая феноменология". Заранее оговорю: от читателя (даже в
какой-то мере подготовленного) требуется огромное терпение,
последовательность, живой интерес к по видимости сухим, но
философски увлекательным сюжетам.
Замысел и особенности моего исследования Идей I
Прежде чем мы вступим на первые тропы в этом путешествии,
я хочу специально оговорить, как задумано и построено мною это
исследование Идей к чистой феноменологии и феноменологической
философии. Его особенности, отвечающие общему построению
моей работы, состоят в следующем.
Это исследование в некоторой своей части текстологическое, т. е.
связанное с разъясняющей презентацией текста Идей I. Необходимо
учесть, что отсутствие полного русского перевода Идей I, Идей II,
Идей III отчасти, но лишь отчасти, восполняется выполненным
А. В. Михайловым и опубликованным в 1999 г. переводом Идей I.
Это всего лишь первый вариант перевода. (Поэтому, в частности,
я предпочитаю давать цитаты из исследуемого произведения
Гуссерля в моем собственном переводе.) Но никакой, даже
полностью отработанный перевод не отменяет необходимости
текстологических исследований, что вполне убедительно доказывает
опыт истории философии. То, что мое исследование
текстологическое, означает следующее: я (особенно в начале каждой части)
держусь "близко к тексту", в необходимых случаях рассказывая о
нем или цитируя его; я часто сохраняю последовательность и
структуру рассуждений, предложенную самим Гуссерлем (когда
считаю их принципиально важными); я ввожу и разъясняю
собственную терминологию автора текста и т. д.
Предлагаемое читателю исследование текста Идей перерастает
(применительно к каждому разделу) в мою собственную
интерпретацию этого текста и феноменологии Гуссерля в целом. Ин-

102 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
терпретация как критическое истолкование, в частности,
проявляется в отборе тем, проблем, решений Гуссерля, выносимых на
обсуждение в этой моей книге. А отбора, конечно, не миновать.
Вполне понятно, что даже в случаях, когда (особенно при
отсутствии соответствующих русских переводов) читателю может
пригодиться даже и добротный пересказ, пересказом не должно
ограничиваться. Главная потребность в самостоятельной
интерпретации, в творческом прочтении обусловливается чрезвычайной
трудностью гуссерлевского текста. Поэтому презентация текста,
даже и самая близкая к оригиналу, должна была в нашем случае
стать разъясняющей, т. е. не просто "переводящей"
феноменологию с немецкого языка на русский, но и включающей ее в (по
возможности) более ясные для нашей традиции, для
современной философии проблемные, категориальные, теоретические
рамки. (Нечего и говорить, замысел этот весьма сложный, если не
сказать дерзкий; только читатель вправе судить, удался ли он.)
Интерпретация как бы разбивается на три блока.
Первый включен непосредственно в текстологический анализ
Идей I, обусловлен текстом и следует его ритму.
Второй блок — это моя собственная, не скованная ритмом
текста Гуссерля проблемно-теоретическая интерпретация.
Третий блок — экскурсы в наиболее важные интерпретации
тех авторов, которые занимались проблематикой Идей I, и,
конечно, моя их оценка.
Итак, внутри самого исследования, в примечаниях к нему я
стремлюсь ввести читателя также в круг данного раздела "фено-
менологики", т. е. литературы, посвященной Идеям. Хочу лишь
оговорить, что соответственно общему замыслу всей моей работы
во главу угла поставлена феноменология самого Гуссерля, а не
концепции его учеников, последователей и критиков. Их суждения об
Идеях в моей книге так или иначе приняты во внимание (в чем
сможет убедиться читатель), но они не являются здесь самоцелью.
И еще одно предварительное замечание. Читатели, знакомые с
некоторыми моими прежними монографиями (или
пространными частями коллективных сочинений), возможно, заметят, что
эта работа выполнена несколько иначе. В книгах Путь Гегеля к
"Науке логики", Рождение и развитие философских идей и др. я
стремилась сделать изложение максимально доступным и
занимательным для читателя. В частности поэтому я нередко
предпочитала форму философских эссе, а не сугубо специальных,
обращенных разве что к узким специалистам научных трактатов. И
хотя в каждом случае (писала ли я о Платоне, Канте, Гегеле, Хай-
деггере) в фундаменте эссеистской формы непременно залегали

Часть II. Замысел и структура Идей I
103
сугубо специальные проработки соответствующей литературы и
специфической проблематики, я не считала необходимым
обрушивать на широкого читателя, к которому и адресовалась,
профессиональную информацию, коей я располагаю. При этом мне
представлялось, что тип исследуемой философии как бы задает
особую в каждом случае форму историко-философской
интерпретации. Конечно же, о Платоне и его ярких диалогических
произведениях надо писать иначе чем о Гуссерле, чьи сочинения,
рукописи и по форме максимально приближены к эталону
"философии как строгой науки".
И в данной книге я рассчитываю также и на читателей-
нефилософов или философов, которые до сих пор специально не
занимались феноменологией. Их я хочу предупредить: эта моя
книга не принадлежит к разряду легкого чтения; ее нельзя
пролистывать между делом. Читателю, который захочет ее освоить,
надо учесть: над феноменологией приходится последовательно, упорно
работать, пробираясь сквозь чащу (для многих) непривычных
понятий, поворотов мысли, методов, решений. Кроме того, на
этот раз я ввела в кадр моего исследования и всю текстуру Идей I,
и главные споры специалистов вокруг этого выдающегося
произведения. (Впрочем дискуссии специалистов — и мои споры с
ними — чаще всего вынесены в экскурсы, а также в примечания,
которые для каких-то групп читателей могут иметь, так сказать,
факультативный характер.)
И все же я строго следила за тем, чтобы философская
специализация моего исследования не превращалась в самоцель (а это
нередко бывает в книгах и статьях, авторы которых,
демонстрируя свою эрудицию, включают в них сведения решительно обо
всем, что они по данному вопросу проработали.) Ибо главная
двуединая задача новой книги, которую я предлагаю
благосклонному, надеюсь, читателю, одновременно состоит в попытке
облегчить вход в феноменологическую философию, в феноменологию
как особую науку и предложить (для обсуждения) свою трактовку
Идей I. Еще одно предварительное уточнение: вопреки тому, что
Гуссерль не раз критически высказывался о философском систе-
мосозидании (подразумевая системы традиционного типа, или
"школьные системы"), сама его философия имеет, по моему
глубокому убеждению, строго системный характер. Это значит: нельзя
выхватывать из задуманной и разработанной основателем
феноменологии системной феноменологической науки какие-то отдельные
темы, проблемы, "куски", полагая, что тем самым
феноменология освоена. (Я и попыталась воспроизвести, раскрыть
феноменологию как такую системную дисциплину.) Системное построе-

104 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ние феноменологии как науки также означает, что более или менее
цельное представление о ней можно составить, лишь пройдя вместе с
ее основателем путь через главные "станции" теории и метода.
Трудность состоит и в следующем: хотя в Идеях I
проблематика феноменологии представлена достаточно полно и зрело,
трактовка центральных ее вопросов углублялась, расширялась,
дополнялась в последующих произведениях Гуссерля. Я пытаюсь
разрешить эту трудность, в своих центральных интерпретатив-
ных главах выходя за непосредственные рамки произведения,
которому посвящена данная книга, привлекая к рассмотрению
другие опубликованные работы и учитывая неопубликованные
рукописи Гуссерля.
Феноменология, повторяю, необычайно трудна. Из различных
направлений философии XX в. она выделяется тем, что во
многих отношениях является специальным научно-теоретическим
философским знанием, освоение которого требует систематических
усилий. Не надо этого пугаться: в философии, как и во всяком
другом деле, не обойтись без труда и увлеченности. Увлечь
читателя сухой, на первый взгляд феноменологией — моя
сверхзадача. Если хоть в какой-то степени удастся ее решить, буду
счастлива.
Глава III. Опубликованные варианты,
центральные проблемы и структура Идей I
Прежде чем представить читателю подробный и конкретный
текстологический анализ Идей1, вместе с моей интерпретацией
этого произведения, считаю необходимым предпослать
суммарный теоретический образ, схватывающий его главное
проблемное содержание и структуру. Надо надеяться, что такой
целостный образ поможет восприятию основных шагов последующего
более конкретного исследования.
Итак, книга имеет общий заголовок "Ideen zu einer reinen
Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie. Erstes Buch. Allgemeine
Einführung in die reine Phänomenologie" — "Идеи к чистой
феноменологии и феноменологической философии. Книга первая. Всеобщее введение
в чистую феноменологию". Читатель может найти ее в разных
опубликованных вариантах. Во-первых, как уже упоминалось,
книга была впервые опубликована в "Ежегоднике
феноменологии и феноменологического исследования". Одновременно и
параллельно книга выходила в 1913 г. в издательстве М. Нимейера
отдельной публикацией, воспроизведенной затем в 1922 и 1928 гг.

Часть П. Замысел и структура Идей I
105
без сколько-нибудь существенных изменений. При написании
своей книги я пользовалась главным образом изданием, которое в
современной феноменологии считается каноническим: это III том
Гуссерлианы, изданный В. Бимелем в 1950 г. и содержащий,
кроме текста Идей I (откорректированного издателем на основе трех
экземпляров работы, хранящихся в Лувенском архиве), также и
дополнения, заметки более позднего периода, непосредственно
относящиеся к тексту Идей I. Существует еще академическое
издание К. Шумана (1976), тоже в Гуссерлиане (Husserl Е. Ideen zu
einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie.
Erstes Buch: Allgemeine Einführung in die reine Phänomenologie
Hua III/l. В этом издании полутом Ш/1 содержит основной текст
произведения, а полутом Ш/2 — гуссерлевские дополнения и
коррекции к нему.) В восьмитомном издании сочинений Э.
Гуссерля под редакцией Э. Штрекер Идеи I входят в V том (за основу
взят вариант К. Шумана, см.: Husserl Е. Gesammelte Schriften. Hg.
v. Elisabeth Ströcker. Bd. 5. Buch 1: Allgemeine Einführung in die
reine Phänomenologie). На русском языке опубликован, как уже
упоминалось, перевод А. В. Михайлова. (См.: Гуссерль Э. Идеи к
чистой феноменологии и феноменологической философии. М.,
1999. Кн. I: Общее введение в чистую феноменологию. Этот
ценный и во многих отношениях интересный перевод — лишь
первый вариант, который самим безвременно умершим А. В.
Михайловым не был доведен до публикации. При всех несомненных
достоинствах перевода его можно расценивать как набросок,
черновик. Впрочем любой, даже и завершенный, перевод Идей,
появись он на русском языке впервые, наверняка вызвал бы
критические дискуссии — прежде всего потому, что этот немецкий
текст чудовищно труден для передачи на других языках.)
Книга первая Идей (Идеи Г), как видно уже из подзаголовка —
"Всеобщее введение в чистую феноменологию", содержит
попытку систематизировать и обобщить прежние
феноменологические разработки, представив целостный проект чистой
феноменологии как новой, весьма специфической и системно построенной
философской науки — с ее особыми методологическими средствами,
понятийным аппаратом, с необычным, радикально-критическим
отношением к традиции. Кроме того, прочитав и продумав эту
книгу, можно сделать вывод, что необычна, во многом нова и
конкретная феноменологическая проблематика — хотя с первого взгляда
может показаться, что она традиционна, ибо чаще всего
обозначается словами и понятиями, хорошо знакомыми всякому, кто
занимается философией. Так, следующий за Введением раздел
первый, озаглавленный "Сущность и сущностное познание' и со-

106 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
стоящий из двух глав ("Факт и сущность", "Натуралистические
лжеистолкования") кажется посвященным именно коренным
проблемам философии, обсуждавшимся на всем протяжении ее
многовекового развития. И для такого подхода к первому
разделу, конечно, есть немало оснований. А все-таки в нем читателя
ожидает принципиально новый поворот к обозначенной
тематике. В чем предстоит убедиться также и при анализе раздела второго
"Фундаментальное феноменологическое рассмотрение", где в четырех
главах ("Тезис естественной установки и его исключение",
"Сознание и естественная действительность", "Область чистого
сознания", "Феноменологическая редукция"), речь идет о
центральной проблематике феноменологии, имеющей своего рода
пропедевтический характер. Гуссерль в этом разделе, с одной
стороны, осуществляет принципиальное размежевание с так
называемой естественной установкой — особенно в ее применении
к изучению сознания, а с другой — именно проходя через
"естественную действительность", вычленяет область "чистого
сознания" как специфического поля феноменологического опыта, т. е.
сущностного усмотрения и описания сознания. Разъясняется метод
феноменологической редукции, ведущий заинтересованного
исследователя в область феноменологии. Вместе с его разъяснением
мы уже точно попадаем в оригинальную сферу
феноменологического исследования. Третий раздел "Вопросы методики и
проблематики чистой феноменологии" — это, собственно, конкретно
осуществляемая феноменологическая работа. В первой главе, как
показывает сам заголовок, даются "Предварительные методические
соображения"; во второй главе Гуссерль переходит к главной
теме всей книги — "Всеобщие структуры сознания". А в главах
третьей и четвертой представлен анализ ноэзиса и ноэмы, ноэти-
чески-ноэматических структур, который можно считать
сердцевиной гуссерлевских исследовательских новшеств. Значение
вклада Гуссерля в изучение этих структур весьма велико, о чем
можно судить по интенсивности и глубине дискуссий в
современной философской и логической мысли, посвященных ноэти-
ческо-ноэматической проблематике.
Раздел четвертый "Разум и действительность" пролагает путь
от более конкретных феноменологических разработок к
обобщающей философской проблематике — естественно, в том
специфическом виде, в каком она вообще фигурирует в рамках
феноменологии, в частности того ее раздела, который Гуссерль
называет "феноменологией разума". В главе первой этого раздела
("Ноэматический смысл и его отношение к предмету") концепция
ноэмы, проект которой очерчен в предшествующем разделе, пе-

Часть П. Замысел и структура Идей I
107
рерастает в оригинальную гуссерлевскую теорию предметностей,
уже увязываемую с учением о разуме. В следующей, второй главе,
названной "Феноменология разума", Гуссерль восходит к
некоторым, казалось бы, традиционным проблемам философии —
очевидность, истина, разум и бытие, идея (также и в кантовском
смысле). Но читателю еще предстоит убедится, сколь необычен
для философии подход к трактовке разума в этой книге Гуссерля.
Завершающая этот раздел и всю книгу глава "Ступени
всеобщности проблемы разума" — это "наскоро" набросанный проект
"разветвления" проблем разума и, соответственно, разветвления
феноменологических дисциплин, которые могли бы — в
перспективе и в принципе — охватить исследования, относящиеся к
обширной теме разума (конечно, в ее тогдашнем гуссерлевском
понимании). Устанавливается также соотношение
феноменологии — в ее "дисциплинарном" толковании — с формальной
логикой, аксиологией и учением о практике, а также с формальной
онтологией, тесно примыкающей к феноменологии разума.
Встает — правда, в самой общей форме — вопрос, которому
предстоит стать стержневой темой будущей феноменологии: о
феноменологическом "конституировании" и "слоях
трансцендентального конструирования вещи". (Правда, надо учесть, что этот аспект
темы "конституции" разрабатывается в Идеях II.)
Говоря здесь о самых общих проблемно-структурных
поворотах анализа в Идеях I, целесообразно добавить, что через все
исследование проходит акцентирование некоторых более частных
тем, органично входящих в состав феноменологии. Это,
например, проблема восприятия, признанная фундаментальной для
всех других ноэтических форм (которые часто упоминаются, но
исследуются меньше — воспоминание, вынесение суждения,
фантазирование и т. д.); проблема "вещи" и "вещного сознания";
проблема бытия и онтологии, проблема имманентного и
трансцендентного. И, конечно, это стержневая, основополагающая
тема "переживаний", особенно "чистых переживаний" и их
специфически феноменологического анализа. Среди более общих
профилирующих тем — защита Гуссерлем трансцендентализма,
правда, в его существенно обновленном феноменологическом
варианте.
В общем же смысле относительно центральных устремлений и
главной проблематики Идей I можно высказать, чисто
предварительно, следующие тезисы.
1) Гуссерль сначала отправляется от "естественного" мира,
естественной установки, "естественного" подхода к сознанию и
переживанию. Здесь и складывается один из первых парадоксов и

108 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
трудностей феноменологии, движущейся от "естественного
мира и сознания, взятого в "естественных" связях и опосредованиях,
— через их исключение — к "чистому" феноменологическому
полю и методам исследования. Эта коренная и принципиальная
двойственность, неотъемлемая от феноменологии, послужила
источником неадекватных обвинений и упреков, причем прямо
противоположного характера: подозрений, с одной стороны, в том,
что Гуссерль, давний противник психологизма, и в Идеях снова
впадает в психологизм, с другой стороны, в том, что им
предлагается жестко "эссенциалистская", односторонне "эйдетическая"
доктрина, восходящая к платонизму. Гуссерля все эти упреки,
противоречащие друг другу, безмерно раздражали. Но в ответ он
с завидными терпением и упорством упрекал противников в
неспособности ухватить специфику феноменологии. И старался
вновь и вновь эту специфику прояснить. В том числе и в Идеях I
— что подчас нарушает строгость изложения: автор то и дело
обращается к вопросу о "недоразумениях" и
"лжеистолкованиях", как имевших место в истории мысли вообще, так и
проявившихся, в частности, в оценках феноменологии.
2) Двойственность сохраняется и в отношении Гуссерля к
вопросу о науке и идеалу научности, как он применяется к самой
философии. Отвергается мысль о всеобщезначимости
распространившейся еще в новое время "физикалистской" модели,
которую ее защитники хотели применить не только в физике, но и
в других науках, скажем в науках о сознании. Критика и
серьезный анализ этой модели проходит через весь текст Идей I.
Критика, однако, не становится самоцелью, а служит задаче обосновать
именно применительно к философии (а по возможности, и к
другим "нефизикалистским" дисциплинам) оригинальную
феноменологическую модель научности, причем, по убеждению Гуссерля,
научности не менее строгой, чем та, что имеет место в
естествознании. И здесь — одна из самых важных задач нашего будущего
анализа: доказать, что основатель феноменологии в период
создания Идей был по-прежнему твердо убежден в необходимости
разрабатывать феноменологию как строгую науку, науку не
эмпирического, а сущностного (эйдетического) характера, однако
принципиально отличающуюся от известных к тому времени
эмпирических и сущностных дисциплин. К тому же в Идеях I
предпринята первая в истории творческого развития Гуссерля (и его школы)
столь масштабная попытка систематической презентации
феноменологии как особой науки, ее метода, проблематики, отличия от
других дисциплин и связи с ними. Вот почему читатель действи-

Часть И. Замысел и структура Идей I
109
телъно может использовать Идеи I как "всеобщее введение в чистую
феноменологию".
3) Уточнение специфики феноменологии идет по самым
разным линиям. Но в главном и основном оно касается обоснования, с
одной стороны, сущностного (эйдетического) характера этой
науки, ее принципиального отличия от эмпирико-фактического
научного знания, а с другой стороны, ее органической связи с
изначальной данностью "предметностей" разного рода через созерцание,
касается необходимости возврата к "изначальному" созерцанию, его
истокам (и, следовательно, отличия феноменологии от цикла
чисто формальных дисциплин, включая математику и логику,
для которых возможно движение анализа в чисто формальной
сфере).
4) В попытках Гуссерля отмежевать феноменологию от других
наук и от традиционного понимания философии важнейшую
роль играет обоснование метода феноменологической редукции.
Правда, нельзя не отметить, что в ряде других гуссерлевских работ,
предшествующих (например, в Пяти лекциях по феноменологии) и
последующих (например, в Первой философии или Кризисе),
феноменологическая редукция рассмотрена более ясно и
систематично. Тем не менее о ценности и смысле редукции в Идеях I
сказано достаточно, чтобы уяснить ее существенную структурную
роль в феноменологии.
5) В Идеях I общее движение анализа, стало быть, таково:
сначала обосновывается специфический сущностно-интуитивный
характер феноменологического анализа, затем — через
прояснение метода феноменологической редукции — прочерчивается
путь от мира к "чистому" сознанию как особому
(сконструированному) полю феноменологии. А потом проделывается работа
на этом поле (с упором на ноэтическо-ноэматические структуры).
И уже после этого совершается переход к общефилософской
проблематике разума и изучающих его наук. Значит, имеет
место, во-первых, размежевание со сферой "мирового",
"естественного" опыта, во-вторых, обоснование специфики
феноменологического анализа и его практическое проведение в жизнь, в-
третьих, защита феноменологического трансцендентализма как
обобщающего философского воззрения, в наибольшей степени
соответствующего исходным установкам и конкретной
"практике" феноменолога; в-четвертых, анализ положения
феноменологии как науки в общем составе знаний о человеческом разуме.
Как именно все это делается, станет ясно из дальнейшего текста
нашей книги.

110 H. В. Мотрошилова «Идеи/ЭдмундлГуссерля»
Представление о ценности Идей I, как и о смысле споров
вокруг сути, значения этого сочинения, должно сложиться
благодаря прочтению всей данной книги, после того, как нами будут
последовательно и подробно разобраны основные проблемы и
разделы гуссерлевской работы. Однако для лучшего уяснения
читателем текста Идей необходимо предварительно обозначить
трудности и недостатки, с которыми приходится сталкиваться при
чтении, а особенно при глубоком анализе, всестороннем
продумывании гуссерлевского сочинения. Те авторы, которые писали
об Идеях, не могли обойти молчанием этот вопрос. Так, А. Агир-
ре, автор раздела об Идеях I Гуссерля в книге Главные сочинения
философии XX века (Hauptwerke der Philosophie des 20 Jahrunderts.
Stuttgart, 1992; — кстати, заслуживает быть отмеченным то
обстоятельство, что Идеи включены в этот престижный разряд
философских работ) верно отмечает, что это едва ли не самое
богатое мыслями и содержанием сочинение Гуссерля и,
действительно, одна из самых значительных философских работ
закончившегося XX в. Вместе с тем Агирре не может не признать, что
систематическому характеру Идей очень мешают "запутывающие
повторы"; кроме того многие сюжеты лишь кратко намечены, но
содержательно не развиты; язык и терминология порой весьма
сложны и необычны, и Гуссерль не всегда принимает во
внимание возможные затруднения читателей. (Это в определенной
степени объясняет тот прохладный прием, который сочинение
встретило даже у ближайших учеников Гуссерля.) Впрочем повторы,
возврат к темам, которые, казалось бы, уже были освещены, — не
столько недостаток гуссерлевского произведения, сколько
следствие одного его важного конструктивного замысла. Дело в том, что
Гуссерль намеренно возвращается (и не один раз) к таким темам,
как редукция, интенциональность, ноэма и ноэзис,
трансцендентальный идеализм и т. д. Они вводятся и исследуются лишь
"ступенчатым образом" (stufenweise — любимое слово Гуссерля).
Содержание также накапливается, наращивается лишь постепенно.
Вот почему и нам, следуя смыслу и ритму Идей I, придется
продвигаться по пути анализа этих и других центральных тем и
понятий лишь шаг за шагом, без всякой поспешности, а иногда
снова и снова возвращаясь к ним.
Теперь, когда очерчены основные контуры
"феноменологического поля", представшего в Идеях Гуссерля уже частично
обработанным, мы перейдем к конкретному подробному,
последовательному анализу этого замечательного произведения основателя
феноменологии.

Часть III.
Учение Гуссерля о мире,
'естественном познании7
и критика натурализма.
Проблема сущностей
(эйдосов)
и эйдетических наук
(первый раздел Идей Г)

Глава I. "Мир" как "изначальное".
"Естественное познание".
Факты и сущности
Первая книга Идей I имеет, как было сказано, подзаголовок:
"Всеобщее введение в чистую феноменологию". Раздел первый
называется "Сущность и сущностное познание". Мы уже кратко
говорили ранее о специфическом методе движения Гуссерля к
феноменологическому (т. е. сущностному, эйдетическому) полю,
и потому нас не удивит, что о сущности и сущностном познании
создатель феноменологии будет рассуждать, изначально
обращаясь к иному полю, составляющему их противоположность —
это "естественное познание", "опыт", "факты", "науки о факте",
"мир".
Итак, двигаться к чистому сознанию и его всеобщим,
сущностным структурам — сокровенному предмету феноменологии —
Гуссерль будет, отправляясь от разъяснения смыслов, которые он
вкладывает в понятия "естественное познание" и "мир". Почему
"чистая" феноменология развертывается и обосновывается
именно таким образом, станет более ясно впоследствии. Читателю как
раз здесь придется проявить немалое терпение, следуя за
Гуссерлем и пытаясь понять непростую, но всегда заслуживающую
раскрытия логику его рассуждений.
«Естественное познание (natürliche Erkenntnis) начинается с
опыта и в опыте пребывает. Следовательно, в теоретической
установке, которую мы называем "естественной" (natürliche),
совокупный горизонт возможного исследования обозначается одним
словом: это слово — мир. Науки этой изначальной установки все
являются поэтому науками о мире...» (Hua Ш, 10). Гуссерль замечает,
что при господстве исключительно естественной установки
понятия "истинное бытие", "действительное бытие", или реальное
бытие, покрываются понятием "бытие в мире".
Здесь — опять характерная для феноменологии трудность и
двойственность. С одной стороны, Гуссерль формулирует четко:
"естественная установка" — это "теоретическая установка".
Иными словами, речь идет о науках, даже о большой совокупности
наук, поскольку они обязательно повернуты к миру и схватывают
его в созерцании и опыте. С другой стороны, науки, следующие
естественной установке, в чем-то весьма существенном отвечают

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 113
обычной жизни и установкам человека, не задумывающегося над
наукой и не осуществляющего научный опыт. Между ними есть
согласованность. Поэтому, полагает Гуссерль, не трудно
рассказать обычному "вненаучному" человеку о "естественной установ-
ке": она ему внутренне близка. (Как правильно полагают
исследователи, здесь завязываются узлы будущей гуссерлевской
концепции Lebenswelt, "жизненного мира", благодаря которой
выявляется общность корней обыденной жизни человека в мире и
наук о мире1. Вместе с тем можно поспорить с авторами, которые
"находят" в Идеях чуть ли не готовую протоконцепцию
жизненного мира, ибо на деле она в данной работе еще не тематизиро-
вана.) С упомянутой двойственностью мы будем постоянно
сталкиваться, анализируя текст Идей I.
Так, Гуссерль разъясняет: когда он говорит "об изначальной
установке" применительно к миру и его изучению, то не имеет в
виду никаких особых "историй", премудростей, никакого
исторического, психологического — причинного — генезиса. Речь
идет исключительно о том, что каждая наука о мире повернута к
какой-либо предметной области, а всем ее теоретическим
высказываниям так или иначе соответствуют созерцания, благодаря
которым предметы достигают "данности". Ее Гуссерль назьгеает
"изначальной данностью" (originäre Gegebenheit). «Сообщающее
данность созерцание первой, "естественной" познавательной
сферы и всех ее наук — это естественный опыт, а изначально
данный опыт — это восприятие, слово, понятое в обычном
смысле...» (Ibid. S. 11). При этом дается и дополнительное
разъяснение: применительно к опыту, касающемуся внешних вещей,
изначально только "внешнее восприятие", а не, скажем,
воспоминание или предвосхищение; применительно же к опыту,
относящемуся к нам самим, изначально только "внутреннее
восприятие", а не "вчувствование" или что-либо другое. (Вчувствование,
впрочем, тоже имеет характер созерцания, но в отличие от
восприятия оно не изначально.)
Мы уже знаем, что чистая феноменология не является наукой
о мире. Тем более удивительным может показаться то
пристальное внимание, которое Гуссерль уделяет понятию мира, как и то
обстоятельство, что мир и все "изначально" связанное с ним по
существу составляет содержание первых, вводных глав феноменологии. Но
это только одна сторона дела. Есть и другая сторона: как бы
Гуссерль ни настаивал на том, что мир должен быть взят без особых
премудростей, в простой изначальной данности через
восприятия, можно, да и нужно уловить с самого начала "спрятанную" в
исходных дефинициях сложную философскую коррелятивность

114 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
мира и опыта. «Мир, — пишет Гуссерль, — есть совокупное
понятие предметов возможного опыта и опытного познания,
предметов, которые познаваемы на основе актуальных опытов в
правильном теоретическом мышлении... Науки о мире,
следовательно, все науки естественной установки суть в общем и широком
смысле естественные науки, науки о материальном
мире, но также и науки о живых существах с их
психофизической природой; это • также физиология, психология
и т. д. Равным образом сюда принадлежат все так называемые
науки о духе, история, науки о культуре, социологические
дисциплины разного вида...» (Ibid. S. 11).
Возьмем себе на заметку, что с точки зрения "естественной"
отнесенности к миру у Гуссерля уравнены и естествознание, и
науки о духе (чему соответствует гуссерлевское толкование
самого мира, его данности как обнимающей и природу, и мир вещей
и ценностей, созданных самим человеком). Гуссерль не вдается в
вопрос о различиях и двух миров, и двух типов наук
(естествознания и обществознания или, выражаясь по-риккертовски, наук
о природе и наук о культуре), ибо главное для него в Идеях I
различение и противопоставление — иное: чистая феноменология должна
быть противопоставлена всем наукам о мире, все равно, относятся
ли последние к природе, человеку или обществу, истории,
культуре.
Глава Идей I, которую мы сейчас разбираем, именуется "Факт
и сущность". Читатель, воспитанный в традициях философии,
скорее всего станет ожидать, что Гуссерль хотя бы кратко
воспроизведет основные, относящиеся к теме идеи и концепции
традиционной философии и выскажет к ним свое отношение. Но
читатель будет обманут в своих ожиданиях. Гуссерль далек от того,
чтобы включать в свой анализ сколько-нибудь конкретные
историко-философские экскурсы. (Что, кстати, не помешает ему
очень бегло высказаться о Канте, подвергнуть критике эмпиризм.
Но история философии предстанет здесь тоже скорее в логико-
типологическом, чем в реально-историческом облике.) В конце
главы, в § 17, Гуссерль скажет, что все его рассуждение о фактах и
сущностях было "чисто логическим".
И вот еще что в высшей степени характерно. Гуссерль
признает, что «опытные науки суть науки о "фактах"» (тем самым как
будто бы соглашаясь со многими представителями эмпиризма,
которых он впоследствии — вместе, скопом — не преминет
подвергнуть критике). Но что это значит в толковании Гуссерля?
«Фундирующие познавательные акты опыта полагают
реальное индивидуально, они полагают его, реальное, как про-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 115
странственно-временное здесь-бытийствующее (Daseiendes), как
нечто пребывающее в этой временной позиции, имеющее вот эту
собственную длительность и свое реальное наполнение,
полагают как то, что по своей сущности точно так же могло
располагаться в другой временной позиции...» (Ibid. S. 12). Реальное
может проявляться и в этом физическом обличий, находясь в
каком-либо данном месте; но то же самое реальное могло бы
пребывать в любом ином месте и в любом ином облике (гештальте).
Главное, к чему клонит здесь Гуссерль: «Индивидуальное бытие
любого вида, если говорить о нем со всеобщей точки зрения, —
"случайно" (zufällig)» (Ibid.). Примечательно, что эти и
некоторые другие рассуждения Гуссерля о фактах, т. е., в его
толковании, случайностях, носят, так сказать, быстропреходящий
характер. В его путешествии "Факт" — это полустанок, на
котором анализ едва лишь задерживается, да и то лишь для того
чтобы почти сразу перейти к теме сущности. «Но смысл этой
случайности, имя которой — фактичность, ограничивается тем, что
она коррелятивно соотнесена с необходимостью, которая
выражает не просто фактический состав значимого правила
взаимоупорядочивания пространственно-временных фактов, но
выявляет характер сущностной необходимости
(Wesens-Notwendigkeit) и тем самым сохраняет отношение к
сущностной всеобщности (Wesens-Allgemeinheit). Когда мы
говорили: всякий факт "по его собственной сущности" может
быть другим, мы выражали ту мысль, что смыслу всего
случайного присуще свойство обладать сущностью и тем самым эйдосом,
который должен быть постигнут в чистой форме — а таковой эй-
дос обретается среди истин сущностного характера (Wesens-
Wahrheiten) различных ступеней всеобщности» (Ibid. S. 12).
Давно известные в философии диалектические мысль о
единстве факта и сущности, случайности и необходимости Гуссерль
выражает по-своему — достаточно оригинально и ни на минуту
не выпуская из виду главную цель своего исследования. Едва
начав говорить об индивидуальности, случайности, вариабельности
факта, основатель феноменологии почти сразу же утверждает
"неразделимость факта и сущности" (так называется § 2
анализируемой главы.) Главная гуссерлевская мысль здесь такова:
индивидуальный предмет не есть просто нечто "вот оно!" (ein Dies
da!), единственное в своем роде. Он обладает своей неповторимой
сущностью — "набором ему свойственных неповторимых
сущностных предикабилий" (Ibid. S. 13), на который, как на "остов",
могут "нанизываться" иные, вторичные, определения. Например,
любая материальная вещь обладает своей, и только своей сущно-

116 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
стной оформленностью (Wesensartung). Но одновременно она
принадлежит к виду "материальная вещь вообще" (равно как ей
присуща и отнесенность к таким всеобщим определенностям, как
временность, пространственность, длительность, фигура
вообще).
Вот так — просто и стремительно — Гуссерль переходит от
факта к сущности. Любопытно, в каком облике перед нами
первоначально предстает сущность (§3): «Сначала "сущность"
обозначала то, что в самосущем бытии какого-либо индивида
обретается в качестве его "что" (Was). Опытное или
индивидуальное созерцание может быть преобразовано в
усмотрение сущности (идеацию) — возможность,
которую следует понимать не как эмпирическую, а как
сущностную» (Ibid.).
Один из принципиально важных первых параграфов Идей I —
важных для понимания замыслов и смыслов феноменологии, в
этих первых параграфах, однако еще не раскрываемых, — носит
название "Wesenserschauung und individuelle Anschauung".
А. В. Михайлов перевел "Wesenserschauung" как "высматривание
сущности". Идея переводчика заключалась, видимо, в том, чтобы
подобрать русский эквивалент к труднопереводимому (в русском
философском контексте) слову "Erschauung", отличив его от
Anschauung, за которым традиционно, начиная еще с переводов
кантовских текстов, закрепилось слово "созерцание". (Я
предпочитаю перевод "сущностное всматривание".) То обстоятельство,
что к "усмотрению" сущностей и "созерцанию" индивидуальных
предметов Гуссерль прилагает термины, выраженные
различными словами, отнюдь не случайно: мы "видим", "усматриваем",
"зрим", "высматриваем" сущности иным "взором", "зрением",
нежели "созерцаем" индивидуальные вещи, процессы, события.
Тем не менее я полагаю, что принципиальная позиция
Гуссерля в этом параграфе — отстаивание глубоко новаторского,
нетрадиционного отношения основателя феноменологии к тесному
объединению сущности и созерцания, усмотрения. Характерно,
что к сущности как особому "предмету" Гуссерль приходит не
иначе, чем через специфическое созерцание. «Сущность (эйдос)
— это предмет нового вида. Подобно тому как данное в
индивидуальном или через опыт постигающем созерцании есть
индивидуальный предмет, так и данное в сущностном созерцании
есть чистая сущность. И тут не просто внешняя аналогия, а
радикальная общность. И сущностное всматривание
тоже является созерцанием, подобно тому как
эйдетический предмет тоже есть предмет» (Ibid. S. 14). Согласно Гуссерлю,

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 117
«обобщение коррелятивно связанных понятий "созерцание" и
"предмет"... требуется самой природой вещей» (Ibid. S. 14—15).
"Усмотрение" сущности Гуссерль мыслит как адекватную,
подлинную "данность" сущности. Вот почему, в частности, ему
так важно сохранить связь сущности и факта, всеобщего и
индивидуального. Ведь эмпирическое созерцание через изначальность
восприятия приводит эмпирический, индивидуальный предмет
"к данности из первоистока"; его можно созерцать в его
"телесной самоданности, самости" (in "leibhaften" Selbstheit).
Согласно Гуссерлю, любой "предмет" в широком
формальнологическом смысле можно скоррелировать с соответствующим
ему способом изначальной данности через созерцание, которая
существует в "живой самости" (до любого предикативного, пре-
дицирующего мышления). Итак, высматривание сущности
(всматривание в сущность — Wesenserschauung) есть созерцание,
всматривание в самом точном смысле, [причем] не простое и,
возможно, смутное осовременивание; это — изначально данное
созерцание, схватывающее сущность в ее "живой" самостности
(Ibid. S. 15). (В Логических исследованиях, пишет Гуссерль в
примечаниях, он пользовался для обозначения этого содержания
словом "идеация". Но теперь он предпочитает использовать "более
свободное понятие".) И однако же, если речь идет о сущности, то
все это созерцание, усмотрение, всматривание совершенно
нового вида и рода, которое в дальнейшем еще потребует от нас
специальных прояснений. Тем не менее уже здесь надо сделать
пометку: возвращение сущностных предметностей к истокам
сущностного же созерцания — краеугольный камень гуссерлевской
феноменологии; это также тот принцип, который был принят
многими феноменологами, даже если они спорили с Гуссерлем по
ряду других вопросов.
"Сущностному различию созерцаний", о которых только что
шла речь, Гуссерль ставит в соответствие "сущностное
соотношение" "экзистенции" (здесь в смысле индивидуально здесь-бытий-
ствующего, Daseindem) и "эссенции", факта и эйдоса. Основатель
феноменологии считает необходимым дать дальнейшее
разъяснение только намеченным в первых параграфах понятиям,
освободив их от "прилепившихся" к ним мистических мыслей и
толкований.

118 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Резкое отделение сущностей от фактов
и наук о сущностях от наук о фактах
Едва читатель освоит направленность мысли Гуссерля,
состоящую в стремлении сблизить, увязать факты и сущности, — и
притом поймет, сколь важные новаторские тенденции
феноменологии ее основатель имеет в виду, как вводное исследование
перейдет на иную, противоположную ступень, вступит в иную
фазу, не менее принципиальную для будущей феноменологии.
Читателю полезно не просто иметь в виду подобные "скачки"
мысли Гуссерля, но даже загодя готовиться к ним.
Итак, ранее воспроизведенное гуссерлевское сближение факта
и сущности имело главной целью отстаивание роли интуиции,
созерцания, усмотрения, высматривания (всматривания) также и
применительно к сущности. Здесь соединяющая дорожка,
ведущая к фактам, к "индивидуальному созерцанию", была для
Гуссерля полезна. К этой теме Гуссерль не один раз возвратится и в
будущем. Но теперь в повестку дня встает другая тема:
неповторимая специфика сущностей и наук о сущности — в сравнении с
фактами и науками о фактах.
Суммируем те резкие разграничительные линии, которые
Гуссерль между ними проводит.
1) § 4. Когда мы в созерцании схватываем сущности, то этим не
предполагается никакого индивидуально-конкретного,
фактического существования; «чистые истины о сущностях
не содержат ни малейшего утверждения о
фактах, следовательно, из них одних нельзя извлечь ни
малейшей истины о фактах» (Ibid. S. 17). Если любое мышление о
фактах для своего обоснования требует опыта, то для обоснования
мышления о чистых сущностях потребна лишь такая основа, как
сущностное созерцание.
2) § 5. Обращая внимание на суждения о сущностях, Гуссерль
специально подчеркивает различие такого рода: есть суждения
собственно о сущностях, но есть и суждения "об
индивидуальном", однако исключительно в качестве единичности сущности
— в модусе "Вообще" ("Überhaupt"). Примером служит
геометрия, взятая Гуссерлем в качестве "чистой", т. е. сущностно-
эйдетической науки. «Так, в чистой геометрии мы, как правило,
судим не об эйдосе "прямого", "угла", "треугольника",
"конического сечения" и т.п., но мы судим о прямой линии и об угле
вообще, как таковых, об индивидуальном треугольнике вообще,
коническом сечении вообще. Такие универсальные суждения
носят характер сущностной всеобщности, "чистой", или,

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 119
как говорят, "строгой", просто "необусловленной" всеобщности»
(Ibid. S. 18).
3) Гуссерль предлагает разграничивать "сущностную
всеобщность" и "сущностную необходимость": они коррелятивны, но не
тождественны друг другу (хотя многие авторы не проводят
между ними никакого различия). Когда в суждении некое обстояние
вещей (Sachverhalt)2 осознается как "обособление эйдетической
всеобщности", то сознание необходимости называется
"аподиктическим" (соответственно и суждение называется
аподиктическим, или аподиктически-необходимым).
4) Гуссерль утверждает (§ 6): «Нельзя смешивать
неограниченную всеобщность законов природы и
сущностную всеобщность» (Ibid. S. 20). Так, тезис "все тела
обладают тяжестью" лишен безусловной всеобщности
эйдетически-всеобщих тезисов, ибо заключает в себе по крайней мере
одно реальное полагание, а именно природы как пространственно-
временной действительности. Напротив, тезис "все
материальные тела протяженны" обладает, по Гуссерлю, эйдетической
значимостью и может быть понят как чисто эйдетический, если со
стороны субъекта будет исключено полагание реального
существования.
Вспомним, этими двумя предложениями пользуется Кант в
Критике чистого разума для различения аналитических и
синтетических априорных суждений, причем в смысле, близком к гус-
серлевскому. Суждение о протяженности — сущностно-всеобще-
аналитическое, ибо мы производим "в уме" все операции, чтобы
в самом понятии тела "вычитать" понятие протяженности. Для
суждения о тяжести требуется выйти за пределы чисто
сущностного рассмотрения, т. е. выражаясь гуссерлевским языком, надо
осуществить хоть какое-то "реальное полагание" (что и означает
лишенность безусловной, т. е. эйдетической всеобщности — для
Гуссерля, но не для Канта, для которого оба суждения
априорные, то есть всеобщие и необходимые).
Науки о фактах и науки о сущностях
Каждому индивидуальному предмету принадлежит, в
качестве его сущности, некое "сущностное состояние", или "состав"
(Wesensbestand), и наоборот, каждой сущности соответствуют
возможные индивидуации, которые могли бы быть
фактическими отдельностями (Vereinzelnungen). Это закладывает основу для
разделения и соотнесения наук о фактах и наук о сущностях,
устанавливает Гуссерль.

120 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Имеются "чистые науки о сущностях" — чистая логика, чистая
математика, чистое учение о времени, пространстве, движении
и т. д. Эти науки (или части научных дисциплин) свободны от
каких бы то ни было полаганий фактического; никакой опыт не
может в них принимать на себя функцию обоснования. Правда,
геометр может рисовать на доске свои фигуры, т. е. как будто
осуществлять "физически" какой-то опыт. Но при этом
созерцание никоим образом не выступает в качестве обоснования.
Геометр исследует "идеальные возможности", а не положение дел в
действительности; акт его "последнего обоснования"
— это не опыт, а "высматривание сущностей". В ином
положении естествоиспытатель: опытное познание есть для него
обосновывающий акт. Поэтому «понятия "наука о
фактах" и "опытная наука" эквивалентны» (Ibid. S. 21).
Гуссерль так формулирует «практический идеал "точной"
эйдетической науки» (его во всей полноте и глубине научилась
реализовывать только чистая математика): «придавать любой
эйдетической науке высшую ступень рациональности — благодаря
тому, что все опосредующие мыслительные шаги редуцируются
путем подведения под раз и навсегда систематически
составленные аксиомы соответствующей эйдетической области, с
привлечением... всей совокупности ее аксиом» (Ibid. S. 22). С этим,
продолжает Гуссерль, связан идеал "математизации", имеющий
огромное практически-познавательное значение (однако
подробнее данную тему автор Идей здесь обсуждать не намерен).
В § 8 Гуссерль уточняет вопрос о том, как складываются
"отношения зависимости" между наукой о фактах и наукой о
сущностях. Смысл эйдетической науки "принципиально исключает
любое внедрение познавательных результатов эмпирических
наук" в состав наук эйдетических. Ибо "из фактов следуют только
факты". Но с науками о фактах дело обстоит как раз иначе,
нежели с науками о сущностях: нет ни одной науки о фактах,
которая, получив свое полное развитие в качестве науки, была бы
свободна от эйдетического познания, а тем самым и от эйдетических
наук, все равно, формальных или материальных. Например,
всякая опытная наука, направленная на какие-либо предметы, не
может быть свободна от законов, которые значимы для
предметности вообще. Отсюда — ее зависимость, во-первых, от всего
комплекса формально-онтологических дисциплин (куда помимо
формальной логики Гуссерлем включены все дисциплины
формальной mathesis universalis, т. е. арифметика, чистый анализ,
учение о множествах и т. д.). Во-вторых, поскольку любой факт
заключает в себе некоторый "сущностный состав" (Wesensbes-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 121
tand), отсюда вытекает его зависимость от соответствующих
чистых сущностей (Ibid. S. 23).
Эйдетические дисциплины могут распространяться на
соответствующие "регионы". «Тогда чистой сущности региона
соответствует региональная эйдетическая наука или же,
как мы можем сказать, региональная онтология» (Ibid.
S. 23—24). И тем самым любая наука о фактах (опытная наука)
обретает — в качестве теоретического фундамента — эйдетику
соответствующих онтологии.
Например, всем естественно-научным дисциплинам
соответствует "наука о физической природе вообще" (или
онтология природы). И понятно почему: любой фактической
данности природы соответствует эйдос (сущность), который
именуется "природа вообще". А в этом эйдосе как бы спрессовано
громадное количество сущностных содержаний. Итак, согласно
Гуссерлю, фактические (опытные) науки могут и должны быть
возведены как к формально-онтологическим, так и к материально-
онтологическим эйдетическим дисциплинам.
В подтверждение своей мысли Гуссерль вполне обоснованно
ссылается на опыт науки нового времени. Развитие
"рациональных естественных (физических) наук" в эту эпоху
характеризовалось тем, что геометрия, т. е. разработанная уже в глубокой
древности "чистая эйдетика", как бы одним махом и в то же время
великим усилием сделала плодотворным физический метод. «Тут
уясняется, что сущность материальной вещи — это свойство
быть rex extensa, вещью протяженной и что геометрия, стало
быть, есть онтологическая дисциплина, связанная
с сущностным моментом такой вещности, с
пространственной формой» (Ibid. S. 25). Наряду с
геометрией постепенно выявлялась сходная роль других
математических дисциплин, чем и объясняется их "пышный расцвет" 3.
Хочу предупредить читателей о следующем: оценивая Идеи I
вскоре после их выхода в свет, Гуссерль неоднократно
подчеркивал, что (уже разобранные нами) § 1—9 Первого раздела
достаточно ясны в научно-теоретическом отношении, тогда как § 10—
17, к которым мы далее обратимся, перегружены сложнейшими и
слишком детальными различениями. И автор Идей I был прав в
своих оценках. Действительно, § 10—17 принадлежат к числу
самых трудных в книге. Поэтому читателю для их освоения нужно
приложить особые усилия. Кроме того, в силу частой переклички
этих частей текста с Логическими исследованиями необходимым
будет наше последующее обращение к этому раннему сочинению.
Но сначала попытаемся разобраться в главном тематическом и

122 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
проблемном содержании упомянутых параграфов Идей I
(памятуя о том, что впоследствии, в интерпретативных главах своей
книги, я попытаюсь прояснить самые важные гуссерлевские
понятия).
В § 10 Гуссерль делает ряд терминологических уточнений. Так,
он поясняет, в каком смысле употребляет ключевое для
феноменологии понятие "предмет" (Gegenstand): это термин для
обозначения различных, но сопринадлежных "Gestaltungen",
образований — это, например, "вещь", "свойство", "отношение", "об-
стояние вещей" (Sachverhalt), "множество", "порядок" и т. д. Они
не тождественны друг другу, но равно отсылают к виду
предметности, который "имеет преимущество пра-предметности
(Urgegenständlichkeit)", по отношению к коей все
остальные имеют просто вторичный, выводной характер. Если
говорить о вещных отношениях, свойствах, то пра-предметностью
выступает "сама вещь".
Я представляю себе, как трудно для отечественного читателя,
не привыкшего к тонкостям феноменологии и других логико-
гносеологических концепций, освоиться с ключевым гуссерлев-
ским понятием "предмет". Ведь многие у нас (в том числе и в
силу особенностей русского языка) привычно отождествляют
предмет с материальными вещами, материализованными объектами.
Пока — одна рекомендация: запомнить, что предметом в
контексте феноменологии является все, на что направлена (что
полагает, интендирует, мнит) любая человеческая мысль. "Предмет" в
феноменологии — это, действительно, и материальная вещь, но
уже помысленная (соответственно, воспринятая,
сфантазированная, воспомненная и т. д.), и свойства, и отношения вещей, и
много другое, что еще подлежит исследованию. Поэтому с понятием
предмета мы еще встретимся не один раз.
Формальная онтология (т. е. чистая логика в ее "протяжении"
вплоть до mathesis universalis) трактуется Гуссерлем как
"эйдетическая наука о предмете вообще" (Ibid. S. 27). Основатель
феноменологии полагает, что при всем многообразии ее истин
возможно выделение относительно небольшого количества
"основополагающих" истин, которые в логических дисциплинах
фигурируют в качестве аксиом. «Как логические категории,
или категории логического региона "предмет
вообще", мы и определяем встречающиеся в таких аксиомах
чисто логические основополагающие
понятия...» (Ibid. S. 28). Примеры логических категорий — понятия
свойства, отношения, тождества, равенства, множества (Menge),
объединения (Kollektion), численного множества (Anzahl), целого

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 123
и части, рода и вида и т. д. К ним принадлежат и "категории
значения" (Bedentungskategorien) —
основополагающие понятия различных видов предложения (апофансиса), их
членов и форм. Тем самым категории "предмет вообще" и
"значение вообще" объединяются друг с другом.
И совершенно не случайно в этой части текста делается
ссылка на Логические исследования (Т. I, § 67; III Исследование П-го тома).
В период написания этой работы, отмечает Гуссерль, он не
решился принять "сомнительное по историческим причинам"
понятие онтологии и воспользовался выражением "априорная
теория предметов как таковых" (А. Мейнонг, замечает Гуссерль,
сократил это до "теории предмета"). Теперь же основатель
феноменологии счел более правильным «вернуть права старинному
выражению "онтология"» (Ibid. S. 28).
В § И автор Идей проводит важное, как он сам говорит,
различение "в области предметностей вообще" — различение
формально-онтологических категорий на синтактические и
субстратные. Соответственно под синтактическими предметностями
он разумеет такие, которые выводятся из других предметностей
посредством "синтактических форм". Синтактическими
категориями именуются как раз такие, которые соответствуют данным
формам. Примеры: уже упоминавшиеся категории "обстояние
вещей" (Sachverhalt), свойство, отношение, единство,
множественность (Vielheit), численность (Anzahl), порядок, порядковое
число.
Опять-таки не случайно, что говоря о синтактических пред-
метностях, формах, категориях, переходя затем к "субстратам"
(предметам, которые уже не суть синтактические категориальные
построения), Гуссерль снова ссылается на Логические исследования:
"категориальные предметности", поясняет он, разбираются во
П-м томе (VI Исследование, второй раздел, особенно § 64 и далее);
"чистая" грамматика и общие задачи учения о формах значений
— тоже во II томе (IV Исследование). Более подробно о формах
значений (относящихся к основополагающему разделу
"априорной грамматики" и входящих в теорию "синтактических форм" и
"синтактических материалов") Гуссерль обещает высказаться при
публикации своих лекций по логике, которые он читал на
протяжении ряда лет. (Мы еще столкнемся с этими различениями
при последующем разборе Идей I.)
Различение синтактических и субстратных предметностей,
соответственно категорий — одно из самых трудных в гуссерлев-
ской чистой логике. И не случайно вскоре после публикации
Идей I сам Гуссерль подверг критике свои разъяснения в § 11 за их

124 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
"несовершенство" и "неполноту". (См. приложения IV и V к III
тому Гуссерлианы.) Правда, можно утешаться тем, что это
различение не делает погоды в феноменологии в целом (поэтому
читатель, не заинтересованный в освоении чересчур специальных
деталей, может оставит его в стороне). Попытаюсь, однако
разъяснить, что Гуссерль имеет здесь в виду.
При различении синтактического и субстратного Гуссерль
движется в "пространстве между" чистой логикой в широком
смысле и "чистой грамматикой" как ее составной частью.
Основатель феноменологии дает такое пояснение: «любой предмет,
поскольку он эксплицируем, короче, определим логически,
принимает различные синтактические формы; в качестве коррелятов
определяющего мышления конституируются предметности
высшей ступени: свойства и предметы, определеные со стороны
свойств, отношения между какими-либо предметами, множество
единств, члены порядка, предметы как носители числовых
отношений и т. д. Если мышление предикативное, то шаг за шагом
вырастают выражения и принадлежные им апофантические
формообразования значения, которые выражают предметность
сообразно всем ее членениям и формам в точно соответствующих
синтаксисах значения. Все эти "категориальные предметности"
могут, подобно предметностям как таковым, функционировать в
качестве субстрата категориальных образований — как и
последние в свою очередь [могут становиться субстратами]. И наоборот,
каждое такое образование очевидным образом указывает на п о -
следний субстрат, на предметы первой или низшей
ступени; следовательно, на предметы, которые больше не
являются синтактическо-категориальными
образованиями... Тем самым формальный регион предметностей
— вообще делится на последние субстраты и синтактические
предметности» (Ibid. S. 29—30).
Полагаю, Гуссерль проводит здесь разумное, однако весьма
тонкое различение внутри региона взятых в самом широком
смысле предметностей. Ведь предметами было названо все, на что
направлена мысль. Вместе с тем этот регион неоднороден в том
смысле, что одни предметно-категориальные формы субстратны
(первичны), поскольку имеют в виду некоторые "исходно-предметные",
именно и собственно предметные (в узком смысле) образования, а
другие фиксируют выводимые из них свойства, отношения, порядок,
расчленения и т. д. предметностей. При этом, как мы видим, понятия
субстратного и синтактического соотносительны: какая-либо
выводная предметность в свою очередь может оказаться "первич-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 125
ной", субстратной по отношению к выведенным уже из нее
категориям и т. д.
В § И Гуссерль ссылается на VI Исследование, где разбирается
восхождение мысли от "чувственных предметов" к
"категориальным предметностям".
Согласно разъяснениям Гуссерля в Логических исследованиях,
мы можем "схватывать" внешний предмет как целое в одном
"простом" восприятии. Но как только мы углубляемся в
проблему соотношения целостного предмета и его части, мы
сталкиваемся со следующим обстоятельством: «Все эти отношения —
категориального, следовательно, идеального характера... В целое
часть включена еще до всякого расчленения и она — при
схватывании целого — [как бы] схватывается тоже (miterfaßt); но тот
факт, что она включена (вставлена) в целое, сначала есть только
идеальная возможность привести ее к восприятию в
соответствующих расчлененных и фундированных актах (Husserl E.
Logische Untersuchungen. Halle, 1922. Bd. II, Т.П. S. 155 [Далее:
LU II/2]). Так же обстоит дело с другими (выводными,
вторичными) отношениями: например, мы говорим, что А расположено
справа от В, что А больше, громче, светлее и т. д., чем В. Они суть
выводные, вторичные в том смысле, что сами зависят от
определения предметов А и В. «[Квази]-реальное (reelle) вкладьгоание
друг в друга этих отношений частей и целого означало бы
смешение двух принципиально различных вещей:
чувственных, или реальных (realen) и категориальных,
или идеальных форм связывания. Чувственные
связывания — это моменты реальных предметов, действительные их
моменты; первые наличны в последних, хотя и имплицитно, и
должны быть извлечены из них посредством абстрактных
восприятий. Напротив, формы категориального связывания суть
формы, принадлежащие к способу актового синтеза (Akt-Syn-
thesis), следовательно, формы, которые объективно
конституируются в синтетических актах, построенных на чувствености»
(Ibid. S. 156).
В данном примере восхождение к "самому предмету" и есть
отсылка к субстрату; категориальные же отношения — это
синтактические формы (или идеальные предметности). Внутри
последних, как было показано, тоже могут быть выделены суб-
страктно-синтактические отношения
Но возвратимся к Идеям I.
§ 12 носит название "Род и вид". Здесь Гуссерль вводит новую
группу категориальных различений, относящихся к сфере
сущностей. «Любая сущность, все равно содержательная или фор-

126 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунд а Гуссерля»
мальная, содержательно пустая (следовательно, чисто
логическая), упорядоченно включается в ступенчатый ряд сущностей, в
ряд ступеней генерального (всеобщего) и
специфического. Спускаясь вниз, мы достигаем низших
специфических дифференций или, как мы еще говорим,
эйдетических единичностей; поднимаясь вверх и проходя
через видовые и родовые сущности, мы достигаем высшего
рода» (Hua III, 31). Ниже "эйдетических единичностей" уже нет
обособлений; над "высшим родом" уже нет никаких родовых
образований.
Гуссерль, например, считает "значение вообще" наивысшим
логическим родом; определенная форма предложения или
члены предложения — эйдетическая единичность, а предложение
вообще — опосредующий род. Численность вообще (Anzahl) —
тоже пример наивысшего рода, по отношению к которому "два",
"три" и т. д. суть его эйдетические единичности. В
содержательной же сфере к высшим родам Гуссерль причисляет вещь
вообще, чувственное качество, пространственный гештальт,
переживание вообще; сущностный состав, принадлежащий
определенной вещи, определенным чувственным качествам,
пространственным гештальтам, определенным переживаниям — это
эйдетические и притом содержательные единичности
(сингулярности). В особенных сущностях "непосредственно или
опосредованно содержится" более общая сущность. Постигать ее следует,
согласно Гуссерлю, в эйдетической интуиции. Именно поэтому
многие исследователи причисляют отношение эйдетических
рода и вида к эйдетическому обособлению среди отношений "части
и целого" (Ibid. S. 31). Итак, заключает Гуссерль, эйдетически
единичное имплицирует всю совокупность расположенных "над
ним" всеобщностей, причем таким способом, что нечто высшее
каждый раз заключено в низшем (Ibid. S. 32).
В § 13 Гуссерль призывает четко отличать описанное им
отношение генерализации-специализации от обобщения
содержательного с превращением его в чисто формальное (как и от
обратного процесса обретения содержательности чем-то логически-
формальным) 3. Соответственно автор Идей предостерегает
против смешения чисто-логической сущности и сущности, которая
стоит под своими высшими родами (Unterstehen eines Wesens). И
операция заполнения логически-пустых форм (а ничего, кроме
пустых форм, нет в mathesis universalis) принципиально
отличается от той "подлинной специализации", которая может
достигать конечной степени дифференциации. Это различие опять-
таки улавливается в сущностной интуиции, которая учит нас: ло-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 127
гически-формальные сущности (например, категории) не
"заключены" в содержательных обособлениях так, как красное
вообще — в различных оттенках красного или как "цвет" — в
оттенках красного и голубого. Подведение чего-либо
индивидуального, какого-либо "это-здесь" (Dies-da) под некую сущность не
следует смешивать с субординацией, "подчинением" какой-либо
сущности ее высшим видам или какому-то роду. Еще одно
добавление Гуссерля: всякая сущность, если только она — не низшая
дифференциация, обладает "эйдетическим объемом", т. е.
объемом спецификаций и эйдетических единичностей. Но и любая
формальная сущность располагает своим формальным, или
"математическим", объемом (Ibid. S. 33).
В § 14 добавляются новые различения — между "полными"
содержательными субстратами (соответственно, полными
содержательными синтактическими предметностями) и пустыми
субстратами (с образуемыми из них синтактическими
предметностями, которые суть модификации "пустого нечто", des leeren
Etwas).
"Последние содержательные субстраты", если мы их
достигнем, оборачиваются единичностями, лишенными
синтактической формы, или чем-то вроде "Dies da!" (Вот это-здесь.) Может
показаться, отмечает Гуссерль, что здесь само собой
напрашивается термин "индивидуум" (Individuum). Но его автор Идей тут
все же считает неуместным.
Мы нуждаемся, говорит Гуссерль в § 15, еще в одном
"основополагающем различении" — между самостоятельными и
несамостоятельными предметами. Например, несамостоятельна та
категориальная форма, которая отсылает к субстрату, формой коего
она является. В этом предельно широком смысле
чисто-логические формы (например, форма "предмет") несамостоятельны
относительно всех материй предмета, категория "сущность" —
относительно всех определенных сущностей и т. д. Но от такого
понятия самостоятельности-несамостоятельности Гуссерль
предлагает абстрагироваться, соотнеся "точное" понятие с
"содержательными" взаимосвязями в "более собственном смысле" "бытия
содержимое™" (Enthaltenseins), "бытия в одном" (Einssein),
"бытия взаимосвязанности" (Verknüpftseins). Здесь Гуссерля особо
интересует ситуация с "последними субстратами" или, в более
узком смысле, с "содержательными субстратными сущностями"
(Ibid. S. 35). В данном аспекте существуют две возможности. В
первом случае такая сущность вместе с иной сущностью полагает
основания для одной сущности. Во втором случае этого не
происходит. В первом случае следствием являются отношения одно-

128 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сторонней либо взаимной несамостоятельности (заслуживающие
более конкретного описания). Что же касается эйдетических и
индивидуальных общностей, то для них Гуссерль устанавливает
"аподиктически необходимое следствие": «единичности одной
сущности не могут существовать иначе, нежели будучи
определены сущностями, которые обладают по крайней мере
общностью рода с другими сущностями» (Ibid. S. 35). (И снова же дается
ссылка на подробные анализы Логических исследований, Т. II,
III Исследование — особенно на "новое, несколько улучшенное
издание" 1913 г.)
Отсюда автор Идей выводит принципиально важные
формально-категориальные определения понятий "Individuum" —
индивид, Konkretum — "конкрет", Abstraktum — "абстракт" (как
переводит А. В. Михайлов). Я предлагаю сохранить кальку с
латыни: индивидуум (не путать с индивидумом как отдельным
человеком), конкретум, абстрактум. Несамостоятельная сущность
— это "абстрактум", самостоятельная — "конкретум". И далее
Гуссерль проводит операцию генерализации, пользуясь вновь
введенными понятиями. "Индивидуум" — это «искомый
логический пра-предмет, т. е. логически-абсолютное, на что указывает
все логически "выводное"... "Конкретум" — это, само собой
разумеется, эйдетическая единичность, поскольку все
разновидности и все роды... принципиально несамостоятельны. А потому все
эйдетические единичности распадаются на
абстрактные и конкретные» (Ibid. S. 36).
Гуссерль устанавливает и частную закономерность:
эйдетические единичности, дизъюнктивно содержащиеся в каком-либо
конкретуме, необходимо "гетерогенны" — что в свою очередь
вытекает из учета того формально-онтологического закона,
согласно которому две эйдетические единичности одного и того
же рода не могут быть связаны в единстве одной сущности (или,
иными словами: самые низшие дифференциации одного рода
несовместимы друг с другом). Но тут же следует неожиданное
добавление: оказывается, низшие дифференциации в
конкретуме могут быть не дизъюнктивными, а перекрывающими друг
друга (übergreifende). Например, физические свойства
предполагают и заключают в себе пространственные определения. «Тогда
высшие роды не дизъюнктивны» (Ibid. S. 37).
Гуссерль считает возможным говорить о "конкретных и
абстрактных родах" (т. е. собственно, о подпадающих под
конкретумы и абстракту мы). Примеры абстрактных родов —
"пространственный гештальт", "визуальное качество".

&.
ff и
kl
\
ll]

:W

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 129
В § 16 Гуссерль привлекает внимание к тому обстоятельству,
хгго «вместе с понятиями "индивидуум" и "конкретум" строго
"аналитически" дефинируется также и фундаментальное
научно-теоретическое понятие "регион". Регион — не что иное, как
наивысшее родовое единство, принадлежащее к одному конкре-
туму, следовательно, сущностно единое увязывание наивысших
родов, которое принадлежит низшим дифференциациям внутри
конкретума» (Ibid.).
Гуссерль, далее, уточняет: всякая региональная сущность
определяет "синтетические" сущностные истины, т. е. такие,
которые основываются в региональной сущности как некоторой
родовой супщости, не будучи только простыми обособлениями
формально-онтологических истин. «Совокупность синтетических
истин, основывающихся на региональной сущности, составляет
содержание региональной онтологии» (Ibid. S. 38). Совокупность
основополагающих истин, региональных аксиом, отграничивает
и дефинирует для нас совокупность региональных категорий. Их
особенность: они выражают то, что принадлежит региональной
сущности, либо же выражают в эйдетически-всеобщей форме то,
что "априорно" и "синтетически" должно принадлежать
индивидуальному предмету данного региона. Для Гуссерля
чрезвычайно важно подчеркнуть, что подобные понятия не являются
логическими.
Поскольку у читателя (в связи с употреблением понятий
"априорное", "синтетическое") уже явилась мысль о Канте, Гуссерль
констатирует: «Если кто-то зафиксирует здесь отзвуки Кантовой
критики разума (несмотря на значительные расхождения в
основополагающем понимании, не исключающие внутреннего
родства), то под синтетическими познаниями a priori
следовало бы понимать региональные аксиомы, и тогда
у нас было бы столько несводимых друг к другу классов
подобных познаний, сколько имеется регионов» (Ibid.). При этом
формальная онтология (с внешней стороны) входит в
один ряд с региональными ("материальными",
"синтетическими") онтологиями. Ее региональное понятие "предмет" (следует
отсылка к § 10) определяет формальную систему аксиом, а тем
самым и совокупность формальных ("аналитических")
категорий.
В § 17, подводя итог предшествующих рассуждений, Гуссерль
своевременно уточняет, что они были "чисто логическими", т. е.
не осуществлялись в какой-либо определенной сфере или, что
теперь равнозначно, в каком-либо определенном регионе.
Речь тут шла о регионах и категориях вообще, причем "всеобщ-
5-8214

130 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ность" и была здесь именно чисто логической. В чем состояла
задача проведенных до сих пор исследований? Она состояла в том,
отвечает на вопрос Гуссерль, чтобы «на почве чистой
логики набросать схему — как фрагмент
исходящей из нее основополагающей конституции
всякого возможного познания, соответственно,
познавательных предметностей; в соответствии
с данной схемой индивидуумы должны быть
определимыми в соответствии с
"синтетическими принципами a priori", согласно понятиям и
законам...» (Ibid. S. 39). Сказанное также значит, что
сообразно представленной схеме все эмпирические науки должны
основываться на принадлежащим им региональных онтолотях, а не
просто на общей для всех наук чистой логике.
Проблему классификации наук Гуссерль, таким образом,
связывает с "проблемой размежевания наук", что в свою очередь
требует обращения к чисто логическим исследованиям.
Разумеется, требуется и феноменология — но о ней, вдруг
обескураживающе напоминает автор Идей, "мы до сих пор не знаем ровным
счетом ничего" (Ibid. S. 39). Так заканчивается первая глава Идей I.
Но наш анализ сущностей, предметов как сущностей не
заканчивается. Мы к нему еще не раз возвратимся.
Глава II. Гуссерль против натурализма
и скептицизма
Резюмируя предшествующее рассмотрение Идей I, Гуссерль в
§ 18 ("Введение в критические дискуссии") устанавливает, что
ранее он не собирался преподносить читателю (dozieren) какие-
либо поучения, определяемые предвзятой философской
позицией. Равным образом автор Идей утверждает, что "не использовал"
никакие признанные философские учения. Дело, де, шло лишь о
том, чтобы осуществить некоторые принципиальные
установления, отправляясь от тех различий, что были "даны" в созерцании.
«Мы брали их такими, — уверяет Гуссерль, — какими они нам
даются, без какого бы то ни было гипотетического или
интерпретирующего истолкования» (Ibid. S. 40), без привнесения чего-
либо, что подсказывалось бы теориями древнего и нового
времени. Как раз все это подпадает под феноменологическую
редукцию, Epoche — исключается, отодвигается в сторону "школьное"
содержание (Lehrgehalt) любой унаследованной философии. Фе-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 131
номенологу следует "воздерживаться от суждений" в духе любой
такой философии (Ibid. S. 41).
Но дело обстоит вовсе не так, будто читателю, пожелающему
"практиковать" феноменологию, следует лишь послушно
выполнять инструкции, вытекающие из принципа
феноменологической редукции. Например, "воздержание" от принципов
эмпиризма получает в Идеях довольно подробное обоснование
(причем не только в сейчас анализируемых главе и параграфе). С
эмпиризмом рекомендуется "вступить в спор". При этом
предметом спора является важнейший для данного контекста пункт:
«эмпиризм отрицает "идеи", "сущности", "сущностное
познание"» (Ibid. S. 41). А ведь Гуссерль рекомендует феноменологу
переместиться в сферу сущностей и пребывать в ней!
Налицо исторический парадокс: победоносное движение
вперед естественных наук, обязанное как раз в "математических"
науках эйдетическому фундированию, способствовало, по
Гуссерлю, росту и распространению эмпиризма, превратившегося в
кругах естествоиспытателей в господствующее убеждение. В
причины этого Гуссерль вдаваться не собирается.
Основатель феноменологии лишь свидетельствует, что в этих
кругах так распространена вражда по отношению к идеям, что
она оборачивается опасностью для самого естествознания. По
убеждению Гуссерля, настоятельно необходимо "эйдетическое
фундирование" опытных наук, а упомянутая вражда
существенно тормозит данный процесс, как и "необходимое конституиро-
вание новых наук о сущностях", неотъемлемое также и от
дальнейшего прогресса опытного научного знания.
Впрочем из § 19 уясняется, что Гуссерль считает: "эмпирист-
ский натурализм" проистекает из мотивов, которые достойны
самой высокой оценки (Ibid. S. 42). Ибо эмпиризм автор Идей
расценивает как «познавательно-практический радикализм,
который — в борьбе против всяческих "идолов", против власти
традиции и суеверия, всевозможных предрассудков, грубых и
изощренных — стремится наделить значением права автономного
разума как единственного авторитета в вопросах истины» (Ibid.).
Но в борьбе уже против самого эмпиризма приходится
выступить, во-первых, против эмпиристского отождествления науки
как таковой с опытными науками, а во-вторых, против
принижения "идей", "сущностей", которые эмпиризм готов превратить в
некие "метафизические фантомы". Ведь сторонники эмпиризма,
несмотря на их благие намерения, сами породили целый ряд
недоразумений и предрассудков. Каковы же они?
«Принципиальная ошибка эмпиристской ориентации состоит в том, что основ-
5*

132 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ное требование возврата "к самим вещам" (auf die "Sachen selbst")
идентифицируется, соответственно, смешивается с требованием
обоснования познания благодаря опыту. Для эмпиризма — при
вполне понятном натуралистическом ограничении рамок
доступных познанию "вещей" — просто, без околичностей
приобретает значение тезис, согласно которому опыт в обычном смысле
есть единственный акт, дающий сами вещи. Но ведь вещи не
суть просто вещи природы, а действительность в
обычном смысле — просто действительность как таковая; а тот
изначально дающий акт, который мы в науке нового времени
именуем опытом, соотносится только с природной действительностью»
(Ibid. S. 43)5.
Полемизируя с эмпиризмом, Гуссерль направляет против него
его собственное оружие. Вы говорите, как бы обращается автор
Идеи к эмпиристам, что боретесь против предрассудков. А
утверждать, что все суждения требуют и допускают опытное
обоснование, — разве не то же самое, что порождать новый предрассудок,
причем имеющий характер "априорно-спекулятивной" и притом
противосмысленной конструкции, которая не становится лучше
от того, что на сей раз исходит от эмпиризма. Чтобы избежать
предрассудков, от каких бы доктрин науки и философии они ни
проистекали, и следует, по Гуссерлю, обратиться к тому, что он
называет "originär gebenden Anschauungen", т. е. к созерцаниям,
данности которых "изначальны", проистекают из
"первоисточника".
Но и здесь приходится побороться с эмпиризмом. Ибо
«непосредственное "видение", — и не просто
чувственное, из опыта проистекающее, но Bt/дение вообще, как
изначально дающее сознание, к какому бы виду оно ни принадлежало,
есть последний источник оправдания (Rechtsquelle) всех
разумных утверждений. Своей оправдывающей функцией
(rechtgebende Funktion) оно располагает только потому и постольку,
поскольку является изначально дающим (originär gebende ist)» (Ibid.
S. 44). Если мы видим предмет с полной ясностью, а также
осуществляем — на основе видения и в его рамках — эксплицирование
и понятийное схватывание, то появляется некоторый новый тип
"видения"; мы "видим", какими свойствами обладает предмет и
правомерно ли соответствующее о нем высказывание6.
В § 20 автор Идей развенчивает эмпиризм как разновидность
схематизма. Последний проистекает именно из отождествления
науки вообще и науки опытной. Ведь и в опытной науке есть
общие тезисы. Более того, она подчас содержит в себе утверждения,
претендующие на всеобщность, — подобное претензии, будто

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 133
всякое подлинное, значимое мышление должно основываться на
опыте "как единственно дающем созерцании". Но ведь чисто
опытным путем (что, кстати, продемонстрировал уже Кант)
подобные утверждения, содержащие в себе общую и всеобщую
форму, не могут быть доказаны. «Прямой опыт дает только
единичные отдельности, а не всеобщности и, следовательно, он
недостаточен» (Ibid. S. 45). Но тогда, продолжает Гуссерль,
возникает немало труднейших вопросов. Например: как обстоит дело с
истиной опосредованных заключений, все равно индуктивных
или дедуктивных? Доступна ли их истина восприятию?
Имея в виду, что эти вопросы ставились им ранее (например, в
1томе Логических исследований), Гуссерль не собирается в ответ
вдаваться в пространные рассуждения. В общей же форме он
утверждает, что эмпиризм лишен требуемой научно-теоретической
обоснованности. В частности, защитники эмпиризма так и не
заметили, что требования, которые они — подчас оправданно —
выдвигают применительно к обоснованности других
обобщающих построений, с неменьшими основаниями могут быть
обращены против их собственных тезисов. В значительной степени в
противовес эмпиризму Гуссерль формулирует одно из
принципиальных соображений феноменологии: надо начинать не с
утверждения какой-либо предвзятой позиции, а с того, что должно
предшествовать любой позиции — "с совокупной сферы данного
в наглядном созерцании и еще до всякого теоретического
мышления, со всего того, что можно непосредственно видеть и
схватывать..." (Ibid. S. 46). И если, продолжает Гуссерль, под словом
"позитивизм" понимается полная свобода от всяческих
предрассудков и необходимость основываться на "позитивном",
т. е. проистекающем из "изначального", "тогда мы — подлинные
позитивисты" (Ibid.). "Мы" никому не позволим (в том числе и
тем, кто использует авторитет современного естествознания)
отнять "у нас" право "признать все виды созерцания
равноценными оправдывающими источниками познания" (Ibid.).
Но на деле "позитивисты" (о которых к тому времени мог
знать Гуссерль7) впадают в грехи эмпиризма, скептицизма,
порождают метафизические предрассудки и остаются ими
скованными. Однако не лучше, заявляет Гуссерль в § 21, обстоит дело и
в противоположном лагере, лагере идеалистов. Основатель
феноменологии высказывает в адрес идеалистов такой упрек: они,
правда, признают "чистое" (в их терминологии — "априорное")
мышление и отвергают главный тезис эмпиризма,
обсуждавшийся ранее. Но они не понимают того, что «всякое
усмотрение, выносящее суждение (urteilendes Einsehen), в осо-

134 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
бенности усмотрение необусловленно всеобщих истин,
подпадает под понятие дающей интуиции,
обладающее множеством дифференциаций и прежде
всего параллельностью по отношению к логическим категориям»
(Ibid. S. 47). Тут опять, кстати, дается ссылка на Логические
исследования (Т. И, VI Исследование, § 45 и далее) и на предшествующий
текст Идей (§ 3).
Разговоры об очевидности, об "усмотрении", "вглядывании"
и т. д., которые велись современниками, решительно не
устраивают Гуссерля (в данной связи он ссылается на учебник по
психологии Эльзенганса, переполненный "психологическими
фикциями, не опирающимися на феноменологический фундамент"
— S. 47 Идей I, сноска 2). Основатель феноменологии сетует, что
исследователи пока еще "не научились анализировать
разновидности сознания в чистом созерцании и сообразно их сущности" и
что построяемые ими теории как бы навязаны "сверху" (Ibid.).
Чрезвычайно важное значение для понимания сути и
специфики феноменологии, ее общетеоретических и философских
оснований имеет § 22, где Гуссерль разбирает — и достаточно
решительно отводит — "упреки в платоновском реализме",
которые вновь и вновь высказывались в адрес феноменологии. Для
основателя феноменологии подобные упреки становятся
лишним поводом посетовать на низкий уровень полемики против
Логических исследований и статьи Философия как строгая наука: есть
разновидность "поверхностных читателей" (Sorte flüchtiger Leser),
которые при чтении текста подставляют чуждые автору понятия
и потому "вычитывают" там всякого рода абсурдные положения.
«Если о предмете и о реальном, о
действительности и реальной действительности говорят как о
чем-то тождественном, то понимание идей как предметов и дей-
ствительностей, конечно же, есть искаженное "платоновское ги-
постазирование"» (Ibid. S. 48). Но Гуссерль напоминает, что уже
начиная с Логических исследований он строго разводил то и другое;
значит, упрек в платонизме не имеет оснований и порожден
только лишь неясными предрассудками и предубеждениями.
Гуссерль также напоминает, что не он внес в философско-
научную литературу понятие "предмет"; требование говорить о
предмете исходит как от логики, логических предложений, так и
от научной практики. Тут понятие "предмет" неизбежно
получает широкое значение: это, например, и число 2 в ряду
натуральных чисел, и какой-либо звуковой ряд, и круг в "мире"
идеальных геометрических построений, и любое предложение в "мире"

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 135
логических предложений. Любое "идеальное" может обозначаться
как "предмет" (Gegenstand).( Ibid. S. 49).
Люди, резонно рассуждает Гуссерль, пользуются в своей
повседневной жизни "идеями", "сущностями", оперируют ими в
своих суждениях; они беспрерывно "видят" идеи в поле своего
созерцания. Но из теоретико-познавательных соображений и
предрассудков они подчас проявляют по отношению к идеям и
сущностям непростительную "слепоту". Ну ничего: "очевидные
данности терпеливы", и они еще дождутся признания со стороны
теорий. Примером подобной слепоты служит психология,
которая — по оценке Гуссерля — борется против "грамматического"
и "метафизического" гипостазирования, а сама, гордая своей
ориентацией на опыт, порождает "придуманные феномены",
"психологические анализы", которые и анализами-то не
являются. "Сущность" и "радея" принижаются тем, что применяются для
поименовывания "трезвых психологических фактов". И это, по
оценке Гуссерля, поименования опасные, ибо содержат в себе
некоторые "метафизические внушения" (metaphysische
Suggestionen).
В контексте психологии понятия толкуются как "психические
продукты", как "понятийные построения". Что отталкивает
Гуссерля в такого рода подходах? Именно психологизация понятий,
сведение содержания понятий, идей, сущностей к миру
представлений. Но ведь понятие числа — нечто, выходящее за рамки
индивидуальных представлений, "психических построений".
«Если понятия — это психические образования (Gebilde), тогда
вещи, подобные чистым числам, не являются понятиями». А
значит, заключает Гуссерль, нужна новая терминология,
позволяющая избавиться от опасных экивокаций (Ibid. S. 50).
В § 23 Гуссерль продолжает этот спор. Он добросовестно
"предоставляет слово" для возражений тем противникам, на которых
здесь нападает. Они, действительно, могли бы возразить: разве
понятия (и, если угодно, сущности) вроде "красного", "дома"
и т. д. не возникают из индивидуальных созерцаний путем
абстрагирования? И не свидетельствует ли это о том, что речь идет о
психических продуктах? И не являются ли понятия, имеющие
характер "произвольных фикций" (скажем, кентавр), именно
формообразованиями наших представлений
(Vorstellungsgebilde)? Основатель феноменологии тем самым выходит на
труднейшую и стародавнюю проблему философии. Действительно,
что такое "кентавр"? И где он "существует"? «Естественно, сам
кентавр не есть что-то психическое, он не существует ни в душе,
ни в сознании, он вообще нигде не существует; ибо он — "ни-

136 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
что", он целиком и полностью есть "воображение" ("Einbildung"),
точнее говоря, переживание воображения есть воображание о
(Einbilden von) некоем кентавре. А раз это так, то самому
переживанию принадлежит нечто "полагаемое, мнимое в качестве
кентавра" ("Kentaur-vermeintes"), кентавро-сфантазированное» (Ibid.
S. 51). Однако, предостерегает Гуссерль, нельзя смешивать само это
переживание с тем, что в нем воображается. И в более общей
форме: нельзя отождествлять сознание сущности и самое сущность.
Положение таково: сознание сущности, дающее из самого
изначального, из первоисточника — это, по терминологии Гуссерля, идеа-
ция, т. е. сознание спонтанное, оно внесущностно. А
индивидуальный предмет может "являться", осознаваться — причем без всякой
спонтанной деятельности "над ним (an ihm)". Но тогда возникает
другой вопрос, неудобный для феноменологии. Не получается
ли, что сущность — это фикция, вымысел, как и хотелось эмпи-
ристам, скептикам? Гуссерль дает на этот вопрос
предварительный и пока что, надо признаться, не вполне удовлетворительный
ответ: постижение и созерцание, "высматривание" сущностей —
это изначально дающий акт, аналогом которого является не
воображение, а чувственное восприятие (Ibid. S. 52).
"Однако довольно превратных теорий", — говорит Гуссерль
(§ 24). Ибо никакая теория, по его мысли, не может отказаться от
"принципа всех принципов", сформулированного следующим
образом: «всякое изначально дающее созерцание есть источник
оправдания познания, и все, что нам изначально дается в интуиции
(так сказать, в своей телесной, живой действительности), следует
принимать таким, каким оно себя дает, но также лишь в тех
рамках, в каких оно себя дает» (Ibid.). Основатель феноменологии —
на основании этого принципа — признает правым
естествоиспытателя (Naturforscher), относительно любого утверждения
задающего вопрос об опыте, на котором такое утверждение основано.
Но в противовес философскому эмпиризму автор Идей признает
правым любого испытателя, исследователя сущностей
(Wesensforscher), который при высказывании "генеральных (всеобщих)
предложений" пользуется параллельным принципом, но уже не
относящимся к естественно-научному опыту.
В § 25 Гуссерль, впрочем, устанавливает, что позитивист de
facto отвергает сущностные познания не тогда, когда и если он
действует в качестве естествоиспытателя, а когда и если он дает
себя обмануть философам-эмпирикам. Ибо в нормальной
естественно-научной практике, руководствуясь естественнонаучной
установкой, исследователь природы не только не может обойтись
без сущностных усмотрений, но часто руководствуется ими. Это

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 137
проявляется, в частности, в том, что естествоиспытатели
пользуются математическими дисциплинами — "материальными" (как
геометрия или кинематика) или "формальными", чисто
логическими (как арифметика или анализ). А ведь все эти дисциплины
не строятся по эмпирическому методу, не обосновываются с
помощью наблюдений и экспериментов над постигаемыми в опыте
фигурами, движениями и т. д.
Применительно к этим — по его убеждению, сущностным,
эйдетическим дисциплинам — Гуссерль не собирается уходить еще
от одной группы аргументов эмпиризма, а именно от ссылок на
"совокупный опыт" многих поколений людей, собравших
«огромные сокровища геометрических и арифметических
впечатлений, интегрировав их в форме привычек понимания и на них
опирая геометрические усмотрения» (Ibid. S. 53). Но на это у
Гуссерля есть свои возражения (которым, надо отметить, в более
поздних концепциях основателя феноменологии, например, в
теории жизненного мира, предстояло претерпеть заметную
модификацию). В Идеях I высказывается мысль о том, что научный
опыт, притом опыт точнейшей из наук, математики, никак
нельзя увязывать с гипотетическим и давно позабытым обыденным
опытом. Решение спора, согласно Гуссерлю, следует искать в
раскрытии "собственного смысла" математических
утверждений. А здесь основатель феноменологии тверд: в аксиомах
математики "выражаются чистые сущностные взаимосвязи без
какого бы то ни было полагания опытных фактов". И притом о
геометрическом мышлении и созерцании — это нам напоминает
профессиональный математик Гуссерль — не надо
философствовать или психологизировать извне, а надо их "живо
осуществлять" и на основе прямого анализа определять их имманентный
смысл (Ibid. S. 54). «Может быть, что мы унаследовали некоторые
познавательные диспозиции от познаний прошлых поколений;
но для вопроса о смысле и ценности нашего познания все
истории этого наследования столь же безразличны, как для
установления ценности имеющегося в нашем распоряжении золота —
история его наследования» (Ibid.). Пройдут годы, и Гуссерль к
концу своего творческого пути (например, в Кризисе) посмотрит
на проблему несколько иначе.
В последнем параграфе (§ 26) первого раздела Идей Гуссерль
исследует различие между науками с догматической и
философской установкой. Понятно, что слово "догматический" разные
авторы употребляют в различном смысле. По Гуссерлю,
естествоиспытатели, которые скептически отзываются о математике и
всякой эйдетике, в своей "эйдетической методике" — а ее никак

138 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
нельзя избежать! — поступают догматически. Парадоксально, но
Гуссерль не думает их за это осуждать. Более того, бурный рост и
величие естествознания автор Идей связывает с тем, что оно
попросту отставило в сторону когда-то пышно расцветший
античный скептицизм, что оно не стало предаваться "странным и
мучительным" вопросам о возможностях познания внешней
природы, а стало "мучиться" вопросом о правильном методе познания
природы. Но одновременно Гуссерль констатирует, что в его
время наука "наполовину отказывается" от своего правильного
пути и поддается напору скептических тенденций. Однако
теперь, подчеркивает основатель феноменологии, далеко
недостаточно сложившейся исторической практики, при которой
эйдетическое допускалось в круг естественно-научных исследований
лишь "под фальшивым флагом эмпиризма". С таким
положением еще могли мириться "старые эйдетические дисциплины",
основанные в древности по праву обычая и потому спасаемые от
эмпиристских нападок. Но по отношению к новой эйдетике
такая ситуация уже неприемлема. Где же выход? Рекомендация
Гуссерля — в духе теории феноменологической редукции,
которая вскоре будет введена в кадр Идей I: надо «вполне
сознательно отодвигать в сторону всякий
скептицизм вместе с его "натурфилософией" и
"теорией познания" — и принимать любые предметности
познания, где бы, в действительности, их ни находили...» (Ibid.
S. 55). Это, согласно Гуссерлю, "правильная" позиция, которую
следует занимать внутри догматического (в хорошем смысле этого
слова) дофилософского исследовательского подхода.
Отсюда "неизбежное и важное", с точки зрения Гуссерля,
размежевание. На одной стороне — науки с "догматической
установкой": они обращены к "самим вещам" и не озабочены
никакой теоретико-познавательной или (в другом ракурсе)
скептической проблематикой. Они просто, без обиняков и лишних
сомнений, исходят из "изначальной (originär) данности своих вещей" (и
для проверки своих познаний вновь и вновь к ней возвращаются);
на основе данности они и решают вопрос об опосредованных
знаниях относительно всех вещей данной области8. На другой
стороне научные исследования, которые, напротив,
руководствуются теоретико-познавательной, "специфически
философской установкой". В частности, в контексте этих
наук проблема скептицизма сознательно ставится и требует
своего решения. И основатель феноменологии полагает, что "пока"
(в его время и в создавшейся ситуации) правильнее не смешивать
оба вида наук, держа «границы догматического исследования за-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании'' 139
крытыми перед "критизирующей" постановкой вопроса» (Ibid.
S. 56). Ибо теоретико-познавательные рефлексии заключают в
себе многие опасности, в частности угрозы скептицизма, который
тормозит научное познание.
Феноменология же застраховывает себя от догматизма (к
которому, как мы видели, не проявлено презрения или
пренебрежения) — и делает это благодаря уяснению "всеобщего
принципа любого изначального метода, принципа изначального права
любых данностей../' (Ibid. S. 57).
Глава III. Интерпретация и оценки
первого раздела Идей I
Следующая далее интерпретация феноменологических
предпосылок, проблем, решений, сконцентрированных Гуссерлем в
I разделе Идей I, касается лишь главных
теоретико-методологических подходов основателя феноменологии. Интерпретация,
разумеется, представлена уже не на чисто феноменологическом
языке, а на более общем, в том числе и сообразованном с
традицией языке философии.
Отталкиваясь от факта...
Поставив в Первом разделе вопрос о сущности и факте, т. е.
тему, как будто бы традиционную для философии, Гуссерль
сначала, в I главе, оставил в стороне и не стал особо прояснять
важнейший историко-философский аспект: к каким концепциям
сущности-факта он примыкает и какие решительно опровергает
на пути к "чистой" феноменологии. После изучения II главы
становится ясно: главный враг Гуссерля — "эмпиризм". Но ведь и
эмпиризм понимается здесь в особом смысле, не так или не
совсем так, как он предстает в истории мысли при рассмотрении
многовекового спора рационализма и эмпиризма. Если в
традиционном историко-философском контексте стержнем
размежевания между ними становился вопрос о первооснове познания —
чувственном или разумном познании, то для Гуссерля и сама
дилемма, и спор о ней — нечто, уже оставленное позади и едва ли
заслуживающее того, чтобы над этим снова ломали голову.
Правда, подхваченный Гуссерлем лозунг "Назад к самим вещам!" и
соответственно возврат к созерцанию (хотя и сущностному),
опора на "естественный" мир и "естественную" жизнь в нем, высокая
оценка роли восприятия, также и чувственный характер
"феномена-экземпляра", на основе которого феноменолог "обретает"

140 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сущности, — все это подчас трактуется интерпретаторами как
свидетельство несомненного уклона Гуссерля в эмпиризм.
Дополнительные соображения в пользу этого тезиса — обнаружение
действительных симпатий Гуссерля к философам типа Локка или
Юма, которых в истории философии принято причислять к
лагерю эмпиризма. Эта весьма интересная, но особая тема,
удостоившаяся в современной "феноменологике" пристального
внимания, выходит за рамки нашего теперешнего рассмотрения текста
Первого раздела Идей I. Что нас непосредственно сейчас
интересует, так это то, в каком особом и достаточно узком смысле
Гуссерль здесь включает в кадр анализа тему факта, наук о фактах и
соответственно эмпиризма.
Принципиально важным представляется то обстоятельство,
что "факт" (рассуждения о котором в Идеях I, как отмечалось
выше, весьма кратки и имеют скорее вспомогательный,
"транзитный" на пути к сущности характер) — это нечто заведомо
сконструированное Гуссерлем, нужное ему в качестве первого и исходного
трамплина для быстрого "прыжка" в сферу сущностей. Поэтому
факт для Гуссерля — то, от чего феноменологу надо лишь
оттолкнуться и уйти в сущностный мир — фиксируется через
такие термины, как "случайное", "индивидуальное". Тогда
сущность, напротив, предстает как необходимое и всеобщее. А
главное, факт в контексте феноменологии появляется как коррелят
особого созерцания, которому тотчас же противопоставляется
сущностное созерцание с его коррелятами — сущностями, эйдо-
сами. Терминологическое включение слов "эйдос",
"эйдетический" — как эквивалентов параллельно употребляемых
"сущность", "сущностный" — в определенной степени диктуется
стремлением основателя феноменологии увязать сущность с
созерцанием, т. е. с "видением", "усмотрением". И тогда то
обстоятельство, что сущность еще в древности понималась как эйдос,
"вид", особым образом усмотренный, у-виденный, становится для
Гуссерля хорошим подспорьем. Кроме того, устанавливается
изначальная зависимость фактов от сущностей, тогда как зависимость
"чистых" сущностей от фактов и соответственно наук о "чистых"
сущностях от наук от фактов категорически отрицается. Вот,
собственно, и все о фактах... Сущности характеризуются куда более
подробно и развернуто, чем факты. В результате Гуссерль дает
повод для тоже нередких — но уже противоположных — упреков
в том, что он примыкает к традициям крайнего эссенциализма. К
этой теме мы еще вернемся. Сейчас лишь отметим, что проблема
отношения Гуссерля к традициям эмпиризма — рационализма,
реализма — идеализма, эссенциализма оказывается чрезвычайно

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 141
трудной. Ее сколько-нибудь однозначное решение вряд ли
возможно, тем более на основании текста Идей I. Во всяком случае,
основателя феноменологии скорее можно причислить к когорте
тех мыслителей, которые, подобно Канту, оставили позади
стародавнюю гносеологическую дилемму рационализма —
эмпиризма, постарались избежать крайностей каждого из подходов и в
то же время использовать определенные преимущества то
эмпиризма, то рационалистического эссенциализма.
Возвратимся к тому решающему в данном случае
обстоятельству, что в Идеях I (см. вторую главу Первого раздела) об
"эмпиризме" речь идет в особом и достаточно определенном, узком
смысле: эмпиризм для Гуссерля — то направление философской
и, шире, научной мысли, которое придает решающее значение
опыту как единственному, с точки зрения эмпиристов, источнику,
фундирующему всякое познание, в том числе научное. Именно
против такой установки Гуссерль решительно возражает (хотя,
как мы видели, он обнаруживает веские основания в
исторической борьбе эмпиристов против множества идолов,
предрассудков, в защите представителями этого направления — в
противоборстве со скептицизмом — прав критического, испытующего
разума). Основатель феноменологии еще готов признать какие-то
права (обоснованность) эмпиризма при изучении "природной
действительности". Но он с полным правом напоминает: то, что
дано и противостоит сознанию как "действительное" — не
только "природная действительность" в собственном смысле этого
слова. А в широком понимании термина "действительность" и
главное — в достаточно нетрадиционном включении этого
понимания "внутрь" философии, в ее проблемные истоки, я вижу
один из моментов, ключевых для раскрытия сути и специфики
феноменологии.
Отправляясь от "естественного" мира
и "естественной установки"...
Вспомним, что впоследствии одобренные самим Гуссерлем
§ 1—9 Идей I в основном были посвящены теме: "факт и
сущность" — с упором на сущности, эйдосы, эйдетические науки. Но
одновременно вся глава пронизана мыслью о предпосланности
естественного мира всякой эйдетике.
Ранее уже отмечалось, что Гуссерль отправляется в своем
анализе от предцанного мира, от "естественного" отношения к нему
(что находит выражение и в последующих разделах). Одно из
проявлений характеризуемого здесь подхода таково: Гуссерль ис-

142 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ходит из фактов и наук о фактах, двигаясь к сущностям, эйдосам и
сущностным, эйдетическим наукам, к которым он заведомо и
определенно причисляет феноменологию как науку. И пусть Мир
Факта — это быстро минуемая транзитная станция, однако уже то,
что "поезд феноменологии" должен от нее отправиться, в период
написания Идей I не подвергалось сомнению. А вот значительно
позднее, в 1927 г. Гуссерль самокритично записал в рукописях
"Возражение против всей первой главы Первого раздела" (я беру
его из Приложения V к Идеям I, опубликованного в том же III
томе Гуссерлианы): «Рассмотрения исходят из естественного опыта,
стоят на естественной почве. Универсум сущего вообще, нечто
вообще — это мир; все эйдетические идеальные предметности
относятся к миру, соответственно к возможному миру.
Формальная логика, следовательно, есть формальная
всеобщая логика реальности, как у Аристотеля. Если читать
внимательно, то надо поразмыслить над тем, можно ли в
действительности сохранить эту позицию». И Гуссерль ставит целый ряд
вопросов, которые касаются принятой им в Идеях I
фундаментальной предпосылки изначальности действительного мира: «Как
обстоит дело с очевидностью всего этого рассмотрения? Содержит
ли это рассмотрение претензию дать окончательное A priori? Не
обусловливает ли непроясненная предпосылка колебания и
трудности?
Могу ли я знать, что все сущее вообще включает такое
региональное разделение, что науки должны на этом основываться?
Являются ли регионы структурами мира, если понятие
структуры мира (поскольку мир не расшифрован изначально в качестве
единого универсума) вообще не было разъяснено?
К тому же, — заключает Гуссерль, — [вкрадывается] огромная
ошибка, которая состоит в том, что исходят из естественного
мира (не охарактеризовав его в качестве мира) и тотчас переходят к
эйдосу — как будто тут уже можно без всякого [разъяснения]
перейти к точным наукам. Идеализация обойдена молчанием»
(Ibid. S. 389—390).
Эта гуссерлевская самокритика чрезвычайно интересна и
серьезна. Она, разумеется, связана с эволюцией феноменологии
— например, с тем обстоятельством, что ко времени написания
заметок (1927 г.) Гуссерль был решительно неудовлетворен тем
уровнем, на котором в феноменологии находилось учение о
мире. Но что можно сказать об Идеях I? Оправдана ли гуссерлевская
самокритика, можно ли ее принять? На поставленные вопросы
можно в принципе ответить положительно. Ведь предпосылание
"естественного" мира как само собой разумеющейся действи-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 143
телъности, отталкивание от фактов, от наук о фактах,
упомянутые ранее ''транзитность" задержки на них и стремительность
(ohne weiteres, как говорит Гуссерль в заметках — "без лишних
слов", "сразу") перехода к сущностям, — все это в самом деле
способно вызвать недоумения и нарекания. Ведь "мир" в Идеях I
предпослан без подробного и внимательного отношения автора к
предварительному выстраиванию "теории мира" (позже она
была в феноменологии специально разработана).
И все-таки, как мне кажется, можно выдвинуть немало
аргументов, поддерживающих не просто теоретическую
оправданность, но даже феноменологическую целесообразность того движения
от естественного мира, фактов, от естественной установки,
которое было предпринято в Идеях 19. (А Гуссерль в своих заметках
1927 г., кажется, ставит под сомнение даже эту целесообразность.)
Во всяком случае, не что иное, как внутренняя логика самой
феноменологии, ее специфика толкали Гуссерля к тому, чтобы в
Идеях I избрать именно такой путь.
1) Ведь феноменолог в самом деле остается жить в окружающем
его "естественном", предцанном мире даже тогда, когда
погружается в "мир" феноменов и их феноменологического анализа.
(Сказанное отчасти относится и к другим "эйдетикам", например
к математику или логику, однако в их уже развитом деле жизнь в
окружающем "естественном" мире не имеет такого значения, как
в феноменологии. Правда, генезис математики и логики тоже
отсылает к предданному миру и естественной установке. Это
Гуссерль глубже поймет и истолкует позже, в теории Lebenswelt,
жизненного мира.)
2) Из специфически феноменологического анализа, далее,
нельзя исключить то, что "естественное" переживание берется
как первый, поначалу нередуцированный феномен-экземпляр
(например, переживание конкретного восприятия: я вижу вот это
цветущее дерево в этом саду), который остается "жить" во мне и
тогда, когда я делаю его объектом рефлектированного
сущностного созерцания. Более того, феноменолог должен обладать
особым искусством сохранять, удерживать анализируемый феномен
в его форме "живой" интуитивной самоданности. Он должен
научиться восходить к первоистокам, к изначальности (originär)
созерцания, где и даны "сами вещи".
3) Значит, сущность и созерцание сущности — при всей их
специфике и возможности перевода в "чистую" форму — все-
таки способны сохранять связь с "изначально дающим
созерцанием", т. е. с какой-то разновидностью восприятия, что для
феноменологии имеет принципиальную важность, ибо как раз и

144 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
означает возможность реализации ее лозунга "Назад к самим
вещам!".
Ну а если эти теоретико-методологические установки
неотрывны от специфики феноменологического анализа (а потому
сохраняют значимость на разных этапах развития и в различных
разновидностях феноменологии), то не следует ли признать
неотменимую предпосланностъ "естественного" мира
трансцендентальной эйдетике, а отправное значение мира фактов для
перехода в мир сущностей — неотъемлемой философско-метафизичес-
кой и одновременно общеметодологической первоосновой
феноменологии? В пользу положительного ответа на этот вопрос
свидетельствует то, что теория мира, естественной установки — в
модифицированной форме новой концепции жизненного мира
— заняла почетное место и в поздней феноменологии. Другое
дело, что Гуссерль совершенно прав, когда констатирует слабую
обоснованность и, пожалуй, неоправданную беглость при
характеристике всех этих общефилософских предпосылок, которые в
Идеях I чаще всего переведены в краткую форму исходных
констатации, изрекаемых без особых доказательств. (Из-за этого
часто звучал упрек, будто феноменология "утрачивает мир" 10.)
Впрочем, как иначе можно было бы поступить? Если бы
Гуссерль излишне задержался на всех этих предпосылках, он мог бы
так и не выбраться к непосредственному внутреннему
содержанию феноменологии как науки, т. е. именно к своим новаторским
разработкам. В какой-то мере этому отвечало и (высказанное в
контексте рассмотрения эмпиризма) убеждение основателя
феноменологии, что в феноменологии, как и в некоторых других
случаях, надо быстро и даже "догматично" пройти поле самых
сильных философских битв (а все "предпосылочные" темы как
раз к нему и относились), чтобы скорее оказаться на
феноменологической почве и практиковать новый анализ, не прибегая
каждый раз к его мировоззренческой, метафизической защите.
(Надо добавить, что материалов и на все эти метафизические темы в
целостном развитии феноменологии в конце концов набралось
очень немало, хотя насобирались они, скорее, уже после
опубликования Идей I.)
...И перемещаясь на почву "мира"
сущностей, эйдосов
Центральное значение для анализируемой главы и всей книги
вообще имеют гуссерлевские характеристики сущностей.
Появившиеся из "купели" фактов (но не наук о фактах!), сущности —

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 145
нечто им прямо противоположное. Факты индивидуальны,
сущности — всеобщи; факты случайны, сущности — необходимы;
факты — корреляты простого, чувственного созерцания,
сущности — коррелят сущностного созерцания. Одно из главных для
феноменологии соображений: поскольку в каждой индивидуа-
ции, отдельности (Einzelnheit) заключена ее сущность, — то
анализ сущностей, если вообще не само понятие сущности,
рождается (в логическом смысле впервые) тогда, когда сущность как бы
обособляется от своей индивидуации и начинает рассматриваться
в более общей форме, как "сущность вообще". Когда и как это
происходит в истории человечества? Гуссерль и здесь не считает
нужным останавливаться на исторических аспектах вопроса.
(Много позже, в Кризисе европейских наук, он осуществит
блестящий сущностный анализ рождения геометрии из жизненного
мира.) В Идеях I основатель феноменологии просто пользуется
тем, что обособление сущностей, их (относительно или
полностью) самостоятельные анализы, создание вокруг них
разветвленной системы научных дисциплин, — все это в его время уже
есть несомненная "данность", от которой вполне возможно (а для
прогресса эйдетического знания даже необходимо) отправляться
именно как от прочной данности. Такие данности, — это,
например, математические сущностные "образования" и изучающие их
науки, логические формообразования и изучающая их логика. То
обстоятельство, что человечество лишь постепенно пришло к
вычленению сущностей и к формированию эйдетических наук, что
каждый человек только благодаря сокращенному,
концентрированному освоению общечеловеческого опыта делается
причастным к этим сущностям, в контексте Идей I не останавливает
внимания основателя феноменологии; не разбирается здесь и вопрос
о том, насколько и как историко-философский контекст принят в
расчет в философских концепциях прошлого, в частности в
идеалистических "эссенциалистских" учениях, превративших
сущности — на манер платонизма — в самостоятельно существующие
миры. А вот в более поздних своих рефлексиях по поводу Идей I
— например, в Приложении VII (Ibid. S. 390—391) — Гуссерль
откликается на этот аспект темы. «"Мир арифметических
образований", бесконечный ряд чисел и теоретических образований
чистой арифметики до той поры не были для меня "здесь", не
были для меня никаким образом "конституированы", пока я в
школе и в моем научном образовании не занялся арифметикой.
И вот теперь этот мир для меня в самом серьезном смысле нали-
чен, когда я занимаюсь чем-то арифметическим. И только там,
только в изначальном арифметизировании, в производстве

146 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
арифметических форм я имею их перед своими глазами в
качестве арифметической действительности — и по отношению к
готовым произведенным результатам (Erzeugnisse), например к
формулам, которые я понимаю, и в неясном воспоминающем
сознании о тех охватывающих их дальнейших взаимосвязях, в которые
они упорядоченно включены, я располагаю опосредованным
сознанием о более широком доступном мне арифметическом
мире, в котором я занял теперь свое место.
Иначе обстоит дело с миром реальным. В моей бодрствующей
жизни он постоянно наличен актуально, поскольку я
действительно имею в моем опытном поле что-то "от него", ту или иную
реальность. Я не нуждаюсь в том, чтобы [специально]
отвоевывать свое место в реальном мире, я постоянно обладаю в нем
моими актуальным положением и опытом, пусть этот опыт мною
актуально и не подвергается обработке. То, что актуально
имеется в опыте (das aktuell Erfahrene), хотя и окружено тем, что вне-
опытно, но таким образом, что окружает его горизонт
неосвоенного в опыте дальнего и ближнего (Nähen und Fernen), каковые
могут быть в любой момент, в их порядке шаг за шагом
приведены к сравнению, мною предпринимаемому.
Реальный мир, следовательно, для меня прямо или
опосредованно наличен благодаря действительному или возможному
опыту, [причем] также и тогда, когда я еще не "унаследовал"
"идеальный мир" — и он остается наличным, если я совсем
"потеряюсь" в идеальном мире арифметического, например, когда
погружусь в свое арифметическое действование. Оба мира стоят
"вне связи" друг с другом, арифметическое не упорядочивается в
горизонт моих опытных реальностей».
Приведенный текст (он относится, как датируют издатели, к
1922 г.) проливает свет на вопрос, который лишь бегло затронут в
Первом разделе Идей I в связи с ответом Гуссерля на
(раздававшиеся еще в адрес Логических исследований) упреки в том, что
феноменологическая эйдетика основывается на "платонизирующем
гипостазировании всеобщего". Это, в конечном счете, давний
философский спор о двух "мирах": реальном, действительном мире и
мире "идеального", всеобщего. Прежде всего из гуссерлевского текста
не вполне ясно, почему речь вообще идет о двух "мирах". Если
реальный, наличный, действительный мир природы всегда
предцан человеку и вполне может существовать (на чем всегда
настаивали материалисты) вне и независимо от сознания не
только отдельного человека, но и всех людей, когда-либо
бывших, живущих сегодня и будущих (чего Гуссерль и не думает
оспаривать), — то ведь с "миром" идеальных сущностей дело об-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 147
стоит иначе. Сам основатель феноменологии понимает это,
поскольку настаивает не только на принципиальном различии (что
верно), но даже на "невзаимосвязанности" двух "миров" (что
сомнительно). И он не случайно берет в кавычки слово "мир" (die
"Welt"), когда говорит о целостной совокупности математических
образований.
Относительно второго "мира" Гуссерль с полным на то
основанием уточняет — и это в замаскированной полемике с плато-
низирующим гипостазированием, — что сложнейшая,
разветвленная совокупность математических образований (потому,
возможно, заслуживающая именоваться "миром", пусть и в
кавычках) существует лишь постольку, поскольку она "произведена",
обработана, освоена и осваиваема какими-то людьми. (В
конечном счете, последних очень и очень много.) Вне такого "консти-
туирования", освоения, сущностный "мир" математического
вообще даже не наличен, не существует — тогда как необъятный
космос природного мира, мира без кавычек, наличен (несмотря
на причастность человека к освоению какой-то его части) также и
вне такого возможного освоения. В этом снова находит
подтверждение оправданность гуссерлевского шага, состоящего в "пред-
посылании" "естественного", наличного мира не только
феноменологии, но и вообще разговору о всякой эйдетической
дисциплине. (Отвлечемся пока от мотива, который станет важным для
Гуссерля в Идеях несколько позже, когда он вплотную подойдет к
обоснованию трансцендентализма — к утверждению
принципиальной значимости того тезиса, согласно которому оба мира, при
разных модусах их бытийной наличности, равным образом даны
через сознание и только через него.)
Хотя Гуссерль, таким образом, справедливо не принимает
упреков в платонизме, (ибо платоником в классическом смысле не
является) *, однако в этой философской позиции для него есть
доля теоретической и методологической оправданности, коль
скоро речь идет о сущностях-эйдосах и соответственно о сущно-
стно-эйдетических науках. Дело в том, что для всей
феноменологической концепции принципиально важна установка и
соответственно практика анализа, в соответствии с которыми (по
крайней мере) "чистые" сущности берутся в качестве (относительно)
самостоятельных "предметностей", в чем-то очень важном
уравненных с другими видами предметностей сознания и никак не
растворяющихся в актах, процессах, процедурах самого сознания.
* Об этом подробнее — в специальном параграфе этой книги (VIII часть).

148 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Более того, эти "чистые" предметности в глазах Гуссерля —
сущности "более высокого вида", даже в "большей степени
сущности", нежели те, которые имплантированы в фактические
индивидуальности, отдельности. Опять-таки опорой становится
многовековая практика обращения с идеальными сущностями (с
числами, формулами, фигурами геометрии, аксиомами логики и
математики) как с относительно самостоятельными предметно-
стями, доступными дальнейшей, хотя и специальной обработке,
видоизменению, использованию. А поэтому разговор об
идеальных "мирах" не является такой уж большой натяжкой: его
идеальные возможности, обладая своей объективностью и
объективированностью, всеобщностью, необходимостью, как бы
меряются силами с данностями реального природного мира и даже
(часто на мифологизирующем языке, типа платоновского) заявляют о
своей вечности, о своей потенциальной бесконечности и более
совершенной красоте.
Подобным образом усложняется и вопрос о действительности
двух миров. Мысль о том, что "подлинной действительностью"
является внечеловеческий мир природы (осваиваемый только
благодаря опыту), была близка целому раду традиционных
направлений философии и естествознания. Но все чаще и
настойчивее звучал голос тех, кто (в разные эпохи и на разных
философских языках) отстаивал позицию, согласно которой
идеальные "миры", когда-то созданные и постоянно создаваемые
человечеством, для каждого поколения людей и для каждого
индивида — не менее, а порой и более действительны. Это значит: они
даны, наличны, объективны (вернее, объективно-субъективны),
общезначимы, предъявляют к людям свои требования. Да и
переживаются они, их данности, отношения к ним, глубоко, порой
тревожно и напряженно, во всяком случае не менее настоятельно,
чем процессы в природном мире.
Мне думается, в феноменологической литературе пока
недостаточно осмыслено и акцентировано то, в какой сильнейшей
степени философски оправданное расширение понятия
действительного в гуссерлевской трактовке определило суть и специфику
феноменологии. (При изучении и осмыслении текста Идей I мы еще не раз
столкнемся с отмеченным расширением, с его теоретическими и
методологическими следствиями.)
И когда мы читаем у Гуссерля слова об изначальности
"естественного", "действительного" мира, мы должны вспоминать о гус-
серлевских формулах (кстати, выдвигаемых в борьбе против
эмпиризма), трактующих действительность, действительное
(Wirklichkeit, wirkliche) таким образом, что данные термины по праву

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 149
охватывают и чисто природный мир, и обработанные людьми вещи
природы, и объективированное идеальное, и самих людей, и их
переживания, их ценности, социальные формы жизни и взаимодействия,
нормы, принципы общения. Мотивы такого расширения в философии
ощущались и до Гуссерля. В какой-то мере они предопределили
появление концепции Платона, не говоря уже о Гегеле и других
мыслителях немецкой классической философии (которые, в
частности, создали сложные, глубокие концепции вокруг
выделения и изучения специфики объективного духа, трактуемого как
особая действительность, несводимая к субъективному духу,
который объемлет и человеческое сознание).
Сущности как предметности особого вида
А теперь — центральный вопрос: как же предстают сущности
в первом разделе Идей П Вот мое краткое резюме (которое в
заключение данной главы будет представлено в обобщающих
схемах):
• сущности — в противовес индивидуально-единичным, случайным,
вариабельным фактам — всеобщи, необходимы, неизменны;
• "предмет" (Gegenstand) — широкое обозначение различных
образований (Gestaltungen): например, "вещь", "свойство",
"отношение", "порядок"; они отсылают к "пра-предметностям"
(например, пра-предметностью для вещных свойств, отношений служит
"сама вещь");
• сущность, эйдос — предмет нового вида, коррелят сущностного
созерцания;
• усмотрение, "высматривание" сущности — адекватная, подлинная
ее данность;
• сущностная всеобщность и сущностная необходимость корреля-
тивны, но не тождественны;
• каждому индивидуальному предмету принадлежит в качестве его
сущности некое сущностное состояние, или сущностный состав
(Wesensbestand);
• и наоборот, каждой сущности соответствуют возможные
отдельности, индивидуации;
• наукам о фактах противостоят "чистые науки о сущностях"
(например, чистая логика, чистая математика, чистое учение о
времени, пространстве, движении);
• математик, например геометр, исследует чистые идеальные
возможности, а не фактическое положение дел в природной
действительности;

150 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
• геометрия — онтологическая дисциплина, связанная с
сущностным моментом материальной вещности, а именно с ее
пространственной формой;
• науки о фактах включают сущностные, эйдетические моменты
(ибо любой факт заключает в себе "сущностный состав");
• науки о чистых сущностях полностью независимы от наук о
фактах;
• эйдетические науки могут распространяться на целые регионы —
это "региональные онтологии";
• эйдетика соответствующих онтологии — фундамент для наук о
фактах (например, онтология природы — фундамент для
естественнонаучных дисциплин);
• чистая логика — эйдетическая наука, которая относится к региону
"предмет вообще"; она обосновывает "чисто логические
основополагающие понятия", или категории — понятия свойства,
отношения, тождества, равенства, множества, целого и части и т. д. К
ним примыкают и с ними соотносятся "категории значения" —
основополагающие понятия различных видов предложения (апо-
фансиса);
• формально-онтологические категории делятся на синтактические
и субстратные — соответственно делению предметностей на
синтактические и субстратные;
• сущности делятся на содержательные и формальные (содержательно
пустые, т. е. чисто логические); они также делятся соответственно
ступенчатому восхождению от "эйдетических единичностей" —
через видовые сущности — до сущностей "высших родов" (например,
"два", "три" — эйдетические единичности, а их высший род —
численность вообще, Anzahl);
• родовые, общие сущности постигаются через эйдетическую
интуицию)
• проводится различение между полными содержательными
субстратами, полными содержательными синтактическими предмет-
ностями и пустыми субстратами (соответственно
синтактическими предметностями), а также между самостоятельными и
несамостоятельными предметностями (например, форма "предмет"
несамостоятельна относительно всех материй предмета, категория
"сущность" — относительно всех определенных сущностей и т. д.);
• вводятся понятия Individuum, Konkretum, Abstraktum. Individuum
— логический пра-предмет; эйдетические единичности
распадаются на абстрактные и конкретные; возможно также говорить о
конкретных и абстрактных родах (первые — "реальная" вещь,
"переживание" и т. д., вторые — "пространственный гештальт",
"визуальное качество");

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 151
• совокупность синтетических истин, основывающихся на
региональных сущностях, составляет содержание региональной онтологии;
• региональные онтологии — это материальные онтологии;
формальные онтологии отличаются от них, но (с внешней стороны)
входят в один с ними ряд.
Схема 1. Факты и сущности
Противопоставленность, но и неразделимость факта и
сущности (характеристики сущности "добываются" через прямое
противопоставление характеристикам факта).
Сущность
всеобща
(сущностная всеобщность —
Wesensallgemeinheit)
необходима
(сущностная необходимость —
Wesensnotwendigkeit)
Относится к "миру" сущностей
(к миру идеального)
"Модус бытия" сущностей:
относится к миру идеальных
возможностей
Осваивается внеопытным путем
Коррелят сущностного созерцания
Факт
случаен
индивидуален
Относится к действительности
как реальности
(в широком смысле),
к миру
"Модус бытия" факта: относится
к пространственно-временному,
реальному, здесь-
бытийствующему (das Seiende)
Осваивается в опыте
Коррелят эмпирического созерцания


Вычленение
сущностей
КАК
ПРЕДМЕТОВ
Понятие
"предмета"
как
такового

(Gegenstand)
Деление
сущностей как
ПРЕДМЕТНОСТЕИ
1)
содержательные —
материальные, или
"подлинные"
сущности
Регионы /
/ Соподчи-
/НЕНИЕ РЕГИОНОВ
Материальные
регионы
Материальные
регионы
подчинены
формальным
ВИД ЭЙДЕТИЧЕСКОЙ НАУКИ,
ИЗУЧАЮЩЕЙ СУЩНОСТИ
Эйдетические науки
соответствующих регионов
(онтологии региона) как
фундамент для наук о
фактах; это материально-
онтологические
дисциплины (например,
онтология природы как
эйдетическая наука о природе
вообще)
Категории
Содержательные категории
материальных онтологии
(например, вещь вообще,
качество вообще,
переживание вообще и т.д.)
п
х
S
>
Я
S

Сущность
как
"предмет особого
рода"
2) формальные
("пустые")
сущности как
форма всякой
сущности
Формальный
регион, или
пустая форма
региона
вообще
(Идеи 1,§ 10)
Подчиняет
себе
материальные
регионы
Формальная онтология в
широком смысле (или
чистая логика, расширенная
до понятия mathesis
universalis) — эйдетическая
наука о "предмете вообще"
(изучение формальной
сущности ' предмет
вообще") — с подразделением
на:
>
о
о
е
В
X
о
>
а) область
"апофантического"
a priori
(относящегося к
высказываниям, предложениям);
б) область "предметного
вообще" — формальная
онтология в более узком
смысле.
— категории значения
(принадлежащие к
сущности предложения);
— формально-
онтологические
(предметные) категории (напр.,
"обстояние вещей",
"отношение", "единство",
"численность",
"множество" и т.д.)
О
Q
PI
S
S
X
>
о
Г)
1
X

154
H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Схема 3. Сущности (с их особенностями, различениями)
и науки о сущностях
Сущности
"Чистые" сущности, сущности
вообще
Виды сущностей, эйдосов
1. Математические сущностные
всеобщности
2. Логические сущности
3. Феноменологические сущности
Науки сущностно-эйдетические
1. Чистая математика (напр.,
чистая геометрия), чистое учение о
времени, пространстве, движении
2. Формальная логика
3. Чистые логика и
феноменология не зависят от наук о фактах,
но влияют на них
Регионы и онтологии
Чистые фор- Формальные
мальные онтологии
Факты
Каждой индивидуации
соответствуют возможные сущности.
Факты в их индивидуальности,
случайности
Сущности индивидуальных
предметов, их "сущностное
состояние".
Науки о фактах —
опытные науки
1. Собственно опытное знание
2. Эйдетические составляющие
опытных дисциплин
сущности
региона

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 155
Схема 4. Деление сущностей
(по Логическим исследованиям и Идеям Г)
Е- О S ел
apui
3
о
В S ö н У В
и аёЪ8£
В
er

156 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
Резюме и схемы (которые я считала необходимым представить
ввиду плотной, трудной для восприятия и понимания
категориальной насыщенности текста) порождают немало вопросов. И вот
главные из них. Почему Гуссерль, задумав написать "Всеобщее
введение в феноменологию", в конце первой главы вдруг
сообщает читателю, что проведенный анализ был "логическим" и что
о феноменологии мы пока не имеем никакого понятия? Как бы
неожиданно и обескураживающе ни звучало это заявление
основателя феноменологии, вряд ли можно отрицать следующее: в
Первом разделе Идей I анализ, как будто бы предназначенный к
тому, чтобы начать вводить читателя в феноменологию, во
многом еще оставался до-феноменологическим. При этом, однако,
нельзя полностью согласиться с самим Гуссерлем, что он был
чисто и только логическим. Я считаю возможным вьщелить в нем
(по крайней мере) три теоретических слоя. 1. Действительно,
анализ — особенно при характеристике сущностей — движется на
почве того, что Гуссерль в Логических исследованиях назвал "чистой
логикой" и что не следует путать просто с формальной логикой
(хотя обе, по всей видимости, могут быть отнесены к одному
эйдетическому типу). 2. В главах первой и особенно второй
Гуссерль строит своего рода философско-метафизическое
рассуждение (соприкасающееся с историко-философской типологией),
которое пока тоже не имеет ясно выраженной
феноменологической специфики. 3. Однако при всем том, что читателю еще не
представлены и не раскрыты принципы феноменологии как
науки, ряд существенных феноменологических тезисов в текст
Первого раздела уже введен. Это, например, идея о
коррелятивности сущности и соответствующего типа созерцания — конечно
же, исходная для всей феноменологии. И более того, для людей,
уже знающих что-то о феноменологии и ее замыслах, в разделе
явно присутствует, начинает проводиться в жизнь
принципиальный замысел Гуссерля: вписать феноменологию в корпус
эйдетического знания, отстояв высокий статус последнего, а также
подготовить ее выделение из этого целостного корпуса, разъяснение
ее "чистой" эйдетической специфики.
Тем не менее вполне можно согласиться с автором Идей I в том,
что части текста, непосредственно посвященные проблеме
сущностей, скорее отвечают установкам, стилю, замыслу "чистой
логики" и потому, действительно, в наибольшей степени
примыкают к упомянутым самим Гуссерлем разделам Логических
исследований.
Вот почему я считаю необходимым посвятить специальный и
довольно обширный раздел своей интерпретации проблеме

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 157
"присутствия" Логических исследований в кадре Идей h Эта
проблема, как нам предстоит убедиться, весьма сложна и отмечена
многими глубинными противоречиями, более того —
внутренним драматизмом, который может заинтересовать читателей,
неравнодушных к драмам идей.
Глава IV. Логические исследования в кадре Идей I
I и II тома Логических исследований
в оценке Идей I *
На первый взгляд ситуация выглядит вполне обычной и
спокойной: пройдя ко времени создания Идей путь дальнейшего
прояснения основ и принципов феноменологии, Гуссерль обратил
внимание на то, что связывает это новое сочинение с Логическими
исследованиями, а одновременно указал на некоторые слабости,
теоретические и методологические неясности раннего
произведения. Внимание к Логическим исследованиям, проявленное в Идеях I,
никак нельзя счесть недостаточным: каждый, кто берет в руки это
сочинение Гуссерля 1913 г., сразу замечает, что оно пестрит
ссылками на двухтомник 1900—01 г. И это вполне понятно, если
исходить также из известного нам о ближайшей истории Идей I — в
частности об одновременной, по сути, работе над новым сочинением
и над вторым изданием Логических исследований.
Ко времени написания Идей I четко обозначились два полюса в
восприятии раннего произведения, которое, не забудем, впервые
принесло Гуссерлю широкую известность. Один полюс — это резко
критическое, иногда вообще пренебрежительное восприятие гус-
серлевского двухтомника. К 1913 г. критических отзывов и
рецензий набралось немало. Гуссерля, который и сам к тому времени
был готов предложить читающей публике (и уже изложил
слушателям лекционных курсов) обновленный вариант феноменологии,
многие критические отклики глубоко обижали своей
неадекватностью. Поэтому в Идеях I он не мог не защищать Логические исследо-
Эта глава и другие разделы, посвященные Логическим исследованиям,
выполнены при поддержке РГНФ в 2002—2003 гг. (проект №02-03-
18048 а). Некоторые результаты исследований (С. 157—167, 173—181)
представлены на конференции "К 100-летию выхода в свет Логических
исследований Э. Гуссерля" (Москва, Институт философии РАН. 3—5
декабря 2001; РГНФ, проект № 01-03-14049 г).

158 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
вания от тех нападок, которые представлялись ему особенно
несправедливыми.
Примерами могут служить два параграфа Идей I — § 22 "Упрек
в Платоновском реализме. Сущность и понятие" (который я лично
считаю одним из лучших в Идеях I — благодаря четкому
разъяснению не только означенной заглавием темы, но и принципиального
для Гуссерля понятия "предмет") и § 79 (где содержится полемика
с одним из рецензентов, Г. Й. Ваттом (H. J. Watt); он, как пишет
Гуссерль, "не постиг специфического смысла чистой
феноменологии, которую я пытался ввести в Логических исследованиях, не
увидел различия между чисто феноменологическим и эмпирико-
психологическим положением дел" — S. 185). Впрочем о том, что
он сам способствовал такому пониманию, в Логических
исследованиях, объявив феноменологию "дескриптивной психологией",
Гуссерль здесь предпочитает не говорить — возможно потому, что в
своей ошибке он признался вскоре после опубликования ранней
работы и, как мы увидим, повторил свое признание в
Предисловии ко второму ее изданию.
Другой полюс — суждения тех, кто оценил Логические
исследования весьма высоко. Среди них были видные представители других
философских направлений. Несмотря на ряд существенных
замечаний, такие высокие оценки высказали П. Наторп и В. Дильтей. (В
более позднее время к ним присоединились Б. Рассел и М. Хай-
дегтер, выделившие Логические исследования как одно из самых
важных философских произведений XX столетия.)
Приверженность примыкавших к феноменологическому движению
философов Логическим исследованиям, — особый вопрос, нами ранее (в I
разделе) уже разобранный. Вспомним: случилось так, что в глазах
некоторых из них высокая оценка Логических исследований даже
сделалась предпосылкой и косвенным способом критики ряда
центральных позиций, которые Гуссерль развил в Идеях. А это
влияло на основателя феноменологии, ибо его зависимость от
ближайшего круга учеников и последователей была довольно
глубокой.
Итак, ясно объективированное в Идеях I настойчивое желание
Гуссерля прочертить позитивную связь этого произведения с
Логическими исследованиями объясняется следующими главными
внешними и внутренними обстоятельствами: 1) стремлением
основателя феноменологии ответить на критические нападки в адрес
Логических исследований; 2) высокой оценкой этого сочинения в
тогдашней философии и, в частности, внутри феноменологического
движения; 3) переработкой Логических исследований для второго (по
мнению Гуссерля, "улучшенного") издания; 4) действительной

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 159
проблемно-теоретической связью двух сочинений — особенно в
ряде пунктов и отношений, которые далее будут рассмотрены
более подробно и конкретно.
Именно эти обстоятельства попадают в поле зрения
философов, акцентирующих внимание прежде всего на преемственности
Идей I по отношению к Логическим исследованиям. Однако в целом
ситуация сложилась довольно драматическая: Гуссерлю, как это ни
парадоксально, пришлось выстраивать и односторонне
подчеркивать именно линию преемственности в первую очередь... вопреки
своим собственным умонастроениям и сомнениям. Вот почему
процесс подготовки Исследований для второго издания оказался для
автора трудным, даже мучительным. Гуссерлю хотелось выправить
очень многое, но переписывание всего сочинения заняло бы уйму
драгоценного времени, столь нужного для подготовки Идей I к
публикации. К тому же писать вместо хорошо известной книги
что-то существенно новое было нецелесообразно. Так и
получилось, что второе издание Логических исследований не доставило
удовлетворения прежде всего самому автору — философу,
который всегда развивался динамично и постоянно был готов к
самокритике. Но упомянутые выше обстоятельства заставляли Гуссерля
скорее защищать Логические исследования, чем нападать на них.
И однако же результатом столкновения двух
противодействующих тенденций стало совершенно своеобразное включение
Логических исследований в кадр Идей I.
Исследуем проблему детальнее. Но прежде сделаем оговорку.
В данной главе наш анализ движется следующим образом:
сначала осмысливается общая стратегия Идей I в отношении Логических
исследований, а затем отдельно и конкретно анализируется ряд
проблем, сначала относящихся к 1-му, а потом — ко П-му тому
ранней работы.
1. Довольно заметная часть имеющихся в Идеях I ссылок на
Логические исследования затрагивает или I том этого раннего
сочинения, или те части II тома, где, правда, ведется
феноменологический анализ (переживаний и феноменов как их единиц), но
базируется этот анализ скорее на логико-лингвистических основаниях
(например, теория языковых выражений, их значений). Что
касается I тома, то это ссылки либо на проделанное в нем
отмежевание логики от психологии (особенно на главы четвертую и
пятую), либо на проект чистой логики и его конкретные
категориальные структуры. Совершенно не случайно Гуссерль делает
соответствующие ссылки не только там, где превалирует
логический (в смысле "чистой" неформальной логики), а не собственно
феноменологический проект, но и там, где продолжается опро-

160 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
вержение "предрассудков" эмпиризма, его разновидности —
психологизма, а также скептицизма. (См. ссылки на I том
Логических исследований в первом разделе Идей I, а именно в § 7, 10, 20.)
Один пример: к § 10 Шей I, который называется "Регион и
категория. Аналитический регион и его категории", Гуссерль делает
ссылку на § 67 I тома Логических исследований, где "задачи чистой
логики" определяются прежде всего благодаря различению, как
сказано уже в Идеях I, "логических категорий как категорий
значения и категорий формально-онтологических" (или, в
формулировке Логических исследований, "чистых предметных
категорий"). Итак, в Идеях I Гуссерль примыкает к целому ряду
положений своего прежнего проекта "чистой логики" и, в частности,
опирается на разделение логических категорий, или категорий
значения (таких как понятие, предложение, истина и т. д.) и
"формальных предметных, или онтологических категорий" (предмет, об-
стояние вещей, единство, множество, численность, отношение,
связывание и т. д.) (См.: LU 1,242—244.) Данное разделение
фундаментально не только для Идей I, но и для Формальной и
трансцендентальной логики где, кстати, более ясно выявляются
недостатки Логических исследований как раз в данной области.
Сочувственная ссылка на I том Исследований (особенно на § 69,
70) дается и в связи с темой: «"Математические" науки о
сущностях» (§ 72 Идей Г). Здесь Гуссерль, не забудем, математик по
образованию, прочерчивает линию преемственности, идущую еще от
исследований 1890-х годов — через Логические исследования — к
Идеям I и более поздним работам.
Сделаем общий вывод о перекличке Идей Ici томом
Логических исследований. Проект чистой логики, намеченный в этом
томе, принят за основу и в Идеях I. Впрочем в последнем сочинении
до его конкретной разработки (а следовательно, до
видоизменения проекта) дело так и не доходит. Дальнейшей проработкой
новой, т. е. "трансцендентальной" логики — в отличии от логики
формальной — Гуссерль займется существенно позже. Пусть
Гуссерль называет Первый раздел Идей I "логическим" по его
основной тематике, пусть в следующих разделах феноменология
сопоставляется с логикой и чаще всего определяется через
отличение от логики формальной, — в целом в сочинении 1913 г. речь
идет скорее о проблемах феноменологического обоснования логики и
главное — обоснования самой феноменологии, чем о реализации
проекта чистой логики.
2. Теперь о ссылках на II том Логических исследований. Здесь с
самого начала надо зафиксировать следующее: хотя Гуссерль в
своих довольно многочисленных ссылках на II том сумел так или

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 161
иначе упомянуть обо всех исследованиях этой книги — от / до VI,
— подавляющее большинство ссылок касается именно VI
Исследования. Напомню: I Исследование называется "Выражение и
значение", II — "Идеальное единство рода и новая теория
абстракции", III — "Учение о целом и части", IV — "Различие
самостоятельных и несамостоятельных предметов и идея чистой
грамматики", V — «Интенциональные переживания и их
"содержание"», VI Исследование, опубликованное во II части II тома, имеет
заголовок "Элементы феноменологического объяснения
познания".
А теперь примем во внимание еще один факт, для осознания
которого полезно учесть Предисловие Гуссерля ко второму
изданию Логических исследований (помеченное октябрем 1913 г.) и его
же Предисловие ко II части II тома (т. е. к VI Исследованию) от
октября 1920 г.
В Предисловии от октября 1913 г. Гуссерль оповестил своих
читателей, что в печати находится новая версия "шестого
исследования, в феноменологическом отношении важнейшего". Далее
Гуссерль пишет: «я скоро убедился, что нет возможности
переработать старое содержание, следуя параграфу за параграфом
старого изложения. Правда, в подавляющем большинстве случаев
проблемный круг должен сохраниться; но ведь по отношению к
нему я продвинулся значительно дальше, и в соответствии с теми
"максимами", которых я придерживаюсь, я не хотел бы более
идти на компромиссы. Вот почему я веду себя (по отношению к
прежнему тексту. — Н.М.) свободно и добавляю целый ряд глав,
чтобы научно исследовать великие и в первом издании слишком
несовершенно рассмотренные темы (что приводит к
существенному разрастанию этого исследования по объему)» (LU I, S. XVI).
Итак, в планы Гуссерля, по-видимому, входило, чтобы его
читатели воспринимали имеющиеся в Идеях ссьики на VI Исследование в
связи с их исправленным вариантом 1913 г. Иными словами,
многочисленные упоминания о VI Исследовании — по существу уже
ссылки не на первоначальный текст, а на его трактовки,
выстроенные в соответствии с "продвинутыми" разработками
феноменологии 1913 г., как раз и получившими выражение в Идеях I.
Однако Гуссерль так и не довел до завершенной публикации
те манускрипты и те фрагменты верстки, в которых воплотился
переработанный вариант VI Исследования. Об этом он писал в
упомянутом Предисловии 1920 г., объясняя, почему пришлось —
вопреки всем устремлениям и желаниям (и в частности, из-за
начавшейся первой мировой войны и последующего "мира") —
опубликовать лишь частично доработанный текст. «Снова под-
6-8214

162 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
твердилось, — с сожалением констатирует Гуссерль, — старинное
изречение о том, что книги имеют свою судьбу» (LUII/2, V).
Судьба же Логических исследований сложилась так:
неудовлетворенность автора коснулась прежде всего "лучшего",
"важнейшего" из Исследований, а именно VI; Гуссерль приложил немало
усилий для его кардинальной переработки; но читатели до сих пор
так и не получили в свое распоряжение опубликованного
варианта соответствующих материалов — (верстки и рукописей). Их
готовит для Гуссерлианы Ульрих Мелле. Тем не менее о них
можно получить некоторые (увы, фрагментарные)
представления из ряда публикаций (см., например, Sinigalia С. Zeichen und
Bedeutung // HS. 1998. № 14. P. 179—217).
О "присутствии" II тома Логических исследований в Идеях I
можно, таким образом, сделать общие выводы.
1. Самые многочисленные ссылки касаются II части II тома
Логических исследований, т. е. VI Исследования — и сделаны они в
предвосхищении так и не состоявшегося близкого выхода в свет
существенно обновленной именно в 1913 г. версии этого
Исследования. Следовательно, Гуссерль в Идеях I имел в виду вариант
текста этой части Логических исследований, максимально
приближенный к самим Идеям.
2. Но и в старом тексте как VI, так и других Исследований
Гуссерль нашел, и не случайно, некоторые разработки,
преемственность с которыми он хотел бы сохранить и в Идеях I. В § 145 Идей I,
одном из последних параграфов заключительного, четвертого
раздела ("Разум и действительность"), Гуссерль дает такую
формулу: все VI Исследование есть предварительная (надо думать, по
отношению к Идеям) феноменологическая разработка проблем
разума (Hua III, 353).
3. Нельзя, однако, не видеть, что целый ряд ссылок на
Логические исследования в Идеях I носят — в прямой или несколько
замаскированной форме — критический характер. Мы в
текстологическом анализе уже упоминали: Гуссерль говорит о "возвращении
прав" старому понятию "онтология", которое было по существу
исключено из Логических исследований. Эта поправка
свидетельствует о философском чутье Гуссерля, который к 1913 г. понял, как
нарастают в философии XX в. онтологические тенденции. К тому
же в самой гуссерлевской феноменологии (а в перспективе — в
феноменологическом движении как таковом) интерес к
проблемам "бытия и времени" неуклонно возрастал. Этот круг проблем
было вполне разумно, следуя традиции, именовать
онтологическим. Другое дело, что понимание онтологии существенно
менялось по сравнению с традицией, да и "феноменологическая он-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 163
тология" возникала, формировалась в различных вариантах. Как
мы далее установим, в Идеях I разработка темы онтологии,
онтологических категорий, региональных и формальных онтологии
вылилась в масштабную и далее все расширяющуюся часть
феноменологии. Были и другие терминологические изменения по
сравнению с Логическими исследованиями, о которых Гуссерль счел
необходимым упомянуть в Идеях I (например, применение
"более свободного понятия,,/ как выражается Гуссерль, вместо
термина "идеация").
Не менее существенны те критические замечания более
общего характера, которые были высказаны Гуссерлем в адрес
Логических исследований в 1913 г.; о них мы ранее вскользь упоминали.
Так, в Предисловии ко второму изданию Логических
исследований Гуссерль затрагивает вопрос о том принципиальном
недостатке первого издания, который был связан с ошибочным
определением самой сути феноменологии. «Его недостатки, — пишет
Гуссерль, — я почувствовал сразу же после выхода книги в свет и
вскоре нашел возможность (в рецензии в: Archiv für systematische
Philosophie. 1903. Bd. XI. S. 397 ff.) выступить против моего
ошибочного определения феноменологии как дескриптивной
психологии» (LU I, S. XIII). (Напомню, что во Введении к Идеям I
Гуссерль также восстает против распространенного понимания
феноменологии как "нижней ступени эмпирической психологии" и
не может не признать, что такая трактовка дается в
"предполагаемом согласии с Логическими исследованиями". Он добавляет, что
его собственные — только что нами названные — возражения
против ошибочной ранней дефиниции феноменологии
попросту не были приняты во внимание. — См. Hua III, 3—4). Во
втором издании Логических исследований Гуссерль также добавляет:
«Полная рефлективная ясность относительно сущности
феноменологии, которой я достиг в эти и последующие годы и которая
постепенно привела к систематическому учению о
"феноменологической редукции" (ср. Идеи I, второй раздел), была
использована для переработки как введения, так и текста всех последующих
Исследований, а также и для того, чтобы в этом отношении
поднять все сочинение на более высокую ступень ясности» (LUI,
S. XIV). После этих слов как раз и следует сообщение Гуссерля о
том, какие именно исправления он внес в текст первого издания
II тома Логических исследований и какие недостатки он видит в
своем раннем сочинении.
Так, применительно к / Исследованию ("Выражение и
значение") сказано, что оно носит "только предварительный"
характер. Внимание приступающих к феноменологии обращено на
б*

164 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
первые, очень трудные, проблемы Bedeutungsbewußtseins, или
"сознания значения". Весьма важна самокритика Гуссерля, смысл
которой ясен как раз благодаря продвинутым разработкам Идей I:
«различие и параллелизм "ноэтического" и "ноэматического" (о
фундаментальной роли которого во всех областях сознания впервые в
полном объеме рассказано в Идеях, но которое прорывалось во многих
отдельных разъяснениях последних Исследований раннего произведения)
еще не было принято в расчет. А поэтому не был прояснен
существенный двойственный смысл "значения" как идеи.
Односторонне подчеркивалось ноэтическое понятие значения, тогда как
нужно было рассматривать важное во многих отношениях ноэма-
тическое понятие» (Ibid. S. XIV—XV). К этому вопросу мы
вернемся в разделе, посвященном ноэме. Далее Гуссерль объясняет,
почему в II—V Исследованиях текст в основном остался
неизменным. Например, о II Исследовании сказано, что его пришлось
(видимо, из-за недостатка времени) оставить неизмененным как в
его стиле, так и в его ограниченностях. III Исследование ("Учение о
целом и части") также сохранилось, для чего не пришлось идти
на компромиссы. Гуссерль, однако, выражает сожаление, что эту
часть прочитали лишь немногие. Аналогично и отношение к IV
части ("О различии самостоятельных и несамостоятельных
предметов"), где позиция Гуссерля по сути осталась неизменной (хотя
к IV Исследованию были сделаны некоторые "обогащающие"
дополнения). И ссылки на эти Исследования в Идеях I — вполне
позитивные.
Оценки V Исследования, посвященного коренной
феноменологической теме интенциональности, — весьма критические. Ибо,
согласно Гуссерлю, в освоении этой проблематики он позднее
достиг более высокой ступени. Конкретные замечания: изменена
позиция относительно "исключения" чистого Я, которое теперь
сочувственно принято в корпус феноменологического знания;
напротив, исключен § 7 "Взаимное отграничение психологии и
естествознания". Гуссерль признает, что в раннем произведении
он был "слишком консервативным" в необходимом деле
пересмотра устаревшей терминологии.
А вот дальше идет уже известное нам, так и не выполненное
обещание опубликовать новую версию "важнейшего в
феноменологическом отношении" VI Исследования. При наличии
критических замечаний в адрес каждого из Исследований план
переработки VI Исследования приобретал принципиальное значение: как
раз благодаря ему можно было — хотя бы частично — "спасти"
для нового варианта феноменологии раннее произведение
Гуссерля. Тому же плану служит принципиально важное уточнение

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 165
Гуссерля в Идеях I: в § 124 он разъясняет, что есть два пути к
феноменологии. Один путь — это движение от феноменов,
объединяемых под рубриками "означивание" (Bedeuten) и "значение".
«Поскольку всякая наука — соответственно ее теоретическому
содержанию и всему, что в ней образует "учение" (теорема,
доказательство, теория) — объективируются в специфическом
"логическом" медиуме, в медиуме выражения, постольку для
философов и психологов, руководствующихся всеобщими логическими
интересами, проблемы выражения и значения становятся
ближайшими. И они же — первые проблемы, которые ...толкают к
сущностным феноменологическим исследованиям» (Hua III, 306).
Тут же делается ссылка на Логические исследования: следуя именно
такому пути, они обеспечивали движение к феноменологии.
«Второму пути, который ведет от стороны противоположной, а
именно от опыта и чувственных данностей, автор следовал с
начала 90-х годов, но в данном сочинении этот путь не нашел
сколько-нибудь полного выражения» (Ibid.). (Возьмем себе на
заметку: второй путь Гуссерль считает "более ранним" в своем
творческом развитии, чем путь Логических исследований. Это
ставит перед феноменологами особую задачу — раскрыть первоис-
токи Идей I в самых ранних сочинениях Гуссерля.)
Впрочем было бы неправильно выстраивать и заострять
дихотомию: будто в Логических исследованиях запечатлен только
первый, а в Идеях — только второй путь. Но превалирование в
большинстве Исследований именно первого пути (как и
соответствующего — логико-лингвистического, логико-феноменологического —
материала) есть несомненный факт, акцентированный и самим
Гуссерлем. Что касается Идей I, то и здесь, конечно, запечатлены
оба подхода; но второму подходу — соответственно и
специфически феноменологическому материалу — все же уделено куда
больше внимания.
Из всего сказанного напрашивается вывод: проблемно-
теоретическая дистанция между Идеями I и Логическими
исследованиями — гораздо большая, чем об этом можно судить по
многочисленным авторским ссылкам на раннее произведение. Гуссерль
продвинулся далеко вперед именно в самоопределении феноменологии, в
разработке ее особых понятий и методов.
К этой общей теме — Логические исследования в кадре Идей I —
мы в процессе нашего дальнейшего анализа еще не раз
возвратимся в связи с конкретными проблемами, когда перекличка
обоих произведений снова привлечет наше внимание. А теперь
применительно к рассматриваемому в данной главе Первому
разделу Идей I обсудим более подробно и специально вопрос о

166 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
том, какие именно разработки Логических исследований и почему
положены в основание данного раздела.
Можно выделить четыре основных блока конкретных
проблем, касающихся переклички Идей I с Логическими
исследованиями; это отношение Гуссерля:
1) к проекту чистой логики;
2) к логическим (по преимуществу) разделам Исследований (I—
IV Исследования);
3) к переходу от (преимущественно) логического (в смысле
чистой логики) или логико-грамматического (в смысле чистой
грамматики) анализа к феноменологическому;
4) к собственно феноменологическому анализу.
Пункты 1—2 касаются главным образом Первого и Второго
разделов, пункты 3—4 — Третьего и Четвертого разделов Идей I.
Далее мы обратимся к конкретному анализу пунктов 1 и 2, сделав
предварительные оговорки. Поскольку данная глава посвящена
не собственно Логическим исследованиям, а их "присутствию" в
Идеях I, акцент будет сделан на их связи и на том новом, что
произведение 1913 г. вносит по сравнению с двухтомником 1900—
01 г. Далее, драматизм отношения Идей I к Логическим
исследованиям, о котором ранее упоминалось, станет более ясным после того
как мы глубже вникнем в конкретику проблемы. Забегая вперед,
отмечу следующее: положив в основу Идей I проект чистой
логики, который в усовершенствованной форме был
фундаментальным и для его более поздних логико-феноменологических
сочинений, Гуссерль в тех же Идеях I должен был натолкнуться на
сложные проблемы перехода от логического уровня, типа
анализа к феноменологическому, оставшиеся нерешенными в
Исследованиях, а также на непроясненность специфики феноменологии
по сравнению с логикой (она, увы, сохранилась и в самих Идеях Г).
Обосновывая в § 7 Идей I уже известный нам тезис об
отмежевании наук о сущностях от наук о фактах, Гуссерль ссылается на
заключительный раздел I тома Логических исследований.
Присмотримся внимательнее, в чем суть и характер этой ссылки.
Заключительный раздел (или 11-я глава) этого тома Исследований носит
название "Идея чистой логики". В ней в общей форме очерчены
проект и главные задачи "чистой логики". Напомню о трех ее
главных задачах, сформулированных Гуссерлем: 1)
фиксирование чистых категорий значения, чистых предметных категорий
и их закономерных усложнений; 2) раскрытие законов и теорий,
в которых коренятся эти категории; 3) разработка возможных
форм теории и чистого учения о многообразии (См.: LU I, 242—
245; 245—246; 247—248). Первая и вторая задачи сохраняют прин-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 167
ципиальную важность для Первого раздела Идей I. (Об этом
свидетельствуют также, как мы ранее показали, §§ 10, 11, 15 данного
сочинения; в частности, на § 67 I тома Логических исследований
дается вполне позитивная отсылка в § 10 Идей I.)
Теперь мы ближе займемся различиями между Идеями I и
последующими сочинениями — в том, что касается проекта чистой
логики, теории предметностей, а следовательно, учения о
сущности. Начнем с проекта чистой логики.
Судьба проекта чистой логики
В то время как в Идеях I проект чистой логики I тома
Логических исследований в общем поддерживается, но по сути своей далее
не развивается, в последующих феноменологических сочинениях
Гуссерля он как раз включен в целостный анализ. А потому в них
проект подвергается и многосторонней оценке основателя
феноменологии, и дальнейшему преобразованию. Так, в Формальной и
трансцендентальной логике Гуссерль пишет: «Идея формальной
онтологии впервые выступает в I томе моих Логических
исследований, а именно как попытка систематического развертывания идеи
чистой логики, но еще не под именем формальной онтологии,
введенном позже. Вообще же Логические исследования, и прежде всего
Исследования II тома, снова отважились перенять старую идею
априорной онтологии, столь скомпрометированную кантианством
и эмпиризмом, придав ей новый облик; была предпринята
попытка обосновать эту идею как необходимую для философии...
Формально-онтологическое a priori являет себя (например, в
заключительной главе I тома) как неразрывно связанное с апофан-
тическим a priori (a priori значений высказываний), и поэтому
должна была стать ощутимой проблема, как следует понимать
эту неотделимость. Эта проблема отношения формальной
онтологии и апофантической логики... в Логических исследованиях еще
не была поднята» (FTL, 90. См. также: Hua XVII).
Принципиальное значение имеет следующее разъяснение
Формальной и трансцендентальной логики относительно проекта
чистой логики 1-го тома Логических исследований. Руководящей
для 1-го тома «служила идея априорного наукоучения с его
исследовательской направленностью исключительно на объектно-
идеальное содержание наук, которые представали... как система
истинных предложений, как единство теории. Ближайший
взгляд, с самого начала ставший предпочтительным,
направляется на теоретические объясняющие (номологические,
Дедуктивные) науки и на "единство систематически завершенных

168 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
теорий'' (дается ссылка на § 64 гуссерлевских Пролегомен. — H. M.)
— "теорий в строгом смысле слова". Речь идет, следовательно, об
a priori понимаемых таким образом теорий как
таковых, в формальной всеобщности, которая оставляет
неопределенными все материально-содержательные (sachliche)
особенности самих предметов или предметных областей, к коим относится
теория. Задачей такой формальной логики здесь оказывается
вычленение конститутивных понятий, которые принадлежат к
сущности теории как таковой. Это ведет к таким понятиям:
предложение (суждение), понятие суждений, к понятиям простым и
сложным, — и, конечно, также и к понятию истины. Эта группа
понятий названа "категории значения". Им были, в
качестве коррелята, противопоставлены "формальные
предметные категории", а именно понятия: предмет, обстоя-
ние вещей, единство, множество, численность, отношение,
связывание и т. д.; все эти понятия отвлечены от особенности
познавательной материи. В заключительной части (дается ссылка на § 68
Пролегомен. — H. M.) говорится о задаче определения
относящихся сюда законов, и законы различаются соответствен-
н о этим двум группам категорий, т. е. категориям значения и
предметным категориям. Именно благодаря этому
формальная логика со всей остротой одновременно
характеризуется как апофантика и как априорное
формальное учение о предмете» (Ibid. S. 92—93). Тот параграф
Формальной и трансцендентальной логики, цитата из которого
только что была приведена (§ 27 Ь), носит название "Путь Пролегомен
от формальной апофантики к формальной онтологии".
Какие же уточнения и изменения Формальная и
трансцендентальная логика вносит в проект чистой логики? 1. Весьма важно,
что все "систематическое развертывание идеи чистой логики"
именуется "формальной онтологией" (чего еще не было в
Логических исследованиях). Это "формальная онтология" в наиболее
широком значении. 2. Внутри чистой логики было наиболее четко
проведено разделение между ''' апофантическим a priori" (т. е. a
priori значений высказываний) и "формально-онтологическим a priori".
Оба вида априорного, по Гуссерлю, связаны неразрывно.
Соответственно внутри чистой логики различаются апофантика (или
апофантическая логика, логика высказываний) и формальная
онтология как априорное формальное учение о предмете. Здесь
слова "формальная онтология" употребляются в более узком,
специальном значении. И эта проблема, согласно разъяснениям
Гуссерля, "еще не была поднята" в Логических исследованиях. В

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 169
Идеях I четкое различение апофантики и формальной онтологии
уже имеется.
Итак, существенно снова подчеркнуть, что задачи чистой
логики, намеченные в I томе Логических исследований, сохранили свое
значение не только для Идей I, но и для более поздних произведений
Гуссерля, например для "Формальной и трансцендентальной логики" (§ 13 и
далее, § 28 и далее). Вот как эта проблема подытоживается в
одном из лучших компендиумов по феноменологии: «Руководящая
для первой "задачи" чистой логики форма значения относится к
форме предложения, соответственно, суждения. Учение о форме
[предложения] значения, или чистую грамматику, можно далее
подразделить на дисциплины: а) учение о форме простейших
(примитивных) категорий значения; б) учение о
(синтактических) композиционных законах и в) учение о грамматических
операциях (Формальная и трансцендентальная логика, § 13, 22;
Логические исследования, т. 1, § 67; IV Исследование, § 14, А). Первая
из названных дисциплин не только инвентаризирует
основополагающие категории значения, но также систематизирует их с
точки зрения их самостоятельности и несамостоятельности.
...Эксплицитное исследование композиционных законов, которые
касаются отношения несамостоятельных форм значений к
[различным видам] самостоятельных форм значения, — это задача
второй дисциплины... Третья, чисто грамматическая, дисциплина
примыкает к этой задаче и на более высокой ступени
всеобщности исследует систему грамматических "операций". Эти
операции конституируются на основе основополагающих законов
синтаксических форм, а на основе синтаксических законов
композиции конституируются новые синтаксические формы» (Bernet R.,
Kern L, Marbach E. Edmund Husserl. S. 42—43). Полезно принять во
внимание и следующее уточнение процитированных авторов:
«Чисто логическая грамматика посвящается морфологии и
синтаксису априорных форм значения, она является идеальной
наукой, которая не предполагает в качестве предпосылки никакой
фактической языковой структуры. Она руководит построением
чистой логики не как науки о грамматике фактических языков,
но как науки о "самом грамматическом" (FTL, § 22). В ней, как
науке о самом грамматическом, речь идет об идеальных условиях
научного познания, движущегося в медиуме языка» (Ibid. S. 43—
44). Обоснованный уже в Логических исследованиях, сохраненный в
Идеях I (и отчасти в последующих сочинениях) проект чистой
логики, ее основные задачи мы теперь представим более полно и
развернуто — в виде схемы (где указаны и главные идеи, и те
сочинения, их части, в которых эти идеи высказаны).

170 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Схема 5. Проект и задачи "чистой логики"(по Логическим
исследованиям, идеям i и формальной и трансцендентальной логике)
Я*
CQ
СО О)
S3
ою
о <°
О Ï СМ
g gcOO
Зймч
8*Й
Ю О)
СО Д
о ш
1
СП
со
СО
t[
СО
со
?Ф Р <и J о О
£*$-?
»5 3^
с; и гн
О X я 5
ЯФй Я>
•S
^2 fx
^2
iss e
5 s s s
CO о ;Я ce
Ûh ctg S
^^ fr
о
H -.
О f0
ИЧ X
U Д
s s «
g S en
S | g
q 2 ^iq _s д ^"S
« К со оФсоЮ F
en Я
6
с
о
§§
О {j«
a S
я s
S S
>-,cC
—v CL fO
OQ ËTCl.

Более общее

философское
значение
Теоретико-

познавательное
значение и

обоснование
логики

Собственно

менологическое
значение
К задаче № 1
1) Вычленение и прояснение
элементарных ("primitiven")
понятий, которые «"делают
возможной" связь понятий в
объективном отношении и особенно
теоретическую связь» (LU I, § 67.
S. 243).
2) Вычленение и прояснение
элементарных форм связывания
(Verknüpfung) — в особенности
тех, которые конструктивны для
дедуктивного единства
предложения (конъюнктивные,
дизъюнктивные, гипотетические
связывания. — Ibid.)
3) Раскрытие законов
усложнения этих понятий и форм.
Исследование "происхождения"
("Ursprung") этих понятий и
категорий — не психологический
вопрос, а проблема
"феноменологического происхождения":
усмотрение сущности
соответствующих понятий — или
"интуитивное осовременивание
сущностей в адекватной идеа-
ции" (LU I, § 67).
К задаче № 2
«.. .упомянутые (в
задаче № 2. — H. M.)
категориальные
теории и законы в их
идеальной
завершенности образуют
всеобъемлющий фонд,
из которого всякая
определенная
значимая теория
черпает
принадлежащие ее форме
идеальные законы
научности, присущей
этой форме теории»
(LUI,S.246).
К задаче № 3
1) Упорядочение теорий соответственно
классу их форм имеет большое
значение: с расширением дедуктивных и
теоретических сфер возрастает
богатство и плодотворность их методов.
2) Разрешение проблем, которые
ставятся внутри одной теоретической
дисциплины, может обогатить понимание
определенных категориальных типов
(LUI, §69).
3) Учение о множествах, обеспечившее
расцвет современной математики, есть
частичная реализация данного идеала
(LUI, §70).
Дисциплинарные проблемы и
движение к феноменологии.
1) Чистая логика как теория теорий
должна стать реализацией идеала
mathesis universalis; а) в связи с
включением математики в разработку теории
теорий возникает вопрос о разделении
труда между математиками и
философами (LU I, § 71); б) спор Гуссерля с
теми, кто не признает математической
логики. 2) Философия, в отличие от
математики, задается вопросом о сущности
теории, о том, что такое теория вообще,
что делает ее возможной и т.д.
>
Q
о-
m
X
Я
m
о
s
w
m
X
X
i
i
X
>
X

172 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Схема 6: Категории
Понятия (категории)
Формальные Материальные
Формально-
Формальнологические, онтологические,
или категории зна- или "предметные
чения категории"
Понятие, предложе- Нечто, предмет, от- Дом, дерево, цвет,
ние, истина, субъект, ношение, связыва- звук, пространство,
предикат, имплика- ние, численность, ощущение, чувство
ция, конъюнкция, часть, целое и т. д.
негация
Мы видим, что гуссерлевский проект чистой логики
отличается масштабностью и предполагает немалые усилия,
направленные на его разработку. Но ни в самих Логических исследованиях, ни
в Идеях разработка проекта не осуществлялась. Вопрос о том,
какое место в его уточнение и реализацию внесли более поздние
феноменолого-логические сочинения Гуссерля Формальная и
трансцендентальная логика и Опыт и суждение, выходит за рамки
данной книги. Мы не можем также освещать современные
дискуссии, касающиеся этой проблематики. Но одно следует
подчеркнуть: вторая половина 80-х и 90-е годы XX в. отмечены
усилившимся интересом феноменологов, логиков, психологов к
ранним работам Гуссерля, прежде всего к Логическим
исследованиям п— и в частности к комплексному проекту чистой логики.
Теперь ясно, что некоторых нынешних логиков привлекает в нем
именно комплексный характер, объединение традиционных
логических измерений с "логико-грамматическими"
(семантическими) аспектами, а их обоих — с феноменологическим "вери-
фикационизмом" (т. е. с проверкой истинности высказываний
благодаря соответствующим видам усмотрения). Кроме того,
внимание современных философов вновь обращено к синтезу
формально-логического и формально-онтологического подходов,
о котором Гуссерль начал говорить очень рано, и ему он остался
верен на всю жизнь. Это значит, что логики — по крайней мере
частично — отказываются от прежде столь распространенного
логистического ригоризма и готовы присмотреться к
нестандартным логическим проектам и системам.
Далее мы перейдем к центральному вопросу связи Логических
исследований и Идей I — к теме предметности.

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 173
Категориальные разработки
Логических исследований и первый раздел Идей I
Мы ранее отметили, что Гуссерль в Первом разделе Идей I
берет за основу принципиальные для него (и, как ему
представляется, найденные уже в Логических исследованиях) понятия
"категория", "предмет", деление категорий на "категории значения" и
"чистые предметные" (в Идеях I: формально-онтологические)
категории. Поскольку понятия "категория" и "предмет" в истории
философии употреблялись в самых различных значениях, нам
очень важно разобраться, какие смысловые характеристики они
приобретают в феноменологии Гуссерля.
О понятии "предмет". Уже в I томе Логических исследований
Гуссерль дает определение понятия "предмет" (Gegenstand),
основополагающее и для последующего развития феноменологии:
«Предмет (познания) может быть и реальным, и идеальным,
может быть вещью или процессом, а также родом (Spezies) или
математическим отношением, бытием (Sein) или бытийным
долженствованием (Seinsollen). Это же само собой переносится на
такие выражения, как единство предметности, связь вещей и тому
подобное» (LU 1,229). Надо сразу подчеркнуть два момента:
а) "предмет" для Гуссерля всегда есть предмет познания, что
важно еще до различения реальных и идеальных предметов.
Реальные предметы — тоже предметы познания. Немецкое слово
"Gegenstand" (букв.: то, что противостоит — разумеется,
познанию как особой деятельности) не употребляется — ни в
Логических исследованиях, ни в Идеях I, ни в других сочинениях — в ином
значении, например для означивания той вещи, которая может
существовать вне и независимо от человеческого познания. (К
счастью, в русском языке слово "предмет" способно точно
передать этот оттенок смысла — в отличие, скажем, от английского
языка, где "на все-про все" есть лишь слово "object". Отсюда
трудности перевода феноменологических текстов на английский
язык: ведь кроме "Gegenstand" у Гуссерля имеется понятие
"Gegenständlichkeit", "предметность", не тождественное
применяемому в английских переводах слову "objectivity". К тому же слова
Objekt, Objektivität тоже употребляются в гуссерлевских текстах.
Эти темы мы еще будем обсуждать в дальнейшем.);
б) поскольку "предмет" есть предмет познания, понятно
весьма широкое значение, вкладываемое в него Гуссерлем. По объему
это все, на что может быть направлен познавательный акт. Это "все"
классифицируется, объединяется в виды предметов, или пред-
метностей. Такая подготовительная работа и была проделана в

174 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Логических исследованиях, а потом положена в основание Идей I. В
Идеях I с широким определением предмета связаны рассуждения
о сущностях, идеях — например, в уже упоминавшемся § 22
"Упрек в платоновском реализме. Сущность и понятие". Здесь
Гуссерль пишет: «Особое беспокойство вновь и вновь вызывало то,
что мы — будучи якобы "платонизирующими реалистами", —
считаем идеи или сущности предметами и приписываем им, как
и другим предметам, действительное (истинностное) бытие, а
также, в корреляции с этим, приписываем им постижимость с
помощью интуиции — совсем как в случае с реальностями» (Ibid.
S. 48). Упрек в "платонизирующем реализме" был бы
состоятелен, продолжает Гуссерль, лишь в том случае, если бы
отождествлялись "предмет" (Gegenstand) и "реальное" (Reales),
"действительность" и "реальная действительность". Но начиная с
Логических исследований, не говоря уже об Идеях, Гуссерль в самом деле
заботливо различал и разделял их — правда, в рамках единого
понятия предмета или предметности (Gegenständlichkeit).
В том же параграфе Идей I Гуссерль подчеркивает, что не он
"изобрел" "всеобщее понятие предмета". Это вполне верно: в
немецкой философии — от Лейбница, Канта до современников
Гуссерля — понятие "предмет", "Gegenstand", отличенное от
вещи, объекта (Ding, Objekt), употреблялось достаточно широко. И
основатель феноменологии справедливо очерчивает первоначальные
генезис и специфику своего подхода к предметам и предметности,
когда говорит о себе, что обратил внимание на понятие "предмет",
поскольку последнее затребовано "чисто логическими
предложениями" и одновременно указал: таковой "предмет" вообще
неотъемлем от научных высказываний и в них является
определяющим (Ibid.).
Это уточнение чрезвычайно важно для определения
специфики гуссерлевской философии прежде всего в том смысле, в
каком она представлена в Логических исследованиях и отчасти в
Идеях I. В самом деле, подход к теме предмета в раннем сочинении
был в значительной степени обусловлен желанием Гуссерля
уравнять реальные и идеальные, внелогические и логические
предметы, предметности в качестве предметов мысли. "Предмет",
следовательно, стал тем понятием, благодаря которому в единой
сущностной рубрике объединилось все, на что может быть
направлена человеческая мысль, направлено человеческое
сознание; предметы, предметности предстали как идеальные
данности, с которыми человеческая мысль давно уже научилась
"работать". Если иметь в виду проблематику, вводимую и во II томе
Логических исследований, и в Идеях I, можно отметить: Гуссерль стре-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 175
милея объединить и в известной степени уравнять все виды
предметностей в понятии интенционалъного предмета. Что же
касается обоснованного в I томе Логических исследований проекта
чистой логики, то и для него было настоятельно необходимо
отстоять именно включение в понятие предмета всех видов
предметностей и, в частности того, что издавна именовалось
"идеями". Вот почему "предмет", как — напомню — разъясняет
Гуссерль в § 22 Идей I, это и некоторое звуковое качество как член
звукового ряда, и число 2 как член ряда чисел, и круг как
"фигура в идеальном мире геометрических образований", и какое
угодно число в "мире" математических предложений — "короче,
многообразное идеальное есть предмет" (Ibid. S. 48—49. Подчеркнуто
мною. — H. M.). Подчеркнутые слова Гуссерля принципиальны
для его определения предмета.
Здесь отчетливо видно, против какого противника Гуссерль
борется в Шеях I, обращая против него также и арсенал доводов,
содержащихся в Логических исследованиях. Это тот уже
обсуждавшийся нами крайний эмпиризм в форме позитивизма, который
провозглашает общие и всеобщие идеи чуть ли не химерами,
проявляя тем самым слепоту по отношению к многочисленным
"мирам" идеального. Гуссерль не случайно, а в полемическом
противостоянии такому эмпиристскому позитивизму начинает
заголовок своего трехкнижья 1913 г. с дорогого ему слова
"Идеи...". Таким образом, понятие "предмета" именно в широком
толковании, включающем и реальное, и идеальное, и реально-
действительное и действительное как таковое, обязательно
включающее идеи, сущности, служит важнейшим теоретико-конструктивным
основанием феноменологии, объединяющим оба интересующих нас
произведения. Что же касается Логических исследований, то здесь
движущим моментом в самом деле является философско-логический
интерес (проект чистой логики и его теоретико-познавательное,
отчасти феноменологическое обоснование) и вычленение
сущностных логических предметов. Формальная логика и математика,
конечно, присутствуют в кадре и Логических исследований, и Идей I,
но чистая логика (разумеется, в гуссерлевском понимании) более
важна как для теории предмета, предметностей, так и для
создания образа наук, которые в Логических исследованиях именуются
"априорными", а в Идеях I — "эйдетическими".
О видах предметностей. Предложенная Гуссерлем в Идеях I
классификация предметностей в значительной степени
"срисована" с Логических исследований. Но для того чтобы осмыслить ее
содержание и эвристическую ценность, целесообразно
присмотреться и к этой преемственности, и к тем оттенкам, которые оба

176 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
интересующих нас произведения вносят в понятия "сущность" и
"предмет". Отметим характерный момент, касающийся Идей I:
Гуссерль начинает разговор о сущностях сразу, с § 1 Первого
раздела; а определение сущности как "предмета нового вида" он
дает в § 3. При этом основой определения оказывается, как мы
видели, разграничение "индивидуального, или опытного
созерцания", данностью которого является индивидуальный предмет, и
"сущностного созерцания", данность которого — сущность как
всеобщий предмет. А вот во П-м томе Логических исследований
Гуссерлю пришлось пройти трудный и продолжительный путь,
ведущий от логических данностей, т. е. от выражений, их значений
и смыслов, прежде чем он смог сначала вычленить
"предметность" вообще как объект анализа, и лишь позже — "всеобщие
предметы и сознание всеобщности" (так называется I глава II
Исследования II тома). Здесь, в частности, кроется разгадка того,
почему Гуссерль в Идеях I достаточно редко ссылается на II
Исследование. Ибо в Логических исследованиях опробован первый, а в
Идеях I — второй путь, о которых мы уже упоминали, опираясь на
высказывания Гуссерля. В Логических исследованиях до сущности,
до всеобщего как "мира" особых предметов надо было еще
добираться — и добираться пришлось через логико-языковые
данности, тогда как Идеи I сразу и непосредственно базировались на
всеобщем, сущностном как данности созерцания особого вида, а
именно "сущностного созерцания".
Об усмотрении (созерцании) сущностей. Доводы Гуссерля в
пользу такого созерцания и такого пути нам уже встречались. Они
достаточно просты: любой человек, а не только философ,
изучающий проблему, "видит" не только вещи, происходящие
события, ближайший мир (Umwelt) с его горизонтом; он "видит"
также и сущности, включая сущности всеобщего вида, то есть,
идеи. Или, как говорит Гуссерль: «На деле все люди видят — и,
так сказать, видят всегда — "идеи", "сущности", они оперируют
ими в мышлении, высказывают сущностные суждения — и
только лишь из-за своих теоретико-познавательных "позиций"
отрицают их» (Hua III, 49). Прав ли Гуссерль? Можно ли говорить об
"усмотрении сущности" (Wesensschau — термин Логических
исследований), или "высматривании сущностей", "вглядывании в
сущность" (Wesenserschauung — термин Идей Г)? По моему
мнению, совпадающему с суждениями многих феноменологов,
подчеркивавших теоретическую ценность гуссерлевского
"усмотрения сущностей", движение исследования в этом направлении не
только оправдано, но и в высокой степени плодотворно. Один из
результатов многотысячелетней истории развития индивидов в

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 177
потоке человеческой культуры — это превращение достижений
культуры, человеческого разума в данности сознания и познания,
которые взрослый человек (оставим в стороне процесс
становления индивида) весьма часто переживает как всеобщезначимые и
для него уже непосредственные данности, которые он в самом
деле "видит" — правда, особым "взором", но в чем-то
сопоставимым с непосредственным видением, восприятием вещно-собы-
тийных данностей окружающего мира.
Эти сущностные данности — как бы независимо от воли и
сознания каждого человека — уже вплетены в его деятельность и
в его познание. Громадную роль во включении всеобщего в сферу
непосредственного "видения" играет язык — опять-таки
независимо от желания, намерения, часто и осознания отдельных
людей. По существу каждый человек (исключения статистртчески
столь малы, что ими можно пренебречь) употребляет такие
предложения-суждения, которые (согласно классификации Логических
исследований) уже именуются "универсальными" (См.: LU II/1,
111). Например, нет ничего обычнее суждения: "Все мы рано или
поздно помрем". Но что это, как не парафраз универсального
суждения, на которое нередко ссылаются логики и, в частности
Гуссерль: "Все люди смертны". Когда такое суждение
высказывается (все равно, обычным человеком или логиком), то суть
высказывания улавливается и удостоверяется интуитивно,
непосредственно, без доказательств. Свои доказательства (в том числе и
формально-логические) предоставила история — и весьма
убедительным образом. Поэтому всеобщее суждение (высказывание
сущностно-всеобщего характера о смертности всех людей) уже в
стародавние времена приобрело такой характер, что люди как бы
"видят" умственным взором: да, все мы, люди (увы), смертны...
Но ведь человеческое познание и человеческая речь
наполнены подобного рода "сущностными" высказываниями, к
доказательству которых люди, как правило, уже не прибегают. Это,
например, высказывания о математических сущностях. После того,
как ребенок в школе усваивает таблицу умножения, после того,
как человек научается счету, он множество раз в день имеет шанс
"увидеть", что 2x2 = 4, что 2 + 1 = 3 и т. д. Правда, Гуссерль в
Логических исследованиях (II Исследование) дробно дифференцировал
суждения на "индивидуальные", в числе которых —
индивидуально-единичные ("Сократ есть человек"), родовые единичные
(spezifisch-singuläre, где "spezifisch" происходит от слова
"Spezies", что значит: родовые единства; пример: "2 — четное число")
— и "универсальные", т. е. всеобщие суждения, в числе которых
индивидуально-универсальные ("Все люди смертны") и родовые

178 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
универсальные (пример: "Все аналитические функции
дифференцируемы", "Все чисто логические суждения априорны").
Однако и в случае так называемых индивидуальных суждении в
дело постоянно включается связка "есть" (явная или
подразумеваемая), благодаря которой что-либо единичное или кто-либо
единичный включаются в весьма широкую общность, а в пределе —
во всеобщность всего "бытийствующего", т. е. всего, что есть,
было и будет в мире. Когда мы видим вдалеке что-то движущееся
нам навстречу и сначала неясное в своих очертаниях, а затем
уверенно говорим: "Идет человек", то наше сознание привычно
выполняет целый ряд универсализации, т. е. операций приведения
единичного к роду как общему и всеобщему. Что в данном
случае особенно важно и что именно подчеркивается Гуссерлем: в
последнем примере мы видим не только идущего навстречу "вот
этого", "здесь наличного" человека (Dies-da, как выражается
Гуссерль в Идеях), но мы "видим", усматриваем нечто всеобщее и
сущностное: он — человек, т. е., выражаясь ученым языком,
принадлежит к роду Homo sapiens. Эта ситуация в познании может
быть передана заглавием одного из параграфов II Исследования —
"Неизбежность речи о всеобщих предметах".
Поэтому-то Гуссерль, как я думаю, был вполне прав, когда
избрал в Идеях не окольный логико-лингвистический путь к
феноменологии сущностей, к Wesensschau, а путь прямой,
непосредственный, близкий — от переживаний, от прямого "видения"
всеобщего, сущностного содержания. Это был для него своего
рода эвристический факт; правда, в Идеях I Гуссерль почти не
заостряет внимания на историко-культурном генезисе такой
"фактичности". Как известно, он сделает это позже. (Интересен
затронутый нами раньше вопрос об авторских ремарках к Идеям I,
опубликованных в качестве приложений к Ш-му тому Гуссерлиа-
ны: там интерес к теме исторического генезиса всеобщего и
усмотрению сущности становится все более явным.)
Впрочем оба обрисованных пути не исключают, а дополняют
друг друга. Именно потому, что "логико-грамматический" путь к
феноменологии уже был отчасти пройден Гуссерлем в Логических
исследованиях, в Идеях I можно было опереться на некоторые
результаты, на этом пути достигнутые. Наиболее явное сродство —
в тех классификациях предметов (предметностей), которые
предприняты в высоко ценимом Гуссерлем III Исследовании ("Учение о
целом и части"), тем более, что во втором издании Гуссерль ввел в
него онтологическую терминологию. (Почему, ссылаясь на III
Исследование, Гуссерль в § 15 Идей I рекомендует брать его из
"несколько усовершенствованного издания" 1913 г.) В соответствии с

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 179
прочерчиванием онтологической терминологии перспектива
Исследования уточняется: посвященное области "предмета как
такового", оно становится, по Гуссерлю, его (этого предмета) "чистой
(априорной) теорией, в которой рассматриваются такие,
принадлежащие к категории предмета идеи, как целое и часть, субъект и
наличие свойств (Beschaffenheit), индивидуум и род (Spezies), род
и вид (Gattung und Art), отношение и объединение (Kollektion),
единство, численность, ряд, порядковое число, величина и т. д.;
рассматриваются также и априорные истины, относящиеся к
этим идеям" (LUII/2, 225). Дальше Гуссерль подчеркивает: это
исследование, разъясняющее познание-, это не логика в ее
систематическом изложении, а ее теоретико-познавательное объяснение
(Ibid. S. 226). И еще одно важное дополнение: «Итак, более
глубокое обоснование различия между самостоятельными и
несамостоятельными предметами непосредственно ведет к
фундаментальному вопросу (принадлежащему к формальной онтологии)
учения о целом и части...» (подчеркнуто мною. — H. M.) (Ibid.).
Преамбула III Исследования в новой редакции, действительно, столь
тесно примыкает к формулировкам Идей I, что в этом последнем
произведении избавляет Гуссерля от необходимости вновь
вводить и обосновывать фундаментальное для него различение.
В Идеях I размышление о предметах, категориях, их
классификация, как мы видели, четко отнесены, к "формальной
онтологии" (в ранее разъясненных широком и узком смыслах). Отсюда
важнейшее определение Гуссерля в § 10 Идей I «"Категория" —
это слово, которое, с одной стороны, в словосочетании "категория
какого-либо региона" содержит отсылку к соответствующему
региону, например региону физической природы; а с другой, —
категория устанавливает соотношение какого-либо
определенного материального региона с формой региона вообще, или — что
то же самое — с формальной сущностью предмета вообще и с
принадлежащими ей "формальными категориями"» (Hua III, 26).
Гуссерль также делает немаловажное, как он сам говорит,
замечание. «Формальная онтология, как кажется сначала, стоит в одном
ряду с материальными онтологиями, поскольку дело выглядит
так, будто формальная сущность предмета вообще и
региональные сущности играют по отношению друг к другу ту же роль»
(Ibid.). Поэтому возникает склонность говорить о материальных
регионах, прибавляя к ним еще и "формальный регион".
Гуссерль предостерегает против этого и проводит различения уже в
"мире" сущностей. Сначала надо принять во внимание самые
фундаментальные различения в этом "мире".

180 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Сущности делятся, по Гуссерлю, на материальные сущности (в
известном смысле "подлинные", eigentlichen) и на простые
сущностные формы. Эти последние, правда, тоже являются сущностями,
но в особом значении — в качестве "пустых" сущностей. Все, что
будет сказано о сущностях второго рода, "подходит ко всем
возможным сущностям" (Ibid. S. 27). Сущностная форма как бы
подчиняет себе все, в том числе наивысшие материальные сущности,
ибо предписывает им законы. В результате и формальная
онтология трактуется Гуссерлем как подчиняющая себе все
материальные регионы: последним она предписывает общую
формальную организацию (Verfassung). В частности, предписывается и
различение категории и региона.
Вспомним, что формальная онтология (или чистая логика,
расширенная до mathesis universalis) определяется у Гуссерля как
«эйдетическая наука о предмете вообще. Предмет же, взятый в
смысле данной науки, — это все и каждое, и для всего здесь могут
быть установлены бесконечно разнообразные истины,
подразделяющиеся во многие дисциплины матезиса» (Ibid.). Будучи
бесконечными в возможности и перспективе, они, тем не менее
сводятся к некоторому вполне конечному и даже относительно
небольшому числу "аксиом". «Мы определяем здесь как логические
категории, или как категории логического региона "предмет
вообще" встречающиеся в этих аксиомах основополагающие логические
понятия — понятия, с помощью которых в совокупной системе
аксиом определяется логическая сущность предмета-вообще, или
понятия, которые выражают безусловно необходимые и
конститутивные определения предмета как такового, некоторого нечто
(Etwas)...» (Ibid. S. 27—28). И еще одно добавление: поскольку
логическое определяет понятие аналитического, то эти категории
именуются аналитическими.
Не надо забывать, о каких именно категориях здесь идет речь:
это 1) понятия свойства (Eigenschaft), относительного качества
(Beschaffenheit), обстояния вещей, отношения, тождества,
равенства, множества (Kollektion), численности, целого и части, рода и
вида и т. д., или предметные, или онтологические категории;
2) категории значения, относящиеся к сущности предложения
(апофансиса; отсюда, как уже говорилось, апофантическая
логика как логика высказываний).
Гуссерлевские различения в "мире" сущностей — это
чрезвычайно сложная и, надо сказать, самим основателем
феноменологии сильно запутанная тема. Не случайно же Гуссерль вскоре
после выхода в свет Идей I забраковал те параграфы сочинения, где
проводятся эти различения и где, как подчеркивалось, часто вое-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании'' 181
производится сказанное в Логических исследованиях. Но история
мысли распорядилась по-другому: 1) проблема сущностей
властно притягивала Гуссерля; он обращался к ней вновь и вновь,
забраковывая особенно сложные рассуждения, богатые дробными
различениями, но опять-таки вводя новые классификационные
деления; 2) разделы "чистой логики" (и "чистой грамматики")
раннего Гуссерля, где описываются, классифицируются
сущности, сущностные предметы чем дальше, тем больше оказываются
затребованными логикой, философией, философской
семантикой.
Выводы
Из всего предшествующего рассмотрения Идей I в связи с
проблемой сущности напрашиваются в высшей степени важные фи-
лософско-методологические выводы, которые, на мой взгляд,
редко принимаются в расчет в феноменологической литературе.
1. Логический (а именно в духе гуссерлевской "чистой логики")
анализ сущностей объясняет ряд его принципиальных
особенностей. Причем особенностей, связанных с глубинной спецификой
феноменологии и ее историческим генезисом из математических,
логико-математических и логических занятий Гуссерля на самых
первых стадиях его научной деятельности. Как бы ни боролся
автор Идей I против отождествления феноменологической
эйдетики с эйдетикой математической или формально-логической, все
же, как я полагаю, в своем теоретическом генезисе Гуссерль во
многих отношениях использовал — в качестве некоторых не
всегда эксплицируемых предпосылок — эвристическую,
логическую, философскую природу этих видов сущностного знания.
Излишне напоминать, что методологическая, теоретическая и
философская значимость такого знания всегда оценивалась
Гуссерлем весьма высоко. Но дело не только и не столько в этом, ибо
феноменологическая эйдетика вознесена им несравненно выше.
А суть дела для всех периодов творческого развития Гуссерля —
от первых публикаций до Идей I — заключается, полагаю, в
следующем. Математика и логика задали основателю
феноменологии своего рода базовую модель теоретической деятельности в сфере
познания, исходный (но в то же время не исчерпывающий)
характер которой сначала учитывался, так сказать, "практически",
в первых развернутых вариантах более конкретного
феноменологического анализа (например, в лекциях, посвященных
проблемам времени, вещи и пространства), а затем подвергся
феноменологически-дисциплинарному обобщению (сначала в Пяти

182 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
лекциях по феноменологии, в других разработках лекционных
курсов, но наиболее полно и систематически, конечно, в Идеях Г).
Открытие и эксплицитное введение в феноменологию метода
феноменологической редуюдии можно считать решающим шагом в
этом направлении.
Ибо что же делают эйдетические дисциплины, например
математика, если (в подавляющем большинстве случаев) не
редуцируют все, что относится к подготовительным историческим и
личностно-генетическим ступеням продуцирования, очищения
количественных сущностей? Ее вполне можно вместе с Гуссерлем
назвать сущностной, эйдетической наукой, потому что она — в
основном оставляя позади и в стороне весь путь вычленения
своих сущностей, — просто работает с ними как с особыми, именно
сущностными, всеобщими (применительно к сфере
количественных отношений) предметностями. Немецкий термин
"Gegenstand" (предмет), строго отличаемый от понятия "вещи" (Ding),
достаточно удобен для того, чтобы объять собою и "вещи",
поскольку мы превращаем их в пред-меты (Gegen-stände) нашего
познания и нашей деятельности, и "предметы особого вида",
каковыми являются сущности. Для практически работающего
математика (равно для математика-теоретика), уже становится
безразличным вопрос о том, как появились, откуда взялись и как в
метафизическом смысле "существуют" те сущностные,
невещные образования, гешталыы, которые он "берет" такими,
каковы они суть после вековой традиции, и трудится над тем или
иным их преобразованием. Исключения не составляют и такие,
весьма многочисленные, случаи, когда математика применяется к
вещному миру. Математику-прикладнику в принципе не так уж
важно, "соразмерны" ли (и как соразмерны) сущности, эйдосы,
над которыми он поработал, с предметами, процессами, к коим
он собирается их применить, — ему достаточно "доказать" их
практическую уместность, применимость в строго определенных
границах и пределах.
А это значит, что вопрос о том, где и как "существуют"
математические сущности, без особых и специальных размышлений
подвергся своеобразной "математической редукции".
Исключения составляют те случаи, когда математик задается всеми этими
историческими, генетическими, философскими вопросами —
значит, когда он по сути переходит в сферу историко-матема-
тического или иного, исторического, знания и обязан
пользоваться материалом, языком, понятиями других наук. (Не знаю, какой
процент математиков, когда-либо работавших или работающих
сегодня, обращается к подобным вопросам, но думаю — неболь-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 183
шой, что, разумеется, не умаляет теоретической значимости их
труда.)
В определенную параллель математике как "формальной
эйдетике" (причем математике в самом широком смысле mathesis
universalis, идеал которой порожден надеждой на
расширяющуюся применимость знаний о математических сущностях к
разным областям знания) Гуссерль ставит логику. Прежде всего
он имеет в виду формальную логику, которая, не забудем этого,
на рубеже XIX и XX вв. испытала существенную трансформацию
и обновление, "побратавшись" с математической логикой и
начав широкую экспансию в сферу языка (из ссылок в Идеях I на
соответствующие разделы Логических исследований и из всего ранее
проделанного нами анализа видно, что Гуссерль не забыл о своем
раннем проекте "чистой грамматики" и по-прежнему высоко его
оценивает). Но ведь логика подобна математике в своей работе с
тем, что может быть названо "логическими сущностями".
Анализируя их ("логические формы") в чистом, всеобщем виде, логик
также как бы оставляет в стороне, редуцирует историко-генети-
ческие, философско-метафизические вопросы о месте,
существовании и т. д. анализируемых им сущностных, или эйдетических
форм. Ему достаточно того, что они ему "даны" — в виде
предложений, суждений, логических законов, а потом и
"математизированных" формул. (Лингвистическая философия использует,
порой абсолютизируя его, внешний лингвистический аспект
таких данностей, что, однако, не согласуется с замыслом
феноменологии относительно логики.) Между тем философия на
протяжении своего многовекового развития (и обыденная
деятельность людей в мире количественного опыта) практически
принимали в расчет сплавленностъ практического "количественного"
опыта с разными видами природной и социальной
действительности (в широком гуссерлевском смысле этого слова). Подобное
можно сказать о сплавленности практического и часто
спонтанного применения логики с той же действительностью. Но
математик или логик — все равно, признает он или отрицает эту связь
— в самих процессах своей "работы" в подавляющем
большинстве случаев редуцирует ее, оставляет в стороне, воздерживается от
суждений о ней. Не надо забывать, что сам Гуссерль немало
поработал в качестве логика — хотя его собственно логические
исследования (не путать с Логическими исследованиями) были
специфическими по проблематике и исполнению. Гуссерль часто
читал Лекции по логике12.
Таким образом, как я думаю, доказан ранее
сформулированный тезис о том, что математика и логика самой природой своих

184 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
исследований задали Гуссерлю тип сущностной, эйдетической
модели, ориентация на которую толкала его и к созданию, и к
самоопределению уже более специфической, а именно
сущностной модели феноменологического типа. Прежде чем я перейду к
вопросу о принципиальных отличиях второй модели от первой,
позволю себе сделать выводы из того несомненного факта, что
учение о сущностях в Идеях I развернуто (в основном) на почве
"чистой" логики и по ее модели.
Гуссерль явно воспользовался тем, что логика, как было
показано, позволяет в любом исследовании и разговоре не задаваться
вопросом о "существовании" ее сущностей. Хотя Гуссерль делает
на эту тему беглые заметки (позволяющие ему отмежеваться от
платоновского метафизико-мифологического превращения
сущностей, в их предельной совокупности, в самостоятельные миры;
или, в самом общем вреде увязывающие фактические
единичности с их сущностями), — все же его анализ строится на
фундаменте той сначала непроясняемой предпосылки, что такого рода
вопросы могут быть если и не перечеркнуты (в их
метафизической значимости), то во всяком случае редуцированы, отставлены
в сторону при таком осмыслении сущностей, которое, правда,
протекает на почве "чистой логики", но совершенно необходимо
для обоснования и практицирования феноменологии как особой
сущностно-эйдетической науки. Отсюда вывод, который
напрашивается после тщательного изучения всего текста Идей I: в
тексте этого сочинения вряд ли удастся найти формулировки, которые
можно было бы счесть родственными какому бы то ни было
(платоновскому или иному) эссенциализму, "реализму", настаивающему
на "действительном" существовании сущностей в качестве особого
"идеального мира", где бы ни указывалось "место" его
пребывания. А все дело в том, что Гуссерль периода Идей I вообще не
считает необходимым — в феноменологии ли, в логической ли ее
пропедевтике — задаваться такого рода вопросами. Вопрос о
"реальном существовании сущностей", постановка которого является
опознавательным знаком "реализма" (реализма универсалий) или эс-
сенциализма, в контексте гуссерлевского сущностно-эйдетического
исследования вообще лишен смысла.
Не становится ли опровержением сказанного то
обстоятельство, что Гуссерль настаивает на построении региональных и
формальных онтологии? Полагаю, что не становится. Ибо вопрос о
региональных сущностях, исследование которых и составляет
содержание региональных онтологии, поставлен в той же логико-
феноменологической методологической плоскости и не
предполагает решительно никаких "реалистических" утверждений о якобы "са-

Часть III. Учение Гуссерля о мире, "естественном познании" 185
мостоятелъном", "реальном" существовании весьма широких
(региональных) сущностных образований. Мы еще обратимся
специально, когда накопится больше материала, к теме "бытия", как
она звучит в Идеях I. Но предварительно можно сказать, что
обсуждение бытийных аспектов различного типа феноменов (их
ноэматических, т. е. предметных составляющих) нигде, насколько
я могу судить, не перерастает в утверждение, будто существуют
некие якобы самостоятельные "бытийные" образования, "миры"
— типа "подлинного бытия идей" в духе Платона или
абсолютной идеи в духе Гегеля.
Теперь необходимо сказать о том, почему модель
математической или логической работы с сущностями, при всей ее
значимости, в учении Гуссерля все же не тождественна модели собственно
феноменологической. Ведь математика и логика редуцируют не
только те моменты связи с действительным, о которых ранее шла
речь. Они отвлекаются также и от созерцания, переживаний, от
сознания в широком смысле этого слова. Для них уклон в эту
сторону чаще всего означал бы психологизацию математики (и
логики). Мы не можем сейчас вдаваться в специальный вопрос о
том, какой путь проделал вчерашний математик Гуссерль, когда
он сначала, в "Философии арифметики", подверг сомнению
универсальность такого редуцирования, а затем, особенно в I томе
Логических исследований, по существу снова признал его
обоснованность для "чистой" математики и "чистой" логики. Тем не
менее, новшество феноменологии, полностью сохраненное
Гуссерлем и в Идеях, состояло в решительном объединении сущностей и
(специфического вида) созерцания — притом, как мы увидим
далее, при интерпретации дальнейших разделов этого
произведения, объединении оригинальном, которое привело к созданию
действительно новой эйдетической науки, поставившей себе на
службу математическую и логическую модели, но им не
тождественной.
Теперь можно более конкретно оценить ту гуссерлевскую
концепцию сущностей, которая ранее была суммарно
представлена. Ее отличие состоит, по моему мнению, именно в сплаве
логического "среза" (который превалирует) и
феноменологического измерения (которое в I разделе только вступает в силу).
Логическое (но еще раз подчеркну — в смысле гуссерлевской
"чистой логики") измерение имеет место, когда производится,
при чистой работе над сущностями, их дифференциация,
классификация и т. д. Специфически-феноменологическое
измерение (которое в этом начальном разделе Идей I только намечено)
определено увязыванием сущностей с созерцанием сущностного

186 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
же типа. Итак, Гуссерль — начиная с Логических исследований и
кончая Идеями I — проделал путь, теоретическими вехами
которого были: 1) надстраивание "чистой логики" над логикой
формальной; 2) объединение чисто-логической и
феноменологической моделей; 3) применение этого теоретико-методологического
сплава к исследованию сущностей. Как оценить то, что
получилось в результате, т. е. концепцию сущностей, развитую в Идеях I?
Поскольку "чистая логика" в проблемно-тематическом
отношении многое впитала из традиционных философских теорий
сущности, при этом редуцировав, оставив в стороне
метафизические споры (типа дебатов вокруг вопроса о "месте" и характере
существования сущностей), постольку логическая концепция
сущностей обогатилась новыми аспектами. Присоединение
феноменологического измерения оказалось, мне думается, особенно
оригинальным и продуктивным. Оно привело, во-первых, к
значительному расширению рамок сущностно-эйдетического
рассмотрения. Во-вторых, смутно проступавшая еще в классической
традиции тенденция объединения темы сущностей и темы
усмотрения, (особого) созерцания, интуиции, обрела четкие
очертания. В-третьих, суцщостно-интутятивный анализ самих
сущностей, эйдосов под влиянием Гуссерля стал постепенно завоевывать
свои права не только в "чистой", но и в формальной логике.

Часть IV.
Ближайший путь
к "чистой" феноменологии
(второй раздел Идей Г)

Глава I. И снова: "мир",
"действительность",
"естественная установка"
В этом важнейшем разделе Идей I Гуссерль, во-первых, дает
одно из своих (продолжающих темы I Раздела) разъяснений
проблемы мира, взятого в естественной установке, а во-вторых,
обосновывает необходимость и подробно очерчивает процедурный
характер " отключения" от мира, смены естественной установки
на феноменологическую, перехода на почву "чистой"
феноменологии. За время своего творческого развитая Гуссерль
неоднократно обращался ко всем этим темам, повторяя, уточняя и
варьируя свои формулировки. И все-таки "Идеи..." (если иметь в виду
не только Идеи I, но и Идеи II и III) принадлежат к числу лучших
текстов на эту профилирующую для Гуссерля тему. "Лучших" —
не значит: простых и понятных. Фундаментальные
феноменологические разъяснения Идей богаты по структуре, весьма
оригинальны, глубоки, но они и чрезвычайно сложны, требуют
напряженной и неоднократной (в жизни исследователя) теоретической
рефлексии. В этой части своей феноменологии Гуссерль как бы
придерживается почвы обычного — "естественного",
"натурального", можно даже сказать, материалистического — рассуждения
о мире и "моем" положении в нем. Причина проста: ведь мы
всегда начинаем любое наше рассмотрение как "люди естественной
жизни — когда мы представляем, судим, чувствуем, волим в
естественной установке" (Hua III, 57).
Гуссерль исходит из того, что феноменологу о своей
естественной жизни — а затем о "естественной установке" — лучше
всего говорить "от первого лица" г.
Я осознаю мир бесконечно распростершимся в пространстве,
находящемся в бесконечном становлении и уже испытавшим
становление во времени. И когда я утверждаю, что осознаю мир, то
это прежде всего означает: я преднахожу его благодаря
непосредственному созерцанию, я получаю, осваиваю его опытным путем
("ich erfahre sie"). Благодаря зрению, осязанию, слуху и т. д., т. е.
осознанию в различных формах чувственного восприятия
телесные вещи, находящиеся в каких-либо частях пространства, просто
находятся для меня [где-то] здесь (sind... für mich einfach da), они
"наличны" в буквальном или образном смысле. Это относится, по
Гуссерлю, не только к вещам, но и к любым живым существам, в

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 189
частности, к людям, которые тоже непосредственно даны мне, на-
личны, "суть здесь" (sind... da): я в любой момент могу увидеть их,
услышать, подойти к ним, потрогать их, поговорить с ними и
понять непосредственно, что представляют и мыслят, какие чувства
испытывают, чего желают эти другие существа.
И вот что важно, отмечает Гуссерль: вещи, люди, животные
наличествуют в поле моего созерцания в качестве
действительности, независимо от того, обращаю ли я именно на них свой взгляд
и внимание. Вовсе не обязательно, чтобы все подобные вещи
«прямо находились в поле моего восприятия. Для меня они ведь
суть действительные объекты — часто как определенные, более
или менее известные, объединенные с актуально
воспринимаемыми, даже если они сами не воспринимаются и вообще в
данный момент не актуализированы в созерцании» (Ibid. S. 58).
Гуссерль просто и образно описывает ту сторону жизни,
которая хорошо известна и понятна каждому из нас. Вот только что в
поле моего внимания был письменный стол, лежащие на нем
предметы; а сейчас внимание переключилось на другие части
комнаты; потом мой взгляд стал "бродить" по двору, где гуляют
дети и т. д. Я знаю об этих предметах, этом мире и тогда, когда
непосредственно к ним не обращаюсь. Каково это знание? В нем,
разъясняет Гуссерль, нет ничего от понятийного знания; только в
случае, если я обращу на него специальное внимание, оно
преобразуется — и то лишь частично, лишь несовершенно — в более
ясное созерцание, в схватываемый смысл, в подтверждающееся
познавание (Ibid.).
Но мир, который благодаря сознанию в каждый момент моего
бодрствования "наличен" для меня, не исчерпывается,
продолжает Гуссерль, сферой этого "со-присутствующего"
(Mitgegenwärtigen), кольцом охватывающего поле актуального восприятия —
все равно, является ли оно созерцательно ясным или темным,
отчетливым или неотчетливым. Актуально воспринимаемое частью
пронизано, частью окружено "смутно осознаваемым горизонтом
неопределенной действительности" (Ibid.).
Мы постоянно пытаемся углубить ясность, определенность в
нашем постижении мира, как бы расширить круг нашего знания
о нем. Однако — и здесь Гуссерль совершенно прав —
одновременно предначертан двойственный результат: заведомо
предопределены и "форма" мира, именно как мира, и туманность,
бесконечность горизонта, который никогда нельзя определить
целиком и полностью. До сих пор речь шла о рассуждении Гуссерля, в
котором он делал акцент на пространственной неопределенности,
бесконечности, туманности мира — в сопоставлении с частичной

190 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
определенностью, артикулированностью актуально созерцаемого
"малого" окружающего мирка. Но то же можно сказать и о
времени. Временное "теперь" (Jetzt), наличествующее в каждый момент
моего бодрствования, уходит в обе стороны бесконечного
временного горизонта — в прошлое и будущее, где сопрягаются
частично известное и неизвестное, непосредственно живое и неживое
прошлое и будущее.
Как бы я ни менял свое положение в этом мире, как бы ни
варьировались мое внимание и его направленность, одно остается
постоянным: «мир всегда "наличен" для меня, и я сам всегда
остаюсь его звеном» (Ibid. S. 59). Пока Гуссерль рассуждает так, что
его понял бы и поддержал бы любой материалист. Однако только
что приведенные констатации — всего лишь начальная часть
того, что основатель феноменологии хотел бы сказать, фиксируя
особенности естественной установки. Для него "наличное" вне
меня и данное мне в восприятии, созерцании — отнюдь не только
вещи и процессы природы. И далее Гуссерль добавляет, что в
понятие "мира" для меня входит не только мир вещей. Не менее
непосредственен для меня и "мир ценностей, благ, практический
мир" (Ibid.). Гуссерль здесь как раз и расшифровывает то широкое
понятие действительности, о котором мы говорили при
интерпретации Первого раздела как о специфической черте
философских предпосылок его феноменологии. «Не особенно
задумываясь, я нахожу вещи передо мной оснащенными как
вещественными, так и ценностными характеристиками, — как прекрасные или
безобразные, приятные или неприятные и т. д. Непосредственно
наличествуют вещи как предметы пользования, скажем, здесь —
"стол" с "книгами" на нем, там — "стакан", "ваза", "фортепиано"
и т. д. Эти ценностные и практические "характеры" также
принадлежат конститутивно к "наличным" объектам как таковым,
независимо от того, обращаюсь я к этим объектам или нет. И это
имеет значение как для "вещей просто", так и для людей и
животных моего окружения, если речь идет о социальных
"характерах"» (Ibid. S. 59—60). Они — мои "друзья" или "враги", "слуги"
или "вышестоящие", "чужие" или "родственники" и т. д.
В § 28 ("Cogito. Мой естественный окружающий мир и
идеальные окружающие миры") Гуссерль продолжает развивать
феноменологическую "теорию мира", оперируя знакомым, но
существенно перетолкованным немецким словом "Umwelt", что в
буквальном переводе значит: "окружающий мир", "среда".
Поначалу Гуссерль, кажется, берет его "просто", как он
непосредственно дан и существует. Ибо «с тем миром, в
котором я себя нахожу и который одновременно

Часть IV. Ближайший путь к "чистой7' феноменологии 191
есть мой окружающий мир, соотносятся все комплексы
моих многообразных и переменчивых спонтанностей
сознания...» (Ibid. S. 60). Имеются в виду исследующее наблюдение,
экспликация и приведение-к-понятиям в ходе описания,
сравнивание и различение, складывание и исчисление, определение
предпосылок и следствий, т. е. спонтанности "теоретизирующего
сознания в его различных формах и на разных ступенях". Сюда
относятся, поясняет Гуссерль, также и "различные акты и
состояния душевного строя (des Gemüts) и воления" (например, когда
что-то нраврггся или не нравится, когда чему-то радуются или
чем-то опечалены, когда чего-то вожделеют или избегают, на что-
то надеются или чего-то страшатся, о чем-то принимают решения
и действуют). Все эти акты, констатирует Гуссерль (и здесь
важнейшая про-картезианская предпосылка "Идей Г), охватываются
картезианским выражением cogito. Для всего последующего рассуждения
Гуссерля, в котором обращения к cogito как особому виду актов, переживаний
сознания будет господствовать, полезно взять себе на заметку: под
cogito понимается любой акт (познавательный, эмоциональный,
деятельный, волевой и т. д.), поскольку он так или иначе увязан с ego, с Я, с
каким-то видом сознания, мысли.
В таком широком и специфическом содержательном смысле
Гуссерль в Идеях I и толкует декартовское cogito: «В естественной
гуще жизни я все время живу просто в основополагающей
форме всякой "актуальной" жизни — все равно,
высказываю ли я при этом [само] cogito или нет, направляюсь ли "реф-
лективно" на Я и на cogitare или нет. В случае, если ответ
положителен, то в жизнь вступает новое cogito, которое со своей стороны
тоже нерефлективно, т. е. для меня не является предметным»
(Ibid.). Но я постоянно могу "найти" самого себя — как того, кто
воспринимает, представляет, мыслит, чувствует, вожделеет и т. д.;
и тут же я постоянно нахожу себя по большей части актуально
относящимся к действительности, которая постоянно меня
окружает. Однако так бывает не всегда. Например, наряду с вещами,
людьми, какими-то предметами я могу быть занят "чистыми
числами", которых нет в окружающей меня "реальной
действительности". «Но для меня мир чисел равно есть — в качестве
объектного поля арифметических занятий; и во время таких занятий
отдельные числа или числовые образования будут оставаться в поле
моего взора, окруженные частично определенным, частично
неопределенным арифметическим горизонтом; и все же очевидно,
что это для-меня-здесь-бытие (Für-mich-da-sein) как само здесь-
бытийствующее (Daseiende) — иного порядка.
Арифметический мир для меня здесь (da) только тогда и с тех

192 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
пор, когда и с каких пор я проштудировал арифметику,
систематически составил для себя, узрел арифметические идеи и
освоился, оставаясь в этом поле, с арифметическим горизонтом.
Естественный же мир, мир в обычном смысле слова, для меня
постоянно здесь (da), конечно, пока я жив» (Ibid. S. 60—61).
При этом, добавляет Гуссерль, с естественной установкой
ничего не происходит и после того, как я начинаю осваивать другие
миры — скажем, арифметический, вместе с соответствующими
им установками. Естественный мир продолжает оставаться для
меня //наличным,/ ("vorhandene"); новые установки не меняют
значимости естественной, разумеется, пока она применяется, что
называется, "у себя дома" и по прямому назначению. Но может
так случиться, что новые установки потребуют отключения от
естественной установки и полного поворота внимания к "новым
мирам". Тогда единственный центр единства двух лишенных
взаимосвязи установок — это "Я". Правда, очень кратко добавляет
Гуссерль в § 29 (одновременно очерчивая пока еще смутные для
него контуры будущего грандиозного проекта исследования
интерсубъективности), я знаю не только о себе, но и о других людях,
поскольку ведь они тоже наличествуют в моем окружающем
мире. У каждого человека — "свой" окружающий мир.
Одновременно мы способны прийти ко взаимопониманию с другими
людьми и совместно с ними полагать "объективную
пространственную действительность в качестве сущего для всех нас
окружающего мира, к которому мы все и принадлежим" (Ibid. S. 62).
И вот именно феноменология как наука, по мысли Гуссерля,
требует "радикального изменения естественной установки". Но
прежде всего нам нужно убедиться, существует ли
принципиальная возможность такого коренного поворота.
Для того, чтобы дать ответ на вопрос о такой возможности,
основатель феноменологии считает необходимым снова и снова
прояснять некоторые особенности естественной установки. Ведь
ее "генеральный" тезис, согласно которому «реальный
окружающий мир не просто осознается вообще через понимание,
постижение (auffassungsmäßig), но осознается как здесь-сущая
(daseiende) "действительность" — этот тезис, естественно, реализуется н е
в каком-либо специфическом акте, например, в
артикулированном предикативном суждении о существовании»
(Ibid. S. 63) 2. Окружающий мир — как бы пребывающее
(Bestehendes) на протяжении всей естественной установки, т. е., собственно
пока человек живет обычной "бодрствующей" (wachen) жизнью
"в ней", этой установке (Dahinleben). Так что "тезис", о котором
идет речь, — потенциальный, неявный (и лишь чрезвычайно

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 193
редко человек, "живущий" в естественной установке, бывает
побужден артикулировать его в соответствующих суждениях). Но
пусть это и потенциальный тезис, продолжает далее Гуссерль, с
ним можно поступать так же, как и с тезисом, высказанным в
суждении.
Как именно обходится феноменолог с тезисом естественной
установки? Подвергает ли он его (в духе картезианских традиций)
сомнению? Гуссерль разъясняет: при коренном изменении
естественной установки мы не преобразуем тезис в антитезис,
утверждение — в отрицание. Гуссерль также устанавливает, что
действия феноменолога в отношении естественной установки в какой-
то мере сопоставимы с картезиевой попыткой универсального
сомнения, предпринятой, правда, с совершенно иной целью —
отыскания уже "несомненной сферы бытия". У Гуссерля при
подготовке исключающих, лучше сказать — "переключающих"
процедур тоже присутствует "методический момент" сомнения. Но он
не играет столь решающей, как у Декарта, роли — возможно,
именно потому, что французский мыслитель уже отработал его
глубоко и тонко. Однако дело не только в этом. Ибо Гуссерля не
заботит вопрос о существовании мира — в том смысле, что
феноменологу не нужно отрицать или обесценивать тезис о "наличии"
окружающего мира. Процедура феноменологии — иная,
совершенно особая: «Мы не отказываемся от тезиса, который мы
высказали, мы ничего не меняем в нашей убежденности, которая в себе
остается той же, что и была, пока мы не вводим в действие новые
мотивы суждения». А тогда тезис — остающийся, (повторяет
Гуссерль), тем же, что и был, — мы переводим в модус
бездействия (außer Aktion), мы его "выключаем", "выводим
за скобки" (Ibid. S. 65), что все-таки значит: мы
специфическим образом переоцениваем его. «Такая переоценка, — добавляет
Гуссерль, — полностью дело нашей свободы, и она противостоит
всем мыслительным позициям, которые требуют устанавливать
координацию с тезисом...» (Ibid.). Мы просто, согласно Гуссерлю,
"не делаем из тезиса никакого употребления" (Ibid.).
И опять возвращаясь к Декартовой теории сомнения, Гуссерль
поясняет, что феноменологу не нужно здесь (при обосновании
смены установки) вдаваться во все детали Картезиева анализа,
сопровождающего шаги, процедуры, теорию сомнения и во многом
приводящего к отрицанию, а именно к теме небытия (Nichtsein).
«Мы выхватываем только феномен "заключения
в скобки" (Einklammerung) или исключения
(Ausschaltung), который, что очевидно, не привязан к
феномену попытки сомнения, хотя [именно] из него легко вычленя-
7- 8214

194 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
ется; скорее, он встречается в других переплетениях и в не
меньшей степени — сам по себе. По отношению к любому
тезису мы можем, делая это вполне свободно, практиковать такое
своеобразное ьтюхц, известное воздержание от
высказывания суждения, которое совместимо с непо-
колебленной и порою непоколебимой, ибо
очевидной, убежденностью в истине» (Ibid. S. 66).
Так Гуссерль переходит к теме "феноменологического
воздержания", ъгпо%<г\, кратко обсуждаемой в заключительном (32-м)
параграфе второй главы Первого раздела. Основатель
феноменологии здесь старается быть здесь предельно кратким. Но ему
удалось дать в этом параграфе ту формулировку
феноменологического етто%7), которой суждено было стать классической. Ее
обычно и цитируют в сочинениях, посвященных феноменологии.
Процитируем ее и мы:
«Генеральный тезис, принадлежащий к
сущности естественной установки, мы выводим из
игры (setzen... außer Aktion); все и каждое, что он в оптическом
отношении охватывает, мы сразу и целиком заключаем в скобки;
итак, весь естественный мир, который постоянно
"здесь для нас" "наличен", пребудет таковым и далее — как
"действительность", освоенная по меркам сознания, если нам даже и
заблагорассудится заключить его в скобки.
Если я действую так, что вполне свободен сделать, то я,
следовательно, не отрицаю этот мир, как поступал бы, будь я
софистом, и я не подвергаю сомнению его здесь-бытие, как делал
бы, будь я скептиком; но я совершаю "феноменологическое"
етго%7) в собственном смысле, что означает: мир, который
постоянно преддан мне в качестве сущего, я беру не так, как я делаю это
во всей естественной жизни, но и не так, как я это делаю в
позитивном естествознании — как мир, заведомо, заранее сущий и, в
конечном счете, не как универсальную бытийную почву для
познания, движущегося вперед в опыте и мышлении. Я не
осуществляю больше никакого опыта о реальности в некоей наивной
прямоте (naiv-geradehin)... Итак, я выключаю все науки,
относящиеся к этому естественному миру,
какими бы прочными они для меня ни были, как бы я ими ни
восхищался, сколь далек я бы ни был от того, чтобы делать против них
малейшие возражения; я не пользуюсь ничем из того,
что для них имеет значимость. Ни
одно-единственное из положений, которые к этим наукам
принадлежат, я не использую — и пусть они
вполне очевидны, я не приму ни одного из

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 195
них, ни одним не воспользуюсь в качестве
оснований. Надо взять на заметку — я буду делать это до тех
пор, пока любое подобное положение, что обычно и имеет место
в таких науках, понимается как истина о действительности
этого мира.
Я могу позволить себе принять такое
положение лишь после того, как заключу его в
скобки — как следствие того, что я уже подверг модификации,
путем заключения в скобки, любой естественный опыт, к
которому — как к здесь-бытию (Dasein) — в конечном счете отсылают все
научные обоснования. Что означает: [положение, о котором шла
речь, принимается] только в модифицирующем сознании,
заключающим в скобки суждение, — следовательно, совсем не в
том виде, в каком [данное] предложение
наличествует внутри науки (предложение, претендующее на
значимость, какую я признаю и использую)» (Ibid. S. 67,68—69).
В заключение (главы и параграфа) Гуссерль предостерегает:
нельзя смешивать феноменологическое epoché с
"запретительными" тезисами позитивизма. Ибо для феноменологии — в
отличие от позитивизма — дело при осуществлении epoché идет вовсе
не о создании некоей науки, "свободной от теории", "свободной
от метафизики". «То, чего требуем мы, лежит в совершенно
иной плоскости. Весь мир, полагаемый в естественной установке
и в опыте действительно обретаемый, взятый в «полной свободе
от теории, в качестве действительно постигаемого в опыте... —
пусть этот мир лишен для нас значения и не подвергается
проверке, но он и не оспаривается, а просто заключается в скобки.
Равным образом все столь хорошие, обосновываемые
позитивистски или как-то иначе теории и науки, которые относятся к миру,
разделяют ту же судьбу» (Ibid. S. 69).
Глава П. На пути к "чистому сознанию"
феноменологии
В главах второй и третьей второго раздела ("Фундаментальное
феноменологическое рассуждение") Гуссерль уже
непосредственно вторгается в ту сферу, вычленение и изучение которой
составляет специфику феноменологии. Эта сфера — сознание. Но
как и везде в феноменологии, положение дел таково, что "чистое
сознание" появляется отнюдь не сразу. Вся вторая глава, носящая
название "Сознание и естественная действительность", как бы
нацелена на "получение" чистого сознания из того сплава, где
7*

196 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сознание еще выступает в тесной связи с "естественной
действительностью" и где типологически предстают и отвергаются
философские учения, не умеющие или не желающие анализировать
сознание иначе, чем в этом сплаве. Этот двуединый путь Гуссерль
в общем виде обрисовывает в начальном § 33 второй главы,
носящем название «Предварительное указание на "чистое", или
"трансцендентальное сознание" как на феноменологический
остаток». Автор снова и снова поясняет читателю, что общая цель
его работы — «получение нового бытийного региона, который до
сих пор еще никогда не был обозначен в его своеобразии...». Но
как и всякий регион бытия, он является "индивидуальным
бытием, первоначально доступным в подчиненном ему виде опыта"
(Ibid. S. 70). Заметим, что сознание первоначально описывается
Гуссерлем как особый "бытийный регион" (Seins-region).
Правда, в сноске как раз к этому очень важному указанию
Гуссерль дает следующее принципиальное разъяснение о
соотношении "индивидуального бытия" (соответственно, относящегося к
нему опыта) и нового, искомого вида бытия: «Индивидуальное
бытие актуально дано благодаря опыту. Следовательно, в
корреляции с этим сказано также, что речь идет об открытии — в
противовес объективному, или, если говорить яснее, мировому (mun-
danen) опыту — опыта совершенно нового вида, универсального
бесконечного опыта, в согласном движении которого
конституируется новая бытийная сфера» (Ibid.). Тем самым проблема опыта
становится более разносторонней и сложной. Но пока, до такого
открытия, приходится двигаться через "индивидуальное бытие",
правда, в случае сознания специфическим образом
истолкованного. Имея в виду обрести в "чистой" феноменологии такое
подлежащее раскрытию бытие в качестве "чистых переживаний",
"чистого сознания" с чистыми коррелятами самого сознания и с
"чистым Я", — "мы" (феноменологи), разъясняет Гуссерль,
поначалу будем осуществлять свои наблюдения исходя из Я, сознания,
переживаний, как они даны нам в естественной установке (там
же). Необходимо учесть одну грамматическую особенность: во
второй части данной фразы Гуссерль употребляет, говоря о Я,
сознании, переживаниях, определенный артикль — "von dem
Jch, von dem Bewußtsein, den Erlebnissen aus", — подчеркивая
его в тексте разрядкой. Этот шаг тут же и получает разъяснение.
"Я" в данной связи и на данной стадии исследований — не некий
субъект вообще, а «действительный человек, реальный, подобный
другим объект в естественном мире. Я осуществляю cogitationes,
"акты сознания" в широком и узком смысле, и эти акты, как
принадлежащие этому человеческому субъекту, суть события этой же

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 197
человеческой действительности» (Ibid. S. 70—71). Обычно все эти
акты, увязанные в переменчивые потоки, своеобразно
"вспыхивающие" и угасающие, образующие связные синтезы,
модифицирующиеся, — они и концентрируют все "переживания",
которые покрываются выражением "сознание", взятым в широком
смысле слова (Ibid. S. 71).
Гуссерль разъясняет, что нет ничего "естественнее" такой
"жизни" сознания и такого отношения к нему, т. е. такой —
"естественной" же — установки. Поэтому она принята не только в
обычной жизни, но и в научной области. Возможность обретать
принципиально иную установку, причем сначала опираясь на
естественную основу, кажется чем-то невозможным. И поэтому уже
и ознакомившись с новой установкой, даже приняв ее, многие
считают необходимым вообще и сразу отвести свой взор от
"естественного" и искать новые объекты только через "онтологические
царства арифметики, геометрии", т. е. через сферы сущностей.
Гуссерль же вновь и вновь акцентирует специфику исследования
в этих начальных главах — на той стадии работы, пока не настало
время осуществить, по всем правилам и со всеми процедурами,
"специфическое феноменологическое исключение суждений", но
когда уже возможно и необходимо сущностное схватывание
сферы сознания и неотделимого от нее Я как "сознания вообще", и в
особенности сознания, поскольку в нем самом, согласно его же
сущности, осознается "естественная" действительность. «И мы
движемся в этих штудиях до тех пор, пока не возникнет
необходимость осуществлять то самое усмотрение, которое мы сделали
своей целью, — а именно, усмотрение того, что сознание в своем
последовательном внутреннем опыте надо понимать, в
соответствии с его сущностью, как открыто-бесконечную и, однако, для
себя законченную сферу бытия, со специфическими формами
"имманентной" временности. Будет показано, — обещает
Гуссерль, — что именно эта бытийная сфера не затрагивается
описанным выше феноменологическим выключением» (Ibid. S. 71—
79). А вот та "естественная сфера", с которой Гуссерль здесь (и в
предшествующих работах) начинает и которую исследует
"индивидуально-эйдетически", затем будет последовательно
исключаться по всем правилам редукции — для движения к
"универсально-эйдетическому".
Для лучшего понимания этой части гуссерлевского текста
читателю полезно принять в расчет такую его особенность. С одной
стороны, Гуссерль и тут, в изучении сознания решил
отправляться от естественной установки, осуществляя то его сущностное
исследование, которое можно назвать до-феноменологическим, по-

198 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
скольку еще полностью не обоснована и не проведена
феноменологическая редукция. И казалось бы, один-другой раз
предупредив об этом читателя, можно было бы двигаться по этому пути,
чтобы потом постепенно добраться, как это и происходит где-то к
середине Идей I, до феноменологической редукции, а вслед за
этим и до феноменологически чистого сознания.
С другой стороны, Гуссерль то и дело сбивается с избранного
ритма: он повторяется; постоянно вклинивает в до-, предфеноме-
нологическое (но сущностное) исследование сознания указания
на "чисто сущностные", собственно феноменологические цели
(например, в § 33). (Хотя нередко говорит нечто вроде: «Мы
начнем с ближайших рассуждений, в рамках которых не будем
утруждать себя никакими феноменологическими epoché» — Ibid.
S. 74). Объяснением означенной трудности может служить то, что
Гуссерлю (в чем он сам признавался) постоянно недоставало
времени на отделку текстов, даже и предназначаемых к скорой
публикации. Но дело не только и не столько в этом. Основателю
феноменологии не давало покоя понимание того, что его читателей
необычность феноменологии будет все время сбивать с толку и
что им при чтении не помешают дополнительные "помочи".
Пожалуй, есть и другая причина, еще более существенная.
Благодаря всем этим "естественно"-эйдетическим, дофеноменологиче-
ским разъяснениям Гуссерль как бы частично оправдывает тот
стиль своей предшествующей работы, которая уже получила
мировое признание — он и здесь пытается "спасти" тот
грандиозный труд, который был проделан в Логических исследованиях. В
свете достигнутой в Идеях концепции эти исследования еще не
были по-настоящему феноменологическими. Мы ранее
затрагивали данный вопрос и показывали, как трудно было Гуссерлю в
1913 г., ко времени второго издания Логических исследований,
определить, какой же род работы там проводился и как он
соотносился со спецификой Идей.
Вспомнить об этом в теперешнем контексте важно вот почему:
если, например, интенциональность становится предметом того
пристального разбора, о коем сейчас идет речь, то сохраняются
как вполне осмысленные и значимые те части Логических
исследований, где тема интенциональности разбиралась сходным
образом. Тогда, с одной стороны, новые аспекты и находки,
появляющиеся в Идеях I, выглядят как продолжение разговора,
инициированного в соответствующих разделах Логических исследований и
других гуссерлевских текстах начала XX века. С другой стороны,
анализ, предпринятый в Идеях, лучше объясняет некоторые ис-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 199
следовательские шаги, предпринятые Гуссерлем также и на самых
первых этапах развития феноменологии.
Например, есть такая проблема: гарантии движения от
"естественного", "эмпирического", "фактического" к сущностно-ап-
риорному в философии традиционно усматривали в
"математизации" исследования. Казалось бы, вчерашнему математику
Гуссерлю и в Логических исследованиях было более чем естественно
двигаться этим путем. Но он (во всяком случае во II томе
Логических исследований) пошел иной дорогой, что также запечатлено в
исследуемой нами главе Идей: почвой для отрыва в высоты
чистого сознания служит, собственно, не эйдетика математики (хотя
математика нередко используется в объяснении как особый вид
эйдетики, как ее специфическая возможность), а повседневный,
естественный опыт сознания! Ну как тут было не радоваться
критикам: ведь немногим более чем через десять лет после
антипсихологистических инвектив Логических исследований (и тем более
осуществив второе издание произведения) Гуссерль, как казалось
им, снова несомненно впадал в психологизм. Между тем критики,
как я полагаю, ошибались. И здесь проявилось решающее
недоразумение в понимании рядом современников, в том числе
выдающихся, сути и специфики феноменологии.
А для ее более адекватного толкования полезно поразмышлять
над § 34, носящем название "Сущность сознания как
психологически-феноменологическая тема" (Ibid. S. 74—76). Здесь Гуссерль
как раз и призывает читателей и исследователей (сочувствующих
ему или желающих понять его феноменологию) поначалу
двигаться "естественным" путем, обращаясь к сознанию и "работая"
так, как если бы они вообще ничего не слышали о новой
установке. Мы просто рефлектируем на самих себя, на свое Я, поскольку
мы осознаем здесь-бытие (Dasein) материальных вещей, тел,
людей, здесь-бытие человеческих обществ, технических или
литературных творений и т. д. (Обратим, кстати, внимание на то, сколь
часто понятие Dasein, которое исследователи привыкли связывать
с фундаментальной онтологией Хайдегтера, встречается в тексте
Идей I. Это соответствует онтологическому измерению
феноменологии, ее модели чистого сознания, которое будет специально
проанализировано в дальнейшем.) Гуссерль поясняет, что следует
своему ранее высказанному принципу: всякое индивидуально
свершающееся (Vorkommnis) обладает своей сущностью, которая
может быть схвачена "в эйдетической чистоте", и в этой чистоте
она должна принадлежать к полю возможного эйдетического
исследования (Ibid. S. 74). Таким образом, и у такого
индивидуально-сущностного исследования сознания есть своя возможная или

200 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
уже выявленная эйдетика, о которой в разбираемой главе должна
идти речь. Нас не удивляет, что здесь появляются — в качестве
опознавательных знаков данной эйдетической сферы —
известные из истории философии формулы: "я есть", "я мыслю", "я
обладаю противостоящим мне миром" и т. д. Гуссерль
предупреждает, что будет интересоваться их "сущностным содержанием"
(Wesensgehalt) (Ibid. S. 74), оставляя в стороне — как и во всякой
эйдетике — "фактичность естественного мира вообще". И вот
очень важная сторона установки Гуссерля, поскольку он
непременно решил отправляться от "естественного" мира и
"действительного" сознания: «Мы, следовательно, осуществляем, в
качестве примеров, экземпляров (exemplarisch), какие-либо единичные
переживания сознания, беря их так, как они даны в естественной
установке, как реальные человеческие факты, или мы
осовремениваем их в воспоминании или свободно функционирующей
фантазии. На основе таких примеров, которые предпосланы нам
в совершенно ясной и чистой форме, мы схватываем и
фиксируем (способом свободного варьирования и всеобщего
вычленяющего усмотрения того, что остается инвариантно пребывающим в
чистом Вообще) — схватываем и фиксируем в адекватной идеа-
ции интересующую нас чистую сущность» (Ibid.).
Примечательно и другое указание, которое Гуссерль
выдвигает в том же параграфе, скромно называя его "ограничением
темы", но на самом деле касаясь одного из руководящих,
фундаментальных принципов и противоречий феноменологии.
Название темы гласит: «Сознание или, более четко, переживание
сознания вообще, в чрезвычайно широком объеме, четкое
отграничение которого для нас пока лишено необходимости»
(Ibid. S. 75).
"Переживание сознания вообще" — важнейшая и неотъемлемая
структурная единица феноменологии, прежде всего на той ее
стадии, когда она неожиданным и непонятным для логицизма
образом решительно повернулась к первоистокам созерцания,
опираясь на "естественное сознание" (или, в ракурсе историко-
философского движения, осуществила возврат к "первоистокам",
пошла "назад к самим вещам") — и когда она, с другой стороны,
не потерялась в эмпиризме, фактичности, психологизме, а сразу
же обрела сущностные опоры, перемещаясь в мир эйдетики,
пусть еще и не "чистейшей", не узко и специально
феноменологической. Это, вместе с тем, совершенно особое исследовательское
сочетание, тот предметно-методологический сплав в изучении
сознания, который, по строгому счету, не заслуживает упрека в
психологизме. Напротив, психологистами можно счесть тех, кто

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 201
так и не понял, что "переживания сознания вообще" можно (и
нужно) изучать, избегая опасности психологизма не в меньшей
мере, чем это делает, например, математика, исследуя процедуры
и процессы математического мышления, воображения и т. д. Но
Гуссерль хочет строить феноменологию принципиально иначе,
чем строится математика. Ибо он стремится не подражать
математике, а изобрести новую эйдетическую науку, открыть иное по
сравнению с математикой исследовательское эйдетическое поле.
Еще об одной проблеме и трудности, особенно интересной в
историко-философском ключе. Знаменитое "я мыслю" Декарта
чаще всего фигурировало в пост-картезианской истории
философии в абстрактном, априорном логико-гносеологическом срезе.
Но Гуссерль с полным на то основанием напоминает, что в
текстах самого Декарта cogito тесно сплавлено с переживанием в
широком, почти "психологическом" смысле этого слова. «В качестве
исходного пункта мы берем сознание в том точном и
представшем перед нами смысле, который нам проще всего обозначить
картезианским cogito, "я мыслю". Известно, что оно было
понято Декартом столь широко, что охватывало всякое "я
воспринимаю, я вспоминаю, я фантазирую, я выношу суждение, чувствую,
вожделею, хочу" и все подобные переживания Я в бесчисленных
текучих особых гештальтах» (Ibid. S. 75). (Правда, эту вплетен-
ность Я в поток сознания, в то, что оно "живет", "действует",
"ведет себя" и т. д., Гуссерль вначале намеревается полностью
оставить вне рассмотрения — с тем, чтобы позже вернуться к этому
вопросу). Одновременно основатель феноменологии хотел бы
заметить: понятие "переживание сознания", проиллюстрированное
на примере cogitationes, т. е. мыслительных действий, потребует
значительного расширения.
Ибо "сознание" должно предстать в развитой феноменологии
в богатейшем многообразии всех его, а не только специфически
мыслительных образований. Недаром же Гуссерль, о чем
рассказано в двух первых разделах моей книги, на пути к Идеям так
подробно работал "внизу" феноменологического поля. (Правда, в
Идеях I для презентации всего этого разнообразного материала,
так и оставшегося в рукописях, просто не хватило места).
Итак, Гуссерль обратился прежде всего к декартовскому cogito
как наиболее известному философскому символу. Ведь cogito, с
одной стороны, становится обозначением изначальной сферы в
пред-феноменологической эйдетике. С другой стороны,
родоначальник феноменологии справедливо подчеркивает: то, что для
эйдетики "изначально", в аспекте истории мысли является
"поздним успешным итогом великих усилий" (Ibid.). И в самом деле,

202 H. Б. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
как бы ни трактовать cogito, оно является — в историческом
плане — формулировкой, кристаллизирующей в себе многие
проблемные размышления мировой философии. Гуссерлю вполне
удобно рассмотреть именно cogito в качестве акта (§ 35) и при
этом опереться, как это нередко случается в Идеях, на простые
примеры.
Например, рассуждает основатель феноменологии, передо
мной в полумраке лежит вот этот белый лист бумаги; я его вижу,
касаюсь, ощупываю его. «Такое воспринимающее видение и
ощупывание листа бумаги — как полностью конкретное переживание
здесь лежащего листа, и притом в точности данного в этих
качествах, в этой относительной неясности, в этой несовершенной
определенности, являющегося мне в этой ориентации — это и есть
cogitatio, переживание сознания. Сам лист бумаги с его
объективными свойствами, своей протяженностью в пространстве, своим
объектным расположением по отношению к той
пространственной вещи, которая именуется моим телом, — это, как я точно
знаю, реально конституированное, не есть cogitatio, a cogitatum,
не восприятие-переживание, а воспринятое» (Ibid. S. 76).
Итак, предпосылкой анализа переживания является у Гуссерля
принципиальное различение cogitatio (в данном конкретном
случае восприятие, ощупывание и т. д. листа бумаги) и cogitatum
(здесь: самого данного листа бумаги как материальной вещи).
Cogitatio — это переживание. Cogitatum (т. е. здесь — "данный в
восприятии лист бумаги") является не переживанием, а "сущим
(Seiendes) полностью иного бытийного вида (Seinsart)": cogitatum
переживается как реально сущее, но не содержится в
переживании в качестве реальной составной части (Ibid. S. 76). Вместе с тем
cogitatio и его cogitatum тесно, нераздельно связаны между собой:
cogitatio в себе есть cogitatio его cogitatum. Пометим этот момент:
Гуссерль вот-вот введет в анализ понятие интенциональности. Но
пока наш автор склонен усложнить пример и, так сказать,
расширить "поле зрения", выстраивающееся вокруг усмотрения
простого листа бумаги, а также конкретизировать оттенки
анализируемого акта, т. е. cogitatio.
Что значит, собственно, воспринимать лист бумаги? В этом
восприятии я замечаю, что я обращен лицом к предмету — и
благодаря этому он есть для меня нечто здесь, теперь сущее. Я
"схватываю" его как здесь и теперь сущее. «А всякое "схватывание"
(Erfassen) есть "выхватывание" (Herausfassen), ибо всякое
воспринятое обладает задним планом» (Ibid. S. 77). Ведь вокруг листа
бумаги могут лежать книги, карандаши и т. д., которые тоже со-
воспринимаются мною, составляя вместе с листом бумаги "поле

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 203
созерцания" (Anschauungsfeld). Но когда я устремляю свое
внимание именно на лист бумаги, они остаются как бы на заднем
плане. Отсюда своего рода закон восприятия, или закон переживания,
формулируемый Гуссерлем: «Всякое восприятие вещи наделено
шлейфом фоновых созерцаний
(Hintergrundsanschauungen) (или фоновых всматриваний, Hintergrundschauun-
gen, если считать, что процесс всматривания, Anschauen уже
заключает в себе бытийный момент обращенности к предмету), и
это тоже есть "переживание сознания", или, короче,
сознание, а именно сознание всего "того" (von all dem), что в
действительности заключено вместе с созерцаемым в его предметном
фоне, заднем плане» (Ibid.).
Гуссерль поясняет, что в данном примере его совсем не
интересует чисто предметное прояснение фона или описание того,
какие еще данности можно высветить при более внимательном в
него всматривании. Феноменолога занимают исключительно
сущностные свойства самого сознания и его переживаний, о
которых идет и будет идти речь. Это особенность "духовного
взгляда" (des "geistigen Blickes"), благодаря
которому мы способны от замеченного нами листа бумаги повернуть
взор к тем предметам, которые походя тоже были замечены, но не
были эксплицированы, актуализированы.
Гуссерль называет "замечательной модификацией"
следующую особенность сознания (она же — особенность переживаний):
сознание способно переводить себя из "модуса актуальной
обращенности" в модус неактуальности, и наоборот (Ibid. S. 78). Тем
самым сознание, как его понимает и описывает Гуссерль,
оказывается наделенным огромным внутренним потенциалом: может
быть, предметное уже явлено нам в восприятии, фантазии, но мы
еще не направили на него духовного, интеллектуального взора.
Более того, «поток переживаний никогда не может состоять из
одних актуальностей» (Ibid. S. 79).
Однако при всех модификациях этого рода, отмечает Гуссерль
в § 36, сохраняется сущность сознания, соответственно, любого
актуального cogitatio. «Все переживания, которые равно имеют
такие существенные свойства, называются также "интенцио-
нальными переживаниями" (актами в наиболее
широком смысле, обозначенном в Логических
исследованиях)) поскольку они суть сознания о чем-то, они называются "ин-
тенционально отнесенными" к этому нечто (Etwas)» (Ibid. S. 80).
Гуссерль вновь уточняет: здесь речь отнюдь не идет об
отношении между чем-то психологически совершающемся, что было бы
поименовано переживанием, и другим реальным наличным бы-

204 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
тием, которое было бы названо предметом. Подобным образом
нет никакой речи и об их психофизическом или ином реальном
увязывании, имеющем место в объективной действительности.
«Напротив, здесь и повсюду речь идет о чисто
феноменологических переживаниях, соответственно, об их сущности ио том,
что a priori, с безусловной необходимостью,
заключено в их сущности» (Ibid.). Но переход сущностного анализа на
почву интенциональности как эйдетической черты переживаний
пока еще не означает полного вступления в феноменологическую
сферу. В § 39 Гуссерль снова напомнит: мы еще не покинули
почву естественной установки, хотя рассуждали о сознании
эйдетически. Главное в том, что "переживания", "поток переживаний",
"единичные частности" сознания в гуссерлевском анализе пока
принадлежат к естественному миру в качестве реально
происходящего (Ibid. S. 87). Но эйдетический стержень нигде не должен
быть утрачен. «То, что переживание есть переживание чего-либо,
например, фантазия есть фантазия об определенном кентавре, а
восприятие — восприятие определенного "налично-бытийствую-
щего" ("daseienden") предмета, суждение — суждение об
определенном обстоянии дел и т. д. — все это касается не переживаемого
факта в мире, в особенности в фактической психологической
взаимосвязи, а есть чистая сущность, схватываемая в идеации в
качестве чистой идеи. В сущности всякого переживания
заключено не только то, что оно есть сознание, но и то, сознанием чего оно
является...» (Ibid. S. 80).
Согласно Гуссерлю, под "переживаниями" в предельно
широком смысле можно и нужно понимать все то, что вообще
встречается в потоке переживаний сознания. А это не только
переживания интенциональные. Как и раньше в Логических исследованиях,
Гуссерль напоминает, что существуют неинтенциональ-
ные переживания — это, например, все данные ощущений.
Скажем, такое качество переживания, как белизна бумаги, просто
принадлежит (данному) восприятию в качестве неотъемлемой
составной части. Белое здесь является своего рода "носителем"
(Träger) интенциональности. То же, согласно Гуссерлю, можно сказать
о так называемых чувственных эмоциях (sinnlichen Gefühlen). И
тем не менее главной темой является интенционалъность.
В § 37 Гуссерль представляет читателю тончайшие
структурные элементы, касающиеся темы интенциональности. «Если ин-
тенциональное переживание актуально, то есть осуществлено по
способу cogito, то в нем субъект ("Я") направляется на интенцио-
нальный объект» (Ibid. S. 81). К самому cogito принадлежит
имманентный ему "взгляд-на" (Blick auf) объект, который как бы "из-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 205
ливается" из Я. Но в том-то и дело, продолжает Гуссерль, что этот
"Я-взгляд на что-то" меняется в зависимости от акта: в
восприятии он воспринимающий, в выдумке — измышляющий, в
одобрении — одобряющий что-либо, в воле — волящий "взгляд-на-
что-то". Эту сторону акта надо специально вьщелять и не путать
ее с самим восприниманием (пусть последнее и будет
трактоваться в самом широком смысле).
Что такое "полный интенциональный объект"? — вот вопрос,
которым в § 37 задается Гуссерль. Прежде всего он констатирует:
интенциональный объект сознания — не то же самое, что
"схватываемый объект". Что касается "схватывания", "обращения
внимания" на данный объект, то этого поворота внимания еще
недостаточно, если речь идет об актах оценивания, радости, любви
и т. д. «Интенциональный объект, ценное, радостное, любимое,
то, на что возлагают надежду как таковое, действование как дей-
ствование впервые становятся схватываемым предметом
исключительно лишь в особом "опредмечивающем"
повороте. Когда мы повернуты к чему-либо оценивающим образом,
здесь попутно заключено схватывание вещи; но не просто вещь,
а ценная вещь или собственно ценность... есть
интенциональный коррелят оценивающего акта...
Итак, во всех видах актов, подобных оценивающим, мы
располагаем интенциональным объектом в
двойственном смысле: мы должны различать между "вещью"
просто и полным интенциональным объектом и
вьщелять двойную интенцию (doppelte intentio) и,
соответственно, двойную обращенность; в единстве одного cogito ин-
тенционально сплетено двойное cogito. Если в акте оценивания
мы направлены на некую вещь, то эта направленность на саму
вещь есть предметное внимание к ней, схватывание ее; но
направлены мы — пусть не способом схватывания — также и на
саму ценность. Не только представливание вещи (Sachvorstellen), но
также обнимающее его и вместе с ним функционирующее
оценивание вещи (Sachwerten) обладает модусом актуальности»
(Ibid. S. 82—83).
Этот структурный элемент, более тонко объясняющий интен-
циональность, увязан с ранее представленным гуссерлевским
толкованием мира. Ведь, как было показано, Гуссерль включал в
понятие мира не только вещи природы. "Звеньями естественного
мира" становилось, о чем Гуссерль снова напоминает в
заключение § 37, также все то, что принадлежит к "ценностному и
практическому горизонту" — "ценности и практические объекты
любого вида, города, улицы с их осветительными приспособления-

206 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
ми, квартиры, мебель, произведения искусства, книги,
инструменты и т. д." (Ibid. S. 84). Итак, понятие интенционалъности в
понимании Гуссерля должно быть приспособлено не просто к вещам
природы, к конкретным реальным объектам, но и к "процессам,
отношениям, соединениям, целому и части и т. д.", которые представлены в
сознании уже не как внешние ему объекты, а как предметности
самого сознания. «Например, мы имеем не только природные
процессы, но также действования, изменения духовных продуктов,
культурных объектов любого вида и как таковых (скажем, утрату
ценности произведениями искусства из-за "порчи" или
невозможность использовать разрушившиеся машины); мы имеем дело
со связями литературных произведений — но не в качестве
естественных вещей, а в качестве глав книги, или со связями
произведений национальной литературы, отнесенными к авторам,
читателям, нациям и т. д.» (Ibid). Иными словами, Гуссерль обращает
внимание на множество "способов данности", на разнообразие
горизонта в "естественном мире" и в поле деятельности людей в
нем — но делает это лишь для того, чтобы модифицировать,
разнообразить тему сознания, в данном случае в повороте к
проблематике интенциональности.
Пока мы "живем в cogito", поясняет Гуссерль, мы не делаем
само cogitatio интенциональным объектом. Но в принципе мы в
любой момент способны к "рефлективному повороту взгляда", к
новому cogitatio. В этом случае "схватываться" будет само
cogitatio, причем либо в форме рефлективного "внутреннего
восприятия", либо рефлективного оценивания, фантазирования,
воспоминания и т. д. Здесь Гуссерль, кстати, предпочитает осуществить
еще одно терминологическое преобразование по сравнению с
традиционным философским словоупотреблением. Так, ему не
нравится сложившееся деление восприятий на внешние и
внутренние. Вместо этого в § 38 вводится различение имманентно- и
трансцендентно-направленных восприятий (или актов вообще).
Под имманентно-направленными актами, или "имманентно
отнесенными интенциональными переживаниями' Гуссерль понимает
такие, к сущности которых принадлежит следующее: их интенцио-
нальные предметы, если таковые вообще существуют,
принадлежат к тому же потоку переживаний, что и само это переживание.
Это имеет место в случае, когда один акт (или одно cogitatio)
соотносится с другим актом (или другим cogitatio) того же самого Я.
«Сознание и его объект образуют одно индивидуальное единство,
созданное чистым образом благодаря переживаниям» (Ibid. S. 85).
Это не имеет места в случае трансцендентно-направленных
переживаний — например, когда они направлены на интенциональ-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 207
ные переживания другого Я; сюда же относятся все акты,
направляемые на вещи, на реальности вообще.
Принципиальное различие между этими двумя видами актов
определяется, по Гуссерлю, следующим. В имманентных (так
называемых "внутренних") восприятиях само восприятие и
воспринятое образуют нерасторжимое, неопосредуемое единство;
объект таким образом "включен" в восприятие, что обособить его
невозможно, разве что можно как-то абстрагировать в качестве
несамостоятельного момента. А когда мы, например, обладаем
восприятием вещи, то есть трансцендентно-направленными
переживаниями, то восприятие лишено с вещью всякого сущностного
единства. Ибо «единство, определяемое одной
единичной сущностью переживаний, само есть
исключительно единство потока переживаний,
или что то же самое, одно переживание может составлять только с
переживанием такое целое, совокупная сущность которого
охватывает абсолютную собственную сущность этих переживаний и
функционирует в них». Гуссерль обещает в дальнейшем глубже
прояснить это положение, обнаружив его "специфическое и
великое значение" (Ibid. S. 86).
Не забудем, что разбираемая глава называется "Сознание и
естественная действительность". В ряде параграфов (§ 39 и далее)
Гуссерль хочет подобраться к сущности сознания через
исследование такого вида его переживаний, как восприятие. Восприятие
важно в данном контексте в ряде отношений. Оно — главнейший
акт "чувственного опыта": оно играет роль изначального опыта
(Urerfahrung) — в том смысле этого слова, что все другие виды
актов как бы черпают в восприятии "главную часть своей
обосновывающей силы" (Ibid. S. 88). Особенность воспринимающего
сознания заключается в том, что это сознание "телесного
самоприсутствия индивидуального объекта", например (в чувственном
восприятии) — присутствия вещи. Гуссерль при этом предлагает
читателю брать восприятие вещи в качестве "представителя" всех
остальных восприятий (восприятий свойств, процессов).
"Бодрствующая" жизнь нашего сознания — это постоянное
восприятие, актуальное или неактуальное. Всегда "здесь"
наличествует наше тело — по мере того (и благодаря тому), что
осуществляется восприятие (wahrnehmungsmäßig). И вот вопрос, который
занимает Гуссерля: как же обособляется для нас (первоначально и
опытным путем), как может вычленяться "само сознание
как конкретное бытие в себе" — и именно как мое
сознание, а в нем — длящееся воспринимание (Wahrnehmen)
"противостоит" (gegenüber) сознанию и как то, что есть "в себе и

208 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
для себя"? (Ibid. S. 89). Читатель должен почувствовать, какой
важный исследовательский пункт вместе с этим вопросом
появляется в Идеях.
Я размышлял в качестве "наивного", обычного человека. Я
вижу вещь, схватываю ее в ее живой телесности. Я могу не очень
четко ориентироваться в воспринимаемых свойствах вещи, могу
даже впадать в иллюзии и галлюцинации. Тогда восприятие
отличается неподлинностью. Но если воспринимаемая вещь
действительна, что подтверждается в актуальной взаимосвязи опыта, то
она дана в восприятии, причем дана сама и дана в живой, не
вызывающей сомнения телесности. Выдвигая на первый план
восприятие и утверждая "жизненность" его данностей, Гуссерль не
может замолчать длительный исторический спор философии и
науки о первичных качествах, о "только явлениях" и "истине".
Различив первичные и вторичные качества, истолковав
последние как чисто субъективные, философия и связанная с нею
физика превратили в "простое явление" "все сущностное
содержание воспринимаемой вещи", следовательно, все предстающее в
живой телесности вещи со всеми ее качествами, доступными
восприятию. А "истинной вещью" они объявили вещь физической
науки. Такие понятия, как "атом", "ион", "энергия" и т. д.
выступили как нечто трансцендентное по отношению ко всему
вещному содержанию, находящемуся здесь во всей живой телесности. И
тогда "истинное бытие" оказалось чем-то принципиально иным,
чем то, что в восприятии выступает как данная живая
действительность. А вещь превратилась в некое пустое X, в носителя
математических определений и соответствующих математических
формул. Оказалось, что "истинная вещь" находится не в
воспринимаемом пространстве, а в пространстве
"объективно-физическом", символически представленном евклидовым
многообразием трех измерений. «Это был бы, следовательно, — заключает
Гуссерль, — конкретный смысл учения об идеации физикалист-
ско-истинного бытия благодаря чувственному опыту» (Ibid. S. 91).
Предположим, мы примем все это рассуждение, как бы
соглашается Гуссерль. И пусть мы заявим, что данное всего восприятия
есть "только явление", и оно "только субъективно". Но вот что
принципиально важно: это ведь не пустая видимость. И данное в
восприятии даже для естественных наук с их строгими методами
служит в качестве бытия значимого, доступного наблюдению и
строгому испытанию. Пусть в естествознании и принимается, что
все это испытуемое данное есть нечто иное, чем сущая истинная
вещь. Но все же при этом субстрат, носитель воспринимаемых
определенностеи рассматривается как то, что благодаря методам

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 209
физической науки превращается в физические предикаты. И
наоборот, если отправляться от физического познания, то оно
может дать указания к тому, как будет протекать опыт с преднахо-
димыми в нем "чувственными данными и
чувственно-вещественными процессами" (Ibid.). Краткий экскурс в проблему
соотношения вещи и явления в математическом естествознании (§ 40)
служит Гуссерлю лишь для того, чтобы просто, в быстром
"транзитном стиле", предварительно реабилитировать восприятие и его
значимость не только для обычной жизни, "наивного человека",
но также для науки и философии. Исследование восприятия
затем (§ 41) продолжается — причем поворот к "естественному
сознанию" сохраняется. Гуссерль говорит: «Итак, исключим всю
физику и весь домен теоретического мышления. Будем держаться в
рамках простого созерцания и относящихся к нему синтезов, к
коим принадлежит и восприятие» (Ibid. S. 92). Не забудем о том,
что исследование восприятия в этой части Идей I помещено в
контекст выявления бытийной специфики сознания. Здесь, как и
везде в Идеях, нас подстерегает немало трудных парадоксов.
Одна сторона дела: Гуссерль как будто бы акцентирует связь
восприятия и воспринимаемой вещи, "живую данность"
последней через восприятие. (И он недаром вставил в текст упомянутый
§ 40, поспорив с теми направлениями естествознания и теми
философскими концепциями, которые стремились как бы оторвать
понятия физики от мира "живого" восприятия). А вот другая
сторона дела — важнейшая формула Гуссерля из §41: «Все же
очевидно, что созерцание и созерцаемое, восприятие и
воспринимаемая вещь по своей сущности хотя и соотносятся друг с
другом, но по принципиальной необходимости не есть одно и не
связаны друг с другом реально и сущностно» (Ibid. S. 92).
Основатель феноменологии снова прибегает к своему
любимому примеру с восприятием стола. Я хожу вокруг стола, меняю
свое положение в пространстве, и постоянно вижу этот стол. Что
можно сказать о восприятии стола? Восприятие как бы
повторяется, но оно не остается тем же самым. Оно пребывает в постоянном
изменчивом потоке сознания, само есть поток. Вот оно есть "сей-
час"-восприятие (Wahrnehmungs-Jetzt), как вспышка, — и тут же
дает место другому восприятию, новому "сейчас",
сопровождаемому, в качестве своеобразного шлейфа, сознанием "только-что-
бывшего" (Soeben-Vergangenheit) и т. д. Что касается
воспринимаемого стола, то он остается тем же самым (другое положение
дел — мгновенное или быстрое изменение стола по каким-то
причинам — в данном контексте не рассматривается). Например,
его цвет принципиально не меняется, пока мы его воспринимаем.

210 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Но как нам дается цвет благодаря восприятию? Он непрерывно
является, и всякий раз явление иное — цвет как бы нюансируется.
Это верно также относительно любого пространственного,
любого вообще качественного облика.
«Согласно сущностной необходимости к "всестороннему"
опытному сознанию одной и той же вещи, подтверждающему
себя в качестве единого, принадлежит разветвленная система
непрерывных множеств проявления и профилей, нюансов (Abschat-
tungsmannigfaltigkeiten), в которых — если они имеют актуальную
значимость — представляются, соответственно, нюансируются в
сознании идентичности в определенных континуумах все
предметные моменты, которые в восприятии обладают характером
живой самоданности» (Ibid. S. 93). Всякая определенность,
рассуждает Гуссерль, имеет свою систему проекций, нюансов, оттене-
ний. И пусть случаются перерывы в "протекании" потока, эта
целостность восстанавливается в воспоминании; новое восприятие
способно стать "тем же самым" несмотря на все перерывы
актуальности. «В то время как вещь есть интенциональное единство,
осознанное как тождественно-единое (в непрерывно
регулируемом протекании переходящих друг в друга многообразий
восприятия), сущее в единообразии континуума восприятий и
воспринимаемое с тем или иным составом признаков, — сами эти
многообразия восприятий обладают своим определенным
дескриптивным составом, который существенным
образом подчинен такому единству» (Ibid. S. 94).
Например, к каждому восприятию принадлежат
определенные содержания в виде оттенков цвета, формы проекции и т. д. —
их относят к "данным ощущений", различаемым по родам.
Объединение их "одушевлено" "пониманиями" (Auffassungen —
вспомним Лекции о вещи и пространстве), снабжено
"изображающими функциями". Все вместе они составляют то, что именуется
"явлением" цвета, гештальта и т. д. Гуссерль напоминает: надо
принять в расчет обозначенные еще в Логических исследованиях
теоретические моменты, согласно которым данные ощущений,
которые выполняют функцию нюансирования цвета, фактуры,
формы (функции "изображения"), принципиальным образом
отличаются от самих цвета, фактуры, формы, короче, от всех
собственно вещественных моментов. Проекция восприятия (скажем,
восприятие гладкой поверхности) — не то же самое по своему
роду, что и сама эта проецируемая, нюансируемая поверхность.
Проекция — это переживание, которое возможно только в качестве
переживания и не является чем-то пространственным. Что касается
того, что проецируется, то оно принципиально возможно только

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 211
как пространственное и невозможно как переживание (Ibid.
S. 94—95).
Цель, к которой благодаря всем этим размышлениям Гуссерль
последовательно продвигает своего читателя, — выявить
принципиальное различие между бытием как переживанием и бытием как
вещью, между двумя их бытийными регионами. § 42 и носит
название: "Бытие как сознание и бытие как реальность.
Принципиальное различие способов созерцания". Переживание как "регион"
сущностно характеризуется тем, что воспринимается оно в
имманентном восприятии. Вещи же принципиально трансцендентны.
И назвать их трансцендентными, по Гуссерлю, можно потому, что
они принципиально неспособны быть имманентно
воспринимаемыми.
Нюансирование, проецирование, профилирование — то, что
имеет принципиальное отношение только к восприятию,
явлению вещи. Дело здесь, разъясняет Гуссерль, не в каких-либо
случайностях, не в неких особенностях нашей "человеческой
конституции". «Напротив, очевидно и должно быть почерпнуто из
сущности пространственной вещественности (Raumdinglichkeit)... что
бытие такого вида принципиально может быть дано в
восприятии только через чувственные профили; равным образом из
сущности cogitationes, переживаний вообще вытекает то, что что-
либо подобное они исключают» (Ibid. S. 97). Бытийственная
особенность переживаний исключает "явленность" через профили,
проекции, пространственные или иные качественные оттенки, нюансы. И
это вполне понятно: ведь там, где нет пространственного бытия,
там бессмысленно говоррггь о вродении с разлр!чных точек обзора,
о разлР1чных сторонах, перспективах, профршях и т. д. (Хочу об-
ратрпъ внргмание чрггателей на терминологический момент: во
всех случаях, когда речь радет о явлении вещи и вещных
содержаний, Гуссерль — в соответстврги с традрщией — употребляет
термин Erscheinung, явление. Когда будет поставлен вопрос о явли-
вании, Erscheinen, самих переживаний, Гуссерль будет
пользоваться понятием "феномен". В разделе о феномене эта проблема
будет прояснена подробнее).
Принцршиально разлр!чив бытийственный характер
воспринимаемой вещи и переживаний, Гуссерль далее снова
возвращается к их связи, которая ведь тоже носргг бытийственно-сущ-
ностный характер. Пространственное бытие может быть
постигнуто любым возможным Я только так, как было описано: оно
"является", причем является с какой-либо стороны и т. д. Иными
словами, пространственным бытием как бы заданы "специфр!че-
ские разновродности переживания" — в случае, если бытие вое-

212 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
принимается и, следовательно, возникает специфическое
построение конкретных восприятий. «К сущности своеобразно
выстраиваемых видов переживания (Erlebnisarten),
специфически построяемых конкретных восприятий, принадлежит то,
что в них интенциональное осознается как пространственная
вещь; к ее сущности принадлежит идеальная возможность
переходить в определенным образом упорядоченные, постоянно
согласованные многообразия восприятия, которые всегда могут
иметь продолжение и, следовательно, никогда не бывают
завершены. В сущностном строении этих многообразий заключено то,
что они устанавливают единство согласованного в своих
данностях сознания, и именно сознания одной и той же
вещи восприятия, пусть и являющейся все с новых и новых
сторон, с постоянно обогащающимися определениями. Данная вещь
— до тех пор, пока не нарушено единообразие и пока она при
этом несет в своем стиле необходимую презумпцию дальнейшего
движения, — есть вещь в модусе известного наличного бытия и,
предположительно, дает бытию продолжение и соответствует оп-
ределенностям своего так-бытия (Soseinsbestimmungen). С другой
стороны, пространственная вещь — соответственно своему
всеобщему смыслу, даваемому благодаря внешнему опыту и его
стилю, — есть не что иное как интенциональное единство, которое
принципиально может быть дано как единство таких способов
проявления — сначала для меня, если я еще не говорю о других
людях» (Ibid. S. 97—98).
В процессе разъяснения бытийной сущности и специфики
восприятия Гуссерль считает необходимым — не входя в историко-
философские детали, в соответственном всему сочинению
типологическом стиле — опровергнуть концепцию, согласно которой
"восприятия не достигают самой вещи" (§ 43. Разъяснение одного
принципиального заблуждения). «Вещь будто бы не дана в себе, в
своем в-себе-бытии» (Ibid. S. 98). Гуссерль, в частности, разумеет
такую разновидность данной концепции, которая
противопоставляет "явлению", или, вернее, "не-явленности вещи" в
восприятии, некое сознание, наделяемое способностью к таким
"адекватным" восприятиям, которые вообще не опосредованы
явлениями. Тогда вещь как бы дается в созерцании прямо,
непосредственно, целостно. В конце концов оказывается, что таковое
"восприятие" под силу только Богу, "субъекту абсолютного
совершенного познания" (Ibid.).
Такого рода концепцию (или элемент концепции) Гуссерль
считает противоречащей всякому смыслу (widersinnig). Нередко,
добавляет Гуссерль, эту бессмыслицу дополняют или подменяют

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 213
теорией образов или знаков. Но «пространственная вещь,
которую мы видим, при всей ее трансцендентности, есть
воспринимаемое, данное через сознание во всей ее телесности. И вместо нее
отнюдь не дается какой-нибудь образ или знак. Нельзя
подсовывать вместо восприятия некоторое сознание знаков или образов»
(Ibid. S. 98—99). Ибо между восприятием, с одной стороны, и
образно-символическим или знаково-символическим
представлением, с другой стороны, существует, согласно Гуссерлю, сущностное
различие, которое нельзя преодолеть. Суть восприятия — не в
фантазировании, замещении одного другим, как бывает в
знаковом, символизирующем сознании. Гуссерль снова и снова
повторяет: восприятие схватывает вещь в ее "самости", в "телесной,
живой современности" (Ibid. S. 99). И пусть это сознание
нюансирующее, профильное — все же вещь "принципиально
воспринимаема" (Ibid. S. 100) именно таким образом. Но едва читатель
успеет привыкнуть к тому, что Гуссерль акцентирует "дающую"
силу восприятия, принципиальную воспринимаемость вещи,
следовательно, великое значение восприятия, как ему приходится
осмысливать новый парадоксальный шаг основателя
феноменологии, относящийся, однако, к важнейшим смысловым
принципам создаваемой им философской дисциплины. В § 44 ("Только
феноменальное бытие трансцендентного, абсолютное бытие
имманентного") Гуссерль начинает настойчиво обесценивать именно
адекватность восприятия — и как раз с точки зрения
фундаментальных философских критериев.
«К восприятию вещи принадлежит, далее — и также в силу
сущностной необходимости, — известная неадекватность»
(Ibid.). Это логически вытекает из ранее сказанного Гуссерлем.
Ведь если вещь "дана" через явления, через профили, проекции,
нюансы, если ядро "действительно представляемого" окружено
горизонтом одновременно-данного, но еще существенно
неопределенного, — то не следует ли отсюда, что корреляция "вещь и
восприятие вещи" никогда не завершается и заключает в себе
неустранимое "несовершенство"? Именно так думает основатель
феноменологии. "Никакой Бог", утверждает он, неспособен
изменить ситуацию: как бы велики, многообразны, богаты ни были
континуумы восприятия, всегда принципиально остается
горизонт их неопределенности.
Далее, Гуссерль снова подчеркивает бытийное различие
переживания, т. е. имманентного, и вещных моментов, т. е.
трансцендентного. Предположим, я слышу играющую скрипку.
Переживание, т. е. само слышание, в каждый момент дано само по себе,
не через некие "профили". А вот звук скрипки дан мне именно

214 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
через нюансы, "профили" — в зависимости от того, нахожусь ли
я, скажем, в концертном зале или вне его. И нет среди этих
"нюансирований" трансцендентного ничего, что могло бы
претендовать на "абсолютную реальность", — ни каждый из схваченных
нюансов вещи, вещного, ни их какая-либо сумма, совокупность.
«Итак, мы утверждаем: в то время как к сущности данности
посредством явлений принадлежит то, что никакая вещь не дана
как "абсолютное", а дана в односторонних изображениях, — в то
же время к сущности имманентной данности принадлежит то,
что она как раз дает абсолютное, которое вообще не может быть
представлено через некие стороны или даваться через профили,
нюансы и обнаруживает "себя" как само абсолютно неперечерки-
ваемое (Undurchstreichbares)» (Ibid. S. 102).
Конечно, готов признать Гуссерль, переживание тоже никогда
не дается полностью, никогда "не схватывается адекватно в
полноте своего единства" (Ibid. S. 103). Ведь переживание есть поток, в
котором мы как бы "плывем", начиная с какой-то условной точки
"теперь". А этапы, оставшиеся позади, как бы навсегда потеряны
для восприятия. (Мы потом можем вспоминать их в форме
"ретенции", рефлективного "вспоминающего" обращения к уже
протекшему потоку). Однако неполнота трансцендентного и
неполнота имманентного — в изображении Гуссерля —
принципиально различны, если взять их в свете критериев, особо
интересующих феноменолога.
«К бытийному виду переживаний принадлежит то, что на
всякое действительное переживание, которое "живет" как
изначальная современность, может быть направлен взгляд
всматривающегося [в него] восприятия. Это происходит в форме "рефлексии"
(отчетливой рефлексии переживания), которая имеет ту
примечательную особенность, что схваченное в ней по способу
восприятия принципиально характеризуется как то, что существует и
длится не только внутри воспринимающего взгляда, но что уже
было прежде, чем к нему был повернут этот взгляд» (Ibid. S. 104).
Когда говорят: "все переживания осознаются", то это прежде
всего относится к интенциональным переживаниям и означает, что
они в известном смысле наличны даже и тогда, когда еще не
осознаются, когда на них еще не брошен взгляд рефлексии. Главное
для Гуссерля: они "принципиально готовы к тому, чтобы
стать воспринимаемыми (wahrnehmungsbereit)"
(Ibid.). Здесь есть аналогия с самим воспринимаемым вещным
фоном: ведь и он включает вещи, вот-вот готовые из "заднего"
плана восприятия перейти на передний. Но опять-таки
приходится вспомнить о различии, не раз упомянутом, чтобы подчерк-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 215
нуть принципиальную разницу "готовности к восприятию" у
имманентного и трансцендентного. Ибо, согласно Гуссерлю,
"бытие наличности" (Vorhandensein) в случае вещности
принципиально иное, нежели в случае переживаний. Обращаясь, таким
образом, к некоторым деталям, усиливающим различие
имманентного и трансцендентного, Гуссерль в § 46 ("Несомненность
имманентного — сомнительность трансцендентного восприятия")
подходит, наконец, к решающему для него их бытийному различию. По
существу весь этот параграф есть типологическая, используемая
для целей феноменологии, обработка Декартовой теории
сомнения.
Всякое имманентное восприятие, рассуждает Гуссерль (по
существу следуя Декарту, хотя и оперируя иными терминами), с
необходимостью ручается за существование своего предмета.
Когда я, рефлектируя, схватываю собственное переживание, то ни
под каким видом нельзя усомниться в действительном
существовании не только этого конкретного переживания, но и всего
потока, в который оно включено. Пусть в нем, этом потоке, остается
много непонятного — как в его настоящем, так и в будущем. Но
когда я рефлективно всматриваюсь в эту жизнь, я имею право,
опираясь на саму необходимость, сказать: "я есть, эта моя жизнь
есть; я живу: cogito" (Ibid. S. 106). Речь идет для Гуссерля (как и
для Декарта, для многих его последователей в этом вопросе) об
очевидности существования, исходящей от "любого потока
переживаний и от Я как такового". Предположение о фантастичности
таких переживаний, о них как фикциях бессмысленно. Ибо если
бы даже речь шла о грезах, фикциях, принимаемых за
действительность, то само "грезящее сознание" отнюдь не становилось бы
фикцией. И от него можно было бы — через посредство
рефлексии — восходить к утверждению несомненности существования
(я впадаю в грезу, следовательно, я существую). Такое положение
дел, настаивает Гуссерль (снова вслед за Декартом), существует
только в отношении Я и его переживаний, т. е. в отношении
имманентных восприятий.
Что касается мира вещей, то ни одно восприятие не дает в
своей области ничего абсолютного. Это в интерпретации Гуссерля
(как и Декарта) значит: всегда остается открытой возможность,
что какое-либо данное, пусть и являющееся нам в своей "телесной
самости", все же не существует, а лишь принимается за
существующее. Сомнение здесь не только возможно, но и правомерно,
необходимо. «Сущностный закон гласит: вещное
существование (в согласованно протекающем и еще и в данный
момент согласованно устремляющемся вперед опыте) никогда

216 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
не является — через его данность — таким,
которое требуется с необходимостью, но в какой-либо
своей разновидности оно всегда случайно» (Ibid. S. 108). Итак,
всегда открыта возможность, что нечто вещное, воспринимаемое как
существующее, будет развенчано как иллюзия, галлюцинация,
сон и т. д. Мир явленного всегда может быть подвергнут другому
пониманию, перетолкованию — как раз с точки зрения
подлинности существования того, что является. В сфере же переживаний
таковое исключено. «В этой абсолютной сфере живой,
имманентной современности нет места противоречию, видимости, иному
бытию. Это сфера абсолютной позиции. И во всяком случае ясно:
все, что в вещественном мире, в пространственном мире для меня
"здесь" (da ist), есть действительность только как
презумпция, и напротив, Я сам, для которого она — здесь
(при исключении всех пониманий реальности, правильных и
ложных мнений, в которых я в естественной жизни приписываю
себе смысл "человек в реальном мире"), и, соответственно, моя
актуальность переживаний есть абсолютная действительность,
данная через необусловленное, совершенно неустранимое пола-
гание. Итак, тезису мира, который есть
"случайное", противостоит тезис моего чистого Я и
жизни Я, который утверждает "необходимое",
абсолютно несомненное. Все вещное, данное в
живой телесности, может — вопреки этой
живой данности — также не быть; но такое не
может случиться с переживанием, даваемым в
его "телесности" — таков сущностный закон, который
определяет эту необходимость и эту случайность» (Ibid. S. 108—109).
Гуссерль признает, что для обычного человека, не знакомого со
сложностью и известной условностью философских рассуждений,
подобный подход к миру может показаться чем-то вроде
сумасшествия. И впоследствии, в Лекциях о первой философии (Hua
VIII), основатель феноменологии добросовестно разберет этот
возможный упрек. Он снова и снова повторит: «существование
мира полностью несомненно, и эта несомненность
заключена в восприятии мира, в котором мы живем постоянно
(kontinuierlich)... Ничто не говорит за то, что мира нет, и все говорит
за то, что он есть» (Ibid. S. 54). Но увереность в существовании
мира — только эмпирическая. А предполагаемая феноменологией
возможность того, что мира и вещей этого мира, как мы их
воспринимаем, может и не быть, — это возможность
трансцендентальная. От нее требуется лишь одно: чтобы она была "в-себе"
доказуемой; о том, что она должна рализоваться в абсолютном

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 217
смысле, нет и речи (Ibid.). «Естественно... эту возможность
абсолютного несуществования мира моего опыта вместе с другими
людьми нельзя путать с какой-либо реальной возможностью,
которая для меня, существующего, в качестве первоосновы дает
мир, полагаемый в качестве существующего» (Ibid. S. 64—65).
Итак, если мир, науки о мире, опыт, связанный с
существующим миром — первая цель "заключения в скобки", то все это ни в
коей мере не касается реальной жизни и поведения реальных
людей в реальном же мире. Здесь совершается только лишь
методическое, трансцендентальное обоснование первого шага редукции, или
особого метода феноменологии. И вне этого шага (или сходных
шагов, вроде картезианского универсального сомнения) "исклю-
чение" существования мира не имеет никакого смысла. Но для
феноменологии все эти методологические шаги имеют огромное
исходное значение: Гуссерль даже сравнивает их с нахождением
"архимедовой точки", позволяющей перейти к "абсолютной
работе" (Ibid. S. 69).
Вернемся к обсуждаемому тексту Идей I.
К концу параграфа, который завершает вторую главу,
Гуссерль поясняет, что "бытийная необходимость какого-либо
актуального переживания" еще не является — в рамках
предложенной пока интерпретации — сущностной необходимостью. Пока
высвечивается, говорит основатель феноменологии,
"необходимость факта" или, как он поясняет, "эмпирическая
необходимость" (о которой речь шла в III Исследовании нового издания
Логических исследований). Проделанная до сих пор работа не была
чисто феноменологической. Однако она выполняла — на пути к
чистой феноменологии — свою особую функцию. «Но и
проведенное уже размышление проясняет то, что нельзя помыслить ни
одно доказательство, почерпываемое из опытного рассмотрения
мира, которое с абсолютной прочностью гарантировало бы
существование мира. Мир сомнителен не в том смысле, как если бы
имели место разумные мотивы, которые вступали бы в силу
вопреки огромной силе согласующихся опытов... сомнительность
существует в том смысле, что взятие [чего-либо] под сомнение
(Zweifelhaftwerden) и превращение в ничто (Nichtig-werden)
опытных вещей мыслимы, что возможность небытия — в качестве
принципиальной — никогда не исключена... Но этим ничто не
изменяется в абсолютном бытии переживаний: ведь они остаются
всему предпосланными» (Hua III, 109).
«Наше рассуждение, — заключает Гуссерль, — достигло
кульминационного пункта». Это, как мы устанавливали и ранее,
значит следующее. Для проведения собственно феноменологических

218 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
исследований Гуссерлю требовалось, с одной стороны, опереться
на "естественную действительность" и действительное сознание,
а с другой стороны, при опоре на них получить доказательство
философской, можно сказать, метафизической непригодности
бытийной сферы вещей, эмпирического мира в качестве
фундамента дальнейших рассуждений. И наоборот, основатель
феноменологии для этих рассуждений нуждался хотя бы в
предварительном доказательстве философской, бытийной "абсолютности"
мира переживаний и возможности как бы отделить, обособить
имманентное (разумеется, методически, для исследовательских
целей) от вещественного мира. Не удивительно, что в
проведенных выкладках и доказательствах, содержащих в себе немало
оригинального, проглядывает "ядро Декартовых рассуждений",
что признает и сам Гуссерль, отмечая, правда, что у Декарта были
"совсем другие цели" (Ibid. S. НО).
Что же касается целей Гуссерля, то они достаточно ясны.
Дальняя цель — подготовить почву для чистой феноменологии.
Ближняя цель — оправдать возможность перехода к
рассмотрению "чистого сознания" как относительно самостоятельного
"региона". Третья глава так и называется "Регион чистого сознания".
Глава III. "Естественная" установка.
Переживания. Феноменологическая
редукция. Интенциональностъ.
Восприятие.
(Интерпретация I и II глав
Второго раздела Идей Г)
Поскольку во Втором разделе Гуссерль снова возвращается к
теме мира, действительности — подчас просто повторяя,
варьируя то, что он сказал в Первом разделе (и о чем, соответственно,
уже шла речь в моей интерпретации), — то здесь я позволю себе
не останавливаться на повторяющихся деталях, обратив
внимание лишь на дополнения, прибавляющие к теме нечто
существенно новое и интересное.
Прежде всего хотелось бы подчеркнуть, что гуссерлевские
фиксирования "естественности" жизни в мире, "естественного",
"непосредственного" характера его данности, особого типа кон-
ституирования природных объектов заслуживают внимания и
обсуждения со стороны философов. Правда, текст Идей I дает для
этого не так уж много. А вот в Идеях II (Hua IV) обширный I
раздел посвящен теме "Конституция материальной природы", II раз-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 219
дел — теме "Конституция анималистической природы", III
раздел — это "Конституция реальности души через посредство
тела", IV пространный раздел охватывает проблему "Конституция
духовного мира". Иными словами, Гуссерль — уже построив в
Идеях I "Всеобщее введение в феноменологию" — в Идеях II
перешел к специфическому феноменологическому анализу, т. е. к
проблеме конституирования того, что он именовал
действительностью (за исключением, пожалуй, той обширной сферы, которую
можно назвать социальной действительностью). Идеи III
сконцентрированы вокруг темы "Феноменология и фундамент наук".
Значит, мы вряд ли вправе сетовать на известную краткость
освещения темы мира, действительности в Идеях I, ибо, согласно
замыслу автора, феноменологическую конструкцию мира природы,
действительности в широком смысле следовало воздвигнуть во
второй книге.
Что же можно сказать о сути дофеноменологического,
"естественного" отношения к миру? Что Гуссерль считает наиболее
важным в нем? Ответ на этот вопрос надо искать в ключевых
рассуждениях и формулировках текста Идей I.
1) Мир всегда сам по себе "наличен", тред-дан нам, мы его пред-
находим, осваивая опытным путем; но для вещей и процессов
мира вовсе не обязательно, чтобы все они включались в поле "моего"
восприятия. Да это и совершенно недоступно и для одного
существа, и для всех поколений, в каждый данный "момент" живущих
на земле, и даже для человечества в целом, как бы долго ни
длилась его история. 2) Непосредственно в поле актуального опыта Я
включена лишь часть Umwelt, прямо окружающего его мира,
тогда как непредставимо огромная его часть составляет
ближайший, отдаленный или вообще недоступный какому-либо
человеческому обозрению отдаленнейший горизонт. Все эти горизонты,
однако, принципиально связаны с ближайшим Umwelt каждого
наделенного сознанием, познающего человека. Идея "горизонт-
ности" сама пока что является лишь намеченным, но мало
проясненным горизонтом феноменологии. Ее черед придет позже.
3) Каждое человеческое "Я" привычно и "естественно" пользуется
не только тем, что мир "наличен", "преддан", но и тем, что само
оно составляет "естественное" звено этого мира. Поэтому
"естественная" установка по отношению к миру составляет
непременную предпосылку жизни отдельного человека в природе и
обществе. Какие бы другие установки потом ни возникали,
"естественная" установка, по Гуссерлю, не меняется, остается в силе.
Впоследствии Гуссерль более подробно разовьет тему
естественной установки, "вписав" ее в теорию Lebenswelt, жизненного

220 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
мира. Но основания концепции, высказанные в Идеях I, останутся
неизменными. Как можно оценить философский смысл этой
концепции? Пожалуй, ее основные принципы могут быть приняты
без особых возражений. Ведь индивиды в обычной жизни, в
самом деле, бессознательно или сознательно придерживаются
отношения к миру как "наличному", данному, существующему
независимо от них. Вряд ли можно оспаривать и то, что действуя в
духе каких-либо видоизмененных установок (почему бы и как бы
они ни применялись), вне пределов их применимости, живя и
действуя в окружающем мире, люди продолжают
придерживаться "естественной" установки. Она остается естественной еще и
потому, что подавляющее большинство людей и в громадном
большинстве случаев, привычно и, так сказать, неосознанно ее
придерживаясь, не рефлектируют на свое поведение в мире и на
свою установку по отношению к действительности.
Однако нельзя не заметить, что для Гуссерля периода Шей I
"естественная" установка — лишь "транзитная", быстро
минуемая теоретическая станция, подобная факту. "Поезд"
феноменологического анализа, едва отойдя от станций "Мир",
"Действительность", "Естественная установка", весьма быстро уходит из
всей этой страны. Правда, Гуссерль задерживается на теме:
"естественная" установка как теоретическая установка естествознания,
но тоже очень ненадолго — в частности, потому, что он затем
посвятит ей немало страниц в Идеях II. Но главное, по-видимому,
состоит в том, что Гуссерль торопится переместиться в страну
"Феноменология", а это требует, как он говорит, "радикального
изменения естественной установки". Можно ли упрекать Гуссерля
за такую стремительность? Вряд ли. Когда в практике научного
познания возникает необходимость ввести и изложить новые
концепции, методы и целые дисциплины, то для перехода к ним
от имеющегося массива научного знания их "авторы", создатели
редко когда занимаются специально проблемой перехода, его
обоснования. В практике научного исследования достаточно
определить исходные предпосылки, аксиомы, выводные требования
— по типу: "Будем исходить из того, что..." или "Примем, что...".
Что же до Гуссерля, то (сначала быстро покидая мир
"естественной" установки) он затем — вопреки обычной практике наук —
подробно развертывает уже в Идеях I стратегию перехода от
"естественной" установки к установке феноменологической. Эта
стратегия и воплощается в теории феноменологической редукции.
Правда, ее презентация в Идеях I производит двойственное
впечатление. С одной стороны, как отмечалось ранее, Гуссерлю
(например, в § 32) удается дать классически четкие формулировки фе-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 221
номенологической редукции как epoché — воздержания от
суждений в духе "естественной" установки (о существовании,
наличии мира природы, действительности вообще и т. д.). Момент
"воздержания", "заключения в скобки", "выведения из игры"
всего того, что важно при "естественной" установке, в самом деле,
развит и очерчен ясно (хоть и кратко) — в том числе и в
сопоставлении с теорией сомнения Декарта. С другой стороны, читатель
вправе посетовать на то, что процедуры уже вступающего в
действие метода феноменологической редукции не вполне
прояснены автором Идей I. Например, читателю этого произведения при
ознакомлении с уже рассмотренными нами главами может
оставаться неясным то, что Гуссерль только начал прояснение метода
феноменологической редукции и сначала задал ее, по существу,
только в одной плоскости — с точки зрения "отключения" от
естественной установки. В более поздних произведениях Гуссерль
определеннее очертит специфику этого начального этапа
осуществления редукции и увяжет его со следующими ее шагами и
уровнями. Но и в Идеях I разговор о редукции не закончен. Отсюда и
такая рекомендация для читателей: надо быть готовыми к тому,
что Гуссерль снова "опустит" исследование в плоскость
"естественной" установки — но теперь не этой установки как таковой, а
той ее ипостаси, которая демонстрирует свое действие
применительно к сознанию. А значит, предопределена и необходимость
нового обращения к феноменологической редукции, далее
осуществляемой уже не по отношению к миру и наукам о нем, а по
отношению к сознанию и, соответственно, совокупности знаний о
сознании. К сожалению, в Идеях I эти структурные взаимосвязи
феноменологической методологической пропедевтики
прочерчены автором недостаточно ясно. В частности и поэтому Гуссерль
в дальнейших рассуждениях (в том числе и после опубликования
Идей I) не раз возвращался к теме феноменологической редукции.
(Поэтому и наша более подробная интерпретация
феноменологической редукции, как она представлена в Идеях I и других
произведениях, еще впереди).
Переход от I ко II главе Второго раздела — это принципиально
важный для феноменологии шаг: после утверждения
феноменологической редукции (правда, как сказано, пока без должного ее
обоснования) Гуссерль сразу перемещается к теме сознания,
сначала "естественного", а потом "чистого", т. е. непосредственно к
главному предмету исследования феноменологии. Это, согласно
формулировке Гуссерля, и будет "фундаментальное
феноменологическое разъяснение".

222 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
На пути к "чистому"
"трансцендентальному" сознанию
В моих интерпретативных рассуждениях, которые я сочла
необходимым вклинить в текстологический анализ разбираемого
раздела Идей I, я уже касалась объяснения того пути анализа,
которого придерживается Гуссерль, исследуя сознание. Теперь я
продолжу и расширю эти рассуждения.
Полагаю, нас все-таки не должно смущать то обстоятельство,
что во II главе Второго раздела Гуссерль быстро, без обиняков
переходит к теме сознания и задает цель — исследование "чистого
сознания" и его всеобщих структур. Ибо и в предшествующих
работах, и во Введении к Идеям I Гуссерль уже вполне
определенно "застолбил" эту проблематику как главную, центральную для
феноменологии. Свободно выбирать ту или иную проблематику
для анализа — это неотъемлемое право всякого исследователя. И
если Гуссерль в чем-то отошел от обычной практики науки, так
это в том, что он все же высказался на более широкие темы (мир,
действительность, факты, "естественная" установка и т. д.), а не в
том, что вся эта пропедевтика осталась краткой. Но вот, наконец,
появились очертания той страны, к которой и направлялась
феноменология с намерением дать ее новое исследование. Эта
страна — "Сознание".
Если иметь в виду всю сложившуюся до Гуссерля практику
научного опыта и философского размышления, то эту страну вряд
ли можно было бы назвать terra incognita. Сам основатель
феноменологии это, конечно, знает и понимает, хотя не объективирует
именно в Идеях I свои знания и суждения о существующих
концепциях сознания. Объяснение можно усматривать, во-первых, в
обычной манере основателя феноменологии обращаться с историей
философии, как бы "редуцируя" ее конкретное содержание и
спрессовывая наиболее важное и ценное в типы подходов,
концепций, идей. Во-вторых, надо учесть, что параллельно с логико-
феноменологическими лекционными курсами Гуссерль читал те
или иные историко-философские курсы, по обычаю тщательно
обрабатывая их и по-видимому надеясь видеть их
опубликованными. (Так и случилось: в VII и VIII томах Гуссерлианы более
поздние историко-философские разработки увидели свет под
общим титулом "Первая философия"). Но в Идеях I — за редкими
исключениями — историко-философский фон в целом остался
непроясненным. Поэтому специфика феноменологического
подхода к исследованию сознания изучается в Идеях I почти без
обращения к конкретному историко-философскому и историко-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 223
научному материалу. Она исследуется вначале лишь в контексте
рассмотрения феноменологической установки по отношению к
сознанию — в ее связи с естественной установкой, но особенно в
отличии от нее. Оба аспекта — и связь, и отличие — заслуживают
специального внимания.
Сначала — о связи с "естественной" установкой.
Применительно к сознанию последняя выражается в том, что мы "берем"
сознание так, как оно нам "дается" — в нашей обычной жизни, в
ее единстве с сознанием, которое, как и мир, просто "налично" и
в своей наличности обнаруживаемо всякий раз, когда мы захотим
обратить на него свое внимание. (Впоследствии выяснится, что
"наличность" сознания даже более важна для феноменологии,
чем "наличность" мира). Необходимость опереть
феноменологическое исследование на "естественное" протекание сознания и в
то же время специфицировать его подход по сравнению с
"естественной" установкой находит проявление по крайней мере в пяти
решающих тенденциях феноменологии, которые сначала будут
заданы мною в общей форме.
1. Естественно данный поток сознания — это общее
обозначение и специфического проблемного поля феноменологии, и того
поля, откуда феноменология черпает свои "данности".
2. "Переживания" (Erlebnisse) сознания — те (поначалу
неструктурированные, естественные) данности, без которых не
было бы "чистых" переживаний как объекта исследования
феноменологии.
3. Вычленение из "естественного" потока сознания феноменов-
экземпляров, "экземплярный" (exemplarisch) характер
феноменологического исследования снова всякий раз возвращает
феноменолога к "естественному" потоку сознания.
4. Феноменологическое овладение всеобщими структурами
сознания (о чем подробнее пойдет речь впоследствии) возможно
не иначе, нежели через созерцание, усмотрение их сущности,
которое опять-таки вычленяется, кристаллизуется через
противопоставление "естественному" созерцанию, но и через увязывание
с ним.
5. Феноменологическое исследование реализует свой
знаменитый лозунг "Назад к самим вещам!", в частности, благодаря тому,
что возвращает феноменолога (чему, впрочем может последовать
любой теоретик) к "изначально (originär) данному" в восприятии,
причем восприятии, как мы увидим, нередуцированном3.
Необходимо отметить то обстоятельство, что все эти
"естественные" данности и формы сознания — его поток, переживания,
созерцания, феномены-экземпляры, восприятия — после того,

224 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
как они подверглись редуцированию, превратившись для
феноменолога в //чистые,/ формы, сохраняют свою жизнь и значимость
и в "естественном" виде. Искусство феноменолога в том, в
частности, и состоит, чтобы свободно //двигaтьcя,, от "естественного" к
"чистому" и обратно. И, конечно, в том, чтобы — не переставая
жить жизнью обычного человека — уметь перемещаться и
погружаться в иное бытийное измерение, в исследовательскую сферу
"чистого" сознания. Что это означает конкретнее, мы увидим из
текстологического рассмотрения и интерпретации последующих
разделов Идей I.
Еще одно предварительное уведомление: в нашей дальнейшей
интерпретации мы, в частности, подробно рассмотрим и оценим
существо гуссерлевского толкования ключевых
феноменологических понятий — "поток сознания", "чистое сознание",
"переживание", "феномен", "феноменологическая редукция" и др.
Двигаться в интерпретации именно таким образом приходится из-за
особого исследовательского ритма, предложенного самим
Гуссерлем: вводя эти ключевые понятия, Гуссерль сначала дает их общее
истолкование; затем он вводит новые темы и понятия, а затем
снова возвращается к исходным понятийным конструкциям.
Такое движение мысли — через возвраты и повторы — подчас
ставится в вину Гуссерлю. Я же полагаю, что постоянное
наращивание содержания исходных понятий, напротив, можно считать
преимуществом гуссерлевской феноменологии.
Итак, к более конкретному толкованию понятия "поток
переживаний" мы — вместе с Гуссерлем — еще вернемся. Но сейчас я
хочу кратко обратиться к уже обсуждавшейся теме "переживаний
сознания", вызвавшей так много критических упреков и
нареканий в адрес основателя феноменологии. Моя общая цель, как,
вероятно, уже заметил читатель, — защитить Гуссерля от этих
упреков и, вместе с тем, тоже высказать некоторые критические
замечания в адрес феноменологии. Трудность заключается не в том,
что основатель феноменологии вообще обратил свой
исследовательский взгляд на переживания, ибо закрепившиеся установки
европейского сознания предполагают: предметом исследования и
научного изучения может стать все, что угодно, сколь бы
экзотическим, необычным для науки ни был избранный предмет.
Нарекания критиков вызывает переплетение других особенностей
творческих метода и пути основателя феноменологии. 1) Гуссерль
всегда, а не только в Логических исследованиях, критиковал
психологизм. 2) Он провозгласил своей целью разработку "чистой"
феноменологии, а потом — как будто бы парадоксальным,
необъяснимым образом — поместил в центр этой дисциплины такой "су-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 225
губо эмпирический", "чисто психологический" предмет, как
переживания. В одной из своих публикаций я уже говорила о том,
что немецкое слово "Erlebnis" (мн. число "Erlebnisse") с трудом
поддается адекватному переводу на другие языки. Так, русское
слово "переживания" содержит эмоциональный оттенок
негативного плана (у нас говорят: "он много пережил", "несмотря на все
переживания..." и т. д.). И все-таки представляется
целесообразным сохранить перевод "Erlebnis" словом "переживание", потому
что он передает другие оттенки немецкого слова, особенно
важные как раз для феноменологии: приставка "Er-" означает
свершение чего-либо, что хорошо передается русским "пере-";
коренная часть "-lebnisse" выдает генетическую связь со словом
"Leben", "жизнь", что оттеняется и в русском переводе частью слова
"-живание".
Мне думается, Гуссерль по нескольким причинам
останавливается именно на слове "Erlebnis", переживание, когда ищет
своеобразную, так или иначе объективируемую единицу
феноменологического анализа. 1) Переживания сохраняют прямую связь с
жизнью человека — жизнью его тела, "живым"
функционированием сознания, а значит, с "жизнью" человеческого духа. Для
Гуссерля удержать эту связь, как мы видели, — дело
феноменологического принципа. 2) Существование переживаний сознания —
момент, свидетельствующий о его "естественной"
структурированности. Так, мы легко можем отличить переживание в форме
восприятия от переживаний в форме воспоминания и т. д.
Иными словами, их легко найти (и обработать далее) в качестве
некоторых "единиц", выделяющихся и всегда выделимых (в случае
рефлексии) из быстротекущего потока сознания. А это тоже дело
феноменологического принципа. 3) Вопреки сложившимся и
устойчивым предрассудкам, никто и никогда не доказывал (и не сумел бы
доказать), что само по себе обращение к переживаниям как объекту
анализа непременно означает вступление на почву психологии и тем более
погрязание в пороках психологизма. Если история изучения сознания
показала, что его можно исследовать по-разному — с
естественнонаучных, психологических, философских позиций, то почему
не предположить, что число этих позиций, подходов, дисциплин
может быть расширено? И что переживания, например, могут
быть объектом чистого, т. е. сущностного, эйдетического
исследования?
Одна из трудностей состояла в том, что формальная логика
(вместе с другими дисциплинами эйдетического характера,
например, математикой) всегда чуралась сферы переживания,
считая ее однозначно "психологической". И сам Гуссерль — по
8-8214

226 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
крайней мере в I томе Логических исследований — при
выстраивании "чистой" логики, казалось бы, придерживался сходных
позиций. Но ведь во втором томе этого сочинения Гуссерль
решительно избрал именно Erlebnisse в качестве объекта своей работы, что
было истолковано современниками и последующими критиками
(в своих первых публикациях о феноменологии и я была в их
числе) как возврат к психологизму. Но если уж в чем-то упрекать
Гуссерля, так не в самом выборе в пользу переживаний, а в том,
что он не обратил серьезного внимания на неизбежные
трудности восприятия и оценки такого выбора: ведь традиционно
понятие "переживания", действительно, было очень редким гостем в
философских и логических текстах. Разве что Локк или Юм
употребляли его английский эквивалент "experiences'7 (кстати,
для перевода Erlebnisse неадекватный, но вряд ли заменимый) в
своих философских сочинениях. Гуссерль, вводя Erlebnisse в кадр
феноменологической философии уже в Логических исследованиях,
затем проведя этот термин через последующие сочинения,
включая Идеи I, по моему мнению, ввел в философию и логику
феноменологии настоящее теоретическое и методологическое новшество,
которое, без всякого сомнения, закрепилось, что выразилось в
широком размахе феноменологических и логических
исследований, которые ныне уже привычно опираются на понятие
"переживание".
Отталкиваясь от "cogito" Декарта...
Читатель мог заметить, что способом перехода к анализу
переживаний является опора на Декартовское cogito. Это позволяет
поставить вопрос о том, как выстраивемое Гуссерлем введение в
феноменологию связано с философией Декарта. Здесь — лишь
часть более обширной и чрезвычайно интересной темы "Гуссерль
и Декарт", которую мы будем обсуждать и в дальнейшем.
Ранее мы отметили, что основатель феноменологии
"редуцирует" историко-философские сюжеты. Но есть исключения. В
Идеях I это отдельные проблемы философии Декарта и Канта.
Что касается именно Декарта, то во Втором разделе заслуживают
обсуждения две гуссерлевские отсылки к Картезиевым идеям.
1. Вводя в обсуждение тему феноменологической редукции,
говоря о необходимости перехода к ней от естественной
установки, Гуссерль, как мы видели, упоминает о теории сомнения
Декарта. Правда, не для того, чтобы полностью к ней
присоединиться, опереться на нее. Вместе с тем общее отношение к ней у
Гуссерля — вполне сочувственное. (Потому впоследствии,
намечая различные возможные пути обоснования и исполнения фе-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 227
номенологической редукции, Гуссерль специально выделит и
обрисует "картезианский путь". Мы более подробно разберем эту
тему в интерпретативной главе, посвященной редукции).
В Идеях I Гуссерль четко поясняет, что в картезианском
сомнении его в наибольшей степени интересует и вдохновляет момент
epoché, т. е. "воздержания", "выведения из игры" суждений в духе
"естественной" установки, тогда как все его обрамление,
состоящее в отрицании, вызывает критические возражения. Что здесь
имеет в виду основатель феноменологии? Вспомним, как
выстраивает Декарт свою теорию сомнения. В какой-то степени
универсальное сомнение разворачивается как "методическое
сомнение", т. е. как своего рода теоретическая игра со специальными
целями, с заведомыми предпосылками (по типу "предположим,
что../', "примем, что..."). Декарт предлагает построить "игру" так:
будем испытывать различные утверждения, различные типы
знания с такой точки зрения — содержит ли какое-либо утверждение
в себе самом гарантию существования того, о чем в утверждении
идет речь. В свете этого, вспомним, оцениваются знания о
внешнем мире, вещах, событиях, процессах мира; математические
знания; утверждения о Боге и, наконец, тип знаний, обобщаемых
формулой cogito ergo sum. Само по себе такое испытание
Гуссерль, судя по многим формулировкам, в том числе и в Идеях I,
считал делом нужным, оправданным, даже парадигмальным. Но
в гуссерлевской феноменологии уже в Идеях I явно обозначены
линии размежевания с картезианской версией сомнения. Во-
первых, Гуссерля не устраивает то, что "методическое" сомнение
перерастает у Декарта в некое философское "отрицание" тех
сфер, которые будто бы методически подвергаются сомнению.
Ответ самого основателя феноменологии на эту ситуацию теперь
нам хорошо известен: не отрицание, а воздержание, epoché,
выведение из игры, причем только в пределах феноменологии и ее
исследований. Во-вторых, — и это, быть может, еще важнее, — Гуссерля
менее всего беспокоит принципиальнейший для философии
Декарта вопрос о существовании, разве что в аспекте заключения в
скобки, воздержания. (Есть, правда, еще один момент:
несомненность существования имманентных переживаний, о чем —
позже.) Основатель феноменологии ограничивается "естественной
данностью", "наличием", т. е. существованием мира (в пределах
естественной установки), а в рамках феноменологии Идей I уже не
собирается этим вопросом заниматься — за исключением
формулирования того специального тематического задания, когда
"мир" (и соответственно, его существование) становится консти-
8*

228 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
тутивной темой. (Но исполнение этого задания выходит за рамки
Идей I).
2. Второй момент, еще более существенный для
непосредственного развертывания феноменологического исследования,
касается декартовского cogito. При этом тоже надо учесть, что не
собственно декартовская концепция в ее полном виде интересует
Гуссерля. Из того, что сказано ранее, ясно: автор Идей I как бы
редуцирует полную форму — cogito ergo sum до простого cogito,
ибо "...ergo sum" его не занимает. Значит, только "я мыслю..."
преимущественно и привлекает внимание Гуссерля. Нетривиален
вопрос: как именно cogito включается в рамки феноменологии и в
ней интерпретируется. В литературе существуют самые
различные толкования этой темы. Я предлагаю здесь свою
интерпретацию.
Cogito (как "я мыслю...") предстает у Гуссерля как тот особый
тип переживания сознания, заслуга выделения, описания,
трактовки которого принадлежит именно Декарту (если оставить в
стороне более частный аспект о его предшественниках в данном
вопросе). Другие типы переживания, исследуемые и параллельно
cogito, т. е. собственно мыслительному переживанию и в отличие
от него — это восприятия, воспоминания, вынесение суждения,
оценивание и т. д. Специфика cogito у Гуссерля исследуется в
нескольких срезах: а) как особого акта сознания — если
придерживаться терминологии Логических исследований (или ноэтического
момента, если иметь в виду терминологию Идей I); б) как такого
акта, который у Декарта не случайно не выступает в форме
некоего "чистого" мышления, а как бы объемлет собою все другие
основные и второстепенные акты сознания, поскольку в них
вкраплен момент осмысления: я воспринимаю, вспоминаю,
фантазирую, вожделею, хочу и т. д. В таком смысле cogito предстает у
Гуссерля и как наиболее удачный символ деятельности сознания
как таковой, и как символ сплавленности любого мыслительного
акта, т. е. акта специфического характера, с переживаниями, с их
текучестью, с их потоком. Cogito, как видно из последующих
рассуждений Гуссерля, становится также синонимом актуальности
переживания — по той причине, что оно есть своего рода
"зародыш" рефлексии. Если я воспринимаю что-либо и если
восприятие сопровождает cogito, я мыслю, то это означает актуальное,
ясное, а не фоновое, смутное протекание переживания; в) далее,
cogito используется в Идеях! как своего рода трамплин для
"прыжка", с одной стороны, к теме интенциональности, а с
другой, к теме восприятия как одного из видов переживаний
сознания. Для этого Гуссерль и акцентирует различение между cogi-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 229
tatio, т. е. переживанием, всегда специфическим, и cogitatum, т. е.
тем предметом, "сущим", на которое переживание направлено;
г) впоследствии феноменологическое исследование
сконцентрируется на тщательном прояснении и cogitatio, и cogitatum, и их
связи, что, собственно, произойдет в рамках ноэтически-ноэмати-
ческого анализа.
Проблема интенциональности
во Втором разделе Идей I
Поскольку Гуссерль в Идеях I — начиная с обсуждаемого
Второго раздела — неоднократно обращается к коренной для всей
феноменологии теме интенциональности, и мы в нашей
интерпретации будем следовать структуре и, так сказать, ритму
произведения, в котором осуществляется постоянное наращивание
основных теоретико-методологических решений, увязываемых с
темой интенциональности.
Здесь с самого начала необходимо сделать следующее
уточнение. Тема интенциональности, подхваченная от Брентано, была
широко, глубоко, оригинально развита Гуссерлем в Логических
исследованиях и ряде последующих гуссерлевских текстов, которые
предшествовали Идеям I. С этой точки зрения начальные
формулировки, встречающиеся во Втором разделе сочинения, по
большей части выглядят повтором по отношению к прежним работам.
Вместе с тем в Идеях I прежние характеристики
интенциональности переплетены с новыми уточнениями, теоретическими
находками, любопытными деталями. Что же мы узнаем из
обсуждаемого раздела Идей I об интенциональности?
1) Гуссерль, как видно из текста, переходит к теме
интенциональности следующим образом. Сначала, анализируя
переживания, автор Идей I делит их на актуальные и потенциальные. Так,
актуальное восприятие снабжено шлейфом "фоновых" созерцаний.
Последние могут быть преобразованы в актуальные благодаря
новому повороту "духовного взгляда". Эту тему, однако, он
оставляет в стороне (потом он к ней не раз вернется). И "вдруг"
(опять это "вдруг"!) автор Идей I переходит к теме
интенциональности, которую он вводит уже как проблему сущностного анализа
сознания. Читатель снова вправе посетовать на слабую
обоснованность перехода к столь важной проблематике. То, что сознание
есть "сознание о", переживание есть переживание чего-либо,
разъясняет далее Гуссерль, есть не психологический факт, а
нечто, соразмерное чистой сущности сознания.

230 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Деление переживаний на интенциональные и неинтенцио-
нальные следует образцу Логических исследований: неинтенцио-
нальны данные ощущений или так называемые чувственные
эмоции.
2) Когда интенциональные переживания переведены в модус
актуальности, т. е. осуществляются "по способу cogito", то в нем,
согласно разъяснению Гуссерля, субъект ("Я") направлен на ин-
тенциональный объект. Для последующего ноэтически-ноэма-
тического анализа весьма важно следующие добавления автора
Идей I: а) "взгляд-на" (Blick auf), который как бы изливается из "Я"
— это, несомненно, взгляд на что-то; здесь констатируется момент
"направленности-на" как аспект интенциональности; всплывает
понятие интенционального объекта; б) упомянутый взгляд
модифицируется в зависимости от характера акта (в восприятии он —
воспринимающий, в воле — волящий и т. д.).
3) Гуссерль обращает особое внимание на разъяснение
понятия "полного интенционального объекта". Его, узнаем мы, нельзя
отождествлять со "схватываемым" объектом (разумеется,
схватываемым сознанием). Такое усложнение особенно необходимо,
когда мы, скажем, направлены на что-либо нами оцениваемое.
Тогда в соответствующем интенциональном акте "присутствует"
двойное cogito: во-первых, есть направленность на саму вещь,
"предметное внимание" к ней, схватывание, ее; во-вторых,
направленность на оценивание вещи (Sachwerten). Соответственно, что очень и
очень важно, Гуссерль в "Идеях I" приспосабливает понятие
интенционалъности к своему (рассмотренному нами ранее) широкому
пониманию действительности, не ограничивающемуся только
действительностью природного мира.
4) Для всего последующего анализа в Идеях I, в частности, для
обоснования трансцендентализма, фундаментальное значение
приобретает разделение переживаний на трансцендентно- и
имманентно-направленные интенциональные переживания (соответственно,
восприятия и другие виды переживаний).
После того, как Гуссерль вводит эти ценные и любопытные
различения, направленные на прояснение коренной
феноменологической темы интенциональности, нас снова подстерегает
неожиданность: автор Идей I "вдруг" отбрасывает эту тему,
сосредотачиваясь на проблематике восприятия. Правда, здесь есть свое
объяснение: интенциональность "отпадает" не полностью — она
как бы переводится в плоскость проблемы восприятия, что
частично оправдывается и названием II главы "Сознание и
естественная действительность". Ибо ведь исследование восприятия,
как было отмечено ранее, — одно из тех звеньев, которое соеди-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 231
няет сущностно-эйдетическую феноменологию с миром
"естественного ". Прежде чем вслед за Гуссерлем перейти к
интерпретации его анализа восприятия, оговорю следующее: наш разговор о
гуссерлевской интенциональности в Идеях I не закончен. Я еще
продолжу свою интерпретацию темы, когда для этого накопится
побольше материала.
Начальная стадия анализа восприятия
Мы уже бегло говорили о том, что феноменологический
анализ — соответственно его сущности и принципам — во многих
отношениях увязан с восприятием. Восприятие —
профилирующая тема, на которой не только постоянно останавливал свое
внимание Гуссерль, но к которой обращались и другие
выдающиеся феноменологи. Теперь мы займемся этим вопросом
подробнее и конкретнее, имея в виду именно текст Идей I.
Я связываю с акцентированием темы восприятия не только те
черты феноменологии, о которых уже шла речь — с поворотом к
предцанности мира, к "естественному" сознанию. Решающее
значение для Гуссерля имели не только эти, в конечном счете, миро-
воззренческо-метафизические повороты, но и гносеологические,
эвристические аспекты философии. Говоря сейчас кратко, я вижу
основной смысл постоянного акцентирования анализа восприятия
в том, что родоначальник феноменологии, задумав (в Идеях I)
утвердить новую форму трансцендентализма, одновременно
старался лишить ее каких бы то ни было оттенков скептицизма,
агностицизма, субъективизма, солипсизма, связанных с отрицанием
или недооценкой способности сознания, знания, познания
устанавливать эвристически-эффективный контакт с миром, вернее, с
"миром" действительности, обнаруживать его сущностно-необхо-
димые характеристики. В частности, Гуссерль именно через
анализ восприятия опровергает "физикализм" как широкого плана
концепцию, отделяющую естественнонаучный опыт, имеющий,
якобы, чисто-конструктивный характер, от отношения к самим
воспринимаемым вещам. (Эта тема была мною отчасти разобрана
в интерпретативной части текстологического анализа II главы). В
философии же основатель феноменологии имеет в виду с
помощью опоры на первоначальный анализ восприятия отмежеваться
от субъективизма и трансцендентализма того типа, который был
основан Кантом — мыслителем, Гуссерлем весьма ценимым — и
продолжен философами из неокантианского лагеря (с коими, как
мы видели, основатель феноменологии охотно и плодотворно
сотрудничал). Но как и ранее, в этой части Идей I Гуссерль не от-

232 H. Б. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
кликается на традиционные и современные ему теории
восприятия, так что теоретическая интенция относительно восприятия,
которую я ему теперь "приписываю" — скорее моя интерпретация
скрытых пружин анализа восприятия у основателя
феноменологии, нежели его прямое и ясное признание, запечатленное где-то
в тексте. Впрочем, я полагаю, что наличие такой интенции
поддается доказательству.
Существенным для феноменологии моментом я считаю не
только само внимание, уделяемое Гуссерлем теме восприятия
(оно — один из главных "героев" Идей I), но и то, как именно оно
анализируется и какую играет конкретную
теоретико-методологическую роль в составе и структуре феноменологического
анализа. Итак, о пристальном внимании Гуссерля к восприятию
(причем, разумеется, не в одних лишь Идеях) уже сказано. Теперь
раскроем характер, специфику, границы первоначального
феноменологического подхода к восприятию именно в разбираемом
разделе Идей I.
1. Хотя в феноменологии, согласно ее замыслу, исследуется
сущность восприятия, на данной ступени анализа оно часто и
неизбежно является в его "естественном" виде. При этом на первый
план столь же естественным образом выходит восприятие вещи как
наиболее тесно связанная с природным, "естественным" миром
разновидность восприятия. Особенность ее — то, что Гуссерль
называет "телесным самоприсутствием индивидуального объекта",
который как раз и воспринимается. Другой момент — постоянное
"наличествование", присутствие нашего тела в ходе всего
процесса, пока осуществляется восприятие.
2. Восприятие по целому ряду причин становится для Гуссерля
фундаментальной основой для анализа переживаний. На его примере
поясняются следующие аспекты, которые могут быть отнесены не
только к восприятиям, но и к другим переживаниям, а)
Восприятие является в форме здесь-(теперъ)-восприятия (Wahrnehmung-
Jetzt), вместе с тем неотделимого от потока сознания, б)
Восприятие обладает относительной стабильностью (например, мы, не
меняя положения, смотрим на дерево в саду — за это время
восприятие дерева существенно не меняется), однако — и это опять
существенная характеристика — восприятие в) нюансируется,
профилируется (скажем, цвет коры дерева или листвы является через
его нюансы). Тем более верно это в случае, если "Я" меняет свое
положение относительно воспринимаемого предмета (например,
воспринимающий человек обходит вокруг дерева, вокруг дома,
которые он воспринимает). Будучи пространственной, вещь не
может являться нам иначе, чем через пространственные Abschat-

Часть IV. Ближайший путь к "чистой" феноменологии 233
hingen, оттенки, профили, г) Отсюда — проблема континуума
восприятий, фиксирующих профили, оттенки, их объединения в
длящееся, целостное восприятие, или, говоря уже на
феноменологическом языке, выражение через восприятие "интенциональ-
ного единства" вещи.
3. Замечательной особенностью феноменологии становится то,
что через "феномен-экземпляр" восприятия Гуссерль выходит к
коренной проблеме — не просто феноменологической, но
общефилософской — принципиального различия между бытийным
характером переживания и бытием как вещью, и в более общем виде — между
"бытием как сознанием" и "бытием как реальностью" (различие
между ними зафиксировано в виде Схемы 7, помещенной в конце
этого раздела).
4. Исследование восприятия в Идеях I (как мы видели из
текстологического анализа) движется в рамках примечательного
парадокса. С одной стороны, Гуссерль настаивает на том, что
восприятие имеет великое значение как вид переживания,
способного "достигать самой вещи", успешно обеспечивающего ее "явлен-
ность". С другой стороны, Гуссерль настаивает на
принципиальной неадекватности — ибо незавершенности — восприятия.
5. Этот парадокс, однако, тоже весьма важен для
феноменологического рассуждения, потому что помогает автору Идей I
различить два вида восприятия, соответственно, два вида данностей —
трансцендентную и имманентную: одно — восприятие внешней
вещи, другое — восприятие самого переживания (иногда —
восприятие восприятия). Здесь — переход к рефлексии, в том числе
феноменологической.
Мы уже видели из анализа текста, как Гуссерль акцентирует
первостепенную феноменологическую значимость: восприятия,
"всматривающегося" в само восприятие, рефлексии на сами
переживания, принципиальной "готовности к восприятию", всегда
заключенной в сознании. Итак, на первый план все более выходит не
"трансцендентное" восприятие, обращенное к вещному миру
(причем равно к вещам природы и к вещам, созданным человеком), а
"имманентное восприятие", обращенное к сознанию и его структурам.
И это вполне понятно: ведь имманентное восприятие —
одновременно и "объект", и способ феноменологической работы.
6. Здесь нас, однако, снова подстерегает неожиданность. Мы
говорили, что вопрос о существовании-несуществовании вещей
внешнего мира в феноменологии как бы выведен за скобки
благодаря феноменологической редукции, позволяющей перейти к
сознанию — в конце концов сознанию "чистому" — как полю
феноменологического анализа. И тут вдруг оказывается, что вопрос о

234 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
существовании, если он касается самих переживаний сознания, не
является для Гуссерля неважным, нейтральным. Одновременно
обнаруживается, что несомненность cogito, доказанная Декартом и
превращенная им в гарантию действительности самых
непосредственных переживаний сознания, существенна для автора Идей I.
Обосновывая "абсолютность" имманентных восприятий,
Гуссерль вновь готов опереться на философию Декарта. Итак, Карте-
зиева философия опять становится своего рода теоретическим
трамплином — на этот раз для выхода к коренной теме
феноменологии. Эта тема — трансцендентализм и его новое
обоснование.
Схема 7. Различия между "бытием как реальностью"
и "бытием как сознанием"
"Бытие как реальность"
(Бытийное в вещах в мире)
1. Имеет пространственные
характеристики
2. Дано в восприятии только
через чувственные профили,
ньюансы
3. Бытие трансцендентного —
только феноменально
"Бытие как сознание"
(Бытийное в переживании)
1. Принципиально
непространственно
2. Такая явленность переживаний
сознания исключена
3. Бытие имманентного
абсолютно

Часть V.
Феноменологический
трансцендентализм
и феноменологическая редукция
(второй раздел Идей I, продолжение)

Глава I. Отстаивание Гуссерлем
феноменологического
трансцендентализма
В III главе Второго раздела Идей I, теперь служащей предметом
нашего рассмотрения, по существу обобщаются, заостряются и
дополняются ранее проанализированные Гуссерлем проблемы.
Например, в §47 ("Естественный мир как коррелят сознания")
Гуссерль утверждает и обосновывает, опираясь на естествознание
и философски радикализируя его, следующие тезисы. 1) «То, что
вещи суть ... они суть как предметы нашего опыта» (Ibid. S. 111).
Только опыт приписывает вещам смысл. 2) Коррелят нашего
фактического опыта, который мы именуем "действительным миром",
— особый случай многообразных «возможных миров и не-миров,
(Welten und Unweiten), а последние суть корреляты идеи,
которую можно обозначить как "сознание, постигающее в опыте"
(erfahrendes Bewußtsein)» (Ibid.). 3) Надо отвергнуть все рассуждения
о том, что вещь трансцендентна сознанию и что она есть "бытие-
в-себе". 4) Предмет, в-себе-сущий, никогда нельзя толковать так,
будто сознание и "Я сознания" (Bewußtseins-Ich) не имеют к нему
никакого касательства (Ibid. S. 112). Вещь — это всегда вещь
окружающего мира, хотя бы ее никто и не видел; а значит, это вещь,
которая в принципе доступна опыту. 5) Все, что есть realiter,
принадлежит реальности, но пока не стало актуальным, может стать
таковым. Это значит: "вещь принадлежит к неопределенному,
однако доступному определению горизонту моей опытной
актуальности". Опыт может быть исполнен, причем возможности, при
всей неопределенности исполнения, как бы "предначертаны"
(vorgezeichnet), "мотивированы" их сущностным типом (Ibid.
S. 112). 6) Если мы вспомним, рассуждает Гуссерль (§48), о
возможности небытия, которая относится к сущности всякой
трансцендентной вещи, то становится ясно (§ 49): «бытие сознания,
бытие всякого потока переживания вообще хотя и модифицируется
при уничтожении вещного мира, но оно не было бы затронуто
этим уничтожением в своей собственной экзистенции» (Ibid.
S. 115). 7) Для бытия сознания не является необходимым никакое
реальное бытие. 8) Следовательно, имманентное бытие есть,
несомненно, бытие абсолютное. Это с одной стороны. С другой
стороны, мир трансцендентных "res", вещей, принципиально
указывает на сознание, причем не на логически измышленное, а на ак-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 237
туальное сознание (Ibid. S. 115—116). 9) Сознание (переживание) и
реальное бытие — не одинаково упорядоченные виды бытия,
которые мирно сосуществуют, соответственно, "соотносятся" и
"увязываются" друг с другом (Ibid. S. 116). «Между сознанием и
реальностью зияет настоящая пропасть смысла» (Ibid. S. 117).
10) Это устанавливается — если пренебречь, что и предлагает
сделать Гуссерль, всеми "по-своему оправданными" разговорами
о реальном бытии человеческого Я, о "психофизических
взаимосвязях", — благодаря решительному продвижению по пути
рассмотрения сознания во всей его "чистоте", в качестве "для-себя
замкнутой бытийной связи", связи "абсолютного бытия", в
которую ничто не может проникнуть изнутри и из которой ничего не
может "выпасть" (Ibid.). Здесь как бы исключается каузальность,
причинное взаимодействие по типу зависимости между
реальностями. 11) В свете сказанного пространственно-временной мир (а
к нему причисляются и человек, и человеческое "Я") становится
лишь "интенциональным бытием", т. е. таким, которое имеет
лишь вторичный, релятивный смысл бытия — бытия для
сознания, постижимого лишь благодаря сохранению единства
явлений. «Это есть бытие, которое сознание полагает в своем опыте,
оно принципиально доступно созерцанию и определению (в
качестве тождества согласно мотивируемых опытных
многообразий) — а сверх того данное бытие есть лишь ничто, или точнее,
выхождение за эти пределы для данного бытия есть
бессмысленная мысль» (Ibid.).
Все перечисленные тезисы должны привести читателя к
формуле, с которой Гуссерль начинает § 50 анализируемой главы:
«Итак, принятый смысл рассуждений о бытии переворачивается.
Бытие, которое для нас есть первое, в-себе есть второе, т. е. оно
есть то, что есть, только в "отнесенности" к первому» (Ibid. S. 118).
Дело, поясняет Гуссерль, не в том, что есть некая слепая
закономерность, согласно которой ordo et connexio rerum (порядок и
связь вещей) должен сообразовываться с ordo et connexio idearum
(порядком и связью идей). «Реальность, причем и реальность
отдельно взятой вещи, и реальность всего мира, сущностно (в
нашем строгом смысле) лишены самостоятельности» (Ibid. S. 118). В
абсолютном смысле они вообще ничто, они лишены какой-либо
"абсолютной сущности", их сущность определяется тем, что они
— нечто только интенциональное, только осознанное,
представляемое, реализуемое только в возможных проявлениях.
Все эти тезисы, суммирующие и заостряющие
трансцендентализм, и открывают путь к конкретизации феноменологической

238 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
редукции, а через тезис о "жизни" в феноменологической
установке — к "основному полю феноменологии" (Ibid. S. 119).
§ 51 ("Значение предварительных трансцендентных
рассуждений") имеет существенное значение потому, что Гуссерль еще и
еще раз подчеркивает: пока мы осуществляли рефлексию,
опираясь на "естественное сознание", пока сознание было лишь
"схваченным", — наше рассуждение было только трансцендентным,
чисто предварительным, пролагающим путь к
"трансцендентальному изучению сознания", которое и интересует
феноменолога. А "трансцендентальное изучение сознания", поясняет
Гуссерль, — не изучение природы, не изучение мира, ибо «при
трансцендентальной установке природа и вообще вся вселенная
принципиально заключается в скобки» (Ibid. S. 120). При этом
отвлечение от мира при феноменологической редукции не имеет
ничего общего с абстрагированием от всеобъемлющих
компонентов взаимосвязей, все равно, фактических или закономерных.
Благодаря абстрагированию чего-либо из природы все-таки
добывается нечто природное. Подобным образом отдельные
естественные науки абстрагируют от природной целостности то, что
становится предметом их теоретического интереса (например,
механика абстрагируется, отвлекается от оптических процессов,
физика — от всего психологического и т. д.). Но при этом все же
предполагается, что ни одна изучаемая область действительности
не может быть полностью изолирована от другой. Иначе —
притом "сущностно иначе" — обстоит дело с выделением и
обособлением области переживаний как абсолютных сущностей. «По
самой своей сущности эта область независима от любого
мирского, относящегося к природе (naturhaften) бытия, и она не
нуждается в нем даже для своего существования» (Ibid. S. 121). Итак, все
предшествовавшее рассуждение было необходимо, говорит
Гуссерль в примечании к § 51, чтобы включить "абсолютную сферу"
в качестве феноменологической области исследований.
Обширный § 52 («Дополнения. Физикалистская вещь и
"неизвестная причина явлений"») представляет интерес потому, что в
нем Гуссерль снова обращается к темам, которые уже бегло
разбирались в предшествующих параграфах и касались
мировоззренческих аспектов естествознания, в особенности физических
наук. Необходимость возврата к "физикалистской вещи"
объясняется, в частности, тем, что Гуссерль доказал несоизмеримость
вещного бытия, трансцендентной вещи и бытия сознания, имманентных
переживаний. Не значит ли это, что он как бы развенчал — перед
лицом феноменологии — тот способ "обращения" к вещи и
явлению, к вещному миру, который предложило и закрепило в своей

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 239
практике естествознание нового времени? Однако такой вывод
был бы упрощенным. Гуссерль хочет снова уточнить свою
позицию, избежать недоразумений. В том числе и тех, которые могли
возникнуть при чтении предшествующих параграфов просто из-
за того, что Гуссерль в них порой не считал возможным сразу
вдаваться во все тонкости и парадоксы физикалистского сознания. И
не случайно сам автор Идей I ссылается на § 40 (где речь шла о
"первичных" и "вторичных" качествах и о трактовках "вещи",
распространенных в физических науках). Там встречалась, в
частности, такая трактовка вещи, распространенная в физике: вещь,
постигаемая в опыте, дает лишь простое "вот это", пустое X,
которое становится носителем математических определений и
связанных с ними математических формул. И в § 40 Гуссерль еще не
вступал в настоящий спор с таким пониманием. Тогда ему было
достаточно утвердить мысль о том, что и на основе данной
трактовки вещь нельзя свести к простой кажимости.
Теперь же, в § 52, Гуссерль предлагает более радикальный
вариант понимания, при котором вещь физики отнюдь не чужда
тому, что является как чувственно-телесное; более того, она —
согласно априорным, сущностным основаниям — "изъявляет себя"
в чувственно-телесном и только через него. Гуссерль утверждает и
большее: та вещь, с которой физик непосредственно
экспериментирует (в том числе берет ее в руки, помещает в плавильную печь
— ясно, что речь идет о простых физических экспериментах), есть
та же вещь, к которой относятся физические предикаты —
температура, электрическое сопротивление и т. д. «...В физикалистских
методах воспринимаемая вещь всегда и принципиально есть в
точности та же вещь, которую физик исследует и которой он дает
научные определения» (Ibid. S. 125). И еще одно утверждение,
которое особенно важно для закрепления гуссерлевского
трансцендентализма: «также и высшая трансценденция физика-
листской вещи не означает выхода за пределы
мира для сознания, соответственно, для каждого Я,
функционирующего в качестве познающего субъекта» (Ibid. S. 127). Снова
и снова доказывая принципиальную воспринимаемость самой
вещи (даже и в контексте естественнонаучных о ней
рассуждений), Гуссерль и не думал отстаивать, в духе материализма,
натурализма, существование вещи самой по себе в качестве исходного
философского тезиса. Принципиальная воспринимаемость самой
вещи, родство данной через созерцание вещи природы и "физи-
калистской вещи", данной через научные понятия, предикаты —
это, для Гуссерля, дополнительный довод как раз в пользу транс-

240 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
цендентализма, на который он хочет опереть создаваемую им
феноменологическую науку.
Есть еще один мотив, заставляющий Гуссерля снова
обратиться к трактовке физикализма. Он категорически против того,
чтобы вырабатываемый разумом (в физике) "интенциональный
коррелят" опыта (протекающего согласно логике опытного
постижения) был мифологизирован и превращен в некий "неведомый
мир" "истинных вещей", якобы не имеющих ничего общего с
миром явлений (Ibid. S. 128). Главное же, чего добивается
основатель феноменологии в своих относящихся к физике
разъяснениях: «трансцендентность физикалистских вещей — это
трансцендентность конструирующегося в сознании, связанного с
сознанием бытия; и обращение к математическому естествознанию ...
ничего не меняет в наших выводах» (Ibid. S. 129). Читателю также
предлагается учесть, что данный тезис, касающийся
трансцендентности, относится не только к естественной объективности
"просто вещей", но и ко всякого рода аксиологическим,
практическим объективностям, эстетическим предметам, культурным
образованиям — как и вообще ко всем трансценденциям, которые
сознание способно сконструировать (Ibid. S. 129—130).
В § 53 Гуссерль обращается также к другой трудности, к
настоящему парадоксу. С одной стороны, сознание следует принять
за абсолютное, в котором конституируется трансцендентное (а
следовательно, и весь психофизический мир). С другой стороны,
мир в его полноте — это не только физический, но и
психофизический мир, включающий потоки сознания, связанные с
одушевленными телами. Итак, с одной стороны, сознание — это
абсолютное, в котором конструируется все трансцендентное, с другой
стороны, сознание — это нечто подчиненное, реально
наличествующее внутри этого мира. «Как же одно согласуется с другим?»
(Ibid. S. 130).
Ответ на этот вопрос достаточно сложен и противоречив.
Гуссерль говорит о своеобразной "трансцендентности" в некоем
"изначальном", первозданном смысле — трансцендентности
материальной природы и о том, что сознание благодаря
сопряженности с телом становится сознанием человеческим или животным,
занимая свое место в природе, в ее пространстве и времени.
«Только благодаря опытному отношению к телу сознание
становится реально человеческим рши животным, и только благодаря
этому оно получает свое местоположение в пространстве
природы и времени природы — времени, которое измеряется
физически. Мы вспоминаем также и о том, что только благодаря опыту
соединенности сознания и плотского тела в одно естественное,

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 241
эмпирически-созерцаемое единство возможно нечто подобное
взаимопониманию между животными существами,
принадлежащими к одному миру, и что только поэтому всякий познающий
субъект может преднаходить мир в его полноте и одновременно
познавать его как окружающий мир, принадлежащий и ему, и
всем другим субъектам» (Ibid. S. 130—131).
И когда — по всем законам "телесной прикрепленности,/ —
возникает апперцепция, особый способ опытного постижения, то
сознание даже в своей психофизической сопряженности с
телесным не утрачивает своей сущности. Правда, сущность эта как бы
пребывает "в себе", тогда как схватывается сознание еще не в этой
своей сущности. Оно постигается как некое "состояние", единое с
являющимся телом. Или, как выражается Гуссерль: в таком
постижении тоже "конституируется своеобразная трансценденция"
— по мере того, как являет себя способность сознания к
состояниям (Bewußtseinszuständlichkeit), присущая одному и тому же
("идентичному") реальному человеческому субъекту с его
проявляющими себя индивидуальными реальными свойствами,
которые осознаются как единые с являющимся телом (Ibid. S. 131).
Итак, никаких тезисов "догматического", метафизико-идеали-
стического характера относительно "несуществования"
исключенных в феноменологической редукции реальностей
природного и социального мира, т. е. действительности в широком смысле,
связанности человека с этими мирами, телесности,
психофизических связей и т. д. — Гуссерль не высказывает. Более того, он часто
и охотно, даже назойливо повторяет формулировки, вполне
приемлемые для тех научных дисциплин и тех философских учений,
которые — в силу своих изначальных установок, своей
специфической специализации — «естественно рассматривают человека
как тело среди тел, как особое животное в животном мире,
которые анализируют сознание в его естественной же "телесной
прикрепленное™"» (к миру тел и к телу человека). Но Гуссерль
решительно возражает против двух выводов, которые нередко
делаются на основе научных философских исследований такого
типа: а) будто это единственное "подлинно-научное" изучение
человека и его сознания и б) будто философия, основанная на
таком психо-физическом исследовании, есть
"единственно-научная" философия сознания.
Вместе с тем определенная раздвоенность между
"естественным", эмпирическим и сущностным в самом сознании существует
объективно, и она теперь уже связана с довольно длительным
размежеванием двух традиций научного и философского анализа.

242 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Как раз в силу такой раздвоенности между сущностью и
"специфической трансцендентностью" сознания возможно и
необходимо исследовать его в свете двух различающихся установок. При
психологической установке происходит "схватывание" сознания,
причем взор достигает "апперципируемого предмета",
одновременно проходя через трансцендирующее понимание,
постижение. При феноменологической установке осуществляется рефлекти-
рование и выключение трансцендирующих полаганий,
происходит поворот к абсолютному, чистому сознанию (Ibid. S. 132).
В § 54 Гуссерль показывает, что поворот от психологического
исследования к феноменологическому имеет место
исключительно в пределах некоторого "поля мыслимого", или в рамках
исследовательского, теоретического мысленного эксперимента. Мы
вполне вправе — ив обыденной жизни, и в науке, и в культуре —
начать любое рассуждение с тех слов, которыми Гуссерль
начинает § 54: "Помыслим себе, что..." (Denken wir uns...). А "помыслить
себе" он предлагает такое состояние: в ходе осуществления
множества "естественных апперцепции" нас то и дело ожидают
неудачи, противоречия. «Тогда мы вправе были бы "допустить", что
природа... уничтожена» (vernichtet), что я не существовал бы для
себя как реальный человек и тем более для меня не существовали
бы ближние. Однако мы можем "помыслить себе", что при таком
положении сознание, пусть и существенно измененное в
состоянии своих переживаний, "оставалось бы абсолютным потоком
переживаний со своей особой сущностью" (Ibid. S. 133). Такой
мысленный эксперимент, логически вполне возможный и даже
имеющий под собой некие метафизические предпосылки, тем
более возможен при "нормальном состоянии". Переход к
"чистым переживаниям", по Гуссерлю, вполне правомерен — с
теоретической, методологической, метафизической точек зрения.
Более того, Гуссерль считает вполне оправданным, чтобы мы
чисто методически "помыслили себе" "бесплотное", т. е.
лишенное тела и лишенное души состояние сознания, что приблизит
нас к чистому сознанию феноменологии.
Но и подход в духе психологической или психофизической
установок "вполне оправдан": мы имеем полное право с
уверенностью принимать любое собственное и чужое переживание за
"психологическое и психофизическое состояние животных
субъектов" (Ibid. S. 133). Итак, обе установки — вместе с "помыслен-
ными" нами философскими предпосылками и допущениями —
оправданы. Вместе с тем для Гуссерля, что видно из всего
контекста, оба подхода неравноправны: пусть "психическое в смысле
психологии", психическая личность, психические свойства, пере-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 243
живания и состояния "вполне реальны", пусть их можно
созерцать, постигать в опыте, давать им научные определения на
основе опытного постижения, — пусть так, но они "только интенцио-
нальны" и в этом смысле "относительны", "вторичны" по
сравнению с сущностями абсолютной значимости, на изучение которых
нацелена феноменология. Придавать же психологическому
абсолютное значение было бы противно всякому смыслу (Ibid. S. 134).
В заключение главы (§ 55) Гуссерль решительно отводит
упреки в субъективном идеализме, в берклианстве, которые не раз
раздавались в адрес феноменологии. Тот, кто делает подобные
упреки, не понял, по мнению Гуссерля, сути и содержания его
феноменологической концепции. Он снова и снова разъясняет,
что в этой его концепции "значимость мира сохраняется во всей
ее полноте". Гуссерлевское "перетолкование" касается отнюдь не
этого отвержения самой действительности, вещей и мира в целом:
отвергается "противное смыслу" толкование действительности,
которое идет от философии и заключается в "абсолютизации
мира". «Бессмыслица возникает тогда, когда философствуют и когда
в поисках последнего разъяснения относительно смысла мира
совсем не замечают, что сам мир имеет свое целостное бытие в
качестве известного смысла при условии, что предпослано абсолютное
сознание как поле придания смысла — и когда вместе с тем не
замечают, что это поле, эта бытийная сфера абсолютного первоистока
доступна созерцательному исследованию с его бесконечной полнотой
ясных познаний высшего научного достоинства» (Ibid. S. 135).
Гуссерль, далее, предупреждает читателя, что в до сих пор
предпринятых рассуждениях теория познания, "теория
трансцендентальной конституции"еще не разрабатывалась во всей ее
конкретности. Целью было обретение самой "идеи
трансцендентального чистого сознания" и предварительное доказательство
того, что "феноменологическая редукция как выключение
естественной установки" в принципе возможна, а также что получаемое
в качестве остатка (после совершания редукции) чистое сознание
бессмысленно наделять реальностью (Ibid. S. 136).
Поскольку Гуссерль в тексте Идей I неоднократно возвращается
к теме трансцендентального идеализма, постольку и мы еще
будем не раз к ней обращаться — с тем, чтобы в заключение данной
книги представить суммарное определение сути
трансцендентального идеализма родоначальника феноменологии.

244 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
Глава П. Разъяснения феноменологической
редукции в Идеях I
Предшествующие рассуждения подвели Гуссерля к самой
необходимости осуществления феноменологической редукции. До
сих пор акцент делался на "выключении полагания мира,
природы". Далее, говорит основатель феноменологии, следует
разработать идею феноменологической редукции в ее полноте, со всей
методологической конкретностью. И, в частности, надо пояснить,
что еще, кроме природы, должно быть "выключено" с помощью
редукции. «Со стороны феноменологической науки, которую
надо основать, сказанное означает постановку следующего вопроса:
из каких наук она должна черпать свой материал, не
нарушая своего чистого смысла, какими науками она может
воспользоваться как предцанными, а какими нет, какие, следовательно,
подлежат "заключению в скобки" ("Einklammerung"). В самой
специфической сущности феноменологии как науки "истоков"
заключено то, что она должна заботиться о продумывании тех
методических вопросов, которые далеки от любой наивной
("догматической") науки» (Ibid. S. 136).
Основатель феноменологии исходит из важнейшего
утверждения, которое считает само собой разумеющимся: вместе с
"выключением" (Ausschaltung) природного мира (с его вещами,
животными, людьми) подлежат выключению — но только из поля
наших суждений — также все индивидуальные предметности,
создаваемые благодаря ценностным и практическим функциям
суждений сознания, все виды культурных формообразований,
произведения технических и изящных искусств, науки,
эстетические и практические ценности любого вида. Равным образом,
естественно, исключаются "действительности" такого типа, как
искусство, государство, нравы, право, религия. «Тем самым из
сферы наших суждений подлежат исключению все
науки о природе и о духе — со всем корпусом их познаний,
именно как науки, которые нуждаются в естественной установке»
(Ibid. S. 137).
В § 57 Гуссерль ставит трудный, как он сам признает, "вопрос о
выключении чистого Я". Вопрос о чистом Я на этой стадии
исследований остается непроясненным — и Гуссерль полагает, что
изыскания по этому вопросу временно, до своего часа, могут быть
отставлены "во взвешенном состоянии, in suspenso" (Ibid. S. 138).
Вместе с тем в общей форме утверждается: чистое Я в особом
смысле "живет в каждом актуальном cogito". Поэтому исключать надо не

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 245
"чистое Я" как феноменологическую данность, а любые учения о
"чистом Я", которые выходят за рамки феноменологии. Надо,
однако, учесть, что Гуссерль в Шеях I пересматривает ту свою резко
негативную позицию в отношении "чистого Я", которую он занял
в Логических исследованиях (и одновременно он теперь объявляет
несостоятельными свои возражения против "богатой мыслями"
книги П. Наторпа Введение в психологию). Краткий § 58
("Исключенная трансцендентность Бога") посвящен проблеме отношения
феноменологии и теологии. Гуссерль предпочитает не вдаваться
в суть проблемы, однако напоминает, что божественное бытие
может считаться "абсолютным" в ином смысле, нежели чистое
сознание, и трансцендентность его — иная, нежели
трансцендентность мира. А потому редукция должна, по Гуссерлю,
распространяться и на такое "иное", относящееся к теологии,
абсолютное и трансцендентное (Ibid. S. 139,140).
В § 59 Гуссерль переходит к тематике несколько иного смысла
и значения, нежели та, которая ранее обсуждалась. Ведь до сих
пор речь шла об "индивидуальных реальностях". А как быть со
"всеобщими" предметами, сущностями, т. е. с эйдетическим? Не
придется ли исключить и его? Но не станет ли в этом случае
выключение бесконечным? Гуссерль предлагает здесь цепочку
действительно серьезных раздумий.
Любой изолируемой региональной сфере индивидуального
бытия, полагает Гуссерль, соответствует определенная онтология,
взятая в предельно широком смысле: например, физической
природе соответствует онтология природы вообще, животной
природе — онтология анималистической природы. Эти
"материальные онтологии'' разного вида непременно и в первую очередь
подлежат редукции. Но наряду с ними существуют "формальные
онтологии" (единые с формальной логикой значений). Нет ли риска в
исключении также и этого квазирегиона? Ведь каждый
исследователь, включая феноменолога, должен иметь право "свободно
ссылаться" по крайней мере на формальную логику (или,
соответственно, на формальную онтологию).
Несмотря на все эти обоснованные вопросы и сомнения,
Гуссерль приходит к выводу о возможности редуцирования,
"помещения в скобки" формальной логики и того, что он называет
"дисциплинами формального матезиса" (алгебра, теории чисел, теории
множеств). «Если предположить, что чистое исследование
сознания в феноменологии не ставит и не должно ставить никаких
других задач, кроме осуществления такого дескриптивного
анализа, разрешаемого в [рамках] чистой интуиции, то для него
могут оказаться бесполезными формы теорий математических дис-

246 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
циплин и все ими опосредованные теоремы» (Ibid. S. 141). Если
при образовании понятий и суждений не строятся системы
опосредованной дедукции, то соответствующие математические
концепции здесь лишаются своего якобы универсального
методологического смысла. «А феноменология в действительности и
есть чисто дескриптивная дисциплина, исследующая поле
трансцендентально чистого сознания в чистой интуиции» (Ibid. S. 141—
142). Поэтому у нее может быть лишь весьма ограниченная
потребность в использовании положений формальной логики
(разве что аксиомы наподобие закона исключенного третьего могут
быть использованы, да и то опосредованно, в самой
феноменологии). А если так, то и формальная логика — вместе с ma thesis
вообще — может и должна подпасть под epoché. Отсюда общая
норма феноменологии, как ее формулирует Гуссерль: «не
претендовать ни на что, кроме того, что мы можем
сделать ясным по своей сути в самом сознании,
в чистой имманентности» (Ibid. S. 142).
Это означает "принципиальную независимость"
феноменологии и от всех указанных формальных, математических, т. е.
эйдетических дисциплин.
В § 60 устанавливается, что под редуцирование подпадает и та
часть "материальной эйдетики", которая относится к
проблематике сознания. Такие сущности, как "душа", "личность",
"свойство характера" и т. д. Гуссерль считает разновидностью
"трансцендентных сущностей", а потому настаивает на их редукционном
"отключении". Итак, все трансцендентно-эйдетические регионы
принципиально не могут создавать предпосылок для
феноменологии. Первоначальная мысль о редукции тем самым испытывает
расширение и "распространяется на все трансцендентно-эйдетические
области и относящиеся к ним онтологии'.
Почему систематическая экспликация всей сложности
феноменологических редукций приобретает такое важное
методологическое значение? На этот вопрос Гуссерль отвечает в § 61.
Главная причина в том, что переход от естественной установки к
феноменологической по своей трудности несопоставим с переходом
от естественной установки вообще к эйдетической, как это имело
место, например, в геометрии. И вот на пути задуманного
Гуссерлем перехода возникает, как говорит он сам, множество
искушений, ведущих к ложным истолкованиям.
На первое место Гуссерль ставит "склонность" своей эпохи
"психологизировать все эйдетическое". И даже многие из тех, кто
именуют себя идеалистами, поддаются такому искушению: среди
идеалистов, констатирует автор Идей Î, вообще весьма распро-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 247
странены взгляды и предрассудки эмпиристского типа. Чтобы
преодолеть эти типичные предрассудки эпохи, Гуссерль опять-
таки предлагает нечто на первый взгляд парадоксальное: на пути
к феноменологии сначала оправдывается эйдетическое как таковое, а
затем, когда дело доходит до редукции, то "выключается" и все
эйдетическое (Ibid. S. 145—146).
Пониманию этого парадокса может помочь то, что Гуссерль
исследовал ранее — различение трансцендентного и
имманентного, но теперь отнесенного именно к сущностям. "Имманентны"
сущности гештальтов самого сознания, "трансцендентны"
сущности индивидуальных событий, трансцендентных по
отношению к сознанию (например, сущности того, что только
"изъявляет" себя в гештальтах сознания, скажем, конституируется через
сознание с помощью чувственных явлений — Ibid. S. 146).
Это очень важный ("второй") шаг феноменолога. Здесь Гуссерль
позволяет себе чисто личные замечания. Он говорит, что второй
шаг дался ему самому с большим трудом. И снова возвращается —
уже в свете затронутой проблематики — к оценке Логических
исследований. По его мнению, первый шаг, т. е. переход от
психологического к эйдетическому осуществлялся в этом раннем произведении
"со всей решительностью", причем "собственное право"
эйдетического перед психологическим обосновывалось и отстаивалось
особо (что, замечает Гуссерль, расходилось "со смыслом эпохи",
которая бурно и критически реагировала на "платонизм" и
"логицизм"). Что касается второго шага, то, по собственной оценке
автора, и в Логических исследованиях кое-что удалось (например, в
теории логико-категориальных предметностей); но в других разделах
того же (П) тома заметны колебания. «Для начинающего
феноменолога как раз самое трудное заключается в том, чтобы в своей
рефлексии овладеть различными установками сознания с их
различными предметными коррелятами. И это сохранят свое
значение для всех сущностных сфер, которые не принадлежат к самой
имманентности сознания» (Ibid. S. 146).
Показателем феноменологической зрелости Гуссерль считает
не только введение, обоснование, но и расширение
феноменологической редукции, применение ее не только к природному и к
наукам о нем, но и к значительной части эйдетики.
Феноменологической редукции Гуссерль приписывает не
только конкретно-методологическое, но и большое
"практическое значение". Оно состоит в том, что ни одна аксиома, ни одна
теорема всего региона эйдетики, эйдетических наук, не говоря
уже о естествознании, не считается в феноменологии значимой,
заранее данной. А поскольку мы, как выражается Гуссерль, "при-

248 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
рожденные догматики", то такое исключение не дается нам
просто так — оно требует методических усилий, которые бы
уберегли нас от всяческого догматизма (Ibid. S. 147).
В § 62 Гуссерль поясняет, что отнюдь не случайно употребляет
эти понятия — "догматик", "догматизм", "догматические науки".
Именно феноменологии он вверяет задачу критики "догматических
наук'. В этом повороте феноменология и феноменологическая
редукция вдруг обретают неожиданное отношение к как будто бы
"выключенным", заключенным в скобки наукам. Гуссерль
уточняет: «специфическая особенность феноменологии — в том,
чтобы в объеме ее эйдетической всеобщности охватить все познания
и все науки, и именно в аспекте всего того, что в них доступно
непосредственному усмотрению, или по меньшей мере
должно быть ему доступно, будь они подлинными познаниями»
(Ibid. S. 148). Иными словами, как будто бы исключив другие
науки на пути к отысканию феноменологического поля, основатель
феноменологии претендует на грандиозное методологическое и
прикладное вмешательство создаваемой им дисциплины в мир
познания и науки, небывалое обособление от которого, казалось
бы, становилось целью феноменологической редукции.
В этом же параграфе Гуссерль заявляет, что наука, подобная
создаваемой им феноменологии, была "тайной мечтой всей
философии нового времени" (Ibid. S. 148). Картезианские
размышления, юмовская философия, психологизм локковской школы
трактуются как своего рода предчувствия феноменологии,
правда, смутные. Но только Кант, его "величайшие интуиции" как бы
приоткрывают само поле феноменологии, хотя в его философии
соединяются, по Гуссерлю, величайшие прозрения и ложные
истолкования уже проделанной феноменологической работы
(например, трансцендентальной дедукции в первом издании
Критики чистого разума) в духе психологизма. Гуссерль обещает далее
подробнее разобраться в этой проблематике. Здесь же ему важно
было подчеркнуть, что феноменологическая установка
противоположна догматической и что подробно разобранная
естественная установка есть лишь частный случай установки
догматической (Ibid. S. 148—149).
Концепция редукции, обоснованная Гуссерлем в Идеях I, была
существенно дополнена в последующих произведениях
основателя феноменологии. В своей последующей интерпретации я
попытаюсь кратко суммировать и оценить гуссерлевскую
концепцию редукции в ее целостности, выявляя, в частности, роль Идей I
в ее построении.

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 249
Глава III. Суть и теоретико-методологическая
ценность учения о феноменологической
редукции
Идеи I подытожили относительно недолгий, но плодотворный
путь Гуссерля к открытию, обоснованию и преобразованию
феноменологической редукции. В феноменологической литературе
закрепилось мнение (его разделяю и я), согласно которому идея
редукции в неэксплицированной, зачаточной форме
наличествовала уже в Логических исследованиях) в различных текстах 1905
года 1 и последующих лет документировано появление термина и
темы редукции; в Идеях I концепция редукции обретает свои
главные принципы и черты, превращаясь в профилирующую
тему феноменологии; в последующих сочинениях и рукописях гус-
серлевская интерпретация проблематики редукции расширяется
и углубляется. Нет никакого сомнения в том, что сам основатель
феноменологии считал редукцию важнейшей
теоретико-методологической составляющей своей дисциплины. Это не оспаривают
даже критики редукции. В дополнение к сказанному о тексте
Идей I можно привести немало цитат из Гуссерля,
подтверждающих эту мысль. Я сошлюсь на менее известное — на его слова из
рукописи (С 2 II. S. 7), где он говорит о "совершенно особой реф-
лексии"или об "изначальном методе всех методов, методе
трансцендентальной редукции" (подчеркнуто мною. — Н.М.). В
другой рукописи (С 7. S. 29) Гуссерль также называет редукцию
"изначальным методом (Urmethode) феноменологии". Основателю
феноменологической философии вторят многие его ученики,
последователи, интерпретаторы. Слово Э. Финку, которому
Гуссерль доверял излагать принципиальные идеи своей философии:
«Основной метод феноменологии — это только и единственно
"феноменологическая редукция": она является познавательным
путем начинающего философского мышления к "тематической"
области философии, она служит подходом к трансцендентальной
субъективности, в ней заключены проблемы феноменологии и
подчиненные им особые методы» {Fink E. Die phänomenologische
Philosophie Edmund Husserls. S. 319)2. Сам Гуссерль говорил не
только о центральном значении редукции, но о трудностях ее
понимания и исполнения. В одном из писем к Р. Ингардену он
отмечал: «Самое трудное в философии вообще — это
феноменологическая редукция, ее проведение и исполнение с [полным ее]
пониманием» (Husserl E. Briefe an Roman Ingarden. S. 74). И не
случайно, что у феноменологической редукции есть критики и даже
яростные противники. (Но сейчас подождем давать им слово —

250 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
они его получат в Экскурсе). Сначала мы попытаемся, опираясь
прежде всего на Идеи I, а также на другие сочинения Гуссерля, на
его рукописи и на феноменологическую литературу,
суммировать главные тезисы учения о феноменологической редукции,
отчасти подытоживая сказанное и главным образом имея в вреду
принципиальные цели, содержание, подчиненные
методологические процедуры метода редукции и отмеченные самим
основателем феноменологии трудности ее исполненрш. Это будет ответ на
целый ряд вполне содержательных вопросов, которые ставргг и на
которые отвечает сам Гуссерль.
И вот первый вопрос: для чего нужна феноменологическая
редукция1. Самый общий ответ отчасти ясен из ранее сказанного:
редукция расчищает путь к собственному полю
феноменологического анализа, кроме того, она гарантирует постепенное
продвижение к этому полю, на котором приходрггся преодолевать
многие препятствия, создаваемые теориями, методами подхода фршо-
софии прошлого и современности. Итак, цель движения
обозначена. Но тут возникает первая трудность. Как заинтересовать
исполнением редукции тех, кто проявляет внимание к
феноменологии? Какой здесь может быть мотивацрш к овладению
редукцией и ее исполнению?
Мотивация широкого плана, по Гуссерлю, связана с
необходимостью и возможностью благодаря редукции приблизиться не только к
полю феноменологии, но и к самому существу философского дела3.
«...Перед лицом того фундаментального значения, которое
Гуссерль прредает феноменологической редукции, мотивация к ее
осуществлению должна быть наиболее тесным образом связанной
с побудительными мотивами к фршософствованию вообще, т. е. с
редеей самой фршософии», — пишут современные феноменологи
Р. Вернет, И. Керн и Э. Марбах (Bernet R., Kern L, Marbach E. Op. cit.
S. 60). Эта оценка совершенно справедлива. В частности, в Идеях I
отчетливо просматривается это связывание исполнения редукции
с теми возможностями, которое оно предоставляет для
приобщения к существу фрглософствования как такового. Вот почему
позднее, в Лекциях о первой философии 1923/24 гг., в томе,
специально посвященном феноменологической редукции (Hua VIII),
Гуссерль моделирует такую ситуацию. Предположим, я —
начинающий фр!лософ. (Ich als anfangender Philosoph — Hua VIII, 40).
Это "Я " может относиться к каждому из нас. Здесь не так уж
важно, впервые ли мы, как настоящие новргчки, ищем путь к
фршософии Р1ли, уже попрактиковавшись в фршософском деле и не
удовлетворяясь сделанным, хотим приобщиться к "настоящей,
подлинной" фршософии. Впрочем, любому человеку, который

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 251
давно и даже плодотворно занимается философией, полезно и
совсем не зазорно поставить себя в положение новичка, только
приобщающегося к философии. Тогда он сможет лучше
представить себе специфическую модель размышления, предложенную
Гуссерлем тем специалистам, которые были воспитаны в вековых
традициях философии и которые, тем не менее, захотели бы
ознакомиться с феноменологией или заняться ею. Гуссерль
убежден: во всех этих случаях следует прежде всего отказаться от
"наивного" отношения к миру и самому себе как "эмпирическому"
познающему субъекту. «В этом виде философия
принципиальным образом может возникнуть не в наивном познающем деянии,
но из свободного самоосмысления, соответственно, из свободного
самоопределения познающего, только из радикальной
рефлективной ясности относительно самого себя и относительно того, на
что он, выходя во вне, в качестве философского субъекта, желает
направить [свою мысль]; должна быть ясность также и
относительно пути и методики, которым он затем должен следовать,
чтобы осуществить это» (Ibid. S. 7). В дальнейшем Гуссерль
попытается подробно доказать, что "началом всех начал" для
философа, желающего избавиться от до-философской наивности в
отношении к миру, к сознанию, к Я, и должно стать "это
очищающее исключение всего данного неадекватно", т. е. исполнение
редукции — на пути продвижения к подлинно философской
данности, или "чистой или трансцендентальной субъективности"
(Ibid. S. 40).
Если Гуссерль (хотя бы частично) прав в своих суждениях о
самой философии, то поистине универсальное и фундаментальное
значение для "начинающего" (в разных смыслах) философа,
которое он придает редукции, не является вымыслом. Но прав ли
он? На этот вопрос не существует однозначного ответа. Мнения
интерпретаторов, как мы еще увидим, расходятся.
Мое мнение таково: Гуссерль во многом прав. Хотят ли этого
философы или нет, осознают ли они это или нет, только
философия отличается от многих других обыденных и научных
занятий специфическим подходом к миру, действительности в широком
смысле, к человеку, в том числе к самому себе как познающему
субъекту. He-философы имеют полное право не заниматься (пока
это не будет затребовано сутью их дела — а такое тоже случается)
вопросом о том, как именно мир нам дан, как его "творит",
конституирует сознание; им не обязательно (хотя иногда,
оказывается, нужно) вникать в проблему "трансцендентального факта",
т. е. данности мира не иначе, чем через сознание. Подход
философии — в чем Гуссерль, по-моему, тоже совершенно прав — не

252 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
может быть простым дублированием "натурального"
естественно-научного подхода к миру и сознанию (хотя иной раз может
включать в себя задачи информирования о его результатах).
Значит, исключение указанной "наивности" (но только в гуссерлев-
ском смысле слова) — вполне реальная и, видимо, именно
начальная задача философии. Здесь само по себе сознательное и
грамотное исполнение редукции, действительно, может стать для
всякого формирующегося философа способом приближения к
специфике философского дела.
По моему убеждению, есть еще один ценный мотивационный
аспект в теории феноменологической редукции — и не только
для философов по профессии, но и для ученых любой
специализации. Редукция в широком смысле — подробное
методологическое описание того пути, который с большей или меньшей мерой
осознанности проходит всякий исследователь, если он
прокладывает новые тропы в науке, особенно если он сколько-нибудь
систематически разрабатывает новую теорию или формирует новую
научную дисциплину. Для такого исследователя "отключение"
от тех подходов, которые (в его дисциплине) являются чисто
эмпирическими, движение к интересующей его "эйдетике", а потом
"отключение" от других теорий, подходов уже на сущностно-
эйдетическом уровне, — принципиально-необходимые
методологические шаги, которые он на свой страх и риск все равно
осуществляет. Его мотив к ознакомлению с теорией редукции может
состоять в том, чтобы сознательно и последовательно обрести
общие философско-методологические ориентиры для этой своей
редуцирующей деятельности 4. Ранее мы уже говорили о том, что
редукция, в частности, методологически релевантна тем
эйдетическим наукам, которые, подобно математическим, логическим (и
вообще формальным) дисциплинам, фактически опираются на
редуцирующие процедуры. Когда-то они уже были использованы
человечеством на том пути, который привел к выделению
соответствующих сущностей из их эмпирического контекста и к
работе уже над "чистыми" сущностями. В заметках 1924 года Гуссерль
делает следующее существенное дополнение к уже набросанному
Введению к I тому Лекций о первой философии: «Познавание (das
Erkennen), с которым имеет дело философия, схватывает не
только познавательные ценности, но всю
культуру... она универсальна — благодаря тому, что она всякий Я-
акт (Ichakt) переводит в акт теоретический и, таким образом,
может объективировать его тезис (Satz). Отсюда универсальная
философия есть не только теория познания, но она охватывает
совокупное деяние (Leistung) субъективности» (Ibid. S. 303). Следуя

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 253
Гуссерлю, оправдано сделать такой вывод: феноменологическая
редукция может быть полезна всякому человеку, который в своем
деле, сколь угодно практическом, все же с необходимостью
преобразует свои "Я-акты" в акты теоретические, то есть, не покидая своего
дела, по существу и по большому счету вступает на почву
философии. А ведь такой момент неотъемлем от всякой осмысленной
деятельности человека в сфере культуры — значит, искусства,
творчества в духовных областях в широком смысле этих слов 5.
Но самое большое значение редукция может иметь для тех, кто
полон решимости либо познакомиться с феноменологией, либо
работать на феноменологическом поле. Для таких людей проблема
мотива решается жестко: редукция, по Гуссерлю, образует
единственно возможный метод вхождения в феноменологию. Приходится
решать — или освоить и исполнять редукцию, или вообще не
заниматься феноменологией. (Впрочем, есть авторы, которые
считают само это условие невыполнимым — ибо "неисполнима"
редукция — или неразумным. О них — позже). Тут возникает новый
вопрос. Если исполнение редукции — непременное
методологическое требование феноменологии, то не препятствует ли этому
плюральность способов ее обоснования и исполнения? Прежде чем
на вопрос ответить, необходимо эти разные пути и ступени
рассмотреть конкретнее. Раскрывая проблему редукции, Гуссерль
вводит и определяет несколько измерений анализа, касающихся
или общего хода, пути редукции, или главных ступеней "редук-
тивного" движения. Он говорит, во-первых, о картезианском, во-
вторых, об "онтологическом" пути и, в-третьих, о "психологическом"
пути (его проходят с помощью дескриптивной и одновременно
интенциональной психологии). Другое деление: основатель
феноменологии имеет в виду две ступени исполнения этого метода —
эйдетическую и собственно феноменологическую редукцию.
Сначала — о трех главных путях.
I. Первый, картезианский путь6, каким его видит Гуссерль,
предстает перед нами именно в Идеях I, хотя он проясняется и в ряде
других произведений, а также в рукописях. Моделью и опорой
редукции становится картезианская теория сомнения, к которой
Гуссерль, однако, считает необходимым сделать ряд существенных
критических замечаний. Как именно основатель феноменологии
опирается на Декарта в Идеях I, развивая идею редукции, мы уже
установили в предшествующем изложении. Теперь подытожим
главные принципы этого пути (выраженные не только в Идеях I, но
и в последующих сочинениях.) а) Целью и результатом движения
феноменологического размышления, осуществляющего редукцию,
становится "чистое эго". Решающие общие предпосылки и уст-

254 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ремления: подобно Декарту, использовавшему метод сомнения и
поисков изначальной достоверности для преодоления
скептицизма и релятивизма, Гуссерль, в конечном счете, хочет спасти
философию от распространенных скептических и
релятивистских болезней своего времени — благодаря тому, что все
заслуживающее сомнения отодвигается в сторону, заключается в скобки, и
только абсолютно прочное, несомненное становится
фундаментом философии. Этим несомненным — снова в духе Декарта —
провозглашается картезианское cogito, правда (как мы видели
ранее) специфически истолкованное, б) Итак, методическим
способом исполнения редукции является картезианское сомнение,
тоже феноменологически истолкованное и обоснованное. В
Картезианских размышлениях Гуссерль поясняет, как приблизить "к нам,
сегодняшним" необычный, иногда "чуждый" смысл рассуждений
Декарта: этот смысл «реализуется в возврате к
философствующему ego во втором и наиболее глубоком смысле, к ego чистых cogi-
tationes. Тот, кто предпринимает размышления (der Meditierende),
осуществляет этот поворот с помощью известного и весьма
примечательного метода сомнения. В радикальной
последовательности направленный на абсолютное познание, он отказывается
признать значимость сущего за чем бы то ни было, что не уберегается
от любой мыслимой возможности усомниться в нем. При этом
размышляющий осуществляет методическую критику
достоверности естественной жизни опыта и мышления — в смысле
возможности сомнения в ней — и пытается, через исключение всего
того, что оставляет возможность сомнения открытой, достигнуть
состояния абсолютной очевидности. В этом методе опытная
уверенность, с какой мир дан в естественной жизни, не вьщерживает
критики, и соответственно бытие мира на этой стадии начала (des
Anfangs) должно быть выведено из игры. И только самого себя —
в качестве чистого cogito своих cogitationes — размышляющий
сохраняет как несомненно сущее, как неустранимое, причем, и в
том случае, если бы мира вообще не было» (Hua 1,44—45).
Главное, почему Гуссерль опирается на Декарта: с помощью
теории сомнения великий французский мыслитель осуществляет
"радикальный поворот от наивного объективизма к
трансцендентальному субъективизму" (Ibid. S. 46). Итак, заслугой Картезия
Гуссерль считает выдвижение "первого методического
принципа", согласно которому значимость может быть придана только
несомненным, очевидным философским утверждениям (их
модель — cogito ergo sum).
В более поздних разработках Гуссерль все более выдвигает на
первый план историческое, социальное, личностное содержание

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 255
картезианского пути к чистому ego — например, тот факт, что
благодаря ему размышляющий человек должен почувствовать
свою ответственность перед миром, самим собой, другими
людьми. А философ, согласно Гуссерлю, должен этим способом
восстановить утраченный дух радикализма "философской
самоответственности" (philosophische Selbstverantwortlichkeit) (Ibid. S. 47).
Основатель феноменологии акцентирует, следовательно, те
вполне реальные моменты философии Декарта, которые со
временем его все более заинтересовывали и потому получили
наиболее развернутое воплощение в Кризисе европейских наук и
трансцендентальной феноменологии и рукописях середины 30-х годов. В
одной из таких рукописей основатель феноменологии написал:
«Декарт, как мы уже знаем, имел за своими плечами историю
философии, философское сообщество начиная с Фалеса. Но
Декарт "начинает с начала". "Мы, философы
современности", этой философской современности, — и мы начинаем с
[самого] начала, мы начинаем осмысливать мотивы философской
неудовлетворенности этой современностью,
неудовлетворенности современного человечества нашими философиями и нашей
собственной неудовлетворенности тем, в каком массовом
масштабе плодится множество философий — вопреки смыслу самой
философии. Здесь заключены мотивы того, чтобы мы вступили на
путь исторического осмысления, рассмотрели нашу
философскую современность как философско-историческую и пробудили
"историческое воспоминание" о наших философских праотцах»
(Hua VI, 392). Это чрезвычайно важное движение гуссерлевской
мысли сродни тому интереснейшему направлению анализа
философии Декарта, которое представлено нашим выдающимся
философом Мерабом Мамардашвили (критически освоившим и
философию самого Гуссерля)7. Но такое социально-заостренное
движение к осмыслению картезианства основатель
феноменологии проделывает не в Идеях I, а существенно позже, хотя
предпосылки и импульсы к такому анализу можно найти и в тексте
интересующего нас сочинения.
Почему рассматриваемый путь назван картезианским, вполне
ясно: именно Декарт первым решился проторить его и двигаться
по нему. Но Декарт, согласно Гуссерлю, не смог пройти
"трансцендентальный" путь до конца уже потому, что не вполне
отчетливо осознал (как это часто бывает в истории науки и культуры)
смысл и перспективность своего великого философского
открытия. Отсюда ясно, почему одним из способов очерчивания и
обоснования картезианского пути феноменологической редукции становится
... критика Декарта. Как это сделано в Идеях J, мы уже видели. А

256 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
вот один из более поздних образцов (из рукописи V Приложения
к Кризису): «Благодаря Epoche Я, ego, стою над миром, к которому
принадлежат все люди и вся их жизнь в мире, и относящиеся к
нему же, только повседневные опыты, суждения, применение
суждений (Urteile Bewähren), повседневное практическое бытие
деятельности (Tätigsein), набрасывание планов, проекты суждений и
их применение для практических целей, замыслов во имя их
исполнения (все равно, неисполнимы или исполнимы эти
замыслы)... и т. д.; [это касается] не только повседневного, говорю я, т. е.
донаучного; ибо если науки претерпевают историческое
становление, то они, подобно другим культурным продуктам, — в
качестве их специфического вида — тоже принадлежат миру, как
принадлежат ему и те люди, которые занимаются наукой,
понимают ее и в мыслительной деятельности которых научные теории
(как мыслительные и культурные образования) либо бывают
впервые обретены, либо унаследованы, поняты и обретены вновь.
Вот над всем этим Я и стою, осуществляя epoché, — над всеми
значениями и достояниями (Bewährungen), в которых заключены
человеческие претензии и обоснования; я стою и над самим собой
как субъектом всех этих значений. И рефлектируя на все это
значимое для меня как таковое, я вновь осуществляю опыт, снова
выношу суждение — но таким образом, что суждение-то я выношу
не как человек в этом мире, а как ego, которое судит
об ego, a именно как ego, для которого мир, человек, Я в его
естественном, человеческом облике суть только феномены. Декарт не
продумывал того, что давалось ему в универсальной возможности
сомнения и в epoché, столь последовательно и до конца» (Hua VI,
395—396). В этих словах — концентрированное выражение не
только существа картезианского пути феноменологической
редукции, ее искомого результата, но и суть тех критических
упреков в адрес Декарта, которые делались Гуссерлем в Идеях I, а
также в других произведениях и рукописях более раннего и более
позднего периодов. Правда, в ранних работах отсутствует та тема,
которая глубоко проработана в "Кризисе" — вопрос о
"жизненном мире", фактическая погруженность в который и неумение
встать "над" которым в специальной редукции остается для
Гуссерля коренным недостатком не только учения Декарта, но и всей
предшествующей философии. Но подробнее освещать эту тему в
данной книге не представляется возможным.
Скажу еще о тех трудностях, недостатках картезианского пути,
на которые указывали критики раньше и существование которых
Гуссерль признал в своих более поздних работах. Ранее
цитированные нами феноменологи Р. Бернет, И. Керн и Э. Марбах так

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 257
определяют недостатки первых гуссерлевских версий (в
частности, картезианского пути) феноменологической редукции:
«Исходя из проблематики скептицизма, Гуссерль первоначально
ограничил свое исследовательское поле рефлексией на актуальный
поток сознания, но он еще не располагал средствами — на почве
лишь моментальных переживаний — разъяснить бытийное
значение интенционального объекта, даже всего "мира" (qua cogita-
tum, как помысленного). При таком ограничении особенно
закрытым для него оказался доступ к субъективному прояснению
того объективного результата (Leistung), [который может быть
выражен словами] "мир как интерсубъективное единство"; и
трансцендентальный солипсизм стал неудачей (Los) на пути
радикального поворота к ego cogito». Призрак этого следствия
сковывает также и дальнейшие гуссерлевские разработки
трансцендентальной субъективности на картезианском пути. Для
читателя, этим путем приводимого к феноменологической точке
зрения, великий недостаток состоит (как об этом Гуссерль позднее
скажет в Кризисе) в следующем: этот путь (далее цитируется
Гуссерль. — Н. М.) «ведет к трансцендентальному ego как бы одним
прыжком; а само это ego — из-за отсутствия всякой
предварительной экспликации — является взору в кажущейся
содержательной пустоте, в которой с самого начала нет и намека на
[понимание] того, что должно быть таким образом обретено, и даже
того, как исходя из [всего] этого следует получить новую и
решающую для философии, имеющую совершенно новый вид
основополагающую науку» (Hua VI, 158; Bernet R., Kern L, Marbach E.
Op. cit. S. 66).
Обращу внимание читателя вот на какой момент. После того,
как в 1922/23 гг. были прочитаны (и, по обычаю Гуссерля,
обработаны в виде рукописи) Лекции о первой философии, в частности,
те, которые были непосредственно посвящены
феноменологической редукции, Гуссерль неоднократно обращался к этим текстам
и — тоже по обыкновению — критически их переосмысливал.
Так, в Приложениях к VIII тому Гуссерлианы имеются
чрезвычайно богатые содержанием замечания, вопросы и поправки
именно к толкованию картезианского пути. Целый ряд
замечаний касается некоторых прежних способов изложения редукции,
которые признаны неудовлетворительными. Вместе с тем
Гуссерль нигде не высказывает идеи о полной непригодности
картезианского пути. Более того, (как показывает, например, гуссерлев-
ское Послесловие к моим Идеям), основатель феноменологии
говорит о "различных равно возможных путях", позволяющих
мотивировать и осуществлять то движение от "естественной позитивно-
9-8214

258 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сти жизни и наук", которое «делает необходимой
трансцендентальную редукцию» (Hua V, 148). В Кризисе, критикуя
картезианский путь, Гуссерль одновременно отмечает: «наш первый путь,
картезианский путь к трансцендентальному
ego был именно необходимым первым путем»; и мы,
продолжает основатель феноменологии, многим обязаны картезианскому
пути, так что и следуя другими путями, мы призваны открыть
для себя этот путь (Hua VI, 157 ff.). Но налицо и стремление
Гуссерля опробовать также и иные пути к исследовательскому полю
феноменологии.
П. Вторым был так называемый онтологический путь. Гуссерль
говорит, что по сравнению с картезианским подходом второй путь
приходится проделывать "в обратном направлении" (Hua VI, 175)
В Лекциях о первой философии Гуссерль следующим образом
различает оба пути, (причем сначала он характеризует
онтологический путь, который к 1922—23 годам становится для него более
важным, а потом — путь картезианский): «1) именно такой путь:
данный [нам] мир (gegebene Welt), и данный в
созерцании; универсальная онтология мира со всеми особыми онтоло-
гиями направляет [нас] к универсальному воззрению на мир как
эйдетическому рассмотрению мира; аксиомы универсальной
онтологии должны стать сущностным рассмотрением [всякого]
возможного мира. При этом природа отсылает к телесности, к
психическому, к духовно продуцирующей (leistende) субъективности,
к тому взгляду, что субъективность является миро-конституи-
рующей и трансцендентально абсолютной, что всякое бытие есть
коррелят трансцендентальной субъективности, которая
охватывает все объективное как коррелят субъективных конституций;
что всякое бытие, рассматриваемое трансцендентально,
находится в универсальном субъективном генезисе. (Это в точности путь
моих Вводных лекций зимнего семестра 1919/20 годов; и это уже
был путь моих Геттингенских научно-теоретических лекций,
лекций по логике 1910/11 годов). (В последнем случае Гуссерль имеет
в виду лекции Логика как теория познания, опубликованные
недавно в XXX томе Гуссерлианы. — H. M.)
2)Другой путь — "картезианский", начинающийся с
пустого ego cogito, статической сущностной типики чистой
субъективности. Всякий такой эйдос, однако, является
неопределенным в его горизонте; требуется универсальная эгология,
которая конкретно рассматривает ego и все, что связано с Я (Ichall),
как универсум и толкует это универсально-научным образом.
(Это путь моих феноменологических лекций и Лондонского докла-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 259
да, их более широкой разработки в 1922 и 1923 гг.)» (Hua VIII,
225—226).
Обратим внимание на две существенные детали: 1)
онтологический путь, по оценке самого Гуссерля, был им опробован еще в
1910—11 гг., т. е. до выхода в свет Идей I; 2) картезианский путь,
несмотря на все его недостатки, сохранен и после Идей I. По
моему убеждению, в Идеях I опробованы оба пути — и картезианский,
и онтологический, хотя их различия и их взаимосвязи в этом
произведении еще не выявлены самим автором сколько-нибудь
четко.
В чем же заключается специфика онтологического пути?
«Онтологический путь Гуссерля к трансцендентальной
субъективности состоит, говоря в общей форме, в том, чтобы обратить
внимание на принципиальную и последнюю //непонятность,/ как
основополагающий характер всякого естественного, донаучного или
научного познания объективного (сущего, Onta). Эта
непонятность существует до той поры, пока это "прямое" познание не
рассмотрено в общей и универсальной форме, в полностью
конкретной связи с интенционально-продуцирующей
субъективностью, пока оно не прояснено в этой корреляции... Как и Кант,
Гуссерль ставит трансцендентальные вопросы, он пьггается найти "в
субъективности, соответственно, в корреляции между
субъективным и объективным последнее определение смысла
объективности, которая познается через познание" (Hua VII, 386). Для
Гуссерля, как и для Канта, речь идет о "трансцендентальном
субъективировании, которое не только совместимо с подлинной
объективностью, но и является ее априорной оборотной стороной"
(FTL, 263). A priori субъективности, или "феноменологическое а
priori конституции" он считает "тем, что понятно как нечто
конечное (letztverständliche) и что впервые делает понятным нечто
другое"» (Bernet R., Kern L, Marbach E. Op. cit. S. 67)
Чтобы онтологический путь был охарактеризован более точно,
Гуссерль разъясняет его через "ключевые слова" (Schlagworte). Это
«"объективный" опыт, объективное познание, объективные
суждения, естественное (naturale) в более узком смысле; в познанном,
в самом смысле познания не "положено" (gesetzt) ничего
"субъективного" как такового. Познающий субъект и его познающая
жизнь, а также и его оценивающая, деятельная жизнь —
выведены из игры; это не исключает того, что сущностные корреляции
между положенным в смысле и полагающим, познающим
субъектом играют главенствующую роль (obwalten), что эти корреляции
вовлечены в новые познания, а последние, в свою очередь ставят
9*

260 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
объективное и субъективное в сущностные отношения» (Hua VIII,
226).
Отличительный признак онтологического пути — опора уже
не на Декарта, а на Канта, на осуществленный им "коперникан-
ский поворот" в истории мысли и преобразование
"естественного" способа мысли (Denkart — это слово есть в кантовской
Критике чистого -разума). Преимущество онтологического пути
некоторые интерпретаторы видят в том, что здесь не требуется брать на
вооружение и как бы делать частью метода редукции теорию
сомнения Декарта, которая имеет чисто методический характер, в
которой много условностей и которая чревата скептицизмом,
хотя направляется на его преодоление. В случае онтологического
пути феноменолог может воспользоваться теми результатами,
которых добился Кант: ведь он уже показал, почему априорное
(читай: эйдетическое, сущностное) знание должно стать объектом
априорного же философского анализа и как этот анализ следует
осуществлять.
Другие вспомогательные средства заключены, по Гуссерлю, в
том, что философия уже осуществила "онтологический поворот",
т. е. выяснила возможность построения онтологии — по
терминологии Идей I: онтологии региональных и формальных, т. е.
онтологического анализа широкого плана и диапазона. Некоторые
авторитетные исследователи (например, И. Керн) считают, что
Гуссерль чем дальше, тем больше отдавал преимущество
онтологическому пути. «...На пути Гуссерля к трансцендентальной
субъективности в Формальной и трансцендентальной логике не
разыгрываются те мотивы, которые проистекают от картезианского или
психологического пути. Нигде нет ссылок на аподиктичность
субъекта, соответственно, не выдвигается требование
абсолютного начала философии; столь же малую роль играет
исключительный интерес к чистому началу души. Нет речи о столь часто
обсуждавшейся и типичной для картезианского пути
противоположности "имманентного — трансцендентного"; она заменяется
противоположностью mundan, мирового (или объективного) и
трансцендентального» {Kern I. Die drei Wege zur transzendental-
phänomenologischen Reduktion in der Phänomenologie Edmund
Husserls // Tijdschrift voor Filosotie. 1962. S. 338)8.
Из гуссерлевского перечня "ключевых слов" мы видели, что
онтологический путь, действительно, отчасти построен на
противостоянии объективного и субъективного. Надо, однако, учесть,
что Гуссерль вкладывает и в каждый из этих терминов, и в их
противопоставление специфически-феноменологическое
содержание. Дело не только и даже не столько в том, что субъективное

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 261
и объективное по природе коррелятивны, ибо это характерно и
для их толкования другими философами. Главное, что в
феноменологии объективное коррелятивно субъективному в особом и
глубоком смысле: объективное выделяется именно из
субъективности, играющей заведомо определяющую, фундирующую роль.
Онтологический путь, что мы видели уже при анализе Идей I,
имеет двойственную природу: сначала он ведет от мира как
действительности к онтологии, а потом от самой //фактичности,,/
исполнимости онтологии, через редукцию — к
феноменологическому полю, к "чистой" субъективности. Логика этого пути как
бы обосновывает необходимость и более конкретную природу
феноменологической редукции, и снова двойственным образом.
В силу того обстоятельства, что онтология подразумевает, а
отчасти и эксплицитно реализует сущностный, эйдетический срез
анализа уже на уровне региональной онтологии (например,
онтологии природы), — оправданными и затребованными становятся
отчасти включенные в онтологию процедуры эйдетической
редукции. Ну а то, что над региональными онтологиями
возвышаются и формальные онтологии (например, онтологии
математического и логического), и особая феноменологическая онтология,
обуславливает необходимость и затребованность второго шага,
трансцендентальной, или собственно феноменологической
редукции.
Проблема объективного и субъективного, как она возникает на
уровне онтологической редукции, состоит, далее, в следующем.
Мы движемся от онтологического, т. е. эйдетического, а именно
эйдетико-объективного как исходной данности, к субъективному,
в пределе и идеале — к чистой субъективности. На каждой
проблемной стадии анализа редукция требует если не полного
исключения, то во всяком случае заключения в скобки объективных,
мировых (mundane) данностей. Например, была доказана
необходимость "выведения из игры" внешнего природного мира и его
данностей, а также и социальной действительности. При
онтологическом пути это значит: онтология мира как реальная онтология со
всеми ее формами, импликациями пусть и использована, но в конечном
счете выведена из игры. Внимание переместилось к субъективности,
поскольку феноменологу стала вполне ясной особенность бытия
сознания — как первичного, исходного, "абсолютного" — по
сравнению с бытием мира. (Как именно это обосновывается в Идеях I,
мы уже видели).
Но когда мы перемещаемся в субъективный "мир"
восприятий, воспоминаний и т. д., создается новая трудность: "во всяком
акте, например, в акте моего восприятия, воспоминания, вчувст-

262 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
вования, который я редуцировал к его чистой субъективности",
постоянно остаются незатронутыми редукцией "объективные
компоненты значения" (Hua VIII, 141). Сказанное отнесено
Гуссерлем к следующему, психологическому пути. Однако при
исполнении онтологического пути имеет место сходная ситуация.
Как преодолеть такие трудности, типичные для исполнения
редукции — и не только онтологической? Ответ Гуссерля: надо
добавить к теме редукции тему горизонта. Деятельность
редуцирования становится как бы постоянной, горизонтной, покуда мы
вообще осуществляем феноменологический анализ. «Метод
феноменологического epoché и редукции, — говорит
Гуссерль, — в его продвижении от дальнего горизонта к ближнему
[фону], открывает новое царство опыта. Он даже сам
создает опыт нового вида, новую форму восприятия,
воспоминания и настоятельного ожидания — тот вид опыта, который до
феноменологии должен был оставаться незнакомым
естественной жизни человека и человечества» (Ibid. S. 163). Иными
словами, из-за глубокой укорененности объективного в
субъективном редукция становится не какой-то единовременной, легко
осуществляемой процедурой или суммой процедур, а по
существу постоянной (горизонтной) готовностью феноменологического
субъекта дополнительно редуцировать остаточные объективные
(mundanen) моменты также и в том, что уже прошло через
первоначальную редукцию. (Этот мотив редукции впоследствии станет
еще более важным для Хайдеггера — см. Экскурс).
Надо учесть, что онтологический путь в наибольшей полноте
обосновывается Гуссерлем в более поздних произведениях — в
связи с проблематикой жизненного мира. Здесь смысл и ход
феноменологической редукции уточняются и расширяются таким
образом, чтобы сформировать "совершенно особое
универсальное Epoché" (Hua VI, 151), подразумевающее истолкование и
исключение жизненного мира. Поскольку в Идеях I эта тема еще не
введена (или, по крайней мере, не эксплицирована), мы не будем
рассматривать ее более подробно. Перейдем к третьему пути
редукции.
Ш. Третий путь редукции — движение через феноменологическую
психологию. Иногда этот путь описывается Гуссерлем как такой,
которым предпочтительно двигаться именно психологам (Hua VIII,
126). Иногда это ограничение ставится им под сомнение (Ibid.
S. 317). Но обращенность редукции к психологическому
материалу здесь несомненна. И этот третий путь, подобно второму,
разрабатывается Гуссерлем уже после написания Идей I, в
неоднократно упоминавшихся Лекциях о первой философии, в цикле тек-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 263
стов о феноменологической психологии (IX том Гуссерлианы), в
Кризисе европейских наук. Сам Гуссерль здесь имеет в виду
психологию как "отправную точку" движения к феноменологической
редукции, однако подразумевает не психологию как
"позитивную", конкретную науку его времени, которая руководствуется
естественной установкой. Вместе с тем, в гуссерлевских текстах,
поясняющих психологический путь, нередко набрасывается
такой образ начальных стадий движения: «С самого начала я
придерживался естественной установки — я, как психолог,
начинаю как Я, этот человек в хорошо знакомом мире, и не только в
окружающем реальном окружающем мире, знакомство с которым
я в нормальном объеме обрел в моей прежней жизни. Для меня
наличны (sind... da) также и идеальные миры. Например, я
изучил математику и знаю мир чисел, различные типы идеальных
математических многообразий, например, те, которые
установлены Риманом или Лобачевским. И никто не требует от меня как
психолога, чтобы я двигался в этих мирах, во всех этих принятых
мною к сведению и познанию объективностях (Objektivitäten)»
(Hua VIII, 140). А это значит, согласно Гуссерлю, что я как
психолог вправе осуществить редукцию всех интенциональных пред-
метностей такого типа. Подобное же значимо для субъективного,
поскольку оно дано в "непсихологических" (например,
физиологических, чисто "телесных" срезах). Пока здесь нет никаких
отличий от других путей редукции, феноменологического
"отключения" от мира, от наук, например, от пути картезианского. Но
существует, по Гуссерлю, «другая потребность познакомиться с
трансцендентальной субъективностью — соответственно ее
отдельным формообразованиям и их типам (Gestaltungen und
Gestaltentypen) — с тем, чтобы ego cogito не оставалось для нас
пустым словом» (Hua VIII, 126). Данная потребность удовлетворяется
благодаря тому, что мы, наряду с известными путями редукции,
пролагаем "новый путь к ego cogito" и шаг за шагом по нему
проходим. Как именно? «...Мы говорим самим себе: оставим в
стороне весь предыдущий ход мысли. Мы, скорее, отправляемся от
естественного, наивного Я, которое осуществляет какие-либо акты и
естественным же образом соотносится с какими-либо интенцио-
нальными объектами. Затем мы можем — не думая сначала о
трансцендентальной субъективности, вообще не имея о ней
какого-либо представления — осуществлять по отношению к каждому
отдельному акту, причем, вполне понятным образом, такое же
epoché, направленное на мир и опыт о мире, какое мы
осуществляли на картезианском пути» (Ibid. S. 127). (Впоследствии
Гуссерль предложит несколько видоизмененную редакцию второй

264 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
части последнего предложения: «...надо исполнять редукцию,
направленную на всю субъективность души, далее, на всю
интерсубъективность в мире — и последовательно делать это во всех
отдельных актах» — Ibid. S. 317)
Что мы получаем в результате? Мы отделяем друг от друга Я,
наивно исполняющее акты, и стоящее над ним, рефлектирующее
Я. Мы демонстрируем саму возможность этого. Рефлектирующая
деятельность чистого Я, с одной стороны, психологу вполне
понятна, потому что рефлексия широко задействована и в
психологии. С другой стороны, двигаясь к феноменологии, он должен
осознать особую природу как чистого Я, так и его чистой
рефлектирующей деятельности. Это тем более важно, что чистая
рефлексия является важнейшим процедурно-методологическим моментом
редукции и феноменологического метода как такового. Правда,
сказанное относится к редукции как таковой, но на психологическом
пути все это приобретает только что раскрытый специфический
смысл. Главное же, благодаря исполнению редукции (и
рефлексии) мы на этом пути получаем — через "феноменологически
чистый акт" — "феноменологическую чистоту". (По этому
пункту у Гуссерля были колебания. Сначала он написал, что здесь
перед нами еще не "чистота в трансцендентальном смысле", а затем
вычеркнул эти слова. — Ibid. S. 128. Anm. 1).
Как бы критикуя тот путь, на котором в Идеях I он совершал
"исключение" мира, Гуссерль в 1922/23 г.г. озадачил себя
вопросом, имеющим явно критический прицел в отношении
картезианского пути: «Не было бы достаточным, если бы мы — не
начиная со скучной критики мирового опыта и не придавая
очевидность самой возможности несуществования мира — привели в
действие незаинтересованное рассмотрение самих себя, направленное
на отдельные акты epoché? И если бы, в дополнение к этому,
сказали, что я во всех моих актах попутно осуществляю это заключение в
скобки, благодаря чему я и должен получить мою чистую
субъективность!» (Ibid. S. 127). (Подчеркнуто мною. — H. M. Подчеркнутые
слова можно считать кратким определением сути и замысла
психологического пути редукции). Очевидно, в 20-х годах основателя
феноменологии в большей мере увлекал именно
психологический путь к феноменологии, или к чистой субъективности,
который он сам в сжатой форме охарактеризовал следующим
образом: «Таким способом я могу осуществлять в отношении каждого
акта, который я как раз и осуществляю, феноменологическое
epoché ... но, как будет показано, в ограниченном и совсем
еще не в трансцендентальном смысле» (Ibid.
S. 108). Поэтому психологический путь сам подразделяется на две

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 265
ступени: сначала (в опоре на все богатство психологических
находок, например, фиксирования многообразия актов, видов
переживания) осуществляется психологическое epoché, a затем — уже
в отношении достигнутого эйдетического уровня —
"универсальное феноменологическое epoché и редукция" (Ibid. S. 139). На
первой ступени можно было достигнуть лишь ограниченного
результата: «вычленить внутренний характер
относящегося к душе (seelische Innerlichkeit) в его чистоте
и способствовать выявлению скрытых в ней интенциональ-
ных импликаций» (Ibid. S. 141).
Гуссерль добавляет, что и первый шаг — немалое достижение,
ибо благодаря ему редукция выводит на свет божий то, что имел
в виду Локк, когда говорил о "внутреннем опыте" (но делал это
"без всякого методологического искусства, простым опытным
способом, в смысле простой восприимчивости" — Ibid.). Однако все
это отчасти раскрытое "чистое психическое", локковская "простая
восприимчивость" требует обработки, преобразования с
помощью специального метода, каким является трансцендентальное
epoché. Ибо и в "чисто психологическом" одновременно
существующим ("mitdaseiend"), нередуцированным оказывается роль,
играемая человеческим телом. Правда, на этой ступени возможно
помыслить другого человека (но снова же mitdaseiend с его
телом.) Результатом второго epoché и должна стать чистая
субъективность. А продвижение к ней от первого названного шага
осуществляется благодаря тому, что совершается некоторое
"усмотрение сущности" (Wesensschau) посредством сущностного же
"обзора" (Überschau) достигнутого на первой ступени. Конечным
результатом снова должна стать трансцендентальная
субъективность.
Но и психологический путь, как он был обрисован в 20-х годах,
не мог удовлетворить Гуссерля. Почему? Некоторые авторы снова
же связывают неудовлетворенность основателя феноменологии с
тем, что в произведениях 10-20-х гг., включая Идеи I,
феноменология для ее основателя становилась возможной только в качестве
"трансцендентальной эгологии". Более того, в Лекциях Гуссерль
писал: «По весьма веским основаниям даже необходимо
ограничить в дальнейшем рамки исследования, а значит, сначала
набросать систематическую эгологию, так сказать, как с о л и п -
систскую феноменологию» (Ibid. S. 176). Выражаться
так значило эпатировать философское сообщество, потому что
слова "солипсизм", "солипсистский" издавна приобрели в
философии негативный смысл. Они увязывались с крайним
субъективизмом: солипсистами называли философов вроде Беркли, Маха,

266 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Авенариуса, относительно которых (не всегда справедливо)
предполагалось, что в своих мировоззренческих построениях они
поставили индивидуального субъекта, его одного и только его, в
центр мира и познания, как бы перечеркнув все, что выходит за
пределы его опыта. Субъект как бы оказывался "единственным" и
"одиноким". Для Гуссерля же слово "солипсизм" здесь имело
лишь методический смысл и характер, указывая на сознательное
ограничение рамок феноменологического анализа только
исследованием Я, ego, т. е. индивидуального субъекта.
Дело вовсе не обстояло так, будто Гуссерль не видел всей
значимости проблемы мира и другого Я для философии. О
проблеме мира мы уже говорили. И проблеме интерсубъективности он
придавал столь существенное значение, что не хотел
анализировать ее второпях. Но дело продвигалось трудно. Основатель
феноменологии сам признавался в Лекциях (хотя потом почему-то
вычеркнул свое признание): «Я годами не находил возможность
придать ей (редукции. — Н.М.) интерсубъективную форму»
(Ibid. S. 174, Anm. 2). Правда, в тех же Лекциях речь то и дело
заходит об интерсубъективности. Отдельные упоминания о ней есть и
в Идеях I. И все-таки путь к "интерсубъективной форме" редукции ни
в 10-х, ни в начале 20-х годов еще не был проложен. Ведь надо было не
просто упомянуть о теме интерсубъективности, но вывести ее из
ego как специфическую структуру сознания. Этим Гуссерль
занялся позже, и занялся плотно, усиленно, благодаря чему
составились целые тома Гуссерлианы (XIII—XV тома).
Итак, мы (по необходимости кратко) рассмотрели гуссерлев-
ское учение о трех путях редукции, в котором редукция
рассматривается в ее сути и в ее различных теоретико-методологических
ипостасях.
Что общего между тремя путями редукции?
1) Все они направлены к общей цели — познавательно
провести феноменолога или приобщающегося к феноменологии
человека к специфическому полю феноменологии, которое Гуссерль
именует "чистой субъективностью". 2) Все эти три пути связаны с
едиными для них более конкретными ступенями и процедурами
исполнения редуктивнои методологии, о которых речь пойдет
далее. 3) Каждый из путей обладает своими достоинствами и
недостатками. Есть у них и общие всем им достоинства и
недостатки.
Вернувшись к вопросу об общих достоинствах трех
(возможных) путей редукции, отмечу следующее: во всех трех случаях
избирается в качестве отправной точки, или, если хотите, точки
опоры какой-либо результат предшествующей теоретической ра-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 267
боты, который обязан своим существованием либо длительной
исторической философской и научной деятельности, либо
концентрированным методологическим усилиям одного мыслителя
— при условии, что эта деятельность и эти усилия уже носили
редуцирующий, очищающий характер. А значит, для
феноменологической редукции другими философами уже была как бы
осуществлена начальная часть движения. Так, в случае картезианского
пути и опорой, и моделью становится очищающая
методологическая деятельность Декарта (теория сомнения) во имя получения
чего-то, уцелевающего от сомнения. Важнейшее для Гуссерля
значение имеет то обстоятельство, что этим несомненным нечто
становится cogito, т. е. факт сознания, непосредственно доказывающий
свою достоверность.
Недостатком первого пути является то, что на каком-то этапе
приходится проделывать — вместе с Декартом — крайне
необычную, чуть ли не "сумасшедшую" процедуру отключения мира,
причем решающей здесь становится гипотеза als ob, как если бы
(предположим, что мир вообще не существовал бы...), которая, по
всей видимости, не переставала тревожить Гуссерля своей сугубо
игровой условностью. (Правда, немало недоразумений
порождала терминология.)
В случае онтологического пути Гуссерль имеет возможность
опереться на многовековые результаты онтологии, ставшей
"самой эйдетической" из всех эйдетических дисциплин. А значит,
путь к эйдетическому, предполагаемый феноменологической
редукцией на ее первой ступени, был частично пройден еще до
того, как феноменолог стал осуществлять свои исследования.
Опираясь на онтологию, феноменология могла бы поступать по
примеру других эйдетических дисциплин, например, математики,
которая многие века пользовалась и пользуется правом не
повторять редуцирующие, ведущие к эйдетике процедуры очищения,
когда-то проделанные человеческой культурой во имя получения
всеобще-математического "поля" и его феноменов. Но поскольку
феноменологу от абстрактной онтологической эйдетики еще
нужно было выйти к сознанию (что в случае картезианского пути
уже было дано, так сказать, само собой), то обнаруживались
трудности онтологического пути, о которых ранее шла речь.
В случае же психологического пути сознание исторически вы-
членилось как исследовательская данность. Более того, благодаря
редуцирующим усилиям самой психологии (очищение от фи-
зиологизма, радикального эмпиризма и т. д.) появился горизонт
"чисто" психологического, эйдетико-психологического. И хотя
эти усилия были, по мнению Гуссерля, непоследовательными,

268 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
половинчатыми, основатель феноменологии их ценил и, более
того, намеревался помочь психологии в создании "чистой"
психологической дисциплины (феноменологической психологии —
см. IX том Гуссерлианы). Тем самым феноменологический путь
редукции был бы проторен еще дальше и успешнее.
А теперь вернемся к вопросу, который был поставлен нами
ближе к началу данной главы: не мешает ли осуществлению
редукции разнообразие ее путей? По существу это значит ответить
на вопрос: в каком смысле Гуссерль говорит о рассмотренных
путях как "равновозможных"? Полагаю, это надо понимать прежде
всего в историческом смысле развития самой феноменологии. В
разное время ее основатель делал акцент на разработке то одного,
то другого, то третьего пути. И в конце концов в последние годы
жизни Гуссерль не отказался ни от одного из них. Их равновоз-
можность существенна и для выработки мотивации к
осуществлению феноменологического анализа, самого движения к нему.
Три пути редукции — это сильный "агитационный" ход. Ведь
оказывается, что доказать необходимость для феноменологиии
расчистить подступ к ней можно (по крайней мере) тремя
разными способами. Вместе с тем, при конкретном осуществлении
феноменологической редукции приходится выбирать в пользу
одного из путей. И вот тут для исследователя, желающего вступить
на почву феноменологии, открывается целый веер возможностей.
Кому-то по тем или иным причинам ближе картезианский путь
— в силу знакомства с философией Декарта, умения и желания
мыслить по-картезиански. А кто-то, более знакомый с
психологией, полем ее исследования, предпочтет путь психологический.
Выбрать онтологический путь тоже возможно — если есть особая
склонность (что бывает, скажем, у математиков, логиков,
языковедов и т. д.) к эйдетико-онтологическому анализу, над которым мы
в дальнейшем еще поразмыслим вместе с Гуссерлем. Однако
выбрав только один путь редукции, полезно помнить: есть и другие,
"равновозможные" к ней пути.
Пока мы говорили о путях редукции. И вот что существенно:
Гуссерль иногда говорит о них как путях к редукции (например:
"Eröffnung eines zweiten Weges zur transzendentalen Reduktion" —
Hua VIII, 82: "Открытие второго пути к трансцендентальной
редукции"). Это не оговорка. Все три пути ведут в сферу исполнения
редукции и, значит, ведут к редукции. Кроме того, каждый из них
задает для редукции какую-то точку отсчета. Но ее исполнение
возможно лишь в том случае, если какой-то из этих путей (какой
именно, не столь важно) будет практически пройден. А это, в
свою очередь, зависит от движения по содержательно и методоло-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 269
гически определенным ступеням и ступенькам, от исполнения
более конкретно очерченных методологических процедур.
Ступени и процедуры феноменологической
редукции
Эта тема уже многократно затрагивалась в предшествующем
анализе текста Идей I vi в соответствующих интерпретациях.
Теперь остается суммировать сказанное по данному вопросу. Речь
пойдет о двух главных ступенях — об эйдетической и о
трансцендентальной редукции. Анализ этого различения не будет очень
подробным по той простой причине, что оно еще весьма смутно
прочерчено в Идеях I и более четко проводится в последующих
произведениях.
Феноменологи описывают и фиксируют ступени редукции по-
разному. Например, ученик Э. Гуссерля, философ и математик
О. Беккер, следующим образом разъясняет суть этих ступеней
или, как он их называет, "независимых компонент" гуссерлевской
редукции: они могут выстраиваться, согласно Беккеру, в
"произвольном порядке следования", но должны приводить к одним и
тем же результатам. «Можно, отправляясь от естественной
установки, продвигаться по "вертикали" к эйдетической установке Е
(или, коррелятивно: от "естественного предмета", т. е. "реального
факта" N, к "эйдосу" Е), а потом от Е двигаться по "горизонтали"
к полной или "чистой" феноменологической установке 0
(соответственно, к чистому, трансцендентальному феномену 0). Или
можно сначала двигаться в "горизонтальном" направлении к Т,
т. е. трансцендентально-фактической ("метафизической")
установке Т (соответственно "трансцендентальному феномену как
единичному факту"), а потом — в "вертикальном направлении" к
0. Тогда вертикальный путь есть эйдетическая, а горизонтальный
— трансцендентальная компонента редукции» (Becker О. Die
Philosophie Edmund Husserls S. 155). Другие феноменологи эту
характеристику оспаривают — прежде всего из-за превращения
эйдетической и трансцендентальной ступеней в "независимые
компоненты" редукции (См. Herrmann L Grundbegriffe der
Phänomenologie. S. 73. Кстати, И. Херрманн полагает, что эйдетическая
редукция применена уже в Логических исследованиях. — Ср.: Ор.
cit. S. 74—80. В этом он уже солидаризируется с О. Беккером,
сказавшим: «Первый раздел Идей не вносит нового по сравнению с
Логическими исследованиями, но многое выражает [сказанное в ЛИ.
— Н.М.] в более ясной и систематической форме» — Ср.: Op. cit.
S. 156. Мне же это кажется преувеличением).

270 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Если можно спорить о том, была ли редукция обозначена уже
в Логических исследованиях, несомненно, что в Шеях I — вместе с
проблемой эйдосов, эйдетики как таковых — на первый план
выходит именно эйдетическая редукция. Определение сути этой
ступени редукции наталкивается на существенную трудность,
которая видна в ее различных изложениях в литературе:
оказывается, что речь идет не о редукции собственно, а о (подробно
изложенной нами ранее) гуссерлевской концепции эйдосов как
сущностных предметов особого вида и эйдетических наук — в
противопоставлении фактам и наукам о фактах, а также о
проекте феноменологии как совершенно особой эйдетической науки9.
(С какими идеями самих интерпретаторов это связано, мы
увидим в дальнейшем). Гуссерль действительно строит концепцию
эйдетической редукции так: 1) на первый план выдвигаются — в
качестве общей модели и образца — те эйдетические науки, в
которых их специфическая редукция уже осуществлена и не требует
для исполнения их дела новых усилий (это, например,
математика и логика); 2) в феноменологии, молодой, на глазах
возникающей эйдетической науке, эйдетическая редукция только должна
быть обоснована и приведена в действие; 3) способом
обоснования ее необходимости в первую очередь становится, как мы
видели, философская теория, "разводящая" факты и сущности и
утверждающая высокий статус эйдетических наук; 4)
методологической предпосылкой, а одновременно и "практической"
процедурой, позволяющей эйдетической редукции состояться,
становится смена установки: на место "естественной установки" встает
новая, а именно феноменологическая установка — сначала в ее
эйдетическом аспекте; 5) одним из главных способов исполнения
эйдетической редукции становится методологическая процедура,
обозначенная словом epoché: последовательное "заключение в
скобки" ("приостановка", "воздержание", "подвешивание") всех
суждений опытного, натурального характера.
Таким образом, концепция эйдетической редукции Гуссерля
— это интегральная часть общей теории эйдетического,
концепции эйдетических наук, получающая методологическое,
процедурное уточнение. Поскольку все эти проблемы нами подробно
разбирались ранее, перейдем ко второй главной ступени —
трансцендентальной редукции. Но сначала — одно замечание.
Ряд авторов, пишущих о гуссерлевской редукции, имеют
тенденцию принижать эйдетическую редукцию в пользу
трансцендентальной, которая провозглашается единственно-специфической
на пути расшифровки феноменологического метода 10. Не могу с
этим согласиться. Полагаю, эйдетические, точнее, "эйдетизи-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 271
рующие" процедуры имеют для Гуссерля никак не меньшее
значение для утверждения специфики феноменологии и ее метода,
чем процедуры "трансцендентализирующие". Во всяком случае,
без них дальнейшее движение — через трансцендентальную
редукцию — к чистой субъективности было бы решительно
невозможно. Но нельзя не согласиться с тем, что трансцендентальная
редукция (тоже) принципиально важна как завершающая фаза
редуктивного методологического пути. В чем же ее особенность?
Благодаря эйдетической редукции мы уже оказались в "мире"
эйдетики. Но от этого чрезвычайно обширного мира, где правят
бал сущности многих ступеней, видов и форм, нам надо уйти в
другой мир — "чистых", даже чистейших сущностей сознания, в
"царство" чистой субъективности. Различие между двумя
названными мирами весьма существенное. Первый из них —
эйдетическое как таковое — не надо было обретать, создавать: история
человечества как история культуры уже создала, оформила
идеальные миры, научила людей работать над идеальными данностями
самого разного рода. Когда-то эти миры создавались
человеческой мыслью. В процессе своего становления каждый отдельный
человек "открывает" для себя эти миры, осваивает и часто
усовершенствует способы работы в них. Об этом очень хорошо
сказал сам Гуссерль в Лекциях о первой философии: «Мы имели перед
глазами главным образом мировой горизонт как горизонт
реального окружающего мира. Но ведь мы имеем также — в качестве
того, что приобретает значимость исходя из актов, в которых
обретают свое происхождение идеальные предметности и
открытые бесконечности идеального, — итак, мы имеем также
идеальные "миры", если угодно их так назвать. Итак, из
актов чистого счета и прогрессирующего формирования чисел 2,
3, 4 и так далее (вместе с субъективно примыкающим сюда
осознанием этого "и так далее", "Undsoweiter", т. е., того, что "мы
всегда можем идти далее", прибавляя единство за единством) мы
обретаем значимое сознание бесконечного ряда чисел. Однажды
образованные, они принадлежат к нашему привычному
познавательному достоянию (Erkenntnisbesitz)...» (Hua VIII, 151).
(Обратим внимание на то, что Гуссерль именно в
феноменологической манере акцентирует не только существование
идеального, как особого мира, вернее, совокупности миров, их
превращение в познавательное достояние людей, но и процессы их
изначального или повторного рождения, Urstiftung, из актов
сознания).
Иначе обстояло дело с феноменологией. Ее мир еще предстояло
создать, оформить во всем его объеме и во всех его дифференциациях. За-

272 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
дача открытия, создания его (Urstiftung) выпала на долю
Гуссерля. Такая ситуация в истории мысли XIX—XX веков не была
исключительной. Математикам, физикам, лингвистам, логикам,
ученым других специальностей выпала доля и удача ввести такие
"новые миры" в свои теоретические дисциплины. Понятно, что
"мир" Римана-Лобачевского отличался от "мира" Евклида
(продержавшегося в качестве главного в геометрии целых столетий);
"мир" Эйнштейна существенно отличался от "мира" Ньютона.
Под словом "мир" я в данном случае разумею не природу, а
"мир" эйдосов, сущностей, методов, с которыми ученым
предстояло иметь дело. В этом смысле Гуссерль в философии, в теории
сознания осуществлял сходные "неклассические" п
преобразования. Его феноменологическая теория и его методы коренным
образом отличались от тех, что были приняты в традиционных
концепциях сознания. Правда, Гуссерль предполагал, что для
обустройства вновь открытого
феноменологически-эйдетического мира пригодится немалое количество разработок тех людей
— которые, подобно Декарту, Канту, Юму — как-то сумели
"посетить" эту страну (полагая, однако, что открывают какой-то
другой, более знакомый им теоретический континент). Что же
говорить о "массовом" исследовании сознания, о его привычках? От
всего этого, по Гуссерлю, следует отключиться благодаря
специальной стадии и особым процедурам феноменологической
редукции. Ее основатель феноменологии как раз и называет
трансцендентальной редукцией.
С методической точки зрения и здесь оказались полезными
процедуры изменения установки и epoché. Они представляют
собой непосредственное продолжение и модификацию того, что
было сделано на стадии эйдетической редукции. Различие
состоит лишь в том, что именно исключается и какой результат
предполагается получить на каждой стадии. В этой связи моя
методологическая рекомендация изучающим феноменологию: при
чтении текстов Гуссерля учитывать, что ряд характеристик
относится к редукции вообще, независимо от ее деления на ступени12.
Это тем более важно применительно к Идеям 1, где, как было
сказано, само различение этих ступеней еще не проводится
Гуссерлем сколько-нибудь ясно и последовательно. Пример — слова
Гуссерля из Предисловия к английскому изданию Идей: «В
[самом] смысле философии заключен радикализм обоснования,
редукция к абсолютной беспредпосылочности, основополагающий
метод, благодаря которому начинающий философ обеспечивает
себе абсолютную почву как предпосылку, которую необходимо
сделать абсолютно усмотримой — предпосылку всех в упомяну-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 273
том смысле "само собой разумеющихся предпосылок"» (Hua V,
160). Здесь очерчена (через непростую антиномию предпосылоч-
ности-беспредпосылочности, которую мы еще будем прояснять)
одна конечная цель редукции как таковой — движение к такой
почве анализа, где нет никаких предрассудков, предвзятых
теоретических и методологических предпосылок.
Осмысливая суть трансцендентальной редукции, мы снова
сталкиваемся с трудностью, своего рода парадоксом: даже авторы,
высоко оценивающие значимость трансцендентальной редукции
(на них мы уже ссылались в тексте и примечаниях), не могут
сказать о ней как методологической процедуре ничего
специфического, что выходило бы за пределы уже известного нам об epoché.
И это тоже не случайность, не какой-то недосмотр. В самих
текстах Гуссерля на интересующую нас тему (и в Идеях I, и в
последующих произведениях) изложение трансцендентальной
редукции как метода по существу не выходит за рамки построения
теории "чистого" сознания, обоснования трансцендентального
идеализма — с весьма редкими именно методологическими,
процедурными ремарками. Среди них существенное значение имеют
те, которые увязывают деление ранее рассмотренных путей
редукции с различением ступеней — эйдетической и
трансцендентальной редукции. Тогда возникает вопрос: как отличить именно
трансцендентальную редукцию? Гуссерль отвечает на него так:
«Посредством феноменологического epoché естественное
человеческое Я, и именно мое Я, редуцируется к трансцендентальному —
и так надо понимать разговор о феноменологической редукции»
(Hua 1,10—11; подчеркнуто мною. — H. M.). Или еще одно
подобное же разъяснение: «Феноменологический фундаментальный
метод трансцендентального epoché, поскольку оно направлено на
естественную, бытийную почву, называется поэтому
трансцендентально-феноменологической редукцией» (Ibid. S. 61. Подчеркнуто
мною. — H. M.).
Осуществление трансцендентальной редукции именно на
картезианском пути предполагает ту критику картезианской
позиции, о которой мы уже упоминали. Исследователи справедливо
обращают внимание на то, что основатель феноменологии не
сумел полностью разрешить те трудности, которые возникли на
картезианском пути и на часть которых он сам указал. Так, если
мы уже получили, в результате эйдетической редукции,
имманентную мысль ego cogito (как cogito с его cogitatum), то
феноменологическая редуцирующая работа отнюдь не закончена, как то
получается у Декарта. Ведь в мире имманентного, как было
показано, есть своя трансцендентность. «На втором, и вторичном

274 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
уровне, — поясняет И. Херрманн, — epoché расширяется,
распространяясь на предметы, на трансцендентное сознание,
освобожденное от фактичности мира... В суммарном виде первой
характеристикой трансцендентально-феноменологической редукции
становится "исключение" всех не получивших обоснования пола-
ганий, которые "нетематически", "без определения" (unprädi-
ziert) сопровождают человеческое сознание» (Herrmann J. Op. cit.
S. 105, 106). В конечном счете именно трансцендентальная
редукция, на стадии которой epoché становится "универсальным", и
подводит к трансцендентальной субъективности. Очень ценны те
разъяснения Гуссерля конца 20-х гг., в которых, во-первых,
увязываются трансцендентальная редукция и трансцендентальная
субъективность, а во-вторых, сама эта субъективность
определяется более четко. «Вместе с универсальным epoché как
универсальным воздержанием от естественного использования опытного
верования и последующего поворота взгляда к такой жизни,
осуществляющей опыт, когда в ней мир обретает для меня смысл и
бытие (является простой действительностью), на первый план
выступает трансцендентальная субъективность — в качестве
размышляющего ego, которое находит себя как абсолютную и
последнюю предпосылку всего, что вообще существует, и которое
находит себя уже не как человека в мире, но как то ego, в коем и
мир вообще, и этот человек обладает бытийным смыслом»
(Hua 1,189). Гуссерль добавляет, что только в качестве такого ego Я
становится для самого себя аподиктической достоверностью и
последней бытийной предпосылкой.
Трудности, как справедливо полагают интерпретаторы
(И. Керн, Р. Боэм, И. Херрманн и др.), связаны с требованиями
самого Гуссерля, определяемыми спецификой картезианского
пути. Как мы видели, согласно замыслу основателя
феноменологии, движение к чистой субъективности и есть путь к ego cogito
"как аподиктически достоверной и последней почве суждения, на
которую следует опереть всякую радикальную философию"
(Hua 1,58). Но вопрос об "аподиктичности", т. е. безусловной
достоверности оказался весьма сложным. Во всяком случае, Декарт не
сумел создать эту аподиктическую почву. Поэтому на ступени
эйдетической редукции Гуссерль идет рука об руку с Декартом, а
при поиске аподиктической очевидности — на ступени
трансцендентальной редукции — Декарт перестает быть главным и
верным союзником основателя феноменологии. У Гуссерля есть
такой образ: с Декартом мы нередко встаем на зыбкий песок,
тогда как нам нужна твердая почва. (Впрочем, как верно
показывают интерпретаторы 13, и сам Гуссерль в разных произведениях по-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 275
разному решал проблему аподиктичности и к тому же часто
подчеркивал, что она еще далека от разрешения. Поскольку эти
разъяснения, в основном, не относятся к Идеям I, оставим их в
стороне).
Применительно к психологическому пути правомерно такое
объяснение необходимости и сути трансцендентальной ступени
редукции: «Так же как и в отношении отдельной
психологической рефлексии универсальная рефлексия дает не только какой-
либо результат рефлексии, но тем же шагом (ineins) доставляет
объекты переживания, т. е. в нашем универсальном случае —
реальные и идеальные миры как корреляты сознания; и подобно
тому, как отдельная редукция располагает возможностью
"заключить в скобки" свой предмет, так универсальная редукция
обладает подобной возможностью epoché в отношении своего
"предмета". "Здесь я уже имею чисто субъективное, которое вывело из
игры все значения, implicite заключенные в горизонте моего
опыта; сохранено в его значимости лишь само горизонтное
сознание в качестве полагающей (setzende) инстанции" (Hua VIII,
159). Но это сознание, о котором Гуссерль затем сделает
замечание, что оно есть чисто субъективное в настоящем времени (der
Gegenwart); и тогда возникает вопрос, как сохранить прошлое и
будущее в его чистоте» (Herrmann I. Op. cit. S. 137) (здесь, как мы
видим, присоединяется еще одна конкретная проблема и
трудность — увязывания феноменологической редукции с темой
времени).
Резюмируя все сказанное о редукции ранее и в этой главе,
кратко представим основные черты, пути, ступени, процедуры
метода редукции, ее трудности и недостатки.
1. Феноменологическая редукция — специфический метод
анализа феноменологии, который (после его "изобретения" в
1905 году) стал одной из главных тем Идей I, а после этого — и
большинства последующих произведений или манускриптов.
2. С помощью этого метода обозначается общая цель редукции —
расчистить путь к собственно феноменологическому полю,
суммарно охватываемому понятием "трансцендентальная
субъективность". В этой связи редукцию справедливо определять как
своего рода подготовительную методологическую процедуру — с тем,
однако, уточнением, что "горизонтно" редуктивные задачи
нередко решаются и позже, при осуществлении более или менее
конкретного феноменологического исследования.
3. Благодаря редукции дается своего рода "пред-понятие"
(Vorbegriff) трансцендентальной феноменологии и
"проистекающей из нее истинной философии", т. е. философия как бы

276 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
задается в ее становлении исходя из первоначал (Uranfängen)
(Hua VIII, 4).
4. Философ, живя в мире как обычный человек, первоначально
не может не принимать тезис: "Я есмь, этот мир есть", в силу чего
в самом начале имеется в наличии некий естественный,
непосредственный опыт. Для некоторых мыслителей эти естественные
данности являются также и первоначалами фрпософии. Но для
подлинной философии вообще, феноменологии, в частности и
особенности, этот "наивный" обыденный, естественно-научный,
философско-натуралистический опыт ни в коей мере не должен
оставаться первоначалом.
5. Он и становится первейшим объектом редукции — (если не
"исключения", то) "выведения из игры", "заключения в скобки",
т. е. epoché, или воздержания как фундаментальной
методологической процедуры всей редукции.
6. Способом обоснования этой стадии и этой процедуры
редукции становится "критика объективного, мирового (mundanen)
опыта", необычное прояснение смысла и снятие, заключение в
скобки тезиса "мир есть", при котором Гуссерль ссылается на
Декарта, Канта, но действует радикальнее, чем они.
7. Что касается Декарта, то его метод сомнения и обоснования
несомненности ego cogito при разработке метода редукции взяты
на вооружение, хотя и подвергнуты критике ("картезианский
путь" к редукции).
8. В целом Гуссерль в разных произведениях дал набросок трех
путей к феноменологической редукции — картезианского,
онтологического, психологического. Общее между ними — а)
движение к единой цели ("трансцендентальная субъективность"); б)
использование родственных редуктивных методических процедур
воздержания от ряда суждений (epoché): Гуссерль говорит об
"универсальном epoché"; в) опора на Evidenz, очевидность,
которая одновременно является и целью, и способом редуктивного
движения; г) зависимость от принципиально единых
обосновывающих и мотивирующих общефилософских тезисов.
Различие между тремя методами — в том, каковы их
теоретические отправные точки: при картезианском пути — теория
сомнения и cogito Декарта; при онтологическом пути —
осмысление и использование редуктивных возможностей онтологии; при
психологическом пути — возможность оставаться внутри самих
актов сознания и осуществлять их последовательное очищение.
9. Обоснование и использование метода редукции тесно
связано с понятиями "созерцание" (как усмотрение сущностей,
Wesensschau), "очевидность" (Evidenz). «Ясно, что я как философ-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 277
ский новичок — вследствие того, что я устремляюсь к
предполагаемой цели подлинной науки, не имею права ни высказать, ни
оставить в его значимости ни одного суждения, которое я не
почерпнул бы из очевидности, из тех "опытов", в коих
соответствующие вещи (Sachen — не путать с Ding, физической вещью. —
Н.М.) и обстояния вещей (Sachverhalte) в качестве "их самих"
сейчас даны мне (gegenwärtig sind). Правда, я [в силу сказанного]
всегда должен рефлектировать на какую-либо очевидность,
взвешивать ее важность и делать для себя очевидным, сколь далеко
она простирается, каково ее совершенство и сколь далеко
простирается действительная самоданность вещи (der Sache)» (Hua 1,54).
Здесь широко задействованное в феноменологии (и еще
требующее специальной расшифровки) понятие очевидности
представлено у Гуссерля в методологическом, и именно редуктивном
ключе.
9а. Необходимо подчеркнуть, что Гуссерль, критически
относившийся к естественному опыту, к опытным наукам, включает в
тему феноменологической редукции понятие феноменологического
опыта, которое (как и понятие очевидности) еще требует
расшифровки.
10. Предполагается, что темы и проблемы, исключенные в ходе
редукции, снова появятся в феноменологии, но уже в качестве
того, что конституируется сознанием. Так, исключая из игры
"естественный" мир и "естественную" же веру в него, феноменология
впоследствии широко развертывает проблематику конституции
мира в целом и всех типов предметностей и полаганий, которые к
нему относятся. Вот разъяснение Е. Финка: «Феноменологическая
редукция есть изначально не только исключение (Ausschaltung),
но и возвращение назад (Zurückleitung). Посредством наиболее
крайнего радикализма саморефлексии она ведет
философствующего субъекта назад к трансцендентальной жизни верования
(Glaubensleben)...» {Fink Е. Die Stellung der Phänomenologie in der
gegenwärtigen Kritik. S. 134)
11. Трудность методологических процедур редукции, а
одновременно и дополнительная необходимость их настойчивого
осуществления — в том, что при разных шагах редуцирования
постоянно выпадает "осадок", сохраняется какой-либо остаток
(Residium) объективного в обретенной пост-редуктивной
субъективности. (Hua VIII, 139). Гуссерль при этом различает
"феноменологический" и не-феноменологический Residium. Так,
"имманентное бытие" уже является феноменологической данностью,
"выпавшей в осадок" после того, как мир был заключен в скобки.

278 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
(Hua III, 94). Но другие, нефеноменологические "осадки", должны
снова и снова подвергаться редукции.
Есть и ряд других общих трудностей. Например, гуссерлев-
скому изложению феноменологической редукции (всегда, надо
сказать, весьма и весьма сложному) явно недостает четких чисто
методологических рекомендаций. Поэтому из текстов,
формально посвященных этому методу и содержащих в себе обоснование
того, почему надо его использовать и что надо получить в
результате, чрезвычайно трудно получить отчетливые указания на то,
как именно (т. е. с помощью каких процедур) все это надо делать.
Наиболее понятно в методологическом отношении оформляется
у Гуссерля epoché, т. е. заключение в скобки и его процедуры.
Другие, более конкретные методы, если они вообще
описываются, не представлены с подобной же методологической ясностью.
Другая трудность, фактически признанная самим Гуссерлем,
заключается в потенциальной бесконечности редуцирования — в
том, что очистить субъективность полностью и до конца вообще
невозможно.
Именно с этими недостатками связаны решительные
возражения в адрес редукции как феноменологов, так и представителей
других философских направлений. Рассмотрим проблему
подробнее.
Глава IV. Экскурс: споры феноменологов
о необходимости и сути
феноменологической редукции
В 1973 году известный исследователь Герберт Шпигельберг,
автор двухтомника Феноменологическое движение опубликовал в
"Журнале британского феноменологического общества" статью с
провоцирующим названием «Необходима ли редукция для
феноменологии? Ответы на этот вопрос Гуссерля и Пфендера.»
Статья, действительно, спровоцировала острую дискуссию, почему
годом позже в том же журнале появилась новая публикация
Шпигельберга с не менее красноречивым названием «"Epoche"
без редукции: некоторые ответы моим критикам». Хотя дискуссия
состоялась почти 20 лет назад, линии ее столь значимы и
перспективны для последующих споров, что я позволю себе рассказать о
ней достаточно подробно.
Шпигельберг исходил из того, что собственное отношение
Гуссерля к редукции определено четко, однозначно: редукция
совершенно неизбежна для феноменологии, причем она
необходима в двух ее главных ступенях, ипостасях — и как эйдетическая, и

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 279
как феноменологическая редукция. И заметную часть статьи
американский феноменолог посвятил презентации взглядов
Гуссерля по проблемам редукции, т. е. той работе, которую мы ранее
уже проделали. С одним отличием: если в нашем рассмотрении
мы подчеркивали скорее содержательный смысл, оправданность
редукции, то Шпигельберг сосредоточился на критике
недостатков этого метода. Так, он пишет как раз об Идеях I: «Одна из
странных черт этой первой презентации редукции: она не дает
каких-либо ясных оснований того, почему потребовалось столь
насильственное изменение нашей естественной установки. Все, на
чем Гуссерль настаивает, это наша полная свобода осуществить
такой акт интеллектуального подхода.» (Spiegelberg H. Is the reduk-
tion necessary for phenomenology? Husserl's and Pfänder's replies //
JBSP. Vol 4. №1. 1973. P. 5). Солидаризуясь с тем что
необходимость осуществления редукции еще не вполне ясно обоснована в
Идеях I, не могу согласиться со Шпигельбергом, что в защиту
редукции Гуссерль в этом произведении не привел ясных
оснований и доводов. Главные доводы, как мы видели, — специфика и
новизна феноменологии, ее заведомо эйдетический и
трансцендентальный характер, а также и специфика всякого
философствования. Эти доводы можно счесть недостаточными, но их вряд
ли справедливо объявить неясными. Впрочем, в изложении
Шпигельбергом сути и эволюции гуссерлевской позиции есть немало
ценных моментов. Прежде всего интересно акцентирование
Шпигельбергом тех методологических разъяснений Гуссерля, где
проводится различие между epoché и редукцией, что наиболее
ясно делается в Кризисе (Hua VI, 249, 253 и др.).
Другой ценный момент в работе Шпигельберга —
суммирование тех критических и сугубо негативных суждений
феноменологов о редукции, которые либо подчеркивали трудности ее
осуществления, либо считали необходимой только эйдетическую
редукцию, либо объявляли неплодотворным метод как таковой. На
первый план Шпигельберг выдвинул критические или
негативные оценки сторонников Гуссерля из феноменологического
лагеря.
1) Е. Финк — один из верных учеников Гуссерля, много
работавший над подготовкой к публикации сочинений и рукописей
основателя феноменологии. Уже в знаменитой статье
"Положение феноменологии в современной критике" (о которой Гуссерль
сказал, что не поправил бы в ней ни единого слова) Финк говорил
о трудностях понимания феноменологической редукции,
которые критикам представляются "безвыходными" (ausweglos).
Проблема, по Финку, состоит в сугубой необычности редукции, когда

280 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
она четко и резко формулируется в качестве метода: редукция не
просто кажется "незнакомкой", — и сама возможность знакомства
с нею ставится под сомнение. В период написания статьи мнение
Финка не было негативным: да, овладевать редукцией трудно, но
делать это надо. Но вот в 1957 году, на знаменитом гуссерлевском
коллоквиуме в Райомоне он более определенно заговорил о
неясности, неопределенности ряда центральных понятий Гуссерля,
включая epoché и редукцию в целом (Cahiers de Royaumont III. P.,
1957. P. 333). С ним отчасти согласился Л. Ван Бреда, глава Гуссер-
левского архива и замечательный знаток наследия основателя
феноменологии. Смутность, неопределенность разъяснений
относительно феноменологической редукции не устраняется
изучением неопубликованных рукописей, что в особенности
относится к трансцендентальной редукции, а также к требованию
Гуссерля восходить через редукцию к самому истоку,
происхождению феноменов. Но Ван Бреда справедливо заметил, что
неясность может относиться не только к "внутренней
неопределенности" разъяснений Гуссерля, но и к нашим способностям их
понимания.
2) А. Пфендер — один из видных мюнхенских феноменологов,
об истории сотрудничества и размежеваний которого с Гуссерлем
коротко рассказывалось в I части этой книги. Шпигельберг пишет
о периоде Идей I: «Подобно всем, кто в этот ранний период
сотрудничал с Гуссерлем, Пфендер был удивлен, когда в 1913 г.
Гуссерль публично объявил epoché фундаментом новой
феноменологии. Верно также и то, что в своих публикациях Пфендер не
объявлял себя сторонником гуссерлевской редукции. Возможно,
на этом основании Гуссерль стал думать, что Пфендер
отказывается от редукции и конститутивной феноменологии... Частично
гуссерлевская ошибка проистекала из того, что он не знал о роли
редукции в пфендеровских лекциях и подготовительных
рукописях, которые по объему были равны книге и были посвящены
систематическому "введению в философию и феноменологию". В
них Пфендер принял важнейшие черты гуссерлевской редукции
— и именно под гуссерлевским названием "epoché". Тем не менее
верно, что имеются фундаментальные различия между
концепциями редукции и исполнения редукции [обоих философов]»
(Spiegelberg H. Op. cit. P. 10). Шпигельберг справедливо
подчеркивает: к несчастью, внутри феноменологического движения
никогда не было ни публичной, ни приватной дискуссии по этому
важнейшему вопросу феноменологии. А собственно
феноменологических публикаций у Пфендера было мало. Поэтому стали

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 281
весьма ценными (особенно в 1973—74 гг.) обращения Шпигель-
берга к наследию Пфендера (Шпигельберг был его учеником).
Критика Пфендера в адрес Гуссерля касалась не только
редукции, но и трансцендентального родеализма в целом (о чем в
первой части моей книги уже шла речь). Шпигельберг отмечает,
что в заметках Пфендера слово "редукция" вообще не появляется
— возможно, потому, что он считает это обозначение неудачным.
Зато часто употребляется и разъясняется тот смысл, который
следует вкладывать в понятие "epoché". Согласно Шпигельбергу, все
заметки Пфендера по данному вопросу носят на себе следы
чтения Идей I. Во всяком случае, нет свидетельств того, что тема
редукции занимала Пфендера до появления этого произведения. И
Пфендер одобряет изложение epoché в §§ 31 и 32 Идей I, хотя он
охотнее пользуется не метафорическим обозначением
"Einklammerung", "заключение в скобки", а словом "Urteilsenthaltung" (что
означает "воздержание от суждений"), употребленным Гуссерлем
в § 55. «Однако Пфендер опускает и фактически отвергает гус-
серлевскую редукцию к субъективности, выходящую за пределы
epoché. И лишь постольку, поскольку исследование феноменов
должно обнаружить их фактическую зависимость от сознания, —
это род зависимости, которую Ингарден демонстрирует на
примере литературного произведения, а сам Пфендер признает
применительно к математическим объектам — Пфендер принял бы
гуссерлевское требование осуществить трансцендентальную
редукцию» {Spiegelberg H. Op. cit. P. 12)
Мы не можем здесь углубляться в само по себе интересное
рассмотрение у Шпигельберга сходства и различия анализа epoché y
Гуссерля и Пфендера.
3) Г. Шпигельберг ссылается на других авторов, отвергавших
феноменологическую редукцию. В Англии — это Финдли (Find-
lay), переводчик Логических исследований на английский язык,
который считал это произведение вершиной творчества Гуссерля, а
все, что появилось позже (включая Идеи I) — лишенным прежней
ясности. Хосе Ортега-и-Гассет и его ученики считали, что гуссер-
левская редукция напоминает им "экзекуцию". Шпигельберг
также напоминает об изречении М. Мерло-Понти: великим
уроком редукции стала невозможность ее осуществления
(Spiegelberg H. Op. cit. P. 4). Наконец, M. Хайдегтер, согласно
Шпигельбергу, хранил молчание относительно феноменологической
редукции в своих опубликованных сочинениях. Критическая позиция
Хайдегтера, о которой Шпигельберг упомянул лишь вскользь,
должна быть проанализирована особо (хотя сделать это можно
лишь очень кратко).

282 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Если иметь в виду не (сравнительно немногие)
опубликованные самим Хайдеггером произведения, а его обширное наследие,
которое теперь хорошо известно, то нельзя утверждать, будто
тема феноменологической редукции этим философом предана
умолчанию. Приведу два примера — лекции 1925 г. Пролегомены к
истории понятия времени и лекции 1927 года Основные проблемы
феноменологии. Так, в лекциях 1927 года сказано: «Основной
компонент феноменологического метода в смысле возведения
исследовательского взгляда от наивно схваченного сущего к бытию мы
обозначаем как феноменологическую редукцию. Тем самым мы
примыкаем в выборе слова, но не по существу дела, к центральному
термину феноменологии Гуссерля. Для Гуссерля
феноменологическая редукция, которую он впервые разработал в Идеях к чистой
феноменологии и феноменологической философии (1913),
представляет собой метод возведения феноменологического взгляда от
естественной установки человека, прижившегося в мире вещей и
людей, к трансцендентальной жизни сознания и его ноэтико-
ноэматических переживаний, в которых объекты
конституируются как корреляты сознания. Для нас феноменологическая
редукция означает возведение (Rückführung) феноменологического
взгляда от какого бы то ни было определенного схватывания
сущего к пониманию бытия этого сущего (набрасыванию в
направлении способа несокрытости бытия)» (ХайдеггерМ. Основные
проблемы феноменологии. С. 25—26). Итак, сам термин, да и
тема феноменологической редукции у Хайдегтера приняты и
превращены в особые структурные компоненты феноменологии.
Вместе с тем видно, сколь четко Хайдеггер воздвигает водораздел
между гуссерлевским и своим пониманием редукции.
Существенно, что, по Хайдегтеру, феноменологический метод не
исчерпывается формулированием и исполнением каких-либо жестких
методологических рекомендаций, а "растет и изменяется на
основании проникновения к самим вещам ..." (Там же. С. 26). Полагаю,
это весьма созвучно гуссерлевскому пониманию "горизонтности"
редукции, о котором мы говорили ранее.
Впрочем и другие линии размежевания, прочерчиваемые
Хайдеггером, тоже заслуживают специального и придирчивого
анализа. В них весьма часто можно обнаружить следы гуссерлевской
редукции, которые — по замыслу — тщательно отслеживаются и
корректируются Хайдеггером, но которые иногда прорываются в
текст сами по себе, без хайдеггеровского признания, что они —
"от" Гуссерля. Это особенно заметно в манускриптах лекций,
читанных Хайдеггером еще до Бытия и времени, например, в
упомянутых лекциях 1923/1924 гг. Здесь "редуктивная" методология

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 283
играет весьма значительную роль. Переводчик (на мой взгляд,
блестящий) и интерпретатор данных текстов Е. Борисов разделил
редуктивные методологические процедуры Хайдеггера на две
ступени: редукция I — новое понимание "принципа беспредпо-
сылочности" (когда идет движение от естественного, "наивного"
опыта сознания к теоретическому моделированию) и редукцию II
("забота о сокрытии" — когда "добытое" на начальных стадиях
Dasein "оттесняется от самого себя", от своей собственной
изначальной расположенности и разомкнутости). Тщательно
анализируя редукцию I, Борисов делает вывод, который я считаю
вполне обоснованным: «...Мы можем сказать, что первый методический
шаг Хайдеггера имеет, как и в феноменологии Гуссерля, редуктивный
характер и задается противопоставлением "беспредпосылочного"
видения вещей (или "изначального", "ближайшего",
"естественного", "непредвзятого", "простого", "собственного",
"подлинного", "чистого" и т. д.: Хайдеггер дополняет термин "беспредпосы-
лочность" достаточно длинным синонимическим рядом) и опыта,
основанного на "предрассудках", "предмнении"...» (ХайдеггерМ.
Пролегомены к истории понятия времени. С. 347). Обратите
внимание: синонимический ряд Хайдеггера к понятию "беспредпо-
сылочности" — это во многом и гуссерлевский ряд. "Беспредпо-
сылочность", действительно, важнейшая для Гуссерля
характеристика как самой феноменологии, так и ее метода. (Читатель,
очевидно, заметил, что в моем резюме трансцендентальной
редукции я не форсирую эту тему — и не случайно: полагаю, что ни
феноменология Гуссерля, ни онтология Хайдеггера не являются
беспредпосылочными по самой своей сути. Требование беспред-
посылочности, скорее, предполагает освобождение от одних
(общефилософских) предпосылок и утверждение других.)
О втором шаге хайдегтеровской редукции Е. Борисов говорит,
что он «позволяет конкретизировать хайдегтеровское понимание
метода "редукции". ...Но если по Гуссерлю мы, проведя
феноменологическую редукцию, действительно устраняем предпосылки
и обретаем "чистую" данность, то по Хайдегтеру это в принципе
невозможно... Поэтому полная "беспредпосылочность",
"непредвзятость", чистота видения феноменов и т.п. — все это надо
понимать не как реально достижимую цель, но как "регулятивную"
идею, задающую определенное направление
феноменологической работы, но не более того» (Борисов Е. Указ.соч. С. 360).
Результатом продвижения по такому пути трактовки редукции,
считает Борисов, является устранение Хайдеггером принципа
очевидности (который, как мы видели, является органической
частью гуссерлевского понимания редукции).

284 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Специальный интерес мог бы представлять вопрос о том,
насколько близок Хайдегтеру или, напротив, неприемлем для него
именно онтологический путь редукции у Гуссерля. Но мы
отложим его рассмотрение до того, как будем более рельефно
высвечивать онтологическую позицию Гуссерля в целом и когда станет
более предметным размышление о ее отличии от онтологии Хай-
деггера.
Подведем общий итог анализа, осуществленного в данном
экскурсе.
1. У феноменологической редукции были прямые
противники, заявлявшие о неисполнимости и непродуктивности редукции.
Думаю, что не все они высказывались прямо и резко (сказанное
особенно относится к ближайшему кругу учеников). Но тогда
способом критики становилось умолчание о редукции.
2. Большинство же феноменологов приняло
феноменологическую редукцию. Но почти никто из заметных философов не смог
умолчать ни о недостатках ее разъяснения у Гуссерля, ни о
серьезных трудностях ее конкретного практического исполнения.
3. Часть последователей Гуссерля и его критиков предпочла
акцентировать только ценность процедуры epoché и, в лучшем
случае, эйдетической редукции, поставив под сомнение ценность
редукции трансцендентальной. В большинстве случаев это было
связано с прямым недовольством трансцендентальным
идеализмом основателя феноменологии. (Поэтому мое несогласие с такой
позицией я объективирую и обосную в интерпретативной главе,
посвященной трансцендентальному идеализму).
4. Особый случай критического восприятия
феноменологической редукции Гуссерля — разработка тех выдающихся
философов, которые, подобно Шелеру и Хайдегтеру, заимствовали у
основателя феноменологии саму идею редуктивного метода, хотя
существенно изменили его смысл и содержание.
5. Некоторые критики редукции выдвигали на первый план
свое несогласие с ее "эгологическо-солипсистским" уклоном.
(Возможно, именно это недовольство — вместе с логикой развития
собственной мысли — подтолкнуло Гуссерля к разработке теории
интерсубъективности и включению в толкование субъективности
исторических координат14.)
В заключение главы читателю предлагаются суммирующие
схемы по проблеме феноменологической редукции.
Обоснование и исполнение феноменологической редукции
тесно связано у Гуссерля с отстаиванием трансцендентального
идеализма. Собственно, в Идеях I путь был таким: сначала его
обоснование, потом расшифровка редукции. Но для понимания

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 285
и интерпретации феноменологии важна лишь неразрывная связь
метода феноменологической редукции и общефилософской
концепции трансцендентального идеализма. Разъяснив сам метод, мы
теперь можем перейти к проблеме трансцендентализма, а тем
самым получить ответ на вопрос: почему феноменологический
трансцендентализм потребовал применить метод редукции?
Вопрос можно поставить и по-другому: почему в основание
редукции Гуссерль положил трансцендентальный идеализм?
Схема 8. Две ступени феноменологической редукции
Эйдетическая редукция
Трансцендентальная
(собственно феноменологическая)
редукция
1. Опирается на уже
существующее эйдетическое,
сущностное (=априорное) знание;
предполагает наличие и постоянное
воссоздание находящихся во
"владении" всего человечества и
каждого человека множества
"идеальных миров", но
переосмысливает и корректирует
эйдетику применительно к целям
феноменологии.
2. Осуществляет это через
мобилизацию методов epocné, т. е.
заключения в скобки всего
неэйдетического, что относится к
действительности в широком
смысле, к человеку и его
сознанию.
3. Постоянно мобилизует
процедуры чистого созерцания,
добиваясь очевидности (Evidenz)
при осуществлении всех
конкретных шагов эйдетической
редукции.
1. Опирается на уже
осуществленную эйдетическую редукцию
применительно к миру, сознанию,
наукам о них.
2. Продолжая эйдетическое epoché,
осуществляет заключение в скобки
всего того, что является
эйдетическим, но не в смысле требований
чистой феноменологии (на
картезианском пути — отключение от
остатков натурализма в cogito
Декарта; на отнологическом пути —
отключение от остатков объективного
в субъективном; на
психологическом пути — отключение от
психологической эйдетики).
3. Тоже постоянно мобилизует
процедуры чистого созерцания — но в
их спецификации: усматриваются
не просто сущности, а сущности
сущностей. (Напр., усматриваются
не только сущности, относящиеся к
сознанию, а трансцендентально
редуцированные сущности самих
сущностей — скажем, не просто и
не только сущность восприятия, но
сущность "чистого", т. е. уже
редуцированного феномена
восприятия).

Исходные принципы и главные пункты
Недостатки и
трудности
I. Картезианский путь
1) Картезианское сомнение,
преобразованное в процедуры
"исключения", "заключения в
% скобки" (epoché) всего, что дано
в "естественном" опыте, в
"естественной установке" —
"отключение" от мира,
действительности в широком смысле.
2) Cogito как исходный пункт;
его очищение как модель
чистого сознания.
3) Создание универсальной
"эгологии".
4) Картезианский путь как
создание "первой философии".
5) критика Декарта как один из
способов обоснования пути к
редукции.
1) Необходимость долгого
("скучного" — Гуссерль)
обоснования необходимости
отключения от мира через гипотезу (als
ob) возможного
несуществования мира; 2) Поскольку в центре
— актуальное и "пустое"
сознание ego, актуальный поток
сознания, возникает трудность
перехода к объективным результатам
и к интерсубъективности.
И. Онтологический путь
1) Универсальная
онтология вместе со всеми
особыми онтологиями заведомо
направляет нас к
эйдетическому, сущностному
рассмотрению мира и
человека; 2) В центре: антитеза
субъективного —
объективного (при главенстве
субъективного); 3) Опора на
Канта. Но критика его за
недостаточную
радикальность, за употребление не-
верифицируемых понятий
("способность",
"Vermögen", "вещь сама по себе" и
т.п.); 4) Путь от мира к
онтологии (эйдетическая
редукция) и от нее — к чистой
субъективности
(трансцендентальная редукция).
1) Из-за преимущественно
"бессубъектного" характера
онтологических
предпосылок (усиленного
ориентацией на формальную
онтологию)
2) Трудности движения к
"суоъектности" и
субъективности, а вследствие этого
и к интерсубъективности.
ю
00
ON
П
х Т
Q О > «
О OYT3 • S
Sail 3 §
? л о g : о
§•1 • 91 &
У
я
m

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 287
Глава V. Связь гуссерлевского трансцендентализма с
феноменологической редукцией
В интерпретативной части текстологического анализа III и
IV глав Второго раздела Идей I я уже попыталась, держась близко к
тексту, суммировать те теоретические утверждения, которые
мобилизует Гуссерль, чтобы перейти к обоснованию
трансцендентализма. Повторю: тем самым автор Идей I приступает к
выполнению одной из главных общефилософских и общеметодологических
задач, поставленных им перед феноменологией.
Гуссерлевский трансцендентализм прочными нитями связан с
трансценденталистскими методологическими поворотами и
теоретическими концепциями философии прошлого. Однако сам
Гуссерль в Идеях I очень редко высказывается на эту тему, разве
что (бегло) упоминая о Декарте или Канте. Вместе с тем можно
реконструировать и эту связь, и отличия феноменологического
транцендентализма, опираясь как раз на принципиальные
положения, высказанные в анализируемых теперь главах Идей I.
1. Гуссерль исходит из мысли о ненарушимой
коррелятивности всего вещно-предметного мира и сознания. Пусть в "мире
предметного" можно провести различие между трансцендентной
и имманентной предметностью, между этими видами есть
принципиальное сходство: предметность не может быть ничем иным,
кроме как коррелятом сознания. Если вещь или какая-то другая,
невещная предметность "даны" нам, то даны они не иначе, нежели
через сознание. Тем более это относится к бесконечному
многообразию идеальных предметностей, впервые появляющихся из
горнила сознания. Этот тезис, полностью им разделяемый и
оснащаемый старыми и новыми аргументами, Гуссерль,
несомненно, берет из картезианско-кантовской традиции.
2. Основатель феноменологии следует традиции и тогда, когда
продолжает своеобразную методологическую игру "als ob", как
если бы: так, еще Гоббс считал возможным "предположить", что
мир вещей и событий вообще исчез. Но и тогда, согласно Гоббсу,
мир сознания, его образов оказался бы полным, содержательным,
даже самодостаточным. "Редуцирование" в феноменологии мира
действительности и сосредоточение на сознании и его коррелятах
благодаря первому этапу феноменологической редукции —
своего рода продолжение такой методологической игры, в высшей
степени характерной для трансцендентализма. Как Гуссерль
(периода Идей Т), так и его трансценденталистские предшественники
не особо озабочены тем, что величайшая насыщенность сознания
всеми и всяческими предметными коррелятами — следствие мно-

288 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
готысячелетней практики "общения" сознания бесконечной
череды поколений с действительностью во всех ее ипостасях и
общения между людьми. Ведь только поэтому "мир" сознания,
необычайно богатый и почти что самодостаточный, доступен
(относительно) "изолированному" изучению и достоин его. (Такая
внешняя аналогия: Робинзон Крузо, попав на необитаемый
остров, потому так продуктивно черпал из источника своего
мыслительного, интеллектуального и практического опыта, что в
предшествующий период его жизни вместе с другими людьми этот
опыт был им накоплен. Впрочем, аналогия эта не такая уж
далекая, ибо рассказаная Даниелем Дефо история Робинзона Крузо —
тоже своего рода интеллектуальная игра, эксперимент als ob,
нацеленный на выявление мощи, скрытых потенций накопленного
личностью практического и мыслительного опыта).
3. Однако Гуссерль твердо отсекает от своей трансцендентали-
стской концепции те идеи предшественников-трансцендента-
листов, согласно которым где-то и как-то существует
"некоррелятивный" мир. Поэтому-то основатель феноменологии
решительно несогласен с кантовской концепцией вещей самих по себе. Но
по сравнению с традиционными аргументами, которые
направлялись против этой концепции Канта, Гуссерль вносит в критику
этого элемента кантовской концепции новые и довольно тонкие
моменты. "Вещи сами по себе" в качестве элемента
метафизической концепции, постулирующей независимо от человека, его
сознания "наличность" мира, его особо не интересуют. Более
того, принимая на начальных стадиях своего рассуждения
"естественное" отношение к миру, утверждая, что вещи мира — "здесь"
(da), что мир "наличен" и тогда, когда мы к нему не обращаемся,
— Гуссерль, по-видимому, принимает точку зрения, в чем-то
сходную с кантовской начальной констатацией, согласно которой
вещи сами по себе просто "есть" и именно они воздействуют на
наши органы чувств, производя ощущения. Однако переходя от
констатации (вещи сами по себе просто есть) к гносеологическому
утверждению (вещи аффицируют нашу чувственность, порождая
явления), Кант как бы смешивает два вида рассуждения —
"естественное" и трансцендентальное. А это принципиально не
устраивает Гуссерля.
4. Ибо мысль о коррелятивности вещей, предметов сознанию в
пределах феноменологического, т. е. философско-гносеологичес-
кого рассуждения должна быть проведена
стопроцентно-последовательно, не допуская никаких исключений, пробелов, оговорок.
Такова особенность трансцендентализма Гуссерля, который
начинается с "конкуренции" трансценденталистской (феноменоло-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 289
гической) установки по отношению к "естественным", нетранс-
ценденталистским установкам любого вида и уровня, а кончается
философско-метафизическими выкладками относительно
"бытийной" специфики и, главное, бытийных преимуществ сознания
(утверждение "абсолютности" имманентного бытия).
5. Было бы, однако, совершенно неверно непосредственно
отождествлять этот философский срез феноменолотческого
трансцендентализма не только с традиционными разновидностями
"абсолютной" объективно-идеалистической философии (типа
платонизма или гегельянства), но даже с более близкими
Гуссерлю типами субъективно-идеалистического онтологизма. Ибо
основатель феноменологии, как мы показывали ранее, весьма
осторожен и критичен, когда особенности трансценденталистского
подхода (обрисовываемого и в его философских "крайностях",
"неожиданностях", "экстравагантностях", в его
"противоестественности") непосредственно опрокидываются на сам мир, онто-
логизируются уже в этом смысле, т. е. интерпретируются как
некое якобы самостоятельное бытие.
6. В пределах гуссерлевского трансцендентализма явно заметен
следующий парадокс. С одной стороны, как и всякая трансцен-
денталистская ориентация, трансцендентализм
феноменологический отличается "экспансией" сознания в сторону того, что
сознанием не наделено: не наделенное сознанием обязательно
становится коррелятом сознания, получает явленность, "данность"
исключительно через сознание. С другой стороны,
трансцендентализм вообще, гуссерлевский, в частности и даже в особенности,
четко характеризуется стремлением методологически и
теоретически взаимообособитъ сознание и мир действительности, мир
реальностей. Вспомним, Гуссерль утверждает: «Между сознанием и
реальностью зияет настоящая пропасть смысла». Как можно
истолковать этот парадокс? Полагаю, заостряя его, Гуссерль, в
принципе, прав и в первом и во втором утверждениях, и эта его
правота оборачивается целым рядом достижений и преимуществ
феноменологии.
Данность через сознание всего, что человек осваивает и
познает и в окружающем его действительном мире, и в "мире" самого
сознания, — не злобный вымысел субъективистов, как полагают
некоторые материалисты, а абсолютный, непреложный,
неопровержимый факт, с которым так или иначе вынуждены считаться все
направления философии. Иногда его называют
"трансцендентальным фактом". В. С. Соловьев, выдающийся русский
мыслитель XIX века, даже полагает, что это утверждение — своего рода
скрытая тавтология. Но одно дело факт, а другое — его понима-
Ю - 8214

290 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ние и толкование. Его можно толковать: а) сугубо
субъективистски, идеалистически: существовать — значит быть
воспринимаемым, (например, в духе Беркли или Авенариуса: мир — лишь
совокупность моих ощущений); б) интерпретировать в духе
идеалистического трансцендентализма несубъективистского толка) с)
философски трактовать, не впадая в идеализм и даже вообще не
заостряя мировоззренческого спора материализма-идеализма или
размежевания различных видов идеализма. Из того, что мы уже
знаем о Гуссерле, предварительно можно было бы заключить, что его
всего более устраивало бы третье решение. Однако (забегая
вперед) можно констатировать, что позиции epoché, воздержания от
того, чтобы вмешиваться в спор материализма и идеализма,
Гуссерль в данном случае не придерживается. И в Идеях I, и в других
сочинениях он четко констатирует, что защищает и собирается
защищать идеализм, правда, оговариваясь, что это для него не
спекулятивная концепция, а философское обоснование особой, а
именно трансцендентальной методологической позиции. Итак,
Гуссерлю скорее близко второе из перечисленных решений: на
основании трансцендентального факта он собирается отстаивать
идеализм, одновременно избегая всяких уклонов в субъективизм.
7. А это снова заставляет сопоставить кантовскую и гуссерлев-
скую разновидности трансцендентализма. Хотя в Идеях I не так-то
много материала для такого сопоставления, все же можно
(привлекая также и знание других текстов основателя
феноменологии) сделать к этой теме некоторые предварительные замечания и
уточнения. Гуссерль всегда, в том числе и в период написания
Идей I, высоко оценивал философию Канта — и прежде всего за
то, что она, по мнению основателя феноменологии, проложила
путь трансценденталистской точке зрения. Имелось в виду
именно то, что Кант и его последователи положили в основу философского
анализа трансцендентальный факт и попытались сделать из него
радикально-новые выводы.
В кантовской философии Гуссерля более всего привлекает
поворот философского исследования к обширному полю
"трансцендентальной субъективности" — хотя одновременно
основатель феноменологии упрекает великого немецкого мыслителя,
во-первых, в психологизме, а во-вторых, в том, что все богатство
чисто трансцендентальных различий и структур оказалось ему
чуждым. В связи с трактовкой кантовской философии в рамках
феноменологии есть еще одна очень интересная тема — вопрос
об отношении Гуссерля к понятию "идеи" у Канта (а поскольку
анализируемое сочинение самого Гуссерля начинается со слова
"Идеи...", то это вдвойне интересно). Но пока мы оставим эту те-

Часть V. Феноменологический трансцендентализм. Редукция 291
му в стороне. Разговор о трансцендентальном идеализме Гуссерль
не заканчивает. Он еще не раз вернется к этой кардинальной теме
феноменологии. Соответственно и мы отложим (до обсуждения
IV раздела Идей Г) суммарную интерпретацию проблемы.
Читатель уже был предупрежден, что автор Идей I снова и
снова возвращается к теме феноменологической редукции. Это
происходит, в частности, в главе IV Второго раздела.
По существу речь в этой краткой главе сначала идет о
феноменологической редукции. На "первом этапе" ее исполнения
Гуссерль требовал, вспомним, переключения внимания
исследователя от "естественной установки", т. е. "исключения", "заключении
в скобки" всего того, что говорится о мире. В нашей
интерпретации, включенной в текстологический анализ, мы уже отмечали,
что Гуссерль в IV главе Второго раздела решает следующие
главные задачи. 1) Он уточняет, что еще, помимо природного мира и
наук о нем, должно заключаться в скобки. Оказывается: все, что
подпадает под самое широкое понимание "действительности" и
наук о ней. Об этом было уже немало сказано, и повторяться нет
смысла. Заметим лишь: процедура "заключения в скобки"
приобретает столь широкий размах, что сначала по существу
затрагивает все реалии, предметности, кроме сознания, и все науки, включая
эйдетические науки и их методы (математику и логику). 2) На
следующем этапе редуцирующие процедуры затрагивают также
сферу сознания и знания, науки о нем — с целью оставить позади
все подходы к сознанию, остающиеся в пределах "естественной"
установки (а это биологический, физиологический,
психофизический, психологический подходы), и перейти к исследованию
всеобщих структур "чистого сознания", т. е. к непосредственному
предмету феноменологии. Он и анализируется в Третьем разделе
Идей I.

Часть VI.
Методика и проблематика
чистой феноменологии.
"Чистое сознание"
(третий раздел Идей Г)

Глава I. Конкретные методы и установки
феноменологии
В случае соблюдения норм феноменологической редукции,
при условии, что мы будем брать переживания во всей их
чистоте, в их собственной сущности — перед нами, обещает Гуссерль,
откроется "поле эйдетического познания" (Hua III, 149). А
поскольку формы переживания бесконечно разнообразны, по сути
своей неисчерпаемы, постольку и феноменология призвана
возделывать "бесконечное поле a priori, присущих сознанию", что до
сих пор почти не удостаивалось внимания исследователей.
"Но как найти правильное начало?" — задает вопрос Гуссерль.
Проблема начала в феноменологии необычна и трудна. Здесь
дело обстоит не так, как с "данностями естественной установки",
прежде всего с объектами природы, часто хорошо знакомыми нам
из непрерывного опыта, из многотысячелетних мыслительных
усилий человечества. В феноменологии все принципиально
иначе: она исключает знакомое, обжитое; нет "привычной близости"
человека к феноменологической сфере; против новой науки
обращены скептические настроения противников. Вот почему,
заявляет Гуссерль, для этой новой науки так важны тщательнейшие
методологические разъяснения, которые должны сопровождать ее
по всему пути ее движения (Ibid. S. 150).
Суммируем некоторые конкретные методологические установки
феноменологии, разбираемые Гуссерлем в этом разделе.
1. Самовыключение феноменолога (§ 64)
"Мы", т. е. феноменологи, осуществляем феноменологическую
редукцию. Но не значит ли это, что мы должны "выключить",
"вывести из игры", "заключить в скобки" и самих себя: ведь мы —
"звенья в цепи природного мира"? И вот в определенном
противоречии с тем, что сказано раньше о необычности
феноменологических методов и размышлений, Гуссерль поясняет, что при
правильном отношении к делу эта процедура не такая уж
трудная и в чем-то даже опробованная, привычная. Мы можем
"спокойно" жить, существовать в качестве природных и социальных
существ. Но едва мы "перемещаемся" в мир феноменологии,
редукция как бы исключает наше эмпирическое существование и
"запрещает" вносить в феноменологию такие положения,
которые прямо или косвенно включали бы "естественные полагания".
Именно так, напоминает Гуссерль, поступает всякий "эйдетик",

294 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
скажем, геометр. Каждому геометру вполне ясно, что любые
суждения о его эмпирическом существовании не имеют ничего
общего с "эйдетическим содержанием математических тезисов7'
(Ibid. S. 152). Таким образом, "выключение", о котором в
феноменологии идет речь, в эйдетике уже совершается вполне привычно
и повседневно.
2. Обратная отнесенность феноменологии к себе самой (§ 65)
Проблема здесь следующая. В феноменологии мы направляем
свой исследовательский взор на чистые переживания; вместе с тем
переживания самого исследователя как бы со-принадлежат
исследовательскому полю (Ibid.). И здесь Гуссерль опять-таки не видит
неразрешимой трудности, усматривая аналогии с другими
науками. Ведь в психологии мышление психолога тоже принимается
в расчет как нечто психологическое, в логике — мышление логика
как нечто логическое, подпадающее под логические нормы.
Более того, эта ситуация даже облегчается именно в
феноменологии, поскольку она мыслит себя как дескриптивная наука о
сущностях, работающая в рамках чистой интуиции. А значит,
поясняет Гуссерль, задача феноменологии — «предъявлять взору, в
виде примеров (exemplarisch), чистые события сознания, доводить
их до полной ясности; на них упражняться в том, чтобы анализ
был полностью прозрачным и чтобы были схвачены сущности;
входить в ясное рассмотрение сущностных связей; все
усмотренное воплощать в верных понятийных выражениях, смысл
которых позволительно приписывать исключительно через
усмотренное, соответственно, усмотренное во всеобщем виде» (Ibid. S. 153).
(Перед нами — одно из лучших определений
феноменологического анализа). И если все это действительно имеет место (при
постоянной критической рефлексии), то оно и составляет
"владение" феноменологии, ее богатство, к которому искусный
феноменолог имеет прямое отношение. Он никогда не забывает о
богатстве переживаний, которыми сам владеет. Ведь дело лишь в
том, чтобы научиться редуцировать из них не-феноменоло-
гическое и работать на чисто феноменологическом уровне. Более
того, Гуссерль позволяет себе заметить: Идеи I, т. е. предлагаемое
читателю новое сочинение, по своему содержанию "от начала и
до конца" есть феноменология (Ibid. S. 154).
3. Адекватное выражение ясных данностей. Терминология (§ 66)
Фиксирование результатов феноменологического анализа,
пусть феноменолог и пользуется методами дескрипции и
интуиции, возможно лишь на уровне понятий, т. е. терминологически
(Ibid. S. 154). Гуссерль пока дает здесь предельно общие указания
относительно того, как надо следить за смыслом, часто необыч-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 295
ным и новым, какой приобретают употребляемые в
феноменологии понятия. «...Одни и те же слова и предложения получают
однозначную подчиненность определенным интуитивно
схватываемым сущностям, которые составляют их "исполненный
смысл". На основе интуиции и хорошо исполненных, в качестве
примеров (exemplarischer), отдельных созерцаний они,
следовательно, наделяются отчетливыми и только им присущими
значениями...» (Ibid. S. 154—155).
4. Метод прояснения. Сознание данностей (gebendes Bewußtsein) (§ 67)
Поскольку исследующий взгляд феноменолога направлен на
переживание, исключительное значение приобретает то,
насколько сами эти переживания смутны или, наоборот, прояснены.
Вполне понятна, в свете предшествующих разъяснений
Гуссерля, зависимость между анализом сущности и ступенями
ясности интуитивного постижения. Предполагается движение
феноменолога к максимальной, даже "совершенной ясности"
созерцания сущности. Более того, в названном параграфе речь идет об
идеале — "абсолютной близости" созерцаемого, когда дано "оно
само" и дано во всей "чистоте", целиком и полностью.
Соответственно различаются "степени данности, наглядности, ясности" —
от нуля (полная темнота) до единицы (полная ясность и
данность).
5. Подлинные и неподлинные ступени ясности. Сущность
нормального прояснения (§ 68). Метод совершенно ясного схватывания
сущности (§ 69). Роль восприятия в методе прояснения сущности.
Преимущество свободной фантазии (§ 70)
Надо отметить, что эти параграфы, долженствующие
определить роль и смысл метода прояснения сущностей (Methode der
Wesensklärung), сами принадлежат к числу наименее ясных в
Идеях!.
Гуссерль здесь различает "наглядное" и то, что выходит за
рамки наглядного. Например, мы созерцаем цвет. Мы можем
созерцать его в "модусе несовершенной ясности", но
"подразумеваем" цвет, как он есть "сам по себе", т. е. именно как данный в
совершенной ясности.
Прояснение (Sich-klar-machen) Гуссерль толкует как
двойственный процесс: во-первых, как переход в наглядность (Veranschauu-
lichung), наделение наглядностью, и во-вторых, как процесс
возрастания ясности того, что уже наделено наглядностью (Ibid.
S. 159).
"Метод эйдетической науки вообще" требует от нас
последовательного движения по ступеням: отдельные, единичные
созерцания могут быть уже достаточно ясными, чтобы на их основе

296 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
было получено в полной ясности и всеобще-сущностное. Но нам
этого может недоставать для прояснения "руководящей
интенции". И тогда феноменологу следует "приблизить взору"
некоторые детали, которые должны послужить в качестве показательных
отдельных примеров (exemplarischen Einzelheiten) — с тем, чтобы
черты, выступавшие раньше в спутанном, затемненном виде,
могли быть доведены до максимально ясной данности (zu klarster
Gegebenheit) (Ibid.).
Гуссерль специально останавливается на специфическом (для
феноменологии) соотношении ясного и темного. В сфере темного
совершается приближение к ясному. Как образно выражается
Гуссерль, темное в представлении как бы "стучит во врата
созерцания" (Ibid. S. 160), пусть и не переступая его порог. Движение из
темноты к ясности и наглядности уже предопределено. Правда,
Гуссерль и не настаивает на том, будто "очевидное схватывание
сущности" всякий раз требует полной ясности подчиненных
деталей, взятых во всей их конкретности. Достаточно всеобщих
сущностных различений, чтобы достигнуть низшей ступени
ясности.
Мы видели, какое значение в предшествующих разделах
Гуссерль приписывал проясняющей силе восприятия, его
подлинности, его свойству делать данность "современной",
"осовременивать" ее (Vergegenwärtigung). Здесь, в § 70, это особое
преимущество восприятия подтверждается. И пусть, признает Гуссерль,
восприятие подчас бывает не вполне ясным, но в нормальных
случаях оно не погружено в туман, так что "ясное восприятие,
когда в нем бывает надобность, всегда в нашем распоряжении"
(Ibid. S. 161). И все же в феноменологии (как и в других
эйдетических науках) решающую роль играет не восприятие, а именно
"осовременивание", актуализация (Vergegenwärtignug), т. е. актуальное
"вызывание" в сознании любого нужного акта посредством свободной
фантазии.
Итак, свободное фантазирование обретает преимущество даже
перед восприятием (причем и в феноменологии восприятия).
(Исключение составляет лишь та часть феноменологии, в которой
речь идет о данных ощущениях) (Ibid. S. 162).
В этом отношении моделирующее значение для феноменолога
имеет наблюдение за тем, как свободное фантазирование
определяет деятельность геометра (когда он свободен от алгебраических
методик). Геометр, правда, опирается на рисунок как модель. Но
на деле рисунок следует за конструкциями фантазии, следует "за
эйдетическим чистым мышлением, осуществляющимся на основе
фантазии" (Ibid.). Положение феноменолога в этом отношении

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 297
не отличается принципиально от деятельности геометра:
«свобода сущностного исследования и здесь необходимо требует
оперировать с фантазией» (Ibid. S. 163). Эта способность к свободному
фантазированию и в феноменологии, и в геометрии (где,
замечает Гуссерль, придают такое значение процессам "собирания
моделей", Modellsammlungen) требует особых упражнений. Надо
развить эту научную фантазию до такой степени, чтобы она
приобрела черты "доподлинного созерцания", в чем большую помощь
могут оказать искусство, поэзия, история. «И действительно, при
любви к парадоксам, можно сказать, причем хорошо
ориентируясь в многозначности смысла и придерживаясь строгой истины:
"фикция" составляет жизненный элемент феноменологии, как и
всех эйдетических дисциплин; фикция — источник, из которого
питается познание "вечных истин"» (Ibid.). Но разумеется,
фикция, фантазирование здесь поставлены на службу научному
исследованию сознания, в частности, "собиранию моделей" —
способности, которая, что мы подробно покажем в дальнейшем,
мобилизована Гуссерлем для создания модели чистого сознания.
6. Проблема возможности дескриптивной эйдетики переживаний
Ранее Гуссерль не один раз определял феноменологию — и
тоже парадоксальным образом для многовековых привычек
философии — как дескриптивную и одновременно как
эйдетическую, сущностную науку. Теперь он хочет специально прояснить
это парадоксальное, на обычный взгляд, методологическое
сочетание. А что дело может показаться читателю весьма необычным,
подтверждается вопросами, которые Гуссерль выносит в начало
§ 71: «Верно ли присваивать феноменологии цели простой
дескрипции? Дескриптивная эйдетика — может, это нечто лишенное
смысла?» (Ibid. S. 164).
Когда речь заходит об эйдетике, то людям, незнакомым с
феноменологией или на ощупь продвигающимся в ней, прежде
всего приходит на ум обратиться в сторону таких высокоразвитых и
древних дисциплин, как геометрия и арифметика. «Однако мы
тотчас же замечаем, — разъясняет Гуссерль, — что в нашем случае
эти дисциплины не могут быть призваны к руководству, что в них
дело обстоит существенно иным образом» (Ibid.). И то
обстоятельство, что математика как бы освобождается от роли
руководящей методологической модели, у многих сразу вызывает
подозрение, замечает Гуссерль (не забудем, в прошлом — математик).
Поэтому вопрос о специфике математических дисциплин в
противовес сущностному учению о переживаниях становится
специально обсуждаемой проблемой (§ 72. Конкретные,
абстрактные, "математические" науки о сущности).

298 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
Здесь Гуссерль опирается на некоторые положения "общей
теории науки", отсылая читателя к I части первого раздела книги
(§ 12, 15, 16). Каждая из теоретических наук (а их Гуссерль здесь
только и имеет в виду) соотносится с известной областью
познания, которая определяется каким-либо высшим родом. Единство
науки, напоминает Гуссерль, мы обретаем через обращение "к
предельно общему роду".
Подчиненным родам соответствуют дисциплины менее
общего порядка или отдельные теории. «Соответственно тому,
являются ли высшие роды региональными (конкретными) или они суть
только компоненты таких родов, науки бывают
конкретными или абстрактными. Такое разделение очевидно
соответствует различению конкретных и абстрактных родов
вообще. (Здесь Гуссерль ссылается на § 15. — H. М.). К определенной
области в соответствии с этим принадлежат или конкретные
предметы, как в эйдетике природы, либо абстрактные — такие,
например, как пространственные фигуры, формы времени и
движения» (Ibid. S. 165—166).
Анализируя известные эйдетические науки (например,
геометрию), Гуссерль отмечает: они не являются описательными.
Например, геометрия поступает отнюдь не так, как описательные
(дескриптивные) науки о природе поступают с эмпирическими
природными образованиями. «Геометрия, напротив, фиксирует
немногие виды основных фигур, идеи тела, плоскости, точки,
угла и т. д. — и они же играют определяющую роль в "аксиомах"»
(Ibid. S. 166). Гуссерль называет геометрическую систему
"дефинитной" системой аксиом, т. е. такой, в которой конечное число
понятий и теорем сущностного характера полностью и
однозначно определяет (дефинирует) совокупность всех возможных в
данной области образований, причем так, что здесь в принципе
не остается открытых вопросов.
А как обстоит дело в феноменологии — в сравнении с этим
типом эйдетики? В §73 Гуссерль причисляет феноменологию к
"конкретно-эйдетическим дисциплинам", ибо ее объем составляют
"сущности переживания", т. е. в основе лежит не абстрактно-, а
конкретно-сущностное. Вопрос о том, "есть ли поток сознания
подлинное математическое многообразие?" — влечет за собою
целый ряд других методологических вопросов. Например, это
проблема отношения между "описанием" с его "дескриптивными
понятиями" и "точным определением" с его "идеальными
понятиями". Пока Гуссерль уходит от подробного разъяснения
именно в Идеях I всей совокупности подобных проблем. Он сосредото-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 299
чивается сначала лишь на прояснении особенностей
"дескриптивных наук" — в сравнении с точными науками.
7. Дескриптивные и точные науки (§ 74)
Подробнее освещая эту тему, Гуссерль прежде всего выдвигает
на первый план контраст между геометрией и дескриптивным
естествознанием. Естествоиспытатель создает "морфологические
понятия", специфика которых, с одной стороны, состоит в
выполнении функции терминологической фиксации, а с другой
стороны, в формировании неопределенных, "текучих" понятий. И
"текучесть" понятий — не недостаток данных дисциплин. Напротив,
она отвечает специфике схватываемых в этих понятиях вещных
данностей — их принципиальной исходной текучести. Значит,
морфологические понятия дескриптивного естествознания —
"сущностно и неслучайно неточные и при этом также
нематематические" (Ibid. S. 170). Напротив, понятия геометрии
"идеальны". Точные понятия имеют свои корреляты в таких сущностях,
которые подобны идеям в кантовском смысле. Объем идеальных
понятий "составляет исключительно идеальное", которое нельзя
смешивать с морфологическими сущностями. Процесс, с
помощью которого образуются идеальные понятия, Гуссерль (еще со
времени Логических исследований) называет идеацией, настаивая на
том, что последнюю следует строго отличать от схватывания
сущностей посредством простой "абстракции" (в этом последнем
случае некоторому вычлененному моменту присваивается роль
чего-то принципиального, "типичного", т. е. соответствующего
TPffly — Ibid. S. 171). Из-за сказанного точные и дескриптивные
науки не могут подменять друг друга (хотя могут соотноситься
друг с другом).
8. Феноменология как дескриптивное сущностное учение о
переживаниях (§ 75)
Гуссерль прежде всего констатирует, что феноменология,
подобно другим дескриптивным дисциплинам, не требует
специального оправдания: его она заключает в себе самой. «То, что
можно где-то ухватить в подвергаемых редукции переживаниях,
схватить эйдетически в чистой интуиции (будь это реальная
составная часть или интенциональный коррелят), — все это
собственное для феноменологии и это для нее великий источник
абсолютного познания» (Ibid.). Итак, феноменология сама по себе,
уже в силу дескриптивного замысла, обретает
феноменологическое поле с "бесконечным полем эйдетической конкретностей".
Здесь для Гуссерля как бы нет особых проблем и трудностей. Но
они сразу вырастают, едва мы задаемся вопросом: могут ли в этом

300 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
поле утвердиться "научные дескрипции" и в чем может состоять
их значимость, полезность? *
Специфика сознания состоит вообще в том, что оно является
флуктуацией, "текущей" в различных измерениях, так что
понятийная фиксация всего этого многообразия конкретных
эйдетических моментов практически невозможна. "Феноменологически
единичное" заключено в этом поле и потоке, и думать о
терминологической фиксации всего этого "текучего" конкретного именно
как конкретно-неповторимого бессмысленно. Иначе обстоит дело
с сущностями, находящимися на более высокой ступени их
"видового воплощения". С этими сущностями уже можно работать,
доводя их до "понятийного схватывания"; в отношении их
правомерно и реалистично ставить задачи "всеобъемлющего
научного описания" (Ibid. S. 172). Гуссерль приводит примеры таких
родовых сущностей, доступных эйдетическому описанию. Это, например,
родовая сущность восприятия и подчиненных ему видов (восприятия
физической вещи, животных и т. д., а также воспоминания, вчув-
ствования, воления и т. д.). Таковы и сущности, которые Гуссерль
причисляет к "наивысшим всеобщностям" (разумеется, для
феноменологии): переживание как таковое, cogito и т. д. Здесь Гуссерль по
существу фиксирует то, что можно назвать предметом
феноменологии и ее позитивным методом (отличным от пропедевтического,
негативно-очищающего метода феноменологической редукции):
данная наука занимается сущностным усмотрением и описанием
(это ее метод) родо-видовых сущностей сознания, его всеобщих
структур (это ее предмет).
И другая важная для феноменологии методологическая
констатация: в этой науке исключено "дедуктивное
теоретизирование" (Ibid. S. 173). Правда, можно прибегать к косвенным,
опосредованным заключениям (mittelbare Schlüsse). Однако главный
принцип: выводы феноменологии как науки должны быть
дескриптивными, соответствующими имманентной сфере.
Умозаключения, а также любые приемы, лишенные наглядности, имеют
лишь вспомогательное значение. И в конце концов «любые
предположения (Vermutungen) должны находить подтверждение
через действительное созерцание сущностных взаимосвязей. Пока
это не имеет места, мы не обладаем феноменологическим
результатом» (Ibid.). И снова напоминание основателя феноменологии:
какое бы значение ни имели математические дисциплины для
корпуса наук, нельзя впадать в заблуждение, будто могут
существовать эйдетические науки единственного — "точного" —
методологического типа. Ибо ведь «трансцендентальная
феноменология как дескриптивная наука о сущностях принадлежит к совер-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 301
шенно иному фундаментальному классу эйдетических наук,
нежели науки математические» (Ibid. S. 173—174).
Глава П. Идеи I о всеобщих структурах
чистого сознания
Роль II главы Третьего раздела Идей I отмечена
двойственностью. С одной стороны, в корпусе всей книги, задуманной как
введение в чистую феноменологию, она должна была означать
переход к центральной теме феноменологии, которая, не забудем
этого, была определена основателем дисциплины как наука о
всеобщих структурах чистого сознания. С другой стороны, книга
построена так, что Гуссерль также и здесь лишь последовательно, с
большим трудом продвигается к собственно
феноменологическому полю. Кажется, он вот-вот вступит на него и станет его
непосредственно и планомерно возделывать. Но мысль Гуссерля то
и дело возвращается к ранее уже разобранной пропедевтике или
к суммарным наброскам того, что ожидает нас в следующих
параграфах.
§ 76 ("Тема последующих изысканий") именно таков.
Например, речь снова заходит о феноменологической редукции.
Гуссерль, правда, делает очень полезное уточнение: «Выключение
одновременно обладает такой характеристикой, как изменение и
переоценка тех знаков, которые как бы предначертаны, и тем
свойством, что все прошедшее через переоценку снова
включается в сферу феноменологии. Образно говоря, заключенное в
скобки не стерто с доски феноменологии, оно лишь заключено в
скобки и тем самым снабжено определенным индексом. И,
снабженное им, оно снова входит в главную тему исследования» (Ibid.
S. 174). Все это, настаивает Гуссерль, следует твердо усвоить с
самого начала. Один пример: физическая природа подлежит если
не выключению в буквальном смысле, то заключению в скобки;
но она же — только со специфическим феноменологическим
индексом — включается в исследование (в феноменологии
естественнонаучного сознания, а также в феноменологии самой
природы как эйдетического коррелята естественнонаучного познания).
Другой пример: психология и науки о духе затронуты операцией
выключения; но в составе феноменологической науки должна
разрабатываться — опять-таки с особым индексом —
феноменология человека, личности, общественных и культурных форм
и т. д.

302 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Что касается отношения феноменологии и психологии, то это
особенно трудный вопрос. С одной стороны, признает Гуссерль,
понятие "переживание" феноменологами естественно
перенимается от "психологии нашего времени". Психология, кроме того,
различила и исследовала отдельные виды переживаний, суть
которых интересует феноменологию — восприятия, представления,
воспоминания, фантазии, эмоциональные реакции и т. д. Но в
психологии, с другой стороны, много неясного, двусмысленного,
способного запутать исследователя. Надо считаться с тем, что
"весь мир с его психическими индивидуумами и их
психическими переживаниями" вновь входит в феноменологию, претерпев
известную модификацию. «И тогда сознание выступает в
различных способах понимания и в различных взаимосвязях; оно
различно и в пределах самой феноменологии. Во-первых, в ней
самой оно выступает как сознание абсолютное, во-вторых,
коррелятивно, как сознание психологическое, тут включаемое в порядок
природного мира (при этом претерпевшее определенную
переоценку и все же не утратившее своего содержания как сознания).
Это взаимосвязи сложные — и чрезвычайно важные» (Ibid.
S. 175—176). При этом соотношение феноменологического и
психологического таково, что любая феноменологическая
констатация (с установкой на "абсолютное сознание") может быть
модифицирована, превратившись в утверждение эйдетически —
психологического типа (а это еще не феноменология). В общем плане
феноменологический способ исследования и рассмотрения, по
Гуссерлю, является по сравнению с психологическим более
всеобъемлющим и более радикальным как раз в силу
ориентации на абсолютное сознание (Ibid. S. 176).
И вдруг Гуссерль делает замечание, способное обескуражить
даже доброжелательного читателя. Оказывается, что проделав
"упражнения", связанные с феноменологической установкой,
прояснив некоторые вопросы метода, мы в лучшем случае
"защитили право чистой дескрипции". Перед нами, следовательно,
свободно простирается особое поле дескриптивного исследования.
Но для нас пока неясно, «каковы тут крупные темы, какое
основное направление описания предначертано самой общей
сущностной разновидностью переживаний» (Ibid.).
Это далеко не случайная оговорка, не чисто "проходная"
ремарка. То обстоятельство, что подобное замечание сделано почти
что в середине книги, свидетельствует о постоянной
добросовестной критической саморефлексии Гуссерля. Ибо читатель,
внимательно и вдумчиво ознакомившийся с проделанной до сих пор
работой, вправе посетовать не только на ее сложность. Хотя Гус-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 303
серль подчас в краткой форме предуведомляет о пути, по
которому предстоит двигаться, и о результатах, которые необходимо
достигнуть, надо со всей откровенностью признаться, что в
исследованиях, до сих пор развертывавшихся в Идеях 7, читатель, вместе
с Гуссерлем, должен был натолкнуться на немалые трудности.
Гуссерль как будто бы обосновал возможность и необходимость
вступать в здание феноменологии через "прихожую" метода. Но
прояснение вопросов метода до феноменологического исследования в
собственном смысле и привело к тем содержательным
неясностям, о которых справедливо и честно говорит сам основатель
феноменологической науки. Выход из создавшейся ситуации
Гуссерль видит в дальнейшем продвижении анализа. Но характерно,
что на новой ступени, на которую поднимается
феноменологическое размышление, нас снова ждет обсуждение общих вопросов
метода.
Рефлексия как сердцевина
феноменологического метода
§ 77 Гуссерль начинает следующими словами: «Из всеобщих
сущностных особенностей сферы чистого переживания мы
прежде всего занимаемся рефлексией. Мы поступаем так, имея в
виду ее универсальную методологическую функцию:
феноменологический метод вращается исключительно в актах
рефлексии» (Ibid. S. 177). Гуссерль напоминает, что и ранее (§ 38, § 45)
речь уже заходила о рефлексии. Теперь он продолжает эти
размышления.
Самые общие характеристики рефлексии, которые сначала
дает Гуссерль, еще не имеют специфически
феноменологического характера. Дело просто в том, что каждое Я ''переживает свои
переживания7' (erlebt seine Erlebnisse), а в них "многое заключено
реально или интенционально" (Ibid.). Рефлексии сами могут
становиться "субстратами" новых рефлексий — и так до
бесконечности. Еще в естественной установке мы способны устанавливать
соотношение рефлексии, как "осовременивающего" взгляда на
переживание, и тех переживаний, которые уже были (ретенция) и
которые еще будут (протенция).
А далее Гуссерль пытается нащупать специфические отличия
рефлексии, поскольку мы ее практикуем феноменологически,
т. е. при совершении феноменологической и эйдетической
редукции. Он пользуется особым примером. Предположим, мы в
живом созерцании (пусть это будет воображение) переносимся в
процесс совершения некоего акта. Предположим также, что это

304 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
будет акт переживаемой нами радости по поводу свободно и
плодотворно развивающегося теоретического исследования.
Поначалу мы совершаем "все виды редукции", т. е. освобождаемся от всех
конкретных, индивидуальных, социально-исторических и т. д.
моментов, относящихся к данному переживанию. Тогда для нас
открыта бытийная возможность поворота (Zugewendetsein)
собственно к протекающим мыслям (Ibid. S. 179). Мы строим то, что
Гуссерль называет феноменом-примером (или феноменом как
экземпляром: das exemplarische Phänomen; А. В. Михайлов
переводит: "показательный феномен"). Это значит, что "во время
радостного для нас протекания [сознания] мы поворачиваем
рефлектирующий взгляд на саму радость (die Freude)". Тем самым именно
радость становится созерцаемым, "имманентно воспринимаемым
переживанием" (за счет других, оставляемых в стороне моментов
потока и феномена).
Хочу предупредить читателей, что как раз на этом примере
Гуссерль начинает развертывать некоторые
специфически-феноменологические моменты анализа переживаний. И очень важно,
что здесь уже задействовано понятие "феномен" именно в гуссер-
левском смысле. Поэтому имеет смысл зафиксировать эти
моменты внимательнее и подробнее, вникая в детали.
1. Самая первая рефлексия радости обнаруживает: радость
актуально наличествует в настоящем, но она началась не сейчас, не
вдруг. «Она предстоит перед нами как продолжающаяся,
длящаяся (fortdauernde), еще и раньше переживаемая, но тогда не
схваченная [специальным] взглядом» (Ibid. S. 179). Итак,
применительно к сознанию феномен радости, или "экземпляр", "пример",
на который мы рефлектируем, раскрывает целый веер
феноменологических возможностей: "возможность прослеживать уже
протекшую длительность" и способ данности (в анализируемом
случае — радости); возможность новой рефлексии,
обращающейся на первую рефлексию, которая объективирует эту радость,
благодаря чему проясняется различие между пережитой, но не
ухваченной особым взглядом радостью, и той, которая уже
схвачена таким взглядом.
2. Из этого следует именно феноменологический вывод:
«Целостный поток переживания (в данном случае — в модусе
нерефлектируемого сознания) может быть подведен
под научный, сущностный анализ, претендующий на
систематическую полноту...» (Ibid. S. 180).
3. При этом нас могут интересовать интенциональные
возможности заключенных в этом потоке моментов переживаний, которые
сподручно представить в модифицированном виде (например,

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 305
мы можем путем специальной рефлексии "извлекать" и изучать
специально такие модусы воспоминаний, как "только что бывшее
воспринимаемым", или такие модусы ожидания, как "то, что
будет воспринято").
Сама "рефлексия переживаний" может, в свою очередь,
становится предметом специального феноменологического анализа.
Ему посвящен § 78. Какие же особенности рефлексии интересуют
феноменолога?
Рефлексия, прежде всего констатирует Гуссерль, отличается
тем, что сама является модификацией сознания, и таковую
модификацию может испытать, в принципе, любое сознание (Ibid. S. 181).
О модификации можно говорить потому, что осуществляется
перемена установки, и любое заранее данное переживание (либо
сумма их) испытывает преобразование, переводящее его (их) в модус
рефлектируемого сознания. «Фундаментальное
методологическое значение сущностного изучения рефлексии для
феноменологии (и не меньше — для психологии) проявляется в том, что
под понятие рефлексии попадают все модусы имманентного
постижения сущности, а с другой стороны, также и все модусы
имманентного опыта» (Ibid.). Так, "имманентное восприятие" всегда
уже есть рефлексия, ибо оно предполагает поворот взгляда от
чего-либо сознаваемого к осознанию этого нечто.
В связи с этим возникает (и обсуждается Гуссерлем в § 79)
вопрос о достоверности так называемого внутреннего опыта. Это
старый спор философии и психологии: какой опыт —
обращенный к внешнему миру или к собственному сознанию — надежнее
и достовернее? Со времени Декарта, Локка, Канта опыт
рефлективного обращения к сознанию был признан более надежным и
достоверным источником высказываний о существовании (того, о
чем идет речь в опыте), чем "внешний опыт", повернутый к
вещам внешнего мира. К этой традиции разделяемого им
трансцендентализма Гуссерль добавляет высокую степень уверенности,
возникающей вследствие исполнения редукции, а также
вытекающей из процедур других эйдетических наук. «Геометрия и
феноменология как науки о чистой сущности, эссенции не
делают никаких утверждений относительно реального
существования, экзистенции. Именно с этим связано то обстоятельство, что
ясные фикции дают вам не просто столь же хорошие, но — при
большем объеме — лучшие подпорки, чем данности актуального
восприятия и опыта» (Ibid. S. 187).
Феноменология, таким образом, не дает никаких
установлений о наличном бытии (Dasein), или существовании. Она не
проделывает никаких опытных в обычном смысле процедур (Erfah-

306 H- B- Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
rungen), "наблюдений" в естественном смысле. Но есть сфера,
относительно которой она делает "сущностные утверждения" —
область нерефлектируемых переживаний, где привлекается
"рефлектируемая сущностная интуиция" (Ibid. S. 187—188).
В анализируемом параграфе Гуссерль полемизирует со
скептиками, которые сомневаются в том, что рефлексия
действительно дает знание о переживаниях. Один из аргументов скептиков,
воспроизводимый Гуссерлем, примерно таков: рефлексия
непременно модифицирует переживание, а значит, изначальное, т. е.
нерефлектированное переживание ускользает от нас. В этом
споре основатель феноменологии как бы повторяет аргументацию
Декарта: ведь всякий, кто отрицает познавательное значение
рефлексии, сам осуществляет рефлексию; значит, он все же верит
в ее познавательную силу. Но главная опора Гуссерля в борьбе со
скептицизмом — на результативность "феноменологических
процедур". Ибо «феномены рефлексии суть в действительности
сфера чистых и, при соблюдении известных условий,
совершенных данностей. Это в любое время достижимое , ибо
непосредственное, усмотрение сущности» (Ibid. S. 191). Ведь
возможно, исходя из предметно данного как такового и из
рефлексии, рефлектировать на "дающее сознание" и его субъекта.
Возможно двигаться от воспринимаемого, живого, телесного "здесь"
("da") наличного — к акту восприятия, от воспоминания — к акту
воспоминания и т. д.
Гуссерль снова и снова делает замечания о взаимосвязи
феноменологии и психологии, возвышая первую над второй и возлагая
надежды на будущее преобразование психологии под влиянием
феноменологии.
В § 80 Гуссерль обсуждает еще одну феноменологическую
проблему: сопряженность переживаний с "чистым Я".
Здесь читателя снова ожидают методологические трудности,
которые Гуссерль не скрывает, а обозначает предельно четко. С
одной стороны, соотнесенность с "чистым Я" "принадлежит ко
всеобщим существенным чертам трансцендентально очищенной
области переживаний" (Ibid. S. 194). Ведь любой акт переживания
как бы "проистекает из Я" (geht aus dem Ich hervor). Я "актуально
живет" в акте. Что бы ни происходило в сознании и с сознанием,
это я и никто иной осуществляю эти акты — «я актуально
наличествую здесь и при этом» (Ibid. S. 195). Однако, с другой стороны,
возникает вопрос, касающийся совершения
феноменологического epoché: раз исключается "я, человек" — и остается только
чистое переживание с его собственной сущностью, то не
выключается ли и "чистое Я"? Гуссерль отвечает на вопрос так: никакое вы-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 307
ключение неспособно снять форму cogito; значит, нельзя
вычеркнуть и отнесенность к "чистому" субъекту акта. Когда мы
говорим о "направленности на", "постижении чего-либо", то
предполагается интеллектуальное движение двойной направленности:
либо "от Я — туда", либо "к Я-сюда". А потому никакая редукция
неспособна ничего поделать с "чистым Я".
Но вот еще какая трудность подстерегает нас на
феноменологическом пути. Я "сплетено" со своими переживаниями. И вне
этой сплетенности — если попытаться его взять "в себе", "как
таковое" — чистое Я совершенно пусто. Вместе с тем, оно как бы
подталкивает ко множеству специфических описаний. Например,
само переживание и чистое Я переживаний различимы, как
различимы субъектно-ориентированная и объектно-ориентированная
наполненность переживания (Ibid. S. 197). Гуссерль предупреждает, что
в данном разделе его внимание будет повернуто
преимущественно к "объектной" стороне переживаний.
Феноменологическое время и
"сознание времени". Горизонт
Вспомним, что Гуссерль уже в 1905 году специально обсуждал
проблему времени (правда, сочинение Лекции о внутреннем
сознании времени тогда еще не было издано). Впоследствии он
неоднократно обращался к данной проблематике. В анализируемом
параграфе кратко подведены итоги предшествующих изысканий и
даны своего рода феноменологические установки-принципы
относительно времени. И дело не только в проблеме времени.
Главное в нижеследующем суммировании я вижу в объединении темы
времени с проблематикой переживаний, в частности, потока
переживаний. Здесь также обнаруживается, что понятие потока
переживаний как синонима длительности, континуальности
переживаний, их объединения в длящуюся целостность — не некая
пустая метафора, а важнейшее и работающее понятие
феноменологического теоретического комплекса. Без него, в частности, не
было бы оригинального и глубокого феноменологического
анализа времени. Воспроизведем основные моменты концепции
времени, как она представлена в обсуждаемом разделе Идей I.
1. Гуссерль проводит различие между "объективным", т. е.
космическим временем, и временем "феноменологическим", которое
толкуется как "единая форма всех переживаний в одном потоке
переживаний" (Ibid. S. 196).

308 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
2. ''Обособление" феноменолога от "включенности" в
космическое время осуществляется благодаря феноменологической
редукции.
3. Время, которое сущностно принадлежит к переживанию и
обладает такими модусами данности, как "теперь" ("Jetzt"), "до"
("Vorher") "после" ("Nachher"), "одновременно" (Zugleich), "одно
после другого" (Nacheinander), не может измеряться по солнцу, с
помощью часов и т. д. Его вообще невозможно измерить и
измерять.
4. «Сущностное свойство переживаний как таковых,
выражаемое с помощью категории "временность" (Zeitlichkeit), означает
не только то, что принадлежит к каждому отдельному
переживанию, но и необходимую форму, связывающую переживания
между собой» (Ibid. S. 198). Ведь всякое переживание необходимо
длится, а значит, входит в бесконечный и заполненный
континуум длительностей.
5. В применении к переживаниям это свойство означает, что
каждое отдельное переживание, которое возникает и исчезает
(например, является преходящим переживание радости), вместе с
тем принадлежит к "потоку переживаний", который Гуссерль
называет бесконечным.
6. К сущности анализируемого положения дел Гуссерль
относит ту возможность, чтобы Я направляло рефлектирующий взор
на "темпоральный способ данности" и познавало его
специфические очевидности.
7. "Теперь" переживания, его актуальность, имеет, по Гуссерлю
"точечную" форму. Оно связано с континуальностью того, что
"было вот только что". А отсюда в анализ вплетается
необходимость ориентироваться в континууме "теперь" и "ретенций", т. е.
обращений к уже бывшим переживаниям. Подобное же
положение с "протенциями", т. е. с возможным в будущем континуумом
переживаний.
8. Любое "теперь-переживание" обладает «горизонтом того,
что было "до"» (Horizont des Vorhin, S. 200), a также горизонтом
того, что будет "после" (Horizont des Nachher). То, что было "до",
когда-то было актуальным переживанием в модусе "теперь", а
затем быстро стало тем, что "только что прошло". А значит, делает
вывод Гуссерль, ни одно переживание не может прекратртгься без
осознания "прекращенности" (Aufgehörthabens), иначе бы не
возникло новое заполненное "теперь".
9. Единый поток переживаний надо "вымерить" по трем
"измерениям"— "до", "после", "одновременно", и тогда это будет
"целостный, единый по своей сущности и строго замкнутый в се-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 309
бе поток временных единств переживания" (Ibid. S. 201). Одному
чистому Я коррелятивно соответствует "один поток
переживания" с его тремя указанными измерениями.
Гуссерль обещает, что более конкретное развитие заявленных
тезисов и усмотрений он осуществит в "будущих книгах",
которые уже объявлены. В § 83 («Схватывание потока переживаний
как "идея"») Гуссерль проясняет феноменологические
импликации, связанные с ранее введенным понятием горизонта.
10. Если имеется чистый рефлектирующий взгляд Я, который
направлен на какое-нибудь переживание, то в принципе, по сути,
т. е. априорно, существует возможность обращения взгляда к
другим переживаниям. Но никогда не может быть так, утверждает
Гуссерль, чтобы одним "взглядом" рефлексии была сразу
схвачена целостная взаимосвязь. Последняя, правда, в принципе может
быть схвачена, но для этого требуется "безграничность" в
прогрессивном развертывании имманентных созерцаний, когда
возможен и исполним переход «от фиксированных переживаний к
новым переживаниям, принадлежащим к горизонту
переживаний и т. д. При этом речь о горизонте переживаний
идет не только в смысле горизонта феноменологической
временности (с ее описанными измерениями), но и в смысле различия
модусов данности» (Ibid.).
Перед феноменологом благодаря всему этому простираются
поистине безграничные возможности: не увиденное прежде он
может увидеть благодаря новому повороту "чистого взгляда". Он
может осуществить "поворот внимания", чтобы прежде темное,
смутное делать все более ясным. Благодаря такому
«непрерывному переходу от одного схватывания к другому мы в известной
мере схватываем поток переживания как единство. Мы схватываем
его не как единичное переживание, а как идею в кантовском
смысле» (Ibid. S. 202). При этом поток переживаний — не нечто,
что мы можем "полагать" или доказывать посредством
рассуждения. Он есть "абсолютная и несомненная данность" (Gegebenheit).
(Далее, в главе, посвященной феноменологическому чистому
сознанию, мы подробно разберем проблему потока сознания).
Обращение к потоку сознания требует уточнения статуса
переживаний. Очевидно, что "ни одно конкретное переживание не
может иметь значение полностью самостоятельного". Всегда
требуются дополнения, обусловленные взаимосвязью переживаний в
потоке сознания. Например, если мы рассматриваем
(воспринимаем) какой-либо дом, то от определенного восприятия дома
неотделимо, в качестве необходимого фрагмента, "окружение
переживания" (Erlebnisumgebung). Хотя фрагмент этот неотъемлем

310 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
от переживания дома, он, по выражению Гуссерля, есть нечто
"внесущностное" ("außerwesentliches"), что не меняет главного
восприятия.
Далее основатель феноменологии устанавливает: немыслимы
два потока переживания (сферы сознания для двух сущностных
Я) с тождественным сущностным содержанием; немыслимо,
чтобы вполне определенное переживание одного потока
принадлежало другому потоку. Их может объединять лишь единая
сущность, но никак не тождественность индивидуально
определенных переживаний (Ibid. S. 203).
И снова об интенциональности как главной
феноменологической теме (§ 84)
«Интенциональность есть то, что характеризует сознание
в точном смысле, что одновременно оправдывает возможность
охарактеризовать весь поток переживаний как поток сознания и
как единство одного сознания» (Ibid. S. 203). Гуссерль ссылается
на предварительные характеристики интенциональности и
отличительных черт "aKTa"-cogitatio (§ 36—38). Но там анализ еще
не подчинялся феноменологической редукции. Теперь же целью
Гуссерля является обсуждение и обоснование
«интенциональности как всеобъемлющей сквозной темы,
относящейся к феноменологическим
структурам» (Ibid. S. 204). Обращение к теме интенциональности в
новом ракурсе предполагает и повторение ранее сказанного, и
обогащение интенциональных характеристик. «Под интенциональ-
ностью мы понимали свойство переживаний быть "сознанием
чего-либо" ("Bewußtsein von etwas zu sein")» (Ibid.). Гуссерль, если
мы вспомним, пояснял это "чудесное свойство" на примере
широко толкуемого cogito: восприятие есть восприятие чего-либо
(например, вещи); суждение — суждение о чем-либо, о каком-
либо "обстоянии дел" (Sachverhalt); оценивание — оценивание
каких-либо ценностных обстоятельств и т. д. Правда, в
отношении интенциональности Гуссерль различает два вида
переживания. В одних "коррелятивная повязанность" предметом является
обстоятельством явным и актуальным. В других попутно
"являющиеся" предметы скорее носят характер "веяний", которые
зависят от "удаленности или близости Я". Например, мы можем
актуально испытывать удовольствие, желать, выносить суждения
(все это как бы "осуществляется" живым, деятельным Я), а можем
переживать их так, что подобные способы сознания "веют",
"роятся" на "заднем плане" и (покуда) не осуществляются. Но даже

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 311
подобные "неактуальности" есть "сознание чего-либо", т. е.
свойство интенциональности распространяется и на них.
Гуссерль напоминает читателю, что в Логических исследованиях
он широко пользовался понятием "акта". Однако употребление
его породило множество недоразумений. Основателю
феноменологии пришлось в течение ряда лет отказываться от этого
понятия. Теперь же, в Идеях I, он счел необходимым снова обратиться к
прояснению термина "акт", ибо совсем "обходиться" без него,
доказывает Гуссерль, невозможно. При этом он добавляет, что
требуется постоянно учитывать "модальные различия" между
актами осуществленными и неосуществленными. В основном, когда
речь идет об актах (и когда не делается специальных оговорок), в
феноменологии имеются в виду акты осуществленные, т. е. акты в
собственном смысле или, как выражается Гуссерль, "настоящие"
акты. Поскольку понятие "акта" — иногда в его отождествлении,
а иногда в определенном отличии от понятия "переживания" — в
большей мере относится к теме интенциональности, к
проблематике ноэмы и ноэзиса, мы отложим его прояснение до той поры,
пока эта проблематика во всем ее объеме вступит в кадр нашего
анализа. А пока об акте сознания достаточно знать следующее:
каждое структурно оформленное переживание сознания,
поскольку оно направлено на какой-либо предмет, Гуссерль
именует интенционалъным актом. Например, интенциональным актом
является акт восприятия, направленный как на реальный и
отдельный физический предмет (дерево, дом), так и на предмет
общего характера (город Париж) *.
Вообще же к вопросу о терминологии Гуссерль делает
любопытное пояснение. Он предпочитает "текучее состояние"
терминологии, открытые возможности ее модификации. И сетует на то,
что молодые феноменологи, подражая точным наукам, придают
чрезмерно высокое значение "точным" дефинициям,
терминологическим изысканиям и т. д.
"Ясность" не исключает для основателя феноменологии
некоторого "шлейфа" (или "ореола") неопределенности. Так, интен-
циональность поначалу берется "в неопределенной широте" — и
вместе с тем, это совершенно необходимое, фундаментальное
изначальное понятие (Ibid. S. 207). И когда мы характеризуем
переживание как интенциональное, как сознание чего-либо, то
последующий анализ — несмотря на его трудность и
неопределенность исходного пункта — раскрывает для феноменологии
огромные исследовательские возможности. Этот тезис найдет свое
* Об акте как переживании см. главу IV настоящего раздела.

312 H. В. Мотрошилова «Идеи I ЭдмундА Гуссерля»
подтверждение в следующем же параграфе (§ 85. "Сенсуальная
гиле, интенциональная морфе").
Вместе с этим различением мы также уже находимся в поле
специфически феноменологического, притом интенционального
анализа. Гуссерль исходит из следующего различения: 1)
переживания, которые в Логических исследованиях (Т. П, VI
Исследование), а еще раньше — в Философии арифметики, были названы
"первичными содержаниями"; это переживания неинтенционалъ-
ные; 2) переживания или моменты переживаний, которые
являются специфически интенциональными (Ibid. S. 208). Первые
переживания, разъясним еще раз вместе с Гуссерлем, включают те,
которые можно назвать "сенсуальными", или "содержаниями
ощущений" (Empfindungsinhalte) — например, это данные цвета,
вкусовые, звуковые и другие данные (их нельзя путать с самими
вещными моментами, скажем, с окрашенностью самой вещи,
шероховатостью ее поверхности и т. д.). Сюда же Гуссерль относит
ощущения удовольствия, боли, ощущение от щекотания (!), а также
переживания, связанные с "влечениями". Чаще всего мы
обнаруживаем эти "сенсуальные" моменты уже вплетенными, в качестве
компонент, в конкретные интенциональные переживания и
сплетенными с теми слоями переживаний, благодаря которым "дается
смысл". И тогда "сенсуальное", которое само по себе было бы
лишено интенциональности, входит в конкретное интенцио-
нальное переживание: смыслодающие слои как бы становятся
носителями того, что прибавляет к переживанию "одушевляющее
понимание" (beseelende Auffassung), тоже способствующее
выполнению "интенциональных функций". А это значит,
подчеркивает Гуссерль, что во всей интенциональной области
"господствующую роль играет двойственность и единство сенсуальной
гиле и интенциональной морфе" (это модифицированные
понятия материи и формы).
Ситуацию в сознании Гуссерль описывает следующим
образом. Чувственные данные (sinnliche Data) даются в качестве
материи, материалов (Stoffe) для интенционального оформления
(Formung) или процедур наделения смыслом (Sinngebungen)
различных ступеней (Ibid. S. 209). Гуссерль различает эти моменты в
качестве "лишенных формы материй (материалов)" и "внематери-
альных форм" (formlose Stoffe und stofflose Formen).
Что касается терминологии, то здесь снова приходится
сталкиваться с примечательными трудностями. Ведь традиционно
сложилась практика передавать словосочетания, содержащие
прилагательное "sinnlich", словом "чувственное" (соответственно
говорилось о чувственных созерцаниях, переживаниях и т. д.). В не-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 313
мецком языке особые трудности возникли также и тогда, когда
пристальное внимание стало уделяться "смыслу", "смыслодаю-
щим" функциям сознания. Дело в том, что "Sinn" (откуда
происходит прилагательное "sinnlich") означает одновременно и
"чувство", и "смысл".
Вот почему, разъясняет Гуссерль, возникла потребность в
новом термине для группы данностей, которые ранее охватывались
словами "чувственность", "чувственное" и которые Гуссерль
хотел охарактеризовать именно в их до-интенциональном
своеобразии. Были выбраны — для целей феноменологии — термины "гилети-
ческие" (или "материальные") данные, или просто "материалы"
(Stoffe). Правда, в отдельных случаях приходрггся, говорит Гуссерль,
пользоваться "в своем роде неустранимыми выражениями" —
"сенсуальные", а также "чувственные материалы" (Ibid. S. 210).
Но особое внимание обращается на то, что "придает форму
интенциональным переживаниям" и благодаря чему можно
говорить о сознании в специфическом смысле. Уточним в связи с
этим понятие "переживания". В контексте анализируемых гус-
серлевских рассуждений оно прежде всего приобретает самый
широкий смысл. В ИдеяхI Гуссерль констатирует: «Под
переживаниями в самом широком смысле мы понимаем все и
каждое, наличествующее в потоке переживаний; следовательно, не
только интенциональные переживания, актуальные и
потенциальные cogitationes, взятые в их полной конкретности, но и то, что
налично где-либо в реальных моментах этого потока и его
конкретных частей» (Hua III, 80). Интенциональные переживания — это
переживания в более узком значении. Наряду с ними выделяются
моменты в переживании, которые само по себе могли бы не быть
интенциональными, если бы они не давали для интенциональ-
ных переживаний "сенсуальную гиле", материю, соединяемую
именно с интенциональной морфе, формой. Как Гуссерль
уточняет в Идеях II (Hua IV, 335), ощущения имеют пред-интенцио-
нальную структуру, они заключают в себе еще не-собственную
(uneigentliche) интенциональность, хотя и содержат
предрасположенность к осуществлению интенциональных функций, когда
гиле становится "носителем интенциональности" (Hua III, 81).
При этом традиционное рассмотрение ощущений с точки
зрения "аффицирования" органов чувств внешними объектами,
получения "возбуждений" и передачи их и т. д. Гуссерль считает
не-феноменологическим (Hua III, 215—216). Феноменологический
подход, вместе с тем, не устраняет тему ощущений (или неинтен-
циональных переживаний). «Ведь с точки зрения чистого созна-

314 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ния ощущения являются неотъемлемыми материальными
предпосылками для всех видов ноэз» (Hua V, 11—12).
В превращении темы "гилетического" в проблематику
феноменологического анализа решающую роль играет именно
обращение Гуссерля к интенциональности. «Что превращает материи
(Stoffe), формируя их, в интенциональное переживание и что
привносит в интенциональность нечто специфическое, — это то
же самое, что придает рассуждению о сознании его
специфический смысл: благодаря этому сознание указывает на то, о чем
(wovon) это сознание. Так как рассуждения о моментах сознания,
о принадлежащем сознанию (Bewußtheiten) и об аналогичных
взаимосвязях, как и речи об интенциональных моментах
совершенно не могут быть использованы из-за отчетливо выступающих
экивокаций, — мы вводим термин ноэтический момент
или, говоря короче, термин н о э з а. Эти ноэзы составляют
специфику ну с а в самом широком смысле слова...» (Hua III,
210). Это весьма тяжеловесное и потому трудное для
(удобоваримого) перевода высказывание Гуссерля нельзя было упустить из
виду по той причине, что оно содержит своего рода самокритику
основателя феноменологии в отношении его собственной более
ранней интенциональной терминологии. Отсюда ясно, почему в
Идеях I он окончательно предпочел термины "ноэза", "ноэзис"
(возводимое к "нусу", т. е. разумному началу в широком смысле).
Гуссерль имел в виду перейти на новый терминологический
уровень — причем со следующими главными целями: 1) подчеркнуть
единство чувственного и рационального (гиле и морфе,
"материйки формы) на уровне актовой, т. е. ноэтической стороны и
тем самым 2) обеспечить возможность углубления анализа
предметной, т. е. ноэматической стороны переживания. Кстати,
одновременно Гуссерль отмечает, что понятие "нус", как бы
заключенное для (образованного) читателя в понятии "ноэзис",
отсылает и к понятию "смысла". Правда, тут же следует
предупреждение: «то "придание смысла" (Sinngebung), которое
осуществляется в ноэтическом моменте, охватывает многое и дает лишь
фундамент для "придания смысла", включающего понятие смысл в
его точном значении» (Ibid.). Об этом предупреждении, в самом
деле, не следует забывать, если мы хотим толковать смысл (Sinn) в
согласии с формулировками Гуссерля (что, как мы увидим в
Экскурсе, оказалось для интерпретаторов феноменологии совсем
непростым делом). Итак, Гуссерль (из-за двусмысленности
различных традиционных терминов вроде "осознанности" и т. д.)
предпочитает употреблять именно термины "ноэтический момент"
vum, короче, "ноэза", шт "ноэзис". Поскольку, как указывалось,

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 315
эти термины производятся от древнегреческого "нус", Гуссерль
отмечает: "ноэзы и составляют специфику нуса в широком
смысле" (т. е. сферы cogitationes, смысла и т. д.).
Нельзя ли было бы назвать все ноэтическое психическим?
Поставив этот вопрос, Гуссерль вспоминает о Брентано и его
различении физических и психических феноменов. Различение это
проложило путь феноменологии, хотя сам Брентано еще не
переместился собственно на феноменологическую почву. Бретано
также не обрел понятия "материального момента", хотя при
определении специфики психического феномена верно указал на
интенциональность как его фундаментальную характеристику. С
понятием "психического", однако, связаны были многие другие
ложные толкования. А потому Гуссерль предпочитает оставаться
при слове "ноэтическое" и, соответственно, различать "в
потоке феноменологического бытия материальный
и ноэтические слои". «Феноменологические
размышления и анализы, направленные специально на материальное
(stoffliche), могут быть названы гилетически-феноменоло-
гическими, а направленные на ноэтические моменты
обозначены как ноэтически-феноменологические».
Вторые, отмечает Гуссерль, несравненно важнее и богаче первых
(Ibid. S. 212).
Функциональные проблемы, или
"конституция предметностей сознания"
И опять-таки: вместе с темой "конституции предметностей
сознания" (Konstitution der Bewußtseinsgegenständlichkeiten) мы
оказываемся в самом центре феноменологического анализа,
весьма перспективного для последующего развития феноменологии
и лишь в более поздних работах обнаружившего все богатство
своего содержания.
Здесь же Гуссерль пользуется феноменологическим понятием
"функции", полностью отмежевав его от соответствующего
понятия математики. В феноменологии функция "коренится в самой
сущности ноэз" (Ibid.). Гуссерль так и пишет: «Точка зрения
функции — центральная во всей феноменологии; лучами
исходящие отсюда исследования охватывают почти всю
феноменологическую сферу; и в конце концов все феноменологические
анализы так или иначе поступают ей на службу как составные
части или низшие ступени» (Ibid. S. 213). Так создаются
своеобразное предначертанное "синтетическое единство" и своего рода
"телеология", объединяющая и скрепляющая бесконечное мно-

316 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
гообразие переживаний. И обрисовываются задачи
феноменологии: исследовать "во всеобъемлющей всеобщности"
многообразные "сущностные возможности сознания": простые или
фундированные созерцания, мыслительные образования низших или
высших ступеней — смутные или ясные, донаучные или научные,
вплоть до высших гештальтов строгих теоретических наук и всей
культуры. Иными словами, в поле исследования включаются все
"основные виды возможного сознания" и принадлежащие им
ответвления, сплавы, синтезы (Ibid. S. 214).
И еще одно важнейшее определение: «В своей чисто
эйдетической установке, "исключающей" всяческие трансценденции,
феноменология необходимо вступает на почву чистого сознания и
приходит к целостному комплексу в специфическом
смысле трансцендентальных проблем, тем самым
заслуживая имени трансцендентальной
феноменологии» (Ibid. S. 214—215). И, например, "чистая гилетика"
подчинена феноменологии трансцендентального сознания. Но она,
по Гуссерлю, стоит существенно ниже ранга проблем "ноэтиче-
ской и функциональной феноменологии", изложению которой и
будет посвящена последующая, значительная по объему часть
Третьего раздела Идей I.
"Поле феноменологического познания"
и феноменологические "орудия" его обработки
Поставив в начале Третьего раздела трудный, как он сам
отметил, вопрос о начале собственного феноменологического анализа
(и, кстати, не дав в ответ на него сколько-нибудь ясной,
однозначной формулировки), Гуссерль по существу склоняет читателя
к мысли, что лучшим началом может послужить прояснение
специфической методики "чистой феноменологии". В отличие от
метода феноменологической редукции, применяемого на пути к
полю чистой феноменологии, методика уже определяет исходные
конкретные методологические орудия, необходимые для обработки
самого "феноменологического поля", относительно которого
Гуссерль, не обманывая, обещает: оно будет поистине необозримым,
бесконечным. Вместе с тем две первые главы раздела (включая
вторую — с многообещающим как будто заголовком "Всеобщие
структуры чистого сознания") во мне лично вызывают
разочарование. Представляется, что Гуссерль пока, т. е. во
всеобще-пропедевтической форме, не сумел раскрыть обещанного
методологического и методического богатства феноменологии. Если бы не
развернутое в III и IV главах несомненно глубокое и новаторское
исследование ноэзиса-ноэмы, то профилирующую тему феномено-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 317
логии "Всеобщие структуры чистого сознания" можно было бы
счесть почти что загубленной. Посмотрим, что Гуссерлю удается
сделать на "методическом" уровне.
Уже предприняв в рамках текстологического анализа своего
рода обобщающую и структурирующую интерпретацию Идей I, я
выделила и, следуя тексту §§ 64-—75, представила эти частные,
специфические методики: 1) "самовыключение феноменолога"
(методика, позволяющая феноменологу — не покидая естественного
мира и своего места в нем — действовать подобно эйдетику-
геометру, т. е. привычно перемещаясь исследующим взором в
"свой" мир, "отключая" также и свои эмпирические, личностные,
словом, относящиеся к действительности ориентации жизни);
2) рефлексия феноменологии на себя самое; 3) прояснение
данностей; 4) адекватное выражение ясных данностей; 5) различение
подлинных и неподлинных ступеней ясности; метод совершенно
ясного схватывания сущностей; роль "свободной фантазии" в
феноменологии; 6) методы дескриптивной эйдетики
переживаний; 7) методика отличения дескриптивных наук от точных;
8) особые методы феноменологии как дескриптивного
сущностного учения о переживаниях.
Не намереваясь повторять то конкретное, что об этих методах
сказано ранее, перейду к их оценке. В этих методах, как их
описывает Гуссерль, зафиксированы следующие основные аспекты,
а) Осуществляется конкретизация метода феноменологической
редукции применительно к позиции и действиям самого феноменолога
(методика 1). б) Уточняется роль феноменологической рефлексии
(методика 2). в) Акцентируется методика "прояснения" (пункты 3—5).
г) Методически уточняется понятие о феноменологии как
"сущностной дескриптивной" науке (методика 6—8).
Что касается "отключения" применительно к действиям
феноменолога или применения рефлексии, то эта методическая
расшифровка вряд ли может вызвать недоумения: все более
конкретное вытекает из высказанных в предшествующих главах
более общих методологических соображений Гуссерля. Трудности и
проблемы, по-моему, возникают тогда, когда автор Идей I
переходит к феноменологической методике "прояснения" вообще,
"прояснения сущностей" в частности и в особенности.
Признаться, здесь трудно почерпнуть что-либо кроме общих призывов к
"прояснению": сама методика "прояснения" представляется сугубо
неясной, туманной. Ибо выражения типа "приблизить взору",
"привести к нaгляднocти,, и т. д. вряд ли могут быть сочтены
сколько-нибудь ясными методическими рекомендациями.
Впрочем, рекомендации эти отнюдь не бесполезны. Когда феномено-

318 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
лог приступает к феноменологическому анализу (например,
воспоминания), когда он выбирает — в качестве исходного пункта,
опоры — некий феномен-экземпляр (например, какое-либо
определенное свое воспоминание), когда он начинает дескрипцию
того, что он "усмотрит" в качестве всеобщей сущности
воспоминания, — здесь ему никак не помешает методическое указание о
постоянной необходимости прояснения исходного феномена-
экземпляра и ясной созерцательной верификации всего того, что
он скажет о сущности воспоминания как такового.
Не меньшую трудность представляет первое разъяснение в
Идеях I тех методов, которые являются для феноменологии
центральными — методов феноменологической дескрипции, или
описания. Если феноменология, по определению ее создателя,
задумана как сущностно-дескриптивная наука, то методы "описания
сущностей" должны быть определены не менее четко, ясно и строго,
чем методы "усмотрения сущностей". Пока же — на уровне
общего их фиксирования — этого, к сожалению, не произошло. (Что
сам Гуссерль по существу признает на S. 176) Гуссерль к тому же
именно с помощью этой методики хочет отличить
феноменологию и от других эйдетических наук, и от наук описательного
характера. Но покуда ясности сказанное в Идеях I не прибавляет.
Быть может, методы прояснятся по мере и после того, как
Гуссерль приступит к самому феноменологическому делу, т. е. к
выделению, созерцанию и описанию всеобщих, сущностных
структур сознания? Подождем с ответом на этот вопрос.
В тексте есть еще совсем небольшое "вкрапление",
посвященное проблеме времени. Я оставлю его в стороне, ибо к его (уже
подвергнутому интерпретации) суммированию, которое дано в
самом текстологическом анализе, добавить, в сущности, нечего. К
тому же сказанное Гуссерлем — это беглый повтор тех
фундаментальных разработок, которые были им сделаны гораздо раньше, в
Лекциях о внутреннем сознании времени 1905 года. Правда,
поскольку эти лекции сделались доступными философствующей публике
лишь в 1928 году (когда они были опубликованы М. Хайдегге-
ром), — постольку их "резюме" в Идеях I в 1913 году могло
выглядеть для читателя свежо и интересно.
Среди тех тем, к которым Гуссерль снова обращается во II
главе Третьего раздела, кратко остановимся на новых моментах
интерпретации рефлексии и феноменологической редукции.
Сначала о методе рефлексии. Как мы установили в ходе
текстологического анализа, Гуссерль вверяет рефлексии
"универсальную", в пределах феноменологии, методологическую функцию,
ибо "феноменологический метод", в самом деле, исполняется ис-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 319
ключительно в актах рефлексии. Вместе с тем основатель
феноменологии прекрасно понимает и не может не признать, что, во-
первых, каждое Я в своей обьщенной жизни достаточно часто
пользуется рефлексией ("переживает свои переживания"), а во-
вторых, любое исследование сознания, все равно психологическое
или философское, по природе своей рефлективно. Поэтому-то
понятие "рефлексии" играло заметную роль в традиционных
теориях сознания и познания. И, например, в гегелевской
диалектической логике, совпадающей с теорией познания, категория
"рефлексии" и различение видов рефлексии — одна из тем,
включенных в учении о сущности. Возникает вопрос: является ли
гуссерлевское понятие "рефлексии" просто заимствованным из
традиции или феноменологической рефлексии придаются
какие-либо специфические черты? Еще один вопрос: говоря о
методе феноменологической рефлексии, способен ли основатель
феноменологии научить пользоваться им именно как
методологическим средством? К сожалению, текст Идей I, до сих пор нами
изученный, вряд ли способен, по моей оценке, прибавить оптимизма
в ответах на эти (и другие) методологические вопросы. Гуссерль,
правда, старается прибавить к суждениям о рефлексии что-то свое.
1. Так, акцент делается на выстраивание своего рода "цепочки"
взаимосвязанных рефлексий', одна рефлексия обращена к
переживанию, а последующий акт рефлексии может стать "рефлексией
первой рефлексии". С этим вполне можно согласиться — как и с
тем, что для созерцательно-эйдетического подхода к сознанию
умение грамотно строить рефлективные цепочки имеют особое
значение. Впрочем, более конкретные и четкие методологические
рекомендации на эту тему Гуссерлем пока еще не даны.
2. Гуссерль различает неотрефлектированные и уже отрефлек-
тированные переживания, подчеркивая, что переживания
первого типа способны преобразовываться — именно благодаря актам
рефлексии — во вторые.
3. Определяя рефлексию как "модификацию сознания",
Гуссерль говорит, что для осуществления ее требуется смена
установки. Речь редет, видимо, о переходе к рефлективной установке как
стороне феноменологической установки.
4. В известном смысле гуссерлевское понятие "рефлексии"
столь широко, что оно обнимает собою другие понятийные
характеристики, которые в феноменологии (и в психологии) даются
другим "модусам постижения сущности". Поскольку, например,
"имманентные восприятия" по самому своему определению реф-
лективны, то и они попадают в более общую рубрику рефлексий.

320 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
5. Гуссерль считает необходимым опровергнуть сомнения
скептиков относительно достоверности рефлексии и для этого
перефразирует декартовское cogito: я рефлектирую, значит, я
существую. Это нужно основателю феноменологии для того,
чтобы превратить "феномены рефлексии" в сферу чистых и (при
соблюдении известных условий) "совершенных" данностей.
6. Рефлексия привлекает Гуссерля, во-первых, потому, что она
есть "в любое время достижимое", непосредственное усмотрение
сущности, а во-вторых, потому, что является модификацией
сознания, обладающей громадными потенциями и широкой
применимостью.
7. В частности, ценным обстоятельством основатель
феноменологии считает то, что благодаря рефлексии в любой момент
можно повернуть "сущностный" взгляд в сторону Я, которое в
неотрефлектированной данности переживаний сознания может
быть скрыто, оттеснено на задний план. Своеобразная "Я-реф-
лексия" — одна из важнейших чистых возможностей
феноменологии, которая пользуется тем, то в составе чистых переживаний
могут быть различены и специально изучены или субъектно-
ориентированная, или объектно-ориентированная
наполненность переживания.
Суммированные аспекты рефлексии (к сожалению, несколько
сумбурно фиксируемые Гуссерлем, причем опять без
обоснованных переходов от предшествующего текста и к тексту
последующему) все же заслуживают быть учтенными при систематической
проработке теории рефлексии. Однако, как уже было сказано,
методологически они не вполне конструктивны. Как
феноменолог или обучающийся феноменологии человек может и должен
использовать метод рефлексии, остается неясным.
Другой аспект феноменологической методики высвечивается
благодаря тому, что Гуссерль вновь возвращается (в заключение II
главы III раздела) к проблематике интенционалъности. Но читатель,
ознакомившись с ранее данным текстологическим анализом, без
труда убедится, что в исследуемом конкретном контексте
основателю феноменологии важны лишь следующие моменты: 1)
"оживить" в памяти разработки Логических исследований, в особенности
различения не-интенциональных и специфически-интенцио-
нальных переживаний, а "внутри" последних — разделение на
"сенсуальную гиле", материю и "интенциональную морфе",
форму; 2) соответственно акцентировать различие между
феноменологической "чистой гилетикой" и "ноэтически-функциональ-
ной" феноменологией, подчеркнув более высокую
теоретическую значимость второго дисциплинарного раздела феноменоло-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 321
гии по сравнению с первым. Такое акцентирование и служит
своего рода переходным мостиком в сферу ноэтически-ноэматичес-
кого анализа. Подавляющее большинство интерпретаторов, с
которыми я солидарна, оценивает его как главное
теоретико-методологическое новшество феноменологии сознания.
Глава III. Гуссерлевская модель чистого сознания
и ее основные черты
В нашей интерпретации феноменологии мы сталкиваемся
теперь вот с какой общей трудностью. Перед нами прошли разделы
Идей I, в которых в единой связке предстали проблемы метода
феноменологической редукции, более конкретной
феноменологической методики, а также начавшиеся гуссерлевские
исследования структур чистого сознания. Эта увязка отнюдь не случайна.
Ведь в феноменологии как науке дело обстоит отнюдь не так, как
в ряде других теоретических, сущностных дисциплин: сначала
перед исследователем предстает его предмет (по большей части
вычлененный ранее в истории его науки), а потом он определяет
новый угол зрения и методику предпринимаемого анализа.
Феноменология же впервые получает свой предмет — чистое сознание и
его структуры, — предварительно применив очищающие методы
редукции, а также более специфическую методику его, чистого сознания,
дальнейшего вычленения и определения. Говоря на современном
языке, чистое сознание есть совокупный результат феноменологического
моделирования, то есть искусственного формирования теоретико-
методологической модели сознания, концентрирующей для
(сопутствующего или последующего) анализа ряд его сущностных
черт. (Подтверждение этому можно найти в самой
содержательной сути исследований чистого сознания, а также и в отмеченном
ранее факте употребления Гуссерлем как раз в данном контексте
понятия "Modellsammlung", т. е. "собирание моделей").
Специфика феноменологического моделирования — в том,
что в процессе его осуществления феноменология, во-первых,
требует не просто выдвигать сущностные утверждения о
сознании, но и подтверждать их в соответствующем созерцании, а, во-
вторых, она предполагает более конкретную дескрипцию
сущностей, которая основана на такой верификации.
В своих более ранних работах я уже выделила и суммировала
те черты сущностной феноменологической модели чистого
сознания (а в их методологическом развороте — черты
феноменологического метода), которые представлялись мне наиболее
важными 2. Дальнейшее углубление в исследование феноменологии не
II -8214

322 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
дало мне повода пересмотреть свое утверждение о том, что гуссер-
левское чистое сознание — не некая реальность, а
теоретико-методологическая модель; я, в основном, не переменила и своего мнения о
том, какие именно черты, которые Гуссерль придает чистому
сознанию, наиболее существенны для этой модели, разве что в самом
изложении произвела их перегруппировку, Более того, моя
работа над феноменологией в последние десятилетия, в том числе
подготовка этой книги, послужила и для верификации, и для
некоторого уточнения формулировок, касающихся гуссерлевской
модели чистого сознания. (Хочу подчеркнуть: речь пойдет о модели,
созданной именно Гуссерлем. Вопрос о том, какие ее черты
приняли другие философы-феноменологи, я, в основном, оставляю
за кадром анализа). Прежде чем представить читателю данную
часть моей интерпретации феноменологии, надо сделать две
оговорки. Во-первых, мое суммирование, объединение главных
особенностей чистого сознания (а одновременно —
феноменологического метода), о котором пойдет речь, полностью не
встречается ни у Гуссерля, ни у его интерпретаторов; вместе с тем читатель
сможет без труда убедиться, что каждая из этих черт
акцентируется основателем феноменологии как существенная для его
дисциплины (вот почему, в частности, в общем перечне я позволю
себе уже не приводить в изобилии цитаты из Гуссерля — ибо
внимательному читателю достаточно вспомнить те
формулировки основателя феноменологии, которые неоднократно
фигурировали в предшествующем изложении). Во-вторых, в Идеях I еще
трудно обнаружить данную модель в наиболее полном и
разработанном виде. Мое фиксирование этой модели основывается не
только на Идеях I и более ранних работах, но и на более поздних
произведениях Гуссерля (относительно чего будут по ходу
изложения сделаны соответствующие уточнения). Однако не вызывает
никакого сомнения, что самые главные черты модели чистого
сознания в Идеях 1 так или иначе присутствуют, почему это
произведение вполне может служить, как на то претендует Гуссерль,
введением в его чистую феноменологию.
Мое рассуждение построено следующим образом. Сначала я
представлю то, что именую гуссерлевской моделью чистого
сознания, в самом общем виде. Затем некоторые ее черты
(соответственно, методологические развороты) будут рассмотрены более
подробно. Итак, гуссерлевская модель чистого сознания включает
следующие характеристики сознания, которые предполагается
исследовать и отдельно, и в их взаимной связи:
1) Сознание есть необратимый, бесконечный, безостановочный
поток переживаний; феноменолог изучает "чистую форму" этого по-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 323
тока, а также способность сознания придавать потоку целостную
интегральную форму. Иными словами, акцентируется и
изучается континуальность, целостность сознания. Методологическая
проблема для феноменолога: исследуя сознание, научиться "плыть
вместе с потоком", т. е. учитывать эту континуальность,
непрерывность, единство сознания.
2) Вместе с тем поток сознания внутренне структурирован.
«Конечно, жизнь сознания [осуществляется] в потоке, — пишет
Гуссерль, — и каждое cogito текуче, оно не имеет фиксируемых
окончательных элементов и отношений. Но в потоке господствует
хорошо выраженная типика. Восприятие есть один всеобщий тип,
воспоминание — другой тип... таковы всеобщие, резко
очерченные типы, которые в свою очередь разделяются на виды типов:
восприятие пространственной вещи, восприятие человека как
психофизического существа» (Hua I,20). Итак, в сознании
объективно наличествуют различные, "резко очерченные", т. е.
уловимые в своей специфике и своей отдельности переживания
(например, восприятия, воспоминания и т. д.). При всей их текучести
возможно выделение для феноменологического анализа
переживаний-экземпляров, или феноменов-экземпляров. Поле чистой
феноменологии, по Гуссерлю, есть "гераклитовский поток феноменов"
(Hua II, 47). Феномены тоже подлежат очищению, превращению в
"редуцированные феномены". Методологическая проблема:
научиться выделять феномены как конкретные, непосредственные и
весьма специфические объекты феноменологического анализа и
"возвращать" их обратно в поток переживаний.
3) Феноменолог имеет дело с чистым сознанием, что также
означает: он рефлективно исследует чистые, т. е. редуцированные
переживания, феномены. Важнейшее указание Гуссерля (и других
феноменологов): от феноменологической модели чистого сознания
неотъемлема особая, а именно феноменологическая рефлексия
как опорная, исходная методологическая процедура, без которой
"поворот к сущности" не может быть получен. Отсюда
методологическая проблема: овладеть процедурами рефлексии вообще,
специфической феноменологической рефлексии в частности и
особенности. (О рефлексии мы подробно говорили ранее).
Дополнительная методологическая проблема: после осуществления
редукции и "перемещения" в поток чистых феноменов, в ходе
рефлексивного анализа не забывать о необходимости, если потребуется,
редуцировать какие-либо более конкретные и частные "осадки"
(резидиумы) "натурального" подхода к сознанию. Иными
словами, модель чистого сознания невозможна без редукции. И редукция
находит в ней свое продолжение.
il*

324 H. В. Мотрошилова «Идеи I ЭдмундА Гуссерля»
4) Важнейшей чертой сознания (и, соответственно,
феноменологического анализа) является "самоданность" через созерцание
(например, внешний объект — дерево или дом — дан нам в
непосредственном созерцании). Ориентируясь на это, феноменология
вводит в совокупность основных черт чистого сознания
"самоданность сущностей" через сущностное же созерцание (Wesensschau).
5) Специфической чертой усмотрения становится
очевидность (Evidenz) того, что усматривается. При этом
феноменологию более всего интересует "чистая7' возможность усматривать
сущность самого сознания — через сущностное созерцание чистых
феноменов (например, феноменолог через феномен восприятия
усматривает сущность восприятия как такового), притом
усматривать именно с очевидностью.
Методологическая проблема: мобилизовать, дисциплинировать
способность усмотрения сущностей через специально
выделенные, "редуцированные" феномены и преобразовать ее в
феноменологическое сущностное усмотрение, направленное на само сознание;
ввести в действие "самораскрывающие" возможности сознания;
овладеть методами прояснения сознания; уметь восходить к
феноменологической "очевидности".
5 а) Важнейшей частью модели чистого сознания является
вкрапление также и логико-феноменологической проблематики,
позволяющей развернуть "феноменологию сущностей" в привязке к
процессам их усмотрения. При этом возможны два пути: а) путь
Логических исследований как движение от языковых выражений —
через их значения — через их смыслы — к полагаемым интенцио-
нальным предметам; б) путь Идей I как движение от феноменов
сущностного созерцания к самим сущностям как предметам
особого вида.
Методологическая проблема: отточить процедуры усмотрения и
описания сущностей, опираясь на другие эйдетические
дисциплины (например, математику или логику), но и понимая
специфические отличия феноменологического сущностного описания.
5 б) Усматривая сущности, (всматриваясь в них), феноменолог
осуществляет феноменологическое описание (дескрипцию) тех
сущностных структур, которые он усматривает. Феноменология — не
дедуктивная наука с набором заранее данных аксиом. Она
"добывает" структуры чистого сознания в двуедином процессе усмотрения
сущностей сознания и сущностного описания. Методологический
ракурс: овладеть специальными процедурами сущностного
описания на основе сущностного усмотрения. (Пример — описание
сущностных черт восприятия внешней пространственной вещи:
проблема профилей и т. д.).

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 325
6) Существенная черта сознания — интенциональность,
направленность на предмет; сознание (за исключением ощущений)
есть "сознание о... "
6 а) Соответственно интенциональный анализ должен
включать в себя исследование сознания, как взятого в его чистой
типологии "дающего", "конституирующего" различные предметности
(Gegenständlichkeiten) — или, в терминологии, принятой в Идеях I
и после них, анализ ноэматических структур сознания.
6 б) Интенциональность конкретизируется с точки зрения
различных, типологически изучаемых актов сознания, с помощью
которых "даются" предметности сознания, — или, в терминологии
Идей I, с точки зрения поэтических структур сознания.
6 в) Феноменологический анализ предполагает объединение,
синтезирование ноэтических и ноэматических структур, т. е.
предметного и актового моментов.
6 г) Интенциональность не двучленна, как иногда думают, а
трехчленна. Гуссерль выражает это формулой: ego—cogito—cogi-
tatum. Мы можем "отвлекаться от Я", сосредоточиваясь то на
самом cogito (на ноэтическом — с дескриптивными типами, каковы
восприятие, воспоминание, воление, предвосхищение и т. д.), то
на cogitatum (т. е. устанавливая ноэматические предметные
модусы сознания). Но мы можем временно, методически отвлечься от
этих двух направлений и сосредоточиться на "полюсе чистого Я",
Ego, сделав его предметом феноменологического анализа.
7) Феноменологическое чистое сознание, направленное на
сущностное исследование сознания, имманентно и абсолютно в
специфическом смысле этих слов: в качестве модели оно не
нуждается ни в чем трансцендентном и самодостаточно в теоретико-
методологическом отношении. Это значит: для анализа сознания
феноменолог не нуждается ни в чем, кроме своего сознания как
поля сущностного созерцания и особой методологии сущностной
дескрипции. Вместе с очищающей ролью редукции такой отказ
от всех "посторонних", "чуждых" предпосылок иногда — вслед за
Гуссерлем — определяют как "беспредпосылочность" модели
чистого сознания и феноменологии в целом. Феноменолог как будто
бы должен представать как "незаинтересованный наблюдатель"
(unbeteiligter Zuschauer) за сущностными структурами сознания.
8) Чистое сознание включает в себя свойство временности
(Zeitlichkeit), проявляющееся в целом ряде специфических
структурных особенностей (овременение, освоение структур "теперь",
"до", "после" и т. д.).
Методологические проблемы: временные координаты надо уметь
встроить в совокупный методологический анализ; и наоборот,

326 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
осуществляя феноменологическое исследование, нужно быть
готовым включить в него темпоральные координаты.
9) Хотя на пути к чистому сознанию через редукцию
оказывается заключенной в скобки проблема соотношения реального
бытия и реального сознания, феноменологическая модель содержит
в себе онтологические измерения — соответственно повороту
сознания к множеству предметностей разного рода, к предметности
как таковой.
Методологическая проблема: внутри всей совокупности
феноменологических методов особая методика применяется для
обоснования формальной онтологии, для нахождения онтологического
ракурса феноменологической проблематики.
10) Начиная с Идей I Гуссерль широко вводит в
феноменологическую модель проблему "конституирования" сознанием целостно-
стей самого различного вида — от предметностей, их регионов до
широчайших областей действительности (мир, природа,
социальная действительность, регионы культуры и т. д.).
11) Поскольку сознание специфическими связями объединено
с чистым Я, Ego, феноменология (особенно, начиная с Идей Г)
дополняется "чистой эгологией", т. е. разветвленным учением о
структурах сознания, ответственных за конституирование
чистого Ego (в том числе касающимся и тех аспектов, которые названы
в пункте 6 г).
Методологическая проблема: уметь осуществлять "поворот"
именно к чистому Я, исследовать его сущностные структуры и
снова "выходить" в сферу ноэтическо-ноэматического анализа.
12) Важную роль в гуссерлевской модели чистого сознания и
теории самой феноменологии играет понятие "чистой или
абсолютной субъективности" — как обозначения и общей цели,
некоего идеала ("идеи") и совокупного предмета, к посильному
достижению и охвату которых стремится феноменологическое
исследование, взятое в его широко дифференцируемой
совокупности. Это суммирующее понятие, которое встречается у Гуссерля
довольно часто и которое будет пояснено в связи с последним,
четвертым разделом Идей I.
13—15) В поздних работах — в связи с проблематикой
"жизненного мира" (Lebenswelt), историчности, интерсубъективности
— все перечисленные характеристики чистого сознания
испытывают новое истолкование, и сама тема чистого сознания
существенно модифицируется.
Названные черты не исчерпывают всей полноты
характеристик чистого сознания. При желании можно добавить, опираясь
на тексты Гуссерля, что-то более конкретное. Но за то, что основное

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 327
для Гуссерля здесь принято в расчет, можно поручиться. Что для
нас особенно существенно, черты гуссерлевской модели,
перечисленные в пунктах 1—12, с той или иной мерой ясности,
подробности представлены в Идеях I.
Модель Гуссерля функционировала следующим образом. В
систематическом произведении — каким являются Идеи I —
основатель феноменологии лишь постепенно вводил в кадр анализа
все богатство характеристик чистого сознания. Но несомненно, он
заранее, заведомо имел их в виду, ибо "добыл " их в ходе
предшествующей феноменологической работы (в том числе в Логических
исследованиях, но еще больше — в разработках первого
десятилетия XX века). В тексте Идей I уже вполне ясно ощущается и
взаимосвязанность этих сущностных аспектов моделирования сознания,
которые последовательно или вместе появляются перед читателем.
Так, поток сознания увязан с темпоральностью, тема феноменов
— с проблематикой интенциональности, обнаружение
онтологических измерений — с проблемой "самоданности" предметно-
стей, т. е. с ноэматикой, сущностное усмотрение — с проблемой
очевидности и т. д. Тем не менее феноменологическое
моделирование предполагает полную возможность (относительно)
самостоятельного анализа сознания под каким-то из названных углов
зрения — "в срезе" какой-либо из перечисленных черт, а потом
объединения этих моделей ("Modellsammlung").
Когда говорится о феноменологической модели сознания, не
уйти от вопроса: моделью чего (или для чего) является
сконструированное Гуссерлем чистое сознание? И чему модель
соответствует? Гуссерль, как видно из всего ранее сказанного, вовсе не
ставит целью исследование и описание человеческого сознания во всех его
реальных чертах, связях и опосредованиях. То, что его интересует, и
что он стремится смоделировать, — это сущность сознания. Как
эта сущность "встроена" в реальное сознание, в целом не является
предметом первостепенного феноменологического интереса.
Модель чистого сознания Гуссерля имеет не математический,
не логико-математический, а философско-феноменологический,
притом, исследовательский характер. Но почему ее правомерно
назвать именно моделью? Я полагаю, потому, что Гуссерль: а)
сознательно уходит — с помощью редукции — от непосредственного
исследования сознания в полноте его реальных связей; б)
вырабатывает специфические методы отключения от этой реальности,
которые и становятся первыми на пути моделирования; в)
изолирует и изучает некоторые сущностные, по его мнению, черты
сознания; г) комбинирует эти черты в различных
исследовательских сочетаниях; д) претендует, благодаря соединению всех пере-

328 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
численных черт и их частных моделей, на фиксирование главных
сущностных черт сознания; е) налагает запрет на
непосредственное "наложение" сущностной модели на реальные процессы
функционирования сознания. Реальное сознание в его
действительном протекании, как мы видели, тоже используется Гуссерлем —
но чаще всего как эмпирический поток переживаний,
подлежащий строгому и последовательному феноменологическому
очищению. Вот почему несостоятельна такая критика
феноменологии, при которой сущностным характеристикам сознания,
предложенным основателем феноменологии, непосредственно
противопоставляется пестрая картина реального сознания, которая
получена какими-либо другими методами, или концепции
сознания, которые созданы философами прошлого или
современности. Когда созвучия все-таки имеются, когда спор с
феноменологией философов и психологов других направлений становится
сколько-нибудь корректным и предметным, это по крайней мере
значит: разговор переведен в сущностную, т. е. релевантную для
феноменологии плоскость. Вместе с тем (как мы далее увидим на
примере такой существенной черты модели, как форма потока)
между сущностной моделью и реальным протеканием сознания
есть перекличка, которая вообще типична для сложных, всегда
опосредованных связей и соответствий между моделью и той
реальностью, моделью которой она является.
Охарактеризовав в целом гуссерлевскую модель чистого
сознания, мы тем самым суммировали и поставили в общую
теоретико-методологическую связь рассуждения основателя
феноменологии, разобранные в предшествующем изложении. (Более
подробно пока были разобраны пункты 1, 2, 3,4,5, отчасти — 6, 7,
8, 9; о последних еще пойдет речь. Другие проблемы, например,
ноэтико-ноэматический анализ, или субъективность, еще ждут
своей очереди.)
Феноменологический метод (резюме)
После того, что ранее уже было сказано о феноменологии, в
особенности о редукции и частной феноменологической
методике, о чертах модели чистого сознания остается лишь
резюмировать основные методологические тезисы Гуссерля.
Прежде всего — о значении метода для феноменологии как
науки. Тут нас снова подстерегает один из проблемных
парадоксов этой дисциплины.
С одной стороны, из заявлений самого основателя
феноменологии и из высказываний ее интерпретаторов совершенно ясно,
что методу в новой науке придается решающее значение и, соот-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 329
ветственно, уделяется много внимания. Известный феноменолог
Вальтер Бимель, на которого мы уже ссылались, справедливо
отмечает: «Вновь и вновь возникает вопрос, почему Гуссерль
посвятил методу столь многие рукописи? Вряд ли есть какие-либо
другие философы, которые посвятили бы методу такое обилие
манускриптов. Эти вопросы метода можно проследить во всех
произведениях: начиная от Логических исследований — но еще раньше от
Философии арифметики — через Пять лекций, статью Философия
как строгая наука, через Идеи I, Первую философию, Формальную и
трансцендентальную логику вплоть до последней работы Кризис
европейских наук и трансцендентальная феноменология. И в этом
последнем произведении Гуссерль вновь поднимает вопрос о том,
какой путь к феноменологии предпочтителен — от жизненного
мира или от психологии?» (Biemel W. Gesammelte Schriften. Bd. 1.
S. 151).
Вальтер Бимель напоминает об одном свидетельстве Э. Леви-
наса (на него сослался и Шт. Штрассер, издатель первого тома
Гуссерлианы). Левинасу Гуссерль рассказывал о том, как ему в
детстве подарили перочинный нож и как он начал его обтачивать
и отшлифовывать, пока почти все лезвие ножа не оказалось
сточенным. Бимель считает данный факт символическим, связанным
с характером Гуссерля как исследователя. «Эта потребность в
наиболее остром из возможных инструментов, в наиболее
совершенном из методов — не просто личностное свойство; от этого в
действительности зависит утверждение феноменологии как
нового вида философствования» (Ibid. S. 152). И в самом деле,
тщательное обоснование феноменологической редукции именно как
феноменологического метода, имеющего пропедевтический
характер, многочисленные попытки прояснения более частной
позитивной методики феноменологического исследования — все
подтверждает оценки высокой, можно сказать, центральной
значимости феноменологического метода в обосновании и
развертывании феноменологии как науки. С гуссерлевским
акцентированием метода иногда связаны односторонние интерпретации,
согласно которым феноменология — только метод и учение о
методе, а ни в коем случае не некая философская система. Между
тем я считаю подобные утверждения ошибочными.
Ибо, с другой стороны, мы уже не раз имели возможность
убедиться, что метод в феноменологии есть интегральная составная
часть и сторона системно построенной теоретической концепции,
которая включает: а) обоснование необходимости феноменологии и
ее необычности; б) прояснение теоретико-методологических
возможностей вхождения в феноменологию, освобождения и очи-

330 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
щения от привычных философских моделей; в) осуществление
феноменологического анализа, в том числе через обоснование и
применение ряда сложных, тоже системно взаимосвязанных
методов и методик; г) набрасывание проекта расширения границ
феноменологии через ее применение к множеству философских
проблем. В таком духе Гуссерль часто высказывается в Идеях I:
феноменология — это наука, взаимосвязь научных дисциплин; но
"одновременно и прежде всего" (zugleich und vor allem) она есть
метод, специфически философский метод и — добавляет Гуссерль
нечто немаловажное — "Derikhaltung", что можно понимать как
мыслительную установку, ориентацию мысли, поведение
[феноменолога].
Есть несколько кратких, именно резюмирующих гуссерлев-
ских характеристик методологических процедур феноменологии.
В Пяти лекциях о феноменологии читаем: «Что отличает
феноменологию от объективирующих априорных наук, так это ее метод и
ее цель. Методически феноменология действует
(verfährt), созерцая, разъясняя, определяя смысл
и смысл же различая. Она сравнивает, она различает, она
связывает, устанавливает отношения, разделяет на части или
обособляет моменты. Но все это — в чистом созерцании. Она не
теоретизирует и не математизирует; она не производит никаких
объяснений (Erklärungen) в смысле дедуктивных теорий... Она,
следовательно, есть наука в совсем ином смысле, с совершенно
другими задачами и методами. Созерцающие и идеи-
рующие процедуры внутри строго
феноменологической редукции — это ее исключительная
собственность; это специфически философский
метод, поскольку в качестве такового метода
он существенно принадлежит к смыслу
критики познания и вообще всякой критики разума
(следовательно также критики ценностного и практического
разума)» (Hua II, 58).
Из такой сплавленности теории и метода, более того, метода и
(не иначе, чем с помощью метода обретаемого) предмета
исследования, можно объяснить то, что гуссерлевская модель чистого
сознания в ее основных чертах включает в себя, в качестве
неотъемлемого момента, методологические ингредиенты. Поэтому для
суммирования характеристик метода я могу сейчас предложить читателю
снова обратить специальное внимание на выделенные в каждом
пункте модели чистого сознания чисто методологические
повороты и акценты (присоединив сюда разъясненные ранее более
частные методики феноменологии). И разумеется, надо постоян-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 331
но держать в памяти феноменологическую редукцию, ибо ее
обоснование означает одновременно и построение теории, и
формирование метода — главным образом "пропедевтического",
т. е. вводящего философа на феноменологическое поле, однако
продолжающее свое горизонтное действие на самом этом поле.
Кратко, сумарно перечислю основные методологические
проблемные блоки феноменологии.
I блок: феноменологическая редукция.
Три пути редукции: картезианский, онтологический,
психологический; Две ступени редукции: эйдетическая,
трансцендентально-феноменологическая. (Ср. соотв. схемы на С. 285—286 данной
книги.)
Я блок: теория (модель) чистого сознания и ее
методологические аспекты:
1) изучение континуально-целостной формы чистого сознания —
процедуры: а) "плыть вместе с потоком"; б) ухватывание
целостности, единства потока; в) работа над чистой формой потока; г)
процедуры работы с временной формой потока;
2) методика структурирования потока переживаний и определение
типологии переживаний, работы с имманентными переживаниями;
3) движение от переживаний к чистым феноменам; продолжение
редукции в отношении феноменов; методы феноменологической
рефлексии;
4) методы обеспечения "самоданности", очевидности через
созерцание;
5) методы Wesensschau, усмотрения сущностей; а) два пути движения
к сущностям; б) методы сущностного описания;
6) методы интенционального анализа (на трех полюсах): а) анализ
актовых, т. е. ноэтических аспектов интенционального сознания; б)
анализ предметных, т. е. ноэматических структур сознания; в) анализ
чистого Я как "полюса" интенциональности;
7) методы чисто имманентного (абсолютного) анализа; беспредпосы-
лочность феноменологии;
8) методы анализа темпорального сознания;
9) методы феноменолого-онтологического анализа;
10) методы "конституирования" мира, природы, других целостно-
стей;
11) "эголотческие" методы феноменологии;
12) методы тематизации "чистой субъективности".
Наконец, разработанные в поздних произведениях методы
анализа: 13) жизненного мира, 14) историчности, 15)
интерсубъективности.

332 H- B- Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
А теперь мы обратимся к более конкретной расшифровке
некоторых фундаментальных особенностей гуссерлевской модели
чистого сознания и феноменологического метода — перед нами
прежде всего предстанут такие, выражаясь языком Гуссерля,
"всеобщие структуры чистого сознания", как "поток сознания",
"переживания", "феномены".
Глава IV. Поток сознания,
или поток переживаний. Феномены
Поток сознания в феноменологии
В разобранном тексте Идей /ив нашей его интерпретации
неоднократно фигурировало понятие "поток сознания"
(Bewusstseinsfluss). Оно не раз встретится нам и в дальнейшем, ибо с его
помощью Гуссерль обозначает ту интересующую его
структурную особенность сознания, которая для феноменологии столь же
важна, можно сказать, изначальна, сколь и трудна для ее
феноменологического исполнения и использования. «Главная трудность
для научного, и значит, не для солипсистского, а для
интерсубъективно верифицируемого, объективно значимого исследования
феноменологически редуцированного сознания касается именно
того, что мы в нашей рефлексии, т. е. после исполнения
феноменологической редукции находимся "в никогда не останавливающемся потоке
никогда не возвращающихся феноменов", в "вечном гераклитовском
потоке". "Специфическая особенность сознания вообще состоит в
том, что оно является — в различных измерениях — текущей
флуктуацией"», — так, цитируя Гуссерля, определяют смысл
проблемы известные феноменологи Рудольф Вернет, Изо Керн и
Эдвард Марбах (Bernet R., Kern I., Marbach Е. Op. cit. S. 74—75;
подчеркнуто мною. — H. M.)
Высказывания Гуссерля о сознании как потоке (сделанные до
Идей I, в самом этом произведении и в последующих сочинениях,
рукописях) многочисленны и недвусмысленны3. В дополнение к
тем, которые нам уже встречались в Идеях I, приведу наиболее
важные из других произведений. Например, в книге Идея
феноменологии. Пять лекций (1907 год) читаем: «Мы движемся в поле
чистой феноменологии. Но почему я говорю "поле"? Ведь это
скорее вечный гераклитовский поток феноменов» (Hua II, 47).
Или возьмем Идеи III. Имея в виду "региональное a priori"
математики, Гуссерль пишет: «Если к нему принадлежит идея
пространства, некоторое "эвклидово многообразие" в трех
измерениях, то это определяет форму теории математики; но поток пережи-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 333
ваний (Erlebnisstrom) по самой своей сущности не дает чего-либо
подобного пространству, никакой аналогичной пространству
системы порядка в сосуществовании; он не является полем
математики» (Hua V, 44; подчеркнуто мною. — H. M.) Иными словами,
понятие "поток сознания" характеризует специфику сознания и науки
о сознании — в сравнении, например, с теорией математики,
поскольку она имеет дело с пространственными образованиями.
Особенно много ссылок на поток сознания, поток переживаний
содержится в гуссерлевских Лекциях о внутреннем сознании
времени, что, как мы далее увидим, вполне объяснимо. (См. § 35
"Различие между конституируемыми единствами и конституирующим
потоком" — Hua X, 73 ff.; § 39 и др. а также Приложение VI
"Схватывание абсолютного потока", S. 111 ff.).
Несмотря на достаточно прочный феноменологический статус
понятий "поток сознания", "поток переживаний", в литературе и
в устных обсуждениях можно подчас встретиться с мнением,
согласно которому Гуссерль здесь прибегает — для характеристики
неповторимо-внутреннего, т. е. сознания, притом для
определения его сущности — к внешним, "материальным" метафорам,
лишь запутывающим суть дела и, якобы, недоступным научной
верификации. Конечно, само по себе уподобление
"флуктуации", "текучести" сознания "реке", "потоку" (по-немецки Fluss —
это и река, и поток) носит метафорический характер. И, может,
было бы лучше, если бы нашелся какой-либо иной,
неметафорический термин. Но Гуссерль не обнаружил такого удачного
термина ни в традиции, ни в современной ему философии. И сам
такого понятия не изобрел. (Кстати, абстрактный научный и
философский язык наполнен такого рода "материальными"
метафорами и аналогиями, уподоблениями, от которых вряд ли
возможно избавиться и, видимо, не так уж плодотворно избавляться.
Например, говорят о "пучке электронов", "материальной точке" 4
и т. д.) Главное же, как я думаю, состоит в том, что
метафорический по внешнему выражению термин "поток сознания"
(соответственно, "поток переживаний") оказался понятием продуктивным,
работающим, позволившим ухватить и сущность сознания, и
специфику, трудности его феноменологического анализа5. Попытаюсь
суммировать наиболее важные моменты гуссерлевского
толкования потока сознания.
1. Необходимо прежде всего принять в расчет то, что сама эта
тема становится актуальной после исполнения феноменологической
редукции, после того, как стало ясно: надо, с одной стороны,
пробиться к чистому сознанию, но, с другой стороны, опереться на
сознание как изначальную данность, обнаруживаемую феноме-

334 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
нологом в самом себе — с помощью имманентного восприятия,
феноменологической рефлексии. Это трудность и
двойственность специфически феноменологического характера.
2. Что такое сознание как "изначальная данность"? Как
сознание дано нам — еще до того, как мы начнем раскрывать какие-
либо его "чистые" характеристики? Ответ Гуссерля выглядит так:
сознание непосредственно дается нам именно как необратимый поток
(каких-либо) переживаний, как некоторое "в себе" структурированное и
потому доступное (феноменологическому) структурированию текучее
единство. Можем ли мы "верифицировать" это установление гус-
серлевской феноменологии? Вполне можем (если из-за каких-
либо собственных предубеждений не будем становиться в позу
заведомых скептиков). Каждый из нас способен осуществить
мысленный эксперимент — сродни тому, который проделывает
Гуссерль и любой другой феноменолог. Пусть тот, кто читает эти
строки, попробует обратиться к своему сознанию и
добросовестно ответит на вопрос: как именно и благодаря чему сознание ему
"изначально" явлено? Вряд ли можно сомневаться в ответе:
(наше) сознание явлено (нам) прежде всего как безостановочный и
необратимый поток впечатлений, переживаний. И явлено оно
лишь благодаря повернутой к нему рефлексии. Обращаясь к
сознанию непосредственно (а не через его "следы" в
объективированных мыслях, поведении, реакциях тела), мы, как вполне точно
выражается Гуссерль, находимся "в никогда не
останавливающемся потоке никогда не возвращающихся феноменов". Для
основателя феноменологии это неопровержимый и легко
верифицируемый факт. С ним трудно не согласиться.
Вот мы обратились к нашему сознанию. Не так-то просто
вклиниться в его естественное протекание и осуществить
рефлексию на само сознание, ибо впечатления помимо нашей воли
продолжают это свое протекание: если наши глаза не закрыты, мы
видим, воспринимаем окружающие нас предметы, слышим звуки;
от особой рефлексии нас отвлекают и сам мир, и поток сознания.
Попробуем закрыть глаза, чтобы отвлекающих моментов было
меньше. Но и в этом случае перед нашим "внутренним взором"
продолжают проноситься какие-то впечатления; если мы
непосредственно не видим окружающих предметов, то какие-то следы
их восприятия сохраняются; мы можем слышать звуки и т. д. Нет
сомнения в том, что с нашим желанием осуществить
феноменологическую рефлексию мы вторглись в некоторое независимое от
нашей воли процессуальное течение сознания, которое совсем неплохо
описывается метафорой потока (если не придавать метафоре
абсурдного буквализма).

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 335
Мы, далее, способны "схватить" следующее: поток этот
существовал до того, как мы обратили на него внимание, и останется
существовать после того, как мы перестанем на него
рефлектировать. И все так или иначе выделяемые фазы потока тоже "поточ-
ны", "текучи". Поэтому Гуссерль и говорит: «пребывающей
прежде всего является структура потока, форма потока. Т. е. текучим
является не только поток как таковой, но и всякая фаза его — той
же формы...» (Hua X, 101) Нетрудно предположить и даже
"увидеть" умственным взором, что поток сознания параллелен потоку
нашей жизни — и "уходит", "гаснет" вместе с самой этой жизнью.
Поэтому Гуссерль часто говорит о "жизни сознания". (Есть,
правда, один специфический момент, о котором мы потом поговорим
специально — это сон и другие формы частичного отключения
сознания. Гуссерль от них отвлекается и постоянно говорит о
"бодрствующем" — wachen — сознании).
Но, быть может, сказанное относится лишь к эмпирическому
протеканию сознания, к его фактичности?
3. Ведь феноменология имеет дело не с фактами, а с
сущностями. Она, вспомним, — наука не о фактах сознания, а о его
всеобщих структурах. Гуссерль уверен: применительно к сознанию
его протекание, его, так сказать, "поточность", или форма потока
— это не только и не столько фактическое положение дел (когда
мною наблюдаемо мое — или вами наблюдаемо ваше — "текущее"
сознание), сколько указание на всеобщую структурную форму,
форму всякого сознания. Всякое сознание и всегда, притом в силу
сущностной необходимости, имеет организующую его
сущностную форму потока переживаний. Для феноменологии из этого
вытекает следующее: поточность — это черта, измерение чистого
сознания; это сущностная черта; а потому, исследуя сознание
феноменологически, надо уметь ухватывать (в потенции
бесконечный) поток. Выделяя для анализа, чисто условно, его структурные
моменты, надо уметь и их взять в их "протекании", и снова
встроить их в единый изначальный поток. Продолжая
пользоваться метафорой "потока", Гуссерль изобретает другую,
родственную метафору: надо, говорит он, при исследовании сознания
"плыть вместе" (mitschwimmen, mitfliessen) с потоком.
Текучесть, флуктуация сознания есть, таким образом, сущностная
его черта, которая "светится" через явление, через способы "данности
сознания". Поэтому здесь и нет противоречия между явлением и
сущностью. К тому же, вспомним, "непосредственное
схватывание" в имманентной сфере сознания и не предполагает
разъединения явленности и сущности.

336 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
4. Из признания "поточности" неотъемлемой и
фундаментальной структурой сознания вытекает ряд важнейших
феноменологических следствий, которые, кстати, снова и снова
верифицируют идею потока, подтверждают ее несомненную плодотворность.
4 а) Поток сознания, или его свойство протекать, существовать
в качестве самостоятельной, целостной длительности требует, по
Гуссерлю, не просто его учета, но и специального изучения как
важнейшей для сознания структурной особенности. В Парижских
докладах Гуссерль, в частности, разъясняет, что деятельность
размышляющего философа, ставшего для себя самого
трансцендентальным Ego, состоит как раз в том, чтобы «следовать за
непрерывным потоком мыслящего (когитирующего) бытия и жизни,
высматривая в нем все, что там следует усматривать, проникать в
него, эксплицируя его, описывая его в понятиях и суждениях,
причем, исключительно в таких, которые совершенно изначально
почерпнуты из этих созерцательных составляющих» (Hua I, 14). В
этой формулировке, кстати, хорошо зафиксировано единство
сущностного усмотрения, сущностного описания и учета формы
потока (т. е. единство целого ряда черт модели чистого сознания,
о которой мы говорили ранее).
4 б) Одна из самых главных здесь исследовательских линий —
феноменологическая концепция времени, всего подробнее
представленная в гуссерлевских Лекциях о внутреннем сознании времени
1905 г., которые резюмированы в Идеях I (в этом резюме, как мы
уже видели, постоянно обсуждается также и редея потока
сознания). В Лекциях Гуссерль, в частности, отмечает: «Можно и нужно
сказать: известная непрерывность, континуальность явлений, а
именно такая, которая является фазой потока, конституирующего
время (des zeitkonstituierenden Flusses), принадлежит некоторому
Теперь (Jetzt), конкретнее, тому, которое конституирует ее,
эту непрерывность, — и принадлежит некоторому Прежде
(Vorher), а именно тому, что конститутивно (мы не можем сказать:
"было" конститутивным) для этого Прежде. Но не есть ли этот
поток некое "Одно после другого" (Nacheinander); разве он не
имеет некое Теперь, актуальную фазу, и непрерывность прошлых
[состояний, Vergangenheiten], теперь осознаваемых в ретенции?
Мы не можем отказаться от того, чтобы сказать: этот поток есть
нечто, что мы называем таковым после конституирова-
н и я ; но он не есть нечто "объективно"-временное. Он является
абсолютной субъективностью и обладает
абсолютными свойствами чего-то, что мы образно должны обозначить как
"поток" и что заключает в себе актуальные точки, изначальные
точки "Теперь" и т. д. В актуальном переживании мы имеем эту

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 337
изначальную точку (Urquellpunkt) и континуальность моментов-
отзвуков (Nachhallmomenten). Для всего этого у нас нет имен,
названий» (Hua X, 371). Данное рассуждение Гуссерля, взятое из
Приложений к упомянутым Лекциям, — принципиально важное
и весьма сложное. Оно требует истолкования, которое в идеале
возможно только в контексте разбора всей чрезвычайно
разветвленной, богатой оттенками гуссерлевской теории времени, что не
входит в замысел моей книги. Коснусь лишь отдельных моментов,
без которых нельзя обойтись при обсуждении темы потока
сознания.
Метафора потока сознания и обнаруживает свою
продуктивность, и обрисовывает немалые трудности как раз в теории
времени. Время, взятое в качестве объекта исследования, сразу являет
себя в качестве потока, в качестве длительности, которая может
быть разделена на отдельные фазы и однако же должна быть
понята как некоторое синтетическое единство. Эти аспекты и были
выявлены в историческом процессе развития философии; были
раскрыты и трудности, парадоксы времени, трудности его
научной и философской интерпретации. (См.: Гайденко П. П. Время //
Новая философская энциклопедия. Т. 1. С. 451—457). Еще до
Гуссерля — в значительной мере благодаря Августину и Канту —
время стало рассматриваться не только и не столько как
"объективное", а как "субъективное" время, время сознания.
Гуссерль в Лекциях о внутреннем сознании времени (§ 10 и
другие) подробно обосновывает мысль о том, почему в случае
времени речь должна идти об AWflt//sphänomenen, т. е. о "феноменах
протекания" (как переводит В. И. Молчанов, внесший
значительный вклад в толкование гуссерлевской теории времени — см.
Литературу). Их можно назвать "текучими феноменами". Это
особые феномены: они подразумевают непрерывность, постоянство
изменений, их единство. Если их можно разделить на некоторые
"куски", "фрагменты", "участки" (Stücke), то чисто абстрактно.
Ибо такие, как я бы сказала, "кванты" времени не могут быть
даны самостоятельно, вне их тоже "поточного" единства, или
целостности, непрерывности протекания (Ibid. S. 27—29). В случае
внутреннего, или имманентного сознания времени метафора
потока, таким образом, наполняется вполне позитивным и весьма
существенным проблемным содержанием, причем потоку
Гуссерль в известном смысле отдает преимущество перед всеми его
возможными "абстрактными" членениями. Тем не менее от
проблемы структурирования временного потока (как и потока
сознания вообще) никуда не уйти. Проблемная трудность состоит, во-
первых, в том, чтобы эти структуры принадлежали самому пото-

338 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ку, а не были бы привнесены извне, а во-вторых, в том, чтобы
элементы-структуры после их специального разбора были вновь
"возвращены", "встроены" в поток. Имея это в виду, Гуссерль
выделяет "Теперь" как некий "источник", как начало
("точку-источник", Quellpunkt). Почему же? А потому, что всякий
"имманентный объект", или [как-то] структурированное переживание,
отличающееся от других (например, это восприятие этого
внешнего предмета), имеет свое начало, и обладает точкой свого
Теперь, т. е. актуальностью, от которой "в обе стороны" потока
тянутся "связующие нити" «Это тот самый модус протекания,
вместе с которым имманентный объект начинает быть (zu sein
anfängt). Он охарактеризован как Теперь (Jetzt)» (Ibid. S. 28).
Дополнительную проблему (которая также подтверждает идею потока)
Гуссерль видит в том, что вокруг каждой фазы Теперь
выстраиваются "свои" протекания — "постоянно расширяющаяся
непрерывность, континуальность прошлого" (Ibid.). Итак, сущностная
континуальность сознания (а значит, оправданность метафоры
потока) подтверждается и всем анализом времени, и даже
исследованием его (условно) выделенных из потока структур. Вот
почему в тексте Лекций постоянно встречаются выражения вроде:
«Идя вдоль потока и [передвигаясь] вместе с ним...» (Ibid. S. 29),
которые, тоже заключая в себе нечто метафорическое, вместе с
тем демонстрируют постоянную заботу Гуссерля о прослеживании
модуса "протекания", или "поточности", и временного, и всякого,
взятого в других аспектах сознания.
б) Но здесь есть еще одна серьезная проблемная трудность.
Как было сказано, Гуссерль уверен, что исследование сознания
как потока есть анализ сущностный, феноменологический.
Вместе с тем основатель феноменологии вводит также следующий
уровень рассмотрения — когда имеется в виду не просто
сущность сознания, но сущность этой сущности, иными словами,
сущность более "высокого порядка". Забота Гуссерля о таком
анализе (который, надо отметить, появляется после первого и
благодаря ему) видна и в ранее приведенной сложной цитате. Дело
вот в чем. Гуссерль различает два аспекта интенционального
сознания времени. Например, мы вспоминаем какие-либо когда-то
"актуально" услышанные звуки (скажем, звуки музыки).
Осуществляется то, что Гуссерль именует ретенцией (Retention), т. е. как
бы возвращением назад, своеобразным "удерживанием" чего-то
из прошлых поточных единств сознания. В ретенции заключены
две интенциональности: первая (ее Гуссерль называет Querinten-
tionalität, поперечной, или вертикальной интенциональностью)
обращена на сам звук, на "объект"; вторая — на саму ретенцию.

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 339
Вторую Гуссерль называет Längstintentionalität, т. е. продольной
интенциональностью. (Очевидно, он имеет в виду следующее:
первая интенциональность как бы пересекает "линию " потока по
вертикали, а вторая идет "вдоль" самого потока, т. е. собственно,
"мнит", "имеет в виду" поток в собственном смысле). Чтобы мы
лучше поняли, что все это значит, и какие общие выводы,
касающиеся сознания, делает здесь Гуссерль, приведу довольно
длинную цитату из Приложений к Лекциям: «Если мы позволяем себе
плыть вперед вдоль потока (den Fluss fortfliessen), то мы
располагаем текучей непрерывностью в ее протекании,
континуальностью, которую возможно репродуктивно преобразовывать в
вышеописанную непрерывность; и при этом имеет место новая
непрерывность моментно-одновременно сущих фаз репродукции в
ее отнесении к совокупной непрерывности этого
"Одновременно" (Zugleich) в прошедших фазах. Итак, через поток проходит
продольная интенциональность (Längstintentionalität), которая в
протекании потока остается в постоянном единстве наложения с
собой самой (Deckungseinheit). В абсолютном прехождении,
протекая, перво-ощущение преобразуется в его воспроизведение,
репродукцию, а эта репродукция — в репродукцию репродукции
и т. д. Одновременно, вместе с новой репродукцией, имеет место
новое "Теперь", новое первоощущение... В соответствии с этим,
полагаем мы, в потоке сознания — вследствие постоянства
репродуктивных преобразований и того обстоятельства, что они
постоянно суть репродукции тех репродукций, которые канули в
прошлое, — конституируется само единство потока, как некий квази-
временнбй порядок. В ходе (этого) процесса взгляд может
оставаться фиксированным на моментно-Одновременном, которое
пропадает, но конституция репродуктивного единства выходит за
пределы <этого>, всегда прибавляя новое; к этому
[обстоятельству] может быть прикован взгляд — и тогда есть сознание в потоке
как непрерывное единство... Поток имманентного времени
конституирующего сознания имеет такую удивительную и однако
понятную форму, что в нем необходимо существует
самопроявление потока; и при этом сам поток по необходимости должен быть
схватываем в его протекании (Ibid.). Самопроявление потока не
требует другого потока, но как феномен он конституируется в себе
самом» (Ibid. S. 379,380, 381,382; подчеркнуто мною. — H. M.)
Благодаря всем этим весьма сложным рассуждениям Гуссерль
обрисовывает вот какую двойственность феноменологической
модели сознания (соответственно, и самого сознания), которая
для кого-то (но не для самого основателя феноменологии) может
выглядеть непримиримым противоречием. С одной стороны,

340 H- В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сознанию — в силу сущностной необходимости — присуща
структурированность в вроде временного потока. С другой стороны,
в результате фиксирования и иследования в феноменологии этой
сущности (первого порядка) выясняется, что именно "поточная",
"продольная" интенциональность, обращенная на сам поток,
приводит к мысли о сущности этой сущности (сущность второго
порядка). А применительно к сознанию, последняя тоже означает
нечто двойственное. Во-первых, "протекание" сознания, его
поточность снова признается чем-то неотъемлемым от сознания,
своеобразным свойством всех свойств; во-вторых, исследование на
этом уровне раскрывает лишь квази-ъременную природу потока
сознания. Итак, в перво-основании сознания и его анализа
по-прежнему залегает структура потока, но это уже не структура
протекания, всегда соотносительного со временем, а "поточная"
структура абсолютной субъективности. Она же по самой своей сути
имеет вневременной характер.
Вокруг проблемы потока сознания специалисты по
феноменологии ведут острые дискуссии. В частности, высказывается
мнение, согласно которому движение анализа Гуссерля к вне-
темпоральной абсолютной субъективности по существу
обесценивает, если не вовсе перечеркивает плодотворность метафор
"поток сознания", "поток сознания времени". В этом,
по-видимому, смысле В. И. Молчанов говорит: «...самый глубинный слой
субъективности — абсолютный поток сознания — сам в себе уже
нетемпорален. Лишь метафорически, по Гуссерлю, абсолютную
субъективность можно назвать потоком» (Молчанов В. И.
Предисловие // Гуссерль Э. Собрание сочинений. Т. I.: Феноменология
внутреннего сознания времени. С. XIV). Из того, что изложено
выше, вытекает: если речь идет о "самом Гуссерле", а не об
истолкованиях, то многие аргументы свидетельствуют в пользу
постоянного, фундаментального, глубоко содержательного и
верифицируемого теоретико-методологического значения понятий
"поток сознания", "поток переживаний". Красноречивы слова самого
Гуссерля: несмотря на все трудности, «я все же знаю о сознании
как потоке, я могу обратить на него взгляд (hinsehen); я,
следовательно, в схватывающем сознании имею актуальные фазы потока
и одновременно серию воспоминаний о прежних фазах» (Hua X,
378).
Поток сознания, как мы показали, Гуссерль считает длящейся,
бесконечной целостностью, обладающей вместе с тем,
внутренними различимыми структурными элементами, своего рода
"квантами" потока. Гуссерля здесь в первую очередь интересует
то, что сознание — это поток переживаний (Erlebnisse).

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 341
Переживания (или акты) сознания
Собственно о переживаниях сознания (в дополнение к тому,
что сказано в предшествующих разделах и в этой главе) остается
— резюмирующим образом — добавить немногое.
1. Переживания сознания — это прежде всего хорошо
дифференцированные в своей типике отдельные акты сознания, взятого
поначалу в виде эмпирического потока. При первом
рефлективном взгляде на собственное сознание исследователь способен
остановить внимание на тех или иных вполне уловимых типах
переживания, которые именно поэтому издавна фиксировались в
философии и психологии, когда заходила речь о сознании. Это
восприятия, воспоминания, представления, акты мысли и
суждения, фантазирование, образное сознание, ценностные акты, акты
верования, воления, желания, радости, различные акты симпатии
или антипатии и т. д. Каждый из них может подразделяться на
подвиды. Так, восприятие может быть восприятием и физической
вещи, и модели сущностного содержания, например,
геометрической фигуры, и какого-либо предмета, суть которого — в
эстетическом смысле (скажем, картины или скульптуры) и т. д.
1 а) Поскольку Гуссерль нередко отождествляет (особенно на
предварительных стадиях анализа) понятия "переживание" и
"акт" сознания, то характеристики актов оказываются и
свойствами переживаний. Типологические членения переживаний (актов)
— разные. Так, Гуссерль делит их на два "класса" —
познавательные и эмоциональные (Gemütsakte) акты. В одной из рукописей
(F124: S. 245) он пишет: «Классу познавательных актов
противостоят, в качестве существенно нового класса, эмоциональные
акты, акты чувствования, вожделения и воления, которые со своей
стороны с очевидностью распадаются на ближайшие
взаимосвязанные родовые единства». К последним принадлежат такие,
например, "актовые" разновидности желаний и вожделений, как
"принятие [чего-либо] за хорошее" или, наоборот, плохое (ein
Für-gut-halten).
1 б) У Гуссерля имеются и другие линии классификации,
типизации переживаний сознания. Так, именно в период,
предшествовавший Идеям I, основатель феноменологии серьезно
занимался теми переживаниями, которые он называл
"созерцательными" и которые он отличал от "интеллектуальных" (intellek-
tiven) актов. К первой категории он причислял, наряду с
восприятием, также фантазию, воспоминание, образное сознание.
Специально исследовалась такая их черта, как Vergegenwärtigung,

342 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
т. е. осовременивание [какой-либо предметности, в том числе
какого-либо сущностного содержания].
2. При описании сознания исследователь способен уловить не
только типику его переживаний, или актов, но и определенную
"иерархическую" взаимозависимость типов. Мы уже видели, что
для Гуссерля такой тип, как восприятия, является
фундаментальным для других типов переживаний сознания — прежде всего
потому, что в эти другие типы восприятие либо прямо
"встраивается" (например, когда я вспоминаю лицо ранее увиденного
человека), либо косвенно обуславливают их "дающую" силу.
Аналогичным образом обстоит дело с эмоциональными актами. В
одной из рукописей (F 128: S. 125) Гуссерль отмечает: «Как
чувственные данные образуют материал для того переживания, которое
мы называем переживанием восприятия вещи, так и чувственные
эмоции — материал для наших ценностных апперцепции, для
переживаний, в которых мы оценивающим образом схватываем
мелодию или симфонию, стихотворение и т. д. и наслаждаемся
ими в единстве синтетического чувства. Чувственные
переживания (die sinnliche Gefühle) тут образуют постоянный фон
(Hintergrund), в развитом сознании они отнесены к телесности и
находятся в состоянии постоянного возбуждения или
возбудимости. Всякое чувство, пробуждаемое благодаря новым данным
ощущений, находит свой резонанс и оказывает влияние на
совокупную среду чувства, которая присоединяется к единству
настроения...». (Еще раз отмечу: эти Gemütsakte Гуссерль
называет также Gemütserlebnisse, эмоциональными
переживаниями — Ideen II // Hua IV, 4).
3. Для характеристики переживаний сознания
принципиальное значение приобретает то, что Гуссерль подчеркивает,
во-первых, их имманентный сознанию (а, стало быть, невещный)
характер, во-вторых, то, что они ухватываются не через антитезу
"явление-сущность", как в случае чисто физических объектов и
процессов мира, а через переживание переживаний. Это не тавтология, а
фиксирование вполне реальной особенности сознания, его специфики.
Например, если нас интересует восприятие, и мы его (рефлек-
тивно) осуществляем, то "за ним", "за" его явленностью нет
ничего, что можно было бы обнаружить как некий обособленный
объект, который бы нам являлся. Когда нам "дано" восприятие, то
оно дано не иначе, чем внутренним, имманентным образом — и
нам остается лишь "переживать" восприятие, не занимаясь
поисками еще какого-то "заднего плана". А когда нас интересует
предметность самого восприятия, нам не обнаружить ее иначе, не-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 343
жели в самом восприятии — точнее, в "имманентной" данности
через процесс восприятия.
Это гуссерлевское установление нельзя толковать так, будто
нам достаточно вызвать в себе восприятие, "всмотреться" в него
— и нам сразу откроется сущность восприятия. Сущность
восприятия дается через переживание восприятия — но сказанное
вовсе не означает, что дается она сразу и автоматически. Работа с
переживаниями — чрезвычайно сложный, специальный,
исследовательский процесс. Ей надо учиться подобно тому, как учатся
математике, логике, психологии, словом, любой специальной дисциплине.
(Примером того, как эта работа проводится, может служить
гуссерлевское исследование восприятий как особых переживаний).
4. В гуссерлевской концепции переживаний заключен
парадокс того типа, с которым мы в анализе феноменологии уже не
раз сталкивались. Гуссерль входит в мир переживаний для того,
чтобы, с одной стороны, обрести в нем материал, опору, но,
чтобы, с другой стороны, уйти из непосредственной сферы
переживаний, поднявшись на более высокую ступень, где переживания
как бы сохраняются, но обретают модифицированный вид. Эта
более высокая, именно феноменологическая ступень — та, на которой
переживания превращаются в феномены.
Феномен и его роль
в гуссерлевской феноменологии
Должна предупредить читателей: понятие "феномен",
несмотря на его — казалось бы — фундаментальный для
гуссерлевской (и всякой иной) феноменологии характер, принадлежит к
числу наиболее трудных, наименее проясненных самим
Гуссерлем понятий 6. (Отличие позиции Хайдеггера в том, что он,
напротив, посвятил многие страницы исследованию феномена, хотя
и в хайдегтероведении тему феномена тоже не приходится
рассматривать как хорошо и четко исследованную.) В современной
гуссерлеведческой литературе эта тема затрагивается, и я буду на
нее ссылаться (однако я не решаюсь порекомендовать читателю
какие-либо отдельные исследования по той простой причине, что
к сложности толкований самого Гуссерля присоединяется и
чрезвычайная усложненность языка и мысли вторичных
интерпретаций). Далее будет сделана попытка сделать сколько-нибудь
ясными смысл и функции понятия "феномен" в феноменологии
Гуссерля.
1. Понятие "феномен" в гуссерлевском толковании и связано с
понятием "переживание", и отличено от него. Переживание, как мы

344 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
видели, — нечто изначально данное, "единица" сознания, сама по себе
структурированная в потоке. Так, если мы воспринимаем какую-
либо внешнюю вещь, а потом рефлектируем на само восприятие,
продолжая его осуществлять, то оно "дается" нам именно как
определенное переживание в потоке воспринимания. А к феномену
еще нужно перейти. На каком же пути? «Всякое
интеллектуальное (intellektive) переживание и всякое переживание вообще,
[взятое] в процессе его осуществления, может быть сделано
предметом чистого усмотрения и схватывания; и в этом созерцании оно
есть абсолютная самоданность. Оно дано как сущее, как "это-
здесь" (Dies-da), сомнение в бытии которого лишено всякого
смысла» (Hua II, 31). Процесс "перевода" переживания в модус
"абсолютной самоданности", прочной уверенности (Gewissheit)
(гарантированной тем, что мы имманентно созерцаем
непосредственно данное нам собственное сознание — см.: Biemel W. Op. cit.
S. 156—157), — это и есть начало процесса обретения феномена в гус-
серлевском смысле. «Всякому психическому переживанию на
пути феноменологической редукции соответствует, следовательно,
чистый феномен, который выказывает свою (отдельно взятую)
имманентную сущность как абсолютную данность. Все полагания
"не-имманентной действительности", которая не содержится в
[самом] феномене, хотя и положена в нем, но не дана во втором
смысле, - все они исключены, т. е. оставлены в стороне» (Hua II,
45). Итак, феномен — в связи с переживанием и в отличении от
него — есть переживание, на которое мы рефлектируем, которое
очищаем в ходе редукции, "берем" в модусе самоданности и
затем анализируем. Хайдеггеровское разъяснение феномена: Sich-
selbst-durch-sich-selbst-Zeigende, т. е. само себя через себя
обнаруживающее, — близко этому оттенку смысла, вкладываемому
Гуссерлем в данное понятие.
Отсюда еще одна формулировка: если переживание
восприятия мы в процессе феноменологической рефлексии переводим в
модус феномена, то это значит, что мы "заставляем" само "чистое"
восприятие с несомненностью выказывать, обнаруживать свою
сущность. Это и значит, что — применительно к сущности
восприятия (а не к вещному миру, что очень важно) — реализуется гус-
серлевский лозунг «Назад к самим вещам!», который никак
нельзя трактовать в "буквально-вещном" смысле.
2. Как и в случае с переживанием, Гуссерль увязывает феномен
в дофеноменологическом, обычном житейском или научном
смысле с феноменом в смысле феноменологии — но главное,
отличает феномены в собственно феноменологическом толковании.
Какие феномены не являются феноменологическими? Когда во Вве-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 345
дении к Идеям I Гуссерль определял психологию как "науку о
реальностях", то ее феномены он характеризовал следующим
образом: «"Феномены", которые она как психологическая
"феноменология" рассматривает, суть реально происходящие [события,
Vorkommnisse], которые в качестве таковых — если они обладают
действительным здесь-бытием (Dasein) — вместе с реальностями,
к коим они принадлежат, упорядоченно включаются в
пространственно-временной мир как omnitudo realitatis, т. е. как
целостность реальностей» (Hua III, 6).
Интерпретаторы (Бимель и др.) обоснованно обращают
внимание: Гуссерль, говоря о "феноменах" психологии, о самой
психологии как "феноменологии", берут эти слова в кавычки, чтобы
показать, что это еще не "настоящие" феномены в смысле
феноменологии как науки. На пути к ней "феномены" психологии (и
других наук, на которые пожелает опереться феноменология как
наука) должны испытать существенные превращения.
3. Принципиальное отличие феноменов (без кавычек, в
собственно феноменологическом смысле) Гуссерль во Введении к
Идеям I определяет после того, как он характеризует феноменологию
как эйдетическую науку, а первую редукцию, ведущую к ней, как
эйдетическую редукцию. Он сообщает, что в ходе последующего
анализа «феномены трансцендентальной
феноменологии будут охарактеризованы как
ирреальные». "Другие редукции", а именно трансцендентальные,
"очищают" психологические "феномены" от всего того, что
сообщает им реальность и тем самым включенность в порядок
"реального мира" и мира вообще. Наша феноменология, отмечает
Гуссерль, должна быть не учением о сущности реальных, а о
сущности ирреальных, т. е. трансцендентально-редуцированных
феноменов (См.: Hua III, 6).
Прилагательное "ирреальный" (irreal) применительно к
феноменам означает, следовательно, их освобождение, "очищение" от
всего, что может характеризовать переживание как событие,
включенное в конкретный порядок пространственно-временного
и исторически-определенного мира. Так, если феноменолог
работает с феноменом восприятия, то всякая отнесенность к тому,
где, в какое время, как именно осуществляется восприятие, взятое
в качестве экземпляра, пребывает исключенной. Сущность
восприятия как такового — вот что в данном случае интересует
феноменолога. И он должен научиться работать с феноменом именно
в такой — ирреальной — ипостаси. Несмотря на необычность
феноменологического подхода, его осуществление — если будет
хорошо и правильно понят сам принцип — не сопряжено с непреодо-

346 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
лимыми трудностями. "Переключиться'' на сущностный
рефлективный анализ феноменов помогает феноменологическая
редукция. При ее осуществлении, как мы теперь видим, должно
происходить не только заключение в скобки определенного типа
знаний, методов, но и параллельное очищение феноменов, переживаний,
их перевод в модус ирреального. К тому же на двух стадиях
редукции, эйдетической и собственно феноменологической,
решаются взаимосвязанные, но относительно различные задачи "ир-
реализации", или, если так можно выразиться, "феноменологиза-
ции" феномена.
На стадии эйдетической редукции феномен очищается от
сопутствующих ему эмпирических, "натуральных", исторических и т. д.
сторон (от того, что сознание дает вот этот предмет, что все
происходит в данное время, что интересующие нас феномены
эмпирически связаны с какими-то определенными эмоциями и т. д.,
что феномен сплавлен с таким-то языковыми выражениями
и т. д.). Мы переходим на сущностный, эйдетический уровень
анализа феномена, когда внимание сосредоточивается не на
"мировой" стороне феномена, а на том, что он есть по своей сути
феномен сознания. При этом в феномены превращаются не только
вещи, события мира — сам мир как целое становится феноменом.
Когда феноменолог достигает позиции трансцендентального
наблюдателя, то он, разъясняет Гуссерль, «имеет мир только как
феномен, что значит: как cogitatum какого-либо cogitatio, как
являющееся в соответствующих явлениях, как простой коррелят»
(Hua 1,16). На трансцендентальной стадии "ирреализация"
касается уже самого сознания, его актов, предметностей сознания,
структур Я, как заключенных внутри феномена.
4. Что же остается в феномене, когда он становится не
эмпирической, не психологической, а собственно
феноменологической данностью? Вот ответ Гуссерля: «Феноменология познания
есть наука о познании в двойном смысле, [с одной стороны], о
познаниях как проявлениях, изображениях, актах сознания, в
которых изображаются, осознаются — активно или пассивно — те или
иные предметности, и, с другой стороны, наука о самих этих
предметностях как изображенных таким образом. Слово
"феномен" имеет двойной смысл в силу сущностной корреляции между
явливанием и являющимся (Erscheinen und Erscheinendem).
€>a/vo//,svov, собственно, и значит, являющееся, но по
преимуществу употребляется для обозначения самого [процесса] явливания,
субъективного феномена (если будет позволено употребить это
грубо-психологическое, неизбежно связанное с ложными
толкованиями выражение)» (Hua II, 14).

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 347
Я хочу обратить внимание читателя на один весьма тонкий, но
чрезвычайно важный момент, который связан с толкованием
проблемы именно отечественными специалистами — в связи с
необходимостью выражать оттенки смысла на русском языке. В
только что приведенной цитате, как мы видели, Гуссерль
проводит различие между Erscheinen и Erscheinendes. С термином
"Erscheinendes" особых трудностей понимания нет: речь идет о том,
что является, явлено — о "являющемся" (предмете). Что касается
"Erscheinen", то интерпретаторы иногда просто переводят его
словом "явление" (т. е. словесно отождествляют с Erscheinung).
(Это имеет место, например, в превосходной, пусть и
чрезвычайно сложной статье А. Чернякова: Феномен и его свидетель. С. 71)
Я считаю такое отождествление более существенным упущением,
чем перевод "das Erscheinen" непривычным и для современного
слуха, возможно, корявым словом "явливание" (как процесс.) Тем
более в случае, когда приводятся слова Гуссерля: «В рефлексии
cogitatio, явливание (das Erscheinen) [как процесс] само становится
предметом...» (Hua II, 14). Я здесь не могу вдаваться в толкование
термина Erscheinung, явление, которое в немецкой философии
исторически стало заменять термин (paivoiizvov (или, как у Канта,
выступало с ним в очень трудной терминологической связке).
Одно сейчас важно: у Гуссерля феномен ни в коем случае не
равен просто "явлению" (Erscheinung). Основатель феноменологии
совершенно не случайно употребляет не Erscheinung, a "das
Erscheinen", ибо феномен для него — повторим это — есть двуединая
коррелятивная структура, где "полюса" корреляции: явливание
[процесс] и являющееся, т. е. ноэтический и ноэматический
моменты. Гуссерль, как мы видели, также добавляет, что в феномене
по преимуществу (vorzugsweise) акцентируется "субъективный"
полюс феномена, т. е. явливание (das Erscheinen) (хотя выражение
"субъективный феномен" его не устраивает).
5. Проблема явливания и явленности, точнее "само-явлен-
ности", "самоданности" в феномене выходит, таким образом, на
первый план. В данной связи интерпретаторы верно отмечают: «В
центре этого философствования стоит видящее (sehende)
обнаружение» (Biemel W. Op. cit. S. 163; подчеркнуто мною. — H. M.).
Надо, однако, снова вспомнить, что видение, усмотрение, берется у
Гуссерля в весьма широком плане, предполагающем некоторое
внутреннее, духовное "видение", а не просто чисто зрительное,
внешнее усмотрение. Ведь мы, по Гуссерлю, "видим",
усматриваем, созерцаем не только физические вещи, но смыслы,
содержания, сущности, вымышленные "предметы" и т. д. Преобладание у
Гуссерля зрительной символики не вызывает сомнений. (И это —

348 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
контраст с фактурой хайдегтеровского анализа, где символы
"слышания", "прислушивания" к бытию играют не меньшую,
если не большую роль, чем символы зрительные).
5 а) Понятие "феномен", по моему мнению, выполняет в
феноменологии Гуссерля особую функцию: оно, в соответствии с
этимологией слова и традицией его употребления, нацелено
именно на прояснение модуса явленности, а также упомянутого двуединст-
ва процесса явливания (Erscheinen) и самого являющегося
(Erscheinendes), но непременно применительно к самому сознанию. Еще раз
повторю: просто переводить "феномен" словом "явление"
(Erscheinung) неверно и по отношению к традиции, но особенно
неточно это было бы, когда мы говорим о гуссерлевской
феноменологии. О "явлении" (Erscheinung) он, разумеется, тоже говорит, но
чаще всего как о явлении вещи в восприятии (например, в Лекциях о
вещи и пространстве он различает "собственное явление" и
"несобственное явление", имея в виду созерцательную, "живую",
lebhaft самоданность вещи в восприятии, с одной стороны, и пустое
сополагание, с другой — Hua XVI, § 16). Но феномен в толковании
Гуссерля — это ни в коем случае не просто явление (какой-либо
вещи). Такое понимание иногда связывают с "натуральными"
феноменами каких-либо наук (например, эмпирической
психологии) — когда "просто явлению" противопоставляют нечто
вещественное, являющееся нам (например, когда по температуре тела
как "явлению" судят о сопутствующих психических реакциях).
Мы сейчас отвлечемся от подробного выяснения того, почему
Гуссерль не приемлет такое толкование даже и тогда, когда речь
идет о психологических феноменах. Одно ясно: подобный
подход, по Гуссерлю, коренным образом противоречит самой
специфике сознания. Если в других науках явление (отождествленное с
феноменом) не случайно отрывается от сущности и
противопоставляется ей, то при исследовании сознания приходится
считаться с его коренными свойствами: а) в имманентной сфере, с
которой имеет дело феноменология, вообще нет — как поясняет
Гуссерль, скажем, в статье Философия как строгая наука — различия
между явлением и сущностью; б) в сфере сознания — что
Гуссерль подчеркивает во П-м томе Логических исследований (LUII/1,
350) — "само явление не проявляется, оно переживается";
в) сознание, которое вообще обладает "дающей" силой, особенно
"открыто" имманентному анализу: оно "дает", "являет"
исследующему рефлективному взору свою сущность, а не скрывает ее
(что, разумеется, имеет место лишь при грамотном и искусном
осуществлении феноменологического анализа.) Поэтому с
феноменом Гуссерль связывает не противостояние явления и сущности, а

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 349
прояснение принципиально иных аспектов явленности применительно
к самому сознанию. А оно заключается, по мнению основателя
феноменологии, во-первых, в самоданности чистого переживания
(феномен как само себя раскрывающее), а во-вторых, в двойной
коррелятивной природе самоданности как единстве процесса
раскрытия являющегося (явливания) и самой являющейся
предметности.
6. Различение феноменов — важная задача
феноменологического анализа. Например, один раз мы видим нечто красное в
созерцании, другой раз судим о красном цвете, не созерцая
непосредственно никакого красного предмета. Или: мы с
очевидностью усматриваем какое-либо математическое соотношение или
выражаем его как некоторое математическое суждение.
Существенно, что всякий раз имеют место различные феномены (в одном
случае, разъясняет Гуссерль, — интуиция, самоданность, в другом
— пустая, неисполненная интенция.) Иногда интерпретаторы
"цепляются" за то, что некоторые общие определения феномена
(мы их приводили) даются на примере картезианского cogito. Но
это — лишь пример (хотя и излюбленный), соответствующий
специфическому виду феноменов. И дело не только в факте,
отмеченном А. Черняковым: «Гуссерль предпочитает говорить о
"переживании" (Erlebnis), для которого cogitatio служит, строго говоря,
частным случаем» (Черняков А. Указ. соч. С. 72). Верно, что
Гуссерль считает cogito одним из видов переживаний (о чем
специально говорит в Идеях Г). Но, кроме того, феномены
"мысленного", как и все другие феномены, "конституируются" из
переживаний благодаря феноменологической редукции.
7. Отсюда следует, что прояснить, проиллюстрировать понятие
феномена с помощью какого-либо одного вида феноменов
(например, феномена восприятия или cogitatio) можно, а иногда
даже полезно — но никак нельзя приписывать феномену то, что
присуще какому-либо виду переживания, например, тому же
восприятию. Поэтому попытка проанализировать суть гуссерлевских
феноменов на основе § 41—46 Идей I, где речь идет о явлении,
Erscheinung, в связи с восприятием, а не о феномене с его
конструктивной корреляцией явливания и являющегося, — такая попытка
должна осуществляться с величайшей осторожностью, иначе она
может оказаться некорректной. Надо вспомнить, о чем
повествуют § 41—46 Идей I. Гуссерль, в основном, ведет речь о конкретном
составе восприятия как cogitatio — соответственно, о явлении и
профилях, проекциях. Здесь есть важное замечание о
переживаниях — об их принципиальной непространственности. К
феноменам это тоже можно отнести, так сказать, постфактум: посколь-

350 H. В. Мотрошилова «Идеи I ЭдмундА Гуссерля»
ку феномены структурируются на основе переживаний, то и они
непространственны. Впрочем, это входит в такую более общую
характеристику феноменов, как "ирреальность". Гуссерль, далее,
при анализе восприятия обсуждает ту проблему
"неадекватности" восприятия (данности вещи через профили, "оттенки",
Abschattungen), которая в известной степени восходит к теме
явления — сущности. Но это не относится к феноменам, которые, по
самому их определению и смыслу в гуссерлевской
феноменологии, — суть специфические "единицы", "кванты" анализа,
выделяемые в процессе поворота сознания к самому себе и
конструируемые не благодаря антитезе явления-сущности, а корреляции
Erscheinen (не Erscheinung!) и Erscheinendes. Что делает феномен
всегда адекватным явливанием. Гуссерль в упомянутых
параграфах обращается к вопросу, достаточно для нас важному — об
отличении переживаний, об утверждении особого бытийного
статуса имманентных переживаний. Это тоже соотносится с темой
феномена — но косвенно, лишь поскольку касается именно
переживаний. Здесь анализ Гуссерля проходит через ступени, в
известной степени предшествующие (по логике феноменологического
исследования) достижению поля трансцендентальных феноменов
и работе с ними. На этом примере я хочу показать, что отнюдь не
любой гуссерлевский текст о каких-либо переживаниях сознания
или о переживаниях как таковых (взят ли он из Идей I или из
других произведений) непосредственно релевантен весьма специфической
теме феноменов.
В заключение этого анализа проблемы феномена надо снова
указать на одну трудность, о которой уже (бегло) упоминалось.
При всей несомненной фундаментальной значимости понятия
феномена в гуссерлевской феноменологии обращает на себя
внимание такой парадоксальный факт: этим понятием Гуссерль
пользуется сравнительно редко, во всяком случае реже, чем
термином "переживание". Есть историческая аналогия: Гегель,
назвав свое великое произведение "Феноменологией духа", в самом
тексте термин "феномен" употреблял весьма редко; его место
заняли слова "Erscheinung", явление и Gestalt, в трактовку которых
— соотносительно с феноменом — мы здесь входить не будем (об
этом см. мою книгу Путь Гегеля к "Науке логики"), поскольку к гус-
серлевскому употреблению интересующего нас понятия
гегелевская терминология имеет весьма отдаленное отношение.
При этом у Гуссерля есть произведения, где термин
"феномен" встречается чаще (Пять лекций по феноменологии, Парижские
доклады). А в Идеях! понятие "феномен" — довольно редкий
гость. В чем же дело?

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 351
Полагаю, разгадка упомянутого парадокса заключается в
следующем. После того, как Гуссерль разъяснил смысл понятия и
темы феномена, отличив его от переживания, ему казались
излишними новые и новые напоминания, разъяснения. И термин
"феномен" появлялся лишь там и тогда, где и когда
охарактеризованные ранее смысловые аспекты темы явленности
непосредственно выступали на передний план.
Феноменология и бессознательное:
краткий экскурс
В связи с гуссерлевской феноменологией не раз поднимался
вопрос о бессознательном. Казалось, что резонов для этого было
немало. Ведь в изображении Гуссерлем жизнедеятельности
сознания постоянно возникали сопоставления "открытого" и
скрытого, тематизированного и нетематизированного, данного
непосредственно и данного горизонтно. Нельзя ли счесть скрытое, не-
тематизированное и т. д. синонимом бессознательного? — вот
вопрос, которым задавались некоторые авторы. Что думал по этому
поводу сам Гуссерль? В рассуждениях Гуссерля обращение к
вопросу о бессознательном встречается очень редко. Правда,
косвенно основатель феноменологии имеет его в виду, когда в Идеях I
то и дело говорит о "бодрствующем" (wachen) сознании. Это
значит, что противоположная линия — сознание "спящее", или
бессознательное — его не интересует и просто выпадает из поля
зрения феноменологии. В отдельных же случаях Гуссерль
высказывается по этой теме вполне определенно и четко. Так, в IX
Приложении к Лекциям о внутреннем сознании времени 1905 года он
разбирает проблему ретенции и подчеркивает, что ретенция на деле
выстраивается в цепь ретенций, что имеет место "ряд
конститутивных фаз данности". Но тогда, признает Гуссерль, может
возникнуть вопрос: «Как обстоит дело с начальной фазой
конституирующегося переживания? Приходит ли она к данности только
на основе ретенции; не остается ли она "бессознательной", если к
ней не восходит никакая ретенция?» И Гуссерль отвечает на им
же поставленные вопросы так: «Было бы бессмыслицей говорить о
"бессознательном" содержании, коль оно первоначально было
полностью осознано. Сознание в любой своей фазе по
необходимости является сознанием» (Hua X, 119).
В Идеях II есть параграф (§ 26), который называется "Waches
und dumpfes Bewusstsein" ("Бодрствующее и смутное сознание").
Здесь Гуссерль напоминает о том, о чем постоянно идет речь в
феноменологии: "чистое Я" может выступать на передний план, а

352 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
может и уходить в тень; «к сущности сознания неустранимо
принадлежит то, что всякий акт имеет свой темный горизонт, что
всякое осуществление акта при повороте Я к новой линии
повергает cogitation в темноту... В сущности сознания не заключено с
необходимостью, что в нем должно осуществляться актуальное
cogito. Наше "бодрствующее сознание" может местами
(streckenweise) прерываться спящим, полностью смутным сознанием, в
котором нет различия между актуальным полем зрения и темным
задним планом» (Hua IV, 107). Гуссерль сам задается вопросом:
можем ли мы сказать, что тогда на место этого актуально
"работающего" Я вступает "другой модус Я"? Речь, следовательно, идет
просто об изменении "модуса" Я. Но Гуссерль отвергает даже и
эту возможность. Ибо «Я, которое становится актуальным, не есть
что-то привнесенное или присоединенное извне, что возникает в
момент актуального выступания [на первый план], чтобы затем
исчезнуть в ничто. Чистое Я должно сопровождать
все наши представления. Это кантовское положение
имеет свой полный смысл, если мы здесь под нашими
представлениями понимаем темное сознание. В принципиальном смысле
чистое Я внедрено и во все неосуществленные (в определенном
смысле бессознательные, небодрствующие) интенциональные
переживания, оно может погрузиться в [темноту] заднего плана, не
привносить в его осуществление свет бодрствующего сознания; Я
правит только в процессе осуществления, в собственно cogita-
tionen. Но оно может направить свой взгляд во все, что может
воспринять луч Я-функции. Оно может обратить свой взгляд на все
интенционально конструируемое в сознании, может схватывать
его, занимать позицию и т. д.» (Ibid. S. 108).
Иными словами, "спящее", "темное" Я — по Гуссерлю — есть
все же, по крайней мере в потенциальном смысле, одно из
"состояний" Я. А значит, и смутное сознание остается сознанием, а не
становится бессознательным. Смутные переживания, т. е. на время
не пронизанные "лучами" Я, лишь в "определенном смысле"
можно, согласно Гуссерлю, назвать "бессознательными", т. е. не-
бодрствующими. Полагаю, что с такой позицией согласился бы и
Фрейд. Ведь он, как известно, восставал против того, чтобы
отождествлять бессознательное с низшей степенью "яркости"
сознания. Он искал критерии принципиального отличения
бессознательного от сознания, и одним из них стало именно
"отключение" Я и отсутствие контроля со стороны Я, а не простое
ослабление его функций (хотя бы это ослабление было довольно
значительным). (Образы темноты и света, кстати, тоже присутствуют у

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 353
Фрейда при разъяснении принципиальной грани между
сознанием и бессознательным).
Из проанализированных высказываний Гуссерля не следует,
что бессознательного нет и что его нельзя изучать.
Постулируется, на мой взгляд, лишь одно: предмет изучения феноменологии —
это "чистое" сознание как поток, и во всех своих модификациях, на
всех уровнях действия и анализа оно остается именно сознанием, и
нигде не становится бессознательным. Так подходит к проблеме
ранний Гуссерль. Проблема несколько модифицируется в его
поздних работах. Так, в Кризисе (§ 69), рассматривая в разных аспектах
вопрос о соотношении феноменологии и психологии и разбирая,
в частности, проблематику горизонтности сознания, Гуссерль
пишет: «Отвлечемся от того, что уже в понятии "горизонта"-соз-
нания, в горизонтной интенциональности заключены весьма
различные модусы в обычном узком смысле "бессознательной"
(unbewussten) и однако тоже живущей (mitlebendigen) и даже
различными способами функционирующей (mitfungierenden)
интенциональности; эти модусы имеют свои собственные
модальности значимости и свои способы их преобразования. Есть и другие
"бессознательные" интенциональности, что должен обнаружить
точный анализ. Сюда могут относиться вытесненные аффекты
любви, подавленности, "ressentiments" и ими бессознательно
мотивированные способы поведения — то, что исследуется новой
"глубинной психологией" (с теориями каковой мы себя не
идентифицируем.) И что имеет свои модусы значимости
(достоверности бытия, ценности, волевые достоверности и их модальные
разновидности); по отношению ко всем им надо заведомо
осуществить такое же рассмотрение, какое мы четко осуществили по
отношению к восприятию» (Hua VI, 240). Заметим, что в этом
пассаже, где речь идет о бессознательном, обрисовываются
исследовательские установки не феноменологии, а психологии — правда,
в ее отнесенности к чистой феноменологии, в ее "устремленности
к чистой психологии" (Ibid.). Таким образом, и здесь, в поздних
работах, Гуссерль увязывает тему бессознательного скорее с
психологией, чем с феноменологией. Вместе с тем само наличие в
поле феноменологии линии, связующей сознание и
бессознательное, вдохновляло и до сих пор вдохновляет исследователей не
просто на акцентирование этой темы, но на сближение
феноменологии и других подходов к бессознательному. «"Бодрствующее
сознание" ведет за собой тень "спящего сознания", последнему же
принадлежит не только то, что отступило на задний план, но и то,
что уже никогда не сможет быть оторвано от темноты, ибо оно
образует ту подпочву сознания, которая уже исчезла», — так со-
12-8214

354 H. В. Мотрошилова « Идеи I Эдмунда Гуссерля»
временный феноменолог Б. Вальденфельс трактует соотношение
сознания и бессознательного у Гуссерля (Waldenfels В. Das
Zwischenreich des Dialogs. S. 339). Приводя процитированные ранее
(весьма редкие) высказывания Гуссерля о бессознательном,
Вальденфельс делает далекоидущий вывод: «Тем самым открьгеается
путь к психоаналитической теории бессознательного» (Ibid.).
Впрочем, еще раньше путь феноменологии к бессознательному
пытался проторить Э. Финк. Он написал Примечание XXI к § 46
гуссерлевского Кризиса по проблеме "Unbewussten", т. е.
бессознательного. Финк присоединяет свое примечание к той части
гуссерлевского текста, в котором может быть — но лишь при очень
сильном желании — обнаружен побудительный мотив выхода к
бессознательному. Гуссерль говорит там об осовременивании как
отличительной черте восприятия. «Но в этом присутствии, как
присутствии протяженного и длящегося объекта, заключена
непрерывность еще осознаваемого (Nochbewusstem), протекшего,
которое уже больше не является созерцаемым, непрерывность
"ретенций", а в другом направлении — непрерывность "протен-
ций"». Далее Гуссерль упоминает об "открытых и имплицитных
интенциональностях", об их исследовании и т. д. Но вовсе не
употребляет понятие "бессознательного".
И Финк, начиная свое примечание, вынужден признать: везде
у Гуссерля вновь и вновь предполагается «совокупная сфера
"бодрствования" ("Wachheit") как неизбежное поле
«аналитического истолкования субъективного» (Hua VI, 473). Но Финк
предполагает, что после подробнейшего исследования сознания, после
аналитики "сознанности" ("Bewusstheit") можно было бы перейти
к наброску "интенциональной теории "бессознательного"
(Ibid.). Как именно это намечено сделать, мы здесь разбирать не
будем (тем более что Финк в цитированном XXI Приложении
ограничивается самыми общими наметками).
Нам достаточно сказанного, чтобы применительно к
затронутой проблеме сделать общие выводы. В Идеях I Гуссерль нигде не
покидает почвы сознания и его "бодрствующей" жизни. В ранней
феноменологии Гуссерля концепция бессознательного в сколько-
нибудь явной форме отсутствует. Но и весьма немногочисленные
упоминания о бессознательном в поздних гуссерлевских работах
скорее касаются не феноменологии, а психологии, в которой, как
полагает Гуссерль, бессознательное становится вполне уместной
исследовательской темой. Такое положение, как я полагаю,
сложилось не случайно: бессознательные процессы должны были —
вместе с другими "реальностями" сознания — попасть в зону
редукции, осуществляемой феноменологией на пути к чистому соз-

Часть VI. Методика и проблематика чистой феноменологии 355
нанию, именно к сознанию, каковы бы ни были его
разновидности и какой бы важной ни оказывалась тема открытой (patente) и
скрытой (latente) интенциональности. Оба вида интенционально-
сти относятся к сознанию, и только к нему. Я, однако, вовсе не
утверждаю, что тема "Феноменология и психоанализ" лишена
смысла. Напротив, объективное сопоставление обеих ведущих
концепций XX века может быть плодотворным и интересным.

Часть VII.
Учение Э. Гуссерля
о ноэзисе и ноэме
(третий раздел Идей I)

Глава I. Вычленение ноэмы.
Ноэзис и ноэма в их взаимосвязи
(главные особенности)
С учением о ноэзисе и ноэме мы, казалось бы, уже в полном
смысле должны вступить на почву феноменологии. Но несмотря
на то что позади осталось более половины Идей Î, Гуссерль снова
и снова обращается к фундаментальным предварительным
объяснениям. Так, хотя об интенциональности упоминалось не один
раз, теперь снова оказывается, что схватить "чисто и правильно"
специфику интенционального переживания и понять, что же
такое "сознание о" ("сознание чего-либо"), весьма и весьма трудно.
Гуссерль опять сетует на недоразумения, искажения
феноменологии, на то, что ее путь усеян "наитруднейшими проблемами" и
терниями (§ 87).
Так вот: "сознание о" (сознание чего-либо) есть вроде бы само
собой разумеющееся понятие. И в то же время, констатирует
Гуссерль, оно — нечто в высшей степени непонятное (Hua III, 217).
Весьма трудно и обрести верную установку (надо научиться
"жить в восприятии", уметь направлять свой взгляд не на
воспринимаемое как реальное, а на само восприятие), и иметь
особое мужество отбросить многочисленные предрассудки, и
постоянно упражняться в феноменологическом анализе. А если это
удается, то появляется возможность передавать суждения об
"усмотренном" другим людям, добиваться согласованных и
проверяемых результатов.
В § 88 Гуссерль вводит, а в § 89—94 разъясняет — наряду с но-
эзой — еще один центральный термин феноменологии. Это
"ноэма". Надо, кстати, предупредить читателей, что все эти
параграфы многословны, тоже богаты отступлениями (чаще всего —
сетованиями на непонимание). Мы выделим из них лишь
наиболее значимые формулировки и анализы. (Кроме того, читатель
должен иметь в виду, что трактовки ноэмы-ноэзиса в литературе,
посвященной Гуссерлю, многозначны и противоречивы, о чем
речь пойдет впоследствии в разделе "Интерпретации", а в
особенности в прилагаемом к ней Экскурсе. А это говорит о
сложности и недоработках Гуссерля в толковании ноэмы-ноэзиса, по
крайней мере в Идеях). Однако вряд ли можно отрицать, что
вместе с исследованием проблематики ноэзиса-ноэмы Гуссерль на-

358 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
чинает действительно обрабатывать и расширять собственно
феноменологическое поле. Что же касается проблемы интенцио-
нальности, то она находит наиболее содержательную
расшифровку благодаря теме "ноэзис-ноэма", в силу чего ее
интерпретация и будет завершать эту часть моей книги.
Присмотримся к тому, как Гуссерль выходит на ноэму.
Начинает он с более чем обычного примера, в котором
эмпирическое переживание все более явно становится "экземпляром",
"феноменом-примером". Предположим, мы с удовольствием
смотрим в саду на цветущую яблоню, на свежую зелень травы
и т. д. Первое различение, которое надо принять в расчет, —
между восприятием, сопровождающим его удовольствием и тем,
что воспринимается и доставляет удовольствие. При естественной
установке яблоня и т. д. — нечто сущее в своей действительности
как трансцендентное, а восприятие, как и удовольствие —
психическое состояние, свойственное реальным людям.
Предполагается, что между этими двумя реальностями существует реальное же
отношение.
При феноменологической установке, при осуществлении epoché
трансцендентный мир, реальное, отношения между ними
"заключаются в скобки". Но, несмотря на это, отношение между
восприятием и воспринимаемым остается и как раз становится
центральной темой анализа в "чистой имманентности". При этом
яблоня, созерцание которой имелось в виду, не утрачивает ни
одного из нюансов, с какими она являлась сознанию —
"красивая, чудесная" и т. д. Однако мы анализируем здесь
"воспринимаемое как таковое", что в общем и значит, по Гуссерлю: "описать
восприятие в ноэматическом аспекте" (Ibid. S. 221).
Обретая воспринимаемое как таковое, мы и в пределах
феноменологического анализа можем обозначить воспринимаемое
такими словами, как "материальная вещь", "дерево", "цветущее"
и т. д. Эти слова, например "дерево", не случайно взяты в
кавычки, ибо ведь само дерево как вещь природы не тождественно
"воспринятое™ дерева как таковой", означающей "смысл
восприятия". Дерево в природе может сгореть, разложиться на
элементы. "Дерево" же как смысл этого восприятия, нечто неотделимое
от его сущности, не может сгореть, потому что в нем нет
реальных свойств, химических элементов. Надо отметить, что "смысл",
о котором идет речь в феноменологии, принадлежит также и
восприятию, не подвергшемуся феноменологической редукции,
восприятию в психологическом смысле (отсюда полезность
феноменологического анализа также и для психолога).

Часть VII: Ноэзис и ноэма
359
Вот как в "классическом", часто цитируемом § 88 Гуссерль
определяет ноэму: «Многообразным данным [квази]реалъного
(reellen) ноэтического содержания соответствует многообразие
(добываемых в действительно чистой интуиции) данных в
коррелятивном "ноэматическом содержании", или, короче, в "ноэме" —
это термин, который мы отныне будем употреблять постоянно.
Например, восприятие имеет свою ноэму, на нижней ступени это
смысл восприятия, т.е. воспринятое как таковое. Равным
образом какое-либо воспоминание имеет воспомненное как
таковое именно как его воспомненное и в нем в точности
"положенное" (Gemeintes), осознанное; так и суждение имеет
"подвергнутое суждению" (Geurteilte)... Ноэматический коррелят,
который здесь именуется "смыслом" (в весьма широком значении),
повсюду надо брать в точности так, как он "имманентно"
заключен в переживании восприятия, суждения, одобрения, т. е. так,
как он — в случае, если мы в чистом виде
подвергаем исследованию это переживание — предоставлен
нам переживанием» (Ibid. S. 219). Что же мы здесь узнаем о ноэме?
1. Многообразные данные ноэмы коррелятивны многообразным
данным ноэзиса, конкретнее, [квази]реального (reell), т. е.
ноэтического содержания. (Далее будет подробно прояснено, почему
здесь речь идет не о реальном, real, а о [квази]реальном, reell,
содержании.) 2. Каждое переживание имеет свою ноэму, например
восприятие — "воспринятое как таковое". 3. Ноэматическое
именуется также "ноэматическим содержанием". 4. Ноэма
характеризуется как "смысл", но в широком значении этого слова.
Не думаю, чтобы это сложное гуссерлевское определение
сразу стало понятным читателю, который только знакомится с
феноменологией. В нем также заключен существенный недостаток:
ноэма определяется через понятия "содержание", "смысл" (в
широком значении), а они ведь тоже требуют разъяснения (по
крайней мере в данном контексте; а если учесть, что "смысл", Sinn —
важнейшее понятие феноменологии начиная с Логических
исследований, то следует выяснить, какой оттенок этого понятия
имеется в виду на ноэматическом уровне). Надо отдать должное
Гуссерлю: он в дальнейшем прилагает немало усилий, чтобы
прояснить понятия ноэзиса и ноэмы, центральные для
феноменологии. Последуем за Гуссерлем в его анализе.
Подобно каждому переживанию, рассуждает Гуссерль, любое
восприятие обладает "интенционалъным объектом", ("intentionales
Objekt"), т. е. предметным смыслом. Здесь — решающая
характеристика и интенциональности, и сознания как такового. Повернув
взгляд к интенциональному переживанию, мы способны извлечь

360 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
его "смысл". При этом Гуссерль имеет в виду ситуацию, на
которую давно указывали философы — например, схоласты, которые
различали, с одной стороны, "ментальный", "интенциональ-
ный", "имманентный объект" и, с другой стороны,
"действительный" объект. Однако распространенные толкования этого
различения вызывают у Гуссерля возражения. К примеру, он считает
ошибочной теорию отражения (о чем говорилось уже в
Логических исследованиях); в этом случае под восприятие "подкладывает-
ся" сознание образа.
Феноменологическая редукция ведет к тому, что ноэматиче-
ский смысл толкуется как нечто неотделимое от восприятия, или,
точнее, как коррелят, неотделимый от сущности подвергшегося
феноменологической редукции восприятия. И пусть конкретная
действительность редуцирована, но этим не пресечена "чмст&я"
возможность судить о том, что восприятие есть сознание какой-либо
действительности и что она есть действительность являющаяся (в
определенных "профилях", "срезах", "ориентациях"). Подобное
можно сказать не только о восприятиях, но и обо всех интенцио-
нальных переживаниях.
Гуссерль снова (в § 90) предлагает поразмыслить над тем,
какие изменения претерпела наша установка, в частности
исследовательская, когда мы переместились в сферу феноменологии. В
естественной установке мы стоим перед вещью; вещь для нас —
"там", "снаружи"; вещь нравится нам или не нравится, она
побуждает нас к каким-то действиям (мы можем брать ее в руки,
обрабатывать и т. д.). После осуществления феноменологической
редукции любое подобное "трансцендентное полагание", как
выражается Гуссерль, "получает свою скобку" (Ibid. S. 225),
которая выключает его из игры. И тогда восприятия, суждения и
любые другие акты рассматриваются только в своей сущности.
«Образно говоря, "заключение в скобки", которое претерпело
восприятие, препятствует вынесению любого суждения о
воспринимаемой действительности... Однако такое заключение в скобки
не препятствует выносить суждение о том, что восприятие есть
сознание о (Bewußtsein von) действительности... и оно не
мешает описанию этой являющейся по способу восприятия
"действительности" как действительности являющейся — и являющейся
теми особыми способами, через которые она осознается,
например, как воспринимаемая, и только "односторонне" являющаяся»
(Ibid. S. 226).
Все это надо понять твердо и четко, если мы хотим следовать
феноменологической установке. Отставлены в сторону все
"трансцендентные полагания", т. е. отношение к действительности как

Часть VII: Ноэзис и ноэма
361
"лежащей" где-то "снаружи" сознания. Теперь, то есть в
феноменологии, мы имеем дело исключительно с "сознанием какой-либо
действительности". И наше дело — фиксировать специфику этой
новой "действительности", действительности в кавычках, как она
осознается соответственно различным способам самого сознания
(например, в восприятии она является, и является через профили.)
Забегая вперед, Гуссерль констатирует: не только в
восприятии, но и в каждом из переживаний «"обитает" (wohnt) ноэма-
тический смысл» (Ibid. S. 226). Пока нам полезно усвоить, что ноэ-
матические смыслы будут различны в зависимости от того, через
какие виды переживаний в сознании "осваивается", скажем, одно
и то же цветущее дерево: ноэма будет варьироваться в
зависимости от того, обращаемся ли мы к восприятию цветущего дерева,
или к тому же восприятию, но снабженному индексом
восхищения, или к фантазированию, или к воспоминанию (о цветущем
дереве). Итак, ноэма, т. е. предметно-смысловой момент
переживания — это не некая действительность вне сознания (цветущее
дерево само по себе), а особая сторона, структура сознания,
требующая дальнейшего исследования. А пока о ней говорится
одно: ноэма — «необходимо принадлежащее соответствующим
видам переживания и составляющее их коррелят» (Ibid. S. 227).
Далее Гуссерль будет лишь постепенно разъяснять другие
специфические особенности ноэмы.
В рассмотрение ноэмы-ноэзиса Гуссерль считает необходимым
вклинить § 92, где речь идет о "луче взгляда чистого Я", о
различных "поворотах этого луча" — соответственно изменениям
направленности внимания феноменолога. Последние Гуссерль
называет "attentionalen Wandlnugen", что значит "повороты,
связанные с вниманием" (attention) (или, как переводит А. В.
Михайлов, "аттенциональные сдвиги"). Гуссерль рассуждает о чем-то,
что легко может понять и каждый человек, и, в частности,
психолог или феноменолог — словом, любой, кому приходилось
наблюдать за сознанием. Предположим, мы наблюдаем за каким-
либо перцептивным полем, т. е. полем восприятия. И положим,
мы стремимся осуществить именно феноменологическое
созерцание и описание. Мы бросаем взгляд то на некое целое,
например на дерево, "наличное" в восприятии, то на некоторые части и
элементы его, то на какую-то вещь, находящуюся поблизости. А
вдруг наше внимание бывает "сбито" каким-то пришедшим в
голову воспоминанием, и мы отвлекаемся на его объект — вместо
того, чтобы оставаться при "ноэзе восприятия", которая особым
образом ("в континууме, многократно расчлененном")
конституирует для нас вещный мир.

362 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Понимая всю сложность исполнения даже и самых простых
феноменологических процедур, Гуссерль предлагает: давайте
останемся, "простоты ради", в одном интенциональном слое, в
мире восприятия, который пребывает в своей простой,
бесхитростной (schlichter) достоверности (Ibid. S. 229). Надо зафиксировать
какую-либо осознаваемую по меркам восприятия
(wahrnehmungsmäßig) вещь или вещный процесс, а также складывающееся
на определенном отрезке феноменологической длительности
"целостное конкретное сознание этой вещи" (или процесса).
Тогда к этому зафиксированному содержанию будет в конце
концов как бы стягиваться (правда, при неизбежном блуждании)
и "луч внимания", который тоже становится "моментом
переживания" феноменолога. Самое важное для феноменолога
положение, выдвигаемое Гуссерлем в данном контексте, состоит в
следующем: при всех "аттещионалъных" изменениях и сдвигах "ноэма-
тический состав переживания остается тем же самым" (Ibid.). Одна
и та же предметность остается как "телесно", "живо"
наличествующая и являющаяся, причем с теми же самыми признаками.
Что же касается ноэз, ноэтической стороны, или акта, то
именно к ним ближе всего относятся "аттенциональные
конфигурации". Последние обладают "характером субъективности",
"яйности" (der Ichlichkeit), т. е. более всего соотносятся с
"занятием позиции" чистым Я, которое как раз и "живет" в
многообразных актах (сознания). Гуссерль делает к обсуждаемому § 92 такое
примечание: внимание, правда, стало "главной темой
современной психологии"; но адекватная трактовка внимания как
"фундаментального подвида интенциональной модификации" все
еще ждет своего часа (Ibid. S. 232).
§ 93 Гуссерль начинает со следующего принципиального
предуведомления: «Мы хотим в последующей серии рассуждений
привлечь к рассмотрению структуры "высшей" сферы сознания,
в которых в единстве конкретного переживания
надстраиваются друг над другом
многообразные ноэзы и соответственно ноэматические
корреляты, равным образом фундированные. Ибо нет но-
этического момента без специфического для
него ноэматического момента — гласит всюду
соблюдающийся сущностный закон» (Ibid.).
То обстоятельство, что Гуссерль на время обращается к
"высшему сознанию", весьма существенно. Под ним можно понимать
разумное, даже научное сознание, целью которого является
"объективность". И вот когда мы обращаемся к ноэзам высшей
ступени, взятых в их конкретной полноте, то на ноэматической сторо-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
363
не на первый план выступает "центральное ядро" — "полагаемая
объективность как таковая". Слово "объективность" (как ранее
слово "действительность") следует взять в кавычки, чего требует
феноменологическая редукция. Для Гуссерля принципиально
важно следующее положение: "объективность" как "центральное
ядро" ноэмы — это объективность совершенно нового вида (die
neuartige Objektivität). Она обладает "своим собственным
достоинством", говорит Гуссерль: у "объективности" сознания — свои
способы данности, свои "характеры", многообразные модусы. Их
исследование и есть дело дальнейшего феноменологического
анализа. А пока полезно взять на заметку то, что в ноэматической
сфере мы будем иметь дело с "модифицированной
объективностью" (у которой будут свои параллели с объективностью без
кавычек, не подвергшейся феноменологической редукции.)
Интересные (хотя и не всегда ясные, нередко сбивчивые)
рассуждения Гуссерля содержатся в § 94 "Ноэзис и ноэма в области
суждения". Как ясно из заголовка, "феноменом-примером" здесь
становится суждение, а наукой, от которой феноменология
отмежевывается в редукции, оказывается логика.
Гуссерль требует различать "Geurteilte" (то, на что направлено
суждение) и Beurteilte (то, о чем вынесено суждение). (Надо,
кстати, учесть, что в немецком языке приставка "Ge-" — указывает на
процессуальность, a "Be-" — на относительную завершенность
процесса.) Для феноменологии существенно не только и не
столько само суждение (его "в чистоте" рассматривает логика),
сколько его сплавленность с каким-либо переживанием, актом —
например, строится ли суждение на основе восприятия,
представления или какого-либо другого акта. Логику в суждении
интересует "Gegenstände worüber" — "предметы, о которых"
выносится суждение (beurteilten), в особенности предметы,
представляющие собой субъект (S) суждения. В случае же, когда из этих
предметов формируется "целое" как «совокупное ч т 6, на
которое направлено суждение (das gesamte geurteilte Was), когда оно
берется с "характеризацией", касающейся способа данности
предметов переживания, — тогда это "Что" составляет, выражаясь
словами Гуссерля, «полный ноэматический коррелят, (предельно
широко понятый) "смысл" переживания суждения» (Ibid. S. 233).
(Здесь перед нами — одно из общих определений ноэмы, пока
еще вплетенное в "на ходу" данный феноменологический анализ
суждения.)
Но, напоминает Гуссерль, нельзя забывать о
феноменологической редукции. В случае ее осуществления должны быть
различены и противопоставлены друг другу, притом в феноменологи-

364 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
ческой чистоте: 1) "полная сущность переживания суждения" —
или ноэзис суждения (Urteilsnoesis), схваченный конкретно в
качестве сущности и 2) необходимо с ним связанная "ноэма суждения"
(Urteilsnoema), т. е. вынесенное суждение, его эйдос (Ibid. S. 234).
Полезно учесть, что Гуссерль расценивает суждение не просто
как готовую логическую структуру, заключенную в
соответствующие языковые формы, высказывания, но и как
специфический акт сознания (вычленяемый наряду с восприятием,
воспоминанием и т. д.). И тогда оказывается: раз суждение есть акт
сознания, то оно обладает своей ноэтической стороной, оно есть
особая ноэза; а в корреляции с нею может быть обнаружена
ноэма суждения. Когда высказывается суждение о находящейся в
саду красивой яблоне, то логика интересует лишь форма
суждения; для нее яблоня — один и тот же предмет, о котором
выносится суждение. Для феноменолога же становятся важными и
иные моменты, касающиеся суждения. Во-первых, это актовый,
ноэтический момент: имеет место акт суждения, и тогда
существенно нечто, редуцируемое логикой, а именно то, на каких
"низших" актах (восприятия, воспоминания, воображения)
основано суждение и как в связи , в корреляции с этим
модифицируется и варьируется предметный момент. Ведь если мы судим о
воспринимаемой сейчас цветущей яблоне, а в другом случае судим
о воображаемой или вспоминаемой яблоне, то предметные (ноэма-
тические) стороны, тесно связанные со спецификой переживаний
сознания, должны быть существенно различными. Вдумавшись в
эти рассуждения Гуссерля, мы вряд ли сможем отрицать правоту
основателя феноменологии.
Но Гуссерль понимает, что его различения могут раздражать
психологов-традиционалистов, не привыкших отличать
суждение как эмпирическое переживание от суждения как "идеи",
сущности. Но и тот, кто его примет, тоже будет "уязвлен", ибо в
этом случае ему придется фиксировать целый ряд идей, вводить
все новые и новые, притом тонкие оттенки содержания. Попутно
Гуссерль снова самокритично оценивает Логические исследования.
Там были различены интенциональная сущность и сущность,
соразмерная познанию (erkenntnismäßiges Wesen). Гуссерль, правда,
не отказывается от этого различения полностью, но добавляет: в
"Логических исследованиях" акцент был сделан на поэтическое
понимание. Между тем переживанию суждения коррелятивно присуще
само суждение как ноэма. Логике тоже следовало бы обратиться
именно к ноэме, и тогда "суждение" понималось бы как
"предложение в логическом смысле" (Ibid.). Правда, логика интересуется
не ноэмой в ее полном объеме, а лишь сущностью в узком смысле.

Часть VII: Ноэзис и ноэма
365
Итак, в чем же здесь различие между подходом логики и
феноменологии? Последняя привлекает к рассмотрению
"определенное переживание суждения" с намерением обрести полную
поэму (das volle Noema). Тогда надо брать суждение точно таким,
каким оно осознается в этом переживании. Что же до
формально-логического рассмотрения, то сфера его тождественности
гораздо шире. Логика сосредоточивается на идее суждения, которая
и составляет основное понятие формальной логики. Ей
коррелятивно противостоит "ноэтическая идея", или суждение во втором
смысле, когда оно понимается как "вынесение суждения вообще".
Данное понятие Гуссерль причисляет, в качестве
фундаментального, к "ноэтическому учению о суждении" (Ibid. S. 235).
Самое существенное в этих указаниях Гуссерля следующее.
Одно и то же S есть Р может составлять " ноэматическое ядро" (пое-
matischer Kern) различных переживаний: как "содержание"
уверенности, сомнения, допущения и т. д. Итак, в ноэме это самое S
есть Р присутствует "не в одиночку", говорит Гуссерль; как
содержание, оно не самостоятельно, а требует некоторых
переменчивых характеристик, или "характеров" ("верное", "возможное",
"достоверное", "мыслимое" и т. д.), без которых не может
обойтись полная ноэма (Ibid. S. 236).
Аналогичные рассуждения, добавляет Гуссерль в § 95, можно
провести и в отношении переживаний удовольствия или
неудовольствия, оценивания, желания, решения, действования. В них
можно выделить многократные "напластования" — ноэтические
и соответственно ноэматические. Эти напластования могут и
присоединяться к совокупному феномену, и, напротив,
"отпадать" — как в случае, когда к восприятию присоединяется
оценивание и когда, наоборот, оно "отпадает" от восприятия, когда от
него "отворачивается" наше внимание.
Для Гуссерля существенно, что при этом могут происходить
"известные феноменологические модификации нижних слоев"
(Ibid. S. 237). Гуссерль ведет речь вот о каком, действительно
интересном и важном, свойстве сознания. Например, к актам
восприятия, фантазирования, суждения присоединяются "акты
конкретного оценивания". Тогда феноменолог должен внимательно
и ясно выделять и анализировать -различные ноэмы:
— воспринимаемое как таковое, как смысл, специально
относится к восприятию;
— но оно же входит и в смысл конкретного оценивания,
"фундируя" его смысл;
— а это значит, что мы различаем, с одной стороны, вещи,
предметы, свойства, обстояния вещей (Sachverhalte), которые за-

366 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
ключены в оценивании как ценности, или соответственно как но-
эмы представления, суждения и т. д., и с другой стороны, сами
ценностные предметы (Wertgegenstände), отношения к ценностям
и соответственно ноэматические модификации, а затем "вообще
принадлежащие этому конкретному ценностному сознанию
полные ноэмы" (Ibid.).
Перед лицом этой разноаспектности ноэматического слоя
Гуссерль считает полезным ввести и новые соотносительные
(relative) термины, направленные на различение ценного предмета
(werten Gegenstand) и ценностного предмета (Wertgegenstand),
ценного и ценностного обстояния вещей (werten Sachverhalt und
Wertsachverhalt), ценного и ценностного свойства (werte
Eigenschaft und Werteigenschaft). Итак, мы говорим просто о "вещи",
которая ценна, которая имеет ценностный характер, ценност-
ность (Wertheit) — а в противовес этому, о самой конкретной
ценности или ценностной объективности. Параллельно
речь у нас идет о простом обстоянии вещей (bloßen
Sachverhalt), соответственно, о простом положении
вещей — и о ценностном обстоянии, или положении вещей.
«Ценностное обстояние вещей заключает в себе принадлежащее к
нему простое обстояние вещей, ценностное свойство, равным
образом свойство вещи и сверх того — ценностность (Wertheit)» (Ibid.
S. 238). И здесь также надо, по Гуссерлю, различать между
простой, самой ценностной объективностью и ею же, но
только в кавычках, [т. е.] заключающейся в ноэме (Ibid.).
Эти тонкие гуссерлевские различения, вполне обоснованные и
плодотворные, особенно полезно принять в расчет тем, кто
строит аксиологические концепции. В самом деле, в суждениях о
ценностях внутренне заключены и сплавлены те моменты,
которые различает и высвечивает Гуссерль. Например, мы
высказываем суждение: «Эта цветущая яблоня в саду очень красива».
Цветущая яблоня в саду, поскольку она уже является субъектом
суждения (притом суждения ценностного), становится, согласно гус-
серлевским различениям, не только "ценным предметом", werten
Gegenstand, но и предметом конкретного акта оценивания,
специфическим ценностным предметом, Wertgegenstand: ведь мы не
просто констатируем наличие такого предметного аспекта как
цветущая яблоня, но и приписываем ему конкретное и
объективное ценностное свойство красоты. Не забудем, что на этом
примере Гуссерль демонстрирует сложность, многослойность ноэма-
тических структур сознания более "высоких", комплексных
слоев.

Часть VII: Ноэзис и ноэма
367
В заключение § 95 Гуссерль обращается к актам воли (с таким
их моментом, как принятие решения) и актам полагания как
разумения, (Meinung — когда мы "мним", "разумеем" нечто) — с
целью обнаружить и в них ноэматические аспекты. Так, в воле,
или решении, всегда есть "волимое как таковое" ("Gewolltes als
solches"), как присущая волению ноэма, как то, что
подразумевается, "мнится" волей в данном волении (со всеми
дополнительными моментами: "ради чего" это воление и т. д. (Ibid. S. 239).
В § 96, обосновывая переход к следующим разделам, Гуссерль
вновь сетует: направленность сознания на что-либо, т. е. свойство
сознания быть сознанием чего-либо, с одной стороны, кажется
само собой разумеющимся; с другой стороны, при осмыслении
"способа бытия" (Seinsweise) поэмы мы наталкиваемся на новые
трудности. Ведь надо расшифровать, как ноэма "лежит" в
переживании, как она должна в нем "осознаваться"; следует
различить, что относится к самому переживанию, а что — к ноэме;
особую трудность представляет анализ "параллельного строения
ноэзиса и ноэмы" (Ibid. S. 240). Но Гуссерль разъясняет читателю,
что в Идеях, произведении, нацеленном на общее прояснение
всей панорамы проблем, целей, методов феноменологии, он не
может самым подробным образом входить в разъяснения всех
оттенков ноэматических и ноэтических структур. И тем не менее в
главе IV этот анализ продолжается. Способом исследования на
некоторое время становится различающее противопоставление
ноэтических и ноэматических структур. Однако нельзя упускать из
виду ту их изначальную коррелятивность, о которой уже
неоднократно говорилось.
В § 97 (на который исследователи часто ссылаются,
характеризуя ноэму), Гуссерль следует введенному ранее различению: ги-
летические и ноэтические моменты он именует "[квази]реаль-
ными" (reelle), а ноэматические — "ирреальными" (irreile)
моментами переживаний. Соответственно различаются
[квазар еальный и (собственно) интенциональный
анализ (Ibid. S. 241). Продолжая это рассуждение, Гуссерль
опирается на "ноэтические переживания низших ступеней". Феноменом-
примером снова служит чувственное восприятие, например
простое восприятие дерева. Я выглядываю в сад, вижу "это" дерево;
рассматриваю его, вижу, как ветер колышет его ветки и т. д.
Кроме того, я меняю свое пространственное положение, меняю
положение головы, глаз и т. д. Итак, единство одного восприятия
содержит множество модификаций. Теперь же, продолжает Гуссерль,
мы должны установить, что из всего этого многообразия
останется и после исполнения редукции и что при этом может считаться

368 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
"[квази] реальной составной частью (reelles Bestandstück) чистого
переживания" (Ibid. S. 242).
Важнейшее утверждение Гуссерля в данном контексте: «К
сущности переживания восприятия в себе самом принадлежит
"воспринятое дерево как таковое", соответственно, полная ноэма,
которая не затрагивается исключением самой действительности
дерева и всего мира», «с другой стороны, эта ноэма с ее
"деревом" (в кавычках) точно так же не содержится в восприятии
реально, как и действительное дерево» (Ibid.).
Но что тогда содержится в восприятии реально? Об этом,
напоминает Гуссерль, уже не раз шла речь, когда реальные
составные моменты именовались материальными и ноэтиче-
скими. Они могут быть представлены как контраст по
отношению к ноэматическому составу.
Возьмем такой момент, как осознаваемый — в восприятии и по
его меркам — цвет ствола дерева. До феноменологической
редукции он принимается за цвет ствола действительного дерева
(так, во всяком случае, полагают "действительные (natürliche)
люди", пока не вмешиваются физики или феноменологии). Теперь,
когда редукция исполнена, цвет как нечто реальное (real)
заключен в скобки. Это значит, что теперь этот "цвет" отнесен к ноэме
и принадлежит ей. Но принадлежит он ей не как реальная
составная часть восприятия, а как "гилетический момент
конкретного переживания", в котором, в качестве "нюанса", презентиру-
ется ноэматический, или "объективный" цвет. Надо также
принять в расчет, что «один и тот же, а именно ноэматический цвет,
который в континуальном единстве изменчивого
воспринимающего сознания осознается как идентичный, в себе неизменный,
сам нюансируется (профилируется) в непрерывном множестве
ощущаемых цветов» (Ibid. S. 243). Итак, о ноэме теперь полезно
запомнить следующее: с помощью этого понятия фиксируется
нечто (относительно) постоянное, тождественное в потоке
переживания. Например, если через различные модифицирующиеся
восприятия (соответственно, воспоминания, акты фантазии
и т. д.), сознанию все-таки дается предметное содержание, постоянно
удерживаемое (это дерево, этот кентавр), то происходит это, по
Гуссерлю, именно благодаря структуре, именуемой ноэмой.
Согласно Гуссерлю, "единство" и "многообразие"
принадлежит в сознании совершенно различным измерениям: все гилети-
ческое принадлежит конкретному переживанию в качестве его [ква-
зи]реалъных (reelle) составных моментов, тогда как
"изображающееся", "нюансирующееся" в нем (как многообразии) принадлежит
ноэме (Ibid. S. 244).

Часть VII: Ноэзис и ноэма
369
"Материалы'7 (die Stoffe) "одушевляются", о чем Гуссерль уже
говорил раньше, ноэтическими моментами, благодаря которым
они проходят через операции "постижения" (Auffassungen),
"наделения смыслом" (Sinngebungen). А это значит: не только гилети-
ческие моменты (ощущаемые цвета, звуки), но и одушевляющие их
постижения (оба-в-одном, beides in eins) принадлежат к "[квази]реалъ-
ному" (reelle) составу переживания 1.
В более общем смысле Гуссерль констатирует: восприятие в
себе самом есть восприятие его предмета; любой компоненте,
которую вычленяет в предмете "объективно" направленное
описание, соответствует [квази]"реальная" (reelle) компонента
восприятия (условием чего является необходимость твердо
придерживаться в описании предмета того, как он сам "пребывает" в этом
восприятии). Это и есть "ноэтические компоненты", и мы можем
их называть, описывать, лишь обращаясь к поэтическому объекту и
его моментам.
Но здесь снова вступает в дело различение: единство
переживания гилетических и ноэтических составных моментов
противопоставляется как нечто "тотально иное" "сознаваемому в нем"
единству составных частей ноэмы. Первое (т. е. "трансцен-
дентно конституируемое" — "на основе" материальных
переживаний и "через посредство" ноэтических функций) — это
нечто данное (Gegebenes), причем данное с очевидностью.
И вот еще одно принципиально важное разъяснение,
касающееся ноэмы: «трансцендентальная редукция осуществляет еро-
ché относительно действительности; но то, что остается от
последней, принадлежит ноэмам с лежащими в них самих ноэма-
тическим единством и с тем способом, каким реальное осознано и
специально дано в самом сознании» (Ibid. S. 245). Понимание и
познание того, что речь здесь идет тем не менее об эйдетических,
т. е. безусловно необходимых взаимосвязях, как раз и открывают
для феноменологов грандиозное поле — исследование сущностного
отношения между поэтическим и ноэматическим, между
переживанием сознания и коррелятом сознания. Что касается примера с
восприятием, Гуссерль утверждает: восприятие — не пустое
осовременивающее владение предметом (Gegenwärtighaben des
Gegenstandes); к его сущности априорно принадлежит то, что оно должно
располагать "своим" предметом и располагать им в качестве
единства известных ноэматических составляющих. Для каждого
восприятия "того же", казалось бы, предмета характерно, что его
предмет все же является иным, только этому восприятию
присущим.

370 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
В § 98 Гуссерль делает ряд дополнений к общей концепции
ноэмы — связанных, в частности, с переходом от феномена к
рефлексии. Ибо, разъясняет основатель феноменологии, таковой
переход "порождает новые феномены". А потому новые, т. е.
преобразованные феномены нельзя смешивать с прежними.
Например, если речь идет о переживаемых восприятиях цвета
(ствола дерева), то они содержались ранее как реальные моменты,
однако не схватывались предметно. В новых, рефлексивных
переживаниях они предметны, они здесь — цели ноэтических
функций, чего не было ранее.
«...Любое переживание устроено так, что существует
принципиальная возможность поворачивать взгляд к нему и его [ква-
зи]реальным (reellen) компонентам — а равным образом и в
противоположном направлении, когда взгляд обращен на ноэму,
скажем на дерево, которое мы видим, как таковое. Говоря
логически, само данное при таком повороте взгляда есть предмет,
однако предмет целиком и полностью несамостоятельный. Его
esse состоит исключительно в его "percipi" — только это
положение ни в коем случае не имеет здесь берклеанского смысла, ибо
ведь percipi не содержит здесь esse как свою реальную составную
часть» (Ibid. S. 246).
Другой принципиальный для феноменологии момент,
специально подчеркиваемый Гуссерлем в § 98, состоит в том, что «эйдос
ноэмы указывает здесь на эйдос ноэтического сознания; оба
эйдетически принадлежат друг другу» (Ibid. S. 246—247). Но хотя но-
эма — несамостоятельный предмет, в пределах
феноменологического анализа она может рассматриваться сама по себе,
сопоставляться с другими ноэмами и т. д. Ив принципе возможно,
несмотря на несамостоятельный способ ее бытия, строить
«всеобщее и чистое учение о форме ноэмы», коррелятивно
которому можно выстраивать также всеобщее и не менее чистое
"учение о форме конкретных ноэтических
переживаний и их гилетических и специфически
ноэтических компонентах" (Ibid. S. 247).
Гуссерлю — в связи с различением, а также увязыванием но-
эзиса и ноэмы (а также в связи с другими, ранее обозначенными
различениями) — удается обогатить феноменологическое учение
о сознании большим количеством содержательных оттенков. Так,
о многообразии гилетических данных справедливо говорится,
что благодаря им выполняется функция многообразного
нюансирования одной и той же вещи. "Материалы" отнюдь не
однозначно задают сопряженность с объективным единством, ибо
"постижения" (Auffassungen) тоже многообразны, из-за чего нам

Часть VII: Ноэзис и ноэма
371
будут являться "различные предметности''. В результате —
"постижения" расходятся с нюансированием, которому они следуют
и через "одушевление" которого они конституируют смысл.
В общем и целом Гуссерль устанавливает: 1) между ноэмой и
ноэзисом существует параллелизм; 2) однако между ними есть
и принципиальные различия, резюмируемые так: ноэматическое
— это "поле единств", а поэтическое — "поле конституирующих
многообразий" (Ibid. S. 248). О сознании же в целом Гуссерль тоже
делает весьма глубокое замечание: сознание как "функционально
единящее и одновременно конституирующее единство", никогда
в действительности не демонстрирует (в фазах и профилях
восприятия одного и того же) тождества там, где в ноэматическом
корреляте дано тождество "предмета". Например, различные
отрезки длительного восприятия, конституирующего вещное
единство (скажем, это одно, неизменное, в смысле восприятия, дерево),
даны в различных модификациях, оттенках восприятия, которые
не сливаются в тождество, а только образуют связное,
непрерывно-единое целое.
И далее разъясняется: «параллелизм между единством
предмета, который таким или иным способом
"положен" ноэтически, предмета, [данного] в "смысле", и между
конституирующими образованиями сознания ("ordo
et connexio rerum — ordo et connexio idearum")
непозволительно смешивать с параллелизмом ноэзиса и но-
эмы...» (Ibid. S. 249).
Дальнейшее движение анализа Гуссерля развертывается в
направлении "полной ноэмы и полной ноэзы", причем с учетом
обстоятельства, которое раньше почти не принималось в расчет, а
именно — ступенчатого характера переживаний.
В предшествующем изложении Гуссерля излюбленным
примером было раскрытие "предметного смысла" через восприятие
одного и того же, в различных отношениях постигаемого
предмета, скажем, дерева. «В противоположность тождественному
"являющемуся дереву как таковому" с его объективными
тождественными Как явливания (Wie des Erscheinens) все различия
(меняющиеся от одного вида созерцания к другому и в соответствии
с иными видами представления) пребывают как различия
способов данности» (Ibid. S. 250). Это тождественное осознается
то "изначально" (originär), то способом воспоминания, то по типу
образа. Но здесь, поясняет Гуссерль, все же даются
характеристики, "характеры" (Charaktere), относящиеся к "являющемуся
дереву как таковому"; они обнаруживаются благодаря
направленности взгляда на ноэматический коррелят, а не на переживание и

372 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
его реальный состав. В них выражаются не "способы
сознания" в смысле ноэтических моментов, а те способы, через
посредство которых дается осознаваемое (das Bewußte), притом
дается "как таковое" (Ibid.). Здесь существенно вот что: "характеры"
относятся к идеальному, они "при идеальном", а значит, сами
"идеальны", а не реальны.
Гуссерль также разъясняет, что имеющиеся в виду
"характеристики", "характеры" не принадлежат к одному ряду. Так, когда
мы осуществляем не актуальное восприятие, а реактуализируем,
вновь "осовремениваем" его в воспоминании, то последнее как
бы имплицирует "воспринятость", так что воспоминание по своей
сущности есть "модификация" восприятия. Коррелятивно и
прошедшее (разъясненное через характеристики, Charakterisierte)
презентирует себя как (когда-то) "бывшее настоящим"
(gegenwärtig gewesen), т. е. как модификацию того "настоящего", которое в
качестве ^модифицированного есть именно "изначальное"
(originär), "телесно-современное", данное в восприятии. Другой тип
модификации связан с "переведением в образ"; модификация и
переводит в образ (verbildlichende Modifikation)2, о чем
Гуссерль обещает рассказать в дальнейшем, в § 111.
Третий тип "модифицируемых ноэматических характеров" —
это представления знаков (Zeichenvorstellnugen), где имеет место
аналогичное противопоставление знаков (Zeichen) и
обозначаемого (Bezeichhetem) и где в качестве коррелятов их
специфического единства именно как представлений знаков выступают пары
"ноэматически сопринадлежных характеристик пар
ноэматических объектов" (Ibid. S. 251).
В § 100 Гуссерль разъясняет, что обсуждавшиеся до сих пор
модификации представлений предоставляют возможность для
формирования все новых и новых ступеней: например, интен-
циональности в ноэзисе и ноэме ступенчатым образом
(stufenartig) надстраиваются друг над другом или скорее
"неповторимым образом встраиваются в друга" (Ibid. S. 252). Так, имеются,
отмечает Гуссерль, простые реактуализации, осовременивания, а
существуют и реактуализации второй, третьей и т. д. ступеней,
(Феномен-пример — это воспоминания, встроенные в
воспоминания.) Для Гуссерля же в рассматриваемом контексте
существенно, что во всех ступенчатых образованиях подобного рода
очевидным образом конституируются ноэмы соответствующих
ступеней. Например, если я сейчас вспоминаю, как я вчера
вспоминал переживания своей юности, то ноэма "переживания
юности" характеризуется как "воспоминаемое второй ступени".
Вывод: любой ноэматической ступени принадлежит характеристика

Часть VII: Ноэзис и ноэма
373
ступени (Stufencharakteristik). Это своего рода индекс, с помощью
которого то, что характеризуется, демонстрирует принадлежность
именно к своей ступени.
Далее мы устанавливаем, что любой ступени принадлежат
возможные на ней рефлексии. Так, применительно к вещам,
вспоминаемым на второй ступени воспоминания, возможны
рефлексии, относящиеся именно ко второй ступени восприятия
одних и тех же вещей (Ibid. S. 253).
Все это проясняется, если мы направляем луч взгляда Я так,
что он проходит, проникает сквозь ноэмы всей
последовательности ступеней — вплоть до объекта самой последней ступени,
сквозь которую он уже не "проникает", а просто ее фиксирует.
Однако взгляд может как бы останавливаться на каждой из
ступеней, направляясь на данности каждой из них, причем либо в
прямой на них направленности, либо в рефлектирующей (Ibid.
S. 254).
Глава П. Гуссерлевский ноэтическо-
ноэматический анализ.
Теоретико-методологическая интерпретация
Представленный Гуссерлем в Третьем разделе Идей I ноэтико-
ноэматический (с акцентом на "чистую ноэматику") анализ
принадлежит к числу несомненных достижений основателя
феноменологии. Это общепризнанно в феноменологической
литературе. В частности, гуссерлевское понятие "ноэмы" породило целое
море исследований, интерпретаций, дискуссий, так что
разобраться в них, пожалуй, не менее сложно, чем в самой исходной
концепции Гуссерля, насыщенной множеством специфических
различений, понятий, понятийных связок, теоретических
конструкций. Для наших целей существенно подчеркнуть, что
концепция ноэзиса-ноэмы впервые была столь широко и
систематически заявлена именно в Шеях I. После опубликования этого
сочинения она, разумеется, не была забыта, однако столь полно
Гуссерлем уже нигде не разбиралась. Вот почему все
интерпретаторы темы "Ноэзис-ноэма", особенно ноэмы, не могли и не могут
обойти текст, квинтэссенция идей которого была дана выше.
Хочу вернуться к вопросу об очень глубоких трудностях,
сопряженных с истолкованием интересующей нас теперь гуссер-
левской концепции.
1. Один ряд их связан с недостатками самого текста, о которых
мы уже говорили, характеризуя те или иные его части: речь идет

374 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
о повторах, композиционной и содержательной рыхлости,
недостаточной проясненности некоторых понятий, определений, о
густой концентрации (иногда чрезмерной) различений и
содержательных оттенков и т. д. В главах, которые не столь уж велики
по объему, спрессовано такое богатство содержательных
оттенков, что создается впечатление: Гуссерль прямо-таки
нагромождал их в своем сочинении, боясь упустить что-то из того, что
приходило ему в голову; при этом он, видимо, уступил этому напору
идей, рассчитывая впоследствии прояснить различные стороны,
аспекты, измерения ноэзиса и ноэмы.
2. Вследствие этой чрезвычайной проблемной интенсивности
в интерпретациях ноэтико-ноэматического анализа Гуссерля
возобладала следующая тенденция. Движимые различными
собственными теоретико-методологическими побуждениями, многие
авторы, писавшие на эту тему, "отсекали" от сложнейшей
целостности анализа отдельные части, блоки, определения. Разумеется, в этом
нет ничего необычного: не таковы ли распространенные
интерпретации философии Платона, Канта или Гегеля? Да нет тут и
ничего плохого, ибо при построении собственных учений (или
защите учений, которым мы следуем) каждый из нас свободен
использовать любой имеющийся философский материал.
Трудности, однако, возникают тогда, когда то, что получается в
результате, выдается за суть учения самого Гуссерля. Один из самых
характерных примеров — внимание лишь к тем аспектам,
моментам феноменологического учения о ноэме, которые
позволяют сблизить его с концепцией "смысла" Фреге. Опять-таки изъян
не в этом, а в том, что феноменологи-фрегеанцы подчас
претендуют на адекватность именно их и только их прочтения
феноменологии.
3. Так и случилось, что в поле зрения интерпретаторов попало
не целостное учение Гуссерля о ноэзисе-ноэме, выраженное в
Идеях I, а только начальные, основные его определения, которые
мы только что разобрали и которые стали своего рода
классическими. Но и при таком "редуцирующем" условии (и при том, что
все исследователи ссылаются на высказывания самого Гуссерля)
разнобой в интерпретациях удивительно велик.
Даже в ответе на вопрос: что же такое ноэзис и ноэма? — нет
никакого единодушия (См. Экскурс). Далее будет сделана
попытка дать на него ответ. Но сначала хочу сказать, как будет
построена эта — собственно интерпретативная (и дополнительная к
интерпретативным моментам данного выше текстологического
исследования) — часть анализа темы "Ноэзис и ноэма у
Гуссерля". Она будет разделена на два проблемных блока. В первом как

Часть VII: Ноэзис и ноэма
375
раз и пойдет речь об исходных ("классических") определениях,
касающихся сути, специфики ноэзиса и ноэмы, их неразрьгеной
связи. При этом я сначала дам свою интерпретацию и предложу
обобщающие схемы, относящиеся к данной теме. (Затем — в
Экскурсе — попытаюсь зафиксировать узловые пункты спора
интерпретаторов-феноменологов вокруг этой проблематики). Во
втором блоке интерпретации (в главе IV) будут представлены
результаты моего исследования той части анализа Гуссерля, в
котором выделены и рассмотрены более дробные дистинкции, так
сказать, второго плана, своего рода "дистинкции дистинкции".
Поскольку, как уже было отмечено, интерпретаторы
чрезвычайно редко выходят на эту "территорию" феноменологии, особые
экскурсы не потребуются.
Фундаментальные (классические)
гуссерлевские определения
ноэзиса, ноэмы и их отношения
1. Отнюдь не случайно разделы, посвященные ноэзису-ноэме,
появляются в систематической композиции Идей I после того, как
введены и рассмотрены (хотя бы на первых уровнях) темы: факт-
сущность, естественная установка, феноменологическая
редукция, феноменологическая методика, всеобщие структуры
сознания, интенционалъность и др. Это, в частности, означает: а) в
составе феноменологической проблематики тема ноэзиса-ноэмы
появляется на более позднем, т. е. на более высоком
теоретическом уровне; б) она вступает в права после исполнения
принципиальных очищающих процедур феноменологии, резюмированных
под именем "феноменологической редукции"; в) для такого
вступления в силу должна быть, следовательно, расчищена почва
"чистого", т. е. трансцендентального феноменологического анализа
сознания. Потому я считаю, что вполне правы те интерпретаторы,
которые подчеркивают: раз структуры ноэзиса-ноэмы получены
в результате и в ходе очищающе-абстрагирующего
философского, притом специфически-философского (феноменологического)
теоретико-методологического рассуждения, то во-первых, в этом
смысле их можно считать специальными, особыми абстракциями,
отвлечениями, а во-вторых, их совершенно неправомерно
рассматривать — в духе классического (или модифицированного)
эссенциализма — как некие самостоятельно существующие
сущности (здесь я согласна с рядом акцентов, расставляемых в
интерпретациях. — См. далее Экскурс — и, напротив, не могу согла-

376 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ситься с теми исследователями, которые толкуют если не ноэзис,
то ноэму эссенциалистски, так или иначе онтологизируя ее).
В свете этого о ноэзисе и ноэме можно сначала сказать нечто
негативное, но и весьма важное: и ноэзис, и ноэма "не
располагаются" ни среди вещей, процессов, отношений реального
(real) мира, действительности в целом, ни среди феноменов,
связей, отношений сознания как реального сознания, как части этой
действительности. К ноэзису и ноэме мы выходим,
специальными редуцирующе-очищающими способами вычленяя, "получая"
эти структуры. Поэтому с позитивной стороны ноэзис и ноэму
можно в общем и целом предварительно определить как один из
результатов полного исполнения процедур феноменологической
редукции, без чего сам разговор о подобных структурах был бы
вообще невозможным. Как бы мудрено все это ни звучало, дело
обстоит достаточно просто: Гуссерль задал координаты особой
философской дисциплины, пути и методы движения к ее
исследовательскому полю; после определенной работы на этом поле
были вычленены структуры, которые основателем
феноменологии были поименованы "ноэзисом" и "ноэмой". Поэтому-то
искать ноэзис и ноэму как некий предмет, объект среди предметов,
объектов, процессов мира и действительных процессов, форм
реального сознания бессмысленно, как я полагаю, просто по
определению.
Отсюда вопрос: на какой конкретно стадии движения
феноменологического анализа и как вступают в действие, вычленяются
ноэзис и ноэма? Думаю, ответ тоже ясен из сказанного; дадим его
в более полной форме: после того как обрисована естественная
установка вообще, естественная установка по отношению к
сознанию в частности; после того как обоснована
феноменологическая установка, феноменологическая редукция; после того как
редукция исполнена; после того как в общей форме
охарактеризована интенциональность как сущностное, эйдетическое
свойство всякого сознания — после всего этого как раз и бьет час ноэти-
чески-ноэматического анализа.
2. Но сама же феноменологическая установка, взятая в ее
специфике, вносит особые трудности в такую интерпретацию но-
эзиса и ноэмы. Как было показано, обращение к ноэзису-ноэме
есть результат специфического абстрагирования-очищения,
предпринятого в феноменологии. В этом смысле, действительно, можно
говорить о ноэме как "абстракции", в чем, кажется, согласны друг с
другом некоторые видные современные феноменологи. Однако
продвигаемся ли мы дальше, если определяем ноэму через
понятие "абстрактное", поясняя, что это результат абстрагирования

Часть VII: Ноэзис и ноэма
377
на собственно феноменологическом пути? Полагаю, это
движение, так сказать, в один теоретический шаг, который без
последующих шагов теряет свой смысл. Благодаря ему ноэзис и ноэма
лишь попадают в общий класс других структур и структурных
измерений, вычленяемых Гуссерлем после исполнения редукции,
но вряд ли расшифровываются в отличие от них. Более того, они
попадают и в еще более обширный класс — тех специальных
структур, которые любая философско-логическая дисциплина
может вычленить, обозначить после и в результате исполнения
своих специфических методологических и теоретических проце-
ДУР-
В чем же состоит специфика того феноменологического
абстрагирования и той стадии его, которые непосредственно и
приводят к "продуцированию" ноэзиса и ноэмы? Это столь же
сложный, сколь и важный вопрос, причем дополнительная трудность
в том, что применительно к ноэзису и к ноэме ответы на него
отнюдь не тождественны.
А) О ноэзисе. Ноэзис вычленяется из актов сознания, как они во
всем их разнообразии, множестве непосредственно являются нам
и как они традиционно описываются в психологии и в
философии (в последней — в эмпиристских концепциях, обращенных к
сознанию). Уже и эта предварительная работа — при всей
необходимости ее последующего редуцирования в феноменологии —
оказывается небесполезной, поскольку благодаря ей были
выделены и как-то классифицированы основные акты сознания, о
которых потом речь пошла и в феноменологии: восприятие,
представление, акты мысли (cogito), акты вынесения суждения,
воспоминания, фантазии, эмоционально окрашенные акты (радости,
горя, надежды), акты оценивания и их разновидности. Однако
Гуссерль потому и требует, как я полагаю, "заключить в скобки"
все рассуждения об актах сознания, определявшиеся
естественной установкой, что он считает их неадекватными специфике
сознания. В физиологии, психофизиологии, психологии, даже в
философии (натуралистического толка) Гуссерля не устраивает
(что видно уже из I тома Логических исследований, а отчасти даже
из предшествующих им работ) подход к сознанию,
уравнивающий его с другими сферами, объектами, процессами природного
мира.
Вместе с тем основатель феноменологии усматривает в этом
подходе определенную оправданность — прежде всего если речь
идет об актах, переживаниях сознания. Ибо как бы мы ни
подходили, скажем, к восприятию, как бы ни озадачивали себя
эйдетическими целями, никакая смена установки не отменяет упрямого

378 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
факта: восприятие исходно, изначально (originär) есть реальный
(real) акт, или переживание сознания, которое хотя и связано с
другими видами актов, но существенно отличается от них — и
прежде всего тем реальным (real) обстоятельством, что
осуществляется актуально, в присутствии той вещи или того обстояния
вещей (Sachverhalt), того процесса, которые воспринимаются, и
что последние даются сознанию, так сказать, живьем, в своей
телесности (leibhaft) и (при условии "нормального"
функционирования органов чувств) с непосредственной очевидностью.
Гуссерль и не думает отрицать всех этих характеристик реального
восприятия. Более того, как уже отмечалось, вместе взятые, они-
то и служат ему примером, своего рода эталоном, что позволяет в
феноменологии говорить о "прямом усмотрении",
"очевидности" и т. д. И еще одно принципиальное обстоятельство: только
что бегло перечисленные характеристики реального восприятия —
не что иное, как некоторые его сущностные черты, выявление
которых во всей полноте и становится одной из частных целей
феноменологии (в ней, в силу фундаментальной важности этой
разновидности актов, переживаний сознания даже формируется
"феноменология восприятия").
Однако переход в интенциональную сферу, — а он становится
следствием смены установки, исполнения феноменологической
редукции, — привносит изменения в понимание переживаний,
актов, взятых и в их структурной определенности, и в виде
потока сознания. Теперь мы имеем дело не с реальным (real) сознанием,
соответственно не с реальными потоком, актами, переживаниями,
взятыми в максимальной полноте их свойств, обусловленных
"сращенностью" с действительным миром, его объектами и
процессами, в частности определяемых сопряженностью с тем, что
происходит с человеческим телом (например, мозгом, нервной
системой, органами чувств). Вместе с тем поскольку акты
переживания сознания даже в предельной абстракции всегда останутся
лишь актами, т. е. своего рода и единичностями", принадлежащими
реальному потоку сознания отдельного человека, — постольку
Гуссерль для обозначения их специфики на интенциональном уровне
изобретает слово reell, сходное с real, но все же отличное от него.
С той же целью, как я полагаю, в это поле уже начавшегося
феноменологического анализа переживаний включается такой
аспект, как гилетические (от слова Hyle, материя) данные, "материи".
Они, в принципе, возводимы к ощущениям, к работе органов
чувств — т. е. к реальному (real) сознанию и его исследованию в
естественной установке. Но феноменология начинается ровно
там, где (в принципе мыслимая) генетическая связь "гилетиче-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
379
ского" аспекта с реальным (соответственно физиологическим,
психологическим анализом) утрачивает свою значимость и
интерес для феноменолога. Гилетические данные, "сами по себе", т. е.
в принципе (в их als ob, "как если бы", самостоятельности) не
обладающие интенциональностью, в данном контексте уже имеют,
так сказать, интенциональную тенденцию, т. е. способность
предстать в их "отношении" с интенциональными структурами,
обнаруживаемыми в сознании на феноменологическом уровне
анализа. Сами они неспособны стать переживанием; но без них
переживание невозможно. В одном из примечаний к тексту Идей I
Гуссерль подчеркивает: гилетические моменты именно
"встраиваются" в ноэзис; они не обладают самостоятельностью. Вместе с
тем объединенное в ноэзисе с интенциональными функциями,
гилетическое становится важнейшей и неотъемлемой стороной
ноэзиса. «Следовательно, гилетические моменты принадлежат к
ноэзису лишь постольку, поскольку они являются носителями
функции интенциональности, помогают [процессу] данности
смысла, помогают конституировать конкретный ноэматический
смысл» (Ibid. S. 478). И это, согласно Гуссерлю, надо твердо
("торжественно") заявить с самого начала — уже тогда, когда делается
различение (собственно) ноэтических и гилетических моментов.
Так и получается, что "на стороне акта", переживания
феноменология исследует reelle аспекты, (мы называем их [квази]-
реальными — ибо в русском языке нет другого способа различить
real и reell), суммируя их в виде двух взаимосвязанных
структурных уровней: а) гилетические моменты конкретного
переживания, или "материалы" (Stoffe), или бесформенные материи;
б) множество взаимосвязанных, "текущих" далее актов,
придающих "материям" форму и смысл (морфэ). Благодаря им
переживания становятся "исполненными смысла" (sinnvolle). Взятые
вместе, оба момента характеризуют reelle, т. е. [квази]реалъное в
переживании, что Гуссерль как раз и обозначает понятием
"ноэзис" (произведенным от слова noein, означающего способность
воспринимать или мыслить; оно в свою очередь происходит от
слова "нус" — ум), которое подчас употребляется и во
множественном числе (ноэзы). Это и есть, по Гуссерлю, расшифровка
темы интенциональности "на стороне ноэзиса". Здесь, говорит он,
— "поле конституирующихся множеств". Ссылка на интенцио-
нальность чрезвычайно важна. Ибо это именно интенциональ-
ность "распадается" на ноэзис-ноэму; ноэзис и ноэма равно
обозначены термином "интенциональное содержание", который
поначалу кажется несколько неопределенным, но при
расшифровке ноэзиса и ноэмы приобретает свою определенность. (Правда, у

380 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Гуссерля — это относится как раз к амбивалентности
терминологии — можно встретить формулировки, согласно которым ноэма,
в отличие от ноэзиса есть "истинно", "действительно" интенцио-
нальное.) Но наиболее существенна коррелятивность ноэзиса и
ноэмы, что, в частности, значит: начав с ноэтического, мы
должны непременно "переместиться" с нашим анализом в сферу но-
эматического. (Дальше мы увидим, что и ноэматическое
"проникает" в ноэтическое, преобразуя его.)
Б) О поэме. Вычленение ноэмы покоится на двойственной
предпосылке. Во-первых, сначала предполагаются все уже
описанные редуктивно-очищающие процедуры. Во-вторых, согласно
последовательной логике рассуждений в феноменологии, поэма,
поэматическое вычленяется как коррелят ноэзиса, поэтического. Но
она, что принципиально важно, вычленяется в противовес уровню
reell, [квази]реалъпого. Гуссерль характеризует ноэматическое и как
коррелят ноэтического, и как его противоположность: ноэма, говорит
он, — это ирреальный (irredl) момент переживания.
Интерпретаторы подчас подчеркивают, и справедливо, что ирреальность
ноэмы надо понимать в единстве двух аспектов, поначалу
негативных: ноэма не есть ни реальный (real) объект, ни (квази)реальный
(reell) момент переживания. И ноэма, добавляют они, ссылаясь на
Гуссерля, не есть нечто идеальное. Как понять сказанное? А
сделать это нужно, ибо здесь заключен, по моему мнению, ключ к
пониманию специфики феноменологии, ее новаторства и
оригинальности.
Полагаю, главный источник теоретического беспокойства,
толкавшего Гуссерля к радикальному преобразованию учения о
сознании, заключался в том, что самые разные концепции не
позволяли подобраться к специфике сознания и, более того, часто
намеренно уподобляли его "лишенным сознания" объектам
изучения. Единственно психология, кажется, еще пыталась
приблизиться к "собственно сознанию", но в начале XX в. на первый
план в ней тоже вышли "объектные", натуралистические
подходы; стали модными всяческие косвенные измерения, приборные
эксперименты, наблюдения, правда, не позволяющие
зафиксировать процессы сознания, но во всяком случае способные уловить
объективированные "следы" его работы.
Логические исследования самого Гуссерля означали попытку
двигаться иным путем, именно в оригинальной своей части
запретным для прежней формальной и даже неформальной
(скажем, кантовской или гегелевской) логики: от языковых
выражений и их анализа (давнего отправного пункта формальной
логики) он перешел к исследованию их значения, смысла (т. е. к сю-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
381
жету, в тогдашней логике, например, у Фреге и фрегеанцев,
достаточно распространенному), а через него вышел к сознанию (что
отчасти напоминало трансцендентальную логику Канта), и
конкретнее — к его переживаниям, к их интенциональному анализу
(что было шагом чрезвычайно редким и имело прецедент разве
что в философии Брентано и некоторых других философов
конца XIX в.). Все вместе взятое сделало Логические исследования
исключительно оригинальным тематическим,
теоретико-методологическим сплавом. Однако как бы ни были связаны Идеи I и это
замечательное раннее произведение Гуссерля, как бы сам он ни
пытался в 1913 году акцентировать их связь, — трудно не
признать, что путь анализа, обрисованный в Исследованиях, уже не
устраивал Гуссерля.
Ведь к сокровенному и в высшей степени специфическому
объекту анализа — сознанию, его переживаниям, их внутренним
структурам — Логические исследования снова же вели обходным
путем, через объективированные логико-лингвистические
данности, т. е. через языковые высказывания, суждения, предложения и
их смысл. (Кстати, это делает раннюю работу Гуссерля и
избранный там путь в высшей степени привлекательными для
современных сторонников логицизма, в том числе и в феноменологии,
а также для тех логиков и философов, которые выбирают язык,
языковые выражения в качестве главного поля и теоретико-
методологического орудия своих исследовании. О некоторых из
них — в последующем Экскурсе). Из всех размышлений и
различений в сфере эйдетического, представленных в Идеях I,
совершенно ясно, что логику (включая логический синтаксис) Гуссерль
никак не отождествлял с феноменологией, а ее способы анализа
не считал отвечающими специфике сознания.
Этот пункт я хотела бы подчеркнуть особо. Пусть Гуссерль и
допускает известную плюральность исследовательских установок,
он вовсе не согласен считать феноменологию частной
дисциплиной с еще одним подходом, заслуживающим некоторого, только
конвенционального, одобрения. Он противопоставляет ее другим
дисциплинарным способам подхода к сознанию именно потому,
что полагает: феноменология, стремясь раскрыть закономерные
структуры сознания в их неповторимой специфике,
вырабатывает специальные теоретико-методологические средства, отвечающие
этой специфике. Значит, с точки зрения Гуссерля, понятия и
структуры феноменологии — не некоторые чисто условные,
функциональные, операциональные абстракции, а глубинное
выражение сущностных, эйдетических структур самого сознания.

382 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Взглянем с этой точки зрения на ноэму, прежде всего на то, что
она охарактеризована как ирреальное.
Характерное для истории философской мысли размежевание
— и порою противопоставление — реального (real) и идеального
(ideell) отнюдь не перечеркивается Гуссерлем. Но теперь, в Идеях I,
оно применяется для сопоставления и противопоставления
вещей, процессов, состояний мира, реально, действительно
существующего вне нас, — и тех продуктов мысли, сознания, которые
могут воплощаться в каких-то материализованных формах, но
которые к ним не сводятся, а заключают в себе именно не-мате-
риальное, т. е. идеальное, эйдетическое содержание (таковы,
например, геометрические фигуры или другие эйдетические
данности "чистой" математики). Но в том-то и дело, что ни антитеза
реального-идеального, ни каждая из этих характеристик в
отдельности, как вредно из Идей 1, не кажутся Гуссерлю подходящими именно
для анализа специфики сознания. Продукты сложной деятельности
сознания могут стать "идеальными" по своей природе, что,
однако, происходит не всегда. Но само сознание, его деятельность и его
структуры (такова, видимо, главная предпосылка
экстравагантной на первый взгляд и не очень-то удачной смены
терминологии) точнее описываются, как полагает Гуссерль, новой парой
понятий: reell (квази-реальное) и ирреальное (первое относится к
ноэзису, второе — к ноэме). Итак, почему и в каком смысле ноэма
— нечто ирреальное?
Ноэма, как было сказано, — это не предмет, объект как
таковой, если брать его в реальном (real) значении. Ее отличия от
независимой от сознания реальной (real) действительности, конечно,
существенны. Так, Гуссерль не случайно поясняет, что вещь,
которую мы воспринимаем, не содержится как реальная часть,
"кусок" в самом восприятии. И ее специфика не отпечатывается
зеркально на переживании. Мы воспринимаем четырехугольник, но
восприятие, конечно, не четырехугольно (потому, в частности,
чистое восприятие — нечто не из "сферы" real, а из "сферы"
reell). И ноэма никак не равна предмету вне сознания, что Гуссерль,
вспомним, поясняет на примере: дерево, которое мы
воспринимаем, может сгореть или сгнить, в то время как "дерево", как оно
воспринимается (а это — момент ноэмы) сгореть или сгнить не
может. В плане гуссерлевских разъяснений это значит лишь одно:
ноэму бессмысленно рассматривать как нечто, подобное
реальному (real). Но ноэма не является и чем-то идеальным, что —
подобно геометрическим фигурам — могло бы предстать в качестве
относительно самостоятельных, всеобщезначимых идеальных
сущностей, entities. Поскольку часто встречающиеся у англоязыч-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
383
ных феноменологов слова entity (мн. число — entities) будут
упоминаться и в нашем дальнейшем рассуждении, следует сделать
терминологическое уточнение. Как правило, под "entity"
понимается "сущность", но в особом смысле: не как "essence", "Wesen",
а как некая объективированная сущностная единичность
(Einheitlichkeit), (почти или полностью) превращенная в нечто идеально-
обособленное, даже самостоятельное. (Я не могу здесь вдаваться в
обсуждение вопроса, какие традиционные концепции, где
понятие entities стояли в центре внимания, соответствуют такому
словоупотреблению.) Но именно потому, что слово "сущность" в
гуссерлевском (и моем) понимании не есть entity, в дальнейшем
тексте я оставляю это последнее слово без перевода. Вернемся к
теме ноэмы. Я никак не могу согласиться с теми авторами,
которые — вопреки прямым высказывания Гуссерля — пытаются,
через искусную эквилибристику интерпретаций, превратить ноэмы
либо прямо в вид сущностей, либо в абстрактные, но бытийст-
вующие entities, а феноменологию ноэмы — в некую
разновидность традиционной идеалистической онтологии. Мне думается,
что слово irreell, примененное к ноэме, налагает запрет на эти
процедуры. Отчего же? Да оттого, что прямого отношения к
делению на вещи (реальное) — сущности как entities (идеальное)
вычленение ноэмы не имеет. Ноэмы, повторюсь, суть корреляты и
противовесы по отношению к reell, [квази]реальному; их суть и смысл
— в прояснении тех в высшей степени необычных способов, форм,
результатов, благодаря которым вещи, процессы реальной
действительности (в широком гуссерлевском смысле) осваиваются
сознанием.
Действительно, самая глубокая и требующая разгадки тайна
сознания в том и заключается, что неисчерпаемое богатство
реальных вещей, связей действительности оно осваивает, не будучи
в состоянии их копировать, отражать (если бы это было
возможно, как упростилась бы жизнь человека и человечества!), но
будучи в состоянии ввести в действие сложные, оригинальные,
именно ирреальные, т. е. принадлежащие только "миру" сознания
"предметные" структуры, которые, однако, позволяют индивиду
достаточно успешно жить в реальном, действительном мире и даже
преобразовывать его, достигать согласия с другими индивидами в
своем "объективном полагании" этого мира и всего
"предметного", что к нему относится.
Итак, коррелятивный характер связи ноэматического, т. е.
ирреального, с reelle, квази-реальным, т. е. ноэтическим, имеет
принципиальное значение, потому что обеспечивает
оригинальным, ирреальным ноэматическим моментам сознания связь с те-

384 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ми моментами, которые ближе стоят к реальным (real)
переживаниям реального же сознания. Но есть и другая, уже упомянутая
сторона дела: стоит только онтологизировать сущности в духе эс-
сенциализма или, напротив, превратить гуссерлевские
различения в чисто оперативные, конвенциональные понятия, которым в
самом сознании ничего не соответствует, — как отпадает даже
потребность в различении ноэзиса-ноэмы, в их отличении от
антитезы реального-идеального (к такому выводу, как будет видно
из последующего Экскурса, и приходят некоторые
феноменологи).
Между тем в случае, если ирреальность ноэмы не понимать ни
эссенциалистски (т. е. в духе "реалистического", онтологического
подхода, близкого соответствующим традициям), ни операцио-
налистски (т. е. соответственно радикальному, чисто
функциональному обособлению идеального), то перед нами раскроется
богатство ирреально-предметных структур сознания, вычленяемых
Гуссерлем.
Гуссерль движется двумя путями своего — одновременно
эйдетического и феноменологически-дескриптивного — анализа
сначала лишь в общем виде заданных ноэматических структур. В
одной "исследовательской плоскости" он выделяет "ноэматический
смысл" и "ноэматический состав" переживания, поясняя, что,
например, ноэма восприятия благодаря объединению этих двух
компонент как раз и конституирует "свой предмет" восприятия
— в отличие от трансцендентного предмета. «Воспринятое
"дерево", как оно воспринимается» и есть суть ноэмы — в отличие от
того дерева, которое находится в саду и которое воспринимается.
Ирреальным воспринятое "дерево" является и в том аспекте, что
и оно (подобно дереву вне сознания) не становится такой частью
восприятия, которую можно было бы "найти" в нем как-то
реально. Ноэматический смысл неотъемлем от сущности восприятия,
уже подвергшегося феноменологической редукции.
В другой исследовательской плоскости Гуссерль вводит понятие
"полной ноэмы", которое расшифровывается через два главных
элемента — а) ядро ноэмы (это и есть "объективный предметный
смысл") и б) "характеры" (Charakters), связывающие ноэму с но-
эзисом, но никак не тождественные ноэтическому: это не способы
сознания, а те способы, через которые дается объективно осознаваемое.
Например, в случае восприятия дерева "характеры" говорят о
том, что "дерево" — именно "воспринятое" (с дальнейшими
уточнениями).
Этот сложный момент не всегда учитывается и понимается
правильно. Порою можно услышать вопрос: зачем еще все эти

Часть VII: Ноэзис и ноэма
385
"характеры" в ноэме, если в ноэзе речь как раз и идет о
восприятии и его модификациях, о фантазии и ее модификациях и
т. д.? Но в том-то и дело, что на уровне ноэмы разбираются
именно предметности сознания. Ведь сама ноэма действительно
существенно специфицируется в зависимости от того, что
Гуссерль называет "характерами": если предмет (то же дерево)
воспринимаемый, то он существенно отличается от воспоминаемого
или сфантазированного предмета. И когда мы говорим
«воспринимаемое "дерево", как оно воспринимается», то слова, одноко-
ренные с "восприятием", в самом деле характеризуют впрямую
не восприятие (соответственно не ноэзу), а предметную сторону,
т. е. ноэму. Говоря о ядре ноэмы, Гуссерль описывает ее через
формулу X (а, Ъ, d) и говорит об интенциональной предметности как
таковой, или полагаемой предметности, взятой в объективном
модусе "Как" (Wie) ее объективных свойств (это первое "Как"
предметности). Что касается "характеров", то это тоже интенциональная
предметность, но взятая в контексте "Как" ее субъективных
способов данности (это второе "Как" предметности).
Здесь также надо сделать терминологическое замечание. Хотя
Гуссерль не всегда строго различает "Objekt" (объект) и
"Gegenstand" (предмет) или "Gegenständlichkeit" (предметность), все же в
контексте анализа ноэмы он по преимуществу использует
понятие Gegenständlichkeit, предметность (или Gegenständlichkeiten,
предметности). Одно из объяснений данного
терминологического различения таково: во-первых, основатель феноменологии
намеревается именно на ноэматическом уровне и различить, и
объединить субъективный и объективный аспекты предметности, а во-
вторых, благодаря слову "предметность" — на уровне анализа
ноэматического в сознании — Гуссерль хочет подчеркнуть его
отличие от трансцендентного объекта, существующего вне
сознания.
Соотносительность, коррелятивность ноэзиса и ноэмы
интерпретируется Гуссерлем как своего рода закономерность,
открываемая феноменологией. Благодаря ей расшифровывается и
уточняется исходное понятие интенциональности. Ведь надо
признать, что определение интенциональности как
"направленности" сознания на объект не было вполне вразумительным и
ясным; оно, безусловно, требовало расшифровки. Теперь, после
осуществления ноэтически-ноэматического анализа, интенцио-
нальность предстает как богатая оттенками структурная
взаимосвязь двух главных аспектов — так сказать, "актового", т. е.
определяемого типом переживаний (субъективного) и "предметного"
(т. е. объективного). При этом оба аспекта, как было показано,
13-8214

386 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
коррелятивны — и потому, что имеют смысл исключительно в
своей взаимосвязи, и потому, что от каждой стороны как бы
исходят "стрелы влияния", формирующие и преобразующие другую
сторону. "На стороне ноэмы" — мы видели это — ноэтическое
влияние воплощается в "характерах", "внедряющихся" в самое
предметное. "На стороне ноэзиса" влияние ноэмы проявляется в
том, что гилетические данности (Stoffe) "вставляются" в ноэзис
только благодаря Auffassungen, пониманию, приданию смысла,
проистекающему от предметного смысла, т. е. ядра ноэмы.
Значит, интенциональность как направленность на объект,
трансцендентный сознанию, означает порождение, приведение в
действие сложновзаимосвязанных структур сознания, благодаря
которым объект как бы "удерживается" в поле интеллектуального
"зрения", опознается как тождественный, единый — несмотря на
множество переживаний, на их почти бесконечное
нюансирование. Благодаря им в трансцендентном объекте, в объектных
связях познается многое из того, что им действительно, объективно
присуще — несмотря на то что предметность сознания
ирреальна, т. е. принципиально отличается от реального объекта, и что
она коррелятивна не этому объекту, а квазиреальным, reelle
связям, структурам сознания.
Далее я предлагаю схемы, суммирующие изложенную
интерпретацию первой (классической) части ноэтическо-ноэматичес-
кого анализа. Вслед за этим я представлю, в ее основных
моментах, полемику феноменологов вокруг этой темы; надо учесть, что
она концентрируется преимущественно вокруг понятия ноэмы.
Прошу читателя учесть следующее: в своей трактовке
интерпретаций современных феноменологов (несмотря на критические
замечания в их адрес) я отмечаю ряд моментов, которые могут
служить дополнениями к предложенному в этой главе
толкованию ноэзиса и ноэмы.

Часть VII: Ноэзис и ноэма
387
Схема 10. Движение к феноменологическому анализу,
или вычленение ноэтико-ноэматического коррелятивного отношения
(на примере восприятия)
&
8..
Й—^* £ о
S $ 'S 2 S с
со xpû.b в | м К
к
со
о
Eg
gl
►û S^
РЭ Й
'S cx§
Sein
8.S.S8.
, ü*.
о
О пй
со «.h a в в
о
ю в S ь о
à*.
& 'S
§
Ä
CO U
s S s
ï S 2^й 2
О) СО Д H H К
tr te ft g m 5n
В iï Q
0>
си и
В>Бн
в
v СО
0 0¾
Й « S с к
3 S CUO с?
SïCKu
S О, S
es«
s g s
м - Q >^
CF.
^ Svi ^

388
H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Схема 11. Связь и взаимодействие ноэзиса и ноэмы
(на примере восприятия)
Ноэтическое (reel)
Ноэматическое (irreell)
С точки зрения "составных" компонент:
1) гилетические (hyletische)
моменты конкретного
переживания (например, цвет
ствола конкретного дерева)
—"материалы" (die Stoffe);
2) множество нюансов,
профилей переживаний в их
разновидностях
1) "ноэматический смысл" — как
коррелят, неотделимый от сущности
переживания (напр., восприятия),
подвергшегося феноменологической
редукции
2) "ноэматический состав
переживания", который при всех поворотах
внимания остается одним и тем же
С точки зрения множества или единства:
"Поле конституирующихся
множеств"
"Поле единств"
С точки зрения полноты:
"Полная ноэза"
1) гилетические моменты,
пронизанные пониманиями,
постижениями
(Auffassungen) и получившие от них
'смысл";
2) профилирования,
увязанные синтезом в
определенное единство
ч
"Полная ноэма"
Jf 1) ядро ноэмы, или "объективный
предметный смысл" (например,
воспринятое дерево как таковое, как
оно воспринято) — предметность в
ее "Как" (первое "Как"
предметности)
2) "характеры" — не способы
сознания, не ноэтическое, а те способы,
через которые дается осознаваемое
(воспринятое дерево, как оно
воспринято, или второе "как" предмет-
ности)
Взаимодействие ноэматического и ноэтического
от всего ноэтического —
воздействие на "характеры"
от ядра ноэмы "идут" "Auffassungen",
постижения, которые "одушевляют"
гилетические моменты, придавая им
смысл
С точки зрения расшифровки
интенциональности:
1) "Ядро" — интенциональная
предметность как таковая (полагаемая
предметность как таковая), взятая в
объективном модусе "как" ее
объективных свойств (описывается с
помощью объектных выражений)
2) "характеры" — интенциональная
(полагаемая) предметность, взятая в
контексте ее субъективных способов
данности

Часть VII: Ноэзис и ноэма
389
Глава III. Экскурс: споры
современных феноменологов
о понятии ноэмы
Определения ноэмы: ноэма как объект?
Ноэма как entity?
«По контрасту с объективистской тенденцией, которая в
большой степени превалирует в современной философии и
психологии, феноменология настоятельно придерживается ориентации
на субъективность, т. е. на сознание». Эта цитата взята из доклада
видного феноменолога А. Гурвича, в котором он выступил в
защиту понятия, центрального для феноменологического подхода
— понятия "субъективного объекта". «Предварительно и грубо
дефинированное, это понятие объекта не как реальности; он
является уму субъекта с его переживаниями (experiencing subject's
mind) через данный акт сознания. То, что здесь имеется в виду, —
не что иное как гуссерлевская ноэма» (Phenomenology of the
noema. P. 12).
Другие феноменологи, внимательно анализируя гуссерлев-
ские тексты о ноэме (прежде всего Идеи J), подчеркивают, что
отождествлять ее с объектом (в том числе — с "субъективным
объектом") — не в духе Гуссерля. (Здесь надо в скобках заметить, что
терминологические трудности, подчас связанные с
неправомерным, но частым отождествлением — в английских
феноменологических текстах — немецкого Gegenstand с английским object,
здесь не имеют места, ибо сам Гуссерль в разбираемых
параграфах употребляет слово "das Objekt".) «Дерево, как мы его видим,
— разъясняет современный феноменолог Даллас Виллард, — это
не образ и, в более общем смысле, не часть реального (relie)
состава акта. Вот почему Гуссерль выбирает термин "irreelle",
"ирреальный", для характеристики ноэмы (Hua III, § 97). Но снова
заметим, что это не негативный термин. Как ноэма не есть ни
объект, ни свойство объекта, так она не есть ни акт, ни его свойство»
(Phenomenology of the noema. P. 42).
Виллард напоминает о различении, которое Гуссерль
проводит в том же § 97 (и которое мы уже подробно обсуждали) —
между [квази]реалъным (reelle) единством гилетических и ноэтиче-
ских компонентов переживаний и единством ноэматических
составляющих. Следует также напоминание: согласно Гуссерлю,
"трансцендентально конституируемое" "через посредство" но-

390 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
этических функций "на основе" материальных переживаний есть
нечто "данное", причем данное с очевидностью. Но оно, это
данное, принадлежит к переживанию в совершенно другом смысле,
чем реальные и, следовательно, взятые в буквальном смысле его
конститутивные моменты.
Далее Виллард касается действительно чувствительного
пункта интерпретаций ноэмы в литературе — а именно одного часто
встречающегося недоразумения. «Ирреальное (irreelle) для
Гуссерля — не то же самое, что идеальное. Возможно, недоразумение
отчасти проистекало из того факта, что идеальное, по Гуссерлю,
было отнесено к той же сфере, что и irreal (не-реальное), т. е. то,
что есть "не-естественное" и "не-мировое" (nonworldly) вообще и
что включает идеальное (универсалии, как те, которые
актуализируются в ментальных актах, так и те, которые не могут быть
таковыми), reelle (темпорализированные ментальные материи) и
ирреальное, irreelle (темпорализированные события и сущности,
трансцендентные по отношению к reelle, но все же еще
пребывающие в "картезианской сфере"). Ирреальное (irreelle), подобно
reelle и real, реальному, состоит из индивидуальных сущностей
(entities), которые вступают в бытие, длятся и исчезают. Дело
дошло до того, что Гуссерля в различных кругах стали
рассматривать как номиналиста или в лучшем случае как
концептуалиста — и все из-за того, что читали его в духе некоторых постгус-
серлианских философов, в основном под влиянием Деррида,
который отождествил идеальное с irreelle, ирреальным или ноэма-
тическим; и он совершил ошибку, рассматривая ноэматическое
как то, что мы "продуцируем". Мы не можем здесь прослеживать
все терминологические и концептуальные дистинкции и
отношения, которые нужно было бы провести, но для целей того, что
волнует нас сейчас, мы должны подчеркнуть: irreelle, ирреальное
— это не идеальное, хотя reelle, подобно real, реальному, имеет,
разумеется, эйдетическую структуру» (Ibid P. 43).
(Далее Виллард справедливо говорит о трудностях, на которые
наталкиваются исследователи, когда они пытаются определить
"онтологический статус ноэмы", и о том, что гуссерлевские
определения в этом вопросе не всегда четки и однозначны и что
общий результат анализа ноэмы в Идеях I остается скорее
"озадачивающим", puzzling). Здесь нас более всего интересовал один
момент, хорошо прочерченный в аргументации Вилларда —
отличение ноэмы от реального и в смысле real, и в смысле reell, и от
идеального.
Однако нельзя не заметить, что такое осмысление ноэмы
носит скорее негативный характер: ведь "ирреальное", irreelle —

Часть VII: Ноэзис и ноэма
391
характеристика, которая получена через противопоставление
другим, т. е. reelle, компонентам сознания. Мы, таким образом, в
данном контексте узнаем лишь о том, что не есть ноэма, а не о том,
чем она по сути своей является. Вот почему привлекают особое
внимание исследования тех феноменологов, которые пытаются
— следуя Гуссерлю — вычленить и развить позитивные
определения ноэмы.
Ноэмы как "entities" (И. Моханти)
Один из самых видных современных феноменологов, ряд
блестящих работ которого посвящен именно ноэме, Моханти, ставит
вопрос ребром: «Если ноэма — это entity, то какой это вид
entities?». (Заметим, что само определение ноэм как entities Моханти
здесь вообще не ставит под сомнение.) И Моханти продолжает:
«В гуссерлевской онтологии есть два вида entities — реальные (real)
и идеальные. Ноэма, что вполне ясно, — не реальная entity, она не
имеет пространственно-временной индивидуации, каковая,
согласно требованию Гуссерля, имеется во всем, что реально (real).
Но идеальна ли она? Если ноэма — entity, она должна быть
идеальной. Идеальная же entity либо является сущностью, либо
принадлежит к классу entities, которые Гуссерль называет
значениями (meanings)». И вот действительно коренной и коварный
вопрос: "Является ли ноэма cyщнocтью?,, (The Phenomenology of the
Noema. P. 49).
Моханти ссылается на то, что в первом издании Логических
исследований Гуссерль рассматривал значения как сущности, делая,
однако, примечательную оговорку: "более аккуратно" будет
сказать, что значения определялись как родовые единства (species).
А поскольку species у Гуссерля — всеобщие сущности, то как
будто бы можно сделать вывод: значения представали как сущности.
Но во втором издании Логических исследований и последующих
произведениях, признает Моханти, Гуссерль «резко разграничил
значения и сущности... И ноэма, вместо того чтобы быть
сущностью, актуализированной в соответствующих актах, скорее
становится их коррелятом» (Ibid.).
Итак, Моханти признает, что в соответствии с более поздними
текстами Гуссерля, включая Идеи I, называть ноэму сущностью не
вполне корректно. Но у Моханти на это есть своя аргументация.
«Хотя Гуссерль не называет ноэму как таковую meaning,
значением, он считает, что ноэма заключает в своей структуре ядро,
которое он называет Sinn, смыслом, обладающим всеми теми
предикатами, которые ноэзис интендирует в своем интенциональ-

392 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ном объекте как принадлежащие ему. Следовательно, если не
полная ноэма (которая, что хорошо известно, содержит кроме
Sinn, смысла, и другую группу элементов), то сам Sinn как раз и
относится к тому, что можно назвать "meaning", значением. В
целом фрегеанские прочтения Гуссерля, особенно его ноэмы, и не
принимают в свое рассмотрение никаких иных элементов ноэмы.
Они берут ноэматический Sinn так, чтобы он был очень похож на
Sinn у Фреге.
В то время как исследователи, пишущие о Гуссерле, —
добавляет Моханти, — в целом принимают объяснение, согласно
которому ноэма не является сущностью (различение, которое я в свое
время пытался объяснить, говоря, что понятие сущности —
онтологическое, в то время как ноэма — семантическое и
феноменологическое), я хочу доказать... что есть толкование этой
проблемы, отвечающее ранней позиции Гуссерля и сохранившееся в
Идеях!: ноэма — это сущность, актуализирующаяся, экземпли-
фицирующаяся (instantinated) в соответствующем акте» (Ibid.
Р. 49—50).
Для доказательства своего тезиса Моханти "идет в обход" —
через концепцию интенциональности. Если говорить коротко, то
этот автор считает возможным избежать трудностей и
противоречий в концепции интенциональности, а также
удовлетворительно расшифровать направленность сознания, соотеетственно,
переживания на объект, если схему:
простой акт —> объект
заменить усложненной схемой:
гиле + ноэзис —» ноэма —» объект (по-видимому, "объект" здесь
надо читать как "предметность").
А в этом случае ноэма становится сущностью специфического
переживания (хотя и не собственной сущностью акта) (Ibid. P. 54,55).
Несмотря на все мое уважение к Моханти как одному из самых
значительных феноменологов второй половины XX в., я не могу
согласиться с его подходом. Мне кажется, что его аргументация,
опирающаяся на ряд верных и важных доводов (среди них —
оправданное расширение схемы истолкования направленности на
объект), сразу приобретает искусственный характер, когда речь
заходит о статусе ноэмы, как сущности, entity. Впрочем этот
статус (здесь) неоправданно принимается с самого начала без
доказательств. А это мне представляется вовсе не очевидным (что я и
пыталась показать в моей интерпретации).

Часть VII: Ноэзис и ноэма
393
Интенциональность и ноэма
Наиболее конструктивными мне представляются те
рассмотрения ноэмы, в которых современные феноменологи —
несомненно, в согласии с Гуссерлем, — связывают расшифровку но-
эзиса и ноэмы с прояснением понятия интенциональности.
Ноэма как расшифровка интенциональности
(Э. Марбах)
Эдвард Марбах, известный современный феноменолог,
подходит к теме ноэмы через гуссерлевское определение "ноэтической
интенциональности" (§ 100, 101), привлекая к рассмотрению
также § 87,97,98,133 Идей I.
Э. Марбах останавливает наше внимание на действительно
существенном моменте, касающемся ноэтическо-ноэматического
анализа. Имеется в виду следующее рассуждение Гуссерля в § 100:
интенциональности в ноэзисе и ноэме "ступенчатым образом
надстраиваются друг над другом" (stufenartig aufeinanderbauen)
или — еще точнее — специфическим образом встраиваются,
вставляются друг в друга (ineinanderschachteln) (Hua III,
252). Марбах ссылается на гуссерлевскую аналогию, имеющуюся
в этом параграфе. Мы вспоминаем о посещении Дрезденской
галереи и об увиденной там картине Тенирса, на которой тоже
изображена картинная галерея. Предположим, картины на этой
картине и подписи под ними можно было бы разглядеть. Тогда
все это могло бы служить наглядным примером обсуждаемой
"вложенности". Марбах также приводит высказывание
основателя феноменологии из § 101: «Любая ноэматическая ступень
является "представлением" "о" ("Vorstellung" "von", в английском
переводе — неадекватно: "objectivation" "of", объективация чего-
либо. — H. M.) данности следующей ступени. "Представление"
означает здесь не переживание представления; и это "о" ("von")
не выражает здесь отношения сознания и объекта сознания. Оно
есть здесь ноэматическая интенциональность в
противовес ноэтической. Последняя несет с собой первую в
качестве коррелята сознания, и ноэтическая интенциональность в
известной степени проникает через линию ноэматической» (Ibid.
S. 254).
Интенциональность в собственном смысле, как разъясняет
Гуссерль в § 104, — это ноэматическая интенциональность,
параллельная интенциональности ноэтической. Марбах высвечивает
еще один пункт, действительно важный и конструктивный для

394 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ноэтическо-ноэматического анализа. «С одной стороны, понятие
"ноэматической" интенциональности, как мы видели,
представляется связанной в конечном счете с "ноэтической" интенцио-
нальностью, так что возникает впечатление, что ноэматическая
интенциональность может быть сделана интеллигибельной
в ее связи с интенциональностью ментальной активности как
таковой. Другими словами, дело выглядит так, что
интенциональность на стороне ноэмы должна быть рассмотрена как коррелят
(как "параллельная") интенциональности на стороне ноэзиса.
Если мы изобразим дело так, нас не удивит реминисценция
Гуссерля, его следующее замечание: когда мы занимаемся
феноменологией, то имеем дело "не с объектом просто в
^модифицированном смысле, а с ноэмой как коррелятом ноэзиса" (Hua III,
§ 133). Хотя я думаю, что такое прочтение верно по отношению к
замыслу Гуссерля, мы не должны, с другой стороны, прибегать к
той неверной интерпретации рефлективного поворота к
ноэтической стороне, в силу которой мы якобы утрачиваем видение
объекта. Согласно моему пониманию феноменологии, мы
должны совершить поворот от прямого обращения к объекту, чтобы
изучать предметность в модифицированном смысле, как "но-
эму", т. е. как "коррелят ноэзиса". Принципиально важно не
думать, будто мы должны возвратиться к ноэзису, т. е. к самим
ментальным действиям, чтобы открыть ноэмы вместо "просто пред-
метностей" как их коррелятов...» (The Phenomenology of the Noe-
ma. P. 140—141).
Еще одно высказывание Гуссерля (в § 98) Марбах считает
чрезвычайно полезным для правильного понимания ноэтически-
ноэматического интенционального анализа, для более точного
определения внутренней структуры ноэмы. Гуссерль пишет: «...эти
ноэтические моменты мы можем обозначить так, чтобы
восходить к ноэматическому объекту и его моментам; надо сказать что-
то вроде: сознание, а более конкретно, воспринимающее
сознание о стволе дерева, его цвете и т. д.» (Hua III, 244). Здесь Марбах
считает ключевым следующее обстоятельство: Гуссерль
описывает дело так, что между ноэматическими и поэтическими
характеристиками существует "зеркальное отношение" (Ibid. S. 141).)
На одной стороне мы имеем объективный смысл, т. е. смысл в
узком значении слова, именуемый ноэматическим ядром (noema-
tischer Kern), на другой стороне — предмет как таковой. Это ядро
затем анализируется как состоящее из определимого X и
варьирующихся предикатов — noemata. Иногда, например в сноске в
§ 131 Идей I, Гуссерль обозначает страту полной ноэмы
выражением: X{a,h,g...), соответствующим значению фразы "Предмет-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
395
ностъ в ее Как", что означает предметность в "Как" ее
объективных определений (Первое "Как" предметности). (Должна
заметить, что в этом важном текстологическом рассуждении снова
проявляется тот порок англоязычной терминологии, о котором
уже шла речь: там, где Гуссерль говорит о предметности,
Gegenständlichkeit, в тексте Марбаха появляется английский термин
"object". Это тем более досадно, что речь в конкретном контексте
идет об объективных — не путать с самой предметностью —
сторонах ноэмы в связи с направленностью сознания на
предметность. Поэтому я восстанавливаю в русском переводе термин
"предметность", Gegenständlichkeit, где он употребляется у
Гуссерля и где, следовательно, его должен иметь в виду Марбах,
вынужденный, однако, писать неадекватное английское "object").
Далее, существенными характеристиками ноэмы у Гуссерля
Марбах считает также и следующие: "объективный смысл" —
нечто, что может быть описано исключительно с помощью
"объективных выражений", причем в дескрипции, которая полагает
("мнит") объективное нечто, как оно положено, избегая всяких
"субъективных" выражений. Эти выражения — вот какого типа:
"объект", (у Гуссерля — Gegenstand, предмет), "determination"
(это английское слово не вполне адекватно передает немецкое
Beschaffenheit), Sachverhalt, "обстояние вещей" (опять-таки не
вполне точно передаваемое у Марбаха английским state of
affairs), материально-онтологические выражения типа "вещь",
"фигура", "причина"; материальные, вещные характеристики
типа — "грубый", "жесткий", "окрашенный" (Hua III, § 130,
S. 319.). Марбах напоминает также о выделении Гуссерлем внутри
структуры полной ноэмы того, что обозначается термином "но-
эматические характеры" — т. е. способы, модусы, в которых
осознается нечто объективное (§ 130). Это второе Как «предмета — то,
которое характеризует "субъективный" модус данности».
«И наконец, фундаментальный пункт — "ноэтические
характеры зеркально отражаются в ноэматических" (§ 98). Этот пункт,
— продолжает Марбах, — очень важный для моих целей,
подчеркнут Гуссерлем в § 104 в контексте, который уже упоминался:
"интенциональность ноэзиса отражается зеркально" в
отношениях, которые могут быть обнаружены среди немодализирован-
ных и модализированных ноэматических бытийных характеров,
таких как отношения между тем, что ноэматически существует
"актуально", и что «существует [только] в возможности» (Mar-
bach Е. Op. cit. P. 143).
Итак, всеобщая структура полной ноэмы, с одной стороны,
демонстрирует себя собственно как часть, объектно-, предметно-

396 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ориентированная, и лучше всего ее описать следующим образом:
"интенциональный предмет как таковой", взятый в объективном
модусе его данности (Hua III, § 102, S. 255.)/ или в качестве
"полагаемой предметности как таковой77 (§ 93. S. 232,) в [модусе] "Как"
ее объективных свойств, короче, как X (я, Ь, с) — причем сам X
тоже может быть обозначен: "чистый пункт единства", "ноэмати-
ческий предмет просто" (noematischer "Gegenstand schlechthin")
(§ 131). С другой стороны, полная ноэма демонстрирует субъект-
но-ориентированную часть, которую лучше всего описать как
"предмет, взятый в [контексте] Как его [субъективных] способов
данности", кои специфицируются через число ноэматических
характеров.
Опираясь на проделанный им анализ ноэматической интен-
циональности, Марбах следующим образом отвечает на вопрос
об онтологическом статусе ноэмы: «...если ноэматический объект и
его моменты — это "просто объект" экстрафеноменологического
подхода (скажем, подобно картине, на которой изображена
картина), но только в той степени, в которой объект множеством
способов интендирован (или положен) в сознании, — тогда нет
нужды в онтологии неких мистических, особых, или вымышленных
сущностей, открываемых феноменологами и обозначенных
словом "noemata". Вместо этого — и здесь, несомненно, и заключался
новый гуссерлевский способ систематически говорить о
предметах (вещах, событиях, короче, мире и нас самих в мире) как
коррелятах ноэзисов в феноменологической онтологии — итак,
вместо этого нам нужно лишь быть готовыми принять (для целей
философского понимания того, что значит наша жизнь в мире и
как мы в нем живем), что в исследовательском отношении имеет
смысл говорить об объектах (onta) на основе многих наших
способов (с помощью сознания, интенционально) обращаться к ним
(соотносясь с ними, интендируя их). Я думаю, что актуально мы
так и обращаемся к ним в силу автономно функционирующего
сознания. По контрасту, если мы забываем о достижениях
сознания, то мы говорим об объекте абстрактно (или в одном
измерении, с точки зрения того или другого интереса и т. д.). Такой
подход пригоден для многих научных целей, как и для
большинства наших повседневных практических действий, к которым мы
возвращаемся после того, как позанимаемся феноменологией,
или наоборот, от которых мы к феноменологии переходим» {Mar-
bach Е. Op. cit. P. 154).
В моем ранее приведенном истолковании ноэзиса—ноэмы, что
может заметить читатель, я в наибольшей степени примыкаю к
ряду разъяснений и утверждений Э. Марбаха. (И его более кон-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
397
кретные характеристики "объектных выражений" и т. д. читатель
может использовать в качестве дополнения к построенным мною
схемам.)
Ноэма как Sinn, как "abstract entity"
(Д. Фёллесдал)
Далее я подробно разберу концепцию ноэмы в трактовке
видного феноменолога второй половины XX века Дагфина Фёллес-
дала — ту концепцию, которая несколько десятилетий была в
центре дискуссий по этой проблеме.
Прежде всего специфическое отличие данной трактовки
состоит в том, что она есть своего рода "функция" от весьма
высокой оценки гуссерлевского учения об интенциональности. В свою
очередь, эта высокая оценка склоняет Фёллесдала и его учеников
к тому, чтобы строить различные по проблематике собственные
концепции с опорой на теорию интенциональности. Например,
Фёллесдал именно таким образом выстраивает — в споре с
бихевиоризмом — свое учение о поведении, а также теорию
понимания или анализ проблемы принятия решений. Хотя темы эти не
всегда "гуссерлевские", теория интенциональности часто
становится одним из главных опорных пунктов в их разработке. Так, в
работе Понимание и рациональность Фёллесдал даже придает
понятию интенциональности весьма широкое значение: «Человек
характеризуется интенциональностью, т. е. он всегда "переживает"
объекты, а не просто "встречается с ними глазами"» (Фёллесдал Д.
Понимание и рациональность С. 141). Здесь, нас, впрочем, будут
интересовать лишь те из сочинений Фёллесдала, которые прямо
посвящены проблеме ноэмы. (т. е. в основном, более ранние его
исследования).
Согласно Фёллесдалу, концепция ноэмы, вообще тесно
связанная с учением об интенциональности, в частности порождена
стремлением Гуссерля разрешить те сложные проблемы, которые
были привнесены толкованием интенциональности у Брентано.
Понимание интенциональности просто как направленности на
объект приводило к трудностям интерпретации в тех случаях,
когда объект акта реально отсутствовал (таковы, например,
галлюцинации). Гуссерль, как считает Фёллесдал, разрешил эти
проблемные трудности, соединив учение об интенциональности с
концепцией ноэмы. С каждым актом сознания сопряжена ноэма,
благодаря которой он направлен на объект (если у данного акта
вообще имеется объект). А «когда мы мыслим кентавра, то наш
акт мысли имеет ноэму, но не имеет объекта; не существует

398 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
того объекта, который мы мыслим. Быть направленным [на что-
либо] просто и означает — иметь ноэму» (Fellesdal D. Husserl's
Notion of Noema.).
Пометим для себя этот начальный пункт интерпретации ин-
тенциональности у Фёллесдала: я считаю, что здесь вкралась
(возможно, из-за терминологии) некоторая неадекватность в
изложении позиции Гуссерля. Ибо Гуссерль еще в Логических
исследованиях пояснял: во-первых, не всякий акт сознания интенциона-
лен; есть неинтенциональные акты, например, ощущения; во-
вторых, есть акты, которые направлены а) на реально
существующие объекты, б) на несуществующие объекты (таковы,
скажем, кентавры или квазиобъекты галлюцинации) и, наконец,
в) на объекты, порожденные человеческой мыслью (это
геометрические фигуры, логико-лингвистические структуры, сегодня
— многочисленные виртуальные объекты). Зрелый Гуссерль,
кстати, предпочитает называть их не объектами (Objekte), а предметами
(Gegenstände) и говорить о направленности всех актов сознания на
какие-либо предметы (ранее уже говорилось о проблемах,
которые возникают из-за этого терминологического различения в
англоязычных текстах, где нет специального эквивалента для
Gegenstand и где в данном случае опять-таки фигурирует слово
"object", объект). Для Гуссерля, судя по всему, не было трудности
в том, чтобы сразу уравнять — в качестве интенциональных
предметов, т. е. тех, на которые равно направлено сознание — все
перечисленные виды предметов (и их возможные подвиды). Еще в
Логических исследованиях он отмечал, что интенциональными
предметами равно являются отдельные вещи, такие целостности, как
город Париж, или такие, как бог Юпитер. "Бого-Юпитеро-пред-
ставление" имеет в сознании столь же значимый предметный
статус, что и представление любого реально существующего
предмета. Оставлю сейчас в стороне специальный вопрос о всех
различиях позиций Брентано и Гуссерля.
Я согласна с Фёллесдалом в том, что разработка концепции
ноэмы в конечном счете усилила различия между брентановским
и гуссерлевским пониманиями интенциональности. Но не могу
согласиться с тем, что непосредственным истоком концепции
ноэмы стало (главным образом) желание Гуссерля разрешить
"дилеммы", порожденные брентановской позицией. С моей точки
зрения, основная трудность, которую он пытался разрешить,
была более общего вида и относилась не только к размежеванию с
Брентано: Гуссерль хотел различить предметности, как они даны
в сознании, и объекты (вещи, живые существа, включая человека,
события, состояния, создания человеческой деятельности и чело-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
399
веческой культуры), как они существуют вне сознания. Раскрыть
неповторимую специфику "предметного среза' сознания — такова,
как я полагаю, была главная теоретико-методологическая забота
Гуссерля, подтолкнувшая к вычленению ноэмы и разработке
феноменологии ноэмы. (Подробнее об этом — в моей
предшествующей интерпретации.) Другое дело, что благодаря ноэтическо-
ноэматическому анализу были также расставлены точки над i в
целом ряде принципиальных для Гуссерля
историко-философских размежеваний, включая его спор с Брентано. Но вернемся к
более подробному толкованию ноэмы у Фёллесдала.
Главный тезис этого автора следующий: «1. Ноэма — это
интенсиональная entity, генерализация понятия значения, meaning
(Sinn, Bedeutung)» (Ibid. P. 681). Обратим внимание на один
терминологический момент: английское "meaning" Фёллесдал
поясняет и через Sinn (смысл) и через Bedeutung (значение), которые,
как известно, были различены уже в Логических исследованиях
Гуссерля. Правда, Фёллесдал утверждает: «Этот тезис с его
следствиями идет вразрез с обычными интерпретациями Гуссерля, но
хорошо согласуется с сочинениями самого Гуссерля». Следует
ссылка на Идеи III, где основатель феноменологии пишет: «Ноэма
есть не что иное, как генерализация идеи смысла [в применении]
к полю всех актов». (Замечу, что эта формулировка Гуссерля,
характеризующая ноэму, во-первых, не отождествляет ноэму и
смысл, а во-вторых, еще требует разобраться, что означает
"генерализация смысла" в применении "к полю всех актов".) Далее,
Фёллесдал ссылается на Идеи I, в частности, на те страницы, где
Гуссерль говорит о связи понятий ноэмы и значения, Bedeutung
(Hua III, 233). Это в самом деле весьма важные разъяснения
основателя феноменологии. Он напоминает, что первоначально
термины "Bedeuten", "Bedeutung" исследователи относили только к
лингвистической сфере, к анализу выражений. Но очень важно,
почти неизбежно, добавляет Гуссерль, расширить смысл этих
слов, модифицируя их так, чтобы они относились ко всей ноэти-
ческо-ноэматической сфере, т. е. ко всем актам, независимо от
того, результируются ли они в языковых выражениях или нет.
Известны и формулировки Гуссерля, где он называет "полную
ноэму" "смыслом" (Sinn) в широком употреблении этого слова.
Правда, Фёллесдал не может не признать, что в применении к
ноэме слово "Sinn" употребляется у Гуссерля неоднозначно и не
вполне четко: иногда он имеет в виду полную ноэму, иногда ее
часть. Некоторые исследователи справедливо обращают
внимание вот на какое противоречие гуссерлевской концепции ноэмы.
С одной стороны, основатель феноменологии, характеризуя но-

400 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
эму, нередко употребляет понятие "смысл" (Sinn). С другой
стороны, это понятие употребляется неоднозначно. Р. Бернет,
И. Керн, Э. Марбах справедливо указывают: «Понятием "смысл"
(Sinn) обозначены: 1) феноменологически редуцированный
предмет (предмет в кавычках), соответственно, положенное как
таковое (§ 88, 90) — причем еще точнее было бы различать между
(многообразным) ноэматическим коррелятом какого-либо
точечного акта и (единым) ноэматическим коррелятом непрерывно-
единой связи многообразных непрерывных актов сознания;
2) только абстрактный момент полной ноэмы, именно ноэмати-
ческое ядро (§ 99, 129, 132); 3) "идентичное ноэматическое Что",
т. е. ноэматическое значение суждения (§ 94). Эти экивокации но-
эматического понятия смысла служат основанием для одних
интерпретаторов Идей I обозначить ноэму как
идеально-идентичную положенность (Vermeintheit), a для других — как некоторую
являющуюся данность. Именно поэтому одним интерпретаторам
рассуждение о предметном отношении ноэмы через "смысл", или
через его "посредство" кажется метафорическим и просто
неуместным, а другим, напротив, представляется ценным дополнением
к семантике Фреге. Несмотря на неясность в вопросе о том, что,
собственно, составляет значение гуссерлевского понятия ноэмы,
это понятие стало в современной философии излюбленной
точкой опоры при размежевании с феноменологией Гуссерля» (Вег-
net К, Kern /., Marbach E. Op. cit. S. 96).
Фёллесдал вводит дополнительные разъяснения: «Ноэма
заключает в себе две компоненты2а: (1) первая — общая всем актам,
которые имеют тот же объект, с точно теми же свойствами,
ориентированный тем же способом и т. д., независимо от
"тетического" характера акта, то есть является ли он восприятием,
воспоминанием, фантазированием и т. д. и (2) вторая — различная во
всех актах с различным тетическим характером» (выделено мною.
— H. M.) (Folllesdal D. Op. cit. P. 682). Я потому выделила курсивом
"то есть", что у меня вызывает недоумение отождествление Фёл-
лесдалом "тетического" с "актовым" характером переживания
вообще. Из разъяснений Гуссерля (и моей их интерпретации)
следует: "тетический" характер — лишь один из "характеров",
заключающийся в установлении действительного бытия интенди-
рованной предметности. Иными словами, нельзя отождествлять
специфическое "тетическое измерение" с характерами, как
таковыми, определяемыми воспринятостью, воспоминаемостью и т. д.
Правда, несколько ниже Фёллесдал скажет точнее: "способ
данности" "в важнейшей части" есть "тетический характер" (т. е. тож-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
401
дества здесь нет, как получилось в формулировке тезиса 2). Снова
вернемся к тексту Фёллесдала.
Первую компоненту, поясняет Фёллесдал, Гуссерль и называет
ноэматическим смыслом (noematischer Sinn) и — альтернативно
(?) — «предметом в "Как" (Wie) его определенностей», или
"предметным смыслом". Вторая компонента — это "способ данности"
(Gegebenheitsweise) объекта (или — выражая это собственными
словами Гуссерля: «Weise, wie der Gegenstand bewußt ist», способы,
какими предмет осознается. — подчеркнуто мною. — Н. М.).
Итак, вторая компонента как бы подразделяется внутри себя:
она состоит из "Setzungscharakter", т. е. характера полагания акта,
и его исполнения, т. е. Anschauungssinn, созерцаемого смысла.
Фёллесдал подчеркивает, что Sinn в широком смысле объемлет и
первую (собственно Sinn), и вторую компоненту. И напоминает: в
Логических исследованиях Гуссерль назвал первую компоненту
"материей", вторую — "качеством", а их единство и поименовал
"смыслом" (Sinn). В Идеях I, уточняет Фёллесдал, Гуссерль
использует слово "смысл" для первой компоненты, а словом "ноэма"
именует единство обеих компонент. Отсюда третий тезис
Фёллесдала:
«3. Ноэматический смысл — то, благодаря чему сознание
соотносится со своим объектом» (Ibid. P. 682). Для обоснования его
Фёллесдал тоже ссылается на соответствующие высказывания
Гуссерля. Ключевое для феноменологии положение Фёллесдал
формулируется в виде следующего тезиса: «4. Ноэма акта — это
не объект акта (т. е. не объект, на который акт направлен)» (Ibid.).
(Здесь Фёллесдал тоже напоминает о фундаментальном
различии между позициями Брентано и Гуссерля.) Объект акта, по
Фёллесдалу, есть функция ноэматического смысла, что
выражается следующим тезисом: «5. Одна и та же ноэма соответствует
только одному объекту». Но противоположное утверждение было
бы неверным, откуда следует тезис: «6. Одному и тому же объекту
могут соответствовать различные noemata (т. е. ноэматические
"предикатные" разновидности, подвиды ноэмы. — H. M.)», что
Фёллесдал преобразовывает в формулу: «6. Одному и тому же
объекту могут соответствовать различные ноэматические смыслы
(Sinne)». При этом ноэма индивидуализирует акты — «7. Каждый
акт имеет одну и только одну ноэму» (Ibid. P. 683). Но здесь опять-
таки, разъясняет Фёллесдал, неверно противоположное: одной и
той же ноэме могут соответствовать различные акты. Эти акты
могут быть сходными; они могут быть направлены на тот же
объект с точно теми же свойствами и могут носить тот же тетический

402 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
характер. Но они могут быть различными актами — например,
они могут иметь различные временные координаты.
И тут Фёллесдал, до сих пор дававший характеристики ноэмы,
близкие гуссерлевскому тексту, вдруг делает своего рода интер-
претативный скачок. Он говорит: «Можно ожидать, что noemata
во многих отношениях подобна лингвистическому смыслу» — и
делает свое заключение: «8. Noemata — абстрактные entities». Это
центральный пункт интерпретации Фёллесдала. Конечно, он
старается и его опереть на высказывания Гуссерля. Поскольку этот
пункт принципиален и для позиции Фёллесдала, и для моей ее
критики (осуществляемой в согласии с рядом других
феноменологов), я напомню читателю о цитате из Гуссерля, на которую
здесь ссылается Фёллесдал. «Дерево, [как] просто дерево, вещь
в природе, — нечто принципиально иное, чем воспринятое
дерево как таковое (Baumwahrgenommene als solches),
которое неотделимо присуще соответствующему восприятию в
качестве воспринятого смысла» (Hua III, 222). И далее следует уже
процитированное в моем текстологическом анализе рассуждение
Гуссерля о том, что дерево может погибнуть — сгореть, сгнить и
т. д., но смысл — "как смысл этого восприятия", поскольку он не
содержит в себе никаких вещественно-физических, химических
элементов, — "физически" неуничтожим.
Важны и ссылки Фёллесдала на рукопись Гуссерля "Noema
und Sinn", "Ноэма и смысл": «Смыслы — нереальные объекты,
они не суть объекты, существующие во времени». Или: «Sinn,
смысл не обладает реальностью, он соотносится с реальным
временным актом, в котором он имеет место, но сам он не заключает
в себе Dasein, наличного бытия, и индивидуальной связи с
временем и длительностью» (Цитируется по: Follesdal D. Husserl's
Notion of Noema. P. 684).
Далее — о других характеристиках noemata, которые
добавлены Фёллесдалом к уже рассмотренным. «9. Noemata не
воспринимаются нашими органами чувств... 10. Noemata познаются
благодаря специальной рефлексии, а именно феноменологической
рефлексии... 11. Феноменологическая рефлексия может
повторяться... 12. Ноэма является образцом (pattern) определенностей,
вместе со способами данности» (Ibid. P. 684, 685, 686, 687). Для
доказательства 9-го тезиса приводится интересная цитата из
рукописи "Noema und Sinn": «Восприятие есть восприятие о (von),
восприятие этого смысла (Sinn), но не в том виде, в каком
восприятие есть восприятие этого дома. Восприятие "имеет" свой смысл,
но сам смысл не воспринимается. Например, я сейчас с
уважением к восприятию говорю, что оно имеет этот смысл и что оно со-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
403
ответственно (соответственно своему смыслу) характеризуется
как восприятие этого ренессансного дома, фасад которого
украшен колоннами из песчаника и т. д. Я закрываю глаза и
соответственно имею [в сознании] дом, как он дан в моей памяти, потом
я снова говорю о воспоминании, что оно имеет тот же смысл — та
же вещь, которая ранее воспринималась, теперь представлена
через воспоминание. И если я описываю всего лишь фантазию, то
соответственно ее смыслу я говорю, что она есть фантазия "о" ...и
возможно, что фантазия имеет тот же смысл, что и восприятие»
(Цит по: Ibid.). Фёллесдал утверждает: хотя Гуссерль говорит
здесь о Sinn, смысле, сказанное им относится ко всем
компонентам ноэмы. (Замечу: и это не может быть основанием для
отождествления смысла и ноэмы; хотя действительно речь в цитате
Гуссерля идет о "нереальности" смысла, что вполне может быть
распространено на всю ноэму, но это не может препятствовать
различению смысла, т. е. ядра ноэмы, и "характеров".)
Один из аргументов Фёллесдала в пользу его позиции таков.
Sinn, соответственно Noemata схватывается посредством
рефлексии. Но это же относится к ноэме в целом. Отсюда как бы следует
правомерность если не отождествления Sinn и ноэмы, то во
всяком случае пренебрежения их (даже и относительной) различен-
ностью.
В заключение своего рассуждения Фёллесдал говорит о
некотором сходстве, но и о различии понимания смысла у Гуссерля и
Фреге. И добавляет: в более детальном исследовании noenata нам
мало помогут и Гуссерль, и Фреге, хотя у Гуссерля все же можно
получить больше инспираций — например, в рассмотрении
профилей восприятия.
Должна сказать, что я чрезвычайно высоко ценю
феноменологические исследования Дагфина Фёллесдала, которого считаю
одним из самых значительных феноменологов нашего времени,
главой продуктивно работающей международной
феноменологической школы. И, в частности, его исследования концепции
ноэмы Гуссерля представляются мне весьма глубокими. (Чисто
личное замечание: встреча с этим феноменологом была для меня
событием. Я благодарна ему за те его работы, которые он мне
прислал.) Наиболее основательно разработана им та структура,
которую Гуссерль, действительно, связывает с понятием Sinn и
называет, как известно, ядром ноэмы. Далее, у Фёллесдала хорошо
разъяснено различие между объектом вне сознания (например,
трансцендентной вещью) и тем, как тот же объект
трансформирован сознанием, превращен в ноэму, в частности в ее смысл,
Sinn. Поэтому большинство тезисов Фёллесдала (2 — но с теми

404 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
критическими оговорками, которые ранее сделаны, 3, 4, 5, 6, 7, 9,
10, 11, 12) не вызывают у меня возражений. (Более того, когда я в
лекциях рассматриваю гуссерлевскую доктрину ноэмы, то
использую эти тезисы Фёллесдала в качестве очень полезных
разъяснений — что советую сделать и читателю.) Фёллесдал прав, как
я думаю, во всех случаях, когда он (опираясь именно на Гуссерля)
высвечивает отличие Sinn как особого момента, не имеющего ничего
общего ни с реальным (в гуссерлевской терминологии —
трансцендентным) объектом, ни с реальными структурами сознания. Все мои
предшествующие толкования, касающиеся гуссерлевских
терминов real, reell, irreell, хорошо согласуются с упомянутыми
тезисами Фёллесдала.
И все же у меня возникают недоумения и возражения.
Фёллесдал как бы "высекает" из полной ноэмы (видимо, как наиболее
важные или интересующие его лично) элементы, измерения,
относящиеся к смыслу (Sinn) и затем фактически рассматривает
гуссерлевские формулировки, относящиеся к смыслу, как
распространяющиеся на ноэму в целом. Правда, он употребляет
здесь уже не термин "ноэма", а термин "noemata", т. е. скорее
имеет в виду отдельные "экземпляры" (?) ноэмы. И наконец,
самое важное: Фёллесдал как бы явочным порядком, без особых
рассуждений уравнивает ноэму с "лингвистическими смыслами".
Все эти три принципиально значимых шага Фёллесдала я считаю
неоправданными — разумеется, лишь постольку, поскольку с их
помощью дается интерпретация Гуссерля, а не выстраивается
собственная концепция Фёллесдала лишь с опорой на гуссерлевскую
феноменологию. Ибо во втором случае Фёллесдал, как и всякий
другой автор, совершенно свободен заимствовать любые
элементы из каких угодно концепций, волен интерпретировать их и
объединять в любые теоретически обоснованные сочетания. Но
раз Фёллесдал в данном сочинении интерпретирует ноэму, как ее
обосновывает Гуссерль, я и считаю возможным сделать свои
возражения.
Особенно серьезные возражения у меня вызывают тезисы 1 и 8,
как и аргументы, которые приведены в подтверждение этих
тезисов.
1. Полагаю, Фёллесдал противоречит Гуссерлю, когда
фактически пренебрегает различением между ноэмой и Sinn, смыслом.
Думаю также, что Фёллесдал это понимает, почему и прибегает к
ряду приемов аргументации, к сожалению, логически и
содержательно небезупречных. (Это видно, например, в аргументах к
10 тезису. Sinn "схватывается" посредством рефлексии. То же
можно сказать о ноэме и noemata. Верно, но отсюда не следует, —

Часть VII: Ноэзис и ноэма
405
к чему, видимо, хочет склонить Фёллесдал, — что в "составе" но-
эмы можно ограничиться лишь смыслом.)
2. Правильно констатируя, во-первых, что Sinn, как он
понимается в Логических исследованиях, заметно отличается от смысла
как ядра ноэмы в Идеях I (это отмечал и сам Гуссерль) и что, во-
вторых, понятие Sinn у Гуссерля даже и в этом более позднем
произведении достаточно амбивалентно, — Фёллесдал, по-моему,
берет Sinn скорее в версии Логических исследований (когда он
"привязывался" к анализу языковых выражений). Отсюда и
предваряющее 8 тезис толкование: «Ноэмата во многих отношениях
подобны лингвистическим Sinne, смыслам». Я полагаю, что такой
шаг противоречит, и существенным образом, той эволюции от
Логических исследований к трансцендентальной феноменологии,
которая нашла достаточно твердое закрепление в Идеях I.
3. Отнюдь не случайно Фёллесдал в своих тезисах подменяет
термин "noema" термином "noemata". Правомерно ли это? Вряд
ли. Если даже под "noemata" подразумевать отдельные и
конкретные ноэматические воплощения (например, ноэму какого-то
отдельного восприятия), отождествление ее с Sinn все же
неправомерно. Но это "экземплифицирование" облегчает Фёллесдалу
уподобление noemata и лингвистических смыслов; подобно тому,
как лингвистические Sinne, смыслы вычленяются (как у Гуссерля
в Логических исследованиях) из отдельных языковых выражений,
так — может показаться — лучше всего соотнести смысл с
отдельными noemata (которые предстают уже не как компонента
ноэмы, но как нечто, с ней "почти что" тождественное по своей
сути).
4. Отсюда, как я думаю, всплывают тезисы 1 и 8 Фёллесдала,
согласно которым ноэма предстает как "abstract entity". Вполне
ясно, что это определение — ключевое для Фёллесдала. Правда,
слово "абстрактный" в данном контексте не кажется мне
существенным — ведь его толкование вряд ли может вызвать споры.
Речь идет просто о том, что ноэма у Гуссерля — не из сферы
реального. И "абстрактное" значит здесь не больше, чем
противоположное реальному, вещественному, существующему в мире в
виде самостоятельных объектов или "объектных"
(трансцендентных) процессов. Но вот сочетание "abstract entities" весьма
существенно. К сожалению, в работе, которая была здесь разобрана, не
вполне ясно, как именно Фёллесдал толкует entities. Но из других
его работ можно сделать вывод: Фёллесдал хочет превратить если
не ноэму, то noemata в некоторые объективируемые идеальные
сущности — подобные языковым выражениям и их смыслам,
подобные формулам и "данностям" логики, — с которыми можно

406 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
было бы "работать" примерно так же как логики или лингвисты
"обрабатывают" исходные данности, абстрактные entities своих
дисциплин.
В литературе по феноменологии можно встретить чуть ли не
однозначное причисление Фёллесдала к фрегеанцам и
соответственно упрек, что в своей интерпретации он просто отождествляет
Sinn у Гуссерля и Фреге (см. далее интерпретацию Драммонда).
Из того, что я знаю о работах Фёллесдала, этого не следует. Фёл-
лесдал действительно находит кое-что общее между Гуссерлем и
Фреге в толковании Sinn, но при этом еще больше обнаруживает
различий. И кстати, он считает, что гуссерлевская
феноменология дает больше для расшифровки Sinn, соответственно noemata,
чем концепция Фреге. Я не могу здесь вдаваться в этот
специальный вопрос, тем более что он скорее касается Логических
исследований, а не Идей I.
Хочу, возвратившись к интерпретации Фёллесдала,
высказаться вот на какую тему: почему стирание того различия между но-
эмой и ее смыслом, Sinn, которое Гуссерль несомненно и
довольно четко проводит, представляется мне неконструктивным?
Как было показано в моей интерпретации ноэзиса и ноэмы,
соединение в "предметности" сознания, в целом выражаемой
"полной ноэмой" двух компонент — смысла (ядра ноэмы) и
"характеров", — является важнейшим новшеством Гуссерля и весьма
специфическим, именно феноменологическим, измерением
этого учения. Было также отмечено (и это становится чрезвычайно
важным в контексте нашей критики), что Гуссерль призывает ни
на один момент не упускать из виду коррелятивности ноэмы и
ноэзиса. "Характеры" я истолковала как один из
опознавательных знаков этой коррелятивности, как бы "внедренных" в саму
ноэму. Нельзя сказать, что Фёллесдал не учитывает этих вполне
знакомых всякому феноменологу моментов. Например, тезис "2"
дает расшифровку связи "чисто" предметного смысла (предмета,
взятого с точки зрения "Кяк" его определенностей) и
"характеров" (хотя, как было показано, у Фёллесдала последние порою
неоправданно отождествляются только с "тетическими"
измерениями). Но когда в других тезисах Фёллесдал приступает к более
конкретному рассмотрению — и не ноэмы, a noemata! — то
акцент как бы незаметно переносится на Sinn, ноэматическое ядро,
а не на сплавленность обеих компонент ноэмы, в каковой ведь и
состоит ее специфика. Я далека от того, чтобы упрекать
Фёллесдала в логицизме, ибо из других его работ (кстати, в основном,
более поздних) знаю, сколько усилий он употребил на
объединение — в духе Гуссерля — логического с аспектом, связанным с

Часть VII: Ноэзис и ноэма
407
переживаниями, даже поведением (что Гуссерль, видимо, счел бы
психологизмом). Но в фёллесдалевском толковании сути ноэмы
как "abstract entity" больше всего ощущаются устремления
философствующего логика, пусть и осознавшего громадное значение
"вновь открытого" и подробно исследованного Гуссерлем интен-
ционального измерения.
Ноэма, интенциональное содержание;
ноэма и сущность ноэмы
как значение (Д. Смит и Р. Макинтайр)
Д. Смит и Р. Макинтайр, авторы глубокой и интересной книги
"Гуссерль и интенциональность" {Smith D. W., Mclntyre R. Husserl
and Intentionality. Dordrecht, 1982), обосновывают свою
концепцию ноэмы, возникшую под несомненным влиянием их учителей
Д. Фёллесдала и Я. Хинтикки.
Как и Фёллесдал, они тесно связывают гуссерлевскую теорию
интенциональности, которой придают фундаментальное
теоретическое значение, и концепцию ноэзиса и ноэмы в Идеях I.
Вместе с тем, целесообразно присмотреться даже и к тому, как
излагаются у Смита и Макинтайра те разделы Идей I, где речь
непосредственно идет о ноэзисе и ноэме. Подобно другим авторам,
Смит и Макинтайр отмечают, что прямая гуссерлевская
экспозиция этих понятий слишком краткая и что она далека от ясности.
Отсюда делается примечательный вывод: «Понятию ноэмы легко
дать ложное истолкование, если основываться только на Идеях.
Оба понятия, и ноэзис, и ноэма становятся менее мистическими,
если их рассматривать, опираясь на Логические исследования».
(Соглашаясь с этим, замечу: концепция эта становится, однако,
весьма запутанной, если чрезмерный акцент делается на Логические
исследования и если их особые различения прямо переносятся на
Идеи I, на концепцию ноэзиса-ноэмы, впервые подробно развитую
именно в этом произведении.) Обращаясь к § 88 Идей I, где, как
утверждается, Гуссерль впервые отличает ноэму от ноэзиса, Смит
и Макинтайр (без особых разъяснений) переводят своеобразные,
как я пыталась показать ранее, термины "reell", "Reelle"
английским "real", хотя Гуссерль отличает reell от real, правда, имея в
виду немецкоязычную терминологию. (А название § 97 "Die hy-
letischen und noetischen Momerte als reelle, die noematischen als
nichtreelle Erlebnismomente" переводится так: "The Hyletic и
Noetic Phases as Real [reelle], the noematic as Non-Real, Phases of
Experience [Erlebnismomente]". Пусть Смит и Макинтайр
предусмотрительно приводят в скобках немецкие термины, заслужива-

408 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
ет быть отмеченным, что reelle передается как "Real", от которого
(в немецком варианте — das Reale) Гуссерль как раз и стремится
уйти, изобретая свои неологизмы "reelle", "das Reelle". При
переводе Erlebnismomente, что значит: "моменты переживания"
употребляется английское слово "experience", наиболее
распространенный перевод которого — "опыт", и "phases" — фазы вместо
"моменты". Думаю, что это приводит к немалой путанице в уме
англоязычного читателя, не знакомого с тонкостями немецкого
философского языка. Впрочем и читатель достаточно опытный
способен запутаться, когда авторы, рассуждая о ноэзисе и ноэме,
просто употребляют англоязычные эквиваленты, не указывая в
скобках, какие исходные немецкие термины имеются в виду.)
«Итак, — пишут Смит и Макинтайр, резюмируя содержание
§ 88 Идей I, — и ноэзис, и ноэма являются "компонентами", или
"фазами", переживания; ноэзис — реальная (читай:
квазиреальная, reelle. — H. M.) фаза, в то время как ноэма является "интен-
циональной", "не-реальной" (читай: nichtreelle. — H. M.) фазой.
Говоря коротко, Гуссерль снова проводит различение между
реальным и интенциональным содержанием, но использует он
новую терминологию — и с некоторыми принципиальными
изменениями, которые мы еще рассмотрим. Ноэзис — это более зрелая
гуссерлевская версия реального (real) феноменологического
содержания, а ноэма — более зрелая версия интенционального, или
идеального, содержания» (Smith D. W., MclntyreR. Op. cit. P. 119).
Смит и Макинтайр, указывая на гуссерлевское различение
реального и интенционального содержания, имеют в виду,
конечно, Логические исследования. Вместе с тем эти авторы справедливо
обращают внимание на изменение трактовки в Идеях I, которая
касается уточнения сути феноменологии как
трансцендентального, а не эмпиристского дескриптивного анализа. В частности,
Смит и Макинтайр правильно подчеркивают, что в § 85 Идей I
Гуссерль решительно отличает ноэму от всего "психического".
Далее, говорят они, «в Исследованиях реальное содержание акта —
это просто актуализация его (акта) интенциональной сущности,
которую Гуссерль отождествляет с интенциональным
содержанием акта. В Идеях, однако, ноэзис есть не просто взятое в
качестве экземпляра интенциональное содержание; он должен играть
более сложную роль. Гуссерль характеризует фундаментальную
роль ноэзиса, благодаря которой его присутствие делает акт
интенциональным — как "дающий смысл" переживанию (Идеи,
§ 85). Смысл, или Sinn, который "дан", — это компонента
интенционального содержания акта, или ноэма акта. Но ноэзис не
"дает" смысл, буквально экземплифицируя (instanting) его, ибо, как

Часть VII: Ноэзис и ноэма
409
мы увидим, Гуссерль уже не рассматривает интенциональное
содержание как сущность. Следовательно, мы должны обнаружить,
как в Идеях понимается новый вид корреляции между реальным
и интенциональным содержанием» (Ibid. P. 120—121).
Справедливо: вид корреляции структур, процедур сознания,
которые в Идеях I обозначаются терминами "ноэзис" и "ноэма" —
иной, нежели обсуждавшиеся еще в Логических исследованиях:
а) соотношение [квази]реального (reele) и интенционального
содержания; б) соотношение материи и качества интенционалъного
акта.
Как явствует из моей интерпретации, в Логических
исследованиях Гуссерля действительно более всего интересовало различение
между [квази]реальным (reele) и интенциональным (идеальным)
измерениями (причем Гуссерль, на что справедливо обращают
внимание интерпретаторы, еще связывал феноменологию с
реальной эмпирической дескрипцией, от чего впоследствии, в
Идеях!, решительно отмежевался). Надо сделать, следуя Гуссерлю,
одно терминологическое уточнение. Гуссерль, осуществляя это
противопоставление, уже в Логических исследованиях употребляет
термин "reelle" («...Unterscheidung zwischen dem reellen Inhalt
eines Aktes und seinem intentionalen Inhalt» — LU 1,397). Но есть и
принципиально важное пояснение Гуссерля относительно
"reelle": «"Real" наряду с "intentional" звучало бы лучше, но это
слово решительно придает мысли [направленность] к вещественной
трансценденции, которая должна быть благодаря редукции
приведена [на рельсы] имманентности переживаний. Мы поступаем
правильно, когда вполне сознательно приписываем слову "real"
отношение к вещественной трансценденции» (Ibid. S. 399). Reel
же "отключено" от такого отношения.
Пока для нас принципиально важно подчеркнуть: 1) Гуссерль
уже в Логических исследованиях разводит real и reell, т. е. — во
втором случае — структуры самого сознания, ближе всего стоящие к
real, но ему не тождественные. 2) Приступая к уровню "reell",
Гуссерль хочет и его отличить от "собственно интенционального"
содержания.
Какие же изменения имеют место в Идеях I? По моему мнению,
размежевание real и reell усиливается; "reell" характеризуется в
его специфике и связывается с одним из измерений ноэзиса;
различение "материи" и "качества" акта хотя и опознается как
отдаленное предвосхищение дифференциации ноэмы-ноэзы, но
скорее остается историческим фактом развития феноменологии, чем
прямо и непосредственно становится частью понятийного
каркаса Идей I.

410 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Мне кажется, что эти важнейшие моменты не принимаются в
расчет в трактовке Смита и Макинтайра настолько, насколько это
необходимо. Изложение темы ноэмы и ноэзиса и Идеях I у Смита
и Макинтайра столь тесно переплетается с обращением к
Логическим исследованиям (и к их специфической терминологии), что это
способно сбить с толку читателя, не знающего всех
феноменологических тонкостей и нередко ими просто не
интересующегося. Полагаю, перед лицом таких трудностей самым
правильным методически было бы излагать (и интерпретировать)
концепцию ноэзиса-ноэмы прежде всего в классическом варианте
Идей I (разумеется, не пренебрегая историческими
исследованиями и разъяснениями в качестве приложения для тех, у кого к
ним есть специальный интерес). Что же касается Смита и
Макинтайра, то вот образец их разъяснений: «Ноэма в Идеях есть версия
интенционального содержания акта. Она именуется
"содержанием" потому, что ее обнаруживают среди специфических черт
"имманентного" акта переживания и она высвечивается
благодаря рефлексии на акт. Подобно интенциональному содержанию в
Логических исследованиях, ноэма не есть в буквальном смысле
часть, или временная фаза акта, но она имеет место в акте как
коррелят реального содержания акта (теперь названного "ноэзи-
сом" акта). Следовательно, подобно более ранней версии
интенционального содержания, сама ноэма не есть "реальная" (real),
временная entity, но вид "смысла", или Sinn» (Smith D. W., Mcln-
tyre R. Op. cit. P. 121). Но чуть ли не отождествив здесь ноэму и
Sinn, Смит и Макинтайр вынуждены признать, ссылаясь на § 88
Идей I: «...Гуссерль, однако, предпочитает использовать термин
"Sinn" скорее для обозначения специфической компоненты ноэмы,
чем ноэмы в целом... Но это усложнение, — вдруг замечают
авторы, — не должно нас здесь беспокоить (!), ибо полная ноэма и ее
различные конституэнты являются entities одного и того же
онтологического типа и имеют одинаковый эпистемологический и
феноменологический статус» (Ibid.).
Так что же такое "ноэма" в изображении Смита и
Макинтайра? Предварительный ответ на этот вопрос — разбор этими
авторами вопроса: чем ноэма не является? Опираясь на Гуссерля,
Смит и Макинтайр прежде всего подчеркивают, и с полным на то
основанием, что ноэма не тождественна сущности. Приводится
полезная разъясняющая цитата из Идей III Гуссерля (§16 "Ноэма и
сущность"): «Нельзя смешивать ноэму (коррелят) и сущность.
Даже ноэма ясного созерцания вещи или ноэма длящейся
согласующейся связи созерцания, направленная на одну и ту же вещь,
не есть сущность вещи и не содержит ее в себе» (Hua V, 85). Более

Часть VII: Ноэзис и ноэма
411
того, ноэма и сущность, поясняют Смит и Макинтайр,
схватываются благодаря различным видам интуиции. "Движение" к
схватыванию ноэмы и сущности осуществляется благодаря различным
видам редукции. Ноэмы изучаются трансцендентальной
феноменологией, тогда как сущности материальных объектов —
различными видами "эйдетической онтологии". Ноэма —
трансцендентальная entity, тогда как сущности (essences) — трансцендентные
entities. «Следовательно, в то время как ноэма акта принадлежит
переживанию как часть его трансцендентальной структуры,
сущности или свойства объекта акта принадлежат полагаемой
вещи и ни в коей мере не являются частью самого переживания»
(Smit D. W., Mclntyre R. Op.cit. P. 169). Одна и та же сущность
может быть интендирована в различных актах через посредство
различных noemata, в свою очередь имеющих различный Sinn,
смысл (Идеи I. § 149). Гуссерль также отмечает, что есть
противоречащие смыслу noemata, которым не соответствует никакая
сущность. Например, я мыслю круглый квадрат. Это пример,
который есть у Гуссерля в Идеях III (§16). Сначала я приведу
толкование примера, которое дают Смит и Макинтайр: «Если кто-то
мыслит круглый квадрат, говорит Гуссерль, "мыслимое
значение" ("thought-meaning", Denkbedeutung) "круглый квадрат"
существует как entity в сфере noemata, хотя нет такой сущности
"круглый квадрат"» (Smit D. W., Mclntyre R. Op. cit.). A вот точные
слова Гуссерля: «Само собой разумеется: подобно тому, как
просто имеющее значение (Bedeutete)... — нечто иное, чем значение
(Bedeutung), так и сущность значимого — нечто иное, чем
значение. Сущности "круглый квадрат" не существует; но для
того, чтобы быть в состоянии его мыслить, нужна предпосылка, а
именно — "круглый квадрат" есть значение, сущее в качестве
этой единой отдельности (Einheitlichkeit)» (Hua V, 85—86). Из
цитаты видно, что ни о ноэме, ни о noemata Гуссерль здесь речи как
будто не ведет. А потому перевод последних слов из цитаты
Гуссерля: «..."круглый квадрат" есть значение, сущее в качестве этой
единой отдельности (Einheitlichkeit)» — с помощью слов:
«"круглый квадрат" существует как entity в сфере noemata»
представляется мне скорее толкованием, притом слишком произвольным.
Правда, несколько раньше основатель феноменологии дает такое
очень ценное разъяснение: «...Полагать ноэму как сущую не
значит полагать (setzen) соответствующую ноэме предметность, хотя
она есть предметность, значимая в ноэме. Это легко пояснить на
мыслительных, специфически логических значениях. При этом
надо иметь в виду, что эта предметность выступает в ноэме как
момент единства, которое может, в качестве "идентичного",

412 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
иметь различные Noemata, — но, правда, так, что единство,
или предметность, берется в кавычки, как по праву берется в
кавычки и идентичное. В случае логических значений мы видим,
что мыслимое как таковое (логическое значение в ноэматическом
смысле) может быть противным смыслу ("wiedersinnig"), однако
же внутри бытийной категории "существует" (existiert)
"логическое значение" или, во всеобщей формулировке, внутри
категории "ноэма"; например, мыслительное значение "круглый
квадрат" имеет свое действительное бытие» (Ibid. S. 85).
Все эти опирающиеся на тексты Гуссерля разъяснения Смита
и Макинтайра чрезвычайно полезны (Поэтому я советую
читателям, вникающим в тонкости феноменологии, и их присоединить
к данной в предшествующей главе интерпретации ноэзиса и
ноэмы.) Однако не в этом состоит главная цель интерпретации
американских авторов. Она формулируется ими следующим
образом: доказать и разъяснить, что «Гуссерль идентифицирует ин-
тенциональные содержания, или noemata, со значениями, как
они выражены в языке» (Smith D. W., Mclntyre R. Op. cit. P. 170).
Другая цель — совпадающая с разобранными ранее замыслами
Д. Фёллесдала — доказать, что noemata суть "abstract entities".
Снова же понятно, почему при доказательстве этих тезисов
главное значение приобретают уже не Идеи î, a Логические исследования
Гуссерля. И в последнем произведении — в соответствии с
исходной "теоремой", которую "требуется доказать" — на первый
план выдвигаются логико-лингвистические выкладки Гуссерля.
Смит и Макинтайр приводят немало интересных конкретных
аргументов, входить в которые здесь не представляется возможным.
А в целом аргументация покоится, как и у Фёллесдала, на
отождествляющей предпосылке, которую я нахожу по меньшей мере
спорной: ноэма если не равна (у самого Гуссерля), то должна
быть приравнена к ноэматическому смыслу. Далее утверждается:
«Любое лингвистическое значение есть ноэматический смысл»
(Ibid. S. 179). В этом случае в "феноменологии ноэзиса и ноэмы"
начинает главенствовать концепция "лингвистического
значения" и "лингвистического поведения". Разумеется, эти темы живо
интересовали Гуссерля — особенно в Логических исследованиях,
меньше в Идеях I. Но выдавать все это за суть гуссерлевской
концепции ноэзиса и ноэмы мне представляется по меньшей мере
неточным. Возражения, которые несколько раньше были мною
высказаны в адрес толкования Фёллесдала, относятся и к
концепции Смита и Макинтайра. (Что не отменяет моей ранее
высказанной высокой оценки их сочинений, в особенности
цитированной здесь книги Гуссерль и интенционалъностъ).

Часть VII: Ноэзис и ноэма
413
Ноэма, Sinn, Bedeutung (meaning)
Целый ряд проблем и трудностей истолкования порожден, во-
первых, тем, что Гуссерль, как мы видели, одну из сторон ноэмы
связывает со словом "Sinn", "смысл", а во-вторых, еще и с
Bedeutung (что в англоязычной традиции передается словом
"meaning") з.
Интересная разработка на эту тему принадлежит
современному американскому феноменологу Эвансу. Ценность ее состоит
прежде всего в том, что Логические исследования тщательно
проанализированы как определенное предвосхищение Идей I —
именно с точки зрения обнаружения тех "корней", на которых
затем вырастает концепция ноэмы. Один из корней, по Эвансу, —
различение в ранней гуссерлевской работе объекта, который ин-
тендирован, и объекта, как он интендирован (HuaXIX/1, 414; Hua
XIX /II, 587). Другой корень — понятие интенциональной
сущности как единства интенционалъного качества и интенциональной
материи (Hua XIX/1, 431/11,590). «Оба различения могут
порождать претензию на то, что они — предшественники ноэмы. С
одной стороны, о ноэме говорится, что она есть объект, как он
интендирован, "являющийся [объект] как таковой" (Hua HI/1, 205—
216). С другой стороны, говорится, что ноэматический смысл есть
генерализация концепции значения (meaning) (Ibid. S. 285—294);
и сам Гуссерль отсылает читателя к имеющимся в Логических
исследованиях понятиям "исполняемого значения", "значения
восприятия" и "материи" (Ibid. S. 203n—214п). Теперь, кажется,
все встает на свои места; раз мы видим то, что Гуссерль сам
ретроспективно называет "односторонне"-ноэтическим фокусом
Логических исследований (Hua XVIII, S. 14/I, 48), значит, обе
концепции Исследований могут вроде бы быть сложены вместе. Но
я хотел бы внушить мысль, что дело обстоит не так просто» (The
Phenomenology of Noema. P. 57—58).
Развертывая свою аргументацию, Эванс прежде всего
сопоставляет тексты первого и второго изданий Логических исследований
— с точки зрения того преобразования, о котором мы
неоднократно уже упоминали и которое, в частности, объективировано
в Идеях I: reell, т. е. реальное содержание акта в первом издании
отождествляется с феноменологическим, а это последнее к тому
же именуется "дескриптивно-психологическим" (Hua XIX/1, 411;
XIX/II, 576). Эта терминология, в 1913 г. уже решительно не
устраивавшая Гуссерля, во втором издании, как известно, была
скорректирована. Поэтому Эванс справедливо предупреждает:
надо быть весьма осторожными не только с начальными форму-

414 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
лировками Гуссерля, касающимися самой феноменологии, но и с
теми характеристиками "интенционального содержания",
которые имеются в первом издании Исследований.
Что касается второго издания, то здесь Эванс с полным правом
указывает на ряд «интересных изменений» (Evans I. С. Op. cit.
Р. 60). «Вместо "reell, или феноменологического (дескриптивно-
психологического) содержания" Гуссерль определяет reell,
реальное в содержании, в противовес интенциональному. Заслуживает
быть отмеченным, что Гуссерль уже не использует слово
"феноменологический" для характеристики реального (reell)
содержания. В сноске он помечает это изменение, указывая, что теперь он
видит необходимость прояснить различие между reell
(реальными) элементами переживания и [самой] интенциональной
предметностью (intentionalen Gegenständlichkeit), сознанием которой
является конкретный акт-переживание (HuaXIX/1, Hua 411/2,
576). Это измерение интенциональной предметности
"противопоставлено измерению reell, реальных конституентов акта" (Ibid.),
и их анализ теперь становится частью феноменологической
работы, которая, следовательно, больше не ограничивается
реальным. Здесь Гуссерль преодолевает одностороннюю ноэтическую
концепцию феноменологии, и этот текст соответствует как
изначальному различению между феноменологическим и
объективным содержанием Первого из Логических исследований, так и
тексту Идей. А это порождает ожидание, что будет более четко
проведено различие между реальным, reell и интенциональным. Но
это ожидание оборачивается разочарованием. Трудности в связи
с движением от позиции первого издания Логических исследований
к Идеям сопряжены с понятием ноэмы» (Evans I. С. Op. cit. P. 60—
61).
Эванс также обращает внимание на те дополнения, которые
Гуссерль сделал во втором издании Логических исследований
касательно разбираемой здесь темы. В них прочерчивается различие
между "феноменологическим / идеально-научным" и
"психологическим / эмпирико-научным" подходами (Hua XIX/1, 412—
13/577). В фокусе теперь оказывается "идеация всеобщих
сущностей": идеальных сущностей живых переживаний. Но того, кто
станет ожидать, что Гуссерль сфокусирует внимание на интен-
ционалъном содержании, снова же постигнет разочарование.
Эванс затрагивает еще две важные проблемы. Отношение
феноменологии Гуссерля к семантике Фреге. «Я думаю, — пишет Эванс,
— что гуссерлевское рассмотрение идеального значения как
родовой сущности по отношению к акту значения играет ключевую
роль в развитии феноменологии. Гуссерль впервые развил эту

Часть VII: Ноэзис и ноэма
415
концепцию в 1894 г., в первой, утраченной части его монографии
"Интенциональный объект" и, по-видимому, еще занимался ею
примерно до 1907 г. ...В таком понимании значения — а на этой
стадии только в нем — заключалось то, что толкало Гуссерля
развивать нечто подобное феноменологии. Фрегеанцы могут
одобрять Пролегомены к чистой логике и многое из Первого исследования,
не видя никакой необходимости прибегать к Пятому и Шестому
исследованиям. И фрегеанцы считают концепцию интенциональ-
ности в основном второстепенным моментом, а в худшем случае
чем-то ведущим назад к психологизму. Эта проблема до сих пор
остается с нами и, возможно, является наиболее важной
причиной того, почему в большинстве дискуссий о Гуссерле и Фреге
обеим сторонам так и не удается реально убедить друг друга»
{Evans I. Cl. Op. cit. P. 64).
Хотя некоторые формулировки Фреге звучат почти по-гуссер-
лиански (Sinn, смысл — "вид бытия данности", die Art des
Gegebenseins), все же различие между двумя подходами довольно
существенное: по мнению Эванса, семантика Фреге носит
онтологический, а не феноменологический характер 4. И, скажем,
обращение (логика) к представлению или восприятию для Фреге
однозначно является уклоном в психологизм. «Такая позиция была
бы невозможной для Гуссерля в Логических исследованиях,
поскольку гуссерлевские идеальные значения — в противовес фре-
геанскому Sinne, смыслам — являются родовыми сущностями
акта значения. И если мы должны разъяснить категориальную
структуру идеальных значений, и если значения суть родовые
сущности акта, то мы должны вернуться к актам как предмету
аналитического исследования, которое несет с собой идеацию
самих идеальных значений. "Субъективно" ориентированных
исследований нельзя избежать» (Op. cit. P. 65).
Эта характеристика Эванса и верна, и важна. Она касается не
только демаркации: Гуссерль — Фреге, но и отграничения
феноменологии от всякой формальной логики, которая опирается на
идею о ее полной "чистоте" от любого включения материала
переживаний. (Мы уже обсуждали эту тему в разных ее аспектах.)
Проблема вторая: негативная роль использования Гуссерлем
понятия индивидуальных, единичных или особых акциденций. Эванс не
собирается разбирать проблему различения между всеобщими
(универсальными) и особыми (частными) акциденциями. Но он
стремится показать, что Гуссерль по существу воспользовался им,
что сыграло отрицательную роль в его учении. Если кратко
суммировать цель интерпретации Эванса, то она состоит в
следующем. Гуссерль, по его мнению, поддался традиционному онтоло-

416 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
гическому уклону при толковании "идеальности родов" в
Логических исследованиях, когда он (например, в Первом исследовании)
отождествил идеальность слова и идеальность значения. «В
Логических исследованиях Гуссерль потребовал, чтобы рефлексивный
взгляд на значение, или пропозицию, включал и акт рефлексии
на акт мысли об этой пропозиции — на основе чего и может быть
осуществлена абстрактная идеация. Но это просто неверно по
отношению к логической рефлексии, обращенной к самому
суждению. Движение Гуссерля от родовой теории значений в
Исследованиях к концепции ноэмы в Идеях в точности означает, как я
предполагаю, осознание того, что структуры интенциональности
суть функциональные структуры — и это открывает путь к гус-
серлевскому пониманию рефлексии в Формальной и
трансцендентальной логике (§ 44)» (Ibid. P. 66). Эта трактовка подтверждается,
по мысли Эванса, выраженным в поздних работах собственным
негативным мнением Гуссерля о Логических исследованиях. И еще
одно любопытное замечание Эванса. Он полагает, что Гуссерль в
поздних логических работах — опираясь на "функционалист-
скую" концепцию ноэмы — возвращается к своей очень ранней
(потом на время забытой) точке зрения, высказанной еще в 1896 г.
в рецензии на уже упоминавшуюся книгу Твардовского К учению
о содержании и предмете представления ("Zur Lehre vom Inhalt und
Gegenstand der Vorstellung"). Там он, в частности, писал, что
идеальное значение не "реально живет (real einwohnen)" в
представлении, а только "функционально". Функция проявляет себя в
дискурсивном мышлении, в связи суждений, например, в
суждении тождества — «Представление А и В полагает то же самое»
(Hua ХХП, 349).
К этим рассуждениям приложено общее рассуждение Эванса о
различии между "онтологической, кантианской и
феноменологической семантиками".
Докантовская, в широком смысле аристотелевская семантика,
— это "метафизически обосновываемая семантика материальных
предикаций". Иными словами, предполагается, что предикация
следует бытию и отражает его. Если предикация "коренится" в
восприятии, то оно в свою очередь коренится в онтологии. «Кант
радикально порвал с этой традицией, когда стал анализировать
[логический] субъект (subject) предикации не прямо в
онтологических терминах, но скорее в терминах его конституирования в
качестве объекта познания. Его открытие состояло в том, что
субъект концептуально определен в качестве условия
возможности предикации» (Evans I. Cl. Op. cit. P. 68). Эванс особо подчерки-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
417
вает значимость указания Канта: понятия основываются на
функциях, т. е. формах единства.
«Все это становится основой для гуссерлевского
"определимого X" как базисной структуры ноэматического смысла. Канта и
Гуссерля объединяет забота о конституировании объекта
сознания, но для Канта сознание является сущностно-понятийным, а
потому воплощающимся в суждениях (judgmental); Гуссерль,
разумеется, находит суждение в восприятии, но его теория
восприятия является феноменологической, а не онтологической. Это
ведет его в поздних работах в основном, если не полностью к
конечному рассуждению об X как ноэматическом ядре. Генеалогия
логических форм в Опыте и суждении восходит к восприятию
подосновы жизненного мира, и "нечто как нечто" воспринимающего
сознания скорее анализируется в терминах горизонта, нежели
"определимого X". Другими словами, Гуссерль теперь более
озабочен прояснением того, что формализация есть деятельность
логики (см.: Опыт и суждение, § 5 с)» (Ibid.).
Из моей ранее представленной интерпретации следует, что я в
каких-то моментах могу согласиться с трактовкой Эванса.
Действительно, есть функциональная зависимость между пониманием,
статусом ноэмы, ее (в определенной степени) функциональной
же ролью в феноменологии — и замыслом феноменологии,
исполнением ее специфических методов и процедур. Но я не могу
согласиться с тем, что этот момент исчерпывает сущность ноэмы
и что она должна интерпретироваться исключительно в рамках
функционального, "операционалъно"-феноменологического
подхода. Полагаю также, что в интерпретации Эванса само по себе
оправданное стремление сблизить Идеи I с Логическими
исследованиями в конце концов сыграло негативную роль: отличие,
специфика Идей I оказались нераскрытыми, а вместе с ними — и новый
(хотя и подготовленный) шаг феноменологии, связанный с
изобретением ноэтико-ноэматического анализа.
Не расстаться ли с понятием ноэмы?
(Дж. Драммонд)
Наиболее экстравагантное на первый взгляд и одновременно
весьма содержательное толкование ноэмы дает известный
современный американский феноменолог Дж. Драммонд. Выступив на
одном из симпозиумов, посвященных проблеме ноэмы, он
призвал его участников «...больше никогда не использовать термин
"ноэма"» (The Phenomenology of the noema. P. 89). Основание для
такого призыва (которому, уверен Драммонд, специалисты все
14-8214

418 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
равно не последуют) таково: «...философский термин,
использованный Гуссерлем в рамках необычного, философского подхода
— с целью обозначить обычный объект, рассматриваемый
абстрактно — стали вместо этого использовать для обозначения
необычного (nonordinary) объекта. Это ошибочное толкование
обычной вещи, специально рассматриваемой для специальных
целей, фактически оборачивается оковами для философской
рефлексии — и избавиться от термина значит снять эти оковы».
Не надеясь на успех, Драммонд, однако, рассчитывает по
крайней мере пошатнуть взгляд, согласно которому «noemata — это
entities, представленные (но скрытые) в обычном опыте, лишь
дожидающиеся того, чтобы быть раскрытыми благодаря
методологической технике феноменологической редукции. Этот взгляд
мыслит редукцию к качестве, так сказать, исследовательского
хирургического вмешательства в корреляцию между сознанием и
его объектами ("давайте откроем ее и посмотрим, что мы
обнаружим"); а то, что мы находим, дескать, и суть noemata. Я же
скорее надеюсь, — продолжает Драммонд, — совершить то, что John
Brough с хирургической точностью назвал "ноэмоктомией" ("пое-
moctomy"), навсегда удалив из тела нашего
феноменологического пациента этот онтологически и эпистемологически
бесполезный аппендикс, и прописать лингвистические лекарственные
средства, нацеленные на предотвращение его регенерации» (Ор.
cit. P. 89—90).
После этого обескураживающего вступления Драммонд,
однако, переходит к скрупулезному анализу того смысла, который но-
эма приобрела у Гуссерля и его интерпретаторов. А начинает от с
"необычного" для этих целей текста — Второго Логического
исследования. «Это начало необычно, — признает Драммонд, — потому
что ни в Логических исследованиях в целом, ни во Втором
исследовании в частности, Гуссерль не вводит доктрину ноэмы, а во
Втором исследовании он даже не обсуждает вопрос об интенцио-
нальности переживаний сознания. Обсуждает же он виды
абстракции и различные значения понятия "абстрактное"» (Ibid.
Р. 90). Драммонд полагает, что несмотря на отсутствие термина
"ноэма" текст Второго Исследования релевантен ее анализу, ибо
все специалисты согласны в следующем определении: ноэма —
это abstractum.
Во Втором исследовании (VI глава Логических исследований)
Гуссерль, согласно Драммонду, суммирует различные смыслы
понятий "абстракция" и "абстрактный". В онтологическом отношении
важны: 1) абстрактные моменты объекта, т. е. его
несамостоятельные части и 2) родовые единства (Species). В интенционалъном,

Часть VII: Ноэзис и ноэма
419
или, выражаясь на более позднем гуссерлевском языке, ноэмати-
ческом отношении можно различить: 1) переживаемые
несамостоятельные моменты, как они переживаются, т. е. абстрактные
содержания; 2) переживаемые родовые единства, как они
переживаются, т. е. абстрактные понятия. В феноменологическом
отношении (на более позднем языке — ноэтически) различены: 1) акт
эмфатического обозначения, направленный на абстрактные
содержания и 2) генерализующие абстракции, представляющие
родовые единства в качестве всеобщих объектов. В Третьем
исследовании, посвященном целому и части, Гуссерль различает: а)
разъединенные части, т. е. не имеющие общего содержания и
относительно независимые от других форм; б) разъединенные части,
т. е. не самостоятельные, более того, объединенные столь тесно,
что они проникают друг в друга.
Драммонду важно такое понятие "абстрактного" объекта:
«Совершенно ясно, — резюмирует он, — что в Логических
исследованиях Гуссерль изначально рассматривает значение как родовое
единство, абстрактная единичность которого в качестве
экземпляра дана в индивидуальных актах или интенциях значения»
(Ibid. S. 92). Следует принципиально важное дополнение: хотя в
Исследованиях Гуссерль отличает интенциональные содержания
акта от его reell, реальных (в первом издании —
феноменологических) содержаний, но гуссерлевское понятие интенционалъно-
го содержания не вполне ясное. И это замечание совершенно
справедливо.
«Интенциональная сущность акта, т. е. единство его материи
и качества, как (qua) интенционального содержания, вследствие
этого есть сущность, переступающая границы отдельного,
частного акта и общая многим актам; но это также сущность, реально
(reell) содержащаяся внутри каждого акта и интендирующая
объект определенным способом и в рамках некоторого тетического
характера. Интенциональная сущность, как (qua) интенциональ-
ное — это значение, или родовое единство, абстрактная индиви-
дуация и универсальный объект, который объясняет
направленность конкретных и особенных актов на объект — в силу их экзем-
плифицирования, в качестве реального, reell, содержащего
интенциональные сущности индивидуального акта значения»
(Ibid.).
И только после формулирования понятия
феноменологической редукции, уточняет Драммонд, Гуссерль включает
интенциональные содержания "внутрь" феноменологических
содержаний акта. Следовательно, только после такого
формулирования «Гуссерль мог включить интенциональный объект, объект,
14*

420 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
как он интендирован, т. е. ноэму, в феноменологические
содержания акта» (Ibid.) (Вместо "объект" здесь следует читать:
"предмет", "предметность".)
В самой доктрине ноэмы понятие интендированной
предметности, как она интендирована, интенционального содержания и
значения, как выражается Драммонд, становится
"конвертируемым". «Всякое рассмотрение ноэмы вследствие этого становится
рассмотрением отношения между ноэмой, значением и
объектом... (читай: предметностью. — Н. М.). И интерпретация Дагфи-
ном Фёллесдалем ноэмы и отношения ноэмы к объекту
мотивирована, во-первых, этой ранней гуссерлевской точкой зрения на
ноэму как абстрактную индивидуацию (родовое единство) и на
акты, интендирующие значение, как на ее экземплификацию и,
во-вторых, близостью этой позиции к понятию смысла у Фреге и
к определению его референтного отношения к объекту. В целом
же Фёллесдал рассматривает ноэму как абстрактную
индивидуацию, опосредующую отношение интенционального акта к его
объекту, в сущности в том же смысле, в каком Фреге
рассматривает Sinn, смысл — как абстрактную entity, как опосредующее звено
референции выражения к его объекту» (Ibid. P. 93).
Сам Фёллесдал, отвечая критикам, уподоблял ноэму "типам"
Пирса, которые актуализированы, экземплифицированы
(instantiated) в различных индивидуальных актах. Тогда ноэма
становится "формой детерминации", общая структура которой и есть
ноэма. Драммонд коротко описывает понимание Фёллесдалем
гуссерлевской ноэмы — с тем, чтобы выделить моменты, с
которыми можно согласиться, и те, которые приходится оспорить.
Фёллесдал понимает noemata как "абстрактные entities".
Аргументация Фёллесдала такова. 1) Гуссерль характеризует ноэму
как Sinn, смысл; 2) ноэма — это способ презентации
предметности и вследствие этого не есть сама конкретная, интендированная
предметность; это интенциональная entity, детерминирующая и
содержание, и тетический характер представляемых предметно-
стей; 3) некоторые интенциональные акты не имеют
существующих объектов, на которые они были бы направлены, и потому
они не могут быть детерминированы через обладание интенди-
руемой предметностью. «Поскольку такие акты (даже лишенные
предметностей) интенциональны и имеют интенциональную
предметность в смысле интенционального содержания или
ноэмы, эти акты могут быть направлены на их не-существующие
объекты благодаря ноэме, или смыслу, т. е. посредством
абстрактной, интенсиональной entity, через которую они
представлены и относятся к несуществующему объекту» (Ibid. P. 94). Вы-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
421
делив эти моменты подхода Фёллесдала и его учеников, Драм-
монд считает их соответствующими текстам Гуссерля: верно, что
ноэма — это смысл, Sinn, что она — способ представления
(presentation), что некоторые акты интендируют несуществующие
предметности. Но в целом Драммонд придерживается мнения,
согласно которому прочтение Гуссерля у Фёллесдала "неполное
и неадекватное". И хотя он соглашается с Фёллесдалом: ноэма-
abstactum, но оспаривает фёллесдалевское понимание этой
формулы. «Ибо Гуссерль периода Идей I и ноэмы уже не использует
язык актуализации значений-родов, чтобы объяснить отношение
между интендирующим актом, его значением и его интендируе-
мой предметностью. Теперь Гуссерль признает, что
феноменологическое содержание акта окружает его интенциональное
содержание как коррелят реально содержащегося ноэзиса. Гуссерлев-
ская позиция, касающаяся отношения между значением акта и
его полагаемой предметностью, теперь вплетена в дискуссию о
ноэме, ибо ноэма охарактеризована и как смысл, и как интенди-
рованная предметность, как она интендирована» (Ibid. P. 95).
В отличие от Фёллесдала, Д. Смит и Р. Макинтайр
рассматривают ноэму не как абстрактный универсальный (всеобщий) объект,
а как абстрактно-особенный ("партикулярный"). Драммонд
полагает, что и с этим толкованием связаны существенные
трудности. «Абстрактное особенное (the abstract particular), которое и
есть ноэма, для Смита и Макинтайра является особенным потому,
что нет абстрагирования свойства или момента от других свойств
или моментов, которые конституируют объект (предметность);
все свойства, ее формирующие, принадлежат модифицируемому
пути к ноэме как способу их презентации; и через особенное
ноэма может представлять особые интендированные предметности.
Ноэма, с другой стороны, абстрактна, потому что не имеет в себе
пространственно-временных детерминаций (См.: Smith D., Mclnty-
re R. Husserl and Intentionality. A Study of Mind, Meaning and
Language. P. 123—124). Но такая точка зрения порождает, согласно
Драммонду, собственные проблемы. Смысл "абстрактного
особенного " не обеспечивает базиса для различения опосредующих
noemata от интендируемых идеальных предметностей, ибо,
скажем, идеальные фигуры геометрии в себе и для себя не
существуют в пространстве и времени; это относится и к таким интен-
дируемым предметностям, как мелодия (в отличие от ее
исполнения)» (DrummondJ. Op. cit. P. 99). (Читатель может убедиться,
что мои критические возражения в адрес концепций Фёллесдала,
а также Смита и Макинтайра в ряде пунктов согласуются с
критикой Драммонда.)

422 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Теперь настало время разобрать собственную позицию Драм-
монда. Он считает необходимым рассматривать ноэму не как
абстрактный объект, а как абстрактный момент интенциональной
корреляции между переживанием и его интендированной
предметностью. «Если мы 1) рассмотрим интенциональную
корреляцию, которая должна существовать между переживанием и его
интенцированной предметностью и 2) не станем понимать ноэму
как абстрактную entity (в качестве родового единства, типа или
особой entity), онтологически отличную от интендированной
объективности и опосредующей направленность акта на
предмет, а будем 3) понимать ноэму как полагаемую предметность
именно так, как она интендирована, как интендированную
предметность в ее значении для нас, — тогда мы распознаем
ноэму одновременно как интенциональный момент (abstractum)
переживания и как онтологически тождественную, но не
полностью совпадающую с интендированной предметностью. Если бы
ноэма и интендированная предметность полностью, идеально
совпадали, то ноэма была бы предметностью во всей ее
конкретности и не была бы абстрактумом; тогда скорее была бы просто
предметность, которая интендирована, чем предметность, как она
интендирована, с определенными детерминациями и при
определенной концепции соотносительная с особыми
экспериментальными интересами» (Ibid. P. 104).
Но если ноэма относится к переживанию как его момент, то в
каком смысле употребляется слово abstactum? Что именно мы
абстрагируем, когда "абстрагируем" ноэму? Ответ Драммонда на
эти вопросы таков: мы абстрагируемся от того целого, которое
есть интенциональная корреляция между переживанием и
переживаемой предметностью; ноэма есть часть этого целого. Но более
глубокий ответ на этот вопрос, согласно Драммонду, может быть
найден в теории феноменологической редукции. Ведь редукция
и есть наше абстрагирование от участия в верованиях, характерных
для "естественной" установки. Но ни эти верования, ни их
предметы не исчезают. Мы на них рефлектируем; они предстоят
перед нами в своем предполагаемом существовании, как корреляты
переживаний с определенной направленностью интереса, с тети-
ческими характеристиками. «Предмет, таким образом
представленный, и есть то, что Гуссерль — для технических целей
философской рефлексии — называет "ноэмой". Ноэма, следовательно,
есть интендированная предметность как раз как она
интендирована — со всеми ее значениями для нас, в ее отношении к нашим
интересам и заботам, с определенными тетическими
характеристиками, но обособленно от нашего участия в общем веровании,

Часть VII: Ноэзис и ноэма
423
характерном для "естественной установки", т. е. в изоляции от
наивного принятия фактического существования этих предмет-
ностей и ценности наших суждений о них и их оценок» (Ibid.
Р. 106).
Если мы живем в естественной установке, то философствуем мы
в другой установке. И все же, осуществляя редукцию, Гуссерль не
впадает в редукционизм, считает Драммонд. Мы не редуцируем
онтологический статус интендируемой предметности, сводя ее к
представлениям, и не редуцируем направленность акта на ин-
тендируемую предметность к направленности смысла на его
референт. Мы продолжаем обращаться, но теперь по-философски,
к нашим обычным переживаниям и их обычным предметностям,
к нашим обычным интересам и озабоченностям, к тем способам,
для которых предметы могут быть значимыми. Но мы не живем в
этих переживаниях со всей их наивной подключенностью к этим
предметам.
«Мы живем в естественной установке, но мы также
философствуем, т. е. рассматриваем предметности в абстракции от всех
позиций, которые сопровождают весь наш естественный опыт.
Ноэма, следовательно, есть abstractum — прежде всего потому, что
она открывается нашему вниманию благодаря действию (doing),
которое абстрактно. Она — объект абстрактного рассмотрения;
это тот же предмет, что и предмет естественного рассмотрения,
но он уже не рассматривается естественным образом (naturally).
Ноэма, другими словами, есть абстрактум — пока и поскольку
предметностность рассматривается абстрактно, если само дело
этого рассмотрения берется в абстракции от естественных
верований. Эту абстракцию, характеризующую философскую
установку, следует, разумеется, отличать от других видов
абстрактного рассмотрения — таких как генерализация, идеализация и
формализация. Эти абстрагирования трансформируют свои
предметы, абстрагируясь от полностью определенных,
дифференцированных предметов. Абстрагирование, которое и есть
феноменологическая редукция, не трансформирует предметности
нашего обычного опыта, когда абстрагируется от них; вместо
этого оно трансформирует нашу деятельность путем
абстрагирования от позиций, центральных для наших естественных
переживаний» (Ibid. P. 107).
Предмет представляет себя во множестве смыслов.
«Философски выражаясь, мы можем сказать, что объект есть тождество во
множестве noemata. Но тождество здесь — не тождество рода,
которое актуализируется в различных актах или различных
noemata; и это не тождество абстрактно-особенного... И это не тождест-

424 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
во, которое сводимо к идентичному целому, функционально
присутствующему в каждой части. Тождество — это просто
идентичность самой интендированнои предметности, идентичность в
различных представлениях, идентичность, которую мы можем
опознать в качестве тождества только потому, что она
представлена во множестве» (Ibid. P. 108).
И наконец, Драммонд возвращается к своему радикальному
предложению: изъять термин "ноэма" из дискуссий. В
завершение своих рассуждений он неожиданно несколько смягчает
позицию. Поскольку Гуссерль в конце концов сам ввел этот термин, то
в занятиях гуссерлевской философией, признает Драммонд, его
нельзя полностью избежать. (Спасибо и за это.) Но вдруг
оказывается, что употребление понятия ноэма в контексте пониманий,
предложенных другими авторами, ставится под запрет. "Ноэмой"
можно называть только то, что называет ею сам Драммонд.
Я не могу, разумеется, согласиться с предложением "изъять"
ноэму из ее обращения в языке философского сообщества. И
полагаю, что само это предложение Драммонда — скорее своего
рода эпатаж (вероятно, вызванный раздражением из-за
неумеренного и необоснованного употребления термина). Впрочем ясно,
что Драммонд отчасти сам себе противоречит, ибо, обещая "но-
эмоктомию", он выстраивает длинное, детальное, глубокое
исследование структур сознания, которые Гуссерль назвал "ноэма-
тическими" и которые в принципе можно содержательно
обсуждать и без ссылок на Гуссерля.
Вместе с тем целый ряд рассуждений Драммонда я
поддерживаю. Это прежде всего его критика фрегеанской, по сути,
интерпретации ноэмы как "абстрактной универсальной сущности". К
сожалению, Драммонд не акцентировал то обстоятельство, что
при этом Д. Фёллесдал и другие авторы, взяв понятие ноэмы из
Идей I и отождествив его с некоторыми структурами Логических
исследований, поместили ноэму в чисто логицистский, логико-
семантический контекст, что — по моему глубокому убеждению
— нельзя согласовать даже с концепцией Исследований, но что уж
точно противоречит букве, духу Идей I и самой сути
поставленной исследовательской проблемы, как бы по определению
выходящей за рамки логицизма (пусть и "допускающего" в свои
рамки тему переживания). Я могу согласиться с рассуждением
Драммонда и в той части, где речь идет о ноэме как "абстрактном
моменте" при рассмотрении интенциональности. Но, как явствует
из моей ранее приведенной интерпретации, я считаю такую
характеристику лишь первым шагом, когда указывается лишь
общий род, а не differentia specifica ноэмы. К счастью, Драммонд не

Часть VII: Ноэзис и ноэма
425
''застревает" на этом "абстрактном моменте" и дает ряд весьма
ценных структурных объяснений. И, в принципе, можно принять
как глубокое и конструктивное то приведенное ранее
определение ноэмы, которое Драммонд дает в цитированной работе (Ibid.
Р. 107).
Резюме к Экскурсу
Полагаю, что читатель смог уяснить из достаточно
пространного Экскурса, как напряженно и сколь разносторонне
интерпретируется в феноменологической литературе тема ноэзиса и
особенно ноэмы. Преимущественное внимание к ноэме можно
объяснить по крайней мере двумя обстоятельствами. Во-первых, сам
Гуссерль в Идеях I акцентировал ноэматические моменты —
возможно, потому, что в Логических исследованиях, напротив,
внимание было привлечено к той стороне анализа, которая
впоследствии получила название ноэтической. Во-вторых, влияние,
которое во второй половине XX в. приобрели аналитические, логико-
лингвистические философские направления, объясняет
преимущественный интерес интерпретаторов не к "актовым", reelle
моментам интенционального единства, т. е. не к ноэзе, а к моментам
"предметным", традиционно тесно увязываемым с языковыми
выражениями, их смыслом, значением, с темой meaning (где
значение, Bedeutung, и смысл, Sinn если не сливаются, то тесно
переплетаются).
Есть немало аспектов рассмотренных в этом Экскурсе
дискуссий, которые так или иначе были приняты мною во внимание,
когда я выстраивала свою интерпретацию (например, отличение
ноэмы от реального, real и квазиреального, reell; отличение
ноэмы от сущности, критика понимания ноэмы как entity — как и
вообще попытка связать Идеи I и Логические исследования). И все же
я отказалась от традрщионного способа изложения собственных
взглядов с попутным цитированием (сочувственным или
критическим) других авторов — прежде всего по той причине, что мое
толкование не совпадает ни с позицией какого-либо одного
автора, ни с суммой тех тезисов, которые я у отдельных авторов
поддерживаю. Есть еще одна проблема, о которой раньше
упоминалось и о которой — при сравнении текста Идей I и
представленных в Экскурсе интерпретаций — можно судить более
обоснованно. Речь идет об уже отмеченной сосредоточенности
интерпретаторов преимущественно на начальных (классических)
определениях Гуссерлем и (фактически) об их невнимании к более
конкретным проблемам и дистинкциям ноэзиса и ноэмы, которые в

426 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
изобилии имеются в Идеях I. Их я также попытаюсь учесть в своей
интерпретации, которую даю в следующей главе.
Глава IV. Конкретный ноэтпчески-
ноэматнческий анализ в Идеях I
Гуссерль раскрывал основные специфические особенности
ноэзиса и ноэмы (с акцентом на ноэму) — с помощью различений
и понятий, которые стали своего рода классическими, а потому,
как мы видели, главным образом и обсуждаются
интерпретаторами. Но в гуссерлевском тексте также имеется множество более
конкретных, дробных и вместе с тем существенных различений,
касающихся как отдельно ноэзиса и ноэмы, так и их взаимосвязи.
(Интерпретаторы говорят о них куда реже, чем о классических
характеристиках.)
В ряде параграфов (§ 102 и далее) Гуссерль характеризует
многообразные формы модификации переживаний, относящиеся к
многообразию характеристик, характеров и придающие
феноменологическому анализу "универсальную широту". Среди этих
форм:
1) характеристики верования и характеристики бытия (§ 103): от
способов "действительного бытия" до "достоверного" верования
или обозначения "модальностей бытия" ("возможно",
"вероятно", "под вопросом", "сомнительно" и т. д.);
Здесь с самого начала надо пояснить, что понятие "веры"
(Glaube) и производные от него в гуссерлевском контексте не
имеют никакого отношения к религиозной вере. Имеется в виду
вот какой момент, несомненно, вплетенный в переживание:
скажем, я вижу дерево и в момент зрительного восприятия я верю, я
даже уверен, что в самом деле вижу и вижу именно дерево. Или я,
напротив, сомневаюсь, дерево ли это. Гуссерль утверждает, что в
акт восприятия вплетено это специфическое полагание
действительности бытия (или недействительности) воспринимаемой
предметности. Если бытие "положено" как действительное,
имеют место акты, которые Гуссерль называет "тетическими". (Этот
точный оттенок, вкладываемый в понятие "тетического" надо
иметь в виду, ибо нередко, как мы видели в Экскурсе,
интерпретаторы отождествляют "тетическое" с характерами как таковыми.)
В качестве примера берется восприятие какого-либо предмета,
например дерева: сначала мы берем являющееся "просто", в его
само собой разумеющейся достоверности. Потом мы начинаем
сомневаться, не стали ли жертвой иллюзии или кажимости. Затем

Часть VII: Ноэзис и ноэма
427
являющееся нам может или подтверждать свою достоверность,
или утрачивать ее относительно какого-либо комплекса свойств.
"Вес" первой из возможностей может возрастать, и тогда мы с
определенностью говорим: «Нет, все-таки это было дерево».
2) "модальности доксы", верования, которые разбираются в § 104.
Роль еще "немодифицированной" (или "немодализированной")
"проформы всех бытийных модальностей" играет достоверность
верования. Она "фундирует" все вытекающие из нее бытийные
характеристики. Когда мы говорим: "возможно", то это значит:
"возможно сущее"; "вероятно" значит — "вероятно сущее" и т. д.
Интенциональностъ ноэз отражается в ноэматических сопряжениях,
констатирует Гуссерль. Достоверность верования — это просто
верование, верование как таковое. Поэтому Гуссерль считает
необходимым обозначить его терминами Urglaube (перво-веро-
вание) или Ur-doxa (перво-докса), с которыми и можно
соотносить дальнейшие модальности верования (или "доксические
модальности") (Hua III, 259);
3) утверждение и отрицание, которые также имеют свои ноэма-
тические корреляты (§ 106). Любое отрицание есть отрицание
чего-либо, а это отсылает нас к какой-либо модальности верования
(S. 260). Гуссерль ставит вопрос, что означает негация с ноэтиче-
ской и ноэматической точек зрения. Поэтически отрицание есть
модификация какой-либо позиции, или какой-либо модальности
верования, негация какого-либо полагания. Ноэматически
негация означает "перечеркивание" какой-либо "позиционалъной
характеристики". А в целом благодаря преобразованию простого
сознания бытия в соответствующее сознание негации в ноэме
"сущее" делается "несущим", возможное — невозможным,
вероятное —"невероятным", "не стоящим под вопросом". Что
касается утверждения, то оно, напротив, подтверждает какую-либо
позицию, а это также ведет к ряду ноэматических модификаций.
4) Гуссерль предостерегает против того, чтобы постигать ранее
обсуждавшиеся ноэматические характеристики как простые
"определенности рефлексии" (§ 108). Кроме того, он вновь
напоминает, что "между ноэзисом и ноэмой следует действительно
проводить различия, и проводить их корректно, в точности так как
того требует подлинная дескрипция" (Ibid. S. 263).
5) Гуссерль набрасывает план анализа такой модификации,
как "нейтрализованное" верование, допущение, отрицание — при
котором все оценки сущего с точки зрения возможного, вероятного
оставлены в стороне, за некоей "модифицирующей скобкой"
(§ 109). При этом нейтральность ни в коей мере нельзя путать с
фантазией;

428 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
6) в § 111 разбираются особенности фантазии — в свете ранее
представленных различений: модальности-нейтральности,
модификаций, ступеней и т. д. Гуссерль определяет фантазию
вообще как «модификацию нейтральности "полагающей" реактуа-
лизации». Иными словами, при рассмотрении фантазии
важнейшим моментом оказывается ее возведение — в качестве
модификации — к изначальному (originär) переживанию, к
восприятию (первой ступени), к воспоминанию.
К сущности фантазии, "фантазирующего сознания" Гуссерль
относит следующее. Бывает сфантазирован некий особый
("фантастический") мир, а одновременно — что особенно важно в
обсуждаемых аспектах — сфантазировано и само "дающее"
восприятие. Но почему основатель феноменологии говорит о
"нейтральной" модификации в случае фантазирующего сознания?
Гуссерль поясняет это на примере. Скажем, мы созерцаем дюре-
ровскую гравюру "Рыцарь, Смерть и Дьявол". И в этом процессе
мы различаем: а) нормальное восприятие, коррелятом которого
выступает вещь ("гравюрный лист"); б) перцептивное,
воспринимающее сознание — когда перед нами являются проведенные
черными линиями, нераскрашенные фигурки, к которым мы в
эстетическом созерцании не обращены как к объектам — они
выступают для нас как существующие "в образе", как отображенные
реальности (образ рыцаря из плоти и крови и т. д.); в) осознание
образа (Bewußtsein von dem "Bilde") и служит Гуссерлю
конкретным примером "модификации нейтральности восприятия".
Почему? Да потому, что "отображающий объект-образ" не
пребывает ни как сущий, ни как не-сущий (нет и никакой другой
модальности бытийного полагания). Потом Гуссерль, правда,
уточняет и по существу исправляет эту констатацию, говоря: «точнее,
он осознается как сущий и одновременно как не-сущий, но все же
остается в "модификации нейтральности бытия"» (Ibid. S. 269—
270). Основатель феноменологии делает и другое весьма уместное
уточнение: ведь все сказанное справедливо при условии, что мы
ведем речь о специфически-эстетическом созерцании, когда
действительно отображенное чисто нейтрально воспринимается
"просто как образ" (als "bloßes Bild"), и на нем не ставится печать
бытия или небытия, бытия возможности или предполагаемого. Что,
собственно, и имеется в виду, когда Гуссерль говорит о
"модификации нейтрализации" (Ibid. S. 270);
7) В § 112, в связи именно с анализом фантазии, Гуссерль опять
обрушивается на тех (психологов или философов), которые
("несмотря на модное оспаривание психологии, все превращающей в
атомы и занимающейся овеществлением"), тоже смотрят на пе-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
429
реживания как на разновидность маленьких вещей (Art
Sachelchen) (Ibid.). Гуссерль же призывает научиться понимать, что
фантазма — это не просто более слабая данность ощущения, что
она есть особый вид сознания, это "фантазия о (чем-то)". И
фантазию тоже необходимо исследовать по правилам
феноменологического анализа, например, восходя от фантазий низшей
ступени к фантазиям высшей ступени и памятуя, что переход от
фантазии к соответствующей перцепции (в этом анализе) не
может иметь места (Ibid. S. 271);
8) в связи с ранее данными различениями Гуссерль обращает
специальное внимание на процедуры полагания (Setzungen),
которые он делит на актуальные и потенциальные полагания (§ 113).
Это различение находится в близкой связи с проблемами
внимания или невнимания, их поворотов ("аттенциальными
поворотами"), которые обсуждались раньше. Но новое различение все же
иное. Среди разнообразных, весьма интересных разъяснений
§ 113, конкретизирующих противоположение актуальных и
потенциальных полаганий, привлекает внимание использование
этого различения для проведения сравнения между восприятием
и образным сознанием. «"Восприятие" в нормальном смысле
слова означает вообще не только то, что какая-то вещь является
[перед] Я в своем живом телесном настоящем, но и то,
что Я как бы сохраняет (gewahr werde) являющуюся вещь,
схватывает и полагает ее как действительно сущую. Этой
актуальности действительного полагания бытия соответствует,
согласно ранее данным разъяснениям, актуальность нейтрализи-
рующего полагания бытия в перцептивном сознании образа.
Повернутые к образу (а не к отображаемому), мы схватываем в
качестве предмета не действительное, а именно образ, фикцию (Fik-
tum). "Схватывание" обладает здесь актуальностью
обращенности [к чему-либо], но оно не есть "действительное" схватывание, а
просто схватывание в модификации "одновременно", полагание
— не действительное полагание, а модифицированное этим "как
будто бы" (gleichsam)» (Ibid. S. 274).
Когда наш взгляд на переживание отвлекается от того
обстоятельства, что имеет место "Fiktum", то актуальность
нейтрализованного полагания переходит в потенциальность: образ, как и
прежде, является; но в модусе "gleichsam, как будто бы", он уже
не постигается (этот модус оставлен без внимания).
В связи с различением актуального и потенциального
полагания Гуссерль вспоминает о том анализе восприятия вещи,
которое он проделал ранее в Идеях /ив ходе которого раскрывалось
наличие "заднего плана", "окружения" в любом восприятии. По-

430 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
скольку окружение — "действительно сущее", и осознается оно
так, что на него могут направляться взгляды, полагающие
актуальное бытие, постольку такое окружение в известной мере
является "единством потенциальных полаганий" (Ibid.
S. 275). Сказанное относится не только к восприятию, но и к
воспоминанию (с его ореолом ретенций и протенций). Посредством
нового "обращения внимания" потенциальное может
переводиться в актуальное. Однако Гуссерль предупреждает, что
актуализация "заднего плана" приводит не к действительным, а к
модифицированным полаганиям.
Так же обстоит дело, замечает Гуссерль, и с преобразованиями
специфических тезисов верования (доксических изначальных
тезисов, Urthesen) — с допущениями, предположениями, вопроша-
ниями и т. д. Сознаваемые в них корреляты (возможность,
вероятность, небытие и т.п.) могут проходить через доксическое пола-
гание, а также испытывать специфическое "опредмечивание". (Я
вынуждена была здесь опустить, сжато презентируя ряд
параграфов Идей I, множество очень тонких, дробных моментов,
которые потребовали бы иного объема моей монографии.)
Ранее уже говорилось, что в разделах, которые были задуманы
как разбор ноэзиса и ноэмы, Гуссерль на деле предпринял ряд
исследований, посвященных другим, и довольно
многочисленным различениям. Однако читатель должен учесть, что без этих
различений и как будто уводящих в сторону исследований
нельзя глубоко понять тончайших поворотов именно
феноменологического анализа ноэзиса и ноэмы. Причина заключается в
следующем: по мере развертывания многочисленных различений,
по видимости частных и все-таки вплетенных в канву
соотношения ноэзиса и ноэмы, мы узнаем, что целый ряд их принадлежит
к сущностным чертам сознания вообще. Например, Гуссерль
отмечает, что модификация нейтральности не имеет сугубо
специального характера, но она "касается фундаментальной, сущностной
специфики всякого сознания вообще" (Ibid. S. 276). (Подчеркнуто
мною. — H. M.). «Сознание вообще, какого бы вида и
формы оно ни было, — разъясняет далее Гуссерль, — пронизано
радикальным размежеванием: прежде всего, как мы
знаем, ко всякому сознанию (в котором чистое Я не с самого
начала живет как сознание "осуществляющее", которое,
следовательно, не изначально имеет форму "cogito") принадлежит сущ-
ностно-возможная модификация, которая переводит его в эту
форму» (Ibid. S. 277). И соответственно существуют две
фундаментальные возможности, которые касаются способа сознания
внутри осуществляющего модуса (Vollzugsmodus) cogito. Вот

Часть VII: Ноэзис и ноэма
431
формула, предлагаемая Гуссерлем: «Ко всякому cogito
принадлежит нечто в точности
противоположное ему — и таким образом, что его ноэма в
параллельном cogito имеет в точности
соответствующую последнему противоположную ноэму
(Gegennoema)» (Ibid.).
Отношение противоположных "актов" таково, что один из
них есть действительно полагающий акт (акт, полагающий
"действительное", вера, сомнение, ценность, желание и т. д.), а
другой, напротив, только "как если бы" полагающий акт — тезис
которого есть нечто несобственное, именно нейтрально
модифицированное, и это не затрагивает аттенциональную форму cogito.
Соответственно выстраивается радикальное различие
коррелятов; на одной стороне — конституированное ноэматическое
свершение (Leistung), которое имеет характеристику
действительного свершения, по другую — "голая мысль" (bloße Gedanke)
о точно соответствующем свершении. Оба различаемые здесь
полюса — не одного и того же сущностного характера. В первом
случае имеет место "изначальная сущность", а противостоит ей
во втором случае "противосущность" (Gegenwesen) как "тень"
той же самой сущности.
Итак, интенциональные переживания разделяются здесь на
два класса: они соотносятся как "действительность" и бессильное
отражение ноэматического свершения. А это в свою очередь
заставляет основателя феноменологии сформулировать
положения, которые он сам называет фундаментальными.
А) Любое cogito в себе самом либо является доксическим пола-
ганием, либо им не является. «Но в силу закономерности,
принадлежащей всеобщей фундаментальной сущности сознания
вообще, каждое cogito может быть переведено в доксическое перво-
полагание (Ursetzung)». И тогда любая характеристика, "тетиче-
ская" в широком смысле, претерпевает преобразование,
принимая форму "модальности бытия в самом широком смысле" (Ibid.
S. 278). Сказанное, по Гуссерлю, относится к другим сферам актов
— вкуса, воли, желания и т. д. И они, стало быть, могут
приобретать "тетическую форму". При этом во всех случаях сохраняется
ноэма изначального переживания.
Б) Следовательно, сознание как таковое, по Гуссерлю,
пронизано двойственностью, о которой более подробно говорилось
ранее: это позиционалъное и нейтральное сознание (соотносящиеся
как "прообраз", Urbild и "тень", Schatten). При этом, уточняет
Гуссерль, позициональность означает не наличие или
осуществление действительной позиции, а выражает лишь известную по-

432 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
тенциальность для осуществления актуально полагающих докси-
ческих актов.
Различению позиционального и нейтрального Гуссерль
приписывает роль "универсального различия сознания" (Ibid. S. 280).
Сказанное Гуссерль применяет к более конкретному
рассмотрению cogito (§115). И не случайно: cogito он расценивает как
"patente Intentionalitat,,/ т. е. как интенциональность в ясно
выраженной, подтвержденной форме. «Актуальное интенциональное
переживание — это совершаемое "Я мыслю". Но на пути интен-
циональных поворотов оно может преобразовываться в "несо-
вершаемое" Я мыслю. Переживание осуществляемых восприятия,
суждения, чувства, воления не исчезает, если внимание
повернуто исключительно к новому, а в этом и заключается то
обстоятельство, что Я "живет" исключительно в новом cogito. Прежнее
cogito "перестает звучать", погружается в "темноту", но его бытие
как переживания, хотя и уже модифицировано, сохраняется.
Равным образом переживания заднего плана стремятся выйти на
поверхность — или в форме воспоминания, или
модифицированными в качестве нейтральных, или же в немодифицирован-
ной форме. Например, вера, действительная вера — она
"маячит" (regt sich; А. В. Михайлов переводит: "копошится". — H. M.);
мы веруем "прежде чем знаем об этом". «Точно так же при
(некоторых) обстоятельствах уже живы полагания того, что нравится
или не нравится, полагания желаний и решений — и прежде чем
мы живем в них, чем совершаем собственно акты cogito, прежде
чем Я поступает деятельно, вынося суждения, одобряя, вожделея,
воля» (Ibid. S. 281).
Когда вводится понятие "маячащих", не совершаемых актов и
когда, стало быть, Я, "живущее" в них, расценивается не как
"совершающий", "осуществляющий" субъект — тогда понятие акта
в известном смысле расширяется. И без этого, замечает Гуссерль,
нам не обойтись. Акты в более широком смысле (так же как и
специфические cogitationes) тоже несут в себе упомянутое ранее
фундаментальное различие нейтральности и позициональности.
Еще до своего преобразования в cogitationes они суть "тетически
свершающие", хотя придать им такую черту можно лишь
благодаря актам в узком смысле — cogitationes.
Намечая проект дальнейшего рассмотрения всех этих
тончайших феноменологических оттенков, Гуссерль вдруг заявляет:
«Параллелизм ноэзиса и ноэмы мы еще не изучали с
подробностью применительно ко всем интенциональным областям» (Ibid.
S. 283). Ab §116, переходя к "новым анализам" (касающимся
фундируемых ноэз и их ноэматических коррелятов), автор Идей I

Часть VII: Ноэзис и ноэма
433
снова уточняет, что до сих пор изучался "ряд всеобщих
процессов, связанных со структурами ноэз и ноэм", но изучался "в очень
скромных масштабах" — поскольку требовалось выделить их и
получить общее, но содержательно богатое представление о тех
проблемных группах, к которым ведет "универсальная двойная
тема ноэзисов и ноэм" (Ibid. S. 284). Гуссерль также напоминает,
что в анализе, до сих пор проводимом, он обращался
преимущественно к "нижнему слою переживаний", к относительно
"простым интенциональностям". Он имеет в виду переживания,
объединенные понятием "представление" (Vorstellung) — те,
которые объединяют чувственные созерцания. Правда, одновременно
рассматривались связанные с ними феномены (рефлективные
созерцания, представления вообще), предметами которых уже не
были чувственные вещи. Но и при расширении рамок
исследования, утверждает Гуссерль, достигнутые ранее результаты
подтверждают свою общезначимость (Ibid.). Например,
модификации актуализации, внимания, нейтрализации сохраняют свое
значение.
В § 116 Гуссерль намечает и другое направление исследования,
которое выводит нас к новым видам полагания, притом
фундируемым. Например, чувствующие, вожделеющие, волящие ноэзы
фундированы в восприятиях, воспоминаниях, знаковых
представлениях, причем в их строении становятся ясными различия
их фундирования.
Но есть нечто, что Гуссерль хочет зафиксировать еще до
всякого вхождения (Eingehen) в подобные структуры. Эта
предпосылка состоит в следующем: вместе с новыми ноэтическими
моментами выступают новые ноэматические моменты (Ibid. S. 285).
Имеются в виду: а) новые характеристики, аналогичные модусам
верования и сами обладающие в новом содержательном
наполнении "доксической полагаемостью" (doxische Setzbarkeit); б)
сопрягаемые с новыми моментами "понимания", суть которых — в
конституировании нового смысла, в свою очередь
фундированного в смысле "лежащей ниже" ноэзы и одновременно
охватывающего этот первый смысл. Речь теперь идет, стало быть, о
"новом измерении смысла" (Sinnesdimension) Но вместе с ним
конституируются не новые куски "просто вещей", а новые ценности
вещей (такие как красота и лишенность красоты, благое и
скверное; или берутся такие измерения, как объект использования,
произведения искусства, машина, книга, поступок, деяние и т. д.).
Вместе с тем Гуссерль констатирует, что любое полное
переживание высшей ступени обнаруживает в своем полном
корреляте строение, подобное тому, какое было усмотрено на низшей

434 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
ступени ноэз. «В ноэме высшей ступени оцениваемое
как таковое есть смысловое ядро, окруженное
новыми тетическими характеристиками» (Ibid.). "Ценно",
"приятно", "радостно" — эти характеристики функционируют
подобно ранее обсужденным характеристикам "возможно",
"предположительно" (а также иным: "ничтожно" [по
вероятности] или "да, действительно"). И при этом сознание, продолжает
Гуссерль, вновь "позиционально" относительно новой
характеристики. Ибо "ценно" как характеристика — это доксическая по-
лагаемость, "ценно сущее" (что может мыслиться и
модифицировано, подобно любому "сущему" или "достоверному" — как
возможно ценное, вероятно ценное или не-ценное). И опять здесь
намечается целое поле "трудных изысканий", направленных на
размежевание сложнейших структур: например, как ценностные
характеристики соотносятся с "вещными постижениями"
(Sachauffassungen), как новые ноэматические характеристики (хорошо,
красиво и т. д.) соотносятся с модальностями верования и т. д.
(Ibid. S. 286).
Неожиданное признание Гуссерля встречается в § 117.
Несмотря на значительное внимание, которое он ранее уделил
сопряжению модификации нейтральности с доксической
потенциальностью, это был — по отношению к темам интенционально-
сти, ноэзиса-ноэмы — своего рода окольный путь. Ибо можно
было, оказывается, подойти к делу более непосредственно,
отметив, что акты (например, акты удовольствия) — это именно акты,
или интенциональные переживания, от которых неотделима in-
tentio. A последнюю ведь можно трактовать как принадлежащую
к "занятию позиции". Выражаясь иначе, их можно трактовать как
"полагания" (в широком смысле этого слова), отличные от докси-
ческих. И Гуссерль формулирует следующее принципиально
важное для феноменологии, и для теории интенциональности
расшифровывающее, конкретизирующее их положение: «К
сущности любого интенционального переживания, что бы ни могло
быть обнаружено в его конкретном составе, принадлежит то, что
оно обладает по крайней мере одной или, как правило,
несколькими "характеристиками полагания" (связываемыми по способу
фундирования), или тезисами; в этом множестве затем с
необходимостью одна из характеристик, так сказать, архонтическая,
объединяет все другие и правит ими» (Ibid. S. 288).
Вместе с родовой сущностью всех характеристик полагания
дана и родовая сущность всех ноэматических коррелятов
полагания. Последние названы Гуссерлем так: "тетические
характеристики в ноэматическом смысле". А "ноэматические фундаменталь-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
435
ные основания" как бы дают возможность определить
сущностную общность всех "положенностей" вообще, которые в свою
очередь открывают возможность того, что "постоянно
ощущалось" (в истории мысли): аналогий между всеобщей логикой,
всеобщим учением о ценностях и этикой, позволяющих
конституировать параллельно всеобщие дисциплины формального
характера — формальные логику, аксиологию, праксиологию.
Так Гуссерль снова подводит анализ к рубрике "тезис", также
придавая ей предельно широкое значение и выдвигая общее
положение: «Всякое сознание "тетично", в актуальном или
потенциальном отношении» (Ibid.). Такая роль "тезиса" (и "тетично-
сти"), т. е., напомним, полагания (действительной) бытийности,
выводится основателем феноменологии из самого "обстояния
вещей". Пра-тезис, или изначальный тезис достоверности потому
объемлет всю сферу сознания, что все модальности доксического
полагания могут необходимым образом преобразовываться в
актуальное доксическое полагание. Отсюда еще одно общее
положение: «во всех тетических характеристиках скрываются доксиче-
ские модальности», а значит, в каждом акте как бы заложены док-
сические пра-тезисы (но без совпадения ноэматических
моментов) (Ibid. S. 290). А вот и общий итог, который подводит
Гуссерль: «.. .все акты вообще — включая акты душевного (Gemüts-) и
акты воли — суть акты "объективирующие", изначально
"конституирующие" [свои] предметы, необходимые источники
различных регионов бытия, а тем самым и принадлежащих к ним
онтологии» (Ibid.). Например, оценивающее сознание
конституируют новую, а именно "аксиологическую" предметность,
нечто "сущее" нового региона. Ибо лишь через оценивающее
сознание предначертаны (vorgezeichnet sind) актуальные доксиче-
ские темы, ведущие к новому содержательному наполнению
таких предметностей, как ценности (Werte).
«Любое сознание акта, осуществляемое не-доксическим
образом, есть сознание потенциально объективирующее; одно
лишь доксическое cogito осуществляет актуальное
объективирование» (Ibid. S. 291). А здесь Гуссерль усматривает
глубочайший из источников "универсальности
логического" и, соответственно, предикативного суждения. К этой теме
Гуссерль обещает обратиться в последующих разделах Идей I.

436 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
Идея синтеза и синтетического сознания
Начиная с § 118 Гуссерль стремится подробнее развить тему,
бегло намеченную ранее: это исследование "синтетического
сознания", где в поле феноменологического анализа попадают
"многообразные формы образования переживаний через интен-
циональные сплетения". Речь идет о способах, которые — в
качестве сущностных возможностей — частью принадлежат ко всем
интенциональным переживаниям, а частью к специфике особых
видов таких переживаний. При этом Гуссерля интересует вот что:
(одно) сознание и (другое) сознание не просто связываются друг с
другом, а объединяются в одно сознание, коррелят которого
— одна ноэма, которая со своей стороны фундирована в но-
эмах взаимосвязанных ноэз (Ibid.).
Автор Идей I вспоминает здесь о "единстве имманентного
сознания времени" (хотя не желает особенно долго задерживаться
на временной проблематике). Он просто хочет здесь
констатировать следующее: если мы возьмем какое-либо отдельное
переживание, то убедимся, что оно «конституируется как единство,
развернувшееся в феноменологическом времени, [включенном] в
непрерывное "изначальное" сознание времени» (Ibid. S. 291—
292). Получается, что значимое для отдельного переживания
имеет значение и для всего потока переживания. Как бы ни были
различены друг от друга отдельные переживания, они в
совокупности конституируются как "один временной поток, как звенья
одного феноменологического времени" (Ibid. S. 292). Синтезы,
связующие переживания в одно временное единство или в такое
единство, которое конституирует пространственную вещность,
Гуссерль считает чрезвычайно важными, но откладывает пока что
их специальное рассмотрение. А интерес в данном разделе Идей I
направлен на те синтезы, которые он называет "почленными
(gegliederte) синтезами", т. е. такими, с помощью которых
дискретные, отделенные друг от друга акты связываются в расчлененное
единство, единство синтетических актов высшей ступени.
Гуссерль обращается и к другой, в известной степени универсальной
группе синтезов. Он разделяет их на подгруппы: "коллигирующие"
(соединяющие), "дизъюнгирующие" (направленные на "это или
то"), эксплицирующие, сопрягающие (см. перевод А. В. Михайлова,
С. 259). Эти виды синтезов "определяются в соответствии с
чистыми формами конституирующихся в них синтетических пред-
метностей" — и, что касается ноэматических образований,
«отражаются в апофантической логике значений
формальной логики, которая, — добавляет Гуссерль, — имеет исклю-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
437
чительно ноэматическую направленность» (Ibid. S. 293). Для
понимания разбираемого и последующих параграфов Идей I
чрезвычайно важно, что здесь основатель феноменологии при
исследовании сущности и специфики феноменологических
переживаний по существу постоянно имеет в виду особую,
профилирующую для него задачу — подвести
феноменологический фундамент под формальную логику и
формальную онтологию. Сопряженность с этими
дисциплинами, поясняет Гуссерль, уже говорит о том, что речь тут идет о
"замкнутой группе синтезов", которым присуща "безусловная
всеобщность возможного применения" (Ibid.).
В § 119 Гуссерль, продолжая тему "почленных синтезов" (а
значит, "политетических актов"), определяет: любое
синтетически единое сознание, сколько бы особенных тезисов и син-
тезисов, синтезов, в него ни включалось, — обладает одним
совокупными предметом (Gesamtgegenstand), принадлежащим ему
именно как синтетически единому сознанию. Называя предмет
совокупным, мы тем самым отличаем его от тех предметов,
которые "интенционально принадлежат" синтетическим членам,
звеньям более высокой или более низкой ступени. Ибо ведь
Гуссерль уже не раз показывал, что любая ноэза, взятая в ее
своеобразии, вносит нечто свое в конституирование совокупного
предмета. Например, ноэза оценивания — пусть и несамостоятельная,
ибо фундированная сознанием вещи, — конституирует
предметный слой ценности, "Wertheit", ценностность.
Основатель феноменологии призывает различать "просто те-
тическое сознание" с его предметностью и синтетическое
сознание, учитывая ранее рассмотренную сторону переживаний —
направленность "лучей" чистого Я. Синтетическое сознание,
констрггуируя "совокупный предмет", выступает как сознание
плюральное (чистое "Я" в нем направляется на предметное
многими лучами), а тетическое сознание — как "сингулярное" (чистое
"Я" направляется на предметное одним лучом). По мере
надобности плюральное сознание может
переводиться в сингулярное, утверждает Гуссерль (Ibid. S. 295). А такое
родство позволяет с очевидностью усматривать, что опредмечен-
ное и синтетически единое — одно и то же. В логике данная
закономерность дает о себе знать через закон "номинализа-
ции", согласно которому любому предложению и любой
частной форме соответствует нечто номинальное, т. е. связанное с
именем (о чем, напоминает Гуссерль, он говорил еще в Логических
исследованиях: Т. II, V Исследование, § 34—36, VI Исследование, § 49).

438 H. В. Мотрошилов а « Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Для Гуссерля в данной связи особенно важно следующее:
благодаря таким разработкам мы приближаемся к идее
предметности вообще, приготовляя фундаментальный понятийный
материал для формальной онтологии (а тем самым и для всех
заключенных в ней формально-математических дисциплин) (Ibid.
S. 295). Итак, к важнейшим теоретико-методологическим
акцентам Идей I относятся те, которые связаны с темой синтеза. Нет
сомнения, что к сущности феноменологии Гуссерля равно
принадлежит и аналитическая работа по различению, сопоставлению
всего многообразия структур, форм, видов и подвидов, моментов
и т. д. сознания, и подчеркивание первостепенной роли
процедур синтеза. «Вместе с интенциональным синтезом, —
справедливо отмечает А. Димер, — мы находим структуру сознания,
которую Гуссерль вновь и вновь обозначал с помощью таких
выражений: "основополагающая специфика сознания", "изначальная
форма сознания" (Urform des Bewußtseins). Она простирается
через всю интенциональную жизнь, которая через ее посредство
разбивается на единства в виде активности и пассивности; и если
глубочайшим и последним фундаментом этого синтеза является
ступень временного синтеза, то все же мы при нашем
рассмотрении сначала должны определить ту, более высоко
располагающуюся ступень и тот синтез, который... является синтезом в
простой ноэзе» (Diemer А. Edmund Husserl. S. 72). Имеются в виду:
а) синтез непрерывности (kontinuerliche
Synthesis), благодаря которому конституируется идентичность
предмета; б) дискретный синтез, основывающийся на синтезе
непрерывности и способствующий формированию внешнего
горизонта предмета (Ibid. S. 72—73) Второй вид синтеза — тот,
который Гуссерль в Идеях I как раз и называет "почленным"
(gegliederte), а в Формальной и трансцендентальной логике — дискретным.
Говорить особо о теме синтеза и ее значимости в
феноменологии приходится вот по какой причине. Под влиянием
постмодернизма (и его оправданной критики идеологии и практики
тоталитаризма) возникли тенденции, которые, на мой взгляд, вряд ли
могут быть приняты и оправданы. Речь идет об одностороннем
акцентировании процедур и результатов дифференциации,
аналитических различений и расчленений — в противовес
процедурам и результатам синтеза, объединения и единства,
идентификации, отождествления. Каждый философ, выстраивающий свою
концепцию, разумеется, имеет право на любые односторонности,
преувеличения, акценты. И акцентирование
теоретико-методологического дистинктивизма, подчеркивание анализа — в
противоположность синтезу уже принесли определенную пользу там,

Часть VII: Ноэзис и ноэма
439
где дистинктивистско-аналитические процедуры были
исследованы более глубоко, чем прежде. Однако дело существенно
меняется, когда речь идет о единой и целостной философии какого-
либо мыслителя, чьи взгляды получили объективированное
выражение в известных сочинениях. Противопоставлять
аналитическое исследование синтетическому, имея в виду учения Канта
или Гуссерля, это, с моей точки зрения, существенная, притом
фактическая историко-философская ошибка. Защитникам прав
и свобод человека Канту или Гуссерлю в голову не могло прийти,
что их обоснование процедур синтеза — вспомним, вместе и
наряду с процедурами анализа, различения, дифференциации —
будет истолковано сугубо идеологически, как некая подготовка и
даже как обоснование "тоталитаризма". Они исходили из
простого, понятного, и, как я думаю, совершенно верного философского
тезиса: в процессе своей жизнедеятельности людям равно
приходится и различать, дифференцировать, и объединять (предметы,
признаки, предметные целостности, конститутивные
целостности типа "мира", "природы", "космоса" и т. д.). Философии же
они отводили особую роль — исследовать те и другие процедуры
и в их относительной самостоятельности, специфике, и в их
единстве. Излишне напоминать о том, что каждый важный
теоретический шаг Канта в Критике чистого разума подразумевает и
разделение, различенность элементов, способностей (например,
чувственности, рассудка, разума) и их объединение; аналитически-
дифференцирующие процедуры и синтезирующие процедуры,
структуры сознания равно подразумевались и исследовались в их
единстве. Что до Гуссерля, то равно высокая значимость анализа
и синтеза — один из самых главных его принципов, вполне четко
разъясняемых в Идеях I и более поздних произведениях. (К этому
вопросу мы еще вернемся при исследовании IV раздела Идей Г).
Вернемся к Идеям I.
В последующих, заключительных параграфах данного раздела
(§ 120—127) Гуссерль разбирает множество аспектов
феноменологического анализа синтетических актов, из которых мы выберем
лишь некоторые, в частности представляющиеся наиболее
существенными для установления связи феноменологии и логики.
1. Синтезы, констатирует Гуссерль, суть тезисы, притом тезисы
высшей ступени. Любой синтез зависит от характера
фундирующих ноэз, т. е. он позиционален, когда позициональны его
низшие тезисы, и нейтрален, когда эти тезисы не позициональны
(§ 120).
2. Доксические синтезы запечатлеваются в доксических
синтаксисах. От специфической сущности доксических актов неотдели-

440 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
мы синтаксисы с "и", соответственно формами множественного
числа с синтаксисами с "или". «"Вера" и "суждение" в
логическом смысле сопринадлежно близки; синтезы верования находят
свое выражение в формах высказывания, — в этом не приходится
сомневаться», — говорит Гуссерль (Ibid. S. 297). Однако
существенно для феноменологии (а значит, также для логики) и то, что
синтезы с "и", "или", "если", "потому что", "как" — не просто и не
только доксические, хотя в первую очередь они даются нам как
доксические.
Дело в том, рассуждает Гуссерль (ссылаясь, кстати, на свои
исследования, проведенные в начале XX в.), что наряду с "и", а
также "или" доксическим существует "и" логическое и
практическое. Аналогия, на которую опирается Гуссерль: мать, с любовью
взирающая на окружающих ее детей, как бы обнимает одним и
единым актом любви каждое дитя в отдельности и всех их вместе.
Здесь нельзя сказать, что имеет место любовь плюс коллективное
представление. Можно и нужно говорить о плюральной любви —
в том же смысле, в каком говорят о плюральном представлении и
соответственно суждении. «Синтаксические формы входят в
самое сущность актов душевного, а именно в специфический для
них тетический слой» (Ibid. S. 298).
3. В любом тезисе, говорит Гуссерль в § 121, вообще скрыт
параллельный логический тезис. «Мы видим, что все
синтаксические формы — это формы параллельные, т. е. они могут
принадлежать как самим актам душевного (Gemutsakten)... с синтезом
душевного, так и параллельным им, сущностно с ними единым
доксическим позицональностям... Естественно, все это с ноэтиче-
ского переносится на ноэматическую сферу. Аксиологическое
"и" сущностно скрывает в себе "и" доксическое, любая
аксиологическая синтаксическая форма рассмотренной здесь группы —
форму логическую...» (Ibid. S. 299).
При этом и возможное, и даже обычное дело в эмпирической
жизни — рассматривание сразу нескольких наглядно данных
предметов, доксическое их полагание и одновременно
совершение "душевного акта" (например, удовольствия). Но при этом
феномен в целом "доксически" не преобразуется. Это может
происходить лишь тогда, когда сознание удовольствия переводится в
определенное высказывание.
4. В § 122 Гуссерль обращает внимание, что тезис и синтез
возникают, "изначально продуцируются" благодаря «свободной
спонтанности и активности» чистого Я. В каждом таком
шаге Я "живет", причем не как пассивное "внутри-бытие" (Darin-
nensein). Любой тезис начинается с некоей "точки включения"

Часть VII: Ноэзис и ноэма
441
(Einsatzpunkt), с того, что Гуссерль называет "Urspungsetzung",
т. е. "изначальной включенностью", или "полагающим
включением", которое неотъемлемо от тезиса как такового. Основатель
феноменологии подчеркивает наличие творческого начала (des
schöpferischen Anfangs) в любом акте — в том смысле, что чистое
Я располагает "выходом" (на сцену духа, надо полагать) в роли
"субъекта спонтанности" (Ibid. S. 300).
5. Другое интересное "модальное измерение": тезис может
быть лишь шагом к синтезу; затем чистое Я делает новый шаг и
во "все проникающем единстве синтетического сознания" как бы
продолжает "держать" в себе только что "схваченное", а вместе с
тем схватывает и новый тематический объект. Например, "колли-
гируя", т. е. объединяя, синтезируя переживания в
"коллективную" общность, я не отпускаю от себя только что схваченное в
восприятии, хотя мой взгляд уже повернут к новому объекту.
Другой пример — осуществление доказательства. Я "пробегаю" в
мысли все предварительные допущения, не отказываюсь ни от
одного синтетического шага — но с новой тематической
актуальностью сам "модус актуальности" существенно изменился.
Но что остается постоянным, так это "закон корреляции но-
эзиса и ноэмы" (Ibid. S. 301).
6. Параллелизм ноэзиса и ноэмы здесь поясняется на примере
"выражающих" (ausdruckenden) актов, которые Гуссерль уже
начиная с Логических исследований рассматривал в качестве
специфического примера "логических" слоев актов. При этом также
выбирается традиционная для Гуссерля тема — "означивание"
(Bedeuten) и "значение" (Bedeutung). Гуссерль напоминает, что в
Логических исследованиях (и еще раньше — в Философии
арифметики) он предложил двигаться от психологического или чисто
лингвистического слоя выражений, соответственно рассуждений о
"значении" и "смысле" — к феноменологическому срезу. «Так и
мы, рассуждая обо всех интенциональных переживаниях,
постоянно говорили о "смысле" — слове, которое употребляли как
синоним "значения". Мы же в целях отчетливого понимания
намеренно стремимся отдавать предпочтение слову "значение" для
обозначения старого понятия, особенно когда идет речь о
"логическом" и "выражающем" значении. Словом "смысл"
мы, как и прежде, будем пользоваться в его всеохватывающей
широте» (Ibid. S. 304).
При этом Гуссерль, как и в Логических исследованиях, придает
исключительную важность выражению: форма выражения,
отмечает он, позволяет приспособиться ко всякому "смыслу" (ноэма-
тическому "ядру"), возвышая последний до царства логоса, до

442 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
царства понятийного и тем самым "всеобщего" (Ibid.
S. 305). Приспособленность "выражающего" к любой интенцио-
нальности позволяет, по Гуссерлю, создать "специфическую ин-
тенциональную среду".
Гуссерль, однако, признает, что с феноменов, относящихся к
рубрикам "означивание" и "значение", начинаются чрезвычайно
трудные проблемы. В чем можно было убедиться, говорит
основатель феноменологии, обратившись ко II тому Логических
исследований, где эти феномены и составляли основную тему. Нельзя
пройти мимо кратких и в то же время существенных
определений, которые Гуссерль относит к пути, избранному им в
Логических исследованиях. Дело в том, что любая наука, по Гуссерлю,
объективируется (с точки зрения своего содержательного
наполнения, с точки зрения ее теорем, доказательств, теорий) в
специфическом "логическом" медиуме — медиуме выражения. А потому
для психологов, философов, руководствующихся
общелогическими интересами, проблемы выражения и значения с самого
начала выступают на первый план, становятся ближайшими
темами их интереса. Отправляясь от них (что показывает как раз
пример Логических исследовании), можно двигаться к
"феноменологически-сущностным исследованиям"; через них можно
проникнуть в феноменологию.
7. Гуссерль очень кратко намечает путь продолжающегося
исследования выражающего слоя — однако при предположении,
что продуктивность этого слоя весьма невелика: "ноэматическое
свершение" здесь исчерпывается самим выражением и
выступающей вместе с ним новой формой понятийного. Сама
выражающая сторона не может обладать тезисом, позициональным
или нейтральным; есть лишь один тезис — тезис слоя,
"претерпевающего" выражение (Ibid. S. 306—307).
Автор Идей I признает, что прояснение связанных с этим
структур несет с собой значительные трудности. «...Выражение —
не нанесенный сверху лак и не наброшенное платье; это
духовное формирование, исполняющее в интенциональном нижнем
слое новые интенциональные функции...» (Ibid. S. 307). Тут
выступают, по Гуссерлю, различные формы всеобщности —
всеобщность всех этих "есть", "не", "и", "если" и т. д.; всеобщность
"всеобщих имен" ("человек"), "собственных имен" (Бруно),
всеобщность синтактической бесформенной сущности.
8. В §127 Гуссерль ставит такой, в частности, вопрос: «Как
высказывание в качестве выражения суждения
соотносится с выражениями прочих актов?» (Ibid. S. 311).
Ведь в языке имеются экспрессивные предположения, вопросы,

Часть VII: Ноэзис и ноэма
443
сомнения, пожелания, приказы и т. д. Основатель
феноменологии высказывает недовольство тем, что при обычной трактовке
таких выражений их проблему чаще всего сопрягают с актами,
ноэзами — при постоянном невнимании к ноэмам, на которые
как раз и бывает направлен взгляд. Высказывая ряд интересных
(но частных) соображений по данному вопросу, Гуссерль
завершает анализировавшийся до сих пор раздел — и переходит к
следующему — и последнему — разделу Идей I, заглавие которого
"Разум и действительность". Но прежде чем мы последуем за
основателем феноменологии в эту область наиболее общих
феноменологических проблем, необходимо — резюмируя многие
высказывания Гуссерля в Идеях I и других произведениях —
осветить в ее целостности центральную феноменологическую
проблему интенциональности. Теперь, после разбора гуссерлевского
анализа ноэзиса и ноэмы, это становится и возможным, и
необходимым. Ибо ноэтико-ноэматический анализ — то главное и то
новое, что внесено в концепцию интенциональности именно в
Идеях I.
Глава V. Интенциональность
как основополагающая структура
чистого сознания:
Логические исследования и Идеи I
При рассмотрении Идей I уже не раз упоминалось об
интенциональности, о тех или иных поворотах ее анализа. Среди
основных структур чистого сознания интенциональность, как мы
видели, занимает почетное место. Еще одно важно: тема
интенциональности четко заявлена уже в Логических исследованиях (ей
специально посвящено V Исследование)} в Идеях I структуры
интенциональности — постоянно в фокусе внимания Гуссерля; в
последующих произведениях, вплоть до самых последних
сочинений и рукописей, внимание к интенциональности не
ослабевает. И тем не менее в литературе нет единодушия в оценке
значимости и содержательности феноменологического анализа
интенциональности. «То, что свойством переживаний сознания
является интенциональная направленность на соответствующие
предметы, — пишут Р. Бернет, И. Керн и Э. Марбах, — многим
мыслителям кажется тривиальным фактом. Тщательный анализ
Гуссерлем интенциональности сознания и постоянные
модификации, которые это учение претерпевало в процессе развития его
творчества, эти мыслители расценивают как доказательство того,

444 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
что вся гуссерлевская феноменология — философия
тривиальности. Другие мыслители, ближе стоящие к феноменологии
Гуссерля, напротив, придерживаются мнения, что интенциональ-
ный анализ хотя и является существенной заслугой гуссерлевской
феноменологии, но ее описание интенционального сознания
настоятельно требует дальнейшего развития и радикализации...
Эти дебаты... — отчетливое доказательство того, что не только
для самого Гуссерля, но также и для всего феноменологического
движения «интенциональность — не волшебное слово, но
название центральной проблемы» (Heidegger M. Vorwort // Hua X, XXV;
ср. также: Bernet R., Kern ]., Marbach E. Op. cit. S. 85).
Хайдегтер, на которого сослались процитированные авторы,
совершенно прав: интенциональность в феноменологии Гуссерля
является общим обозначением целого "пучка" проблем,
связанных с всеобщими структурами сознания и их анализом. Именно
поэтому с мнением о "тривиальности" интенционального
анализа у Гуссерля я никак не могу согласиться. Если бы Гуссерль
просто обозначил — вслед за схоластами или за Брентано —
интенциональность как некоторый факт, то даже это не было бы
тривиальностью. Но ведь Гуссерль не просто подверг структуры
интенциональности многостороннему и тщательному анализу, но в
каждом последующем произведении усложнял,
усовершенствовал, дифференцировал свое понимание.
Особый интерес представляет вопрос: какие изменения
трактовка интенциональности претерпела в Идеях I — прежде всего
по сравнению с Логическими исследованиями. В одной из своих
последних работ я уже подробно рассмотрела проблему
интенциональности применительно к Логическим исследованиям (См.:
Мотрошилова Н. В. Интенциональность в "Логических исследованиях"
Э. Гуссерля С. 138—157). Здесь я сначала кратко резюмирую
сказанное в этой работе, а также представлю результирующие
схемы, полезные для понимания темы интенциональности у
раннего Гуссерля.
Интенциональность в Логических исследованиях
1. Общее название V Исследования «Об интенциональных
переживаниях и их "содержаниях"». Прежде всего надо
подчеркнуть, что проблема интенциональности тесно связана с анализом
переживаний, более того, с их интерпретацией как
"интенциональных переживаний". Уже в Логических исследованиях, т. е. до
формального введения термина "редукция", Гуссерль понимает
под "интенциональными" переживаниями такие, которые
отличены и очищены от "эмпирически-реальных" переживаний. Мы

Часть VII: Ноэзис и ноэма
445
уже отмечали, что понятие "переживание" и понятие "акт"
сознания у Гуссерля иногда употребляются как равноценные. Но,
учитывая тонкие нюансы, между ними можно провести
различие; оно состоит в том, что "интенциональное переживание"
подразумевает не только актовую, но и предметную стороны.
Сам Гуссерль полагал, что в Логических исследованиях он сделал
упор именно на актовую сторону (в терминологии Идей I — на
ноэтическую составляющую), однако предметная координата,
как мы увидим, тоже прояснена достаточно основательно.
Термин "акт", поясняют Д. Смит и Р. Макинтайр, для Гуссерля
есть просто сокращенная форма от терминов "интенциональный
феномен" или "интенциональное переживание" (Smith D., Mcln-
tyre R. Husserl and Intentionality. P. 3). Это высказывание, однако,
односторонне ориентировано на Логические исследования. Забегая
вперед, заметим: впоследствии и отчасти уже в Идеях I Гуссерль
будет скорее отличать друг от друга "акт" и "переживание". И
это будет четко связано с акцентированием понятия горизонта.
«Если раньше Гуссерль отождествлял акт и интенциональное
переживание, то со времени открытая горизонтной интенциональ-
ности он различал акт и более широкое понятие интенциональ-
ного переживания: акт, cogito в строгом смысле есть сознание в
модусе актуального поворота (Zuwendung), есть эксплицитное
внимание, обращенное на предметное, в собственном смысле са-
ма-направленность-на..., отчетливое тематизирование (Zum-
Thema-machen) и т. д., в то время как интенциональное
переживание охватывает также сознание в модусе неактуальности и ин-
тенциональности» (Trappe Т. Transzendentale Erfahrung. S. 143—
144). Но это, как верно отметил Т. Траппе, произойдет позже. А в
Логических исследованиях "акт" пока еще по существу равен ин-
тенциональному переживанию. (Впрочем и в более поздних
работах гуссерлевская терминология в этом отношении не всегда
будет четкой и однозначной.)
Для понимания "чистого" феноменологического смысла ин-
тенциональных переживаний, а значит — для толкования акта в
Логических исследованиях важно следующее разъяснение Гуссерля:
«"Акты" должны быть переживаниями значимости (Bedeutens), и
соразмерное значимости (Bedeutungsmäßige) для каких-либо
отдельных актов должно как раз и заключаться в акте как
переживании (Akterlebnis), а не в предмете; и оно должно заключаться
именно в том, что делает его интенциональным, т. е.
"направленным" на предметы переживанием. Равным образом сущность
исполняющего созерцания заключается в известных актах: мыш-

446 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
ление и созерцание должны отличаться друг от друга как акты»
(LU И/2, 344).
2. Итак, на повестке дня Логических исследований — интенцио-
нальное переживание и его содержание. Зная гуссерлевские
методы исследования, мы с самого начала вправе предположить,
что и здесь анализ будет вестись одновременно как на основе
сознания в его более реальных, "более" эмпирических срезах, так и в
отличие от них — благодаря принципиальному их "редуцированию".
Гуссерль не только делает это, но и подводит под свою
методологию общую позицию по отношению к сознанию: «В
последующем, — пишет он, — мы будем разъяснять три понятия сознания,
которые в связи с нашими интересами будут привлечены к
рассмотрению:
1. сознание как целостный — [квази]реальный (reelle)
феноменологический состав эмпирического Я, как сплетение
психических переживаний в единстве потока сознания;
2. сознание как внутреннее восприятие [или познание]
(Gewahrwerden) собственных психических переживаний;
3. сознание как суммирующее обозначение для каких-либо
"психических актов" или "интенциональных переживаний" (Ibid.
S. 346).
В качестве примера для анализа интенциональных
переживаний (или третьего из названных подходов к сознанию) Гуссерль
берет "внешнее восприятие" (äußere Wahrnehmung) — например,
какого-либо окрашенного предмета. К феноменологическому
анализу интенциального переживания Гуссерль прежде всего
приходит через его отличение от обычного "эмпирического"
подхода к восприятию, что может быть показано с помощью
нижеследующей схемы.

Часть VII: Ноэзис и ноэма
447
Схема 12. Реальное—Идеальное
А. Конкретное
s- восприятие
Реальное
V.
Ощущение
цвета
В отличие
от
объективной
окрашенности
вещи,
которая
является*
Переживаемый)
комплекс
ощущений
V
В отличие от
вещи самой по
себе, которую
я вижу**
К интенцио-
нальному
предмету:
содержания,
осознаваемые в
восприятии
(истинно
имманентные)
В отличие от \
реальных
составных частей
переживаний,
которые не
являются интен-
циональными
В. Конкретное
(полное) интен-
ционалъное
переживание в форме
восприятия
Г
Идеальное
V.
Качественно

определенный

менологический
"момент",
здесь:
явление цвета,
которое пе-
!)еживается
явление

окрашенности
предмета)***
V
В отличие от
множества
ощущений
Комплекс
переживаний

(феноменологическое Я)
\
В отличие от
переживаемого]
комплекса
ощущений как!
эмпирической
4 целостности 1
Кинтенцио-
нальному акту
как
сущностной
целостности (тип
восприятия)
В отличие от
реальной
целостности
восприятия
Содержательные пояснения к схеме*. Гуссерль сначала
тщательнейшим образом структурирует конкретно-эмпирическое,
* С чисто технической ("графической") стороны надо учесть следующее:
стрелки сплошных линий демонстрируют возможные "линии"
движения собственно феноменологического анализа; стрелки прерывистых
линий означают "очищающее" движение этого анализа (в будущем —
процедуры редукции).

448 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
реальное восприятие (уровень А). Это восприятие можно
зафиксировать просто: например, я вижу красный предмет. В
восприятии выделяются: 1) "ощущение цвета" — через отличение от
являющейся окрашенной вещи: (знак *). «Явление вещи
(переживание) не есть являющаяся вещь (последняя есть "противостоящее
нам", Gegenüberstehende, в ее телесной самости» Hua III, 350);
2) переживаемый комплекс ощущений — в отличие от вещи
самой по себе, которую я вижу **: «Я вижу не цветовые ощущения, а
окрашенную вещь; я слышу не звуковые ощущения, а пение
певицы» (Ibid. S. 374). Однако не трудно заметить, что даже на
уровне "А" Гуссерль анализирует скорее не реальные (real), a
[квази]реальные (reell) стороны переживания. Это, так сказать,
второй реальный, [квази]реальный уровень, который
достигается благодаря феноменологической рефлексии. (Речь идет о
весьма тонких различениях, которые в Логических исследованиях уже
имеются и терминологически, но осуществлены они не вполне
четко. В Идеях I они проведены вполне определенно.)
Произведенные Гуссерлем на реальном и [квази]-реальном уровне
различения — не самоцель, а путь движения к идеальному, т. е. к интен-
циональному переживанию. От конкретного восприятия следует —
посредством различения, "очищения", — перейти к следующим
ипостасям идеального (уровень "В"): а) в отличие от ощущения
цвета мы переходим к "явлению окрашенности предмета", или к
явлению цвета, которое переживается (знак ***). «Само явление, —
поясняет Гуссерль, — не проявляется, оно переживается» (Ibid.
S. 350). Переживание тем самым отличено, "очищено" для взора
феноменолога от эмпирического множества ощущений; б) через
отличение от переживаемого комплекса ощущений мы
переходим к "комплексу переживаний" (феноменологическому "Я"); в)
через отличение от реальных составных частей переживаний мы
переходим к содержаниям, осознаваемым в восприятии, т. е.,
согласно Гуссерлю, движемся к "истинно имманентным
содержаниям", а через них — к интенциональным предметностям.
3. Принципиально важное инспирирующее значение для
Гуссерля в его концепции интенциональности имеет подход Брен-
тано5. Здесь существенно прежде всего брентановское вьщеление
и исследование "психического феномена" и интенциональной
(ментальной, идеальной) направленности на предмет как его
главной характеристики.
Какие моменты анализа Гуссерль перенимает у Брентано? Вот
его собственный ответ на этот вопрос. Хотя Брентано выделяет
ряд отличий психических феноменов, Гуссерль
сосредоточивается только на двух из них (считая остальные деструктивными

Часть VII: Ноэзис и ноэма
449
"экивокациями"). Первое относится «прямо к сущности
психического феномена или акта... В восприятии нечто воспринято, в
образном представлении нечто дано в образной форме, в
высказывании нечто высказывается, в любви что-то любимо, в ненависти
— ненавидимо, в вожделении — вожделеемо. То общее, что
можно уловить в таких примерах, и имеет в виду Брентано, когда
говорит: «Всякий психический феномен характеризуется тем, что
средневековые схоласты называли интенциональным (а также
ментальным) внутренним существованием (Inexistenz) предмета,
и что мы, правда, не без некоторой двусмысленности выражений,
будем называть отношением к (некоему) содержанию,
направленностью на объект (под которым здесь нельзя понимать
реальность), или имманентной предметностью. Всякий феномен
содержит нечто как объект в себе, хотя способ этого отношения
всякий раз различен"» (Ibid. S. 366—367). Второе "ценное"
(wertvolle) определение Брентано Гуссерль усматривает в следующем:
феномены суть либо представления, либо покоятся на
представлениях как своем основании. При этом Гуссерль замечает: «Под
представлением в данном определении понимается, разумеется,
не представляемое содержание (предмет), но процесс
представления (das Vorstellen), акт» (Ibid. S. 370). Однако, полагает
Гуссерль, надо осуществить и размежевание с позицией Брентано.
Это размежевание — главным образом терминологическое (Ibid.).
(Более подробно позиция Брентано разбирается в конце II тома
Логических исследований, в приложении: LU П/2,227—244.)
Гуссерль считает, что Брентано оставляет смутным, чересчур
многозначным понятие "феномен" — до такой степени, что
создается неверное впечатление, будто всякое интенциалъное переживание
есть феномен. У Брентано получается, что «всякое интенциальное
содержание не только имеет отношение к предметам, но сам
предмет есть в известном смысле интенциональное
переживание» (Ibid. S. 371). У Брентано имеются формулы типа: «Всякий
психический феномен есть предмет внутреннего сознания». У
Гуссерля, как он деликатно выражается, есть серьезное сомнение,
что с таким тезисом можно согласиться. Главное несогласие
Гуссерля с Брентано, стало быть, в том, что предметная сторона не
отделена от актовой, не отделена от переживания; кроме того,
предметное ошибочно представлено как "реальная" часть акта.
Далее, Гуссерля не удовлетворяет, что у Брентано постоянно
встречаются "реалистически" звучащие положения относительно
(интенциональных) предметов и предметностей: они, де,
"вступают в сознание", "вступают в отношение". Так и интенциональ-
15-8214

450 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
ные переживания, по терминологии Брентано, "содержат в себе
нечто в качестве объектов" и т. д.
Итак, об идеальных — интенциональных — предметностях
Брентано часто говорит на языке, пригодном для эмпирического,
реального (real) мира вещей. Между тем "имманентная
предметность" как специфическая черта интенциональных переживаний
должна решительно исключить подобные "экзистенциальные",
"реалистические" термины и образы. «Интенциональные
переживания имеют то своеобразие, что они различным образом
относятся к представляемым предметам. Это они делают как раз в
смысле интенции. Некоторый предмет в них "мнится"
("положен" — gemeint), на него имеется "нацеленность" — а именно
способом представливания или одновременно вынесения
суждения (Beurteilung) и т. д. Здесь не заключено ничего иного, кроме
того, что наличны известные переживания, которые имеют
характер интенции и специально представляющей, судящей,
вожделеющей интенции и т. д. Здесь через переживание наличны (от
некоторых исключений мы отвлекаемся) не две вещи, т. е. не
предмет, который переживается, и наряду с ним интенциональ-
ное переживание, на него направленное; нет также двух вещей в
смысле части и охватывающего ее целого, но имеет место только
Одно, интенциональное переживание, существенной
дескриптивной характеристикой которого как раз и является
соответствующая интенция» (Ibid. S. 372).
Важно для феноменологии и следующее: наличие интенцио-
нального переживания какого-либо "имманентного" предмета
совершенно независимо от того, существует ли и может ли
вообще существовать данный предмет реально (real). Так, я
представляю себе бога Юпитера. Юпитер — представляемый предмет; он
"имманентно современен" (immanent gegenwärtig) акту
представления. «Я представляю бога Юпитера, что значит: я имею
известное переживание представления; в моем сознании
исполняется бого-Юпитеро-представливание (den-Gott-Jupiter-
Vorstellen)... И для сознания данное (das Gegebene) есть существенно
равное, независимо от того, существует ли представляемый
предмет, действительно ли он функционирует или, возможно,
является полностью бессмысленным. Я представляю Юпитера не иначе,
нежели Бисмарка, Вавилонскую башню — не иначе, чем
Кёльнский собор, правильный тысячеугольник — не иначе, чем
правильный тысечегранник» (Ibid. S. 373).
Устраняя ряд других, не обязательно связанных с Брентано
терминологических неточностей, Гуссерль напоминает: не
следует путать интенцию с вниманием. Ибо нацеленность на предмет

Часть VII: Ноэзис и ноэма
451
отнюдь не всегда сопровождается концентрированием внимания
на нем, прямой и сознательной рефлексией. В связи с этим
Гуссерль делает одно из самых важных замечаний, касающихся
феноменологической позиции, интенционального анализа, в
частности, смысла понятий "акт" и "характер акта": «Что касается...
разговора об актах, то здесь нельзя, естественно, думать об
изначальном смысле слова aktus; мысль о действовании
(Betätigung) должна просто пребывать
исключенной». И если, добавлено у Гуссерля в примечании, П. Наторп
возражает против того, чтобы вести речь о психических актах как
действованиях (Betätigungen) сознания или Я, то с ним нельзя не
согласиться6. «Мифологию действовании» (Mythologie der
Tätigkeiten) мы также отклоняем; мы определяем "акты" не как
психические воздействия, а как интенциональные переживания!»
(Ibid. S. 379). Но несмотря на все возможные терминологические
недоразумения, Гуссерль склонен не изобретать новое слово, а
все же использовать слово "акт", избегая при этом неприемлемых
толкований. (Потом, как мы знаем, Гуссерль некоторое время не
использовал слово "акт", но в Идеях I снова к нему вернулся.)
Итак, Гуссерль начинает свой интенциальный анализ с
введения понятия "интенциональное переживание", с его
объединения с понятием "акт" и затем переходит к проведению тонких
различий между актом, содержанием и предметом.
4. Гуссерль проводит тщательные и тонкие, притом вполне
оригинальные различения в отношении понятия содержания
акта. Устанавливается "различие между реальным содержанием
акта и его интенциональным содержанием" (Ibid.
S. 397). Эта формулировка, данная во втором издании Логических
исследований, уже является коррекцией первого издания, в
котором в начале фразы было сказано: "реальным, или
феноменологическим содержанием". В примечании Гуссерль критикует свою
раннюю позицию за то, что она исходила из "психологической
установки", и добавляет, что затем потребовались более точные и
глубокие размышления. (В качестве последних названы те части
из третьего раздела Идей I, где речь идет о ноэзисе и ноэме. К
этому вопросу мы еще обратимся.)
"Реальное" содержание акта — совокупность частичных
переживаний, описание которых является делом опытных наук о
сознании. Но теперь, предлагает Гуссерль, «сделаем поворот от
психологической, опытно-научной установки к установке
феноменологической, идеально-научной» (Ibid. S. 398). (Вот где, кстати,
уже вводится понятие "установки", одно из центральных в
последующем развитии феноменологии.) Поворот осуществляется
15*

452 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
опять-таки с помощью "исключения" естественно-научных
апперцепции и полаганий бытия. И вслед за этим — такое
пояснение Гуссерля: мы используем переживаемое, созерцаемое во
внутреннем опыте, и берем его с точки зрения реального состава
переживаний и в качестве «только на примере показанной
(exemplarischen) первоосновы для идеации; исходя из этого мы
усматриваем идеативно всеобщую сущность и сущностные связи —
идеальные роды переживаний различных ступеней всеобщности
и идеально значимые сущностные познания, которые,
следовательно, для идеальных возможных переживаний
соответствующих родов имеют значение a priori, в необусловленной
всеобщности» (Ibid. S. 398). Так мы и получаем точку зрения чистой
феноменологии, дескрипция которой характерна для идеальных
наук и которая чиста от всякого "опыта", т. е. сополагания
реального наличного бытия (Dasein) (Ibid. S. 399).
Чтобы рассмотреть вопрос об интенциональном содержании
"в смысле интенционального предмета", не нужно, напоминает
Гуссерль, никаких особых приготовлений. Например, мы
представляем себе дом, именно этот дом. Если мы берем предмет в
качестве предмета акта, или — что для Гуссерля здесь пока
тождественно—интенциального содержания, то возникает
необходимость нового различения: "предмет, как он интенди-
рован, и просто предмет, который интендирован"
(Ibid. S. 400). Первый аспект прямо относится к феноменологии;
второй, по Гуссерлю, к феноменологии непосредственно не
относится, хотя именно через отличение от него только и вычленяется
первый аспект. Сказанное Гуссерлем можно суммировать в
следующей схеме:

Часть VII: Ноэзис и ноэма
453
Схема 13. Содержание акта
А. Реальное
содержание акта
Интенциональное
содержание акта
В отличие от
реального
содержания акта
Предмет акта
как предмет,
который интен-
дирован
В отличие от ре-Х
ального предмета
Интенциональный
предмет — как он
интендирован
В отличие от
предмета, который
интендирован
Предметы как
коррелляты
частных актов
В отличие от "ч
множества
реальных
предметов
Предметность,
на которую
полностью и
целиком
направлен акт
В отличие от "\
предметов, на
которые
направлены частичные
акты
5. Одно из самых важных для Гуссерля различении — между
всеобщим характером акта (в силу которого он характеризируется
как представляющий, судящий, чувствующий, вожделеющий
и т. д.) и его содержанием, благодаря которому он характеризуется
как представление этого представленного, как суждение об этом
подвергнутом суждению и т. д. Тем самым обеспечивается новый
подход к проблеме содержания интенционального акта.
Благодаря такому различению два выражения: 2 х 2 = 4 и «Ибсен
считается основателем современного реализма в драматическом
искусстве» — являются утверждениями одного вида. «Это общее между
ними мы называем качеством суждений (Urteilsqualität)».
Но одно есть суждение об одном, а второе — о другом
"содержании". В этом случае следует, по Гуссерлю, говорить о материи
суждений. «Подобные различия между качеством и материей
мы проводим во всех актах» (Ibid. S. 411). При этом речь идет,
поясняет Гуссерль, не о таких разделениях и новых объединениях
составных частей актов, как "акт субъекта", "акт предиката" и

454 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
т. д. Здесь имеется в виду нечто совершенно иное. «Содержание в
смысле материи есть компонента конкретного актового
переживания (или: акта-переживания, Akterlebnisse), которое обще
этому акту с актами совершенно другого качества. Оно наиболее
четко выступает тогда, когда мы восстанавливаем ряд идентично-
стей, в которых меняются качества акта, тогда как материя
остается той же самой» (Ibid. S. 411—412). И для этого, говорит
Гуссерль, не нужно никаких особых действий. Мы ведь уже
говорили, что одно и то же содержание в одном случае есть
содержание простого представления, в другом — вопроса, в
третьем — суждения, затем — сомнения, желания и т. д. Тот, кто
предполагает, что на Марсе есть жизнь, и тот, кто по этому
поводу делает [утвердительное] высказывание, и тот, кто об этом
задает вопрос («есть ли жизнь на Марсе?») — имеет в виду одно и то же
содержание. Но что означает здесь: одно и то же содержание?
«Очевидно, что в различных актах интенционалъная предметность одна и
та же». (Ibid. S. 412). Дело, конечно, идет не о реальной, а именно
об интенциональной предметности. Не имеет значения вопрос о
"бытии" предметности, о том, реальна она или идеальна, — акт
все равно направлен на нее (Ibid.). То, что предмет является ин-
тенциональным, означает следующее: имеет место акт с
определенной, характеризующей его интенцией, которая в этой
определенности составляет именно то, что мы называем интенцией на
данный предмет (Ibid. S. 413).
«Отношение к предмету (Das sich auf den Gegenstand Beziehen)
— одна из специфических особенностей, принадлежащая
собственным существенным частям акта-переживания, и переживания,
которые это отношение демонстрируют, называются (по
определению) интенциональными переживаниями, или актами. Все
различия в способе предметного отношения
суть дескриптивные различия
соответствующих интенциональных переживаний» (Ibid.). К
этому важнейшему определению (в котором, кстати, акты опять-
таки отождествляются с интенциональными переживаниями)
Гуссерль добавляет некоторые уточнения. Отношение к
предметности не исчерпывает целостной феноменологической сущности акта.
Но при этом различия в таких отношениях могут быть
поставлены в связь с оттенками предметности. Так возникают "вариации"
первого рода. К ним могут быть присоединены вариации второго
рода. «Всякое качество следует комбинировать с любым
предметным отношением. Итак, эта вторая вариация касается второй,
отличной от качества, стороны в феноменологическом содержании
акта» (Ibid.).

Часть VII: Ноэзис и ноэма
455
Исследователи справедливо отмечают, что во всех этих
наметках Логических исследований уже предвосхищены будущие
различения полного интенционального анализа (через изучение связи
"ноэзис-ноэма"). Тем более важно самым конкретным и точным
образом проанализировать эти аспекты концепции Логических
исследований, не забывая, что идеи V раздела Первой части II тома,
посвященного концепции интенциональности, сам Гуссерль до
конца своей жизни продолжал развивать и совершенствовать.
Попытаемся суммировать и далее конкретизировать смысл
различений, имеющих место в разбираемых параграфах
Логических исследований. Гуссерль обращает внимание на различные
высказывания, которые интендируют один и тот же "предмет", но
делают это различным по содержанию образом (примеры:
равносторонний треугольник — равноугольный треугольник; длина
а + в и длина в + а). Это имеет место, когда мы пытаемся
одновременно зафиксировать качество и предметную направленность акта.
Или. возьмем, например, акты, связанные с идентичным с
"предметной" точки зрения содержанием (сегодня пойдет дождь;
хорошо бы, чтобы сегодня пошел дождь; пойдет ли сегодня дождь?),
но с различным предметным отношением, которое также не
предопределено материей акта. Отсюда более конкретное
определение материи акта: это «то в акте, что ему сообщает отношение к
предметности, а именно: это отношение в столь совершенной
определенности, что благодаря материи твердо определяется не
только предметное вообще, полагаемое актом, но также и способ,
каким оно им полагается. Материя — так мы можем далее
прояснить — есть лежащее в феноменологическом содержании акта
единство этого акта. Единство определяет не только то, что акт
схватывает какую-либо предметность, но и то, как [именно] он ее
схватывает, какие признаки, отношения, категориальные формы
акт в себе самом приписывает предметности. В материи акта
заключено и то, что предмет имеет в акте значение именно этой и
никакой другой предметности. Она в известной степени есть
смысл предметного понимания... который
фундирует качество (но безразличен к его различиям)» (Ibid. S. 415—416).
Одни и те же "материи" (Materien) никогда не могут давать
различные предметные отношения; но различные материи могут
давать одни и те же предметные отношения. В одном из наиболее
важных разделов интересующих нас текстов, в § 21 — после того,
как проведено строгое различение качества и материи акта, —
Гуссерль пытается снова привести данные моменты в единство.
Но если даже и сделать это, то обнаружится: взятые вместе, оба
момента не исчерпывают конкретного полного акта (Ibid. S. 417).

456 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Однако будучи неотъемлемыми составными частями акта и в то
же время не исчерпывая его, они являются, согласно Гуссерлю,
интенционалъной сущностью акта (Ibid.). В случае, если речь идет
об акте, где различены выражение и смысл, а затем специально
выделены акты, сообщающие смысл, Гуссерль считает
возможным говорить об особой сущности акта, который Гуссерль
обозначает труднопереводимым термином: bedeutungsmäßiges
Wesen, т. е. сущность, соразмерная значению (акта) (Ibid.).
Суммируем в следующей схеме главные моменты, касающиеся "материи" и
"качества" акта и демонстрирующие способ их введения в
феноменологию.
Схема 14. Материя и качество акта
• Уровень А | « Уровень В .
Материя акта
(в будущем
—ноэма)
Качество
акта
(в будущем
- ноэзис)
(конкретное переживание,
воплощенное в
конкретном суждении)
Конкретная специфика
именно данного акта
(например, "я вижу jf
КОШКу") ^''''
В отличие от всех
других актов (в том числе
и актов того же вида)
Конкретная специфика
данного вида актов по
сравнению с актами
других видов (напри- ^
мер, актов ви- ,*-''
дения и т. д.) s*''
В отличие от актов
другого вида (например, актов
суждения и т.п.)
(интенциональное
переживание)
Тип содержания акта
данного вида (на какую
именно
"предметность" и как на- ,з?
правлен акт) ^''*
В отличие
от других типов
содержаний и в
отличие от типов актов (в
отличие от качества
акта)
►
"Внутренняя
детерминация" актов
различных видов ^
В отличие от
конкретной специфики
данного акта и от типов
содержания (в отличие
от материи акта)

Часть VII: Ноэзис и ноэма
457
В этом кратком параграфе, посвященном проблеме интен-
циональности в Логических исследованиях, не было возможности
начинать с тех пунктов, с которых сам Гуссерль берет старт
феноменологического анализа — с языковых выражении как
"материального", объективированного слоя нередуцированного
("полного") феномена. В следующей ниже схеме подытожено
движение феноменологического анализа от выражения — через
значение — идеальное единство значения — к интенциональной
предметности. Эту тему продолжит Экскурс, причем внимание
будет сосредоточено на теме сопряжения акта, значения и
предметности. И тогда целый ряд интенциональных различений,
которые ранее были проведены, получат дальнейшее разъяснение.

458 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Схема 15: Анализ и тома Логических исследований
И ПРОБЛЕМА ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТИ
о.
о»
•е
о
■§
я
0)
s
о
я
■8
г
а
1
о
X
"полный феномен'
движение к
редуцированному феномену
к чистому акту

Часть VII: Ноэзис и ноэма
459
Экскурс. Современные исследования
феноменологов по проблеме интенциональной
предметности у Гуссерля
Прежде всего необходимо отметить, что параллельно новому
всплеску интереса к Логическим исследованиям в 90-х гг. XX в.
возросло число работ и дискуссий, посвященных теме значения и
предметности. Я не могу здесь входить во все детали этой
интереснейшей дискуссии. (Надеясь в будущем — если оно для меня
действительно наступит — обратиться к ней в планируемой
книге, посвященной гуссерлевским Логическим исследованиям). Сейчас
же я — продолжая ранее затронутую тему предметностей в
Логических исследованиях и имея в виду выход к проблематике
интенциональной предметности — обращусь к одному из лучших
произведений последнего десятилетия, книге Дж. Сольдати
'Значение и психическое содержание. Исследование по вопросу о язы-
ково-аналитической критике ранней феноменологии Гуссерля"
(Soldati G. Bedeutung und psychischer Gehalt. Eine Untersuchung zur
sprachanalytischen Kritik von Husserls früher Phänomenologie.
1994), причем ограничусь именно темой значения и
интенциональной предметности.
Сольдати дает весьма удачное на мой взгляд резюме гуссер-
левской теории значений и предметности. Представлю читателю
это пространное резюме, сформулированное в виде основных
тезисов (Ibid. S. 141,142,146,147,148—149). Прежде чем это сделать,
отмечу следующее. Тезисы, которые Сольдати помечает
индексами H 1—H 7 (они резюмируют I и II Логические исследования) и
которые мы сейчас непосредственно не разбираем, взяты для того,
чтобы прочертить общую связь гуссерлевского анализа.
(Читатель может получить более объемное представление об этом
разделе гуссерлевской ранней работы из моего обстоятельного
исследования: Мотрогиилова Н. В. Вычленение и анализ
предметностей сознания в феноменологии Э. Гуссерля [на материале
второго тома Логических исследований] / / Феноменология в
современном мире. С. 97—155).
Дальнейшие тезисы Сольдати (Н 8—H 41) относятся именно к
разбираемой теперь теме значений и предметностей, и
читателям (особенно интересующимся проблемой "присутствия" гус-
серлианства в дискурсе современных логиков и гносеологов, не
обязательно феноменологического направления) полезно
отнестись к ним самым внимательным образом.

460 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
По I и НЛогическим исследованиям
«Н 1: Всякое выражение (единичные термины, общие термины и
высказывания) заключает в себе как значение, так и предметное
отношение.
H 2: Значение выражения определяет его предметность.
H 3: Единичные термины с различным значением могут иметь один
и тот же предмет.
H 4: Общие термины с различным значением могут иметь одну и ту
же предметность.
H 5: Общие термины с различной предметностью могут иметь одно
и то же значение.
H 6: Различные высказывания с различающимся значением могут
иметь одну и ту же предметность.
H 7: Предметность какого-либо высказывания есть либо: а) предмет-
субъект (Subjektgegenstand), либо Ь) обстояние вещей (Sachverhalt).
По III Логическому исследованию
H 8: Предмет является составным, если он имеет части (§1).
H 9: Самостоятельные части целого именуются "кусками" (Stücke)
(что не надо понимать в материальном смысле. — Н.М.)
H 10: Моментами именуются несамостоятельные части целого (§17).
H 11: Самостоятельные части (Stücke) не обусловлены
существованием других частей целого. Нет ни одной части целого, которая
зависит от существования "кусков" (Stückes) (§ 5).
H 12: Несамостоятельные части (моменты) обусловлены
существованием других частей целого. Они зависят от существования других
частей (§ 10).
H13: Несамостоятельные части базируются на других предметах.
Мы говорим, что первые нуждаются в дополнении со стороны
вторых и что вторые — фундирующие в отношении первых.
H 14: Возможность связи между моментом и дополняющей его
предметностью установлена номологически. Следовательно, всякое
фундирование предполагает, что предметы позволительно расчленить
на родовые предметы — и, таким образом, действует закон: "для
всякого х, принадлежащего к роду А, имеет значение то, что он не
существует, если нет у, принадлежащего к роду В" (§ 7, § 10)
H 15: Разделение целого на "куски" (Stücke) произвольно и
субъективно, в то время как разделение его на моменты объективно (§19).
H 16: Имеются как логические, так и онтологические необходимости
(§ И, 12).
H 17: Между моментом и целым нет никакого дополнительного
звена, которое обеспечивает единство. Отношение фундирования оп-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
461
ределяется только единством. Единство — это категориальный
предикат (§ 22).
H 18: Всякий не-рациональный "реальный" предикат отсылает к
части предмета-субъекта (§ 2).
По V Логическому исследованию:
H 19: Обстояния вещей (Sachverhalt) невоспринимаемы (§ 28,33).
H 20: Единство какого-либо обстояния вещей зависит от
синтетического, конституирующего сознания (§ 36).
По VI Логическому исследованию
H 21: Реальные предметы определены временным отношением;
идеальные предметы "вневременны" (§ 8).
H 22: Идеальные предметы всеобщи, т. е. они могут быть
"реализованы" многими единичностями. В этом смысле они названы также
родами (Spezies) (§1).
H 23: Существует "первичное (примитивное) отношение" между
отдельными случаями и родами (Spezies) (§1).
H 24: Моменты — это отдельные случаи атрибутов (§ 11).
По IV Логическому исследованию:
Относятся к Г H 29: Значение как род (Spezies) "реализуется"
через некоторый реальный момент акта,
придающего значение (bedeutungsverleihendes Akt); (§ 7).
J H 30: Акты, придающие значение, могут быть про-
' стыми или составными. Они могут составляться из
многих актов, которые сами могут быть
моментами целого (§ 7).
Относится к v H 31: Мы различаем между категорематическими
синтаксису и синкатегорематическими (kategorematischen und
synkategorematischen) выражениями,
соответственно, значениями (§ 4, § 5).
Здесь надо сделать пояснение. Опираясь на Б. Болцано и
А. Марти, Гуссерль относит эти два термина к проблеме знаков,
которые сами по себе не имеют никакого значения, но
приобретают его только в связи с другим значением (например, слова
"отец", "вокруг", "тем не менее"; просьбы, приказы, вопросы). Но
Гуссерля скорее интересуют не логико-грамматические аспекты,
а их связь с актами, представлениями.
Относятся к H 32: Категорематическому значению соответст-
психологиче- вует момент самостоятельного акта, придающего
ским основам значение,
значения

психологическим основам
значения

462 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Относится к
теории
познания
Относятся к
семантике и
синтаксису
Относятся к
семантике
H 33: Синкатегорематическому значению
соответствует момент несамостоятельной части акта,
придающего значение (§ 7).
H 34: Категорематические значения, взятые в
отдельности, могут служить в качестве законченной
речи, а синкатегорематические — не могут.
H 37: Выражения определенной категории могут
заступать место выражений другой категории.
Тогда их значение претерпевает модификацию (§11).
H 38: При всякой модификации корень значения
остается неизменным (§11).
H 39: Не существует соответствия между
самостоятельными (несамостоятельными) значениями и
самостоятельными (несамостоятельными) пред-
метностями (§ 8).
H 40: Не существует отражательного отношения
между связью значения и связью предметности
(§2).
H 41: Между значением и выражением существует
полное соответствие: не может быть изменения
значения, которое не получило бы отражения на
языковой поверхности (§ 4)».
Хорошо сгруппированные у Дж. Сольдати
утверждения-тезисы гуссерлевских Логических исследований, на которые опираются
и Идеи I, позволяют нам снова рассмотреть и в важнейших
моментах уточнить интересовавшую нас в этой моей книге тему пред-
метностей. Работа Сольдати, кроме того, дает возможность
понять, в какой мере и в каких отношениях результаты
гуссерлевских исследований учитываются — принимаются или
отвергаются — в дискурсе современных феноменологов
логико-аналитического направления. Мы остановимся здесь лишь на некоторых
моментах этого широкого проблемного спектра.
1. Для Логических исследований, а также и для некоторых
параграфов Идей I характерно, что значение выражения понимается как
средство определения предметного отношения этого выражения.
Согласно Гуссерлю, выражение — «уже тем только, что оно [нечто]
значит, получает отношение к предметному... выражение
означивает (называет) предмет посредством своего значения;
соответственно, акт означивания есть определенный вид полагания
(Meinens) какого-либо предмета» (LU II/ I. § 13). Сольдати
следующим образом резюмирует соотношение логических теорий
(от Фреге до Даммита) и этих исходных тезисов Гуссерля: «Дам-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
463
мит полагает, что такой же взгляд можно распознать у Фреге — и
решительно нападает на него... Если значение есть способ
данности предмета, то его нельзя предпосылать определению
предмета. Отсюда следует, что референтность (Referenz) есть свойство не
значения, а выражения. Это имеет для Даммита важное
методологическое следствие: теория значения должна исходить из
теории референтности языковых выражений, а не наоборот. Если
Даммит имеет основание утверждать, что метафора способа
данности — по указанным основаниям — исключает разговор о
способе полагания, то приписывать ее Гуссерлю необосованно. У
Гуссерля нет такого понимания, будто теория значения должна
исходить из теории референтности; и он не высказывает
убеждения, что предметность принадлежит только (или первоначально)
языковым выражениям» (Soldati G. Op. cit. S. 141).
В самом деле, мы уже убедились, что движение от выражений
— через их значение и смысл (что является важным для Гуссерля,
в отличие от Фреге, различением) — к предметности Гуссерль
избирает лишь как один из возможных способов придвинуться к
теме предметностей. В Идеях I, как мы видели, предметность
дается особыми способами усмотрения, тем самым становясь
предметностью сознания.
2. Определенные споры и разногласия современных авторов
вызывает гуссерлевское понятие Sachverhalt, которое я, примыкая
к К. С. Бакрадзе, перевожу словосочетанием "обстояние вещей", а
не "положение вещей", как у А. В. Михайлова (ибо у Гуссерля
слово Sachlage тоже употребляется, причем иногда оно заменяет
Sachverhalt, как случилось во втором издании Исследований с § 12
III Исследования). Сольдати справедливо отмечает: «Выражение
"обстояние вещей" ("Sachverhalt") напоминает, естественно, о
Логико-философском трактате Витгенштейна, где оно играет
центральную роль... Следует подчеркнуть, что Гуссерль иногда
говорит и о значимости обстояния вещей (Geltung eines
Sachverhaltes). Раинах пишет об этом: «Гуссерль пользовался
характеристиками "истинное" и "ложное", которые он в /—V
Исследованиях применял в том числе и к обстояниям вещей; в VI
Исследовании он перестал это делать..."» (Soldati G. Op .cit. S. 141).
Сольдати полемизирует с Гуссерлем. Понятие Sachverhalt у
основателя феноменологии остается неясным и противоречивым.
«Тот факт, что Гуссерль подчеркивает невоспринимаемость об-
стояний вещей, заставляет думать, что он понимает Sachverhalten
как "идеальные" предметы. В самом деле, Гуссерль утверждает,
что "восприятие" [в узком смысле] направлено только на
индивидуальное, следовательно, временное бытие (VI LU. § 45). Вопрос

464 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
о способе, каким даны идеальные сущности (Entitäten), подробно
дискутируется в Логических исследованиях» (Ibid. S. 141).
По поводу тезисов H 21—H 24 Сольдати приводит следующее
рассуждение современного автора Кевина Маллигана: «Обстоя-
ния вещей (Sachverhalt, неудачно переводимое как states of affairs.
— H. M.) и родовые единства (Spezies) являются идеальными
сущностями... Мы можем следующим образом передать
онтологические установления Гуссерля: мир есть целостность объектов
— темпоральных или идеальных — и обстояний вещей; каждое
базисное обстояние вещей содержит по крайней мере один
идеальный объект (или атрибут). Если нечто связано с чем-то
еще, если объекты соотносятся друг с другом , то это значит, что
они принадлежат к [какому-либо] обстоянию вещей» (Mulligan К.
Husserl on States of Affairs in the Logical Investigations P. 225—226).
3. Сольдати справедливо указывает на разграничение в
Логических исследованиях (Bd. П. Т. 1 § 11—12) логических и
онтологических необходимостей, соответственно формальных и
содержательных (sachhaltigen) понятий, соответственно
формальнологических и формально-онтологических категорий. Мы уже
неоднократно, под разными углами зрения, обсуждали эту тему.
Полезна следующая схема Сольдати (которую я несколько
корректирую по тексту Гуссерля):
Схема 6: Категории
Понятия (категории)
Формальные Материальные
Формально-
Формальнологические, онтологические,
или категории зна- или "предметные
чения категории"
Понятие, предложе- Нечто, предмет, от- Дом, дерево, цвет,
ние, истина, субъект, ношение, связыва- звук, пространство,
предикат, имплика- ние, численность, ощущение, чувство
ция, конъюнкция, часть, целое и т. д.
негация
4. Утверждения H 29—H 41 Сольдати разбирает в разделе
своей книги, озаглавленном "Семантическое связывание: категории
значения". Ему предпослана следующая преамбула: «В IV
Логическом исследовании Гуссерль исходит из применения нашего
всеобщего различения между самостоятельными и
несамостоятельными предметами к области значений — с тем, чтобы
сформулировать "закон усложнения значений", которого требует
"единство смысла"» (IV LU: Einleitung). Дисциплину, которая устанавли-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
465
вает, какие связывания дают единый смысл, Гуссерль называет
учением о форме значений (§ 10), или чисто-логической грамматикой
(§ 14). Набросок ее имеется уже в Grammaire générale et raisonnée
Пор-Рояля. Гуссерль, во всяком случае, думает о
полномасштабной теории, которая установила бы возможные (разрешенные)
модификации и определила бы для каждого связывания,
соответственно, модификации категорию сохраняемого выражения»
(Soldati G. Op. cit. S. 148)
Подробно обсуждая концепцию единичных и общих
терминов Гуссерля, Сольдати сопоставляет ее с концепциями
Витгенштейна, Фреге (Ibid. S. 150—151) — и главным образом отличает
от них.
5. В качестве иллюстрации к характеру современных
трактовок гуссерлевской теории предметности, поскольку она
относится к чистой грамматике, приведу дискуссию вокруг известного
§ 36 V Логического исследования Гуссерля. Там Гуссерль берет в
качестве объекта анализа суждение: «Селяне (сельские хозяева)
радуются, что наконец выпал дождь». «Поразмышляем над этим
примером, — приглашает Гуссерль. — На вопрос, чему радуются
селяне, следует ответ: [радуются] потому, что... или, тому
факту, что наконец выпал дождь. Следовательно, обстояние
вещей, положенное в модусе его бытия, есть предмет радости,
или субъект, о котором делается высказывание. Этот факт мы
можем обозначать по-разному. Мы можем (как и применительно
к другим предметам) просто сказать: "это", или этот факт, или,
определяя несколько конкретнее, сказать: факт выпавшего
дождя, выпадение дождя и т. д. — и среди таковых — именно то
высказывание, которое фигурировало в примере: "что выпал
дождь". Из такого сопоставления становится ясно, что эта
предложение есть имя (Name) в точности всех других связанных с
именем (nominalen) высказываний о факте, и что оно вообще не
отличается от других имен в смыслодающих актах. Точно так же
как и они, это выражение именует (nennt) и, именуя,
представляет (stellt er vor); и подобно тому как другие имена
именуют вещи, свойства, это имя именует (соответственно
представляет) обстояние вещей, а конкретнее, специальнее —
эмпирический факт» (LU II/1,472).
В качестве продолжения и интерпретации гуссерлевского
анализа Сольдати предлагает различить следующие высказывания:
(10) Дождь выпал.
(11) То, что дождь выпал, радует селян.
(12) Выпадение дождя радует селян.
(13) Селян обрадует, что выпал дождь.

466 H. В. Мотрошилов а « Идеи I Эдмундл Гуссерля»
На примере этих высказываний Сольдати поясняет различие
между Гуссерлем и Фреге. у Фреге «придаточное предложение в
качестве значения не обладает ценностью истины... Вспомним,
что у Фреге f-значение совпадает с гуссерлевской предметностью,
а не с гуссерлевским значением. Следовательно, тезис Фреге
состоит в том, что в предложении (13)... имеет значение
первоначального предложения (10) в качестве предметности.
Высказывание (13) выражает отношение между селянами и значением
предложения (10).
Гуссерль не сказал бы, что придаточное предложение
выражает собой значение. На основе предложенной здесь
интерпретации он сказал бы, что субъект предложения (11) означивает
модифицированное значение придаточного предложения (13). Если
эта интерпретация верна, то грамматический субъект
предложений И и 12 означивает не одну и ту же предметность. Обе номи-
нализации имеют различные предметности» (Soldati G. Op. cit.
S. 160).
Весьма полезно и последующее суммирование Логических
исследований у Сольдати, тем более, что оно впрямую относится к
теме интенциональности:
По V Логическому исследованию:
H 42: Интенциональное содержание акта состоит из предмета,
материи и качества (§ 16).
H 43: Качество и материя — несамостоятельные части (моменты) акта
(§20,31,32).
H 44: Акты с одним и тем же качеством и идентичной
предметностью могут иметь различную материю, но акты с одной материей
никогда не могут иметь различную предметность (§ 20).
H 45: Материя есть способ (Weise) предметного отношения. Она
сообщает акту его предметное отношение. Она определяет предмет
(§ 20).
H 46: Низший род (Gattung) актов, материя которых определяет
предмет, это род объективирующих актов (§ 38).
H 47: Объективирующие акты различаются соответственно качеству
или материи. В первом случае различают полагающие или не-
полагающие (setzende и nicht-setzende) акты, во втором случае —
номинальные и пропозициональные акты. Эти два различения
пересекаются (§ 34,38).
H 48: Полагающие акты придают предмету ценность сущего (§ 34).
H 49: Номинальные акты — однолучевые, тетические и выражаются
именами. (Кстати, об интенциональности в номинальных, т. е.
называющих актах Гуссерль говорит: акт прямо указывает на предмет ак-

Часть VII: Ноэзис и ноэма
467
та — как бы "одним лучом" направляясь на предметность, подобно
тому как на предмет указывают пальцем. § 38 ff. — H. M.)
Пропозициональные акты — многолучевые, синтетические и выражаются
высказываниями (§ 36, 38).
H 50: Переход от полагающих актов к не-полагающим определяет
модификацию качества. Она существует и в случае номинальных, и в
случае пропозициональных актов (§ 38).
H 51: Переход от пропозициональных к номинальным актам того же
качества определяет модификацию материи (§ 37,38).
H 54: Только простые номинальные акты являются
самостоятельными объективирующими актами (§ 38,42).
H 55: Все простые акты номинальны (но не наоборот) (§ 42).
H 56: Единство качественных сложных актов осуществляется
благодаря фундированию. Например, радость, печаль, желание
фундированы благодаря суждению (§ 42,43).
H 57: Всякое интенциональное переживание или само есть
объективирующий акт или фундировано в этом акте. В последнем случае
объективирующий акт составляет часть интенционального
переживания, причем совокупная материя первого одновременно есть
совокупная материя второго (§41).
H 58: Одни и те же слова и словесные образования сохраняют в
различных качественных связях свой идентичный смысл, если лежащие
в их основании акты имеют ту же материю (§30).
H 59: Единство качества и материи акта — это его интенциональная
сущность. В случае актов, придающих значение, это сущность,
соразмерная значению (das bedeutungsmässige Wesen) (§21).
H 60: Качество и материя не исчерпывают [всего] акта. Жизненность,
полнота и ясность в отношении предмета также принадлежат акту.
Но они не относятся к интенциональной сущности (§ 21).
Полезна и следующая схема Сольдати (которую я дополнила
своими уточнениями):

468 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Схема 16. Переживания
Переживания
Необъективирующие акты Объективирующие акты
(радость, желания, воления) (представления, принятые за
истину)
Различное качество Различная материя
/ \
Полагающие Не-полагающие
Пропозициональные Номинальные
\
Предложение Составные Простые
/ \
Общие термины Единичные
Номинализированные термины
предложения
В заключение данного экскурса я сделаю небольшое
пояснение, касающееся понятия //смысл,/. В Логических исследованиях оно
встречается редко и, в основном, тождественно или параллельно
термину "значение". Дополнительный оттенок: когда через
значение выражения осуществляется переход к предметности, то на
первый план выступает значение как смысл данного выражения.
Например, когда Гуссерль проводит уже известное нам
различение качества и материи акта, то он пишет: «В материи акта
заключено то, что предмет акта имеет именно это и никакое иное
значение; материя есть в известном отношении смысл
предметного понимания, который фундирует качество акта (и
который безразличен к другим различиям). Или, короче, это
смысл понимания. Одни и те же материи никогда не могут давать
различные предметные отношения; но различные материи могут
давать одно предметное отношение» (LU II/1) 7. В последние
годы эти оттенки, связанные со "смыслом", привлекли внимание
исследователей по трем главным причинам: 1) усилился интерес
к теме "Гуссерль—Фреге", и поэтому термин "смысл", который

Часть VII: Ноэзис и ноэма
469
использовали (возможно, маргинально) оба мыслителя, стал
усиленно акцентироваться; 2) в связи с современными
логико-лингвистическими разработками похвальное намерение
актуализировать сходные исследования Гуссерля также высветили тему
"смысла"; 3) сам Гуссерль в Идеях I стал чаще употреблять
понятие "смысл", в частности в контексте ноэматического анализа.
Преобразование интенционального анализа
в Идеях I
Об одном из важнейших изменений уже говорилось: Гуссерль
счел, что в Логических исследованиях он односторонне
сосредоточил внимание на "актовой" стороне интенциональности, на
качестве акта. И хотя, как мы видели, предметная сторона — или
материя акта — тоже была привлечена к рассмотрению, этот
предметный (содержательный) момент исследовался, по мнению
основателя феноменологии, в совершенно недостаточной
степени. В Идеях I положение меняется. Вместе с различением ноэзиса
и ноэмы, с подробнейшим анализом ноэмы, с высвечиванием но-
этико-ноэматического отношения теория интенциональности
существенным образом обогащается.
I. Прежде всего уточняется "актовый характер"
интенционального переживания, или то, что в Логических исследованиях
именовалось качеством акта. Имеется в виду привлечь к
рассмотрению все разнообразие интенционалъных актов — восприятий,
воспоминаний, вопрошаний, сомнений и т. д. «Структурное
единство, которое связывает друг с другом эти различные модусы
осуществления вопрошания, сомнения и т. д., в Логических
исследованиях еще не приводится к отчетливой ясности. Впервые'в
Идеях I {% 103 и далее) дается ясный ответ на эти вопросы, и
определенные сомнения, желания, вопрошания и т. д. рассматриваются
как модализация способа полагания интенционального
предмета» (Bernet R., Kern I Marbach, E. Op. cit. S. 89).
Специалисты считают, что интерпретация актовой (ноэтиче-
ской) стороны переживания обогащается. Во-первых, кроме
"познавательных" интенциональных актов к рассмотрению все чаще
привлекается также акты воления и чувствования. Во-вторых,
применительно ко всем этим актам Гуссерль разрабатывает тему
"доксических характеров", т. е. присоединения модальностей
уверенности (в бытии), сомнения, вероятности, вопрошания. Еще
в Логических исследованиях (V Исследование) Гуссерль ставил вопрос,
как различаются между собой два акта: тот, в котором мы
осуществляем "просто представление", и тот, в котором мы верим, что

470 H. В. Мотрошилова «Идеи 1 Эдмундл Гуссерля»
представление осуществляется. Но именно в Идеях I эти стороны
интенциональных актов, или переживаний, привлекают особое
внимание Гуссерля.
В ходе текстологического анализа Идей I мы установили, что
Гуссерль говорит о "модификации нейтральности "как
универсальной, изначальной модификации сознания как такового. «В
самом низу лежит перво-докса (перво-верование, Urglaube)
воспринимающего сознания, к которому восходят все модификации
верования (полагания, предполагания, сомнения, вопросы и т. д.)
именно как доксические модальности первоверования. Также и
недоксические акты (необъективирующие в смысле Логических
исследований, например, желания, вожделения, радостные
состояния и т. д.) интенционально указывают на перво-доксу.
Обобщение заключается в том, что Гуссерль понимает все акты как
полагающие (setzende, тетические), причем доксические акты
образуют специальный класс актов, полагающих бытие (seinssetzenden);
полагающие акты имеют противоположный им полюс в
нейтральных актах... (ср. § 109 и § 117)» (Ibid. S. 137).
Действительно, Гуссерль ко времени Идей I (в том числе и в
целом ряде предшествующих рукописных текстов, долго
остававшихся неопубликованными) провел множество исследований,
касавшихся дробных дистинкций, которые затрагивали
качественные стороны актов, т. е. их — в терминологии Идей I — ноэти-
ческую сторону.
1. В анализе наметились не только различения между общими
(типа восприятия), волевыми, чувствующими (Gemüts-) актами
(соответственно между гносеологическими, аксиологическими,
праксеологическими и т. д. подразделами феноменологии).
Каждая из найденных разновидностей в процессе их
феноменологического исследования испытывала все более дробные
дифференциации. Так, Гуссерль специально исследовал не только акты
восприятия (которым мы по понятным причинам уделили особое
внимание), но и акты воспоминания, фантазии, образного
сознания и др. Одновременно он как бы "пересек" все эти акты еще
одной, если так можно выразиться, "ноэтической плоскостью"
анализа, о которой только что говорилось: характеристиками всех
исследованных и в принципе возможных актов (и их подвидов)
стали моменты либо (уверенного) полагания бытия, либо
модификации возможности, сомнительности, предполагания и т. д.
Представляла бы немалый интерес текстологическая работа,
направленная на то, чтобы (хотя бы) перечислить все многообразие
актов, которые в период подготовки Идей I и в самом этом
произведении привлекли внимание Гуссерля (причем некоторые из

Часть VII: Ноэзис и ноэма
471
них более углубленно осмысливались самим основателем
феноменологии, другие — его учениками, последователями в
феноменологии, а иногда — в психологии). Такое обобщение никем из
исследователей феноменологической философии пока
полностью не проделано. Между тем впечатляет богатство актовых
оттенков, о которых идет речь в сочинениях и рукописях Гуссерля.
Кроме "классических" актов — восприятия, воспоминания,
фантазии, актов cogito, актов суждения и т. д. — специально
выделяются и исследуются: образное сознание, а также такие модусы
сознания, как сомнение, вопрошание, одобрение, предпочтение,
наслаждение и отвращение, признание, согласие и т. д. При этом
каждый из актов тоже берется в различных ракурсах и
разворотах. Так, восприятие исследуется как "трансцендентное", т. е.
направленное на внешний сознанию объект, и как "имманентное"
восприятие идеальных содержаний (например, геометрических
фигур). Гуссерль уделил внимание такому моменту сознания, как
"схватывание" (Erfassen) — и опять-таки в его различных
разновидностях (тематическое, номинальное, специальное Erfassen.)
В общей форме представляется оправданным высказать
следующий принципиально важный тезис: можно взять любой
глагол или любое существительное, в которых выражается
некоторая типологически различимая операция сознания — и мы
получим достойный феноменологического исследования акт, модус
сознания, или ноэтический оттенок интенционального сознания.
Одобрять, любить, поощрять, подбадривать, соглашаться,
противоречить, решать, сомневаться, вопрошать, верить,
фантазировать, проектировать, волноваться, радоваться, оценивать, желать,
вожделеть, доказывать, защищаться, обвинять... этот (в потенции
бесконечный) перечень глаголов, связанных с ноэтическими
сторонами актов сознания, в согласии с Гуссерлем может быть (через
специальные сложные процедуры) превращен в феномен и стать
опорой при исследовании ноэтической стороны интенциональ-
ности.
2. Одновременно Гуссерль проанализировал (в тексте Идей I,
но еще более в различных рукописях к лекциям, теперь частично
опубликованных) отдельные моменты, аспекты, "механизмы"
переживаний именно как актов, т. е. как сторон ноэзиса. Так,
анализируя тончайшие аспекты различия между восприятием и
фантазией, он указал на момент Auffassung, т. е. сопутствующего
понимания, воздействующего на чувственные, гилетические
элементы. Он также подчеркнул, какое огромное значение имеет
аспект Vergegenwärtigung, т. е. осовременивания, реактуализации в
любом акте, так или иначе основанном на восприятии. Вот ха-

472 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
рактерное высказывание Гуссерля, относящееся к 1909 г.: «Я
опирался на схему [различения] содержания понимания и самого
понимания (Auffassung), и это, конечно, имело свой смысл. Но
мы не имеем в случае восприятия, в нем как в конкретном
переживании, сначала цвет как содержание понимания и лишь затем
характер понимания, который производит явление. И равным
образом в случае фантазии мы не имеем сначала цвет как
содержание понимания и затем еще как измененное понимание,
которое производит явление фантазии. Напротив: "сознание" сплошь
(durch und durch) состоит из сознания, и ощущение, как и фан-
тазма — это "сознание". Ведь мы [с самого] начала имеем
восприятие как состоящее из впечатлений (impressionales) изначальное
сознание современности, как здесь-само-сознание (Selbst-da-Be-
wusstsein) и т. д. и фантазию (в том смысле, в каком она
противоположна восприятию) как непродуктивно модифицированное
современное сознание, сознание того же вида: как здесь-само, равным
образом актуального, актуальной, современной фантазии» (Hua
ХХШ, 256 ff.). Иными словами, "рациональный" момент
понимания не содержится в "чувственном" акте (восприятии, фантазии
и т. д.) как нечто "пришедшее после", а с самого начала сплавлен
с самим сознанием, его актуальностью "здесь" и "теперь".
3. Одной из пересекающих плоскостей анализа переживаний
становится разделение на актуальные и потенциальные переживания.
Вспомним, в Идеях I Гуссерль не раз обращал внимание на этот
аспект (§35, ИЗ и др.). Соответственно интенциональное
сознание Гуссерль характеризует как "имплицитное", т. е.
подразумеваемое, или "эксплицитно" — интенциональное. Так, не всякое
cogito, разъясняет Гуссерль, есть cogito явное; кроме того,
окружающий горизонт данного эксплицитного переживания сам
может быть переведен из неявной формы в явную 8. Для нашей
темы важно, что переведение переживаний на "передний план"
сознания подразумевает экспликацию момента "сознание о...",
т. е. интенциональности.
Более того, как разъясняет Гуссерль в Идеях I, к самой сущности
потока сознания "бодрствующего Я" принадлежит такая цепь cogita-
tiones, т. е. актов cogito, которые постоянно готовы перейти в модус
актуальности; и наоборот, ряд переживаний готовы перейти в
неактуальную форму. Приведу взятую из книги А. Димера "Эдмунд
Гуссерль" полезную схему, поясняющую соотношение
актуальности и неактуальности переживаний.

Часть VII: Ноэзис и ноэма
473
Схема 17. Актуальность — Неактуальность
Актуальность
Внимание
"Ядро"
Активность
Patent (offenes) — открытое
Экспликация
Перцепция
Современность, актуализация
(Gegenwärtigung)
Презентация
(Diemer A. Edmund Husserl
Неактуальность
Задний план
Горизонт, пустой горизонт
а) внешний и внутренний
горизонт;
б) различение в соответствии с
"близостью" — "дальностью"
и т. д.
Возможность и превращение в
возможность
Потенциальность
Пассивность
Латентное (скрытое)
Импликация
Апперцепция
Осовременивание
(реактуализация)
Аппрезентация
S. 68—69).
II. И все-таки наиболее важное изменение, которое затрагивает
тему интенциональности, связано в Идеях I с ноэмой и ноэмати-
ческим анализом. Исследователи верно отмечают, что все
богатство такого анализа представлено в гуссерлевских манускриптах,
а не только в самом тексте Идей I. Еще в Лекциях 1907 г.
(опубликованных во II томе Гуссерлианы) основатель феноменологии
писал о "чудесной корреляции между познавательными
феноменами и объектами познания" и призывал наиболее подробно и
обстоятельно "описать" (в феноменологическом смысле) все
такие коррелятивные отношения (Hua II, 12).
По существу, интенциональность, поскольку она затрагивает
интендированную предметность, подразумевает все те
многообразные оттенки, которые мы уже рассмотрели в разделе о ноэме.
Есть основания полагать, что после написания Логических
исследований Гуссерль пребывал в постоянной неудовлетворенности по
поводу того, как был прояснен именно предметный момент
интенциональности. Мы уже отмечали: простое указание на
предметную направленность, нацеленность интенционального ана-

474 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
лиза, а также на то, что предметность сознания не тождественна
объекту вне сознания — эти аспекты темы интенциональности
были акцентированы задолго до Гуссерля и могли,
действительно, казаться банальными, особенно после того как сам основатель
феноменологии четко высветил роль Брентано в обновлении
понятия интенциональности, заимствованного у средневековых
схоластов.
Читатель должен учесть: а) Гуссерль проводит различие
между ноэтическим и ноэматической рефлексиями (§ 148 Идей J);
отсюда следует, что при всей взаимосвязи, корреляции ноэтическо-
го и ноэматического интенциональный анализ может
исследовать каждую из этих сторон специально, в относительной
самостоятельности; б) все то, что в этом разделе говорилось о поэме и но-
эматическом анализе, есть органическая и важнейшая составная часть
темы интенциональности, как она разрабатывается в Идеях I. (К этой
проблематике относятся и приведенные ранее схемы, презенти-
рующие параллелизм, связь, но и различия ноэтической и
ноэматической сторон интенциональности).
Проблема "чистого Я" в Идеях I
III. Другое — наряду с ноэматическим поворотом —
существенное дополнение к теме интенциональности, которое Гуссерль
делает в подготовительных материалах к Идеям I9, в самом этом
произведении, но особенно в последующие периоды своего
творческого развития, касается темы Я, Ego как важнейшего (третьего)
интенционального "полюса". О негативном отношении Гуссерля
к чистому Я в Логических исследованиях ранее уже упоминалось —
как в общей форме говорилось и о том, что в Идеях I положение
изменилось, и существенно 10. Впрочем следы новых
размышлений Гуссерля, уже в позитивном смысле посвященных проблеме
чистого Я, мы находим в лекциях по проблеме времени 1905 г., а
также в других манускриптах, предшествовавших Идеям I. «Две
совершенно различные линии статического анализа
переживаний сознания в период, предшествовавший Идеям I, толкали
Гуссерля к тому, чтобы — в рамках осуществления
феноменологической редукции — принять к рассмотрению также и
субъективную направленность на Я-субъект этих чистых переживаний: 1) в
качестве принципа единства одного потока сознания в его отгра-
ниченности от другого потока; 2) в качестве определенности
точного понятия cogito как акта Я» (Bernet R., Kern L, Marbach E.
Op. cit. S. 190).
Эти обе темы представлены в Идеях I. Вспомним, в процессе
текстологического анализа мы уже говорили о том, как Гуссерль

Часть VII: Ноэзис и ноэма
475
(в § 77, 80 и других) мыслит осуществить поворот рефлексии Я к
самому себе. Ведь «всякое я переживает свои переживания, и в
них [квази]реально и интенционально заключено очень многое»
(Hua III, 177). И, в частности, то, благодаря чему можно вычленить
и сделать предметом анализа "отношение переживаний к
чистому Я" (так называется § 80 Идей Г). «Всякое "с о g i t о ", любой акт в
обозначенном смысле характеризуется как акт Я, он "исходит из
Я", он "актуально" "живет" в нем» (Ibid. S. 194). Ведь это Я нечто
воспринимаю, это Я нечто воспоминаю, Я фантазирую,
"устремляясь в некий сфантазированный мир"; Я мыслю, выношу
суждение и т. д. И хотя структура "Я как естественный человек" также
подлежит выключению через процедуры редукции, саму форму
cogito и его отнесенность к Я исключить невозможно.
В процессе предпринятого в Идеях I обновленного интенцио-
нального анализа одним из первых важнейших различений
оказывается следующее: между самим переживанием (das
Erlebnis selbst) и чистым Я процесса переживания
(Ibid. S. 195). Благодаря этому в сфере переживания различены
субъективно- и объективно-ориентированные
стороны (Ibid. S. 196). Очень важно следующее указание
Гуссерля: феноменологические исследования ориентированы на
"чистую субъективность" и на конституцию объективности для
субъективности. «Нам надо будет, — разъясняет Гуссерль, —
многое сказать об "интенциональных отношениях" переживаний
(соответственно чистого Я, осуществляющего переживания) к
объектам и о многих компонентах переживаний и
"интенциональных коррелятах", с этим связанных» (Ibid.). Правда, Гуссерль
отмечает, что в такого рода анализах оказывается возможным до
поры до времени не углубляться в тему чистого Я и его участия
(Beteiligung) в интенциональном процессе. И все же время
поворота к Я в общем контексте проблематики интенциональности
обязательно приходит.
В чем же, говоря обобщенно, заключается роль "Я-полюса" в
интенциональном отношении и соответственно значение
анализа чистого Я в феноменологии?
1. "Чистое Я" — это обозначение единства, завершенности
(Abgeschlossenheit), целостности любого сознания как
определенного, одного потока, как моего сознания. Устанавливая это
(например, в рукописях Ms. ВП 19, 1912, S. 29b; в Hua XIII, 155, 186, 219,
221 и др.), Гуссерль упоминает о немалой трудности. Ведь поток
сознания как целое никогда не дан нам непосредственно; мы ре-
актуализируем прошлые переживания и впечатления в форме
воспоминаний разного вида. Однако несомненная связь всего по-

476 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
тока, неотрывность от него отдельных переживаний делает
оправданной постановку вопроса о его единстве. Гуссерль исходит
из того, что формой для обеспечения такого единства как раз и
является "феномен возможной Я-идентификации (возможного
Dabeiseins, т. е. бытия одного и того же Я при потоке) в актуально
осуществляющемся и реактуализирующемся сознании".
Рассуждения, которые Гуссерль в связи с этим предпринимает, весьма
трудны для понимания. Если попытаться распутать сложную вязь
категориальных определений, относящихся к интенциональному
полюсу Я, получится такая картина.
А. В потоке сознания имеется великое множество
осовременивании cogitationes, т. е. осовременивании актов cogito,
протекающих в виде воспоминаний или ожиданий-предвосхищений. Часть
этих актов является реактуализациями Я (Ichvergegenwärtigun-
gen). При этом и через первые, и через вторые реактуализации
"простирается идентифицирующее Я" (eine identifizierende
Erstreckung des Ich). Иными словами, в сознании действует внятный
механизм приведения потока сознания в единство — через
идентификацию "моего Я", как бы "растянутого", "простертого" над
всем потоком. И здесь есть изменения по отношению к Я, взятому
в естественной установке 10а.
Б. Одновременно Гуссерль предостерегает против того, чтобы
"высшего субъекта", который осуществляет — в виде некоего
наложения (Deckung) — упомянутую идентификацию (Hua XIII,
303) хоть в какой-то мере отождествлять с "эмпирическим
субъектом, с тем или иным телом, с субъектом (человеком), одаренным
группой определенных личностных свойств" (Ibid. S. 296). То Я, с
которым имеет дело феноменология, тоже мыслится как
наделенное "телесностью" (Leiblichkeit) и личностными
характеристиками, но последние берутся в "неопределенности", в
феноменологической чистоте. В одной из рукописей (Ms AIII4: S. 58b)
Гуссерль пишет: «Это не только Поле-сознания-Времени (ein
Bewusstsein-Zeit-Feld) как поток переживаний... но: очевидная
идентичность дает осознание отношения к пункту единства», т. е.
именно к чистому Я (См.: Bernet R., Kern L, Marbach E. Op. cit. S. 191,
192). Итак, референтами понятия феноменологического чистого
Я не являются конкретно-эмпирические, вполне определенные
индивидуальные человеческие существа, с которыми (в эмпири-
стских концепциях) нередко отождествлялось философское Я,
философский субъект познания. Феноменологическому Ego
соответствуют, как мы видим, сложные процессы идентификации Я с
самим собой, объединения потока сознания именно как потока моего
сознания.

Часть VII: Ноэзис и ноэма
477
Несмотря на то что это звучит весьма учено и абстрактно,
Гуссерль имеет в виду действительное существование, обязательное
протекание таких процессов "Я-идентификации" в любом
человеческом сознании. Он и берет их во всеобщем чистом виде, в
свободе от всякой конкретики и эмпирии. Здесь есть
определенное сходство с кантовским анализом — с той его частью, где
различены эмпирическое и трансцендентальное единство
апперцепции и показано, что без тождества Я невозможно представить
себе единство, связность любых актов сознания. (Например,
созерцание процесса превращения воды в лед возможно лишь при
условии, что в обеих "точках" созерцания и между ними
сохраняется тождество Я, осуществляющего процессы созерцания.)
в) Однако в понимании Я, "чистого Я" Гуссерль существенно
отклоняется не только от эмпиризма, но и от кантовского, а также
неокантианского трансцендентализма.
Из того, что было сказано раньше об углублении основателя
феноменологии в философию Канта, о контактах Гуссерля с
представителями неокантианских школ, становится ясно, почему
в Идеях I размежевания с этими философскими направлениями
несколько затушевываются. (И почему, в частности, снимаются
возражения в адрес концепции "чистого Я" П. Наторпа).
Причины этого — отчасти содержательные. В Идеях I Гуссерль
устанавливает: можно не соглашаться с определенными трактовками
"чистого Я" (и потому подвергать их редукции); но редуцировать
из сознания процессы и структуры самоидентификации,
обобщенно обозначаемые понятием "чистого Я", не только
неразумно, но вряд ли возможно в принципе. При этом Гуссерль бьется
над трудностью, которую осознавал еще Кант. В сознании, по
Канту, есть такая структура, как трансцендентальное единство
апперцепции (т. е. возможность обнаружить одно и то же Я в
потоке представлений). Однако делать из этой структуры некоего
вымышленного чистого субъекта, некое "чистое Я", как-то
"существующее" (наряду с эмпирическим Я, "внутри" него и т. д.),
было бы принципиальной ошибкой. Гуссерль имеет в виду нечто
аналогичное, когда говорит в Идеях I (§ 57): "чистое Я" нельзя
считать чем-то наличествующим реально в безостановочно
протекающем потоке сознания. Оно представляет собой, по
Гуссерлю, только "нумерическое тождество", т. е. такое идеальное
единство, которое не воплощается в каких-либо реально
обособленных вещах, человеческих индивидах или их состояниях. Но здесь
лишь одна сторона дела. Ибо Гуссерль не хочет и не может
остановиться на констатации лишь "нумерического тождества".

478 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
2. Ведь специфика феноменологии (в частности, по сравнению
с учениями Канта и неокантианцев) состоит в том, что Гуссерль
не мог одобрить тот отрыв от сознания как потока переживаний,
который все же был характерен для кантовской теории чистого
разума. Вот почему в Идеях I (§ 80) основатель феноменологии так
упорно акцентирует связь между темами переживаний и
"чистого Я" (об этом в нашем текстологическом анализе говорилось
достаточно подробно).
А. Выход из такого рода трудностей Гуссерль видит как раз в
высвечивании интенциональных аспектов сознания. Концепция
гуссерлевского "чистого Я" увязывается с тематикой
"направленности на", поворота взгляда, перенесения внимания именно на Я.
«Бытие-направленности-на, соответственно, осуществление [этой
направленности] для Гуссерля (возможно, испытавшего влияние
психологических учений Т. Липпса и А. Пфендера о Я как
центральном пункте психической жизни — см. Идеи I, § 92,
Примечания) содержало отсылку к центру, из которого исходили "лучи"
соответственно к субъекту процесса, источнику жизни сознания.
В начале 1912 г. Гуссерль снова пишет: «При этой смене на-себя-
направленного внимания... дело обстоит так, как если бы направ-
ленность-на-себя была бы [неким] посланным лучом и как если
бы все эти лучи были связаны друг с другом в качестве эманации
из некоего центрального "Я"... Но ведь "Я", как правило, есть
эмпирическое Я. Содержится ли в нем еще что-то, и вообще вопрос о
том, что еще феноменологически содержит это отношение к Я, —
это мы здесь исключаем» (Ms А VI 8 I: S. 18 а). А несколькими
месяцами позже, в Идеях I, Гуссерль уже без всяких сомнений вводит
Я в функции источника лучей внимания. "Направленность на",
"занятие чем-либо", "позиция по отношению к чему-либо",
узнавание, "страдание от чего-то" в своей сущности привносят нечто,
как раз "исходящее от Я" или, при противоположном повороте
луча, "идущее в направлении Я" — и это Я есть чистое Я; никакая
редукция ничего не может с ним поделать» (Bernet R., Kern L, Mar-
bach Е. Op. cit. S. 193).
Видные феноменологи Р. Вернет, И. Керн, Э. Марбах, чье
описание гуссерлевской концепции было только что приведено,
справедливо отмечают: сам Гуссерль впоследствии должен был
признать, что его рассуждения о Я-центре и неких, исходящих от
него лучах было скорее образным, опиралось на некоторые
зрительно-материальные аналогии (Ibid. S. 194).
Б. Исследователи справедливо подчеркивают, что Гуссерль по
существу не нашел выхода из противоречий и трудностей своей
концепции Я, как она сложилась в период Идей I. Видимо, затем

Часть VII: Ноэзис и ноэма
479
ему было сподручнее перевести анализ проблемы "чистого Я",
которая его все более и более занимала, на иной теоретический
уровень. Вернее, эта концепция после Идей I испытала различные
трансформации. Одна из них была включена в разраставшуюся
на глазах тему трансцендентальной теории конституции. В этих
рамках были различены "пассивное" и "активное" Я.
Соответственно, были выделены "низшие" или пассивные виды интенцио-
нальности Я (и тут вдруг оказалось, что образы Я как центра и
исходящих из него лучей всего более соответствуют низшей ин-
тенциональности побуждений, Triebintentionali täten). Другие
линии трансформации были связаны с темой соотношения
человеческого тела, Leib, и "чистого Я" п, с преобразованием прежнего
"пустого Я" в личностное Я, коррелятом которого является
"окружающий мир" (Umwelt); в нем все более высвечивалась
структура "Я-сообщества" (Ichgemeinschaft). Внимание было
привлечено к трудным противоречиям проблемы человеческого Я 12.
Но самым главным "лучом" в проблематике Я после Идей I
становится увязывание структуры "чистого Я" с темой
интерсубъективности. Впрочем мы видели, что зарождение этой
проблемной связи вполне можно отнести к Идеям I и периоду их
подготовки. Что не случайно: если ставится вопрос о Я-идентифика-
ции, то нельзя избежать темы других Я, на фоне, в сравнении, во
взаимодействии с которыми ''моя самоидентификация" только и
имеет смысл.
Вместе с тем выхода из трудностей, проявившихся в
феноменологии на том этапе, когда она еще не разрабатывала
проблематику интерсубъективности, позднему Гуссерлю найти не
удалось 13. Но данная тематика во всей ее полноте в Идеях I еще не
появилась, а поэтому ее обсуждение не входит в задачу моей
книги.

Часть VIII.
Проблемы разума
и действительности
(четвертый раздел Идей I)

Глава I. И снова о ноэме
в связи с темой предметности
Во Введении к 1-й главе этого раздела (носящей название "Но-
эматический смысл и отношение к предмету") Гуссерль подводит
итог прежних размышлений (называя их "феноменологическими
странствиями" по всем интенциональным сферам) и намечает
общую программу дальнейших исследований, характеризуя их
роль в феноменологии.
В проделанных до сих пор исследованиях-"странствиях" "мы"
(т.е. автор и его читатели) были руководимы «...радикальной
точкой зрения размежевания анализов — реальных и интенцио-
нальных, ноэтических и ноэматических — и постоянно
наталкивались на вновь и вновь разветвляющиеся структуры. Вместе с тем
мы должны были все более настоятельно приходить к
"фундаментальной структуре", которая образует лейтмотив
феноменологической методики и которая должна определять ход всех
исследований, относящихся к проблемам интенциональности»
(Hua III, 314).
Гуссерль констатирует, что его исследования привели к
выделению двух "радикально противоположных" и вместе с тем
соотнесенных друг с другом регионов бытия. Принципиальное
феноменологическое значение имело, во-первых, определение
сознания "как региона бытия', а во-вторых, утверждение, согласно
которому коррелят сознания неотделим от сознания, хотя реально и не
содержится в нем. «Так выделилось ноэматическое в качестве
принадлежащей сознанию и все же своеобразной
предметности» (Ibid.). Читателю целесообразно зафиксировать это
краткое и ясное гуссерлевское определение ноэматического.
Гуссерль делает и другое существенное замечание: предметы
вообще (в не модифицированном аспекте) принадлежат
различным высшим родам, в то время как все предметные смыслы и все
ноэмы полного состава, какими бы различными они ни были,
принадлежат в принципе к одному единственному роду (Ibid.).
Автор Идей I здесь снова указывает на неразделимость ноэзиса
и ноэмы. Если мы берем (скажем, низшую) дифференциацию на
ноэматической стороне, то она эйдетически отсылает к низшим
дифференциациям стороны ноэтической. Из этой сущностной
неразделимости Гуссерль делает тот важный и уже хорошо
известный нам вывод, что систематическая феноменология не мо-
16 - 8214

482 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
жет односторонне направлять свой взгляд на реальный анализ
переживаний, пусть и переживаний интенциональных. Правда,
Гуссерлем сделано исторически существенное замечание: именно
такой анализ привлек его преимущественное внимание на той
стадии развития феноменологии, когда она только вьщелялась из
психологии. При этом, добавляет Гуссерль в сноске, в Логических
исследованиях, которые двигались в пределах такой
сконцентрированности на реальных переживаниях, сама природа исследований
толкала скорее к анализу ноэтических структур; ноэматические
структуры выступали скорее как индексы ноэтических. К тому
же, признает Гуссерль, "сущностный параллелизм обеих
структур" в этом раннем произведении еще не был осмыслен с полной
ясностью (Ibid. S. 315).
В анализируемой теперь главе Гуссерль хочет обратить
пристальное внимание на "всеобщее строение ноэмы" в свете
феноменологической проблемы соотношения сознания с предметностью,
проблемы, которая имеет ноэматическую сторону.
«Ноэма, — констатирует Гуссерль (и эту краткую констатацию
также полезно запомнить. — H. M.), — в самой себе прежде всего
обладает предметной отнесенностью, именно посредством
свойственного ей смысла» (Ibid.). Дальнейшие разыскания в этом
направлении, в частности поиски ответа на вопрос, как "смысл"
сознания подступается к предмету (предмету сознания), который
в многообразных актах весьма различного ноэматического
содержания может быть "тем же самым", — все эти исследования
толкают к открытию новых и новых структур.
А поскольку движение по этому пути ведет нас (при
параллельном внимании к ноэзам) к исследованию вопроса, что
означает "претензия" сознания "действительно" "соотносится" с
предметом, — поскольку мы встаем перед «великими
проблемами разума, прояснение которых на трансцендентальной
почве и формулирование которых в качестве
феноменологических проблем» (Ibid.) и является целью Гуссерля в
анализируемом теперь разделе.
В § 129 Гуссерль, в частности, возвращается к ранее описанной
универсальной ноэматической структуре — к проблеме
"ноэматического ядра", отличаемого от переменчиво присущих ему
"характеров", "характеристик". Автор Идей отмечает, что это
проблема еще не получила в науке достойного ее статуса. Теперь
пробил час, и он помещает ее в самый центр
феноменологического анализа.
Правда, автор Идей I поначалу предлагает отталкиваться от
обычных (наполненных "экивоками", т. е. сбивчивых, непоследо-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 483
вательных) речей о сознании. Здесь исходной становится такая
констатация: у каждой ноэмы есть "содержание", именно ее
"смысл", и через его посредство она соотносится со своим
предметом. Гуссерль делает попутное замечание о "большом прогрессе",
достигнутом благодаря различению акта, содержания и предмета
и, в частности, высоко оценивает "прекрасный" (schönen) трактат
К. Твардовского К учению о содержании и предмете представления
(Zur Lehre vom Inhalt und Gegenstand der Vorstellung. Wien, 1894).
Но и у этого автора основатель феноменологии все же не находит
действительно глубокого проникновения в тему. Надежды на
прорыв снова возлагаются на "систематическую феноменологию
сознания" — и даже на первые шаги, сделанные в этом
направлении. Так, Гуссерль вспоминает о "феноменологическом
вычленении" "материи" и "качества" акта, о различении "интенциональ-
ной сущности" и "сущности, соразмерной познанию" (в
Логических исследованиях). (Это проблемы, которые мы подробно
разбирали в первой части главы об интенциональности.) Теперь
понятие "качество", когда-то заимствованное из психологии Брентано,
не кажется Гуссерлю подходящим. И хотя "материю" можно
толковать как то самое "Что", которое получает от качества
характеристику полагания (значит, нечто соответствующее "ноэматиче-
скому ядру"), основатель феноменологии ставит задачу более
глубокого прояснения подобных понятий, их "корректного
проведения через все ноэтически-ноэматические области" (Ibid. S. 317).
И вот Гуссерль на новом уровне опять обращается к
исследованию интенционального переживания вообще, ноэмы в
частности и особенности. Ранее было обнаружено, что полный ноэзис
соотносится с полной ноэмой "как с ее интенциональным и
полным Что". Но тогда же выяснилось, что эта соотнесенность
отличается от той, которая подразумевалась, когда имелась в виду в
целом связь сознания с интенционально-предметным. «Каждому
ноэтическому моменту, специально — всякому моменту тетиче-
ски-ноэтическому, соответствует момент ноэмы, а в этой
последней — в противовес комплексу тетических характеристик,
характеров — выделяется характеризуемое с их помощью ноэматиче-
ское ядро» (Ibid.). Имея в виду ранее проведенные анализы и
данные тогда определения (о "взгляде на", который проходит
сквозь ноэзу, например сквозь актуальное cogito, о
преобразовании тетических моментов в лучи актуального полагания со
стороны Я и т. д.), — Гуссерль констатирует: «Когда мы говорим об
отнесении (специально о "направленности", Richtung) сознания к
предметному, то мы указываем на самый внутренний
(innerstes) момент ноэмы» (Ibid. S. 318). Это уже не само ноэматиче-
16*

484 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
ское ядро, но некоторая центральная точка ядра, которая
функционирует как "носитель" принадлежащих ему ноэматических
особенностей. Различение "содержания" и "предмета"', добавляет
Гуссерль, следует проводить применительно не только к
сознанию, интенциональному переживанию, но и к ноэме, взятой
в ней самой.
В § 130 автор Шей применяет эти понятия к анализу акта
cogito, развивая тему далее и вводя новые структурные
различения. Итак, к ноэме cogito, констатирует Гуссерль, принадлежит
"предметность", и для ее характеристики в описании следует
избегать любых "субъективных" выражений, придерживаясь
формально-онтологических (например, "предмет", "обладание
свойствами", "обстояние вещей") выражений — или выражений
материально-онтологических ("вещь", "фигура", "причина"); или
вещных ("шероховатое", "жесткое", "окрашенное") определений.
Эти определения берутся в кавычки, что в контексте рассуждений
Гуссерля значит: речь идет о том, что обладает "ноэматически-
модифицированным смыслом" (Ibid. S. 319). Что же касается но-
этических характеристик, то они при данном повороте анализа и
описания пребывают исключенными, ибо относятся не к
предметному, которое сознается, а к способу, каким оно
сознается (Ibid.). Все сказанное, разъясняет Гуссерль, применимо не
только к осознанию предметов природы. Например, если мы,
говоря о цветущем дереве, указываем предикаты "ценности"
(дерево покрыто "великолепно" пахнущими цветами), то мы
указываем не на предикаты ценности как таковой, а на предикаты
ценностной ноэмы (почему также появляются кавычки в слове
"ценность").
Во всех этих случаях речь идет, по Гуссерлю, об «устойчивом
содержательном наполнении всякой ноэмы. Всякое сознание
имеет свое "Что" и в каждом положено "свое" предметное; очевидно,
что применительно к каждому сознанию мы должны в принципе
уметь осуществлять такое ноэматическое описание предметного
— "в точности так, как оно положено"» (Ibid.). Таким способом мы
обретаем "замкнутую целостность" различных (формальных или
материальных, вещно определенных или неопределенных)
"предикатов", которые в своем модифицированном значении
определяют "содержание" предметного ядра, о котором шла и идет
речь.
В § 131 Гуссерль проводит дальнейшие различения и
уточнения.
1. Тождественный интенциональный "предмет" следует
отделять от переменчивых предикатов; тогда он определяется как

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 485
"центральный ноэматический момент" — "предмет", "объект",
"тождественное", "просто X, абстрагированное от всех
предикатов" (точнее, от ноэм предикатов).
2. Хотя в ноэме в качестве точки единства выделяется
предметное нечто, мы одновременно видим, подчеркивает Гуссерль, что
приходится различать "два понятия предметов" — "просто
ноэматический предмет" и "предмет, взятый с точки
зрения Как (Wie) его определенностей". А вот "смысл", о котором
неоднократно шла речь, автор "Идей" характеризует именно как
"этот ноэматический предмет" во втором аспекте — как "предмет в
том, как" [он положен] (Gegenstand im Wie), соединенный с тем, что
способно обнаруживать в нем и понятийно выражать
рассмотренное выше описание (Ibid. S. 322). Гуссерль подчеркивает: мы
говорим здесь о "смысле", а не о "ядре". "Смысл" —
фундаментальный кусок (Grundstück) ноэмы. "Смысл" меняется от ноэмы к
ноэме (но при известных обстоятельствах остается и абсолютно
одинаковым). Ни в одной ноэме не может недоставать "смысла".
Все, что здесь обнаруживает описание, оно не "вкладывает" в
сознание — все эти оттенки "смысла" действительно заключены в
корреляте сознания.
3. «Смысл (предметный смысл), как мы его определили, это н е
конкретная сущность в совокупном составе ноэмы, а своего
рода вселившаяся в нее абстрактная форма», — разъясняет
Гуссерль в § 132 ("Ядро как смысл в модусе своей полноты"). Эти
определения важны и для критического опровержения ряда
интерпретаций, которые превращают и ноэму, и смысл, в вид entities.
4. Требуется также прояснить, по замыслу Гуссерля,
сопряженность смысла (ноэматического) и тетических моментов (§ 133).
Гуссерль напоминает, что в Логических исследованиях тетические
моменты (под рубрикой "качество") были с самого начала
приняты в понятие смысла (сущности, соразмерной со значением —
bedeutungsmäßiges Wesen), причем в этом единстве сразу были
различены "материя" (смысл в теперешнем понимании) и "качество"
(V Исследование, § 20—21). Теперь, в Идеях, Гуссерль несколько
видоизменяет терминологию: "смысл" определяется только как
"материя", а единство смысла и тетического характера — как
предложение (Satz) (Ibid. S. 324). Далее, предложения делятся на
одночленные предложения (eingliedrige Sätze), каковыми являются
восприятия и прочие тетические созерцания, и предложения
многочленные, синтетические, к каковым принадлежат доксические
(суждения), предположительные предложения. Как бы догадываясь о
возможных недоумениях и возражениях читателей, Гуссерль
признает, что такое чрезмерно широкое употребление понятия "предло-

486 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
жение" более чем необычно) кроме того, вопреки сложившейся
практике, в феноменологии Шей I понятия "смысл" и "предложение"
не имеют отношения к выражениям и понятийному значению
(хотя и обнимают собой все выраженные предложения и
значения предложений). В феноменологии, разъясняет автор Идей I,
эти понятия обозначают "абстрактный слой, принадлежащий к
полному сплетению всех ноэм" (Ibid.). Гуссерль считает весьма
перспективной возможность охватить этот слой во
всеобъемлющей общности, ибо ему есть место "во всех сферах актов".
Возьмем, к примеру, простые созерцания, в частности
восприятия. В восприятии из "воспринимаемого предмета как такового"
— при абстрагировании от характера воспринятое™ — можно
высмотреть (herauszuschauen) смысл предмета, а именно вещный
смысл (Dingsinn) этого восприятия, который от восприятия к
восприятию меняется (даже если воспринимается "одна и та же
вещь") (Ibid. S. 325). Итак, смысл — не некая отделенная сущность,
entity, а срез феноменологического анализа.
И вот еще один существенный шаг этого анализа: если брать
этот смысл (восприятия) полностью — с его наглядной
полнотой, то выступит "весьма важное понятие явления"
(Erscheinung). Гуссерль ведет речь о предложениях созерцания,
представления, о перцептивных предложениях и т. д. Эти
понятия поставлены в центр "феноменологии внешних созерцаний",
которая имеет дело не с предметами как таковыми, в немодифи-
цированном смысле, а с ноэмами в качестве коррелятов ноэз.
Возвращаясь к более общей задаче, Гуссерль дает установку на
"различение основных видов смыслов" — простых и
синтетических, первой и более высокой ступеней. Мы, таким образом,
восходим "к идее систематического и универсального учения о
формах смыслов (значений)", в дополнение к которой (в случае учета
различных характеристик полагания) может быть дана
"систематическая типика предложений" (Ibid.).
Общего учения о форме, напоминает Гуссерль в § 134, он не
раз касался в своих исследованиях, считая его принципиально
необходимой ступенью научной mathesis universalis. Но теперь оно
выступает не в некоей изоляции, а в связи с тем, что и является его
первоистоком — с "ноэматической феноменологией". Допустим, что
полагания, принадлежащие к этим формам смыслов, — доксиче-
ские пра-полагания. Тогда формируются различные формы
суждений в логическом смысле (апофантические
предложения). Соответственно мыслимо совокупное учение о
формах апофантических предложений и
синтаксисов (Ibid. S. 327).

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 487
Далее Гуссерль более подробно занимается (в таком же аспекте
— единства формы) доксическими модальностями. Эти детали
мы опустим.
Более общее, принципиальное значение приобретает то
разъяснение о соотношении логики и феноменологии, которое
Гуссерль дает в заключение § 134. Задача феноменологии состоит не
в том, чтобы систематически строить такое учение о формах, о
каком он рассуждал на специальном примере апофантического
учения. "Феноменологическое поле" — это "анализ a priori,
раскрываемого в непосредственной интуиции", фиксация
непосредственно усматриваемых сущностей и их взаимосвязей и их
дескриптивное синтетическое познание в системном объединении
всех слоев в трансцендентально чистом сознании. «То, что
теоретизирующий логик изолирует в формальном учении о
значении... что он рассматривает без учета и понимания ноэматиче-
ских и ноэтических взаимосвязей... то феноменолог берет во всей
полноте взаимосвязей. Всесторонне проникать умом в
феноменологические сущностные переплетения — вот его великая
задача» (Ibid. S. 328).
Только в § 135 Гуссерль переходит к объявленной центральной
теме — "феноменологии разума".
Развертываемая здесь аргументация действительно пролагает
путь от более конкретных ноэматических и ноэтических
раскладок феноменологии к ее общим теоретико-методологическим,
философско-мировоззренческим положениям. Автор Идей 1
отправляется от всей суммы определений, которые уже приданы им
понятию "предмет сознания". А это означает следующее: если
предмет "презентируется" всеми этими смыслами, то все ранее
пребывавшее исключенным как бы снова включается в
феноменологию, хотя и с переменой индекса (о чем уже говорилось
ранее, в § 76).
Например, любая "действительная вещь природы"
презентируется для феноменологии всеми теми смыслами и
предложениями, в коих она является коррелятом интенциональных
переживаний — следовательно, она репрезентируется
многообразиями "полных ядер", т. е. "субъективными способами явления", о
которых ранее шла речь. Конституированность же дает выход к
возможному индивидуальному сознанию, взятому в его
сущности, а последнее — к возможному общему сознанию (а оно, в свою
очередь, понимается как "сущностная множественность Я-созна-
ний", и сознаний потока Bewußtseins-Ichen, и потоков сознаний
— Bewußtseinströmen). Эта множественность не препятствует то-

488 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
му, что вещь дается всем как тождественная, как "то же самое
объективно-действительное" (Ibid. S. 330).
Но есть и другая сторона описываемого и осмысливаемого
Гуссерлем процесса. Совокупному вещному миру с одним и тем же
пространством и одним и тем же временем соответствует
"многообразие возможных ноэтических событий", а также упомянутых
переживаний отдельных и принадлежащих к сообществу
индивидов. Эти переживания, поскольку они параллельны ноэматиче-
ским многообразиям, «обладают сущностным свойством —
согласно смыслу и предложению — соотноситься с вещественным
миром... Единству вещи противостоит бесконечное идеальное
многообразие ноэтических переживаний определенного и,
несмотря на бесконечность, обозримого сущностного содержания
— переживаний, которые едины в том, что они суть сознание
"того же самого"» (Ibid.).
Итак, для определения принципиально важного соотношения
предмета и сознания Гуссерль акцентирует следующие
общефеноменологические, общефилософские моменты.
1. Сознание в принципе способно соотноситься с вещами,
процессами внешнего мира, но оно делает это через сложные
процедуры собственной деятельности, через переживания и их
тончайшую обработку.
2. При этом все, что происходит в сфере переживаний
сознания, имеет строгую сущностную определенность. «Сфера
переживаний столь же строго закономерна — согласно своему сущно-
му трансцендентальному строению, в ней столь же прочно
определено всякое возможное сущностное образование — с точки
зрения ноэзиса и ноэмы, как определена сущностью пространства
любая вписанная в него и всякая возможная в нем фигура — и
определена безусловно значимыми закономерностями» (Ibid.
S. 330—331).
3. Эйдетическая система — это система, каждое звено которой
имеет абсолютно прочные структуру и построение; ее
возможности ("эйдетические экзистенции") также имеют сущностный
характер.
4. Научное познание эйдетического — цель и задача, в
выполнении которой феноменология играет особую и весьма
существенную роль. При этом в феноменологии центральное значение
имеет онтологический поворот исследований и построение
"формальной онтологии", т. е. "учения о вычленении регионов бытия и
его бытийных категорий, а также о конституировании
соразмерных им содержательных онтологии" (Ibid. S. 331).
Основополагающие различения и разграничения фундаментальной онтоло-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 489
гии, констатирует Гуссерль, есть и основные заглавия тем
феноменологических исследований.
И еще одно принципиальное разъяснение Гуссерля: основным
рубрикам феноменологических исследований соответствуют,
притом с необходимостью, ноэтически-ноэматические
взаимосвязи, которые и следует описывать в их возможности и
необходимости.
5. «Нас интересуют, — снова напоминает Гуссерль, — не
фактичности сознания и их протекание, а сущностные проблемы,
которые здесь надо формулировать. Сознание, соответственно
субъект сознания судят о действительности, задают вопросы о ней,
высказывают предположения, сомнения относительно ее,
разрешают свои сомнения и осуществляют при этом
"правосудие разума"» (Ibid. S. 332). И вот возникают вопросы: что
такое "действительность"? Что "действительно" для предметов,
которые, соразмерно сознанию, даны в виде смыслов и
предложений? Так намечается переход к следующей, второй
главе четвертого раздела. Она называется "Феноменология
разума".
Глава II. Феноменологическая концепция
разума
На повестке дня анализа в Идеях I — то, что Гуссерль называет
"сознанием разума" (Vernunftbewußtsein). Хотя термины
"сознание" и "разум" традиционны для философии, их соединение в
одно слово (причем при главенстве сознания) нетрадиционно,
необычно. Но как раз в таком соединении прочитывается
специфика феноменологии.
"Первую из основных форм сознания разума" Гуссерль
называет "изначально дающим видением" (das originär gebende
"Sehen"). И прежде всего он проводит разграничение между пози-
циональными переживаниями, в которых закон приходит к
изначальной (originär) данности, и теми, в которых такой данности
нет. И следовательно, продолжает Гуссерль, это — различие
между "воспринимающими" актами, актами "видения" в широком
смысле этого слова и "не-воспринимающими" актами (Hua III,
333).
Снова пример, который Гуссерль уже не раз приводил:
воспоминающее сознание не является изначальным,
воспринимающим; скажем, при воспоминании какого-либо ландшафта мы не
воспринимаем его так, как если бы мы его "сейчас" видели.
Аналогичное противоположение характерно, согласно
феноменологии, для всех видов позициональных переживаний. Или

490 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
еще один пример, который позволяет Гуссерлю перейти к теме
усмотрения как интуиции, причем не только применительно к
вещному миру. Так, мы можем "слепо" утверждать, "предициро-
вать", что 2 + 1 = 1 + 2. Но то же суждение мы можем
"осуществлять" (vollziehen) и способом усматривания (in einsichtiger Weise).
В этом случае обстояние вещей, дел (Sachverhalt), синтетическая
предметность, соответствующая синтезу суждения, дана
изначально и схвачена изначально (Ibid. S. 334). После такого живого
усмотрения обстояние дел как бы затемняется, переходит в
ретенцию. А она (пусть ей и присуще преимущество по сравнению
с каким-либо темным и запутанным сознанием того же ноэмати-
ческого смысла, например с "бездумным" воспроизведением
когда-то заученного) уже не является изначальным сознанием.
При этом различия, о которых здесь идет речь, не задевают, по
Гуссерлю простой ("голый") смысл, ибо в двух рядах разбираемых
переживаний смысл остается тождественным. Различия же
основатель феноменологии связывает со способами, в силу
которых смысл как таковой и соответственно предложение являются
исполненными (erfüllten) или неисполненными смыслом и
предложением. Значит, большое значение имеет то, как
исполняется смысл. Один способ переживания смысла —
"интуитивный", когда "полагаемый предмет как таковой" осознается
наглядным образом, а в особом случае — даже как данный
изначально. Скажем, мы воспринимаем пейзаж; тогда смысл исполнен
перцептивно (perzeptiv erfüllt), т. е. через наглядное восприятие.
Здесь воспринимаемая предметность дается, осознается с цветом,
формами и т. д., притом по способу явленности в живой
"телесности" (leibhaft) (Ibid.).
А в чем проявляется здесь "характер разумности" (Ver-
nunftcharakter)? С точки зрения Гуссерля, — в характере полагания
(Setzungscharakter) как отличия, который присущ переживанию
тогда и только тогда, когда имеет место полагание на основе
исполненного, изначального смысла, а не какого-нибудь смысла
вообще. Гуссерль вводит такую характеристику как Zugehören
("принадлежание", как переводит А. В. Михайлов). Например, ко
всякому "в живой телесности являющемуся" (Leibhaft —
Erscheinen) принадлежит полагание, которое не просто едино с
явлением; оно принадлежит к одному с ним виду, оно
"мотивировано" явлением, и не каким-то вообще образом, а
"мотивировано разумно". «Или то же самое: полагание в его изначальной
данности имеет свое изначальное оправдывающее
основание (Rechtsgrund)» (Ibid. S. 335). Такое оправдывающее ос-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 491
нование есть и в других способах полагания, но там оно не
изначально.
«Усмотрение, очевидность вообще, — отмечает родоначальник
феноменологии, — есть совершенно особое событие; по своему
"ядру" оно есть единство разумного полагания со
всем, что его сущностно мотивирует, причем такое
положение дел может быть понято ноэтически, но также и ноэма-
тически. Преимущественно же, когда речь идет о мотивации, то
это отвечает отношению между (ноэтическим) полаганием и но-
эматическим предложением, взятым с точки зрения способа
его исполненности. Выражение "очевидное
предложение" становится понятным в его ноэматическом
значении» (Ibid. S. 335—336).
Так Гуссерль переходит к прояснению еще одной
профилирующей темы феноменологии — темы очевидности.
В § 137 автор Идей проводит терминологическое различие
между "очевидностью" (Evidenz) и "усмотрением" (Einsicht или
Einsehen) (другие авторы эти понятия, как правило, не различали).
Но при этом Гуссерлю потребовалось и более общее слово,
которое охватывало бы и "ассерторическое видение" чего-то
индивидуального (например, когда мы видим, "обнаруживаем",
осознаем [Gewahren], какую-либо вещь или индивидуальное обстояние
вещей), и "видение аподиктическое", т. е. усмотрение сущности,
сущностного положения дел. «Следует рассматривать как
феноменологическое познание огромной важности то, что оба
[видения] — одного и того же сущностного рода и что, если понимать
дело еще более общим образом, разумное сознание вообще
обозначает высший род тетических модальностей, в которых
"видение" (в крайне широком смысле), соотносящееся с изначальной
данностью, представляет собой особую разновидность с четко
обозначенными границами» (Ibid. S. 337). Для фиксирования
высшего рода, рассуждает Гуссерль, можно было бы выбирать из
терминов "усмотрение", "очевидность". В феноменологии в этом
контексте предпочтение отдано слову "очевидность", которая в
случае изначальности видения именуется "изначальной
очевидностью". И далее Гуссерль предлагает различать ассерторическую
и аподиктическую очевидность, оставив за словом "усмотрение"
лишь функцию обозначения аподиктичности. Он также считает
необходимым различать чистую (reine) и не-чистую
(unreine) очевидность. Уместны и другие различения,
например чисто формальной ("аналитической",
"логической") и материальной (синтетически-априорной)
очевидности.

492 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
В § 138 вводится еще одно значимое различение —
адекватной и неадекватной очевидности. Под
адекватной очевидностью Гуссерль разумеет такую, которую невозможно
"лишить силы" и которая не требует дополнительных
"подкреплений". Об адекватной очевидности Гуссерль пока высказывается
весьма скупо. А вот "неадекватная" очевидность рассмотрена
подробнее. Но не заключено ли в сочетании этих слов явного
противоречия?
Дело в следующем: согласно разъяснению автора Идей, нечто
вещно-реальное может являться лишь неадекватно. Правда, пола-
гание на основе "живого", "телесного" явления вещи Гуссерль
причисляет к разумным полаганиям. Однако он снова и снова
напоминает, что явленность в этом случае всегда односторонняя,
несовершенная. Сама вещь, само целое является лишь сообразно
односторонне наглядному и притом многообразно
неопределенному смыслу. «При этом нельзя отделить явление от вещи в
качестве вещи для себя (Ding für sich); ее смысловой коррелят образует
в полном вещном смысле несамостоятельную часть;
смысловым единством и самостоятельностью часть обладает только в
составе того целого, которое необходимо скрывает в себе
компоненты пустоты и неопределенности» (Ibid. S. 338).
Поскольку вещная реальность, бытие такого смысла в
завершенном явлении может являться только "неадекватно", то
покоящееся на нем разумное полагание никогда не бывает
"окончательным", "непревзойденным". В дело могут вступить "более
сильные мотивы разума". Феноменология и должна, согласно
Гуссерлю, тщательно изучить те виды бытия (трансценден-
ц и и в смысле реальностей), которые в принципе и не могут
даваться иначе, нежели неадекватно. Это значит изучить
"неадекватное сознание данностей" (das unadäquate
Gegebenheitsbewußtsein). С одной стороны, тут возможен такой поступательный ход
опыта, при котором последующие "исполнения" все более
согласуются с предыдущими и имеет место "постоянно возрастающая
сила разума" (Ibid. S. 339). С другой стороны, возможность
противоположного тоже нуждается в прояснении — когда имеют место
"политетические синтезы несогласованности", когда тот же
самый X должен определяться в качестве чего-то иного, чем прежде.
«При этом следует показать, как компоненты полагания
прежнего протекания восприятия вместе с их смыслом претерпевают
перечеркивание, как все восприятие, так сказать,
взрывается и распадается на "противоречащие друг другу вещные
понимания, вещные подходы" (Dingansätze)...» (Ibid.).

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 493
Гуссерль говорит также о необходимости исследовать
своеобразные модификации полаганий разума, претерпеваемые пола-
ганиями в разных направлениях. Например, они могут
испытывать "позитивное феноменологическое
возрастание" — когда "вес" мотивирующей силы увеличивается. Или
наоборот, существуют другие возможности — когда "вес"
полаганий либо страдает от "противоположных мотивов" (Gegenmotive),
либо удерживается с ними в равновесии, пока в конкуренции
полаганий одно из них не пере-вешивает другое, отбрасывая это
последнее. Основатель феноменологии отмечает, что надо также
подвергать всеохватывающему сущностному анализу те события,
которые происходят "внутри" самого смысла (как
принадлежащие материи полагания, Setzungsmaterie), памятуя о том, что
здесь, как и в феноменологии в целом, «нет случайностей, нет
фактичностей — все мотивированно определено сообразно
сущности» (Ibid. S. 340).
Автор Идей I намечает также широкомасштабную программу
«сущностного исследования — во взаимосвязи ноэти-
ческих и ноэматических данностей — всех видов
непосредственных актов разума» (Ibid.).
В § 139 Гуссерль говорит о "взаимопереплетениях"
(Verflechtungen) различных видов разума и переходит к проблеме истины.
Упомянутое переплетение проявляется, например, в том, что
здесь в исходном определении истины пересекаются понятия
разума и доксы, верования. Очевидность же основатель
феноменологии не ограничивает "событиями" разума, а считает
"заголовком" для всех тетических сфер, в особенности для значительных,
между этими сферами устанавливающихся отношений разума.
«"Теоретическая", или "доксологическая", истина, а
соответственно и очевидность обретают в качестве своей
параллели аксиологическую и практическую истину,
соответственно очевидность...» (Ibid. S. 343).
У актов разума, как выясняется из § 140, есть немало
особенностей, позволяющих им как бы подкреплять друг друга. Например,
очевидный акт и акт неочевидный (если мы переходим от первого
ко второму) могут формировать особый результат, который
Гуссерль обозначает термином, профилирующим для его
феноменологии — Verbindung der "Deckung", что можно перевести как
"связь наложения" (или "перекрывания", как переводит А. В.
Михайлов). В этом случае очевидный акт становится
обосновывающим, а неочевидный — обосновываемым. Таким может быть
отношение между "актами одного и того же смысла и предложения,
но имеющими различную ценность с точки зрения разума (Ver-

494 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
nunftwerte)" (Ibid. S. 344). В итоге предложение "подтверждается",
"оправдывается", несовершенный способ данности преобразуется
в совершенный.
Итак, Гуссерль всячески выдвигает на первый план
"изначальную очевидность" как "первоисточник всякого оправдания", или
"права" разума. (Целесообразно учесть следующее: если слово
"Recht" и производные от него прилагательные, здесь часто
употребляемые Гуссерлем, переводить как "право", "правовой" и т. д.,
как это делает А. В. Михайлов, то нельзя упускать из виду его
переносный смысл в данном контексте. Слова "оправдание",
"оправданность", "оправданный" кажутся мне более уместными.) Но
в § 141 автор Идей переходит к вопросу о "разумной цели такого
полагания, которое в самом себе не обладает очевидностью" (Ibid.
S. 346). И снова в качестве примера берется (ясное) воспоминание.
В нем есть какая-то изначальная оправданность, свой "вес".
Однако "право" воспоминания относительно и несовершенно. В
воспоминании заложена сопряженность с современным,
актуальным, настоящим. Оно полагает прошлое и одновременно
необходимо полагает некоторый горизонт, хотя бы последний и
оставался неясным, темным, неопределенным.
Если речь идет об оправдании, или подтверждении "права"
воспоминания, то этому служит прослеживание цепочки
воспоминаний, один из концов которой ведет к вот этому самому
настоящему, когда именно и осуществляется воспоминание. «А если
экспликация доведена до актуального Теперь, то на
весь ряд воспоминаний как бы проливается свет
восприятия и его очевидности. Можно было бы даже
сказать: разумность и оправданность воспоминания скрыто
проистекают из той силы восприятия, которая проявляет свое
действие, пробиваясь сквозь запутанность и темноту даже тогда, когда
она остается "вне свершения"» (Ibid. S. 347). Правда,
принципиальная неадекватность воспоминания тем самым не снимается,
ибо с "действительно вспоминаемым" может смешиваться невос-
поминаемое; различные воспоминания тоже могут смешиваться,
конкурируя руг с другом.
Речь идет, разъясняет Гуссерль, о большой
феноменологической проблемной группе — о "подтверждении" и "удержании"
непосредственных полаганий разума. И здесь основатель
феноменологии акцентирует новый момент, связанный с опорой на
непосредственную очевидность. То или иное предложение может
быть опосредованно соотнесено с непосредственно очевидными
основаниями, причем тип синтетической взаимосвязи здесь таков,
что во всех шагах достигается очевидность. Такую разновидность

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 495
очевидности он называет выводимой, "опосредованной
очевидностью". Отсюда возникает формулируемая Гуссерлем задача —
«изучать сущностные события разума — ив ноэтическом, и в но-
эматическом аспектах, — события как всеобщего, так и
специфического плана, изучать в непосредственном
обосновании, показывании (Ausweisen) любых видов и форм и во всех
их тетических сферах... возводить их к их феноменологическим
истокам...» (Ibid. S. 348).
В § 142 Гуссерль переводит стрелку феноменологического
исследования "сущностных осмыслений разума" к
наиширочайшему анализу, охватывающему, как он говорит, все виды полагания.
Это прояснение «сущностных корреляций, которые связуют
идею истинного бытия с идеями истины, разума,
сознания» (Ibid. S. 349).
Здесь основатель феноменологии формулирует ряд
принципиальных для этой науки положений.
1. «В принципе (в Apriori сущностной всеобщности)
любому "истинно сущему" предмету соответствует
идея возможного сознания, в котором сам предмет
может быть схвачен изначально и при этом совершенно
адекватно. И наоборот: если такая возможность
предоставлена, то предмет его ipso — истинно сущий» (Ibid.).
2. Любая предметная категория (соответственно, любой регион
и любая категория в феноменологическом, т. е. суженном и
точном смысле) — это всеобщая сущность, которую в принципе
можно доводить до адекватной данности. «В своей
адекватной данности категория предписывает
усматриваемое всеобщее правило для особого, в многообразии
конкретных переживаний осознаваемого предмета... Предметная
категория предписывает правило для того способа, каким предмет,
ей подчиненный, можно было бы, согласно смыслу и способу
данности, приводить к полной определенности, к адекватной
изначальной данности...» (Ibid. S. 350).
В § 143 Гуссерль пытается рассмотреть "адекватную данность
вещи как идею в кантовском смысле" (Ibid.). Ранее в Идеях речь
постоянно шла о том, что в принципе имеются лишь неадекватно
являющиеся (следовательно, лишь неадекватно воспринимаемые)
предметы. Но теперь, в определенной степени следуя Канту,
Гуссерль добавляет, что бывают предметы, которые и не могут быть
даны ни в каком завершенном сознании в полной своей
определенности и наглядности. К ним принадлежат "все
трансцендентные предметы", все "реальности", которые охватываются такими
рубриками, как "природа", "реальность".

496 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Однако, продолжает Гуссерль, как "идея" (в кантовском
смысле) «полная данность предначертана — в качестве
системы, по своему сущностному типу совершенно
определенной, системы бесконечных процессов континуального
проявления, соответственно как априорно определенный, в виде поля
данных процессов, континуум явлений с различными, но
определенными измерениями, континуум, целиком находящийся
под господством твердой сущностной закономерности» (Ibid.
S. 351). Об этом континууме говорится, что он бесконечно
простирается во все стороны, что во всех своих фазах он состоит из
явлений одного и того же, доступного определению X. И
достаточно произвольно выбрать любую линию такого континуума и
"пробежать" ее, как мы обнаружим согласованную взаимосвязь
явлений.
В § 145 Гуссерль осуществляет своего рода критическую
рефлексию по отношению к развернутой в предшествующих
параграфах "феноменологии очевидности". «Из проведенных
рассмотрений ясно, что феноменология разума, ноэтика
в точном смысле, которая намеревается подвергнуть
интуитивному исследованию не сознание вообще, но разумное
сознание, безусловно предполагает [в качестве предпосылки]
всеобщую феноменологию» (Ibid. S. 353). "Феноменологическим
фактом" Гуссерль считает то, что "тетическое сознание любого вида"
— в царстве позициональности — подчиняется нормам. А нормы
эти — не что иное, как сущностные законы, которые соотносятся
с ноэтически-ноэматическими взаимосвязями, подлежащими
строгому анализу и описанию. Конечно, добавляет Гуссерль, у
разума есть своя противоположность — "неразумие" (Unvernunft),
которое тоже следует принимать во внимание — подобно тому,
как наряду с "феноменологией очевидности" надо учитывать
возможность ее противоположности, "феноменологии абсурдного"
(следует ссылка на Логические исследования. Т. II, VI Исследование,
§39 — с брошенным вскользь, но очень важным замечанием:
«Вообще все VI Исследование — это подготовительная
феноменологическая разработка проблем разума, обсуждаемых в настоящей
главе». Ibid. 353. Скорее всего, здесь тоже имеется в виду тот
переработанный вариант VI Исследования, который Гуссерль так и не
опубликовал.)
Общее сущностное учение об очевидности, продолжает
Гуссерль, — это относительно малая, но фундаментальная часть
феноменологии разума. (Следует подкрепляющая ссылка на то, что
об очевидности и ее неверных пониманиях говорилось в начале
Идей, в§ 21.)

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 497
Не вдаваясь в подробности, основатель феноменологии
вскользь упоминает о "скептических возражениях и сомнениях
старого типа", о "Духе Лжи" (намек на "картезианскую фикцию"
Бога-обманщика) и т. д. Но все это, по-видимому, уже считается
нерелевантным феноменологическому исследованию. Что же
касается последнего, то очевидность тут рассматривается как
"способ полагания... принадлежащий к сущностному конституирова-
нию ноэмы" (Ibid. S. 354). Например, модус "изначальной
усматриваемое™" (urspüngliche Einsichtigkeit) относится к ноэматиче-
скому свойству, которое Гуссерль обозначает так: «"изначально"
данное сущностное усмотрение» (Ibid.). В связи с этим Гуссерль
вспоминает об "исполнении интенции" — понятии, которое
фигурировало еще в Логических исследованиях и теперь обозначает
оправдание и подкрепление, относящееся к тетическим
характерам, характеристикам (противоположный процесс — лишение
характеров оправданности, силы).
Сопоставляя исследования, выполненные в начале Идей I, с
теми, к которым он пришел в завершающей части своего труда,
Гуссерль пишет: «Если сначала (а это было первое, в чем была
нужда) происходило знакомство с внутренним строением интен-
циональных переживаний соответственно их общим структурам,
с параллелизмом таких структур, со слоями в ноэме, каковы
смысл, субъект смысла, тетический характер, полнота, — то
теперь во всех синтетических единениях важно довести до полной
ясности то, что в них не просто имеет место соединения актов, а
связи единства, принадлежащие к одному акту. В особенности
же необходимо выяснить, как возможны идентифицирующие
объединения, выяснить, как там и здесь доступное определению
X приходит к наложению (Deckung), как при этом ведут себя
смысловые определения и их пустые места (т. е. здесь: моменты их
неопределенности), а равным образом — как достигают ясности и
аналитической постигнутости моменты наполненности и вместе с
ними формы подкрепления, оправдания (Ausweisung),
прогрессирующего познания на низшей и более высокой ступенях
познания» (Ibid. S. 355).
Следует и другое напоминание: все эти "штудии разума"
осуществляются в рамках феноменологической установки. Как мы
знаем, это означает: ни одно выносимое здесь суждение не
относится к "естественному" и даже не содержит такую отнесенность в
качестве заднего плана. «Повсюду мы прослеживаем гештальти-
рование ноэзисов и ноэм (Noemata), мы набрасываем
систематическую и эйдетическую морфологию, везде выделяем
сущностные необходимости и возможности, причем последние — это воз-

498 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
можности необходимые, т. е. формы объединения, присущие
совместимому, предписываемые в самой сущности и
отграничиваемые сущностными законами. "Предмет" же для нас всюду —
это обозначение сущностных взаимосвязей сознания; он с самого
начала выступает как ноэматическое X, как смысловой субъект
различных сущностных типов смыслов и предложений. Далее "предмет"
становится обозначением "действительного предмета", а также
известных, эйдетически рассматриваемых взаимосвязей разума, в
коих единое в них X, единое по мерке смысла, получает свое по-
лагание, соразмерное разуму» (подчеркнутые мною слова
Гуссерля — еще одно специфически-феноменологическое определение
предмета. — Н. М.) (Ibid. S. 356). Подобное же имеет место, когда
речь идет о "возможном", "вероятном", "сомнительном"
предметах.
В результате феноменология, по Гуссерлю, объемлет весь
естественный мир и все идеальные миры, которые она поначалу
подвергла исключению. Но объемлет она их особым образом — как
"Weltsinn", смысл мира, и делает это через посредство тех
сущностных закономерностей, которые связывают предметный смысл и
ноэму с замкнутой системой ноэз (Ibid. S. 357).
Дефицит исследования истины в Идеях I
При рассмотрении двух начальных глав Четвертого раздела
Идей I бросается в глаза значительное превалирование темы
очевидности. Правда, § 139 носит название "Сплетенности всех видов
разума. Теоретическая, аксиологическая и практическая истина" —
и только тут, в сущности, и затрагивается специально понятие
"истины", которое издавна сопрягалось с темой разума, о коей
Гуссерль и ведет речь во всем последнем разделе Идей I. И здесь
перед нами встает весьма важный вопрос: не означает ли
сказанное, что в феноменологии Идей I проблеме и концепции истины
уделено весьма незначительное внимание? Я отвечаю на этот
вопрос утвердительно. Прежде чем обосновать свой ответ, упомяну,
что в феноменологической литературе сложилась
противоположная тенденция. Так, известный немецкий философ Э. Тугенд-
хат, еще в конце 60-х годов XX в. написавший прекрасную работу
Понятие истины у Гуссерля и Хайдеггера (сохранившую свое
значение и до сего времени: на нее ссылаются во всех серьезных
исследованиях по феноменологии), исходил из такого убеждения: в
эпоху, "утратившую" понятие истины и заменившую ее
понятиями "практики", "экзистенции", "интереса", Эдмунд Гуссерль
остается единственным мыслителем после Лейбница, который в
своей философии "вновь объединил в позитивном смысле обе

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 499
традиции проблемы истины, логическую и метафизическую".
«Столь же важным, как и феноменологическое понятие истины
как таковой, для современного состояния проблемы остается тот
факт, что Гуссерль — ив первый раз со времени немецкого
идеализма — ориентировал человеческую жизнь в целом на истину и
осмыслил философию в этой соотнесенности с истиной»
(Tugendhat Е. Der Wahrheitsbegriff bei Husserl und Heidegger. S. 5--6). Ty-
гендхат также подчеркнул преемственность такого широкого,
смысложизненного истолкования истины в концепциях Гуссерля
и Хайдегтера, заявив: «Обе они образуют завершенную главу
внутри метафизической традиции проблемы истины» (Ibid. S. 10).
Действительно, в поздних работах Гуссерля жизнь "в истине и
из истины" возводится на высоту спасительной метафизической
позиции и противопоставляется растущему влиянию
релятивизма и скептицизма, причем не только в философии. Однако есть
существенные "но". Дело в том, что конкретная тема истины, еще
игравшая определенную роль в Логических исследованиях (в 1-м
томе в виде вечных и неизменных истин в себе и для себя — на
манер Больцано, которому Гуссерль здесь несомненно подражает, и
во П-м томе, в VI Исследовании в выделенном в краткий § 39
"Очевидность и истина" V-й главы), все же и в этом сочинении не была
в центре внимания. Об Идеях I и говорить не приходится: об
истине Гуссерль вспоминает, увы, довольно редко, и тема истины
так и остается нераскрытой. Кстати, Тугендхат порою вынужден
признавать, что "напрямую" проблема очевидности именно в
сопряжении с проблемой истины появляется в сочинениях Гуссерля
не часто; но он все же утверждает, что "ограничение
проблематики истины" имеет лишь случайный характер и что "фактически",
согласно глубокому замыслу, она проходит через всю структуру
Логических исследований (Ibid. S. 23).
Я же, напротив, полагаю, что "ограничение проблематики
истины" в Логических исследованиях и особенно в Идеях I носит
неслучайный характер и объясняется тем, что Гуссерль чем дальше,
тем больше растворял проблему истины в проблеме очевидности, не
найдя именно для истины специфического феноменологического
исследовательского аспекта. Отойдя а) от дедуктивного
понимания истины; б) от больцановской концепции "истин в себе" (что,
по-моему, случилось уже во П-м томе Логических исследований);
в) выделив в "до-феноменологический", чисто логический раздел
тему истины как правильности, как значения высказываний и
перейдя к увязыванию истины и категориального созерцания,
Гуссерль — по крайней мере в Идеях I — не определил
самостоятельного места проблемы истины и не разработал эту проблему

500 H. В. Мотрошилов а « Идеи I Эдмунда Гуссерля»
именно на почве феноменологии. И вовсе не случайно Туденхадт,
решивший осветить именно проблему истины, чаще всего и по
существу говорит в своей книге (и говорит превосходно) о
множестве других феноменологических проблем — интенционально-
сти, исполнения интенции, созерцания, очевидности и т. д. Когда
(в соответствии с заголовками) речь, кажется, должна зайти об
истине, по большей части освящаются эти близкие, но ведь по
существу не тождественные истине темы. И когда Г. Патциг
находил у Гуссерля "почти идентифицирующее связывание
очевидности и истины" (См.: Patzig G. Kritische Bemerkungen zu Husserls
Thesen über das Verhältnis von Wahrheit und Evidenz // Neue Hefte
für Philosophie. S. 12), то он был прав применительно к отдельным
высказываниям Гуссерля. Следует, однако, учесть, что ему
возражали Э. Штрёкер и Г. Хеффернан, справедливо полагавшие, что в
замыслы основателя феноменологии это не входило. Это тоже
один из "рабочих" парадоксов феноменологии. Факт остается
фактом: у Гуссерля — несмотря на его замыслы — и у его лучших
интерпретаторов "идентифицирующее связывание" истины не
только с очевидностью, но и с другими проблемами
свидетельствует, мне кажется, о том, что особое, специальное понятие истины у
Гуссерля так и осталось слабо разработанным.
В Логических исследованиях Гуссерль, правда, попытался хоть
как-то различить и соотнести очевидность и истину. Имеет смысл
хотя бы кратко напомнить об этом.
В § 39 "Очевидность и истина" VI Исследования (LU II/ II, 122 ff.)
основатель феноменологии ведет речь об истине. В этом
параграфе Гуссерль переходит к понятию истины от понятия
очевидности, что становится основополагающим для всей гуссерлевскои
теории истины. (Впоследствии, в Формальной и трансцендентальной
логике он поддержит данные там определения.) Очевидность
понимается как «акт наиболее совершенного синтеза наложения
(Deckungssynthesis). Как и всякое идентифицирование, она есть
объективирующий акт, объективный коррелят которого
называется: бытие в смысле истины, vuivi также истина...». Поясняя
сказанное, Гуссерль выделяет четыре аспекта понятия истины. Я
сначала их перечислю, а потом предложу соответствующие
комментарии.
1. Истина прежде всего определяется следующим образом: как
коррелят идентифицирующего акта она есть "обстояние вещей",
и как коррелят перекрывающего идентифицирования (einer
deckenden Identifizierung) она есть "тождество",
идентичность, или пол ное согласование между
положенным (Gemeintem) и данным (Gegebenem). «Переживается же это

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 501
тождество в очевидности, поскольку очевидность есть актуальный
процесс адекватного идентифицирования» (Ibid. S. 122).
При этом Гуссерль поясняет: положение о том, что
очевидность есть "переживание" истины, нельзя просто
интерпретировать в том смысле, будто очевидность есть восприятие, а именно
адекватное восприятие истины (ибо осуществление
идентифицирующего наложения еще не есть актуальное восприятие
предметного согласования благодаря акту объективирующего
понимания).
2. «Другое понятие истины касается идеального
соотношения, которое господствует в единстве наложения,
определяемого как очевидность, в единстве между
сообразованными с познанием сущностями
налагающихся друг на друга актов. Если истина в первом смысле
была чем-то предметным, соответствовавшим акту
очевидности, то истина в теперешнем смысле есть идея, принадлежащая
форме акта, а именно она есть сообразованная с
познанием и понятая в качестве идеи сущность
эмпирически случайного акта очевидности, или идея
абсолютной адеквации как таковой» (Ibid. S. 123).
3. На стороне полноты дающих актов мы в очевидности
переживаем данный (gegebenen) предмет в способе полагаемого: он
есть сама полнота. Это тоже, замечает Гуссерль, может быть
выражено с помощью понятий "бытие", "истина", "истинное", имея
в виду полноту исполнения интенции, а именно «идеальную
полноту специфической соразмерной познанию
сущности интенции» (Ibid.).
4. Наконец, с точки зрения интенции истина оборачивается
"правильностью интенции" (специально — правильности
суждения), "бытием адеквации истинного предмета..." (Ibid.).
Этот текст весьма сложен. При внимательном анализе можно
выделить такие аспекты понимания проблемы истины в
Логических исследованиях.
А. Истина увязывается с очевидностью, но не отождествляется
с нею. Если очевидность — в предметном аспекте — есть акт,
объективирующий предметность, то истина есть объективный
предметный коррелят этого акта, объективное "обстояние вещей"
(Sachverhalt). Итак, если соотносить это с будущим различением
ноэзиса и ноэмы, то очевидность в большей степени
характеризует ноэтический момент, т. е. акт, или переживание, а истина —
ноэматический, т. е. предметный момент. Когда Гуссерль в
первом издании I тома Логических исследований говорил, в духе Боль-
цано, о "тождественно единых" истинах в себе и для себя, он по

502 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
существу изолировал объективно-предметный момент от
"актовой" стороны. И в Предисловии ко второму изданию Логических
исследований 1913 г. он четко признал эту ошибку, определив
понятие "истины в себе", односторонне ориентированное на vérité
de la raison Лейбница как одну из "весьма существенных ограни-
ченностей (Unzulänglichkeiten)". Вполне понятно, почему
Гуссерль периода Идей I считает это существенной ошибкой. Ведь
такое понятие было так и не устраненным следствием крайнего
логицизма, отрыва логики от феноменологии, что противоречило и
замыслу самих Логических исследований. (Правда, Тугендхат как раз
полагает, что критическое отношение VI Исследования к "истинам
в себе" само оказалось ошибкой и что, например, в Картезианских
размышлениях Гуссерль снова признал это "an sich" неотъемлемым
признаком истины — Tugendhat. Op. cit. S. 233). Но по крайней
мере во П-м томе, к которому относится анализируемый параграф,
объективное обстояние вещей, предметный аспект переживания,
т. е. истина уже неотрывно увязаны с переживанием очевидности.
Более того: в этом объединении и заключается специфика
феноменологического подхода к проблеме истины. О специфике гуссерлевского
понимания истины по сравнению с традиционными
концепциями кратко и ёмко сказал Д. Помар: «Гуссерлевское понимание
истины не ориентировано на традиционный исходный пункт,
согласно которому местом истины прежде всего является суждение.
Его определения истины нельзя свести к традиционной
концепции адеквации между мышлением и мыслимыми вещами
(например, корреспонденции между представляемым и реально
существующим предметом)» (Lohmar D. Op. cit. 1998. S. 158). Правда,
Помар справедливо отмечает, что Гуссерль продолжает
пользоваться в концепции истины понятиями "Korrespondenz" —
соответствие, "Übereinstimmung" — согласованность, "Adäquation" —
адекватность, хотя часто уже в нетрадиционном смысле; затем —
это уже мое уточнение — основатель феноменологии все больше
осознает "непрямой", "переносный" смысл всех этих понятий.
Итак, истина № 1 в ее целостности — это и некоторое
объективное обстояние вещей, и переживание очеврадности того, что
положенное (Gemeinte), или "мнимое", "полагаемое" нами,
тождественно "перекрывается" (совмещается — deckt sich) с данным в
переживании. Иными словами, в случае истины мы не просто
имеем в сознании некоторое содержание, но с очевидностью
убеждаемся, что именно его следует принять за саму истину.
Понимание истины увязывается не с одним объективированным
знанием, как в логике или в чисто логицистских теориях знания и

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 503
познания, но с процессами в сознании, а именно с процессами
приведения этого знания к очевидному "исполнению", удостове-
риванию того, что "положено" (gemeint) как объективное знание.
Здесь мы видим, что теория истины и у раннего Гуссерля входит
не только и не столько в теорию знания, сколько в теорию чистого
сознания.
Б. С этим связана и другая особенность данной концепции —
акцентирование "полноты исполнения интенции", полноты
"дающих актов". Гуссерль даже подчеркивает: если предметное
"дано", то это означает "идеальную полноту" дающих актов;
истина увязывается с самой этой полнотой. Не случайно говорится
и о "бытии истины": благодаря полноте дающих актов истина
налична, она бытийствует. «Тем самым это (третье. — H. M.)
понятие истины, — констатирует Д. Ломар, — получает
однозначный приоритет (Hua XVII, 133) перед другими понятиями
истины. Оно лежит в основе других понятий как обозначение "исти-
нообразующей полноты", соответствующей очевидности»
(Lohmar D. Op. cit. S. 163). Раньше на приоритет этого понятия указал
Тугендхат (Tugendhat Е. Op. cit. S. 94 f).
В. Что касается четвертого понятия истины, то оно
определяется как "правильность интенции" и не случайно
отождествляется с логической правильностью суждения. Это понятие стоит
ближе к логике, чем к феноменологии, хотя внешне переводится
на феноменологическую (интенциональную) почву.
Гуссерль в Логических исследованиях еще увлекался темой
"абсолютной адеквации", внося ее в понятие истины (истина № 2). Из
того, что мы уже знаем об Идеях I, должно быть ясно: в этом
произведении основатель феноменологии уже не верит в
возможность ее реализации; в лучшем случае она предстает чем-то вроде
кантовской регулятивной идеи (Lohmar D. Op. cit. S. 164).
Здесь не место всесторонне оценивать гуссерлевское
понимание истины в Логических исследованиях. У него есть свои
особенности, свои преимущества и недостатки (См.: Tugendhat E. Op. cit.;
Lohmar D., Op. cit. 1998). Среди преимуществ мне представляются
особенно важными процессуальное понимание истины, увязывание
знания, познания и сознания, мобилизация не только логико-
мыслительных, но и интуитивных способностей сознания. В
Идеях I (согласно справедливой оценке Тугендхата, Ломара и других
авторов) роль процессуальное™ повышается: сам процесс
обретения и очевидного подтверждения истины становится ступенчатым,
неокончательным, противоречивым, что в большей мере отвечает
специфике человеческого разума, чем модель Логических
исследований, впитавшая в себя влияние логицистского рационализма.

504 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Гуссерль даже включает в это понимание такие моменты, которые
строгий критик счел бы возвратом к психологизму —
разочарования (Enttäuschungen) в том, что ошибочно принималось за
истину, преодоление сомнений и т. д. И все-таки остается в силе
сказанное ранее: концепция истины в Идеях I разработана
совершенно недостаточно. "Дефицит" этот сказывается и в том, что подчас
утрачивается обретенное в Логических исследованиях оправданное
разграничение истины и очевидности.
Вернемся к Идеям I. Гуссерль переходит к теме "Ступени
всеобщности проблем теории разума", разбираемой в третьей главе
Четвертого раздела, т. е. в заключительной главе. Идей I.
Глава III. Формальная онтология и
проблема конституирования
в составе феноменологии разума
И вот перед нами последняя глава Идей I. По замыслу Гуссерля,
она должна вывести нас к "наиболее общим проблемам"
феноменологии разума, однако здесь автор Идей снова предлагает
вернуться к "источникам проблематики разума" и проследить их
дальнейшее разветвление по возможности систематически.
Возвратиться следует, конечно же, к проблематике, которая
"охватывает всю феноменологию" — к интенциональности.
Согласно Гуссерлю, когда феноменология только начинает с
проблемы интенциональности, то последняя анализируется во
всеобщем виде и не включает в круг рассмотрения вопросы,
касающиеся бьппя осознаваемого (даваемого в сознании) в качестве
действрггельного, истинного (des Wirklich — [Wahrhaft] — seins). В
серединной части Идей исследовались всеобщие, главные
структуры сознания, были получены трудные феноменологические
различения, была заложена широкая феноменологическая база. А
ведь без разъяснения понятий "смысл", "предложение",
"исполненное предложение" (в Логических исследованиях употреблялся
термин "erkenntnissmäßiges Wesen", т. е. сущность, соразмерная
познанию) еще нельзя было, замечает Гуссерль, приблизиться к
радикальному формулированию проблем теории разума (Hua III,
358). Эти понятая в свою очередь оказались связанными с
другими сущностными различениями — позициональности и
нейтральности, тетических характеристик и их материй и т. д.
Однако как бы ни были важны все проведенные до сих пор
исследования, Гуссерль считает все полученные ранее "сущностные
дескрипции" "всего лишь началами": повсюду, говорит автор Идей,

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 505
отвоевывалось ровно столько почвы для поля
феноменологических исследований, сколько было необходимо только для
интродукции каждого важного и нового слоя, для прорисовки
методологического замысла и горизонтов анализа.
В § 147, пытаясь продвинуться по пути разветвления проблем
феноменологии разума, Гуссерль по существу повторяет
сказанное ранее, в § 133—134 о "перетекании" феноменологии в
проблемное русло формальной логики и названных ранее
параллельных ей формальных дисциплин. В логике, если она
разрабатывается "догматически", исследователь абстрагирует и
схватывает апофантические формы ("предложение вообще", или
суждение, виды суждений — категорическое, гипотетическое,
конъюнктивное, дизъюнктивное и т. д.). Но такой исследователь-логик
не задается вопросом об аналитическом синтезе, о ноэтическо-
ноэматическом сущностном объединении и т. д. «Лишь
феноменология проясняет нам, благодаря возврату к источникам
интуиции в трансцендентально очищенном сознании, в чем,
собственно, заключается дело, если мы говорим то о формальных
условиях истины, то о формальных источниках познания. В общем же
виде феноменология проясняет для нас сущность и сущностные
отношения, которые принадлежат понятиям познания,
очевидности, истины, бытия (предмета, обстояния вещей); она учит нас
построению процесса вынесения суждения и самому суждению
и т. д.» (Ibid. S. 361).
Что касается отношения к логике, то для феноменологии
разговор об "априорных истинах логики" подразумевает
«сущностные взаимосвязи между возможностью интуитивного
исполнения предложения (благодаря чему соответствующее
обстояние вещей достигает синтетического созерцания) и
чисто синтетической (чисто логической) формой
предложения и что одновременно первая возможность есть
условие возможной значимости [предложения]» (Ibid.).
Например, события, затрагивающие вынесение суждения, т. е.
ноэзу, как и события, которые им сущностно соответствуют в но-
эме, т. е. в апофансисе, исследуются феноменологией в их
необходимом взаимоотношении и в полной сплетенности [процессов]
сознания.
В § 148 с обсуждаемых дисциплин Гуссерль переключает
внимание на соответствующие онтологии. Процедура перехода от
логики к онтологии в изображении Гуссерля выглядит
достаточно простой. Например, мы можем судить не о суждениях, а о
Sachverhalt, обстоянии вещей, запечатленной в суждениях, не о
членах суждения (скажем, об именных значениях), а о предметах,

506 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
не о значениях предиката, а о признаках. И тогда, после такого
поворота, речь идет уже не о значимости предложений суждения,
но о составе Sachverhalt, о бытии предметов и т. д. Но Гуссерль
добавляет, что формальная онтология выходит далеко за пределы
апофантических истин. В §119 ранее уже шла речь о способе
"номинализации". Например, мы судим в суждениях о (чем-то) во
множественном числе. Путем обращения в имя
("номинализации") множественное число становится особым предметом —
"множеством"; учение о нем — это учение о множествах.
Подобное же значимо для понятий "отношения", "число" и т. д. Задача
феноменологии — не в том, чтобы заниматься такими
дисциплинами, например математическими, а исключительно в том, чтобы
из аксиом и понятий таких дисциплин получить рубрики,
тематические разделы для феноменологических исследований.
Упомянув снова о формальной аксиологии, практике (на
современном языке — формальной праксиологии), формальной
онтологии ценностей, Гуссерль вынужден признать, что понятие
"формальной онтологии" в его работе претерпело значительное
расширение. Ведь ценности, практические предметности вошли в
рубрику "предмет", "нечто вообще".
После этого краткого экскурса в тему формальных онтологии
Гуссерль "пробегает" через тему так называемых региональных
онтологии. Любой регион, констатирует Гуссерль, дает
путеводную нить для замкнутой группы исследований. Например,
Гуссерль выделяет такой регион, как "материальная вещь". Вместе с
этим выделяется и особая проблема — всеобщего "кон-
ституирования" (Konstitution) предметности
региона "вещь" в трансцендентальном
сознании, или, говоря короче, феноменологического конституирования
вещи вообще.
О чем здесь идет речь? Идея вещи репрезентируется, пишет
автор Идей I, понятийной мыслью "вещь известного ноэматиче-
ского состава". При этом каждой ноэме, соразмерно ее сущности,
соответствует идеально отграниченная группа возможных ноэм,
единство которых заключается в том, что они способны к
синтетическому приведению к единству (Vereinheitlichung) через
наложение (Deckung). Далее Гуссерль суммирует некоторые
положения, которые ранее он уже не раз высказывал, когда речь
заходила о "вещи". Мы опираемся на примеры и, совершая идеацию,
с интуитивной ясностью схватываем сущность, обозначаемую
словом "вещь" (при этом "экземплярами" могут быть и вещи
действительного опыта, и вещи фантазии — вроде крылатых коней,
белых ворон, златых гор и т. п.). Все, что говорилось ранее о "ве-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 507
щи", ее созерцании и т. д., по Гуссерлю, применимо и к
сущностному региону "вещь вообще".
При этом, "работая" с понятием "вещи", примененной к
сфантазированной вещи (пример — кентавр), мы способны
свободно использовать все идеальные возможности ее
"усовершенствования" — чтобы сделать вещь все более наглядной, конкретной
и т. д. Но даже в этом случае свобода не является неограниченной
— скажем, мы связаны рамками пространства, которые нам
жестко предписывают идеи вещи как таковой. Даже и неадекватно
данный, регион "вещь" предписывает правила
ходу возможных созерцаний, устанавливает Гуссерль.
«К сущности подобной вещной ноэмы принадлежат — что
абсолютно доступно усмотрению — идеальные возможности
"безграничности поступательного движения" согласованных созерцаний
(здесь Гуссерль берет в кавычки слова Канта из Критики чистого
разума — о пятом, относящемся к пространству аргументе. —
H. М.), причем по типологически определенным направлениям
(следовательно, имеет место и параллельная безграничность в
континуальных рядах положениях соответствующих ноэз)» (Ibid.
S. 366).
Здесь выявляется вот какая противоположность. С одной
стороны, никакое интуитивное схватывание сущности вещи не
может быть настолько полным, чтобы не предполагать бесконечного
процесса присоединения новых созерцаний. С другой стороны,
мы все же с очевидностью и адекватно схватываем "идею" вещи,
причем делаем это именно в процессе свободного процесса
пробегания в сознании безграничности поступательного
движения внутренне согласованных друг с другом созерцаний. Процесс
устремляется в бесконечность. "И так далее" — доступный
усмотрению и абсолютно необходимый момент вещной ноэмы» (Ibid.
S. 367). Данный момент характеризует и региональную "идею"
вещи как таковой. Далее Гуссерль проясняет, что подразумевают
для вещной ноэмы выражения res temporalis и res extensa, как от
них совершается переход к "идеям" временности и пространства
в "чистом" созерцании (говоря о котором, автор Идей I снова
вспоминает о Канте). Вещь всегда есть вещь длящаяся, в этом
аспекте как бы устремляющаяся в бесконечность (res temporalis).
Вещь также способна к бесконечному многообразию изменений
формы, положения, подвижности (res extensa). Наконец, как res
materialis она есть "субстанциональное единство", "единство кау-
зальностей", опять-таки бесконечных по своим возможностям.
«Итак, все компоненты идеи вещи сами суть идеи, и каждая

508 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
имплицирует свое "и так далее" "бесконечных" возможностей»
(Ibid. S. 368).
Все эти размышления о "вещи", продолжает Гуссерль в § 150,
показывают, что регион "вещь" может дать путеводную нить всем
феноменологическим исследованиям. Снова встают вопросы, в
известной степени обобщающие по отношению к ранее
проделанным исследованиям.
Общий вопрос: как систематически описывать
принадлежащие к единству наглядно
представляющего вещного сознания ноэзисы и ноэмы?
Применительно к сфере ноэмы вопрос конкретизируется так: как
выглядят многообразные "предложения созерцания", в
каких из них обретает свою данность "действительная" вещь,
обнаруживающая и подтверждающая, сообразно созерцанию, свою
действительность в изначальном "опыте"? (Ibid. S. 369).
"Региональная идея вещи", ее идентичное X, устанавливает
Гуссерль, "предписывает определенные правила многообразиям
явлений". Предписываются, в качестве идеальных совокупностей,
строго отграниченные ряды явлений и внутренняя организация
их протекания. Например, обнаруживается, что единство rex ех-
tensa можно мыслить не обязательно вместе с rex materialis, но
нельзя помыслить ни одну rex materialis, которая не была бы
одновременно rex extensa. Любое явление вещи, продолжает
Гуссерль, заключает в себе слой, который он называет "вещной
схемой" (Dingschema). Последняя — наполненная чувственными
качествами пространственная фигура, взятая вне определенной
"субстанциональности" и "каузальности". Тут кроется (даже в
простой rex extensa) изобилие феноменологических проблем
(Ibid. S. 370).
§ 151—152 посвящены важнейшей проблеме феноменологии
зрелого периода развития мысли Гуссерля — проблеме
констатирования (Konstitution). Сначала речь идет о
"трансцендентальном конституировании вещи". Конституирование имеет,
согласно Гуссерлю, ступенчатый характер. На каждой ступени
конституируется особое единство, которое образует
необходимое опосредующее звено полного конституирования вещи (Ibid.
S. 372).
Так, на ступени простого перцептивного конституирования
вещи (с ее коррелятом — снабженной чувственными качествами
чувственной вещью) мы имеем дело, утверждает основатель
феноменологии, с возможными восприятиями одного-единствен-
ного Я-субъекта. Тут феноменолог обнаруживает сенсуальные
схемы "видимых вещей" высшего и низшего порядка. Выше всего

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 509
на этой ступени ставится слой "субстанциально-каузальная вещь",
т. е. реальность в особом смысле. Ступенью выше стоит
конститутивное единство "интерсубъективно тождественная
вещь", где имеется в виду "открытая множественность
субъектов". «Интерсубъективный мир — это коррелят
интерсубъективного, т. е. опосредованного "вчувствованием" (Einfühlung)
опыта)» (Ibid.).
Гуссерль намечает целую программу исследования
конституции: когда синтезы согласовываются (по их ноэматическим и но-
этическим составам), только подвергаясь коррекции — и когда
они, напротив, "противоборствуют" друг другу,
перетолковываются. Значит, наряду с феноменологией "истинной
действительности" неизбежна и феноменология "ничтожной кажимости"
(Ibid. S. 374).
Сказанное о конституировании может быть перенесено и на
другие регионы (причем возникает также сложная проблема
"сплетенности" различных регионов). Так, регион "вещь"
"объективного" вещного мира не есть нечто изолированное.
Необходимо также конституирование в опыте региона "человек" или
"животное", как и конституирование "интерсубъективной общности
живых существ". Итак, любой своеобразный тип действительно-
стей подразумевает необходимость особой
конститутивной феноменологии и, соответственно, нового
конкретного учения о разуме. (Она отчасти реализуется в
Идеях II.)
Последний параграф Идей I (§ 153) подводит итог
проведенного в книге исследования. Перед нами, кроме того, простираются
поистине необозримые перспективы развития феноменологии.
По существу оказывается, что феноменология имеет отношение
ко всему принципиальному в каждой
содержательной науке (Ibid. S. 376). А затем, конечно, и к
формальным и онтологическим дисциплинам.
1. В первую очередь это проблемы конституирования
предмета, которые связаны с многообразиями возможного "изначально
дающего" сознания. Здесь мы вращаемся в сфере простого
представления (Ibid. S. 377).
2. Затем совершается переход в более высокую сферу так
называемых рассудка (Verstand) и разума (Vernunft) с
эксплицирующими, устанавливающими отношение и прочими
"логическими" (а впоследствии аксиологическими и практическими)
синтезами, с их понятийными операциями, высказываниями и
опосредующими формами обоснования. Предметности,
поначалу данные в монотетических актах, можно затем "подвергнуть

510 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
игре синтетических операций", в результате чего
возникнут "многообразные, членящиеся материи" (Ibid.). Примеры: Kol-
lectiva (т. е. множества, объединения разного вида) — и операции
"коллигирования", т. е. объединения в коллективные множества;
"целое" и его "части" — и операции вычленения частей из
целого; "свойства", "предикаты" субъекта — с операциями
сопряжения, установления отношений, "приведения в соотношение", по-
лагания, сравнения, различения, выведения следствий,
синтезирования и многие, многие другие — "так in infinitum", так до
бесконечности (Ibid.). «Феноменологически все эти типы синтезов в
корреляции с "конституируемыми" в них синтетическими пред-
метностями нужно подвергать исследованиям — с целью
прояснить различные модусы данностей и их значение для
"действительного бытия" таких предметностей или для истинного
бытия в качестве возможного (wahrhaft Möglichsein), для
действительного бытия в качестве вероятного, и так соответственно
всем вопросам разума, истины, соответственно, действительности.
И здесь перед нами также встают "проблемы
конституции "» (Ibid. S. 378).
Сопрягающиеся с конституированием исследования
разделяются, таким образом, на две основные ветви. Одна из них
восходит к (высшим) "логическим синтезам", которые основываются на
самых низших тезисах "с простыми материями", но основываются
на них в весьма широком диапазоне, в независимости от материи
синтезирования. Феноменология здесь восходит к "формальным
основным понятиям", избирая их и только их в качестве
путеводных нитей к проблемам разума, действительности и истины.
Вторая ветвь — это сопряжение феноменологии с региональными
категориями и исследованиями (Ibid.). Благодаря этому
феноменология глубинно увязывается с априорными онтологиями и,
наконец, со всеми другими (помимо самой феноменологии)
эйдетическими дисциплинами. «Порядок ступеней,
относящийся к формальным и материальным
учениям о сущности, в известной степени
предопределяет порядок ступеней конститутивной
феноменологии, определяет их всеобщие ступени и в лице
онтологических и материально-эйдетических основных понятий
и положений дает в руки феноменологов "путеводные нити".
Таковы, к примеру, основные понятия онтологии природы —
время, пространство, материя — и те, что ближайшим образом из
них выводятся; они становятся индексами для слоев
конституирующего сознания материальной вещности...» (Ibid.
S. 379).

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 511
Одновременно Гуссерль делает существенное замечание: хотя
конститутивные феноменологии соотносятся с формальными и
материальными онтологиями, нет и намека на то, что первые,
якобы, обосновываются вторыми. Ибо "соотносясь" с
онтологиями, феноменолог ни в коей мере не выносит
свои суждения онтологически (Ibid.).
Основатель феноменологии придает решению проблем кон-
ституирования (в равной мере учитывающему и ноэтические, и
ноэматические слои сознания) столь широкое значение, что
совмещает ее с "полной феноменологией разума", объемлющей как
ее формальные, так и материальные, как нормальные (позитивно-
разумные), так и аномальные (негативно-разумные) образования.
«И даже напрашивается вывод, что столь полно разработанная
феноменология разума совместилась бы с феноменологией
вообще, что систематическое проведение всех дескрипций
сознания, требуемые объединяющим названием "конституция
предмета", должно было бы объединить в себе все вообще дескрипции
сознания» (Ibid. S. 380).
Этой фразой Гуссерля заканчиваются Идеи I.
Глава IV. Что такое гуссерлевская
"феноменология разума"?
(Интерпретация Четвертого раздела Идей Г)
Предметность разума и "действительность".
Феноменология очевидности
Поскольку 1-я глава Четвертого раздела Идей I посвящена в
основном проблеме ноэматического смысла — в его сопряженности
с предметом (и поскольку в моей предшествующей
интерпретации Третьего раздела эти суммирующие моменты гуссерлевского
анализа уже были учтены), — перейдем сразу к осмыслению той
части феноменологической науки, которую Гуссерль называет
"феноменологией разума", употребляя более чем обычное для
философской традиции понятие "разума" (Vernunft). Между тем
содержание этой части, в некоторых своих проблемных узлах
пересекаясь с традицией, в своих главных акцентах от нее
отклоняется.
Ключ к уяснению специфики феноменологии разума следует,
как я думаю, искать в понятии Vernunftbewußtsein, сознание разума,
которое мы встречаем в § 136. Объединение в одно слово двух
понятий, которые во многих философских учениях прошлого были

512 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
заботливо различены, специфично для феноменологии и требует
нашего особого внимания. Несмотря на то что в немецком
философском языке слово Bewußtsein, сознание (букв.: осознанное
бытие) — довольно позднего происхождения (оно было введено в
оборот Христианом Вольфом), в XIX в. термин "сознание" уже
нашел в философии широкое распространение. Тенденция
немецкой философии состояла в стремлении терминологически
отличить от сознания как такового рассудок и разум — именно для
того, чтобы обозначить специфику тех форм духовной
деятельности человека, которые не ограничиваются быстротекущими
процессами сознания, а способны порождать устойчивые,
общезначимые продукты, формы, правила, нормы, установления.
Благодаря Канту и особенно Гегелю разум был терминологически
отделен не только от сознания, но и от рассудка и взят для
изучения в качестве уже отделившихся от сознания,
объективировавшихся продуктов и форм, как бы стоящих на вершине пирамиды
деятельности духа. Гегель и гегельянцы придали разуму сверх-
объективированную форму, "внедрив" его во внутренние
структуры самого универсума, а также в закономерности человеческой
истории. Гуссерль скорее примыкал к традициям английского
эмпиризма (его любимым автором был Дэвид Юм), для которого
разум, raison был более "приземленной" способностью,
находящей проявление и в обычных делах и познаниях человека, и в
деятельности понимания, разумения (understanding). При этом
сознание и разум в сочинениях английских философов не были
так разъединены, как у немецких философов последующего
периода. Впрочем, и Кант многому научился у английских
мыслителей, особенно у того же Юма, следы влияния которого
прослеживаются в кантовской философии.
Гуссерль, несомненно, выступил против гегельянской
традиции, и прежде всего — против онтологизации, субстанционали-
зации того, что именовалось разумом. Примыкая к Декарту и
Канту, т. е. к традиции трансцендентализма, Туссерль — в еще
большей мере, чем эти мыслители — был склонен снова превращать
сознание в фундамент разума. Не некий безличный всесильный
разум "продуцирует", в качестве одной из ступеней своего
развития, возможность сознания и самосознания, специфической (и
ограниченной) человеческой разумности, как полагал Гегель, — а
сознание человека конституирует, так считает Гуссерль, особые
всеобщезначимые продукты, процедуры, формы, которые
возможно (условно) назвать относящимися к региону "разума".
Фундаментальным для феноменологии и здесь остается факт данности

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 513
этого региона через сознание, в чем и состоит смысл понятия Ver-
п и nftbewußtsein.
Каков же "состав" этого понятия в гуссерлевском
изображении? И более общий вопрос: в каком облике разум появляется в
феноменологии Гуссерля периода Идей II Попытаюсь дать ответ
на эти вопросы.
1. Весьма не случайно то обстоятельство, что весь Четвертый
раздел Идей I носит название "Разум и действительность", а
первая его глава, тесно примыкающая к Третьему разделу, вновь
обращает нас к теме ноэмы. Ибо важнейшей проблемой философии
всегда был вопрос "о сопряжении сознания с предметностью",
который по-своему ставит и Гуссерль в Четвертом разделе вообще, в
первой ее главе в частности и особенности. Если реальное
отношение вещи вне сознания к сознанию как реально протекающему
процессу, занимавшее "натуралистически" мысливших
философов, в философии Гуссерля пребывает исключенным благодаря
феноменологической редукции, то предметные структуры и
предметные синтезы сознания, исследуемые в этой части
феноменологии, по своей сути обязательно содержат в себе
отнесенность к действительности. Правда, все звенья этого отношения —
"предметность" сознания, "действительность", сама их
соотнесенность — предварительно получили именно
феноменологическое (по природе своей трансценденталистское) толкование.
Поэтому эта часть феноменологии разума, теснее всего связанная с
темой предметности, на деле оказывается продолжением ноэматиче-
ского анализа, но взятого в той его "высшей точке", когда речь
пошла о предметных смыслах сознания как синтетических
единствах ноэматических аспектов переживаний сознания и
формировании, конституировании сознанием специфических целостных
предметных комплексов, особых X, "предметностей" сознания,
которые сознанием же рассматриваются в их отношении к
действительности. Проблема здесь, как формулирует сам Гуссерль,
заключается в следующем: есть ли каждый такой X — то же самое,
идентичное? И "действителен" (это слово у Гуссерля — в кавычках,
что не случайно) ли сам предмет? Разъяснение Гуссерля,
направленное на выявление именно феноменологического ракурса
постановки и решения проблемы соотношения разума и
действительности, чрезвычайно важно.
Вполне ожидаемо, что скажет по этому поводу Гуссерль:
основателя феноменологии не интересуют "фактичности сознания и
его протекания", а сущностные проблемы (Wesensprobleme). И
вот именно сущностная проблема "сознания разума" состоит, по
его мнению, в следующем: сознание, т. е., собственно субъект соз-
17 -8214

514 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
нания, судит (urteilt) о действительности, задает о ней вопросы,
осуществляет относительно нее предполагания (vermutet),
сомневается в ней, разрешает свои сомнения. Все это Гуссерль и
называет, как мы видели ранее, "правосудием разума"
("Rechtsprechungen der Vernunft"). Сформулируем данный аспект в более
общей форме: разум (как сознание разума) в гуссерлевской
феноменологии вступает в силу тогда и только тогда, когда изнутри
сознания (т. е. трансценденталистски) отрабатывается тема
отношения целостных, синтезированных предметностей сознания к
"действительности", взятой тоже в феноменологически-конститутивном
смысле. Или, говоря несколько иначе, тогда, когда ставится
вопрос: в каких случаях ноэматически подразумеваемая
идентичность X есть нечто "действительное" — а не "только"
предположенное?
В истории философии предшественником такого подхода
является разве лишь Кант, который (правда, в учении о рассудке, а
не о разуме Критики чистого разума) мобилизовал огромное
количество различений, относящихся к сознанию и познаниям
(Erkenntnisse), чтобы обозначить чрезвычайную сложность и
специфичность предметных структур сознания, приобретающих,
однако, объективную, всеобщую и необходимую значимость и (можно
так сказать) отношение к "действительности". Причем и здесь
слово "действительность" приходится взять в кавычки: ведь мы,
согласно Канту, во-первых, ничего не знаем о действительности,
если она толкуется как совокупность вещей самих по себе; во-
вторых, понятия, подобные "действительности", суть не
чувственные, восходящие к опыту понятия, а идеи разума, сложным
образом и на относительно более позднем этапе
конституируемые самим разумом. Обе тенденции кантовского толкования
понятий "предметности" и "разума" повлияли на текст Идей I
Гуссерля, но не в прямой, эксплицитной, а скорее в косвенной,
имплицитной форме. Во всяком случае, Гуссерль куда ближе к кан-
товскому, чем к гегелевскому образу разума.
С гуссерлевским "разумом" связан не блеск победного
шествия, царствия на основе установленных правил, предписаний, как
это было у Гегеля (после Феноменологии духа), а повседневный труд
сознания над конструированием предметных структур и их
прилаживанием к другому конструктивному уровню — тому, на
котором формируется образ "действительности". Да и "правосудие
разума", о котором говорит Гуссерль, выглядит отнюдь не по-
гегелевски. Если "суд разума" у Гегеля предполагает судью, как
бы возвышающегося над отчужденной, "недостойной"
действительностью, — то "суд разума" у Гуссерля скорее есть кропотли-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 515
вая работа сомнений, предположений, сбора доказательств,
постоянной проверки "на действительность" или
недействительность всех существенных достижений сознания. (Гегель, да и
Кант, скорее согласились бы отнести всю такого рода
деятельность к сфере рассудка, а не разума. И те "предметные",
"объектные" рассуждения и схемы Канта, о которых мы несколько
раньше говорили, излагаются в основном в учении о рассудке. Однако
Гуссерля в Идеях I, судя по всему, мало волнует различение
Verstand и Vernunft, рассудка и разума.) Поэтому анализ работы
разума в рассматриваемом разделе Идей I Гуссерля выдержан в
достаточно скромных, деловых тонах. Ни о каком прославлении,
возвышении разума нет и речи г.
Когда говорят о предметах, рассуждает Гуссерль, то в обычном,
нормальном случае подразумевают действительные, истинно
сущие предметы (и какие-либо бытийные категории). Что бы о
предметах ни говорили (если рассуждают о них разумно),
предполагается возможность обосновывать, подтверждать то, что
подразумевается, бывает положено (vermeint) или высказано. В сфере
логического (т. е. в сфере высказываний), добавляет Гуссерль,
наблюдается коррелятивность между двумя структурами:
"истинно- или действительно — быть" ("wahrhaft"
— oder "wirklich-sein" и "быть разумно
подтверждаемым" (Hua III, 333). Итак, на первый план в
феноменологии разума выдвигается проблема "разумной подтверждае-
мости" высказанного, положенного в качестве предметного
смысла высказываний. Это с самого начала предопределяет особую роль
логического аспекта в феноменологии разума, о чем впоследствии еще
пойдет речь.
2. Но феноменология не была бы феноменологией Идей I, если
бы в основание учения о разуме Гуссерль не положил мотивы,
связанные именно с "усмотрением сущности". Здесь Гуссерль
заостряет, но уже на уровне феноменологии разума, несколько
фундаментальных различений. Это, прежде всего: а) различие
между позициональными переживаниями, которые достигают
"изначальной данности" (zu originärer
Gegebenheit ), и теми, которые этой данности не достигают. Опять
подчеркивается значение "воспринимающих",
"видящих" ("sehenden") актов — теперь особенно с точки
зрения того момента, что некоторые акты "дают" нам
подтверждение "непосредственного", "изначального" видения предмета
именно в их "живой", "телесной" действительности. А другие
акты не обеспечивают такой данности. Гуссерль специально
обращает внимание на то, что речь идет не только о переживаниях
17*

516 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
материальных вещей и процессов, но обо всех позициональных
переживаниях. Например, если мы утверждаем: 2 + 1 = 1 + 2, то
мы можем делать это двумя различными способами. Мы либо
предицируем содержание "слепо", как нас этому научили, либо
усматриваем суть дела сами, с полной очевидностью, стало быть,
разумно. В контексте учения о разуме проведенное различение
снова поясняется с ноэматической точки зрения. Первостепенное
значение приобретает б) различение исполненности и
неисполненное™ ноэмы, а также специфический момент, который
Гуссерль называет "разумным мотивированием". Он имеет в виду вот
что. Когда мы "вживую", действительно видим пейзаж, то
принадлежащее явлению полагание (что здесь — этот пейзаж, что мы
его действительно видим) мотивировано явлением, причем
мотивировано оно разумно. А это на гуссерлевском языке значит:
полагание разумно тогда, когда ему присуще то, что Гуссерль
обозначает понятием Auszeichnung (отмеченность, как переводит
А. В. Михайлов). Перевод мало помогает пониманию. Надо
просто усвоить, что Auszeichnung присуще полаганию только тогда,
когда оно исполнено, притом в живом, изначально дающем
созерцании. Это в свою очередь означает, что при таком исполненном
полагании право разума, т. е. разумная обоснованность полагания
— нечто несомненное, очевидное.
Итак, из сказанного явствует, что особая роль "изначального"
усмотрения наиболее отчетливо демонстрируется именно в
феноменологии разума. Если сущностное обстояние дел дано
"изначально", в сущностном видении, то такое полагание разумно.
Напротив, если полагание — слепое, если мы употребляем какие-
то слова, значения которых проступают как путанные, темные, то
как раз тут не хватает "разумного характера усмотрения". Тогда
оснащение "смыслового ядра" разумным полаганием либо
полностью, либо частично отсутствует. Ясно, что Гуссерль на этом
уровне феноменологии разума не может предложить ничего
другого, кроме спецификации теории ноэзиса и ноэмы, а также
такого момента переживаний, как "характер полагания"
(Setzungscharakter).
3. Отсюда понятна та роль, которую в феноменологии разума
играет, во-первых, теория очевидности, а во-вторых, (снова же) ее
увязывание с продолжением и-спецификацией ноэтически-ноэ-
матического анализа.
Различение очевидности (Evidenz), усмотрения (Einsicht) и
видения (Sehen) — примечательный шаг на пути утверждения этой
части феноменологии разума. Например, если мы смотрим на
пейзаж, то имеет место, согласно гуссерлевской терминологии,

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 517
видение (das Sehen), но не очевидность (Evidenz) в строгом
смысле. А когда мы утверждаем: 2+1 = 1 + 2 (причем утверждаем на
основе самостоятельного постижения, а не заучивания —
постижения, которое легко может быть развернуто в какой-либо вид
разумного доказательства), то имеет место именно усмотрение,
или усматривание (Einsicht, Einsehen). Это и есть очевидность
(Evidenz) в узком и собственном смысле слова, что значит:
позициональное сознание "дает" нам содержание адекватно, и
так, что всякое "инобытие", т. е. противоположное, исключается.
Поскольку "тезис" мотивирован, согласно Гуссерлю, совершенно
исключительным образом, это и есть акт разума, причем в самом
прямом смысле этого слова.
Отсюда вытекают далекоидущие выводы относительно
феноменологии. Образ разума, каким его набрасывает
феноменология, ближе всего сопрягается с актами, процедурами, формами
сознания, обеспечивающими изначальную и адекватную
(очевидную) интуитивно-созерцательную данность предметных
смыслов сознания (ядра ноэм) и также прямую подтверждаемость те-
тических полаганий, тетических характеров (как одного из
измерений второго аспекта ноэм). Гуссерль так и говорит в § 137:
разумное сознание вообще, Vernunftbewußtsein, — это "высший род
тетических модальностей"; уже внутри данного рода
располагается "видение" в предельно широком значении.
(Терминологически Гуссерль склонен сделать наиболее общим понятием
очевидность, взятую здесь в широком смысле, или "изначальную
очевидность", а затем различить "ассерторическую очевидность",
или видение, и "аподиктическую очевидность", или усмотрение).
Мы уже имели возможность убедиться, какую роль в
феноменологии вообще играет движение к "изначальным данностям",
первоистокам созерцания. Теперь отчетливо вырисовалось и
нечто более конкретное: это движение положено также и в
фундамент феноменологии разума, что воплощено в теории очевидности,
прежде всего очевидности аподиктической, т. е. утверждаемой с
несомненностью. Представляется оправданным утверждать, что
некоторый "созерцающий", "видящий", "усматривающий" с
очевидностью разум фундаментален для феноменологии разума, а в известном
смысле и для феноменологии как таковой. Как этот элемент
феноменологии соотносится с философскими традициями? Вопрос
чрезвычайно сложный. С одной стороны, можно было бы возвести
феноменологию к традиции интуитивизма в философии (и в
математике), в особенности к тем учениям, в которых простое
видение, созерцание мира увязывалось с "интеллектуальным
созерцанием" (казалось бы, можно поставить ему в параллель усмотрение

518 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
сущностей, Wesensschau). Но, с другой стороны, концепцию
Гуссерля неправильно было бы сближать, тем более отождествлять с
упомянутыми интуитивистскими традициями — причем по
разным причинам.
Между прочим, в Идеях III Гуссерль делает интересное
замечание, касающееся исторической значимости интуитивного
познания, относительной оправданности и границ интуитиционизма.
«...Познание есть усмотрение, есть истина, черпающая из
интуиции и благодаря этому вполне понятая. Только благодаря работе
просвещения и усматривания (Einsichtmachung), осуществляемой
вновь имеющимися науками, мы располагаем чем-то
самоценным, что скрыто в них. Истинные высказывания вовсе не
являются сразу же самоценностями, что можно сказать и о методах, с
помощью которых добываются эти высказывания. Только
опосредованно, сначала как средства усмотрения они обретают ценность,
ибо "усмотрения" ("Einsichten") и есть самоценности. Далее,
такие научные высказывания становятся средствами для
[обеспечения] функционирующих ценностей, т. е. для подкрепления
ценностного и практического разума. На то, что человечество
односторонне отдалось во власть науки, сформировавшейся в виде
[чисто] мыслительных техник, следовательно, с полным правом
реагирует интуиционизм. Это означает, что надо положить
конец ставшему невыносимым бедственному положению разума,
который — несмотря на все богатства теоретического багажа наук
— видит, как отдаляется его собственная цель, понимание мира,
усмотрение истины. Но, правда, интуиционизм нельзя
превращать в мистицизм...» (Ibid. S. 96).
Сделаем выводы, касающиеся темы интуиции, созерцания.
1. Гуссерль с самого начала уходит от взаимообособления, тем
более разрыва между чувственным и рассудочно-разумным,
которое было характерно для ряда традиционных учений и которое
привело к разделению, противопоставлению эмпирико-чувствен-
ной и интеллектуальной интуиции.
2. В этом отношении Гуссерля можно было бы, казалось, счесть
последователем Канта. Однако отнесение Кантом созерцания
(даже "чистого") и его форм (пусть они чистые, всеобщие) к
учению о чувственности, все же отделенному (пусть только в
исследовании, притом лишь на начальном его этапе) от учений от
рассудка и разума — это фундаментальное измерение кантовской
философии решительно не устраивает Гуссерля и с первых его
самостоятельных шагов на поприще феноменологии фактически
им преодолевается. И видение вещи, и усмотрение сущности с самого
начала выводится Гуссерлем за пределы учения о чувственности (пусть

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 519
он и уделяет специальное внимание "чувственным", гилетиче-
ским аспектам сознания). И, как мы теперь видим, очевидность в
широком смысле слова положена в основание феноменологии
разума.
3. Отсюда следует, что исходные пункты и различения
классического интуитивизма — равно в форме эмпиристского и рацио-
налистически-интеллектуалистского интуитивизма —
неприемлемы для Гуссерля. Он не противопоставляет чувственность
рассудку и разуму, но справедливо исходит из сплавленности
чувственных элементов с рассудочно-разумными уже в образованиях,
актах сознания, связанных, например, с восприятием-видением
реальной вещи, которая находится "здесь", "перед моими
глазами". И в этом Гуссерль, несомненно, идет по стопам Канта. Но
одновременно он преодолевает тенденции кантовской
философии, которые были обусловлены все еще влиявшей на Канта
дихотомией эмпиризма и рационализма. И, в частности, тем, что
явление, явленность для Канта не "дает" нам вещи самой по себе,
а содержит лишь "предмет" нашего представления, поначалу
полностью неопределенный.
Феноменология разума Гуссерля непростым, неоднозначным,
противоречивым образом соотносится с этими начальными
постулатами кантовского учения. В Идеях I, как и в других своих
произведениях, Гуссерль высказывается против кантовской вещи
самой по себе. Главная причина состоит в следующем. Основатель
феноменологии придает самому факту явленности вещи через
сознание не только то значение, что вещь вне сознания
воздействует на наши органы чувств, порождая ощущения. Этот факт
Гуссерлем признается, поскольку ощущения тоже занимают свое,
впрочем весьма скромное место в феноменологическом учении о
сознании. О них, вспомним, говорится как о не-интенциональных
элементах сознания и с ними генетически связываются гилетиче-
ские моменты переживания. Однако коренной для
феноменологии вопрос о "данности", заключенной уже в изначальном
видении вещи, решительно выводится за те пределы, которые заданы
кантовским учением. И не только им. Если для немецкой
классической философской традиции восприятие — слишком простой,
примитивный, неадекватный акт познания, который никак не
может иметь моделирующего значения для построения учения о
рассудке и тем более о разуме, то для Гуссерля, как мы видели
ранее, именно этот акт становится феноменологически-моделирую-
щим. Теперь мы убеждаемся в фундаментальном, исходном значении
восприятия (-видения) также и для феноменологии разума. Причина
заключается как раз в том, что даже видению восприятия, не го-

520 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
воря уже об усмотрении сущностей, приписывается огромная
"дающая", "раскрывающая" сила по отношению к той предметности,
которая в этих актах дается. Этот мотив феноменологии еще
более ясно звучит у тех опирающихся на нее мыслителей, которые
— подобно Хайдегтеру — подчеркивают: феномен — это то, что
само-себя-через-самого-себя-раскрывает. (Сейчас мы оставим в
стороне терминологический вопрос о том, сколь различно у
Гуссерля и Канта трактуются понятия "явление" и "феномен".)
Критика восприятия (его неадекватности, неизбежной неполноты,
профильности и т. д.) тоже имеется, и к ней мы вот-вот перейдем.
Но нигде и никогда она не перечеркивает заключенного в
восприятии момента очевидности, т. е. непреодолимой "дающей
силы". И понятно почему: феноменология без этого исходного момента
"изначальной данности" вообще не была бы феноменологией.
4. Теперь мы оценим ту "критику очевидности", которая со всей
нелицеприятностью развертывается в феноменологии разума —
причем сразу после того как утверждено только что
зафиксированное нами фундаментальное значение очевидности и для этой
части феноменологии. (Есть даже особый § 145, который
концентрирует критические замечания к "феноменологии
очевидности".) Я вижу в этой критике существенную отличительную черту
и достоинство гуссерлевской феноменологии. В истории
человеческой мысли — до Канта, но и после него — нередким было вот
какое явление: философ, избравший какое-либо понятие
(соответственно какую-то способность разума) основанием своего
учения (все равно, были ли это материя, дух, разум, рассудок,
сознание и т. д.), чаще всего возвеличивал то, что обозначалось
исходным понятием и слышать не хотел об ограниченностях,
недостатках своего выбора. Кант, высоко ценивший разум и
исследовавший его, одним из первых осуществил масштабную критику
разума. Под несомненным влиянием Декарта Гуссерль выбирает
очевидность в качестве своего рода главного "героя" своей
феноменологии разума, а под влиянием Канта осуществляет именно
критику очевидности. Суть ее нам уже известна из
текстологического анализа: хотя живое, во всей телесности (leibhaft) полагание
явления по природе своей разумно, но это явление — всегда
одностороннее, несовершенное, поскольку и само являющееся как
осознаваемое, и вещь как целое всегда явлены лишь односторонне. Но
чтобы не возникло ассоциаций с кантовской вещью самой по себе,
Гуссерль предупреждает: "собственно" являющуюся вещь нельзя
отделить в качестве особой "вещи для себя" — по той причине,
что ее смысловой коррелят есть лишь несамостоятельная часть
всей полноты "вещного смысла".

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 521
Значительная часть рассуждений Гуссерля в феноменологии
разума движется в пределах неснимаемой антиномии, двумя
противоположными сторонами которой являются: а) утверждение
дающей силы "непосредственных актов разума", их фундирующего
значения для опосредованных актов; и б) критика их
односторонности, неадекватности, неполноты. Первая сторона антиномии дает о
себе знать во многих утверждениях и разъяснениях Гуссерля —
например, такой формуле, имеющей характер
феноменологического закона: любому региону и любой категории можно и нужно
поставить в соответствие не только изначальный вид смыслов, но
и основополагающий вид "изначально дающего сознания" таких
смыслов, а также соответствующий им тип "изначальной
очевидности", которая разумно мотивирована (§ 138). Или: разумность и
оправданный, обоснованный характер восприятия "тайно
проистекает" из силы восприятия, которая сохраняется вопреки его
смутности, темноте и т. д. (§ 141). Такого рода формулировок в
тексте Идей I довольно много (и не только в разделе о
феноменологии разума).
Вместе с тем налицо и вторая сторона антиномии. Гуссерль
подробно анализирует философские следствия, вытекающие из
"непревозмогаемой" неадекватности тех "непосредственных
актов разума", которые положены в основание феноменологии. Это,
можно сказать, целая феноменологическая стратегия. Основатель
феноменологии подробно разъясняет, что эта дисциплина
призвана исследовать две возможности (по существу обусловленные
обрисованной антиномией). Первая возможность: "неадекватное
сознание данности" по мере развертывания познания может быть
видоизменено, дополнено, скорректировано в "поступательном
ходе опыта" — и таким образом, что "сила разума" постоянно
возрастает. Вторая возможность: некое полагание предшествующего
восприятия перечеркивается, взрывается из-за несогласованности
с ними последующих актов (полагание, как пишет Гуссерль,
страдает от "противомотивов").
Сам Гуссерль в данном контексте феноменологии разума не
употребляет слова "антиномия". Но я считаю его вполне
уместным, ибо речь идет именно о неснимаемом, прочном внутреннем
противоречии разумного познания, поскольку мы в толковании
последнего движемся от фундамента непосредственной
очевидности.
Итак, проблема очевидности, за которую взялся Гуссерль и
которую (отчасти примыкая к Декарту) он все-таки хотел решить
по-новому, чрезвычайно трудна, у читателей Идей I
соответствующие разделы не могут не вызвать чувство неудовлетворенности. И

522 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
очень важно отметить, что неудовлетворенность сделанным,
видно, не покидала и самого Гуссерля. Во всяком случае, вскоре после
опубликования Идей I, Гуссерль, перечитывая это сочинение,
сделал (в 1914 г.) ряд критических замечаний к параграфам, где
разбирается тема ведения, усмотрения, очевидности.
«Sehen, Bt/дение и специально Einsehen, всматривание, —
записывает Гуссерль, — ошутимо имеет в моем изложении
двойственный смысл, который по крайней мере может напрашиваться, хотя
я решительно выступаю в пользу альтернативного различения. [Я
различаю]:
1) то, что мотивирует разумный характер тезиса, то, что
придает ему оправдание, что есть "основа оправдания" как
основание правомочности полагания — это видение (das Sehen);
2) сам разумный характер. Ведь мы говорим: я верю в это,
потому что я это усматриваю (соответственно, вижу это).
В одном случае сущность видения заключена в тетической
материи, в другом — в самом тезисе благодаря материи. В конце
концов, как сказано на S. 336, строчки 1—3: "Единство разумного
полагания с тем, что оно разумно мотивирует".
Мы говорим об очевидных предложениях, очевидных
суждениях. Что это, собственно, означает?
Предложение есть ноэма, которая содержит также ноэматиче-
ский тезис. Предложение очевидно, оно есть исполненный смысл,
оно имеет характер данного в видении (sehend Gegebenen) в двух
отношениях... Оно как бы проливает свет (leuchtet ein), и мы на
основе этого присваиваем ему тезис. Мы верим, потому что мы
видим. Правда, уже в обычной речи о воспринимании, видении
заключена двойственность. Ведению не нужно включать веру, но
это часто и обычно происходит» (Ibid. S. 413).
К § 137, в котором речь, в частности, идет о различении
ассерторической и аподиктической очевидности, Гуссерль в 1914 г.
также делает добавление такого рода: «Хотя содержательно все
верно, но терминология не сложилась и не вполне согласуется с
той, что применяется на стр. 19 (речь родет о § 6 Идей I, где также
говорится об аподиктических суждениях. — Н.М.). Термин
"аподиктический" подразумевает здесь двойное содержание:
1) ведение сущностного содержания, иногда — видение
высказывания, в котором высказывается [нечто] относительно
сущности;
2) ведение необусловленно всеобщего (в необусловленной
всеобщности повернутого эйдетического) содержания, например,
"красное вообще — протяженное".

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 523
Но об "аподиктическом" обычно говорят, когда применяют
сущностные законы, эйдетически всеобщие предложения к тети-
чески положенным отдельным случаям или эйдетически
особенному. На стр. 19 понятие аподиктического как раз и
зафиксировано применительно к необходимым случаям эйдетических
данностей обстояния вещей (Sachverhaltsgegebenheiten). Это вполне
обоснованный смысл. И употребляя слово "аподиктический", мы
все еще мыслим себе "это должно быть", что указывает на главное
предложение, (первую посылку), т. е. на случай его применения.
Но лучше, если мы различим:
1) "опытное" видение, и именно в качестве чистого
опытного видения;
2) эйдетическое видение;
3) всматривание (Einsehen) в "необусловленно всеобщую"
всеобщность, т. е. необходимость. Всматривание в чисто
универсальную необходимость явления а) вырастает из преобразования
эйдетического видения [чего-либо] или б) выступает в качестве
особого случая, а именно в качестве чистого особенного по
отношению к необусловленному всеобщему;
4) всматривание в то индивидуальное, относительно которого
осуществляется опыт (das Einsehen des individuell Erfahrenen).
Следовательно [есть]:
I. Видение (эмпирическое и эйдетическое).
П. Всматривание (Einsehen) в чистую всеобщность и
необходимость как отдельности и чистые особенности по отношению к
необходимости» (Ibid. S. 413—414).
К этим же страницам Идей I Гуссерль делает еще одно
довольно пространное примечание. Его суть состоит в следующем.
«Данное (на S. 336 и далее. — H. M.) различение между
ассерторической и аподиктической очевидностью не всегда достаточно.
Мы имеем: 1) опытные суждения, 2) априорные суждения. Среди
опытных суждений имеются: а) описывающие суждения, которые
выражают индивидуальное бытие и так-бытие (Sosein); б)
всеобщие опытные суждения, но также с) другие суждения,
отнесенные к индивидуальным, т. е. гипотетические, дизъюнктивные.
Мы приступаем, таким образом, к формально-логическим
различениям суждений применительно к индивидуальным или
неопределенно всеобщим опытным утверждениям (Erfahrungsthesen).
В случае априорных суждений имеются аналогичные формы»
(Ibid. S. 414). Сделав это полезное, но относящееся, в основном, к
формальной логике замечание, Гуссерль переходит к
феноменологическим вопросам: «Сколько радикально различных форм
очевидности мы имеем? А именно: являются ли ими формы не-

524 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
посредственной очевидности и формы опосредованной
очевидности?» (Ibid.). Трудность, которую обрисовывает Гуссерль,
состоит в следующем. Истина в философии и логике традиционно
связывалась с суждениями. Но ведь суждения обладают только
"опосредованной" (mittelbarer) очевидностью. И тогда вопрос:
есть ли другой вид — а именно непосредственной очевидности —
в опытной сфере, к которой относятся простые описывающие
суждения? Например, когда я говорю — "это красное"? Гуссерль
полагает: сначала надо было бы исследовать непосредственную
очевидность и лишь потом, шаг за шагом, ступень за ступенью,
продвигаться в исследовании опосредованной очевидности.
Подобным образом должно обстоять дело с эйдетическими
суждениями, потому что и среди них есть "описательные"
эйдетические суждения, восходящие к непосредственной эйдетической
очевидности.
При этом Гуссерль снова заостряет различие между
видением, Sehen, относящимся в одном случае к сфере
индивидуальных, а в другом — к области эйдетических "первопредметно-
стей" (Urgegenständlichkeiten). В случаях, если мы говорим, с
одной стороны, об эйдосе, а с другой — об индивидууме (в гуссер-
левском смысле, разумеется), то речь идет о различных "способах
сознания" (Bewußtseinsweisen). Что касается эйдетического:
«Особый и исключительный способ сознания — в том, что нечто не
просто вообще увидено, но увидено в характере "вследствие"
(infolge), как [нечто] необходимо сущее. Бытийный модус отличен, и
он указывает назад, на эйдетическое. Во всяком случае перепуты-
вание [с чем-то другим] должно быть устранено.
"Аподиктическое видение" — это термин, который не может быть употреблен
применительно к любому эйдетическому видению» (Ibid. S. 416—
417).
Гуссерль полагает, что термин "индивидуальное видение" (т. е.
видение, направленное на "Individuum") предпочтительно не
употреблять. Лучше говорить об "опытном" видении, об опытной
очевидности (erfahrende Evidenz). Вместо "эйдетической
очевидности" лучше говорить: Einsehen, т. е. всматривание (в сущность).
Но тут снова являются сомнения. Гуссерль задается вопросом:
правильно ли употреблять слово Einsicht, говоря, например, о
числе — значит, "всматривании в число"? Выход основатель
феноменологии видит в следующем: «Во всяком случае слово
"Einsicht" мы употребляем только применительно к содержаниям
(Sachverhalte, обстояниям вещей), суждениям, Seinsverhalte
(бытийным обстояниям)...» (Ibid.). И тогда применительно к числу
вопрос ставится так: я осуществляю всматривание, усмотрение не

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 525
относительно числа, но относительно бытия (Sein) числа, его
экзистенции. Напротив, по отношению к вещи дело обстоит иначе.
Я вижу вещь, я ее воспринимаю (или воспоминаю и т. д.). Я вижу
именно вещь, а не существование (Existenz) вещи.
Все эти любопытные реминисценции Гуссерля показывают,
сколь трудно ему давалась тема очевидности и сколь критически
он относился к достигнутым результатам. Впрочем заметки 1914 г.
тоже содержат в себе больше вопросов, чем ответов. Тема
очевидности сама остается куда как неочевидной. Ее проблемы и
трудности скорее содержали в себе вызовы, чем готовые решения.
Впоследствии Гуссерль принимал эти вызовы и пытался снова и
снова прояснить смысл очевидности. Но анализ всех этих
аспектов более поздней феноменологии не входит в кадр и замысел
этой моей книги.
Полагаю, что Гуссерль, который в феноменологии разума
широкими, но точными мазками по существу воспроизводит
указанную антиномию, вполне прав. При этом его анализ ближе к
реальному драматизму познания, чем кантовская концепция. У
Канта "драма" познания как бы предрешена утверждением
непознаваемости вещей самих по себе; "явленность" этих вещей не
сближает нас с ними, а отдаляет от них. У Гуссерля драма имеет
иное начало: те акты сознания, которые обеспечивают явленность
вещей, обладают значительной "дающей", раскрывающей силой;
поэтому отделить от явленное™ какие-либо вещи сами по себе
невозможно. В познании мы, стало быть, опираемся на
очевидность, т. е. на разумность, внутренне заключенную в актах
сознания. И здесь Гуссерль, по-моему, тоже прав. Недаром же
выдающиеся русские мыслители XIX—XX вв. Вл. Соловьев, С. Л. Франк
и др. — еще до Хайдегтера — старались прояснить особенности
сознания как особого бытия, обладающего способностью не
зашифровывать, а раскрывать мир вокруг нас. Но дело познания, в
чем с Гуссерлем можно согласиться, не выглядит так
оптимистично. Критика очевидности тоже раскрывает драму познания — в
виде той антиномии, которая действительно присуща всему
человеческому познанию.
Вполне ожидаемо, что феноменология разума, миновав
станцию "Очевидность", должна в конце концов прибыть к станции,
имеющей вполне традиционное название — "Истина". Кажется,
что так и происходит. Во всяком случае, ряд параграфов
Четвертого раздела, согласно их названиям, могли бы иметь отношение
к проблеме истины. Однако читателя, который испытывает
особый к ней интерес, подстерегает немалое разочарование.
Высказывания об истине здесь весьма беглые и маловразумительные.

526 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Чувствуется, что в Идеях I эта традиционная тема философии,
теории познания, учения о разуме так и не вошла в круг
пристального исследовательского внимания Гуссерля.
Вскоре (в 1914 г.), перечитывая опубликованное сочинение,
Гуссерль сделает к тексту важнейшее критическое замечание о
том, какие еще рубрики могли бы быть добавлены как раз к теме
истины. «Отсутствует параграф по типологии [истины].
"Эмпирическая" истина, истина в сфере
трансцендентного опыта, а противовес этому — тип (идея)
абсолютной истины.
Далее — об "объективной" истине в противовес субъективной.
Интерсубъективность объективной истины и субъективность
имманентной истины.
Математико-логическая истина, сущностная истина
("собственно" материальных сущностей), объективность опытной
истины, если она имеет форму математического естествознания.
Но достаточно ли подготовлена вся дискуссия, чтобы здесь
раскрыть эту тему?» (Ibid. S. 419). Итак, мы видим, что Гуссерль, с
одной стороны, набрасывает проект нового, построенного на
феноменологических основах, исследования проблемы истины, но с
другой стороны, справедливо высказывает озабоченность тем, что
"вся дискуссия" на эту важнейшую философскую тему в должной
мере не подготовлена.
Вместо этого интерес основателя феноменологии снова же
направлен на сопряжение, взаимодействие, синтезирование актов
сознания. В частности, он обращен к тому явлению, которое
Гуссерль обозначает словом "Deckung". Его, как мы уже отмечали,
можно перевести как "наложение" (друг на друга) актов сознания
(или "перекрывание", как переводит А. В. Михайлов). В пределах
феноменологии разума Гуссерля интересует вот какой момент,
который справедливо счесть достаточно существенным. Имеются
очевидный акт и акт неочевидный (относящиеся к одному и тому
же предмету, смыслу). Может так случиться, что очевидный акт
будет обосновывать неочевидный, тем самым "накладываясь" на
него, "перекрывая" его, благодаря чему несовершенный способ
данности (в случае второго акта) уступает место более
совершенному. Соответствующее "предложение" подтверждается, или
оправдывается. Все это имеет прямое отношение к феноменологии
разума, к его "правосудию". И опять-таки: это правосудие
касается не каких-то громких деяний разума, а его обыденной
повседневной, трудной работы; получается, что правосудие разума
вершится в рабочей практике сознания ежесекундно. Значитель-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 527
ную роль в феноменологии, особенно в феноменологии разума,
играет проблематика синтеза.
Экскурс: Проблемы синтеза
в феноменологической литературе
Как мы уже отмечали, некоторые интерпретаторы учения
Гуссерля склонны преувеличивать, односторонне акцентировать
значение аналитически-расчленяющих процедур в построении и
применении феноменологии и ее метода. Такие интерпретаторы
наиболее благосклонны к Логическим исследованиям, где
аналитический дистинктивизм в самом деле играет значительную роль.
Между тем даже в этом раннем произведении основателя
феноменологии, а тем более в Идеях I и других сочинениях анализ идет
рука об руку с синтезом. Однако толкования роли и смысла
феноменологического синтеза в феноменологической литературе
существенно отличаются друг от друга. Это убедительно
показано в ряде сочинений феноменологов, особенно в работах,
написанных в последнее десятилетие. Я обращусь к наиболее
солидному, на мой взгляд, исследованию по проблемам синтеза в
феноменологии — к книге Дж. Лэмперта "Синтез и возвратная
референция в Логических исследованиях Гуссерля" (Lampert J. Synthesis
and backward reference in Husserl's Logical Investigations).
Лэмперт следующим образом описывает значение и суть
синтеза как составного элемента теории и метода феноменологии
(Ibid. P. 7 и далее). Любой акт сознания интенционально полагает
некоторый предмет (предметы) в определенном аспекте
(аспектах). Переживание способно устанавливать отношение к объекту,
существующему вне этого опыта, предвосхищая объединение с
другими переживаниями относительно того же самого объекта. Ин-
тендированное значение исполняется актами, которые дают
полагаемый объект как интуитивно "современный". Эти синтезы
идентификации (и дифференциации), исполнения (и
неисполнения), познавания (и исследования) обеспечивают и
независимость объектов, и единство субъекта. Синтезы объединяют
содержание опыта при достижении объективной интерпретации.
Лэмперт сводит суть и роль синтеза в феноменологии к трем
главным пунктам. 1. Происхождение синтеза состоит в
предвосхищающих потребностях индивидуальных переживаний
определенных объектов. Чем сложнее объект, чем больше уровней, на
которых объект положен (например, если положены, "мнятся" —
meinen, meant — его чувственные качества, родовые свойства, его
окружение, логические следствия, моральная ценность), — тем
большей глубины и обширности требуется синтез. 2. Возникает

528 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
вопрос о целых цепях "синтетических комбинаций", которые
достигают относительной полноты, когда всевозможные
переживания предметов сознания выстраиваются в таком порядке, при
коем объекты сами по себе, притом в разных аспектах, презенти-
руются, осовремениваются сознанием. 3. В протекающем синтезе
актов сознания, который расценивается как живое осознание
мира, возвратные референции к непосредственно данным
представлениям об объекте и предвосхищающие референции к идеально
синтезированным идентификациям объектов в их окончательной
"современности" — все это только и делает возможным значения,
смыслы. Сознание функционирует, следовательно, как
"самодвижущаяся система синтетической активности". Лэмперт сопоставляет
(и весьма интересно) понимание сознания у Гуссерля и Юма,
Лейбница, Канта и Гегеля, причем находит наибольшую (пусть и
не осознанную самим Гуссерлем) близость с концепцией
диалектического синтеза Гегеля. На этих историко-философских
сопоставлениях я, к сожалению, не могу далее останавливаться
подробнее.
Особый интерес представляет экскурс Лэмперта в
феноменологическую литературу вопроса. Он вьщеляет и характеризует
шесть способов прочтения (six readings) феноменологического
учения о синтезе.
(1) Рационалистское и формалистское прочтение и роль
правил.
Поскольку синтез есть организация восприятий (и других
переживаний, добавим мы) согласно правилам, то кажется вполне
естественным полагать, что синтезирующая активность
коренится в универсалиях или правилах (Kersten 1973) и что синтез имеет
место, когда правила применяются к индивидуальным
представлениям. «Существуют различные пути артикулировать
формалистское прочтение Гуссерля. Соколовски (1964. Р. 201 ff) обращается
к гуссерлевской схеме "формы — материи", где форма есть
интерпретирующая инстанция, а материя — пассивный сырой
материал (таково же толкование у Almeda 1972, Р. 13—14). Но
формалистское прочтение должно не только поддержать мысль о
независимости формы синтеза от ее содержания, но также дать отчет
в том, как форма воздействует на содержание или применяется к
нему. Некоторые "формалисты" выступают в защиту замкнутого
набора правил, противопоставленных открытой системе
интерпретаций {Madison 1977, Р. 254 ff, Rosen 1977. P. 133). Другие (Smith
and Mclntyre 1982) защищают мысль о том, что правила синтеза
функционируют только в качестве "ограничений",
гарантирующих совместимость синтезируемых представлений. Во всяком

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 529
случае, согласно формалистскому прочтению, если значения
предпосланы будущему опыту, то это может открыть путь новым
возможностям, но в строгом смысле не может генерировать их
осуществление» (Lampert J. Op. cit. P. 16).
(2) Эмпиристское прочтение и роль пассивности.
Эмпиристское прочтение Лэмперт толкует как имплицитно
заключенное в рационалистском прочтении. Так, Соколовски (1964.
Р. 218—219) утверждает, что гуссерлевская теория конституции
требует "полюса реальности" в дополнение к полюсу
"субъективности", элементов чувственных данных — в дополнение к
элементу интенциональности. А это значит, что имеет место
некоторое "порождение" эмпиризма гуссерлевским идеализмом (см.
также: Mohanty 1964. Р. 49—50.)
При этом подчеркнуты различия в подходах: а) чувственные
данные берутся как нечто самостоятельное, изолированное,
имманентное, к чему применяются правила синтеза; б) синтез
должен иметь место уже в самих этих данностях. «Элай (Eley)
придерживается мнения, что синтез коренится в переживаниях
"этого" ("This"-expiriences), Димер (1965. Р. 96—98) — что синтез
нацелен на такие переживания, что все значения предполагают мир,
по отношению к которому субъект остается "пассивным"»
(Lampert J. Op. cit. P. 17).
(3) Процесс гештальтистского прочтения.
Это прочтение Ламберт связывает с ранними работами А. Гур-
вича (Gurwitsch 1929). Сознание мыслится как процесс, в ходе
которого интенциональные акты объединяются, обособляются и в
котором происходят различные изменения и "реструктурализа-
ции". "Структурная рамка", или гештальт, — это закон не
формы, а процесса синтеза.
Соколовски (1964) тематизировал роль потока как структуры
синтетического сознания и подчеркнул важность движения к
генетической феноменологии. При этом Соколовски подчеркнул
роль такого элемента феноменологии, как раскол (split) между
формой синтеза и текучим материалом, подлежащим
синтезированию. Но поскольку Гуссерль — против любого дуализма между
формой и материей, сущностью и процессом, категорией и
восприятием, душой и телом, то данный раскол никак не может быть
окончательным, что важно и для интерпретаторов Гуссерля. В
связи с этим подчеркивается необходимость специально темати-
зировать различную роль формы и материи, правил и
чувственного материала. По мнению Соколовски, сущности играют роль
"инструментов, помогающих генерализировать непрерывный
поток впечатлений и профилей". Отсюда понимание (Waidenfels

530 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
1971), согласно которому опыт имеет "двойную цель" — сделать
наиболее тонкими эти "инструменты" и работать с прямым
опытом. Согласно Шуману (Schuhmann 1971. Р. 194) сознание как бы
раскалывается на два источника опыта: на априорные законы
синтеза и апостериорную фактичность мира.
В связи с означенными проблемами, справедливо отмечает
Лэмперт, возникает вопрос о конкретизации проблемы потока
сознания. Элай дает в связи с этим интересные разъяснения.
«Сознание должно признать, что поток не является ни [простой]
последовательностью различных данных, ни безразличным
единством. Но в нем эти различия приходят к единству, поскольку
имеют свое существенное значение (meaning) с самого начала
(Eley 1964. Р. 9). Элай называет это изначальное, предпосланное
единство сущности и факта, значения и "это-здесь" "единством-
различием" и называет возникающее различение "prius —
posterius Differenz", т. е. первым и последующим различием...
Процессуальному прочтению, следовательно, нет нужды ни отрицать
различие между сущностью и "этостью" (thisness), ни подчинять
изменчивость неизменности. Оно нуждается только в том, чтобы
артикулировать различение сущности и "этости" как раскол,
который постоянно имеет место в процессе синтеза сознания» (Lam-
pert]. Op. cit. P. 19).
Сторонники охарактеризованного подхода упрекают Гуссерля
как автора Логических исследований в статичности подхода и
одобряют более поздние гуссерлевские акценты, приводящие к
построению генетической феноменологии.
(4) Трансценденталистские прочтения и роль имманентности
«Существует два требования в трансценденталистском
прочтении: 1) что синтетические акты спонтанны в кантовском
смысле (Fein 1970,43—49) и 2) что синтетические законы a priori
очерчивают трансцендентальный контекст, внутри которого
возможны синтезы (Tugendhat Е. Der Wahrheitsbegriff bei Husseri und
Heidegger. S. 161—165). Но наиболее важной для трансценденталист-
ского прочтения является схема имманентности и
трансцендентности: трансцендентальные синтезы среди актов сознания и
внутри имманентного потока переживаний ответственны за
объективирования трансцендентной мировости (worldhood). Тран-Дюк-
Tao (Tran-Duc-Thao Phénoménologie et matérialisme dialectique. P.,
1951. P. 138—141) утверждает, что для Гуссерля синтезы внутри
сознания не призваны связывать внутренний и внешний миры,
поскольку так называемый внешний мир субстанций и идей уже
принадлежит синтезу внутри живой имманентности и является ее
продуктом. Но если Тран-Дюк-Тао считает реалистическое опи-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 531
сание трансцендентности внутри имманентности успехом гус-
серлевской феноменологии, то Ингарден (Ingarden R. On the
Motives which led Husserl to Transcendental Idealism. 1975. P. 34—38)
полагает, что это недочет Гуссерля. Для Ингардена тот факт, что
Гуссерль ограничивается описанием имманентного восприятия,
ограждает его от описания реальности per se» (Lampert ]. Op. cit.
S. 20).
(5) Эпистемологическое прочтение и роль контекста и
перспективы.
Многие комментаторы, свидетельствует Ламберт,
рассматривают теорию синтеза Гуссерля как теорию познания. Шпигель-
берг {Spiegelberg H. Neues Licht auf die Beziehungen zwischen
Husserl und Pfänder... 1975. P. 158—163) говорит, что познание есть
результат двойного синтеза: "селективного" — когда редуцируются
неверифицированные феномены, и "конструктивного" — когда
гармонизируются верифицируемые и перспективные феномены.
Возникающее в результате единство есть эпистемический
"контекст", регулирующий феноменальное поле, которое имеет вид
текста и предписывает "пути", ведущие от наличных феноменов
к отсутствующим, только в предвосхищении возможным
феноменам. «Эпистемологическое прочтение выдвигает два
существенных требования: а) истина достижима в конечном пункте
синтетических актов, когда бытие объекта полностью дано, и б) этот
конечный пункт завершает процесс, структурированный с
помощью контекстов схождения, перспективного движения и
предписаний для включения или невключения феноменов в
объединение интерпретации. Контроверзы внутри эпистемолотаческого
прочтения касаются природы концептуальной схемы.
Эпистемологические рамки описываются в терминах категориальных
рамок (Rosen К. Evidenz in Husserls deskriptiver
Transzendentalphilosophie. 1977. S. 29—39) и в качестве исследовательских стратегий
(Eley L. Die Krise des Apriori in der transzendentalen Phänomenologie.
1962. S. 133). Но важно (особенно в работах Pietersma 1979; 1977) то,
что эпистемические контексты и горизонты определяют
оптимальные эпистемические позиции» (Lampert J. Op. cit. P. 22).
(6) Семантические прочтения; роль референции и языка.
Большинство интерпретаторов, предпочитающих такие
прочтения, принадлежат к аналитической философии (в широком
смысле слова). Сюда причисляются Фёллесдал, Дрейфус, Мохан-
ти, Смит и Макинтайр, т. е. авторы, о которых мы уже говорили в
экскурсе, посвященном ноэзису и ноэме. Остается лишь, опираясь
на книгу Лэмперта, сделать добавление, касающееся темы
синтеза. «Семантическое прочтение выдвигает два постулата: а) синтез

532 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
есть механизм для фиксирования референтов выражений; б)
референты идентичны лингвистическим актам. Проблемы в рамках
семантического прочтения включают вопрос о том, является ли
синтез, идентифицирующий объекты, зависимым от до-
синтетических перцептуальных показателей» (Ibid. S. 23).
Моханти (Mohanty 1964) указывает на две семантические
проблемы единства сознания. Одна подразумевает отношение между
объективными выражениями, которое синтезирует
представления в общий референт, и демонстративными выражениями,
которые этого результата не достигают. Другая проблема включает
синкатегорематические термины (подобные "and", "и"), которые
подчеркивают связь, но сами по себе ничего определенного не
полагают. Согласно Моханти, в концепции Гуссерля существует
неснимаемое напряжение между синтетическими образцами и
несинтетическими единицами значения. Тугендхат (Tugendhat
1967, 1977) считает подобные напряжения и парадоксы
симптомом того, что Гуссерль (по крайней мере в Логических
исследованиях) сосредоточился на решении следующей проблемы: как
лингвистические пропозиции (propositions) согласуются с фактами;
но он определяет отношение истины поскольку оно включает
синтез суждений (Ibid. P. 97). «В отличие от Хюльсманна
(Hülsmann 1964), Тугендхат трактует лингвистические пропозиции как
"не-синтетические значения" (Р. 99), но подобно Хюльсманну, он
полагает, что локусом истины должны быть синтетические
значения. Следовательно, Тугендхат согласен с тем фактом, что
желание Гуссерля локализировать истину в пропозициях ведет его к
тому, чтобы укоренить истину в синтетических суждениях. Но
Тугендхат критикует Гуссерля за то, что тот не укоренил
суждения в хайдеггеровском понятии бытия-в-мире (Р. 99, 106)» (Lam-
pertj. Op. cit. P. 24).
Итак, этот опирающийся на (репрезентативную) книгу Лэм-
перта экскурс дает достаточно материала, чтобы показать, что
проблема синтеза, синтезирующие процессы и процедуры играют в
феноменологии Гуссерля (особенно в период Идей I) никак не меньшую
роль, нежели процессы и процедуры дифференцирования, прочерчивание
различий и установление дистинкций.
Синтез тем более важен, что для Гуссерля речь идет не только
о тонком различении проблем, разделов феноменологии, но и о
ее сопряжении в целостную науку.

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 533
Глава V. Дисциплинарное членение
феноменологии разума
Феноменология и формальная логика
В последней главе Четвертого раздела и соответственно в
последней главе Идей I Гуссерль пытается набросать проект внутри-
дисциплинарного членения, разветвления феноменологии
разума как важнейшего раздела феноменологической науки. К
сожалению, и этот последний проблемный блок сочинения —
долженствующий приобрести принципиальное, ориентирующее
значение для последующего развития феноменологии —
страдает теми же недостатками, что и Идеи I в целом: многочисленные
темы и проблемы введены, можно сказать, нагромождены друг на
друга в таком изобилии, что о прояснении хотя бы основных
моментов не может быть и речи; автор, однако, нередко повторяет
сказанное ранее. Вместе с тем для самоопределения
феноменологии разума, этой важной составной части феноменологической
науки, ряд разъяснений Гуссерля сохраняют ориентирующее
значение.
1. Прежде всего Гуссерль подчеркивает, что феноменология
разума имеет своей теоретической и дисциплинарной
предпосылкой разъяснения общей феноменологии, а в ней — главным
образом принципы теории интенциональности. А также,
конечно, все ранее представленные исследования "всеобщих структур
сознания", включая ноэтико-ноэматический анализ. Из всего
построения феноменологии разума видно, что, в частности,
проблема ноэмы выдвигается в центр и теоретических предпосылок,
и самой феноменологии разума. (А в ряде формулировок
последняя чуть ли не отождествляется с учением о ноэме.)
2. Разветвления проблем феноменологии разума должно, по
Гуссерлю, вывести к тем исследованиям переживаний сознания,
которые в свою очередь ближайшим образом ведут к
феноменологическому обоснованию формальных эйдетических дисциплин —
формальной логики, формальной аксиологии и формального учения
о практике ("праксиологии", как сказали бы сегодня). В
предшествующих разделах Идей I Гуссерль уже не раз протягивал
теоретические нити, ведущие от феноменологии, т. е. от учения о
всеобщих структурах сознания, к формальной логике, т. е. учению о
формах знания. (Например, в § 133—134 затрагивался
специальный вопрос о связи "чистых учений о формах предложений" и
специально — предложений синтетических, с той деятельностью
сознания, которая именовалась "предикативным доксическим

534 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
синтезом"; при этом акты оценивания, аксиологических
предпочтений тоже принимались во внимание. Но там еще не вставал
вопрос о разуме.) Теперь же основателя феноменологии специально
интересует следующий момент. Когда феноменология
обращается к проблеме "предикативного (аналитического) синтеза", то
фактически уже напрашивается, а теперь и прямо ставится
вопрос об априорных условиях возможности "доксической
достоверности разума", т. е. — добавляет Гуссерль —
"возможной истины", если говорить "ноэматически" (§ 147).
В параграфе, на который я только что сослалась, Гуссерль
вполне четко разграничивает области, методы исследования
феноменологии и формальной логики, а также прочерчивает линии
их возможной связи. В нашем текстологическом анализе этот
момент был освещен достаточно подробно. Коротко резюмируя,
можно сказать: в чистой логике исследователь "догматически"
схватывает абстрагируемые им апофантические формы —
"предложение вообще", "суждения", подразделяемые на
категорические, гипотетические, конъюнктивные, дизъюнктивные; для них
фиксируются аксиомы формальной истины. Логик
абстрагируется (благодаря своего рода "логической редукции"), в частности, и
от всех тех моментов, которые как раз и интересуют
феноменологию — аналитический синтез, коррелятивность ноэмы и ноэзиса
и т. д. — и которые она выявляет, возвращаясь к "источникам
интуиции в трансцендентально очищенном сознании" (Hua III, 360).
Итак, формальная логика исследует "апофантические формы
знания", а феноменология — всеобщие структуры чистого
сознания. Не значит ли это, что обе дисциплины не могут и не должны
пересекаться? Ведь речь идет о заботливо обособляемых (на
практике) и вряд ли совместимых подходах. Между тем стремление
Гуссерля увязать апофантические формы готового знания и
структуры сознания имело важнейшие прецеденты в истории
философской мысли. Чем же была теория cogito Декарта, если не
стремлением увязать предложение, суждение «я мыслю,
следовательно, я существую» с процессами мышления, сомнения,
рассуждения и с прямой интуицией сознания, вручив всем им мандат
проверяющей и удостоверяющей инстанции? А что же
осуществлялось в кантовской концепции, как не увязывание (в учении о
рассудке) суждения со способностью суждения или
умозаключения (в учении о разуме) со способностью разума подводить
частное и особенное под всеобщее правило? А что такое
"трансцендентальное единство апперцепции" у Канта, как не стремление
привести категориальные структуры общей логики в единство с

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 535
синтезирующей способностью человеческого сознания
улавливать в процессах сознания тождество Я?
Иными словами, переход от логики (формального учения о
знании) к изучению всеобщих структур сознания и от них — снова
к логике не был принципиальным новшеством для истории
философской мысли. Однако то, как Гуссерль именно в Идеях I (не в
Логических исследованиях) мыслит и осуществляет такие переходы,
пожалуй, не имеет прецедентов (вне самого
феноменологического движения). Ибо, во-первых, никто из прежних мыслителей,
увязывающих логические исследования и исследования сознания, не
двигался от переживаний как главной и, как оказалось, фундирующей
логику почвы анализа. Путь от предложений, суждений к
переживаниям (опробованный самим Гуссерлем в Логических
исследованиях) был более проторенным и ко времени написания Идей I —
даже стандартным. Мы уже говорили об этом моменте раньше, а
теперь уточним его в контексте феноменологии разума.
Феноменология переживаний как фундамент феноменологии разума — это, по-
моему, теоретико-методологический ход, новый для теории
разума.
Во-вторых, феноменология Гуссерля вполне оригинально
определяет, от каких аспектов общей феноменологии зависит такое
специальное рассуждение, которое правомерно назвать
"феноменологией логического разума": "априорные истины логики" зависят
от прояснения особой феноменологической темы — соотношения,
взаимосвязи между "возможностью интуитивного
исполнения предложений... и чистой синтетической формой
предложения (чисто-логической формой)..." (Ibid. S. 361).
В-третьих, в феноменологии — благодаря предварительному
развертыванию ноэтико-ноэматического анализа — обоснование
формальной логики оригинально приобретает двуединую
направленность. С одной стороны, применительно к формальной
апофантике (например, к учению о силлогизмах) особое значение
приобретает внимание к "ноэматическим предложениям". И
Гуссерль, вспомним, говорит — уже не о феноменологии, а о
формальной логике: «Установка [здесь] исключительно ноэматиче-
ская» (Ibid.). С другой стороны, возможна другая установка — но-
этическая, когда логика (именно она, а не только
феноменология!) стала бы интересоваться проблемами правильности,
разумности вынесения суждения (des Urteilens) и начала бы
устанавливать нормы такой правильности, причем сопряженной с формой
предложений. И хотя в феноменологическом контексте такие
повороты анализа, как говорит Гуссерль, понятны сами собой, без
лишних слов (ohne weiteres), но для логики того времени подобные

536 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
феноменолого-логические ориентации основателя
феноменологии вовсе не были само собой разумеющимися. Зато к концу XX в.
они прочно приобрели в логике права гражданства.
Феноменология и формальная онтология
Чрезвычайно важны те теоретико-методологические
пояснения Гуссерля, которые предшествуют введению темы
"формальных онтологий,/ и более подробному о них разговору. Основатель
феноменологии замечает, что решающее значение для
продуцирования целых дисциплин имеет... простой "поворот
[исследующего] взгляда". Так, формальная апофантика "изымает",
"выхватывает" (herausfaßt) из ноэтико-ноэматического "состава" чистые
ноэматические, а формальная ноэтика — параллельные ноэтиче-
ские моменты. Но возможен и третий поворот, обусловленный
тем, что эти формы связаны не только друг с другом, но и с "он-
тическими формами". И вот когда взгляд повернут к "оптическим
составам", то происходит, по Гуссерлю, преобразование
формальнологических законов и форм в формально-онтологические. Попытаемся
разобраться в этих непростых гуссерлевских постулатах, опираясь
на некоторые разъяснения автора Идей I. Но вопросов здесь
возникает немало.
Прежде всего обратим внимание, что Гуссерль, вводя тему
формальной онтологии, употребляет понятие "оптические
составы" (ontische Bestände), хотя дисциплинарный раздел, их
"изымающий" и изучающий, именуется все-таки "формальной
онтологией". Различение онтологического и оптического у
современного просвещенного читателя, несомненно, вызовет ассоциацию с
философией М. Хайдеггера. Теперь мы видим, что оно восходит к
Идеям I Гуссерля. Имеется в виду следующее. "Онтическое"
относится к самим бытийным моментам, а "онтологическое" — к
науке, их изучающей, к онтологии. Очень важно учитывать тот
специфический контекст, в котором Гуссерль проводит и различение
оптического и онтологического, и прояснение сути формальной
онтологии. Основатель феноменологии, как мы знаем, конкретно
занят здесь феноменологией разума, а в ней — проблематикой,
так сказать, логического разума, причем сначала в узком
значении: выявляются структуры и процедуры сознания, которые
фундируют формально-логическое рассуждение. (Оказывается,
что это ноэматические, в апофантике, и ноэтические структуры
по преимуществу.) Но вот здесь совершается новый поворот
взгляда — к оптическому составу.
В чем конкретно состоит поворот? Гуссерль поясняет: от
суждений (как логической формы) мы совершаем поворот взгляда к

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 537
Sachverhalte, т. е. к их содержанию как "положению дел", от
членов суждения — к предметам, от значений предиката — к
признакам. Иными словами, нас теперь интересуют не формы
предложений (высказываний), закономерности их связи, а моменты
бытийные, т. е. относящиеся к обстоянию вещей, признакам их, к
положению вещей. Речь идет, уточняет автор Идей I, о "бытии
предметов" (Ibid. S. 362). Их Гуссерль собственно и называет "он-
тическим составом", разумеется, составом переживаний. Итак,
дело не идет о вещах, признаках вещей, как они существуют "сами по
себе", вне сознания. Такая постановка вопроса для последовательного
трансценденталиста Гуссерля — в отличие от
непоследовательного трансценденталиста Канта — принципиально невозможна.
Бытийное, оптическое здесь есть лишь бытийное, как оно дано
сознанием и через него. Притом — еще раз хочу это подчеркнуть — речь
сначала идет не о материальных онтологиях, коррелятом и
объектом изучения которых были бы бытийные "срезы" реальных
сфер (например, природы или какого-нибудь ее "региона"), а о
формальных онтологиях, коррелятом и объектом изучения которых
оказываются данности таких дисциплин, как формальная логика.
Формальность таких онтологии — это, так сказать, формальность
"в квадрате"', сначала формализуются знания, мысли,
вычленяются их предельно широкие формы, а затем формализуется и само
формальное. Эта схема, по Гуссерлю, действует и в случае, когда
мы переходим от формальной аксиологии (и праксиологии) к
формальной онтологии ценностей (в весьма широком смысле, добавляет
Гуссерль).
Гуссерль прекрасно понимает — и сразу это признает, что с
включением темы ценностей (и практики в целом) в состав
онтологии (здесь: формальной) понятие онтологии претерпевает
существенное расширение по сравнению с традицией. И в самом деле,
традиционное понятие онтологии хотя и берет бытие в
предельно широком смысле, но в нем акцент все же сделан на том
универсуме, в который (в качестве части, специфика которой, в
сущности, совсем не принимается во внимание) включен и человек. В
подходе Гуссерля к онтологическим проблемам есть несколько
моментов, которые отчасти связывают его с традицией, но в
основном заключают в себе нетрадиционную направленность.
а) Гуссерль, в принципе, не возражает против того, чтобы
бытийное, собственно, действительное (здесь — без кавычек)
понималось — как и в традиции — в универсальном, предельно
широком смысле, б) Но он устраняет одностороннюю привязанность
темы бытия к проблеме природного универсума, когда уже в
Первом разделе Шей I включает в понятие "действительное бы-

538 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
тие" не только вещи, процессы природы, но и все, что создано
человеком, в) И в этой связи вопрос о бытии (соответственно, статус
онтологии), в самом деле, претерпевает расширение — не в том,
разумеется, смысле, что охватываются какие-то еще
действительные миры, а в том, что мир человеческого бытия, действительность
общества, истории, культуры приобретают полноценный и особый
бытийный статус, г) Более того, особый онтологический статус
получает не только действительный мир (в его совокупном
значении и проблемно важной разбивке на "под-миры"), но и
онтология возможных миров тоже становится одной из проблем
феноменологической онтологии.
Гуссерль в анализируемом разделе затрагивает, как было
показано ранее в текстологической интерпретации, и темы
материальных онтологии, которые есть в то же время региональные онтологии.
Отличие материальных онтологии основатель феноменологии
поясняет на примере такого специфического "региона", каким
является вещь. И тут нам прежде всего необходимо вспомнить,
что со словом "регион" нельзя связывать каких-либо замкнутых
пространственных ассоциаций (географических и т. д.). Регион
"вещь" не есть нечто, что мы можем найти в качестве какого-либо
специально данной, обособленной "области", "сферы". Дело не
только в том, что в природе вещи не отделены, не обособлены от
"не-вещей" (от процессов, от пространства) в некую специальную
область. Для феноменологии суть ее подхода — в объединении в регион
"вещь" и вещей природы, не испытавших воздействия человека, и
вещей, уже преобразованных или вновь созданных человеком из материала
природы, и "вещей" фантазии. "Вещь" как единица вещного
региона — это и гора, на которую не ступала нога человека, и дом,
построенный людьми, и статуя, картина, и кентавр, т. е. "вещь"
очевидно вымышленная. Суть региональной онтологии вещи и состоит
в выяснении того, что бытийно присуще всем "вещам", независимо от
их разновидностей, а уж после этого и на основе этого — сущностно-
видовых различений "вещного региона".
Здесь необходимо снова привлечь внимание к тому аспекту, о
котором мы говорили постоянно, но который теперь приобретает
особую важность. В отличие от традиционных подходов, в
соответствии с которыми онтология как учение о бытии в лучшем
случае "соседствовала" с учением о сознании, но в основном
расценивалась как метафизически первичная по отношению к нему,
— в отличие от этого для Гуссерля теоретическим фундаментом,
предпосылкой по отношению к онтологиям, материальным и
формальным, является феноменология. Это значит: фундаментом для учения о
бытии становится учение о сознании. Гуссерлевский трансценден-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 539
тализм обретает здесь последовательное продолжение и своего
рода завершение.
Основатель феноменологии по существу проложил путь новому,
нетрадиционному виду онтологизма. Еще до Идей I, но особенно в
них, он придал онтологии невиданный размах, особую широту,
тонкую расчлененность, т. е. весьма высокий статус. И хотя в
европейской философии того периода онтологические тенденции
делались все более популярными, нельзя забывать о
предвосхищающем вкладе Гуссерля в этот процесс.
Мы не можем здесь заниматься целостным проектом
онтологии, как он вырисовывается из гуссерлевского наследия. Но хотя
бы кратко встроить онтологическую программу Шей I в этот
проект необходимо. Воспользуюсь для этого новейшими
разработками феноменологов. Современный исследователь феноменологии
К.-Х. Лембек выделяет и суммирует следующие оттенки
понимания онтологии у Гуссерля.
1. Онтология как первая философия и как теория предмета. В этом
ракурсе комментаторы (М. Мюллер и др.) справедливо
подчеркивают, что гуссерлевское понимание первой философии,
соответственно онтологии отличается от классического, ведущего
происхождение еще от Аристотеля. «Методический путь ведет
феноменологию сначала от сущего как факта к феномену как
таковому (к морфологической сущности), а от него к основополагающей
форме, гештальту (эйдетической сущности ноэзиса и ноэмы) и,
наконец, от этой основополагающей формы как сущности — к ее
сущностной первооснове, т. е. к самой абсолютной жизни.
Обычный ход онтологии — это, напротив, движение просто от сущего
как сущего сущности к самой сущности как сущему...» (Müller M.
Phänomenologie, Ontologie und Scholastik. S. 67). Сам Гуссерль
определяет онтологию как априорную теорию предметности
(Hua XVII, 82).
2. Естественная онтология как коррелят естественной
установки (§ 30 Идей Г): речь идет о фиксировании бытия
пространственно-временной действительности, к которой принадлежит и
познающий субъект и которую он преднаходит, не ставя вопросов о
том, как она дана.
3. Материальная онтология как часть феноменологии, как
совокупность возможных региональных онтологии. Ее смысл «стоит в
[занятии] сущностной позиции к смыслу тех предметностей, к
которым относится наука» (Hua V, 10).
4. Формальная онтология как "классическая" составная часть
феноменологической программы. Это универсальная наука о
категориальной структуре идеи предметности вообще, сравнимая с

540 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
лейбницевской mathesis universalis. Об этой онтологии, как мы
уже убедились, речь идет в Идеях I.
5. Онтология жизненного мира как область применения
феноменологического понимания онтологии. Эта онтология есть
попытка редуцировать к принципиальной типике возможное
множество дорефлексивно-естественных концептов мира.
6. Универсальная (или полная, "абсолютная"
трансцендентальная) онтология, как "идеал системы всех онтологии" (Ibid. S. 104).
Перечисляя эти важнейшие оттенки значения понятия
"онтология" в контексте гуссерлевской феноменологии, Лембек
справедливо напоминает: нельзя отождествлять феноменологию и
онтологию. Ибо, по Гуссерлю, феноменология "судит" не в
онтологическом ключе. Оба аспекта касаются опыта, но под разными
углами зрения (Hua XIII, 202). Вместе с тем, по мнению Лембека (и с
ним трудно не согласиться), онтология представляет собой одно
из "исследовательских полей" феноменологии, которое Гуссерль
"обрабатывал" в течение всей своей творческой жизни — причем
каждый раз по-новому, тематически его расширяя (См.: Lem-
beck К.-Н. Seinsformen, Spielarten des Ontologiebegriffes in der
Phänomenologie Husserls. S. 56).
В заключение поставим общий вопрос о гуссерлевском
рационализме. Феноменологи достаточно давно задают его в виде
своеобразной апории. С одной стороны, не представляет никакого
труда показать, что "феноменология есть теория разума,
рационализм" и что в этом "одна из констант гуссерлевского мышления".
Собственно и термины "философия как строгая наука",
феноменология как "наука о жизненном мире" — лишь другие
обозначения рационализма Гуссерля. В Кризисе Гуссерль говорит о
разуме как "специфической черте человека" (Hua VI, 272), даже о
"прирожденнной" его разумности. А. Агирре видит во всем этом
"достаточно наивное и даже некритическое заимствование
старых критериев рационализма" (AguirreA. Transzendentalphäno-
menologischer Rationalismus. S. 103). С другой стороны, широко
известна критика Гуссерля в адрес традиционного классического
рационализма, концентрированное выражение которой можно
найти в том же Кризисе. Разрешение этой апории, несомненно
имеющейся у Гуссерля, А. Агирре видит в выяснении того, какое
новое понимание разума предлагает родоначальник феноменологии,
какую "новую модель" рационализма он разрабатывает. (Ibid. S. 104).
Этот автор справедливо обращает внимание на модификацию
образа разума, которая является следствием акцентирования
Гуссерлем тех сторон разума (вне его разделения на рассудок и разум),
которые были отчасти знакомы и классическому рационализму,

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 541
однако в нем либо оставались в тени, либо были отданы на откуп
эмпиристским, натуралистическим концепциям. Это: 1)
фундаментальная роль интуиции, усмотрения (Schauen); 2) включение в
сферу анализа не только ratio в узком смысле, но и doxa; 3)
трансцендентальное полагание — Meinen — как сторона, процедура
интенции; 4) сфера не только прямо помысленного, но и "помыс-
ленного вместе" (Mitgedachte); 5) усиление значения рефлексии;
6) новое объединение непосредственно данного и
синтезированного; 7) рассмотрение действительного и истинного в свете
"усмотрения" разумом; 8) новое раскрытие онтологических, бытий-
ственных полаганий разума, т. е. корреляции
"разум—действительность".
Комментируя обсуждавшиеся нами последние разделы Идей I,
А. Агирре подчеркивает: «В этом месте соединяются оба значения
разума: с одной стороны, созерцающее, усматривающее познание,
чистая интуиция (Идея феноменологии), а с другой стороны,
полагание (Setzung), восстанавливающее действительность (Идеи Г)»
(Ibid. S. 112). А потому все более конкретные исследования
структур сознания оборачиваются у Гуссерля выяснением "модусов
разума". В Идеях I еще не развернута тема, которая чем дальше, тем
больше будет волновать Гуссерля — защита обновленного
рационализма и борьба с иррационалистическими тенденциями западной
философской мысли. Во всяком случае, нет сомнения, что
феноменология Гуссерля — одна из концепций современного рационализма,
рационализма XX в. и свидетельство того, что многие
выдающиеся мыслители этого века не поступились принципами
рационализма, защитили и обновили рационалистические модели
философии.
Рационализм Гуссерля, что очень важно, тесно объединен с
трансцендентально-феноменологическим идеализмом. Тематика
феноменологии разума позволяет нам на новом уровне
обратиться к стержневой проблеме феноменологической науки — к
вопросу о трансцендентальном идеализме.
Глава VI. Истина и правда
трансцендентального идеализма Гуссерля
Общая постановка проблемы
Утверждение трансцендентального идеализма Гуссерля,
постулирование его в качестве теоретико-методологической
предпосылки феноменологии и затем (после обновления главных
феноменологических тем, проблем, понятий) выведение из него

542 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
фундаментальных следствий — это путеводная нить
осуществленного в Идеях I феноменологического исследования. Вот
почему в процессе предшествующего текстологического анализа и
интерпретации Идей I мы должны были вслед за Гуссерлем
обращаться к тематике трансцендентального идеализма. И теперь в
конце исследования мы — опять-таки в принципиальном
согласии с ритмом гуссерлевского анализа — можем подвести итоги,
непосредственно имея в виду трансцендентальный идеализм, но
подразумевая феноменологическую философию в ее
существенных особенностях.
Совершенно правы те авторы-феноменологи, которые
подчеркивают, что обоснование трансцендентального идеализма — это
крупная стратегическая цель, к которой Гуссерль устремлен на
всех этапах и при всех значительных шагах исследований в
рамках феноменологии как целостной науки. «Речь идет для нас по
существу о следствиях, которые заключены в том, что epoché
является результатом критики опыта; ибо эта критика есть ни что
иное, как утверждение самого трансцендентального идеализма —
например, Гуссерль дает четкий набросок ее в первых трех главах
Идей!, названных "Фундаментальное феноменологическое
рассмотрение", следовательно, в тех главах, в коих он отправляется
на поиск возможностей epoché, т.е. исследует его мотивацию...
Идеализм, о котором здесь идет речь, должен с самого начала
пониматься правильно, в гуссерлевском смысле — как
трансцендентально-феноменологический идеализм. Это означает, что критика
опыта, которую Гуссерль здесь проводит, не может быть наивной
рефлексией, осуществляемой в "наивной позитивности жизни и
науки"... Трансцендентальный идеализм — это не наивное
inspection sui, но самоосмысление феноменологического вида, т. е.
такое, которое уже покинуло наивно-натуралистическую почву»
(Aguirre 1970, S. XV).
Автор процитированных строк, известный феноменолог Ан-
тонио Агирре, справедливо отмечает, что в силу сказанного
феноменология попадает в парадоксальную ситуацию:
трансцендентальный идеализм, который Гуссерль кладет в основу своего
исследования, должен быть изначально феноменологическим; но
это значит, что сам этот идеализм предполагает исполнение
редукции и другие феноменологические процедуры.
Следовательно, Гуссерль делает предпосылкой то, что еще требуется
обосновать. "Не имеет ли здесь место очевидный круг?" — задается
вопросом Агирре.
Действительно, опасность круга в рассуждении Гуссерля и
обосновании им идеализма налицо. (Агирре пытается разрешить

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 543
проблему круга применительно к вопросу о редукции, epoché,
которому и посвящена его книга.) Меня же разрешение проблемы
круга интересует применительно к теме трансцендентального
идеализма. И я вижу ее разрешение вот в чем. Гуссерль в самом
деле намеревается обосновать трансцендентальный идеализм, что
означает — вывести рассуждение, поначалу критическое в адрес
натурализма, на уровень смены установки, а уже затем подвести
его, при последовательном прохождении через различные
проблемные уровни и ступени, к четкой мировоззренческой защите
трансцендентально-идеалистического понимания мира и сознания.
Иными словами, хотя трансцендентальный идеализм предпослан
феноменологическому анализу, он не дан изначально, а задан как
стратегическая цель; он последовательно вводится, обосновывается
через восхождение на каждую следующую ступень
феноменологического анализа. Ситуация, что верно, не лишена
парадоксальности, но для исследовательской научной дисциплины, каковой
является феноменология, она вполне естественна, логически
оправданна. Вот почему мы встречаемся с обоснованием
трансцендентально-феноменологического идеализма на каждой ступени
феноменологического ггутешествия-восхождения; но суть и
обоснованность его как стратегической цели яснее и полнее всего
раскрывается, когда феноменолог достигает вершины —
феноменологии разума.
Поскольку мы вместе с Гуссерлем уже добрались до этой
вершины, наступило время, обобщая ранее сказанное и вводя новые
элементы, точнее определить самое суть трансцендентально-
феноменологического идеализма и поставить вопрос о его
теоретико-методологической правомерности. Но прежде чем
осуществить это, приходится сделать отступление. Ибо в нашей стране
нельзя не считаться с почти вековым наследием марксистской
философии, отношение которой к идеализму хорошо известно и
вряд ли нуждается в особой характеристике. В сознании многих
людей (и, увы, не только относящихся к старшим поколениям)
четко закрепился диалектико-материалистический штамп, согласно
которому "истинным" является только диалектический
материализм, наследующий и исправляющий некоторые идеи
традиционного материализма. Что до идеализма, то его позиция объявлялась
заведомо и принципиально ошибочной. В особенности это
касалось того вида идеализма, который именовался идеализмом
субъективным. К этой разновидности многие авторы (и не только
марксистские) относили гуссерлевский трансцендентальный
идеализм. Я сама была в их числе, причем для меня решающим
соображением при отнесении Гуссерля к когорте идеалистов служили

544 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
его собственные высказывания о коренной связи феноменологии
и трансцендентального идеализма, а также принципиальное
несогласие основателя феноменологии с объективным идеализмом
платоновского, гегелевского или иного толка (о чем мы будем еще
говорить далее). В этом аспекте позиция, выраженная в ряде моих
ранних работ, не претерпела изменения. В чем, однако,
произошел существенный поворот, так это в моем четком признании
теоретико-методологической истинности и оправданности
трансцендентально-феноменологического идеализма. В дальнейшем
рассмотрении, суммарно характеризуя существенные черты
трансцендентального идеализма Гуссерля, я одновременно
зафиксирую, в чем вижу его теоретико-методологическую
истинность. При этом проблема будет анализироваться в двух
плоскостях: а) будет показано, в чем состоит специфика именно
феноменологического трансцендентализма, б) в чем заключается его
истинность и оправданность.
Дискуссии по вопросу о трансцендентальном
идеализме Гуссерля
Необходимо принять в расчет, что проблема
трансцендентализма на всем протяжении истории гуссерлевской и пост-гуссер-
левской феноменологии была живым нервом острых дискуссий2.
В Первой части этой книги мы уже поднимали этот вопрос,
освещая страницы истории, связанные с восприятием Идей I в
ближайшем круге учеников и последователей Гуссерля. «Новые
исследования Гуссерля, — пишет современный феноменолог Грегор
Хефлингер в предисловии к лекциям Р. Ингардена Введение в
феноменологию Гуссерля, — долгое время исходили главным образом
из того, что Гуссерль самое позднее в Идеях I решительно
представляет позицию трансцендентального идеализма. Наряду с
историческими проблемами дискуссия вращалась
преимущественно вокруг систематического вопроса: как правильнее понять и
уточнить гуссерлевский идеализм. Затем исследователи
обратились против этой интенции и стали приписывать (позднему)
Гуссерлю или "реалистическую", или "нейтральную" позицию в
спорном вопросе об идеализме-реализме. Надо отметить, что
"нейтральная" интерпретация в отдельных случаях выдвигалась
уже в 50-е годы XX в. Например, во время Второго
международного феноменологического конгресса в Крефельде (1956) она была
поставлена в повестку дня дискуссий» (Haeflinger G. Einleitung //
Ingarden R. Gesammelte Werke. Bd. 4. S. XXI—XXII).
На этом конгрессе Р. Ингарден говорил о "нейтральной",
"квазиметафизической" позиции Гуссреля. Впоследствии ему возра-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 545
жали Соколовски и Вальнер (Sokolowski 1977, Walner 1987)3. Но
тенденцией стала, согласно Хефлингеру, такая интерпретация:
феноменологи говорили о гносеологической ориентации гуссер-
левского идеализма, что также означало неприятие ингарденов-
ского тезиса. В ответ Ингарден определил позицию Гуссерля как
вариант "идеалистического зависимого креационизма"
(idealistischer Abhängigkeitskreationismus), причем в споре с другими
подходами польский феноменолог сделал упор на экзистенциально-
онтологические понятия (Haeflinger G. Op. cit. S. XXII).
Таким образом, исходным пунктом спора феноменологов о
гуссерлевском трансцендентальном идеализме стал вопрос о том,
можно ли считать его идеализмом в полном и строгом смысле слова
или вернее говорить о нейтральности Гуссерля в вековых
размежеваниях материализма и идеализма. Раз уж мы завели речь о
тезисе //нейтральности,/ (наиболее ярко и интересно развитом Ин-
гарденом), рассмотрим подробнее суммируемые Хефлингером
аргументы, выдвигаемые в его защиту.
«(i) "трансцендентальный идеализм" нейтрален (в первом
смысле), ибо в свете радикального гуссерлевского различения
между естественной и философской установками бесспорный,
признаваемый Гуссерлем "реализм" естественной установки вообще
не есть философская позиция;
(ii) "трансцендентальный идеализм" Гуссерля нейтрален (во
втором смысле), ибо трансцендентальная феноменология как
анализ смысла вообще фактически не связана с какой-либо
позицией в дебатах идеализма-реализма;
(iii) гуссерлевский "трансцендентальный идеализм" нейтрален
(в третьем смысле), поскольку анализ смысла принципиально не
связан с какой-либо позицией в дебатах идеализма-реализма;
(iv) гуссерлевский "трансцендентальный идеализм" нейтрален
(в четвертом смысле), ибо вопрос об идеализме—реализме с точки
зрения трансцендентальной философии вообще не играет
решающей роли и потому не является философски осмысленным вопросом;
(v) гуссерлевский "трансцендентальный идеализм" вообще не
является идеализмом (в традиционном смысле) (Haeflinger G. Op.
cit. S. XXVI). (Ингарден, как подчеркивает Хеффлингер,
поддерживает тезисы i, отчасти iii, выступая против ii, — но это особый
вопрос, в который здесь нет возможности вдаваться; мы
обсуждаем "нейтралистскую" позицию в принципе.) 3.
Я полагаю, что в споре "нейтралистов" и тех, кто считает
феноменологию Гуссерля после Идей I именно идеализмом, правы
вторые. Ибо это прежде всего отвечает формулировкам самого
основателя феноменологии — и не верить ему в данном вопросе
18 - 8214

546 H. В. Мотрошилов а « Идеи I Эдмундл Гуссерля»
нет оснований. Сошлюсь на одну чеканную формулу Гуссерля:
«По сути уже в феноменологической редукции,
если она правильно понята, заведомо дана столбовая дорога,
ведущая к трансцендентальному идеализму,
подобно тому, как вся феноменология есть ни что
иное, как первая строго научная форма этого
идеализма» (Hua III, 181). Но аргументацию нейтралистов
никак нельзя сбрасывать со счетов. И вот вопрос: в чем их
относительная правота? Они совершенно правы в том, что гуссерлевская
идеалистическая позиция обладает спецификой по сравнению не только
с крайними формами традиционного идеализма — например, с
платонизмом или берклеанством, но также и с картезианством и
кантианством, о чем пойдет речь далее. Верно и то, что некоторые
пласты и линии традиционных дебатов материализма (реализма)-
идеализма не имеют отношения к феноменологии: они
оставлены в стороне либо "фактически" (ибо Гуссерль ими просто не
интересуется), либо "принципиально" (ибо сняты благодаря
феноменологической редукции). Например, марксистская версия
борьбы материализма-идеализма не находит в сочинениях
Гуссерля (прожившего, напомним, до 1938 г.) никакого отклика — ни
в энгельсовской "редакции" так называемого основного вопроса
философии, ни в его диалектико-материалистической трактовке.
(Что не помешало ряду марксистов, среди которых были такие
видные философы как Тран-дюк-Тао, Энцо Пачи и др., говорить
о возможности объединения философии марксизма и
феноменологии; одно время этой позиции придерживался и Ж.-П. Сартр).
И все-таки утверждать, будто размежевания идеализма и
материализма (реализма), споры об идеализме вообще не
интересовали Гуссерля — значит вступать в очевидное противоречие с
рядом принципиально важных текстов и формулировок основателя
феноменологии. Равным образом нельзя согласиться с
утверждениями: 1) будто "трансцендентальный идеализм" по своей сути
является не идеализмом, а "реализмом" (и, стало быть, Гуссерль
ошибался в характеристиках собственной философии как
идеалистической); 2) будто гуссерлевский трансцендентализм —
воззрение, мировоззренчески нейтральное (в крайнем случае он —
лишь "гносеологический" идеализм).
Как я считаю, неправы те авторы, которые основывают тезисы
о "нейтральности" или "реализме" Гуссерля на том факте, что
родоначальник феноменологии не оспаривает реальное
существование мира. Если бы дело сводилось лишь к этому, мы вряд ли
смогли бы найти в истории мысли хотя бы одного
"последовательного" идеалиста. Ведь даже Платон не отрицает, что мир ве-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 5
щей существует — что он есть, дан нашим органам чувств, п<^
вержен нашей деятельности. Но по сути, говорит Платон, э'Г
а-
мир вещей, процессов, событий наличен лишь благодаря при**
стности миру идей, якобы существующих "по ту сторону" мир
вещей, где-то "на хребте неба". А потому философия обяза**^
опереться не на теорию вещей, а на теорию идей. Гуссерля та^*0
решение вопроса о мире вещей и "мире" идей не устраивало. *^7/
это не значит, что сам по себе вопрос о специфике двух "миро# ^
об их познании и их философском отношении его не интерес
вал. (Как часто попадает он в поле зрения основателя феномен
логии, мы могли видеть во всем предшествующем анализе Идей
Неверно, по-моему, думать, что Гуссерль был нейтрален в вопр
се об изначальной философской значимости ("первичности") °1 _
ного мира по отношению к другому. Ибо на деле по крайней N*
ре два аспекта этого вопроса постоянно (особенно со време**^
Идей Г) привлекали внимание Гуссерля. Первый аспект — тезис о
изначальной значимости мира "самого по себе" (соответствен** '
вещей и процессов самих по себе) для естественной установи ^
Второй аспект — это неснимаемая роль сознания, его изнача^
ная роль в рамках философской установки, для которой все У
верждаемое в "естественной наивности", в том числе всякий **
турализм, материализм, реализм, претендующие на философ
скую истинность, лишаются философской значимости. И потому/
частности, неверно настаивать на том, будто все гуссерлевск**
рассуждения о естественной установке сами по себе мировоззре**
чески нейтральны — ведь отнюдь не нейтральна сама естестве**^
ная установка, ибо она по большей части тесно сопрягается с iv*
териализмом, натурализмом, реализмом как обобщающими ф**^
лософскими концепциями. Это и есть исходная проблема феН
менологического трансцендентального идеализма. Здесь, мне к
жется, трудно отрицать, что для философии, в ее пределах ТуссерУ1
решительно, уверенно отстаивает идеализм как "единственную^
внутренне согласованную теорию познания" (Логические исслео
вания), и как единственно истинное философское учение о быт** ^
(ибо основатель феноменологии утверждает "бытийные" прер
гативы — для философии — сферы сознания перед сферой мат
риально-вещественной реальности; Идеи Г).
Гуссерль, утверждая идеализм именно как философскую теор
тико-методологическую, а не как метафизическую в старом смысле п
зицию, отнюдь не оригинален. Ибо у Декарт и Канта трансце**
дентализм тоже обосновывается как философская, или "метоД^^
ческая", позиция (у Канта к тому же предполагающая опроверг
жение "ложного" идеализма, связанного с непосредственной of*
18*

548 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
тологизацией "вещей самих по себе", образующих философскую
конструкцию, а не особую реальность). Идеализм в истории
мысли чаще всего и был именно философским тезисом, философской
теорией, которые не строились на утверждении, будто
окружающий нас мир (действительность в широком смысле слова) не
существует реально и не дан нам в нашей деятельности. Гуссерль
здесь не составляет исключения. В дополнение к тем
формулировкам Идей, на которых мы уже останавливались ранее, приведу
четкие определения Гуссерля: «надо с самого начала решительно
подчеркнуть, что подлинная трансцендентальная философия не
является — в противовес юмовской — ни прямым, ни скрытым
разрушением познания мира и превращением самого мира в
фикцию, не является, следовательно, "философией als ob", если
воспользоваться современным языком. Менее всего она является
"растворением" мира в "только субъективных явлениях"» (Hua
VII, 246—247). Философский спор шел не от том, существует ли
независимый от сознания мир, а о другом: должны ли мы положить в
основание философии утверждение о независимом от сознания
существовании внешнего мира! (А фактическую значимость самого
существования внешнего мира, повторяем, мало кто, за исключением
крайних солипсистов, решался отрицать.) Или исходное
философское значение должен приобрести другой факт, другое
утверждение (и вырастающая на их основе теория), согласно которым мир,
существующий сам по себе, независимо от сознания, всегда (в том
числе и в этой его независимости) дан нам только через явлен-
ность нашему сознанию.
"Трансцендентальный факт" и его истолкование
Этот факт можно назвать трансцендентальным фактом. Его
акцентирование — один из трансценденталистских аргументов.
(Существуют и другие аргументы этого рода.) Приведенное
выше утверждение "фактично" потому, что в здравом уме и твердой
памяти его совершенно невозможно отрицать. Единственное, что
возможно в философии и науке, так это (все равно, по каким
соображениям) не замечать, игнорировать, не принимать в расчет
трансцендентальный факт — иными словами, поступать в науке
или философии так, как если бы (als ob) трансцендентальным
фактом можно пренебречь. Такая возможность, такое "если бы" — не
вымысел. Люди всегда действуют, поступают только на основе
трансцендентального факта, но весьма часто не рефлектируют на
это основание своего действия или познания; значит, они ведут
себя так, как если бы упомянутого факта не существовало. Откуда
же появляется такая возможность? Не благодаря некоему

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 549
прямому отражению мира в познании, когда опосредующей
ролью сознания можно было бы пренебречь — поскольку сознание
принимается (и, добавлю, совершенно необоснованно) за некий
"копирующий" инструмент. Теория отражения и есть тот
крайний вид материалистической и сенсуалистической концепции,
которая свою позицию "как если бы" выдает за действительность,
за суть отношения мира и познания, знания. Упускается из виду,
что возможность "отвлечься" от трансцендентального факта
существует только благодаря огромной конституирующей работе
сознания. В определенной согласованности с вещами вне и
независимо от нас, но не "отражая" их, сознание творит свои
собственные предметные структуры, синтезирует их и т. д. Вот почему для
Гуссерля более согласна с действительным ходом вещей не
материалистическая философия, тем более выступающая в виде
теории отражения, а философия трансцендентализма, опирающаяся
на трансцендентальный факт и дающая последовательное
философское, т. е. сущностное истолкование-исследование. Я хочу
заранее предупредить, что в изначальной опоре на
трансцендентальный факт вижу предпосылку истинности трансцендентального
идеализма, причем не только гуссерлевского. Ибо ведь Гуссерль не
является ни "первооткрывателем" трансцендентального факта в его
значимости для философии, ни первым, тем более единственным
философом, давшим — по законам феноменологии — его
эйдетическое истолкование. Впрочем, основатель феноменологии на
эти и не претендует. Он ведь признает, что в философии
трансцендентализма идет по стопам Декарта и особенно Канта.
Забегая вперед, скажу: то, в чем Гуссерль поддерживает Канта,
в чем видит исходное философское значение его
трансцендентализма и трансцендентализма вообще, и составляет истинность
этого подхода, который — в только что определенных аспектах и
пределах — я тоже разделяю. Трудно выразить данную позицию
лучше, чем это сделал В. С. Соловьев в своей энциклопедической
статье "Кант": «Ум может познавать только то, что создано умом,
— и действительно, весь познаваемый нами мир образуется умом,
посредством присущих ему форм чувственного созерцания и
рассудочных категорий. Этим отрицается кажущаяся
самостоятельность внешних вещей и явлений: все нами действительно
познаваемое превращается в представление ума. И это утверждение, и
это отрицание безусловно истинны и составляют ту новую точку
зрения, на которую Кант из всех философов первый стал с
полной твердостью и настойчивостью. Этим он возвел философское
мышление на высшую (сравнительно с прежним состоянием)
ступень, с которой оно никогда уже не может сойти» (Соловь-

550 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
ев В. С Сочинения. Т. 2. С. 471). Тезис Канта о несовпадении
явления и вещи "самой о себе" (перевод В. Соловьева) столь
достоверен, что его можно считать "тождеством" (Там же. С. 212), своего
рода скрытой тавтологией: раз мы познаем мир только через
явления, то в познании мы не можем выйти за пределы этой яв-
ленности, мы не можем познавать вещи поскольку они не явлены,
суть сами по себе (другое дело, что в этом качестве мы можем
мыслить их с помощью разума). Но для Соловьева — в отличие от
Гуссерля — истинность трансцендентально факта не есть
свидетельство в пользу трансцендентального идеализма. «Весь
познаваемый нами мир есть представление, притом он есть
представление моего ума, поскольку мой ум совпадает с умом
трансцендентальным (т. е. формально — всегда, материально же — при
известных условиях); но этот же самый мир, нисколько не
переставая быть представлением (именно трансцендентального
субъекта), получает значение внешнего независимого бытия для меня
(как субъекта эмпирического), поскольку я нахожу и утверждаю
себя как одно из явлений этого мира» (Там же. С. 427—473).
Что ответил бы Гуссерль в ответ на подобное рассуждение? Он,
полагаю, поддержал бы его и сказал бы, что суждение о "внешне
независимом бытии" мира для меня как эмпирического субъекта
совершенно верно, но... только в пределах (подлежащей
редуцированию) естественной установки. Более того, позиция,
состоящая в постулировании "независимого" мира, подлежит
философскому исследованию и обоснованию — но только на почве
трансцендентализма. А это значит, что, согласно Гуссерлю, в
философии (что отчасти признает и В. Соловьев) никак нельзя покидать
почвы изначальности, первоосновности трансцендентального
факта, т. е. почвы трансцендентального идеализма. (Я сейчас
отвлекаюсь от вопроса о том, что глубочайшая причина расхождения
религиозного философа Соловьева с кантовским
трансцендентализмом заключается в принципиальной а-теологичности
последнего — см.: Мотрошилова 2001, С. 100 и далее).
Отношение к громадной теоретической значимости
трансцендентального факта (как одного из "трансцендентальных
аргументов") заставляет Гуссерля выступать не только против
материализма, против резко отвергнутой им еще в Логических
исследованиях теории отражения, против натурализма, абсолютизирующего
(что подробно показано в Идеях Т) особенности естественной
установки. Не менее резким становится размежевание Гуссерля с
объективным идеализмом, который всегда недооценивал явлен-
ность вещей, процессов, мира в целом через сознание и выдвигал
на первый план, абсолютизируя, "субстанциализируя" его, дру-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 551
гой факт — возможность объективирования результатов
деятельности сознания, возникновения не просто "идеальных
предметов", но и целых "идеальных миров". Эту линию размежевания
мы рассмотрим на примере отношения Гуссерля к платонизму.
Гуссерль и платонизм
Один из частных вопросов, относящийся к определению
специфики гуссерлевского идеализма и прозвучавший из уст
критиков уже после опубликования Логических исследований,
формулируется так: "Был ли Гуссерль платоником"? Мы уже затрагивали
его и показывали, что основатель феноменологии решительно
открещивался от упреков в платонизме и отвергал "платонист-
ское гипостазирование всеобщего". Тем не менее некоторые
интерпретаторы продолжали и продолжают характеризовать
Гуссерля как платоника, что, кстати, не всегда является упреком4.
Другие авторы — следуя Гуссерлю — эту характеристику не
принимали и не принимают. Предоставлю слово Р. Ингардену: «Я
полагаю, — пишет он, — что Гуссерль и в первой фазе своего
развития не был платоником, потому что так называемое учение
Платона об идеях, каким бы оно ни было известным, фактртчески
является лишь началом теории. Существуют различные
литературно оформленные рассказы [Платона] об "идеях", которые — в
строгом смысле слова — все же несостоятельны. Единственное,
что объединяет Гуссерля в Логических исследованиях с Платоном,
так это следующее утверждение: есть две различные сферы
бытия, реальное и идеальное. В Идеях I идеальное сохраняется в
качестве бытийно-автономного, а реальный мир, напротив,
трактуется в духе трансцендентального идеализма. В Формальной и
трансцендентальной логике обе бытийные области понимаются как
конституирование в переживании, обе [они] "учреждаются" (sind
gestiftet). В Идеях I идеализм, следовательно, ограничен сферой
реальности мира, и нет никакого идеализма в отношении
идеальности и идеальной автономии идеальных предметностей» (In-
garden R. Gesammelte Werke. Bd. 4. S. 264).
Солидаризуясь с Ингарденом в его главном утверждении:
Гуссерль не был платоником ни в ранних, ни в поздних
произведениях — я не могу согласиться с некоторыми важными деталями
ингарденовского толкования. С моей точки зрения, вопрос о
(мнимом) "платонизме" Гуссерля может быть решен так.
1. Суждения Гуссерля о Платоне и роли его философии в
истории человеческой мысли обнаруживают величайшее уважение
основателя феноменологии к Платону как "творцу философской
проблемы и философии как метода", к платоновской диалектике,

552 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
к внедрению в европейскую культуру "тенденции универсальной
рационализации" (Hua VII, И ff.) Вместе с тем заявление Гуссерля
в Логических исследованиях о недопустимости платонического "ги-
постазирования всеобщего" — не некое вскользь брошенное
замечание, а принципиально важный элемент феноменологии,
сохраняющийся, как мы видели, и в Идеях I. В XX в. мифологическая
картина некоего самостоятельного мира идей, "населяющих"
вымышленный мир "подлинного бытия", и отделенного от "этого",
реального, действительного мира — эта картина для философии
совершенно неприемлема. И ее, насколько мне известно, в
буквальном платоновском варианте не разделяет, не считает
истинной никто из известных философов — даже тех, кто опирается в
первую очередь на платонизм. Здесь критическая оценка
Гуссерлем платоновской теории идей как метафизического гипостази-
рования, т. е. раздувания, абсолютизирования всеобщего вполне
верна и точна.
2. Другое дело — обнаружение и осмысление Гуссерлем тех
проблемных оснований и трудностей, которые питали
объективный идеализм Платона. К их числу принадлежит сама
необходимость (здесь Ингарден отчасти прав) разграничить идеальное и
реальное как "миры"', различные с бытийной точки зрения. При этом,
однако, никак нельзя упускать из виду, что "бытийные регионы",
"бытийные сферы" Гуссерль разграничивает не по-платоновски
— не как онтически самостоятельные сферы, подобные миру
вещей, процессов, событий, т. е. миру в полном смысле слова, миру
без кавычек. Мы уже показывали, что употребляя слово "мир"
применительно к идеальному, Гуссерль заключает его в кавычки.
Это "мир", который не помещен где-то "по ту сторону" реального
мира (как у Платона) или "рядом" с ним, но который лишь в фи-
лософско-бытийном смысле обладает спецификой и относительной
"самостоятельностью" по отношению к реальному миру. Точнее,
он составляет часть действительности в широком смысле слова.
Идеальное в составе действительности как таковой "существует",
"бытийствует" — но не так, как существуют, бытийствуют вещи,
процессы природы. Что означает все сказанное, Гуссерль более
четко раскрывает только в поздних произведениях, когда вводит в
анализ исторические координаты.
По-моему, в принципе заблуждается тот, кто отождествляет
"бытие" с какой-либо областью реальности, ибо категория бытия
в философии имеет специфический смысл, означая а) единство
всего мира в его существовании; б) различие способов
существования, "наличия" природы, духа и его продуктов, в том числе
идеального (см. мою главу "Бытие" в учебнике "Введение в фило-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 553
софию". М., 2002). Вопреки укоренившимся марксистским
предрассудкам, "бытие" в философии не должно противопоставляться
"сознанию", ибо — в чем Гуссерль и затем Хайдегтер совершенно
правы — сознание само обладает, как и все существующее,
особыми бытийными характеристиками, отличными и от "бытийно-
сти" мира природы, и от бытийности "мира" идеального.
Достижения феноменологии Гуссерля связаны как раз с его
стремлением наиболее точно в теоретико-методологическом отношении
определить специфику бытия идеальных предметов, бытия самого
сознания и сделать отсюда принципиально важные выводы.
Идеальное, по Гуссерлю, бытийствует лишь постольку, поскольку
является специфическим — идеально-предметным — полюсом
сознания. Например математическо-идеальное творится исторически
(и конечно, хранится в книгах, рукописях). Но "оживляется" оно,
т. е. именно бытийствует благодаря каждому акту сознания, ин-
тенционально полагающему математические предметности. То
же можно сказать о логике, ее идеальностях.
3. А это значит, что предпосылкой гуссерлевского идеализма
служит не платонизм, т. е. не объективный идеализм, а
трансцендентализм предметных смыслов. Иными словами, Гуссерль фундирует
свою философию не прибегая к тезису о некоем объективном,
якобы самостоятельном бытии идеального, как Платон и
"правоверные" платоники. Основатель феноменологии опирается при
этом на акты, переживания сознания, рождающего смыслы,
сущности, т. е. идеально-всеобщее, в том числе в виде идей.
Итак, гуссерлевский идеализм не является ни платонизмом 4а,
ни другим видом объективного идеализма, например,
гегельянством 5 — и по фундаментальным для феноменологии причинам.
Ибо сохранить такого рода идеализм в его "буквализме"
возможно либо на пути прямой или косвенной философской мифологии
("потусторонний мир идей" или абсолютный дух в их мнимой
самостоятельности), либо предпосылая всем философским
выкладкам понятие, символ Бога и Божественного духа. Все
обрисованные пути были равно неприемлемы для вчерашнего
математика и сторонника философии как строгой науки — Э. Гуссерля.
При этом ему было нужно не просто постулировать идеальное, но
теоретически вывести его — как особое бытийное измерение — из
деятельности единственно реального субъекта, человеческого
индивида.

554 H. В. Мотрошилова « Идеи I Эдмунда Гуссерля»
Проблема объективирования идеального
(Гуссерль /Деррида)
Я кратко затрону одну важную тему, усиленно акцентируемую
в постмодернистской литературе и соответствующую
центральным акцентам феноменологии позднего Гуссерля. Я имею в виду
проблему объективирования идеального. В ранней
феноменологии она также появляется, хотя, как я думаю, остается
маргинальной. Так, в I томе Логических исследований (§ 6) Гуссерль говорит,
что наука обладает "объективным содержанием'', или своим
собственным "бытием" (хотя и "многими нитями связанным с
человеком и его интеллектуальной деятельностью"), только в "своей
литературе, лишь в форме письменных произведений". Лишь в
этой форме она "переживает" индивидов, поколения, целые
народы, передается от тысячелетия к тысячелетию. В другой связи в
тех же Логических исследованиях (II том, Введение, § 2) говорится о
языковых выражениях, высказываниях как конкретной форме
воплощения, внешнего "бытийствования" идеального. У позднего
Гуссерля в ряде его интереснейших текстов эта тема становрггся
центральной — таков, например, текст Начала геометрии,
относящийся к проблемному блоку Кризиса европейских наук
(опубликован в качестве III Приложения к § 9 Кризиса — Hua VI, 365—386). И
не случайно Жак Деррида еще в 1962 г. опубликовал
французский перевод этого гуссерлевского текста со своим Введением —
более обширным, чем сам текст (Husserl E. L'Origine de la
Géométrie.). Свою концепцию "письма" Деррида по существу
черпает (сначала в беглых, а потом, в 30-х годах, подробных) гуссерлев-
ских исследованиях того, как документируется, "внешне
воплощается" идеальное. «В этом отношении, — добавляет Деррида, —
между ранним и поздним мышлением Гуссерля так мало разрыва
и контраста, что в Логических исследованиях (ЛИ) можно найти
целые страницы, посвященные существенной функции
"Dokumentierung", "духовной телесности" языка и высказыванию истинной
интенции, которые можно без изменений вписать в Начала
геометрии. Это тем более справедливо по отношению к Формальной и
трансцендентальной логике (особенно §1—5)... Каждый раз
Гуссерль начинает с того, что вырывает мышление за пределы того,
чем оно было "просто в актах выражения", чтобы уточнить затем,
что оно не смогло бы стать "истиной" без такого "представления"
и того "сообщения другому", о котором шла речь в ЛИ1» (Гус-
серлъ/Деррида. Начало геометрии. М., 1996. С. 93—94).
Я чрезвычайно высоко ценю поздние работы Гуссерля,
включая, разумеется, Начало геометрии. И исследования Деррида, фор-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 555
мально относящиеся к этому тексту, но реально
демонстрирующие генезис его исследовательской позиции, считаю блестящими.
К сожалению, не могу представить здесь (оставив до другого раза)
результаты своего исследования всего этого интереснейшего
материала. Скажу здесь лишь об относящемся к теме
трансцендентального идеализма Гуссерля.
Ж. Деррида прав: в ранних высказываниях родоначальника
феноменологии, посвященных проблематике внешнего
объективирования духовного, можно видеть зародыш поздних
исследований Гуссерля, где этой теме отведена ключевая роль. Однако
неправильно, по-моему, упускать из виду, что во всей
конструкции раннего Гуссерля объективированные слои идеального
обозначены, фиксированы главным образом (если не
исключительно) для того, чтобы затем редуцировать их, "заключить в скобки"
как нефеноменологические стороны, акценты анализа. Правда,
ситуация такого заключения в скобки (и следовательно, непрояс-
ненности того, что подвергнуто epoché) все больше беспокоит
Гуссерля. (В ходе текстологического анализа Идей I мы обращали
внимание на "напряженные точки" исследования, впоследствии
вскрытые самим Гуссерлем — ив том числе применительно к
теме идеального.) Поздняя феноменология отличается от ранней, в
частности тем, что ранее редуцированные моменты вводятся в
кадр последующего анализа. И текст Начало геометрии именно
таков: раскрывается социально-исторический контекст
деятельности человека, который (скажем, в сфере геометрии или другой
науки) способен влиять на ре-объективацию и новую
объективацию идеальных смыслов. Здесь область "бытия" накапливаемых
человечеством идеальных предметностей (в их идеальных же
взаимосвязях) указан и расшифрован поздним Гуссерлем вполне
четко и правильно: это совокупная сфера человеческой культуры.
Идеальная объективность, отмечает Гуссерль, «присуща
целому классу духовных образований культурного мира, к которым
принадлежат все научные построения и сами науки, а также
произведения художественной литературы. Произведения этого рода
не обладают, в отличие от инструментов (молотка, клещей) или
архитектурных и других подобных изделий, повторяемостью во
многом сходных друг с другом экземплярах. Теорема Пифагора,
вся геометрия существует лишь один раз, как бы часто и даже на
каких бы языках ее ни выражали» (Там же. С. 215). Итак, Гуссерль
не только точно, без всякого мифологизма фиксирует способ
внешнего, объективированного фиксирования бытия
геометрического идеального, но и отличает его от воплощения идеального
в созданных людьми материальных предметах и комплексах, бла-

556 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
годаря чему намечается интереснейшая программа исследования
"бытийных" измерений идеального. Для постулирования
существования идеального в культуре не требуется никакого
(платоновского ли, гегелевского ли) философского мифотворчества, тем
более если принимается в расчет такой простой и понятный
момент как "документирование" идеального в письменных
произведениях, стало быть, через посредство языка. (Отсюда, правда,
возникает непростая проблема — рассмотрение вопроса об
объективации идеального применительно к до-письменной и вне-
письменной культуре человечества).
Но даже в поздней феноменологии (не говоря уже о ранней)
главный интерес Гуссерля связан, по моему мнению, не с
описанием и осмыслением форм объективации идеального, а с
расшифровкой сути активных, изначальных, живых — а потому
субъективных форм "наделения смыслом", т. е. процессов
создания и преобразования идеального (потом способного
кристаллизоваться в мертвые "письменные миры"). Иными словами, сколь
бы бегло или, напротив, подробно ни осмысливалось Гуссерлем
объективированное идеальное, центр тяжести феноменологии
неизменно заключен в исследовании познающей "жизни" индивида,
"жизни" его сознания, бытийных прерогатив сознания, конституирующего
различные целостности (и в их числе — объективированные
формы бытия идеального). А значит, поздняя позиция Гуссерля не
только не предполагает никакого движения к платонизму или
какой-либо другой объективно-идеалистической трактовке
идеального, но, напротив, демифологизирует понимание идеального и
его объективированных результатов. Это своего рода парадокс
(впрочем стоящий в ряду других парадоксов гуссерлианства —
например, достаточно подробной презентации мира
естественной установки с целью... ее феноменологического исключения).
Укажу на еще один парадокс. В поздних работах, например, в
Началах геометрии, Гуссерль вводит в кадр анализа исторические
координаты. Так, он говорит, что "исторически-возвратное"
отнесение геометрии никому ранее не пришло в голову, что теория
познания никогда не ставилась как "историческая задача". «Но
именно это мы ставим в упрек прошлому» (Там же. С. 233). Это
соотнесение теории познания и истории в поздних работах
Гуссерля чрезвычайно важно. Но здесь лишь одна сторона парадокса.
Ибо в конце концов оказывается: это делается с целью подкрепить
идею о всеобщем a priori, т. е. о "справедливости", "безусловной
всеобщности" истин геометрии "для всех людей, всех времен, всех
народов, для всех не только исторически фактичных, но и для
всех мыслимых» (Там же. С. 243). А все это снова отсылает нас к

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 557
позициям, проведенным Гуссерлем через все пространство — к
чистому сознанию и трансцендентальному идеализму.
И ведь не случайно именно в Кризисе (вслед за подробным
анализом, выполненным в стиле текста о началах геометрии)
Гуссерль снова (ссылаясь на Канта) переходит к теме
трансцендентальной философии, которая «вопреки донаучному и научному
объективизму возвращается к познающей
субъективности как первовоплощению (Urstätte) всех
объективных смыслообразований и смысловых зна-
чимостей и предпринимает попытку понять сущий мир как
смысловое значимое формообразование и на этом пути
проложить путь существенно новому виду научности
и философии» (Hua VI, 102). Таким образом, я полагаю, что
по мере развития феноменологии Гуссерль все более четко (и не на
уровне общих философских деклараций, а благодаря все более
тщательному исследованию) дистанцировался от объективного
идеализма.
Размежевание с объективным идеализмом, о котором до сих
пор шла речь, — лишь одна линия, определяющая характер гус-
серлевского трансцендентализма. Другая линия — критическое
преобразование тех видов трансцендентализма, которые имели
место в истории мысли. Они, как мы знаем, были выделены, особо
акцентированы Гуссерлем, рассмотрены в качестве
"провозвестников" нового, феноменологического трансцендентализма и
одновременно подвергнуты весьма тонкому и сложному
критическому преобразованию.
Размежевание Гуссерля с другими видами
трансцендентализма
Рассмотрим подробнее особенности феноменологического
трансцендентализма, которые связаны именно с тем, что Гуссерль
— перенимая и развивая далее аргументы картезианско-кантов-
ского трансцендентализма — усиливает, углубляет и
преобразовывает трансценденталистскую линию.
А. На этом пути важнейшей проблемой, подлежащей
решению, становится уже знакомое нам различение между объектом,
как он существует сам по себе (в терминологии Канта — вещью
самой по себе, в терминологии Гуссерля — реальным объектом) и
предметом сознания (в терминологии Гуссерля — интенциональ-
ным предметом). Гуссерлевская терминология, правда, не вполне
устойчива. Однако весьма часто применительно к реальности
(имеются ли в виду вещь природы, человек и вещные продукты

558 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
деятельности человека, если подразумевается их существование
вне субъекта познания) в гуссерлевской феноменологии
употребляется понятие "объект", тогда как те же объекты, поскольку они
фиксируются и, главное, конституируются сознанием, именуются
предметами, vum предметностями (Gegenstand,
Gegenständlichkeit).
Скорее поддерживая, чем самостоятельно устанавливая это
восходящее к Канту и кантианцам различение, Гуссерль
акцентирует ряд проблемных моментов, не всегда четко проясняемых
трансценденталистскими предшественниками.
Объект действительности дан нам только через явление. Дом,
который мы воспринимаем, дан нам не иначе, чем через явление.
Размышляя над этим (трансцендентальным) фактом вместе с
Кантом, Гуссерль подчеркивает нетождественность, существенное
различие, скажем, между домом, как он существует вне и
независимо от явленности нам (дом "сам по себе"), и домом, как он
является нам. «"Дом" в этом смысле не просто полагаемый предмет,
не только существующее "для меня", не субъективное
явление, но просто "в себе". Это предмет, который мы полагаем в
нашем акте восприятия (или воспоминания), но он не есть
предмет, каким (so wie) мы его полагаем» (Aguirre 1970. S. 124).
Заметим: здесь в качестве примера Гуссерль и феноменологи приводят
дом, т. е. объект, созданный человеком, а значит, такой, в котором
уже объективированы результаты деятельности человеческого
сознания. Впрочем чистоту мысленного эксперимента это не
нарушает — ведь и эти объекты, подобно тем, которые вообще не
испытывали человеческого воздействия, существуют сами по себе.
Ибо главный исходный акцент трансцендентализма — не
различие типов являющихся объектов, а их обязательная явленность
сознанию. Как было отмечено, опосредующая роль процесса яв-
ливания (Erscheinen), явления предмета (Erscheinung) в свете
достижений кантовского трансцендентализма вряд ли может быть
подвергнута сомнению сколько-нибудь добросовестным
философом — ее полностью признает и Гуссерль.
Но если Кант — на основе концепции явления, явливания —
сразу спешит утвердить трансцендентализм в виде учения о
недоступности нам, непознаваемости вещей самих по себе, то
Гуссерль (не согласный с этим "агностицизмом") поступает куда
более осторожно. Объект вне нас и интенциональный предмет, или
предмет сознания, и для Гуссерля нетождественны. Мы уже
видели, что основатель феноменологии не только принимает этот (по
сути своей кантовский) трансцендентальный тезис, не только
обращает его против теории отражения, но глубже, многосторон-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 559
нее и, пожалуй, интереснее, чем Кант, развивает его — благодаря
широко развернутой ноэтико-ноэматической концепции
специфической для сознания предметности. Однако Гуссерль до такой
степени не приемлет кантовского обособления и
противопоставления "в себе" и "для нас", что высказывается чуть ли не в
противоречии с собственным различением "реального" (real) и "интен-
ционального": «Нужно заявить — и каждый должен признать это:
интенциональный предмет представления есть тот же (dasselbe),
что и его действительный и в данном случае внешний ему
предмет и что противно смыслу проводить между ними различие»
(LU II/I, 425). Итак, Гуссерль — в определенной степени
благодаря Канту и кантианцам — при всей различенности внешнего
объекта и трансцендентального предмета акцентирует их
неразрывность: если я воспринимаю этот дом, то, с одной стороны, дом "в
себе" не таков, каким я его вижу (хотя бы потому, что я вижу лишь
один его профиль, ракурс); с другой стороны, я вижу тот же дом,
который имеется вне меня, когда я его вижу. Разумеется, и Канту
не чужда тема объективности, объективного синтеза предметных
моментов. Но вряд ли можно отрицать, что одним из мотивов
Гуссерля при подробном развертывании теории интенциональ-
ности было стремление преодолеть кантовскую концепцию
вещей самих по себе — как раз из-за разрыва между ними и пред-
метностями сознания.
При этом (радующее материалистов) кантовское признание
вещей существующими "по себе", независимо от сознания и в
аффицирующей роли по отношению к сознанию не вызывает
особых возражений со стороны Гуссерля. Он сам, как мы видели,
делает подобное же признание, когда дает классическое
определение феноменологической редукции: ведь Гуссерль говорит, что
не отрицает существования внешнего мира и его вещей, как он
поступал бы, будь он скептиком... Более того, и кантовская линия
рассуждения об изначальном аффицировании нашей
чувственности со стороны вещей вне сознания фактически принимается
Гуссерлем (хотя взятая во всей ее широте гуссерлевская тема
чувственности существенно отличается от кантовской
интерпретации ее как одной из человеческих познавательных способностей).
Но признание независимости вещей внешнего мира, по мнению
основателя феноменологии, скорее имеет значение для реальной
жизни людей, для "натуральных наук" о сознании, словом, для
"естественной установки". Феноменологической установке,
снявшей все "натуральное", кантовский тезис вообще не релевантен:
феноменология, по замыслу Гуссерля, не делает из такого рода
тезисов "никакого употребления". Вместе с тем, подчеркнем еще

560 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
раз, Гуссерля не устраивает и (радующее идеалистов
неокантианского толка) кантовское резкое и категорическое разведение
вещей самих по себе и предметностей сознания. Поэтому гуссерлев-
ский трансцендентальный идеализм есть попытка пройти между
Сциллой плоской теории отражения и Харибдой чистого
конструктивизма кантианских (или каких-либо иных) философских школ. Правы
те феноменологи, которые подчеркивают: «Полагаемый предмет
интенционального отношения есть в себе сущий, истинный
предмет, однако так, как он для меня — субъективно — значим;
он есть истинный предмет, но взятый строго в своем "Как" — в
качестве "воспринятого", воспомненного, "помысленного" и т. д.
В живом существовании опыта интенциональное отношение не
протекает рядом с реальным; оно не утверждает новой
предметности наряду с реальной, но: «Истинный объект —
идентично тот же, что и интенциональный, положенный
специфическим образом, объективный в себе действительный предмет»
(LU II/1,425). (Aguirre 1970,124).
Б. Рассмотренные до сих пор моменты тем более важны для
Гуссерля, что вся теория интенциональной предметности
нацелена на расшифровку того, как сознание, обращенное к какому-
либо объекту вне нас, при неизмеримом множестве переживаний
синтезирует "один и тот же предмет".
Та же проблема тесной соотнесенности интенционального
предмета и объекта "самого по себе" обсуждается Гуссерлем,
когда в повестку дня феноменологического исследования встает
тема профилей, т. е. бесконечного многообразия способов явлива-
ния и — все же! — их синтезирования в единую, тождественную
предметность. Сознание функционирует так, что мы непосредственно
воспринимаем какую-то сторону дома, но видим мы, усматриваем
именно этот дом. Сознание принимает, испытывает определенные
звуковые ощущения — но мы слышим пение той певицы, которая
перед нами на сцене и т. д.
Об этом неоднократно говорилось, но еще раз напомним:
трансцендентальный идеализм остается незыблемой
предпосылкой всех только что рассмотренных дополнительных,
уточняющих рассуждений Гуссерля об объектах и предметах. Поэтому
можно утверждать, что все такие рассуждения призваны не
только не пошатнуть, но, напротив, обогатить трансцендентальный
рщеализм новыми срезами анализа, новыми аргументами. И вот
важнейший срез, соответствующий теме предмета вне сознания,
"самого по себе": сознание особым образом полагает, имеет в виду
"трансцендентные предметы", или предметы вне сознания. Здесь
можно рассуждать по-кантовски: вне сознания, вне процессов яв-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 561
ливания сознанию предметы никогда не даны и не могут быть даны
нам; даже постулирование такой возможности есть ложное транс-
цендирование. Но и по Канту, и по Гуссерлю, мы можем
помыслить вещи как существующие сами по себе. Или, выражаясь чисто
по-гуссерлевски: оказываясь в "интенциональном царстве" самого
сознания, мы можем и даже должны полагать (meinen) предметы,
поскольку они существуют сами по себе, т. е. как
трансцендентные предметы. Но и в таком случае мы не можем переступить
границу трансцендентального факта, т. е. данности через
сознание.
Суммируя сказанное, можно утверждать, что гуссерлевский
трансцендентализм отмежевывается от кантовского по трем
главным линиям.
I. Решительно отвергаются те (по большей части
мировоззренческие, предпосылочные) постулаты кантовского учения, которые
связаны с утверждением заведомо самостоятельного
существования мира вещей самих по себе и их аффицирующего воздействия
на чувственность. При этом речь вовсе не идет об отрицании именно
факта самого этого существования и, соответственно аффицирова-
ния, а о том, становится ли он основополагающей истиной
философии. Ответ трансценденталиста Канта на трудную проблему
"философского начала" двойственен: есть вещи сами по себе; и
есть трансцендентальный факт — оба тезиса имеют исходное
философское значение. В этом пункте Гуссерль упрекает Канта в
недостаточной радикальности. «Кант считает само собой
разумеющейся предпосылкой то, что вовне, вне человеческой души
(Gemüts) существуют вещи, которые ее аффицируют и что
чувственные представления по своему содержанию определены аффици-
рующими внешними вещами. В этом содержании он отличает
изменчивое от того, что происходит необходимым и всеобщим
образом; и первое он приписывает изменчивому аффицирова-
нию, а последнее — собственным способностям души. Все эти
теории попросту лишены значения для теории познания. Они
принадлежат к области психологии и психофизики, но в них нет
ни малейшей поучительности по отношению к сущности
познания и никакой просветительской силы по отношению к
трудностям, которые ставит перед нами познание» (Hua VII, 379).
"Радикальное" для трансцендентализма решение состоит здесь в том,
чтобы полностью отсечь от философии все рассуждения такого
типа, что, в частности, вверяется феноменологической редукции.
И тогда — что принципиально важно для Гуссерля — трансцен-
денталистский сущностный (априорный) тезис не предваряется, не
опосредуется никакими утверждениями генетического или мировоз-

562 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
зренческого характера (например, на тему о том, как, из чего
происходит явленность вещи). Он полностью и бескомпромиссно
первичен — и только в этом качестве является подлинно
философским. А тогда все, что прежней философии представлялось
предпосылкой (например, независимое от сознания существование
вещей самих по себе), теряет этот статус и становится не
изначальной данностью, а, напротив, загадкой всех загадок,
проблемой всех проблем философии6.
II. Уже в 1908 г., т. е. в одном из текстов к лекциям,
предшествовавшим написанию Идей I, Гуссерль отмечал: «Кант ищет в
субъективности, соответственно в корреляции между
субъективностью и объективным последнее определение смысла
объективности, которая познается благодаря познанию. Постольку мы
едины с Кантом, но только мы определяем и должны определять
субъективность как субъективность феноменологическую.
Однако это согласие с Кантом — только внешнее. Ведь Кант не
устремляется в поиск истинного смысла корреляции между
познанием и предметностью познания и, таким образом, не
продвигается к смыслу специфически трансцендентальной проблемы
конституции» (Ibid. S. 386). Чтобы доказать эту мысль, Гуссерль
ссылается в особенности на трансцендентальную эстетику, где Кант
намеревается разобрать проблему простой "чувственности"
("явлений в нашем смысле", добавляет Гуссерль) в связи с формами
пространства и времени. Но эти формы в эстетике остаются, по
Гуссерлю, необъясненными.
Сходна ситуация и в аналитике. Общий вывод Гуссерля: везде
имеет место "недостаток", состоящий «в отсутствии ясного
различения между созерцанием и созерцаемым, формами явлений как
модусом сознания и формами являющейся предметности.
Отсюда вытекает: собственно феноменологическое не усмотрено,
трансцендентальная дедукция остается весьма запутанной, а
трансцендентальная апперцепция скрывает столько тайн и
играет столь неправедную роль» (Ibid. S. 387). И потому многое
приходится "редуцировать", чтобы — лишь оттолкнувшись от Канта
— плодотворно и полно разработать трансцендентальный
идеализм или, что для Гуссерля то же самое, чисто "имманентно" и
"сущностно" рассмотреть "чистую корреляцию между познанием
и предметностью" (Ibid.). Например, следует исключить все кан-
товские разговоры о "способностях" познания, как и обо всем
"фактическом". А ведь они так часто обременяют у Канта
трансцендентальное по замыслу рассмотрение. «В своем
трансцендентальном рассмотрении Кант смешивает фактическое и априор-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 563
ное; они вообще не отделены друг от друга. Кант не знает
феноменологического a priori» (Ibid. S. 393).
III. Развертывая далее критику философии Канта, Гуссерль
констатирует: «Особенно большой ущерб принесли
догматические предпосылки, касающиеся субъективной стороны:
человеческий субъект постоянно берется как субъект психических
способностей» (Ibid. S. 401). В другом контексте Гуссерль напоминает,
что Кант "постоянно подчеркивает антропологический момент".
Например, геометрия, по Канту, имеет значение лишь для нас,
людей, обладающих специфически устроенной чувственностью.
«Она обладает абсолютной значимостью для чистого субъекта
вообще... И так же обстоит дело с чистой математикой, чистой
арифметикой как таковыми» (Ibid. S. 403)7.
Размежевание с Декартом и Кантом Гуссерль продолжает и
тогда, когда ставит вопрос о "чистой субъективности".
Что такое "чистая (трансцендентальная)
субъективность" в гуссерлевском понимании?
Слова "die reine Subjektivität", "чистая субъективность" часто
встречаются в гуссерлевских текстах, в том числе в Идеях I. В
дополнение к ранее сказанному мы попытаемся (используя и
анализируемое произведение, и другие сочинения основателя
феноменологии) определить смысл этого ключевого термина. Надо
отметить, что в последние десятилетия XX в. внимание к теории
субъективности в ее историко-философских и
теоретико-систематических аспектах значительно возросло. Что не в последнюю
очередь связано с решающим для этого периода размежеванием
между традицией философии нового времени, отправляющейся
от декартовского ego cogito и консолидирующейся в философию
субъекта, субъективности, — и "бессубъектной" философией
постмодернизма. В этом размежевании Гуссерль достаточно
согласованно причисляется современными авторами к
инициированной Декартом и развитой особенно Кантом традиции "чистой
субъективности" (см.: Philosophie der Subjektivität. S. 29, 57, 158,
172,243,248,311,357,513).
К сожалению, в процессе исследования темы субъективности
лишь немногие авторы сколько-нибудь конкретно обращались к
анализу феноменологии Гуссерля. Наиболее интересные
разработки принадлежат видному современному немецкому
философу Клаусу Дюзингу. Он следующим образом определяет место
гуссерлевской феноменологии среди теорий чистой
субъективности, возводимых еще к Декарту и Лейбницу, но всего ближе — к

564 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
немецкой классической философии (в частности, к Гегелю,
нередко употреблявшему понятие "Subjektivität"): «Теории
субъективности развиваются также — в противовес утвердившейся в
конце XIX и начале XX в. критике субъекта — в неокантианстве,
трансцендентальной феноменологии Гуссерля и
фундаментальной онтологии раннего Хайдегтера. Во многих отношениях они
развивают далее кантовскую теорию, однако с весьма значимыми
видоизменениями, например с присоединением тезиса, согласно
которому принцип Я по своим основаниям должен быть также и
фактом» (Düsing К. Selbstbewußtseinsmodelle. S. 17). При этом Дю-
зинг особенно тщательно разбирает те тезисы раннего Гуссерля,
которые обращены против принципа "Я как
трансцендентального субъекта", и показывает, какое влияние оказали здесь идеи
Э. Маха (работы которого, как мы показывали в Первой части,
Гуссерль внимательно изучал), а из более ранних авторов —
Д. Юма. (Дюзинг называет эти контраргументы "эмпирико-пси-
хологическими", разбирая "упреки" Гуссерля вместе с
аналогичной критикой Маха, Сартра, Фрейда). «В более позднее время, —
справедливо отмечает Дюзинг, — сам Гуссерль принял
трансцендентальное Ego... Но оно полностью отличается от кантовского
принципа чистого "я мыслю", поскольку не является чистым
мышлением, поскольку оно действует не чисто спонтанно, но
дается в переживаниях, поскольку оно — если воспользоваться
выражением Джемса — есть поток сознания или переживаний, и
потому является принципиально временным, в соответствии с
временными формами переживаний (что у Канта имеет только
внутренний смысл) и, далее, поскольку ему подлинно присущи
многообразные особые содержания сознания (что для Канта имеет
место только в случае эмпирического Я) и поскольку ему,
наконец, одновременно присуще, согласно Гуссерлю, некоторая
фактичность, хотя и не реальное существование» (Ibid. S. 31). (Это
проведенное Дюзингом отличение гуссерлевского понимания
чистого Я, чистой субъективности от кантовского "я мыслю"
полезно присоединить к ранее данному мною обобщению,
касающемуся размежевания Гуссерля с Кантом.) Вместе с тем, по
мнению Дюзинга, и в более позднем учении Гуссерля понятие
субъективности во многом остается непроясненным.
Действительно, и в Идеях I понятие субъективности
употребляется без специальных определений и пояснений. За ними
предпочтительно обращаться к более поздним произведениям и
рукописям. Например, в Лекциях о первой философии Гуссерль
задает вопрос: что мотивирует эйдетическую науку о сознании? И
отвечает на него следующим образом: «Возвращаться к чистой

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 565
субъективности, ego cogito — значит осмыслить то последнее, что
не оставляет вопросов и сомнений (Letztunfragliche,
Letztzweifellose), что со своей стороны предпослано в любом [акте], когда мы
нечто ставим под вопрос, ставим под сомнение. А поскольку
схватывают эту чистую субъективность, постольку приобщаются к
тому, что она в ее чистых переживаниях сознания является
первоисточником всех приданий смысла, тем изначальным (Urstätte),
в чем сохраняет свое значение, свою ценность все предметное,
которое должно что-то значить для познающего Я и значить в
качестве сущего. Это означает: предмет для меня есть не что иное, как
являющееся [в] многократно меняющихся проявлениях,
осознанное [в] многократно меняющихся переживаниях сознания,
предмет созерцания, символического представления, мышления
и т. д.» (Hua VIII, 167).
Попытаемся разобраться в сути этих гуссерлевских
размышлений. Что мы узнаем о "чистой субъективности"?
1. Понятно, что чистая субъективность имеет какое-то
отношение к субъекту, к ego, к субъективным сторонам сознания. Но
каково это отношение? Поначалу надо сказать, чем чистая
субъективность не является. Прежде всего она не есть что-то особое,
существующее (как предмет, предметная область) особо и наряду
с деятельностью субъекта (субъектов). Она не является и простой
абстракцией отвлечения и обобщения, для получения которой
отвлекаются от каких-то качеств отдельных познающих субъектов
и выделяют их общие черты.
2. Чистую субъективность нельзя отождествить ни с
картезианским ego cogito, ни с какой-то другой отдельной структурой
сознания, описанной, полученной в том или ином философском
учении. Чистая субъективность не тождественна и гуссерлевской
модели чистого сознания.
3. Вместе с тем она родственна чистому сознанию, потому что
также является феноменологической моделью. Чтобы понять, в
чем суть модели чистой субъективности, надо выяснить
следующее: какая группа вопросов ставится и решается, когда
употребляют это понятие? Чистая субъективность возникает при
специфической — феноменологической, по Гуссерлю, — постановке
вопроса: когда имеют в виду сложную совокупность принципов и
положений, уцелевших от скепсиса, сомнений и дающих
"последнее основание" при постановке любых вопросов
относительно человеческого познания. Таким образом, "чистая
субъективность' у Гуссерля — совокупное обозначение той первоосновы
феноменологического размышления, которая, повторю, не есть предметное
бытие, а есть следующая теоретическая мысль, имеющая характер

566 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
принципа: «только в субъективном переживании рождаются все виды
предметности, в качестве смыслосодержания любого сознания; и
это предметное как таковое имеет для меня значение сущего или
не-сущего, возможного, вероятного... действительно и истинно-
сущего, не-сущего, возможно-сущего и т. д. В самой жизни
сознания заключены субъективная значимость (полагания через
суждение) и особое субъективное: значимое для меня как
обоснованное, объективно значимое, выказывающее себя как истинная
действительность или как обман и кажимость» (Ibid. S. 167—168).
Итак, "чистая субъективность" — не некий объект или субъект
и не некий "абстракт" от эмпирических субъектов, а сложная
совокупность феноменологических постулатов, содержательные
черты которых только что были раскрыты. И главные среди них
— это а) тезис об изначальности "жизни сознания",
"переживаний сознания" — конечно же, изначальности для
феноменологии; б) тезис о сложности, многообразии и в то же время единстве
коренящихся в этой жизни форм и результатов деятельности, а
именно "конституирующей деятельности сознания".
Отсюда Гуссерль выводит "руководящую мысль", или
рекомендацию для философа-исследователя: «...если я хочу понять
деятельность и результат (Leistung) познания вообще и научного
познания в частности, то должен изучать его само в чистом
своеобразии, иными словами, в точке сосредоточения (Urstätte)
чистой субъективности» (Ibid. S. 168).
Гуссерль не считает себя первооткрывателем "чистой
субъективности" как фундаментального философского
понятия-принципа. Заслуга "открытия чистой, в себе абсолютно замкнутой
субъективности" приписывается Декарту, которого основатель
феноменологии, однако, уподобляет Колумбу, открывшему
Америку, но полагавшему, что им был открыт лишь другой морской
путь в Индию (Hua VII, 63—64). Но одно дело — открыть чистую
субъективность, предпринять поворот к ней (что сделали уже
Декарт и Кант), а другое дело — отстоять, обосновать универсальное
значение такого поворота, осуществить поворот радикально и
последовательно. А главное, надо построить разветвленную,
глубинную теорию чистой субъективности, что выпадает, по
Гуссерлю, только на долю новейшей, а именно феноменологической
трансцендентальной философии. Суть данного поворота
заключена, по Гуссерлю, в «радикализме и
универсальности того чистого рассмотрения сознания, которое
полностью осознало это своеобразие, пожелало провести его в
нигде не прерываемой последовательности и реализовало это. Ибо
только благодаря этому чистое сознание выступает в качестве аб-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 567
солютно замкнутого в себе царства чисто субъективного бытия и
— вместе со своими чисто имманентными связями,
способностями, смысловыми образованиями — становится сферой
специфической науки, противостоящей всем "позитивным" наукам,
принципиально независимой от их положений, т. е. становится
трансцендентальной философией» (Ibid. S. 254).
Чистая субъективность одновременно определяется как цель, смысл
полностью осуществленной редукции, ибо последняя и есть
"редукция к трансцендентальной субъективности" (Hua VIII, 173).
Правда, признается Гуссерль, мы чаще всего говорим (особенно
когда имеем в виду картезианский путь редукции) о возврате к
ego cogito. Но на деле мы подразумеваем нечто более сложное —
редукцию к моему (т. е. принадлежащему редуцируемому
субъекту) трансцендентальному ego и к моей трансцендентальной
жизни как первой, изначальной данности (Ibid. S. 175).
Я сейчас не могу подробно вдаваться в вопрос о той
корректировке, которой тема чистой субъективности подверглась в более
поздних сочинениях Гуссерля и путь к которой обозначился уже в
Идеях I. Если чистая субъективность, возврат к коей является для
феноменологии определяющим, понимается как возврат к "моей
жизни", к "моему сознанию" (пусть и трансцендентально
очищенному), то не уйти, как признает Гуссерль, от вопроса о
перетекании трансцендентального идеализма, или идеализма чистой
субъективности, в солипсистский вид философствования.
Основатель феноменологии не только не затушевывает, но подробно
обсуждает неприятную, как он сам говорит, ситуацию
"трансцендентального солипсизма". Он констатирует: «Как феноменолог я
необходимо являюсь солипсистом, хотя не в обычном
смехотворном смысле, который коренится в естественной установке, а в
смысле трансцендентальном» (Ibid. S. 174). Характерно, что
Гуссерль особенно тщательно объективирует и даже акцентирует эту
трудность феноменологии в 20-х годах, когда он уже видит выход
из нее, т. е. все более подробно разрабатывает намеченную в
Идеях I тему трансцендентальной интерсубъективности. Тогда
получается, что чистая субъективность предстает в феноменологии на
двух ступенях: 1) в ее непосредственности, как относящаяся к
"изначальному", т. е. "моему" Ego, и 2) в ее опосредованности, как
относящаяся ко многим субъектам, или к интерсубъективности.
Феноменология может сосредотачиваться на исследованиях
первой ступени (и тогда она выступает, так сказать, как "солипсист-
ская эгология" — Hua VIII, 176). Но она может и должна не
задерживаться только на этой ступени, а исследовать, как
«трансцендентальная редукция в медиуме первого, осуществляющего опыт

568 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
собственного ego приводит к опыту трансцендентальной
интерсубъективности» (Ibid. S. 177). Однако "собственное ego" и во
втором случае остается исходной почвой. А значит,
трансцендентальная феноменология интерсубъективности (как свидетельствуют
многие высказывания Гуссерля, вдаваться в которые здесь нет
возможности) не отменяет первостепенной философской значимости,
первоосновности трансцендентального идеализма. И у этого гуссер-
левского хода мысли есть свои прочные основания, своя
истинность.
Ведь применительно к сфере социального, исторического
взаимодействия людей сохраняет свою значимость фактическое
положение, аналогичное трансцендентальному факту. Нет
сомнения, что другие люди, другое общество, история существуют,
развиваются независимо от "моего" или "чужого" сознания. Но
для действительных индивидов (без деятельности которых не
было бы ни общества, ни истории) другие люди, отношения к ним,
отношения ко всему, что создано людьми, явлены не иначе,
нежели через сознание каждого индивида, через особые формы и
процедуры сознания. Возможность пренебречь этим, так сказать,
социально-трансцендентальным фактом существуют, и они
достаточно многообразны. Например, в ходе управления обществом
делаются попытки регулировать действия людей так, как если бы
их сознание (и сознание самих управляющих) не имело значения.
Превращение людей в объекты, подобные объектам и
механизмам природы — в послушные "винтики" огромных безличных
механизмов — имеет своей философской стороной
материализацию, натурализацию в подходе к человеческой личности. А у
философии натуралистического объективизма есть свой социально-
политический коррелят. Фетишистский тоталитаризм, еще при
жизни Гуссерля подчинивший себе Германию и другие страны
Европы, заставил основателя феноменологии еще резче
подчеркнуть социально-историческую правду трансцендентального
идеализма с его акцентом на активную, автономную, первоосновную
трансцендентальную субъективность. «Только философский
идеализм придает Я и абсолютной коммуникативной
субъективности (которая есть абсолют человечества) подлинную
автономию и дает ему силу и осмысленную возможность
самооформления и оформления (Gestaltung) мира в соответствии со
своей автономной волей... Рассмотренное в абсолютном смысле,
всякое ego имеет свою историю и именно есть субъект некоей —
своей — истории. И всякое коммуникативное сообщество
абсолютных Я, абсолютных субъективностей... имеет свою
"пассивную" и "активную" историю и есть (ist) только в этой истории.

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 569
Эта история — великий факт абсолютного бытия...» (Ibid. S. 506).
От этих слов, записанных Гуссерлем около 1921 или, быть может,
1924 г., уже рукой подать до великих гуссерлевских текстов 30-х
гг., где связь трансцендентализма, историчности,
интерсубъективности подчеркивается весьма ярко и интересно. (Один из этих
текстов, непосредственно связанных с оценкой Идей I и, в
частности продолжающих тему трансцендентальной субъективности и
трансцендентального идеализма, будет разобран в следующей, и
последней главе моей книги.)
Философия Гуссерля, проходя через различные этапы своего
развития, видоизменяясь и обогащаясь, сохраняет
преемственность своих главных идей и свою теоретико-методологическую,
мировоззренческую, социально-философско-историческую
целостность. Она осталась философией гордого, но не кичливого,
уверенного, но далекого от всякой самоуверенности, постоянно
обновляющегося современного критического идеализма.
Глава VII. Саморефлексия и самокритика:
Послесловие к моим "Мдеям к чистой
феноменологии..." Э. Гуссерля
В 1931 г. вышел в свет выполненный В. Гибсоном английский
перевод Идей I. А в 1930 г. в Ежегоднике (Jahrbuch für Phänomenologie
und phänomenologische Forschung. 1930. Bd. 11. S. 549—570) был
предварительно опубликован важный и примечательный текст,
который и предназначался для этого перевода и которому Гуссерль
дал такое название: «Послесловие к моим Идеям к чистой
феноменологии и феноменологической философии» (Впоследствии
опубликован в: Hua V, 138—162; далее: Послесловие). Послесловие — один
из самых важных текстов в гуссерлевском наследии. Разумеется,
его непременно надо принимать во внимание, когда речь идет об
оценке и истолковании Идей I. Однако при этом мы
наталкиваемся на немалые трудности. Главная из них состоит в том, что Идеи I
— текст 1913 г., а Послесловие документирует философское
развитие и устремления Гуссерля конца 20-х — начала 30-х годов XX в.
Основатель феноменологического учения прежде всего
отбивается от целого ряда упреков в адрес феноменологии и ее
ложных истолкований, которые нацелены не только и не столько
против текста Идей I, сколько против феноменологии в целом. И
хотя Гуссерль объявляет, что не может и не собирается входить в
обсуждение новейшего контекста размежевания феноменологии
и "новой антропологии" как части стремящейся к господству

570 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
"философии жизни" и ее философии существования (Philosophie
der Existenz), — на деле именно активный прорыв последней на
арену мирового философского развития доставляет основателю
феноменологии наибольшее беспокойство. С этой стороны,
свидетельствует Гуссерль, в адрес его феноменологии раздаются
упреки в "интеллектуализме", "рационализме", что тесно
увязывается с феноменологической трактовкой сути, предназначения,
понятия, самой "идеи" философии. «А в ней я результирую, —
продолжает Гуссерль, — изначальную идею философии, которая,
со времени ее первого формулирования у Платона, лежит в
основании европейской философии и науки и характеризует неутра-
чиваемую ими задачу. Философия — согласно ее идее — имеет
для меня значение универсальной и в радикальном смысле
"строгой" науки. В качестве таковой она есть наука, [исходящая] из
последнего обоснования или, что то же самое, из последней
самоответственности, в которой, следовательно, ничто предикативное и
допредикативное не фигурирует в качестве познавательной
почвы, не поставленной под вопрос. Как я подчеркиваю, эта наука
есть идея, которую, что покажет дальнейшее изложение, надо реа-
лизовывать лишь в стиле относительных, соразмерных времени
значимостей (Gültigkeiten) и только в бесконечном историческом
процессе. И так в действительности она и осуществляется».
Отсюда — из-за обусловленного историческим временем
осуществления идеи науки и философии — растет скепсис и желание
вообще "дискредитировать философию как строгую науку". «Вместо
того чтобы поспешно отдаться этому скепсису, — пишет Гуссерль,
— мне представляется более правильной и великой задачей
нашего времени провести радикальное осмысление, чтобы интен-
ционально изложить подлинный смысл этой идеи философии и
доказательно раскрыть возможности ее осуществления. Это лишь
в том случае происходит решительно и плодотворно, если и когда
систематически формируется метод вопрошающего возврата
(Rückfrage) к последней из мыслимых предпосылок познания. Это
вопрошание, этот возврат сначала направляется к
универсальному субъективному бытию и к жизни, которые в качестве
донаучных уже предпосланы всякому теоретизированию, а затем,
отправляясь от них, — и здесь решающий шаг — к так
называемой "трансцендентальной субъективности" (слова здесь
старые, но смысл их новый) как первоосновы всякого придания
смысла и удержания бытия» (Hua V, 139).
1. Поскольку моя книга посвящена Идеям I, зададимся такими
вопросами: действительно ли эти формулы 1930 г. имеют
отношение к данному гуссерлевскому произведению? Или они навея-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 571
ны напряженной предгрозовой духовной обстановкой Европы
рубежа 20—30-х годов? Как это ни покажется парадоксальным, на
оба вопроса можно дать положительный ответ. Гуссерль
решительно и, я бы сказала, страстно отвечает всем тем, кто
сомневается в необходимости и возможности философии как строгой науки
и кто таким способом демонстрирует чутко фиксируемые
основателем феноменологии все более широко распространяющиеся
умонастроения скепсиса, антиинтеллектуализма,
антирационализма. Пройдет несколько лет, и Гуссерль в Кризисе рассмотрит
проблему более глубоко и масштабно — как одно из проявлений
"кризиса европейских наук". Когда писались статья Философия
как строгая наука и Идеи I, подобные умонастроения еще не
достигали такого распространения и такой остроты. Но и в этих
работах Гуссерль твердо придерживался мысли о необходимости
разработки философии как строгой науки, ибо сама эта мысль,
образуя теоретический остов феноменологии, не была подвержена
никаким конъюнктурным изменениям и превращениям. Столь
же инвариантным остается и раскрытие основного содержания
устремления феноменологии: а) к последнему обоснованию
философии и всей науки; б) к исследованию "универсального
субъективного бытия", или трансцендентальной субъективности.
Есть, правда, два оттенка, которые особо акцентируются
Гуссерлем именно к началу 30-х годов. Во-первых, это
"самоответственность" (Selbstverantwortung) как важнейшая сторона
самоосмысления философии, а во-вторых, включение в
исследовательское поле феноменологии донаучной жизни, т. е. темы
жизненного мира, притом вклинивание ее еще до проблематики
трансцендентальной субъективности. Однако фундаментальное значение
последней никак не перечеркивается, что и подтверждается
дальнейшими размышлениями и формулировками Гуссерля. Многое
здесь может служить в качестве резюме к нашему рассмотрению
Шей I. Приведу некоторые формулировки. «Мои "Идеи к чистой
феноменологии и феноменологической философии", из которых
был опубликован только первый том, содержат попытку дать —
под титулом чистой или также трансцендентальной
феноменологии — обоснование новой (хотя и
подготавливаемой всем ходом философского развития со времени Декарта)
науки, в ее отнесении к новому, исключительно ей свойственному
полю опыта, полю "трансцендентальной субъективности".
Последняя не означает здесь некоего продукта спекулятивных
конструкций; вместе с трансцендентальными переживаниями,
способностями, действиями (Leistungen) она есть абсолютно
специфическое царство прямого опыта, хотя до сих пор оно по суще-

572 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
ственным причинам оставалось недоступным». В Послесловии
Гуссерль вообще снова и снова подчеркивает особую роль Идей I в
обосновании трансцендентально-феноменологического
идеализма, который не является «специфическим философским тезисом
и теорией наряду с другими, но выступает... как универсальный
идеализм, реализованный в качестве науки» (Hua V, 152).
«Трансцендентальный опыт в теоретическом, а сначала
дескриптивном отношениях впервые становится возможным при
радикальном изменении той установки, в которой протекает
естественный, мировой опыт, и при таком изменении установки,
которое — в качестве метода доступа к
трансцендентально-феноменологической сфере — именуется трансцендентальной редукцией»
(Ibid. S. 141). Далее Гуссерль более подробно поясняет, а) что в
Идеях I феноменология использует "эмпирическое" из этого
специфического поля лишь в качестве примеров-экземпляров и
поступает здесь по примеру математики; б) что в дополнение к
эйдетическим (априорным) процедурам отрабатываются методы
"эйдетической дескрипции". Снова подчеркивается отличие
феноменологии от математических наук: в последних "превалирует
опосредованное дедуктивное познание", покоящееся на немногих
аксиомах, откуда вырастает бесконечность математических
познаний; в феноменологии, т. е. в трансцендентальной сфере, мы
имеем бесконечность познаний, предваряющих всякую
дедукцию. Да и опосредованное феноменологическое познание "не
имеет ничего общего с дедукцией" (Ibid. S. 143).
Один пункт следует обсудить особо. Гуссерль пишет, что
"трансцендентальная субъективность" есть не теоретическая
конструкция, а "специфическое царство прямого опыта". Полагаю,
эти гуссерлевские разъяснения надо принимать cum grano salis,
т. е. с важными оговорками. Действрггельно, Гуссерль нацеливает
феноменологов на осуществление специфического "прямого
опыта" относительно того, что он называет трансцендентальной
субъективностью. Но не в том ли состоит специфика такого
опыта, что к таинственной трансцендентальной субъективности
(нигде в мире "прямо" не имеющейся) можно добраться не прежде
чем будет освоена и реализована теоретико-методологическая
конструкция, притом довольно сложная, ступенчатая
(включающая редукцию, объяснение других феноменологических
процедур и т. д.)? Иными словами, на деле "прямой опыт" есть у
Гуссерля результат, а частично и спутник особого феноменологического
моделирования, вычленяющего, строящего чистую субъективность как
поле "опыта", притом совершенно особого, принципиально
отличающегося от опытного познания вещей и процессов внешнего

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 573
мира. Сказанное подтверждается, как мы увидим, и другими гус-
серлевскими разъяснениями и размежеваниями, имеющимися в
Послесловии.
2. Гуссерль и в 1930 г. снова подчеркивает актуальность
разработанного в Идеях I вопроса о различии между
трансцендентальной феноменологией и «дескриптивной, или — как в последнее
время часто говорят — "феноменологической" психологией. Это
ведет к недоразумению, которому подвержены также и
исследователи, причисляющие себя к феноменологическому
направлению» (Ibid. S. 144). И потому, полагает Гуссерль, нужны
некоторые дополнительные разъяснения.
В чем, в частности, состоит осуществляющееся благодаря
феноменологической (вернее говорить, добавляет Гуссерль,
трансцендентально-феноменологической) редукции изменение
установки? Я, философствующий, ухожу от естественной установки,
при которой я познаю себя "в обычном смысле — как эту
человеческую личность, живущую в этом мире среди других личностей"
(Ibid.). В качестве психолога я просто беру эти "бытие и жизнь" в
модусе "Я", я делаю темой человека в связи с душой (in
"seelischer" Hinsicht). Гуссерль сетует, что многие исследователи,
считающие себя феноменологами, действуют не иначе, чем это
делают психологи: они просто ухватывают "психологическую
субъективность" и работают с нею. Феноменолог же должен
"заключить в скобки", он должен "утратить", как выражается Гуссерль,
такой "бытийный смысл", как "душа тела, сущего в предцанной
пространственно-временной природе", поскольку для него
«благодаря феноменологическому epoché теряет свое бытийное
значение природа с телом и душой, мир вообще как универсуум
просто и наивно для меня сущего» (Ibid.).
Все это хорошо известно, ибо многократно проговаривалось и
писалось в лекциях, сочинениях основателя феноменологии и его
верных последователей. Известно и то, что феноменолог получает
взамен редуцированного мира и его пространственно-временных
данностей. Это "мир сознания чисто как такового"
("Bewußtseinswelt rein als solche"), как "многообразная устремляющаяся,
текущая (dahinströmende) жизнь сознания". «Эти универсальные
феномены "для меня сущего мира" (и затем также "для нас
сущего мира") феноменолог превращает в поле нового теоретического
интереса, нового вида теоретического опыта и опытного
исследования. Феноменолог позволяет этим "чистым феноменам",
чтобы они вели его, выступая в качестве дающих себя при
последовательно проведенной феноменологической установке. И он
видит открывшееся ему замкнутое в себе, абсолютно своеобразное

574 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
царство сущего — царство чистой, или трансцендентальной
субъективности» (Ibid.). Сказанное Гуссерлем еще раз
подтверждает, что даже приблизиться к этому "царству" (Reich) мнимо
"прямого" опыта чрезвычайно трудно: надо сменить установку,
применить множество конкретных приемов, чтобы это царство
чистых феноменов, царство трансцендентальной субъективности
"открылось" феноменологу.
Здесь, впрочем, феноменолог в принципе не отличается от
любого ученого-теоретика, который сначала конструирует,
моделирует принципы нового подхода, его "системы координат", а
затем (или одновременно) движется в "царстве" созданной им
конструкции как в поле "прямого" теоретического опыта. При этом
сходство с гуссерлевской феноменологией здесь еще и в том, что
научная теория неизменно пользуется "зрительными",
интуитивными образами, метафорами, так что ученый, действительно,
способен "видеть" поле своего опыта — подобно тому, как
феноменолог "зрит" царство чистой субъективности. Сказанное не
отменяет того момента, на котором всегда настаивал Гуссерль:
чистая субъективность — совершенно своеобразное царство
теоретического (трансцендентально-феноменологического) опыта. Если
для физика-теоретика, даже математика зрительные аналогии как
бы оправдываются и обосновываются их нацеленностью на
изучение пространственно-временного мира, то при изучении такой
принципиально-невидимой области, как деятельность сознания,
должны применяться особые приемы. Их и изучает
феноменология.
Гуссерль по существу полагает, что некоторые его ученики и
последователи потому не смогли вырваться из наивной, дофено-
менологической установки, что они не поняли всей глубины
феноменологического преобразования собственного Я, Я
исследователя. «Внутри моего поля трансцендентальных феноменов я уже
больше не являюсь Человеком-Я (Menschen-Ich) в теоретическом
значении; я уже не есть реальный объект внутри мира, значимого
для меня в качестве сущего, но я есть [предстаю] исключительно в
полагании как субъект для этого мира. И сам мир дан в полага-
нии в качестве так или иначе мною осознаваемого, так или
иначе мне являющегося, принятого на веру, взятого в
предикативном суждении, оцениваемого и т. д. — следовательно, таким
образом, что его бытийная достоверность сама принадлежит
"феномену", и не иначе, чем в качестве другого модуса
обладания со стороны моего сознания (meines Bewußthabens) и его
"содержаний"» (Ibid.). И при всех "параллелях" (слова Гуссерля)
между "правильно исполненной феноменологической психологи-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 575
ей" и трансцендентальной феноменологией обе науки
существенно различаются. Кого-то эти "нюансы" могут повергать в гнев,
замечает Гуссерль. Но "феноменологическое преобразование"
установок остается "абсолютным требованием" (Ibid. S. 147). В связи
с этим основатель феноменологии говорит даже об особом виде
психологизма — "трансцендентальном психологизме "
как глубочайшем заблуждении, которое выражается в намерении
сделать основанием философии антропологию, психологию,
"позитивную науку о человеческой душе" и т. д. (Ibid. S. 148).
Впрочем, Гуссерль в 1930 г. уже фактически признает и понимает, что
прежних, закрепленных в Идеях I редуцирующих ремарок
относительно "тела", "души" и т. д. далеко недостаточно. И ведь по
существу в конце 20—30-х годов эта проблема получает в
феноменологии новый теоретико-методологический статус. (Чему
способствовали гуссерлевские разработки в Идеях II.)
3. Теперь мы снова уделим внимание уже обсуждавшейся в
предыдущей главе проблеме трансцендентального идеализма —
и прежде всего потому, что в Послесловии Гуссерль осуществляет
критическую саморефлексию по отношению к соответствующим
текстам Идей I. Этим последним, признает основатель
феноменологии, присуще "несовершенство". «Хотя в самом существенном
они, действительно неуязвимы, им недостает — в том, что
касается обоснования идеализма, — эксплицированной позиции по
отношению к проблеме трансцендентального солипсизма,
соответственно, к трансцендентальной интерсубъективности, к
сущностной отнесенности значимого для меня объективного мира к
значимым для меня Другим» (Ibid. S. 150). Гуссерль оговаривает,
что требуемые дополнения могли бы внести Идеи II, но они (при
его жизни) не были опубликованы 8. В примечании подчеркнуто,
что первый набросок теории "вчувствования" (это главный, по
Гуссерлю, механизм познания Другого) был дан в 1910-11 гг., в
Геттингенских лекциях. Более краткая и уточненная версия
теории интерсубъективности имеется, напоминает Гуссерль, в
изданной в 1929 г. Формальной и трансцендентальной логике.
Послесловие свидетельствует: Гуссерль тяжело переживал
прямые или скрытые нападки на Идеи I, связанные с
трансцендентальным идеализмом и "мнимым", как он полагал, солипсизмом.
«Возможно, я поступил бы лучше, если бы, не меняя
существенной связи изложения, опустил решимость выступать в защиту
трансцендентального идеализма и сделал очевидным лишь то,
что здесь с необходимостью заявляет о себе ход мысли
решающего философского значения (а именно, толкающего в направлении
"идеализма") и что его безусловно следует продумать, — и что

576 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
для этого во всяком случае следует упрочить почву
трансцендентального идеализма. Но я не могу отказаться от четкого
провозглашения [следующего тезиса]: в отношении
феноменологического идеализма я не отступаю от своих позиций; я как и прежде
считаю в принципе противной смыслу всякую форму расхожего
реализма, и не менее — всякого идеализма, которому
феноменологический идеализм противостоит и который он "опровергает".
Упрек в солипсизме при более глубоком понимании моего
изложения никогда не стал бы упреком против феноменологического
идеализма, а только против несовершенства моего изложения»
(Ibid. S. 151).
Попутно Гуссерль напоминает, что трансцендентальная
феноменология не является теорией, отвечающей на "историческую
проблему идеализма". Трансцендентально-феноменологический
идеализм — это «не некий особый философский тезис и не
теория среди других [тезисов и теорий], но есть сама
трансцендентальная феноменология как конкретная наука; и даже если об
идеализме не будет сказано ни одного слова, в самой себе она есть
универсальный идеализм, выполненный (проведенный
— durchgeführt) в качестве науки» (Ibid. S. 152). Основатель
феноменологии повторяет и другой, хорошо нам знакомый тезис,
давая здесь особенно четкую формулировку: «Феноменологический
идеализм не отрицает действительное существование реального
мира (и прежде всего природы), как если бы он думал, что мир
есть кажимость... Что мир существует, что он постоянно дан в
опыте, связанном в универсальную согласованность, дан как
сущий универсум — это совершенно несомненно. Но совсем другое
дело — понять эту несомненность, фундаментальную для жизни
и позитивной науки и прояснить основания ее оправданности»
(Ibid. S. 152—153).
Вот оно, четкое позднее резюме Гуссерля к (ранее нами
рассмотренному) спору о его идеализме и реализме. От
трансцендентального идеализма Гуссерль не только не отказывается, но
подтверждает его принципиальную значимость для
феноменологии. Вместе с тем основатель феноменологии готов признать, что
способ изложения (Darstellung) проблемы в Идеях I еще был
"несовершенным". "Совершенствование", как мы видим, увязывается
с развертыванием темы интерсубъективности, как бы снимающей
все недоразумения, которые были связаны с темой "мнимого"
солипсизма.
В заключение Послесловия Гуссерль разбирает вопрос о Локке,
Юме, Брентано как провозвестниках феноменологии, причем
Юму воздается особая честь как создателю "первого наброска за-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 577
вершенной феноменологии познания". Юмовская концепция, по
Гуссерлю, уже не была психологией в обычном смысле; но она и
не поднялась до уровня "трансцендентальной" феноменологии
(Ibid. S. 155). В связи с чем разбирается вопрос о "реформе
психологии", о переведении ее на феноменологические рельсы и о
возникающих в данном процессе трудностях. В эту проблематику мы
не можем углубляться, ибо она имеет частный и специальный
характер. А вообще-то (имея в виду сторонние рассуждения о
феноменологии и упреки в ее адрес) Гуссерль с гордостью и
одновременно с горечью пишет: лучше не вдаваться в спекуляции о
Новой Атлантиде, а углубиться в джунгли новых континентов,
возделывая и преобразовывая их. Надо набраться смелости
предпринять путешествие в неведомые для науки, для исследования
земли...
Автор Идей I выражает надежду, что воплощенные в этой
книге новые начальные размышления (Anfänge) будут приняты
грядущими поколениями и что значительные несовершенства (Un-
vollkommenheiten) будут исправлены — ибо при утверждении
научных начал, т. е. новых идей, и нельзя избежать ошибок и
"несовершенств" (Ibid. S. 162). Надежде Гуссерля суждено было
сбыться. В XX в. все новые и новые поколения философов,
психологов, математиков, естествоиспытателей обращались к
трансцендентальной феноменологии. Они, в самом деле, находили в
заложенных Гуссерлем "новых началах" немало "несовершенств"
и пытались их исправить. Так родилось множество ответвлений и
разновидностей феноменологии. Однако общим для всех их было
и остается великое уважение к Гуссерлю как мыслителю-
новатору, решившемуся проложить в философии новые пути
весьма сложного и во многом плодотворного исследования. После
целого столетия своего существования гуссерлевская
феноменология уверенно вступила в XXI век как один из первоисточников
философствования на путях научности и рационализма, того
философствования, которое не просто хранит и продолжает, но
существенно преобразовывает классические традиции
философии как науки. Один из самых видных философов нашего
времени, О. Пёгтелер справедливо писал о растущем влиянии
феноменологии Гуссерля: «Феноменология, которая сформировалась в
континентальной Европе, сегодня, после многих метаморфоз,
превратилась в вид философии, представленный во всем мире. В
Хорватии и России, в Америке и Японии она предоставляет
возможность прояснять решающие вопросы нашего бытия-в-мире;
благодаря попыткам перевода она на многих языках дает тот
"язык", на котором можно достичь взаимопонимания, превозмо-
19-8214

578 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
гающего языковые барьеры» (Pöggeler О. Geleitwort //
Metamorphose der Phänomenologie. S. 17).
Ценность феноменологии как многоаспектного
конкретного анализа сознания
Из всего сказанного ранее о феноменологической философии
Гуссерля вытекает также и та ее особенность, на которую
основатель феноменологии неоднократно обращал внимание своих
читателей и слушателей: новая философская дисциплина в идеале
предполагает и реально обеспечивает беспрецедентные для
истории мысли многоаспектность, многоуровневость и в то же время
единство, полноту и целостность анализа сознания. Мы уже
видели, как обогащается анализ сознания благодаря, во-первых,
развертыванию исследований интенциональности как
универсальной существенной черты создания (в чем Гуссерль все-таки идет
по стопам предшественников, особенно Брентано), а во-вторых,
благодаря многоаспектной расшифровке интенциональности
через понятия ноэзиса и ноэмы (что не имело прецедентов в
истории мысли). Но дело этим не ограничивается. Гуссерль вводит в
феноменологию такое богатство аспектов и структур, о котором
он справедливо говорит как о потенциально бесконечном. Анализ
тех или иных структур сознания зависит от определенного угла
зрения, от специфического в каждом случае подхода. При этом
многообразные подходы способны пересекаться и объединяться
друг с другом. Назовем главные "плоскости"
феноменологического анализа структур сознания.
I. Членение актов сознания в их общей "хорошо выраженной
типике": восприятия, представления, воспоминания, процессы
мышления, вынесения суждений, волевые,
эмоционально-аффективные акты и т. д.
II. Анализ коррелятивности акта и предмета сознания: ноэти-
ческий и ноэматический анализы.
II а. Расшифровка каждого из этих полюсов корреляции и их
взаимодействия друг с другом: ноэза как единство гиле и
понимания; ноэма как единство интендированных предметностей и
характеров.
III. Рассмотрение дополнительных структурных аспектов акта:
"полагание" как Meinen; "обращение внимания", "повернутость-
к..." "схватывание" и т. д. "Модификации" как способы
спецификации структур сознания и их анализа.
IV. Анализ активного и пассивного синтезов.
V. Различение статичной и генетической феноменологии в
подходе к сознанию.

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 579
Имея в виду то, что пункты I и II подробно разобраны ранее,
далее мы кратко поясним пункты III—V. В Первой части книги,
рассказывая о становлении той концепции, которая привела к
Идеям I, мы уже отмечали, сколь сложной и многообразной была
та проделываемая Гуссерлем работа над сознанием, которую он
сам (в переписке с неокантианцами) называет "работой внизу",
имея в виду скрупулезное исследование конкретного богатства
структур всего сознания, а не только "верхних" его слоев, которые
воплощаются в логических формах и процедурах мысли. Мы
говорили о таких структурах, как "полагание" (das Meinen —
производимое от глагола meinen, мнить; к сожалению, более точный
перевод невозможен, ибо "мнение", от "мнить", имеет в русском
языке другой смысл — не надо путать Meinen и Setzen, которое
тоже приходится переводить словом "полагание"),
"схватывание", "понимание", "занятие позиции", "решимость",
"обращение внимания", "поворот к..." и т. д. Все это структурные
оттенки, которые могут — и должны быть! — обнаружены в
переживании сознания вообще, в конкретных видах переживаний в
частности и особенности.
Обративший пристальное внимание на эти моменты ученик
Гуссерля американский феноменолог А. Гурвич пишет в своей
содержательной книге Поле сознания (The Field of Consciousness):
"организация — это имманентное свойство сознания" и
добавляет, что речь идет об организованности, "возникающей из самого
внутреннего потока сознания; она имманентна и не навязывается
извне" (Gurwitsch A. Das Bewußtseinsfeld. S. 26, 29). Особо ценным
для Гурвича стал гуссерлевский ноэматический анализ (между
прочим, Гурвич упрекал Мерло-Понти за то, что в его теории
восприятия ноэматические аспекты приняты во внимание в
совершенно недостаточной мере (См.: Melle U. Husserls und Gur-
witschs "Studien zur Struktur des Bewußtseinsfeldes". S. 139).
Гурвич, кроме того, считал необходимым объединить
феноменологию и гештальтпсихологию, но это особый вопрос, входить в
который здесь невозможно. Верно, что для Гуссерля
"организующие" структуры существуют в самом сознании; феноменология
только открывает такие структуры в многообразии и единстве,
осуществляя их сущностное описание.
На богатую структурированность гуссерлевского анализа
сознания указывают и многие современные авторы. Так, немецкий
феноменолог у. Мелле, ссылаясь (что ценно) на не
опубликованные до сих пор рукописи Гуссерля ("Studien zur Struktur des Be-
19*

580 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
wußtseins" *), следующим образом расшифровывает связь между
переживанием и полаганием (Meinen) как важнейшим
структурным моментом переживания. «Всеобщий характер интенцио-
нального переживания состоит в том, что я, живя в качестве
бодрствующего Я в переживании, мнящим образом (meinend)
направлен на предмет. Выражение Meinen (как процесс), согласно
Гуссерлю, можно всеобщим образом применить ко всякому интен-
циональному переживанию. Первое, что дает нам
феноменологическое описание процесса полагания (des Meinens), это "Что",
это положенное — то, что мнится (Gemeintes). Понятие
"полагания (как Meinen)" выказывает, однако, свою двойственность: в
широком смысле оно означает понимание (Auffassung), в узком —
изымание (Herausnehmen). При этом, как замечает Гуссерль,
совокупный предмет восприятия уже изъят из являющегося как
такового, из совокупного поля явленности. Это ведет к различению
между совокупным восприятием и особым, частным восприятием.
Совокупное восприятие сразу относится к целостному предмету,
но в единстве его понимания имплицитно заключено множество
компонент, которые соответствуют частям предмета... Полагание
(Die Meinung), согласно Гуссерлю, (далее цитируется рукопись
Гуссерля MIII з 111: S. 65. — H. M.) «равным образом парит над
пониманием, расчленяет его, создает возможность частичных
пониманий и идентификаций, отношений, сравнений, образования
комплексов и т. д., короче говоря, полагание проявляется как
более высокая функция, которая без понимания есть ничто, но
которая сама не является пониманием». Гуссерль называет процесс
полагания (das Meinen) "примечательным, предпочитаемым и
формирующим фактором..." (См.: Melle U. Op. cit. S. 115—116). В
процитированном сочинении у. Мелле представляет интерес
описание гуссерлевского анализа таких структур сознания, как
"занятие позиции" (Stellugsnahme), "обращение внимания" (das
Aufmerken), "повернутость к..." (Zuwendung), схватывание
(Erfassen) и т. д. «Сознание в собственном смысле направлено на
предмет в повернутости и внимании. Объект, на который обращено
внимание, это тематизированный объект. То, на что внимание не
обращено — либо полностью смутный задний план, либо
второстепенное по отношению к тематизированному и замеченному.
«Тематический процесс полагания (здесь уже цитируется руко-
* Обратим внимание: у. Мелле цитирует гуссерлевские рукописи 20-х
годов, но по смыслу и содержанию они близки упоминавшимся в 1-й части
разработкам, которые предшествовали Идеям I, хотя, возможно, содержат
более четкие формулировки, чем ранние манускрипты.

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 581
пись Гуссерля M III з 1.1II: S. 54. — H. M.) как сознание в модусе
повернутости характеризует точное понятие объективирующего
акта как доксического сознания». Это явная объективация»
(Melle U. Op. cit. S. 122). Вспомним, в ходе текстологического анализа
уже было показано, как трансформируется в гуссерлевской
феноменологии и какую важную роль в ней играет понятие
"внимание" (а ведь раньше внимание считали чисто психологической
структурой).
Одна из центральных исследовательских плоскостей
феноменологии сознания определяется различением между активностью
и пассивностью актов, переживаний. Рецептивность
(восприимчивость) — сторона сознания, относящаяся к теме гиле. «Всякая
временная предметность — чувственная, являющаяся в простой
рецептивности; проявления — это пассивности» (МIII з 1.11:
S. 180). Гуссерль поясняет, что здесь — в плоскости простой
рецептивности — тоже имеет место схватывание (Erfassen), но такое,
при котором предметное единство дано как пассивно
конституируемое в потоке проявлений. «Схватывание здесь —
акцептирующее, это принятие и восприятие предданного, которое может
проявляться и без схватывания» (Ibid. S. 188). Но кроме
пассивного Erfassen есть схватывание, которое Гуссерль называет
категориальным. В отличие от первого, второе схватывание, как
излагает Гуссерля у. Мелле, «есть спонтанное полагание (Setzung — не
путать с Meinen), которое продуцирует свои предметы. Всякий
процесс суждения (Urteilen) полагает, однако, субстрат в смысле
предданности. Эта предданность может быть чувственным
явлением или также другим суждением. (Далее цитируется
упомянутый манускрипт Гуссерля — S. 194. — H. M.) «Все тематические
акты творческой ступени, все "продуктивные", "синтетические"
акты указывают назад, на акты, из которых берутся предметы, в
которых предметы даны "изначально", предданы, даны
рецептивно, — в то время как тематические акты творчески
"продуцируют" предметы благодаря своим синтетическим функциям
(продуктивная данность)» (Melle U. Op. cit. S. 120). При этом
спонтанность творческих, "продуцирующих" актов неоднородна.
«Простой поворот, поворачивание, обращение к чему-либо
(Zuwendung) — также спонтанность, но она — не конституирующая
предметы, а только схватывающая предметы спонтанность» (МIII
з 1.11: S. 209). Выше такого схватывания — в смысле спонтанности
— стоит мышление как предицирование, причем Гуссерль
обращает внимание на тонкий момент: это уже Я-акты в точном
смысле, ибо деятельность исходит из Я; и чистое Я способно
обращаться к творческому началу сознания.

582 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Итак, мы видим, как пересекаются, переплетаются
исследования сознания, предпринятые на тех уровнях, которые были ранее
объединены в пунктах III и IV. (Конечно, тема активного и
пассивного синтезов имеет в феноменологии и относительно
самостоятельный характер.)
К пункту V.
В Идеях I в зародыше уже имеется то различение между
статической и генетической феноменологией, которое более четко
проводится к началу 20-х годов и которому посвящены многие тексты
Гуссерля, особенно его рукописи. (Более того, в Опыте и суждении
Гуссерль говорит, что еще раньше, в Логических исследованиях,
феномен Anzeige содержал в себе "зародыш генетической
феноменологии". Anzeige — от глагола anzeigen — извещать, сообщать о
чем-либо, доводить до сведения и т. д.) Мы не можем здесь
вдаваться в анализ темы и соответствующих дискуссий во всем их
объеме. Остановимся лишь на тех моментах, которые
непосредственно связаны с исследованиями и оценками Идей I. Статическая
(или описательная) феноменология — это «феноменология
возможных, находящихся в постоянном становлении сущностных
форм (Wesensgestalten) чистого сознания и его телеологического
порядка в царстве возможного разума — под заголовками
"предмет" и "смысл"» (Hua XI, 340). Иными словами, как разъясняет
современный феноменолог Д. Велтон, «статический анализ
подчиняется двойному ограничению. Во-первых, мы ограничиваемся
изучением познания, которое со своей стороны по самой природе
может быть понято как соразмеряемое с сознанием. Во-вторых,
такие познания подвергнуты скорее структурному, чем
процессуальному исследованию. Оба эти ограничения соединяются друг с
другом в раннем гуссерлевском анализе. В Идеях I акты являются
действованиями, которые работают с прочными значениями
внутри стабильных контекстов. Их работа — это работа по
выбору, сравнению, контрастированию; и она должна, как задумано,
приводить к очевидным данностям. Эти действия — не акции
(Aktionen), еще менее они интеракции; они не динамичны, не
продуктивны, не генеративны. Они — события, а не процессы»
(Vielton D. Der andere Husserl. S. 129).
Согласно Д. Велтону, «в статическом изображении Идей I
жизнь сознания систематизируется только соразмерно его
непосредственным познаниям, т. е. соответственно тому, что оно знает
и во что верит. Здесь анализ всегда схватывает структурные
условия, и, следовательно, от внимания систематически ускользает
динамический процесс, втянутый в продуцирование таких
познаний» (Ibid.). Отсюда особое понимание у Д. Велтона Идей I —

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 583
как «ограниченного дела (Unternehmen), втянутого в работу
понятийных разграничений, господства категорий и описания
различных типов ноэтически — ноэматических корреляций и их
систематического взаимоупорядочивания (ср.: Hua XI, 339 ff).
Цель этого дела — дать типологию актов сознания в корреляции с
его предметами и, в конце концов, с различными априорными
дисциплинами, которые формируют наши формальные и
региональные онтологии. Я хотел бы, — заключает Велтон, — назвать
это категориальной феноменологией» (Ibid. S. 130).
Определенное изменение вносит, по Велтону, оформление
темы "конститутивная феноменология" как части феноменологии
(или даже как дисциплины), которая изучает "модальные
разновидности" (Abwandlungen). Согласно Велтону, ссылающемуся на
лекции Гуссерля (опубликованные в Hua XI), такие
разновидности суть "преобразование уверенности в сомнение, аффициро-
ванного — в негативное, действительного — в возможное" (Ibid.
S. 132). И они как бы перекрещиваются с тем типом актов,
которые открыты благодаря нашим первым описаниям.
Генетическое исследование, о чем говорит само его название,
специфично и обращено к истории возникновения, становления,
формирования актов сознания. Но тут возникают свои трудности.
Ведь генетическое исследование сознания (как и исследование
статическое) должно оставаться чистым, сущностным.
Если мы и употребляем слова "генезис", "история", разъясняет
в данной связи Гуссерль, то они не имеют отношения «к
фактическому генезису фактических апперцепции... напротив, всякий
гештальт апперцепции является сущностным и его генезис
подчинен той идее данной апперцепции, согласно которой ее надо
подвергнуть "генетическому анализу"» (Hua XI, 337). Переход к
генетическому анализу предопределен таким поворотом
исследовательского интереса, который запечатлевается в вопросе,
поставленном Гуссерлем: «Не можем ли мы следующим образом дефи-
нировать апперцепцию: сознание, которое не только вообще
нечто в себе осознает; оно одновременно содержит в себе
мотивацию по отношению к другому... которое указывает на другое как
на принадлежащее сознанию, им мотивированное?» (Ibid. S. 338).
Гуссерль, согласно разъяснению Велтона, устремляется к
исследованию того в актах, что "выходит за его пределы", что относится
уже не к порядку значений, но отправляется от процесса
сообщения, уведомления, Anzeige, что обусловлено не со стороны
структур, а со стороны "аффективных импликаций" (Welton D. Op. cit.
S. 134). Говоря в общей форме, генетическая феноменология:
1) должна принимать в расчет "форму мотивации моего мышле-

584 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
ния, оценивания, воления" со стороны чего-то другого; 2) в случае
апперцепции (восприятия) учитывать, что «акты мотивированы
аффектами и стоят в генетическом отношении к внеактовой
сфере» (Hua XI, 342).
Очень полезно такое разъяснение Велтона. Мы знаем, что
Гуссерль (в соответствии с традицией) приписывал чувственному
познанию пассивную рецептивность. Но теперь оказывается, что
само чувственное познание имеет свой исток в активных "слоях"
процесса воспринимания (Welton D. Op. cit. S. 135).
В целом же генетическая феноменология значительно
обогащает анализ сознания, вносит в него новые моменты. Гуссерль
пишет: «Поток сознания — это поток постоянного генезиса, не
простая последовательность, когда одно после другого, а
расхождение (Auseinander), становление по законам необходимого
следования, в котором из перво-апперцепции или апперцептивных
интенций примитивного типа вырастают апперцепции
различной типики, а среди них такие апперцепции, которые позволяют
возникнуть универсальным апперцепциям мира» (Hua XI, 339).
(Необходимо сделать одно терминологическое уточнение.
Хотя Гуссерль, например в Идеях I, по существу отождествлял
понятия восприятия и апперцепции, Велтону представляется не
случайным, что в контексте генетической феноменологии
употребляется именно слово "апперцепция". Получается, что
"восприятие", Wahrnehmung, больше относится к статической
феноменологии, а "апперцепция" — к генетической. В первом случае
имеется в виду более простое, именно статичное, начальное —
"примитивное" — восприятие, в во втором — обогащенное, более
сложное восприятие, точнее, переплетение восприятий, или
"апперцепция".)
В изложении Велтона, как мне кажется, есть некоторый
перекос. Оказывается, что феноменология Идей I — в принципе
статическая, тогда как генетические моменты вносятся Гуссерлем
только в более поздних произведениях. Действительно, статические
моменты в Идеях I преобладают. Однако намечается и переход к
генетическим аспектам.
Теперь я хотела бы акцентировать специальную тему, которая
играет немалую роль в обогащении феноменологического
анализа знания. Это проблема модификации и модализирования. Мы
уже видели из текстологического анализа, что Гуссерль в Идеях I
часто употребляет понятия "Modifikation" и "Modalisierung" (§ 35,
37, 43, 44, 77). Сама рефлексия уже является у Гуссерля
модификацией, на что обращает внимание А. Агирре: «В особенности
§ 78 содержит систематический обзор возвратного отнесения всех

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 585
модификаций к перво-типам, к перво-переживаниям.
Схватываемое благодаря рефлексии переживание отсылает к
первоначальному переживанию; три крупных вида переживаний, которые
Гуссерль, наряду с восприятием, постоянно держит в поле зрения
— воспоминание, фантазия и образное, или знаковое сознание,
отсылают назад к восприятию» (Aguirre A. Zum Verhältnis von
modaler und praktischer Möglichkeit. S. 157).
При рефлексии на проблему времени феноменолога ожидают
временные модификации: живая современность, ретенция и про-
тенция как "конститутивные моменты всякого акта" (Ibid. S. 158).
Ноэтико-ноэматические моменты — также важнейшие из
модификаций. Но далее, вводя тему характеров, Гуссерль предлагает
именно "модификации в способе модализации": акты либо
полагают бытие (и тогда они — тетические), либо выражают сомнение
(в бытии), предположение, возможность, вероятность (бытия).
При этом модализации относятся не только к (первичному)
осовремениванию (Gegenwärtigung) в восприятии, но и к новым,
повторным осовремениваниям (Vergenwärtigungen) в
воспоминании, фантазировании и т. д.
Применительно к теме модификаций, как показано в
феноменологической литературе, особую роль играет введенная уже в
Идеях I, но наиболее подробно развитая в более поздних текстах
тема горизонта: «Всякий опыт имеет свое ядро действительных и
определенных знаний... но выходя за это ядро определенного
так-бытия, за пределы данного, его "само-здесь", он имеет свой
горизонт» (Husserl Е. Erfahrung und Urteil. S. 27). «В процессе
восприятия мы можем располагать только тем из сущего, что
выступает как раз в фазе данности: фасады домов на улице, по которой
я сейчас иду, обрывок мелодии, которая звучит как раз в этот
момент. Но в нормальном случае протекания восприятия,
воспоминания или фантазии целью моей интенции являются не эти сами-
здесь-сущие определенности, а целостность улицы с ее домами,
мелодиями и т. д.; в эту целостность включено ядро. Иными
словами: если горизонт как таковой нетематизирован, то и ядро как
телесно, живо являющееся тоже нетематизировано. В каждом
созерцательном опыте субъект воспринимает момент реальности и
в пассивном синтезе объединяет это с окружением; и в этом опыте
оба трансцендируются в качестве полагаемого. Тема — это
предмет как интенциональное единство ядра и горизонта, полагания
(Meinung) и множественного полагания (Mehrmeinung) (Aguirre А.
Op. cit. S. 163—164).
Сюда присоединяются и такие модификации, как стремление,
предвосхищение и т. д. «Всякая интенция является предвосхи-

586 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
щающей, и свойство обязано своим существованием стремлению
(dem Streben), которое в качестве такового направлено на что-то,
которое только само должно привнести его реализацию» (Hua XI,
86). Весьма продуктивно в этом контексте и обращение Гуссерля к
таким чистым возможностям, или модальным модификациям,
как отрицание и утверждение, проблематизация, различные
ступени принятия-за-истину, включающие сомнения,
предположения и т. д. Всех этих оттенков, которые Гуссерль в Идеях I если и
не исследует в деталях, то намечает, — великое множество. В
последующих работах модификации становятся поистине
неисчислимыми. Присоединение измерения интерсубъективности
привносит в анализ сознания многочисленные и специфические
новшества (Об этом см.: Held К. Das Problem der Intersubjektivität und
die Idee einer phänomenologischen Transzendentalphilosophie. S. 3—
60; Held K. Heimwelt, Fremdwelt, die eine Welt. S. 305—337).
Скрупулезная, конкретная феноменологическая работа над
структурами сознания была истинным призванием Гуссерля. Но
он связывал ее с самой сутью философии, с самоответственностью
и честностью философа. Об этом замечательно сказал Г.-Г. Гада-
мер: Гуссерль «ощущал себя таким мастером и учителем
терпеливой работы описания в малом, у которого вызывали отвращение
все поспешные комбинации и остроумные конструкции. Если он
на академическом занятии слышал претенциозные утверждения
и аргументы, которые обыкновенно отличали новичков в
философии, то он любил говорить: "Не нужно крупных банкнот,
господа! Дайте помельче, помельче!" От этого способа работы
исходило свое очарование» (Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Bd. 3.
S. 107). Вместе с тем, как справедливо отмечал Гадамер, основные
вопросы, занимавшие Гуссерля, были грандиозными и звучали
так: «Как я становлюсь честным философом? Он разумел под
этим: как я могу так проделывать каждый шаг моего мышления,
чтобы каждый следующий шаг совершался на прочной почве?
Как я могу избегнуть любого необоснованного допущения и тем
самым, наконец, реализовать идеал строгой науки также и в
философии?» (Ibid. S. 108).

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 587
Заключение (Резюме)*.
Смысловое ядро феноменологии Гуссерля
Слово "феноменология" в философском контексте
позволительно употреблять по крайней мере в четырех значениях. Во-
первых, анализ может охватывать всю историю мысли с точки
зрения употребления слов "феномен" и "феноменология".
Долгое время казалось, что материала здесь не так много, но вот в
1991 г. появилась объемистая книга голландского исследователя
Нильса Бокхове, которая (кратко) излагает историю этого
термина, и особенно подробно — его употребление в ХУШ в., и даже
при таком ограничении исторический обзор оказывается
обширным и содержательным. Это лучшая на нынешний момент
работа, рассматривающая феноменологию в первом значении **. Из
данной исторической целостности уже более века назад
выделилась феноменология Гуссерля — это "феноменология" во втором
значении, и в моей книге она была главным объектом интереса.
"Феноменология" в третьем смысле — это концепции, книги,
течения, которые в XX в. появлялись (реже) параллельно с
феноменологией Гуссерля или (чаще) под ее влиянием, составив (условно
понимаемое) феноменологическое движение или направление.
"Феноменология" в четвертом смысле — такие явления в истории
мысли, которые как бы перпендикулярны феноменологии Гуссерля и
феноменологии в третьем смысле. Ведь слова "феномен" и
"феноменология" терминологически используются в других
философских направлениях и контекстах (например, в аналитической
философии).
* "Заключение" представляет собой переработанный и расширенный
текст доклада, сделанного на конференции "Феноменология сегодня"
(Москва, Институт философии РАН, 20—23 февраля 2000 г., при
поддержке РГНФ — проект № 99-03-14032 г).
** См. Bokhove N. Phänomenologie: Ursprung und Entwicklung des Terminus
im 18. Jahrhundert. 1991. Высказанная здесь высокая оценка этой книги не
означает, что в ее адрес нет замечаний. Например, обзор античной
философии неполон и к тому же требует более основательного разбора
истоков, смысла и контекстов употребления понятия "феномен" и
основных его смысловых оттенков. Следовало бы, на мой взгляд, углубить
анализ философии Канта, в которой различены понятия "феномен" и
"явление". На эту тему я подготовила отдельное исследование, которое
готовится к печати.

588 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Поставим следующий вопрос: можно ли в феноменологии
Гуссерля выделить такие основные принципы, которые возникают
на самых ранних этапах гуссерлевских исследований и,
модифицируясь, изменяясь, но при этом все-таки сохраняясь, переходят и
в работы среднего и позднего периодов. Здесь я ставлю вопрос
иначе, чем в ряде своих статей, где преследовала цель —
суммировать все самое характерное для феноменологии из всех работ
Гуссерля — для того чтобы полно и наиболее развернуто ее
представить. Здесь же вопрос стоит так: каковы основополагающие
принципы, идеи, которые проходят через всю историю
феноменологии и составляют ее смысловое ядро. В феноменологии,
далее, есть принципы, которые еще не артикулированы в ранних
работах Гуссерля, но четко формулируются в его последующих
произведениях. При этом я понимаю и те и другие принципы не
как догматическое отстаивание неизменных положений, а как
раздумья, исследования антиномического характера. Речь идет о
напряженных антиномиях, причем таких, которые имеют
отношение и к истории мысли, и к философии вообще, и к более
конкретным содержаниям в феноменологии Гуссерля. Я хорошо
понимаю, что сама постановка вопроса может быть поставлена под
сомнение. Ведь с первых шагов развития гуссерлевской
феноменологии в качестве феноменологии, да и с того момента, когда
появилась феноменологическая "саморефлексия", —
обнаружилось, сколь многозначны трактовки этого термина даже
применительно к феноменологии Гуссерля, не говоря уже о пестром
конгломерате концепций, произведений, обычно относимых к
инициированному Гуссерлем феноменологическому движению. В
своей знаменитой книге, в названии которой тоже употреблялся
этот термин — в Феноменологии восприятия (1946 г.) М. Мерло-
Понти сетовал, что через полвека после появления первых работ
Гуссерля вопрос о сути и специфике феноменологии так и не
получил ответа. В наше время, когда феноменология оставила
позади уже более чем вековую историю своего развития, впору снова
говорить не только об актуальности, но и чрезвычайной
трудности вопроса: «Что такое феноменология?».
В наши дни не устарела следующая характеристика
амбивалентного состояния феноменологии, которую еще в 60-х гг. XX в.
дал голландский исследователь де Боэр в книге Развитие мысли
Гуссерля: «Эдмунд Гуссерль обычно рассматривается как один из
самых важных философов XX в. Однако несмотря на оказанное
им огромное влияние ни в коей мере не достигнуто согласия о
смысле его деятельности. Появление Гуссерля на философской
арене вызвало немалое количество интерпретаций. Даже его соб-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 589
ственные ученики не пришли к согласию относительно
реального содержания феноменологии. Появились многие гуссерлиан-
ские школы, упрекающие друг друга в "непонимании" Гуссерля.
Определенно, это была примечательная судьба философа,
который лелеял надежду положить конец "заблуждениям"
философов и "утвердить — одну философию" ...усложняющий фактор
состоял в том, что мышление Гуссерля не останавливалось. В
результате он не раз в своей жизни дистанцировался от своих
учеников и шел собственным путем. Из-за этого постоянного
развития с самого начала существовала значительная путаница
относительно намерений Гуссерля. Вопрос: "что такое
феноменология?", который задавался много раз и находил самые различные
ответы, и сегодня продолжает свою жизнь» (Boer Th. de The
Development of Husserl's Thought. P. XIX).
He означают ли перечисленные трудности, что сам разговор о
сути феноменологии Э. Гуссерля, о некоем ее едином, целостном
содержании, о ее принципах, вообще лишен смысла? Такой вывод
вряд ли оправдан. Ибо несмотря на все противоречия и
трудности представляется возможным выделить смысловое ядро
феноменологии Э. Гуссерля, т. е. те главные принципы и подходы,
которые в основном сохраняют свое значение на всех этапах ее
эволюции. Более того, можно утверждать (но здесь без развернутой
аргументации), что некоторые из этих принципов и подходов
признаны и приняты, пусть и при известных модификациях, в
феноменологии в третьем смысле этого термина, т. е. в
феноменологическом направлении в более широком смысле слова.
Далее будет сделана (примыкающая к развернутому анализу
Идей Г) суммирующая попытка определить смысловое ядро, т. е.
главные принципы и подходы гуссерлевской феноменологии. Кроме
того, в дальнейшем я буду учитывать и некоторые исторические
модификации основных, "ядерных" принципов. Таким образом,
в этом резюме будут представлены три уровня:
• принципы
• проблемы, трудности, антиномии
• исторические модификации.
Итак, какие же принципы можно выделить? Что принадлежит
к смысловому ядру феноменологии? Считаю очень важным
расположить эти принципы так, чтобы была высвечена логика
феноменологии: то, что в ней спаяно в смысловом отношении, т. е.
связанность проблем и решений внутри самого этого ядра.
Можно сказать, что на первый план применительно к феноменологии
выдвигается вопрос "почему?": почему феноменология Гуссерля

590 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
приняла особую форму, от каких решающих соображений,
определяющих ее смысл, она, так сказать, причинно отталкивалась.
I. К этому самому первому принципиальному основанию,
которое по большей части позволяет ответить на вопрос "почему", я
отношу замысел феноменологии как особой науки. Что бы мы ни
говорили о некоем антисциентистском крене феноменологии
Гуссерля, о критике им европейской науки и обнаружении ее
кризиса, но от первых гуссерлевских работ до самых последних
сохраняется этот принцип: "феноменология есть наука". И даже — в
соответствии с заголовком и смыслом знаменитой статьи —
философия в качестве феноменологии есть "строгая наука". Более того:
феноменология в тенденции есть особая система наук, научных
дисциплин, которая должна разворачиваться соответственно
конкретизации ее внутренних принципов. Точное определение этого
исходного принципа феноменологии — ее смысла как особой
науки — необходимо не только само по себе, для описания ее
исторического облика. Многие тайны феноменологии, даже ее
трудности и парадоксы более содержательно выявляются и
решаются, если признать, что Гуссерль всегда придерживался
мнения о разработке феноменологии как науки, руководствующейся,
правда, совершенно особым идеалом научности. И здесь на
первый план выступает такая антиномия: Гуссерль не принял идеала
научности, который согласовывался с классическим
естествознанием, и сделал это, напомню, начиная с первых своих крупных
работ, включая Философию арифметики, не говоря уже о
Логических исследованиях. Гуссерль также отмежевался и от идеалов
научности, которые уже в это время предлагались применительно к
наукам о духе. Правда, Гуссерль с самого начала больше
ориентировался на математическую модель научности. Но и это он
делал весьма и весьма критически.
В интерпретациях феноменологии недостаточно, как я
полагаю, учитывается следующее обстоятельство: основатель
феноменологии, математик по первоначальному образованию,
прекрасно понимал, что ни одна наука не изучает сразу все, что каждая
научная дисциплина (и соответственно система наук) исследует
лишь какие-то отдельные, всегда специфически определенные
"предметы" и отношения, причем неизменно берет их в каком-то
особом измерении, под какими-то, варьирующимися в разных
науках, углами зрения. Ограничения, отмежевания одной науки
от другой, уточнение ее исследовательских и методологических
срезов — важнейшая черта теории и метода каждой из научных
дисциплин, одна из характеристик науки и научности в целом.

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 591
Специфика феноменологии Гуссерля заключалась в том, что
эта философская дисциплина, задуманная как особая наука, сама
себя формировала, возникала вновь — и соответственно она
создавала, так сказать, "на глазах" конструировала свой
специфический предмет. Но разве "всеобщие структуры чистого сознания"
не изучались традиционной мыслью? Разве Декарт, Юм, Кант,
Гегель и другие философы не внесли неоценимый вклад в их
исследование? Разве не заботились они об идеалах научности
вообще, о научной философии, в частности и в особенности?
Несомненно, Гуссерль опирался на некоторые традиционные подходы
и решения, что запечатлено в ряде его работ. Однако не трудно
показать, что ко времени возникновения (на рубеже XIX и XX вв.)
первых форм феноменологии влияние истории мысли на ее
основателя (тогда, кстати, не столь уж глубоко знавшего эту
историю) вовсе не было решающим. Напротив, его гораздо больше
занимала задача построить новую концепцию чистого сознания,
более того, выделить, сконструировать необычный "предмет",
одновременно разработав и применив для его изучения
оригинальную методологию исследования.
Итак, Гуссерль, с одной стороны, постоянно стремился
придать феноменологии, ее разделам и подразделам некоторую
научно-дисциплинарную систематичность, что в немалой степени
диктовалось аналитическим складом ума основателя
феноменологии, его постоянной (а не только ранней) ориентацией на
математику как прообраз "сущностного" анализа. С другой
стороны, он неизменно дистанцировался от всегда модной (особенно в
Германии) игры вокруг системности, вокруг "школьной"
дисциплинарное™, вокруг метафизического системосозидания.
Проясним этот аспект темы.
А. В программном обозначении целей и сути феноменологии
в первом номере Ежегодника философии и феноменологического
исследования (1913 г.) было подчеркнуто, что феноменология — не
система, а некое исходное "убеждение", оригинальная
мыслительная установка. Такое противопоставление можно нередко
встретить у интерпретаторов Гуссерля. Или — в несколько иной
форме: феноменология, говорят некоторые исследователи, — не
система, а метод. «Такое понимание, — разъясняет А. Димер, —
встречается нам вновь и вновь, например, у Райнаха, который
заявляет: "В случае феноменологии дело идет не о системе
философских положений и истин, не о системе положений, в которые
должны верить все, называющие себя феноменологами... но речь
идет о методе философствования, который затребован
философскими проблемами..."» (Diemer А. Edmund Husserl. S. 3). Димер

592 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
напоминает и о высказывании М. Хайдегтера в Бытии и времени:
«Выражение "феноменология" означает прежде всего понятие
метода», справедливо отмечая, что как раз хайдегтеровская
философия доказывает: феноменология — нечто большее, чем метод
(См.: Хайдеггер М. Бытие и время. С. 27).
Между тем многие профилирующие высказывания самого
Гуссерля не оставляют сомнения, что он не только не
противопоставляет, но, напротив, тесно и недвусмысленно увязывает научно-
дисциплинарную системность феноменологии и ее исходные
установки, феноменологические систему и метод. Например, в
Идеях! Гуссерль пишет: «"Феноменология" — это означает науку,
связь научных дисциплин; но одновременно и прежде всего
феноменология означает метод и мыслительную установку (Denk-
haltung), специфический философский метод» (Hua III, 23).
При этом задуманный Гуссерлем проект философии как
науки, естественно, модифицировался: по мере эволюции
феноменологии на первый план выдвигались то одни, то другие аспекты
феноменологии как науки, по-новому синтезирующей систему и
метод. До Логических исследований доминировали философско-
математические и философско-логические акценты. Путь к
феноменологии только еще пролагался. Логические исследования
представили философию и как наукоучение (I том) с сильным ло-
гицистским креном, и как формирующуюся
феноменологическую концепцию уже со своим системно-дисциплинарным
членением. Работы, написанные после Логических исследований, стали
конкретизацией центральных, можно сказать,
системообразующих понятий и методов феноменологии. Статья Философия как
строгая наука построена в качестве своего рода манифеста
феноменологии как науки; в ней осуществляется размежевание с
идеалами философской научности, доминировавшими в то время.
Идеи I, как мы видели, содержат в себе четко определенные
научно-дисциплинарную и методологическую компоненты феноменологии. Это
произведение — значительный вклад в прояснение смысла
феноменологии как особой науки, ее структуры, членения, путей
дальнейшего усложнения и прироста новых содержательных
разделов. В 20—30-е гг. формировалась знаменитая гуссерлевская
концепция кризиса европейских наук — с ее вниманием к донаучной
жизни, т. е. к жизненному миру, и к "выведению" главных тем,
основных тенденций развития науки, идеалов научности из априори
жизненного мира. Однако при всех модификациях феноменология
Гуссерля от начала и до конца следует вновь вырабатываемому,
постоянно корректируемому идеалу философской науки и научности. В
Послесловии к моим "Идеям" Гуссерль снова и снова повторяет: фило-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 593
софия как феноменология, согласно своей идее, есть
универсальная и в радикальном смысле "строгая наука" (Hua V).
Б. В процессе эволюции феноменологии происходило не
только изменение акцентов применительно к проблеме ее научно-
теоретического статуса. В определенном смысле менялись и
оценки, касающиеся отношения феноменологии к метафизике. Так, в
Парижских докладах Гуссерль высказался следующим образом:
«Наконец, чтобы предотвратить недоразумения, я хотел бы указать,
что феноменология исключает только всякую наивную и
оперирующую бессмысленными вещами метафизику, но не
метафизику вообще... Так и идея универсальной философии —
принципиально иначе, чем это было у Декарта и в его эпоху, руководимую
новым естествознанием, — воплощается не в качестве системы
дедуктивной теории, как если бы все сущее состояло в единстве
исчисления, а в качестве системы феноменологически коррелятивных
дисциплин, которые строятся не на аксиоме ego cogito, a на
универсальном самоосмыслении» (подчеркнуто мною. — Н.М.)
(Hua I, 38—39). В Картезианских размышлениях речь у Гуссерля
также идет о "системе универсального a priori", с которой и
сообразуется «полностью систематическим образом развиваемая
трансцендентальная феноменология (которая в силу своей
априорной системности является также и "истинной и подлинной
универсальной онтологией")». А уже вследствие всего сказанного
феноменология как априорная наука дает «последнее
обоснование... всем априорным наукам вообще» (Ibid.). Последний момент
надо выделить особо: начертав в 1-м томе Логических исследований
образ "чистой" (феноменологической) логики как наукоучения,
не оставляя эту тему на пути к Идеям I (в Геттингене основатель
феноменологии почти ежегодно читал курс "Введение в науко-
учение"), — Гуссерль и в поздних произведениях отстаивает
мысль о фундирующем значении феноменологии по отношению
к другим наукам, прежде всего к наукам априорного типа.
Представляется оправданным сделать следующий общий
вывод: на протяжении всего трудного и противоречивого развития
Гуссерля феноменология неизменно мыслится им как наука,
более того, как система философских научных дисциплин, тесно
объединенная с феноменологическим методом и в силу этого
имеющая основополагающее, фундирующее значение для наук
("сущностного", "априорного" типа, что еще требует
специального объяснения).
П. Если феноменология есть наука, то чему она посвящена?
Что она исследует? ("Что" феноменологии).

594 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
А. На этот вопрос отвечают хорошо известные высказывания
Гуссерля или даже названия разделов его работ. Вспомните, в
Идеях I есть такая глава: "Всеобщие структуры чистого сознания".
"Всеобщие структуры чистого сознания" — это и есть в самом
предельном, широком смысле обозначенный предмет феноменологии. С
первых крупных работ — уж по крайней мере начиная с
Логических исследований — и до самых последних эта тема неизменно
формулируется как предмет феноменологии.
Итак, "чистое сознание" — предмет феноменологии. Но и
здесь возникает определенная трудность, вырастающая в
динамическую антиномию: как известно, Гуссерль, с одной стороны,
критикует психологизм, всякие виды эмпиризма и натурализма в
понимании сознания. С другой стороны, он не принимает как
единственный всеобщий принцип вторую сторону
интересующей его исторической антиномии, т. е. традиционные концепции
чистого сознания. Иными словами, из противоборства
эмпиризма, психологизма и априоризма, рационализма как моделей
сознания рождается чисто гуссерлевский синтез, который условно
можно было бы назвать "априористским эмпиризмом". Это своего
рода гибрид. Тем, кто воспитан в традициях классической
философии, он может казаться нежизнеспособным. Но я усматриваю
суть и заслугу феноменологии как раз в "выращивании" такого
гибрида. Теоретически и методологически он оказался весьма и
весьма перспективным. В ряде своих работ, а также и в этой
книге, я представила доказательства в пользу того утверждения, что
"чистое сознание" в гуссерлевской феноменологии не является
где-то в реальности обнаруженным, доступным
непосредственному наблюдению "предметом" или "предметной областью".
Напротив, "чистое сознание" есть специально, намеренно
сконструированный, смоделированный "предмет" феноменологии как особой
науки, выделенный, точнее, созданный в целях специального
научно-теоретического изучения (Поэтому я советую читателю
присоединить к этому резюме ту более подробную расшифровку
особенностей гуссерлевской модели, которая была дана раньше, в
разделе о чистом сознании. Она позволит включить в кадр
рассмотрения не только ядерные принципы, перечисленные в этом
резюме, но и расшифровывающие их более конкретные
проблемы и темы феноменологии.) Отношение чистого сознания (этой
сложной совокупной конструкции и ее отдельных "модулей") к
сознанию как реальности, существующей вне "мира"
феноменологического исследования, сложное и противоречивое.
Специфика гуссерлевской феноменологии заключается именно в том, что
она разработала (правда не сразу) как для самой себя, так и вооб-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 595
ще для исследования чистого сознания изощренную
методологию и методику отвлечения, освобождения, "воздержания" от
всех теорий и методов исследования сознания, далеких и близких.
(Этой методологией и стала — о чем позже — упомянутая
феноменологическая редукция, точнее, ее подготовительные,
очищающие процедуры.)
Возникает немаловажный вопрос: сохранила ли
феноменология в процессе ее эволюции постоянное отношение к "чистому"
сознанию как своему основополагающему предмету и верность
редуктивной, очищающей методике? На этот вопрос (после
подробного рассмотрения проблемы сознания в данной книге)
можно уверенно дать положительный ответ. Надо подчеркнуть: пусть
метод редукции и формулируется несколько позже (1905 г.), чем
возник первый вариант феноменологии, внутреннее
теоретическое отношение было обратным. Ибо "всеобщие структуры
чистого сознания" были выделены для изучения уже благодаря
фактическому (хотя и не артикулированному четко) применению
очищающе-редуктивных методологических процедур. Это очень
и очень важное, именно феноменологическое отношение: метод
и предмет науки взаимосвязаны так, что одно не бывает без
другого.
Сосредоточенность феноменологии именно на "чистом"
сознании как модели, иными словами, на его сущностных
структурах, на "эйдетических" моментах была постоянной чертой гус-
серлевской феноменологии, так что в подтверждение этой мысли
можно в изобилии приводить цитаты как из раннего, так и из
позднего Гуссерля. При этом если в Логических исследованиях и
Идеях I Гуссерль (о чем он написал во Введении к Идеям) избегал
применять для характеристики данной особенности термины
"a priori", "априорный", прибегая к "незатертым", как он
выразился, словам "эйдос", "эйдетический", "сущность", то в поздних
произведениях (например, в Картезианских размышлениях) эти
термины встречаются весьма часто, в непосредственном соседстве
с терминами "эйдетического" ряда, а иногда и вместо них.
Но при всех терминологических модификациях и колебаниях
сама по себе "сущностная", "эйдетическая" ориентация
феноменологии остается неизменной. Что, однако, требуется осмысливать
исключительно при одновременном учете второй стороны
антиномии — нацеленности феноменологии на "описание сущностей"
благодаря их "усмотрению". Здесь необычайно важно
следующее: в феноменологии (что весьма необычно) речь идет о
возвращении от философских абстракций, образовавших за многие
столетия относительно самостоятельный, в пределах культуры,

596 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
причудливый мир артефактов, — возвращении в мир
непосредственного философского опыта, предметом которого являются не
суждения философов о "чистом" сознании, а само это сознание;
методология же его исследования коренится не в анализе
утверждений и суждений о сознании, а в возврате к переживаниям сознания и
к их описанию.
В процессе развития феноменологии Гуссерль иногда обращал
преимущественное внимание то на одну, то на другую сторону
этой антиномии. Что касается интерпретаторов, то они нередко
проявляли склонность вообще отрывать друг от друга
сущностный, эйдетический, априористский (соответственно
идеалистический, трансцендентальный) "полюс" феноменологии от ее
эмпиристского, дескриптивного, интуиционистского полюса. Между
тем специфическая и постоянная черта феноменологии Гуссерля
состояла в объединении того, что для любителя традиционалистских
дихотомий могло казаться "деревянным железом" или "круглым
квадратом", — в объединении, синтезировании сущностно-априор-
ного и дескриптивно-интуитивного анализа, в объединении простого и
категориального созерцания9. (Гуссерль, кстати, прекрасно
понимал, сколь необычной может показаться современникам эта
сторона феноменологии. «Дескриптивная эйдетика, — писал он в
§ 71 Идей I, — может быть, это вообще что-то несообразное?»)
Множество специфически-феноменологических понятий —
таких, как "усмотрение сущности" (Wesensschau) — отражают и
выражают эту специфическую особенность предмета, метода,
понятийного арсенала гуссерлевской феноменологии.
Б. После того как феноменология реально возникает в качестве
науки о чистом сознании, но, по крайней мере, начиная с
Логических исследований и до конца, до самых последних работ, наука о
чистом сознании более конкретно расшифровывается как наука о
чистых переживаниях, взятых в качестве "чистых феноменов",
которые подлежат феноменологическому рефлектированию.
Итак, я считаю, что движение к чистым переживаниям
принадлежит к смысловому ядру феноменологии.
После проделанного в данной книге конкретного анализа
проблемы, можно выдвинуть такой тезис: самое оригинальное,
что Гуссерль внес в философию, и, может быть, самое ценное
заключается в том, что он сделал предметом особого рассмотрения,
и не чисто психологического, не чисто эмпиристского, а именно
феноменологического, — словом, он сделал предметом или
содержанием этого исследования переживания. И феноменология
переживаний проходит от первых разделов Логических
исследований — через Идеи — до поздних работ. Понятие чистого пережи-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 597
вания в Идеях I — одно из самых главных. Пожалуй, еще
выразительнее гуссерлевское определение предмета феноменологии в
§ 8 Картезианских размышлений: «Моя чистая жизнь со всеми
чистыми переживаниями и всем, что в них положено (gesetzt) —
универсум феноменов в смысле чистой феноменологии».
Итак, изначальны для феноменологии переживания, причем
чистые переживания, которые уже с первых работ и до последних
расшифровываются как единство и как синтез, как антиномия,
стороны которой — чистый поток, гераклитовский, так сказать,
поток переживаний, а с другой стороны — его структурные
единицы, т. е. феномены. (И эта тема подробно разобрана в книге.)
Существенно, что в понимании переживаний Гуссерль
преодолевает антиномию априоризма-эмпиризма,
психологизма-априоризма и т. д. С самого начала предметом феноменологии
становятся пусть и чистые, но все-таки переживания. Событие сознания
превращается в главный предмет особой философской науки,
чего, мне кажется, до Гуссерля, в сущности, не было (хотя в
новейшей лрггературе очень много говорится о юмовских корнях этих
идей). Зато в таком тематико-методо л отеческом повороте в
значительной мере коренятся экзистенциальные концепции
сознания (Хайдегтера, Мерло-Понти, Левинаса и др.).
III. Если проблематика задается так: феноменология — наука о
чистом сознании и, конкретно, наука о чистых переживаниях, о
феноменах, то возникает вопрос: как подобраться к самому этому
предмету? На вопрос отвечает метод феноменологической редукции.
И тут, конечно, мне могут возразить: отчего же я присоединяю к
первому содержательному ядру редукцию — идею, которая, как
известно, оформилась лишь в 1905 г. (некоторые полагают — в
1907). Но я, как было сказано, нахожу в Логических исследованиях
зародыш идеи редукции. Фактически там даже и слово
"редукция" употребляется. Повсюду, где речь идет об "очищении", о
движении к позиции чистого сознания и т. д. — там уже маячит
эта идея феноменологической редукции. Несколькими годами
позже она оформляется окончательно, и с тех пор все более и
более отчетливо и подробно тематизируется в феноменологическом
исследовании.
Как видно из соответствующего раздела книги, я трактую
феноменологическую редукцию в двух, так сказать, ее главных
ипостасях. Во-первых, редукция означает ответ на вопрос, что делает
всякая наука, когда она вычленяет свой предмет. Она
осуществляет очищающие, отличающие, различающие по отношению к
другим наукам процедуры, она как бы снимает другие пласты
исследования и действительно отодвигает их в сторону. Это очень хо-

598 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
рошо схвачено в выражениях: "заключение в скобки",
"воздержание", "эпохэ". Тут на самом деле нет никакой экстравагантности.
Просто фиксируется, и довольно точно, факт, притом факт
важнейший, основополагающий. По сути, это — описание процедур
научного исследования, которые в разных науках по-разному
конкретизированы. Феноменологический метод редукции
приобретает здесь также и метанаучное значение. Во-вторых, в
плоскости собственно феноменологического исследования
конкретизация идет по линии трансцендентальной редукции, т. е. в
движении именно к чистому сознанию. Сказанное, таким образом,
восходит к первому из перечисленных мною пунктов: к замыслу
научности феноменологии, к ее особой научности.
IV. Рассматривая далее смысловое ядро феноменологии, я хочу
ввести хорошо известный (и подробно рассмотренный в книге)
момент — интенциональность. Разумеется, тема
интенциональности появляется у Гуссерля, и особенно у его старших
современников, еще раньше, до Логических исследований.
Интенциональность — это вообще профилирующая тема тогдашней науки и
философии, и то, как ее преобразовывает Гуссерль, дает толчок
собственно феноменологии. Поэтому все высказывания Гуссерля
относительно того, что интенциональность — самое главное, что
в ней — принципиальный смысл феноменологии (таких
выражений много), довольно четко фиксируют профилирующее
смысловое, так сказать "ядерное" значение теории
интенциональности. Понятия "ноэзиса" и "ноэмы" и то, как эти темы вводятся в
качестве конкретизации идеи интенциональности, принадлежат
к числу существенных модификаций — усложнений, уточнений —
темы интенциональности (хотя есть ценные исследования,
которые показывают, что они имплицитно заключены в том
обозначении двойственной направленности акта и предметности,
которое есть уже в Логических исследованиях).
V. А. Интенциональность — продолжение разговора о
предмете феноменологии ("Что" феноменологии). А вот другая сторона
— обращение к созерцанию, и именно к созерцанию сущности —
ответ на дальнейшие вопросы о методе ("Как" феноменологии).
Или — расшифровка позитивного (не только очищающего) метода
феноменологии. Эта черта феноменологии также присутствует
на всех этапах ее развития. У Гуссерля есть документы, где она
фиксируется особенно четко (например, в предисловии к
"Ежегоднику по феноменологии и феноменологическим
исследованиям" или в Идеях Г). Но ясно, что уже и Логические исследования
содержат огромный пласт исследования проблемы созерцания
сущности, или эйдетической интуиции. В Картезианских размыт-

Часть VIII: Проблемы разума и действительности 599
лениях Гуссерль пишет: «Итак, мы возводим в достоинство
методического усмотрения то, что наряду с
феноменологической редукцией эйдетическая интуиция
является основополагающей формой всех особых
трансцендентальных методов (обе всюду определяют
смысл, который по праву связан с трансцендентальной
феноменологией)» (Hua 1,106).
Б. Сюда примыкает тема "очевидности" (Evidenz). Решающее
значение следует придать тому обстоятельству, что в Логических
исследованиях проблема очевидности уже заявлена — правда,
развернута она к концу сочинения, уже после темы интенциональ-
ности (VI Исследование: "Очевидность и истина"). Очевидность
представлена как "идеал адеквации", т. е. как наиболее полное,
желательное "наполнение" сущностного созерцания. В Идеях!
проблема очевидности, правда, заявлена еще в начале (§ 21 —
против ее неверных толкований), но содержательно
эксплицируется тоже только к концу (§ 141, 144 и особенно 145), где даже
говорится о "феноменологии очевидности". В Картезианских
размышлениях (Ш-е Размышление) очевидность названа "всеобщим
первофеноменом интенциональной жизни" (§ 24), а в Парижских
докладах сказано, что проблема феноменологической
конституции какого-либо типа предмета — это прежде всего проблема его
идеально-полной и совершенной, т. е. очевидной данности.
Приходится считаться и с тем, что многие авторитетные
феноменологи не только уверенно относят очевидность к смысловому ядру
феноменологии, но делают "отнесение к очевидности" первой и
главной ее чертой.
Но вот здесь — еще одна антиномия: Гуссерль постоянно
движется между напряженными полюсами эссенциализма самого
различного типа и интуиционизма. Он тщательно отрабатывает
или по крайней мере анализирует различные подходы и, в
общем, не соглашается с ними. Он даже отодвигает саму
антиномию и стремится двигаться к совершенно особому новому
синтезу. В этой плоскости огромным новшеством Гуссерля является так
называемое категориальное созерцание. Здесь перед нами снова
проявление "априористского эмпиризма", или демонстрация в
действии самого гуссерлевского метода.
VI. В заключение хочу специально выделить еще один аспект,
который фактически уже содержался в том, о чем говорилось
раньше. Однако его целесообразно подчеркнуть особо. Это опять-
таки относится к "как" феноменологии, т. е. к ее
методологическому арсеналу. Речь идет о соединении эйдетического,
сущностного анализа с описанием сущности. Я здесь делаю упор на фено-

600 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
менологическом методе дескрипции сущностей, на фиксировании
сущностей, на перемещении внимания к самому моменту
дескрипции, т. е. описания, и затем к постепенному выделению эголо-
гических процедур: когда "Я" вьщвигается на передний план и
специально описывается. Но хочу акцентировать и то, что
Гуссерль в замечательном документе — Послесловии к Идеям — сам
говорит: в первом томе Идей феноменология еще не
сконцентрировалась на проблеме "Я", на "яйности" (Ichlichkeit).
Таковы в моем представлении главные ("ядерные") идеи и
принципы феноменологии как науки, ее теории и метода.
Надеюсь, что внимательный читатель будет воспринимать это резюме
вместе с более обстоятельным анализом, предпринятым в данной
книге. И тогда он действительно получит в свое распоряжение
Введение в феноменологию Э. Гуссерля.

Примечания
К Части I
1 Литература к Части I:
Husserliana-Dokumente. Bd. I: Husserl-Chronik. Denk- und Lebensweg
Edmund Husserls / Hg. v. K. Schuhmann. Den Haag, 1977; Bd. III:
Edmund Husserl: Briefwechsel. 1994; Husserl E. Persönliche Auszeichungen
// Philosophy and Phenomenological Research. 1956. (Hua XXIV);
Гуссерль Э—Шестов Л. Письма // Логос. 1996. № 7. С. 141—144; Husserl in
Halle. Frankfurt a. M., 1994; Cairns D. Conversations with Husserl and
Fink. Den Haag, 1975; Osborn A. The Philosophy of Edmund Husserl in its
Development from his Mathematical Interests to his First Conception of
Phenomenology in Logical Investigation. N. Y., 1934; Spiegelberg H. The
Phenomenological Movement. The Hague, 1971. Vol I, II [рус. пер.: 2002];
Heinemann F. H. Existentialism and the Modern Predicament. N. Y., 1958.
— С 21.
2 И. А. Михайлов по праву обращает внимание, что
первоначально «"феноменология" начинает развиваться в философских кругах
параллельно введению в оборот Гуссерлем исследовательской
программы с таким же названием» (Михайлов И. А. Ранний Хайдеггер.
С. 123). В Мюнхене этот термин, действительно, имел хождение в 90-х
годах XIX в., и сначала безотносительно к Гуссерлю. И мюнхенцы, в
самом деле, порою настаивали на том, что "открыли"
феноменологию раньше Гуссерля и независимо от него (Там же. С. 124).
Следовало бы, правда, учитывать, что мюнхенские авторы, претендуя на это,
чаще всего понимали феноменологию в духе психологизма, от чего
Гуссерль все более решительно отказывался. (На эту тему см. также
публикации В. А. Куренного: К вопросу о возникновении
феноменологического движения // Логос. 1999. №11—12. С. 156—182;
Мюнхенская феноменология // Феноменология и философский метод.
Ежегодника. Киев, 2000. С. 134—142). — С 42.
3 Подробное рассмотрение проблемы значений в гуссерлевских
Лекциях о значении 1908 г., по мнению исследователей,
свидетельствует, с одной стороны, о сохранении влияния Логических исследований
на их автора, а с другой стороны, о выработке позиции, которая
затем приведет его к Шеям I (См.: Sözer Öney. Die Idealität der Bedeutung
in den Vorlesungen Husserls über Bedeutungslehre (1908) //
Phänomenologie in Widersteit. Frankfurt a. M., 1989. S. 121 ff.). Зёцер обращает
внимание на такой важный сдвиг в толковании Гуссерлем категории
значения в Лекциях по сравнению с Логическими исследованиями. В
последних Гуссерля больше всего заботит вопрос об отличении
(отчасти даже отделении) значений — как логических сущностей — от

602 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
представлений, или переживаний. Чем дальше, тем больше
внимание основателя феноменологии перемещается к предметным
коррелятам значений. И раньше значения не толковались Гуссерлем как
некие "самостоятельные" сущности, т. е. в духе платонизма. «То, что
теперь попадает в поле зрения, есть категориальная предметность,
которую Гуссерль разрабатывает в VI Исследовании и затем в Опыте и
суждении (EU) определяет как "рассудочную предметность" и в
широком смысле как предмет культуры (Husserl Е. Erfahrung und Urteil.
§§ 62—65)» (Ibid., S. 127). — С. 52.
4 Полезные пояснения к теме "Гуссерль и неокантианство" см.
Михайлов И. А. Ранний Хайдеггер. М., 1999. § 34 а: Неокантианство и
феноменология Гуссерля. С. 109—112. — С. 56.
5 О мере самокритичности Гуссерля свидетельствуют, в частности,
замечания основателя феноменологии к своим собственным текстам.
(См. подборку таких высказываний в книге А. Димера: Diemer A.
Edmund Husserl. S. 7—8: "Слишком неточно"; "это
неудовлетворительно"; "определение ложно"; "размышление весьма сомнительное" —
Ideen II, 294; "надо еще поразмыслить, далеко ли удастся
продвинуться по этому пути" — Ideen II, 106 Anmerkung; "не очень ценно"; Ibid.
S. 416; "Плохо, использовать нельзя" — Рукопись ВIII ц; "Этим
совсем нельзя воспользоваться" — Рукопись F124: S. 112. И, наконец,
обобщающее замечание: «Мои старые положения следует снова
продумать, критически преобразовать и развить далее»). — С. 58.
6 Обращу внимание на суждения Р. Ингардена о том, почему
Гуссерль не опубликовал Идеи II сразу же после Идей I. Из своих бесед с
Гуссерлем по проблеме сознания времени Ингарден сделал вывод,
что основатель феноменологии как раз после публикации Идей I
достиг новых результатов в осмыслении изначального сознания
времени, все более подталкивавших его к последовательному
продвижению по пути идеализма. В летнем семестре 1912 г. Ингарден слушал в
Геттингене лекции Гуссерля на тему "Природа и дух". Эти лекции
основатель феноменологии хотел учесть в Идеях II. По мнению
Ингардена (опиравшегося на оценку Эдит Штайн), учитель двигался в
"реалистическом" направлении. Тем более удивил учеников тот
факт, что в Идеях I тенденция трансцендентального идеализма стала
столь четкой и явной. (Ингарден, кстати, дал немало свидетельств
того, сколь критическим было отношение молодых феноменологов к
гуссерлевскому трансцендентальному идеализму.) Итак, мнение
Ингардена покоится на убеждении, что Гуссерль, дескать, не достиг
ясности в проблематике "реализма", и потому счел необходимым
"отложить" публикацию Идей II. Принимая во внимание стремление
Ингардена предложить собственную ("нейтралистскую") трактовку
трансцендентального идеализма Гуссерля (о котором см. VI главу
заключительной части этой книги), к ингарденовской гипотезе следует
отнестись осторожно. Но ясно одно: основатель феноменологии не

Примечания
603
был полностью удовлетворен быстро написанными текстами Идей II
и Идей III. — С 67.
7 Сам Гуссерль впоследствии усматривал чуть ли не "акт
благодати" в том, что Идеи I возникли за "шесть недель, без опоры на
предварительные наброски", "как в трансе". Но неправильно было бы не
учитывать того, сколь длинный путь вел основателя феноменологии
к той новой и богатой оттенками позиции, которую он и воплотил в
Идеях I. — С 67.
8 Представляет интерес "классификация" Р. Ингарденом
характера гуссерлевских лекций — как общее напоминание о том, что
феноменологическая философия в целом рождалась в горниле
университетских философских курсов. При этом курсы, согласно Ингарде-
ну, были двух родов. С одной стороны, это были "большие"
четырехчасовые лекции, предназначенные для широкой публики; и темы
были широкими — "История философии", "Кант", "Немецкий
идеализм". Ингарден отмечает, что на таких лекциях Гуссерль
"говорил не столько как философ, сколько как ученый". Но были и
лекции другого рода — так называемые малые, двухчасовые лекции. «На
них Гуссерль никогда не говорил о других философиях, а развивал
собственные мысли — и по проблемам, над которыми он сам
работал, например "Введение в философию", "Основные проблемы
феноменологии", "Основные проблемы этики". Часто повторяющиеся
лекции по логике были четырехчасовыми, но они были задуманы как
лекции для специалистов. И, например, в летнем семестре 1912 года,
когда я прибыл в Гёттинген, он как раз читал те лекции, которые
позднее не публиковались и которые должны были составить Идеи II»
(Ingarden R. Gesammelte Werke. Bd. IV. 4. S. 43). Были еще, добавляет
Ингарден, семинарские занятия, часто посвященные классическим
философским текстам (Декарта, Беркли, Юма, Канта). Но эти тексты,
собственно, почти не разбирались — снова доминировала
феноменология.— С. 71.
9 О том, каким грубым вмешательством в интеллектуальную
жизнь Германии (и всей Европы) оказалась первая мировая война,
разразившаяся через год после выхода в свет Идей I, и о том, как
Гуссерль переживал это время, см. прекрасный § 24 "Интеллектуалы в
смутное время" в книге И. А. Михайлова "Ранний Хайдегтер". С. 71—
75. — С 82.
К части II
1 Не пытаясь сразу же пояснить понятие "феномен", в согласии с
некоторыми высказываниями Гуссерля уже во Введении, я поступаю
вопреки сложившимся в феноменологии традициям. Так, известный
феноменолог Вальтер Бимель пытается разъяснить суть феномена,
опираясь на эти слова Гуссерля, связанные с трактовкой феномена в

604 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
других науках: «Перед нами, следовательно, широкое значение
понятия феномена. — Соответственно этому значению, науки также
имеют дело с феноменами — и мы можем сказать, что это обыденное
значение... Феномен здесь соответственно означает нечто такое, что
является предметом соответствующих наук, ее исследовательской
сферой». А что такое "феномен" в феноменологии? Единственное,
что мы пока узнаем: это результат изменения установки по
отношению к феноменам в обычном смысле. Бимель все же вынужден
признать, что мы попадаем в некий круг: чтобы узнать, что такое
феномен, мы должны понять, что такое установка и ее изменение (Bie-
mel W. Gesammelte Schriften. Bd. 1. S. 149, 150). Трудность, на которую
наталкивается Бимель, объективна: если следовать ритму самой
феноменологии, то с прояснением феноменологической сути понятия
феномен приходится подождать до того момента, пока в объектив
анализа попадет "чистое" сознание. — С. 96.
2 3. М. Какабадзе справедливо указывал, что авторы, упрекавшие
Гуссерля в восстановлении психологизма, не учитывали
существенной особенности позиции основателя феноменологии:
«Психологисты представляли акты сознания в определенном, внешне-
обусловленном виде, в виде некоторых рядовых звеньев цепи
причинно-следственных мировых связей. Гуссерль признал акт сознания
в качестве свободной акции, в качестве преобразующего фактора...
Гуссерль превратил сознание из рядовой внешне-обусловленной
части мира в его центр, в его необходимый коррелят, в отношении к
которому мир впервые определяет себя» (Какабадзе 3. М. Проблема
"трансцендентального кризиса" и трансцендентальная
феноменология Эдмунда Гуссерля. С. 52). К этому можно было бы добавить, что и
в понимании психологии и ее значения для философии Гуссерль
неизменно, а не только в Логических исследованиях, придерживался
антипсихологистических позиций. — С. 96.
К части III
1 «Термин Lebenswelt появляется вскоре после 1920 года (ср.:
Ideen II. Beil. XIII. S.374—75), а проблема известна задолго до этого (ср.:
Ideen I, §§27 ff)» (Waldenfeîs В. Das Zwischenreich des Dialogs. Den
Haag, 1971. S. 5). — С 113.
2 Часто употребляющееся у Гуссерля слово "Sachverhalt" я (вслед
за К. С. Бакрадзе и другими авторами) предпочитаю переводить
несколько архаическим "обстояние вещей", а не "положение вещей",
как у А. В. Михайлова: Гуссерль употребляет и слово Sachlage, т. е.,
собственно, положение вещей. Sachverhalt имеет несколько иной
смысл: как "ведут" себя вещи, каковы они по объективному "обстоя-
нию" их сущностных характеристик. — С. 119.
3 Эта мысль Гуссерля имеет профилирующее значение и для
дальнейшего развития феноменологии. См. также Ideen III, 43; Krisis,

Примечания
605
§ 9. «Математика выражает априорные условия для природы, не
имея дела с природой как фактом (Опыт и суждение, § 90)...
Действительность "материальная природа" осмысливается в соответствии с
законами ее чистой возможности, как это практикуется в
математическом естествознании. Такое применение соответствующей
сущностной науки Гуссерль рассматривает как "универсальную,
относящуюся к любой действительности и совершенно необходимую
задачу"; ибо только так «научное познание эмпирической
действительности тоже может стать "точным", и оно станет причастным
подлинной рациональности только благодаря тому, что оно возведет эту
действительность к ее сущностной возможности» (Ms. К VI4: S. 5;
Опыт и суждение, § 90). В Картезианских размышлениях Гуссерль пишет,
что "в себе" наука чистой возможности предшествует науке о
действительности и впервые делает возможной эту вторую (§ 34; Ideen I,
§ 79). См.: Bernet R., Kern J., Marbach E. Edmund Husserl. S. 80. — С 121.
4 О гуссерлевском различении генерализации и формализации,
упомянутом в § 13 Идей 1, см.: Михайлов И. А. Ранний Хайдеггер.
С. 178. «Генерализация является формализацией, "обобщением" по
родам и видам. Так, например, "красное" есть "цвет", в свою очередь,
"цвет" есть "чувственное качество" (или: "дерево" есть материальная
вещь, и эта конкретная вещь определяется через "вещь вообще"). На
первый взгляд, от "красного" мы могли бы через "чувственное
качество" добраться до "сущности". Однако тот тип обобщения, который
совершается при переходе от "цвета" к "чувственному качеству",
отличается от того, каким "сущность" обобщает "качество". Последний
процесс есть процесс формализации». — С. 126.
5 Надо с самого начала учесть, что понятие "опыт" употребляется
в гуссерлевской феноменологии неоднозначно и даже
противоречиво. С одной стороны, об опыте (Erfahrung) говорится в связи с
естествознанием и "опытными" науками в широком смысле этого
слова. Тогда опыт и опытные науки, основанные на фактах,
противопоставляются эйдетическим наукам, включая феноменологию. Об
этом пока только и идет речь в анализируемом сейчас разделе Идей I.
С другой стороны, в феноменологии, по Гуссерлю, есть свой, а
именно "трансцендентальный опыт". По вопросу о специфическом
феноменологическом опыте см. прекрасную книгу молодого
феноменолога Тобиаса Траппе (Trappe Т. Transzendentale Erfahrung. Basel,
1996). В Идеях I это специфически феноменологическое понятие
опыта будет анализироваться позже, когда Гуссерль подойдет собственно
к феноменологическому анализу. — С 132.
6 Правы те авторы, которые подчеркивают связь гуссерлевской
критики эмпиризма и натурализма с обнаружением основателем
феноменологии исходной натурализации сознания в эмпиристских
концепциях, а также с противопоставлением всем таким подходам
теории феноменологической редукции и интенциональности: «...из

606 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
размежевания Гуссерля с эмпиризмом и натурализмом совершенно
отчетливо вытекает системный приоритет феноменологической
редукции: а именно то, что Гуссерль — притом всегда, во всех своих
работах — атакует натурализм за то, что тот отрицает существование
царства всеобщностей, сущностей, идей, заклеймив их как пустые
слова или даже призраки. Но такое отрицание для Гуссерля есть не
что иное, как непосредственное следствие натурализации сознания,
осуществляемой эмпиризмом. В свою очередь, интерпретация
сознания, характеров или моментов сознания как вещественно-каузальных
событий всегда означает для Гуссерля лишь одно: слепоту по
отношению кинтенциональности как сущности сознания» (Aguir-
re A. Genetische Phänomenologie und Reduktion. S. XII). Поэтому
читателю полезно вновь обратиться к гуссерлевской критике натурализма
после того, как он далее усвоит концепции интенциональности и
феноменологической редукции. Надо также принимать во
внимание, что критика натурализма есть начальный пункт обоснования,
утверждения Гуссерлем трансцендентального идеализма. — С 132.
7 Когда Гуссерль в Идеях I говорил о позитивизме, то имел в виду
прежде всего хорошо ему знакомые учения Маха и Авенариуса (См.:
Liibbe H. Husserl und Mach S. 161—184;). Другие учения, которые
сыграли решающую роль в оформлении позитивизма XX в., в тот период
только зарождались. Имея в виду несколько более позднее время,
надо учесть полемику Шлика и Гуссерля. В своем сочинении Всеобщая
теория познания (Allgemeine Erkenntnislehre, 1918) M. Шпик
критиковал Идеи I Гуссерля за изобретение "особого созерцания", которое, де,
не является реальным психическим актом. Гуссерль резко ответил на
эту критику в 1920 г. в Предисловии к третьему изданию II части
II тома Логических исследований: Шлик приписывает ему, Гуссерлю,
утверждения, которые свидетельствуют о непонимании критиком
специфики феноменологии (Husserl Е. Logische Untersuchungen.
Bd. II, T. II. Halle, 1922. S. VI). В ответ Шлик во втором издании своего
сочинения (1925 г.) слегка подправил свой критический пассаж.
Позднее, в 1930—31 гг. Шлик снова критиковал Гуссерля.
Существует особая тема "Гуссерль и Витгенштейн". Прямых
ссылок Гуссерля на Витгенштейна и Витгенштейна на Гуссерля в
сущности нет. Другое дело, что рядом авторов издавна обсуждается
проблема "феноменологии" Витгенштейна и ее соотношения с
феноменологией Гуссерля (См. Munson Т. N. Wittgenstein's Phenomenology.
P. 37—50; Peuzsen C. A van. Edmund Husserl and Ludwig Wittgenstein.
P. 181—197; Spiegelberg H. The Phenomenological Movement. Vol. 2.
P. 761—763). Шпигельберг, в частности, обращает внимание на
следующий пассаж из работы Витгенштейна Некоторые замечания о
логической форме (Some Remarks on Logical Form // Proceeding of
Aristotelian Society. 1929. Bd. IX. P. 162—171): «к правильному анализу мы
можем прийти благодаря тому, что может быть названо логическим ис-

Примечания
607
следованием самих феноменов»; «определенные правила
синтаксиса... не могут быть установлены до тех пор, пока мы не достигнем
окончательного анализа поставленных под вопрос феноменов». Это,
действительно, звучит почти по-гуссерлевски. — С. 133.
8 В описании естественной позиции (естественной установки) и
присущего ей догматизма большая заслуга в отечественной
литературе принадлежит 3. М. Какабадзе (см. его прекрасную книгу:
Проблема "экзистенциального кризиса" и трансцендентальная
феноменология Эдмунда Гуссерля. С. 58 и далее). — С. 138.
9 «У Гуссерля есть веские основания покинуть почву естественной
установки. Попытка решить принципиальные вопросы теории и
практики на внутримировой почве ведут прямиком к релятивизму,
пусть последний, в его натуралистском или историческом облике, и
сохраняет верность нашему двойному статусу в мире. Парадокс
омирщвления (Verweltlichung) не может быть разрешен извне, со
стороны имманентности миру, потому что из-за имманентности
фактическим событиям он уничтожил бы всякую претензию на получение
истины. Гуссерль при этом выходит за рамки мира, но не на пути
формальной аргументации, а на пути созерцательного
самоосмысления» (Waidenfels В. Das Zwischenreich des Dialogs. S. 8). — С. 143.
10 Одни авторы-феноменологи утверждают, что феноменология,
исполняя редукцию, не "утрачивает" мир. «Феноменологию часто
упрекали в том, что ее ориентация на "сущностные структуры"
приводит к лишению мира его действительности (Entwirklichung der
Welt). Однако феноменология как раз "желает открыть новые
аспекты в субъективном и объективном бытии, которые ускользают от
взгляда, ориентированного исключительно на эмпирические
данности" (Здесь цитируется Г.-Р. Зепп. — H. M). Именно в этом
заключается смысл феноменологической редукции, "подвешивающей" нашу
повседневную веру в реальность внешнего мира» (Михайлов ИЛ.
Ранний Хайдеггер. С. 78.)
Другие авторы, напротив, полагают, что "утрата мира" из-за
исполнения (картезианской) редукции в ранней феноменологии
происходит, причем по принципиальным соображениям. Так считает,
например, Т. Траппе, который называет один из параграфов своей
книги "Трансцендентальный опыт" — "Трансцендентальный
дефицит Идей". Он считает, что понимание редукции в Идеях I приводит к
целому ряду противоречий и неясностей (в чем солидаризируется с
Э. Финком). «...Гуссерлевские Идеи страдают от того, что позднее
было названо "пустой всеобщностью эпохе" ... Вследствие этого
застревание Идей на, так сказать, трансцендентально-дефицитной сфере не
было простой забывчивостью или промедлением. Ибо хотя Гуссерль
со всей очевидностью уже в 1912 г. предложил — в качестве
окончательной версии — запланированные в этом произведении и
опубликованные в Утоме Гуссерлианы научно-теоретические рассмотре-

608 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
ния, однако предусмотренные для второй книги конститутивно-
аналитические исследования между 1912 и 1928 it. вновь и вновь
перерабатывались Гуссерлем» (Trappe Т. Transzendentale Erfahrung.
S. 149). Иными словами, предполагается, что на этапе Идей I и даже
Идеи II — с их "конститутивными" разработками темы мира,
телесных, животных, духовных реальностей — Гуссерль не сумел
преодолеть противоречий и трудностей "исключения" мира в
феноменологической редукции. Об этом мы ещё поговорим подробнее в
специальных главах о редукции. — С. 144.
11 Основные современные исследования: Hefferman G. Bedeutung
und Evidenz bei Edmund Husserl. Bonn, 1983; Lambert J. Synthesis and
Backward Reference in Husserl's Logical Investigations. Dordrecht;
Boston; L., 1995; Müller G. Wahrnehmung, Urteil und Erkenntniswille.
Untersuchungen zu Husserls Phänomenologie der vorprädikativen Erfahrung.
Bonn, 1999; Soldati G. Bedeutung und psychischer Gehalt. Zur
sprachanalytischen Kritik von Husserls Phänomenologie. Padeborn; München;
Wien; Zürich, 1994; Sukale M. Denken, Sprechen und Wissen. Logische
Untersuchungen zu Husserl und Quine. Tübingen, 1988; The Possibility of
Transcendental Philosophy. Dordrecht, 1985; Wiegand O. K.
Interpretationen zur phänomenologischen Modallogik. Dordrecht, 1998. — С. 172.
12 Новый материал для тех, кто интересуется гуссерлевской
философской логикой, несомненно, дадут два последних тома Гуссерлианы
— XXX и XXXI, вышедшие соответственно в 1996 и 2000 г. Кроме того,
опубликованные в них тексты Гуссерля проливают новый свет и на
стержневые феноменологические темы — тему предметностей
(например, в различении "чувственных" и "рассудочных"
предметностей — Hua XXXI, § 10. S. 39 ff), пассивного и активного синтеза и др.
Представляет несомненный интерес, как Гуссерль в Лекциях о
трансцендентальной логике 1920—21 гг. анализирует тему "объективации",
ее ступеней и результатов (IV глава — Hua XXXI, 66 ff).
Так, Гуссерль выделяет различные ступени объективации,
привлекая в качестве примера восприятие звука. Первая ступень —
"рассматривающее созерцание" (в данном случае слышание звука).
«Тематический предмет — длящийся звук, тематическое содержание —
текущее Что-содержание (Was-Gehalt) звука. Вторая ступень —
«вхождение в содержание тематизированного предмета S; он
эксплицирует самого себя». «Прогрессирующее объективирование состоит
лишь в следующем: то, что прежде было только тематическим
содержанием, стало тематическим предметом, причем шаг за шагом по-
прежнему схватываемое S, становящееся специальной темой,
вступает в частное единство отождествления и остается схватыванием как
раз благодаря этому прогрессирующему связыванию» (Hua XXXI, 68).
Гуссерль различает при этом: 1) дело активности, а именно темати-
зирование (Thematisch-Machen) предмета, который впоследствии
эксплицируется, затем тематизирование составных элементов его со-

Примечания
609
держания и 2) дело пассивности, а именно вступление в действие
частичных наложений и обогащений смыслов, которые совершаются
в тематическом исходном предмете (Ibid). — С. 183.
К части IV
1 То обстоятельство, что Гуссерль постоянно ставит в центр своего
философствования "жизнь" моего сознания, сам поток жизни и
сознания, позволяет поместить феноменологию в контекст тех
предшествовавших и современных ей философских учений, которые
концентрировались на феноменах "жизни", "длительности",
"субъективности" (Ницше, Дильтей, Джемс, Бергсон). (См. по этому вопросу:
Metamorphose der Phänomenologie. S. 20). Вместе с тем нельзя
упускать из виду острую полемику Гуссерля с этими тенденциями
философии жизни и философии экзистенции, а также и то, что их
подходы и решения подлежат, по мнению основателя феноменологии,
решительному редуцированию на пути к собственно
феноменологической позиции. Надо подчеркнуть еще одно: большая группа
современных исследователей, объединившихся вокруг созданного А.-Т. Ты-
менецкой (ученицы Р. Ингардена) Института (продвинутых)
феноменологических исследований, подхватила эту — как выясняется из
текстов, стержневую для Гуссерля — ориентацию на понятие
"жизни" (по крайней мере "жизни сознания"). В работах самой Тыменец-
кой и ее последователей (получивших широкое отражение в серии
Analecta Husserliana) акцентированы и разработаны такие темы,
которые можно объединить понятием "феноменология жизни":
проблема жизни и проблема тела (взаимодействие феноменологии и
наук о человеческом теле); проблема жизни, феноменология и науки о
морали; феноменология и экзистенциальная философия; духовная
жизнь человека и взаимодействие феноменологии с психиатрией,
медицинской этикой, социальной практикой; жизнь и литература,
феноменология и научные исследование литературы и т. д. — С. 188.
2 В последние годы исследователи-феноменологи уделяют все
большее внимание так называемому допредикативному опыту. Это
соответствует одной из тенденций развития феноменологии. Так, в
Опыте и суждении Гуссерль четко разграничил "предикативный", т. е.
артикулированный в мышлении (соответственно, в выражениях и
суждениях) и "допредикативный" опыт. Под последним понимаются
знания, которые касаются определенных предметов и бывают
получены "не в эксплицитных актах категориального созерцания и, стало
быть, не познания в полном смысле этого слова" (Lohmar D. Erfahrung
und kategoriales Denken. S. 159). Они не выражены и не могут быть
выражены в предикативных выражениях. Например, мы ожидали,
что шар — красный, но оказалось (и выразилось в
артикулированном, предикативном значении), что шар — синий. Знание, связанное
20 - 8214

610 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
с (неоправдавшимся) ожиданием, и было допредикативным. Именно
оно потом подверглось "предикативной негации". Роль такого
знания и связанных с ними процессов сознания — это, действительно,
одна из интереснейших тем поздней феноменологии. Но у авторов,
исследующих эту проблему, прослеживается стремление //внeдpить,,
ее в Логические исследования и Идеи. Между тем фактически и
исторически Гуссерль в этих работах, как я думаю, еще не артикулирует
проблему сколько-нибудь четко. — С. 192.
3 Возврат "к самим вещам!", о котором часто говорят в связи с
феноменологией Гуссерля, должен быть правильно понят. Во всяком
случае, это не "наивный" поворот к вещам мира. Г.-Г. Гадамер
справедливо отмечает: «"Сами вещи" — это не "объективные предметы" в
трансцендентном бытийном полагании, но положенности (Vermeint-
heiten) как таковые, опытно познаваемые в исполнении интенцио-
нальных актов, которые созерцаются "непосредственно", а не через
знаки или символы» (Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Bd. 3. S. 118).
Действительно, "сами вещи" в понимании Гуссерля — это особые
предметные структуры сознания; это предметы, как они "положены"
в сознании (gemeint; отсюда — "Vermeintheiten", т. е. то, что
положено в качестве предметов интенциональных актов). Поэтому в
феноменологическом возврате к "самим вещам" важны два момента:
а) речь идет о возврате к предметностям сознания; б) притом о
возврате к "непосредственному", интуитивному их усмотрению, а не к
их знаково-символическим "замещениям".
В. Куренной, анализируя Логические исследования, где "впервые
вводится это требование", справедливо обращает внимание на то, что
в данном случае имеет место антитеза: "только слова", только
символическое понимание слов — "сами вещи". В статье Куренного
выдвигается гипотеза, согласно которой данное противопоставление
инспирировано гуссерлевским чтением "Системы логики" Дж. Ст. Мил-
ля и вряд ли предназначалось стать лозунгом нового направления,
как произошло впоследствии. {Куренной В. "Сами вещи" Мартина
Хайдеггера. С. 8—9). — С 223.
К части V
1 По вопросу о том, действительно ли 1905 год здесь является
начальной датой, в феноменологической литературе нет единодушия.
Так, Гуссерль сам написал в одной из рукописей (А VII 25/1а):
«Историческая пометка: в Seefelder Blätter (это одна из групп гуссерлевских
рукописей, опубликованных в качестве приложения к X тому Гуссер-
лианы. — H. M.) я уже нахожу понятие и корректное употребление
феноменологической редукции!» Вместе с тем, некоторые авторы
считают, что первая экспликация, а также действительно корректное
использование данного понятия восходят к Лекциям 1906/07 годов
(Мелле у. Предисловие к XXIV тому Гуссерлианы. Ср.: S. XXII). Нема-

Примечания
611
ловажно замечание Г. Шпигельберга о том, что ранние версии
редукции, запечатленные в рукописях или сообщенные геттингенским
студентам, не получали широкой известности вплоть до Идей I
(Spigelberg H. Is the Reduktion necessary for phenomenology? Husserl's
and Phänder's replies. P. 4). — С 249.
2 В Экскурсе 2, говоря о критиках редукции, мы снова
предоставим слово Э. Финку. — С. 249.
3 Поэтому я не могу согласиться с утверждением И. А. Михайлова,
будто Гуссерль, разрабатывая метод Epoche, «никогда не говорит,
какие мотивы, импульсы должны подтолкнуть нас к тому, чтобы мы,
находящиеся в естественной установке, сделали этот шаг»
(Михайлов И. А. Ранний Хайдеггер. С. 134). Можно согласиться, что не
всякому, кто пребывает в естественной установке, эти мотивы
открываются. Но вообще-то проблема мотивов, подталкивающих к редукции,
разрабатывается у Гуссерля достаточно основательно и составляет
обязательную часть концепции редукции. — С. 250.
4 На эту связь гуссерлевской редукции и современных наук
обращает внимание Рудольф Боем: «Мне кажется все более ясным, что
гуссерлевскую феноменологическую редукцию (и ее вклад в
объяснение конституции объективного в субъективном, т. е. ее
собственную работу, которую она начинает после совершения epoché) можно
понять лишь в том случае, если принять в расчет ее почти
исключительную отнесенность к феномену современного естествознания и к
ревностно следующим этому своему образцу современным "наукам о
человеке". (Так например, "феноменологический идеализм"
Гуссерля, возможно, в первую очередь имеет значение как объективность
этих современных наук» (Boehm R. Der Bedeutungswandel von Husserls
Grundbegriffen seit seinem Tode. S. 101). Р. Боем признает, что эту его
позицию не так-то легко подтвердить цитатами из Гуссерля. И
подтверждением может служить разве что то, как уверенно и постоянно
основатель феноменологии присваивает достижениям естественных
наук несомненную ценность: «Великие науки, которые развились со
времени ренессанса и с такой полнотой обогатили человечество
точными и прочными теориями, по отношению ко всякому разумному
[существу] обладают несомненной значимостью» (Hua XXIV, 182).
Несмотря на справедливость этой оговорки, я в целом согласна с
мыслью Р. Боема. Читатель может убедиться, что моя (более
детальная и развернутая) концепция совместима с этой мыслью. — С. 252.
5 Хорошо и выразительно сказал об этом Эмманюэль Левинас:
«Таким образом, для нас вновь обретает свое значение
феноменологическая редукция Гуссерля, знаменитая epoché. Она состоит в
проводимом ею разделении между судьбой человека в мире, где всегда
есть объекты, как и люди, и дела, которые нужно сделать — и
возможность снять это "утверждение естественной позиции", начать
собственно философское размышление, которое сможет отыскать
20*

612 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
смысл самой "естественной позиции", то есть мира. Оставаясь в мире,
мы не можем вынести заключение о нем» (Левинас Э. Избранное:
Тотальность и бесконечное. С. 24).
Другое дело, что феноменология (притом не только поздняя — ср.
Идеи II) допускает и даже требует, чтобы уже после проведения
редукции, после обретения позиции "чистого Я" снова был поставлен
вопрос о феноменологии человеческих тела (Leib) и души (Seele), о
бытии человека в мире, о мире как таковом. — С. 253.
6 Изложение путей редукции именно в таком порядке — чисто
условное. В некоторых интерпретациях на втором месте излагается
психологический путь, который мы разбираем третьим. — С. 253.
7 См.: Мамардашвили М. Картезианские размышления. М, 1993. См.
также: Мотрошилова Н. В. "Картезианские медитации" Гуссерля и
"Картезианские размышления" Мамардавили // Встреча с Декартом. М.,
1996. — С. 255.
8 Этот тезис И. Керна оспаривается. «В этой интерпретации, —
пишет И. Херрманн, — И. Керн, как кажется, смешивает
картезианский мотив с к артезианским методом. Конечно, ему надо
отдать должное: Гуссерль не движется по картезианскому пути в
Формальной и трансцендентальной логике. Но, с другой стороны, надо
указать что в § 93 понятие трансцендентальной субъективности
возникает из-за "недостаточности попыток сделать темой критику
познания начиная с Декарта". Здесь Гуссерль критикует декартовский
методологический подход, который искажает "собственно
трансцендентальный смысл открытого им Ego"
(FTL, 202)» (Herrmann I. Grundbegriffe der Phänomenologie... S. 147).
Если И. Керн считает специфическим моментом именно
картезианского пути противопоставление имманентного и трансцендентного, а
онтологического — антитезу mundan — transzendental, то И.
Херрманн обоснованно возражает: противопоставление имманентного —
трансцендентного сохраняется при формулировании всех трех путей
(Ibid. S. 148). — С 260.
9 См., напр.: Bernet R., Kern].f MarbachE. Op. cit. S. 74—78;
Herrmann I. Op. cit. S. 81—86. — С 270.
10 Так, Р. Боэм считает, что только трансцендентальная редукция
выражает подлинную специфику гуссерлевского
феноменологического метода (Boehm R. Vom Gesichtspunkt der Phänomenologie. S. 51). В
этом с ним солидаризируется И. Херманн (Op. cit. S. 95). — С. 270.
11 Интересен и сложен вопрос о том, сколь "неклассичен" был
Гуссерль. Полагаю, его преобразование классической философии по
своей радикальности сопоставимо с усилиями названных ученых по
изменению своих дисциплин. Вместе с тем, по сравнению с
последующими "постнеклассическими" (термин В. С. Степина)
трансформациями научного знания Гуссерль смотрится как "классик",
приверженец рационалистических, сциентистских концепций и моде-

Примечания
613
лей, о чем мы еще будем иметь возможность порассуждать, когда
перейдем к Четвертому разделу Идей I. — С. 272.
12 Отсюда, думаю, проистекает типичный прием некоторых
интерпретаторов: при осмыслении трансцендентальной редукции они
повторяют то же, что сами говорили об эйдетической редукции. —
С 272.
13 См.: Kern I. Die drei Wege zur transzendental-phänomenologischen
Reduktion in der Phänomenologie Edmund Husserls. S. 310-312;
Hermann I. Op. cit. S. 129 ff. — С. 274.
14 Когда в 20-30-х годах Гуссерль стал уделять все большее
внимание теме интерсубъективности, он специфицировал, уточнил и
понимание редукции. «Итак, феноменологическая редукция ведет к
двум фундирующим друг друга универсальным структурам жизни:
1) к моей жизни; и всякая трансцендентальная жизнь ego
первоначально конституируется для себя опытным образом. Это
универсальный поток жизни в форме первоначального самосознания, это
"самое внутреннее" воспринимание, или, что то же самое,
реализуемое для себя сообразно сознанию... 2) благодаря коренящемуся в
опыте моего тела опыту чужих тел, который имеет, однако, лишь
вторичный характер по отношению к психической стороне, я в
рамках моей субъективности одновременно осуществляю опыт
(miterfahre) относительно чужой субъективности. И тут универсальная
феноменологическая редукция (в дескриптивном единстве с моей
собственной жизнью, в ее изначальной, основанной на восприятии и
имеющей вид потока самореализации) доставляет вторую
трансцендентальную жизнь...» (Hua VIII, 188—189). В то же время Гуссерль не
поступается трансценденталистскими основоположениями: «Но
единственным абсолютным бытием является бытие субъекта
(Subjektsein), в качестве для себя изначально конструированного бытия; а
совокупное абсолютное бытие — это универсум трансцендентальных
субъектов, которые объединены друг с другом в действительные и
возможные сообщества. Так феноменология ведет к
монадологии, предвосхищенной Лейбницем в гениальном aperçu» (Ibid.
S. 190).
Я вынуждена опустить здесь одну из самых интересных (и для
меня лично) тем, связанных с гуссерлевским первоначальным
редуцированием истории, которое так четко и энергично постулировано в
Идеях I и которое составляет такой контраст по сравнению с более
поздними произведениями Гуссерля, особенно с Кризисом и
примыкающими к нему работами и рукописями. Одно из самых блестящих
произведений, демонстрирующих в действии ранее исключенные
исторические координаты, — это пространное Введение Жака
Деррида к "Началу геометрии" Э. Гуссерля (См.: Гуссерль Э. Начало
геометрии. Введение Жака Деррида. М., 1996). Весьма важно суждение
Деррида о том, что возврат позднего Гуссерля к культуре и истории

614 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
все равно является осуществлением замысла самой редукции. —
С 284.
К части VI
1 Ценное исследование проблемы описания у Гуссерля провел в
ряде своих работ современный феноменолог Э. Орт (сравнив
феноменологическое понятие описания с теми, которые имели место в
философии Риккерта и Дильтея, а также с функцией описания в
других областях культуры и науки — в поэзии, геометрии,
биологии). Орт справедливо подчеркивает: особенно существенным для
Гуссерля оказался вопрос о специфике того, что в литературе того
времени именовалось геометрическим описанием. Основатель
феноменологии — и именно в Идеях I — настаивает на том решении
вопроса, о котором в тексте моей книг уже шла речь. Геометрические
понятия — по природе своей идеальные, а не описательные понятия.
И хотя мы благодаря интуиции фиксируем "основные виды
образований" геометрии (таких, как тела, плоскости, точки, углы и т. д.), но
это отнюдь не описание, ибо суть их нельзя уловить ни в каком
чувственном созерцании. А вместе с "арифметизацией" и "алгебраиза-
цией" геометрических фигур (и вместе с изобретением неэвклидовой
геометрии) они и вовсе утрачивают "зрительный" облик. Вся
конструкция рассуждений о геометрических фигурах не описательная, а
дедуктивная.
Анализируя применение понятия "описания" в философской
традиции (например, у X. Вольфа), Орт справедливо отмечает:
описываемое фиксируется как здесь и там находящееся, как
наблюдаемое и связанное с конкретными "обстоятельствами", с той или иной
ситуацией. «Нечто подобное описанию сущности исключается, это
было бы деревянное железо» (Orth E.-W. Beschreibung in der
Phänomenologie Edmund Husserls. S. 23). Об "описании сущностей", согласно
Орту, впервые начинают говорить Дильтей и Брентано, причем это
связано с намерением повысить сущностный статус дескриптивной
психологии.
Говоря о частом употреблении понятия описания у Гуссерля, Орт
справедливо указывает на такой парадокс: несмотря на центральную
роль, приписываемую описанию, тщетно искать у основателя
феноменологии сколько-нибудь исчерпывающее и четкое
("монографическое") определение этого ключевого слова. Формулировки Идей I,
обозначающие одну сторону парадокса, нами уже приводились. Они
могли бы быть подкреплены аналогичными формулами из других
произведений. Феноменология выступает как "чисто
дескриптивная", и одновременно как сущностная, эйдетическая наука. О многих
феноменах Гуссерль говорит, что они изучаются на пути
"систематически движущегося вперед описания" (Hua IX, 30). В конце 20-х
годов Гуссерль все настойчивее говорит о "методе эйдетической деск-

Примечания
615
рипции", что означает "переведение всех таких дескрипций в новое,
принципиально значимое измерение" (Hua I,103). И он вновь и
вновь подчеркивает принципиальную возможность такой
дескрипции: «Сам эйдос есть созерцаемое, соответственно, доступное
созерцанию всеобщее, чистое, необусловленное, именно не обусловленное
никаким фактом, отвечающее своему собственному интуитивному
смыслу. Он до всех понятий заключен в смысле значений слов,
которые как чистые значения должны образовываться, приспосабливаясь
к нему, эйдосу» (Ibid. S. 105). А раз эйдос доступен созерцанию, то он
доступен и особому, т. е. сущностному описанию. Все так, но
проблема, связанная с неясностью многих аспектов гуссерлевской
концепции описания, остается.
Орт видит выход в необходимости развить далее гуссерлевское
учение о "cogitative Typen", т. е. о типах, связанных с cogito.
Применительно к описанию это выглядит следующим образом: «Об
описании нельзя будет говорить до тех пор, пока не будут определены
рамки, типы редукции, внутри которых осуществляется описание»
(Orth Е. Op. cit. S. 40). И тогда описание — в зависимости от таких ре-
дуктивных рамок — будет принимать различный вид. «Описание
тогда является формой изображения, которую в качестве таковой
можно понять только из приверженности специфической установке
(Eingestelltheit) и ее практической реализации (например, какой-либо
стиль культуры, науки или опыта). Тогда талант описания — как раз
такой, который, так сказать, нескованно дает изображение исходя из
определенного ("ограниченного") стиля установки. В
действительности типы наук, культурные стили можно описать как типы редукции,
которые не дискутируются теми, кто подпал под их влияние» (Ibid.).
А потому «описание не есть какой-то специальный, нейтральный
(ибо само собой разумеющийся) метод так называемых описательных
наук, которые были бы построены на основе фундаментального
различения внутреннего и внешнего опыта. Феноменология, правда,
среди прочего, обязана своим существованием происшедшей фун-
даментализации кантовского (хотя и восходящего к Локку)
различения между внутренним и внешним опытом. Но как
трансцендентальный феноменолог Гуссерль, собственно, снова возводит свое
понятие описания к Канту, а именно, к расшифровке "по буквам"
(Buchstabieren) явлений в смысле рефлексивного получения
возможного алфавита» (Ibid. S. 43).
Есть также и терминологическая проблема, связанная именно с
темой дескрипции: «То, что Гуссерль называет "феноменологией", в
XIX столетии сначала — например у Дилътея и Брентано — означало
"дескриптивную психологию", и у Гуссерля тоже сначала
употреблялось это наименование. Как бы ни предпочитал он понятие
описания (Beschreibung), ему пришлось унаследовать и термин
"дескрипция" (как описание). Названием "дескриптивная психология" Гус-

616 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
серль впоследствии пожертвовал в пользу "феноменологии"; но это
означало для него не устранение понятия описания, а лишь новое
определение почвы — почвы переживания и опыта, — которая будет
описана и исходя из которой необходимо осуществлять описание»
(Orth Е. W. Op. cit. S. 16). — С 300.
2 См.: Мотрошилова Н. В. Вычленение и анализ "предметностей"
сознания в феноменологии Э. Гуссерля (на материале второго тома
Логических исследований) // Феноменология в современном мире.
Рига, 1991. С. 101—103. — С. 321.
3 Вот почему нельзя согласиться с утверждением В. И. Молчанова
о том, что рассмотрение сознания как потока характерно только для
позднего творчества Э. Гуссерля (Молчанов В. И. Одиночество
сознания и коммуникативность знака. С. 11). Что касается замечания
В. И. Молчанова о том, что «"поток сознания" вводится Гуссерлем
или без каких-либо разъяснений, или же с помощью описаний,
которые по сути своей тавтологичны», то и эта характеристика, возможно,
оправданная для каких-либо отдельных формулировок Гуссерля (См.:
Hua III, 74), не может быть признана справедливой в отношении
целостного анализа потока переживаний как такового. Впрочем, даже и
упомянутая только что формулировка из Идей I: «Под
переживаниями в самом широком смысле мы понимаем все то, что наличествует в
потоке переживаний...» не столь и тавтологична, если ее
истолковывать не как исчерпывающее определение переживаний, а как
исходное указание на то, где именно первоначально надо искать
переживание — в потоке сознания, в качестве его структурированных
"единиц", "единств", подобных восприятию. — С 332.
4 О роли метафор, аналогий, зрительных образов в теоретическом
естествознании см.: Степин В. С Становление научной теории. С. 106.
Так, при построении модели атома «образ планетной системы был
использован в качестве своеобразной структуры, особой сети
отношений, в которую должны были быть погружены конструкты
"электрон" и "положительно заряженная сфера в центре атома". Нагаока
пользовался вначале моделью единичных тел, вращающихся вокруг
центрального тела, а затем, с целью найти аналог многоэлектронных
орбит, использовал аналогию между ними и кольцами,
вращающимися вокруг Сатурна». — С 333.
5 И метафора "потока" — не единственная работающая метафора
феноменологии. Другим важнейшим и весьма плодотворным
понятием, внешне выраженным с помощью метафоры, является понятие
"горизонта". «Понятие горизонта как метафору для
основополагающих высказываний феноменологии вновь и вновь приходится
находить в работах Гуссерля после трансцендентально-философского
поворота Идей /1913 года. В специфическом и отнюдь не случайном
смысле эта метафора наиболее часто встречается в Картезианских
размышлениях» (Zimmer J. Der Horizont des Wahren. Über eine notwen-

Примечания
617
dige Metapher in Husserls transzendentaler Phänomenologie. S. 256).
Автор процитированных строк, современный философ Й. Циммер,
показывает, что еще Кант, разрабатывая понятие схематизма, считает
реальными лишь те понятия, которые "исполняются" созерцательно.
Г. Блюменберг, автор работ о "метафорологии", или "теории
метафоры", при разработке этой теории ссылается на гуссерлевскую
концепцию жизненного мира, согласно которой теория связана с
жизненным миром многими нитями, а потому проникается
сопоставлениями, восходящими к созерцанию. Г. X. Хольц говорит в этой связи
о "необходимых метафорах" (см.: Holz H. H. Metapher. S. 378). —
С. 333.
6 И даже выбор Гуссерлем слов "феноменология", "феномен" был,
очевидно, не простым. Вот пояснение В. Бимеля, известного
исследователя философии Гуссерля: «Этот выбор тем более удивителен, что
Гуссерль решительно дистанцировался от философии немецкого
идеализма и постоянно повторял, что он отклоняет спекулятивную
метафизику. Мы не должны, следовательно, делать попытки
понимать гуссерлевскую феноменологию, отправляясь от феноменологии
Гегеля... Хайдегтеровское толкование феноменологии, каким мы его
находим в начале Бытия и времени, также должно быть заключено в
скобки» (Biemel W. Gesammelte Schriften. S. 147). — С. 343.
К части VII
1 Некоторые видные феноменологи и мыслители, выросшие из
феноменологии, не приняли самой попытки Гуссерля ввести "гиле-
тическую" проблематику в феноменологию, упрекнув
родоначальника этой дисциплины в "дуализме". Так, Ж.-П. Сартр в Бытии и
ничто назвал "гиле" неким "бытием-бастардом", которое отделено от
сознания и в то же время не образует части мира. С этой оценкой был
в принципе согласен и А. Гурвич (Gurwitsch A. Das Bewußtseinsfeld.
1957, P. 219, 220, 221). Но ведь Гуссерль нигде не берет гилетические
моменты обособленно от целостности переживаний! — С. 369.
2 Мы не раз сталкиваемся в тексте Идей I с так называемым
"образным сознанием". Оно имеет место, когда человек воображает некие
предметы, существа, состояния, но воображая, так или иначе
изображает их (воображаемый кентавр; картина, на которой
изображены предметы и предметные ситуации и т. д.). Ж.-П. Сартр, опираясь
на эти (краткие) гуссерлевские тексты, развернул
феноменологическое учение об образе и высказал предположение: Гуссерль должен
был подробнее обсуждать эту тему в своих лекциях. Предположение
Сартра подтвердилось. Основатель феноменологии в зимнем
семестре 1904/05 гг. читал курс лекций на тему "Фантазия и образное
сознание". Теперь материалы к лекциям опубликованы в XXIII томе Гус-

618 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
серлианы. (См.: Wiesing L. Phänomenologie des Bildes nach Husserl und
Sartre. S. 255—281).
Гуссерль так фиксирует трудность и парадокс образного сознания.
С одной стороны, объект образного сознания (Bildobjektbewußtsein)
есть "являющееся" способом восприятия, притом "являющееся
перцептивно" (Hua ХХГП, 79). Мы как бы воспринимаем объект нашей
образной фантазии. Но это ведь особый объект: он не существует в
пространстве и времени реально; он ирреален. Этот объект, по
выражению Гуссерля, есть "перцептивная фикция" (perzeptives Fiktum. —
Ibid. S. 515); он — объект восприятия, но объект только кажущийся.
Возникает, согласно Гуссерлю, "спор", "противоборство", «...но
специфического вида. Образный объект побеждает, поскольку он
является; содержания понимания объединяются с образными
пониманиями, они сплавляются в единство явления» (Ibid. S. 47). Возьмем
восприятие портрета какой-либо личности или пейзажа. Портрет есть
действительная физическая вещь, и мы можем вести себя с ним как с
обычной вещью. Во всяком случае, когда мы созерцаем его, то
действительное восприятие, казалось бы, имеет обычный характер. Однако
восприятие изображенного лица или пейзажа, действительно, как бы
спорит с привычным восприятием. Так, воспринимая на картине
горный пейзаж, человек своим воображением — "споря" с реальным
масштабом картины — воссоздает бесконечную даль, которую и хотел
изобразить художник; зритель как бы "изымает" пейзаж из
ограничивающей его рамки. Тем самым зритель подчиняется замыслу
художника, и к силе его воображения присоединяет свою.
Оценивая гуссерлевский ход мыслей, Сартр призывает "развести"
восприятие и воображение более резко и четко, чем это делает
Гуссерль; по Сартру, воображение обладает куда большей
преобразующей, конструктивной силой, чем восприятие. Но согласно Мерло-
Понти и другим исследователям восприятия, последнее также есть
проявление конструктивной силы воображения; в восприятии, как и в
воображении, есть своя стилизирующая сила. Значит, различие между
восприятием и воображением, образным сознанием надо искать в
более тонких и специальных оттенках. — С. 372.
23 Здесь — в контексте анализа ноэмы и смысла — я употребляю
слово "компонента" (а не "компонент", как вроде бы полагается по
законам русского языка). Но это делается вполне обдуманно. Дело в том,
что в русском языке "компонент" подразумевает, как правило,
некоторую материальную, фактическую, реальную часть некоторого целого.
Между тем в гуссерлевском анализе переживаний, ноэзисов, ноэм (ср. в
тексте на С. 384,400,401,406,454 и др.) "компоненты" никогда не могут
быть "материально", "реально" обнаруживаемыми составными
частями. Они являются своего рода идеально, мысленно выделяемыми и
анализируемыми векторами, измерениями, моментами и т.д., для чего
более подходит предусматриваемый функиональным научным язы-

Примечания
619
ком термин "компонента". (Это соответствует у Гуссерля также
изначальному разделению real и reell применительно к ноэзису. Следует,
кстати, заметить, что слово "материя", употребляемое в Логических
исследованиях в контексте обсуждаемой проблематики, не имеет ничего
общего с материальными предметами и их частями.) По аналогичным
причинам я употребляю термин "компонента" и применительно к
другим измерениям, векторам феноменологического анализа (ср.:
С. 369 и др.)
3 К теме "Гуссерль и Фреге" в последние десятилетия было
привлечено особенно пристальное внимание исследователей (См.: Мо-
hanty 1982; Seebohm 1984; Elex/ L. 1985; Welton D. 1989 и др.) Поскольку она
весьма специальна и выходит за рамки проблематики моей книги,
оставлю ее в стороне — с надеждой обратиться к ней в будущих
публикациях, посвященный Логическим исследованиям. — С. 413.
4 Тех, кого проблематика Sinn, Noema, Noemata интересует в ее
логической, феноменологической, семантической конкретности, я могу
отослать к дискуссии между Р. Макинтайром и Р. Соколовски (The
Journal of Philosophy. Vol. LXXXIV. № 10 Oct. P. 521—528, 528—535). Ma-
кинтайр, делая упор на Идеи I, выдвигает на первый план понятие
Sinn, смысл, подчеркивает, что смыслы, или значения, открываются
как идеальные, интенциональные entities просто в актах рефлексии.
Соколовски, опираясь на Формальную и трансцендентальную логику,
указывает, что смыслы (значения) могут иметь место лишь когда в дело
вступает новая рефлективная установка (вторая ступень по
отношению к высказываниям как фактам, или первой ступени). Это имеет
отношение к различному толкованию ноэмы и Noemata. Макинтайр
идентифицировал Noemata со смыслами, считая их составными
частями интенциональных актов, отличая от предметностей (как
Bezugsgegenstände, т. е. предметностей отношения) таких актов. Соколовски
возражал: надо, подчеркивал он, отличать Sinn как результат
рефлексии второй ступени от последующих рефлексий (психологической —
третья ступень и собственно феноменологической рефлексии —
четвертая ступень). Ноэма — это ни составная часть акта, ни entity,
занимающая опосредующее положение между актом и предметом, а
предметность, поскольку она исследуется [феноменологом, его
рефлексией] в своей возможности представать перед нами (См.: Welton 1989). —
С 415.
5 Вопрос об отношении Гуссерля к более ранним традициям
концепции интенционалъности приходится оставить без специального
анализа. О том, какой при этом совершается поворот от более ранней
традиции европейской философии, скажем словами современного
феноменолога Р. Боема: «Критическое разъяснение конституции
объективности в субъективности существенно удалось Гуссерлю
благодаря новому для субъективности понятию интенционалъности. Новизна
этого понятия наиболее отчетливо высвечивается на фоне того рас-

620 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
смотрения сознания, когда оно вновь выражается в первоначальном
смысле слов и выражений "субъективность" и "субъект": "субъект" —
значит "подвергающийся" [воздействию]. Фома Аквинский
суммирует: "subjectum esse, pati, recipere..." — быть субъектом значит
воспринимать. Вследствие этого "субъективность" сознания означала бы
соответственно ее основополагающему определению способность быть
подвергнутой воздействию "внешних" определенностеи, "страдать" от
них, "принимать" их. В противовес этому понятие "интенционально-
сти" сознания есть выражение того понимания, согласно которому
"внутренние" определения сознания имеют первенство (приоритет)
перед всем тем, внешнему воздействию чего оно могло бы
подвергаться» (Boehm R. Der Bedeutungswandel von Husserls Grundbegriffen seit
seinen Tode. S. 103—104.
Блестящее исследование понятия "intention" у Августина дает
П. Рикёр (См. Рикёр П. Время и рассказ. Т. 1. С. 27 и др.), увязывая его с
августиновской теорией времени.
Сравнивая понимание интенциональности у схоластов и Брентано,
Т. деБоэр справедливо отмечает: «Для схоластов, следовательно, ин-
тенциональность есть способ бытия. "Esse intentionale"
противоположно "esse naturae", или "naturale"; интенциональный порядок
противоположен порядку природы. Знание только частный случай этого.
Случай какого-либо интенционального бытия, наличествующего в чем-то
еще, это ни случай отделения и ни случай идентичности, но неполной
идентичности. Так, свет есть интенциональное присутствие солнца на
небе. Тот, кто использует инструмент, интенционально присутствует в
этом инструменте. Первое, что бросается в глаза, когда мы сравниваем
учение схоластов с учением Брентано: для Брентано интенциональ-
ность полностью отделена от онтологического основания. В то время
как для Фомы Аквинского интенционалъность относится ко всем
уровням реальности, для Брентано она относится только к сознанию.
Следовательно, метафизически-космический принцип Фомы был
сужен у Брентано до уровня психологического принципа» (Boer T. de. Op.
cit. P. 44).
T.деБоэр прав и в своем объяснении более общего историко-
философского генезиса такого "отклонения" Брентано и от позиции
Аристотеля, и от учения Фомы Аквинского: «В схоластике...
существует внутреннее отношение между реальным и интенциональным
объектом; существует существенная связь между цветом, как он
существует вне меня, и цветом во мне... Но в мысли Брентано целиком взорвано
отношение между реальным и интенциональным объектом. Когда мы
воспринимаем цвет, то вне нас есть "вибрация". Даже о
пространственных отношениях, которые для Локка выступали как первичные
качества, нельзя сказать, что они существуют вне нас так, как мы их
воспринимаем... Имманентный объект не может быть назван, согласно
Брентано, образом, "imago"; не существует корреспондирующего об-

Примечания
621
раза. Имманентный объект — это "знак"; это только указание на то,
что нечто может обуславливать феномены. Не следует мыслить нечто
подобное "adequatio rei et intellectus"». Далее, добавляет де Боэр, для
Брентано интенционалъный объект не выполняет никаких
опосредующих функций: направленность на объект является
непосредственной и прямой.
Кроме того, надо, согласно де Боэру, учесть и положение теории
интенциональности в общей теории Брентано, «Доктрина интенцио-
нальности не направлена на то, чтобы служить мостом между
сознанием и реальностью, внутренней и внешней. Этот мост построен
благодаря каузальному рассуждению, "каузальной дедукции" (де Боэр
ссылается в этой связи на Психологию с эмпирической точки зрения. Ср.:
Brentano Fr. Psychologie vom Empyrischen Standpunkt. Bd. I. S. 184,196. —
H. M.). На пути этой дедукции мы достигаем внешнего мира, который
реально существует» (Op. cit. S. 46). Иначе обстоит дело с интенцио-
нальностью: этот термин и эта тема используется не для построения
теории познания, а для создания концепции психологии, в качестве
своего рода "вводной главы" (Ibid.). — С. 448.
6 В противовес этому в более поздних произведениях Гуссерль,
напротив, будет всячески подчеркивать мотивы активности, творчества,
интереса. «Мы, как живущие в бодрствующем бытии мирового
сознания, постоянно активны на основе пассивного обладания миром; мы
аффицированы объектами, предданными в поле сознания;
соответственно нашим интересам, мы повернуты к тем или иным объектам
различным образом, активно занимаемся ими; они суть объекты, "темати-
зированные" в наших актах» (Hua VI. S. 110). — С. 451.
7 Мнение Э. Тугендхата (Tugendhat Е. Der Wahrheitsbegriff bei Husserl
und Heidegger. S. 36—37): слово "Sinn" можно отнести и к выражению,
и к акту, тогда как "Bedeutung" — только к выражению. Не бывает
значения без смысла. Но противоположное неверно: акт не нуждается
в выражении и в значении. «В Логических исследованиях, которые
определены логической проблематикой, точка зрения значения выступает
на передний план. Напротив, в Идеях она полностью отступает на
задний план». (По этому поводу Тугендхат ссылается на § 124—126 Идей I,
правда, находя их "совершенно неудовлетворительными"). — С 468.
8 Правильно отмечает современный японский феноменолог Тада-
ши Огава: «Гуссерлевское понятие интенциональности (в отличие от
только статической интенциональности Брентано. —H. M), напротив,
имеет динамический характер, оно специфицируется с помощью
понятия горизонта. Горизонт играет в феноменологии Гуссерля все
большую роль по мере продвижения к поздней фазе его мышления.
Его позднюю философию можно по праву назвать философией гори-
зонтности» (Ogawa Т. Die Vorstruktur des Bewußtseins bei Husserl. S. 76).
— С. 472.

622 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмунда Гуссерля»
9 Надо учесть, что новейшие исследования генезиса проблемы
чистого Я в феноменологии основаны на более тщательном изучении
массива текстов Гуссерля, в том числе опубликованных в сравнительно
недавнее время. Т. Сакакибара, японский феноменолог, считает весьма
важным обратиться к так называемой "Карандашной рукописи Идей Г
(Bleistiftmanuskript der Ideen J), возникшей между первыми днями
сентября и последней неделей октября 1912 г. (см.: Hua Ш/1, XXXIX).
Рукопись считается потерянной. Но некоторые ее страницы — и именно
посвященные "исключению чистого Я" — сохранились. Это листы под
обозначением F ПИ. 3—4. Они опубликованы (НиаШ/2,560—564).
(См.: Sakakibara Т. Das Problem des Ich und der Ursprung der genetischen
Phänomenologie bei Husserl. S. 23).
«Гуссерль здесь спрашивает , не приводится ли благодаря
феноменологической редукции также и "чистое" Я, "преднаходимое,
феноменологическое Я", к "трансцендентальному ничто" (Hua Ш/2, 561) и
отвечает (шедующим образом. С самого начала ясно, что мы — после
исполнения феноменологической редукции — не можем найти в
"трансцендентальном потоке сознания" "никакого Я как данности
сознания". "Всякое переживание — мое... я живу в каждом актуальном
cogito... Но Я не может быть каким-либо куском или моментом в
каждом cogitatio. Скорее Я должно быть "принципом необходимости"
(Hua Ш/2,262)» (Sakakibara T. Op. cit. S. 23).
Из обсуждаемых страниц карандашной рукописи видно, как
трудно дается Гуссерлю возврат к "чистому" Я. С одной стороны, Я есть
необходимый, сущностный принцип. Но с другой стороны, остается
неясным, как совместить эту структуру с исследуемым потоком сознания,
с его феноменами. Ведь Гуссерль в Идеях I, на что справедливо
указывает Сакакибара, анализирует «в строгой методике единственно но-
этико-ноэматическую сущностную структуру различных извлекаемых
на этом пути cogitationes, т. е. взятых отдельно различных интенцио-
нальных переживаний (например, восприятий, воспоминаний, актов,
фантазии и т. д.)... Этот способ рассмотрения состоит в следующем:
осуществить феноменологическое Epoche и рефлексию на протекание
(флуктуирование) чистого сознания, брать последнее как поток
cogitationes и строго описывать ноэтико-ноэматические сущностные
структуры этих cogitationes; именно таков представленный и
реализованный в Идеях I метод феноменологии. Но если захотеть описать
согласно этому методу чистое Я, то сделать это можно лишь постольку,
поскольку оно может быть извлечено из какого-либо cogitatio или его
сущности. Чистое Я может быть описано только как Я такого cogito,
как субъект своих cogitationes (ср. также: Hua Ш/1,179)» (Sakakibara Т.
Op. cit. S. 25). Но важно уже то, что Гуссерль в первый раз считает
возможным феноменологическое описание чистого Я. А вот в первоначальной
карандашной рукописи Идей И (написанных вслед за анализируемыми

Примечания
623
страницами карандашной рукописи Идей Г) такое описание, считает
Сакакибара, уже практически осуществляется.
Правда, и у этой рукописи потеряны начальные страницы
(сохранившиеся начинаются со С. 13 — по пагинации самого Гуссерля —
индекс F Ш1. 5а—6а). Здесь Гуссерль говорит о том, что «чистое Я может
быть полностью взято из всякого cogito», причем как "адекватная
данность" (FIIIi 6 a). Правда, чистое Я может то выступать на первый
план, то отступать в тень. Но сущность сознания состоит "в единстве
его потока" (Hua ГУ, 107). Прямое отношение к этому имеет та
структура, которая и может быть названа "чистым" Я. «Чистое Я есть... ну-
мерически единственное в отношении "его" потока сознания» (F Ш l
5b — Hua IV, 110). «В этой "идентичности чистого Я" выказывает себя
"завершенность" "монадического" сознания (Fïïli, 6а)» (Scikakibara Т.
Op.cit.S.26). — С. 474.
10 «Собственно снятие этого принципа заключается для Гуссерля
скорее в утверждении, что ему нигде не удалось обнаружить это
чистое Я; а именно: его нельзя воспринять, оно скорее "парит" над
переживаниями. За этим стоит понимание, согласно которому то, что не
документируется в переживаниях и не обнаруживается в таком опыте,
есть лишь пустая фикция. Позднее — после того, как будет набросан
проект трансцендентальной феноменологии, — Гуссерль добавит во
втором издании Логических исследований, что при исключении Я-
принципа он был введен в заблуждение «разновидностью
"метафизики Я". Именно во имя преодоления такого рода "метафизики Я"
ранний Гуссерль настаивает на опытном постижении и
воспринимаемости Я» (Düsing К. Selbstbewußtseinsmodelle. S. 29). К. Дюзинг также
справедливо отмечает, что ранний Гуссерль допускал употребление
понятия "эмпирическое Я", понимая под ним "комплекс
переживаний" (Ibid. S. 30). В ценной работе К. Дюзинга, посвященной
разработке модели самосознания в свете теории "конкретной субъективности",
разбирается также основанная на этой ранней позиции Гуссерля
критика понятия Я, предпринятая в работе Ж.-П. Сартра "La
transcendance de l'Ego" (1936), a также статья А. Гурвича "A Non-egological
Conception of Consciousness" (in: Gurwitsch A. Studies in Phenomenology and
Psychology. P. 287—300). — С 474.
10 a В Кризисе Гуссерль скажет, что Я в качестве "исполнителя"
значимости мира в естественной установке остается "анонимным"; его
впервые раскрывает трансцендентальная редукция (Hua VI, 457—458).
В Послесловии к моим Идеям Гуссерль так определяет
трансцендентальное Я: «трансцендентальное Я, т. е. Я как бытие, в себе и для
себя сущее "до" всякого мирового бытия, которое только в Я впервые и
приходит к бытийной значимости» (Hua V, 146). — С 476.
11 В поздних произведениях и манускриптах Гуссерль особенно
внимательно анализирует вопрос о соотношении Я как тела, как фи-

624 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
зического человека и чистого Я философии. Возьмем в подтверждение
Приложение XVI (к § 29 Кризиса), написанное Гуссерлем в 1937 году.
Можно, рассуждает Гуссерль рассматривать в человеке только его
телесность, т. е. Leib, именно человеческое тело. Но это значит
упускать из виду самое существенное, ибо в отличие от других "регионов"
человеку присуще "его бытие в жизни его сознания". Однако данная
характеристика, по Гуссерлю, остается слишком общей. Не следует ли
изучить человека в опыте? Но и здесь встречается трудность: «в
самовосприятии я есть и субъект восприятия, и воспринимаемый объект»
(Hua VI, 456).
Изменение установки позволяет решить этот вопрос. «В одной
установке мое Я и Я-акты суть процессы в реальном человеке, они
являются видами объектов, точнее, видами вещей (Dingart) в мире. В
другой установке, в последней рефлексии, Я, и именно мое,
рефлектирующее Я есть последнее, чистое Я, т. е. такое Я, для которого мир
вообще и среди них люди и мое человеческое сознание суть объекты
сознания...». Решающее значение приобретают процессы жизни
сознания, благодаря которым мир вообще приобретает значимость. И вот
когда я рефлектирую "чисто" на самого себя как представляющего
мир (Welt-vorstellenden) и как "полагающего" этот мир в качестве
сущего, — то я выступаю в роли постоянного процессуального Я,
[придающего] миру значимость (в оригинале трудно переводимое: als stängiges
Vollzugs-Ich der Weltgeltung). И здесь Гуссерль делает принципиальное для
него замечание: пусть мир и я как реальный человек в мире оставлены
в силе, но применительно к "чистому процессуальному Я" «я уже не
есть реальный человек» (Ibid. S. 457). С этим (по крайней мере отчасти)
связано то, что Гуссерль в Кризисе называет "величайшей из всех
революций": "превращение научного объективизма — и нововременного,
но и того, который относится ко всем более ранним философиям
прошедших тысячелетий — в трансцендентальный субъективизм"
(Hua VI, 69). При таком повороте, разъясняет Гуссерль,
"редуцированное Я" не является "куском мира", и всякий мировой объект не
является "куском моего Я". Все эти характеристики — не что иное, как
описание особой теоретической конструкции, или философско-
теоретических условий, при которых возможен особый "конструкт" —
"чистое" процессуальное Я, Я процесса "полагания" мира и всех его
конкретностей. Понятно, что в этом конструкте редуцированы все
реальные связи Я с миром объектов. Что и значит: «я уже не есть
реальный человек».
Возникает вопрос: правомерно ли такое рассуждение? Я полагаю,
что вполне правомерно. Это лишь одна — редуцирующая — сторона
того особого теоретико-методологического поворота, подхода
феноменологии, который обобщенно именуется трансцендентальным
идеализмом. (Над "истиной" и "правдой" последнего мы в
дальнейшем поразмыслим специально). Специальное изучение Я в его качест-

Примечания
625
ве "полагающего" (Setzenden) мир в качестве сущего (притом
полагающего в сложном, длящемся процессе) — это и есть
феноменологический угол зрения на проблему Я вообще, чистого Я в частности и
особенности. И на такой подход, на ограничение его от других
подходов (через редукцию) феноменология имеет полное право. — С. 479.
12 Человеческое Я (что хорошо показал в своих ранних работах
известный немецкий феноменолог Б. Вальденфельс — См.: Waidenfels В.
Das Zwischenreich des Dialogs. 1971) в понимании Гуссерля отмечено
сложными противоречиями, даже парадоксами. Это относится прежде
всего к пониманию нашего положения в мире и отношения к нему.
«На языке Гуссерля: я одновременно субъект по отношению к миру, (для
мира) и объект в мире». Далее, Я есть субъект по отношению к
сообществу и я — член сообщества (Ibid. S. 3,12). — С. 479.
13 Введя тему интерсубъективности и тщательно разработав ее
(материалы на эту тему в ХШ—XV томах Гуссерлианы), Гуссерль не сумел
преодолеть многих трудностей трансцендентализма и столкнулся с
рядом новых противоречий (См. по этому вопросу: Борисов Е. В.
Проблема интерсубъективности в феноменологии Э. Гуссерля. С. 65—83).
Е. В. Борисов следующим образом определяет специфику
трансцендентальной феноменологии Идей! в сравнении с уточнением ее
позиций в последующих произведениях Гуссерля: «Основные черты
трансцендентальной феноменологии, как она представлена в Идеях I,
заданы следующими постулатами:
Первичным онтологическим феноменом — основой предметного
бытия вообще — является интенциональное переживание. Иначе
говоря, всякий предмет существует лишь постольку, поскольку является
коррелятом соответствующих актов сознания.
Все акты сознания — как в отдельности, так и в горизонтной
взаимосвязи — представляют собой конститутивный процесс: строение
предмета задается способом его данности в переживании (или в ряду
переживаний), т. е. формой соответствующего опыта.
Поэтому истинное познание предмета — познание предмета, как он
есть, т. е. в его корреляции сознанию — означает рефлексивное
раскрытие той последовательности переживаний, в которой он
конституирован. При этом переживания чистого сознания абсолютно
прозрачны для рефлексии.
Все акты сознания исполняются "чистым Я", поэтому "чистое Я"
оказывается интенционалъным коррелятом и основой существования
всего природного универсума в целом. Это значит, в частности, что
вместе со всяким предметом мне потенциально дан и его
конститутивный генезис, актуальное раскрытие которого обеспечивается
рефлексивным обращением взгляда.
Из этих постулатов первые три остались в силе во всех
последующих работах Гуссерля; последний же был подвергнут существенной
трансформации, которую можно представить в следующих пунктах:

626 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
Конститутивный процесс вообще возможен только в горизонте
интерсубъективности, т. е. осуществляется многими субъектами
совместно.
Конститутивный процесс представляет собой историческую
традицию» {Борисов Е. В. Указ. соч. С. 82).
С этим можно согласиться. Однако требуется сделать уточнение:
понятие интерсубъективности имеется уже в Идеях I, хотя концепция
интерсубъективности в данном произведении разработана не была. —
С. 479.
К части VIII
1 Это неизменно подчеркивали наиболее видные последователи
Гуссерля. Феноменологический разум, отмечает Л. Ландгребе, это «ин-
тенциональный разум, который в качестве интенции всегда находится
в пути и перешагивает через самого себя... Феноменологический
разум, не устанавливающий все раз и навсегда, не ограниченный опред-
меченным a priori, а открытый разум» (Landgrebe L. Phänomenologie und
Geschichte. S. 165). В одной из работ по феноменологии разума
справедливо сказано: «В сумме — феноменологический разум не является
ни абсолютной способностью с твердо фиксированными априорными
принципами, ни чисто спекулятивным по своему характеру разумом.
Он построен и в противовес дуалистическому предрассудку Декарта, и
в противовес кантовскому ограничению науки и познания; ибо его
цель — универсальная наука — должна быть реализована лишь
постепенно» (Mall R. A. Phenomenology of Reason. S. 139). — С. 515.
2 Один из видных феноменологов XX в. Я. Моханти (о его идеях уже
шла речь в экскурсе о ноэме) предложил интересную трактовку
трансцендентальной философии Гуссерля как вида идеализма, причем она
особенно любопытна тем, что увязана с дискуссиями в литературе, и
не только феноменологической.
Проблема, говорит Моханти, состоит не в вопросе о том,
существует ли трансцендентализм. Со времени Канта трансцендентальная
философия прочно утверждается на философской сцене. Трудный и
важный вопрос касается возможностей трансцендентальной
философии. Моханти выделяет и исследует логическую, психологическую,
субъективную и феноменологическую возможности
трансцендентальной философии (Mohanty 1985. Р. IX—ХШ). Не вдаваясь в
конкретику этого сложного и интересного анализа, отмечу один момент,
важный для контекста моего рассмотрения проблемы. Вступая в
дискуссию с Дональдом Дэвидсоном, опровергающим
"трансцендентальные аргументы" как ложные (на том именно основании, что таких
аргументов множество и что они дают радикально различные,
конкурирующие точки зрения), Моханти справедливо указывает:
трансцендентальная философия не исчерпьгоается защитой того или иного из
трансцендентальных аргументов; она включает специфический метод

Примечания
627
трансцендентальной рефлексии; аргумент (аргументы) — лишь часть
философской стратегии трансцендентализма (Ibid. P. XVII).
При этом трансцендентальные философии, как правильно
показывает Моханти, весьма разнообразны. Но они разделяют общий
философский мотив — это попытка обоснования (foundation) знания,
мышления или опыта. Но и стремление к обоснованию само по себе еще не
конституирует трансцендентальной философии. Так, формалистская
философия стремится к априорному обоснованию [философии], но
она не является трансценденталистской.
«Трансцендентальные философии, — пишет Моханти, — среди
прочего, различаются тем:
i) во имя чего они требуют осуществить обоснование;
ii) как они рассматривают природу принципа обоснования, в этом
случае, структуру объективности; а также
iii) как они обеспечивают доступ к трансцендентальному,
обосновывающему принципу.
В отношении (i) я хочу различить два вида трансцендентальных
философий: те, которые отправляются от корпуса научных знаний (по
крайней мере, от когнитивных требований) и пытаются раскрыть
априорные условия, имеющие отношение к структуре познающего
субъекта, которая делает эти знания возможными; и те позиции, которые
не ограничивают подлежащее объяснению, "факт", о котором надо
дать отчет, корпусом истин, системой знания, но отправляются от
смыслов и структур смыслов, которые характеризуют путь, на коем мы
переживаем (и в дополнение познаем) мир, нас самих; эти философии
задаются вопросом, как возможны такие значения... Первая
философия — кантовская, вторая — феноменологическое исследование.
Поскольку понятие смысла (meaning) первично по отношению к понятию
истины и предпослано ему, второй вид философии более
фундаментален, чем первый» (Ibid. S. 214). Относительно пункта (ii) Моханти
поясняет, что философия Канта и неокантианцев является
"prinzipientheoretisch", т. е. трансцендентальной философией как теорией
принципов. (В подтверждение чего приводится действительно
показательная цитата из Э. Кассирера: «Существенное содержание кантовской
доктрины не состоит ни в ego, ни в отношении к внешнему объекту,
но в том, к чему она относится в первую очередь, т. е. законности и
логической структуре опыта» — Cassirer Е. Das Erkenntnisproblem in der
Philosophie und Wissenschaft der neueren Zeit. Vol. 2. S. 662). А вот гус-
серлевская трансцендентальная философия — т. е. такая, которая не
ограничивается знаниями и познанием, а исследует смыслы — должна
стать более конкретной: она должна обнаружить происхождение
смыслов из «конкретной, временной и исторически развивающейся
жизни... Феноменологическая трансцендентальная философия может
быть названа — в противовес кантовской философии как теории

628 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундд Гуссерля»
принципов — evidenz-theoretisch, т. е. основанной на очевидности
теорией трансцендентальной философии» (Ibid. P. 215).
Согласно Моханти, этот вид трансцендентализма — совершенно
специфический. Его нельзя путать и излишне сближать с
трансцендентальной философией Канта и кантианцев. Сам Моханти
решительно защищает именно гуссерлевский трансцендентализм — от
критиков разного рода, будь это Хайдеггер, Фуко или Деррида. Одна
линия критики имеет прямое отношение к разбираемой в этой главе
теме трансцендентального идеализма. «Хайдеггерианцы, — пишет
Моханти, — хотели укоренить в нас впечатление, согласно которому
сознание репрезентационно, а философия, основывающаяся на
первичности сознания, не может раскрыть изначальный подступ к бытию.
И якобы лишь философия, которая согласуется с первичностью
Dasein, понятого как бытие-в-мире, может подорвать саму возможность
проблемы реализма-идеализма. Но даже такой явный ученик Хайдег-
гера, каким является Гадамер ... признает, что гуссерлевская
феноменология в значительно большей мере выходит за рамки дебатов
реализма-идеализма, чем фундаментальная онтология Хайдеггера» (Ibid.
Р. 217).
Моханти исходит из того, что вызовом, породившим
трансцендентальную философию, было представление о сознании как чем-то
прозрачном, а также о рефлексии как способной достичь совпадения с
тем, на что рефлексия направлена. Сегодня, утверждает феноменолог,
трудно придерживаться концепций тождества, прозрачности,
отражения и т. д. субъектом противостоящего ему объекта. «Хайдеггеровское
реальное преодоление гуссерлевской позиции заключается — как
верно указал Гадамер, — не в преодолении идеализма во имя
реалистической онтологии, не в подрезании корней самой контроверзы
идеализма-реализма, и даже не в преодолении предполагаемой
универсальности объективирующих актов (ибо сам Гуссерль был способен сделать
это благодаря своему открытию горизонта интенциональности), но в
отвержении самой этой пустой возможности, которая не является,
следовательно, возможностью маскировки» (Ibid. P. 218).
В противовес гуссерлевскому трансцендентализму (особенно
периода Идей I, добавлю я) часто выдвигают тот аргумент, что философ
— это реальный человек, включенный в ход времени и истории, а не
"репрезентант" некоего чистого сознания. На это Моханти отвечает:
сознание имеет и темпоральные и не-темпоральные аспекты; сознание,
действительно неотделимое от истории, способно "перешагивать
пределы" (to transcende) историчности. В данном случае Моханти ведет
полемику с Фуко, который полагает: «реальная прерывность, которая
характеризует историю, сопротивляется процессу присвоения истории
трансцендентальной философией» (Ibid. P. 221). Указанная Моханти
двойственность сознания, включающая временные и вне-временные,
исторические и вне-исторические измерения, создает предпосылку

Примечания
629
для движения феноменологии от "наивной" позиции субъекта к точке
зрения чистого сознания трансцендентального субъекта, а стало быть,
к трансцендентальной философии феноменологического типа. —
С 544.
3 Краткий экскурс: Современные споры о "реализме" Гуссерля.
В 70-80-х годах споры о реализме или антиреализме (т. е.
собственно, идеализме) Гуссерля разгорелись с новой силой, что отражено в
следующих публикациях: AmericksK. Husserl's Realism //PPR1976.
Vol. 37; Küng G. The World as Noema and as referent II JBSP. 1972. Vol. 3);
FindlayJ. Phenomenology and the Meaning of Realism // Phenomenology
and Philosophical Understanding. Cambridge, 1975; Smith D.W. и
MclntireR. Intentionality via Intensiones // Journal of Philosophy. 1971;
Holmes R. Is Transzendental Phenomenology Commited to Idealism? //
The Monist. 1975. Vol. 59; HallH. Was Husserl a Realist or an Idealist? //
Husserl Intentionality and Cognitive Science, Cambridge, 1984;
Tragesser R. S. Husserl and Realism in Logic and Mathematics. N. Y., 1984;
См. по этому вопросу также: Drammond J. J. Realism Versus Anti-Realism:
A Husserlian Contribution // Edmund Husserl and the Phenomenological
Tradition. Washington, 1988. P. 87—106. Позиция Драммонда: у Гуссерля
«.. .сохраняется не традиционный реализм, но тем не менее реализм, а)
в котором сохраняется онтологический реализм естественной
установки, причем и в слабой форме — по отношению к индивидам, и в
умеренной форме — по отношению к объективностям общего порядка; б)
который в своей теории интенциональности избегает
эпистемологических проблем модерна, давая объяснение в духе эпистемологического
реализма и полное объяснение активности субъекта, состоящий в
артикулировании и презентировании объективных единств любого
вида; с) который допускает антиреализм лишь в математике. Но даже в
математике этот антиреализм может и должен быть понят как
модификация и контраст по отношению к эпистемологическому и
логическому реализму, вовлеченному в наше знание и в наше высказывание о
самом мире» (Drummond ]. Op. cit. P. 106). Главные аргументы в пользу
"реалистического" толкования трансцендентального идеализма
Гуссерля у Драммонда, как и ряда других авторов, получили отражение и
опровержение в тексте моей книги: 1) Гуссерль не отрицает
существования внешнего мира; 2) позиция Гуссерля отличается от
традиционного противостояния материализма — идеализма.
Согласно вполне правильному тезису Дж. Драммонда, «дебаты,
сконцентрированные вокруг вопроса, был ли или не был Гуссерль
реалистом... осложнялись не только трудностями, связанными с
текстами Гуссерля, но и тем фактом, что участники часто апеллировали к
различным смыслам термина "реализм" и к тому же не всегда
стремились точно определить аспекты, затронутые в дебатах» {Drummond}.
Realism Versus Anti-Realism... P. 87).

630 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Необходимо отметить (в согласии с тем, что пишет
процитированный автор), что и в отношении традиции вопрос о противостоянии
реализма-антиреализма сам по себе сложен, да к тому же порядком
запутан интерпретаторами. Поэтому вряд ли целесообразно
воспроизводить здесь всю панораму мнений вокруг названной проблемы. Тем
не менее некоторые предпосылки спора учесть следует. Например,
существенно принять в расчет то обстоятельство, что термины
"реализм-антиреализм" относительно феноменологии всего охотнее
применяли в споре авторы, зависящие от англоязычной (английской и
американской) философской традиции. Не менее важно, что в
отличие от привычек, сложившихся в нашей стране под влиянием
традиций, речь в упомянутой литературе шла не о противостоянии
материализма — идеализма, а (чаще) реализма — идеализма. И это
словоупотребление как-то сочетается и с традиционной контроверзой:
"реализм" — "номинализм". Это видно, например, из следующих
рассуждений Дж. Драммонда (мне придется привести пространную
цитату): «...В средние века платоновский реализм или реализм в сильном
смысле слова, придерживавшийся мысли об обособленном
существовании сущностей, был противопоставлен номинализму, согласно
которому существует только единичное (индивидуальное)... Конечно,
были и позиции, связующие обе точки зрения. Мы должны, например,
рассматривать Аристотеля как онтологического реалиста, хотя с точки
зрения его реализма универсалии рассматривались как умеренная
(moderate) форма и принималось положение о том, что универсалии
имеют реальное существование в качестве принципа или абстрактного
момента единичного. Подобным образом мы должны рассматривать
концептуализм Абеляра как номинализм, хотя общие термины не
прямо относятся к объединению единичностей, но относятся к
индивидуальной идее, понятию или абстрактной идее, чей объем
распространяется на сходное единичное. В эпоху модерна (т. е. в новое время.
— H. M.) идеализм пробудил к жизни требование реализма, согласно
которому переживание сознания прямо или опосредованно схватьгоает
вещи, чье существование и природа по крайней мере частично
независимы от умов, их познающих. Это требование включает две
неотделимых друг от друга компоненты: а) онтологическое требование,
согласно которому существует реальность, независимая от ума; в)
эпистемологическое требование, согласно которому мы, по крайней мере до
некоторой степени, можем достигнуть достоверного знания о порядке,
независимом от ума. Истина, далее, включает адеквацию или
соответствие между верованиями, которых мы придерживаемся относительно
существующей реальности, и самими этими реальностями. Идеализм,
с другой стороны, вьщвигает требование, согласно которому то, что мы
подлинно знаем, — это наши идеи или объекты, категории которых
принадлежат собственно нашему уму. С этой точки зрения,
переживаемые "объекты" должны быть сведены к тем идеям и процессам —

Примечания
631
психологическим или трансцендентальным, — посредством которых
мы эти объекты организуем. И истина становится функцией
формальной и материальной когеренции наших идей.
Эпистемологический реалист придерживается а) по крайней мере слабой формы
эпистемологического реализма: единичности независимы от ума, хотя ни
сильный, ни умеренный реализм не рассматривает универсалии. Но
противоположное неверно: онтологический реализм (в любом смысле)
не придерживается эпистемологического реализма, так как
онтологический реалист может полагать непознаваемый мир-в-себе и
обеспечивать идеалистическое понимание познания; это, однако, делает
неприемлемой традиционную онтологию реальности, независимой от ума.
Современный, или логический реалист занимает позицию,
согласно которой лингвистические выражения отсылают к реальности,
природа которой не целиком детерминирована самим языком.
Следовательно, утверждение сообщает истину тогда и только тогда, когда эта
реальность такова, какой она описывается.
Анти-реалист, весьма сходно с эпистемологическим идеалистом,
может придерживаться формы онтологического реализма, хотя опять-
таки [тут] было бы невозможно развивать традиционную онтологию.
Отношение между анти-реализмом и эпистемологическим реализмом
или идеализмом более сложны. Эпистемологический реалист
придерживается взгляда, согласно которому интеллигибельность мира имеет
отношение к уму (mind-related), хотя не обязательно той точки зрения,
что интеллигибельность зависима от ума (mind-dependent).
Антиреалист, с другой стороны, должен придерживаться более сильной
позиции: интеллигибельность мира зависима от языка (language-
dependent), т. е. наш мир понимается как воплощение ряда понятийных
структур, принадлежащих к тому языку, на котором мы привыкли
говорить о них. Следовательно, анти-реалист, всегда склонный отрицать
всякую значимую форму онтологического реализма, по-видимому,
привержен точке зрения, более сходной с эпистемологическим
идеализмом». Эти сложные рассуждения Драммонда — лишь прелюдия к
тому, чтобы заявить: учение Гуссерля может найти свое место в этих
дебатах относительно реализма — по крайней мере в двух
существенных пунктах своей доктрины. Речь идет о феноменологической
редукции и ноэме.
Феноменологическая редукция истолковывается как проявление
"онтологического реализма", для чего Драммонду приходится
существенно модифицировать само это понятие. Оказывается,
онтологический реализм (в слабой версии) — это не теория о существовании мира
вне сознания, к которой мы аргументировано прибегаем в качестве
философского заключения, а только подход (attitude) и к миру и к
истине. И в качестве подхода он составляет интегральную часть нашего
опыта относительно мира; наш обычный и научный опыт о мире про-

632 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
сто и естественно постулирует, полагает существование реального,
интеллигибельного мира.
Мне представляется, что рассуждения тех феноменологов, которые
— в соответствии с традициями англоязычной философии — увели
спор в плоскость "реализма", не вполне релевантны гуссерлевской
феноменологии (и сами по себе весьма сложны и специальны). Тем
самым был затушеван тот факт, что у Гуссерля трансцендентальный
идеализм четко и ясно постулирован, обоснован, проведен через всю
феноменологию. — С. 545.
4 Некоторые интерпретаторы, склоняясь к тому, чтобы определять
(по крайней мере раннюю) феноменологию как вид платонизма,
приводят следующие аргументы:
1) «Гусерлевские взгляды обнаруживают новую структуру, которая
базируется на оригинальном соединении платонизирующего аристоте-
лизма и картезианства», — так интерпретировал Гуссерля вскоре после
выхода Идей I неосхоластик Й. Гейзер (Geyser J. Neue und alte Wege der
Philosophie. S. 5). 2) Верным является указание на то, что проблема
платонизма у Гуссерля тесно связана с его полемикой, обращенной
против платонистских элементов и интерпретаций в учениях Больцано и
Лотце (См.: Thomas M. Edmund Husserl. S. 63). Поэтому те авторы (в их
числе отечественный исследователь К. С. Бакрадзе), которые
чрезмерно, как я думаю, акцентируют близость позиций Больцано и Гуссерля,
говорят о платонизме Гуссерля как о новом виде платонизма,
освобожденном от его "наивности". (Почему я говорю о "чрезмерном
акцентировании"? В письме к Брентано от 27 марта 1905 г. Гуссерль — признавая
определенное влияние Больцано на свое развитие и говоря о нем как о
"выдающемся логическом и математическом уме" — отрицал, что
"наивная теория познания" Больцано оказала сколько-нибудь
существенное воздействие на "идею феноменологического разъяснения
познания".) 3) К.-О. Апелъ: платоновский характер имеет гуссерлевская
теория значений. Ведь Гуссерль по существу "перемещает" значения
как таковые в некоторый вневременной мир, нетождественный
случайному "потоку" значений, реализируемых в исторических языках
(Apel K.-0. Transformation der Philosophie. S. 88). — С 551.
43Ср. напр.: «Феноменология есть интуиционизм... Но благодаря
этому феноменология — неоплатонизм, ибо понятие "интуиция"
коренится в Schau Платона» (Landmann М. Erleben und Erkennen. 1951.
S. 13). — С 553.
5 "Гуссерль и Гегель" — весьма трудная тема, ее сложность
обусловлена крайним неприятием гегелевской философии со стороны
основателя феноменологии. Судя по всему, он вообще плохо знал
сочинения Гегеля, питая к ним то предубеждение, которое было навеяно
атмосферой эпохи духовного становления Гуссерля конца XIX — начала
XX веков. Есть философы, которые были убеждены в том, что
внимание к философии Канта непременно предполагает отрицание "с по-

Примечания
633
рога" учения Гегеля. Гуссерль был из их числа. Он высказывался в том
духе, что философам его времени гегелевская концепция более чужда,
чем философствование в древних Индии и Китае. Тем не менее тема
"Гуссерль и Гегель" этими собственными оценками основателя
феноменологии не исчерпывается и не закрывается.
В современных феноменологических исследованиях, к примеру,
справедливо отмечено родство гуссерлевского и гегелевского
понимания роли, значения философии. Обосновывающая, фундирующая
роль философии по отношению ко всему знанию, которую
акцентирует Гуссерль, понимание философии как науки объективно
сближают его с Гегелем, в частности, с высказанным Гегелем в Феноменологии
духа (по существу многократно повторенным Гуссерлем) тезисом:
философия должна отклонить имя (лишь) любви к мудрости и стать
подлинной наукой. На это объективное сродство некоторых
фундаментальных устремлений двух философов справедливо указал
О. Пёггелер (Metamorphose der Phänomenologie. S. 14).
В одной из своих работ я пыталась показать линии схождения и
расхождения Гуссерля и Гегеля в понимании логики, ее соотношения с
теорией познания. См.: Мотрошилова Н. В. Вычленение и анализ
"предметностей" сознания в феноменологии Э.Гуссерля ...//
Феноменология в современном мире. С. 124—126. — С. 553.
6 Гуссерль неоднократно говорил и о волновавшей его "загадке"
сознания (и познания), или об удивлявшем его "чуде", связанном с
сознанием. Так, в Пяти лекциях по феноменологии есть такие слова: «Во
всех своих формообразованиях (Ausgestaltungen) познание есть
психическое переживание: познание познающего субъекта. Ему
противостоят познанные объекты (Objekte). Но как познание может быть уверено
в своей согласованности с познанными объектами, как оно может
выйти за свои пределы и надежно встретить свои объекты? Данность
познаваемых объектов, которая является само собой разумеющейся для
естественного мышления, становится загадкой» (Hua 11,20). И отсюда
ясно, почему Гуссерль — философ, не склонный ни к какой иррацио-
налистической мистике, — говорит о "чуде": ведь объекты являются
внешними по отношению к сознанию, чуждыми ему. Правда, когда
речь идет о представленных в сознании предметах, то они становятся
положенными в качестве действительных (als wirklich gesetze
Gegenstände). — С. 562.
7 Итак, последовательный, радикальный — или
феноменологический — трансцендентальный идеализм в целом ряде отношений
отличается от кантовского трансцендентализма. На этом Гуссерль, на
протяжении своей жизни не раз обращавшийся к Канту, стоит твердо. Я
не могу здесь затрагивать данную проблему во всем объеме (См. по
этому вопросу: Мотрошилова К В. Гуссерль и Кант: проблема
"трансцендентальной философии". С. 329—377). — С. 563.

634 H. В. Мотрошилова «Идеи I ЭдмундА Гуссерля»
8 Идеи II непосредственно не являются предметом исследования
моей книги. Но читателю полезно хотя бы познакомится с
проблематикой этого произведения и понять его роль в истории феноменологии,
его влияния на развитие философии XX века, его связь с Идеями I.
Книга носит общий заголовок "Феноменологические исследования
[проблемы] конституции". Итак, в центре внимания этой второй книги
Идей — понятие "конституции", т. е. относительно новая для
феноменологии категория. При этом, что может показаться парадоксальным,
прежде всего анализируется конституция того, что подвергнуто
феноменологической редукции — природа, вещи природы, тело и душа
человека (I раздел, I глава — "Идея природы вообще", П глава — "Он-
тические смысловые слои созерцательных вещей как таковых", Ш глава
— "Aistheta в отношении к эстетическому телу"; понятия aistheta,
"эстетические" употребляются в кантовском смысле, как "чувственные").
Во втором разделе исследуется тема "Конституция живой
(animalischen) природы" — с акцентом на "seelische Realität", т. е. реальность
человеческого тела, наделенного душой. Третий раздел называется
"Конституция духовного мира". Главы этого раздела: Первая —
"Противоположность между натуралистическим и персоналистическим
миром"; Вторая — "Мотивация как основной закон духовного мира";
Третья — "Онтологическое первенство духовного мира по отношению
к натуралистическому". Изучение этой книги Идей позволяет понять,
почему и в каком смысле ранее редуцированное теперь стало
предметом феноменологического анализа. Мы уже видели, что мир природы,
его вещи и процессы, включая тело человека, берутся не в их (мнимой)
прямой и непосредственной данности, а как сотворенные,
воссозданные — именно конституированные сознанием.
Как именно рассматривается тема конституции, можно видеть на
примере "конституции животной природы" (второй раздел).
Оказывается, что основой для конституирования "животной природы",
наделенной душой ("Seelische"), становится "чистое Я" (Я — полюс
сознания), — и только после этого Гуссерль переходит к "наделенной
душой реальности", т. е. к "реальному наделенному душой субъекту".
Здесь выясняется, что имеют в виду различные философские и
психологические учения, создатели которых рассуждают о душе, как
конституируются два вида дисциплин: одни рассматривают человека как
материальный объект, другие пытаются найти в жизни и поведении
человека нечто специфическое, обусловленное именно "душою".
Затем Гуссерль переходит к проблеме конституирования особого вида
реальности, а именно Leib, т. е. человеческого тела: тело как носитель
ощущений, как орган воли и носитель свободного сознания и т. д. Эти
разделы Идей II, за которыми последовали многочисленные
разработки Гуссерля на ту же тему, в последние годы стали в гуссерлеведении
весьма популярными. Но особенно большое внимание привлекли
разделы Идей II, в которых Гуссерль набросал достаточно широкую пано-

Примечания
635
раму восходящего к теме "душевного" персоналистского
феноменологического исследования, которое, как считают исследователи, впервые ввело в
феноменологию проблематику жизненного мира. Подобная
интерпретация имеет место в книге "Проблемы Идей II Гуссерля" (Issues in
Husserl's Ideen II).
Авторы говорят о парадоксальной, на первый взгляд, ситуации. С
одной стороны. Идеи II долго оставались неизвестными широкой
публике. Запланированный выход в свет, как известно, не состоялся. Но с
другой стороны, над рукописью постоянно шла работа. В 1916 году
Эдит Штайн (под руководством Гуссерля) подготовила более короткий
вариант рукописи, возникшей между 1912 и 1915 годами; более
длинный вариант был сделан двумя годами позже; и в 1925 году Ландгребе
подготовил на его основе машинописный экземпляр. Затем он был
использован М. Бимелем при подготовке IV тома Гуссерлианы. Я считаю
весьма важным следующее рассуждение Т. Ненона о значении текста
Идеи II для феноменологического движения: «Всякий, кто хотя бы
отдаленно знаком с анализом у Хайдеггера "ммровости мира" и
контрастом между Vorhandensein, бытием наличествования и Zuhandensein,
бытием подручности, между конкретным повседневным окружающим
миром (Umwelt) и абстрактным миром теоретической науки, не может
не подивиться параллелям с Третьим разделом Идей II» (Issues... Р. IX).
Ненон не считает это простым совпадением, отмечая: работая в
качестве приват-доцента во Франкфурте, а потом — профессора в Марбур-
ге, Хайдеггер имел доступ к различным неопубликованным
рукописям Гуссерля, включая важнейший текст Идей II. Пусть Хайдеггер в
этот период испытывал сильное влияние Дильтея; пусть он черпал
многое из осмысления Аристотеля, «И тем не менее ясно, — считает
Ненон, — что гуссерлевский анализ персоналистского подхода в
Идеях II оказал прямое и непосредственное влияние на Хайдеггера. По
крайней мере, Идеи II опровергают расхожее в наше время мнение,
согласно которому Гуссерль своей концепцией жизненного мира обязан
Хайдеггеру» (Ibid. P. X).
Исследователи считают, что понятие Umwelt, которое стоит в
центре Идей II — непосредственный предшественник Lebenswelt,
жизненного мира. Отсюда делается вывод: теория жизненного мира (хотя и не
сам термин, который внедряется в феноменологию позже)
сформировалась в феноменологии Гуссерля (по меньшей мере) к 1915 году, то
есть до того, как он встретил Хайдеггера и прочитал что-либо из его
текстов. Немаловажно и следующее замечание Ненона: Мерло-Понти
прочитал (в Лувенском архиве) Идеи II еще до того, как написал
Феноменологию восприятия. А значит, заключает Ненон, необходимо
пересмотреть некоторые страницы истории феноменологического
движения. Ибо последователи основателя феноменологии, критично
относившиеся к разработкам Гуссерля, на деле в большей степени зависели
от них, чем принято думать.

636 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
Воздавая должное новым исследованиям Идей II, я полагаю, что их
авторы преувеличивают степень оформленности теории жизненного
мира в этой работе Гуссерля. При этом авторы по существу
солидаризируются с более ранним исследованием М. Зоммера (См.: Sommer M.
Einleitung: Husserls Göttinger Lebenswelt). В работе Зоммера, кроме
того, чрезмерно акцентируется совпадение позиции Гуссерля и
картезианства. Гуссерль в изображении Зоммера становится чуть ли не
правомерным картезиацем, с чем (в свете всего сказанного в моей книге по
этому вопросу) я не могу согласиться. — С. 575.
9 Краткий экскурс: Простое и категориальное созерцание
Это одна из самых спорных проблем феноменологии. Многие
авторы (Тугендхат, Соколовски, Штрёкер, Вернет, Зеебом, Ломар, Соль-
дати и др.) участвовали в ее обсуждении. Дело в том, что в Логических
исследованиях (VI Исследование, 2 раздел, VI глава; Hua XIX, 676; 674 f)
Гуссерль разграничил "простое" и //кaтeгopиaльнoe,, созерцание
(schlichte und kategoriale Anschuung). В первом случае он имел в виду
созерцание, в котором предмет дается "прямо", "непосредственно",
"одним ударом", без некоего фундирующего акта. Или, как писал
Гуссерль: «предмет также и в том смысле непосредственно данный
предмет, что он — в качестве этого, воспринимаемого вместе с этим
предметным содержанием предмета, конституируется не в
соотносительных, увязываемых и как-то иначе расчлененных актах, которые
фундированы в других актах, приводящих к восприятию какие-то другие
предметы. Чувственные предметы здесь (da) в восприятии, в одной
ступени акта; они не содержат в себе необходимости обязательно быть
конституированными в актах высшей ступени, которые
конституируют свои предметы посредством других, в иных актах уже
конституированных предметов» (LU II/ П, 146). Но вот возникают новые акты:
конъюнкции, дизъюнкции, генерализации и т. д., и они
"конституируют новые объективности". В категориальных актах интендированы
новые предметности (например, непосредственно восприняв целое,
мы начинаем "расчленять" его на части и потом их увязывать в целое
— по принципу "и", "а также", "еще", "к тому же", "больше, чем"
и т. д.). Здесь имеет место категориальное созерцание. Оно опирается
на восприятие, фундировано восприятием. Но сумме фундирующих
восприятий оно не равно. Так, обстояние вещей (Sachverhalt) "А
больше В" мы схватываем в созерцании иначе, нежели мы видим отдельно
"А" или "В". Д. Ломар поясняет это на примере. Мы говорим: "Я вижу,
что это книга". Но мы хорошо понимаем: мы "усматриваем" тот факт,
что это (есть) книга, не тем же самым образом, каким мы просто видим
эту книгу. «Поэтому выражение "я вижу, что..." при категориальных
предметах является несобственным. Но однако оно сохраняет
содержательное ядро, ибо подчеркивает созерцательный характер
исполняемого категориального акта...» (Lohmar D. Erfahrung und kategoriales
Denken. S. 167).

Примечания
637
В Логических исследованиях с их (во многом) логической ориентацией
понятие "категориального созерцания" увязывалось с
"созерцательным исполнением" именно логических форм — использования связки
в суждениях, конъюнкции, дизъюнкции, обобщения, сравнения и т. д.
Поэтому у некоторых авторов возникло впечатление (поддержанное
некоторыми критическими ремарками Гуссерля о Логических
исследованиях), будто основатель феноменологии позднее отказался от
категориального созерцания. Другие авторы, напротив, настаивают на том,
что «различение у Гуссерля простого и категориального созерцания
образует основу его теории познания» (Lohmar D. Op. cit. S. 166).
Я придерживаюсь того мнения, что 1) некоторые аспекты, в
которых именно в Логических исследованиях анализируется категориальное
созерцание, есть дань так и не преодоленному логицистскому подходу,
когда феноменологически заявленная тема созерцания не всегда
анализируется на собственной почве, но что 2) целый ряд характеристик
созерцания второго типа (продолжать ли называть его
"категориальным" или изобрести иной термин) сохраняют свое значение и в
последующих работах, включая Идеи I.
Недоверие иных феноменологов к категориальному созерцанию в
определенной мере опиралось на ту критику, которую Кант (Критика
чистого разума В 68—72, В 307—310, Критика способности суждения § 77)
адресовал так называемому интеллектуальному созерцанию. (Надо
вспомнить, что контекст кантовской критики связан с обсуждением
темы "божественного" и человеческого созерцания. Наше
человеческое созерцание — единственно реальное, говорит Кант. Не-чувствен-
ное, чисто интеллектуальное созерцание от нас закрыто). Многим
авторам (F. Kreis, R. Zocher в 30-х годах) казалось, что "сущностное
созерцание" Гуссерля — что-то вроде "деревянного железа". Но ведь это
было не в последнюю очередь связано с таким конструктивным
элементом Критики чистого разума, как первоначальное заботливое
отличение способности чувственности, соответственно чувственного
созерцания (Anschauung), от рассудка, как не-чувственной способности,
соответственно способности суждения. Правда, и Кант не долго
удерживается в этой начальной исследовательской плоскости, быстро вводя
"чистое" созерцание и его "чистые" формы, пространство и время. У
Гуссерля же и "простое созерцание" не есть лишь функция
изолированной хотя бы на время чувственности. И гуссерлевское усмотрение
сущности, сущностное созерцание не оторвано от "просто
чувственного", а фундировано в нем. И потому грань между двумя видами
созерцания не мыслится столь резкой, как у Канта. Вместе с тем,
категориальное созерцание для Гуссерля — высшая ступень познания. Отсюда
гуссерлевская формула: «Не простое созерцание, но адекватное,
категориально оформленное и таким образом полностью сообразное
мышлению созерцание или, наоборот, мышление, черпающее
очевидность из созерцания, — вот цель, вот истинное познавание»

638 H. В. Мотрошилова «Идеи I Эдмундл Гуссерля»
(Hua XIX, 173). В этом споре философская правда, как я думаю, скорее
на стороне Гуссерля.
Гуссерль вполне прав, когда с одной стороны, в обоих случаях
говорит о видении, усмотрении и когда, с другой стороны, разграничивает
два типа видения — "просто созерцания" чувственного предмета и
"усмотрения" сущности. При этом некоторые разъяснения,
содержащиеся в Логических исследованиях (при всем их несомненном
логическом уклоне) вполне уместны. Возьмем, например, проблему
усмотрения бытийных соотнесений, которую Гуссерль по праву относит к
категориальному созерцанию (§43 VI Исследования). Пусть речь идет о
связке "есть" в суждении. Мы не можем "видеть" само это "есть" так
же, как видим предмет, относительно которого делается высказывание.
«Бытие не есть реальный предикат», — к месту вспоминает Гуссерль
слова Канта. И вот почему мы не можем "просто видеть" (или
слышать) бытие "простым созерцанием" (или слышанием). «Я могу
слышать звук, но не могу слышать звуко-бытие (Tönend-sein). Бытие — не в
предмете, оно не его часть, не содержащийся в нем момент; оно не
качество или интенсивность, но и не фигура, не внутренняя форма
вообще, не всегда подлежащий схватыванию констгаутивный признак.
Но бытие — не что-то, что при предмете, оно — и ни реальный
внешний, и ни реальный внутренний признак и поэтому вообще не
"признак" в реальном смысле. Далее, оно не затрагивает вещественные
(sachlichen) формы единства, которые объединяют предметы в более
широкие предметности, делая цвета гештальтами цвета, звуки —
гармониями, вещи — более широкими вещными порядками (каковы
сады, улицы, феноменальный внешний мир). В этих вещных формах
единства коренятся внешние признаки предметов, правое и левое,
высота и глубина, громкость и тишина — и среди них, понятное дело,
нельзя найти 1st (Есть)» (LU П/ П, 137). Отсюда ясно, почему «бытие не
есть нечто просто воспринимаемое» (Ibid. S. 138).
Но ведь мы способны усматривать и это "есть"! Когда мы говорим:
«мы видим, что это (есть) дом», то мы с очевидностью усматриваем
также и "есть" т. е. бытийность дома, хотя здесь — в чем Гуссерль, по-
видимому, прав — в дело включается принципиально иное созерцание.
(Мне представляется не столь важным, называть ли его
"категориальным" или применять другой термин. Впрочем, если "бытие" мы
называем категорией, то почему же усмотрение такой сущности, как бытие
и бытийственные отношения не назвать категориальным
созерцанием?) Суть дела в том, чтобы раскрыть специфику этого особого вида
созерцания, усмотрения, видения.
По мере развития феноменологии эта задача приобретала особую
важность. Ведь Гуссерль вознамерился сделать феноменологию не
менее чем наукой о чистых сущностях сознания. А эти чистые
сущности, что совершенно ясно, нельзя видеть так, как "простым
созерцанием" видят внешние предметы. Более того, они еще меньше дос-

Примечания
639
тупны простому видению, чем идеальные предметы геометрии
(доступные в виде чертежа) или логики (выраженные через
высказывания). Однако же подобраться к их внутренней "самости" (не
тождественной материальным коррелятам вроде реакции тела или
наблюдаемых поступков) оказалось возможным только через схватывание
мной самим как исследователем сущности в мною созерцаемых моих
же актах сознания. Отсюда различие между двумя произведениями
Гуссерля.
Специфику Идей I я усматриваю в том, что главным
"экспериментальным полем" для отработки темы второго, т. е сущностного
созерцания стало исследование сознанием самого сознания, его
сущностных структур. В Логических исследованиях таким полем по
преимуществу было усмотрение сущности логических структур
(высказываний, значений, логических форм, логических предметностей) и лишь
отчасти — самого сознания. — С. 596.

Список сокращений
Идеи I Идеи к чистой феноменологии и феноменологической
философии. Книга 1. (Соотв.: Идеи II — Книга 2; Идеи III —
Книга 3).
LU Husserl Е. Logischen Untersuchungen (LU I —Bd. I; LU II/I —
Bd. II. Teil I; LU И/2 — Bd. IL Teil II. В состав 2-го тома
Логических исследований входят шесть относительно
самостоятельных разделов —"Исследований"; они цитируются также как:
I LU, Il LU и т. д / I Исследование, II Исследование и т. д.
Последнее из них опубликовано во 2-м полутоме 2-го тома
Логических исследований, т. о.: VI LU = LU П/2).
EU Husserl Е. Erfahrung und Urteil.
FTL Husserl E. Formale und transzendentale Logik.
Briefwechsel Husserl E. Briefwechsel.
AH Analecta Husserliana. Dordrecht, 1971 —
GA Gesamtausgabe.
GS Gesammelte Schriften.
GW Gesammelte Werke.
HS Husserl Studies. Den Haag, 1984 —
Hua Husserliana [Husserl Edmund. Gesammelte Werke].
Husserl Husserl. Hg. v. H. Noack. Darmstadt, 1973.
HWP Historisches Wörterbuch der Philosophie. Darmstadt, 1971 —
IphQ International Philosophical Quarterly.
JBSP Journal of the British Society for Phenomenology. Manchester,
1970 —
JHPh Journal of the History of Philosophy.
JPh Journal of Philosophy.
JPPF Jahrbuch für Philosophie und phänomenologische Forschung.
Halle, 1913—1930. Bd-e 1—11.
MaW Man and World. Dordrecht; Boston; Lankaster.
PF Phänomenologische Forschungen. Freiburg; München. 1975 —
PJb Philosophisches Jahrbuch.
PPhR Philosophy and Phenomenological Research.
RPh Research in Phenomenology.
SW Sämtliche Werke.
KS Kant Studien.
ZphF Zeitschrift für philosophischen Forschung.
SS Sommer Semester (летний семестр — в нем. университетах).
WS Winter Semester (зимний семестр).

Литература
I. ТРУДЫ ГУССЕРЛЯ
1.1. Собрание сочинений Э. Гуссерля (Husserliana)
HUSSERLIANA. — Husserl Е. Gesammelte Werke. Den Haag: Martinus Nij-
hoff, 1950— ; Dordrecht; Boston; L.: Kluwer Akademie Publishers, 1972—
Bd. I: Cartesianische Meditationen und Pariser Vorträge / Hg. v.
St. Strasser. 1950; Bd. II: Die Idee der Phänomenologie. Fünf Vorlesungen
/ Hg. v. W. Biemel. 1950; Bd. III: Ideen zu einer reinen Phänomenologie
und phänomenologischen Philosophie, B. 1: Allgemeine Einführung in die
reine Phänomenologie / Hg. v. W. Biemel. 1950; Bd. III/l: Dass. Text der
1.—3. Auflage / Neu hg. v. K. Schuhmann. 1976; Bd. III/2: Dass.
Ergänzende Texte (1912—1929) / Neu hg. v. K. Schuhmann. 1976; Bd. IV: Dass.
Zweites Buch: Phänomenologische Untersuchungen zur Konstitution /
Hg. v. W. Biemel. 1952; Bd. V: Dass. Drittes Buch: Die Phänomenologie
und die Fundamente der Wissenschaften / Hg. v. W. Biemel. 1953; Bd. VI:
Die Krisis der europäischen Wissenschaften und die transzendentale
Phänomenologie. Eine Einleitung in die phänomenologische Philosophie /
Hg. v. W. Biemel. 1954; Bd. VII: Erste Philosophie (1923/24). T. 1:
Kritische Ideengeschichte / Hg. v. R. Boehm. 1956; Bd. VIII: Erste
Philosophie (1923/24). T. 2: Theorie der phänomenologischen Reduktion / Hg. v.
R. Boehm. 1959; Bd. IX: Phänomenologische Psychologie. Vorlesungen
Sommersemester 1925 / Hg. v. W. Biemel. 1962; Bd. X: Zur
Phänomenologie des inneren Zeitbewußtseins (1893—1917) / Hg. v. R. Boehm, 1966;
Bd. XI: Analysen zur passiven Synthesis. Aus Vorlesungs- und
Forschungsmanuskripten 1918—1926 / Hg. v. M. Fleischer. 1966; Bd. XII:
Philosophie der Arithmetik. Mit ergänzenden Texten (1890—1901) / Hg.
v. L. Eley. 1970; Bd. XIII: Zur Phänomenologie der Intersubjektivität.
Texte aus dem Nachlaß. Erster Teil: 1905—1920 / Hg. v. I. Kern. 1973;
Bd. XIV: Zur Phänomenologie der Intersubjektivität. Texte aus dem
Nachlaß. Zweiter Teil: 1921—1928 / Hg. v. I. Kern. 1973; Bd. XV: Zur
Phänomenologie der Intersubjektivität. Texte aus dem Nachlaß. Dritter Teil: 1929—
1935 / Hg. v. I. Kern. 1973; Bd. XVI: Ding und Raum. Vorlesungen 1907 /
Hg. v. U. Claesges. 1973; Bd. XVII: Formale und transzendentale Logik.
Versuch einer Kritik der logischen Vernunft / Hg. v. P. Janssen. 1974;
Bd. XVIII: Logische Untersuchungen. Buch 1: Prolegomena zur reinen
Logik / Hg. v. E. Holenstein. 1975; Bd. XIX/1: Logische Untersuchungen.
Buch 2: Untersuchungen zur Phänomenologie und Theorie der Erkenntnis
T. 1 / Hg. v. U. Panzer. 1984; Bd. XIX/2: Logische Untersuchungen. T. 2:
Untersuchungen zur Phänomenologie und Theorie der Erkenntnis / Hg.
v. U. Panzer. 1984; Bd. XXI: Studien zur Arithmetik und Geometrie. Texte
aus dem Nachlaß (1886—1901) / Hg. v. I. Strohmeyer. 1983; Bd. XXII:
Aufsätze und Rezensionen (1890—1910) / Hg. v. B. Rang. 1979; Bd. XXIII:
21 - 8214

642
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Phantasie, Bildbewußtsein, Erinnerung. Zur Phänomenologie der
anschaulichen Vergegenwärtigungen. Texte aus dem Nachlaß (1898—1925)
/ Hg. v. E. Marbach. 1980; Bd. XXIV: Einleitung in die Logik und
Erkenntnistheorie. Vorlesungen 1906—07 / Hg. v. U. Melle. 1984; Bd. XXV:
Aufsätze und Vorträge (1911—1921) / Hg. v. Th. Nenon, H.-R. Sepp. 1986;
Bd. XXVI: Vorlesungen über Bedeutungslehre. Sommersemester 1908 /
Hg. v. U. Panzer. 1986; Bd. XXVII: Aufsätze und Vorträge (1922—1937) /
Hg. v. Th. Nenon, H.-R. Sepp. 1989; Bd. XXVIII: Vorlesungen über Ethik
und Wertlehre (1908—1914) / Hg. v. U. Melle, 1988; Bd. XXIX: Die Krisis
der europäischen Wissenschaften und die transzendentale
Phänomenologie. Ergänzungsband aus dem Nachlaß (1934—1937) / Hg. v. R. N. Smid.
1993; Bd. XXX: Logik und allgemeine Wissenschaftstheorie. Vorlesungen
1917/18, mit ergänzenden Texten aus der ersten Fassung 1910/11 / Hg. v.
U. Panzer. 1996; Bd. XXXI: Aktive Synthesen: Aus der Vorlesung
"Transzendentale Logik" 1920/21. Ergänzungsband zu "Analysen zur passiven
Synthesis" / Hg. v. Roland Breeur. 2000.
7.2.: Husserliana-Dokumente
Bd. I: Husserl-Chronik. Denk- und Lebensweg Edmund Husserls. / Hg. v.
K. Schuhmann. 1977; Bd. II/l: Eugen Fink. VI. Cartesianische Meditation.
T. 1: Die Idee einer transzendentalen Methodenlehre. Texte aus dem
Nachlaß Eugen Finks (1932) mit Anmerkungen und Beilagen aus dem Nachlaß
Edmund Husserls (1933/34) / Hg. v. H. Ebeling, J. Holl, G. van Kerckho-
ven. 1988; Bd. II/2: Eugen Fink. VI. Cartesianische Meditation. T. 2:
Ergänzungsband. Texte aus dem Nachlaß Eugen Finks (1932) mit
Anmerkungen und Beilagen aus dem Nachlaß Edmund Husserls (1930—
1932/33) / Hg. v. G. van Kerckhoven. 1988; Bd. III/l—10: Edmund
Husserl: Briefwechsel / Hg. v. K. Schuhmann, in Verbindung mit E.
Schuhmann 1994. Bd. 1: Die Brentanoschule; Bd. 2: Die Münchener Phänome-
nologen; Bd. 5: Die Neukantianer. Band 6. Philosophenbriefe.
1.3. Отдельные издания
Husserl E. Gesammelte Shriften / Hg. v. E. Ströker. Hamburg, 1922. Bd-e
1—10. [Bd. 1: Philosophie der Arithmetik; Bd. 2: Logische
Untersuchungen. Erster Band; Bd. 3: Logische Untersuchungen. Zweiter Band. I; Bd. 4:
Logische Untersuchungen. Zweiter Band. П; Bd. 5: Ideen zu einer reinen
Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie. Erstes Buch.
Allgemeine Einführung in die reine Phänomenologie — Nachwort (1930);
Bd. 6: Erste Philosophie; Bd. 7: Formale und transzendentale Logik; Bd. 8:
Cartesianische Meditationen. Die Krisis der europäischen Wissenschaften
und die transzendentale Phänomenologie; Zusatzband: Ströker E. Husserls
Werk].
Husserl E. Briefe an Roman Ingarden. Mit Ergänzungen und Erinnerungen
/ Hg. v. R. Ingarden. Den Haag, 1968.
Husserl E. Entwurf einer "Vorrede" zu den "Logischen Untersuchungen"
(1913) // Tijdschrift voor Philosophie. 1939. № 1. S. 106—133, 319—339.

Литература
643
Husserl Е. Erfahrung und Urteil: Untersuchung zur Genealogie der Logik
/ Hg. v. L. Landgrebe; Nachwort v. L. Eley: Phänomenologie und
Sprachphilosophie und einem Register. Hamburg, 1985.
Husserl E. Exzerpt aus der Staatsexamensarbeit von Edith Stein (Ms. EI з I.
1924 [Dez.—1915, Jan.] Bl. 83—87) / Hg. u. eingel. v. K. Schuhmann //
Tijdschrift voor Filosofie. 1991. Vol. 53. S. 690—699.
Husserl E. Logische Untersuchungen. Halle, 1922. Bd I; Bd II, Teile I—II.
Husserl E. L'Origine de la Geometrie. P. 1962.
Husserl E. Randbemerkungen zu Schelers "Der Formalismus in der Ethik
und die materielle Wertethik" / Hg. v. H. Leonardy // Études
Phénoménologiques. 1991 № 13/14 S. 8—58).
Husserl E. Texte zur Phänomenologie des inneren Zeitbewußtseins (1893—
1917) I Hg. v. R. Bernet. Hamburg, 1985.
I А. Переводы трудов Э. Гуссерля на русский язык
Гуссерль Э. Собрание сочинений. М, 1994 — [Т. I: Феноменология
внутреннего сознания времени / Пер. В. И. Молчанова. М., 1994;
Т. Ш (1): Логические исследования / Пер. В. И. Молчанова. М., 2001.
Т. II (1): Исследования по феноменологии и теории познания; Т. IV:
Картезианские размышления / Пер. В. И. Молчанова. М., 2001].
Амстердамские доклады / Пер. А. В. Денежкина // Логос. М., 1992.
№ 3. С. 62—81; Логос. М., 1994; № 5. С. 7—24.
Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической
философии / Пер. А. В. Михайлова. М., 1999.
Гуссерль Э. Картезианские размышления / Пер. Д. В. Скляднева. СПб.,
1998.
Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Вопр.
философии. 1986. № 3.
Гуссерль Э. Логические исследования / Пер. под ред. С. Франка. СПб.,
1909. Часть первая: Пролегомены к чистой логике.
Гуссерль Э. Парижские доклады / Пер. и примеч. А. В. Денежкина //
Логос. 1991. №2. С. 9—30.
Гуссерль Э. Феноменология [Статья для энциклопедии "Британника"]
/ Предисл., пер. и примеч. В. И. Молчанова // Там же. № 1. С. 12—21.
Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Там же. 1911. № 1.
Гуссерль — Шестов. Письма / Пер. и примеч. В. А. Куренного // Там
же. 1996. № 7. С. 141—144.
Гуссерль — Шпет. Письма / Предисл., пер. и примеч. В. И.
Молчанова // Там же. 1992. № 3. С. 233—242.
21*

644 H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
II. Литература по феноменологии
2.1. На русском языке
Антология феноменологической философии в России. М., 1998. Т. 1;
1999. Т. 2.
Бабушкин В. У. Феноменологическая философия науки: Критический
анализ. Mv 1985.
Баженов А. А. К вопросу о месте феноменологических теорий в
составе теоретических систем // Закономерности развития современной
науки: Сб. статей. Томск, 1981. С. 117—124.
Бирюков Б. В. Феноменология в контексте философии математики:
Гуссерль — Фреге — Беккер — Вейль // Филос. науки. 1989. № 2. С.
108—114.
Блюменберг X. Жизненный мир и технизация с точки зрения
феноменологии // Вопросы философии. 1993. № 10.
Борисов £. В. Проблема интерсубъективности в феноменологии
Э. Гуссерля // Логос. 1999. № 1. С. 65—83.
Борисов Е. В. Исторический аспект познания в поздних работах Э.
Гуссерля // Методология науки. Томск, 1997. Вып. II.
Борисов Е. В. Феноменологический метод М. Хайдеггера // Хайдег-
гер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск, 1998.
С. 345—374.
Бочоришвили А. Т. О замечаниях М. Хайдеггера на статью Эдмунда
Гуссерля / / Бочоришвили А. Т. Философия, психология, эстетика.
Тбилиси, 1979. С. 88—102.
Брентано Ф. Избранные работы / Пер. с нем. В. В. Анашвили. М.,
1996. Т. 1.
Гайденко П. П. Время // Новая философская энциклопедия. М, 2001.
Т. 1. С. 451—457.
Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному. М., 1997.
Гайденко П. П. Проблема интенциональности у Гуссерля и экзистен-
циалистическая концепция трансценденции // Современный
экзистенциализм. М., 1966. С. 77—107.
Гилъдебранд Д. Что такое философия? / Пер. с нем. А. Смирнова.
СПб., 1997.
Губман Б. Л. Проблема исторического познания в экзистенциализме
М. Хайдеггера // Методологические вопросы социального познания.
Калинин, 1980. С. 198—210.
Доброхотов А. Л. Категория бытия в классической
западноевропейской философии. М, 1986.
Зайферт Й. Философия как строгая наука // Логос. 1997. № 9. С. 54—
76.

Литература
645
Зотов А. Ф. "Ранний" Гуссерль и формирование
феноменологического движения в европейской философии // Логос. 1991. №2.
С. 41—52.
Зотов А. Ф. Проблема человека у "позднего" Гуссерля // Буржуазная
философская антропология XX века. М., 1986. С 214—226.
Ингарден Р. Введение в феноменологию Эдмунда Гуссерля / Пер.
А. Денежкина и В. Куренного. М, 1999.
Инишев И. Н. Бытие как феномен: к феноменологическим истокам
фундаментальной онтологии // Исследования по феноменологии и
философской герменевтике. Мн., 2001. С. 99—107.
Какабадзе 3. М. Проблема "экзистенциального кризиса" и
трансцендентальная феноменология Эдмунда Гуссерля. Тбилиси, 1966.
Калиниченко В. В. К метакритике понятия интенциональности у Эд.
Гуссерля // Логос. 1997. № 10. С. 65—80.
Kapp Д. "Кризис" Гуссерля и проблема истории // Метафизические
исследования. 1997. № 3. С. 214—241.
Кисселъ М. А. Гегель и Гуссерль // Логос. 1991. № 1. С. 59—67.
Конрад-Мартиус X. Трансцендентальная и онтологическая
феноменология // Проблемы онтологии в современной буржуазной
философии. Рига, 1988. С. 321—328.
Кошарный С. А. Феноменология Гуссерля и опыт герменевтического
основоположения гуманитарного знания в историческом наукоуче-
нии В. Дильтея // Философская и социологическая мысль. 1989. № 8.
С. 72—81; № 9. С. 88—95; 1990. № 8. С. 95—110; № 9. С. 83—96.
Кубанова О. Ю. Проблема интерсубъективности в "Картезианских
медитациях" Э. Гуссерля // Историко-философский ежегодник'91. М.,
1991.
Кузьмина Т. А. Некоторые проблемы онтологии и метафизики в
феноменологии Э. Гуссерля //Об особенностях развития современной
буржуазной философии. М., 1979. С. 88—101.
Кулис Р. Р. Проблема историзма в философии М. Хайдеггера и
феноменологии Э. Гуссерля // Критика феноменологического
направления в современной буржуазной философии. Рига, 1981. С. 141—
163.
Кулис Р. Р. Структура исторического сознания в философии В.
Дильтея и феноменологии Э.Гуссерля // Проблемы сознания в
современной буржуазной философии. Вильнюс, 1983. С. 88—104.
Кулэ М. X. Феноменология и герменевтика: сходство и различие
методов // Критика феноменологического направления современной
буржуазной философии. Рига, 1981. С. 74—98.
Куренной В. А. "Сами вещи" Мартина Хайдеггера // Исследования по
феноменологии и философской герменевтике. Мн., 2001. С. 6—44.

646
H. В. Мотрошилова «ИдеиI Э. Гуссерля»
Куренной В. А. Дескриптивная психология: Пролегомены к анализу
теоретического содержания и общее эпистемологическое
затруднение // Герменевтика. Психология. История. Вильгельм Дильтей и
современная философия. М., 2002. С. 81—101.
Куренной В. А. К вопросу о возникновении феноменологического
движения // Логос. 1999. № 11—12. С. 156—182.
Куренной В. А. Мюнхенская феноменология // Феноменология и
философский метод'1999. Киев, 2000. С. 134—142.
Кюнг Г. Брентано, Гуссерль и Ингарден об оценивающих актах и
познании ценностей // Логос. 1994. № 6.
Ландгребе Л. Размышления по поводу слов Гуссерля "Die Geschichte ist
das große Faktum des absoluten Seins" // Метафизические
исследования. 1997. № 3. С. 180—198.
Левинас Э. Избранное: Тотальность и бесконечное. СПб., 2000. С. 24.
Мамардашвили М. К. Картезианские размышления. М., 1993.
Мамардашвили М. К. Лекции о Прусте. М., 1995.
МатъюсЮ. Понятие метода в дофеноменологической философии
Мартина Хайдеггера // Учен. зап. Тартусского гос. ун-та. Тарту, 1990.
Вып. 25. С. 123—134.
Михайлов А. А. Идеалы науки и философская рефлексия: К критике
феноменологии Э. Гуссерля // Идеалы и нормы научного
исследования. Минск, 1981. С. 181—205.
Михайлов И. А. Ранний Хайдеггер: Между феноменологией и
философией жизни. М., 1999.
Мигиара А. Гуссерль и Фрейд: время, память и бессознательное //
Логос. Философский журнал. 1998. № 1. С. 139—172.
Молчанов В. И. Время и сознание: Критика феноменологической
философии. М., 1988.
Молчанов В. И. Одиночество сознания и коммуникативность знака //
Логос. 1997. № 9. С. 5—24.
Молчанов В. И. Онтология и обоснование феноменологии у Гуссерля
и Хайдеггера // Проблемы онтологии в современной буржуазной
философии. С. 81—100.
Молчанов В. И. Парадигмы сознания и структуры опыта // Логос.
1992. №3. С. 7—36.
Молчанов В. И. Понятие рефлексии в контексте феноменологического
учения о времени // Критика феноменологического направления в
современной буржуазной философии. Рига, 1981. С. 120—140.
Молчанов В. И. Понятие трансцендентальной субъективности в
феноменологии Э. Гуссерля / / Проблемы сознания в современной
буржуазной философии. Вильнюс, 1983. С. 51—67.

Литература
647
Молчанов В. И. Предисловие // Гуссерль Э. Собрание сочинений. М.,
1994. Т. I.
Молчанов В. И. Предпосылка тождества и аналитика различий //
Логос. 1999. № 11—12. С. 183—208.
Молчанов В. И. Предпосылки и беспредпосылочность
феноменологической философии // Логос. 1999. № 10. С. 16—28.
Молчанов В. И. Понятие рефлексии в контексте феноменологического
учения о времени // Критика феноменологического направления в
современной буржуазной философии. Рига, 1981. С. 120—140.
Мотрошилова Н. В. * "Картезианские медитации" Гуссерля и
"Картезианские размышления" Мамардашвили / / Встреча с Декартом. М,
1996.
Мотрошилова Н. В. Анализ "предметностей" сознания в
феноменологии Э. Гуссерля // Проблема сознания в современной западной
философии. М., 1989. С. 63—98.
Мотрошилова Н. В. Возникновение феноменологии Э. Гуссерля и ее
историко-философские истоки // Вопр. философии. 1976. № 12.
Мотрошилова Н. В. Вычленение и анализ предметностей сознания в
феноменологии Э. Гуссерля [на материале второго тома Логических
исследований] / / Феноменология в современном мире. Рига, 1991.
С. 97—155
Мотрошилова Н. В. Гуссерль и Кант: Проблема трансцендентальной
философии // Философия Канта и современность. М, 1974.
Мотрошилова Н. В. Гуссерль; Феноменологическая редукция; Эпохэ;
"Логические исследования"; "Кризис европейских наук и
трансцендентальная феноменология"; Феноменология; Гегель;
"Феноменология духа"; "Наука логики" [Статьи] // Новая философская
энциклопедия: В 4 т. М., 2001
Мотрошилова К В. Динглер; Интенциональность // Филос.
энциклопедия. М., 1962. Т. 2.
Мотрошилова Н. В. Интенциональность в "Логических
исследованиях" Э. Гуссерля // Вопр. философии. 2000. № 4. С. 138—157.
Мотрошилова Н. В. Кризис феноменологической философии //
Политическое самообразование. 1977. № 4.
Мотрошилова Н. В. Принципы и противоречия феноменологической
философии. М, 1968.
Мотрошилова Н. В. Рец. на книгу Brand G. Welt, Ich und Zeit // Вопр.
философии. 1961. № 1. [также в: Новые книги по общественным
наукам. 1972. № 7].
* См. также: Motroshilova N. — в списке литературы на иностранных
языках.

648
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Мотрошилова Н. В. Феноменологическая философия и объективный
идеализм / / Современный объективный идеализм. М, 1963.
Мотрошилова Н. В. Феноменология (раздел) // Современная
буржуазная философия. М., 1972.
Мотрошилова Н. В. Феноменология и ее роль в современной
философии: Выступления на Междунар. филос. Конгрессе. Брайтон, 1988 //
Вопр. философии. 1988. № 12.
Мотрошилова Н. В. Феноменология Э. Гуссерля и "натуральные
науки": Противопоставление или сотрудничество? // Специфика
философского знания и проблема человека в истории философии. М.,
1988. С. 91—99.
Мотрошилова Н. В. Феноменология Э. Гуссерля и основной вопрос
философии // Вопр. философии. 1961. № 12.
Мотрошилова Н. В. Критика интерпретации истории философии в
феноменологии Э. Гуссерля // Информационный бюллетень пробл.
комиссии представителей АН социалистических стран. Прага, 1977.
№2.
Мотрошилова Н. В., Роговин М. Липпс Т. // Филос. энциклопедия. М.,
1964. Т. 3.
Мотрошилова Н. В., Соловьев Э.Ю. Марксизм и феноменология //
Вопр. философии. 1975. № 12.
Мотрошилова Н. В., Соловьев Э. Ю. От защиты "строгой науки" к
утверждению иррационализма / / Вопр. философии. 1964. № 5.
Ойзерман Т. И., Нарский И. О. Теория познания Канта. М., 1992.
Подорога В. А. Феноменология тела. Введение в философскую
антропологию. М., 1995;
Прехтль П. Введение в феноменологию Гуссерля / Пер. с нем.
И. Инишева. Томск, 1999.
Раинах А. О феноменологии / Пер. с нем. В. А. Куренного // Логос.
1999. № 1.С. 48—64.
Раинах А. Собрание сочинений / Пер. с нем, пред. и комм. В. А.
Куренного. М., 2001. Т. 1.
Решетник М. Д. Специфика феноменологического метода //
Проблемы философии. Киев, 1989. Вып. 82. С. 121—126.
Рикёр П. Время и рассказ. М, 1985. Т. 1.
Роди Ф. Герменевтическая логика в феноменологической
перспективе // Логос. 1996. № 7. С. 41—46.
Розенвальд Ю. И. Борьба в феноменологическом направлении по
проблемам сознания // Методологические проблемы критики
современной буржуазной философии. Рига, 1984. С. 121—135.
Розенвальд Ю. И. Проблема внешнего мира и возникновение мюнхен-
ско-геттингенской школы в феноменологическом направлении //

Литература 649
Вопросы экономического, социального и культурного развития
социалистического общества. Рига, 1980. С. 83—91.
Розенвалъд Ю. И. Феноменологическая онтология мюнхенско-геттин-
генской школы // Проблемы онтологии в современной буржуазной
философии. С. 121—140.
Рокмор Т. Немецкая феноменология, французская философия и
субъективность // Метафизические исследования. 1999. № 6. С. 251—
276;
Рубене М. А. Учение Гуссерля о времени // Проблемы онтологии в
современной буржуазной философии. С. 99—119.
Сартр Ж.-П. Основная идея феноменологии Гуссерля: интенцио-
нальность // Проблемы онтологии в современной буржуазной
философии. С. 318—320;
Свасьян К. А. Феноменологическое познание: Пропедевтика и
критика. Ереван, 1987.
Соловьев В. С Сочинения. М., 1988. Т. 1—2.
Степин В. С. Становление научной теории. Мн., 1976.
Степин В. С. Теоретическое знание. М, 2000.
Ткаченко А. А. Карл Ясперс и феноменологический поворот в
психиатрии // Логос. 1992. № 3. С. 136—145;
Феноменология и ее роль в современной философии: материалы
"Круглого стола" // Вопр. философии. 1988. № 12. С. 43—84.
Фёллесдал Д. Понимание и рациональность // Новое в зарубежной
лингвистике. М., 1986. Вып. XVIII. С. 141.
Фреге Г. Письма Э. Гуссерлю / Пер. с нем. и примеч. В. А. Куренного
//Г. Фреге. Избранные работы. М., 1997. С. 154—159.
Хаардт А. Эстетический опыт и образное сознание у Гуссерля //
Логос. 1996. № 8. С. 69—77.
Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997.
Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. М., 2001.
Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск, 1998.
Хестанов Р. 3. Трансцендентальная феноменология и проблема
истории // Логос. 1991. № 1. С 67—75.
Холенштайн Э. Якобсон и Гуссерль // Логос. 1996. № 7. С. 7—37.
ШелерМ. Феноменология и теория познания (1917) // Шелер М.
Избранные произведения. М, 1994. С. 195—258.
Черняков А. Г. Онтология времени. Бытие и время в философии
Аристотеля, Гуссерля, Хайдеггера. СПб., 2001.
Черняков А. Г. Феномен и его свидетель // Исследования по
феноменологии и философской герменевтике. Мн., 2001. С. 68—85.

650
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Ясперс К. Феноменологическое направление исследования в
психопатологии // Логос. 1994. № 5. С. 25—41.
2.2. На иностранных языках
Adorno Th. W. Zur Metakritik der Erkenntnistheorie. Studien über Husserl
und die phänomenologischen Antinomien (1956) // GS. Bd. 5. S. 9—245.
Aguirre A. Die Phänomenologie Husserls im Lichte ihrer gegenwärtigen
Interpretation und Kritik. Darmstadt, 1982.
Aguirre A. Genetische Phänomenologie und Reduktion. Zur
Letztbegründung der Wissenschaft aus der radikalen Skepsis im Denken Edmund
Husserls. Den Haag, 1970.
Aguirre A. Transzendentalphänomenologischer Rationalismus //
Perspektiven der transzenental-phänomenologischer Forschung. Den Haag,
1972.
Aguirre A. Zum Verhältnis von modaler und praktischer Möglichkeit //
Phänomenologische Forschungen. Bd. 24/25.
Ales Bello A. Husserl e la metafisica // Aquinas. 1980. № 23. S. 147—160.
Ales Bello A. Teologia e teleologia nella fenomenologia di Husserl // Vita
sociale. 1969. № 26. P. 167—177.
Almeida G. A. de. Sinn und Inhalt der genetischen Phänomenologie E.
Husserls. Den Haag, 1972.
Americks K. Husserl's Realism // Philos. Rev. 1977. № 86. P. 498—519.
Anschütz G. Psychologie. Grundlagen, Ergebnisse und Probleme der
Forschung. Hamburg, 1953.
Apel K.-0. Transformation der Philosophie. Frankfurt a. M., 1973. Bd. I:
Sprachanalytik, Semiotik, Hermeneutik.
Arlt G. Subjektivität und Wissenschaft. Zur Psychologie des Subjekts bei
Natorp und Husserl. Würzburg, 1985.
Asemissen H.-U. Die phänomenologische Reduktion in der Philosophie
Max Schelers // Max Scheler im Gegenwartsgeschehen der Philosophie.
München, 1975. S. 159—177.
Asemissen H.-U. Egologische Reflexion //KS. 1958/59. Bd. 50. S. 262—272.
Asemissen H.-U. Strukturanalytische Probleme der Wahrnehmung in der
Phänomenologie Husserls. Köln, 1957.
Attig Th. Husserl's Interpretation and Critique of Descartes in His
'Cartesian Meditations' // The Modern Schoolman. 1977/78. P. 271—281.
Ave-Lallemant E. Die Antithese Freiburg-München in der Geschichte der
Phänomenologie // Die Münchner Phänomenologie. Vorträge des
Internationalen Kongresses in München 13—18 April 1971 / Hg. v. H. Kühn,
E. Ave-Lallemant, R. Gladiator. Den Haag, 1975. S. 19—38.
Bachelard S. A Study of Husserl's Formal and Transcendental Logic. Evan-
ston, 1968.

Литература
651
ВескеА. Der Weg der Phänomenologie: Husserl, Heidegger, Rombach.
Hamburg, 1999.
Becker О. Die Philosophie Edmund Husserls // Husserl-Wege zur
Forschung XL. Darmstadt. 1973.
Becker O. Beiträge zur phänomenologischen Begründung der Geometrie
// JPPF. 1923. № 6. S. 339—560.
Becker O. Die Philosophie Edmund Husserls // Husserl. S. 129—167.
Becker О. Husserl und Descartes II Arch. f. Rechts- und Soz. philos. 1936-
37. Bd. 30. S. 616—621.
Beils K. B. Transzendenz und Zeitbewußtsein. Zur Grenzproblematik des
transzendental-phänomenologischen Idealismus. Bonn, 1987.
BelussiF. Die modaltheoretischen Grundlagen der Husserlschen
Phänomenologie. Freiburg; München, 1990.
Benoist J. Autour de Husserl. L'ego et la raison. Paris, 1994.
Bergmann H. Untersuchungen zum Problem der Evidenz der inneren
Wahrnehmung. Halle, 1908.
Bergmann W., Hof/mann G. Habitualität als Potentialität. Zur
Konkretisierung des Ich bei Husserl // HS. 1984. Vol. 1. S. 281—305.
Bernet R. Die ungegenwärtige Gegenwart. Anwesenheit und Abwesenheit
in Husserls Analyse des Zeitbewußtseins // PF. 1983. Bd. 14. S. 16—57.
Bernet R. Einleitung zu: E. Husserl, Texte zur Phänomenologie des inneren
Zeitbewußtseins. Hamburg, 1985.
Bernet R. Endlichkeit und Unendlichkeit in Husserls Phänomenologie der
Wahrnehmung // Tijdschr. Filos. 1978. Bd. 40. S. 251—269.
Bernet R. Husserls Begriff des Noema // Husserl-Ausgabe und Husserl-
Forschung / Hg. v. S. Isseling. London, 1990. S. 61—80.
Beyer Ch. Intentionalität und Referenz: eine sprachanalytische Studie zu
Husserls transzendentaler Phänomenologie. Paderborn, 2000.
Biedermann K. Die deutsche Philosophie von Kant bis auf unsere Zeit, ihre
wissenschaftliche Entwicklung und ihre Stellung zu den politischen und
sozialen Verhältnissen der Gegenwart. Leipzig, 1842. Bd-e 1—2; Aalen,
1973.
Biemel W. Husserls Encyclopaedia-Britannica Artikel und Heideggers
Anmerkungen dazu // Husserl. S. 282—315.
Biemel W. Gesammelte Schriften. Stuttgart (Bad Cannstatt), 1996. Bd. 1:
Schriften zur Philosophie.
Bierbach P. Husserls 'Thilosophie der Arithmetik". Eine textanalytische
Studie // Husserl in Halle.
Blumenberg H. Lebenswelt und Technisierung unter Aspekten der
Phänomenologie. Turin, 1963.

652
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Bochkove N. Phänomenologie. Ursprung und Entwicklung des Termins im
18. Jahrhundert. Utrecht, 1991.
Boehm R. Der Bedeutungswandel von Husserls Grundbegriffen seit seinen
Tode // Phänomenologische Forschungen. 1991. Bd. 24/25.
Boehm R. Vom Gesichtspunkt der Phänomenologie. Den Haag, 1968. Bd. I:
Husserl-Studien; Den Haag, 1981. Bd. II: Studien zur Phänomenologie der
Epoche.
Boehr Th de. Der Begriff "absolut" und "relativ" bei Husserl // ZphF. 1973.
Bd. 27. S. 514—533.
BoehrThde. The Development of Husserl's Thought (1966). Den Haag
1978.
BollnowO.-F. Dil they und die Phänomenologie // Dilthey und die
Philosophie der Gegenwart. Freiburg, 1985. S. 31—61.
Bolzano В. Wissenschaftslehre § 46—90 / Hg. v. J. Berg [= Gesamtausgabe.
Reihe I, Band 11/ II], Stuttgart; Bad Cannstatt, 1985.
Boyce-Gibson R. W. From Husserl to Heidegger: Excerpts from a 1928
Freiburg Diary IIJBSP. 1971. Vol. II/l. P. 58—83.
Brand G. Die Lebenswelt. Philosophie des konkreten Apriori. В.; N. Y.,
1971.
Brand G. Edmund Husserl. Zur Phänomenologie der Intersubjektivität.
Texte aus dem Nachlaß // PF. 1978. Bd. 6/7. S. 28—117.
Brand G. Husserl-Literarur und Husserl // Philos. Rundschau. 1960. № 8.
S. 261—289.
Brand G. Welt, Geschichte, Mythos und Politik. В.; N. Y., 1978.
Brand G. Welt, Ich und Zeit. Den Haag, 1955.
Breda H. Leo van. Husserl et le Probleme de Dieu // Proceedings of the 10
th International Congress of Philosophy. Amsterdam, 1949. Fasc. II.
P. 1210—1212.
Breda H. Leo van. Husserl und das Problem der Freiheit (1949) Il Husserl.
S. 277—281.
Breda H. Leo van. Leibniz' Einfluß auf das Denken Husserls // Akten
Intern. Leibniz-Kongr., Hannover, 14.—19. Nov. 1966. Bd. V. Wiesbaden,
1971. S. 124—145.
Brelage M. Studien zur Transzendentalphilosophie / Hg. v. A. Brelage. В.;
N. Y., 1965.
Brentano Fr. Die Habilitationsthesen // Brentano Fr. Über die Zukunft der
Philosophie. Hamburg, 1968. S. 133—141.
Brentano Fr. Psychologie vom empirischen Standpunkt. Hamburg, 1955.
Bd. I; Hamburg, 1959. Bd. 2.; Hamburg, 1968. Bd. 3.
Brentano Fr. Vom Dasein Gottes. Hamburg, 1968.
Broekmann J. M. Phänomenologie und Egologie. Den Haag, 1963.

Литература
653
Brough J. B. The Emergence of an Absolute Consciousness in Husserl's
Early Writings on Time-Consciousness (1972) // Husserl. Expositions and
Appraisals. L., 1977. S. 83—100.
BruzinaR. Die Notizen Eugen Finks zur Umarbeitung von Edmund
Husserls Cartesianischen Meditationen // HS. 1989. Vol. 6. S. 97—128.
Bruzina R. Solitude and Community in the Work of Philosophy: Husserl
and Fink, 1928—1938 // MaW. 1989. Vol. 22. S. 287—314.
Busse L. Rez. v.: Husserl E., Logische Untersuchungen. Halle 1900/01 //
Zschr. f. Philos, u. Psychol, d. Sinnesorgane. 1903. Bd. 33. S. 153—157.
Cairns D. Conversations with Husserl and Fink. Den Haag, 1975.
Can D. Interpreting Husserl. Den Haag, 1987.
Can D. Phenomenology and the Problem of History. A Study of Husserl's
Transcendental Philosophy. Evanston, 1974.
Can D. The paradox of subjectivity : the self in the transcendental
tradition. N. Y., 1999.
Can D. Zum Problem des nichtempirischen Ich // ZphF. 1987. Bd. 32.
S. 163—182.
Carrf D. Interpretation and Self-Evidence II AH. 1979. Vol. 9. P. 133—147.
Cassirer E. Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft
der neueren Zeit. Berlin, 1922. Vol. 2.
Celms Th. Der phänomenologische Idealismus Husserls // Acta Universi-
tatis Latviensis. 29.1928. S. 249-441; [2 ed.: N. Y.; L., 1979].
Claesges U. Edmund Husserls Theorie der Raumkonstitution. Den Haag,
1964.
Claesges U. Zeit und kinästhetisches Bewußtsein. Bemerkungen zu einer
These Ludwig Landgrebes // PF. 1983. Bd. 14. S. 138—151.
Cohn J. Voraussetzungen und Ziele des Erkennens. 1908.
Conrad-Martius H. Schriften zur Philosophie. München, 1965. Bd-e I—III.
Courtine].-F. Intersubjektivität und Analogie // PF. 1991. Bd. 24/25.
S. 232—264.
Cristin R. Edmund Husserl, Martin Heidegger — Phänomenologie (1927)
/ Hg. v. С Renato. B. 1999.
Crowell S. G. Husserl, Heidegger, and the space of meaning: paths toward
transcendental phenomenology. Evanston (III), 2001.
Crowell S. G. Husserl, Heidegger, and Transcendental Philosophy:
Another look at the Encyclopaedia Britannica Article II PPhR. 1989/90. Vol.
50. P. 501—518.
Cunningham S. Language and the Phenomenological Reductions of
Edmund Husserl. Den Haag, 1976.
Depraz N. Les figures de l'intersubjectivite. Etüde des Husserliana XIII—
XIV—XV II Archives de Philosophic 1992. Vol. 55. P. 479-^98.

654
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Depraz N. Edmund Husserl. Adversus haereses mystikes? Il Laval, theol.
et philos. 1994. Vol. 50. P. 327—348.
Derrida J. Die Stimme und das Phänomen. Frankfurt a. M., 1979.
Derrida J. Husserls Weg in die Geschichte am Leitfaden der Geometrie. Ein
Kommentar zur Beilage in der "Krisis". München, 1987.
Die Münchner Phänomenologie. Vorträge des Internationalen Kongresses
in München 13—18. April 1971. Den Haag, 1975.
Diemer A. Edmund Husserl. Versuch einer systematischen Deutung seiner
Phänomenologie. Meisenheim a. Glan, 1965.
Diemer A. Phänomenologische Beschreibung, essentielles Apriori,
transzendentale Subjektivität — und was dann? / / MaW. 1974. Vol. 7. S. 323—
352.
Dilthey und die Philosophie der Gegenwart. Freiburg, 1985.
Dilthey W. Das Leben Schiermachers. В., 1870. Bd 2: Denkmal der inneren
Entwicklung Schleiermachers.
Dilthey W. Einleitung in die Geisteswissenschaften. Versuch einer
Grundlegung für das Studium der Gesellschaft und der Geschichte. Leipzig,
1883. Bd. 1. [GS 1].
Dilthey W. Gesammelte Schriften / Hg. v. G. Misch u. a. Leipzig, 1914;
Stuttgart; Göttingen, 1957; Stuttgart, 1970 —
Dove К. R. Die Epoche der Phänomenologie des Geistes // Stuttgarter
Hegel-Tage 1970 / Hg. v. H.-G. Gadamer. Bonn, 1974. S. 605—621.
DoveK.R. Hegel's Phenomenological Method // Rev. of Metaphysics.
1969-70. Vol. 23. P. 615—641.
Dreyfus H. L. The Perceptual Noema: Gurwitsch's Crucial Contribution //
Life-World and Consciousness: Essays for Aron Gurwitsch. Evanston,
1972. P. 135—169.
Drüe H. Edmund Husserls System der phänomenologischen Psychologic
В., 1963.
Drummond J. J. Frege and Husserl // HS. 1985. Vol. 2. S. 245—265.
Drummond J. J. Realism Versus Anti-Realism: A Husserlian Contribution
II Edmund Husserl and the Phenomenological Tradition. Essays in
Phenomenology. Washington, 1988. P. 87—106.
Drummond J. ]., Embree L. The Phenomenology of the Noema. Dordrecht,
1992.
Düsing К. Das Problem der Denkökonomie bei Husserl und Mach //
Perspektiven transzendental-phänomenologischer Forschung. Den Haag,
1972.
Düsing K. Selbstbewußtseinsmodelle. Moderne Kritiken und
systematische Entwürfe zur konkreten Subjektivität. München, 1977.
Eckardt D. Konstitutionsanalyse. Eine Einführung in die
phänomenologische Methode. Bonn, 1981.

Литература
655
Eden Т. Lebenswelt und Sprache: eine Studie zu Husserl, Quine und
Wittgenstein. München, 1999.
Edith Steins Werke. Louvain; Freiburg, 1965. Bd. VII: Aus dem Leben
einer jüdischen Familie.
Edmund Husserl 1859—1959. Recueil commémoratif publié à l'occasion
du centenaire de la naissance du philosophe. Den Haag, 1959.
Ehrhardt W.-E. Die Leibniz-Rezeption in der Phänomenologie Husserls //
Akten Intern. Leibniz-Kongr., Hannover, 14.-19.11.1966. Wiesbaden,
1971. S. 146—155. Bd. V.
Eisenhans Th. Phänomenologie und Empirie // KS. 1918. Bd. 22. S. 243—
261.
Eisenhans Th. Phänomenologie, Psychologie, Erkenntnistheorie // KS.
1915. Bd. 20. S. 224-275.
Eisenstein M. M. Phenomenology of civilization: reason as a regulative
principle in Collingwood and Husserl. Lanham (Md.), 1999.
EleyL. Die Krise des Apriori in der transzendentalen Phänomenologie.
Den Haag, 1962.
Eley L. Konstruktive Phänomenologie und kritische Theorie // Die
Negative Dialektik Adornos. Opladen, 1984. S. 59—89.
Eley L. Metakritik der formalen Logik. Sinnliche Gewißheit als Horizont
der Aussagenlogik und elementaren Prädikatenlogik. Den Haag, 1969.
Eley L. Sprache als Sprechakt. Die phänomenologische Theorie der
Bedeutungsintention und -erfüllung und die sprachphilosophische Theorie der
Sprechakte (J. R. Searle) // Aspekte und Probleme der Sprachphilosophie.
Freiburg; München, 1974. S. 137—183.
Embree L. E. An Interpretation of the Doctrin of the Ego in Husserl's
"Ideen" // Phenomenology: Continuation and Criticism. Den Haag, 1973.
Farber M. Naturalism and Subjectivism. Den Haag, 1959.
Farber M. First Philosophy and the Problem of the World II PPhR. 1963.
Vol. 23. P. 315—334.
Färber M. The Foundation of Phenomenology. N. Y., 1967.
Fellmann F. Phänomenologie als ästhetische Theorie. Freiburg; München,
1989.
Fellmann F. Wissenschaft als Beschreibung // Arch. f. Begriffsgeschichte.
1974. Bd. 18. S. 227—261.
FindlayJ. Phenomenology and the Meaning of Realism //
Phenomenology and Philosophical Understanding. Cambridge, 1975. P. 155—158.
Fink E. Existenz und Coexistera. Grundprobleme der menschlichen
Gemeinschaft / Hg. v. F.-A. Schwarz. Würzburg, 1987.
FinkE. Nähe und Distanz. Phänomenologische Vorträge und Aufsätze.
Freiburg; München, 1976.

656
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Fink Е. Studien zur Phänomenologie 1930-1939. Den Haag, 1966.
Fischer M. Différente Wissensfelder — Einheitlicher Verunfträum. Über
Husserls Begriff der Einstellung. München, 1985.
Follesdal D. Husserl und Frege. Oslo, 1958.
Fellesdal D. Husserl's Notion of Noema // JPh. 1969. Vol. 66. P. 680—687.
Frank M. Zeitbewußtsein. Pfullingen, 1990.
Frege G. Rezension von Dr. E. G. Husserl; Philosophie der Arithmetik.
Psychologische und logische Untersuchungen // FregeG. Kleine
Schriften. Hildesheim, 1967.
Friedrich T. Bewußtseinsleistung und Struktur: Aspekte einer phänome-
nologisch-strukturalistischen Theorie des Erlebens. Würzburg, 1999.
Fulda H. F. Husserls Phänomenologie. Lebendige Anregung, verdeckte
Wirkung, offene Forderung // PF. 1989. Bd. 22. S. 177—216.
Fulda H. F. Phänomenologie — Metaphysik oder Methode. Bonn, 1966.
Fulda H. F. Zur transzendentalen Phänomenologie. Bonn, 1958.
Gadamer H.-G. Erinnerungen // Husserl und phänomenologische
Bewegung. Zeugnisse in Text und Bild. Freiburg; München, 1988.
Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Tübingen, 1986. 5. Aufl.
Gehlhaar S. S. Revision der formalen Subjektsauffassung Kants durch
Edmund Husserl // Prima Philosophia. 1990. Bd. 3. S. 507—526.
Geiger M. Das Bewußtsein von Gefühlen // Münchener philos. Abh. 1911.
S. 125—162.
Geiger M. Methodologische und experimentelle Beiträge zur
Quantitätslehre. Leipzig, 1906.
Geyser J. Neue und alte Wege der Philosophie. Münster, 1916.
Gelehrtenrepublik — Lebenswelt. Edmund Husserl und Alfred Schütz in
der Krisis der phänomenologischen Bewegung. Wien, 1993.
Gorsen P. Zur Phänomenologie des Bewußtseinsstromes. Bergson, Dilthey,
Husserl, Simmel und die lebensphilosophischen Antinomien. Bonn, 1966.
GriederA. Husserl in the Thirties — the Hegelian Connection II J В SP.
1980. Vol. 11. S. 255—270.
GronkeH. Das Denken des Anderen: führt die Selbstaufhebung von
Husserls Phänomenologie der Intersubjektivität zur transzendentalen
Sprachpragmatik? Würzburg, 1999.
Grunewald B. Der phänomenologische Ursprung des Logischen: eine
kritische Analyse der phänomenologischen Grundlegung der Logik in
Edmund Husseris Logischen Untersuchungen. Kastellaun, 1977.
Guaraldi A. La modificazione di neutralita come epoche naturale // Revue
intern, de philos. 1965. Vol. 19. P. 74—106.
GurwitschA. Beiträge zur phänomenologischen Theorie der
Wahrnehmung // ZphF. 1959. № 13. S. 419—437.

Литература
657
Gurwitsch A. Das Bewußtseinsfeld (1957). В.; N. Y., 1975.
Gurzvitsch A. Phänomenologie der Thematik und des reinen Ich. Studien
zur Beziehung zwischen Gestalttheorie und Phänomenologie // Psychol.
Forschungen 1929. Bd. 12. S. 279—381.
Gurwitsch A. Studies in Phenomenology and Psychology. Evanston, 1966.
Haart A. Phänomenologie in Russland. München, 1989.
Habermas ]. Der philosophische Diskurs der Moderne. Frankfurt a. M.,
1988.
Habermas]. Theorie des kommunikativen Handelns. Bd. 1—2. Frankfurt
a. M., 1981.
HaeflingerG. Einleitung // IngardenR. Gesammelte Werke. Tübingen,
1992. Bd. 4. S. XXI—XXII.
HaefligerG. Ingardens und Husserls transzendentaler Idealismus // HS.
1990. Vol. 7. S. 103—121.
Hall H. Was Husserl a Realist or an Idealist? // Husserl, Intentionality
and Cognitive Science. Oxford, 1982.
Hammacher K. Fichtes und Husserls transzendentale Begründung der In-
tersubjektivität und die anthropologische Fragestellung // Arch. f. Filos.
1986. Bd. 54. S. 669—684.
Hart J. The Person and the Common Life. Studies in a Husserlian Social
Ethics. Dordrecht; Boston; L., 1992.
Hauptwerke der Philosophie des 20 Jahrunderts. Stuttgart, 1992.
Hedwig K. Zur Phänomenologie des Leibes bei Husserl // Concordia,
1983. S. 87—99.
Heffeman G. Bedeutung und Evidenz bei Edmund Husserl. Das Verhältnis
zwischen der Bedeutungs- und Evidenztheorie in den "Logischen
Untersuchungen" und der "Formalen und transzendentalen Logik". Bonn, 1983.
Heffeman G. Isagoge in die phänomenologische Lehre vom Urteil.
Dordrecht; Boston; L., 1989.
Heidegger M. Gesamtausgabe. Frankfurt a. M., 1975— [=GA].
Heidegger M. [Besprechung von] E. Cassirer: Philosophie der symbolischen
Formen. В., 1925. T. 1: Das mythische Denken / Duetsch. Lit. z. f. Kritik d.
int. Wiss. 1928. Bd. 5. S. 1000—1012.
Heidegger M. Das Realitätsproblem in der modernen Philosophie (1912) //
G A 1.1978. S. 1—15.
Heidegger M. Die Grundprobleme der Phänomenologie (SS) / Hg. v. Fr.-
W. von Herrmann [GA 24]. 1997. 3 Aufl.
Heidegger M. Einführung in die phänomenologische Forschung (WS) / Hg.
v. Fr.-W. von Herrmann [GA 17]. 1994.
Heidegger M. Hegels Phänomenologie des Geistes / Hg. v. L Görland.
[GA 32]. 1997. 3 Aufl.
22 - 8214

658
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Heidegger M. Kant und das Problem der Metaphysik (1929). Frankfurt
a. M., 1974. 4. Aufl.
Heidegger M. Phänomenologie der Anschauung und des Ausdrucks (SS
1920) / Hg. v. С Strube. [GA 59]. 1993.
Heidegger M. Phänomenologische Interpretation von Kants Kritik der reinen
Vernunft (WS 1927/28) / Hg. v. I. Görland [GA 25]. 1995. 3 Aufl.
Heidegger M. Prolegomena zur Geschichte des Zeitbegriffs (Vorl. SS 1925)
/ Hg. v. P. Jaeger [GA 20]. 1994. 3 Aufl.
Heidegger M. Sein und Zeit. Tübingen, 1986.
Heinemann F. H. Existentialism and the Modern Predicament. N. Y., 1958.
Held К. Das Problem der Intersubjektivität und die Idee einer
phänomenologischen Transzendentalphilosophie // Perspektiven von transzen-
dentalphänomenologischen Forschung. Den Haag, 1972. S. 3—60.
Held K. Husserl und die Griechen // PF. 1989. Bd. 22. S. 137—176.
Held K. Husserls Rückgang auf das phainömenon und die geschichtliche
Stellung der Phänomenologie // PF. 1980. Bd. 10. S. 89—145.
Held K. Lebendige Gegenwart. Die Frage der Seinsweise des
transzendentalen Ich bei Edmund Husserl, entwickelt am Leitfaden der
Zeitproblematik. Den Haag, 1966.
Held K. Heimwelt, Fremdwelt, die eine Welt // PF. Bd. 24/25. S. 305—337.
Held K. Reell // HWP. Bd. 8. S. 383 ff.
Henrich D. Die "wahrhafte Schildkröte". Zu einer Metapher in Hegels
Schrift Glauben und Wissen // Hegel-Studien. 1963. Bd. 2. S. 281—291.
Herrmann Fr.-W. von. Hermeneutik und Reflexion: der Begriff der
Phänomenologie bei Heidegger und Husserl. Frankfurt am Main, 2000.
Herrmann I. Grundbegriffe der Phänomenologie, entwickelt unter der
Perspektive von Einheit und Kontinuität ihrer Methode. München, 1996.
Herzog M. Phänomenologische Psychologie. Grundlagen und
Entwicklungen. Heidelberg, 1992.
Hoche H.-U. Bemerkungen zum Problem der Selbst- und Fremderfahrung
bei Husserl und Sartre // ZphF. 1971. Bd. 25. S. 172—186.
HocheH.-U. Einführung in das sprachanalytische Philosophieren.
Darmstadt, 1990.
HocheH.-U. Handlung, Bewußtsein und Leib. Vorstudien zu einer rein
noematischen Phänomenoiogie. Freiburg; München, 1973.
Hoche H.-U. Husserls Phänomenbegriff im Lichte sprachanalytischen
Philosophierens // PF. 1979. Bd. 8. S. 65—90.
HocheH.-U. Nichtempirische Erkenntnis. Analytische und synthetische
Urteile a priori bei Kant und Husserl. Meisenheim, 1964.
Hoffmann G. Bewusstsein, Reflexion und Ich bei Husserl. Freiburg;
München, 2001.

Литература
659
Hoffmann G. Zut Phänomenologie der Intersubjektivität. Kritische
Betrachtungen zu Texten aus Husserls Nachlaß // ZphF. 1975. Bd. 29. S. 138—
149.
Hohl H. Lebenswelt und Geschichte. Freiburg; München, 1962.
Holenstein E. Eine Maschine im Geist: Husserlsche Begründung und
Begrenzung künstlicher Intelligenz // PF. 1988. Bd. 21. S. 82—113.
Holenstein E. Passive Genesis. Eine begriffsanalytische Studie //
Tijdschrift voor Filosofie. 1971. Bd. 33. S. 112—153.
Holenstein E. Phänomenologie der Assoziation. Zu Struktur und Funktion
eines Grundprinzips der passiven Genesis bei E. Husserl. Den Haag, 1972.
Holenstein E. Roman Jacobsons phänomenologischer Strukturalismus.
Frankfurt a. M., 1975.
Holmes R. Is Transcendental Phenomenology commited to Idealism? //
The Monist. 1975. Vol. 59. S. 98—114.
Holz H. H. Metapher // Europäische Enzyklopädie zu Philosophie und
Wissenschaft. Hamburg, 1990. Bd. 3.
Horkheimer M., Adorno Th. W. Dialektik der Aufklärung. Amsterdam, 1947.
Hösle V. Wahrheit und Geschichte. Studien zur Struktur der
Philosophiegeschichte unter paradigmatischer Analyse der Entwicklung von Par-
menides bis Piaton. Stuttgart; Bad Cannstatt, 1984.
Hoyos V. G. Intentionalität als Verantwortung. Geschichtsteleologie und
Teleologie der Intentionalität bei Husserl. Den Haag, 1976.
Hoyos V. G. Zum Teleologiebegriff in der Phänomenologie Husserls //
Perspektiven transzendental-phänomenologischer Forschung. Den Haag,
1972. S. 61—84.
Hauptwerke der Philosophie des 20 Jahrhunderts. Stuttgart, 1992.
Husserl in Halle. Frankfurt a. M., 1994.
Husserl und das Denken der Neuzeit. Den Haag, 1959.
Husserl und die phänomenologische Bewegung. Zeugnisse in Text und
Bild. Freiburg; München, 1988.
Husserl, Intentionality and Cognitive Science. Oxford, 1982.
Husserl. Expositions and Appraisals. L., 1977.
Husserl-Ausgabe und Husserl-Forschung. Dordrecht; Boston; L., 1990.
HyppoliteJ. L'idée fichtéenne de la doctrine de la science et le projet
Husserlien // Husserl und das Denken der Neuzeit. Den Haag, 1959.
S. 173—182,183—189.
Hülsmann H. Zur Theorie der Sparche bei Edmund Husserl. München,
1964.
IJsseling S. (Hg.) — Siehe: Husserl-Ausgabe und Husserl-Forschung.
Ingarden R. Der Streit um die Existenz der Welt. Tübingen, 1965. Bd. II/2:
Formalontologie.
22*

660
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Ingarden R. Die vier Begriffe der Transzendenz, und das Problem des
Idealismus bei Husserl // AH. 1971. Bd.l. S. 36—74.
Ingarden R. Einführung in die Phänomenologie Edmund Husserls. Osloer
Vorlesungen 1967. Tübingen, 1992. (= GW. Bd. 4).
Ingarden R. Erinnerungen an Edmund Husserl // E.Husserl. Briefe an
Roman Ingarden. Den Haag, 1968. S. 106—135.
Ingarden R. On the Motives which led Husserl to Transcendental Idealism.
Den Haag, 1975.
Ingarden R. Schriften zur Phänomenologie Edmund Husserls / Hg. v.
W. Galewicz. Tübingen, 1998.
Ingarden R. Über den transzendentalen Idealismus bei E. Husserl //
Husserl und das Denken der Neuzeit. Den Haag, 1959. S. 190—204.
Ingarden R. Über die Gefahr einer Petitio Principii in der Erkenntnistheorie
// JPPF. 1921. Vol. 4. S. 546—568.
Ingarden R. Über die Verantwortung. Stuttgart, 1970.
Issues in Husserl's Ideen II / Ed. by Th. Nenon and L. Embree. Dordrecht;
Boston; London, 1996.
Janssen P. Deskription und transzendentale Weltsicht. Zum Problem der
Einleitung in die transzendentale Phänomenologie mittels der Deskription
der natürlichen Erfahrungswelt // Persp. Philos. 1993. Bd. 19. S. 63—88.
Janssen P. Geschichte und Lebenswelt. Ein Beitrag zur Diskussion von
Husserls Spätwerk. Den Haag, 1970.
Janssen P. Grundlagen der wissenschaftlichen Welterkenntnis. Frankfurt
a. M., 1977.
Janssen P., Ströker E. Phänomenologische Philosophie. Freiburg;
München, 1989.
Janssen P. Edmund Husserl. Einführung in die Phänomenologie. Freiburg;
München, 1976.
Jordan R. W. [Rezension von] Edmund Husserl: Vorlesungen über Ethik
und Wertlehre 1908—1914 // HS. 1992. Vol. 8. S. 221—232.
Jordan R. W. Being and Time: Some Aspects of the Ego's Involvement in
his Mental life // Phenomenology: Continuation and Criticism. Den
Haag, 1973. S. 105—113.
Kastil A. Die Philosophie Franz Brentanos. Eine Einführung in seine Lehre.
Bern, 1951.
Ke P. Husserl and Heidegger on human experience. Cambridge, 1999.
Kerckhoven G. van. Die „Idee" einer transzendentalen Methodenlehre in
phänomenologischer Absicht. Eine Voranzeige zu Eugen Finks Entwurf
einer VI. Meditation zu Husserls „Méditations cartésiennes" / /
Phänomenologie im Widerstreit. Frankfurt a. M., 1989. S. 81—105.

Литература
661
Kerckhoven G. van. Die Grundansätze von Husserls Konfrontation mit
Dilthey im Lichte der geschichtlichen Selbstzeugnisse // PF. 1984. Bd. 16.
S. 134—160.
Kern I. Die drei Wege zur transzendental-phänomenologischen Reduktion
in der Phänomenologie Edmund Husserls // Tijdschrift voor Filosofie.
1962.
Kern I. Husserl und Kant. Eine Untersuchung über Husserls Verhältnis zu
Kant und zum Neukantianismus. Den Haag, 1964.
Kern I. Idee und Methode der Philosophie. Leitgedanken für eine Theorie
der Vernunft. В., 1975.
Kernl. Selbstbewußtsein und Ich bei Husserl // Husserl-Symposion
(Mainz 1988). Stuttgart, 1983. Bd. 3. S. 51—64.
KerstenF. Husserl's Doctrine of Noesis-Noema // Phenomenology:
Continuation and Criticism. Den Haag, 1973. S. 114—144.
Kim S.-Ki. The Problem of the Contingency of the World in Husserl's
Phenomenology. Amsterdam, 1976.
Klein T. Husserl's Kantian Meditations // Southwestern J. of Philos. 1974.
Vol. 5. S. 69—82.
Kobusch T. Die Entdeckung der Person. Metaphysik der Freiheit und
modernes Menschenbild. Freiburg; Basel; Wien, 1993.
Kobusch T. Husserls transzendentaler Idealismus und Brentanos
Erkenntnistheorie. Zum Stellenwert des Evidenzbegriffes im idealistischen System
der Phänomenologie // Gelehrtenrepublik Lebenswelt. Wien, 1993.
S. 93—110.
Kocka U. Phänomenologische Konstitution und Lebenswelt.
Untersuchungen zu Edmund Husserls Ideen IL Bielefeld, 1980.
Kockelmans ]. }. Husserl and Kant on the Pure Ego // Husserl. Expositions
and Appraisals. L., 1977. P. 269—285.
Kockelmans J. J. Phenomenologico-Psychological and Transcendental
Reductions in Husserl's Crisis // AH. 1972. Vol. 2. S. 78—89.
Kockelmans J. J. A First Introduction to Husserl's Phenomenology. Duques-
ne Univ. Pr., 1967.
Kolakowski L. Die Suche nach der verlorenen Gewissheit. Denkwege mit
Edmund Husserl. München, 1986.
Kozlozüski R. Die Aporien der Intersubjektivität. Eine Auseinandersetzung
mit Edmund Husserls Intersubjektivitätstheorie. Würzburg, 1991.
Kraft J. Von Husserl zu Heidegger: Kritik der phänomenologischen
Philosophie. Frankfurt a. M., 1957. 2. Aufl.
Kreis F. Phänomenologie und Kritizismus. Tübingen, 1930.
Kuhn H. [Rezension von:] Edmund Husserl, Méditations Cartésiennes,
introduction à la Phénoménologie // Husserl P. 174—187.

662
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Kuhn H. Phänomenologie und "wirkliche Wirklichkeit" // Die Münchner
Phänomenologie. Den Haag, 1975.
Külpe O. Die Realisierung. Ein Beitrag zur Grundlegung der
Realwissenschaften. Leipzig, 1912.
Küng G. Husserl on Pictures and Intentional Objects // Rev. of
Metaphysics. 1973. Vol. 26. P. 670—680.
Küng G. The World as Noema and as referent II JBSP. 1972. Vol. 3.
Künne W. Edmund Husserl: Intentionalität // Grundprobleme der großen
Philosophen / Hg. v. J. Speck. Göttingen, 1986. Bd. IV: Philosophie der
Neuzeit. S. 165—215.
Kuspit D. B. Hegel and Husserl on the Problem of the Difficulty of
Beginning Philosophy II JBSP. 1971. Vol. 2. S. 52—57.
Kynast R. Das Problem der Phänomenologie. Eine
wissenschaftstheoretische Untersuchung. Breslau, 1917.
LadriereJ. Hegel, Husserl, and Reason Today // The Modern Schoolman.
1960. Vol. 37. P. 171—195.
Lampert J. Synthesis and Backward Reference in Husserl's Logical
Investigations. Dordrecht; Boston; L., 1995.
Landgrebe L. Der Weg der Phänomenologie. Gütersloh, 1963.
Landgrebe L. Faktizität und Individuation. Hamburg, 1982.
Landgrebe L. Ist Husserls Phänomenologie eine
Transzendentalphilosophie? (1954) // Husserl. Hg. v. H. Noack. S. 316—324.
Landgrebe L. Lebenswelt und Geschichtlichkeit des menschlichen Daseins
// Phänomenologie und Marxismus. Frankfurt a. M., 1976. Bd. II. S. 13—
58.
Landgrebe L. Phänomenologie und Geschichte. Gütersloh, 1967.
Landgrebe L. Phänomenologie und Metaphysik. Hamburg, 1949.
Landgrebe L. Von der Unmittelbarkeit der Erfahrung // Edmund Husserl
1859—1959. S. 238—259.
Landgrebe L. Wilhelm Diltheys Theorie der Geisteswissenschaften. Halle,
1928.
Landmann M. Erleben und Erkennen. 1951.
LangsdorfL. The Noema as intentional Entity — a Critique to Fellesdal //
Rev. of Metaphysics. 1984. Vol. 37. S. 757—784.
LaporteJ.-M. Husserl's Critique of Descartes // PPhR. 1962—63. Vol.23.
P. 335—352.
Lebenswelt und Wissenschaft in der Philosophie Edmund Husserls / Hg.
v. E. Ströker. Frankfurt a. M., 1979.
LeeJ.-K Welt und Erfahrung. Zur transzendental-phänomenologischen
Thematisierung der Welt bei Edmund Husserl als Kritik des
objektivistischen Weltbegriffs. Frankfurt; Bern; N. Y., 1991.

Литература
663
Leese К. Philosophie und Theologie im Spätidealismus. В., 1929.
Leibhaftige Vernunft. Spuren von Merleau-Pontys Denken / Hg. v.
A. Metraux, B. Waidenfels. München, 1986.
Lembeck K.-H. Einführung in die phänomenologische Philosophie.
Darmstadt, 1994.
LembeckK.-H. Faktum Geschichte und die Grenzen phänomenologischer
Geschichtsphilosophie // HS. 1987. № 4. S. 209—224.
LembeckK.-H. Gegenstand Geschichte. Geschichtswissenschaftstheorie in
Husserls Phänomenologie. Dordrecht; Boston; L., 1988.
LembeckK.-H. Seinsformen, Spielarten des Ontologiebegriffes in der
Phänomenologie Husserls // Metamorphose der Phänomenologie.
München, 1999.
Levinas E. En découvrant Г existence avec Husserl et Heidegger. P., 1948.
Levinas E. Autrement qu4etre ou au-delà de Г existence. La Hague, 1947.
Levinas E. Die Spur des Anderen. Untersuchungen zur Phänomenologie
und Sozialphilosophie. Freiburg; München, 1987.
Levinas E. La théorie de Г intuition dans la phénoménologie de Husserl. P.,
1930.
Levinas E. Totalität und Unendlichkeit. Versuch über Exteriorität.
Freiburg; München, 1987.
Levinas £. Über die Ideen Edmund Husserls (1929) // Husserl S. 87—128.
Levinas E. Wenn Gott ins Denken einfällt. Diskurse über die Betroffenheit
von Transzendenz. München, 1988.
Linke P. F. Das Recht der Phänomenologie. Eine Auseinandersetzung mit
Th. Eisenhans // KS. 1917. Bd. 21. S. 163—221.
Lipps Th. Leitfaden der Psychologie (1903). Leipzig, 1909.
Lohmar D. Edmund Husserls "formale und transzendentale Logik".
Darmstadt, 2000.
Lohmar D. Erfahrung und kategoriales Denken. Hume, Kant und Husserl
über vorprädikative Erfahrung und prädikative Erkenntnis. Dordrecht;
Boston; L., 1998.
Lohmar D. Phänomenologie der Mathematik. Elemente einer
phänomenologischen Aufklärung der mathematischen Erkenntnis nach Husserl.
Dordrecht; Boston; L., 1989.
Lohmar D. Zur Allzeitlichkeit mathematischer Gegenstände. Bemerkungen
aus der Sicht der Husserischen Phänomenologie // Philos, nat. 1988.
Vol. 25. S. 186—193.
Lotz J.-B. Transzendentale Erfahrung. Freiburg; Basel; Wien, 1978.
Lozvit A. Pourquoi Husserl n'est ce pas platonicien // Les Études
Philosophiques. 1954. № 9. P. 324—336.

664
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Lübbe H. Husserl und Mach // Beiträge zur Wissenschaft und
Philosophie. 1960.
Luhmann N. Soziale Systeme. Grundriß einer allgemeinen Theorie.
Frankfurt a. M., 1984.
LyotardJ.-F. Die Phänomenologie (1954). Hamburg, 1993.
Macann Chr. Presence and Coincidence. The Transformation of
Transcendental into Ontological Phenomenology. Dordrecht; Boston; L., 1991.
MacDonald P. S. Descartes and Husserl: the philosophical project of radical
beginnings. Albany (NY), 2000.
Mc Cormick P. Siehe: Husserl. Expositions and Appraisals.
Mcintyre R. Husserl and Frege // JPh. 1987. Vol. 84. P. 528—535.
Mclntire R. Intentionality via Intensiones II JPh. 1971. [Siehe: Smith D. W.]
Mahnke D. Von Hubert zu Husserl. Erste Einführung in die
Phänomenologie, besonders der formalen Mathematik / / Unterrichtsblätter für
Mathematik und Naturwissenschaften. 1923. Bd. 29. S. 34—37.
Makkreel R. A. Lebenswelt und Lebenszusammenhang. Das Verhältnis von
vorwissenschaftlichem und wissenschaftlichem Bewußtsein bei Husserl
und Dilthey // Dilthey und die Philosophie der Gegenwart. Freiburg,
1985.
Mall R. A. Experience and Reason. The Phenomenology of Husserl and its
Relation to Hume's Philosophy. Den Haag, 1973.
MallR. A. Phenomenology of Reason // Perspektiven transzendental-phä-
nomenologischer Forschung. Den Haag, 1972.
Mall R. A. The God of Phenomenology in Comparative Contrast to that of
Philosophy and Theology // HS. 1991. Vol. 8. S. 1—16.
Marbach E. Das Problem des Ich in der Phänomenologie Husserls. Den
Haag, 1974.
Marbach E. Husserls reine Phänomenologie und Piagets genetische
Psychologie // Tijdschrift voor Filos. 1977. Vol. 37. S. 81—103.
MarbachE. Ichlose Phänomenologie bei Husserl // Tijdschrift voor
Filosofie. 1973. Vol. 35. S. 518—559.
Marx W. Die Phänomenologie Edmund Husserls. Göttingen, 1987.
Masullo A. La communità come fundamento, Fichte, Husserl, Sartre.
Neapel, 1965.
Mays W. Genetic Analysis and Experience: Husserl und Piaget // JBSP.
1977. Vol. 8. S. 51—55.
Melle U. Das Wahmehmungsproblem und seine Verwandlung in
phänomenologischer Einstellung. Untersuchungen zu den phänomenologischen
Wahrnehmungstheorien bei Husserl, Gurwitsch und Merleau-Ponty. Den
Haag; Boston; Lancaster, 1983.
Melle U. Husserls Philosophie der Mathematik // Tijdschrift voor
Filosofie. 1983. Vol. 45. S. 475—482.

Литература
665
Melle U. Objektivierende und nicht-objektivierende Akte / /
Husserl-Ausgabe und Husserl-Forschung / Hg.v. S. IJsseling. S. 35—50.
Melle U. Selbstverwirklichung und Gemeinshaft in Husserls Ethik, Politik
und Theologie // Tijdschr. v. Filosofie. 1995. Vol. 57. S. 111—128.
Melle U. The Development of Husserl's Ethics // Études
Phénoménologiques. 1991. Vol. 13/14. S. 115—136.
Melle U. Zu Brentanos und Husserls Ethikansatz: Die Analogie zwischen
den Vernunftarten // Brentano-Studien. 1988. Bd. 1. S. 109—120.
Mensch J. R. Postfoundational phenomenology: Husserlian reflections on
presence and embodiment. Pennsylvania State Univ. Press, 2001.
MerkerB. Selbsttäuschung und Selbsterkenntnis. Zu Heideggers
Transformation der Phänomenologie Husserls. Frankfurt a. M, 1988.
Merleau-Ponty M. La structure du comportement. P., 1949.
Merleau-Ponty M. Phénoménologie de la perception. P., 1945.
Merleau-Ponty M. Signes. P., 1960.
Metamorphose der Phänomenologie. München, 1999.
Metraux A. Edmund Husserl und Moritz Geiger // Die Münchner
Phänomenologie. Den Haag, 1975. S. 139—157.
Meyer-Drawe K. Der Leib — "Ein merkwürdig unvollkommen
konstituiertes Ding" // Phänomenologie im Widerstreit. Frankfurt a. M., 1989.
S. 291—306.
Metamorphose der Phänomenologie. München, 1999.
Miller I. Husserl, Perception and Temporal Awareness. Cambridge, 1984.
Miller J. P. Numbers in Presence and Absence. A Study of Husserl's
Philosophy of Mathematics. Den Haag, 1982.
Misch G. Lebensphilosophie und Phänomenologie. Darmstadt, 1967.
MöckelChr. Einführung in die transzendentale Phänomenologie.
München, 1998.
Mohanty J. N. Edmund Husserl's theory of meaning The Hague, 1964;
1969. 2. ed; 1976. 3-d ed.
Mohanty J. N. Fichte's Science of Knowledge and Husserl's Phenomenology
II IPhQ. 1952. Vol. 25. P. 113—125.
Mohanty J. N. Husserl and Frege. A new Look at their Relationship (1974)
II Readings on Edmund Husserl's Logical Investigations. Den Haag,
1976. P. 22—32.
Mohanty ]. N. Husserl and Frege. Bloomington, 1982.
Mohanty}. N. Intentionality and Noema // JPh. 1981. Vol. 78. S. 706—722.
Mohanty J. N. Logic, truth, and the modalities: from a phenomenological
perspective. Dordrecht, 1999.
Mohanty}. N. Transcendental Phenomenology. An Analytic Account.
Cambridge, 1989.

666
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Morriston W. Intentionality and the Phenomenological Method: A Critique
of Husserl's Transcendental Idealism IIJBSP. 1976. Vol. 7. S. 36—43.
Motroshilova N. Delineation of Gegenständlichkeiten in Husserl's Logical
Investigations, Vol.2 // AH. 1990. Vol. XXVII.
Motroshilova N. The Phenomenology of Edmund Husserl and the natural
sciences — juxtaposition or cooperation? // AH. 1991. Vol. XXXTV.
P. 139—149.
Motroshilova N. The Problem of Cognitive Subject as viewed by Husserl
and Ingarden // Dialectics and Humanism. 1975. Vol. 11. № 3.
Mulligan K. Husserl on States of Affairs in the Logical Investigations II Epi-
stemologia. 1989. P. 225—226
Müller G. Wahrnehmung, Urteil und Erkenntniswille: Untersuchungen zu
Husserls Phänomenologie der vorprädikativen Erfahrung. Bonn 1999.
Müller M. Existenzphilosophie. Von der Metaphysik zur Metahistorik.
Freiburg, 1986.4. Aufl.
Müller M. Phänomenologie, Ontologie und Scholastik // Tijdschrift voor
Filosofie. 1952. Nr. 14.
Münch D. Intention und Zeichen. Untersuchungen zu Franz Brentano und
zu Edmund Husserls Frühwerk. Frankfurt a. M, 1993.
Munson T. N. Wittgenstein's Phenomenology II PPhR Vol. XXIII. 1962.
P. 37—50
Muralt A. de. The Idea of Phenomenology: Husserl's Exemplarism (1958).
Evanston, 1974.
Murphy R. T. Hume and Husserl. Towards radical subjectivism. Den
Haag, 1980.
NatansonM. Phenomenology and Existentialism II JPh. 1960. Vol. LVII.
P. 75—84.
Natorp P. Einleitung in die Psychologie nach kritischer Methode. Freiburg,
1888.
Natorp P. Allgemeine Psychologie nach kritischer Methode. Erstes Buch:
Objekt und Methode der Psychologie. Tübingen, 1912.
Natorp P. Husserls Ideen zu einer reinen Phänomenologie (1917/18) //
Husserl. S. 36—60.
Natorp P. Piatos Ideenlehre. Eine Einführung in den Idealismus. 1903.
Natorp P. Zu den logischen Grundlagen der neueren Mathematik III //
Archiv für systematische Philosophie. 1901. Bd. 7. S. 372—384.
Natorp P. Zur Frage der logischen Methode. Mit Beziehung auf Edm.
Husserls "Prolegomena zur reinen Logik" // KS. 1901. Bd. 6. S. 27Q—283.
Neumann G. Die phänomenologische Frage nach dem Ursprung der
mathematisch-naturwissenschaftlichen Raumauffassung bei Husserl und
Heidegger. Berlin., 1999.

Литература
667
ML. Das Problem des Seinsglaubens in der Phänomenologie Edmund
Husserls. Ein Versuch mit Husserl (Diss.). Freiburg, 1990.
Niehues-Pröbsting H. Überredung zur Einsicht. Der Zusammenhang von
Philosophie und Rhetorik bei Piaton und in der Phänomenologie.
Frankfurt a. M, 1987.
NoorA. Individualité et volonté // Études Phénoménologiques. 1991.
Vol. 13—14. P. 137—164.
Oeing-Hanhoff L. Metaphysik und Freiheit / Hg. v. Th. Kobusch und
W. Jaeschke. München, 1988.
Ogazva T. Die Vorstruktur des Bewußtseins bei Husserl. Eine
Rekonstruktion in strukturaler Sicht // PF. 1991. Bd. 24/25.
Oliveira M. A. de. Subjektivität und Vermittlung. Studien zur Entwicklung
des transzendentalen Denkens bei I. Kant, E. Husserl und H. Wagner.
München, 1973.
Orth E.-W. Beschreibung in der Phänomenologie Edmund Husserls // PF.
1991. Bd. 24/25. S. 8—45.
Orth E.-W. Die Aquivokation des Sprachbegriffs. Zur Okkasionalität des
transzendentalen Subjekts bei Edmund Husserl // Das Bewußtsein und
das Unbewußte. Würzburg, 1989. S. 1—20.
Orth E.-W. Die Mythologie der Zeit // PF. 1983. Bd. 14. S. 7—15.
Orth E.-W. Husserl und Hegel. Ein Beitrag zum Problem des Verhältnisses
historischer und systematischer Forschung in der Philosophie // Die Welt
des Menschen — die Welt der Philosophie. Festschrift für Jan Patocka.
Den Haag, 1976. S. 213—250.
Orth E.-W. Husserls Wahmehmungsbegriff // HS. 1994/95. Vol. 11.
S. 153—168.
Orth E.-W. Phänomenologische Reduktion und intentionalanalytische
Orientierung. Möglichkeiten und Grenzen der Sprachphilosophie //
Philosophy and Social Criticism. 1980. Vol. 7. S. 319—344.
Orth E.-W. Probleme der Kulturphilosophie und der Kulturanthropologie
in der Phänomenologie // Essays in Memory of Aron Gurwitsch.
Pittsburgh, 1984. P. 485—504.
Orth E.-W. Edmund Husserls "Krisis der europäischen Wissenschaften
und die transzendentale Phänomenologie": Vernunft und Kultur.
Darmstadt, 1999.
Osborn A. The Philosophy of Edmund Husserl in its Development from
his Mathematical Interests to his First Conception of Phenomenology in
Logical Investigation. N. Y., 1934.
Otto S. Rekonstruktion der Geschichte. Zur Kritik der historischen
Vernunft. München, 1982. T. 1: Historisch-kritische Bestandsaufnahme;
München, 1992. T. 2: Systematische Ausarbeitung.
Palägyi M. Der Streit der Psychologisten und der Formalisten in der
modernen Logik. Leipzig, 1902.

668
H. В. Мотрошилова «ИдеиI Э. Гуссерля»
Patocka J. Die Bewegung der menschlichen Existenz. Phänomenologische
Schriften II / Hg. v. K. Nellen, J. Nemec, I. Srubar. Stuttgart, 1991.
Patocka J. Die natürliche Welt als philosophisches Problem //
Phänomenologische Schriften I. Stuttgart, 1990.
Patocka J. La doctrine husserlienne de l'intuition eidétique et ses critiques
récents II Revue intern, de Philos. 1965. Vol. 19. P. 17—33.
Patzig G. Kritische Bemerkungen zu Husserls Thesen über das Verhältnis
von Wahrheit und Evidenz // Neue Hefte für Philosophie. 1971.
PavlicJ. Genetic Phenomenology and Historicity // Zur Problematik der
transzendentalen Phänomenologie Edmund Husserls. Prag, 1988. S. 28—
53.
Pazanin A. Wissenschaft und Geschichte in der Phänomenologie Edmund
Husserls. Den Haag, 1972.
Perspektiven transzendental-phänomenologischer Forschung. Festschrift
für L. Landgrebe. Den Haag, 1972.
PeuzsenC.A van. Edmund Husserl and Ludwig Wittgenstein // PPhR.
Vol. XX. 1959. P. 181—197.
Pfafferott G. Die Bedeutung des Begriffs Selbstbesinnung bei Dilthey und
Husserl // Dilthey und die Philosophie der Gegenwart. Freiburg, 1985.
S. 351—380.
Pfänder A. Einführung in die Psychologie. Leipzig, 1904.
Pfänder-Studien / Hg. v. H. Spiegelberg, E. Ave-Lallemant. Den Haag;
Boston; L., 1982.
Phänomenologie im Widerstreit. Zum 50. Todestag Ed. Husserls / Hg. v.
С Jamme, O. Pöggler. Frankfurt а. М, 1989.
Phenomenology: Continuation and Criticism. Den Haag, 1973.
Pieper H.-J. "Anschauung" als operativer Begriff: Eine Untersuchung zur
Grundlegung der transzendentalen Phänomenologie Edmund Husserls.
Hamburg, 1993.
Pietersma H. Phenomenological epistemology. N. Y., 2000.
Philosophie der Subjektivität. Zur Bestimmung des neuzeitlichen
Philosophierens / Hg.v. H. M. Baumgartner, W. G. Jacobs. Stuttgart, 1993. Bd—e
1—2.
Prauss G. Zum Verhältnis innerer und äußerer Erfahrung bei Husserl //
ZphF. 1977. Bd. 31. S. 79—84.
PresasM.A. Leiblichkeit und Geschichte bei Husserl // Tijdschrift voor
Filos. 1978. Vol. 40. S. 111—127.
Pöggeler O. Geleitwort // Metamorphose der Phänomenologie / Hg. v.
H.-R. Sepp. München, 1999.
Puhakka K., Puligandla R. Methods and Problems in Husserl's
Transcendental Logic // Intern. Logic Review. 1971. Vol. 2. P. 202—218.

Литература
669
Rang В. Die bodenlose Wissenschaft. Husserls Kritik von Objektivismus
und Technizismus in Mathematik und Naturwissenschaft // PF. 1989.
Bd. 22. S. 88—136.
Rang B. Husserls Phänomenologie der materiellen Natur. Frankfurt a. M.,
1990.
Rang B. Kausalität und Motivation. Untersuchungen zum Verhältnis von
Perspektivität und Objektivität in der Phänomenologie Edmund Husserls.
Den Haag, 1973.
Rang B. Repräsentation und Selbstgegebenheit. Die Aporie der
Phänomenologie der Wahrnehmung in den Frühschriften Husserls // PF. 1975.
Bd. 1. S. 105—137.
Rapic S. Einleitung zu: Husserl E. Ding und Raum. Vorlesungen 1907 / Hg.
v. K.-H. Hahnengress, S. Rapic. Hamburg, 1991. S. XI—LXXXII.
Reinach A. Sämtliche Werke. Textkritische Ausgabe: In 2 Bde / Hg.
v. K. Schuhmann, B. Smith. München; Hamden; Wien, 1989.
RickertH. Die Philosophie des Lebens. Darstellung und Kritik der
philosophischen Modeströmungen unserer Zeit. Tübingen, 1920.
RicoeurP. Étude sur les Méditations Cartésiennes de Husserl // Revue
philos, de Louvain. 1954. Bd. 52. P. 75—109.
RicoeurP. Hegel et Husserl sur l'Intersubjectivité // Phénoménologies
Hégéliene et Husserliene. Les classes selon Marx, Travaux des Sessions
d'Etudes. P., 1981. P. 5—17.
Ricoeur P. Husserl. An Analysis of His Phenomenology. Evanston, 1967.
Ricoeur P. Kant et Husserl // KS. 1954. Vol. 46. S. 44—67.
Ricoeur P. Phénoménologie et herméneutique // PF. Bd. 1. P. 31—75.
Ricoeur P. Rückfrage und Reduktion der Idealitäten in Husserls Krisis und
Marx' Deutscher Ideologie / / Phänomenologie und Marxismus 3. Frankfurt
a. M., 1978.
Rinofner-Kreidl S. Edmund Husserl: Zeitlichkeit und Intentionali tat.
Freiburg i. Br.; München, 2000.
RockmoreTh. Fichte, Husserl and Philosophical Science // IPhQ. 1979.
Vol. 19. P. 15—27.
Rodi Fr. Erkenntnis des Erkannten. Freiburg a. M., 1990.
Röd W. Erfahrung und Reflexion. Theorien der Erfahrung in
transzendentalphilosophischer Sicht. München, 1991.
Rohr-Dietschi U. Zur Genese des Selbstbewußtseins. Eine Studie über den
Beitrag des phänomenologischen Denkens zur Frage der Entwicklung des
Selbstbewußtseins. В.; N. Y., 1974.
Rollinger R. D. Husserl and Cornelius // HS. 1991. Vol. 8. S. 33—56.
Rollinger R. D. Husserl's position in the School of Brentano. Dordrecht,
1999.

670
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Römpp G. Husserls Phänomenologie der Intersubjektivität und ihre
Bedeutung für eine Theorie intersubjektiver Objektivität und die Konzeption
einer phänomenologischen Philosophie. Dordrecht; Boston; L., 1992.
Rosado-Haddock E. R. Edmund Husserls Philosophie der Logik und
Mathematik im Lichte der gegenwärtigen Logik und Grundlagenforschung.
Bonn, 1973.
Rosen K. Evidenz in Husserls deskriptiver Transzendentalphilosophie.
Meisenheim a. Glan, 1977.
Roth A. Edmund Husserls ethische Untersuchungen. Dargestellt anhand
seiner Vorlesungsmanuskripte. Den Haag, 1960.
RovattiP A. Das Rätsel der Epoche // Phänomenologie im Widerstreit.
Zum 50. Todestag Ed. Husserls. Frankfurt a. M., 1989. S. 277—290.
Sakakibara T. Das Problem des Ich und der Ursprung der genetischen
Phänomenologie bei Husserl // HS. 1997. Vol. 14.
Sancipriano M. Edmund Husserl // L'etica sociale. Genf, 1988.
Sartre J.-P. L'être et le néant. P., 1943.
Schapp W. Beiträge zur Phänomenologie der Wahrnehmung (Diss. 1910).
Wiesbaden, 1976.
Scheler M. Gesammelte Werke / Hg. v. M. Scheler, M. Frings. Bern, 1954 ff.
Bd. 1—10. [GW II: Der Formalismus in der Ethik und die materiale
Wertethik. Neuer Versuch der Grundlegung eines ethischen
Personalismus (1912/16); Lehre vom Wesen und Wesenserkenntnis. Folgerungen für
die phänomenologische Reduktion und Ideenlehre // GW IX. S. 245—253;
Probleme der Religion. Zur religiösen Erneuerung (1918—1921) // GW V.
S. 101—354.
Scheler M. Die Wissensformen und die Gesellschaft. Lpz., 1926.
Scheler M. Vom Ewigen im Menschen. Lpz., 1921.
Scheler M. Wesen und Formen der Sympathie, 1913.
Schmid H. B. Subjekt, System, Diskurs: Edmund Husserls Begriff
transzendentaler Subjektivität in sozialtheoretischen Bezügen. Dordrecht,
2000.
Schmit R. Husserls Philosophie der Mathematik. Piatonistische und
konstruktivistische Momente in Husserls Mathematikbegriff. Bonn, 1981.
Schuhmann K. Reine Phänomenologie und phänomenologische
Philosophie. Historisch—analytische Monographie über Husserls "Ideen I" / /
Dialektik der Phänomenologie. Den Haag, 1973. Bd. II.
Schuhmann K. Die Fundamentalbetrachtung der Phänomenologie. Zum
Weltproblem in der Philosophie Edmund Husserls. Den Haag, 1971.
Schuhmann K. Husserl über Pfänder: Die Dialektik der Phänomenologie I.
Den Haag, 1973.
Schuhmann K. Husserls Idee der Philosophie // HS. 1988. Vol. 5. S. 235—
256.

Литература
671
Schuhmann К. Husserls Staatsphilosophie. Freiburg, 1988.
Schuhmann К. Intentionalität und intentionaler Gegenstand beim frühen
Husserl // PF. 1991. Bd. 24/25. S. 46—75.
Schuhmann K. Lebenswelt als Unterlage der Phänomenologie //
Lebenswelt und Wissenschaft in der Philosophie Edmund Husserls. Frankfurt
a. M, 1979. S. 79—91.
Schuhmann K. Probleme der Husserlschen Wertlehre // PJb. 1991. Bd. 98.
S. 106—113.
Schütz A. Gesammelte Aufsätze. Den Haag, 1971 —. Bd. I: Das Problem
der sozialen Wirklichkeit. Bd. II: Studien zur sozialen Theorie; Bd. III:
Studien zur phänomenologischen Philosophie.
Schütz A. Edmund Husserls Ideen, Band 11// GA III. S. 47—73.
Schwabe-Hansen E. Das Verhältnis von transzendentaler und konkreter
Subjektivität in der Phänomenologie Edmund Husserls. Oslo; München,
1991.
Schwemmer O. Edmund Husserls phänomenologische Psychologie //
Fundamenta Psychiatrica. 1988. Vol. 4. S. 252—258.
Seebohm T. M. Die Bedingungen der Möglichkeit der Transzendental-
Philosophie. Edmund Husserls transzendental-phänomenologischer
Ansatz, dargestellt im Anschluß an seine Kant-Kritik. Bonn, 1962.
Seebohm T. M. Die Stellung der phänomenologischen Idee der
Letztbegründung zur Seinsfrage // Einheit als Grundfrage der Philosophie.
Darmstadt, 1985. S. 303—321.
Seebohm T. M. Fichte's and Husserl's Critique of Kant's Transcendental
Reduction // HS. 1985. Vol. 2. S. 53—74.
Seebohm T. M. Kategoriale Anschauung // PF. 1990. Bd. 23. S. 9—47.
Seifert /. Über die Möglichkeit einer Metaphysik. Die Antwort der
"Münchner Phänomenologen" auf E. Husserls Transzendentalphilosophie //
Die Münchener Phänomenologie. Den Haag, 1975. S. 81—104.
Sepp H.-R. Annäherung an die Wirklichkeit. Phänomenologie und Malerei
nach 1900 // Husserl und die phänomenologische Bewegung. Zeugnisse
in Text und Bild / Hg. v. H.-R. Sepp. Freiburg; München, 1988. S. 77—94.
SeppH-R. Praktische Transzendentalität oder transzendentale Praxis.
Zum Problem der Verweltlichung transzendentalphänomenologischer
Erkenntnis // Gelehrtenrepublik — Lebenswelt. Edmund Husserl und
Alfred Schütz in der Krisis der phänomenologischen Bewegung. Wien, 1993.
S. 189—208.
ShmueleE. Critical Reflections on Husserl's Philosophy of History //
JBSP. 1971. Vol. 2. S. 35—51.
Simmel G. Einleitung in die Moralwissenschaft (1892/93): In 2 Bde. // GA.
Frankfurt a. M., 1989/91. Bd. 3/4.

672 H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Simons P.M. Three Essays in Formal Ontology II Parts and Moments.
München, 1982. P. 111—260.
Sinha D. Der Begriff der 'Person' in der Phänomenologie Husserls II
ZphF. 1964. Bd. 18. S. 597—613.
Sinha D. Studies in Phenomenology. Den Haag, 1969.
Sinigalia С. Zeichen und Bedeutung. Zu einer Umarbeitung des sechsten
Logischen Untersuchungen // HS. 1998. № 14. P. 179—217
Smid R. N. "Mein reines Ich" und die Probleme der Subjektivität. Eine
Studie zum Anfang der Phänomenologie Edmund Husserls. Köln, 1978.
Smid R. N. "Münchener Phänomenologie". Zur Frühgeschichte des
Begriffs // Pfänder-Studien. Den Haag; Boston; L., 1982. S. 109—154.
Smid R. N. An Early Interpretation of Husserl's Phenomenology: Johannes
Daubert and the Logical Inverstigations // HS. 1985. Vol. 2. S. 267—290.
Smith B. Frege and Husserl: The Ontology of Reference // JBSP. 1978.
№9. S. Ill—125.
Smith В. Ontologische Aspekte der Husserlschen Phänomenologie // HS.
1986. Vol. 3. S. 115—130.
Smith D. W., Mclntyre R. Husserl and Intentionality. A study of Mind,
Meaning and Language, Dordrecht; Boston; Lancaster, 1982.
Smith D. W., Mclntyre R. Husserl's Identification of Meaning and Noema
II The Monist. 1975. Vol. 59. P. 115—132.
Smith D.W. и Mclntire R. Intentionality via Intensiones // JPh. 1971.
Sobotka M. Fichte und Husserl / / Zur Problematik der transzendentalen
Phänomenologie Edmund Husserls. Prag, 1988. S. 143—152.
Sokolowski R. Exact science and the world in which we live / / Lebenswelt
und Wissenschaft in der Philosophie Edmund Husserls. Frankfurt a. M.,
1979. S. 92—106.
Sokolowski R. Husserl and Frege // JPh. 1987. № 84. P. 521—528.
Sokolowski R. Husserlian Meditations. How Words Present Things. Evans-
ton, 1974.
Sokolowski R. Intentional Analysis and the Noema // Dialectica. 1984.
№38. P. 113—129.
Sokolowski R. The Formation of Husserls Concept of Constitution. Den
Haag, 1964.
Sokolowski R. The Logic of Parts and Wholes in Husserl's Investigations //
PPhR. 1968. № 28. P. 537-553.
Solomon R. С Husserl's Concept of the Noema // Husserl. Expositions
and Appraisals / Hg. v. F. A. Elliston, P. Mc Cormick. L., 1977. P. 168—
181.
SoldatiG. Bedeutung und psychischer Gehalt. Zur sprachanalytischen
Kritik von Husserls Phänomenologie. Padeborn; München; Wien; Zürich,
1994.

Литература
673
Solomon R. С. Sense and Essence: Husserl and Frege II IPhQ. 1970.
Vol. 10. P. 378—401.
Sommer M. Einleitung: Husserls Göttinger Lebenswelt II Husserl E. Die
Konstitution der geistigen Welt. Hamburg, 1984.
Sommer M. Evidenz im Augenblick. Eine Phänomenologie der reinen
Empfindung. Frankfurt a. Mv 1987.
Sommer M. Husserl und der frühe Positivismus. Frankfurt a. M., 1985.
Sommer M. Identität im Übergang: Kant. Frankfurt a. M., 1988.
Sommer M. Lebenswelt und Zeitbewußtsein. Frankfurt a. M., 1990.
Sommer M. Leere und Fülle. Ein Essay in phänomenologischen Semiotik.
München, 1988.
Sözer Ö. Die Idealität der Bedeutung in den Vorlesungen Husserls über
Bedeutungslehre (1908) // Phänomenologie im Widerstreit. S. 121—140.
Spiegelberg H. The Phenomenological Movement. The Hague, 1969.
Vol. 1—2.1982. 2. Ed.
Spiegelberg H. Alexander Pfänders Phänomenologie nebst einem Anhang:
Texte zur phänomenologischen Philosophie aus dem Nachlaß. Den Haag,
1963.
Spiegelberg H. Epoche und Reduktion bei Pfänder und Husserl //
Pfänder-Studien. Den Haag; Boston; L., 1982. S. 3—34.
Spiegelberg H. Neues Licht auf die Beziehungen zwischen Husserl und
Pfänder // Tijdschrift voor Filosophie. 1974. Vol. 36. S. 565—573.
Spiegelberg H. Perspektivenwandel. Konstitution eines Husserlbildes //
Edmund Husserl 1859—1959. S. 56—64.
Spiegelberg H. Phenomenology in Psychology and Psychiatry. Evanston,
1972.
Spiegelberg H. The Reality Phaenomen and Reality // Philosophical Essays
in Memory of Edmund Husserl. Cambridge, 1939. S. 84—105.
Spigelberg H. Is the Reduktion necessary for phenomenology? Husserl's
and Phänder's replies // JBSP. 1973. Vol. 4. № 1. P. 4.
Spileers S. Edmund Husserl bibliography. Dordrecht, 1999.
Stammen T. Eine, zwei oder viele Kulturen des Wissens? Würzburg, 2000.
Stein E. Einführung in die Philosophie (Manuskripte zwischen 1917 bis
1932) // E. Stein. Werke. Freiburg; Basel; Wien, 1991. Bd. XIII.
Stein E. Phänomenologie und Psychologie // Tijdschrift voor Filosofie.
1941. Vol. 3. S. 481-498.
Stein E. Was ist Phänomenologie? (1924) // Theol. Philos. 1991. Bd. 66.
S. 570—573.
Stein E. Zum Problem der Einfühlung (1917). Halle; München, 1980.
Steinmann H.-G. Zur systematischen Stellung der Phänomenologie //
Archiv für die Geschichte der Psychologie. 1917. Bd. 36. S. 391—422.

674
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Störring G. Die Frage der geisteswissenschaftlichen und der verstehenden
Psychologie 1 // Archiv für die Geschichte der Psychologie. 1927. Bd. 58.
S. 389-448.
Strasser S. Grundgedanken der Sozialontologie Edmund Husserls //
ZphF. 1975. Bd. 29. S. 3—33.
Strasser S. Das Gottesproblem in der Spätphilosophie Edmund Husserls
// Philos. Jahrbuch. 67.1959. S. 130—142.
Strasser S. Das Problem der Leiblichkeit in der phänomenologischen
Bewegung // AH. 1983. Vol. 16. S. 19—36.
Strasser S. Der Gott des Monadenalls. Gedanken zum Gottesproblem in
der Spätphilosophie Husserls // Persp. Philos. 1978. Bd. 4. S. 361—377.
Strasser S. History, Teleology, and God in the Philosophy of Husserl //
AH 1979. Vol. 9. S. 317—334.
Strasser S. Intuition und Dialektik // Edmund Husserl 1859—1959.
P. 148—153.
Strasser S. Monadologie und Teleologie in der Philosophie Edmund
Husserls // PF. 1989. № 22. S. 217—235.
Strasser S. Phänomenologie und Erfahrungswissenschaft vom Menschen.
Grundgedanken zu einem neuen Ideal der Wissenschaftlichkeit. В., 1964.
Ströker E. Editorische Hinweise // Husserl E. Gesammelte Schriften / Hg.
v. E. Ströker. Hamburg, 1992. Bd. 1: Philosophie der Arithmetik. Text nach
Husserliana ХП.
Ströker £. Husserls transzendentale Phänomenologie. Frankfurt a. M.,
1987.
Ströker E. Phänomenologische Studien. Frankfurt a. M., 1987.
Ströker E. Philosophische Untersuchungen zum Raum. Frankfurt a. M.,
1965.
StrökerE. Systematische Beziehungen der Husserlschen Philosophie zu
Dilthey (1985) // Phänomenologische Studien. S. 160—186.
Ströker E. Zur phänomenologischen Theorie der Wahrnehmung. Husserls
Konstitutionsproblematik der Dingwahmehmung // AJATUS. 1976.
Vol. 36. S. 106—124.
Ströker E., Janssen P. Phänomenologische Philosophie. Freiburg; München,
1989.
StruykerB. Husserl and the Logic of Questions II АН. 1983. Vol.14.
S. 387—410.
StruykerB. Phenomenology and Anthropology // Man and World. 1986.
№19. P. 95—101.
Stumpfe. Erinnerungen an Franz Brentano // Franz Brentano. Zur
Kenntnis seines Lebens und seiner Lehre. München, 1919.
Stumpfe. Selbstdarstellung // Die Philosophie der Gegenwart in
Selbstdarstellungen. Leipzig, 1924. Bd. 5. S. 205—265.

Литература
675
Stumpfe. Spinoza-Studien. Abhandl. der Berliner Akad. d. Wiss. [Phil.-
hist. Klasse]. В., 1919.
Stumpfe. Tonpsychologie. Leipzig., 1883. Bd. 1; Leipzig, 1890. Bd. 2.
SukaleM. Denken, Sprechen und Wissen. Logische Untersuchungen zu
Husserl und Quine. Tübingen, 1988.
Süßbauer A. Intentionalität, Sachverhalt, Noema. Eine Studie zu Edmund
Husserl. Freiburg; München, 1995.
Szilasi W. Einführung in die Phänomenologie Edmund Husserls.
Tübingen, 1959.
Tani T. Heimat und das Fremde // HS. 1992. Vol. 9. S. 199—216.
The Teleologies in Husserlian Phenomenology. The Irreducible Element in
Man / Hg. v. A.-T. Tymieniecka // "Telos" as the Pivotal Factor of
Contextual Phenomenology. Dordrecht; Boston; L., 1979.
The Phenomenology of the noema. Dordrecht, 1992.
The Possibility of Transcendental Philosophy. Dordrecht, 1985.
TheunissenM. Begriff und Realität. Hegels Aufhebung des
metaphysischen Wahrheitsbegriffes (1975) // Horstmann R.-P. Seminar: Dialektik
in der Philosophie Hegels. Frankfurt, 1978. S. 32^-359.
Theunissen M. Der Andere. Studien zur Sozialontologie der Gegenwart.
Zweite, um eine Vorrede vermehrte Auflage. В., N. Y., 1977.
Thomas M. Edmund Husserl. Berlin, 1987.
Thyssen J. Husserls Lehre von den "Bedeutungen" und das
Begriffsproblem // ZphF. 1959. Bd. 12. S. 163—186,438—458.
Thyssen J. Realismus und moderne Philosophie. Bonn, 1959.
Thyssen J. Wege aus dem geschlossenen System von Husserls
Monadologie // Actes du XI Congres International de Philosophie. Amsterdam;
Löwen, 1953. Vol. II. S. 188—194.
Tietjen H. Fichte und Husserl. Letztbegründung, Subjektivität und
praktische Vernunft im transzendentalen Idealismus. Frankfurt a. M., 1980.
Toulemont R. L'essence de la société selon Husserl. P., 1962.
Tragesser R. S. Husserl and Realism in Logic and Mathematics. N. Y., 1984.
Tran-Duc-Thao. Phénoménologie et matérialisme dialectique. P., 1950.
Trappe T. Phänomenologie als Geometrie das Bewußtseins? // Allgemeine
Zeitschrift für Philosophie. 1995. Bd. 20. S. 211—231.
Trappe T. Transzendentale Erfahrung. Vorstunden zu einer
transzendentalen Methodenlehre. Basel, 1996.
Tugendhat E. Der Wahrheitsbegriff bei Husseri und Heidegger. В., N. Y.,
1970.
Tugendhat E. Vorlesungen zur Einführung in die sprachanalytische
Philosophie (1976). Frankfurt a. M., 1990.

676
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Twardowski К. Zur Lehre vom Inhalt und Gegenstand der Vorstellungen.
Eine psychologische Untersuchung. Unveränd. Nachdr. der 1. Aufl. Wien,
1894; mit einer Einl. von R. Haller. München; Wien, 1982.
UygurN. Die Phänomenologie Husserls und "Gemeinschaft" // KS.
1958/59. Bd. 50. S. 439-460.
Volkmann-Schluck K.-H. Husserls Lehre von der Idealität der Bedeutung
als metaphysisches Problem // Husserl und das Denken der Neuzeit.
Den Haag, 1959. S. 230—241.
WaelhensA.de. Die phänomenologische Idee der Intentionalität //
Husserl und das Denken der Neuzeit. Den Haag, 1959. S. 129—142.
Wagner H. Philosophie und Reflexion (1959). Basel, 1980.
Walde M. Husserl und Schapp. Von der Phänomenologie des inneren
Zeitbewußtseins zur Philosophie der Geschichten. Basel; Stuttgart, 1985.
Waldenfels B. Einführung in die Phänomenologie. München, 1992.
Waidenfels B. Das Zwischenreich des Dialogs. Sozialphilosophische
Untersuchungen im Anschluß an Edmund Husserl. Den Haag, 1971.
Waldenfels B. Der Spielraum des Verhaltens. Frankfurt a. M., 1980.
Waidenfels B. Der Stachel des Fremden. Frankfurt a. M., 1990.
Waldenfels В. Im Labyrinth des Alltags // Phänomenologie und
Marxismus 3. Fankfurt, 1978.
Waldenfels B. In den Netzen der Lebenswelt. Frankfurt а. М., 1985.
Waldenfels B. Ordnung im Zwielicht. Frankfurt а. М., 1987.
Waldenfels B. Weltliche und soziale Einzigkeit bei Husserl // ZphF. 1971.
Bd. 25. S. 157—171.
Waldenfels В., Grathoff R.f Wallner IM. In Defense of Husserl's
Transcendental Idealism: Roman Ingarden's Critique Re-examined II HS. 1987.
Vol. 4. S. 3--43.
Watt H. J. Sammelbericht II: Über die neueren Forschungen in der
Gedächtnis- und Assoziationspsychologie aus dem Jahre 1905 // Archiv f. d.
ges. Psychol. 1907. Bd. 9. [Lit.-Bericht. S. 1—34].
Weidauer F. Kritik der Transzendentalphänomenologie Husserls. Leipzig,
1933.
Welter R. Der Begriff der Lebenswelt. Theorien vortheoretischer
Erfahrung. München, 1986.
Welton D. Frege and Husserl on Sense // JPh. 1987. Vol. 84. S. 535—536.
Welton D. Verbindende Namen — Verbundende Gegenstände: Husserl
und Frege über Bedeutung // Phänomenologie im Widerstreit. S. 141—
191.
Welton D. Der andere Husserl // Phänomenologische Forschungen. 1991.
Bd. 24/25.
Wetz F. J. Wider den Absolutismus der Welt. Neuere Beiträge zu Edmund
Husserl // Philos. Rundschau. 1991. Bd. 38. S. 286—299.

Литература
677
Wiegelnd О. К. Interpretationen zur phänomenologischen Modallogik. Ein
Beitrag zur phänomenologischen Wissenschaftstheorie. Dordrecht, 1998.
Wiegand O. Phenomenology on Kant, German idealism, hermeneutics and
logic. Dordrecht, 2000.
Wiegerling K. Husserls Begriff der Potentialität. Eine Untersuchung über
Sinn und Grenze der transzendentalen Phänomenologie als universaler
Methode. Bonn, 1984.
Wiesing L. Phänomenologie des Bildes nach Husserl und Sartre // PF.
1996. Bd. 30. S. 255—281
Wolz-GottwaldE. Transformation der Phänomenologie: zur Mystik bei
Husserl und Heidegger. Wien, 1999.
Wuchtel K. Bausteine zu einer Geschichte der Philosophie des 20.
Jahrhunderts. Bern; Stuttgart; Wien, 1995.
Wüstenberg K. Kritische Analysen zu den Grundproblemen der
transzendentalen Phänomenologie Husserls unter besonderer Berücksichtigung
der Philosophie Descartes. Leiden, 1985.
Yamaguchi I. Passive Synthesis und Intersubjektivität bei Edmund Husserl.
Den Haag, 1982.
Zaner R. M. Special Contribution to the Debate: Passivity and Activity of
Consciousness in Husserl // AH. 197A. Vol. 3. S. 199—228.
Zaner R. M. The Problem of Embodiment. Den Haag, 1964.
Zimmer J. Der Horizont des Wahren. Über eine notwendige Metapher in
Husserls transzendentaler Phänomenologie // PF. Neue Folge. 1999. Bd. 4
(2).
Zocker R. Husserls Phänomenologie und Schuppes Logik. Ein Beitrag zur
Kritik des intuitionistischen Ontologismus und der Immanenzidee.
München, 1932.
Zocker R. Kants Grundlehre. Erlangen, 1959.
Zur Problematik der transzendentalen Phänomenologie Edmund Husserls
/ Hg. v. M. Pauza. Prag, 1988.

Указатели
1. Схемы
Схема 1: Факты и сущности С. 151.
Схема 2: Понятие сущности как "предмета особого рода",
классификация сущностей как предметностей и наук
о сущностях С. 152—153.
Схема 3: Сущности (с их особенностями, различениями) и
науки о сущностях С. 154
Схема 4: Деление сущностей (По Логическим исследованиям
и Идеям) С. 155
Схема 5: Проект и задачи "чистой логики"
(По Логическим исследованиям, Идеям и
Формальной и трансцендентальной логике) С. 170—171.
Схема 6: Категории С. 172,464.
Схема 7: Различия между "бытием как реальностью"
и "бытием как сознанием" С. 234.
Схема 8: Две ступени феноменологической редукции С. 285.
Схема 9: Три пути феноменологической редукции С. 286.
Схема 10: Движение к феноменологическому анализу,
или вычленение ноэтико-ноэматического
коррелятивного отношения
(на примере восприятия) С. 387.
Схема 11: Связь и взаимодействие ноэзиса и ноэмы
(на примере восприятия) С. 388.
Схема 12: Реальное — Идеальное С. 447.
Схема 13: Содержание акта С. 453.
Схема 14: Материя и качество акта С. 456.
Схема 15: Анализ П-го тома Логических исследований
и проблема интенциональности С. 458.
Схема 16: Переживания С. 468.
Схема 17: Актуальность — Неактуальность С. 473.

2. Именной указатель *
Абеляр, 630
Августин, 337,619
Аве-Лаллеман Э. (Ave-Lallemant, E.),
650,668
Авенариус P. (Avenarius, R.), 266, 290,
606
АгирреА (Aguirre, A.), НО, 540, 541,
542.558.560.584.585.606.650
Аземиссен Г.-у. (Asemissen, H.-U.), 650
Айзенханс Т. (Eisenhans, Th.), 655,663
Айсселинг С. (IJsseling, S.), 659,665
Алее Белло A. (Ales Bello, A.), 650
Альмейда Г. (Almeida, G. A. de.), 650
Америке К. (Americks, К.), 628,650
Анщютц Г. (Anschütz, G.), 650
Апель К.-О. (Apel, К.-О.), 632
Аристотель, 26, 142, 539, 620, 630, 635,
649
АрлтГ.(Аг1г,С),650
Асмус В. Ф., 15
Аттиг T. (Attig, Th.), 650
Бабушкин В. у., 644
Баженов А. А., 644
Байер К. (Beyer, Ch.), 651
Бакрадзе К. С., 15,463,604,632
Бауман Й. (Baumann, J.), 43
Бекке А. (Веске, А.), 650
Беккер О. (Becker, О.), 269,644
Белл у. (Bell, W.), 69,74
Белуши Ф. (Belussi, F.), 651
Бенуа Й. (Benoist, J.), 651
Бергман Г. (Bergmann, H.), 38,46,651
Бергман В. (Bergmann, W.), 651
Бергсон A. (Bergson, H.), 609
Беркли Д. (Berkeley, G.), 23, 265, 290,
603
Бернет P. (Bemet, R.), 169, 250, 256, 259,
332, 400, 443, 469, 474, 476, 478, 605,
612,636,643,651
Бидерман К. (Biederman, К.), 32
Бимель В. (Biemel, W.), 49,105, 329, 344,
345.347.603.617.635.641.651
Бирбах П. (Bierbach, Р. В.), 651
Бирюков Б. В., 644
Блюменберг Г. (Blumenberg, H.), 617,
644,651
* Составлен И. А. Михайловым и А.
Бойс-Гибсон В. (Boyce-Gibson W. R.),
652
Бокхове H. (Bokhove, N. W.), 587
Больнов О.-Ф. (Bollnow, O.-Fr.), 652
Больцано Б. (Bolzano, В.), 24, 499, 501,
632
Борисов Е. В., 283,625,644
Бочоришвили А. Т., 644
Боэм P. (Boehm, R.), 274,612
Боэр Т. де (Воег, T. de.), 588,619,620
Бреда Л. ван (Breda, H.-L.), 16,35,280
Брентано Фр. (Brentano, F.), 23, 24, 25,
26, 27, 30, 32, 43, 46, 89, 229, 315, 381,
397, 398, 401, 444, 448, 449, 450, 474,
483, 576, 578, 614, 615, 619, 620, 621,
632,644,646
Брокман Г. (Broekmann, J. M.), 652
Бросова H. 3., 19
Брот Дж. (Brough, J. В.), 418,652
Брунс Г. (Bruns, H. ), 23
Бруцина P. (Bruzina, R.), 653
БуссеЛ. (Busse, L.), 653
Буцениеце Э., 17
Бэйлс К. (Beils, К. В.), 651
Вагнер X. (Wagner, H.), 676
Вайнеман Ф. (Weinemann, F.), 42
Вальденфельс Б. (Waidenfels, В.), 354,
530,604,607,624,663,676
Вангерин A. (Wangerin, A.), 23
Ватт Г. Й. (Watt, HJ.), 158
Вейдауэр Ф. (Weidauer, F.), 676
Вейерштрасс К. (Weierstrass, К.), 23,24
Велтон Д. (Welton, D.), 582,583,584
Вельде М. (Walde, M.), 676
Вельтер P. (Welter, R.), 676
Ben^.(Wetz,F.J.),676
Виганд О. (Wiegand, О. К.), 608,677
Видеманн (Wiedemann, G.), 22
Виллард Д. (Willard, D.), 389,390
Вильгельм, король Пруссии, 44
Виндельбанд В. (Windelband, W.), 42,
43,55
Витгенштейн Л. (Wittgenstein, L.), 463,
465,606
Вольф Хр. (Wolff, Chr.), 512,614
Вундт В. (Wundt, W.), 22,26,32,43
Саламатиной.

680
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Вухтерль К. (Wuchtel, К.), 77,677
Вэланс А. де (Waelhens, A. de.), 676
Гадамер Г.-Г. (Gadamer, H.-G.), 586,
610,628
Гайгер М. (Geiger, M.), 68, 70,92, 656,
665
Гайденко П. П., 17,337,644
Гегель Г. В. Ф. (Hegel, G. W. F.), 24, 44,
61,102,149,185,350,374,512,514,528,
564,591, 617,632,633, 645,647
Гейзер Й. (Geyser, J.), 632
Гербарт Й. (Herbart, J. Fr.), 61,70
Гибсон Р. (Gibson, R.W.), 569
Гильберт Д. (Hubert, D.), 43
Гильдебранд Д. (Hildebrand, D.), 70,
71,74,644
Глоган (Glogan), 32
Глой К. (Gloy, К.), 17
Гоббс T. (Hobbes, T.), 23,287
Горзен П. (Gorsen, P.), 656
Готе Э. (Gothe, E.), 69,74
Гофмансталь Г. ф. (Hoffmann-
stal, H. von), 45
ГоффманГ. (Hoffmann, H.), 46, 651,
658,659
Гридер A. (Grieder, A.), 656
Гримме A. (Grimme, A.), 72
Гротхойзен Б. (Groethuysen, В.), 63
Губман Б. Л., 644
Гумбольдт А. (Humboldt, А.), 18
Гурвич A. (Gurwitsch, A.), 389, 529, 579,
617,623
Гусейнов А. А., 18
Гуссерль M. (Husserl, M.), супруга
Э. Гуссерля, 21,81
Даммит М. (Dummett, M.), 463
ДаубертИ. (Daubert,J.), 36, 38, 42, 44,
45,67,68,69,70,92
Дедекинд P. (Dedekind, R.), 26
Декарт P. (Descartes, R.), 6, 23,193, 201,
215, 218, 221, 226, 227, 228, 234, 253,
254, 255, 260, 267, 268, 272, 273, 274,
276, 285, 286, 287, 305, 306, 512, 520,
521, 534, 547, 549, 563, 566, 571, 591,
593, 603, 612,626, 647
Денежкин А. В., 643, 645
Депраз H. (Depraz N.), 653
ДерридаЖ. (Derrida,J.), 10, 390, 554,
555, 613,627
Дефо Д. (Dafoe,D.),288
Джемс В. Qames, W.), 29,30, 564,609
ДильтейВ. (Dilthey, W.), 4, 42, 63, 64,
65,93,158,609,614, 615, 635,645,646
ДимерА. (Diemer, A.), 438, 472, 529,
591,602
Доброхотов А. Л., 644
Доув К. (Dove, К R.), 654
Драммонд Д. (Drummond, J.), 8, 9, 406,
417, 418, 419, 420, 421, 422, 423, 424,
629,630,631,654
Дрейфус X. (Dreyfus, H.), 17,531
Дэвидсон Д. (Davidson, D.), 626
Дюзинг К. (Düsing, К.), 18,563,623
Зайферт Й. (Seifert, J.), 644,671
Занер P. (Zaner, R.), 677
ЗеебомТ. (Seebohm, T. M.), 618, 636,
671
Зенглер Й. (Sengler, J.), 51
Зепп Х.-Р. (Sepp, H.-R.), 642,668,671
Зёцер О. (Sözer, Ö.), 601,673
Зибель А. фон (Siebel, A. v.), 46,50
Зигварт К. (Sigwart, Chr.), 43
Зиммель Г. (Simmel, G.), 656,671
Зоммер M. (Sommer, M.), 635,640,673
Зотов А. Ф., 645
Зукале Н. (Sukale, M.), 608,675
Зюсбауэр A. (Süßbauer, A.), 675
Ибсен (Ibsen), 453
Ингарден P. (Ingarden, R.), 72, 89, 249,
531, 544, 551, 603, 642, 657, 659, 660,
666,676
Инишев И. Н., 645
Ипполит Ж. (Hyppolite, J.), 659
Йамме Kp. (Jamme, Chr.), 668
Йенш Э. (Jensen, E.), 44
Йордан P. (Jordan, R. W.), 660
Какабадзе 3. M., 16,604,607,645
Калиниченко В. В., 645
Каннингхэм С. (Cunningham, S.), 653
Кант И. (Kant,I.), 17, 27, 29, 34, 36, 37,
38,44,45,49,51,55,56,62,71,102,114,
119, 129, 133, 141, 174, 226, 231, 248,
259, 260, 272, 276, 286, 287, 288, 290,
305, 337, 347, 374, 381, 416, 417, 439,
477, 478, 495, 507, 512, 514, 515, 518,
519, 520, 525, 528, 534, 537, 547, 549,
557, 558, 561, 562, 563, 564, 566, 587,
591, 603, 615, 617, 626, 627, 632, 633,
637, 638,647, 648
Кантор Г. (Cantor, G.), 26
Kapp Д. (Carr, D.), 645
Кассирер Э. (Cassirer, E.), 57, 627

Предметный указатель
681
Кастил A. (Kastil, A.), 660
Kain(Katz,D.),46
Кауфман Ф. (Kaufmann, Fr.), 74
Керкхофен Г. (Kerckhoven, G. van.),
642,660,661
Керн И. (Kern, I.), 9, 169, 250, 256, 259,
260, 274, 332, 365, 394, 400, 443, 469,
474,476,478,605, 612,613,641, 661
Керне Д. (Cairns, D.), 22, 23, 30, 34, 87,
601,653
Керстен Ф. (Kersten, F.), 528,661
Ким С. (Kim, S.-Ki.), 661
Кинаст P. (Kynast, R.), 662
Кинкель (Kinkel), 38
Кирхгоф Г. (Kirchhoff, G.), 23
Киссель M. A., 645
Клеменс Р. (Clemens, R.), 69,74
Клесгес y.(Claesges, U.)/ 47
КляйнГ.-Д.(К1ет,С),17
Кноблах (Knoblach), 26
Кобуш T. (Kobusch, T.), 661,667
Козловски P. (Kozlowski, P.), 661
Койре A. (Koyré, A.), 69,71, 74
Кокка у. (Kocka, U.), 661
Колаковски Л. (Kolakowski, L.), 661
KoHi4.(Cohn,J.),53
Конрад T. (Konrad, T.), 69
Конрад-Марциус X. (Conrad-Mar-
tius, H.), 71, 74,79,653
Конт О. (Comte, A.), 42
Корнелиус Г. (Cornelius, H.), 32,45,669
Кошарный С. А., 645
Крайс Ф. (Kreis, F.), 637,661
Краузе A. (Krauze, A.), 55
КрафтЙ. (Kraft, J.), 661
Кристин P. (Cristin, R.), 653
Кровел С. (Crowell S. G.), 653
Кронекер Л. (Kronecker, L.), 23
Кубанова О. Ю., 645
Кузьмина Т. А., 645
Кулис Р. Р., 645
Кулэ М, 17,645
Куммер Э. (Kummer, E.), 23
Куренной В. А., 601, 610, 643, 645, 646,
648,649
Куртэн Ж. (Courtine, J.-F.), 653
Куспит Д. (Kuspit, D. В.), 662
Кюльпе О. (Külpe, О.), 43,662
Кун Г. (Kuhn, H.), 650, 661, 662
Кюнг Г. (Küng, G.), 17, 628, 646, 662
Кюнне В. (Künne, W.), 662
Лаврентьева И. А., 19
Ладриер Ж. (Ladriere, J.), 662
Лазарус M. (Lazarus, M.), 23
Ламберт Й. (Lambert, J. H.), 529,531
Лангсдорф Л. (Langsdorf, L.), 662
Ландгребе Л. (Landgrebe, L.), 60, 625,
635,643,646, 662,668
Ландманн M. (Landmann, M.), 632,662
Лапорт Й. (Laporte J.-M.), 662
Лассвиц К. (Lasswitz, К.), 55
ЛевинасЭ. (Lévinas, E.), 329, 597, 611,
646
Лезе К. (Leese, К.), 663
Лейбниц Г. (Leibniz, G. W.), 23, 34, 38,
174,498,502,528,563
Лекторский В. А., 18
Лембек К-Х. (Lembeck, K.-H.), 539,540
ЛиЙ.^ее,1.-К.),662
Либман О. (Liebmann, О.), 55
Линке П. (Linke, Р. F.), 663
Лиотар Ж. (Lyotard, J.-F.), 664
Липпс T. (Lipps, T.), 37, 42, 53, 70, 71,
76,478,648
Липпс Г. (Lipps, H.), 69, 71,72
Лобачевский H. И., 263,272
Ловит A. (Lowit, A.), 663
Локк Д. (Locke, J.), 34,140, 226, 265, 305,
576,615,620
Ломар Д. (Lohmar, D.), 18, 502, 503,609,
636,637,663
ЛотцЙ.(и*г,;|.-В.),663
Лотце Р. Г. (Lotze, R. H.), 71,632
Луман H. (Luhmann, N.), 664
ЛэмпертДж. (Lampert,J.), 527, 528,
529,530,531,532
Люббе Г. (Lübbe, H.), 606,664
Мазулло A. (Masullo, A.), 664
Майер A. (Mayer, A.), 22
МакДональд П. (MacDonald, P.), 664
Макинтайр P. (Mclntyre, R.), 8, 17, 407,
408,410,412,421,445,531,618
Маккан X. (Macann, Chr.), 664
Маккормик П. (McCormick, P.), 664,
672
Маккрил P. (Makkreel, R. A.), 664
Малевич К., 13
Малл P. (Mall, R. А.), 626, 664
Маллиган К. (Mulligan, К.), 464
Мамардашвили М. К., 17, 255, 612, 646,
647
Марбах Э. (Marbach, E.), 8, 9, 169, 250,

682
H. В. МОТРОШИЛОВА «ИДЕИ1 Э. ГУССЕРЛЯ»
256, 259, 332, 393, 394, 395, 396, 400,
443, 469, 474, 476, 478, 605, 612, 642,
664
Марти A. (Marty, A.), 32,38,461
Масарик Т., 22,23
Матьюс Ю., 646
Мах Э. (Mach, E.), 32, 61, 265, 564, 606,
654,664
Мейер-Драве К. (Meyer-Drawe, К.), 665
МейнонгА. (Meinong, А.), 27, 30, 34,
35,36,45,123
Мейс В. (Mays, W.), 664
Мёкел X. (Möckel, Chr.), 665
Мелле у. (Melle, U.), 162, 579, 580, 581,
610
Менш Й. (Mensch, J. R.), 665
Меркер Б. (Merker, В.), 665
Мерло-Понти M. (Merleau-Ponty, M.),
281,579,588,597,618,635
Мёрфи Р. (Murphy, R. Т.), 666
Метро A. (Metraux, A.), 663,665
Миллер И. (Miller, L), 665
Миллер Й. (Miller, J. P.), 665
Милль Дж. Ст. (Mill, J. St.), 42,610
Михайлов А. А., 17,646
Михайлов Ал. В., 17, 99, 101, 105, 116,
128, 304, 361, 432, 436, 463, 490, 493,
494,516,526,604,643
Михайлов И. А., 17, 18, 601, 602, 605,
607,611,646
Миш Г. (Misch, G.), 42,63,654,665
Мишара А., 646
Молчанов В. И., 17, 337, 340, 616, 643,
646,647
Москиевич (Moskiewicz), 69
МохантиИ. (Mohanty, J. N.), 8, 391,
392,531,532,626,627,628
Мунсон T. (Munson, T.), 606,666
Мюллер E. (Müller, E.), 43,44
Мюлллер Г. (Müller, G.), 69,608,666
Мюлллер М. (Müller, M.), 539,666
Мюнх Д. (Münch, D.), 666
Мюр А. де (Murait A. de.), 666
Нагаока, 616
Натансон M. (Natanson, M.), 666
Наторп П. (Natorp, P.), 4, 32, 33, 34, 35,
37, 43, 44, 54, 55, 56, 57, 58, 74, 84,158,
245,451,477
Ненон T. (Nenon, Th.), 635, 642,660
Нимейер M. (Niemeyer, M.), 34,35,104
Нихус-Прёбстинг Г. (Niehues-
Pröbsting H.), 667
Ницше Фр. (Nietzsche, Fr.), 609
Нойман К. (Neumann, С. ), 22
Нойманн Фр. (Neumann, Fr.), 72
Нойманн Г. (Neumann, G.), 666
Hop A. (Noor, A.), 667
Ньютон И. (Newton, I.), 272
Огава T. (Ogawa, T.), 621
Ойзерман Т. И., 18,648
Ойинг-Ханхоф Л. (Oeing-Hanhoff, L.),
667
Оливейра М. де (Oliveira M. A. de.),
667
Ондт Ж. д', 17
Оней (Öney), 601
Орт Э.-В. (Orth, E.-W.), 614,615
Ортега-и-Гассет X. (Ortega у Gasset),
281
Ортман М. (Ortmann, M.), 72
Осборн A. (Osborn, A.), 22
Ott X. (Ott, H.), 18
Otto С. (Otto, S.), 667
Павлич Й. (Pavlic, J.), 668
Пажанин A. (Pazanin, A.), 668
Панцер у. (Panzer, U.), 641
ПатцигГ. (Patzig, G), 500
Пачи Э., 546
Пёггелер О. (Pöggeler, О.), 577,633,668
Пейкер X. (Peiker, H.), 18
Петцольд Й. (Petzold, J.), 45
Пипер Г. (Pieper, H.-J.), 668
Питерсма Г. (Pietersma, H.), 531,668
Питкин В. (Pitkin, W.), 42
Пифагор, 555
Платон, 37, 55, 56, 102, 149, 185, 374,
546,551,552,553,570,632
Подорога В. А., 648
Пойсен (Peuzsen), 606,668
Праус Г. (Prauss, G.), 668
Пресас M. (Presas, M. A.), 668
Прехтль П. (Prechtl, P.), 648
Пруст M., 13,646
Пулигандла P. (Puligandla, R.), 668
Пухакка К. (Puhakka, К.), 668
Пфафферот Г. (Pfafferott, G.), 668
Пфендер A. (Pfänder, А.), 68, 69, 70, 75,
76, 77, 92, 278, 279, 280, 281, 478, 531,
668, 670, 672, 673
Рабус (Rabus), 38
Раинах A. (Reinach, A.), 42, 69, 70, 74,
82,92,463,591,648,669
Ранг Б. (Rang, В.), 641, 669

Предметный указатель
683
Рапик С. (Rapic, S.), 669
Рассел Б. (Rüssel, В.), 37,158
Pe*B.(Röd,W.),669
Рёмп Г. (Römpp, G.), 670
Решетник M. Д., 648
Рикёр П. (Ricoeur, P.), 619,648,669
Риккерт Г. (Rickert, H.), 4, 5, 16, 32, 38,
42,54, 57,614,669
Риль A. (Riehl, A.), 37,43,44
Риман Б. (Riemann, В.), 263,272
Ринофнер-Крейдл С. (Rinofner-
Kreidl, S.), 669
Роди Ф. (Rodi, Fr.), 648
Розен (Rosen), 528,531,670
Розенблюм A. (Rosenblum, А.), 46
Розенвальд Ю. И., 17,648,649
Рокмор Т. (Rockmore, Т.), 18,649
Ролингер Р. (Rollinger, R. D.), 669
Pop-Дичи у. (Rohr-Dietschi, U.), 669
Росандо-Хаддок Е. (Rosado-Had-
dock, E. R.), 670
Рубене М. А., 17,649
Рубенис А. А., 17
Сакакибара (Sakakibara), 621,622,670
Санциприано M. (Sancipriano, M.), 670
Сартр Ж.-П. (Sartre, J.-P.), 546, 564, 617,
618,623,649,670
Свасьян К. А., 649
Симоне П. (Simons, P. M), 671
Синха Д. (Sinha, D.), 672
Скляднев Д. В., 643
Смит Б. (Smith, В.), 672
Смит Д. (Smith, D.), 17, 407, 408, 410,
412,421,445,531,629,672
Соботка M. (Sobotka, M.), 672
Соколов П., 46
Соколовски P. (Sokolowski, R.), 528,
529,545,618,636
Сократ, 177
Соловьев В. С, 289, 525, 549, 550, 648,
649
Соловьев Э. Ю., 17
Соломон P. (Solomon, R. С), 672
СольдатиДж. (Soldati, G.), 459, 462,
463,464,465,466,467,636
Спиноза Б. (Spinoza, В.), 23,65
Степин В. С, 18,612,616,649
Сцилачи В (Szilasi, W.), 675
Тани T. (Tani, T.), 675
Тиссен Й. (Thyssen, J.), 675
Тиссен Ф. (Thyssen, Fr.), 18,
Титьен Г. (Tietjen, H.), 675
Ткаченко А. А., 649
Тойниссен M. (Theunissen, M.), 675
Томас M. (Thomas, M.), 632,675
Трагэссер P. (Tragesser, R.), 629,675
Траппе Т. (Trappe, T.), 445,605,607,675
Тугендхат Э. (Tugendhat, E.), 498,499,
502,503,530,532,621,636,675
Тулъмо P. (Toulemont, R.), 675
Тушлинг Б. (Tuschling, В.), 17
Тыменецкая A.-T. (Tymieniecka, A.- T.),
18,609
yurypH.(Uygur,N.),676
Фёллесдал Д. (Follesdal, D.), 8, 397, 398,
399, 400, 401, 402, 403, 404, 405, 406,
407,412,420,421,424,531,649
Финдли Д. (Findlay, J. N.), 281,628,655
ФинкО. (Fink, E.), 249, 277, 279, 354,
601,607,611,642,653,655
Фихте И. Г. (Fichte, J. G.), 37,38,44
Фишер M. (Fischer M.), 656
Флайшер M. (Fleischer, M.), 641
Флюгель (Flügel), 32
Фолькельт Й. (Volkelt, J.), 26
Фолькман-Шлук К. (Volkmann-
Schluck, K.-R), 676
Фома Аквинский, 619,620
Франк M. (Frank, M.), 525,643
Франкфуртер Ф. (Frankfurter, Fr.), 69
Фреге Г. (Frege, G.), 27, 28, 45, 374, 381,
392, 400, 403, 406, 414, 415, 420, 463,
465,466,468,618,644,649
Фрейд 3. (Freud, Z.), 352,564,646
Фридрих T. (Friedrich, T.), 656
Фуко M. (Foucault, M), 627,628
Фульда Г. (Fulda, H.), 17
XaapTA.(Haart,A.),657
Хабермас Ю. (Habermas, J.), 18,657
Хайбер Р. (Heiber, R.), 38
ХайдеггерМ. (Heidegger, M.), 37, 41,
47, 57, 76, 79, 102, 158, 199, 262, 281,
282, 283, 284, 318, 343, 444, 498, 520,
525, 536, 553, 564, 592, 597, 601, 602,
603, 605, 607, 610, 611, 627, 635, 644,
645,646,649
Хайнеман Ф. (Heinemann, F.), 601,658
Хаммахер К. (Hammacher, К.), 657
ХартЙ. (Hart, J.), 657
Хейман Б. (Heymann, В.), 69
Хейстер ф. (Heister v.), 74

684 H. В. Мотрошилова «Идеи! Э. Гуссерля»
Хельд К. (Held, К.), 586,658
Хенрих Д. (Henrich, D.), 17, 658
Херинг Я. (Hering, J.), 71
Херрманн В.-Ф. ф. (Herrmann, F.-W.
v.), 18,269,274,612
Херрманн И. (Herrmann, L), 269, 274,
275,612, 657,658
Хёсле В. (Hösle, V.), 17,659
Хефлигер Г. (Haefliger, G.), 657
Хеффернан Г. (Heffernan, G.), 500
ХинтиккаЯ. (Hintikka), 407
Хойос В. (Hoyos, V. G.), 659
Хокинг В. (Hocking, W.), 37,92
Холенштейн Е. (Holenstein, Е.), 641,
659
Холл Й. (HolU.)/642
Холл X. (Hall, H.), 629,657
Холмс (Holmes, R.), 629,659
Холь X. (Hohl, H.), 659
ХольцГ.(Но12,Н.Н.),617
Хорстман П. (Horstmann, P.), 17
Хохе X. (Hoche, H.-U.), 658
Хюбнер Г. (Hübner, G.), 69
Хюльсман X. (Hülsmann, H.), 532
Цапенко И., 19
Целмс T. (Celms, Th.), 78,653
Циммер Й. (Zimmer, J.), 616,677
Цёллънер (Zöllner), 22
Цохер (Zocher), 637, 677
Чандлер A. (Chandler, A. R.), 69
Черняков А. Г., 347,349,649
Шапп В. (Schapp, W.), 46, 58, 71, 670,
676
Швабе-Хансен Е. (Schwabe-Hansen, E.),
671
Швеммер О. (Schwemmer, О.), 671
Швеннингер A. (Schwenninger, A.), 42
Шелер M. (Scheler, M.), 44, 68, 70, 74,
75, 77,92,284,649
Шестов Л. И., 601,643
Шлик М. (Schlick, M.), 74,606
Шмид Г. (Schmid, H. В.), 670
Шмит P. (Schmit, R.), 670
Шмид P. (Smid, R. N.), 642,672
Шмуле E. (Shmuele, E.), 671
Шнайдер О. (Schneider, О.), 55
Шопенгауэр А. (Schopenhauer, А.), 23
Шпет Г. Г., 81, 82,643
Шпигельберг Г. (Spiegelberg, H.), 16,
34, 42, 50, 70, 76, 77, 78, 93, 278, 279,
280,281, 531,606, 611,668,673
Шпилерс С. (Spileers, S.), 673
Штайн Э. (Stein, Е.), 40, 46, 60, 71, 72,
73, 74, 75, 79,80, 602,635
Штайнман X. (Steinmann, H.-G.), 673
Штаммен Т. (Stammen, Т.), 673
Штёринг Г. (Störring, G.), 674
Штрассер С (Strasser, S.), 17,329,674
ШтрёкерЭ. (StrökerE.), 27, 105, 500,
636,642,660,662,674
Штрийкер Б. (Struyker, В.), 674
Штромейер (Strohmeyer), 641
Штумпф К. (Stumpf, С), 25, 26, 30, 34,
674,675
Шуман К. (Schuhmann, К.), 84-87, 89,
91, 93-94, 105, 530, 601, 641-642, 643,
669,670,671
Щютц А. (Schütz, А.), 656,671
Эбелинг Г. (Ebeling, H.), 642
ЭвансИ. (Evans, I. CI.), 413, 414, 415,
416,417
Эден Т. (Eden, T.), 654
Эйнштейн A. (Einstein, A.), 272
Эккардт Д. (Eckardt, D.), 654
Элай Л. (Eley, L.), 26, 529, 530, 531, 618,
641,643,655
Эллистон Ф. (Elliston, F. A.), 672
Эмбре Л. (Embree, L. Е.), 654,655,660
Эрдманн Б. (Erdmann, В.), 26,32,43
Эрхардт В. (Ehrhardt, W.-E.), 655
Юм Д. (Hume, D. ), 24, 34, 37, 38, 53, 56,
140, 226, 272, 512, 528, 564, 576, 591,
603
Юревич А. В., 19
Юревич М., 19
Ясперс К. Gaspers, К.), 35,649

3. Предметный указатель *
Apriori (a priori), 129, 130, 153, 167,
168, 204, 293, 332, 452, 487, 495, 531,
556, 563, 592, 593, 595, 626, 652, 654,
655,658
- априорные и эмпирические
высказывания, 71
- априорные науки, 60,593
Cogito, cogitatio, 91,191, 201, 202, 203,
204, 205, 206, 215, 226, 227, 228, 230,
234, 244, 254, 257, 258, 263, 267, 273,
274, 276, 285, 300, 307, 310, 320, 325,
346, 347, 349, 352, 377, 430, 431, 432,
435, 445, 471, 472, 474, 475, 476, 483,
484,534,563,565,567,593,622
Mathesis universalis (универсальное
исчисление), 32, 34, 122, 126, 153,
155,171,180,183,486,540
Абсолют, Абсолютное (Absolutes),
51, 85, 128, 212, 213, 214, 215, 217,
236, 237, 240, 242, 243, 245, 254, 260,
261, 299, 302, 331, 333, 339, 568, 575,
613
- поток сознания, 85
- сознание, 51,243,302
Абстракт, 128,566
- noemata как "абстрактные entities",
420
- генерализующие абстракции, 419
Абстрактное, 201, 376, 405, 418, 419,
421,423,424,630,635
- абстрактные понятия, 419
- понятие, 30
-различение абстрактного и
конкретного, 30
Абстракция (Abstraktion), 299, 376,
378,381,418,565
-абстрагирование и
феноменологическая редукция, 423
- абстрактный момент, 400,422
- новая теория абстракции, 161
- абстрагирование, которое есть
феноменологическая редукция, 423
Авторитет, 43,131,133
- естествознания, 90
Адекватность (Adäquation), 213, 374,
502
Адеквация, 630
Аксиология, 52,59,435
- формальная, 506,533,537
Аксиома, 120, 220, 246, 247, 258, 534,
593
- региональная, 129
- элементарные, 23
Акт (Akt), 34, 38, 76, 91, 97, 120, 132,
136, 147, 173, 191, 192, 202, 203, 205,
206, 207, 230, 252, 261, 263, 264, 279,
286, 303, 306, 310, 311, 346, 352, 360,
362, 363, 366, 367, 379, 390, 391, 392,
397, 399, 409, 410, 411, 414, 415, 416,
419, 420, 422, 423, 426, 431, 432, 434,
435, 436, 437, 439, 441, 442, 445, 447,
449, 450, 452, 453, 454, 455, 456, 457,
461, 462, 465, 468, 469, 472, 474, 475,
476, 482, 483, 484, 486, 489, 493, 501,
503, 509, 515, 517, 521, 529, 531, 532,
534, 553, 554, 558, 565, 582, 585, 598,
603,606,609,610,619,623,636
- актовые подструктуры, 61
-актуальные и потенциальные по-
лагания, 429
- воспоминания, 470
- вынесения суждения, 377
- конкретного оценивания, 365
- мысли (cogito), 341,377
-оценивания и их разновидности,
377
- фантазии, 368
- волевые акты, 59
- высшие интеллектуальные, 39
-его тетический характер, 400, 402,
420,497
- неинтенциональный, 398
- объективирующий
(objektivierender), 466-467, 500,581,628
- пропозициональный, 467
- психический (psychischer), 446,451
- реальный (real), 378
Составлен И. А. Михайловым, А. В. Саламатиной и К. H. Наумовым.

686
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
- синтетические акты, 125
- слои актового характера, 62
-слои, ступени и тематические
ступени, 60
-сознания (Bewußtseinsakt), 62, 196,
228, 271, 276, 325, 341, 346, 364, 377,
389, 398, 400, 471, 477, 519, 525-527,
530,578,583,604,625,639
- феноменологическое содержание
акта, 421
- характер его полагания
(Setzungscharakter), 401
Активность, 394, 438, 440, 473, 528,
581,608,621,629
Актуализация, 296, 408, 421, 430, 433,
473
-как "осовременивание", 117, 171,
296,342
Актуальность (Aktualität), 41, 205,
210, 216, 228, 230, 236, 308, 338, 429,
441,472,473,573,588,678
- опыта (aktuell Erfahrene), 146
Акциденция, 415
Анализ, 10,13, 23, 31, 41,59, 61, 62, 79,
96, 120, 137, 140, 145, 156, 176, 184,
186, 193, 198, 202, 204, 222, 226, 229,
230, 241, 245, 253, 255, 260, 261, 273,
275, 281, 290, 291, 304, 312, 317, 320,
321, 326, 327, 328, 338, 340, 341, 343,
345, 346, 350, 353, 359, 371, 373, 374,
379, 380, 381, 382, 384, 385, 386, 390,
393, 394, 396, 397, 399, 402, 405, 408,
414, 418, 425, 427, 428, 433, 435, 438,
448, 451, 455, 458, 459, 465, 469, 470,
472, 473, 475, 477, 478, 479, 484, 487,
489, 493, 495, 496, 501, 505, 511, 513,
515, 516, 520, 525, 527, 533, 534, 541,
542, 545, 547, 552, 555, 556, 557, 560,
563, 579, 582, 583, 587, 589, 591, 596,
599,600,604,606,633
- актов (Aktanalyse), 331
- интенциональный, 325, 367, 444,
474
- ноэтико-ноэматический, 417,535
- психологический (psychologische),
25,27
-сознания (Bewußtseinsanalyse), 578,
584,586
- феноменологический
(phänomenologische), 17, 65, 77, 107, 109, 143-
144, 155, 159, 166, 181, 219-220, 225,
231-233, 250, 262, 266, 268, 294, 305,
307, 314-316, 318, 323-325, 330, 333,
348-349, 357-358, 363, 370, 375-376,
378, 387, 426, 429-430, 436, 439, 443,
446, 447, 457, 482, 486, 543, 578, 584,
605,634,678
Аналитика, аналитическое, 38,52, 84,
86, 119, 129, 180, 354, 415, 438, 462,
534,562,591,647
Аналогия, 116, 214, 288, 294, 350, 478,
574
Антиномия, 521, 525, 588, 589, 590,
594,595,596,597,599
Анти-реалист, 631
Антитеза, 286,382,610
- реального-идеального, 382
Антропология (Anthropologie), 569,
645
Аподиктичность, 60,260,274,491
Апофантика (Apophantik), 153, 167,
168,487,535,536
- апофантические
формообразования, 124
Апперцепция (Apperzeption), 241,
473,477,534,562,583,584
Аппрезентация (Appräsentation,
Vergegenwärtigung), 473
Априорное, 60, 64, 99, 129, 133, 167,
168, 199, 201, 239, 260, 285, 563, 572,
593,596,626
Атом(ы), 208,428
Аффект, 353
Аффицирование, 559,561
Бесконечность (бесконечное), 24, 93,
148, 189, 196, 271, 278, 287, 293, 303,
315, 386, 488, 507, 510, 560, 572, 612,
646
Беспредпосылочность, 272, 283, 325,
331,647
Бессознательное, 8, 351, 352, 353, 354,
646
Бог, 22,51, 71,212,213,227,245,497,553
Будущее (Zukunft), 22, 27, 30,56,84,94,
97,108,118,190,192,215,275,306,308,
447,456,459,501,529
Бытие (Sein), 57, 65, 82, 90,107,116,162,
170, 173, 174, 185, 193, 194, 195, 196,
197, 199, 207, 211, 213, 216, 217, 233,
234, 236, 237, 238, 240, 243, 245, 254,
256, 258, 261, 274, 277, 282, 289, 305,
315, 326, 336, 344, 345, 348, 353, 367,
370, 390, 400, 415, 416, 426, 427, 428,
429, 430, 431, 432, 435, 452, 454, 464,

Предметный указатель
687
465, 469, 470, 476, 478, 481, 488, 492,
495, 500, 501, 503, 504, 505, 506, 510,
512, 523, 525, 531, 532, 537, 539, 547,
550, 551, 552, 553, 554, 555, 556, 565,
567, 569, 570, 571, 577, 585, 592, 607,
612, 620, 621, 623, 625, 638, 644, 645,
649, 678
- "бытие взаимосвязанности"
(Verknüpftsein), 127
- "внутри-бытие" (Darinnensein), 440
- бытие наличествования
(Vorhandensein), 635
- бытие подручности
(Zuhandensein), 635
- бытие субъекта (Subjektsein), 613
- бытие-в-мире (In-der-Welt-sein), 628
- бытийная возможность поворота
(Zugewendetsein), 304
- бытийный смысл (Seinssinn), 573
- бытийствующее (Daseiende), 191
- вещественное бытие, 53
-действительное бытие, 112,412,538
-для-меня-здесь-бытие (Für-mich-da-
sein), 191
- идеальное, 67
- идеальное и реальное бытие, 67
- индивидуальное бытие "случайно"
(zufällig), 115
- истинное бытие, 112,208
- мера всякого бытия, 79
- наличности (Vorhandensein), 215
- реальное, 67
- так-бытие (Sosein), 212
- бьггийствующее (Daseinde), 115,
117,151,178,191,204
Вера (Glaube), 62, 77, 426, 431, 432, 440,
522,574,607
- вера и суждение, 87
- верование (Glauben), 61
- перво-верование (Urglaube), 427
-специфические тезисы верования,
430
- трансцендентальная жизнь
верования (Glaubensleben), 277
Верификация, 318,321,322,333
Вещь (Ding), 40, 44-48, 59, 72, 73, 86,
113—117, 121, 122, 125, 126, 132, 149,
150, 173, 174, 176, 181, 182, 188, 189,
190, 199, 202, 205, 207, 208, 209, 210,
212, 213, 214, 215, 217, 218, 219, 227,
231—234, 236—240, 243, 277, 282, 283,
287, 300, 305, 310, 312, 323, 324, 341,
344, 346, 347, 348, 350, 358, 360—362,
365, 370, 373, 376, 378, 382, 383, 395,
396, 398, 402, 403, 410, 418, 428, 429,
433, 437, 450, 465, 477, 484, 488, 491,
492, 495, 501, 502, 506, 507, 513, 516,
518, 525, 537, 538, 547, 549, 552, 572,
604,605,610,618,623,630,634
- вещь сама по себе (В. С. Соловьев),
550
- вещественность (Dinglichkeit), 50,
59,211
- вещное сознание, 508
- вещные отношения, 122
- вещный смысл (Dingsinn), 486
- ее единство, 60
- ее морфологический характер, 60
- и ее протяженность, 72
- интерсубъективно тождественная,
509
- и объект, 174
-любая материальная вещь
обладает своей сущностной оформленно-
стью (Wesensartung), 116
-отделение вещи от среды,
наполненного пространства, 72
- науки, 60
-проблема "вещи" и "вещного
сознания", 107
-сама по себе (an sich), 65, 239, 286,
288,447,448, 514,519,520,548,557—
559,561,562
- субстанциально-каузальная вещь,
509
- физики, 60,239
Вещь (Sache), 135,277,282,378,638
- "к самим вещам", 132,138,139,144,
200,223,344,610
-обстояние вещей (bloßer
Sachverhalt), 119,122,123,153,160,168,180,
366, 395, 435, 460, 461, 463—465, 484,
490, 491, 500—502, 505, 523, 524, 537,
604,636
- ценностное обстояние вещей
(Sachverhalt und Wertsachverhalt), 366
-"обстояния вещей" даны мне
(gegenwärtig sind), 277,365
- "сами вещи", 132, 143, 149, 230, 233,
277,610,645
Взаимосвязь, 8, 13, 137, 146, 192, 204,
208, 221, 237, 238, 259, 300, 302, 306,

688
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
309, 314, 330, 357, 369, 385, 426, 474,
487, 489, 493, 494, 496, 498, 505, 535,
555,625
Видение (Sehen), 132, 202, 347, 394, 491,
517,518,522,523,524
- изначально дающее (das originär
gebende "Sehen"), 489
Внимание (Aufmerksamkeit), 34, 39, 45,
61, 88,189, 190, 203, 230, 291, 309, 341,
346, 362, 365, 388, 423, 429, 430, 432,
433,450,451,578—582,600
- направленность внимания, 62,361
- поворот внимания, 192,205
- эксплицитное, 445
Воздержание (от суждений)
(Urteilsenthaltung), 131, 194, 227, 270, 274,
281,598
Возможность, 18, 30, 39, 50, 60, 64, 67,
71, 75, 76, 77, 79, 92,100,102,108,116,
120, 125, 127, 138, 143, 148, 149, 161,
163, 170, 180, 192, 199, 212, 215, 217,
218, 236, 245, 254, 256, 260, 264, 266,
267, 275, 276, 280, 297, 303, 304, 308,
309, 310, 311, 312, 314, 316, 324, 327,
329, 352, 357, 360, 370, 372, 395, 416,
428, 430, 435, 457, 462, 470, 473, 477,
486, 488, 489, 492, 493, 495, 496, 497,
503, 504, 505, 507, 512, 515, 517, 521,
529, 534, 535, 545, 546, 548, 551, 561,
568, 570, 571, 577, 580, 585, 586, 605,
611,613,615,619,626,628
Война, 82,161,603
Воля (Wille), 17, 81, 177, 205, 230, 334,
431,435,568,634
- волевой акт, 59
- волевые процессы, 72
-воление, 76, 191, 300, 325, 341, 367,
432,468,469,584
- волимое как таковое ("Gewolltes als
solches"), 367
- свобода воли, 29,36
- сознание воления, 75
Воображение (Einbildung), 13, 42, 89,
136,201,303,364
- различие между восприятием и
воображением, 618
Вопрошание, 59,469,471,570
Воспоминание (Erinnerung), 21, 27, 39,
48, 62, 71, 87,88,107,113,200,206,210,
225, 228, 255, 261, 300, 302, 306, 318,
323, 325, 341, 359, 361, 364, 368, 371,
372, 373, 377, 400, 403, 428, 430, 432,
471,489,494, 558,578, 585
Восприятие (Wahrnehmung), 25, 34, 35,
39, 40, 47, 49, 58, 62, 76, 86, 87, 88, 90,
104, 107, 117, 125, 133, 139, 143, 156,
157, 177, 188, 190, 202, 204, 205, 208,
211, 212, 213, 214, 218, 219, 223, 225,
226, 228, 229, 230, 231, 233, 234, 261,
284, 285, 296, 302, 305, 309, 310, 311,
319, 323, 324, 325, 334, 338, 341, 343,
344, 345, 348, 349, 353, 360, 361, 362,
363, 364, 368, 369, 371, 372, 373, 377,
382, 384, 387, 388, 400, 402, 403, 405,
413, 415, 416, 417, 426, 428, 429, 432,
441, 447, 448, 449, 463, 470, 471, 485,
492, 494, 501, 519, 521, 529, 531, 544,
558, 578, 579, 580, 581, 584, 585, 588,
608,613,616, 623,635,678
- воспринимание (Wahrnehmen), 207
- в ноэматическом аспекте, 358
-вещи (Dingwahmehmung), 44, 51,
59,203,207,213,232,342,429
- внешнее (äußere), 113,446
- внутреннее (innere), 113,206,446
-воспринимаемое, 41, 189, 209, 210,
213, 216, 232, 306, 357, 358, 365, 385,
486,636,638
-восприятие в ноэматическом
аспекте, 358
- его родовая сущность, 300
- его роль в методе прояснения
сущности, 295
- наглядное, 490
- нечувственное, 41
- различение имманентных и
трансцендентных восприятий, 85
-различение между ощущением и
восприятием, 41
- различие между восприятием и
воображением, 618
-тела, 72
- чувственное, 136,207,367
- чувственное и нечувственное, 41
- как таковое, 359
Воспроизведение (Reproduktion), 62,
339,490
Впечатление, 33, 42, 68, 69, 70, 71, 73,
76, 87, 89, 220, 334, 374, 394, 449, 475,
627, 636
Временность (Zeitlichkeit), 85, 116, 197,
308,309,325,507
Время (Zeit), 15,18, 22, 24, 25, 26, 27, 28,
29, 32, 34, 35, 37, 39, 40, 42, 44, 45, 46,
47, 50, 51, 56, 57, 58, 60, 61, 67, 68, 69,
70, 71, 74, 75, 78, 79, 81, 82, 84, 85, 87,

Предметный указатель
689
92, 98,108, 121,130, 132,133, 138,141,
142, 145, 155, 157, 158, 159, 162, 164,
167, 181, 188, 190, 191, 197, 198, 210,
214, 223, 232, 239, 240, 248, 254, 255,
263, 268, 275, 282, 298, 299, 302, 304,
305, 306, 307, 318, 320, 338, 340, 345,
346, 352, 357, 362, 367, 382, 392, 402,
403, 408, 411, 416, 421, 422, 436, 442,
445, 451, 456, 460, 470, 474, 475, 481,
488, 498, 510, 535, 538, 543, 544, 546,
547, 562, 563, 564, 566, 570, 571, 573,
577, 578, 581, 585, 587, 588, 590, 591,
592, 602, 603, 606, 611, 613, 614, 617,
618, 619, 620, 621, 626, 628, 630, 632,
635,637,643,644,646,647,648,649
- и горизонт, 308
-изначальная точка (Urquellpunkt),
337
- имманентное время, 72
- континуальность
моментов-отзвуков (Nachhallmomenten), 337
-не может измеряться по солнцу, с
помощью часов, 308
- поток, его конституирующий, 336
-сущностно принадлежит
переживанию, 308
- только-что-бывшего
(Soeben-Vergangenheit), 209
-чистое учение о времени, 120, 149,
154
- (модусы времени): прежде (Vorher),
теперь (Jetzt), после (Nachher), 336,
338
Вселенная, 238
Всеобщее
- гипостазирование (Платон), 551
Всеобщность, 30, 90, 107, 115, 118, 119,
130, 132, 148, 149, 151, 154, 168, 169,
176, 178, 248, 316, 437, 442, 452, 495,
504,522,523,556,607
Всматривание, 117, 118, 203, 522, 523,
524
-сущностное, 116
Вчувствование (Einfühlung), 113, 262,
300,575
Выбор
- [занятие] позиции (Stellungnahme),
579,580
- суждения (Urteilswahl), 62
Выражение (Ausdruck), 16, 47, 51, 70,
123, 124, 141, 161, 163, 165, 173, 191,
197, 233, 256, 294, 310, 317, 333, 338,
346, 347, 381, 394, 420, 439, 440, 441,
442, 453, 456, 457, 460, 462, 463, 465,
491, 507, 540, 554, 564, 580, 592, 618,
619, 621, 631,636
Высказывание (Aussage), 28, 89, 90,113,
132, 136, 153, 167, 168, 172, 174, 176,
177, 180, 194, 305, 314, 328, 332, 353,
364, 374, 381, 383, 393, 394, 401, 402,
440, 442, 445, 449, 454, 455, 460, 465,
466, 467, 472, 499, 509, 515, 518, 522,
525, 537, 544, 554, 555, 568, 592, 594,
598,602,603,616,619,629,638,639
- и его значение, 51
- априорные и эмпирические
высказывания, 71
Высматривание (Erschauung), 116, 117,
118,120,136,149,176
Галлюцинация, 208,216,397,398
Генеалогия
-логических форм, 417
Генезис (Genesis), ИЗ, 143, 174, 178,
181,258,555,583,584,620,621,625
Генерализация, 126, 128, 399, 413, 423,
636
- есть формализация, 605
Геометрия, 25, 29, 118, 121, 137, 145,
148, 150, 154, 155, 197, 246, 272, 297,
298, 299, 305, 421, 554, 555, 556, 557,
563,613,614,638
- евклидова и неевклидова, 60
- идеальное геометрическое
построение, 134
Гетерогенность, 128
Гештальт, 115, 126, 128, 150, 210, 529,
539,583
- гештальтирование, 497
Гиле, гилетическое, 314,368,379
- как "бытие-бастард" (Сартр), 617
- гилетические данности, 386
- гилетические и ноэтические
моменты, 367
-гилетические моменты, 369, 379,
388,519,617
Гипостазирование, 33, 134, 135, 146,
147,552
Гипотеза, 267, 602, 610
Горизонт (Horizont), 8, 98,112,146,176,
189, 191, 205, 213, 219, 236, 258, 262,
267, 271, 275, 307, 308, 309, 351, 352,
353, 417, 438, 445, 472, 494, 585, 616,
621,625, 628
23-8214

690
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
- пустой (Leerhorizont), 473
Грамматика, 123,124,161,166,169,170,
181,183,465
- чистая логическая, 48
Данное (Gegebenes), 14, 30, 49, 77, 84,
85, 98, 102, 103, 115,116,117, 123, 125,
127, 129, 131, 133, 141, 160, 165, 166,
167, 171, 178, 190, 195, 202, 203, 204,
206, 207, 208, 209, 210, 213, 215, 220,
223, 228, 237, 251, 269, 272, 281, 284,
290, 304, 305, 306, 307, 320, 321, 337,
342, 344, 345, 346, 351, 359, 362, 365,
367, 368, 369, 370, 371, 372, 374, 379,
385, 390, 391, 397, 398, 404, 405, 429,
436, 439, 443, 449, 450, 456, 468, 472,
484, 494, 497, 500, 502, 517, 521, 522,
523, 528, 541, 545, 559, 564, 566, 570,
577,585,608,610,625,628
Данность (Gegebenheit), 44, 54, 109,
ИЗ, 114, 117, 121, 135, 138, 145, 148,
149, 174, 176, 177, 203, 209, 214, 216,
218, 223, 227, 245, 251, 261, 267, 276,
277, 283, 289, 295, 296, 305, 308, 309,
320, 333, 334, 335, 343, 344, 346, 350,
351, 363, 373, 379, 381, 382, 393, 395,
396, 400, 402, 406, 415, 429, 463, 489,
490, 491, 495, 496, 508, 512, 515, 517,
519, 521, 537, 561, 562, 567, 581, 585,
599,607,622,625,633,634
- способ данности
(Gegebenheitsweise), 206,371,385,388,396
-адекватное выражение ясных
данностей, 317
- данности сознания, 177,335,622
- телесная самоданность, самость
(leibhafte Selbstheit), 117
Дедукция, 246,248,562,572
- в феноменологии дедуктивное
теоретизирование исключено, 300
- дедуктивная наука, 96,324
- дедуктивные теории, 60
- каузальная, 620
Действие (Handlung), 193,221,264,270,
324, 331, 353, 376, 383, 386, 423, 494,
548,568,582,599,609,613
Действительность, действительное
(Wirklichkeit, wirkliche), 6, 10, 28, 40,
46, 78, 85, 87, 89, 90, 94, 106, 112, 119,
120, 132, 134, 136, 138, 140, 141, 142,
143, 146, 148, 151, 162, 174, 175, 183,
184, 185, 188, 189, 190, 191, 192, 194,
195, 197, 200, 203, 204, 207, 208, 214,
215, 216, 218, 219, 220, 222, 230, 231,
234, 236, 238, 241, 243, 244, 246, 251,
261, 274, 285, 286, 287, 289, 291, 300,
317, 326, 328, 329, 344, 345, 358, 360,
361, 363, 368, 369, 371, 376, 378, 383,
387, 400, 412, 426, 429, 430, 431, 443,
477, 480, 488, 489, 498, 504, 506, 508,
509, 510, 511, 513, 514, 515, 537, 539,
541, 548, 549, 552, 558, 566, 568, 570,
576,583,585,613,615,618,633
- как материальная природа, 605
- реальная (real), 382
Действование (Betätigung), 146, 205,
206,365,451
Дескрипция (Deskription), 294, 297,
300, 302, 318, 321, 324, 325, 395, 409,
427,452,504,511,572,600,615
Дефиниция, 26,63,163
- дефиниция аналитических
предложений (Кант), 60
Дизъюнкция, 636
Длительность, 115, 116, 304, 307, 336,
337,362,402,609
Догматика (догматизм), 137, 138, 139,
241,244,248,563,588,607
Докса, 493
- Ur-doxa (перво-докса), 427
- доксическая полагаемость, 434
- доксические акты, 432,439
-доксические модальности, 427, 435,
470
- ее модальности, 427
Долг, 80
Другое [чужое] Я, alter ego, 479
Другой (Anderer), 158, 232, 258, 279,
301,320,370,372,413,441
Дух, 13, 24, 50, 63, 72, 73, 88, 94, 99,131,
138, 149, 181, 185, 193, 220, 221, 225,
227, 239, 242, 244, 248, 254, 255, 290,
330, 350, 375, 384, 389, 390, 406, 424,
441, 501, 512, 514, 520, 551, 552, 553,
601,602,629,632,633
- духовный взгляд (geistige Blick), 203
Душа (Seele), 54, 135, 219, 242, 246, 260,
264,265,529,561,573,575,612, 634
Единичное, 126, 149, 178, 269, 300, 309,
415,465,616,630
Единство, 28, 29, 51, 53, 60, 85, 91, 115,
123, 128, 129, 153, 160, 161, 167, 171,
173, 177, 179, 192, 205, 206, 207, 210,
212, 214, 223, 233, 237, 241, 257, 271,
298, 309, 310, 312, 314, 315, 323, 331,

Предметный указатель
691
334, 336, 337, 341, 342, 349, 362, 367,
369, 370, 371, 372, 380, 388, 389, 396,
401, 411, 413, 417, 419, 420, 422, 425,
430, 436, 438, 441, 446, 455, 457, 460,
461, 464, 465, 467, 469, 474, 475, 476,
477, 485, 487, 491, 492, 497, 501, 506,
507, 508, 509, 522, 527, 530, 531, 532,
534, 552, 566, 578, 579, 580, 581, 585,
593,597,608,613,618,622,638
- его вещественные (sachlichen)
формы, 638
-единство наложения
(Deckungseinheit), 339
Естествознание, 89, 90, 96,108,114,131,
133, 138, 148, 155, 164, 194, 208, 209,
220, 236, 238, 240, 247, 299, 526, 590,
593,605,611,616
- точное, 59
Естествоиспытатель (Naturforscher),
90,120,131,136,137,299,577
Желание, 31, 36, 59, 84, 87, 92,158,174,
177, 268, 326, 334, 341, 354, 365, 398,
431,454,467,468,469,470,532,570
Жизненный мир (Lebenswelt), 137,
143, 144, 145, 220, 256, 262, 326, 329,
331,417,540,571,617,634,635
- его априори (Apriori der), 592
- протоконцепция, 113
Жизнь (Leben), 13,16,19, 21, 24, 25, 26,
27,33,36,45,51,57,66,69,86,109,113,
135, 139, 143, 146, 149, 156, 172, 188,
189, 191, 192, 194, 197, 207, 209, 215,
216, 217, 218, 219, 220, 223, 224, 225,
238, 242, 254, 256, 258, 259, 262, 263,
268, 274, 288, 317, 319, 336, 354, 383,
396, 438, 440, 454, 455, 499, 539, 540,
542, 556, 559, 567, 568, 570, 571, 573,
575, 576, 582, 589, 592, 597, 599, 603,
613,623,627,630,633,634,646
- жизненная форма, 64
- сознания, 282, 323, 335, 478, 566, 573,
582,609,624
Заключение, 80, 89, 149, 195, 205, 243,
244, 264, 270, 276, 278, 281, 284, 285,
291, 301, 320, 346, 350, 360, 367, 387,
402, 403, 468, 487, 540, 576, 598, 599,
612
- опосредованное, 133, 300
Закон(ы), 73,166,168,170,180, 215, 437,
460, 489,496,498,521,523, 529, 605
- "телесной прикрепленности", 241
- априорные, 65,530
- в их идеальной завершенности, 171
- восприятия, 203
-значимые для предметности
вообще, 120
- исключенного третьего, 246
-исследование композиционных
законов, 169
- композиции, 169
- корреляции ноэзиса и ноэмы, 441
-логические, 183
- номинализации, 437
- преобразование
формально-логических законов в
формально-онтологические, 536
-природы, 119
- синтетические a priori, 530
- сущностный, 216,362
- усложнения значений, 464
- усложнения понятий и форм, 171
- формально-онтологический, 128
Закономерность (Gesetzmässigkeit),
128, 237, 385, 431, 437, 496, 498, 512,
537
- структур сознания, 381
Звук, 30,172,213,334,338,369,464,638
- звуковой ряд, 134,175
- Что-содержание (Was-Gehalt)
звука, 608
Знак (Zeichen), 14, 21, 36, 37, 44, 184,
301,406,448,610,620,635
- знаковое сознание, 585
- и образ, 213
- коммуникативность знака, 616,646
-опознавательные знаки
эйдетической сферы, 200
-представления знаков
(Zeichenvorstellungen), 372
-проблема знаков (Больцано, Мар-
ти),461
-противопоставление знаков и
обозначаемого (Bezeichnetem), 372
- сознание знаков, 213
Знание (Wissen), 18, 28, 104, 109, 131,
145, 154, 156, 164, 181, 182, 183, 189,
220, 222, 227, 231, 260, 285, 290, 291,
306, 476, 502, 503, 533, 534, 535, 537,
549, 584, 609, 612, 620, 626, 627, 629,
630,633, 645,648
- всеобщезначимая теория, 63
Значение (Bedeutung), 8, 13, 17, 18, 24,
25, 26, 30, 31, 40, 45, 46, 47, 49, 50, 52,
23*

692
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
55, 86, 89, 100, 106, 110, 120, 124, 131,
134, 141, 143, 144, 159, 161, 163, 164,
166, 167, 168, 169, 170, 173, 176, 180,
190, 195, 207, 213, 217, 230, 231, 233,
238, 243, 245, 246, 247, 249, 250, 251,
253, 256, 257, 262, 266, 267, 271, 273,
275, 295, 296, 300, 305, 306, 309, 311,
313, 314, 319, 324, 328, 340, 342, 359,
380, 382, 383, 394, 397, 399, 407, 411,
413, 414, 416, 418, 420, 422, 425, 433,
435, 436, 441, 442, 448, 452, 454, 455,
457, 459, 463, 464, 466, 471, 475, 481,
484, 485, 486, 487, 488, 490, 491, 498,
499, 505, 510, 511, 515, 516, 517, 519,
520, 521, 527, 529, 530, 532, 533, 535,
536, 537, 538, 540, 541, 550, 559, 563,
565, 566, 568, 570, 571, 573, 574, 575,
583, 587, 589, 593, 599, 601, 604, 609,
611, 615, 619, 621, 623, 627, 632, 635,
637,639
- акта, 421
-акты, придающие значение, 461,
467
- выражения, 51,462,468
- его предметный коррелят, 602
- значение вообще, 123,126
- и выражение, 462
- и предметность, 460
- и смысл, 463
- идеальность значений, 61
- как родовое единство, 391,419
- как смысл выражения, 468
- категорематические, 462
-категориальная структура
идеальных значений, 415
- лингвистическое, 412
- логическое, 412
- метанаучное, 598
- метафорическое, 281
- ноэматическое значение суждения,
400
- синкатегорематическое, 461
- теории интенциональности, 598
- философское, 171,548,549,561
Значимость (Bedeutsamkeit, Bedeuten),
28, 37, 64, 119, 144, 147, 183, 184, 185,
192, 194, 195, 209, 210, 224, 233, 266,
271, 273, 275, 277, 300, 320, 329, 350,
353, 379, 417, 438, 443, 463, 505, 506,
514, 518, 548, 549, 550, 563, 568, 576,
611,624
- мира, 243,547, 623
- переживания значимости, 445
- соразмерное значимости
(Bedeutungsmäßige), 445
- сущего, 254
Значимость (Geltung, Gültigkeit)
- бытийная, 623
- всеобщезначимость
(Allgemeingültigkeit), 65,108
- обстояния вещей (eines
Sachverhaltes), 463
- предложения, 505
- субъективная, 566
- философская, 181,547,568
Идеал, 38, 56, 99,108,120,171,183, 261,
295, 326, 337, 540, 578, 586, 590, 592,
596,599
Идеализация (Idealisierung), 142,423
Идеализм, 55, 285, 529, 567, 568, 603,
626
-и материализм, 290, 545, 546, 629,
630
-и реализм, 140, 499, 544, 545, 576,
617,628,630
- идеалистический креационизм,
545
- идеалистический поворот, 75
-как "единственная внутренне
согласованная теория познания"
(Гуссерль), 547
- объективный, 544, 550, 552, 553, 557,
648
- социально-историческая правда
трансцендентального идеализма,
568
- субъективный, 243,569
- трансцендентально-
феноменологический, 53,543,572
- трансцендентальный
(transzendentaler), 67, 73, 79, 110, 243, 273, 281,
284, 286, 291, 541-547, 549-551, 555,
557, 560, 562, 567, 569, 575-576, 602,
606,624,627,629,631,633
- универсальный, 572,576
- феноменологический, 542, 544, 576,
611
- эпистемологический, 631
Идеальное, 65, 90, 149, 161, 167, 175,
299, 380, 382, 383, 390, 416, 447, 457,
477,488,551,552,553,554,556,678
- идеальное значение, 415
- как предмет, 135
Идеация (Ideation), 61, 116, 117, 136,
163, 171, 200, 204, 208, 299, 414, 415,

Предметный указатель
693
416,452,506
Идеи II, 14, 87, 188, 219, 332, 399, 575,
602, 603,608,612,633,634,635, 640
Идеи III, 14,87,219,332,399, 640
Идентичность, 210, 424, 438, 476, 500,
514,620, 622
- предмета, 44
Идея (Idee), 1, 2, 8,13,14,15, 37, 41, 45,
46, 47, 49, 50, 52, 55, 56, 58, 59, 61, 63,
64, 65, 67, 68, 69, 70, 73, 75, 78, 80, 84,
86, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 97, 99,
101, 102, 104, 105, 107, 109, 110, 114,
116, 121, 131, 134, 135, 153, 156, 157,
161, 163, 164, 165, 166, 167, 168, 169,
174, 175, 176, 179, 185, 186, 188, 192,
204, 219, 222, 226, 236, 237, 243, 244,
249, 253, 257, 265, 270, 281, 283, 284,
288, 290, 294, 298, 299, 301, 309, 326,
327, 329, 332, 336, 338, 364, 365, 373,
374, 381, 389, 391, 399, 407, 408, 411,
412, 415, 417, 425, 436, 438, 443, 455,
462, 478, 486, 495, 496, 501, 503, 506,
507, 508, 511, 514, 526, 530, 533, 539,
541, 543, 547, 551, 552, 553, 556, 564,
569, 570, 571, 575, 577, 583, 588, 592,
593, 596, 597, 598, 600, 602, 603, 606,
608, 610, 612, 619, 626, 630, 632, 633,
634,635,637,640,643,649
Имманентное (имманентность), 41, 89,
107, 207, 211, 213, 214, 215, 218, 227,
233, 234, 236, 238, 246, 247, 260, 273,
277, 289, 305, 309, 319, 331, 334, 337,
339, 342, 348, 350, 358, 409, 410, 436,
447, 448, 450, 471, 529, 530, 567, 579,
607,612
- имманентное время, 72
- имманентные объекты, 62
- имманентные предметы, 62
Индивидуальное, 115, 117, 119, 127,
128, 129, 135, 140, 149, 154, 155, 176,
177, 196, 206, 207, 232, 241, 244, 245,
247, 266, 304, 390, 415, 419, 420, 464,
476,487,491,523,524,527,528,630
- и окказиональное, 61
- индивидуально свершающееся
(Vorkommnis), 199
-созерцание, 116,118
Индивидуация, 119, 145, 149, 154, 391,
419,420
Индивидуум, 127,128,179, 524
Индивидуум (Individuum) (в пер.
Н. В. Мотрошиловой), 128
Интеллект, 43
Интеллигибельное, 394, 631
Интенциональность, 6, 8, 72, 110, 164,
198, 202, 204-205, 218, 228, 229-230,
310-311, 313-315, 320, 325, 327, 331,
340, 353, 355, 357-359, 372, 375, 376,
392-393, 395-398, 407, 412, 415, 418,
424, 427, 432, 434, 442-445, 448, 455,
457-458, 466, 469, 471-475, 479, 481,
483, 500, 504, 529, 533, 559, 578, 598-
599, 605,619-621,628-629,644-645,647,
649,678
- интенциональная предметность,
60,385,388,454
- интенциональное оформление
(Formung), 312
- интенциональное царство, 561
- интенциональность "распадается"
на ноэзис-ноэму, 379
- интенциональность на стороне но-
эмы есть коррелят интенциональ-
ности на стороне ноэзиса, 394
- интенциональные возможности,
304
- интенциональные предметы, 31,
398
- как направленность на объект, 386
- как основная черта всех
переживаний, 72
- концепция Брентано, 43
- носитель (Träger) интенционально-
сти,204
- ноэтическая интенциональность,
393
- поперечная (Querintentionalität),
338
- продольная (Längstintentionalität),
339
- структуры интенциональности,
416,443,444
Интенция (Intention), 30, 61, 205, 232,
296, 349, 450, 454, 497, 500, 501, 503,
541,544,554,585,625
Интерес (Interesse), 23,34, 38,53,59, 72,
76, 92, 94, 101, 162, 175, 178, 218, 238,
260, 281, 284, 379, 410, 425, 436, 441,
444, 468, 470, 518, 525, 526, 528, 556,
580, 603, 608
Интерпретация (Interpretation), 101,
103, 104, 139, 156, 185, 190, 215, 217,
218, 221, 224, 228, 229, 231, 232, 248,
249, 285, 291, 317, 318, 321, 322, 329,

694
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
332, 337, 357, 373, 374, 375, 376, 386,
392, 394, 397, 398, 399, 400, 402, 404,
406, 409, 412, 415, 417, 420, 424, 425,
444, 465, 466, 469, 511, 527, 531, 538,
542,544,545,559,606, 612, 634,648
- проблемно-теоретическая, 102
Интерсубъективность (Intersubjektivi-
tät), 59,192, 264,266,284,286,326,331,
479, 526, 567, 569, 575, 576, 586, 613,
624,625,644,645
Интуиция (Intuition), 52, 118, 134, 136,
150, 174, 186, 245, 248, 294, 299, 306,
349, 359, 411, 487, 490, 505, 518, 534,
541,614,632
Ирреальное, 345,382,383,390
Исключение (Ausschaltung), 29, 106,
108, 164, 177, 182, 193, 197, 217, 226,
248, 251, 252, 254, 261, 262, 264, 274,
276, 277, 286, 291, 296, 452, 548, 556,
608
Исследование
- сознания, 42,327,354,535,582,595
- сущностное (Wesensforschung), 197,
325
Истина (Wahrheit), 27, 80,107,115,118,
122, 131, 133, 134, 160, 168, 172, 179,
180, 194, 195, 208, 297, 464, 466, 468,
493, 495, 498, 499, 500, 501, 502, 505,
506, 510, 518, 524, 525, 526, 531, 532,
534, 535, 554, 556, 561, 586, 591, 599,
607,624,630,631
- ее процессуальное понимание, 503
- идеальная и реальная истина, 61
- истинное бытие, 112,208
-истины понятия и истины факта,
60
- объективность истины, 61
- реальная, 61
- синтетическая, 129,151
- трансцендентального идеализма,
10, 67, 243, 273, 281, 284, 541, 542,
543, 544, 547, 549, 550, 551, 555, 567,
569,575,576,602,606, 627,629
- формально-онтологическая, 129
Исток [начало] (Ursprung), 584
Истолкование (Auslegung), 10, 25, 100,
130, 224, 248, 262, 326, 337, 354, 373,
392, 396,407,413,499, 548, 549,569
- критическое, 102
- самоистолкование сути, 97
Историзм (Historismus), 63, 645
Историцизм (Historizismus), 63
- историцистский релятивизм, 64
Историчность (Geschichtlichkeit), 326,
331,569, 628
История (Geschichte), 36, 37, 44, 47, 75,
84, 92, 96, 108, 137, 139, 145, 157, 176,
177, 219, 222, 225, 255, 260, 271, 272,
280, 282, 283, 288, 297, 321, 382, 435,
512, 520, 534, 535, 538, 544, 546, 548,
551, 556, 557, 568, 578, 583, 587, 588,
591, 613, 628, 633, 635, 644, 645, 646,
649
-всеобщая история философии, 52,
61
- историческая обусловленность
науки, 64
- мысли (Denkgeschichte), 181
- суждения, 71
- феноменологии, 39
-философии, 18, 29, 71,101,114,140,
173,200,201,514,603,648
Категория, категории, 61,100,122,127,
129, 134, 152, 160, 163, 166, 170, 171,,
179, 308, 319, 341, 412, 488, 495, 510,
515, 521, 529, 549, 552, 583, 630, 633,
638,644,678
- значения (Bedentungskategorien),
123, 150, 153, 168, 169, 172, 173, 180,
464,601
-категориальная структура
идеальных значений, 415
- категориальные отношения, 125
- различение
формально-онтологических категорий на
синтактические и субстратные, 123
- синкатегорематические, 462,532
- синтактические, 123
- субстратная, 123
- формально-онтологическая, 123
- формы категориального
связывания, 125
Качество, 49, 61, 66, 67, 85, 87, 88, 99,
116, 118, 119, 120, 121, 122, 124, 126,
128, 136, 140, 142, 146, 147, 149, 150,
152, 168, 169, 174, 178, 181, 183, 184,
189, 191, 192, 194, 195, 196, 200, 201,
202, 204, 206, 207, 208, 209, 210, 217,
218, 225, 226, 237, 238, 239, 243, 251,
254, 256, 265, 266, 270, 271, 272, 274,
275, 277, 280, 288, 293, 295, 296, 309,
312, 318, 325, 330, 336, 337, 341, 345,
364, 365, 368, 369, 372, 381, 382, 393,
396, 397, 398, 401, 402, 404, 408, 409,
410, 411, 416, 418, 419, 422, 424, 426,
428, 429, 432, 436, 441, 442, 446, 450,

Предметный указатель
695
451, 452, 453, 454, 455, 456, 462, 465,
466, 467, 468, 469, 474, 478, 481, 482,
483, 485, 486, 492, 493, 494, 496, 497,
501, 504, 508, 510, 512, 515, 520, 523,
527, 528, 531, 537, 538, 541, 550, 551,
554, 557, 558, 560, 562, 565, 566, 570,
571, 572, 573, 574, 576, 580, 585, 586,
588, 590, 592, 593, 596, 598, 604, 605,
607, 608, 610, 613, 615, 616, 620, 623,
624, 625, 630, 631, 633, 635, 636, 638,
678
- интенциональное, 413
- квазикачество, 30
- относительное (Beschaffenheit), 180
Квазиреальное (reelles), 125, 359, 367,
368, 369, 370, 379, 383, 386, 389, 390,
391,407,408,409,425,446
Классификация, 59, 61, 89, 130, 153,
175,177,179,185,341,603,678
- наук, 86
Композиция
- композиционное исследование, 169
Конкретное, 10, 59, 94, 104, ПО, 118,
128, 143, 166, 181, 202, 206, 207, 215,
222, 224, 268, 275, 284, 300, 309, 312,
317, 320, 326, 349, 362, 365, 366, 368,
379, 388, 395, 406, 425, 428, 432, 434,
447, 448, 454, 455, 456, 472, 509, 517,
578,579,588,596,635
-различение абстрактного и
конкретного, 30
Конкретум, 128
Конституирование, 107, 147, 218, 326,
331, 336, 416, 417, 433, 437, 488, 497,
504, 506, 508, 509, 510, 511, 513, 551,
634
- наук о сущностях, 131
Конституция (Konstitution), 51, 86,107,
130, 211, 218, 243, 277, 315, 339, 475,
479, 509, 510, 511, 529, 562, 599, 611,
619,633
-духовного мира, 67,219,634
- живой (animalischen) природы, 634
- конститутивный процесс, 625
- предметов в сознании, 49
Конструктивизм, 70,560
Конструкция (Konstruktion), 132, 219,
548, 555, 572,574,586, 594,614, 624
Концептуализм, 630
Коррелят, 140, 145, 149, 151, 155, 168,
205, 236, 240, 258, 289, 299, 301, 346,
360, 361, 369, 388, 391, 393, 400, 410,
421, 428, 433, 436, 479, 481, 485, 487,
492, 500, 501, 508, 520, 537, 539, 568,
604,625
- изначальная коррелятивность, 367
- вычленение ноэтико-ноэматичес-
кого коррелятивного отношения,
387
- корреляция между сознанием и его
объектами, 418
- ноэзиса, 380,394
- ноэматический, 359,363,371
- переживания, 422
- предметный коррелят значения,
602
- коррелятивность мира и опыта, 114
Корреляция, 174,196,213,259,346,347,
349, 364, 387, 409, 418, 422, 473, 474,
510,541,562,578,583,625
Критика, 4, 37, 38, 40, 43, 44, 49, 51, 54,
56, 60, 71, 80, 82, 84, 96, 97, 108, 111,
114, 119, 123, 129, 158, 199, 248, 249,
254, 255, 256, 260, 264, 273, 276, 279,
281, 284, 286, 288, 328, 330, 402, 406,
421, 424, 425, 438, 459, 507, 514, 520,
521, 525, 540, 542, 563, 564, 590, 605,
606, 612, 623, 627, 637, 645, 646, 647,
648,649
-логического и практического
разума, 45
- оценивающего разума, 45
- критицизм (Kritizismus), 73
Культура (Kultur), 14, 29, 35, 47, 57, 64,
114, 177, 242, 252, 255, 267, 271, 316,
326, 399, 538, 552, 555, 556, 595, 613,
614,615
Личность (Person), 21, 24, 242, 246, 288,
301,568,573,618
Логика, 24, 27, 30, 34, 36, 38, 45, 48, 50,
52, 53, 54, 55, 56, 57, 59, 60, 67, 71, 72,
76, 77, 85, 86, 102, 107, 109, 112, 123,
124, 130, 134, 143, 145, 148, 156, 159,
160, 166, 167, 177, 179, 181, 184, 185,
226, 240, 258, 260, 261, 270, 284, 291,
294, 319, 324, 329, 343, 350, 363, 364,
381, 405, 407, 415, 416, 417, 437, 438,
439, 440, 487, 500, 502, 523, 533, 551,
553, 554, 575, 589, 593, 603, 608, 610,
612,619, 633, 638, 643,647,648,678
- апофантическая, 436
- всеобщая, 142,435
-ее обоснование (Logikbegründung),
171

696
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
- идеальность математических и
логических образований, 33
-логическая и эстетическая всеоб-
щезначимость (logische und
ästhetische Allgemeingültigkeit), 53
-логические источники численной
арифметики, 29
- логические формы, 28,127,183
-непсихологический смысл
логических законов, 32
- реформа логики, 33
- сопряжение логических форм, 31
- субъективистско-психологизи-
рующая, 32
- трансцендентальная (Logik,
transzendentale), 168,169,172
-формальная (formale), 10, 31, 120,
142, 154, 155, 168, 175, 225, 245, 246,
365, 380, 415, 436, 505, 533, 534, 535,
537
-чистая (reine), 120,122,149,150,153,
170,171,175,180,186
Логицизм, 33, 97, 200, 247, 381,406,424,
502
Логос (Logos), 17, 47, 53, 441, 601, 643,
644,645, 646,647, 648,649
Математика, 22, 24, 36, 54, 74, 109, 137,
143, 148, 155, 171, 175, 181, 182, 183,
185, 201, 225, 263, 267, 270, 291, 297,
315, 324, 332, 343, 382, 517, 553, 563,
572,574,591,605,629,644
- алгебраизация, 614
- алгебраические предложения, 33
- арифметизация, 614
- высший анализ, 25
- ее обоснование, 23
- ее философская интерпретация, 55
- и логика, 26
- и этика, 26
- идеальность ее образований, 33
- идеальность математических и
логических образований, 33
- исчисление вероятностей, 23
- математизация, 120,199
- и философия, 23,34
- математическое исчисление, 28
- множество (Kollektion), 180
- понятие числа, 25, 26, 27
- принципы арифметики, 25
- учение о множествах, 25
- форма математических
дисциплин, 60
- формальная арифметика, 25,31
- чистая, 32, 34,120,149,154
Материализм, 38, 239, 290, 543, 545,
546,547,550,559,629,630
Материальное, 35, 91, 94, 114, 116, 119,
120, 122, 129, 137, 151, 152, 153, 172,
179, 199, 245, 313, 314, 315, 333, 358,
368, 369, 382, 390, 395, 411, 416, 457,
460, 464, 478, 484, 506, 510, 511, 516,
526,537,538,539,555,605,634,638
- материальные и формальные
науки, 88
- материальные сущности, 180
Материя, 61, 91, 168, 312, 313, 314, 320,
378, 379, 390, 401, 409, 419, 453, 466,
483, 485, 493, 510, 520, 522, 528, 529,
678
- акта, 455,456,467,468,469
- интенциональная, 413
Метафизика (Metaphysik), 63, 64, 195,
593,617,623,645
- ее прогресс, 61
- метафизическое внушение
(metaphysische Suggestion), 135
- понятийная, 65
Метафора, 307,334,335,337,463,616
- ее теория, 617
- метафорология, 617
Метод, 6, 8, 23, 46, 48, 55f 56, 58, 74, 78,
79, 92, 98, 104, 106, 108, 109, 112, 121,
137, 138, 139, 182, 217, 220, 224, 249,
253, 254, 260, 262, 264, 265, 270, 272,
273, 275, 276, 278, 279, 280, 283, 284,
285, 286, 291, 295, 300, 302, 316, 320,
321, 327, 328, 330, 331, 332, 376, 446,
527, 534, 552, 572, 590, 591, 592, 593,
595, 596, 597, 598, 599, 600, 601, 611,
612,614,615,622,626,644,646,648
- метод в феноменологии есть
интегральная составная часть и
сторона системно построенной
теоретической концепции, 329
- метод вопрошающего возврата
(Rückfrage), 570
- прояснения, 295
- совершенно ясного схватывания
сущности, 295
- феноменологии как
дескриптивного сущностного учения, 317
- феноменологический
(phänomenologische), 75,282,303,318
- феноменологический,
функциональный, "операциональный", 417
- феноменологической дескрипции,

Предметный указатель
697
318
Методология, 76, 266,282, 325,446, 591,
595,596,644
Механика, 34,238
Мир (Welt), 44, 71, 79, 80, 82, 90, 95,100,
107, 109, 111, 112, ИЗ, 134, 135, 139,
140, 141, 142, 143, 144, 145, 146, 147,
148, 151, 161, 175, 176, 178, 179, 180,
182, 183, 184, 188, 189, 190, 191, 192,
193, 194, 195, 196, 200, 204, 205, 209,
215, 217, 218, 219, 220, 222, 223, 227,
231, 233, 234, 236, 237, 238, 239, 240,
241, 243, 244, 245, 248, 251, 254, 255,
256, 257, 258, 261, 262, 263, 264, 266,
267, 271, 273, 276, 277, 282, 285, 286,
287, 288, 289, 291, 293, 302, 305, 317,
326, 331, 334, 342, 343, 344, 345, 346,
358, 361, 362, 368, 376, 378, 382, 383,
396, 405, 428, 439, 450, 459, 464, 475,
488, 490, 498, 517, 518, 525, 528, 529,
530, 532, 538, 543, 546, 548, 549, 550,
551, 552, 553, 555, 556, 557, 559, 561,
568, 572, 573, 574, 575, 576, 577, 584,
594, 596, 604, 610, 611, 612, 616, 617,
620, 621, 623, 624, 627, 629, 632, 633,
634,635,638,644,647,648
- актуального сознания, 28
- ближайший мир (Umwelt), 176
- интеллигибельность, 631
- интерсубъективный, 509
- как совокупное понятие предметов
возможного опыта, 114
- лишение действительности
(Entwirklichung der Welt), 607
- мир-в-себе, 630
- мировая связь
(Weltenzusammenhang), 63
- парадокс омирщвления
(Verweltlichung), 607
- трансцендентально очищенных
феноменов, 98
- факта, 142
- феноменологического, 28
- чистого логического, 28
Мировоззрение (Weltanschauung) -
его типы, 64
Множественность (Vielheit), 123, 487,
509
Множество, 26, 28, 29, 30, 31, 58, 60, 66,
96,120,122,124,134,141,150,153,160,
168, 170, 171, 177, 180, 206, 210, 242,
245, 246, 255, 285, 307, 311, 326, 330,
367, 368, 373, 377, 386, 388, 396, 423,
426, 430, 434, 439, 447, 448, 453, 470,
476, 500, 506, 510, 540, 560, 574, 577,
580,586,596,626
- поле конституирующихся
множеств, 379
Множество (матем., Menge), 122
Модальность, 427, 428, 431, 435, 491,
517
- модальные разновидности
(Abwandlungen), 353,583
Модель (Modell), 108,181,184,185,186,
199, 251, 253, 254, 267, 270, 286, 296,
297, 321, 322, 323, 324, 325, 326, 327,
328, 330, 331, 332, 336, 339, 341, 503,
540, 541, 565, 590, 594, 595, 613, 616,
623
-модель для феноменологического
анализа, 49
Модификация, 31, 62, 127, 137, 195,
203, 272, 302, 305, 311, 320, 362, 365,
366, 427, 428, 429, 433, 434, 443, 462,
465, 470, 493, 540, 578, 584, 585, 589,
629
- качества, 467
- материи, 467
- модификация нейтральности, 430
-переводящая в образ
(verbildlichende Modifikation), 372
- переживаний, 426
Модус
- "изначальной усматриваемое™"
(urspüngliche Einsichtigkeit), 497
- объективный, 385,388,396
Монадология (Monadologie), 613
Морфе, 312,313,314
Мотив
- противомотив, 521
-различение побуждения и мотива,
77
Мотивация, 59,268,491,542,583
- как закон духовного мира, 634
- разумное мотивирование, 516
- редукции, 250
Мышление (Denken), 28, 87, 90, 95,117,
118, 124, 133, 201, 209, 228, 249, 254,
294, 296, 446, 502, 534, 540, 549, 554,
564, 565, 578, 581, 584, 586, 589, 621,
626,633,637
- аналитическое мышление, 52
-дискурсивное, 416
- мыслительная деятельность, 34,256

698
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Наблюдение (Beobachtung), 191, 196,
208,296,380,594
- самонаблюдение, 26
Наглядность (Anschaulichkeit), 295
Наличное (Vorhandenes), 146, 147, 178,
190, 192, 203, 212, 220, 295, 296, 300,
305,306,317,361,402,452,495
Наличное бытие (Dasein), 212,402,452
Наложение (Deckung), 328, 476, 493,
497,500,501,506,526
Настоящее [современность]
(Gegenwart [Gegenwärtigkeit]), 25, 37, 38, 81,
213, 214, 215, 216, 226, 250, 255, 275,
304, 311, 328, 372, 429, 472, 473, 494,
528,585,647
Натурализм (Naturalismus), 4, 111, 130,
239,285,543,547,550,594,605
- эмпиристский натурализм, 131
Наука (Wissenschaft), 24, 26, 40, 47, 65,
66, 81, 82, 86, 88, 89, 90, 92, 93, 95, 98,
99,101,102,103,105,109,112,113,118,
119, 122, 132, 134, 137, 138, 141, 142,
144, 145, 149, 150, 152, 153, 155, 156,
160, 165, 169, 170, 180, 182, 184, 185,
192, 194, 195, 201, 208, 209, 217, 221,
222, 224, 238, 239, 240, 242, 247, 248,
252, 255, 257, 263, 270, 277, 285, 291,
293, 294, 297, 299, 300, 303, 305, 311,
318, 321, 328, 329, 330, 333, 335, 345,
346, 348, 350, 363, 442, 482, 495, 509,
511, 518, 532, 533, 536, 539, 540, 541,
542, 548, 553, 554, 555, 564, 567, 570,
571, 575, 577, 586, 591, 594, 595, 596,
597, 598, 600, 604, 609, 611, 614, 615,
626, 633, 635, 638, 643, 644, 646, 647,
648,678
-априорные науки о духе, душе,
сознании, 60
- дедуктивная наука, 96,324
- деление наук, 59
- ее классификация, 61
- историческая обусловленность
науки, 64
-материальные и формальные
науки, 88
- науки о духе
(Geisteswissenschaften]), 63,114,301,590
- науки о культуре, 96,114
- науки о природе, 64, 244, 298
- науки о сознании, 108
- наукоучение (Wissenschaftslehre),
33,50,52,53,59, 72,167, 592,593, 645
- научно-теоретические
дисциплины, 52
- опытная (Erfahrungswissenschaft),
114,120,121,131,154,451,605
- позитивная (positive), 576
- проблема размежевания наук, 130
-различение дескриптивных и
точных наук, 317
- региональная (эйдетическая), 121
- социологические дисциплины, 114
-эмпирическая (empirische), 97, 100,
120,130
Национализм, 22
Неадекватность
- данности и восприятия, 60
Негация, 62,172,427,464
Нейтральное, нейтральность, 234, 427,
428,432,434,442,470,504,545,546
- модификация нейтральности, 430
Необходимость, 26,30,33,36,38,64,93,
95,100,101,108,109,115,119,133,148,
149, 151, 179, 188, 197, 200, 204, 209,
210, 213, 215, 216, 217, 220, 223, 226,
238, 244, 253, 261, 266, 268, 270, 275,
277, 278, 279, 286, 303, 308, 318, 323,
329, 335, 339, 340, 347, 351, 352, 369,
377, 414, 415, 434, 452, 460, 489, 493,
497, 509, 523, 529, 552, 571, 575, 615,
622,636
Неокантианство (Neukantianismus),
32,57,74,602
Неоплатонизм, 632
Неперечеркиваемое (Undurchstreich-
bares), 214
Непрерывность, 323,336,337,339,438
- еще осознаваемого
(Nochbewusstem), 354
Несомненность [уверенность]
(Gewißheit), 215, 216, 227, 234, 276, 344, 517,
576
Нечто
- пустое (das leere Etwas), 127
Номинализация, 466,506
Номинализм, 630
Ноэзис (Noesis), 106, 311, 316, 356, 357,
359, 363, 367, 370, 372, 373, 374, 375,
376, 377, 382, 384, 386, 391, 392, 393,
396, 406, 407, 408, 410, 412, 421, 426,
427, 430, 432, 434, 441, 443, 451, 455,
456, 469, 471, 481, 488, 501, 516, 531,
534,539,598,678
- интенциональность ноэз, 395
- коррелят ноэзиса, 380,394
- ноэза, 314, 357, 361,362,364,371, 379,

700
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
- вещь, объект, 174
- имманентные объекты, 62
- интендированный, 413
- интенциональный объект ("inten-
tionales Objekt"), 205,206,359,620
- образный, 618
- объекты внутреннего осознания
времени, 62
Объективизм (Objektivismus), 254, 557,
568,624
Объективирование, 608
Объективность (Objektivität), 61, 362,
526,555,611
-ценностная, 148, 240, 259, 363, 366,
422,475,559,562,619,627,636
Одновременно (Zugleich), 50, 73, 75,86,
93, 98,103,104,116,138,141,144,157,
168, 174, 189, 190, 192, 201, 213, 231,
233, 234, 241, 242, 245, 253, 258, 265,
270, 276, 277, 290, 297, 301, 308, 310,
313, 314, 322, 330, 331, 339, 340, 371,
384, 417, 422, 428, 429, 433, 440, 446,
450, 455, 467, 470, 471, 476, 485, 494,
505, 508, 511, 519, 544, 557, 564, 567,
574,577', 583,591,592,613,614,624
Одобрение, 59,205,359,381,471
Одушевление, 91,371
Означивание (Bedeuten), 165, 173, 441,
442,462
Окружающий мир (Umwelt), 177, 190,
191, 192, 193, 220, 236, 241, 263, 271,
479
Онтологизм (Ontologismus), 289,539
Онтология (Ontologie), 60, 107, 122,
123, 150, 152, 153, 154, 162, 180, 199,
246, 258, 267, 276, 283, 284, 383, 391,
416, 489, 504, 505, 510, 539, 540, 564,
583,593,631,645,646,649
- не-феноменологическая
онтология, 80
- онтологические измерения, 326
- онтологический анализ и психоло-
гическо-эмпирическое
исследование, 66
- онтологический статус ноэмы, 396
- онтология и феноменология, 66
- природы и ценностей, 59
- реальная, 59,261
- региональная (Regionalontologie),
121,129,151,261,538
- феноменологическая, 396, 538
- формальная (formale), 45, 167—169,
179, 245, 286, 326, 437, 438, 488, 506,
536,537
- фундаментальная (Fundamentalon-
tologie), 628
- эйдетическая, 411
- экзистенциальная, 79
Описание [дескрипция] (Beschreibung
[Deskription]), 21, 41, 62,106,128,191,
203, 228, 252, 294, 297, 298, 300, 302,
318, 321, 324, 325, 327, 331, 336, 342,
360, 361, 369, 395, 409, 427, 444, 451,
478, 484, 485, 496, 504, 511, 531, 556,
572, 579, 580, 583, 586, 590, 595, 598,
599,607,614,615,622,624
- феноменологическое, 324,580,622
Оправдание
- его последний источник
(Rechtsquelle), 132
Определение, 8, 99, 100, 115, 125, 128,
163, 168, 173, 174, 176, 179, 180, 191,
236, 239, 243, 259, 264, 270, 298, 315,
316, 318, 319, 321, 331, 333, 349, 350,
359, 374, 375, 376, 385, 389, 390, 391,
393, 394, 405, 418, 420, 424, 449, 454,
455, 462, 481, 483, 484, 485, 488, 493,
496, 497, 498, 500, 502, 548, 551, 559,
562,590,597,602,614,616,619
- без определения (unprädiziert), 274
-процесс определения (Bestimmen),
73
Опыт (Erfahrung), 44, 53, 86, 89, 94, 96,
98,101,106,109,112, ИЗ, 116,118,120,
121, 132, 133, 135, 136, 137, 141, 145,
146, 148, 151, 165, 172, 183, 194, 196,
197, 208, 209, 215, 217, 219, 222, 231,
236, 239, 240, 243, 254, 256, 259, 262,
263, 265, 266, 274, 275, 276, 277, 283,
286, 288, 293, 408, 417, 418, 452, 492,
506, 508, 509, 514, 521, 523, 526, 527,
529, 530, 540, 542, 560, 567, 571, 573,
574, 576, 585, 596, 605, 607, 613, 616,
623,625,626,627,631,645,646,649
- внешний (äußere), 212,305,615
- допредикативный, 609
- естественный, ИЗ, 142,195,199,423
- изначальный (Urerfahrung), 207
- коррелятивность мира и опыта, 114
- мировой, 264,572
- социальный опыт, 59
Осовременивание
(Vergegenwärtigung), 117,171,296, 341,471
Отвращение, 59, 77,471,586
Отношение, 28, 30, 45, 59, 66, 69, 106,
115, 122, 123, 125, 149, 150, 153, 160,

Предметный указатель
701
168, 171—173, 179, 180, 206, 219, 288,
298, 358, 360, 379, 383, 390, 393, 418,
420, 421, 449, 454, 455, 460, 461, 462,
464, 466, 469, 475, 476, 506, 508, 509,
513, 514, 518, 520, 523, 525, 526, 527,
529, 532, 538, 543, 546, 547, 549, 550,
551, 552, 553, 554, 559, 561, 565, 568,
570, 575, 576, 580, 583, 588, 589, 590,
593, 594, 595, 597, 602, 604, 606, 611,
613, 616, 619, 620, 622, 624, 627, 629,
631,633,634,638,678
- вычленение ноэтико-ноэматичес-
кого коррелятивного отношения,
387
- сознания к чему-либо
(Bewußtseinsbeziehung auf etwas), 91
- веры и суждения, 87
- отношением к традиции, 105
- предметное, 71,460,468
- количественные, 182
- сознания - к телу, 240
- сущностное, 260
-между ноэтическим и ноэматиче-
ским, 369
- зеркальное, 394
- к ценностям, 366
- числовые, 124
- коррелятивное отношение, 473
- "отношения зависимости" между
наукой о фактах и наукой о
сущностях, 120
Отрицание (Negation), 62,193,227,427,
549,561,586,606,632
Очевидность (Evidenz), 54, 67, 87, 90,
107, 134, 142, 215, 254, 264, 276, 277,
283, 285, 286, 308, 324, 327, 331, 341,
349, 369, 378, 390, 437, 491, 493, 494,
496, 497, 498, 499, 500, 501, 502, 503,
504, 505, 507, 511, 516, 519, 520, 521,
523,524,525,599,607,627,637,638
- адекватная (adäquate), 492
- адекватная и неадекватная, 492
-аподиктическая (apodiktische), 274,
522
- ассерторическая, 517
- опосредованная, 495
Ощущение (Empfindung), 39, 61, 172,
204, 210, 230, 288, 290, 296, 312, 325,
339, 342, 378, 398, 429, 447, 448, 464,
472, 519,560,634
- его локализация, 72
- имеют пред-интенциональную
структуру, заключают в себе еще
не-собственную (uneigentliche) ин-
тенциональность, 313
-различение между ощущением и
восприятием, 41
Память (Gedächtnis), 3, 16, 320, 331,
403,548,646
Пассивность, 438,473,529,581,609
Первополагание (Ursetzung), 431
Переживание (Erlebnis), 59, 61, 77, 82,
88, 89, 90, 107, 126, 136, 143, 149, 150,
152, 161, 197, 200, 201, 202, 206, 207,
210, 211, 213, 214, 215, 216, 217, 218,
223, 225, 228, 229, 230, 233, 234, 236,
242, 265, 275, 293, 294, 295, 298, 300,
302, 303, 304, 305, 306, 307, 311, 313,
319, 320, 336, 338, 343, 344, 345, 349,
350, 351, 352, 357, 358, 359, 361, 363,
364, 365, 369, 371, 372, 378, 379, 380,
382, 384, 390, 392, 393, 400, 408, 410,
411, 414, 422, 424, 428, 429, 431, 432,
433, 434, 436, 441, 448, 454, 456, 468,
469, 472, 475, 483, 488, 490, 501, 502,
519, 527, 529, 551, 553, 566, 579, 580,
585,596,616,622,630,633,678
- его комплекс, 623
- переживание значимости, 445
- интенциональное (intentionales),
204, 312, 314, 387, 432, 445, 446, 447,
449,450,451,467,625
-окружение переживания
(Erlebnisumgebung), 309
-поток переживаний (Erlebnisstrom)
(ср. также поток сознания), 8, 13,
203, 204, 224, 308, 309, 310, 322, 323,
328,332,333,340,368,476,597
- рефлексивное, 370
- состав переживания, 362,388
- специфически интенциональное,
312
-типологическое членение
переживаний (актов), 341
- чувственное переживание
(sinnliches Gefühl), 342
- эмоциональное (Gemütserlebnis),
342
- ноэтические, низших ступеней, 367
- переживания переживаний, 342
- формы их модификаций, 426
Перцепция, 429, 473
- перцептивная фикция (perzeptives
Fiktum), 618

702
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Платонизм, 10, 33, 108, 134, 145, 147,
247, 289, 546, 551, 552, 553, 556, 602,
632
Побуждение (Triebfeder)
-различение побуждения и мотива,
77
Поведение (Verhalten), 217, 220, 334,
397,407,634
- его бессознательно
мотивированные способы, 353
- лингвистическое, 412
Поворот, 21, 24, 26, 34, 42, 62, 73, 80,
106, 206, 209, 229, 231, 242, 248, 254,
257, 260, 274, 290, 305, 309, 323, 326,
350, 352, 370, 394, 451, 474, 475, 478,
484, 488, 506, 536, 544, 566, 579, 581,
583,597,610,616,619,624,649
-актуальный поворот (Zuwendung),
445
- внимания, 192,205
- идеалистический, 75
-поворот к [чему-либо] (Zuwen-
dung-zu; Zuwenden), 61
Подлинное (eigentliche), 32,133,298
-различение подлинных и
неподлинных ступеней ясности, 317
Подход (attitude), 63, 106, 107, 138,141,
165, 174, 216, 222, 223, 232, 242, 250,
251, 279, 289, 313, 319, 323, 345, 348,
377, 381, 384, 389, 396, 418, 421, 446,
448, 453, 502, 514, 530, 538, 549, 574,
578,612,624,631,635
Позитивизм, 79,175,195,606
- "мы - подлинные позитивисты",
133
Позициональное
- различение позиционального и
нейтрального, 432
Позиция (Haltung), 26,33,37, 58,63,64,
70, 77, 78, 98, 100, 115, 116, 130, 133,
138, 142, 147, 148, 164, 216, 239, 245,
273, 279, 281, 284, 290, 317, 343, 346,
352, 362, 392, 398, 402, 403, 414, 415,
420, 421, 422, 424, 425, 427, 431, 434,
446, 449, 451, 478, 499, 531, 539, 543,
544, 545, 546, 547, 549, 550, 555, 556,
575, 597, 601, 603, 604, 607, 609, 611,
612, 620, 623, 627, 628, 629, 630, 631,
635
-различие между актом простого
рассмотрения и актом принятия
позиции, 62
Познание (Erkenntnis), 38, 39, 40, 52, 57,
59, 69, 73, 85, 88, 90, 111, 120, 130,132,
133, 136, 137, 138, 139, 141, 161, 169,
177, 179, 181, 182, 194, 209, 212, 220,
231, 248, 254, 259, 263, 266, 293, 297,
298, 299, 301, 316, 319, 330, 346, 369,
416, 446, 452, 462, 473, 476, 483, 487,
488, 491, 497, 501, 503, 505, 518, 519,
521, 525, 531, 541, 547, 548, 550, 556,
558, 561, 562, 565, 566, 570, 572, 575,
577, 582, 584, 605, 606, 609, 612, 625,
626,627, 630, 633,637, 644,646
- его критика, 37
- его предмет (Gegenstand der), 173
-его теория (Erkenntnistheorie), 71,
86,243,252,258,556,632,648,649
- естественное, 4,112
- как сознание предметности, 72
-субъективные и объективные
факторы познания, 34
Полагание, 62, 94, 119, 137, 216, 244,
293, 344, 360, 367, 426, 427, 428, 429,
430, 432, 433, 434, 435, 440, 462, 469,
470, 483, 486, 490, 491, 492, 493, 494,
495, 497, 498, 510, 516, 520, 521, 522,
541,566,578,579,580,581,585,624
Полагание (Meinen), 610
- "положенность" (Vermeintheit), 610
Полагание (Setzen)
- доксическое первополагание
(Ursetzung), 431
-актуальные и потенциальные пола-
гания, 429
Поле, 8, 24, 52, 58, 77, 90, 93, 97, 98,106,
108, 109, 110, 112, 118, 135, 144, 146,
159, 189, 191, 199, 201, 202, 206, 219,
223, 233, 238, 242, 243, 244, 246, 248,
250, 253, 257, 258, 261, 266, 267, 268,
275, 286, 290, 293, 294, 299, 300, 301,
302, 312, 316, 323, 325, 331, 332, 350,
351, 352, 353, 354, 358, 369, 374, 376,
378, 381, 386, 388, 399, 434, 436, 464,
467, 476, 487, 496, 505, 531, 547, 571,
572,573,574,580,585,602, 639
- перцептивное, 361
- поле единств, 371
- поле конституирующихся
множеств, 379
- сознания (Bewußtseinsfeld), 579,621
Понимание (Verstehen), 59, 61, 210,
242, 279, 312, 388, 397, 424, 425, 433,
455, 468, 471, 472, 492, 499, 501—503,
512, 518, 540, 543, 556, 578, 579, 580,
594, 607,610, 613, 630,632

Предметный указатель
703
- ноэтическое понимание, 364
- образное, 618
- ценностей, 62
- абстрактное, 419
Постижение (Auffassung), 136, 189,
192, 240, 241, 242, 243, 295, 305, 307,
319,369,370,388,517,623
- фантазии (Phantasieauffassungen),
42
Постнеклассическое (В. С. Степин),
612
Потенциальное, 148,192,278
- потенциальные полагания, 429,430
Поток (Fluß), 85,177, 206, 207, 210, 214,
215, 225, 228, 232, 236, 242, 300, 307,
313, 315, 331, 337, 338, 341, 344, 353,
368, 378, 436, 446, 472, 474, 478, 487,
529, 530, 564, 579, 581, 584, 609, 613,
616,622,632
-перво-поток (Urflüss) абсолютного
сознания, 86
-переживаний, 203-204, 224, 308-310,
322-323,328,332-333,340,476,597
- поток переживания, целостный,
304
- сознания (Bewußtseinsstrom), 51, 72,
86, 201, 209, 223-224, 286, 298, 309-
310, 323, 327, 332-333, 334-336, 339,
340,378,475-477,564,584,616,622
-схватывание потока переживаний,
309
Пребывающее (Bestehendes), 115,192
Предикация, 416
- предикативная негация, 610
Предложение (Satz), 25, 44, 64, 68, 11,
123, 126, 134, 150, 153, 160, 168, 169,
170, 171, 172, 177, 180, 195, 264, 295,
364, 381, 424, 437, 464, 465, 466, 468,
485, 488, 490, 491, 493, 494, 504, 505,
508,522,523,526,534,535
- апофантическое, 486
- нормативная форма предложений,
33
- систематическая типика
предложения, 486
Предмет (Gegenstand), 50,53,59, 71, 73,
74, 90, 97, 106, 112, 113, 119, 120, 122,
123, 128, 129, 130, 131, 132, 134, 149,
150, 152, 153, 154, 155, 158, 160, 161,
164, 168, 170, 172, 173, 174, 175, 178,
180, 181, 182, 189, 190, 191, 198, 202,
203, 204, 205, 215, 221, 224, 229, 232,
236,
275,
321,
341,
365,
387,
420,
438,
450,
462,
481,
490,
511,
551,
581,
596,
238,
288,
324,
344,
366,
394,
422,
439,
451,
463,
482,
495,
513,
553,
582,
597,
240,
291,
325,
346,
370,
398,
423,
440,
452,
465,
483,
498,
515,
555,
583,
598,
242,
298,
326,
347,
371,
400,
426,
443,
454,
466,
484,
501,
519,
557,
585,
599,
245,
300,
327,
349,
376,
401,
429,
445,
455,
467,
486,
502,
526,
560,
590,
604,
269,
305,
330,
353,
382,
406,
433,
446,
456,
468,
487,
505,
527,
565,
591,
608,
270, 274,
310, 311,
334, 338,
363, 364,
384, 385,
415, 416,
435, 437,
448, 449,
460, 461,
469, 475,
488, 489,
506, 509,
537, 539,
578, 580,
594, 595,
609, 610,
- восхождение к, 125
- и идеальное, 135
- идентичный, 44
- имманентный, 62
-индивидуальный, 115,116,117, 136,
176
- интенциональный (inten tionaler),
206,396,447,453,558
- ноэматический (noematischer), 396,
485
- осовременивающее владение
предметом (Gegenwärtighaben des
Gegenstandes), 369
- первой или низшей ступени, 124
- первопредметность (Urgegenständ-
lichkeiten), 524
- предмет есть все, на что
направлена мысль, 124
- предмет культуры, 602
- самостоятельный, 127,179,464
- широкое значение, 135
Предметность (Gegenständlichkeit), 31,
107, 109, 124, 125, 127, 130, 138, 142,
147, 150, 152, 153, 167, 172, 173, 174,
175, 178, 182, 206, 244, 247, 263, 271,
277, 291, 315, 325, 326, 327, 342, 346,
349, 362, 371, 386, 392, 394, 395, 396,
398, 406, 411, 414, 421, 422, 426, 435,
436, 437, 438, 448, 449, 450, 453, 455,
457, 459, 460, 462, 463, 465, 466, 467,
468, 473, 481, 482, 484, 490, 501, 506,
510, 511, 513, 514, 520, 539, 551, 553,
555, 558, 559, 560, 562, 566, 578, 581,
598, 610, 616, 619, 633, 636, 638, 639,
647, 678

704
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
- интендированная, 400,420,424
- интендируемая, 423
- интенциональная предметность,
60,385,388,454
- как таковая, 124
- категориальная
(Gegenständlichkeit, kategoriale), 602
- пра-предметность (Urgegenständ-
lichkeit), 122,149
- пра-предметность (Urgegenständ-
lichkeit) как вещь, 122
-предметность не может быть
ничем иным, кроме как коррелятом
сознания, 287
-различение синтактической и
субстратной предметности, 123
-различение чувственных и
рассудочных предметностей, 608
- рассудочная, 602
Предпосылка, 48,53,87,92,98,142,158,
169, 184, 191, 202, 219, 220, 227, 242,
253, 255, 270, 272, 274, 283, 314, 380,
382, 411, 412, 433, 496, 533, 538, 541,
542, 549, 553, 560, 561, 563, 628, 629,
647
Предпочтение, 59,86,441,471,491
Представление (presentation), 421
Представление (Vorstellung), 28, 31, 42,
85, 98,104, ПО, 162, 263, 302, 341, 352,
363, 366, 371, 372, 377, 393, 398, 415,
416, 433, 440, 449, 450, 453, 459, 468,
469, 483, 486, 509, 519, 532, 549, 554,
559,561,565,578,628
- абстрактное и конкретное, 25
- восприятия, 25
- образное, 39
-простое и эксплицирующее
схватывание, 61
- созерцающее и понятийное, 30
- фантазии, 25
- знаков (Zeichenvorstellnug), 372
Прекращенность (Aufgehörthaben),
308
Признание (Anerkennung), 37, 43, 44,
59, 71,135,158,198, 232, 266, 282, 336,
434,471,544, 559
Пример, 200, 294, 295, 572,
- феномен-пример, 304, 358, 363, 367,
372
- отдельный показательный
(exemplarische Einzelheit), 296
Принятие позиции (Stellungsnahme),
62
Природа (Natur), 43, 57, 59, 72, 73, 86,
90,117,119,136,179,181,190,221, 238,
240, 242, 258, 264, 272, 319, 326, 331,
340, 349, 358, 382, 402, 439, 482, 484,
495, 510, 513, 520, 531, 537, 538, 552,
557, 568, 573, 576, 582, 602, 605, 614,
620,627, 630, 631
-вещи природы, 132, 149, 205, 206,
233, 239,634
- внечеловеческий мир природы, 148
- действительная вещь, 487
- действительный мир природы, 146
-животная (анималистическая), 219,
245
- конституирование природных
объектов, 218
- науки о природе и культуре, 114
- онтология, 121,150,152,245
-онтология природы, 121, 150, 152,
245
- познание внешней природы, 138
-природная действительность, 141,
149
-природное и социальное, 183, 241,
293
- природный мир, 147, 148, 149, 230,
244,261,291, 293,302,377
-психофизическая, 114
- физическая, 65,121,245,301
- эйдетика природы, 88,298
Проекция, 210,211,213
Пространство (Raum), 29, 47, 48, 60, 79,
116, 120, 124, 149, 154, 155, 172, 181,
188, 202, 208, 209, 210, 240, 332, 348,
421, 464, 488, 507, 510, 538, 557, 562,
618,637
- евклидово, 34
Протенция (Protention), 303,585
Противоречие, 15, 48, 69, 216, 242, 335,
339,399,479,492,546,589,647
Профили, нюансы (Abschattungen),
60, 77,211,213,233,234,350,361
- множественнось профилей,
нюансов (Abschattungsmannigfaltigkei-
ten), 210
Прояснение (Sichklarmachen), 295
- его сущность, 31, 32, 38, 86, 97, 109,
157, 171, 203, 221, 230, 257, 276, 295,
296, 303, 311, 316, 317, 324, 329, 348,
367, 393, 417, 442, 482, 483, 491, 495,
535,536,592,604
Психика
- психические образования (Gebilde),

Предметный указатель
705
135
Психологизм (Psychologismus), 33, 46,
70, 76, 78, 96, 108, 160, 199, 200, 224,
225, 226, 248, 290, 407, 415, 504, 575,
594,597,601, 604
- и неокантианство, 55
- критика психологизма, 54,82
- психологизация понятий, 135
- психологизм в логике, 32
Психология (Psychologie), 28-31, 40, 44,
45, 53, 55, 56, 70, 75, 76, 77, 93-95, 97,
100, 114, 134-135, 158-159, 164, 225,
242, 245, 262, 264, 267-268, 294, 301,
302, 305-306, 319, 329, 341, 343, 345,
353-354, 362, 377, 380, 389, 428, 471,
482, 483, 561, 573, 575, 577, 604, 620,
644
-дескриптивная (deskriptive), 24, 89,
163,614,615,646
- интенциональная (intentionale), 253
- описательная, 70
- понимающая, 42
- психологические и эстетические
проблемы, 25
- психологический анализ, 25,27
- психологический фундамент
логического, 33
- психологическое обоснование, 26
- соотношение чистой, априорной и
эмпирической психологии, 59
- эйдетическая (eidetische), 94
-эмпирическая (empirische), 60, 88,
163,348
Психофизиология, 377
Равенство,30,122,150,180
Радость, 28,57, 71, 81,205,304,308,341,
377,465,467,468
Развитие, 33, 48, 78, 90, 102, 120, 144,
165,309,414,451,569,632,633
Различие, 213, 276, 287, 304, 307, 320,
333, 347, 365, 403, 414, 415, 431, 432,
445, 451, 474, 489, 491, 515, 524, 530,
558,559,618,
-различие между бытием как
переживанием и бытием как вещью, 211
- различие между epoché и
редукцией, 279
-различие имманентного и
трансцендентного, 215
- различие способов созерцания, 211
- различие и параллелизм "ноэти-
ческого" и "ноэматического", 164
-самостоятельных и
несамостоятельных предметов, 161
Разум (Vernunft), 40, 44, 51, 53, 56, 59,
61, 71, 106,107, 109,119,129,131,141,
162, 177, 240, 248, 260, 439, 443, 478,
480, 482, 487, 489, 492, 493, 494, 495,
496, 497, 498, 503, 505, 507, 509-517,
519, 521, 525-526, 533, 536, 541, 543,
550,582,625,637
- его доксическая достоверность, 534
- конституирующий природу, 59
-критика логического и
практического разума, оценивающего
разума, 45
-критика разума, 38, 45, 49, 60, 84,
520
-практический (praktische), 38, 45,
330,518
- теоретический (theoretische), 86
- теория разума (Vernunfttheorie),
504,535,540
Рассудок, 439, 509, 512, 514, 515, 518,
519,520,534,540,602,637
Рационализм, 140, 503, 519, 540, 541,
570,577,594
-спор рационализма и эмпиризма,
139
Рациональность, 120,397,605,649
Реализм, 134,140,158,174,184,453,545,
546,576,602,628
- антиреализм, 629
- логический, 629
- логический реалист, 631
- онтологический (ontologischer),
629,630,631
- эпистемологический, 629,630,631
Реальность (Realität), 45, 90, 94, 142,
146, 194, 207, 211, 214, 216, 219, 233,
234, 236, 237, 243, 289, 322, 327, 345,
389, 402, 428, 449, 492, 495, 509, 529,
531, 547, 548, 551, 552, 557, 585, 594,
607,620,630,631,634,678
Регион, 121, 122, 124, 129, 150,152,153,
160, 179, 180, 196, 211, 218, 247, 435,
481, 495, 506, 507, 508, 509, 512, 521,
537,538
-и понятия "индивидуум" и "кон-
кретум", 129
- региональная онтология (Regio-
nalontologie), 121,129,151,261,538
- региональная сущность, 129
- региональные аксиомы, 129

706
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
Редукция (Reduktion), 110, 130, 197,
217, 218, 227, 243, 245, 246, 251, 253,
256, 260, 264, 265, 266, 299, 304, 305,
307, 321, 323, 325, 326, 327, 328, 345,
354, 360, 363, 367, 376, 377, 409, 418,
444, 447, 475, 477, 478, 534, 542, 543,
572,573,606,614, 624
- ее принцип, 48
- различные виды редукции, 411
- типы редукции, 615
- трансцендентальная
(transzendentale), 249, 269, 270, 273, 274, 280, 283,
286,369,567,598,612,613,623
- трансцендентальная
(transzendentale), ее второй путь, 268
- феноменологическая
(phänomenologische), 44, 47, 48, 49, 66, 76, 78,
84, 88, 91, 98, 106, 109, 131, 138, 163,
182, 198, 220, 221, 224, 226, 233, 235,
238, 241, 243, 244, 247, 248, 249, 250,
252, 255, 257, 261, 262, 263, 267, 268,
272, 273, 274, 275, 276, 277, 278, 279,
281, 282, 284, 285, 286, 287, 291, 293,
300, 301, 308, 310, 316, 317, 318, 321,
329, 330, 331, 332, 333, 344, 346, 349,
358, 360, 363, 368, 375, 376, 378, 384,
387, 388, 418, 419, 422, 474, 513, 546,
559, 561, 595, 597, 605, 607, 608, 610,
611,613,621,631,634,647,678
- феноменологическая, как
абстрагирование, 423
-эйдетическая (eidetische), 88, 261,
269, 270, 271, 272, 273, 274, 284, 285,
286,303,346,599,613
-есть интегральная часть общей
теории эйдетического, концепции
эйдетических наук, 270
Релятивизм (Relativismus), 63, 254, 499,
"607
- историцистский, 64
Ретенция (Retention), 58, 214, 303, 336,
351,490,585
- возвращение назад, "удерживание"
чего-то из прошлых поточных
единств сознания, 338
-две интенциональности ретенции,
338
Референция (Referenz), референт-
ность, 420,527,528,531
- референтность - свойство
выражения, а не значения (Даммит), 463
Рефлексия (Reflexion), 188, 214, 215,
225, 228, 233, 247, 249, 294, 304, 305,
309, 323, 332, 347, 370, 373, 403, 404,
410, 418, 422, 427, 451, 475, 496, 541,
584,585,622,623,628,646,647
- "я рефлектирую, значит, я
существую", 320
- в опоре на "естественное
сознание", 238
- дорефлексивно-естественных
концептов мира, 540
- ее метод, 318
- как "осовременивающий" взгляд
на переживание, 303
- как модификация сознания, 319
-как непосредственное усмотрение
сущности, 320
-как сердцевина
феноменологического метода, 8,303
- критическая, 51
- логическая, 416
- на актуальный поток сознания, 257
- наивная, 542
- ноэтическая и ноэматическая, 474
- психологическая, 619
-рефлексивное обращение взгляда,
625
- рефлексии сами могут становиться
"субстратами" новых рефлексий,
303
- саморефлексия, 50,277,302,575,588
- теоретико-познавательная, 139
- трансцендентальная, 626
- универсальная, 275
- феноменологии на себя самое, 317
-феноменологическая, 317, 319, 323,
331,334,344,402,448,619
-феномены рефлексии суть сфера
чистых, совершенных данностей,
306
-чистая рефлексия является
важнейшим
процедурно-методологическим моментом редукции и
феноменологического метода, 264
Решимость, 62,575,579
Род, 123,125,126,128,129,150,161,173,
177, 178, 180, 210, 298, 414, 421, 424,
452,460,461,466,481,491,517,527
- идеальность рода, 416
- индивидуум и род (Spezies), 179
- род и вид (Gattung und Art), 179
- тождество рода, 423
- родовая сущность 434
-родовые единства (Species), 341,
415,418—420,422

Предметный указатель
707
Самоданность, 143, 210, 277, 324, 327,
331,344,347,348,349
Самоосмысление, 251,542, 571
Самоответственность (Selbstverant-
wortung), 571
Свобода (Freiheit), 29, 36, 133, 193, 279,
297,507
Свойство (Eigenschaft), 94,115,121,122,
123, 124, 128, 132, 149, 150, 179, 180,
202, 203, 207, 208, 241, 242, 246, 296,
301, 308, 310, 325, 329, 336, 340, 341,
348, 358, 365, 366, 367, 376, 378, 385,
388, 389, 396, 400, 401, 411, 421, 427,
443, 465, 476, 484, 488, 497, 510, 527,
579,586
- ценное и ценностное свойство (werte
Eigenschaft und Werteigenschaft), 366
Связь, 10,14,24, 31,40,45,49,51,53, 57,
63, 71, lb, 86, 92, 94,100,108,109,117,
129, 134, 143, 146, 158, 160, 161, 165,
166, 171, 172, 173, 181, 183, 185, 196,
206, 209, 211, 223, 225, 229, 237, 241,
259, 262, 272, 275, 285, 287, 290, 294,
305, 313, 322, 326, 327, 328, 344, 347,
349, 351, 364, 370, 375, 376, 378, 381,
383, 386, 394, 395, 399, 400, 402, 406,
410, 414, 416, 428, 429, 438, 439, 446,
451, 452, 454, 455, 459, 460, 461, 467,
469, 474, 475, 478, 479, 481, 483, 486,
493, 497, 529, 530, 532, 533, 534, 537,
538, 544, 554, 562, 567, 569, 573, 575,
577, 580, 583, 592, 604, 605, 610, 611,
617,620,624,633
Семантика, 181,400,414,415,462
- онтологическая, кантианская и
феноменологическая семантики,
416
Силлогистика, 170
Символ, символическое, 13, 201, 228,
553
Синтаксис, 124
- априорные формы значения, 169
- доксический, 439
- его правила, 607
- законы, 169
- логический, 381
- синтактические материалы, 123
- синтактические предметности, 123,
124,127,150
-синтактические формы, 124, 125,
169,440
-синтактическое и субстратное, 124,
150
- синтактическо-категориальные
образования, 124
- предикативный доксический, 534
Синтез (Synthesis), 28, 172, 388, 439,
440, 441, 490, 500, 505, 527, 528, 529,
530, 531, 532, 534, 559, 585, 594, 597,
599,608
- актовый (Akt-Synthesis), 125
- временной, 438
- группа синтезов, 436
- дискретный, 438
- почленный (gegliederte), 436
-синтез непрерывности (kontinuer-
liche Synthesis), 438
- синтезе восприятий, 44
Система, 23, 26, 64, 92, 103, 129, 145,
167, 169, 180, 210, 246, 298, 329, 333,
378, 488, 496, 498, 528, 540, 574, 590,
591,592,593,610,616,627
- различие между педагогическим
восхождением (Emporleitung) и
систематическим изложением, 85
-системное построение
феноменологии, 104
Скепсис (Skepsis), 565,570,571
- исторический скепсис, 63
Скептицизм, 63, 130, 133, 141, 160, 231,
254,257,260,306,499
- античный, 138
- этический скептицизм, 52
Случайность, 115,154,216,273,493
Смысл (Sinn), 32, 41, 50, 81, 93,120,137,
145, 173, 189, 212, 236, 243, 244, 246,
247, 295, 312, 313, 314, 324, 330, 344,
347, 358, 359, 363, 364, 369, 371, 379—
381, 384, 386, 388, 391, 392, 399^106,
408, 411, 413, 415, 420, 421, 423, 425,
433, 434, 440, 441, 455, 456, 460, 463,
467, 468, 469, 481-486, 489, 490, 492,
493, 497, 498, 504, 513, 515—517, 520,
521, 526, 528, 552, 553, 555—557, 565,
573,580,582,599,619,621,627,634
- бытийный смысл (Seinssinn), 573
-его новое измерение
(Sinnesdimension), 433
- лингвистический, 404
-Между сознанием и реальностью
зияет настоящая пропасть смысла,
237
- невозможности для философии
математически точного дефини-

708
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
рования нового смысла, 100
- ноэматический, 106, 360, 361, 379,
384, 388, 401, 412, 413, 417, 481, 490,
511
- предметный (Gegenstandssinn), 384,
388,485,498
- процедуры наделения смыслом
(Sinngebungen), 312
- созерцаемый (Anschauungssinn),
401
Согласованность (Übereinstimmung),
113,502,576
Содержание, 34,41,62,91,117,121,129,
135, 144, 151, 178, 184, 200, 208, 211,
254, 260, 294, 302, 310, 312, 341, 342,
351, 359, 368, 408, 409, 410, 412—414,
419, 420, 447—449, 451, 452, 459, 471,
483, 484, 488, 522, 527, 528, 537, 554,
564,571,589,608,618,636
-акта (Aktinhalt), 408, 413, 451, 453—
456,678
- идеальное, 167
- интенциональное, 379,407,408,421,
453,466
- ноэматическое (Gehalt, noema-
tischer), 359,482
-различие между субъективным и
объективным содержанием, 34
- феноменологическое акта, 421
- эйдетическое содержание, 382
Созерцание (Anschauung), 29, 30, 35,
40,45,64,89,93,109,112, ИЗ, 116,117,
118, 120, 130, 133, 134, 135, 136, 137,
139, 140, 156, 185, 188, 189, 190, 200,
209, 211, 212, 223, 237, 239, 258, 276,
285, 286, 295, 296, 297, 300, 303, 316,
318, 321, 330, 331, 344, 349, 358, 361,
371, 410, 433, 445, 477, 485, 486, 500,
505, 507, 508, 516, 517, 518, 549, 562,
565,598,606,608,614,615,617
- и пустое полагание, 61
-категориальное (Anschauung, kate-
goriale), 499, 596, 599, 609, 636, 637,
638
-проистекающее из
первоисточника, 132
- созерцательное самоосмысление,
607
- специфически-эстетическое, 428
-сущностное, 143, 145, 149, 151, 155,
176,324, 325,599, 639
- феноменологическое (Schauen,
phänomenologisches), 361
- фоновое (Hintergrundsanschauung),
203
Сознание,
-абсолютное (absolutes), 51, 86, 243,
302
- бытие сознания (Sein des
Bewußtseins), 236
- воления, 75
- воспринимающее, 207, 368, 394, 417,
470
-времени (Zeitbewußtsein), 8, 39, 40,
85,88,307,318,333,336,337,351,436
- всеобщие структуры сознания, 375
-всякое сознание "тетично" в
актуальном или потенциальном
отношении, 435
- данностей (gebendes Bewußtsein),
295
- двойственное, 628
- его анализ (Bewußtseinsanalyse), 10,
77,229,325,327,578,579,584,586
- его взаимосвязь
(Bewußtseinszusammenhang), 498
-его деятельность [продукты]
(Bewußtsein, Leistungen des), 228, 382,
533,551,566,574
- его единство, 323
- его имманентность (Immanenz), 247
- его модификации, 305,320,470
- его натурализация, 605
- его ноэтические структуры, 325
-его сущностная черта: текучесть,
флуктуация, 335
- естественное (natürliches), 200,209
- ирреально-предметные структуры,
384
- историческое (historisches), 645
- конституирующие образование,
371
- неадекватное сознание данностей
(das unadäquate
Gegebenheitsbewußtsein), 492
- неотделимое от истории, 628
- нерефлектируемое, 304
- образное, 39,341,471,617,649
- образное (Bildobjektbewußtsein),
618
- осознание образа (Bewußtsein von
dem Bilde), 428
- отношение сознания к чему-либо
(Bewußtseinsbeziehung auf etwas),
91
- перцептивное, воспринимающее,

Предметный указатель
709
428
- плюральное, 437
- позициональное, 517
- позициональное и нейтральное,
431
- поток сознания (Bewußtseinsstrom),
8, 51, 72, 86, 201, 209, 223, 224, 225,
232, 286, 298, 309, 310, 323, 327, 332,
333, 334, 335, 336, 337, 339, 340, 378,
446, 472, 474, 475, 476, 477, 530, 564,
579,584,616,622
- реальное (real), 378
- сознание вещи, 46,50
-сознание необходимости
называется "аподиктическим", 119
-сознание сущности и самое
сущность, 136
- структуры сознания, 38, 49, 62, 318,
325, 331, 366, 386, 424, 439, 504, 514,
533,534,535,541,578,580,610
- трансцендентальное, 196,316,506
- фантазирующее, 428
- чистое (reines), 6, 8, 52, 66, 79, 91, 98,
106, 112, 195, 196, 198, 199, 218, 222,
224, 242, 243, 245, 246, 286, 291, 292,
297, 301, 309, 314, 316, 321, 322, 323,
324, 325, 326, 327, 328, 330, 331, 332,
333, 335, 336, 355, 443, 487, 503, 534,
557, 565, 566, 582, 591, 594, 595, 596,
597,598,622,625,628
Солипсизм (Solipsismus), 257,265
- солипсистская эгология, 567
Сомнение (Zweifel), 15, 24, 59, 62, 193,
215, 217, 221, 226, 227, 253, 254, 256,
260, 267, 276, 286, 469, 470, 471, 534,
583
Соответствие (Korrespondenz), 117,
462,521,630
Co-присутствующее (Mitgegenwär-
tges), 189
Сопряжение
- ноэматические сопряжения, 427
Спекулятивное, 571,626
Спонтанность (Spontaneität), 191, 440,
581
- образы активной спонтанности, 62
Способ, 117,125, 211, 212, 214, 230, 233,
238, 302, 310, 353, 360, 363, 369—372,
376, 381, 383, 384, 395, 402, 420, 421,
423, 426, 430, 434, 454, 455, 469, 484,
487, 490, 491, 494, 497, 501, 506, 524,
552,555,560
- темпоральный способ данности,
308
- характеры — не способы сознания,
не ноэтическое, 388
-материя есть способ (Weise)
предметного отношения, 466
- "способ бытия" (Seinsweise) ноэмы,
367
- данности (Gegebenheitsweise), 41,
304, 363, 371, 385, 396, 400-402, 463,
495,526,625
Структура, 38, 49, 62, 63, 66, 83, 87, 88,
98,101,104,109,112,142,159,169,188,
222, 223, 229, 232, 233, 266, 290, 291,
300, 301, 310, 317, 318, 321, 324, 325,
326, 331, 335, 336, 337, 340, 346, 347,
361, 362, 364, 366, 367, 368, 376, 377,
382, 383, 384, 386, 391, 395, 398, 403,
409, 411, 416, 417, 420, 424, 433, 434,
438, 439, 442, 443, 444, 475, 477, 479,
481, 482, 488, 497, 499, 504, 512, 513,
514, 515, 529, 533, 535, 536, 539, 541,
549, 565, 578, 579, 580, 583, 586, 592,
607, 610, 613, 616, 622, 627, 631, 632,
639,645,646
-всеобщие структуры, 99, 106, 316,
332,375,534,591,594,595
- интенциональная, 379
- эйдетическая, 381,390
Субстрат, 124,125,127,208,581
Субъект (Subjekt), 42, 73, 90, 119, 172,
179, 196, 204, 212, 230, 239, 242, 251,
256, 259, 260, 262, 266, 277, 306, 307,
363, 366, 389, 416, 432, 441, 453, 460,
461, 464, 465, 466, 474, 476, 477, 478,
489, 497, 498, 508, 510, 513, 527, 529,
539, 553, 558, 563, 564, 565, 566, 567,
568, 574, 585, 619, 622, 623, 625, 627,
629,633,634
- бытие субъекта (Subjektsein), 613
-другой /чужой (fremdes), 241
- трансцендентальный
(transzendentales), 550,564,624,628
Субъективность (Subjektivität), 10, 52,
249, 251, 252, 257, 258, 259, 260, 261,
262, 263, 264, 266, 271, 277, 278, 281,
284, 286, 290, 326, 328, 331, 336, 340,
362, 389, 475, 526, 529, 557, 562, 564,
568, 570, 571, 572, 573, 574, 609, 612,
613,619,649
- конкретная, 623
-трансцендентальная, 265, 274, 275,

710
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
276,572
- чистая (reine), 265, 563, 565, 566, 567,
574
Суждение (Urteil), 39, 52, 61, 71, 86, 87,
91, 93, 102, 107,118, 119, 132,133,158,
168, 169, 170, 172, 176, 177, 192, 193,
194, 195, 201, 204, 222, 228, 256, 259,
274, 277, 294, 310, 341, 349, 357, 359,
360, 363, 365, 366, 381, 416, 417, 432,
435, 440, 442, 450, 453, 456, 465, 467,
471, 475, 485, 490, 497, 501, 502, 503,
505, 511, 523, 532, 534, 535, 537, 550,
551, 566, 574, 581, 582, 596, 602, 605,
609,613,637,638
- гипотетическое, 60
- как ноэма, 364
- категорическое, 60
- поле суждений о реальности, 90
- экзистенциальное, 60
Сущее (Seiendes), 142,192,194,202,210,
229, 254, 259, 282, 339, 344, 358, 387,
411, 427, 430, 434, 435, 466, 524, 539,
565,566,573,574,585,593,623,624
Существование (Dasein), 51, 74, 90,183,
184, 185, 192, 193, 215, 217, 221, 225,
227, 233, 239, 256, 267, 271, 293, 305,
422, 460, 477, 525, 546, 548, 552, 558,
560, 562, 564, 576, 586, 606, 615, 630,
631
- внутреннее (Inexistenz), 449
Сущность, 59, 66, 72, 77, 86, 88, 89, 92,
94, 99,100,105,112,114,115,116,117,
118, 119, 120, 121, 125, 126, 127, 128,
129, 131, 134, 135, 139, 140, 141, 142,
143, 144, 147, 149, 150, 151, 152, 153,
154, 155, 156, 158, 160, 163, 166, 167,
168, 171, 174, 175, 176, 177, 179, 180,
181, 182, 183, 184, 185, 194, 197, 199,
203, 206, 207, 209, 211, 212, 214, 223,
229, 231, 232, 236, 237, 238, 241, 242,
243, 244, 245, 246, 247, 252, 271, 285,
293, 294, 295, 296, 297, 298, 299, 300,
305, 306, 308, 310, 315, 318, 319, 323,
324, 327, 331, 333, 335, 338, 340, 342,
343, 344, 345, 347, 348, 350, 352, 358,
360, 364, 368, 369, 372, 375, 383, 384,
388, 390, 391, 392, 405, 407, 408, 410,
413, 414, 415, 417, 419, 420, 424, 425,
428, 431, 434, 437, 438, 439, 440, 442,
445, 449, 452, 454, 456, 464, 467, 472,
478, 483, 485, 486, 487, 488, 493, 495,
498, 501, 504, 505, 506, 507, 510, 522,
524, 529, 530, 537, 539, 553, 561, 595,
597, 598, 599, 602, 605, 606, 614, 622,
637,638,678
- внесущностное ("außerwesentli-
ches"), 310
- всматривание в сущность, 117
- как "наивысшая всеобщность", 300
- конституирование наук о
сущностях, 131
- материальные сущности, 180
-метод совершенно ясного
схватывания сущностей, 317
-неразделимость факта и
сущности, 115,151
- соразмерная значению (das bedeu-
tungsmässige Wesen), 456,467
- соразмерная познанию
("erkenntnissmäßiges Wesen"), 364,504
- специфика сущностей, 118
-сущностная всеобщность (Wesens-
Allgemeinheit), 115
- сущностная интуиция, 126
- сущностная необходимость
(Wesens-Notwendigkeit), 115
- сущностная предметность, 117
- сущностное всматривание (We-
senserschauung, пер. H. В. Мотро-
шиловой), 116
-сущностное исследование (Wesens-
forschung), 90,197,199,297,325,493
-сущностное познание, 94, 105, 112,
131
-сущностное созерцание, 143, 145,
149,151,155,176,324,325,599,639
- сущностные формы, 180
- усмотрение сущности
(Wesensschau), 116, 171, 178, 265, 306, 320,
491,515,518,596,637,639
- чисто-логическая сущность, 126
Схватывание (Erfassen), 88, 132, 197,
202, 205, 230, 242, 282, 296, 299, 300,
309, 333, 335, 344, 411, 429, 471, 507,
578,579,580,581,608,638,639
- номинальное, 61
- простое, экземплифицирующее, 61
- схватывание значений, 61
- тематическое, 61
Схоластика (Scholastik), 620
- новая схоластика, 73
Тезис, 192, 216, 238, 252, 276, 431, 435,
437, 440—442, 510, 517, 522, 545, 548,
558,559,561,566,572,576
-естественной установки, 106, 193,
194

Предметный указатель
711
- позитивизма, 195
- математические, 294
- тезисов верования (доксических
изначальных тезисов, Urthesen), 430
-Синтезы, суть тезисы высшей
ступени, 439
-пра-тезис (изначальный тезис
достоверности), 435
Тело (живое, Leib), 58, 72, 202, 207, 219,
225, 232, 240—242, 265, 334, 348, 378,
418, 476, 479, 529, 573, 575, 609, 612—
613,623,634,638
- телесное бытие, 64
-телесность (Leibhaftigkeit), 41, 72,
241, 258, 342, 378, 476, 492, 520, 554,
623
- тело как носитель поля ощущений,
72
-человеческое тело как вещь и как
живое, собственное тело, 72
- эстетическое, 634
Тело (физич., Körper), 51, 64, 72, 90, 94,
119,199,241,298,614,616
- телесность (Leiblichkeit, физич.),
208,213,490
Тематизирование (Thematisch-Ma-
chen), 351,580,608
Теоретическое, 33, 72, 77, 78, 79, 84, 87,
91,102,104,113,114,121,129,133,145,
148, 156, 157, 165, 167, 171, 181, 186,
209, 210, 226, 229, 234, 238, 242, 253,
258, 272, 273, 276, 283, 287, 298, 304,
307, 316, 321, 373, 375, 377, 380, 407,
518, 533, 538, 572, 573, 574, 593, 594,
595,607,616,624,644,646
- теоретический разум, 86
Теория
- отражения, 360,549
- познания (Erkenntnistheorie), 36, 37,
38, 39, 49, 56, 57, 59, 71, 79, 86, 138,
243, 252, 258, 319, 526, 556, 561, 620,
632,633,637,643,648,649
- значений, 53,416,459
-теория синтаксических форм и
синтаксической материи, 67
- суждений, 45,61,87
Терминология, 23,97,100, ПО, 133,135,
136, 164, 179, 228, 260, 267, 311, 312,
314, 325, 350, 380, 382, 395, 398, 404,
410,413,445,450,470,516,522,557
Тетическое, 400, 406, 419, 422, 426, 434,
437, 483,485,493,495- 497,504,517
- тетическое сознание, 435
Тождество, 122, 150, 180, 237, 371, 401,
416,423,477,500,535,550,628,647
Тоталитаризм, 438,568
Тотальность, 612,646
Традиция (Tradition), 93, 99, 100, 102,
105, 131, 139, 162, 182, 186, 211, 287,
305, 319, 333, 348, 413, 416, 499, 511,
512, 517, 519, 537, 563, 577, 584, 614,
619,625,629
-традиционного понимания
философии, 109
Трансцендентализм
(Transzendentalismus), 79,110, 234, 235, 237, 255, 257,
279, 285, 286, 287, 289, 290, 530, 539,
542, 543, 545, 546, 547, 548, 553, 558,
560, 561, 562, 572, 596, 605, 607, 612,
615,624,626,627,631,633
Трансцендентальное, 55, 73, 79, 107,
196, 217, 222, 238, 251, 254, 257, 258,
259, 260, 264, 265, 269, 288, 289, 290,
316, 336, 345, 346, 350, 360, 375, 408,
477, 488, 506, 508, 530, 534, 546, 548,
557, 558, 559, 560, 562, 564, 574, 576,
599,613,621,623,624,628,630
- трансцендентальная логика, 53,
160,167,169
- трансцендентальная
феноменология, 16, 48, 51, 300, 329, 545, 568,576,
593,604,607,645,647,649
- трансцендентально очищаемое
сознание, 98
- трансцендентально очищенные
феномены, 98
- трансцендентального идеализма,
10, 67, 243, 273, 281, 284, 541, 542,
543, 544, 547, 549, 550, 551, 555, 567,
569,575,576,602,606,627,629
- трансцендентальные аргументы,
626
Трансцендентное, 107, 208, 213, 214,
215, 233, 234, 236, 238, 240, 245, 246,
247, 260, 274, 325, 358, 360, 384, 385,
386, 387, 390, 404, 405, 411, 471, 495,
526,610,612,644
- трансцендентные восприятия, 41
Убежденность (Überzeugung), 62
Универсалии, 94,390,630
Усмотрение (Schau), 79, 106, 116, 117,
118, 133, 134, 137, 140, 149, 171, 172,
176, 178, 186, 197, 200, 202, 223, 248,
265, 276, 300, 306, 318, 320, 324, 327,

712
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
331, 336, 344, 347, 378, 463, 490, 491,
497, 507, 515, 516, 517, 518, 520, 522,
524, 541, 595, 596, 599, 610, 632, 637,
638,639
Усмотрение (сущностей /
сущностное) (Wesensschau), 79, 176, 318, 324,
331
-посредством сущностного же
"обзора" (Überschau), 265
Установка (Einstellung), 90, 113, 136,
138, 147, 199, 218, 222, 223, 224, 272,
289, 302, 303, 305, 307, 319, 353, 357,
377, 378, 422, 451, 486, 497, 535, 543,
572, 574, 591, 592, 604, 611, 615, 619,
623
-естественная, 98, 112, 143, 188, 193,
195, 196, 200, 244, 286, 303, 358, 360,
378,387,423,476,547,567,611,623
-естественная (natürliche), 6, 72, 98,
106, 107, 112, 114, 141, 143, 144, 188,
190, 192, 193, 194, 197, 204, 219, 220,
226, 227, 243, 246, 248, 263, 269, 270,
279, 282, 291, 293, 375, 376, 423, 539,
545,547,550,556,559,573,607,629
-естественная, или естественная
позиция, 98
-естественные установки опыта и
мышления, 97
-установка, ориентация мысли,
поведение, 330
- феноменологическая
(phänomenologische), 238, 242, 248, 269, 270, 358,
360,376,387,573
- эйдетическая (eidetische), 269,316
Учение, 23, 25, 30, 31, 33, 37, 47, 50, 52,
53, 55, 61, 64, 70, 73,11, 81, 84, 85, 88,
91, 98,107,111,120,123,130,142,155,
161, 163, 164, 165, 166, 167, 168, 169,
170, 171, 178, 184, 185, 196, 208, 245,
249, 250, 256, 266, 297, 299, 319, 326,
329, 345, 356, 357, 365, 370, 374, 380,
397, 406, 415, 435, 439, 443, 465, 483,
486, 487, 488, 496, 506, 509, 514, 515,
518, 519, 520, 526, 527, 528, 533, 534,
535, 538, 547, 551, 558, 561, 564, 565,
569, 606, 615, 617, 620, 631, 632, 634,
646,647,649
- о категориях, 86
- о регионах, 59
Факт (Tatsache, Faktum), 29, 42, 45, 60,
64, 76, 82, 99, 106, 112, 114, 116, 117,
118, 120, 121, 125, 135, 137, 139, 140,
141, 142, 143, 144, 149, 150, 151, 152,
154, 161, 165, 166, 178, 184, 200, 204,
217, 220, 222, 229, 251, 255, 269, 289,
290, 321, 329, 334, 349, 350, 375, 378,
390, 409, 443, 444, 463, 465, 496, 499,
500, 512, 519, 530, 531, 532, 539, 546,
548, 550, 558, 561, 564, 568, 598, 602,
605,615,619,627,629,631,636,678
- вариабельности факта, 115
- противопоставление фактов и
идей, 89
- сознания (Bewußtseinstatsache[n]),
267,335
-фактические отдельности (Verein-
zelnungen), 119
-факты и сущности, 115, 118, 151,
270
-факты эмпирической жизни духа,
63
Фактическое (Faktisches), 109,118,120,
121, 148, 149, 169, 184, 199, 204, 236,
238, 256, 269, 335, 423, 439, 562, 568,
583,595
Фактичность (Faktizität), 662
Фактичность (Tatsächlichkeit), 115,178,
200,261,274,335,489,513,530,564
Фантазия (Phantasie), 25, 34, 39, 40, 45,
59, 62, 200, 203, 204, 302, 341, 377, 385,
403, 427, 428, 470, 471, 506, 538, 585,
617,618,622
- ее роль в феноменологии, 317
- свободная, 296
- свободная, ее преимущество, 295
- и образные представления, 42
- как чистое (непосредственное)
осовременивающее сознание, 42
Фантом, 72
Феномен (Phänomen), 8, 39, 52, И, 95,
96, 98,135,139,143,159,165,185,193,
211, 223, 224, 233, 256, 267, 269, 280,
281, 283, 285, 304, 306, 318, 320, 323,
324, 327, 331, 332, 334, 337, 339, 343,
344, 345, 346, 347, 348, 349, 350, 351,
358, 363, 365, 367, 372, 376, 433, 440,
442, 445, 457, 471, 473, 476, 520, 539,
573, 574, 582, 587, 596, 597, 603, 607,
609, 611, 614, 617, 620, 622, 625, 645,
649
- показательный (ekzemplärisches,
пер. А. В. Михайлова), 304
- преобразованный, 370
-психический (psychisches), 89, 315,
448,449
- радости, 304

Предметный указатель
713
Феноменальность (Phänomenalität),
213,531,638
- феноменальная природа, 59
- феноменальные отношения, 59
Феноменологическая редукция (см.:
Редукция феноменологическая)
Феноменология (Phänomenologie)
- "чистая" феноменология, 47
- внешнего мира, 80
- внимания, 45
- восприятия (der Wahrnehmung), 40,
45,58,77,296,378
-всеобщее введение в
трансцендентальную феноменологию, 49
-генетическая (genetische), 529, 530,
578,582,583,584
- духа (des Geistes), 647
- ее двойственность, 108
- ее системное построение, 104
-как наука о всеобщих структурах
чистого сознания, 99
- как строгая наука, 108
- конститутивная, 583
- онтологическая (ontologische), 79,
645
-поле чистой феноменологии есть
гераклитовский поток феноменов,
323
- противопоставление
феноменологического и эмпирико-психологи-
ческого исследования, 89
- сознания времени, 39,86
- солипсистская, 265
- статическая (statische), 584
- судящего сознания (des urteilenden
Bewußtseins), 72
- трансцендентальная
(transzendentale), 15, 16, 48, 51, 53, 65, 255, 275,
300, 316, 329, 345, 405, 411, 545, 564,
568, 571, 573, 575, 576, 577, 593, 599,
604,607,623,625,645,647,649
- установка феноменологическая,
238, 242, 248, 269, 270, 358, 360, 376,
387,573
-феноменология эстетического
наслаждения, 68
- феноменологическая дескрипция,
89
-феноменологическая критика
разума, 38,85
-феноменологическая методика, 92,
320,321,375,481
- феноменологическая онтология,
396,538
- феноменологическая философия
культуры, 65
- феноменологический
элементарный анализ, 65
- феноменологическое Epoche, 72,
622
-феноменологическое a priori
конституции, 259
- феноменологическое движение, 16,
158,278,587,588
- феноменологическое исследование
сознания, 90
-феноменологическая модель
научности, 108
- феноменология мотивации, 77
- [термин "Phänomenologie"], 75,95
Фикция (Fiktum), 136,215,297,305,623
- перцептивная (perzeptives), 618
Философия
- "первая философия" (Erste
Philosophie), 109,216,222,250,252,257,
258,262,271,286,539,564,627
- до-феноменологическая
философия, 27
-ее история (Philosophiegeschichte),
18, 29, 36, 71, 101, 114, 140, 173, 200,
201,222,514,603,648
- как наука (ее научность), 591
- критическая (kritische), 27
- математика и философия, 23,34
- науки, 644
- сознания (Bewußtseinsphilosophie),
241
- трансцендентальная
(Transzendentalphilosophie), 56, 545, 548, 557, 566,
626,627,628,633,647
- права, 29
- философская установка, 137,138
- ценностей, 52
Форма (формы), 40, 48, 50, 54, 60, 61,
63, 64, 71, 77, 85, 86, 91, 93, 102, 107,
115, 121, 123, 124, 125, 126, 127, 129,
133, 136, 137, 143, 144, 145, 149, 150,
153, 162, 166, 169, 170, 171, 175, 179,
180, 183, 188, 189, 191, 197, 200, 202,
206, 210, 214, 223, 225, 228, 231, 232,
244, 245, 249, 259, 261, 262, 264, 266,
269, 271, 293, 298, 301, 303, 307, 308,
312, 313, 314, 316, 320, 322, 328, 331,
332, 335, 336, 339, 354, 364, 370, 376,

714
H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
379, 382, 383, 417, 419, 426, 430, 431,
432, 436, 437, 438, 440, 441, 442, 445,
447, 449, 455, 465, 471, 472, 474, 475,
485, 486, 487, 489, 490, 495, 497, 498,
501, 505, 507, 509, 512, 514, 517, 518,
519, 523, 526, 528, 529, 533, 534, 535,
536, 539, 546, 549, 554, 556, 562, 564,
566, 568, 576, 579, 582, 583, 590, 591,
599, 606, 613, 615, 625, 629, 630, 631,
636,637,638,639
- апофантическая, 505,534
- формообразования
(Ausgestaltungen), 633
- формообразования наших
представлений (Vorstellungsgebilde), 135
- формы объективации, 50
Формализация (Formalisierung), 417,
423
Формальное, 25, 31, 33, 45, 86, 99, 122,
126, 129, 142, 150, 151, 152, 153, 154,
155, 156, 160, 163, 167, 169, 170, 172,
175, 179, 183, 184, 186, 225, 245, 246,
252, 260, 261, 326, 365, 380, 415, 416,
435, 436, 438, 444, 464, 484, 487, 488,
491, 500, 504, 506, 509, 510, 511, 523,
533, 534, 535, 537, 538, 539, 551, 554,
575,583,607,612,630,678
-дисциплины формальной ma thesis
universalis, 120
- общая формальная организация,
180
- формализм этический (Шелер), 74
-формальная онтология, 107, 168,
536
- формальная эйдетика, 90
- формальное наукоучение, 31
- формальное учение о значении, 67
- формально-онтологические
дисциплины, 120
- формальные дедуктивные
системы, 31
- формальные дисциплины, 109,505
- формальные предметные
категории, 168
Фундирование (Fundierung), 131, 433,
434,460,467
- фундирующие познавательные
акты опыта, 114
Функция, 24,120,178, 210, 217, 244,299,
303, 312, 313, 315, 318, 343, 348, 352,
369, 370, 390, 397, 401, 416, 417, 442,
478, 491, 554, 580, 581, 614, 620, 630,
637
- интенциональная, 379
- оправдывающая (rechtgebende
Funktion), 132
Характер(ы) (Charakter[e]), 15, 33, 38,
58, 62, 64, 69, 80, 91, 93, 97, 103, 106,
108, 109, ПО, ИЗ, 115, 118, 122, 125,
132, 135, 139, 140, 144, 156, 162, 163,
166, 172, 177, 181, 186, 188, 190, 210,
211, 218, 223, 225, 228, 230, 231, 232,
233, 241, 246, 259, 260, 265, 266, 267,
270, 279, 283, 286, 298, 303, 310, 311,
318, 327, 329, 333, 334, 340, 342, 343,
362, 363, 366, 371, 372, 383, 384, 385,
386, 388, 390, 392, 400, 401, 406, 415,
419, 430, 431, 435, 439, 450, 451, 453,
465, 469, 472, 485, 486, 488, 490, 499,
508, 516, 521, 522, 524, 543, 557, 562,
565, 577, 580, 582, 588, 603, 613, 618,
621,626,632,636
-ноэтические характеры зеркально
отражаются в ноэматических, 395
- ноэматические характеры, 395
Целое (Ganzes), 32, 35, 50, 69, 87, 122,
126, 148, 150, 160, 172, 179, 180, 206,
207, 232, 289, 336, 346, 361, 363, 371,
373, 419, 422, 424, 434, 444, 450, 460,
461, 464, 475, 492, 510, 520, 555, 569,
577,607,636
- целостный поток переживания, 304
- целостный предмет и его части, 125
Цель (Zweck), 273,275
Ценностность ("Wertheit"), 366,437
Ценность (Wert), 6,10, 36, 50, 52, 57, 59,
61, 76, 91, 96, 109, 110, 114, 137, 149,
175, 176, 190, 205, 244, 249, 252, 284,
353, 413, 423, 431, 433, 435, 437, 466,
484, 493, 506, 518, 527, 537, 565, 578,
611,646
- конкретная, 366
- объективная, 366
- ценностная апперцепция, 62
- ценностный предмет
(Wertgegenstand), 366
Человек (люди), 15,16,24,36,50,51,52,
58, 75, 92, ИЗ, 114, 128, 135, 137, 145,
146, 147, 148, 149, 156, 176, 177, 183,
188, 189, 190, 192, 196, 199, 206, 208,
209, 212, 216, 217, 219, 220, 224, 225,
232, 233, 237, 241, 242, 250, 251, 253,
255, 256, 262, 263, 265, 266, 271, 272,
274, 276, 282, 285, 286, 288, 289, 293,

Предметный указатель
715
297, 301, 306, 320, 323, 342, 357, 358,
361, 368, 378, 383, 387, 397, 398, 439,
442, 475, 476, 509, 512, 537, 538, 540,
543, 548, 554, 555, 556, 557, 558, 559,
563, 568, 573, 609, 611, 612, 617, 618,
623,628,634,645,648
Человечество, 89,145,148,252,518,555,
611
Численность (Anzahl), 28, 29, 123, 126,
150, 153, 160, 168, 170, 172, 179, 180,
464
- численность вообще (Anzahl), 126
Число, 26, 28, 49, 57, 92, 121, 123, 134,
135, 145, 175, 177, 179, 180, 188, 191,
225, 245, 263, 271, 295, 298, 343, 373,
383, 396, 440, 459, 506, 524, 552, 598,
632
- натуральные числа, 134
Чувственное, чувственность
(Sinnliches, Sinnlichkeit]), 126, 132, 136, 139,
145, 188, 207, 208, 288, 312, 313, 314,
367, 439, 472, 518, 519, 529, 549, 559,
561,562,563,584,605,614,637
- чувственные данные (sinnliche
Data), 312
- чувственные качества, 126
- чувственные предметы, 125
-чувственные связывания как
моменты реальных предметов, 125
- чувственные эмоции (sinnlichen
Gefühlen), 204
Чувство (Sinn), 45, 82,172,189, 313, 342,
432,464,521
Чужое (Fremdes), 242,613
- чужое тело, 72
Эгология (Egologie), 258
- систематическая эгология, 265,286
Эйдетика, эйдетическое, 108, 109, 112,
127, 131, 137, 138, 142, 145, 146, 150,
155, 156, 181, 184, 186, 197, 198, 199,
201, 225, 231, 245, 246, 252, 253, 258,
260, 261, 265, 267, 271, 272, 279, 285,
286, 293, 294, 300, 319, 345, 376, 381,
382, 384, 390, 488, 497, 522, 523, 524,
549,564,572,595,596,599,605
-региональная эйдетическая наука,
121
- эйдетика духа, 88
- эйдетика природы, 88, 298
- эйдетическая единичность, 126,
127,128,150
- эйдетическая интуиция, 126,598
- эйдетические науки (дисциплины),
4, 99,111, 120,121,145,147, 247, 270,
296, 301,305,318
- эйдетическая наука вообще, 295
-дескриптивная эйдетика
переживаний, 297,317
- эйдетическая онтология, 411
- эйдетические структуры, 381
Эйдос (Eidos), 99,115,116,117,118,121,
140, 142, 149, 258, 269, 364, 370, 524,
595,615
- эйдетическая структура, 390
Экземплифицирование, 405
Экзистенция [существование]
(Existenz), 117,236,305,488,498,525,609
Экивокация, 99,449
Эксперимент, 14,242,288,334,558
Экспликация, эксплицитное, 88, 182,
191,246,257,436,445,472,494,610
Эмпиризм, 114, 132, 133, 136, 137, 138,
139, 140, 141, 144, 148, 160, 167, 175,
200, 267, 477, 512, 519, 529, 597, 599,
605
- априористский, 594
- эмпиристский натурализм, 131
-эмпирическая психология, 60, 88,
163,348
- эмпирические предметные
отношения, 71
Эпистемология, эпистемологический,
410,531,629,630,646
- эпистемологический идеалист, 631
Эпохе (Epoche), 90, 195, 256, 262, 270,
272, 273, 274, 275, 276, 278, 279, 280,
281, 284, 285, 286, 542, 543, 555, 573,
598,611,647,670
- пустая всеобщность эпохе (Т.
Траппе), 607
Эссенциализм, 140,184,375,384,599
Эстетика, 562,644
- логическая и эстетическая всеоб-
щезначимость (Über logische und
ästhetische Allgemeingültigkeit), 53
- эстетические ценности как модусы
сознания, 60
Этика, 29,61,70,435,603,609
- этический скептицизм, 52
Эго-здесь (Dies-da), 127,344
Я (Ich), 97, 191, 192, 196, 197, 199, 201,
204, 206, 207, 211, 215, 219, 230, 232,
236, 237, 239, 250, 252, 256, 258, 263,

716 H. В. Мотрошилова «Идеи I Э. Гуссерля»
266, 273, 274, 276, 303, 306, 308, 310,
319, 320, 346, 352, 429, 432, 447, 448,
451, 472, 475, 483, 487, 508, 535, 564,
565, 568, 573, 574, 580, 624
-идентифицирующее Я (eine
identifizierende Erstreckung des Ich), 476,
477
- редуцированное, 624
- ректуализация Я (Ichvergegenwär-
tigung), 476
- трансцендентальное
(transzendentales), 623
- чистое (reines), 8, 164, 196, 216, 244,
264, 306, 307, 309, 325, 326, 331, 351,
361, 430, 437, 440, 441, 474, 475, 476,
477, 478, 479, 564, 581, 612, 621, 622,
623,624,625,634
- эмприческое (empirisches), 446, 478,
564,623
- Я-идентификация, 476,477,479
- Я-сознание, 98
Явление (Erscheinung), 62, 81, 208, 210,
211, 212, 213, 214, 237, 238, 240, 247,
288, 335, 336, 342, 346, 347, 348, 349,
350, 447, 448, 472, 486, 487, 490, 492,
496, 508, 516, 519, 520, 523, 548, 549,
550,558,562,581,615,618
Явливание (Erscheinen), 211, 346, 347,
349,371,558,560,561
-двуединство явливания и
являющегося, 348
Являющееся (Erscheinendes), 13, 202,
215, 241, 310, 346, 347, 348, 349, 426,
495,520,565,574,580,585,618
Ядро
- интенциональная предметность
как таковая (полагаемая
предметность как таковая), 388
- ноэматическое ядро (noematischer
Kern), 394
Язык (Sprache), 16, 28, 46, 49, 100, 102,
105, 110, 119, 122, 139, 148, 169, 173,
177, 178, 182, 183, 225, 233, 281, 313,
321, 332, 333, 343, 347, 363, 379, 381,
408, 412, 419, 421, 424, 442, 450, 506,
512, 516, 531, 548, 554, 555, 577, 579,
624, 631, 632, 643,644, 647, 650
- языковые выражения, 30, 405,463
Яйность (Ichlichkeit), 362, 600