Автор: Кляйн М.
Теги: развитие и способности психики сравнительная психология социальная (общая) психология историческая психология личность психология семьи, быта, воспитания детей психология психоанализ
ISBN: 978-5-98904-019-3
Год: 2007
Текст
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ТРУДЫ
МЕЛАНИ КЛЯЙН
б
Melanie Klein
Psychoanalytical Works
«Love, Guilt and Reparation»
and other works 1929—1942
Мелани Кляйн
Психоаналитические труды
«Любовь, вина и репарация»
и другие работы 1929—1942 гг.
Том 2
Перевод с английского и немецкого
б
УДК 159.923
ББК 88.52
К526
Издание выходит с 2007 года
Перевод с английского
М.Л. Мельниковой, А.Н. Ниязовой, O.K. Ролиной, С.Г. Эжбаевой
Перевод с немецкого
Т.С. Медведевой, H.H. Шубиной
Кляйн, М.
К526 Психоаналитические труды: В VI т. / Мелани Кляйн. — Пер.
с англ. и нем. под науч. ред. С.Ф. Сироткина и М.Л. Мельнико¬
вой. — Ижевск: ERGO, 2007.
ISBN 978-5-98904.019.3
Т. II: «Любовь, вина и репарация» и другие работы 1929—1942
годов. — 2007. — XII + 386 С.
ISBN 978-5-98904.020.9
Охраняется Законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или
любой ее части запрещается без письменного разрешения издателя. Любые по¬
пытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
Тексты М. Кляйн публикуются с разрешения The Random House Group Ltd и
Andrew Nürnberg Associates International Ltd:
© The Random House Group Ltd, London, UK, 1998
© The Melanie Klein Trust, 1975
Издание на русском языке:
© ООО Издательский дом «ERGO», 2007
СОДЕРЖАНИЕ
От издателей
Об этом томе IX
Тексты
Персонификация в игре детей (1929а) 3—18
Предварительные замечания издателей 4
Ситуации инфантильной тревоги, отраженные
в произведениях искусства и творческом импульсе (1929b) 19—31
Предварительные замечания издателей 20
Теоретические выводы из анализа dementia praecox
в РАННЕМ младенчестве (1929с) 33—35
Предварительные замечания издателей 34
Значение символообразования в развитии Эго (1930а) 37—56
Предварительные замечания издателей 38
Психотерапия психозов (1930Ь) 57—62
Предварительные замечания издателей 58
Вклад в теорию интеллектуального торможения (1931а) 63-81
Предварительные замечания издателей 64
Ранние ситуации страха в зеркале художественного
произведения (1931b) 83—95
Предварительные замечания издателей 84
Симпозиум об «ускоряющих факторах в невротических
расстройствах» (1931с) 97—99
Предварительные замечания издателей 98
Ограничения и возможности детского анализа (1932а) 101—108
Предварительные замечания издателей 102
Раннее развитие совести у ребенка (1933а) 109—125
Предварительные замечания издателей 110
[V]
О криминальности (1934а) 127—133
Предварительные замечания издателей 128
Психогенез маниакально-депрессивных состояний (1934b) 135—137
Предварительные замечания издателей 136
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных
состояний (1935а) 139—177
Предварительные замечания издателей 140
Отлучение от груди (1936а) 179—199
Предварительные замечания издателей 180
Отзыв на книгу Мэри Чэдвик
«Периодичность женщины» (1936Ь) 201—204
Предварительные замечания издателей 202
Любовь, вина и репарация (1937а) 205—255
Предварительные замечания издателей 206
Скорбь и ее связь с маниакально-депрессивными
состояниями (1940а) 257—292
Предварительные замечания издателей 258
Некоторые психологические размышления:
[о науке и этике] (1942а) 293—299
Предварительные замечания издателей 294
Appendix
Джонс Э. Предисловие к изданию:
Кляйн М. «Вклады в психоанализ 1921—1945» (1948) 303
Библиография 308
Лист сокращений 310
Лист пациентов 311
Именной указатель 312
Предметный указатель 316
Указатель игр 372
Указатель сновидений 373
Указатель фантазий 374
Указатель символов 376
[VI]
ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ
ОБ ЭТОМ ТОМЕ
В настоящий том Собрания сочинений Мелани Кляйн, впервые
издаваемом на русском языке, вошли работы, написанные ею в 1929—
1942 гг.
Тексты располагаются в хронологическом порядке, что дает пред¬
ставление об эволюции взглядов М. Кляйн. Большинство из данных
текстов еще при жизни Кляйн были включены в сборник ее трудов
«Вклады в психоанализ», который был издан в 1948 г. Предисловие к
этому сборнику, написанное Эрнестом Джонсом, помещено в Appendix
настоящего тома.
Содержание данного тома отражает все поле исследовательской
деятельности М. Кляйн, включая работы по практике и теории психоана¬
лиза, а также его прикладным аспектам.
Основу настоящего тома составляют фундаментальные работы о
маниакально-депрессивных состояниях, отражающих вклад Кляйн в
данную проблему. «Психогенез маниакально-депрессивных состояний»
является рефератом выступления М. Кляйн на 13-м Международном
психоаналитическом конгрессе и предваряет следующую развернутую
работу «Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний». Это
статья, одна из наиболее сложных и в теоретическом плане фундамен¬
тальных, — открывает новый этап развития психологической мысли
Кляйн. В работе «Скорбь и ее связь с маниакально-депрессивными
состояниями» продолжается обсуждение генезиса маниакально-депрес¬
сивных состояний, их происхождение связывается с переживаниями
оральной стадии развития. Значительное место отведено в томе и работе
«Любовь, вина и репарация». Данный текст, написанный по материалам
публичных лекций, интересен широким охватом разнообразных чело¬
веческих эмоций, описанных в их динамике и взаимодействии; фено¬
менологически это наиболее полное представление взглядов Кляйн на
эмоциональную жизнь человека.
Еще одна крупная работа, «Любовь, вина и репарация» представляет
то, как проблемы раннего развития отражаются во взрослой жизни.
В данный том вошли две работы, посвященные проблемам детского
анализа. Первая из них, «Персонификация в игре детей», поднимает
[IX]
проблему механизмов воплощения в персонажах детской игры фантазий,
а также обсуждает вопрос репрезентации в игре психических инстанций.
В другой, озаглавленной «Ограничения и возможности детского анализа»,
речь идет о пределах и проблемах психоаналитической работы с детьми.
Том содержит ряд работ, концептуализирующих взгляды М. Кляйн
на важные проблемы раннего развития. В статье «Значение символооб-
разования в развитии Эго», опираясь на материалы анализа психотичного
ребенка, Кляйн высказывает ряд гипотез о происхождении шизофрении,
связывая ее с ранним разворачиванием защит против садизма. На связь
заторможенных садистических импульсов и развития шизофрении указы¬
вается и в опубликованной ранее короткой заметке «Теоретические выводы
из анализа Dementia praecox в раннем младенчестве». Статья «Вклад в
теорию интеллектуального торможения» раскрывает проблему интеллек¬
туального торможения, к которой Кляйн уже обращалась в своих ранних
работах. Однако здесь в качестве причины интеллектуальных торможений
рассматривается торможение деструктивных тенденций. Работа «Раннее
развитие совести у ребенка» затрагивает еще одну важную для Кляйн
проблему — проблему раннего функционирования Супер-Эго. В данной
статье Кляйн определяет более раннее (по сравнению с Фрейдом) начало
формирования и действия Супер-Эго, связывая его возникновение не с
исходом эдипова конфликта, а с периодом отлучения от груди. Проблемы
установления и развития ранних отношений и практические вопросы,
связанные с отлучением от груди, поднимаются в работе «Отлучение от
груди».
Одна из работ, составляющих данных том, представлена в двух
версиях — в переводе с английского и немецкого языков. Это позволяет
обсуждать влияние языка на построение психоаналитической теории.
Название англоязычного текста переводится как «Ситуации инфантильной
тревоги, отраженные в произведении искусства и творческом импульсе»,
немецкоязычного — «Ранние ситуации страха в зеркале художественного
произведения». Это первая из трех статей Кляйн, в которых психологичес¬
кому анализу подвергаются материалы искусства и литературы. В данной
работе на основе анализа двух текстов — либретто оперы М. Равеля
«Волшебное слово» и статьи К. Михаэлис «Пустое пространство» —
обсуждаются особенности ранних ситуаций тревоги у мальчика и девочки.
Кроме того, том содержит ряд небольших работ разного жанра.
«Психотерапия психозов» представляет собой текст выступления на
[X]
Симпозиуме о роли психотерапии при психозах. Здесь Кляйн обобщает
свои взгляды на развитие шизофрении, высказанные ранее в статье
«Значение символообразования в развитии Эго». Текстом выступления на
другом симпозиуме является работа «О криминальности». В этой статье
рассматриваются естественные механизмы нормального развития ребенка,
которые при определенных условиях могут реализоваться в криминальные
или патологические тенденции. В «Отзыве на книгу Мэри Чэдвик
“Периодичность женщины”» дается краткое изложение содержания
работы Мэри Чэдвик, посвященной проблемам отношения к менструации
у женщин в культуре. Небольшая заметка «Некоторые психологические
размышления» является комментарием к проблемам, затронутым в книге
«Наука и этика» под редакцией доктора Ваддингтона.
*
•к *
Несколько слов следует сказать об особенностях перевода текстов
Кляйн с английского и немецкого языков. Поскольку по существующей
переводческой традиции в переводах с английского термины Ego, Super-
Ego передаются как Эго и Супер-Эго, а в переводах с немецкого термины
Ich и Uber-Ich передаются как Я и Сверх-Я, возникает ситуация парал¬
лельного использования различных слов для передачи одного и того
же термина. В настоящем издании мы придерживались сложившейся
традиции и поэтому в текстах, переведенных с немецкого языка, в том
числе в цитатах 3. Фрейда, приводимых в текстах переводов с англий¬
ского, используются термины Я и Сверх-Я. В текстах, переводимых с
английского языка, кроме фрейдовских цитат, соответственно оставля¬
ется — Эго и Супер-Эго.
Кроме того, отдельного обсуждения заслуживает термин «anxiety»,
переводимый у нас как «тревога». Надо отметить, что немецкоязычные
тексты и переводы на немецкий язык в этом месте имеют термин
«Angst» — «страх». Это касается как фрейдовских текстов, так и текстов
Кляйн. В связи с тем, что в концепции Кляйн понятию «тревога» отводится
значительное место, важно иметь ввиду соотнесение английского термина
«anxiety» и немецкого «Angst», этимологически связанных друг с другом.
Однако на сегодняшний момент сложившаяся переводческая традиция
опять таки вводит в наш научный оборот параллельное функционирование
двух понятий «тревога» и «страх» (и соответственно, двух концепций),
[XI]
возникающих как результат перевода с разных языков, но имеющих один
теоретический корень. Терминологическое упорядочивание и концеп¬
туальная точность в этом случае требует еще значительной проработки
теоретических положений Фрейда и Кляйн в отношении «Angst» и его
значения в психоаналитической картине мира. Здесь мы ограничиваемся
лишь указанием на наличие данной проблемы.
Техническое замечание: все ссылки на работы 3. Фрейда, приводимые
Кляйн в своих работах, даются по немецкому собранию его сочинений:
Freud, S. Gesammelte Werke. — Bd. I—XVIII.
Ко всем текстам, помещенным в настоящий том, даются предва¬
ряющие комментарии, касающиеся содержания текста и истории его
публикации. При подготовке данных комментариев были использованы
комментарии, опубликованные в английском собрании трудов М. Кляйн,
изданном издательством «Hogarth Press».
[XII]
Тексты
Персонификация в игре детей
(1929а)
Предварительные замечания издателей
Издание на немецком языке:
1929: Die Rollenbildung im Kinderspiel / / Internationale Zeitschrift für
Psychoanalyse. — 1929. — Bd. 15. — S. 171—182.
Издание на английском языке:
1929: Personification in the Play of Children // International Journal of
Psycho-Analysis. — 1929. — Vol. 10. — P. 193—204.
1948: Idem // Klein, M. Contributions to Psycho-Analysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 215—226.
Основная проблема, которую поднимает М. Кляйн в этой статье, — это
механизмы воплощения в персонажах детской игры фантазий, а также
репрезентация в игре психических инстанций. Игра символически
исполняет желания ребенка и, тем самым, избавляет его от внутреннего
напряжения. Также игра является полем, где ведут борьбу персонифи¬
цированные психические инстанции. Персонификация в игре жестокого
Супер-Эго, находящегося на ранних стадиях своего развития, проявля¬
ется в садистических персонажах, которые вступают в насильственные
отношения с другими персонажами игры. И это Кляйн связывает с отходом
от реальности, нарушенным балансом между фантазией и реальностью.
Выводы о механизмах персонификации, сделанные на основе анализа
игры, Кляйн распространяет на феномен переноса, актуальный как в
работе с детьми, так и в работе со взрослыми. Более развитая фантазия
и способность к персонификации в игре позволяют легче осуществляться
переносу. Здесь задействуются механизмы расщепления и проекции,
которые и обеспечивают успешную персонификацию и установление взаи¬
моотношений с внешним миром.
Перевод с английского выполнен А.Н. Ниязовой.
На русском языке публикуется впервые.
В своей более ранней работе, «Психологические принципы
раннего анализа»1, я дала оценку некоторым механизмам, которые,
как я обнаружила в анализе детей, являются в их игре фундамен¬
тальными. Я указала на то, что специфическое содержание их игры,
вновь и вновь повторяющейся в самых разнообразных формах,
идентично ядру мастурбационных фантазий и это одна из принци¬
пиальных функций детской игры, обеспечивающая разрядку данных
фантазий. Затем я обсуждала ту самую значительную аналогию,
существующую между средствами репрезентации, используемыми
в игре и сновидениях, и важностью исполнения желаний в обеих
формах психической активности. Я также привлекла внимание к
одному принципиальному механизму в играх, при котором ребенок
изобретает и распределяет различных «персонажей». Моя цель в
данной работе — более детальное обсуждение этого механизма, а
также иллюстрация на примере различных типов заболеваний связи
между «персонажами», или персонификациями, вводимыми детьми
в эти игры, и элементом исполнения желания.
По моему опыту, шизофреничные дети не способны к игре в
истинном смысле этого слова. Они выполняют определенные одно¬
образные действия, и проникнуть с их помощью в бессознательное —
поистине титанический труд. Когда нам это удается, мы обнаружи¬
ваем, что исполнение желания, ассоциируемое с этими действиями,
преимущественно, представляет собой отрицание реальности и
торможение фантазии. В этих крайних случаях персонификация не
удается.
В случае с моей маленькой пациенткой, Эрной, которой было
шесть лет, когда мы начали лечение, серьезный невроз навязчивости
скрывал паранойю, что обнаружилось после достаточно длительного
анализа. В своей игре Эрна часто заставляла меня быть ребенком,
в то время как она была матерью или учительницей. Мне прихо¬
дилось подвергаться фантастическим пыткам и унижениям. Если
1 [См. наст. изд. Т. I. С. 195—209.]
[5]
2-5086
6
Персонификация в игре детей
в игре кто-то из них обращался со мной по-доброму, оказывалось,
что эта доброта лишь симулировалась. Параноидные черты прояв¬
лялись в том, что за мной постоянно шпионили, люди угадывали
мои мысли, а учитель или отец вступали в союз с матерью против
меня — фактически, я была окружена преследователями. Сама
я, будучи в роли ребенка, была постоянно вынуждена следить
за другими и мучить их. Часто Эрна сама играла роль ребенка.
В таком случае игра обычно заканчивалась тем, что ей удавалось
уйти от преследования (тогда «ребенок» был хорошим), она стано¬
вилась богатой и всесильной, ее делали королевой, и она жестоко
мстила своим преследователям. После того, как ее садизм растрачи¬
вался на эти фантазии, явно несдерживаемые никаким торможением
(все это происходило после того, как была проделана значительная
аналитическая работа), устанавливалась реакция в форме глубокой
депрессии, тревоги и физического изнеможения. Ее игра затем
отражала неспособность вынести это огромное угнетение, проявляв¬
шееся в большом количестве серьезных симптомов1. В фантазиях
этого ребенка все используемые роли можно было подвести под
одну формулу: формулу двух основных ролей — преследующего
Супер-Эго и находящегося под угрозой Ид или Эго, в зависимости
от случая, однако ничуть не менее жестокого.
В данных играх исполнение желания заключалось, в основном,
в исполнении желания Эрны идентифицироваться с более сильной
стороной, чтобы таким образом овладеть своим страхом преследо¬
вания. Эго, испытывающее сильное давление, пыталось повлиять
на Супер-Эго или обмануть его, чтобы предотвратить подчинение
Ид, которым Супер-Эго угрожало. Эго пыталось заручиться под¬
держкой чрезмерно садистического Ид, находящегося на службе у
Супер-Эго, и заставить их обоих объединиться в борьбе с обычным
врагом. Это неизбежно влекло за собой чрезмерное использо¬
вание механизмов проекции и смещения. Когда Эрна играла роль
жестокой матери, непослушный ребенок был врагом; когда сама она
была ребенком, преследуемым, но вскоре становящимся всесильным,
враг был представлен злыми родителями. В каждом случае присутст¬
1Я надеюсь вскоре опубликовать книгу, в которой можно будет найти более де¬
тальное рассмотрение этого случая болезни [«Психоанализ детей» (1932Ь) —
См. наст. изд. Т. III.].
Персонификация в игре детей
7
вовал мотив, который Эго пыталось сделать правдоподобным для
Супер-Эго, чтобы дать себе волю в безудержном садизме. По
условиям этого «договора» Супер-Эго должно было предпринять
действия против врага, даже если это Ид. Тем не менее Ид тайно
продолжало следовать своему преимущественно садистическому
удовлетворению, объектами которого были первичные объекты.
Такое нарциссическое удовлетворение, выпавшее на долю Эго
благодаря его победе над врагами, как внешними, так и внутрен¬
ними, также помогало ублажить Супер-Эго, и это имело огромную
ценность для уменьшения тревоги. Данный договор между двумя
силами в менее экстремальных случаях может быть относительно
успешен: он может быть незаметен для внешнего мира и может
не привести к вспышке заболевания. Но в случае Эрны такой
договор потерпел полную неудачу из-за чрезмерного садизма как
Ид, так и Супер-Эго. Вследствие этого Эго объединило свои силы
с Супер-Эго и попыталось извлечь определенное удовлетворение,
наказывая Ид, но это, в свою очередь, было неизбежным провалом.
Реакции сильной тревоги и угрызений совести наступали вновь и
вновь, демонстрируя, что ни одно из этих противоположных испол¬
нений желания нельзя долго выдержать.
Следующий пример в деталях демонстрирует то, как удалось
справиться с трудностями, аналогичными трудностям Эрны.
Джордж, которому тогда было шесть лет, за несколько месяцев
подряд предоставил мне серию фантазий, в которых он, в качестве
могущественного главаря банды свирепых охотников и диких
животных, сражался, завоевывал и жестоко умерщвлял своих врагов,
у которых также были дикие животные, помогавшие им. Животных
затем пожирали. Битва никогда не заканчивалась, поскольку всегда
появлялись новые враги. Продолжительный курс анализа раскрыл в
этом ребенке не только невротические, но и явно параноидные черты.
Джордж всегда осознанно1 чувствовал себя окруженным и находя¬
щимся под угрозой (магов, ведьм и солдат), но, в отличие от Эрны,
старался защититься при поддержке помощников, правда, также
весьма фантастических созданий.
1 Как и многие другие дети, Джордж неизменно держал в тайне от других содер¬
жание своей тревоги. Тем не менее он явно нес ее отпечаток.
8
Персонификация в игре детей
Исполнение желания в его фантазиях было в какой-то мере
аналогично исполнению желаний в игре Эрны. В случае Джорджа
Эго также пыталось отразить удар тревоги самоидентификацией
с более сильной стороной в фантазиях о собственном величии.
Джордж тоже пытался изменить врага в «плохого», чтобы успокоить
Супер-Эго. Тем не менее его садизм не был таким подчиняющим
фактором, как у Эрны, и поэтому первичный садизм, лежащий в
основе тревоги мальчика, был скрыт не так искусно. Его Эго основа¬
тельнее идентифицировалось с Ид и в меньшей степени было готово
подружиться с Супер-Эго. Тревога отражалась заметным исклю¬
чением реальности1. Исполнение желания отчетливо преобладало
над признанием реальности — тенденция, являющаяся одним из
критериев психоза по Фрейду. То, что в фантазиях Джорджа роли
разыгрывались помогающими фигурами, отличало его тип персо¬
нификаций от типа персонификаций в игре Эрны. В его играх были
представлены три главные роли: Ид и две роли Супер-Эго в аспектах
преследования и помощи.
Игру ребенка с серьезным неврозом навязчивости можно проил¬
люстрировать на примере игры моей маленькой пациентки, Риты,
двух лет и девяти месяцев. После церемониала, откровенно навязчи¬
вого, ее кукла укрывалась одеялом в знак того, что она пошла спать, а
рядом с кроватью куклы помещался слон. Смысл был в том, что слон
не должен был позволить «ребенку встать; иначе он проскользнет в
спальню своих родителей» и причинит им вред, или что-нибудь у них
отнимет. Слон (имаго отца) должен был играть роль лица, которое
предотвращает. В сознании Риты отец посредством интроекции
занял роль «предотвращающего» с тех пор, как в возрасте года и
трех месяцев она хотела занять место матери рядом с ним, украсть
ребенка, которым мать была беременна, и ранить или кастрировать
обоих родителей. Реакции ярости и тревоги, имевшие место, когда
«ребенка» в этих играх наказывали, продемонстрировали, что про
себя Рита играла обе роли: роль властей, налагавших наказание, и
роль ребенка, получавшего его.
1 По мере развития Джорджа этот уход от реальности становился все более и
более заметным. Он совершенно запутался в своих фантазиях.
Персонификация в игре детей
9
Однако единственное исполнение желания, очевидное в этой
игре, заключалось в том, что слону удавалось на некоторое время
помешать «ребенку» встать. Было лишь две главных «роли»: куклы,
олицетворяющей Ид, и отпугивающего слона, который представлял
Супер-Эго. Исполнение желания состояло в поражении Ид, наноси¬
мого Супер-Эго. Это исполнение желания и распределение действия
двум «персонажам» взаимозависимы, поскольку игра представляет
борьбу между Супер-Эго и Ид — борьбу, которая при серьезных
неврозах почти полностью подчиняет себе психические процессы.
В играх Эрны мы встречаемся с теми же персонификациями,
состоящими из влияния доминирующего Супер-Эго и отсутствия
каких-либо помогающих имаго. Но, в то время как в игре Эрны
исполнение желания находится в согласии с Супер-Эго, а у Джорджа,
в основном, представляет защиту Ид от Супер-Эго (посредством
ухода от реальности), у Риты оно состоит из поражения Ид, нано¬
симого Супер-Эго. Это произошло потому, что уже была проделана
некая аналитическая работа, вследствие которой это с трудом
удержанное превосходство Супер-Эго стало вообще возможно.
Чрезмерная суровость Супер-Эго поначалу препятствовала любой
фантазии, и Рита начала играть в игры-фантазии, подобные
описанным, не раньше того, как Супер-Эго стало менее суровым. По
сравнению с предыдущей стадией, в которой игра была полностью
заторможена, это было прогрессом, поскольку сейчас Супер-Эго
не просто бессмысленно и устрашающе угрожало, но и пыталось
угрозами предотвратить запрещенные действия. Неудача в отно¬
шениях Супер-Эго и Ид уступила место насильственному подав¬
лению инстинкта, поглощающему всю энергию субъекта и являюще¬
муся типичным для серьезного невроза навязчивости у взрослых1.
А теперь давайте рассмотрим игру, берущую свое начало
в менее серьезной фазе невроза навязчивости. В дальнейшем в
1 Рита страдала от невроза навязчивости, нетипичного для ее возраста. Он ха¬
рактеризовался сложным церемониалом отхода ко сну и другими серьезными
навязчивыми симптомами. Мой опыт подсказывает мне, что, когда маленькие
дети страдают от подобного заболевания, которое носит отпечаток невроза на¬
вязчивости, наблюдаемого у взрослых, это очень серьезно. С другой стороны,
отдельные навязчивые черты в общей картине невроза у детей я считаю обыч¬
ным явлением.
10
Персонификация в игре детей
анализе Риты (когда она достигла трехлетнего возраста) «игра-пу-
тешествие», продолжающаяся в течение почти всего сеанса анализа,
приняла следующую форму Рита и ее медвежонок (тогда репре¬
зентировавший пенис) садились на поезд, чтобы увидеть хорошую
женщину, которая должна была развлекать их и дарить подарки.
В начале этой части анализа такой счастливый конец был обычно
испорчен. Рита хотела сама повести поезд и избавиться от водителя.
Тем не менее он или отказывался уходить, или возвращался и
угрожал ей. Иногда плохая женщина препятствовала путешест¬
вию или, когда они добирались до места назначения, обнаружи¬
валось, что это была не хорошая, а плохая женщина. Различие
между исполнением желания в данной игре (сильно нарушенной)
и примерами, приведенными выше, очевидно. В этой игре либиди-
нозное удовлетворение позитивно, а садизм не играет такой значи¬
тельной роли, как в приводимых выше примерах. «Персонажи», как
в случае с Джорджем, включают в себя три главные роли: Эго или
Ид; фигуры, помогающей; и фигуры, угрожающей или фрустриру-
ющей.
Выдуманные таким образом помогающие фигуры, в основном,
крайне фантастичны, как это демонстрирует пример с Джорджем.
Так, в анализе мальчика четырех с половиной лет появилась
«волшебная мамочка», которая, бывало, приходила ночью и
приносила с собой что-нибудь вкусненькое, чем делилась с мальчи¬
ком. Еда означала пенис отца, тайно украденный у него. В другой
раз «волшебная мамочка» лечила с помощью волшебной палочки
все раны, нанесенные мальчику жестокими родителями; после
этого они вместе мучительно убивали этих жестоких родителей.
Я поняла, что действие таких образов с фантастически хорошими
и фантастически плохими чертами является распространенным
механизмом как у взрослых, так и у детей1. Эти фигуры пред¬
ставляют промежуточную стадию между ужасным угрожающим
Супер-Эго, полностью отделившимся от реальности, и иденти¬
фикациями, тесно приближающимися к реальности. Эти проме¬
жуточные фигуры, чью постепенную эволюцию в помощников со
1 Пример этого — фантастическая вера в Бога, который поможет в совершении
любой жестокости (как в недавней войне), чтобы разгромить врага и его страну.
Персонификация в игре детей
11
стороны отца и матери (вновь более близких к реальности) можно
постоянно наблюдать в анализе игры, кажутся мне очень поучи¬
тельными для нашего знания о формировании Супер-Эго. Мой
опыт подсказывает мне, что в начале эдипова конфликта и в начале
своего формирования Супер-Эго имеет тиранический характер,
сформированный по образцу господствующих впоследствии преге-
нитальных стадий. Влияние генитального уже дает о себе знать,
но в начале оно едва ощутимо. Дальнейшая эволюция Супер-Эго
по отношению к генитальности зависит, в конечном счете, от того,
приняла ли превалирующая оральная фиксация форму сосания или
кусания. Примат генитальной фазы в отношении и к сексуаль¬
ности,, и к Супер-Эго требует достаточно сильной фиксации
на орально-сосущей стадии. В дальнейшем из прегенитальных
уровней как развития Супер-Эго, так и либидинозного развития
происходит прогресс до генитального уровня, к фигурам реальных
родителей теснее приблизятся фантастические, исполняющие
желания идентификации (чей источник — в образе матери, обеспе¬
чивающей оральное удовлетворение1).
Имаго, усвоенные на этой ранней фазе развития Эго, носят
печать прегенитальных инстинктивных импульсов, хотя в дейст¬
вительности они созданы на основе реальных эдиповых объектов.
Эти ранние уровни отвечают за фантастические образы, которые
пожирают, разрезают на куски, подчиняют и в которых мы видим
в действии смешение различных прегенитальных импульсов. Следуя
за эволюцией либидо, эти имаго интроецируются под влиянием либи-
динозных точек фиксации. Но Супер-Эго как нечто целое создано
из различных идентификаций, усвоенных на различных уровнях
развития, отпечаток которых они несут. Когда наступает латентный
1 В двух моих предыдущих работах я пришла к выводу, что у обоих полов отво¬
рачивание от матери как от орального объекта любви проистекает в результате
оральных фрустраций, пережитых из-за нее, и в результате того, что мать, кото¬
рая фрустрирует, сохраняется в психической жизни ребенка как мать, которую
боятся. Здесь я бы сослалась на Радо[а1, который до того же самого источника
прослеживает расщепление имаго матери на плохую и хорошую мать и который
делает данный факт основой своих взглядов на генезис меланхолии.
Radd, S. The Problem of Melancholia // I. J. PA. — 1928. — Vol. 9. —
P. 420—438.
12
Персонификация в игре детей
период, развитие как Супер-Эго, так и либидо завершается1. Уже
во время процесса своего конструирования Эго применяет свою
тенденцию к синтезу, пытаясь сформировать целое из этих различ¬
ных идентификаций. Чем более крайними и резко контрастирую¬
щими будут имаго, тем менее успешным будет синтез и тем сложнее
будет поддерживать его. Необычайно сильное влияние, оказываемое
этими крайними типами имаго, интенсивность потребности в добрых
фигурах в противоположность угрожающим, быстрота, с которой
союзники превратятся во врагов (что также является причиной того,
почему исполнение желания в игре столь часто не осуществляется), —
все это указывает на то, что процесс синтеза идентификаций потерпел
поражение. Эта неудача проявляется в амбивалентности, тенденции
к тревоге, недостатке стабильности или готовности ее уничтожить, а
также в дефектном отношении к реальности, характерном для невро¬
тичных детей2. Необходимость синтеза Супер-Эго проистекает из
трудности, переживаемой субъектом, когда он начинает понимать,
что Супер-Эго создано из имаго столь противоположной природы3.
Когда наступает латентный период и требования реальности увели¬
чиваются, Эго предпринимает большие усилия для осуществления
синтеза Супер-Эго, чтобы на этой основе можно было установить
равновесие между Супер-Эго, Ид и реальностью.
Я пришла к выводу, что такое расщепление Супер-Эго на
первичные идентификации, интроецированные на разных стадиях
развития, является механизмом, аналогичным и тесно связанным
1 Фенихельи в своей оценке моего вклада в проблему формирования Супер-Эго
не прав, заявляя, что я считаю, будто развитие Супер-Эго завершается на вто¬
ром или третьем году жизни. В моих работах я предполагала, что формирование
Супер-Эго и развитие либидо завершаются одновременно.
2 Чем больше прогрессирует анализ, тем менее сильным становится влияние
угрожающих фигур, а фигуры, исполняющие желания, появляются в игре все
настойчивее и на более длительный период. В то же время возникает пропорци¬
ональное увеличение в желании детей играть и в получаемом от окончания игры
удовлетворении. В результате пессимизм уменьшается, оптимизм возрастает.
3 У детей очень широкий диапазон родительских фигур, от ужасающей «ма-
мы-гиганта», «раздавливающей мамы» до щедрой «волшебной мамы». Я также
сталкивалась со «средней мамой» или «мамой на три четверти», которая пред¬
ставляет компромисс между крайними случаями.
Fenichel, О. Über organlibidinöse Begleiterscheinunger der Triebabwehr //
I. Z. P. — 1928. — Bd. 14. — S. 45—64.
Персонификация в игре детей
13
с проекцией. Думаю, эти механизмы (расщепление и проекция) —
главный фактор в тенденции к персонификации в игре. С их помощью
синтез Супер-Эго, который можно сохранить лишь с большим или
меньшим усилием, может быть приостановлен на время, и, в даль¬
нейшем, напряжение из-за сохранения перемирия между Супер-Эго
как чем-то целым и Ид уменьшается. Интрапсихический конфликт,
таким образом, становится менее насильственным и может быть
смещен во внешний мир. Удовольствие, полученное таким образом,
увеличивается, когда Эго обнаруживает, что это смещение во
внешний мир приносит ему различные реальные доказательства
того, что психические процессы с их катексисом тревоги и вины
могут иметь благоприятный исход, а тревога может быть значи¬
тельно ослаблена.
Я уже упоминала, что в игре раскрывается установка ребенка по
отношению к реальности. А теперь хочу прояснить, как установка к
реальности соотносится с фактором исполнения желания и персони¬
фикациями, которые мы до сих пор использовали в качестве нашего
критерия психической ситуации.
В анализе Эрны очень долгое время было невозможно уста¬
новить какое-либо отношение к реальности. Казалось, что нет
никакого моста через реку, разделяющую добрую и любящую мать в
реальной жизни и чудовищные преследования и унижения, которым
«она» подвергала ребенка в игре. Но, когда анализ достиг стадии, на
которой параноидные черты стали более отчетливыми, появился все
возрастающий ряд деталей, отражающих реальную мать в гротескно
искаженной форме. В то же время была раскрыта установка ребенка
по отношению к реальности, которая, несомненно, была подвергнута
сильному искажению. Обладая необычайно острой способностью
к наблюдению, Эрна понимала все детали действий и мотивов
окружавших ее людей, но она нереальным образом проложила им
дорогу в свою систему, где была преследуема и где за ней шпионили.
Например, она считала, что половое сношение между ее родителями
(которое, как она воображала, неизменно происходило всегда, когда
родители оставались наедине) и все знаки их взаимной любви были,
в основном, внушены желанием матери возбудить в ней (Эрне)
ревность. Она допускала то же самое стремление во всех удовольст¬
виях своей матери и в удовольствии всех остальных людей, особенно
14
Персонификация в игре детей
женщин. Они носили красивую одежду, чтобы вызвать ее досаду, и
т. д. Но она осознавала, что в этих ее мыслях было нечто особенное,
и тщательно пыталась держать их в секрете.
В игре Джорджа изоляция от реальности была, как я уже
говорила, значительна. Игра Риты в первой части анализа, когда
господствовали угрожающие и наказывающие имаго, также едва
ли демонстрировала какое-либо отношение к реальности. А теперь
давайте рассмотрим отношение, раскрытое во второй части анализа
Риты. Мы можем рассматривать его как типичное для невротичных
детей, даже для детей намного старше Риты. В ее игре в этот период
появилась, в противоположность установке параноидного ребенка,
тенденция узнавать реальность только тогда, когда она была связана
с фрустрациями, перенесенными ею, но так и не преодоленными.
Здесь можно сравнить чрезмерный уход от реальности,
раскрытый в игре Джорджа. Он позволил ему большую свободу
в фантазиях, которые были освобождены от чувства вины только
потому, что были очень удалены от реальности. В его анализе каждый
шаг вперед в адаптации к реальности включал в себя освобождение
от большого количества тревоги и более сильного вытеснения
фантазий. Для анализа было большим продвижением1, когда это
вытеснение, в свою очередь, было снято, и фантазии стали свободнее
и ближе к реальности.
У невротичных детей возникает «компромисс»: признается
очень ограниченное количество реальности, остальное отрицается.
В то же время существует чрезмерное вытеснение мастурбацион-
ных фантазий, тормозящее чувство вины, результатом чего является
торможение в игре и обучении, типичное для невротичных детей.
Навязчивый симптом, в котором они находят убежище (в первую
очередь, в игре), отражает компромисс между чрезмерным тормо¬
жением фантазии и дефектным отношением к реальности, и на этой
1 Подобное продвижение всегда также сопровождалось значительным увеличе¬
нием способности к сублимации. Фантазии, освобожденные от чувства вины,
теперь можно было сублимировать путем, более соответствующим реальности.
Я бы сказала, что результаты анализа детей намного превосходят то, что может
достичь анализ взрослых в отношении возросшей способности к сублимации.
Даже у очень маленьких детей мы постоянно видим, что при устранении чувства
вины появляются новые сублимации, а уже существующие — усиливаются.
Персонификация в игре детей
15
основе дозволяются лишь самые ограниченные формы удовлетво¬
рения.
Игра нормальных детей демонстрирует лучшее равновесие
между фантазией и реальностью.
А теперь я суммирую разные установки к реальности, раскры¬
тые в игре детей, страдающих от различных типов заболеваний. При
парафрении существует самое чрезмерное вытеснение фантазии и
уход от реальности. У параноидных детей отношение к реальности
подчиняется оживленной работе фантазии, равновесие между ними
смещается в сторону нереальности. Переживания, представляемые
в игре невротичных детей, навязчиво окрашены потребностью в
наказании и страхом несчастливого исхода. Тем не менее нормаль¬
ные дети могут лучше овладеть реальностью. Их игра демонстрирует
то, что они обладают большей силой, чтобы повлиять на реальность
и пережить ее в соответствии со своими фантазиями. Более того там,
где они не могут изменить реальную ситуацию, они лучше способны
перенести ее, поскольку их более свободная фантазия обеспечи¬
вает убежище от нее, а также потому что более полная разрядка,
которую они получают за свои мастурбационные фантазии в
Эго-синтонической форме (игра и другие сублимации), дает больше
возможностей для удовлетворения.
А теперь давайте рассмотрим связь между установкой на реаль¬
ность и процессами персонификации и исполнения желания. В игре
нормальных детей последние процессы свидетельствуют в пользу
более сильного и длительного влияния идентификаций, берущих
начало на генитальном уровне. В соответствии с тем, как имаго
приближаются к реальным объектам, хорошее отношение к реаль¬
ности (характерное для нормальных людей) становится все более
отчетливым. При заболеваниях (психозе и серьезном неврозе навяз¬
чивости), характеризующихся нарушенным или смещенным отноше¬
нием к реальности, исполнение желания негативно, а в игре вопло¬
щаются невероятно жестокие типы. На этих фактах я попыталась
продемонстрировать, что здесь господствует Супер-Эго, которое
до сих пор находится на ранних фазах своего формирования, и я
прихожу к следующему выводу: влияние ужасающего Супер-Эго,
интроецированного на самых ранних стадиях развития Эго, является
основным фактором психотического расстройства.
16
Персонификация в игре детей
В данной работе я в деталях обсудила главную функцию меха¬
низма персонификации в игре детей. А теперь необходимо указать
на значение этого механизма и в психической жизни взрослых.
Я пришла к выводу, что он — основа явления, имеющего огромное
и универсальное значение, явления, которое существенно для ана¬
литической работы как с детьми, так и со взрослыми, а именно
явления переноса. Если фантазия ребенка достаточно свободна, он
припишет аналитику во время анализа игры самые разнообразные и
противоположные роли. Он, например, заставит меня взять себе роль
Ид, поскольку в этой проецированной форме его фантазии могут
получить выход, не внушая при этом сильной тревоги. Так, мальчик
по имени Джеральд, для которого я представляла «волшебную
мамочку», приносившую ему пенис отца, постоянно заставлял меня
играть роль мальчика, который ночью вползал в клетку с льви-
цей-матерью, нападал на нее, крал ее детенышей, убивал и ел их.
А затем он сам был львицей, которая обнаруживала меня и убивала
самым жестоким образом. Роли менялись в соответствии с анали¬
тической ситуацией и количеством латентной тревоги. В более
поздний период, например, сам мальчик играл роль злодея, который
проникал в клетку льва, и заставлял меня быть жестокой львицей.
Но в этом случае львы вскоре заменялись помогающей «волшебной
мамочкой», чью роль мне также приходилось играть. В это время
мальчик был способен сам представлять Ид (что указывало на
определенный сдвиг в его отношении к реальности), поскольку его
тревога в какой-то мере уменьшилась, что было продемонстрировано
появлением «волшебной мамочки».
Мы видим, что ослабление конфликта или его смещение во
внешний мир с помощью механизмов расщепления и проекции
является одним из главных стимулов переноса и движущей силой
в аналитической работе. Более того, большая активность фантазии
и более изобилующая и позитивная способность к персонификации
являются предпосылкой для большей способности к переносу. Верно,
что у параноика богатая фантазийная жизнь, но то, что в структуре
его Супер-Эго преобладают жестокие, вызывающие тревогу иденти¬
фикации, побуждает выдумываемые им типы быть преимущественно
негативными и чувствительными лишь к уменьшению ригидных
типов преследователя и преследуемого. При шизофрении, по-моему,
Персонификация в игре детей
17
способность к персонификации и переносу терпит неудачу, помимо
прочего, из-за дефектного функционирования механизма проекции.
Оно мешает способности установления или поддержания отношений
с реальностью и внешним миром.
Из заключения о том, что перенос основан на механизме репре¬
зентации персонажа, я уловила некий намек в отношении техники.
Я уже упоминала, какой быстрой часто может быть перемена: из
«врага» в «помощника», из «плохой» мамы в «хорошую». В таких
играх, включающих персонификацию, можно постоянно наблюдать
эту перемену, завершающую освобождение от большого количества
тревоги вследствие интерпретации. Но, как только аналитик берет
себе враждебные роли, которые требует игровая ситуация, и, таким
образом, подвергает их анализу, возникает постоянный прогресс
в развитии внушающих тревогу образов по отношению к более
приятным идентификациям с их более тесной приближенностью к
реальности. Другими словами: одна из главных целей анализа —
постепенное видоизменение чрезмерной суровости Супер-Эго —
достигается тем, что аналитик берет на себя роли, предназначенные
ему аналитической ситуацией. Это заявление просто выражает то, что,
как мы знаем, является требованием в анализе взрослых, а именно то,
что аналитик должен быть просто посредником в отношениях с теми,
чьи разнообразные имаго активизируются и оживают в фантазиях,
с целью их анализа. Когда ребенок в своей игре прямо назначает
детского аналитика на определенные роли, задача аналитика ясна.
Конечно, он примет или, по крайней мере, притворится, что играет
роли, приписанные ему1; иначе он прервет прогресс в аналитической
работе. Но только в определенных фазах детского анализа, и даже
в таком случае отнюдь не вариативно, мы приходим к персонифи¬
кации в столь открытой форме. Намного чаще как с детьми, так и со
взрослыми мы вынуждены делать вывод из аналитической ситуации
и материала о деталях приписываемой нам враждебной роли, на
которую пациент указывает через негативный перенос. То, что верно
для персонификации в открытой форме, я также обнаружила неза¬
менимым для более скрытых и незаметных форм персонификаций,
1 Когда дети просят меня сыграть слишком сложные или слишком неприятные
роли, я удовлетворяю их желания тем, что говорю, что «я как будто делаю это».
18
Персонификация в игре детей
лежащих в основе переноса. У аналитика, желающего проникнуть
в самые ранние, вызывающие тревогу образы, то есть желающего
нанести удар по корням суровости Супер-Эго, не должно быть
никаких предпочтений к какой-то определенной роли; он должен
принимать ту, которая приходит к нему из аналитической ситуации.
В заключение я бы хотела сказать несколько слов по поводу
терапии. В данной работе я сделала попытку продемонстрировать
то, что самая серьезная и острая тревога происходит из Супер-Эго,
интроецированного на очень ранней стадии развития Эго, и то, что
верховенство этого раннего Супер-Эго является фундаментальным
фактором в генезисе психоза.
Мой опыт убедил меня в том, что с помощью игровой техники
можно проанализировать ранние фазы формирования Супер-Эго и у
маленьких детей, и у детей постарше. Анализ этих слоев уменьшает
самую интенсивную и чрезмерную тревогу и, таким образом,
открывает дорогу для развития доброжелательных имаго, возника¬
ющих на орально-сосущем уровне, и вслед за этим для достижения
генитального примата в сексуальности и в формировании Супер-Эго.
В этом можно наблюдать благоприятную перспективу для диагноза1
и излечения от психозов в детстве.
1 Лишь в самых крайних случаях психоз у детей носит характер взрослого пси¬
хоза. В менее серьезных случаях свет проливается лишь с помощью поискового
анализа, занимающего достаточно длительное время.
Ситуации инфантильной тревоги,
ОТРАЖЕННЫЕ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИСКУССТВА
И ТВОРЧЕСКОМ ИМПУЛЬСЕ
(192%)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1929: Infantile anxiety situations reflected in a work of art and in the Creative
impulse / / International Journal of Psycho-Analysis. — 1929. — Vol. 10. —
p. 436—443.
1948: Idem / / Klein, M. Contributions to Psycho-Analysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 227—235.
Доклад по данной теме был сделан в Британском психоаналитическом
обществе 15 мая 1929 года.
Это первая из трех статей М. Кляйн, в которых для психологического
анализа она использует материалы искусства и литературы. Двумя более
поздними статьями являются: «Об идентификации» (1955b) и «Некоторые
размышления об “Орестее”» (1963а).
В данной работе М. Кляйн разбирает содержание двух текстов —
либретто оперы М. Равеля «Волшебное слово» для обсуждения особен¬
ностей переживания мальчика и статьи Карин Михаэлис «Пустое
пространство» для иллюстрации особенностей переживания ранних тревог
девочкой.
Делая отсылку к идее Фрейда о ситуации ранней тревоги, Кляйн
формулирует новые требования к полному анализу — раскрытие самых
глубоких ситуаций тревог. Наиболее ранней ситуацией тревоги Кляйн
считает период садистических атак на тело матери, которая подразумевает
также борьбу с находящимся там пенисом отца, что, собственно, опреде¬
ляет содержание начальных ступеней эдипова конфликта. Здесь она вновь
подтверждает выводы своей статьи «Ранние стадии эдипова конфликта»
(1928а) и продолжает линию на укрепление взгляда о доминировании
садистических компонентов в ранних ситуациях тревоги и у мальчика, и у
девочки.
Несколько измененная версия данной статьи опубликована в 1931 году
на немецком языке (см. наст. том. С. 83—95.).
Перевод с английского выполнен O.K. Ролиной.
На русском языке публикуется впервые.
Мою первую тему представляет очень интересный
психологический материал, лежащий в основе оперы Равеля, вновь
поставленной в Вене в настоящее время. Ее краткое содержание
взято почти дословно из статьи Эдуарда Якоба, опубликованной в
«Berliner Tageblatt».
Ребенок шести лет сидит дома, перед ним заданные на дом
уроки, но он их не выполняет. Он кусает ручку для пера и демонс¬
трирует ту заключительную стадию лени, в которой скука перешла
в хандру. «Не хочу делать глупые уроки», — кричит он сладким
сопрано. «Хочу пойти гулять в парк! Больше всего я хотел бы съесть
все пирожные в мире или потянуть за хвост кота, или выдернуть все
перья из попугая! Я хотел бы всех отругать! Больше всего я хотел
бы поставить маму в угол!» Тут открывается дверь. На сцене все
представлено очень большим — чтобы подчеркнуть, что ребенок
маленький, — поэтому у матери мы видим только ее юбку, передник
и руку. Палец указывает, а голос нежно спрашивает, сделал ли
ребенок уроки. Он непослушно ерзает на стуле и показывает язык
матери. Она уходит. Все, что мы слышим, — это шуршание ее
юбок и слова: «Будешь есть черствый хлеб и пить чай без сахара!»
Это приводит ребенка в ярость. Он вскакивает, барабанит в дверь,
смахивает со стола заварочный чайник и кружку, так что они разле¬
таются на мелкие кусочки. Он взбирается на подоконник, открывает
клетку и пытается ткнуть белку ручкой. Белка исчезает в открытом
окне. Ребенок спрыгивает с подоконника и хватает кота. Мальчик
пронзительно кричит, берет щипцы, неистово мешает горящие угли
через открытую решетку камина, швыряет и пинает чайник. Облако
пепла и дыма рассеивается. Он размахивает щипцами подобно мечу
и начинает ими срывать обои. Затем открывает футляр с дедушки¬
ными часами и вырывает медный маятник. Он проливает чернила на
стол. Тетради и другие книги оказываются в воздухе. Ура!..
Вещи, с которыми он плохо обращался, оживают. Кресло не
дает ему ни сесть, ни лечь. Стол, стул, скамейка и диван внезапно
поднимают руки и кричат: «Долой грязное маленькое существо!»
3-5086
[21]
22
Ситуации инфантильной тревоги
У часов ужасно болит живот, и они начинают отбивать время
словно обезумевшие. Заварочный чайник склоняется над чашкой,
и они начинают говорить по-китайски. Все внезапно преобража¬
ется. Ребенок пятится назад к стене и в отчаянии падает, дрожа от
страха. Печь обрушивает на мальчика ливень искр. Он скрывается
за мебелью. Клочки порванных обоев начинают шевелиться и подни¬
маться, превращаясь в пастушек и овец. Слышится душераздира¬
ющий плач пастушьей свирели, дыра на обоях, разделившая изобра¬
женных на них Коридона и Амариллис, становится дырой в материи
мира. Однако печальная история заканчивается. Из-под обложки
книги, словно из собачьей конуры, вылезает маленький старичок. Его
одежда соткана из чисел, а шляпа напоминает число я. Держа в руках
линейку и пританцовывая, он, делая небольшие шаги, шумно пере¬
двигается по комнате. Он — дух математики и устраивает ребенку
экзамен: миллиметр, сантиметр, барометр, триллион — восемь плюс
восемь — сорок. Девять в кубе равняется шесть в квадрате. Ребенок
падает в обморок.
Еле дыша, он скрывается в парке у дома. Но и там воздух
полон ужаса, насекомые, лягушки (стонущие едва слышимыми
терциями), раненое дерево, истекающее смолой под продолжи¬
тельные басы, стрекозы и олеандровые мухи — все они атакуют
новичка. Собирается множество сов, кошек и белок. Спор о том, кто
первый укусит ребенка, перерастает в рукопашный бой. Укушенная
белка падает на землю позади мальчика. Он инстинктивно срывает с
себя шарф и перевязывает лапу маленькому существу. Это вызывает
огромное удивление у животных, нерешительно столпившихся непо¬
далеку. Ребенок шепчет «Мама!» Он возвращается в человеческий
мир взаимопомощи, «будучи хорошим». «Это хороший мальчик,
очень воспитанный мальчик», — серьезно поют животные, легко
маршируя, покидая сцену, — таков финал оперы. Некоторые из них
не сдерживаются и зовут: «Мама!»
Сейчас я более подробно рассмотрю детали, в которых выра¬
жается удовольствие ребенка от разрушения. Мне кажется, что они
отображают раннюю инфантильную ситуацию, которую я описала в
своих последних работах как имеющую фундаментальное значение и
при неврозе, и при нормальном развитии мальчиков. Я имею в виду
атаку на тело матери и находящийся в нем пенис отца. Белка в клетке
Ситуации инфантильной тревоги
23
и вырванный из часов маятник являются явными символами пениса
в теле матери. О том, что это именно пенис отца и что он совершает
коитус с матерью, говорит дыра в обоях, «разделившая Коридона
и Амариллис», о которой было сказано, что для мальчика она стала
«дырой в материи мира». Теперь какое оружие использует мальчик,
атакуя своих объединенных родителей? Разлитые на столе чернила,
пустой чайник, из которого вырывается облако пепла и дыма, пред¬
ставляют собой оружие, которым располагают очень маленькие дети:
в частности, пачканье экскрементами.
Разбивание вещей вдребезги, их разрывание, использование
щипцов в качестве меча — вот другое оружие первичного садизма
ребенка, включающего в себя зубы, ногти, мускулы и т. д.
В работе, представленной мною на последнем Конгрессе1 и
на других встречах нашего общества, я описала эту раннюю фазу
развития, содержание которой представляет собой атаку на тело
матери с помощью всех видов оружия, имеющихся в распоряжении
садизма ребенка. Теперь к этому более раннему заявлению я могу
добавить указание на то, какое место должна занимать данная фаза
в схеме сексуального развития, предложенной Абрахамом. Мои
результаты привели меня к заключению о том, что фаза, в которой
садизм находится в своем зените во всех сферах, откуда он проис¬
ходит, предшествует более ранней анальной стадии и приобретает
особенное значение оттого, что также является стадией развития, на
которой появляются первые эдиповы тенденции. Это означает, что
эдипов конфликт начинается при полном господстве садизма. Мое
предположение о том, что формирование Супер-Эго идет вслед
за началом эдиповых тенденций и что поэтому Эго попадает под
влияние Супер-Эго даже в этот ранний период, объясняет, как я
думаю, то, почему это влияние является столь чрезвычайно сильным,
поскольку, когда интроецируются объекты, атака, направленная на
них с помощью всех видов оружия садизма, вызывает у субъекта
боязнь аналогичной атаки со стороны внешних и интернализиро¬
ванных объектов. Я хочу напомнить вам о моих понятиях, поскольку
от них могу перекинуть мостик к понятию Фрейда: одному из
1 [Frühstadien des Ödipuskonfliktes // I. Z. P. — 1928. — Bd. 14. — S. 65—77
{«Ранние стадии эдипова конфликта»}. — См. наст. изд. Т. I. С. 285—304.]
24
Ситуации инфантильной тревоги
наиболее важных новых выводов, представленных им в работе
«Hemmung, Symptom und Angst»1, а именно к гипотезе ранней
инфантильной ситуации тревоги или опасности. Я полагаю, что это
ставит аналитическую работу на более точно определенную и устой¬
чивую основу, чем прежде, и таким образом дает нашим методам
даже более очевидное направление. Но, на мой взгляд, это также
предъявляет новое требование к анализу. Гипотеза Фрейда заклю¬
чается в том, что существует инфантильная ситуация опасности,
подвергающаяся модификации в ходе развития и представляющая
собой источник влияния, подкрепленный серией ситуаций тревоги.
Теперь предъявляется новое требование к аналитику — анализ
должен раскрывать эти ситуации тревоги вплоть до самой глубокой.
Это требование к полному анализу объединяется с новым требо¬
ванием, предлагаемым Фрейдом в выводах «Из истории одного
инфантильного невроза»2, где он говорит, что полный анализ должен
обнаружить первичную сцену. Последнее требование может иметь
полный эффект только вместе с тем, что я только что выдвинула.
Если аналитику удается обнаружить инфантильные ситуации
опасности, работая над их решением и объясняя в каждом отдельном
случае связи между ситуациями тревоги и неврозом с одной стороны
и развитием Эго с другой, — тогда, я думаю, он наиболее полно
достигнет главной цели психоаналитической терапии: устранения
невроза. Поэтому, мне кажется, все, что может содействовать разъ¬
яснению и точному описанию инфантильных ситуаций опасности,
представляет собой большую ценность не только с теоретической,
но и с терапевтической точки зрения.
Фрейд предполагает, что инфантильная ситуация опасности в
конечном счете может быть сведена к потере любимого (желанного)
человека. У девочек, как он думает, потеря объекта является
ситуацией опасности, действующей наиболее сильно; у мальчиков
это кастрация. Моя работа доказала, что эти ситуации опасности
представляют собой модификацию более ранних. Я выяснила, что у
1 [Freud, 5. Hemmung, Symptom und Angst (1926d) // G. W. — Bd. XIV. —
S. 111—205 {«Торможение, симптом, страх»}.]
2 [Freud, S. Aus der Geschichte einer infantilen Neurose (1918b) // G. W. —
Bd. XII. — S. 27—157 {«Из истории одного инфантильного невроза»}.]
Ситуации инфантильной тревоги
25
мальчиков боязнь кастрации отцом связана с весьма специфической
ситуацией, которая, я думаю, оказывается самой ранней из всех
остальных ситуаций тревоги. Как я указала, атака на материнское
тело, которая психологически имеет место в зените садистической
фазы, подразумевает также борьбу с пенисом отца, находящимся в
матери. Особая интенсивность придается этой ситуации опасности
тем фактом, что союз двух родителей находится в центре внимания.
В соответствии с ранним садистическим Супер-Эго, уже уста¬
новленным, эти объединенные родители являются чрезвычайно
жестокими и наиболее грозными противниками. Таким образом,
ситуация тревоги, относящаяся к кастрации отцом, в ходе развития
являет собой модификацию самой ранней ситуации тревоги, что я
уже описала.
Теперь я думаю, что в либретто оперы, ставшей отправной
точкой данной работы, ясно представлена тревога, возникшая в
этой ситуации. Обсуждая либретто, я уже рассмотрела в некоторых
деталях одну фазу — фазу садистической атаки. Давайте теперь
обсудим, что происходит после того, как ребенок дает волю своему
желанию разрушать.
В начале своей статьи писатель упоминает, что все вещи на
сцене представлены очень большими, чтобы подчеркнуть тот факт,
что ребенок маленький. Однако именно тревога ребенка застав¬
ляет вещи и людей казаться гигантскими — намного превышая
реальную разницу в размерах. К тому же мы видим то, что обна¬
руживаем при анализе любого ребенка: вещи представляют живых
людей и поэтому являются объектами тревоги. Автор статьи пишет:
«Вещи, с которыми плохо обращались, оживают». Кресло, подушка,
стол, стул и т. д. атакуют ребенка, отказываются обслуживать и
прогоняют его. Мы обнаруживаем, что в анализе детей кровати, а
также вещи, на которых сидят и лежат, регулярно появляются как
символы защищающей и любящей матери. Полоски порванных
обоев представляют собой поврежденную внутреннюю часть тела
матери, в то время как маленький старичок-счетовод, появившийся
из-под обложки книги, — это отец (представленный его пенисом),
выступающий теперь в качестве судьи и собирающийся заставить
ребенка, упавшего в обморок, оценить нанесенный ущерб и кражу,
совершенную в теле матери. Когда ребенок оказывается в мире
26
Ситуации инфантильной тревоги
природы, мы видим, как этот мир начинает играть роль атакованной
им матери. Враждебные животные представляют собой мультипли¬
кацию отца, которого он тоже атаковал, вместе с детьми, находящи¬
мися, как предполагается, внутри матери. Мы видим, что все, что
происходило в комнате, теперь воспроизведено в большем масштабе
в более широком пространстве и больших количествах. Мир, транс¬
формированный в материнское тело, враждебно настроен против
ребенка и преследует его.
При онтогенетическом развитии садизм преодолевается, когда
субъект переходит на генитальный уровень. Чем сильнее устанавли¬
вается эта фаза, тем более способен ребенок стать объектом любви
и победить садизм благодаря жалости и сочувствию. Этот шаг в
развитии также показан в либретто оперы Равеля; когда мальчик
жалеет раненую белку и приходит к ней на помощь, враждебный
мир превращается в дружелюбный. Ребенок научается любить и
верит в любовь. Животные делают вывод: «Это хороший мальчик,
очень воспитанный мальчик». Глубокое психологическое понимание
Колетта — автора либретто оперы — показано в способе, которым
происходит конверсия в установке ребенка. Когда мальчик
заботится о раненой белке, он шепчет: «Мама!» Животные рядом с
ним повторяют это слово. Это спасительное слово, давшее название
опере: «Волшебное слово» («Das Zauberwort»). Однако из текста
мы также узнаем, какой фактор содействовал садизму ребенка.
Он говорит: «Хочу пойти гулять в парк! Больше всего я хотел бы
съесть все пирожные в мире». Но мать пригрозила ему, сказав,
что он будет пить чай без сахара и есть черствый хлеб. Оральная
фрустрация, превращающая снисходительную «хорошую мать» в
«плохую мать», стимулирует садизм ребенка.
Думаю, теперь можно понять, почему ребенок, вместо того
чтобы выполнять домашнее задание, оказался вовлеченным в столь
неприятную ситуацию. Так должно было быть, поскольку к этому
его побудило давление старой ситуации тревоги, которой он так и не
овладел. Его тревога увеличивает повторяющуюся компульсию, и его
потребность в наказании способствует компульсии (теперь ставшей
очень сильной), чтобы обеспечить себе фактическое наказание,
дабы тревога могла быть ослаблена через телесное наказание, менее
суровое по сравнению с наказанием, ожидаемым им от ситуации
Ситуации инфантильной тревоги
27
тревоги. Мы достаточно знакомы с тем фактом, что дети непос¬
лушны, потому что хотят быть наказаны, но представляется очень
важным выяснить, какую роль играет тревога в этом желании
наказания и какое идеационное содержание лежит в основе этой
упорной тревоги.
Другим литературным примером я проиллюстрирую тревогу,
которая, как я выяснила, связана с самой ранней ситуацией
опасности в развитии девочки.
В статье под заголовком «Пустое пространство» Карин
Михаэлис дает краткое сообщение о развитии своей подруги, худож¬
ницы Рут Кьяер. Она обладала удивительным художественным
чувством, которое, главным образом, реализовывала в обустройстве
своего дома, однако у нее не было творческого таланта. Красивая,
богатая и независимая, она проводила большую часть своей жизни,
путешествуя, постоянно покидая свой дом, о котором так много
заботилась и который со вкусом украшала. Временами у нее были
приступы глубокой депрессии, которые Карин Михаэлис описывает
следующим образом: «В ее жизни было только одно темное пятно.
В самый расцвет своего счастья, что было так свойственно ей,
она, казалось, будучи такой спокойной, могла вдруг погрузиться в
глубочайшую меланхолию. Меланхолия была суицидальной. Если
она пыталась объяснить это, она говорила: “Во мне есть пустое
пространство, которое я никогда не заполню!”»
Наступило время, когда Рут Кьяер вышла замуж и казалась
абсолютно счастливой. Но спустя некоторое время приступы мелан¬
холии возобновились. Со слов Карин Михаэлис: «Ненавистное
пустое пространство стало еще более пустым». Позволю автору
высказаться самому:
«Говорила ли я вам уже, что ее дом был галереей современного
искусства? Брат ее мужа был одним из величайших художников в стране, и
лучшие его картины украшали стены комнаты. Однако перед Рождеством
деверь забрал одну картину, которую давал только на время. Картину
продали. На стене осталось пустое место, которое необъяснимым образом,
казалось, соответствовало пустому пространству внутри нее. Это привело
Рут в состояние глубочайшей печали. Пустое пространство стало причиной
того, что она забыла свой красивый дом, свое счастье, своих друзей, все.
Конечно, можно было достать новую картину, и она была бы приобретена,
28
Ситуации инфантильной тревоги
но это заняло бы время; пришлось бы поискать, чтобы найти именно то,
что надо.
Пустое пространство ужасно мучило ее.
Муж и жена сидели за обеденным столом напротив друг друга. Г лаза
Рут были наполнены безысходным отчаянием. Но вдруг ее лицо озарилось
улыбкой: “Что я тебе скажу. Думаю, я сама что-нибудь нарисую прямо на
стене, пока мы не купим новую картину!” “Хорошо, дорогая”, — сказал
муж. Было ясно, что бы она ни нарисовала, это не будет выглядеть столь
ужасно.
Едва он успел выйти из комнаты, как она в лихорадочном состоянии
позвонила в магазин художественных товаров и попросила немедленно
доставить краски, которыми обычно пользуется ее деверь, кисточки,
палитру и все остальные “необходимые принадлежности”. У нее не было
ни малейшего представления о том, с чего начинать. Она никогда не выдав¬
ливала краску из тюбика, не накладывала грунт на холст, не смешивала
краски на палитре. Пока выполнялся ее заказ, она стояла перед пустой
стеной с кусочком черного мела в руке и наугад наносила на нее штрихи того,
что приходило ей в голову. Может, ей следовало сесть в машину, быстро
съездить к деверю и спросить, как рисовать? Нет, она скорее умерла бы,
но этого не сделала.
Вечером вернулся муж, она выбежала к нему, в ее глазах был блеск.
Она не больна, нет? Рут позвала его с собой, говоря: “Идем, ты увидишь!”
И он увидел. Он не смог оторвать взгляда от стены, не мог поверить своим
глазам, просто не мог поверить. Рут упала на диван в полном изнеможении.
“Ты думаешь, это возможно?”
В тот же самый вечер они послали за деверем. Рут дрожала от
волнения, ожидая вердикта знатока. Однако художник тотчас воскликнул:
“Даже не думай, что сможешь убедить меня в том, что это нарисовала ты!
Что за чудовищная ложь! Эта картина написана старым опытным худож¬
ником. Кто он, черт бы его побрал? Я не знаю его!”
Рут не смогла переубедить его. Он думал, что они разыгрывали его.
Уходя, он произнес следующее: “Если это написала ты, то я завтра возьму
и буду дирижировать оркестром в Королевской часовне, исполняющим
симфонию Бетховена, хотя я и нот-то не знаю!”
В ту ночь Рут не могла спать спокойно. Картина на стене была
написана, то был факт — то не было сном. Но как же это случилось? И
что дальше?
Она вся горела, пожираемая изнутри страстью. Она должна доказать
себе, что божественное чувство, то невыразимое ощущение счастья, которое
она испытала, могло бы повториться».
Ситуации инфантильной тревоги
29
Затем Карин Михаэлис пишет, что после этой первой попытки
Рут Кьяер написала несколько великолепных картин и организовала
выставку для критиков и публики.
Карин Михаэлис предвосхищает одну часть моей интерпретации
тревоги, связанной с пустым пространством на стене, когда пишет:
«На стене было пустое пространство, которое каким-то необъяс¬
нимым образом, казалось, соответствовало пустому пространству
внутри нее». Какое же значение имеет это пустое пространство
внутри Рут, или даже, говоря точнее, это переживание того, что ее
телу чего-то не хватает?
Теперь можно понять одну из идей, связанную с тревогой, о
которой я уже упомянула в последней работе1, описав ее как одну
из самых глубоких тревог, переживаемых девочками. Она экви¬
валентна кастрационной тревоге у мальчиков. Маленькая девочка
имеет берущее начало на ранних стадиях эдипова конфликта садис¬
тическое желание украсть содержимое материнского тела, а именно
пенис отца, фекалии, детей, и разрушить саму мать. Это желание дает
начало тревоге, заключающейся в том, как бы мать, в свою очередь,
не украла содержимое тела девочки (особенно детей) и как бы ее
тело не было разрушено или покалечено. На мой взгляд, эта тревога,
которая, как я обнаружила в ходе анализа девочек и женщин, является
самой глубокой из всех тревог, представляет собой самую раннюю
ситуацию опасности девочки. Я увидела, что боязнь остаться одной,
боязнь потерять любовь и объект любви, которая, как утверждает
Фрейд, является базовой инфантильной ситуацией опасности у
девочек, представляет собой модификацию ситуации тревоги, только
что мною описанной. Тот факт, что маленькая девочка, опасаю¬
щаяся атаки матери на свое тело, не может видеть мать, усиливает
тревогу. Присутствие реальной любящей матери уменьшает боязнь
вселяющей ужас матери, чей интроецированный образ присутствует
в психике ребенка. На последующей стадии развития содержание
боязни меняется: боязнь атакующей матери переходит в боязнь того,
что реальная любящая мать может быть потеряна и девочка будет
покинута и оставлена одна.
1 [Frühstadien des Ödipuskonfliktes // I. Z. P. — 1928. — Bd. 14. — S. 65—77.
{«Ранние стадии эдипова конфликта»}.]
30
Ситуации инфантильной тревоги
Находя объяснение этим идеям, важно принять во внимание
то, какого рода картины написала Рут Кьяер после своей первой
попытки, когда она заполнила пустое пространство на стене фигурой
обнаженной негритянки в натуральную величину. За исключением
одной картины с цветами, она посвятила себя написанию портретов.
Она дважды написала потрет своей младшей сестры, которая жила
у нее и позировала ей, а также, позднее, портрет пожилой женщины
и портрет своей матери. Двух последних Карин Михаэлис описала
следующим образом:
«Теперь Рут не могла остановиться. На следующей картине изобра¬
жена пожилая женщина с отпечатком прожитых лет и разочарований на
лице. Кожа ее была морщинистой, волосы седые, добрые усталые глаза
тревожны. Она смотрела прямо перед собой с безутешным смирением со
своим возрастом, ее взгляд, казалось, говорил: “Не беспокойтесь больше
обо мне. Мое время подходит к концу!”
Совсем другое впечатление производит последняя работа Рут —
портрет ее матери ирландско-канадского происхождения. Этой женщине
предстоит прожить еще очень долго, прежде чем она пригубит чашу само¬
отречения. Стройная, властная, вызывающая, она изображена на портрете
в полный рост с накинутой на плечи шалью цвета лунного блеска, она
производит впечатление величественной женщины первобытных времен,
которая в любой момент могла бы подраться с детьми пустыни голыми
руками. Какой подбородок! Какая сила в надменном взгляде!
Пустое пространство было заполнено».
Очевидно, желание осуществить репарацию, возместить
ущерб, психологически нанесенный матери, а также восстановить
себя лежало в основе непреодолимого стремления написать эти
портреты родственников. Портрет пожилой женщины на пороге
смерти представляется выражением первичного, садистического
желания разрушить. Желание дочери разрушить мать, видеть ее
старой, изнуренной, поврежденной является причиной потребности
представить ее в полной мере обладающей силой и красотой. Делая
это, дочь может смягчить свою собственную тревогу, попытаться
восстановить мать и сделать ее новой, написав портрет. В ходе
анализа детей, когда за репрезентацией деструктивных желаний
следует выражение реактивных тенденций, мы постоянно обнару¬
живаем, что рисование и раскрашивание используются как средства
для восстановления людей. Случай с Рут Кьяер ясно показывает,
Ситуации инфантильной тревоги
31
что эта тревога маленькой девочки имеет огромное значение в
развитии Эго женщин и является одним из стимулов к достижению.
Однако, с другой стороны, эта тревога может быть причиной серь¬
езного заболевания и многих торможений. Что касается боязни
кастрации мальчика, влияние его тревоги на развитие Эго зависит
от сохранения определенного оптимума и удовлетворительного
взаимодействия отдельных факторов.
Теоретические выводы из анализа dementia
PRAECOX В РАННЕМ МЛАДЕНЧЕСТВЕ
(1929с)
Предварительные замечания издателей
Издание на немецком языке:
1929: Theoretische Ergebnisse aus der Analyse einer frühinfantilen Dementia
praecox / / Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. — 1929. —
Bd. 15. — S. 518.
Издание на английском языке:
1929: Theoretical Conclusions from the analysis of a case of Dementia
Praecox in early Childhood / / Bulletin of the International Psycho-Analytical
Association. — 1929. — Vol. 10. — P. 498.
В этой короткой заметке М. Кляйн обращает внимание на связь затормо¬
женных садистических импульсов и развития шизофрении.
Перевод с немецкого Т.С. Медведевой.
На русском языке публикуется впервые.
Случай одного четырехлетнего мальчика с деменцией, лежащий
в основе этого исследования, доказывает, что при определенных
предпосылках, которые следует обсудить более подробно, слишком
ранняя и чрезмерная защита Я от садизма предотвращает развитие
Я и установление отношений с реальностью.
[35]
Значение символообразования
в развитии Эго
(1930а)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1930: The Importance of Symbol-Formation in the Development of the Ego / /
International Journal of Psycho-Analysis. — 1930. — Vol. 11. — P. 24—
39.
1948: Idem // Klein, M. Contributions to Psycho-Analysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 236—250.
Издание на немецком языке:
1930: Die Bedeutung der Symbolbildung für die Ichentwicklung // Internationale
Zeitschrift für Psychoanalyse. — 1930. — Bd. 16. — S. 57—72.
1960: Idem // Psyche. — 1960. — Bd. 14. — S. 242—255.
1962: Idem // Klein, M. Das Seelenleben des Kleinkindes und andere Beiträge
zur Psychoanalyse. — Stuttgart: Klett-Cotta, 1962. — S. 30—43.
Издание на русском языке:
2001: Значение формирования символа в развитии Эго / / Топорова, Л.В.
Творчество Мелани Кляйн. — СПб., 2001. — С. 72—86.
В виде доклада данный текст прочитан на Международном психоанали¬
тическом конгрессе (Оксфорд, июль 1929 года), а так же в Британском
психоаналитическом обществе 5 февраля 1930 года.
Темой данной статьи является обсуждение случая анализа психотичного
ребенка. Кляйн показывает, что применяемая ею аналитическая техника
игры позволяет устанавливать терапевтический контакт даже с интеллек¬
туально заторможенным ребенком, способствует развитию объектных
отношений и активизации процессов символизации.
В теоретическом отношении Кляйн высказывает ряд гипотез о проис¬
хождении шизофрении, связывая ее с ранним разворачиванием защит
против садизма. Этот процесс сдерживает развитие фантазийной жизни
и ограничивает отношения с реальностью. Ребенок погружен в борьбу
против своего садизма и в садистическое освоение тела матери. В итоге
устанавливающийся баланс садизма и защиты от него заводит в тупик
символообразование и тормозит аффективность.
Перевод с английского выполнен А.Н. Ниязовой.
В данной работе мой подход основывается на предположении
того, что существует некая ранняя стадия психического развития, на
которой садизм активизируется во всех различных источниках либи-
динозного удовольствия1. Согласно моему опыту работы, садизм
достигает своего расцвета на фазе, которая дает о себе знать ораль¬
но-садистическим желанием сожрать грудь матери (или саму мать)
и которая проходит с более ранней анальной стадией. В описываемый
период доминирующая цель субъекта — завладеть содержимым
тела матери и разрушить ее с помощью любого оружия, которое
есть в распоряжении садизма. В то же время эта фаза формирует
вхождение в эдипов конфликт. Теперь начинают оказывать влияние
генитальные тенденции, однако это еще не очевидно, поскольку
прегенитальные импульсы удерживают свои позиции. Все мое дока¬
зательство строится на том, что эдипов конфликт начинается в тот
период, когда преобладает садизм.
Ребенок рассчитывает найти в матери: а) пенис отца; б) экскре¬
менты; в) детей; и все это он считает съедобным. Согласно самым
ранним детским фантазиям (или «сексуальным теориям») о коитусе
родителей, пенис отца (или все его тело) во время акта инкорпо¬
рируется в мать. Поэтому объектами садистических атак ребенка
оказываются и отец, и мать, которых в фантазиях кусают, рвут,
режут или дробят на кусочки. Атаки дают толчок тревоге о том, что
субъект будет наказан объединившимися родителями, и вследствие
орально-садистической интроекции объектов эта тревога становится
интернализированной и поэтому направляется на раннее Супер-Эго.
Я обнаружила, что эти ситуации тревоги на ранних стадиях психи¬
ческого развития являются самыми глубокими и переполняющими.
По опыту я знаю, что в воображаемой атаке на тело матери значи¬
тельную роль играет уретральный и анальный садизм, который очень
скоро добавляется к оральному и мышечному садизму. В фантазиях
1 Ср. мою работу «Ранние стадии эдипова конфликта» (1928). [Наст. изд. Т. I.
С. 285—304.]
[39]
40
Значение символообразования в развитии Эго
экскременты превращаются в опасное оружие: мочеиспускание
рассматривается как резание, удар кинжалом, поджигание, затоп¬
ление, в то время как фекальные массы приравниваются к огне¬
стрельному оружию и ракетам. На более поздней фазе описанной
стадии эти жестокие способы атак уступают место скрытым нападе¬
ниям с помощью самых утонченных методов, которые только может
изобрести садизм, а экскременты приравниваются к ядовитым
веществам.
Избыток садизма дает толчок тревоге и приводит в действие
самые ранние формы защиты Эго. Фрейд пишет: «Вполне вероятно,
что наш душевный аппарат, до наступления четкого обособления Я
и Оно, до формирования Сверх-Я, использует другие методы
защиты, чем после достижения этих ступеней организации»1.
В соответствии с тем, что я обнаружила при анализе, самая ранняя
защита, установленная Эго, имеет отношение к двум источникам
опасности: собственному садизму субъекта и объекту, на который
нападают. Данная защита, в соответствии со степенью садизма,
носит жестокий характер и фундаментально отличается от более
позднего механизма вытеснения. Что касается собственного садизма
субъекта, защита предполагает изгнание, в то время как в отноше¬
нии объекта она означает разрушение. Садизм становится источ¬
ником опасности потому, что дает повод освобождению от тревоги,
и потому, что оружие, примененное для разрушения объекта, сог¬
ласно переживаниям субъекта, оказывается нацеленным и на него
самого. Объект атаки становится источником опасности, поскольку
субъект боится того же самого — возмездия — его ответных атак.
Таким образом, не до конца развитое Эго сталкивается с задачей,
которая на этой стадии совершенно неразрешима — с задачей
овладеть самой серьезнейшей тревогой.
Ференци считает, что идентификация, предвестник символизма,
возникает из стремления ребенка заново обнаружить в каждом
объекте свои собственные органы и их функции. Джонс полагает, что
принцип удовольствия делает возможным уравнивание двух совер¬
шенно различных вещей из-за сходства, обозначенного интересом
1 [Цит. по нем. изд.: Freud, 5. Hemmung, Symptom und Angst (1926d) //G. W. —
Bd. XIV. — S. 197 {«Торможение, симптом, страх»}.]
Значение символообразования в развитии Эго
41
или удовольствием. Несколько лет назад я написала работу на осно¬
ве этих концепций, в которой пришла к выводу о том, что симво¬
лизм является основой всей сублимации и любого таланта, посколь¬
ку именно путем символического уравнивания вещи, деятельности
и интересы становятся предметом либидинозных фантазий.
Сейчас к сказанному1 я могу добавить, что бок о бок с либиди-
нозным интересом именно тревога, возникшая на уже описанной
мною фазе, приводит в действие механизм идентификации. По¬
скольку ребенок хочет разрушить обозначающие объекты органы
(пенис, вагину, груди), он испытывает страх перед последними.
Эта тревога заставляет его приравнивать органы к другим вещам;
благодаря такому приравниванию они, в свою очередь, становятся
объектом тревоги, и, таким образом, он вынужден постоянно делать
другие новые приравнивания, формирующие основу символизма и
его интереса к новым объектам.
Таким образом, символизм не только становится основой всех
фантазий и сублимаций, но, более того, является основой отношения
субъекта к внешнему миру и к реальности в целом. Я подчеркивала,
что объектом садизма в пору его расцвета и объектом жажды
знаний, возникающей одновременно с садизмом, является тело
матери и его воображаемое содержимое. Садистические фантазии,
направленные против внутренней части тела матери, конституи¬
руют первое и базовое отношение к внешнему миру и реальности.
От степени успеха, с которым субъект проходит эту фазу, будет
зависеть мера, с которой он впоследствии сможет принять внешний
мир в соответствии с реальностью. Мы видим, что самая ранняя
реальность ребенка абсолютно фантастична; он окружен объектами
тревоги, и в этом отношении экскременты, органы, объекты, вещи,
одушевленные и неодушевленные, поначалу эквивалентны друг
другу. По мере того, как развивается Эго, из этой ненастоящей
реальности постепенно устанавливается истинное отношение к
реальности. Таким образом, развитие Эго и отношение к реальности
зависят от степени способности Эго в очень раннем периоде перено¬
сить давление самых ранних ситуаций тревоги. И, как правило, это
вопрос определенного оптимального баланса факторов, имеющих
1 «Ранний анализ» (1923Ь). [См. наст. изд. Т. I. С. 95—134.]
42
Значение символообразования в развитии Эго
к этому отношение. Достаточное количество тревоги — необхо¬
димое основание для избытка символообразования и фантазии.
Если тревога должна быть удовлетворительно переработана, если
основная фаза должна иметь благоприятный исход и если развитие
Эго должно быть успешным, необходима адекватная способность
Эго переносить тревогу.
Я пришла к этим заключениям, исходя из своего общего
аналитического опыта, однако они самым удивительным образом
подтверждаются случаем, в котором наблюдалось необычное
торможение в развитии Эго.
Случай, который я опишу подробно, — случай четырехлет¬
него мальчика, который, если принять во внимание бедность его
словарного запаса и интеллектуальных знаний, находился на уровне
развития ребенка примерно пятнадцати или восемнадцати месяцев.
Адаптация к реальности и эмоциональные отношения к своему
окружению у него почти полностью отсутствовали. Этот ребенок,
Дик, был, в основном, лишен аффектов и равнодушен к присутс¬
твию или отсутствию матери или няни. С самого начала он очень
редко проявлял тревогу, а если и проявлял, то в ненормально малой
степени. За исключением одного особого интереса, к которому
я вернусь позднее, он не имел никаких интересов, не играл и не
входил в контакт со своим окружением. Большей частью он просто
бессмысленно связывал между собой звуки и постоянно повторял
определенные шумы. Когда же он заговаривал, то обычно неверно
использовал свой скудный словарный запас. Однако он не просто
не мог сделать себя понятным для других: у него не было такого
желания. Более того, мать Дика временами могла ясно ощущать у
мальчика сильную негативную установку, проявлявшуюся в том,
что он часто делал прямо противоположное тому, что от него
ожидалось. Например, если ей удавалось заставить его повторять за
ней различные слова, он часто совершенно менял их, хотя в другой
раз мог безупречно произнести те же самые слова. Иногда же он
повторял слова правильно, но продолжал непрерывно механически
повторять их, пока кому-нибудь рядом с ним это не надоедало. Обе
формы поведения отличаются от поведения невротичного ребенка.
Когда невротичный ребенок выражает оппозицию в форме вызы¬
вающего поведения либо послушания (даже сопровождающегося
Значение символообразования в развитии Эго
43
чрезмерной тревогой), он делает это с определенным пониманием
и своего рода обращением к вещи или человеку, имеющему к этому
отношение. Но в оппозиции и послушании Дика не присутствовал
ни аффект, ни понимание. Позднее также, когда он поранился, он
проявил значительную нечувствительность к боли и совершенно
не испытывал столь характерного для маленьких детей желания,
чтобы его утешили и приласкали. Его физическая неловкость также
была весьма значительна. Он не мог держать ножи или ножницы, но
весьма примечательно то, что он мог достаточно нормально держать
ложку, которой ел.
Впечатление, оставшееся у меня после его первого визита, было
таковым, что его поведение совершенно отличается от поведения,
наблюдаемого нами у невротичных детей. Он дал своей няне уйти, не
выражая при этом никаких эмоций, и последовал за мной в комнату
с абсолютным равнодушием. Там он беспорядочно и бесцельно
побегал туда-сюда и несколько раз пробежал вокруг меня, как будто
я была предметом мебели, однако не проявил никакого интереса ни к
одному предмету в комнате. Когда он бегал туда-сюда, казалось, его
движения были лишены координации. Выражение его глаз и лица
было неподвижным, рассеянным, в нем отсутствовал всякий интерес.
Сравним это еще раз с поведением детей, страдающих серьезным
неврозом. Я помню детей, которые, фактически не испытывая
приступа тревоги, в свой первый визит ко мне неловко и робко заби¬
вались в угол или сидели без движения за маленьким столиком с
игрушками, или, не играя с ними, поднимали тот или иной предмет,
чтобы положить его обратно. Во всех этих формах поведения очевид¬
на сильная скрытая тревога. Угол или столик — это место убежища
от меня. Но в поведении Дика не было ни цели, ни намерения, как не
было ни аффекта, ни тревоги, связанной с ним.
Сейчас я расскажу о некоторых деталях его предыдущей
истории. Он перенес исключительно неудовлетворительный и
беспокойный период, будучи грудным младенцем, поскольку его
мать несколько недель тщетно пыталась кормить его грудью, и он
чуть не умер от голода. Затем она стала применять вскармливание
из бутылочки. В конце концов, когда ему было семь недель, для
него нашли кормилицу, но к тому времени грудное вскармливание
не шло ему на пользу. Он страдал от пищеварительных расстройств,
44
Значение символообразования в развитии Эго
prolapsus атх, а позже и от геморроя. Возможно, на его развитие
повлияло то, что, хотя за ним был тщательный уход, он не был
окружен настоящей любовью, установка матери по отношению к
нему с самого начала была чрезмерно тревожной.
Более того, поскольку ни его отец, ни няня не проявляли чувс¬
твенности к нему, Дик рос, испытывая в своем окружении недо¬
статок любви. Когда ему было два года, у него появилась новая няня,
умелая и любящая, вскоре после этого он достаточно долго жил со
своей бабушкой, очень любившей его. Влияние этих перемен на его
развитие было заметным. Он научился ходить приблизительно в
положенном возрасте, однако были проблемы с научением контроли¬
ровать экскреторные функции. Под влиянием новой няня он намного
охотнее приобрел навыки чистоты. В возрасте приблизительно трех
лет он овладел ими в совершенстве и в этом отношении проявлял
определенное честолюбие и понятливость. В другом отношении на
четвертом году жизни проявилась его чувствительность к порицанию.
Няня обнаружила, что он занимается мастурбацией, и сказала ему,
что это «гадко» и он не должен этим заниматься. Этот запрет, совер¬
шенно очевидно, дал толчок опасению и чувству вины. Более того,
на четвертом году жизни Дик, в целом, сделал огромную попытку к
адаптации, но в основном в отношении внешних вещей, особенно в
механическом заучивании ряда новых слов. С самых первых дней его
жизни вопрос кормления был необыкновенно трудным. Когда у него
была кормилица, он не выказывал никакого желания сосать грудь, и
это нежелание сохранилось. Затем он не пил из бутылочки. Когда
пришло время давать ему более твердую пищу, он отказывался
кусать ее и решительно отвергал все, что по своей консистенции
не напоминало кашу; и даже кашу приходилось заставлять есть.
Другим положительным эффектом влияния новой няни стало то, что
Дик несколько охотнее стал кушать, однако основные трудности все
же сохранились2. Таким образом, хотя добрая няня и изменила его
развитие в некоторых отношениях, основные нарушения остались
без изменений. С ней, как и со всеми, Дику не удалось устано¬
1 [Prolapsus ani (лат.) — выпадение прямой кишки.]
2 К концу первого года жизни она вдруг поняла, что ребенок ненормальный, а пе¬
реживания такого рода могли повлиять на ее установку по отношению к нему.
Значение символообразования в развитии Эго
45
вить эмоциональный контакт. Таким образом, ни ее нежности, ни
нежности бабушки не удалось установить недостающее объектное
отношение.
Из анализа Дика я обнаружила, что причиной необычного
торможения в его развитии стала неудача тех самых ранних шагов, о
которых я говорила в самом начале данной статьи. У Дика присутс¬
твовала полная и, очевидно, конституциональная неспособность Эго
переносить тревогу. Гениталии начали играть свою роль очень рано;
это стало причиной преждевременной и чрезмерной идентификации
с объектом, подвергающимся атаке, и способствовало такой же
преждевременной защите против садизма. Эго перестало развивать
фантазийную жизнь и установило отношение с реальностью. Слабо
начавшись, символообразование у данного ребенка замерло. Ранние
попытки оставили свой след на одном интересе, который, будучи
изолированным и не относящимся к реальности, не мог сформиро¬
вать основу для дальнейших сублимаций. Ребенок был равнодушен
к большинству объектов и игрушек, окружавших его, и даже не
понимал их цели и назначения. Однако ему были интересны поезда
и станции, а также дверные ручки и то, как открывались и закрыва¬
лись двери.
У заинтересованности в этих предметах и действиях есть один
общий источник: она действительно имеет нечто общее с проник¬
новением пениса в тело матери. Двери и замки обозначали пути в и
из ее тела, в то время как дверные ручки представляли собой пенис
отца и его собственный пенис. Таким образом, к мертвой точке
символообразования привела боязнь того, что ему могли бы сделать
(особенно пенисом отца) после того, как он проникнет в тело матери.
Кроме того, его защиты против деструктивных импульсов оказались
основной помехой в его развитии. Он был абсолютно неспособен
к любому акту агрессии, и основа его неспособности в раннем
периоде ясно характеризовалась его отказом кусать пищу. В четыре
года он не мог держать ножницы, ножи или рабочий инструмент,
а его движения были явно неуклюжи. Защита от садистических
импульсов, направленных против тела матери и его содержимого —
импульсов, связанных с его фантазиями о коитусе, — прояви¬
лась в прекращении фантазий и остановке символообразования.
Дальнейшее развитие Дика потерпело неудачу, потому что он не
46
Значение символообразования в развитии Эго
мог перенести в свои фантазии садистическое отношение к телу
матери.
Его нарушенная способность говорить не представляла особую
трудность, с которой мне пришлось бороться во время анализа.
В технике игры, следующей за символическими репрезентациями
ребенка и открывающей доступ к его тревоге и чувству вины, мы
можем в значительной степени обойтись без вербальных ассоциаций.
Однако эта техника не ограничивается лишь анализом игры ребенка.
Наш материал может быть извлечен (как это должно быть в случае
с детьми, заторможенными в игре) из символизма, раскрываемого
из деталей общего поведения ребенка1. Но у Дика символизм не
развился. Отчасти это произошло из-за недостатка какого-либо
аффективного отношения к предметам, окружающим его, к которым
он был почти совершенно равнодушен. Мальчик практически не
имел особых отношений с определенными объектами, что мы обычно
обнаруживаем даже у серьезно заторможенных детей. Поскольку
никакого аффективного или символического отношения к ним в его
психике не существовало, любые случайные действия по отношению
к ним не были окрашены фантазией, и поэтому было невозможно
рассматривать их с точки зрения наличия у них характера символи¬
ческих репрезентаций. Отсутствие интереса к своему окружению и
трудность в установлении контакта с его психикой были, насколько
я могла заключить из определенных моментов его поведения, отли¬
чающегося от поведения других детей, лишь следствием отсутс¬
твия у него символического отношения к предметам. Анализ, таким
образом, нужно было начинать с этого фундаментального препятс¬
твия в установлении контакта с ним.
Когда Дик пришел ко мне в первый раз, как я уже сказала,
он не проявил никакого аффекта, когда няня передала его мне.
Когда я показала ему игрушки, которые приготовила заранее, он
посмотрел на них без малейшего интереса. Я взяла большой поезд и
положила его позади того, что поменьше, и назвала их «поезд-папа»
1 Это применимо только к вводной фазе анализа и другим его ограниченным
этапам. Как только достигнут доступ к бессознательному и уменьшена степень
тревоги, появляются игровая активность, речевые ассоциации и все иные спосо¬
бы репрезентации, идущие бок о бок с развитием Эго, что становится возмож¬
ным благодаря аналитической работе.
Значение символообразования в развитии Эго
47
и «поезд-Дик». После этого он поднял поезд, который я назвала
«поезд-Дик», покатил его к окну и сказал: «Станция». Я объяснила:
«Станция — это мама; Дик идет в маму». Он оставил поезд, забежал
в пространство между входной дверью и дверью в комнату, закрылся
внутри со словами «темно» и сразу же выбежал. Он повторил эту
сцену несколько раз. Я объяснила ему: «Внутри мамы темно. Дик
внутри мамы». Тем временем он вновь поднял поезд, но вскоре
побежал обратно в пространство между дверями. Пока я говорила,
что он идет внутрь мамы, он дважды вопросительно сказал: «Няня?»
Я ответила: «Няня скоро придет», он повторил это, а позже он
употребил эти слова довольно правильно, сохраняя их в памяти.
Когда он пришел в следующий раз, то вел себя точно так же. Однако
в этот раз он сразу же выбежал из комнаты в темную прихожую.
Он положил туда «поезд-Дик» и настоял на том, чтобы тот там и
остался. Он постоянно спрашивал: «Няня идет?» На третьем сеансе
анализа он вел себя так же, за исключением того, что, кроме беготни
в прихожую и в пространство между дверями, он также убегал за
комод. Там его и охватила тревога, и в первый раз он позвал меня
к себе. В том, что он неоднократно спрашивал о няне, ясно чувс¬
твовалось опасение, и когда истек сеанс анализа, он встретил ее с
довольно необычным восторгом. Мы видим, что одновременно с
появлением тревоги появилось и чувство зависимости, сначала от
меня, а затем и от няни, и в то же время его заинтересовали успокои¬
тельные слова: «Няня скоро придет» и, в противоположность своему
обычному поведению, он повторил и запомнил их. Тем не менее во
время третьего сеанса он также в первый раз взглянул с интересом
на игрушки, причем с явно агрессивным намерением. Он показал
на игрушечную угольную тележку и сказал: «Резать!» Я дала ему
ножницы, и он попытался поцарапать маленькие кусочки выкрашен¬
ного в черный цвет дерева, которые изображали уголь, но он не мог
держать ножницы. Действуя под влиянием взгляда, обращенного
ко мне, я срезала кусочки дерева с тележки, а затем он выбросил
испорченную тележку и ее содержимое в ящик и сказал: «Нету».
Я сказала ему, что это означало, что Дик вырезал фекалии из своей
матери. Затем он побежал в пространство между дверями и немного
поскреб ногтями дверь, показывая таким образом, что идентифици¬
ровал пространство с тележкой и с телом матери, на которое нападал.
48
Значение символообразования в развитии Эго
Он сразу же выбежал из пространства между дверями, нашел шкаф
и залез в него. В начале следующего сеанса анализа он заплакал,
когда няня оставила его, — несколько необычное для него действие.
Однако вскоре успокоился. В этот раз он избегал пространства
между дверями, шкаф и угол, но занялся игрушками, рассмат¬
ривая их внимательнее и с явным пробуждающимся любопытством.
Занимаясь игрушками, он натолкнулся на сломанную на прошлой
сессии тележку и ее содержимое. Он быстро отодвинул то и другое в
сторону и накрыл другими игрушками. После того, как я объяснила
ему, что сломанная тележка представляет собой его мать, он вновь
достал ее, а также маленькие остатки угля из кучи и положил их в
пространство между дверями. По мере того как анализ продвигался
вперед, становилось ясно, что таким выбрасыванием их из комнаты
он указывал на изгнание как сломанного объекта, так и собственного
садизма (или средств, применяемых им), который таким образом
был спроецирован на внешний мир. Дик также обнаружил, что
раковина символизирует тело матери, и проявлял сильную боязнь
намочиться водой. Он с тревогой вытирал ее со своей и моей руки,
которую, как и свою, также погрузил в воду, и сразу же после этого
проявил ту же самую тревогу при мочеиспускании. Моча и фекалии
представляли собой вредные и опасные вещества1.
Стало ясно, что в фантазиях Дика фекалии, моча и пенис обоз¬
начали объекты для атаки на тело матери и поэтому переживались
и как источник вреда для себя. Эти фантазии и стали причиной
боязни содержимого тела матери и особенно пениса отца, который
в его фантазиях находился в ее утробе. Мы обнаружили этот
1 Я нашла здесь объяснение необычной боязливости, которую мать Дика заме¬
тила у него в возрасте около пяти месяцев и которая время от времени повторя¬
лась впоследствии в более поздние периоды развития. Когда ребенок испраж¬
нялся и мочился, на его лице отражалась сильная тревога. Поскольку фекалии
не были твердыми, то обстоятельство, что он страдал от prolapsus ani и геморроя,
не казалось достаточным для объяснения этой боязливости, особенно потому,
что она точно так же проявлялась, когда он мочился. Во время сеанса анализа
эта тревога достигала такой отметки, что, когда Дик говорил мне, что хочет по¬
мочиться или испражниться, он делал это — ив том, и другом случае — только
после долгого колебания, со всеми признаками сильной тревоги и со слезами на
глазах. После того, как мы проанализировали эту тревогу, его установка к обеим
функциям совершенно изменилась, и сейчас почти нормальна.
Значение символообразования в развитии Эго
49
воображаемый пенис и растущее чувство агрессии против него во
многих формах, особенно отличалось желание съесть и разрушить
его. Например, в одном случае Дик поднес ко рту игрушечного
человечка, заскрежетал зубами и сказал: «Чай папу», тем самым
он хотел сказать: «Ешь папу». Затем он попросил глоток воды.
Интроекция пениса отца оказалась связанной с боязнью и того, и
другого — и боязнью примитивного, приносящего вред Супер-Эго,
и боязнью быть наказанным матерью, ограбленной таким образом:
то есть боязнью внешних и интроецированных объектов. И в этот
момент вступает в силу уже упомянутый мною факт, который был
определяющим фактором развития Дика, а именно преждевре¬
менная активизация генитальной фазы. Это проявилось в том, что
после таких репрезентаций, о которых я уже говорила, следовала не
только тревога, но и раскаяние, сожаление и переживание того, что он
должен осуществить возмещение. Поэтому он принимался перекла¬
дывать игрушечных человечков на мои колени или в руку, складывал
все обратно в ящик и т. д. Раннее действие реакций, возникающих на
генитальном уровне, было результатом преждевременного развития
Эго, дальнейшее же развитие Эго было заторможено этим фактом.
Эта ранняя идентификация с объектом еще не могла быть приведена
в отношения с реальностью. Например, однажды, когда Дик увидел
на моих коленях стружку от карандаша, он сказал: «Бедная миссис
Кляйн». Однако в другом случае он точно так же сказал: «Бедная
занавеска». Бок о бок с его неспособностью переносить тревогу,
эта преждевременная эмпатия стала определяющим фактором в
отражении всех его деструктивных импульсов. Дик отрезал самого
себя от реальности и привел свою фантазийную жизнь к мертвой
точке, находя убежище в фантазиях о темном, пустом теле матери.
Таким образом, ему удалось отвлечь внимание и от различных
объектов внутреннего мира, представлявших содержимое тела
матери — пенис отца, фекалии, дети. Его собственный пенис как
орган садизма и его собственные экскременты подлежали устра¬
нению (или отрицанию), поскольку были опасны и агрессивны.
В анализе Дика мне удалось получить доступ к его бессозна¬
тельному, вступив в контакт с теми рудиментами фантазийной
жизни и символообразования, которые он проявлял. Результатом
стало уменьшение скрытой тревоги, и тем самым для определенного
50
Значение символообразования в развитии Эго
количества тревоги возникла возможность стать очевидной. Однако
это означало, что переработка данной тревоги начиналась с установ¬
ки символического отношения к предметам и объектам, в то же время
были приведены в действие его эпистемофилические и агрессивные
импульсы. За каждым продвижением следовало освобождение от
свежих составляющих тревоги, что вело к тому, что он в какой-то мере
отворачивался от того, с чем уже установил аффективное отношение,
и что поэтому стало объектами тревоги. По мере того, как он отвора¬
чивался от них, он обращался к новым объектам, и его агрессивные и
эпистемофилические импульсы были направлены, в свою очередь, на
эти новые аффективные отношения. Так, например, некоторое время
Дик избегал также и шкафа, но тщательно исследовал раковину и
электрический радиатор, который рассмотрел очень детально, вновь
обнаруживая деструктивные импульсы в отношении этих объектов.
Затем он переносил свой интерес от них на новые или уже знакомые,
но ранее оставленные предметы. Он вновь заинтересовался шкафом,
но на этот раз его интерес сопровождался намного большей актив¬
ностью и любопытством, а также сильной тенденцией к агрессии во
всех ее видах. Он бил его ложкой, царапал и резал ножом и разбрыз¬
гивал на него воду. Он очень увлеченно исследовал дверные петли,
замок, то, как открывался и закрывался шкаф, и т. д., он забирался
внутрь шкафа и спрашивал, как называются различные части. Таким
образом, пока развивался его интерес, он в то же время увеличивал
свой словарный запас, поскольку теперь его все больше и больше
интересовали не только сами вещи, но и их названия. Те слова,
которые он раньше слышал и игнорировал, теперь он запоминал и
употреблял правильно.
Рука об руку с развитием этих интересов и все более и более
сильного переноса на меня появились отсутствующие до сих пор
объектные отношения. На протяжении этих месяцев его установка
к матери и няне стала нежной и пришла в норму. Теперь он желал
их присутствия, хотел, чтобы они обращали на него внимание, и
расстраивался, когда они оставляли его. Его отношения с отцом также
обнаруживают растущие симптомы нормальной эдиповой установки,
появилось возрастающее устойчивое отношение к объектам в целом.
Отсутствовавшее ранее желание сделать себя понятным для других
теперь присутствует в полной мере. Дик старается сделать так,
Значение символообразования в развитии Эго
51
чтобы его поняли с помощью все еще скудного, но увеличивающе¬
гося словарного запаса, который он прилежно старается пополнить.
Более того, существует много признаков того, что он начинает уста¬
навливать отношение с реальностью.
Таким образом, мы потратили шесть месяцев на его анализ, и
его развитие, проявившее себя за этот период по всем основным
пунктам, подтверждает благоприятный прогноз. Несколько специ¬
фических проблем, возникших в его случае, оказались решаемыми.
Стало возможным вступить с ним в контакт с помощью лишь
нескольких слов, удалось активизировать тревогу у ребенка, у
которого полностью отсутствовали интерес и аффект, а в дальнейшем
стало возможным постепенно рассеивать и регулировать высвобож¬
денную тревогу. Я бы хотела подчеркнуть тот факт, что в случае
с Диком я модифицировала свою обычную технику. Как правило,
я не интерпретирую материал до тех пор, пока он не получил свое
выражение в различных репрезентациях. Тем не менее в этом случае
возможность объяснить его практически полностью отсутствовала,
и я почувствовала себя обязанной дать интерпретацию на основе
своих знаний, поскольку репрезентации в поведении Дика были
достаточно неясны. Находя таким способом доступ к его бессозна¬
тельному, мне удалось активизировать тревогу и другие аффекты.
Репрезентации затем стали полнее, и вскоре я обнаружила более
твердую основу для анализа и постепенно смогла перейти к технике,
которую обычно применяю при анализе маленьких детей.
Я уже описывала, как мне удалось заставить тревогу проявить
себя, ослабляя ее в скрытом состоянии. Когда же она проявилась,
я смогла рассеять ее с помощью интерпретации. Однако в то же
время появилась возможность лучше переработать ее, а именно,
распространяя ее на новые объекты и интересы; таким образом, она
настолько ослабилась, что стала переносима для Эго. Сумеет ли Эго,
если большое количество тревоги будет урегулировано таким образом,
приобрести способность переносить и перерабатывать нормальное
количество тревоги, может показать лишь дальнейший курс лечения.
Поэтому в случае с Диком это вопрос изменения фундаментального
фактора его развития посредством анализа.
Единственное, что можно сделать, анализируя такого ребенка,
который не мог сделать себя понятным для других и чье Эго не было
52
Значение символообразования в развитии Эго
открыто для влияния, — это попытаться получить доступ к его
бессознательному и, уменьшая бессознательные трудности, открыть
дорогу для развития Эго. Конечно, в случае с Диком, как и в любом
другом случае, доступ к бессознательному должен быть осуществлен
через Эго. События доказали, что даже такого очень несовершенно
развитого Эго достаточно для установления связи с бессознательным.
С точки зрения теории, считаю важным отметить, что даже в таком
случае чрезвычайно нарушенного развития Эго стало возможным
развить и Эго, и либидо лишь путем анализа бессознательных конф¬
ликтов, не накладывая на Эго никакого воспитательного влияния.
Слишком простым кажется то, что даже несовершенно развитое Эго
ребенка, у которого нет никаких отношений с реальностью, может
перенести устранение вытеснений путем анализа, не будучи при этом
сокрушенным Ид, и нам не следует бояться того, что у невротичных
детей (то есть в гораздо менее экстремальных случаях) Эго может
стать жертвой Ид. Также важно отметить, что если ранее воспита¬
тельное влияние, оказываемое окружавшими его людьми, просто не
имело эффекта, то сейчас благодаря анализу его Эго оно развива¬
ется, и он становится все более восприимчив к такого рода влиянию,
которое может идти в ногу с инстинктивными импульсами, моби¬
лизованными анализом, и которого достаточно, чтобы справиться с
ними.
Однако до сих пор остается открытым вопрос диагноза. Доктор
Форсайт поставил этому случаю диагноз — dementia praecox и
полагал, что это стоящий анализа случай. Его диагноз, казалось,
подтвердился бы тем фактом, что клиническая картина по многим
пунктам совпадает с развитым dementia praecox у взрослых. Еще раз
подведем итоги: болезнь характеризовалась почти полным отсутс¬
твием аффекта и тревоги, уходом от реальности в весьма значи¬
тельной степени, недоступностью, отсутствием эмоционального
раппорта, негативистским поведением, чередующимся с призна¬
ками автоматического послушания, безразличием к боли, персеве¬
рацией — всеми симптомами, характерными для dementia praecox.
Более того, далее этот диагноз подтверждается тем, что совершенно
определенно исключается наличие какого-либо органического забо¬
левания, во-первых, потому что исследование доктора Форсайта
не выявило ни одного такого заболевания и, во-вторых, оказалось,
Значение символообразования в развитии Эго
53
что данный случай поддается психологическому лечению. Анализ
показал мне, что идея наличия психоневроза может быть абсолютно
точно исключена.
Против диагноза dementia praecox говорит тот факт, что
основной особенностью в случае Дика было торможение в развитии,
а не регрессия. Кроме того, dementia praecox чрезвычайно редко
встречается в раннем детстве, поэтому многие психиатры придержи¬
ваются мнения о том, что в этот период оно не встречается совсем.
Я не буду брать на себя обязательство в вопросе о диагнозе с
позиции клинической психиатрии, однако весь мой опыт в области
анализа детей позволяет мне сделать некоторые наблюдения общего
характера о психозе в детстве. Я убедилась, что шизофрения в детстве
встречается гораздо чаще, чем принято думать. Приведу некоторые
причины того, почему она обычно не распознается. 1) Родители,
особенно из необеспеченных слоев населения, в большинстве случаев
приходят на консультацию к психиатру, когда случай заболевания
безнадежен, то есть когда сами они уже ничего не могут сделать с
ребенком. Таким образом, огромное количество случаев заболевания
вообще не попадает в поле зрения медиков. 2) У пациентов, которых
врач все же осматривает, часто невозможно определить наличие
шизофрении в ходе беглого осмотра. Поэтому многие случаи забо¬
леваний подобного рода классифицируются под неопределенными
названиями типа «заторможенное развитие», «психическая неполно¬
ценность», «психопатическое состояние», «асоциальная тенденция»
и т. д. 3) И, кроме того, шизофрения у детей менее выражена и менее
заметна, чем у взрослых. Особенности, характерные для этого забо¬
левания, у ребенка менее заметны, потому что они, но в меньшей
степени, естественны для развития нормального ребенка. Например,
такие вещи, как выраженный отрыв от реальности, недостаток
эмоционального раппорта, неспособность сосредоточиться на одном
занятии, глупое поведение, бессмысленная болтовня, не удивляют нас
сильно, когда мы встречаем их у детей, и мы не судим о них так, как
судили бы, если бы эти симптомы возникали у взрослых. Чрезмерная
подвижность и стереотипные движения достаточно распространены
у всех детей, а от гиперкинезии и стереотипии шизофрении они
отличаются лишь степенью проявления. Автоматическая покорность
должна быть очень ярко выражена, в противном случае родители
54
Значение символообразования в развитии Эго
принимают ее за обычное «послушание». Негативистское поведение
обычно расценивается как «непослушание», а диссоциация пред¬
ставляет собой феномен, вообще ускользающий от наблюдения у
ребенка. То, что фобическая тревога у детей часто содержит в себе
идеи преследования параноидного характера1 и ипохондрические
страхи, — факт, заслуживающий пристального внимания, который
может быть обнаружен только с помощью анализа. 4) Чаще, чем
психозы, мы обнаруживаем у детей психотические черты, которые,
при неблагоприятных обстоятельствах, приводят к болезни в даль¬
нейшей жизни.
Таким образом, я считаю, что полностью развитая шизо¬
френия, а особенно случаи возникновения шизофренических черт,
что в детстве гораздо более обычное явление, более распростра¬
нена, нежели обычно предполагается. Я пришла к выводу, который
должна полностью обосновать в другой работе, о том, что понятия
шизофрении в частности и психоза в общем, возникающих в детстве,
должны быть расширены, и считаю, что одной из самых первых задач
при анализе ребенка должно быть обнаружение и лечение психозов в
детстве. Несомненно, что теоретические знания, полученные таким
образом, были бы ценным вкладом в наше понимание структуры
психозов и помогли бы также получить более точный дифференци¬
рованный диагноз различных заболеваний.
Если мы расширим употребление термина таким образом, как
предлагаю я, думаю, мы будем справедливо классифицировать
болезнь Дика как начальную шизофрению. Верно, что она отли¬
чается от типичной шизофрении в детстве тем, что его проблема
заключалась в торможении развития, в то время как в большинстве
подобных случаев — это регрессия, наступающая после того, как
определенная стадия развития была успешно достигнута2. Более того,
1 Ср. в моей работе «Персонификация в игре детей» (1929а). [См. наст. том.
С. 3—18.]
2 Однако тот факт, что анализу удалось установить контакт с психикой Дика и
повлечь за собой определенный сдвиг вперед за сравнительно короткий проме¬
жуток времени, предполагает возможность существования некоего латентного
развития, так же как и незначительно внешне проявляемого развития. Но даже
если мы это предположим, общее развитие Дика настолько ненормально недо¬
статочно, что гипотеза о регрессии от уже успешно достигнутой стадии вряд ли
будет применима к данному случаю.
Значение символообразования в развитии Эго
55
к необычному характеру клинической картины добавляется серьез¬
ность случая. Тем не менее у меня есть основание считать, что это
не единичный случай, поскольку недавно я познакомилась с двумя
аналогичными случаями детей примерно возраста Дика. Поэтому
можно предположить, что если бы мы были более внимательны, то
могли бы вспомнить больше случаев подобного рода.
А сейчас я суммирую свои теоретические выводы. Я сделала их
не только исключительно на материале случае Дика, но и на основе
других, менее крайних случаях шизофрении у детей в возрасте между
пятью и тринадцатью годами за всю мою аналитическую практику.
Над ранними стадиями эдипова конфликта господствует садизм.
Ранние стадии эдипова конфликта возникают во время фазы развития,
которая открывается оральным садизмом (с которым связаны урет¬
ральный, мышечный и анальный садизм) и заканчивается, когда
власть анального садизма приходит к концу.
Лишь на более поздних стадиях эдипова конфликта появля¬
ется защита против либидинозных импульсов: на более ранних
стадиях защита направлена против сопутствующих деструктивных
импульсов. Самая ранняя защита, установленная Эго, направлена
против собственного садизма субъекта и атакуемого объекта, которые
оба считаются источниками опасности. Это защита насильственного
характера, отличающаяся от механизма вытеснения. У мальчика эта
сильная защита направлена также против своего пениса как испол¬
нительного органа его садизма и является одним из глубочайших
источников всех нарушений потенции.
Таковы мои гипотезы относительно развития нормальных людей
и невротиков; а теперь давайте обратимся к генезису психозов.
В первой части этой фазы, когда садизм находится в своем
расцвете, атаки воспринимаются как совершаемые насилием.
Я рассматриваю это как точку фиксации при dementia praecox. Во
второй части этой фазы атаки представляются совершаемыми
отравлением, и преобладают уретральные и анально-садистические
импульсы. Я считаю это точкой фиксации при паранойе1. Могу
1 В другой работе («Психоанализ детей» [1932b]) [См. наст. изд. Т. III] я про¬
цитирую материал, на котором основываю эту точку зрения, и более детально
обосную ее.
56
Значение символообразования в развитии Эго
припомнить, как Абрахам утверждал, что при паранойе либидо
регрессирует к более ранней анальной стадии. Мои выводы согла¬
суются с гипотезами Фрейда, в соответствии с которыми точки
фиксации dementia praecox и паранойи необходимо искать в нарцис-
сической стадии, причем точки фиксации dementia praecox предшес¬
твуют точкам фиксации паранойи.
Чрезмерная и преждевременная защита Эго против садизма
сдерживает установление отношения с реальностью и развитие фанта¬
зийной жизни. Дальнейшее садистическое присвоение и исследо¬
вание тела матери и внешнего мира (тела матери в широком смысле)
приводятся в тупик, и это становится причиной более или менее окон¬
чательного прекращения символического отношения с предметами и
объектами, репрезентирующими содержимое тела матери, и, следо¬
вательно, отношения к окружению субъекта и к реальности. Этот
уход становится основой отсутствия аффекта и тревоги, что является
одним из симптомов dementia praecox. Поэтому при этом заболе¬
вании регрессия идет обратно к ранней стадии развития, в которой
садистическое присвоение и разрушение внутреннего в теле матери,
как представляет в своих фантазиях субъект, вместе с установле¬
нием отношений с реальностью было предотвращено или сдержано
вследствие тревоги.
Психотерапия психозов
(1930Ь)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1930: The psychotherapy of the psychoses / / British Journal of medical
Psychology. — 1930. — Vol. 10. — P. 242—244.
1948: Idem / / Klein, M. Contributions to Psycho-Алalysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 251—253.
Текст представляет собой выступление на Симпозиуме о роли психотера¬
пии при психозах, прошедшем как совместное заседание Психиатрической
секции Королевского медицинского общества и Медицинской секции
Британского психологического общества 11 марта 1930 года.
В данном небольшом выступлении М. Кляйн обобщает свои взгляды
на развитие шизофрении, высказанные ею ранее в статье «Значение
символообразования в развитии Эго» (1930а). Она указывает на
трудности дифференцирования различных психотических расстройств, в
частности, трудности в распознавании шизофрении в раннем детстве.
Перевод с английского М.Л. Мельниковой.
На русском языке публикуется впервые.
В нашем рассмотрении диагностических критериев у
психиатров впечатляет тот факт, что, хотя все эти критерии кажутся
очень сложными и охватывающими широкую клиническую основу,
все они, в сущности, сосредоточены на одном специфическом
моменте, а именно, на отношении к реальности. Однако очевидно,
что реальность, которую имеет в виду психиатр, является как субъ¬
ективной, так и объективной реальностью нормального взрослого.
Тогда как с социальной точки зрения на безумие это оправданно,
игнорируется наиболее значимый факт: то, что основы отношений
к реальности в раннем детстве совершенно иного порядка. Анализ
маленьких детей в возрасте от двух с половиною до пяти лет ясно
демонстрирует, что для всех детей внешняя реальность сначала
представляет собой, главным образом, зеркало собственной инстин¬
ктивной жизни ребенка. Так, на самой ранней фазе человеческих
отношений доминируют орально-садистические стремления. Эти
садистические стремления акцентуируются переживаниями фрус¬
трации и депривации, и результатом этого процесса является то,
что все другие инструменты садистического выражения, которыми
ребенок обладает и которые мы обозначаем как уретральный,
анальный и мышечный садизм, в свою очередь, активизируются и
направляются на объекты. Фактом является то, что на данной фазе
внешняя реальность заселяется в воображении ребенка объектами,
которые, как ожидается, угрожают ребенку тем же самым садисти¬
ческим образом, каким ребенок вынужден угрожать объектам. Это
отношение к действительности является примитивной реальностью
самого маленького ребенка.
В отношении самой ранней реальности ребенка не будет преуве¬
личением сказать, что мир представляет собой грудь и живот, кото¬
рые наполнены опасными объектами, опасными из-за собственного
импульса ребенка атаковать их. Тогда как нормальный ход разви¬
тия Эго заключается в постепенном оценивании внешних объектов
через шкалу ценностей реальности, при психотическом развитии
мир — и то, что на практике означают объекты, — оцениваются
[59]
60
Психотерапия психозов
на первоначальном уровне; то есть для психотика мир по-прежнему
представляет собой живот, заселенный опасными объектами.
Поэтому, если меня просят в нескольких словах дать обоснованное
обобщение психозов, я говорю, что основные группировки соответс¬
твуют основным фазам развития садизма.
Одна из причин того, почему эти отношения не получают общей
оценки, в том, что, хотя, конечно же, существуют случаи, где сходство
достаточно тесное, в целом диагностические особенности психоза
в детстве существенным образом отличаются от диагностических
особенностей классических психозов. К примеру, я хотела бы сказать,
что самой зловещей особенностью ребенка четырех лет является
неослабевающая активность фантазийных систем, характерная
для ребенка в возрасте одного года; другими словами, фиксация,
которая клинически вызывает задержку развития. Несмотря на то,
что фиксация фантазии открывается лишь с помощью анализа, тем
не менее существует много клинических доказательств задержки,
которая редко оценивается адекватно или никогда так не оценива¬
ется.
У пациентов, которых осматривает врач, часто невозможно
при единственном беглом осмотре установить наличие шизофрении.
Поэтому многие случаи такого рода классифицируются под неоп¬
ределенными заголовками, такими как «заторможенное развитие»,
«психопатическое состояние», «асоциальнаятенденция» и т. д. Кроме
того, у детей шизофрения менее очевидна и производит меньшее
впечатление, нежели у взрослых. Особенности, характерные для
данного заболевания, у ребенка менее заметны, потому что в меньшей
степени своего проявления они естественны для развития нормальных
детей. К примеру, такие вещи, как очевидный разрыв с реальностью,
отсутствие эмоционального раппорта, неспособность сосредо¬
точиться на какой-либо деятельности, глупое поведение и всякий
вздор, который они несут, не удивляют нас, когда мы замечаем это у
детей, и мы не оцениваем эти проявления так, как нам следовало бы
их оценивать, если бы они происходили со взрослыми. Чрезмерная
активность и стереотипные движения достаточно распространены у
детей и только по степени отличаются от гиперкинезии1 и стерео-
1 [Гиперкинезия — усиление двигательных функций.]
Психотерапия психозов
61
типии при шизофрении. В действительности родители должны
отметить автоматическую покорность, чтобы отнестись к ней как
к чему-то, выходящему за рамки «послушания». Негативистское
поведение обычно рассматривается как «капризность», а диссоци¬
ация представляет собой феномен, как правило, совершенно усколь¬
зающий от наблюдения у ребенка. То, что фобическая тревога у
детей часто содержит идеи о преследовании параноидного характера
и ипохондрические страхи, — факт, требующий самого вниматель¬
ного наблюдения, который зачастую можно обнаружить только с
помощью анализа. Гораздо чаще мы встречаем у детей не психозы,
а психотические черты, которые при неблагоприятных обстоятельс¬
твах приводят к заболеванию в дальнейшей жизни1.
Я могла бы предоставить пример случая, в котором стерео¬
типные действия целиком базировались на основе психотической
тревоги, но который никоим образом не давал повода для таких
подозрений. Мальчик шести лет мог часами играть в полицейского,
управляющего уличным движением, — игра, в которой он вновь и
вновь занимает определенные позы и на какое-то время остается
прикованным к месту. Таким образом, он проявлял признаки
кататонии, равно как и признаки стереотипии, и анализ обнаружил
характерный переполняющий страх и боязнь, которые мы встречаем
в случаях психотической природы. По нашему опыту, это перепол¬
няющая психотическая боязнь типичным образом баррикадируется
различными механизмами, с которыми связаны симптомы.
В таком случае это ребенок, живущий в фантазии, и можно
увидеть, как в игре таким детям приходится полностью исключать
реальность, они могут сохранять свои фантазии за счет полного иск¬
лючения реальности. Эти дети находят любую фрустрацию совер¬
шенно невыносимой, поскольку она напоминает им о реальности; и
они абсолютно не способны сосредоточиться на какой-либо деятель¬
ности, связанной с реальностью. К примеру, мальчик 6 лет такого
типа будет неоднократно играть в то, что он могущественный главарь
банды жестоких охотников и диких животных; он дрался, побеждал и
подвергал жестокой смерти своих врагов, в его распоряжении также
1 Ср. «Значение символообразования в развитии Эго» (1930а). [См. наст. том.
С. 37—56.]
62
Психотерапия психозов
были дикие звери, которые помогали ему. Животные затем съедались.
Битва никогда не подходила к концу, поскольку всегда появлялись
новые животные. В ходе продолжительного курса анализа у этого
ребенка был обнаружен не только серьезный невроз, но и очевидные
параноидные черты. Мальчик всегда сознательно чувствовал, что он
окружен и ему угрожают волшебники, солдаты, ведьмы и т. д. Как
и многие дети, этот мальчик постоянно хранил содержание своей
тревоги в полной тайне от окружающих его людей.
Кроме того, я обнаружила, что, к примеру, у очевидно нормаль¬
ного ребенка, у которого была необычайно упорная вера в то, что
его постоянно окружают феи и дружественные фигуры, подобные
Рождественскому деду, эти фигуры были укрытием для тревоги
о постоянном окружении ужасными животными, угрожающими
атаковать и проглотить его.
На мой взгляд, полностью развитая шизофрения — а в
особенности возникновение шизофренических черт, что гораздо
обычнее, — наиболее распространена в детстве больше, чем это
обычно предполагается. Я пришла к заключению, что понятие
шизофрении в частности и психоза в целом, возникающих в детстве,
должно быть расширено, и думаю, одна из главных задач детского
аналитика заключается в обнаружении и лечении психозов у детей.
Теоретическое знание, приобретенное таким образом, несомненно,
будет ценным вкладом в наше понимание структуры психозов, а
также поможет нам достичь более тщательного дифференциального
диагноза между различными заболеваниями.
Вклад в теорию
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ТОРМОЖЕНИЯ
(1931а)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1931: A contribution to the theory of intellectual inhibition // International
Journal of Psycho-Analysis. — 1931. — Vol. 12. — P. 206—218.
1948: Idem // Klein, M. Contributions to Psycho-Analysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 254—266.
Доклад прочитан в Британском психоаналитическом обществе 4 марта
1931 года.
Настоящая статья непосредственно раскрывает проблему интеллек¬
туального торможения, которая интересовала М. Кляйн и к которой
она обращалась ранее в ряде своих работ. Так, в статьях «Роль школы
в либидинозном развитии ребенка» (1923а) и «Ранний анализ» (1923b)
она рассматривает торможения интеллектуальной деятельности в связи с
трудностями реализации, прежде всего, либидинозных тенденций. Здесь
же Кляйн обращается, исходя из внимания к ранним садистическим
проявлениям, к торможению агрессивности как причине интеллектуаль¬
ного торможения. Такое изменение ее взглядов можно проследить уже в
работе «Ранние стадии эдипова конфликта» (1928а), где она указывает,
что не собственно либидо подпитывает эпистемофилические стремления,
а ранние садистические тенденции в отношении тела матери. Ребенок
атакует и одновременно познает тело своей матери, выстраивая картину
внутреннего пространства и основу для объектных отношений. При
этом защиты против этих ранних садистических атак, которые в своем
крайнем проявлении обусловливают шизофренические расстройства (см.
«Значение символообразования в развитии Эго» (1930а)), могут затор¬
маживать любые познавательные устремления. Данная статья укрепляет
высказанные ранее теоретические позиции и иллюстрирует их на клини¬
ческом примере анализа Джона. Кроме того, Кляйн показывает два типа
тревог, возникающих у ребенка, в связи с его садистическими атаками. Это
тревоги по поводу разрушения материнского тела и тревоги, связанные с
агрессией, направленной внутрь своего тела. Первые тормозят познава¬
тельную активность в отношении внешнего мира, вторые — в отношении
[64]
самопознания. Ослабление данных тревог в первом случае способствует
лучшему восприятию и усвоению знаний, во втором случае — лучшей
систематизации и упорядочению получаемых знаний.
Перевод с английского С.Г. Эжбаевой.
На русском языке публикуется впервые.
намереваюсь рассмотреть некоторые механизмы интеллек¬
туального торможения и начну с короткого отрывка из психоана¬
лиза семилетнего мальчика, связанного с основными моментами
двух последовательных аналитических сессий. Невроз мальчика
состоял отчасти из невротических симптомов, отчасти из трудностей
характера, а также довольно серьезных интеллектуальных тормо¬
жений. На момент тех двух часов, которые я предлагаю рассмотреть,
мальчика лечили уже более двух лет, и полученный материал уже
был подвергнут существенному анализу. Постепенно на протяжении
данного периода интеллектуальные торможения в целом несколько
уменьшились, однако именно за эти два часа стала очевидной связь
этого материала с одной из специфических трудностей мальчика,
касающихся обучения. Это привело к заметному улучшению в сферах,
связанных с его интеллектуальными торможениями.
Мальчик пожаловался мне, что не может отличать друг от друга
некоторые французские слова. В школе висела картина с изображе¬
нием различных предметов, чтобы помочь детям понять слова. Слова
были следующие: poulet — цыпленок, poisson — рыба, glace — лед.
Всякий раз, когда мальчика спрашивали, что означает какое-либо из
этих слов, он неизменно отвечал значением одного из двух других,
например, его спрашивали о poisson, он отвечал «лед», о poulet —
«рыба» и т. д. Он чувствовал себя довольно беспомощным и отчаяв¬
шимся, говоря, что никогда не выучит этих слов и т. д. Я получила
данный материал путем обычной ассоциации, когда мальчик безза¬
ботно играл в комнате.
Сначала я попросила его рассказать, о чем его заставляет
думать слово poulet. Он лежал на спине на столе, брыкая ногами и
рисуя карандашом на листе бумаги. Он думал о лисе, врывающейся
в курятник. Я спросила его, когда это случится, и вместо ответа
«Вечером» он сказал: «В четыре часа дня», а я знала, это было время,
когда его матери часто не было дома. «Лиса врывается и убивает
маленького цыпленка», — говоря это, он разрезал то, что нарисовал.
Я спросила его, что он разрезал, он ответил: «Я не знаю». Когда мы
[67]
68
Вклад в теорию интеллектуального торможения
посмотрели, это был дом, от которого он отрезал крышу. Он сказал,
что это был путь, которым лиса попала в дом. Мальчик осознал, что
лисой был он сам, цыпленком — его младший брат, а время, когда
лиса ворвалась в дом, было временем, когда мать отсутствовала.
Мы уже проделали большую работу в связи с его сильными
агрессивными импульсами и фантазиями о нападении на младшего
брата внутри матери во время ее беременности и после его рождения,
которые присутствовали наряду с очень тяжелым грузом чувства
вины по отношению к матери и брату1. Сейчас этому брату почти
четыре года. Когда он был младенцем, для моего пациента Джона
было ужасным соблазном оставаться наедине с ним хотя бы на
минуту, и даже сейчас, когда матери нет дома, мы видим, что его
желания все еще сильны. Отчасти это было обусловлено его чрез¬
мерной ревностью к младенцу, наслаждающемуся грудью матери.
Я спросила его о poisson, он стал брыкаться сильнее, тыкать
ножницами возле глаз, пытаясь отрезать волосы, так что мне
пришлось попросить его отдать ножницы. Он ответил о poisson, что
жареная рыба очень вкусна, и он ее любит. Он снова начал рисовать,
на этот раз гидросамолет и лодку. Я не смогла получить никаких
других ассоциаций к слову «рыба» и перешла к слову «лед». На это
он сказал: «Большой кусок льда хороший и белый, он становится
сначала розовым, потом красным». Я спросила, почему так проис¬
ходит, и мальчик ответил: «Он тает». — «Как это?» — «Солнце
светило на него». В этот момент он сильно разволновался, и я не
смогла больше ничего добиться. Он вырезал лодку и гидросамолет и
пытался понять, будут ли они плавать в воде.
На следующий день Джон проявил тревогу и сказал, что видел
плохой сон. «Рыба была крабом. Мальчик стоял на причале на берегу,
где часто бывал с матерью. Ему надлежало убить огромного краба,
вышедшего из воды на причал. Он выстрелил в него из маленького
пистолета и убил его мечом, что было не очень эффективно. Как
только он убил этого краба, ему пришлось еще и еще убивать крабов,
1 Эти тенденции в отношении младшего брата в немалой степени способствовали
нарушению отношений со старшим братом, который был на четыре года старше
Джона и у которого, как он предполагал, существовали подобные намерения в
отношении его самого.
Вклад в теорию интеллектуального торможения
69
которые продолжали выходить из воды». Я спросила его, почему он
должен был делать это, и он ответил, чтобы остановить их приход
в мир, потому что они уничтожат весь мир. Как только мы начали
говорить об этом сновидении, он принял ту же позу на столе, что и
вчера, и брыкал ногами сильнее, чем когда-либо. Тогда я спросила
его, почему он брыкает ногами, он ответил: «Я лежу на воде, и вокруг
меня крабы». Вчерашние ножницы представляли крабов, щипающих
и режущих его, и поэтому он нарисовал лодку и гидросамолет, в
которых можно убежать от них. Я сказала, что он же был на причале,
и он ответил: «О, да, но я давно упал в воду». Больше всего крабы
хотели проникнуть в напоминающий дом кусок мяса, лежащий на
воде. Это была баранина, его любимое мясо. Мальчик сказал, что
крабы еще не были внутри, но могут проникнуть туда через двери
и окна. Вся сцена на воде происходила внутри его матери — мира.
Мясо-дом представлял и его, и ее тело. Крабы означали пенис его
отца, и их было огромное множество. Они были большие, как слоны,
черные снаружи, красные изнутри. Они были черными, потому
что кто-то сделал их черными, поэтому и в воде все стало черным.
Крабы попали в воду с другого берега моря. Их поместил туда тот,
кто хотел, чтобы вода стала черной. Оказалось, что крабы означали
не только пенис его отца, но и его собственные фекалии. Один из них
был не больше омара, красный изнутри и снаружи. Он представлял
его собственный пенис. Также было много материала, демонстри¬
рующего, что мальчик отождествляет свои фекалии с опасными
животными, которые могут по его приказу (по волшебству) проник¬
нуть в тело матери, повредить и отравить и ее, и пенис его отца.
Думаю, этот материал проливает свет на теорию паранойи.
Здесь я могу сослаться на этот момент очень кратко, но мы знаем,
что ван Офуйсен1 и Штэрке2 относили «преследователя» к бессоз¬
нательной идее параноика о собственном фрагментарном кале в
своем кишечнике, который отождествляется с пенисом его пресле¬
дователя. Анализ многих детей и взрослых, как и рассматриваемый
1 Ophuijsen, van J.H.W. On the Origin of the Feeling of Persecution // I. J. PA. —
1920. — Vol. 1. — P. 235—239.
2 Stärcke, A. Die Umkehrung des Libidovorzeichens beim Verfolgungswahn //
I. z. P — 1919. — Bd. 5. — S. 285—287.
70
Вклад в теорию интеллектуального торможения
здесь случай, навел меня на мысль о том, что страх человека перед
собственными фекалиями как преследователями в конечном итоге
исходит из его собственных садистических фантазий, в которых он
использует мочу и фекалии как ядовитое разрушительное оружие в
атаках на тело матери. В этих фантазиях он превращает свои фекалии
в предметы, преследующие его объекты, и при помощи волшебства
(которое, по моему мнению, является основой черной магии) тайно
проталкивает их в анус и другие отверстия объектов и размещает
внутри их тел. Проделав это, он начинает бояться собственных экскре¬
ментов как вещества опасного и вредящего его собственному телу,
также он начинает бояться экскрементов, интроецированных в него,
бояться своих объектов, так как ожидает, что последние совершают
подобные тайные атаки при помощи своих опасных фекалий. Эти
страхи вызывают ужас перед преследователями внутри собственного
тела и боязнь быть отравленным, а также развивают ипохондричес¬
кие страхи. Точка фиксации паранойи, я думаю, располагается в том
периоде фазы, когда садизм находится на пике совершения ребенком
атак на внутреннюю часть матери и пенис отца, который, по его пред¬
положению, присутствует там, при помощи фекалий, превращенных
в ядовитых и опасных животных или вещества1.
Поскольку в результате своих уретрально-садистических
импульсов ребенок рассматривает мочу как нечто опасное, жгущее,
режущее и отравляющее, у него уже готов способ думать о пенисе
как о садистическом и опасном предмете. И его фантазии о фраг-
1 См. мою работу «Значение символообразования в развитии Эго» (1930а) [наст,
том. С. 37—56.]. Выдвинутый взгляд согласуется с теорией Абрахама, согласно
которой либидо параноиков регрессировало на более раннюю анальную стадию,
так как фаза развития, на которой садизм достигает пика, по моему мнению, на¬
чинается с появлением орально-садистических инстинктов и заканчивается уга¬
санием более ранней анальной стадии. Поэтому период вышеописанной фазы,
который, на мой взгляд, формирует основу паранойи, протекает во время преоб¬
ладания ранней анальной стадии. Таким образом, теория Абрахама может быть
расширена в двух направлениях. Во-первых, мы видим, насколько интенсивна
кооперация различных инструментов садизма ребенка на этой фазе и, особен¬
но, какое огромное значение придается, помимо его орального садизма, его до
сих пор мало признанным уретрально-садистическим тенденциям в усилении и
усложнении анально-садистических тенденций. Во-вторых, мы получаем более
детальное понимание структуры тех фантазий, в которых находят отражение его
анально-садистические импульсы, принадлежащие к более ранней стадии.
Вклад в теорию интеллектуального торможения
71
ментарном кале как преследователе — фантазии, сформированные
под влиянием анально-садистических тенденций и, насколько
можно понять, предшествующие идеям о пенисе как о преследо¬
вателе, тяготеют к тому же направлению — в силу того, что он
приравнивает кусочки кала и пенис. В результате такого уравни¬
вания опасные свойства фекалий способствуют усилению опасного
садистического качества пениса и преследующего объекта, отож¬
дествляемого с ними.
В данном случае крабы символизируют комбинацию опасных
фекалий и пениса мальчика и его отца. В то же самое время мальчик
чувствует ответственность за использование всех этих инструментов
и источников деструкции, поскольку именно эти его садистические
желания, направленные против совокупляющихся родителей, превра¬
тили пенис отца и экскременты в опасных животных с тем, чтобы
отец и мать разрушили друг друга. В воображении Джон также
атаковал пенис отца собственными фекалиями и таким образом дейс¬
твовал более опасным способом, чем ранее, и поместил свои опасные
фекалии в тело матери.
Я спросила его о glace (лед), он начал говорить о стекле, подошел
к крану и выпил стакан воды. Он сказал, что это ячменная вода —
которую он любит, — и заговорил о стакане, из которого выломаны
маленькие кусочки, имея в виду граненое стекло. Он сказал, что
солнце испортило стакан так же, как испортило большую глыбу льда,
о которой он говорил вчера. «Оно выстрелило в стакан, — сказал
он, — и испортило и ячменную воду». Когда я спросила, как оно
выстрелило в стакан, он ответил: «Своим теплом».
Рассказывая это, он выбрал желтый карандаш из нескольких,
лежавших перед ним, и начал ставить точки на листке бумаги, а
затем стал проделывать в нем дырки, пока, наконец, не превратил
его в клочья. Потом он начал резать карандаш ножом, срезая с него
желтую «рубашку». Желтый карандаш означал солнце, символи¬
зировавшее его собственный обжигающий пенис и мочу. (Также
слово «солнце» путем вербальной ассоциации обозначало и его
самого, «сына»1.) Много раз на аналитических сеансах он сжигал
кусочки бумаги, спичечные коробки и спички, одновременно или
1 [В английском языке слово «солнце» (sun) и «сын» (son) звучат одинаково.]
72
Вклад в теорию интеллектуального торможения
поочередно с этим разрывая их или наливая на них воду, окуная в
воду или разрезая их на кусочки. Эти предметы символизировали
грудь матери или всю ее личность. Также он часто ломал неваляшки
в игровой комнате. Они обозначали грудь матери и пенис отца.
У солнца было и дополнительное значение садистического
пениса отца. Когда Джон резал карандаш, он произнес слово,
которое, как оказалось, было образовано из слова «идти» и имени
его отца. Таким образом, стакан разрушался и сыном, и отцом, он
символизировал грудь, а ячменная вода — молоко. Большая глыба
льда того же размера, что и дом из мяса, представляла тело матери,
она растаяла и разрушилась от тепла его собственного пениса и мочи,
а также от тепла пениса и мочи отца, а когда глыба стала малиновой,
это символизировало кровь раненой матери.
Джон показал мне рождественскую открытку с бульдогом и
мертвым цыпленком, которого тот, очевидно, убил. И тот, и другой
были выкрашены в коричневый цвет. Он сказал: «Я знаю, они все
одинаковые: цыпленок, лед, стекло и крабы». Я спросила, почему
все они одинаковые, и он ответил: «Потому что они все коричневые,
сломанные и мертвые». Вот почему он не мог различать эти предметы,
потому что все они мертвы, он убил всех крабов, а цыпленок,
олицетворяющий младенцев, и лед и стекло, олицетворяющие мать,
запачканы и ранены или тоже убиты.
После этого он тут же начал рисовать параллельные линии, то
расширяющиеся, то сужающиеся. Это самый явный из возможных
символов вагины. Затем он поставил на них маленький паровозик и
пустил его по линиям к станции. Мальчик был совершенно спокоен
и счастлив. Теперь он чувствовал, что может символически вступить
в половые отношения с матерью, в то время как до анализа ее тело
было для него местом ужасов. Представляется, что данный факт
демонстрирует то, чему мы видим подтверждение в психоанализе
каждого мужчины, — его боязнь женского тела как места, полного
деструкции, может быть одной из основных причин ослабленной
потенции. Однако эта тревога — основной фактор торможений
жажды знаний, поскольку внутренняя часть тела матери — первый
объект данного импульса. В фантазии оно обследуется и изучается,
наряду с этим подвергается нападениям при помощи всего садисти¬
ческого арсенала, включая пенис как опасное наступательное оружие,
Вклад в теорию интеллектуального торможения
73
и это иная причина последующей импотенции у мужчин: в бессоз¬
нательном проникновение и исследование в значительной степени
синонимичны. По этой причине после анализа тревоги Джона, касаю¬
щейся его собственного садистического пениса и садистического
пениса его отца — прокалывающий желтый карандаш приравнива¬
ется к обжигающему солнцу, — он стал гораздо более способным
представить, что он имеет символический коитус с матерью и изучает
ее тело. На следующий день в школе он внимательно и с интересом
смотрел на картинку на стене и легко мог отличать слова друг от
друга.
Дж. Стрейчи1 показал, что чтение имеет бессознательное
значение забирать знания из тела матери и страх ограбить ее
является важным фактором торможений при чтении. Я хотела
бы добавить, что для благоприятного развития жажды знаний
ребенку необходимо чувствовать, что телу матери хорошо, что оно
невредимо. В бессознательном тело символизирует сокровищницу,
хранящую все, что только можно пожелать добыть оттуда, поэтому,
если оно не разрушено, не находится в сильной опасности и потому
само не настолько опасно, значительно легче осуществлять желание
получить пищу для ума.
Описывая сражение, которое Джон в фантазии вел внутри тела
матери пенисами отца (крабами), в сущности, их стаей, я указала, что
дом из мяса, в который крабы, очевидно, не пробрались и проник¬
новению в который Джон пытался помешать, символизировал внут¬
реннюю часть не только матери, но и его самого. Здесь его защиты
против тревоги были выражены тщательно продуманными переме¬
щениями и превращениями. Сначала то, что он ел, было вкусной
жареной рыбой. Затем она превратилась в краба. В первой версии
о крабе он стоял на причале и старался не дать крабам выползти из
воды. Однако оказалось, что на самом деле он чувствовал, будто
лежит на воде и там — внутри матери — находится во власти
отца. В этой версии он еще пытался придерживаться мысли, что
не позволяет крабам проникнуть в дом из мяса, но самое серьезное
его опасение заключалось в том, что крабы уже проникли в дом и
1 Strachey, ]. Some Unconscious Factors in Reading // I. J. PA. — 1930. —
Vol. U. — P. 322—331.
74
Вклад в теорию интеллектуального торможения
разрушают его и должны быть вытеснены его усилиями. И море, и
дом из мяса представляли тело его матери.
Сейчас я должна указать еще один источник тревоги, тесно
связанный с идеей о разрушении матери, и должна показать,
как он влияет на интеллектуальные торможения и нарушения в
Эго-развитии. Данный источник связан с тем, что дом из мяса —
это не только тело матери, но и его собственное тело. Здесь мы
имеем репрезентацию ситуаций ранней тревоги, возникающих у
обоих полов из орально-садистического импульса сожрать содер¬
жимое тела матери и особенно пенисы, которые, как воображается,
находятся внутри него. Пенис отца, который с оральной точки зре¬
ния сосания приравнивается к груди и поэтому становится объек¬
том желания1, и таким образом инкорпорируется и в фантазии
мальчика, вследствие садистических атак на него, сам быстро
превращается во вселяющего ужас внутреннего агрессора и теперь
приравнивается к опасным, смертоносным животным или оружию.
С моей точки зрения, именно интроецированный пенис отца
формирует зерно отцовского Супер-Эго.
Пример случая Джона показывает: а) что он ожидает и пред¬
ставляет себе, что деструкция, осуществленная в его воображении в
теле матери, произошла и в его собственном теле; б) как пережива¬
ется боязнь атак на внутреннюю часть его собственного тела интер¬
нализированными пенисами отца и фекалиями.
Как чрезмерная тревога по поводу осуществленной в теле матери
деструкции затормаживает способность получать любое четкое
представление о его содержимом, так и тревога по поводу ужасных
и опасных вещей, происходящих внутри собственного тела, может
подавить любое изучение, и это снова является фактором интеллек¬
туального торможения2. Вот иллюстрация этому из случая Джона:
1 Это демонстрируется его ассоциацией о вкусной жареной рыбе, которую он
любит.
2‘ В статье, появившейся несколько лет назад («Ранний анализ» [1923Ь])[а], я об¬
суждала особую форму торможения способности развивать картину внутрен¬
ней части тела матери с его специфическими функциями зачатия, беременности
и рождения; а именно нарушение чувства ориентации и интереса к географии.
Однако затем я указала, что результат такого торможения может заходить
значительно дальше и оказывать влияние на всю установку по отношению к
Вклад в теорию интеллектуального торможения
75
на следующий день после анализа сновидения с крабами, то есть в
день, когда он неожиданно понял, что может различать французские
слова, Джон начал сеанс, сказав: «Я наведу порядок в своем ящике».
Это был ящик, в котором он хранил игрушки, используемые им в
анализе, на протяжении месяцев он сбрасывал туда всевозможный
мусор: клочки бумаги, липкие от клея вещи, кусочки мыла, обрывки
веревки и т. д., он никогда не мог решиться прибраться там.
Теперь же он рассортировал все содержимое и выбросил беспо¬
лезные или сломанные предметы. Дома в тот же день он обнаружил
в ящике авторучку, которую не мог найти несколько месяцев. Таким
образом он символически заглянул в тело матери, вернул его в прежнее
состояние, а также снова обрел свой пенис. Но ящик также олицет¬
ворял его собственное тело, и его менее заторможенный импульс
ознакомиться с содержимым ящика, как показал ход анализа, нашел
отражение в значительно большем сотрудничестве с его стороны в
аналитической работе и более глубоком понимании своих трудностей.
Более глубокое понимание — результат прогресса в развитии его
Эго, который последовал именно из этой части анализа его угрожаю¬
щего Супер-Эго, так как, насколько нам известно из нашего опыта с
детьми, особенно маленькими, анализ ранних стадий формирования
Супер-Эго способствует развитию Эго за счет уменьшения садизма
Супер-Эго и Ид.
Однако в дополнение к данному факту здесь я хотела бы прив¬
лечь внимание к связи, которую можно вновь и вновь наблюдать
в анализе — связи между ослаблением тревоги со стороны Эго в
отношении Супер-Эго и возросшей способностью ребенка знако¬
миться с собственными интрапсихическими процессами и более
разумно контролировать их с помощью Эго. В данном примере убор¬
ка символизировала обследование интрапсихической реальности.
внешнему миру и ослаблять ориентацию и в ее самом широком и наиболее ме¬
тафорическом смысле. Дальнейшее исследование показало, что это торможение
обусловлено страхом перед телом матери вследствие садистических атак на него,
и также продемонстрировало, что ранние садистические фантазии о теле мате¬
ри и способность успешно проработать их формируют мост к объектным отно¬
шениям и адаптации к реальности, таким образом оказывая фундаментальное
влияние на последующее отношение субъекта к внешнему миру.
[См. наст. изд. Т. I. С. 95—134.]
76
Вклад в теорию интеллектуального торможения
Когда Джон прибирался в ящике, он приводил в порядок собственное
тело, отделяя свое имущество от предметов, похищенных им из тела
матери, а также отделяя «плохие» фекалии от «хороших», «плохие»
предметы от «хороших». Делая это, Джон отнес сломанные, повреж¬
денные и грязные вещи к «плохому» объекту, «плохим» фекалиям
и «плохим» детям, в соответствии с работой бессознательного, в
котором поврежденный предмет становится «плохим» и опасным.
Тем, что Джон смог сейчас исследовать различные предметы
и понять, какую пользу можно из них извлечь либо как они были
повреждены и т. п., он показал, что осмеливается встретиться лицом
к лицу с воображаемым опустошением, созданным его Супер-Эго
и Ид, то есть мальчик осуществлял тестирование реальности. Это
дало возможность его Эго лучше функционировать при принятии
решений о том, для чего можно использовать вещи, можно ли их
починить или их следует выбросить и т. д., в то же самое время его
Супер-Эго и Ид были приведены в состояние гармонии, поэтому
более сильному Эго справляться с ними стало легче.
В этой связи я хотела бы еще раз вернуться к факту обнару¬
жения авторучки. До сих пор мы интерпретировали данный факт
в том смысле, что страх деструктивных и опасных качеств своего
пениса — в конечном итоге его садизм — уменьшился и мальчик
получил возможность осознать владение таким органом.
Данная линия интерпретации открывает нам основные причины
сексуальной потенции, а также инстинкта знания, поскольку узна¬
вать вещи и проникать в них — виды деятельности, которые в бессо¬
знательном уравниваются. Вдобавок к этому потенция у мужчин
(или, в случае маленького мальчика, психологические условия для
нее) — основа развития множества видов деятельности, творческих
интересов и способностей.
Однако — и это то, что я хочу установить, — такое развитие
тесно связано с тем, что пенис стал репрезентантом Эго личности.
На самых ранних стадиях жизни мальчик воспринимает свой пенис
как исполнительный орган садизма, и, следовательно, он стано¬
вится средством первичных переживаний всемогущества. По этой
причине и ввиду того, что пенис, будучи внешним органом, может
быть изучен и его существование может быть засвидетельствовано
различными способами, он принимает значение Эго мальчика, его
Вклад в теорию интеллектуального торможения
77
Эго-функций и его сознания, в то время как интернализированный и
невидимый пенис отца — его Супер-Эго, — о котором он не может
ничего знать, становится репрезентантом его бессознательного. Если
у ребенка страх перед Супер-Эго и Ид слишком силен, он не только
не сможет узнавать о содержимом своего тела и своих психических
процессах, но и не будет способен использовать пенис в психологи¬
ческом аспекте в качестве регулирующего и исполнительного органа
Эго, так что его Эго-функции подвергнутся торможению в этих же
направлениях.
В случае Джона обнаружение авторучки означало не только
признание мальчиком существования у себя пениса и гордости и
удовольствия, которое он находил в нем, но и осознание существо¬
вания собственного Эго — установка, отразившаяся в дальнейшем
прогрессе развития его Эго и усилении Эго-функций, а также в
уменьшении силы Супер-Эго, которое до сих пор доминировало над
ситуацией.
Подводя итог сказанному: тогда как способность Джона пред¬
ставить состояние внутренней части тела матери привела к лучшей
способности понимать и оценивать внешний мир, уменьшение
торможения в отношении знания внутренней части собственного
тела в то же самое время привело к более глубокому пониманию
и лучшему контролю над собственными психическими процессами,
он смог прибраться и навести порядок в своей психике. Результат
первой — возросшая способность усваивать знания, вторая влечет
за собой лучшую способность разрабатывать, систематизировать и
устанавливать соотношения между полученными знаниями, а также
воспроизводить их, то есть возвращать, формулировать или выражать
их — прогресс в развитии Эго. Эти две фундаментальные составля¬
ющие тревоги (касающиеся тела матери и собственного тела) обус¬
ловливают друг друга и во всем влияют друг на друга, в то же самое
время большая свобода обеих функций интроекции и экстраекции
(или проекции), вытекающая из ослабления тревоги, исходящей из
этих источников, позволяет использовать данные функции более
подходящим и менее компульсивным способом.
Однако когда Супер-Эго осуществляет слишком обширное
господство над Эго, последнее, часто пытаясь сохранить контроль
над Ид и интернализированными объектами путем вытеснения,
78
Вклад в теорию интеллектуального торможения
изолируется от влияний внешнего мира и его объектов, таким
образом, лишая себя всех источников стимулов (как от Ид, так и от
внешних источников), которые сформировали бы основу интересов
и достижений Эго.
В случаях, когда значение реальности и реальных объектов
как отражений пугающего внутреннего мира и образов сохранило
преимущество, стимулы внешнего мира могут переживаться почти
столь же тревожащими, как фантазируемое господство интернали¬
зированных объектов, захвативших всю инициативу, которым Эго,
как оно чувствует, компульсивно обязано уступить выполнение всех
видов деятельности и интеллектуальных операций, конечно, вместе
с ответственностью за них. В определенных случаях серьезные тор¬
можения, касающиеся обучения, объединяются с сильным общим
упрямством, необучаемостью и установкой знать лучше, в таком
случае я обнаружила, что Эго чувствует себя угнетенным и пара¬
лизованным, с одной стороны, влияниями Супер-Эго, которое оно
считает деспотичным и опасным, с другой стороны, недоверием
признавать влияния реальных объектов, часто потому что они пере¬
живаются как находящиеся в полной противоположности требова¬
ниям Супер-Эго, но чаще поскольку они слишком тесно отождест¬
вляются с пугающими внутренними объектами. В таком случае Эго
пытается (путем проекции на внешний мир) продемонстрировать
независимость от образов, восставая против всех влияний, исходящих
от реальных объектов. Степень уменьшения садизма, тревоги и
действия Супер-Эго, которая может быть достигнута так, чтобы Эго
приобрело более широкую основу функционирования, определяет
степень улучшения открытости пациента влиянию внешнего мира
наряду с постепенным разрешением его интеллектуальных тормо¬
жений.
Мы увидели, что обсуждаемые механизмы приводят к опреде¬
ленным видам интеллектуальных торможений. Но когда они являются
частью клинической картины, они приобретают характер психоти¬
ческих черт. Мы уже знаем, что страх Джона перед крабами, как
преследователями, находящимися внутри него, носит параноидный
характер. Кроме того, эта его тревога побудила его изолироваться от
внешних воздействий, объектов и внешней реальности — состояние
психики, которое мы считаем одним из симптомов психотического
Вклад в теорию интеллектуального торможения
79
нарушения, хотя в данном примере основной результат — снижение
интеллектуальных способностей пациента. Но то, что даже в случаях,
подобных этому, действие таких механизмов не ограничивается
продуцированием интеллектуальных торможений, видно из больших
изменений, протекающих во всей личности и в ее характере, не менее
чем в уменьшении невротических черт, которое можно наблюдать по
мере продвижения анализа, особенно, если пациент — ребенок или
молодой человек.
У Джона, к примеру, я смогла установить факт, что явные
боязливость, скрытность и лживость, а также сильное недоверие
всему — особенности, которые были частью его психической натуры,
совершенно исчезли в ходе анализа, и его характер, и развитие его
Эго сильно изменились к лучшему. В его случае параноидные черты
видоизменились в определенные искажения характера и интеллек¬
туальные торможения, но они также, как подтвердил этот случай,
привели к ряду невротических симптомов.
Здесь упомяну еще об одном-двух механизмах интеллектуаль¬
ного торможения, на этот раз определенно навязчиво-невротичес¬
кого характера, которые являются результатом интенсивного
действия ситуаций ранней тревоги. В чередовании с вышеописанным
видом торможения мы иногда наблюдаем крайне противоположный
результат — стремление принять все, что предлагается, наряду с
неспособностью отграничивать ценное от бесполезного. В нескольких
случаях я заметила, что данные механизмы начинают устанавли¬
ваться и их влияние становится ощутимым, когда анализ имеет успех
в уменьшении действия только что обсуждавшихся механизмов
психотического типа. Этот аппетит к пище для ума, пришедший
на смену предшествующей неспособности принимать что-либо,
сопровождался другими импульсами навязчивости, в особенности
желанием коллекционировать предметы и скапливать их, а также
соответствующими компульсиями раздавать вещи без разбора,
то есть выбрасывать их. Навязчивое принятие такого рода часто
сопровождается переживанием пустоты в теле, обеднения и т. д. —
ощущение, которое было очень сильно у моего пациента Джона, —
и основывается на детской тревоге, исходящей из самых глубоких
уровней психики, что его внутренняя часть разрушена или наполнена
«плохими», опасными субстанциями, что она бедна или испытывает
80
Вклад в теорию интеллектуального торможения
недостаток в «хороших» субстанциях. Этот вызывающий тревогу
материал более сильную трансформацию и изменение претерпевает
от механизмов навязчивости, нежели от психотических.
Мои наблюдения данного случая, а также случаев других навяз¬
чивых невротиков привели меня к определенным выводам об особых
механизмах навязчивости, касающихся явления интеллектуального
торможения, интересующего нас в настоящий момент. Перед тем
как вкратце сформулировать эти выводы, позвольте сказать, что,
по моему мнению, поскольку детали я изложу кратко, механизмы
навязчивости и симптомы в целом служат цели связывания, видо¬
изменения и отражения тревоги, принадлежащей самым ранним
уровням психики, так что неврозы навязчивости основываются на
тревоге первых ситуаций опасности.
Возвращаясь к вопросу, полагаю, что компульсивное, почти
жадное, коллекционирование и накапливание вещей ребенком
(включая знания как субстанцию) основано в числе других факторов,
которые необходимо здесь упомянуть, на его вновь возрожденной
попытке: а) захватить «хорошие» субстанции и объекты (в конечном
итоге, «хорошее» молоко, «хорошие» фекалии, «хороший» пенис и
«хороших» детей) и с их помощью парализовать действие «плохих»
объектов и субстанций внутри его тела; б) накопить достаточные
запасы внутри себя, чтобы суметь противостоять атакам, совер¬
шаемым на него внешними объектами и, если будет необходимо,
вернуть телу матери или, скорее, его объектам то, что он похитил
у них. Поскольку его попыткам сделать это посредством навяз¬
чивых действий непрерывно мешают приступы тревоги, исходящей
из многих контристочников (например, из его сомнения, действи¬
тельно ли «хорошо» то, что он только что принял, или действи¬
тельно ли «плоха» та часть внутри него, которую он выбросил, или
из его страха, что, помещая в себя больше материала, он еще раз
становится виновным в ограблении тела матери), мы можем понять,
почему повторять эти попытки — постоянная обязанность, и как это
обязательство отчасти ответственно за компульсивный характер его
поведения.
В данном случае мы увидели, как пропорционально уменьшению
влияния жестокого фантастического Супер-Эго ребенка (в конечном
итоге, его садизм) потеряли эффективность признанные нами психо¬
Вклад в теорию интеллектуального торможения
81
тическими механизмы, вызвавшие интеллектуальные торможения.
Такое уменьшение суровости Супер-Эго, как мне кажется, ослабило
также и механизмы интеллектуального торможения навязчиво-не¬
вротического типа. Если это так, то это показывает, что наличие
чрезмерно сильных ситуаций ранней тревоги и преобладание угрожа¬
ющего Супер-Эго, исходящее из первых стадий его формирования,
являются основными факторами не только в генезисе психозов1, но
и в продуцировании нарушений в развитии Эго и интеллектуальных
торможений.
1 Для описания этой теории ср. мои статьи «Персонификация в игре детей»
[(1929а), наст. том. С. 3—18.] и «Значение символообразования в развитии
Эго» [(1930а), наст. том. С. 37—56.], а также работу «Психоанализ детей»
[(1932b), наст. изд. Т. III.].
Ранние ситуации страха в зеркале
ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ
(1931Ь)
Предварительные замечания издателей
Издание на немецком языке:
1931: Frühe Angstsituationen im Spiegel künstlerischer Darstellungen / /
Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. — 1931. — Bd. 17. — S. 497—
506.
Данный текст является переработанной немецкой версией статьи
«Ситуации инфантильной тревоги, отраженные в произведениях искусства
и творческом импульсе» (1929b).
Перевод с немецкого H.H. Шубиной и Т.С. Медведевой.
На русском языке публикуется впервые.
В основе поставленной в Вене оперы Равеля лежит психологи¬
чески интересный сюжет1. Прежде чем я попытаюсь дать толкование
материала, который, как мне кажется, содержится в данном сюжете,
я должна коротко повторить некоторые результаты, представленные
в моих последних работах.
Я описала раннюю фазу развития либидо, содержанием
которой является фантастическое нападение на утробу матери всеми
средствами садизма. Эта фаза начинается орально-садистическими
порывами влечения, завершается угасанием ранней анальной ступени
и одновременно является стадией развития, на которой берут начало
эдиповы стремления. Эдипов конфликт, таким образом, начинается
при полном господстве садизма. Мое предположение, что форми¬
рование Сверх-Я вплотную примыкает к началу эдиповых стрем¬
лений и что Я, следовательно, уже так рано попадает под давление
Сверх-Я, объясняет, мне кажется, также проблему, почему это
давление является таким всеохватывающим. Предпринятое всеми
средствами садизма нападение на объекты вызывает, когда эти
объекты интроецируются, страх перед аналогичным нападением
внешних и внутренних объектов.
Я считаю, что, исходя из этих предположений, можно перекинуть
мостик к выводам, к которым пришел Фрейд в работе «Торможение,
симптом и страх»2, то есть к его пониманию ранней инфантильной
ситуации страха или опасности3. Фрейд предполагает, что в ходе
развития осуществляется модификация ситуации инфантильного
1 Сообщение было сделано в Британском психоаналитическом обществе 15 мая
1929 года и опубликовано в International Journal of Psycho-Analysis (1929. —
Vol. X) [см. наст. том. C. 17—29.].
2 Freud, S. Hemmung, Symptom und Angst (1926d) // G. W. — Bd. XIV. —
S. Ill—205 [«Торможение, симптом, страх»].
3 Мне представляется, что это утверждение Фрейда ставит аналитическую ра¬
боту на еще более строго выраженное основание и, таким образом, дает еще
более четкое, чем прежде, направление путям аналитических исследований и
терапии. Если аналитик сможет решить задачу обнаружения и устранения
[85]
86
Ранние ситуации страха
страха, которая, однако, в конце концов может быть сведена к потере
любимого (желанного) человека. Для девочки ведущей ситуацией
опасности является потеря объекта, для мальчика — кастрация.
Выводы из ранних анализов свидетельствуют, что данные
ситуации опасности уже являются результатом модификации.
Произошедшее в фантазии нападение на утробу матери, в описанной
ранее фазе наивысшего расцвета садизма, содержит также, как я
отметила, борьбу с пенисом отца в матери. Эта ситуация опасности
сохраняет особенную интенсивность вследствие того обстоятель¬
ства, что речь идет об объединении родителей и что в дальнейшем
на основе уже возникшего садистического Сверх-Я эти объединив¬
шиеся родители являются чрезвычайно жестокими и внушающими
ужас, а также внутренними противниками. Таким образом, ситуация
страха кастрации отцом является модификацией более ранних
ситуаций страха, уже произошедших в ходе развития.
Но вызванный в этой ситуации страх отчетливо проявля¬
ется, как мне кажется, в содержании либретто оперы, на которое я
опиралась в этом сообщении. Последующее изложение содержания
дословно взято из заметки Генриха Эдуарда Якоба, опубликован¬
ного в «Берлинер Тагеблатт»1:
«Смотрите-ка, ребенок, ему шесть лет, сидит за уроками. Но он
не будет заниматься. Он грызет свою перьевую ручку; он проявляет ту
высшую стадию лености, где “ennui”2 уже становится “cafard”3. “Не хочу
делать это глупое задание!” — заливается он приятным сопрано. “Я бы
модифицировавшихся в ходе развития ситуаций инфантильного страха или
опасности, то он, так мне кажется, более полно достигнет цели аналитической
работы — устранения невроза. Требование обнаружения и анализа ранних си¬
туаций страха присоединяется к поднятому Фрейдом в дополнении к «Истории
инфантильного невроза»1*1 требованию (что завершенный анализ должен рас¬
крыть первичную сцену) и в полной мере подтверждает это раннее требование,
так как самые ранние ситуации страха — согласно моему опыту — находятся в
теснейшей взаимосвязи с первичной сценой или первофантазиями.
1 Берлинер Тагеблатт [Berliner Tageblatt] от 11 марта 1929 года: «“Детская опера”
М. Равеля в Вене».
2 [Ennui (фр.) — скука.]
3 [Cafard (фр.) — хандра.]
[а] Freud, S. Aus der Geschichte einer infantilen Neurose (1918b) // G. W. —
Bd. XII. — S. 27—157 [«Из истории одного инфантильного невроза»].
Ранние ситуации страха
87
лучше в парке погулял! А лучше всего съел бы все пирожные... Или
потаскал бы кошку за хвост и ощипал бы наголо попугая! Поругался
бы со всеми людьми! А еще охотнее я бы поставил маму в угол!” Какая
программа! Программа бесенка. Но тут открывается дверь. Так как все
предметы очень большого размера — чтобы подчеркнуть маленький рост
ребенка, — от матери мы не видим ничего, кроме юбки, фартука и одной
руки. Поднимается указательный палец, и голос ласково спрашивает, поза¬
нимался ли ребенок. Он упрямо сползает со стула и показывает матери
язык. Мать исчезает. Лишь шелест юбок: “Теперь только чай без сахара
и сухой хлеб!” — остается от нее в комнате. Закипает ярость. Ребенок
вскакивает, барабанит в дверь, сметает заварочный чайник и чашку со
стола, так что они раскалываются на тысячу осколков. Он взбирается на
подоконник, открывает клетку и пытается уколоть белку пером. Зверек
убегает через открытое окно. Ребенок спрыгивает с окна и хватает кошку.
Он орет и размахивает печными щипцами, разоряет огонь в камине, опро¬
кидывает и швыряет чайник в комнату. Поднимается облако золы и дыма.
Он размахивает печными щипцами как мечом и начинает раздирать обои,
затем вскрывает корпус напольных часов и вырывает медный маятник. Он
проливает чернила на стол. Тетради и книги летают по воздуху. Триумф!»
Теперь рассмотрим детали, в которых выражается желание
ребенка разрушать: они воссоздают, как мне кажется, только что
описанную раннюю инфантильную ситуацию, а именно фантас¬
тическое нападение на утробу матери и состоявшуюся там борьбу
с пенисом отца. Но какими средствами предпринимается это
нападение? Пролитые на стол чернила, опрокинутый чайник, от
чего появляется облако золы и дыма, представляют собой средства
нападения, которыми маленький ребенок располагает в фантазии,
а именно загрязнение и разрушение посредством экскрементов.
Разгром, раздирание, печные щипцы в качестве меча представляют
собой другие средства первичного садизма, находящиеся в распо¬
ряжении ребенка, который использует зубы, ногти, мускулатуру и
т. д.
Автор заметки описывает, что происходит после того, как
ребенок дает волю своему желанию разрушения. Он пишет:
«Истерзанные вещи оживают. Fauteuil1 больше не хочет разрешать
ребенку сидеть в нем, давать ему подушку для сна. Стол, кресло, скамейка
1 [Fauteuil (фр.) — кресло.]
88
Ранние ситуации страха
и канапе неожиданно поднимают высоко руки и кричат: “Прочь, грязный
мальчишка!” У часов страшно болит живот, и они начинают как безумные
отбивать время. Заварочный чайник склоняется над чашкой; они начинают
говорить по-китайски. Все ужасно изменилось. Ребенок отступает к
стене и содрогается от ужаса и беспомощности. Огонь в камине плюет
ему вслед снопом искр. Ребенок прячется за мебелью. Лохмотья разо¬
дранных обоев, развеваясь, начинают подниматься и изображать пастушек
и овец. Душераздирающе начинает жаловаться свирель; разрыв в обоях,
который отделяет Коридона от его Амариллис, он стал разрывом миров!
Но щемящая душу сказка исчезает. Из-под переплета какой-то книги, как
из собачьей конуры, выходит старичок. Его одежда состоит из цифр, а
головной убор похож на 71. Он несет линейку и пританцовывает малень¬
кими шажками: “Семь труб протяженностью” и т. д... Это дух матема¬
тики, который начинает экзаменовать ребенка. Вбегает дикий балет цифр
и в танце увлекает за собой ребенка. Миллиметр, сантиметр, барометр,
триллион. Восемь плюс восемь равняется сорока. Трижды девять равно
дважды шесть. Ребенок без сознания падает на пол».
В этой опере истерзанные вещи оживают, они нападают на
ребенка, отказываются от своих обязанностей, выгоняют его. В
детском анализе мы находим, однако, что предметы мебели, те,
за которыми или на которых сидят, лежат, равно как и кровать,
представляют собой мать или обоих родителей1. Белка в клетке,
вырванный из часов маятник являются очевидными символами
пениса, находящегося в утробе матери. На то, что речь при этом
идет о пенисе отца2, а именно во время его коитуса с матерью,
указывает «разрыв в обоях», который «отделяет Коридона от его
Амариллис» и о котором автор говорит, что «для ребенка он стал
1 В начале своего рассуждения автор упоминает, что все предметы на сцене —
чтобы подчеркнуть маленький рост ребенка — очень большие. Но именно страх
ребенка заставляет его видеть вещи и людей чудовищно большими — намного
превышающими действительную разницу в размерах. В анализах детей прояв¬
ляется то, что для маленького ребенка окружающие его предметы репрезенти¬
руют людей и поэтому становятся объектами страха.
2 Феликс Бём доказал значение часто встречающихся у мужчин фантазий, что
в вагине матери скрыт пенис отца, который она оставила у себя после коитуса
(Boehm, F. Ödipuskonflikt und Homosexualität // I. Z. P. — 1926. — Bd. XII. —
s. 66—79.).
Ранние ситуации страха
89
разрывом миров». Лохмотья разодранных обоев соответствуют
разрушенной внутренности утробы матери, старичок с цифрами,
который вышел из переплета книги, является судящим, представ¬
ленным посредством своего пениса, отцом, который хочет рассчи¬
таться с ребенком, в страхе падающим без сознания, за причиненный
ему и утробе матери вред. Как только ребенок убегает на природу,
мы видим, что она берет на себя роль подвергшейся нападению
матери. Враждебные звери представляют собой множество подвер¬
гшихся нападению отца и предполагаемых в материнской утробе
атакованных детей. Теперь мы видим представленным большим по
масштабу, пространству и количеству, то, что произошло в комнате
раньше. Мир, превратившийся в материнскую утробу, подверг¬
шуюся нападению, враждебно относится к ребенку и преследует
его:
«Ребенок, наполовину задушенный комнатой, убегает в сад загород¬
ного дома. Но и здесь в воздухе царит ужас, насекомые, лягушки, издавая
вопли в нескладной терции, невесть какое бревно, из которого неторопли¬
выми басовыми нотами вытекает смола, стрекозы и олеандровые бражники
нападают на пришедшего. Филины, кошки и белки подбегают целыми
стайками. Спор о том, кто же теперь может укусить ребенка, приводит к
драке между ними».
В онтогенетическом развитии преодоление садизма происходит
при переходе на генитальную ступень. Чем сильнее она проявляется,
тем больше ребенок становится способен на объектную любовь и тем
быстрее он может преодолеть садизм путем сострадания и сочувс¬
твия; тем больше доброжелательности и любви он ждет от интроеци-
рованных и реальных объектов и тем лучше он сможет затем оценить
реальные объекты по их действительной доброте и способности
любить. И этот шаг развития показывает нам либретто оперы
Равеля:
«Укушенная белка бросается с пронзительным воплем на землю рядом
с ребенком. Ребенок инстинктивно берет свой платок и перевязывает лапку
зверька. Большая растерянность зверей, которые робко собираются на
заднем плане».
Вместе с тем как ребенок ощущает сочувствие к раненой белке
и помогает ей, мир из враждебного превращается в дружелюбный.
90
Ранние ситуации страха
Ребенок научился любить и верит в любовь. Звери определяют: «Он
хороший ребенок — он очень славный». Глубокое психологическое
понимание, которым обладает Колетта, писательница, создавшая
либретто, проявляется также в том, как этот переворот происходит
в ребенке. Заботясь о раненой белке, ребенок тихо произносит
«мама»; несколько зверей вокруг повторяют это слово. По этому
спасительному слову опера называется «Волшебное слово». Однако
из либретто мы узнаем также, какое обстоятельство способствовало
садизму. Ведь ребенок говорит: «Я бы лучше погулял в парке!», «А
лучше всего съел бы все пирожные!» Мать, однако, грозит чаем
без сахара и сухим хлебом! — Оральный отказ, который превра¬
щает дающую «добрую мать» в «злую мать», стимулирует садизм,
усиливает деструктивные побуждения.
Но теперь мне кажется также выясненным, почему же ребенок
ввязался в такую неприятную ситуацию, вместо того чтобы мирно
делать свое домашнее задание. Он должен был это сделать, так как
давление старой, никогда не забываемой ситуации страха вынудило
его к этому. Таким образом, страх способствует навязчивому повто¬
рению, потребность в наказании очень прочно зависит от навязчивой
потребности устроить себе наказание в действительности, чтобы с
его помощью достичь успокоения от страха, так как это наказание
все же мягче, чем ожидаемые из ситуаций страха ужасные фантас¬
тические нападения1. Нам известно2, что дети непослушны, так как
желают наказания, однако мне кажется, что будет существенным
выяснить, какое участие в этой потребности в наказании принимает
страх и, кроме того, какое содержание этого влекущего страха
лежит в основе самых глубоких слоев.
Страх, который, как я обнаружила, лежит в основе самых ранних
ситуаций опасности у девочки, я хочу теперь проиллюстрировать на
примере одной литературной работы.
1 На этот механизм преодоления страха указала М.Н. Сёрл[а].
2 Автор также указывает на этот факт. Он пишет: «Пиццикато протеста! При¬
чудливое и полное тайн. Из них самое тайное следующее: ребенок зол лишь
потому, что желает быть наказанным».
Ы Searl, N. Die Flucht in die Realität // I. Z. P. — 1929. — Bd. 15. — S. 259—
270.
Ранние ситуации страха
91
Карин Михаэлис рассказывает в статье1 под названием «Пустое
место» о процессе творческого становления подруги художницы Рут
Кьяер. Рут Кьяер имела необыкновенный художественный вкус,
но не обладала ярко выраженным творческим талантом. Красивая,
богатая и независимая — она много путешествовала, очень часто
изменяла свою квартиру, которую обставляла очень тщательно и со
вкусом. Время от времени Рут была подвержена глубоким депрес¬
сиям, характер которых Карин Михаэлис описывает следующим
образом: «Было лишь одно темное пятно в ее жизни. При кажущейся
такой гармоничной жизнерадостности, которая ей была присуща,
она могла неожиданно погрузиться в глубочайшее уныние. Если она
пыталась это объяснить, то высказывала что-то вроде: “Во мне есть
пустое место, которое я никогда не смогу заполнить”».
Когда Рут Кьяер вышла замуж, она казалась совершенно
счастливой. Но вскоре приступы меланхолии вернулись. По словам
Карин Михаэлис, «проклятое пустое пространство было снова
пусто». Теперь я дам слово самому автору:
«И вот наступило Рождество 1928 года. Я уже рассказывала, что ее
дом — это галерея современного искусства? Через своего мужа она пород¬
нилась с одним из самых известных художников страны, лучшие картины
которого украшают стены ее дома. Но перед Рождеством ее деверь
забрал картину, висевшую здесь лишь временно. Картину продают. На
стене появляется пустое место, которое каким-то образом, по несчастью,
кажется, совпадает с неким пустым местом внутри Рут. Она погружается
в глубочайшую печаль. Из-за места на стене она забывает свой красивый
дом, свое счастье, своих друзей, все. Конечно, можно приобрести новую
картину, и она будет куплена, но на это необходимо время, надо искать,
пока не найдешь подходящую.
Пустое место уродливо ухмыляется со стены...
Муж и жена сидят друг против друга за завтраком, глаза Рут мрачны
от безнадежного отчаяния. Но неожиданно на ее лице появляется сияющая
улыбка: “Знаешь, что? Я думаю, я попробую сама что-нибудь намалевать
на стене, пока мы не найдем новую картину!” — “Сделай это, сокровище
мое”, — сказал муж. Он уверен, что бы она ни намалевала, это не может
быть столь по-звериному уродливым.
1 Берлинер Тагеблатт [Berliner Tageblatt] от 23 марта 1929 года.
92
Ранние ситуации страха
Едва он вышел за дверь, она уже лихорадочно набирала номер магазина
красок, требуя, чтобы ей немедленно прислали все краски, которыми
обычно пользуется ее деверь, а также кисти, палитру и все остальные
“принадлежности”. С чего ей начать, она сама не представляет. Она еще
никогда не выдавливала краску из тюбика, не грунтовала полотно и не
смешивала цвета на палитре. Когда доходит до дела, она стоит с кусочком
черного мела перед пустой стеной и царапает им примерно то, что она себе
представляет. Может взять машину и помчаться к деверю, чтобы спросить,
как рисуют? Нет, лучше умереть!
К вечеру муж приходит домой, она бежит ему навстречу, ее глаза
горят нетерпением. Уж не больна ли она? Она тянет его за собой: “Идем,
ты увидишь!” И он видит. Не может отвести взгляд, не понимает этого,
не верит, не может поверить. Совершенно обессиленная, Рут рухнула на
диван: “Как ты думаешь, так пойдет?”
В тот же вечер приглашают деверя. У Рут бьется сердце от страха
перед оценкой эксперта. Но художник тут же взрывается: “И ты хочешь
меня убедить, что это сделала ты! Какая безбожная ложь! Эту картину
написал старый опытный художник. Но кто же он, черт возьми? Я его не
I”
знаю!
Рут не может его убедить. Тот думает, что его разыгрывают. И
прежде чем уйти, он говорит последние слова: “Если это нарисовала ты,
то завтра я пойду дирижировать симфонию Бетховена в королевском
оркестре, хотя не знаю ни единой ноты! — Будьте здоровы!”
В эту ночь Рут плохо спала. Картина на стене нарисована, это точно,
это не сон. Но как это произошло? И что теперь? Разве рисовать — это
то же самое, что и писать книги? Говорят же, что каждый человек может
написать книгу, книгу о себе.
Она вся пылает, съедаемая внутренним пламенем. Она должна
доказать самой себе, что это нечто божественное, некое невыразимое
чувство счастья, которое она ощутила, может повториться».
Карин Михаэлис сообщает далее, что после этой первой попытки
Рут Кьяер создала еще несколько выдающихся картин.
Карин Михаэлис опередила меня в части толкований, сказав:
«На стене появляется пустое место, которое каким-то образом, по
несчастью, кажется, совпадает с неким пустым местом внутри Рут».
Но что же означает это пустое место внутри Рут или, выражаясь
точнее, чувство, что что-то отсутствует в ее теле?
Здесь проявляется часть содержания страха, который в анализах
детей и взрослых оказался основным страхом девочки — эквивален¬
Ранние ситуации страха
93
тным страху кастрации у мальчика. Из садистического, идущего от
ранних стадий эдипова конфликта, страстного желания лишить тело
матери его содержимого, а именно отцовского пениса, экскрементов и
детей, и разрушить мать берет начало страх девочки, что мать лишит
ее содержимого ее собственного тела, в особенности детей, и что ее
тело будет разрушено или повреждено. Я вижу в этом страхе самую
раннюю ситуацию опасности девочки. Со страхом остаться одной,
страхом перед потерей любви и объекта, который Фрейд кладет в
основу ситуации инфантильной опасности девочки, я познакоми¬
лась как с более поздней ситуацией опасности, как с модификацией
описанной мною ситуации страха. Если девочка, которая боится
нападения на свое тело со стороны матери (страх, который, как и
у мальчика, усиливается страхом перед опасным отцом, объединив¬
шимся с матерью), ее не видит, то страх перед ней увеличивается.
Присутствие реальной и любящей матери уменьшает страх перед
вызывающей ужас внешней и интроецированной матерью и объеди¬
нившимся с ней нападающим отцом.
Таким образом, немного более поздней ступенью развития
является то, что страх перед нападающей матерью изменяет
свое содержание до того, что условием страха становятся потеря
любящей реальной матери, одиночество и беспомощность.
Сейчас я хотела бы остановиться еще на том, какие картины
нарисовала Рут Кьяер, с тех пор как она — в качестве первой
попытки — заполнила пустое место на стене изображением обна¬
женной негритянки в натуральную величину. За исключением одной
картины с цветами, она написала лишь портреты, а именно дважды
портрет своей младшей сестры, которую для этой цели пригласила к
себе, затем портрет пожилой женщины и портрет своей матери. Эти
два последних портрета Карин Михаэлис описывает следующим
образом:
«И теперь Рут не может остановиться. Следующая картина изоб¬
ражает старую женщину, на лице которой лежит печать прожитых лет и
разочарований. Ее кожа морщиниста, волосы поседели, кроткие усталые
глаза затуманены. Она смотрит перед собой безнадежным, смиренным
взглядом, который, кажется, выражает: “Не беспокойтесь больше обо мне,
мое время уже скоро истечет!”
94
Ранние ситуации страха
Это не совсем то впечатление, которое производит последняя работа
Рут: портрет ее фрау мамы ирландско-канадского происхождения. У этой
дамы еще много времени до того, как она поднесет кубок отречения к
своим губам. Стройная, властная и вызывающая, она стоит с накинутой на
плечи шалью лунного цвета, она кажется прекрасной женщиной из доис¬
торических времен, которая каждый день может голыми руками затевать
ссоры с детьми зарослей. Какой подбородок! Какая сила в высокомерном
взгляде!
Пустое место заполнено.
Но загадка все так же непонятна, как в тот день, когда Рут — не
имея понятия, как смешивают цвета — в течение трех послеобеденных
часов сделала набросок и выполнила изображение обнаженной негритянки
в натуральную величину.
Теперь, когда первые картины представлены настоящей художест¬
венной критике, официально обязанной указывать на ошибки, прежде всего
говорят, что Рут должна “учиться”. Но она, конечно, умнее, она этого не
сделает. Ведь то, чем она сейчас обладает, дано ей милостью божьей. И я
спрашиваю робко: “А есть ли что-то выше этого?”»
Желание исправить то, что было совершено с матерью в
фантазии, и таким способом (избегая расплаты за свою агрессию)
восстановить собственное разрушенное тело, представляется мне
причиной возникновения навязчивой потребности написать эти
портреты членов семьи. Портрет старой, близкой к смерти женщины
стал выражением первичных, садистических желаний разрушения,
он также демонстрирует, в чем дочь чувствует себя провинившейся.
То, что она хотела разрушить мать, желала, чтобы та была старой,
потрепанной и обезображенной, является основанием для обуслов¬
ленной чувством вины потребности изобразить ее затем в расцвете
сил и красоты.
То, что рисование карандашом и красками служит как средством
садизма и разрушения1, так и средством восстановления, неод¬
нократно встречается в детском анализе. За выражением тенденций
разрушения и нападения часто следуют рисунки, которые оказыва¬
ются воссозданием разрушенных объектов.
1 Разрушение или калечение при этом находит свое выражение в том, что отде¬
льные части тела не изображаются либо изображаются карикатурно уменьшен¬
ными или увеличенными и т. п.
Ранние ситуации страха
95
Пример Рут Кьяер, который, как мне кажется, показывает
содержание самой глубокой ситуации страха девочки, одновременно
также доказывает, что этот страх, показавшийся мне очень важным
для возникновения невроза и торможений развития, с другой стороны
может ускорить развитие Я и образует сильное побуждение к субли¬
мациям.
Симпозиум об «Ускоряющих факторах
В НЕВРОТИЧЕСКИХ РАССТРОЙСТВАХ»
(1931с)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1931: Symposium on «The Precipitating Factors in Neurotic Disorder» //
Bulletin of the International Psycho-Analytical Association. — 1931. —
Vol. 12. — P. 512.
Небольшое сообщение, представленное на симпозиум, состоявшийся в
Британском психоаналитическом обществе 6 мая 1931 года. Кляйн пока¬
зывает, что факторы, повлекшие за собой невроз, могли оказать влияние в
том случае, когда совпали по значению с ситуациями ранних тревог.
Перевод с английского М.Л. Мельниковой.
На русском языке публикуется впервые.
Внешние факторы в неврозе, влияния ли общих условий
или фактически ускоряющие события, получают свое значение от
степени, которой они подтверждают или отрицают в реальном опыте
ребенка самые ранние и наиболее доминирующие ситуации тревоги
и связанные с ними фантазии: это ситуации тревоги, сами по себе
являющиеся результатом конституциональных факторов, главным
образом, деструктивных компонентов в инстинктивных импульсах,
связанных с определенными эрогенными зонами. Эти взгляды
подробнее иллюстрируют два случая: 1) мальчик четырех лет: а) не
был на грудном вскармливании, таким образом, значительно стиму¬
лировались его оральные и уретральные садистические тенденции,
мальчик оставался без помогающего материнского имаго, в то время
как б) старший брат принуждал его к фелляции, таким образом
подтверждая его страх садистического пениса. Это были обусловли¬
вающие внешние факторы. Фактором ускорения был первый опыт
мальчика в школе, присутствие мальчиков в массе, пробуждающей
его самую глубокую тревогу интернализированного и опасного пениса.
2) Мужчина, чей невроз вспыхнул при выздоровлении от приступа
дизентерии, при которой его медсестра была небрежна и жестока,
это последовало за продолжительным военным опытом в траншеях
линии фронта. Дизентерия подтверждала его боязнь интернализиро¬
ванного пениса (моча и фекалии), что стимулировалось траншейной
войной; а недобросовестность медсестры повторяла ранние ситуации
фрустрации от груди, реактивируя имаго «плохой» матери.
[99]
Ограничения и возможности детского
анализа
(1932а)
Предварительные замечания издателей
Издание на немецком языке:
1932: Grenzen und Möglichkeiten der Kinderanalyse / / Zeitschrift für
psychoanalytische Pädagogik. — 1932. — Bd. IV. — № 6, November—
December.
1932: Idem // Klein, M. Die Psychoanalyse des Kindes. — Wien:
Internationaler Psychoanalytischer Verlag, 1932.
Издание на английском языке:
1932: Limitations and Possibilities of Child Analysis // Klein, M. The
Psycho-Analysis of Children. — L.: Leonard and Virginia Woolf at the
Hogarth Press & the Institute of Psycho-Analysis, 1932.
Данный текст, первоначально вышедший в качестве статьи в «Журнале
психоаналитической педагогики», затем неизменно включался как прило¬
жение в издания книги “Психоанализ детей” (1932b). Мы помещаем его
в данный том, имея в виду значение этого текста для понимания эволюции
мысли Кляйн, касающейся техники психоаналитической работы с детьми.
Здесь не указываются позднейшие издания книги «Психоанализ
детей», где неизменно помещалась данная статья, для уточнения см.
примечания в Т. III наст. изд.
Перевод с английского Д.В. Носовой.
На русском языке публикуется впервые.
В отношении взрослого функция психоанализа ясна. Его
цель — скорректировать неудачный ход его психологического
развития. Для этого он должен стремиться гармонизировать Ид с
требованиями Супер-Эго. При совершении урегулирования такого
рода он также дает теперь окрепшему Эго возможность удовлетво¬
рить и требования реальности.
А как же у детей? Как анализ может повлиять на жизнь,
которая все еще находится в процессе развития? Прежде всего,
анализ разрешает садистические фиксации ребенка и таким образом
уменьшает суровость его Супер-Эго, в то же время ослабляя тревогу
и давление инстинктивных желаний; и поскольку и его сексуальная
жизнь, и Супер-Эго восходят к более высокой стадии развития, его
Эго расширяется и становится способным согласовывать требования
Супер-Эго и с требованиями реальности, так что новые сублимации
устанавливаются более прочно, а старые лишаются своего хаотичес¬
кого и навязчивого характера.
В возрасте пубертата отчуждение ребенка от его объектов,
которое должно происходить одновременно с усилением его внут¬
ренних стандартов, может повлечь результат лишь в том случае,
если его тревога и чувство вины не переступают определенных
границ. В противном случае его поведение скорее примет характер
бегства, нежели подлинного отчуждения; либо он вообще не сможет
убежать и навсегда останется фиксированным на своих первона¬
чальных объектах.
Если развитие ребенка должно иметь удовлетворительный
результат, суровость его Супер-Эго должна смягчиться. Так как
стандарты, свойственные каждому возрасту, могут значительно
отличаться друг от друга, их приобретение в каждом случае зависит
от одного и того же фундаментального условия, а именно от урегу¬
лирования между Супер-Эго и Ид и последовательного установ¬
ления адекватно сильного Эго. Анализ, способствуя урегулиро¬
ванию такого рода, следует и поддерживает естественную линию
роста ребенка на каждой ступени его развития. В то же время он
[103]
104
Ограничения и возможности детского анализа
регулирует сексуальную деятельность ребенка. Ослабляя тревогу
и переживания вины ребенка, он ограничивает эту деятельность,
поскольку она компульсивна, и способствует ей, поскольку она
привела к страху прикосновения. При таком воздействии на факторы,
лежащие в основе неправильного развития в целом, анализ также
дает ребенку возможность свободно обнаружить истоки своей
сексуальной жизни и личности.
В данной работе я постаралась показать, что анализ тем глубже
проникает в основополагающие слои психики, чем больше ослабля¬
ется давление Супер-Эго. Но мы должны себя спросить, не может ли
глубоко идущая аналитическая процедура такого рода значительно
ослабить функцию Супер-Эго или даже аннулировать ее совсем.
Мы видели, что либидо, Супер-Эго и объектные отношения взаи¬
модействуют в своем развитии и что либидинозные и деструктивные
импульсы, кроме тех, что слились вместе, оказывают обоюдное
действие друг на друга; и также мы видели, что когда пробуждается
тревога в результате садизма, увеличиваются требования этих двух
видов импульсов1. Таким образом, тревога, исходящая из самых
ранних ситуаций опасности, не только оказывает огромное влияние
на либидинозные точки фиксации и сексуальные переживания
ребенка, но и тесно связана с ними и сама стала элементом этих
либидинозных фиксаций.
Психоаналитический опыт показал, что даже самое бескомп¬
ромиссное лечение всего лишь ослабит силу прегенитальных точек
фиксации и садизма ребенка, но никогда не устранит их совсем.
Только часть его прегенитального либидо может быть преобразо¬
вано в генитальное либидо. Этот известный факт, на мой взгляд,
в равной степени верен и в отношении Супер-Эго. Тревога, явля¬
ющаяся результатом деструктивных импульсов ребенка и качест¬
венно, и количественно отвечающая его садистическим фантазиям,
сливается с его страхом опасных интернализированных объектов2
и приводит к определенным ситуациям тревоги; и эти ситуации
1 Тогда как некоторое количество тревоги ребенка увеличивает его потребность
в любви и формирует способность любить, излишек тревоги производит пара¬
лизующий эффект.
2 Ср. гл. VIII [«Психоанализ детей» (1932b) — Т. III наст. изд.].
Ограничения и возможности детского анализа
105
тревоги присоединяются к его прегенитальным импульсам, от
которых, как я попыталась показать, невозможно полностью изба¬
виться. Анализ может ослабить их силу лишь в той мере, насколько
он снижает садизм и тревогу ребенка. Следовательно, это означает,
что Супер-Эго, принадлежащее к ранним стадиям детства, никогда
полностью не откажется от своих функций. Все, на что способен
анализ, — это ослабить прегенитальные фиксации и уменьшить
тревогу и таким образом помочь Супер-Эго продвинуться вперед от
прегенитальных стадий к генитальной стадии. Каждое достижение,
приобретенное при уменьшении суровости Супер-Эго, означает,
что либидинозные импульсы получили власть над деструктивными
импульсами, а либидо достигло генитальной стадии в полной мере.
Мне бы хотелось немного рассмотреть факторы, вызывающие
психоневротические заболевания. Я не буду обсуждать те много¬
численные случаи, в которых болезнь простиралась к раннему
детству индивида, порой меняя свои особенности в ходе его жизни,
порой сохраняя свой первоначальный характер, и ограничусь теми
случаями, в которых начало болезни, несомненно, датируется опре¬
деленным моментом его жизни. И здесь анализ показывает, что
болезнь уже существовала в латентной форме, но в результате
определенных событий вступила в острую стадию, сделавшую ее
болезнью с практической точки зрения. Один способ, при котором
это может произойти, — когда человек сталкивается в своей
жизни с событиями, подтверждающими его господствующие
ранние ситуации тревоги в такой мере, что количество тревоги у
него возрастет до степени, которую его Эго не может вынести, что
проявляется в виде болезни. Или же внешние неблагоприятные
события могут приобрести для него патологическое значение,
вызвав нарушения в процессе овладения тревогой, в результате чего
Эго остается беззащитно открытым чрезмерному давлению трево¬
ги. В этом случае вследствие расшатывания веры в свои полезные
имаго и собственные конструктивные способности, а поэтому и
препятствования способам овладения тревогой, некоторое разо¬
чарование, очень незначительное само по себе, может вызвать у
него болезнь наравне с событием, в реальности подтверждающим
его ранние страхи и усиливающим его тревогу. Эти два фактора
в некоторой степени действуют бок о бок; и особо считается, что
106
Ограничения и возможности детского анализа
психическую болезнь вызывает любое событие, происходящее в
обоих направлениях одновременно1.
Из всего вышесказанного очевидно, что ранние ситуации
тревоги у ребенка являются основой всех психоневротических
заболеваний. И поскольку, как мы знаем, анализ не может оста¬
новить действие всех этих ситуаций в лечении взрослых или детей,
он также не может осуществить полное излечение и не может
исключить возможности того, что позже человек не подвергнется
психической болезни. Что он может сделать, так это осуществить
относительное лечение и таким образом значительно снизить веро¬
ятность будущего заболевания. И в этом величайшее практическое
значение. Чем больше анализ может сделать в отношении снижения
влияния ранних ситуаций тревоги ребенка и усиления его Эго и
методов, используемых Эго в овладении тревогой, тем успешнее он
будет как профилактическая мера.
Другое ограничение, которому подвергается психоанализ,
возникает из существующих даже у маленьких детей индивиду¬
альных различий в психической композиции данного индивида.
Степень его способности разрешать тревогу будет зависеть во
многом от количества существующей тревоги, преобладающих
ситуаций тревоги и ведущих защитных механизмов, развитых Эго
на ранних стадиях развития, — иными словами, от структуры его
психического расстройства в детстве2.
1 В своей работе «Проблема Пола Морфи» Эрнест Джонс[а] описал случай, ког¬
да причина болезни основывалась на различных механизмах. Он показал, что
психоз, от которого страдал Морфи, известный шахматист, имел следующие
причины. Его психическое равновесие зависело от того, что во время шахматной
партии он мог выражать агрессию — направленную на отцовские имаго — в
Эго-синтонической манере. Это произошло из-за того, что человек, с которым
он больше всего хотел встретиться как с соперником, отказался от поединка,
поступив так, чтобы пробудить в нем чувство вины; и это стало причиной бо¬
лезни Морфи.
2 Можно отметить, что там, где в анализе проявляются интенсивная тревога и
тяжелые симптомы, структура болезни часто более благоприятна, нежели там,
где симптомов вообще нет.
ы Jones, Е. The Problem of Paul Morphy — A Contribution to the Psycho-Analysis
of Chess // I. J. PA. — 1931. — Vol. 12. — P. 1—23.
Ограничения и возможности детского анализа
107
В крайне тяжелых случаях я считала необходимым проводить
анализ в течение долгого времени — для детей в возрасте от пяти до
тринадцати лет восемнадцать — тридцать шесть рабочих месяцев1,
а для некоторых взрослых даже дольше — до того, пока тревога
не смягчится в достаточной степени, и количественно, и качест¬
венно, чтобы почувствовать себя вправе окончить лечение. С другой
стороны, недостаток такого продолжительного лечения полностью
компенсируется более устойчивыми и далеко идущими результатами,
достигаемыми глубоким анализом. И во многих случаях требуется
гораздо меньше времени — не более восьми — десяти рабочих
месяцев, — чтобы получить явно удовлетворительные результаты2.
В данной работе неоднократно уделялось внимание огромным
возможностям, которые предлагает детский анализ. Анализ может
сделать для детей, нормальных или невротичных, все, что он может
сделать для взрослых, и даже больше. Он может уберечь ребенка
от многих страданий и болезненных переживаний, через которые
проходит взрослый, прежде чем прийти на анализ; и его терапевти¬
ческие перспективы намного ярче. Опыт последних нескольких лет
дал мне и другим детским аналитикам хорошую почву для веры в
то, что психозы и психотические черты, дефекты характера, асоци¬
альное поведение3, серьезный невроз навязчивости и торможения в
развитии могут быть излечены, пока человек молод. Когда он стано¬
вится взрослым, эти условия, как мы знаем, для психоаналитичес¬
кого лечения недоступны или доступны лишь отчасти. Верно,
что зачастую в детстве нельзя предсказать, как будет протекать
болезнь в будущем. Невозможно знать наверняка, обернется ли
она психозом, криминальным дефектом характера или серьезным
торможением. Но успешный анализ аномальных детей устранит все
эти возможные последствия. Если каждого ребенка, проявляющего
1 У меня был ребенок-пациент, чей анализ длился сорок пять рабочих месяцев.
2 В гл. V [«Психоанализ детей» (1932b) — Т. III наст, изд.] мы увидели, как в
нескольких случаях, в которых лечение было прервано вынужденно, даже ана¬
лиз в течение нескольких месяцев привел к значительному улучшению путем
уменьшения тревоги на самых глубоких уровнях психики.
3 В связи с этим см. работу Мелитты Шмидеберг «Zur Psychoanalyse asozialer
Kinder und Jugendlicher» [Schmideberg, M. Zur Psychoanalyse asozialer Kinder und
Jugendlicher» // I. Z. P. — 1932. — Bd. 18. — S. 474—527.].
108
Ограничения и возможности детского анализа
крайне тяжелые нарушения, проанализировать вовремя, огромное
количество людей, которые позднее заканчивают свои дни в тюрьмах
или психиатрических лечебницах, либо становятся банкротами, могло
быть избавлено от такой судьбы и имело бы возможность вести
нормальную жизнь. Если детский анализ может осуществить работу
такого рода — и многое указывает на это, — он помог бы не только
отдельному индивиду, но оказал бы неоценимую услугу и обществу
в целом.
Раннее развитие совести у ребенка
(1933)
Предварительные замечания издателей
Издания на английском языке:
1933: The Early Development of Conscience in the Child / / Psychoanalysis
today / Ed. S. Lorand. — N. Y.: Covici-Friede, 1933. — P. 149—162.
1944: Idem // Psychoanalysis today / Ed. S. Lorand. — N. Y.: International
Universities Press, 1944. — P. 149—162.
1948: Idem / / Klein, M. Contributions to Psycho-analysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 267—277.
Проблемы, связанные с развитием функций Супер-Эго в раннем детстве,
занимали М. Кляйн на протяжении всего ее научного творчества. И к
этой теме она обращалась в целом ряде предыдущих своих публикаций:
«Симпозиум по детскому анализу» (1927а), «Криминальные тенденции
у нормальных детей» (1927b), «Ранние стадии эдипова конфликта»
(1928а).
Резюмируя содержание настоящей статьи, можно обозначить несколько
открытий, являющихся существенным вкладом Кляйн в психоаналити¬
ческую теорию.
Кляйн, ссылаясь на клиническую работу с детьми, определяет более
раннее начало формирования и действия Супер-Эго, чем об этом говорил
Фрейд, связывая возникновение Супер-Эго не с исходом эдипова
конфликта, а с периодом отлучения от груди. Она показывает, что содер¬
жанием Супер-Эго являются не просто интернализированные родитель¬
ские образы, фантастически искаженные, переработанные и не совпада¬
ющие с реальными родительскими действиями. Источником подобного
искажения являются собственные деструктивные тенденции самого
ребенка. И, наконец, Кляйн говорит о своеобразной жестокости раннего
Супер-Эго. Индивидуальная непереносимость его действий, патогенность
ранних защит против него являются основой для психотических нарушений.
И именно жестокость раннего Супер-Эго, а не отсутствие совести и чувства
вины, определяет побуждения преступника, склонного искать посредством
своих действий наказания.
В конце статьи М. Кляйн обращается к социальным перспективам
открытий психоанализа. Анализ структур раннего Супер-Эго, на ее
взгляд, позволил бы ослабить действие тревоги в ребенке и обеспечить
его более успешную социальную адаптацию. Работа с ранними тревогами,
[ 110]
таким образом, позволяет разрушить взаимоподпитывающуюся систему
«ненависть—страх», уменьшая агрессивные импульсы.
Перевод с английского С.Г. Эжбаевой.
На русском языке публикуется впервые.
^Удним из наиболее существенных вкладов в психоаналитическое
исследование стало открытие психических процессов, лежащих в
основе развития совести у индивида. В своем труде, выявляющем
бессознательные инстинктивные тенденции, Фрейд также признал
существование сил, служащих защитой от этих тенденций. Согласно
его открытиям, подтвержденным психоаналитической практикой во
всех случаях, совесть человека — отпечаток или репрезентант его
ранних отношений к родителям. В каком-то смысле человек интерна¬
лизировал своих родителей — принял их внутрь себя. Там они стано¬
вятся дифференцированной частью его Эго — Супер-Эго — и силой,
выдвигающей против остальной части Эго определенные требования,
упреки и замечания, противоречащие инстинктивным импульсам.
С тех пор Фрейд показал, что действие этого Супер-Эго не
ограничивается сознательной психикой, не является лишь тем, что
подразумевается под совестью, оно к тому же оказывает бессозна¬
тельное и часто гнетущее влияние, представляющее собой важный
фактор как в психической болезни, так и в развитии нормальной
личности. Данное новое открытие все больше и больше перемещало
изучение Супер-Эго и его истоков в центр психоаналитического
исследования.
В ходе моего анализа маленьких детей, когда я начала получать
непосредственное знание об основах, на которых выстроено их
Супер-Эго, я столкнулась с некоторыми фактами, предоставляв¬
шими, как казалось, возможность расширить теорию Фрейда
по данному вопросу в нескольких направлениях. Не может быть
сомнений, что какое-то время Супер-Эго оказывало сильное
воздействие на моих маленьких пациентов в возрасте от 2 лет 9
месяцев до 4 лет, в то время как, согласно принятой точке зрения,
Супер-Эго не активизируется до тех пор, пока не отомрет эдипов
комплекс, то есть примерно до пятилетнего возраста. Более того, мои
данные показывали, что это раннее Супер-Эго значительно грубее
и жестче, чем Супер-Эго детей старшего возраста или взрослых, и
что оно буквально сокрушает хилое Эго маленького ребенка.
[ИЗ]
114
Раннее развитие совести у ребенка
У взрослого, и это правда, мы обнаруживаем, что действу¬
ющее Супер-Эго гораздо более сурово по сравнению с реальными
родителями данного субъекта, и в других отношениях оно ни в коем
случае не идентично им1. Но более или менее оно соответствует им.
Однако у маленького ребенка мы сталкиваемся с Супер-Эго почти
невероятного фантастического характера. И чем меньше ребенок
или чем глубже психический уровень, на который мы проникаем,
тем более характерно это для обсуждаемого случая. Мы начинаем
рассматривать страх ребенка быть сожранным, разрезанным или
разорванным на кусочки или ужас, что его окружают и преследуют
угрожающие фигуры, как обычные компоненты его психической
жизни; мы знаем, что волк-людоед, огнедышащий дракон и все злые
чудовища из мифов и сказок процветают и оказывают свое бессо¬
знательное влияние в фантазии каждого отдельно взятого ребенка,
мы также знаем, что он считает, что эти злобные призраки пресле¬
дуют его и угрожают ему. Но, я думаю, мы можем узнать больше.
Мои аналитические наблюдения не оставляют сомнений в том, что
реальные объекты, стоящие за воображаемыми вселяющими ужас
фигурами, — родители ребенка, и что эти пугающие призраки так
или иначе отражают черты его отца и матери, каким бы искаженным
и фантастическим ни было сходство с ними.
Приняв эти факты раннего аналитического наблюдения и приз¬
нав, что вещи, которых боится ребенок, — это интернализирован¬
ные дикие звери и чудовища, которых он приравнивает к родителям,
мы приходим к следующим выводам: 1) Супер-Эго ребенка не
совпадает с тем, что представляют собой его реальные родители, оно
создается из воображаемых картин или образов родителей, которых
он принял внутрь себя; 2) его страх перед реальными объектами —
фобическая тревога — основан и на страхе перед собственным нереа¬
листичным Супер-Эго, и на страхе объектов, реальных самих по себе,
но под влиянием Супер-Эго видимых в фантастическом свете.
1 На «Симпозиуме по детскому анализу»1^ схожие мнения, основанные на ана¬
лизе взрослых и рассмотренные с несколько иных точек зрения, были выдви¬
нуты Эрнестом Джонсом, Джоан Ривьер, Эдвардом Гловером и Ниной Сёрл.
Нина Сёрл также подтвердила свое мнение на личном опыте анализа детей.
ы [I. J. РА. — 1927. — Vol. 8. — Р. 339—391.]
Раннее развитие совести у ребенка
115
Это подводит нас к проблеме, которая кажется мне центральной
во всем вопросе формирования Супер-Эго. Как происходит, что
ребенок создает такой фантастический образ родителей, образ, так
далеко ушедший от реальности? Ответ следует искать в фактах,
полученных из раннего анализа. Проникая в самые глубокие слои
психики ребенка и обнаруживая там огромное количество тревоги —
страхи перед воображаемыми объектами и ужасы подвергнуться
различным атакам, — мы раскрываем соответствующее число вытес¬
ненных агрессивных импульсов и можем наблюдать причинную
связь, существующую между страхами ребенка и его агрессивными
тенденциями.
Фрейд в своей работе «По ту сторону принципа удовольствия»1
выдвинул теорию, согласно которой в начале жизни человеческого
организма инстинкт агрессии или инстинкт смерти противопостав¬
ляется и связывается либидо или инстинктом жизни — Эросом.
В результате происходит слияние двух инстинктов, дающее начало
садизму. Чтобы избежать разрушения собственным инстинктом
смерти, организм использует свое нарциссическое или самолюбую-
щееся либидо, с целью изгнать инстинкт смерти вовне и направить
его против своих объектов. Фрейд считает этот процесс фундамен¬
тальным для садистических отношений личности к своим объектам.
Более того, я бы сказала, что параллельно с данным отклонением
инстинкта смерти вовне против объектов происходит интрапси-
хическая реакция защиты против той части инстинкта, которая не
может быть экстернализована таким образом. Я думаю, что именно
из-за опасности быть разрушенным этим инстинктом агрессии в Эго
создается чрезмерное напряжение, проявляющееся в виде тревоги2,
так что уже в самом начале своего развития оно сталкивается с
задачей мобилизации либидо против инстинкта смерти. Однако Эго
может выполнить эту задачу лишь отчасти, потому что из-за слияния
обоих инстинктов оно, как мы знаем, не может долго осуществлять
1 Freud, 5. Jenseits des Lustprinzips (1920g) //G. W. — Bd. XIII. — S. 1—69.
2 Верно, что данное напряжение также переживается как либидинозное напря¬
жение, поскольку деструктивные и либидинозные инстинкты слиты воедино,
однако вызванную им тревогу, я думаю, можно отнести к его деструктивным
компонентам.
116
Раннее развитие совести у ребенка
их разделение. Деление происходит в Ид или на инстинктивных
уровнях психики, при помощи которых одна часть инстинктивных
импульсов направляется против другой.
Эта, несомненно, очень ранняя мера защиты со стороны
Эго составляет, как я полагаю, основу развития Супер-Эго, чья
чрезмерная жестокость на ранней стадии объясняется тем, что
оно является ответвлением весьма интенсивных деструктивных
инстинктов и содержит наряду с некоторой долей либидинозных
импульсов большое количество агрессивных1.
Подобный взгляд на данную проблему делает менее тупиковым
понимание того, почему ребенок формирует такие ужасные фантас¬
тические образы родителей. Поскольку он воспринимает тревогу,
возникающую из его агрессивных инстинктов, как страх внешнего
объекта, и поскольку он сам сделал этот объект их внешней целью, и
поскольку он спроецировал их на него, ему представляется, что они
начали действовать против него с этой стороны2.
Так он перемещает источник тревоги вовне и превращает свои
объекты в опасные, но, в конечном счете, эта опасность принадлежит
его собственным агрессивным инстинктам. По этой причине страх
перед объектами всегда будет пропорционален степени собственных
садистических импульсов.
Однако это не просто вопрос конвертирования данного
количества садизма в соответствующее количество тревоги. Одной
из составляющих является и отношение между ними. Страх ребенка
перед своим объектом и воображаемые атаки, которые нанесет ему
объект, во всех деталях прилипают к определенным агрессивным
импульсам и фантазиям, которые он испытывает против своего
окружения. Так ребенок развивает родительские образы, свойс¬
1 Фрейд в работе «Недовольство культурой» [Das Unbehagen in der Kultur
(1930a) // G.W. — Bd. XIV.— S. 419—506.] говорит: «...что первоначальная
строгость Сверх-Я отличается от той, которая испытывается со стороны объек¬
та или ему приписывается; скорее она представляет собственную агрессивность
против объекта» [Цит. по рус. изд.: Фрейд, 3. Психоанализ. Религия. Культу¬
ра. — М.: Ренессанс, 1992. — С. 121.].
2 Между прочим, у ребенка есть реальные основания бояться матери, поскольку
он все больше осознает, что она обладает властью разрешать или отказывать в
удовлетворении его нужд.
Раннее развитие совести у ребенка
117
твенные исключительно ему, хотя они всегда будут нереальными и
будут вселять ужас.
Согласно моим наблюдениям, формирование Супер-Эго начи¬
нается в то же самое время, когда ребенок делает самые ранние
оральные интроекции своих объектов1. Поскольку первые имаго,
которые он таким способом формирует, наделены всеми атрибутами
интенсивного садизма, свойственного данной стадии развития, и
поскольку они будут еще раз спроецированы на объекты внешнего
мира, над маленьким ребенком начинает господствовать страх
терпеть невообразимые жестокие атаки как со стороны внешних
объектов, так и со стороны Супер-Эго. Его тревога способствует
усилению садистических импульсов, заставляя его уничтожать
враждебные объекты, чтобы избежать их бешеных атак. Порочный
крут, который устанавливается таким образом и в котором тревога
ребенка вынуждает его уничтожить свой объект, приводит к росту
тревоги, что еще раз настраивает ребенка против своего объекта и
конституирует психологический механизм, являющийся, по моему
мнению, истинной причиной асоциальных и преступных тенденций
индивида. Таким образом, мы должны предположить, что именно
чрезмерная суровость и ошеломляющая жестокость Супер-Эго, а не
его слабость или отсутствие, как обычно полагают, ответственны за
поведение асоциальных и преступных личностей.
На несколько более поздней стадии развития страх перед
Супер-Эго побудит Эго отвернуться от вызывающего тревогу
объекта. Этот защитный механизм может привести к дефектным или
неполноценным объектным отношениям со стороны ребенка.
Как мы знаем, когда устанавливается генитальная стадия, в нор¬
ме садистические инстинкты ребенка уже преодолены и его отноше¬
ние к объектам уже приобрело позитивный характер. На мой взгляд,
такой прогресс в развитии сопровождает изменения в природе
Супер-Эго и взаимодействует с ними, поскольку чем больше умень¬
1 Эта точка зрения базируется на моем убеждении, что эдиповы тенденции ре¬
бенка также начинаются значительно раньше, чем считали до сих пор, то есть
на стадии грудного вскармливания, задолго до того как генитальные импульсы
станут первостепенными. По моему мнению, ребенок инкорпорирует свои эди¬
повы объекты на орально-садистической стадии, и именно в это время начинает
развиваться Супер-Эго в тесной связи с ранними эдиповыми импульсами.
118
Раннее развитие совести у ребенка
шается садизм ребенка, тем больше отходит на задний план влияние
нереальных и пугающих имаго, так как они являются ответвлениями
его собственных агрессивных тенденций. И когда генитальные
импульсы ребенка набирают силу, появляются благотворные и помо¬
гающие имаго, основанные на его фиксациях на орально-сосущей
стадии, на его щедрой доброй матери, — имаго, более соответству¬
ющие реальным объектам. А его Супер-Эго, которое было угрожа¬
ющей деспотической силой, отдающей бессмысленные, внутренне
противоречивые приказы, которые Эго было совершенно неспо¬
собно выполнить, начинает оказывать более мягкое и убедительное
управление, и предъявлять выполнимые требования. Фактически,
оно трансформируется в совесть в подлинном смысле этого слова.
Поскольку меняется характер Супер-Эго, изменяется и его
влияние на Эго, и приводимый им в действие защитный механизм.
От Фрейда мы знаем, что жалость — реакция на жестокость.
Но такие отношения не установятся до тех пор, пока ребенок не
достигнет определенной степени позитивных объектных отношений,
другими словами, до тех пор, пока его генитальная организация не
выдвинется вперед. Поместив этот факт рядом с фактами, каса¬
ющимися формирования Супер-Эго, как я их вижу, мы сможем
придти к следующим выводам: пока функцией Супер-Эго, главным
образом, является пробуждение тревоги, оно будет вызывать в
Эго вышеописанные жестокие защитные механизмы, неэтичные
и асоциальные по своей природе. Но как только садизм ребенка
уменьшается, а характер и функция Супер-Эго изменяются таким
образом, что оно пробуждает меньше тревоги и больше чувства
вины, защитные механизмы, формирующие основу морально-эти¬
ческой установки, активизируются и у ребенка появляется уважение
к своим объектам, он становится послушным социальному чувству1.
Анализ многих детей разного возраста подтвердил данный взгляд.
В анализе игры мы могли следовать за ходом фантазий пациентов,
представленных в их играх и игровом поведении, и устанавливать
связь между этими фантазиями и их тревогой. Продолжая анализ
1 В анализе взрослых внимание, главным образом, привлекали именно эти поздние
функции и атрибуты Супер-Эго. Поэтому аналитики были склонны считать, что
именно они конституируют его специфический характер, и, более того, Супер-Эго
как таковое признавали, только когда оно проявлялось в этом характере.
Раннее развитие совести у ребенка
119
содержания тревоги детей, мы видим, что агрессивные тенденции и
фантазии, вызвавшие их, все больше и больше выдвигаются вперед
и разрастаются до гигантских пропорций как по количеству, так и по
интенсивности. Эго маленького ребенка находится в опасности быть
переполненным стихийной силой этих тревог и их огромным коли¬
чеством и вовлекается в непрекращающуюся борьбу за сохранение
себя от них с помощью либидинозных импульсов, либо удерживая
их, либо усмиряя, либо обезвреживая.
Эта картина служит примером тезиса Фрейда об инстинкте
жизни (Эросе), воюющем с инстинктом смерти или инстинк¬
том агрессии. Но мы также признаем, что существует теснейшее
единение и взаимодействие между этими двумя силами по всем
пунктам, так что анализ может иметь успех, только проследив
агрессивные фантазии ребенка во всех деталях, и таким образом
уменьшить их влияние, постольку поскольку они могут следовать за
либидинозными фантазиями и также могут обнаружить свои ранние
источники — и наоборот.
В отношении фактического содержания и целей этих фантазий
мы знаем из работ Фрейда и Абрахама, что на самых ранних преге-
нитальных стадиях либидинозной организации, на которых проис¬
ходит слияние либидо и деструктивного инстинкта, садистические
импульсы ребенка являются первостепенными. Как показывает
анализ любого взрослого, на орально-садистической стадии, явля¬
ющейся результатом орально-сосущей стадии, маленький ребенок
проходит через каннибалистическую фазу, с которой связано
изобилие каннибалистических фантазий. Эти фантазии, хотя они
все еще концентрируются вокруг пожирания груди матери или
всей ее личности, касаются не только удовлетворения примитив¬
ного желания пищи. Они также служат удовлетворению деструк¬
тивных импульсов ребенка. Садистическая фаза, которая сменяет
эту, — анально-садистическая — характеризуется преобладающим
интересом к экскреторным процессам — к фекалиям и анусу; и этот
интерес также тесно связан с чрезвычайно сильными деструктив¬
ными тенденциями1.
1 Кроме Фрейда важнейший вклад в наши познания о влиянии, оказываемом
этой связью на формирование характера и неврозы индивида, внесли Джонс,
Абрахам и Ференци.
120
Раннее развитие совести у ребенка
Мы знаем, что исторжение фекалий символизирует прину¬
дительное исторжение инкорпорированного объекта и сопровож¬
дается переживаниями враждебности и жестокости и различ¬
ными деструктивными желаниями, а ягодицы приобретают
значение объекта этих видов деятельности. Однако, по моему
мнению, анально-садистические тенденции все еще содержат
более сильные и глубоко вытесненные цели и объекты. Данные,
которые я смогла собрать из раннего анализа, обнаруживают, что
между орально-садистической и анально-садистической стадиями
существует другая стадия, на которой проявляются уретрально¬
садистические тенденции, и что анальные и уретральные тенден¬
ции являются прямым продолжением орально-садистических в
отношении особой цели и объекта атаки. В орально-садистических
фантазиях ребенок атакует грудь своей матери, и средства, которые
он использует, — зубы и челюсти. В уретральных и анальных
фантазиях он стремится разрушить внутреннюю часть тела матери
и для этой цели использует свою мочу и экскременты. Во второй
группе фантазий экскременты воспринимаются как обжигающие
и разъедающие вещества, дикие животные, оружие всех видов и
т. д., и ребенок вступает в фазу, на которой направляет все инстру¬
менты своего садизма на единственную цель — разрушение тела
матери и всего, что оно содержит.
Что касается выбора объекта, основным фактором все еще
являются орально-садистические импульсы, так что ребенок
думает о том, чтобы высосать и пожрать внутреннюю часть тела
матери, как будто это грудь. Однако эти импульсы получают
распространение из первых сексуальных теорий ребенка, разви¬
ваемых им на этой фазе. Мы уже знали, что, когда пробужда¬
ются генитальные инстинкты, у ребенка начинают появляться
бессознательные теории о копуляции родителей, рождении детей
и т. д. Однако ранний анализ показал, что ребенок развивает
такие теории значительно раньше, когда картину все еще
преимущественно определяют прегенитальные импульсы, хотя
пока еще скрытые генитальные импульсы оказывают некоторое
влияние в этом отношении. Данные теории приводят к следу¬
ющему следствию: при копуляции мать через рот постоянно
инкорпорирует пенис отца, так что ее тело наполнено великим
Раннее развитие совести у ребенка
121
множеством пенисов и младенцев. Все это ребенок желает сож¬
рать и разрушить.
Поэтому, атакуя внутреннюю часть матери, ребенок атакует
огромное количество объектов и начинает линию поведения,
чреватую последствиями. Сначала утроба обозначает мир, и перво¬
начально ребенок обращается к этому миру с желаниями атаковать
и разрушить его, поэтому он с самого начала готов смотреть на
реальный внешний мир как на более или менее враждебный по
отношению к нему, наполненный объектами, готовыми напасть на
него1. Его убеждение, что, атакуя таким образом тело матери, он
также атаковал и отца, и братьев, и сестер, а в более широком смысле
весь мир, по моему опыту, является одной из основных причин
чувства вины и развития социальных и моральных чувств в целом2.
Поскольку, когда чрезмерная суровость Супер-Эго несколько
уменьшается, его кара на Эго вследствие этих воображаемых атак
вызывает переживания чувства вины, пробуждающие у ребенка
сильные тенденции возместить воображаемый ущерб, нанесенный
объектам. И теперь индивидуальное содержание и детали деструк¬
тивных фантазий помогают определить развитие его сублимаций,
косвенно содействующих восстанавливающим тенденциям3, или
1 По моему мнению, чрезмерная сила таких ситуаций ранней тревоги — фунда¬
ментальный фактор продуцирования психотических нарушений.
2 Из-за убежденности ребенка во всемогущество мысли (ср.: Фрейд 3. Тотем
и табу[а], Ференци Ш. Ступени развития чувства реальности[Ь]), убежденности,
берущей начало на ранней стадии развития, — он путает воображаемые атаки с
реальными, а действие их последствий можно видеть и во взрослой жизни.
3 В моей работе «Ситуации инфантильной тревоги, отраженные в произведени¬
ях искусства и творческом импульсе» (192%) [наст. том. С. 19—31.] я утвержда¬
ла, что у человека чувство вины и желание восстановить поврежденный объект
являются универсальным фундаментальным фактором развития сублимаций.
Элла Шарп в своей статье «Некоторые аспекты сублимации и заблуждений»[с]
пришла к такому же выводу.
Freud, 5. Totem und Tabu (1912—1913a) // G. W. — Bd. IX.
Ferenczi, 5. Entwicklungsstufen des Wirklichkeitssinnes // I. Z. P. — 1913. —
Bd. I. — S. 124—138.
Sharpe, E. Certain Aspects of Sublimation and Delusion // I. J. PA. — 1930. —
Vol. 11. — P. 12—23.
122
Раннее развитие совести у ребенка
способствуют продуцированию еще более непосредственных
желаний помогать другим людям.
Анализ игры показывает, что, когда агрессивные инстинкты
ребенка находятся на своем пике, ему никогда не надоедает
разрывать, разрезать, ломать, мочить или сжигать такие вещи, как
бумага, спички, коробки, маленькие игрушки, каждая из которых
представляет его родителей, братьев и сестер, тело и грудь матери,
и что стремление к деструкции чередуется с приступами тревоги и
чувства вины. Но когда в ходе анализа тревога медленно уменьша¬
ется, на первый план выдвигаются его конструктивные тенденции1.
К примеру, там, где раньше маленький мальчик не делал ничего,
кроме как крошил деревяшки, теперь он будет стараться сделать из
этих деревяшек карандаш. Он возьмет кусочки грифеля из каран¬
дашей, которые он разрезал, и поместит их в трещину в куске дерева,
обошьет грубую деревяшку тканью, чтобы она выглядела лучше.
То, что этот самодельный карандаш представляет разрушенный
в фантазии пенис отца и собственный пенис ребенка, деструкции
которого он боится как меры возмездия, становится очевидным из
общего контекста материала, который он представляет, и ассоци¬
аций, которые он дает на него.
Когда в ходе анализа ребенок начинает проявлять более
сильные конструктивные тенденции во всех способах игры и суб¬
лимаций — раскрашивает, пишет или рисует вещи вместо того,
чтобы пачкать все золой, шьет или проектирует, в то время как
раньше разрезал или разрывал на куски, — это также выражает
изменения в его отношении к отцу или матери, или к братьям и
сестрам; и эти изменения знаменуют собой начало усовершенство¬
ванных объектных отношений в целом и рост социального чувства.
Какие каналы сублимации откроются ребенку, насколько силь¬
ными будут его импульсы для восстановления и какие формы
они примут — все это определяется не только мерой первичных
агрессивных тенденций, но и взаимодействием ряда других
факторов, которым нет места для обсуждения на этих страницах.
Однако наши познания в анализе детей позволяют нам сказать,
1 В анализе разрешение тревоги совершается постепенно и уравновешенно, так
что и она, и агрессивные инстинкты свободно распадаются на части.
Раннее развитие совести у ребенка
123
что, по крайней мере, анализ глубочайших уровней Супер-Эго
неизменно ведет к существенному улучшению объектных отноше¬
ний ребенка, его способности к сублимации и его сил социальной
адаптации — а это делает ребенка не только счастливее и здоровее,
но и более способным к социальному и этическому чувству.
Данный факт приводит нас к рассмотрению весьма очевид¬
ного возражения, которое может быть высказано против анализа
детей. Могут спросить, не приведет ли слишком сильное умень¬
шение суровости Супер-Эго — уменьшение ниже определенного
благоприятного уровня — к прямо противоположному резуль¬
тату и не вызовет ли это устранение социально-этических чувств
ребенка? Ответ на это таков: во-первых, столь сильное умень¬
шение, насколько я знаю, до сих пор в действительности никогда не
происходило, и, во-вторых, существуют теоретические основания
полагать, что оно никогда и не произойдет. Мы знаем, что поскольку
фактический опыт продолжается, в анализе прегенитальных либи-
динозных фиксаций даже при благоприятных обстоятельствах
можно достичь успеха в конвертировании лишь некоего количества
либидинозных величин, входящих в состав генитального либидо.
Мы знаем, что немаловажный остаток либидо продолжает действо¬
вать в качестве прегенитального либидо и садизма, хотя, поскольку
генитальный уровень уже прочно установил свое превосходство,
Эго может справляться с ним лучше либо путем получения удовлет¬
ворения, либо путем удержания в подчинении, либо подвергнув его
модификации или сублимации. Таким же образом анализ никогда
не сможет полностью уничтожить садистическое ядро Супер-Эго,
сформированное под приматом прегенитальных уровней, но он
может смягчить его путем увеличения силы генитального уровня,
как он делает это с инстинктивными импульсами, способом, более
удовлетворительным и для самого индивида, и для окружающего
его мира.
До сих пор мы занимались установлением факта, что соци-
ально-моральные чувства личности развиваются из Супер-Эго
более мягкого типа, управляемого генитальным уровнем. Сейчас
мы должны рассмотреть выводы, следующие из этого. Чем глубже
проникает анализ на более низкие уровни психики ребенка, тем
более успешным будет смягчение суровости Супер-Эго за счет
124
Раннее развитие совести у ребенка
уменьшения действия его садистических составляющих, возника¬
ющих на самых ранних стадиях развития. Делая это, анализ подго¬
тавливает путь не только для достижения социальной приспособляе¬
мости у ребенка, но и для развития морально-этических стандартов у
взрослого; так как развитие этого типа зависит и от Супер-Эго, и от
сексуальности, удовлетворительно достигших генитального уровня
в конце экспансии сексуальной жизни ребенка1, так что Супер-Эго
развивает характер и функцию, из которых в силу своей социальной
цености происходит чувство вины личности — то есть совесть.
Опыт показал, что психоанализ, хотя он был изначально разра¬
ботан Фрейдом как метод лечения психической болезни, достигает
и второй цели. Он исправляет нарушения формирования характера,
особенно у детей и подростков, там, где способен внести сущест¬
венные изменения. Действительно, можно сказать, что после анализа
все дети проявляют радикальные изменения характера, нельзя
избежать и убеждения, основанного на наблюдении того факта, что
в качестве терапевтической меры анализ характера не менее важен,
чем анализ неврозов.
Принимая во внимание эти факты, нельзя не заинтересоваться,
суждено ли психоанализу выйти за рамки единичного и индивиду¬
ального в сфере его действия и оказывать влияние на жизнь чело¬
вечества в целом. Повторяющиеся попытки, предпринятые для
улучшения человечества — в особенности для того, чтобы сделать
его более мирным, — провалились, поскольку никто не понимал
полной глубины и силы инстинктов агрессии, свойственных каждому
индивиду. Такие усилия не стремятся сделать больше, чем подде¬
ржать позитивные доброжелательные импульсы личности при
отрицании или подавлении агрессивных. Поэтому они с самого
начала обречены на провал. Однако в распоряжении психоанализа
есть различные средства для задачи такого рода. Верно, что он не
может всецело покончить с агрессивным инстинктом человека как
таковым, но может путем уменьшения тревоги, усугубляющей эти
инстинкты, разрушить взаимное усиление, все время происходящее
между ненавистью и страхом человека. Когда в аналитической
1 Это происходит, когда устанавливается латентный период, между пяти- и шес¬
тилетним возрастом.
Раннее развитие совести у ребенка
125
работе мы постоянно видим, как разрешение ранней инфантильной
тревоги не только уменьшает и видоизменяет агрессивные импульсы
ребенка, но и приводит к более ценному использованию и удовлет¬
ворению их с социальной точки зрения; как ребенок показывает
неуклонно растущее, глубоко коренящееся желание быть любимым,
любить и быть в мире с окружающим миром; какое удовольствие и
пользу и какое уменьшение тревоги он выводит из исполнения этого
желания — когда мы видим все это, мы готовы верить, что то, что
кажется сейчас утопическим положением вещей, может действи¬
тельно сбыться в далекие дни, когда, как я надеюсь, анализ ребенка
станет такой же частью воспитания всех личностей, каким является
сейчас обучение в школе. Тогда, возможно, враждебная установка,
возникающая из страха и подозрения, более или менее сильно
скрытая в каждом человеческом существе и во сто крат увеличива¬
ющая каждый его импульс деструкции, уступит место более добрым
и более доверчивым чувствам по отношению к собратьям, и тогда
люди смогут населять мир вместе с большим миролюбием и добро¬
желательностью, нежели сейчас.
О КРИМИНАЛЬНОСТИ
(1934а)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1934: On criminality / / British Journal of medical Psychology. — 1934. —
Vol. 14. — P. 312—315.
1948: Idem // Klein, M. Contributions to Psycho-Analysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 278—281.
Это выступление на Симпозиуме по криминальности на встрече
Медицинской секции Британского психологического общества 24 октября
1934 года.
В данной работе Кляйн вновь обращается к естественным механизмам,
сопутствующим нормальному развитию ребенка, которые при опреде¬
ленных условиях могут реализоваться в криминальные или патологические
тенденции. В данном тексте она кратко обозначает связь криминальности
и психоза.
Перевод с английского М.Л. Мельниковой.
На русском языке публикуется впервые.
1 осподин председатель, леди и джентльмены, когда ваш
секретарь за день или два до этого попросил меня выступить на
сегодняшней дискуссии, я ответила, что сделаю это с удовольствием,
однако не смогу дать достаточно полный обзор всего наработан¬
ного по данной теме, как это можно было бы сделать в докладе или
статье. Я указываю на это, поскольку фактически собираюсь лишь
кратко изложить несколько выводов, сформулированных мною по
ряду других проблем1.
В докладе2, прочитанном мною на этой секции в 1927 году, я
попыталась показать, что криминальные тенденции существуют
также и у нормальных детей, и я высказала несколько предполо¬
жений относительно факторов, лежащих в основе асоциального
и криминального развития. Я обнаружила, что дети будут тем
больше проявлять асоциальные и криминальные тенденции и вновь
и вновь действовать (конечно, по-своему, по-детски) согласно этим
тенденциям, чем больше они боятся исходящего в виде наказания со
стороны своих родителей жестокого возмездия за свои агрессивные
фантазии, направленные против этих родителей. Дети, которые
бессознательно ожидают, что их разрежут на кусочки, отрежут им
голову, съедят и т. д., будут вынуждены чувствовать себя непос¬
лушными и готовыми понести наказание, потому что реальное
наказание, хотя и суровое, было бы утешением по сравнению с
кровавыми нападениями, которые дети постоянно ожидают со
стороны фантастически жестоких родителей. В моей статье, на
которую я только что ссылалась, я пришла к выводу, что не слабость
или отсутствие Супер-Эго (как это обычно предполагают) или,
другими словами, не отсутствие совести, а непреодолимая строгость
Супер-Эго ответственна за характерное поведение асоциальных и
криминальных личностей.
1 «Психоанализ детей» (1932b) [наст. изд. Т. III.] и «Раннее развитие совести у
ребенка» (1933а) [наст. том. С. 109—125.].
2 «Криминальные тенденции у нормальных детей» (1927b) [наст. изд. Т. I.
С. 259—280.].
[129]
130
О КРИМИНАЛЬНОСТИ
Дальнейшая работа в области детского анализа подтвердила
эти предположения и дала более глубокое понимание действующих
в таких случаях механизмов. Сначала маленький ребенок скрывает
агрессивные импульсы и фантазии против своих родителей, затем
он проецирует их на родителей, так что из этого развивается
фантастическое и искаженное представление.об окружающих его
людях. Но в то же время действует механизм интроекции, так что
эти нереальные имаго становятся интернализированными, а это
ведет к тому, что ребенок считает, что им управляют фантасти¬
ческие опасности и жестокие родители — находящееся внутри него
Супер-Эго.
На ранней садистической фазе, которую в норме проходит
каждый индивид, ребенок защищается от страха, как перед внут¬
ренними, так и перед внешними объектами собственного насилия,
с помощью усиления в своем воображении атак на эти объекты.
Его цель в подобном освобождении от этих объектов — частично
заглушить невыносимые угрозы со стороны своего Супер-Эго.
Запускается порочный цикл, тревога ребенка побуждает его
разрушать свои объекты, что приводит к возрастанию тревоги, а
это опять-таки заставляет его действовать против данных объектов;
этот порочный цикл составляет психологический механизм, кото¬
рый, кажется, лежит в основе асоциальных и криминальных тен¬
денций индивида.
Когда при нормальном развитии садизм и тревога умень¬
шаются, ребенок находит лучшие и более социальные средства и
пути овладения своей тревогой. Лучшая адаптация к реальности
позволяет ребенку получать значительную защиту от фантасти¬
ческих имаго благодаря своим отношениям с реальными родите¬
лями. Тогда как на самых ранних стадиях развития агрессивные
фантазии ребенка, направленные на своих родителей, братьев и
сестер, в основном, вызывали тревогу о том, чтобы эти объекты не
повернулись против него, сейчас эти тенденции становятся основой
для переживаний вины и желания сделать что-нибудь хорошее, что
он уже делал в своем воображении. Изменения подобного рода
возникают в результате анализа.
Анализ игры показывает, что если агрессивные инстинкты
и тревога ребенка очень сильны, то он упорно продолжает рвать,
О КРИМИНАЛЬНОСТИ
131
резать, ломать, разливать и сжигать различные предметы: бумагу,
спички, коробки, маленькие игрушки, которые представляют его
родителей, братьев и сестер, а также тело и груди его матери. И мы
также видим, что эти агрессивные действия чередуются с сильной
тревогой. Но когда при анализе тревога постепенно преодолева¬
ется, а следовательно, ослабевает садизм, на первое место выходят
переживания вины и конструктивные тенденции, например, если
сначала маленький мальчик ничего не делал, а только откусывал от
дерева кусочки, сейчас он будет пытаться сделать из этих кусочков
карандаш. Он возьмет кусочки графита из карандашей, которые
разломал, вложит в трещину деревяшки, а затем обмотает кусочек
материи вокруг необработанного дерева, чтобы это выглядело
красивее. Из общего содержания материала, предоставленного
мальчиком, и из его ассоциаций становится очевидным, что этот
самодельный карандаш символизирует сломанный в фантазии пенис
его отца и его собственный пенис, повреждения которого он боялся
как меры возмездия.
Чем больше у ребенка возрастает тенденция и способность к
восстановлению и чем больше становится его вера и доверие к окру¬
жающим, тем мягче становится его Супер-Эго, и наоборот. Но в
тех случаях, когда в результате сильного садизма и переполняющей
тревоги (я могу лишь кратко упомянуть некоторые наиболее важные
факторы) порочный круг между ненавистью, тревогой и деструк¬
тивными тенденциями не может быть разорван, индивид остается
под давлением ситуаций ранней тревоги и сохраняет защитные
механизмы, принадлежащие этой ранней стадии. Если далее страх
перед Супер-Эго, как по внешним, так и по интрапсихическим
причинам, перейдет определенные границы, индивид может быть
вынужден наносить вред людям, и эта компульсия может сформи¬
ровать основу для развития как криминального типа поведения, так
и психоза.
Таким образом, мы видим, что из одних и тех же психологи¬
ческих оснований могут развиться паранойя или криминальность.
В последнем случае определенные обстоятельства приводят к
возрастающей тенденции преступника подавлять бессознательные
фантазии и осуществлять их в реальности. Фантазии о преследо¬
вании являются общими для обоих состояний; потому что преступник
132
О КРИМИНАЛЬНОСТИ
чувствует себя преследуемым за разрушение других. Естественно,
в том случае, когда дети не только в фантазии, но и в реальности
вследствие недоброго отношения со стороны родителей и неблаго¬
приятной окружающей обстановки переживают некоторую степень
преследования, эти фантазии будут значительно усиливаться. Су¬
ществует общая тенденция переоценки важности неудовлетвори¬
тельной окружающей обстановки, в том смысле, что недостаточно
оцениваются внутренние психологические трудности, которые лишь
отчасти вызваны особенностями окружающей среды. Следователь¬
но, от степени интрапсихической тревоги зависит то, будет или не
будет полезным простое улучшение окружающей среды ребенка.
Одна из значительных проблем преступников, которая всегда
делала их непонятными для общества, — это отсутствие у них
естественных для человека добрых чувств; но это отсутствие только
видимое. Когда при анализе человек достигает глубочайших конф¬
ликтов, в которых берут начало ненависть и тревога, он обнаружи¬
вает там также и любовь. Любовь в преступнике не отсутствует, но
она спрятана и затаена таким образом, что ничего, кроме анализа, не
может вывести ее на свет; потому что ненавидимый преследующий
объект первоначально для маленького ребенка был объектом всей
его любви и либидо. Преступник находится в состоянии ненависти и
преследования своего собственного любимого объекта, и поскольку
это состояние невыносимо, все воспоминания и осознание любой
любви к любому объекту должны быть вытеснены. Если в мире
нет никого, кроме врагов, а именно это переживает преступник,
его ненависть и деструктивность, на его взгляд, в большей степени
оправданы — это установка, которая ослабляет его бессознательные
переживания вины. Ненависть часто используется как наиболее
эффективное средство скрыть любовь; но не нужно забывать, что
для человека, продолжительное время пребывающего под бременем
преследования, первостепенную и единственную значимость имеет
безопасность собственного Эго.
Итак, подведу итог: в случаях, когда функция Супер-Эго, в
основном, вызывает тревогу, Эго начинает использовать насиль¬
ственные защитные механизмы, по своей природе неэтичные и
асоциальные; но как только садизм ребенка ослабляется, и характер
и функции его Супер-Эго изменяются таким образом, что оно
О КРИМИНАЛЬНОСТИ
133
вызывает меньше тревоги и больше чувства вины, активизируются
защитные механизмы, формирующие основу моральных и этических
установок, и ребенок становится уважительным к своим объектам и
податливым к формированию социальных чувств.
Известно, как сложно найти подход к взрослому преступнику
и как сложно исправить его, хотя у нас нет причин для излишнего
пессимизма в этом отношении. Однако опыт показывает, что можно
найти подход и способ исцеления и преступника, и психотичных
детей. Поэтому лучшим средством против делинквентности мог бы
быть анализ детей, проявляющих признаки анормальности в том или
ином направлении.
Психогенез
МАНИАКАЛЬНО-ДЕПРЕССИВНЫХ СОСТОЯНИЙ
(1934Ь)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1934: The Psychogenesis of Manic-Depressive States // Bulletin of the
International Psycho-Analytical Association. — 1934. — Vol. 15. — P. 494.
В качестве доклада данный текст был представлен на 13-м Международном
психоаналитическом конгрессе в Люцерне 28 августа 1934 года.
В следующей развернутой статье «Вклад в психогенез маниакально-де¬
прессивных состояний» (1935а) она даст фундаментальное изложение
своей позиции.
Перевод с английского М.Л. Мельниковой.
На русском языке публикуется впервые.
Из знания того, что формирование Супер-Эго начинается
с самой ранней оральной инкорпорации объектов, мы получаем
концепцию Супер-Эго, выстроенного из многочисленных объектных
катексисов и идентификаций, исходящих из различных стадий
развития. Такое сверх-наложение в структуре Супер-Эго конститу¬
ирует основу — из чего вытекает болезнь — гетерогенной природы
установленных в Эго объектов и сложных отношений Эго со своими
интернализированными объектами. В свете данной концепции
нормального и аномального процесса интроекции становится разли¬
чимой тесная связь между механизмами паранойи и меланхолии.
Это приводит к результатам, дополняющим существующее знание о
потери объекта и процессе интроекции при меланхолии.
[137]
Вклад в психогенез
МАНИАКАЛЬНО-ДЕПРЕССИВНЫХ СОСТОЯНИЙ
(1935а)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1935: A contribution to the psychogenesis of manic-depressive states / /
International Journal of Psycho-Analysis. — 1935. — Vol. 16. — P. 145—
174.
1948: Idem // Klein, M. Contributions to Psycho-Analysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 282—310.
Издание на немецком языке:
1937: Zur Psychogenese der manisch-depressiven Zustände // Internationale
Zeitschrift für Psychoanalyse. — 1937. — Bd. 23. — S. 275—305.
1960: Idem // Psyche. — 1960. — Bd. 14.
1962: Idem / / Klein, M. Das Seelenleben des Kleinkindes und andere Beiträge
zur Psychoanalyse. — Stuttgart: Klett-Cotta, 1962.
Выступление в Британском психоаналитическом обществе состоялось
10 января 1935 года. Эта статья одна из наиболее сложных и в теорети¬
ческом плане фундаментальных и именно с нее начинается новый этап
развития психологической мысли М. Кляйн. Суть теоретических пост¬
роений Кляйн в следующем. Она показывает принципиальные ступени в
раннем развитии объектных отношений: переход от отношений с частичным
объектом к отношениям с целостным объектом. Этот переход означает и
смену содержаний тревог, смену защитных механизмов, которыми поль¬
зуется Эго. При этом Эго приобретается способность как идентифициро¬
ваться с целостным объектом, так и переживать его потерю как потерю
целого. Кляйн отмечает особую роль любви в борьбе против персекуторных
тревог. Делается также акцент на том, что ребенок стремится сохранить
объект в его целостности и путем интроекции, и путем защит от внутренних
преследователей. Кляйн описывает репаративную активность ребенка по
восстановлению разрушенных объектов, по возмещению действий собс¬
твенных садистических атак, обобщая это как переход от параноидной
позиции к депрессивной. При этом вводится четкое разграничение видов
тревог — параноидной (персекуторной) и депрессивной. Первая относится
к тревоге по поводу сохранения Эго, второй характерно переживание из-за
сохранения «хороших» интернализированных объектов, с которыми Эго
идентифицируется как целое.
[140]
Кляйн дает представление о механизмах, лежащих в основе депрес¬
сивных расстройств детей и взрослых. Это страх за инкорпорированные
«хорошие», но «умирающие» объекты, неуверенность в возможности их
сохранения, и одновременно идентификация с ними. Благоприятный выход
из депрессивной позиции, предупреждающий депрессивные расстройства,
связан с укреплением веры Эго в сохранность интернализированных
объектов.
Перевод с английского С.Г. Эжбаевой.
На русском языке публикуется впервые.
Моя ранняя работа1 содержит оценку той фазы садизма, когда
он находится на пике, которую дети проходят на первом году жизни.
В самые первые месяцы существования младенца его садистические
импульсы направлены не только против груди матери, но и против
всей внутренней части ее тела: вычерпать его, сожрать его содер¬
жимое, разрушить всеми средствами, которые может предло¬
жить садизм. Развитием младенца управляют механизмы интро-
екции и проекции. С самого начала Эго интроецирует «хорошие»
и «плохие» объекты, прототипом и тех, и других является грудь
матери — хороших, когда ребенок получает ее, и плохих, когда ему
это не удается. Но младенец проецирует собственную агрессию на
эти объекты именно из-за того, что переживает их как «плохие», а
не только из-за того, что они фрустрируют его желания: ребенок
воспринимает их действительно опасными — как преследователей,
которые, как он боится, сожрут его, вычерпают внутреннюю часть
его тела, разрежут его на кусочки, отравят — короче, восприни¬
мает их замышляющими деструкцию при помощи всех средств, на
которые способен садизм. Эти имаго, являющиеся фантастически
искаженной картиной реальных объектов, на которых они основа¬
ны, инсталлируются не только во внешний мир, но путем процесса
инкорпорации и внутрь Эго. Следовательно, довольно маленькие
дети переживают ситуации тревоги (и реагируют на них с помощью
защитных механизмов), содержание которых сравнимо с содержа¬
нием психозов взрослых.
Один из самых ранних методов защиты против боязни
преследователей, которые, как представляется, либо существуют
во внешнем мире, либо интернализированы, — это метод ското-
мизации, отрицания психической реальности; что в резуль¬
тате может привести к существенному ограничению механизмов
1 «Психоанализ детей» (1932b), гл. VIII и IX [наст. изд. Т. III.].
[143]
144
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
интроекции и проекции, а также к отрицанию внешней реаль¬
ности, что формирует основу серьезнейших психозов. Вскоре Эго
пытается защититься от интернализированных преследователей
процессами изгнания и проекции. В то же самое время, поскольку
проекция никоим образом не аннулирует боязнь интернализиро¬
ванных объектов, Эго выстраивает против преследователей, нахо¬
дящихся внутри тела, те же силы, какие оно использует против
них во внешнем мире. Содержание тревоги и механизмы защиты
формируют основу паранойи. В детской боязни колдунов, ведьм,
злых чудовищ и т. д. мы замечаем нечто из этой тревоги, но здесь
она уже подверглась проекции и модификации. Кроме того, один
из моих выводов был таков: инфантильная психотическая тревога,
в особенности параноидная тревога, связана и модифицирована с
помощью механизмов навязчивости, появляющихся очень рано.
В данной статье я предлагаю рассмотреть депрессивные
состояния в их отношении к паранойе, с одной стороны, и мании,
с другой. Материал, на котором основаны мои выводы, был
получен из анализа депрессивных состояний в случаях серьезных
неврозов, пограничных расстройств, а также случаях пациентов
как взрослых, так и детей, проявляющих смешанные параноидные
и депрессивные тенденции.
Я изучила маниакальные состояния различных степеней и
форм, включая незначительные гипоманиакальные состояния,
встречающиеся у нормальных личностей. Анализ депрессивных и
маниакальных черт у нормальных детей и взрослых также оказался
весьма поучительным.
Согласно Фрейду и Абрахаму, фундаментальным процессом
в меланхолии является потеря любимого объекта. Реальная потеря
реального объекта или некая схожая ситуация, имеющая такое
же значение, дает в результате то, что объект инсталлируется
в Эго. Однако из-за чрезмерности каннибалистических импуль¬
сов субъекта эта интроекция терпит неудачу, и, как следствие,
возникает болезнь.
А теперь, почему именно процесс интроекции столь харак¬
терен для меланхолии? Я считаю, что основное различие между
инкорпорацией при паранойе и при меланхолии связано с измене¬
ниями отношения субъекта к объекту, хотя это и вопрос изменения
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
145
в конституции интроецирующего Эго. Согласно Эдварду Гловеру1,
Эго, сначала организованное неопределенно, состоит из значи¬
тельного числа Эго-ядер. На его взгляд, сначала над остальными
доминирует оральное Эго-ядро, а позже — анальное. На этой
очень ранней фазе, в которой оральный садизм играет заметную
роль и которая, по моему мнению, является основой шизофрении2,
способность Эго отождествлять себя со своими объектами до сих
пор мала, отчасти потому, что оно само еще нескоординированно,
а отчасти потому, что интроецированные объекты — преимущест¬
венно частичные объекты, которые оно приравнивает к фекалиям.
При паранойе характерные защиты, главным образом, направ¬
лены на уничтожение «преследователей», в это время заметное место
в картине заболевания занимает тревога об Эго. Когда Эго станет
организованным более полно, интернализированные имаго сильнее
приблизятся к реальности и Эго более полно идентифицирует себя
с «хорошими» объектами. Боязнь преследования, которая сначала
относилась на счет Эго, теперь относится и к «хорошему» объекту,
и впредь сохранение «хорошего» объекта считается синонимичным
выживанию Эго.
Рука об руку с этим развитием происходит изменение вели¬
чайшей важности; а именно, переход от отношений с частичным
объектом к отношениям с целостным объектом. Этим шагом Эго
достигает новой позиции, которая формирует основание ситуации,
называемой «потеря любимого объекта». До тех пор, пока объект не
полюбят как целое, невозможно переживать его потерю как целого.
С этим изменением отношения к объекту появляется новое
содержание тревоги и происходит смена механизмов защиты. К тому
же развитие либидо подвергается роковому влиянию. Чтобы садис¬
тически разрушенные объекты сами по себе не были источником яда
и опасности внутри тела субъекта, параноидная тревога побуждает
1 Glover, Е. A Psycho-Analytic Approach to the Classification of Mental Disorders
(1932) // Glover, E. Selected papers on psycho-analysis. — L.: Imago Pub. Co.,
1956. — Vol. 1. On the early development of mind. — P. 161—186.
2 Я бы отослала читателя к своему докладу о фазе, на которой ребенок совер¬
шает бешеные атаки на тело матери. Эту фазу инициирует начало орального са¬
дизма, на мой взгляд, являющегося основой паранойи (ср. «Психоанализ детей»
(1932Ь), гл. VIII [наст. изд. Т. III.]).
146
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
его, несмотря на силу бешеных орально-садистических атак, в то
же самое время совершенно не доверять объектам, все же инкор¬
порируя их.
Это приводит к ослаблению оральных желаний. Одно из
проявлений этого можно наблюдать в трудностях самых маленьких
детей, часто возникающих при приеме пищи; я думаю, у этих труд¬
ностей параноидная первопричина. Когда ребенок (или взрослый)
идентифицирует себя более полно с «хорошим» объектом, либиди-
нозные побуждения увеличиваются; он развивает жадную любовь
и желание сожрать объект, и механизм интроекции усиливается.
Кроме того, оказывается, что он вынужден постоянно повторять
инкорпорацию «хорошего» объекта — то есть повторение этого
действия предназначено для проверки реальности своих страхов
и опровержения их — отчасти потому, что он опасается, будто
лишился его вследствие своего каннибализма, отчасти потому,
что боится интернализированных преследователей, для помощи в
борьбе против которых ему требуется «хороший» объект. На этой
стадии, более чем когда-либо, ребенком управляют как любовь, так
и потребность интроецировать объект.
Другим стимулом возрастания интроекции является фантазия,
что любимый объект можно сохранить в безопасности внутри себя.
В этом случае внутренние опасности проецируются на внешний мир.
Однако если возрастает внимание к объектам и устанавлива¬
ется лучшее признание психической реальности, то, чтобы объект
не разрушился в процессе его интроекции, тревога вызывает — как
описал Абрахам — различные нарушения функции интроекции.
Более того, по моему опыту, существует сильная тревога в
отношении опасностей, ожидающих объект внутри Эго. Его нельзя
здесь сохранить в безопасности, потому что внутренняя часть
считается опасным ядовитым местом, в котором любимый объект
может погибнуть. Здесь мы видим одну из ситуаций, которую выше
я описала как фундаментальную для «потери любимого объекта»;
а именно, ситуацию, когда Эго полностью идентифицируется с
«хорошими» интернализированными объектами и в то же время
осознает свою неспособность защитить и сохранить их от интерна¬
лизированных преследующих объектов и от Ид. Эта тревога психо¬
логически оправдана.
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
147
Что касается Эго, оно, когда полностью идентифицируется с
объектом, не отказывается от ранних защитных механизмов. Согласно
гипотезе Абрахама, уничтожение и изгнание объекта — процессы,
характерные для более раннего анального уровня, — дают начало
депрессивным механизмам. Если так, то это подтверждает мою
концепцию о генетической связи между паранойей и меланхолией. По
моему мнению, параноидный механизм разрушения объектов (будь
то внутри тела или во внешнем мире) всеми средствами, исходящими
из орального, уретрального и анального садизма, сохраняется, но в
меньшей степени и с определенной модификацией, обусловленной
изменениями отношения субъекта к своим объектам. Как я уже
сказала, боязнь того, как бы «хороший» объект не был вытолкнут
«плохим», вызывает то, что механизмы изгнания и проекции теряют
свою ценность. Мы знаем, что на этой стадии Эго в большей мере
использует в качестве механизма защиты интроекцию «хорошего»
объекта. Это связано с другим важным механизмом: механизмом
осуществления репарации объекта. В некоторых из ранних работ1
я подробно обсуждала концепцию восстановления и показала, что
это значительно больше, нежели простое формирование реакции.
Эго чувствует побуждение (и сейчас я могу добавить, что побуждает
его к этому идентификация с «хорошим» объектом) возместить
ущерб за все садистические атаки, которые оно предприняло против
объекта. Когда достигнуто четкое разделение между «хорошими» и
«плохими» объектами, субъект пытается восстановить «хорошие»,
возмещая при восстановлении каждую деталь своих садистических
атак. Однако Эго все еще недостаточно верит в благожелательность
объекта и в собственную способность возместить ущерб. С другой
стороны, посредством идентификации с «хорошим» объектом и
благодаря другим психическим успехам, которые она подразуме¬
вает, Эго оказывается вынужденным полнее признать психическую
реальность, что подвергает его жестоким конфликтам. Некоторые из
объектов (неопределенное количество) являются его преследовате¬
лями, готовыми сожрать его и надругаться над ним. Всеми способами
1 «Ситуации инфантильной тревоги, отраженные в произведениях искусства и
творческом импульсе» (192%) [наст. том. С. 19—31.], а также «Психоанализ
детей» (1932b) [наст. изд. Т. III.].
148
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
они подвергают опасности и Эго, и хороший объект. Каждое повреж¬
дение, которое в фантазии ребенок наносит родителям (первично из
ненависти, вторично для самозащиты), каждый акт насилия, совер¬
шенный одним объектом против другого (в особенности деструк¬
тивный садистический коитус родителей, который ребенок считает
еще одним результатом своих садистических желаний), — все
это отыгрывается и во внешнем мире, и, поскольку Эго постоянно
впитывает в себя весь внешний мир, в самом Эго. Однако сейчас все
эти процессы расцениваются как постоянный источник опасности
как для «хорошего» объекта, так и для Эго.
Верно, что сейчас «хорошие» и «плохие» объекты более
четко дифференцированы, ненависть субъекта направлена против
«плохих», в то время как любовь и попытки репарации сосредо¬
точены на «хороших»; однако чрезмерность садизма и тревоги
действует как проверка успеха его психического развития. Любой
внутренний или внешний стимул (например, любая реальная фрус¬
трация) наполнен крайней опасностью: Ид угрожает не только
«плохим», но и «хорошим» объектам, поскольку любой приступ
ненависти или тревоги может временно разрушить дифферен¬
циацию и таким образом привести к «потере любимого объекта».
Опасности объект подвергает не только сила неконтролируемой
ненависти субъекта, но и сила его любви, поскольку на этой стадии
развития любить объект и сожрать его тесно связаны. Ребенка,
верящего, когда мать исчезает, в то, что это он пожрал и разрушил
ее (либо из мотивов любви, либо из мотивов ненависти), мучит
тревога и за нее, и за «хорошую» мать, которую он впитал в себя.
Сейчас становится понятным, почему на этой фазе развития
Эго постоянно чувствует угрозу обладанию интернализированными
«хорошими» объектами. Оно полно тревоги, что такие объекты
умрут. Как у взрослых, так и у детей, страдающих от депрессии,
я обнаружила боязнь приютить умирающие или мертвые объекты
(особенно, родителей) внутри себя, а также идентификацию Эго с
объектами в этом состоянии.
С самого начала психического развития существует устойчивая
взаимосвязь реальных объектов и объектов, инсталлированных в
Эго. Именно по этой причине тревога, которую я только что описала,
проявляется в преувеличенной фиксации ребенка на матери или на
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
149
том, кто ухаживает за ним1. Отсутствие матери пробуждает у ребенка
тревогу, что его передадут «плохим» объектам, внешним и интерна¬
лизированным, либо из-за ее смерти, либо из-за ее возвращения
под маской «плохой» матери.
Оба случая означают для ребенка потерю любимой матери, и я
особенно привлекла бы внимание к тому факту, что боязнь потери
«хорошего» интернализированного объекта становится вечным
источником тревоги, что мать умрет. С другой стороны, всякий опыт,
предполагающий потерю реального любимого объекта, стимулирует
боязнь потерять и интернализированный объект.
Я уже заявляла, что мой опыт привел меня к выводу о том,
что потеря любимого объекта происходит на той фазе, когда Эго
совершает переход от частичной к полной инкорпорации объекта.
Описав положение Эго на этой фазе, я могу высказаться с большей
четкостью. Процессы, которые позднее объясняются как «потеря
любимого объекта», определяются чувством несостоятельности
субъекта (в период отлучения от груди и в периоды, предшествующие
и следующие за ним) обеспечить безопасность «хорошему» интер¬
нализированному объекту, то есть самому обладать им. Одной
из причин этой несостоятельности является то, что субъект был не
способен преодолеть параноидную боязнь интернализированных
преследователей.
В этот момент мы сталкиваемся с вопросом, важным для
всей нашей теории. Мои личные наблюдения и наблюдения ряда
моих английских коллег привели нас к выводу, что прямое влияние
ранних процессов интроекции имеет гораздо большее значение и для
нормального, и для патологического развития, и оно в некотором
роде отличается от того, что до сих пор было общепринято в психо¬
аналитических кругах.
Согласно нашим взглядам, даже самые ранние инкорпориро¬
ванные объекты формируют основу Супер-Эго и входят в его струк¬
туру. Вопрос отнюдь не просто теоретический. Изучая отношения
1 В течение многих лет я поддерживала точку зрения о том, что источником
фиксации ребенка на матери является не просто зависимость от нее, но также
тревога и чувство вины, и что эти переживания связаны с его ранней агрессией,
направленной против нее.
150
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
раннего инфантильного Эго к его интернализированным объектам
и к Ид, мы понимаем постепенные изменения, которым подверга¬
ются эти отношения, мы получаем более глубокое проникновение
в специфические ситуации тревоги, через которые проходит Эго, и
специфические механизмы защиты, которые оно развивает по мере
того, как становится более высокоорганизованным. Рассматривая
их с точки зрения нашего опыта, мы обнаруживаем, что подходим к
более полному пониманию самых ранних фаз психического развития,
пониманию структуры Супер-Эго и генезиса психотических
расстройств. Поскольку там, где мы имеем дело с этиологией, сущес¬
твенным кажется не просто расценивать предиспозицию либидо
как таковую, но и рассматривать ее в связи с самыми ранними отно¬
шениями субъекта к интернализированным и внешним объектам,
рассмотрение, предполагающее понимание защитных механизмов,
которые Эго постепенно развивает, борясь с варьирующимися
ситуациями тревоги.
Если мы примем этот взгляд на формирование Супер-Эго,
более понятной становится его безжалостная суровость в случае
меланхолика. Преследования и требования «плохих» интерна¬
лизированных объектов; атаки таких объектов одного на другой
(особенно, представленные садистическим коитусом родителей);
острая необходимость выполнить весьма строгие требования
«хороших объектов», защитить и умиротворить их внутри Эго с
возникающей в результате ненавистью Ид; постоянные сомнения
по поводу «хорошести» хорошего объекта, что вызывает его
быструю трансформацию в «плохой», — все эти факторы объеди¬
няются, чтобы вызвать у Эго чувство жертвы внутренне проти¬
воречивых, невыполнимых претензий изнутри, состояние, которое
переживается как нечистая совесть. То есть: самые ранние выска¬
зывания совести связаны с преследованием со стороны «плохих»
объектов. Само выражение «угрызения совести» (Gewissensbisse)
служит доказательством безжалостного «преследования» совестью
и того факта, что изначально она воспринимается как пожирающая
свою жертву.
Среди различных внутренних требований, составляющих
суровость Супер-Эго у меланхолика, я упомянула острую потреб¬
ность выполнять очень строгие требования «хороших» объектов.
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
151
Именно эту часть картины — а именно, жесткость «хороших»,
то есть любимых, объектов, находящихся внутри, — признало
общее аналитическое мнение; это становится ясным в безжалос¬
тной суровости Супер-Эго у меланхолика. Однако, на мой взгляд,
лишь глядя на все отношения Эго к его фантастическим объектам,
и «плохим», и «хорошим», лишь глядя на всю картину внутренней
ситуации, которую я попыталась обрисовать в данной статье, мы
сможем понять то рабство, которому покоряется Эго, выполняя
чрезвычайно жесткие требования и наставления любимого объекта,
инсталлированного внутрь Эго. Как я уже упомянула, Эго пытается
держать «хорошие» объекты отдельно от «плохих», реальные —
отдельно от фантастических. Результат — концепция абсолютно
«плохих» и абсолютно безупречных объектов, то есть любимые
объекты во многих отношениях крайне нравоучительны и взыска¬
тельны. В то же самое время, поскольку младенец не может держать
в сознании «хорошие» и «плохие» объекты совершенно раздельно1,
часть жесткости плохих объектов и Ид привязывается к «хорошим»
объектам, что затем увеличивает суровость их требований2. Эти
строгие требования служат цели поддержания Эго в борьбе против
его неконтролируемой ненависти и «плохих» атакующих объектов,
с которыми оно отчасти идентифицируется3. Чем сильнее тревога
по поводу потери любимых объектов, тем больше Эго старается
сохранить их; и чем труднее становится задача восстановления, тем
строже будут требования, связанные с Супер-Эго.
Я попыталась показать, что трудности, которые испытывает
Эго, переходя к инкорпорации целостного объекта, исходят из
1 Я объяснила, что постепенно, объединяя и расщепляя «хорошие» и «плохие»,
фантастические и реальные, внешние и внутренние объекты, Эго продвигается
к более реалистичной концепции как внешних, так и внутренних объектов и та¬
ким образом получает удовлетворительное отношение и к тем, и к другим. (Ср.
«Психоанализ детей» (1932b) [наст. изд. Т. III].)
2 Фрейд в работе «Я и Оно» показал, что при меланхолии деструктивный ком¬
понент сконцентрирован в Супер-Эго и направляется против Эго[а].
3 Хорошо известно, что некоторые дети проявляют острую потребность подчи¬
ниться строгой дисциплине, чтобы таким образом внешний фактор удержал их
от неправильного поступка.
ы Freud, S. Das Ich und das Es (1923b) // G. W. — Bd. XIII. — S. 235—
289.
152
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
его пока еще несовершенной способности управлять посредством
новых защитных механизмов свежим содержанием тревоги, являю¬
щейся результатом прогресса его развития.
Я осознаю, насколько трудно провести четкую линию между
содержанием тревоги и переживаниями параноика и депрессивного
больного, поскольку они тесно связаны друг с другом. Однако их
можно отличить друг от друга, если считать критерием дифферен¬
циации то, относится ли персекуторная тревога, главным образом,
к сохранению Эго — в данном случае это параноик — или к сохра¬
нению «хороших» интернализированных объектов, с которыми Эго
идентифицируется как целое. В последнем случае — случае депрес¬
сивного больного — тревога и переживания страдания имеют значи¬
тельно более сложную природу. Тревога, что «хорошие» объекты
и Эго вместе с ними будут разрушены или что они пребывают в
состоянии дезинтеграции, переплетается с постоянными отчаян¬
ными усилиями сохранить «хорошие» объекты, как интернализи¬
рованные, так и внешние.
Мне кажется, что, только интроецировав объект в целом и
установив лучшее отношение к внешнему миру и реальным людям,
Эго способно полно осознать несчастье, порожденное его садизмом
и, в особенности, каннибализмом, и испытывать страдание по
этому поводу. Это страдание относится не только к прошлому, но
и к настоящему, поскольку на этой ранней стадии развития садизм
на пике. Оно требует более полной идентификации с любимым
объектом и более полного признания его ценности, чтобы Эго
осознало состояние дезинтеграции, до которого оно уже дошло и
до которого оно продолжает доводить свой любимый объект. Затем
оказывается, что Эго сталкивается с психической реальностью, в
которой его любимые объекты находятся в состоянии распада — на
кусочки, — а отчаяние, раскаяние и тревога, исходящие из этого
осознания, являются истинной причиной многочисленных ситуаций
тревоги. Приведу лишь некоторые из них: существует тревога о
том, как правильно и в правильное время сложить вместе кусочки;
как выбрать хорошие кусочки и избавиться от плохих; как оживить
объект, когда он уже собран; а также существует тревога, что
выполнению этой задачи помешают «плохие» объекты и чья-нибудь
ненависть и т. д.
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
153
Я обнаружила, что ситуации тревоги данного типа являются
истинной причиной не только депрессии, но и всех торможений в
работе. Попытки спасти любимый объект, исправить и восстано¬
вить его, попытки, которые в состоянии депрессии соединяются с
отчаянием, поскольку Эго сомневается в собственной способности
добиться восстановления, являются определяющим фактором
всех сублимаций и развития Эго в целом. В этой связи упомяну
лишь особую важность для сублимации кусочков, на которые был
разложен любимый объект, и усилия, направленные на то, чтобы
собрать их. Объект, разбитый на части, является «совершенным»;
таким образом, усилие аннулировать состояние дезинтеграции, до
которого он был доведен, предполагает необходимость сделать
его красивым и «совершенным». Кроме того, идея совершенства
настолько неотразима, потому что опровергает идею дезинтеграции.
Я обнаружила, что в психике многих пациентов, с нелюбовью или
ненавистью отвернувшихся от матери или использовавших другие
механизмы ухода от нее, несмотря на это, существует красивый
образ матери, однако который переживается лишь как картина, а
не ее реальное Я. Переживается, что реальный объект непривле¬
кателен — фактически это поврежденная, неизлечимая и потому
пугающая личность. Красивый образ был отделен от реального
объекта, но от него так и не отказались, и он играл большую роль в
особых способах сублимаций.
Оказывается, что желание совершенства основывается на деп¬
рессивной тревоге по поводу дезинтеграции, которая, таким образом,
имеет большое значение для всех сублимаций.
Ранее я указала, что Эго доходит до осознания своей любви
к «хорошему» объекту, целостному и вдобавок реальному объекту,
вместе с переполняющим переживанием вины по отношению к нему.
Полная идентификация с объектом, основанная на либидинозной
привязанности сначала к груди, затем ко всей личности, рука об руку
идет с тревогой о нем (по поводу его дезинтеграции), с виной и раская¬
нием, с чувством ответственности за сохранение неповрежденным
его от преследователей и от Ид и с печалью, касающейся ожидания
его надвигающейся потери. Эти эмоции, сознательные или бессо¬
знательные, на мой взгляд, находятся среди существенных фунда¬
ментальных элементов чувств, которые мы называем любовью.
154
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
В этой связи могу сказать, что нам знакомы самоупреки депрес¬
сивного больного, которые представляют собой упреки интроеци-
рованному объекту. Однако ненависть Эго к Ид, первостепенная в
этой фазе, в большей степени объясняет переживания никчемности
и отчаяния, нежели упреки объекту. Я часто обнаруживала, что эти
упреки и ненависть к «плохим» объектам вторично усиливаются
как защита против ненависти Ид, которая еще более невыносима.
В последнем анализе именно бессознательная осведомленность Эго,
что ненависть, как и любовь действительно там и что в любой момент
она может получить превосходство (тревога Эго, что Ид унесет
его жизнь, а также разрушит любимый объект), вызывает грусть,
переживания вины и отчаяние, лежащие в основе горя. Эта тревога
ответственна и за сомнение в «хорошести» любимого объекта. Как
указал Фрейд, сомнение на самом деле есть сомнение в собственной
любви и «человек, сомневающийся в своей любви, может, или скорее,
должен сомневаться во всех меньших вещах»1.
Параноик, я полагаю, также интроецировал целостный реаль¬
ный объект, но не смог достичь полной идентификации с ним, или,
если и смог, то не сумел сохранить ее. Упомяну некоторые из причин,
ответственных за эту неспособность: слишком велика персекуторная
тревога; подозрения и тревоги фантастической природы являются
помехой полной стабильной интроекции «хорошего» реального
объекта. Поскольку он был интроецирован, существует незначи¬
тельная возможность сохранить его как «хороший» объект, потому что
сомнения и подозрения всех типов скоро вновь превратят любимый
объект в преследователя. Таким образом, отношение к целостным
объектам и реальному миру все еще подвергается влиянию со стороны
раннего отношения к интернализированным частичным объектам и
фекалиям как преследователям и может уступить место последнему.
Характерным для параноика мне кажется то, что, хотя вследствие
персекуторной тревоги и подозрений он развивает очень сильную и
острую способность к наблюдению внешнего мира, это наблюдение и
его чувство реальности искажены, потому что персекуторная тревога
заставляет его смотреть на людей, главным образом, с позиции того,
1 [Freud, S. Bemerkungen über einen Fall von Zwangsnenrose (1909d) // G. W. —
Bd. VII. — S. 381—463 {«Заметки о случае невроза навязчивости»}.]
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
155
являются они преследователями или нет. Там, где персекуторная
тревога за Эго господствует, невозможна полная стабильная иденти¬
фикация с другим объектом в плане смотреть на него и понимать его
таким, каков он на самом деле, а также невозможна полная способ¬
ность к любви.
Другой важной причиной, почему параноик не может поддержи¬
вать отношение к целостному объекту, является то, что, пока персе-
куторные тревоги и тревога за себя все еще настолько сильны, он
не может нести дополнительную ношу тревог за любимый объект и,
кроме того, ношу переживаний вины и раскаяния, сопровождающих
эту депрессивную позицию. Кроме того, в этой позиции он может
использовать проекцию значительно меньше из страха вытолкнуть
«хорошие» объекты и таким образом потерять их и, с другой стороны,
из страха повредить «хорошие» внешние объекты, вытолкнув плохое
из себя.
Так, мы видим, что страдания, связанные с депрессивной
позицией, толкают его обратно к параноидной позиции. Несмотря
на то, что он уже удалился от параноидной позиции, депрессивная
позиция уже достигнута, и поэтому склонность к депрессии всегда
существует. По моему мнению, это объясняет тот факт, что мы часто
сталкиваемся с депрессией вместе с серьезной паранойей, а также и с
паранойей более мягких форм.
Сравнив переживания параноика в отношении дезинтег¬
рации с переживаниями депрессивного больного, мы увидим, что
депрессивный больной характерно полон грусти и тревоги за объект,
который он старается объединить в одно целое, в то время как для
параноика дезинтегрированный объект, главным образом, пред¬
ставляет собой множество преследователей, поскольку каждая его
часть вновь вырастает в преследователя1. Эта концепция опасных
фрагментов, на которые разложен объект, как мне кажется, соот¬
ветствует интроекции частичных объектов, приравниваемых к
фекалиям (Абрахам), и тревоге по поводу множества внутренних
1 Как указала Мелитта Шмидеберг, ср. «Роль психотических механизмов в
культурном развитии»[а].
Schmideberg, М. The Role of Psychotic Mechanisms in Cultural Development
I 11. J. PA. — 1930. — Vol. 11. — P. 387—418.
156
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
преследователей, которой, на мой взгляд1, дает начало интроекция
многих частичных объектов и множества опасных фекалий.
Я уже рассмотрела отличия параноика от депрессивного
больного с точки зрения различного отношения к любимым объек¬
там. Возьмем в этой связи торможения и тревоги, касающиеся
еды. Тревога впитать опасные вещества, деструктивные для внут¬
ренней части, будет параноидной, в то время как тревога разрушить
«хорошие» внешние объекты, кусая и жуя, или тревога подвергнуть
опасности «хороший» внутренний объект, поместив внутрь «плохие»
вещества извне, будет депрессивной. К тому же, депрессивной будет
и тревога подвергнуть опасности внутри себя «хороший» внешний
объект, инкорпорировав его. С другой стороны, в случаях с серь¬
езными параноидными чертами я встречала фантазии о том, чтобы
заманить внешний объект во внутреннюю часть себя, которая расце¬
нивается как пещера, полная опасных монстров, и т. п. Здесь мы
видим причины усиления механизма интроекции параноика, в то
время как для депрессивного больного, насколько нам известно,
характерно использование этого механизма с целью инкорпорации
«хорошего» объекта.
Если мы рассматриваем ипохондрические симптомы в срав¬
нительной манере, то боли и другие проявления, вытекающие в
фантазии из атак преследующих объектов против Эго, являются
типично параноидными2. С другой стороны, симптомы, исходящие
из атак «плохих» внутренних объектов и атак Ид против «хороших»
объектов, то есть из войны, в которой Эго идентифицируется со
страданиями «хороших» объектов, являются типично депрес¬
сивными.
К примеру, пациент X, которому, когда он был ребенком,
сказали, что у него ленточные черви, связал этих червей внутри
1 «Психоанализ детей» (1932b) [наст. изд. Т. III.].
2 Доктор Клиффорд Скотт упомянул в своем курсе лекций по психозам в Инсти¬
туте психоанализа осенью 1934 года, что, по его опыту, при шизофрении клини¬
чески ипохондрические симптомы более многочисленны и неестественны и свя¬
заны с преследованиями и функциями частичного объекта. Это можно увидеть
даже после короткого исследования. При депрессивных реакциях клинически
ипохондрические симптомы менее разнообразны и в своем выражении сильнее
связаны с функциями Эго.
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
157
себя с собственной жадностью. При анализе у него были фантазии о
ленточном черве, проедающем себе путь сквозь его тело, и на первый
план выдвинулась сильная тревога по поводу рака. Пациент, стра¬
давший от ипохондрических и параноидных тревог, относился ко мне
с сильным недоверием и, между прочим, подозревал, что я объеди¬
нилась с людьми, враждебными по отношению к нему. В это время у
него было сновидение о том, что детектив арестовывает враждебного
преследующего человека и сажает его в тюрьму. Однако позднее
детектив оказался ненадежным и стал сообщником врага. Детектив
обозначал меня, а тревога в целом была интернализированной и также
была связана с фантазией о ленточном черве. Тюрьма, в которой
содержался враг, была внутренней частью его самого — фактически
особой частью его внутренней части, в которую следовало заточить
преследователя. Выяснилось, что опасный ленточный червь (по одной
из его ассоциаций, бисексуальный) представляет обоих родителей во
враждебном союзе (фактически, совокуплении) против него.
В то время когда анализировались фантазии о ленточном черве,
у пациента развилась диарея, которая — как ошибочно думал X —
смешана с кровью. Это его очень напугало, он воспринимал диарею
как подтверждение опасных процессов, протекающих внутри него.
Это переживание обнаруживалось в фантазиях, в которых он
атаковал ядовитыми испражнениями своих «плохих» объединенных
родителей внутри себя. Для него диарея означала ядовитые испраж¬
нения, а также плохой пенис отца. Кровь, содержащаяся, как он
думал, в его фекалиях, представляла меня (это показали ассоциации,
в которых я была связана с кровью). Таким образом, диарея, как он
считал, представляла собой опасное оружие, с помощью которого он
сражался со своими «плохими» интернализированными родителями,
а также с самими отравленными и разрушенными родителями —
ленточным червем. В раннем детстве он в фантазии атаковал своих
реальных родителей ядовитыми испражнениями и, фактически,
мешал их совокуплению, совершая акт дефекации. Диарея всегда
была для него чем-то очень пугающим. Наряду с этими атаками на
реальных родителей, вся его война интернализировалась и угрожала
Эго деструкцией. Могу упомянуть, что этот пациент на протяжении
всего анализа вспоминал, что примерно в десятилетнем возрасте он
определенно чувствовал, что в его животе есть маленький человечек,
158
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
контролировавший его и отдававший ему приказы, которые он,
пациент, был вынужден исполнять, хотя они и были всегда ошибоч¬
ными, неправильными (у него были подобные переживания по
поводу просьб отца).
Когда анализ продвинулся дальше и недоверие ко мне умень¬
шилось, пациент начал сильно беспокоиться обо мне. Пациента X
всегда волновало здоровье матери; но он не смог развить настоящую
любовь к ней, хотя и старался изо всех сил угодить ей. Сейчас
вместе с заботой обо мне на первый план выдвинулись переживания
любви и благодарности, а также переживания никчемности, грусти
и депрессии. Пациент никогда не чувствовал себя по-настоящему
счастливым, депрессия распространилась на всю его жизнь, однако
он никогда не страдал от настоящих депрессивных состояний. При
анализе он прошел фазы глубокой депрессии со всеми симптомами,
характерными этому состоянию психики. В это время изменились
переживания и фантазии, связанные с ипохондрическими болями.
К примеру, пациент чувствовал беспокойство, что рак проберется
сквозь слизистую оболочку желудка; однако сейчас оказалось,
что, боясь за свой желудок, он в действительности хотел защитить
«меня» внутри себя — фактически, интернализированную мать, —
которую, как он считал, атаковал пенис отца и его собственное Ид
(рак). В другой раз у пациента были фантазии (связанные с физи¬
ческим дискомфортом) о внутреннем кровотечении, от которого он
умрет. Выяснилось, что он идентифицировал меня с кровотечением —
«хорошей» кровью, представляющей меня. Мы должны помнить,
что, когда доминировали параноидные тревоги, он воспринимал меня,
главным образом, как преследователя и идентифицировал с «плохой»
кровью, смешанной с диареей (с плохим отцом). Сейчас драгоценная
«хорошая» кровь представляла меня — потеря ее означала мою
смерть, что подразумевало бы и его смерть. Выяснилось, что рак, на
который он возложил ответственность за смерть любимого объекта
и за свою собственную и который обозначал пенис его плохого отца,
даже в большей степени воспринимался как его собственный садизм,
особенно, как его жадность. Поэтому он чувствовал себя таким недо¬
стойным и был в таком отчаянии.
Пока господствовали параноидные тревоги и превалировала
тревога по поводу «плохих» объединенных объектов, X испытывал
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
159
лишь ипохондрические тревоги за собственное тело. Когда устано¬
вились депрессия и грусть, на первый план выдвинулись любовь
и забота о «хорошем» объекте, а содержание тревоги, равно как и
переживания, и защиты в целом изменились. В этом случае, как и
во многих других, я обнаружила, что параноидные страхи и подоз¬
рения усиливаются как защита от депрессивной позиции, которая
была замаскирована ими. Теперь приведу другой случай — случай
пациента У с сильными параноидными и депрессивными чертами (с
преобладанием паранойи), а также с ипохондрией. Его жалобы на
многочисленные физические болезни, занимавшие большую часть
сеансов, сменились сильными переживаниями подозрения по отно¬
шению к людям из его окружения и часто напрямую связывались с
ними, поскольку он, так или иначе, возлагал на них ответственность
за свои физические болезни. Когда после трудной аналитической
работы недоверие и подозрение уменьшались, все больше и больше
улучшалось отношение ко мне. Выяснилось, что под постоянными
параноидными обвинениями, жалобами и критикой других людей
существует скрытая глубокая любовь к матери и забота о родителях, а
также других людях. В то же самое время грусть и сильная депрессия
все больше и больше выходили на первый план. На протяжении этой
фазы ипохондрические жалобы изменились и по способу представ¬
ления мне, и по содержанию, лежащему в их основе. К примеру,
пациент жаловался на различные физические болезни, а затем
перешел к рассказу о лекарствах, которые он принимал, — пере¬
числяя, что он сделал для своей грудной клетки, горла, носа, ушей,
кишечника и т. д. Это звучало так, как будто он нянчил эти части
тела и органы. Он перешел к рассказу о заботе о молодых людях,
находящихся под его опекой (он был учителем), затем — о беспо¬
койстве о некоторых членах его семьи. Стало совершенно очевидно,
что различные органы, которые он пытался лечить, идентифици¬
ровались с его интернализированными братьями и сестрами, перед
которыми он чувствовал себя виноватым и которых он постоянно
был вынужден поддерживать живыми. Именно сверхтревожностъ
по поводу их исправления, поскольку он повредил их в фантазии,
чрезмерная грусть и отчаяние по тому же поводу привели к такому
усилению параноидных тревог и защит, что любовь и забота о людях,
а также идентификация с ними скрылись под ненавистью. К тому
160
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
же, в этом случае, когда депрессия полностью вышла на первый план
и параноидные тревоги уменьшились, ипохондрические тревоги
стали возникать по поводу интернализированных объектов любви
и, соответственно, Эго, в то время как до этого они переживались
лишь в отношении Эго.
Попытавшись дифференцировать содержание тревоги, пережи¬
вания и защиты, действующие при паранойе и депрессивных состо¬
яниях, я должна вновь разъяснить, что, на мой взгляд, депрессивное
состояние основано на параноидном состоянии и генетически исходит
из него. Я рассматриваю депрессивное состояние как результат
смешивания параноидной тревоги и того содержания тревоги, пере¬
живаний страдания и защит, которые связаны с приближающейся
потерей любимого объекта в целом. Мне кажется, что введение
нового термина для этих специфических тревог и защит могло бы
способствовать пониманию структуры и природы паранойи, а также
маниакально-депрессивных состояний1.
На мой взгляд, где бы ни существовало состояние депрессии,
будь оно в нормальном, невротическом, маниакально-депрессивном
или смешанном случае, в нем всегда есть специфическая группи¬
ровка тревог, переживаний страдания и различных вариантов защит,
которую я описала и назвала депрессивной позицией.
Если эта точка зрения окажется верной, мы сможем понять
частые случаи, в которых нам представлена картина смешанных
1 Это приводит меня к еще одному вопросу терминологии.
В предыдущей работе я описала психотические тревоги и механизмы у ре¬
бенка с позиции фаз развития. Верно, что это описание вполне оправдывает
наличие генетической связи между ними, а также существование колебания
между ними, возникающего под давлением тревоги до тех пор, пока не будет
достигнута большая стабильность. Однако, поскольку при нормальном разви¬
тии психотические тревоги и механизмы в одиночку никогда не господствуют
(факт, которому я, конечно, придавала особое значение), термин «психотичес¬
кие фазы» в действительности не является удовлетворительным. Сейчас я ис¬
пользую термин «позиция» в отношении психотических тревог и защит раннего
развития ребенка. Мне кажется, что с этим термином легче, нежели со словами
«механизмы» или «фазы», связывать различия между психотическими тревога¬
ми, относящимися к развитию ребенка, и психозами взрослого: например, быс¬
трое полное изменение от персекуторной тревоги или переживания депрессии к
нормальной установке — полное изменение, столь характерное для ребенка.
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
161
параноидных и депрессивных черт, поскольку в таком случае мы
сможем изолировать ее различные составные элементы.
Рассуждения, которые я представила в этой статье о депрес¬
сивных состояниях, могут подвести нас, по моему мнению, к лучшему
пониманию все еще довольно неясной реакции суицида. Согласно
открытиям Абрахама и Джеймса Гловера, суицид направлен
против интроецированного объекта. Однако, по моему мнению,
при совершении суицида Эго намеревается убить свои «плохие»
объекты и в то же самое время оно стремится к сохранению своих
любимых объектов, внутренних или внешних. Изложу это вкратце:
в некоторых случаях фантазии, лежащие в основе суицида, направ¬
лены на сохранение «хороших» интернализированных объектов и
той части Эго, которая идентифицируется с «хорошими» объектами,
они также направлены на разрушение другой части Эго, иденти¬
фицирующейся с «плохими» объектами и с Ид. Так Эго получает
возможность соединиться со своими любимыми объектами.
В других случаях кажется, что суицид детерминирован тем
же типом фантазий, однако здесь они относятся к внешнему миру
и реальным объектам отчасти как к заместителям интернализиро¬
ванных. Как уже установлено, субъект ненавидит не только свои
«плохие» объекты, но и свое Ид, причем чрезвычайно сильно.
Возможно, при совершении суицида его цель — пробить оконча¬
тельную брешь в своем отношении к внешнему миру, потому что он
желает избавить некий реальный объект — или «хороший» объект,
который представляет весь этот мир и с которым идентифициру¬
ется Эго, — от себя или от части Эго, идентифицирующейся с его
«плохими» объектами и с его Ид1. В сущности, в таком шаге мы
понимаем его реакцию на собственные садистические атаки на тело
матери, являющейся для маленького ребенка первым репрезентантом
внешнего мира. Ненависть и месть реальным («хорошим») объектам
также всегда играет важную роль в таком шаге, однако именно из
неконтролируемой опасной ненависти, постоянно вскипающей в нем,
меланхолик с помощью суицида отчасти борется за сохранение своих
реальных объектов.
1 Эти причины в значительной степени ответственны за состояние психики ме¬
ланхолика, в которой он внезапно прекращает все связи с внешним миром.
162 Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
Фрейд установил, что мания имеет в основании то же содержа¬
ние, что и меланхолия, и фактически является способом убежать от
этого состояния. Я бы предположила, что при мании Эго ищет убе¬
жище не только от меланхолии, но и от параноидного состояния,
которым оно неспособно управлять. Мучительная тяжелая зависи¬
мость Эго от любимых объектов побуждает его искать свободу. Но
его идентификация с любимыми объектами слишком сильна, чтобы
отказаться от нее. С другой стороны, Эго преследует боязнь «плохих»
объектов и Ид, и в стремлении убежать от всех этих несчастий оно
прибегает к помощи различных механизмов, часть из которых взаим¬
но несовместимы, поскольку принадлежат разным фазам развития.
Именно чувство всемогущества, прежде всего, по моему
мнению, характеризует манию, и, сверх того (как установила Хелен
Дойч1), мания основана на механизме отрицания. Однако я не
согласна с Хелен Дойч в следующем моменте. Она полагает, что
это «отрицание» связано с фаллической фазой и кастрационным
комплексом (у девочек это отрицание отсутствия пениса); тогда как
мои наблюдения привели меня к тому выводу, что данный механизм
отрицания возникает на очень ранней фазе, когда неразвитое Эго
пытается защититься от самой непреодолимой и самой сильной
тревоги, а именно от боязни интернализированных преследователей
и Ид. То есть прежде всего отрицанию подвергается именно
психическая реальность, а затем Эго может продолжать отрицать
значительную часть внешней реальности.
Нам известно, что скотомизация может привести к совершенной
оторванности субъекта от реальности, а также к его абсолютной
пассивности. Однако при мании отрицание связано с чрезмерной
активностью, хотя приступ активности, как указывает Хелен Дойч,
часто не имеет отношения к достижению настоящего результата.
Я объяснила, что в этом состоянии источником конфликта является
нежелание и неспособность Эго отказаться от своих «хороших»
интернализированных объектов, кроме того, источником конфликта
является его стремление убежать от опасностей зависимости от
них, а также стремление убежать от «плохих» объектов. Кажется,
1 Deutsch, H. Zur Psychologie der manisch-depressiven Zustände, insbesondere der
chronischen Hypomanie // I. Z. P. — 1933. — Bd. 19. — S. 358—371.
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
163
что попытка отделиться от объекта, но без полного отказа от него
обусловлена увеличением силы Эго. Оно достигает этого компро¬
мисса, отрицая значимость своих «хороших» объектов, а также
опасностей, угрожающих ему со стороны «плохих» объектов и Ид.
Однако одновременно с этим оно непрерывно стремится к управ¬
лению своими объектами и контролю над ними, и доказательством
этих усилий является его гиперактивность.
Совершенно особой для мании, на мой взгляд, является утили¬
зация чувства всемогущества с целью контроля и управления
объектами. Это необходимо по двум причинам: а) чтобы отрицать
испытываемую перед ними боязнь; б) чтобы довести до конца
механизм осуществления репарации объекта (приобретенный
в предыдущей — депрессивной — позиции)1. Маниакальная
личность полагает, что, управляя своими объектами, она не только
помешает им повредить ее, но и воспрепятствует тому, чтобы они
представляли опасность друг для друга. В особенности, управление
должно дать возможность предотвратить опасный коитус интерна¬
лизированных родителей и их смерть внутри себя2. Маниакальная
защита принимает столь многочисленные формы, что постулиро¬
вать общий механизм, конечно, нелегко. Однако я считаю, что в
этом управлении интернализированными родителями мы, действи¬
тельно, имеем такой механизм (хотя его разнообразие безгранично),
в то же самое время существование внутреннего мира отрицается,
а значение его преуменьшается. И у детей, и у взрослых, у которых
невроз навязчивости был самым сильным фактором истории болезни,
я обнаружила, что такое управление служило предзнаменованием
насильственного разделения двух (или более) объектов; в то время
как в случае, когда преобладала мания, пациент прибегал к методам
более насильственным. То есть объекты были убиты, но, поскольку
субъект был всемогущим, он полагал, что может немедленно вновь
оживить их. Один из моих пациентов говорил об этом процессе как о
1 Эта «репарация», в соответствии с фантастическим характером всей позиции,
практически всегда имеет непрактичную и неосуществимую природу.
2 Бертрам Левин[а] сообщал о пациентке с острой манией, идентифицировавшей
себя с обоими родителями при половом сношении.
Ы Lewin, В. The Body as Phallus // P. Q. — 1933. — Vol. 2. — P. 24—47.
164
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
«поддержании их во временном прекращении жизненных функций».
Убийство соответствует защитному механизму (сохранившемуся с
самой ранней фазы) деструкции объекта; а оживление соответствует
репарации, осуществленной с объектом. В этой позиции Эго осущест¬
вляет подобный компромисс по отношению к реальным объектам.
Голод по объектам, столь характерный для мании, служит признаком
того, что Эго сохранило один из защитных механизмов депрессивной
позиции: интроекцию «хороших» объектов. Маниакальный субъект
отрицает различные формы тревоги, связанные с этой интроекцией
(то есть тревоги о том, что он интроецирует «плохие» объекты или
вследствие процесса интроекции разрушает «хорошие» объекты);
его отрицание относится не только к импульсам Ид, но и к собс¬
твенной заботе о безопасности объекта. Таким образом, мы можем
предположить, что процесс, посредством которого Эго и Эго-идеал
начинают совпадать (что, как показал Фрейд, происходит при ма¬
нии), выглядит следующим образом. Эго каннибалистически инкор¬
порирует объект («пиршество», как назвал это Фрейд в своей оценке
мании), но отрицает, что чувствует какую-либо заботу о нем. «Ко¬
нечно, — спорит Эго, — не очень важно, разрушен ли этот самый
объект. Есть так много других объектов, которые можно инкорпо¬
рировать». Это принижение значимости объекта и презрение к
нему, я думаю, является специфической характеристикой мании и
дает возможность Эго совершить частичное отделение, которое мы
наблюдаем наряду с сильным голодом по объектам. Такое отделение,
которого Эго не может добиться в депрессивной позиции, представ¬
ляет собой прогресс, укрепление Эго по отношению к своим объектам.
Но этому прогрессу противодействуют описанные ранние механиз¬
мы, которые Эго в то же самое время использует и при мании.
Перед тем как перейти к формулированию нескольких пред¬
положений о роли, которую играет параноидная, депрессивная и
маниакальная позиции в нормальном развитии, расскажу о двух
сновидениях пациента, иллюстрирующих некоторые из моментов,
изложенных мною в связи с психотическими позициями. Различные
симптомы, из которых упомяну здесь лишь тяжелые состояния
депрессии, параноидные и ипохондрические тревоги, побудили
пациента С прийти на анализ. В то время, когда у него были эти
сновидения, его анализ сильно продвинулся вперед. Он видел во
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
165
сне, что путешествует с родителями в вагоне, вероятно, без крыши,
поскольку они были на открытом воздухе. Пациент чувствовал, что
«управляет всем», заботясь о родителях, которые были значительно
старше и нуждались в его заботе сильнее, нежели в реальности.
Родители лежали в кровати, но не рядом, как обычно, а по краям
соединенных вместе кроватей. Пациенту было трудно согревать их.
Затем, пока родители наблюдали за ним, пациент помочился в чашу,
в середине которой находился цилиндрический объект. Мочеиспус¬
кание представлялось сложным, поскольку ему пришлось особо
позаботиться о том, чтобы не попасть в цилиндрическую часть. Он
считал, что не будет иметь значения то, смог ли он прицелиться
точно в цилиндр и не расплескать ничего мимо. Закончив мочиться,
он заметил, что чаша переполнилась, и он почувствовал неудовлет¬
ворение. Во время мочеиспускания он заметил, что его пенис очень
большой, и ему было неловко от этого — как будто отец не должен
был видеть, поскольку посчитал бы, что сын его превосходит, а
он не хотел унижать отца. В то же самое время он чувствовал, что
избавляет отца от хлопот самому вставать с кровати и мочиться.
Здесь пациент остановился, затем сказал, что действительно
чувствует себя так, как будто родители являются частью его самого.
В сновидении чаша с цилиндром должна была быть китайской вазой,
но это было не так, поскольку ножка находилась не под чашей, где
она должна находиться, а «в неправильном месте» над чашей — в
действительности, внутри нее. Затем пациент ассоциировал чашу
со стеклянным кубком, таким, который использовался в газовых
горелках в доме его бабушки, а цилиндрическая часть напомнила
ему калильную сетку газового фонаря. Затем он подумал о темном
коридоре, в конце которого тускло горел газовый свет, и сказал, что
эта картина пробудила в нем печальные переживания. Она заставила
его подумать о бедных пришедших в упадок домах, в которых, кроме
этого тусклого газового света, казалось, не было ничего живого.
Правда, нужно было лишь потянуть за веревку, и свет зажжегся
бы ярко. Это напомнило ему, что он всегда боялся газа и что пламя
газовой горелки заставляло его думать, что оно выпрыгивает на него
и кусает, как будто оно — голова льва. Другой вещью, связанной
с газом и пугавшей его, был звук «хлоп», раздававшийся, когда газ
гасили. После моей интерпретации того, что цилиндрическая часть в
166
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
чаше и калильная сетка были одной и той же вещью и что он боялся
мочиться в нее, поскольку по какой-то причине не хотел погасить
пламя, он ответил, что, конечно, нельзя потушить газовое пламя
таким образом, поскольку после этого остается яд — это не свеча,
которую можно просто задуть.
В ночь после этого у пациента было следующее сновидение: он
слышал звук шипения чего-то, что жарилось в духовке. Он не видел,
что это, но думал, что нечто коричневое — это, вероятно, почки,
жарившиеся на сковороде. Шум, который он слышал, был похож на
писк или плач тонкого голоска, и он чувствовал, что жарилось живое
существо. Его мать была там, и он пытался привлечь ее внимание к
этому, заставить ее понять, что жарить нечто живое — это самое
плохое, что можно сделать, хуже, чем варить или готовить его. Это
более мучительно, поскольку горячий жир не давал ему сгореть
полностью и сохранял в нем жизнь, сдирая с него только кожу. Он
не мог заставить мать понять это, и казалось, что ей не было до этого
дела. Это беспокоило его, но в некотором отношении и успокаивало,
поскольку он подумал, что в конце концов не так плохо, если ей все
равно. Духовка, которую он не открывал во сне — он так и не увидел
почки и сковороду, — напомнила ему холодильник. В квартире
одного друга он часто путал дверцу холодильника и духовки. Ему
интересно, являются ли холод и тепло в некотором отношении для
него одним и тем же. Вызывающий муки горячий жир на сковороде
напомнил ему о книге о пытках, которую он читал ребенком; особый
интерес у него вызывали обезглавливания и пытки раскаленным
маслом. Обезглавливание напомнило ему о короле Чарльзе. Он был
очень взволнован историей его казни и в дальнейшем развил некую
преданность по отношению к нему. Что касается пыток раскаленным
маслом, раньше он много думал о них, воображая себя в такой
ситуации (особенно, что его ноги охвачены огнем) и пытаясь понять,
как можно сделать так, чтобы вызвать наименьшую боль, если этому
суждено случиться.
В тот день, когда пациент рассказал мне второе сновидение, он
впервые высказался о том, как я чиркнула спичкой, чтобы зажечь
сигарету. Он сказал, что ясно, что я чиркнула спичкой неправильно,
потому что кусочек спичечной головки отлетел в его сторону. Он
имел в виду, что я чиркнула под неправильным углом, а затем сказал
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
167
«как его отец, который неправильно подавал мячи в теннисе». Он
заинтересовался, как это часто случалось на его анализе, что головка
спички отлетала в его сторону. (Раньше он высказывался один или
два раза, что у меня, должно быть, дурацкие спички, но сейчас его
критика касалась того, как я ими чиркала.) Он не был расположен
разговаривать, жалуясь, что за последние два дня у него развилась
сильная простуда; голова болела, уши заложены, носовая слизь гуще,
чем при предыдущих простудах. Затем он рассказал мне сновидение,
уже описанное мною, и в ходе ассоциаций еще раз упомянул простуду
и то, что она вызвала такое нерасположение делать что-либо.
Путем анализа этих сновидений пролился новый свет на
некоторые фундаментальные моменты развития пациента. Они
уже были обнаружены ранее и были проработаны в его анализе, но
сейчас появились в новых связях и в таком случае стали совершенно
ясными и убедительными для него. Сейчас выделю лишь те моменты,
которые относятся к выводам, полученным в данной статье; могу
заметить, что в данной работе нет места, чтобы привести все важные
ассоциации.
Мочеиспускание в сновидении навело на мысль о ранних агрес¬
сивных фантазиях пациента по отношению к родителям, особенно
направленных против их полового акта. Он фантазировал, что кусает
и пожирает их и среди прочих атак мочится на пенис отца и внутрь
него с тем, чтобы содрать с него кожу, поджечь его и тем самым
заставить отца поджечь внутреннюю часть матери при половом акте
(пытка раскаленным маслом). Эти фантазии распространились на
младенцев внутри тела матери, которых следовало убить (сжечь).
Почки, сожженные заживо, обозначали и пенис отца — прирав¬
ненный к фекалиям, — и младенцев внутри тела матери (духовка,
которую он не открывал). Кастрация отца выражалась ассоци¬
ациями об обезглавливании. Присвоение пениса отца показано
переживанием того, что пенис столь велик, и пациент мочится и за
себя, и за отца (фантазии по поводу обладания пенисом отца внутри
собственного или о том, что он присоединен к нему, выявились в его
анализе в большом количестве). Мочеиспускание пациента в кубок
означало также его половое сношение с матерью (в соответствии
с чем в сновидении кубок и мать представляли ее и как реальную,
и как интернализированную фигуру). Страдающий импотенцией
168
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
кастрированный отец был вынужден наблюдать за сношением
пациента с матерью — противоположность ситуации, которую
пациент в фантазии пережил в детстве. Желание унизить отца
выражается переживанием того, что он не должен этого делать.
Эти (и другие) садистические фантазии дали начало различ¬
ному содержанию тревоги: невозможно было заставить мать
понять, что она подвергается опасности со стороны обжигающего
и кусающего пениса внутри нее (обжигающая кусающая голова
льва, газовая горелка, которую он зажигал) и что ее младенцы
находятся в опасности сгореть, в то же самое время представляя
собой опасность для нее (почки в духовке). Переживание пациента
о том, что цилиндрическая ножка находится в «неправильном»
месте (внутри, а не снаружи кубка), выразило не только раннюю
ненависть и ревность к тому, что мать вберет в себя пенис отца, но и
тревогу по поводу этого опасного происшествия. Фантазия о сохра¬
нении жизни почек и пениса, когда они подвергаются мучениям,
выразила как деструктивные тенденции против отца и младенцев,
так и до известной степени желание сохранить их. Особое распо¬
ложение кроватей — отличающееся от расположения в реально
существующей спальне, — на которых лежали родители, показы¬
вало не только первичное агрессивное побуждение разделить их при
половом сношении, но и тревогу, что они будут ранены или убиты
сношением, которое их сын в фантазии организовал столь опасно.
Желание смерти родителей привело к переполняющей тревоге по
поводу их смерти. Это показывают ассоциации и переживания,
касающиеся тускло горящего газового света, завышенного в снови¬
дении возраста родителей (старше, чем в действительности), их
беспомощности и необходимости пациента согревать их.
Одну из защит против переживаний вины и ответственности за
несчастье, которое он устроил, выявили ассоциации пациента к тому,
что я неправильно чиркаю спичками, а его отец неправильно подает
теннисные мячи. Так он возлагает на родителей ответственность за
их неправильное опасное половое сношение; однако страх возмездия,
основанный на проекции (то, что я его сожгу), выражается высказы¬
ванием, что ему интересно, как часто на его анализе головки спичек
отлетали в его сторону, а все остальное содержание тревоги относи¬
лось к атакам на него (голова льва, раскаленное масло).
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
169
Тот факт, что он интернализировал (интроецировал) родителей,
демонстрируется следующим: 1) вагон, в котором он путешествовал
с родителями, постоянно заботясь о них, «управляя всем», пред¬
ставлял его собственное тело; 2) вагон был открытым в отличие от
представляющего интернализацию родителей переживания того,
что он не смог освободиться от интернализированных объектов,
однако то, что вагон был открытым, отрицало это; 3) ему прихо¬
дилось делать за родителей все, даже мочиться за отца; 4) четкое
выражение переживания того, что они являются частью его
самого.
Однако посредством интернализации родителей все ситуации
тревоги, упомянутые мною ранее в отношении реальных родителей,
интернализировались и, соответственно, умножились, усилились
и отчасти изменились по характеру. Его мать, вмещающая в себя
обжигающий пенис и умирающих детей (духовка с жарящейся
сковородой), находится внутри него. К тому же внутри него
находятся родители, совершающие опасный половой акт, а также
существует необходимость сохранять их отдельно. Эта необходи¬
мость стала источником многочисленных ситуаций тревоги и, как
обнаружилось в его анализе, явилась первопричиной его навязчивых
симптомов. В любое время родители могли иметь опасное половое
сношение, сжигать и поедать друг друга, а также разрушать его,
поскольку его Эго стало местом, где разыгрывались все эти опасные
ситуации. Соответственно, он был вынужден одновременно испы¬
тывать огромную тревогу и за них, и за себя. Он полон грусти по
поводу надвигающейся смерти интернализированных родителей и в
то же самое время он не смеет вернуть их к полной жизни (не смеет
дернуть за веревку газовой горелки), поскольку полный приход к
жизни подразумевал бы половое сношение, а в результате этого и
их, и его смерть.
В таком случае существуют опасности, угрожающие из Ид.
Если ревность и ненависть, возбужденные некой реальной фрус¬
трацией, вскипают в нем, в фантазии он вновь атакует интернали¬
зированного отца обжигающими выделениями, мешая половому
сношению родителей, что дает начало возобновленной тревоге. Как
внешние, так и внутренние стимулы могут увеличить его параноидные
тревоги по поводу интернализированных преследователей. Если в
170
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
этом случае он полностью убьет отца внутри себя, то мертвый отец
станет преследователем особого вида. Мы видим это из высказы¬
вания пациента (и его последующих ассоциаций) о том, что если
погасить газ жидкостью, яд все равно останется. Здесь на первый
план выдвигается параноидная позиция, и мертвый объект внутри
приравнивается к фекалиям и флатусу1. Однако параноидная
позиция, сильная у пациента в начале анализа, но значительно
уменьшившаяся впоследствии, в сновидениях появлялась мало.
В сновидениях доминируют переживания страдания, связанные
с тревогой за любимые объекты и, как я указала ранее, характерные
для депрессивной позиции. В сновидениях пациент по-разному
справляется с депрессивной позицией. Он использует садистический
маниакальный контроль над родителями, держа их отдельно друг от
друга и, таким образом, останавливая доставляющее удовольствие,
равно как и опасное, половое сношение. В то же самое время способ,
которым он заботится о них, является показателем механизмов
навязчивости. Однако основной способ преодоления депрессивной
позиции — это репарация. В сновидении он целиком посвящает
себя родителям, с тем, чтобы поддерживать их жизнь и обеспечи¬
вать им комфорт. Его забота о матери восходит к самому раннему
детству, а побуждение исправить и восстановить ее, равно как и
отца, и заставить младенцев расти играют важную роль во всех
его сублимациях. Связь между опасными происшествиями внутри
него и ипохондрическими тревогами показывают высказывания
пациента о простуде, которая у него возникла в то время, когда
появились эти сновидения. Оказалось, что носовая слизь, которая
была чрезвычайно густой, идентифицировалась с мочой в чаше — с
жиром на сковороде — в то же самое время с его семенем, и что в
голове, в которой он чувствовал тяжесть, он нес гениталии своих
родителей (сковороду с почками). Носовая слизь должна была не
допускать контакт гениталий матери с гениталиями отца и одновре¬
1 По моему опыту, концепция мертвого объекта, находящегося внутри, у пара¬
ноика является одним из тайных жутких преследователей. Он переживается как
не полностью мертвый и способный появиться в любое время коварным и заго¬
ворщическим способом и представляющийся все более опасным и враждебным,
поскольку субъект пытался расправиться с ним, убив его (концепция опасного
привидения).
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
171
менно с этим она означала сексуальный акт с матерью, находящейся
внутри него. У него было переживание, что его голова заблокирована,
переживание, соответствующее отделению гениталий родителей
друг от друга и, таким образом, разделению внутренних объектов.
Одним из стимулов для этого сновидения явилась реальная фрус¬
трация, которую пациент испытал незадолго до этих сновидений.
Хотя это переживание не привело к депрессии, бессознательно оно
повлияло на эмоциональное равновесие: это стало очевидным из
сновидений. Оказывается, что в сновидениях сила депрессивной
позиции увеличена, а эффективность сильных защит пациента в
некоторой степени уменьшена. В реальной жизни это было не так.
Интересно, что другой стимул этих сновидений был совершенно
иного вида. Случилось так, что вскоре после болезненного пере¬
живания он поехал с родителями в короткое путешествие, которое
ему очень понравилось. Фактически сновидение начиналось так, что
напоминало ему об этом приятном путешествии, но депрессивные
переживания омрачали доставляющие удовольствие переживания.
Как я указала ранее, пациент прежде сильно беспокоился о матери,
но на протяжении анализа эта установка изменилась и теперь у него
довольно счастливое и беззаботное отношение к родителям.
Моменты, которые я подчеркнула в связи с этими сновиде¬
ниями, как мне кажется, показывают, что процесс интернали¬
зации, устанавливающийся на самой ранней стадии младенчества,
способствует развитию психотических позиций. Мы видим, каким
образом, когда родители интернализуются, ранние агрессивные
фантазии против них ведут к параноидному страху перед внешними,
а еще более перед внутренними преследованиями, вызывают грусть
и страдание по поводу надвигающейся смерти инкорпорированных
объектов наряду с ипохондрическими тревогами и дают начало
попытке управлять всемогущественным маниакальным образом
невыносимыми страданиями, которые навязаны Эго. К тому же мы
видим, как с возрастанием тенденций к восстановлению модифи¬
цируется деспотический садистический контроль интернализиро¬
ванных родителей.
Недостаток места не позволяет мне рассматривать здесь
подробно способы, которыми нормальный ребенок прорабатывает
депрессивную и маниакальную позиции, составляющие, на мой
172
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
взгляд, часть нормального развития1. Поэтому ограничусь лишь
несколькими общими замечаниями.
В предыдущей работе я развила точку зрения, на которую
ссылалась в начале данной статьи, что в первые несколько месяцев
жизни ребенок переживает параноидные тревоги, относящиеся к
«плохим» отказывающим ему грудям, которые он считает как внеш¬
ними, так и интернализированными преследователями2. Из этого
отношения к частичным объектам и из их уравнивания с фекалиями
берет начало на этой стадии фантастическая нереалистичная природа
отношения ребенка ко всем объектам; к частям собственного тела,
к окружающим его людям и вещам, которые поначалу восприни¬
маются совсем неясно. Объектный мир ребенка в первые два-три
месяца жизни можно описать как состоящий из враждебных и
преследующих или же приносящих удовлетворение частей и долей
реального мира. Вскоре ребенок все больше и больше восприни¬
мает целостную личность матери, и это более реалистичное воспри¬
ятие распространяется на мир вне матери. (Тот факт, что хорошее
отношение к матери и к внешнему миру помогает младенцу преодо¬
леть ранние параноидные тревоги, проливает новый свет на важность
самых ранних переживаний. С самого начала анализ всегда подчер¬
кивал значимость ранних переживаний ребенка, однако мне кажется,
что, лишь поскольку мы знаем больше о природе и содержании
его ранних тревог, а также о непрерывном взаимодействии между
его действительными переживаниями и фантазийной жизнью, мы
1 Эдвард Гловера предполагает, что ребенок в своем развитии проходит через
фазы, дающие основание психическим нарушениям при меланхолии и мании.
2 Доктор Сьюзан Айзекс[Ь] предположила в замечаниях к «Тревоге на первом
году жизни», что самые ранние переживания ребенком болезненных внешних
и внутренних стимулов обеспечивают основу фантазий о враждебных внешних
и внутренних объектах и в значительной степени способствуют выстраиванию
таких фантазий. Представляется, что на самой ранней стадии каждый неприят¬
ный стимул связывается с «плохими», отказывающими, преследующими грудя¬
ми, каждый приятный стимул — с «хорошими», удовлетворяющими грудями.
Glover, Е. A Psycho-Analytic Approach to the Classification of Mental Disorders
(1932) I I Glover, E. Selected papers on psycho-analysis. — L.: Imago Pub. Co.,
1956. — Vol. 1. On the early development of mind. — P. 161—186.
Isaacs, S. Anxiety in the First Year of Live. (Неопубликованная работа, про¬
читанная в Британском психоаналитическом обществе, 1934.)
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
173
можем полностью понять, почему внешний фактор столь важен.)
Но когда это происходит, его садистические фантазии и пережи¬
вания, в особенности каннибалистические, достигают наивысшей
точки. Одновременно с этим ребенок испытывает перемену в эмоцио¬
нальной установке по отношению к матери. Аибидинозная фиксация
на груди развивается в переживания к ней как к личности. Таким
образом, переживания и деструктивной, и любящей природы испы¬
тываются к одному и тому же объекту, и это дает начало глубоким и
беспокоящим конфликтам в психике ребенка.
При нормальном ходе событий в этот момент развития — при¬
мерно между четвертым и пятым месяцами жизни — Эго сталкива¬
ется с необходимостью признать до известной степени психическую
реальность, равно как и внешнюю реальность. Он вынужден осоз¬
нать, что любимый объект одновременно является и ненавидимым; и,
в добавление к этому, что реальные объекты и воображаемые фигуры,
как внешние, так и внутренние, связаны друг с другом. В другом месте
я указала, что у совсем маленького ребенка наряду с отношениями к
реальным объектам существуют — но как бы в другой плоскости —
отношения к их нереальным имаго, как чрезмерно «хорошим», так
и чрезмерно «плохим» фигурам1, и что эти два вида объектных
отношений смешиваются и в ходе развития окрашивают друг друга
в постоянно возрастающей степени2. На мой взгляд, первые важные
шаги в этом направлении совершаются, когда ребенок узнает мать
как целостную личность и идентифицируется с ней как с целостной,
реальной и любимой личностью. Тогда-то депрессивная позиция —
характерные черты которой я описала в этой статье — выходит на
первый план. Эту позицию стимулирует и усиливает «потеря лю¬
бимого объекта», которую ребенок переживает снова и снова, когда
у него отбирают материнскую грудь, и достигает кульминации во
время отлучения от груди. Шандор Радо3 указал, что «глубочайшую
точку фиксации при депрессивной диспозиции необходимо искать в
1 Ср. «Ранние стадии эдипова конфликта» (1928а) [наст. изд. Т. I, С. 285—304.]
и «Персонификация в игре детей» (1929а) [наст, том С. 3—18.].
2 «Психоанализ детей» (1932b), гл. VIII [наст. изд. Т. III.].
3 Rado, S. The Problem of Melancholia // I. J. PA. — 1928. — Vol. 9. — P. 420—
438.
174
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
ситуации угрозы потери любви (Фрейд), в особенности, в ситуации
голода вскармливаемого грудью младенца». Ссылаясь на утверж¬
дение Фрейда о том, что при мании Эго вновь объединяется в союз
с Супер-Эго, Радо приходит к выводу, что «этот процесс является
точным интрапсихическим повторением опыта слияния с матерью,
когда ребенок сосет ее грудь». Я согласна с этими утверждениями,
однако в важных моментах мои взгляды отличаются от выводов
Радо, особенно в том, что касается непрямого обходного способа,
которым, как он думает, вина связывается с этими ранними пере¬
живаниями. Ранее я указала, что, на мой взгляд, уже во время
грудного вскармливания, когда младенец узнает мать как целостную
личность и когда он продвигается вперед от интроекции частичных
объектов к интроекции целостного объекта, он испытывает некие
переживания вины и раскаяния, некую боль, обусловленную конф¬
ликтом между любовью и неконтролируемой ненавистью, некие
тревоги по поводу надвигающейся смерти любимых интернали¬
зированных и внешних объектов — то есть в меньшей и более
мягкой степени испытывает страдания и переживания, которые
мы обнаруживаем полностью развившимися у взрослого мелан¬
холика. Конечно, эти переживания испытываются в иной окру¬
жающей обстановке. Вся ситуация и защиты ребенка, который
вновь и вновь получает подтверждение любви матери, сильно
отличаются от ситуации и защит взрослого меланхолика. Однако
важный момент заключается в том, что эти страдания, конфликты
и переживания раскаяния и вины, вытекающие из отношения Эго к
своему интернализированному объекту, активны уже у ребенка. То
же самое, как я предположила, относится к параноидной и мани¬
акальной позициям. Если младенцу в этот жизненный период не
удается установить внутри себя любимый объект — если интро-
екция «хорошего» объекта терпит неудачу, — ситуация «потери
любимого объекта» возникает уже в том смысле, в каком она обна¬
руживается у взрослого меланхолика. Первая и фундаментальная
внешняя потеря реального любимого объекта, переживаемая при
потере груди перед и во время отлучения от груди, в более позднем
возрасте будет иметь результатом депрессивное состояние, если
в этот ранний период развития младенцу не удалось установить
любимый объект внутри Эго. Также, на мой взгляд, именно на этой
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
175
ранней стадии развития маниакальные фантазии, сначала контроля
над грудью, и очень скоро контроля над интернализированными,
равно как и внешними, родителями, устанавливаются со всеми
описанными мною характерными чертами маниакальной позиции и
используются для борьбы с депрессивной позицией. В любое время,
когда, потеряв грудь, ребенок находит ее вновь, запускается маниа¬
кальный процесс, посредством которого Эго и Эго-идеал начинают
совпадать (Фрейд); поскольку удовлетворение потребности
ребенка быть накормленным не только считается каннибалисти-
ческой инкорпорацией внешних объектов («пиршество» при мании,
как это называет Фрейд), но и приводит в действие каннибалисти-
ческие фантазии, относящиеся к интернализированным любимым
объектам, и соединяется с контролем над этими объектами. Нет
сомнений, что, чем более счастливые отношения с реальной матерью
сможет развить ребенок на этой стадии, тем более он будет способен
преодолеть депрессивную позицию. Однако все зависит от того,
насколько он способен найти выход из конфликта между любовью
и неконтролируемой ненавистью и садизмом. Как я указала ранее,
на самой ранней фазе преследующие и «хорошие» объекты (груди)
в психике ребенка содержатся на большом расстоянии друг от друга.
Когда, наряду с интроекцией целостного реального объекта, они
сближаются, Эго вновь и вновь прибегает к этому механизму —
столь важному для развития отношения к объектам, — а именно,
к расщеплению имаго на любимые и ненавидимые, то есть на
«хорошие» и опасные.
Можно подумать, что именно в этот момент устанавли¬
вается амбивалентность, которая, в конце концов, касается
объектных отношений — то есть целостных реальных объектов.
Амбивалентность, осуществляемая при расщеплении имаго, дает
маленькому ребенку возможность обрести больше доверия и веры
в реальные объекты и, соответственно, в интернализированные —
любить их сильнее и в увеличивающейся степени осуществлять
фантазии, связанные с восстановлением любимого объекта. В то
же самое время параноидные тревоги и защиты направляются на
«плохие» объекты. Поддержка, которую Эго получает от «хорошего»
объекта, усиливается механизмом бегства, который колеблется
между внешними и внутренними «хорошими» объектами.
176
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
Представляется, что на этой стадии развития унификация
внешних и внутренних, любимых и ненавидимых, реальных и вооб¬
ражаемых объектов осуществляется таким образом, что каждый
шаг унификации вновь приводит к возобновленному расщеплению
имаго. Однако, по мере того как усиливается адаптация к внешнему
миру, расщепление осуществляется в плоскостях, которые посте¬
пенно все более и более приближаются к реальности. Это продол¬
жается до тех пор, пока не укрепляется любовь к реальным и интер¬
нализированным объектам, а также доверие к ним. В таком случае
амбивалентность, отчасти охраняющая от собственной ненависти и
от ненавидимых, вселяющих ужас объектов, с другой стороны при
нормальном развитии будет уменьшаться в той или иной степени.
Наряду с возрастанием любви к «хорошим» реальным объектам
увеличивается вера в собственную способность любить и уменьша¬
ется параноидная тревога по поводу «плохих» объектов — изменения,
ведущие к ослаблению садизма и, кроме того, к совершенствованию
способов овладения агрессией и избавления от нее. Тенденции к
репарации, играющие крайне важную роль в нормальном процессе
преодоления инфантильной депрессивной позиции, запускаются
различными методами, из которых упомяну лишь два основных:
маниакальные и навязчивые защиты и механизмы.
Оказалось, что шаг от интроекции частичных объектов к интро-
екции целостных любимых объектов со всеми его последствиями
имеет самое решающее значение в развитии. Его успех — и это
истина — в значительной степени зависит от того, насколько Эго
на предыдущей стадии развития было способно справиться со
своим садизмом и тревогой и развило ли оно сильное либидинозное
отношение к частичным объектам. Но Эго, однажды сделав этот
шаг, как бы вышло на перекресток, от которого в разных направле¬
ниях расходятся пути, определяющие психический склад в целом.
Я уже довольно подробно рассмотрела, как неспособность под¬
держивать идентификацию и с интернализированными, и с реальны¬
ми любимыми объектами может привести к психотическим расстрой¬
ствам, таким как: депрессивные состояния, мания или паранойя.
Упомяну один-два других способа, которыми Эго пытается по¬
ложить конец всем страданиям, связанным с депрессивной позицией,
а именно: а) «бегство к “хорошему” интернализированному объекту»,
Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
177
механизм, к которому Мелитта Шмидеберг1 привлекла внимание
в связи с шизофренией. Эго интроецировало целостный любимый
объект, но по причине излишней боязни интернализированных
преследователей, проецирующихся на внешний мир, Эго находит
убежище в нелепой вере в доброжелательность своих интернализиро¬
ванных объектов. Результатом такого бегства может стать отрицание
психической и внешней реальности и глубочайший психоз.
б) Бегство к внешним «хорошим» объектам как средство опро¬
вергнуть все тревоги — как внутренние, так и внешние. Таков
механизм, характерный для невроза, и он может привести к рабской
зависимости от объектов и к слабости Эго.
Эти защитные механизмы, как я указала ранее, играют роль
в нормальной проработке инфантильной депрессивной позиции.
Неспособность успешно проработать эту позицию может привести к
преобладанию того или иного механизма бегства, имеющего к этому
отношение, и соответственно к серьезному психозу или неврозу.
В данной статье я придала особое значение тому, что, на мой
взгляд, инфантильная депрессивная позиция является центральной
позицией в развитии ребенка. Представляется, что нормальное
развитие ребенка и его способность к любви базируется на том, как
Эго прорабатывает эту узловую позицию. К тому же, это зависит
от модификации, которой подверглись самые ранние механизмы
(продолжающие действовать и у нормальных личностей) в соот¬
ветствии с изменениями в отношении Эго к объектам, и, особенно,
от успешного взаимодействия между депрессивной, маниакальной и
навязчивой позициями и механизмами.
1 Schmideberg, M. The Role of Psychotic Mechanisms in Cultural Development //
I. J. PA. — 1930. — Vol. 11. — P. 387—418.
Отлучение от груди
(1936а)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1936: Weaning // On the bringing up of children / Ed. J. Rickman. — L.:
Kegan Paul, 1936. — P. 31—56.
1952: Idem. — // On the bringing up of children / Ed. J. Rickman. — N. Y.:
Pobert Brunner Publishers, 1952. — P. 31—56.
Этот текст — обработанная для печати публичная лекция с позднейшими
добавлениями введения и постскриптума.
Кляйн дает развернутое описание младенческого периода жизни,
ссылаясь на опыт анализа очень маленьких детей примерно от одного года
до двух. Она показывает, что отношения с материнской грудью, диффе¬
ренциация на «хорошую» и «плохую» грудь являются основой для пост¬
роения отношений младенца с внешним миром. Адекватное преодоление
первичных деструктивных импульсов, построение целостного образа
матери позволяет младенцу существенно продвигаться в интеллекту¬
альном и эмоциональном развитии. Неудача в разрешении ранних конф¬
ликтов между любовью, ненавистью и чувством вины усугубляет в ребенке
состояние депрессии и имеет, по мнению Кляйн, далеко идущие последс¬
твия в целом для психического благополучия ребенка. Отлучение от груди,
как перманентно действующий для ребенка фактор, усиливает страхи и
чувство вины, связанные с потерей любимого объекта. И для ребенка, и
для матери возникают серьезные задачи — справиться с возникающими
проблемами. И Кляйн дает здесь практические советы по воспитанию
ребенка в первые месяцы его жизни.
Перевод с английского А.Н. Ниязовой.
На русском языке публикуется впервые.
одному из самых фундаментальных и далеко идущих
открытий, когда-либо сделанных за историю человечества, прина¬
длежит открытие Фрейда о том, что в психике существует бессозна¬
тельная часть и что ядро этой бессознательной части развивается в
самом раннем младенчестве. Младенческие переживания и фантазии
как будто оставляют в психике свои отпечатки; отпечатки, которые
не исчезают, а сохраняются, остаются активными и оказывают
постоянное и сильное влияние на эмоциональную и интеллекту¬
альную жизнь индивида. Самые ранние переживания испытываются
в связи с внешними и внутренними стимулами. Первое удовлетво¬
рение, которое ребенок получает из внешнего мира, — удовольствие,
переживаемое при кормлении. Анализ показал, что только часть
этого удовольствия является следствием облегчения голода, другая
же часть, не менее важная, исходит от удовольствия, переживае¬
мого ребенком, когда его рот получает стимуляцию от сосания мате¬
ринской груди. Это удовлетворение — существенная часть сексу¬
альности ребенка и на самом деле ее первоначальное выражение.
Удовольствие также переживается, когда теплая струя молока
протекает по пищеводу и наполняет желудок.
Ребенок реагирует на неприятные стимулы и фрустрацию
удовольствия переживаниями ненависти и агрессии. Эти пережи¬
вания ненависти направлены на те же самые объекты, которые
приносят удовольствие, а именно на груди матери.
Аналитическая работа показала, что младенцы в возрасте
нескольких месяцев определенно дают волю фантазии. Я считаю,
это самая примитивная психическая активность и фантазии
присутствуют в психике младенца практически с самого рождения.
Представляется, что на каждый полученный стимул ребенок немед¬
ленно отвечает фантазиями, на неприятные стимулы, включая
фрустрацию, — агрессивными фантазиями, на удовлетворяющие
стимулы — фантазиями, сосредотачивающимися на удовольствии.
Как я уже сказала, вначале объектом всех этих фантазий
является грудь матери. Может показаться любопытным, что интерес
[ 181 ]
182
Отлучение от груди
маленького ребенка может ограничиваться лишь одной частью тела
человека, а не всем телом, но, прежде всего, следует учитывать, что
ребенок в этом возрасте обладает чрезвычайно неразвитой способ¬
ностью к восприятию, физическому и психическому, и мы должны
помнить о том, что маленький ребенок озабочен лишь немедленным
удовлетворением или отсутствием его; Фрейд назвал это «принци¬
пом удовольствия — боли». Таким образом, грудь матери, которая
дает удовлетворение или отказывает в нем, в психике ребенка напол¬
няется характеристиками добра и зла. И теперь то, что можно назвать
«хорошими» грудями, становится прототипом того, что переживает¬
ся как хорошее и доброжелательное на протяжении всей жизни, в то
время как «плохие» груди обозначают все плохое и преследующее.
Причину этого можно объяснить тем, что, когда ребенок оборачи¬
вает свою ненависть против отказывающей или «плохой» груди, он
приписывает самой груди всю свою активную ненависть, направ¬
ленную против нее, — процесс, называющийся проекцией.
Однако существует и другой очень важный процесс, происхо¬
дящий в это же время, а именно интроекция. Но этот процесс под¬
разумевает психическую активность ребенка, с помощью которой
он в своих фантазиях вбирает в себя все, что получает во внешнем
мире. Мы знаем, что на этой стадии ребенок получает основное
удовольствие через рот, который поэтому становится главным
каналом, посредством которого ребенок воспринимает не только
пищу, но в своих фантазиях и мир вокруг. Не только рот, но и в
какой-то степени все тело со всеми его ощущениями и функциями
выполняет этот процесс «вбирания» — например, ребенок вдыхает
воздух, вбирает через глаза, уши, прикосновение и т. д. Начнем с
того, что грудь матери является объектом постоянного желания, и
поэтому это первое, что подвергается интроекции. В своих фантазиях
ребенок засасывает грудь, жует и проглатывает ее; таким образом,
он чувствует, что фактически заполучил ее, что он обладает материн¬
ской грудью внутри себя, как в хороших, так и в плохих ее аспектах.
Сосредоточение внимания ребенка и его привязанность к части
человеческого тела характерно для этой ранней стадии развития и в
значительной степени объясняет фантастическую и нереалистическую
природу его отношения ко всему, например, к частям собственного
тела, людям и неодушевленным объектам, которые все вначале
Отлучение от груди
183
воспринимаются совсем неотчетливо. Объектный мир ребенка в
первые два или три месяца жизни можно описать как состоящий
из удовлетворяющих или враждебных и преследующих частей или
долей реального мира. Примерно в этом возрасте ребенок начинает
видеть мать и других людей вокруг него как «целостных людей»,
постепенно к нему приходит ее (и их) реалистичное восприятие. Это
происходит по мере того, как он соединяет лицо матери, склоняю¬
щееся над ним, с ласкающими его руками и удовлетворяющей его
грудью. Способность воспринимать «целое» (как только гарантиро¬
вано удовольствие от «целостных людей» и как только появляется
уверенность в них) распространяется на внешний мир, находящийся
за матерью.
Кроме того, в это время происходят и другие перемены. Когда
ребенку от роду несколько недель, можно заметить, что он опре¬
деленно начинает наслаждаться периодами своего бодрствования;
судя по внешним признакам, иногда он просто счастлив. Кажется,
что в возрасте, о котором только что было сказано, локализованные,
чрезмерно сильные стимулы ослабевают (например, вначале
дефекация переживается как нечто неприятное), и при выполнении
различных телесных функций начинает устанавливаться куда бо¬
лее совершенная координация. Это приводит к лучшей не только
физической, но и психической адаптации к внешним и внутренним
стимулам. Можно предположить, что стимулы, вначале пережива¬
емые как болезненные, уже более не являются таковыми, а некоторые
из них даже стали приятными. То, что отсутствие стимулов сейчас
может переживаться как наслаждение само по себе, указывает на
то, что ребенок больше не находится под влиянием болезненных
переживаний, возникающих в результате неприятных стимулов, и
что он не так жаден до приятных стимулов в связи с немедленным
и полным удовлетворением, которое дает кормление. Лучшая
адаптация ребенка к стимулам делает необходимость немедленного
и сильного удовлетворения менее настойчивой1.
1 В этой связи я вспоминаю о замечании, сделанном недавно доктором Эдвар¬
дом Гловером; он указал на то, что резкая смена очень болезненных ощущений
на очень приятные сама по себе должна переживаться как болезненная.
184
Отлучение от груди
Я обратилась к ранним фантазиям и страхам преследования
в связи с враждебными грудями и объяснила, как они связаны с
фантастическими объектными отношениями маленького ребенка.
Ранние детские переживания о болезненных внутренних и внешних
стимулах обеспечивают основу для фантазий о враждебных внут¬
ренних и внешних объектах, они вносят существенный вклад в
выстраивание подобных фантазий1.
На самой ранней стадии психического развития каждый непри¬
ятный стимул явно связан с младенческой фантазией о «враждебных»
или отказывающих грудях, с другой стороны, каждый приятный
стимул — с «хорошими», удовлетворяющими грудями. Кажется,
здесь мы имеем два цикла, один благоприятный, другой — порочный,
оба они базируются на взаимодействии внешних факторов или
факторов окружающей среды и внутренних психических факторов;
таким образом, любое количественное уменьшение интенсивности
болезненных стимулов или любое увеличение способности приспо¬
собиться к ним должно помочь уменьшить силу фантазий путающей
природы, а уменьшение пугающих фантазий, в свою очередь,
позволяет ребенку сделать шаг к лучшей адаптации к реальности, что
помогает уменьшить путающие фантазии.
Для правильного развития психики важно, чтобы ребенок
попал под влияние благоприятного цикла, только что очерчен¬
ного мною. Когда это происходит, ребенку оказывается огромная
помощь в формировании образа матери как личности; это растущее
восприятие матери как нечто целого предполагает очень важные
изменения не только в его интеллектуальном, но и эмоциональном
развитии.
Я уже упоминала, что фантазии и переживания агрессивной и
удовлетворяющей эротической природы, которые в значительной
степени слиты воедино (слияние, названное садизмом), играют
господствующую роль в ранней жизни ребенка. Вначале они сосре¬
доточены на груди матери, однако постепенно распространяются и
на все ее тело. Жадные эротические и деструктивные фантазии и
переживания имеют в качестве своего объекта внутреннюю часть
1 Доктор Сьюзан Айзекс подчеркнула важность этого момента в письме Бри.
танскому психоаналитическому обществу (январь, 1934).
Отлучение от груди
185
тела матери. В своем воображении ребенок атакует его, крадет
оттуда все, что там находится, и поедает это.
Поначалу деструктивные фантазии по своей природе в большей
мере сосущие. Кое-что из этого проявляется в том, с какой силой
некоторые дети сосут, даже если молока много. Чем ближе ребенок
подходит к тому возрасту, когда режутся зубы, тем в большей степени
фантазии приобретают характер кусания, разрывания, жевания и,
тем самым, разрушения своего объекта. Многие матери обнаружи¬
вают, что еще задолго до того, как у ребенка прорезаются зубы,
проявляются эти тенденции укусить. Аналитический опыт доказал,
что данные тенденции рука об руку идут с фантазиями определенно
каннибалистического характера. Деструктивное качество всех этих
садистических фантазий и переживаний, что мы и обнаруживаем в
анализе маленьких детей, в полном разгаре, когда ребенок начинает
воспринимать свою мать как целостную личность.
В то же время теперь он переживает изменение в своей эмоцио¬
нальной установке по отношению к матери. Доставляющая удоволь¬
ствие привязанность ребенка к груди развивается в переживания,
направленные на нее как на личность. Таким образом, переживания
как деструктивного, так и любовного характера испытываются по
отношению к одной и той же личности, что дает толчок глубоким и
беспокоящим конфликтам в психике ребенка.
На мой взгляд, для будущего ребенка очень важно, чтобы
он смог продвинуться от ранних страхов преследования и фантас¬
тических объектных отношений к отношениям с матерью как с
целостной личностью и любящим существом. Тем не менее, когда
ребенку удается это сделать, у него возникают переживания вины
в связи с собственными деструктивными импульсами, которые, как
он теперь переживает, будут опасностью для его объекта любви. То,
что на этой стадии развития ребенок не способен контролировать
свои садизм из-за того, что тот бьет ключом при любой фрустрации,
еще больше усугубляет конфликт и его беспокойство о том, кого он
любит. И вновь очень важно, чтобы ребенок удовлетворительно
справился с этими конфликтными переживаниями — любви,
ненависти и вины, — возникающими в этой новой ситуации. Если
конфликты оказываются невыносимыми, ребенок не может уста¬
новить счастливых отношений с матерью, и перед ним открывается
186
Отлучение от груди
путь для многих неудач в дальнейшем развитии. Особенно я хотела
бы упомянуть о состояниях чрезмерной или аномальной депрессии,
глубокий источник которой, по моему мнению, находится в неудачной
попытке удовлетворительно справиться с этими ранними конфлик¬
тами.
А теперь давайте рассмотрим, что происходит, когда с пережи¬
ваниями вины и страха смерти матери (боязнь которой возникает
в результате бессознательного желания ее смерти) справляются
адекватно. Я думаю, эти переживания имеют далеко идущие
последствия для будущего психического благополучия ребенка, его
способности любить и его социального развития. Из этих пережи¬
ваний возникает желание восстановить, которое проявляется в
бесчисленных фантазиях о спасении матери и осуществлении разного
рода репарации. В анализе маленьких детей я обнаружила, что эти
тенденции к осуществлению репарации являются движущими
силами всех конструктивных видов деятельности, интересов, а
также социального развития. Впервые мы обнаруживаем их дейс¬
твующими в игровой деятельности, они лежат в основе получае¬
мого ребенком удовлетворения от своих достижений, даже самых
простых, таких, например, как умение сложить кирпичики один на
другой или поставить кирпичик на ребро после того, как он упал —
все это отчасти исходит из бессознательной фантазии о некоторого
рода восстановлении по отношению к человеку или людям, которых
он в своих фантазиях повредил. Но более того, даже гораздо более
ранние достижения ребенка, такие как игра с пальцами, обнару¬
жение закатившегося предмета, умение вставать и все произвольные
движения — все они, я считаю, связаны с фантазиями, в которых
элемент репарации уже присутствует .
Анализ самых маленьких детей — в последние годы были
проанализированы дети в возрасте между годом и двумя годами —
показывает, что дети в возрасте нескольких месяцев связывают свои
фекалии и мочу с фантазиями, в которых эти вещества считаются
подарками. Они не только подарки и знаки любви по отношению к
матери или няне, также считается, что они способны осуществить
репарацию. С другой стороны, когда преобладают деструктивные
переживания, ребенок в своих фантазиях мочится и испражняется
в гневе и ненависти и использует свои экскременты как враж¬
Отлучение от груди
187
дебных агентов. Таким образом, экскременты, продуцированные
с дружелюбными переживаниями, в фантазии используются как
средства возмещения повреждений, нанесенных фекалиями и мочой
в моменты гнева.
В рамках данной работы невозможно как следует рассмотреть
связь между агрессивными фантазиями, страхами, переживаниями
вины и желанием осуществить репарацию. Тем не менее я затронула
этот вопрос, потому что хотела указать на то, что агрессивные пере¬
живания, ведущие к такому сильному нарушению в психике ребенка,
в то же время имеют наивысшую ценность для развития ребенка.
Я уже упоминала, что ребенок психически вбирает в себя —
интроецирует — внешний мир настолько, насколько он может
воспринять его. Вначале он интроецирует «хорошую» и «плохую»
груди, но постепенно он вбирает в себя всю мать целиком (вновь
воспринимаемую как «хорошую» и «плохую» мать). Одновременно
с этим отец и другие люди из окружения ребенка также вбираются в
себя, вначале в меньшей степени, но таким же способом, как и мать;
со временем в психике ребенка значимость фигур и их независимость
возрастает. Если ребенку удается установить внутри себя «хорошую»
помогающую мать, эта интернализированная мать будет оказывать
на него самое благотворное влияние на протяжении всей его жизни.
Хотя характер этого влияния с развитием психики изменится, его
можно сравнить с жизненно важным местом, которое настоящая
мать занимает в жизни маленького ребенка. Я не имею в виду, что
«интернализированные» «хорошие» родители будут сознательно
восприниматься как таковые (даже у маленьких детей переживание
того, что они обладают ими внутри, глубоко бессознательно), нет
сознательного переживания, что они находятся там, скорее они
переживаются как нечто, находящееся внутри личности, имеющее
природу доброты и мудрости. Это ведет к доверию и уверенности в
себе и помогает сражаться и преодолевать переживания страха из-за
наличия «плохих» фигур внутри себя и из-за переживания того, что
тобой управляет собственная неконтролируемая ненависть; и, более
того, это ведет к доверию к людям из внешнего мира, не принадле¬
жащих семейному кругу.
Выше я указала на то, что ребенок очень остро переживает
любую фрустрацию; хотя некий прогресс в адаптации к реальности
188
Отлучение от груди
происходит все время, эмоциональная жизнь ребенка, кажется, нахо¬
дится под влиянием цикла удовлетворения и фрустрации; однако
переживания фрустрации имеют очень сложную природу. Доктор
Эрнест Джонс обнаружил, что фрустрация всегда переживается как
депривация: если ребенок не может получить желаемую вещь, он
переживает, что ее удерживает гадкая мать, которая имеет над ним
власть.
Подходя к нашей главной проблеме, мы обнаруживаем, что
когда грудь желанна, а ее нет, ребенок переживает эту ситуацию
так, как если бы грудь была потеряна навсегда. Поскольку понятие
груди распространяется и на мать, переживания о потере груди ведут
к страху о полной потере любимой матери, и это касается не только
реальной матери, но также и «хорошей» матери внутри. Согласно
моему опыту, этот страх полной потери «хорошего» объекта (интер¬
нализированного и внешнего) переплетается с переживаниями ре¬
бенком вины из-за того, что он ее разрушил (съел), в таком случае
ребенок переживает, что потеря матери — это наказание за ужас¬
ный поступок; таким образом, самые противоречивые и причиняю¬
щие страдания переживания ассоциируются с фрустрацией, и имен¬
но они делают боль от того, что кажется простым расстройством,
такой мучительной. Само переживание отлучения от груди значи¬
тельно усиливает данные переживания или имеет тенденцию заме¬
щать данные страхи. Однако, поскольку ребенок никогда не имеет
грудь в своем распоряжении постоянно и вновь и вновь переживает
ее отсутствие, можно сказать, что он в каком-то смысле все время
находится в состоянии отлучения от груди или, по крайней мере, в сос¬
тоянии, ведущему к отлучению. Тем не менее критический момент
наступает в период фактического отлучения от груди, когда потеря
оказывается полной и грудь или бутылочка уходит безвозвратно.
В качестве примера я могла бы привести случай, в котором пере¬
живания, связанные с этой потерей, проявились очень явно. Рита, в
возрасте двух лет и девяти месяцев, была очень невротичным ребен¬
ком со всевозможными страхами, когда впервые пришла на анализ.
Она с трудом поддавалась воспитанию; ее депрессии и пережива¬
ния вины, довольно необычные для ребенка, были просто порази¬
тельны. Она была очень привязана к своей матери, иногда выказывая
просто чрезмерную любовь, а иногда антагонизм. В то время когда
Отлучение от груди
189
Рита пришла ко мне, она все еще сосала бутылочку с молоком в ночное
время, и ее мать сказала мне, что она вынуждена продолжать давать
ей ее, поскольку обнаружила, что ребенок слишком сильно страдает,
когда она пытается перестать давать ей бутылочку. Отлучение от
груди было для Риты очень сложным. Ее несколько месяцев кормили
грудью, затем стали давать бутылочку, которую она вначале не хоте¬
ла принимать, но к которой потом привыкла; сильные затруднения
возникли вновь, когда бутылочка была заменена обычной едой. Когда
уже во время анализа девочку отучили от последней бутылочки, она
впала в состояние отчаяния. Она теряла аппетит, отказывалась от
еды, цеплялась за мать сильнее, чем обычно, постоянно спрашивая,
любит ли та ее, была ли она капризной и т. д. Это не могло быть лишь
вопросом пищи как таковой, поскольку молоко составляло лишь часть
ее рациона, и более того, ей давали то же самое количество молока,
только из стакана. Я посоветовала матери самой давать Рите молоко
вместе с одним или двумя печеньями, сидя рядом с ее кроватью или
посадив девочку на колени. Но ребенок не хотел пить молоко. Ее
анализ обнаружил, что отчаяние было обусловлено тревогой о том,
что мать может умереть, или страхом того, что мать жестоко накажет
ее за плохое поведение. То, что она переживала как «плохость», на
самом деле было ничем иным, как ее бессознательными желаниями
смерти матери, как сейчас, так и в прошлом. Ее переполняла тревога о
том, что она разрушила, главным образом, съела свою мать, а потеря
бутылочки переживалась как подтверждение того, что именно она это
сделала. Даже то, что она видела мать, не опровергало ее страхи, и
это продолжалось до тех пор, пока эти страхи не были разрешены
анализом. В этом случае ранние страхи преследования не были
достаточно преодолены, и личное отношение к матери так и не было
установлено достаточным образом. Эта неудача произошла, с одной
стороны, из-за неспособности ребенка справляться с чрезмерно
сильными конфликтами, а с другой стороны — что вновь становится
частью внутреннего конфликта — из-за поведения матери, которая
сама была очень невротична.
Очевидно, что хорошие человеческие отношения между ребен¬
ком и матерью в то время, когда начинаются и прорабатываются
эти основные конфликты, представляют величайшую ценность. Мы
должны помнить, что в переломный момент отлучения от груди
190
Отлучение от груди
ребенок теряет свой «хороший» объект, то есть он теряет то, что
любит больше всего. Все, что делает потерю внешнего «хорошего»
объекта менее болезненной и уменьшает страх быть наказанным,
поможет ребенку сохранить веру в свой «хороший» объект внутри.
В то же время это подготовит для ребенка путь для поддержания,
несмотря на фрустрацию, счастливых отношений с реальной матерью
и установления приятных отношений с другими людьми, помимо
родителей. В таком случае ему удастся получить удовольствия, заме¬
няющие одно наиважнейшее, которое он чуть было не потерял.
Что же мы можем сделать, чтобы помочь ребенку решить эту
сложную задачу? Подготовка к решению этой задачи начинается с
рождения. С самого начала мать должна сделать все, что в ее силах,
чтобы помочь ребенку установить с ней счастливые взаимоотношения.
Поэтому мы часто наблюдаем, что мать делает все, что в ее силах,
для того, чтобы ребенок был физически здоров; она так заботится об
этом, как будто ребенок — материальная вещь, которой как ценному
прибору, а не человеку требуется постоянное поддержание внешнего
вида. Та же установка наблюдается и у многих педиатров, которых
волнует, в основном, физическое развитие ребенка и которые
интересуются его эмоциональными реакциями лишь постольку,
поскольку они означают нечто, касающееся его физического или
интеллектуального состояния. Матери очень часто не осознают, что
крошечный ребенок — уже человек, чье эмоциональное развитие
имеет важнейшее значение.
Хороший контакт между матерью и ребенком может подверг¬
нуться опасности при первом или нескольких первых кормлениях
из-за того, что мать не знает, как заставить ребенка взять сосок.
Например, если вместо того, чтобы терпеливо справляться с труд¬
ностями по мере их возникновения, она грубо запихнет сосок в рот
младенцу, последний может не суметь развить сильную привязан¬
ность к соску и к груди и станет привередливым в еде. С другой
стороны, можно понаблюдать за тем, как младенцы, проявляющие
эту первоначальную трудность, благодаря терпеливой помощи,
становятся детьми, которых легко накормить, как и те, которые с
самого начала не испытывали такой трудности1.
1 Я должна выразить свою признательность доктору Д. Винникотту за предос¬
тавление наглядных примеров на эту тему.
Отлучение от груди
191
Существует много других обстоятельств, не только у груди,
когда ребенок почувствует и бессознательно зафиксирует любовь,
терпение и понимание своей матери — или наоборот. Как я уже
указывала, самые ранние переживания испытываются в связи с
внутренними и внешними стимулами — приятными или неприят¬
ными — и ассоциируются с фантазиями. То, как ребенка держали
на руках даже в момент извлечения из утробы, неизменно оставляет
впечатления в его психике.
Хотя младенец на самой ранней стадии развития еще не
может связать приятные переживания, вызванные в нем заботой
и терпением матери, с ней самой как с «целостной личностью»,
жизненно важно, чтобы эти приятные переживания и чувство
доверия испытывались. Все, что заставляет ребенка чувствовать,
что он окружен дружелюбными объектами, хотя они вначале по
большей части воспринимаются как «хорошие груди», подготавли¬
вает почву и содействует выстраиванию счастливых отношений с
матерью, а позже и с другими людьми, окружающими его.
Необходимо поддерживать баланс между физическими и психи¬
ческими потребностями. Оказалось, что регулярность кормления
имеет огромную значимость для физического благополучия, что, в
свою очередь, влияет на психическое развитие; однако многие дети,
во всяком случае, в первые дни своей жизни, не могут легко выдер¬
живать длительные перерывы между кормлениями; в таких случаях
лучше не следовать правилам слишком строго и кормить ребенка
каждые три часа или даже чаще и, если есть необходимость, в
перерывах между кормлениями давать ему глоток отвара укропа или
подслащенную воду.
Я считаю, что соска полезна. Совершенно верно, у нее есть недо¬
статок — не гигиенической природы, поскольку он преодолим, — но
психологической, а именно, разочарование ребенка, когда в процессе
сосания он не получает желанного молока; но, по крайней мере, у него
есть частичное удовлетворение от возможности сосать. Если ему не
позволят сосать пустышку, то он, весьма вероятно, будет сосать свои
пальцы; поскольку использование пустышки регулировать проще,
чем сосание пальцев, от пустышки ребенка отучить легче. Отучение
можно начать постепенно, то есть давать пустышку ребенку только
тогда, когда он укладывается спать или когда не совсем здоров и т. д.
192
Отлучение от груди
Что касается вопроса отучения сосать большой палец руки,
доктор Миддлмор1 считает, что, в целом, ребенка не следует отучать
сосать большой палец. Хотелось бы кое-что сказать в пользу этого
мнения. Не следует навязывать ребенку фрустрации, которых мож¬
но избежать. Более того, нужно принимать во внимание тот факт,
что чрезмерно сильные фрустрации рта могут привести к усиленной
потребности в компенсирующем генитальном удовольствии, нап¬
ример, к компульсивной мастурбации и к тому, что существенные
фрустрации, переживаемые у рта, передадутся гениталиям.
Однако необходимо также принять во внимание и другие
аспекты. При неудержимом сосании большого пальца или пустышки
существует опасность сверхсильной фиксации на рте; (я имею в
виду, что это препятствует естественному перемещению либидо ото
рта к гениталиям), в то время как мягкая фрустрация рта имела бы
желаемый эффект распределения чувственных побуждений.
Продолжительное сосание может затормозить развитие речи.
Более того, если сосание больших пальцев чрезмерно, то оно имеет
следующий недостаток: ребенок часто ранится, в таком случае он не
только испытывает физическую боль; связь удовольствия от сосания
и боли в пальцах психологически неблагоприятна.
Относительно мастурбации я должна совершенно определенно
сказать, что в это не следует вмешиваться и что ребенку нужно
предоставить возможность справиться с этим самому2. Что касается
1 Middlemore, М.P. The uses of Sensuality // On the Bringing up of Children / Ed.
J. Rickman. — L.: Kegan Paul, 1936. — P. 57—85.
2 Если мастурбация навязчива или чрезмерна — то же самое относится к про¬
должительному или чрезмерно сильному сосанию большого пальца, — это сви¬
детельствует о том, что что-то не так в отношении ребенка к своему окружению.
Например, он может бояться своей няни, и это никогда не станет известно его
родителям. Он может чувствовать себя несчастным в школе, потому что ощу¬
щает себя слабым учеником, или он в плохих отношениях с каким-то учителем,
или боится другого ребенка. Анализ детей показывает, что эти вещи могут стать
причиной возросшего напряжения в психике ребенка, которое находит убежище в
возросшем и компульсивном чувственном удовлетворении. Естественно, что уда¬
ление внешних факторов не всегда снимет напряжение, но у таких детей выговор
за чрезмерную мастурбацию может лишь увеличить основные трудности. Когда
трудности столь значительны, их можно устранить лишь с помощью психологи¬
ческого лечения.
Отлучение от груди
193
сосания большого пальца, должна сказать, что во многих случаях
его можно без давления частично и постепенно заменить другими
оральными удовольствиями, такими как конфеты, фрукты и особенно
любимая еда. Ребенка нужно обеспечивать ими ad libitum\ в то же
самое же время с помощью пустышки можно смягчить процесс
отлучения от груди.
Еще один пункт, который я хочу подчеркнуть, — это ошибка
из-за слишком ранней попытки приучать ребенка к опрятности в
отношении экскреторных функций. Некоторые матери гордятся
тем, что выполнили эту задачу очень рано, но они не осознают,
каким плохим психологическим эффектам это может дать толчок.
Я не хочу сказать, что вредно время от времени подержать ребенка
над горшком и таким образом начать мягко приучать его к нему.
Суть вопроса в том, что мать не должна чересчур тревожиться и
ей не следует пытаться помешать ребенку обмочиться или испач¬
каться. Ребенок чувствует эту установку к своим экскрементам и
переживает беспокойство по этому поводу, поскольку испыты¬
вает сильное сексуальное удовольствие от экскреторных функций
и любит свои экскременты как часть и продукт собственного тела.
С другой стороны, как я уже указывала ранее, он переживает, что
его фекалии и моча являются враждебными агентами, когда он
испражняется или мочится, испытывая гнев. Если мать с тревогой
пытается помешать ему также и контактировать с ними, ребенок
почувствует, что подобное поведение является подтверждением
того, что его экскременты — злые и враждебные агенты, которых
мать боится: тревога матери увеличивает тревогу ребенка. Такая
установка к собственным экскрементам психологически вредна и
играет большую роль во многих неврозах.
Конечно, я не имею в виду, что ребенку следует позволять до
бесконечности лежать в нечистотах. То, что следует избегать, по
моему мнению, так это делать его опрятность делом чрезмерной важ¬
ности, поскольку в этом случае ребенок чувствует, насколько мать
тревожна по этому поводу. К этой проблеме следует относиться про¬
ще и избегать выражения отвращения или неодобрения при подмы¬
вании ребенка. Я считаю, что лучше отложить систематическое
1 [Ad libitum (лат.) — здесь: при его желании.]
194
Отлучение от груди
приучение к опрятности до того, как завершится отлучение от груди.
Приучение к опрятности представляет для ребенка определенное
напряжение, как психическое, так и физическое, и его не следует
навязывать ребенку в то время, когда он преодолевает трудности
отлучения от груди. Даже позднее приучение не должно прово¬
диться со строгостью, что доктор Айзекс и демонстрирует в своей
работе о «Привычке»1.
Огромный вклад в будущие отношения между матерью и
ребенком вносит мать, если она не только кормит, но и нянчит своего
ребенка. Если обстоятельства препятствуют этому, она все-таки
сможет установить крепкую связь между собой и своим ребенком
при условии, что она понимает психологию младенца.
Ребенок может наслаждаться присутствием матери по-разному.
Он часто играет с ее грудью после кормления, он получает удоволь¬
ствие, когда она смотрит на него, улыбается ему, играет и говорит
с ним задолго до того, как он начнет понимать значение слов. Он
узнает ее голос, и он ему нравится, а пение матери для него может
остаться приятным и стимулирующим воспоминанием в его бессоз¬
нательном. Успокаивая его таким образом, она очень часто может
предотвратить напряжение и избежать несчастливого располо¬
жения духа, и таким образом убаюкать его вместо того, чтобы дать
ему заснуть истощенным от плача!
Действительно счастливые отношения между матерью и
ребенком могут быть установлены лишь в том случае, если забота и
кормление ребенка являются для матери не обязанностью, а достав¬
ляют ей настоящее удовольствие. Если она сможет наслаждаться
этим полностью, ее удовольствие будет бессознательно уясняться
ребенком, и это взаимное счастье приведет к полному эмоциональ¬
ному пониманию между матерью и ребенком.
Но у картины есть и другая сторона. Мать должна понимать, что
ребенок в действительности не является ее собственностью, и хотя
он еще очень мал и полностью зависит от ее помощи, он — само¬
стоятельное существо, и с ним нужно обращаться как с личностью;
она не должна слишком сильно привязывать его к себе, но должна
1 Isaacs, S. Habit // On The Bringing up of Children / Ed. J. Rickman. — L.: Kegan
Paul, 1936. — P. 123—166.
Отлучение от груди
195
помогать ему достигать независимости. Чем раньше она сможет при¬
нять эту установку, тем лучше; так она не только поможет ребенку,
но и убережет себя от будущего разочарования.
В развитие ребенка не следует вмешиваться чрезмерно. Одно
дело с наслаждением и пониманием наблюдать за его физическим и
психическим развитием, другое дело пытаться ускорить его. Ребенку
нужно позволить спокойно развиваться самому. Как отмечала Элла
Шарп1, желание навязать ребенку норму роста и заставить его соот¬
ветствовать заранее намеченному плану вредно для ребенка и для
его отношений с матерью. Тревога часто является причиной желания
матери ускорить развитие, что оказывается одним из главных источ¬
ников нарушения отношений между матерью и ребенком.
Существует еще один пункт, в котором установка матери имеет
огромное значение, и это относится к сексуальному развитию ребенка,
то есть к его переживаниям телесных сексуальных ощущений и
сопутствующих им желаний и переживаний. До сих пор еще не обще¬
признанно, что ребенок, начиная с рождения, имеет сильные сексу¬
альные переживания, которые вначале проявляются через удоволь¬
ствие, переживаемое в активности рта и экскреторных функциях, но
которые очень скоро связываются также и с гениталиями (мастур¬
бация); также еще не полностью выяснено и не общепризнанно, что
эти сексуальные переживания необходимы для правильного развития
ребенка, для его личности и характера, а также и для удовлетвори¬
тельной взрослой сексуальности, и что они зависят от сексуальности,
установленной в детстве.
Я уже указывала на то, что не следует вмешиваться в мастур¬
бацию ребенка, а также оказывать давление, отучая его сосать
большой палец, и что нужно с пониманием относиться к тому
удовольствию, которое он получает в экскреторных функциях и в
испражнении. Но одного этого недостаточно. У матери должна быть
действительно дружеская установка по отношению к этим прояв¬
лениям сексуальности. Очень часто она склонна демонстрировать
свое отвращение, грубость или презрение, что и унижает ребенка,
и вредно для него. Поскольку все его эротические тенденции
1 Sharpe, E. Planning for stability // On The Bringing up of Children /
Ed. J. Rickman. — L.: Kegan Paul, 1936. — P. 1—30.
196
Отлучение от груди
направлены прежде всего и в первую очередь на мать и отца, их
реакции повлияют на все его развитие в этом отношении. С другой
стороны, нужно принимать во внимание проблему слишком сильного
потакания. Хотя в сексуальность ребенка не следует вмешиваться,
у матери может появиться необходимость сдерживать ребенка —
конечно, очень дружелюбно, если он попытается слишком вольно
обращаться с матерью. Мать также не должна позволять себе быть
вовлеченной в его сексуальность. По-настоящему дружелюбное
принятие сексуальности своего ребенка конституирует ограничение
роли матери. Ее собственные эротические потребности, относя¬
щиеся к ребенку, должны быть хорошо контролируемы. Ухаживая
за ребенком, она не должна слишком страстно увлекаться какой бы
то ни было деятельностью. Сдержанность необходима, когда мать
моет ребенка, вытирает его или припудривает тальком, особенно в
области гениталий. Отсутствие у матери самоконтроля может быть
легко пережито ребенком как соблазнение, что приведет к возник¬
новению ненужных трудностей в его развитии. Также ребенок ни
в коем случае не должен быть лишен любви. Матери, несомненно,
можно и даже следует целовать и ласкать ребенка, брать его к себе
на колени — это необходимо ребенку и идет ему на пользу.
Все это приводит к другому пункту. Необходимо, чтобы ребе¬
нок не спал в спальне своих родителей и не присутствовал при
половом акте. Люди часто думают, что ребенку это не принесет вреда,
поскольку, с одной стороны, они не осознают, что из-за подобного
переживания слишком сильно возбуждаются сексуальные пережи¬
вания, агрессия и страхи ребенка, и, кроме того, они игнорируют
тот факт, что ребенок бессознательно воспринимает то, что, как
кажется, он не в состоянии понять интеллектуально. Часто, когда
родители думают, что ребенок спит, он бодрствует или наполо¬
вину бодрствует, и даже когда кажется, что он спит, он в состоянии
ощущать то, что происходит вокруг него. Хотя все воспринимается
очень смутно, в его бессознательном остается активным яркое, но
искаженное воспоминание, которое неблагоприятно влияет на его
развитие. Особенно плохо, если данное переживание совпадает
с другими событиями, которые также приносят напряжение,
например, болезнь, операция или — возвращаясь к теме данной
работы — отлучение от груди.
Отлучение от груди
197
Сейчас я бы хотела немного поговорить о самом процессе
отлучения от груди. Мне кажется, очень важно делать это медленно
и мягко. Если ребенка нужно полностью отлучить от груди, скажем,
в возрасте восьми или девяти месяцев — что является вполне подхо¬
дящим возрастом, примерно в пять-шесть месяцев следует один раз
в день заменять кормление грудью искусственным кормлением из
бутылочки, и в каждый последующий месяц искусственное вскар¬
мливание должно заменять еще одно кормление грудью. В то же
время ребенка нужно приучать и к другой пище, подходящей для
его возраста, а когда он к ней привыкнет, его можно отучать от
бутылочки, которая будет отчасти заменена другой едой, а отчасти
молоком из стакана. Отлучение от груди будет облегчено, если мать
будет проявлять терпение и мягкость при приучении ребенка к новой
пище. Ребенка не следует заставлять есть больше, чем он хочет, или
есть ту пищу, которая ему не нравится, — наоборот, его необходимо
обеспечить в большом количестве той едой, которая ему нравится, в
этот период также никакой роли не должны играть манеры поведения
за столом.
До сих пор я еще ничего не сказала о воспитании, когда
ребенка не кормят грудью. Надеюсь, я дала ясное представление о
важности кормления ребенка грудью самой матерью; давайте теперь
рассмотрим тот случай, когда мать не может этого сделать.
Бутылочка является заменой груди матери, поскольку она дает
ребенку возможность получить удовольствие от сосания и таким
образом в определенной степени установить отношения «грудь—
мать», связанные с бутылочкой, которую дает мать или няня.
Опыт показывает, что часто дети, не получившие грудного вскар¬
мливания, развиваются довольно хорошо1. Тем не менее в анализе
таких людей можно всегда обнаружить сильное стремление к груди,
которое не было удовлетворено, и хотя отношение «грудь—мать»
было в определенной степени установлено, на психическое развитие
оказывает влияние то, что самое раннее и фундаментальное удовлет¬
ворение было получено от суррогата, а не от настоящей желанной
1 Более того, даже дети, прошедшие через очень сложные переживания в этот
ранний период, такие как болезнь, внезапное отлучение от груди или операция,
часто развиваются довольно удовлетворительно, хотя такие переживания так
или иначе являются помехой и по возможности их следует избегать.
198
Отлучение от груди
вещи. Можно сказать, что, хотя дети могут хорошо развиваться,
если их не кормить грудью, их развитие все же отличалось бы и в той
или иной степени было бы успешнее, если бы они получили грудное
вскармливание. С другой стороны, из своего опыта я заключаю, что
дети, чье развитие нарушено, несмотря на то, что их кормили грудью,
без него были бы еще болезненнее.
Резюмируя: успешное кормление грудью всегда является важ¬
ным ценным вкладом в развитие; некоторые дети, хотя и не имели
опыта этого фундаментального благоприятного влияния, очень
хорошо развиваются и без него.
В этой главе1 я обсудила методы, которые могут помочь сделать
период сосания и период отлучения от груди более успешными; теперь
я нахожусь в гораздо более трудном положении из-за необходимости
сказать, что то, что может казаться успехом, не обязательно является
таковым полностью. Хотя, как оказывается, некоторые дети прошли
через отлучение от груди довольно хорошо, и у них какое-то время
даже имело место удовлетворительное развитие, глубоко внутри они
оказывались неспособны справиться с трудностями, возникшими из
этой ситуации; имела место лишь внешняя адаптация. Эта внешняя
адаптация происходит в результате стремления ребенка угодить
всем окружающим его людям, тем, от кого он зависит, а также от его
желания быть со всеми в хороших отношениях. Это влечение прояв¬
ляется у ребенка уже в период отлучения от груди; я считаю, что дети
в целом обладают гораздо более сильной интеллектуальной способ¬
ностью, чем считается. Существует еще одна важная причина для
этой, в основном, внешней адаптации, а именно то, что она служит
бегством от глубоких внутренних конфликтов, с которыми ребенок
не в силах справиться. В других случаях существует гораздо больше
очевидных признаков неудачи настоящей адаптации; например,
во многих недостатках характера, таких как ревность, жадность,
обидчивость. В этой связи я бы отметила работу доктора Карла
Абрахама, посвященную отношению между ранними трудностями
и формированием характера.
1 [Имеется в виду книга: On the bringing up of children / Ed. J. Rickman. —
L.: Kegan Paul, 1936.]
Отлучение от груди
199
Все мы знаем людей, которые идут по жизни с постоянными
обидами. Например, они возмущаются даже из-за плохой погоды
и считают, что та специально посылается им враждебной судьбой.
Также есть люди, которые отворачиваются от любого удовольствия,
если оно не приходит сразу после того, как его пожелали; словами
некогда популярной песни «Я хочу то, что я хочу, когда хочу этого,
или я совсем не хочу это».
Я попыталась показать вам то, что для младенца так сложно
переносить фрустрацию из-за глубоких внутренних конфликтов,
связанных с нею. По-настоящему успешное отлучение от груди
означает, что ребенок не только привык к новой пище, но и то, что
он фактически сделал первые фундаментальные шаги для преодо¬
ления своих внутренних конфликтов и страхов и что, таким образом,
это является овладением фрустрацией в его истинном смысле.
Если это приспособление было осуществлено, то можно
употреблять выражение «отлучение от груди»1 в том смысле, которое
вышло из употребления. Я так понимаю, что в древнеанглийском
«отлучение от груди» употреблялось не только в смысле «отлучение
от», но и «отлучение к». Используя два этих смысла, можно сказать,
что когда происходит реальная адаптация к фрустрации, индивид
отлучается не только от грудей своей матери, но отлучается и к их
заместителям — ко всем источникам удовольствия и удовлетво¬
рения, необходимым для построения полной, богатой и счастливой
жизни.
1 [В английском языке понятие «отлучение, отнятие от груди» обозначается од¬
ним словом «weaning».]
Отзыв на работу Мэри Чэдвик
«Цикличность ЖЕНЩИНЫ»
(1936Ь)
Предварительные замечания издателей
Издание на немецком языке:
1936: Buchbesprechung von Mary Chadwick: «Woman’s Periodicity» //
Zeitschrift für psychoanalytische Pädagogik. — 1936. — Bd. 10. — S. 134—
135.
Издание на английском языке:
1975: Review of «Woman’s Periodicity» by Mary Chadwick // The Writings
of Melanie Klein: IV vol. — L.: Hogarth, 1975. — Vol. III. — P. 318—
319.
Это краткое изложение содержания работы Мэри Чэдвик, посвященной
проблемам отношения к менструации у женщин в культуре.
Перевод с английского М.Л. Мельниковой.
На русском языке публикуется впервые.
Сначала автор возвращает читателя к доисторическим
временам и показывает роль, которую играет менструация для
мужчины и женщины, для малочисленной и многочисленной семьи,
для маленьких и больших обществ. Мужчины всегда считали
менструацию опасным событием, на которое реагировали страхом,
тревогой и презрением. Прежде была распространена вера в то, что
контакт с менструирующей женщиной опасен, и поэтому наклады¬
вались серьезные ограничения для того, чтобы на несколько дней
отделить «грязную» женщину от общества. Форма, в которой
женщину изолировали, варьировалась в зависимости от особенности
племени. Изгнание менструирующей женщины представляет собой
короткое повторение исключения из общества девочек-подростков
в связи с пубертатными обрядами, которые могут продолжаться
от нескольких месяцев до нескольких лет, что можно встретить и в
наши дни у примитивных народов.
Чэдвик весьма убедительно показала, что примитивный страх
перед менструирующей женщиной является страхом мести опреде¬
ленных демонов, который в конечном итоге идентичен кастрационной
тревоге. Вдобавок она показала, что иная группа феноменов, встре¬
чающихся в последующие периоды, имеет сходные корни, например,
страх ведьм, что даже приводило к их сожжению. И сегодня опре¬
деленные религиозные требования и запреты имеют ту же самую
мотивацию. Эта тревога также находит выражение в некоторых
суевериях, таких как широко поддерживаемая идея о том, что цветы,
к которым прикоснулась менструирующая женщина, завянут.
После этого введения автор обращается к современному
поколению и к отдельным индивидам и снова демонстрирует, что у
каждого человека есть ядро подобных тревог. Они основываются
на признании различия между полами и «угрожающих» симптомов
женского цикла регулярных кровотечений. Рано или поздно каждый
ребенок обнаруживает то, что полы отличаются, а женщины менст¬
руируют. Сознательно или бессознательно это знание действует в
ребенке и вызывает тревожные мысли о безопасности собственных
[ 203 ]
204
Отзыв на работу Мэри Чэдвик «Цикличность ЖЕНЩИНЫ»
гениталий. Каждый человек реагирует на это знание согласно
своей собственной конституции, состоянию развития и возможного
невроза.
Чэдвик подробно описывает то, что происходит у женщин, у
мужчин, у детей и у служащих — явно или скрыто — при регу¬
лярных циклах, либо до, либо во время, либо после этого периода у
женщины. Она привлекает внимание к ссорам между членами семьи,
вызванными склонностью к депрессии и общим нервным напря¬
жением менструирующей женщины. Эта книга очень драматично
описывает то, как обычные и невротичные установки мужчины и
женщины на менструацию передаются детям, и как дети, в свою
очередь, вновь демонстрируют тот же самый вид нарушений, когда
вырастают — механизмы идентификации играют главную роль
в данном феномене — и как они передают те же самые проблемы
следующему поколению: таким путем невроз передается от поколения
к поколению. Эта книга может предоставить родителям и воспи¬
тателям много интересной информации и помочь им лучше понять
данную проблему и изменить свои установки, что может предохра¬
нить следующее поколение от нанесения дальнейшего вреда.
Любовь, вина и репарация
(1937а)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1937: Love, Guilt and Reparation // Klein, M., Riviere, J. Love, Hate and
Reparation. Two Lectures. — L.: Hogarth, 1937. — P. 57—119.
1953: [Репринт.] — L.: The Hogarth Press, 1953. — P. 57—119.
1962: [Репринт.] — L.: The Hogarth Press, 1962. — P. 57—119.
В 1936 году Мелани Кляйн и Джоан Ривьер прочитали публичные лекции
под общим заголовком «Эмоциональная жизнь цивилизованных мужчин
и женщин». В дальнейшем материалы этих лекций стали основой для их
совместной небольшой книги «Любовь, ненависть и репарация» (1937).
Джоан Ривьер представила в эту книгу текст «Ненависть, вина, агрессия»,
а Кляйн акцентировала внимание на любви и репарации.
Представленный текст Кляйн интересен тем широким охватом разно¬
образных человеческих эмоций, которые она описывает в их динамике и
взаимодействии; феноменологически это наиболее полное представление
взглядов Кляйн на эмоциональную жизнь человека. Она показывает
основы таких человеческих чувств, как ответственность, доверие, сопе¬
реживание, любовь. В данной статье она указывает, что репаративная
активность младенца присуща ему, буквально, с самых первых дней жизни.
Это утверждение Кляйн скорректировала в более поздних своих работах,
отнеся возникающую способность к репарации на период после параноид¬
но-шизоидной позиции и преодоления механизмов расщепления.
Перевод с английского С.Г. Эжбаевой.
На русском языке публикуется впервые.
Две части этой книги1 обсуждают очень разные аспекты
человеческих эмоций. Первая, «Ненависть, жадность и агрессия»,
рассматривает сильные импульсы ненависти, составляющие
фундаментальную часть человеческой природы. Вторая, в которой
я пытаюсь дать картину одинаково могущественных сил любви и
влечения к репарации, дополняет первую, поскольку на самом деле
в психике человека не существует явного деления, подразумева¬
емого данным способом изложения. Разделяя нашу тему таким
образом, мы, пожалуй, не можем ясно выразить взаимодействие
любви и ненависти; однако деление этой огромной проблемы было
необходимо, поскольку показать пути развития переживаний любви
и тенденций к репарации в связи с агрессивными импульсами и
вопреки им возможно лишь при рассмотрении роли деструктивных
импульсов во взаимодействии ненависти и любви.
Параграф Джоан Ривьер разъяснил, что эти эмоции впервые
появляются в раннем отношении ребенка к грудям матери и, в
основном, переживаются в связи с желаемой личностью. Необхо¬
димо вернуться к психической жизни ребенка, чтобы изучить взаи¬
модействие всех различных сил, начинающих выстраивать самую
сложную из всех человеческих эмоций, которую мы называем
любовью.
Эмоциональная ситуация ребенка
Первый объект любви и ненависти ребенка — его мать — и
желанна, и ненавидима со всей интенсивностью и силой, харак¬
терной ранним побуждениям ребенка. В самом начале он любит
мать в тот момент, когда она удовлетворяет его потребности в
питании, облегчая его чувство голода и давая ему чувственное
удовольствие, которое он переживает, когда его рот стимулируется
1 «Любовь, ненависть и репарация». [Имеется в виду книга: Klein, М., Riviere, J.
Love, Hate and Reparation. Two Lectures. — L.: Hogarth, 1937.]
[ 207 ]
208
Любовь, вина и репарация
сосанием груди. Это удовлетворение, существенная часть сексуаль¬
ности ребенка, в действительности, является ее первым выражением.
Однако, когда ребенок голоден и его желания не удовлетворяются
или когда он чувствует боль или дискомфорт в теле, вся ситуация
внезапно меняется. Пробуждаются ненависть и агрессивные пере¬
живания, начинают доминировать импульсы разрушить ту самую
личность, которая является объектом всех желаний и которая в его
психике связана со всем, что он переживает, — в равной степени
как с плохим, так и с хорошим. Более того, как подробно показала
Джоан Ривьер, ненависть и агрессивные переживания вызывают у
ребенка весьма болезненные состояния, такие как удушье, одышка и
другие подобные явления, которые он считает деструктивными для
своего тела; таким образом, агрессия, несчастье и страхи опять-таки
усиливаются.
Прямым и первичным средством, приносящим ребенку облег¬
чение от этих болезненных состояний голода, ненависти, напряжения
и страха, является удовлетворение его желаний матерью. Временное
переживание безопасности, которое достигается при получении удов¬
летворения, значительно увеличивает само удовлетворение; соот¬
ветственно, переживание безопасности становится важным компо¬
нентом удовольствия всякий раз, когда личность получает любовь.
Это относится и к ребенку, и к взрослому, к более простым формам
любви и к самым сложным ее проявлениям. Поскольку мать сначала
удовлетворяла все наши первые потребности в самосохранении и
чувственные желания и давала нам безопасность, роль, играемая
ею в нашей психике, постоянна, хотя различные способы, которыми
осуществляется это влияние, и формы, которые оно принимает,
могут быть совсем неочевидными в более поздней жизни. К примеру,
женщина, которая, по всей видимости, отдалилась от матери, но все
же бессознательно ищет некоторые черты своего раннего отношения
к ней в своем отношении к мужу или к мужчине, которого любит.
Весьма важная роль, играемая отцом в эмоциональной жизни
ребенка, также влияет на все более поздние любовные отношения,
а также на все иные человеческие связи. Однако поскольку он
считается удовлетворяющей, дружелюбной и защищающей фигурой,
раннее отношение ребенка к нему, отчасти, моделируется по образцу
отношения к матери.
Любовь, вина и репарация
209
Ребенок, для которого мать первично является лишь объектом,
удовлетворяющим все его желания — то есть хорошей грудью1, —
вскоре начинает отвечать на эти удовлетворения и заботу матери,
развивая чувства любви к ней как к личности. Однако деструк¬
тивные импульсы в корне нарушают эту первую любовь. Любовь и
ненависть борются в психике ребенка; и эта борьба в определенной
степени сохраняется на протяжении всей жизни и с большой долей
вероятности становится источником опасности в человеческих отно¬
шениях.
Импульсы и переживания ребенка сопровождаются некоей
психической активностью, которую я считаю самой примитивной:
это выстраивание фантазий или, проще говоря, образное мышление.
К примеру, ребенок, переживающий желание груди матери, когда
она не тут, может представить себе, что она тут, то есть может пред¬
ставить себе удовлетворение, исходящее от нее. Такое примитивное
фантазирование является самой ранней формой способности, позднее
развивающейся в более сложную работу воображения.
Ранние фантазии, сопровождающие переживания ребенка, бы¬
вают различных видов. В только что упомянутых фантазиях ребенок
1 Для упрощения описания очень сложных и незнакомых явлений, представляе¬
мых мною в данной лекции, я все время, говоря о ситуации кормления ребенка,
упоминаю лишь грудное вскармливание. Многое из того, что я говорю в свя¬
зи с грудным вскармливанием, и выводы, которые я делаю, относятся также к
вскармливанию из бутылочки, хотя и с некоторыми отличиями. В этой связи
процитирую отрывок из своей статьи «Отлучение от груди» (1936а) [см. наст,
том. С. 179—199.]: «Бутылочка является заменой груди матери, поскольку она
дает ребенку возможность получить удовольствие от сосания и таким образом в
определенной степени установить отношения “грудь—мать”, связанные с буты¬
лочкой, которую дает мать или няня.
Опыт показывает, что часто дети, не получившие грудного вскармливания,
развиваются довольно хорошо. Тем не менее в анализе таких людей можно всег¬
да обнаружить сильное стремление к груди, которое не было удовлетворено, и
хотя отношение “грудь—мать” было в определенной степени установлено, на
психическое развитие оказывает влияние то, что самое раннее и фундаменталь¬
ное удовлетворение было получено от суррогата, а не от настоящей желанной
вещи. Можно сказать, что, хотя дети могут хорошо развиваться, если их не кор¬
мить грудью, их развитие все же отличалось бы и в той или иной степени было
бы успешнее, если бы они получили грудное вскармливание. С другой стороны,
из своего опыта я заключаю, что дети, чье развитие нарушено, несмотря на то,
что их кормили грудью, без него были бы еще болезненее».
210
Любовь, вина и репарация
воображает себе удовлетворение, которого ему недостает. Однако
приятные фантазии сопровождают и фактическое удовлетворение;
деструктивные же фантазии сопровождают фрустрацию и пере¬
живания ненависти, пробуждаемые ими. Когда грудь фрустрирует
ребенка, он атакует ее в фантазиях. Но если эта грудь приносит
ему удовлетворение, он любит ее, и у него возникают приятные
фантазии по отношению к ней. В агрессивных фантазиях он желает
искусать и разорвать мать и ее груди, а также другими способами
разрушить ее.
Очень важная черта этих деструктивных фантазий, равно¬
сильных пожеланиям смерти, заключается в том, что ребенок
считает, что то, чего он желает в своих фантазиях, в действитель¬
ности уже произошло; то есть он переживает, что в действитель¬
ности уже разрушил объект деструктивных импульсов и продол¬
жает разрушать его: это имеет чрезвычайно важные для развития
психики последствия. Ребенок находит поддержку против этих
страхов во всемогущественных фантазиях восстанавливающего типа:
это также имеет чрезвычайно важные для его развития последствия.
Если ребенок в агрессивных фантазиях повредил мать, искусав или
разорвав ее, возможно, вскоре он выстроит фантазии, что соединяет
кусочки воедино и восстанавливает ее1. Однако это не до конца
уничтожает страхи того, что он разрушил объект, который, как мы
знаем, является тем, кого он любит, в ком больше всего нуждается
и от которого полностью зависит. На мой взгляд, эти основные
конфликты глубоко влияют на течение и силу эмоциональной жизни
взрослых личностей.
Бессознательное чувство вины
Все мы знаем, что, обнаружив в себе импульсы ненависти по
отношению к человеку, которого любим, мы переживаем беспо¬
койство или вину. Как выражает это Кольридж:
1 Психоанализ маленьких детей, предоставивший мне возможность делать вы¬
воды также в отношении работы психики на более ранней стадии, убедил меня в
том, что такие фантазии активны уже у младенцев. Психоанализ взрослых по¬
казал, что следствия этой фантазийной жизни являются длительными и глубоко
влияют на бессознательную психику взрослой личности.
Любовь, вина и репарация
211
... гнев на того, кого мы любим,
Действует как сумасшествие.
Из-за болезненности этих переживаний вины, мы весьма
склонны хранить их на заднем плане. Однако они выражаются
различными замаскированными способами и являются источником
нарушения личных взаимоотношений. К примеру, некоторые люди
сразу начинают испытывать страдание из-за отсутствия призна¬
тельности даже от мало значащих людей; причина состоит в том, что
бессознательно они считают себя недостойными уважения человека,
и холодный прием подтверждает их подозрение этой недостойности.
Другие недовольны собой (без объективных на то оснований) по
самым разным поводам, к примеру, в связи с внешностью, работой
или способностями в целом. Некоторые из этих проявлений довольно
широко признаны и популярно называются «комплексом неполно¬
ценности».
Психоаналитические открытия показывают, что переживания
такого рода основываются глубже, чем предполагается, и всегда
связаны с бессознательными переживаниями вины. Причина того,
почему у некоторых людей потребность в общей похвале и одобрении
столь сильна, заключается в их потребности в подтверждении того,
что они милы и достойны любви. Это переживание возникает из бес¬
сознательного страха быть неспособным любить других достаточным
образом или по-настоящему и, в особенности, не быть способным
управлять агрессивными импульсами по отношению к другим: такие
люди боятся представлять собой опасность для любимого.
Любовь и конфликты по отношению к родителям
Борьба между любовью и ненавистью со всеми конфликтами,
которым она дает начало, устанавливается, как я попыталась показать,
в раннем младенчестве, и является активной на протяжении всей
жизни. Она начинается с отношения ребенка к обоим родителям.
Чувственные переживания существуют уже в отношении грудного
младенца к матери и выражаются в доставляющих удовольствие для
рта ощущениях, связанных с процессом сосания. Вскоре на первый
план выступают генитальные переживания, и сильное желание мате¬
ринских сосков уменьшается. Однако оно не исчезает полностью,
212
Любовь, вина и репарация
а остается активным в бессознательной и отчасти в сознательной
психике. Сейчас, в случае с маленькой девочкой, интерес к соску
уступает место интересу, по большей части, бессознательному, к
гениталиям отца, которые становятся объектом ее либидинозных
желаний и фантазий. По мере того как продолжается развитие,
маленькая девочка желает отца больше, чем свою мать, у нее есть
сознательные и бессознательные фантазии о том, как занять место
матери, отвоевать у нее отца и стать его женой. Она также ревнует
к детям, которых имеет ее мать, желает, чтобы отец дал ей собс¬
твенных детей. Эти переживания, желания и фантазии сопутс¬
твуют соперничеству, агрессии и ненависти к матери и добавля¬
ются к обидам, которые она испытывает по отношению к матери
из-за самых ранних фрустраций от груди. Тем не менее в психике
маленькой девочки все же остаются активными сексуальные
фантазии и желания по отношению к матери. Под их влиянием она
хочет занять место отца по отношению к матери, и в определенных
случаях эти желания и фантазии могут развиться даже сильнее
желаний и фантазий в отношении отца. Таким образом, помимо
любви к обоим родителям, существуют переживания соперничества
с ними, и это смешение переживаний в дальнейшем переносится на
отношение к братьям и сестрам. Желания и фантазии, связанные с
матерью и сестрами, являются основой непосредственных гомосексу¬
альных отношений в более поздней жизни, а также гомосексуальных
переживаний, косвенно проявляющихся в дружбе и привязанности
между женщинами. При обычном ходе событий эти гомосексу¬
альные желания отходят на задний план, отклоняются и сублимиру¬
ются, господство получает притяжение к противоположному полу.
Аналогичное развитие происходит и у маленького мальчика,
который вскоре испытывает генитальные желания по отношению к
матери и переживания ненависти к отцу как к сопернику. Однако
у него тоже развиваются генитальные желания по отношению к
отцу, и в этом первопричина гомосексуальности у мужчин. Эти
ситуации дают начало многим конфликтам — поскольку маленькая
девочка, хотя и ненавидит свою мать, все же любит ее; а маленький
мальчик любит отца и оберегает его от опасностей, исходящих от
его — мальчика — агрессивных импульсов. Более того, основной
объект всех сексуальных желаний — у девочки отец, у мальчика
Любовь, вина и репарация
213
мать — также вызывает ненависть и месть, поскольку эти желания
не оправдываются.
Ребенок также сильно ревнует к братьям и сестрам, поскольку
они его соперники в получении родительской любви. Однако он и их
любит, и соответственно в этой связи вновь пробуждаются серьезные
конфликты между агрессивными импульсами и переживаниями
любви. Это ведет к переживаниям вины и к тому же к желаниям
возмещения: смешению чувств, имеющему большое значение не
только для отношений с братьями и сестрами, но и для социальной
установки и для переживаний любви и вины, а также для желания
возмещения в более поздней жизни, поскольку отношения с людьми
в целом конструируются по подобному паттерну.
Любовь, вина и репарация
Ранее я сказала, что переживания любви и благодарности у
ребенка возникают непосредственно и спонтанно в ответ на любовь
и заботу матери. Могущество любви — представляющее собой
проявление сил, направленных на сохранение жизни, — сущест¬
вует в ребенке так же, как и деструктивные импульсы, и находит
свое фундаментальное выражение в привязанности ребенка к груди
матери, развивающейся в любовь к ней как к личности. Моя психо¬
аналитическая работа убедила меня в том, что, когда в психике ребенка
возникают конфликты между любовью и ненавистью и активизиру¬
ются страхи потерять любимый объект, совершается очень важный
шаг в развитии. Сейчас эти переживания вины и страдания входят в
эмоцию любви в качестве ее нового элемента. Они становятся неотъ¬
емлемой частью любви и оказывают серьезное влияние, как качест¬
венно, так и количественно.
Даже у маленького ребенка можно наблюдать заботу о любимом,
которая не является, как можно подумать, лишь признаком зави¬
симости от дружелюбной полезной личности. Наряду с деструк¬
тивными импульсами в бессознательной психике как ребенка,
так и взрослого существует стремление принести жертву, чтобы
помочь любимым людям, которым в фантазии был нанесен вред
или которые были разрушены, и привести их в порядок. В глубинах
психики стремление делать людей счастливыми связано с сильным
214
Любовь, вина и репарация
переживанием ответственности и заботы о них, что проявляется в
истинном сочувствии к другим людям и в способности понимать их
такими, какими они являются и какими они себя ощущают.
Идентификация и осуществление репарации
Быть действительно внимательным к другим значит уметь
ставить себя на их место: мы «идентифицируем» себя с ними.
Сейчас эта идентификация с другим человеком является очень
важным элементом человеческих взаимоотношений в целом, а также
условием настоящих сильных переживаний любви. Мы способны
пренебрегать или в некоторой степени жертвовать собственными
переживаниями и желаниями и, таким образом, на некоторое время
ставить на первое место интересы и эмоции другого человека,
лишь обладая способностью идентифицировать себя с любимым
человеком. Поскольку, идентифицируясь с другими людьми, мы так
сказать делимся помощью или удовольствием, которое доставляем
им, в одном отношении мы получаем то, чем пожертвовали в другом1.
В конечном счете, принося жертвы кому-то, кого мы любим, и иден¬
тифицируя себя с любимой личностью, мы играем роль хорошего
родителя и ведем себя так же, как по нашему переживанию родители
вели себя по отношению к нам — или же, как мы бы хотели, чтобы
они вели себя по отношению к нам. В то же самое время мы играем
роль хорошего ребенка по отношению к родителям — роль, которую,
как мы думаем, надо было бы сыграть в прошлом и которая отыг¬
рывается в настоящем. Таким образом, переворачивая ситуацию, а
именно, действуя по отношению к другому человеку как хороший
родитель, в фантазии мы воссоздаем и наслаждаемся желаемой
1 Как я сказала в начале, у всех нас существует постоянное взаимодействие
любви и ненависти. Однако тема моей работы касается способов, которыми
развивается, усиливается и стабилизируется переживание любви. Поскольку я
не углубляюсь в вопросы агрессии, я должна разъяснить, что агрессия активна
даже у тех людей, чья способность к любви развита сильно. Говоря в общем,
у таких людей и агрессия, и ненависть (последнюю уменьшает и в некоторой
степени уравновешивает способность к любви) в значительной степени исполь¬
зуются конструктивно («сублимировано», как это было названо). Фактически
не существует продуктивной активности, в которую бы тем или иным образом
не входила некая агрессия. Взять, к примеру, труд домохозяйки: уборка и т. п.,
Любовь, вина и репарация
215
любовью и хорошестью наших родителей. Однако действовать как
хорошие родители по отношению к другим людям также может
быть способом справиться с фрустрациями и страданиями прошлого.
Наши обиды на родителей за то, что они фрустрировали нас, наряду
с переживаниями ненависти и мести, которые они пробудили в нас,
и, кроме того, переживания вины и отчаяния, возникающие из этой
ненависти и мести, поскольку мы повредили родителей, которых в то
же самое время любим, — все это в фантазии мы можем аннулиро¬
вать ретроспективно (изымая некоторые основания для ненависти),
играя одновременно роли любящих родителей и любящих детей. В то
же время в бессознательной фантазии мы возмещаем повреждения,
которые нанесли в фантазии и за которые все еще бессознательно
конечно же, свидетельствует о ее желании сделать вещи приятными для других
и для себя, и как таковые они являются проявлением любви к другим людям и к
вещам, о которых она заботится. Однако в то же самое время она дает выраже¬
ние агрессии, уничтожая врага, грязь, которая в ее бессознательном обозначает
«плохие» вещи. Изначальные ненависть и агрессия, исходящие из самых ран¬
них источников, могут прорваться у женщин, чья чистоплотность становится
навязчивой. Все мы знаем тип женщин, делающих жизнь семьи невыносимой
из-за своих постоянных «уборок»; в этом случае ненависть фактически на¬
правляется против тех, кого она любит и о ком заботится. Ненавидеть людей и
вещи, которые считаются достойными ненависти — будь то люди, которые нам
не нравятся, или принципы (политические, художественные, религиозные или
моральные), с которыми мы не согласны, — это общий способ излить в манере,
которая считается допустимой и на самом деле может быть весьма конструктив¬
ной, свои переживания ненависти, агрессии, пренебрежения и презрения, если
это не доходит до крайностей. Эти эмоции, хотя и использованные по-взросло-
му, являются, по сути, эмоциями, испытанными нами в детстве, когда мы нена¬
видели людей, которых в то же самое время любили, — наших родителей. Даже
тогда мы пытались сохранять любовь к родителям и обращать ненависть на дру¬
гих людей и вещи — процесс, успешность которого во взрослой жизни зависит
от развития и стабилизации способности любить, а также от расширения круга
интересов, привязанностей и ненавистей. Другие примеры: работа юристов, по¬
литиков и критиков включает в себя борьбу с оппонентами, однако способами,
которые считаются допустимыми и полезными; и здесь вновь применимы вы¬
шеупомянутые выводы. Одним из многих способов, которыми агрессию можно
выразить законно и даже похвально, являются игры, в которых противника вре¬
менно — и то, что сам противник временный, также помогает уменьшить чувс¬
тво вины, — атакуют переживаниями, исходящими из ранних эмоциональных
ситуаций. Таким образом, существует много способов — сублимированных и
прямых, — в которых находят выражение агрессия и ненависть людей, в то же
самое время добросердечных и способных любить.
216
Любовь, вина и репарация
чувствуем себя виновными. Это осуществление репарации является
фундаментальным элементом любви и всех человеческих взаимоот¬
ношений; поэтому я часто буду ссылаться на него далее.
Счастливые любовные взаимоотношения
Принимая во внимание то, что я сказала о происхождении
любви, сейчас давайте рассмотрим некоторые особые взаимоот¬
ношения взрослых, сначала взяв в качестве примера удовлетвори¬
тельное стабильное любовное взаимоотношение между мужчиной
и женщиной, какое можно найти в счастливом браке. Оно подра¬
зумевает глубокую привязанность, способность к взаимным жертвам,
умение делить — ив горе, и в радости, как интересы, так и сексу¬
альное наслаждение. Взаимоотношение этой природы предоставляет
широчайшую свободу самым разнообразным проявлениям любви1.
Если у женщины материнская установка к мужчине, она исполняет
(насколько это возможно) его самые ранние желания удовлетво¬
рений, которые он искал в матери. В прошлом эти желания так и
не были полностью удовлетворены, он так и не отказался от них
полностью. Сейчас этот мужчина обладает так сказать собственной
матерью, испытывая при этом относительно незначительное пережи¬
вание вины. (Я более подробно рассмотрю причины этого явления
позже.) Если у женщины, помимо обладания этими материнскими
переживаниями, богато развитая эмоциональная жизнь, она также
сохранит нечто из детской установки к отцу, и некоторые черты этого
старого взаимоотношения войдут в ее отношение к мужу. К примеру,
она будет доверять мужу и восхищаться им, для нее он будет защи¬
щающей и помогающей фигурой, какой был отец. Эти пережи¬
вания станут основой отношения, в котором желания и потребности
1 Обсуждая эмоции и взаимоотношения взрослых, я на протяжении данной
статьи рассматриваю, главным образом, значение, которое имеют ранние им¬
пульсы, бессознательные переживания и фантазии ребенка для более поздних
проявлений любви. Я осознаю, что это неизбежно ведет к несколько концентри¬
рованной и схематичной презентации, поскольку таким образом я не смогу от¬
дать должное многочисленным факторам, содействующим построению взрос¬
лых взаимоотношений через постоянное взаимодействие влияний, исходящих
из внешнего мира и внутренних сил индивида.
Любовь, вина и репарация
217
женщины как взрослой личности могут быть полностью удовлетво¬
рены. К тому же, эта установка жены дает мужчине возможность
в различных отношениях быть ей защитой и помощью — то есть в
бессознательном играть роль хорошего мужа собственной матери.
Если женщина способна на сильные переживания любви и к
мужу, и к детям, можно сделать вывод, что весьма вероятно в детстве
у нее были хорошие взаимоотношения с обоими родителями, а также
с братьями и сестрами; то есть ей удалось удовлетворительно спра¬
виться с ранними переживаниями ненависти и мести по отношению
к ним. Ранее я уже упоминала важность бессознательного желания
маленькой девочки получить ребенка от своего отца и значимость
связанных с этим желанием сексуальных вожделений по отношению
к нему. Фрустрация отцом генитальных желаний вызывает у девочки
интенсивные агрессивные фантазии, имеющие огромное значение
для способности к сексуальному удовлетворению во взрослой жизни.
Таким образом, у маленькой девочки сексуальные фантазии связаны
с ненавистью, в особенности направленной на пенис отца, поскольку
она переживает, что пенис отказывает ей в удовлетворении, которое
дает матери. В своей ревности и ненависти она желает, чтобы пенис
был опасной губительной вещью — той, которая не сможет удов¬
летворить и мать, — таким образом, в ее фантазиях пенис приобре¬
тает деструктивные качества. Из-за этих бессознательных желаний,
сосредоточенных на сексуальном удовлетворении родителей, половые
органы и сексуальное удовлетворение в некоторых фантазиях приоб¬
ретают плохой опасный характер. С другой стороны, за этими агрес¬
сивными фантазиями в психике девочки следуют желания возме¬
щения — особенно путем фантазий об исцелении гениталий отца,
которые она в психике повредила или сделала плохими. Фантазии
исцелительной природы связаны и с сексуальными переживаниями,
и с желаниями. Все эти бессознательные фантазии в значительной
мере влияют на переживания женщины по отношению к мужу. Если
он любит ее и удовлетворяет сексуально, ее бессознательные садис¬
тические фантазии теряют силу. Но, поскольку они не полностью
лишены действенности (хотя у вполне нормальной женщины они
не присутствуют в той степени, которая тормозит тенденцию к
сочетанию с более позитивными или дружественными эротическими
импульсами), они ведут к стимуляции фантазий восстанавливающей
218
Любовь, вина и репарация
природы; таким образом, вновь вводится в действие влечение
осуществить репарацию. Сексуальное удовлетворение доставляет
ей не только удовольствие, но и заверение, и поддержку против
страхов и переживаний вины, являющихся результатом ее ранних
садистических желаний. Это заверение усиливает сексуальное удов¬
летворение и вызывает у женщины переживания благодарности,
нежности и усиленной любви. Лишь поскольку где-то в глубинах
ее психики существует переживание того, что ее гениталии опасны
и могут повредить гениталии мужа, — переживание, исходящее из
агрессивных фантазий, направленных против отца, — одна часть
получаемого ею удовлетворения исходит из того, что она способна
доставить мужу удовольствие и счастье и что ее гениталии, соответс¬
твенно, оказываются хорошими.
Поскольку у маленькой девочки были фантазии о том, что
гениталии отца опасны, они по-прежнему оказывают определенное
влияние и на бессознательное женщины. Однако, если у нее счас¬
тливые и приносящие сексуальное удовлетворение отношения с
мужем, его гениталии считаются хорошими, таким образом, опро¬
вергаются ее страхи перед плохими гениталиями. Сексуальное удов¬
летворение служит двойным заверением: заверением ее хорошести
и хорошести мужа, а переживание безопасности, полученное таким
способом, добавляется к фактическому сексуальному наслаждению.
Цикл заверения, обеспеченный таким образом, становится еще шире.
Ранняя ревность и ненависть женщины, направленные на мать как
соперницу за любовь отца, сыграли важную роль в ее агрессивных
фантазиях. Взаимное счастье, доставленное и сексуальным удовлет¬
ворением и счастливым любящим отношением к мужу, отчасти будет
пережито как признак того, что садистические желания, направ¬
ленные против матери, не возымели действия или что репарация
была удачна.
На эмоциональную установку и сексуальность мужчины по
отношению к жене, конечно, также влияет его прошлое. Фрустрация
матерью его генитальных желаний в детстве пробудила фантазии, в
которых его пенис стал инструментом, способным причинить боль
или вызвать повреждение матери. В то же самое время ревность
и ненависть к отцу как к сопернику за любовь матери запускают
фантазии садистической природы, направленные и против отца.
Любовь, вина и репарация
219
В сексуальном отношении к любовному партнеру в определенной
степени начинают действовать ранние агрессивные фантазии
мужчины, которые привели к страху деструктивности собствен¬
ного пениса, и путем преобразования, схожего по виду с преобра¬
зованием, описанным у женщин, садистический импульс, когда его
количество управляемо, стимулирует фантазии о репарации. В таком
случае пенис считается хорошим целительным органом, который
должен доставлять женщине удовольствие, исцелять ее повреж¬
денные гениталии и создавать в ней детей. Счастливые, прино¬
сящие сексуальное удовлетворение взаимоотношения с женщиной
предоставляют ему доказательства хорошести его пениса, а также
бессознательно дают переживание того, что его желания восстано¬
вить ее осуществились. Это не только увеличивает его сексуальное
удовольствие, любовь и нежность к женщине, но и, кроме того,
ведет к переживаниям благодарности и безопасности. Вдобавок,
эти переживания, вероятно, другими способами увеличат его твор¬
ческие силы и повлияют на способность к работе и другим видам
деятельности. Если жена может разделить его интересы (а также
любовь и сексуальное удовлетворение), она дает ему доказатель¬
ства ценности его работы. Этими различными способами его раннее
желание быть способным делать то, что делал отец для матери, как
в сексуальном, так и в других отношениях, и получать от нее то,
что получал отец, может быть осуществлено по отношению к жене.
Его счастливое отношение к ней также имеет эффект уменьшения
направленной против отца агрессии, которая в значительной степени
стимулировалась его неспособностью обладать матерью как женой,
и это может убедить его в том, что существующие издавна садисти¬
ческие тенденции, направленные против отца, не были эффективны.
Поскольку обиды и ненависть к отцу повлияли на переживания к
мужчинам, которые стали обозначать отца, а обиды на мать оказали
влияние на его отношение к обозначающим ее женщинам, удовлет¬
воряющее любовное взаимоотношение меняет у него взгляды на
жизнь, установки к людям и активность в целом. То, что он обладает
любовью и одобрением жены, дает ему переживание того, что он стал
взрослым и, таким образом, равен отцу. Враждебное агрессивное
соперничество с ним уменьшается и уступает место более дружес¬
кому соревнованию с отцом — или, скорее, с отцовскими фигурами,
220
Любовь, вина и репарация
вызывающими восхищение, — в продуктивных функциях и дости¬
жениях, и это с большой долей вероятности повышает или усиливает
его продуктивность.
Подобным образом, когда женщина в счастливом любовном
взаимоотношении с мужчиной бессознательно переживает, что
может занять так сказать то место, которая мать занимала со
своим мужем, и когда она сейчас получает удовольствия, которыми
наслаждалась мать и в которых ей как ребенку было отказано, — в
таком случае она может чувствовать себя равной матери, наслаж¬
даться таким же счастьем, правами и привилегиями, что были у
матери, однако не повреждая и не обкрадывая ее. Эти влияния на
ее установку и развитие личности аналогичны изменениям, происхо¬
дящим у мужчины, когда он в счастливой семейной жизни находит
себя равным отцу.
Таким образом, оба партнера будут переживать такое взаимоот¬
ношение обоюдного сексуального удовлетворения и любви как
счастливое воссоздание их ранней жизни в семье. Многие желания
и фантазии никогда не могут быть удовлетворены в детстве1, не
только потому, что они неосуществимы, но и потому что в бессоз¬
нательном одновременно с ними существуют противоречащие им
желания. Парадоксальным кажется тот факт, что в известной
степени исполнение многих инфантильных желаний возможно, лишь
когда индивид вырастет. В счастливом взаимоотношении взрослых
1 В случае мальчика, к примеру, ребенок желает обладать матерью все двадцать
четыре часа в сутки, вступать с ней в половое сношение, давать ей детей, убить
отца из-за ревности к нему, лишить братьев и сестер всего, что у них есть, и вы¬
гнать их, если они встанут на его пути. Очевидно, что, если бы эти неисполнимые
желания осуществились, то вызвали бы у него глубочайшие переживания вины.
Даже реализация гораздо менее далеко идущих деструктивных желаний с боль¬
шой долей вероятности вызовет глубокие конфликты. К примеру, ребенок будет
чувствовать себя виноватым, если станет любимцем матери, потому что отцом,
братьями и сестрами мать, соответственно, будет пренебрегать. Это я и имею в
виду, говоря, что в бессознательном одновременно существуют противоречащие
друг другу желания. Желания ребенка безграничны, безграничны и его деструк¬
тивные импульсы, связанные с этими желаниями, однако в то же самое время у
него есть — бессознательно и сознательно — противоположные тенденции; он
также желает дать им любовь и осуществить репарацию. Фактически сам он же¬
лает, чтобы его агрессию и эгоизм ограничивали окружающие взрослые, посколь¬
ку, если агрессию и эгоизм не обуздывать, они вызывают страдания от боли рас¬
Любовь, вина и репарация
221
людей раннее желание целиком обладать матерью или отцом все еще
бессознательно активно. Конечно, реальность не позволяет быть
мужем собственной матери или женой собственного отца; и, будь это
возможно, переживания вины перед другими смешались бы с удов¬
летворением. Но лишь при условии, что ребенок сумел развить такие
взаимоотношения с родителями в бессознательной фантазии и в
некоторой степени сумел преодолеть переживания вины, связанные
с ними, а также смог постепенно отдалиться от родителей и остаться
привязанным к ним, он способен перенести эти желания на других
людей, обозначающих желанные объекты прошлого, хотя и не иден¬
тичных им. То есть инфантильные фантазии индивида могут осущест¬
виться во взрослой жизни, лишь если он повзрослел в истинном
смысле этого слова. Более того, в таком случае вина благодаря этим
инфантильным желаниям уменьшается, просто потому что ситуация,
сфантазированная в детстве, реализуется допустимым способом,
причем способом, доказывающим, что разного рода повреждения,
связанные в фантазии с этой ситуацией, на самом деле не были
нанесены.
Счастливые взрослые взаимоотношения, подобные описанным
мною, могут, таким образом, как я сказала выше, означать воссоз¬
дание ранней семейной ситуации, и они будут более совершенными,
и поэтому весь цикл заверения и безопасности расширится благодаря
отношению мужчины и женщины к своим детям. Это приводит нас к
вопросу родительства.
каяния и никчемности; и он фактически полагается на получение этой помощи от
взрослых, как и любой другой помощи, которая ему нужна. Следовательно, пси¬
хологически весьма неадекватно пытаться разрешить трудности детей, совсем не
фрустрируя их. Естественно, фрустрация, которая в действительности не является
необходимой или является произволом и выказывает ни что иное как отсутствие
любви и понимания, наносит большой ущерб. Важно сознавать, что развитие ре¬
бенка зависит и в значительной степени формируется его способностью находить
новые способы выносить неизбежные и необходимые фрустрации, конфликты
любви и ненависти, отчасти вызванных ими: то есть находить свой путь между
ненавистью, усиленной фрустрациями, и любовью и желанием репарации, влеку¬
щими за собой страдания от раскаяния. Способ, которым ребенок адаптируется
к этим проблемам, в психике формирует основу всех более поздних социальных
взаимоотношений, взрослую способность к любви и культурному развитию. В де¬
тстве ему могут оказать огромную помощь любовь и понимание окружающих, но
эти глубокие проблемы нельзя ни устранить, ни решить за него.
222
Любовь, вина и репарация
Родительство: быть матерью
Сначала рассмотрим поистине любящее отношение матери к
ребенку, какое развивается, если женщина стала вполне материн¬
ской личностью. Существует много нитей, связывающих отношение
матери к ребенку с ее собственным отношением к матери в младен¬
честве. У маленьких детей существует очень сильное сознательное
и бессознательное желание иметь младенцев. В бессознательных
фантазиях девочки тело матери наполнено младенцами. Она пред¬
ставляет себе, что их поместил туда пенис отца, являющийся для нее
символом всей творческой силы, мощи и хорошести. Эта преобла¬
дающая установка восхищения, направленная на отца и его половые
органы как созидающие и дающие жизнь, сопутствует сильному
желанию маленькой девочки иметь внутри себя собственных детей
как самое ценное имущество.
Ежедневно мы наблюдаем, как девочки играют в куклы так, как
будто это их дети. Однако зачастую ребенок проявляет страстную
преданность кукле, поскольку она стала для девочки настоящим
живым ребенком, товарищем, другом, составляющим часть ее
жизни. Она не только повсюду носит с собой куклу, но и постоянно
помнит о ней, начинает с ней день и, если ее заставляют делать
что-либо еще, расстается с ней неохотно. Эти желания, пережитые
в детстве, сохраняются и в жизни взрослой женщины и в значи¬
тельной мере способствуют силе любви, которую переживает бере¬
менная женщина к растущему внутри нее ребенку, а также к ребенку,
которого она родила. Удовлетворение от того, что наконец-то он у нее
есть, облегчает боль фрустрации, перенесенной в детстве, когда она
хотела, но не могла иметь ребенка от отца. Это надолго отложенное
осуществление крайне важного желания имеет тенденцию уменьшать
агрессивность женщины и усиливать ее способность любить своего
ребенка. К тому же, беспомощность ребенка и его сильная потреб¬
ность в материнской заботе вызывают любовь, большую, чем можно
дать любому другому человеку, и, таким образом, вся любовь и конс¬
труктивные тенденции матери имеют возможность проявить себя
в полной мере. Некоторые матери, как мы знаем, используют это
взаимоотношение для удовлетворения собственных желаний, то есть
для удовлетворения желания собственничества и получения удоволь¬
Любовь, вина и репарация
223
ствия от того, что кто-то зависит от них. Такие матери хотят, чтобы
их дети цеплялись за них, они ненавидят то, что дети вырастают
и приобретают индивидуальность. У других матерей беспомощ¬
ность детей вызывает сильные желания осуществить репарацию —
желания, которые исходят из различных источников и сейчас могут
быть отнесены к этому очень желанному ребенку, являющемуся
осуществлением ранних желаний. Благодарность ребенку, доставля¬
ющему матери наслаждение от способности любить его, усиливает
эти переживания и может привести к установке, при которой первой
заботой матери будет забота о благе ребенка, а ее собственное удов¬
летворение будет связано с его благополучием.
Конечно, природа отношений матери к детям изменяется по
мере того, как они растут. На ее установку к старшим детям будет
в большей или меньшей степени влиять ее установка к братьям
и сестрам, двоюродным братьям и сестрам и т. д. в прошлом.
Определенные трудности прошлых взаимоотношений могут легко
стать помехой ее переживаниям по отношению к собственному
ребенку, особенно, если у него развиваются реакции и черты,
имеющие тенденцию возбуждать в ней эти трудности. Ее ревность
к братьям и сестрам и соперничество с ними дали начало желаниям
смерти и агрессивным фантазиям, в которых она в своей психике
повреждает или разрушает их. Если ее чувство вины и конфликты,
исходящие из этих фантазий, не слишком сильны, то возможность
осуществления репарации может иметь больший размах, и ее мате¬
ринские чувства могут начать действовать более полно.
Представляется, что одним элементом этой материнской
установки является то, что мать способна поставить себя на место
ребенка и посмотреть на ситуацию с его точки зрения. Ее способ¬
ность делать это с любовью и сочувствием тесно связана, как мы
видели, с переживаниями вины и влечением к репарации. Однако,
если чувство вины крайне сильно, идентификация может привести
к установке полного самопожертвования, что чрезвычайно неблаго¬
приятно для ребенка. Хорошо известно, что ребенок, воспитанный
матерью, изливающей на него свою любовь и не ожидающей ничего
взамен, часто становится эгоистичной личностью. Недостаток
способности к любви и уважению у ребенка в определенной
степени является прикрытием крайне сильных переживаний вины.
224
Любовь, вина и репарация
Чрезмерное потакание матерью ведет к усилению переживания вины
и, более того, не предоставляет достаточной свободы тенденциям
ребенка к тому, чтобы осуществлять репарацию, иногда приносить
жертву и развивать истинное уважение к другим людям1.
Однако если мать не слишком погружена в переживания
ребенка и не слишком сильно идентифицируется с ним, она способна
использовать свою мудрость, направляя ребенка наиболее полезным
образом. В таком случае она получит полное удовольствие от
возможности способствовать развитию ребенка — удовольствие,
которое, к тому же, усиливается фантазиями сделать для ребенка
то, что ее мать делала для нее, или то, что она желала, чтобы мать
сделала. Выполняя это, она также вознаграждает мать и возмещает
повреждения, нанесенные в фантазии детям своей матери, и это
вновь уменьшает ее переживания вины.
Способность матери любить и понимать своих детей подверг¬
нется особому испытанию, когда те достигнут стадии подросткового
возраста. В этот период дети обычно проявляют тенденцию отво¬
рачиваться от родителей и в определенной степени освобождаться
от старых привязанностей к ним. Стремление детей к обнаружению
собственных путей к новым объектам любви создает ситуации,
которые с большой долей вероятности будут болезненными для
родителей. Если у матери сильные материнские чувства, она может
сохранить свою любовь неизменной, может быть терпеливой и пони¬
мающей, давать помощь и совет там, где это необходимо, и все же
позволять детям делать все это, не требуя для себя многого. Однако
это возможно, лишь если ее способность к любви развилась таким
образом, что она может совершить сильную идентификацию как с
ребенком, так и с собственной мудрой матерью, которую хранит в
своей памяти.
К тому же, характер отношений матери к детям изменится,
и ее любовь, возможно, будет проявляться иначе, когда дети
вырастут, начнут собственную жизнь и освободятся от старых
1 Подобный пагубный эффект (хотя он и достигается иначе) порождается жес¬
токостью или отсутствием любви со стороны родителей. — Это касается важ¬
ной проблемы того, как окружение влияет на эмоциональное развитие ребен¬
ка — благоприятно или неблагоприятно. Однако данная проблема выходит за
рамки этой статьи.
Любовь, вина и репарация
225
связей. Возможно, теперь мать обнаружит, что в их жизни для
нее нет большой роли. Но она может найти некое удовольствие в
том, что хранит свою любовь готовой на тот случай, когда она будет
нужна. Таким образом, бессознательно она переживает, что дает им
безопасность, и всегда является матерью первых дней жизни, чья
грудь давала им полное удовлетворение и которая удовлетворяла их
потребности и желания. В данной ситуации мать полностью иденти¬
фицировала себя со своей полезной матерью, чье защитное влияние
никогда не прекращало функционировать в ее психике. В то же самое
время она идентифицирует себя и со своими детьми: в фантазии она
как бы снова является ребенком и разделяет с детьми обладание
хорошей полезной матерью. Бессознательное детей часто соответс¬
твует бессознательному матери и, независимо от того, используют
они или нет это хранилище любви, приготовленное для них, они
зачастую получают большую внутреннюю поддержку и успокоение
благодаря знанию, что эта любовь существует.
Родительство: быть отцом
Хотя в целом дети не значат для мужчины столько, сколько
для женщины, они действительно играют важную роль в его жизни,
особенно если он и его жена пребывают в гармонии. Если возвра¬
титься к более глубоким источникам этих взаимоотношений, я уже
указывала на удовлетворение, получаемое мужчиной из того, что
он дает ребенка своей жене, поскольку это означает компенсацию
его садистических желаний, направленных против матери, а также
ее восстановление. Этим увеличивается фактическое удовольс¬
твие от сотворения ребенка и от осуществления желаний жены.
Дополнительным источником удовольствия является удовлетво¬
рение его феминных желаний благодаря разделению материнс¬
кого удовольствия жены. Как у маленького мальчика у него есть
сильные желания рождать детей, как делала его мать, и эти желания
усиливают его тенденции отнять у нее детей. Как мужчина он может
дать детей своей жене, может видеть ее счастливой с ними, он в
таком случае способен без переживания виновности идентифициро¬
вать себя с ней в том, что она рожает детей и кормит их грудью, а
также в ее отношении к старшим детям.
226
Любовь, вина и репарация
Однако есть много удовольствий, которые он получает из способ¬
ности быть хорошим отцом своим детям. Здесь находят полное
выражение все его защитные переживания, вызванные пережива¬
ниями вины в связи с ранней жизнью в семье, когда он был ребенком.
Кроме того, существует идентификация с хорошим отцом — либо
с фактическим отцом, либо с идеалом отца. Другим элементом его
взаимоотношений со своими детьми является сильная идентифи¬
кация с ними, поскольку в психике он разделяет их наслаждения; и,
более того, помогая им в преодолении их трудностей и способствуя
их развитию, он возрождает свое детство более удовлетворительным
образом.
Многое из того, что я сказала об отношении матери к детям
на разных стадиях их развития, относится и к отношению отца. Он
играет роль, отличную от роли матери, но их установки дополняют
друг друга; и если (как предполагается во всем этом обсуждении) их
жизнь в браке основана на любви и понимании, муж также наслаж¬
дается отношениями жены с их детьми, в то время как она находит
удовольствие от его понимания и помощи им.
Трудности семейных взаимоотношений
Совершенно гармоничная семейная жизнь, такая, как подра¬
зумевается в моем описании, встречается, как мы знаем, нечасто.
Она зависит от счастливого стечения обстоятельств и психологи¬
ческих факторов, прежде всего, от хорошо развитого дара любить
у обоих родителей. Трудности всех видов могут происходить как во
взаимоотношениях мужа и жены, так и в их отношении к детям, и я
приведу несколько примеров таких трудностей.
Личность ребенка может не соответствовать тому, каким его
хотели бы видеть родители. Возможно, один из родителей бессозна¬
тельно хочет, чтобы ребенок был похож на брата или сестру из его
прошлого; и это желание, очевидно, нельзя удовлетворить у обоих
родителей — оно не может быть удовлетворено даже у одного из
них. Кроме того, если в отношении к братьям и сестрам у одного
из родителей было сильное соперничество и ревность, это может
повториться в связи с достижениями и развитием собственных детей.
Другая трудная ситуация возникает, когда родители крайне амби¬
Любовь, вина и репарация
227
циозны и желают получить заверения для себя и уменьшить свои
страхи благодаря достижениям детей. В таком случае некоторые
матери вновь не способны любить и наслаждаться обладанием
детьми, потому что чувствуют себя слишком виноватыми за то, что в
фантазии заняли место своей матери. Возможно, женщина данного
типа не способна сама заботиться о своих детях и вынуждена оставить
их на попечение нянь или других людей — в бессознательном обоз¬
начающих ее мать, которой она таким образом возвращает детей,
которых желала отнять у нее. Этот страх любить ребенка, конечно,
нарушающий отношения с ним, может встречаться как у женщин,
так и у мужчин и, вероятно, наносит вред взаимоотношениям мужа
и жены.
Я сказала, что переживания вины и влечения к осуществлению
репарации тесно связаны с эмоцией любви. Однако если ранний
конфликт между любовью и ненавистью не был успешно разрешен
или если вина слишком сильна, это может привести к отворачиванию
от любимых людей или даже к их отвержению. В конечном счете,
именно страх, что любимая личность — вначале мать — может
умереть из-за повреждений, нанесенных ей в фантазии, делает зави¬
симость от этой личности невыносимой. Можно наблюдать удоволь¬
ствие, получаемое маленькими детьми от своих ранних достижений,
и от всего, что усиливает их независимость. Этому есть много
очевидных причин, однако, по моему опыту, глубокой и важной
причиной является то, что ребенка влечет к ослаблению привязан¬
ности к крайне важной личности, к матери. Первоначально она
охраняла его жизнь, удовлетворяла все его потребности, защищала
его и давала ему безопасность; таким образом, она считается источ¬
ником всего хорошего и источником жизни; в бессознательной
фантазии она становится неотъемлемой частью самого ребенка; ее
смерть, соответственно, означала бы смерть самого ребенка. Там,
где данные переживания и фантазии очень сильны, привязанность к
любимым людям может стать невыносимой ношей.
Многие люди находят выход из этих трудностей, уменьшая
способность любить, отрицая или подавляя ее, а также избегая
сильных эмоций в целом. Другие нашли спасение от опасностей любви,
преимущественно, в смещении ее с людей на нечто отличное от них.
Это смещение любви на вещи и интересы (что я обсуждаю в связи
228
Любовь, вина и репарация
с исследователем и человеком, борющимся с трудностями природы)
является частью нормального развития. Однако у некоторых людей
это смещение на объекты, не являющимися людьми, стало основным
способом разрешать конфликты или, скорее, избегать их. Все мы
знаем тип любителя животных, страстного коллекционера, ученого,
художника и т. д., способного на большую любовь и часто на самопо¬
жертвование ради объектов своего увлечения или выбранной работы,
но мало интересующегося и любящего своих коллег.
Совершенно иное развитие происходит у людей, ставших
полностью зависимыми от тех, к кому они сильно привязаны. Бессоз¬
нательный страх того, что любимый умрет, приводит их к чрезвы¬
чайной зависимости. Жадность, усиленная такого рода страхами,
является одним из элементов в такой установке и выражается в
получении максимальной пользы от человека, от которого данный
индивид зависит. Другая составляющая данной установки крайней
зависимости — уклонение от ответственности: ответственность за
свои действия, а иногда даже за мнения и мысли перекладывается
на другого человека. (Это одна из причин, почему люди принимают
без критики взгляды лидера и действуют со слепым подчинением его
командам.) Людям, столь сильно зависимым, любовь крайне необ¬
ходима как поддержка против чувства вины и различных страхов.
Знаками любви любимая личность должна доказывать им вновь
и вновь, что они не плохи, не агрессивны и что их деструктивные
импульсы не возымели действия.
Эти крайне сильные связи в особенности мешают отношению
матери к ребенку. Как я указывала ранее, установка матери к
ребенку имеет много общего с ее детскими переживаниями по
отношению к собственной матери. Мы уже знаем, что это раннее
отношение характеризуется конфликтами между любовью и нена¬
вистью. Бессознательные желания смерти, которые ребенок питает
по отношению к матери, переносятся женщиной на своего ребенка,
когда она становится матерью. Эти переживания усиливаются конф¬
ликтными эмоциями детства по отношению к братьям и сестрам.
Если в результате неразрешенного в прошлом конфликта мать
чувствует себя слишком виноватой перед своим ребенком, ей может
настолько сильно потребоваться его любовь, что она будет использо¬
вать различные средства, чтобы крепче привязать его к себе и сделать
Любовь, вина и репарация
229
зависящим от себя. Или, с другой стороны, она может слишком
сильно посвятить себя ребенку, делая его центром всей своей жизни.
Теперь давайте рассмотрим, хотя и в одном основном
аспекте, совершенно иную психическую установку — неверность.
Многочисленные формы и проявления неверности (будучи резуль¬
татом самых разнообразных способов развития и выражения,
главным образом, любви у одних людей и, преимущественно,
ненависти у других, со всеми переходами от первой ко второй) имеют
в общем одно явление: повторяющееся отворачивание от (любимой)
личности, которое отчасти происходит из страха перед зависимостью.
Я обнаружила, что типичного Дон Жуана в глубинах его психики
неотступно преследует боязнь смерти любимых людей, я выявила
также то, что этот страх прорвался бы наружу и выразился бы в
переживаниях депрессии и в сильных душевных страданиях, если бы
данный индивид не развил эту особую защиту от них — неверность.
Посредством этого он вновь и вновь доказывает себе, что его единс¬
твенный горячо любимый объект (первоначально мать, чьей смерти
он опасался, поскольку чувствовал, что его любовь к ней жадная
и деструктивная), в конечном итоге, не является необходимым,
потому что он всегда может найти другую женщину, к которой
будет испытывать страстные, но поверхностные чувства. В отличие
от тех, кого боязнь смерти любимой личности влечет к ее отвер¬
жению или к удушению и отрицанию любви к ней, данный тип по
разным причинам не способен так поступить. Однако благодаря его
установке к женщинам находит выражение бессознательный комп¬
ромисс. Оставляя одних женщин, он бессознательно отворачивается
от матери, спасает ее от своих опасных желаний и освобождается от
болезненной зависимости от нее, а обращаясь к другим женщинам
и давая им удовольствие и любовь, он в бессознательном сохраняет
любимую мать или воссоздает ее.
В действительности его влечет от одной личности к другой,
поскольку другая личность вскоре начинает вновь обозначать его
мать. Его первоначальный объект любви замещается, таким образом,
последовательностью разных объектов. В бессознательной фантазии
он воссоздает и исцеляет мать через сексуальные удовлетворения
(которые он фактически дает другим женщинам), поскольку его
сексуальность считается опасной лишь в одном аспекте; в другом
230
Любовь, вина и репарация
же аспекте она считается целительной и приносящей матери счастье.
Эта двойственная установка — часть бессознательного компромисса,
имеющего результатом его неверность, — является единственным
условием особого пути его развития.
Это приводит меня к другому типу трудностей в любовных
взаимоотношениях. Возможно, мужчина ограничивает любящие,
нежные, защитные переживания к одной женщине, которая может
быть его женой, но в таком взаимоотношении он не способен получать
сексуальное наслаждение и вынужден либо вытеснять свои сексу¬
альные желания, либо направлять их на других женщин. Страхи
перед деструктивной природой своей сексуальности, страхи перед
отцом как соперником и переживания вины в этой связи являются
глубинными причинами такого отделения нежных переживаний от
специфически сексуальных. Любимую, высоко ценимую женщину,
обозначающую мать, необходимо спасти от своей сексуальности,
которая в фантазии считается опасной.
Выбор любовного партнера
Психоанализ показывает, что существуют глубокие бессо¬
знательные мотивы, влияющие на выбор любовного партнера и
делающие двух определенных людей сексуально привлекатель¬
ными и удовлетворяющими друг друга. На переживания мужчины
к женщине всегда оказывает влияние его ранняя привязанность к
матери. Однако здесь она вновь будет более или менее бессозна¬
тельной и может быть очень скрытой в своих проявлениях. Мужчина
может выбрать любовной партнершей женщину, некоторые черты
которой полностью противоположны чертам матери, — возможно,
внешность женщины совершенно другая, но ее голос или некоторые
особенности ее личности соответствуют ранним впечатлениям о
матери и имеют для него особую привлекательность. Или, с другой
стороны, лишь оттого что он хотел уйти от слишком сильной привя¬
занности к матери, он может выбрать любовную партнершу, являю¬
щегося абсолютной противоположностью ей.
Очень часто по мере продолжения развития место матери в
сексуальных фантазиях мальчика и переживаниях любви занимает
родная или двоюродная сестра. Очевидно, что установка, основанная
Любовь, вина и репарация
231
на таких переживаниях, будет отличаться от установки мужчины,
ищущего в женщине преимущественно материнские черты; хотя
мужчина, на чей выбор влияют переживания к сестре, в любовном
партнере также может искать некоторые материнские черты.
Большое многообразие возможностей создается ранним влиянием
различных людей: важную роль в этом отношении могут сыграть
няня, тетя, бабушка. Конечно, рассматривая значение ранних взаи¬
моотношений для последующего выбора, мы не должны забывать,
что в более позднем любовном взаимоотношении индивид желает
вновь найти именно то впечатление о любимой личности, которое
он получил, будучи ребенком, а также фантазии, связанные с ней.
К тому же, бессознательное действительно связывает вещи по осно¬
ваниям, отличающимся от тех, о которых осведомлено сознание. По
этой причине совершенно забытые — вытесненные — впечатления
разного рода содействуют тому, чтобы сделать для описываемого
индивида одного человека более привлекательным, сексуально и в
иных отношениях, по сравнению с другим.
Схожие факторы действуют и в выборе женщины. Ее впечат¬
ления об отце, ее переживания по отношению к нему — восхищение,
доверие и т. д. — могут играть господствующую роль в выборе
спутника любви. Но, возможно, ее ранняя любовь к отцу поколе¬
балась. Вероятно, вскоре после этого она отвернулась от него из-за
крайне серьезных конфликтов или потому, что он слишком сильно
разочаровал ее. Однако родной или двоюродный брат, или, скажем,
друг детства могли стать очень важной для нее личностью; возможно,
к ним у нее были сексуальные желания и фантазии, равно как и мате¬
ринские переживания. В таком случае она будет искать любовника
или мужа, скорее соответствующего образу брата, нежели имеющего
отцовские качества. В успешном любовном взаимоотношении
бессознательное одного партнера соотносится с бессознательным
другого. Если взять случай женщины, имеющей, главным образом,
материнские переживания и ищущей партнера с чертами брата, то
фантазии и желания мужчины будут соотноситься с ее фантазиями
и желаниями, если он ищет женщину с преимущественно материнс¬
кими чертами. Если женщина сильно привязана к отцу, она бессозна¬
тельно выбирает мужчину, нуждающегося в женщине, для которой
он может играть роль хорошего отца.
232
Любовь, вина и репарация
Хотя любовные взаимоотношения во взрослой жизни основаны
на ранних эмоциональных ситуациях, связанных с родителями,
братьями и сестрами, новые взаимоотношения не обязательно
являются простым повторением ранних семейных ситуаций. Бессоз¬
нательные воспоминания, переживания и фантазии входят в новое
любовное взаимоотношение или дружбу весьма замаскировано.
Но помимо ранних влияний, действующих в сложных процессах
выстраивания любовных взаимоотношений или дружбы, сущест¬
вует множество других факторов. Нормальное взрослое взаимоот¬
ношение всегда содержит свежие элементы, исходящие из новой
ситуации — из обстоятельств и личностей тех людей, с которыми
мы входим в контакт, а также из их ответа на наши эмоциональные
потребности и практические интересы как взрослых людей.
Достижение независимости
До сих пор я, главным образом, говорила о близких взаимо¬
отношениях между людьми. Сейчас мы подходим к более общим
проявлениям любви и способам, которыми она входит в интересы
и все виды деятельности. Ранняя привязанность ребенка к груди
матери и ее молоку является основой всех любовных отношений
в жизни. Рассматривая материнское молоко лишь как здоровую
подходящую пищу, возможно прийти к выводу, что его можно
легко заменить другой столь же подходящей пищей. Однако молоко
матери, сначала утоляющее муки голода, получаемое ребенком из
груди матери, которую он начинает любить все больше и больше,
приобретает для него эмоциональную значимость, которую нельзя
переоценить. Грудь и ее продукт, сначала удовлетворяющие его
инстинкт самосохранения, а также сексуальные желания, в его
психике начинают обозначать любовь, удовольствие и безопас¬
ность. Поэтому вопросом величайшей важности является степень,
в которой он психологически способен заменить первую пищу
другими ее видами. С большими или меньшими трудностями мать
может преуспеть в приучении ребенка к другим видам пищи. Но
даже в этом случае ребенок, вероятно, не отказался от сильного
желания своей первой пищи, вероятно, не преодолел обиды и
ненависть от того, что его лишили этой пищи, не адаптировался в
Любовь, вина и репарация
233
полном смысле к этой фрустрации — и, если это так, возможно, он
не способен по-настоящему адаптироваться к любым другим фрус¬
трациям, последующим в его жизни.
Если, исследуя бессознательное, мы начинаем понимать силу и
глубину первой привязанности к матери и ее пище, а также интен¬
сивность, с которой она сохраняется в бессознательном взрослой
личности, возможно, мы удивимся, как происходит то, что ребенок
все больше и больше отдаляется от матери и постепенно достигает
независимости. Уже у маленького ребенка есть, и это истина, живой
интерес к вещам, происходящим вокруг него, растущая любозна¬
тельность, наслаждение от знакомства с новыми людьми и вещами,
удовольствие от своих достижений, кажется, все это дает ребенку
возможность находить новые объекты любви и интереса. Однако
эти факты не вполне объясняют способность ребенка отдалиться от
матери, поскольку в бессознательном он тесно связан с ней. Сама
природа этой чрезмерной привязанности, однако, имеет тенденцию
к тому, чтобы увлекать ребенка прочь от матери, потому что (из-за
неизбежности фрустрированной жадности и ненависти) она дает
начало страху потерять эту крайне важную личность и, следова¬
тельно, страху зависимости от нее. Таким образом, в бессозна¬
тельном существует тенденция отказа от матери, этой тенденции
противодействует настойчивое желание сохранить мать навсегда.
Эти противоречащие друг другу переживания, наряду с эмоцио¬
нальным и интеллектуальным развитием ребенка, которое дает ему
возможность находить другие объекты интереса и удовольствия,
в результате приводят к способности переносить любовь с одного
объекта на другой, заменяя первую любимую личность другими
людьми и вещами. Именно потому, что ребенок испытывает такую
большую любовь к матери, он имеет так много, чтобы черпать для
более поздних привязанностей. Этот процесс смещения любви имеет
величайшую важность для развития личности и человеческих взаи¬
моотношений; более того, можно сказать, для развития культуры и
цивилизации в целом.
Наряду с этим процессом смещения любви (и ненависти) с
матери на других людей и вещи и, таким образом, распространения
этих эмоций на более широкий мир, существует еще один способ,
как справиться с ранними импульсами. Чувственные переживания,
234
Любовь, вина и репарация
испытываемые ребенком в связи с грудью матери, развиваются в
любовь к ней как к целостной личности; переживания любви с самого
начала сливаются с сексуальными желаниями. Психоанализ привлек
внимание к тому факту, что сексуальные переживания к родителям,
братьям и сестрам у маленьких детей не только существуют, но в
определенной степени их можно наблюдать у них; однако понять
силу и фундаментальную важность этих сексуальных переживаний
можно, лишь исследуя бессознательное.
Сексуальные желания, как мы уже знаем, тесно связаны
с агрессивными импульсами и фантазиями, с виной и страхом
смерти любимых людей, все это влечет ребенка к уменьшению его
привязанности к родителям. У ребенка есть и тенденция к вытес¬
нению сексуальных переживаний, то есть они становятся бессо¬
знательными и так сказать погребенными в глубинах психики.
Сексуальные импульсы также отсоединяются от первых любимых
людей, и, таким образом, ребенок приобретает способность любить
некоторых людей преимущественно нежно.
Только что описанные психологические процессы — замена
одной любимой личности другими, в определенной степени отме¬
жевание сексуальных переживаний от нежных — являются
неотъемлемой частью способности ребенка к установлению более
широких взаимоотношений. Однако для успешного всестороннего
развития существенно то, чтобы вытеснение сексуальных пережи¬
ваний, связанных с первыми любимыми людьми, не было слишком
сильным1 и чтобы смещение переживаний ребенка с родителей на
других людей не было слишком полным. Если достаточное коли¬
чество любви остается доступным для самых близких ребенку
людей, если его сексуальные желания в связи с ними вытеснены не
слишком глубоко, то в более поздней жизни любовь и сексуальные
желания можно вновь возродить и собрать воедино, в таком случае
1 Сексуальные фантазии и желания остаются активными в бессознательном,
они также в определенной степени выражаются в поведении ребенка, в его игре
и других видах деятельности. Если вытеснение слишком сильное, если фанта¬
зии и желания остаются слишком глубоко погребенными и не могут найти выра¬
жения, это может иметь не только эффект сильного торможения работы вооб¬
ражения (и всех подобных видов деятельности), но и эффект серьезной помехи
более поздней сексуальной жизни индивида.
Любовь, вина и репарация
235
они будут играть жизненно важную роль в счастливых любовных
взаимоотношениях. У действительно успешно развитой личности
любовь к родителям сохраняется, но к ней будет добавляться любовь
к другим людям и вещам. Однако это не простое расширение любви,
а, как я подчеркнула, рассеивание эмоций, уменьшающее бремя
конфликтов и вины ребенка, относящихся к привязанности и зави¬
симости от первых любимых им людей.
Конфликты прекращаются, когда он обращается к другим
людям, поскольку он в меньшей степени переносит их с первых
и самых важных людей на новые объекты любви (и ненависти),
отчасти заменяющие старые. Просто потому что его переживания
к этим новым людям менее интенсивны, его влечение к осущест¬
влению репарации, возможно, затрудненное, если переживания
вины чрезмерно сильны, сейчас может начать действовать полнее.
Хорошо известно, что развитию ребенка способствует то, что
у него есть братья и сестры. Его взросление с ними позволяет ему
сильнее отдалиться от родителей и выстроить новый тип взаимо¬
отношений с братьями и сестрами. Мы знаем, однако, что он не
только любит их, но и испытывает сильные переживания соперни¬
чества, ненависти и ревности по отношению к ним. По этой причине
отношение к двоюродным братьям и сестрам, товарищам по играм
и другим детям, по-прежнему продолжающееся, перемещенное из
ближайшей семейной ситуации, позволяет расхождения с отноше¬
ниями к родным братьям и сестрам — расхождения, к тому же, очень
важные как основание для более поздних социальных отношений.
Взаимоотношения в школьной жизни
Школьная жизнь предоставляет возможность развития опыта,
уже полученного из отношения к людям, что обеспечивает поле для
экспериментов в данной области. Возможно, среди большого числа
детей ребенок найдет одного-двух или нескольких, отвечающих его
особому характеру лучше, чем родные братья и сестры. Эта новая
дружба, среди других удовольствий, дает ему возможность как
бы пересмотреть и улучшить отношения с братьями и сестрами,
которые, возможно, были неудовлетворительными. Он мог на самом
деле вести себя агрессивно, скажем, по отношению к брату, который
236
Любовь, вина и репарация
младше или слабее его; или же это было, главным образом, бессо¬
знательное чувство вины из-за ненависти и ревности — нарушение,
которое может сохраниться и во взрослой жизни. Впоследствии
это неудовлетворительное положение дел может оказать сильное
воздействие на эмоциональные установки к людям в целом.
Некоторые дети, как мы знаем, не способны подружиться в школе,
и происходит это потому, что они переносят ранние конфликты в
новое окружение. У других детей, способных достаточным образом
отдалиться от первых эмоциональных затруднений и подружиться с
одноклассниками, в таком случае часто обнаруживается улучшение
фактического отношения к братьям и сестрам. Новое товарищество
доказывает ребенку, что он способен любить и быть любимым, что
любовь и хорошесть существуют, и это бессознательно пережи¬
вается как доказательство того, что он может возместить ущерб,
нанесеный другим в воображении или в действительности. Таким
образом новая дружба помогает в решении более ранних эмоцио¬
нальных затруднений, при этом личность не осознает ни точную
природу этих ранних проблем, ни способ, которым они решаются.
Посредством всего этого высвобождаются тенденции к осущест¬
влению репарации, уменьшается чувство вины, увеличивается вера
в себя и других.
Школьная жизнь также дает возможность для большего
отделения ненависти от любви по сравнению с тем, что возможно в
узком семейном кругу. В школе одних детей могут ненавидеть или к
ним могут просто испытывать неприязнь, тогда как других детей —
любить. Таким образом, вытесненные эмоции как любви, так и
ненависти — вытесненные из-за конфликта по поводу ненависти к
любимой личности — могут найти более полное выражение в более
или менее социально приемлемых направлениях. Дети по-разному
объединяются и развивают определенные правила, касающиеся
того, насколько далеко они могут заходить в выражении ненависти
или неприязни к другим. Игры и командный дух, связанный с ними,
являются регулирующим фактором в этих объединениях и в прояв¬
лении агрессии.
Ревность и соперничество за любовь и одобрение учителя, хотя
и могут быть довольно сильными, испытываются в обстановке,
отличной от обстановки семейной жизни. Учителя в целом более
Любовь, вина и репарация
237
отстранены от переживаний ребенка, по сравнению с родителями
они вносят меньше эмоций в ситуацию, они также разделяют пере¬
живания между большим количеством детей.
Взаимоотношения в подростковом возрасте
Когда ребенок приближается к подростковому возрасту, его
тенденция к преклонению перед великими людьми зачастую находит
свое выражение в отношении к одним учителям, тогда как к другим
учителям он может испытывать неприязнь, ненависть или пренеб¬
режение. Это еще один случай процесса отделения ненависти от
любви, процесса, приносящего облегчение, и потому что «хорошая»
личность оберегается, и потому что есть удовлетворение в том,
чтобы ненавидеть кого-то, о ком думаешь, что он достоин ненависти.
Любимый и ненавидимый отец, любимая и ненавидимая мать перво¬
начально являются, как я уже сказала, объектами как восхищения,
так и ненависти и обесценивания. Но эти смешанные переживания,
как мы знаем, слишком противоречивые и обременительные для
психики маленького ребенка, и потому, вероятно, подлежащие
задерживанию или погребению, находят частичное выражение
в отношениях ребенка с другими людьми — к примеру, нянями,
тетями, дядями и различными родственниками. Впоследствии, в
подростковом возрасте, у большинства детей проявляется сильная
тенденция к отворачиванию от родителей; что происходит в значи¬
тельной степени потому, что сексуальные желания и конфликты,
связанные с родителями, вновь приобретают силу. Ранние пережи¬
вания соперничества и ненависти к отцу или матери в зависимости
от обстоятельств возрождаются и испытываются с полной силой,
хотя их сексуальный мотив остается бессознательным. Молодые
люди склонны к агрессивности и неприветливости по отношению к
родителям и другим людям, подходящим для этого, как то: слуги,
слабый учитель или одноклассники, к которым относятся непри¬
язненно. Однако когда ненависть достигает такой силы, необходи¬
мость сохранить хорошесть и любовь внутри и снаружи становится
более острой. Поэтому агрессивного молодого человека влечет на
поиски людей, на которых он может смотреть снизу вверх и идеа¬
лизировать. Этой цели могут служить вызывающие восхищение
238
Любовь, вина и репарация
учителя. Из переживаний любви, восхищения и доверия к ним
исходит внутренняя безопасность, потому что, среди прочих причин,
в бессознательном эти переживания, как кажется, подтверждают
существование хороших родителей и любовного отношения к ним,
таким образом, опровергая огромную ненависть, тревогу и вину,
ставших столь сильными в этот жизненный период. Конечно, есть
дети, которые могут хранить любовь и восхищение самими родите¬
лями, даже переживая эти трудности, но такие дети встречаются
не часто. Думаю, что сказанное мною незначительно объясняет
занимающую в психике особую позицию людей, как правило, идеа¬
лизируемых фигур, таких как знаменитые мужчины и женщины,
писатели, спортсмены, искатели приключений, воображаемые лите¬
ратурные герои — людей, на которых направлены любовь и восхи¬
щение, без которых все приобрело бы мрак ненависти и отсутствия
любви, состояние, считающееся опасным для своего Я и других.
Наряду с идеализацией определенных людей наблюдается
ненависть к другим людям, окрашенным в самые темные цвета.
Особенно это касается воображаемых людей, то есть определенных
типов злодеев из фильмов и литературы; или реальных людей, до
некоторой степени удаленных, таких как политические лидеры
из противоположной партии. Безопасно ненавидеть таких людей,
которые либо нереальны, либо удалены, нежели ненавидеть более
близких себе людей — безопаснее для них и для себя. В определенной
степени это касается и ненависти к некоторым учителям и дирек¬
торам, поскольку общая школьная дисциплина и вся ситуация имеет
тенденцию к возведению между учеником и учителем большего
барьера по сравнению с барьером, зачастую существующим между
сыном и отцом.
Разделение любви и ненависти к не слишком близким людям
также служит цели сохранения в большей безопасности, как факти¬
чески, так и в психике, любимых людей. Они не только удалены
физически и потому недоступны, разделение установок любви и
ненависти благоприятствует переживанию того, что любовь можно
сохранить неиспорченной. Переживание безопасности, исходящее
из способности любить, в бессознательном тесно связано с сохране¬
нием любимых людей в безопасности и неповрежденными. Кажется,
действует бессознательная вера: я способен сохранить любимых
Любовь, вина и репарация
239
людей в целости, в таком случае на самом деле я не повредил никого
из моих любимых людей и всегда помню их. В конечном счете, образ
любимых родителей сохраняется в бессознательном как наиболее
ценное имущество, поскольку ограждает своего обладателя от боли
полного опустошения.
Развитие дружбы
В подростковый период характер ранней детской дружбы изме¬
няется. Сила импульсов и переживаний, столь характерная этой
стадии жизни, приводит к очень крепкой дружбе молодых людей,
по большей части, представителей одного и того же пола. В основе
этих взаимоотношений лежат бессознательные гомосексуальные
тенденции и переживания, очень часто они приводят к настоящей
гомосексуальной активности. Подобные взаимоотношения отчасти
являются бегством от влечения к противоположному полу, по
различным внутренним и внешним причинам, слишком неуправляе¬
мого на данной стадии. Поговорим о внутренних причинах и возьмем
случай мальчика: его желания и фантазии по-прежнему слишком
сильно связаны с матерью и сестрами, и борьба за отворачивание
от них и поиск новых объектов любви находится на своем пике. И
у мальчиков, и у девочек на данной стадии импульсы к противопо¬
ложному полу сопряжены со столь многочисленными опасностями,
что усиливается влечение к представителям своего пола. Любовь,
восхищение и лесть, которые также можно вложить в эту дружбу,
являются, как я указывала ранее, гарантией от ненависти, и по
этим различным причинам молодые люди тем в большей степени
цепляются за такие взаимоотношения. На этой стадии развития
усилившиеся гомосексуальные тенденции, сознательные или бессо¬
знательные, также играют большую роль в лести учителям своего
пола. Как мы знаем, дружба в подростковом возрасте очень неус¬
тойчива. Причину этому следует искать в силе сексуальных пережи¬
ваний (сознательных или бессознательных), составляющих дружбу
и нарушающих ее. Подросток еще не освободился от сильных
эмоциональных связей младенчества, и они по-прежнему — более
чем он осознает — влияют на него.
240
Любовь, вина и репарация
Дружба во взрослой жизни
Во взрослой жизни, несмотря на то, что бессознательные
гомосексуальные тенденции играют свою роль в дружбе людей
одного и того же пола, дружба — в отличие от гомосексуальных
любовных отношений1 — характеризуется тем, что нежные чувства
можно частично отмежевать от сексуальных, отходящих на второй
план и исчезающих для практических целей, хотя и сохраняющих
определенную активность в бессознательном. Это отделение сексу¬
альных переживаний от нежных может касаться и дружбы между
мужчинами и женщинами, но, поскольку обширная тема дружбы
является лишь частью моей работы, здесь я ограничусь обсужде¬
нием дружбы между представителями одного и того же пола и даже
в этом случае сделаю лишь несколько общих замечаний.
Возьмем в качестве примера дружбу двух женщин, не слишком
зависящих друг от друга. Тем не менее время от времени при соот¬
ветствующих ситуациях то одной, то другой могут понадобиться
покровительство и готовность прийти на помощь. Эта способность
давать и брать в эмоциональном плане является существенной
для настоящей дружбы. Здесь элементы ранних ситуаций выра¬
жаются взрослыми способами. Сначала защиту, помощь и совет
нам давали матери. Повзрослев эмоционально и став самодоста¬
точными, мы не слишком зависим от материнской поддержки и
утешения, но желание получить их при возникновении болезненных
и трудных ситуаций, сохранится у нас до смерти. В отношении к
другу мы время от времени можем получать и давать часть мате¬
ринской заботы и любви. Кажется, что удачное смешение мате¬
ринской и дочерней установки является одним из условий эмоци¬
онально богатой феминной личности и ее способности к дружбе.
(Полностью развитая феминная личность подразумевает способ¬
ность к хорошим отношениям с мужчинами, что касается как
нежных, так и сексуальных переживаний; однако, говоря о дружбе
1 Вопрос гомосексуальных любовных отношений широк и очень сложен. Рас¬
смотрение его в достаточной мере потребовало бы больше места, чем есть в моем
распоряжении, и, следовательно, я ограничиваюсь упоминанием о том, что в эти
взаимоотношения можно вложить много любви.
Любовь, вина и репарация
241
между женщинами, я имею в виду сублимированные гомосексу¬
альные тенденции и переживания.) Вероятно, у нас была возмож¬
ность в отношениях к сестрам пережить и выразить как материн¬
скую заботу, так и дочерний отклик; в таком случае мы можем легко
привнести их во взрослую дружбу. Однако, возможно, сестры не
было, не было никого, по отношению к кому можно было испытать
эти переживания, и в таком случае развитие дружбы с другой
женщиной приводит нас к модифицированной взрослыми потреб¬
ностями реализации сильного и важного желания детства.
С подругой мы разделяем интересы и удовольствия, но,
возможно, мы также способны наслаждаться ее счастьем и успехом,
когда у нас самих этого нет. Переживания зависти и ревности могут
отходить на второй план, если достаточно сильна наша способность
идентифицироваться с ней и, таким образом, разделять ее счастье.
Элемент вины и репарации никогда не отсутствует в такой иден¬
тификации. Лишь после того, как мы успешно справились со своей
ненавистью и ревностью, недовольством и обидой на мать, достигли
счастья, видя ее счастливой, переживая, что не повредили ее и что
можем возместить ущерб, нанесенный в фантазии, мы способны на
истинную идентификацию с другой женщиной. Собственничество
и обиды, ведущие к чрезвычайно сильным требованиям, являются
нарушающими дружбу элементами; более того ее, вероятно,
подрывают чрезвычайно сильные эмоции в целом. Рано или поздно
при психоаналитическом исследовании обнаруживается, что наружу
прорвались ранние ситуации неудовлетворенных желаний, обиды,
жадности или ревности, то есть несмотря на то, что проблему,
возможно, вызвали теперешние эпизоды, важную роль в разру¬
шении дружбы играет неразрешенный конфликт младенчества.
Уравновешенная эмоциональная атмосфера, совсем не исключа¬
ющая силу переживания, есть основание успешной дружбы. Успех
дружбы менее вероятен, если мы ожидаем от подруги слишком
многого, то есть ждем, что она компенсирует наши ранние депри¬
вации. Такие непомерные требования являются большей частью
бессознательными и потому с ними нельзя справиться рационально.
Они обязательно подвергают нас разочарованию, боли и негодо¬
ванию. Если подобные чрезмерные бессознательные требования
ведут к нарушениям дружбы, имеют место точные повторения
242
Любовь, вина и репарация
ранних ситуаций, — какими бы разными ни были внешние обстоя¬
тельства, — когда в первую очередь сильная жадность и ненависть
нарушили нашу любовь к родителям и оставили нас с пережива¬
ниями недовольства и одиночества. Когда прошлое не оказывает
столь сильного давления на теперешнюю ситуацию, мы более
способны и правильно выбирать подруг, и удовлетворяться тем, что
они могут дать.
Многое из того, что я сказала о дружбе между женщинами,
касается развития дружбы между мужчинами, хотя и существуют
важные различия, обусловленные разницей в психологии мужчин и
женщин. Отделение нежных переживаний от сексуальных, субли¬
мация гомосексуальных тенденций и идентификация являются
основой и мужской дружбы. Хотя элементы и новые удовлетво¬
рения, соответствующие взрослой личности, — опять же — входят
в дружбу одного мужчины с другим, он отчасти ищет и повторения
своего отношения к отцу или брату либо пытается найти новое
сходство, выполняющее прошлые желания, либо пытается улучшить
неудовлетворительные отношения с теми, кто раньше был наиболее
близок ему.
Более широкие аспекты любви
С самого раннего детства процесс, которым мы смещаем
любовь с первых нежно любимых людей на других людей, распро¬
страняется и на вещи. Таким образом, мы развиваем интересы и
виды деятельности, в которые вкладываем часть любви, первона¬
чально принадлежащей людям. В психике ребенка одна часть тела
может обозначать другую, а объект — людей или части тела. Таким
символическим образом любой круглый предмет в бессознательном
ребенка может обозначать грудь матери. Постепенно, все, что, как
переживается, источает хорошесть и красоту и влечет за собой
удовольствие и удовлетворение в физическом или более широком
смысле, в бессознательном может занять место всегда щедрой груди
и матери в целом. Так, о Родине мы говорим как о «земле матери»,
поскольку в бессознательном Родина может означать мать, и в
таком случае ее можно любить со всеми переживаниями, природа
которых заимствована из отношения к матери.
Любовь, вина и репарация
243
Чтобы проиллюстрировать способ, которым первое взаимо¬
отношение входит в интересы, кажущиеся очень отдаленными от
него, возьмем в качестве примера исследователей, которые отправ¬
ляются за новыми открытиями, подвергаясь в таком предприятии
величайшим лишениям и сталкиваясь с серьезными опасностями
и, возможно, смертью. Помимо стимулирующих внешних обсто¬
ятельств, существует очень много психологических элементов,
лежащих в основе интереса и занятия исследованиями. Здесь
могу упомянуть лишь один-два особых бессознательных фактора.
В своей жадности мальчик испытывает желания атаковать тело
матери, считающееся продолжением ее хорошей груди. Также у
него есть фантазии об ограблении содержимого ее тела — среди
прочего, отнять младенцев, считающихся ценным имуществом, —
в своей ревности он также атакует младенцев. Эти агрессивные
фантазии по проникновению в ее тело вскоре связываются с его
генитальными желаниями вступить с ней в половое сношение.
В психоаналитической работе обнаружено, что фантазии по иссле¬
дованию тела матери, возникающие из агрессивных сексуальных
фантазий ребенка, его жадности, любознательности и любви,
содействуют интересу человека к исследованию новых стран.
Обсуждая эмоциональное развитие маленького ребенка, я
указала, что его агрессивные импульсы дают начало сильным
переживаниям вины и страху смерти любимой личности, все это
формирует часть переживаний любви, укрепляет и усиливает
их. В бессознательном исследователя новая территория обозна¬
чает новую мать, которая заместит потерю настоящей матери. Он
ищет «землю обетованную» — «землю, изобилующую молоком и
медом». Мы уже видели, что страх смерти самой любимой личности
в некоторой степени ведет к отворачиванию ребенка от нее; но в то
же самое время он влечет его к тому, чтобы воссоздать ее и вновь
искать во всем, что бы он не предпринимал. Здесь находят полное
выражение и бегство от нее, и первоначальная привязанность к ней.
Ранняя агрессия ребенка стимулирует влечение к восстановлению
и возмещению, к возвращению в мать хороших вещей, которые он
выкрал у нее в фантазии, и эти желания возмещения переходят в
более позднее влечение к исследованию, поскольку, находя новую
землю, исследователь дает что-то миру в целом и ряду людей в
244
Любовь, вина и репарация
частности. Своей профессией исследователь выражает и агрессию,
и влечение к репарации. Мы знаем, что при открытии новой
местности агрессия используется при борьбе со стихией, а также
в преодолении различных трудностей. Однако иногда агрессия
демонстрируется более открыто; в особенности, так было в прежнее
время, когда беспощадную жестокость к коренному населению
проявляли люди, которые не только исследовали, но завоевывали
и колонизировали. В этот момент некоторые из ранних фанта¬
зийных атак, направленных против воображаемых младенцев
внутри тела матери, а также фактическая ненависть к новорож¬
денным братьям и сестрам в реальности выражалась в установке к
местному населению. Желанное восстановление, однако, полностью
выражалось в заселении территории соотечественниками. Можно
увидеть, что через интерес к исследованию (независимо от того,
демонстрируется агрессия открыто или нет) различные импульсы
и эмоции — агрессию, переживания вины, любовь и влечение к
репарации — можно перенести в другую сферу, далекую от перво¬
начальной личности.
Влечение к исследованию не обязательно выражается в факти¬
ческом физическом исследовании мира, его можно перенести и на
другие области, к примеру, на любой вид научных открытий. Ран¬
ние фантазии и желания исследовать тело матери входят в удоволь¬
ствие, которое, например, астроном получает от своей работы.
Желание снова найти мать ранних дней жизни, потерянную на
самом деле или в переживаниях, также имеет величайшее значение
в креативном искусстве и тех способах, которыми люди наслажда¬
ются и оценивают его.
Чтобы проиллюстрировать некоторые из только что обсуж¬
давшихся мною процессов, возьму хорошо известный сонет Китса
«После первого чтения Чапменовского Гомера». Для удобства
цитирую все стихотворение, хотя оно хорошо известно:
У западных я плавал островов,
Блуждал я в королевствах вдохновенья.
И видел золотые поселенья,
Обитель аполлоновских певцов.
Гомера темнобрового владенья
Я посетить был издавна готов,
Любовь, вина и репарация
245
Но не дышал бы воздухом богов,
Когда б не Чапмен, первый в песнопенье1.
Здесь Ките говорит с точки зрения человека, наслаждающе¬
гося произведением искусства. Поэзия сравнивается с «королевс¬
твами вдохновенья» и «золотыми поселеньями». Сам он, читая
Гомера, прежде всего — астроном, наблюдающий за небом, когда
«он вдруг светило новое найдет». Но затем Ките становится иссле¬
дователем, открывающим «с предположением наугад» новую
землю и море. В гениальном стихотворении Китса мир обоз¬
начает искусство, ясно, что для него научное и художественное
наслаждение, а также исследование исходят из одного и того же
источника — любви к красивым землям — «золотых поселений».
Исследование бессознательного (кстати, неизвестного конти¬
нента, открытого Фрейдом) показывает, что, как я указала ранее,
красивые земли обозначают любимую мать, а страстное желание,
с которым исследователь приближается к этим землям, исходит из
страстных желаний к ней. Возвращаясь к сонету, можно предпо¬
ложить — без подробного анализа, — что «Гомер темнобровый»,
управляющий землей поэзии, обозначает вызывающего восхи¬
щение могущественного отца, чьему примеру следует сын (Ките),
тоже входя в страну своего желания (искусство, красота, мир — в
конечном итоге, мать).
Подобным образом, скульптор, вдыхающий жизнь в свое
произведение искусства, обозначающее человека или нет, бессо¬
знательно восстанавливает и воссоздает ранних любимых людей,
.которых он разрушил в фантазии.
Я счастлив. Так ликует звездочет,
Когда, вглядевшись в звездные глубины,
Он вдруг светило новое найдет.
Так счастлив Кортес был, чей взор орлиный
Однажды различил над гладью вод
Безмолвных Андов снежные вершины2.
1 [Цит. по рус. изд.: Китс,Дж. Стихотворения. Поэмы. — М.: Рипол-Классик,
1998. (Пер. с англ. В. Микушевича).]
2 [Там же.]
246
Любовь, вина и репарация
Чувство вины, любовь и креативность
Переживания вины, являющиеся, как я попыталась показать,
фундаментальным стимулом к креативности и работе в целом (даже
самых простых видов), могут, однако, если они слишком сильны,
оказывать эффект торможения продуктивных видов деятельности
и интересов. Впервые эти сложные связи выяснились благодаря
психоанализу маленьких детей. Когда посредством психоанализа
уменьшаются различного рода страхи, творческие импульсы детей,
до тех пор дремавшие, пробуждаются и выражаются в таких видах
деятельности, как: рисование, лепка, строительство, а также речь.
Эти страхи вызвали усиление деструктивных импульсов, и, соот¬
ветственно, когда ослабевают страхи, деструктивные импульсы
также уменьшаются. Наряду с этими процессами переживания вины
и тревоги по поводу смерти любимой личности, с которыми психика
ребенка не могла справиться из-за их непреодолимости, постепенно
уменьшаются, становятся менее интенсивными и поэтому управ¬
ляемыми. Это имеет эффект усиления заботы ребенка о других
людях, стимулирования жалости к ним и идентификации с ними,
таким образом, усиливается любовь в целом. Желание осуществить
репарацию, столь тесно связанное с заботой о любимом и тревогой
по поводу его смерти, сейчас можно выразить творчески и конструк¬
тивно. Эти процессы и изменения можно наблюдать и в психоана¬
лизе взрослых.
Я предположила, что любой источник радости, красоты и обога¬
щения (внутреннего или внешнего) в бессознательном считается
любимой дающей грудью матери и созидающим пенисом отца,
обладающим в фантазии схожими качествами — в конечном итоге,
обоими добрыми щедрыми родителями. Отношение к природе,
пробуждающей столь сильные переживания любви, одобрения,
восхищения и преданности, имеет много общего с отношением :
матери, что давно признано поэтами. Многочисленные дары природы
приравниваются ко всему, что мы получили от матери в первые дни
жизни. Однако мать не всегда была удовлетворяющей. Зачастую
мы считали, что она не щедра и фрустрирует нас; этот аспект наших
переживаний к ней возрождается и в нашем отношении к природе,
которая нередко не расположена давать.
Любовь, вина и репарация
247
Удовлетворение потребностей самосохранения и удовлетворение
желания любви навсегда связаны друг с другом, поскольку изна¬
чально исходят из одного и того же источника. Безопасность нам,
прежде всего, обеспечивала мать, которая не только утоляла муки
голода, но и удовлетворяла эмоциональные потребности и смягчала
тревогу. Поэтому безопасность, достигнутая благодаря удовлетво¬
рению существенных требований, связана с эмоциональной безо¬
пасностью, оба вида безопасности тем более необходимы, что взаи¬
модействуют с ранними страхами потери любимой матери. Быть
уверенным в средствах к существованию в бессознательной фантазии
подразумевает также не быть лишенным любви и не потерять мать
в целом. У человека безработного, изо всех сил старающегося найти
работу, на первом месте находятся существенные материальные
потребности. Нельзя сказать, что я недооцениваю фактические
прямые и косвенные страдания и дистресс, вытекающие из бедности;
однако реальную болезненную ситуацию делают более мучительной
грусть и отчаяние, возникающие из самых ранних эмоциональных
ситуаций, когда ребенок не только чувствовал себя лишенным пищи,
потому что мать не удовлетворяла его потребностей, но и переживал,
что теряет как мать, так и ее любовь и защиту1. Факт безработности
лишает его и выражения конструктивных тенденций, одного из
весьма важных способов справиться с бессознательными страхами
и чувством вины — то есть осуществления репарации. Жестокость
обстоятельств (хотя отчасти она может быть обусловлена неудовлет¬
ворительной социальной системой и, таким образом, может давать
человеку, живущему в нищете, фактические основания винить в этом
других) имеет нечто общее с безжалостностью ужасных родителей, в
которую верят дети под давлением тревоги. И наоборот, помощь —
1 В психоанализе детей я часто обнаруживала — конечно, в разной степени —
страхи перед тем, что их выгонят из дома в наказание за бессознательную аг¬
рессию (желание выгнать других) и за фактический ущерб, нанесенный ими.
Эта тревога устанавливается очень рано и может сильно мучить ребенка. Осо¬
бым случаем этого является страх быть либо сиротой, либо нищим, не иметь ни
дома, ни пищи. В тот момент наблюдаемые мною детские страхи перед крайней
нуждой совершенно не зависели от финансового положения родителей. В более
поздней жизни страхи такого рода производят эффект усиления фактических
трудностей, обусловленных потерей денег, работы или необходимостью поки¬
нуть дом; они добавляют элемент горечи и усугубляют отчаяние.
248
Любовь, вина и репарация
материальная или духовная, — оказываемая бедным или безра¬
ботным, вдобавок к фактической ценности, бессознательно пережи¬
вается как доказательство существования любящих родителей.
Вернемся к отношению к природе. В некоторых частях мира
природа жестока и деструктивна, но, тем не менее, жители вместо
того, чтобы покинуть свою землю, бросают вызов стихиям, будь
то засуха, наводнения, холод, жара, землетрясения или эпидемии.
Верно, что внешние обстоятельства играют важную роль, поскольку
эти упорные люди могут не иметь возможности переехать из того
места, где выросли. Однако мне кажется, что это не объясняет
полностью феномен того, что иногда можно вынести столь много¬
численные трудности ради того, чтобы остаться на родной земле.
У людей, живущих в таких сложных природных условиях, борьба
за средства к существованию служит и другим (бессознательным)
целям. Для такого индивида природа представляет собой недо¬
вольную взыскательную мать, чьи дары должны быть убедительно
восхвалены, посредством чего повторяются и отыгрываются ранние
насильственные фантазии (хотя и сублимированным, социально
адаптированным способом). Переживая бессознательно вину за
агрессивные импульсы, направленные против матери, он ожидал (и
по-прежнему бессознательно ожидает в своем отношении к природе),
что она будет жестока к нему. Это переживание вины действует как
стимул к осуществлению репарации. Поэтому борьба с природой
считается борьбой за сохранение природы, поскольку она также
выражает желание осуществить репарацию ее (матери). Люди,
которые борются с суровостью природы, таким образом, не только
заботятся о себе, но и служат самой природе. Не разрывая связи с
природой, они сохраняют образ матери ранних дней. В фантазии они
защищают себя и ее, оставаясь рядом с ней, в действительности —
не покидая страну. В отличие от них, исследователь ищет в фантазии
новую мать, чтобы заменить настоящую, от которой он отстранился
или которую бессознательно боится потерять.
Отношение к себе и другим
В текущем разделе я рассмотрела некоторые аспекты любви
индивида и его отношений к другим людям. Однако я не могу
Любовь, вина и репарация
249
подвести итог, не попытавшись пролить свет на самое сложное из
всех взаимоотношений, а именно на взаимоотношения с самим собой.
Но что такое мы? Все, хорошее или плохое, через что мы прошли с
самых ранних дней, все, что мы получили из внешнего мира, и все,
что мы пережили во внутреннем мире, счастливые и несчастливые
события, отношение к людям, деятельность, интересы и самые разные
мысли — то есть все, что мы пережили, — составляет часть нас
самих и выстраивает нашу личность. Если бы можно было уничтожить
некие прошлые взаимоотношения и все связанные с ними воспомина¬
ниями с тем богатством переживаний, которые они вызывают, какое
обеднение и пустоту мы бы ощутили! Сколько пережитой и возвра¬
щенной любви, доверия, удовлетворения, утешения и благодарности
было бы утрачено! Многие люди не хотели бы, чтобы некоторые,
даже болезненные события обошли их стороной, поскольку и эти
события содействовали обогащению личности. В данной статье я
много раз ссылалась на значение ранних взаимоотношений для более
поздних взаимоотношений. Сейчас я хочу показать, что эти самые
ранние эмоциональные ситуации фундаментальным образом влияют
на отношения к самому себе. В памяти мы надежно храним любимых
людей; в определенных трудных ситуациях мы можем почувство¬
вать, что они руководят нами, можем поймать себя на том, что хотим
знать, как бы они повели себя и одобрили бы они наши действия
или нет. Из того, что я сейчас сказала, можно заключить, что люди,
на которых мы смотрим снизу вверх, в конечном итоге обозначают
вызывающих восхищение любимых родителей. Однако мы видели,
что ребенку отнюдь нелегко установить с ними гармоничные взаимо¬
отношения и что ранние переживания любви серьезно затормажива¬
ются и нарушаются импульсами ненависти, а также бессознательным
чувством вины, которому они дают начало. Правда, родителям может
недоставать любви и понимания, что имеет тенденцию увеличивать
трудности повсюду. Деструктивные импульсы и фантазии, страхи и
недоверие, которые в некоторой степени у маленького ребенка всегда
активны даже при самых благоприятных обстоятельствах, обяза¬
тельно усиливаются неблагоприятными условиями и неприятными
событиями. Более того — и это тоже важно, — если ребенку в
ранней жизни не дают достаточного счастья, нарушится его способ¬
ность развивать многообещающую установку, а также любовь и вера
250
Любовь, вина и репарация
в людей. Из этого, однако, не следует, что развивающаяся у ребенка
способность к любви и счастью прямо пропорциональна количеству
любви, которое ему дается. Действительно, есть дети, развивающие
в бессознательном чрезвычайно грубые и безжалостные фигуры
родителей — что нарушает отношение к настоящим родителям и
людям в целом, — даже несмотря на то, что родители были к ним
добры и нежны. С другой стороны, психические трудности ребенка
зачастую не прямо пропорциональны тому неблагоприятному
обращению, которое он получает. Если по внутренним причинам,
с самого начала варьирующимся у разных индивидов, способность
выносить фрустрацию мала, а агрессия, страхи и переживания
вины сильны, фактические недостатки родителей и, в особенности,
их мотивы поступать неправильно в психике ребенка могут быть
сильно преувеличены и искажены. А родители и другие окружающие
ребенка люди могут считаться особенно грубыми и безжалостными,
поскольку наша собственная ненависть, страх и недоверие имеют
тенденцию создавать в бессознательном пугающие взыскательные
фигуры родителей. Сейчас эти процессы в разной степени активны
у всех нас, поскольку все мы вынуждены бороться — так или
иначе, более или менее — с переживаниями ненависти и страхами.
Таким образом, мы видим, что количества агрессивных импульсов,
страхов и переживаний вины (возникающих отчасти по внутренним
причинам) имеют большое значение для преобладающей психи¬
ческой установки, которую мы развиваем.
В отличие от детей, которые в ответ на неблагоприятное
обращение развивают в бессознательном столь грубые и безжа¬
лостные фигуры родителей и на чью психическую установку это
оказывает столь пагубное влияние, существует множество детей, на
которых ошибки или отсутствие понимания родителей оказывают
значительно менее неблагоприятное влияние. Дети — по внутренним
причинам — с самого начала более способные выносить фрустрации
(которых можно избежать или нельзя), то есть способные делать так,
чтобы их импульсы ненависти и подозрения не так сильно господс¬
твовали над ними, — такие дети будут более терпимы к ошибкам,
допускаемым родителями в обращении с ними. Они могут в большей
степени полагаться на свои дружеские переживания, и поэтому они
более уверены в себе, и тому, что приходит к ним из внешнего мира,
Любовь, вина и репарация
251
поколебать их не так легко. Психика ни одного ребенка не свободна
от страхов и подозрений, но если отношение к родителям построено
преимущественно на доверии и любви, мы можем твердо устано¬
вить их в психике как натравляющие, помогающие фигуры, являю¬
щиеся источником утешения и гармонии, а также установить их как
прототип всех дружеских взаимоотношений в более поздней жизни.
Я попыталась пролить свет на некоторые взрослые взаимоот¬
ношения, сказав, что мы ведем себя по отношению к определенным
людям так, как родители вели себя по отношению к нам, когда они
были нежны, или так, как мы бы хотели, чтобы они вели себя, и таким
образом мы переворачиваем ранние ситуации. К другим же людям у
нас установка любящего ребенка по отношению к родителям. Теперь
такое взаимозаменяемое отношение «ребенок—родитель», которое
мы проявляем в установке к людям, переживается и внутри нас к
тем помогающим, направляющим фигурам, которые мы храним
в памяти. Бессознательно мы чувствуем, что люди, формирующие
часть нашего внутреннего мира, являются для нас любящими и защи¬
щающими родителями, и мы возвращаем эту любовь, чувствуем
себя родителями по отношению к ним. Эти фантазийные взаимо¬
отношения, основанные на реальных событиях и воспоминаниях,
составляют часть непрерывной, действующей жизни переживаний и
воображения и способствуют нашему счастью и психической силе.
Однако, если фигуры родителей, сохраняющиеся в переживаниях
и в бессознательном, преимущественно являются грубыми, мы не
можем находиться в согласии с самими собой. Хорошо известно, что
слишком строгая совесть дает начало беспокойству и несчастью. Не
так хорошо известно, однако доказано открытиями психоанализа, что
напряжение таких фантазий внутренней войны и страхи, связанные с
ней, являются истинной причиной того, что мы признаем мстительной
совестью. Между прочим, эти стрессы и страхи могут выражаться в
глубоких психических нарушениях и приводить к суициду.
Я использовала довольно странную фразу «отношение к самому
себе». Сейчас я хотела бы добавить, что это отношение ко всему, что
мы лелеем и любим, и ко всему, что ненавидим в себе. Я попыталась
прояснить, что одна часть нас, которую мы лелеем, это богатство,
накопленное нами благодаря отношениям к внешним людям,
поскольку эти отношения, а также эмоции, связанные с ними, стали
252
Любовь, вина и репарация
нашей внутренней собственностью. Мы ненавидим в себе грубые
безжалостные фигуры, также представляющие собой часть нашего
внутреннего мира и в большой степени являющиеся результатом
нашей агрессии по отношению к родителям. Однако, в сущности,
сильнейшая наша ненависть направлена против ненависти внутри
нас самих. Мы настолько опасаемся ненависти в самих себе, что
нас влечет к использованию одного из сильнейших средств защиты
путем направления ее на других людей — к ее проецированию. Но
мы также смещаем любовь и во внешний мир; мы можем сделать это
искренне, лишь если мы установили хорошие отношения с друже¬
любными фигурами в психике. Это благоприятный цикл, поскольку
сначала мы получаем доверие и любовь в отношении к родителям,
затем со всей этой любовью и доверием мы как бы вбираем их в
себя; и затем вновь можем отдавать внешнему миру нечто из этого
богатства любовных переживаний. Аналогичный цикл существует
и в отношении ненависти; поскольку ненависть, как мы видели,
ведет к установлению в психике пугающих фигур, в таком случае
мы склонны наделять других людей неприятными и недоброже¬
лательными качествами. Кстати фактический эффект подобной
установки психики заключается в том, что она делает других людей
неприятными и подозрительными к нам, в то время как установка
на дружелюбие и доверие с нашей стороны с большой долей вероят¬
ности вызовет доверие и благожелательность других.
Мы знаем, что некоторые люди, особенно, старея, стано¬
вятся все более и более ожесточенными; а другие становятся более
мягкими, понимающими и терпимыми. Хорошо известно, что
подобные вариации обусловлены разницей в установке и характере,
а не просто соответствуют неблагоприятным или благоприятным
событиям, с которыми люди встречаются в жизни. Из того, что я
сказала, можно заключить, что ожесточенность переживаний, будь
то по отношению к людям или к судьбе — а эта ожесточенность
обычно переживается и к тому, и к другому, — в основном, уста¬
навливается в детстве и может укрепляться или усиливаться в более
поздней жизни.
Если любовь не задушена негодованием, обидами и нена¬
вистью, а твердо установилась в психике, доверие другим людям
и вера в собственную хорошесть подобны скале, противостоящей
Любовь, вина и репарация
253
ударам обстоятельств. Затем, когда возникает несчастье, человек,
развитие которого шло этим путем, способен сохранить в себе
хороших родителей, чья любовь является неизменной помощью в
несчастье, и может вновь найти во внешнем мире людей, которые
в его психике обозначают их. Со способностью переворачивать
ситуации в фантазии и идентифицировать себя с другими людьми,
способностью, столь характерной для человеческой психики, человек
может распространять на других помощь и любовь, в которых сам
нуждается, и таким образом может получать утешение и удовольс¬
твие для себя.
Я начала с описания эмоциональной ситуации ребенка в его
отношении к матери, являющейся исходным и первостепенным
источником хорошести, которую он получает из внешнего мира.
Затем я сказала, что чрезвычайно болезненным процессом для
ребенка является отсутствие наивысшего удовлетворения от корм¬
ления матерью. Однако если его жадность и негодование от фрус¬
трации не слишком велики, он способен постепенно отдалиться от
нее и в то же самое время получать удовольствие из других источ¬
ников. В бессознательном новые объекты удовольствия связаны
с первыми удовлетворениями, полученными от матери, поэтому
он может принимать другие наслаждения как замену первона¬
чальных. Этот процесс можно описать как сохранение первичной
хорошести, равно как и ее замещение, и чем успешнее оно осущест¬
вляется, тем меньше оснований для жадности и ненависти остается
в психике ребенка. Но, как я часто подчеркивала, бессознательные
переживания вины, возникающие в связи с фантазийным разру¬
шением любимой личности, играют фундаментальную роль в этих
процессах. Мы видели, что переживания вины и грусти ребенка,
возникающие из фантазий разрушения матери в его жадности
и ненависти, запускают влечение исцелить эти воображаемые
повреждения и осуществить репарацию. Сейчас эти эмоции имеют
большое значение для детского желания и способности признавать
заместителей матери, поскольку переживания вины дают начало
страху зависимости от любимой личности, которую ребенок боится
потерять, потому что, когда агрессия вспыхивает, он чувствует, что
повреждает ее. Этот страх зависимости служит стимулом его отда¬
ления от нее — обращения к другим людям и вещам и расширения
254
Любовь, вина и репарация
таким образом круга интересов. Обычно влечение к осуществлению
репарации может держать под контролем отчаяние, возникающее
из переживаний вины, тогда будет превалировать надежда, в таком
случае любовь ребенка и его желание осуществить репарацию бессо¬
знательно переносятся на новые объекты любви и интереса. Они, как
мы знаем, в бессознательном связаны с первой любимой личностью,
которую он вновь находит и воссоздает через отношение к новым
людям и через конструктивные интересы. Так осуществление
репарации — столь существенная часть способности к любви —
расширяет свои границы, и способность ребенка принимать любовь и
различными средствами вбирать в себя хорошесть из внешнего мира
неуклонно усиливается. Этот удовлетворительный баланс между
«давать» и «получать» является первичным условием дальнейшего
счастья.
Если в самом раннем развитии мы смогли перенести интерес
и любовь с матери на других людей и другие источники удовлет¬
ворения, тогда и только тогда в более поздней жизни мы способны
получать наслаждение из других источников. Это дает нам возмож¬
ность компенсировать неудачу или разочарование, связанные с
одной личностью, путем установления дружеских взаимоотношений
с другими и позволяет принимать заместители тех вещей, которые
мы не смогли получить или сохранить. Если фрустрированная
жадность, негодование и ненависть в нас не нарушают отношения к
внешнему миру, существуют бесчисленные способы вбирать красоту,
хорошесть и любовь извне. Поступая таким образом, мы непре¬
рывно усиливаем счастливые воспоминания и постепенно создаем
хранилище ценностей, благодаря чему обретаем безопасность,
которую нелегко поколебать, и удовлетворенность, которая предот¬
вращает горечь переживаний. Более того, все эти удоволетворения
вдобавок к удовольствию, ими приносимому, производят эффект
уменьшения фрустраций (или, скорее, переживания фрустрации)
прошлых и настоящих до самых ранних и фундаментальных. Чем
более истинное удовлетворение мы испытываем, тем менее негодуем
по поводу депривации, тем меньше влияют на нас наши зависть и
ненависть. В таком случае мы на самом деле способны принимать
любовь и хорошесть от других людей, давать любовь другим людям;
и вновь получать большее взамен. Другими словами, важнейшая
Любовь, вина и репарация
255
способность «давать и получать» развита у нас таким образом, что
гарантирует нашу удовлетворенность и способствует удовольствию,
утешению или счастью других людей.
В заключение, хорошее отношение к самим себе является
условием любви, терпимости и мудрости по отношению к другим. Это
хорошее отношение развилось, как я попыталась показать, отчасти из
дружелюбной, любящей и понимающей установки к другим людям,
а именно, к тем, кто много значил для нас в прошлом и отношение к
которым стало частью нашей психики и личности. Если глубоко в
бессознательном мы стали способны в некоторой степени очистить
свои переживания к родителям от обид, простили их за фрустрации,
которые нам пришлось вынести, мы можем жить в мире с собой и
способны любить других в истинном смысле этого слова.
Скорбь и ее связь
с МАНИАКАЛЬНО-ДЕПРЕССИВНЫМИ
состояниями
(1940а)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1940: Mourning and its relation to manic-depressive states / / International
Journal of Psycho-Analysis. — 1940. — Vol. 21. — P. 125—153.
1948: Idem. // Klein, M. Contributions to Psycho-Analysis 1921—1945. —
L.: Hogarth, 1948. — P. 311—338.
Издание на немецком языке:
1962: Die Trauer und ihre Beziehung zu manisch-depression Zuständen //
Klein, M. Das Seelenleben des Kleinkindes und andere Beiträge zür Psychoana¬
lyse. — Stuttgart: Emst Klett, 1962. — S. 72—100.
Текст представляет собой выступление в Британском психоаналитическом
обществе 19 октября 1938 года и на 15-м Международном психоанали¬
тическом конгрессе (1939). Здесь М. Кляйн продолжает обсуждение
генезиса маниакально-депрессивных состояний, связывая их происхож¬
дение с переживаниями оральной стадии развития. Вновь она указывает
на раннюю интернализацию родительских образов как основу структури¬
рования внутреннего мира ребенка. Кляйн специально подчеркивает, что
ядром детского развития является инфантильная депрессивная позиция
(состояние потери объекта), проработка которой становится фактором в
определении пути дальнейшего развития.
Перевод с английского С.Г. Эжбаевой.
На русском языке публикуется впервые.
Существенной частью работы скорби, как указывает Фрейд
в «Скорби и меланхолии», является тестирование реальности. Он
говорит, что «требуется время для детального осуществления
веления проверки реальности, и после проведения этой работы
Я получает свое либидо освобожденным от потерянного объекта»1.
И, кроме того, «каждое отдельное воспоминание и ожидание, в
которых либидо связано с объектом, прекращается, переводится
и в них происходит рассеивание либидо. Почему настолько болез¬
ненным является это компромиссное действие по осуществлению
требований реальности, нелегко объяснить с точки зрения экономи¬
ческих причин. Примечательно, что нам кажется само собой разу¬
меющимся это болезненное неудовольствие»2. И в другом абзаце:
«мы даже не можем сказать, какими экономическими средствами
скорбь решает свою задачу. Но, вероятно, здесь может помочь
одна догадка. По каждому из воспоминаний и ситуаций ожидания,
которые показывают связанность либидо с потерянным объектом,
реальность выносит свой вердикт, что объект более не существует;
и перед Я встает вопрос, хочет ли оно разделить эту судьбу, и дает
себя убедить суммой нарциссических удовлетворений остаться в
живых и разорвать свою связь с уничтоженным объектом. Можно
себе представить, что этот разрыв происходит так медленно и
постепенно, что по окончании работы затраты, необходимые для
нее, рассеиваются»3.
На мой взгляд, существует тесная связь между тестирова¬
нием реальности при нормальной скорби и ранними психическими
процессами. Отстаиваемая мной точка зрения заключается в том,
что ребенок проходит через состояния психики, сравнимые со
скорбью взрослого, или, скорее, эта ранняя скорбь возрождается
1 [Freud, S. Trauer und Melancholie (1916—1917g) // G. W. — Bd. X. {S. 427—
446} — S. 439.]
2 [Ibid. S. 430.]
3 [Ibid. S. 442—443.]
[ 259]
260
Скорбь
всякий раз, когда он в более поздней жизни испытывает горе.
Тестирование реальности, на мой взгляд, — самый важный метод, с
помощью которого ребенок преодолевает состояния скорби; однако
этот процесс, как подчеркивает Фрейд, составляет часть работы
скорби.
В статье «Вклад в психогенез маниакально-депрессивных
состояний»1 я представила концепцию инфантильной депрес¬
сивной позиции и продемонстрировала связь между данной пози¬
цией и маниакально-депрессивными состояниями. Сейчас, чтобы
разъяснить связь между инфантильной депрессивной позицией
и нормальной скорбью, я сначала должна кратко рассмотреть, а
затем расширить некоторые утверждения этой статьи. В ходе опи¬
сания я надеюсь внести вклад и в дальнейшее понимание связи
между нормальной скорбью, с одной стороны, и аномальной
скорбью и маниакально-депрессивными состояниями, с другой.
В той статье я говорила, что ребенок испытывает депрес¬
сивные переживания, достигающие кульминации как раз перед, во
время и после отлучения от груди. Именно это состояние психики
ребенка я назвала «депрессивной позицией» и предположила, что
это меланхолия in statu nascendi2. Объект, по которому скорбят, —
грудь матери и все, что начали обозначать в психике младенца
грудь и молоко, а именно: любовь, хорошесть и безопасность.
Все это ребенок считает потерянным, и потерянным в результате
своей неконтролируемой жадности, деструктивных фантазий и
импульсов, направленных против грудей матери. Последующий
дистресс по поводу надвигающейся потери (на этот раз обоих
родителей) возникает из эдиповой ситуации, устанавливающейся
столь рано и в столь тесной связи с фрустрациями от груди, что
на начальной стадии над ним господствуют оральные импульсы и
страхи. Вследствие амбивалентного отношения ребенка к братьям
и сестрам расширяется круг атакуемых в фантазии любимых
объектов, чьей потери он поэтому боится. Агрессия, направ¬
1 Данная статья является продолжением той статьи, и многое из того, что я
собираюсь сказать сейчас, неизбежно повторит сделанные там выводы. [См.
наст. том. С. 139—177.]
2 [In statu nascendi (лат.) — в момент зарождения.]
Скорбь
261
ленная против воображаемых братьев и сестер, атакуемых внутри
тела матери, также дает начало переживаниям вины и потери.
По моему опыту, грусть и беспокойство по поводу вызывающей
страх потери «хороших» объектов, то есть депрессивная позиция,
являются глубочайшим источником болезненных конфликтов
эдиповой ситуации, а также отношения ребенка к людям в целом.
При нормальном развитии эти переживания горя и страхи преодо¬
леваются различными методами.
Наряду с отношением ребенка сначала к матери, а вскоре к
отцу и другим людям происходят процессы интернализации, столь
сильно подчеркиваемые мною в моей работе. Инкорпорировав
родителей, ребенок считает, что они живут внутри его тела конк¬
ретным образом, таким как переживаются глубокие бессозна¬
тельные фантазии — по его мнению, они являются «интерналь-
ными» или «внутренними» объектами, как я их обозначила. Так,
в бессознательном ребенка выстраивается внутренний мир, соот¬
ветствующий его фактическим, получаемым от других людей
и из внешнего мира, переживаниям и впечатлениям, но все же
измененный его фантазиями и импульсами. Если это мир людей,
преимущественно, живущих в мире друг с другом и с Эго, резуль¬
татом будет внутренняя гармония, безопасность и интеграция.
Существует постоянное взаимодействие между тревогами,
относящимися к «внешней» матери, — как я буду называть ее в
противовес «внутренней» — и тревогами, относящимися к «внут¬
ренней» матери. Методы, используемые Эго для того, чтобы спра¬
виться с обоими наборами тревог, тесно взаимосвязаны. В психике
ребенка «внутренняя» мать связана с «внешней», «двойником»
которой она является, хотя этот двойник и претерпевает в его
психике изменения вследствие самого процесса интернализации.
То есть на образ матери влияют фантазии ребенка, а также внут¬
ренние стимулы и внутренние переживания всех видов. Когда
интернализируются проживаемые им внешние ситуации — а я
считаю, что они интернализируются с самых ранних дней, — они
следуют одному и тому же паттерну: также становятся «двойни¬
ками» реальных ситуаций, в свою очередь, изменяясь по тем же
самым причинам. Тот факт, что, интернализируясь, люди, вещи,
ситуации и происшествия — весь выстраивающийся внутренний
262
Скорбь
мир — становится недосягаемым для внимательного наблюдения
и оценки ребенка и его нельзя проверить посредством восприятия,
доступного в связи с осязаемым ощутимым объектным миром,
имеет большое значение для фантастической природы этого внут¬
реннего мира. Возникающие в результате сомнения, неуверенность
и тревоги действуют для маленького ребенка как постоянный
стимул к тому, чтобы наблюдать и убеждаться в мире внешних
объектов1, из которого берет начало внутренний мир, а через это
лучше понимать этот внутренний мир. Так, видимая мать предо¬
ставляет постоянные доказательства тому, какова «внутренняя»
мать, нежная она или злая, помогающая или мстительная. Степень,
в которой внешняя реальность способна доказать ошибочность
тревог и грусти, относящихся к внутренней реальности, у каждого
индивида варьируется, но ее можно принять за критерий нормаль¬
ности. У детей, над которыми их внутренний мир господствует
настолько сильно, что даже приятные аспекты взаимоотношений
с людьми не могут в достаточной мере доказать беспочвенность
их тревог и противодействовать им, неизбежны серьезные психи¬
ческие трудности. С другой стороны, определенное количество
даже неприятных событий ценно при тестировании ребенком
реальности, если, преодолевая их, он переживает, что может
удержать свои объекты, а также их любовь к нему и свою любовь к
ним и, таким образом, может сохранять или восстанавливать внут¬
реннюю жизнь и гармонию перед лицом опасностей.
Все наслаждения, испытываемые ребенком в отношении к
матери, являются для него многочисленными подтверждениями того,
что любимый объект как внутри, так и снаружи не поврежден, не
превращен в мстительного человека. Увеличение любви и доверия,
а также уменьшение страхов благодаря счастливым переживаниям
шаг за шагом помогают ребенку преодолевать депрессию и пережи¬
вание потери (скорбь). Это дает ему возможность проверить внут¬
реннюю реальность средствами внешней реальности. Благодаря
1 Здесь могу лишь вскользь сослаться на огромный толчок, который данные
тревоги дают развитию интересов и сублимаций всех видов. Если эти тревоги
крайне сильны, они могут мешать или даже препятствовать интеллектуальному
развитию. (Ср. «Вклад в теорию интеллектуального торможения» (1931а) [наст,
том. С. 63—81.].)
Скорбь
263
тому, что его любят, благодаря наслаждению и утешению, полу¬
чаемым в отношениях с людьми, уверенность в своей хорошести и
хорошести других людей укрепляется, увеличивается надежда на
то, что «хорошие» объекты и его Эго можно спасти и сохранить, в
то время как амбивалентность и острые страхи перед внутренней
деструкцией уменьшаются.
У маленького ребенка неприятные события и отсутствие
несущих наслаждение событий, в особенности, отсутствие счастли¬
вого тесного контакта с любимыми людьми, увеличивают амбива¬
лентность, уменьшают доверие и надежду и подтверждают тревоги
по поводу внутреннего уничтожения и внешнего преследования.
Более того, неприятные события замедляют и, вероятно, неизменно
препятствуют благотворным процессам, благодаря которым, в
конечном итоге, достигается внутренняя безопасность.
В процессе усвоения знаний каждое новое событие необхо¬
димо подогнать под паттерны психической реальности, превалиру¬
ющей на данный момент; в то время как на психическую реальность
ребенка постепенно влияет каждый шаг прогрессирующего знания
внешней реальности. Каждый такой шаг совершается наряду с все
более твердым установлением внутренних «хороших» объектов, что
Эго использует как средство преодоления депрессивной позиции.
По другому поводу я выразила взгляд о том, что каждый
младенец испытывает психотические по своему содержанию
тревоги1 и что инфантильный невроз2 — нормальный способ спра¬
виться с этими тревогами и модифицировать их. Сейчас этот вывод
я могу сформулировать более строго как результат своей работы по
инфантильной депрессивной позиции, приведшей меня к убеждению
1 «Психоанализ детей» (1932b), в особенности, гл. VIII [наст. изд. Т. III.].
2 В той же самой книге, ссылаясь на свое мнение, согласно которому каждый
ребенок проходит через невроз, различающийся у разных индивидов лишь по
степени, я добавила: «Это мнение, которого я придерживалась на протяжении
ряда лет, в последнее время получило полезную поддержку. В работе “Проблема
дилетантского анализа” [Die Frage der Laienanalyse (1926e)] Фрейд пишет, “с тех
пор, как мы научились смотреть более внимательно, у нас есть соблазн говорить,
что невроз у детей является правилом, а не исключением, как будто его едва ли
можно избежать на пути от природной диспозиции младенчества к цивилизо¬
ванному обществу” [G. W. — Bd. XIV. — S. 207—296.]».
264
Скорбь
в том, что инфантильная депрессивная позиция — центральная
в развитии ребенка. При инфантильном неврозе ранняя депрес¬
сивная позиция находит выражение, прорабатывается и постепенно
преодолевается; и это является важной частью процесса органи¬
зации и интеграции, который наряду с сексуальным развитием1
характеризует первые годы жизни. Обычно ребенок проходит
через инфантильный невроз и шаг за шагом в числе других дости¬
жений добивается хорошего отношения к людям и к реальности.
Я считаю, что это удовлетворительное отношение к людям зависит
от того, преуспел ли он в борьбе против хаоса внутри себя (депрес¬
сивная позиция) и безопасно ли установил «хорошие» внутренние
объекты.
Сейчас давайте более внимательно рассмотрим методы и
механизмы, которыми осуществляется это развитие.
У ребенка процессы интроекции и проекции приводят к страхам
перед преследованием вселяющих ужас объектов, поскольку в
этих процессах доминируют усиливающие друг друга агрессия
и тревоги. К таким страхам добавляются страхи потерять свои
любимые объекты, то есть возникает депрессивная позиция. Введя
впервые понятие депрессивной позиции, я выдвинула предполо¬
жение, согласно которому интроекция целостного объекта дает
начало беспокойству и грусти о том, как бы объект не был разрушен
(«плохими» объектами, а также Ид), и именно эти страхи и пере¬
живания дистресса в добавление к параноидному набору страхов
и защит конституируют депрессивную позицию. Поэтому сущест¬
вует два набора страхов, переживаний и защит, которые, на мой
взгляд, для теоретической четкости можно изолировать друг от
друга, сколь бы разнообразными и тесно связанными ни были
они. Первый набор переживаний и фантазий составляют персе-
куторные переживания и фантазии, которые характеризуются
1 В любой момент переживания, страхи и защиты ребенка связаны с либидиноз-
ными желаниями и фиксациями, исход сексуального развития в детстве всегда
взаимозависим от процессов, описываемых мною в данной статье. Думаю, что
либидинозное развитие ребенка будет освещено по-новому, если рассмотреть
его в связи с депрессивной позицией и защитами, используемыми против этой
позиции. Однако это настолько важный вопрос, что его необходимо рассматри¬
вать в целостности и поэтому вне данной статьи.
Скорбь
265
страхами, относящимися к деструкции Эго внутренними преследо¬
вателями. Защита против этих страхов преимущественно состоит
в разрушении преследователей насильственными или скрытными,
коварными методами. Эти страхи и защиты я обсуждала в других
контекстах. Второй набор переживаний, составляющих депрес¬
сивную позицию, я описала ранее, не предлагая при этом термина.
Сейчас для этих переживаний грусти и беспокойства за любимые
объекты, страхов потерять их и страстного желания возвратить
их я предлагаю использовать слово, взятое из повседневного
языка, — а именно, «тоска» по любимому объекту. Кратко, депрес¬
сивную позицию конституируют, с одной стороны, преследование
(«плохими» объектами) и характерные защиты от него, а с другой,
тоска по любимому («хорошему») объекту.
Когда возникает депрессивная позиция, Эго вынуждено (в
добавление к более ранним защитам) развивать методы защиты,
по своей сути направленные против «тоски» по любимому объекту.
Они фундаментальны для всей организации Эго. Ранее я назвала
некоторые из этих методов маниакальными защитами или мани-
акальной позицией из-за их связи с маниакально-депрессивными
заболеваниями1.
Флуктуации между депрессивной и маниакальной позициями
составляют неотъемлемую часть нормального развития. Эго
побуждается депрессивными тревогами (тревогой о том, как бы не
были разрушены любимые объекты, а также само Эго) к выстра¬
иванию фантазий о жестокости и всемогуществе отчасти с целью
контроля и управления «плохими» опасными объектами, отчасти с
целью сохранения и восстановления любимых объектов. С самого
начала эти фантазии о всемогуществе, как деструктивные, так и
репаративные, стимулируют все виды деятельности, интересы и
сублимации ребенка и являются их составной частью. У ребенка
предельный характер как садистических, так и конструктивных
фантазий соответствует предельной ужасности его преследова¬
телей, а на противоположной стороне шкалы — предельному
1 «Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний» (1935а) [наст. том.
С. 139—177.].
266
Скорбь
совершенству «хороших» объектов1. Идеализация составляет
неотъемлемую часть маниакальной позиции и связана с другим
важным элементом этой позиции, а именно с отрицанием. Без
частичного и временного отрицания психической реальности Эго не
способно вынести того бедствия, угрозу которого оно переживает,
когда депрессивная позиция находится на пике. Всемогущество,
отрицание и идеализация, тесно связанные с амбивалентностью,
дают раннему Эго возможность в некоторой степени отстаивать свои
права против внутренних преследователей, а также против рабской
и тяжелой зависимости от любимых объектов, и таким образом
позволяют совершать дальнейшие успехи в развитии. Здесь я проци¬
тирую отрывок из своей предыдущей статьи:
«...на самой ранней фазе преследующие и хорошие объекты
(груди) в психике ребенка содержатся на большом расстоянии друг
от друга. Когда, наряду с интроекцией целостного реального объекта,
они сближаются, Эго вновь и вновь прибегает к этому механизму —
столь важному для развития отношения к объектам, — а именно, к
1 В других работах (прежде всего, в статье «Ранние стадии эдипова конфликта»
(1928а) [наст. изд. T. I, С. 285—304.] я указывала, что страх перед фантасти¬
чески «плохими» преследователями и вера в фантастически «хорошие» объек¬
ты связаны друг с другом. Идеализация — неотъемлемый процесс в психике
маленького ребенка, поскольку он еще не способен по-другому справиться со
страхами преследования (результатом собственной ненависти). До тех пор пока
ранние тревоги достаточно не ослабнут благодаря усиливающим любовь и до¬
верие переживаниям, невозможно установить чрезвычайно важный процесс
более тесного сведения различных аспектов объектов (внешний, внутренний,
«хороший» и «плохой», любимый и ненавидимый) и таким образом, фактичес¬
ки, смягчить ненависть любовью — что означает уменьшение амбивалентнос¬
ти. Если происходит сильное разделение этих контрастирующих аспектов — в
бессознательном считающихся контрастирующими объектами, переживания
любви и ненависти настолько сильно отделяются друг от друга, что любовь не
может смягчить ненависть.
Таким образом, это бегство к интернализированным «хорошим» объектам,
которое, как обнаружила Мелитта Шмидеберг[а^, составляет фундаменталь¬
ный механизм при шизофрении, является и составной частью процесса идеали¬
зации, к которому обычно прибегает маленький ребенок в своих депрессивных
тревогах. Мелитта Шмидеберг неоднократно привлекала внимание к связи
между идеализацией и недоверием объекту.
[а] Schmideberg, М. The Rôle of Psychotic Mechanisms in Cultural Development
I 11, j. PA. — 1930. — Vol. 11. — P. 387—418.
Скорбь
267
расщеплению имаго на любимые и ненавидимые, то есть на хорошие
и опасные.
Можно подумать, что именно в этот момент устанавли¬
вается амбивалентность, которая, в конце концов, касается
объектных отношений — то есть целостных реальных объектов.
Амбивалентность, осуществляемая при расщеплении образов, дает
маленькому ребенку возможность обрести больше доверия и веры
в реальные объекты и, соответственно, в интернализированные —
любить их сильнее и в увеличивающейся степени осуществлять
фантазии, связанные с восстановлением любимого объекта. В то
же самое время параноидные тревоги и защиты направляются на
“плохие” объекты. Поддержка, которую Эго получает от реального
“хорошего” объекта, усиливается механизмом бегства, который
колеблется между внешними и внутренними хорошими объектами.
{Идеализация.}
Представляется, что на этой стадии развития унификация
внешних и внутренних, любимых и ненавидимых, реальных и вооб¬
ражаемых объектов осуществляется таким образом, что каждый шаг
унификации вновь приводит к возобновленному расщеплению имаго.
Однако, по мере того как усиливается адаптация к внешнему миру,
расщепление осуществляется в плоскостях, которые постепенно все
более и более приближаются к реальности. Это продолжается до
тех пор, пока не укрепляется любовь к реальным и интернализиро¬
ванным объектам, а также доверие к ним. В таком случае амбива¬
лентность, которая отчасти охраняет от собственной ненависти и от
ненавидимых, вселяющих ужас объектов, при нормальном развитии
вновь будет уменьшаться в той или иной степени»1.
Как уже было установлено, всемогущество преобладает в
ранних фантазиях, деструктивных и репаративных, и оказывает
влияние на сублимации и объектные отношения. Однако в бессо¬
знательном всемогущество столь тесно связано с садистичес¬
кими импульсами, с которыми оно поначалу ассоциировалось, что
ребенок вновь и вновь переживает, что его попытки репарации не
были или не будут успешны. Он чувствует, что его садистические
1 «Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний» (1935а) [наст,
том. С. 139—177.].
268
Скорбь
импульсы легко могут одержать над ним верх. Маленький ребенок,
не способный в достаточной мере доверять своим репаративным и
конструктивным переживаниям, как мы уже видели, прибегает к
маниакальному всемогуществу. По этой причине на ранней стадии
развития в распоряжении Эго нет средств, пригодных для того,
чтобы в достаточной мере справиться с виной и тревогой. Все это
у ребенка — а по этой причине отчасти и у взрослого — ведет к
потребности навязчиво повторять определенные действия (что, на
мой взгляд, составляет часть компульсии повторения)1; либо — что
является противоположным методом — приводит к использованию
всемогущества и отрицания. Когда защиты маниакальной природы
терпят неудачу (защиты, в которых опасности из различных источ¬
ников всемогущественным образом отрицаются или минимизиру¬
ются), Эго поочередно или одновременно побуждается к борьбе со
страхами порчи и дезинтеграции путем попыток репарации, осущест¬
вляемых навязчивыми способами. В другом месте2 я описала вывод
о том, что механизмы навязчивости представляют собой защиту
от параноидных тревог, а также средство их модификации, здесь
я лишь вкратце покажу связь между механизмами навязчивости и
маниакальными защитами по отношению к депрессивной позиции
при нормальном развитии.
Сам факт того, что маниакальные защиты действуют в столь
тесной связи с навязчивыми, оказывает влияние на страх Эго, что
попытка репарации, осуществленная средствами навязчивости,
также потерпела неудачу. Желание контролировать объект, садисти¬
ческое удовлетворение от победы над ним, его унижения, получения
над ним преимущества и триумф над ним могут настолько сильно
войти в состав акта репарации (осуществляемого мыслями, деятель¬
ностью или сублимациями), что «благоприятный» цикл, начатый
этим актом, ломается. Объекты, которые должны были быть
восстановлены, вновь превращаются в преследователей, и, в свою
очередь, возрождаются параноидные страхи. Эти страхи усиливают
параноидные защитные механизмы (разрушения объектов), а также
маниакальные механизмы (контроля над ними или поддержания их
1 «Психоанализ детей» (1932b) [Наст. изд. Т. III.].
2 Там же, гл. IX [Наст. изд. Т. III.].
Скорбь
269
в приостановленном оживлении и т. д.). Таким образом, прогресси¬
ровавшая репарация нарушается или даже сходит на нет — в соот¬
ветствии со степенью активизации этих механизмов. В результате
неудачи акта репарации Эго вновь и вновь вынуждено прибегать к
навязчивым и маниакальным защитам.
Когда в ходе нормального развития достигается относительный
баланс между любовью и ненавистью и сильнее объединяются
различные аспекты объектов, достигается некое равновесие между
этими противоположными и все же тесно связанными методами, а
также уменьшается их интенсивность. В этой связи я хочу подчер¬
кнуть важность триумфа, тесно связанного с презрением и всемо¬
гуществом, как элемента маниакальной позиции. Мы знаем роль,
которую соперничество играет в жгучем желании ребенка срав¬
няться по достижениям со взрослыми. Вдобавок к соперничеству,
его смешанное со страхами желание «вырасти из» своих недостатков
(в конечном счете, преодолеть свою деструктивность и плохие внут¬
ренние объекты и стать способным контролировать их) является
стимулом к разного рода достижениям. Как показывает мой опыт,
желание перевернуть отношения «ребенок—родитель», обрести
власть над родителями и испытывать триумф над ними, в некоторой
степени, всегда связано с желаниями, направленными на достижение
успеха. Придет время, и у ребенка появятся фантазии о том, что
он станет сильным, высоким, взрослым, влиятельным, богатым и
могущественным, а мать и отец превратятся в беспомощных детей
или в других фантазиях опять-таки будут очень старыми, слабыми,
бедными и отвергнутыми. Зачастую триумф над родителями в таких
фантазиях из-за вызываемой им вины портит все попытки. Некоторые
люди вынуждены оставаться неуспешными, поскольку для них успех
всегда подразумевает унижение другого человека или даже нанесение
ему ущерба, в первую очередь, это триумф над родителями, братьями
и сестрами. Попытки, которыми они стремятся достигнуть чего-то,
могут быть очень конструктивной природы, однако скрытый триумф
и возникающие в результате вред и повреждение, нанесенные
объекту, могут в психике субъекта перевесить эти цели и потому
помешать их осуществлению. Эффект состоит в том, что репарация
любимых объектов, которые в глубинах психики являются теми же
объектами, по отношению к которым испытывается триумф, вновь
270
Скорбь
оказывается расстроенной, и потому вина не ослабляется. Триумф
субъекта над своими объектами обязательно подразумевает для него
их желание испытывать триумф над ним и потому ведет к недоверию
и переживаниям преследования. Далее может последовать депрес¬
сия или усиление маниакальных защит и более жестокий контроль
объектов, поскольку ему не удалось примириться с ними, восстано¬
вить или улучшить их, и поэтому вновь господствуют переживания
преследования с их стороны. Все это имеет большое значение для
инфантильной депрессивной позиции и для успеха или неудачи Эго в
ее преодолении. Триумф над внутренними объектами, которые Эго
ребенка контролирует, унижает и мучит, составляет часть деструк¬
тивного аспекта маниакальной позиции, нарушающей репарацию и
воссоздание внутреннего мира, внутреннего спокойствия и гармонии;
так триумф препятствует работе ранней скорби.
Чтобы проиллюстрировать эти процессы развития, давайте
рассмотрим некоторые черты, которые можно наблюдать у гипома-
нических людей. Установку гипоманической личности по отношению
к другим людям, принципы и события, которые она склонна преуве¬
личивать, характеризуют: чрезмерное восхищение (идеализация) или
презрение (обесценивание). Наряду с этим наблюдается тенденция
представлять все в большом масштабе, мыслить по-крупному — все
это соответствует величине всемогущества данной личности, при
помощи которого она защищается от страха потери единственного
незаменимого объекта, матери, по которой, по сути, она все еще
скорбит. Тенденция такой личности минимизировать важность
деталей и малого, а также частая невнимательность к деталям и
презрение добросовестности резко противоречат самым дотошным
методам и концентрации на самом малом (Фрейд), что составляет
часть механизмов навязчивости.
Однако отчасти это презрение основано и на отрицании. Такой
индивид должен отрицать свой импульс осуществить обширную
детальную репарацию, потому что вынужден отрицать причину этой
репарации; а именно, причиненный объекту ущерб и свою законо¬
мерную грусть и вину.
Возвращаясь к ходу раннего развития, можно сказать, что
Эго использует каждый шаг эмоционального, интеллектуального и
физического роста как средство преодоления депрессивной позиции.
Скорбь
271
Растущие навыки, дарования и умения ребенка усиливают его веру в
психическую реальность конструктивных тенденций, в способность
управлять своими враждебными импульсами, равно как и «плохими»
внутренними объектами, и контролировать их. Таким образом, ос¬
лабляются тревоги из различных источников, что имеет результатом
спад агрессии и, в свою очередь, спад подозрений к «плохим» внеш¬
ним и внутренним объектам. В таком случае усиленное Эго с боль¬
шим доверием к людям может делать дальнейшие шаги к унифика¬
ции своих имаго — внешних, внутренних, любимых и ненави¬
димых — и к дальнейшему смягчению ненависти с помощью любви,
а отсюда к общему процессу интеграции.
Когда в результате получаемых от тестирования внешней
реальности постоянных и разнообразных подтверждений и контр-
подтверждений увеличивается вера и доверие ребенка своей способ¬
ности любить, своим репаративным силам, интеграции и безопас¬
ности хорошего внутреннего мира, маниакальное всемогущество
убывает, а навязчивая природа импульсов к репарации уменьшается,
что в целом означает, что инфантильный невроз прошел.
Сейчас нам необходимо соединить инфантильную депрес¬
сивную позицию с нормальной скорбью. Горечь фактической потери
любимой личности, на мой взгляд, сильно увеличивается бессозна¬
тельными фантазиями скорбящего по поводу потери внутренних
«хороших» объектов. В таком случае он переживает, что внутренние
«плохие» объекты преобладают и его внутренний мир находится в
опасности разрушения. Мы знаем, что потеря любимой личности
приводит скорбящего к импульсу водворить потерянный любимый
объект обратно в Эго (Фрейд, Абрахам). Однако, на мой взгляд,
скорбящий не только вбирает в себя (реинкорпорирует) недавно
потерянную личность, но и водворяет на место интернализированные
хорошие объекты (в конечном счете, любимых родителей), с самых
ранних стадий развития ставших частью его внутреннего мира. Они
также считаются погибшими, разрушенными, вне зависимости от
того, когда была пережита потеря любимой личности. Вследствие
этого реактивируется ранняя депрессивная позиция, а с ней тревоги,
вина и переживания потери и горя, исходящие из ситуации у груди,
эдиповой ситуации и всех других источников. Среди всех этих
эмоций в глубоких слоях психики возрождаются и страхи быть
272
Скорбь
ограбленным и наказанным обоими ужасными родителями — так
сказать переживания преследования.
Если, к примеру, женщина теряет ребенка из-за смерти, то
наряду с грустью и болью реактивируется и подтверждается ее
ранняя боязнь быть ограбленной «плохой» сводящей счеты матерью.
Ее ранние агрессивные фантазии украсть детей у матери дали начало
страхам и переживаниям наказания, что усиливает амбивалентность
и приводит к ненависти и недоверию другим. Укрепление пережи¬
ваний преследования в состоянии скорби тем более болезненно, что
в результате усиления амбивалентности и недоверия затрудняются
столь полезные в это время дружеские отношения с людьми.
Таким образом, представляется, что боль, испытываемая при
этом медленном процессе тестирования реальности, при работе
скорби отчасти обусловлена необходимостью не только возобно¬
вить связи с внешним миром и поэтому заново непрерывно пережить
потерю, но и в то же самое время посредством этого заново с муками
выстроить внутренний мир, который, как считается, находится
в опасности опустошения и упадка1. Точно так же, как маленький
ребенок, проходя через депрессивную позицию, бьется в бессозна¬
тельном над задачей установления и интеграции внутреннего мира,
скорбящий проходит через боль его повторного установления и реин¬
теграции.
При нормальной скорби реактивируются ранние психотические
тревоги. Фактически, скорбящий болен, но, поскольку это состояние
психики является обычным и кажется нам столь естественным, мы
не называем скорбь болезнью. (По схожим причинам инфан¬
тильный невроз нормального ребенка до последних лет не призна¬
вался в качестве такового.) Изложу свои выводы более четко: я бы
сказала, что при скорби субъект проходит через модифицированное
временное маниакально-депрессивное состояние и преодолевает
1 Эти факты, я думаю, в некотором роде приближаются к ответу на вопрос
Фрейда, процитированный в начале данной статьи: «Почему настолько бо¬
лезненным является это компромиссное действие по осуществлению требо¬
ваний реальности, нелегко объяснить с точки зрения экономических причин.
Примечательно, что нам кажется само собой разумеющимся это болезненное
неудовольствие» [Freud, S. Trauer und Melancholie (1916—1917g) //G. W. —
Bd. X. — S. 430.].
Скорбь
273
его, таким образом повторяя, хотя и при других обстоятельствах и с
другими проявлениями, процессы, через которые обычно проходит
ребенок при раннем развитии.
Наибольшая опасность для скорбящего исходит из обращения
ненависти против самой любимой потерянной личности. Одним
из способов выражения ненависти в ситуации скорби является
триумф над мертвой личностью. Выше я рассматривала триумф как
часть маниакальной позиции в развитии младенца. Инфантильные
пожелания смерти родителям, братьям и сестрам фактически реали¬
зуются всякий раз, когда умирает любимая личность, потому что она
в некоторой степени непременно является репрезентантом самых
ранних значимых фигур и поэтому принимает на себя часть отно¬
сящихся к ним переживаний. Так, смерть такой личности, сколь
бы расстраивающей она ни была по другим причинам, в некоторой
степени переживается как победа, что дает начало триумфу и тем
более вине.
Я считаю, что по этому вопросу мой взгляд отличается от
взгляда Фрейда, утверждающего: «Прежде всего: нормальная
скорбь преодолевает потерю объекта и адсорбирует одновременно
во время своего существования все энергии Я. Почему же у нее не
возникает даже намека на экономическое условие в продолжении
фазы триумфа после ее окончания? Я нахожу невозможным ответить
на это возражение немедленно»1. Как показывает мой опыт, пере¬
живания триумфа неизбежно связаны даже с нормальной скорбью,
они производят эффект замедления работы скорби или, скорее, во
многом содействуют трудностям и боли, испытываемым скорбящим.
Если у скорбящего господствует ненависть к любимому потерян¬
ному объекту в различных ее проявлениях, это не только превращает
любимую потерянную личность в преследователя, но и подрывает веру
скорбящего в свои хорошие внутренние объекты. Пошатнувшаяся
вера в хорошие объекты весьма болезненно нарушает процесс идеа¬
лизации, являющийся неотъемлемым промежуточным шагом психи¬
ческого развития. Для маленького ребенка идеализируемая мать —
гарантия против сводящей счеты или мертвой матери и против всех
1 [Freud, S. Trauer und Melancholie (1916—1917g) // G. W. — Bd. X. —
S. 442.]
274
Скорбь
плохих объектов, следовательно, она репрезентирует безопасность
и саму жизнь. Как мы знаем, скорбящий получает большое облег¬
чение, воскрешая в памяти доброту и хорошие качества потерянной
личности, что отчасти обусловлено заверением, переживаемым им
от того, что в данный момент он хранит свой любимый объект как
идеализируемый.
Мимолетные состояния воодушевления1, возникающие между
грустью и дистрессом при нормальной скорби, маниакальны по своему
характеру и обусловлены переживанием обладания совершенным
любимым (идеализируемым) объектом внутри. Однако, всякий
раз, когда у скорбящего вскипает ненависть к потерянной любимой
личности, его вера в нее оказывается сломленной и процесс идеали¬
зации нарушается. (Его ненависть к любимой личности усиливается
страхом того, что она старается наложить на него наказание и депри¬
вацию, точно так же, как в прошлом он переживал, что мать всякий
раз, когда ее не было с ним, а он хотел ее, умерла, чтобы наложить
на него наказание и депривацию.) Лишь постепенно, возвращая себе
доверие внешним объектам и разного рода ценностям, нормальный
скорбящий вновь обретает способность усилить свою уверенность
в потерянной любимой личности. Тогда он вновь может выносить
осознание того, что его объект не был совершенным, и при этом
все-таки не терять доверия и любви к нему и не бояться его мести.
Когда достигнута данная стадия, сделаны важные шаги в работе
скорби и к ее преодолению.
Чтобы проиллюстрировать способы, которыми нормальный
скорбящий заново устанавливает связи с внешним миром, приведу
пример. Миссис А в первые несколько дней после разбившей ее
потери маленького сына, внезапно умершего в школе, принялась за
сортировку писем, оставляя письма сына и выбрасывая другие. Так
она бессознательно пыталась восстановить и сохранить его в безопас¬
1 Абрахам пишет о такого рода ситуации: «Мы можем лишь перевернуть ут¬
верждения [Фрейда], согласно которому “тень потерянного объекта люб¬
ви падает на Я”, и сказать, что в данном случае не тень, а именно яркое си¬
яние любимой матери пролито на сына» [Abraham, K. Versuch einer Entwick
Lungsgeschichte der libido auf Grund der Psychoanalyse seelischer Störungen (1924)
// Abraham, K. Psychoanalytische Studien. — Frankfurt am Main, 1969. —
Bd. I. — S. 113—183.].
Скорбь
275
ности внутри себя, выбрасывая то, что считала незначительным или
даже враждебным — то есть «плохие» объекты, опасные выделения
и плохие переживания.
Некоторые люди при скорби приводят в порядок дом и пере¬
ставляют мебель — действия, возникающие из усиления механизмов
навязчивости, повторение одной из защит, используемых для борьбы
с инфантильной депрессивной позицией.
В первую неделю после смерти сына она плакала немного, и
слезы не приносили ей того облегчения, которое принесли позднее.
Она оцепенела, закрылась и была сломлена физически. Однако
некоторое облегчение ей приносили встречи с одним-двумя близкими
людьми. На этой стадии миссис А, у которой обычно сновидения
бывали каждую ночь, совершенно перестала видеть сны из-за
глубокого бессознательного отрицания фактической потери. В конце
недели у нее было следующее сновидение:
Она увидела двух человек, мать и сына. На матери было черное платье.
Сновидящая знала, что этот мальчик умер или умрет. В ее переживаниях
не было грусти, но был отпечаток враждебности по отношению к обоим
людям.
Эти ассоциации вызвали важное воспоминание. Когда миссис
А была маленькой девочкой, ее брату, у которого были трудности
в школе, должен был помогать в учебе его ровесник-одноклассник
(назову его Б). Мать Б пришла к матери миссис А, чтобы догово¬
риться насчет подготовки, и миссис А запомнила этот случай с очень
сильными переживаниями. Мать Б вела себя покровительственно, а
ее мать казалась весьма угнетенной. Сама миссис А чувствовала, что
ужасный позор пал на вызывающего большое восхищение сильно
любимого брата и на всю их семью. Брат, старший ее на несколько
лет, казался ей полным знаний, умений и силы — образец всех досто¬
инств, и ее идеал был разбит, когда обнаружились его недостатки
в школе. Сила переживаний миссис А по поводу этого случая как
непоправимого несчастья, сохранявшаяся в ее памяти, была, однако,
обусловлена ее бессознательными переживаниями вины. Сам брат
был очень огорчен ситуацией и выражал сильную неприязнь и
ненависть к другому мальчику. В то время миссис А в этих пере¬
живаниях возмущения сильно идентифицировалась с ним. Те двое,
которых видела во сне миссис А, были мальчиком Б и его матерью,
276
Скорбь
а тот факт, что мальчик мертв, выражал ранние пожелания смерти
ему. Однако в то же самое время частью мыслей ее сновидения были
пожелания смерти своему брату и желание подвергнуть наказанию и
депривации мать через потерю сына — весьма глубоко вытесненные
желания. Сейчас оказалось, что миссис А со всем своим восхище¬
нием братом и любовью к нему по разным причинам ревновала к
нему, завидуя большим знаниям, умственному и психическому
превосходству, а также обладанию пенисом. Ее ревность к горячо
любимой матери за то, что та имеет такого сына, также способс¬
твовала пожеланиям смерти брату. Поэтому в голове постоянно
крутилась одна мысль из сновидения: «Сын матери уже умер или
умрет. Именно сын этой неприятной женщины, ранивший мою мать
и брата, должен умереть». Однако в более глубоких слоях реакти¬
вировалось и пожелание смерти брату, и эта мысль из сновидения
гласила: «Умер сын моей матери, но не мой». (И мать, и брат на
самом деле уже умерли.) В этот момент вмешалось противоречивое
переживание — сочувствие к матери и грусть за себя. Она чувство¬
вала: «Одной смерти ребенка было достаточно. Моя мать потеряла
сына; она не должна потерять и внука». Когда умер брат, помимо
огромной грусти она бессознательно переживала триумф над ним,
исходящий из ранней ревности и ненависти и соответствующих
переживаний вины. Некоторые переживания к брату она перенесла
на отношение к сыну. В сыне она любила и брата; однако, в то же
самое время на сына была перенесена и некая амбивалентность,
хотя и модифицированная сильными материнскими переживаниями.
Скорбь по брату наряду с переживаемыми по отношению к нему
грустью, триумфом и виной стала частью теперешнего горя, что и
было передано в сновидении.
Сейчас давайте рассмотрим взаимодействие защит так, как они
появляются в данном материале. Когда произошла потеря, маниа¬
кальная позиция усилилась, в частности, особенно начало действо¬
вать отрицание. Бессознательно миссис А полностью отвергала тот
факт, что ее сын умер. Когда она не смогла более продолжать это
отрицание столь сильно — но еще не была способна встретиться
лицом к лицу с болью и грустью, — усилился триумф, один из
других элементов маниакальной позиции. Как показали ассоциации,
в голове, казалось, крутилась такая мысль: «Совсем не больно, если
Скорбь
277
какой-то мальчик умирает. Это даже удовлетворительно. Сейчас
я мщу этому неприятному мальчику, ранившему моего брата». Тот
факт, что триумф над братом также возродился и усилился, выявился
лишь после трудной аналитической работы. Но данный триумф был
связан с контролем над интернализированными матерью и братом,
а также триумфом над ними. На этой стадии контроль над внутрен¬
ними объектами усилился, несчастье и горе сместились с нее самой
на интернализированную мать. В этот момент вновь начало действо¬
вать отрицание — отрицание психической реальности того, что она
и ее внутренняя мать одно целое и страдают вместе. Сострадание
и любовь к внутренней матери отрицались, переживания мести и
триумфа над интернализированными объектами, а также контроль
над ними усиливались отчасти потому, что эти объекты из-за ее собс¬
твенных переживаний мести превратились в преследующие фигуры.
В сновидении был лишь слабый намек на возрастающее бессоз¬
нательное знание миссис А (признаком того, что отрицание умень¬
шалось) о том, что это она сама потеряла сына. В день, предшест¬
вующий этому сновидению, на ней было черное платье с белым
воротничком. У женщины в сновидении было что-то белое вокруг
шеи поверх черного платья.
Две ночи спустя у нее вновь было сновидение:
Она летала с сыном, и он исчез. Она почувствовала, что это обозна¬
чает его смерть — что он утонул. Она чувствовала себя так, как будто ей
тоже было суждено утонуть, но затем она совершила попытку и вырвалась
из опасности, обратно в жизнь.
Как показали ассоциации, в сновидении она решила, что не умрет
вместе со своим сыном, а выживет. Оказалось, что даже в снови¬
дении она чувствовала, что хорошо быть живой и плохо — мертвой.
В этом сновидении бессознательное знание о своей потере принято
значительно сильнее, нежели в сновидении двумя днями ранее.
Грусть и вина сблизились. Переживание триумфа, очевидно, прошло,
однако выяснилось, что оно лишь уменьшилось. Оно присутство¬
вало в удовольствии по поводу того, что она осталась в живых — в
отличие от ее мертвого сына. Переживания вины, уже испытываемые,
отчасти были обусловлены данным элементом триумфа.
Здесь я напомню отрывок из «Скорби и меланхолии» Фрейда:
«По каждому из воспоминаний и ситуаций ожидания, которые
278
Скорбь
показывают связанность либидо с потерянным объектом, реаль¬
ность выносит свой вердикт, что объект более не существует; и перед
Я встает вопрос, хочет ли оно разделить эту судьбу, и дает себя
убедить суммой нарциссических удовлетворений остаться в живых
и разорвать свою связь с уничтоженным объектом»1. На мой взгляд,
это «нарциссическое удовольствие» более мягко содержит элемент
триумфа, который, как кажется, считал Фрейд, не входит в состав
нормальной скорби.
На вторую неделю скорби миссис А находила некоторое
утешение, когда смотрела на красиво расположенные за городом дома
и сама хотела иметь такой дом. Однако вскоре это утешение было
прервано приступами отчаяния и грусти. Теперь она много плакала
и находила облегчение в слезах. Успокоение, которое она обретала,
глядя на дома, исходило из нового выстраивания внутреннего мира
в фантазии посредством этого интереса, а также через получение
удовольствия из осознания того, что существуют дома и хорошие
объекты других людей. В конечном итоге это означало воссоздать
своих хороших родителей, внутренне и внешне, объединить их и
сделать счастливыми и креативными. В психике она осуществила
репарацию родителям за то, что в фантазии убила их детей, этим она
также предотвратила их неистовство. Таким образом, ее страх, что
смерть сына была наказанием, наложенным на нее сводящими счеты
родителями, потерял силу, уменьшилось и переживание того, что
своей смертью сын фрустрирует и наказывает ее. Спад ненависти
и страха, таким образом, позволил грусти раскрыться в полную
силу. Укрепление недоверия и страхов интенсифицировало пережи¬
вания преследования и управления со стороны внутренних объектов
и усилило потребность управлять ими. Все это выразилось очерс¬
твением внутренних взаимоотношений и переживаний — то есть
усилением маниакальных защит. (Что было показано в первом снови¬
дении.) Если, с другой стороны, благодаря усилению веры субъекта
в хорошесть — собственную и других — они уменьшаются, а страхи
ослабевают, скорбящий способен полностью предаться своим пере¬
живаниям и выплакать свою грусть по поводу фактической потери.
1 [Freud, S. Trauer und Melancholie (1916—1917g) // G. W. — Bd. X. — S. 442—
443.]
Скорбь
279
Представляется, что процессы проецирования и выталкивания,
тесно связанные с тем, чтобы дать волю чувствам, на определенных
стадиях горя приостанавливаются всесторонним маниакальным
контролем и могут начать действовать более свободно, когда этот
контроль ослабевает. Слезами скорбящий не только выражает
свои переживания и так уменьшает напряжение, но и, поскольку
в бессознательном они приравниваются к экскрементам, выбра¬
сывает «плохие» переживания и «плохие» объекты, что усиливает
облегчение, получаемое через слезы. Эта большая свобода во внут¬
реннем мире подразумевает, что интернализированным объектам, в
меньшей степени контролируемым Эго, дается больше свободы: в
частности, самим этим объектам дается большая свобода пережи¬
ваний. У скорбящего состояние психики, переживания внутренних
объектов также полны грусти. В его психике они разделяют его горе
точно так же, как это делали бы настоящие добрые родители. Поэт
говорит нам, что «природа скорбит вместе со скорбящим». Я считаю,
что «природа» в этой связи обозначает внутреннюю хорошую мать.
Однако опыт обоюдной грусти и сочувствия во внутренних взаи¬
моотношениях, в свою очередь, связан с внешними взаимоотноше¬
ниями. Как я уже установила, большая вера миссис А в реально
существующих людей и вещи, а также полученная из внешнего мира
помощь оказали влияние на ослабление маниакального контроля над
ее внутренним миром. Таким образом, интроекция (как и проекция)
могла действовать еще свободнее, больше хорошести и любви
можно было вобрать извне, и во все большей степени испытывать
хорошесть и любовь внутри. Миссис А, которая на более ранней
стадии скорби в некоторой степени переживала, что потерю на нее
навлекли мстительные родители, теперь могла в фантазии испы¬
тывать сочувствие этих родителей (давно умерших), их желание
поддержать ее и помочь ей. Она чувствовала, что они тоже понесли
жестокую потерю и разделяют ее горе, как сделали бы это, будь они
живы. В ее внутреннем мире жесткость и подозрение уменьшились,
а грусть возросла. Пролитые ею слезы в некоторой степени были
слезами, которые проливали ее внутренние родители. Она также
хотела утешить и их, как они — в ее фантазии — утешали ее.
Если постепенно во внутреннем мире будет достигнута
большая безопасность и поэтому переживаниям и внутренним
280
Скорбь
объектам будет позволено ожить вновь в большей степени, рекреа¬
тивные процессы смогут установиться, а надежда — вернуться.
Как мы уже видели, это изменение обусловлено определенными
движениями в двух наборах переживаний, формирующих депрес¬
сивную позицию: преследование уменьшается, а тоска по потерян¬
ному любимому объекту испытывается с полной силой. Иначе говоря,
ненависть отступила, а любовь высвободилась. Переживанию
преследования присуще то, что оно подпитывается ненавистью, в
то же самое время само питая ненависть. К тому же переживание
того, что внутренние «плохие» объекты преследуют и следят, с выте¬
кающей из этого необходимостью следить за ними, ведет к некой
зависимости, укрепляющей маниакальные защиты. Данные защиты,
поскольку используются преимущественно против персекуторных
переживаний (и в меньшей степени против тоски по любимому
объекту), весьма садистические и сильные. Когда преследование
уменьшается, наряду с ненавистью уменьшается и враждебная зави¬
симость от объекта, маниакальные же защиты ослабевают. Тоска
по потерянному любимому объекту также подразумевает зависи¬
мость от него, но такую зависимость, которая становится стимулом
к репарации и сохранению объекта. Она креативна, поскольку в ней
доминирует любовь, тогда как базирующаяся на преследовании и
ненависти зависимость бесплодна и деструктивна.
Таким образом, когда горе испытывается в полной мере и
отчаяние на пике, любовь к объекту бьет ключом и скорбящий
сильнее переживает, что несмотря ни на что жизнь внутри и снаружи
будет продолжаться, а любимый объект можно сохранить внутри.
На этой стадии скорби страдание может стать продуктивным. Мы
знаем, что у некоторых людей разного рода болезненные пережи¬
вания иногда стимулируют сублимации или даже выявляют совер¬
шенно новые дарования, под давлением фрустраций или тягот эти
люди могут начать рисовать, писать либо увлечься иной продук¬
тивной деятельностью. Другие становятся продуктивнее иначе — в
большей степени способны ценить людей и вещи, более терпимы по
отношению к другим — они становятся мудрее. Такое обогащение
достигается, на мой взгляд, благодаря процессам, схожим с теми
шагами скорби, которые мы только что исследовали. То есть любая
боль, вызванная несчастливыми переживаниями, какой бы природы
Скорбь
281
они ни были, имеет нечто общее со скорбью. Она реактивирует
инфантильную депрессивную позицию; столкновение с разного рода
бедствиями и их преодоление влечет за собой психическую работу,
схожую со скорбью.
Кажется, что любой прогресс в процессе скорби имеет следс¬
твием углубление отношения индивида к своим внутренним объектам,
счастье от их возвращения после того, как они считались потерян¬
ными («рай потерянный и обретенный»), возросшее доверие и
любовь к ним, потому что в конечном итоге они оказались хорошими
и полезными. Это схоже со способами, которыми шаг за шагом
маленький ребенок выстраивает отношения с внешними объектами,
поскольку он получает доверие не только из приятных событий,
но и из способов преодоления фрустраций и неприятных событий,
сохраняя, тем не менее, свои хорошие объекты (внешне и внутренне).
Фазы работы скорби, когда ослабевают маниакальные защиты, а
жизнь внутри обновляется с углублением внутренних взаимоотно¬
шений, сравнимы с шагами, которые при раннем развитии ведут к
большей независимости от внешних, а также внутренних объектов.
Вернемся к миссис А. Облегчение, которое она получала, глядя
на приятные дома, было обусловлено некой надеждой, что она может
воскресить сына, а также родителей; жизнь вновь начиналась внутри
нее и во внешнем мире. В то же самое время она снова могла мечтать
и бессознательно начать смотреть в лицо своей потере. Теперь она
испытывала более сильное желание вновь видеться с друзьями, но
лишь с одним за раз и непродолжительное время. Тем не менее, эти
переживания большего утешения, в свою очередь, чередовались с
дистрессом. (При скорби, как и при инфантильном развитии, внут¬
ренняя безопасность возникает не прямолинейно, а волнообразно.)
К примеру, миссис А после нескольких недель скорби прогуливалась
с другом по знакомым улицам в попытке восстановить старые связи.
Внезапно она осознала, что людей на улице поразительно много,
дома странные, а солнечный свет искусственный и нереальный. Ей
пришлось удалиться в тихий ресторан. Однако там она почувство¬
вала, будто потолок падает, а люди в ресторане становятся бесфор¬
менными и расплывчатыми. Собственный дом показался ей единс¬
твенным безопасным местом в мире. В ходе анализа выяснилось,
что пугающее равнодушие этих людей отражалось от ее внутренних
282
Скорбь
объектов, которые в ее психике превратились в множество «плохих»
преследующих объектов. Внешний мир казался искусственным и
нереальным, поскольку настоящее доверие внутренней хорошести на
время ушло.
Многие скорбящие способны делать лишь медленные шаги к
восстановлению связей с внешним миром, поскольку они борются
против хаоса внутри; по схожим причинам ребенок развивает доверие
к объектному миру сначала по отношению к нескольким любимым
людям. Без сомнения, и другие факторы, к примеру, интеллек¬
туальная незрелость, отчасти ответственны за такое постепенное
развитие объектных отношений ребенка, однако я считаю, что это
обусловлено и хаотическим состоянием его внутреннего мира.
Одно из различий между ранней депрессивной позицией и
нормальной скорбью заключается в том, что, когда ребенок теряет
грудь или бутылочку, начавшую обозначать для него «хороший»,
помогающий и защищающий объект внутри него, и испытывает
горе, он испытывает его, даже несмотря на то, что мать с ним.
Однако у взрослой личности горе вызывается фактической потерей
реальной личности; тем не менее, помощь против этой сокруша¬
ющей потери к нему приходит благодаря тому, что в ранней жизни
он установил «хорошую» мать внутри себя. Маленький ребенок,
однако, находится на пике борьбы со страхами потерять мать
внутренне и внешне, поскольку он еще не установил ее внутри себя
безопасным образом. В этой борьбе отношения ребенка с матерью,
ее фактическое присутствие является величайшей помощью.
Схожим образом, наличие у скорбящего людей, которых он любит
и которые разделяют его горе, его способность принять их сочувс¬
твие, стимулирует восстановление гармонии внутреннего мира, а
страхи и дистресс уменьшаются быстрее.
Описав некоторые процессы, действие которых я наблюдала
при скорби и депрессивных состояниях, теперь я хочу связать свой
вклад с работой Фрейда и Абрахама.
Основываясь на открытиях Фрейда и собственных открытиях
по поводу природы архаичных процессов, действующих при мелан¬
холии, Абрахам обнаружил, что такие процессы действуют и в работе
нормальной скорби. Он сделал вывод, что в этой работе индивид
успешно устанавливает потерянную любимую личность в Эго, тогда
Скорбь
283
как меланхолику это сделать не удалось. Также Абрахам описал
некоторые фундаментальные факторы, от которых зависит этот
успех или неудача.
Мой опыт привел меня к заключению, что хотя и верно, что
характерной чертой нормальной скорби является установление
индивидом потерянного любимого объекта внутри себя, делает это
он не впервые. Благодаря работе скорби он водворяет на место этот
объект, а также любимые внутренние объекты, которые, как он
считал, потерял. Следовательно, он вновь обретает то, чего уже
добился в детстве.
Известно, что в ходе раннего развития индивид устанавливает
родителей внутри Эго. (Именно понимание процессов интроекции
при меланхолии и нормальной скорби, как мы знаем, привели
Фрейда к признанию существования Супер-Эго при нормальном
развитии.) Однако в том, что касается природы Супер-Эго и
истории его индивидуального развития, мои выводы отличаются
от выводов Фрейда. Как я часто указывала, процессы интроекции
и проекции с начала жизни приводят к учреждению внутри нас
любимых и ненавидимых объектов, считающихся «хорошими» и
«плохими», взаимосвязанных друг с другом и с Я, то есть данные
объекты конституируют внутренний мир. Этот ансамбль интерна¬
лизированных объектов организуется наряду с организацией Эго,
и в более высоких пластах психики становится различимой как
Супер-Эго. Таким образом, феномен, который Фрейд, грубо говоря,
признал голосами и влиянием установленных в Эго настоящих
родителей, согласно моим открытиям, является сложным объектным
миром, который, как считает индивид в глубоких слоях бессознатель¬
ного, конкретным образом существует внутри него и для которого я
и некоторые мои коллеги использовали термины «интернализиро¬
ванные объекты» и «внутренний мир». Этот внутренний мир состоит
из бесчисленных объектов, принятых в Эго, отчасти соответству¬
ющих множеству разнообразных аспектов, хороших и плохих, в
которых родители (и другие люди) оказывались в бессознательном
ребенка на протяжении разных стадий развития. В дальнейшем они
обозначают и всех реальных людей, непрерывно интернализирую¬
щихся в ряде ситуаций, предоставляемых множеством постоянно
меняющихся внешних, равно как и фантазийных, переживаний.
284
Скорбь
Вдобавок все эти объекты во внутреннем мире находятся в крайне
сложных отношениях как друг с другом, так и с Я.
Если сейчас применить данное описание организации Супер-Эго
в отличие от Супер-Эго Фрейда к процессу скорби, становится ясной
природа моего вклада в понимание этого процесса. При нормальной
скорби индивид вновь интроецирует и водворяет на место не только
реальную потерянную личность, но и любимых родителей, считаю¬
щихся «хорошими» внутренними объектами. Внутренний мир,
который он выстраивал, начиная с самых ранних дней, разрушился
в его фантазии, когда произошла фактическая потеря. Выстраивание
этого внутреннего мира заново характеризует успешную работу
скорби.
Понимание этого сложного внутреннего мира дает аналитику
возможность обнаружить и разрешить ряд ранних ситуаций тревоги,
в прошлом неизвестных. Поэтому такое понимание имеет теорети¬
чески и терапевтически столь большую важность, которую до сих
пор невозможно было оценить в полной мере. Я также считаю, что
проблему скорби можно понять более полно, принимая во внимание
ранние ситуации тревоги.
Теперь в связи со скорбью я проиллюстрирую одну из таких
ситуаций тревоги, которая, как я обнаружила, имеет решающее
значение и при маниакально-депрессивных состояниях. Я обра¬
щаюсь к тревоге по поводу интернализированных родителей во
время деструктивного полового сношения; считается, что они,
как и Я, находятся в постоянной опасности жестокой деструкции.
В следующем материале я приведу отрывки из нескольких снови¬
дений пациента Д, мужчины сорока с небольшим лет, с сильными
параноидными и депрессивными чертами. Я не вдаюсь в детали
данного случая в целом, мой интерес лишь в том, чтобы показать
способы, которыми именно эти страхи и фантазии возбудила в
пациенте смерть его матери. На протяжении какого-то времени у
нее ухудшалось здоровье, и в тот момент, о котором я говорю, она
находилась в бессознательном состоянии.
Однажды при анализе Д заговорил о матери с ненавистью и
горечью, обвиняя ее в том, что она сделала отца несчастливым. Он
также упомянул о произошедших в семье матери случаях суицида
и безумия. Его мать, сказал он, какое-то время была «помешана».
Скорбь
285
Он дважды употребил слово «помешанный» по отношению к самому
себе и затем сказал: «Я знаю, вы сведете меня с ума и потом посадите
в сумасшедший дом». Он заговорил о животном, посаженном в
клетку. Я интерпретировала это, что его сумасшедший родственник
и помешанная мать, как он считал, находились внутри него, и страх
быть посаженным в клетку отчасти означал более глубокий страх
содержать этих сумасшедших людей в себе и поэтому сойти с ума
самому. Затем он рассказал мне сновидение, которое было у него
в предыдущую ночь: Он увидел быка, лежащего во дворе фермы.
Бык не совсем умер и выглядел очень жутким и опасным. Он
стоял с одной стороны быка, а мать — с другой. Он убежал в дом,
чувствуя, что оставляет мать в опасности и что этого делать
не следует; но у него была неясная надежда, что она убежит.
К его изумлению первой ассоциацией на сновидение были
дрозды, которые побеспокоили его, разбудив в то утро. Затем он
заговорил о бизонах в Америке — стране, где он родился. Они
всегда интересовали и привлекали его, когда он видел их. Сейчас
он сказал, что их можно застрелить и использовать в пищу, но они
вымирают, и их следует охранять. Затем он упомянул историю о
мужчине, который из-за быка, часами простоявшего над ним, лежал
на земле и не мог пошевелиться из страха быть раздавленным. Была
и ассоциация с настоящим быком на ферме друга; он недавно увидел
этого быка и сказал, что тот наводит ужас. У него были ассоциации,
которыми эта ферма обозначала его дом. Изрядную часть детства он
провел на большой ферме, принадлежавшей его отцу. Между делом,
были ассоциации о семенах цветов, распространяющихся из деревни
и пускающих корни в городских садах. Д вновь увидел владельца
этой фермы в тот же вечер и настойчиво посоветовал ему держать
быка под контролем. (Д узнал, что бык недавно повредил некоторые
здания на ферме.) В тот самый вечер пациент получил известие о
смерти матери.
На следующем сеансе Д сначала не упомянул о смерти матери,
но выразил ненависть ко мне — мое лечение убьет его. Затем я
напомнила ему о сновидении с быком, интерпретируя его, что в его
психике мать смешалась с атакующим быком-отцом — им самим
полумертвым — и стала жуткой и опасной. Я сама и лечение в
тот момент обозначали эту комбинированную фигуру родителей.
286
Скорбь
Я указала на то, что недавнее усиление ненависти к матери есть
защита против грусти и отчаяния по поводу ее приближающейся
смерти. Я сослалась на агрессивные фантазии, которыми он в
психике превратил отца в опасного быка, который разрушит его
мать; отсюда его переживание ответственности и вины за надви¬
гающееся несчастье. Я также сослалась на высказывание пациента
о съедании бизонов и объяснила, что он инкорпорировал комби¬
нированную фигуру родителей и поэтому боялся быть раздав¬
ленным быком изнутри. Вышеупомянутый материал показал его
страх, что его будут контролировать и атаковать изнутри опасные
существа, страхи, которые, среди прочего, имели результатом то,
что временами он принимал очень жесткую неподвижную позу. Его
историю о мужчине, находящемся в опасности быть раздавленным
быком, которого этот бык держал неподвижным и контролировал,
я интерпретировала как репрезентацию опасностей, которые, как
он считал, угрожали ему изнутри1.
Сейчас я показала пациенту сексуальные подтексты нападения
быка на мать, соединяя его с озлоблением из-за того, что птицы
разбудили его в то утро (это первая ассоциация на сновидение о
быке). Я напомнила ему, что в его ассоциациях птицы зачастую
обозначали людей и что шум, производимый этими птицами, —
шум, к которому он вполне привык, — означал для него опасный
половой акт его родителей и был настолько невыносимым в то
самое утро из-за сновидения с быком и состояния острой тревоги
за умирающую мать. Таким образом, смерть матери означала для
него, что бык внутри него разрушил ее, поскольку — в связи с тем,
что работа скорби уже началась, — он интернализировал ее в этой
весьма опасной ситуации.
1 Я часто обнаруживала, что процессы, которые, как пациент бессознательно
считает, происходят внутри него, представлены как нечто, происходящее на¬
верху или вокруг него. И, наоборот, посредством хорошо известного принципа
репрезентации внешнее событие может обозначать внутреннее. Делается ли
акцент на внутреннюю или внешнюю ситуацию, выясняется из целостного кон¬
текста — из деталей ассоциаций, природы и интенсивности аффектов. К при¬
меру, определенные проявления очень острой тревоги и специфических меха¬
низмов защиты от этой тревоги (особенно укрепление отрицания психической
реальности) служат признаком того, что в это время преобладает внутренняя
ситуация.
Скорбь
287
Я указала и на некоторые обнадеживающие аспекты снови¬
дения. Его мать могла спастись от быка. Дроздов и других птиц он
на самом деле любил. Я также показала ему имеющиеся в материале
тенденции к репарации и воскрешению. Его отец (бизоны) должен
быть сохранен, то есть огражден от его — пациента — жадности.
Помимо прочего, я напомнила ему о семенах, которые он хотел
распространить из деревни, которую любил, в город и которые обоз¬
начали новых младенцев, созданных им и отцом в качестве репарации
перед матерью — ведь эти живые младенцы являются средством
поддержания жизни в матери.
Лишь после этой интерпретации он смог сказать мне, что мать
прошлой ночью умерла. Потом он, что для него необычно, согласился
со своим полным пониманием процесса интернализации, который
я ему интерпретировала. Он сказал, что после того, как получил
известие о смерти матери, почувствовал тошноту и даже подумал,
что физической причины этому быть не могло. Сейчас ему показа¬
лось, что это подтверждает мою интерпретацию, согласно которой
он интернализировал всю воображаемую ситуацию сражающихся и
умирающих родителей.
Во время этого сеанса он выказал сильную ненависть, тревогу
и напряжение, но едва ли какую-то грусть; однако по мере прибли¬
жения к концу сеанса после моей интерпретации его переживания
смягчились, появилась печаль, и он испытал некоторое облегчение.
В ночь после похорон матери у Д было сновидение, что X (фигура
отца) и другой человек (обозначавший меня) пытались помочь ему,
но на самом деле ему пришлось бороться за свою жизнь против
нас; как он это выразил: «Смерть предъявляла свои права на меня».
На этом сеансе он вновь резко заговорил об анализе как о его [Д]
дезинтеграции. Я интерпретировала, что он переживал, будто помо¬
гающие внешние родители — это в то же самое время борющиеся,
дезинтегрирующие родители, которые атакуют и разрушают его, —
полумертвый бык и умирающая мать внутри него [Д], — а я сама
и анализ начали обозначать опасных людей и события внутри него.
То, что и отец интернализирован им как умирающий или мертвый,
подтвердилось, когда он сказал, что на похоронах матери он на
минуту задумался, не умер ли и отец. (На самом деле отец был еще
жив.)
288
Скорбь
Ближе к окончанию сеанса после ослабления ненависти и
тревоги он вновь стал сотрудничать. Он упомянул, что за день до
этого, когда смотрел из окна отцовского дома в сад и чувствовал
себя одиноким, ему не понравилась сойка, которую он увидел на
кусте. Он подумал, что эта отвратительная деструктивная птица
может повредить гнезду с яйцами другой птицы. Затем у него была
ассоциация на то, что он видел ранее, — букеты диких цветов,
брошенные на землю, вероятно, собранные и выброшенные детьми.
Я вновь интерпретировала его ненависть и горечь отчасти как
защиту против грусти, одиночества и вины. Деструктивная птица,
деструктивные дети — как часто ранее — обозначали его самого,
в психике разрушившего дом и счастье родителей и убившего мать,
уничтожив младенцев внутри нее. Здесь переживания вины имеют
отношение к прямым атакам в фантазии на тело матери; тогда как в
сновидении о быке вина исходила из косвенных атак на нее, когда он
превратил отца в опасного быка, который таким образом осущест¬
влял его — пациента — садистические желания.
На третью ночь после похорон матери у Д было другое снови¬
дение:
Он увидел неуправляемый автобус, который ехал к нему, — вероятно,
вел сам себя. Автобус подъехал к сараю. Он не видел, что произошло с
сараем, но точно знал, что сарай «загорался». Затем два человека, подо¬
шедшие из-за его спины, открыли крышу сарая и смотрели внутрь. Д не
«видел в этом смысла», но они, казалось, думали, что это поможет.
Помимо страха быть кастрированным отцом вследствие гомо¬
сексуального акта, которого он в то же самое время желал, данное
сновидение выражало ту же внутреннюю ситуацию, что и снови¬
дение с быком — смерть матери внутри него и его собственную
смерть. Сарай обозначал тело матери, его самого, а также мать
внутри него. Опасный половой акт, репрезентируемый автобусом,
который разрушает сарай, в психике произошел с матерью и с ним
самим; но вдобавок, и именно в этом заключается преобладающая
тревога, с его матерью внутри него.
То, что он не видел, что произошло в сновидении, служит
признаком того, что в его психике катастрофа происходила внут¬
ренне. Он также знал, даже не видя этого, что сарай «загорался».
Скорбь
289
Автобус, «который ехал к нему», помимо полового акта и кастрации
отцом, означал и «происходящее внутри него»1.
Два человека, открывающие крышу за его спиной (он указал
на мой стул), были им самим и мной, смотрящими внутрь него и в
его психику (психоанализ). Два человека означали также меня как
«плохую» комбинированную фигуру родителей, меня, содержащую
опасного отца, — отсюда его сомнения по поводу того, поможет ли
ему то, что он смотрит в сарай (анализ). Неуправляемый автобус
представлял и его самого в опасном половом акте с матерью и
выражал его страхи и вину по поводу плохости его гениталий. До
смерти матери, в то время когда смертельная болезнь уже началась,
он случайно въехал на машине в столб — без серьезных последс¬
твий. Оказалось, что это была бессознательная попытка суицида,
предназначенная для того, чтобы разрушить внутренних «плохих»
родителей. Данный случай представлял родителей в опасном половом
акте внутри него и, таким образом, был отыгрыванием и экстернали-
зацией внутреннего бедствия.
Фантазия о родителях, соединенных в «плохом» половом
акте, — или, скорее, аккумуляция разного рода эмоций, желаний,
страхов и вины, сопутствующих ей, — сильно нарушила его
отношение к обоим родителям и сыграла важную роль не только в
его заболевании, но и во всем его развитии. Благодаря анализу этих
эмоций, имеющих отношение к реальным родителям в половом акте,
и, особенно, благодаря анализу этих интернализированных ситуаций
пациент стал способен испытывать настоящую скорбь по матери.
Однако всю свою жизнь он отбивался от исходящей из инфан¬
тильных депрессивных переживаний депрессии и грусти по поводу
ее потери и отрицал очень большую любовь к ней. Бессознательно он
усилил ненависть и переживания преследования, потому что не мог
вынести страха потерять любимую мать. Когда тревоги по поводу
собственной деструктивности ослабли, а уверенность в своей силе
восстановить и сохранить ее усилилась, преследование уменьши¬
1 Атака на внешнюю часть тела зачастую обозначает атаку, которая, как счита¬
ется, произошла внутри. Я уже указывала, что нечто, представленное на верху
тела или близко к нему, зачастую имеет более глубокое значение расположен¬
ного внутри.
290
Скорбь
лось, и любовь к ней выступила на первый план. Однако наряду с
этим он все в большей мере испытывал горе и сильное желание ее,
которое вытеснял и отрицал с ранних дней. По мере того, как он
переживал эту скорбь с грустью и отчаянием, все больше раскры¬
валась его глубоко погребенная любовь к матери, изменилось и его
отношение к обоим родителям. Иногда он говорил о них в связи с
приятным воспоминанием детства как о своих «дорогих старых
родителях» — новое отклонение в нем.
Здесь и в предыдущей статье я указала более глубокие при¬
чины неспособности индивида успешно преодолеть инфантильную
депрессивную позицию. Несостоятельность в этом может иметь
результатом депрессивное заболевание, манию или паранойю.
Я указала (цитируемое произведение1) один или два других метода,
которыми Эго пытается уйти от страданий, связанных с депрес¬
сивной позицией, а именно, либо бегство к внутренним «хорошим»
объектам (что может привести к серьезному психозу), либо бегство
к внешним «хорошим» объектам (с неврозом как возможным следс¬
твием). Однако существует много способов, основанных на навяз¬
чивых, маниакальных и параноидных защитах, варьирующихся у
разных индивидов в соответствующем соотношении, которые, судя
по моему опыту, служат одной и той же цели, а именно, давать
индивиду возможность уйти от страданий, связанных с депрес¬
сивной позицией. (Все эти методы, как я указала, играют роль и при
нормальном развитии.) Это можно ясно пронаблюдать при анализе
людей, потерпевших неудачу в переживании скорби. Чувствуя свою
неспособность сохранить и безопасно водворить любимые объекты
на место внутри себя, они должны отвернуться от этих объектов в
большей степени, чем до сих пор, и потому отрицать свою любовь к
ним. Это может означать, что их эмоции в целом становятся более
заторможенными; в других же случаях, главным образом, пережи¬
вания любви задыхаются, а ненависть усиливается. В то же самое
время Эго использует различные способы, чтобы справиться с пара¬
ноидными страхами (которые становятся тем сильнее, чем более
укрепляется ненависть). К примеру, внутренние «плохие» объекты
1 [«Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний» (1935а) — наст,
том. С. 139—177.]
Скорбь
291
маниакально порабощаются, иммобилизуются, в то же самое время
они отрицаются, а также сильно проецируются во внешний мир.
Некоторые люди, потерпевшие неудачу в переживании скорби,
могут избежать вспышки маниакально-депрессивного заболевания
либо паранойи лишь путем строгого ограничения эмоциональной
жизни, что обедняет личность в целом.
Можно ли поддерживать определенную степень психического
равновесия у данного типа людей, зависит от способов, которыми
взаимодействуют эти различные методы, а также от их способности
поддерживать часть любви, отрицаемой ими по отношению к поте¬
рянным объектам, в других направлениях. Отношение к людям,
которые в их психике не сближаются слишком сильно с потерянным
объектом, а также интерес к вещам и деятельности, может впитать
часть любви, принадлежавшей потерянному объекту. Хотя эти
отношения и сублимации будут иметь маниакальные и параноидные
черты, они, тем не менее, могут предложить утешение и облегчение от
вины, поскольку благодаря им потерянный любимый объект, отверг¬
нутый и потому вновь разрушенный, в некоторой степени восстанав¬
ливается и удерживается в бессознательном.
Если у наших пациентов анализ уменьшает тревоги по поводу
деструктивных и преследующих внутренних родителей, следует то,
что ненависть и, таким образом, в свою очередь, тревоги умень¬
шаются, а пациенты получают возможность пересмотреть свое
отношение к родителям — живым или мертвым — ив некоторой
степени реабилитировать их, даже если у них есть основания для
настоящих обид. Эта большая терпимость делает для них возможным
установить в психике более безопасным образом «хорошие» фигуры
родителей наряду с «плохими внутренними объектами» или, скорее,
смягчить доверием к «хорошим» объектам страх перед этими
«плохими» объектами. Это означает дать им возможность испыты¬
вать эмоции — грусть, вину и горе, а также любовь и доверие —
пройти через скорбь, преодолеть ее, в конечном итоге, преодолеть
инфантильную депрессивную позицию, что им не удалось сделать в
детстве.
В заключение. При нормальной скорби, как и при аномальной
скорби, и маниакально-депрессивных состояниях инфантильная
позиция реактивируется. Сложные переживания, фантазии и
292
Скорбь
тревоги, включенные в этот термин, имеют природу, доказывающую
мою точку зрения, согласно которой ребенок при раннем развитии
проходит через временное маниакально-депрессивное состояние, а
также через состояние скорби, модифицирующееся инфантильным
неврозом. С разрешением инфантильного невроза преодолевается
инфантильная депрессивная позиция.
Фундаментальное различие между нормальной скорбью, с
одной стороны, и аномальной скорбью и маниакально-депрессив¬
ными состояниями, с другой, следующее. Маниакально-депрес¬
сивного индивида и индивида, которому не удается работа скорби,
несмотря на то, что их защиты могут сильно отличаться друг от
друга, объединяет то, что в раннем детстве они не смогли устано¬
вить свои внутренние «хорошие» объекты и почувствовать себя в
безопасности в своем внутреннем мире. По-настоящему они так и
не преодолели инфантильную депрессивную позицию. Однако при
нормальной скорби ранняя депрессивная позиция, вновь воскре¬
шенная вследствие потери любимого объекта, модифицируется
вновь и преодолевается методами, схожими с методами, которые
Эго использовало в детстве. Индивид водворяет, фактически поте¬
рянный любимый объект на место; однако в то же самое время он
возвращает в себя первые любимые объекты — в конечном счете,
«хороших» родителей, — опасность потерять которых он переживал,
когда произошла фактическая потеря. Именно водворением в себя
«хороших» родителей, а также недавно потерянной личности и новым
выстраиванием внутреннего мира, дезинтегрированного и находяще¬
гося в опасности, он преодолевает горе, вновь обретает безопасность
и достигает истинной гармонии и мира.
Некоторые психологические
РАЗМЫШЛЕНИЯ [о НАУКЕ И ЭТИКЕ]
(1942а)
Предварительные замечания издателей
Издание на английском языке:
1942: Some Psychological Considerations // Waddington, C.H. Science and
ethics, essay by C.H. Waddington together with a discussion between the author
and the Right Rev. E.W. Barnes [and others]. — L.: G. Allen & Unwin,
1942. — P. 83—87.
Эта небольшая заметка является комментарием к проблемам, затронутым в
книге «Наука и этика» под редакцией доктора Ваддингтона. Кляйн разъ¬
ясняет процессы установления понятий «хорошее—плохое» в развитии
ребенка через динамику проекции и интроекции. Способность ребенка
ограничить свою агрессию, а затем и направить свои силы на восстанов¬
ление и сохранение любимых объектов дает основания для конструктивной
деятельности. Таким образом, разворачивается дальнейшая дифференци¬
ация понятий «добра» и «зла».
Перевод с английского М.Л. Мельниковой.
На русском языке публикуется впервые.
Доктор Карин Стефен ясно сформулировала некоторые аспек¬
ты психоаналитической позиции. Тем не менее есть вопросы, кото¬
рые она не охватила и которые, как мне кажется, касаются и понима¬
ния происхождения Супер-Эго, и тезиса доктора Ваддингтона.
Здесь я представлю краткий обзор некоторых фактов, ставших
ясными в моей психоаналитической работе с маленькими детьми.
Переживание «добра» в психике ребенка впервые возникает из пере¬
живания доставляющих удовольствие ощущений или, по крайней
мере, свободы от болезненных внутренних и внешних стимулов.
(Поэтому пища, в особенности, является добром, так как она проду¬
цирует удовлетворение и облегчение от дискомфорта.) Зло — это
то, что причиняет ребенку боль и напряжение, что обманывает его
ожидания в удовлетворении его потребностей и желаний. Поскольку
дифференциация между Я и не-Я едва ли существует с самого начала
жизни, хорошесть внутри и хорошесть снаружи, плохость внутри и
плохость снаружи для ребенка практически тождественны. Тем не
менее, вскоре концепция (хотя это абстрактное слово не подходит
этим по большей части бессознательным и чрезвычайно эмоцио¬
нальным процессам) «добра» и «зла» распространяется на реальных
людей, окружающих ребенка. Родители также насыщаются хоро-
шестью и плохостью в соответствии с переживаниями ребенка о
них, затем они вновь вбираются в Эго, и внутри психики их влияние
детерминирует представления индивида о добре и зле. Это движение
«туда и обратно» между проекцией и интроекцией представляет собой
непрерывный процесс, с помощью которого в первые годы детства
устанавливаются отношения с реальными людьми и одновременно
внутри психики выстраиваются различные аспекты Супер-Эго.
Психическая способность ребенка устанавливать людей, прежде
всего родителей, внутри своей психики, как будто они являются
частью его самого, детерминируется двумя фактами: с одной стороны,
поначалу почти недифференцированные стимулы извне и изнутри
становятся взаимозаменяемыми; с другой, жадность ребенка, его
желание вбирать внешнее добро усиливает процесс интроекции
[ 295]
296
Некоторые психологические размышления
таким образом, что некоторые события внешнего мира почти одно¬
временно становятся частью его внутреннего мира.
Присущие ребенку переживания любви, равно как и ненависти,
в первую очередь фокусируются на матери. Любовь развивается в
ответ на ее любовь и заботу; ненависть и агрессия стимулируются
фрустрациями и дискомфортом. В то же самое время мать стано¬
вится объектом, на который ребенок проецирует свои собственные
эмоции. Приписывая родителям собственные садистические
тенденции, ребенок развивает жестокий аспект своего Супер-Эго
(как уже указала доктор Стефен); но он также проецирует на окру¬
жающих его людей свои переживания любви и благодаря этому
развивает образ добрых и помогающих родителей. С первого дня
жизни на эти процессы оказывают влияние фактические установки
людей, заботящихся о ребенке, и переживания реального внешнего
мира и внутренние переживания постоянно взаимодействуют.
Наделять родителей своими переживаниями любви и выстраивать за
счет этого Эго-идеал ребенка побуждают настоятельные физические
и психические потребности; ребенок погиб бы без помощи и заботы
своей матери, и все его психическое благополучие и развитие зависят
от надежного установления в его психике добрых и защищающих
фигур.
Различные аспекты Супер-Эго исходят из способа, которым
на протяжении последующих стадий развития ребенок представляет
себе своих родителей. Другим могущественным элементом в форми¬
ровании Супер-Эго является переживание ребенком отвращения
к собственным агрессивным тенденциям — отвращения, которое
он бессознательно переживает уже в первые месяцы жизни. Как
нам объяснить это раннее восстание одной части психики против
другой — эту врожденную тенденцию к самоосуждению, являю¬
щуюся источником совести? Один настоятельный мотив можно
обнаружить в бессознательном страхе ребенка, в чьей психике
желания и переживания всемогущи, — мотив того, что если бы его
насильственные импульсы восторжествовали, они бы разрушили и
родителей, и его самого, поскольку родители в его психике уже стали
неотъемлемой частью его Я (Супер-Эго).
Переполняющий ребенка страх потери людей, которых он
любит и в которых очень нуждается, порождает в его психике
Некоторые психологические размышления
297
не только импульс ограничить свою агрессию, но и побуждение
сохранить атакуемые в фантазии объекты, исправить их и возмес¬
тить ущерб за причиненные им повреждения. К этому побуждению
осуществить репарацию присоединяются толчок и указание к твор¬
ческому импульсу и всем конструктивным видам деятельности.
Теперь кое-что добавляется к ранним представлениям о добре и зле:
«Добро» становится охраняющим, исправляющим и воссоздающим
объекты, подвергшиеся опасности со стороны ненависти ребенка
или поврежденные ею; «Зло» становится собственной опасной
ненавистью.
Конструктивные и креативные виды деятельности, социальные
чувства и переживания сотрудничества в таком случае считаются
морально хорошими, и поэтому становятся наиболее важными
средствами недопущения или преодоления чувства вины. При
объединении различных аспектов Супер-Эго (у зрелых и хорошо
уравновешенных людей) переживание вины не устраняется, а наряду
со средствами противодействия ему интегрируется в личность. Если
вина слишком сильна и с ней нельзя справиться удовлетворительно,
это может привести к действиям, которые вызовут еще большую
вину (как у преступника) и станут причиной всех видов аномаль¬
ного развития.
Когда императивы: «Не убий» (прежде всего, любимый
объект) и «Спаси от разрушения» (снова любимые объекты и, в
первую очередь, от собственной агрессии младенца) укоренились
в психике, устанавливается этический паттерн, универсальный,
являющийся зачатком всех этических систем, несмотря на много¬
численные вариации и искажения, вплоть до полного перевора¬
чивания. Первоначально любимый объект может быть замещен
чем-либо в широкой сфере человеческих интересов: его может начать
обозначать абстрактный принцип или даже отдельная проблема,
и этот интерес может оказаться далеким от этических пережи¬
ваний. (Коллекционер, изобретатель или ученый, возможно, даже
чувствуют, что способны совершить убийство, чтобы продвинуться
к своей цели.) К тому же эта особая проблема или интерес репре¬
зентирует в бессознательной психике первоначальную любимую
личность, поэтому ее или его необходимо сохранить или воссоздать;
в таком случае то, что означает способ цели, являет собою зло.
298
Некоторые психологические размышления
Сразу же на ум приходит установка нациста как пример
искажения или, скорее, переворачивания первичного паттерна. Здесь
агрессор и агрессия стали любимыми и вызывающими восхищение
объектами, а атакуемые объекты превратились в зло и поэтому
должны быть истреблены. Объяснение такого переворачивания может
быть обнаружено в раннем бессознательном отношении к первым
личностям, атакуемым или повреждаемым в фантазии. Объект в
таком случае превращается в потенциального преследователя из-за
боязни возмездия теми же самыми средствами, которыми ему был
нанесен ущерб. Тем не менее поврежденная личность идентична и
любимой личности, которую следует защищать и восстанавливать.
Чрезмерные ранние страхи ведут к усилению представления повреж¬
денного объекта как врага, а в результате ненависть восторжествует
в борьбе против любви; кроме того, сохранившаяся любовь может
быть нарушена особыми способами, ведущими к порче Супер-Эго.
Следует упомянуть еще один шаг в эволюции добра и зла в
психике индивида. Зрелость и психическое здоровье являются
«добром», как указала доктор Стефен. (Тем не менее гармоничная
зрелость, хотя и сущее «добро» само по себе, ни в коем случае не единс¬
твенное условие переживания «хорошести» взрослого, поскольку
существуют разные виды и уровни хорошести, даже у людей, чье
равновесие временами сильно нарушено.) Гармония и психическое
равновесие — более того, счастье и удовлетворенность — подразу¬
мевают, что Супер-Эго было интегрировано посредством Эго; что,
в свою очередь, означает, что конфликты между Супер-Эго и Эго
в значительной степени уменьшились, и что мы находимся в мире
с Супер-Эго. Это равнозначно тому, что мы достигли гармонии с
людьми, которых прежде любили и ненавидели, от которых берет
свое начало Супер-Эго. Мы проделали длинный путь от ранних
конфликтов и эмоций, и объекты наших интересов и наши цели
сменялись множество раз, все более усложняясь и трансформи¬
руясь. Насколько бы отдалившимися от исходных зависимостей мы
не чувствовали себя, как бы много удовольствия мы не получали от
удовлетворения наших взрослых этических требований, в глубинах
нашей психики продолжают существовать первые страстные
желания сохранить и спасти любимых родителей и примириться
с ними. Есть много способов получения этического удовольствия.
Некоторые психологические размышления
299
И независимо от того, будет ли это происходить через социальные и
кооперативные переживания и дела или же через интересы, в даль¬
нейшем отстраняющиеся от внешнего мира, — всякий раз у нас
есть переживание моральной хорошести, в нашей бессознательной
психике осуществляется это первичное страстное желание прими¬
рения с первоначальными объектами нашей любви и ненависти.
Appendix
Эрнест Джонс
Предисловие к изданию
«Вклады в психоанализ 1921—1945»1
(1948)
Когда более двадцати лет назад я пригласил Мелани Кляйн
сначала прочитать курс лекций, а затем и обосноваться в Лондоне,
я знал, что обеспечиваю Британское психоаналитическое общество
чрезвычайно ценным новобранцем. Тогда я не представлял себе,
какую суматоху вызовет этот незамысловатый поступок2. До приезда
миссис Кляйн и какое-то время после него наше общество было
моделью гармонии сотрудничества. Какое-то время миссис Кляйн
внимательно слушали, и она вызывала огромный интерес. Вскоре —
вероятно, думаю, не без помощи моего влияния, явно в ее пользу —
она начала завоевывать приверженцев и преданных последователей.
Однако задолго до этого стали появляться лозунги о том, что во
взглядах, довольно страстно представляемых ею, она «шла слишком
далеко», что, на мой взгляд, означало, что она шла слишком быстро.
Не то, чтобы сначала нелегко было обнаружить нечто радикально
новое в этих взглядах и методах работы. Проблема заключалась в
том, что она следовала им с непривычной строгостью и решительной
дерзостью, что вызвало у некоторых членов общества сначала беспо¬
койство, а постепенно и сильное противодействие. Другие члены,
защищавшие ее работу с определенной долей фанатизма, посчитали
это противодействие тяжелой ношей, и со временем образовались
две крайние группы, между которыми шумно, а поэтому легко уста¬
новились ограничения более скромных научных стремлений более
невозмутимых членов.
Я не сомневаюсь, что раскол, произошедший в Британском
обществе, вскоре предстоит и всем другим психоаналитическим
1 [Пер. с англ. М.Л. Мельниковой.]
2 Строку Геббеля «Er hat an den Frieden der Welt gerührt» [«Он нарушил покой в
этом мире»], сказанную о Фрейде, можно также отнести и к миссис Кляйн.
[ 303 ]
304
Э. Джонс. Предисловие (1948)
обществам, и при отсутствии коллег, непосредственно знакомых
с ее опытом работы, миссис Кляйн следует ожидать враждебной
критики со стороны большинства. В самой Англии буря усилилась
с прибытием наших венских коллег, чья жизнь на родине стала
невозможной в буквальном смысле. Они добавили к иной критике
мнение о том, что выводы миссис Кляйн не только расходятся с
выводами Фрейда, но и несовместимы с ними. Я же считаю это
чрезвычайно преувеличенным утверждением. Не то, чтобы это в
любом случае был решающий довод, если бы опыт показал, что ее
выводы ближе к истине; я не перестаю восхищаться гением Фрейда,
однако в нескольких случаях я не побоялся выдвинуть предполо¬
жения о несовершенности некоторых его заключений. Тем не менее
мы настолько привыкли считать, не без веских оснований, что отде¬
лившиеся от Фрейда аналитики, такие как Адлер, Юнг, Штекель и
Ранк, скорее были подвержены влиянию субъективных мотивов —
рационализации внутренних сопротивлений, — нежели влиянию
более глубокого инсайта, что многим показалось менее дерзким и,
несомненно, более легким отнести миссис Кляйн к той же категории.
К тому же, если психоанализ намерен оставаться отраслью науки,
очевидно, что сейчас, когда способность Фрейда продолжать свой
великолепный импульс угасла, продвижение за пределы достиг¬
нутых им границ неизбежно.
Итак, о чем вся эта буря? Будет ли противодействие работе
миссис Кляйн мимолетным или же оно вызовет ветры, которые
будут бушевать с возрастающими раскатами? Ее работы, представ¬
ленные в данном томе, равно как и в высоко значимой предыдущей
работе «Психоанализ детей»1, конечно же, должны говорить сами
за себя, однако для меня не будет неуместным воспользоваться
возможностью резюмировать те, что производят наибольшее
впечатление, и прокомментировать их согласно своему пониманию.
Исследование Фрейдом бессознательной психики, по сути,
психики младенца, открыло непредвиденные аспекты детства,
однако до миссис Кляйн мало кто пытался подтвердить данные
открытия непосредственным изучением детства. Поэтому ей выпала
честь привести психоанализ туда, откуда он, собственно, родом, — к
1 [«Психоанализ детей» (1932b) — См. наст. изд. Т. III.]
Э. Джонс. Предисловие (1948)
305
душе ребенка. Необходимо было преодолеть громадные трудности:
разработать специальные техники, справиться с родительскими
предубеждениями и страхами неизвестных эффектов на развитие
ребенка и т. д. Доктор Гуг-Гельмут из Вены говорила о том, что
спонтанную игру маленьких детей можно использовать для допол¬
нения или даже замены материала, предоставляемого взрослыми в
форме свободных ассоциаций, однако она, очевидно, не обладала
способностью внедрить идею в эффективную практику. Миссис
Кляйн с ее превосходным психологическим дарованием и столь
отличающей ее изумительной нравственной смелостью не напугали
никакие трудности. Она бесстрашно разработала технику интер¬
претации игры, используя ее в сочетании с различными другими
приемами, и вскоре была в состоянии из первых рук подтвердить
сделанные Фрейдом из материала взрослых выводы относи¬
тельно до сих пор неизвестной бессознательной психики ребенка.
Ободренная этим, она в полной мере использовала благоприятную
возможность, которую создала для себя и которая побудила ее
довести исследования до крайнего предела.
Фрейд показал, что кроме невинности и чистоты, так очаро¬
вывающих нас, психика ребенка содержит в своих глубинах много
чего еще. Непонятные страхи о том, что ждет впереди, которые не
осмелилась выяснить самая ужасная волшебная сказка, жестокие
импульсы, где свободно свирепствуют ненависть и убийство, нера¬
зумные фантазии, насмехающиеся над реальностью в своем сумасб¬
родстве: короче, мир, напоминающий нам Белсена или Уолта Диснея
в своем наибольшем гротеске. Не приходится говорить о протесте
мира на это унижение улыбающегося младенчества; миссис Кляйн
по-прежнему переживает почти те же последствия. Здесь я напомню
о пациенте, который в момент внезапного озарения воскликнул:
«Я знал, что теории Фрейда истинны, но не знал, что они истинны
настолько». Щедрое представление миссис Кляйн режущих,
разрывающих, выдавливающих, пожирающих фантазий младенцев
способно заставить большинство людей испытать ужас с похожим
восклицанием. Она пошла дальше, утверждая, что киммерийская
картина, нарисованная Фрейдом о бессознательной психике трех¬
летнего ребенка, соответствует, по меньшей мере, младенцу первых
месяцев жизни. Так, например, было высказано предположение о
306
Э. Джонс. Предисловие (1948)
том, что оральный эротизм такого младенца можно разделить на
две стадии: первая — сосущая, вторая — кусающая; последней
было дано название орально-садистической или каннибалисти-
ческой. Пожирающие, или каннибалистические, фантазии можно
наблюдать и проследить до трехлетнего возраста. Однако миссис
Кляйн неумолимо утверждает, что они имеют место во время так
называемой каннибалистической стадии младенчества, которая, в
конце концов, оказывается тем, чего от нее ожидают.
Опять же мы давно знакомы с понятием интроекции, сфор¬
мулированным Ференци в 1909 году, и с гораздо более старым
психиатрическим понятием проекции. Однако миссис Кляйн дала
нам гораздо большее знание об этих механизмах. По-видимому,
они не только действуют с начала жизни, что в действительности
подразумевалось в описании Фрейдом «Эго-удовольствия», они
чередуются и переплетаются друг с другом в такой необычайной
степени, что большая часть раннего инфантильного развития может
быть описана с их позиции. На самом деле все труднее становится
четко разграничить процессы интроекции, инкорпорации и иден¬
тификации. Таким образом, вся теория «внутренних объектов»,
«хороших» и «плохих», была чрезвычайно расширена и имела
важные результаты как для нашего понимания раннего развития,
так и для нашей повседневной терапевтической практики.
Смелость миссис Кляйн не ограничилась изучением нормаль¬
ного и невротичного инфантильного развития. Она распространила
ее и в область психоза, без сомнения, к тревоге тех психиатров,
которые считали эту область последним заповедником медицин¬
ской профессии. Однако этого распространения невозможно было
избежать. Сходство между некоторыми инфантильными процес¬
сами и процессами, столь явными при паранойе, шизофрении и
маниакально-депрессивном психозе, не могло остаться незаме¬
ченным проницательностью миссис Кляйн. И она не побоялась
позаимствовать термины из этих областей и применить их, конечно,
в модифицированной форме, к различным фазам инфантильного
развития, например, параноидной, дейрессивной и т. д. Более
того, сходство не может быть просто внешним. Должна существо¬
вать внутренняя связь между этими похожими на психотические
реакциями и фазами у младенца и их расцветом при фактическом
Э. Джонс. Предисловие (1948)
307
психозе. Я уверен, что работа миссис Кляйн подтвердит свою плодо¬
творность в этой области, что она уже сделала в более известной
области невротичного и нормального развития.
Несмотря на то, что я не скрываю своего искреннего согласия
с направлениями исследований миссис Кляйн и теми принципами,
на которых они основаны, нельзя ожидать, что я подпишусь под
любым из ее выводов и формулировок: они удержатся на собс¬
твенных достоинствах, не нуждаясь в поддержке с моей стороны.
Верно, есть искушение объяснить всю критику ее работы как
отклоняющуюся от строгого и непреклонного проникновения
психоанализа в самые отдаленные глубины психики ребенка. И на
самом деле некоторые из критических замечаний часто напоминают
мне фразы, адресованные работе самого Фрейда в ее начале: такие
слова, как «притянуто за уши», «односторонне», «своевольно», для
меня они звучат знакомо. Однако в действительности в этом пред¬
ложении может быть много истинного, это не только соображение
о том, что должно быть исключено из научной дискуссии, но и о
том, что определенно несправедливо для большей части критики
в принципе. Они привели ряд аргументов, которые должны быть
рассмотрены самым серьезным образом и которые на самом
деле уже были рассмотрены доктором Хайманн, миссис Айзекс,
миссис Ривьер и другими, помимо миссис Кляйн. Тем не менее,
некоторые из наиболее абстрактных формулировок миссис Кляйн,
без сомнения, будут модифицированы в будущей теоретической
структуре психоанализа. Возможным примером этого мне пред¬
ставляется ее буквальное применение к клиническим открытиям
фрейдовского философского концепта «импульса смерти», по поводу
которого у меня есть серьезные опасения. Однако я ссылаюсь на
него не только по этой причине, но и потому, что нахожу его немного
необычным, так что мне следовало бы критиковать ее за слишком
преданную приверженность взглядам Фрейда, и необычнее всего
то, что некоторые венские аналитики видят в этом расхождение со
взглядами Фрейда. Все это демонстрирует то, что психоаналити¬
ческое теоретизирование продолжает быть самым оживленным
видом деятельности. И в этой деятельности работа миссис Кляйн
играет и, вероятно, будет играть самую центральную роль.
Библиография
ABRAHAM, K. Versuch einer Entwicklungsgeschichte der libido auf Grund der
Psychoanalyse seelischer Störungen (1924) / / Abraham K. Psychoanalytische
Studien. — Frankfurt am Main, 1969. — Bd. I. — S. 113—183. — 214.
BoEHM, F. Ödipuskonflikt und Homosexualität // I. Z. P. — 1926. — Bd. XII. —
S. 66—79. — 88.
DEUTSCH, H. Zur Psychologie der manisch-depressiven Zustände, insbesondere der
chronischen Hypomanie // I. Z. P. — 1933. — Bd. 19. — S. 358—371. —
P. 387—418. —162.
FENICHEL, O. Über organlibidinöse Begleiterscheinunger der Triebabwehr / /
I. Z. P. —1928. — Bd. 14. — S. 45—64. — 12.
FREUD, S. Bemerkungen Über einen Fall von Zwangsnenrose (1909d) //G. W. —
Bd. VII. — S. 381—463. — 154.
Freud, S. Totem und Tabu (1912—1913a) // G. W. — Bd. IX. — 121.
FREUD, S. Trauer und Melancholie (1916—1917g) //G. W.— Bd. X.—
S. 427—446. — 259; 212; 273; 218.
FREUD, S. Aus der Geschichte einer infantilen Neurose (1918b) //G. W. —
Bd. XII. — S. 27—157. — 24; 86.
FREUD, S. Jenseits des Lustprinzips (1920g) //G. W. — Bd. XIII. — S. 1—
69. —115.
Freud, S. Das Ich und das Es (1923b) // G. W. — Bd. XIII. — S. 235—289. —
151.
FREUD, S. Hemmung, Symptom und Angst (1926d) //G. W. — Bd. XIV. —
S. 111—205. — 24; 40; 85.
FREUD, S. Die Frage der Laienanalyse (1926e) //G. W. — Bd. XIV. — S. 207—
296. — 263.
FREUD, S. Das Unbehagen in der Kultur (1930a) //G. W. — Bd. XIV. —
s. 419—506. —116.
Ferenczi, S. Entwicklungsstufen des Wirklichkeitssinnes (1913) // Ferenczi S.
Schriften zür Psychoanalyse. // I. Z. P. — 1913. — Bd. I. — S. 124—
138. — 121.
[ 308 ]
Библиография
309
GLOVER, Е. A Psycho-Analytic Approach to the Classification of Mental Disorders
(1932) // Glover E. Selected papers on psycho-analysis. — L.: Imago Pub.
Co., 1956. — Vol. 1. On the early development of mind. — P. 161—186. —
145; 112.
ISAACS, S. Anxiety in the First Year of Live. (Неопубликованная работа, прочи¬
танная в Британском психоаналитическом обществе, 1934.) — 112.
ISAACS, S. Habit // On The Bringing up of Children / Ed. J. Rickman. — L.: Kegan
Paul, 1936. — P. 123—166. — 194.
LEWIN, B. The Body as Phallus // P. Q. — 1933. — Vol. 2. — P. 24—47. —
163.
MlDDLEMORE, M.P. The uses of Sensuality // On the Bringing up of Children / Ed.
J. Rickman. — L.: Kegan Paul, 1936. — P. 57—85. — 192.
OPHUIJSEN, VAN J.H.W. On the Origin of the Feeling of Persecution // I. J. PA. —
1920. — Vol. 1. — P. 235—239. — 69.
RadÖ, S. The Problem of Melancholia // I. J. PA. — 1928. — Vol. 9. — P. 420—
438. — 11; 113.
RlCKMAN, J. (Ed.) On The Bringing up of Children. — L.: Kegan Paul, 1936. —
198.
ScHMIDEBERG, M. The Role of Psychotic Mechanisms in Cultural Development / /
I. J. PA. — 1930. — Vol. 11. — P. 387—418. — 155; 111; 266.
ScHMIDEBERG, M. Zur Psychoanalyse asozialer Kinder und Jugendlicher / /
I. Z. P. — 1932. — Bd. 18. — S. 474—528. — 107.
Searl, N. Die Flucht in die Realität // I. Z. P. — 1929. — Bd. 15. — S. 259—
270. — 90.
SHARPE, E. Certain Aspects of Sublimation and Delusion // I. J. PA. — 1930. —
Vol. 11. P. 12—23. — 121.
SHARPE, E. Planning for stability / / On The Bringing up of Children / Ed.
J. Rickman. — L.: Kegan Paul, 1936. — P. 1—30. — 195.
StaRCKE, A. Die Umkehrung des Libidovorzeichens beim Verfolgungswahn / /
I. Z. P. — 1919. — Bd. 5. — S. 285—287. — 69.
STRACHEY, J. Some Unconscious Factors in Reading // I. J. PA. — 1930. —
Vol. 11. — P. 322—331. — 13.
ЛИСТ СОКРАЩЕНИЙ
I. J. PA. = International Journal of Psycho-Analysis.
I. Z. P. = Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse.
G. W. = Freud, S. Gesammelte Werke. — Bd. I—XVIII.
P. Q. = Psychoanalytic Quarterly.
[310]
ЛИСТ ПАЦИЕНТОВ
Джеральд, мальчик, 4,5 года — 10; 16.
Джон, мальчик — 67—79.
Джордж, мальчик, 6 лет — 7 и прим.; 8 и прим.; 9; 10; 14; 61—62.
Дик, торможение в развитии Эго, 4 года — 42—55.
Мальчик, с «волшебной мамочкой» — См. Джеральд
Мальчик, с деменцией, 4 года — 35.
Мальчик, играющий в полицейского, 6 лет — 61.
Мальчик, играющий в жестокого охотника, 6 лет — См. Джордж
Миссис А., переживание скорби в связи со смертью ребенка —
274—281.
Неназванный ребенок, с верой в дружественные фигуры — 62.
Пациент Д., мужчина, сорок с небольшим лет, с параноидными и
депрессивными чертами — 284—288.
Пациент X, с ленточными червями — 156—158; 287.
Пациент Y, параноидные и депрессивные черты — 159.
Рита, девочка, 2 года 9 месяцев — 8—10; 14; 188—189.
Эрна, девочка, 6 лет — 5—8; 13.
[311]
Именной указатель
В именном указателе представлены сведения об упоминаемых в текстах М. Кляйн,
а также в приложении и редакторских примечаниях (страницы даны курсивом),
деятелях науки и культуры. Страницы относятся к тем местам, где упоминается
только соответствующая фамилия, а не дается ссылка на труды данного автора.
Отсылки на труды даны в разделе Библиография (С. 308.). Описываемые
клинические случаи отражены в специальном Листе пациентов (С. 311.).
Абрахам, Карл [Abraham, Karl] (1877—1925) — немецкий психоаналитик.
Обучающий аналитик Мелани Кляйн. — 23; 56; 70 прим.; 119 и прим.; 144;
146; 147; 155; 161; 198; 271; 274 прим.; 282; 283.
Адлер, Альфред [Adler, Alfred] (1870—1937) — австрийский психиатр и
психоаналитик. — 304.
Айзекс, Сьюзан [Isaacs, Susan] (1885—1949) — британский детский психо¬
аналитик. — 172 прим.; 182 прим.; 194; 301.
Белсен, Яков Яковлевич [Belsen, Jacob] (1870—1938) —русский художник. —
305.
Бём, Феликс [Boehm, Felix] (1881—1958) — немецкий психоаналитик. —
88 прим.
Ваддингтон, Конрад [Waddington, Conrad Hal] (1905—1975) — американ¬
ский естествоиспытатель. — XI; 294; 295.
Винникотт, Дональд Вудс [Winnicott, D. W.] (1896—1971) — британский
детский врач и психоаналитик. — 190 прим.
Геббель, Кристиан Фридрих [Hebbel, Christian Fridrich] (1813—1863) —
немецкий драматург и поэт. — 303 прим.
Гловер, Джеймс [Glover, James] (1882—1926) — британский психоаналитик.
Брат Э. Гловера. — 161.
Гловер, Эдвард [Glover, Edward] (1888—1972) — британский психоана¬
литик. — 114 прим.; 145; 172 прим.; 183 прим.
Гомер (?) — легендарный древнегреческий эпический поэт. — 244—245.
Гуг-Гелъмут, Гермина [Hug-Helmuth, Hermine] (1871—1924) — австрий¬
ский детский психоаналитик. — 305.
[312]
Именной указатель
313
Джонс, Эрнест [Jones, Ernest] (1879—1958) — британский психоаналитик.
Именно Джонс в 1926 г. пригласил переехать М. Кляйн для работы в
Англию — IX; 40; 106 прим.; 114 прим.; 119 прим.; 188; 303.
Дисней, Уолт [Disney, Walter] (1901—1966) — американский кинорежиссер-
мультипликатор. — 305.
Дойч, Хелен [Deutsch, Helene] (1884—1982) — австрийский и американский
психоаналитик. — 162.
Ките, Джон [Keats, John] (1795—1821) — английский поэт-романтик. —
244; 245.
Кляйн, Мелани [Klein, Melanie] (1882—1960)
— труды:
— Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний
(1935а). — IX; 136; 260; 265 прим.; 267 прим.; 290 прим.
— Вклад в теорию интеллектуального торможения (1931а). — X;
262 прим.
— Значение символообразования в развитии Эго (1930а). — XI; 58;
61 прим.; 64; 70 прим.; 81 прим.
— Криминальные тенденции у нормальных детей (1927b). — 110;
129 прим.
— Некоторые размышления об «Орестее» (1963а). — 20.
— Об идентификации (1955b). — 20.
— Отлучение от груди (1936а). — X; 209 прим.
— Персонификация в игре детей (1929а). — IX; 54 прим.; 81 прим.;
173 прим.
— Психоанализ детей (1932b). — 6 прим.; 55 прим.; 81 прим.; 102;
104 прим.; 107 прим.; 129 прим.; 143 прим.; 145 прим.; 147 прим.;
151 прим.; 156 прим.; 173 прим.; 263 прим.; 268 прим.; 304 и прим.
— Психологические принципы раннего анализа (1926а). — 5.
— Раннее развитие совести у ребенка (1933а). — X; 129 прим.
— Ранние стадии эдипова конфликта (1928а). — 20; 23 прим.;
29 прим.; 39 прим.; 64; 110; 173 прим.; 266 прим.
— Ранний анализ (1923b). — 41 прим.; 64; 74 прим.
— Роль школы в либидинозном развитии ребенка (1923а). — 64.
— Симпозиум по детскому анализу (1927а). — 110.
— Ситуации инфантильной тревоги, отраженные в произведениях
искусства и творческих импульсах (1929b). — X; 84; 121 прим.;
147 прим.
Колетт, Сидони Габриель [Colette, Sidonie-Gabrielle] (1873—1954) — фран¬
цузская писательница. — 26; 90.
Кольридж, Самюэль Тэйлор [Coleridges, Samuel Taylor] (1772—1834) —
английский поэт и литературный критик.— 210.
314
Именной указатель
Кьяер, Рут [Kjär, Ruth] = вероятно, наст, имя Weber, Ruth (1894—1977) —
датская художница. — 7—30; 91—95.
Левин, Бертрам [Lewin, Bertram D.] (1896—1971) — американский психо¬
аналитик. — 163 прим.
Миддлмор, Меррелл [Middlemore, Merrell] (????—1938) — британский
психоаналитик. — 192.
Микаэлис, Карин [Michaëlis, Karin] (1872—1950) — X; 20\ 27—30; 91—
93.
Офуйсен, Йохан [Ophuijsen, Johan H. W. Van] (1882—1951) — голландский
психоаналитик. — 69.
Равель, Морис Жозеф [Ravel, Morris] (1875—1937) — французский компо¬
зитор. — X; 20; 21; 26; 85; 86 прим.; 89.
Радо, Шандор [Radó, Sándor] (1890—1972) — венгерский и американский
психоаналитик. — 11 прим.; 173; 174.
Ранк (Розенфельд), Отто [Rank (Rosenfeld), Otto] (1884—1939) —
австрийский психоаналитик. — 304.
Ривьер, Джоан [Riviere, Joan] (1883—1962) — британский психоаналитик.
Соавтор М. Кляйн по книге «Любовь, ненависть и репарация» (1937). —
114 прим.; 206; 207; 208; 301.
Сёрл, Нина [Searl, Nina] (18??—1955) — британский детский психоана¬
литик. — 90 прим.; 114 прим.
Скотт, Клиффорд [Scott, W.C.М.] (1903—) — психоаналитик, первым
проходивший учебный анализ у М. Кляйн. — 156 прим.
Стефен, Карин [Stefen, Karin] (1889—1953) — британский психоана¬
литик. — 295; 296; 298.
Стрейчи, Джеймс [Strachey, James] (1887—1967) — британский психоана¬
литик, редактор и переводчик трудов 3. Фрейда (Редактор «Стандарт¬
ного издания»). — 73.
Фенихель, Отто [Fenichel, Otto] (1897—1946) — австрийский и американ¬
ский психоаналитик. — 12 прим.
Ференци, Шандор [Ferenczi, Sandor] (1873—1933) — венгерский психоана¬
литик. — 40; 119 прим.; 306.
— труды:
— Ступени развития чувства реальности (1913). — 121 прим.
Форсайт, Дэвид [Forsyth, David] — 52.
Именной указатель
315
Фрейд, Зигмунд [Freud, Sigmund] (1856—1939) — X; XI; XII; 8; 20; 23;
24; 29; 40; 56; 85 и прим.; 86 прим.; 93; 110; 113; 115; 116 прим.; 118; 119
и прим.; 124; 144; 151; 154; 162; 164; 174; 175; 181; 182; 245; 259; 260;
263 прим.; 270; 271; 272 прим.; 273; 274 прим.; 277; 278; 282; 283; 284;
303 прим.; 304; 305; 306; 301.
— труды:
— Заметки о случае невроза навязчивости (1909d). — 154 прим.
— Из истории инфантильного невроза (1918b). — 24; 86 прим.
— Недовольство культурой (1930а [1929]). —116 прим.
— По ту сторону принципа удовольствия (1920g). — 115.
— Проблема дилетантского анализа (1926е). — 263 прим.
— Скорбь и меланхолия (1916—17g [1915]). — 259; 277.
— Торможение, симптом, страх (1926d [1925]). — 24; 40; 85.
— Тотем и табу (1912—1913а). — 121 прим.
— Я и Оно (1923b). — 151 прим.
Хайманн, Паула [Heimann, Paula] (1899—1982) — британский детский психо¬
аналитик. — 301.
Чэдвик, Мэри [Chadwick, Магу] (?) — британский детский психоаналитик. —
XI; 202; 203—204.
Шарп, Элла Фриман [Sharpe, Ella Freeman] (1875—1947) — британский
психоаналитик. — 121 прим.; 195.
Шмидеберг, Мелитта [Schmideberg, Melitta] (1904—1983) — британский
психоаналитик. Дочь М. Кляйн. — 107 прим.; 155 прим.; 177; 266 прим.
Штекель, Вильгельм [Stekel, Wilhelm] (1868—1940) — австрийский
психиатр и психоаналитик. — 304.
Штэрке, Август (Stärcke, August) — голландский психоаналитик. — 69.
Юнг, Карл Густав [Jung, Carl Gustav] (1875—1961) — швейцарский пси¬
хиатр, психоаналитик. — 304.
Якоб, Генрих Эдуард [Jakob, Eduard] — 21; 86.
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
Абрахам, Карл
— о меланхолии — 144.
— о паранойе — 56; 70 прим.
— о ранних прегенитальных
стадиях — 119.
— о скорби — 282.
— о формировании характера — 198.
Автоматическое послушание см.
Послушание
Авторучка
— [как сексуальный символ] — 75;
76; 77.
Агрессивность — 116 прим.
— женщины — 222.
— ребенка по отношению к
родителям — 237.
— торможение 64.
Агрессивные тенденции/импульсы /
инстинкты / намерения / действия /
побужденияIпереживания — 47; 50;
68; 111; 115; 116; 118; 119; 122 и прим.;
124; 125; 130; 168; 184; 208; 211; 212; 234.
— и болезненные состояния — 208.
— и вина — 243; 248; 250.
— и генитальные желания у
девочки — 217.
— и переживания любви — 213; 243.
— и репарация — 207.
— и страх — 115; 116; 243; 250.
— и тревога — 116; 119; 124; 125; 130;
131; 168.
— и эпистемофилические
импульсы — 50.
— отвращение к собственным — 296.
— против родителей — 130.
— способность управлять ими — 211.
— ценность для развития ребенка —
187.
Агрессивные фантазии — 116; 119;
129—130; 171; 181; 184; 210; 217; 218;
219; 223; 234; 243; 272; 286.
— и вина — 187.
— и генитальные желания у
мальчика — 243.
— и ревность — 218; 223.
— и репарация — 187.
— и страх — 171; 187; 219; 272.
— против родителей — 129; 130; 167;
171; 210; 218.
Агрессия — 94; 106 прим.; 181; 207;
208; 212; 214 прим.; 215 прим.; 219;
220 прим.; 244; 247 прим.; 250; 252;
253; 260; 294; 297; 298.
— и игра — 215 прим.; 236.
— и любопытство — 50.
— и способность к любви —
214 прим.
— и страх — 196.
— и тревога — 64; 264; 271.
— и фрустрация — 296.
— инстинкт — 115; 119; 124.
— неспособность к — 45.
— овладение ею — 176.
— при наблюдении за половым актом
родителей — 196.
— проекция ее у младенца — 143.
— ранняя — 149 прим.; 215 прим.;
243; 297.
— чувство — 49.
1 Составители: С.Ф. Сироткин, М.Л. Мельникова, КН. Чиркова.
[316]
Предметный указатель
317
Адаптация — 44.
— к внешним и внутренним
стимулам — 183.
— к реальности — 14; 42; 75 прим.;
130;183;184;187.
— к фрустрации — 199.
— социальная (внешняя) — 110; 123;
176; 198; 267.
Амбивалентность — 12; 175; 176;
260; 263; 266 и прим.; 267; 272; 276.
Анализ/психоанализ — 10; 24; 72;
103; 118 прим.; 119; 124; 132; 154; 157;
164; 167; 168; 169; 170; 171; 172; 197;
209 прим.; 210 прим.; 230; 234; 251;
281; 284; 287; 289; 290; 304; 307.
— [ассоциации с] — 289.
— [возможности в ослаблении
агрессии] — 124—125.
— депрессивных состояний /черт —
144; 158.
— завершенный (полный) — 24;
86 прим.
— и параноидная позиция — 170.
— и установка к матери — 171.
— как дезинтеграция — 287.
— маниакальных черт — 144.
— новое требование к — 20; 24.
— результативный (продвижение
в) — 14 прим.; 158; 159; 164; 246;
289.
— сновидений — 167.
— тревоги — 24; 29; 122 прим.; 124;
132; 288; 291.
— ранней — 284.
Анализ игры — 4; И; 14; 16; 17; 46;
118; 122; 130.
Анализ ребенкаIдетей (ранний
анализ) — 5; 6; 7; 10; 13; 14; 18; 25;
30; 40; 45; 46; 47; 48; 49; 51; 52; 54
и прим; 59; 60; 61; 62; 64; 67; 72; 75;
86; 88 и прим.; 94; 101—108; ИЗ;
114 прим.; 115; 119; 120; 122; 123; 124;
130; 133; 181; 180; 185; 186; 188; 189;
192 прим.; 210 прим.; 246; 247 прим.
— аналитическая ситуация и роль
аналитика — 18.
— вводная фаза — 46 прим.
— депрессивных состояний/черт —
144.
— завершенный (полный) — 24;
86 прим.
— и агрессивные фантазии — 119.
— и анализ взрослого — 14 прим; 17;
69; 92.
— и возражения против — 123.
— и возрастание желания быть
любимым, любить — 125.
— и воспитание — 52.
— как часть воспитания — 125.
— и игрушки — 75.
— и исправление нарушений
характера — 124.
— и конструктивные тенденции —
122.
— и лечение психозов — 18 прим.;
38; 53; 54; 61.
— и нарушенная способность
говорить — 46.
— и персонификация — 16; 17.
— и прегенитальные фиксации —
105;123.
— и препятствия установлению
контакта — 46.
— [и пространство комнаты] — 48.
— и социальная адаптация — 122—
123; 124.
— и страх — 189; 246.
— анализ ранних ситуаций —
86 прим.
— и сублимация — 14 прим.; 122.
— и Супер-Эго — 75; 103; 104; 123; 124.
— изменение Супер-Эго как одна
из целей — 17.
— анализ ранних стадий форми¬
рования Супер-Эго — 18; 75.
318
Предметный указатель
Анализ ребенка/детей (ранний
анализ) [продолжение]
— и тревога — 17; 29; 48 прим.; 51;
61; 73; 75; 103; 105; 106 и прим.;
107 прим.; 119; 122 и прим.; 131; 189.
— и устранение вытеснения — 52.
— как средство против
делинквентности — 133.
— маниакальных черт — 144.
— ограничения — 106.
— очень маленьких детей — 59; 186;
246.
— продвижение в /
результативность — 12 прим.;
14 и прим.; 48 и прим.; 51; 52;
54 прим.; 75; 79.
— сновидений — 75.
— сотрудничество ребенка — 75.
— шизофрении — 52.
Аналитик — 107; 118 прим.
— беспокойство и забота о нем,
у пациента — 158.
— задача обнаружения и лечения
психозов у детей — 62; 107.
— и анализ Супер-Эго — 118 прим.
— и анализ тревоги — 18; 24; 284.
— как комбинированная фигура
родителей — 285.
— новые требования к нему — 24;
85 прим.
— роли в игровой ситуации — 16; 17
и прим.; 18.
См. также Перенос
Аналитическая ситуация — 17; 18.
Анальная стадия (ступень/уровень)
— и уничтожение и изгнание
объектов — 147.
— ранняя — 23; 39; 70 прим.; 85; 147.
— регрессия либидо при паранойе —
56; 70 прим.
Анальное Эго-ядро — 145.
Анально-садистическая фаза/
уровень/стадия — 119; 120.
Анально-садистические
тенденции /импульсы /
инстинкты — 55; 70 прим.; 71; 120.
Анальные фантазии — 120.
Анальный садизм см. Садизм
Асоциальная личность — 117; 129.
Асоциальное развитие — 129.
Асоциальные тенденции — 53; 60;
117; 129; 130.
— защитные механизмы — 118; 132.
соперничество 212; 219; 223; 226;
236; 237; 269.
Ъабушка — 44; 45; 165; 231.
Бегство — 103; 177.
— к «хорошему» внешнему
объекту — 175; 290.
— к «хорошему» интернализиро¬
ванному объекту — 176; 177;
266 прим.; 290.
— механизм — 175; 177; 267.
— от влечений к противоположному
полу — 239.
— от внутренних конфликтов — 198.
— от матери — 243.
Безопасность — 132; 146; 208; 218;
219; 221; 225; 227; 232; 238; 247; 254;
260; 261; 263; 264; 274; 279; 281; 282;
290; 291; 292.
— и сексуальное удовлетворение —
218; 219.
— собственных гениталий — 203.
— хорошего внутреннего мира — 271.
— хорошего интернализированного
объекта — 149,164.
Беременная женщина
— любовь к ребенку внутри — 222.
— мать — 8; 68; 74 прим.
Бессознательное — 69; 73; 181; 194;
196; 210 прим.; 212; 213; 215 прим.;
217; 218; 220 и прим.; 227; 229; 231;
Предметный указатель
319
233; 234 и прим.; 238; 239; 240; 242;
243; 245; 246; 250; 251; 253; 254; 255;
261; 266 прим.; 279; 283; 291; 296;
297; 299; 304; 305.
— взаимодействие у партнеров по
любви — 231.
— соответствие у матери и у
ребенка — 225.
— доступ в анализе — 46 прим.; 49;
51; 52.
— пенис отца как его
репрезентант — 77.
— работа его — 76.
— у шизофреничных детей — 5.
— у женщины
— и гениталии отца — 218.
Благодарность — 158; 213; 218; 219;
249.
— матери своему ребенку — 223.
Бог
— вера в него — 10 прим.
Бодрствование
— наслаждение им у ребенка — 183
Болтовня / вздор
— бессмысленная — 53; 60.
Боль — 156; 158; 166; 167; 174; 188;
192; 208; 218; 220 прим.; 222; 239;
241; 276; 280; 295.
— нечувствительность (безразличие)
к ней — 43, 52.
— при скорби — 272—273.
— принцип «удовольствия—
боли» — 182.
Боязнь — 23; 29; 45; 48; 49; 61; 144.
— атак от пениса отца и фекалий —
74; 99.
— внешних и внутренних
объектов — 49; 163.
— возмездия — 298.
— женского тела, у мужчины — 72.
— за хороший объект — 147.
— кастрации — 25; 31.
— колдунов, ведьм, злых
чудовищ — 144.
— матери — 29.
— быть наказанным ею — 49.
— быть ограбленным ею — 272.
— содержимого ее тела — 48.
— остаться одной, у девочки — 29.
— отравления —70.
— «плохих» объектов — 162.
— потерять любовь, у девочки — 29.
— потерять «хороший» объект — 149.
— преследователей/преследова-
ния — 143; 145; 149; 162; 177.
— приютить умирающие или мертвые
объекты — 148.
— смерти любимых людей — 229.
— смерти матери — 186.
— Супер-Эго — 49.
См. также Тревога, Страх
Брак
— и любовь — 216; 226.
Брат(ья) — 27; 99; 212; 213; 217;
220 прим.; 223; 235; 275; 276; 277.
— атаки на — 68 и прим.; 121; 122;
130; 131; 244; 261.
— внутренние органы как — 159.
— желание их смерти — 223; 273; 276.
— желание лишить их всего и
выгнать — 220 прим.
— желание, чтобы свой ребенок был
похож на — 226.
— зависть к пенису, у девочки — 276.
— значение их для развития — 235.
— и смерть сына у женщины — 276.
— идентификация с — 159.
— ненависть к — 236; 244.
— образ в выборе любовного
партнера — 231.
— отношение к нему — 68 прим.; 122;
212; 232; 235; 236; 242.
— амбивалентное — 260; 276.
— конфликтное — 228.
— различные вещи как — 122; 131.
320
Предметный указатель
Брат(ья) [продолжение]
— ревность к — 213; 223; 226; 236;
276.
— сексуальные переживания в
отношении с — 231; 234.
— скорбь по — 276.
— соперничество с — 223; 226.
— триумф над — 269; 276; 277.
Британское психоаналитическое
общество — 20; 38; 58; 64;
85 прим.; 98; 128; 140; 172 прим.;
184 прим.; 258; 303.
Бумага
— клочки/кусочки — 75.
— разрывание — 71; 72; 122.
— рисование на — 67; 71.
— сжигание в игре — 71; 122; 130.
Бутылочка — 43; 44; 188; 189; 197;
209 прим.; 282.
Вагина — 72; 88 прим.
— желание разрушить — 41.
— страх ребенка перед — 41.
Ведъма(ы) — 7; 62; 144; 203.
Вера — 62; 131; 175; 273.
— в Бога см. Бог
— в конструктивные способности —
105; 271.
— в любимую личность — 238—239;
274.
— в людей — 249—250; 279.
— в опасность менструирующей
женщины — 203.
— в реальные объекты — 267.
— в способность любить — 176; 271.
— в хорошесть — 278.
— в хороший объект внутри — 190;
266 прим.; 273.
— в доброжелательность
интернализированных
объектов — 177.
— у скорбящего — 273.
Вещества
— вредные, моча и фекалии/
экскременты как — 48; 70.
— обжигающие и разъедающие,
экскременты как — 120.
— опасные — 156.
— моча и фекалии / экскременты
как — 48; 70.
— плохие — 156.
— ядовитые, экскременты как — 40;
70.
Вина — 132; 153; 174; 185; 186; 188;
211; 213; 215; 216; 220 прим.; 216; 221;
224; 226; 230; 235; 238; 244; 250; 253;
275; 286; 288; 289; 291; 297.
— защита против — 168; 226; 288.
— и агрессивные импульсы /
агрессия — 130; 243; 244; 248;
260—261.
— и анализ — 104; 131.
— и аномальное развитие — 297.
— и атаки на тело матери — 288.
— и возмещение повреждений —
213; 224.
— и горе — 154; 291.
— и грусть — 253; 277.
— и депрессивная позиция — 155; 271.
— и деструктивные импульсы — 185.
— и идентификация — 153; 241.
— и креативность — 246.
— и любовь — 213; 227; 235.
— и ненависть — 210.
— и неспособность к любви — 223.
— и ослабление садизма — 131; 132.
— и отворачивание от любимых
людей — 227.
— и репарация (желание
осуществить) — 187; 223; 224;
227; 235; 248; 254; 269—270.
— и сексуальные желания — 234.
— и скорбь — 276.
— и смерть любимой личности — 273.
— и страх — 188; 230; 253.
Предметный указатель
321
— и сублимация — 291.
— и триумф — 269; 276; 277.
— и Эго — 268.
— катексис — 13.
— сексуальное удовлетворение как
поддержка против — 218.
— у младенца — 174.
Вины, чувство — 44; 46; 68; 94; 103;
106 прим.; НО; 159; 180; 216; 227; 228;
236; 246; 297.
— бессознательное — 210; 236; 249.
— и агрессия — 215 прим.
— и атаки на тело матери — 121.
— и вытеснение — 14.
— и деструктивные стремления —
122.
— и дружба — 236.
— и идентификация — 223.
— и любовь — 228.
— и реальность — 14.
— и репарация — 223; 247.
— и сублимация — 14 прим.;
121 прим.
— и Супер-Эго — 118; 124; 132.
— и фантазии — 14 и прим.; 223.
— и фиксация — 149 прим.
— преодоление — 297.
Внешний мир (внешняя
реальность) — 7; 59; 78; 143; 144;
250; 252; 253.
— адаптация к нему — 176; 267.
— впитывание Эго в себя — 148.
— доверие к нему — 187; 282.
— и внутренний мир:
взаимодействие — 78; 216 прим.;
249; 261; 262; 263; 279; 281;
286 прим.; 296.
— и защита против
преследователей — 143; 144.
— и инстинктивная жизнь
ребенка — 59.
— и интрапсихический конфликт —
13; 16.
— и параноидный механизм
разрушения — 147.
— и понимание внутреннего мира —
262.
— и ранние параноидные тревоги —
172.
— и тело матери — 77;
— как его репрезентант — 161.
— и хорошесть — 253; 254; 282; 299.
— изоляция Эго от него — 78.
— интроекция его — 182; 187.
— исследование его — 56.
— как источник опасности — 148.
— открытость к нему — 78.
— отношение к нему — 4; 17; 41; 64;
75 прим.; 152; 161; 254.
— как целому — 183.
— при меланхолии — 161 прим.
— при паранойе — 154.
— при скорби — 272; 274; 282.
— у ребенка — 121; 172; 180; 182;
187; 261.
— установка к нему — 74—
75 прим.
— отрицание — 144; 162; 1707.
— признание его у ребенка — 173.
— проекция на него — 78; 117; 143;
177; 290.
— внутренних опасностей — 146.
— садизма — 48.
— смещение в
— конфликта — 13; 16.
— любви — 252.
— способность к наблюдению
за — 154.
— тестирование его — 260; 271.
— удовольствие от него у
младенца — 181.
Внутренний мир (внутренняя
реальность) — 49; 78; 151; 157; 249;
252; 262; 270; 271; 278; 279; 282; 283;
286 прим.; 288.
— безопасность — 279; 292.
322
Предметный указатель
Внутренний мир (внутренняя реаль¬
ность) [продолжение]
— выстраивание (формирование) —
251; 258; 261; 270; 278; 284; 292.
— дезинтегрированный — 292.
— и внешний мир: взаимодействие —
78; 216 прим.; 249; 261; 262; 263;
279; 281; 286 прим.; 296.
— интеграция — 271; 272.
— как опасное ядовитое место — 146.
— как пещера, полная опасных
монстров — 156.
— находящийся в опасности — 271;
272; 292.
— недосягаемость для наблюдения и
оценки — 261.
— ослабление маниакального
контроля над — 279.
— отрицание его — 163.
— разрушение в фантазии — 284.
— термин — 283.
См. также Гармония внутренняя
Внутренняя часть себя
(телесная) — 156.
— боязнь атак на — 74.
— знание о — 77.
— разрушенная — 79.
— садистические импульсы
против — 143.
— символизация ее — 73.
Вода — 68; 69; 71; 72.
— боязнь намочиться — 48.
— разбрызгивание — 50.
Возмещение — 49; 140; 121; 213; 243.
— влечение к — 243.
— желание — 217; 243.
— повреждений — 187;
— у матери — 224.
— ущерба — 30; 121; 147; 236; 241; 297.
См. также Репарация
Война
— внутренняя — 156; 157; 251.
— [Первая мировая] — 10 прим.; 99.
«Волшебная мамочка» — 10; 12
прим.; 16.
Волшебная палочка — 10.
Волшебник — 62.
«Волшебное слово» [опера] — 20;
26; 90.
Волшебство — 69; 70.
Воображение — 59; 71; 74; 130; 185;
209; 236; 251.
— торможение его — 234 прим.
Воодушевление
— при скорби — 274.
Воспитание (воспитательное
влияние) — 52; 180.
— анализ ребенка как часть его — 125.
— советы — 191—197.
— трудности — 188.
Восстановление — 30; 94; 122; 140;
147; 170; 175; 186; 210; 217; 225; 244;
245; 262; 265; 267; 268; 270; 274; 281;
282; 290; 291; 294; 298.
— влечение к — 243.
— желание — 121 прим.; 186; 219.
— и Супер-Эго — 131; 151.
— рисование как — 30; 94.
— способность к — 131; 153.
— тенденции к — 121; 171;
— и сублимация — 121 и прим.
Восхищение — 220; 222; 231; 237;
238; 239; 245; 246; 249; 270; 275; 298.
Вред — 8; 48; 49; 89; 131; 196; 204;
213; 227; 269.
Всемогущество (чувство,
переживание) — 268; 270
— мысли — 121 прим.
— пенис как средство — 76.
— при мании — 162; 163; 171; 268; 271.
— фантазии о — 210; 265; 267.
— и садистические импульсы — 267.
Вскармливание грудью см.
Кормление грудью
Предметный указатель
323
Вскармливание из бутылочки — 43;
44; 188; 189; 197; 209 прим.
— отучение от — 189; 197.
См. также Бутылочка
Выбор
— любовного партнера — 230—231.
— объекта — 120.
Выпадение прямой кишки (prolapsus
ani) — 44; 48 прим.
Выталкивание — 279.
Вытеснение — 74; 77; 132; 231;
234 прим.; 236; 290.
— отличие от ранних защит — 40; 55.
— сексуальных желаний — 234.
— устранение путем анализа — 52.
— фантазий — 14; 15.
— мастурбационных — 14.
Гармония (гармоничные отношения)
— внутренняя — 261; 262; 270; 282;
292; 298.
— ребенок и родители — 249; 251.
— Супер-Эго и Ид — 76; 103.
— [супружеская] — 225; 226.
Геморрой — 44; 48 прим.
Г ениталъностъ — И.
— и Супер-Эго — И; 18.
Гениталии — 170; 171; 192; 195; 196;
204; 212; 217; 218; 219; 289.
Генитальная позиция/стадия/
уровень / организация / ступень —
11; 15; 18; 49; 105; 117; 118; 123; 124.
— и преодоление садизма — 26; 89.
— раннее (преждевременное)
развитие — 45; 49.
Генитальное либидо — 104; 123.
Генитальное удовольствие — 192.
Генитальные импульсы/тенден¬
ции / инстинкт / переживания /
желания — 39; 117 прим.; 118; 120;
210; 212; 217; 218; 243.
География
— нарушение интереса к ней —
74 прим.
Гиперактивность — 163.
Гиперкинезия — 53; 60.
Гипоманиакальные состояния — 144.
Гипоманическая личность — 270.
Глупое поведение — 53; 60.
Гнев — 186; 187; 193; 211.
Голос матери — 21; 87; 166; 194; 230.
Гомосексуальность у женщин
— и отношение с матерью и
сестрами — 212.
Гомосексуальность у мужчин
— и генитальные желания по
отношению к отцу — 212.
Гомосексуальные тенденции — 239;
240 и прим.; 242; 288.
Гордость — 77.
Горе —216; 260; 261; 276; 277; 279;
280; 282; 290; 291; 292.
— и вина — 154.
— и депрессивная позиция — 271.
— и маниакальный контроль — 279.
— и скорбь — 276.
Грудное вскармливание см.
Кормление грудью
Грудь(и) матери — 173; 180; 181; 188;
191; 197; 199; 209 прим.; 232; 234; 242.
— атаки на/деструктивные
импульсы — 72; 120; 131; 210; 260.
— враждебные — 184.
— желание искусать, разорвать
ее — 210.
— желание сожрать ее — 39; 119.
— и депрессивная позиция — 271.
— и пенис отца — 74.
— и ревность — 68.
— игра с — 194.
— как добро и зло — 182.
324
Предметный указатель
Грудь(и) матери [продолжение]
— как источник радости, красоты и
обогащения — 246.
— как источник хорошести и
красоты — 242.
— как объект скорби — 260.
— как объект фантазий — 181; 182;
184; 210.
— как прототип хороших и плохих
объектов — 143.
— маниакальный контроль над
ней — 174—175.
— ненависть к — 181; 182.
— обладание ею — 182.
— отлучение от нее см. Отлучение
от груди
— отношение ребенка к — 207; 234.
— «плохая(ие)»/фрустрирую-
щая(ие) — 172; 182; 210.
— потеря ее для ребенка — 174; 175;
188; 270; 282.
— преследующая — 172 прим.; 182;
266.
— привязанность к ней — 153; 185;
190; 213; 232.
— садистические / деструктивные
импульсы против — 143; 260.
— [символы ее] — 59; 72; 122; 131;
242.
— страх ребенка перед — 41.
— стремление к/желание —182; 197;
209; 209 прим.
— фиксация на ней — 173.
— фрустрация от нее — 99; 210; 212;
260.
— «хорошая(ие)»/
удовлетворяющая (ие) —
172 прим.; 175; 182; 183; 184; 191;
209; 225; 243; 246; 266.
— «хорошая» и «плохая» — 143;
172 прим.; 180; 182.
— интроекция ее — 187.
См. также Кормление грудью;
Сосание груди; Сосок
Грусть — 154; 155; 158; 159; 247; 253;
261; 262; 264; 265; 270; 272; 274; 275;
276; 278; 279; 287; 290; 291.
— защиты против — 286; 288.
— и вина — 253; 277.
— по поводу смерти интернализиро¬
ванных родителей — 169; 171.
— по поводу смерти матери — 286;
289.
«Давать» и «получать»,
способность — 254.
дверь(и) — 21; 69; 87; 92.
— интерес ребенка к — 45; 47; 48; 50.
девочка(и)
— базовая инфантильная ситуация
опасности/страха — 29; 85—86;
90; 93.
— боязнь остаться одной — 29; 93.
— боязнь потерять объект любви —
29; 86; 93.
— желание иметь детей — 222.
— желание смерти братьев и
сестер — 223; 276.
— зависть к пенису брата — 276.
— отношение к сестрам — 241.
— отрицание отсутствия пениса — 162.
— переход интереса от соска на
гениталии отца — 212.
— ревность к братьям и сестрам —
223.
— соперничество с братьями и
сестрами — 223.
— страх перед объединенными
родителями — 93.
— тревога/страх, эквивалентная
кастрационной — 29; 92—93; 95.
— установка к братьям и сестрам —
223.
— фантазии о содержимом тела
матери — 222.
девочка: ее тело
— боязнь атаки матери / разрушения
тела — 29; 93.
Предметный указатель
325
девочка: отношение с матерью
— бессознательное желание смерти
матери — 189.
— боязнь (тревога) о том, как бы
мать не украла содержимое ее
тела — 29; 93.
— боязнь потери матери — 29.
— желание занять место матери — 8;
212; 220.
— желание занять место отца — 212.
— желание кастрировать мать — 8.
— желание разрушить мать — 29; 30.
— желание ранить мать — 8.
— желание разрушить мать и
тревога — 30—31.
— желание украсть ребенка у
матери — 8.
— желание украсть содержимое
материнского тела (пенис отца,
фекалии, детей) — 29; 93.
— и отношения к своим детям у
женщины — 222.
— и отношения с мужчиной у
женщины — 208.
— и отношения с отцом — 208.
— и ревность девочки — 13.
— и интроецированный образ матери,
вселяющий ужас в девочку — 29.
— любовь к матери — 212; 213.
— ненависть к матери — 212; 218.
— обиды по отношению к матери —
212; 241.
— отворачивание от матери —
И прим.
— отражение в игре девочки — 13.
— ревность к детям матери — 276.
— садистические желания по
отношению к матери — 218.
— сексуальные желания по
отношению к матери — 212.
— соперничество с матерью за
любовь отца — 218.
— тревога по поводу наказания со
стороны матери — 189.
— тревога по поводу смерти
матери — 189.
— чрезмерная любовь к матери — 188.
девочка: отношение с отиом
— агрессивные фантазии против
отца — 218.
— желание детей от отца — 212; 217;
222.
— желание занять место матери в
любви отца — 8; 212.
— желание занять место отца в
отношениях с матерью — 212.
— желание кастрировать отца —8.
— желание ранить отца — 8.
— и имаго отца — 8.
— ненависть к пенису отца — 215.
— отец как защищающая и
помогающая фигура — 208; 216.
— соперничество с матерью за любовь
отца — 218.
— установка восхищения по
отношению к отцу — 222.
— фантазии об опасности гениталий
отца — 217—218.
— фантазии об исцелении гениталий
отца — 217.
— фрустрация отцом генитальных
желаний девочки — 217.
Дезинтеграция — 152; 153; 287.
— страх ее — 268.
— у депрессивного больного — 155.
— у параноика — 155.
Делинквентность — 133.
Демон — 203.
Деньги
— потеря их 247 прим.
Депрессивная позиция — 140; 155;
163; 170; 173; 177; 258; 263; 264; 265;
266; 271; 280; 290.
— и защитные механизмы (борьба
с) _ 159; 160; 164;175;176;177;
264 и прим.; 265; 268; 275; 290.
326
Предметный указатель
Депрессивная позиция [продолжение]
— и либидинозное развитие —
264 прим.
— и маниакальная позиция — 171;
175; 177; 265.
— и маниакально-депрессивные
состояния — 260.
— и навязчивая позиция — 177.
— и параноидная позиция — 140; 155.
— и потеря любимого объекта —
173—174.
— и преследование — 265.
— и скорбь — 260; 271; 281; 282; 291.
— и сновидения — 170; 171.
— и страх потери хороших
объектов — 261; 264.
— и тоска по любимому объекту —
265; 280.
_ и Эго — 164; 263; 265; 266; 270;
290.
— и эдипова ситуация — 261.
— [концепция] — 160; 260; 264; 265.
— преодоление ее — 141; 170; 175;
176; 263; 264; 270; 290; 291; 292.
— и репарация — 170.
— неуспешное 290.
— проработка ее — 171; 177; 264.
— ранняя — 264; 282; 292.
— и тревога — 269.
— у нормального ребенка — 171—
172; 268; 272.
Депрессивная(ые) тревога(и) —
156; 265; 266 прим.
— и желание совершенства 153.
— и Эго — 265.
Депрессивные ипохондрические
симптомы — 156 и прим.
Депрессивные механизмы
— и анальная стадия — 147.
Депрессивные состояния — 144; 158;
160; 175; 260; 282.
— генезис — 160.
— и мания — 144.
— и неврозы — 144.
— и паранойя — 144; 160.
— и пограничные расстройства — 144.
— и суицид — 161.
— переживания в младенчестве —
260.
Депрессивные черты — 144; 159.
— смешанные с параноидными —
159; 161; 284.
Депрессивный больной
— интроекция у — 156.
— отличия от параноика — 152; 156.
— переживания дезинтеграции — 155.
— самоупреки — 154.
— содержание тревоги — 152; 156.
Депрессия (состояния/переживания
депрессии) — 153; 155; 158; 160; 171;
180; 229; 270; 289; 290.
— глубокая (тяжелая) — 6; 27; 91;
158; 164.
— и боязнь приютить умирающие
объекты — 148.
— и грусть — 158; 159; 289.
— и паранойя — 152; 155.
— и тревога — 153; 160 и прим.
— склонность к, у менструирующей
женщины — 204.
— у взрослых — 148.
— у детей — 148; 188;
— преодоление ее — 262.
— чрезмерная — 186.
Депривация — 59; 188; 241; 254; 274;
276.
Деструктивность (деструкция) —
71; 74; 122; 132; 143; 157; 263; 265;
269; 284.
— своей сексуальности — 230.
— собственного пениса — 76; 122; 219.
— тревоги по поводу собственной —
289.
Деструктивные тенденции /
импульсы / желания / побуждения /
Предметный указатель
327
инстинкты — 49; 50; 90; 99; 104; 110;
116; 119; 120; 125; 131; 151 прим.; 168; 173;
180; 185; 186; 207; 208; 209; 210; 213;
220 прим.; 228; 229; 246; 249; 260; 270.
— и вина — 185.
— и либидинозные импульсы — 105;
116.
— слияние с либидинозными —
104; 114 прим.; 119.
— и реактивные тенденции — 30.
— и страх — 246.
— и тревога — 104; 114 прим.; 131.
— защита против них — 45; 47; 55.
Деструктивные фантазии — 121;
184; 185; 210; 249; 260; 265; 267.
Дети см. Ребенок
Дети внутри матери — 49.
— агрессия против / атаки / нападения
на них — 68; 89; 167; 244;
260—261.
— желание найти их — 39; 167.
— желание присвоить / украсть
их — 8; 29.
— желание разрушить/съесть
их — 121.
— умирающие, интернализация
их — 169.
— уничтожение их — 288.
— фантазии девочки о — 222.
Детский анализ см. Анализ ребенка
Дефекация / исторжение фекалий —
183.
— как исторжение инкорпорирован¬
ного объекта — 120.
— как помеха родительскому
совокуплению — 157.
Джеральд, пациент см. Лист пациентов
Джон, пациент см. Лист пациентов
Джордж, пациент см. Лист пациентов
Диарея — 157; 158.
Дик, пациент см. Лист пациентов
Диссоциация — 54; 61.
Дистресс — 247; 260; 264; 274; 281;
282.
Дисциплина — 238.
— потребность в ней 151 прим.
Добро — 182; 295; 297; 298.
— грудь матери как — 182.
— пища как — 295.
Доброжелательность — 89; 124;
125; 177; 182.
Доверие — 125; 131; 175; 176; 187; 191;
206; 231; 238; 249; 251; 252; 262; 263;
266 прим.; 267; 271; 274; 281; 282; 291.
Дон Жуан — 229.
Дружба — 212; 232; 235; 236; 239—
242; 250; 254; 272.
— способность к, у женщины — 240.
Дружелюбие — 187; 196; 213; 252; 255.
Дядя — 237.
Еда!пища — 199; 232.
— как добро — 295.
— отвержение / отказ от — 44; 189.
— отказ кусать 44.
— при отлучении от груди 197; 199.
— [привередливость в] — 189.
— торможение в отношении ее — 156.
— тревога по ее поводу — 156.
— трудности при ее приеме у
маленьких детей — 146; 189.
Жадность — 157; 158; 198; 207; 228;
233; 241; 242; 243; 253; 254; 260;
287; 295.
— и накапливание знаний — 80.
Жалость — 26; 118; 246.
Желание(я)
— атаковать тело матери — 243.
— быть любимым — 125.
— быть со всеми в хороших
отношениях — 198.
328
Предметный указатель
Желание(я) [продолжение]
— вбирать внешнее добро — 295.
— возбудить ревность в девочке, у
матери — 13.
— возмещения — 213; 217; 243.
— выгнать других из дома —
247 прим.
— деструктивные см.
Деструктивные тенденции
— знаний — 73.
— играть — 12 прим.
— иметь младенцев — 222.
— исполнение — 4; 5; 6; 7; 8; 9; 10;
12; 15; 125.
— и идентификация — И.
— и персонификации — 13; 15.
— исследовать тело матери — 244.
— к матери, ранние — 216; 221; 229;
239; 243; 244; 245; 290.
— к отцу — 221.
— коллекционировать предметы — 79.
— контролировать объект — 268.
— любви — 247.
— матери ускорить развитие
ребенка — 195.
— наказания — 27.
— наказать мать — 276.
— перевернуть отношения
«ребенок—родитель» — 269.
— пищи — 119; 232.
— примирения с первоначальными
объектами нашей любви и
ненависти — 299.
— помогать другим людям — 122.
— противоречивые — 220 и прим.
— разрушать — 25; 29; 30; 49; 87;
94; 121.
— ребенка сравняться по достиже¬
ниям со взрослыми — 269.
— рождать детей, у мальчика — 225.
— садистические — 71; 94; 148; 218;
225; 288.
— сделать себя понятным для
других — 50.
— сексуальные — 212; 217; 230; 231;
232; 234; 237.
— смерти братьев и сестер — 223;
273; 276.
— смерти матери — 186; 189; 210;
228.
— смерти ребенка, у матери — 228;
275.
— смерти родителей — 168; 273.
— собственничества — 222.
— совершенства — 153.
— совершить репарацию / исправить
(восстановить) поврежденный
объект/сделать что-нибудь
хорошее — 30; 94; 121 прим.; 130;
186; 187; 215 прим.; 219; 221 прим.;
223; 244; 246; 248; 254; 265.
— сожрать грудь матери / объект —
39; 146:182; 210.
— сосать
— грудь — 44.
— пенис — 74.
— сохранить мать — 233.
— сохранить и спасти родитедей —
298.
— съесть и разрушить пенис — 49.
— триумфа над объектом — 270.
— украсть содержимое материнского
тела — 29; 93.
— унизить — 168.
— успеха — 269.
— утешения / поддержки — 43; 240.
— фрустрация / неудовлетворение —
143; 208; 217; 218.
Жена
— и разделение интересов с
мужем — 219.
— осуществление желаний у — 225.
— отношения мужчины с 219—220;
229—230.
Женщина
— беременная см. Беременная
женщина
Предметный указатель
329
— боязнь быть ограбленной плохой
матерью — 272.
— желание восстановить собственное
разрушенное тело — 30; 94.
— желание смерти матери — 228.
— желание смерти ребенка — 228.
— идентификация с подругой — 241.
— идентификация со своей
матерью — 225.
— материнская установка к
мужчине — 216.
— менструирующая — 204.
— неспособность заботиться о
детях — 227.
— отношение к ребенку и отношения
со своей матерью — 222.
— отношения с мужем — 218.
— ранняя любовь к отцу — 231.
— смешение материнской и дочерней
установок — 240.
— способность к дружбе — 240.
— [страх, что ее гениталии
опасны] — 218.
— установка к отцу и мужу — 217;
218.
— фантазия об ограблении матери —
272.
Жертва — 52; 150; 224.
— способность к, в любви — 214;
216.
— стремление принести — 213; 214.
— чувство — 150.
Жестокость — 10 прим.; 118; 120;
224 прим.; 244; 247; 265.
— у Супер-Эго — 110; 116; 117;
Живот — 22; 88;
— мир как — 59; 60.
— представление о маленьком
человечке в — 157.
Забота — 159; 164; 213; 214; 246.
— материнская — 191; 194; 209; 213;
222; 223; 240; 241; 296.
— неспособность к — 227.
— об аналитике — 158.
— о безопасности объекта — 164.
— о матери — 170.
— о родителях — 159; 165; 169.
— о «хорошем»/любимом
объекте — 159; 213.
Зависимость — 47; 162; 213; 227;
280; 298.
— и репарация — 280.
— и слабость Эго — 177.
— и страх смерти любимого
объекта — 228.
— и уклонение от ответственности —
228.
— от любимых объектов — 162; 266.
— от матери — 149 прим.; 229.
— ребенка, от родителей — 223.
— страх перед ней — 229; 233; 253.
Зависть — 241; 254.
— к пенису брата, у девочки — 276.
Замещение — 253; 297.
Затруднения
— в еде — 189.
— ранние эмоциональные — 236.
Защит(а)ы / защитные
механизмы — 9; 55; 106; ИЗ; 115; 117;
118; 140; 143; 147; 150; 159; 160; 226;
230; 252; 264 прим.
— взаимодействие их — 276.
— деструкция объекта как — 164.
— и депрессивная позиция — 160;
164; 171; 177; 264; 265; 292.
— и изменение отношения к
объекту — 145.
— и пенис — 55.
— и тревога — 40; 143; 152; 159.
— и фиксации — 264 прим.
— и Эго — 150.
— и эдипов конфликт — 55.
— маниакальные см. Маниакальные
защиты
330
Предметный указатель
Защит(а)ы/защитные механизмы
[продолжение]
— навязчивые см. Навязчивые
защиты
— неэтичные и асоциальные — 118;
132.
— параноидные см. Параноидные
защиты
— при депрессии — 160; 229.
— при маниакально-депрессивных
состояниях — 160; 292.
— при паранойе — 144; 145; 160.
— при скорби — 292.
— против боязни / страха
преследователей — 143; 265.
— против вины — 168; 288.
— против внутренних преследова¬
телей — 140; 144; 265; 280.
— против грусти — 286; 288.
— против депрессивной позиции —
159; 264 прим.; 268; 275; 290.
— против деструктивных
импульсов — 45; 55.
— против либидинозных
импульсов — 55.
— против ненависти Ид — 154.
— против одиночества — 288.
— против ответственности — 168.
— против отчаяния — 286.
— против параноидных тревог — 268.
— против садизма/садистических
импульсов — 35; 38; 40; 45; 56; 64.
— против тоски по любимому
объекту — 265.
— против тревоги — 73; 143; 286 прим.
— против фантастических имаго —
130.
— ранние — 40; 55; НО; 116; 131; 143;
147; 160 прим.
— и убийство — 164.
— у ребенка и меланхолика,
отличия — 174.
— формирующие основу морально-
этической установки — 118; 133.
Здоровье психическое см.
Психическое здоровье
Зло — 295; 297; 298.
Знание — 42; 275.
— бессознательное о потере — 211.
— бессознательное уравнивание
узнавания и проникновения — 76.
— возрастание способности
воспроизводить и отношение к
собственному телу — 77.
— возрастание способности
усваивать и тело матери — 77.
— зависть к — 276.
— жажда его — 41; 73.
— торможение — 72.
— и жадное скапливание — 80.
— и коллекционирование — 80.
— и отношение к телу матери — 73.
— инстинкт — 76.
— [о менструации, у ребенка] —
203—204.
— процесс усвоения — 65; 263.
Зубы — 49.
— как оружие садизма — 23; 87; 120.
— прорезывание — 185.
Игра (игровая деятельность) — 4; 5;
6; 8; 13; 118; 186.
— аналогия со сновидениями — 5.
— выражение сексуальных фантазий
и желаний в ней — 234 прим.
— и агрессия — 215 прим.; 236.
— и исполнение желаний — 5; 6; 8;
9; 10; 12; 15.
— содержание идентично ядру
маетурбационных фантазий — 5.
— и реальность, установка ребенка
к _ 13; 14; 15.
— как борьба между Супер-Эго и
Ид — 9.
— механизм изобретения и
распределения персонажей — 5.
Предметный указатель
331
— неспособность к, у шизофреничных
детей — 5.
— параноидные черты в ней — 6.
— персонификация в — 8; 9; 13; 16; 17.
— [ролевая] с аналитиком см.
Аналитик
— торможение в — 9; 14; 46.
— у нормальных детей — 15.
— у ребенка с неврозом
навязчивости — 9; 15.
— удовлетворение от, в результате
анализа — 12 прим.
См. также Анализ игры; Игра с
куклами; Кукла
Игра с куклами — 8; 222.
См. также Кукла
Игруьика{и) — 43.
— в анализе ребенка — 47; 48; 75.
— как репрезентации родителей —
122; 131.
— как Супер-Эго — 9.
— равнодушие ребенка к — 45; 46.
— [репрезентация отца] — 49.
См. также Кукла
Ид — 7; 116; 148; 153.
— атаки против «хороших»
объектов — 156.
— деление инстинктов в — 116.
— жестокость — 151.
— и воображаемое опустошение — 76.
— и Супер-Эго — 6; 9; 13; 76; 103.
_ и Эго — 6; 7; 8; 10; 12; 52; 75; 77;
78; 146; 150; 154; 163.
— боязнь его со стороны Эго —
162.
— идентификация Эго с — 161.
— ненависть Эго к Ид — 154.
— ненависть — 150; 154.
— ненависть субъекта к — 161.
— опасность, исходящая от него —
163; 169.
— отрицание его импульсов — 164.
— персонификация в игре — 6; 8;
10; 16.
— представленное куклой — 9.
— рак (болезнь) как — 158.
— садизм — 6; 7; 75.
— страх перед — 77.
— угроза объектам — 148; 264.
Идеализация — 238; 266 и прим.;
267; 270; 273; 274.
— и недоверие 264 прим.
Идеализированная(ые) фигура(ы)/
объекты — 238; 273; 274.
Идентификациями) — 10; И; 12; 15;
47; 137; 140; 141; 158; 159; 204; 214;
246; 253; 275.
— желание — 6.
— женщины с подругой — 241.
— женщины со своей матерью — 225.
— женщины своими детьми — 225.
— и исполнение желаний — И.
— и конструирование Эго — 12.
— и реальность — 10; 17.
— и репарация — 214; 241.
— и символизм — 40.
— и Супер-Эго — И.
— и тревога — 8; 17; 41.
— и чувство вины — 223; 241.
— матери с ребенком — 224; 225.
— мужчины с другом — 242.
— мужчины с идеалом отца — 226.
— мужчины со своей женой — 225.
— мужчины со своими детьми — 226.
— неспособность поддерживать — 176.
— органов тела с интернализирован¬
ными братьями и сестрами — 159.
— с матерью — 224; 225.
— как целостной личностью, у
ребенка — 173.
— с объектом — 49; 145; 146; 147;
153; 154.
— любимым — 152; 162; 214.
— «плохим» — 151; 161.
— подвергающимся атаке — 45.
— умирающим — 148.
— «хорошим» — 147; 152; 156; 161.
332
Предметный указатель
Идентификация(и) [продолжение]
— с родителями в половом
сношении — 163 прим.
— у параноика — 154.
— Эго с Ид — 8; 161.
Изгнание
— инстинкта смерти — 115.
— интернализированных
преследователей — 144.
— менструирующей женщины — 203.
— механизм — 147.
— объекта — 147.
— садизма — 40; 48.
Изобретатель — 297.
Имаго — И; 12.
— активизация благодаря анализу —
17.
— благотворные и помогающие — 118.
— доброжелательные — 18.
— защита от фантастических — 130.
— и реальные объекты — 15; 118; 145.
— и садизм — 117.
— и Супер-Эго — 12.
— и Эго — 143.
— интроекция нереальных — 130.
— любимые и ненавидимые — 267.
— полезные — 105.
— помогающие — 9; 99.
— пугающие — 118.
— расщепление — И прим.; 175; 176;
267.
— угрожающие и наказывающие — 14.
— унификация — 271.
— чрезмерно «плохие» — 173.
— чрезмерно «хорошие» — 173.
Имаго матери — 99.
— расщепление на «плохую» и
«хорошую» — И прим.
Имаго оти,а — 8.
— агрессия на — 106 прим.
Импотенция см. Потенция,
нарушение
Инкорпорация см. Интроекция
Инстинкт жизни — 115; 119.
Инстинкт (потребность в)
самосохранения — 208; 232; 247.
Инстинкт смерти — 115; 116; 119.
Инстинкты
— агрессии см. Агрессия
— знания — 76.
— слияние см. Слияние инстинктов
Интеграция — 261; 264; 271; 272;
297; 298.
См. также Дезинтеграция
Интеллектуальное развитие —
180; 184; 233; 262 прим.; 270; 282.
Интеллектуальное(ые)
торможение(я) — 39; 64; 67; 74;
79; 80.
— и психотические механизмы —
80—81.
— их разрешение — 67; 78.
— механизмы — 67; 78; 79.
Интеллектуальные способности —
198.
— снижение 79.
Интерпретация — 51; 76; 165; 285;
286; 287; 288.
— и тревога — 17; 29.
Интрапсихический конфликт см.
Конфликт
Интроекция / интернализация /
инкорпорация — 130; 137; 140; 144;
146; 171; 182; 261; 264; 279; 283; 294;
295; 306.
— внешнего мира — 187.
— груди матери — 182; 187.
— значение для патологического
развития — 149.
— и каннибалистические
импульсы — 144; 175.
— и проекция — 143; 264; 279; 283;
294; 295.
— и психотические позиции — 171.
Предметный указатель
333
— и страх преследования — 264.
— и тревога 39; 146; 164.
— и фантазия о сохранении
объекта — 146.
— матери — 187.
— нарушение функции — 146.
— окружения ребенка — 187.
— орально-садистическая/
оральная — 39; 117.
— отца — 8.
— переход от интроекции частичного
объекта к целостному — 174; 176.
— пениса отца — 49.
— «плохого» объекта — 164.
— при депрессии — 156.
— при меланхолии — 137; 144; 283.
— при паранойе — 156.
— при скорби — 283.
— родителей — ИЗ; 169; 286.
— «хорошего» объекта — 146; 147;
154; 156; 164;174.
— целостного объекта — 152; 174;
175; 176; 264; 266.
— частичных объектов — 155; 156;
174;176.
Интроецированный(е) /
интернализированный(е) /
инкорпорированные / внутренние
объект(ы) — 130; 177; 261; 267; 283.
— бегство к «хорошему» — 177;
266 прим.; 290.
— боязнь их — 49.
— вера Эго в их
доброжелательность — 177.
— и Супер-Эго — 283.
— контроль над ними — 77; 163; 170;
171; 175; 265; 268; 269; 270; 271;
277; 279.
— любимые — 175; 283.
— тревога по поводу их
смерти — 174.
— мертвые/умирающие — 148.
— невозможность освободиться от
них — 169.
— неспособность поддерживать
идентификацию с ними — 145;
176.
— при суициде — 161.
— приравненные к фекалиям — 145.
— свобода их — 279.
— смерть их — 171; 174.
— триумф над ними — 270.
— частичные — 145; 174.
— стремление сохранить — 152.
Инфантильная ситуация
страха — 85; 86.
Инфантильные сексуальные
теории — 39; 120.
Ипохондрические тревоги — 157;
159; 160; 164; 170; 171.
Ипохондрические страхи — 54; 61; 70.
Ипохондрия — 159.
— симптомы 156 и прим.; 158
Искусство — 27; 91; 244; 245.
Исправление — 94; 159; 170.
Испражнения см. Экскременты,
Фекалии, Моча
Исследование — 50; 76; 245.
— влечение к — 243; 244.
— и агрессия — 244.
— и любовь — 245.
— и проникновение — 73.
— интерес к — 243; 244.
— тела матери — 56; 243; 244.
Исследователь — 228; 243; 244;
245; 248.
Каннибализм — 146; 152.
— и инкорпорация объекта — 164; 175.
Каннибалистическая фаза — 119; 306.
Каннибалистические импульсы —
144.
Каннибалистические фантазии —
119; 173; 175; 185; 306.
Капризность — 61; 189.
334
Предметный указатель
Карандаш — 49; 67; 71; 72; 73; 94;
122; 131.
— как пенис мальчика — 71; 122; 131.
— как пенис отца — 122; 131.
Кастрационная тревога — 29.
— и менструация — 203.
— у мальчика 25; 29.
— эквивалентная у девочки — 29; 92.
Кастрационный комплекс (комплекс
кастрации)
— и отрицание — 162.
Кастрация
— ассоциации с обезглавливанием —
167.
— боязнь /страх ее, у мальчика —
25; 31; 86; 93; 289.
— как ситуация опасности — 24; 86.
— родителей в фантазии — 8.
Кататония — 61.
Катексис — 137.
— тревоги — 13.
— вины — 13
Клиническая психиатрия
— позиция в отношении диагноза
шизофрении — 53; 59.
Коитус/половой акт родителей —
23; 88 прим.; 168; 169.
— агрессивные фантазии против —
167.
— деструктивный — 148; 284.
— детские фантазии о — 13; 39; 45;
168; 169.
— желание разделить родителей —
168; 170.
— идентификация с ними —
163 прим.
— опасный — 163; 168; 169; 170; 286;
288; 289.
— присутствие ребенка при — 196.
— садистическое представление
о _ 148; 150.
— тревога по его поводу — 168.
См. также Родители
совокупляющиеся
Колдуны — 144.
Коллекционер — 228; 297.
Коллекционирование — 79, 80.
Комплекс неполноценности — 211.
Компулъсия / компулъсивный — 26;
77; 78; 79; 80; 104; 131; 192 и прим.; 268.
Конструктивная деятельность —
186; 294; 297.
Конструктивные способности —
105.
Конструктивные тенденции I
интересыIпереживания — 122; 214;
215 прим.; 247; 254; 268; 269; 271.
— и ослабление садизма 131.
Конструктивные фантазии — 265.
Конфликтны) — 185; 189; 210; 211;
212; 223; 228; 231; 235; 237.
— анализ его/их — 52.
— бегство от — 198.
— глубокие и беспокоящие — 173;
185; 199; 220 прим.
— и Эго — 147; 162; 174.
— интрапсихический, смещение во
внешний мир — 13; 16; 235; 236.
— между любовью и ненавистью —
175; 185; 211; 213; 221 прим.; 227;
228; 236.
— между Супер-Эго и Эго — 298.
— преодоление / разрешение их —
199; 228.
— ранние — 236; 241; 298.
— чрезмерно сильные — 189.
См. также Эдипов конфликт
Кормилица — 43; 44.
См. также Няня
Кормление грудью — 174; 197;
209 прим.
— важность его — 197.
— и игра с грудью — 194.
Предметный указатель
335
— и контакт матери с ребенком —
190; 194.
— и развитие — 198.
— отсутствие удовлетворения
от — 253.
— советы при — 184; 191.
— трудности при — 43; 44.
— удовольствие при — 181; 183.
См. также Вскармливание из
бутылочки
Красота — 30; 94; 242; 245; 246;
254.
Креативность / креативный — 244;
278; 297.
— и вина — 246.
— и любовь — 280.
Криминальная личность — 117; 129.
Криминальное поведение — 131.
Криминальность
— и паранойя — 131.
— и психоз — 128.
Криминальные тенденции/крими¬
нальное развитие — 128; 129; 130.
— и дефект характера — 107.
Кровать — 8; 165; 168; 189.
— как символ матери — 25; 88.
Кровотечение — 158.
— ассоциация с аналитиком — 158.
См. также Менструация
Кровь — 157.
— ассоциация с аналитиком — 157;
158.
— и диарея — 157; 158.
— матери — 72.
— «хорошая» и «плохая» — 158.
См. также Менструация
Кукла — 8; 222.
— игра с — 8; 222.
— как Ид — 9.
Культура
— и смещение любви — 233.
Культурное развитие
— способность к — 221 прим.
Кусание — И; 21; 22; 39; 89; 131; 165;
167; 185; 210.
— пищи — 44; 45.
— тревога по поводу — 156.
Латентный период — 124 прим.
— и развитие либидо — И.
— и развитие Супер-Эго — И.
— и требования реальности — 12.
Лепка — 246.
Лесть — 239.
Либидинозная привязанность — 153.
Либидинозная фиксация см.
Фиксация
Либидинозное развитие — И.
— и депрессивная позиция —
264 прим.
Либидинозное удовлетворение — 10.
Либидинозное удовольствие — 39.
Либидинозные фантазии — 41; 119;
212.
Либидинозные инстинкты/
желания I побуждения I интересы —
41; 64; 119; 123; 146; 212; 264 прим.
— защита против — 55.
— и деструктивные инстинкты —
105;116.
— слияние — 104; 115 прим.; 119.
См. также Либидо
Либидо — И; 64; 85; 105; 115; 123;
145; 259.
— генитальное см. Генитальное
либидо
— и деструктивный инстинкт — 119.
— и инстинкт смерти — 115.
— и Супер-Эго — 12 и прим.; 104.
— нарциссическое — 115.
— перемещение ото рта к
гениталиям — 192.
336
Предметный указатель
Либидо [продолжение]
— предиспозиция — 150.
— прегенитальное см.
Прегенитальное либидо
— развитие путем анализа — 52.
— рассеивание — 259.
— регресс при паранойе — 56;
70 прим.
— связанность с потерянным
объектом — 259; 278.
— у преступника — 132.
Личность — 76; 79; 104; 115; 123;
124; 125; 153; 173; 185; 187;195; 207;
208; 210 и прим.; 217; 220; 223; 229;
232; 233; 236; 237; 242; 244; 249;
254; 255; 270; 282; 291.
— гипоманическая — 270.
— доброжелательные импульсы
в — 124.
— интеграция вины в — 297.
— криминальная/асоциальная —
117; 129.
— маниакальная — 163.
— мать как целостная личность —
см. Мать
— нормальная — ИЗ; 144; 177.
— развитая — 235.
— ребенок как — 194; 226.
— феминная — 240.
Лии,о матери — 183.
Лживость — 79.
Лоно матери см. Утроба матери
Любимый(е) объект(ы) см.
Объект(ы) любви
Любовь — 13; 44; 132; 146; 148; 153;
159; 206; 207; 208; 209; 213; 215; 218;
219; 221 прим.; 222; 223; 225; 228;
229; 231; 232; 234; 236; 237; 238; 239;
240 и прим.; 244; 245; 246 —248;
249; 251; 252; 253; 254; 260; 262;
266 прим.; 276; 279; 280; 291; 296.
— боязнь/страх потерять — 29; 93.
— вера в — 26; 90.
— выбор любовного партнера —
230—231.
— женщины к ребенку — 222.
— значение ранних импульсов —
216 прим.
— и безопасность — 208; 232; 260.
— и вина — 213; 223; 228; 246.
— и желание сожрать объект —
146; 148.
— и идентификация — 214; 246.
— и ненависть — 132; 148; 159; 207;
209; 214 прим.; 221; 237; 249;
266 прим.; 271; 280.
— баланс — 269; 280; 290.
— конфликт — 154; 174; 175;
180; 209; 211; 213; 213;
221 прим.; 227; 228; 298.
— разделение — 236; 237; 238;
266 прим.
— и ранняя привязанность к
матери — 232.
— и репарация — 213; 216;
220 прим.; 221; 223; 227; 254.
— и страх — 228.
— и тревога — 140.
— к матери — 158; 159; 188; 213;
233; 234; 277; 289; 290; 296.
— деструктивная — 229.
— жадная — 146; 229.
— оральная — И прим.
— к объектам, реальным и интерна¬
лизированным — 153; 176; 267;
281.
— к потерянному объекту — 291.
— к родителям — 211; 215 прим.;
235; 238; 242; 252.
— матери к ребенку — 191; 222;
224; 225; 240; 247; 296.
— необходимость сохранить, у
подростка — 237.
— неспособность к — 211.
— отрицание ее — 227; 229; 290.
Предметный указатель
337
— подавление ее — 227.
— родителей — 253.
— смещение ее на вещи — 227—
228; 242; 291.
— соперничество за — 236.
— способность к — 89; 104 прим;
155; 176; 177; 227; 236; 238; 250;
254; 255; 271.
— и агрессия — 214 прим.;
— и репарация — 254.
— у матери — 224.
— способность переносить с одного
объекта на другой — 233; 235;
242; 252; 254.
— способность принимать / стать
объектом — 26; 254.
— у преступника — 132.
Любознательность — 233; 243.
Мальчик
— агрессия против полового акта
родителей — 71; 167.
— атака на объединенных
родителей — 23.
— желание рождать детей — 225.
— кастрационная тревога — 29; 31.
— кастрация как модификация
ситуации инфантильного
страха — 86.
— фантазия об убийстве
родителей — 10.
Мальчик: отношение с матерью
— атака на материнское тело — 22;
243.
— боязнь быть наказанным
матерью — 49.
— генитальные желания по
отношению к матери — 212.
— желание дать детей матери —
220 прим.
— желание коитуса с матерью —
167; 220 прим.; 243.
— желание обладать матерью —
220 прим.
— желание отнять детей у матери —
225.
— негативная установка к матери —
42.
— нежная установка к матери — 50.
— обиды на мать — 219.
— отворачивание от матери — 11 прим.
— сексуальный акт с интернализи¬
рованной матерью — 167; 171.
— символический коитус с матерью —
72.
— фантазия об ограблении
содержимого тела матери — 243.
— фрустрация матерью его
генитальных желаний — 218.
Мальчик: отношение с отцом
— борьба с пенисом отца в теле
матери — 25; 167.
— боязнь кастрации от отца — 25.
— генитальные желания по отношению
к отцу — 212.
— желание убить отца — 220 прим.
— защита отца от опасности — 212.
— интернализированный отец, атаки
на него — 167; 169—170.
— интернализированный пенис отца
как Супер-Эго — 77.
— любовь к отцу — 212.
— ненависть к отцу — 212; 219.
— обиды на отца — 219.
— соперничество за любовь матери —
219—220.
— страх наказания отцом из-за
причиненного утробе матери
ущерба — 89.
— страх перед отцом как
соперником — 230.
— эдипова установка к отцу — 50.
Мальчик: отношения с сиблингами
— фантазия о нападении на младшего
брата — 68.
338
Предметный указатель
Мальчик: тело
— боязнь атак на внутреннюю
часть — 74.
— и понимание и контроль над
собственными психическими
процессами — 77.
— тревога по поводу ужасных и
опасных вещей внутри — 74.
Маниакальная личность — 163; 164.
Маниакальная позиция — 174; 265;
266.
— деструктивный аспект ее — 270.
— и депрессивная позиция — 175;
177; 265.
— и навязчивая позиция — 177.
— и потеря — 276.
— триумф как часть ее — 269; 270;
273; 276.
— у нормального ребенка — 164; 171.
Маниакально-депрессивные
заболевания — 265; 291.
Маниакально-депрессивные состоя¬
ния — 160; 260; 272; 284; 291; 292.
— защиты при — 292.
— и скорбь — 260; 292.
Маниакально-депрессивный
индивид — 292.
Маниакально-депрессивный
психоз — 306.
Маниакальные защиты — 163; 176;
265; 268; 270; 278; 280; 281; 290.
— и навязчивые защиты — 268; 269.
Маниакальные состояния — 144;
274.
Маниакальные черты — 144; 291.
Маниакальный контроль — 268.
— и горе — 279.
— над внутренним миром — 279.
— над грудью — 175.
— над интернализированными
родителями — 170; 171; 175.
Маниакальные фантазии — 175.
Мания — 164; 174; 175; 176; 290.
— и голод по объектам — 164.
— и депрессивные состояния — 144.
— и меланхолия — 162.
— и отрицание — 162; 164.
— и принижение объекта — 164.
— и фазы развития ребенка — 172
прим.
— и чувство всемогущества — 162; 163.
— острая — 163 прим.
Маетурбационные фантазии — 5.
— вытеснение — 14.
— и игра — 5; 15.
— и сублимация — 15.
Мастурбация /онанизм — 192 и
прим.; 195.
— запрет и чувство вины — 44.
— и оральная фрустрация — 192.
— навязчивая — 192 прим.
— советы о — 195.
Материнская грудь см. Грудь
матери
Материнская установка — 216; 223.
Материнские чувства — 224; 224;
231.
Материнское молоко — 72; 80; 181;
185; 191; 232; 260.
Материнское тело
— атаки (нападения) на него — 25;
41; 48; 70; 75 прим.; 121; 131;
145 прим.; 185.
— всеми видами садистического
оружия — 23; 40; 72; 120; 143;
161.
— в анальных фантазиях — 120.
— в уретральных фантазиях —120.
— и чувство вины — 121.
— и моральные и социальные
чувства — 121.
— скрытые — 40.
Предметный указатель
339
боязнь его содержимого — 48.
возвращение похищенного из
него — 80.
воображаемое содержимое — 41;
49; 56.
— боязнь его — 48.
— разрушение его — 56.
— желание завладеть его
содержимым — 29; 39.
— желание сожрать его — 74;
120—121; 143.
— садистические импульсы
против — 45.
— съедобное — 39; 185.
вырезание фекалий из — 47.
дети в нем см. Дети внутри
матери
желание кусать, рвать, резать,
дробить — 39.
желание найти детей в — 39.
желание найти пенис отца в — 39.
желание найти экскременты
в —39.
желание разрушить его — 29; 39.
и жажда знания — 41; 73.
и способность понимать и
оценивать внешний мир — 77.
как место ужасов — 72.
как репрезентант внешнего
мира — 161—162.
как убежище — 49.
пенис отца в нем см. Мать с
отцовским пенисом внутри
садистические импульсы
против — 41; 45; 46.
и остановка
символообразования — 45.
садистическое присвоение его —
56.
страх ограбить его — 73.
страх перед ним — 75 прим.
фантазия об исследовании его —
56; 72; 73; 243; 244.
— фантазия об ограблении его
содержимого — 185; 243.
— фантазия о проникновении в
него — 243.
См. также Вагина, Грудь матери,
Утроба
Мать
— агрессия против, ранняя —
149 прим.
— беременная — 8; 68; 74 прим.
— боязнь ее, у женщины, теряющей
ребенка из-за смерти — 272.
— взаимодействие внутренней и
внешней — 261—262.
— гадкая — 188.
— желание искусать, разорвать
ее — 210.
— желание привязать ребенка к
себе — 228.
— желание ее смерти — 186; 210; 228.
— желание смерти ребенка — 228.
— желание сожрать ее — 39.
— желание ускорить развитие
ребенка — 195.
— забота о ребенке — 213; 223; 241.
— терпение и понимание с ее
стороны — 191.
— зависимость от нее — 227; 229.
— злая, мстительная — 262.
— и смерть ребенка 274—281.
— идеализируемая как гарантия
безопасности — 273.
— идентификация с ребенком — 225,
— интернализированная — 187.
— интроекция ее — 187.
— как объект садистических атак
ребенка — 39; 40.
— как первый объект любви и
ненависти — 207.
— как целостная личность — 172;
173; 174; 183; 184; 185; 187; 191;
209; 213; 234.
— лицо см. Лицо матери
340
Предметный указатель
Мать [продолжение]
— любовь к (любимая) — 158; 159;
230; 237; 296;
— жадная и деструктивная — 229.
— любовь с ее стороны — 223; 240.
— наслаждение от нее — 262.
— невротичная — 189.
— нежная, помогающая — 187; 262.
— независимость от нее — 232—235.
— ненависть к (ненавидимая) — 153;
237; 284; 286; 296.
— образ ее — 153; 261.
— отворачивание от — 224; 229; 239;
243.
— отношение к ней — 175; 261.
— отношение к ребенку — 222; 223;
224; 228.
— вина перед ним — 228.
— помехи в — 223.
— «плохая» — 149; 187.
— смена «плохой» в «хорошую» в
игре — 17.
— привязанность к, — 227; 230; 233.
— ревность к ее детям, у девочки —
276.
— самопожертвование ее — 223.
— слияние с ней при сосании
груди — 174.
— смерть ее 227; 285;
— и страх у мужчины — 284.
— тревога у ребенка — 149.
— соблазнение в отношениях с
ребенком — 196.
— страх зависимости от, у
ребенка — 233.
— страх потерять ее — 188; 233; 248;
270; 282.
— страх смерти ее — 186; 229.
— счастливые отношения с ней —
190; 191; 194.
— тревога у — 195.
— тревожная установка к ребенку —
44.
— удовлетворение от нее — 253.
— установка к сексуальности
ребенка — 195—196.
— фантазии о ее разрушении — 253.
— фантазии о ее спасении — 186.
— фигуры: «мама-гигант»,
«раздавливающая мама»,
«средняя мама», «мама на три
четверти» — 12 прим.
— фиксация на ней у ребенка
— и тревога — 149 и прим.;
— и чувство вины 149 прим.
— «хорошая» — 187.
— смена «плохой» в «хорошую» в
игре — 17.
— чувственное отношение младенца
к — 211.
Мать: отношение с девочкой
— боязнь (тревога) девочки о том,
как бы мать не украла содержимое
ее тела — 29; 93.
— боязнь девочки потерять мать —
29.
— желание девочки занять место
матери — 8; 212; 220.
— желание девочки занять место
отца — 212.
— желание девочки кастрировать
мать — 8.
— желание девочки разрушить
мать — 29; 30.
— желание девочки ранить мать — 8.
— желание девочки украсть ребенка
у матери — 8; 93.
— желание девочки украсть содер¬
жимое материнского тела — 29; 93.
— желание смерти матери у
девочки — 187.
— и ревность девочки — 13; 218.
— к детям матери — 212; 276.
— интроецированный образ матери,
вселяющий ужас — 29.
— любовь девочки к матери — 212.
Предметный указатель
341
— ненависть девочки к матери —
212; 213.
— обида девочки на мать — 212; 241.
— отворачивание девочки от
матери — 11 прим.
— отражение в игре девочки — 13.
— садистические желания девочки по
отношению к матери — 218.
— сексуальные желания девочки по
отношению к матери — 212.
— соперничество девочки с матерью
за любовь отца — 218.
— тревога у девочки по поводу нака¬
зания со стороны матери — 189.
— тревога у девочки по поводу
разрушения матери — 189.
— тревога у девочки по поводу
смерти матери — 189.
— чрезмерная любовь девочки к
матери — 188.
Мать: отношение с мальчиком
— атака мальчика на материнское
тело — 23; 243.
— боязнь мальчика быть наказанным
матерью — 49.
— генитальные желания мальчика к
матери — 212.
— желание мальчика дать детей
матери — 220 прим.
— желание мальчика коитуса с
матерью — 167—168; 220 прим.;
243.
— желание мальчика обладать
матерью — 220 прим.
— желание мальчика отнять детей у
матери — 225.
— негативная установка мальчика к
матери — 42.
— нежная установка мальчика к
матери — 50—51.
— обиды мальчика на мать — 219.
— отворачивание мальчика от
матери — И прим.
— символический коитус мальчика с
матерью — 72—73; 171.
— фантазия мальчика об ограблении
содержимого тела матери — 243.
— фрустрация матерью генитальных
желаний мальчика — 218.
Мать: отсутствие ее
— равнодушие ребенка к — 42.
Мать с отиовским пенисом
внутри — 23; 39; 48—49; 169; 222.
— атака на нее у мальчика — 22; 49;
70; 71; 74.
— и борьба с пенисом отца — 25;
86; 87.
— и боязнь пениса отца — 48.
— и желание сожрать и разрушить
пенис — 74; 121.
— инкорпорация пениса через
рот — 120.
— интернализация ее — 169.
— множество пенисов — 74; 121.
— ненависть и ревность к этому у
ребенка — 168.
— обжигающим и кусающим — 168.
— ограбление ее девочкой — 29.
Меланхолия/меланхолик — И прим.;
91; 161 и прим.; 162; 260; 282; 283.
— [аналогия с переживаниями
младенца] — 174.
— глубокая, суицидальная — 27.
— защиты при, отличия от
ребенка — 174.
— и мания — 162; 172 прим.
— и паранойя — 137;147.
— различия — 144—145.
— и потеря любимого объекта — 144.
— и суицид — 161.
— интроекция при — 137; 144; 283.
— Супер-Эго при — 150—151;
151 прим.
Менструация — 203.
— невротичные установки к — 204.
342
Предметный указатель
Менструация [продолжение]
— отношение мужчин — 203.
— страх перед — 203.
Месть — 161; 203; 213; 274; 277.
— родителям — 215; 217.
Мир
— как материнская утроба — 121.
Миролюбие — 125.
Мифы — 114.
Младенец — 43; 68; 72; 143; 151; 170;
174; 180; 190; 191; 194; 199; 206; 211;
222; 260; 273; 287; 304; 305; 306.
— агрессия у — 297.
— внутри матери см. Материнское
тело
— инфантильный невроз у — 263.
— параноидные тревоги у — 172.
— психотические тревоги — 263.
— садистические импульсы — 143.
— фантазийная жизнь у — 172; 181;
209; 210 и прим.
— чувственное отношение к
матери — 211.
Младенчество — 181; 211; 222; 239;
241; 263 прим.; 305; 306.
— и интернализация — 171.
Монстры — 156.
Моральная установка — 118; 133.
Моральные чувства — 121; 123.
Моча — 71; 72; 99; 120.
— и возмещение — 187.
— и гнев — 187.
— как враждебный агент — 193.
— как вредное и опасное вещество —
48.
— как нечто опасное, жгущее,
режущее, отравляющее — 70.
— как объект атаки на тело
матери — 48.
— как подарок — 186.
— как ядовитое разрушительное
оружие — 70.
— репрезентация ее в
сновидениях — 170.
Мочеиспускание — 165; 167.
— и тревога — 48 и прим.
— как половое сношение с
матерью — 167.
— как резание, удар кинжалом,
поджигание, затопление — 40.
Муж — 27; 28; 91; 92; 220; 221; 226;
231.
— отношение женщины к — 208;
216; 217; 218.
Мужчина — 99; 231; 238.
— боязнь женского тела — 72.
— выбор любовного партнера —
230—231.
— гомосексуальность у — 212.
— дружба с женщиной — 240.
— дружба с мужчиной — 242.
— и менструация — 203; 204.
— и отец — 220.
— и ранняя привязанность к
матери — 230.
— идентификация с идеалом отца —
226.
— идентификация со своей женой —
226.
— импотенция у — 73.
— коитус с матерью в сновидении —
288.
— отношение к детям — 221; 225; 227.
— отношение к другим мужчинам —
219.
— отношения с женой /женщиной —
216; 218; 219; 220; 229; 230; 240.
— потенция — 76.
— [продуктивность его] — 219.
— [символическое обладание
матерью] — 216—217.
— соревнование с отцовскими
фигурами — 219.
— страх быть кастрированным
отцом — 288.
Предметный указатель
343
— страх перед деструктивностью
собственного пениса — 219.
— страх перед деструктивной при¬
родой своей сексуальности — 230.
— страх перед отцом как
соперником — 230.
— установка к жене — 218.
— фантазия о воссоздании и
исцелении матери — 229.
— фантазия о материнской вагине —
88 прим.
— феминные желания у — 225.
Мускулы
— как оружие садизма — 23; 87.
Мышечный садизм см. Садизм
Мясо
— как тело матери — 69; 72—74.
Навыки чистоты — 44.
Навязчивая позиция — 177.
Навязчивое повторение — 268.
— и потребность в наказании — 90.
— и страх — 90.
Навязчивость —79; 80; 94; 103;
215 прим.; 268; 271.
— механизмы — 80; 144; 170; 176;
177; 268; 270.
— и скорбь 275.
— симптом — 9 прим.; 14; 15; 80; 169.
— черты — 9 прим.
Навязчивые защиты — 176; 268; 290.
— и маниакальные защиты — 268;
269.
— и параноидные тревоги — 268.
Наказание — 110; 129; 247; 272; 274;
278.
— в игре — 8.
— возможное от родителей — 39;
129; 272.
— желание его, для матери — 276.
— и потеря матери — 188.
— и тревога — 26—27.
— потребность в — 15; 26—27; 90 и
прим.; 129.
— страх/боязнь — 49; 90; 189; 190;
274.
Нарииссическая стадия — 56.
Н арциссическое либидо — 115.
Н арциссическое удовольствие/
удовлетворение — 7; 259; 278.
Нацист
— установка у 298.
«Не убий», императив — 297.
Неверность, установка — 229—230.
Невроз — 9 и прим.; 22; 24; 43; 53;
62; 67; 98; 99; 119 прим.; 124; 177; 193;
204.
— и бегство к внешним объектам —
177; 290.
— и депрессивные состояния — 144.
— и ранние ситуации страха/
тревоги — 24; 86 прим.; 95.
— инфантильный — 263 и прим.;
264; 271; 272;
— и скорбь — 292.
— и депрессивная позиция — 292.
Невроз навязчивости у взрослых —
9.
— и насильственное разделение
объектов — 163.
Невроз навязчивости у ребенка — 103.
— и игра — 8; 9.
— и интеллектуальное
торможение — 79; 81.
— и насильственное разделение
объектов — 163.
— и подавление инстинкта — 9.
— и реальность — 15.
— и ранняя тревога — 80.
— нетипичный для раннего
возраста — 9 прим.
— паранойя, маскируемая им — 5.
344
Предметный указатель
Невротические черты у ребенка —
7; 79.
Невротические симптомы — 67; 79.
Невротичный(е) ребенок (дети) —
43; 52; 107; 188.
— игра — 15.
— оппозиция его — 42.
— отношение к реальности — 12;
14; 15.
— торможение в игре и обучении —
14.
Негативистское поведение — 52;
54; 61.
Негативный перенос см. Перенос
Негодование — 252; 253; 254.
Недоверие — 78; 79; 157; 158; 159;
249; 250; 266 прим.; 270; 272; 278.
Нежность — 45; 218; 219.
Независимость — 78; 187; 195; 227;
232; 233; 281.
Ненависть — 111; 148; 152; 154;
161; 168; 176; 184; 186; 187; 207; 208;
214 прим.; 215 и прим.; 217; 229; 232;
235; 236; 237; 238; 239; 242; 250; 252;
254; 266 прим.; 267; 272; 275; 278;
285; 287; 288; 297; 299; 305.
— борьба Эго с ней — 151.
— и деструктивные тенденции —
131; 132.
— и любовь — 132; 148; 159; 207;
209; 214 прим.; 221; 237; 249;
266 прим.; 271; 280.
— баланс — 269; 280; 290.
— конфликт — 154; 174; 175; 180;
209; 211; 213; 213; 221 прим.;
227; 228; 298.
— разделение — 236; 237; 238;
266 прим.
— и преследование — 132; 280; 289.
— и скорбь — 273.
— и страх — 124; 250; 274; 289; 290.
— и тревога — 131.
— и триумф — 273; 276.
— и фрустрация — 169; 181; 210;
221 прим.; 233; 296.
— к братьям и сестрам — 217; 235;
244.
— к груди — 181; 182.
— к любимой личности — 210;
215 прим.; 236; 273; 274.
— к матери — 153; 207; 212; 213; 233;
237; 241; 284; 286; 296.
— у женщины — 218.
_ к отцу — 212; 217; 218; 219; 237.
— к родителям — 215; 217.
— ослабление, благодаря анализу —
288; 291.
— со стороны Ид — 150; 154.
— со стороны Эго — 154.
— цикл ее — 252.
Необучаемость — 78.
Непослушание — 27; 54; 90.
Неприязнь — 236; 237; 275.
Несостоятельность, чивство —
149.
Неспособность сосредоточиться —
53; 60; 61.
Ногти
— как оружие садизма 23.
Нож
— [неспособность брать в руки] —
43; 45
— резание им — 50; 71.
Ножницы — 47; 68; 69.
— [неспособность брать в руки] —
43; 45; 47.
Нормальный(е) ребенок!дети —
62; 107; 306.
— депрессивная позиция у — 171.
— депрессивные черты у — 144.
— игра — 15.
— криминальные тенденции у — 129.
Предметный указатель
345
— маниакальная позиция — у 171.
— маниакальные черты у — 144.
— невроз инфантильный у — 272.
— отношение к реальности — 15.
— развитие — 22; 53; 55; 60; 128;
130; 160 прим.; 164; 172; 176; 177;
265; 267; 268; 269; 283; 290; 307.
Няня — 42; 43; 44; 46; 47; 48; 50;
186; 192 прим.; 197; 209 прим.; 227;
231; 237.
Обида(ы) — 199; 212; 232; 241; 252.
— на мать — 219; 241.
— на отца — 219.
— на родителей — 215; 255; 291.
Обидчивость — 198.
Образное мышление — 209.
Обучение
— и анализ — 125.
— торможение — 14; 78.
— трудности — 67.
См. также Необучаемость
Объединенные родители см.
Родители
Объект(ы)
— атака на/атакуемый — 23; 55; 85;
116 прим.; 117; 120; 121; 130; 147;
297; 298.
— безопасность его — 164.
— боязнь его — 70.
— внешние — 23; 49; 59; 80; 85; 130;
150; 151 прим.; 152; 155; 156; 161;
172 прим.; 174; 175; 176; 184; 188;
190; 262; 266 прим.; 267; 271; 274;
281; 290.
— внутренние — см. Объект
интернализированный
— возможность оживить убитые —
163.
— враждебный — 117; 121; 172 прим.;
184.
— выбор его — 120.
— голод по — 164.
— дезинтегрированный — 155.
— деструктивность и любовь по
отношению к нему — 173.
— деструктивные импульсы
против — 50.
— доверие к — 274.
— жажды знания — 41.
— желание сожрать его — 146; 148.
— зависимость от — 177.
— изгнание / исторжение — 48; 120;
144; 147.
— и возмещение ущерба — 121; 147.
— и идентификация — 40; 41; 45; 49;
145;147;153;155.
— и инстинкт смерти — 115.
— идеализация — 266 прим.
— интроекция / инкорпорация — 23;
39; 85; 117 и прим.; 137; 143; 146;
152; 164;175; 182.
— контроль над — 163; 268; 270.
— любовь к — 280.
— недоверие к — 266 прим.
— обращение к новым — 50; 51.
— опасный — 59; 60; 116.
— отчуждение/отделение от — 103;
163.
— первичный — 7; 103.
— поврежденный — 121 прим.; 298.
— позитивное отношение к — 117.
— потеря его — 24; 86; 137; 258;
259; 273; 278.
— страх потери его — 93; 270.
— презрение к нему — 164.
— преследующий — 70; 71; 132; 147;
156; 175; 264; 266; 268; 270; 298.
— равнодушие к — 45.
— разрушение его /уничтожение —
40; 41; 117; 130; 147; 164; 185; 210;
268.
— разрушенный / уничтоженный —
94; 140; 145; 259; 278.
346
Предметный указатель
Объект(ы) [продолжение]
— реальный — 15; 78; 89; 114; 118;
143; 148; 153; 161; 164; 173; 267.
— вера в — 267.
— идентификация с — 176.
— интроекция — 154; 175; 266.
— любовь к — 176; 267.
— потеря его — 144; 149.
— сохранение его — 161.
— страх перед — 114; 116; 117.
— репарация его — 147; 163; 164.
— страха — 88 прим.
— тревога за, при депрессии — 155.
— тревоги — 25; 41; 50; 117.
— триумф над — 269—270.
— садистических атак/садизма —
39; 40; 41; 48; 59; 115.
— убийство их — 163.
— уважение к — 118; 133.
— целостный — 140; 145; 154; 155;
175; 267.
— интроекция / инкорпорация
его — 151; 152; 154; 174; 175;
176; 177; 264; 266.
— частичный — 145.
— интроекция — 155—156; 174;
176.
— как преследователь — 154.
— фекалии как — 172.
— функции при шизофрении —
156 прим.
— эдиповый — И; 117 прим.
Объект(ы) интернализирован-
ный(е )/инкорпорированный /
интроецированный — 49; 89;
140; 145; 151 прим.; 156; 160; 161;
169; 171; 172 прим.; 174; 175; 176;
184; 261; 263; 264; 266 прим.; 267;
271; 279; 280; 283; 284; 290; 291;
306.
— боязнь их/страх перед — 23; 49; 85.
— боязнь потери — 149; 188.
— вера в доброжелательность
его — 177.
— господство их — 78.
— и реальный — 148.
— и скорбь — 281.
— и суицид — 161.
— идентификация с — 176.
— исторжение — 120.
— контроль над — 77; 175; 270; 277.
— любовь к — 176; 267.
— независимость от — 281.
— неспособность отказаться от — 162.
— отношения с Эго — 137.
— преследующий — 146; 278.
— пугающий — 78.
— разделение — 163; 171.
— смерть его — 171; 174.
— сохранность его — 141; 152.
— страх перед/боязнь — 104; 115; 143.
— тревога разрушения его — 152.
— тревога, что они умрут — 148.
— триумф над — 270; 277.
— упреки к — 154.
— управление с их стороны 278.
— частичный — 154.
Объект(ы) любимый(е) — 132; 151;
161; 174; 176; 191; 224; 229; 233;
262; 266 прим.; 297; 298.
— атакуемый — 260.
— безопасность его — 146; 290.
— в состоянии распада — 152; 153.
— восстановление его — 153; 175;
265; 267; 294.
— дезинтеграция его — 152; 153.
— желание примирения с — 299.
— зависимость от него — 162; 266;
280.
— замещение другими / поиск
новых — 229; 233; 235; 239; 254.
— идеализируемый — 274.
— идентификация с ним — 152; 162;
176.
— инкорпорация / интроекция его —
149; 177.
— интернализированный — 160; 283.
— контроль над ним — 175.
Предметный указатель
347
— как преследователь — 154; 273.
— концепция его — 151.
— мать как первый — 207; 229.
— ненависть к — 132; 173; 273.
— оживление его — 152.
— опасность для — 185.
— оральный — И прим.
— отношение к, у депрессивного
больного и параноика — 156.
— потеря его (потерянный) — 144;
145; 146;148;149;153; 160;174;
180; 214 прим.; 280; 283; 291; 292.
— и депрессивная позиция — 173.
— тревога/страх по поводу —
29; 151; 213; 260; 264; 265; 270.
— преследование его — 132.
— разбитый на части — 153.
— разрушение его — 210.
— репарация его — 269; 280.
— ребенок как — 26.
— смерть его — 158; 174; 273.
— сомнение в хорошести — 154.
— сохранение его — 146; 161; 265;
280; 294.
— тоска по нему — 265; 280.
— тревога за — 155; 170.
— по поводу разрушения — 154;
265.
— по поводу их смерти — 174; 246.
— требования его — 151.
— установление в Эго — 174; 271;
283; 290; 292.
См. также Объект хороший
Объект(ы) ненависти — 132; 154;
161; 173; 175; 176; 266 прим.; 283.
— груди как — 181.
— замещение другими — 235.
— желание примирения с — 299.
— мать как первый — 207; 237.
Объект(ы) «плохой(ие)» — 76; 80;
143; 151; 208; 264; 266 прим.; 267; 271;
274; 275; 279; 283; 290; 291; 306.
— атакующий — 151; 156.
— бегство от — 162.
— боязнь его — 149; 162.
— внутренние — 269.
— и параноидные тревоги и
защиты — 175; 176; 267.
— и суицид — 161.
— и тревога — 149.
— и угрызения совести — 150.
— идентификация с ним — 161.
— интроекция его — 143; 164.
— контроль и управление ими —
265; 269; 271.
— концепция их — 151.
— ненависть к — 148; 154; 161.
— опасность/угроза для — 148.
— отрицание его — 163.
— преследование с их стороны —
150; 265; 280; 282.
— проекция их — 291.
— разделение между хорошим и
плохим — 147; 148; 151 и прим.
— тревога из-за — 158.
— страх перед — 291.
Объект(ы) умирающий(е)
(мертвые)
— идентификация Эго с ними и
депрессия — 148.
— у параноика — 170 прим.
— фекалии как — 170.
— флатус как — 170.
Объект(ы) «хороший(е)» — 80;
140; 146; 148; 208; 263; 264; 266 и
прим.; 267; 278; 281; 306.
— бегство к нему — 175; 176—177;
266 прим.; 267; 290.
— боязнь выталкивания «плохим» —
147.
— боязнь преследования им — 145.
— доверие к — 291.
— дружелюбные в раннем детстве —
191.
— жестокость его — 151.
— забота о нем — 159.
348
Предметный указатель
Объект(ы) «хороший(е)»
[продолжение]
— и персекуторная тревога — 152.
— и преследующий объект — 175.
— и суицид — 161.
— и Эго — 175.
— идентификация с ним — 145; 146;
147; 156; 161.
— инкорпорация / интроекция его —
143; 146; 147; 154; 156; 164; 174.
— интернализированный /
внутренний — 146; 149—150; 263;
264; 271; 284.
— безопасность его — 149.
— боязнь потери — 149; 271.
— вера в него — 190; 273.
— неспособность отказаться
от — 162.
— любовь к нему — 153; 176.
— ненависть и месть к — 161.
— опасность/угроза для — 148; 156.
— отрицание его — 163.
— помогающий и защищающий —
282.
— потеря его — 190; 271.
— разделение между хорошим и
плохим — 147; 148; 151 и прим.
— репарация — 148.
— сохранение его — 145; 152; 154;
161.
— страх повредить — 155.
— страх потерять — 155; 188; 261.
— трансформация в «плохой» — 150.
— требования их, суровые — 150; 151.
— тревога подвергнуть его
опасности — 156.
— тревога разрушения — 152.
— тревога, что они умрут — 148.
— угроза обладанию им у Эго — 148.
— умирающий — 141.
— установление его — 292.
Объектная любовь
— способность к — 89.
Объектные отношения — 38; 46;
50; 64; 75 прим.; 104; 123; 140; 173;
267; 282.
— дефектные — 117.
— и амбивалентность — 175; 267.
— переход от частичного объекта к
целостному — 140; 145.
— позитивные — 118.
— совершенствование их благодаря
анализу — 122.
— трудности установления — 45.
— фантастические — 184; 185.
Объектный мир
— доверие к — 282.
— в раннем возрасте — 172; 183;
262; 283.
Одиночество — 93; 242.
— защиты против — 288.
Одобрение — 219; 236; 246.
— потребность — 211.
Одышка — 208.
Окружающая среда/мир/
обстановка — 123; 125; 132; 184.
— влияние на развитие ребенка —
224 прим.
— и тревога — 132.
Онанизм см. Мастурбация
Опасностъ(и) — 40; 55; 73; 115; 116;
119; 130; 145; 146; 148; 156; 162; 163;
168; 169; 185; 190; 192; 209; 211; 212;
227; 239; 243; 262; 268; 271; 272; 273;
277; 284; 285; 286; 292; 297.
— ситуации ранние — 24; 25; 27; 29;
80; 85; 86 и прим.; 90; 93; 104.
Опрятность — 193.
— приучение к 193—194.
Оптимизм у ребенка 12 прим.
Оральная фиксация — И.
— орально-сосущая — 11; 118.
Оральная фрустрация см.
Фрустрация оральная
Предметный указатель
349
Орально’■садистическая фаза/
стадия — 119; 120; 306.
— и инкорпорация эдиповых
объектов — 117 прим.
Орально-садистические импульсы/
тенденции / желания / стремления /
инстинкты/влечения — 39; 59;
70 прим.; 74; 85; 120; 146; 260.
Орально-сосущая стадия — 18; 119.
— и примат генитальной фазы — И;
18.
— и развитие благотворных и
помогающих / доброжелательных
имаго — 18; 118.
— фиксация — 118.
Оральное удовольствие/
удовлетворение — 11; 193.
Оральный садизм см. Садизм
Органы (тела)
— идентификация с
интернализированными братьями
и сестрами — 159.
— идентификация с ними — 40; 41.
— эквивалентность с объектами,
вещами — 41.
Ориентация
— нарушение чувства — 74 прим. —
75 прим.
Оружие — 23; 39; 40; 120.
См. также Диарея, Зубы,
Мускулы, Ногти, Пенис, Садизм,
Экскременты
Ответственность — 71; 78; 153;
158; 159; 168; 206; 214; 228; 286.
— защиты против — 168.
Отец
— идентификация со своими
детьми — 226.
— как объект садистических атак
ребенка — 39.
— любимый — 237.
— ненавидимый — 237.
— символы его — 25;
— враждебные животные
как — 26.
— способность быть хорошим — 226.
Отеи: отношение с девочкой
— желание девочки детей от отца —
212; 217; 222.
— желание девочки занять место
матери в любви отца — 8; 212.
— желание девочки кастрировать
отца — 8.
— желание девочки ранить отца — 8.
— и защищающая и помогающая
фигура — 216.
— и имаго отца — 8.
— и ненависть девочки к пенису
отца — 217.
— и фрустрация генитальных
желаний девочки — 217.
— соперничество девочки с матерью
за его любовь — 218.
— установка восхищения у девочки
по отношению к отцу — 222.
— фантазии девочки об опасности
гениталий отца — 218.
Отец: отношение с мальчиком
— борьба мальчика с пенисом отца в
теле матери — 25.
— боязнь мальчика кастрации от
отца — 25.
— генитальные желания мальчика к
отцу — 212.
— желание мальчика убить отца —
220 прим.
— защита отца мальчиком от
опасности — 212.
— интернализированный отец, атаки
мальчика на него — 169;
— мертвый отец как
преследователь — 170.
— интернализированный пенис отца
как супер-эго мальчика — 77.
350
Предметный указатель
Отец: отношение с мальчиком
[продолжение]
— любовь мальчика к отцу — 212.
— наказание отцом мальчика из-за
причиненного утробе матери
ущерба — 89
— ненависть мальчика к отцу — 212;
218; 219.
— обиды мальчика на отца — 219.
— соперничество за любовь
матери — 219.
— страх мальчика перед отцом как
соперником — 230.
— эдипова установка мальчика к
отцу — 50.
Отлучение от груди — 149; 173;
174;188;189;189;193;194; 196; 197 и
прим.; 198; 199.
— и депрессивные переживания —
260.
— пища при — 197; 199.
Отношение
— к самому себе — 243—255.
Отравление — 55; 69; 70; 143; 157.
Отрицание — 266; 268; 276; 277; 289.
— агрессивных импульсов — 124.
— внешней реальности — 5; 14; 144;
162; 177.
— внутренней / психической
реальности — 143; 162; 163; 177;
266; 277; 286 прим.
— внутренних «плохих» объектов —
291.
— заботы — 164.
— и идеализация — 266.
— и кастрационный комплекс — 162.
— и мания — 162.
— и фаллическая фаза —162.
— импульсов ид — 164.
— любви — 227; 229; 277; 289; 290;
291.
— пениса и экскрементов — 49.
— потери — 275.
— репарации — 270.
— сострадания — 277.
— тревоги — 164.
Отчаяние — 22; 28; 91; 152; 153; 154;
158; 159; 189; 215; 247 и прим.; 254;
278; 280; 290.
— по поводу смерти матери — 286.
Отцовская(ие) фигура(ы) — 219;
289.
Отыгрывание — 148; 289.
Параноидная позиция — 155; 164;
170; 174.
Параноидные защиты — 160; 264;
268; 290.
Параноидные ипохондрические
симптомы — 156.
Параноидные механизмы — 147.
Параноидные состояния — 160.
— и мания — 162.
Параноидные страхи/боязнь — 79;
149; 159; 171; 264; 268; 290.
Параноидные тенденции — 144.
Параноидные тревоги — 144; 145;
157; 158; 159; 160; 164; 169; 172; 175;
176; 267.
— защиты от — 268.
Параноидные черты — 156; 159; 291.
— смешанные с депрессивными — 161.
— у мужчины — 284.
— у ребенка — 6; 7; 13; 14; 15; 62; 79.
Параноик — 16; 70 прим.; 152.
— дезинтегрированный объект как
преследователь у — 155.
— и отношение к объекту — 152;
154—155; 170 прим.
— идеи о фрагментарном кале — 69.
— интроекция у — 154; 156.
— отличия от депрессивного
больного — 152; 156.
Предметный указатель
351
— переживания дезинтеграции — 155.
— содержание тревоги — 152.
— чувство реальности у — 154.
Паранойя — 5; 56; 155; 159; 176; 290;
291.
— защиты при — 144; 145; 160.
— и депрессивные состояния
(депрессия) — 144; 152; 155; 160.
— и криминальность — 131.
— и меланхолия — 144; 147.
— и тревога — 144.
— интроекция при — 144.
— оральный садизм как ее основа —
145 и прим.
— природа — 160.
— теория (ван Офуйсен,
Штэрке) — 69.
— теория Абрахама — 70 прим.
— точка фиксации — 55; 56; 70.
Парафрения — 15.
Пациент Д. см. Лист пациентов
Пациент X см. Лист пациентов
Пациент У см. Лист пациентов
Педиатр(ы)
— отношение к развитию — 190.
Пение матери — 194.
Пенис — 165.
— как орган садизма — 49; 76;
— защита от него — 55.
— как преследователь — 71.
— как репрезентант Эго — 76.
— как хороший объект — 80.
— как целительный орган — 219.
— обжигающий и кусающий внутри
матери — 168.
— отрицание его отсутствия у
девочек — 162.
— приравнивание к кусочкам
кала — 71.
— проникновение в тело матери — 45.
— садистические качества — 71.
— символическое обретение — 75.
— символы его — 23; 71.
— страх ребенка перед — 41.
Пенис мальчика — 69; 219.
— деструктивные качества — 76; 219.
— как инструмент, причиняющий
боль и повреждающий мать —
218.
— как репрезентант Эго — 77.
Пенис отца — 16; 22; 23; 25; 29.
— атакующий мать — 157.
— в утробе матери: его символы —
88;
— и агрессия (садистические
атаки) против него — 49; 74;
— желание разрушить его — 121;
— желание съесть его — 121.
— внутри матери см. Мать с
отцовским пенисом внутри
— во время коитуса с матерью — 88
и прим.
— восхищение девочкой — 222.
— деструктивность его, в фантазиях
девочки — 217.
— детские фантазии о — 39.
— желание найти в матери — 39.
— желание разрушить его — 49; 121.
— желание съесть его — 49; 121.
— и Супер-Эго — 74; 77.
— инкорпорированный как
агрессор — 74.
— интернализированный — 77.
— интроекция его — 49.
— как источник радости, красоты и
обогащения — 246.
— как объект атаки на тело
матери — 49.
— как репрезентант
бессознательного — 77.
— мочиться на него в фантазии — 167.
— ненависть девочки к — 217.
— приравненный к груди — 74.
— приравненный к фекалиям — 167.
352
Предметный указатель
Пенис отца [продолжение]
— присвоение его у пациента — 167.
— фантазии девочки об его
исцелении — 217.
Первичная сцена — 24; 86 прим.
Первофантазии — 86 прим.
Перенос
— и персонификация — 16; 17—18.
— негативный — 17.
— при шизофрении — 16—17.
— установление его —50.
Персеверация — 52.
Персекуторная(ые) тревогами) —
152; 160 прим.
— и Эго — 155.
— у параноика — 154.
Персонификация
— в жизни взрослых — 16; 17.
— в игре ребенка — 5; 8; 9; 13; 15;
16.
— и перенос — 16; 17—18.
— при шизофрении — 16—17.
Пессимизм у ребенка — 12 прим.
Петер см. Лист пациентов
Печаль — 27; 91; 153; 287.
Пища см. Еда
Пищеварительное расстройство —
43.
Плач — 22; 166; 194.
Плохость — 189; 289; 295.
Поведение
— негативистское см. Негативист-
ское поведение
Пограничные расстройства
— и депрессивные состояния — 144.
Подавление
— агрессии — 124.
— инстинкта — 9.
— любви — 227.
Подвижность/активность
чрезмерная — 53; 60.
Подозрение — 61; 125; 154; 159; 211;
250; 251; 271; 279.
Поезда и станции
— интерес ребенка к — 45.
Позиция, термин — 160 прим.
См. также Депрессивная позиция,
Маниакальная позиция;
Параноидная позиция
Покорность автоматическая — 53;
61.
Половые отношения См. Коитус
родителей
Помогать, желание — 122.
Помогающие/добрые фигуры
(имаго) — 8; 9; 10; 12; 216; 252.
Помощь — 214; 217.; 221 прим.; 240;
253; 279; 296.
— бедным — 247—248.
Порицание
— чувствительность к нему — 44.
Послушание — 42; 43; 61.
— автоматическое — 52; 53—54.
Потенция
— и творческие интересы и
способности — 76.
— нарушение — 55;
— и пенис как опасное
наступательное оружие — 72;
— у отца, в фантазии пациента —
167—168.
— причина ее ослабления в страхе
перед женским телом — 72.
— причины ее — 76.
Потеря — 24; 86; 93; 144; 145; 146;
149; 151; 153; 158; 160; 173; 174; 188;
189; 190; 213; 243; 247: 260; 261; 262;
270; 271; 272; 273; 274; 275; 276; 277;
278; 279; 281; 282; 284; 289; 292.
Предметный указатель
353
— денег — 247 прим.;
— и маниакальная позиция — 276.
— любимой личности — 148; 271;
282; 289.
— переживание ее — 260—261; 262;
271; 272. См. также Скорбь
— страх ее — 253; 261; 265; 270; 296.
Похвала
— потребность — 211.
Поэзия — 245.
Прегениталъное либидо — И; 39;
119; 120; 123. См. также Фиксация
Прегениталъные фазы — И; 119.
Преданность — 166; 222; 246.
Презрение — 164; 195; 203; 215 прим.;
269; 270.
Пренебрежение — 215 прим.; 220
прим.; 237.
Преследование — 13; 132; 150; 263;
289.
— в игре — 6; 8.
— и депрессивная позиция — 264;
265.
— идея параноидного характера —
54; 61.
— переживание — 270; 272; 278;
280; 289.
— и ненависть — 278.
— и скорбь — 272.
— при шизофрении — 156 прим.
— совестью — 150.
— страхи его — 184; 185; 266 прим.;
— ранние — 189.
Преследователь(и) внутренний(е)/
преследующая(ие) фигура(ы) — 6;
144;147;153;154; 155; 156; 170; 183;
266 и прим.; 268; 277; 298.
— аналитик как — 157; 158.
— боязнь их — 143; 149; 162; 177.
— в теле — 70; 144.
— и защиты при паранойе — 145.
— изгнание их — 144.
— интернализированные — 144; 146;
149;162;169;172.
— любимый объект как — 273.
— мертвый объект как — 170 прим.
— мертвый отец внутри как — 170.
— разрушение их как защита — 265.
— у параноика — 16; 154.
— экскременты как — 69; 70; 71;
154.
Преступник — 131.
— видимое отсутствие добрых
чувств — 132.
— вина у — 132; 297.
— возможность анализа — 133.
— любовь у — 132.
— преследование любимого
объекта — 131—132.
— Супер-Эго у — 117; 130.
Преступные тенденции
— психологический механизм — 117.
Привидение — 170 прим.
Привычка(и) — 194.
Привязанностъ(и) — 182; 185; 212;
216.
— в любви — 216.
— к матери, у ребенка — 230; 233.
— ранняя — 230; 233.
— к родителям — 221; 224; 234; 235.
— к соску и груди — 153; 185; 190; 213.
— ранняя — 230; 232.
— освобождение от старых, в
подростковом возрасте — 224.
— ослабление ее у ребенка по
отношению к матери — 227.
Принцип удовольствия—боли —
182.
Природа
— как символ матери — 26; 248;
279.
— отношение к — 246; 248.
354
Предметный указатель
Приучение к опрятности См.
Опрятность
Продуктивная активность/
деятельность — 280.
Проекция (проецирование) — 6; 13;
16; 77; 78; 143; 144; 147; 252; 264; 279;
283; 295; 296.
— агрессии — 143.
— внутренних опасностей на внешний
мир — 146.
— и страх возмездия — 168.
— как фактор персонификации в
игре — 13
— определение —182.
— при шизофрении — 16—17.
— садизма — 48.
— у параноика — 155.
Проработка
— депрессивной позиции — 177.
Простуда — 167; 170.
Психическое здоровье — 298.
Психическое развитие — 39; 148;
150; 184; 191; 195; 197; 209 прим.
Психоанализ см. Анализ
Психоз(ы) — 8; 290.
— в детстве: обнаружение,
лечение — 54; 61; 62.
— генезис — 55; 81; 144; 150.
— глубочайший — 177.
— диагноз — 18 и прим.; 53; 60; 62.
— и внешний мир — 59.
— и криминальность — 129; 131.
— и раннее Супер-Эго — 25.
— и реальность — 15.
— и садизм — 60.
— и тревога — 143.
— у взрослых — 143; 160 прим.
— у ребенка и взрослого — 18 и
прим.
Психотик
— развитие — 60.
Психотическая(ие) позициями)—
164; 171.
Психотическая(ие) тревога(и)— 61;
144; 160 прим.
— и скорбь — 272.
— у младенца — 263.
Психотические механизмы — 80;
160 прим.
Психотические нарушения
(расстройства) — 176.
— и ситуации ранней тревоги — 121
прим.
Психотические черты у детей — 54;
61; 78.
Психотичный(е) ребенок(дети) —
39; 133.
Пубертатные обряды — 203.
Пустота
— переживание — 79.
Работа — 211; 246; 247 прим.
— потеря ее — 247 прим.
— способность к — 219.
— торможение в — 153.
Радость — 216; 246.
Развитие — 45; 46; 51; 56; 145; 177;
187; 190; 191; 195; 209 прим.; 212; 220;
221 прим.; 224 прим.; 226; 229; 234;
253; 264 прим.; 281; 296.
— анормальное — 297.
— детей, не получивших грудного
вскармливания — 197 и прим.
— и грудное вскармливание — 198.
— и механизмы интроекции /
проекции — 143.
— речи —192.
— социальное — 186.
— торможение/задержка — 53; 54;
59.
См. также Супер-Эго: формирование/
развитие; Эго: развитие
Предметный указатель
355
Разрушение — 185.
— дружбы — 242.
— желание — 25; 87; 89; 94.
— защита как — 40.
— и инстинкт смерти — 115.
— любимой личности (объекта) —
265.
— опасность для внутреннего
мира — 271.
— параноидный механизм — 147; 268.
— посредством экскрементов — 87.
— преследование за — 132.
— преследователей — 264.
— рисование как — 94 и прим.
— «спасти от» — 297.
— удовольствие от — 22.
Рай — 281.
Рак [болезнь]
— как ид — 157.
— как пенис отца — 158.
— тревога по поводу — 157.
Раковина [водопровода] — 50.
— как символ тела матери — 48.
Ранний анализ см. Анализ ребенка
Раппорт — 52; 53; 60.
Раскаяние — 49; 152; 155; 221 прим.
— у младенца — 174.
Раскрашивание
— как способ восстановления — 30.
Расщепление — 16.
— и амбивалентность — 266—267.
— имаго — 11 прим.; 175; 176; 267.
— как фактор персонификации в
игре — 13.
— объектов — 151 прим.
— Супер-Эго — 12.
Реактивные тенденции — 30
Реальность (отношение к ней) — 13;
14; 16; 49; 51; 52; 56; 59; 78; 221; 264;
267; 277.
— адаптация к ней — 14; 130; 176;
184; 187.
— внешняя, отрицание ее — 5; 144.
— признание ее — 8; 173.
— проверка ее средствами
внутренней реальности — 262.
— и интернализированные имаго —
145.
— и исполнение желаний — 8; 15.
— и латентный период — 12.
— и символизм — 41.
— и Супер-Эго — И; 12.
— и фантазии — 14; 15; 131; 132.
— садистические — 41.
_ и Эго — 41—42; 45.
— изоляция от — 78.
— интрапсихическая см. Реальность
психическая
— исключение ее/разрыв с — 8; 60.
— особые отношения ребенка с — 59.
— при парафрении — 15.
— при шизофрении — 5; 16; 55—56.
— ранняя фантастичная у ребенка —
41; 59.
— тестирование ее см. Тестирование
реальности
— требования ее — 259; 272 прим.
— у невротичных детей — 15.
— у нормальных детей — 15.
— у параноидных детей — 15.
— установка к — 13; 15.
— уход от нее/разрыв с — 9; 14; 49;
60.
— при неврозе навязчивости — 13.
— при психозе — 15; 61.
— при шизофрении — 53.
— чувство ее см. Чувство
реальности
Реальность психическая!
внутренняя — 76; 152; 271.
— отрицание ее — 143; 162; 177; 266;
277; 286 прим.
— паттерны ее — 263.
— признание ее — 146; 147; 173.
— проверка ее средствами внешней
реальности — 262.
356
Предметный указатель
Ребенок/дети
— депрессивная позиция у — 268.
— депрессивные переживания у —
260; 262.
— заторможенность у — 46.
— защиты у, отличия от
меланхолика — 174.
— значение их для мужчины — 225.
— идентификация с матерью как
целостной личностью — 173.
— идентификация с «хорошим»
объектом — 146.
— интроекция / интернализация
у — 146; 261.
— наблюдение полового акта
родителей — 45.
— неблагоприятное обращение
с — 251.
— ослабление привязанности к
матери — 228.
— отдаление от родителей — 236.
— потребность в материнской
заботе — 223.
— привязанность к родителям —
234; 235.
— проекция у — 144.
— равнодушие его — 43.
— ранняя эмоциональная ситуация
потери — 248.
— соблазнение в отношениях с
матерью — 196.
— соперничество с родителями — 269.
— счастливость его — 183.
— счастливые отношения с
матерью — 194.
— тестирование реальности у — 262.
— тревога из-за боязни разрушить
мать — 148.
— тревога из-за «плохой» матери —
149.
— тревога из-за смерти матери — 149.
— триумф над родителями, братьями,
сестрами — 269.
— трудности при приеме пищи — 146.
— установка к собственным
экскрементам — 193.
— фантазии у — 260.
— фиксация на матери и тревога —
148; 149 прим.;
— и чувство вины — 149 прим.
См. также Невротичный ребенок,
Нормальный ребенок
Ревность — 168; 169; 198; 236; 241;
243; 276.
— девочки к братьям и сестрам — 223.
— девочки к отцу — 217.
— девочки матери — 13.
— женщины к матери — 218.
— за любовь учителя — 236.
— и триумф — 276.
— к братьям и сестрам, у ребенка —
213; 226; 235.
— мальчика к брату — 68.
— мальчика к отцу — 218; 220 прим.
Регрессия — 53; 54 и прим.; 56.
Репаративные переживания — 268.
Репарация — 148; 163 и прим.; 213;
218; 240; 267; 268; 269; 270; 271; 280.
— влечение к — 207; 218; 223; 235;
244; 253;
— и любовь — 254.
— желание осуществить — 30; 220
прим.; 247; 248;
— у матери — 223.
— и агрессивные фантазии /
импульсы — 187;
— и вина — 187; 207; 224; 241;
248; 253; 270.
— и депрессивная позиция — 170.
— и конструктивные виды
деятельности — 186.
— и любовь — 216; 220 прим.
— и моча — 187.
— и садистические импульсы — 218.
— и способность к любви — 254.
Предметный указатель
357
— и страх — 187.
— и тревога по поводу смерти — 247.
— и фекалии — 186—187.
— навязчивыми средствами — 268;
270.
— осуществление — 216; 218; 224;
227; 235; 236; 248; 254; 278; 297.
— отрицание ее — 270.
— тенденции к — 176; 186; 207; 236;
287.
— у женщин — 217—218.
— у мужчин — 219.
— фантазии о — 219.
Речь — 246.
— и сосание груди — 192.
— нарушенная способность
говорить — 46.
Рисование — 246; 280.
— как способ для восстановления —
30; 94.
— как средство садизма,
разрушения — 94.
Рита, пациентка см. Лист
пациентов
Родителъ(и)
— грубые, безжалостные — 251.
— желание спасти и сохранить
их — 298.
— интернализированные — 157; 187.
— во время полового акта — 284;
289.
— управление ими / контроль над
ними — 163; 171.
— преследующие — 291.
— интроекция (интернализация)
их/вбирание их в Эго — 169; 171;
295—296.
— умирающих — 287.
— комбинированная фигура — 285;
289; 289.
— любовь к ним — 212; 215 прим.;
234; 235; 242.
— любящие и защищающие — 251.
— маниакальный контроль над
ними — 170; 175.
— мстительные — 279.
— образ добрых и помогающих —
296.
— объединенные — 39; 157;
— атаки на них — 15; 23;
— враждебные — 157;
— как жестокие противники —
25; 86.
— страх перед ним — 93.
— отдаление/отворачивание от
них — 236; 237.
— отделение от них — 221.
— отсутствие любви к ребенку —
224 прим.
— пожелание смерти им — 273.
— привязанность к ним — 221; 234;
235.
— пугающие, взыскательные
фигуры — 250.
— совокупляющиеся, их символ —
157.
— садистические желания
против — 71.
— способность сохранить в себе
хороших — 253.
— ужасные фантастические фигуры /
образы — 114; 116; 117; 248.
— установка по отношению к ним —
171.
— установление их в Эго — 283.
— «хороших» — 291.
— фантазии об их повреждении — 148.
Родительские фигуры см.
Отцовская фигура
Родительство — 221; 222; 225.
Рождение — 74 прим.
— впечатление — 191.
— теории см. Инфантильные
сексуальные теории
358
Предметный указатель
Рот — 120; 190.
— и удовольствие — 181—182; 207.
— фиксация на нем, сверхсильная —
192.
— фрустрации его — 192.
Садизм — 39; 40; 41; 90; 94; 117; 118;
120; 123; 143; 158; 175; 176; 184;185.
— анальный — 39; 55; 59; 147.
— [в ролевой игре]— 7; 8; 10.
— и защиты против — 35; 45; 55; 56.
— и оральная фрустрация — 26.
— и слияние инстинктов — 115; 184.
— и Супер-Эго — 75; 80.
— и тревога — 116; 130; 131; 148; 176.
_ и Эго — 56; 152; 176.
— и Эдипов конфликт — 23; 39; 55.
— изгнание/устранение — 48; 49.
— как источник опасности — 40.
— мышечный — 39; 57; 59.
— нападение на объекты всеми
средствами — 85.
— оральный — 39; 55; 145; 147.
— и шизофрения — 145;
— как основа паранойи — 145
прим.
— ослабление/уменьшение — 76;
78; 118; 130; 131; 176.
— пенис как орган — 76; 158.
— первичный — 8; 23; 87.
— преодоление — 26; 89.
— проекция — 48.
— расцвет (пик, зенит) его — 23; 25;
39; 41; 55; 85; 86; 143; 152;
— уретральный — 39; 55; 59; 147.
Садистическая(ие) атака(и) — 25;
39; 74; 147; 161.
Садистическая фаза — 25; 119; 130.
Садистические тенденции!
импульсы / желания / инстинкты —
29; 30; 45; 55; 59; 71; 94; 117; 119; 143;
218; 219; 225; 267; 288; 296.
— защита от — 45.
— и коитус родителей — 148.
— и страх — 116.
— и тревога — 117.
— и фантазии о репарации — 219.
Садистические фантазии — 70;
168; 173; 185; 218; 219; 265.
Садистическое удовлетворение —
7; 268.
Самоосуждение
— врожденные тенденции — 296.
Самопожертвование — 228.
— чрезмерное, у матери — 223.
Самосохранение — 232.
— потребность в — 208; 247.
Сверхтревожностъ — 159.
Сексуальная любознательность —
243.
Сексуальная потенция См.
Потенция
Сексуальное наслаждение!
удовольствие — 193; 218; 230.
— в любви — 216.
Сексуальное развитие — 23; 195;
264 и прим.
Сексуальное удовлетворение — 217;
218; 220; 230.
— и переживание безопасности — 218.
— способность к — 217.
Сексуальность — 11; 18; 124; 219.
Сексуальность мужчины — 219.
— отделение переживаний нежности
от сексуальности — 230; 242.
— страх перед ее деструктивной
природой — 230.
Сексуальность ребенка — 181;
195—196; 208; 264.
— и взрослая сексуальность — 195.
— отделение переживаний нежности
от сексуальности — 234; 240—
241; 242.
Предметный указатель
359
Сексуальные желания/
переживания — 217; 218.
— вытеснение их — 230; 234.
— у ребенка 195; 196; 212; 234 прим.
— и агрессивные импульсы —
234.
— и вина — 234.
— и страх смерти любимых
людей — 234.
— к родителям — 237.
Сексуальные теории См.
Инфантильные сексуальные
теории
Сексуальные фантазии
— у девочки — 231.
— и ненависть к отцу — 217.
— у мальчика — 241.
— у ребенка — 234 прим.
Семейные отношения
— трудности — 226.
Семя (сперма) — 170.
Сестра(ы) — 30; 93; 130; 217; 230;
235; 269.
— внутренние органы как — 159.
— желание их смерти — 273.
— у девочки — 223.
— желание лишить их всего и
выгнать у мальчика — 220 прим.
— значение их для развития — 235.
— ненависть — 235; 244.
— отношение к ним — 122; 212; 231;
234; 236.
— амбивалентное — 260.
— конфликтное — 228; 239; 241.
— различные вещи как — 131.
— ревность к — 213; 223; 226; 235.
— соперничество с — 223; 226; 235.
Символизм
— его основа — 41.
— [заторможенный] — 46.
— и идентификация — 40.
— и реальность — 41.
— и талант — 41.
— как основа сублимации — 41.
Символические репрезентации —
46.
Символическое отношение — 46;
50; 56.
Символическое приравнивание — 41.
Символообразование
— и тревога — 42.
— работа с, в анализе — 49.
— раннее прекращение —45; 46.
Ситуации тревоги — 24; 25; 26; 29;
39; 104; 150; 152; 169.
— и невроз навязчивости — 81.
— как причина депрессии — 153.
— самые ранние — 25; 41; 74; 79; 81;
99; 105; 106; 131; 143.
— и психотические нарушения —
121 прим.
— и скорбь — 284.
Сказки — 114.
Скорбь — 259; 260; 262; 272; 273;
274; 276; 278; 280; 281; 284; 290; 291.
— защиты при — 292.
— и анализ — 289.
— и боль — 280.
— и депрессивная позиция — 260;
270; 271; 282; 291—292.
— и доверие к внешним объектам —
274.
— и инфантильный невроз — 292.
— и навязчивость — 275.
— и ненависть — 272.
— и переживание преследования —
272.
— и пожелания смерти — 273.
— и ранние психотические
тревоги — 272.
— и Супер-Эго — 284.
— и тревога — 284.
— интроекция при — 283; 284.
— неудача в переживании — 291.
360
Предметный указатель
Скорбь [продолжение]
— нормальная и аномальная — 291;
292;
— и маниакально-депрессивные
состояния — 260.
— переживание — 290; 291.
— по груди матери — 260.
— работа ее — 259; 260; 272; 273;
274; 282; 284; 286.
— и триумф — 270; 273; 278.
— ранняя —259; 270.
— стадии/фазы — 279; 280; 281.
Скотомизация — 143; 162.
Скрытность — 79.
Скульптор — 245.
Слезы — 48 прим.; 275; 278.
— как экскременты — 279.
Слизь — 167; 170.
Слияние
— инстинктов — 115; 119; 184.
— с матерью при сосании груди —
174.
Слова
— механическое заучивание — 44.
— механическое повторение — 42.
— понимание значения в раннем
детстве — 194.
— правильное употребление — 50.
— скудный запас — 42; 51.
— способность различать
иностранные — 67; 73; 75.
— увеличение запаса — 51.
— употребление на сеансе анализа —
47.
Смерть — 30; 61; 94; 243; 287.
— [аналитика, символическое
значение ее] — 158.
— любимой личности / объекта —
158; 174; 246; 273.
— боязнь/страх — 229; 234; 243.
— матери — 149; 227; 284; 285; 286;
287; 288; 289.
— боязнь — 229.
— и страх — 186; 284; 286—287.
— желание — 186; 189; 210; 229.
— объектов инкорпорированных —
171.
— пожелания братьям и сестрам —
223; 273; 276.
— ребенка — 228; 272; 275; 276; 277;
278.
— пожелания — 276.
— родителей — 163; 169.
— желание — 168; 273.
— и тревога — 168.
Смещение — 6.
— конфликта — 13; 16.
— любви — 227; 233; 234.
— ненависти — 233.
Сновидение(я) — 5.
— и защита — 171.
— и тревога за любимый объект —
170.
— у скорбящего — 275; 276.
Соблазнение
— в отношениях матери и
младенца — 196.
Совершенство
— и депрессивная тревога — 153.
— идея его — 153.
— объекта — 266.
Совесть — 7; ИЗ; 118; 124; 129; 96.
— преследование ею — 150.
— строгая — 251.
Сон ребенка — 196.
— церемониал — 9 прим.
Соперничество — 212.
— агрессивное — 219.
— за любовь учителя — 236.
— с братьями и сестрами — 212; 223;
226; 235.
— с родителями — 212; 218; 237; 269.
Сосание груди — И; 74; 181; 185; 191;
197; 208; 211.
Предметный указатель
361
— и речь — 192.
— нежелание — 44.
— удовольствие от — 181; 197;
207—208.
Сосание пальцев — 191—192.
— большого пальца — 192 и прим.;
192.
Соска (пустышка) — 191; 192; 193.
Сосок
— и гениталии отца — 212.
— привязанность к — 190.
Сострадание — 89; 277.
Сотрудничество — 297.
— ребенка в анализе — 75.
Сочувствие — 26; 89; 89; 214; 223;
276; 279; 282.
Социальная установка — 213.
Социальное развитие см. Развитие
социальное
Социальные чувстваIпережива¬
ния — 118; 121; 123; 133; 297; 299.
— рост благодаря анализу — 123.
Спальня родителей
— ребенок делит ее с ними — 196.
«Спаси от разрушения» —297.
Спички — 166; 167.
— сжигание в игре — 71; 122; 131.
Старение — 252.
Стереотипия — 53; 60—61.
Стимул(ы) — 16; 31; 78; 146; 148;
169; 171; 172 прим.; 181; 183; 246; 248;
253; 261; 262; 269; 280.
— адаптация к — 183.
— болезненные — 183; 184.
— свобода от — 295.
— влияние внутренних и внешних на
образ матери — 261.
— и самые ранние переживания —
288.
— недифференцированные — 295.
— от сосания груди — 181.
Страдания — 152; 155; 156; 171; 174;
176; 211; 220—221 прим.; 229; 247;
277; 290.
— в детстве см. Ребенок
— переживание — 160; 170; 213; 215
— при скорби — 280.
Страх(и) — 15; 22; 41; 61; 80; 89;
125; 186; 211; 247; 278; 286.
— и наказание — 168; 278.
— и ненависть к любимой
личности — 273.
— и фиксации — 264 прим.
— и чувство вины — 247; 250.
— и Эго — 268.
— перед зависимостью — 228; 253.
— перед «плохими» гениталиями —
218.
— перед «плохими» объектами — 291.
— перед реальными объектами — 115.
— смерти любимого человека — 227;
229; 243.
— уменьшение благодаря анализу —
246
— параноидные см. Параноидные
страхи
— ипохондрические см.
Ипохондрические страхи
— инфантильные см. Инфантильная
ситуация страха
Страх(и) у мужчины — 289—290.
— быть кастрированным отцом —
86; 288.
— деструктивности своего пениса —
76; 219.
— и смерть матери — 284; 287—288.
— перед деструктивной природой
своей сексуальности — 230.
— перед отцом как соперником — 230.
— потери любимой матери — 248; 290.
— сойти с ума — 285.
362
Предметный указатель
Страх перед менструирующей
женщиной — 203.
Страх(и) у ребенка — 199; 208; 210;
250; 251; 260; 261; 262; 269; 296.
— быть наказанным — 189; 190.
— быть ограбленным и наказанным
родителями — 271.
— быть раздавленным — 285.
— быть сожранным, разрезанным,
разорванным — 114.
— внутренних преследователей — 264.
— вследствие садистических атак на
тело матери — 75 прим.
— зависимости от матери — 234.
— защита от него — 130.
— и агрессивные тенденции /
деструктивные импульсы — 115;
116—117; 247.
— и инкорпорация «хорошего»
объекта — 146.
— и переживание наказания —
271—272.
— и потребность в наказании — 90.
— и репарация — 187.
— и садистические импульсы — 116.
— о том, что его выгонят из дома —
247 прим.
— ограбить тело матери — 73.
— перед внутренней деструкцией —
263.
— перед крабами — 78.
— перед нападением внешних и
внутренних объектов — 85; 117.
— перед собственными фекалиями —
70.
— перед Супер-Эго — 77; 114; 117;
131.
— при наблюдении полового акта
родителей — 196.
— потери любимого объекта — 213;
264; 265; 296.
— потери матери — 188; 234; 248;
270; 282.
— потери «хорошего» объекта —
188; 261.
— преследования — 6; 70; 184; 185;
189; 264; 266 прим.
— ранние, чрезмерные — 298.
— сексуальное удовлетворение как
поддержка против — 218.
— смерти матери — 186.
Страх(и) у родителей — 227.
Строительство
— в игре — 246; см. также Игра
Сублимация — 15; 103; 121 и прим.;
123; 153; 214 прим.; 267; 268; 280; 291.
— гомосексуальных желаний /
тенденций — 212; 241.
— и восстановление — 153; 170.
— и исправление — 170.
— и символизм — 41.
— и ранние ситуации страха — 95.
— и тревоги — 262 прим.
— и фантазии о всемогуществе — 265.
— и чувство вины — 14 прим.
— несформированность основ — 45.
— увеличение способности к, в
результате анализа — 14 прим.
Суицид — 161; 251; 284.
— бессознательные попытки к — 289.
Супер-Эго /Сверх-Я
— анализ: его глубочайших
уровней — 122—123; ранних
фаз — 18.
— влияние на Эго — 23.
— жестокость — 6; 116; 117; 296.
— уменьшение действия — 81.
— и воображаемое опустошение — 76.
— и восстановление — 151.
— и генитальная стадия — 118; 123.
— и генитальность — И.
— и интернализированные
родители — ИЗ; 296.
— и интроецированный пенис
отца — 74.
Предметный указатель
363
— и латентный период — 12.
— и оральная интроекция — 117.
— и перемирие с Ид — 13.
— и психотическое расстройство — 16.
— и ранние защиты эго — 116; 118.
— и реальные родители — 114.
— и скорбь — 284.
— и совесть — ИЗ.
— и способность к
восстановлению — 131.
— и тревога — 18; 118; 132.
— и чувство вины — 124.
— и Эго
— взаимодействие в игре — 6—
7; 8.
— господство над эго — 78.
— мягкое и убедительное
управление Эго со стороны
Супер-Эго — 118. — при
мании — 174.
— раннее Супер-Эго сокрушает
слабое Эго — ИЗ.
— Супер-Эго вызывает в
Эго жестокие защитные
механизмы — 118.
— изменение в результате анализа —
17.
— интеграция посредством эго — 298.
— интернализированный пенис отца
как — 77.
— истоки — ИЗ.
— как жестокие родители — 130.
— как преследователь — 6.
— отделение от реальности — И.
— персонификация в игре — 6.
— порча его — 298.
— представленное игрушкой — 9.
— при меланхолии — 151 и прим.
— приносящее вред, боязнь его — 49.
— раннее — ИЗ—114; и тревога —
39 чрезмерная жестокость — 116.
— ранние инкорпорированные
объекты как основа — 150.
— расщепление — 13.
— садистическое — 7; 25
уменьшение садизма — 78; 81;
ядро — 123.
— синтез — 12; 13.
— страх перед ним — 117; 131.
— строгость — 116 прим.
— структура — 150.
— суровое — 9; 150; 151.
— и интеллектуальное
торможение — 81.
— не имеющее отношения к
реальным родителям — 122.
— уменьшение его действия
благодаря анализу — 123.
— уменьшение его действия —
123—124.
— у взрослых — 114; 118 прим.
— у параноика — 16.
— у преступника см. Преступник
— у ребенка — 114.
— угрожающее — 9; 10; 75; 81; 118;
130.
— ужасающее — 15.
Супер-Эго/Сверх-Я:
формирование/развитие — 118; 150.
— вклад М. Кляйн — 12 прим.; 283.
— и генитальность — 18.
— и игровая техника — 18.
— и идентификации И—12.
— и имаго противоположной
природы — 12.
— и отвращение к собственным
агрессивным тенденциям — 296.
— и ранние оральные интроекции
объектов — 117.
— и фантастические образы
родителей — 115.
— и Эдипов комплекс — И; 23; 117
прим.
— начало 117; 295; 298.
— ранние стадии, и психоз 16; 18.
— их анализ 75.
364
Предметный указатель
Счастье — 27; 28; 194; 218; 220; 230;
241;249; 250; 251; 254; 255; 281; 288; 298.
Талант — 27; 41; 91.
Творческий импульс/интерес/
сила - 219; 222; 246; 297
Тело
— атака на внешнюю часть как атака
внутри — 289 прим.
Тело женщины
— как место, полное деструкции —
71—73.
Тело ребенка
— деструктивные проявления со
стороны ребенка — 208.
— и инкорпорированные родители —
261.
— отношение к его частям со стороны
ребенка — 172;182; 243.
— функции вбирания — 182.
Терпимость — 255; 291.
Тестирование реальности — 76.
— при скорби 259; 260; 272.
— у ребенка 262; 271.
Тетя — 231; 237.
Техника анализа ребенка См.
Анализ ребенка
Техника игры — 18; 46.
— модификация 51.
Торможение(я) — 6; 31; 107.
— в отношении еды — 156.
— в работе — 153.
— в развитии — 53; 54; 60; 95; 107.
— деятельности — 234 прим.; 246.
— и знания — 72; 77.
— и тревога — 156.
— и установка к внешнему миру —
74—75 прим.
— игры см. Игра
— интеллектуальное — 67—81; см.
также Обучение
— необычное — 45
— обучения см. Обучение
— при чтении — 73.
— фантазии — 5; 14.
_ Эго — 42; 45; 49; 77.
— эмоций — 290.
Тоска
— по любимому объекту — 265; 280.
Тревога(и) — 238.
— анализ — 121 прим.
— ослабление благодаря 77; 288.
— ранней — 284.
— бегство от нее к внешним
«хорошим» объектам — 177.
— депрессивные см. Депрессивные
тревоги
— защиты против — 73; 116;
286 прим.
— и агрессивные тенденции /
импульсы/инстинкты — 115; 116;
124—125; 130; 264; 271.
— и внешняя среда / реальность —
132; 262;
— и изоляция от — 78.
— и деструктивность / деструктивные
стремления — 122; 289.
— и интеллектуальное развитие —
262 прим.
— и интроекция (интернализация) —
164.
— родителей — 169.
— нарушение функции
интроекции — 146.
— и мать: внутренняя — 261; 288.
— и фиксация ребенка на — 148.
— и навязчивость — 80.
— и наказание — 189.
— в игре — 8.
— и потребность в — 26.
— и паранойя — 144.
— и «плохие» объекты — 148—149.
— и потеря любимого объекта — 149.
— и преследование: внешнее — 263.
— и преследование: внутреннее — 156.
Предметный указатель
365
— и психоз — 144.
— и разрушение:
— (любимых) объектов — 265.
— матери — 148.
— и раннее Супер-Эго — 39.
— и ранняя депрессивная позиция —
271.
— и садизм — 40; 130; 148.
— и садистические фантазии — 168.
— и скорбь — 284.
— и сублимация — 262 прим.
— и тело матери — 74; 77.
_ и Эго — 115; 119; 145; 146; 147;
148; 152; 177; 261; 267;
— по поводу разрушения Эго —
265.
— интернализированная — 157.
— ипохондрические см.
Ипохондрические тревоги
— как основание для
символообразования — 42.
— кастрационная см.
Кастрационная тревога
— катексис ее — 13.
— острая — 286 прим.
— параноидная см. Параноидная
тревога
— переработка 50.
— в результате анализа — 51—52.
— персекуторная см. Персекуторная
тревога
— по поводу внутреннего
уничтожения — 263.
— по поводу дезинтеграции — 152.
— по поводу еды — 156.
— по поводу интернализированных
родителей — 169.
— по поводу полового акта
родителей — 168.
— по поводу смерти
— любимых объектов — 174; 247.
— матери — 189.
— родителей — 168.
— при депрессивной позиции — 160.
— при депрессии — 153; 160.
— при испражнении — 48 прим.
— при мании — 164.
— при мочеиспускании — 48 и прим.
— психотические См.
Психотические тревоги
— ранние — 266 прим.
— ранняя инфантильная ситуация —
24—25; 29.
— регуляция ее, в анализе — 51;
115 прим.
— связывание ее — 80.
— скрытая (латентная, тайная) —
16; 49; 51; 62.
— социальные средства и пути
овладения ею — 130.
— способность/неспособность
выносить; в раннем детстве —
41—42; 45; 51.
— уменьшение — 78.
— благодаря анализу — 291.
— в игре — 7.
— фобическая см. Фобическая
тревога
Триумф — 268—269; 270.
— и вина — 269; 276; 277.
— и контроль над интернализи¬
рованными объектами — 277.
— и ненависть — 276.
— и отрицание — 276.
— и ревность — 276.
— и скорбь — 270; 273; 276.
— и смерть любимой личности —
273.
— как часть маниакальной
позиции — 273.
Убийство — 297.
— и ранние защитные механизмы —
164.
Уверенность — 183; 263; 274; 289.
— в себе — 187.
366
Предметный указатель
Угрожающие фигуры — 10; 12 прим.;
114.
Удовольствие — 254; 255.
— от разрушения См. Разрушение
Удушье — 208.
Ужас — 22; 29; 74; 86; 88; 89; 93;
114; 115; 117; 176; 264; 267; 285; 305.
— перед внутренними
преследователями — 70.
Упрямство — 78.
Уретралъно-садистическая
стадия — 120.
Уретрально-садистические
импульсы/тенденции — 55; 70; 70
прим.; 120.
Уретральный садизм см. Садизм
Успокоение — 90; 225; 278.
Установка (отношение) — 252.
— к другим людям — 236; 251; 255;
261; 263.
— ребенка к собственным
экскрементам — 193.
— ребенка к реальности — 15; 17.
— ребенка к матери — 50; 175; 187.
Утешение — 129; 240; 249; 251; 253;
255; 263; 278; 281; 291.
Утроба/лоно матери — 48; 88; 89.
— впечатление от извлечения из — 191.
— как мир — 121.
— нападение на — 85; 86; 87.
Уход — 153.
— от реальности см. Реальность
Ученый — 228; 297.
Учитель — 6; 159; 192 прим.; 238.
— отношение к нему — 237; 239.
— ревность и соперничество за его
любовь — 236.
Фаллическая фаза
— и отрицание — 162.
Фантазия(и) (фантазийная
жизнь) — 41; 48; 49; 56; 61; 70
прим.; 73; 74; 94; 114; 119; 159; 167;
169; 171; 210; 214; 227; 229; 246; 247;
248; 264; 267; 278; 284.
— агрессивные см. Агрессивные
фантазии
— возмещение повреждения
родителей — 219.
— восстанавливающего типа /
репаративные — 175; 210; 218; 219.
— вытеснение — 14; 15.
— деструктивные фантазии — 121;
184—185; 210; 249; 260.
— и имаго — 17.
— и интроекция — 146.
— и исполнение желаний — 8.
— и перенос — 16.
— и противоречащие им желания —
221.
— и реальность — 8 прим.; 15; 61;
131; 132.
— и символообразование — 42; 46; 49.
— и совесть — 251.
— и сублимация — 41.
— и суицид — 161.
— и тревога — 16; 42; 45; 118; 169;
291—292.
— и чувство вины — 14 и прим.
— и Эго — 45.
— инфантильные, осуществление во
взрослой жизни — 221—222.
— каннибалистические — 175; 185.
— либидинозные — 41; 212.
— маниакальные — 175.
— опасный характер сексуального
удовлетворения в — 218.
— препятствие из-за сурового
Супер-Эго — 9.
— присутствующая с самого
рождения — 181.
— работа с, в анализе — 49.
— ранние — 184; 212.
— насильственные — 248.
Предметный указатель
367
— с персекуторными
переживаниями — 264.
— садистические См.
Садистические фантазии
— сексуальные:
— у девочки — 212.
— у мальчика — 231.
— у мужчины — 88 прим.; 232.
— у женщины — 225; 227; 232.
— торможение у шизофреника — 6.
— у младенца См. Младенец,
фантазийная жизнь
— у параноика — 16.
— фиксация — 60.
Фекалии (фекальные массы)/кал —
29; 40; 74; 99; 157.
— желание вырезать из тела
матери — 47.
— и гнев — 187; 193.
— и репарация — 186—187.
— интерес к ним — 120.
— как враждебные агенты — 193.
— как вредные и опасные
вещества — 48 и прим.
— как интроецированные объекты —
145.
— как мертвый объект — 170.
— как объекты для атаки на тело
матери — 49.
— как пенис отца — 167.
— как пенис преследователя — 69—
70.
— как преследователь — 70; 71; 154.
— как символ исторжения инкорпори¬
рованного объекта — 120; 155; 172.
— как частичные объекты — 155; 172.
— «хорошие» и «плохие» — 76; 80.
Феминная личность — 240.
Фигуры
— воображаемые — 114; 167; 173.
— добрые и защищающие — 12; 208;
216; 296.
— дружелюбные — 62; 208; 252.
— идеализированные — 238.
— интернализированные — 143.
— отцовские — 219; 287.
— «плохие» — 173; 187.
— помогающие — 8; 10; 216; 251.
— преследующие — 277.
— промежуточные — 10.
— пугающие/угрожающие — 10; 12
и прим.; 114; 251; 252.
— ранние — 273.
— родителей — И; 12 прим.; 250;
251; 285; 286; 289; 291.
Физическая неловкость
— у ребенка (Дик) — 43.
Фиксациями) — И.
— и защиты — 264 прим.
— и страхи — 264 прим.
— и фантазии — 60.
— на груди — 173.
— на матери у ребенка и тревога —
148; 149 прим.;
— и чувство вины — 149 прим.
— на рте, сверхсильная — 192.
— орально-сосущая — И; 118.
— прегенитальная — 123.
— при депрессивной диспозиции —
173.
Фиксация на матери у девочки см.
Девочка: отношение с матерью
Фиксация на отце у мальчика см.
Мальчик: отношение с отцом
Флатус
— как мертвый объект — 170.
Фобическая тревога — 54; 61; 114.
Формирование реакции — 147.
Фрейд, Зигмунд
— о базовой инфантильной ситуации
опасности / страха у девочек —
29; 93.
— о бессознательном — 181.
368
Предметный указатель
Фрейд, Зигмунд [продолжение]
— о жалости — 118.
— о мании — 162; 164; 174; 175.
— о меланхолии — 144; 151 прим.;
162.
— о психозах — 8.
— о скорби — 260; 273.
— о Супер-Эго — ИЗ; 283.
— о шизофрении и паранойе — 56.
— об инстинктах жизни и смерти —
115; 119.
— об инфантильной ситуации
опасности/страха — 23—24; 85.
Фрустрация — 148; 169; 185; 187;
188; 190; 192; 199; 221 прим.; 254; 255;
280; 281; 296.
— генитальных желаний девочки от
отца — 217; 222.
— генитальных желаний мальчика от
матери — 218.
— оральная — И прим.; 26; 59.
— от груди — 99; 210; 212; 233; 260.
— способность выносить — 250.
— способность приспосабливаться
к — 61.
— способность справиться с — 215.
— у ребенка — 181.
Характер — И; 195.
— недостатки — 198.
— трудности — 67; 79.
Характер: формирование —
119 прим.; 198.
— исправление нарушений благодаря
анализу — 124.
Ходьба
— [возраст для начала] — 44.
Хорошеешь — 150; 154; 215; 218; 219;
222; 236; 237; 242; 252; 253; 254;260;
263; 278; 279; 282; 295; 298; 299.
Художник — 91; 92; 228.
— развитие 27—31.
Церемониал отхода ко сну — 8;
9 прим.
Цивилизация
— и смещение любви — 233.
Цикл благоприятный — 252; 268.
Цикл любви — 252.
Цикл ненависти — 252.
Цикл удовлетворения и
фрустрации — 188.
Циклы тревоги — 117; 130; 131; 184.
Черная магия — 70.
Честолюбие — 44.
Чистоплотность
— навязчивая — 215 прим.
Чтение
— бессознательное значение — 73.
— как поглощение знаний из тела
матери — 73.
— торможение — 73.
Чувство вины — 14; 44; 46; 68; 94;
106 прим.; 149 прим.; 159; 215 прим.;
216; 227; 228; 236; 238; 246; 247; 297.
— бессознательное — 210; 248.
— и атаки на тело матери — 121.
— и возможность репарации — 223.
— и деструктивные стремления — 122.
— и желание восстановить повреж¬
денный объект — 121 прим.
— и любовь — 228.
— и страхи — 247; 250.
— и сублимация — 14 прим.; 121 прим.
— и Супер-Эго — 118; 124; 132—133.
— и фантазии — 14.
— у младенца — 174.
Чувство ответственности — 71; 153.
Чувство реальности
— у параноика — 154.
Чудовища злые — 114; 144.
Предметный указатель
369
Шизофреник(и) (шизофреничные
дети) — 60.
— бессознательное у — 5.
— неспособность к игре — 5.
Шизофренические черты у
детей — 54; 62.
Шизофрения /dementia praecox —
54; 55; 61; 62.
— анализ — 52.
— диагноз — 52; 53.
— трудности — 60.
— и бегство к «хорошему» интернали¬
зированному объекту — 267 прим.
— и идеализация — 266 прим.
— и оральный садизм — 145.
— и перенос — 17.
— и персонификация — 17.
— и проекция — 17.
— и реальность — 17; 53.
— ипохондрические симптомы
при — 156 прим.
— происхождение (основа) — 145.
— распространенность в детстве —
53; 54; 62.
— точка фиксации — 56.
Шкаф — 48.
— интерес к нему (Дик) — 50.
Школьная жизнь — 236—237.
Эго/Я
— атаки преследующих объектов
на — 156.
— борьба с ненавистью — 150.
— боязнь/страх интернализирован¬
ных преследователей — 162; 265.
— вера в доброжелательность
интернализированных
объектов — 273.
— влияние Супер-Эго на него — 23.
— внутренняя часть как опасное
место — 146.
— впитывание внешнего мира в
себя — 148.
— выживание и сохранение
«хорошего» объекта — 145.
— зависимость от объекта — 177.
— любимого — 162.
— защиты от преследователей — 144.
— и боязнь «плохих» объектов — 162.
— и вина — 268
— и внешняя реальность — 173.
— и внутренние преследователи —
266.
— и внутренний мир ребенка — 261.
— и депрессивная позиция — 263;
265; 270; 290; 292.
— и депрессивные ипохондрические
симптомы — 156 прим.
— и депрессивные тревоги — 265.
— и доверие — 271.
— и защиты (защитные
механизмы) — 150; 152.
— маниакальные — 268.
— навязчивые — 268.
— и Ид — 10; 146; 150; 153; 161.
— взаимодействие в игре — 6.
— боязнь Ид со стороны Эго —
162;163.
— ненависть Эго к Ид — 154.
— ненависть — Ид к Эго — 154.
— и интеграция Супер-Эго — 297.
— и интернализированные
объекты — 77; 148; 152; 160; 279.
— и интроекция «хорошего»
объекта — 147; 164.
— и ипохондрические тревоги — 160.
— и контроль над объектами и
управление ими — 163.
— и любимый объект — 173; 283.
— интроекция целостного — 175.
— потеря его — 271.
— и любовь к «хорошему»
объекту — 152.
— и мания — 162.
— и механизмы бегства — 267.
— и объединение и расщепление
объектов — 151 прим.
370
Предметный указатель
Эго/Я [продолжение]
— и отношение к реальности — 41.
— и отрицание — 266.
— и параноидные страхи — 290.
— и переживания вины у ребенка —
174.
— и персекуторная тревога — 155.
— и «плохие» объекты, стремление
убежать от них — 162.
— и преследование — 132.
— и психическая реальность — 173.
— и расщепление имаго — 175.
— и садизм — 152; 175.
— и слияние и разделение
инстинктов — 115.
— и страх дезинтеграции — 268.
— и суицид — 161.
— и Супер-Эго/Сверх-Я — 12.
— взаимодействие в игре 6—7; 8.
— давление Сверх-Я — 85.
— конфликт: слабое Эго и
тревога — 40; 52; 75.
— мягкое и убедительное
управление Эго со стороны
Супер-Эго — 118. — при
мании — 174.
— развитие Эго благодаря
анализу Супер-Эго 75.
— раннее Супер-Эго сокрушает
слабое Эго — ИЗ.
— Супер-Эго вызывает в
Эго жестокие защитные
механизмы — 118.
— и требования любимого
объекта — 151.
— и тревога 115; 117; 145; 146; 148;
150; 176; 261; 265.
— и фантазийная жизнь — 45.
— и «хорошие» объекты — 150; 163;
175; 176; 263.
— тревога из-за разрушения
их — 152.
— и Эго-идеал — 164; 175.
— идентификация с Ид — 161.
— идентификация с любимым
объектом — 161.
— идентификация с «плохими»
объектами — 151; 161.
— идентификация с умирающими
объектами — 148.
— идентификация с «хорошим»
объектом — 145; 146; 147; 152;
156; 161.
— инкорпорация объекта — 164.
— инсталляция объекта в — 143.
— интроекция «хороших» и «плохих»
объектов — 143.
— как место интернализированного
опасного полового акта
родителей — 169.
— контроль над интрапсихическими
процессами — 77.
— напряжение в нем из-за страха
перед агрессией — 115 и прим.
— насильственные защитные
механизмы — 132.
— неспособность защитить
«хороший» объект — 146.
— отворачивание от объекта из-за
страха перед Супер-Эго — 117.
— отрицание внешней реальности —
162.
— пенис как регулирующий и
исполнительный орган — 77.
— переход от частичной к полной
инкорпорации объекта — 149; 151.
— персонификация в игре — 5; 9.
— подвергнутое конфликту — 147.
— признание психической
реальности — 147.
— развитие и садизм — 40.
— ранние (преждевременные) формы
защиты — 40; 55; 56; 116; 144;
162; 265.
— способность возместить ущерб —
147.
— способность отождествлять себя с
объектом — 145.
Предметный указатель
371
— способность/ неспособность
переносить тревогу в раннем
детстве — 41—42; 45.
— [способность] справляться с
садизмом — 123.
— страдания из-за смерти
инкорпорированных объектов —
171.
— тенденции к синтезу — 12.
— угроза деструкции — 157.
— установление родителей внутри —
283.
— функции — 77—78.
— чувство жертвы — 150.
— ядра, оральные и анальные — 145.
Эго-идеал — 296.
— при мании 164; 175.
Эго/Я: развитие
— и разрушение тела — 74.
— и ранние ситуации тревоги /
страха — 41—42; 95.
— и тревога — 152.
— нарушение — 81.
— нормальное — 59.
— преждевременное — 49.
— прогресс в результате анализа —
75; 79.
— торможение в — 49.
— у женщины — 31.
— у мальчика — 31.
Эгоизм — 220 прим.
Эдипов комплекс/конфликт/
ситуация
— и анально-садистическая
стадия — 6.
— и орально-садистическая
стадия — 55; 115 и прим.
— и садизм — 23; 40; 85.
— и формирование Супер-Эго — И;
23; 117 и прим.
— начало 23; 29; 39; 117 и прим.
— поздние стадии и защиты против
либидинозных импульсов — 55.
— ранние стадии — 55.
— и защиты против деструк¬
тивных импульсов — 55.
— и садизм — 55.
— торможение в развитии — 42.
Эдиповы желанияIтенденцииI
импульсы — 85.
Экскременты
— желание найти в матери — 39; 93.
— как враждебные агенты — 193.
— как обжигающие, разъедающие
вещества — 120.
— как объекты тревоги — 41.
— опасные и агрессивные — 49; 71.
— установка ребенка к
собственным — 193.
См. также Фекалии
Экскреторные функции/
процессы — 120; 193; 195.
— контроль над — 44.
Эмоции — 43; 153; 207; 213; 215
прим.; 227; 228; 233; 235; 237; 241;
244; 251; 253; 271; 289; 291.
— заторможенные — 290.
— проекция ребенком на мать — 296.
Эмпатия
— преждевременная — 49.
Эпистемофилический(е)
импулъс(ы) / инстинкт — 50.
Эрна, пациентка см. Лист пациентов
Эрос — 115; 119.
Этическое удовольствие — 297.
Я/Эго
— дифференциация с не-Я — 295.
См. также Эго
Ягодицы — 120.
Яд — 14 5; 166; 170.
Ярость — 21.
— и наказание в игре — 8.
Указатель игр
Ниже представлен перечень сюжетов игр, которые обнаруживались
М. Кляйн в анализе. В скобках указан анализируемый ребенок (для подробностей
см. Лист пациентов, С. 311.).
В полицейского (мальчик 6 лет) — 61.
В пространстве между дверями (Дик) — 47—48.
Главарь банды жестоких охотников (Джордж) — 7; 61—62.
Злодей в клетке льва (Джеральд) — 16.
Игры с куклой — 222.
Клетка с львицей (Джеральд) — 16.
Месть преследователям (Эрна) — 6.
Преследование ребенка (Эрна) — 5—6; 6—7.
Путешествие (Рита) — 10.
С игрушечным человечком («Чай папу») (Дик) — 49.
С паровозиком по нарисованным линиям (Джон) — 72.
С перекладыванием игрушечных человечков (Дик) — 49.
С поездом (поезд-папа, поезд-Дик) (Дик) — 46—47.
С сжиганием и разрыванием бумаги (Джон) — 71—72.
С угольной тележкой (Дик) — 47.
Слон и кукла (Рита) — 8—9.
Со шкафом (Дик) — 50.
[ 372 ]
Указатель сновидений
Ниже представлен перечень сновидений, которые анализировала М. Кляйн.
В скобках указан сновидец (для подробностей см. Лист пациентов, С. 311.).
О быке (пациент Д.) — 285; 286—287.
О детективе, арестовывающего враждебного, преследующего человека
(пациент X.) — 157.
О матери с сыном (миссис А.) — 275—276.
О неуправляемом автобусе (пациент Д.) — 288.
Об отце и психоаналитике (пациент Д.) — 287—288.
О полете с сыном (миссис А.) — 277.
О почках, жарящихся на сковородке в духовке (пациент Y) — 166.
О путешествии в вагоне с родителями (пациент С) — 164—165.
О рыбе, которая была крабом (Джон) — 68—69.
[ 373 ]
Указатель фантазий
Ниже представлены темы фантазий, которые обнаруживались у пациентов
М. Кляйн в анализе. В скобках указан анализанд (для подробностей см. Лист
пациентов, С. 311.).
О беспомощности родителей — 269.
О внутренней части себя — 156.
О внутреннем кровотечении — 158.
О волшебниках, солдатах, ведьмах (мальчик, 6 лет) — 62.
О волшебной мамочке (мальчик, 4,5 года) — 10; 12 прим.
О воссоздании и исцелении матери — 210; 229.
О враждебных внутренних и внешних объектах — 184.
О враждебных или отказывающих грудях — 184.
О всемогуществе — 210; 265; 267; 269.
О гениталиях (пенисе) отца — 122; 131; 167—168; 212; 218.
О главаре банды охотников и животных (Джордж) — 7.
О гомосексуальной связи — 212.
О груди матери — 182; 184—185; 260.
О доме-мясе (Джон) — 69.
О жестокости и всемогуществе — 265.
О занятии места матери — 212; 227.
О коитусе родителей — 39; 45; 167; 289.
О коитусе с матерью — 73 (Джон); 243.
О крабах (Джон) — 69.
О кусании, пожирании родителей — 167.
О кусании и разрывании матери, груди — 210.
О ленточном черве (пациент X) — 157.
О лисе в курятнике (Джон) — 67—68.
О любви и хорошести родителей — 214—215.
О маленьком человечке внутри — 157—158.
[ 374]
Указатель фантазий
375
О младенцах в теле матери — 167.
О могуществе взрослости — 269.
О моче и фекалиях — 48; 70; 120; 186; 187.
О нападении на братьев/сестер в утробе матери — 68; 260—261.
О нападении на мать и борьбе с отцом — 22—27; 86—87.
О пенисе как инструменте, причиняющем боль — 219.
О пенисе отца в утробе матери (Дик) — 49.
О повреждении братьев и сестер — 159.
О повреждении родителей — 148; 298.
О потере внутренних «хороших» объектов — 271.
О преследовании — 131—132.
О разрушении матери — 227; 241; 253; 288.
О репарации — 186; 219.
О сексуальной связи с матерью — 212.
О сексуальной связи с отцом — 212.
О сохранении объекта в безопасности внутри себя — 146.
О спасении матери — 186.
О сражении внутри тела матери (Джон) — 73.
О стакане, ячменной воде и солнце (Джон) — 71.
О теле матери — 49; 184—185; 222.
О темном, пустом теле матери (Дик) — 49.
О фрагментарном кале (Джон) — 70—71.
Об агрессии против родителей — 129; 130; 148; 167; 171.
Об атаке на любимые объекты — 260—261.
Об атаке на тело матери — 39; 48 (Дик); 286; 288.
Об атаке объединенных родителей ядовитыми испражнениями — 157.
Об атаке пениса отца фекалиями (Джон) — 71.
Об инкорпорации родителей — 261.
Об ипохондрических болях — 158.
Об исследовании тела матери — 73; 243; 244.
Об исцелении матери — 229.
Об обладании пенисом отца — 167—168.
Об ограблении тела матери — 244; 272.
Об экскрементах как опасном оружии — 40.
Указатель символов
Символы
автобус = кастрация отцом — 289.
автобус = опасный половой акт — 288; 289.
автобус = происходящее внутри — 289.
авторучка = пенис — 77.
белка в клетке = пенис в теле матери — 22—23; 88.
бизоны = комбинированная фигура родителей — 286.
бумага = братья — 122; 131.
бумага = грудь матери — 122; 131.
бумага = родители — 122; 131.
бумага = сестры — 122; 131.
бумага = тело матери — 122; 131.
бутылочка = безопасный объект внутри себя — 282.
бутылочка = грудь матери — 197, 209 прим.
вагон = собственное тело — 169.
вещи, на которых сидят и лежат = защищающая и любящая мать — 25, 88.
внешний мир = тело матери — 161.
внутренняя часть = ядовитое место — 146.
враг = «плохая» вещь — 215 прим.
враждебные животные = атакованные дети, находящиеся внутри матери —
26, 89.
враждебные животные = отец атакованный — 26, 89.
глыба льда = тело матери — 72.
грудь = безопасность — 260.
грудь = безопасный объект внутри себя — 282.
грудь = любовь — 260.
грудь = хорошесть — 260.
грязь = «плохая» вещь — 215 прим.
два человека = психоаналитик = комбинированная фигура родителей —
289.
[ 376 ]
Указатель символов
377
два человека, открывающие крышу = пациент и психоаналитик — 289.
деструктивная птица = пациент — 288.
деструктивные дети = пациент — 288.
дети = самое ценное имущество — 222.
диарея = опасное оружие — 157.
диарея = плохой пенис отца — 157.
диарея = ядовитые испражнения — 157.
дикие звери = родители — 114.
дом из мяса = внутренняя часть мальчика (Джон, 7 лет) — 73.
дом из мяса = внутренняя часть матери — 73.
дом из мяса = тело матери (Джон, 7 лет) — 72; 74.
духовка с жарящейся сковородой = мать, вмещающая обжигающий пенис —
169.
духовка с жарящейся сковородой = мать, вмещающая умирающих детей —
169.
дыра в обоях = коитус пениса отца с матерью — 23, 89.
еда = пенис отца — 10.
женское тело = место, полное деструкции — 72.
идеализируемая мать = безопасность — 273—274.
идеализируемая мать = жизнь — 273—274.
интернализированные частичные объекты = преследователи — 154.
интроецированные объекты = фекалии — 145.
искусство = мать — 245.
источник радости, красоты и обогащения = дающая грудь матери — 246.
источник радости, красоты и обогащения = созидающий пенис отца — 246.
карандаш = пенис отца — 122; 131.
карандаш = собственный пенис — 122.
коробки = братья — 122; 131.
коробки = грудь матери — 122; 131.
коробки = родители — 122; 131.
коробки = сестры — 122; 131.
коробки = тело матери — 122; 131.
крабы = комбинация опасных фекалий и пениса мальчика и его отца — 71.
крабы = пенис отца — 69, 73.
крабы = преследователи — 78.
378
Указатель символов
крабы = фекалии — 69.
красивые земли = любимая мать — 245.
красота = мать — 245.
кровать = защищающая и любящая мать — 25, 88.
круглый предмет = грудь матери — 242.
кукла = живой ребенок — 222.
кукла = Ид — 9.
кусочки бумаги = грудь матери — 71—72,122
кусочки бумаги = мать — 71—72,122
кусочки кала = пенис — 71.
ленточный червь = родители во враждебном союзе — 157
лиса = мальчик (джон, 7 лет) — 68
любимая женщина = любимая мать — 230
любимая личность = ранее значимые фигуры — 273
маленькие игрушки = братья — 122; 131.
маленькие игрушки = родители — 122; 131.
маленькие игрушки = сестры — 122; 131.
маленькие игрушки = грудь матери — 122; 131.
маленькие игрушки = тело матери — 122; 131.
малиновая глыба льда = кровь раненой матери — 72.
мать = атакующий бык-отец — 285.
мать = мир — 69.
мать = хорошая грудь — 209.
маятник, вырванный из часов = пенис в теле матери — 22—23; 88.
медвежонок = пенис — 10.
менструирующая женщина = «грязная» женщина — 203.
мертвый отец = преследователь особого вида — 170.
мертвый отец внутри = фекалии — 170.
мертвый отец внутри = флатус — 170.
мир = атакованная ребенком мать — 26; 89.
мир = грудь и живот, которые наполнены опасными объектами — 59; 60.
мир = материнское тело — 26; 89.
мир = мать — 245.
младенцы в теле матери = ценное имущество — 244.
Указатель символов
379
молоко = безопасность — 260.
молоко = любовь — 260.
молоко = хорошесть — 260.
море = тело матери — 74.
моча = вредные и опасные вещества — 48.
моча = жгущее — 70.
моча = опасное — 70.
моча = отравляющее — 70.
моча = режущее — 70.
мочеиспускание = затопление — 40.
мочеиспускание = поджигание — 40.
мочеиспускание = резание — 40.
мочеиспускание = удар кинжалом — 40.
мочеиспускание в кубок = половое сношение с матерью — 167.
мясо-дом = тело матери — 69; 74.
неваляшки = грудь матери — 72.
неваляшки = пениса отца — 72.
неуправляемый автобус = опасный половой акт пациента с матерью — 288.
новая территория = новая мать — 243.
носовая слизь = жир на сковороде — 168.
носовая слизь = моча в чаше — 168.
носовая слизь = собственное семя — 170.
особое расположение кроватей = желание разделить родителей — 168.
отец = бизоны — 287.
отец = опасный бык — 286; 288.
параллельные линии то расширяющиеся, то сужающиеся = вагина — 72.
пенис = инструмент, способный причинить боль — 218.
пенис = исполнительный орган садизма — 49; 55; 76.
пенис = мощь — 222.
пенис = опасная губительная вещь — 217.
пенис = опасное наступательное оружие — 72.
пенис = преследователь — 71.
пенис = репрезентант Эго — 77.
пенис = садистический и опасный предмет — 70.
380
Указатель символов
пенис = творческая сила — 222.
пенис = хорошесть — 222.
пенис отца = опасные животные — 71; 74.
пенис отца = оружие — 74.
пенис отца = репрезентант бессознательного — 77.
пенис отца = Супер-Эго — 77.
пенис отца = фекалии — 167.
«плохая» кровь, смешанная с диареей = плохой отец — 158.
плохой объект = грудь матери — 143.
полоски порванных обоев = поврежденная внутренняя часть тела матери —
25; 89.
полумертвый бык = умирающая мать внутри — 287.
почки, сожженные заживо = младенцы в теле матери — 167.
почки, сожженные заживо = пенис отца — 167.
прокалывающий желтый карандаш = обжигающее солнце — 73.
психоаналитик = плохой отец — 289.
пустой чайник, из которого вырывается облако пепла и дыма = пачканье
экскрементами — 23; 87.
разбивание вещей = оружие первичного садизма — 23.
разлитые на столе чернила = пачканье экскрементами — 23; 87.
различные органы = интернализированные братья и сестры — 159.
разрывание вещей = оружие первичного садизма — 23.
рак = жадность — 158.
рак = пенис плохого отца — 158.
рак = собственный садизм — 158.
раковина = тело матери — 48.
раскрашивание = средство для восстановления людей — 30.
рисование = средство для восстановления людей — 30; 94.
рисование = средство садизма — 94.
родина = мать — 242.
самодельный карандаш = пенис отца — 131.
самодельный карандаш = собственный пенис — 131.
сарай = мать внутри пациента — 288.
сарай = пациент — 288.
сарай = тело матери — 288.
Указатель символов
381
семена = живые младенцы 287.
слезы = слезы внутренних родителей — 278.
слезы = экскременты — 279.
слон = имаго отца — 8.
слон = Супер-Эго — 9.
смерть любимой личности = победа — 273.
смерть матери = разрушение себя внутренним быком — 286.
смерть матери = собственная смерть — 288.
солнце = моча — 71.
солнце = обжигающий пенис — 71.
солнце = садистический пенис отца — 72.
солнце = сын — 71.
спичечные коробки = грудь матери — 71—72,122; 131.
спички = братья — 122; 131.
спички = грудь матери — 71—72; 122; 131.
спички = мать — 71—72; 122.
спички = родители — 122; 131.
спички = сестры — 122; 131.
спички = тело матери — 122; 131.
стакан = грудь матери — 72.
старичок-счетовод = пенис отца — 25; 89.
стекло = мать — 72.
тело матери = место ужасов — 72.
тело матери = сокровищница — 73.
тюрьма = внутренняя часть — 157.
уборка = обследование интрапсихической реальности — 75.
утроба = мир — 121.
фекалии = вредные и опасные вещества — 48.
фекалии = моча — 186.
фекалии = опасные животные — 69.
фекалии = подарки — 186.
фекалии = преследователи — 70.
фекалии = преследователи — 154.
фекальные массы = огнестрельное оружие — 40.
382
Указатель символов
фекальные массы = ракеты — 40.
фрагментарный кал = пенис преследователя — 69; 70—71.
хорошая» кровь = психоаналитик — 158.
хороший объект = грудь матери — 143.
цыпленок = младенцы — 72.
цыпленок = младший брат — 68.
частичные объекты = фекалии — 154.
чудовища = родители — 114.
шум от птиц = опасный половой акт — 286.
щипцы в качестве меча = оружие первичного садизма — 23; 87.
экскременты = враждебные агенты — 193.
экскременты = обжигающие и разъедающие вещества — 120.
экскременты = опасное оружие — 40; 120.
экскременты = опасные животные — 71; 120.
экскременты = средства возмещения повреждений — 187.
экскременты = ядовитые вещества — 40.
ячменная вода = молоко — 72.
ящик = тело матери — 75.
ящик = собственное тело мальчика (джон, 7 лет) — 75.
Символизируемое
брат = цыпленок — 68.
братья = бумага — 131.
братья = коробки — 131.
братья = маленькие игрушки — 131.
братья = спички = — 131.
вагина = параллельные линии то расширяющиеся, то сужающиеся —
72.
грудь матери = бутылочка — 197; 209 прим.
грудь матери = источник радости, красоты и обогащения — 246.
грудь матери = круглый предмет — 242.
грудь матери = кусочки бумаги — 72; 122.
Указатель символов
383
грудь матери = неваляшки = — 72.
грудь матери = плохой объект — 143.
грудь матери = спичечные коробки — 71—72; 122.
грудь матери = спички — 71—72; 122.
грудь матери = хороший объект — 143.
ид = кукла — 9.
кастрация = автобус — 289.
коитус родителей = дыра в обоях — 23; 89.
комбинированная фигура родителей = бизоны — 287.
комбинированная фигура родителей = два человека
литик = — 289.
любовь = грудь — 260.
любовь = молоко — 260.
мать = вещи, на которых сидят и лежат — 25; 89.
мать = духовка с жарящейся сковородой — 169.
мать = искусство — 245.
мать = красивые земли — 245.
мать = красота — 245.
мать = кровать — 25; 88.
мать = кусочки бумаги — 72; 122.
мать = лед — 72.
мать = любимая женщина — 230.
мать = мир — 26; 89.
мать = мир — 69.
мать = новая территория — 243.
мать = родина — 242.
мать = спички — 72; 122.
мать = стекло — 72.
мать = хорошая грудь — 209.
отец = «плохая» кровь, смешанная с диареей — 158.
отец = бизоны — 287.
отец = опасный бык — 286; 288.
психоана-
384
Указатель символов
отец = психоаналитик — 289.
отца = маленькие игрушки — 131.
пенис = авторучка — 75.
пенис = белка в клетке — 22; 88.
пенис = бумага — 131.
пенис = вырванный из часов маятник — 23; 88.
пенис = диарея — 157.
пенис = еда — 10.
пенис = инструмент, способный причинить боль — 218.
пенис = исполнительный орган садизма — 49; 55; 77.
пенис = источник радости, красоты и обогащения — 246.
пенис = карандаш — 122.
пенис = коробки — 131.
пенис = крабы — 69; 73.
пенис = кусочки кала — 71.
пенис = медвежонок — 10.
пенис = мощь — 222.
пенис = неваляшки — 72.
пенис = опасная губительная вещь — 217.
пенис = опасное наступательное оружие — 72.
пенис = опасные животные — 71; 74.
пенис = оружие — 74.
пенис = почки, сожженные заживо — 167.
пенис = преследователь — 71.
пенис = рак — 158.
пенис = репрезентант бессознательного — 77.
пенис = репрезентант эго личности — 77.
пенис = садистический и опасный предмет — 70.
пенис = самодельный карандаш — 131.
пенис = солнце — 71; 72.
пенис = старичок-счетовод — 25; 89.
пенис = Супер-Эго — 77.
Указатель символов
385
пенис = творческая сила — 222.
пенис = фекалии — 167.
пенис = фрагментарный кал — 69; 70—71.
пенис = хорошесть — 222.
половой акт = автобус — 288.
половой акт = шум от птиц — 286.
родители = бумага — 131.
родители = дикие звери — 114.
родители = коробки — 131.
родители = ленточный червь — 157.
родители = маленькие игрушки — 131.
родители = спички — 131.
родители = чудовища — 114.
сестры = бумага — 131.
сестры = коробки = — 131.
сестры = маленькие игрушки — 131.
сестры = спички — 131.
тело = вагон — 169.
тело = дом из мяса — 74.
тело матери = большая глыба льда — 72.
тело матери = бумага — 131.
тело матери = внешний мир — 161.
тело матери = коробки — 131.
тело матери = маленькие игрушки — 131.
тело матери = место ужасов — 72.
тело матери = море — 74.
тело матери = мясо-дом — 69; 74.
тело матери = раковина — 48.
тело матери = сарай — 288.
тело матери = сокровищница — 73.
тело матери = спички — 131.
тело матери = ящик — 75.
Научное издание
Мелани Кляйн
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ТРУДЫ
Том 2
Перевод с английского и немецкого
Научные редакторы
С.Ф. Сироткин, М.Л. Мельникова
Корректор — A.B. Бекмачева
Дизайн обложки — К.А. Зеленин
Компьютерная верстка — Н.В. Саранчева
ООО Издательский дом «ERGO»
Директор И.Н. Чиркова
E-mail: ergo@udm.ru
Сдано в производство 26.09.07. Печать офсетная.
Формат 60x90/16. Гарнитура Academy.
Заказ № 5086. Тираж 1000 экз.
Отпечатано с оригиналов заказчика
в ОАО «Ижевская Республиканская типография»
426057, г. Ижевск, ул. Пастухова, 13
Отпечатано в России
ISBN 978-5-98904-020-9