1, \UJKHP< КИИ 1 OO 1 \l’< I HI НИМИ 1ПДАГ01 ИЧЕСК11Й
5 11II IM l'( II I ET UM. M. АКМУЛЛЫ
HEP.Mc Kill"! ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ
МУЗЕЙ АРХЕОЛ1 >nnt 11 ЭТНОГРАФИИ ПЕРМСКОГО ПРЕДУРАЛЬЯ
ПЕРМСКИЙ ФИЛИАЛ
ИНСТИТУТА ИСТОРИИ II АРХЕОЛОГИИ
УрО РУН
А.М. Белавин, В.А. Иванов,
11.Б. Крыласова
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ
в древности и средние века
Уфа 2009
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
УДК 902
ББК 245
Б 43
БЕЛАВИН А.М., ИВАНОВ В.А., КРЫЛАСОВА Н.Б.
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века :
Монография/ А.М.Белавин. В.А.Иванов. Н.Б.Крыласова:
Башкирский государственный педагогический университет
им.М.Акмуллы; Пермский государственный педагогический
университет: Пермский филиал ИИиА УрО РАН - Уфа: Изд-во БГПУ.
2009 - с.278, ил.79.
Монография посвящена анализу археологических и иных источников, раскрывающим
вопросы возникновения и развития угорских археологических культур Предуралья (часть
территории республик Башкортостан. Татарстан, Удмуртии и Пермского края) от периода
позднего бронзового века до эпохи раннего средневековья включительно. Предложен
новый вариант этнокультурной истории региона, учитывающий последние достижения
региональной археологии.
Книга адресована специалистам-археологам, студентам исторических факультетов,
учителям, музейным работникам.
Ил. 79, табл. 28, библиогр. 458 назв.
Издание подготовлено в рамках проекта АВЦП «Развитие научного потенциала
высшей школы (200^-2010 гг.)»№ 2.2.3.1/472 «Музей археологии и этнографии
Пермского Предуралья как центр изучения, сохранения и актуализации
историко-культурного наследия»
ISBN 978-5-87978-581-4
© Белавин А.М., Иванов В.А., Крыласова
Н.Б., текст, иллюстрации, оформление и ма-
кет, 2009.
© Изд-во БГПУ, 2009.
© МАЭ ПГПУ, 2009.
AM Белавин. BA. Иванов. НБ Гры/исом Vt
г5Г<Г^.	1 Угры В Предуралье по данным
X"*"1’« письменных источник»»
культурно-экологическая область, пограничная меж-
Урал как особая^у был регионом, имеющим достаточно благопри-
ду Азией и Европой ® хозяйствования культурно-природную среду, сочета-
ятную для обитан	обеспечения относительно высокого уровня
ющую как возм°*ные культурные и экономические традиции населения
жизни, так и ПР мысле ЕвразийСкий регион, включающий в себя самые
Урал в прямо и самые восточные части Европы, одновременно раз-
Запаюший два материка и объединяющий их’. Территории Урала, располо-
Д!Сные в различных ландшафтных зонах, начиная с древности представля-
ют собой довольно плотно заселённую ойкумену. Однако этнокультурная
география региона находились в постоянной динамике, обусловленной раз-
личными историческими обстоятельствами. К ним относятся миграционные
процессы, трансуральские торговые пути, смена этнокультурных доми-
нант и хозяйственно-культурных типов, вхождение частей региона в состав
различных ранних государств и влияние их на социально-экономическое,
социально-политическое и этнокультурное развитие народов Урала. Сте-
пень воздействия этих факторов в различные исторические эпохи была не
равнозначной, но каждый из них влиял на население региона. В этнокуль-
турном отношении Урал почти во все эпохи представлял собой поликуль-
турный и полиязычный регион. Исторически это родина ряда финно-угор-
ских и тюркских народов, арена, на которой некогда активно действовали
ираноязычные народы, территория, которая достаточно давно стала сла-
вянской ( русской) ойкуменой В начале XXI в на Урале проживает свыше
120 различных народов, представлены почти все хозяйственные типы, свой-
ственные для Евразии, от тундрового оленеводства, до степного кочевого
скотоводства.
Среднеуральский регион и в особенности, его восточная часть, на этни-
ческой карте современной России связаны с расселением народов угорской
ветви финно-угорской ( уральской) языковой семьи. Вероятно, еще в относи-
тельно недавнем историческом прошлом зона расселения уральских угров
была значительно шире, и в неё входили не только те этнические группы,
которые составили этногенетическую основу современных манси и хантэ, но
и те группы ( народы) , которые были родственны им по культуре, хозяй-
ству, образу жизни и, возможно, близки и в языковом отношении.
В контексте настоящей работы в широком историко-географическом смысле Урал
понимается как территория, занятная Башкортостаном, Удмуртией, Пермским краем,
республикой Коми, ХМАО, Свердловской, Челябинской, Тюменской областью - террито-
риями верхнего и среднего течения Камы, бассейна Н черы и Вычегды, нижнего, среднего и,
частично, верхнего Приобья. В более узком смысле нам интересен т.н Средний Урел:
Та^п~^ИКаМЬЯ (Пре^ап^ Зауралья и Прнобья, ахающее в себя
подзоны гайги включен '"'‘атические зоны • степи и лесостепи, смешанные леса и разные
подзонытаиги. включая зоны горной поясности (см. рис. 1)
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
Даже беглый обзор письменных источников не оставляет сомнения в
такой картине для периода позднего средневековья и нового времени. Во-
гульское ( протомансийское) угорское население русские застали в XV -XVI
в. на Вишере. По данным переписи Яхонтова 1579 г., все течение р. Язьвы
( приток р. Вишеры) выше впадения Глухой Вильвы - ныне занятое коми-
язьвинцами - принадлежало вогулам. Даже в XX в. манси проживали в
Усть-Улсе (Верхняя Вишера) . Протоманси в XVI - XVII вв. проживали и
на Колве, вперемежку с коми-пермяками. Манси отмечались здесь и в
XVIII в. при Генеральном межевании: они жили около Ныроба и занима-
лись лесными промыслами. По данным VIII ревизии ( 1830-е годы) , в Чер-
дынском уезде по Колве было 60 вогульских семей, а спустя 20 лет - 71.
Лишь к концу XIX столетия их число стало сокращаться ( 1883 г. - в уезде
вогул всего 40 душ) . В западной части Чердынского уезда ( современный
Коми-Пермяцкий округ) еще в XVII в. также обитали манси, по-видимому,
осколки их бывшей племенной группы - косьвинские вогулы (с.Вогулята,
Вогульский Остров) ( Глушков, 1900) .
В еще большей степени в XVI-XVIII вв. протомансийским населением
был освоен Соликамский уезд, где проживала их особая группа - обвинс-
кие вогулы или остяки. Они жили по Иньве, Обве, Мулянке. Об этом, по
мнению лингвистов, свидетельствуют фамилии местных жителей ( Кыла-
сов, Юрганов, Югринов и др.) угорского происхождения. «Житие Трифона
Вятского» содержит указание на проживание остяков в бассейне рек Сыл-
ва, Тулва, Обва и Очер. Так, в восьмой главе этого сочинения говорится:
..... многие языки и рек с Печоры и Сылвы, и с Обвы и с Тулвы князи их:
остяцкий Амбал, вогульский Бебяк и инии мнози языци со всеми своими
улусы, остяки и вогулы • » (На путях из Земли Пермской в Сибирь, с.21-22
- разрядка наша - авт) , а в Мыльниковской редакции «Жития» указано
еще и « Отчерские реки ( т,е. с реки Очер - авт) остяки •». И.Б. Миллер
указывает, что угры ( остяки) в прошлом жили в «в Великой Перми у Соли-
камска».
В XVI в. сылвенские и тулвенские остяки и вогулы платили ясак в
Пермь Великую-Чердынь, а в начале XVII в. их отписали к Верхотурью, и
с этого времени они терпели постоянные притеснения от Строгановых, со-
гнавших их со старых мест (Акты археографической ;, т.Ш, и 118; Верхо-
турские грамо ты : 4.1 1982, с.22-23) . На Сылве и Ирени 67 юртов остяков и
татар зафиксировала перепись М.Кайсарова. Протоманси в XVI в. фикси-
руются также и на Чусовой - чусовские вогулы ( и остяки)
рых под давлением Строгановской колонизации покинула эти места, а часть
была ассимилирована расселявшимися здесь строгановскими людьми -
русскими ( из сольвчегодских имений) и коми-пермяками ( из западных кам-
ских вотчин) , а также башкирами. (Верхотурские грамоты..., 1982, с.39;
Полякова О.В., 2001, с.57-58) . Известны случаи отатаривания и обрусения
угров Пермского Предуралья и даже их опермячивания ( например, коми-
язьвинцы) . Так, академик Георги, в 1773 г. посетивший Чусовских вогул в
деревнях Копчик и Бабенки, писал, что по своей одежде, внешнему виду и
основам хозяйства «они совершенно русские крестьяне и, будучи весьма
склонны к пьянству, празднуют, когда есть деньги, все русские праздни-
- часть из кото-
угров Пермского Предуралья и даже их опермячивания ( например, коми-
язьвинцы) . Так, академик Георги, в 1773 г. посетивший Чусовских вогул в
................................................	_ г1у и
°с"°вам хозяйства <<они совершенно русские крестьяне и, будучи весьма
ки».		> - >	।
а М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
Известный этнограф, специалист по народам I 1рикамья И.Н. Смирнов
приводил множество свидетельств пребывания угров в Прикамье на осно-
вании документов Пермского и Вологодского краев. Ученый считает несом-
ненным, что: «в период от первой половины XV века до конца XVIII века
Мансы жили еще на пространстве между >сть-Вымом и Уралом, по рекам
Вычегде, Печере и восточным притокам Камы - Колве, Вишере, Яйве, Косьве
и Чусовой... Передвижение Югры на восток представляет собой результат
борьбы, в которой Югре принадлежала оборонительная роль. Югра асси-
милировалась. отступала, пока главная масса ее не перешла наконец че-
рез Урал» ( Смирнов, 1891, с. 109-110.) .
Письменные источники сохранили свидетельства о недавнем пребыва-
нии угров и в других частях Предуралья. Так, сохранила сведения об уграх
на Чепце «Повесть о стране Вятской», в частности там указано « • дошед-
шее Чепцы реки и вниз по ней плывущие пленяющие остяцкие жилища».
Со ссылкой на Усть-Вымскую летопись, А.Ф. Теплоухов приводит данные о
том, что в середине XV в. около Усть-Выми на Вычегде жили «вогуличи-
вятчане». «вятские вогуличи», «пришедшие от Вятки вогуличи» (Теплоухов,
1960. с.271) . По сообщению префекта вятской духовной семинарии Плато-
на Любарского, при епископе Вениамине в 1739-1742 гг. на Вятке «великое
число варварских народов в епархии жительствовавших яко вотяков и во-
гуличей, тщанием его крестились и многие тщанием его для них построены
церкви и часовни» (Луппов, 1901, с.39 - разрядка наша - авт) . На карте
Н.К. Витзена 1663 г. вогулы помещены в верховья Вычегды. Даже в первой
трети XVIII в. вогулы владеют землями на Вычегде. Так, в 1732 г. вогул
Сейпалов торгует своими землями на Верхней Вычегде с крестьянами
Мылвинской волости ( Мельников, 1852, с.24-25) .
Косвенным, но весьма ярким показателем относительно недавнего по-
явления финно-пермского населения в Предуралье является низкая чис-
ленность удмуртов, коми-пермяков и коми-зырян, выявляемая по письмен-
ным данным XV-XVII вв. в местах их так называемого «коренного и
автохтонного» расселения. Так, по подсчетам В.А. Оборина, численность
удмуртов в XVI в. не превышала 3,5-4 тыс. человек обоего пола (Оборин,
1990, с. 46) . Н.И. Шутова на основе анализа письменных и археологических
источников указывает, что к середине Нтыс. н.э. происходит практически
полное запустение средневековых памятников Удмуртии, а с XVI столетия
фиксируется редкая сеть новых памятников на не освоенных ранее землях,
причем эта сеть расселения состоит из малолюдных в 1-5 семей ( от 6 до 57
человек) поселений, и увеличение количества удмуртских поселений и чис-
ленности удмуртов наблюдается только с конца XVII в. (Шутова, 1992,
с.101-103) .Коми-пермяков ( «перемяки» русских источников.) bXV-XVIbb.,
по расчетам В.А.Оборина, не более 4 5 тысяч человек обоего пола. Наибо-
лее крупным пермяцким населенным пунктом в XVI в. была деревня Ку-
дымкарская ( Кудымкар) из 7 дворов с 11 душами м.п. ( Шишонко, 1881.
с.86) , причем среди этих жителей, по переписи И.Яхонтова 1579г., фиксиру-
ются как коми-пермяки, так и русские, что свидетельствует о смешанном
составе населения Кудымкара ( Кудымкар, 1998, с.6) . Как отмечал И.Я
Кривощеков ( Кривощеков, 1894; дерев 1я Кудымкар с семью дворами в
царствование Ивана Грозного была самым значительным поселением на
протяжении 700 верст течения Иньвы - современной исторической терри-
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
тории расселения основной части коми-пермяцкого этноса, где всего в 1579г.
зафиксировано проживание 232 душ мужского пола (вместе с Обвинской
волостью) ( Кривощеков, 1897, с.28) . Наиболее плотно заселенными пермя-
ками были земли Повычегодья, где в середине 80-х гг. XVI в., по данным
Н П. Воскобойниковой, проживало около 6 тыс. человек мужского пола
( История Коми АССР, 1981, с.37) . Этот факт, вероятно, можно расценивать
как свидетельство о локализации исторической прародины пермян как та-
ковых. Рост численности пермян в Предуралье начинается лишь в XVII
столетии, что означало завершение социально-культурной и хозяйственно-
географической адаптации их на новой территории. Так, к началу XVIII в.
количество коми-пермяков, по данным Г.Н. Чагина, составило 8 тыс. чело-
век, из которых почти 5 тыс. проживало в Иньвенском крае ( Коми-пермяц-
кий :, 2000, с. 14) . С 20 до 100 возросло количество удмуртских поселений на
р Чепце к 1678г. (Удмурты, 1993, с. 29) . К концу XVII в. численность уд-
муртов. по расчетам М.В. Гришкиной, составила около 29 тысяч человек
( Гришкина, 1994, с.161) .
Достаточно много свидетельств о некогда имевшем место широком
расселении в Западном и Южном Предуралье угорского (угроязычного)
населения дает «язык земли» - топонимика и ономастические данные в
целом.
Достаточно напомнить об этимологии слова «Кама», приводимой
В.И. Лыткиным, который считал это название реки угорским ( «кам»— чи-
стый. светлый, прозрачный; «-а, -я» гидроформант в значении «река») .
При этом он считал, что пермяне ( коми) первоначально называл Каму «Юг»
( светлая чистая) , это название сохранилось в многочисленных притоках
Камы в ее верхнем течении. Еще А. Каннисто приводил 262 топонима угор-
ского ( вогульского) происхождения, распространенных на северо-востоке
Европейской части, большую часть которых можно обнаружить на Сред-
ней и Верхней Каме, в том числе, это десятки названий рек на «-я» ( напри-
мер Лопья, Сая, Урья, Шудья и т.п.)	( Kannisto, 1927) . Характерно, что на
этих реках исследованы крупные и богатые могильники и поселения VIII-
XII веков. И хотя идеи Каннисто о названиях на «-я» подвергаются крити-
ке со стороны А.К. Матвеева и В.В. Напольских, необходимо отметить, что
для территории Предуралья его выводы не отвергаются большинством
лингвистов. Следует подчеркнуть, что названия мелких и средних геогра-
фических объектов до перехода их в записанное состояние могли сохра-
няться в устной памяти нового населения на протяжении всего лишь не-
скольких поколений (250-300 лет) , что может косвенно указывать на
относительно недавнее пребывание ( 400-500 лет назад) достаточно круп-
ных массивов угорского населения на территории Предуралья.
Кроме гидронимов на «-я» многие авторы ( М.Г. Атаманов, А.К. Мат-
веев, Л.М. Майданова и др.) выделяют как угорские ( мансийские, хантый-
ские и мадьярские) названия на «-им, -ым», на «-еган, -юган, -яган», «-сос,
-шош» ( Атаманов, 1989, с.26-27; Матвеев, 1968, с.143-145;35) , которые ши-
роко распространены на территории Верхнего Прикамья в названиях при-
токов Камы первого и второго порядков. М.Г. Атаманов указывает и на их
широкое распространение в левобережной части верхнего течения р.Чепца
( Атаманов, 1989, с.27) . По мнению академика Серебренникова и Тепляши-
ной, топонимы на - ым - им ( типа Акчим, Волим, Кончим, Лугдым, Палым,
ний на «-ерть»;
ХХ“Л“опониХ «0= Визяр, Бязярк,. вишерз. Бисер < М„вве>
1968, с. 144)
герским
ческим
вание угров в
и Т.Н. Тепляшиной с древнемансийскими фратриями пор~и мощ и
оставили многочисленные следы в топонимике Удмуртии причем
А М. Белавин. В.А Иванов. Н.Б Крыласова W П	«"Л
«т vt «	г поодвижением в Восточную Европу угорского
Пелым) следует двяз Где находится основной очаг таких названий
населения Западн°” ^И°ИР '26Н тепляшина, 1969, с. 220) . А.К. Матвеев от-
(Серебренников 1	^2	древнему угорскому пласту до форми.
оования о&жихров ( Матвеев, 1961, с.135) . А.К. Матвеев указывает на
рования ооских yip '	eD -ера», и соотносимых с ней назва-
возможно yr°Pcl^°Jo взгляд_ У х достаточно равнозначно можно связывать
пластом топонимов Урала и Зауралья, в особенности
- типа Бизяр Бизярка, Вишера, Бисер (Матвеев,
Этимологически такие названия хорошо увязываются с вен-
VP feofla) VIZ-AR VIZ-ER ( поток воды) . Интересным топоними-
подтверадением указания «Жития Трифона вятского» на прожи-
- оайонек современного г. Пермь являются речки Мось и Волюм,
дотекающие на его восточной окраине. Если принять во внимание все
гидронимы, образованные с помощью угорских апелпятивов, то представ-
ление о гидронимики Пермского Предуралья, как о преимущественно фин-
но-пермской, становится неоднозначным.	с _
Особое звучание в связи с рассматриваемой темой приобретают на-
звания типа Порга-Пурга, Можга и Эгра, сопоставляемые М.Г. Атамано-
вым и Т.И. Тепляшиной с древнемансийскими фратриями пор и мощ и
возможным самоименованием предуралы. mix угоов йогра-югра Эти этно-
нимы оставили многочисленные следы в топонимике Удмуртии, причем
топонимы с апелетивом «пор» концентрируются преимущественно в бас-
сейне р.Чепцы (Тепляшина, 1967, с 261-264; Атаманов, 1987) Именно в этих
районах сосредоточено и большинство топонимов на «ым», «-ум», «-ом».
Здесь расположены селения воршудно-родсвых групп Эгра и Пурга, про-
исхождение которых М.Г. Атаманов напрямую свя )ывает с уграми, оби-
тавшими здесь до начала II тыс. н.э
литературе как племена поломской культуры Атзманов, 1997, с.46) .Инте-
ресно. что источники XIX в. зафиксировали схожие названия и в пределах
современного Коми-Пермяцкого округа, например р. Можга ( Мочга) и де-
ревни Большая и Малая Можга в Купросской волости в бассейне р.Иньва
( совр. Юсьвенский район в которых И.Я. Кривощеков зафиксировал про-
явление угорского по содержанию культа лошади В Гайнском и Косинс-
ком районах Коми-Пермяцкого округа текут реки Полым, Салым, Пелым
и Обь - притоки р. Косы, есть и населенные пункты с такими названиями
В Чазевском сельсовете КАЭЭ ПГПУ зафиксированы сообщения местных
жителей о ранее проживавших там представителей народов «мансы»'. «Рань-
ше в гайнской стороне было много мансы, они там целыми семьями жили.
И язык у них другой был, но они и по-нашему говорили»
Ойконимика и гидронимика Предуралья сохранила множество русских
названий, произведенных от старых русских наименований угров вогулы,
югры, остяки. Так в бывш. Соликамском уезде зафиксированы деревни
Востяки и Вогулята на речке Сюрва притоке р.Обвы и Вогулка на речке
Волим притоке р.Яйвы, Вогульцы, Вогульский, Вогульской в бывш.Вятс-
ком, Нолинском, Глазовском и Слободских уездах, Югринский, Югрино,
Егринский в Глазовском уезде, Егрино в бывш. Чердынском уезде, Востя-
ково в бывш. Кыновской волости. По сведениям М.Г. Атаманова, деревни
Югринская и Югрино зафиксированы в Вологодской губернии в бассейне
и известными в археологическом
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
р Северная Двина.
Угорским реликтовым по отношению к современному башкирскому
языку, однако в свое время довольно продуктивным, следует считать топо-
формант -ыш, -ош, -зш: Баграш, Багрыш, Багрышты, Манышты, Катыш-
лы. Катарыш, Бердяш (лев. пр. Уфы) ; Бардяшле (лев.пр. Зилима) , Бердяш
(лев. пр. Большого Ика) Сыйрыш ( прав. пр. Большого Нугуша) ; Талышман
и т.д. в Салаватском, Бурзянском, Белорецком, Гафурийском, Караидель-
ском. Зилаирском, Кугарчинском, Благоварском, Чекмагушевском, Ишим-
байском и Учалинском районах Башкортостана ( Шакуров, 1986. с.83-135)
За пределами Башкортостана тот же самый формант -ыш, -ош, -зш, (-аш)
представлен в составе топонимов: Буланаш, речка., лев. пр. Ирбита и реч-
ка к северо-востоку от Екатеринбурга в Свердловской обл., Суртаныш, оз.,
дер. в Кунашакском р-не Челябинской обл. (суртан «щука» + -ыш «щу-
чье») и в других названиях этих территорий.
В историческом плане продуктивность топоформанта -ыш, -аш, -зш
восходит, видимо, ко второй половине I тыс. н.э. и связана с древними
венграми ( мадьярами) ( Шакуров, 1998, с.25) . На эту мысль наводит нали-
чие в башкирской топонимии географических наименований, происхожде-
ние которых связывается с венгерским языком: Вашаш, р., прав.пр.Белой в
Бураевском р-не ( ваш венг. «железо», ваш + -аш «железистая») ; Магаш,
Магашты, назв.г., речки в Гафурийском, Баймакском, Аургазинском, Ар-
хангельском, Илишевском районах РБ угорского ( венгерского) происхож-
дения и означает «высокий, высокая») ; Кундуруш, речка, прав.пр. Зилаира
в Баймакском районе ( по Л.Рашоньи, от булгарско-венгерского иондорош
«бобровое») ; Идяш, Идяшка, речки в Абзелиловском, Зианчуринском, Ба-
калинском районах ( по Л.Рашоньи, от идеш «сладкая, вкусная») ; Варяш,
Баряшле, речки, нас. пункты в Иглинском, Архангельском, Янаульском
районах РЕ ( возможно, от венгерского варош «город») ( Словарь топонимов
Башкирской АССР, 1980) . Их можно сравнивать с аналогичными топони-
мами в Венгрии: г.Магаш в Высоких Татрах, горная вершина Магаш-Такс,
горная цепь Магаш-Баконь, река Варяш, Варяш-Катмыш и Варяшбаш в
Закарпатье, которые, по предположению Р.Самарбаева, основаны потом-
ками древнебашкирского угорского рода варяш ( Самарбаев, 1996) . В Вен-
грии имеются также селения Хидаш, Кунхедеш, Хедешхалом, многочис-
ленны обладатели фамилии Хедеш, Гидаш. Можно утверждать, что
перечисленные выше топонимы Венгрии имеют южноуральскую прароди-
ну, и возраст всего этого башкирско-венгерского корпуса наименований в
Паннонии может быть определен временем ухода древних мадьяр на «Но-
вую Родину» в VIII-IX веках. На Южном Урале данные топонимы функци-
онируют в народном языке вплоть до их закрепления в официальной гео-
графической номенклатуре, что указывает на глубокие корни угорского
населения региона, влившегося в состав башкирского народа в период его
сложения.
Факт возможной обско-угорской (домансийской) субстратной топони-
мии на территории восточных склонов Среднего Урала заставляет, по мыс-
ли О.В, Смирнова, по-иному взглянуть на некоторые аспекты этнической
истории Среднего Зауралья. Наряду с вогулами ( манси) обитателями этих
мест, вероятно, были неизвестные родственные им обско-угорские племена,
возможно, близкие хантам. Остатки этих племен, до конца не ассимилиро-
7
SsC	А М Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «7ТУ
в^ыЛХлами и тюрками, русские застали здесь в XVI-XVII вв. и часть
например Неромкур, Охтаи, Емех, Тагил и некоторые др., заим
Т°ПХть непосредственно от них. В этом случае упоминание на терриТОрИи
современной Свердловской области в русских документах XVII в. наряду с
валами и татарами остяков ( например остяков на оз. Аять) не является
ошибкой Очевидно, что остатки этого древнего обско-угорского населения
Рогли дольше всего сохраниться на периферии вогульского и тюркского
миРа в горной части Среднего Урала, в частности в верховьях Туры, Таги-
ла и Нейвы, где как раз и фиксируется наиболее плотный очаг обско-
угорской топонимии ( Смирнов 2001) .	'
у Говоря об угорской топонимии, следует принимать во внимание её очень
широкое распространение в европейской части России. Угорскую субстрат-
„ ,о топонимию многие авторы ( Б.А.Серебренников ( Серебренников, 1966а;
1967; 1968; 1970) , А.П.Афанасьев (Афанасьев, 1966) ,А.Е. Богданович (Бон
питов, 2003) ) выделяют на Русском Севере, на территории современной
ную
*
данович, 1966) , И.И.Муллонен ( Муллонен, 1985, с 196) , В.В.Агапитов (Ага-
питов, 2003) ) выделяют на Русском Севере, на территории современной
республики Коми и в Верхнем и Среднем Поволжье. Вероятно, не верно не
замечать столь широкого распространения угорской топонимики далеко к
западу Уральского региона, и следует предполагать достаточно широкое
распространение угорского населения по северу европейской части совре-
длонной России в древности. Симптоматично, что угорская топонимия в вол-
жской и северной части России по своему распространению достаточно
точно ложится на эту часть Великого Волжского пути, и места её фиксации
совпадают с местонахождением археологических объектов, в составе нахо-
док с которых имеются средневековые предметы из Пермского Предура-
лья, иногда достаточно многочисленные и имеющие характер этномарке-
ров. Следовательно, вопрос должен ставиться не о возможности или
невозможности проживания угров в прошлом на этой территории Восточ-
ной Европы, а о способах и особенностях этого расселения.
Как уже отмечалась, наблюдения и выводы об угорских топонимичес-
ких следах А. Каннисто, М.Г. Атаманова, А.С. Кривощековой-Гантман и
ряда других исследователей Предуральской ( Прикамской)
топонимии Русского Севера, подверглись критике со стороны А.К. Матвее-
ва и особенно воинственно со стороны В.В.Напольских. Последнему, в час-
тности, принадлежит фраза: «Все сочинения об «угорской» ( чаще, правда
используется анекдотическое определение «угро-самодийская») топоними-
ке в Европе западнее указанных границ ( левый берег Верхней Камы -
авг) представляют собой поток недоразумений и ( в большей части сочине-
 - -ременных авторов) просто бреда» ( Напольских 2008.С.42) . По его
мнению, никаких следов праугорской, более древней, чем мансийская, то-
понимии в Восточной Европе не обнаружено, а существующие сочинения
различных авторов, в которых в которых топонимы Волго-Камья и севера
Р°ссии тРактУЮтся как угорские, не могут считаться научны-
лп\/гпплаП°ЛЬСКИХ с-Ю1-102) . Особенно достается от В.В. Напольских
bahLp7 ИЗВеСТН°Му ЛИНГВИСТУ из Удмуртии М.Г. Атаманову за его убеж-
гос редневековья131^1014 УДМуртами?> на теРРитории Удмуртии в эпоху ранне-
рическирЦр^ВВ'Напольских и возможности археологии делать этноисто-
ды, считает, что невозможно выделять какие либо этномар-
топонимии и
I
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
кирующие элементы на археологическом материале, проводить параллели
между результатами археологических исследований и этнографией, «по-
скольку никакие археологические материалы за исключением письменных
памятников не могут служить источником для определения языка оставив-
шего их населения».
По нашему мнению, такое уничижительное отношение к археологии
базируется на странном для исследователя убеждении о возможности лин-
гвистики делать самостоятельные исторические наблюдения, и на идее счи-
тать язык ведущим этнодиагнастирующим признаком. Вероятно, им забы-
то положение о том, что в иерархии этнических признаков языку, в отличие
от материальной культуры, принадлежит одно из самых последних мест.
Любой этнолог и историк назовет народы, обладающие единством этноса,
единой материальной культурой, но имеющими несколько языков. Ровно
так же, как и существуют разные этносы, говорящие на одном языке. Лин-
гвистика является лишь вспомогательным инструментом для исторической
науки, именно историк ( в нашем случае археолог) и создает ту хронологию
( относительную и абсолютную!) изменения культуры, которую можно поло-
жить в основу датирования лингвистических построений. Современная ар-
хеология обладает достаточно мощным научным инструментарием, кото-
рый позволяет ей делать хорошо датируемые этноисторические наблюдения
и выводы даже в отсутствии письменных источников. Тем более на неких
контактных территориях, территориях с плавающими границами расселе-
ния. Именно таковой территорий было не только Предуралье, а весь Урал
в древности и раннем средневековье - территория постоянного движения
народов, предметов и идей - территория контакта двух крупных рас, раз-
личных культурных традиций, знаний и языков. Население этого региона в
прошлом всегда было полилингвичным и поликультурным. Недаром даже
мадьяр, выходцев из Южного Предуралья, современники считали тюрка-
ми, хотя и указывали, что у них еще есть и собственный язык.
Относительно приписывания населенных пунктов с названиями типа
Вогульцы возле города Вятки наследию пелымских вогул, приведенных сюда
после похода вятчан на Асыку, отметим, что вряд ли войско вятчан и пер-
мяков ( чердынцев) в составе 120 человек могло привести в полон достаточ-
но много вогул, и вряд ли русское население Вятки оказалось столь комп-
лиментарным, что дало возможность вогулам основать свои поселения в
этой земле. Тем более, что письменные источники, описывая пресловутый
поход 1467 г., на который нравится ссылаться критикам М.Г. Атаманова,
( например, Вымско-Вычегодская летопись) сообщают, что «поиде вятчаны
на вогулечи да с ними пермяне из Чердыни, вогулич воевали и князя их
Асыку в полон взяли да от Вятки упустили «. Интересно, как это «упущен-
ный» от Вятки пелымский князь с некоторым количеством воинов-сопле-
менников умудрился основать в Вятской земле несколько поселений, и на-
плодить там много потомков, так, что часть из них отселилась затем в
окрестности Усть-Выма, а другая часть была в первой половине XVIII в.
обращена в христианство трудами Вятского епископа Вениамина.
Тем не менее, В.В.Напольских прав, говоря об относительно плохой
изученности топонимии Пермского края и прилегающих регионов.
Письменные источники нового времени, однако, также дают основания
к суждению о достаточно заметной роли угорских народов в истории реги-
9
А.М Велав^. В.А- Иванов. Н.Б. Крыласове П
г	ого Урала и Предуралья представленная й
она. Так, этнони"^	Е.Н. Поляковой, также
документах, по мнен " широком присутствии в позднем средне
X™ =“ X .X ”»»• первом крае угар™
НИЯ Интересна в этом плане судьба этнонима с корнем вогул. Во ВСех
игслелованных Е Н. Поляковой пермских памятниках XVII в. найдены фОр.
мы вюля"ин (вогулетин) - вогуличи. В разговорной речи в Перми Be-
лико^Тмечает исследовательница, употреблялась несколько иная форМа
этнонима вогул или вогула. Однако в пермских документах не обнаружу
ны ни прозвища, ни фамилии от этнонима вогул. Возможно, антропонимы
от этого этнонима случайно не попали в акты. Но представляется весьма
вероятным другое: прозвищ с этим корнем не было в живом языке, а как
указание на угорскую народность там использован другой этноним - /ог_
- югричи. Михалко Югрин ( 1596 г.) , Якушко Михайлов сын Югринов,
'	' , Ромашка Югринов, Ларка Сидо-
рИН  - - ,
Коземка Матфеев сын Югринов ( 1623 г.)
ров сын Югринов ( 1647 г.) . Югрин упоминается и в вятских писцовых кни-
гах, антропонимов же от слова #б?/^/7нет и там ( Полякова, 2006)
Возможно, словами югрин - югричи именовали представителей какой-
то определенной, не протомансийской, группы угорского населения: в доку-
ментах XVI в. вогуличи ( протоманси) упоминаются рядом с югричами, ви-
димо, как разные группы населения. Но не исключено, что в XVII в. в
живом языке разница между этими группами населения стиралась, и пред-
ставителей всех их называли этнонимом югрин ( Полякова 2006) .
Антропонимия Прикамья также указывает на распространение здесь
семей, носящих фамилии, образованные от угорских имен и прозвищ: Чек-
чин, Угринов, Югринов, или от мансийских имен и прозвищ, образованных
в XVI-XVII в. от тюркских имен: Алапердин, Обоносов, Юмшанов, Баендин
/Баяндин. Часть этих фамилий фиксируется на Обве, Иньве, в окрестнос-
тях Кудымкара, Соликамска и Чердыни. Именно присутствием на севере и
в центральных районах современного Пермского края отдельных манси с
тюркскими по происхождению именами можно объяснить наличие здесь
фамилий и топонимов, образованных от этих имен ( Полякова, 2006) .
Известны и хорошо зафиксированы этнографами и фольклористами
многочисленные предания о «чуди и чудаках», которые сами себя похоро-
нили, когда предки коми-пермяков пришли в Прикамье. Информаторы из
числа коми обычно подчеркивают, что известные им городища, селища и
могильники ( чудские валы и чудские ямы) - не их. «Вот здесь у нас место
такое - Городище. Там, говорят, когда-то чудской народ жил... Там кре-
пость была, чудской народ жил» ( Глушков,1900) . Даже некоторые наибо-
лее поздние могильники XIV-XVI вв. не признаются местным пермяцким
населением, как могильники далеких предков. Например, так оценивают
Плотниковскии могильник XIII-XIVBB. жители д.Плотниково и Малая Сер-
бин Удымкарского района, говоря, что их деды лежат на деревенском клад-
кий ляма™СЬ Не ИХ’ 3 совсем ДРУгого народа. Поэтому этот археологичес-
намеоринп vu РегУляРН0 грабится местным населением, причем могилы
тересно чтп иятожаюгся’ чеРопа выбрасываются, кости разбиваются. Ин-
сторХки Лм<)МИ’Г,ерМЯЦ^,Й Ф°ЛЬК™Р> на который так любят ссылаться
зднюю cmshv ж Г,еРМЯЦК0Й автохтонности» наглядно демонстрирует по-
У финнами какого-то родственного, но все же иноэтничного
У/ ‘7Ы ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
населения. «От Кудыма де и род коми пошел в той стороне— на Иньве. Он
коми был. А раньше там другой народ жил, никто его не знает», «Наши
деды сюда переселились с других мест. Давно уже. А раньше здесь жили
чучкие» ( Ожегова, 1971) . Интересно, что на всей территории Русского Се-
вера, на которой лингвисты отмечают присутствие угорской субстратной
топонимии, так же распространены и легенды о «чудском народе», пред-
шествующем там финскому и древнерусскому населению.
А.К. Микушев выделяет в коми фольклоре два пласта угорских заим-
ствований, возникших в результате творческой переработки пермяками
угорской и самодийской фольклорной традиции. Наиболее ранний пласт,
по его мнению, может быть соотнесен с периодом формирования коми фоль-
клора, т.е. с XII-XV вв. ( Микушев, 1978) Примерно тем же периодом дати-
рует наиболее ранний пласт пермских заимствований в современных угор-
ских языках Карой Редэи. Указанные лингвистами и фольклористами даты
взаимопроникновений языка и устного творчества угров и пермяков можно
сопоставлять с порой смены угров финнами ( пермянами) в Прикамье, ког-
да взаимные контакты были наиболее активны.
Таким образом, по сообщениям письменных источников и данных оно-
мастики, в позднем средневековье и в раннее новое время вплоть до XV-
XVIII в. угры ( вогулы, остяки, югры и м.б. какие-либо еще племена) зани-
мали оба склона Среднего Урала, захватывая на севере верховья Печоры
и Вычегды, на западе бассейн Вишеры, левые и правые притоки Камы -
Косу, Обву, Иньву, Сылву, Чусовую, Тулву на юге - бассейн Таныпа и
Уфы, правых притоков р. Белой, на востоке лесостепи Южного Урала и
Обский бассейн. С приходом с юга татар, с запада - русских и коми, нача-
лом русской распашки земель Предуралья, а, позже горнопромышленного
освоения края, граница расселения угров постепенно продвинулась в вос-
точном и северном направлениях.
Для более раннего времени ценными являются этногеографические
указания древнерусских и восточных ( арабских) источников. Последние
формировались под влиянием живой информации волжско-булгарских тор-
говцев и государственных чиновников, а также арабских путешественни-
ков-очевидцев.
Так, в «Повести временных лет» под 1096 г. приводится рассказ о похо-
де 1092 г., организованном новгородцем Гюрятой Роговичем, в котором
упоминается народ Югра. С этим именем официальные русские источники
на протяжении всех последующих столетий связывают угорское население
Урала. Из текста, приведенного в летописи, ясно, что народ Югра и его
территория располагались на западных склонах Урала. По мнению Г. Дье-
ни и ряда других авторов, вплоть до XII в. включительно в свидетельствах
русских летописей ( 1187,1194/94,1198/99 гг.) можно видеть исключительно
западное, т.е. Предуральское, расположение угорского населения в этой
части Северного Предуралья, между Печорой и Уральским хребтом (Дьё-
ни, 2006, с.81-83) . С XIV вв. представления об Югре в русских источниках
локализуют её на восточных склонах Урала.
О стране и народе Йура ( Юра) , живущим за народом Вису ( Ису, Изу)
в 7 климате к Северу от булгар, писали в X-XII вв. Ибн-Фадлан, Йакута,
Закарийа Казвини, ал-Бируни, ал-Марвази, ал-Гарнати. Уместно отметить,
что Йура арабских и Югра древнерусских источников не только созвучны,
। — говорящий че-
Вереш. 1985, с.114-117) . В XIII в. в арабской литературе
1 », кото-
А,М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б Крыласова
но и локализуются в одном и том же месте. А название народа Viszu (Iszu)
оказывается связанным с мадьярскими терминами VIZ, VIZ-AR, VIZ-ER
«север» а так же «вода, поток воды». Таким образом, можно этимологизи-
ровать «народ Ису ( Вису) » как «северные люди» или «речные люди». Та-
кая этимологизация вполне реальна, учитывая известные принципы фор-
мирования древнейшего пласта самоназваний. Именно таким путем
образован и древний этноним венгров «мадьяр ( мадьар)
ловек, люди» .
«стана Вису» уступает место «стране и народу Чулман (Джолман)
рая упоминается вплоть до XV века. Термин «Чолман» может иметь доста-
точное объяснение уже из пермских говоров в значении, близком к одной из
приводившихся этимологий слова «Ису ( Вису) »— «речные люди, племена
у струящейся воды».
Таким образом, письменные источники раннего средневековья также
дают основание сомневаться в трактовке основной массы населения Пре-
дуралья как финно-пермяков, и указывают на некую смену вмещающего
этноса в западных частях Среднего Урала и в Предуралье. Для периода
раннего средневековья эти данные являются вспомогательным материа-
лом, позволяющим более точно в контексте этнической истории восприни-
мать археологический материал.
Основания к угорской или смешанной угорско-финской оценке древно-
стей Предуралья дает обширный, как новый, так и хорошо известный еще
с XIX столетия материал, добытый при раскопках многочисленных поселе-
ний и захоронений в Северном, Пермском и Удмуртском Предуралье тру-
дами многих десятков археологов. Основным вмещающим этносом было
угорское в этнокультурном плане население. При этом вероятно прожива-
ние в Предуралье как угорского в языковом отношении населения - «вогу-
лы», «остяки» и «югры» письменных источников, так и носителей угорской
по этнической окраске материальной и духовной культуры, но не являв-
шихся уграми в языковом отношении ( параугры) . На северо-западе регио-
на, возможно, чересполосно с угорским населением обитали финны ( пред-
ки пермян?) . Не случайно лингвисты отмечают, что пермяне и уральские
угры в новое время отличались финно-угорским билингвизмом.
Еще в конце XIX - начале XX вв. археологами и этнографами был
поставлен вопрос о возможном широком проживании угров в Предуралье
в древности и средние века. Уже тогда ведущие специалисты по древней
истории и археологии Урала высказывались не в пользу автохтонности
оригенного, финно-пермского, населения этой территории, считая что в
эпоху средневековья Среднее Предуралье был заселен некими уграми, в
ПреДКЭМИ В0Гул и остяков ( манси и хантэ) . Так, известный соби-
Т U zznoИ исслеДО8атель приуральских древностей Ф.А. Теплоухов считал
оягь , рмскую чуДь» предками остяков и вогул ( Теплоухов, 1893)
Р<<Ф и историк И.Н. Смирнов термины
синонимами (Смирнов, 1904)
ностей ^извргтии ФИНСК0Й принадлежности средневековых пермских древ-
^ностеи и известный отечественный археолог-систематизатор А С. Спицын.
. Этног-
«чудской» и «югорский» считал
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
А.В Шмидт считал, что вплоть до IX-X вв. в Предуралье обитали предста-
вители угорских этносов, а А.Ф. Теплоухов датировал приход финнов в
Предуралье и смену ими там угров временем не ранее X-XI вв. (Теплоухов,
1927; Теплоухов, 1960, С. 270-275.) . Этническая принадлежность населения
Пермского Предуралья эпохи средневековья - «Камской Чуди» - боль-
шинством исследователей конца XIX - начала XX вв., таким образом,
определялась как древнеугорская.
Впервые мысль о возможной принадлежности «чудских» древностей
не древним уграм, а коми, была высказана географом и историком И Я.
Кривощековым, одним из ярких представителей нарождающейся в это время
коми интеллигенции.
Так возникла дискуссия, имевшая место быть вплоть до проведения в
середине XX столетия серии научных совещаний по этногенезу финно-угор-
ских народов. Концепция автохтонизма, т. е. извечной связи народа с зани-
маемой им ныне территорией, особенно ярко проявлялась как естествен-
ная реакция на идеи и практику «национального размежевания» в
1920—1930-е гг., проявившуюся в образовании автономных республик и
округов по этническому признаку. Тогда идеи автохтонизма получили и
мощную политическую поддержку. Именно эта концепция стала идеологи-
ческой основой для обособления истории каждого народа, разделения реги-
ональных и общероссийских исторических процессов на «национальные
направления», которые приобрели новую этнополитическую популярность
в 1980—1990-е годы.
По мнению современных сторонников автохтонизма, финно-пермские
народы живут в Предуралье, по меньшей мере, с эпохи энеолита, если не с
периода неолита. Более того, уже эпоха энеолита именуется периодом фун-
кционирования финно-пермской общности ( Голдина, 1999, с. 15) , дальней-
ший исторический процесс в Предуралье ( Прикамье) сводится только к
процессу сепарации предков конкретных финно-пермских народов на осно-
вании внутренних миграций, все внешние импульсы поглощались и гаси-
лись финно-пермским пранародам, включение пришельцев в эту среду не
приводило к этнокультурным изменениям, под давлением внешних мигра-
ций мог меняться лишь ареал расселения финно-пермяков, который то рас-
ширялся на все Прикамье вплоть до Среднего Поволжья и Северного Пре-
дуралья, то сжимался. К V-VI вв., по мнению сторонников пермского
автохтонизма, уже сформировались удмурты, коми и коми-пермяки, кото-
рые представляют собой, таким образом, древнейшие народы Восточной
Европы, на протяжении тысячелетий проживающие на одной и той же тер-
ритории, и сохранившие в неизменности «неповторимый колорит матери-
альной и духовной культуры».
Что касается точки зрения на высокую роль угорского населения в
истории Волго-Камья, то, как заметила в свое время Е.И. Горюнова: «Угор-
ская теория происхождения народностей Поволжья не была удостоена даже
научной критики. Она попросту была забыта» ( Горюнова, 1961, с. 40) , эти
слова, к сожалению, справедливы и по сию пору.
Следует отметить, что целый ряд коллег не поддерживает автохтонные
взгляды на этногенез пермских финнов и согласен с высокой ролью древне-
угорских этносов в истории Предуралья и Волго-Камья. Так у большин-
ства специалистов по археологии Западной Сибири и Зауралья тесное род-
А М- Белавин- В А- Иванов- НБ Крыласова <Vln
ство угров и средневековых ку ь ур Предуралья и не вызывает сомнения-
долгие годы «угорскую гипотезу» отстаивает Е.П. Казаков, о ПреудралЬе
как об одном из центров угорского этногенеза говорят В.Д. Викторова и
А М Морозов и т.д.. Одна из целей этой книги - актуализация «угорской
гипотезы» с учетом новых и новейших материалов раскопок в ПредуралЬе
Зауралье, с привлечением методов картографирования, математической
и___
статистки, использованием данных естественных
Рис.1. Схема условного деления Уральского региона
14
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века	С
Глава 2. Формирование «угорской ойкумены»
Предуралья в эпоху поздней бронзы
К.В.Сальников выделенную им курмантаускую культуру, территорию
которой он помещал на северо-западе и в центральной зоне современной
республики Башкортостан, определял как генетическую основу ананьинс-
кой культуры. Точнее - «бельского варианта» этой культуры, то есть, ка-
раабызской культуры (Сальников, 1954; Он же, 1967, с.386) . Как считал
исследователь, на территории Башкирии указанная культура появилась
уже в сложившемся виде, вероятно, с Нижней Камы ( Сальников, 1964, с.9;
Онже, 1967, с.384) ..
А.Х.Халиков материалы курмантауских памятников относил к макла-
шеевскому этапу приказанской культуры, тем самым, в принципе, под-
тверждая предположение К.В.Сальникова о ее нижнекамском происхож-
дении (Халиков, 1967, с. 18; Он же, 1969, с.306) .
Позже Л.И.Ашихмина и В.Ф.Генинг на материале Быргындинской и
Ныргындинской стоянок в Прикамской Удмуртии типологически «разве-
ли» ныргындинско-быргындинскую и маклашеевскую керамику, и выстро-
или своеобразный типологическо-хронологический ряд, в котором макла-
шеевская керамика занимает промежуточное место между ранней
ныргындинской и более поздней быргындинской (Ашихмина, Генинг, 1977,
с.119) , выступая, таким образом, в качестве одного из компонентов в сло-
жении предананьинской быргындинской культуры (Ашихмина, 1985, с.8) .
Основным и, собственно говоря, единственным материалом, на кото-
ром строились все обозначенные выше концепции, является керамика.
Однако до последнего времени для прикамских культур эпохи финаль-
ной бронзы так и не был проведен сравнительно-типологический анализ
керамического материала. Или, если и проводился, то на весьма и весьма
поверхностном уровне. В качестве характерной иллюстрации можно при-
вести сравнительную характеристику керамики культур позднего бронзо-
вого века Прикамья и Приуралья, данную в обобщающей фундаменталь-
ной монографии Р.Д.Голдиной ( Голдина, 1999. С.150-160) . Для удобства
восприятия данные исследовательницы сведены в таблицу 1.
Естественно, что при таком аморфном типологическом членении кера-
мики вывод может быть только один - о необходимости объединения всех
культур бронзового века Прикамья в одну культурно-историческую общ-
ность, подразделявшуюся на локальные культуры: приказанскую, луговс-
кую, ерзовскую, курмантау, буйскую. «Учитывая, что ядро этой общности
составляли ерзовские и луговские группы, а курмантау и буйская явля-
лись ее периферийными образованиями, есть все основания называть эту
группу ерзовско-луговской, подразумевая под ней этап развития пермской
общности бронзового века» ( Голдина, 1999. С. 164) .
Умозрительность подобного заключения очевидна. Дело в том, что, если
по данным, приведенным исследовательницей, попытаться просчитать ко-
эффициенты парного типологического сходства по широко известной мето-
дике, разработанной более 30 лет тому назад И.С.Каменецким, Б.И.Мар-
75
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
Тип керамики
Горшковидная
форма с
округлым или
плоским дном.
хорошо
профилированной
шейкой
Чашевидная
форма с
округлым дном и
хорошо
профи тированной
шейкой
Плоскодонные
горшки и
круглодонные
сосуды с
отогнутой или
вертикальной
Ерзовская
Луговская
| Треугольники				
|	Зигзаги			—	I*
1	Елочки		—|—		
।	Решетки	И-		—-|—	
Флажки				
Ромбы				НН	1
Меандры				
I	Лесенка				
|	Ямки				
Таблица 1. Характеристика керамики позднего бронзового века Прикамья по
Р.Д.Голдиной (Голдина, 1999. С. 150-160)
шаком и Я.А.Шером (Каменецкий, Маршак, Шер, 1975) , то результаты
получатся смехотворными (табл.2)
То есть, значения коэффициентов типологического сходства керамики
памятников предананьинского периода в Прикамье, вычисленные по опуб-
Ерзовская
Бьжм ьвдшкъая
0,3
^товская
гы пинская
/вггнвсская
0,03
Курингауссюш
02
0,04
0,3
"
шчытя коэффициентов типологического сходства керамики культу/'
16 U Финадьнои бронзы Т1рики.мья по данным Р.Д.Голдиной
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века	<С*Л
ликованным данным, настолько малы, что ни о какой «общности» между
ними и речи не может быть.
Вместе с тем, давным-давно, на сегодняшним день более 30 лет назад,
В ф Генингом была разработана и предложена к применению не сложная
в использовании, но достаточно эффективная программа статистической
обработки керамики из археологических раскопок ( Генинг, 1973) . С помо-
щью этой программы можно не только провести типологизацию керамики
внутри того или иного комплекса, но и сравнить комплексы между собой по
практически всем морфологическим признакам. И нужно сказать, что по-
подобная работа проводилась неоднократно и вполне результативно (Аших-
мина, Генинг, 1977; Иванов,1999, с.47-53; Акбулатов, 1988) . Впрочем, у дан-
ной программы есть один «недостаток» - для построения на ее основе
каких-либо выводов от исследователя требуется обращение к «живому»
материалу, а не только к опубликованным картинкам. Видимо, именно это
обстоятельство и является причиной того, что данная программа не полу-
чила широкого применения в работах большинства прикамско-приуральс-
ких археологов.
Мною в обработку были взяты керамические комплексы поселений
курмантауской культуры в среднем течении р.Белой ( стоянка им.М.И.Ка-
сьянова, Бирское поселение) , поселений маклашеевской культуры в низо-
вьях р.Белой ( Какры-Куль, Куштиряк) , ерзовской культуры в Среднем
Прикамье ( Ерзовка, Заюрчим, Сосновка IV) и результаты статистической
обработки керамики поселения Быргында, проведенной Л.И.Ашихминой и
В.Ф.Генингом по указанной программе ( Ашихмина, Генинг 1977) . Во всех
случаях объем статистических выборок был таков, чтобы с точностью в 0,9
соответствовать нижнему уровню процентного показателя не более 4% ( Ге-
нинг, Бунятян, Пустовалов, Рычков, 1990, с.64) .
На всех памятниках присутствуют сосуды двух категорий или групп:
горшки и чаши типа «пиалы». Первые представлены горшками трех типов:
с вертикальными шейками, шейками, наклоненными наружу и шейками,
наклоненными внутрь (закрытые) . Горшки первых двух типов преоблада-
ют везде, исключая комплексы ерзовской культуры, в которых абсолютно
преобладают горшки с отогнутыми шейками. По отношению высоты шейки
к ее диаметру ( по венчику) среди ерзовских и курмантауских сосудов абсо-
лютно преобладают низкогорлые, среди маклашеевских - среднегорлые,
среди быргындинских - среднегорлые и высокогорные. По отношению ди-
аметра шейки к диаметру тулова во всех комплексах преобладают широко-
горлые сосуды, а по степени профилировки шейки среди ерзовских сосудов
абсолютно преобладают горшки с отогнутыми наружу шейками, а среди
остальных комплексов - с отогнутыми или вертикальными шейками По
степени профилировки плечиков среди маклашеевских ( пос Какры-Куль)
сосудов преобладают слабопрофилированные, тогда как среди остальных
- среднепрофилированные (табл.З) .
Зоны орнаментации рассматриваемых керамических комплексов рас-
пределяются следующим образом: маклашеевскис сосуды пос Какры-Куль
орнаментированы исключительно по шейке; на бирских, курмантауских
( Касьяновская стоянка) и быргындинских сосудах орнамент на шейке пре-
обладает, тогда как на сосудах ерзовской культуры сосуды, орнаментиро-
ванные от венчика до плечиков включительно представлены примерно по-
►1

Низкогорлые
Среднегорлые
Высокогорные
Узкогорлые
Широкогорлые
Шейка закрытая
Вертикальная
Отогнутая
Чаши
Плечики слабовыпуклые
________________S.____
Средневыпуклые
14,9
'МА
ЧЧЧЧЧ
Сильновыпуклые
Орнаментирован ы
венчик+шейка
Шейка
Шейка + плечики
Венчик + шейка +плечики


А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Керамические комплексы
а
95,9
14.4
8.2
50,5
61.8
39
: Быргын да	I Каир ы- Куль	Бирско е	Касьяновск ая
	1	*		~	83	~
38,4	Т 100	100	Лт
27,2			*
•			
	95	100	100	ioo~~j
6.6	«ш	10	12З ~~
38,4	50	60	1
27.2	1 50	30	ДбЗ 
		«*	9
50	1	74	30	27	'
50	| 26	50	Зз
—	j!	20	1 1
1	28?8		12.5	Тб "
57.7	100	75	76
4.4	]	«в	12.5	8.5
—	I	•	в	
15	64,4	15.1	21
	Г 12,7	9,6	
20	10,2	30	
•в	8J	12,3	Г 28
7	4,6		183
«в	•	33	17
			9,5
3			1.8
Тсг
Р/ гЦ leLKlK признаки керамики эпохи финальной бронзы (в %%У
18
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние векл
ровну.
Из элементов орнамента на маклашеевских сосудах пос Каком ю
абсолютно доминирует многорядовый резной горизонтальный зигзаг
Бирском поселении - горизонтальная «ёлочка» из каплевидных или кп На
видных насечек и короткие ряды насечек, расположенные в шахматном
порядке, на ерзовских - горизонтальные ряды насечек, на курмантауских
резные «флажки». Морфологические признаки керамики периода ZHan '
нои бронзы Прикамья и Приуралья в их количественных показателях поел’
ставлены в таблице 3.	J1ЯХ пРеД-
Построенная на основании приведенных выше данных таблица nanuu,v
коэффициентов типологического сходства керамики финальной бронзы
Прикамья и Приуралья показывает, что наибольшую типологическую бли
зость обнаруживают между собой керамика Бирского и Быргындинского’
поселении (0,66) , Быргындинского поселения и Касьяновской стоянки ( 0 64)
и Бирского поселения и Касьяновской стоянки ( 0,64) ( табл. 4) 7	' 4
	Ерзовка	Быргыщщ	Какры- Куль	Бирское	Касьяновская	Межовка
Ерзовка		0,58	0,42	0.58	0,63	0,68
			0,42	0,66	0,64	0,72
КакрььКуль				0,63	0,43	0,45
Бирское					0,64	0,45
Касьяновская						0,61
						
Таблица 4. Таблица парных коэффициентов типологического сходства керамики
поздней бронзы Прикамья и Приуралья
Приведенные данные позволяют сделать ряд существенных выводов:
Существование в Прикамье единой предананьинской общности ставит-
ся под большое сомнение. Во всяком случае, ерзовская культура не может
быть объединена в одну общность ни с быргындинскими, ни с маклашеев-
скими ( Какры-Куль, Бирское) памятниками.
Керамические комплексы Быргындинского, Бирского и Касьяновского
поселений образуют между собой замкнутый типологический блок, что пред-
ставляется вполне естественным, поскольку обусловлено генетической пре-
емственностью населения, оставившего эти памятники. Об этом в свое вре-
мя нам уже приходилось писать ( Иванов, 1982, с.61,71) .
Особое место в этой схеме занимает керамика ерзовской культуры, не
обнаруживающая высокого типологического сходства ни с одним из преда-
наньинских керамических комплексов. Хотя определенная связь ( при коэф-
фициенте значимости = 0,85) прослеживается между ней и курмантауской
керамикой. И это также дает основание предполагать наличие у них обще-
го генетического компонета.
Но самое, пожалуй, в данном случае важное, это то, что современные
исследователи курмантауской культуры на основании совершенно новых
материалов ( поселения Акаваз, Азануй, Максютово) также приходят к вы-
воду о том, что хронологически данная культура относится не к позднеб-
ронзовому, а к раннежелезному веку. То есть является синхронной раннему
курмантаусцев» с ранними «ананьинцами»
этнокультурной) основой предуральских
ЪЙГ	я М Белавин, В А. Иванов. Н.Б Крыласова CVTI
LTSobhh Савельев, 2004; Морозов, 2004) . Этого уже вполне
ананьину ( Гаруст° ч ’ бь1 раз и навсегда «поставить крест» на проблеме
что
явилХльГур^ ( а точнее - этнокультурной) основой пРеДуральских
^своПе°г эе^НисслНедо^Х^^	памятников позднего брон-
.	& века отвечали на него вполне определенно - носители черкаскульс.
кой культуры в ее межовском варианте. Основанием для данного утВерж.
пения являлась стратиграфия Бирского поселения на р.Белои, где межовская
керамика «подстилала» курмантаускую и раннеананьинскую ( Васильев,
Гообунов 1975 с 156) .В настоящее время в Южном Предуралье ( бассейн
о Белой и Камы) выявлено несколько десятков памятников межовской куль-
туры, начало исследования которых было положено еще К.В.Сальниковым
( Сальников, 1967; он же, 1967а) .
Современные исследователи межовской культуры - М.Ф.Обыденнов и
А.Ф.Шорин - территорию ее распространения очерчивают в горно-лесных
рв-айонах Зауралья и лесостепной Башкирии. Северная граница межовс-
кой культуры в Зауралье проходит по северной оконечности южнотаежных
елово-сосновых лесов, преимущественно по правым притокам р.Туры, при-
мерно на широте г.Нижнего Тагила, западная - по южной границе волго-
уральской лесостепи от излучины р.Белой через среднее течение р.Демы,
среднее течение р.Ик, по Каме через устье Вятки и далее на север до
Пермского Прикамья, где сомкнется на р.Чусовой с правыми притоками
р.Туры. К числу межовских памятников М.Ф.Обыденнов включает также
памятники раннего этапа ерзовской культуры . Обыденнов, Шорин, 1995,
с.52) . Таким образом, ареалы предананьинских и «предпредананьинских»
культур Прикамья и Приуралья совпадают.
Хронология их также вполне логично вписывается в схему последова-
тельной смены межовской культуры предананьинскими культурами. При-
уральские межовские памятники относятся к XII-IX вв. до н.э. ( Обыден-
нов, Шорин, 1995, с.97) . В комплексе Ныргындинской стоянки, включенной
М.Ф.Обыденновым в список памятников межовской культуры ( Обыденнов
1986, рис.1) , найден кремневый наконечник стрелы вытянуто-треугольной
формы, датирующийся XII-XI вв. до н.э., на основании чего исследователи
памятника определяют время его существования концом II тыс. до н.э.
(Ашихмина, Генинг, 1977, с.97) . -
М.И.Касьянова, Азануй, Акаваз I, Максютовское II -
. Памятники типа курмантау - стоянка им-
I _ по идентичности
керамики относятся к одному времени, а по найденным на Касьяновской
стоянке металлическим предметам и по находкам керамики гамаюнского
цИПа<|Q77аНу^'Акаваз	вРемя это определяется как VII-VI вв. до н.э. ( Ива-
нов, 1977; 1982, с.63; Гарустович, Савельев, 2004; Морозов, 2004)
мати>.аКИМ о^Разог'’ в Прикамье и Приуралье выделяются две группы па-
хи пп^^о-И^СЮ1^Ие относительн° четкую хронологию: межовские для эпо-
Me>nnv Р°нзы и кУРм-;нтаусские - для эпохи раннего железного века
позднрбппмо СТОЯГ памЯ!Н-и «финальной бронзы» или переходного от
- этс ™Г° К раннему железн°му веку гериода. Для нашего региона
Пп n п маклашеевского или быргындинского
По версии Л.И.Ашихминой
20
типа.
и В.Ф.Генинга, быргындиь.зкая культура -
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
результат смешения местного ( в данном случае - межовского) 2 населения и
пришлых с Волги маклашеевских племен. Причем, при явной доминанте
маклашеевских традиций в орнаментике быргындинской керамики (Аших-
мина. Генинг, 1977, с.123-124) .
Точка зрения М.Ф.Обыденнова практически идентичная, с той только
разницей, что ныргындинскую керамику он отождествляет с межовской,
считая ее рдним из компонентов в сложении курмантауского керамическо-
го комплекса ( Обыденнов, 1998, с.56-58) . Если сказанное рассматривать в
этнокультурном контексте, то, согласно мнению современных исследовате-
лей, речь должна идти об участии носителей древнеугорского этноса ( «ме-
жовцев») в формировании этнокультурной карты Прикамья и Приуралья
в эпоху поздней бронзы (Обыденнов, Шорин, 1995, с. 117; Голдина, 1999,
с16Э •
При решении этого вопроса мы, к сожалению, пока можем опериро-
вать керамическим материалом, сравнительно-типологический анализ ко-
торого дает нам следующие результаты. Чрезвычайная фрагментарность
керамического материала межовских памятников Приуралья заставляет
нас при статистическом анализе керамических форм использовать сбор-
ную выборку, состоящую из 101 фрагмента, на которых можно зафиксиро-
вать необходимые для сравнения морфологические признаки. Данная вы-
борка состоит из сосудов с поселений Новокизгановского II, Инзелга,
Затонского II, Тавлыкаевского, Тюбяк, Юмаковского II, Азануй, Старока-
бановского II и Красногорского I могильника ( рис. 5) .
М.Ф.Обыденнов, обработав межовскую керамику по используемой нами
программе, по метрическим параметрам выделил 14 типов межовских со-
судов, к сожалению, не указав удельный вес каждого типа в межовском
керамическом комплексе ( Обыденнов, 1998, с.20) . По результатам наших
подсчетов получается что для имеющейся выборки характерны сосуды с
очень низкими (17,6%) .низкими (37,2%) или средними по высоте (21,5%)
шейками, широкогорлые (указатель ФВ распределяется в пределах 0,65-1) .
По профилировке шейки выделяются горшки с отогнутыми наружу шейка-
ми (38,6%) , прямыми ( вертикальными) шейками (37,6%) или шейками, на-
клоненными внутрь ( 23,8%) . Степень профилированности сосудов по пле-
чикам очень незначительная. Преобладают горшки с очень слабо ( 30,4%)
или слабо выпуклыми ( 50%) плечиками. Основная масса сосудов орнамен-
тированы по шейке (19%) или шейке и плечикам ( 64,1 %) .
М.Ф.Обыденнов выделяет 16 ведущих элементов орнамента на межов-
ской глиняной посуде, но преобладающими среди них выступают только 8:
«ёлочка», решетка, резные горизонтальные линии, зигзаг одиночный и зиг-
заг многорядный, заштрихованные ленты, заштрихованные треугольники с
«бахромой» из каплевидных насечек, ряды наклонных насечек ( Обыденнов,
Шорин, 1995, с.73-74) . В анализируемой нами выборке преобладающими
оказываются «ёлочка» (28,1%) .косая сетка (решетка) (12,6%) .ряды на-
клонных насечек 13,1%) , однорядный зигзаг (12,65) , зигзаг многорядный
(12,6%) и «флажки» или заштрихованные ромбы (13,1%) .
Сравнительно-типологический анализ межовской керамики, керамики
2 УЛ.И.Ашихминой и В.Ф.Генинга - ныргындинского.
А М- Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
предананьинских культур Прикамья и Приуралья и курмантауской куль
туры проводился по 27 альтернативным признакам, несущим основную
информацию о форме сосудов и элементах орнамента. Результаты анализа
приведены в таблице 4, из которой видно, что наибольшую типологическую
близость обнаруживает между собой керамика межовской и быргындинс-
кой культур ( С2 = 0,72) . Это полностью согласуется с результатами анало-
гичного анализа керамики Ныргундинской и Быргындинской стоянок, про-
веденного Л.И.Ашихминой и В.Ф.Генингом (Ашихмина, Генинг, 1977, с.121-122)
и мы, таким образом, можем уверенно присоединиться к мнению названных
исследователей об этнокультурном смешении в Южном Прикамье и При-
уралье местного межовского ( угорского) населения с пришлым маклашеев-
ским ( восточнофинским) . На втором месте по силе типологического сход-
ства с межовской керамикой стоит керамика ерзовской культуры (С2 =
0,68) Здесь сближающими признаками выступают сосуды с очень низкими
и наоборот - высокими шейками, а также заметный, по сравнению с дру-
гими керамическими комплексами, удельный вес сосудов, орнаментирован-
ных рядами насечек ( межовка - 13,1%, ерзовка -
ных рядами насечек ( межовка - 13,1%, ерзовка - 23,7 /о) . Этот факт, а
также то обстоятельство, что быргындинская керамика обнаруживает до-
статочно высокое типологическое сходство с керамикой Бирского поселе-
ния ( С2 = 0,66) , указывают на то, что процесс этнокультурного взаимодей-
ствия местных прикамско-приуральских угров ( носители межовской
культуры) и пришедших с территории Волго-Камья восточных финнов ( но-
сители маклашеевской культуры) охватывал не только район Ныргындин-
ской и Быргындинской стоянок, но и низовья р.Белой, а также районы,
расположенные и севернее её устья ( рис. 2) .
Граф, построенный по данным показателей типологического сходства
керамики, показывает, что комплексы Касьяновской стоянки (курмантаус-
кие) , Бирского и Быргындинского поселений ( межовско-маклашеевские)
образуют между собой замкнутый типологический блок, характеризующийся
высокими внутренними связями ( С2 = 0,64-0,66) . Связующим звеном меж-
ду этим блоком и межовской керамикой выступает быргындинская кера-
мика (рис. 3) . Все это наглядно иллюстрирует процесс формирования в
Камско-Бельском бассейне в эпоху финальной бронзы нового этнокультур-
ного образования, финно-угорского по своему этническому содержанию.
Механизм его формирования по имеющемуся археологическому мате-
риалу представляется следующим: в конце I - начале I тыс. до н.э. При-
камско-Приуральский регион, от устья р.Чусовой на севере до устья р.Вят-
ки на юге и бассейн нижнего и среднего течения р.Белой ( Обыденнов, 1986
рис.1) были заняты носителями межовской культуры (древними уграми) .
Если судить по хронологии межсвских памятников - XII-IX вв. до н.э. - в самом
начале I тыс. до н.э. на эту территорию ( во всяком случае - ее прикамскую
Macib; начинают переселяться носители маклашеевской культуры (по
. .Халикову - маклашеевского этапа приказанской культуры, но в лю-
ом случае, генетически восходящие к культуре древних bociочных фин-
нов ‘	'э» в амско-Бельском бассейне, в первой четверти I тыс. до н.э.
происходит процесс интенсивного взаимодействия пришлого и местного на-
ирпяНИЯ* по облику быргындинской и типологически близкой к ней
vr "Т ИРСК2Г0 поселения> шедший по линии ассимиляции древних
, евг ими финнами. Процесс этот, вероя!нсе всег □, охватывал терри-
!
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
торию южного Прикамья, включая и низовья р.Белой, примерно до совре-
менного г.Бирска. Именно здесь локализуется основная масса памятников,
керамика которых по своим морфологическим признакам может рассмат-
риваться как результат синтеза межовских и маклашеевских традиций.
Здесь, прежде всего, выделяется группа межовских памятников - Ново-
кизгановское II, Старокабановское II и Староянзигитовское поселения -
образующие компактный замкнутый блок с тесными типологическими свя-
зями ( С2 = 0,7-0,71) . Это вполне понятно, поскольку памятники эти одно-
культурные и, надо полагать, синхронные. Второй замкнутый блок образу-
ют керамические комплексы Бирского, Какры-Куль и Дуванейского
поселений ( С2 = 0,63-0,80) . На этих памятниках преобладает уже не ме-
жовская керамика, хотя в нижних слоях Бирского и Дуванейского поселе-
ний она в незначительном количестве и встречается ( Васильев, Горбунов,
1975; Васильев, 1975) . Особенно близки между собой керамические мате-
риалы Дуванейского и Какры-Куль поселений (02 =0,84) , настолько, что
их вполне можно считать идентичными. Они характеризуются такими при-
знаками, как широкогорлые сосуды с горловиной средней высоты, с пря-
мыми ( вертикальными) шейками или шейками, отогнутыми наружу, слабо-
и средневыпуклыми плечиками, орнаментом, расположенным по шейке и
состоящим из резного многорядного зигзага, косой сетки, парного зигзага с
«ресничками», «флажков», рядов наклонных насечек ( рис. 3) . То есть, при-
знаками, которые, с одной стороны, считаются характерными для макла-
шеевской керамики, а с другой - в определенных пропорциях представле-
ны на межовской керамике и определяют морфологию керамики
курмантауской культуры. Но вот именно то обстоятельство, что керамика
поселений Какры-Куль и Дуванейского типологически стоит особняком от
межовской и курмантауской ( в частности, это абсолютное преобладание со
слабовыпуклыми плечиками, размещение орнамента исключительно по
шейке, абсолютное преобладание в элементах орнамента многорядного зиг-
зага) и позволяет связывать ее с теми самыми «маклашеевцами», которые
в начале I тыс. до н.э. ( вероятно, где-то между IX и VII вв. до н.э.) 3 и
расселились в районе устья р.Белой и ее низовьях. Мало вероятно, что это
означало полную ассимиляцию «межовцев»-угров «маклашеевцами»-фин-
нами. Раскопки последних лет в горных районах Южного Урала показыва-
ют, что там межовское население доживает до VII, а то и VI вв. до н.э. ( пос.
Юкаликулевское, Азануй) ( Обыденнов, 1998, с.59; Гарустович, Савельев,
2004,с.113 .
В Камско-Бельском бассейне следствием прихода сюда нового населе-
ния явилось формирование здесь нового этнокультурного ареала ( ЭКА) ,
который уместно было бы назвать «быргындинско-ерзовским». Во-первых,
на это указывает, как уже было сказано выше, самая высокая ( с заметным
отрывом от всех остальных комплексов) степень типологического сходства
ерзовской и быргындинской керамики с межовской (табл. 4) . Что, кстати,
сказать, полностью согласуется с выводами исследователей - В.П.Денисо-
ва и М.Ф.Обыденнова - о межовской генетической подосновы «ерзовки»
3 Здесь, надо полагать, абсолютно пран М. Ф.Обыденнов, пробнолагающий наиболее
вероятную дату быргындинских (межовско-маклашеевских) памятников - VIII в. до
н.э. (Обыденнов, 1986, с.57).
A M- Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
( Обыденнов, Шорин, 1995, с.101) . Во-вторых, территория, на которой распо-
ложены быргындинские и ерзовские памятники - Среднее Прикамье, от
устья р.Белой до устья р.Чусовой - это по сути одна ландшафтная зона
зона Прикамской хвойной тайги-пармы. Тогда как к югу от Камы и Ниж-
ней Белой начиналась уже другая ландшафтная зона - смешанных широ-
колиственных лесов с небольшой примесью темнохвойных ( Немкова, 1985)
Правда, сразу может возникнуть вопрос о не слишком высоком пока-
зателе степени типологического сходства быргындинской и ерзовской кера-
мики (С2 = 0,58) . Но вот здесь как раз к месту будет вспомнить вывод
Л.И.Ашихминой и В.Ф.Генинга о преобладании в быргындинской керами-
ке маклашеевских ( читай - восточно-финских) традиций (Ашихмина, Ге-
нинг, 1977, с. 124) , тогда как в ерзовской керамике преобладающими могли
быть межовские ( угорские) традиции. На это указывает повышенная, по
сравнению с другими комплексами, тенденция'1 таких морфологических
признаков межовских и ерзовских сосудов, как очень низкогорлые и низко-
горлые сосуды, расположение орнамента по венчику, шейке и плечику, ор-
намент в виде рядов косых насечек, и, соответственно, одинаково понижен-
ная тенденция расположения орнамента только по шейке ( табл. 5) .
Итак, анализ керамического материала с поселении поздней-финаль-
ной бронзы Прикамья и Южного Приуралья дает нам возможность восста-
новить основные моменты формирования этнокультурной карты региона в
рассматриваемый период. В конце II тыс. до н.э., как уже было сказано
выше, регион представлял собой ареал расселения носителей межовской
культуры, генетически связанных с племенами черкаскульской культуры и
продвинувшихся сюда из-за Уральских гор ( Обыденнов, Шорин, 1995, с.99-
100) . Географические границы этого ареала включали в себя лесотаежную
зону Зауралья (от Тобола до верховьев Миасса, Исети, Туры, Чусовой и
 фы) и Прикмья ( от устья Чусовой до устья Белой и Ика) , вплотную подхо-
дя к северным границам тогдашней лесостепи ( поселения Тюбяк, Инзелга,
Юмагузинское поселения, Красногорский I, Юрматинский могильники в
южной излучине р.Белой) . С одной стороны, плотным расселение «межов-
цев в Приуралье вроде бы и не назовешь: по данным М.Ф.Обыденнова здесь
сейчас известны 100 межовских поселений, что дает пропорцию 1 поселение
на 1875 кв.км. Но с другой стороны, памятников каких-либо других архео-
логических культур, синхронных межовской, на данной территории тоже не
известно. Это позволяет нам считать носителей межовской культуры основ-
ным населением региона в XII-IX в. до н.э. Напомним, что этническая
принадлежность «межовцев» определяется как угорская.
Вместе с тем керамика, украшенная орнаментом, аналогичным межов-
скому, представлена на поселениях Нижней Камы (Луговская, Гулькинс-
кая, Ананьинская стоянки, поселение Дубовая Грива, Икское I и III)
ья!ке (Лобань I, Ашкубень II, Изранское, Буй I) .
-Х Халиков относил к атабаевскому этапу приказанской культуры,
руева, а вслед заной и Л.И.Ашихмина - объединяют их в луговскую
, на
. Первую группу памят-
\tam< nu	^1,зпаков 11 ее значении в сравнительном анализе археологического
/ ила см.. Генинг, Бунятян, Пуспювсиов. Рычков. 1990, с.84-87.

Пришак
Оч.
низкогорлые
Низкогорлые
Срелнегорлы
е
Высокогорл
ые
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века Д
Норма
Тендащия^признака
расп ределе i Межов | Быргы I Ерзов Какр
ния
4.81
ка
1.07
0.41
0.74
0.65
1.94
О
1,94
тау
О
Бир рман
ск
0.33
L.
О
0.68
О
О
О
Узкогорлые
1.01
0.96
0.97
1.01
1.01
0.61
0.89
0.91
0.34
1,19
ФГ=О
8
0.69
0.43
О
ФГ<0
9
О
2.86
О
О
Миски, чаши
10
О
О
О
О
0.8
0.67
Слабовыпукл
0.62
О
О
14
0.92
0,76
О
1.68
Шейка
0.49
0.71
О
О
О
О
0,76
19
0,79
20
23
24
Орнам.
венчик и
шейка
Венчик,
шейка,
плечики
Плечики оч.
слабо выпукл I
Шейка и
плечмкм
Сильновыпу
клые
С редне вы пук
лые
0.68
1.43
О
1.01
Ряды насечек
Насечки в
шахматн.
пор-ке
Ямки
О
0,97
О
Флажки
О
О
О
О
О
О
О
Гори юнт.
ёлочка
Однорядн.
зи г jar
Многоря ли.
3111331
О
1,03
О
6,08
Широкогорл
ые
0.47
0.52
2.14
0.48
0,72
0.87
Х88
0.67
1.05
0.62
О
О

-

О
О
О
О
О
О
О
О
О
О
О
О
О
О
О
Таблица 5. Норма распределения и тенденция морфологических признаков
%*”
AM. Белавин, ВЛ. Иванов. Н Б Крыласова
культуру (Ашихмина, 1985) . Памятники второй группы Р.Д.Голдина пред,
лагает объединить в буйскую культуру. Причем, как уже было отмечено
выше, эти и соседствующие с ними культуры Прикамья и Приуралья ис-
следователь предлагает считать ерзовско-луговской культурно-историчес-
кой общностью древних пермяков ( Голдина, 1999, с. 161-164) .В данном слу-
чае для нас не суть важно, к какой культуре относятся перечисленные
памятники. Гораздо важнее выяснить степень их участия в формировании
керамического комплекса маклашеевской культуры, как основной преда-
наньинской культуры в рассматриваемом регионе. К сожалению, состоя-
ние материала на указанных памятниках таково, что не позволяет сравни-
вать их по всем морфологическим признакам керамики. Поэтому мы
ограничились только сравнением основных элементов орнамента, в тех или
иных сочетаниях присутствующих на керамике каждого из рассматривае-
мых поселений. Такой подход представляется нам достаточно оправдан-
ным. поскольку орнамент на сосудах, являющийся отражением!известных
духовных категорий, отличается определенной стабильностью. Признаков
таких получилось восемь: 1-орнамент в виде косой сетки; 2- резные «флаж-
ки»; 3 - горизонтальная ёлочка; 4 - парный зигзаг с «ресничками»; 5 -
многорядный резной зигзаг; 6 - резные горизонтальные линии; 7 - ряды
насечек; 8 - оттиски шнура.
Результаты сравнительно-типологического анализа орнаментики кера-
мики прикамских поселений позднего бронзового века являются весьма
любопытными. При критерии значимости, равном 0,8, Старокабановская
стоянка ( межовская культура) обнаруживает близость со стоянкой Ныр-
гында II ( межовская культура) ( С2 = 0,69) . Та же, в свою очередь, образует
два замкнутых типологических блока со Староянзигитовской, Луговской и
Ананьинской стоянками ( С2 = 0,69-0,85) . Ананьинская и Луговская образу-
ют два типологических блока с Деуковской и Лебяжской стоянками (С2 =
0,66-0,71) и т.д. ( рис. 4) .То есть, мы действительно можем говорить и о
луговской культуре, и о ее взаимодействии ( очевидно, на этнокультурном
уровне) с межовской культурой. Результатом этого взаимодействия яви-
лось формирование в низовьях Камы угро-финского этнокультурного ареа-
ла ( ЭКА) , последовательность в развитии которого была нарушена появле-
нием в данном районе носителей «классического» шнурового варианта
ананьинской культуры на ее раннем этапе.

УГРЫ предурапья в древности и средние века
. 2. Схема расположения предананышских культур Предуралья и Волго-Камья
Рис. З.Граф формально-типологического сходства керамики предананьнских
культур
27
АМ Белавин, В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
лнаньинска
Янзипповска
Лебяжская
Каоапоискам
Рис. 4. Граф формально-типологического сходства предаианьинских культур

Нуговская
Ныргында
Рис. 5. Керамика межовской культуры

УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века

Рис. 6. Керамика предананьинских культур

й	а ^ввин-В А- Иванов‘н Б крыпасовв	<5
Глава 3. Раннеананьинская эпоха в контексте
этнокультурной истории Волго-Камья и Предурал
Тоадиционно ранний этап ананьинской общности Волго-Камья дати_
пуется VIII-VI вв. до н.э. Правда, Л.И.Ашихмина, как она пишет, «по ряду
исследованных памятников в Удмуртском Прикамье»,^выделяет четыре
этапа в развитии ананьинской керамики, из которых 1-и ( зуево-ключевс-
кой) , датированный исследовательницей VIII в. до н.э. и 2-й ( каракулинс-
кий) ' - VII-VI вв. до н.э. - как раз и соотносятся с раннеананьинским
периодом (Ашихмина, 1977, с.154) . Данную периодизацию ананьинских
древностей поддерживают Р.Д.Голдина и С.Н.Коренюк ( Голдина. 1999, с.19з;
Коренюк, 1994. с.21) . В данном случае все эти нюансы не суть принципи-
альны, поскольку нас, прежде всего, интересует этнокультурный аспект
формирования раннеананьинской общности.
По имеющимся археологическим данным, раннеананьинский ЭКА в
Волго-Камье занимал довольно обширную территорию Прикамья, от устья
Вишеры до устья Камы, включая низовья рек Белой и Вятки, Среднее
Поволжье от устья Камы до устья Ветлуги и среднее и нижнее течение
Ветлуги ( рис. 7) . На этой территории разными исследователями в разные
годы выделялось различное количество вариантов ананьинской культуры.
В свое время А.В.Збруева известные ей ананьинские памятники разделила
на пять групп: нижнекамскую, бельскую, вятскую, верхнекамско-чусовс-
кую и ветлужскую (Збруева, 1952, с.163) . Позже А.Х.Халиков предложил
свою номенклатуру территориальных групп ( культурных вариантов) ран-
неананьинской общности Волго-Камья. таких вариантов исследователь
выделил девять: западноволжский ( Волга О
нижнекамский (КамаО , 2 нижнекамский ( Кама ID .вятский (Вятка) ,бель-
ский ( Белая D .среднекамский ( Кама IID .верхнекамский ( Кама IV) ,вет-
лужский ( Ветлуга) (Халиков, 1977, с.6) . По результатам сравнительно-ти-
пологического анализа керамики поселений раннеананьинского времени
Волго-Камья одним из авторов этих строк было высказано предположение
о возможности разделения ананьинской общности региона на две культуры -
собственно ананьинскую («классическую») и ахмыловскую. Свое дальней-
шее развитие неокончательное оформление это предположение получило
волжский варианты ( по А.Х.Халикову) в одну ахмыловскую культуру и дал
ее морфологическую характеристику ( Патрушев, 1984; 1992 Гл.6 7)
I .А. — *  	® *
выделения ахмыловской культуры ( рис. 8)
средневолжский ( Волга ID , 1
собственно ананьинскую («классическую») и ахмыловскую. Свое дальней-
шее развитие и окончательное оформление это предположение получило
в работах В.С.Патрушева, который объединил западноволжский и средне-
волжский варианты ( по А.Х.Халикову) в одну ахмыловскую культуру и дал
ее морфологическую характеристику ( Патрушев, 1984; 1992, Гл.6,7)
h есмотря на критическое отношение ряда исследователей к самой идее
выделения ахмыловской культуры ( рис. 8) , различия между средневолжским
«классическим» прикамским ананьино нельзя не признать реальными.
Поэтому Р.Д.Голдина памятники .
ры) и ветлужского ананьина исключила
i—
^?^В9В_СВ0е внимание на верхнекамском,
PJQ Го^ТрТМСКИХ варианта (1 и 2 нижнекамские или Кама I и Кама II) .
с этногенезом удмуртов связывает только ананьинские памят-
Поэтому Р.Д.Голдина памятники
«средневолжского» (ахмыловской культу-
RAn	------J из числа ананьинских локальных
прнтпмп^В’ имеюших отношение к формированию древних удмуртов, скон-
склм Ft>n'3dB СВОе С: ИМа ие на веРхнекамском, среднекамском, нижнекам-
лпр	ВЯ1СК0М- ^РавДа’ в отличие от А.Х.Халикова, выделявшего
Р-Д.Голдина с этногенезом
30	.. ..
У! РЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние векаmm
ники варианта Кама II, расположенные между устьями Белой и Вятки
(Голдина, 1999, с.171) .
Керамика раннеананьинского нижнекамского I варианта ( рис. 9) пред-
ставлена коллекцией городища Гремячий ключ и поселения Курган (в об-
щей сложности 791 сосуд, что позволяет установить нижний порог предста-
витель ности не ниже 0,5%) . Это сосуды с вертикальными ( 52,5%) или
отогнутыми наружу шейками ( 40,3%) . Сосуды с закрытыми шейками име-
ются, но в очень незначительном количестве ( 2,8%) . Преобладают сосуды
низкогорлые (39,6%) или среднегорлые (45,6%) , высокогорных сосудов очень
мало (10,4%) . Сосуды слабопрофилированные: преобладают со слабовы-
пуклыми ( 57%) или средневыпуклыми плечиками ( 39,6е о) . Орнамент рас-
полагается преимущественно по шейке ( 91,3%) , но есть немного сосудов,
ориентированных по шейке и плечикам ( 8,7%) . Преобладает орнамент в
виде пояска круглых ямок по шейке (38,5%) , затем - орнамент в виде
овальных или каплевидных вдавлений (25,9%) .ямочно-шнуровой (21,3%) и
ямочно-гребенчатый орнамент (13,3%)	( Марков, 1987) .
Раннеананьинская керамика нижнекамского варианта II ( рис. 10) наи-
более полно и детально представлена в материалах городища Каменный
Лог, обработанных Л.И.Ашихминой. Сосуды раннего горизонта - 83 экз1. -
низкогорлые (41,3%) или среднегорлые ( 56,5%) , в основном с вертикальны-
ми (73,9%) .слегка (17,4%) или сильно отогнутыми наружу (8,7%) шейками,
главным образом, со средневыпуклыми (61,3%) или сильновыпуклыми (29%)
плечиками. Сосуды со слабовыпуклыми плечиками также встречаются, но
значительно реже ( 9,7%) . Орнамент располагается в основном по шейке и
плечикам (83,1 %) и состоит из парных или тройных горизонтальных оттис-
ков шнура ( 31,5% и 41,1% соответственно) , парных волнистых оттисков
шнура (6,7%) , косых коротких шнуровых оттисков (4,6%) 2 (Ашихмина, 1977,
табл.3,10,11) . Все они обязательно сочетаются с пояском круглых ямок по
шейке.
По указателям угла наклона шейки ( ФГ) и угла наклона плечика (ФЖ)
Л.И.Ашихмина керамику городища Каменный Лог разделила на семь ти-
пов и выявила тенденцию их развития во времени его существования. По
данным исследовательницы, в третьем ( раннеананьинском) слое городища
повышенную тенденцию обнаруживают сосуды двух типов: со слегка ото-
гнутой наружу шейкой и сильновыпуклым плечиком (III тип) и с сильно
отогнутой шейкой и средневыпуклым плечиком (тип V) . Близкий к норме
показатель обнаруживают сосуды со слегка отогнутой шейкой и средневы-
пуклым плечиком (тип II) (Ашихмина, 1977, табл.8) . Именно эти типы и
следует считать характерными для нижнекамского раннеананьинского ке-
рамического комплекса
Наиболее полное представление о материале раннеананьинских посе-
лений бельского варианта ( рис. 10) дает коллекция Бирского поселения,
7 Что по законам математической статистики означает нижний порог значимости
не менее 5%.
/ Имеются и другие элементы орнамента—многорядные оттиски шнура, волнистые,
чередующиеся с горизонталъными. строенные косые оттиски различных наклонов,
решетка нор. -но онипо частоте встречаемости не являются для рассматриваемой
вы борки представительными.
17,5% и 7.5% составляют горшки с прямыми ( верти-
1) , преобладают
выполненных шнуром
,парных
^.м.Белавин-В А Иванов-НБКрыласова
где раннеананышские сосуды составляют 42% всей собранной керамики
<ЭД сосудов) ( Васильев, Горбунов, 1975, табл. 1, рис. 3) . Сосуды все кругло-
донные венчики также закруглены, в тесте примесь толченой раковины.
Боосается в глаза некоторое увеличение ассортимента керамических форм
по сравнению с памятниками предшествующего периода. Прежде всего
это также горшки трех типов, из которых преобладают ( 65 /о всей керами-
ки' сосуды с отогнутыми шейками ( ФГ больше 0) , затем идут горшки зак-
рытые (ФГ меньше 0) ,	_
кальными) шейками. Горшки широкогорлые ( ФВ - С
( 54,5%) сосуды со средней высотой горловины ( БФ -1,6—2) , остальные-
низкогорлые. Профилированность сосудов очень слабая. Преобладают (47%)
горшки с очень слабо выпуклыми плечиками (ФЖ не превышает 0,25) ,
42,5% сосудов имеют слегка выраженный профиль ( ФЖ = 0,3 0,6) , а ос-
тавшиеся Ю,5%—достаточно профилированные. Кроме горшков, среди ран-
нвананьинскои керамики Бирского г*оиепения выделяются еще широкие
чаши с отогнутым венчиком и прямыми стенками ( 7,5%) и глубокие миски
^Зона расположения орнамента не отличается разнообразием: 75% всех
сосудов орнаментированы по шейке и 25%— по шейке и плечикам. Орна-
мент состоит из обязательного пояска круглых ямок по основанию шейки, а
также из горизонтальных шнуровых оттисков ( 37%)
же косой сетки (28,7%) , заштрихованных треугольников (14,5%)
косых оттисков (10,8%) и двойного горизонтального зигзага (9%) .
По формам и сюжетам орнаментации керамика Бирского поселения,
равно как и других раннеананьинских памятников бассейна р. Белой ( по-
селения Новобиктовское, Андреевское, Тартышевское I) полностью иден-
тична керамике раннеананьинских поселений Прикамья, таких как Кара-
кулинская стоянка ( Генинг, Стоянов, 1961, рис. 7,5— 8) , поселение Еловское
( Шокшуев, 1972, рис. 4) .
Представление об ананьинской керамике вятского варианта ( рис. 10)
дает нам материал Аргыжского городища, обработанный Е.М.Черных,
В.В.Ванниковым и В.А.Шаталовым, и Белоглазовского городища в обра-
ботке В.Н.Маркова. Раннеананьинская керамика Аргыжского городища
(РА - по номенклатуре исследователей) представлена 386 сосудами3, сре-
ди которых по профилировке шейки выделяются сосуды двух типов: с пря-
мой ( вертикальной) шейкой - 44,6% и шейкой, отогнутой наружу - 42%.
Остальные 13,4% - это, очевидно, непрофилированные или слабопрофили-
рованные чашки небольших размеров, которые найдены «в небольшом ко-
личестве». ( Черных, Ванников, Шаталов, 2002, с.29) .
По результатам корреляции указателей ФГ и ФЖ исследователи де-
лят раннеананьинскую керамику на четыре типа: 1-е короткой вертикаль-
ной шейкой, слабо- или среднераздутым туловом ( 20,8%) ; 2-е высокой вер-
тикальной шейкой, слабо- или среднераздугым туловом ( 23,8%) ; 3-е короткой
отогнутой наружу шейкой, слабо- или среднераздутым туловом (14,6%) ; 4-
с. Q7IC.OOK0^’ °^)ГНУт°й наружу шейкой, слабо- или среднераздутым туловом
Аргыжского городища по степени профилировки шейки
(Там же, с.29) . То есть, различаются раннеананьинские сосуды
i и ее высоте.
Что дает нам нижний порог значимости не менее 1%
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
Орнаментированы практически все сосуды, орнамент расположен по
шейке ( 31 %) или шейке и плечику ( 59,4%) . В свом исследовании Е.М.Чер-
ных, В.В.Ванников и В.А.Шаталов по наружному оформлению горловины
раннеананьинских сосудов разделили их на «гладкую» и валиковую и. со-
ответственно, мотивы орнаментации рассматривали по этим культурно-
типологическим группам ( КТО 4 5 . В итоге ими были выделены 12 технико-
орнаментальных групп, четыре из которых - ямочно-гребенчато-шнуровая,
ямочно-гребенчатая, ямочная и ямочно-шнуровая определены, как массо-
вые (Там же, с.28-30; табл.8) . Мы объединили абсолютные количественные
показатели выделенных КТГ и получили совершенно такие же результаты,
согласно которым в раннеананьинский керамике Аргыжского городища
абсолютно преобладают ( 35,5%) сосуды, украшенные пояском ямок, в со-
четании с горизонтальными оттисками многорядного шнура и оттисками
гребенчатого штампа в виде косых отрезков, «сетки», горизонтальной «ёлоч-
ки» или парного зигзага. Затем по частоте встречаемости следуют сосуды,
украшенные пояском ямок в сочетании с разнообразными оттисками гре-
бенчатого штампа (26,6%) , просто рядом ямок по шейке (15%) и ямками в
сочетании с горизонтальными оттисками многорядного шнура ( 9,1 %) . Все
остальные орнаментальные композиции встречаются с большим «отрывом»
от перечисленных ( частота встречаемости от 0,2% до 3%) .
Раннеананьинский керамический комплекс Белоглазовского городища
составляют 206 сосудов3, по степени отгиба шейки разделяющиеся на два
типа: с вертикальным или слабо отогнутым горлом ( 65,1%) и сильно ото-
гнутым горлом (34,9%) . По указателям высоты шейки каждый из типов
делится на три группы: с низким, средним и высоким горлом. Абсолютно
преобладают - 59,2% - сосуды низкогорлые, затем по частоте встречаемо-
сти следуют сосуды с горловиной средней высоты ( 35,5%) и реже всего
встречаются высокогорлые сосуды ( 5,3%)	( Марков, 1988, с.93; табл.1) . То
есть, если сравнивать по данному показателю керамику Белоглазовского и
Аргыжского городищ, то последняя отличается преобладанием сосудов с
высокой горловиной.
Орнамент на сосудах располагается по шейке и плечику ( 77,7%) реже
- только по шейке ( 20,8%) и состоит из тех же элементов, что и на керами-
ке Аргыжского городища, а именно - из пояска ямок в сочетании с оттиска-
ми гребенчатого штампа ( 36,9%) , ямок в сочетании с горизонтальными от-
тисками шнура и разнообразными оттисками зубчатого штампа (20,4%) ,
просто пояска круглых ямок (19,5%) и пояска ямок в сочетании с оттиска-
ми многорядного шнура (9,8%) . Все другие элементы орнамента - просто
оттиски шнура, ямки в сочетании с фигурными вдавлениями - хотя и встре-
чаются, но не являются представительными (Там же, табл.Х/) .
На основании результатов сравнительного анализа керамики Белогла-
зовского и Аргыжского городищ В.Н.Марков пришел к выводу об их хроно-
логической близости (сосуществовании) (Там же, с.96) , с чем невозможно
не согласиться. Следовательно, на основании данных по двум рассмотрен-
ным мы можем дать суммарную характеристику раннеананьинской кера-
мики вятского варианта ( в общей сложности - 539 сосудов, что означает
4 Номенклатура названных исследователей
5 Нижний порог представительности = 2%
наружу
A M. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б Крыласова «.”71 "VST
= 0,7%) . которая выражается в следующих мор.
'"'""'I или отогнутыми
"хотя имеются и сосуды с шейкой средней высоты ( 13,5%)' .
или только по шейке ( 29,4%) и состоит из пояска круглых ямок в сочетании
с горизонталь ными оттисками многорядного шнура и различных оттисков
гребенчатого штампа ( 33,2%) , пояска ямок и оттисков гребенчатого штам-
па в виде косых отрезков, зигзагов, горизонтальной «елочки», сетки ( 32.3%) ,
, пояска ямок в сочетании с горизон-
НИЖНИЙ ПОРОГ ЗНаЧИМОСТИ = О,/ /о; , — -И—	-_ - -	мор.
дологических признаках: сосуды с вертикальными ( 56 7% или отогнутыми
43 2%) шейками, в основном низкогорлые (47,8%) или высокогор.
3 6%) хотя имеются и сосуды с шейкой средней высоты (13,5%) •
орнамент расположен по верхней части сосудов: по шейке и плечикам ( 70,6%) '
или только по шейке ( 29,4%) и состоит из пояска круглых ямок в сочетании
с гооизонталь ными оттисками многорядного шнура и различных оттисков
•	ОО ОО/ \ — л—.лмл/л ь	। л	IЛ Л4 О Г ГЧ О d t_l 1	__
гребенчатого штампа (	/о) ,
па в виде косых отрезков, зигзагов, горизонтальной «елочки», сетки ( 32.3%)
просто пояска круглых ямок (17,7/о)	„
тальными оттисками многорядного шнура (10%) . Все остальные виды ор-
намента, как, например, только оттиски шнура ( 2,1%) или только оттиски
гребенчатого штампа (0,7%)
гребенчатого штампа ( 0,7%) , или ямки в сочетании с оттисками гребенча-
того штампа (1,1%) хотя и являются представительными, но не могут счи-
I №~	' Содержание признака	Локальные варианты				
		Кама 1	Кама 2	Кама 3	вятский	бельский
пг	] Шейка вертикальная	52.5	73,9	50,7	56.7	7,5
2	I Шейка отогнутая	40.3	26,1	23,3	43,2	65
	Шейка закрытая	2.8	•	26	•	17,5
4	I Сосуды низкогорлые	39.6	41,3	91,8	47,8	45,5
5	1	среднегорлые	45,6	56,5	8,2	13,5	54.5
6	|	высокогорлые	10,4	«т	—	38.6	
7	ГПлечикислабовыпуклые	57	9.7	46,5	X	89.5
8	Средневыпуклые	39,6	61.3	21.9	•	10.5
9	С ильновыпукл ые		29	5,4	*	«в
10 1	Орнаментирован венчик+шейка	—		6,8		
11	Венч ик+шейка+плеч и ки		«а	5.6	—	а
12	шейка	91,3	а*	38,3	29.4	75
Г13	Шейка+плечики	8J	83,1	’ 49,3	70Л	Л
Г14	Орнамент ямочный	38,5		«ч	17.7	
Г15	Ямочно-шнуровой	21,3	90,4	57,9	10	100
Г16	Ямоч но-гребе н чаты й	13.3	•		згз	•
17	-Ямочно-гребенчато- шнуровой			13,4	33,2	ras»
1 8	Вдавления	25,9	•			
/uaiiaia 6. Морфологические признаки раннеаниньинской керамики
7	Пр ика.\ 1ья (в % %)
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века Д	у\?М\
таться определяющими для рассматриваемой выборки.
Наиболее выразительную коллекцию раннеананьинской керамики сред-
некамского варианта дает нам Заюрчимское VI поселение, исследованное
ВП.Денисовым (Денисов, 1968) . В обработку были взяты фрагменты 73
сосудов, содержащие информацию о метрических параметрах, форме, сте-
пени и характере орнаментации сосудов. Это дает нам нижний порог пред-
ставительности = 5%. Сосуды в основном низкогорлые ( 91,8%) , хотя встре-
чаются и среднегорлые (8,2%) . Преобладают с вертикальной шейкой (50,7%)
но имеются с закрытыми шейками ( 26%) и шейками, отогнутыми наружу
(23,3%) . Среди последних слабопрофилированные и среднепрофилирован-
ные сосуды представлены поровну ( соответственно, 11% и 12,3%) . Орна-
мент располагается по верхней части сосудов - по шейке ( 38,3%) или шей-
ке и плечикам ( 49,3%) . Значительно реже встречаются сосуды,
орнаментированные по венчику и шейке ( 6,8%) и по венчику, шейке и пле-
чикам (5,6%) .	I
По данным В.П.Денисова ( обработано 316 сосудов) , преобладает ямочно-
шнуровой орнамент ( поясок ямок в сочетании с горизонтальными оттиска-
ми многорядного шнура ( 57,9%) , ямочно-шнуровой в сочетании с оттиска-
ми гребенчатого штампа в виде горизонтальных линий, зигзагов, сетки
(13,4%) , ямочно-шнуровой и линейный ( ряды шнура чередуются с горизон-
тальными прочерченными линиями) (9,2%) , ямочно-шнуровой в сочетании
с отпечатками отступающей лопаточки (8,3%) .
Все остальные сочетания орнаментальных мотивов ( косая сетка, зашт-
рихованные треугольники, косые оттиски гребенчатого штампа, зигзаги в
сочетании с косыми оттисками и т.п.) хотя и встречаются, но в очень незна-
чительном количестве (Денисов, 1968, табл.1) .
По 18-ти альтернативным морфологическим признакам (табл.6) уста-
навливаем коэффициенты формально-типологического сходства (С2) ран-
неананьинской керамики рассматриваемых локальных вариантов (табл.7) .
При критерии значимости = 0,9 обнаруживается, что выраженную ти-
пологическую близость обнаруживают между собой керамика нижнекамс-
кого I варианта (Кама 1) с керамикой вятского и бельского вариантов.
Последняя, в свою очередь, также обнаруживает типологическую близость
с керамикой нижнекамского II ( Кама 2) и среднекамского ( Кама 3) вари-
антов. То есть, керамические комплексы, в которых преобладает «класси-
ческая» ямочно-шнуровая орнаментация - Кама 1, Кама 2, Кама 3 и Бе-
лая - образуют типологический блок, связующим звеном которого выступают
	Кама 1	Кама 2	Кама 3	Вятка	Белая	
Кама 1	—	0,58	0,48	0,72	0.71	1
Кама 2		•	0,46	0,46	0.64	
Кама 3			в	0,53	0,71	1
Вятка					0.55	
Белая					*	
Таблица 7. Коэффициенты степени формсшьно-типологичеекого сходства
раннеананьинской керамики Прикамья
A M. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
Г №	Содержание признака	П	ЬЬрма распреклеin «я	Теик'нция признака	"—				
			Юпы 1	Кама 2	Кама 3	вятский	
							
Г	НЬйка верткальная	48.2	1.08	1.5	1.05	1.17	~0J5]
Г 7 1	|	Ш?йка отогнутая	1	39.6	1.01	0.65	0.58	1.09	L64|
1	1	ЦЬйка закрытая	9.26	0,3	•-	2,8		1.8Х
4	1 Сосуды ывкогорлые	53,2	0.74	0.77	1,72	0.89	
I	средне! ирпые	1 з!б	1.28	1.58	0,23	0,38	Т53|
6	1	высокопфлые	9,8	1.2	•		4.28	
7	Плечики слабовып^'кпые	40.5	1,4	0.23	1.14		
8	1 Средневыпуклые	26,6 1	1.49	2,3	0,82	м	039 у
9	Сильновыпуклые	6,8		4^6	0.79	•в	***
10	' Орнаментирокш венчик+шейка	1,36			5		•в	1
11 '	Вентшк+и^йка+плечики	1.12		•м	5		
12	шейка	г	46.8	1,95	Я»	0,81	0.62 ~	Ё6|
1 13 1	Шейка+плеч! тки |	47,3	0.18	1,75	1,04	М9	6.52
14	Орнамент ямочный	13,1	2,93	0,73	•	1,35	«В
15	Ямочно-шнуровой	55.9	0.38	1,61	1.03	0,17	1.78
16 	Г-	Ямочно-гребенчатый	9,1	1,46		—	3,54	
17 1 л	Ямочно-гребенчзго- шнуровой т л	|	9,32		«а»	1,43	3,56	•
18 	1		Вдавлен! 1Я	5.18	5			—	
Таблица 8. Норма распределения и тенденция признаков
ран неананьинской керамики Прикамья
бельские комплексы.
кеоя^Яим^п1!ПИРОВКИ выделенных локальных вариантов раннеананьинской
HODMV пагппа хаРамеРНЫМ морфологическим признакам устанавливаем
Из ппиНР!ЯеЛеНИЯ И Тенде^ию этих признаков (табл. 8) .
ной степени хяпН°И та®лиЧы видно, что признаки всеобщие, то есть в рав-
отсутствуют ?яДКТеРНЬ1е flrin ВСеХ сРавниваемых комплексов, среди них
ные ДЛЯ нХол!2ПРИСУТСТВУЮТ признаки скальные, то есть, характер-
о/ ному из пя ГРУПП памятников, и признаки частные, присущее только
_______У____Pf^W^CMHix комплексов6. К ним относятся: сосуды с пря-
Jo
Ъ lij|	?7 УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
мыми ( вертикальными) шейками, преобладающие в керамических комп-
лексах Камы и Вятки, но значительно реже встречающиеся на Белой. Со-
суды с отогнутыми наружу шейками объединяют нижнекамский I, вятский
и бельский варианты, а сосуды закрытые - среднекамский и бельский. И
так далее. Но особенно показательны такие признаки, как зона орнамента-
ции (сосуды нижнекамского I и бельского вариантов орнаментированы в
основном по шейке, а сосуды нижнекамского II, среднекамского и вятского
вариантов - по шейке и плечикам) и характер орнаментики ( ямочный и
ямочно-гребенчатый орнаменты - общий признак для сосудов нижнекамс-
кого I и вятского вариантов, а ямочно-шнуровой - для нижнекамского II,
среднекамского и бельского вариантов, ямочно-гребенчато-шнуровой - для
среднекамского и вятского вариантов) .
На наш взгляд - это вполне определенно указывает на то, что раннеа-
наньинские памятники Прикамья составляли не этнокультурную общность
(ЭКО) , подразумевающую, прежде всего, единый генетический корень, а
этнокультурный ареал ( ЭКА) , в который могли входить различающиеся по
своему происхождению этнокультурные группы.
Естественно, следует ответить на вопрос о происхождении раннеанань-
инских локальных вариантов или, другими словами, о степени их генети-
ческого родства с прикамскими культурами эпохи финальной бронзы. В
свое время один из авторов настоящей работы попытался показать и дока-
зать отсутствие генетической преемственности между бельским ранним
ананьино и культурой курмантау ( Иванов, 1982, с.73-76) . Современные ис-
следователи курмантаусских памятников Южного Урала на основании но-
вых материалов - поселения Азануй, Акаваз I, Максютово II - эту идею
поддерживают ( Гарустович, Савельев, 2004, с. 113) .
На основании 20 альтернативных морфологических признаков керами-
ки предананьинских и раннеананьинских памятников Прикамья (табл.9)
высчитываем коэффициент С2 (табл. 10) . При коэффициенте значимости =
0,9 данные таблицы 5 показывают, что наиболее тесную типологическую
связь обнаруживают между собой сосуды ерзовской культуры и сосуды
раннеананьинских локальных вариантов нижнекамского II и среднекамс-
кого ( соответственно, 0,62 и 0,64) , а также сосуды курмантаусских памят-
ников и сосуды нижнекамского II, среднекамского и бельского раннеана-
ньинских вариантов ( соответственно, 0,66; 0,68 и 0,66) . С учетом того, что
раннеананьинская керамика среднекамского и бельского вариантов обна-
руживают между собой высокое типологическое сходство ( С2=0,72, табл.7) ,
а ерзовская керамика обнаруживает достаточно высокое типологическое
сходство с курмантауской керамикой (см. гл.2) , мы получаем замкнутый
типологический блок, состоящий из ерзовской, курмантауской керамики и
раннеананьинской керамики средней и нижней Камы (от Перми до устья
Вятки) и низовьев р.Белой. За пределами данного блока остаюгся раннеа-
наньинские керамические комплексы нижнекамского I от устья Камы до
устья Вятки) и вятского локальных вариантов, хотя и обнаруживающие
между собою высокую связь С2 Кама 1 - Вятка = 0,75, табл.7) , но не очень
высокую - с комплексами предшествующего времени.
Означает ли это наличие между ними генетической связи? С одной сторо-
ны - безусловно. Но по каким признакам эта связь прослеживается? Ответ
на этот вопрос дают результаты подсчета нормы распределения и тенденции
37
морфологических
A M. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «"Я
признаков сравниваемых керамических комплексе
Содержание признака
(Данные, приведенные в указанной таблице, показывают, что из 20-тц
27,2
*
ьггая
41,3
91,8
61,8
19
100
100
54.5
32,2
74
46,5
8
50
50
14,4
81,5
45,6
10,4
4Z8
13,5
60
30
10
Шейка вертикальная
Шейка ото
Шейка за
48,1
40
52,5
40,3
10
12
13
14
15
16
17
18
19
Миски, чаши
Сосуды низкогорлые
среднегорлые
высокогорные
Плечики слабовыпукпые
Средневыпуклые
Сильновыпуклые
Орнаментирован
венчик+шейка
Венчик+шейка+плечики
шейка_____
Шейка+плечики
рнамент ямочный
Резной ____
вой
Ямочно-ш
енчатыи
61,3
10.5
16,8
36
50,5
1 30
50
27,2
50
50
100
75
71,4
4,4
14,9
30
57,9
10
100
29,4
70,6
17,7
17,8
34,4
91,3
13,3
13,4
Ямочно-
Ямочно-гребенчато-
шнуровой
Вдавления
Таблица 9. Сравнительная таблица морфологических признаков керамики
Прикамья предананышского ираннеананъинского времени (в %%)
Культуры,
локальные
варианты

Е

Раннеанш ъинские
Быргында
Какры-Куль
(маклаш.)
трек (маклаш.)
Курмангаусская
Кама!
0.54
0.59
0,36
0,48
0.57
Кама 2
0.62
0,30
0.35
0,40
0.66
КамаЗ
0,64
0,48
0,36
Вятский
0,33
0,34
0.29
Бельский
0.50
0.53
0,51
0,59
0,68
075
0,45
0.53
0,66
блица 10. Коэффициенты формально-типологического сходства керамики
Прикамья предананышского ираннеананьинского времени.
кие комплексы ни олми^08’ характеРизУюЩи* сравниваемые керамичес-
такого, который обнпп\/Нв МОЖ^Т пРетенДовать на роль всеобщего, то есть,
повышенную (от1	НО'0мальнУю (1 или близко к ней) или
2^ г	,е<^ тенденцию встречаемости во всех сравниваемых
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
1 1	Шейка вертикаль 1 ная	43.2	0.31	и.гя-	и	1,32	I.UO	1,10	1,0 3	м	1.23	U.2
АГ	' Шейка 1 отогну гая_	42,6	1,91	0,64	1.2	0,7	0,94	0.94	0.6 1	0,5	1.01	1.5
	I Шейка 1 закрытая	7,82	0,52	0,84	—	1,28	1,43	0.35	—	3.3	—	2,2
4	1 Миски, | чаши	1,72	4,76			—	5,23 	।						
1	Сосуды низкогорл | ые	40,82	1,51			•	1,97	0,97	1,0 I	2,2	1.17	1,1
6	среднегор 1 лые	47,5	0,82	0,8	21	2,1	0.4	0.96	1.1 9	0,2	0,28	1.1
7	высокогор лые	7,62	—	3,56	«V	—		1,36		«в	5,06	•
8	Плечики спабовып уклые	42,5	0.84	1,17	1,74	0,7	0.75	1,34	0.2 2	1,1	X	2,1
9	Средневы пукпые	35.85	1.4	1,39	0,72	1.39	1,35	1,1	1,7	0,6	в»	0.3
1 10	Сильновы пукпые	6.9	0.59	—		2,9	1,6	«в	4.2	0,8	в	—
i п	Орнамент ирован венчик+ш ейка	9,8	3.36	2,93		1,27	1.71			0,7		
12	Венчик+ шейка+пл ечики	3,09	7.57	»	а»	—	0,61			1.8	**	
13	шейка	56,7	0,5	1,01	1,76	1,32	1.26	1,61		0,6	0,51	1,3
14 1	НЬйка+п лечики	27,6	0.М	0,16	«йв	0,44	0.3	0,31	3.0 1	1,8	2,55	0,9
15	Орнамент ямочный	9,01	0.72	в			1.97	4,27	1,0 6		1 1,96	Я»
16	Резной	21.7	1,2	1,38	4,1	1.7	1,58		<»		—	«В
17	Ямочно- шнуровой	28.0					0,02	0,76	32	2,0	I 0,35	3,5
1 18	Ямочно- грибенчал ый	4.56						2,91	•W	«>	7.08	«в
19	Ямочно- гребенчат о- шнуровой	4,66								2,8	7.12	.А
20	Вдаапени я	9.63	1,15	2,07	А	3,11	0.96	2,68	•		1	**	
Таблица 11. Показатели нормы распределения и тенденции признаков керамики
Прикамья предананьинского и раннеананьинского времени
выборках. С очень
луй, только
наХ шейками - это Ерзовка, Какры-Куль ( маклашеевские) . курманта-
-ар}ж> шеиксиу	, _______ пяннеананьинскир	.
усские.
шейками,
Но особенно показательны в этом отношении такие признаки, как зона
am. Белавин. В. А. ИВАНОВ. НВ Крыласова	'Х’ХГ
Г1Ч„„ большой «натяжкой» на это может претендовать, пожа.
такой признак, как наличие сосудов с прямыми ( вертикальны.
, oSrauu ( табл 11) • А затем начинается полнейший разнобой в расПре.
М' ппизнаков внутри комплексов. Например, сосуды с отогнутыми
делении приз этоУЕрЗОВка. Какры-Куль (маклашеевские) . курманта
' нижнекамские I, вятские и бельские раннеананьинские. Сосуды с
’ - наклоненными внутрь (закрытые) - это Бирское к маклашеевс-
' е'"“'курмантаусские. бельские и среднекамские раннеананьинские и т.д.
Но особенно показательны в этом отношении такие признаки, как зона
и характер орнаментации сосудов. Если для предананьинских сосудов это
- размещение орнамента только по шейке, то для раннеананьинских - по
шейке и плечикам. Орнаментация предананьинских со> удов - резные узо.
ры, раннеананьинских - ямочная, ямочно-шнуровая или ямочно-гребенча-
тая. Каплевидные или клиновидные вдавления в виде горизонтальных по-
ясков или коротких отрезков, расположенных в шахматном порядке,
характерные для предананьинских керамических комплексов, из раннеа-
наньинских характерны только для керамики нижнекамского I локального
варианта.	«W
О чем это все говорит? Прежде всего, о том. что «ямочно-шнуровая»
раннеананьинская орнаментика, отражающая, как и всякая орнаментика,
определенные аспекты духовной культуры ее создателей и требующая при-
менения специальных штампов при ее воспроизведении, более сложная по
своему техническому исполнению, в Прикамье и низовья р.Белой была при-
внесена уже в сложившемся виде. Ареал ее распространения а регионе,
очевидно, прямо пропорционален ареалу и плотности расселения здесь ее
создателей: на Средней Каме и в низовьях р.Белой она преобладает в
низовьях Камы удельный вес ее резко сокращается, на Вятке она если и
встречается, то довольно редко ( табл.9) .
В этом контексте сразу становится понятным и довольно высокий ко-
эффициент типологического сходства ерзовской и курмантаусской керами-
ки 1 С2=0,63; гл.2) . отступая под давлением пришлого населения, носители
ерзовской культуры переселяются в бассейн Нижней Белой, выступив од-
ним из этнокультурных субстратов для курмантаусского населения. Но и
оно вскоре было вынуждено отступить далее вверх по р.Белой, в предгор-
ные и горные районы Южного Урала, поскольку Камско-Бельскии район
также оказывается занятым ранними «ананьинцами».
Об этом одному из авторов этих строк уже приходилось писать ( Ива-
нов, 1982, с. 72) . Тем не менее, напомним читателям, что в свое время в
культурном спое стоянки им.М.И.Касьянова ( Касьяновской) была найдена
небольшая, но весьма выразительная коллекция бронзовых и железных
предмеюв - прорезной бубенчик-подвеска, обломок бронзового наконеч-
ника копья с прорезным пером, втульчатый трехгранный и плоский с лав-
ролистной головкой наконечники стрел, кольцевидная серьга из сплющен-
ного бронзового прута, «гвоздевидная» серьга-подвеска и железный нож с
прямой спинкой - позволивших устаногить дату этого памятника в преде-
ЛЭХ ж ВВ Н Э В послеДние годы эта дата была подтверждена наход-
ками фрагментов гамаюнской керамики на поселениях Азануй и Акаев® к
содержащих керамику, по сути, идентичную касьяновской. А коль скоро
ак, то курмантаусская культура должна быть исключена из круга предз-
40	_ ________ .	_	____
(7)1	УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
наньинских культур Прикамья. Что, в свою очередь, еще более сужает круг
предананьинских и раннеананьинских комплексов, обнаруживающих меж-
ду собой типологическое сходство. По сути это получается ( при критерии
значимости = 0,9) быргындинская керамика и раннеананьинская керамика
нижнекамского I варианта, где сосуды с ямочно-шнуровой орнаментацией
составляют чуть более 21 % ( С2=0,59) , ерзовская керамика и раннеанань-
инская керамика нижнекамского II и среднекамского вариантов (соответ-
ственно, С2=0,62 и 0,64) , маклашеевская керамика Бирского поселения и
раннеананьинская керамика среднекамского варианта (С2=0,59) (табл.10)
Но выше уже было сказано, что это сходство обеспечивают в основном
формы сосудов. Как, например, в случае с быргындинской и керамикой и
раннеананьинской керамикой нижнекамского I варианта, где одни и те же
керамические формы встречаются примерно в близких пропорциях (табл.9)
Но подобное сходство, на наш взгляд, может быть обусловлено утилитар-
ным смыслом керамических форм, приспособленных! для конкретных хо-
зяйственных нужд. Ни с быргындинской, ни с маклашеевской керамикой
ни один из локальных раннеананьинских комплексов существенной типоло-
гической связи не обнаруживает (табл. 10) .
★ * *
Итак, один из компонентов схемы этнокультурного развития населения
Прикамья и Приуралья в начале эпохи раннего железа может быть вос-
становлен следующим образом: раннеананьинская ямочно-шнуровая ( «клас-
сическая») керамика в Среднем Прикамье и в низовьях р.Белой появляет-
ся уже в сложившемся виде. Откуда? На этот вопрос пытался ответить
еще О.Н.Бадер 50 лет тому назад: по его мнению, «основные черты анань-
инской культуры складывались в конце бронзовой эпохи в недрах северо-
камских, приуральских племен, обитавших выше устья Вятки» (Бадер,
Оборин, 1958, с.94) . Но, и это очень важно в контексте нашей темы, в VIII-
VII вв. до н.э. испытавших какой-то толчок из-за Урала, «принудивший их,
отчасти вместе с пришельцами, сместиться на запад и занять территорию
Нижней Камы. Средней Волги и даже Ветлуги. В этих районах заметна
резкая смена местных культур ананьинской культурой, которая принесла с
собой и свежий, резко выраженный монголоидный тип. С этого времени вся
огромная территория Прикамья и некоторые смежные районы объединя-
ются как область обитания единокультурных, родственных ананьинских
племен. В их состав вошло и местное население, что отразилось в извест-
ном культурном своеобразии отдельных групп ананьинских памятников».
(Там же, с.94 и сл.) .
Своим появлением в регионе носители «классического ананьина» выз-
вали вначале продвижение среднекамского ( ерзовского) населения вниз по
долине Камы до низовьев Белой.Но затем сюда же продвигаются и носите-
ли раннеананьинской ямочно-шнуровой керамики «классического» типа.
Их появление как бы раздвинуло предананьинское население Нижнего
Прикамья: часть его - носители курмантаусской культуры - уходит вверх
по Белой, в предгорные районы Южного Урала. Другая часть остается в
Волго-Вятском бассейне, где складывается своя «ананьинская культура» в
виде двух типологически близких локальных вариантов - нижнекамского I
и вятского. Что касается типологической близости керамических комплек-
сов нижнекамского I и бельского вариантов, то в их формировании, на наш
этиолировавшее «м^ашеевцев», занимавших эти территории до
ления здесь ранних «	..	— _---------
вой керамики в 1
суперстратаt
некультурный
л м Белавин. В.А. Иванов. Н Б Крыласова <Х~П
Участвовало одно и то же пришлое население, вытеснившее ИЛм
участвовал ^кг1ашеевцев)>1 занимавших эти территории до П„Л[1.
ананьинцев». То есть, носители «классической) шнуРо.
и s низовьях Камы и Белой выступили в роли этнокультурного
наложившегося ( ассимилировавшего?) на маклашеевский ,т.
* *1 субстрат, в равной степени характерный как для Нижней
Камы, так и для Нижней Белой.
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
Рис. 7. Схема вариантов АКИО.
I-Средне-Волжский (Ахмыловскаяг. 2- Нижне-Камское ананьино (Кама I);
3- Вятское ананышо; 4- Кама II; 5- вельский вариант; 6- Средне-Камское
ананьино (Кама III);

„ад Иванов, Н.Б. Крыла сом
А.М. Белавин, В. А.
Рис.8. Керамика ахмыловской (акозинской) культуры
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
игл»

Рис. 9. Керамика варианта Кама 1
Кама-2; Белая
Рис. 10. Керамика вариантов Кама 2, Белая. Вятка
Вягка
А Л/.	В А ИваН°в- НБ КРЫЖОеЛ
Гтава4 Переходная эпоха в Предуралье (вторая. 110л
Глава 4. Р	_ первая пол. j тыс. н.э.).
г- ^а.ртооая половина I тыс. до н.э. - довольно примечательный
СереД nnvnbTVDHOH истории населения Прикамья и Приуралья. В ЭТо
кио- •
ния о Белой формируется караабызская культура, на рубеже I тыс до н.э
тыс н э В Камско-Бельском бассейне расцветает и существует пьяно-
йооская культура, к началу Эпохи великого переселения народов транс.
формировавшаяся в мазунинскую культуру. В это же время в Среднем
Прикамье существует гляденовская культура, прекратившая свое суще-
ствование вследствие появления здесь носителей ранней неволинской куль-
турь и населения оставившего памятники тураевского и харинского типов.
То есть, этнокультурные процессы в регионе развивались достаточно дина-
мично. а их результаты, как об этом можно судить по материалам более
позднего периода, существенным образом изменили этническую карту
Прикамья и Приуралья.	I
Начало рассматриваемой эпохи совпадает с т.н. «средним этапом» в
развитии ананьинской культуры, выделенным в свое время В.Ф.Генингом,
В.Е.Стояновым и А.Д.Вечтомовым и хронологически относится к V-IV вв
до н.э. ( Генинг, Стоянов, 1961; Вечтомов, 1967, с.139) .
На базе керамики среднекамских городищ - Верхне-Машкаровского,
Юньгинского I, Галановского, Ныргында II, Юшковского, Яромасского,
Верхне-Малиновского - В.Ф.Генинг и В.Е.Стоянов выделили характерные
морфологические признаки керамики «среднего ананьина»: полукруглый
узкий валик по шейке сосуда и густые многорядные оттиски шнура в соче-
тании с пояском круглых ямок (рис •.) . Такие же признаки присущи и сосу-
дам с Гремячанского поселения (А.Д.Вечтомов) .
Ареал распространения памятников со «среднеананьинской керами-
кой» довольно четок - бассейн Средней Камы, от устья Чусовой ( Галкинс-
кое городище) до устья Вятки (Аргыжское городище, где «валиковая кера-
мика» составляет 36% от всего раннеананьинской керамики (Черных,
Ванников, Шаталов, 2002, с.29) . В низовьях р.Белой данная керамика пред-
ставлена на городищах Аначевском. Тра-Тау ( Старонагаевском) , Новока-
бановском и в могильнике Таш-Елга (рис :) .
Что касается низовьев Камы, то, как это установили А.Х.Халиков и
В.Н.Марков, к началу V в. до н.э. население ананьинского времени здесь
уже прекращает свое существование ( Халиков, 1977, с.258; Марков, 2007.
11.- на одном из перечисленных городищ «среднеананьинская» валимо*
вая керамика не образует стратиграфически вычленяемого слоя, что объяс-
няется незначительной мощностью культурного слоя на памятниках (не
олее , м) , а потому выделяется чисто типологически. Количество ее 0
щей массе ананьинской керамики на горо )ищах также невелико (табл.12) •
сьг -п°77В?1л морФ°логическим признакам это - низкогорлые ( указатель
и,/г-1,50) и широкогорлые ( ФВ=0,85-1 20) i
прямыми (вертикальными) шейками - 29% (рис •)
горшки трех типов । с
। , 2 - с шейками, отогну-

УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
№
Город пл₽
Когпткство
сосудов
24
"/оОГ сосудов» в
импиие
%огобщяи
юпгтва
Тра-Тау
(Сгаронагааскэе)
Аргьшжое
23,0
32,0
31,4
13,0
47,4
100
Таблица 12. Удельный вес «среднеананьинской» валиковой керамики на ананьинских
городищах Прикамья
ты ми наружу - 29% (рис •) ,3- закрытые ( указатель ФГ имеет отрица-
тельное значение) - 18,5% (рис. :) . По степени профилированное™ тулова
преобладают - 42% - горшки с очень слабо выпуклыми плечиками (указа-
тель ФЖ не более 0,25) , 35% - горшки со слабовыпуклыми плечиками ( ФЖ
= 0,30-0,50) и только 3% - горшки со средневыпуклыми плечиками ( ФЖ =
0,66-0,75) . Оставшиеся 20% «среднеананьинской керамики» - миски и чаши.
Причем, первые несколько преобладают (11,1%) ( рис •.) .
Орнамент располагается исключительно по шейке сосудов и представ-
ляет собой 6-12 густо расположенных горизонтальных оттисков шнура с
обязательным пояском круглых ямок посредине шейки ( рис :) . 52% сосу-
дов имеют небольшой полукруглый валик, расположенный чуть ниже вен-
чика и зачастую также украшенный коротким косым шнуром ( рис •) .
В ареале распространения «среднеананьинской» керамики располо-
жены могильники ананьинской культуры шнуровой керамики (АКШК) ,
верхнюю дату которых А.А.Чижевский ограничивает V в. до н.э.: Котловс-
кий, Луговской, Ананьинский, Подгорно-Байларский, Мензелинский, Ры-
совский, Рёлка, Зуевский, Каракулинский, Усть-Очерский, Оханский, Пер-
шинский, Залазнинский, Заозерский, Скородумский ( Чижевский, 2008. Глава
3) ,Таш-Елга- всего 415 погребений (рис •) . Погребальный обряд перечис-
ленных памятников характеризуется следующими признаками: простые
могильные ямы, 1,5% которых обложены камнями, а в 5% выявлены остат-
ки деревянных конструкций; преобладает ингумация с положением костя-
ков вытянуто на спине, но 4,6% погребений совершены по обряду крема-
ции; господствуют ( 86%) погребения одиночные; господствующая
ориентировка погребенных - ногами к реке ( 81 %) .
Инвентарь ананьинских погребений «типологически сходен с предме
тами других культур ананьинской КИО, что свидетельствует об активных
взаимоотношениях ее носителей с постмаклашеевской, гребенчато-шнуро-
вой и акозинской культурами • Особенностью могильников АКШК следует
признать наличие в межмогильном пространстве каменных вымосток или
гряд. Здесь же отмечены следы кострищ, остатки погребальной трапезы и
жертвенные комплексы» ( Чижевский, 2008, с.70) .
Сравнительно-типологический анализ погребального обряда культур
ананьинской КИО Волго-Камья показывает, что могильники ананьинской
культуры шнуровой керамики составляют замкнутый типологический блок
с могильниками акозинской культуры Среднего Поволжья и могильниками
культуры с
районе устья Ветлуги
новленная .	' ’
сматриваемых
туры, I
общих черт,
турно-историческои
пы_
середины
£££$ А М. Белавин, В.А. Иванов. НБ Крыласова	1
'гпр(5Рнчато-шнуровой керамикой, локализующимися там Же .
Р 6	, ( Чижевский, 2008, с.85; рис.49) . Вместе с тем, уст,
А А Чижевским иерархия признаков погребального обряда Paci
' памятников привела исследователя к выводу о -ом. что «куЛь.
входящие в состав АКИО, несмотря на наличие у них некотоРЫх |
весьма специфичны и отражают, вероятно, существование I
^ных этнических групп (выделено	пРеделах од^ куль-
турно-исторической области» ( Чижевскии, 2008, с.86) _	|
Естественно, возникает вопрос - какие это могли быть этнические груп.
пы? В известной мере ответить на него помогут материалы памятников ‘
сеоедины I тыс до н.э. бассейна среднего течения р.Белои, выделенные
А X Пшеничником в самостоятельную караабызскую культуру.
Сам исследователь считает, что формирование караабызской культу, i
ры произошло в IV в. до н.э. «на базе немногочисленного ананьинского '
населения и пришлых гафурийских племен», чья угорска i этническая при-
надлежность как будто бы никем не оспаривается ( Пшеничнюк, 1987, с.67;
1988, с.6) . Историю караабызских племен в Приуралье А.X.Пшеничнюк
разделяет на четыре хронологических стадии, охватывающие период с IV-
III вв. до н.э. до II- вв. н.э. и именно на первую стадию, по его мнению,
приходится наиболее активное продвижение зауральских ( угорских) пле-
мен в Приуралье ( Пшеничнюк, 1967, с.68) .	г
Керамика «гафурийского типа» впервые была выделена А.В.Шмидтом
среди материалов городища Кара-Абыз ( Шмидт. 1929, с.11 и сл.) . Затем
более подробно ее описывает Г.В.Юсупов на материале исследованных им
поселений Гафурийского района Башкирии ( Юсупов, 1959, с.71) . И нако-
нец, подробную типологию данной керамики дает А.X.Пшеничнюк. дати-
руя её по аналогиям из сарматских курганов IV-II вв. до н.э. ( Пшеничнюк
1964, с.99) -	- '!
Существующие описания «гафурийской керамики» и её специфичес-
кий облик, разительно отличающийся от всех синхронных типов керамики
Прикамья и Приуралья освобождает нас от необходимости давать ей еще
одну морфологическую характеристику (рис. :) . Однако концентрация и
стратиграфия рассматриваемой керамики на поселениях бассейна р.Белои
показывают, что к моменту появления здесь «гафурийцев» данный район
был занят населением с керамикой, отличающейся как от «гафурийской»,
так и от «среднеананьинской» шнуровой.	I
В свое время А.В.Шмидт отмечал, что «гафурийская» керамика («со-
суды с утолщенным венчиком») залегает в средних слоях городища Кара-
Абыз ( Шмидт, 1929, с.12) . По наблюдениям Г.В.Юсупова и А.Х.Пшеничню-
иа эта керамр а залегает в верхних слоях городищ Гафурийского района-
оскресенского, Кур ’антаевского - и Биктимирогского городища в ниж-
нем течении р.Белой ( Пшеничнюк А.Х., 1964, с.98; 1967. Табл.Ill) .
~ Наконец, стратиграфия Табынского городища1 показывает, что «гафу-
=Я>> <К7«аооИКа’ 50СТавляюи .ая на этом памятнике абсолютное боль-
гпп!лДи° ’ всей кеРамики) залегает в основном в первом и втором
горизонтах культурного слоя памятника (табл. 13) .
Р ме того, картографирование «гафурийской» керамики показывает,
4П	‘ 953 г  И Б	и В А Иванова 1975 г
1
суды с утолщенным венчиком»)
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ
В ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ВЕКА
Тип керамики	Горизонт			Всего сосудов
	1	П	Ш	
Гафурипский	68,3	30,4	1,3	332
Караабызский	27,0	59,0	14,0	100
Всего сосудов	254	160	18	432
Таблица 13. Стратиграфия керамики Табынского городища (в %%)
что в бассейне р.Белой имеются поселения, на которых она представлена
или крайне незначительно по сравнению с другими типами керамики -
ананьинской, караабызской (гор.Михайловское, Касьяновское, Охлебинин-
ское, Биктимировское, пос.Михайловское) - или отсутствует вовсе ( пос.Кур-
ман-Тау, Черниковское, «Воронки») . Причем, чем ниже по течению р.Бе-
лой, тем ниже удельный вес «гафурийских» сосудов в керамических
комплексах памятников. Удельный вес ананьинской ямочно-шнуровой ке-
рамики на поселениях бассейна р. Белой изменяется в обратной пропорции
(ре) .
Приведенные данные свидетельствуют о том, что ни носители «гафу-
рийской», ни носители ананьинской ямочно-шнуровой керамики в середине
I тыс. до н.э. не являлись основным населением бассейна р.Белой. Им яв-
лялись племена - носители керамики, типологически отличавшейся как от
предшествующей курмантауской и раннеананьинской, так и от более по-
здней - гафурийской.
Наиболее полное представление о морфологических признаках этой
керамики нам дают материалы пос.Воронки и Курман-Тау, где «гафурий-
ская» керамика отсутствует вообще, комплекса Михайловского поселения,
где эта керамика составляет 3,8%, а также насыпи вала Касьяновского
городища, сооруженной из культурного слоя, взятого с площадки городища
( «гафурийская керамика» - 0,9%) . Все перечисленные комплексы являют-
ся относительно «чистыми», поскольку столь незначительное количество
содержащейся в них «гафурийской» керамики ещё не может означать вне-
дрения в местную этнокультурную среду каких-либо инородных элементов.
Все сосуды круглодонные2. По примеси в тесте они делятся на две
большие группы: с примесью толченой раковины ( 56% сосудов) и с приме-
сью песка и мелкой гальки (42%) . В основной своей массе (86%) сосуды
широкогорлые (ФВ=0,6-1) , хотя имеются сосуды (14%) , относящиеся к ка-
тегории очень широкогорлых (ФВ=1,1-1,2) , сосуды низкогорлые (ФБ=0,5-
1,5) - 94% и только небольшая группа ( 6%) имеет горловину средней вы-
соты (ФБ=1,7-1,9) •
Преобладающей формой ( в общей сложности 68%) являются горшки
трех типов: 1 - с отогнутой наружу шейкой (ФГ большей) - 18% (рис :) ;2
- с прямой (вертикальной) шейкой (ФГ=0) - 22% (рис. •) ; закрытые (ФГ
меньшеQ) - 18% (рис. •) .
Миски широкие и глубокие, со скошенными плечиками составляют 14%
всех сосудов ( рис. :) . Чаши и чашки трех типов: с отогнутым венчиком и
прямыми стенками - 9% (рис. :) ; с прямой цилиндрической горловиной и
скошенными плечиками - 4% (рис. :) ; не профилированные - 5% (рис. •) .
Степень профилированности сосудов очень незначительная. Преобла-
7
~ Всего 468 сосудов, что означает нижний порог значимости 0,8%.
49
в, А. Иванов. И Б. Крыласова «.-Т1
только п^шейке; 32,2% - только по плечикам;^
- по венчику и шейке
39% сосудов ( рис -.) •
' I
лении -
11,3% (рис. •) ;
5%|(рис. :) ;
л",^Туклыми плечиками ( ФЖ не более 0,25)
2т сосуды с очень слабо выпукл ^ми (фЖ=0>3-0.6}	-	28%.
38% или со слабо выпуклей пi	достаточно разнообразны. 31,4% <
Зоны орнаментации на с ум	„	.— — — —-
лов орнаментированы только
. по венчику и плечикам	ента являются:
Основными элеме	коуглых ямок - 3<	____
ямок в сочетании с оттисками зубчатого Штампа I
Поясок неглубоких бесформенных ( чаще всего клиновидны^ Вдав. |
^Горизонтальный поясок круглых ямок, чередующихся с Верти.
^пкными насечками или ногтевыми вдавлениями -	11,3/о (рис. :)	;	I
кальными н^изонтальный поясок круглых ямок в сочетании с 1-2 рЯДами
горизонтальных или косых насечек- 5% (рис. :)	;	I
горизон Горизонтальный поясок круглых ямок в сочетании с 1-2 грубые
оттисками шнура - 4,6% ( рис. :)	I
Необходимо отметить, что корреляция^мотивов орнамента и форм со-
судов никаких устойчивых закономерностей не обнаружила, кроме той, что
на всех типах горшков присутствуют почти все виды орнамента ( рис. :) и
той, что из всех имеющихся в нашем распоряжении пригодных для статис-
тического анализа сосудов орнамент в виде шнуровых оттисков присут-
ствует только на горшках (рис. :) .	Я
У нас нет оснований сомневаться в том, что рассматриваемая керами-
ка и поселения, её содержащие, относятся к караабызской культуре ( Пшен-
чнюк, 1964; 1973) . Иное дело - вопрос о времени её появления в бассейне
р.Белой и о её генезисе.	«Я
А.Х.Пшеничнюк в своих исследованиях высказывает предположение о
V в. до н.э., как о «наиболее ранней дате кара-абызской керамики» ( Пше-
ничнюк, 1964. С.99) . Вместе с тем, как уже отмечалось выше, формирова-
ние караабызской культуры исследователь рассматривает как результат
этнокультурного взаимодействия местных и пришлых ( «гафурийских») пле-
мен. Следовательно, рассмотренные выше комплексы керамики должны
быть ничем иным, как обозначенным в свое время «бельским вариантом
ананьинской культуры», на основе которого и складывается караабызская
культура ( Шмидт, 1929, с.15; Збруева, 1952, с.73; Смирнов, 1957, с.28; Пше-
ничнюк, 1973, с.225) .	3
Даже если продолжать рассматривать эту гипотезу в качестве рабо-
чей, то уже очевидно, что ни носители курмантауской. ни «классической»
раннеананьинской культур, ещё в VI в. до н.э. «делившие» между собой
ельский бассейн, на роль генетической основы для «бельского варианта
ананьинской культуры» не подходят. Здесь даже нет нужды производить
какой ь го и был< статистический анализ - морфологическая разница
ежду сравниваемыми комплексами очевидна. Во-первых, это больший,
м на курмантаусжих г амятниках, ассортимент керамических форм
сыпк р Г	ого ваРианта» ( «Воронки», Касьяновское городище (на-
купмлито ’ >/Рма ’""Гау, Михайловское городище i др.) . Во-вторых, среди
тогда кя|/иК°И кеРамики нсг сосудов с примесью песка и шамота в тесте»
а перечисленных поселениях они составляют в среднем 44/о
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
всей керамики. В-третьих, не совпадают зоны расположения орнамента. И,
наконец, относительно элементов орнамента, мы можем просто констатиро-
вать, что единственным связующим звеном между рассматриваемыми куль-
турами являются сосуды, украшенные горизонтальным пояском круглых
ямок, составляющие 9,5% керамики Касьяновской стоянки и 39% керами-
ки «бельского варианта».
Логически, опять-таки в качестве рабочей гипотезы, можно предполо-
жить генетическую связь рассматриваемого варианта с «классическими»
раннеананьинскими памятниками Прикамья, а также с населением нача-
ла железного века Зауралья ( иткульская культура) . Керамика последнего
хотя и сближается с керамикой «бельского варианта» некоторыми форма-
ми сосудов (горшки, широкие низкие чаши, не профилированные чашки) и
орнаментом в виде оттисков зубчатого штампа ( Сальников, 1962; Стоянов,
1969)	( 90% иткульской керамики и 20% керамики «бельского варианта») ,
однако отличается примесью талька или слюды в тесте (100%) , расположе-
нием орнамента исключительно по шейке и отсутствием столь характерно-
го для «бельского варианта» ямочного орнамента.
Следует отметить, что и зубчатый орнамент на горловинах иткульских
сосудов имеет совершенно иные сюжеты, нежели на сосудах бассейна Сред-
ней Белой (Стоянов, 1969, рис.27) .
Столь же бесперспективно искать генетические корни «бельского ва-
рианта» в «классических ямочно-шнуровых раннеананьинских комплексах
Камы и Нижней Белой. На это, прежде всего, указывает совершенная не-
сопоставимость сюжетов орнамента, примесей в тесте и зон орнаментации.
Не говоря уже о том факте, что «классические» раннеананьинские памят-
ники бассейна р.Белой и хронологически следующие за ними памятники
«бельского варианта» не совпадают и территориально ( рис. :) .
И, тем не менее, именно в Волго-Камье следует искать истоки керами-
ки «бельского варианта ананьинской культуры» ( она же - раннекараабыз-
ская) . Там на наиболее изученных поселениях ананьинского времени - го-
родищах Грохань, Гремячий Ключ, Сорочьи Горы, Черепашье, Казанка I и
II, пос.Курган - представлена керамика, по своим морфологическим при-
знакам наиболее близкая керамике среднебельских поселений.
Перечисленные памятники составляют локальные варианты ананьинс-
кой КИО: «Волга II» и «Кама I» ( по А.Х.Халикову) или «нижнекамский»
( по В.Н.Маркову) , своим происхождением связанные с местными племена-
ми эпохи поздней бронзы ( Халиков, 1967; Марков, 2007, с.43) .
Типологический анализ керамики нижнекамского варианта, проведен-
ный В.Н.Марковым, дает прекрасный материал для сравнительно типоло-
гического анализа нижнекамской и среднебельской керамики на предмет
выявления степени их типологического сходства и генетического родства.
Общий объем нижнекамской выборки - 2077 сосудов - дает высокий порог
значимости = 0,2%. Суммарная характеристика нижнекамской керамики,
по данным В.Н.Маркова, выражена в следующих признаках:
•	Посуда круглодонная;
•	По форме горловины преобладают сосуды с прямой шейкой ( 58,4%) и
сосуды с шейкой, отогнутой наружу ( 34,8%) , сосуды закрытого типа и не
профилированные достаточно редки ( 3,6% и 3,2% соответственно) ;
•	Преобладают сосуды с горловинами средней высоты ( 48%) или с низ-
А М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б Крыласова
хотя сосуды с высокими горловинами также
наиболее ха.
или по шейке и плечи-
КИМИ горловинами о ( 36,1%)
присутствуют (12,7%) ,	и тулОва незначительная - наиболее ха
кте0^?ТосХ° сИнизРкими и средней высоты слабовыпуклыми плечи,
МИ: Оонамент наносился по шейке сосуда ( 59,6%)
кам ?36%Г. Sb!, орнаментированные только по плечикам, очень редки
'^наиболее характерными видами орнаментации являются вдавления
различной формы (26.2%) , оттиски шнура (18.1%) и зубчатого штампа
(16^Осноиой узор, как правило, сопровождается глубокими ямочными
плавлениями расположенными пояском у основания горловины, а около
40% сосудов вообще украшены только пояском ямок ( Марков, 2007, с.15-
Ж (рю :) .
Результаты сравнительно-типологического анализа керамики «средне-
ананьинского», нижнекамского и «бельского» ( раннекараабызского) вари-
антов, проведенного по 14 альтернативным морфологическим признакам,
показывают, что нижнекамский и раннекараабызский типы обнаружива-
ют между собой очень высоким коэффициент сходствэ ( С^—0,85) (табл. 14) .
(табл.14)
Признаки керамики
ФГМ1
ФГ=0
ФГ<0
Непрофилир. чаши
оч.слаоая
Средняя
Шейка
10
13
14
шейка
+плечики
Плечика
Ямочно-
uiiiypoBoii
Ямочный
Ямочно-
| ребенчз । ый
В1ав.1С11ия
Qxjj е и гид лики!
29.0
29.0
18.5
200
42.0
35,0
3,0
100
1(Х)
Вари пы АКИО
_ • btWL’luL\CKlUi_
34,8
58,4
56,3
39.8
59,6
36.0
4.3
18.1
400
16.5
18,0
18,0
18.0
38.0
4,6
39,0
20.0
№
8
7
Ru д екарьб .некий

Таблица 14. Альтернативные морфологические признаки керамики
вариантов АКИО (в %%)
Тогда как «среднеананьинская» ямочно-шнуровая керамика обнаруживает
л нижнекамской и Раннекараабызской коэффициенты сходства, равные
и,64 и 0,59 соответственно.
нымм Ьлп?/КИ^ К0ЭФФиЦиент сходства между столь территориально у/.ален-
Вне rcqi/iJ °Т ДРУга гРУппами памятников едва ли может быть случайным
го сомнения, в данном случае налицо факт генетического родства
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века vC**Tl	^11Д
раннекараабызских поселений среднего течения р Белой с раннеананьинс-
кими поселениями Нижней Камы Данное предположение подтверждается
прежде всего, датировкой нижнекамских и бельских памятников. Нижне-
камские памятники датируются временем не позже рубежа VI-V вв. до н.э.
(Халиков, 1977, с.8; Марков, 2007, с.43-45) . Бельские ( раннекараабызские)
едва ли могли возникнуть ранее этого времени, что. прежде всего, подтвер-
ждается датой курмантауских памятников бассейна Средней Белой ( см.гл.З) .
Таким образом, к V в. до н.э. низовья Камы запустевают, а на Средней
Белой появляются практически идентичные нижнекамским комплексы ке-
рамики, не имеющей генетических корней ни в предшествующей курманта-
уской, ни в ямочно-шнуровой раннеананьинской.
Территориально им соответствуют несколько могильников, отнесенных
А.А.Чижевским к памятникам постмаклашеезскои культуры - Таш-Елга,
Уфимский ( по ул .Трактовой) , Старший Шиповский (Чижевский, 2008, с.45) .
Исследователь датирует эти памятники второй половиной IX-VI вв. до н.э.,
хотя его предшественники предлагают более узкую дату - VI-V вв. до н.э.
(Халиков, 1977, с.87; Пшеничнюк, 1982, с. 101) . Очевидно, на современном
уровне разработанности хронологии ананьинских древностей подобные
расхождения в датировках вполне закономерны, хотя сами авторы этих
строк также придерживаются второй из указанных дат. Главное не в этом,
главное в том, что А.А.Чижевский совершенно убедительно показал типо-
логическую дифференциацию могильников ананьинской КИО Волго-Ка-
мья, из которой следует, что «наибольшее типологическое сходство просле-
живается между могильниками постмаклашеевской и акозинской культур.
Минимальное сходство наблюдается между погребальным обрядом пост-
маклашеевских могильников и некрополей ананьинской культуры шнуро-
вой керамики» ( Чижевский, 2008, с.85) .
В более традиционных понятиях и номинациях эту ситуацию можно
отразить так: могильники бассейна р.Белой, связанные с поселениями ран-
некараабызского типа, появившимися здесь после VI в. до н.э., обнаружи-
вают типологическую близость с могильниками акозинской культуры, сло-
жившимися на той же самой маклашеевской этнокультурной основе. Но во
второй половине I тыс. до н.э. акозинский и постмакпашеевский (нижне-
камский) варианты ананьинской КИО прекращают свое существование, а
в бассейне р.Белой формируется и расцветает караа^ызская культура.
В этнокультурном контексте данная ситуация выглядит так: на рубе-
же VI-V вв. до н.э. акозинские и постмаклашеевские племена, носители
древнего волжско-финского этноса, по каким-то причинам покидают свои
этнические территории. Возможно, как считал А.Х.Халиков, это произошло
вследствие скифского нашествия на земли фиссагетов, под которыми он,
вслед за А.В.Збруевой, подразумевал волго-камских «ананьинцев» ( Хали-
ков, 1977, с.258) . Отступая на восток, волго-камские мигранты на Средней
Каме сталкиваются с этнически отличными от них носителями «ямочно-
шнурового ананьина»3 и уходят еще восточнее, в бассейн р.Белой, спора-
дически заселенный тогда немногочисленными группами курмантауского
населения. Здесь в IV в. до н.э. в их этнокультурную среду вторгаются
3 С А. А. Чи ж евским, предполагающим наличие внутри ананьинской КИО различных
этнических групп, просто невозможно не согласиться (^[ижевский, 2008. C.S6)
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
инородные племена - носители керамики «гафурийского типа».
Немногочисленные памятники «гафурииского типа» в бассейне пс„
лой сейчас изучены достаточно хорошо и полученные исследователями р!'
зультаты показывают следующее. Первое - своим происхождением «гаШи.
пийцы» связаны с племенами саргатско-гороховского этнокультурного круГя
лесостепного Зауралья и юга Западной Сибири.
Второе ~ по своей этнокультурной принадлежности данный круг бы
угорским и его представители, в качестве одного из субстратов, участвоВа,
ли в формировании этнокультурного облика ранних сарматов ( «Прохоров
цег») Южного Приуралья ( Смирнов К.Ф., 1971, с.71; Мошкова, 1974, с.47-
51 ; Пшеничнюк, 1988, с.6 и сл.) .
Третье - они же участвовали и в формировании этнокультурного обли-
ка караабызской культуры, причем, в качестве доминирующего компонен-
та. На это, по мнению А.Х.Пшеничнюка, указывают концентрация «гафу.
рийской» керамики на поселениях правобережья среднего течения р.Белой
- на основной этнической территории караабызской культуры ( рис. :) ;
наличие там же единственного «чистого» гафурийского могильника - по-
повских курганов; преобладание гафурийско-убаларской посуды в погре-
бениях Охлебининского могильника ( Пшеничнюк, 1988, с.7) .
Последний тезис не представляется бесспорным. Во-первых, как пока-
зывает статистика керамических комплексов на памятниках караабызской
культуры, основной зоной массового распространения керамики «гафурий-
ского» типа является правобережье среднего течения р.Белой южнее устья
р.Уфы. Именно здесь встречаются поселения, на которых «гафурийская»
керамика не просто присутствует, но преобладает ( Табынекое городище -
78% всех выявленных сосудов) или составляет значительную часть кера-
мического комплекса ( Курмантаевское городище - 20%, Шиповское - 27%) .
Далее вниз по течению р.Белой, к северо-западу от указанного района,
«гафурийский» керамический комплекс резко «выклинивается»: от 12% всей
керамики на Дудкинском поселении до 2% - на Биктимировском городи-
ще. То есть, на археологической карте Южного Предуралья можно четко
обозначить район, откуда «гафурийская» керамика и, надо полагать, ее
носители могли расселяться по региону и какова могла быть плотность
этого расселения.
Появление «гафурийцев» в указанном районе по времени совпадает с
поздним этапом «ямочно-шнурового ананьина» в Прикамье (IV-III вв. до
н.э.) ( Бадер, Оборин, 1958, с.99; Генинг, Стоянов, 1961, с.81; Вечтомов, 1967,
с.143) . В это время, судя по географии распространения памятников, «клас-
сические ананьинцы» интенсивно осваивают территорию Прикамья, от ус-
тья Чусовой до нижнего течения Вятки и Белой. Сравнительно-типологи-
ческий анализ форм и орнаментации посуды с памятников очерченной
территории показывает, что по большинству своих морфологических при-
пьакт8 °На еДина' ^Ричем> ассортимент керамических форм обнаруживает
ньинсИЧеСКИ ПОГ|Ное совпадение с формами предшествующего «среднеана-
трех типо ^емени’ Преобладающими формами также являются горшки
р.Белой Д ' ° пРям°й  Бвртикальной) шейкой, на поселениях низовьев
нем 42°/ хНРн<|евское’ Нс юкабановскос городища - составляющие в сред-
горшкизакрытью7 М7 V >’ Г°РШКИ с шейкой'отогнУтой наружу (25%) ;3-
'	/о' • Широкие и глубокие миски с отогнутыми венчи-
54	»> ____
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века	<V
ками и скошенными плечиками составляют в среднем 4,5% позднеананьин-
ского керамического конкурса и, наконец - слабопрофилированные чаши и
чашки. Вся посуда круглодонная с примесью раковины в тесте.
Характерным морфологическим признаком позднеананьинской кера-
мики является «воротничок» вокруг горловины. Причем, чем ближе посе-
ление к Каме, тем «воротничковой» керамики там больше: на городище
Алтен-Тау - 53,3% всей ананьинской керамики, на Аргыжском городище
- 36,7%, на Новокабановском - 30%, на Аначевском - 14%, на Старо-
Нагаевском ( Тра-Тау) - 7% ( Черных Е.Н., 1959; Черных Е.М., Ванников,
Шаталов, 2002, с.31) .
Ареал расселения «поздних ананьинцев», как уже было сказано выше,
практически совпадает с ареалом памятников «среднего ананьина». Это
является еще одним свидетельством генетической преемственности и не-
прерывности этнокультурного развития населения Камско-Вятско-Нижне-
бельского региона АКИО во второй половине I тыс. до н.э.
Самым восточным памятником, на котором позднеананьинская ямоч-
но-шнуровая керамика представлена относительно представительным ком-
плексом, является Биктимировское городище. Памятник хорошо стратифи-
цирован, благодаря чему мы можем проследить вектор и механизм
этнокультурных процессов в бассейне р.Белой на завершающем этапе эпо-
хи раннего железного века. «Классическая» ямочно-шнуровая позднеана-
ньинская керамика составляет 7,4% от 697 сосудов, выделенных среди ке-
рамики Биктимировского городища. Из них 6,1% залегают в трех нижних
горизонтах культурного слоя памятника - 12-10. Перекрывают их, начиная
с 9-го горизонта, слои, содержащие фрагменты сосудов «гафурийского»
типа (2,1% от всей керамики городища) . То есть, факт пребывания здесь
носителей поздней ямочно-шнуровой ананьинской культуры до появления
в низовьях Белой «гафурийской» керамики, т.е. до IV в. до н.э., является
совершенно бесспорным. Правда, необходимо отметить, что керамика, ук-
рашенная ямочно-шнуровым орнаментом, присутствует и на других караа-
бызских поселениях, расположенных выше по течению р.Белой - Охлеби-
нинском, Касьяновском, Воскресенском и других городищах - но в очень
незначительном количестве: от 4,1% всей керамики Охлебининского горо-
дища до 9,5% - Воскресенского. Причем, даже при самом поверхностном
рассмотрении, становится очевидной неоднородность данного комплекса
керамики, а именно: выделяется группа сосудов, по форме, технологии из-
готовления и орнаменту не отличающаяся от сосудов «классического» при-
камского ананьина. Они преобладают среди ямочно-шнуровой керамики
Охлебининского городища ( 95 ь) . Но уже на городищах Гафурийского рай-
она, расположенных южнее устья р.Сим, их удельный вес резко падает:
33% ямочно-шнуровой керамики на Касьяновском городище и 35% - на
Воскресенском.
То есть, получается картина, совершенно аналогичная картине рас-
пространения в бассейне р.Белой керамики «гафурийского» типа. И в этом
плане уместно вспомнить мысль А.Л.Монгайта о том, что «когда керамика,
характерная для какой-либо археологической культуры, встречается вмес-
те с керамикой другой культуры, составляя ее меньшую часть, необходимо
решить вопрос о причинах этого явления. Возможно, что керамика попала
в это новое место в результате обмена или заимствования, или, ожет быть,
и 16,5% сосудов
Вся посуда круглодонная,
песок и 10% - шамот.
KgEySft AM. Белавин, В.А. Иванов. НБ. Крыласова
керамические формы и орнаменты, свойственные ДРУгому племени, при'*
ены женщинами в результате экзогамных браков» ( Монгайт, 1962. „q*
слЛ . Применительно к нашим сюжетам эта мысль подходит, как нел^
б^Вместе с тем, не следует забывать о том. что динамика распростра
НИЯ в бассейне Средне Белой «гафурийской» и «классической» ананьИн ’
кой керамики разворачивалась на фоне абсолютного преобладания эДес,
ерамики караабызских типов для характеристики которых в качестве
репера вполне уместно использовать комплекс Биктимировского горОди.
ща, имеющего, как уже было сказано, четко выраженную стратиграфу
Прежде всего, здесь мы имеем тот же ассортимент форм, что и на поселе-
ниях предшествующего времени ( Воронки, Курман-Тау, Михайловское и
др.) , а именно: горшки трех типов - с прямой (вертикальной) шейкой (43%
всей керамики городища) , с шейкой, отогнутой наружу (11%) и закрытые
(26%) Затем - слабопрофилированные или не профилированные чаши (14%)
и миски (6%) .Сосуды, как правило, низкогорлые (указатель ФБ = 0,5-1,5)
и только 16.5% сосудов имеют горловину средней высоты ( ФБ = 1,55-2)
Абсолютно все сосуды широкогорлые ( ФИ=0,62-1,2) .
Степень профилированное™ сосудов различная: 37% имеют очень слабо
выпуклые плечики ( указатель ФЖ не более 0,25) .преобладают (46,5%)
сосуды со слабо выпуклыми плечиками ( ФЖ=0.33-0,6)
имеют средневыпуклые плечики ( ФЖ=0,73-1) .
70% сосудов содержат в тесте раковину, 20% -
Абсолютно преобладающая зона расположения орнамента - шейка
(95% сосудов) , у остальных орнаментированы плечики. Орнамент очень
беден и представляет собой горизонтальный поясок круглых ямок (84%
сосудов) или поясок грубых бесформенных, чаще - пальцевых вдавлений
(10,4%) . Небольшую группу - 5,6% - составляют неорнаментированные
сосуды.
Опираясь на мотивы орнамента, как один из основных этнокультурных
показателей, мы получаем два четко локализованный «куста» караабызс-
ких поселений, объединенных идентичным набором керамических форм.
Первый образуют поселения, расположенные по правобережью среднего
течения р.Белой от Биктимировского городища до устья р.Уфы (гор.Кара-
Абыз, Уфимское ( Чортово) , Уфа IV, пос. Дудки некое) , на керамике которых
присутствую' только два вида орнаментики: поясок круглых ямок и поясок
небрежных вдавлений.4
Второй - поселения, расположенные от устья р.Сим на севере (Охле-
бининское городище) до Воскресенского городища в Гафурийском районе,
ерамика данной группы памятников отличается от первой большим раз-
ноо разием мотивов орнамента: помимо пояска круглых ямок и бесфор-
менных вдавлений, имеются оттиски крупнозубчатого штампа (от 23,1 %
сосудов на Охлебининском городище до 28,6% - на гор.Кур лан Га у) .5 Свя-
гопп1 шМ звсном межДУ указанными «кустами» выступает Охлебининское
тель ехпл’ Ке^аМИКа К0Т0Р0Г0 обнаруживает доста очно высокий показа-
___ а-тва ка с «северными», так и с «южными» комплексами (табл
5 Ег° Л1Ы УС1(^о назовем «северным»
^к'ный» куст
St £2^
(,VH
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
	Бнктим ировск ое	Кара- .Хбьв	Уфимс кое	Дудкин ское	Оклебини некое	Касьяно вское	Воскресе некое
Бнктнмир । овское		1	1	1	(1761	0,818	0,813
г Кара-Абьв		—	1	1	Q764	0,818	0,818
[ Уфимское			—	1	0,764	0,818		0818
| Дудкзшско 1 е					07^	0,818	0,818
[ Охлебинин 1 ское						Ц954	0,954
1 Касьянове 1 кое	1					«в 1	0,954
| Воскресен 1 ское							
Таблица 15. Значения формально-типологического сходства керамики
караабызских поселений бассейна р. Белой
Картина, в общем, вполне логичная, поскольку все эти памятники при-
надлежат к одной археологической культуре - караабызской ( Пшеничнюк,
1973, с. 164, рис. 10) - но отражают разные этапы ее развития. Из выделен-
ных групп поселений более ранними являются поселения т.н. «южного ку-
ста», поскольку известно, что на Касьяновском городище, например, ук-
репленное поселение существовало еще до появления здесь носителей
«гафурийской» керамики. На это указывает насыпь вала городища, соору-
женная из культурного слоя6, содержащего керамику, отличающуюся от
керамики с площадки городища7.
Различие заключается в наличии среди первой сосудов, украшенных
ямочным орнаментом в сочетании с клиновидными или каплевидными от-
тисками ( в общей сложности 28% от всей керамики) , идентичных сосудам
с селищ Воронки, Курман-Тау, Михайловского, городищ Михайловского и
Охлебининского ( рис i) . Керамика «гафурийского типа» на Касьяновском
городище присутствует только в культурном слое его площадки.
Вместе с тем, в свое время В.А.Ивановым было установлено, что коэф-
фициент формально-типологического сходства между караабызской кера-
микой из вала и с площадки Касьяновского городища составляет 0,87, что
свидетельствует о генетической преемственности этих комплексов ( Иванов,
1978) . Но с другой стороны, керамика с площадки Касьяновского городища
обнаруживает высокий коэффициент типологического сходства с керами-
кой поздних караабызских поселений - Охлебининского, Кара-Абызского,
Биктимировского городищ (табл. 15) . То есть, если судить по развитию
керамического комплекса караабызских поселений, этнокультурная ситуа-
ция в бассейне среднего течения р.Белой во второй половине I тыс. до н.э.
6 Раскопки И.Б.Васильева, В.А.Иванова, 1975 г.
7 Раскопки Г. В. Юсупова, 1955 г.
57

A M. Белавин. В. А. Иванов. Н Б Крыласова <
£г4
г	_• I		,Л<1Г1А					ку .1 ь ту ра					
№	LO, признака	Ананьинская (Зуевский 	мог?!	Шипово Kypi . 1 Q 1	Уфимский Караабыз 1 АП	от -1		
I э	Могила простая (Лопожени кямнем		100	4о, 1 		••		12,6 7	049
00	Не из в.			51,9		Г	17,4	— пТ^
“Т	Ориентировка на За па л	—	Г 9,2	18	I	26,6	
j	а»	Восток	«в	—	«а	1	_ ы t	ZZZDT
6 7	Севе о		24•		3,5	31,8	10,8~^
	Х__ V* MV 1			 Юг	•		10,7 Е		0И 		5,5	_ 1J5 '
8	Юго-запад	40	—	28	16,6		
“V"	Юго-восток	4		ев	Г” 7 J	40	__ 19Л "
10	Северо-запад	88		14,8	21	15,2	12j77
н	Северо-вост.		^<0		01	1,5	__ 30,4 ’
12	Не установи. (	••	38,9	[	7	1,5	_  ~
13	Поза вытян.	86		42,3	93	87	68Д~~~
14		На боку	а»	*»	0»	и	L 0,8 7
15	Одна рука согнута	«а	«0	18	3,3	1	._	4,3 ""
16	Обе согнуты			12	2,2	4,5	"
17	Погр. парное	8		0»	1,8	1 	
18	Кости животн.	5		0»	—	7S 9 ^4,4*		
19	Сосуд	26	38,8	—	12,2	2,8 7
20	Жертв, компл.	•		«0	L 2,6	•
21		 Удила		11.1	«0	Г пл	2,3	1
22	Стрелы бронз.	есть2	1	26,6	1,8	1.1
23	Стрелы жел.	есть	«0	*а	18,1	•» 7
24	Стрелы кост.	есть		6	17,4	6,8
25	Коли, крючок		«а	•	9.6	0,6
26	Меч		•	<0	2,2	_L3	
27	Кинжал		•а		4,4	1,5 7j
28	Копье		н,1	10		1^9		1	£5
29	Топор	20	1	—			1.
30	Пояс. накл.	__ есть	40		15,2	6,7
31	Пояс, пряжки	•0		21	27,7	"1	— - - 12,7
32		Целый пояс	ее			9,6	2.7
		Серьги			6	13	25	8,5	7,2
34	Подвески	—	7,4	*	7,8	39,3
~36~		Бусы		6	IU	3	19,6	27,6
		Перстень		«0	7,4	10	8,9	
э7 38		Браслет Нашив, бляхи		—	7	6.6	5,9 	
		0	24	3	1	16,6 _
э9 1Л	.	Обойм ы Г—,	**	16,6	8	17,4	9~3	1
4U 11		Гривна	МВ	W	17	2 2	6
41	Ооувн.пряжки о	а*	1	0>	«0		 4,4	5,6
42 43 44		Застежки 	Нож 		 Пряслице	ат 16__		16^6	 *7 1	38	ы 46/>		4^9		 . 		 “
45 46		 Оселок КОСТ. ЛО11.1Т. —^££9Л9£Р^оени й *		3	 2Г8	~		7,4	 С 1	«0 <!0	14,4 \5		0,6 0,8 J W
			Э4	28		2'0_		2191
ова и А.Ф.Яминова.
Таблица 16. А.,
гЙв^УВ ВОвсянникоЕа и А.Ф.Яминова.
Г& Г И А Ф Я^но„а
ран^ож^1^	погР^оилы{(>го обряда могтьнЩМ
 ie зного века Южного / Ipedy pa. i ья (в 'Л ,)
58
vCkt Л УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
может быть представлена в следующем виде: внедрение в раннекараабыз-
скую (волжско-финскую) среду носителей «гафурийской» керамики (угров
или сармато-угров) в IV в. до н.э. вызвало возвратное передвижение «ка-
раабызцев» вниз по течению р.Белой. В свою очередь это, по-видимому,
вызвало и отход части поздних ямочно-шнуровых «ананьинцев» в район
устья р.Белой ( вспомним стратиграфию Биктимировского городища, где
слои с ананьинской «классической» керамикой перекрываются слоями без
оной) . Но и сами «гафурийцы», более-менее плотно обосновавшиеся на
правобережье Средней Белой ( «гафурийские городища») , вскоре были ас-
симилированы караабызской этнической средой.
Этот процесс очень хорошо прослеживается на материалах могильни-
ков караабызской культуры. В.В.Овсянников и А.Ф.Яминов в свое время
провели сравнительно-типологический анализ погребального обряда ана-
ньинской, пьяноборской и караабызской культур на предмет выяснения
культурной принадлежности Уфимского могильника 1V-III вв. до н.э. В
качестве реперных памятников исследователи использовали позднеанань-
инский Зуевский могильник, пьяноборский Уяндыкский I могильник и по-
зднекараабызский Биктимировский могильник. Сравнивая эти памятники
по 54 альтернативным признакам обряда, исследователи пришли к выводу
о том, что погребальный обряд сравниваемых могильников различается
незначительно и по основным его признакам Уфимский могильник ближе
стоит к Уяндыкскому и Биктимировскому ( Овсянников, Яминов, 2003) . Не-
достаток проделанной названными исследователями работы заключается
в том, что они произвели недостаточно корректный отбор исходных данных:
сравниваемые выборки, очень незначительные по объему, сравнивались по
всем зафиксированным признакам, а не по представительным. Мы пред-
лагаем свой вариант сравнительно-статистического анализа могильников
ананьинской ( Зуевский - 218 погребений, нижний порог значимости = 2%) ,
караабызской ( Шиповский грунтовый и Охлебининский могильники - 270
погребений, порог значимости =1%8) , пьяноборской ( Кушулевский III, Уян-
дыкский I, Юлдашевский, Ново-Сасыкульский, Чеганда II, Ныргында I и
II, Старо-Киргизовский, Камышлытамакский, Урманаевский, Деуковский
II и др. - 2191 погребений, порог значимости = 0,2%) культур. Основным
же объектом анализа в данном случае выступает Шиповский курганный
могильник - единственный пока в бассейне р.Белой погребальный памят-
ник «гафурийского» типа ( 54 погребения, порог значимости =5%9) .
Значения показателей формально-типологического сходства между
сравниваемыми группами памятников ( (X) , подсчитанные по 46 альтерна-
тивным представительным признакам (табл. 16) , показывают, что между
ананьинскими ( Зуево-Ключевской) , караабызскими и пьяноборскими мо-
гильниками существует определенная типологическая связь, но не настолько
тесная, чтобы можно было говорить о прямой генетической преемственнос-
ти между ними ( табл. 17) . Шиповский курганный могильник типологически
стоит примерно на одной и той же степени удаленности как от ананьинс-
ких, так и от караабызских и пьяноборских могильников. Что вполне понят-
но, если учесть, что оставившие этот могильник «гафурийцы» в этнокуль-
При критерии значимости R равном 0,9.
9 При критерии значимости R равном 0,9.
59
в НБ Крыласова Л'‘ft
	„	. м Бвлави». в -Л- Ияа7 п ментом для местного раннее
^ЙЭГ_______* чужероДнь,м Эпоинадлежность хотя условно „
отношении являл	эТНИческая Р’	в в Овсянникова и Н С.Са-
туРн°м оГ0 населения .И , но, по мне явряЛИСЬ степи Южного При-
раабызско какДреенеуг Р (<гафуриицев	близость Шиповских
определив й террит°Ри еЛЯми куп	Переволочан, позво-
веЛьеВа'отмеченная исслеД°в как Филипповна
УрЗЛЬЯпа с такими моГИЛЬеУ^аФУР^це6>’асИльев,2007,с.81) .
курГалпедполагать налич	ДкбуЛатое> Ва	бызцами» и «гафурийца-
Нч"6“
образом нет до
Таблица 17. Значения показателей типологического сходства (С^ между
могильниками эпохи раннего железного века Южного Предури /ья
ский погребальный обряд из обряда ямочно-шнурового ( «классического»)
ананьина ( именно к нему относится Зуево-Ключевской могильник) .
Таким образом, остается только одно предположение, логически выте-
кающее из имеющегося археологического материала. Продвинувшиеся на
правобережье Средней Белой акозинско-постмаклашеевские племена (во-
сточные финны) в IV в. до н.э. на территории современного Гафурийского
района Башкортостана испытали давление со стороны «гафурийских» пле-
мен, пришедших из степей Южного Приуралья. Их этнический состав не
был однородным, но угорский субстрат среди них безусловно присутство-
вал. Под нажимом «гафурийцев» ранние «караабызцы» перемещаются вниз
по течению р.Белой и в районе Охлебинино-Шипово складывается такая
этнокультурная ситуация, когда на одной сравнительно небольшой терри-
тории начинается «период хаотичной ассимиляции пришлого гафурийско-
раннепрохоровского и усиления такого же пришлого раннеубаларского
населения, происходивших на фоне активных контактов с кочевавшими на
противоположном берегу р.Белая поздними прохоровцами киишкинско-
бишунгаровской группы» ( Овсянников, Савельев, Акбулатов, Васильев, 2007,
с.83) . Но все эти процессы, по-видимому, не затрагивали северо-западные
прикамские районы бассейна р.Белой, где в конце I тыс. до н.э. в результа-
те каких-то, пока еще не прослеживающихся на имеющемся археологичес-
ь л 4'44'-^'. _ . --
тура, по своим морфологическим признакам ( погребальный обряд) близкая
----------х /	—
ям. Возможное содержание первого: эволюция ананьинской КИО Прика-
мья и распад ее на две культуры ( общности) - пьяноборскую в Нижнем
Прикамье и гляденс векую на Средней и Верхней Каме.
о касается генетической связи	v ocipncinic»
пьяноборской культурой, то в свое время Б.Б.Агеев на материалах ранне-
ко^материале, этнокультурных процессов формируется пьяноборская куль-
_____________________ ।
affaD^bl3CK0^ та^л- W • Процесс этот мог происходить по двум сценари-
I	-	- -	— —	в. Ч Ы
мья и распад ее на две культуры ( общности)
ir^\ Л Ж.	- -
У - - - —	I
Нго касается генетической связи ямочно-шнурового варианта АКИО с
«тКЗ (v N УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века д
пьяноборских могильников низовьев р.Белои и городищ убедительно пока-
зал, что прямой преемственности между ними и позднеананьинскими па-
мятниками данного района не прослеживается. Достаточно сказать, что
между ними не прослеживается и хронологической преемственности. Са-
мые ранние из известных пьяноборских могильников (Уяндыкский I, Кушу-
левский III, Юлдашевский) датируются не ранее конца II в. до н.э., тогда
как позднеананьинских памятников, хотя бы приближающихся к этой дате,
мы вообще не знаем. И хотя, отдавая дань археологической традиции, Б.Б.А-
геев и допускал участие в генезисе «пьяноборцев» каких-то гипотетических
«потомков позднеананьинских племен Нижнего Прикамья», но решающую
роль в этом процессе он все-таки отводил караабызскому населению сред-
него течения р.Белой (Агеев, 1992, с. 102-106) .
Что касается гляденовской культуры, то в ее материалах (керамике -
прежде всего) генетическая связь с ямочно-шнуровым и гребенчатым «ана-
ньино» прослеживается более отчетливо. Гляденовская керамика представ-
ляется продолжившей ананьинскую орнаментальную традицию. Шнуро-
вая орнаментация занимает заметный процент в украшении бытовой посуды
гляденовских памятников Прикамья. По подсчетам А.Н. Лепихина, она
оставляет от 12% ( Гляденовское костище) до 66% ( Таревское костище) ,
гребенчатый штамп представлен от 3% до 33% на разных костищах (Ле-
пихин, 2007, с.64-72) . По аналогичным подсчетам Ю.А.Полякова, на Федо-
товском, Осиновском городищах, Култаевском селище и Юго-Камском ко-
стище удельный вес ямочно-шнуровой и гребенчатой керамики колеблется
от 54% до 90% ( Поляков, 1967, с.214) .
Своеобразием Прикамской части гляденовской общности является на-
личие особых по своей сакральности культовых мест - костищ, т.е. памят-
ников, содержащих в своем культурном слое множество остеологических
остатков, следов каких-либо культовых действий, и связанных с ними раз-
нообразных конструкций. Ряд авторов видят в них еще и могильники с
обрядом трупосожжения ( В.Ф. Гениннг, 1977; Р.Д. Голдина, 1985, с. 110) .
Именно они являются основным источником характерных для гляденовс-
кой культуры культовых поделок из меди, бронзы и железа - фигурки
зверей, насекомых, птиц, антропоморфные и вотивные изображения. Не-
сколько тысяч таких поделок собрано на костищах, наиболее крупная кол-
лекция происходит из Гляденовского ( на р. Муллянке) костища
С точки зрения этнокультурной принадлежности гляденовских костищ
заслуживает внимания тот факт, что окрестности Гляденовского костища,
а возможно и одна из его площадок, использовались как главное угорское
святилище Урала практически вплоть до нового времени. Еще в конце XVI
столетия в устье р. Мулянки ( на окраине современной Перми) существова-
ла огромная священная ель. К ней собирались для жертвоприношений ос-
тяки с рек Печеры, Сылвы, Обвы, Тулвы, приезжал остяцкий князь Амбал,
вогульский Бебяк со своими соплеменниками вогулами. Как повествуют
Жития Святых, дерево было срублено преподобным Трифоном Вятским.
«На ели висело много предметов, которые язычники приносили в жертву
своим богам,— золото, серебро, шелк, полотенца и шкуры зверей. Святой
сжег все приношения вместе с деревом».
Вместе с тем, все исследователи, отмечают поливаринатность гляде-
новской культуры. Так, Ю.А. Поляков выделял три локальных варианта
б/
А М Белавин. В А Иванов. Н.Б Крыласова
гляденовской культуры в Прикамье: осинскии, пермский и верхнекамски£;
По мнению В.Ф. Генинга. осинскии вариант - это самостоятельная осиЛ*
культура имеющая ряд отличии от гляденовской. С точки зрения р п
Голдиной, осинская культура также не относится к гляденовской, и состя»
ляет самостоятельный красноярский вариант пьяноборский финно-пеп„:
кой общности. Таким образом, гляденовская культура в Прикамье прел
ставляет собой двухкомпонентное этнокультурное образование.	fl'
Гляденовская культура Европейского Северо-востока ( республика Коми)
имеет ряд отличий от Прикамской. Здесь нет городищ, костеносных святи
лищ, нет свидетельств занятий скотоводством и земледелием, погребаль
ный обряд представлен исключительно трупосожжением, практически Не
представлена собственная культовая пластика - большая часть находок
соотносится с кулайским литьем, представлены вещи пьяноборских типов
( например, эполетообразная застежка) , керамика имеет ряд отличий в со-
ставе теста (минеральные примеси - влияние населения Карелии) «больше
плоскодонных сосудов, меньше шнуровых орнаментов ( в среднем около 20%)
Интересно что и здесь гляденовские памятники, по мнению И.А. Васкула
четко делятся на две культуры - на Вычегде (джуджыдъягская культура)
Печоре и Мезени ( пиджская культура) , вместе составляющие гляденовс-
кую общность ЕСВ (Археология Республики Коми, 1997, с.349-384) . Пидж-
ская культура испытала заметное влияние культур Западной Сибири.
Таким образом, гляденовская культура Прикамья не представляется
моноэтничным образованием.	н!
Возвращаясь к сценариям генезиса пьяноборской культуры, рассмот-
рим второй, на наш взгляд, более соответствующий имеющимся археологи-
ческим материалам сценарий. Согласно ему, появление «караабызцев» в
низовьях р.Белой после IV в. до н.э. вызвало смещение носителей ямочно-
шнурового «классического» ананьина на север, вверх по течению р.Камы.
Там они продолжают свое существование уже в виде гляденовской культу-
ры со всеми ее вариантами, объединяющим признаком которых является
сохранение традиции ямочно-шнуровой и ямочно-гребенчатой орнамента-
ции глиняной посуды. То есть, той традиции, которая в район Бельского
устья была когда-то оттуда же и принесена.
Здесь же из «отпочковавшихся» от среднебельского этнокультурного
массива «караабызцев» формируется пьяноборская культура. То есть, это
она являлась локальным вариантом караабызской культуры, а не наобо-
рот, как считают некоторые современные исследователи ( Голдина, 1999, с.
242-245) . Отличия компонентов материальной культуры «пьяноборцев» и
поздних «караабызцев», выразившиеся, главным образом, в ассортименте
вооружения и женских украшениях, объясняются, скорее всего, не этно-
культурными, а экономическими факторами: тесными и стабильными тор-
говыми связями среднебельских «караабызцев» с сарматами-прохоровца-
исто Менно саРматский ( прохоровский) мир Южного Приуралья являлся
жои|?лНИК°М И п°Дпиткой караабызского звериного стиля, комплекса воору-
нить об К0НСК0Г0 сна₽яжения ( Савельев. 2008) .	...
мыловеко"аЛОГИЧКЫХ пРоявлениях культу| НОГО влияния на носителей ах-
КИО т"о И КУЛЬТУРЫ И ^ижнскамского вар-ианта ( Кама I) ананьинской
Р°м, сложГ’ тРа^иЦия культурных связ( й с индо-иранским кочевым мн-
ившаяся у поволжских финнов еще в начале эпохи раннего желе-
мир Южного Приуралья являл* я
. И здесь нельзя не вспом-
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
за, была сохранена их потомками, волею судеб оказавшимися в Приуралье.
И, конечно же, следует иметь в виду и сам факт присутствия пришлого
«гафурийско-раннепрохоровского» ( по Н.С.Савельеву и В.В.Овсянникову)
(сармато-угорского?) населения в непосредственном соседстве со средне-
бельскими «караабызцами». Так, в поздних погребениях Охлебнинского
могильника, давшего основную массу караабызских погребений с керами-
кой, присутствуют исключительно сосуды убаларского типа. Это никак не
может быть объяснено только торговыми связями, а свидетельствует «о
существовании и переплетении на семейном уровне различных культурных
и технологических стереотипов » ( Овсянников, Савельев, Акбулатов, Ва-
сильев, 2007, с.82) . Иными словами, Охлебининский могильник демонстри-
рует процесс этнической метисации воложско-финекого ( раннекараабызс-
кого) населения с пришлым, очевидно, сармато-угорским.
Что же касается «пьяноборцев», то, по крайней мере, до рубежа н.э. их
экономические и культурные связи в основном были сориентированы на
этнокультурный мир поволжских финнов. Это выразилось, прежде всего, в
ассортименте и мотивах декоративно-прикладного искусства: у «пьянобор-
цев» абсолютно господствует геометрический стиль на фоне практически
полного отсутствия звериного стиля, характерного для «караабызцев»10.
С другой стороны, наличие общих мировоззренческих традиций, свиде-
тельствующее об этнокультурной близости/родстве, как раз и проявилось
в высокой степени типологического сходства пьяноборского и караабызско-
го погребальных обрядов.
Итак, в начале I тыс.н.э. в Прикамье и Южном Приуралье складыва-
ется достаточно сложная этнокультурная карта. Правобережье р.Белои в
ее среднем течении представляло собой караабызскую «ойкумену», волжс-
ко-финнскую в своей этнокультурной основе, но испытывавшую постоян-
ные «вливания» со стороны сарамато-угорского населения, «подпиравше-
го» караабызцев с юга. Более того, по мнению Н.С.Савельева,
представляющемуся нам вполне конструктивному, именно «гафурийско-
прохоровский», а затем и убаларский нажим с юга сформировал этничес-
кую территорию поздних «караабызцев» - между устьем р.Сим (Охлеби-
нинский «куст» памятников и современным г.Бирском (Биктимировский
«куст») - и обусловил их, «караабызцев», культурную специфику, отлича-
ющую караабызскую культуру от других синхронных культур Прикамья.
Район Бельского устья, ниже по течению от г.Бирска, представлял со-
бой территорию «отпочковавшихся» от «караабызцев» - стало быть, в осно-
ве своей тоже волжско-финнских - «пьяноборцев». Если оперировать этно-
культурными категориями, то носители пьяноборской культуры являлись
более сохранившимися в своей этнической чистоте потомками волжских
финнов эпохи раннего железного века. Причем, складывается впечатление,
что в немалой степени этому способствовало то обстоятельство, что их гене-
зис происходил на территории сравнительно свободной от других иноэт-
ничных и инокультурных элементов.
Следует отметить, что подобная же картина наблюдается и <> более раннее
время: v поволжских финнов (ахмыловская ку. ibrny/ >а > звериный стиль « деко: дативном
искусстве практически отсутствует, тогда как у прикамских «анаиьинисв» он
является одним из характерных элементов их куль/т лы
По логике вещей,
вратное появление «ка
их отход вверх по
мированию на
Этническая п
веро
кая,
Халиков и
а м. Белавин. В А Иванов. НБ Крыласова	I
'Р5Г<ГТ,ей таковыми должны были быть носители позднего ЯМ01?
По логике вещей, днэньина Но. как уже было сказано выше ^1
шнурового прикам аабь13цев» в низовьях р Белой, очевидно, ВЫзв 7|
-Каме ( гоже получается возвратный) , приведший к <h0? 1
пс . тнеананьинской основе гляденовской культуры. ^1
принадлежность гляденовской общности Европейского с₽ I
лнинС^_- и	ОЛЬШинством авторов определяется как финно-пепм/
РТг"«	прикамской также) предке. „„„ ’ ’
Я вслед за ним лингвист С.К. Белых, подвергнув критике все изВе1
Гипотезы о «пермской прародине», предложили рассматривать в I
Ячестве таковой территорию камских гляденовских племен, а саму эт
археологическую культуру, как еще не разделившуюся прапермскую ЯЗЬ|.
Хю общность отдаленных предков всех пермских финнов (удмуртов и
коми) Безусловно, что это более продуктивная концепция, нежели рас.
смотрение в качестве таковой общности ананьинской культуры. Однако
следует подчеркнуть, что, рассматривая прапермскую общность еще более
локально, резоннее считать таковой лишь гляденовскую общность ЕСВ.
По нашему мнению, можно рассматривать гляденовские памятники При-
камья как смешанные праугорско-прафиннские, а памятники гляденовско-
го типа ЕСВ, как в основном прапермские. На наш взгляд, такой подход
может объяснить смешанность и субстратность ( yrj ы и финны населения
как ЕСВ, так и Пермского Предуралья в последующий период раннего
средневековья. В.П Мокрушиным высказана мысль о значительной специ-
фичности гляденовских памятников ЕСВ, и вопрос об их идентичности гля-
деновским памятникам Прикамья поставлен под сомнение, а также пред-
ложено считать одновременные гляденовским древности ЕСВ
инокультурными.
Этническая доминанта восточных финнов в южных районах Прикамья
в первой половине I тыс. н.э. очевидна. Без какого-либо явного вмешатель-
ства извне пьяноборская культура в конце 11-первой половине III вв. н.э.
трансформируется в мазунинскую культуру. Сейчас, после исследования
Тарасовского могильника, вопрос этот можно считать решенным и не нуж-
дающимся в дальнейшем обсуждении Участие носителей караабызской
культуры в этом процессе, возможно, и имело место, но оно было, скорее
всего, опосредованным. Как показывает Т.И.Останина, показатель коэф-
фициента формально-типологического сходства погребального обряда пья-
ноборских и караабызских могильников с мазунинскими равен 0,76 и 0,59
ве ь’ 0 ( Останина, 1997, с. 174) . Впрочем, на наш взгляд, пигюкаэя
тели могут быть объяснены и просто общностью этнической основы «пьяно-
борцев» и «караабызцев», о чем уже говорилось выше. Тем более что совр*
менные исследователи караабызских памятников отрицают участие
каьаа ызс ого ч з еления Средней Белой в генезисе мазунинской культуры
всянников, Савельев, Акбулатов, Васильев, 2007, с.84)
лягат^ит С ДРУг°й вороны названные исследователи дают повод предпо-
вания Lnwu?03^6 каРаабызцы» внесли определенную лепту в формиро
шителями гош*014 кУГ|ЬТУры- П° их мнению, «наиболее вероятными разрУ"
носиелиИкеГамчкВЫ^ П0Г^С^0НИ^ Невского могильника могли быть
обладает ь веохнрмУ алаРского ипа. Именно убаларская керамика пре
горизонте Шипог ского городища, а погребения, содер*
племе-
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века Д ,*хтуз уГ1’и
жащие ее, в большинстве случаев не носят следов разрушения» ( Овсянни-
ков, Савельев, Акбулатов, Васильев, 2007, с.84) . Этнокультурная принад-
лежность носителей убаларской керамики из-за малочисленности матери-
ала и слабой изученности памятников убаларского типа не может быть
пока установлена с уверенностью, хотя их пришлый для рассматриваемого
региона характер сомнений не вызывает. Но генетическая связь убаларс-
кой керамики с гафурийской также не может быть отброшена однозначно.
Следовательно, в населении, оставившем убаларские памятники, мы мо-
жем видеть те же сарматско-угорские ( или близко родственные им)
на, которые в свое время нарушили ход этнической истории волжских фин-
нов в Приуралье. Тогда получается, что именно давление этих племен
вынудило поздних «караабызцев» вливаться в родственную пьяноборскую
среду и тем самым способствовать трансформации пьяноборской культу-
ры в мазунинскую. Гипотеза, конечно, еще рабочая, но, исходя из имеюще-
гося археологического материала, не лишенная логики.
Эпоха Великого переселения народов коренных изменений в состав
этнокультурной карты южных районов Прикамья не принесла. Носители
именьковской культуры Волго-Камья ( протославяне - по Г.И.Матвеевой и
В.В.Седова, в чем их поддерживают многие современные исследователи
региона) на рассматриваемую территорию практически не проникали.
Население, оставившее в Нижнем Прикамье памятники типа Тураевских
курганов ( по Р.Д.Голдиной и Г.И.Матвеевой - выходцы из гото-славянско-
го этнического мира, «взбаламученного» гуннским нашествием) , благопо-
лучно растворилось в местном финском ( мазунинском) населении. Правда,
скорее всего, именно под их влиянием, во-первых, усилился удельный вес
южных артефактов - поясная гарнитура и некоторые типы женских укра-
шений - в материальной культуре племен Волго-Камья и Приуралья1'.
Во-вторых, произошло некоторое изменение границ этнической территории
прикамских финнов. В данном случае речь идет о территории бахмутинс-
кой культуры, генетическая связь которой с мазунинской сейчас можно
считать бесспорной.
Таковой она может считаться потому, что все основные исследователи
мазунинско-бахмутинских древностей, даже те, кто стоит на противопо-
ложных позициях относительно культурно-типологического соотношения
мазунинской и бахмутинской культур - Н.А.Мажитов и Т.И.Останина -
считают, что и та, и другая в этнокультурном плане едины. Только по Н.А.-
Мажитову, бахмутинская культура - это результат вливания в «раннебах-
мутинскую» среду пришлого населения, принесшего с собой характерную
круглодонную керамику, сплошь покрытую ямочными наколами (Мажи-
тов, 1987, с.125) . По Т.И.Останиной, она же - есть следствие активной
ассимиляции местного «мазунинского» населения пришлыми племенами
турбаслинской и кушнаренковской культур < Останина, 1997, с. 181)
разница во взглядах исследователей на происхождение бахмутинской куль-
туры только терминологическая: местный этнический субстрат был все-
таки «мазунинским» или «раннебахмутинским»?
Генетическую преемственность по линии «пьяноборье - мазунино -
. То есть,
Заинтересованного читателя отсы тем к материалам Тураевского и близкого к
нему территориально Старо-Муштинского курганно-грунтовых могильников
65
1 типологического сходства погребального обряда 'культур рубежа - первой
половины Iтыс. н.э. Прикамья и Приуралья (по Ф.А.Сунгатову)
бахмутино» очень четко конкретизировал в своих исследованиях Ф.А.Сунга-
тов, сделавший сравнительно-статистический анализ погребального обряда
указанных культур. Опираясь на хронологию Бирского могильника, разра-
ботанную А.Н.Султановой, он выделил на нем группу ранних (III-V вв. -
418 погребений) и группу поздних ( V-VIII вв. - 274 погребения) погребе-
ний. Сравнив их по 42 альтернативным признакам обряда с погребениями
караабызской (223 погребения) , пьяноборской (165 погребений) и мазунин-
ской (697 погребений) культур, исследователь получил следующие резуль-
таты (табл. 18) .
Построенные на основании данной таблицы с использованием крите-
рия значимости R=0,95 граф типологического сходства сравниваемых групп
памятников показывает, что пьяноборские, мазунинские и ранние погребе-
ния Бирского могильника (те же самые мазунинские) образуют замкнутый
типологический блок с показателями коэффициента сходства 0,83-0,86. То
есть, вне всякого сомнения, это - памятники одной культуры и, соответ-
ственно, одной этнической принадлежности. А от мазунинских погребений
III-V вв. прямая генетическая линия ведет к поздним бирским (бахмутин-
ским) 12.
Об участии в ее происхож^ении^ои14 КуЛЬТуры настойчиво проводяг мысль
баслинского и куХеХсКого₽	элемента - тур-
обработанный М.С.Акимпнай ' Основнои УП0Р при этом делается на
гильника ( раскопки Н А МажитовТР°П0Л0ГИЧеСКИЙ матеРиал Бирского мо-
«ой исследовательниць^свХся к т°^Э 196°’Х Г0ДОВ) ' ХоТЯ выводы са-
тным мазунинским/раннебахм^оТ0МУ' ЧТ° смешение пришельцевсмес-
ассимиляции первых втооыми /1ИМ населением шло в направлении
кальь;ым выводам относитель ю поли83’ V908' с’64'83)  кeLJ4e более Ра ,и’
дельно роли турбаслинских племен в расогенезе
Все эти данные взяты из главы 4 «Этнокультурные П1н>цессы в IIpuypa те h а
VIII вв. н.э.», написанной Ф.А.Сунгатовы.м Оля несостоявшсйся ко i ickihu^11"1
монографии «Этническая история Южно.о Урала в 4По\\ среОнснск(»:ья>•. с uoocin(),i
согласия автора
vv"* УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века «нЦ	<Ql}\
бахмутинского населения приходит Р.М.Юсупов, утверждающий, что «тур-
баслинцы» - выраженные европеоиды южного типа - с мазунинско-бахму-
тинским населением ( представителями уральской расы) если и контакти-
ровали, то незначительно и вообще «их ( «турбаслинцев» - авт.) участие в
расогенетических процессах в крае в последующее время не прослежива-
0уся» ( Юсупов, 2002, с.33 и сл.)
Таким образом, археологические и антропологические материалы со-
вершенно определенно указывают на то, что первая половина I тыс.н.э. в
южных районах Прикамья и Предуралья протекала при выраженной вос-
точно-финской этнокультурной доминантой.
Сложнее выглядит ситуация на территории современного Пермского
Прикамья.
Вопрос об участии зауральско-западносибирских угров в этнических
процессах Прикамья в эпоху раннего средневековья впервые был постав-
лен В.Ф.Генингом в середине 1950-х годов в его большой статье, посвящен-
ной характеристике этнических культур региона в эпоху железного века.
Вопрос этот был поставлен в контексте этнокультурной интерпретации
памятников харинского типа Ill-начала VI вв. (датировка В.Ф.Генинга) . В
своей традиционной полемике с А.П.Смирновым автор оспаривает выдви-
нутое названным исследователем, Верх-Нейвинские, Полуденковские, у
оз.Багаряк, Чекурьянские, Замараевские, на Калмацком Броде курганы)
( Генинг, 1959, с. 184) . В.Ф.Генинг выдвинул предположение о сарматском
происхождении населения, оставившего в Прикамье курганные могильни-
ки харинского типа, основанное «на чисто внешних фактах - наличии кур-
ганов и некоторых вещей, называемых обычно сарматскими, но имеющих
гораздо более широкое распространение» (Там же, с. 185) . Происхождение
пришлого (харинского) населения В.Ф.Генинг совершенно справедливо пред-
лагает установить по аналогиям в погребальном обряде, как очень устойчи-
вой этнической традиции. Ближайшие аналогии харинскому погребально-
му обряду исследователь находил на юго-востоке от Верхнего и Среднего
Прикамья, в Южном Зауралье, в районе озера Багаряк-Челябинск. Угорс-
кую этническую принадлежность южноуральских племен, проникших на
Каму, он определял ссылаясь на работы В.Н.Чернецова ( Там же, с.187)
В распоряжении В.Ф.Генинга имелось немногим более 200 погребений
харинского типа (154 погребения - Бурковский могильник, около 50 -
Митинский) и, как он пишет, «в ряде других могильников»’ ’. Ареал их
распространения тогда очерчивался от р.Сылвы до Верхнего Прикамья,
что и дало исследователю основание именно в этих географических грани-
цах поместить угорских пришельцев (Там же, с. 187) .
Через 30 лет проблему угорского этнокультурного импульса в Прика-
мье поднимает в своих работах Р.Д.Голдина. К этому времени прикамская
археология уже располагала 296 подкурганными захоронениями ломова-
3 Если судить по опубликованной исследователем карте, нпо Харинский.
Пыштайнский. Бурдаковский. Агафоновский, Митинский, Чазевский I и II,
Беляковский, Пеклаыбский I и II могильники в Верхнем Прикамье; Полуденский,
Беклемишевский, Бурковский, Качкинский, Салтанаихинский, И /ехановекий,
Бродовский, ( пасский, Копчиковский могильники в Пермском Прика мье и па ('ы. tee
(Генинг, 1959, с. 186. рис. 6).
67
товской культуры в
культуры - по I
культуры (1 олдина.
ние в 1
ции I
ствия
могильниками (выделено нами - авт.
НИЯМИ
Ef	A M. Белавин, В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «"П	|
- Верхнем Прикамье (харинский этап ломоватовской
р.п.Голдиной) и 161 аналогичным погребением неволинской
-i 1985 с 11; Голдина, Водолаго, 1990. с.4) . Возникнове
й веохнём"прикамье ранней ломоватовской культуры в интерпре-^
исследовательницы явилось результатом притока туда и взаиМ0Дей.
там двух групп населения. «Первая характеризуется курганные
м	. авт.7 , поселениями с жилыми сооружу
ниями Наземного столбового типа глиняной посудой острореберной форМЬ|
с незначительной примесью раковины в тесте, украшенной гребенчато-шну.
ровыми узорами по шейке и защипами по верхнему срезу. Этот компо-
нент происходит, вероятно, из Западной Сибири (выделено нами - авт.; »
(Годцина, 1985, с. 144) .
Аналогичным образом автор рассматривает сложение неволинской
культуры в бассейне р.Сылвы, начало которой связываем с эи OKorsi при-
шлого из Западной Сибири саргатского населения с обрядом захоронения
под курганами (выделено нами - авт.7 » ( Голдина, 1987, с. 16) .
Наконец, в своей обобщающей монографии по древней и средневеко-
вой истории удмуртского народа Р.Д.Голдина конкретизирует археологи-
ческую принадлежность угров-переселенцев, занявши к территорию Кун-
гурской лесостепи и Верхнего Прикамья в конце IV в.н.э.14 и ассоциирует
их с носителями саргатской культуры ( Голдина, 1999, с.276 и сл.) . Именно
с «саргатцами» исследовательница связывает такие курганные могильни-
ки Прикамья, как Броды, Спас, Плеханово, Заборье, Калашникове, Кур-
манаево, Копчикове, Кляпово, Верх-Сая, Качка, Салтаниха, Мокино, По-
луденка, Беклемишево, Бурково, Б.Висим ( Там же, с.276) .
Сама логика нашего исследования диктует нам необходимость прове-
дения сравнительно-типологического анализа погребального обряда могиль-
ников прикамских и зауральских угров. К первым традиционно, вслед за
предшествующими исследователями относим памятники неволинской куль-
туры бассейна р.Сылвы, ко вторым - гороховскую культуру Исетско-То-
больского бассейна, рассматриваемую современными исследователями -
Л.Н.Корякова, В.А.Булдашое - как часть саргатской этнокультурной общ-
ности ( Корякова Л.Н., 1988, с. 165; 1993, с.43-45; Булдашов, 1998) . Угорская
этническая принадлежность носителей гороховской культуры не оспарива-
ИКеМ И3 исслеД°вателей западносибирских древностей. Более того,
атвеева, например, вообще предполагает, что гороховские племена
nR iun ЯЭ™ ЯДРОМ °браз°вавшейся на Южном Урале прамадьярской
общности (Матвеева, 1993,с. 158) .
аК' ЧТ° МЫ имеем в плане Источниковой базы по погребальному об-
ряду гороховских племен15? По данным В.А.Булдашова
л^еГуТи^ь ва\М°ГИЛЫ’ ЧТ°’ П° ЗЭК0Нам математической
выборки ДО 4% в'юХТьно ЭтРимТоНоТИ °’95 ПР°‘
_______________дельно. .и морфологические
грациизщгршьских wpoeTnPUCLWe Бродовского ''О-'чльника уточняет время
1999, с.277)	' Р р“кал‘ье,< О1,тоснт его к рубежу Л'-Рвв. (ГолОшы.
15 Авторы этих cnipw вС1ед
обряд основным этнпипп^з.	111^го.м, считают языческий погребальный
68	auapKltPy]()lil^t признаком
это 81 курган, со-
статистики, П0380-
процентные показатели
j признаки дают сум-
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
Г"№	T	Содержите признака	Гороховская культура IV-H вв. то 		 нз.	Неваппккая	1 культура конец IV-V ВВ. Н.Э.	|
LZZZ	|_	1 Ьсыпь земляная		100	100
	|	Кострищ? в насыпи		68	4.3	1
rztz	Т	Кости животных в насыпи	3.8	м	I
L 4	1	Керамика в насыпи		30.2	3,4
F	У	Ровик под насыпью		26,6	86.3
p I	|	Деревянная конструкция в насыпи	16,5	в
L"7	|	СЦно гклребсние _	__	_	56Д	29,0
L3Z	|		Д ва и более		29,6	70.9	1
rjEZ	1	Погребение парное		8.5	Ю2	1
[_jo_	Могила простая		93,3	89.7
Mi	Стенки moi илысуяооюя _		3.4
	Могила с заплечиками	1	6,7	МВ
MM	Д еревянное перекрытие на засыпи	23,7	4^
	могилы		
pg	Перекрылте на заплечиках	3,8	—
| 15 ~~1	Стенки могилы обложены камнем		б.о	:
Мб|	Камни в заполнении могилы		7.7
pn	Ориентировка погребенного запад	4,8	32,4
18 1	Восток		9.4
“ 19 J	Север	34.6	8,5
20 |		4,8	18.8	1
21 Л		18Д	11.9
1	северо-восток	3,8	Мв
23 |	не определена	38,4	16,2
24 1	Поза вытянуто на спине	100	60.7
25 |	Руки вытянуты вдоль	100	51.3
26 1	Поза не от [ределеш	'МВ	39,3
27	Помогши в догщтый гроб	мт	6.8
28	Кбнстру кг цгя гроба не определена	МВ	17.1	1
29	Сосуд б заполнении	ш	3,4
30	Сосуд у головы	22,1	
31		Сосуд у ног	8,7	
32	Угли в могиле	«*	17,0
33		Кости животных в могиле		11	
34 1	Конская сбруя в могиле	6,5	6.8
	Всего погребений:			104	117
Таблица 19. Суммарные показатели признаков погребального обряда гороховской и
неволинскои культур (в %%)
марную характеристику гороховского погребального обряда в следующем
виде: 100% погребений совершены под земляными курганами, из которых
68% содержат в насыпи кострища, 30,2% - керамику, а 3,8% - кости жи-
вотных, 16,5% содержат в насыпи остатки деревянных конструкций ( рамы
или срубы?) ; знаменитым ровиком окружены 26,6% гороховских погребе-
ний; 56,2% курганов содержат по одному погребению, 29,6% - по два и
более; 8,5% погребений парные; 93,3% погребений совершены в простых
69
.Vs
4 М. Белавин. В. А. Иванов. Н Б Крыласова
I орохоиская
культура IV-11 нв.
Одерммк НрШ**»	Нири
pacific к кчим
кл тыуртктнпИу.
100
Нлсыпь земляная
Стенки МЭППЫ СУЖ.1Ю1СЯ
Меи ила с йплечиками
Камни в залоги «ет пти молиты
Ориентировка i «огребен! юго
восток
ГЬмйден В ДОИСПЫЙ
Деревянное перекрыл ie « «а
засыпи молиты
80.35
75.65
19.65
не определена
Пова вытянуто на спине
Руки выт
Перекрытие на занлечиках
Стенки кюлтлы обложены
камнем
Погреба ate парюе
Мргша простая
КостринЕ в насыпи |
iCvm животных в насьпи I
Конструкция гроба т е
____о
Сосуд в запа л меняй
Сосуду головы
Kjepttt «икав«тасьтпи
северо-запад
0.75
делена
Угли в моги.«е
Кости животных в мем и «е
6.65
0.97
Конская сбр\я в могиле
2
2
ты вдоль
зе; катет ia
Ровик под насыпью
Деревянная коне «рутения в
________насыпи__________
Одно погребение
0.47
0.68
10
13
14
15
16
17
18
19
21
23
24
26
30
31
32
18.6
0.6
0.9
1.01
0.98
0.4
0.39
0.59
0.68
1иолица 20. Норма распределения и тенденция ,
моггаьников гороховской и неволинской
пРп шкив погребального обряда
г культур


*
8

<VUA v f Pbl ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние век a
могильных ям lx, огда как остальные 6,7% - в могилах со ступеньками-
заплечиками вдоль длинных стенок ( табл. 19)
Аналогичным образом исючниковая база ранней неволинской культу-
ры, по данным Р.Д.Голдиной и Н.В.Водолаго, составляет 79 курганов со-
держащих в общей сложности 117 погребений ( Бродовский и Верх-Саинс-
кий могильники - наиболее представительные памятники) ( Голдина
Водолаго, 1990. С.4) . что позволяет, с точностью 0,95, установить нижний
порог значимости показателей признаков выборки между 4% и 3%. Сум-
марная характеристика неволинского погребального обряда также пред-
ставлена в табл. 19.	н
Коэффициент парного типологического сходства (	, высчитанный по
34 альтернативным признакам, в данном случае равен 0,44. Может ли это
свидетельствовать о генетической преемственности гороховских и неволин-
ских могильников? Ответить на этот вопрос можно через установление тен-
денции признаков погребального обряда сравниваемых групп памятников,
которая как раз и позволит установить тот набор признаков обряда, кото-
рый окажется для них общим ( Генинг, Бунятян, Пустовалов, Рычков, 1990.
С.8Ф87) (табл.2С> .
Полученные результаты представляются весьма интересными: близ-
кие тенденции обнаруживают всего четыре признака из 34 представи-
тельных. Это - захоронения под земляными насыпями, в простых могиль-
ных ямах, наличие парных захоронений и наличие в погребении
принадлежностей конской сбруи (удила) 16. Все же остальные признаки,
такие как тип внутримогильных конструкций, ориентировка погребенных,
детали ритуала ( керамика и кости животных в могиле) и даже такая ха-
рактерная деталь, как ровик вокруг могилы, обнаруживают совершенно
различные показатели как по частоте встречаемости в сравниваемых груп-
пах, так и по своим тенденциям.
Полученные результаты однозначно указывают на то, что прямая гене-
тическая преемственность между гороховской и ранней неволинской куль-
турами проведена быть не может: сказывается хронологический разрыв
более чем в 500 лет между рассматриваемыми группами памятников. Вме-
сте с тем, в истории саргатской культуры западносибирской лесостепи ис-
следователи выделяют поздний этап, датируя его I-V вв. н.э. По Н.П.Мат-
веевой, погребальный обряд позднесаргатских могильников «отличается
многомогильностью и круговым расположением могил под насыпью, появ-
ляется обряд сооружения нескольких рвов, усиливаются проявления огнен-
ного ритуала увеличивается количество сопроводительного инвентаря»
( Матвеева, 1993. С. 156) .По мнению исследователей зауральско-западноси-
бирских древностей, «носители саргатской культуры вошли как один из
субстратных элементов в состав бакальской, неволинской и сылвенской
общностей Урала и Зауралья, связываемых с южными группами угров»
(Матвеева, 1994, с. 128) .
То есть, пока участие носителей саргатской ( в ее «гороховском» вари-
анте) культуры в этногенезе приуральских угров ( ранних «неволинцев»)
остается на уровне гипотетических предположений. Однако, с другой сто-
роны, по имеющемуся археологическому материалу, только курганы ран-
16 п
о тао.шце вы<К лены курсивов
А М- ^авин' В А- Иванов Н Б кРыласова____________
них стадий неволинской культуры - бродовской и верхсаинской ( конец |у.
конец VI вв) - маркируют появление в Прикамье новых групп населения
которое привело к формированию вначале неволинскои культуры ( К0Нец
IV - первая половина IX вв.) , погребальный обряд которой обнаруживает
высокую степень типологического сходства с обрядом древних венгров ( Ива-
нов, 1999, с. 66) .
’ * * *
Таким образом, археологический материал вполне определенно указы-
васт на то, что в концо эпохи раннего железного века * начале эпохи ср©д^
невековья этническая история Прикамья и Приуралья развивалась в дВух
направлениях:	Я
•сохранение восточно-финской этнокультурной доминанты в южных
районах региона (этногенетическая линия пьяноборье-мазунино-бахмути-
н) ;
•усиление угорского этнокультурного влияния в Среднем Прикамье
(трансформация ямочно-шнурового ананьина в гляденовскую культуру и
внедрение в ее этническую среду зауральско-западносибирского населе-
ния, генетически восходящего к саргатской культуре) .
Ранний железный век характеризируется дальнейшей трансформаци-
ей уральского угорского мира. В его западной ( Предуральской) части скла-
дывается ананьинская археологическая культура ( культурно-историческая
общность) с гребенчато-шнуровой и сложно шнуровой керамикой. Простран-
ство от Приишимья до верховий Исети ( Средний Урал и Зауралье) было
занято кашинской культурой со шнуро-гребенчатой керамикой, в том числе
со шнуровым штампом в виде подковок. Громадная Обь-Иртышская куль-
турно-историческая общность таежных охотников и рыболовов сложилась
в РЖВ в Западной Сибири от Ямала и Таймыра до севера Урало-Иртыш-
ской лесостепи. Она представлена археологическими культурами с т.н.
фигурно-штамповой керамикой ( кулайская, усть-полуйская, иткульская,
синдейский тип) . На юге ареал Обь-Иртышской общности непосредствен-
ен' со npi  асался с ареалом угорских лесостепных скотоводческих культур,
входящих в саргач скую общность (гороховской и саргатской) . которые пос-
ледовательно за имали территорию от восточных склонов Урала до бас-
сейна Тобола (гороховская культура) , а затем от Урала до бассейна Тобола
(саргатская культура) . В угризации Предуралья свою заметную роль сыг-
рало население гафурийско-убаларского этнокультурного типа IV в. до н.э.-
в.н.э., распространившее свое влияние как на кара-абызскую культуру,
так и на позДя их сармат Предуралья. Интересно, что в крупнейшем кара-
ызском могильнике Охлебининском практически вся керамика гафурий-
ская и убаларская ( Пшеничнюк, АЭБ-3; Пиюничнюк, 1988, с.7)
гтлпг>е^ХО^ °Т РЖВ к раннему средневековью был ознаменован с одной
кая г ль* р-падом таких крупных общностей как ананьинская и саргатс-
1лгтл другои СТ°Р°НЬ1 консолидацией осколков этих общностей ( культурно-
""	Х1±“СТв-’ ’	небольшие ^нокультурТыеТррт.
заметную поль н^1 Ь\В дальнейшем сыграла свою, зачастую весьма
нуть ооль потоп ногоне е кор знных народов Урала. Следует подчерк-
ни™ - РУЮ СЫГрали семена саргатской
НИИ уральской - горской ойкумены По
гильникова, получившему к ножос!
культуры в формирова-
справедливому мнению В А. Мо-
во подтверждений, саргатский этнический
<< Н УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века	уу*П
компонент (угорская принадлежность «саргатцев» не вызывает возраже-
ний у исследователей) в разной степени принял участие в формировании
ряда этнических массивов и этнокультурных образований Урала и Запад-
ной Сибири эпохи раннего средневековья - потчевашской культуры, а че-
рез неё в дальнейшем - южной группы хантов; бакальской культуры; куш-
наренковской и кара-якуповской культур, а через последние и в
формировании древних мадьяр-венгров ( Могильников, 1988, с.20-30) . Сар-
гатский этнический компонент лежит в основе формирования неволинской.
ломоватовской и поломской археологических культур Среднего Предура-
лья, через «бродовцев» и «харинцев». «Ломоватовцы» и, в особенности, «не-
волинцы и поломцы» так же оказываются связанными с угро-мадьярским
этногенезом.
м Sew ВЛ.	Н В Крылееом
Рисунок 11. Раннекараабыл'кая керамика с поселений правобережья срвдивАЛ1Л
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в

ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ВЕКА
Рисуеок 13. Керамика раннеаньинского времени с поселений Нижней Камы
(пос. Курган, гор. С 'орочъи
Рисунок 14. "Гафурийская" керамика с поселений правобережья средней Белой
A M- Белавин. В.А. Иванов. Н Б. Крыласова
\ - поселения с ямочно-шнуровой керамикой
- поселения с "гафурийской" керамикой
Рисунок 15. Карта поселений, содержащих керамику "гафурийского” и
позднеананытского типов
1 - Новокабановское гор.; 2 - гор.Тра-Тау (Старонагаевское); 3 - гор.Какры-Куль; 4 -
пос.Какры-Куль; 5 - пос.Старая Мушта; 6 - гор.Тав-Гакталачук; 7 - гор.Петер-Тау
(Юлдашевское); 8 - Аначевское гор.; 9 - Чиниковское пос.; 10 - Трикольское гор.; 11 -
гор.Кыз-кала-Тау; 12 - Медведевское гор.; 13 - Бирское гор.; 14 - Биктимировское
гор.; 15 - гор.Кара-Абыз; 16 - гор.Уфа IV; 17 - Дудкипское пос.; 18 - Уфимское
(Чоргово) юр.; 19 - Охлебипинское гор.; 20 - Шпионское; 21- пос.Курмантау; 22 -
76	А./*- Касвяновскос гор.; 23 - Воскресенское гор.; 24 - Табынское гор.
пос.Курмантау; _
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в
ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ВЕКА
Рисунок 16. Диаграмма распространения позднеананъинской и "гафурий
керамики на поселениях средней и нижней Белой

W	AM. 6епав‘1" ВА- Иванов’ НБ- кРыласова К™ ’V$r<£i
Глава 5. «Угорская ойкумена» Предуралья периода
раннего средневековья
В самом начале средневекового времени в областях расселения угров
лесостепи начинается активное движение, вызванное политическими кол-
лизиями того времени, связанными с движением на Запад масс кочевого
населения во главе с гуннами - Великим переселением народов. Эпоха
Великого переселения народов не прошла мимо зауральско-западносибир-
ских угров и самодийцев.
Какая-то часть их была вовлечена в гуннский поход на запад и раство-
рилась на просторах Великого пояса евразийских степей ( племена огуров-
оногоров в составе гуннского нашествия)
Другая часть в конце IV в. проникает в Пермское Предуралье по
степным и лесостепным рукавам Среднего Урала. Технически осуществить
подобный переход было не сложно, поскольку, как показывают результаты
новейших историко-географических изысканий, невысокие горы Южного
Урала в те времена открывали возможность существования «трансуральс-
кого пути» «в направлении от верховьев Миасса к южной оконечности ост-
ровной Месягутовской лесостепи и далее по долине р.Сим к его впадению в
р.Белая, т.е. в наиболее узком месте хребтов, в районе современных транс-
портных артерий, связывающих Челябинск и Уфу» ( Савельев, 2001, с.140 и
сл.) . Другим достаточно удобным путем был и Слывенско-Чусовской кори-
дор, который через невысокие перевалы вел от одного «лесостепного остро-
ва» к другому. Население с курганным обрядом погребения, появившееся
в Кунгурской (северная часть Кунгурско-Месягутовской) лесостепи, види-
и на пра-
мо принадлежало праугорскому населению, прямым наследникам сара-
гатской культуры лесостепного Зауралья. Угры-саргатцы первоначально
проникли в северную часть Среднего Прикамья. Связанные с ними курган-
ные могильники конца IV-V вв. концентрируются в среднем и нижнем те-
чении р. Сылва и в бассейне р.Шаквы ( Броды, Плеханове, Заборье, Ка-
лашникове, Кляпове, Верх-Сая) , в бассейн р. Мулянки на Камском
левобережье в район современного г. Пермь ( Качка Салтанаиха) i---
вом берегу р. Камы севернее г. Пермь ( Буркове, Полуденка и пр.) . Пересе-
ленцы были лесостепным коневодческим населением. В погребениях най-
дены бронзовые подвески-коньхи, в мужских захоронения собраны остатки
наборных уздечек, кости лошади присутствуют в погребениях в курганных
насыпях и канавках^ окру: авших курганы. Эти материалы указывают на
культ коня, развитый у переселенцев
пикт^Т Саргатцы после переселения в Предуралье вступили в конф-
пеорг-рпрм постгляденовским населением и сарматско-караабзскими
ном хаоактеорИр\рСТаВИВШИМ м?гильники типа Мокинского. О напряжен-
тых стрелами ( ^00ТН0,лений свиДетельс^вую погребения мужчин, уби-
ского могильника) . Однако пг М°ГИЛа П°А одним из кУР^нов Бродов-
оседлости заставит и пп требность в женах и постепенный переход к
риь ельцев искать мирного сосуществования Так в
78 w	____
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности И СРЕДНИЕ ВЕКА
«я'-'вине Сылвы начинает формироваться угорское население, оставившее
------------------------------------------- — --------- (рис
«Неволинцы», судя по имеющемуся археологическому материалу, вели
памятники неволинской археологической культуры (VI - сер.IX вв.)
оседлый образ жизни. Об этом наглядно свидетельствует география и то-
мография неволинских могильников и поселений: расположение их группа-
ми с центральным большим по площади городищем, подступы к которому
были защищены несколькими сторожевыми, вокруг - многочисленные се-
лища состоящие из слегка углубленных в землю бревенчатых домов или
полуземлянок с печами-каменками, хозяйственных и производственных по-
строек - кузниц и литейных мастерских, ям-погребов ( Голдина, 1987, с. 16) .
Хозяйство, основанное на земледелии и пастушеском скотоводстве, способ-
ствовало по мнению исследователей, обособлению патриархальных семей
и выделению внутри неволинского общества соседских общин (Голдина,
Водолаго. 1984, с.ЗЗ) . К середине IX в. неволинцы покидают Кунугрскую
лесостепь.	
В середине V в. по Сылвенско-Чусовскому коридору в Пермское Пре-
дуралье из-за Урала прибывает еще одна волна угров-переселенцев. Этот
массив мигрантов и часть ассимилирующегося населения севера Среднего
Прикамья совершают еще более дальнюю миграцию, осваивая в основном
лесные районы, в которых, однако были некие участки лесостепного типа
(судя по сохранившимся реликтовым растениям) . Так, по мнению В.Ф. Ге-
нинга возникли две группы харинского населения оставившие курганные
могильники на севере современного Коми-Пермяцкого округа: на притоках
р. Косы ( Митино, Пеклаыб, Чазево и пр.) и собственно на Каме ( Харино,
Пыштайн. Агафоново и др.) . Движение могло осуществляться не по лесо-
степным рукавам и останцам, а по берегам и широким поймам Камы.
В ф Генинг считал носителей этой культуры тюркизированными уграми
( Генинг, 1987 с.99) . Р.Д. Голдина называла прародиной носителей харинс-
кой культуры Западную Сибирь ( Голдина, 1987а, с. 14) .
Б конце V - начале VI вв. харинское население, продолжая миграцию,
проникает в верховья Камы (Аверино) , на Чепцу ( Варни) и на берега Выми,
Нившеры и Сысолы на территорию республики Коми ( Борганель, Веслян-
ский могильник, Шойна-Яг) . Расселение носителей харинской культуры
(культурного типа этапа) привело к формированию в V-VI зв. поломской
( в Удмуртском Предуралье) , в VI-VII вв. ломоватовской ( в Пермском Пре-
дуралье) и ванвиздинской в Северном11редуралье) археологических куль-
тур-
Еще одна часть убегающих из Южно-о Зауралья угров в конце VI в.
расселились в бассейне среднего и нижнего течения р.Белой (кушнарен-
ковская культура) . Причиной переселения «кушнаренковцев», под кото-
рым большинство исследователей в насюящее время видят один из прото-
мадьярских этносов, был конфликт в Великом тюркском каганате, который
привел к гражданской войне и в 604 году закончился распадом Великою
каганата на Восточный и Западный и крушением древнетюркской этнопо-
литической системы. «Кушаренковцы» и «неволинцы» представляли собой
Две, хотя и родственные, но этнографически различающиеся группы угорс-
ких племен в Предуралье. «Кушнаренковцы» вели более подвижный образ
жизни, на что указывает отсутствие у них выраженных стационарных посе-
лений. Перемещаясь по берегам рек, главным образом - Белой и ее круп-
* М- Белавин. В.А. Иванов, Н.Б Крыласова <СТП '*^SS^Sr
ных притоков, они доходят до Камы. Трудно сказать зачем, но им удалое,
форсировать Каму и закрепиться на её правобережье. Наглядное то^ъ
свидетельство - представительные коллекции характерной кушнаренковс.
кой керамики на Благодатском I и Кузебаевском городищах в Южной Уд
мурти и.	
Но это - самые западные из известных в настоящее время кушнарен
ковских памятников Приуралья. Если же исходить из географии памятни-
ков рассматриваемой культуры, то одним из районов наиболее компактно-
го и, соответственно, плотного расселения угров-»кушнаренковцев» в регионе
являются низовья р.Белой и р. Ик или Камско-Бельско-Икская пойма на
востоке современного Татарстана, где в настоящее время известно около
50 кушнаренковских селищ, могильников и местонахождений керамики ( крат-
ковременные стойбища) ( Казаков, 1981) . Для обитания этот район пересе-
ленцами был выбран отнюдь не случайно: обширные заливные поймы с
обильным летним травостоем (до сих пор в низовьях р.Белой пойма -I основ-
ное пастбищное угодье) ; камышовые заросли, изобилующие дичью (до сих
пор в этих районах расположена масса всевозможных охотничьих «заказни-
ков») ; богатейшие рыбные ловли. Все это обеспечивало прекрасные усло-
вия для нормального существования угорских мигрантов. Причем, условия,
в ландшафтно-географическом отношении максимально приближенные к
их исходной этнической территории.
Таким образом, на территории Предуралья появился ряд родственных
культур, находившихся в тесном взаимодействии ( рис. 17) .
В материальной культуре кушнаренковского и неволинского населения
отчетливо читаются следы их связей с югом - Средней Азией и Кавказом.
На это, прежде всего, указывают находки в кушнаренковских и неволинс-
ких могильниках образцов поясной гарнитуры т.н. «геральдических» типов,
образцов иранской металлической пластики, цельнокованных 8-образных
стремян.
«Геральдические» пояса - продукт византийского декоративного искусст-
ва - в VI-VII вв. широкое хождение имели на Северном Кавказе и в Причер-
номорье. Известны они были кочевникам Приаралья и древним тюркам.
Вполне вероятно, что в результате тюрко-угорских связей ( совместные по-
ходы в Среднюю Азию или участие угров в захвате Крыма в 577 году; пояса
этого типа прочно вошли и в угорскую культуру.
Аналогичным образом в нее могли войти персонажи иранской мифоло-
гии - крылатые псы-сенмурвы, украшающие наконечник ремня из Маняк-
ского могильника, дракон, украшающий наконечник ремня из Бартымского
иогильника, х/щные птицы, терзающие оленьи головы ( подвески из могиль-
ников неволинской культуры) и др. - и 8-образные стремена - общеприз-
нанный продукт древнетюркской всаднической культуры.
В то же самое время в Зауралье идут широкие миграции таежного
праугорского населения, которые к середине 1 тыс. н.э. распространились
на всю лесостег ную зону от Алтая до низовий Тобола и Ишима Расселе-
ние низкого по своей культуре и языку населения от Прикамья до При-
Резко снизило военную напряженность в таежных зонах Зауралья,
лабпр^илп^^ В L’eH7Pe этого массива. Об этом свидетельствует резкое ос-
шение гп11ирпР0НИТеЛЬНЫХ систем Г°РОДИЩ V-VIII вв., архаизация и упро-
Ьгюи структуры. На расселение в Предуралье и в Зауралье
80
<1 УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
близкородственных групп в V-VIII вв. указывает культурная близость,
например, петрогромских памятников бассейна Туры и Исети и харинских
памятников Прикамья.
В середине VIII в. время в лесостепное Приуралье приходит очеред-
ная волна угро-мадьярских мигрантов, известных в регионе как носители
караякуповской культуры.
Сейчас мало кто из исследователей сомневается в том, что одним из
угорских компонентов в Предуралье в конце I тыс. н.э. являлись угро-ма-
дьяры - носители караякуповской культуры.
Это подтверждается целым рядом археологических свидетельств, вы-
явленных в свое время Е.А.Халиковой на материалах Больше-Тиганского
могильника. Прежде всего это параллели в признаках погребального обря-
да и вещевого комплекса Больше-Тиганского могильника и древневенгерс-
ких могильников Карпато-Дунайского бассейна Эпохи обретения венграми
Родины (типа Тисаэслар-Башхалом) : неглубокие могильные ямы прямоу-
гольной формы, рядная-планировка могильников, западная ориентировка
погребенных, наличие в могилах черепа и костей ног коня, уложенных в
куче в ногах погребенного человека, детали поясной гарнитуры, украшен-
ные выпуклым растительным орнаментом и бордюром по краям.
Генетическая близость «караякуповцев» с предшествовавшими им на
территории Приуралья «кушнаренковцами» отчетливо прослеживается по
основным морфологическим признакам их археологических культур и, преж-
де всего, по погребальному обряду ( Иванов В.А. 1999, с.66) . Поэтому впол-
не естественно, что новые пришельцы в Приуралье расселились практи-
чески на той же территории, что и их сородичи - «кушнаренковцы». Ареал
караякуповской культуры так же включает в себя бассейн среднего и ниж-
него течения р.Белой, горно-лесные районы Южного Урала (Лагеревский,
Карачаевский могильники) и восточные предгорья Южного Урала (I и II
Бекешевские, Ново-Мурапталовский курганы) . На западе «караякуповцы»
почти дошли до устья Камы ( Бол ыше-Ти га некий могильник) , но, надо пола-
гать, дальнейшее их продвижение в Волго-Камье было также остановлено
ранними болгарами. По-видимому, Больше-Тиганский могильник обозна-
чает крайние западные пределы угро-мадьярской экспансии в Приуралье.
Между ним и синхронным ему Танкеевским могильником ранних болгар
около 80 км сухопутного пути, то есть, два дневных конных перехода, на
которых, не смотря на тщательную археологическую изученность Восточ-
ного Татарстана, других подобных памятников не найдено. Это дает нам
основание предполагать, что этнокультурного слияния и симбиоза между
болгарами на начальных этапах становления их государственности в Вол-
го-Камье и угро-мадьярами Предуралья не происходило. Причиной тому,
вероятнее всего, являлась равнозначность военной и социальной структур
Двух этносов, в одно и то же время и в силу сходных этнополитических
коллизий появившихся на смежных территориях. По логике вещей угры-
мадьяры и ранние болгары должны были бы вступить в борьбу за гегемо-
нию в регионе. Однако имеющийся археологический материал не дает ос -
нований говорить о вооруженных столкновениях между двумя народами.
За исключением, правда, того обстоятельства, что большинство из и *весъ
ных сейчас караякуповских могильников локализуются в восточной части
Предуралья, а немногочисленные городища - Старо-Калмашевское, Тап-
AM Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова	«
тыковское, Чукраклинское, Караякуповское - напротив выдвинуты на £
пад, в сторону раннеболгарской территории.	1
Ближайшими северными соседями угров-«караякуповцев» являлись
родственные им угры-«неволинцы», к расе латриваемому времени проЧНо
обосновавшиеся на севере. Кунгурско-Месягутовскои лесостепи. По-ВИДи,
мому, именно они и определили направление и содержание этнокультур,
ных связей, установившимися между племенами, обитавшими в Vlll-cep.i^
вв. на территории между Камой и Уральскими горами.	1
Сравнивая облик и составляющие компоненты материальной культу,
ры «неволинцев» и «караякуповцев», особенно в таких категориях, как уб.
ранство костюма, женские украшения, вооружение и конское снаряжение,
мы убеждаемся в их исключительной близости, если не идентичности ( Ива-
нов, 2006, с.411) . И та, и другая культуры, прежде всего, характеризуются
преобладанием наборных поясов т.н. «тюркского» типа, гарнитура кото-
рых состоит из овальнорамчатых пряжек с подвижным язычком и цельно-
литым щитком прямоугольной или полуовальной формы, прямоугольных,
сегментовидных, фигурных накладок с прорезями, накладок круглой или
сердцевидной формы, наконечников ремней полуовальной формы или с
заостренными концами, гладких или украшенных орнаментом. Характер-
ная деталь - и в неволинской, и в караякуповской культурах наборные
пояса одинаково присущи как мужскому, так и женскому костюму. У жен-
щин они встречаются даже чаще. Женские украшения представлены оди-
наковыми для обеих культур типами бронзовых браслетов ( пластинчатые и
граненые) , перстней, височных подвесок с дополнительными привесками I
(т.н. подвески «салтовского» типа) , шумящих арочных и коньковых подве- I
сок-накосников, ажурных подвесок трапецевидной формы и др.	I
То же самое можно сказать и о принадлежностях конской сбруи, где
преобладают «тюркские» 8-образные стремена, арочные стремена с выгну-
той подножкой и выступающей петлей для путлища и удила со стержневы-
ми или S-видными псалиями (подобные стремена и удила определяются
как вещи салтовского типа) .	IЛ
Ломоватовская и поломская культуры также характеризуются весьма
близкими чертами. По мнению ряда ученых, ломоватовская и поломская
J
культуры составляли две части единой культурной общности ( Бочаров, 1997;
Иванов, Обыденнова, 2002, с. 166; Казаков, 2007, сс. 45-51 и др.) . По форме
тесту и технике орнаментации поломская чашевидная с округлым дном I
посуда обнаруживает значительное сходство с ломоватовской, на ранне-
булгарском Танкеевском могильнике в ряде случаев в одном погребении
помещались одновременно поломский и ломоватовский сосуды - свиде- !
тельство близости «ломоватовцев» и «поломцев» на уровне фундаменталь-
ных идеологических представлений. Наиболее схожи общие для этих куль-
тур сосуды, украшенные оттисками в виде ряда «подковок», располагавшихся I
ниже пояса шнуровых оттисков, а неорнаментированные сосуды вообще не |
отличимы. Поломская культура испытала приток зауральского угорского !
ппиоЛ6НИЯ ДважДь,> первый в k.V-h.VI в. когда возникают курганные захо- ;
г г й рИ\/11|П°Л0>г^В 1Ие нач£ ло Формированию Варнинского могильника, вто- i
MMnvnur *  ВВ Эга ВТ0Рая волна дала весьма мощный культурный
тым сЬиг1пцД 60 влиянием в°зникает традиция украшать сосуды решетча-
ым штампом, что придало поломским материалам своеобразие
о2

(Голдина Р.Д.,
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
по сравнению с соседями-»ломоаатовцами», а также традиции косторезно-
го производства, основанном на угорских или угро-самодийских традициях
(Иванова, 1994, сс. 66,74) . Многочисленные предметы вооружения, включат
сабли, и предметы конского снаряжения, «комплекс коня», подвески-»всад-
ники» в могилах указывают на существенную роль воинов и культ всадника
ломоватовско-поломском обществе.
Облик материальной и духовной культуры «ломоватовцев» и «полом-
цев» имеет много схожих черт и весьма близок неволинскому. Широко ис-
пользовались такие элементы костюма, как накосники в виде арки, биконь-
ковых подвесок, пояса, одинаково распространенные как в мужском, так и
в женском костюме; распространены одинаковые типы браслетов, височ-
ных подвесок, использование такого элемента как декоративные ножны в
женском костюме, разнообразные украшения «салтовского типа» и пр. В
ломоватовско-поломских древностях существенное место занимают набор-
ные пояса разных типов - (как привозные геральдические, тюркские и др
в т.ч. венгерские) , так и местного производства. Наиболее известным и
широко распространившимся за пределы Предуралья ( в результате даль-
ней транзитной торговли по торговым путям средневековья) местным ти-
пом пояса был пояс неволинского типа с ж-образными бляшками, ориги-
нальными кожаными привесками, украшенными накладками-тройчатками.
Подобные пояса встречены в материалах родственных неволинской и ло-
моватовской культур в Пермском Предуралье и поломской культуры в
верховьях р.Чепцы, известны такие пояса и их детали также на Вычегде, в
Большеземельской тундре, в Сибири (тройчатки из могильника Архирейс-
кая Заимка, детали пояса в Могильницком могильнике)
Голдина Е.В., 1997, с.10) , на Южном Урале (так в Бирском могильнике
известны литые Ж-образные накладки) , в в королевском кургане в Уппса-
ле в Швеции и находки в мужских погребениях на памятниках Финляндии
( Белавин, Крыласова, 2001, с.88-94; Мачинский, 1997) . Характерной чертой
поломской культуры, по мнению А.Г. Иванова ( 1998, с.72) является распро-
странение в VII-XI вв. поясов особого типа с петельчатыми застежками
арочной формы и круглыми пуговицевидными накладками. А.Г. Иванов
видит в этих поясах с круглыми и арочными, украшенными ложной сканью
и зернью, накладками местное поломское изделие, однако аналогичные
круглые и ( реже) арочные накладки встречены и на ряде ломоватовских
могильников и поселений (Рождественский, Огурдинский, Телячий Брод,
Плесинский, Степановский могильники, Телячий Брод сег-ище, Анюшлар и
пр.) . Арочные накладки от подобных пояссв с зернью и сканью в Пермском
Предуралье известны не только из бронзы, но и из серебра ( Плесинский и
Степановский могильники) .
В тоже время между «поломцами» и «ломоватовцами» есть и опреде
ленные различия: так, в поломской культуре в качестве накосников упот
реблялись треугольные подвески с шумящими привесками, в ломоватовс
кой культуре широкое распространение получили флаконовидные
пронизки-игольники, шумящие подвески-коробочки, бронзовые амулеты
ложки и пронизки «самоварчики». Наиболее существенным	л
моватовских традиций от поломски- лзлАется	'
погребальных лицевых покрытий из металла ( наглазники и н р
и полумаски) встречаемых также и в невк инс ix захоро
83
и
АМ- флавин. В.А Иванов. Н.Б. Крыласова
В основе хозяйства ломоватовско-поломских племен было мотыЖНОе
земледелие с выраженными элементами охотничьего хозяис гва, охота к X в
приобретает промысловый характер и ориентирована на добычу пушнины
Последнее обстоятельство связано с включением угров Предуралья в гор.
гово-экономическую орбиту Волжской Булгарии. У горские племена ПРе.
дуралья. а с XII в. и Зауралья, играли роль основных поставщиков меха
пушных зверей в международной Восточной оргонле. Селись «поломцы» и
«ломоватовцы» так же как их родственники «неволинцы» родовыми груп.
пами, археологические следы которых выражены группами поселений с
центральным большим по площади городищем, подступы к которому, иног-
да, были защищены несколькими сторожевь ми, вокруг ра^_псслагались се-
лища и могильники. Некоторые городища у угров Предуралья не были
заселены - они играли роль запасных убежищ, однако на территории «ло
моватовцев» таких убежищ к IX в. практически не о< ?лось, все городища
были заселены и имеют культурный слой.	Л
Следует отметить, однако, что при общем угорском этнокультурном
типе, и, видимо, при преобладании среди «поломцев» и, особенно, «ломова-
товцев» этнических угров, на территории этих культур присутствовали и
финские элементы. Черты финской ( финно-пермской) культуры могут быть
обозначены следующими моментами: слабо орнаментированная чашевид-
ная посуда низких пропорций с округлым дном, северная ориентировка
погребений, отсутствие в костюмных комплексах шумящих накосных укра-
шений и пр. Выделение полного комплекса маркирующих культуру финнов
( в т.ч. «пермских финнов») реперов не входит в задачи настоящего исследо-
вания, и может быть реализовано сторонниками «пермского атохтониза-
ма». Представители финских этнических групп проживали в Предуралье
чересполосно в виде небольших этнических Ксений, а также совместно с
уграми на одних и тех же поселениях. Однако культура вмещающего их
угорского этноса долгое время занимала ведущие позиции, и накладывала
общий угорский оттенок на всех жителей региона-	I
Во второй трети IX в. носители неволинской ломоватовской и лоломс-
кой культур частично переселяются на Волгу к болгарам, участвуя здесь б
формировании этноса и культуры волжских болгар. Это переселение было
настолько массовым, что в будущей центральной части Волжской Болга-
рии угорское население какое-то время преобладало. Об этом говорят круп-
нейшие языческие могильники последней трети IX - первой половины X
вв.. Тл «кеевский, Бол ыиети га некий, XII Измерский, где в погребениях фик-
сируются типично угорские элементы культур: поломской, ломоватовской,
наволинской* кушнаренковской - лепная круглодонная посуда, погребаль-
ные серебряные маски, культовые поделки «пермского типа», сопровожде-
ние умерших шкурой лошади с ногами и головой и т.д.
В конце IX в. mhoi ие из этих элементов культуры ( погребальные мас-
ки, изделия с посгсасанидским влиянием, своеобразное почитание шкуры
лошади и прочее) , характерные для угров степи и лесостепи Предуралья,
। ier ь^рь р. ।. ди в 11а ионию ( работы Ч.Балин га, И.Фодора и другизф •
озникает предположение, что «неволинцы» и представители других утор-
пплыиоСЬТУР 1РеДУРаг,ья также могли мигрировать вместе со своими со-
поиентое „ровХХотГеХ’а’п™,."
^ры предуралья в „Рввтст„ „ СРРДНИ£ вры
По результатам сравнительно-типологического анализа могип JmLJ
Прикамья и Предуралья и древневенгерских могильников Эпохи обретеВ
ния венграми Р°Д“НЫ- к последним ближе всего стоят могильники именно
неволинскои ( 0,87) и поломской (-0,78) культур ( Иванов В.А 1999 с 6®
Это со всей определенностью указывает на то, что и «неволинские» и «по'
ломско-ломоватовские» племена участвовали в этногенезе древних венТ-
ров-мадьяр.
По общему мнению погребальный обпя
п^жнейших этнодиангности
представляет собой один из
рномарки
ю
их и культ
их признаков
" Погребально-поминальный обряд отражает наиболее существенные
стороны человеческого общества и наиболее консервативно сохраняет ар
хаичные этнические представления. У народов Сибири по сей день сохра-
няется убежденность в том, что родственники должны по всем правилам
проводить, перевести в иной мир тело и душу покойного. Такие же пред-
ставления не чужды и другим народам. По мнению Н.И. Шутовой, погре-
бальные традиции населения Прикамья на протяжении длительного вре-
мени имели в основе группу устойчивых, повторяющихся признаков. Такая
традиционность во многом была обусловлена общей этнической подосно-
вой территориальных и хронологических групп прикамского населения
(Шутова, 1991, с. 184) .
Процедура погребально-поминальных действии зависит от цели
Например, обско-угорский похоронный обряд, хорошо изученный эт-
нографами, и позволяющий проводить параллели с археологическими ма-
териалами, преследовал следующие цели:
1)	предотвратить вред от умершего живым людям;
2)	проявить заботу об умершем и обеспечить возрождение его души;
3)	сохранение коммуникации с покойным с момента его смерти и на
протяжении длительного времени ( Семенова, 2001, с. 149) .
В.И. Семенова отмечает, что западносибирские материалы по похо-
ронной обрядности отличаются крайней противоречивостью в пределах
одного этноса и мозаичностью при сравнительном анализе общей картины
(Семенова, 2001, с. 148) , такая же ситуация предстает при сравнительном
анализе погребального обряда культур, относимых нами к угорскому миру.
Зачастую даже в пределах одной культуры на каждом отдельно взягом
могильнике фиксируются собственные своеобразные элементы погребаль-
ного обряда, наделенные особым смыслом, разгадать когсрыи современ-
ным исследователям очень сложно, а зачастую невозможно ( например, на
Плесинском могильнике в Пермском Предуралье в женских погребениях
левая коса с наносными украшениями укладывалась под подбородком на
правое плечо, в то время, как правая коса занимала обычное положение
вдоль туловища; на Баяновском могильнике зафиксировано расположение
богато украшенных ножен, характерных для женских комплексов, не на
поясе, а на левой руке) . Но, тем не менее, сопоставление аРхе0Л0Г^^
фактов, стабильно проявляющихся в погребальном о ряде разных
угорского мира с этнографическими параллелями, возможно,пппала-
в какой-то мере приблизиться к пониманию мотивов север
ленных обрядовых действий.	подставлений о загробном мире
Ь погребальных памятниках следы пр д
А м- Белавин. В А Иванов. Н Б Крыласова «"Л
материализуются в особенностях месторасположения кладбищ, в способе
захоронения типе погребального сооружения, ориентации костяков, СОПро.
вождающем инвентаре и прочем.	I
Следует отметить, что отдельные признаки погребального обряда куЛь.
тур угорского круга являются характерными в целом для финно-угров, в
южных угорских группах с гребенчато-штампованной керамикой просле.
живаются отдельные элементы тюркского обряда, однако в совокупности
объединяя общие признаки и те, которые присущи исключительно уГорс/
ким племенам, мы получаем представления о характерном угорском по-
гребальном обряде, что осознается многими исследователями. Например,
Ф.Х. Арсланова, говоря о полиэтничности населения Казахстанского Прир-
тышья в IX-X вв., в качестве подтверждения угорского присутствия приво-
дит следующие особенности погребального обряда: топография курганных
могильников расположенных на высоких берегах рек и озер; широкое рас-
пространение деревянных сооружений в виде колоды или деревянной рамы,
покрытой плахами или берестой; наличие древесного угля в засыпи мо-
гильных ям. а также следов огня на костях; наличие в насыпях кроме ос-
татков тризны ( следов костров, костей животных, фрагментов сосудов) ри-
туальных захоронений нижних челюстей, целых голов или отдельных костей
ног лошади. Эти черты погребального обряда, по мнению исследовательни-
цы, сближают погребальные сооружения Алтая с материалами могильни-
ков Западной Сибири, Приуралья и Прикамья ( Арсланова, 1985, с.63)
Резонно, однако, повторить утверждение, уже высказанное одним из
авторов: «Отдельно взятые признаки обряда встречаются как угодно ши-
роко и сами по себе никакой этнокультурной информации не содержат.
Но обряд как система признаков представляет собой целостную конст-
рукцию, созданную конкретным этносом и только ему присущую» (Ива-
нов, 1993, с.67) . Поэтому для выяснения степени родства населения оста-
вившего памятники средневековых археологических культур Предуралья
представляется необходимым проведение формально-типологического ана-
Л1 за ебальных памятников этих культур и их сравнение с зауральски-
ми и западносибирскими культурами.
Источниковая база данного анализа в виде опубликованных и не опуб-
ликованных результатов раскопок средневековых могильников ( 1224 по-
гребения из раскопок авторов и других исследователей') представляется
вполне информативной и пригодной для проведения такой операции. Об-
работке подверглись данные 589 опубликованных и не опубликованных
погребении ломоватовской археологической культуры ( Каневский, Реди-
корскии, Баяновскии, Плесинский, Рождественский, Огурдинский, Запо-
сельскии могильники) ,117 «неволинских» погребений ( Бродовский Верх-
могильников ™льники) > 241 погребение западносибирских средневековых
погоебений	Барсов ГОР°Д°К. Окуневский могильники) , 97
ский Лихачев гки^п^ м°гильник°в (Ликинский, Пылаевский, Макушин-
, ереиминский могильники) , 180 погребений караяку-
кпп'А^Оры6паго^ятАВД^ича. К. Г. Карачарова. Е.О. Сватову. А. В. Стар-
териалыРи:?аптлпЛеННУЮ возможность использовать неопубликованные ма-
1 ьриалы из а в горских раскопок
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
	X 2 могильник НасьйХ		х	/сулыуры О	/ и / — / 5с /	Ломова гово	100%	Зауралье о		неволимо р—• о4		О £0 Й 3 S 45.1% Г	Угры оо Зап.Сибири "о О'	
		курганный ь земляная		0% 1 б%		0% 0%			0%	 0%		54.8% 100% Г		13.3%	 100%	
	Кости животных				1	12.9%		10.9%		0%		35.3° о	23%	
	Количество погребений	одно		98.3%		95%		100%		47.2%	50%	
		Два и более		1	0%		0%		0%		52.8%	50%		
		парное			1,7%	4.9%		0%		0%	7%	
	Конструкция могильной ямы	простая		78.4%		93°i>		100?S		92.4%	[	72%	
		Стенки суживаются			1.8%	0%		0%		0%	0%	'	
		Слу пенька слева		4.9%		0%		0%		5%	0%	
		Ступеньки у длинных стенок		2,2%		0%		1	0%		0%	0%	
		Ступеньки у коротких стенок		9.1%		0%		0%		0%	0%	
		Ступеньки у всех стенок		5,6%		3.7%		0%		0%	5%	
1	Сбруя оез коня					3,7%		0%		30%		25,6° о	10,7%	
Ориентировка погребенного		запад		11%		Г 0%			8%	43.6%	0%	
		Восток		17,1%		7.8%		15%		0%	0%	
		Север		28.2%		2	8.4%	3%		0%	31%	
		Юг		0.8%		7%		14%		0%	0%	
		Юго-запад 1		5.1%		7%		3%		14,Йо	5%	
		Юго-восток		2,9%		29.6%		4%		0%	0%	
		Северо-запад |		24,2%		8,6%		0%		33,9%	50%	
		Северо-восток ,		5.6%		10,7%		0%		9%	0%	
а по!ребенного		Вытянуто на спине		28.1%		35%		5%		76,6%	21.6%	
		Не определено		71.4%		64.2%		80°..		23,4%	56.6%	
		Руки	I вытяну гы		21,2%		11.9%		5%		53.3%	20.7%	
	СП О	Левая ру ка 1 согнута		0%		0%		6%		23,3%	6.9° о	
т- а		Дощатый гроб ।		4	U%	9%		0%		0%	0%	|	
		Рама	|		1	,=2%	3,3%		0%		0%	0%	
£	2 £ О U =1 о.	Неизвест но |		91,2° о		69.1%		10.6%		0%	9%	
		Подстилка | лубяная		3.2%		22.2%		0%		0%	0%	
I сосуд		У ног	|		21.9%		0%			11%	0%	12%	
		В заполнении		28.3%		5	8.8%	0%		72%	34.5%	
		лепной j		36%		55,5%		13,3%		72%	48.3%	
|	 Угли в могиле	|				59.4° и		89,7%		0%		0%	9%	
I Конская сбру я в погребении		Удила с I перегибом |		ч© О об		0%		10%		32%		1% I
		Удила у ног I		5.4%		0%		8%		0%	1 0% 1	
		сгремена |		2.4 %		0%		9%		26%	0%	
1 оружие		Наконечники стрел	|		19.5%		27.1%		7,7%		29.3%	25.9%	
		сабля	|		2,5%		2%		1	,4%	13%	0%	
		копье	|		4,4%		0%		0%		0%	0%	
		топор	|		1:	2.9%	3.3%		5.1%		0%	1 о% 1	
Таблица 21. Представительные признаки погребального обряда населения
Предуралья, Зауралья и Западной ('ибири эпохи раннего средневековья
87
□
Другие вещи
; В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Поясная
гарнитура
J. и	-С	ч 1	п	) Ломоватово ; • > 5 ч		Зауралье	16% 0,7%	неволино	>>/<,	караякупово § о4		|	Угры to	Зап.Сибири "о 1 "fo I	1 1 / °4 1 1		J *	
накладки _		4^,3о 1	27 6%		1		19,5%			32%			
пряжки		1	К6% — 1	10.7%		0% 0%		19% 21%		0% 9,8%			0% ^ I 0^ и	
наконечники I 1рпый пояс											
1	1 IVJIDlrX 1 IV/IV Кольцевидные ПЛ ППРСКИ			1.5%	0%		7%		0%		0%	
1 1Чу I I	IXГ1 Коньковые подвески		6^%		2%		2%		9%		0%^	
Арочные подвески		73%		2,5%		0%		8%		0% "	
Напускные бусины		49,6%		7,4%		( 2.2%		0%		0%~~^	
| Бубенчики Бусы		26,4%		14%		2%			0%			
		42,9%		8,2%		19,1%		16,3%		г 172%2j	
1	. Перстень		14,9%		3.7%			4	,1%	0%		i 6.9%^J	
1	д	_ Браслет			17,1%		16,4% _		6%		26%		10,3%J	
| Пронизки |		38%		14,8%		9%		11,4%			
1 гривна		0,68%		0%		1%		0%		°%~П	
1	Височные I | кольца	1		27,5%		23,4%		МВ		3	1,5%	I ю,з°/Г|	
1 Иные I украшения		35%		37,4%		—		1	1.4%	I 20,7% 1	
Нож	|		37,5%		45,2%		25,2%		21,1%		Г 177% J	
Шило I		2,7%		2%		0%		0%		1 о% 1	
Монеты		12,4%			0%	7%		0%		| (	У/о
Сумка 1		5,1%		0%		(	3%	0%		1 (	У/о 1
Маска	1		1	1%	1	1,5%	0,7%		1%		1	8%	|	
Таблица 21. Представительные признаки погребального обряда населения
Предуралья, Зауралья и Западной Сибири эпохи раннего средневековья
(продолжение)
повской культуры.
Результаты анализа представлены в нижеследующей таблице 21.
На основании приведенных данных, где учтен 61 признак погребально-
го обряда сравниваемых археологических культур подсчитываем коэффи-
циент формально-типологического сходства между ними (табл. 22) .
Полученные результаты показывают, что наибольшую типологическую
близость обнаруживают могильники караякуповские и угорские (западно-
сибирские) , еще одну замкнутую группу образуют ломоватовские, нево-
линские и зауральские угорские могильники ( рис. 18) .
Сопоставив результаты нашего анализа с ранее опубликованными срав-
нениями могильников археологических культур Предуралья, Сибири, Вол-
жской Булгарии с древними венграми ( мадьярами) эпохи Обретения Ро-
дины можно отметить, что обе выделенные группы демонстрируют прочную
связь между сооой через могильники дрогших венгров, на что указывает
высокие коэффициенты типоло! ического сходства ( Иванов, 1999, с.62-68;
оелавин, 2003, с.140-144) . На наш взгляд, это однозначно указывает на
88	.......-
- - ’ - »
На наш взгляд, это однозначно указывает на
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности И С^ЕДн^Е На" А 4 Cv**M	(Л^Гн
угорскую принадлежность носителей указанных археологических культур
Предуралья^
Суммируя данные, учтенные при обработке всего указанного выше
массива погребений и на основании приведенных расчетов можно уверено
выделить определенный комплекс признаков, связанных с угорским погре-
бальным обрядом. Отметим, что большинство признаков, выявленных в
средневековых памятников уральской «угорской ойкумены» фиксируются
на мадьярских могильниках в Венгрии и сохранился вплоть до этнографи-
ческой современности в традиционной обрядности угров Западной Сибири.
Это убедительно свидетельствуют о данных признаках как о совокупном
угорском типе погребальной обрядности.
Таблица 22. Представительные притоки погребального обряда населения
Предуралья, Зауралья и Западной Сибири эпохи раннего средневековья
Анализ топографических данных погребальных памятников свиде-
тельствует о том, что они, как правило, располагаются на возвышенных
местах в непосредственной близости от водоемов. Могильники ломоватовс-
кой культуры занимают, в основном, высокие береговые террасы, с кото-
рых хорошо просматриваются близлежащие окрестности, иногда они нахо-
дятся на мысу, образованном либо изгибом террасы, либо двумя
сливающимися реками, либо рекой и оврагом ( Голдина, 1985, с.26) . Мо-
гильники поломской и чепецкой культур располагаются на высоких мысах
рядом с поселением и вблизи водного источника ( Иванов, Иванова, Оста-
нина, Шутова, 2004, с.51) . Точно так же высокие открытые мысы занимают
могильники Зауралья, относимые к юдинской культуре (Викторова, 1968,
с.243) , могильники потчевашской культуры Среднего Прииртышья ( Генинг,
Зданович. 1986, с.119) . Венгерские могильники периода обретения родины
также обычно располагались на приречных возвышенностях - холмах и
мысах, обычно на восточных или юго-восточных склонах ( Балинт, 1988, с.124) .
В ломоватовских могильниках с VII в., когда полностью исчез курган-
ный способ захоронения, наиболее устойчивыми были следующие черты:
погребения располагаются рядами, обычно параллельными берегу водо-
ема ( реже группами) ; при ингумации умершие укладывались вытянуто на
спине, чаще всего - ногами к реке ( Бочаров, 1997, с. 163) . Хотя, как это
отмечено при раскопках Рождественского и Огурдинского могильников ( рас-
копки Н.Б. Крыласовой) , на фоне общей закономерности ориентировки по-
гребенных ногами к реке, погребения, выделяющиеся особо богатым набо-
ром инвентаря и наличием серебряных масок, были ориентированы головой

в низовьях рек ( Кулемзин, 1990, с.92) •С этими
ТАГ Д7Х	А М Белавин. и*    	——
cvTr	*i	г1,п^^'ду погребенные располагались вытями I
к реке. В ванвиздинских мо* преимущественно на запад, что связано f
^сХХе^могильников' на определенных берегах рек ( Археологи,
республики коми 199Л с.415) т ают горизонтальную модель мира с Раз.
Н меотвых» в низовьях рек ( Кулемзин. 1990, с.92) С зтИМи
подставлениями связана частая ориентировка покойных ногами к реке
или вниз по реке. Например, классический вариант отмечен у селькупов - ।
ориентирование покойного ногами вниз по реке по направлению страны
предков Главным ориентиром при этом была Обь, а не мелкая река-при.
ток ( Пелих, 1972, с.61,66,69-72) . У восточных хантов отмечена и ориенти-
повка головой к реке, в противопоставлении с миром живых, так как на
Югане в домах, стоявших выходом к реке, люди спали головами в противо-
положную от выхода сторону ( Очерки культурогенеза 1994, с.417) .
Но зачастую исследователи в публикациях материалов могильников не
указывают отношение погребений к водоему. Вместо этого исследователи
фиксируют лишь направление по сторонам света ( преимущест пенно север,
северо-запад и запад) , не соотнося его с ближайшим водоемом. Следует
отметить, что из-за разного подхода исследователей к описанию погребаль-
ного обряда, а также и, в значительной степени, из-за разных представле-
ний обособленных племенных групп по поводу того, как именно должны
быть ориентированы погребения, данные по ориентировке не могут быть
существенным признаком при статистическом анализе погребального об-
ряда всех групп угорского круга.	
Широкое разнообразие в ориентировке языческих погребений у урало-
сибирских народов фиксируется и в этнографическое время, что, по мне-
нию М.Ф. Косарева связано с многозначным пониманием сторон света.
Обычно считается, что ориентировка умерших в языческих могилах долж-
на соответствовать линии горизонтального взаиморасположения Верхнего
и Нижнего мира: юг-север или восток-запад. У обских угров мир мертвых
находился на севере, но и запад тоже являлся темной ( гороной; а юг и
восток ассоциировались с Верхним миром ( Косарев, 2003, с. 154-155) . Одна-
ко в реальности наблюдается значительный разнобой в ориентировке по-
гребенных. М.Ф. Косарев считает, что это противоречие кажущееся. На-
пример, обские угры хоронили покойников: или лицом на север ( чтобы
душа-тень видела, куда идти) ; иг и ногами на север ( чтобы душа-тень, встав,
сразу же оказалась идущей в нужном направлении) ; или ногами вниз по
течению реки (чтобы душа-тень сразу же нашла «нужную» дорогу) , или
ногами к реке ( чтобы душа-тень вышла к речному берегу и далее следова-
ла вниз по течению) . И во всех этих случаях ориентировка понималась как
северная, несмотря на то, что направление тела в могиле совсем не совпа-
дало с меридиональной линией. Точно также не соответствует современной
впялим ТВНее понимг,ние запада. В языческих ритуальных действия
меоно на TsTn считался закат- Но летний закат отстоит от зимнего при-
исслеловатппамадУСОВ’ ПОЭГОМУ ориентировка погребений, наблюдаемая
138) К поимели,Н°релко имеет «веерный» характер ( Косаре,<. 2003, с. 137-
дователями на Лихачеве том^оп^ль ” °риснтировка зафиксирована иссле-
о том. что для населения, оставившего Лихачевский могильник, была харак-
терна традиция ориентировки умерших головой на запад, к заходу солнца,
хотя само направление сторон горизонта определялось по восходу солнца,
разумеется, различавшегося в разное время года ( Генинг, Зданович, 1986,
с124
В более позднее время (с XII в.) , как отмечают исследователи, ориен-
тировка погребений становится более устойчивой, что, возможно, связано с
влиянием монотеистических религий или стабилизацией географических
представлений, большей этнической гомогенностью сообществ. Например,
на могильниках вымской культуры ориентация могильных ям преобладает
северная ( Розенфельт, 1987, с. 124) . В чепецких погребениях умершие так-
же располагались, в основном, головой на С, варьируя от СЗ до СВ ( Ива-
нов, Иванова, Останина, Шутова, 2004, с.55) . Северная ориентировка стано-
вится основной на поздних памятниках родановской культуры (XII-XIV вв.) .
Для большинства раннесредневековых культур угорского круга харак-
терна биобрядность. В культурах с гребенчато-шнуровой керамикой чаще
всего преобладающей является ингумация, и одновременно ряд погребе-
ний совершено по обряду кремации. В культурах лесостепной зоны с гре-
бенчато-штампованной керамикой характерно сочетание курганных и грун-
товых захоронений.
Исследователи фиксируют на памятниках с гребенчато-шнуровой ке-
рамикой два вида кремации: частичную и полную. Кремация совершалась
на стороне, могильные ямы при кремации не имели существенных отличий
( Голдина, 1985, с. 18; Бочаров, 1997, с. 163) . Погребальная биобрядность,
вероятно, может, в какой-то степени выступать в качестве типичного угор-
ского признака.
Поскольку, как уже упоминалось, в культурах угорского круга ингу-
мация преобладала, а кремация составляла довольно незначительный про-
цент, исследователи склонны считать ее наличие следствием влияния ино-
этничных племен. В частности, В.Д.Викторова считает, что за различием
обрядов стоят неодинаковые мифо-религиозные представления. Именно
подобная ситуация, на ее взгляд, наблюдается в ритуалах погребальной
практики местного и пришлого угорского населения в лесном Зауралье,
где изначально преобладал обряд кремации, а идея трупоположения была
в IV-V вв. привнесена уграми-коневодами ( могильники Аятский, Калмац-
кий брод, Исетское XIIIA) . На протяжении V-XIII вв. на обширной терри-
тории сохранялся биритуализм, примером чего может служить Ликинский
могильник ( Викторова, 2008, с.44-45) .
Однако М.Ф. Косарев на основании анализа этнографических свиде-
тельств пришел к выводу, что у обских угров представление о двух проти-
воположных субстанциях ( светлой душе-птице и темной душе-тени) опре-
делило два мировоззренчески осмысленных направления погребальной
обрядности - «нижнее» и «верхнее». Та часть погребальных ритуалов, ко-
торая была связана с захоронением в земле, имела две главные цели: 1) по-
мочь душе-тени быстро и благополучно достичь своего темного нижнего
местообитания; 2) исключить возможность возвращения этой опасной души
в мир живых. Отсюда закапывание покойника, ориентировка его в сторону
Нижнего мира и т.п. А погребальная обрядность, посвященная светлой
душе душе-птице) , должна была способствовать беспрепятс! венному воз-
несению последней в
человеческое тело.
ствам, для этой цели п
высоте, сооружение курганной
Щебенчатой °ке'рамикой,а также грунтовых и курганных з_ахо_Р_онениях .
культурах с |
проявление единого мировоззрения.	-------- _	|
А М. Белавин. В. А. Иванов. Н Б Крыласова VV. <<	I
в Верхний мир, чтобы в дальнейшем одушевить нОВОе
г.^гпасно урало-сибирским этнографическим свидетель
расковался обряд сжигания трупа захоронение На
“ насыпи и т.п. ( Косарев. 2003, с. 115-116)	I
°7очетаГние ингумации и кремации в культурах со шнур0.
’ j а также грунтовых и курганных захоронениях в
фЙг7рно'-штампованной керамикой можно рассматривать как
,,PU ВесТмй Йюбо'пытным является факт наличия редких захоронений с кре.
манией V древних венгров, на основании чего у венгерских историков и
археологов занимающихся проблемой «обретения венграми родины», ело-
жилось представление о том, что у их предков в X в. наряду с традицией,
ными погребениями существовал обряд кремации. Пытаясь интерпретиро-
вать факт наличия подобных нетипичных захоронении, специалисты
высказывали предположение, что венгры находились далеко от родины и
не имели возможности захоронить умерших в родовом могильнике, поэтому
их сожгли, а не захоронили по характерному для них обряду погребения
Эрдели, 1959, с.10) . По мнению В.А. Бобкова, погребения с кремацией
могли принадлежать славянским воинам, участвовавшим в венгерском вой-
ске, и в упоминании погребений с трупосожжением в анналах Санкт-Гал-
ленского монастыря под термином «венгры» следует понимать политичес-
кую. а не этническую принадлежность кремированных воинов ( Бобков, 1985,
с. 146) . Однако если проводить сравнения с общеугорской традицией, факт
наличия в венгерском могильнике кремированных останков не представля-
ется особо уникальным и свидетельствующим об иноэтничной принадлеж-
ности погребенных таким образом воинов.	•!
Логика сосуществования в рамках единого общества нескольких по-
гребальных традиций не совсем понятна. М.Ф. Косарев предполагает, что
у отдельных этносов в определенный исторический период обряд трупосо-
жжения имел социальное значение. В качестве примера он приводит мате-
риалы Релкинского могильника VI-IX вв., в котором в погребениях с кре-
мацией встречено вооружение. Сопоставляя инвентарь Релкинского
могильника, найденный при трупосожжениях, с описанным в остяцких ге-
роических сказаниях вооружением древних князей и богатырей, М.Ф. Коса-
рев предположил, что кремированные захоронения могли принадлежать
именно богатырям - ближайшим родственникам князя, представителям
привилегированной военной касты времен военной демократии ( Косарев,
2003, с.161) . Отметим, что в могильниках Пермского Предуралья погребе-
ния с кремацией, составляющие для периода VII-XI вв. около 38% захоро-
не ий, такх-е в большинстве случаев сопровождаются предметами воо-
ружения и другими железными вещами ( наблюдения И В. Бочарова.
Н.Б. Крыласовой) - Огурдинский, Мелехинский и др.
Народы Западной Сибири практиковали как наземный, так и грунта
выи способы погребения. По археологическим данным можно с увереннос-
тью говорить о преобладании наземного способа захоронения, глубокие
Г0ЯВИЛИСЬ П0Д влиянием христианства. По мнению В.И. Семено-
хооонери^^п ^ погРе^ениям формально можно относить и грунтовые за-
но имели надмг гигеННЬ,е ЛИШЬ НЭ ТОЛ1^ИНУ Дернового слоя. Они обязатель-
льное сооружение. По наблюдениям В.М. Кулемзина. для
<х1'П УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
того, чтобы считать человека отправленным в другой мир, достаточно было
снять верхний пласт земли, так как роль границы выполняла моховая про-
слойка (Кулемзин, 1990, с.9$) .
В большинстве рассматриваемых нами культур глубина погребений
весьма небольшая. Иногда удается фиксировать и погребения, совершен-
ные непосредственно на дневной поверхности. Например, на Огрудинском
могильнике в Усольском районе Пермского края (раскопки Н.Б. Крыласо-
вой) отдельные погребения располагались непосредственно под слоем лес-
ного подстила. Поскольку кости в большинстве средневековых могильни-
ков Пермского края практически не сохраняются, фиксировались они по
расположению вещей, а также по очертаниям подсыпки из белесого речно-
го песка.
Весьма своеобразный обряд, который одновременно представляется и
как грунтовый и как наземный, прослеживается на ряде средневековых
могильников Пермского Предуралья ( Рождественском, Огурдинском, Ан-
тыбарском, Мелехинском и ряде других - здесь он составляет 62-63 % от
всех захоронений) . Особенность данного обряда заключается в том, что
предварительно выкапывалась относительно неглубокая яма (в среднем
60-70 см) , на дне которой довольно часто фиксируется тонкая прослойка
речного песка или мелкой речной гальки, выше следовал слой с мелкими
угольками из поминального костра, а над ямой на помосте, укрепленном,
как правило, на заплечиках вдоль продольных стенок ямы или на ступень-
ках вдоль поперечных стенок, укладывался покойный который сопровож-
дался погребальным инвентарем точно так же, как и погребенные обыч-
ным способом. Сверху покойный присыпался тонким слоем грунта и углями
из погребального костра. Над могилой, судя по наличию вокруг погребения
столбовых ямок, устраивался шалаш или домик, чтобы охранить останки
от растаскивания животными. При таком способе погребения кости, как
правило, практически полностью истлевают, за исключением зубов и от-
дельных фрагментов. Помост по мере истлевания обрушивался в яму, чаще
всего он переламывался посередине, и в результате оставшиеся костные
останки и погребальный инвентарь сгруживались в центральной части ямы,
располагаясь при этом на разной глубине от поверхности ямы до ее дна.
По целому ряду бесспорных признаков ( сопровождение погребений шнуро-
гребенчатой круглодонной посудой, наличие челюстей лошади, погребаль-
ных лицевых покрытий присутствие характерных для угорских культур
украшений, поясных наборов, сумочек, биметаллических кресал и пр.) мы
определяем данные могильники как угорские.
Подобный способ захоронения сохранился у целого ряда сибирских
народов в этнографическое время: в могиле делали помост из жердей или
досок на четырех столбах, установленных по углам могилы. На 3i0t помост
и ставили гроб. Существует информация о том, что в прошлом обряд захо-
ронения на помостах применялся, когда хоронили шаманов Шаргородс-
кий, 1992, с. 114) .
Вероятно, подобный тип внутримогильного сооружения был зафикси-
рован на Ленском могильнике вымской культуры. Здесь в ряде по ребениг
были выявлены сооружения типа домовин или деревянных помостов, уста-
новленных на столбах ( Розенфельдт, 1987. с.125) .
Снабжение покойника транспортным средством. Как показали эт-
_________ ___________ 93
( Кулемзин, 1990, с.92) . Лодки-долбленки являются в
Ж	А М Бвлавин. В.А. Иванов. Н.Б Крыласова	'
w	м ф. Корсарева, у сибирских народов счиТа
нографические иссл д снабженный транспортным средством, идет в поту. I
лось, что у мер шии,	м для быстрейшего достижения цели дущ,
призрак обеспечивалась средствами передвижения ( Косарев, 2003 с.99)
р У обских угров зачастую в качестве погребальных сооружении иСП0Ль.
зовались лодки что вполне логично в контексте отправления умершего По
воХ Из этнографических источников известно, что ханты называли подки
«по воде идущий дом» ( Кулемзин, 1990, с.92) . Лодки-долбленки являются в
целом традиционным типом погребального сооружения коренных народов
таежной зоны Западной Сибири, занимающихся охотой и рыболовством
Косарев, 2003, с.99) . На Сайгатинском VI могильнике кроме деревянных
были зафиксированы также берестяные лодки ( Карачаров, 1999, с.44) . в
лодках хоронили и мужчин и женщин. Скорее всего, первоначально челове-
ка хоронили в его собственной лодке, которая выс' упала одновременно и
как погребальное сооружение, и как средство транспортировки в загроб-
ный мир. и как часть необходимого сопровождающего инвентаря ( Семено-
ва, 2001, с.190) .
Наиболее ранние лодки в погребениях зафиксированы на могильниках
ананьинской культуры. Например, на Ананьинском могильнике над одним
из погребений была выложена из плит большая каменная лодка. По мне-
нию О.Н. Бадера, ее наличие связано с представлениями о том, что души
умерших должны были совершать свой путь в загробный мир по реке ( Ба-
дер Оборин, 1958, с.97) . Иногда могильные ямы имеют форму лодки (Очер-
ки :-,2002,с.109 .	Ж
Использование лодок в качестве гроба фиксируется и на территории
республики Коми. На могильнике Борганъель в п.2 Kypr.XIV захоронение
было произведено в лодке с обрезанной кормой и носом, а на могильнике
Юванаяг зафиксирован углистый контур лодки (Археология республики
коми, 1997, с.414) . Можно предполагать подобную деталь погребального
обряда и на ряде могильников Пермского Предуралья. По мнению В.Ф. Ге-
нинга, на ломоватовских могильниках можно предполагать, что когда мо-
гильная яма значительно превышает длину костяка, захоронение было со-
вершено в гробах-колодах или лодках. Например, лодка-долбленка, поперек
которой в 15-20 см от северного конца была вставлена доска, зафиксирова-
на в п. § 1 Каневского могильника (Генинг, 1964, с.99; Генинг, Голдина,
1970, с.35) . В поломской культуре умерших также хоронили не только в
гробовищах из досок, но и в долбленых колодах ( Иванов, Иванова, Остани-
на, Шутова, 2004, с.51) , часть из которых также могла представлять собой
лодки.
относящихся к
Но особенно характерен был обычай погребения в лодках для населе-
ния Сургутского Приобья, где погребения в лодках известны еще в период
существования кулайской культуры раннего железного века ( Очерки исто-
рии :, 1999, с.37) . Обряд погребения в лодках фиксируе гея в ряде погребе-
нии Сайгатинских могильников (отчеты К.Г. Карачарова) , i
кинтусовскому этапу X-XII вв., здесь представлены лодки с заостренным
носом и обрезанной кормой ( Очерки истории •, 1999, с.53) . Погребенный
9лп^ЩаЛыЯ В Л°ДКу головой к корме ( Карачаров, 1999; 2001; 2002а; 2003;
лолкях лЯпаМ0ГИ] ЬГ ЛКе ^С7Ь"^алык также погребения были совершены в
дках-обласках и перекрыты сверху берестой ( Семенова. 1985 с 241) . По-
94	_
туры (п.2 20)
УЛРЬ/ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века	^У*П
гребение в лодке известно на Лихачевском могильнике потчевашской куль-
туры (п.2 20) ( Генинг,Зданович, 1986,с. 123;Могильников, 1987,с. 187) .
Наиболее широко среди угров был распространен обычай снабжать
покойника транспортным животным.
Тундровые оленеводы оставляли на могиле поврежденную нарту и уби-
тых ездовых животных ( Косарев, 2003, с.99) . Во время поминок на кладби-
ще съедали все мясо жертвенного животного, а шкуру зарывали позади
надмогильного сооружения так, чтобы на поверхности осталась голова оле-
ня, смотрящая на запад, где находится Нижний мир. Шкура животного
сопровождается поврежденной упряжью. По мнению исследователей, при-
несенный в жертву олень предназначался для того, чтобы выполнять на
том свете роль ездового животного покойника. Но забиваемых на могиле
животных можно рассматривать и как средство передвижения, с помощью
которого умерший попадал в потусторонний мир. Такие представления, по
мнению исследователей, могли существовать у тех групп хантов, которые
не были связаны с большой рекой, и их Нижний мир располагался под
землей, а не в низовьях реки, куда умерший отправлялся на лодке. У этих
групп хантов захоронения совершались обычно не в лодке, а в гробу ( Са-
лымский край, 200, с.235-236) . По наблюдениям М.Ф. Косарева, обычай
оставлять на могиле поврежденную нарту и убитых ездовых оленей был
характерен в целом для тундровых оленеводов Сибири ( Косарев, 2003, с.99) .
Кости северного оленя в Пермском Предуралье встречены, например,
на Пыштайнском могильнике ( раскопки В.В. Мингалева, определение
П.А. Косинцева) . В п.2 4 Каневского могильника в засыпи были обнару-
жены полозья от нарты ( Генинг, Голдина, 1970, с.35) .
Но среди угорских племен, занимающихся скотоводством, наиболее
широко в качестве транспортного животного выступал конь. Как убеди-
тельно доказывает в ряде работ Е.П. Казаков, использование в погребаль-
ном обряде шкуры лошади в виде набитой соломой шкуры (куклы) , уло-
женной вдоль погребенного, шкуры, уложенной в позе отдыха, отдельных
частей коня, в частности, голов или нижних челюстей, которые помещались
в погребальные или поминальные комплексы, является одним из наиболее
значимых маркеров угров ( Казаков, 2001, с. 160) .
Обычай помещения в погребение или рядом с ним шкуры лошади, го-
ловы или отдельных челюстей характерен для большинства культур угорс-
кого круга. При этом в данных культурах мужские погребения ( а иногда и
женские) часто сопровождались деталями конской сбруи.
Наиболее ярко захоронение вместе с человеком шкуры коня фиксиру-
ется в могильниках, которые исследователи относят к числу древневенгер-
ских. Это могильники кушнаренковской и караякуповской культур и ряд
могильников на территории Волжской Булгарии. А.Г. Петренко, проанали-
зировав археолозоологический материал Больше-Тиганского и Танкеевско-
го могильников, выделила следующие ритуальные группы: 1) - «комплекс
коня» (голова, иногда с шейным позвонком, четыре ноги, редко хвостовые
позвонки) - этот комплекс, судя по составу костей, представлял собой шкуру,
снятую вместе с головой, ногами и хвостом. Подобные комплексы распола-
гались рядом с покойником вытянуто вдоль могильной ямы, череп коня
находился у головы человека и был уложен к ней резцовой частью. Иногда
такие комплексы встречаются в левом углу могильной ямы, в ногах погре-
2*-	А М Бепаеив. В.А. Иванов. Н Б Крылова VU „	- »-
« ТТ голова и левая бедренная кость коня. Череп находился в
бенного. 2)	- го ова _	погре6енного. 3)	- левая бедренная
ногах, а бедренная	4) - голова коня в ногах погребенного 5)
КОСТЫ :	' ™
- фрагменты.-
зубы медведя, волка
бобра, нижние челюсти и
2002 с 152-154) . А.Г. Петренко усматривает наиболее близ-
, V. --- ^Лоиыпгп 4) - голова КОНЯ О HUI ад 11^1	о b)
К°НЯ У Г№°стейП<( остатки мясной пищи) . 6) - амулеты ( просверленные
позвонки сома и судака в связке, пяточные кости
1 плечевые кости куницы) . Исключение составляет
п^Р52ГБольШё-Ти7анского могильника, где вместо «комплекса коня,, в
Hofax погребенного аналогичным образом были расположены останки ко-
ваьГ ( Петренко. 2002, с.152-154) . А.Г. Петренко усматривает наиболее близ-
кие аналогии ритуальным комплексам с конем из Больше-Тиганского м0.
гильника в башкирских курганных могильниках VIII-IX вв. ( Маняк,
г~аобараевском. Ново-Биккенском, Ишимбаевском, Лагеревском, Хусаи-
новском) Танкеевский могильник более близок Больше-Тнрдан11 ому и вен-
герским могильникам IX-X вв. ( Петренко, 2002, с. 155) .
( Проявления подобного элемента погребальной обрядности фиксиру.
ются даже в мусульманских могильниках Волжской Булгарии ( Казаков
2003а, с.80) в результате мусульманизации угорского населения.
Захоронение вместе с человеком шкуры лошади с головой и конечнос-
тями практиковали и венгры периода обретения родины. Чаще всего кости
конского скелета находят в ногах погребенного, но иногда развернутую
шкуру коня укладывали на дно могилы рядом с человеком. Захоронение с
конем было привилегией представителей высших слоев венгерского обще-
ства. Женские и детские захоронения с конем встречаются крайне редко
( Балинт, 1988, с. 125) .	’
Повсеместно кости ( чаще зубы) лошади присутствуют в средневековых
могильниках Пермского Предуралья. В.Ф. Генинг на Деменковском мо-
гильнике ломоватовской культуры зафиксировал в междумогильном про-
странстве жертвенные комплексы, представлявшие собой целиком зары-
тые в землю головы и конечности лошадей и коров В соседних погребениях
присутствовали отдельные части конской сбруи ( Генинг, 1964, с. 101) . Кости
животных ( как показывают палеозоологические анализы, это в 93% остатки
лошади) в Пермском Предуралье встречены в 18,5% погребений VII-IX вв.,
в 17,1% погребений IX-XI вв. и практически исчезают к XII в. (Бочаров,
1997, с. 162; Белавин и др., 2001) . В 80% это остатки черепов и конечностей
(т.е. «комплекс коня» - см. выше) . Детали конской сбруи содержатся в
погребениях Плесинского могильника - в 20 0% от всех погребений Демен-
ковского - в 27,2% погребений и иных могильников Пермского Предуралья.
В поломской культуре в могилах также встречаются «символические
части животного» ( в основном конские) ( Иванов, Иванова, Останина, Шу-
то8^2004, с.51) . Например, В.А. Семенов отмечал наличие в ряде погребе-
ди, зубы лошади встречены и в жертвенных комплексах вне могильных ям,
( Иванов, Иванова, Останина, Шу-
ний Омутницкого могильника черепов, челюстей или отдельных зубов лоша-
ди, зубы лошади встречены и в жертвенных комплексах вне могильных ям,
и считал, что принесение в жертву лошади, как во время похорон, так и в
поминальном обряде, характерно для данного могильника ( Семенов, 1985,
’ Иванов °™ечает помещение в могилу символических частей
mvDrknMH^X животных (отдельных зубов, челюстей, костей ног) на Качка-
сыпи моги^?ныуЬяИКеы ЭТИ к<^мг,лексЫ1 как правило, располагались в за-
остатки состпй111м М ° 2 обнаружены жертвенно-поминальные
Щ е из Уложенных в засыпи могилы двух лошадиных челю-
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
стей и костей ног вместе с копытами ( Иванов 1991, с.146) . В чепецкой
культуре многочисленные кости животных присутствовали в междумогиль-
ном пространстве на ранних памятниках (Омутницком, Солдырьском мо-
гильниках) , на поздних их нет ( Иванова, 1991, с.47; Иванов, Иванова, Оста-
нина, Шутова, 2004, с.55) . Наличие предметов конской упряжи также было
характерно для мужских погребений поломских и чепецких могильников
VHI-XIIbb. ( Иванов, Иванова, Останина, Шутова, 2004, с.51) , но, как отме-
чает Н.И. Шутова, в погребальном обряде удмуртов XV-XIX вв. оружие и
предметы конской сбруи уже полностью отсутствуют ( Шутова, 1991, с.183) .
Наличие ритуальных остатков в виде костей животных отмечает Н.А. Ле-
щинская на могильниках еманаевской культуры (Лещинская, 2002, с.48) .
По мнению В.А. Семенова, появление в погребальном обряде бассейна р. -
Чепцы захоронений коня ( изредка коровы) связано с проникновением в
прикамскую среду большой группы населения из Зауралья и Приобья, с
которой связано и распространение керамики с решетчатым штампом, и
костяных ложечек усть-полуйского типа ( Семенов, 1967. с.292-293) . В.Ф.
Генинг также отмечал, что помещение в могилы головы и ног лошади не
имело местных истоков, и связано с пришлой группой зауральско-приобс-
кого населения ( Генинг, 1967, с.275) . По данным Р.Д. Голдиной, в преду-
ральских погребениях кости лошади составляют до 89% ( Варнинский мо-
гильник ( Голдина, 1985, с.32-33) .
Как отмечает В.Д. Викторова, на Ликинском могильнике юдинской
культуры в засыпи могильных ям погребений с кремацией присутствовали
зубы лошади, а погребениям с трупоположением соответствовали жерт-
венные комплексы в виде углистых линз с обожженными конскими черепа-
ми. Всего части конских голов ( преимущественно зубы) сопровождали 8 из
41 погребений ( Викторова, 1968, с.245;Викторова,2008,с.21,с.110) .Череп
и кости передних конечностей коня ( «комплекс коня») найдены в одном из
погребений Пылаевского могильника на р.Пышме, относящегося, как и
Ликинский могильник, к юдинской культуре ( Кутаков, Старков, 1997, с.132) .
В.А. Могильников указывал, что культ коня, подобный изученному на Ли-
кинском могильнике, известен не только в лесном Зауралье, но и у племен
потчевашской и усть-ишимской культур ( Могильников, 1987, с. 170) . Кости
лошади встречаются в погребениях потчевашской культуры. Кроме того,
на Окуневском III могильнике обнаружены отдельно стоящие сосуды, со-
провождающиеся челюстью лошади. На Лихачевском могильнике выявле-
ны остатки кострища с лошадиными зубами вокруг него ( Могильников,
1987, с. 187) , кости лошади присутствовали в ряде погребений, а одна из ям
(и 27) содержала захоронение коня, погребенного взнузданным в сопро-
вождении железных удил, стремени и пряжки, с подогнутыми ногами и
головой, ориентированной на ЗСЗ ( Генинг, Зданович, 1986, с.125) . На памят-
никах усть-ишимской культуры челюсти животных нередко встречаются в
насыпях курганов. В кургане 7 Малой Тебенди на уровне дневного горизон
та встречены захоронения двух жеребят в возрасте 2-3 лет ( Коников, 1982,
с.8) . Один раз встречено захоронение человека с конем и один раз с чучелом
(головой и конечностями) коня. В Кипском кургане 6 конь был погребен на
боку с подогнутыми ногами, на 0,1 м ниже находилось захоронение челове-
ка, в ногах которого обнаружены стремена, удила и бронзовые накладки от
уздечки. В кургане 1 могильника Алексеевка череп и кости конечностей
AM Белавин, В.А. Иванов. НБ. Крыласова
коня располагались параллельно скелету человека ( «комплекс коняЛ___
( Могильников, 1987, с. 196) . Для памятников макушинского типа в лесНом |
За\ралье также характерно наличие в ритуале с< рово  е ь ых захоро,
нений головы и передних конечностей лошади, которые помещались в По. '
гребение. Как считает В.А. Могильников, появление данного ритуала На
памятниках макушинского типа связано с тем, что они формировались На I
южной границе лесного Зауралья в непосредственном соседстве с населе-
нием лесостепи, для которого был характерен подобный обряд ( Могильни- ।
ков, 1987, с. 177) . В погребальном обряде молчановской культуры, изученном I
по Перейминскому могильнику, в поминальных кострищах и в изголовье
отдельных погребений также встречены кости животных. Захоронения шкуры I
коня ( «комплекс коня») фиксируются также на могильниках релкинской I
культуры этническая принадлежность которой большинством исследова- I
телей признается самодийской, однако множество параллелей в погребаль- I
ном обряде и материальной культуре позволяют предположить, что в со-
ставе населения, оставившего данную культуру, вероятно, присутствовал и I
угорский компонент. В частности, в последнее время Ю.П. Чемякин, зани-
мающийся исследованием предшественницы релкинской - кулайской куль- I
туры, стал придерживаться мнения о том, что значительная часть кулайс- I
ких племен могла быть угроязычной (Очерки истории •, 1999, с.40) . в
могильниках релкинской культуры, как отмечает Л.А. Чиндина, встречают-
ся черепа и кости нижних конечностей коня, но обычно они не лежали ।
вместе. К примеру, на Релкинском могильнике радом с погребенным укла-
дывались кости конечностей лошади, причем, судя по их относительно пра-
вильному анатомическому положению, в виде расправленной шкуры, уло-
женной набок ( разновидность «комплекса коня» - см. выше) . Конские черепа
хоронили отдельно, иногда целыми скоплениями > Чиндина, 1991, с.34) .
Любопытно, что на Сайгатинском VI могильнике, где значительная часть
погребений была совершена в дощатых или берестяных лодках, в погр. z 115
обнаружен зуб оленя, а в погр. z 78 - фрагмент челюсти лошади ( Карача-
ров, 1999, с.52; 2005, с.63) . Т.о., внутри одной территориальной группы фик-
сируется снабжение покойных разными транспортными средствами.
Нужно отметить, что культ коня и всадника на коне сохранился и в
последующем в фольклоре манси, что вызывает некоторое недоумение ис-
следователей, которым представляется странным наблюдать такую значи-
мость коня и всадника в мифологии и обрядах манси, которые занимаются
отнюдь не коневодством, а оленеводством, охотой и рыбной ловлей. В.Д Вик-
торова считает, что культ коня возник у предков манси еще в древности
( Викторова, 2008, с.7-11) .	1
f аведливости ради следует отметить, что захоронения с конем не
яв. > • Сг в финно-угорском мире присущими исключительно уграм. Поме-
щение в могилу с мужскими трупоположениями коня является характер-
ным для погребальнс о обряда муромы VII-VIII веков. Однако в контексте
рассматриваемых в книге территорий и культур «комплекс коня» является
существенным признаком_у_горского погребального обряда.
Снабжение покойника «дорожным набором» и вещами, необходимы-
ми в загробном мире.
ПА±1МОГИЛЬНИКОВ большинства культур угорского облика весьма ха-
|м является как снабжение покойного его личными вещами, вырЗ'
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в явности и сррднив ввка
жающееся в наличие элементов костюма, орудий труда, вооружения и пр.,
расположенных в погребениях с ингумацией, как правило, в местах их
прижизненного ношения, так и наличие в погребениях сосудов ( с пищей?)
костей животных, иногда - комплексов вещей, компактно уложенных в
погребении ( так называемых, жертвенно-ритуальных комплексов) , допол-
няющих основной набор инвентаря покойного. Кроме этого в междумогиль-
ном пространстве обычно встречаются комплексы, связанные, вероятно, с
поминальной обрядностью: кости животных, сосуды, наборы украшений,
предметов вооружения и конского снаряжения, орудий труда.
Еще в ананьиских могильниках и в мужских и в женских захоронениях
погребенные помещались в той одежде, которую носили при жизни, с необ-
ходимым набором украшений и амулетов. Мужские комплексы дополни-
тельно сопровождались оружием, женские - ножами, шильями, пряслица-
ми. В могилы часто помещали 1-2 сосуда, куски мяса ( Иванов. Иванова,
Останина, Шутова, 2004, с.36) .	i *	’
Для ломоватовской культуры также характерно захоронение умерших
в костюме с полным комплексом украшений, сопровождение погребений
орудиями труда, оружием, керамическими сосудами с пищей ( Бочаров,
1997, с. 163-164) . Кроме того, весьма характерным является наличие в меж-
думогильном пространстве керамических сосудов, преимущественно мини-
атюрных орнаментированных горшочков, обычно установленных поблизос-
ти от изголовья погребения. Присутствие нагара на этих сосудах позволяет
предполагать, что в них находилась пища. Сосуды устанавливались в не-
большой ямке, чаще устьем вверх, реже вверх дном. На Запосельском мо-
гильнике VIII-IX вв. (раскопки Н.Б. Крыласовой) один из подобных гор-
шочков был окружен рядом столбовых ямок от тонких колышков, вероятно,
от ограждения. На большинстве могильников ломоватовской культуры
вплоть до XI в. в междумогильном пространстве встречается большое ко-
личество разнообразных вещей (украшений, орудий труда, предметов воо-
ружения) , как правило, сосредоточенных вокруг могильных ям, иногда ком-
пактными группами. Их присутствие, вероятно, связано с поминальными
дарами умершим родственникам. Обычно эти вещи заворачивались в ткань
или помещались в кожаный кошелек. Например, на Рождественском мо-
гильнике X-XI вв. ( раскопки Н.Б. Крыласовой) в междумогильном про-
странстве обнаружено, по крайней мере, два жертвенных комплекса, поме-
щенных в кожаные кошельки с металлическими украшениями, один из этих
кошельков был обернут в толстую шерстяную ткань. На Запосельском мо-
гильнике возле погребений VIII-IX вв. в местах скопления украшений ( бус,
пронизок, мелких подвесок) встречены разомкнутые медные трубочки с
зажатым внутри двойным пластом кожи, которые, судя по аналогиям, яв-
ляются зажимами верхней части кожаных кошельков. В X в. кошельки с
подобными крышками, обрамленные по краю медными обоймами, получа-
ют в Пермском Предуралье широкое распространение.
Поломские погребения кроме деталей костюма, расположенных в тех
местах, где носились при жизни, содержат глиняные или металлические
сосуды, в которых иногда сохраняются остатки пищи, деревянные и костя-
ные ложки, остатки мясной пищи (корова, лошадь') . В состав мужского
инвентаря входят орудия труда, оружие, предметы конской упряжи, у жен-
щин в погребениях встречаются ножи, пряслица, иглы, шилья ( Иванов,
<Л?*Н И. м Белавин, В.А. Иванов. Н Б Крыласовл Ji
Иванова, Останина, Шутова, 2004, с.51) . Нередко в засыпи погребения прц.
сутствуют комплексы вещей, завернутые в мех, уложенные в туес или гор.
шок. Поминальные комплексы встречаются и в междумогильном прострац.
стве ( Никитина, 2001, с.44,46) . В могильниках чепецкой культуры в женских
погребениях фиксируются, в основном, детали костюма, а в мужских при.
сутствуют также орудия труда и оружие ( Иванов, Иванова. Останина(
Шутова. 2004. с.55) . В междумогильном пространстве известны комплексы
вещей в виде скопления или уложенные в сосуд ( Никитина, 2001, с.46) .
В еманаевской культуре в погребениях помимо того, что покойный был
одет в костюм с полным комплексом украшений и амулетов, иногда встре-
чаются жертвенные комплексы, помещенные в берестяной контейнер (
щинская, 2002, с.48) . А.В. Михеев, рассматривая подобные комплексы из
древнемарийских могильников ( еманаевских, по определению Лещинской)
пришел к выводу, что подобные комплексы включающие обычно украше-
ния костюма, реже|- производственный инвентарь) , помещенные в могиль-
ной яме, принадлежали покойному, и являлись средством для его безбед-
ного существования в загробном мире ( Михеев, 2002, с. 162) . Но кроме этого
исследователь отмечает и наличие комплексов вещей ( украшения, орудия
труда, предметы конской сбруи) , расположенных в отдельных ямах в меж-
думогильном пространстве. Указанные комплексы датируются IX-XI вв.. и
после этого времени ( сокращение угорского населения в Приуралье - авт}
в средневековых марийских могильниках они не встречаются, также как и
в этнографии марийцев автору не удалось найти параллелей подобному
явлению ( Михеев, 2002, с. 163-164) .	Н
Как отмечает Н.И. Шутова, традиция сопровождения покойника зау-
покойной пищей, ведущая начало со времени функционирования ананьин-
ской общности ( находки остатков мясной пищи в виде костей животных, а
также посуды) , во II в до н.э. - V в н.э. ( у пьяноборского, азелинского и
мазунинского населения) почти исчезла, но получила широкое распростра-
нение в поломско-чепецких могильниках, а во второй половине II тыс. н.э.
опять начала затухать ( Шутова, 1991, с.181-182) .
В погребениях ванвиздинской культуры, кроме обычного погребалыю-
го инвентаря, включающего детали костюма, расположенные в порядке
ношения, оружия, орудий труда, встречаются комплексы, состоящие пре-
имущественно из украшений, помещенные в берестяные коробочки, а в
одном случае - в керамический сосуд. Подобные комплексы, иногда поме-
щенные в берестяные коробочки, известны в погребениях и междумогиль-
ном пространстве ранних могильников вымской культуры ( Розенфельдт,
1987, с.119,125) .
Остатки тризн и жертвоприношений известны и на могильниках усть-
ишимской культуры в Прииртышье. Наиболее часто здесь встречаются
глиняные сосуды, нередко стоящие вверх дном, отдельные вещи, украше-
ния. Иногда вещи положены в глиняный сосуд. Вместе с сосудами помещв’
лась также конская упряжь. Наиболее интересный жертвенный комплекс
сопровождал богатое погребение усть-ишимского кургана 13. Под насы-
пью обнаружен пояс с бронзовыми накладками и подвешенными к нему
ножнами, железные удила и два стреме ни. В северо-западной части вверх
дном стоял глиняный сосуд и лежали две серебряные серьги, две бронзе*
ые коньковые подвески, бронзовые бубенчики и накладки, а также 395
метого, с покойником, который выполнял при жизни особые производствен-
ные или социальные функции ( кузнецом, шаманом, вождем и т.п.) , кроме
«дорожных» вещей, обычно клали знаки профессионального, культового или
-таг УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века *5^^^
стеклянных бусин и пронизок, по-видимому, нашитых в прошлом на какое-
то изделие типа покрывала или попоны ( Коников, 1984, с.93-96)
Исследования по этнографии народов Сибири, проведенные М.Ф. Ко-
саревым, показали, что основная масса погребального инвентаря, равно
как и погребальная пища, помещались в могилу с целью снабдить покой-
ника «дорожным» запасом на; период путешествия в страну мертвых. Кро-
i
ные или социальные функции ( кузнецом, шаманом, вождем и т.п.)
<
социального достоинства. Но кроме этого, как отмечает М.Ф. Косарев, по-
койному нередко, пользуясь «оказией», поручали доставить в мир мертвых
посылку для ранее умерших сородичей, например, остяки «иногда с одним
покойником кладут лишний запас платья с тем, чтобы он передал его по
назначению тому или иному ранее умершему ( Косарев, 2003, с.98-99) Та-
I ким образом, с этой точки зрения вполне можно объяснить наличие в угор-
ских погребениях т.н. жертвенно-ритуальных комплексов с набором укра-
шений.
Для финских памятников ритуально-жертвенные комплексы менее ха-
рактерны, хотя, например, у муромских племен также фиксируется обы-
чай укладывать в изголовье умерших мясную пищу (фиксируется по наход-
кам крупных костей коней, коров и свиней) , а также наличие дарственных
комплексов умершему, нередко помещенных в специальные туески или
завернутые в луб или ткань ( Гришаков, Зеленеев, 1990, с. 15) .
Обряд ритуального «умерщвления» вещей
По древним поверьям было принято считать, что вещь должна «уми-
рать» вместе с ее владельцем.
Еше в могильниках раннего железного века зафиксированы погребе-
ния с вещами, которые были умышленно испорчены до того, как попасть в
могилу. В качестве примера В.Н. Марков приводит испорченные острия
лезвий и ножей, поломку рукояток и древков топоров и копий (Марков,
2001, с.77) .
Намеренно сломанные вещи часто встречаются и в средневековых мо-
гильниках Пермского Предуралья. Наиболее ярким примером может яв-
ляться то, что крайне редко в погребениях присутствуют шумящие подвес-
ки с наличием всех привесок, хотя бы одна оторвана, и нередко брошена в
засыпь этого же погребения. Иногда в погребениях присутствуют только
привески без основы. Встречаются и вещи, переломленные пополам. На
могильнике Запосельском ( раскопки Н.Б. Крыласовой) почти все встречен-
ные топоры были сломаны подобным образом.
Одной из характерных особенностей погребального обряда юдинской
культуры лесного Зауралья В.Д. Викторова называет обычай ломать вещи
перед помещением их в могильную яму. Причем в могилу помещалась только
часть вещи, а остальные части обнаруживались за пределами мо» । 1ьт ика
( Викторова, 1968, с.244) . В.А. Могильников указывал, что порча части ве-
щей, пробивание дна у сосудов известна также у племен потчевашской и
усть-ишимской культур ( Могильников, 1987, с. 170) .
М.Ф. Косарев приводит данные, зафиксированные в XIX - начале XX вв.
И.П. Росляковым и К.Ф. Карьялайненом у обских угров, согласно которым
У всех вещей, помещавшихся в могилу обязательно пробивается дырка или
am Белавин-ВА Иванов‘НБ Крыласова
делается какой-нибудь другой изъян, т.е. вещи должны быть «умер1ЦВл^
ны» чтобы их душа освободилась и получила возможность следовать За |
умершим в потусторонний мир. У порчи могильных вещей был и еще 0Дин
смысловой аспект: то, что является частью в мире живых становилось Це. |
лым в мире мертвых. Поэтому разрешалось в определенных случаях класть
в могилу черепок вместо горшка, нескопько волосков из конской гривы
вместо коня и т.п. ( Косарев, 2003, с. 149-150) .
Для предотвращения возвращения покойника в мир живых практц» I
ковались узлы мертвых, порча инвентаря, накладывание маски на лицо, I
надрезы на одежде, засовывание правой руки за пояс, так как в загробном
мире все надо делать левой рукой ( Бартенев, 1895, с.490, Росляков, 1896,
с.З; Старцев, 1928. с.121-122, 127-128; Кулемзин, 1976, с.40; Семенова, 2001,
с. 149) . По западносибирским материалам известно, что погребальный ин*
вентарь не только имеет цель удовлетворить покойника, но и «держит» его,
оберегая живых от нежелательных возвращений. У селькупов накосные
украшения удерживали душу, обитавшую в черепе человека, которая мог-
ла покинуть его по волосам. Ту же роль играли маски. Душу необходимо
было удержать до разложения тела ( Кулемзин, 1984, с.79; Семенова, 2001,
Е.П. Казаков выделяет использование погребальных лицевых покры- I
тий в качестве одного из основных реперов угорской этнической культуры.
Использование масок, по его мнению, связано с глубокими и сложными I
идеологическими представлениями ( Казаков, 2001, с. 160) . В последних пуб- j
ликациях Е.П. Казаков отмечал, что помимо венгерских в настоящее время
известно более 100 погребений из 15 могильников XI-XIV вв., где встречены |
погребальные маски ( Казаков, 2001, с.160; Казаков, 2002а, с.55) . По мнению
Е.П. Казакова, использование в погребальном обряде масок связано у уг-
ров с глубокими и сложными идеологическими представлениями. Распрос-
транение их прямо связано с миграциями угорских племен, локализация
памятников с погребальными масками позволяет фиксировать местополо-
жение угров ( Казаков, 2002а, с.55) .
Одним из первых исследователей, обративших внимание на использо-
вание в погребальном обряде средневекового населения Западной Сибири
лицевых покрытий, был Т.Й. Арне, который в 1936 г. опубликовал резуль-
таты раскопок д-ра Ф.Р. Мартина на Барсовой Горе. В частности, он отме-
тил, чю в погр. § 83 располагались два круглых серебряных диска, а в
погр. § 21 - прямоугольная бронзовая пластина, которую д-р Мартин
охарактеризовал как «украшение для глаз». По могильнику у д. Броды
Пермской губернии, относящемуся к VIII в. н.э., в то время уже были
известны украшения для глаз ( погребальные маски) из золотых пластин
приостренно-овальной формы с отверстиями такой же формы посередине.
По мнению Т.Й. Арне, возникновение данного элемента погребального об-
ряда, возможно, объясняется восточно-азиатским влиянием - обычаем класть
на глаза умершего украшение, в котором он при жизни едва ли нуждался
о предположению Т.Й. Арне, эти бляшки были пришиты на платок, кото-
еРть,вали голову умершего, как это делали остяки в то время
\ гХрне, c.oQ)
ке ^?аСКИ| п°Д°бные описанной Ф.Р. Мартиным бродовскэй мае-
речены при раскопках ломоватовских и родановских могильни-
Л1*Л ^ГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние векл
ков Пермского Предуралья. Описывая погребальный обряд Деменковско-
го могильника, В.Ф. Генинг отмечал: «В трех погребениях на могильнике
( погр. и 26,48а, 141) лица погребенных мужчин были покрыты серебряны-
ми масками-наглазниками. В одном случае ( погр. g 141) было прослежено,
что лицо покойного предварительно было обернуто шелковой китайской
тканью. В.Ф. Генинг указывал, что обычай подобного обряда встречается и
на других могильниках Прикамья ( Горбунятский, Лаврятский (Баяновс-
кий?) > Рождественский) как в позднеломоватовское, так и в родановское
время. На основании того, что подобный обычай имел широкое распростра-
нение у зауральских народностей хантэ и манси, появление этого обряда в
Прикамье, по мнению В.Ф. Генинга, свидетельствует о тесных связях, су-
ществовавших между населением Прикамья и Зауралья ( Генинг, 1964, с. 101)
Первая специальная статья Е.П. Казакова, посвященная анализу по-
гребальных лицевых покрытий, опубликована еще в 1968 г. ( Казаков, 1968,
с.230-239) . В ней исследователь выделяет основные характерные черты по-
гребальных лицевых покрытий, очерчивает территорию их распростране-
ния и впервые выдвигает тезис об этническом родстве носителей данного
обряда.
Е.П. Казаков выделил в свое время около 15 типов погребальных ма-
сок: прямоугольные наглазники без прорезей, такие же с прорезями, под-
прямоугольные прорезные накладки на каждый глаз, восьмеркообразные
прорезные наглазники, прорезные наротники, полуличины, личины с про-
резями для глаз и рта и т.п. ( Казаков, 1968, с.230-239) . К настоящему вре-
мени круг погребений, где встречены элементы погребальных лицевых по-
крытий, значительно расширился (рис.19) , обладая более обширной
Источниковой базой, мы имеем возможность проведения более общей клас-
сификации с целью выявления хронологических и территориальных особен-
ностей масок.
Погребальные лицевые покрытия, известные по археологическим ма-
териалам. имеют разные варианты Их объединяет то, что они состоят из
покрывала, закрывающего лицо, на которое нашиваются специально изго-
товленные для этой цели маски из серебра ( реже - золота) , монеты, бляш-
ки, либо просто любые куски металлических пластин ( из серебра или меди) .
Л.И. Ашихмина отмечает, что наличие жирного тлена на фрагментах чере-
пов в курганных могильниках европейского Северо-Востока позволяет пред-
полагать. что головы умерших могли быть обернуты или покрыты кожей,
мехом или берестой (Ашихмина, 2002, с.41) . Наиболее хорошо наличие по-
добных покрытий фиксируется в могильниках Сургутского Приобья ( Кара
чаров) . В могильниках Волго-Камья в качестве лицевых покрытий исполь
зовались покрывала из ткани, преимущественно шелка. Подобный о ряд
фиксируется и в некоторых погребениях Ветлужско-Вятского междуречья
(территория Марий Эл) . Л.А. Голубева указывает, что иногДа лицо
него закрывали холстом или шелком ( Голубева, 1987а, с. • ПРИ ’
лицо мужчины из п. g 13 Веселовского могильника было ПОКРЬ'™ ™нь
( Казаков, 1988, с.82) . Л.И.Ашихмина считает, что лицевые ПОКРЫТИЯ
рывали лица всех погребенных, выполняя изолирующую
[ ые/мертвые. А маски, изготовленные из драгоценных
или нашивались на лицевые покрытия и подчер-
погребенных (Ашихмина, 2002, с.4?) . Таким об-
103
вопоставлении жи
металлов, накладывались
кивали социальный стагус
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова <Л. Н
разом выявляемые в погребениях лицевые покрытия объединяет то, что они
состоят из матерчатого или мехового покрывала, на которое нашиваются
специально изготовленные для этой цели маски из серебра (реже - золота) ,
монеты, бляшки, куски металлических пластин.
Е П Казаков первоначально предполагал, что маски в виде цельных
личин являлись принадлежностью погребенных мужчин-воинов, которые
сопровождались богатым набором оружия, орудий труда и украшений ( Ка-
заков, 1968, с.239) . Действительно, маски реже встречаются в женских по-
гребениях, и в этих случаях погребения также выделяются среди других
богатством погребального инвентаря. В Венгрии периода обретения роди-
ны, по наблюдениям И. Фодора, погребальные лицевые покрытия обнару-
живаются в погребениях людей ( чаще мужчин) обладавших, по мнению
соплеменников, какими-либо сверхспособнос1ями ( в т.ч. магическими) , и
при жизни обладавшими властью ( Fodor, 1982, Р. 205-206.) . Это наблюде-
ние может быть распространено и на предуральские погребения с лицевы-
ми покрытиями. Например, в одном из погребений с маской Огурдинского
могильника ( погр. z 76) в составе погребального инвентаря находилась
квадратная берестяная коробка с несколькими кремнями, бронзовой труб-
кой для трута, звериным когтем, костяным кольцом, бронзовым бруском,
спиралью из бронзовой пластины. Состав содержимого коробки позволил
нам высказать предположение о том, что это был набор для гадания, а
хозяин его при жизни являлся колдуном или знахарем ( Крыласова, 2001,
рис.7) . Там же, где дорогостоящего материала не хватало, как полагал
Е.П. Казаков, делались только наглазники и наротники ( Казаков, 1968,
с.239) . В определенной степени Е.П. Казаков рассуждал в верном направ-
лении, но только отчасти. Как показывает анализ известного на настоящий
момент материала, все специально изготовленные для погребального обря-
да маски датируются в диапазоне с VII по середину XI в., в период массо-
вого ввоза серебряных восточных монет и посуды. В.Ю. Лещенко отмечал,
что погребальные лицевые маски-покрытия из ломоватовских и раннерода-
новских могильников изготавливались из импортного серебра (Лещенко,
1976, с.188) . Еще в период бытования специализированных лицевых покры-
тий ( масок) отмечаются случаи использования серебряных монет, которые
нашивались на ткань ( или накладывались) i
ного. Когда же ввоз восточных монет прекратился, аналогичным образом
стали использовать серебряные жетоны ( монетовидные подвески) . бесфор-
менные кусочки серебряных или медных пластин, как это фиксируется на
памятниках XIII-XIV вв. в Приуралье и Западной Сибири.
По мнению Е.Ф. Герман, типы специализированных лицевых покры-
тий, известных на !ерритории /рало-Поволжья, разделяются по двум пе-
риодам: VI-VII и IX-XII вв. н.э. (Герман, 2003, с.140) . В реальности подоб-
ны* иасок юзднее середины XI в. не известно, ограничение верхней границы
первого периода VII веком также вызывает недоумение, так как, напри-
Ме^р ^°Гр 2 Демен ;с ого могильника с маской-наглазником отнесе-
 .у Генинг°м к позднему периоду второй половины VIII - первой поло-
вины 1Хв. н.э. (Генинг, 1964, рис.З, с.122
слел7Ю1ним п^ЛЯД’ ЭВ0Л,0ЦИЯ погРе^ ^ьных лицевых покрытий ВЫГЛЯДИТ
следующим образом.
Ю4 ПеРВЫЙ ПбРИ0Д ~ ВВ Расг,Р°стРаиение получили раздельные
на уровне глаз и рта погребен-
угры ПРЕДУРАЛЬЯ В древности и средние века
Наглазники чаще
—:пластин с
маски, включающие наглазники и наротники ( пис 201	[
всего имеют форму вытянутых восьмеркообразных или овальных
прорезями для глаз ( напоминают карнавальные маски) , реже - это отдель-
ные пластины для каждого глаза миндалевидной формы с прорезью подоб-
ной же формы. Наротники обычно овальной формы с овальной или минда-
левидной прорезью. Вероятно, наиболее ранними масками подобного типа
встреченными в Предуралье, являются золотые гладкие и серебряные с
прорезями для глаз пластинки от погребальных масок, обнаруженные в
нескольких погребениях курганной группы I Веслянского могильника VI в.
н.э. ( Савельева, 1979, с.92, рис.1/26,27; Розенфельдт, 1987, с.119) , серебря-
ные раздельные наглазники и наротник из кургана XXIII могильника Бор-
ганъоль в бассейне^средней Вычегды ( Археология республики Коми, 1997,
а также маски из Курганного могильника
g _		КН ’ w	i
Но в целом маски подобного типа известны преиму-
...... i
в п. z 14 Горбунятского ( Голдина, Водолаго, 1990
OI оо А О _ л А л гч	’
I , п.
g 43,45 Плесинского ( Оборин, 1962а, с.44-48; Голдина, 1970, табл.35/23-25)
п. z 14, 15 Баяновского могильника ( Оборин, 1954, с.19-20) , в д.Загарьё
ные раздельные наглазники и наротник из кургана XXIII могильника Бор-
ганъоль в бассейне средней Вычегды (Археология республики Коми, 1997,
с.447, рис.5-6, с.448д рис.6/7-8) , а также маски из курганного могильника
Вомынъяг на верхней Вычегде на территории современной республики Коми
(Ашихмина,2002,с.41)
щественно на территории Пермского Предуралья: в могильнике у д Бооды
(Арне, 2005, с.60) , г - °'
табл.ХХХ1Х/25-26) , п. и_26,48а, 141 Деменковского ( Генинг, 1964, с.101)
п. и 14, 15 Баяновского могильника ( Оборин, 1954, с.19-20) , i
(Спицин, 1902, табл.XXXI/28) , Селянинском могильнике в бас. р.Сылвы
( Генинг, 1951, с.25-27, рис.23,25 и др.; Казаков, 1978, с.84) . Наиболее поздни-
ми, относящимися к IX в., являются раздельные маски из Плесинского,
Загарского, Баяновского могильников. К примеру, в п. z 14 Баяновского
могильника наглазник представлял собой вытянутую прямоугольную сереб-
ряную пластинку с перегибом в центре для носовой перегородки, с двумя
узкими длинными прорезями для глаз ( Оборин, 1954, с. 19) . Подобные маски
известны также на территории Башкирии в п. z 3, 4 Стерлитамакского
могильника ( Мажитов, 1981, рис.49/1-3; Ахмеров, 1984, рис.2/1,4) ; на «Чер-
товом» городище в Уфе найден наглазник из железной пластинки . Р.Б.
Ахмеров также упоминает золотые наглазники (Ахмеров, 1984, с.29) . Золо-
тая маска такого типа встречена в венгерском могильнике Ракамаз второй
половины IX-X вв. ( Fodor, 1982, илл.Х!) .
В IX в. получили распространение маски, которые Е.П.Казаков имену-
ет полуличинами ( рис. 21) . Они, собственно, представляют собой маску-
личину, разделенную на две части - верхнюю для глаз и носа, и нижнюю
для рта и подбородка. В процессе раскопок 2007 г. на Баяновском могиль-
нике был четко зафиксирован переход от таких масок к цельным личинам.
На секторе конца IX в. погребения сопровождались полуличинами, а уже
в следующем ряду, относящемуся к началу X в., присутствовали цельные
личины. Вероятно, этот тип масок бытовал на протяжении относительно
непродолжительного времени, и в начале X в. сосуществовал со следующим
типом - масками-личинами. Это подтверждается тем фактом, что на ая
новском могильнике в одном ряду чередуются погребения с масками полу
личинами и личинами.	,111Л
Для периода X - начала XI вв. характерны маски-личины преимуще-
ственно в виде овальной ( реже подтрапециевидной, прямоугольной п
тины с прорезями для глаз и рта, зачастую с обозначенным носом Р .
23) . На некоторых особенно тщательно выполненных экземплярах ре ф
^105
виде овальной ( реже подтрапециевидной, прямоугольной) плас-
рта, зачастую с обозначенным носом ( рис. 2.2-
а м Белавин-В А иванов’н Б кРыласова «"л 'VSt^
выделены другие части лица - щеки, брови даже усы и татуировки. Та?
маски известны в могильниках Пермского Предуралья и Волжской БуЛг*
рии. В Пермском Предуралье маски-личины встречены на РождествеНс.
ком могильнике в подъемном материале и п. z •	( пицин•	02, табл х\/
Ю;Оборин, 1953а, табл.1/17; Крыласова и др.. 1997 с. 123, рис.16) ,Вп.§ ,;8
76 Огурдинского ( Крыласова, 2001, рис.7-8) . п. z^ 19, 34 35,41,48,52,55,59'
61, 62 Банковского ( раскопки А.В. Данича) , п. и о. 9, 23, 29, 34 Редикарс’
кого (Лунегов, 1954, с.15-19-21,38-43) , п. z 6, 26 Плесинского могильника
( Оборин. 1961. с.21-22:1962а, с.27) . В раннебулгарских древностях маски»
личины известны на Танкеевском могильнике, где они представлены в 45
погребениях ( Казаков, 2007, с.23) . Серебряная маска-личина была также
обнаружена в одиночном захоронении IX X вв. на окраине с. Манвеловки
; Васильковский р-н Днепропетровской обл.) Здесь были собраны кости
человека и коня, пластины панциря, несколько массивны < фрагментов спек-
шейся кольчужной сетки, панцирные пластины, шлем, фрагмент кинжала,
сабля, нож, наконечники стрел, а также серебряный кувшин и погребаль-
ная маска. Серебряная пластинчатая маска трапециевидной формы раз-
мерами 11-14 х 19 см имеет круглые прорези для глаз, прямоугольную для
рта и треугольную для носа ( рис. 23/5) . Четыре маленьких круглых отвер-
стия по углам, видимо, предназначались для крепления личины к матерча-
той подкладке. Особенностью манвеловской маски является наличие отвер-
стия для носа, в то время как обычно на масках вырезались отверстия
только для глаз и рта, а нос обозначался выпуклостью. Как отмечает Л.Н.
Чурилова, серебряная маска особо выделяется среди инвентаря данного
погребения, так как она не характерна для древностей юга Восточной
Европы. Погребальные маски в сочетании с захоронением останков коня,
по ее мнению, являются специфическими чертами погребального обряда
древневенгерских племен Среднего Поволжья и Южного Приуралья VIII-X
вв., на основании чего погребение у с. Манвеловки можно отнести к древне-
венгерским, связав его с происходившим в IX -X вв. передвижением венгер-
ских племен на запад, в восточно-европейские степи ( Чурилова, 1986) .
Вероятно, примерно на рубеже X-XI вв., а может, и ранее, начали
заменять специально изготовленные для погребального ритуала маски мо-
нетами или кусочками металлических пластин. Например, в п. z 32 Пле-
синского могильника в Пермском Предуралье, на котором известны и раз-
дельные и цельные маски, в качестве наглазника была использована
небольшая серебряная прямоугольная пластинка, украшенная в несколько
рядов циркульным орнаментом в сочетании с параллельными выпуклыми
линиями, на которой были сделаны отверстия для глаз. Рядом лежала пря-
моугольная серебряная неорнаментированная накладка, которая могла
играть роль наротника ( Оборин, 1962а, с.34-35) . На Баяновском могильни
ке IX - начала XI вв. в 13 погребениях зафиксированы серебряные наглаз-
ники и наротники, маски-личины, но кроме этого в 14 погребениях встрече-
ны серебряные пластины, дирхемы или монетовидные подвески на черепе,
в погребениях z 18, 20а, 21а, 33, 60, 65, 69 они располагались на зубах
( раскопки В.А. Оборина 1951 г., А.В. Данича 2004-2006 гг.) .
В Венгрии периода обретения родины характерным элементом погре-
бального обряда являлось оборачивание j ица умерших покрывалом с на-
шитыми на него металлическими пластинками или бляшками. Ч. Балинт

глазниц и рта ( Балинт, 1988, с. 125)
I
(рубеж VII- VIII - рубеж IX-X вв.) г '
КОЙ общности ( Сайгатинский III, Барсовский I могильники)
ются остатки лицевых покрытий-масок -
шие лицо, с пришитыми на месте глаз -
металлическими накладками ( Очерки истории ':, 1999, с.47) ’. На могильнике
( могильник Кинтусовский, Сайгатинский VI) - в
ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
отмечает, что такие пластинки из серебра часто находят на черепах v
глазниц и рта ( Балинт, 1988, с. 125) .	,у
В Западной Сибири в материалах могильников кучуминского этапа
( рубеж VII- VIII - рубеж IX-X вв.) Обь-Иртышской культурно-историчес-
j часто встреча-
куски меха или кожи, закрывав-
, а иногда еще носа и рта,
Барсов городок ( Барсовский I) встречены серебряные монетовидные под-
вески, использовавшиеся в качестве наглазников, их наличие отметил в
двух погребениях Т.И.Арне ( Fodor, 1982, рис.29; Арне, 2005, с.60) .Позднее
при раскопках данного могильника подобные детали лицевых покрытий
зафиксированы еще в ряде погребений. Так, в п. z 224 на лицевой части
черепа обнаружена круглая накладка из серебряной фольги диаметром 4 см
с двумя отверстиями для пришивания по бокам, две подобные накладки
диаметром 2 см найдены по обе стороны от черепа ( Карачаров, 2004, с.З)
Накладки, вероятно, играли роль наглазников и наротника. В детском по-
гребении z 226 на уровне глазниц на лицевой части черепа обнаружена
бронзовая пластина ( под ней мех и береста) ( Карачаров, 2004, с.5) . Ис-
пользование в обряде погребальных масок зафиксировано и на кинтусовс-
ком этапе ( к. IX-X вв.)
глазницах найдены металлические накладки ( Очерки истории •, 1999, с.55) ,
а в погребении z 89 поверх глазниц была уложена медная полоска, выре-
занная из какого-то более крупного куска ( Карачаров, 2003, с.43) . А в пар-
ном погребении z! 108 лица погребенных были закрыты кусками меха (типа
куньих) ворсом вниз, поверх меха поперек лобной части черепа в обоих
погребениях лежали бронзовые цепочки, фрагмент цепочки обнаружен и
на челюсти западного черепа ( Карачаров, 2005, с.38-39) . Bn.z 7,12 Пы-
лаевского могильника металлические части лицевого покрытия представ-
ляли собой разрубленные на три части круглые бронзовые бляхи (зерка-
ла?)
присутствие лицевых «покрывал» зафиксировано в пяти детских погребе-
ниях. «Покрывала» из погребений z 15 и z 25 выполнены из меха росома-
хи и песца. На лицевые «покрывала» из погребений z 15, 21, 24 были
нашиты большие медные пластины, вырезанные из стенок котлов. В погре-
бении z 25 три маленькие пластины нашиты в области глаз и рта. На
наличие подобных «покрывал» в других погребениях указывают обнару-
женные в области лиц погребенных медных пластин с фрагментами меха
на них (Зеленый яр, 2005, с.211-212).
В погребении z 70 Арантурского могильника (Тюменская область) на
лицо покойного, покрытое тканью, была уложена бронзовая чаша, играю
щая роль маски ( Степанова, 2008) , подобная традиция зафиксирована на
ряде захоронений Сайгатинского комплекса ( Федорова, 1991, с. 1	,	•
На территории Башкирии и Татарстана, в ряде могильников с преоб-
ладанием мусульманского погребального обряда, детские погре ения со
вершены в соответствии с языческими традициями, а могильнике у •
шулева в низовьях р. Белой в детских языческих погре енияхД^??Т
сосуды украшения костюма и остатки погребальных масок с серебряным
vyWDi, укрсашеиих	Наличие погребальных
нашивками ( Мажитов, 197/; Казаков, 2003а, .
______	Uxi» 107
( Кутаков, Старков, 1997, с. 137, рис.17) . На могильнике Зеленый Яр

ЛтгЗГ	AM. Белавин. BA. Иванов. Н.Б. Крыласова CV41
лицевых покрытий Е.П. Казаков отмечает в погребениях чияликских Мо.
гильников золотоордынского времени - они состояли из кожаного лоскута с
нашитой на месте рта серебряной пластиной ( Казаков, 2003а, с.80) ,вп.§ 33
44, 50. 51, 93 I Азметьевского, п 2 158. 294, 343 Такталачукского могильника
на'нижней челюсти или под ней найдены неправильной формы накладки,
вырубленные из серебряных или бронзовых пластин, иногда с пробитыми
отверстиями. Видимо, они отмечали рот погребенных, и были пришиты на
покрывала, закрывавшие голову умерших. В п. z 22 I Азметьевского мо-
гильника у лицевой части черепа была )бг 3[.1 ена крупная бляха с ушком
на куске толстой кожи ( Казаков, 1978, с.84) .
Появление использования лицевых покрытий в VI в. на территории
Прикамья Е.Ф. Герман справедливо связывает с приходом иноэтничного
населения ( Герман, 2003, с. 140) , которое Р.Д. Голдиной оценивается как
угорское ( Голдина, 2003, с.57-63) . По мнению Е.П. Казакова, такой элемент
обрядности к западу от Уральских гор можно наблюдать уже с ананьин-
ского времени ( Казаков, 1988, с. 83.) , его истоки следует искать в Сибири,
где погребальные лицевые покрытия фиксируются уже в тагарско-таш-
тыкскую эпоху (тесинский этап) . Не возможно согласиться с точкой зрения
Е.Ф. Герман об исчезновении этого обряда в связи с уходом основной мас-
сы его носителей (угров и венгров) во второй половине VIII - начале IX вв
поскольку обряд не исчез, а наоборот приобрел завершенную форму. Ис-
следовательница при этом считает, что возникновение нового типа металли-
ческих лицевых покрытий связано с тем, что оставшаяся часть населения
(подразумевается финно-пермская? - авт.) , лишь отчасти знакомая с об-
рядом, переосмыслила и трансформировала его, создав вновь свой соб-
ственный обряд. При этом последующее исчезновение лицевых покрытий в
Волжской Булгарии связывается ею с принятием ислама в X в. (Герман,
2003, с. 140) . По какой причине маски, сопровождавшие наиболее богатые
мужские, реже женские погребения, и обладавшие, вероятно, высокой со-
циальной значимостью, враз исчезли в середине XI в. на территории Пер-
мского Предуралья, осталось неясным.
По этнографическим данным выделяется две основных точки зрения
на значение этого обычая. С одной стороны - это страх, боязнь вредоносно-
го взгляда покойного и запаха изо рта, который считался вредным для
здоровья живых; с другой стороны - почитание покойного, просьбы защи-
ты и покровительства.
И.П. Росляков в конце XIX в. писал, что остяки неохотно говорят о
погребальном обряде и могут «мистифицировать» расспрашивающего, но
тем не менее, в качестве устойчивой детали обряда которую удалось за-
фиксировать, он называет обертывание головы покойника. «Прежде всего,
берется небольшой лоскут выделанной оленьей шкуры и этим лоскутов
шерстью вниз, плотно обматывается голова покойника. На тех местах лос-
кута, против которых должны приходиться рот, нос, глаза и уши покойни-
ка, пришивается по одной медной пуговице. Таким образом, умерший, по
мнению остяков, переставг я видеть, слышать, обонять, говорить и прочее.
ля?Та189М89бесзГ НеКУЮ Ма'ерИаЛьную связь со здешним миром» ( Рос-
угоон°иДк6лЬ и ЭЛемеят погРебального обряда был зафиксирован у обских
’ аРьялаи!.еном в начале XX в.: «Глаза мертвого закрывают,
'TV'А УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века "*^У^ (лУп
лицо накрывают платком или целиком закутывают голову большим куском
сукна или обработанной оленьей шкурой ворсом внутрь. Но на этой обертке
определенным образом намечают черты лица, ибо на месте глаз, носа и рта
прикрепляют серебряные или медные монеты, медные пуговицы» ( Карья-
лайнен, 1994, с.76-77) . В современной этнографии обских угров этот обычай
уже мало где сохранился, и, тем не менее, у некоторых групп он продолжа-
ет фиксироваться. Например, у сынских хантов женщинам-покойницам
лицо закрывают платком, на котором на месте глаз, носа и рта пришивают
либо монеты, либо бусинки. Иногда закрывают лицо покойной белой тка-
нью, пришитой к головному платку. Но в отношении мужчин-покойников
такие действия не предпринимались ( Сынские ханты, 2005, с.91) . Таким
образом использование лицевых погребальных покрытий, в особенности с
различными металлическими деталями, а в прошлом и цельнометалличес-
ких. действительно является, одним из важных реперов ( маркеров) угорс-
кой этнической погребальной традиции.
В легендах и сказаниях манси границей между миром живых людей и
духов является береста ( Ромбандеева, 1993, с. 19) , которая часто использу-
ется в качестве покрытий и подстилок в погребениях. В.М. Кулемзин отме-
тил, что на Малом Югане одинаковыми терминами обозначаются понятия
преграды, границы, трещины и бересты под покойником (Кулемзин, 1990,
Использование бересты в погребальном обряде на территории Пермс-
кого Предуралья фиксируется еще в харинское время, где во многих погре-
бениях встречена берестяная подстилка, а иногда и перекрытие из бересты
( Розенфельдт, 1987а, с. 145) . По наблюдениям Р.Д. Голдиной, в ломоватов-
ских могильниках верхнекамской группы уже с харинского этапа дно и
стенки гроба иногда выстилались берестой, а в синхронных неволинских
могильниках вместо бересты употреблялась кошма ( Голдина, 1968, с.94;
1985, с. 19) . Р.Д. Голдина приводит параллели из погребального обряда
лозьвинских манси, у которых было принято тело умершего заворачивать в
кожу сохатого или оленя, и помещать в колоду или в лодку, разрубленную
поперек ( Чернецов, 1959, с.146) , в неволинских могильниках также хорони-
ли в колодах, на дне которых обнаруживалась спрессовавшаяся волосяная
масса - кошма или шкура животного ( Голдина, 1968, с.98) .
Фрагменты бересты фиксировались в отдельных погребениях памят-
ников макушинского типа в лесном Зауралье ( Могильников, 1987, с. 176) .
На Лихачевском могильнике потчевашской культуры погребенные укла-
дывались на берестяную подстилку, вдоль стенок могилы устаивали пря-
моугольную деревянную раму, на которую опиралось перекрытие из про-
дольных жердей, которое сверху накрывалось берестой ( Могильников, 1
с.187) , кроме этого погребенные дополнительно накрывались или заворачи-
вались в бересту ( Гениг, Зданович, 1986, с.123) . В погребениях усть-ишим-
ской культуры могила перекрывалась берестой, иногда погребенные ыли
завернуты в бересту. В отдельных случаях под скелетами прослежена под-
стилка из бересты или продольно лежащих плах ( Могильников, , с.
К.Г. Карачаров, проводя раскопки Барсовского I и Сзйгатинеких могиль
ников, неоднократно фиксировал, что погребенный 3^®°Рачи^алСр
в меховое покрывало, а затем в бересту ( Карачаров, , с. ) . Р
нии g 231 Барсовского I могильника погребенный был уложен в берестя-
________	109
стилка из бересты или
в меховое покрывало, а
чепецких
В могильниках Марийского Поволжья покойные укладывались на под.
( Халиков, 1977, с. 101) . Обугленные гро-
А М Белааин В А Иванов. Н Б Крыласов» IVIl ч’х
а сверх,.н= =- < Кара=.^4^
летьГ зафи wa^bi в погребениях могильников ванвиздинской купьтуры
(PTSSoft8wSe умерших при погребении иногда оборачивали а
луб или бересТ (Хано’в. Иванова. Останина. Шутова. 2004, с.51) По
блюдениям В А Семенова, оборачивание покойника в бересту характер^
для Варнинского могильника, на Варнинском и Тольенском могильниках 8
погребениях встречены следы луба ( Семенов, 1991, с.60) . Оборачивание
покойников в бересту, луб. ткань или мех зафиксировано и е. погреЕ>еНиях
могильников ( Иванов, Иванова, Останина, Шутова. 2004, с.55) .
стилку из досок, коры или войлока и почти всегда над погребенным фикси-
руются остатки луба ( Голубева, 1987а, с.110) .
Но в целом следует признать, что обертывание умершего берестой или
лубом, или выстилание дна могильной ямы древесной корой, по мнению
исследователей, характерно для всех финно-угров ( Гришаков, Зеленеев, 1990,
с1Э .
Широко известна заградительная и охранительная роль огня в погре-
бальном обряде.
Следы культа огня отмечены уже в погребениях ананьинской культу-
ры ( Иванов, Иванова, Останина. Шутова, 2004, с.36) , где сжигались срубы
и так называемые «дома мертвых»
бовища встречаются на пьяноборских памятниках, в частности, на II Ур-
манаевском могильнике ( Васюткин, 1982, с. 137) .
В эпоху раннего средневековья элементы огня отмечались в курганных
могильниках раннего этапа ломоватовской и неволинской культур, где при-
сутствуют обожженные остатки деревянных конструкций, в большинстве
случаев обжигались верхние плахи ( Митинский, Бурковский могильники)
( Голдина, 1968. с.91; 1985. с.21) Для более позднего периода ломоватовс-
кой культуры остается характерным использование в погребальном обряде
огня: в заполнении 48,8 % могильных ям встречаются угли, углисто-золис-
тые пятна, прокал ! Бочаров. 1997. с. 163) .
В поломской культуре в погребальном обряде огню также отводилась
важная роль Например, В.А. Семенов описывая погребальный обряд Омут-
ницкого могильника, отмечал что после установки гробовища в могилу и
его частичной засыпки, на краю могилы проводилась прощально-поминаль-
ная тризна, при которой разводили костер. После тризны уголь и золу кос-
тра сбрасывали в могильную яму и засыпали землей. Именно так можно
объяснить наличие в засыпке довольно больших углисто-зольных пятен. В
ряде случаев костер разводили прямо в могиле. При этом под слоем золы и
угля обнаруживалась прокаленная почва ( Семенов. 1985, с.95) . Подобный
обряд фиксируется и на чепецких могильниках - в засыпи почти всех мо-
гил присутствуют углистые включения или значительные по размерам вы-
тянутые по длине могилы углистые пягна. В отдельных случаях на Малов®'
нижском и Кузьминском могильниках зафиксированы обгорелые поленья
ак предполагает М.Г. Иванова, при захоронении в частично заполненных
Разво^или костер или бросали угли и головешки из ритуального

(Г’Л УГРЫ ПРЕ^ Р^ЬЯ В дРЕВности и СРЕДНИЕ века
Культ огня фиксируется и в погребальных памятниках еманаевской
культуры (Лещинская, 290z, с.48) . он проявлялся в сбрасывании в могиль-
ную яму оста » ков погребального костра по мере ее заполнения ( Голдина
1999, с.315)
В могильниках ванвиздинской культуры в засыпи многих погребений
встречается уголь и зола, а в ранних могильниках вымской культуры роль
огня в погребальной обрядности прослеживается еще в большей степени:
кроме угля и прослоек золы в засыпи могильных ям в ряде случаев отмеча-
ется прокален^ость дна и стенок могилы, изучены остатки кострищ в ме-
жумогильном пространстве ( Розенфельдт, 1987, с.119,125)
Элементы культа огня представлены и в материалах ряда мусульман-
ских некрополей Волжской Булгарии. Угольки в засыпи могильных ям и
обгорелые доски гробовищ встречены на II Соколовском, Таклачукском, I
дзметьевском, Дербешкинском могильниках чияликской культуры (Каза-
ков, 1978, с.49-82, 2003а, с.80) . На Кожаевском могильнике также в ряде
погребений, совершенных по мусульманскому обряду, встречен элемент
обжигания гробовищ и угольки в засыпи могильных ям ( Газимзянов, 1991,
с.107-108) . По мнению И.Р. Газимзянова, остатки поминального костра сбра-
сывали на гроб, в результате чего обжигалась верхняя часть настила. После
гроб засыпался землей ( Газимзянов, 1991, с.108) . Как отмечает Е.П. Каза-
ков, для собственно мусульманской обрядности проявления подобного культа
не характерны ( Казаков, 2003а, с.80) .
Наличие углей в заполнении могильных ям, вероятно, является одной
из особенностей угорского обряда погребения. Например, в могильниках
Марийского Поволжья засыпь могил чистая, без золы и угля (Архипов,
1973) . Н.И. Шутова отмечает, что остатки обрядовых действий, связанных с
огненным культом ( в частности, обсыпание покойника углем и золой) , об-
наруженные впервые на памятниках ананьинской культуры, слабо фикси-
руются в пьяноборских и мазунинских погребениях, но получают широкое
распространение у азелинского и поломско-чепецкого населения, а в мо-
гильниках удмуртов XVI-XIX вв. исчезают ( Шутова, 1991, с.181) .
По мнению казанских исследователей, проявления культа огня, выра-
жавшиеся в сбрасывании в могильную яму остатков поминального костра,
связаны с проникновением на территорию Волжской Булгарии угорского
населения, которое, даже приняв мусульманство, продолжало сохранять
пережитки своей языческой культуры. Истоки этого обряда исследователи
видят в лесном Зауралье и Западной Сибири, где обряд обжигания дере-
вянных конструкций был массовым явлением ( Газимзянов, 1991, с. 108-109) .
И действительно, В.Д. Викторова в качестве важной особенности по-
гребального обряда юдинской культуры лесного Зауралья называет ис-
ключительно большую роль огня. Это выражается в обряде кремации в
ряде погребений. А в погребениях с ингумацией в засыпи всех без исключе-
ния могильных ям встречались обгоревший хворост и части обожженных
костяков. Костер разводился на краю могильных ям, о чем свидетельству-
ют пятна прокала ( Викторова, 1968, с.244) . В.Д. Викторова, на основании
анализа обрядовой практики манси, пришла к выводу о том, что огонь в
погребальном обряде использовался в качестве очистительного средства
при жертвоприношениях, в качестве оберега живых от умерших, как до-
машний огонь, сопровождающий умершего для жизни в ином мире ( Викто-
, так же, как это отмечается и в
А-м- Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова П
ппОЯ 2008 с 45) Использование огня в погребальном ритуале, выражавШе.
еся в устройстве кострищ на краю могильной ямы и обычае ссыпания уГПвй
еся в устройстве £ могилы, известен также у племен потчевац,
с'коГиТсть-ишимской культур (Могильников, 1987, с.170) ,_В могильни^
потчевашской культуры берестяное перекрытие над покойным поджИга.
лось или на него сбрасывали угли погребального костра. При этом пере.
крытие обгорало, а в отдельных случаях происходило и обжигание трупа
(Могильников, 1987, с.187) .В усть-ишимскои культуры сохранились разно,
образные проявления культа огня. Рядом с курганами, в насыпях, под ними
фиксируются остатки кострищ. Отдельные угольки находятся в засыпи
могильных ям, а также в специальных ямках, выкопанных близ погребений
( Коников, 1982, с.8) . Перед засыпкой ям их перекрытие иногда поджига-
лось, и при этом покойный обгорал до такой степени, что некоторые кости
частично кальцинировались. Перекрытие, тлевшее с незна1- ительным дос-
тупом воздуха, полностью сохраняло свою форму ( Могильников, 1987, с.196-
197) . Отдельные элементы подобного обряда фиксируются и в погребениях
памятников макушинского типа (Могильников, 1987, с.176) . К.Г.Карача-
ров, проводя раскопки могильников Сургутского Приобья ( Барсовский I,
Сайгатинские) , в заполнении большинства погребений фиксировал нали-
чие мелких угольков ( Карачаров, 2004)
большинстве одновременных могильников Пермского Предуралья, причем
эта особенность сохраняется и в поздних погребениях XIII-XIV вв. Сайга-
тинского V могильника ( Карачаров, 1997) . В.И. Семенова зафиксировала
подобный обряд в средневековых могильниках Юганского Приобья, она
отмечает, что для Киняминских и Усть-Балык могильников в период XII -
начала XVI вв. было характерно обжигание земли перед захоронением,
сбрасывание погребального костра в могилу до или после опускания гро-
бовища (Семенова, 2001, с. 159) .
Таким образом, средневековые археологические культуры как Преду-
ралья, так и территорий, расположенных к востоку от Уральского хребта-
объединяет близость погребального обряда. Разумеется, в погребальной
обрядности локальных групп существовали некоторые особенности, объяс-
няющиеся как вариативностью местных идеологических представлений, так
и взаимодействием с иноэтничным населением. В большинстве рассматрви-
аемых культур отмечается этнический дуализм. Исследователи расценива-
ют их как угро-тюркские, угро-самодийские, финно-угорские. Объединяю-
щим элементом при этом является наличие определенной доли угорского
населения, с присутствием которого связана общность погребальной об-
рядности, материальной и духовной культуры. Угорский погребальный обряд
характеризуется рядом признаков, которые по отдельности могут наблю-
даться и в иных культурах, но в совокупности отражают представления
совершенно определенного этноса. Наиболее характерными чертами этого
погребельного обряда являются: расположение могильников на возвышен-
ном месте рядом с водоемом, расположение погребений рядами, зависи-
мость ориентировки погребенных от реки или представлений о расположе-
ппгп ^аН-' мертвых, неглубокие могильные ямы, присутствие в засыпи
nnuM^in114 мелких угольков, оборачивание покойника берестой, а также
пьедохоямРммСПе^ИаЛИ"-ИР0Ва21НЫХ П0ГРе^алтных лицевых покрытий для
я ж/iBt.iz oi покойника, захоронение умершего в одежде с пол-
с< |гМ УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности И СРЕДНИЕ ВЕКА
ыМ костюмным комплексом ( украшения, носимые на поясе вещи - кошель-
ки. ножи, топоры, шилья и пр., воинское снаряжение) , снабжение умершего
транспортным средством (лодка, олень, преимущественно - конь) снабже-
ние пищей ( сосуды, кости животных) , оружием, орудиями труда, «дорож-
ным набором». Отчасти характерной для угров можно считать поминаль-
ную обрядность, элементами которой являются жертвенно-поминальные
комплексы с пищей и подарками умершему. Разумеется все эти признаки
проявляются в разных культурах, а нередко и на разных могильниках в
пределах одной культуры, неравномерно, и имеют свои нюансы. Однако
наличие приведенного комплекса признаков погребального обряда свиде-
тельствет о существовании традиционных этнических представлений о не-
обходимости совершения при захоронении родственников определенного
круга ритуалов.
Наиболее выразительными «угорскими» признаками погребального
обряда, по мнению большинства исследователей, является помещение в
погребение останков коня ( в южных культурах т.н. «комплекса коня», в
северных - черепов или отдельных челюстей) , а также применение метал-
лических погребальных масок. Следует подчеркнуть, что подобные маски,
веротятно, применялись при захоронении социальной элиты, о чем свиде-
тельствует богатый комплекс погребального инвентаря в подобных погре-
бениях. С «элитарными» захоронениями связаны и некоторые отступления
от общего погребального обряда: биобрядность, противоположная ориенти-
ровка захороненных и пр., что однако говорит не об иноэтничности верхуш-
ки общества, а об особом к ней отношении, что находит подтверждения в
этнографии обских угров.
★ ★ ★
С уходом угро-мадьярских племен ( караякуповцев и неволинцев и, в ка-
кой-то степени, ломоватовцев и поломцев) в Паннонию угорская этнокуль-
турная доминанта в Преудуралье сохранялась по меньшей мере еще два
столетия. Наглядное тому свидетельство— курганы X-XI вв. в горно-лес-
ных районах Южного Урала и в Зауралье (Мрясимовский, Муракаевский,
Каранаевский, Синеглазовский могильники— «мрясимовского типа», по
Н.А. Мажитову) . Следуя по времени за караякуповскими, эти памятники
обнаруживают и высокий коэффициент типологическое сходства с ними
что, на наш взгляд, является ничем иным, как отражением этнического
родства населения, оставившего указанные памятники (Гарустович. Ива-
нов, 1992, с.24) .
Освободившиеся от неволинцев земли Кунгурской лесостепи в XI-XII вв.
осваиваются угорскими ( предчияликскими) племенами, оставившие могиль-
ники типа Селянино Озеро и Кишертского ( Пастушенко, 2005-2006, с.40-7 0) .
Только в X-XI вв. окончательно исчезают поломские памятники, оста-
ются функционировать только отдельные крупные городища, например
Иднакар на Чепце. В XI-XII вв. аналогичные процессы наблюдаются и на
ломоватовской территории. И в Удмуртском и в Пермском Предуралье
происходит смена культур, на Чепце возникают памятники чепецкои архе-
ологической культуры в Прикамье - родановской археологической культуры.

А.М. Белавин. В.А. Иванов. НБ Крыласом
Казань
карая kmi>> некая к\ 1ыурм
- нсниаинсклн ку.аыу рн
-.!< % •» Н"ВСК:1Ч И
ШОМСК.Ы культуры
- НАННИ llilK'K'.Itt KV.IL?' рл
Сык JbIBKip
Й.-Ола
Рис. 17. Схема расположения предуральских угорских культур
114
~	1 раф связей угорских средневековых к\ 1ын\р
Рис. 19. Схема: Погребальные лицевые покрытия: 1 - Барсовский. 2 —
Сайгатинский III, 3 - Кинтусовский, 4 - Пылаевский, 5-Зеленый Яр, 6-
Веслянский, 7 — Борганъоль, 8 — Плесииский, 9-Амбор, 10 - Редикор, 11 —
Огурдинский, 12 — Рождественский, 13 — Загарский, 14 —Деменковский, 15 —
Баяновский, 16 - Камень Светик, 17 -Телячий Брод, 18 - Горбунятский, 19-
Бродовский 20 — Неволинский. 21 —Селянинский, 22 — Танкеевский, 23 —
Б.Тиганский, 24 -1Лзметъевский, 25- Такталачукский. 26- Стерлитамакский.
27 — Кушулевский, 28 — Веселовский, 29 - с.Манвеловка
115
А.М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова CVH
Рис. 20. Маски (погребальные лицевые покрытия)-”наглазники" и "наротники”. I ~
Верх-Сая, 2 - Ракамаз (Венгрия), 3 - Горбунятский, 4 - Плесинский, 5-7-
Баяновский, 8-9-Деменковский. 10-12-Стерлитамакский, 13-14 - Веслянский, 15-
Борганъолъ (2 — по И. Фодору, 3 — по Р.Д. Голдиной, Н.В.Водолаго. 4 — по В. Ф.Генингу,
РД.Голдиной. 5-7 - раскопки А.В.Данича. 8-9 — по В. Ф.Генингу, 10-12 - по
Н.А.Мажитову, 13-15 -по «Археология республики Коми»)
Л 3'4- 7'8 - п^екий край. 2, 5-6 Баяновой
из браконьерских сборов, 2, 5-6 - раскопки А.В.Данича)
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности И СРЕДНИЕ ВЕКА
Рис. 22. Маски-личины (1). 1, 3 — Баяновский, 2. 6-7 — Танкеевскнй, 4-5 —
Огурдинский. X - Рождественский. 9, 11 — Периекии край. 10. 12-13- Плесинскии
(1, 3 — раскопки А.В1анича. 2 — по Е.П.Казакову. 4-5. 8- раскопки Н.Б. Крыласовой,
6 — « Финно-серы и болты...», 7 ~ «С menu Евразии...», 9. 11 — из браконьерских
сборов, 10, 12-13-раскопки В. IОборина)

«
- Мапве.кжка.
3 - Рождественский. 2 - Тинкеевекий. 4 6. Л-9 -
j 7, 10-14 - Перас кий край (I раскопки
A~ .Данина. 5 no Л.Н. Чуриловой, 710-14 - из браконьерских сборов)

УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ В ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ВЕКА
Глава 6. Средневековая керамика угорских культур
Предуралья
Шнуровая или шнуро-гребенчатая орнаментация многими авторами
(Чернецов В.Н., Е.П.Казаков, В.Д.Викторова и др.) признается как угорс-
кая. В.Д.Викторова считает, что распространение сосудов со шнуровой
орнаментацией является одним из наиболее убедительных аргументов в
пользу идеи продвижения угорских племен в лесную полосу по обе стороны
Уральских гор ( Викторова, 2008, с. 110) .
Наиболее ранние свидетельства использования шнура в орнаментации
керамики зафиксированы в лебяжской культуре, которая распространя-
лась в обширном ареале, охватывающем весь Печорский край и восточную
часть бассейна р. Вычегда. Использование оттисков шнура в орнамента-
ции лебяжской керамики, по мнению Г.М. Бурова, появляется как новое
явление в конце функционирования лебяжской культуры в VIII-X/I вв. до н.э.,
уже на стадии начала раннего железного века ( Буров, 1967, с.122) . В.И. Кани-
вец определяет эту культуру, как сложившуюся на основе культур мест-
ных племен раннего медно-бронзового века ( Канивец, 1964, с.88) , а по мне-
нию Г.М. Бурова ( Буров, 1964, с. 176) , в ее формировании помимо местных
племен принял участие какой-то зауральский элемент, он считает лебяжс-
кую культуру угорской ( Буров, 1967, с. 183) . Шнуровая орнаментация со-
провождалась наклонными оттисками гребенчатого штампа по плечикам,
зигзагами.
Позже эти мотивы проникли к югу на берега Камы к носителям ерзов-
ской культуры, дальнейшее развитее получили в эпоху раннего железного
века у ананьинцев (см. предыдущие главы) . Основные элементы шнуровой
орнаментации, свойственные средневековой посуде угорского облика ( под-
ковки, волнистые линии) возникли и нередко использовались уже в анань-
инское время ( рис. 24)	( Бол ьше-Н и Кольское городище, Г ремячанское по-
селение) и продолжали применяться гляденовским населением ( рис. 25) .
К примеру сосуды с сочетанием в орнаментации горизонтальных линий
шнура и шнуровой волны представлены на Гляденовском и Юго-Камском
костищах, Култаевском I селище, с сочетанием многорядного шнура и «под-
ковок» - на Федотовском городище ( Поляков, 1967, рис.З) . Правда, на осно-
вании этого В.Ф. Мельничук и Н.В. Соболева, не отрицая в принципе воз-
можности влияния пришлого этноса на материальную культуру гляденовского
населения, парадоксально склонны рассматривать шнуровую керамику как
один из этнических признаков древне-пермского населения ( Мельничук,
Соболева, 1986, с. 104-106) .
Зауральскую керамику с шнуро-гребенчатой орнаментацией В.Н. Чер-
нецов локализовал на Среднем Урале и Зауралье, утверждая, что ее раз-
витие может быть прослежено до зауральского ананьина VIII-IV вв. до н.э.
(как отмечает В.Д.Викторова, так тогда именовалась культура иткульских
металлургов) . Этнически такую посуду он связывал с протомансийскими
племенами ( Чернецов, 1957, с. 180) .
Параллельно с предуральской гяденовской культурой в IV-III вв. до н.э.
119
л ”	в среднем течении рек Туры, Ннц^ I
- IV-VI вв н.э. в лесном jeyp появилась у носителей «ашино^
Исети шнуро-гребенчатая Р чертой кашинской керамики являв*,
культуры ( рис 26) Хара'	скомпонованного из 2-3-4 горизонте^, I
наличие «бордюрного» орна штампа или шнура, с заключенными мец.
ных линий оттисков греое	многорядный зигзаг, столбики, наклоннее I
дУ ними различными моти	ровыв «подковки» Некоторые схожие
оттиски гребенчатого ш •	как гребенчатым штампом, так и а
**	н и к "в^'речаетс^оочетание гребенчатой и шнуровой техник
шнуровой технике. Вс р	истоков формирования кашинской куль-
( Чикунова. 2006а. с 6Л ^ Пово Р^У g	hq
туры у исследователе сагиатское воздействие на носителей кашищ.
в качестве другого компонента кашинских древностей выделяет»
прХрал ”« "«»гок»е ( M.tae.M- 19М. с ,4,. Ко.р^ин,
ва 1998 с 69) Например. В М. Морозов предполагал, что шнуро-гребенча-
тая керамика появилась в Зауралье в результате миграции населения из
Приуралья (Викторова. Морозов. 1993. с.181-102) . Дальнейшее развитие
данные мотивы получили в прыговской культуре, по мнению Н.П. Матвее-
вой. орнаментация прыговской керамики является «поздним вариантом
кашинской орнаментики» ( Матвеева, 1994, с 129-144)
Хотя, как отмечает И.Ю Чикунова, из-за недостаточной источниковой
базы актуальными остаются проблема взаимодействия кашинцев с ино-
культурным окружением, изучение вероятной зависимое ти их от саргатс-
кого мира, передачи орнаментальных ( шнуровых) традиций некоторым сред-
невековым культурам и многое другое ( Чикунова, 2005, с.90) , современный
уровень разработки кашинской проблематики дает представление о том,
что уже в раннем железном веке по обе стороны Урала у лесных племен
происходило формирование орнаментальной традиции, содержавшей уди-
вительно устойчивый комплекс элементов, что может объясняться тесными
контактами, регулярными волнами переселений как из Предуралья в Зау-
ралье, так и в обратном направлении. Эти факты, безусловно, отражают
процесс формирования этнического ядра, выступающего единым стерж-
нем целого ряда культур.	*
В эпоху Великого переселения народов в конце IV - середине V вв. на
территории Пермского Предуралья появились памятники т.н. «харинского
типа». У «харинцев» посуда с гребенчато-шнуровой орнаментацией приобре-
тает широкое распространение (рис. 27) .Причем, как отмечал В Ф.Генинг при
анализе посуды Опутятского городища, среди орнаментов преобладал мно-
горядный шнур по шейке, который сочетался с орнаментами по плечику
в виде «подковок» из шнура, вертикальных или наклонных оттисков гребен-
чатого штампа, гребенчатых зигзагов или «елочек» ( Генинг. 1980. с.121) .
Одновременно в горной части Среднего, частично Южного и Северного
Урала и прилегающих предгорных районах распространились памятники
петрогромсхой культуры V-X вв. ( Викторова, Морозов 1993 с 186-188) •
В.Ф Генинг считал, что эти памятники (гора Петрогром Чертово городи-
ще. Шаргашские каменные палатки, могильники Аятский и Калмацкий
<vu?» УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
Великого переселения народов ( Генинг, 1959) . Керамика петрогромского
типа выделяется и на территории Пермского Предуралья в Сылвенско-
Иренском поречье ( Пастушенко, 2004, с. 115) . Для петрогромское керамики
( рис. 28) наиболее характерны узоры в виде горизонтальных рядов шнура,
сочетающегося с рядами отпечатков гребенчатого штампа. Среди гребен-
чатых узоров преобладают горизонтальные пояса из зигзага или наклонно
поставленных отпечатков гребенки ( Сериков, Серикова, 2005, с. 18-19) . Кро-
ме того, в орнаментации встречается нарезка из рядов наклонных линий
иди сетки ( Могильников, 1987, с. 179) , оттиски гладкой лопаточки, уголко-
вый. полулунный штампы. Для классического, по В.Д. Викторовой, петрог-
рома характерны пять основных компонентов орнамента: косая резная
сеточка, шнур, гребенчатый штамп, элементы фигурно-штамповой техники
( «подковки») , «пустая» зона на высокой шейке ( Пастушенко, 1993, с.95) .
По мнению Е.П. Казакова, именно Средний Урал ( петрогромская куль-
тура) и Верхнее Прикамье ( ранний этап ломоватовской культуры) являют-
ся исходными районами для посуды с шнуро-гребенчатой орнаментацией.
Отсюда, как считает Казаков, в VIII-X вв. подобная посуда распространя-
ется на сопредельные территории: бассейн р.Чепцы, Южный Урал, Заура-
лье, Нижнее Прикамье. А в несколько измененном виде такая посуда в раз-
личных вариациях ( постпетрогромский, чияликский, юдинский, заозерный
типы и т.п.) продолжала бытовать до XIII-XIV вв. почти в том же регионе
( Волжская Булгария, Прикамье, Средний Урал, лесное Зауралье) ( Каза-
ков, 1992, с. 114) .
Таким образом, на протяжении почти двух тысячелетий круглодонная
посуда со своеобразной орнаментацией, в которой сочетается многорядный
шнур по шейке с относительно стандартным набором орнаментальных эле-
ментов по плечику ( вертикальные или наклонные оттиски гребенки, гре-
бенчатый зигзаг, «подковки») бытовала и эволюционировала на территории
лесной и частично лесостепной зоны по обе стороны Уральского хребта в
среде родственных культур, близость материальной культуры которых
определяло наличие общего угорского этнического компонента.
Ломоватовская археологическая культура относится к кругу лесных
урало-сибирских культур с круглодонной посудой, украшенной шнуро-гре-
бенчатым орнаментом.
На ломоватовских поселениях представлена посуда относительно раз-
нообразных форм обусловленных различным функциональным назначени-
ем. Однако узкоспециализированных сосудов, свойственных периоду по-
зднего средневековья, не наблюдается. Р.Д. Голдина, проанализировав посуду
пяти поселенческих памятников ломоватовской культуры ( Коновалятское,
Зародятское селища, Опутятское, Ором, Шудьякар городища) на основа-
нии формы сосудов выделила три основных типа: 1 - относительно высокие
сосуды с незначительной разницей диаметров по шейке и наиболее разду-
той части тулова; 2 - сосуды средней высоты со значительным расширени-
ем в средней части тулова, небольшим, чаще всего суженным устьем, с
короткой шейкой или без нее; 3 - низкие открытые чаши без четко выра-
женной шейки  рис. 29) . Сосуды 1 типа могли использоваться в качестве
тарной, кухонной и столовой посуды, 2-3 типов - кухонной и столовой.
Посуда изготовлена вручную. В тесте присутствуют примеси растительно-
сти, песка, шамота, толченой раковины. Причем со временем наблюдается
/4 М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова vV’Il
увеличение количества сосудов с примесью раковины. Цвет сосудов серый
или красновато-коричневый, обжиг неравномерный ( Голдина, 1985, с.95) .
Анализ посуды, полученной в ходе исследовании селища Запоселье в
2004-2007 гг., с одной стороны, подтверждает выводы Р.Д. Голдиной, сдру~
гой стороны позволяет сделать некоторые новые наблюдения. Подавляю-
щее большинство поселенческой посуды ( рис. 30) составляют сосуды сред-
него объема ( 5-6 л) горшковидной или чашевидной формы с относительно
короткой блоковидной шейкой, отогнутым венчиком. Следы нагара на этих
сосудах свидетельствуют о том, что это, вероятно, был основной вид кухон-
ной посуды, хотя не исключено и использование их в качестве столовой и
тарной посуды. В меньшем количестве представлены подобные по форме
сосуды больших объемов (до 15-20 л) с толстыми ( 0,7-1,5 см) стенками с
диаметром по венчику 40-65 см. Развалы более 2-х десятков подобных сосу-
дов были собраны в придонной части ямы-кладовки вместе со скоплениями
обугленного зерна, кальцинированных костей животных. Это не оставляет
сомнения в том, что подобные сосуды использовались в качестве тары для
хранения продуктовых запасов. По степени расширения в средней части
тулова указанные сосуды могут быть отнесены к типам 1 и 2 ( по Голдиной) .
Все эти крупные сосуды отличает небрежность изготовления, глиняное
тесто плохо промешанное, пористое за счет присутствия растительных при-
месей, черепки нередко сильно крошатся и расслаиваются. Цвет преиму-
щественно светло-коричневый, красновато-коричневый. Поверхность сосу-
дов заглажена щепой, пучком травы или гребенчатым штампом, отчего
четко прослеживаются штрихи - т.н. «расчесы», которые в верхней части
сосуда образовывались вертикальными движениями, а по тулову - гори-
зонтальными. Эти «расчесы» создавали особую декоративную фактуру, и
их можно расценивать как своеобразный способ оформления сосудов. Кро-
ме того, в большинстве случаев орнаментировался венчик - обычно паль-
цевыми защипами, реже насечками, оттисками гребенчатого или иных
штампов. При реконструкции развалов крупных сосудов выяснилось, что и
стенки сосудов в большинстве случаев украшались простыми орнамента-
ми, среди которых преобладали вдавления подушечкой пальца, пучком
соломы, реже - вертикальные или наклонные оттиски крупной гребенки,
«шагающая гребенка».
Около 30% керамического комплекса селища Запоселье составляют
небольшие сосуды с диаметром по венчику до 20 см. Среди них выделяют-
ся типичные «прикамские чаши» - приземистые сосуды, высота которых
меньше диаметра наиболее раздутой части тулова, с относительно корот-
кой блоковидной шейкой, с отогнутым венчиком; а также небольшие мисоч-
ки и плошки без выраженной шейки. Эти сосуды, в отличие от вышеописан-
ных, выполнены более тщательно, отличаются плотностью черепка,
поверхность их гладкая, цвет от темно-коричневого до серого и почти чер-
ного. Большинство подобных сосудов орнаментировано. Преобладает мно-
горядный шнур по шейке, который зачастую дополнялся орнаментом по
плечику, вертикальные или наклонные оттиски гребенчатого штампа, гре-
енчаты< «подковки», ряды округлых ямок или кружков, строенные кружки и
т.п. отя некоюрые из этих сосудов имеют следы нагара, что свидетельствует
о их использовании в качестве кухонной посуды, преимущественно они ис-
ользозались как столовые, а, возможно, как ритуальные, использовавшие-
122	.
<Л.иЛ УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
ся в обрядовой практике. Такое предположение основано на том, что подоб-
ные сосуды, количество которых на поселениях ограничено, составляют
абсолютное большинство среди погребальной керамики. Именно эта посу-
да имела наиболее выраженную этническую окраску и на протяжении многих
веков сохраняла традиционную форму и орнаментацию, обусловленную
этническими стереотипами. Поэтому для решения вопросов этнической
принадлежности населения, наиболее перспективным является анализ
именно этой группы керамики.
Впервые анализ погребальной керамики ( рис. 31-33) был проведен по
материалам четырех могильников Верхней Камы (Аверинский I и II Щу-
кинский, Русиновский) ( Голдина, Кананин, 1989, с.52-55)	(табл. 23)
Как отмечают авторы, на могильниках встречаются как специально
изготовленные ритуальные сосуды, так и обычная бытовая посуда, которая
использовалась для совершения поминальных тризн и для помещения в
жертвенных комплексах ( Голдина, Кананин, 1989, с.52) .
По технике изготовления погребальная посуда не отличается от быто-
вой поселенческой: сосуды вылеплены вручную с добавлением в глину тол-
ченой раковины и иных примесей ( шамот, песок и пр.) . Однако погребаль-
ная посуда изготавливалась более тщательно и аккуратно, стенки сосудов
более тонкие, поверхность гладкая. Но обжиг погребальной посуды весьма
некачественный, черепки хрупкие и пористые.
Подавляющее большинство погребальных сосудов представляют собой
низкие чаши с четко отогнутой наружу шейкой (группа I, тип 1) - 84,6-96,7 %,
реже - с прямой или слабо отогнутой наружу шейкой (группа I, тип 2) - 3,3-
15,4 %. Чашевидные сосуды с закрытым устьем (группа I, тип 3) среди
погребальной посуды не выделяются. В позднем Аверинском I могильнике
представлены и сосуды группы II - низкие чашки без шеек, которые в
ломоватовских могильниках полностью отсутствуют ( Голдина, Кананин, 1989,
с.5354) .
Формы венчиков погребальных сосудов стандартны - это преимуще-
ственно плоские, срезанные наружу венчики ( реже горизонтальные, округ-
лые, заостренные) . Степень орнаментации погребальной посуды - 46,2-
78,9 %. Орнамент расположен, как правило, по венчику и шейке с плечиком.
В орнаментации венчиков преобладают отпечатки гребенчатого штампа,
резные насечки, единично - отпечатки шнура, пальцевые вдавления. В
орнаментации шейки и плечиков сосудов преобладает шнур, отпечатки
гребенчатого или фигурных штампов ( кружки, решетки, розетки) , реже ямки,
насечки. Как отмечают исследователи, композиции узоров на ритуальной
погребальной посуде довольно однообразны: это или несложный узор из
гребенки или узор, состоящий из многорядного шнура, дополняющегося по
плечику пояском из гребенчатых оттисков ( преобладают вертикальные от-
тиски) , «подковок», «гусеничек», фигурных штампов ( Голдина, Кананин,
1989, с.53-54) .
Дополним эти данные результатами анализа погребальной посуды из
четырех ломоватовско-родановских могильникоз, раскопки которых прово-
дились Камской археолого-этнографической экспедицией ПГПУ - Баянов-
ский, Рождественский, Огурдинский, Запосельский ( табл. 24, рис. 34-37) .
На рассмотренных могил никах обычная бытовая посуда а незначи-
тельном количестве присутствовала только на Рождественском ( рис. 37) ,
A M. Белавин, В.А. Иванов. Н.Б. К
Вид посуды
90,0
40,0
10,0
60,0
Группа II
100
100
100
Раковина
16.0
20,0
Шамо!
40,0
Песок
50,0
10,0
80,0
Без орнаментации
10,0
Венчик
30.0
50.0
20,0
Шейка
50,0
Венчик+шейка
Гребенка
Шн\р
Насечки
100
Пальцевые в давления
Гребенка
100
25,0
25,0
Шнур
75,0
Ямки
Насечки
loo
Фшурный штамп
84,6
15.4
54.8
50,0
100
100
100
Tao. I uif a 23. Основная характеристика керамика верх неким с к их моги льников % (Го
Го лдина капании, 1989, с.52-5 5)

^'ГРЬ! ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
		могильники	["					итого 1	
1	Содержание признака	Банковский, IX- X! вв., 41 экз.	Рождеств., Х-Х1 вв., 93 экз.		Огурдннский, X- XI вв., 37 экз.	Запосельский, VII 1-Х 1 вв., 11 экз.	* || гч 00	
.	Шейка отогнутая	100	1С	Ю	юо Г	100 Г	100	
Лслабовыпуклые	12.2	5,3			**	1	5Л	
средневыпуклые	56	92.4		972 Г	909 Г	85.	1
сильновыпуклые	29	2,2		2.7	9Л	8.2	
Венчик	7,3	1	5	2J	1	ю,	9
Венчик + шейка	9,7	4.3		5,4 J	18.1	6,5	
1	Венчик + плечико	9.7	2(5	.8	10.8	**	1	17	5^
Шейка + плечико	4,8	7.5		13,5	9.!	8.2	
Плечико	7.3	3.2		8,1	9.1	5.4	
Шейка	4.8		.1		*	э 	1
Венчик + шейка + плечико	60.9	3	1	54	54.5	43.9	
	78	37,6		32.4	81,8	48.3	
	ооаоаааао □ооооооооо	—	5.3		24.3		7.6	
I i i Hi Л7	21.9	25.8		35.1	9.1	25,8	
	12	5.3		2,7	18.1	7	.!
	21.9	К	М	«>	27.2	!4.8	
X ч*** **♦	4.8	11,8		13.5	9.!	10,4	
	«№	*		5,4	«V	1	.!
lllll /////	2.4	бй		8.1	*	О 2 Ай» 4	1;|	
/МЧ	9,7		1	2.7	»		
A УЛ A	2,4		1		в	1	
	ж	»		5,4		1	Л
000	«№	6.4		2.7	«>	3.8	
Таблица 24. Основная характеристика керамики ламоватовско-родановских
могильников %
А.м. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
МОГИ 1Ы1ИКИ
Содержание признака
О 4L па °° 00
° ММЪ
Таблица 24. Основная характеристика керамики ломоватовско-родановских
могильников % (продолжение)
где кроме обычных прикамских лепных сосудов присутствовали и единич-
ные экземпляры булгарских сосудов, изготовленных на гончарном круге.
Среди ритуальных погребальных сосудов, как и в верхнекамских мо-
гильниках, преобладают типичные «прикамские чаши» - невысокие кругло-
донные сосуды с отогнутым наружу венчиком. Большинство сосудов (85,1 %)
имеют средневыпуклые плечики, т.е. диаметр наиболее разду iой части тулова
равен или незначительно превышает диаметр по венчику. Сосудов со сла-
бовыпуклыми плечиками относительно немного ( 5,4 %) , так же, как и сосу-
дов с сильно раздутым туловом (8,2 %) . Сосуды с относительно узким усть-
ем и сильно раздутым туловом чаще всего встречаются на Баяновском
могильнике ( 29 %) ( рис. 34/3,7,9, 20-21) . Незначительная часть сосудов
имеют более высокие пропорции и близки к горшковидным формам
В тесте в большинстве случаев присутствуют растительные примеси,
песок, реже - толченая раковина. Цвет сосудов обычно темно-коричневый,
серо-коричневый, серый и почти черный. Обжиг костровой, неравномерный
и, как правило, некачественный, отчего сосуды очень хрупкие. На Рожде-
ственском могильнике было зафиксировано несколько совсем не обожжен-
ных сосудов.
Поверхность сосудов тщательно заглажена мягким материалом. Фор”
мы венчиков, как и у посуды верхнекамских могильникоел преимуществен-
но плоские, срезанные наружу. Большинство сосудов орнаментировано Гкяти
в половине случаев орнамент располагался по венчику, шейке и плечику (43,9%) •
орнаментации венчиков преобладают отпечатки гребенчатого штампа
мнпгппап насечки' П° шейке сосуды в 48,3% случаев орнаментированы
ным шнуром. На Баяновском и Запосельском могильниках коли-
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века	vv*n
чество сосудов со шнуровым орнаментом достигает соответственно 78 и
81,8%- По плечику наиболее часто помещался ряд из вертикальных или
наклонных оттисков гребенчатого штампа (25,8%) .«подковок» (14 8%) или
«личинок» (7,1%) , гребенчатый орнаменте виде зигзага (10,4%) .
Эти мотивы, судя по всему, следует считать «классическими» угорски-
ми. Кроме вышеупомянутых элементов, реже шнуровая орнаментация по
шейке сопровождалась по плечику наколами круглой или полукруглой па-
лочкой, полой трубчатой косточкой или пучком соломы ( в целом 8%) . К при-
меру, орнаментальные ряды из одинарных или строенных кружков или
окружностей можно считать характерными для Запосельского могильника
(18,1%. рис. 35/2) , причем и на селище Запоселье представлено довольно
много сосудов с подобной орнаментацией. Довольно много сосудов с таким
орнаментом на Огурдинском могильнике (10,8%, рис. 36) , расположенном
недалеко от Запосельского археологического комплекса. Таким образом,
орнаменты! из этих элементов можно отнести к этнографическим вариан-
там.
Как видим, реже сосуды украшены по шейке линиями из горизонталь-
ных отпечатков гребенки ( 7,6 %) . В частности, такие сосуды встречены на
Рождественском и особенно много (24,3%) - на Огурдинском могильниках.
По плечику на таких сосудах обычно присутствует гребенчатый орнамент
в виде крупных ромбов, елочек, многорядных зигзагов, косой решетки. По-
добная орнаментация характерна для вымско-вычегодских средневековых
памятников (Археология республики Коми, 1997, с.605) .
На 7,6% сосудов представлены различные варианты резного орнамен-
та - вертикальные или наклонные насечки, вертикальные и горизонталь-
ные елочки, косая решетка. Подобная орнаментация свойственна неволин-
ской керамике ( Голдина, Водолаго, 1990, с.89-90) .
На 3,2% сосудов встречены отпечатки фигурных штампов - треуголь-
ники, ромбы, квадраты, розетки - характерные для поломской посуды ( Се-
менов, 1980, с.55) .
На Огурдинском могильнике 10,8% сосудов орнаментированы уголко-
вым штампом, характерным для западно-сибирских культур.
Эти варианты орнаментов, присутствующие на посуде ломоватовско-
родановских могильников, отражают направление межэтнических контак-
тов местного населения. Наиболее тесная взаимосвязь существовала с род-
ственными в этнокультурном плане угорскими культурами ( неволинской,
поломской, приобской) , исключение составляет только вымокая культура,
принадлежавшая пермским финнам.
Среди одновременных ломоватовской средневековых культур наиболее
близкий по внешнему облику комплекс материальной культуры, в том чис-
ле и керамической посуды представлен в поломской культуре. Поломские
сосуды ( рис. 38-39) по всем основным морфологическим характеристикам
(форме, составу теста, цвету и структуре черепка, характеру обработки
поверхности, качеству обжига) подобны ломоватовским. И орнаментация в
Целом имеет много общего с ломоватовской: аналогичное оформление вен
чиков, многорядный шнур по шейке, сочетающийся с орнаментом по плечику.
Отличие заключается только в отдельных особенностях орнаментации пле-
чиков сосудов Появление подобной керамики в V-VI вв. связано с продви-
жением в бассейн Чепцы «харинских» групп. Ранние сосуды украшались
128
шп ш
Таблица 25. Основная характеристика керамики ноломских могильников %
Таблица 25. Основная характеристика керамики поломских могильников %
(продолжение)
оттисками шнура и гребенчатого штампа и ямочными вдавлениями (Архе-
ологическая карта • 2004, с.51) , и ничем не отличались от харинской посуды,
распространенной в пределах ломоватовской и ванвиздинской культур.
В.А. Семенов приводит данные о том, что на ранних средневековых посе-
лениях бассейна р.Чепцы соотношение «шнура» и «гребенки» на посуде
было почти таким же, как, к примеру, на Зародятском селище в Верхнем
Прикамье ( Семенов, 1980, с.65) . Начиная с VII-VIII вв. оттиски многоряд-
ного шнура на шейке сосудов в поломской культуре стали сопровождаться
фигурно-решетчатыми штампами в виде круга, треугольника, квадрата.
Расцвет решетчато-шнуровой посуды приходится на вторую половину VIII-
Хвв. (Семенов, 1967; 1982,с.52-53) .
Представленная таблица 25, составленная на основе опубликованных
Данных трех поломских могильников ( Генинг, 1962, с.62-65, табл.Г, XIV-XV;
Семенов, 1980, с.53-55, табл. XXIX; Семенов, 1985, с.109-110, рис.13) , позво-
ляет сравнить основные морфологические особенности и орнаментацию
ломоватовской и поломской погребальной посуды.
Среди поломских погребальных сосудов, как и в ломоватовских мо-
гильниках, преобладают типичные «прикамские чаши» - невысокие круг-
лодонные сосуды с отогнутым наружу венчиком. Но, кроме того, присут-
’ вуюг и сосуды баночной формы, сосуды в виде мисок без выраженной

кальные или наклонные оттиски гребенки (4,1/о) .«личинки» (2%) >1;
ковки» ( 0,8%) и гребенчатый зигзаг (1,6%) - В небольшом количестве
кости (1,1%) . То есть в целом орнаментальные элементы, характерные
«ПОд.
'Вор
ЗЙЗГ	AM Белавин. В.А. Иванов. НБ. Крыласова
шейки и не отогнутым венчиком. Большинство сосудов (78,1%)
ломоватовской культуре, имеют средневыпуклые плечики.
По шейке сосуды в 41,7% случаев орнаментированы многорЯдн
шнуром этот показатель примерно равен ломоватовскому. ОрнаментамJ
по плечику на незначительном числе сосудов содержит мотивы, схожий
ломоватовскими. которые мы относим к «классическим» угорским: Верти'
кальные или наклонные оттиски гребенки ( 4,1 А)
наментации использовались отпечатки круглой палочки ( 2,4%) или полой
кости (1.1%) . То есть в целом орнаментальные элементы, характерные дПя
ломоватовской посуды, на поломских могильниках зафиксированы на 12°/
сосудов.
Преобладающими, характерными для поломской посуды мотивами
являются различные узоры, образованные отпечатками решетчатых штам-
пов: треугольного ((18,5%) , ромбического, квадратного и розетковидного
(27,5%) , т.е. в целом поломские мотивы присутствуют на 46% сосудов.
По мнению В.Ф. Генинга, распространение решетчато-шнуровой орна-
ментации посуды было связано с появлением на Чепце угро-самодийских
групп населения ( Генинг, 1967, с.275) . Е.П. Казаков также считает несом-
ненным заимствование решетчатых штампов от выходцев из Западной Си-
бири, где такие элементы орнаментации были распространены на широкой
территории от эпохи бронзы до этнографического времени, причем в ряде
случаев исследователь отмечает даже композиционное сходство некоторых
узоров. Поскольку штамп в поломской орнаментации обычно сочетается с
многорядным шнуром, по мнению Е.П. Казакова, формирование такой по-
суды могло произойти где-то в зоне контактов западносибирских культур
со штампо-гребенчатой орнаментацией керамики и среднеуральских куль-
тур с шнуро-гребенчатой орнаментацией, возможно, где-то к западу от р То-
бол в пограничных районах современной Свердловской, Курганской и Тю-
менской областей ( Казаков, 1989, с.37-38) . На наш взгляд, решетчато-шнуровая
керамика, вероятнее всего появилась непосредственно в бассейне р.Чепцы,
где уже с раннего средневековья была распространена шнуро-гребенчатая
орнаментация, привнесенная харинцами. и инфильтрация к VII в. носите-
лей штампо-гребенчатой орнаментации могла привести к возникновению
здесь нового смешанного типа орнамента, ставшего характерным для по-
ломской по^суды. В.А. Семенов отмечал, что одновременно с распростране-
нием новой орнаментации появилось значительное число погребений, со-
провождающихся костями животных (в публикации не конкретизировзно.
каких - авт.) , распространились костяные ложки, и вообще начало актив-
но развиваться косторезное искусство ( Семенов, 1980, с.67)
Лесные угры Среднего Предуралья, носители поломской и ломоватов-
скои археологических культур, в значительной степени «наследили» на тер-
ритории лесной и частично лесостепной полосы Евразии.
^ВВ значительная группа поломско-ломоватовского населения
ргтпои2ИЛаСЬ В Ре<гнее Поволжье. Типичная для этого населения посудз
Боль!।ip-гэг На Широк°м крУге Раннебулгарских памятников: в Игимском.
погоебении^Тг0^ етюшском« Танкеевском могильниках, Хрящевском
Е.П. Казпкп'й пт олгаРском городище, Малоиерусалимском селище и ДР
мечаег, что, главным образом, памятники с такой посуда
которое,
Болгара в
-ломоватов-
> где она
Несом
•> на памятниках
I, которую
(Казаков, 2004, с. 121) .
i	.	.	._________
имеет особенности в фактуре, форме и в орнаментации. Сосуды имеют
раздутое тулово и цилиндрическую горловину, как правило, со скошенным
внутрь венчиком. Шейка орнаментирована горизонтальными оттисками
i
зигзагами и елочками ( Казаков, 2007, с.52)
угры предуралья в ДРЕвности „ СРЕДНИЕ ВЕКл
концентрируются в пределах Спасского района современного Татаостам=
видимо, именно здесь осело поломско-ломоватовское население
безусловно, приняло участие в сооружении будущей столицы -
40-х гг. X века ( Казаков, 2007, с.47) . Наиболее массово поломско ;
ская посуда представлена на Танкеевском могильнике ( рис. 40)
составляет более 2/3 всей лепной керамики ( Казаков, 1992, с.116)
ненно, что переселенцы из Среднего Предуралья сыграли определению
роль в этногенезе булгарского народа. Позже, в конце X в., на памятниках
волжской Булгарии в большом количестве появляется посуда котопию
Е.П. Казаков считает постпетрогромской ( Казаков, 2007, с.52) , по Т.А Хлеб-
никовой - VII этнокультурная группа керамики ( Хлебникова,’1984) . Осо-
бенно много ее встречаемся в торговых округах и столичных центрах ( Ела-
бужское городище, Измерское селище, Билярское, Муромское городища) '
(Казаков, 2004, с. 121) .По мнению Е.П. Казакова, эта посуда, с одной сторо-
ны находит много общего с поломско-ломоватовской, но, с другой стороны,
имеет особенности в фактуре, форме и в орнаментации. Сосуды имеют
раздутое тулово и цилиндрическую горловину, как правило, со скошенным
внутрь венчиком. Шейка орнаментирована горизонтальными оттисками
веревочки, обычно группирующимися парами, а плечико - гребенчатыми
зигзагами и елочками ( Казаков, 2007, с.52) . Е.П. Казаков связывает носите-
лей данной керамики с уграми. Он полагает, что это население вело подвиж-
ный образ жизни, и в X-XII вв. распространилось в лесостепные районы от
Урала до Среднего Поволжья. По мнению В.Д. Викторовой и С.Е Чаиркина,
идея эта чрезвычайно заманчива, однако указанные авторы отмечают, что
Е.П. Казаков вслед за В.А. Могильниковым ( Могильников, 1987, с. 177-179)
ошибочно считает наличие толченой раковины в тесте характерной чертой
петрогомской посуды ( Викторова, Чаиркин, 1999, с. 167) . Они считают, что
при современном состоянии источников возможно совместить гипотезу
Е.П. Казакова с позицией, высказанной В.Д. Викторовой и В.М. Морозо-
вым ( Викторова Морозов, 1993. С. 189) , согласно которой в X в. какая-то
часть населения петрогромской культуры, возможно, влилась в состав ко-
чевников лесостепи Урала, а часть племен могла войти в формирующуюся
в лесном Зауралье юдинскую культуру. Генезис угров, кочевавших в X-XII
вв. по лесостепи от Урала до Волги был, на их взгляд, более сложным, чем
это представлено в работах Е.П. Казакова. В нем приняло участие не
только зауральское население со шнуровой орнаментацией посуды, но и
приуральское, где в тесто сосудов добавлялась раковина ( Викторова, Ча-
иркин, 1999, с. 174) . Как бы то ни было, когда в X-XI вв. в Пермском Пре-
дуралье возникли крупные торгово-ремесленные центры, часть населения
которых составляли выходцы из Волжской Булгарии ( Рождественское,
Анюшкар городища) вместе с круговой булгарской посудой здесь появля-
ется и посуда группы VII ( по Хлебниковой) , а также некоторые другие
гибридные формы керамики, развившиеся на территории Волжской Булга-
рии на основе прикамско-предуральских образцов. Создается впечатление,
что потомки прежних переселенцев возвращались в родные места к своим
сородичам, возможно, по причине массовой исламизации населения Волж-
ской Булгарии с целью сохранения своих языческих убеждений. Подтвер-
ждением тому могут служить находки сосудов группы VII в языческой
части Рождественского некрополя.
постепенно расселяться
В этот период, как е
ка и ее правых притоков
керамика с
появление с
1967, с.275)
А М. Белавин. В.А- Иванов. Н.Б. Крыласова
о ₽ VH?- начале IX в. выходцы из Среднего Предуралья наЧаПи
В конце VII	на заПад и юг0-запад.
отмечал еще В.Ф. Генинг, в среднем течении рВят
- . пек Пижмы, Ярань и др. распространила^
™«Р»™ орна^ятацией. В.Ф. Гения, с»,ва„ (
поиходом группы нижнеобско-зауральского населения ( генинг
ГА Архипов в свое время предлагал выделить памятники
Вет^жско-Вятского междуречья типа Еманаевского городища в самосто.
ягельную группу, находящуюся в
бас^Йн^Гвятки с ее многочисленными право- и левобережными притсн
ками, а также верховьев рек Б. и М. Кокшаги и верховьев р. Ветлуги были
выделены ижевскими археологами ( Н.А. Лещинская, Р.Д. олдина) в ема-
наевскую культуру, сменившуюся кочергинскои культурой IX-XI веков ( Пра0.
да I марийские археологи по-прежнему считают выделенные в эти культу,
ры' памятники древнемарийскими) . Керамика этой территории ( рис 41)
родственна поломско-ломоватовской: сосуды с округлым или уплощенным
дном, с примесью в тесте толченой раковины, шамота, растительности и
песка. С середины VIII в. распространилась решетчато-шнуровая орна-
ментация (Лещинская, 2002, с.46-47,49) , которая полностью исчезла к XI -
началу XII вв. ( Генинг, 1967, с.275) .
Начиная с VI-VII вв. поломско-ломоватовская посуда фиксируется в
Мерянском Заволжье. Особенно много круглодонной керамики с примесью
в тесте толченой раковины и орнаментированной в обычаях ломоватовской
культуры встречено на Поповском городище в слоях IX в., кроме того, здесь
известны характерные для Прикамья и бассейна Чепцы очаги с красной
глиной, не типичные для памятников Верхнего Поволжья, крупные ямы-
кладовки, также необычные для мерянских и муромских поселений (Леон-
тьев, 1999, с.52) . Таким образом, здесь присутствуют не просто отдельные
предметы, которые могли попадать в отдаленные земли путем обмена или
торговли, а свидетельства проживания небольших групп прикамского угор-
ского населения. А.Е. Леонтьев считает это совершенно нормальным явле-
нием, если учитывать, что Мерянское Поволжье от бассейна верхней Камы
отделяет всего 250-300 км сухопутной дороги - вполне досягаемое рассто-
яние. Учитывая находки округлодонной посуды на городищах Марийского
Поветлужья ( Халиков, Безухова, 1960, с.12) , в бассейне р. Пижмы, и даже
на правобережье Волги (Архипов, 1982, с. 12: 1985, с.22) , межэтнические
связи с Прикамьем были характерны для всей пограничной зоны двух
крупнейших этнокультурных регионов - Западного Предуралья и Повол-
жья (Леонтьев, 1999,с.52) .
Вопрос о присутствии прикамских форм в керамических комплек-
сах Белозерья, Ярославского Поволжья и Приладожья рассматривался
Н.А. Макаровым в специальных статьях ( Макаров, 1982, с. 125-131; Мака-
ров, 1983, с. 18-25) . Особенно многочисленной посуда прикамского облика
явл-ется в бассейне Белого озера и Верхней Шексны, на территориях
проживания белозерской веси. Н.А. Макаров отметил существенный удель-
пРикамсксй посуды на большинстве белозерских памятников Хв.
чаиХ^т 3 поселении Прутик ( рис. 42) . Здесь, в частности, присутствуют
е приземистые круглодонные сосуды с примесью в тесте ДРеС"
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века <£"й
вы. иногда толченой раковины или слюды, аналогичные посуде, характер-
ной для ломоватовско-родановской, поломско-чепецкой, ванвиздинской и
вымской культур ( Макаров, 1991, с. 140-161) . Н.А. Макаров отмечает, что
для лепной керамики Волго-Окского бассейна примеси в тесте толченой
раковины и слюды не характерны ( Макаров, 1982, с.130) . В орнаментации
этих сосудов использованы оттиски мелкозубчатых, решетчатых, фигурных
и кольцевидных штампов, оттисков линейной веревочки и веревочных пе-
тель ( «подковок») , которые имели очень ограниченное употребление или
вовсе не были известны на Северо-Западе ( Макаров, 1991, с.140-161) . В
результате анализа сосудов прикамского типа из слоя поселения Крутик,
Н.А. Макаров пришел к выводу, что 46% из них содержит в орнаменталь-
ной схеме сочетание горизонтального пояса из оттисков веревочки на шейке
с отпечатками различных вертикально поставленных штампов на плечике
( Макаров, 1982, с. 128) . Присутствие на территории проживания белозерс-
кой веси значительного количества керамики угорского облика является
явным свидетельством непосредственного присутствия здесь носителей этой
керамики. Таким образом, становятся на свои места вопросы об этнической
принадлежности биметаллических кресал, которые распространены пре-
имущественно в культурах угорского мира, но отдельный обособленный
центр их функционирования выделяется на территории Белозерья и При-
ладожья ( Макаров, 1989, с.60; Крыласова, 2007, с.178) , зооморфных роговых
гребней ( Крыласова, 2007, с.257-259, рис. 105) , подвесок в виде всадника на
змее, первые образцы которых попали в Приладожье из Прикамья в конце
X - начале XI вв., и послужили основой для местной переработки этого
образа ( Макаров, 1989, с.60) .калачевидных (лунничных) височных подвесок
(Макаров, 1989, с.61) .
Несомненно, что продвижение носителей керамики угорского облика в
районы Марийского Поволжья и на Верхнюю Волгу происходило по Ве-
ликому Волжскому пути. По наблюдениям Е.П. Казакова, во 2-3 четверти X в.,
когда происходит укрепление государства Волжская Булгария, начинает
быстрыми темпами развиваться ремесленное производство, продукция
которого в первую очередь реализовывалась по Волжскому торговому пути.
Ближайшим рынком сбыта продукции булгарского ремесла в X - начале
XI вв. было Марийское Поволжье. Здесь в погребальных комплексах встре-
чается большое количество булгарских поделок, многие из которых ( шумя-
щие подвески с коньковыми и арочными щитками, кресала с бронзовыми
рукоятями, подвески со всадником на змее и т.п.) выполнены по преду-
ральским и верхнекамским образцам. По мнению Е.П. Казакова, появле-
ние этих вещей, сопровождающихся в погребальных комплексах кругло-
донной керамикой со шнуро-гребенчатой и решетчато-штамповой
орнаментацией, связано с тем, что, осваивая торговый путь по Волге, бол-
гарские торговцы привнесли сюда и органически присущие им элементы
прикамско-предуральских культур, в том числе и лепную круглодонную
посуду со шнуровой орнаментацией. На верхнюю Волгу посуда угорского
облика попала тем же путем, о чем свидетельствуют ее находки вблизи
водных путей. Судя по значительной стандартизации в форме и орнаменте,
отмеченная посуда на Верхней Волге могла принадлежать каким-то ро-
доплеменным подразделениям булгар угорского происхождения ( Казаков,
1994, с.90-91) . В отличие от гончарной посуды ремесленного производства,
А М. Белавин. В.А. Иванов. НБ. Крыласова
лепная орнаментирозанная^
зоГприсутстТиГтакой посуды на западных памятниках маркирует неПос.
редственное присутствие каких-то групп угорского населения^
Каковы были причины переселения на столь далекое расстояние от
основного этнического массива? Во-первых, совершенно логичным яВЛяет.
ся предположение о том, что в период активного использования булгарски.
ми купцами Волжского торгового пути им необходимо было наличие на
этом пути опорных пунктов, которые обеспечивали бы безопасность пути,
создавали условия для отдыха торговых караванов вели посредническую
торговлю с населением, проживающим вдоль пути. Во-вторых, как предПо.
лагает Е П Казаков проникновение носителей керамики угорского облика
на запад могло быть связано не только с торговлей, но и с религиозной
конфронтацией в болгарском обществе, когда происходила имена язычес-
кой религии монотеистической ( казаков, 1994, с.91) . При анализе набора
предметов угорского облика, распространенных к западу от Приуралья, у
нас возникло еще одно предположение, заключающееся в том, что, возмож-
но, среди товаров, реализовывавшихся по Волжскому торговому пути был
такой своеобразный товар, как женщины, которые, попав в иноэтничную
среду продолжали пользоваться своей посудой, своим этническим набором
украшений, роговыми гребнями с зооморфными рукоятями, костяными ор-
наментированными копоушками и прочими вещами, которые хорошо изве-
стны от Марийского Поволжья до Приладожья.
Керамика, близкая по облику поломско-ломоватовской, одновременно
бытовала и к востоку от Уральского хребта - в районах Среднего Урала и
лесного Зауралья. Горизонтальные отпечатки шнура по шейке являются
специфическим видом орнамента, отличающим керамику лесного Заура-
лья от посуды других синхронных культур Западной Сибири. В то же вре-
мя, шнуровая орнаментация объединяет зауральский этнокультурный аре-
ал с петрогромской культурой населения Горного Урала ( Могильников, 1987,
с.171) . В.Н. Чернецов утверждал, что развитие шнуро-гребенчатой орна-
ментации здесь может быть прослежено до Зауральского ананьина VIII-
IV вв. до н.э. Этнически такую посуду он связывал с угорскими племенами
(Чернецов, 1957, с. 18Q) .
В V-VI вв. н.э. в среднем течении р.Тура и в нижнем течении р.Тавда
была распространена керамика батырского типа ( Викторова, Морозов,
1993, с. 180-181) , для которой характерны сильно профилированные сосуды
с плоским и широким краем венчика, иногда с небольшим наплывом изнут-
ри. В орнаментации сосудов использовались отпечатки шнура в сочетании
с руглыми или овальными наколами и с отпечатками гребенчатого штам-
па. Орнамент расположен очень густо, и покрывает венчик, шейку и плечи-
ко со .у,iob, а в некоторых случаях и верхнюю часть тулова. В тесто добав-
лялись дресва, тальк и слюда ( рис. 43)
В VI-> вв. в горной части Среднего, частично Южного и Северного
Урала и прилегающих предгорных районов существовала петрогромская
культура ( рис. 44) , керамику которой исследователи помещают в типоло-
1очТК°^рЯДУ МС; <ДУ батырским и Одиноким типами ( Викторова, Морозов.
, с. -188) . Особенности этой керамики охарактеризованы выше.
ак это представляется В.Д.Викиторовой, в VI-IX вв. традиция шну-

' ГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
ровой орнаментации петрогромской посуды распространилась по всему
горно-лесному Зауралью на восток ( молчановская культура) и на север
( тынская культура) , переплетаясь на сосудах с местными гребенчатыми и
фигурно-штампованными узорами.
В VI-IX вв. в среднем и нижнем течении р.Тура и нижнем течении
р.Тавда распространилась керамика молчановского типа ( Викторова,
Морозов, 1993, с. 184) , для которой характерны приземистые круглодонные
формы с плоскими, приостренными или скругленными венчиками ( Моро-
зов, Панина, 1997, с.77) . Под слабовыраженным наплывом часто располо-
жен горизонтальный ряд круглых глубоких наколов, в целом же сосуды
богато орнаментированы гребенкой и шнуром ( рис. 45) . Наиболее распро-
странены узоры в виде многорядных оттисков шнура и наклонных оттисков
гребенчатого штампа. Представлены также узоры в виде елочки, зигзага и
решетки, выполненные гребенчатым штампом. В орнаментации использу-
ются также фигурные, уголковые и ромбические штампы, отпечатки кото-
рых располагаются в шахматном порядке, образуя композиции из горизон-
тальных поясков и треугольных фигур на плечиках сосудов ( Могильников,
1987, с. 166) . Орнамент покрывает верхнюю часть сосуда от венчика до пле-
чика. В тесто сосудов часто добавлен песок. Как считает В.Д. Викторова,
молчановская посуда сформировалась на основе трех компонентов: фигур-
но-штампованного лесного ( местного) туманского типа, гребенчато-жем-
чужного лесостепного и шнурового горно-уральского ( Викторова, 1969, с.15,
192) . По мнению В.А. Могильникова, памятники молчановского типа отра-
жают процесс распада этнической общности обских угров и выделение из
ее состава в последней четверти I тыс. н.э. предков манси ( Могильников,
1987,с.167) .
В X-XIII вв. в лесном Зауралье от р.Исети до верховьев р.Лозьвы
существовала юдинская культура, для которой характерны приземистые
чашевидные сосуды преимущественно с плоско срезанным венчиком и раз-
личной профилировкой: с плавным переходом вертикальной шейки в туло-
во, чашевидной и острореберной ( Викторова, 1968, с.246) . Орнамент покры-
вает венчик, шейку и плечики. Он выполнен оттисками шнура, гребенчатого
штампа, изредка гладким штампом и защипами ( рис. 46) . Абсолютное боль-
шинство сосудов имеет поясок из круглых ямок вдоль венчика. Пояски из
шнура обычно сочетаются с рядами из наклонно поставленных оттисков
мелкозубчатого штампа. Реже ряды из оттисков штампа образуют фигуры
в виде решетки, зигзага, взаимопроникающих треугольников. Изредка встре-
чаются узоры из защипов, которые обычно располагаются на тулове сосу-
да ( Могильников, 1987, с.170-171) . По мнению В.А. Могильникова, наличие
на ряде сосудов узора из взаимопроникающих треугольников свидетель-
ствует о влиянии керамики оронтурского этапа Нижнего Приобья, в кото-
рой подобные узоры были широко распространены. Орнамент в виде рядов
оттисков мелкозубчатого штампа и пояска ямок вдоль венчика сближает
керамику юдинской культуры с другими культурами лесной полосы За-
падной Сибири. Этническая принадлежность юдинской культуры опреде-
ляется как древнемансийская ( Могильников, 1987, с.170-171) .
Для городищ верхнего и среднего течения р.Тавды характерен заозер-
ный тип керамики, несколько отличающейся от юдинской формой сосудов
и орнаментацией. Сосуды имеют сравнительно высокую вертикальную
По
Из
Ь1й
АМ Белавин, В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «"Л
шейку четко переходящую в округлое тулово. Венчик плоско и косо срез*
часто в верхней части утолщен и образует карнизик. Орнамент нанеСб'
сравнительно коротким и тонкозубым гребенчатым штампом или плоско-
палочкой по принципу «отступающей лопаточки». Иногда для орнамент^
ции употреблялся уголковый штамп и шнур. Все сосуды украшались
шейке пояском ямочек. Среди узоров наиболее распространены пояски
отпечатков наклонно поставленного гребенчатого штампа, горизонтально
и вертикальный зигзаг и ромбическая сетка ( Викторова, 1968, с.246) . р0
мнению В.А. Могильникова, некоторые черты своеобразия заозерного тиПа
керамики обусловлены соседством и участием в генезисе юдинской культу-
ры населения Нижнего Приобья ( Могильников, 1987, с-^71) .
Наиболее близка по орнаментации к ломова овской керамика маку-,
шинской культуры, памятники которой располагаю г_,я в лесном Заурад^
на средней Туре и Нице. Посуда макушинского типа (. рис. 47) представле*
на горшковидными сосудами с вогнутой шейкой и ребром при переходе от
шейки к округлому тулову, сосудами с наклонно/ внутрь или вертикальной
шейкой и округлым туловом, чашевидными слабопрофилированными сосу-
дами. По сравнению с юдинской керамикой, макушинской свойственна бо-
лее бедная орнаментация. Больше половины сосудов с поселений не орна-
ментировано, но в погребениях представлены "олько сосуды с орнаментом.
Орнамент располагается в верхней части тулова и состоит из горизонталь-
ных рядов шнура, подковообразных оттисков, реже встречается зигзаг, вы-
полненный оттисками шнура или гребенчатого штампа, насечки, «жемчу-
жины» и круглоямочные вдавления вдоль венчика, узоры в виде окружностей
( Могильников, 1987, с. 176) . В.Д. Викторова сопоставляет памятники маку-
шинского типа с харинскими и с Перейминским могильником, и рассматри-
вает оставившее их население как угорское, считая его пришлым (Викоро-
ва, 1964, с.250) . В.А. Могильников не согласился с этой точкой зрения, считая
памятники макушинского типа локальным вариантом юдинской культуры,
оформившимся в поздний период ее существования на границе с лесосте-
пью. От соседних племен, заселявших лесостепь, по мнению В.А. Могильни-
кова, носители культуры макушинского типа заимствовали такую деталь
погребального обряда, как захоронение головы и конечностей коня (Мо-
гильников, 1987, с. 177) . Керамика макушинского типа сближается с юдин-
ской по шнуровой орнаментации и приземистым пропорциям чашевидных
сосудов. В то же время, она, безусловно, имеет свои особенности: широкое
распространение плоского венчика, профилировка и орнаментация сосу-
дов. Так, по мнению В.А. Могильникова, для керамики юдинской культура
не типичны мотивы орнамента в форме подковок и окружностей ( Могиль-
ников, 1987, с.176-177) . В.Д.Викторова, напротив, считает мотивы в виде
«подковок» в определенной степени свойственными юдинской культуре (Вик-
торова, 2008, с. 111) .
По мнению В.А. Могильникова, макушинские памятники оставлены
одной из южных групп предков манси, которые впоследствии были тюр*м"
зированы или от теснены в отдаленные северные или горные районы (МО"
гильников, 1987, с. 177) .
Таким образом, лесные зауральские культуры, для которых, как и дл*
пре/: уральских, в эпоху средневековья были свойственны приземистые крУг
лодочные сосуды со своеобразной орнаментацией, объединяющим момен
(x***ft УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
в которой являются горизонтальные линии шнура, вертикальные или
Т°клонные оттиски гребенки, гребенчатый зигзаг и отпечатки в виде «под-
Новок», однозначно связываются исследователями не просто с абстрактным
^горским» населением, а с вполне конкретными предками манси. Истоки
 НУро-гРебенчатой 0РнаментаЧии усматриваются исключительно в петрог-
помской культуре Горного Урала, хотя, на наш взгляд, широкое распрост-
ранение в Зауралье подобных мотивов могло быть связано и с постоянным
взаимодействием предуральского и зауральского населения, для которого
уральский хребет не являлся существенной преградой. Основной путь,
связывающий родственные культуры, проходил, вероятно, по тем мансий-
ским тропам, по которым в конце XVI в. была проложена знаменитая
Бабиновская дорога от Соликамска до Верхотурья. Свидетельством тому
могут являться довольно многочисленные находки не только зауральской,
но и западносибирской керамики на памятниках в окрестностях Соликам-
ска. Вместе с тем, исследователи усматривают связь зауральских племен с
группами коневодов лесостепи Урала. Последние появились на рубеже I-
II тыс., когда при формировании угорской общности в лесной полосе Ура-
ла, видимо, происходил отток части населения в лесостепь. Помимо кера-
мики с гребенчато-шнуровой орнаментацией, их объединяют такие черты
погребального обряда, как покрытие лица погребенного тканью, а глаз и
рта - металлическими пластинками, помещение рядом с умершим головы
и ног лошади. Зауральская группа этой общности до XIII в. сохраняла
традиции образа жизни и материальной культуры, судя по находкам на
городищах бассейна р.Исети ( Б.Бакальское, Прыговское, Лыбаевское) ,
р.Пышмы ( Мокиревское) , р.Ницы ( Юдинское) , а также в Макушинских
курганах и Мысовском могильнике ( Кутаков, Старков, 1997, с. 138) . Правда,
все указанные черты, включая как керамику, так и элементы погребальной
обрядности, были свойственны и соседним племенам ломоватовской куль-
туры.
Самой поздней культурой, где сохранились указанные орнаменталь-
ные мотивы в керамике, является чияликская культура золотоордынского
времени - XIV в., выделенная на обширной территории от Восточного За-
камья до Зауралья ( Казаков, 2001а, с.221) . Этой культуре свойственна леп-
ная круглодонная посуда с примесью песка в тесте, блоковидная шейка
сосудов украшена оттисками веревочки, а тулово - гребенкой или резными
линиями, нередко - отпечатками «подковок» (рис. 48) . На некоторых сосу-
дах имеется имитация ушков. Форма, композиция и техника орнаментации
чияликской посуды, как отмечает Е.П. Казаков, характерны для всех сред-
невековых угро-протомансийских культур с гребенчато-шнуровой посудой,
наибольшую близость к чияликской обнаруживает макушинская керамика
(Казаков,2003а,с.81) .
Еще одной культурой Предуралья, в угорской этнической принадлеж-
ности которой почти никто не сомневается, является неволинская археоло-
гическая культура, основные памятники которой концентрируются в бас-
сейне р.Сылвы. Р.Д. Голдина отнесла неволинскую культуру к угорскому
этносу на основании: 1) данных письменных источников, 2) взаимосвязи
неволинских памятников с поздними памятниками бассейна р.Сылва X-XV
^в., которые напрямую предшествовали летописным «остякам», 3) парал
лелей в некоторых чертах погребальной обрядности между неволинскими и
А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Таблица 26. Основная характеристика керамики leeoiuncKax могильников
138
Таблица 26. Основная характеристика керамики неволинских могильников %
(продолжен ие)
угорскими могильниками ( Голдина, 1968, с.98) .
Керамическая посуда из неволинских могильников (рис. 49) имеет больше
отличий от ломоватовской, чем поломская. Если ломоватовская и поломская
погребальная посуда обычно заглаживалась мягким материалом, то в нево-
линских могильниках нередко встречаются сосуды, заглаженные щепой,
пучком травы или гребенчатым штаммом, отчего на стенках наблюдаются
характерные «расчесы». В ломоватовской культуре подобная обработка
поверхности применялась только для бытовой поселенческой посуды. По
составу теста, цвету и качеству обжига неволинская посуда существенно
не отличается от ломоватовской и поломской.
Среди неволинских погребальных сосудов также преобладают типич-
ные «прикамские чаши» - невысокие круглодонные профилированные со-
суды с округлобоким туловом ( 46,8%) . Как у ломоватовских и поломских,
среди неволинских чаш преобладают средневыпуклые. Но если в ломова-
товской культуре чаши всегда, а в поломской культуре - в подавляющем
большинстве случаев имеют отогнутый венчик, то у неволинских чаш на-
блюдается больше вариантов форм: с прямой, отогнутой и вогнутой вов-
нутрь шейкой, без шейки с прямым или закрытым устьем. Кроме того, в
неволинских могильниках довольно широко представлены блюдообразные
A M. Белавин. В.А Иванов. Н.Б. Крыласова ССТ1
( 41 %) и мискообразные ( 8,2%) сосуды. Реже встречаются округлобокие
горшки с цилиндрической или отогнутой шейкой (ЗА) ( Голдина, Водолаго,
1990,с.89 .	, с „.	И
По особенностям орнаментации ( !аб. . . 6' керамику неволинских мо-
гильников сближает с поломско-ломоватовской наличие определенной д0Лц
сосудов с шнуро-гребенчатой орнаментацией. Причем, следует отметить,
что подобные орнаменты присутствуют только на сосудах чашевидной фор-
мы с отогнутым наружу венчиком ( Голдина, Водолаго, 1990,) , а на блюдах
и мисках не встречаются. Многорядный шнур по шейке сосудов встречен в
12,1 % случаев на 11% сосудов по плечику наблюдаются различные вари-
анты гребенчатого орнамента в виде вертикальных и наклонных оттисков
гребенчатого штампа (7,3%) , Гребенча • oi о зигзага ( 2,7/о) .на единичных
сосудах встречена шнуровая волна, подобные орнаменты нередко сочета-
ются со шнуром.
Но наиболее характерным для неволинской культуры) является резной
орнамент, который располагается по венчику, шейке, но преимущественно -
по плечикам сосудов: вертикальные или наклонные насечки ( 16,6%) .зигзаг
или вертикальные «елочки» (1,7%) . горизонтальные «елочки» (7,6%) .косая
решетка ( 2.1%) . В целом, как отмечают Р.Д. Голдина и Н.В. Водолаго, на
Бродовском могильнике резная орнаментация представлена единично, на
Неволинском (58,8%) , Верх-Саинском (42,9%) и Сухой Лог (63,6%) могиль-
никах преобладает ( Голдина, Водолаго, 1990, с.89) .
В целом при анализе неволинской керамики исследователи выделяют
две тенденции гончарного производства: прикамская, развившаяся на гля-
деновской основе ( в ее осинском варианте) и пришлая зауральская (сар-
гатская) ( Пастушенко, 1993, с.94) . Первая характеризуется органическими
примесями в тесте ( часто - присутствием толченой раковины) , обработкой
поверхности щепой или гребенчатым штампом, светлым цветом ( чаще се-
рым) , приземистыми чашевидными формами, преобладанием гребенчатой
орнаментации при достаточно высокой доле ямочных и шнуровых узоров,
отмечены случаи сочетания различных способов орнаментации ( Пастушен-
ко, 1993, с.94) . Для второй группы неволинской посуды характерны: плот-
ное песочно-шамотное тесто, сравнительно тщательная обработка поверх-
ности ( хотя иногда встречаются и «расчесы») , темными тонами цветовой
гаммы, преимущественно высокими горшковидными сосудами, часто с пря-
мой шейкой, вертикальной или отогнутой, резной и псевдорезной техникой
орнаментации, иногда в сочетании с ямочными вдавлениями ( Пастушенко,
1993, с.94) . Исследователи отмечают, что такая посуда, вероятнее всего
возникла на основе западного ( Тобольского) варианта саргатской культу-
ры, испытавшего определенное влияние гороховских племен ( Пастушенко
1993, с.94) . Согласно 1редставлениям Р.Д. Годиной, в эпоху Великого пере-
селения народов в Прикамье пс явились отдельные группы степного и лесо-
степного населения, вытесненные гуннами. Одна из таких групп, принад*
лежавшая преимущественно угорскому населению саргатской культуры
лесостепного Зауралья, появилась на рубеже IV-V вв н.э. в Кунгурской
лесостепи. Саргатцы оставили в Прикамье несколько скоплений памятни-
ков, где в результате взаимодействия пришлого саргатского и местного
( финно-пермского по РД. Голдиной) населения здесь сложилась ориги-
нальная нсволинская культура ( Голдина, 2003, с.58-59) . И действительно.
теУГРЫ ПРЕДУРДЛЬЯ в ДРЕвности U gm
неволинская посуда имеет значительное
НЫМ формам и по орнаментации. Среди саргатскихт^^ ” П° °СН0В‘
круглодонные горшки с эллиптической и™₽, сосУДОв преобладают
широким горлом, шейкой средней высоты ПплпбР°ВИДН0Й Ф°рмой тулова'
в небольшом количестве присутствуй н Х"™ Г°ршКов^НЬ1е ^уды
орнаментации саргатской посуды преобладала оезня™* памятниках- пРи
примеру, на Павлиновом городище составляет 41 6% Те" ной ХаТ’ "
использовался для украшения венчика и шейки сосудов Резнью оонамр"/
ты на шейке представляют следующие композиции горизонтальнь^ по!
ки и вертикальные столбцы прямых и нагонных отрезков, горизонт^
Ипп?™я!СЬНде <<6Л0ЧКИ>>' Зигзаги’ метики, косую решетку (^епеева
2007, с.84) : нелогичные композиции резного орнамента характерны и для
неволинской посуды.	н р и для
Позднее наблюдается формирование единого керамического комплек-
 са неволинской культуры на основе смешения указанных керамических
традиции, что проявляется в составе формовочных масс, обработке повер-
хности, обжиге, распространении многообразия приземистых и высоких
сосудов с различным оформлением горловины и венчика в распростране-
нии разнообразных орнаментальных приемов ( резного, гребенчатого, ямоч-
ного, шнурового, часто в различных сочетаниях ( Пастушенко, 1993, с.95)
И.Ю. Пастушенко пришел к выводу о том, что между населением бас-
сейна р. Сылва и населением Зауралья и Западной Сибири не просто су-
ществовали тесные культурные контакты, но имела место инфильтрация
зауральского населения в неволинскую среду. Скорее всего, в этом процес-
се участвовали группы населения из районов Томско-Сургутского Приобья
и Горно-Лесного Урала, проникавшие в бассейн р. Сылва в период до
середины VIII в. н.э. ( Пастушенко, 1993, с.96) . Эти выводы построены на
основании того, что в VII - начале VIII вв. на территории распространения
неволинской культуры появляется керамика петрогромского типа с приме-
сью талька в тесте, отдельные фрагменты сосудов батырского, потчевашс-
кого типов, фрагменты талькированной посуды по форме и орнаментации
соотносимой с кушнаренковской керамикой. В то же время появляется по-
суда неволинского облика, но с орнаментацией, характерной для петрог-
ромской керамики, керамики зеленогорского типа (Пастушенко, 1993, с.95-96) .
Кушнаренковская культура конца VI-VII вв. территориально распо-
ложена преимущественно на территории Башкирии - в низовьях р. Белой
и Камы. Исследования О.А. Казанцевой и Т.К. Ютиной показали, что носи-
тели кушнаренковской культуры, заняв преимущественно левобережье
р. Белой, расселялись и на юго-восточной периферии верхнеутчанской куль-
туры ( VI-IX вв.) в южной части Камско-Вятского междуречья ( Голдина,
2002, с. 106-109) . Специфическим элементом данной культуры является кера-
мика, отличающаяся тщательной выделкой, хорошей за глажен ностью поверх
своеобразной формой и орнаментацией (рис. 50-51) .
, о комплекса ( табл. 27) преобладают слабопро-
диаметром по венчику 7-20 см, средних (59/о) или
"невысокой прямой (32,3%) или слабо отогнутой
(62 7%) приплуснутым (50%) или округлым (шаровид-
’ /Иванов 1990 с.109;Иванов, 1999,с.53) .Суммарная
ности, тонкостенностью,
Среди керамического
филированные сосуды с,
высоких (25%) пропорций
наружу шейкой i.
ным) туловом (43,4%)
A M. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Диаметр по венчику (PI)
Профиль шеикл
Высотный указатель (ФА)
59
Высокий
Высотный указатель (ФБ)
Широтный указатель (ФВ)
Средний
Широкий
Прямая (вертикальная)
Отогнутая наружу
Высокий
Очень высокий
Низкий
Средний
38
46
16
Не более 10 см
11-20 см
Указатель профилировки шейки (ФГ
Высотный указатель тулова (ФД)
2
Слабопрофилированная
Прйплюснотое
Округлое
Насечки по венчику
«г
Ряд круглых ямок
Косые насечки по шейке
"Жемчужины"
___
Косые оттиски мелкозубчатого
штампа
Резные горизонтальные линии
Мелкая косая сетка
Горизонтальные линии и
косые оттиски зубчатого
штампа
Насечки по венчику и
горизонтальные линии
Насечки по венчику и косые
оттиски штампа
Горизонтальные линии и косая
_______сетка______________
Горизонтальные линии и
мелкие каплевидные насечки
Насечки по венчику и поясок
_______круглых ямок_______
Поясок круглых ямок и
_______"жемчужины"________
Насечки по венчику и
«г
каплевидные насечки по шейке
Поясок крУ1лых ямок и косые
насечки по шейке
Насечки по венчику и
*
н
жемчужины" по шейке
58
96,8
50
34
97,2
Таблица 27. Основная характеристика кушнаренковской керамики
(по данным из (Иванов, 7999, табл. 5-6))
<Х.1’Л УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
признаках: 1) преобладают резные горизонтальные линии, сгруппирован-
ные по 3-4 ( 97,2% всех сосудов) ; 2) ряды косых оттисков мелкозубчатого
штампа ( 53,7%) ; 3) частые косые насечки по венчику ( 34%) , 4) частая косая
резная сетка ( 14,6%)	( Иванов, 1999, с.47) . Кроме этого на 4,9 % сосудов
представлен характерный для посуды угорского круга элемент - подковки
( «лунницы», «гусенички») ( Иванов, 1990, с.109) . Наиболее распространен-
ные элементы орнамента образуют и наиболее часто встречающиеся соче-
тания. горизонтальные резные линии, чередующиеся с косыми оттисками
мелкозубчатого штампа (62,8%) , или с насечками по венчику сосуда (32,5%)
насечки по венчику и оттиски мелкозубчатого штампа по плечику (17,9%*
горизонтальные резные линии, чередующиеся с косой сеткой (12,4%, гори-
зонтальные линии и ряды каплевидных насечек - 11 % ( Иванов, 1999, с.48)
Кушнаренковская керамика определяется исследователями как при-
внесенная с территории Западной Сибири. По вопросу конкретной этни-
ческой принадлежности ее (носителей долгое время единства между иссле-
дователями не было. Близкую по типу кушнаренковской посуду из
Перейминского могильника В.Н. Чернецов отнес к протомадьярскому на-
селению Зауралья ( Чернецов, 1957, с. 180) . В.Ф. Генинг находил параллели
общему стилю и орнаментации кушнаренковской посуды в круге памятни-
ков I тыс. н.э. в Прииртышье и Приобье, которые, по его мнению, принад-
лежали самодийцам ( Гениг, 1977, с.274) . С.М. Васюткин также связывал
носителей кушнаренковской керамики с уграми или самодийцами (Васют-
кин, 1971, с. 137) . Е.А. Халикова связывала памятники с кушнаренковской
керамикой с культурой протовенгров (Халикова, 1976, с. 155; 1976а, с.52-53) . По
мнению Н.А. Мажитова, кушнаренковские памятники оставлены пришлым
западносибирским населением, которое в этническом отношении было тюр-
ко-угорским ( Мажитов, 1976, с.7) . Е.П. Казаков отмечал родство кушнарен-
ковской керамики с западносибирской штампованно-гребенчатой керами-
кой, которая рядом исследователей относится к предкам хантов ( Казаков,
134-135) . По мнению В.А. Могильникова, памятники с посудой кушнарен-
ковского типа принадлежат лесостепным угорским племенам и тюркизиро-
ванным уграм Западной Сибири, оказавшимся на территории Башкирии в
результате вовлечения в движение кочевников VI-VIII вв. на запад ( Мо-
гильников, 1971, с. 155) .
Позднее В.А. Могильников конкретизировал свои представления об осо-
бенностях формирования протокушнаренковского населения. С его точки
зрения, этот процесс был связан со смешением около середины I тыс. н.э. в
лесостепи и на юге лесной зоны Западной Сибири остатков угорского насе-
ления саргатской культуры и продвинувшихся с севера в обезлюдевшую в
период великого переселения народов лесостепь лесных этнических групп,
также, вероятно, угорских ( Могильников, 1988, с.23) . Это, по его наблюдени-
ям, выражается в том, что в керамике кушнаренковского типа сочетаются
две различные традиции. Для кушнаренковской культуры характерны
кувшинообразные сосуды, по своей форме наиболее напоминающие такого
типа сосуды саргатской культуры. Однако орнаментация на них в основ-
ном не саргатская, а наиболее близкая орнаментальному комплексу потче-
вашской культуры. Типичный для кушнаренковской посуды узор в виде
прочерченных рядов параллельных горизонтальных линий, разделяющих
орнаментальные зоны, особенно характерен для потчевашской культуры.
143
йнГ	А м- ^€ЛЗвнн В А Иванов‘ н 6 кРЫЛ9СОва
Sko в А Могильников отмечает, что этот же узор есть и на саргатско'
посуде но там как правило, разделителем выступает одна, а не ряд Лин *
кёй орнаментации с саргатской заключается также в нанесении рядов
наклонных перекрещивающихся линии и зон из свисающих прочерченНЬ1х
треугольников или зигзага; напоминают манеру саргатской орнамента^*
и встречающееся на кушнаренковской посуде за к>л -ение орнаментально,
го поля внутри треугольников и прочерченные «висюльки», направленные
вниз от вершины треугольников ( Могильников, 1988, с.24) . В.А. Могильни-
ков приводит и еще целый ряд параллелей, указывающих на родствен-
ность кушнаренковской и потчевашской культур. Приведенные параллели
в итоге, позволяют заключить, что в формировании протокушнаренковско-
го населения на территории Западной Сибири участвовало два основных
компонента - саргатский, очевидно, преобладающий, и примешавшийся к
нему в III-V вв. более северный лесной, который затем составил основу
потчевашской культуры, в сложении последней также участвовало саргаь
ское население. Помимо этого в некоторой степени, возможно, в сложении
кушнаренковцев принял участие третий компонент, который ассоциирует-
ся с поздними памятниками каменской культуры, в которой также встре-
чаются кувшинообразные сосуды с максимальной шириной в нижней части
тулова, орнамент из резного зигзага, заключенного между параллельными
линиями, а также изредка узоры в виде вертикальной елочки. Такое соче-
тание разнородных элементов указывает на сложный процесс генезиса угор-
ской кушнаренковской культуры ( Могильников, 1988, с.24-25) .
Караякуповская культура второй половины VIII-IX вв. занимает, в
основном, предгорные и горно-лесные районы Южного Урала и Зауралья.
Караякуповские сосуды очень близки кушнаренковским, но имеют и свои
отличия ( рис. 52) . Они слабопрофилированные, средних и низких пропор-
ций, с вертикальными или слабо отогнутыми наружу шейками средней
высоты, приплюснутым «реповидным» туловом, украшенные насечками по
вен «ику и рядами круглых ямок, «жемчужин», узких каплевидных насечек
или частой горизонтальной «елочкой». Для выявления степени различия
керамики этих двух типов, был предпринят сравнительно-типологический
анализ (Иванов, 1999, с.46-5§) .
* я в кие сосуды (табл. 28) отличают от кушнаренковских более
низкие пропорции: преобладают сосуды низких ( 39,6%) или средних про-
порций (60,4%) с приплюснутым (реповидным) туловом (87,5%) с прямой
или средних про-
л	®	' 'f ' J• • • у v	в-1 v V	9 f J	® * •  w • **’ х
(39,1%) или слабо отогнутой наружу шейкой (54,9%) . Кроме того, караяку-
повская поселенческая керамика о личается от кушнаренковской больши-
ми размерами, а караякугювская погребальная посуда более чем в два
Раза меньше по размерам, чем поселенческая, что позволяет предполагать
ментами0ппмТУаЛЬНЬ'Й ХарактеР < Ивэнов, 1999, с.53) . Характерными эле-
косых адИентаРии каРаякУП0ВСК01'| керамики являются: 1) ряды из
' 20 2’/Г гппи^ЛК03У аТ0Г° Штампа ( 39'3%) ; 2> осечки по венчику
 О0/1 .’о' _ нтальные ряды каплевидных оттисков гладкого штампа
элемиты:'^аТп₽,ТГЛЬ1ХЯМ°“ (24’4%) или «жемчужин» (18,9%) .Иные
вдавления псевло1пч«Я С6Тка' резнь,е горизонтальные линии, ногтевидные
позициях орнамента г£еоблаХтеслёЫ еДИНИЧНЫХ Фрагментах В ком-
Р адают енг дующие сочетания: мелкие насечки
Характерными эле-
или «жемчужин» (18,9%) .Иные
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
_________________признак
Диаметр по венчику (Р1)
Профиль шейки
Не более 10 см
11-20 см
_°£
94,1
Высотный указатель (ФА)
Прямая (вертикальная)
Отогнутая наружу
54.9
Высотный указатель (ФБ)
Широтный указатель (ФВ)
Указатель профилировки шейки
(ФГ)
Высотный указатель тулова (ФД)
орнаментация
Низкий
___Средний
Высокий
Средний
Высокий
Очень высокий
Средний
Широкий
Слабопрофилированная
Приплюснотое_____
______Округлое_______
Насечки по венчику
Ряд круглых ямок
Косые насечки по шейке
________"Жемчужины"_________
Косые оттиски мелкозубчатого
________штампа______________
Резные горизонтальные линии
Мелкая косая сетка
Горизонтальные линии и косые
оттиски зубчатого штампа
Насечки по венчику и
горизонтальные линии
Насечки по венчику и косые
оттиски штампа
Горизонтальные линии и косая
сетка
Горизонтальные линии и мелкие
_____каплевидные насечки
Насечки по венчику и поясок
кру глых ямок______________
Поясок круглых ямок и
"жемчужины"
Насечки по венчику и
каплевидные насечки по шейке
Поясок круглых ямок и косые
насечки по шейке__________
Насечки по венчику и
"жемчужины" по шейке
23
96,4
87.5
20,2
20,7
18.9
18.9
16.5
Таблица 28. Основная характеристика караякуповской керамики
(по данным из (Иванов. 1999, табл.з-би
145

ов
иасечкц
'Ряды
с.49) .
ССЧТ 4 м Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
по венчику и поясок круглых ямок по шейке ( 23.1%) ; ряды ямок и
жин» ( 20 1%) ' насечки по венчику и горизонтальный ряд гладких оттиск
ПО шейке (ЭД ; рады ямок.игладких оттисков (16.5%) . **
по венчику и «жемчужины» по шейке (15 8 /о) . насечки по венчику и
мелкозубчатого штампа по шейке (14/о)	( Иванов. 1990, с.111-112; 1999,.
Что касается населения с посудой караякуповского типа, то все иссп₽
дователи связывают его происхождение с районами Южной Сибири в *
стности Г.И. Матвеева сравнивает посуду караякуповского типа с посу’.
дой бакальской культуры , Матвеева, 1975, с.21) . Чер.ь. х< дг’ва межп7
бакальской и саргатской керамикой свидетельстпуют о генетической связи
оставившего ее населения. На основании этого В.А. Могильников, прини-
мая во внимание отмеченную Г.И. Матвеевой близость кушнаренковской и
бакальской посуды, предположил, что в основе этногенеза караякуповско-
го населения также как и у кушнаренковцев, находилось население саргат-
ской культуры, но не та его часть, которая контактировала с лесным этно»
сом. а более южная или юго-западная часть, не испытавшая воздействия
комплексов с керамикой, украшенной фигурными штампами ( Могильни-
ков, 1988, с.27) . Предполагаемая локализация ареала предков караякупов-
цев, вероятно, юго-западнее протокушнаренковцев, что до известной степе-
ни соответствует и локализации этих этнических групп в Южном Приуралье,
где караякуповские памятники тяготеют к более южным и юго-западным
районам, а кушнаренковские к более северным, северо-восточным и севе-
ро-западным, хотя в большинстве расположены смешанно. Как предпола-
гал В.А. Могильников, во второй половине VI в в периоды военных походов
Первого Тюркского каганата и связанных с ними передвижений народов, в
том числе угров лесостепи Западной Сибири, обе этнические группы были
одновременно сдвинуты из районов их первоначального формирования в
лесостепи и степи Западной Сибири, и в процессе своего движения на За-
пад, в Южное Приуралье в значительной мере перемешались. Такая ситу-
ация объясняет фиксируемое исследователями почти одновременное появ-
ление кушаренковских и караякуповских комплексов в Южном Приуралье,
особенности их расселения здесь и наличие как смешанных так и чистых
памятников тех и других ( Могильников, 1988, с.27) .
К настоящему времени изучено достаточно много кушнаренковских
памятников в Зауралье и лесостепном Притоболье. Исследователи относят
время зарождения кушнаренковских форм посуды и орнаментации к фи-
нальной стадии раннего железного века и предполагают что их формиро-
вание произошло на постсаргатской основе с участием хунно-сарматского
компонента, а также ряда южно-таежных суперстратных компонентов, в
первую очередь, карымского, включая также и кашинский с характерными
для данной культуры приемами шнуровой орнаментации горловины горш*
ковидных сосудов. Кушнаренковские и караякуповские традиции сформи-
ровались в IV-V вв. н.э. в северной лесостепи Зауралья и Западной Сиби-
ри, откуда начали мигрировать в широтном направлении с востока на запад
по границе лесостепной и южно-таежной зон. Миграции смешанных групп
полукочевого населения, находящихся на разных стадиях нового культуро
генеза, осуществлялись разновременно. Они были направлены преимуЩ®"
ственно на юго-запад, запад, северо-запад, через Месягутовскую лесостепь
в Северо-Boci очную Башкирию, а затем в Западную ее часть и в Прик
кушнаренковско-
1И и
с кушнаренковской и карая-
"| и Т. К. Юти ной, пока
%*	У™ пр^^я ,	„ СРЕднт
мье Вероятно, это были обособление о	п
лективы: Кушнаренковские группы фор^иров^ХТпТ °ТН°ШеНИИ КОл-
а предки караякуповцев - в лесостепной зоне ( Мят подтаежном Районе,
кова,2008.с.184-185) .	епнои зоне ( Матвеева. Берлина, Рафи-
Кроме Башкирии памятники, содержащие керамику к
Го и караякуповского типа известны на территооии Xu™- vP °ВС
Татарстана. Картографирование памятников^ 1 Ю ои уДмурти
куповской керамикой, проведенное О.А Казаннеепй .
ТО ООНО.,0, оо„ь .« o„Cp.„.4o„:aX“ „ри.
Башкортостана и в северо-восточных районах Татаостаня п пя^
находками кушнаренковской и караякуповской керамики выявлено натер0
ритории Южной Удмуртии, 5 памятников - в Пермском Предуралье в
основном - в бассейне р. Сылвы ( Казанцева, Ютина, 1986, с.120 рис 1/!)'
( * * * I
Таким образом, керамический материал, рассмотренный в главе одно-
значно указывает на существование в Зауралье и Предуралье единой в
этнокультурном отношении угорской ойкумены периода раннего средневе-
ковья. Её южные части имеют прямое отношение к уральскому этапу древ-
немадьярского этногенеза, как впрочем, и часть более северных преду-
ральскьл племен. Среднее Предуралье и Зауралье в период раннего
средневековья становятся ареной, где формируются основы древнехантый-
ского и, в особенности, древнемансийского населения. Как показвают на-
блюдения за развитием керамических традиций в эпоху средневековья,
Уральский хребет не являлся существенной границей, разделяющей жите-
лей Предуралья и Зауралья. Формы сосудов и способы орнаментации ( бе-
зусловно, вместе с их носителями) постоянно «перетекали» с одной стороны
Урала на другую и обратно, а памятники ряда одних и тех же культур
выделяются исследователями на обеих сторонах хребта. Так, тюменскими
археологоми в последнее десятилетие выявлен целый комплекс кушнарен-
ковских памятников в лесостепном Зауралье, макушинскую культуру они
отождествляют с чияликской ( Рафикова, Матвеева, Берлина, 2008, рис.20-
21) . По данным А.В. Старкова, на городище Рахмангулове в Красноуфим-
ском районе Свердловской области более 50 % составляет комплекс нево-
линской керамики. При этом, если лесостепные культуры рассматриваемой
территории значительная часть сообщества археологов уже в некоторой
мере «признала» предками мадьяр, то шнуро-гребенчатая керамика, бе-
зусловно использовавшаяся в единой этнической среде, исследователями
зауральских культур безоговорочно связывается с предками манси, а боль
шинством исследователей предуральских культур - с «финно-пермяками».
На наш взгляд, наиболее массовое распространение шнуро-гре енчатои
круглодоной посуды вкупе с иными признаками ( погребальный о ряд, эт~
номаркирующие предметы) на территории ломоватовской и поломскои
культур свидетельствуют о том, что в определенный период а иг^н
_. _ :: __.) именно эти территории выступали в качестве ядра угорс-
кой общности, в X-XI вв. это ядро сдвинулось к востоку - в Зауралье и
П0И°О,™и=.	ЛоСТ=™;(с
ского населения в это же время распространились д
культур свидетельствуют о
- начале XI вв.
»<ая роль утроа Урала и <	” -г—/ •
народности выразительно фиксируется а керамическом материале
рии а виде целого ряда этнокультурных групп керамики Л

УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние век у
Рис. 24. Керамика раннего железного века Волго-Камья. 1-3-ананьинская
керамика Среднего Прикамья, 4- ' — керамика зауральского происхождения с
крестовидным орнаментом из Волго-Камья. 8-12 — греоенчато-шнуровая керамика
северноприуральского происхождения и • приустьевой частир. Вятка (по
В. И. Маркову)

Иванов. Н.Б Крыласова
А М. Белавин. В.А
20
Рис. 25. Керамика гляди ювская. 1-3 - Култаевское 1 селище. 4 - Юго-Камское
костище, 5 - Турбинское селище, 6-9, 22-23 - Опутятское городище, 10-21 -
Горюхалинское городище (по Ю.А.Полякову и А.Н. Лепихину)
Рис. Рб.Ксраиики кашинская. 1-18-Рафийювское селище. 19-31- Рафий.и><*кое
У Г РЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние векд
Рис. 27. Керамика харннская. 1-3 — Шойнаягский могильник (по II. О. Васкулу,
ФВ.Овчинникоку). 4-15 — Опмпятское городище (по В. Ф.Г\енингу). 16-19 - селище
Пеньки (по .1. Ф. Мельничуку. //. В. ('оболевой)
/5/

A M. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б Крыласова


Ш к с\> ^ералн^^тро<РаусК11Я- 1-8-святи чище на горе Голый Камень (по
РиК°гУиЛиВ Серпк0в01^: 9'25 - останец Старичный (по В. Д. Викторовой,
 • кшркину), 26 - гора Петрогром (по В.Д. Викторовой)
j
-vw «"Tl
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние
ВЕКА
^Uc~ Керамика ломоватовская, поселения. 1-4 — Горткушетское селище. 5
А( арийское ОС селище, 6 — Русиновское II селище, 7 — городище Ором. 8-15 —
“Кдьякар (по Р.Д.Голдиной, В.А.Кананину), 16-17- Саломатовское городище
Рцск°пки A. Kf. Белавина, 1986г..). 18-27-селище Володин Камень (раскопки А.М.
Белавина. 1983 и 1988гг.)

А* BA ивамов НБ крыпасоы
и-ггь. Цм2> Дй*
<ТТП УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ
в древности и средние века
''-111--
мйшшйшшя
сшлппишпнд
(ЗсЗДАб^ОД £ £> £ £ £££
^...-— —	---- » — - —- — — -W 'ЧГ 		* V v I
^«">1
мм4~>J"*«w« ,	^м
h'&OeStSOOOO^
Щ£1У^|У4Я1\
гд’ИФг


^11С- 31. Керамика ломовапювския. Аверинскии IIмогильник (по Р.Д.Голдиной,
В. А.Капанину)
А.М. Бепавнн, ВА. Иванов. НВ Крыласова

iHiiuiH ни и
10
Рис. 32. Керамика ломоватовская. Агафоновский I могильник (по Р.Д.Г<олдиной,
О.П. Королевой, Л.Д. Л /акарову)
о о
О
к ЛйШк ч ч

УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ
в ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ЗЕ к л
Uc- $4. Керамика ломоватовская Маяковский могильник -раскопки А.В. Данича
2005-2008гг.

A M. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова

35. Керамикаломовапюеская, Запоселье могильник (раскопки Н.Б. Крыласовой
2006-2()07гг.)
158
УГРЫ предуралья в дрввности я средние ВРКА
с- 36. Керамика лсшоватовскаю, .могильник Огурдино (раскопки А.М. Белавина,
Н.Б. Крыласовой]994-1996, 2000-2001 гг.)

А М Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
TnmnzBS.
Рис. 3 7. Керамика Рождественского археологического комплекса. 1-18- городив
илъник (раскопки АДf. Белавина. Н.Б. Крыласовой)


Рис. 38. Керамика поломская. 1-3 — В.-Утчанское городище (по Т.К.Ютиной), 4-5 —
Адамское 1, 6-Тольенское II, 7-8- Поломское III, 8-10 - Весьякарское, 11-16-
Заболотновское селище (по А.Г. Иванову, М.Г. Ивановой, Т. И. Останиной,
И. И. Шутовой), 17-24 - могильник Мыдлань-Шай (по В. Ф.Генингу)
/ 0	в. 1 t в 1
'гпьника (по А.Г.Иванову)
161
A.M. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Рис. ^О.По.помско-ломоватовсклякрппмш- -. т^,.
кия керамика 1 анке веского .могильника (по
УГРЫ ПРЕДУРАПкя а -
в ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ВЕКА
^^Керамикалохюватовско-попомскаяиз могильников Ветпужско-Вятского
междуречья. 1-2 -Дубовскии (по Г.А.ПАрхипову. 3 - Кочергинский (по
М.В.Талицкому), 4 - Нижняя Стрепка (no Т. Б. Никитиной)
Керамика п ткамская поселения Крутик (по Н.А. Макарову)
163
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
Рис. 43. Керамика батырского типа. 1-8 — святилище на горе Голый Камень (по
Ю.Б.Серикову. Л.В Сериковой); 9-11 - останец Старичный (по В.Д.Викторовой.
С. И. Чаиркину)
Рис. 45. Керамика .моляайовская. Святилище на горе Голый камень (по
Ю. Б. Серикову, Л. В. Сериковой)

2-6 - Ликинский могильник (по
е (по Т.Н.Рафиковой и др.)
' е <? е с ь
А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н Б. Крыласова
Рис. 47.Керамикамакушинская. 1-2, 4 — Макушинские курганы, З — Мысовские
курганы, э - Усть-Терсюкское городище, 6-Юдинское городище (1-3, 6- по
«Фииио-угры и балты...», 4 - „о В.Д. Викторовой, 5 - по ТН. Рафиковой и др.)

fWCT" И Z.	«МЧ
_6. ^ггиьпик та.гпапачук (no Е.П.^о^. '-П
„ог^ьиик ( ю ИЮЛоступ^ко)
48. Керамика чияликская. 1
Китертскии

А.М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
д дс Керамика неволинская. 1-5 Бродовский и Горбунятский могильники (по
'. .Спш/нмл 6-7- У Иранский могильник (по И.Ю.Пастушенко). 8-10-В.Сая. И-
Л-Неволмстшмогильник (по Р.Д.Голдиной, Н.В.Водолаго)
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
Рис. 50. Керамика кушнаренковская (по В.А. Иванову)
А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
10
’: шиши tit it
14
20


ттг



5
16
Iwlwl
17	18	19
Рис. Я. Куишареиковская керамика. Удмуртия. Благодатское Iгородище. 1-16-
” 1	1л-л1 вв. (по О.А. Казанцевой, ТК.Ютинои)

УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ В ДРЕВНОСТИ и СРЕДНИЕ ВЕХА
Гис. 52. Керамика караякуповская (по
В.А. Иванову)
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «741
Глава 7. Этнические угорские маркеры средневековых
археологических культур Урала
У всех угорских племен, как лесной зоны, так и кочевников степи, не
исключая и пришедших в конце IX в. в Паннонию мадьяр, в эпоху средне-
вековья с удивительной стойкостью сохранялись специфические элементы
культуры ( Казаков, 2001, с.160) , и, как отмечает Е.П. Казаков, благодаря
современным исследованиям, к настоящему времени выработаны реперы
для достаточно четкого определения элементов культуры угров Урало-По-
волжья ( этнические маркеры) и их хронологии. На этой основе имеется
возможность выявления массовых миграций, нередких в угорском мире,
определения их причин (Казаков, 2003, с.77) . Самым же существенным
является то, что сопоставление взаимного бытования реперных элементов
позволяет определить границы угорского мира, и по-новому взглянуть на
этническую карту средневекового Большого Урала.
Вероятно, преимущественно угорское происхождение имел в целом
художественный металл, характерный для многих средневековых куль-
тур Приуралья, Зауралья и Западной Сибири. Пока сложно выяснить, где
именно зародилась традиция изготовления различных культовых предме-
тов и украшений в зверином стиле. Многие распространенные образы воз-
никают почти одновременно на территории гляденовской культуры в Пре-
дуралье и кулайской культуры в Западной Сибири. К примеру, одни
исследователи отмечают на рубеже эр приток в зауральские земли При-
камских бронзовых вещей - эполетообразных застежек, прямоугольных и
круглых нашивных блях, полых пронизок с зооморфными изображениями.
По мнению этих специалистов, привозной металл произвел на местных
жителей сильное впечатление, и на его основе возникли серии подражаний
с дальнейшим развитием сюжета ( например, эполетообразные застежки с
головами медведей) . В развитии бронзовых изделий с изображением жи-
вотных появилось новое направление, выразившееся в распространении
помимо чисто культовых, вещей бытового характера - подвесок, пронизок,
наверший рукоятей ножей, кресал, гребней и пр. Для изделий такого рода
характерно: 1) - наличие приспособления для крепления, 2) - тщательная
обработка поверхности после отливки, 3) - легкая узнаваемость сюжета, 4)
распространение дополнительных орнаментальных элементов: рельеф-
ных валиков, псевдовитых жгутов, кантов из пеплов ( Угппсипр няппелие .
ных валиков, псевдовитых жгутов, кантов из перлов ( Угорское наследие :.
1994, с.38-39) . Однако Ю.В. Ширин, проанализировав эполетообразные за-
стежки с изображением медведя в жертвенной позе, характерные для па-
мятников фоминского типа ( первая половина I тыс. н.э.) юга Западной
Сибири, пришел к выводу, что с одновременными пьяноборскими эти зас-
тежки сильно отличаются технологически, а наиболее близкие им азелинс-
кие датируются II-V вв., то есть появились позднее и, напротив, могли
быть заимствованы из Западной Сибири ( Ширин 1997 с 220)
В Д. Викторова отмечает, что в^ередине i тыс н.э в горно-лесное
Зауралье пришло новое население, показателе м чего является появление
здесь таких могильников, как Аятский, Калмацкий брод, Исетский ХША
W УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ , аР,атсТи „ аЕкл	ЛЛ.
’(Викторова, 2008, с.41) . В.ф. Генинг связывал эти могильники г
уГОрских племен в Предуралье из Западной Сибири и Зауралья обратив
внимание на появление вместе с ними новых мотивов в металл ической пла
стике - коня и степной хищной птицы ( Генинг. 1959 с 157) Пои ЭТоМ
В Д Викторова считает, что данные памятники объединяет и наличие cocv
дов. орнаментированных шнуровым способом, что характерно и для'одно-
временных курганных погребений Приуралья ( Викторова 2008 с 41)
Широкое распространение литых бронзовых изделий т.н «обского сти
ля», которое исследователи связывают с завершающим этапом кучуминс-
кого периода Обь-Иртышской историко-культурной общности, охватывало
не только территорию Приобья, но и многие районы Приуралья, в частно-
сти, территорию Пермского Предуралья, где из всех предметов, объединя-
емых в понятие «предметы обского типа», пока не известно только харак-
терных широких браслетов с изображением медведей. В IX-XI вв. этот
стиль стал доминирующим на обширной территории Урало-Западносибир-
ского региона ( Очерки истории •, 1999, с.52) . В это время наблюдается рас-
пространение одинаковых типов вещей по обе стороны Уральского хребта.
Исследователи отмечают, что в этот период завоз прикамских бронзовых
вещей в Зауралье не прекращался, к примеру, появление различных видов
зооморфных пронизок, отлитых в двусторонней форме с сердечником, выз-
вало новую волну подражаний. Вместе с ними завозилось большое количе-
ство поясной гарнитуры, украшений упряжи, которых в раннем средневе-
ковье в Зауралье практ ически не было ( Угорское наследие :, 1994, с.39) .
Набор сюжетов в оформлении украшений, принадлежностей костюма,
орудий труда, выполненных в зверином стиле, на обширной территории от
Предуралья до Западной Сибири был строго ограниченным. Это медведь?
У т.н. «медведь в жертвенной позе» - голова анфас, лежащая на лапах,
лапы иногда заменены орнаментальным кантом, 2) стоящая на основа-
нии фигура в профиль: хищная птица/ 1) фигура в фас с распахнутыми
крыльями. ' стоящая птицз в профиль со сложенными крыльями; фи-
ГУРКИ пушных животных в профиль, иногда на задних лапах; водоплаваю-
Щэя птица плывущая в профиль, конь (Угорское наследие :, 1994, с.39-40) .
трогий отбор сюжетов, канонизация иконографии, соответствие сюжета и
иконографии назначению вещи свидетельствуют о выработке в к.J - н. 11
^Ь1С- н.э. строгой иерархии и законченности структур в социальной и идео
Огической сферах (Угорское наследие :, 1994. с.41) .
Е.П. Казаков связывает именно с угорской культурой изделия хУД°ж
Н1^Нс°Г0 Металла ранней Волжской Булгарии. В дальнейшем, по его
• булгары развили свое производство изделий художествеии0^ _
то;о°СНОВанное на синтезе угорских традиций и элементов среднеа
Торе^ки (Казаков, 2002, с 126) .	ммрнта ве.
Щей рЛЯ Периода позднее XII в. характерно сокращение ассор^ только
Хмл °*0рм^ни ЭМ в зверином стиле. Б это время «’храняются^оль.
сХемат*НЫе "°Двески и пронизки. их эволюция идет по ПУ\ колоколо-
бидн,. ИзаЧИИ' вплоть до превращения зооморфных ПРОВ „ террито-
£0В Которь|х с трудом угадываются образе, животныхт > Р
дья и Западной Сибири получает раз = та^о^лей
AM Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «ЛТг
водоплавающих птиц их частью (Угорское наследие :, 1994, с.41) . На наш
взгляд, широкое распространение здесь привесок-лапок, вероятно, связано
с притоком населения из Пермского Предуралья, где подобные привески
были чрезвычайно популярны в период с VII до середины yi в., но впос-
ледствии резко и полностью вышли из употребления, что, возможно, связа-
но с исчезновением населения, использовавшие о дан 1ые срашения, с этой
территории. Привески-лапки в Западной Сибири, в свин> о 'ередь, также
развивались в сторону огрубления формы и декора, превращаясь посте-
пенно в ромбы с диагональю, украшенные насечками (Угорское наследие :,
1994, с.41) .
В сущности, для нас в данный момент является не настолько важным
выявить исходную точку распространения тех или иных типов вещей, сколько
проследить территорию их распространения, сопоставить ее с керамикой и
погребальным обрядом, и выявить степень принадлежности именно к угор-
ской культуре.	I
Рассмотрим распространение наиболее значимых категорий художе-
ственного литья, связываемых исследователями с носителями угорской куль-
туры.
На наш взгляд можно с уверенностью считать маркерами угорского
этнического компонента населения распространившиеся на востоке Евро-
пы и западе Азии в эпоху средневековья звериные стили (Пермский, Пе-
чорский и Обско-Сибирский) . Они основаны на общем этническом стерео-
типе в изготовлении, подобным же образом изготавливали медных и бронзовых
«идолов» угры Приобья в этнографическое время.
Пермский ( Печорский и Обско-Сибирский) звериный стиль - своеоб-
разное искусство мелкой металлопластики, отражающее особенности иде-
ологии, сознания и социального устройства древнего уральского общества.
В зверином традиционно выделяются художественно-прикладные изделия,
имеющие утилитарное значение (украшения, детали костюма, предметы
быта, вооружения) , и культовые предметы, имевшие лишь религиозное зна-
чение, и использовавшиеся во время обрядов и религиозных церемоний. По
нашему мнению, собственно к звериному стилю, в том смысле, как он пони-
мается большинством исследователей, следует относить исключительно
культовые ажурные или сплошные односторонние литые бронзово-медные
сюжетные пластины-плакетки, входившие в определенные системные на-
боры. Именно они имели идеологическое значение, и являются отражением
древних верований. Помимо культовых плакеток к звериному стилю можно
отнести ряд фигурок-бляшек или медальонов, изображающих птиц, головы
медведей, антропоморфные личины или фигуры. Эти предметы также вы-
полнены плоским литьем и имеют, в ряде случаев, ажурно-прорезное ис-
полнение. Размер и форма пластин, блях и медальонов при этом не имеет
решающего значения. Они могут быть очень крупными, длиной до 16-1 см
и мелкими - 3-5 см. Их форма может быть геометрической или повторять
очертания естественного объекта ( антропоморфные, орнитоморфные и т.п.)
Звериные стили широко представлены в искусстве и верованиях наро-
дов Урала и Западной Сибири эпохи средневековья. Это явление среднее6'
ковои культуры является региональным, урало-сибирским. Наряду с
7^ГХ,Ь,^С^ЛеМ’ культовые плакетки представлены в Печорск^
( ур , 992, с.51-СО) и в Обском зверином стиле (Западносибирском) (3bl
,7‘
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ
памятники с ажурными культовыми
ским и Зауральским, находятся на
(Грачева,1987,с.11-13) .
Сюжетика культовых плакеток
-	-г	"ДРЕВНОСти * вскл «аг fey?
ков, Кокшаров, Терехова, Федорова, 1994 рис 43 чъ
....... r awvnuu,MU —......... пластинами анАп^60^ севеРные
о. Вайгач и на Ют НЫМИ пРиУРаль-
и на Югорском полуострове
отражает космогонические м гр,
гические представления населения региона. По мнению F и п ЭЛ°’
плакетках можно усматривать своеобразные иллюстпании . °^евой’ в
имевшей важнейшее социально-педагогическое значение Набопы ?°Л°ГИИ’
стин, расположенные в определенном порядке, сл^ли
жения мифов, и, видимо, были обязательной принадлежность*^каждого’
родового святилища, что объясняет их распространенность и устойчивость
сюжетов Пермскии звериный стиль обладает всеми признаками системно
сти: повторяемость сюжетов, общие технологические приемы длительность
существования, композиционная структурность. Это позволяет выявить через
генезис и эволюцию сюжетов и образов плакеток основные духовные доми-
нанты и мифологию этноса, их создавшего, что, в свою очередь, может иметь
решающее значение для определения этнической принадлежности древне-
-о населения, создавшего и использовавшего эти предметы. Системность
культовых плакеток звериного стиля позволяет утверждать, что он возник
и функционировал как средство культовой практики специальных служи-
телей, т.е. является элементом урало-сибирского шаманизма, и отражает
идеологию этого явления.
Три указанных стиля имеют ряд общих сюжетов. Прежде всего, это
плакетки с изображением лося, человеко-лося и ящера. Общим является и
мотив птицы в художественно-прикладном и культовом зверином стиле, в
том числе, с антропоморфной личиной на груди. Интересно совпадение
сюжета всадника, который в Печорском стиле едет на олене, а в Пермском
и Западносибирском - на лосе или на коне. Объяснение изменению верхо-
вого животного может опираться на особенности хозяйственно-культурных
гипов населения указанных территорий, что связано с устойчивыми этни-
ческо-территориальными стереотипами ( Этнические стереотипы поведения,
985) . в Печорском художественно-прикладном стиле практически отсут-
ствует мотив медведя, наиболее ярко выраженный в Западносибирском
стиле, и сюжеты типа «святое семейство» наиболее представлены в Перм-
ском стиле. Пермский стиль, таким образом, может рассматриваться как
среходный, что совпадает, до определенной степени, с географическим
сти'п>>КеНИем теРРитоРии распространения изделий Пермского звериного
Из 3 нроизводства. Пластины с ;----------
Hbie ^°ТИСТОЙ бронзы, латуни, реже меди
ТЬ|М
°быцНоР^К)Ром“Рамкой, чаще с двух сторон по
^вили ЛевостоР°ннее (вправо от
ал ю^ты с лосем или человеко-лосем общие для всех трех
техник СТИЛей- отличает и единый подход к составлению компози .
из 3пЛ0ГИя нроизводства. Пластины с этим сюжетом отлиты, как	’
нЫе |?ОТИСТОЙ бронзы, латуни, реже меди. Композиции Двух" пубча-
Т м бКак нравило, композиция ( особенно многоярусная)
°СноРдар°м-Рамкой- ie с двух сторон по бокам.
ДИвиДУалАВ°СТ0Р0ННее ( впРавоотзРителя) • ЧеЛ°ВенКо много фигурок и без
°б°знаи Н’ часто имеет признаки мужского пола,	человеческой, и
<0 :НИЯ ПОЛа- Лосинная голова либо не отделена от
Ипи РУки.Неё пеРетекает, либо надета на человеческую	_ эта чер-
кРылья чаще всего имеют неполный компле
ь,ия пола. Лосинная голова либо не отделена от

А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова

та, как и ноги с неполным комплектом пальцев или с раздвое-*' ыми копыт-
цами, по мнению Е.И. Оятевой, отражает смешаннхло ан роли-зооморфную
сущность этого героя. Как правило, человеко-лось во всех трех стилях сто-
ит на ящере-»половиннике» («Половинник», по Е.И. Оятевой, - фигурка
животного, птицы рыбы, антропоморфного существа, изображу ая с‘ро-
го в профиль. Например, медведь-»половинник» изображается с одной пе-
редней и одной задней ногами, одним глазом и ухом) .
Интересно и общее распространение сюжета ящера - зооморфного
существа с коротким плотным туловищем, короткими, обычно трехпалыми
ногами, тупой или подтреугольной головой. Голова может иметь выросты
наподобие рогов или бивней. Ящер - существо, заглатывающее людей и
обитающее под землей - хорошо известный сюжет угорских урало-обских
сказок. У угро-самодийских народов Сибири ящер известен и как зверь-
мамонт. чаще всего обитающий под землей. Судя по нашим находкам в
металлургических объектах на селище Володин Камень I, в Пермском сти-
ле образ ящера связывался и с подземным миром ( хозяин) , и может рас-
сматриваться, в том числе, как олицетворение духа-покровителя металлургов.
Изображения медведя в плоском культовом литье Прикамья и При-
обья весьма распространены. Они представлены изображениями медведя,
медведя-человека и человека-медведя в виде блях-медальонов круглой,
овальной или подпрямоугольной формы ( рис.52/Б) . По мнению Е.И. Ояте-
вой, в Пермском и Обском зверином стиле антропоморфная сущность мед-
ведя передана одинаково: антропоморфная личина на изображении медве-
дя, нижняя половина туловища - медвежья, верхняя - антропоморфная,
над ней еще и зооморфная оболочка с верхней части (голова, передние
лапы, плечи) ( Оятева, 1998, с.140) . Особый интерес представляет сюжет
«медведь в жертвенной позе», ярко представленный в культовом литье
Пермского Предуралья и Приобья.
Стилистически единым во всех трех территориальных стилях являются
бляхи-медальоны и плакетки в виде летящей птицы с антропоморфной ли-
чиной или фигурой на груди.
Во всех трех стилях близкими являются трактовки антропоморфных
голов и личин ( рис. 52/А) . Такими чертами можно считать своеобразное
оформление глаз в виде «очков», «Т»-образное завершение головы, наличие
птицы или медведя, как элемента головного убора и пр. Характерно и то,
что подобные элементы антропоморфных блях имеются не только в Перм-
ском Предуралье, Приобье и на Печоре, но и в материалах других угорс-
ких территорий ( культур) Урала. Так, фигурка «шамана» ( по Н.Я. Мажи-
тову) с «Т»-образным завершением головы найдена в кургане z 3
Ишимбаевского могильника ( Мажитов, 1981, рис.47)
Описанное сходство базируется не только на однородности сюжетных
линий обоих стилей, но и на их единой этно-идеологической основе, и отрз-
жает единство этносов Прикамья и Приобья в период использования
данных изображений. Говоря об этнической принадлежности Печорского и
западносибирского звериного стилей, все исследователи сходятся во мне-
нии об их угорском характере. Действительно, культовые плакетки и бля-
х 1-медальоны не встречены в бесспорно финских древностях: у народов
Поволжья, Прибалтики. Х01Я отдельные общие сюжеты, в частности, всад-
ник, встречаются по всей лесной полосе востока Европы, этот образ, види-
ГЛ	УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в аРЕтости „ срелниЕ ВЕкл	ЛЛ
МО. маркирует территории миграций прикамского населения пД ' -
звериный стиль выпадает из общей этнической оценки voano ™
звериных стилей ( угорской) , и приписывается предкам пермский финнов'в
частности предкам коми-пермяков.	н финнов, в
Однако, как видно из приведенного выше мнения о сходстве сюжетов
плакеток и медальонов, о единстве их использования, можно сделагь *ывод
и об этническом сходстве носителей стилей. Следует заметить что оеаль
ных свидетельств сохранения предметов звериного стиля как символа предка
ни у одного из народов Предуралья не зафиксировано и этнографами. На
наш взгляд, это одно из доказательств соответствия звериного стиля пред-
ставлениям угров, а не финнов. Пермский звериный стиль логично также
считать угорским. Звериные стили ( культовые плакетки и бляхи-медальо-
ны) , таким образом, маркируют угорские территории на Востоке Европы и
Западе Азии.
Единой! для Предуралья и Приобья является и техника производства
культовых пластин и медальонов. Предметы изготавливались методом от-
ливки, затем обрабатывались механически: обрубались литники, ножом
(резцом) подрабатывались рельефные детали лицевой стороны, литейный
шов заглаживался. Впрочем, известны и целые серии отливок не прошед-
ших механическую обработку. Оборотная поверхность, как правило, не заг-
лаживалась. Многие предметы имеют заполированную внешнюю поверх-
ность, что указывает на неоднократные их чистки с применением тонких
абразивных порошков или замши. Техника оливки «образков» изучалось
пока мало, в этом отношении следует отметить работу Р.С. Минасяна, пред-
принявшего целенаправленное изучение технологии отливки предметов зве-
риного стиля ( Минасян, 1995, с.27) . Судя по его исследованиям, предметы
звериного стиля изготавливались двумя способами: отливка в глиняных
формах, изготовленных по оттиску деревянного шаблона; а также в глиня-
ных формах, изготовленных по восковой модели. Первый прием применял-
ся для изготовления серийных изделий, второй чаще для индивидуальных
поделок. Формы, таким образом, всегда двусторонние. Каменных форм
использовалось крайне мало, деревянных форм, о которых пишут некото-
рые исследователи не отмечено вовсе. Интересным является вывод Мина-
сяна о том, что внешняя поверхность деревянных шаблонов была окрашена
1111 неоднократно смазывалась жертвенной кровью. На наш взгляд, это
Указывает на то, что большая часть предметов культового звериного стиля,
использовавшихся в культовой практике, была деревянной, а металличес
ие «образки» изготавливались по каким-то особым случаям, и предназна
ались для длительного хранения и использования в святилищах или иных
льтовых комплексах во время каких-либо обрядовых дей вии. нте^
vrn ЧТ° п°А0бным образом изготавливали медных и бронзовых <<иД°л°
то?.	уже в этнографическое время, а в культовой' пРа*™к
гОв Манси использовалось много деревянных изделий, изо раж
Указк^Х°В’ КУЛЬТУРНЬ1Х героев, предков и т.п. Технол°гическ°® п
Ход 'вает на единый, основанный на общем этническом стаР перМСко-
г° и 0с3готовг,ени>° культовых пластин у носителей 1ечерс
ского звериных стилей.	п ,лй дзии в
3n°xv ГКИ,И °°Раз°м, звериный стиль на востоке Европы и этничес_
Редневековья можно уверенно считать маркером уг р
Технологическое единство
АЛ/. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова «**Н **•*>--vv*n
кого компонента населения. Показательны и датировки использования пла-
кеток на указанных территориях, а также использование вообще предме-
тов, выполненных в художественном зверином стиле. Так, Печорский стиль
существовал в VI-IX вв. (а на святилищах вплоть до X-XII вв.) , расцвет
Пермского стиля приходится на период VIII-XI ( XII) вв., Западносибирс-
кого стиля - на IX-XIV века. И если в X в. после сложения на территории
республики Коми вымской культуры, носителями которой были предки
пермских финнов, Печорский звериный стиль исчез, также как в XII в.
прекратилось использование Пермского звериного стиля, В Приобье в брон-
зовой художественной пластике звериный стиль продолжал функциониро-
вать, претерпевая при этом ряд изменений сохранился вплоть до XVI в., а
в несколько измененном виде и в этнографическое время у хантэ и манси.
Даже в XVIII-XIX вв. угорское население Восточного Зауралья и Приобья
продолжало использовать предметы, выполненные в зверином стиле, в т.ч.
подобия культовых плакеток и медальонов. Такие этапы достаточно четко
указывают на сокращение ареала расселения угорских племен в Предура-
лье по мере переселения сюда предков современных пермских финнов.
Отметим также, что по почти единодушному мнению большинства исследо-
вателей Печорского, Западносибирского и Пермского звериного стилей, все
они выросли на единой культурно-идеологической подоснове, сформировав-
шейся в Предуралье в I тыс. до н.э. Истоки многих сюжетов, ставших
впоследствии неотъемлемой частью угорских и урало-алтайских религиоз-
ных представлений, можно видеть в сюжетах культовых поделок ананьин-
ского звериного стиля, характерных для тех ананьинских памятников Воло-
го-Камья, которые содержат керамику с веревочно-гребенчатой
орнаментацией, ставшую генетической основой для угорской урало-сибир-
ской посуды раннего средневековья.
В угорской этнической принадлежности указанных звериных стилей не
сомневался В.А. Могильников. В частности, опираясь на мнение Г.М. Бу-
рова ( Буров, 1984) , он указывал, что «на Печоре и Вычегде воздействие
угорского компонента констатируется распространением культовых плаке-
ток западносибирского стиля» ( Могильников, 1991, с. 60) . Г.М. Буров убеж-
ден, что Печорский и Пермский стили сложились, главным образом, на
основе Западносибирского, в создании Печорского стиля, на его взгляд,
ведущую роль сыграли племена бичевнической культуры ( Буров, 1992, с.58) .
Л .А. Чиндина, придерживаясь, с одной стороны, точки зрения о нали-
чии своеобразных особенностей обского культового литья, также признава-
ла, что оно являлось составной частью общего явления, характерного духов-
ному миру европейского Северо-Востока и Западной Сибири. Это единство,
по ее убеждению, было обусловлено близостью природной и экономической
среды таежных районов, а главное - древностью этнокультурных контак-
тов ( Чиндина, 1991, с.65) . К этому можно добавить, что в распространении
данного явления важную роль сыграли не просто этнокультурные контак-
ты, а этнокультурное родство населения таежной зоны, использовавшее в
культовых целях предметы звериного стиля в виде бронзовых ажурных
плакеток. К точке зрения о возможности признания культового литья пер-
мского звериного стиля одним из угорских этномаркеров присоединился и
Е.П. Казаков ( Казаков, 2001, с.160; 2003, с.159) . В.Д. Викторова также раз-
деляет точку зрения А.М. Белавина об угорской принадлежности пермско-
R «VW <ГТЯ урры пр£дурапья в дреднос тм н
г0 звериного стиля VII-VIII вв., причем не только пермской ДД
группы памятников. Пермский и печорский стили на = И печоРской
ет единство стиля и образного ряда - показатели	ЛЯД' объединя-
группы населения, по крайней мере, в духовной сферГЕ™ б°ЛЬШ°Й
ца. проанализировав ряд культовых пластин из Устьк,2следовательн“-
на территории неволинской культуры, Редикарского - на сеЕ'0 КЛЭДа
гранения ломоватовской культуры и Ухтинского в бассейне n nt РаСПр°с"
все связывает единая иконография выполнения пластин и общий оХный
рЯД. На пластинах из всех кладов присутствует изображение человеке лося
(трехпалого духа в виде человека, голова которого переходит в лосиную)
Второй обязательный персонаж - ящер - олицетворение нижнего миоа
(Викторова,2008,с. 130-131) .	4 р нижнего мира
Звериный стиль является настоящим кладезем для демонстрации про-
явления этнокультурного угорского единства Предуралья и Зауралья что
требует отдельного развернутого исследования. Поэтому мы ограничимся
лишь самым общим заявлением о том, что целый ряд сюжетов Печерского.
Пермского и Обского стилей отражают представления характерные для
зафиксированного этнографически сибирского шаманизма, имеющего ряд
серьезных отличий от представлений, распространенных в финно-язычном
мире. Причем в Предуралье финское население еще в XIX в. отрицало
принадлежность предметов звериного стиля к наследию своих предков
(«... зыряне утверждают, что идолы эти не зырянские, а вогулические, и
даже не божества их, а - жертвы...» - писал В.Шишонко) . Лишь после
многочисленных публикаций о предуральском зверином стиле, как о куль-
турном наследии коми ( зырян и пермяков) , у представителей интеллиген-
ции этих этносов сложилось представление о нем. как о своем культурном
наследии. При этом отмечаемый этнографами и искусствоведами звериный
стиль в этнографическом искусстве коми не является ни реликтом средне-
векового стиля в металлопластике, ни его продолжением, а отражает про-
явление космогонического и иного фольклора финнов и их орнаментальных
традиций - орнаменты в виде рогов лося-оленя, анималистическое оформ-
ление охлупня, утицы-солоницы и пр. Часть этих сюжетов заимствовано у
Русского населения, часть можно наблюдать в орнаментации костяных из-
делий древних удмуртов ( чепецкая культура) и древних коми ( вымская
культура) xil-XV веков.
т поисках объяснения причин исчезновения культовых плакето* на
^Рритории Пермского Предуралья, В.Д. Викторова пришла к выводу о
зонности доводов А.М. Белавина в пользу пришлого характера групп
туг?С1\ОГ? населения с запада, с которыми связывается родановская куль
кой^ т,н- «Рождественский» этап) XII - XV веков. Население родановс
ля R^bTypbl не использовало культового литья пермского звериного сти
пергияцком фольклоре представлен другой состав мифологических
леек гВ’ 9 нах°Дки кладов, в том числе, с культовым литьем, а< c0^in1p?B
°тступпЧ^ЬЮ ' богатым народом, когда-то жившим в Предура.' ьа-
пй"?!"Ия угР°в. по мнению В.Д. Викторовой, были на север, на восто
откочевали мадь-
лесостепь, откуда уже от ко о
Колве на святилище п°Або6ь'*аи
•	не .ильки ии.о,.^ следы ее использованиягоам*
°на, по сведениям И.И. Лепехина, продолжала испо
Та ере*Ьв Камы и на юг
К^л^Т0Вая плакетка найдена на
а Х'Х| ?НСКОЙ пеЩере не только остались
м вэ., I
Бепает В А- Иванов- Н Б' Крыпасова
в качестве вогульского святилища и в XVIII в. Таежные предгорья западно-
го склона Урала стали местом формирования западных манси, где в XIV в. они
стали известны под именем вогулов ( Викторова, 2008, с.133) .
По мнению А.М. Белавина, угорским следует считать и сюжет с изобра-
жением медведя, в частности, с медведем «в жертвенной позе» ( Бела-
вин 2002 с 118) Безусловно, с предурапьскими и заураль л <м и угорскими
корнями связаны бляхи с изображением фигуры идущего медведя; наклад-
ки с изображением одной, трех, шести голов медведя; пряжки с изобра-
жением медведя в жертвенной позе; бронзовые рукояти кинжалов и ножей
с навершием в виде фигуры медведя, птицы или иного животного. Эти
сюжеты в бронзовом литье Зауралья известны также с усть-полуйского
времени ( Молодин, Бобров, Равнушкин, 1980. Табл. XX,XXI, XXII, рис. 3) и
были широко распространены в раннем средневековье ( Могильников, Ко-
ников, 1983, рис. 6 ф. 10, рис.9 ф. 14,17) .
Ю.П. Чемякин, проанализировав территорию распространения изде-
лий с данным сюжетом, пришел к выводу, что основной ареал подобных
находок совпадает с границей расселения угров, на основании чего дей-
ствительно можно признать тесную связь данного иконографического типа
изображения медведя с угорским миром ( Чемякин, 2003, с. 162) . В своих
последних работах Е.П. Казаков стал указывать на то, что для угров явля-
ется характерным почитание шкуры животного, но если на юге это был
конь (использование шкуры коня в погребальной обрядности Е.П. Казаков
выделил в качестве одной из основных угорских черт еще в своих ранних
публикациях) , то для северных угров характерно почитание шкуры медве-
дя ( Казаков. 20036, с. 159) . Отражением этого почитания являются харак-
терные металлические изображения этого животного, иногда в жертвенной
позе ( Казаков, 1988, с.81) .
Наиболее ранние предметы с данным изображением появились во II-
IV вв. н.э. на памятниках кулайской культурно-исторической общности, и,
по мнению Ю.П. Чемякина, вероятно, следует признать приоритет кулай-
ского мира в появлении и развитии образа медведя «в жертвенной позе».
Данная точка зрения расходится с мнением пермских археологов, считаю-
щих, что данный образ зародился в гляденовской среде в начале I тыс. н.э.,
и позднее лишь во второй половине I тыс. н.э. распространился на восток,
в Западную Сибирь ( Мельничук, Лепихин, 2002, с. 132) . Этот образ пред-
ставлен на полукруглых подвесках, абрис которых повторяет очертания
спины зверя. По мнению В.Д. Викторовой, складывается представление о
медведе, стоящем на четырех лапах, с головой, опущенной вниз, но видны
только округлая спина, голова и передние лапы. По мнению исследова-
тельницы - это изображение «медведя-человека», связанное с мифом об
умирающем родиче, уходящ< м в иной мир осенью и возрождающемся вес-
ной ( Викторова, 2008, с.98) . Л.И. Липина выделяет в качестве основных
причин устойчивости в иконографии Приуралья образа медведя в «жерт-
венной позе» влияние кочевнической среды, откуда, по ее мнению, про-
изошло займе гвование внешней формы и некоторых семантических черт
поклонения особо почитаемому животному, и тесные контакты приуральс-
кого населения с кулайским миром, в результате чего воплощение этого
сюжета было закреплено и отточено ( Липина, 2007) . В.А. Могильников счи-
тал, что этот сюжет получил распространение в Западной Сибири с усть-

те угры пр£дуралья в древностм И спдние
полуйского времени, а в Прикамье он распространился н
середины I тыс., очевидно, вместе с продвинувшимися
этническими группами, и исчез к концу | тыс н э l
Приобье в трансформированном виде изображения
(могильников, 1991, с.60) .
в основном, около
] сюда угорскими
в то время как в лесном
• большом количестве в металлической пластике^оТь^до^н^нГ”
<Могильников, 1991, с.60) . Т.Н. Троицкая ставит вопрос: «Если на широкой
территории существовал культ с его строгой канонизацией то не мог ли
существовать центр такого культа?» ( Троицкая, 2000, с 43-47) Вероятно
центр такой где-то существовал, но пока анализ картографирования нахо!
док с указанным сюжетом показывает почти равномерной их распростоа-
нение на территории Западной Сибири и Пермского Предуралья и присут
ствие в той или инои мере по всей территории выделяемого угорского мира
Отдельные предметы этого круга фиксируются на территориях распрост-
ранения угорской керамики в Башкирии, Татарстане. Удмуртии, респуб-
лике Коми. Указанный образ наиболее часто встречается в оформлении
поясных пряжек, накладок, рукоятей ложек, пронизок основ шумящих под-
весок и пр. При этом часть изделии тяготеет к каким-то определенным
территориям, а часть имеет общее распространение в угорской среде. К
примеру, бронзовые ложки-амулеты с изображением медведя в «жертвен-
ной позе» на рукояти характерны, в основном, для территории Пермского
Предуралья ( Крыласова, 2007, с.60-65, рис 25. 26/1-3,27/1-4) .лишьотдель-
ные подобные предметы встречены в погр g 19 Старо-Халиловского кур-
гана 6 в Башкирии ( Мажитов, 1981 с.103, рис.56/3) , на Сайгатинском VI
могильнике в Сургутском Приобье ( Угорское наследие, 1994, с. 139. и 114)
стилизованные варианты ложек типа АП. 1.1 известны на Ликинском мо-
гильнике в лесном Зауралье ( Викторова. 1968, табл.Ш/8) и в двух погребе-
ниях Сайгатинского IV могильника ( отчеты К.Г. Карачарова)
Для Пермского Предуралья характерны арочные шумящие подвески с изоб-
ражением медведя на основе. На них мы подробнее остановимся позже.
Напротив, исключительно для территории Зауралья и Приобья характер-
ны широкие пластинчатые браслеты с медведем. Но, к примеру, пряжки и
поясные накладки примерно одинаково представлены по обе стороны Ураль-
ског° хребта и могут быть отнесены к предметам, характерным для угоре-
ло мира в целом (Белавин.2002,с.119) .
Пряжки с изображением медведя, в частности, стали причиной появ-
ления у манси особого наименования медведя - «застежечный зверь», по-
добные застежки известны до недавнего времени у ненцев ( Гемуев, 1985, с.
'  В.А. Могильников отнес данные пряжки к этномаркирующим угорс-
('м КультУРнь,м признакам, имеющим важное семантическое значение
п Могильников, 1985, с 94) , в силу этого данные застежки не могли быть
Родметом обмена, и их распространение может маркировать расселение
До(?В сопРедельных территориях Урала и Сибири. На наш взгляд, по
лаг>НаЯ хаРактеристика должна касаться всех изображений медведя ( е
Лавинидр.,2001)
Как считает Л.И. Липина, одними из первых металлических украше
Ча» °' гюма с образом медведя в Прикамье являются поясные крючки. Их
в бассейне р. Белой около IV в. до н.э. связано с влиянием коче-
^ЛЬТУР ( Липина. 2007) .
° мнению Ю.В Ширина наиболее ранними поясными застежкам
ISI
. В основном
А М- Белавин, В.А Иванов, Н.Б. Крыласова ЦДЛ <VLft
изображением медведя в «жертвенной позе» являются эполетообразные
застежки, получившие распространение в Предуралье и Западной Сибири
примерно с III в. н.э. Всеми исследователями признается, что прототипом
этих застежек были пряжки 1-11 вв. н.э. пьяноборской культуры. Первона-
чально высказывалась точка зрения о том, что данные за геж проникали
в Западную Сибирь из Приуралья, однако, как считает Ю.В. Ширин, сво-
еобразие западносибирских застежек свидетельствует о самостоятельной
линии их развития ( Ширин, 1997, с.220) , и, следова гельн /ix оявление
и распространение по обе стороны Урала происходило параллельно.
В.Д. Викторова подчеркивает тот факт, что образ медведя «в жертвенной
позе» и форма эполетообразной застежки появились на памятниках Запад-
ной Сибири из Приуралья различными путями. Первый путь - проникно-
вение мифа об умирающем и воскресающем «медведе-человеке» - север-
ный, таежный. Он начинался от среднего течения Камы ( Гляденовское
костище) , далее шел по ее притоку Вишере к верховьям Лозьвы - к верхо-
вьям Северной Сосьвы - на Нижнюю Обь (Усть-Полуй) Второй путь -
движение эполетообразной застежки - пролегал в пограничье леса и лесо-
степи. Маршрут начинался от памятников пьяноборской культуры (меж-
дуречье Камы и Белой) , шел по притоку Камы - Чусовой - к верховьям
Исети и далее, до Среднего Приобья ( Викторова, 2008, с.99) .
Средневековые пряжки с изображением медведя получили распрост-
ранение с VIII в., и бытовали до XIV в., преимущественно в X-XI веках. С
VIII по XII вв. н.э. медведь в «жертвенной позе» доминировал на вошед-
ших с этого времени в моду на большей части евразийского континента
прямоугольных пряжках с язычком ( шарнирных и цельнолитых) ( Гордиен-
ко, 2007) . Классификация пряжек с медведем предложена А.В. Гордиенко
( Гордиенко, 2007) , по его наблюдениям одним из основных свойств рас-
сматриваемых пряжек является их полиморфизм, проявляющийся на не-
скольких уровнях. Простейшим видом синтеза является дополнение образа
«медведя» изображениями других существ на пространстве щитка, более
глубокий уровень - совмещение в изображении одного существа черт дру-
гих ( например, совмещение в одном существе лап медведя, головы лося и
раздутых ноздрей быка) ( Гордиенко, 2007) . Как отмечает Ю.П. Чемякин,
всего пряжек с медведем в «жертвенной позе» известно около 70 большин-
ство из них происходит из Сибири, причем они отличаются значительным
разнообразием вариантов ( Чемякин, 2003, с. 160) . Л.И. Липина также счи-
тает, что такие изделия характерны для угорской среды. По ее мнению,
исходя из немногочисленности и узкой локализации пряжек с медведем з
бассейне р^ Камы, их можно считать угорским вкраплением в пермскую
бронзолитейную традицию (Липина, 2007) . Однако такое представление,
вероятно, может быть несколько изменено после тщательного анализа на-
ходок подобных изделий с территории Среднего Предуралья ( рис. 55) . Здесь
пряжки с изображением медведя встречены на широком круге памятников
но значительная часть их но была опубликована. Кроме того, сказывается
неравномерность изученности разновременных памятников. К примеру, за
последние несколько лет, когда КАЭЭ ПГПУ активно исследовались мо-
гильники вв., найдено около полутора десятка подобных пряжек на
шести памятниках Пермского Предуралья.
Сыктывкарские археологи отмечают, что пряжки и иные изделия с
что в
а в Пре-
на-
. Самая запад-
W — предурапья , лрт и срсдн№
изображением медведя в «жертвенной позе» не так
ционной культуры территории республики Коми O6oL ДЛЯ Тради‘
муЮ не проявляется ( в отличие от угро-самодийской	НЭПря'
фических материалах коми ( К истокам мифологическихТ“В^не-
современного прикамского населения культ медведя таХТ образов> • у
зафиксирован, что, по мнению Л.И. Липиной, объясняет™ Лр^ически не
тельной архаичностью, так и тем что охота лаж₽ в г ’ ак его исключи-
уралья, ещё в XIX в. перестала быть ведущей хозяйстве Х раЙОнах При"
(пт2007) .	ведущей хозяйственной отраслью
Картографирование пряжек с изображением медведя показало
Зауралье и Западной Сибири они встречены на 12 памяттниках
дуралье - на 15. Причем наибольшая концентрация подобных находок
блюдаетсяна (ерри орииломоваговскойкультуры (рис 54)
мая находка пряжки с изображением медведя в жертвенной позе происходит
из поселения Крутик ( Голубева. Кочкуркина, 1991, с.1|10, рис.48/3)
Кроме пряжек по обе стороны Уральского хребта известны прямоу-
гольные бляхи с головой медведя. По мнению А.М. Белавина, такие бляхи
могут быть отнесены и предметам, характерным для угорского мира ( Бе-
лавин, 2002, с.119) . По данным Ю.П. Чемякина, наиболее ранние из них, с
изображением одной фигуры медведя, связаны с кулайской культурно-ис-
торической общностью. Две такие бляхи происходят из ранней группы по-
гребений II-IV вв. н.э. Усть-Абинского могильника ( Чемякин. 2003. с.158)
пространение. Пять таких блях ( рис. 53/Б)
Г
ные бляхи или медальоны, отлитые в двухсторонних формах по восковой моде-
; По данным Ю.П. Чемякина, наиболее ранние из них, с
торической общностью. Две такие бляхи происходят из ранней группы по-
гребений II-IV вв. н.э. Усть-Абинского могильника ( Чемякин. 2003. с.158)
В начале эпохи средневековья эти изделия получили более широкое рас-
пространение. Пять таких блях (рис. 53/Б) найдены в XIX в. на р.Кын в
Пермском крае, возможно, они происходят со святилища. Эти прямоуголь-
ные бляхи или медальоны, отлитые в двухсторонних формах по восковой моде-
ли, можно считать классическими для этого сюжета. По мнению Е.И. Оятевой,
это родовые медальоны, принадлежащие главам родов, медальоны храни-
лись на родовом ( межродовом) святилище и использовались в культовой
практике ( Оятева, 1999,с. 187-193) . Три подобные бляхи обнаружены в Тю-
менской области: у станции Лабытнанги, у Сотниковских юрт, из неопреде-
ленного места ( Чемякин, 2003, с. 158) . Поскольку все они встречены вне
культурного слоя, датировка их условна. Самая ранняя дата IV-V вв. (Обо-
рин, 1976, с.186; Оборин, Чагин, 1988, с. 169; Оятева, 1999) .
К VI-VII вв четко сформировались два типа блях с тремя головами
медведей: с горизонтальным и с вертикальным расположением. Бляхи с
^еризонтапьным расположением голов медведя, по мнению Ю.П. Чемяки-
н ’ 0Г1ее ранние. Головы медведя выстроены в одну горизонтальную ли-
ти^ Вдоль нижнего края бляхи, над ними пластина разделена на три вер-
па1,аЛЬНЬ1е полосы. По особенностям декоративного оформления бляхи
2nrv}Oro ТИпа подразделяются исследователями на три подтипа ( Чемякин,
бляу • Всего, по подсчетам Т.Н. Троицкой и Ю.П. Чемякина, таких
Из И1Вестно 19 экземпляров ( Троицкая, 2000, с.45; Чемякин, 2003, с.159) .
Ныа * найдены на территории Прикамья ( случайные находки) , осталь
Ния иро”сходят из Сибири: Приишимья (Абатский 3 могильник, погреб^-
v в.) , г
^Рт-Акбал
Ц)И|'|ская
( Окуневский III могильник, VI-VII вв.) . Приобья
кроме этого Т.Н. Троицкая указывает находки
Ачинско-Мариинской лесостепи (Аида
(Юп-Л? ’ Прииртышья
НаЯмапКбаЛЬ1К'8’ V'VI вв) 
Шине. ( слУмайная находка) и в Ачинско-Мариинскои >	—
Ская пещера) ( Троицкая, 2000, с.45) , а Ю.П. Чемякин - на городище ,
1?-	— «А ХЛ	/83
АМ. Белавин, В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «“Л	<!С*Л
Сартым-Урий XVIII в Сургутском Приобье ( Чемякин, 2003, с. 159) . Бляхи с
вертикальным расположением голов медведя 1акже по особенностям деко-
ра подразделяются на три подтипа. Их в настоящее время известно 17. Они
найдены в Прикамье ( Верх-Саинский могильник VI-VII вв., коллекция
Зеликамана) . на территории Башкирии (Лагеревские курганы вт. пол. VII -
перв. пол. VIII вв.) , в Прииртышье на территории потчевашской культуры
конца VI-VII вв. (Окуневский III могильник) , на памятниках зеленогорско-
го типа (городища Кучуминское I, Барсов городок 11/15, VI - нач. VIII вв.)
и в Приобье на памятниках релкинской (Архирейская Заимка и Релка, VI-
VIII вв.) и верхнеобской культуры (могильник Красный Яр-1, VI-VII вв.)
(Троицкая, 2000, с.45; Чемякин, 2003, с.159) . Т.о., бляхи данных двух типов в
определенный период сосуществовали, и примером такого сосуществова-
ния являются находки блях, в которых соединяются и горизонтальное и
вертикальное расположение голов медведя: Пермский край из кол. Тепло-
уховых, Верх-Саинский могильник, поселение Окунево X потчевашской
культуры ( Чемякин, 2003, с. 159) .
По мнению В.А. Иванова, находка подобной бляхи в погр. 2 кургана и 46
Лагеревского могильника является весьма показательной в плане опреде-
ления угорской этнической принадлежности кушнаренковской культуры
(Иванов, 1999, C.4Q) .
Касательно находок VI-VII вв. в виде прямоугольных блях с изображе-
нием медведя в «жертвенной позе» В.Д. Викторова высказала предполо-
жение, что они, в отличие от ряда других изделий с изображением медведя,
«курсировали» не из Прикамья в Западную Сибирь, а в обратном направ-
лении. В числе аргументов в качестве основного она приводит тот факт, что
в Прикамье их найдено значительно меньше, чем на востоке. По мнению
исследовательницы, бляхи могли появиться вместе с мигрантами из лесо-
степи Западной Сибири в период Великого переселения народов ( Викторо-
ва, 2008, с.101-102) .
С угорским миром связаны и изображения шагающего животного в
профиль, помещенного на основании ( Белавин, 2002, с. 119) . Подвески, изоб-
ражающие фигуру животного на основании ( иногда оформленном в виде
змеи) получили достаточно широкое распространение на территории пре-
имущественно лесной зоны Евразии. К изделиям этого круга относятся и
коньки с всадником, получившие наименование «всадница на змее» или
«пермский всадник». По смысловому и функциональному значению сово-
купность предметов данного круга делится на культовые плакетки (рис.
57/1,12-23, 58/8,9) , подвески-животные ( рис. 57/2-11,24, 58/6-7, 10-17) и
подвески-всадники ( рис. 57/11,58/1-5,59, 60) . Все они имеют ряд характер-
ных особенностей, позволяющих объединять их в единую группу:
1	- животное изображено шагающим, обычно видны все четыре ноги,
передняя чуть приподнята в движении; ориентировано (за единичными ис-
ключениями) вправо от зрителя; голова обычно повернута в профиль, пря-
мо, иногда чуть опущена вниз ( исключение - медведи из Релки, у которых
объемная голоЕ.а поверну, а анфас) ;
2	- животное стоит на основании в виде планк 1 ( гладкой, псевдовитой,
в виде змеи, в виде ряда звериных голов) ; планка начинается от хвоста или
задней ноги животного, идет по дуге или под углом, и соединяется обычно с
его мордой.
”	Sg 3* Jfcg » Sir
IV в. н.э. ( Лепихин, 2007
что на террито-
дополнительных
н.э.) (Федорова,
с костищ гляде-
с.94-96) . По
п ре дета в-
। петель-
лоси, оле-
широко образы
W	™ пР£ДУРДЛЬЯ В арЕвности и
Первые образы шагающих животных и всалнии™
переходном этапе к эпохе железа. Н.В. Федорова отмечаД03™1™ еще на
рии Западной Сибири фигуры животных в профиль бе!
деталей характерны для кулайских материалов (||| в лп м
2000. с 40) . Известны подобные фигурки и среди находок
новскои культуры III в. до н.э. "'	14
функциональному назначению такие предметы изначально” бьГли г
лены в виде культовых плакеток и в виде подвесок со специальной
Кой на спине животного. Среди изображений известны медведи
ни. волки, бобры, птицы, есть и первые всадники Наиболее i
всадников представлены в материалах Гладеновского костища’фигуока
лошади обычно вырезана из листа, а литая фигурка всадника напаяна так
же, как и уздечка из проволоки. В одном случае на всадника надет остро
верхий головной убор, в двух случаях всадники вооружены луком, в одном
случае изображен колчан. Кроме составных фигурок всадников известно и
несколько цельнолитых экземпляров (Лепихин, 2007. с.91) . А.П. Смирнов
считал, что прототипом будущих подвесок-всадников является гляденовс-
кая фигурка с сидящим боком на волке всадником. На груди его - свер-
нувшаяся в круг змея. По мнению А.П. Смирнова, это могло быть изобра-
жение какого-либо духа, позже оно сменилось конем с всадником, сидящим
в такой же позе, боком, свесив ноги на одну сторону ( Смирнов, 1952, с.269)
Цельнолитое изображение всадника имеется и в коллекции из Усть-Полуя
I в. до н.э. (Усть-Полуй :, 2003, с. 17, и 17) .На кулайском поселении Сырой
Аган 6 была обнаружена фигурка всадника на звере ( медведе?) (Арефьев,
Карачаров, 2003, с. 31-34) . Уже в материалах раннего железного века по-
являются и первые фигуры на основании. В частности, Н.В. Федорова упо-
минает две фигурки кулайского этапа из клада на Барсовом городке 1/20,
представляющие собой изображения стоящего в профиль медведя, пере-
дние и задние лапы которого соединены перемычками (Федорова, 2000,
с-40) . Подобные перемычки наблюдаются и у некоторых фигурок гляденов-
ских всадников.
Таким образом истоки изображений с сюжетом «животное/всадник на
ссновании» можно усматривать в древностях раннего железного века по
°бе стороны Уральского хребта. Вероятно, этот факт следует расценивать
Не как стадиальное явление, а как свидетельство культурного родства на-
селения, занимавшего территорию от Предуралья до западной Сибири,
Так как помимо названного сюжета прослеживается еще множество разно-
о Разных параллелей в материальной и духовной культуре указанного на
селения.
Предуралье изображения воинов- всадников, подобные
Чук' известим и позднее на ряде памятников харинского времени
Соболева, 1986, рис. 2; Поляков, 1973, с.21) . По мнению В^Е . МинI але
вла/0 находки наводят на мысль о вожде - духовном лидере, .,инга_
Лев 2008 °Т °бщинь|- а от nPe«K0B чеРез ДуХ0ВНуЮ “^^жрецом подобно
.. ’ ги08. с	гл.. л_...—ио ТОЛЬКО ВОИНОМ, НО И жрецом, н
i п™™ «91. о73.8,1
мистических врагов (
что в Сасанидскую эпоху
.. „ —м.	185
хаНт с 225) . Он становился не только
и^Ским и мансийским князькам ।
9ТЬ Племя и от реальных и от
Збруевой было высказано предположение
A M. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова CVTl (xT'Tt
на Верхней Каме сложились представления о верховном божестве как о
мужчине-охотнике, который чаще всего изображался в виде всадника, ок-
руженного зверями, поэтому образ сасанидского царя на охоте в виде всад-
ника, также окруженного зверями, был одним из излюбленных в области
распространения юго-восточного серебра ( Збруева, 1950, с.205) . А.П.Смир-
нов подверг критике эту точку зрения, так как, по его мнению, схема, со-
зданная А.В Збруевой, оторвана от хронологии ( Смирнов, 1952, с.267) . Од-
нако сейчас, имея в распоряжении значительно более широкий круг
источников, мы можем согласиться с А.В. Збруевой в том плане, что на
отдельных предметах действительно прослеживается связь сюжетов ура-
ло-западносибирской металлопластики с сюжетами на сасанидских блю-
дах. Что касается хронологии, то период массового притока иранской посу-
ды на Урал как раз соответствует времени появления предметов,
относящихся к кругу «животное/всадник на основании» (VI-VII вв.) . Кроме
того, в настоящее время выделена т.н. «венгеро-уральская» группа блюд
IX-X вв., производившихся, вероятно, в Предуралье, для которых харак-
терно изображение всадников в этой древней «уральской» изобразитель-
ной манере ( Федорова, 2003, с. 146-147) . Эти изделия напрямую связаны с
атрибутами оформляющегося у угров культа всадника.
Главное, что объединяет предметы рассматриваемой серии, это осно-
вание. Некоторые основания завершаются звериной головой, что позволило
трактовать их как «змею», хотя в большинстве случаев основание заверша-
ется звериной головой, у которой часто показаны глаз и ноздря и почти
всегда - ухо, совершенно не свойственное змее ( напр, рис. 60/29) .
По мнению Я.В. Фролова, изображения шагающих животных на осно-
вании сходно с композициями, представленными на бляхах или пряжках
подпрямоугольной формы наборных поясов скифского времени, где на щитке
присутствует профильная фигура идущего хищника, у которого изображе-
ны: четыре ноги, оканчивающиеся когтями и опирающиеся на нижнюю
сплошную планку - край пряжки; опущенная вниз или расположенная
прямо голова, часто с открытой пастью, под которой присутствует изобра-
жение свернувшегося в кольцо копытного животного или его парциальное
изображение ( рога или голова) . Все эти детали можно увидеть на профиль-
ных изображениях медведей. Полностью совпадает поза животных, изоб-
ражения когтей на лапах, опирающихся на нижнюю планку. Имеется голо-
ва оленя или лося под мордой, замененная иногда планкой ( Фролов, 2003,
с.211) . Т.о., исследователь не усматривает в планке с головой животного
змею. Как считает Я.В. Фролов, основа- планка могла возникнуть только
при переработке скифского сюжета с шествующим кошачьим хищником,
она не могла возникнуть на этих изображениях самостоятельно, так как
противоречила древнему канону изобразительной традиции ( Фролов, 2003,
с-218) . Исследователь предложил собственный типологический ряд для
профильных изображений животных на предметах бронзового литья эпохи
железа в Приобье. Наиболее ранними, на его взгляд, являются кулайские,
в которых сохраняется древняя иконографическая традиция, восходящая к
эпохам бронзы и камня. Затем появляются изделия, выполненные в тради-
циях скифо-сибирского искусства. В местной среде они подвергаются пере-
работке> «опознаются», включаются в обрядовую практику. Соединение двух
художественных традиций ( этап влияния импортируемых художественных
ГП -ИгЛГП УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние ветл
мотивов на искусство населения Приобья) наиболее
кулайских изделиях начиная со II- | вв. до н.э
змее (Казаков,
ярко проявляется в
сящиеся к эпохе раннего средневековья. Демонстрируют’сложиви^Л™0'
дожественную традицию, где влияние скифского искусства проявляется'
прежде всего, в сохранении иконографии изображений5 животХ Xpa„
органично включена в изобразительную систему. Традиции, восходящи к
скифским, сохраняются и в еще более поздних изображениях всадников
доживающих до эпохи позднего средневековья. По мнению Я В Фролова
предложенный типологический ряд демонстрирует очень долгое сохране-
ние. консервативность древних изобразительных традиций в культуре на-
селения Приобья эпохи железа ( Фролов, 2003, с.218-219) Вероятно, в це-
лом можно согласиться с предложенной концепцией, распространив ее еще
и на территорию Приуралья, где подобные образы появились почти одно-
временно, и где еще с ананьинского времени ощущалось мощное воздей-
ствие скифского искусства на развитие местного художественного литья. С
другой стороны, отвергать предположение о том, что планка-основание
является стилизованным изображением змеи, тоже нельзя, так как на от-
дельных предметах наличие изображения змеи не вызывает сомнения На-
пример, явно змея располагается поверх обычной псевдовитой планки на
культовой плакетке из Пермского края. На одной из прикамских плакеток
'оловы животных располагаются почти вдоль всего основания, таким обра-
зом. как будто семь змей последовательно поедают друг друга. По мнению
Е.П. Казакова, фигурки, изображающие «небесного всадника» Мир-Сус-
не-Хума, помещены на представителе «нижнего мира»
2001. с. 160) .А.В. Г оловнев указывает, что змеи у обских угров, это действи-
тельно существа, связанные с нижним миром, призванные служить его ( или
э него) проводниками. К примеру, изображение змеи прикладывалось к
посмертной кукле для указания умершему пути в загробный мир ( Голов-
нев 1995, с.253-524) . И.Н. Гемуев приводит выдержку из предания о Мир-
сусне-хуме ( Эква-пырищ) , в котором, когда герой пришел в дом мис-хумов,
его встретили змеи: «Подходит - навстречу Ялпын-уй ( Святой зверь - так
манси называли змей) . Да не один - семь. У них языки, как копья. Эква-
пырищ говорит: «У этих ялпын-уй хозяин есть?» Самый большой ялпын-уй
-^вшивает: «Ты кто?» - «Эква-пырищ, Торум-пыг». - «Что тебе надо?»
кто здесь живет?» - «Семь мис-хумов. Сейчас я схожу, спрошу». При-
шеГ| Говорит другим ялпын-уй: «Не трогайте его» ( Гемуев, 2003, с.57) . Та-
образом, в данном случае змеи выступают в качестве стражников дру-
мира. Интересно, что и в Калевале упоминается подобное значение
из змей и ящериц сделана ограда потустороннего мира Калевала.
26) . Но для расшифровки рассматриваемого сюжета наиболее инте
яв™ется представление о змее, как о символе дороги оловнег,
ет/’ С’2Г 3"524) . Выражение «по дороге» (вэттыншямын) буквально озгм i
*«°Рога по змее» ( Прокофьева, 1976. с.118) . Таким образом. ^бРа^ние
Аор^и'его Животного на ।
Технолпг?^ИТЭет Троицка
•ЧПйгг». w ’• 'civicm । им, ина i	।	-- w	n nrnn-
^нии „Ыи.канал- Проанализировав серию	^односторонней
187
«по дороге» (вэттыншямын) буквально-означа-
основании буквально означает, что оно и/
_	, я планка-основа являлась и неубх^
Тателк°Г^Чсским элементом, она представляла собой А°п°™опя ня осно.
6аЧии. она Н	•	...-
пришла к выводу, что все они
uiar
<Wl WttHi А ПЛ Белввв* ВЛ Иванов НВ Крыласова tV'/l <Л**П
форме, изготовленной по восковой модели. Литниковая система состояла из
двух частей' литника и дополнительного канала • «питателя», ведшего от
задней лапы к морде зверя. Заливха металла реи звездилась *'омбиниоо-
ванным способом: часть сверху, а часть снизу «сифонным» методом, что
обеспечивало хорошую проливку лап зверя ( Троицкая, 2000, с.44)
Образы животных. Не принимая во внимание образы, представлен-
ные на гляденовских и кулайских поделках, которые можно рассматривать
в качестве истоков данной серии изделий, рассмотрим фигуры, безусловно
относящиеся к категории «животное/всадник на основании» В эпоху сред-
невековья диапазон изображаемых животных несколько сузился. На изве-
стных плакетках и подвесках встречаются образы медведя, лося, оленя
коня. Есть собирательные фантастические образы и единичные изображе-
ния собаки и волка.
Образ медведя в композиции «животное на основании» обычно фигу-
рирует без всадника <( рис 57/3-6. 8-10) Известен только один предмет с
изображением всадника, найденный браконьерами в северных районах Пер-
мского края ( рис. 57/2) . на котором, возможно, изображен медведь, о чем
свидетельствует массивность животного. Но морда животного с характер-
ной «горбинкой» на носу напоминает лосиную Вообще, плоские nt двески с
медведем на основании характерны преимущественно для релкинсхой куль-
туры. только одна подобная фигурка происходит с территории Пермского
края. Позднее в Западной Сибири аналогичная композиция перекочевала
на объемные пронизки.
Лось фигурирует на отдельных экземплярах подвесок и культовых пла-
кеток без вс.щни-.!,-<о >м.г. по! >	>
вых плакеток с всадником и для релкинских всадников : ис ,-?7.11-1о1
Нужно отметить, что почти во всех случаях, когда жив тнсе г- бщему
облику легко соотносится с лосем, оно. вместе с тем. имеет явно лошадиный
хвост. Среди релкинских находок два всадника сидят верхом на лосе из
Архиерейской заимки и случайная находка) На случайной нахе дке изоора-
жение лося довольно реалистичное: характерная горбоносая голова с мощ-
ными рогами, типичный изгиб шеи. высокие стройные ноги К короткому
лосиному хвосту приделан длинный конский % Чиндина. 1991. с 5 -*)
А.М. Мурыгин, анализируя серию культовых плакеток Хэйбидя-Пэ-
дарского жертвенного места, на всех предметах, относящихся к <ругу
сматриваемых нами, определил изображения фигур оленей ( рис. 57/17-23) •
Две бляшки содержат исключительно изображения оленей с обозначением
скелета. На трех бляшках наблюдается сюжет с всадником ( Мурыгин,
1992, с.33) . Изображенния оленей известны и в Приобье ( рис. 57/24) На
фигурке из погр j 130 Барсовского могильника животное по общему обли-
ку имеет несомненное сходство с конем, но на голове его изображены -зег-
вметые оленьи рога ( рис. 57/25) •
Конь наблюдается на некоторых предметах без всадника ( рис.58/6-г.
10-13. 15-17) .но наиболее характерен он для композиций со всадчзьсм
особенно классических, относящихся к периоду X-XI веков ( рис.59, 60) • На
релкинских изображениях всадников конь передан реалистически и взнуз-
данным. Лошади на шутовской, собакинской и релкинской подвесках име-
ют приземистый корпус, короткие толстые ноги. У шутовской и релкинскои
лошадей длинная грива и хвост переданы резными линиями. У собакинскои
всадника была
на змее существо-
с-42) . Но последующие
. I, показали, что
зародились значительно
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в ДРЕВНОСТИ и СРЕДНИЕ векА
лошади грива коротко подстрижена (Чиндина 1чси с<» П
Л.А. Голубева ошибочно посчитала, что подвески с в
распространены^в период X-XI вв., а в дальнейшем Zvoa ™ бЫЛИ
заменена петлей на спине коня, и подвески в виде коня
вали на протяжении XI-XII вв. (Голубева 1979 с42
исследования, особенно на территории Западной Сибиои
изображения животного на змее ( без всадника) - -
раньше, и, как видим, включали не только коня, но и дру'ги'Гобоазы"'ЬН°
Среди всадив различаются фантастические, антропо-зооморфные и
антропоморфные фигуры, чаще в полный рост, в единичных случаях^ виде
только головы.	у л и
На Д.вух_^л?™?_^.плакетках С ХэйбиДя-ПЭдарского жертвенного мес-
«
кой фигуры ( по мнению А.М. Мурыгина, человеколося)
с.ЗЗ) ( рис. 57/19) .
Енисейского канала ( рис.57/1)	।
ной браконьерами в Пермском крае (рис.57/2)
качестве всадников выступают антропоморфные фигуры. Как отмечает
Н.В. Федорова, они имеют весьма характерную иконографию с непропор-
ционально маленьким телом, особенно по сравнению с крупной головой
Федорова, 2003, с. 145) .У некоторых фигур наблюдаются признаки, не свой-
ственные человеку. Так, на двух культовых плакетках из Пермского края
вместо левой руки у всадников изображено крыло, в остальных случаях на
руках, а иногда и на ногах всадников показано по 2-4 пальца, ( чаще всего,
по 3) ( рис. 57/12, 58/8) . Как показала на обширном мифологическом мате-
риале Е.И. Оятева, неполный комплект пальцев на руках и ногах, а также
замена одной руки крылом, свидетельствуют о принадлежности фигур к
зэоантропоморфным персонажам. То есть, это божества, духи, оборотни,
имеющие как антропоморфные, так и зооморфные ипостаси (Оятева, 2003) .
^ри этом замена одной руки крылом демонстрировала принадлежность
Данных персонажей к небожителям ( Оятева, 2003, с.98) .
На наиболее ранних релкинских подвесках изображены антропоморф-
ные фигуры, сидящие на коне в обычной позе всадника (Чиндина, 1991,
с-58) . в такой же позе изображены всадники на культовых многофигурных
плакетках из Прикамья, но туловище их развернуто к зрителю. Но уже на
подвеске с Собакинского святилища всадник сидит, перекинув ноги на одну
борону (Чиндина, 1991, с.58-59)	( рис. 58/5) . На одной из плакеток с Хэиби-
р^?Эдарского жертвенного места верхом на олене также
Г;н> W, с.ЗЗ)
^ИгУрки,  -
5аются на с
Но
^Рекинув
3°Нским
та всадники пРВАСуавлень,Ав виДа горизонтальной (летящей) фантастичен
1 (Мурыгин, 1992,
' Аналогичная фигура наблюдается на плакетке с Обь-
- _	' ( Чиндина, 1991, с. 59) и на подвеске, найден—
J . В остальных случаях в
плакетках из Прикамья, но туловище их развернуто к зрителю. Но уже на
( рис. 58/5) . На одной из плакеток с Хэйби-
^поморфнь|й всадник, свесивший ноги по правому боку животного ( ^УР
. По мнению Г.М. Бурова, эта плакетка восходит
о	пластине в виде антропоморфной
Наиболее ранний ^^^^^гляденТвсТоТо
считается женским, «ама-
юсадки на счию	сред-
неудобна, особенно в ° •	№НЯ.
(рис.57/23) .......-
1лт,^енн0^ на Г0Ре Азов в Зауралье
 «сидящей на ।
1 одну сторону» ( Бортвин, 1949, с
на самом деле i
<оСти ноги на оду сторону, представлен в
3°Нским В ^елом такой способ посадки на коне
Такая посадка крайне	>---- л той пялились
с»	вЫевсапим1/м	. п плГхгтомтРПкнпсти именнотак Д
189
AM Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
определялась каноном, выработанным по причине необходимости показать
«целого» человека в противовес «половиннику», у которого одна нога одна
рука, половина лица с одним глазом. По преданиям, «половинники» -
тели нижнего мира, мира мертвых ( Оятева, 2003, с.53) . В случае с всадни
ками, вероятно требовалось подчеркнуть что это представитель верхнего
мира. Канон изображения всадников с развернутым относительно лошади
туловищем сохранялся в угорском бронзовом литье Нижнего Приобья и
Приуралья вплоть до XI века ( рис. 59-60) одобная пространственная
асимметрия вполне обычный широко распространенный во времени и в
пространстве прием «архаичного» искусства. К примеру, на одном из ви-
зантийских блюд, найденных у с. Слудки поверх изображения лошади выг-
равировано изображение человека в характерной «пляшущей» позе с саб-
лей в одной руке, он «посажен верхом». Получается, что лошадь изображена
в профиль, а всадник— в фас ( Гемуев и др, 1989. с.94) . На более поздних
круглых подвесках с «сокольничим» всадник сидит в обычной позе (за ис-
ключением двух блях) , но, как и прежде, туловище его развернуто к зрителю.
С легкой руки А.П. Смирнова антропоморфные фигуры, сидящие на
животном, принято считать «всадницами». Дело в том, что в 1952 г. иссле-
дователь ярко описал редкую находку из Глазовского района (IX в.) , на
которой представлена «фигура всадницы сидящая боком на крылатом коне.
Конь, грива которого изображена небольшими выступами, с длинным хво-
стом, с уздечкой, стоит на туловище змеи, мордой прикасаясь к голове
последней. Лошадь и всадница трактованы реалистически, и очень живо
передают натуру» ( рис. 60/1) . Кроме этой упоминается подобная фигурка
из района устья р. Белой ( Смирнов, 1952, с.266-267) . Однако, эта подвеска,
не смотря на большое сходство в иконографии с другими подвесками дан-
ной серии, значительно отличается от них в деталях. И хотя, описывая иные
предметы, А.П. Смирнов подчеркивал, что наряду с женскими существова-
ли и мужские фигуры, говоря о подвесках X-XI вв. вообще употреблял
только термин «всадник», использовал выражение «изображения всадниц и
всадников на коне, попирающих змею» ( Смирнов, 1952, с,268-269) , за под-
весками подобного типа в историографии прочно закрепилось наименова-
ние «Пермская всадница». На всех остальных подвесках всадник или не
имеет признаков пола, или, как на предметах из Собакинского культового
места (Чиндина, 1991, с.59) ( рис. 58/5) и могильника Барсов городок (Угор*
ское наследие, 1994, § 73)	( рис.60/28^ , изображен с признаком мужского
пола. Поэтому азвание «всадница на змее» является ошибочным.
Дополнительные элементы. Изображение отдельных фигур животных
на змее обычно не содержат никаких дополнительных атрибутов, за исклю
чением того, что на шее у многих фигур просматривается своеобразное
«ожерелье» из нескольких линий или ряда перлов. На изображениях всад-
ников конь обычно представлен в сбруе, даже на сильно стилизованных
подвесках - вв. часто просматривается уздечка. Среди релкинских
док есть подвеска со всадником на лосе, на груди лося, по мнению Л .А.
ппппА 130браТн крУглый Фалар-личина ( Чиндина, 1991. с.оУ?
kvnJrn° раже,,ие ан Р°поморфной личины на груди лося
ся на культовой плакетке из Приуралья
( ГМЛП	| |	~	• 11	IJ VJ intwwui п ivri • »-• --
НЫЙ 'эпрмрмт мпг° Отвергая нредположения Л.А. Чиндинсй, отметим,
иметь и иное значение. Наличие на фигуре лося антр
59) '. Рис-
,i наблюдает'
ЛИЧИНЕ»! Hrt I рухЦИ JiuvH
опубликованной А.П. ^МИРт^°даН-
в
внутри «головы»
отметил, что на кру-
У обских угров су-
круп которого
что рассматривае-
УГРЫ пРЕДуРАЛЬЯ В дрЕвносп и
морфной личины может являться свидетельств
ропоморфной природы. Иными словами, это cvn'Л ° ДБОИСТЬенн°й зооант-
звериную и антропоморфную. ’ УЧество имело две ипостаси:
А.В. Баупо, анализируя изображение подвески
1990 г. в пос. Турва-Пауль в верховьях Северной Cor Найденной
изображения семейного духа-покровителя ( рис. 59/1)
пе коня наблюдается изображение лисицы Поскольку
ществовала традиция изображать Мир-сусне-хума на коне
покрыт лисьеи шкурой, А.В. Бауло сделал вывод о том 
мая фигурка всадника отражает представления древних^^^Т
паднои Сибири об облике и «экипировке» Мир-сусне-хума (Ба ™ 2004
с,79) . На каноническом изображении всадников X-XI вв. на спине коня
также отмечается широкая полоса, обычно покрытая насечками оформле-
на она аналогично гриве, и, возможно, изображает именно накинутую на
спину коня шкуру, пушистый мех.	(
Всадники на релкинских фигурках одеты в относительно длинную одеж-
ду, у них показаны длинные распущенные волосы. Известно, что непремен-
ным атрибутом богатырей в героических преданиях обских угров являются
косы. Именно косатые богатыри обладали особой мощью и окружались
почетом ( Гемуев и др., 198А, с.74) . Только на собакинской фигурке всадник
изображен без одежды. На всаднике из Релки надета округлая шапочка
или шлем. Впоследствии фигуры всадников значительно стилизуются, так,
что не понятно, имеется ли на них какая-то одежда, но шлемы - остроко-
нечные или округлые - выделены почти всегда, иногда шлем вполне реали-
стичен, иногда довольно сильно стилизован (Федорова, 2003, с. 145) . По на-
блюдениям этнографов, для коренных жителей западно-сибирской тайги
важнейший символ, зрительно связанный с образом божества и его ран-
гом, заключался в принципах оформления верхней части головы. Характер
изображения туловища играл сугубо подчиненную роль ( Гемуев и др., 1989,
с-81) . Согласно сведениям фольклора, воспевавшего героические деяния
угорских богатырей-предков и запечатлевшего их облик, последи ie о.л'--
чались от простых людей отнюдь не только физической силой и телесной
мощью. Они имели еще и соответствующее вооружение. А важнейшим со-
ставляющим элементом защитной боевой одежды древних воителей был
шлем. Боевые сфероконические шлемы не просто были принадлежностью
профессиональных» воинов - «косатых» богатырей, они еще являлись и
ЗЬ|аком принадлежности к этой прослойке. Во всех военных формировани-
Древности большое внимание уделялось внешне j ЧУ । ^гъит т v
°т°Рый на поле битвы должен был отличаться от своих в01^) * gblTb
ловной убор военачальника по внешнему оформлению дол ’ , ерхих
^етвенно иным, чем у простых воинов. О^Ртани\т^^
Ров и донесла до нас изобразительная традиция, а пюдах (*"е"
МуТакивпР°черченныхрисунках (граффити) насере р
Л ИДР., 1989, с.77,84-85, 90) .	^нях позднее нали-
^кинскне всадники держат в руках сабли в н	подразуме-
йалпгРУЖИя пеРестали специально подчеркивать, . еС0К не всегда
соггг Ь.4 неотъемпемая часть образа. Но владель ПОдВесок, проис-
ЭТОЙ НеСПраВеДЛИВ°яТЬЮйТБаянов?кого могильника, прочер-
 из богатых воинских погребении Баян
с°;и0ВНОЙ Уб°Р военачальника по и.
vFnBfTBeHH0 иным, чем у простых
'Зак и в прочерченных рисунках (граффити) на
141
CV*yi	A M. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
чено изображение сабли, а кроме этого - уздечки и знака пола ( рис. 59/8)
Некоторые культовые плакетки с всадниками относятся к многофигур-
ным композициям пермского звериного стиля. На них кроме животного на
змее/змеях и всадников присутствуют хищные птицы (ловчие соколы?) и
другие зооморфные фигуры. На плакетке, опубликованной А.П. Смирно-
вым, хищная птица летит над головой всадника, раскинув над ним крылья
( рис. 57/12) , на плакетке из коллекции Зеликмана - впереди лося ( рис.57/
22) , на плакетках из находок браконьеров в первом случае - одна птица
летит над головой коня, вторая сидит на его крупе ( рис. 58/8) , во втором -
птица сидит на плече всадника как на «бляхах с сокольничим». Через этих
птиц образ «всадника на змее» в определенной степени может соотноситься
с образом «сокольничего», широко представленного на серебряных бляхах
XI-XIV вв. ( «бляхи с охотничьим сюжетом», «бляхи с сокольничим») , извес-
тных на территории Пермского Предуралья, на Выми, в Зауралье и За-
падной Сибири ( Белавин, 2004) . Общим в этих изображениях является на-
правление движения фигур, наличие на всаднике заостренного головного
убора ( шлема) , присутствие хищной птицы и небесных светил ( на одной из
культовых плакеток перед конем показано солнце) . В свою очередь, изоб-
ражения на бляхах с сокольничим напрямую соотносятся с известными в
этнографии манси, а, отчасти, и хантов, изображениями на жертвенных
покрывалах-ялпынгах, связанных с культом Мир-сусне-хума ( Белавин, 2004;
Гемуев, Бауло, 2001, с. 19-20) .
На плакетке из коллекции Зеликмана представлен также зверь-»поло-
винник» ( медведь?) , который располагается за лосем, опираясь лапами на
его хвост (рис. 57/22) . Остальные зооморфные фигуры представлены в виде
усеченных голов (лосей?) . На прикамской плакетке из находок браконьеров
усеченная голова расположена под ногами коня ( рис. 58/8) , точно так же
под ногами лося наблюдается одна голова на плакетке с поселения Пожег-
дин II в республике Коми ( рис. 57/14) , еще на одной плакетке из браконь-
ерских сборов в Пермском крае одна усеченная голова находится перед
конем, другая - позади него ( рис. 58/9) . На плакетке, опубликованной
А.П. Смирновым, одну голову держит в руке всадник, другая находится
над головой лося ( рис. 57/12) , на плакетке с Обь-Енисейского канала две
головы расположены на спине волка ( рис. 57/1) , а наибольшее количество
голов наблюдается на плакетке из коллекции Зеликмана (рис. 57/22) : 7
вверху над лосем и 3 внизу, за его хвостом. Как показала на обширном
материале Е.И. Оятева, усеченные головы на культовых предметах перм-
ского звериного стиля являются изображениями жертв. Количество жертв
показывалось количеством усеченных голов: одна, две и более, определя-
лось оно числом и важностью содержания просьб ( Оятева, 2003, с.69-75) •
Значение. Поскольку большинство исследователей вслед за А.В. Збру-
евой, А.П. Смирновым и Л.А. Голубевой видели в изображениях всадников
женщину, трактовка сюжета развивалась в определенном направлении.
Так, Л.А. Голубева считала, что изображение змеи в данном сюжете связа-
но со злым божеством подземного мира, с которым ведет борьбу всадница
на крылатом ( солнечном) коне. Образ всадницы, по её мнению, отражает
местный культ Великой Матери ( Голубева, 1979, с.42) .
А.П. Смирнов считал, что фигурки всадников знаменуют борьбу солн-
ца с преисподней. В данной трактовке змей являлся богом преисподней, с
/92
с дружинным эпосом. Бог
* Дружин (Смирнов.
R W <Г^ УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в дрет и СРЕДНИ£
которым ведет борьбу солнечный всадник Кроме того
за всадника, по мнению А.П Смирнова связано с - '. 03никновенис обро-
солнца, по его мысли, считался покровителем военных
1952,0.269 .
Данная трактовка, хотя и представлена без am п <>•  *
подтверждений, вероятно, наиболее близка к истине. Облик в^енХло^
мировании лесного населения обычно представляется в виде небольших
пехотных отрядов, мобильных и маневренных, умело использующих пре-
имущества местности. Конница в этих условиях вряд ли могла иметь само
стоятельное военное значение, тем более что это не подкреплялось хозяй
ственными потенциями. И в фольклоре о кавалерии ни слова не сказано
йк о самостоятельной военной единице ( Гемуев и др., 1989, с. 116-117) Со-
гласно материалам фольклора, ведущее значение в системе вооружения
лесных воинов имел лук. Это положение вполне согласуется с археологичес-
кими данными, где наконечники стрел являются одной из наиболее массо-
вых категорий находок (Гемуев и др., 1989, с. 124) . Тем не менее, уже в
период ранного железного века появляются изобрзжения всадников, при-
чем, явно имеющие сакральное значение. Это могло быть вызвано тем, что
вобществе выделяется воинская верхушка ( вождь, князь?) , которая, стре-
иясь подчеркнуть свое особое положение среди остальных воинов, копиро-
а-ara облик лучших всинов того времени - степных кочевников Основными
знаковыми элементами при этом становятся боевой конь особое защитное
снаряжение (шлем) , а позднее и особое оружие (меч, сабля) . В.В. Мингалев
отмечает, что меч - это оружие индивидуального боя, которое применяется
воином профессионалом ( Асмолов 1993, с. 196-203; Винклер 1992, с.72-76) .
Существование в обществе людей, стремившихся противопоставить себя
всему остальному сообществу, выдвигая меч. как некий символ своей вла-
сти и профессии ( Винклер 1992, с.72-76) , указывает на сложение страты
военных вождей, которые считали основным своим занятием войну. Анализ
п0фебений харинского времени на территории Предуралья показывает
в этот период уже не практиковались выборы вождя общиной в рамках
Азовой необходимости, а существовала сложившаяся система управле-
где вождь-воин принадлежал к определенной семье, за которой были
Утеплены власть и воинские функции. Удила, присутствующие в комп
с мечами. указывают, что символом статуса данной страты являлся
’••воиконь ( Мингалев, 2008, с.225)	-
Возвысившаяся власть нуждалась и в новых формах о рядов
сплачивавшей население. Необходимо было о основать
, князя и его воинов, то есть иД^ло^
, в таежном фольклоре
------------------------------------‘ 4ПОО г 1AQ)
богатырь ( Гемуев---------------------
почитание сыновей Нуми-
1989, с. 154) •
__________дах?
нтропоморфном, так и в зооморф
льные претензии, возвеличить пг,™,----- жлпикпоое
^^Дкрепить нарождавшуюся государственность. В таежн^
эТ*Тся новый герой— воин, Lw.--*
ст^сГПоха средневековья выдвинула на передний
тор^**иФ°логических персонажей, о чем говорит
По и ^богатырей» мифического прошлого (
%йныЯВЛялись богатыри, «спущенные с неба
б°гов ' не кто иные, как именно эти	---
** ?сХ ( Гемуев’ 2003' С'24) ' ПРИ ЭТиМВ зооморфное Облике ( Гему-
Ступать как в антропоморфном, так и в	-
<v‘n	AM. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова ***$^<!u*ft
ев, 2003, с.65) . Интересно, что обские угры и в этнографическое время
нередко использовали в обрядах найденные в земле древние бронзовые
изделия. Среди них А.В. Бауло выделяет группу предметов, которые игра-
ли роль духов-покровителей, их помощников, или относились к изображе-
нию иных мифических существ. Такие предметы нередко изображали чело-
века, иногда сидящего на лошади. Считалось, что эти фигурки падают на
землю из туч во время молнии. В.Н. Чернецов сообщал также, что в 1930-х
гг. « ; в Нерге один старик поехал однажды с сетками, и в одну сетку
попалась фигурка человека на лошади из бронзы. Он решил, что это Вит
хонпыг ( сын Водяного царя) , взял ее и сделал домашним идолом» (Источ-
ники •, 1987, с. 242) . Такие фигурки вкладывались внутрь деревянных изоб-
ражений духов-покровителей ( Бауло, 2004, с.79) .
Вполне очевидно, что в период раннего средневековья существовали
разрозненные племенные образования, каждое из которых имело своих духов-
покровителей, которые нередко представлялись в виде богатырей-всадни-
ков, отсюда широкая вариативность образов зооморфных, зоо-антропомор-
фных и антропо-зооморфных всадников. С героем-богатырем связывают
происхождение народа, ему подчиняются ( Чиндина, 1991, с.113) .В целом
мир духов являлся калькой мира живых. По сведениям этнографов, до при-
хода русских у обских угров существовали княжества очень незначитель-
ных размеров. Кроме того, каждое княжество дробилось между членами
княжеской семьи: в одном и том же городке княжило два брата или дядя и
племянник. Народ делится поровну между совладетелями: каждый имел
своих людей, свое войско, но один из них признавался главным князем
( Гемуев и др., 1989, с.66) . На двух культовых плакетках рассматриваемого
круга изделий представлено по два всадника, что, возможно, является от-
ражением этой ситуации.
Позднее начался процесс консолидации племен, который сопровож-
дался развитием культа общего божества-покровителя, которому подчиня-
лись местные локальные духи. Именно такую ситуацию отмечают исследо-
ватели в человеческом обществе. Богатыри, главы ополчения, возникавшего
в родовых общинах, когда им угрожала опасность, подчинялись «большому
князю». «Большие князья» стремились не только закрепить свою власть
физически — силой оружия, но и «освятить» ее идеологически. Поэтому
они создавали новые культы, присваивали себе связь с великим духом. Они
нуждались в широком территориальном характере культа, в том, чтобы
все население, независимо от родовой и этнической принадлежности, почи-
тало княжеского кумира-покровителя. В принципе, для этого князь мог
узурпировать и уже существовавший культ, провозглашая свою особую
сакральную связь с первопредком ( Гемуев и др., 1989, с.98-99) .
Таким объединяющим персонажем мог стать мансийский Мир-Сусне-
Хум, хантыйский Эква-Пыргись (Кан-ики, Орт-ики) , общеугорский A/wah
(Aiwa) народный заступник, поборник справедливости. Мир-сусне-хум -
младший сын верховного бога Нуми-Торума и его жены Калтащ-эквы. Его
задачей было управление людьми, недаром имя его переводится как «Че-
ловек (мужчина) , осматривающий мир», или «Человек, надзирающий за
миром». Манси представляли его в виде всадника, поэтому одно из его
многочисленных имен - Лувн-хум - «Конный человек». Всадник Мир-сус
не-хум имел богатырский облик, поэтому его называли еще Сорни отыр
_______ УГРЫ ПРЕДУР*"ЬЯ в д^НосгИ и СРЕДНИ£ reka
Золотой богатырь» (Гемуев, 2003) . Считалось, что Мир-сусне^Л^
дыв сутки объезжает вселенную, помогая праведникам, на^азыв^виГо
НваГых. Поэтому еще одно имя этого бога - Ма-ёхне-хум - Вит-ёхн! Z
„Человек, объезжающий землю, Человек, объезжающий воду» Посколь™
у Манси понятие «верх» ассоциируется с представлениями о юге Ми^-
сусне-хума называли еще и Али-хумом - «Южным человеком». Кроме этих
имеН) известны еще такие как «Всадник, Золотой Гусь, Князь-Богатырь
Верховьев Оби Человек, Гусь-Богатырь, Господин Старик». Наиболее
распространенное собственное имя этого мифического героя, покровителя
ханты и манси, народного заступника, поборника справедливости - Alwali
(Aiwa) (Гондатти, 1888; Головнев, 1995.) .
в мифологии он представлен как культуртрегер, первый охотник, на-
учивший людей правилам поведения, умению делать ловушки и добывать
огонь. Он предельно актуален и вездесущ. В сложившейся картине мира
именно он является воплощением активного начала, которое объединяет и
упорядочивает ее содержание, соединяя миры людей, богов и духов ( Гему-
ев, 2003, с.92) . В отношениях между Мир-сусне-хумом (Alwali) и другими
ев, 2003, с.92) . В отношениях между Мир-сусне-хумом (Alwali)
духами преобладал принцип соподчинения. Мир-сусне-хум являлся арбит-
ром в спорах между домашними духами-покровителями и людьми. Он же
выполнял функции надзора за предками-покровителями селений ( Гемуев,
2003, с.91) . В обрядовой поэзии рисуется как всадник на белом коне ( иног-
да восьмикрылом) . Приземляясь, священный скакун ставит ноги в сереб-
ряные блюдца-тарелочки, поэтому серебряные тарелочки ( в т.ч. и сасанид-
ские блюда) у угров были сакральной вещью, и хранились вместе с
предметами культа на родовых святилищах и в семейных амбарчиках.
По мнению широкого круга исследователей, представления о богаты-
ре-предке, непременным попутчиком которого в его бесконечном стран-
ствовании стал боевой конь, оформляются у урало-сибирских племен в эпо-
ху раннего средневековья, и полностью канонизируются к X веку.
Устойчивость этого мифологического персонажа удивляет своей фундамен-
тальностью, ибо он проходит через устное и декоративное творчество прак-
тически всех коренных обитателей указанного региона вплоть до этногра-
фической современности ( Ожередов, Приступа, 1997, с.320) .
Наибольшее значение этот образ имел, вероятно, в IX-XI вв., когда,
как известно по материалам Прикамских и Западно-Сибирских могильни-
х°в, в угорском обществе в действительности возникла прослойка воинов,
ОгРебения которых сопровождаются деталями конского снаряжения, саб-
копьями, боевыми топорами и иным вооружением. Особый статус
HafPe^eHHblx подчеркивается наличием серебряных погреба. >ь 1ых иасок,
гнил ^НЬ1Х поясов> удил и иных знаковых предметов, среди которых и на
nD?;Hble подвески в виде всадников. Хотя, как подчеркивал И.Н. Гемуев, о
воимИНН°й прослойке - военной аристократии - или о профессиональных
Тели? Речь идти еще не может, так как имеющиеся материалы не свиде
ев и об отрыве ее от непосредственной хозяйственной жизни ( ему
татьДпР’’ 1989« с.107) . Тем не менее, мы можем с полным основанием сч -
Вл9деп°кДВески с всадником символом высокого социального п_
&0Аитрг?а ~ Р°Д°вого вождя или старейшины ( Белавин, 2004, с. ) .
г Г ВожДества - промежуточной формы социополитическои о
е 1Трализованным управлением и наследственной клановой
AM Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова CvTl
хивй вождей теократического характера и знати, где существует социаль-
ное и имущественное неравенство, но нет формального, и тем бог ее, легаль-
ного репрессивного и принудительного аппарата ( Strvict, 1971, р.132-169) .
Все указанные черты прекрасно читаются при анализе материалов сред-
невековых могильников, а последний упомянутый момент как раз объясня-
ет необходимость существования идеологического «подкрепления» вожде-
ства в качестве которого и выступал культ всадника.
Что касается изображений животных без всадника, то понять их нали-
чие в объединенном каноном сюжете «животное/всадник на змее» помога-
ет анализ изображений на жертвенных покрывалах обских угров. По мне-
нию И.Н. Гемуева и А.В. Бауло, такими полотнищами укрывали жертвенных
животных - медведя, оленя или коня. На самих покрывалах известны изоб-
ражения медведей, коней и всадников ( Гемуев, Бауло, 2001, с.23-26) . То
есть, изображения всадников и животных, на которых они ездили, могли
существовать параллельно, и иметь схожие функции. Вероятно, то же ка-
салось и предметов древней металлопластики.
Назначение. Анализ предметов рассматриваемой серии показывает,
что одновременно существовали культовые плакетки, выполненные в тра-
дициях присущих в целом урало-сибирскому звериному стилю, и подвески,
предназначенные для ношения в костюме. При этом параллельно шло раз-
витие как культовых плакеток и подвесок с всадником, так и предметов,
содержавших изображение одного животного на основании/змее. Единич-
ные находки предметов с изображением «животного на змее» известны в
культовой металлической пластике VI-IX вв. ( Буров, 1992, с.55, рис.2/1) .
Довольно много в материалах от Западной Сибири до Европейского Севе-
ро-востока известно культовых плакеток с всадниками. Причем Г.М. Буров
видит несомненную связь культовых плакеток с подвесками в виде «всадни-
ка на змее» ( Буров, 1992, с.55) . Культовые плакетки не имеют специально
оформленных петелек для привешивания, они, в большинстве случаев, яв-
ляются иллюстрацией какого-то мифологического сюжета, поэтому, в отли-
чие от подвесок, нередко усложняются дополнительными фигурами ( напр.,
изображением жертв-даров) . Все плакетки, найденные в археологическом
контексте, происходят со святилищ.
Что касается подвесок, то первоначальное определение их функцио-
нального назначения было ошибочным. Л.А. Голубева указывала, что боль-
шинство их как в Прикамье, так и в Приладожье найдены в женских по-
гребениях у пояса (Голубева, 1979, с.42) . Но известные на тот период
подвески из Прикамья происходят из дореволюционных сборов или с посе-
лений, и не дают информации о способах их использования. Раскопки Ба-
яновского могильника 2005-2008 гг. ( рук. А.В. Данич) , где найдено уже 7 экзем-
пляров подобных предметов, показали, что подвески-всадники характерны
для богатых мужских захоронений воинов-всадников, и располагались обычно
под нижней челюстью ( висели на шнурке на шее) , реже - в области черепа
( пришиты на шапку?) . Вероятно, это были не просто украшения, а знаки
принадлежности к социальной ( воинской?) элите. Л.А. Чиндина, описывая
релкинских воинов, изображения кото<)ых были воплощены на фигурках
всадников, отмечает, что э о были не просто почетные представители обще-
ства ( богатыри-герои) , по сути дела, это была родовая верхушка, исполняв-
шая потестарные и воинские обязанности и сосредоточившая в своих руках
угры предуралья в ДРЕВНости и средние вш
рачительные ценности: дорогостоящее оружие, богатые г
странного происхождения ( Чиндина, 1991,с.113) .Наиболеег.
ки-всадники и подвески с единичными животными были снабжены
петелек. Обычно такая конструкция крепления свойственна
пояса, часто ино-
! ранние подвес-
] парой
носимым на шее/груди. Подобные подвески обычно имеют одностороннее
изображение, подвешенные на шнурке за пару петелек они не переворачи-
вались оборотной стороной. Позднее на подвесках наблюдается одна пе-
телька. Но наиболее известные подвески-всадники вообще не имели специ-
альных приспособлений для подвешивания. Их крепили к шнуру, пропущенному
через отверстия под изогнутыми дугой руками всадника. В этом случае также
предотвращалось переворачивание подвески при ношении.
По мнению Е.А. Рябинина, подвески-всадники, сформировавшиеся в
Прикамье как культовые предметы и имевшие сложную семантическую
нзгрузку, в северорусских землях , {'эчивзли ззложенную в них сложную
символику и претерпевэли сильную схемэтиззцию, преврзтившись «в обыч-
ные изобрзжения фигурок коней» ( Рябинин, 1981, с.27) . 0 том, что подвес-
ки-всадники и коньки но новой территории теряли свой изнэчзльный смысл,
наиболее ярко свидетельствует фэкт приспособления токой подвески в кэ-
честве одежной ззстежки ( Кэрлухз 6) . В кург. 2 у с. Челмужи четыре под-
вески-всадникз нэходилзсь в женском погребении но тззовых костях вмес-
те с набором поясных привесок ( Рябинин, 1981, с.26)
такие подвески тоже иногдз присутствуют в женских погребениях, но здесь
их назначение в костюме было совсем иным. Нзпример, но могильнике
Городок	130)
венчик погребенной женщины 20-30 лет ( Кзрэчэров, 2002, с.42, рис. 18/3) .
Территория рзспространения ( рис.56) . По мнению Л.А. Голубевой, ро-
вной подвесок с всэдником является Прикэмье ( Голубевэ, 1979, с.41 -42) .
Например, в обобщэющей стэтье по культуре веси исследовотельницо от-
вечает, что найденные в прилэдожских кургонэх X - нзчолэ XI вв. подвес-
ки-всадники и шумящие биконьковые подвески - прикомского происхож-
ения (Голубеве, 1987, с.59) . Действительно, подвески X-XI вв. со
формировавшимся канонизированным изображением, являющиеся, по
Мнению Л.А. Голубевой, продукцией ремесленного производства, получили
наибольшее распространение на территории Среднего Предуралья. в Уд-
п^1ИИ (Г0Р°Дища Иднакар, Дондыкар) и Пермском крае (ГОР°ДИ^ К^"
Известны подобные находки на
। и в Поветлужье
. На исходной территории
такая подвеска была нашита на головной
нэибольшее распространение на территории Среднего Предуралья. в Уд-
муртии (городища Иднакар. Дондыкар) и Пермском крае (городища Куп-
осское, Анюшкар, Бакинское селище, Баяновский, Рождественский, а^
теоСКИй’ Вереинский могильники) . I---------
(п^ТоРии Волжской Булгарии (Танкеевский могильник)
Ме? °ВСКИЙ’ Веселовский, Нижняя стрелка могильники) . Третий Раи°Н’ °
ЙГЛЙ I Работах исследователей - Приладожье и Прионежье.
куогам Рябинин насчитал 13 находок подвесок-всадников пП|ЛП|_|Р>кье-
куог!4?' У * Карлухи, у д. Сязнеги, на р. Капше, у с. Видлицы, Прионеж
У с- Челмужи, в Уницкой губе) . Кроме того, в сев р РУ Ижорс-
1 находки подвесок-всадников на восточной окр’	ч К
.	, И в бассейне Северной Двины ( А^^в на
Районам тяготеют и находки стилизованных подвес стилиза-
- поп. ' кот°рые Л.А. Голубева и Е.А. Рябинин трактуют как стили^
'ВСаДников, где всадник заменяется петлей.	я они
курганы *
ctsjv
Q^|BoanieC1Hbl ,,илим^ пидь!
ЗТим ж* ,Шенн°сти ( Вырица)
.7 «;Р7,в„и™	яа,и,,,”ге",
несколько болов поздним временем - XI - начатом хи ев РяСимин *
с.25-26) . что и дало основание исследователям считать их следующим за*.
ном в эволюции подвесок-всадников
Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что. во-первых
образы шагающих животных и всадников на осиоеании/змее имеют общую
иконографию, во-вторых, они возникли примерно одновременно на рубеже
раннего железного века и эпохи средневековья и. в-третьих, основной тер.
риторией их бытования являлась Западная Сибирь и Среднее Предуралье
И Н Гемуев и А В. Бауло подчеркивают, что любой культ, и всадника
( связанного с культом Мир-сусне-хума) в том числе, вырабатывает свою
иконографию - совокупность изобразительных приемов передачи образа
отступление от которой не поощряются Но если обратиться к иконографии
всадника в художественном металле Приобья то заметно, что сюжет «всад-
ник» выглядит очень бедно: бронзовых фигурок 061 юруже!ю немного, поэто-
му их влияние на формирование фигуры всадников на этнографических
жертвенных покрывалах ограничено ( Гемуев. Бауло. 200 V с 26) Однако
обобщенная нами совокупность изображений животных и всадников демон-
стрирует процесс формирования культа и его канонизации на обширной
территории, заселенной в эпоху средневековья родственными угорскими
племенами, а также н(»сомнениун» св-зь • ••.
изображенными на более поздних бляхах с «сокольничим». И.Н Гемуев
и А.В, Бауло связывают композиции на жертвенных покрывалах с изобра-
жениями на указанных бляхах, но считают, что ко времени появления блях
с «сокольничим» в Прикамье уже получил развитие культ Небесного всад-
ника ( Гемуев. Бауло. 2001, с.26) , который, на наш взгляд, как раз и прояв-
лялся в подвесках-всадниках В связи < этим интере» но ... ......  9
Федоровой, которая отметила иконографи -•? »ое сходство бронзовых литых
всадников с «сокольничими»: крупная о< троконеч^гая олова всадника.
вая рука, опирающаяся на спину коня, довольно специфический прием
изображения конской головы одной дугообразной линией от кончика уха до
нижней челюсти ( Федорова. 2003, с 145) То. предметы с всадническим
сюжетом выстраиваются в неразрывную эволюционную линию бронзовые
литые фигурки - бляхи с «сокольничим» - жертвенные покрывала
На территорию Нижнего Прикамья. Поволжья и дальше на запад вплоть
до Приладожья эти подвески проникали, вероятно, непосредственно с но-
сителями угорской культуры с вышеуказанных территорий, о чем. в част-
ности. свидетельствует наличие в тех же районах Европы, где встречаются
рассматриваемые украшения, типичной угорской керамики, биметалличес-
ких кресал, зооморфных роговых гребней и других элементов культуры,
свойственных уграм Е А. Рябинин также отмечает, что на территории Север-
ной Руси подвески всадники распространены в тех районах, которые в эпоху
средневековья поддерживали культурные и торговые связи с Прикамьем
Ареал наиболее устойчивой встречаемости средневековых подвесок с
сюжетом «всадник на основании» от Прикамья до Верхней Оби и от Хей-
бидя Пэдарского святипища до Танкеевского могильника отчетливо опер
чиваот средневековую угорскую евразийскую ойкумену
С образом «всадника на змее» в определенной степени соотносится
образ «схмоль//ичего», широко представленный на серебряных бляха* XI-
XIV м. ( «бляхи с охотничьим сюжетом», «бляхи с сокольничим») круглых

садника с ловчей птицей
3 з. в Пермском Предуоа-
на о. Войгач, 4 - в Зауралье 3
-I разрезанных блях этого
«клада» на Ликин-
УГРЫ ПРЕДуРАЛЬЯ в др£дности и срЕдниЕ
и3 сеРебра и бронзы с изображением
рис.61-62) . Их в настоящее время известно 17
лье 5 на территории республики Коми, 1 - i _	.
_ в Западной Сибири. В частности, фрагменты
круга встречены в комплексе погр ± 13, 31 и в составе
. 0, мотльнике в Зауралье. В.Д. Викторова упоминает лодоб'ную’нахоХ
чаЛобвинском пещерном святилище (раскопки СЕ Чаиокина К г £
^роеа) ( Викторова, 20118. с.70) .	Гиркина, К.Г. Кара-
Характерными признаками рассматриваемых изделий являются их
. -а-т форма, наличие изображений всадника с ловчей птицей в ovKe
солярных знаков и различных животных.	ну ’
Эти предметы публиковались А А. Спициным и И.Я. Смирновым в
своих сводах ( Спицин. 1902, табл.VIII; Смирнов, 1909. табл.ХС) . Вопрос о
месте производства и классификации таких изделий поднимался А.П. Смир-
новым, который обосновал их трактовку как болгарских ювелирных изде-
лий (Смирнов, 1964) . Попытку классифицировать и датировать имеющиеся
на момент исследования образцы этих изделий делал В.Ю Лещенко ( Ле-
_ а 1970 вопросы о датировке, классификации и трактовке такого рода
изделий из памятников вымской культуры ставились Э.А. Савельевой ( Са-
вельева. 1985, с 92-110) , из родановских памятников В.А. Обориным ( Обо-
агин.1988, с 30, 37) , А.М. Белавиным ( Белавин, Носкова, 1989, с.253;
Белавин, 2000, с.91-97: Белавин, 2001, с. 116-122; Белавин, 2004, с.331-339)
иА.Ф. Мельничуком ( Мельничук, 2004, с. 122) , из памятников Приобья
Н.В. Федоровой ( Федорова 1991, с.5-9) .
Бляхи-подвески в указанных публикациях достаточно подробно разоб-
раны: проведена их классификация; по технологии изготовления они соот-
иэсены с т.н. '-ювелирными школами» Волжской Болгарии и гипотетичес-
кого периферийного ювелирного центра, расположенного где-то в
Предуралье; введены хронологические реперы и определен период бытова-
ния каждой из групп блях; проанализирован состав животных, изображен-
на бляхах; сделаны попытки определить их назначение. Решающую
 :з’их определениях сыграли находки блях в закрытых комплек-
са* погребений, раскопанных Э.А. Савельевой, Н.В. Федоровой, К.А. Кара-
мовым. В.Д Викторовой, Г
,5аУралье.
Наибольший интерес представляет вопрос, кто же изображен на бля-
оод видом сокольничего, а также вопрос о назначении блях-подвесок.
А Ф. Мельничуком поставлен вопрос о соотнесении образа «сокольни-
^2^>с^0^пелем ( Воипелем) - богом народа коми ( Мельничук, 2004, с. 1
этом основной посылкой у Мельничука служит мнение ГА. ор
Высказанное им в ряде заметок о том, что на бляхах изо Раж®^
«аса,, Пель-Упоминаемый в послании митрополита Симона (15 ч *
ПоСта ИК’ тРУбящий в рог» ( Бординских, 1992; Бординских, 20	•
ВОПРоса о соотнесении образа всадника с кем-ли о из
IJ0HCYnJ Огов или героев актуальной, следует отметить, что пол
°браз Войпеля уже делались. Наиболее автор
Нное Мнение высказано I
^Впол°П1:СЬ,еает и^ола Войпеля как
3У того, что данное описание идола
,Т. Ленц и А.М. Белавиным в Предуралье и
- богом народа коми ( Мельничук, 2004, с. 122-
2Нпй' uvpdd ооипеля уже дилсялиьо. 	112)
>рый Иое Мнение высказано Н.Д. Канаковым ( Канаков, »	(| и_
В попПИСЬеает иД°ла Войпеля как изображение четырёх) ’ 'J _ еи_
ЬзУ того, что данное описание идола Войне ля • о-jtbc	>
• •
4
м
м
XIV воков
У
солярных
Лией. Rrn
рным вето
» объяснена
Л/* * kA м	А.
А ' • 4
Ш М .
морить, сто
к котооии
НЫХ V
 ( ) А
•сеоедующая» как эвфемистическое наименова-
в СО всех рок и речушек, находящиеся
, гдо жили древние пермяне. что и
Таким образом, этнографи.
МА МО ТОГ н

















прямой застежкой на груди, круглым орнаментированным воротомб^
на?) . орнаментированная плеть, свободный конец которой в виП₽ г
ной полосы развевается над крупом и хвостом коня. Прочеканенный
композиции имеет следы зачернения, фигуры были позолочены Зол™ *°Н
суНки на зачерненном, прочеканенном в виде неглубокого лотка фоне
составляли, по наблюдениям А.М. Белавина, характерный прием б™
ких ювелиров из Предуральского центра предмонгольского и ра .неоопын’
скоро периода ( Белавин, 1992, с.147) . Заостренная форма головы всадника
. в виде косопоставленного квадрата, возможно, имитирует головной убоо
(шапка шлем?) , и напоминает остроголовые антропоморфные граффити на
некоторых восточных блюдах из Сибири, которые А.А. Спицин считали
изображениями менкв, а В.Ю. Лещенко - фигурками шаманов. Интересно
что на бляхе из д. Большое Поле голова всадника завершена изображением
шарика имитация навершия шлема, так же как на куколках-иттарма из
обских угроских могильников.
Следует сказать, что Мир-сусне-хуму полагался вполне определенный
набор атрибутов. К их числу, прежде всего, относятся шапки. Форма ша-
пок могла быть различной. Чаще всего они выполнялись в виде шлемов,
украшенных орнаментом ( вспомним еще раз о богатырской ипостаси Мир-
сусне-хума) . О наличии шлема на всаднике говорит заостренная форма
верхней части головы, на разнообразие головных уборов Alwali указывает
особая форма шапки на бляхе из д. Большое Поле. На одной из блях из
могильника Телячий Брод шлем завершается пикой - это шлем-шишак,
хорошо известный у угров ( например, изображение на блюде из д. Мужи
(Федорова, 2003, рис.7) )
которой изображен всадник с головой в виде косопоставленного квадрата,
руки его воздеты к небу. Ученый считает, что это Даждьбог ( Рыбаков, 1994,
с. 500 - 501) . Композиция и её оформление почти аналогична изображени-
ям в декоративно-прикладном искусстве обских угров, где всадник с под-
•ятыми к небесам руками и ромбической головой является типичнейшим
образом. Это Мир-Сусне-Хум. который, подобно Даждьбогу славян, есть
бог-сын.
Мир-сусне-хум должен быть не только одет, но и обут. С этой целью
СОвРеменные манси и ханты шили для него изящные сапожки с окантован-
^ь>ми красной полоской голенищами. На ряде рассматриваемых блях так-
е обозначены сапожки.
числу непременных атрибутов Мир-сусне-хума у манси этнографи
пирКог° времени, по сообщениям Н.П. Гондатти и И.Н. Гемуева, относи
Dan ТЭКЖе Р°г (стеклянный, оловянный) или табакерка, ступка для расти
блауЯТа^ака или стопка. Рог представлен на большинстве РассматРива
нОго’ °^ко это не музыкальный рожок, а скорее рог для Хаомы св
°ПьяняЮщего напитка.	- nnnnrbi v
пРавпйеТКа’ из°браженная на бляхах в виде орнаментированно фе
Расска^РУКИ йсаДника, также была атрибутом Мир-сусне-хум' • ех_
ГраниУю'паЮ1ЧеМ ° РожДении этого геР0Я говорится: <<|'^ТЬ"П лаУее сыну:
Сь:но йгч Леть (в другом вгрианте - семигранный кнут) , поводе--»
сила для путешествий по земле, для путешес г
"“«"Хиая фигур„ ,смника „ б„„а« «РУ»«"
. Рыбаков приводит севернорусскую вышивку, на
%1Н0К
А.М. Белавин, В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «"Я
небесных светил. Представления о сущностной близости Мир-сусне-хума и
солнечного диска, по мнению И.Н. Гемуева, отчетливо отразились в культо-
вой атрибутике. Да и сам Alwali считался «Мужчиной, испускающим
свет», таким образом, в древности существовала, видимо, и солнечная ипо-
стась Мир-сусне-хума. Золочение фигуры всадника соответствует опреде-
лению Мир-сусне-хума как Сорни отыр - «Золотой богатырь». Кроме
того, по представлениям, Мир-сусне-хум на белом коне объезжает мир на
высоте облаков, день и ночь ( на изображениях их символизируют солнце и
месяц) озираетземлю ( Бауло, 2001, с. 125) . «Мир-сусне-хум вокруг земли
едет. Солнце вокруг земли ходит и луна тоже, поэтому луна и солнце на
ялпынге» - сообщали информаторы-манси А.В. Бауло ( Гемуев, Бауло, 2001,
с.21) , говоря о процессе создания жертвенного покрывала-ялпынга. В ман-
сийском сказании о сотворении земли конь Мир-сусне-хума описывается
так: «Стоит конь с изображением месяца, с изображением солнца » ( Мифы ;,
Крупная хищная птица на бляхах сидит на сгибе локтя всадника с
внешней стороны. В.Д. Викторова высказала мнение о том, что лес - не
место для охоты с соколом, поэтому можно предположить, что в эволюции
сюжета отражается постепенное сложение мифа о проникновении угров из
лесостепи в лес и превращении лесного мира в свой мир ( Викторова, 2008,
с.69) . По мнению И.Н. Гемуева и А.В. Бауло, жители Урала, манси в том
числе, еще в древности знали о назначении сокола на охоте и, вполне воз-
можно, были среди его поставщиков для торговцев из Средней Азии и Европы
( Гемуев, Бауло, 2001, с.20-21) . Так, неизвестный автор (1666 г.) сообщал о
складе в Тобольске: «Сюда сносят все сокровища, которые собираются для
царя со всей Сибири, как-то... замечательно красивых соколов...». А венгер-
ский лингвист 3. Гомбоц считал, что слово «кречет» было усвоено венграми
в результате того, что соколы в средние века поставлялись из Приуралья в
другие страны (Алексеев, 1941) . Образ сокола встречается и в мифологии
самих манси. В одном из кондинских сказаний дух-покровитель - младший
сын обского князя - предстает в обличье сокола. По сообщению А. Канни-
сто, герой другого предания - Колт воры схурин готыр пыг, вахт воры
схуринг отыр пыг - «Сын богатыря в образе божка-сокола, сын богаты-
ря в образе змеи-сокола». Охотничьи соколы упомянуты в списке товаров
волжских болгар ( ал. Мукаддаси X в.) , среди которых и те, что вывозятся
из страны Вису ( Пермское Предуралье) . Таким образом, наличие ловчих
соколов в древности в культурах угров Урала и Западной Сибири вполне
реально, как и его взаимосвязь с культурным героем. И птица на бляхах
все же сокол, а не Карс, как это кажется А.Ф. Мельничуку. Карс представ-
лялся птицей такого размера, что мог свободно перевозить героя. Размер
птицы на плече всадника явно не соответствует этому параметру.
Среди животных, окружающих всадников на бляхах с «сокольничим»,
опознаются пушные звери, лоси, медведи, водоплавающие птицы ( Федоро-
ва, 2003, с. 1Д5) .
Иконографичес <ий вариант «всаднгк с птицей на локте в окружении
животных», характерный для блях с «сокольничим», проявляется г этног-
рафических материалах у манси бассейна Северной Сосьвы и бере ювских
ханты (Федорова, 2003, с.146) . И.Н. Гемуев и А.В. Бауло. рассматривая
изображения всадников на уникальной, характерной только для манси и
202
угры ПР£ДУРАЛЬЯ В древности и
некоторых групп ханты, категории культовой
покрывалах, отмечали несомненное сходство их^икпи7''"7 ' жеРтвенных
позиции сцены, в которой угадываются и птица на п рафии и обЩей ком-
й окружающие звери, с иконографией главного пе—’ И С°ЛНЦе с ЛУНОЙ.
сюжета блях с «сокольничим» (Гемуев, Бауло, 2001 с 14 2m v
наиболее качественные бляхи считаются изделиями Z } -Учить'вая
А.В Бауло пришел к выводу, что « Традиция изготпрЛГаРСКИХ н-
фигурой всадника в окружении зверей и птиц связан? покрь,вала
вания предков современных манси в южной части ЗападноТо^а™
ху средневековья и является результатом их контактов
рией» ( Бауло, 2002, с.70) . Н.В. Федорова, напротив считает .то в
сюжета лежал довольно древний, уральский в широком смысп₽ °В°снове
тельный пласт ( Федорова, 2003, с.146) . Не случайно именно на таХори'й
проживания обских угров, у которых зафиксирован обычай употребления
жертвенных покрывал, располагается ареал находок серебряных блюд «вен
геро-уральскои» группы с изображением всадников (Федорова 2003 с 14?
Отметим, что Мир-сусне-хум мог выступать в образе птицы - 'лебедя!
царя птиц, белого журавля ( мане, войкантарых)
плавающая птица на всех бляхах)
более почитаемая «птичья» ипостась Мир-сусне-хума, в которойсочетались
качества богатыря и птицы. Изображение гуся, которое на бляхах с «со-
кольничим» располагается прямо под животом коня, фактически не пере-
шло на жертвенные покрывала, что. по мнению И.Н. Гемуева и А.В. Бауло,
°?ЯС_НИМ0 ТеМ' ЧТ0 гусь’ являясь одним из обликов Мир-сусне-хума, рядом
j . Иные живот-
сохранились, лисица оставила на ялпынг-улама «еле-
покрывалах, отмечали несомнен^е схадХих^ХтааФи' ' ——
позиции сцены, в которой угадываются и птица на пРФ И общей ком-
и окружающие звери, с иконографией главного пГГи’ И С°ЛНЦе с луной.
сюжета блях с «сокольничим» ( Гемуев, Бауло 2001 г? onf и/омпозицией
наиболее качественные бляхи считаются издепиом,Л • Учитывая, что
А В. Бауло пришел к выводу, что « ^тради?^ХотоГ^^ ЮВеЛИров’
фигурой всадника в окружении зверей и птиц связав Я покрывала с
вания предков современных манси в южной части ЗапЯлЛеД?Я°М Пр°ЖИ’
ху средневековья и является результатом их контактно J п РЭЛа В ЭП0‘
рией» ( Бауло, 2002, с.70) . Н.В. Федорова. напппта??.?В"°Й Булга-
или гуся ( вот откуда водо-
. Лунт отыр - Гусь-богатырь, это наи-
ШЛО на жертвенные покрывала, что. по мнению И.Н. Гемуева и А.В. Бауло
A Al ПА1 ы	__ J
с всадником оказался не нужен ( Гемуев, Бауло, 2001, с. 21)
ные (медведь, лось) , ।--
ды»в виде «шипов» на груди коня или его пышного хвоста ( Гемуев, Бауло
2001,с.2е) .
И.Н. Гемуев и А.В. Бауло трактовали сходство блях с «сокольничим и
ртвенных покрывал с позиций заимствования если не из иранской мифо-
2001И> Т0’ П° кРайней меРе> из иранской изобразительности ( Гемуев, Бауло,
кам * °• П° мнению этнографов, образ Мир Сусне Хума своими исто-
Уходит в индоиранскую культурную среду. Предположение, что Мир-
в ^'Хум - солнечное божество, высказанное Б. Мункачи, нашло развитие
ника °ТаХ Ф°ЛЬКЛ0Риста В.Н. Топорова и ряда других исследователей. Всад-
этосНа коне связывают с иранским Митрой по многим признакам:
( Ь1Н ^Рховного божества, посредник между небом и землей и т.д. Исто-
)агткК?ЛЬНичего>> сюжета резонно можно видеть в иранском искусстве и в
«сокол ''V,WIA традициях Востока и Европы. Сюжетно всадники блях с
Ставл»Ь.НИЧим>> восходят к иранским серебряным блюдам, широко пред-
д J в святилищах угров Предуралья и Западной Сибири.
как поРл СмиРнов« В.Ю. Лещенко, ряд других авторов оценивают бляхи
1114 т9кж Меть1, связанные с охотничьей магией, шаманизмом, их признава
к°го кпЛ 0Тличительными знаками шаманов и принадлежностью шамане
КЦ
?£альдических
СТавденнь'|м ।
Смирнов, В.Ю. Лещенко. Гряд других авторов оценивают бляхи
1,14 тэкж Меть|’ связанные с охотничьей магией, шаманизмом, их признава
к°г° коД Отличительными знаками шаманов и принадлежностью шамане
мнению группы других исследователей ( Н.В. едоро ,
hble знакиВИН’ Н-Б. Крыласова) , бляхи можно расценивать как веР^т
И9/^е>цНг.’ УДОстоверяющие особые права и полномочия их носителе! •
a Jb К НаРожДающейся раннеклассовой знати ( предводите
’иинистративно контролирующей те или иные территори
и мнению групг_. ...............................  ,^п.
НЬ|е 3HaifuВИН’ Н-В. Крыласова) , бляхи можно расценивать как вер
СС’П	А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
числе, участвующий в международной торговле по Камскому торговому
пути.
Все исследователи достаточно единодушны в определении высокой со-
циальной значимости блях. Безусловно, подобные бляхи являлись символа-
ми высокого социального положения их владельца и, вероятно, были при-
надлежностью не только служителя культа, но и родового вождя или
старейшины, предводителя вождества.
По мнению Н.В. Федоровой, впервые сюжет с всадником, на руке кото-
рого сидит крупная птица, появился на серебряных блюдах «венгеро-ураль-
ской группы» IX-X вв. и после перерыва в 2-3 столетия вновь стал попу-
лярным, причем именно в той же композиции ( Федорова, 2003, с. 144) .На
наш взгляд, временной разрыв в использовании данной композиции мог и
отсутствовать, свидетельством чему являются находки новых предметов с
наличием того же сюжета ( культовые плакетки, костяной амулет) . Кроме
того, как отмечает Н.В Федорова, иконографически всадники «блях с со-
кольничим» восходят скорее к литым изображениям ( «всадник на змее»)
чем к изображениям на блюдах: крупная остроконечная голова всадника,
правая рука, опирающаяся на спину коня, довольно специфический прием
изображения конской головы одной дугообразной линией от кончика уха до
нижней челюсти (Федорова, 2003, с.145) . Т.о., изображения всадника в угор-
ской среде существовали в тех или иных формах непрерывно, начиная с
раннего железного века и на протяжении всей эпохи средневековья. С блю-
дами бляхи с «сокольничим» связывает наличие птицы на руке всадника.
Средневековые бляхи с «сокольничим» встречаются среди культовой
артибутики обских угров. На бляхе из Березовского окр. Тобольской губ.
( куплена у «остяков») , которая хранится в Эрмитаже, имеется отверстие в
крае, которое, по мнению А.В. Бауло, может свидетельствовать о том, что
она крепилась к фигуре духа-покровителя в качестве его лица или «свя-
щенного круга». Бляха из пос. Анжигорта выполняла роль лица семейного
духа-покровителя ( Бауло, 2007, с. 149-150) .
С сюжетом, воспроизведенном на бляхах с «сокольничим», переклика-
ются сюжеты на нескольких предметах, обнаруженных в последние годы в
Пермском Предуралье и Западной Сибири.
Во-первых, это серебряная тарелка или крупная бляха, обнаруженная
среди культовой атрибутики из разрушенного дома на р. Сыня (Бауло,
2001, с. 123-127) . По технике изготовления и элементам декора этот пред-
мет, по мнению Н.В. Федоровой, входит в довольно большую группу изде-
лий, произведенных где-то в Верхнем Прикамье в период с X по XIVbb., а
изображения на нем стилистически занимают промежуточное положение
между западносибирскими и верхнекамскими гравировками на привозном
серебре, бронзовых и серебряных бляхах с одной стороны, и бляхами с
«сокольничим» с другой. По мнению А.В. Бауло, блюдце было изготовлено
угорским мастером, получившим навыки ремесла в одном из ювелирны4'
центров Волжской Булгарии, а затем самостоятельно его реализовавшим в
рамках уральских мифологических традиций ( Бауло, 2004. с.57) .
Во-вторых, это найденная браконьерами на севере Пермского края
погре бальная маска-личина, изгото пленная из серебряной пластины  за-
кладки на кошелек ( рис. 77/24) . Причем наиболее уникальным являвши
предмет в его первоначальном предназначении.

’VSS'cvTft УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века «‘‘К * CVlt
Пластина подтрапециевидной формы, размерами 11-15 х 15,5 см, со-
держит рисунок, выполненный гравировкой. В нижнем ярусе помещена
композиция, сближающая по сюжету прикамскую пластину с пластинами
из Венгрии и Веселовского могильника: лев и барс, присевшие на задних
лапах по сторонам дерева жизни. Но наибольший интерес представляет
композиция, помещенная в верхнем ярусе пластины. В центре ее лось/
олень, которого держит под уздцы ( или кормит?) человек. Антропоморфная
фигура передана весьма схематично, одета в долгополую до щиколоток
одежду, на правой руке - браслет. Хотя признаки пола на фигуре не обо-
значены, она воспринимается как мужчина ( возможно, этому впечатлению
способствует массивность и неуклюжесть силуэта) . Левая рука человека
согнута в локте и направлена к морде лося, а правая поднята вверх, и
держит некий дугообразный предмет. По аналогии с известными изображе-
ниями на бляхах с «сокольничим», можно предположить, что это рог. На
спине лося сидит хищная птица, имеющая много общего |с изображениями
птиц на рукоятях известных биметаллических кресал, которые интерпрети-
руются нами как Мир-Сусне-Хум и Карсы ( Крыласова, 2006, с.64-73) . За
спиной человека - парящая фигура в покрывале со сложенными перед
собой руками ( как для молитвы) , возможно, изображение какого-то женс-
кого божества. Ниже этой фигуры вдоль правого края пластины - бегущий
соболь со стоящей на его спине собакой, за ними - еще какое-то неясное
изображение. Пластина обрамлена бордюром, покрытым зигзагом, фон
позолочен, фигуры и бордюр ярко выделяются на нем. Мы не станем сей-
час останавливаться на попытке расшифровки описанного сюжета. Веро-
ятнее всего, он является иллюстрацией к одному из мифов о Мир-Сусне-
Хуме. В данном случае для нас наиболее важным является тот факт, что
данная пластина имеет, несомненно, местное происхождение, на что указы-
вает как сюжет с участием животных, характерных для местной таежной
зоны, так и техника изготовления, значительно отличающаяся от пуансон-
ной техники, использовавшейся при оформлении венгерских пластин. В
качестве аналогии можно привести вышеописанное серебряное блюдце из
верховьев р.Сыня ( Бауло, 2004, с.54-57, фото 32) . На нем так же, как и на
пластине из Пермского края, изображения нанесены с помощью гравиров-
ки, отдельные детали подчеркнуты золочением, фигуры довольно прими-
тивны. То есть, это еще одно изделие местных уральских среброделов.
В-третьих, это костяной амулет, обнаруженный в 1992 г. на раскопе V
Рождественского городища в слое XII-XIV веков. Амулет представляет собой
подтрапециевидную пластину размерами 2 х 2 см с ромбовидным навер-
шием и короткими вертикальными насечками по нижнему краю, которые
дали основание предполагать, что данный предмет является имитацией
гребня, и может быть включен в группу амулетов-гребней, широко пред-
ставленную в Предуралье ( Крыласова, 2004, с.55, рис. 1/17) . На предмете
имеется прочерченный рисунок, включающий композицию с всадником
( Белавин, Крыласова, 2008, с.399, рис. 194/22, I95) . Амулет был вырезан из
сломанного гребня, причем, вероятнее всего, ради сохранения имеющегося
на нем рисунка. Композиция, прочерченная на лицевой стороне предмета,
включает изображение всадника на коне, скачущем в правую геральдичес-
кую сторону ( влево от зрителя) . Руки всадника подняты вверх. Под копы-
гами коня наблюдаются солярные знаки: справа - луна, слева - солнце.
tv’n	A.M. Белавин. В.А. Иванов. HБ Крыласова <Л_ЬП
За конем летит хищная птица. Над всадником по дуге располагаются лве
параллельные линии, выполненные короткими пунктирными штрихами в
левом верхнем углу пластины - изображение, которое может быть интер-
претировано как летящая птица или как натянутый лук со стрелой. Кроме
основной композиции на пластине с обеих сторон наблюдается еще не-
сколько знаков. На оборотной стороне примерно по центру просматривает-
ся нечеткое изображение, напоминающее крест с загибающимися вправо
концами ( разновидность свастики?) . На ромбовидном выступе для привя-
зывания шнурка на лицевой и оборотной сторонах прочерчены кресты
которые, скорее всего, представляют собой метки для предполагавшегося
отверстия, которое по каким-то причинам не было просверлено, но нельзя
и полностью исключать возможного символического значения этих знаков.
К важным этническим маркерам угров относятся основные типы под-
весок, использовавшихся в качестве накосников преимущественно в ломо-
ватовской культуре, но представленных и в материалах практически всех
культур угорского круга: арочные и биконьковые шумящие, колесовид-
ные, трапециевидные (крупные ажурные подвески в виде стилизованных
лапок водоплавающих птиц) ( Крыласова, 2001, с.70-71,79) . Подвески по-
добного рода ( коньковые, колесовидные, арочные) фиксируются и в этног-
рафическое время в костюме ханты и манси, самодийцев ( Белавин и др.,
2001) , а распространенные привески-лапки к шумящим подвескам «при-
камских типов», которые в Предуралье резко вышли из употребления в
середине XI в., в Западной Сибири продолжали свою эволюцию вплоть до
XIX-XX вв. ( Семенова, 2001, табл.43, рис. 17) .С этой точкой зрения в после-
дних публикациях соглашается и Е.П. Казаков (Казаков, 2002, с.126) .
В.А. Иванов, характеризуя основные черты угорских кушнаренковской и
караякуповской культур, также пришел к выводу, что для них свойственны
женские украшения, находящие прямые аналогии в салтовских и ломова-
товских древностях ( Иванов, 1999, с.41) . В частности, он указывал, что «шу-
мящие подвески на длинных цепочках с растительным орнаментом или в
виде смотрящих в разные стороны головок коней за цепочки вплетались в
косы, а снизу к ним подвешивались маленькие бубенчики или литые «гуси-
ные лапки»» ( Иванов, 1984, с.46) .
Наиболее характерными для культуры угров Урала являлись, на наш
взгляд, арочные шумящие подвески. Как отмечают многие авторы, эти
подвески, прежде всего, являлись специфическим украшением населения
Пермского Предуралья ( Оборин, 1970, с.20: Могильников. 1991, с.67) , по-
этому нередко они именуются подвесками «прикамского типа». Арочные
подвески состоят из основы, представляющей собой полукруг или вытяну-
тую половинку эллипса, к которой снизу привешиваются разного рода при-
вески. Среди обилия разнообразных форм арочных подвесок можно услов-
но выделить два отдела по способу изготовления: выполненные в технике
литья, преимущественно из бронзы ( рис.64, 66-67) , и выполненные в юве-
лирной технике ( рис. 65) , преимущественно из серебра ( к этому отделу
отнесены также литые бронзовые украшения, являющиеся подражанием
ювелирным изделиям) . Подвески этих двух отделов сосуществовали, ис
пользовались равнозначно, и, вероятно, заключали в себе одинаковое смыс-
ловое значение. Среди наиболее расг ространенных литых арочных подве^
сок можг о выделить следующие группы: ажурные ( рамчатые ( рис. 66/1-11) 
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
обряжением стилизованного ростка ( рис. 67) ; с изображением ромба
и3,1С 66/19-24) ; с изображением медведя в жертвенной позе ( рис. 64) ) и вы-
полненные в технике имитации косоплетки.
Истоки арочных подвесок В.А. Оборин выделял в материалах гляде-
новской культуры ( Оборин, 1970, с.21) , ссылаясь на материалы, получен-
ные Н.Н. Новокрещенных ( Новокрещенных, 1914, табл-VIII/l2) . Согласно
предположению Л.И. Липиной, в гляденовской культуре в первых веках
нашей эры появились и наиболее ранние арочные подвески с изображени-
ем медведя в жертвенной позе ( рис. 64/1-10)	( Лепихин, Мельничук, 1999,
ем медведя в жертвенной позе ( рис. 64/1-10)	( Лепихин, Мельничук, 1999,
с 54; Липина, 2006, с. 152) .В раннехаринских материалах арочные подвески
получают более широкое распространение. В это время появляются сереб-
ряные или медные подвески, выполненные в простейшей ювелирной техни-
ке - сплошная основа вырезана из металлической пластины, снизу имеют-
ся отверстия для крепления простых цепочек, иногда с привесками-гирьками
(рис. 65/1-6) . Например, В.А. Обориным приводится пример о находке |
подобных подвесок в Бурковских курганах III-V вв. (Оборин, 1970, с.21) .
Согласно исследованию, проведенному В.В. Мингалевым, подобные под-
вески появились не ранее второй половины VI - VII вв. ( Мингалев, 2007,
с.300) . Почти одновременно получают распространение литые бронзовые
арочные подвески с рамчатой основой и привесками в виде стилизованных
утиных лапок. В.А. Оборин упоминает подобные подвески из Георгиевского
клада IV-V вв. и из б. Аннинской волости (Спицин, 1902, табл. 111/10; Обо-
рин. 1970, с.21) . Как отмечал В.А. Оборин, эти два типа арочных подвесок
сохраняются и в более поздних ломоватовских погребениях VII-VIII вв., и
переходят в родановскую культуру ( Оборин, 1970, с. 21) . Среди них наибо-
лее массовыми являются крупные арочные подвески, которые имеют внут-
ри арочной основы закрученные спирали, украшенные косыми насечками,
изображающие стилизованный росток (Оборин, 1970, с.21) . Кроме этого
В.А. Оборин упоминает мелкие арочные подвески с прорезями в виде ре-
шетки ( Оборин, 1970, с.21) . Аналогичные подвески известны почти во всех
культурах угорского круга.
Характерными для Прикамья были также арочные подвески с изобра-
жением головы медведя между лап ( рис. 64) , что отмечали еще В.А. Оборин
и Л .А. Г олубева ( Оборин, 1970, с.23-24; Г олубева, 1979, с.27-28) . По мнению
Л.А. Голубевой, они представляют собой переработку пряжек и подвесок
гляденовской культуры ( Голубева, 1979, с. 28) . Исследование, проведенное
Л.И. Липиной (Липина, 2006, с. 152-155) развивает эту точку зрения. Соглас-
но ее выводам, наиболее ранние подвески такого рода появились в гляде-
новской культуре в первых веках н.э. (Лепихин, Мельничук, 1999, с.54) , их
особенностью, в отличие от более поздних ломоватовских, является более
округлая форма ( рис.64/1-10) . Но их отличают и особенности технологии
изготовления ( выпуклое литье, напайка, чеканка) (Липина, 2006, с. 152) .Хотя,
по заключению А.Н. Лепихина, эти бляшки штампованные из листа ( Лепи-
хин, 2007, с.95) . Их известно 12 экз. на Гляденовском и 2 - на Юго-Камском
костищах (Лепихин. 2007. с.95) . В.А. Оборин датировал их III-V вв.н.э. ( Обо-
Рин, 1976, с.23-24,187, и 32) . Аргументом в пользу того, что данные изделия
использовались аналогично более поздним шумящим подвескам, являются
петельки для крепления трех привесок, сохранившиеся на одном из эк-
земпляров с Гляденовского костища ( рис. 64/1) ( Липина, 2006, рис.2/1) .
'ft AM. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б Крыласова « ‘ft
‘оскольку петельки припаивались к основе, не удивительно их отсутствие
на других предметах данной серии, т.к. пайка недостаточно надежный спо-
соб крепления. Основы арочных подвесок с изображением медведя в жер-
твенной позе, распространенные в позднеломоватовское время, отлиты це-
ликом в двусторонней форме в технике невысокого рельефа, хаоактерной
для прикамских изделий Самыми ранними из них, по мнению Ю.П. Чемя-
кина, являются подвески, на которых голова помещена между лапами
образующими арку. Они датируются VIII-IX веками. Подвески IX-X вв’
более стилизованные, с изображением только головы медведя (Чемякин
2003, с. 160) , лапы заменены декоративным бордюром. Эти подвески были
распространены в северных памятниках ломоватовской культуры ( находки
в Зюздинском районе по коллекции Н.Г. Первухина, в поздних погребениях
Деменковского могильника) и в ранних памятниках родановской культуры
( Оборин, 1970, с.23) . По мнению В.А. Оборина, их можно датировать VIII-
X вв., в более поздних родановских памятниках они не встречаются ( Обо-
рин, 1970, с.23) . Всего В.А. Оборин отмечал 13 пунктов находок этих укра-
шений, и указывал, что за пределами Верхнего Прикамья они почти не
встречаются, за исключением Поломского могильника и могильника Чем-
Шай на р. Чепце ( Смирнов, 1952, с.203; Оборин, 1970, с.23-24) . К настояще-
му времени география распространения таких украшений расширилась за
счет находки пары подвесок в Бекешевских курганах на территории Башки-
рии ( рис.64/29) . Самой западной является находка из Максимовк (рис. 64/21) .
В неволинской и ломоватовской культуре известны также ювелирные
арочные подвески со вставками из стекла или цветных камней (рис. 65) .
Как отмечает В.В. Мингалев, сканевой декор края и каменные вставки на
арочных ювелирных подвесках появляются в конце VII-VIII вв., и, вероят-
но, в это же время распространяются более дешевые литые бронзовые
подражания этим подвескам ( Мингалев, 2007, с.300-301) . Такие подвески
продолжали существовать и в более позднее время. Арочные подвески из
серебра с шатенами для вставки имеются в коллекции сборов с Семинского
городища в окрестностях г. Березники. Крупная арочная шумящая подвес-
ка из серебра с катушечной филигранью, тремя вставками из янтаря, золо-
чением, чернением имеется в коллекции Теплоуховых и происходит из с. Пыс-
кар ( рис. 65/9) . Подобные по оформлению подвески встречены на
Неволинском могильнике ( рис. 65/16, 18) , а одной из последних находок
является подвеска из Лекмартовского клада ( рис. 65/19) .
Подобные арочные подвески хорошо известны в материалах лесного
Обь-Иртышья. В.А. Могильников отмечал, что здесь распространены ароч-
ные подвески с прямоугольными гнездами для вставок камней и стекла,
сделанные в технике, заимствованной от булгарских ювелиров, а, возмож-
но, и изготовленных последними ( Могильников, 1991, с.67) . Примечательно
в этой связи, что две подобные подвески с шатонами со вставками входили
в состав Сургутского клада вместе с височными подвесками, цепью, брас-
летами булгарского производства, ближневосточными чашей и подносом,
попавшими в Приобье через булгарских купцов ( Федорова, 1982, с. 184. рис.1) •
Две такие подвески с гнездами для вставок обнаружены в могильнике Ленк-
Понк, одна - в Ликинском могильнике ( Могильников, 1991, с.67-68) .
Кроме собственно ювелирных изделий встречаются и более дешевые
литые из бронзы подражания им. Наиболее широко подобные подвоскт
CV*А УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
наряду с ажурными представлены на памятниках Ветлужско-Вятского
междуречья ( рис.65/13,15) . Как предполагала Л.А. Голубева, основы этих
подвесок вывозили с территории Верхнего Прикамья, а привески к ним
изготавливались местными мастерами ( Голубева, 1987а, с. 111)
В поздних памятниках преобладают литые по восковой модели ароч-
ные подвески, выполненные в технике имитации косоплетки, с непрорезной
основой, в центре которой находится один или три круглых выступа. По
краям основа украшена косыми насечками, иногда в несколько рядов. К
основе этих подвесок привешены шумящие цепочки, состоящие из массив-
ных литых звеньев со щитками, украшенных насечками. На концах цепо-
чек находятся массивные колокольчики, украшенные концентрическими
выступами с насечками. В основе некоторых из таких подвесок появляются
квадратные прорези - гнезда для вставки камней или стекла, как подра-
жание вставкам на ювелирных арочных подвесках (Оборин. 1970, с.21)
Самая ранняя подвеска данной группы, по В.А. Оборину, найдена на Лав-
рятском городище в слое XI в. (Оборин, 1970, с.21) . Подобные арочные
подвески получили широкое распространение на памятниках вымской куль-
туры, а также в лесном Обь-Иртышье. Как отмечал В.А. Могильников,
часть таких подвесок была, вероятно, отлита зауральскими литейщиками,
на что указывает находка бракованной, недолитой основы арочной подвес-
ки в Тазовской бронзолитейной мастерской (Хлобыстин, Овсянников, 1973,
рис. 3/1; Могильников, 1991, с.67) .
В целом территория распространения арочных шумящих подвесок
весьма обширна ( рис.63) - от Сургутского Приобья на востоке до Макси-
мовского могильника на западе. Наибольшая концентрация таких изделий
наблюдается в пределах ломоватовской археологической культуры. Кроме
этого выделяется еще несколько центров распространения арочных шумя-
щих подвесок: Сургутское Приобье, Удмуртия, Башкирия, Татарстан,
Марий-Эл.
Характерными для культуры угров являлись также пронизки- и под-
вески-коньки ( в период раннего средневековья) и шумящие биконьковые
подвески ( в VII-XI вв.) . Р.Д. Голдина, подчеркивая скотоводческий харак-
тер хозяйства пришедших в Прикамье на рубеже IV-V вв. н.э. угров, отме-
тила в качестве доказательства важной роли в хозяйстве коневодства при-
сутствие в погребениях подвесок-коньков ( Голдина, 2003, с.58) . Подобная
мысль была высказана еще в 1966 году Л.А. Голубевой, которая отмечала,
что не без влияния пришлых угров одной из ведущих отраслей хозяйства
населения Прикамья в IV-V вв. становится скотоводство, для которого ха-
рактерно явное преобладание лошади. Многочисленные данные ( присут-
ствие костей коня и конской сбруи в погребениях, а также широкое распро-
странение изображений коня) свидетельствуют о развитии культа этого
животного ( Голубева, 1966, с.81) . Пронизки- и подвески-коньки получили
довольно широкое распространение не только в ранних могильниках нево-
линской и ломоватовской культур ( бродовский и харинский этап)
достаточно обширных территориях Приуралья и Зауралья. Как отмечала
Л.А. Голубева, коньки-подвески ломоватовской, азелинской, поломской и
бахмутинской культур имели близкое родство и одинаковое функциональ-
ное назначение. Это обстоятельство, по ее мнению, следует отнести за счет
угорского этнического компонента, вошедшего в этногенез башкир, удмур-
, но и на
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «ТПт
тов, коми и народов Поволжья ( Голубева, 1966, с.83) . Более подробно эта
категория вещей охарактеризована В.Д. Викторе вой. ( реди известных на
сегодняшний день раннесредневековых коньков она выделила три типа,
разделенные, в свою очередь на подтипы и варианты по особенностям офор-
мления. Первый тип включает плоские пронизки-коньки, среди которых
выделено два подтипа - одноглавые и двуглавые; второй тип - плоские
коньки-подвески; третий тип - полые пронизки-коньки. Картографирова-
ние коньков, проведенное В.Д. Викторовой, показало, что плоские коньки
первого типа занимают преимущественно лесную зону Приуралья, но при
этом двуглавые лошадки дают широкий территориальный диапазон; от
Перейминского могильника Зауралья, Манякского в бассейне Белой, Нево-
линского и Бартымского в бассейне Сылвы до Грудятских находок и Пат-
раковского селища в Верхнем Прикамье; второй тип представлен в лесо-
степи, третий тип характерен для памятников Вятско-Чепецкого
междуречья ( хотя отмечаются и некоторые отклонения от этой схемы) .
При этом В.Д. Викторова подчеркивает, что описываемые коньки в погре-
бальных комплексах или не сопровождаются керамикой ( неволинская куль-
тура) , или найдены совместно с сосудами различных типов, но, как правило,
с присутствием шнура в орнаментации; в лесной полосе Урала - с керамикой,
украшенной шнуровым и шнуро-гребенчатым орнаментом ( батырской куль-
туры Восточного склона Урала, ломоватовской и ванвиздинской - Запад-
ного) ; на Южном Урале - в памятниках турбаслинской, кушнаренковс-
кой и бахмутинской культур. В конце VI-VII вв. полые пронизки появились
на памятниках еманаевской и поломской культур с посудой, украшенной
шнуровыми оттисками и рамчатыми штампами ( Викторова, 2000, с.197-
199) . На основании анализа распространения коньков-подвесок, В.Д. Вик-
торова пришла к выводу, что угорский массив, в свое время обозначенный
В.Ф. Генингом, был территориально значительно шире, охватывая всю ураль-
скую лесостепь и южную часть лесной полосы. «На этой территории в ходе
взаимодействия разных культур происходило становление угорского ядра :
Конь стал ведущим символом в складывающейся мифологии этого ядра,
знаком его сплочения и утверждения в лесных районах Урала» ( Викторова,
2000, с.199) . Как считает В.Д. Викторова, возникнув первоначально как
знак единства угров коневодов пограничья леса и лесостепи Урала, к VI в.
подвески-коньки стали одним из свидетельств продвижения мигрантов на
территорию лесной зоны Приуралья ( Викторова, 2008, с. 107) .
По своему назначению и, вероятно, смысловому значению раннесредне-
вековые пронизки и подвески-коньки сопоставимы с появившимися позднее
шумящими биконьковыми подвесками «прлкамского» типа ( рис. 69-71) ,
которые стали одним из наиболее распространенных и характерных жен-
ских украшений ломоватовской и родановской культур Пермского Преду-
ралья. Основной характерной особенностью данной категории украшений
является наличие двух противопоставленных головок коней. Этот образ возник
еще у ранних подвесок и пронизок коньков харинского этапа. Л.А. Голубева
в свое время высказала мнение о том, что распространение парных коньк >
вых подвесок с головками, смотрящими в разные стороны, отражает про-
никновение угорского компонента в Прикамье в указанный период (Голу-
бева, 1966, с.83) . Как считал В.А. Могильников ( Могильников, 1991, с.59) •
такое суждение не лишено оснований, поскольку наиболее ранние изоб-
2'"
IУГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века	'гХ7>^ «Пт
I оажения разнонаправленных головок коней известны около рубежа н.э. в таш-
тыкской культуре ( Кызласов, I960, рис.31/6, 7, 32) , откуда они могли быть
I восприняты угорским населением юга лесной полосы Западной Сибири и к
I середине I тыс. н.э. вместе с миграцией угорских этнических групп в эпоху
I великого переселения народов достичь Приуралья. Кстати, по предполо-
жению Е.П. Казакова, именно с таштыкской культурой можно, в опреде-
ленной степени, связывать возникновение обычая использования погребальных
лицевых покрытий ( Казаков, 1988, с. 83) .
Характерно, что в харинское время и в Предуралье и в Зауралье
прототипы биконьковых подвесок встречаются в единичных экземплярах, а
массовое распространение их в указанных регионах в более позднее время
(рис. 68) связано со складыванием единых идеологических представлений у
угров лесной и лесостепной полосы по обе стороны хребта. Так, в раннем
средневековье биконьковые подвески имеют частое употребление в Южном
Предуралье ( кушнаренково-караякупово) — например в Хусаиновском,
II Бекешевском, Стерлитамакском могильниках ( Иванов, Кригер, 1987, С. 109) .
Н.А. Мажитов, исследовавший курганы Южного Урала, также отмечает,
что для женского костюма характерны накосники с арочными и коньковы-
ми подвесками на длинных цепочках ( Мажитов, 1981, С. 124) . На памятни-
ках Зауралья и Западной Сибири, судя по публикациям, биконьковые под-
вески-накосники «приуральского типа» обнаружены в 13 пунктах: могильники
Чулым-2, Усть-Ишим ( 2 экз.) , Барсов Городок (2 экз.) , Сайгатинский III
(2 экз.) и IV, городище Искер, у с. Никито-Ивдель, д. Кузина на р. Лозьве,
оз. Иртяш, в погребении 19 Пылаевского могильника на р. Пышме и др..
Большинство подвесок ( Пылаевский могильник, Барсов Городок, Искер,
Усть-Ишим) относятся к третьему типу коньковых подвесок, по классифи-
кации В.А. Оборина, которые характеризуются прорезью основы в виде
овала, соединенного с треугольником ( «замочная скважина») , и употребля-
лись в Предуралье до конца X века. В Зауралье биконьковые шумящие
подвески-накосники функционировали и в то время, когда в Предуралье
они уже вышли из употребления, надолго пережив угров Предуралья и
сохранившись в родственной среде ( или были привнесены сюда в процессе
переселения предуральских угров) . Об этом свидетельствует, например,
находка двух таких подвесок в жертвенном комплексе 1 Усть-Ишимского
кургана и 13 ( Коников, 1984, рис. 4) , в состав которого, помимо прочего,
входили бронзовые шаровидные бубенчики со щелевидной прорезью, брон-
зовое навершие с головой лошади от рукояти плети, болгарская серебряная
серьга с зернью, которые датируют этот комплекс XII-XIII вв. Находки
коньковых подвесок, в том числе с прорезью в виде «замочной скважины» из
Сайгатинских могильников датируютсяXIII-XIV вв. (Зыков, Кокшаров, Те-
рехова, Федорова. 1994, и 294-296) . Отметим, что статистические показате-
ли находок коньковых подвесок на могильниках Прикамья и Зауралья при-
мерно одинаковые ( по соотношению находок подвесок к числу исследованных
женских погребений) . Таким образом, биконьковые шумящие подвески-накос-
ники нельзя считать этномаркером пермских финнов (а по В.А. Оборину -
древних коми-пермяков) , иначе бы пришлось относить к территории рас-
пространения или этнического воздействия последних огромное простран-
ство по обе стороны Уральского хребта от Северного Предуралья до Сред-
ней Волги и от Верхней Камы до Иртыша.
vVft	(XJ' Д	д м. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова <vl* Уу*д
Классификации и выделению хронологических особенностей шумящих
коньковых подвесок Пермского Предуралья уделяли внимание многие ав
торы (А.А. Спицин, М.В. Талицкий, А.П. Смирнов, В.А. Оборин, Л.А. Голу
бева) . В.А. Оборин относил биконьковые шумящие подвески наряду с ароч-
ными к одной из наиболее характерных принадлежностей женского костюма
в родановской культуре ( Оборин, 1970, с. 18) . Он отмечал, что их особенно-
стью является реалистичность изображения морд коней, развернутых в
противоположные стороны, и наличие привесок в виде гирек ( «копытца»;
колокольчиков или «утиных» лапок ( Оборин, 1970, с. 15-18) . Наиболее под-
робная классификация этой категории украшений разработана Л.А. Голу-
бевой ( Голубева, 1966, с.80-98) , которая проследила эволюцию литых би-
коньковых шумящих подвесок с VII по XI вв., а также привесок к ним, и
составила карты распространения этих подвесок ( Голубева. 1979, с.44)
Л.А. Голубева подчеркивает, что для парных украшений Ветлужско-
Вятского междуречья использовались литые коньковые подвески с прорез-
ной основой разных типов. Особенностью этих подвесок было то, что щитки
( основы) их привозились с территории Верхнего Прикамья ' как и основы
распространенных здесь арочных шумящих подвесок) , а шумящие привес-
ки к ним изготавливались уже на марийской территории с учетом местных
вкусов. Это длинные проволочные цепочки, заканчивающиеся конусовид-
ными привесками, бубенчиками, изображениями птичек или коньков из
рога, спиральными привесками ( Голубева, 1987а, с.111) .
Биконьковые подвески «прикамского» типа встречаются не только на
территории обозначенного нами угорского мира, но и далеко за его преде-
лами. Л.А. Голубева неоднократно подчеркивала, что биконьковые шумя-
щие подвески характерны именно для Прикамья, и хотя они распространи-
лись далеко за его пределы - от р. Обь на востоке до Швеции на западе, -
но почти всегда единичными экземплярами ( Голубева, 1979, с.44) .
Довольно много подобных предметов встречено в погребениях салтово-
маяцкой культуры ( рис. 68) . Как отмечает В.С. Аксенов, большое количе-
ство шумящих коньковых подвесок прикамских типов здесь объясняется
интенсивностью связей с финно-угорским населением, которое находилось в
тесном контакте с тюркским этносом, и через него оказался включенным в
состав этносов, принявших участие в формировании салтовской культуры.
Причем особо подчеркивается, что коньковые подвески выступали у сал-
товцев обычными предметами импорта, которые приобретались не только
представителями угорского этноса, но и представителями других этничес-
ких групп, входивших в состав Хазарского каганата (Аксенов, 1998, с.9) . В
частности, биконьковая шумящая подвеска ( рис. 69/17) была обнаружена в
1931 г. в мужском погребении на окраине поселения Патрей на Таманском
полуострове ( Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье •, 2003,
рис.64/7) . Подвеска находилась на груди погребенного. В погребальном
инвентаре присутствовали серолощеный сосуд салтово-маяцкого круга,
бедренная кость животного, бронзовая пряжка, два ножа в одних деревян-
ных ножнах, во ргу погребенного находилась золотая византийская монета
( солид Константина V Копронима, 741-775 гг.) - возможно, имитация по-
гребальной маски, хотя Я.М. Паромов считает, что этот элемент погребаль-
ного обряда унаследован местным населением от античной культуры (
ромов, 2003, с. 162) . Шумящие биконьковые подвески встречены также на
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
ильниках Боспора VIII-IX вв. ( Крым, Северо-Восточное , 2003. рис 88/
А.В Дмитриев, ссылаясь на В.К. Михеева ( Михеев 1982, с 166)
42 ечает, что присутствие данных находок позволяет связывать изученные
° пебения с угорским этническим компонентом (Дмитриев, 2003. с 206)
п0ГР^ £ Крыласова отнесла биконьковые шумящие подвески к одному из
новных этноопределяющих типов женских накосников ( реже подобные
одвески входили в состав нагрудных или поясных украшений) . Обычно
пни использовались парами. Коньковые подвески, которые маркировали
этническую (угорскую) принадлежность их носительниц, занимали равно-
гоавное положение с арочными подвесками-накосниками, также харак-
терными для угров (Крыласова, 2001, с.79) .
Значимость коньковых подвесок, именно как важного этномаркера,
подтверждэется. в частности, следующим примером. На ряде памятников
Западной Сибири встречены своеобразные куклы, которые, судя по этног-
рафическим параллелям, являлись, вероятнее всего, погребальными изоб-
ражениями умерших родственников. Смысл изготовления подобных кукол
заключался в том, что, по представлениям обских угров, одна из душ умер-
шего вселяется в это временное вместилище, и обитает там до инкарнации
в новорожденного, после этого куклы захоранивались (Зыков, Федорова,
2001, с.60) . В нескольких случаях костюм кукол сопровождался украшени-
ями, причем это, как правило, были височные кольца и подвески, которые
обычно выступают в качестве накосников (т.е., наиболее значимые этно-
маркирующие предметы) . Во всяком случае, А.П. Зыков и Н.В. Федорова
определили сопровождающие кукол подвески как накосные ( Зыков, Федо-
рова, 2001, с.61) . Правда, К.Г. Карачаров не уверен, что характер сопро-
вождающего кукол инвентаря позволяет однозначно интерпретировать его
как накосные украшения ( Карачаров, 2002, с.45) . Во всяком случае, в ком-
плексе, обнаруженном в междумогильном пространстве Сайгатинского III
могильника, содержалось пять подобных кукол, из них к четырем были
приложены металлические украшения: в двух случаях это были височные и
биконьковые подвески ( куклы 1 и 4) , расположенные у головы куклы ( Ка-
рачаров, 2002, с.34, рис.9, 11.14) .
Угорскими можно считать и отдельные типы иного рода подвесок. К
ним, в первую очередь, относятся многочисленные изображения птиц с
распахнутыми крыльями и антропоморфным изображением на груди
( рис.73-74) . Подвески и плакетки в виде летящей птицы с антропоморфной
личиной или фигурой на груди, по мнению А.М. Белавина, связаны с угор-
ским миром ( Белавин, 2002, с. 118) .По мнению сыктывкарских археологов,
несомненно, что изображение птицы с личиной на груди восходит к индо-
иранским праобразам ( К истокам мифологических образов) .
Птицевидные литые подвески, изображающие птицу в полете с рас-
крытыми и несколько опущенными крыльями в Пермском Предуралье по-
явились еще в ананьинское время ( Збруева, 1952, табл. 11/14, IV/6) . Подоб-
ные предметы сохранились и в гляденовской культуре, причем иногда на
них в центре фигуры птицы помещается изображение человеческого лица
(Новокрещенных, 1914, табл. III/12, 16, 18, 20; IV/10-12, 14-15, 20-21; Х/6,
•	15) . в частности, по данным А.Н. Лепихина, всего в гляденовской
культуре известно 111 литых изображений хищных птиц, подавляющее боль-
шинство этих фигурок происходит с Гляденовского костища. Главная де-
«771	А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова Cv’ft
таль всех фигурок - большой изогнутый клюв. Крылья птиц обычно опуще-
ны вдоль туловища, только у двух фигурок с Гляденовского и одной с Юго-
Камского костищ крылья распахнуты. Среди них есть единичные образцы
с изображением на груди птицы орнамента в виде двух елочек, двух змей
и 6 экз. ( Гляденово, Усть-Туй) с антропоморфными личинами. Описывая
последнюю категорию находок, А.Н. Лепихин отмечал, что среди них есть
одно двухголовое и одно трехголовое изображения птиц. Одна из птиц - это
сова или филин с характерными острыми ушами. Еще одна фигурка пока-
зывает орла или ястреба с большим впередсмотрящим клювом и раздвоен-
ным хвостом, на груди ее изображены только глаза и рот человека. Помимо
личин у всех птиц показано оперение хвоста и крыльев, у некоторых -
лапы ( Лепихин, 2007, с.97-98) . Одновременно в эпоху раннего железного
века подобные изображения получили широкое распространение на терри-
тории Зауралья и Западной Сибири. В.Д. Викторова предполагает, что
именно в период раннего железного века на этих территориях зарождается
традиция изготовления изделий, вмещающих душу умершего. В Западной
Сибири эти изделия представлены преимущественно антропоморфной пла-
стикой, в горно-лесной зоне - ареале иткульских металлургов - на верши-
нах гор захоронены вместилища душ в виде фигурок хищных птиц, а в
местах обитания северных охотников и рыболовов эту же функцию выпол-
няли антропоморфные изображения с фигурами хищных ночных птиц на
голове ( Викторова, 2008, с.41) . Для художественной бронзы кулайской куль-
туры характерны изображения хищных птиц с распахнутыми крыльями,
зачастую с антропоморфными изображениями на груди (Очерки исто-
рии • 1999, с.40) . В частности, А.Н. Лепихин в качестве аналогий гляденовс-
ким фигуркам приводит находки из Исятцкого клада, городища Барсов
городок 1/20 и Барсовского III могильника (Лепихин, 2007, с.98; Казанцева,
Чемякин, 1999, рис. 2/9-12) .
Этот вид изображения птиц с распростертыми крыльями впоследствии
получил широкое распространение на территории Приуралья и Зауралья.
Он выступает в качестве одного из основных и в культовых плакетках пе-
чорского звериного стиля ( Буров, 1992, с.57, рис. 1/8, 11-13; 2/8-9, 21) • На
груди птиц могло быть нанесено не только изображение человеческого лица,
но и фигуры человека в рост ( рис. 73/7, 9, 44; 74/4, 8, 10, 14, 17, 18, 33) ,
всадника ( рис. 74/5,13) , животного: медведя (рис. 73/8) или коня (рис. 73/28) ,
водоплавающей птицы ( рис. 74/15-16)	( Генинг, 1955, рис.46/2; Спицин, 1902,
таблЛ//1.3, 7,10-11,18; VI/6, 4; XXI/13,14, 26; XXII/7) . Подобные изображе-
ния встречаются преимущественно в материалах ломоватовской культуры.
В.А. Оборин в свое время выделил на территории Пермского Предура-
лья 27 пунктов, где найдены подобные изделия ( Оборин, 1970, с.25, табл.Ю) •
За пределами указанной территории, по В.А. Оборину, подобные подвески
встречены на Чепце, городище Учка-Кар, в д. Дондинская, в Котловском
городище на Нижней Каме, на Ветлуге и Вычегде, в Билярске (Оборин,
1970, с.25) . Проведенное нами картографирование этих изделий ( рис. 72)
показывает, что птицы с личиной на груди были распространены на о
ширной территории от Верхнего Приобья на востоке до Ветлужскол-Вятс-
кого междуречья на западе. Наибольшая их концентрация наблюдается в
Пермском Предуралье на территории ломоватовской культуры, довольно
широко изображения птиц с личиной на груди представлены в Приобье
( Генинг, 1955, рис.46/2; Спицин, 1902,
УГРЫ ПР^УРАПЬЯ •	JggSSr
птышье. Отдельные находки известны в республике Коми, УдмуотиТ
ПрияИ_Рстане, Марий-Эл.	УР .
ТаТ й литературе эта композиция имеет множество толкований. В подоб
/предметах, по мысли Е.П. Казакова, отражаются представления
нЫ характерные для сибирского шаманизма ( Казаков. 1988 с.821 Пт1
nVLLie, г _к. мqnfSnawPHMPM на гпилм	___ ’	' ' ,ИЧ
° ипало-алтайские представления как: «душа-птица» человека; птице’п?
и .г. характер души шамана ( птица на головных уборах, птицеподобные
наголовники» на обско-угорских граффити, орнитоморфные накосники
лйских угров и т.п.) ; мать-зверь, порождающая шамана ( как правило в
ставлении обских угров, это opj >ица с железными крыльями) ; ипостась
матери Калтащ ( у алтайцев - Умай) и её сына Мир-сусуне-хума: а
гигантская мифическая птица - крылатый Карс (Сагалаев 1990
В.А. Могильников предполагал, что личина на груди птицевидного су-
щества символизировав а .^ушу умершего. Это предположение основано на
том, что согласно представлениям обских угров, птица сопровождала душу
умершего в загробный мир ( Могильников, 1987. с.190) . И.Н. Гемуев отме-
чает, что в мифологии и традиционных верованиях обских угров образ че-
о
а
угорские
1 оловных уборах, птицеподобные
^®’р0поморфным изображением на груди иллюстрирует такие
™шйи.
, В
сусне-хум может принимать облик гуся, а уж предки— покровители селений
поднятой руке, как на бляхах с
пред
богини-
так же
O21-3D •
I
щества символизировала душу упершего. Это предположение основано на
умершего в загробный мир ( Могильников, 1987, с.190)
ловека-птицы весьма распространен. Наиболее почитаемый персонаж Мир-
сусне-хум может принимать облик гуся, а уж предки— покровители селений
сплошь и рядом сочетают  даже в иконографии) человечьи и птичьи черты
Таковы богатырь Йибы-ойка (филин-мужчина) , Ворсик-ойка (желтая тря-
согузка-мужчина) , Халев-ойка ( чайка-старик) . С образом Мир-сусне-хума
с большой долей вероятности могут быть соотнесены изображенные на
груди птиц всадники рис. 74/5,13) , гуси ( рис. 74/15-16) , мужские фигуры в
полный рост с рогом в правой ( от зрителя)
«сокольничим» { рис 73/44. 74/18) . Обычный богатырь, по И.Н. Гемуеву,
превращался в обычную птицу ( с человеческой личиной на груди— ведь
это все же не вполне рядовая крылатая тварь) , а князь и в птичьем обличье
сохраняет свои регалии, из которых главная— корона. Пернатые в коро-
нах известны и на рисунках-граффити с серебряных сасанидских блюд, и
в древнем приуральском литье ( Г емуев и др., 1989, с.104) . Если обратиться
к обширному кругу литых фигурок пермского звериного стиля, мы обнару-
жим, даже при различиях в технике изготовления, одну и ту же компози-
цию: над головой человека находится голова животного, или, в тех случаях,
когда отливалась птица, личина, как правило, размещалась у нее на груди.
Это позволяет сделать вывод о том. что подобные сюжеты культового литья
несут в себе совершенно определенную смысловую нагрузку: выражают
Двойную природу тотемического предка. И.Н. Гемуев отмечает, что этому
выводу не противоречат и зафиксированные в этнографическое время пред-
давления манси о своих мифических предках. Так, большинство предков-
покровителей селений, согласно полевым материалам, сочетало в себе чер-
bi воителя-богатыря и птицы - они «были богатырями, но... могли принимать
лик соответствующих им птиц». Общее же наименование предков в ман-
ииском фольклоре - «семь крылатых и семь ног имеющих». Известно, что
Уделение литых фигурок птиц из Предуралья, опубликованных
ден' Анучиным- А-А. Спицыным, В.Н. Чернецовым. Л.С. Грибовой, прове-
н°е по просьбе И.Н. Гемуева орнитологом ИИФиФ СО АН СССР
2,5
VVTn	А.м. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова tv'ft
Н.В. Мартыновичем, показало, что булыиая часть из них фигурировала у
манси в качестве мифических предков. И.Н. Гемуев обратил внимание и на
следующую деталь, характерную для рассматриваемых изображений кру-
га пермского звериного стиля. Большинство из них имеет петельки или
отверстия, явно предназначенных для крепления к одежде или головному
убору. Конечно, можно предположить, что эти фигурки представляли собой
воплощение духов-помощников шаманов и пришивались к их ритуальной
одежде. Не отрицая полностью и такую возможность, И.Н. Гемуев отмечал
что столь развитое производство культовой атрибутики должно было отра-
жать ведущее направление в идеологии. Однако у угров шаманизм был
наименее развит ( по сравнению с другими народами Сибири) . Поэтому
остается заключить, что рассматриваемые фигурки круга пермского зве-
риного стиля использовались для манифестации людьми принадлежности к
той или иной тотемно-генеалогической группе ( Гемуев, 2003, с.64) .
В плане угорской этнической характеристики птиц с антропоморфным
изображением на груди следует указать на хорошо известные факты ис-
пользования таких изображений в этнографическое время как основной
части составных домашних фетишей ( Гемуев, 1990, с. 127-129, рис. 113) . Тот
же И.Н. Гемуев обращает внимание, что на всех изображениях птиц из
фетишей у манси имеются петельки и отверстия для продергивания шнур-
ков, к которым крепятся концы цветных арсынов ( приношений) из которых
и составляется фетиш в целом. Птицевидные фигурки при этом являются
изображением духа-покровителя или духа-предка семьи. Подобные сред-
невековые фигурки использовались в этнографическое время и селькупа-
ми. В частности, И.В. Белич приводит описание такого предмета, найден-
ного в верховьях р. Таз в комплексе предметов, входивших в состав фетишей
кассыль по - «жертвенного дерева» Мороковых. Птицевидная подвеска
служила изображением духа-помощника шамана, на котором тот совершал
свои путешествия к божеству верхнего мира. По сообщению Е.Н. Мороко-
ва, «эти фигурки с неба падают» ( Белич, 2001, с.187, рис.2/6) .
Столь яркий угорский «фон» этого сюжета заставляет исследователей
считать его этномаркирующим. Так, о наличии угорского этнического ком-
понента среди древних марийцев, по мнению А.Х. и Е.А. Халиковых, свиде-
тельствует находка на груди погребенного в могиле z: 13 Веселовского мо-
гильника медальона с изображением летящей птицы с антропоморфной
личиной на груди (Халиков, Безухова, 1960, с.48-50) .
В.А. Могильников к характерным угорским предметам относил также
зооморфные пронизки со сценами борьбы зверей и отдельными зооморф"
ными фигурами. Такие пронизки известны на харинско-ломоватовских па-
мятниках ( Оборин, 1976, табл.126,18, 19а-б) и памятниках Среднего При-
обья VI-VIII вв. - изображения орла, клюющего голову лося, пронизки с
головой филина, с фигурой медведя, с изображением крылатого пса - Се-
маргла, водоплавающих птиц и т.п. По мнению В.А. Оборина, именно ха-
ринско-ломоватовские зооморфные пронизки оказали воздействие на сло-
жение сюжетной линии звериного стиля в Среднем Приобье. Однако сцены
борьбы зверей равно ке к и использование пронизок из бронзы в качестве
украшений, имеют в лесном Приобье большую древность, и восходят к
памятникам усгь-полуйской культуры рубежа н.э. По справедливому за-
мечанию В.А. Могильникова, наличие зооморфных пронизок в раннеломо
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века YI *	V4. /<
и харинских памятниках Пермского Приуралья связано с при-
ВатТг0Твием в прикамском населении этого времени крупного угорского мас-
?=\ . Могильников, 1991, с.60) . В.Д. Викторова, напро.ив, считает, чтозоо
мооЛные пронизки, распространенные в Предуралье и в оассеине р
морфные ин	__с____ ____,о1/,,	„|Оия,.,ц «теозания» хищной
Вычегды в VI-IX вв..
птицей
ждения
ров-i
также бронзовые рукояти ножей с навершием в виде фигуры медведя или
клюющей птицы ( Могильников, 1991, с.60) , известные на ломоватовских
памятниках, в лесном Приобье и на Печоре. Параллельно с ними суще-
ствовали и своеобразные бронзовые навершия жезлов, изображающие го-
। . А В.Д.Викторова считает, что к
последней категории следует относить и навершия с головой коня или степ-
I., особенно пронизки со сценами «терзания» хищной
голов лося или пушных зверей, являлись знаками прихода и утвер-
з лесных районах Урала лесостепного и степного населения - уг-
коневодов ( Викторова, 2008, с. 109) .
К отдельной категории угорских предметов В.А. Могильников относит
клюющей птицы (Могильников, 1991,_с.6О)
ствовали и своеобразные бронзовые навершия жезлов, изображающие го-
лову лося (оленя) или лосихи ( рис. 75) . А В.Д.Викторова считает, что к
последней категории следует относить и навершия с головой коня или степ-
ной птицы, которые были знаком угров-коневодов в Предуралье в VII-VIII
веках. По мнению А.М.Белавина, они использовались как украшение руко-
ятей нагаек ( Белавин, 2000, рис.57/1, 5-7) , однако В.Д.Викторова считает,
что размеры этих предметов слишком малы, да и неудобны для обхвата
мужской рукой, поэтому можно предположить в них навершия жезлов -
знаков власти вождей. Не случайно часть этих предметов происходит из
кладов, в которых могли быть сосредоточены дорогие, значимые для конк-
ретной группы населения предметы перед уходом ее в другой край или это
было покинутое святилище ( Викторова, 2008, с. 108-109) .
К.А.Руденко также выделяет ряд категорий ювелирной продукции,
которые, на его взгляд, возникли под влиянием угорского мировоззрения. К
такого рода изделиям может быть отнесен ряд категорий височных укра-
шений. К таким категориям он относит, к примеру, височные подвески с
филигранной птичкой и шумящими привесками, распространенные в уз-
ком регионе Поволжья и Прикамья, возникшие на основе мифа о проис-
хождении мира. К подобного рода изделиям исследователь относит и змее-
видные ( «волнистые») височные подвески, «мода» на которые пришла из
Зауралья. На наш взгляд, характерными угорскими височными украшени-
ями являются также кольца с грушевидной привеской, широко распрост-
раненные на территории Пермского Предуралья и в Западной Сибири,
известные в раннебулгарских могильниках, а в особенности, калачевиные
подвески/серьги, получившие развитие в Среднем Предуралье в X-XI вв.,
которые четко маркируют присутствие носителей угорской культуры на
Обширных пространствах от Западной Сибири до Приладожья. К примеру,
Н.А. Макаров выделяет серию подобных подвесок на территории Северной
нуси, преимущественно в районах Белозерья, Приладожья, Каргаполья,
< ассеинов рек Ваги и Средней Сухоны, в Костромском Поволжье ( Мака-
ов, 9, с.53,57,59) . Ю.А. Подосенова, обобщив имеющиеся на настоящий
меит сведения о калачевидных подвесках, пришла к выводу что они
УдмИ№ПтРГИЧпеСКИ равномеРно распределены на территории Пермского и
ляет ппег? РедУРЭЛЬЯ " ® ВетлУжско-Вя i ском междуречье, что позво-
всех тоех прЛЭГаТЬ существование собственных центров их производства во
кают ЗапаХССиНбиоьРа^НаХ -°тсюда калачевиДные подвески прони-
^ападную Сибирь ( Усть-Балык, Кинтусовский, Барсов городок
«’’AM. Белавин. В.А Иванов. НБ Крыласова <42* Л
Зеленый яр могильники) , в Болгарское государство ( Измерское I, Семенов-
ское I селища) , Южный Урал (Пагеревские, Ишимбаевские, Каранаевские
курганы) , в Северную Русь и Скандинавию ( Подосенова, 2006, с. 168-170)
В целом калачевидные подвески четко маркируют территории пребывания
носителей угорской культуры. Например, в Северной Руси в районах рас-
пространения этих подвесок известна и керамика угорского облика и такие
типичные вещи, как биметаллические кресала, зооморфные роговые греб-
ни, шумящие биконьковые подвески «прикамского типа», подвески с всад-
ником на змее. Например. Л.А. Голубева, описывая последние, отмечала, что
в Рябиновском кладе, в n.z 8 Веселовского могильника, в кладе у с. Аксенове
на р. Ваге подвески со всадником найдены вместе с калачевидными серь-
гами ( Голубева, 1962, с.61) . По мнению Л.А. Голубевой, наличие в Белозерье
литых шумящих коньковых подвесок, «всадников», калачевидных серег,
а также умбоновидных и якорьковых подвесок указывает на определенную
идеологическую и культурную общность между весью и населением Прика-
мья. В славянскую среду эти украшения не проникали ( Голубева, 1962, с.61)
Вероятно, характерной чертой угорского костюма следует считать на-
борные пояса, украшенные накладками из бронзы или серебра, иногда с
позолотой. В частности Е.П. Казаков кроме специфических угорских эле-
ментов женского костюма выделяет в качестве характерных угорских дета-
лей мужского костюма - поясные наборы с металлическими накладками и
сумочками ( Казаков, 2001, с.160) . В.А. Иванов, приводя наиболее харак-
терные признаки материальной культуры памятников кушнаренковского и
караякуповского типов, связываемых с предками венгров, также отмечает
в качестве одной из основных черт наличие поясной гарнитуры (Иванов,
1999, с.41) . В.А. Могильников также отмечал, что, находясь в составе Пер-
вого Тюркского каганата и тесно контактируя с югом, кушнаренковцы вос-
приняли некоторые тюркские элементы, к которым, в частности, можно
отнести широкое распространение поясов с наборными бляхами ( Могиль-
ников, 1988, с.22) . Несомненно, этот элемент костюма зародился в кочевни-
ческой среде и, став элементом средневековой моды, распространился на
обширных пространствах у разноэтничных племен. Однако следует при-
знать, что нигде в других культурах, кроме как в культурах угорского кру-
га, этот элемент костюма не обладал такой сакральностью, что определило
его массовое использование и мужчинами, и, даже в большей степени, жен-
щинами, что является коренным отличием от кочевников. Большинство ти-
пов элементов поясной гарнитуры, распространенной в культурах угорско-
го круга, находит истоки в салтовской культуре. С X в. основным поставщиком
металлической поясной гарнитуры становятся ремесленные центры Волж-
ской Болгарии. Но, вместе с тем, в Пермском Предуралье и Зауралье
существовали и собственные бронзолитейные центры, в которых произво-
дили разнообразные накладки и пряжки местных своеобразных типов. К
западу от территории, занимаемой культурами угорского круга детали
наборных поясов, а особенно целые наборы встречаются единичными эк-
земплярами. Пожалуй, наиболее западной территорией массового распро-
странения наборных поясов является Марийское Поволжье, где, как отме-
чал А.Г. Архипов, были широко распрострг юны пояса, полные аналогии
которым имеются в материалах венгерских могильников X в., и это, по
мнению исследователя, является свидетельством общих истоков культуры
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
венгров и населения Марийского Поволжья (Архипов, 1976, с. 127) .У венг-
которые, в отличие от лесного оседлого населения были ближе к коче-
вому миру наборные пояса в большей степени сохранили социальную зна-
чимость. К примеру, Ч. Балинт отмечает, что состоятельные мужчины носили
^0Яса, украшенные серебряными, а иногда и золотыми накладками, а ря-
лсвые члены общества носили пояса без украшений с железной пряжкой.
Но и у венгров детали наборных поясов нередко встречаются в захоронени-
ях женщин среднего и высокого достатка ( Балинт, 1988, с.118) .
По поводу значения поясных привесок интересное наблюдение сделали
этнографы. В представлениях аборигенов западно-сибирской тайги с неуяз-
вимостью и непобедимостью связывались доспехи. Это позволяло использо-
вать меры психологического воздействия, связанные с имитацией лат. На
пояса привязывалась различная лязгающая снедь «вместо кольчуги, чтоб
вид сделать, что он в кольчуге, чтоб бренчало». Учитывая особо почтитель-
ное отношение к панцирюн- одежде, спасающей душу, «внушающей страх
одеянию из полотна многих земель», эффект мог быть значительным ( Гему-
ев и др., 1989, с. 126) .
Одним из характерных для угорских племен предметом можно считать
поясные кошельки (сумочки) , которые являлись принадлежностью пояса
( рис. 77) . Особенно много подобных кошельков в Венгрии периода мадьяр-
ского завоевания, где они являются массовой находкой ( Graslund 1984, с.146-
151; The Ancient 1996, Fig.94,155,186,207,444) .
Уникальным является украшение кошелька из Веселовского могильни-
ка, на крышке которого была помещена серебряная с позолотой тонкая
пластинка с изображением дерева жизни и двух зверей, стоящих на задних
лапах ( рис. 77/23) . Все поле покрывал сложный растительный орнамент.
Наиболее близкие аналогии этим кошелькам обнаруживаются на террито-
рии Карпато-Дунайского бассейна в венгерских погребениях X века (Ар-
хипов, 1976, с. 125-127) .
В могильниках Венгрии довольно часто встречаются кошельки, наруж-
ная сторона которых покрыта частично позолоченной серебряной пласти-
ной, а иногда просто медной или железной. Большинство из этих пластин
гладкие. Немногочисленные пластины, украшенные пуансонным орнамен-
том в виде пальметт, являются наиболее известными находками в венгерс-
ких памятниках периода обретения родины. По мнению Ч. Балинта, заслу-
живает внимания тот факт, что только одна из найденных к концу 80-х гг.
XX в. пластин украшена мифическими зооморфными фигурами, узкая ло-
кализация пластин с зооморфными сюжетами позволяет считать их этни-
ческим признаком ( Балинт, 1988, с.118-119) . Указанная пластина ( Fodor,
1996, с. 182-183) , как и другие орнаментированные пластины, оформлена
пуансонным орнаментом. В композиции, как и на пластине из Веселовско-
го могильника, изображено два зверя по бокам дерева жизни. Только здесь
в композиции участвуют не львы, а грифоны.
Выше уже описывалась уникальная серебряная пластина - накладка
на кошелек, обнаруженная грабителями в Пермском крае ( рис. 77/24) . Она
выполнена в характерной для уральских мастеров технике гравировки
содержит в верхней части композиции сюжет, связанный с местной мифо-
логией, но сюжет внизу сближает прикамскую пластину с пластинами из
Венгрии и Веселовского могильника: лев и барс, присевшие на задних ла-
AM. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
пах по сторонам дерева жизни. Вторичное назначение предмета - погре-
бальная маска Специально изготовленные маски-личины получили рас-
пространение в Пермском Предуралье в к. IX - первой половине XI вв.
Как показывают материалы раскопок последних пет на Банковском мо-
гильнике, первоначально такие маски были раздельными верхняя и ниж-
няя половины) , и лишь в X в. распространяются цельные маски-личины.
Маска, изготовленная из лицевой пластины кошелька, представляет собой
раздельную личину, и может датироваться концом X - рубежом IX-X
веков. Таким образом, найденная в Пермском крае лицевая пластина су-
мочки, вероятно, является наиболее ранней из известных пластин данного
круга.
Кошельки закрывались крышкой-задвижкой в виде полукруглой тру-
бочки. Такие задвижки представлены на кошельках из Баяновского мо-
гильника в Пермском Предуралье ( Крыласова, 2007, с.229  Интересно, что
подобные трубочки-задвижки (встречены в материалах Запосельского мо- (
гильника VIII-IX вв. ( раскопки Н.Б. Крыласовой 2006-2007 гг.) . Наличие в
щели трубочки двух слоев кожи показывает их безусловную связь с ко-
шельками. Таким образом, можно предполагать, что кожаные кошельки,
получившие массовое распространение в X - первой половине XI вв., по-
явились еще в VIII в., но отсутствие на них металлических деталей не
позволяет судить о масштабе и характере их использования. Ч. Балин счи-
тает, что наиболее массовыми были как раз обычные сумки без металли-
ческих обкладок, в венгерских могильниках известен фрагмент одной из
таких сумок ( Балинт, 1988, с. 118) . Аналогичные устройства для закрывания
кошельков зафиксированы в Качкашурском I могильнике IX-XIII вв. в
Удмуртии ( Иванов, 1991, с. 149, рис. 10/13-14) , вДубовском могильнике Ма-
рийского Поволжья (Архипов, 1984, рис. 14/1-2,4)
Как считает Е.П. Казаков, по своему функциональному назначению,
технике исполнения и общему виду кошельки ( сумочки) обнаруживают боль-
шое сходство. На основании этого исследователь предполагает общие исто-
ки их происхождения, и считает, что, вероятнее всего, первоначальным рай-
оном, где в конце IX в. появилась «мода» на них, был регион между Волгой
и Уралом. Мадьяры принесли такие сумочки в Паннонию, а через торговлю
волжских булгар в X-XI вв. по волжскому пути они в несколько измененной
форме распространились среди поволжских финнов, а отдельные экземп-
ляры дошли и до Скандинавии ( Казаков, 1992, с. 144) . Как показывают
результаты картографирования, за исключением территории Венгрии,
такие кошельки наиболее массово были распространены в Предуралье.’
на памятниках ломоватовской, поломской археологических культур, ран-
ней Волжской Булгарии и в Ветлужско-Бятском междуречье ( рис. 76) • В
Зауралье и Западной Сибири сумочки в погребениях пока не были обна-
ружены, хотя К.Г. Карачаров отмечает, что на площадке Сайгатинского VI
могильника в 2002 г. найде ibi две медные обоймы ( ушка) , которые, по мне-
нию исследователей, использовались в качестве деталей сумочек ( Карача-
ров, 2003, с.38) .	у
Как считает К.А. Ру/ енко, отдельную категорию предметов угорс-
кой культуры представляют серебряные пластинчатые очелья, украшен-
ные чеканкой, декоративными филигранными полусферами ил.< кастами
со стеклянными вставками, обнаруженные, за единичными исключениями,
которые, по мне-
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
^еРРиТ°Рии 3аураЛЬЯ РуДеНК0’ 2003, с. 138-142) . Е.П. Казаков также при-
на т Рт очелья в качестве элемента угорской культуры ( Казаков, 2001а, с.223)
ниМ другой категорией угорских маркеров, как считает К.А. Руденко, яв-
я серия булгарских кованных медных и серебряных пластинчатых
Наслегов с расплющенными концами. Медные и бронзовые браслеты
ашены точечным узором, серебряные, кроме гравированного рисунка
борированы стеклянными или сердоликовыми вставками, а также скан-
и зерневым узором. Эти браслеты XI-XII вв. происходят преимуще-
ственно из Прикамья. А во второй половине XIII в. на раннезолотоордын-
ских памятниках Волжской Булгарии появляются пластинчатые литые
браслеты с имитацией веревочного орнамента по краю ( Руденко, 2003, с.138-
142) • Такие браслеты, вероятно, являющиеся подражанием серебряным
венгерским браслетам со вставками на концах, получили широкое распро-
странение в Пермском Предуралье ( Рождественский, Огурдинский, Бая-
новский могильники) и в сургутском Приобье ( Барсовский, Сайгатинские
могильники) -еще в X-XI веках.
По мнению ряда исследователей, именно для культуры угров были
характерны музыкальные инструменты - пластинчатые варганы (Каза-
ков, 1977, с. 107-109; 1988, с.84; 2001а, с.223) . Со второй половины VI в. варга-
ны широко распространились на территории бассейнов Верхней Камы и
Чепцы. Зафиксированы они также в Идельбаевском и Танкеевском мо-
гильниках IX-X вв. К настоящему моменту варганы известны на 20 памят-
никах гляденовской ( Махонинское городище) , азелинской (Усть-Брыскине-
кий могильник) , ломоватовской (Деменковский, Баяновский могильники) ,
неволинской ( Верх-Саинский могильник, Подкаменное городище) , поломс-
ко-чепецкой культур (Иднакар, селища Плесо, Тольёнское I, могильники
Мыдланьшай, Качкашурский, Омутницкий, Поломские I и II, Тольёнский,
Варнинский) , Волжской Булгарии (Танкеевский могильник, Биляр) , у ко-
чевников Южного Урала ( Идельбаевские курганы) ( Иванов, Голубкина,
1997, с. 102-106; раскопки А.В. Данича 2006 г.) . Среди имеющихся варганов
количественно преобладают бронзовые, датированные, в основном, второй
половиной I - началом II тыс. н.э. Однако, по мнению А.Г. Иванова и А.Н.
Голубкиной, подобные инструменты, но изготовленные из органических
материалов (дерева, кости) могли существовать и ранее, что подтвержда-
ют находки на азелинских и гляденовских памятниках. Тем не менее, ме-
таллические пластинчатые варганы получили распространение преимуще-
ственно в I тыс. н.э., что, как считают указанные авторы, могло быть связано
с этническими перемещениями в регионе в данный период. И здесь они
выражают согласие с точкой зрения Е.П. Казакова, который связывал рас-
пространение этого инструмента с проникновением в Восточную Европу в
тыс. н.э. различных групп угорского населения ( Казаков, 1977, 109) .В
пользу того, что именно угорские группы Приуралья могли стать источни-
к°м распространения пластинчатых металлических варганов, свидетель-
ствует то, что эти инструменты были обнаружены на памятниках, остав-
ленных уграми, или там, где отмечается заметное присутствие угорских
элементов ( Иванов, Голубкина, 1997, 98) . Большинство проанализирован-
х исследователями варганов принадлежит к типу пластинчатых с клино-
разным язычком, который распространен и по сей день у различных на-
Д°в Сибири и Дальнего Востока: хантов, манси, эвенов, тувинцев и др , и.

«ГТ*	А.М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
учитывая широкое распространение варганов, А.Г. Иванов и А.Н. Голубки-
на считают не совсем корректным закрепление авторства изобретения вар-
гана за каким-то конкретным этносом ( Иванов, Голубкина, 1997, с.98) Но
тем не менее, для материалов I тыс. н.э., учитывая, что варганы присут-
ствуют именно в тех памятниках, которые по целому ряду признаков мож-
но отнести к угорскому миру, можно считать этот вид инструмента харак-
терным для угорской культуры, и относить его к одному из маркеров этой
культуры.
Еще одной категорией угорских предметов, по мнению К.А. Руденко,
являются костяные и металлические щитки для защиты запястья лучни-
ков. которые сохраняются и в этнографических материалах обских угров
( Руденко, 2003, с. 138-142) . Это овальные пластины с отверстиями или пе-
тельками для крепления, которые предназначались для защиты руки луч-
ника от удара тетивой (Угорское наследие, 1994; Федорова, 2003) . В эпоху
средневековья на севере Сибири охотники пользовались бронзовыми и ко-
стяными щитками. Бронзовые найдены на Ямале ( Чернецов,-1957, с. 156-
157) ив погребении Сайгатинского IV могильника XIII-XIV вв. (Угорское
наследие, 1994, с.99, § 159) . Бронзовый напальчник размерами 8 х 5 см
обнаружен в культовом амбарчике хантов в пос. Вершина Войкара ( Бауло,
2004, с. 139, фото 27) . Средневековые костяные щитки встречались при рас-
копках Усть-Полуя и у пос. Шурышкары ( Бауло, 2007, с. 149) . Довольно
много в Западной Сибири встречено серебряных щитков. К.А. Руденко
считает, что данные пластины являлись не столько воинским аксессуаром,
сколько магическим символом ( Руденко, 2005) . На наш взгляд, они могли
быть знаком принадлежности к определенному рангу воинского сословия.
Подобные предметы широко использовались у хантов и манси в XIX-
XX вв. А.В. Бауло отмечает, что щитки этнографического времени невели-
ки по размерам и закрывают только большой палец руки ( напальчники)
( Бауло, 2007, с. 149) . Средневековые металлические щитки зачастую исполь-
зовались на угорских святилищах. На некоторых из них имеются дополни-
тельные отверстия. А.В. Бауло предполагает, что пластину могли подвеши-
вать или пришивать к изображению какого-либо божества в качестве дара,
обозначения лица - такая практика известна в XIX-XX вв., или обозначе-
ния «серебряной» груди. К отверстию щитка, хранившегося среди культо-
вой атрибутики хантов из пос. Ямгорт, был привязан небольшой шелковый
платочек, это означает, что он являлся подарком духу-покровителю ( Бауло,
2007,c.14Sf) .
элем^и-r ,исрическими 06рпЛп УЛЬТ0м медведя	Последние, связанные,
СТВОМ пТ“?Рало-сибирскогпе^МИ и Т-Д-. отра;д°ГЛПОГРеб^ьнь.ми маска-
ДалекпРИДерживаг,ись вер и1аманизма, котооп ЛИ 8 ^елом существенные
язычрр/8 3апаД мадьяр РСкие НаРоды nZ° С Удивит^ьным постоян-
ХтХ ? КУЛЬТУ₽Ы yrZ ' В na^°ZxnTTOMy Даже в Х S- У»е
Ли же,1ског° костЮмР ! ПриУРалья в °ХРЭняли основные элементы
ма’ Некого снаряХХ СЛе Не ТОЛЬ1<° характерные
- поясного набора, но и поло-
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века	VVW1
v 1Я в определенном порядке шкуры лошади при погребенных, которые
же повождались также погребальными масками ( Казаков, 2001 б, с.67) .
С°П Особо хотелось бы подчеркнуть, что многие сюжеты распространенной
горском мире металлопластики (биконьковые шумящие подвески, про-
низки с изображением крылатого пса - сенмурва, распространенные на
могильниках ломоватовской и неволинской культур, в курганах Южного
Упала и в Зауралье, образы на рукоятях биметаллических кресал - лев,
сенмурв. дракон, горный козел и др., подвески со всадником и бляхи с
«сокольничим», которые многими исследователями ассоциируются как изоб-
ражения Мир-Сусне-Хума, во многих чертах находящего параллели с ин-
доиранским Митрой и т.п.) находят истоки в индоиранской мифологии.
Многие исследователи, и археологи, и этнографы, приходят к пониманию
близкого родства индоиранской и уральской (угорской) мифологии ( М.Г. Ива-
нова. К.И. Куликов, А.М. Белавин, А.М. Сагалаев, А.В. Бауло и многие
другие) . Ю.В. Ширин/ к примеру, находит примеры связи образов медведя
и хищной птицы с личиной на груди, распространенных у народов Сибири,
с культом Диониса, который в индоиранской среде соотносится с Митрой
( Ширин, 1997, с.222) . Проявления культа огня, которые прослеживаются в
погребальной обрядности угорских культур, можно сравнить с огнепоклон-
доиранским Митрой и т.п.)
ничеством, характерным для зороастризма.
Тесное взаимодействие с индоиранским миром, которое предки совре-
менных угорских народов осуществляли на протяжении многих столетий,
привело к множеству индоиранских заимствований в традиционной культуре,
что также отличает угров от финнов.
Анализируя карты распространения основных категорий этномарке-
ров угорской культуры: погребальных масок ( рис. 19) , пряжек с изображе-
нием медведя ( рис. 54) , предметов с сюжетом «животное/всадник на змее»
(рис. 56) , арочных шумящих подвесок ( рис. 63) , биконьковых шумящих под-
весок ( рис. 68) , птиц с личиной на груди ( рис. 72) , поясных кошельков
(рис.76) , биметаллических кресал ( рис. 78) , можно сделать следующие вы-
воды:
Центром наибольшей концентрации большинства угорских этномар-
*еров является Среднее Предуралье ( Пермский край и Удмуртия) , терри-
тория ломоватовской и поломской археологических культур. Здесь же как
на могильниках, так и на поселениях преобладает керамическая посуда,
которая по всем признакам, выделяемым рядом исследователей ( кругло-
донные широкогорлые чаши, украшенные по шейке многорядным шнуром,
по плечику - отпечатками гребенчатого штампа ( в т.ч. «подковками» или
«личинками») или решетчатых штампов) , может считаться «классической»
угорской.
Вятское междуречье)
керамЕДИНИЧНЫе находки угорских этномаркеров разных видов (
пит. ИК^ встречаются преимущественно вдоль
пути. наибольшая
Б Другими центрами являются Приобье ( в особенности, Сургутское)
^ашкирия (территория кушнаренковской и караякуповской культур) , Та-
Вя г'ЗН	ранней Волжской Булгарии) , Марий-эл ( Ветлужско-
риЯСв°е МеждуреЧ1эе) • в определенной степени, республика Коми ( террито-
анвиздинской и ранневымской культуры, особенно Припечерье)
’ включая
по Волжскому торговому
н - 1 их концентрация наблюдается в Приладожье ( рис. 53)
Наш взгляд полученные результаты отражают следующую ситуа-
223

<лЛЛ	AM. Белавин. В А. Иванов. НБ Крыласова <UTH
цию. В результате сложных этногенетических процессов, межэтнических
взаимодействий и миграций к VII-VIII вв. н.э. на Урале возник ряд полиэт-
ничных объединений, в составе которых в качестве основного компонента
присутствовали угры. Первоначально эти объединения занимали преиму-
щественно территории Южного. Среднего и Северного Предуралья. Заура-
лья и Западной Сибири. В IX-X вв. значительные группы выходцев из
Среднего Предуралья ( носители поломской, ломоватовской. неволинской
культур) переселились в раннюю Волжскую Булгарию и приняли участие
в этногенезе волжских булгар. Между булгарским государством и жителя-
ми Среднего Предуралья ( в особенности, носителями ломоватовской куль-
туры) сложились устойчивые экономические и политические взаимоотноше-
ния. Возможно, именно этим обусловлено то, что жители Прикамья совместно
с булгарами принимали участие в организации Великого Волжского пути.
Следы этого участия сохранились в виде материалов, свидетельствующих о
длительном проживании шредуральских булгар на территории Ветлужско-
Вятского междуречья, мордовских землях, в Белозерье, Приладожье и
Прионежье, достигая и Скандинавии - конечной точке Волжского торгового
пути.

УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ 8 Древности и средние веял
Рис 52. МеОвдеь в "жертвенной позе".
А- шкура "жертвенного" мсоведя как го ювной убор на антропоморфном иоо ie.
Горордищенское городище (раскопки А.М. Белавина. 1982г.): Б-подвеска смедвдеьм
в "жертве ной позе" Koi акция Теплоуховых, с.Кын. Mamepuai - броню.

Рис. 53. Схема.
А.М. Белавин. В А. Иванов, Н Б Крыласова
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
Угорские маркеры. 1 - Рафайловское гор., 2 - Айдашинская пещера, 3 -
Елыкаевское. 4 - Архиерейская Заимка, 5 - Тимирязевский. 6- Юрт-Акбачык-8. 7 - Красный
Я) S-Телка. 9- Собакинское, 10-Шутовское, 11 -Пиковка. 12- Васюганский клад. 13-
()к\'нево. 14 - Мурлинский кчад, 15-Кип, 16-Абатский 3могильник, 1 Усть-Ишим. 18-
Мачая Бича. 19-Искер. 20 - Кинтусовский. 21- Усть-Бачык, 22 - Сартым-Урий, 23 -
Сургутский кчад. 24 - Барсова гора. 25 - Сайгатинские, 26 - Кучуминское городище, 27-
Пенк-Понк, 28 - Пылаевский, 29 - г.Вороний камень. 30 - Ликинский. 31 - Кумышанская
пещера. 32 - Большая Умытъя. 33 - Арантур 27. 34 - Ялпин-Нел. 35 - Овгорт. 36 -
Сотниковские юрты, 37-Ямгорт, 38-ст.Лабытнанги.
Я I -р. Таз. 42 - о-в Войгач. 43 - Хэйбидя-Пэоары. 44 - Пижма II. 45 - Поганый нос, 46 -
Пожегдин II, 47- Нерицкиймогильник, 48 - Борганъель, 49 - Веслянский. 50- Ухтинский
волок.
Ленк-Понк, 28 - Пылаеве кий. 29-
39 — п.Шурышкачы. 40 — Зеленый
волок. 51 - Шойнаты, 52 - Сыктывкар. 53 - Вотчинский, 54 - Вис I, 55 - Усть-Сысола, 56 -
Унышский кчад. 57-Кичилъкосьский, 58 - Веслянский. 59 - Камень Светик (Подбобыка). 60
^д.Байдары. 61 - д.Губина, 62 - д.Шишигино, 63-Амбор, 64 - Троицкое гор. (Чердынь), 65-
Пянтежское гор.. 66-Урол. 67- Редикор, 68 - М.-Аниковский, 69 - д.Долды, 70-
Мечехинский. 71 - Омелинский, 72-Ратеговский. 73 - д.Петухова, 74 - д.Пятигоры, 75-
* с.Кривецкое. 76-д.Савина, 77 - д.Кудесова, ~8-д.Мудордб. 79-Харинский, 80-
Чажеговский. 81 - д Данилова. 82 - Пыштайн. 83 - д.Гора. 84 - с.В.Лупья, 85 - с.Мысы, 86-
д. Пашня. 87 - Плесинский. 88 - с.Гайны. 89 - д. Федорова. 90 - Даниловский, 91- д.Базуева.
92-Елевский. 93- Агафоновский. 94- Михалевский. 95 - Красилъниковский. 96 - Урышский,
97-с.Коча, 98 - д.Мартынова. 99 - Сивкино городище. 100 - д.Пасынкатова. 101 -Мошево,
102-Плеховский. 103 -Запоселье. 104 -Чашкинское IIселище, 105 - Огурдинский, 106-
Острая Грива, 107- Володин Камень. 108 -Степаново Плотбище, 109 - Онинское гор., 110-
Майкор. 111 -д.Федоровщина. 112- Бакинское сел., 113-Купрос, 114 - д.Гачюкова. 115-
Каневский. 116 - Важгортский. 1Г - д. Плотникова, 118 - Кудымкар, 119 - Мальцевский, 120
-Щукинский, 121 - Горткушет, 122 - Грибановский, 123 - Афанасьево, 124 - Тиминское
гор., 125-Шудьякар. 126- Аверинский. 127- Буждог, 128-Загарский, 129-Полютово гор.,
130 - Анюшкар, 131- д.Назарова, 132 - Деменковский, 133 - Ильинское, 134-
Рождественск. 135-д.Сюзьвяки, 136-д.Сухари, 137-д.Идегова. 138-Чикманский, 139-
д.Фекченки, 140-гор. Гарамиха, 141 - д.Груоята, 142- Усть-Гаревая. 143 -Бурковский,
144-Виси.мский, 145—Лаврятское гор.,, 146-Банковский, 147- Сачаматовское гор.. 148-
Телячий Брод, 149- пещера Малый Вашкур, 150- Вереино, 151- Горбунятский, 152-
Неволинский, 153 — Бродовский, 154 — Верх-Саинский. 155— Бартымский. 156—Кын, 157-
Сечянинский. 158— Китертский, 159—Кудашевский. 160-У.-Иргинский. 161 — Омутницкий.
162-Варнинский, 163-Тольенский, 164 - Поломский. 165- Солдырский 1П. 166- Иднакар.
У - Дондыкар. 168 - Кузьминский. 169—Укан (Поркар), 170-Чемшай, 171 - Мыдлань-Шай,
172- Рябиновский клад, 173- Качкашурский, 174- Гурьякар, 175 - Хусаиновские кург., 176-
Бекешевские кург., 177- Ииасмбайское погр., 178-Стерлитамакский. 179 - Лагеревские кург.,
180- Чишминский, 181 - Тактачачукский. 182-Лебяжское погр., 183-Б.Тиганский, 184-
Биляр, 185— Измери, 186- Танкеевский, 187-Балымерский, 188 —Б.Тарханский. 189 — Булгар,
190 — Семеновское сел.,. 191 — Дубовский, 192- Веселовский. 193 — Лопьяльский. 194-
Кочергинский, 195- Ю.мский, 196—Черемисское кладбище, 197 — Выжумский. 198- Нижняя
Стрелка. 199- Подбочотьевский, 200—Крюково-Кужносскии. 201- Елизавет-Михайловский,
202-Ярополч-Зачесский. 203— Максимовский. 204— Пооболотъе, 205 - с.Манвеловка, 206—
Красная горка. 207 — Маяки, 208 — Сухая Го.молыиа. 209— В.Сачтовский, 210— Ханска, 211 —
Гнев, 212- Гнездово, 213 - Тимиревский. 214- Сарское городище, 215 - Зубарево, 216-
( орогожа, 2Г-Крутик. 218- Белоозеро, 219- Аксенова, 220- Челмужи, 221—д.Вахрушева,
222- о.Кокорин, 223- Тиверск, 224-Будино, 225- Старая Ладога, 226- Вырица. 227-
Новгород. 228-Видлицы, 229-Подъелье, 230-Карлуха. 231-с.Вачданица, 232-
Подъяндебское, 233 - Сязнега, 234- Заозерье. 235-Суна П. 236-Дюрсо. 237 - Пантей
А.М. Белавин. В.А. Иванов. НБ Крыласова
Рис. 5 4. ( хема. Пряжки с изображением медведя. 1 - Кинту сове кий, 2- Усть-
Балык, 3 - Барсовский. 4 - Сайгатинский, 5 - Б.Умытъя 25, 6-Арантур27, -
Ялпин-Нел, 8-Овгорт, 9-Зеленый Яр, 10 - Ямгорт, 11 - Воркута. 12 - Хэйбидя-
Пэдар, 13 -Нерицкий, 14 - Шойнаты II. 15 - Вотчинский. 16-Амбор, Г -
Редикор. 18 — Пашкино II. 19 — Огурдинский. 20 — Рождественский. 21 — Степаново
Плотбище, 22 - Загорский, 23 - Баяновский, 24-Ликинский, 25 - Омутницкий. 26
Кишертский, 27 — Лагеревские курганы, 28 — поселение Кру тик
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
- Вотчине
цс~ 55. Пряжки с изображением медведя из Предуралья. 1 - Запосельский, 2-3, 12,
!•!> 20, 22, 30-31, 37, 41 - Пермский край, 4. 10 - Загарский, 5. 15. 27-
ождественский, 6, 13, 17, 26, 28 - Агафоновский II 7, 40 - Редикарский, 8-9, 19,
18	38 ~ ^тепС1иово Плотбище, 11, 33, 36 — Амбор. 16, 21, 32 - Баян веский.
~П отчинский’ 24 — Омутницкий, 25 - Крутик, 29 (3 экзл. 39 — Огуроинский, 42
ермский край, 43 - Кишертский. 44 — Камень Ьелоусовский (Бычок) (1. 5, 15. 27.
.	29- 39-раскопки Н.Б.Крьиасовой. 2-3. 12. 14. 20, 22, 30-31. 37. 41 - из
p№OHbepi.Kllx Сборов. 8-9. 16. 19, 21. 23. 32. 34-35, 38 - раскопки Л.В.Дапича, II.
раскопки Г.П.Го. ювчанского, 18 — по ТВ. / 1спюминой, 24 — по В. 4.С ел,скову,
по Л.А.Голубевой, С.И.Кочкуркиной, 42 - колл. Теплоуховых, 43 — по
И.Ю.Плстушенко. 44 — по Д.Изосимову)

А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н Б. Крыласова
I нс.56. Схема. «sKueomuoe/всадник на змее». 1 — Рафаиловское, 2 — Елыкаевское
городища, 3 — Архиерейская заимка, 4 — Тимирязевский могильник, 5 —Редка, 6 —
Собакинское, 7-Шутовское, 8 - Васюганский клад, 9 - Барсов городок, 10-
Сайгатинскиймогильник, 11 - Пожегдин II, 12-д.Фекленки, 13-д.Вакина, 14-
Купрос, 13- Степаново плотбшце, 16 - Анюшкар. 17 - Рождественск, 18-
Загарье. 19-Баяново, 20-Вереино, 21 - Кузьминский могильник. 22 - Иднакар, 23
РябиновСкии клад, 24 - Качкспиурский могильник, 25-Дондыкар. 26-
Вирнинскии, 27 - Танкеевский, 28 - Измерений, 29 - Дубовский, 30 - Веселовский 31
-Нижняя Стрелка могильники. 32 - Хэйбидя-Пэдара, 33 - Зубарево. 34 - Аксенова,
35  Челмужи. 36 - о.Кокорин, 37- Видлицы., 38 - Ка/шуха, 39 - Выдрица, 40 -
Будино, 41 — ( язнега

УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ
В ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ВЕКА
Рис. 57. Фигурки животных и всадники на змее/основании: 1 - Обь-Енисейский
канал, 2 — Пермский край, 3, 5, 11 — Релка, 4 —городище Третий кордон-1. 6 —
арымское Приобье, 7 — Сайгатинский III
>,24- Васюганс.
Еаксинская г
^ибидя-Пэдара, 23 — Верхнее Приобье, 25
могильник, 8. 16. 20, 22 -Пермский крой,
кий клад, 10-Тимирязевский IIмогильник. 12-Прикамье, 13-
ора-1, 14 - поселение Пожегдин II, 15-Архиерейская заимка. T7-I9,
-и. 130 могильника Барсов городок

А.М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Рис. 58. Всадники и кони на основании. 1,7- Релка, 2, 4- Шутовское. 3 -
Елыкаевское, 5 - Собакинское. 6 - Сайгатинский V/ могильник, 8-10—Пермский
край 11 - Аксенова. 12 - Будин о. 13-Видлицы, 14 - Сайгатинское I святилище, 15
- Барсовский IVмогильник, 16 - Корбальский могильник, 17 — д. Фекленки.
Рис. 59. Подвески-ваи>ники. 1 - пос. Турват-пауль. 2 -	3-5. ' -
Степоново Плотвице. 6. 8. 10-Бм,„окский .могильник. 9 - Пермский край < 1-
\.В.Бауло. 2 —по Л.А.Голубевой. 3-8,10 - раскопки А. В. Данича. 9 - из браконьере
сборов), \lamepucvi - ссоебоо
I__1___I_J1 _ _
Танксевскии 3-Л. -
но
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и
СРЕДНИЕ ВЕКА
Рис.60. Подвески-всадники, 1, 31 — Глазовский уезд, 2 — Рождественский могильник,
З-Анюшкар, 4-Сязнега, 5-8- Челмужи, 9, 14, 18 - Банковский, 10-Карлуха, 11 -
Аксенова, 12, 22 - Пермский край, 13, 21 - Иднакар, 15. 17, 24, 27 -Дубовский. 16-
муртия, 19 - Нижняя Стрелка. 20 — Качкашурский, 23 — Рябшювскии клад, 25 —
Веселовский, 26—Дондыкар, 28 — Барсовкий 1 могильник, 29 — Варнинский, эО —
б Игарский (1, 23-26, 31 - поЛ.А.Голубевой, 4-8, 10-11 - по Е.А.Рябинину, 12-из
Роконьерских сборов, 9,14, 18 - раскопки А.В. Данича, 13 - по М.Г. Ивановой, 15, 27
° Е-П.Казакову, 20 — по А.Г.Иванову, 28 — по «Угорское наследие»). Mamepuai -
серебро

Рис. 61. Подвески с «сокольничим». 1 - Телячий Брод, 2 - святилище ханты в
пос.Анжигорт, 3 - святилище Болванский Нос (о.Войгач). 4 - Западная Сибирь,
Березовский округ (Эрмитаж), 5-Ликинский, 6. 17 -Жигановский, 7. 12-13,16. /-4
- Пермский край, 8. 14-Искор, 9 — Сайгатинский IV, 10-колл. Ф.Р.Мартина. И -
д.Большое Поле, 15 - Западная Сибирь (Тобольский музей), 19 - Антыбарский (Т 13,
18 - из браконьерских сборов, 2-по А.В.Бауло, 3-4, 9-10, 15 - по НВ. Шатунову 5 -
по В.Д.Викторовой. 6. 17- по Э.А.Савельевой. 7-8, 11-12, 14. 16. 19-по
А.М.Белавину). Материала - серебро, чернь, позолота
1,4
Рис. 62. Подвески с «сокольничим» ихкруглые подвески. 1. 14 — Пермский край, 2 —
Искар, 3-4 —Ликинский могильник, 5 — святилище в Лобвинской пещере. 6 — Куирос,
-д.Онежье, 8 — д.Сечище, ^-10 — Ыджидъельский, 11 —Кудымкар, 12 —
Кишертский, 13 —Телячий Брод. 15 — д. Байдары, 16 - Жигановский (1-2, 6, 8, 11-15
~ по А. М.Ьелавину, 3-4 - по В.Д. Викторовой. 5 - по Н.В.Шату нову, 9-10. 16- >
Савельевой). Материал -И.14,15.16 - бронза, остальное - серебро

lul.'iuntmcKiiu. 4 - Ленк-Понк. 5 Кинтухоатпл. 6 - Ликимский ' с Л/Ь«м 8 - с В Лумя. 9-
с.Ахишккое. 10 - Пзесинсхий. 11 - Чажх.ххкхий. 12-A Зимина 13 - bhaaieucxuu. N -
<) Моаороб, 15 - Лиачо/ккий. 16 - d Баума, Г - а Федорова 13 - с Кримусм, 19 - с Юхсма).
»0 - Урьинсюш, 21 — Лекмартоко. 22 - Чердыи Гроицхое/, 23 - МАниковсхии. 24 -
PtduKopcKnu Ьады, 26- Омыинский. J' - Ратесовсхий. 28 - Пыгкор 29 - Зюиххийхий.
30 - дЛл никакое Березюки <с Троиучм), 32 Банковский 32 - Лавркяккое. 33 -
34	35 ~ ^овский 56 Нмапшсхий. 3~ - Бхрковсхм 38-
р Гаревая, 39 — Л У Гаревая. 40 — р Келвояъ. 41 - Э tfinttмнкмт. 42 - Чикмансххй 43 -
Лемлммсхий. 44 Ильыисям. 45 - РажОссяммовж. 46 - о Назарова 4~ dСухаря. 48 -
О1ЫШХЫ. 49 - Анхзшм^ 50-Поммом. 51 Загарсхый. 52 - СУмпахом Лютбмне. Я -
Маихор. 54 - КифОС 55 - Мартына 56 Викинсхтзе.	>> - ЛпаоряюаЛ 59
лу***"^ 60 ~ ЫЬ°"*"*О*Л 61 - Мазьчмсхий. 62 - Щукинский. 63 - д. Васеневс^зя. 64 -
Гормгушст. 66 - fyxdne. 67- ЗхзЮинский рчс 68- У Иранский 69 - Л'иАлше* * "*- ’° "
Варммсхии. I В^ипккий. ~2 Ттъснский. "5 Оют/шммт W -Лонйых^ш. ' Гы**
М*О***>Л11ай. 73 - Хухаинонские куре., - Бе^им хик куре.. '
Мммбамме мгр. 31 - ’Лан^хсхий. 32 - Кохрктсхий 33 - Би ^р 44 - Б -Т^кхй 85 -
Б'огар 86 - Танкс^кий. 87 - Б Гарханский. 88 - Та»-Бокрский 89 - Кохер^хин 90-
Выжкии. 91 - .Ъбояский 92 - Нихгхяя	93 _ &н^инс^й 94 - Мтмде"*
1Л Г5Л- им2>ЛЪ»	W..X4 — - •> —___________ — —~
Урьинский, 12. 20. 22. 31. 35, 39 — Аверинский 11. 13 15 — Полянские, 14, 28. 33, 37 -
Варнинский. 16. 19 - Редикирский. 17-18. 24. 26-27, 34. 36- Пермский край. 21 -
51аксимовка. 23 — Каневский, 25. 42 — Степаново Лютбище. 29 — Беке швее кие куре.. 30 -
Щукинский, 32. 41, 45 — Банковский, 38. 40 - Деменковский <1. 5-6, 8, /4-15. 16. /X 2^
35. 3 -40. 44 — по Л И.Липиной. 2-4. ” 9-10 — ГИМ. 11-12. 20. 22-23 - по Р.Д /олаиной,
13, 21 - пи Л.А Гиубевой, 1". 24. 2^. 34. 36 - из браконьерских сборов, 25. 32, 41-42. 45 -
раскопки А В.Данича. 26 - кои Зешкиана. 20 пч I XЛ/шеничнюку)
217
А.М. Белавин В.А. Иванов. НВ Крыласова
>ис. 65.Арочные шум^ири подвески, ювелирные. 1, 2, 4 - Бродовский, 3-Верх-Сая.
5 — О.мутнш кий, 6, 11 —Горпгк шет, — Поломский I 8 — Б.-Тарханский. 9 —
Пыскар, 10 Аверинскии, 12, 20 — Редикор, 13 — Ниэюняя Стрелка, 14 — с.Юксеево.
1 $ ~ Дубовский. 16, 1Ь — Нсволинский, 17 — У.-Иргинский, 19 — Лекмартовский клад,
^1 — Анюшкар, 22 - Кинтусовский (1-2, 6 — по Р.Д.Голдиной, 3-4, 16, 18— по
Р.Д.Голдинои, Н. В. Водолаго, 5 — по В .А.Семенову, 7 — по А.Г. Иванову и др., 8 ~~
Е.11.Казакову, 9, 11. 14 - по А.А.Спицину, 10 - по Р.Д.Голдинои. В.А.Кананину. 12,
20-21 по А.М. Бел овину. 13 - по Т. Б. Никитиной, 15 — по Г.А.Архипову, 17-ао
II.Ю.Пастушенко, 22 — «Финно-угры...»)
уГ^Ь-	1 •’-I. л древности и средние веял
WWW
}ll(" 66. Арочные шумящие подвески, ажурные (1). /, 3, 6. 16 — Псчо линскии, 2, 18 -
Яартымский, 4, 25 — В.-Сая, 5- Мыолань-Шай, 7-8, 11 - Аверннский, 9 - Урышскии.
Ю-Деменковский, 17, 19 - Веселовский, 20 - Баяновекий, 21  Степанова
lioniouufe. 22 — Кочергинский, 23 — Бяляр. 24 - Рожоественский, 12 - Гuiihi.i 13-15
~Б.-Тиганский (1-4, 6. 9, 13, 7А'. 20, 25-по Р.Д.Голдиной, Н.В.Водолаго, 5, 10 по
В.Ф.Генингу, 7-8, 11 - по Р.Д I о ишной, В.А.Капанину, П, I1) но 1 Л Ха шкоче.
е духовой. 21 - раскопки А.В.Динина. 22 —по М.В Гаищкому, 23 -но А А \а шкоь\
4 - раскопки Н.Ь.Крыласочои 12  по А. А. Спицину, /3-15 по Е.П Кашкочу)

4 М Белавин. В.А. Иванов, Н.Б


J 7Л2"Ые ",ул:я',,и1 ”°двески- ажУР"ые &) ' О. 21-23 - Хссаиповские
30-Бскеи,.	'?аРн,тский- >~Д°ндыкар. 6, 15 - Авсрипский. 7, 27-28.
E'6Ki'"MKUe 8-Б.-Тарха„ский. 9-Таикссвский. 10 - Кокрктский. 11. 14.
16.	.3 - тспаиово Плато,.ще, 12 - д..\1а,Ы1сва Г - Вотчипский 18 73-
Баяновскии. 19-Плесинский	т„ - 7 оотчинскии. j<x —>
Чтпмт^ ' а Л аикеевскии, ^4-Запосельский. 26-Веселовский.
^-9- Чииаптскии. 31- д у.:тарОЫ Е,аз,такого уезда. 32-33 - Б. ПЖ,Л. 34 -
2' Л Г Н АД,аж“тоеУ. 2. 18-19 —по Р.Д.Гмдчной. 3-4
„О 4 XП,	"° А Г-{!в‘”,мУ “ дР- 6. 13 - по Р.Д.Голдиной. В.А.Кан,шину.
- по АЛ.Птенпчпюку з-Ю. 20. 29. 32-34-по Е.П.
копкпА.В.Данпча. 12 - по ЛА-Спицша, 17-„и р.
оорпцу. _4-раскопки Н.Б.Крыласовой. 26-
- по В. А. Семенову, 5
по ТВ. Истоминой. 23-по
- по Е. .-(..Халиковой)
 	•2 ЯП* W
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ
в
древности И СРЕДНЕЕ ВЕКА
Рис. 68.Схема. Биконьковые шумящее подвески.

А.М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Рис. 68. Схема. Биконьковые шумящие подвески. 1 - Барсовский, 2 - Сайгатинский
3 - Усть-Ишам, 4 - Искер, 5 - Пылаевский, 6 - Вороний Камень, 7 - Плесинский, 8
-д.Пашня, 9-Тайны. 10-д.Елева, 11 -Михапевский, 12 — Чажеговский, 13-
Дани ювский, 14- Мазунинское гор.. 15 -Харинский, 16- д.Гора, 17 -д. Федорова.
18 -д.Кудесова, 19-д. Пятигоры, 20 - д.Шишигино, 21 -д.У.-Уролка, 22-
д.Шомщино, 23 - д.Байдары. 24 - М.Аниковский, 25 - Ратегрвское гор.. 26-
Редикор, 27- с.Пянтег, 28 - Оме.чинский, 29 - д.Петухово. 30 — Сивкино горо.. 31 -
Уръинский, 32-с. Коча. 33- Запосепьский, 34- Чашкинское IIсел.. 35 - Огурдино.
36- Острая Грива, 37- Степаново Плотбище, 38 -р.Косъва. 39 - Баяновекий. 40
— Саламатово, 41 — Телячий Брод, 42 — В.-Саинский, 43 — Бартпымский, 44 -
Бродовский, 45 - Неволинский. 46- Бурковский, 47- гор.Гарамыха 48 -
с.Илъинское, 49 — Деменковский, 50 — д.Идегова, 51 — Рождественск, 52-
Анюшкар, 53 — (Унинское гор., 54 — Загаре кий. 55 — Купрос, 56 — Бакинское сап.. 5~ -
Кудымкар 58 — \!апьцевский. 59 — Горткушет, 60 — Аверинский, 61 — Шудьякар. 62
— Грибановский, 63 — с. Афанасьево. 64 - Агафоновский, 65 — Вашкур, 66-Гурьякар,
67 - (Умутниикий, 68 - Варнинский. 69 - Солдырьский. ~0 - Иднакар, ~1 - У-
Иргинский, 72 - Хусаиновские кург., 73 - Стерлитамакский. 74 — Чишминский, 75-
Биляр, .6 - Б.Тиганский. —Болгар. 78 — Танкеевский, ~9 — Лопьяльский, 80-
Дубовский, 81 - Веселовский, 82 — Черемисское кладбище, 83 — Нижняя Стрелка,
84 Крбково-Кужновский, 85 — Лоемское поселение. 86 — Вотчинский. 8^ —
У.Сысолъский, Кичилъкосъский, 89 — Хэйбидя-Пэдара, 90—р.Сорогожа. 91 —
Заозерье, 92 — Подъелъе, 9г — Маяки, 94 — Сухая Помолыиа, 95 — В.Саптовский, 96-
Красная Горка, 9 7 -Дюрсо, 98 - Пат рей.
Неволинский, 3, ”, 19 — Бродовский, 4, 31 — Вернинский, 8 — Деменковский, 9
Агафоновский 1, 10, 32 — Веселовский, 11, 25 — Стерлитамакский, 12 — 1 Чишминский,
13, 18, 43 - Б.-Тиганский. 14-16 - Дюрсо, 17 - Патрей, 20 - В.-Саинский, 22 -
Сайгатинский 111, 23 — Красная Горка, 24 - В.-Салтовский, 26, 30 - Степаново
Пастбище, 27, 41 — Баяновский, 28 — д.А/ихалева, 29, 37-38 — Танкеевскии, 33 —
Ганны, 34 — Плесинский. 35 — Тимино, 36 — Дубовскии, 40 — Нижняя Стрелка, 42 —
Пермский край. 44 - Болгар, 45-46 - Иднакар, 47 - Уръинский, 48 - Илышское. 49 -
д.Идегова. 50 - Запосельский (1-3, 5-7, 19-21 - по Р.Д.Голдиной. Н.В.Водолаго, 4, 31 -
по В.А.Семенову, 8 — по В.Ф.Генингу, 9 — по Р.Д.Голдиной, С).П.Короле(уои,
- по Н.А.Мажитову, 12,
по Л.А.Голубевой. 14-17 — по «Крым.
- — — - - - ~
П-Д.Макарову, 10 - по А.Х.Халикову, Е.А. Безуховой, 11, 25
18, 37-38 - по Е.П.
Северо-вост...»,	.	. -
Раскопки А.В.Данина, 27 - по В.А'оборину. 28, 34. 47-49 - по Р.Д.1 олоинои, 33 - по
4 *	। - по ГА.Архипову, 42, г! -
браконьерских сборов. 45-46 - по М.Г.Ивиповой. 50 - раскопки И.Ь.Кршасовои,
|	 »	» » »<	ш W	~ J   у , — - •
.... П1ц(инУ> 35 — по Р.Д.Голдиной, В.А.Капанину, 36, 40
А.М. Белавин. BA. Иванов. Н.Б Крыласова
i.v 1
Рис. 70. Биконьковые шумящие подвески Vlll-Х вв. 1 - Купрос, 2. 46 - Харинский. 3.
1 Варнинский, 4 — Танкеевский, 5 — Подьелье. б — Лоемское поселение, —
д.Идогова, 8, 34, 36-38, 54 - Деменковский, 9 - Плесинский, 10-11, 24-25, 31. 39-
Татарстан, 12-13, IS, 25, 43-44, 48 - Рождественский, 14-15, 29 - Степаново
Плотбище, 16- Уръинский, 19 - Агафоновский II, 20 - Запосечьский 7] 32 - Тайны.
22-23, 26 - Биляр, 27 - ~
Кудымкар, 42 - Анюшкар. 47— Терикановский. 49 —
— Хучаиновские кург., 52 — Стерлитамакский, 53 — Пермский
Сайгатинский III (1-2, 7. 9, 16, 19. 21. 30. 32-33. 46 - по Р.Д.Голдиной. 3.
< еменову. 4. 22-23. 31 - по Е.П.Казакову, 5. 27 - по Е.Рябинину, 6. 40 -
Заозерье, 30, 33 - М.-Аниковский, 35 - Митинский, 40 -
Ки^1Льк^ский. 41^ - Кудымкар. 42 - Анюшкар. 47 - Терикановский. 49 - Аверинский.
4(1 Б.-Тига {ский. 51 — Хучаиновские кург., 52 —
В.А. Капанину, 51-52
о Аморозу, 41-42 - ПО А.А.Стщину. 49 - по Р.Д.Голдиной.
по Н.А.\4агкитову, 53 — из браконьерских сборов, 54 -
раскопки В.Ф. Мельничука. 55 - по К. Г Капай.
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
}ис. 71. Биконъковые шумящие подвески LX- первая половина Х1вв. I - Иднакар, 3,
8 -Татарстан, 4 - Веселовский, 5 - Искер, 2, 6-7, 11-13, 22, 26 - Рождественский.
9 - М.-Аниковский. 10 — Омутниикий, 12-Биляр, 14 - Вороний Камень, 16-
Черемисское кладбище, 17-Дубовский, 18 — Вотчин.кии 19- д.Елева. 20-
Саломатовское, 21 — Шудьякар, 23 —д.Михалева, 2$— Заозерье, 27- У.-Сысольский
(1 - по М.Г.Ивановой, 2, 6-7, 11-13, 22, 26—раскопки Н.Б.Крыласовой, 3 - по
В. П. Казакову. 4. 8, 12, 16 - по Л.А.Голубевой, 9- по Р.Д.Голдиной, 10-по
^•А.Семенову. 14 — по О.П.Мшиенко, 17 — по Г. А. Архи юву, 18-по Т. В. Истоминой.
-8 - по А.А.Спицину.	- раскопки А. М. Белавина, 21 — по Р.Д.Голдиной,
В-А.Кананину, 25 -по Е. Рябинину, 27 - по Э. А. Савельевой, Т. В. Истоминой.
Королеву)
А.М. Белавин, В А. Иванов, Н.Б Крыласова

/ч	\ Птицы с личиной на груди.
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ в древности и средние века
Рис. 72. Схема. Птицы с личиной на груди 1 __ и ~ >
Архиерейская Заимка, 3 - Тимирязевский, 4-К “°аиатская ™Щера, 2 -
Пиковка. 7- ВасюгансЬий клад, 8 - Окунева 0 _ л ^аСИЫи Яр- 5 ~ Телка. 6 -
Ишим, 11 - Барсова гора, 12-р.Таз 13- У^Линскиг1 lU-Усть-'
Дарабельский клад 15 - Хэйбидя-Пэдары, 1б_ n^eTimll7“°'В '
могильник. 18- Ухтинский волок 19 -Рис т л/ ’	~ Крицкий
с.Кольчуг, 22-Амбор, 23-Редикор, 24-V-21'
д.Долды, 26 - Огинский могильник, 27 Гае некое 7С ТТ™' 25 ~
о.Пукаю. 30 с.Коча, 31 - д.Мартынова. 32 - д.Ошево 33-
Красильниковскии могильник. 34-д.Базуева, 35-Мтский 36
д.Даншова. 3, -Плесинскиимогильник, 38-с.Гайны 30-гп '	-
Русиновский, 41 -Аверинскиймогильник. 42-Шудьякао ,2 2тскии' 40~
Бакинское селище. 49-Анюшкар. 50 - Володин Камень. 51-Деиенковский
иогильник, Л2-Ильинское. 53 -д.Грудята. 54-д.Данино, 55^6^
костище, 56 Верх-Саинскии, Э - Кшиертский. 58- Дондыкар. 59 -
Кузьминскии. 60- Укан (Поркар), 61-Биляр, 62 -Дубовский. 63-Веселовский
А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Рис. 73. Птицы с дичиной на груди. 1 - Барсов городок Ш/6, 2 - Мурлинский клад. 3.
5, 35, 39- Парабельскии клад, 4, 36-Пиковка. 6-7, 9 - Гладеновское костище, 8. 20.
31 -Пермский край, 10-с.Илытское, 11 - Деменковский, 12 - Аверинский,
д. Укан, 14 - Барсовский клад, 15 - д.Михалева, 16- Хэйбидя-Пэдара, 17- Вис I 18
- Пожегдин II, 19 - д.Красильникова. 21 - Редикор, 22 - Ухтинский волок. 23. 3
Уньинскии клад, 24-25 — Редка, 26— Верхнее Приобье, 27 — Высокий Борок. -8
д.Гачюкова, 29-д.Грудя ш. 30 - Кондратьева слобода, 32-с.Гайны, 33-Окуи^0
111, 34 — р.Таз, эб — Барсовский III, 40 — Кишертский клад, 41-42 —Холмогорский
клад, 4э — Володин Камень, 44 — с.В.Мошево
УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ
в ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ВЕКА
Рис. 74. Птицы с личиной на груди . 1 - Редка. - - Пиковка, 3 I""®™"* ’’ g
Ч 30-31-Пермский край, 5-с.У.-Вочъ. 6-ВерхнееПриобье -^ьякар,8
Ревиксрский. 9 - Тимирязевский И. 11 - Хэйбидя-Пэдара. 13 -	‘
Галеви. 15-о.Билуева, 18 - д.Данилова. 19Архиерейская^^~24
Воск,ганский клад. 21 - с.Спасское. 22 - В.-Саинскии.
Солцкамскийр-н Пермского края, 23 ^^"^"дыкар 33 37- Кузьминский.
Дубовский, 28 - Веселовский. 29	Татарстана, 39-Биляр
249
AM бегммшн BA Иванов Н.Б. Крыласова
Рис. "5. Навсршия рукоятей жезлов. 1 - Пермский край (III-VI вв.). 2 - Барсовский 1
могильник. 3 Сайгатинское 1 святилище, 4-д.Плес, 5 — Подчеремский клад, о-
о.Панто (п-ов Яма п), -Ликииский могильник. 8 - Подчеремский кюд. 9-
Рейикарский могильник. 10- Барсов городок. 11 - Чердынский р-н Пермского края.
12 - Сургутское Приобье.
УГРЫ предуралья в ЛРСвност , „ , ,
ЦГкВНОСТИ и СРЕДНИЕ ВЕКА
Рис. 76. Схема. Поясные кошельки. 1 — Пыштайн, 2 — Рождественский, 3 —
Зипоселъский. 4 — Банковский. 5 — Варнинский, 6 — Качкашурский, 7-Лебяжское
погребение, 8 — Семеновское селище, 9 — Балымерский, 10 —Танке евский, 11 —
Дубовский, 12 — Веселовский, 13 — Крюково-Кужновский

я* *>£
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
л ИС. . ПоЯСНЫв кошетъки 1 _Р ->
Баяновский, 4-6-Танкеевскнй 7 *'дСт',снск°еУродище, 2-Пыштайн. 3, 9-12-
Ба.^ерашй. 16Лебя.Жское погребет,^	13-“-Думский. 15;
Л-23 ~ Веселовский, 24 - Пепмг^п,' ^Очкатурскнй, 20 - Варнинскии.
по К. П. Казакову, 13-14, 21-23 по^Га л' 9'12~раскопкиА-В.Дат1ча. 4-6. 15-16-
B.A.CeveHoev ?4 ' Ар^1т06у' 17 -1В - по А.Г. Иванову. 20 - по
из °Р^оньерских сборов)

УГРЫ ПРЕДУРЛПЬЯ
h ДРЕВНОСТИ
И СРЕДНИЕ
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
Рис. 78. Схема. Биметаллические кресала. 1 - Окунево, 2- Кип. 3 - Малая Бича, 4-
Усть-Балык, 5 - Барсова гора, 6 - Сайгатинские, 7 - Кучуминское городище, 8 -
Кумышанская пещера, 9 — п.Шурыи калы, 10 — о-в Воигач, 11 -Хэибидя-Пэдары, 13
— Поганый нос. 14 — Пижма II. 15 — Вотчинский, 16—с.Мысы, 1 —с.Гайны, 18 —
Пыштайн. 19-Харин ский. 20- Агафоновский 21 -д. Савина, 22-Троицкое
(Чердынь). 23 - Редикор, 24 - М.-Аниковский, 25 - Омелинский, 26- д.Петухова. 2
- с.Коча. 28 - Огурдинский, 29-Мошево, 30— Плеховский, 31 -Степаново
Плотбище, 32 — д.Федоровщина. 33-Майкор. 34- Загарский. 35 — Анюшкар, 36-
Рождественск. 37 - Деменковский, 38- Банковский, 39 - Омутницкий, 40-
Варнинский, 41 — Толъеиский 42 - Поломский, 43 — Дондыкар, 44 — Чемшай, 45-
Качкашурский, 46- Танкеевский. 47 - Булгар, 48 - Дубовский, 49- Веселовский. 50-
Кочергинскии 51- Юмский. 52- Черемисское кладбище. 53 - Выжумский, 54-
ижняя < туелка, 55— Ярополч-Залесскии, 56— Елизавет-Михайловский, 5 -
Подболотъевский. 58 - Тимиревский, 59-Сарское городище. 60- Белоозеро. 61-
Че.пмужи. 62-д.Вахрушева, 63- Тиверск. 64-Суна VI. 65-с.Валдатща. 66-
Подъяндебское, 6~-(. тарая Ладога. 68-Новгород 69-Кру тик. "О- Гнездово. 71-
Киев, 72— Ханска


УГРЫ ПРЕДУРАЛЬЯ , „'.„ост, „ скднис

Р1а ' Ч Биметаллические кресала. Новые находки. 1 -4 - Пермский край, 5-6-
Баяновский могильник (раскопки Л. В. > 1анича 2007г.)
А.М. Белавин. В.А. Иванов. Н Б Крыласова
Заключение
Процесс формирования угорского населения региона начался в период
позднего бронзового века, когда сложились предананьинские культуры угор-
ского облика: лебяжская, межовская, ерзовская, гамаюнская. бархатовс-
кая. Уже тогда, в финале эпохи бронзы, стали складываться две орнамен-
тальные традиции уральских угров: гребенчато-шнуровая и
фигурно-штампованная, впоследствии достаточно условно, но устойчиво
совпадавшими соответственно с миром лесных угорских культур Урала и
миром лесостепных и степных уральских угров.
Возможно, именно миграционные волны из-за Урала в период поздней
бронзы и стали первопричиной складывания единого праугорского про-
странства на восточных и западных склонах Среднего и Южного Урала в
последующий период железа, и открыли угорскую колонизацию Предура-
лья.
Ранний железный век, связанный с существованием в Предуралье
многокомпонентной ананинской КИО, а в Зауралье саргатской общности,
привел к усилению угорского этнокультурного компонента в Среднем Пре-
ударлье. Этот процесс был явно связан с миграцией сюда праугорских
групп с керамикой лебяжского типа, а так же с появлением мигрантов из-
за Урала на территории Башкирии. В финале раннего железного века се-
парация осколков ананьинской и саргатской общностей, миграции пост-
саргатцев, движение зауральских племен на запад, внутренние миграции
в Обь-Иртышье привели к усилению угорской доминанты в уральском ре-
гионе.
В эпоху раннего средневековья на пространстве Урала окончательно
несколько столетий единая уральская угор-
по обе стороны Уральских гор на террито-
от бассейна Печеры и средней Вычегды до
этой территории отличалось относительно
основах мироздания, окружающем мире и
сложилась и функционировала
ская ойкумена, расположенная
рии от Прикамья до Приобья и
бассейна р. Белой. Население
едиными представлениями об
своем месте в нем, набором богов и героев, традициями и религиозными
обрядами и культами. Это единство проявлялось в погребальной обрядно-
сти, типах и орнаментальной традиции керамики, в определенном наборе
украшении костюма, которые представляли собой еще и амулеты и в Дру-
гих проявлениях материальной и духовной культуры хорошо читаемых
археологически.
Однако появлению на нижней Каме булгар, разнообр гзные политичес-
ппппипГЗИИ КОНЦа ТЫС' Н Э- пРивели к миграциям угорского населения
пьг Х;Г°ВЬ1М трансУРальским движениям угорского массива Заура-
стал^хол угппТмь моментом Уральской угорской истории этого времени
Южного По™пЛДЬЯР^КИХ ПЛеМСН кУшаРенковцев-караякуповцев из
пинской культупы и НЭ аПада' в это Движение влились носители нево-
продолжаТи быть LnT,4H° адомоватовЦы» и «поломцы». U.
несколько столетий, на рубеже тыс\^” .Населением в Предуралье
. °." XT" "рс™ю“	XZ *"“
кие
линскои культуры и, частично «ломоватовцы» и «поломны»’ И хотя УгРы
продолжали быть основным вмещающим ииг-Ог,„.__ „ м__euiL’
УГРЫ предуралья „	и „е №1и
нов на восток, в пределы Предуралья и Волго-Камья.
В XI-XII вв. лесные yiры Предуралья в результате финской (др^внет
ми) миграции постепенно покидают свою Родину. Часть угорского ™-
ральского населения активно мигрирует в пределы Волжской Булгарии по
данным Е.П. Казакова можно проследить несколько волн такого переселе-
ния вплоть до XIII в. В ХШ в. монах Юлиан обнаружил родственников
венгров в Предуралье, неподалеку от пределов Булгарии. Часть преду-
ральских угров была выдавлена древними коми, а так же шедшими в одном
потоке с ними западно-балтийско-финским населением за Урал. Причины
возрастающего давления древних коми и иных финнов на угорское населе-
ние Предуралья могли быть разнообразны. В XI-XII вв., в результате бур-
ного развития пашенного земледелия, оказались практически полностью
освоены даже водораздельные территории центральных и северо-западных
районов России и спасение от все увеличивающейся плотности населения
можно было искать лишь в миграции на северо-восток и в Предуралье, где
плотность населения была меньшей. Начало «малого ледникового периода»,
повлекшие ухудшение экологической ситуации на Европейском Северо-
Востоке ( Кольский полуостров, Арханегелогородчина, Вологодчина, Коми
республика) , привело в движение финноязычное и древнерусское населе-
ние этих территорий, вынужденное идти в более южные и восточные обла-
сти Кроме демографических и экологическо-хозяйственных ( кризис, рас-
ширение древнерусской распашки) причин миграции финнов можно назвать
и христианизацию северо-восточных территорий, и их быструю славяниза-
цию в X-XII вв. Миграция финнов породила оригинальный термин, кото-
рым в древнерусских письменных источниках обозначались границы обжи-
того западными финнами мира: Перема, Перьмь, Перемь от PER МАА. По
обоснованному мнению известного лингвис а академика Д.В. Бубриха тер-
мином этим термином племена древних вепсов и корелов называли те зем-
ли которые относительно недавно осваивались их финноязычными род
ственниками ( Бубрих, 1947) .В буквальном переводе на русский язык этот
термин означал «Дальняя земля» или «Земля за рубежами», т.е. краина
или Украина финноязычного мира раннего средневековья. Так этим теР^и
берегах Белого моря ( Коло Пермь, Голоперьмь)
бассейна Северной Двины, Вычегды и Выми
। а с XIV в. земли Верхнего
земли древними финнами. Определенную P<^b в рас
термина играли русские, воспринимавшие его как
территорий. Предки коми принеслаi с собоь па
„,, славян, а также устойчивые связи
коми переименовывали реки
мязвания рек оканчивающихся на
"	(Ины».	*““•
„«роенной респИ5л««и
	~	,ч” °-	--1-- гпяпяно-финским и и слав
тся первые древнерусские поселения	периоде вхождения
i ^селением, а про XIII в. можно говор	и в экономо-полити-
I Ь,^ско-Вычегодского края в состав РУС^КИ д? с.651 -657) • Недаром
| еском плане (Археология республики о ,
ном именовались земли на
(Агеева, 1990, с. 62) , земли оассеина исосрпип ,----- 
. Пермь, Пермь Старая. Пермь Вычегодская , а с	земл и
селяющимися на эти
пРостранении этого
собственное имя этих
ное земледелие, заимствованное ими у
Древнерусскими землями. Древние
так появились многочисленные
'Шор, поселений с окончанием на - ыб, -кор,
КаР, Кува)
В конце XII в. на территории
А.М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова «"Л
вытеснившие угров из Предуралья древние коми (т.н. поздние «родановцы»
и «вымцы») имеют в комплексе материальной культуры как западно-бал-
тийско-волжскофинские предметы, так и массу вещей древнерусского,
преимущественно новгородского, происхождения. В целом материальная
культура поздних родановцев (XIII-XV вв.) весьма сходна с материальной
культурой Вымско-Вычегодского края и составляет с ней единый древне-
коми комплекс.
Лесные угры Предуралья, поселяющиеся на своей новой Родине в За-
падной Сибири, изменили этническую карту Нижнего и Среднего Приобья,
значительно усилив угорский элемент в лесной зоне, что вызвало миграции
самодийского и местного угорского населения. В свою очередь это спрово-
цировало новую волну миграции полукочевых угров Зауральской лесосте-
пи в Южное Предуралье, где они известны как предчияликские и чиялик-
ские племена, расселившиеся от бассейна р.Сылва до р.Белои и
Северо-Восточных районов Волжской Болгарии в XII-XIV вв., (вошедшие
позже в состав предков башкир. Так в результате миграций к XIV-XV вв.
сложились относительно чистые в этническом отношении территории фин-
нов в Предуралье и угров в Зауралье и Приобье.
-Г.РЫ.ПРЕД¥РАПЬЯ * двввн°™' *	в«л ‘
NiEisifc ЁЁдАвддбвй ё ЁйоТ-ИёёТд:
Агеев Б.Б. 1992. Пьяноборская культура. Уфа: Гилем.
Агеева Р А;1990. Страны и народы: происхождение названий. М 189 с
АКбПппК°В И М' 1988’ Керамика Таптыковского городища эпохи раннего средневековья//
Проблемы древних угров на Южном Урале Уфа	Р ₽ евековья//
Акимова М.С. 1968.бАнтропология древнего населения Приуралья. М.
Аксенов В.С., 1998. Новые находки коньковых подвесок в салтовских
Харьковщине // Finno-Ugrica, z 1. С.3-12
захоронениях на
Амброз А.К., 1980. Бирский могильник и проблемы хронологии Приуралья в IV-VII вв. /
/ Средневековые древности евразийских степей. М.: Наука. С.3-56
Арефьев В.А., Карачаров К.Г., 2003. Всадник на медведе // Образы и сакральное про-
странство древних эпох. - Екатеринбург: Аква-Пресс. - С.31-34
Арне Т.Й., 2005. Барсов Городок. Западносибирский могильник железного века. Екате-
ринбург-Сургут: «Уральский рабочий». 182 с.
Арсланова Ф.Х., 1985. К вопросу о взаимосвязях урало-алтайСкого населения в IX-X вв. /
/ Урало-алтаистика. Археология. Этнография. Язык. - Новосибирск: Наука. - С.63-69
Археологические памятники Башкортостана, 1996. Комплект научных и учебных матери-
алов. В.6. Уфа: «Билем». 280 с.
Археология республики Коми, 1997. М.: «ДиК». 758 с.
Архипов Г.А., 1973. Марийцы IX-XI вв. Йошкар-Ола. 200 с.
Архипов Г.А., 1976. Марийский край в памятниках археологии. - Йошкар-Ола: Мар. кн.
изд-во. - 168 с.
Архипов Г.А., 1984.
Архипов Г.А., 1985. Основные этапы этногенеза марийцев //Древние этнические процес-
сы Волго-Камья. АЭМК, вып. 9. Йошкар-Ола: МарНИИ. С.5-22
Архипов Г.А., 1988. Проблемы ранней этнической истории марийцев // Этногенез и этни-
ческая история марийцев. АЭМК. Вып.14. Йошкар-Ола. С.56-78
Архипов Г.А., 1991. Древние марийцы: этногенез и ранняя этнокультурная история. Авто-
реф. дис. д.и.н. М. 40 с.
Атлас археологических памятников республики Марий Эл, 1993. В.2. Ранний железный
век и средневековье. Сост. Архипов Г.А., Никитина Т.Б. Йошкар-Ола: МарНИИ. 152 с.
Ахмеров Р.Б., 1955. Могильник близ Стерлитамака // СА, т.ХХП. М.: Изд. АН СССР.
Ахмеров Р.Б., 1984. Стерлитамакский могильник и его изучение И Археологические па-
мятники нижнего Прикамья. Казань: КФ АН СССР. С.27-39
Ашихмина Л.А., 2002. О функции металлических масок в курганах эпохи великого пересе-
ления народов на европейском Северо-Востоке // Новые идеи и концепции е минера-
логии: Материалы III международного минералогического семинара. Сыктывкар. Гео-
принт. С.41-42
Ашихмина Л.И. 1977. Городище Каменный Лог ананьинской культуры Среднего Прика-
мья // Материальная и духовная культура финно-угров Предуралья. Ижевск.
Ашихмина Л.И. 1985. Генезис ананьинской культуры в Среднем Прикамье. Автореф. дис.
: канд. ист. наук. М
Ашихмина Л.И., ._. .. .	____
мья // Материальная и духовная культура финно-угров 1-'РиУРалья’лч^ав^1'
Ашихмина Л.И., 1978. Поселения эпохи бронзы и ।
Археологические памятники эпохи палеометалла в
Сыктывкар.
Ашихмина Л.И.
мье// Материальная и t
Багин А.Л., 1998. Граффити из святилищ
уралье в эпоху камня и металла. I
Г____________
БаЛер О.Н., Оборин В.А., 1958. На заре истории
?44 с.
Балинт Ч., 1988. Археология эпохи обретения велгРха^
ДР( вних угров на I
1977. Городище Каменный Лог ананьинской_культуры сРеДв®^° пРика‘
раннего железа на Средней Каме//
Северном Приуралье. МАЭСВ. Вып. .
Генинг В.Ф. 1977. Стоянки эпохи поздней бронзы в Уд^урт^°М ПрИК
духовная культура финно-угров Приуралья, же п
лщ Европейского Северо-Востока //Север
.................... Материалы по археологии Европейского Север
Востока Сыктывкар: КНЦ ИЯЛИ УрО РАН. 8^5.^73-91^	изд.в0
Родины ( часть I) И Проблемы
OJIUIHH JIIUAH	ivur...--г	.9Q
Южном Урале. Уфа: БНЦ УрО РАН. С.112-129
259
«TH СС*Й А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова «771
Бартенев В.В., 1895. Погребальный обряд обдорских остяков // Живая старина. - Вып.3-4
СПб. - С.485-495
Бауло А.В., 2001. Богатырь и невеста (серебряное блюдце с реки Сыня) // Археология
этнография и антропология Евразии.-z 2 ( 6)	- С.123-127
Бауло А.В., 2002. Культовая атрибутика Березовских хантов. Новосибирск: ИАЭ Со РАН
91 с.
Бауло А.В., 2004. Атрибутика и миф. Металл в обрядах обских угров. - Новосибирск: ИАЭ
СО РАН. - 158 с.
Бауло А.В., 2007. Средневековые изделия из серебра на севере Западной Сибири: новые
находки // Археология, этнография и антропология Евразии. -z 1 (29) . - С.145-150
Белавин А.М. и др., 1988. Археологические памятники бассейна р. Чусовой. Чусовой:
Музей истории р. Чусовой. 50 с.
Белавин А.М., 2003. Опыт использования статистического анализа в определении этни-
ческой принадлежности археологических культур Предуралья эпохи средневековья//
Из археологии Поволжья и Приуралья. Казань. С. 140-144.
Белавин А.М., 1992. О своеобразии ювелирной продукции Волжской Булгарии X-XII вв. /
/ Проблемы финно-угорской археологии Урала и Поволжья. - Сыктывкар.
Белавий А.М., 1999. Купросское городище в Коми-пермяцком округе // Охранные архео-
логические исследования на Среднем Урале. В.З. Екатеринбург: НПЦ по охране и
исп. пам. ист. и к-ры Свердловской о-ти. С. 189-195
Белавин А.М., 2000. Камский торговый путь. Средневековое Предуралье в его экономи-
ческих и этнокультурных связях. - Пермь: ПГПУ. - 200 с.
Белавин А.М., 2001. Об этнической принадлежности пермского средневекового звериного
стиля // Труды КАЭЭ. Вып I-II. Пермь: ПГПУ. - С.14-23
Белавин А.М., 2002. Пермский звериный стиль как явление угорской культуры // Север-
ный археологический конгресс. Тез. докл. Екатеринбург-Ханты-Мансийск: Академк-
нига. С.118-119
Белавин А.М., 2004. К вопросу об изображениях Мир-сусне-хума из Прикамья и Заура-
лья // Удмуртской археологической экспедиции - 50 лет: Материалы Всероссийской
научной конференции. - Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. - С.331-339
Белавин А.М., Крыласова Н.Б. 2001. Неволинские пояса в системе международных свя-
зей// Миграция и оседлость от Дуная до Ладоги в первом тысячелетии христианской
эры. СПб: СтИАиАМЗ, 2001. - С. 88-94
Белавин А.М., Крыласова Н.Б., 1997. Основные этапы этнокультурной истории Пермско-
го Приуралья в эпоху железа И Коми-пермяки и финно-угорский мир. Кудымкар:
Коми-перм. кн. изд-во. С. 130-139.
Белавин А.М., Крыласова Н.Б., 2008. Древняя Афкула: археологический комплекс у с.
Рождественск. - Пермь: ПГПУ. - 603 с.
Белавин А.М., Крыласова Н.Б., Семенова В.И., 2001. Этническая ситуация в Пермском
Предуралье и Тюменском Зауралье в эпоху средневековья И Проблемы экономичес-
кой и социально-политической истории дореволюционной России. Тюмень: ТГУ. С.55-
76
Белич И.В., 2001. Предметы из культового комплекса тазовских селькупов кассыль по в
коллекциях Тобольского заповедника // Самодийцы: Материалы IV Сибирского сим-
позиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». - Тобольск-Омск: Тоб.
гос. ист.-культ. музей-запов. - С. 184-191
Белорыбкин Г.Н., 2001. Золотаревское поселение. СПб.: ИИМК РАН, ПенГПУ.  198 с.
Берс Е.М., 1963. Археологические памятники г.Свердловска и его окрестностей. СверД*
ловск.
Бобков В.А., 1985. К вопросу об обряде кремации у венгров в X в. // Урало-алтаистика.
Археология. Этнография. Язык. Новосибирск: Наука. - С 144-147
Борчвин Н.Н., 1949. Находка на горе Азов // КСИИМК Bi in 25
Бочаров И.В 1997. Этнокультурная интерпретация результатов анализа погребального
обряда Верхнего Прикамья // Коми-пермяки и финно-угорский мир: Материалы
из^оН-РС/16?"165УЧНО'ПРаК™ЧеСКОЙ конфеРенЧии- Кудымкар: Коми-пермяцкое кн.
Бубрих Д.В. 1947. Происхождение карельского народа Петпо^еот к
Булдашов В.А. 1998. Погребальная обрядность гор^хоеХ ”ы. Рукопись канД-
260	.. --	-	_________о iLol?
Г” «-Л УГРЫ ПРЕДуРАЛЬЯ , дрсвносги и ср^
Буров ГМ. 1964 Вычегодский край. - М.
Буров Г.М.. 1967. Древний Синдор. - м
Буров ГМ. 1992. Бронзовые культовые	, — н, на
Европы: печорский местный «звериный стиль» и Проблемы
г и ра а и Поволжья. - Сыктывкар: КНЦ УрО РАН г ч.
Васильев И.Б 1975. Дуванейское поселение позднего бронзового
Васильев И.Б Горбунов В.С. 1975. Бирское поселение // СА §3
Васюткин С.М., 1971. О периодизации этнической
средневековья (III-XIII вв.)
Васюткин С.М.,
кие исследования на Южном Урале. Уфа.
истории
// АЭБ. Т.4. Уфа. С. 135-138
ВЕКА
На Крайнем Северо-Востоке
финно-угорской археоло-
э9
века в Башкирии// СА.
населения Башкирии эпохи
В За^°й Башкирии // Археологичес-
Вереш П„ 1985. Некоторые вопросы этногенеза венгерского народа // Урало алтаистикь
Археология. Этнография. Язык. - Новосибирск.	Р ₽ алтаистика
Вечтомов А.Д. 1967. Периодизация и локальные группы памятников
Археология. Этнография. Язык. - Новосибирск.
ры Среднего Прикамья И Уч. зап.ПГУ. g 148,'пермьГ......... ЭНаНЬИНСКОЙ культУ'
Викторова В.Д., 1964. Куганы у с Макушино на р. Нице // АЭБ. - т II
Вик’орова В.Д., 1968. Памятники лесного Зауралья в X-XIII вв н.э. // УЗ ПГУ 191
Труды камской археологической экспедиции. Пермь: ПГУ. - С.240-256
Викторова В.Д., 1973. Ликинский могильник X-XIII вв. // ВАУ. - Вып 12 - Свердловск-
УрГУ. - С.133-168.
Викторова В.Д., 2000. Угры в потоке Великого переселения народов // Российская архео-
логия: достижения XX и перспективы XXI вв.: Материалы научной конференции - -
Ижевск: УдГУ. - С. 196-200.
Викторова В.Д., 2008. Древние угры в лесах Урала. - Екатеринбург: ИИиА УрО РАН. -
208 с.
го Поволжья. Казань: КГУ. - С.106-110
Гарустович Г.Н.,
железного века в
Викторова В.Д., Кернер В.Ф., 1988 Памятники эпохи железа у озера Осинового // Матери-
альная культура древнего населения Урала и Западной Сибири. - Свердловск: УрГУ.
С. 129-141
Викторова В.Д., Морозов В.М., 1993. Среднее Зауралье в эпоху позднего железного века //
Кочевники Урало-Казахстанских степей. - Екатеринбург.
Викторова В.Д., Чаиркин С.Е., 1999. Останец Старичный - новый памятник Петрогромской
культуры // Охранные археологические исследования на Среднем Урале. - Вып.З.
Екатеринбург: НПЦ по охране и исп. пам. ист. и к-ры Свердловской о-ти. - С. 166-174.
Волков С.Р.. Пастушенко И.Ю., 2005-2006. Исследования Усть-Иргинского могильника
неволинской культуры // Finno-Ugrika, £ 9. С.5-39
Газимзянов И.Р., 1991. Об одном элементе погребального обряда некрополей Волжской
Булгарии ( по материалам Кожаевского могильника) //Проблемы археологии оедне-
го Поволжья. Казань: КГУ. - С.106-110	пямнргп
Гарустович Г.Н., Савельев Н.С. 2004. Исследования памятников элохк. брег гы-ра
железного века в горном течении р.Белой (к вопро. у об этнокуль ур
Южном Урале) // Уфимский археологический вестник. Вып. 5. Уфа.	паннег0
Гарустович Г.Н., Савельев Н.С.. 2004. И=ования —-	на
й ежегодник. Вып.5. Уфа. ГИЛЕМ.
1 их археологические параллели /
этнография', язык. Новосибирск.	_ с
Новосибирск: ИАЭ Со гмп.
Жертвенные покрывала манси и хан-
Новосибирск: Наука. СО.
г -------------------- д и ЗР1 дед "легенды и были таежного края. -
гемуев И.Н., Сагалаев А.М.. Соловьев А.И.. 198 •
Новосибирск: Наука, СО. -	176 с.	п^ведках в бассейне р.Сылвы, произведен
Генинг Вф„ 1951 Отчет об археологических ра; скогО музея. РА ИА РАН, р- . z
ных в 1951 г по поручению Кунгурского кра	игкПГО
589	С	В	эпоху	железа//Труды	казанского
Генинг В Ф . 1959 Очерк этнических культур’ ^"^Казань. Т.2	, ?й/
железного века в горном течении р.
Южном Урале) // Уфимский археологический _
С.93-118
Гемуев И.Н., 1985. Некоторые аспекты культа медведя и
/ Урало-Алтаистика: археология, :
Гемуев И.Н.. 2003. Народ манси: воплощение мифа. -
Гемуев И.Н., Бауло А.В., 2001. Небесный всадник.
тов. - Новосибирск: ИАЭ Со РАН. - 160 с. к.аыгм _
Гемуев И.Н . Сагалаев А.М.. 1986. Религия народа Maa™uni
А.М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова «"Л
Генинг В.Ф., 1962. Древнеудмуртский могильник Мыдлань-Шай // ВАУ, z 3. Свердловск-
УрГУ. - 158 с.
Генинг В.Ф., 1964. Деменковский могильник - памятник помоваговской культуры // ВАУ.
6. Екатеринбург: УрГУ. - С.94-163
Генинг В.Ф., 1967. Этногенез удмуртов по данным археологии // Вопросы финно-угорско-
го языкознания. Вып. IV. Ижевск: ИИЭЛЯ при СовМин УдАССР. - С.271-278
Генинг В.Ф., 1973. Программа статистической обработки керамики из археологических
раскопок/Z СА,и 1.
Генинг В.Ф., 1977. Памятники у с.Кушнаренково на р.Белой (VI-VII вв. н.э.) // Исследо-
вания по археологии Южного Урала. Уфа. - С.90-135
Генинг В.Ф., 1977а. Гляденовское костище - могильник с обрядом трупосожжения //
Древности Волго-Камья. Казань.
Генинг В.Ф., 1980. Опутятское городище - металлургический цен гр харинского времени в
Прикамье ( 2-я половина V - 1-я половина VI вв.н.э. // Памятники эпохи средневековья
в Верхнем Прикамье. - Ижевск: УдГУ. С.92-135
Генинг В.Ф., 1987. Так называемая «турбаслинская культура» // Новые археологические
исследования на территории Урала. Ижевск
Генинг В.Ф., Бунятян Е.П., ПустоваИов С.Ж., Рычков Н.А. 1990. Формализованно-статисти-
ческие методы в археологии (анализ погребальных памятников) . Киев.
Генинг В.Ф., Голдина Р.Д., 1970. Позднеломоватовские могильники в Коми-Пермяцком окру-
ге // ВАУ. В.9. Свердловск: УрГУ. - С.30-56
Генинг В.Ф., Голдина Р.Д., 1973. Курганные могильники харинского типа в Верхем Прикамье
// ВАУ. В. 12. Свердловск: УрГУ. - С.60-125.
Генинг В.Ф., Зданович С.Я., 1986. Лихачевский могильник на р.Ишим - памятник потчеваш-
ской культуры VI-VIII вв. н.э. // Ранний железный век и средневековье Урало-Ишимс-
кого междуречья. Межвузовский сборник. Челябинск: ЧГУ. - С.119-132
Генинг В.Ф., Стоянов В.Е. 1961. Итоги археологического изучения Удмуртии - ВАУ, вып.1.
Свердловск.
Герман Е.Ф., 2003. Металлические погребальные лицевые покрытия Волго-Камья эпохи
средневековья // Международное ( XVI археологическое) археологическое совещание.
Материалы международной научной конференции. 6-10 октября 2003 г. Пермь: ПГУ.
- С.140-141.
Голдина Р.Д., 1968. К вопросу о своеобразии неволинский памятников бассейна р. Сыл-
вы // УЗ ПГУ, z 191- Труды Камской археологической экспедиции. Пермь: ПГУ. -
Голдина Р.Д., 1970. Могильники VII-IX вв. на Верхней Каме // ВАУ. В.9. Свердловск:
УрГУ. - С.57-112
Голдина Р.Д., 1977. К вопросу о культурном единстве ломоватовских памятников // ДРев'
ности Волго-Камья. Казань. - С.42-51
Голдина Р.Д., 1985. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск: Иркутский
университет. - 280 с.
Голдина Р.Д., 1986. Исследования курганной части Бродовского могильника // Приур3'
лье в древности и средние века. Устинов: УдГУ. С.47-98
Голдина Р.Д., 1987. Жертвенное место Чумойтло в Южной Удмуртии // Проблемы изуче
ния древней истории Удмуртии. Ижевск: НИИ при СовМин УдАССР. - С.84-106
Голдина Р.Д., 1987а. Проблемы этнической истории пермских народов в эпоху железа Ч
Проблемы этногенеза удмуртов. Устинов.
Голдина Р.Д., 1993. Основные проблемы взаимодействия народов Приуралья в эпоху
железа по археологическим материалам // Историческое познание: традиции и нова
ции. Тезисы Международной теоретической конференции. Ижевск: УдГУ. - С.23-25
Голдина Р.Д., 1999. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск.
Голдина Р.Д., 1999. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск. УД
- 464 с.
Голдина Р.Д.,  002. Вклад Е.А. Халиковой в изучение этнической принадлежности среднов®
ковых памятников Южной Удмуртии // Вопросы древней истории Волго-Камья. Казань-
Мастер Лайн. - С.105-112	h
Голдина Р.Д., 2003. Миграции угров в Европу в I тыс. н.э. // Угры. Материалы VI Сибирс-
кого симпозиума «Культур, юе наследие угорских народов Западной Сибири» ( 9-11 «еК'
2003 г., Тобольск . Тобольск: гос. ист.-культ. музей-заповеднлк - С 57-63
m -w. «ТП угры предуралья „ „Г.ЕЙНОСТИ и СРСПНИЕ векл
Голдина Р.Д., Водолаго Н.В. 1984 Ааптк|»^1л,->. -	г< '^^Сх/Тп
Р Сылвы //Памятники железного века Камско-Вякжогоме^уТечья Ме*^* В бассейне
ник научных трудов. Ижевск: УдГУ. - с 3-35	^Уре ^ья. Межвузовский сбор-
Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. Могильники неволинской культупк. п п
кутск: Иркутский университет. - 176 с	ультуры в Приуралье. Ир-
Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989. Средневековые памятники Верховьев Камк, с00п
Изд-во УрГУ. - 216 с.	верховьев камы. Свердловск;
могильник - памят-
-| средне-
Голдина Р.Д., Королева О.П., Макаров Л.Д., 1980. Агафоновский I г -
ник ломоватовской культуры на севере Пермской области и Памятники“эпохи
веювья в верхнем Прикамье. Ижевск: УдГУ. - С.3-66
Головнев А.В., 1995. Говорящие культуры. Традиции самодийцев и угров - Екатеоин
бург: ИИиА УрО РАН. - 608 с.	Р ькатеРин-
Голубева Л.А., 1962. Археологические нам ники веси на Белом озере // СА 2* 3 - С 53
Голубева Л.А., 1966. Коньковые подвески Верхнего Прикамья И СА z 3 М • Наука -
С.80-98
Голубева Л.А., 1966. Коньковые подвески Верхнего Прикамья // СА, z 3.
Голубева Л.А., 19718. Символы солнца в украшениях финно-угров // Древнйя Русь и сла-
вяне. М.: Наука. - С.68-75	_
Голубева Л.А., 1979 Зооморфные украшения финно-угров // Археология СССР. САИ. -
Вып. Е1-59. - Л.: Наука. - 112 с.
Голубева Л.А., 1987. Весь // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. Археология
СССР. М.: Наука. - С.52-66
Голубева Л.А., 1987а. Марийцы // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. Археоло-
гия СССР. М.: Наука. - С.107-115
Голубева Л.А., Кочкуркина С.И., 1991. Белозерская весь. -Петрозаводск: Кар.НЦ ИЯЛИ
АН СССР. - 196 с.
Гондатти Н.Л., 1888. Следы язычества у инородцев Северо-Западной Сибири. - М.
Гордиенко А.В.. 2007. Страна Медведя // Ассоциация «Северная археология», http: //
www.northarch.ru/sever_6.htm
Грачева Г.Н., 1987. Об этнической принадлежности древних культовых мест о. Вайгач //
XVII Всесоюзная финно-угорская конференция (тезисы докладов) . - Ижевск
Гришаков В.В.. Зеленеев Ю.А., 1990. Мурома vIl-Xi вв. - Йошкар-Ола. МарГУ. - 77 с.
Губайдуллин А.М., Каримов И.Р., 2003. Города Волжской Булгарии. -Казань: Тат. книжн.
Изд-во. - 48 с.	. Qft
Даркевич В.П., 1976. Художественный металл Востока. - М.: Наука. - яув с
Денисов В.П. 1968. Заюрчимское VI поселение - памятник раннего «елезногс> век в
Среднем Прикамье// Труды Камской Археологической экспедиции. Bbin.lV. Уч. зап.
Дмитриев2В.А.'. 2003МЬМогильник Дюрсо - э;а”°»Н"8Я"среДнеГеков^ 2003.
Крым, Северо-Восточное Причерноморье и За
IV-XIII вв. Археология. - М.: Наука. -	С.200-206	_ м - внештор-
Древности Прикамья в собрании Государственного истор
гиздат. - 48 с.	Аппгаоа // Город Болгар. Очерки ремесленной
Закиева И.А., 1988. Косторезное дело Болгера ।
деятельности. - М.: Наука. - С.220-243	loul_Iy,Urnvw эпоху - МИА z 30. М.-
Збруева А.В. 1952. История населения Прикамья в а
.1947. Луговской могильник //_Труды	института этнографии АН
з°- м
, комплекс эпохи средневековья в Северне
Приобье. - Екагеринбург-Салехард: ИииА УрО Р	коллекция древностей И-IT вв.
Зь"<он Д.П., Федорова Н.В.. 2001. Холмогорский клад.
IX XIII во- в бассейне р.Чепцы /z^ ^®р,яп
М0ГИЛЬ Ижевск: УдИИЯЛ УрО АН СССР.
Л.
Збруева А.В., 1947а. Идеология населения Прикамья
СССР. - Вып. 1. - М-Л.
Збруева А.В., 1950. Пермский всадник
Збруева А В., 1952. История населения Прикамья в
Зеленый яр. 2005. Зеленый яр: археологический
Приобье. - Екатеринбург-Салехард:
Екатеринбург: Сократ. - 175
1ввнов А.Г., 1991. Качкашурский
- с. 136-180
А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Иванов А.Г., 1998. Этнокультурные и экономические связи населения бассейна р. Чепцы в
эпоху средневековья. - Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. - 308 с.
Иванов А.Г., 1999. Ранние материалы Кушманского городища по раскопкам А.П. Смирнова
в 1930 г.: предварительное сообщение// Новые исследования по средневековой археоло-
гии Поволжья и Приуралья. - Ижевск-Глазов: УдИИЯЛ УрО РАН. - С.135-144
Иванов А.Г., Голубкина А.Н., 1997. Древние варганы Прикамья // Вестник Удмуртского
университета. - и 8. - Ижевск: УдГУ. - С.93-107
Иванов А.Г., Иванова М.Г., Останина Т.И., Шутова Н.И., 2004. Археологическая карта
северных районов Удмуртии. - Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. - 275 с.
Иванов В.А. 1977. Некоторые предварительные замечания о хронологии и периодизации
культуры курмантау // Неолит и бронзовый век Поволжья и Приуралья. Куйбышев
Иванов В.А. 1982. Проблема культуры курмантау// Предуралье в эпоху бронзы и ранне-
го железа. Уфа.
Иванов В.А. 1982. Проблемы культуры курмантау// Приуралье в эпоху бронзы и раннего
железа. Уфа.
Иванов В.А. 1999. Древние угры-мадьяры в Восточной Европе. Уфа: Гилем.
Иванов В.А. 2006. Угорские племена в Восточном Закамье и Приуралье// История татар
с древнейших врЬмен в семи томах. Том II. Волжская Булгария и Велйкая Степь.
Казань: из-во «РухИЛ». - С. 408-417.	-
Иванов В.А., 1984. Путями степных кочевий. - Уфа: Баш.кн.изд-во. - 136 с.
Иванов В.А., 1990. О характере этнокультурного взаимодействия ранних волжских болгар
с уграми Южного Урала и Приуралья // Ранние болгары и финно-угры в Восточной
Европе. - Казань: КазНЦ АН СССР. - С. 108-117
Иванов В.А., 1993. Языческий погребальный обряд как этнокультурный показатель //
Археологические культуры и культурно-исторические общности большого Урала. -
Екатеринбург: ИИиА УрО РАН. - С.67-68
Иванов В.А., 1999. Древние угры-мадьяры в Восточной Европе. - Уфа: «Гилем». - 123 с.
Иванов В.А., Кригер В.А., 1987. Проблемы изучения средневековых кочевников Южного
Урала // Вопросы древней и средневековой истории Южного Урала. - Уфа
Иванов В.А., Обыденнова Г.Т. 2002. Современные концепции древней и соедневековой
истории Прикамья ( Вместо рецензии на монографию Р.Д. Голдиной «Древняя и сред-
невековая история удмуртского народа») // Исследовательские традиции в археологии
Прикамья. Ижевск: УдГУ.
Иванова М.Г. 1994. Истоки удмуртского народа. Ижевск:Удмуртия. - 192 с.
Иванова М.Г., 1982. Городище Гурья-Кар // Средневековые памятники бассейна р. Чеп-
цы. - Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. - С.3-26
Иванова М.Г., 1987. Некоторые проблемы этнокультурной истории удмуртов в конце I -
начале II тыс. н.э. // Проблемы изучения древней истории Удмуртии. - Ижевск: НИИ
при СовМин УдАССР. - С.70-83
Иванова М.Г., 1988. Производственные сооружения городища Иднакар И Новые исследо-
вания по древней истории Удмуртии. - Ижевск: УдИИЯЛ УоО РАН. - С.89-118
Иванова М.Г., 1989. Основные этапы этнической истории северных удмуртов // Новые
исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. С.5-19
Иванова М.Г., 1991. Погребальный обряд северных удмуртов в IX-XIII вв. И Материалы
по погребальному обряду удмуртов. Ижевск: УдИИЯЛ УрО АН СССР. С.35-55
Иванова М.Г., 1998. Иднакар. Древнеудмуртское городище IX-XIII вв. - Ижевск: УдИИ-
ЯЛ УрО РАН. - 294 с.
Иванова М.Г., Степанова Г.А., 2004. Вещевой материал городища Иднакар в контексте
исследованного пространства ( по материалам раскопок 1999 г.) И Удмуртской архео-
логической экспедиции - 50 лет. Материалы Всероссийской научной конференции.
Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. С.238-263
Измайлов И.Л., 2000. Балымерский курганный могильник и его историко-культурное значе-
ние // Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары. Доклады международной’
науч, симп по вопр. археологии и истории. СПб.: «Вести». С.70-86.
Истомина Т.В., 1992. Комплекс погребения 37 Чежтыягского могильника И Проблемы
финне угорской археологии Урала и Поволжья. Сыктывкар: КНЦ УрО РАН. С.127-136
Истомина Т.В., 1999. Во.минский могильник И Этнокультурные процессы в древности на
Европейским Северо-Востоке. Материалы по археологии Европейского Северо-Восто
ка. В 16. Сыктывкар: КНЦ ИЯЛИ УрО РАН. С.76-102
TJ. Теий,ЗЬ"К°ЛЬ.1^ИГ"РУМеНТЫ ПР™амья и Приуралья // Советс-
,,_1978. Памятники болгарского времени в восточных районах Татарии М.:
1981. Кушнаренковские памятники Нижнего Прикамья // Об исторических
m	угры предуралья „ ЯРСВНОСТМ и средние веы ЛЙЭГ
Источники по этнографии Западной Сибири. 1987. - Томск: Изд-во Том ГУ ТГ
К истокам мифологических образов культовой пластики Европейского с., ' \ С
тывкарский гос.ун-т Музей археологии и этногоаЛии ,^веро’В(х:т'>«а. Сык-
expo/cult.asp	этнографии // http://www.komi.com/eam/
Казаков EJT. 1968. О назначении погребальных лицевых покрытий Танкеевското мпгипии
ка ( об одном элементе погребального обряда) И Ученые записки ПГУ »19° Тохды
Камской археологической экспедиции. Пермь: ПГУ. С.230-239	2 ' руды
Казаков Е.П., *
кая этнография. Т.1. М.: Наука. С. 107-109
Казаков Е.П.,
Наука. 132 с.
Казаков Е.П.,
памятниках по долинам Камы и Белой. Казань С. 115-135
Казаков Е.П., 1985. О характере связей волжских булгар с финнами и уграми в X - XII
вв. // Древние этнические процессы Волго-Камья. АЭМК. вып. 9 Йошкао-Ола- Man
НИИ. С.24-37	н ’ р
Казаков Е.П., 1987. О происхождении и этнокультурной принадлежности средневековых
прикамских памятников с гребенчато-шнуровой керамикой // Проблемы средневеко-
вой археологии Урала и Поволжья. Уфа.
Казаков Е.П., 1988. О некоторых элементах языческой культуры угров Урало-Поволжья //
Проблемы древних угров на Южном Урале. Уфа: БНЦ УрО РАН С.79-87.
Казаков Е.П., 1989. О поломской керамике Волго-Камья // Новые исследования по этно-
генезу удмуртов. Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. С.34-42
Казаков Е.П., 1991. Булгарское село X-XIII вв низовий Камы. Казань: Тат. кн. изд-во.
176 с.
Казаков Е.П., 1991а. Об этнокультурных контактах населения Западного Закамья с наро-
дами Урало-Прикамья в IV-XII вв. н.э. // Исследования по средневековой археологии
лесной полосы Восточной Европы. Ижевск: УдИИЯЛ УрО АН СССР. С.111-123
Казаков Е.П., 1992. Культура ранней Волжской Болгарии. М.: Наука. 336 с.
Казаков Е.П., 1994. Об этнокультурных истоках круглодонной керамики средневековых
памятников Волго-Камья // Проблемы средневековой археологии волжских финнов.
АЭМК. вып. 23. Йошкар-Ола: МарНИИ. С.86-95
Казаков Е.П.. 2001. Волжские болгары и угорский мир Урало-Поволжья ра ьское
археологическое совещание Тезисы докладов международной научной конференции.
Оренбург: ОГПУ. С.160
Казаков Е.П., 2001а. Чияликская культура // Очерки по археологии Татарстана. Казань:
АНРТ. С.221-224
Казаков Е.П.. 20016. О причинах и последствиях миграции приуральского
Среднюю Волгу в IX в. н.э. ,
Йошкар-Ола: МарНИИ. С.66-71
Казаков Е.П.. 2001 в. 1
XI вв. // Культуры евразийских степей второй половины I тыс
ма) .- Т.2. - Самара: Адм. Самарской области. - С.170-179
Казаков Е.П.. :
ких болгар IX-XIV вв.
бург-Ханты-Мансийск: Академкнига. С.125-126
Казаков Е.П., 2002а. О локализации мадьяр в IX в.
Камья. Казань: Мастер Лайн. С.53-57
Казаков Е.П., 2003. Этапы археологического
Поволжья // Угры. Материалы VI Сибирского
Угорских народов Западной Сибири» ( 9-1 дек. 20 г
культ.музей-заповедник. С.76-78.	истоки и .......
аэаков Е.П.. 2003а. Чияликская культура: те₽РиториЯе Р угорских народов Западной
апы у| Сибирского симпозиума «Культурное	ист-культ, музей-заповедник.
Сибири» (9-11 дек. 2003 Г.. Тобольск) . Тобольск, гос. ист. ку
W С 79-87	.	fW„.1x культур Урало-Повол-
•^ков Е П„ 20036. Динамика развития и взаи^д® у^льское)^ археологическое совеща-
*ья эпохи средней- овья // Международное <	g.i о октября 2003 г. Пермь.
Материалы международной научной конф Р
// Древности Поволжья и Прикамья. АЭМК, вып.25.
О некоторых группах деталей поясного набора волжских болгар IX-
н		.н.э. ( из истории косую-
c.170-179
^^о^^Г^лл-угров VP-o-Поволжья в древностях волжс:
// Северный археологический конгресс. Тез. докл. Екатерин
// Вопросы древней истории Волго-
исследования средневековых угров Урало-
симлозиума «Культурное наследие
Тобольск) . Тобольск, гос. ист.
истоки // Угры. Матери-
В	«...  А
(	музей-заповедник.
(9-11 дек. 2003 г. Тобольск) . Тобольск, гос. и
А.М. Белавин. В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
С. 159-160.
Казаков Е.П., 2004 Постпетрогромская культура: истоки, время, территория // Четвертые
Берсовские чтения. Екатеринбург: COKM. С. 120-128.
Казаков Е.П., 2004а. Этнокультурные компоненты волжских булгар IX-XI вв. (по матери-
алам памятников Закамья) // Древность и средневековье Волго-Камья. Материалы
третьих Халиковских чтений. Казань-Болгар: АН PT. С.82-86
Казаков Е.П., 2007. Волжские болгары, угры и финны в IX-XIV вв.: проблемы взаимодей-
ствия. Казань: ИИ АНТ. - 208 с.
Казанцева О.А., 2004. Кудашевский могильник - памятник эпохи Великого переселения
народов в Среднем Прикамье // Удмуртской археологической экспедиции - 50 лет.
Ижевск: УлИИЯЛ УрО РАН. С.132-139
Казанцева О.А., Ютина Т.К., 1986. Керамика кушнаренковского типа Благодатского I
городища // Приуралье в древности и средние века. Межвузовский сборник научных
трудов. Устиной: УдГУ. С.110-129
Казанцева Т.Г., Чемякин Ю.П., 1999. Гравировки на металлических изделиях эпохи ран-
него железа Приуралья и Зпадной Сибири // 120 лет археологии восточного склона
Упрала. Первые чтения памяти В.Ф. Генинга. - Ч. 1. - Екатеринбург
Канивец В.И., 1964. Канинская пещера. М.	(
Карачаров К.Г., 1991. Погребальная керамика Сургутского Приобья XIII-XIV вв. // Ис-
следования по средневековой археологии лесной полосы Восточной Европы. - Ижевск:
УдИИЯЛ УрО АН СССР. С.205-218
Карачаров К.Г., 1993. Хронология раннесредневековых могильников Сургутского При-
обья // Хронология памятников Южного Урала. - Уфа: УНЦ ИИЯЛ РАН. С.110-118
Карачаров К.Г., 1997. Отчет о научно-исследовательской работе. Археологические иссле-
дования погребальных комплексов в урочище Сайгатино в 1996 г. (Раскопки могиль-
ника Сайгатинский V и обследование могильника Сайгатинский VI) : рукопись. Екате-
ринбург. 45 с.
Карачаров К.Г., 1999. Отчет о научно-исследовательской работе. Исследования могильни-
ка Сайгатинского VI и селища Кучуминского IV: рукопись. Сургут. Кн. 1. 65 с.
Карачаров К.Г., 2001. Отчет о научно-исследовательской работе. Археологические иссле-
дования на могильнике Сайгатинский I в 2000 г.: рукопись. Сургут. 25 с.
Карачаров К.Г., 2002. Антропоморфные куклы с личинами VIII-IX вв. из окрестностей
Сургута // Материалы и исследования по истории Северо-Западной Сибири. - Екате-
ринбург: УрГУ. С.26-52
Карачаров К.Г., 2002а. Отчет о научно-исследовательской работе. Археологические иссле-
дования на могильнике Сайгатинский VI и селище Кучуминское IV в 2001 г.: руко-
пись. Сургут. Кн. 1. 58 с.
Карачаров К.Г., 2003. Отчет о научно-исследовательской работе. Археологические иссле-
дования на могильнике Сайгатинский VI и селище Кучуминское IV в 2002 г.: руко-
пись. Сургут. Кн. 1. 56 с.
Карачаров К.Г., 2004. Отчет о научно-исследовательской работе. Раскопки могильника
Барсов городок ( Барсовский I) в Сургутском районе ХМАО в 1989 г.: рукопись. Екате-
ринбург. 59 с.
Карачаров К.Г., 2005. Отчет о научно-исследовательской работе. Археологические иссле-
дования на могильнике Сайгатинский VI и селище Кучуминское XXII в 2004 г.: руко-
пись. Сургут. Кн. 1. 101 с.
Карьялайнен К.Ф., 1994. Религия югорских народов: Пер. с нем. Н В Лукиной. Т.1. - Томск.
ТГУ. 152 с.
Карьялайнен К.Ф., 1995. Религия югорских народов: Пер. с нем. Н В Лукиной. Т.2. - Томск.
ТГУ. - 284 с.
Кернер В.Ф., 1998. Комплекс эпохи позднего железного века на правобережье р.Исети //
Урал в прошлом и настоящем. Материалы научной конференции 4 1.- Екатеринбург-
ИииА УрО РАН. С.62-66
Кленов М.В., 1999. Озепьсгий могильник // Этнокультурные процессы в древности на
Ев! one иском Сеь эро-Восгоке. Материалы по археологии Европейского Северо-Вос<о-
ка. В.16. Сыктывкар- КНЦ ИЯЛИ УрО РАН. С 103 - 114
Кленов М.В.. Игушев А.Р., 2005. Поселение Гуль-Чунь // Памятники эпохи камня, раннего
метал По и средневековья Европейского Северо-Востока. Материалы по археологии Ев
ропейскою Северо-Востока. Вып.17 Сыктывкар: КНЦ ИЯЛИ УрО РАН. С.78-90
И прыгов-
1984. Культуры таежного Приишим
(ГТ, угры прЕдуРДПЬЯ в ДРЕВности И	Av
Ковригин А.А., Шарапова С.В 1998 ПппКпоЛ	;Х' р
скоро типов // Урал в прошлом и настоящем'Хтериалы на^- КаШИНСЮГ0 и прыгов-
Екатеринбург: ИИА УрО РАН С 67-73	Р ЛЫ Научнои конференции. Ч 1 -
Коников Б А. 1984. Культуры таежного Приишимья VI ХШ OD д
Новосибирск.	VI-XIII вв. Автореферат канд. дисс.
Коников Б.А., 1984. Усть-Ишимские курганы и некоторые вопросы ранне™
тории таежного Прииртышья. И Западная Сибирь в anoxv г™™ Р ДНевековой ис’
Коренюк С.Н. 1994. Ананьинская культура южнотаежног ПрикаХлТ
сы истории, культуры, образования, экономики северно/о Прикамья к В°ПР°'
королев К.С., 1978. Джуджит Яг - многослойный памятни на Вычегде Л Аохе^по
СССРНСК7И1Э8П7ОХИ ПаЛе°М6ТалЛа в СевеР"™ Приуралье. СыХкаЛ иХ^
Королев К.С., 1999_ Новые материалы поселения Угдым II И Этнокультурные процессы в
древности на Европейском Северо-Востоке. Материалы по археологии ₽»™ 4 -
Северо-Востока. В.16. Сыктывкар: КНЦ МЯЛИ УрО РАН. С.58-65 ЕвР°пеиског°
Корякова Л Н„ 1988. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири (Саргатская
культура) . Свердловск: УрГУ	р k аргатская
Корякова Л.Н. 1993. Культурно-исторический общности Урала и Западной Сибири (То-
боло-Иртышская провинция на ранней и средней стадиях железного века) • Автореф
дис. докт.ист.наук. - Новосибирск.
Косарев М.Ф. 2003. Основы языческого миропонимания. - М.: «Ладога-100». - 350 с.
Крыласова Н.Б. 2001. Реконструкция костюма по материалам Рождественского и Огур-
динского могильников X-XI вв. // Археология и этнография Среднего Приуралья. Вып.1.
Березники: ПГУ. С.122-137
Крыласова Н.Б. 2001а. История прикамского костюма. Пермь: ПГПУ. 260 с.
Крыласова Н.Б. 2004. Гребни из материалов Рождественского городища на р. Обва как
показатель этнокультурных связей // Путями средневековых торговцев: Сборник ма-
териалов «круглого стола» в рамках Международного (XVI Уральского) археологичес-
кого совещания. - Пермь: ПГПУ. - С.47-57
Крыласова Н.Б. 2006. Об интерпретации кресал с сюжетом, известным в историографии
как «Один и вороны» // РА, и 4. С.64-73
Крыласова Н.Б. 2007. Археология повседневности. Пермь: ПГПУ. 352 с.
Крыласова Н.Б. 2007а. Маркирующие элементы материальной культуры угров эпохи сред-
невековья // Пермские финны: археологические культуры и этносы. - Сыктывкар: КНЦ
УрО РАН. С.166-172
Крыласова Н.Б.. Бочаров И.В. Бочарова Е.О., 1997. Некрополь Рождественского археоло-
гического комплекса //Охранные археологические исследования на Среднем Урале. Вып.
1. Екатеринбург: изд. «Екатеринбург». С.101-125	i\/_
Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья,
XIII вв. Археология. М.: Наука. 533 с.	_ япп
Кулемзин В.М., 1976. Шаманство васюганско-ваховских хантов (конец
~ Томск: ТГУ. - С.3-154	_. тгу _ 191 с
Кулемзин В.М., 1984. Человек и природа в верованиях хантов^ - °	_ обряды
Кулемзин В.М. 1990. Методические аспекты изучения погребального обряда // Обряд
народов Западной Сибири. - Томск: ТГУ. - С.87-105. rtrl.nul,MK. / поедварительная
Кулаков Ю.М., Старков А.В. 1997. Пылаевский грунтовый могильник
публикация) // Охранные археологические исследова
Екатеринбург: изд. «Екатеринбург». С-130"147Уя(.ягско_МинуСинской котловины. М.
Кызласов Л.Р., 1960. Таштыкская эпоха в истории Хакас	х торгОвцев: Сборник
енЧ Г.Т., 2004. Гребни городища Анюшкар Путями	уральского) археологи-
материалов «круглого стола» в рамках Международного (
веского совещания. - Пермь: ПГПУ. - С.58-7	пш/моалья в средние века. Ижевск.
Пе°нтьев А.Е., 1999. Меря II Финно-угры Поволжья и Приуралья
л УдИИЯЛ УрО РАН. С.18-66	,nul _ Соеднем и Верхнем Прикамье,
^пихин А.Н.. 2007. Костища гляденовской культуры в Средн
Лы. е^Мь: ИД «Типография купца Тарасова». костище / Материалы Ра^^°м
гг:НИз	краеведческого музея. Пермь:
<ХИЛ А.М. Белавин. Б.А. Иванов, Н.Б. Крыласова ^vTri vfi*4n
Лещенко В.Ю., 1976 Использование восточного серебра на Урале // Даркевич В.П. Худо-
жественный металл Востока. М.: Наука. Приложение 2. С.176-188
Лещинская Н.А., 2002. К вопросу об этнической специфике памятников вятского бассейна I
- начала II тыс. н.э. И Социально-исторические и методологические проблемы древней
истории Прикамья. Ижевск: УдГУ. С.38-69
Липина Л.И., 2006. Иконография арочных шумящих подвесок с образом медведя в Приура-
лье // Пятые Берсовские чтения. Екатеринбург: COKM. С. 152-155
Липина Л.И., 2007. Образ медведя в ископаемых костюмных комплексах: к реконструкции
духовной культуры древних жителей Прикамья // email: lipinali@udm.ru
Лукина Н.В., 1990. Предисловие // Мифы, предания, сказки хантов и манси. - М.: Гл. ред
восточной лит-ры. - С.5-57.
Лунегов И.А., 1954. Редикарский могильник на р. Вишере. Отчет. РА ИА РАН. Р.1
4094
Мажитов Н.А., 1976. Южный Урал и переселение народов в I и начале II тыс. // Этно-
культурные связи населения Урала и Поволжья с Сибирью, Средней Азией и Казах-
станом в эпоху железа. - Уфа. - С.6-9
Мажитов Н.А., 1977. Южный Урал в VII-XIV вв. - М.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы Южного Урала! VIII-XII вв. - М.
Мажитов Н.А., 1987. Некоторые замечания по раннесредневековой археологии Южного
Урала // Вопросы древней и средневековой истории Южного Урала. Уфа.
Мажитов Н.А., Султанова А.Н., 1994. История Башкортостана с древнейших времен до
середины XVI века. Уфа.
Майтинская К.Е., 1966. Финнно-угорские и самодийские языки ( введение) // Языки наро-
дов СССР. Т. 3. - М.
Макаров Н.А., 1982. Камско-вычегодская керамика на р. Шексне // Средневековые па-
мятники бассейна р. Чепцы. Ижевск. С.125-131.
Макаров Н.А., 1983. Чашевидные сосуды средневековых памятников Верхневолжско-Шек-
снинского района // КСИА. Вып. 175. С. 18-25.
Макаров Н.А., 1989. О некоторых пермско-финских элементах в культуре Северной Руси
// Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. С.51-64
Макаров Н.А., 1991. Лепная керамика поселения Крутик // Голубева Л.А., Кочкуркина
С.И. Белозерская весь. Приложение. Петрозаводск: Кар.НЦ ИЯЛИ АН СССР. С.129-
165
Макаров Н.А., Чеснокова Н.Н., 1992. Средневековое поселение в Устюжском крае //Про-
блемы финно-угорской археологии Урала и Поволжья. Сыктывкар- КНЦ УрО РАН.
С.121-127
Марков В.Н. 1987. Городище Гремячий Ключ // Древности Среднего Поволжья. Археоло-
гия и этнография Марийского края. Вып. 13. Йошкар-Ола.
Марков В.Н. 1988. О происхождении и культурной принадлежности вятских городищ
ананьинскою времени// Памятники первобытной эпохи в Волго-Камье. Казань.
Марков В.Н. 1997. Волго-Камье и финский мир в начале раннего железа // Finno-Ugrika,
г 1 - С.3-24
Марков В.Н. 2001. Общая характеристика раннего железного века. Памятники Нижнего
Прикамья VIII-V вв. до н.э. // Очерки по археологии Татарстана. Казань: АНРТ.
С.74-83
Марков В.Н. 2007. Нижнее Прикамье в ананьинскую эпоху ( Об этнокультурных компо-
нентах ананьинской общности) . Казань: ИИ АН РТ.
Матвеева Г.И., 1975. Памятники кара-якуповского типа в Приуралье // Из истории Сред-
него Поволжья и Приуралья. Куйбышев.
Матвеева Н.П. 1993. Саргагская культура на среднем Тоболе. Новосибирск: Наука.
Матвеев.! Н.П., 1994. Ранний железный век Приишимья. Новосибирск: Наука.
Матвеева Н.П., 1990. К вопросу об этнической интерпретации памятников кашинского типа /
/ Проблемы исторической интерпретации археологических и этнографических источников
Западной Сибири. - Томск: ТГУ. С.187-188.
Матвеева Н.П., Берлина С.В., Рафикова Т.Н., 2008. Коловское городище. - Новосибирск.
Наука. 240 с.
Материалы по археоло!ии Удмуртии, 1995. Ижевск: УДИИЯЛ УрО РАН. 176 с.
Мельников С., 1852. Сведения о мансах, кочующих в Березовском округе // Вестник импера
- Новосибирск: Изд-во
М.: Гл. ред. восточной лит-ры, 1990.1-
568 с.
УГРЫ прЕДУРАЛЬЯ „ арЕвности и
•горского географического общества. - Вып V отл vi г он
Мельничук А.Ф Лепихин А.Н.. 2002. Медно-бронМвое культовое литке г
тища И проблема соотношения гляденовских и кулайских т,	Гляденовского кое-
го железного века Евразии // Северный археологический	археолог™ ранне-
бург-Ханты-Мансийск Академкнига. С 130-132	конгресс. Тез. докл. Екатерин-
Мельничук А.Ф., Соболева Н.В. 1986. Селище Пеньки - памятник хаоинсклт
Чусовой // Приуралье в древности и средние века. Устинов =,99 109 вРемени на р.
Минасян Р.С., 1995. Техника литья кчудских образков»// АСГЭ 32 СПб
Мингалев В.В.. 2007. Хронология и функциональная интерпретация паоных ян, ш...
с0к // Формирование и взаимодействие уральских народов в изменяющейся этнокульт™
ной среде Евразии. Проблемы изучения и историография Чтения память к Р >' у тур-
ва. Уфа: «КИТАП». С.296-303	ПЭМЯ™ К В' Сальнико-
Мингалев В.В., 2008 Историческая реконструкция тактики ведения войны в харинскую
эпоху Прикамья ' Труды КАЗН - Вып. V: Университет и историко-культурное на-
следив региона. - Пермь: ПГПУ. - С.221-228
Мифология манси. Энциклопедия уральских мифологий. - Т.П.
ИАиЭ СО РАН, 2001. - 196 с.
Мифы, предания, сказки! хантов и манси. -
Михеев А.В., 2001. Истоки и причины появления обряда кремации в древнемарийских
могильниках ( историография вопроса) И Древности Поволжья и Прикамья. АЭМК,
вып.25. Йошкар-Ола: МарНИИ. С.131-135
Михеев А.В., 2002. О так называемых «жертвенно-ритуальных комплексах» в погребениях
средневековых древнемарийских могильников // Проблемы древней и средневековой
истории Среднего Поволжья. Материалы вторых Халиковских чтений. Казань: АН РТ.
С.161-164
Михеев В.К., 1982. Коньковые подвески из могильника Сухая Гомольша // СА, z 2.
Мищенко О.П., 2001. К вопросу о происхождении, хронологии и сакральном значении
медных и бронзовых изделий со святилищ в Среднем Зауралье // Охранные археоло-
гические исследования на Среднем Урале. Вып.4. Екатеринбург: Мин.культ. Сверд-
л.о-ти. С.140-150
Мищенко О.П., 2001а. Культовый комплекс с вершины Синей горы ( по материалам раско-
пок А.И. Россадович) // Охранные археологические исследования на Среднем Урале.
В.4. Екатеринбург: НПЦ по охране и исп. пам. ист. и к-ры Свердловской о-ти. С.151-
159
Могильников В.А.,
Сибири в конце 1 - начале 2 тыс.н.э. // Проблемы археологии Евразии, м.
Могильников В.А., 1964. Население южной части лесной полосы Западной Сибири в конц
I - начале II тыс. н.э. Автореферат канд. дисс. М.
Могильников В.А., 1968. Культура племен лесного Прииртышья IX - ^начал • • •
//УЗ ПГУ 
191
Могильников В.А., 1971. К вопросу о связях
тыс. до н.э. - I тыс. н.э. // АЭБ. Т.4. Уфа. С.151-157
Могильников В.А., 1974. К вопросу о дифференциации -
в । тыс. н.э. // СА °' л
Могильников В.А.,
этнической интерпретации керамики вожпайского поиимм Томск. С. 94.
ападной Сибири по археологическим и этнографическим ибиои // Финно-угры и
М®и_пьников в А л 98? £ ры и самодийць, урала и Западной Сибири //фи
, 1991. Контакты населения лесной полосы Приуралья и
начале II тыс.н.э. .
1991. Контакты населения лесной полосы Приуралья и Западной
начале 2 тыс.н.э. // Проблемы археологии Евразии. М.
1УОО. культура племен лсипи.м 	----- Г 9RQ-
191. Труды Камской археологической экспедиции, ер
населения Башкирии и Зауралья в конце I
—*
этнической общности обских угров
этнографическим Данным. Том^. С.Д „
I -
м/алть- в ЭПОХУ средневековья. - М.: Наука. - С.163-235 п„,,ипяпьа и
гильников В.А.. 1991. Контакты населения лесной полосы р *_
// Проблемы археологии Евразии.
^0rMnbHHKOB В.А., 1992. Саргатская культура // Степная полоса Азиатск
МогмКИФ° CdpMaTCKOe вРемя // Археология СССР. - М..	кЛ/ЛЬТУры в
ельников В.А., Коников Б.А., 1983. Могильник потчевашско -У
иРтышье ц СА « 2	г к вппоосу о возможно-
Л<^?ИН В'И'*1983- Ретроспективный метод и опыт	// Методологические и фи-
269
Западной Си-
- М.: Наука. -
биРи в конце I -
С.57-105.
части СССР в
Среднем При-
ССТП	А.М. Белавин, В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова
лософские проблемы истории. - Новосибирск. - С. 284.
Молодин В.И., Бобров В.В., Равнушкин В.Н., 1980. Айдашкинская пещера. - Новосибирск
Монгайт А.П. 1962. Задачи и возможности археологической картографии // СА, z 1.
Морозов В.М., 1994. Курганный могильник Исетское XIIIA // II Берсовские чтения. - Екате-
ринбург.	_
Морозов В.М., 2004. История изучения пертрогромской культуры // Четвертые Берсовские
чтения. - Екатеринбург: СОКМ. - С.110-114
Морозов В.М., Панина С.Н., 1997. Городище Янычково ( Предварительные результаты
исследования // Охранные археологические исследования на Среднем Урале. - Вып.1, -
Екатеринбург: НПЦ по охране и исп. пам. ист. и к-ры Свердловской о-ти. - С.76-90
Морозов Ю.А. 2004. Новые памятники курмантауской культуры в горной зоне верхнего
течения р.Белой // Уфимский археологический вестник. Вып. 5. Уфа.
Мошкова М.Г. 1974. Происхождение раннесарматской ( прохоровской) культуры. М: На-
ука.
Мурыгин А.М., 1992. Печорское Приуралье: эпоха средневековья. - М.: Наука. - 180 с.
Наследие варягов (диалог культур) , 1996. Bores: Statens Historiska Museum. 120 с.
Немкова В.К. 1985. Природные условия Южного Предуралья в эпоху бронзы// Бронзо-
вый век Южного Приуралья. Уфа.	(
Никитина Т.Б., 1999. Мари // Финно-угры Поволжья и Приуралья в средние века. -
Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. - С.161-206
Никитина Т.Б., 2001. Жертвенно-поминальные комплексы как этноопределяющий при-
знак погребального обряда марийцев в эпоху средневековья И Древности Поволжья и
Прикамья. АЭМК. - Вып.25. - Йошкар-Ола: МарНИИ. С.42-51
Никитина Т.Б., 2002. Марийцы в эпоху средневековья. - Йошкар-Ола: МарНИИ. - 432 с.
Оборин В.А., 1951. Плеховский могильник на Каме // КСИИМК. - Вып. XXXVI. М.-Л. -
Оборин В.А., 1953. Баяновекий могильник на р.Косьве // УЗ МолГУ. T.IX, в.З. Труды
камской археологической экспедиции. - Харьков: Харьк.ГУ. - С. 145-160
Оборин В.А., 1953а. Рождественское городище и могильник // УЗ МолГУ. T.IX. - Вып.З.
Труды камской археологической экспедиции. - Харьков: Харьк.ГУ. - С. 161-177
Оборин В.А., 1954. Отчет о работе Верхнекамского отряда КАЭ Молотовского университе-
та в июле-сентябре 1953 г. РА ИА РАН, р1, 912, и 3100.
Оборин В.А., 1961. Отчет о работах археологической экспедиции Коми-пермяцкого ок-
ружного краеведческого музея им. Субботина-Пермяка в сентябре и октябре 1960 г.
РА ИА РАН. Р1, г 2091
0б°£Ио ^А” 19^’ Раскопки памятников железного века в Верхнем Прикамье // ВАУ. -
z 2’ л р°® Уральское аРхеологическое совещание. - Свердловск: УрГУ. - С.95-99
орин В.А., 1962а. Отчет о работе археологической экспедиции ПГУ и Коми-окружного
краеведческого музея в июле 1981 г. РА ИА РАН, р1 2280
Об°мья « ВАУ 97 Рк?пТЧег™е особеннос™ средневековых памятников Верхнего При®-
мья // ВАУ. - Вып.9. - Свердловск: УрГУ. - С.3-29
ОбО₽СН1 32 973' М0ГИЛЬНИК Телячий Брод VII-XII // ВАУ. Вып.12. -Свердловск: УрГУ-
Оборин В.А 1976. Древнее искусство народов Прикамья
Пермь: Пермское кн. изд-во. - 190 с
Оборин В.А., 1999. Коми-пермяки// Финне
- Ижвеск: УжИИЯЛ УрО РАН - с
Оборин В.А., Чагин Г.Н., 1988. Чудские
Пермь.
Обыденное М.Ф. 1986. Поздний бронзовый
Обыденное М.Ф. 1998. Межовская к
Обыденное М.Ф., Шорин А.ф.	Уфа'
древних уральцев ( черкаскульская м логическ-'1е культуры позднего бронзового яь
Овсянников В.В., Савельев Н.С АкбипоУ1еж°в^каякультуры) .Екатеринбург.
ник в лесостепном Приуралье Уфа Т°В И М‘’ Васильев В.Н. 2007. Шиповский могил
Овсянников В.В., Яминов А.Ф. 2(ХИ Ил	к
(1911-1912 годь.|) // Уфимский аоу^ЛеД°ВаНИЯ мо ильника у Чертова городища в > Ф
Овсянников О.В., 1994. Племенной РХтСп°П0Гический вестник. Вып.4. Уфа.
( Ортинское городище VI-X вв) // цР летописной «Печеры» на берегу Ледовитого оке-1
270	’ ,/Новь,е сочники по археологии Северо-Запада. СЛ&-
Пермский звериный стиль. ~
-угры Поволжья и Приуралья в средние века.
э5-299.
древности Рифея. Пермский звериный стиль.
век Южного Урала. Уфа
культураю Уфа.
» древности и средние
У ГРЫ предуралья
ИИМК РАН. С.133-163
Овчинникова Б.Б. 1986. О зауральских памятниках сылвенской ,т
начала II тысячелетия нашей эры // Ранний «Хэный я«КУЛЬТУ₽Н0Й о6лас™ ^н-
:.	ныи век и средневековье Урало-
Ожередов Ю.И., Приступа О.И . 1997. Позднесредневековые
из Надымского Приобья // Актуальные проблемы доеянеГ^'® бЛЯХИ Со 8саДниками
Сибири. - Томск: ТГУ. - С.317-327	“древней и средневековой истории
Останина Т.Н. 1997. Население Среднего Прикамья ь
Очерки истории ;, 1999. Очерки истории традиционного землепользования
лы к атласу) . - Екатеринбург: «Тезис». - 216 с.	^ния
0ЧетРомскУ7гУуРОГ4Н75 с 1"4' 0ЧвРКИ КуЛЬТу₽Огенеза БРОДОВ Западной Сибири
Очерки :, 2002. Очерки археологии Пермского Предуралья - Пермь- ПГПУ
Оятева Е.И., 1998. Язык искусства ( По материалам художественной
стики Прикамья I - нач. II тыс.н.э.)
Оятева Е.И., 1999. Бляхи-медальоны <' изображением головы медведя с реки Кын //АСГЭ
- Вып.34. СПб.: ГЭ. - С.187-192
Оятева Е.И., 2003. Искусство Прикамья по материалам художественной металлической
пластики. - Пермь: ПГПУ. - 130 с.
Пантелеева С.Е., 2007. Комплекс 1 аргатской керамики г1авлинова городища (опыт анализа
морфологии и орнаментации) // Археология, этнография и антропология Евразии, z
1 (29) . - Новосибирск: ИАЭ СО РАН. С.81-92
Паромов Я.М., 2003. Хазарский период ( VIII - начало X в.) // Крым, Северо-Восточное
Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья, 2003. IV-XIII вв. Археология. -
М.: Наука. - С.161-168
Пастушенко И.Ю., 1993. Контакты неволинского населения с Зауральем (по материалам
керамики) // Историческое познание традиции и новации. Тезисы Международной
теоретической конференции. - Ижевск: УдГУ. - С.94-96
Пастушенко И.Ю., 2004. К вопросу о времени существования петрогромской культуры ( по
материалам памятников Приуралья) // Четвертые Берсовские чтения. - Екатерин-
бург: СОКМ. - С.115-119.
Пастушенко И.Ю., 2005-2006. Кишертский могильник в бассейне р.Сылвы // Finno-Ugrika.
- z 9. - С.40-70
Патканов С. 1891. Стародавняя жизнь остяков и их богатыри, по былинам и сказаниям /
/Живая старина. - Вып. 3-4. СПб, с. 67-108.
Патрушев В.С. 1984. Марийский край в VII-VI вв. до н.э. Йошкар-Ола.^ йп11|ИЯП.
"атрушев В.С. 1992. Финно-угры России (II тыс. до н.э. -
Ола.
Пелих Г.И., 1972. Происхождение селькупов. - Томск: ТГУ^
етренко А.Г., 2002. Варианты форм захоронения частей
^ганского и Танкеевского могильников ,
По Казань: Мастер Лайн. - С. 152-155
Досенова Ю.А., 2006. Калачевидные bmguhhdic ......... 	п крпсовские чте-
нология изготовления, происхождение и распространение
Пип?1”’ ’.^этеринбург: СОКМ. - С. 166-171
Пс1п^^еАНем Прикамье И Уч. зап. ПГУ, и 148. Пермь.
лаков Ю.А., 1973. Отчет о полевых исследованиях в
ца I ‘ 1
Иртышского междуречья. Челябинск
в HI-V вв. Ижевск.
।хантов (материа-
- 254 с.
// АСГЭ. - § 33. - СПб. МеТаЛЛИЧеской пла-
начало II тыс.н.э.) . Йошкар-
- 423 с.
коня в погребениях Больше-
// Вопросы древней истории Волго-Камья. -
височные украшения Пермского ПредУР^ тех-
п — - Екатеринбург: COKM. - C.1bb-ir 1	„„пк-п/оы в Верхнем и
яков Ю.А. 1967. Итоги изучения памятников гляденовск У
Поляков К) А
UI46T О riOJItJBbiA	----- nrv
Пола Ласти в 1973 г. // Рукопись. - Архив кабинета археол	&	(з) .
ПолаК°В 1999. Керамика гляденовской культуры // Fmno- g
^кова Г.Ф., 1996 Изделия из цветных и драгоценных i
П металлургов, кузнецов, литейщиков. - I-
рикофьева Е.д
ПрониЛИгИ°ЗНЬ1Х пРе^ставлениях народов Сибири и CeBt’Pa
н Ч., 1988. Об этнической принадлежности.
ни 9 Археологические памятники Европейской части
Иа^а	! °Аические материалы к «Своду памят wkob i
Пц.Г? АН СССР
Добрянском районе Пермской
- С.4-10,
металлов /Г'ород Болгар. Ре-
- - С. 154-268.
мире И Природа и человек в
Л.; Наука. - С.66-79
'	опыт ретроспективного ана-
ЖаЛЬнИ“ РСФСР-ПогРебальнь.е памят-
истории и культуры СССР». -
поселений // Археология и
Казань: АНТ -
1976. Старые представления селькУп5® °	- наука. -
Н., 1988. Об этнической принадлежности
А.М. Белавин. В.А. Иванов. НБ Крыласова CV'H
этнография Башкирии. Т.П. Уфа.
Пшеничнюк А.Х. 1967. О периодизации кара-абызских памятников // Уч. зап. ПГУ, 148.
Пермь.
Пшеничнюк А.Х. 1973. Кара-абызская культура // Археология и этнстафия Башкирии.
T.V. Уфа.
Пшеничнюк А.Х. 1982. Старший Шиповский могильник ананьинской культуры в Цент-
ральной Башкирии // Приуралье в эпоху бронзы и раннего железа. Уфа.
Пшеничнюк А.Х. 1984. Курганы средневековых кочевников на Южном Урале // Памятники
кочевников Южного Урала. - Уфа: ИИЯЛ БФ АН СССР. - С.60-74
Пшеничнюк А.Х. 1987. Исследования по раннему железному веку // Вопросы древней и
средневековой истории Южного Урала. Уфа.
Пшеничнюк А.Х., 1988. Об угорском компоненте в культурах Приуралья эпохи раннего
железа// Проблемы дрневних угров на Южном Урале. Уфа: БНЦ УрО АН СССР. С. 5-
9
Рафикова Т.Н., Матвеева Н.П., Берлина С.В. Керамические комплексы железного века Усть-
Терсюкского городища // АВ ORIGINE. Археолого-этнографический сборник Тюменс-
кого государственного университета. - В.2. - Тьмень: Изд.дом ТРИ Т. - С.84-113
Рисунки древностей Пермской чуди, принадлежащие Пермскому музею, 18971 - Пермь. Табл.1-
XVI	-	‘	-
Розенфельдт Р.Л., 1987. Ванвиздинская культура. Коми-зырянские племена IX-XI вв.
Вымская культура // Финно-угры и балты эпохи средневековья. Археология СССР. -
М.: Наука. - С.116-130.
Розенфельдт Р.Л., 1987а. Харино-ломоватовская культура // Финно-угры и балты эпохи
средневековья. Археология СССР. - М.: Наука. - С.144-153
Ромбандеева Е.И., 1993. История народа манси (вогулов)
Сургут: «Северный дом». - 207 с.
Росляков И.П., 1895-1896. Похоронные обряды остяков // ЕТГМ. - Вып.У. - Тобольск. -
и его духовная культура. -
Руденко К.А., 2003. Особенности угорской культуры в Нижнем Прикамье в эпоху средне-
вековья ( по данным археологии) // Угры. Материалы VI Сибирского симпозиума «Куль-
турное наследие угорских народов Западной Сибири» ( 9-11 дек. 2003 г., Тобольск) . -
Тобольск: гос. ист.-культ. музей-заповедник. - С. 138-142
Руденко К.А., 2004. О роли финно-угров в сложении культуры волжских булгар XI-XIV
вв. ( по данным археологии) // Формирование, историческое взаимодействие и куль-
турные связи финно-угорских народов. - Йошкар-Ола: МарНИИ. - С.148-159
Руденко К.А., 2005. Защитные пластины Предуралья и Зауралья // Finno-Ugrica. 2003-
2004.- Казань, 2005. - z 1 (7/8) .- С.27-35.
Рябинин Е.А., 1981. Зооморфные украшения Древней Руси X-XIV вв. // Археология СССР-
САИ, В.Е1-60. Л.: Наука. 124 с.
Рябинин Е.А., 1986. Костромское Поволжье в эпоху средневековья. Л.: Наука. 160 с.
Савельева Э.А. Зеленский В.С., 1986. Хронология погребальных комплексов Ыджыдъель
ского могильника // Памятники материальной культуры на Европейском Северо-Вос-
токе. Сыктывкар: КФ ИЯЛИ АН СССР. С.99-118
Савельева Э.А., 1971. Пермь Вычегодская. К вопросу о происхождении народа Коми. М-
Наука. 224 с.
Савельева Э.А., 1978. Кичилькосьский могильник // Археологические исследования в бзс
сейне Печоры. Сыктывкар: КФ АН СССР. С.63-98
Савельева Э.А., 1979. Хронология погребальных комплексов Веслянского 1 могильника
КСИА, 1 159.
Савельева Э.А., 1987. Вымские могильники XI-XIV вв. Л.: ЛГУ 200 с
Савельева Э.А., 1995. Лоемский могильник. Этнокультурная принадлежность И
культурные контакты в эпоху камня, бронзы, раннего железного века и средневековья
в Северном Приуралье. Сыктывкар*. КНЦ ИЯЛИ УрО РАН С 92 138
Савельева Э.А., 2005. Ленский могильник // Памятники эпохи'камня раннего металла и
средневековья Европейского Северо-Востока. Материалы по археологии Европейского
Северо-Востока. Вып.17. Сыктывкар: КНЦ ИЯЛИ УоО РАН С 91 112
Савельева Э.А., Кленов, М.В., 1998. Лоемское поселение // Северное Приуралье в ЭПОХУ
камня и металла. Материалы по археологии Европейского Севеоо Востока Сыктывкар-
КНЦ ИЯЛИ УрО РАН. Вып.15. С.137-145 ри"еиского Северо-Ьосгока.
ии // Археология и
угры ПРЕДУРАЛЬЯ , древности и средние векд W
Сагалаев А.М., 1990. Птица, дающая жизнь ( из тюоко vronrkuv
пей //Мировоззрение финно-угорских народов НоьосибипскИфоло"л''еС1'их "аралле-
Салымский край. 2000. Екатеринбург: «Тезис» 242 "°В0СиЬирск
Сальников К.В. 1964. Итоги и задачи изучения археологии Башкио
этнография Башкирии. Т.2. Уфа
Сальников К.В. 1967. Новые материалы по истории племен эпохи бронзы Башкирии// Уче-
ные записки ПГУ, z 148. Пермь.	хче
Сальников К.В. 1967а. Очерки древней истории Южного Урала. М.: «Наука».
Сальников К.В. 1962. Иткульская культура / Краеведческие записки. Вып.1. Челябинск
Сальников К.В. К вопросу о происхождении ананьинской культуры// СЭ 1954 z4
Седых В.Н., Макарова В.В., 2001. Этнокультурные импульсы в Ярославское Поволжье в
конце I тыс. н.э. по материалам изделий из кости ( предварительное сообщение) //
Миграция и оседлость от Дуная до Ладоги в первом тысячелетии христианской эры.
Пятые чтения памяти а Мачинской. СПб.: Староладожский музей-заповедник. С.95-99
Семенов В.А., 1967. Из истории удмуртского народного орнамента // Вопросы финно-угор-
ского языкознания. Вып. IV. Ижевск: ИИЭЛЯ при СовМин УдАССР. С.287-293
Семенов В.А., 1980. Варнинский могильник // Новый памятник поломской культуры.
Ижевск: НИИ при Сов.Мин.Уд.АССР. С.5-135.	(
Семенов В.А., 1985. Омутницкий могильник // Материалы средневековых памятников Уд-
муртии. Устинов: НИИ при СовМин УдАССР. С.92-118
Семенов В.А., 1985а. Городище Гурья-Кар // Материалы средневековых памятников Уд-
муртии. Устинов: НИИ при СовМин УдАССР. С.48-77
Семенов В.А., 1988. Тольёнский могильник IX - начала X вв. // Новые исследования по
древней истории Удмуртии. Ижевск: УдИИЯЛ УоО РАН. С.25-58
Семенов В.А., 1989. Этнокультурные компоненты поломской культуры // Новые исследо-
вания по этногенезу удмуртов. Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. С.20-33
Семенов В.А., 1991. Погребальный обряд чепецкого населения в эпоху раннего средневе-
ковья (Vl-Х вв.) // Материалы по погребальному обряду удмуртов. Ижевск: УдИИЯЛ
УрО АН СССР. С.56-75
Семенова В.И., 1985. Раскопки могильника Усть-ьалык // АО 1983 г. М.
Семенова В.И., 2001. Средневековые могильники Юганского Приобья. Новосибирск: На-
ука. 296 с.
Сергеев С.И. 1895. О пещерах на р. Яйве и ее притоках, Соликамского уезда, Пермской
губернии // Пермский край. Пермь, Т.З.
Сериков Ю.Б., Серикова Л.В., 2005. Святилище на вершине горы Голый Камень (Нижний
Тагил) . Нижний Тагил: Н-ТГСПА. 78 с.
Смирнов А.П. 1957. Железный век Башкирии - МИА, 58. М: Наука
Смирнов А.П., 1952. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Повол-
жья и Прикамья // МИА, z 28. - М.: Наука. - 276 с.
Смирнов К.Ф. 1971. Ранние кочевники Южного Урала // АЭБ. Т.4. Уфа: ИЯЛИ БНЦ ан
СССР.
Сокровища Барсовой Горы. Сургут: «Нефть Приобья». 12 с.
Сокровища Приобья, 2003. Сокровища Приобья. Западная Сибирь на торговых пу
средневековья. Каталог выставки. Салехард - Санкт-Петербург. ГЭ. 58 с.
сицин А.А, 1902. Древности Камской Чуди по коллекции Теплоуховых ,	•
а£*я Ладога древняя столица Руси. 2003. Каталог выставки. СПб.; Гос.Эрмита .
Сте^бВ Г’’ 1928. Остяки. Л.: Прибой. 152 с.
Панова Г.А., 2008. Погшребение с бронзовой чашнй
менская область) . Препринт. Ижевск. - 23 с.	... шяк/кя
Стоколос В С. 1988. Культуры эпохи раннего металла Северного Приуралья. М.. Наука.
11 qB В1969. Зауоальские лесостепные поселения раннего железного века
Сы 19’ М: НаУка-
Талиц^В-Х^.НТЬ|’ 2005. Под ред. А.В.Бауло. Новосибирск: ИаиЭ СО РАН ^36 2 с.
>Цкий м.В'
1 еплоухов ф.д
Пермь, Т.З.
из могильника Арантур 27 ( Тю-
1. М., с.159-168.
1951. Верхнее Прикамье в X-XIV вв. // МИА, и 22. М.. АН ССС	t
•• 1940. Кочергинский могильник // МИА. z
' '«от. ьерхнео Прикамье в X-aiv вв. // Иилч	пми уе3да И
• 1895. Древности, найденные в Чаньвенскои пещере,
273
А.м. Белавин, В.А. Иванов. Н.Б. Крыласова «ГП
Теплоухов Ф.А. 1895. Несколько слов о костях животных, добытых С.И. Сергеевым при
раскопках в Чаньвенской пещере // Пермь, Т.З.
Троицкая Т.Н., 2000. Культ медведя в Верхнем и среднем Приобье в I тыс. н.э. // Мед-
ведь в древних и современных культурах Сибири. Новосибирск: ИАиЭ СО РАН. С.43-
47
Угорское наследие, 1994. Древности Западной Сибири из собраний \ ральс <о с> /-1нверситета.
Екатеринбург: Внешторгиздат. 160 с.	~	*
Федорова Н.В., 1982. Два серебряных сосуда из района г.Сургута // СА, н 1.
Федорова Н.В., 2000. Иконография медведя в бронзовой пластике Западной Сибири (же-
лезный век) // Медведь в древних и современных культурах Сибири. Новосибирск:
ИАиЭ СО РАН. С.37-42
Федорова Н.В., 2003. Торевтика Волжской Болгарии. Серебряные изделия X-XIV вв. из
Зауральских коллекций // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. Вып.
111. - Пермь: ПГПУ. - С.138-153
Федорова Н.Н., 1991. Золотоордынская торевтика в Приобье// Исследования по средневеко-
вой археологии лесной полосы Восточной Европы. Ижевск. - С. 193-204.
Финно-угры и байты в эпоху средневековья, 1987 // Археология СССР. М.: Наука. 512 с.
ФрЬлов Я.В., 2003. К вопросу о проявлениях изобразительных традиций скифо-сибирского
звериного стиля в художественном бронзовом литье населения Приобья в эпоху железа/
/ Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Барнаул:
АлтГУ. С.210-219
Халиков А.Х. 1967. Приказанская культура и ее роль в формировании ананьинской куль-
туры// Уч. зап. ПГУ, г 148. Пермь,
Халиков А.Х. 1969. Древняя история Среднего Поволжья. М.:»Наука».
Халиков А.Х. 1977. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа ( VIII-VI вв. до н.э.) . М.
Халиков А.Х., 1988. Новые данные о пребывании древних венгров между Камой и Уралом
//Проблемы древних угров на Южном Урале. Уфа: БНЦ УрО АН СССР. С.67-78
Халиков А.Х., Безухова Е.А., 1960. Материалы к древней истории Поветлужья (Археологи-
ческие исследования в Ветлужском районе Горьковской области в 1957 г.) . Горький:
Горьковский государственный историко-культурный музей-заповедник. 60 с.
Халикова Е.А., 1976. Ранневенгерские памятники Нижнего Прикамья и Приуралья //
СА, 3. С. 141-156
Халикова Е.А., 1976а. Зауральские истоки культуры протовенгров // Этнокультурные
связи населения Урала и Поволжья с Сибирью, Средней Азией и Казахстаном в эпоху
железа. Уфа. С.52-53
Хлобыстин Л.П., 1992. Святилища острова Войгач // Древности славян и финно-угров.
СПб.
Хлобыстин Л.П., Овсянников О.В., 1973. Древняя «ювелирная» мастерская в западноси-
бирском Заполярье // Проблемы археологии Урала и Сибири. - М.
Чемякин Ю.П., 2003. Об этнической окраске одного художественного сюжета // Угры.
Материалы VI Сибирского симпозиума «Культурное наследие угорских народов За-
падной Сибири» ( 9-11 дек. 2003 г., Тобольск) . - Тобольск: гос. ист -культ, музей-запо-
ведник. С. 157-169	‘ 3
Чернецов В.Н., 1957. Нижнее Приобье в I тыс. н.э. // МИА 58 С 136 245
uXX R и' \9q7i ПРедставление ° ТОше у обских угров // ТИЭ ' ( новая серия) . Т.51.
Чернецов В.Н.. 1971. Наскальные изображения Урала // САИ Вып В4-12 Ч 2. - М.
Чернецов В.Н., Мошинская В.И., 1954. В поисках древней родины угорских народов // По
следам древних культур. От Волги до Тихого океана - М С 163 X
-л-„
СА. т.' ХХ1® М Изд-во АНРСССрЖе₽ТВеННОе Ме°Т° 8 Б°"ьШеземельской тундре //
ЧеР^и^при1озной₽пХы^	" ТИЛЬНИКа: К В0ПР0СУ °б ИСП°Л и'
камско-вятского региона. - "ул^ЯР^Н°С?П "пКуЛЬТ0ВЫе
Черных Е.М., Ванников В.В., Шаталов Вл ?пло лР° РАН’ с-90'100	м
Черных Е.Н. 1959 Городище Алтен-Tav // Отч^2’ Аргь,жс_кое городище на реке Вятке. М-
экспедиции. Вып.1. М.	‘	1Ь| Камской (Воткинской) археологическ
Чижевский А.А. 2008. Погребальныр па»Ло-.с.. .
го - раннем железном веках ( лредананьи^аСе,1еНИЯ Волго’Камья в финале бРонзоВ е
гл., «	_ .. •’редананьинская и ананьинская культурно-исторические
культуры // Вестник археоло-
- Тюмень: ИПОС СО РАН. С.82-91
। культуры // II Северный археоло-
-----~ «Чароид». С.128-
. Т.П. - Новосибирск: ИАЭ
-VST <Г*Я угры предуралья „ дрсвности и средние
области) • Казань: ИИ АН РТ.
Чикунова И.Ю., 2005. Итоги и проблемы изучения кашинской
гии, антропологии и этнографии. 6.	“
Чикунова И.Ю., 2006. К вопросу о хронологии кашинской	„ v.
гический конгресс. Тезисы докладов. - Екатеринбург-Ханты-Мансийск
129
Чикунова И.Ю 2006а. Керамика кашинского типа в комплексах раннего железного века
в Зауралье // Современные проблемы археологии России. Материалы Всероссийского
археологического съезда ( 23-28 окт. 2006 г. Новосибирск)	минского
СО РАН. С.67-68
Чиндина Л.А., 1991. История Среднего Приобья в эпоху раннего средневековья - Томск'
Томский ГУ. 182 с.
Чурилова Л.Н., 1986 Погребение с серебряной маской у села Манвеловки на Днепропетров-
щине // СА, и 4.
Шаргородский Л.Т., 1992. Погребальный обряд тазовских селькупов // Модель в культуро-
логии Сибири и Севера. Екатеринбург: УрО РАН. С. 110-118
Шилов В.В., 2001. Уникальный экземпляр пермского звериного стиля из с. Троицкого //
Пермский регион: история, современность, перспективы. Материалы'международной на-
учно-практической конференции. Березники: ПГУ. С.42-43
Ширин Ю.В., 1997. Культ медведя в Западной Сибири ( К проблеме контаминации) // Акту-
альные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск: ТГУ. С.217-223
Шмидт А.В. 1929. Археологические изыскания Башкирской экспедиции Академии наук ( При-
ложение к журналу «Хозяйство Башкирии» 1929 г. и 8-9) . Уфа.
Шокшуев Г.А. 1972. Еловское II селище// Отчеты Нижнекамской археологической экспе-
диции. Вып.1. М..
Шутова Н.И., 1991. Некоторые итоги изучения погребальных традиций населения Прика-
мья конца IV в. до н.э. - XIX в. н.э. // Материалы по погребальному обряду удмуртов.
Ижевск: УдИИЯЛ УрО АН СССР. С.181-184
Эрдели И., 1959. Венгры в Лебедии. Материальная культура венгров IX-X вв. Канд. дисс.
Л.
Этнические стереотипы поведения. Л., 1985.
Юсупов Г.В. 1959. Древнейшие поселения Гафурийского района БАССР // Башкирский
археологический сборник. Уфа: ИЯЛИ БНЦ АН СССР
Юсупов Р.М. 2002. Антропологический состав башкир и его формирование // Башкир .
, на Верхне-Утчанском городище в Южной Удмур-
Камско-Вятского междуречья. Межвузовским сбор-
гООЗ.^Пустозерск. Русский город в Арктике. СПб.: Центр
-.^.cpoypicKoe востоковедение», чии с.	h„,n«kvln- Atene Kustannus
Autio E„ 2000. Kotrat, Hirvet, Karbut. Permilflistfl pronssitaidetta. Jyvflskylfl.
Fodo/1., 1982. In Search of a New Homeland. The Prehistory of the Hungarian People and the
Conquest. Corvina Kiado. 416 c.	Motional museum. - 480 s.
°dor I., 1996. The ancient Hungarians. - Budapest: Hungarian _	2^2.
annisto A. Materialen zur Mithologie der Wogulen. - He,s n ’’	1 s
ar’alainin K.F. Die Religion der Jugra - Volker. - Rorvoo, •
Service E., 1971. Primitive Social Organization ( 2en ed) . - kNeW °pp ctive
Service E.R. 1962. Primitive Social Organization: An Evolutionary P
Этническая история и традиционная культура. Уфа.
Ютина Т.К., 1984. Исследования 1980 г 1
тии II Памятники железного века ll-
ник научных трудов. Ижевск: УлГУ. С.53-66
Ясински М.Э., Овсянников О.В., :
«Петербургское востоковедение». 400 с
-New York.
А.М. Белавин, В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова
Оглавление
Глава 1. Угры в Предуралье поданным ономастических и
письменных источников............................3
Глава 2. Формирование «угорской ойкумены» Предуралья
в эпоху поздней бронзы........................  16
Глава 3. Раннеананьинская эпоха в контексте
этнокультурной истории Волго-Камья и Предуралья.31
Глава 4. Переходная эпоха в Предуралье (вторая, пол. 1 тыс.
до н.э. - первая пол. 1 тыс. н.э.)..............47
Глава 5. «Угорская ойкумена» Предуралья периода раннего
средневековья....................................79
Глава 6. Средневековая керамика угорских культур
Предуралья.....................................120
Глава 7. Этнические угорские маркеры средневековых
археологических культур Урала..................173
Заключение..............................       257
Список литературы и источников:..............  260
УГРЫ ПРЕДурАпь
«^мост„ ' cpemw ""
Научное издание
ИвБ“а““н .*’"’** Мим»яо»„ч
анов Владим„р Александров,,.,
Крыласова Нагалья Н.
УГРЫ предуралья
В древности и средние века
Монография
На ..............
Баянове кого могильника	'
Подписано в печать 30.08.2009. Формат60x90/8
I laoop компьютерный. 11ечать на ризографе.
Уел. печ. л. 17.4. Уч.-изд. л. 17.2.
Тираж 500 экз.
Редакционно-издательский отдел
baniKiipcKoi о гос) дарственного i педагогического университета
ИПКБПТУВаганг

Белавин Андрей Михайлович,
доктор исторических наук,
профессор, проректор
Пермского государственного
педагогического университета
по научной работе
Иванов Владимир Александров
доктор исторических наук,
профессор, заведующий кафедро
Отечественной истории Башкирск
государственного педагогического
университета им. М. Акмуллы
Крыласова Наталья Борисовна,
доктор исторических наук,
профессор, ведущий научный
сотрудник Пермского филиала
Института истории и археологии
УрО РАН. научный руководитель
МАЗ ПГПУ