Автор: Эвола Ю.
Теги: философия психология философия италии история фашизм
ISBN: 5-17-039082-3
Год: 2007
Текст
Юлиус
ЭВОЛА
люди
И РУИНЫ
PHILOSOPHY
Щ
PHILOSOPHY
Юлиус ЭВОЛА
ЛЮДИ И РУИНЫ
КРИТИКА ФАШИЗМА:
ВЗГЛЯД СПРАВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ХРАНИТЕЛЬ
МОСКВА
УДК 1(450)(091)
ББК 87.3(4Ита)
Э15
Серия «Philosophy»
Julius Evola
GLIUOMINIE LE ROVINE
IL FASCISMO VISTO DELLA DESTRA
ORIENT AMENTI
Перевод с итальянского В.В. Ванюшкиной
Серийное оформление А.А. Кудрявцева
Компьютерный дизайн II.А. Хафизовой
Подписано в печать 28.11.06. Формат 84х 108 Чп.
Усл. печ. л. 23,52. Тираж 3000 зкз. Заказ № 9165.
Эвола, Ю.
Э15 Люди и руины. Критика фашизма: взгляд справа / Юлиус Эвола;
пер. с исп. В.В. Ванюшкиной. — М.: ACT: ACT МОСКВА: ХРАНИ-
ТЕЛЬ, 2007.—445, [3] с. — (Philosophy).
ISBN 5-17-039082-3 (ООО «Издательство АСТ»)
ISBN 5-9713-4353-Х (ООО Издательство «АСТ МОСКВА»)
ISBN 5-9762-1588-2 (ООО «ХРАНИТЕЛЬ»)
Барон Юлиус Эвола (1898 — 1974), философ-«традиционалист», для
итальянского нацизма был примерно тем же, что Ницше — для немецкого,
причем в более прямом виде: его довоенные работы посвящены теоретическому
обоснованию фашизма. Послевоенные работы — переосмысление идей
фашизма, философия в чистом виде (таких во второй половине XX века очень
мало). Основной тезис произведений, вошедших в эту книгу: государство
должно стро1пъся не па экономике, а на чести и морали.
УДК 1 (450)(091)
ББК 87.3(4Ита)
©Julius Evola, 1953, 1964, 1950
© Перевод. В А. Ванюшкина, 2007
© ООО «Издательство АСТ», 2007
ЛЮДИ И РУИНЫ
ГЛАВА I
РЕВОЛЮЦИЯ — КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ — ТРАДИЦИЯ
В наши дни различные силы пытались дать отпор и ока-
зать сопротивление крайним формам современного хаоса,
действующим сегодня в общественно-политической области.
Важно понять, что эти усилия окажутся тщетными, даже как
простая демонстрация сил, если они ограничатся ниспровер-
жением чисто поверхностных проявлений болезни, вместо
того чтобы уничтожить сами ее корни, то есть — в рамках
того исторического отрезка, которым ограничено наше ис-
следование — те подрывные силы, которые были запущены
в ход в Европе революциями 1789 и 1848 гг. Необходимо нау-
читься различать эту болезнь во всех ее формах и на любой
стадии развития. Поэтому основная проблема состоит в том,
существуют ли еще люди, способные решительно порвать с
любыми идеологиями, любыми политическими и партийны-
ми группировками, чье возникновение прямо или косвенно
связано с идеями, развитие которых ведет от либерализма и
демократии к марксизму и коммунизму. Если подобные лю-
ди еще сохранились, им необходимо дать в качестве ориен-
тира твердую основу в виде общего мировоззрения и строгой
доктрины государства.
Здесь в качестве лозунга естественно напрашивается по-
нятие «контрреволюция». Но революционные корни нынеш-
ней ситуации остались в далеком прошлом и почти забыты,
подрывные силы укрепились в большинстве ныне дейст-
вующих институтов столь давно, что кажутся уже чем-то
само собой разумеющимся и естественным. Поэтому этот
лозунг применим лишь к тем последним этапам, когда миро-
вые подрывные силы выступили под личиной революцион-
ного коммунизма. В связи с этим представляется более уме-
стным использовать другой лозунг: реакция.
Отсутствие страха перед тем, чтобы признать и, стало
быть, провозгласить себя реакционером, является своего ро-
6
Юлиус Эвола
да пробным камнем. С давних пор левые круги сделали сло-
во «реакция» синонимом всяческого беззакония, бесчестья и
позора; они не упускают ни малейшей возможности заклей-
мить «реакционными» те силы, которые не желают участво-
вать в их игре и плыть по течению, в чем, по мнению левых,
и состоит «исторический смысл». Но если для последних это
естественно, то совершенно иначе дело обстоит в том случае,
когда это определение вызывает страх у представителей так
называемых правых партий или «национальной оппозиции»,
причиной чего является отсутствие у них политического, ин-
теллектуального и даже просто физического мужества. При
обвинении в «реакционности» они начинают яростно протес-
товать, оправдываться, почитая себя обязанными доказывать,
что это обвинение не соответствует действительности.
Между тем как на самом деле им стоило бы задуматься о
следующем: неужели пока наши противники «действуют»,
способствуя продвижению подрывных сил, мы можем позво-
лить себе не «противодействовать», не реагировать, доволь-
ствуясь безмятежным созерцанием происходящего и приго-
варивая «молодцы, давайте дальше», тем самым играя им на
руку? С исторической точки зрения можно лишь пожалеть,
что «реакция» не возникла тогда, когда болезнь была еще
только в зародыше и ее можно было устранить, выжигая
каленым железом основные очаги заразы, что избавило бы
европейские нации от невиданных бедствий. Однако все
прежние попытки реакции оказались частичными или мало-
действенными, им недоставало ни надлежащих людей, ни
соответствующих средств и доктрин.
Следовательно, сегодня должен возникнуть новый, не-
примиримый фронт, с четким делением на друзей и против-
ников. Если еще не все потеряно, то будущее принадлежит
вовсе не тем, кто готов довольствоваться расплывчатыми и
путанными идеями, преобладающими сегодня в тех кругах,
которые не желают причислять себя к левым. Будущее при-
надлежит тому, кто имеет мужество занять радикальную по-
зицию — позицию «абсолютных отрицаний» и «высших ут-
верждений», по выражению Доносо Кортеса.
Несомненно, слово «реакция» само по себе имеет некий
отрицательный привкус: тот, кто реагирует, противодейству-
Люди и руины
7
ет, не владеет инициативой, поскольку реакция вызывается
необходимостью обороны или полемики против того, что
уже утвердилось в действительности. Поэтому внесем неко-
торые уточнения. Мы не должны ограничиться лишь отра-
жением ударов, наносимых противником, не выдвинув вза-
мен собственной положительной системы ценностей. Дву-
смысленность, заложенная в понятии «реакция», исчезнет,
если мы свяжем его с идей «консервативной революции», в
которой подчеркивается динамическая составляющая, то
есть «революция». Однако в данном сочетании это слово ут-
рачивает свое прежнее значение насильственного ниспро-
вержения законно установленного порядка и подразумевает
действие, направленное на устранение хаоса, пришедшего на
смену некогда бывшему порядку, и на восстановление нор-
мальных условий. Уже де Мэстр подчеркивал, что в данном
случае речь идет не столько о «контрреволюции» в узком и
спорном значении этого слова, сколько о действии «обрат-
ном революции», то есть положительном и обращенном к
истокам. Причудливая судьба слов: «революция» в своем
изначальном этимологическом смысле и не означает ничего
иного; она происходит от re-volvere, субстантива, который
выражает движение, возвращающее к собственному истоку,
к отправной точке. Поэтому для победы над современным
миром именно из истоков следует черпать «революционную»
и обновляющую силу.
Если мы хотим использовать также идею «консервации»,
«сохранения»1 («консервативная революция»), то необходи-
мо соблюдать осторожность. Согласно тому, как толкуют это
понятие левые, сегодня называть себя «консерватором» поч-
ти столь же небезопасно, как и «реакционером». Явно требу-
ет уточнения, что именно намерены «сохранять», поскольку
из ныне существующих социальных структур и институтов,
мало что достойно «сохранения». Это почти безоговорочно
относится к Италии; еще недавно чуть лучше обстояло с
этим дело в Англии и Франции, не говоря уже о странах
Центральной Европы, где вплоть до последнего времени еще
1 «Консервативное» происходит от лат. conservative — сохра-
нять. — Прим. пер.
8
Юлиус Эвола
сохранялись некоторые остатки высших традиций. Действи-
тельно, понятие «консервативная революция» зародилось
после Первой мировой войны в определенных кругах Герма-
нии, которые еще имели возможность обратиться к своему
сравнительно недавнему историческому прошлому1. Кроме
того, нельзя не признать наличия ситуации, давшей повод к
нападкам со стороны левых сил, которые утверждают, что
консерваторы защищают не высшие идеи, но интересы опре-
деленного экономического класса, класса капиталистов, до
некоторой степени организованного и политически, который
стремится увековечить в собственных интересах режим при-
вилегий и социальной несправедливости. Поэтому для левых
не составило особого труда смешать в одну кучу консервато-
ров, «реакционеров», капиталистов и буржуа. Тем самым
они— используя терминологию артиллеристов — создали
«ложную цель». Причем эта тактика сохранилась почти без
изменений с тех пор, когда передовые отряды мировых под-
рывных сил еще не сменили знамена либерализма и консти-
туционализма на стяги марксизма-коммунизма. Действен-
ность подобной тактики привела к тому, что прежние кон-
серваторы, подобно нынешним — не считая несомненно
высшего, но узкого слоя — начали принимать близко к серд-
цу по сути только свое общественно-политическое положе-
ние и материальные интересы определенного класса или со-
словия, вместо того чтобы решительно отстаивать высшее
право, достоинство, безличное наследие ценностей, идей и
принципов. Именно в этом заключалась их основная сла-
бость.
Сегодняшние «консерваторы» скатились еще ниже, по-
этому та «консервативная» идея, которую мы намереваемся
отстаивать, не только не должна иметь никакого отношения
к классу, который практически занял место прежней аристо-
кратии, а именно к капиталистической буржуазии, носящей
характер исключительно экономического класса — но долж-
на решительно противостоять ему. В «революционной» за-
1 См. прекрасное, хорошо документально обоснованное иссле-
дование Л. Mohler. Die konservative Revolution in Deutschland 1918-
1932 (Stuttgart, 1950).
Люди и руины
9
щите и «сохранении» нуждается общая концепция жизни и
государства, основанная на высших ценностях и интересах,
которые превосходят уровень экономики и, следовательно,
все, что поддается определению в понятиях экономических
классов. По отношению к этим ценностям все, что связано с
конкретными формами государственной организации, уста-
новлениями и историческим событиями, является лишь след-
ствием; второстепенным, а не основополагающим элемен-
том. При подобном подходе вся левая полемика, направлен-
ная на «ложную цель», оказывается совершенно бесплодной.
Одновременно становится понятно, что суть заключает-
ся не в искусственном и принудительном продлении жизни
тех частных форм, которые существовали в прошлом, но
исчерпали свою жизнеспособность и отжили свой век. Для
истинного революционного консерватора вопрос состоит в
сохранении верности принципам, а не тем учреждениям и
институтахМ прошлого, которые являются лишь частными
формами выражения этих принципов, пригодными в кон-
кретное время для конкретной страны. Кроме того, сами эти
частные формы следует считать преходящими и изменчивы-
ми, поскольку они зачастую связаны с исторически неповто-
римыми обстоятельствами, тогда как соответствующие
принципы сохраняют свое значение независимо от этих об-
стоятельств, обладая вечной актуальностью. Из высших
принципов как из зерна могут прорасти новые формы, по
сути своей однородные старым формам, что позволяет при
переходе от одних к другим — пусть даже «революцион-
ным» путем — сохранить преемственность, независимо от
изменения социально-исторических и культурно-экономи-
ческих факторов. Для обеспечения этой преемственности
следует, твердо придерживаясь принципов, в случае необхо-
димости отбросить то, что уже отжило свой век, дабы в кри-
зисные или переломные времена не метаться в панике в бес-
порядочных поисках новых идей, впутываясь в различные
авантюры. В этом суть истинного консерватизма. В этом
смысле консервативный и традиционный дух сливаются во-
едино. В своем истинном живом понимании традиция не
имеет ничего общего со смиренным конформизмом по отно-
шению к былому или инертным продлением прошлого в на-
10
Юлиус Эвола
стоящее. Традиция по сути своей есть нечто метаисториче-
ское и одновременно динамическое: это общая упорядочи-
вающая сила, которая действует исходя из принципов,
имеющих высшее узаконение (если угодно, можно даже ска-
зать: из принципов, данных свыше) на протяжении поколе-
ний, сохраняя духовную преемственность и проявляя себя в
самых разнообразных институтах, законах, формах государ-
ственного устройства, могущих даже иметь значительные
различия между собой. Заблуждается тот, кто отождествляет
или путает эти формации, принадлежащие относительно да-
лекому прошлому, с самой традицией.
Таким образом, методологически для нахождения точек
отсчета следует рассматривать конкретную историческую
форму исключительно как образец и сравнительно точное
воплощение определенных принципов на практике. Это впол-
не законный подход, сравнимый с тем как в математике про-
исходит переход от дифференциалов к интегралам. В этом
случае нет речи ни об анахронизме, ни о «регрессии», по-
скольку ничто не становится «идолом», ничто не «абсолюти-
зируется», кроме принципов, которые абсолютны уже по са-
мой своей сути. Так, нелепо обвинять того, кто отстаивает
определенные духовные добродетели в анахронизме под тем
лишь предлогом, что этими добродетелями особо отличалась
некая историческая личность, принадлежавшая прошлому.
Как говорил Гегель: «Речь идет о распознании за временны-
ми и преходящими видимостями субстанции, которая имма-
нентна, и вечного, которое актуально».
Исходя из этого, становятся понятными основные пред-
посылки, присущие двум противоположным складам мыш-
ления. Революционно-консервативному или консервативно-
революционному мышления не требуется доказательств того,
что для высших ценностей, для основополагающих принци-
пов всякой здорового и нормального строя (каковыми явля-
ются принципы истинного государства, imperium и auctoritas,
иерархии, справедливости; функциональных классов и кате-
горий ценностей; политического уровня, как порядка, пре-
восходящего общественно-экономический уровень, и т.п.) не
существует перемен, не существует становления. В области
этих принципов и ценностей истории не существует, и рас-
Люди и руины
11
сматривать указанные ценности и принципы с исторической
точки зрения нелепо, ибо они по сути своей имеют норма-
тивный характер. То есть на коллективном и политическом
уровне они обладают тем же качеством, каковое на уровне
индивидуальной жизни присуще ценностям и принципам
абсолютной морали. Это императивные принципы, которые
требуют непосредственного внутреннего признания (и спо-
собность к подобному признанию является существенным
признаком, отличающим одну категорию существ от другой)
и не теряют своей ценности от того, что то или иное лицо,
вследствие собственной слабости или под влиянием непод-
властных ему сил, не сумело реализовать их или сумело сде-
лать это лишь частично и не во всех сферах своего сущест-
вования: ибо пока внутренне не отрекся от них, даже в от-
чаянии и унижении, это признание не становится меньшим.
Подобной же природой обладают отстаиваемые нами идеи,
которые Вико назвал бы «естественными законами вечной
республики, которая меняется во времени и в разных зем-
лях». Даже когда эти принципы воплощаются в историче-
ской действительности, последняя никоим образом не обу-
славливает их, поскольку они возвращают всегда на высший,
метаисторический уровень, каковой является их естествен-
ной обителью и на котором, повторим это вновь, изменений
не происходит. Так следует понимать те идеи, которые мы
называем традиционными.
Прямо противоположна та основная предпосылка, ко-
торая неизменно с той или иной степенью явственности
прослеживается в мышлении революционера. Для него ис-
тиной является историзм и эмпиризм. В самом царстве духа
правит становление; все обусловлено и выковано временем
и эпохой. Все принципы, системы и нормы зависят от того
времени, когда они обрели свой исторический облик под
воздействием окружающих и чисто человеческих факторов:
физических, социальных, экономических, иррациональных
и т.п. В самой крайней и «передовой» форме этого сдвину-
того мышления фактором, который реально определяет
любую структуру и все, что имеет видимость автономной
ценности, являются обстоятельства, сопутствующие раз-
личным производительным силам и развитию средств про-
12
Юлиус Эвола
изводства, с вытекающими социально-экономическими след-
ствиями.
В дальнейшем мы более подробно рассмотрим вопрос об
историзме, который упоминаем здесь лишь для того, чтобы
подчеркнуть основополагающее различие предпосылок. Если
мы сразу не признаем этого различия, все дальнейшие рас-
суждения бесполезны. Эти две концепции столь же неприми-
римы, как и соответствующий им образ мышления. Одна —
это истина революционного консерватора и любой группи-
ровки, которая на собственно политическом плане носит
подлинно правый характер; другая — миф мировых подрыв-
ных сил, который составляет основу всех форм проявления
этих сил, как самых крайних, так и более умеренных и смяг-
ченных.
Изложенные выше соображения по поводу метода и
смысла, которые могут быть проиллюстрированы историче-
скими примерами, представляют также практический инте-
рес. Действительно, не каждой нации удалось сохранить не-
разрывной живую традиционную преемственность, которая
позволила бы извлечь из конкретных институтов, сущест-
вующих сегодня или существовавшие в относительно недав-
нем прошлом, необходимые идеи. Бывает так, что в случае
нарушения этой преемственности, имеет смысл, в соответст-
вии с указанным нами методом, обратится к другим време-
нам, с целью отыскания там соответствующих идей, имею-
щих ценность сами по себе. В частности, таким должен быть
подход к истории Италии. Мы уже ставили вопрос о том, что
собственно стоит «сохранять» сегодня в Италии. В этой
стране отсутствует основа в виде политических форм тради-
ционного прошлого, которые сохранились бы в достаточно
чистом виде. Причиной этого в частности является то, что, в
отличие от большинства крупных европейских стран, в Ита-
лии не существовало непрерывной и единообразной граж-
данской формации, связанной с символом и династической
и политической властью. Также не осталось и прочного
идейного наследия, пусть даже сохраненного единицами,
которое позволило бы осознать совершенную чужеродность,
неестественность и порочность всего связанного с идеоло-
гиями, утвердившимися с Французской революцией. И даже,
Люди и руины 73
напротив, именно подобного рода идеологии в том или ином
виде способствовали объединению Италии, сохранили свое в
объединенной Италии и по завершении кратковременного
фашистского периода вновь обрели силу в самых острых
своих формах. Таким образом, имеется некий пробел, ваку-
ум, и поэтому для Италии обращение к тем принципам, ко-
торые мы определили как традиционные, по необходимости
должно носить скорее идеальный, нежели исторический ха-
рактер. Поэтому, даже обращаясь к конкретным историче-
ским формам, их следует рассматривать лишь как простые
основания для интеграции, которая тотчас оставит их позади,
поскольку целью последней являются исключительно идеи.
Историческая дистанция — например от древнеримского
мира или средневекового мира (в его отдельных положи-
тельных аспектах) — слишком велика, чтобы это обращение
могло бы иметь какой-либо иной смысл, кроме указанного.
Впрочем, с определенной точки зрения подобная ситуа-
ция имеет и свои преимущества. Если указанные идеи будут
взяты на вооружение новым движением, они будут взяты в
практически чистом состоянии, почти без исторических на-
слоений. Италия не имеет того преимущества, как некото-
рые, в основном ценгрально-европейские, государства, где
еще недавно сохранялось то, что могло бы стать остаточной
положительной исторической основой или послужить пред-
посылкой к консервативной революции. Но положительной
стороной ее неблагоприятного положения является то, что
если движение, о котором идет речь, состоится, оно будет
абсолютным и радикальным. Именно отсутствие у нас мате-
риальной опоры в виде еще живого традиционного прошло-
го, воплощенного в конкретные и еще действенные истори-
ческие формы, позволяет надеяться на то, что консерватив-
ная революция в Италии станет прежде всего духовным
явлением, основанным на чистой идее. Впрочем, поскольку
современный мир все больше обращается в руины, в сравни-
тельно короткое время подобный подход вероятно восторже-
ствует повсюду. Иначе говоря, станут совершенно очевид-
ными бесплодность опоры на то, что еще сохраняет остатки
более нормального строя, но связано с различными отрица-
тельными историческими событиями, и необходимость об-
14
Юлиус Эвола
ращения к все более сокровенным истокам, чтобы с опорой
на них, как на то, что превосходит исторический уровень, с
чистыми силами начать продвижение вперед по пути преоб-
разующей и карающей реакции.
Возможно имеет смысл добавить еще одно краткое за-
мечание по поводу понятия «революция», взятого в более
частном контексте; а именно в связи со склонностью различ-
ных кругов современной национальной оппозиции называть
себя «революционными». Впрочем, эта тенденция прояви-
лась еще во вчерашних движениях, о чем свидетельствует
такое разнообразие названий как «фашистская революция»,
«революция Коричневых Рубашек», «революция порядка»
(Салазар в Португалии) и т.п. Естественно, сразу возникает
вопрос: революция против кого? Революция во имя чего? Но
даже не принимая этого во внимание, нельзя забывать о том,
что всякое слово обладает душой и, следовательно, необхо-
димо позаботится о том, чтобы неосознанно не попасть под
ее влияние. Мы уже ясно изложили нашу точку зрения, со-
гласно которой о «революции» можно говорить лишь в отно-
сительном значении — использую гегелевскую терминоло-
гию как об «отрицании отрицания» — подразумевая насту-
пательное движение против того, что имеет отрицательный
характер, совокупность насильственных или ненасильствен-
ных изменений, нацеленных на восстановление нормального
состояния. Это действие того же рода, что совершает чело-
век, когда поднимается на ноги после падения, или организм,
который избавляется от выродившихся клеток, чтобы оста-
новить процесс развития раковой опухоли. Однако важно,
чтобы тайная душа слова «революция» не повлияла бы на
тех, кто не принадлежит к левым, сбив их с правильного пу-
ти, когда они стремятся провозгласить себя революционера-
ми в ином, кроме указанного нами здесь, смысле, который
является в некотором роде положительным.
В этом случае существует реальная опасность сравни-
тельно неосознанно принять основные предпосылки, почти
не отличающиеся от тех, из которых исходит противник: то
есть согласиться с тем, что «история идет вперед», что для
создания нового и отыскания новых принципов нужно смот-
реть в будущее. Тогда «революция» становится одним из ас-
Люди и руины
15
пектов движения вперед, которое включает в себя также точ-
ки разрыва и переворота. Некоторые думают, что благодаря
этому «революционность» обретает высшее достоинство и
большую притягательность как миф. Но все же это уступка,
так как в этом случае довольно легко, даже не заметив того,
оказаться жертвой прогрессистской иллюзии, согласно кото-
рой все новое является чем-то большим и лучшим по сравне-
нию с тем, что ему предшествовало.
Известно, что единственным основанием прогрессизма
является мираж технической цивилизации, завораживающий
своими неоспоримыми материально-индустриальными дос-
тижениями тех, кто упускает из виду их обратную отрица-
тельную сторону, проявляющуюся в куда более важных и
значительных областях существования. Тот, кто не покоря-
ется торжествующему сегодня материализму, для кого суще-
ствует лишь одна область, где законно говорить о прогрессе,
будет избегать всякого пути, который тем или иным образом
отражает современный миф прогресса. В древности идеи бы-
ли ясны: для обозначения подрывных силы в латыни исполь-
зовали не слово revolutio (которое, как мы говорили, ранее
имело совершенно иной смысл), но другие понятия, такие
как seditio, eversio, civilis perturbatio, rerum publicarum com-
mutatio 1 и т.д., а для того чтобы выразить современное зна-
чение слова «революционер», прибегали к описательным
выражениям типа rerum novarum studiosus или fautor, то есть
тот, кто стремится к «новому» и является его поборником;
«новое» же для традиционного древнеримского мышления
было равнозначно чему-то отрицательному и разрушитель-
ному.
Таким образом, в том, что касается «революционных»
стремлений, необходимо избегать двусмысленности и сде-
лать выбор между двумя вышеуказанными противополож-
ными позициями, которые выражаются двумя, равно проти-
воположными стилями. Действительно, по одну сторону сто-
ят те, кто признает существование нетленных принципов, как
основу всякого истинного порядка и, твердо придерживаясь
1 Возмущение, подрыв, гражданские волнения, публичные по-
трясения {лат.). — Прим. пер.
16
Юлиус Эвола
их, не позволяет увлечь себя событиям; те, кто не верит ни в
«историю», ни в «прогресс» как в мистические сверхъестест-
венные сущности и стремится обуздать окружающие силы,
вернув их к высшим, незыблемым формам. Именно это озна-
чает для таких людей «не отставать от жизни». По другую же
сторону стоят те, кто, родившись вчера, не имеет ничего за
собой, верит лишь в будущее и с головой погружается в без-
основательные, эмпирические и непродуманные действия,
обманывая себя относительно своей способности управлять
событиями, не зная и не признавая ничего, превосходящего
материальный и событийный уровень, выдумывая одну сис-
тему за другой, что никогда не приводит к истинному поряд-
ку, но порождает лишь относительно сдерживаемый и час-
тично управляемый хаос. По зрелому размышлению именно
эту сторону занимают приверженцы «революции» тогда, ко-
гда они не служат прямым орудием подрывных сил. Отсут-
ствие принципов они подменяют мифом будущего, при по-
мощи которого некоторые из них пытаются оправдать и ос-
вятить недавние разрушения, ссылаясь на то, что они были
необходимы для продвижения вперед, для достижения чего-
то лучшего и небывалого, в чем однако крайне сложно уло-
вить что-либо положительное.
Таким образом, учитывая все вышеизложенное, следует
пристально исследовать собственные «революционные»
устремления с четким понимание того, что довольствовать-
ся лишь возвращением этих устремлений в их законные
границы значило бы ограничится только уровнем разру-
шительного действия. Тот же, кто действительно сумел
выстоять, находится на более высоком уровне. Для подоб-
ных людей лозунгом станет скорее Традиция в уже ука-
занном выше динамическом аспекте. Как уже отмечалось,
независимо от изменения обстоятельств, наступления пере-
ломных времен, вступления в игру новых сил, падении по-
следних преград, сдерживающих силы хаоса, они сохраня-
ют хладнокровие, способны отступить с уже потерянных
позиций ради того» чтобы сохранить в неприкосновенно-
сти основное, умеют перейти в наступление, беспристраст-
но выбирая формы, более пригодные в новых обстоятельст-
вах, и добиться с их помощью победы, при этом восстано-
Люди и руины
17
вив или сохранив нематериальную преемственность, избегая
всяких необоснованных и авантюрных действий. Такова за-
дача, таков стиль истинных повелителей истории, более му-
жественный и значительно отличающийся от обычного «ре-
волюционного» стиля.
В завершение наших рассуждений рассмотрим один ча-
стный случай применения вышеизложенных идей. Посколь-
ку, как уже говорилось, Италии не достает истинно «тради-
ционного» прошлого, сегодня многие, пытаясь дать отпор
передовым отрядам мировых подрывных сил, в поисках кон-
кретной исторической основы обращаются к принципам и
установлениям фашистского периода. Однако никогда нельзя
упускать из виду следующий основной принцип: если еще
имеет смысл отстаивать сегодня «фашистские» идеи, то их
следует защищать не как собственно «фашистские», но по-
стольку и насколько они в частной форме выражали и ут-
верждали идеи, высшие и предшествующие по отношению к
фашизму, те идеи, которые обладают вышеупомянутым ха-
рактером «постоянных» величин и, следовательно, могут
считаться неотъемлемой частью великой европейской поли-
тической традиции. Приверженность же к подобным идеям
по иным соображениям, то есть вследствие их «революци-
онности», своеобычности и принадлежности собственно
«фашизму» приводит к их умалению, приспособлению к ог-
раниченной точки зрения и к тому же затрудняет необходи-
мую работу по разграничению. Поскольку тому, для кого все
начинается и заканчивается «фашизмом», чей горизонт огра-
ничен полемикой между «фашистами» и «антифашистами»,
кто не ведает иных ориентиров, довольно сложно провести
различие между высочайшими и лучшими устремлениями
вчерашнего итальянского мира и теми довольно-таки много-
численными его сторонами, которые до той или иной степе-
ни сами страдали теми же недугами, против которых сегодня
необходимо бороться ’.
1 Мы постарались внести свой вклад в эту работу по разделению
положительного от отрицательного в фашизме в нашей книге: //
Fascismo — Saggio di нпа analisi critica dal punto di vista della Destra
(Roma, 1964, ed. Volpe).
18
Юлиус Эвола
Поэтому если в ходе дальнейшего исследования мы и
будем ссылаться на те идеи, за которые вчера сражались в
Италии или Германии, это всегда будет происходить в уже
указанных революционно-традиционных рамках с постоян-
ной заботой о том, чтобы свести к минимуму конъюнктур-
ные ссылки на прошлое и выдвинуть на первый план прин-
ципы в соответствие с их чисто идеальным и нормативным
содержанием — независимо от их причастности к опреде-
ленному периоду или движению.
ГЛАВА II
ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ — АВТОРИТЕТ— IMPERIUM
Основанием каждого истинного государства является
трансцендентность его начала, то есть принципа верховной
власти, авторитета и законности. Эта важнейшая истина в
различных обличьях воплощалась на протяжении всей исто-
рии народов. Ее отрицание равнозначно отрицанию или по
меньшей мере искажению истинного значения всего, что со-
ставляет политическую реальность. Вместе с тем, во всем
многообразии воплощений этой истины неизменно — по-
добно «постоянной величине» — сохранялось представление
о государстве как о вторжении влияния высшего порядка,
проявляющего себя во власти. Поэтому каждое подлинное
политическое единство является воплощением идеи и вла-
сти, тем самым отличаясь от какого бы то ни было факти-
ческого единства естественноисторического характера или
основанного на «естественном праве», так же как и ото вся-
кого союза, обусловленного исключительно общественно-
экономическими, биологическими, утилитарными или эвде-
монистическими 1 факторами.
1 Эвдемонизм — этическое направление, рассматривающее
блаженство, счастье как мотив и цель всех стремлений; в социальном
значении стремление к наибольшему счастью наибольшего числа
людей, где государство также служит лишь средством для достиже-
ния этой высшей цели. — Прим. пер.
Люди и руины
19
Поэтому в прежние времена можно было говорить о
священном характере принципа верховной власти и могуще-
ства, то есть государства. Так, области священного по сути
своей принадлежит древнеримское понятие imperium, кото-
рое не просто описывает систему территориального надна-
ционального владычества, но, главным образом, имеет осо-
бое значение чистого права повелевать, почти мистической
силы и auctoritas ’, присущих тому, кто исполняет функцию и
обладает достоинством Государя: в религиозной и военной
области, на уровне патрицианской семьи — gens — и, на
высшей ступени, на уровне государства, respublica. В глубо-
ко реалистическом римском мире — более того, именно бла-
годаря его реалистичности — подобное понимание власти,
являющейся одновременно auctoritas, всегда сохраняло внут-
ренне присущий ей характер горней светоносной силы и
священного могущества, независимо от тех разнообразных и
нередко незаконных приемов, которыми пользовались для ее
достижения в разные периодов римской истории1 2.
Можно вообще отрицать принцип верховной власти, но
если уж мы признаем его, то одновременно должны признать
за этой властью абсолютное свойство. Власть, являющаяся в
то же время auctoritas — aetema auctoritas, выражаясь рим-
ским стилем — должна обладать силой закона, быть послед-
ней инстанцией. Власть и авторитет, лишенные абсолютного
свойства, не являются ни властью, ни авторитетом, как это
прекрасно показал де Мэстр. Как на уровне естественных
причин, так и на политическом уровне невозможно дви-
гаться по нисходящей до бесконечности, переходя от одно-
го состояния к другому; рано или поздно мы неизбежно
достигаем предела в точке, имеющей характер безусловного
и абсолютного решения. Эта точка будет также точка ус-
тойчивости и прочности, естественным средоточием всего
политического организма. Отсутствии последнего превраща-
ет любое политическое объединение в чисто механическое
1 Авторитет, достоинство, сила (лат.)- — Прим. пер.
2 Отстраняясь от подхода, свойственного определенной социо-
логии и истории религии, можно обратиться по этому поводу к рабо-
те: Н. Wagenvoort. Roman Dynamism. Oxford, 1947.
20
Юлиус Эвола
соединение, неустойчивое образование, тогда как вышеупо-
мянутая власть в свою очередь обращается к трансцендент-
ному уровню, единственно способному дать ей основание и
узаконение в качестве высшего, независимого, первичного
принципа, который составляет основу всякого закона, но сам
не подчинен никакому другому закону. На самом деле эти
два аспекта, два требования взаимно обуславливают друг
друга, тем самым проясняя как природу чистого политиче-
ского принципа imperium, так и личность того, кто, как ис-
тинный Государь, должен быть его представителем и вопло-
щением.
Правоведческая теория верховной власти в любом ее
виде (пресловутое «правовое государство», см. Кельзена)
относится исключительно к caput mortuum, то есть к состоя-
нию, свойственному угасающему политическому организму,
который продолжает свое механическое существование, хотя
его центр и изначально породившая его сила либо сокрыты,
либо исчезли. Так как если порядок является формой торже-
ства над хаосом и беспорядком, то закон и право составляют
саму сущность государства, что находит свое достаточное
Основание и окончательное оправдание исключительно в
указанной трансцендентности. Из чего следует принцип:
princeps a legibus solutus, Государь не связан законом. То же
имел в виду и Аристотель, когда говорил, что те, кто сами
являются законом, не подчиняются закону. В частности, по-
ложительная сущность принципа верховной власти совер-
шенно справедливо признавалась в ее ничем нс ограничен-
ном и неоспоримом праве на принятие абсолютного решения
в особых обстоятельствах или чрезвычайных ситуациях — то
есть когда действующее право и закон приостанавливались
или когда возникала необходимость в их приостановке
В подобном случае, как и в любой сложной ситуации, про-
буждается, проявляет себя та абсолютная, небесная сила1 2,
1 С. Schmitt. Politische Theologie. Munchen-Leipzig, 1934.
2 Типичным примером подобного вторжения принципа верхов-
ной власти являются ситуации, когда для обеспечения традиционной
преемственности требуется переход к новым формам, включая сюда,
по мере необходимости, также новое право.
Люди и руины 21
которая, оставаясь незримой и безмолвной в обычных об-
стоятельствах, тем не менее всегда сокрыта в государстве,
пока последнее не разрывает связи с породившим его нача-
лом; пока оно остается живым организмом, а не превраща-
ется в механизм, routine *. «Чрезвычайные полномочия» и
«диктатура» являются вынужденными мерами, можно ска-
зать «роковыми средствами», к которым по необходимости
прибегают лишь тогда, когда указанное пробуждение не
происходит. Подобного рода диктатура не носит «револю-
ционного» характера. Она остается в рамках закона, так как
не является ни новым политическим принципом, ни новым
правом. Поэтому в лучший период римской истории «дик-
татуру» мыслили и допускали лишь как временное явление,
как некое дополнение к существующему порядку, но не как
новое общественное устройство, ведущее к ниспровержению
старого строя. В последнем случае диктатура равнозначна
узурпации.
Государство не является воплощением «общества».
Лежащее в основе социологического позитивизма понимание
государства как «общества» или «общности» является пока-
зателем вырождения, естественноисторического упадка. Оно
противоречит сущности подлинного государства, перевора-
чивает все правильные отношения, лишает политическую
область изначально присущего ей характера и достоинства.
Подобная концепция полностью отрицает «анагогическую»
цель государства, как власти, имеющей свои истоки в мире
горнем.
Политическая область определяется иерархическими,
героическими и идеальными ценностями, отрицающими как
плотское, так и отчасти «душевное» довольство, что выводит
ее за рамки чисто естественноисторического и растительного
существования; истинные политические цели по большей
части носят автономный (не производный) характер; они
связаны с идеями и интересами, далекими от мирного суще-
ствования, чистой экономики и материального благополучия;
соответствуют высшему измерению жизни, особому досто-
инству. Противоположность между политической и общест-
1 Рутина, косность (франц.)- — Прим. пер.
22
Юлиус Эвола
венной областями является основополагающей. Она носит
характер «категории», и чем более ярко выражено это про-
тивостояние, тем выше метафизическое напряжение в госу-
дарстве, тем более устойчивы его структуры, тем ближе его
образ к организму высшего типа. Действительно, в подоб-
ном организме высшие функции не отражают его биологи-
ческие и растительные потребности и за исключением слу-
чаев явного вырождения и одичания не используются для
их удовлетворения. Их деятельность, хотя и зиждется на
физической жизни, следует собственным законам и в от-
дельных случая способна даже подчинить себе последнюю
для исполнения целей, действий и задач, которые не объяс-
нимы и не оправданы в рамках чисто физической жизни. То
же самое можно сказать об отношениях, которые в нормаль-
ной ситуации должны связывать политический уровень и
«общество».
Различие между политической и «физической» облас-
тями существует изначально. Его можно обнаружить и в
различных примитивных обществах, кое-где сохранивших
понимание основополагающих принципов в такой чистоте,
каковую мы тщетно пытались бы искать в современных по-
верхностных и безвкусных социологических учениях. При-
ведем пример, поясняющий нашу точку зрения.
Согласно одной из современных школ государство ведет
свое происхождение от семьи: тот же образующий принцип,
на основе которого складывалась семья, gens, но только в
расширенном и дополненном виде приводит к зарождению
государственности. Однако это низведение государства до
чисто естественноисторического уровня становится возмож-
ным лишь благодаря спорному допущению, лежащему в са-
мом начале рассуждения. А именно, предполагается что на
заре древней цивилизации, в частности индоевропейского
типа, семья составляла единство чисто физического типа, в
котором ни священное начало, ни иерархический принцип не
играли решающей роли. Но даже опираясь на чисто совре-
менные исследования, после работ Фюстеля де Куланжа не
осталось никаких сомнений в том, что в действительности
дело обстояло прямо противоположным образом. Впрочем,
даже если мы согласимся с этим исключительно естествен-
Люди и руины
23
ноисторическим толкованием семьи, близком тому состоя-
нию, в котором она находится сегодня, то все равно порож-
дающее начало собственно политических сообществ следует
искать в совершенно другой области, нежели та, в которой
складывались семейные союзы. Здесь имеет смысл обратить-
ся к так называемым мужским союзам, чем мы сейчас и зай-
мемся.
У большинства первобытных народов новорожденный,
до определенного возраста рассматриваемый как чисто при-
родное существо, поначалу находился исключительно на по-
печении семьи и прежде всего матери, так как все связанное
с материальной, физической стороной существования отно-
силось к материнской и женской области. Но в определен-
ный момент происходило, точнее говоря могло произойти,
изменение природы индивида и соответственно его положе-
ния в обществе. Благодаря особым обрядам, так называемым
«обрядам перехода», которым как правило предшествовал
определенный период изгнания и одиночества, нередко со-
провождавшийся суровыми испытаниями в соответствии со
схемой «смерти и рождения», в индивиде пробуждалось но-
вое существо, после чего он и становился собственно «муж-
чиной». Действительно, до этого момент член группы, неза-
висимо от своего возраста, стоял на том же уровне, что и
женщины, дети и даже животные. Поэтому лишь после пре-
ображения индивид становился членом «мужского союза».
Власть в группе или племени принадлежала именно «муж-
скому союзу», в котором собственно «мужское», как мы по-
казали, имело посвятительное (священное) и одновременно
воинское значение. Особые обязанности и связанная с ними
ответственность давала членам «мужского союза» и особые
права, отличные от тех, которыми обладали другие члены
группы
В этой схеме изначально заложены основополагающие
«категории», определяющие противоречие между политиче-
1 Автором, впервые привлекшим внимание к политическому
значению “мужского союза”, стал Н. Schurtz. Altersklassen und
Mannerbunde. Berlin, 1902. См. также, но с некоторыми оговорками,
A. Van Gennep. Les rites de passage. Paris, 1909.
24
Юлиус Эвола
ским и «общественным» уровнями. Первой из них является
особое «помазание», особая «благодать», данная «мужчине»
в высшем смысле: «мужчины», как vir (как говорили древние
римляне), а не просто homo. Условием этого «миропомаза-
ния» являлся «разрыв уровня», то есть разрыв уз, связующих
человека с естественноисторическим и растительным уров-
нем существования: этот разрыв восполнялся властью, пра-
вом повелевать, которое принадлежало «мужскому союзу».
Мы можем с полным основанием считать это одной из тех
«постоянных» величин или основополагающих идей, кото-
рые во всем разнообразии своих прикладных и производных
форм неизменно включаются в теорию или, лучше сказать,
метафизику государства, исповедуемую величайшими циви-
лизациями прошлого. По мере постоянного обострения про-
цессов секуляризации, рационализации и материализации
эти изначальные идеи становились все более непонятными и
недоступными. Но если, вследствие их искажения или утра-
ты присущего им посвятительного, священного сокровенно-
го смысла, они предаются окончательному окончательно
забвению, то исчезает и само государство или политический
класс в их истинном традиционном понимании. В связи с
этим будет уместно привести слова одного из наших совре-
менников, сказанные еще в сравнительно недалеком про-
шлом: «Рождение господствующего класса есть Божествен-
ное таинство». Впрочем, иной раз скорее следует говорить о
демоническом таинстве (плебейские трибуны, демагогия,
коммунизм). Однако никогда истинное правящее сословие не
может согнуться под воздействием исключительно социаль-
ных и тем более экономических факторов.
Государство подчинено мужскому началу, общество и в
более широком смысле народ, demos — женскому. Это также
изначальная истина. Материнское господство, от которого
свободна политическая область, подчиненная мужскому на-
чалу, понималось также как господство Матери Земли и Ма-
терей Жизни и плодородия, под властью и на попечении ко-
торых находятся физические, биологические, коллективно-
материальные стороны существования. В мифологии посто-
янно повторяется мотив противопоставления светлых, не-
бесных божеств, как властителей собственно политического
Люди и руины 25
и героического мира, и женских, материнских богинь, пра-
вящих естественноисторическим существование, поклонение
которым было распространено преимущественно среди чер-
ни. Так, например, в древнем Риме понятие государства и
imperium — священной власти — было тесно связано с сим-
волическим культом мужских небесных, светлых богов
верхнего мира в противоположность темному царству Мате-
рей и подземных богинь. Эта идея красной нитью проходит
от примитивных обществ с их «мужскими союзами» вплоть
до светоносной олимпийской государственной традиции,
свойственной классическому миру и целому ряду высших
индоевропейских цивилизаций.
Следуя за этой нитью через историю, мы приходим к
тому времени, когда все та же идея воплощается уже не в
виде imperium, но в понятии божественного права Царя, а на
смену правящему слою, образуемому силой обряда, прихо-
дят Ордена, аристократии, политические классы, склады-
вающиеся на основе знаний и качеств, не сводимых к обще-
ственным ценностям и экономическим факторам. Затем нить
прерывается, и упадок государственной идеи, наряду с упад-
ком и угасанием чистого принципа верховной власти и авто-
ритета, завершается окончательным переворачиванием, ко-
гда все обращается в свою противоположность, за счет чего
мир demos, материализованных масс, получает доступ в об-
ласть политики. Таков основной смысл любой демократии в
изначальном понимании этого слова, а также всякого «со-
циализма». Как первая, так и второй по сути своей являются
антигосударственными системами, вырождением, осквер-
нением и опошлением политического начала. С их прише-
ствием завершается также смещение от мужского к жен-
скому, от духовного к материальному, все смешивается в
беспорядке. Это инволюция, обусловленная внутренним вы-
рождением самого человека, которое выражается в том, что
верх в нем берут склонности и интересы, связанные с есте-
ственноисторической, грубой, простейшей жизненной ча-
стью человека. Согласно закону соответствий, известному
уже Платону и Аристотелю, несправедливость, то есть внеш-
ний разброд и волнения в обществе, всегда является отраже-
нием внутренней несправедливости, присущей определенно-
26
Юлиус Эвола
му человеческому виду, который возобладал в данной циви-
лизации.
В современном мире существуют политические формы,
в которых подобное вырождение и всесмешение очевидны
настолько, что их невозможно ни с чем спутать; они самым
недвусмысленным образом выражены в партийных програм-
мах и идеологиях. В других случаях этот упадок менее заме-
тен, поэтому следует уточнить, какую позицию необходимо
занять по отношению к ним.
Вышеуказанное различие между политической идеей
государства и физической концепцией «общества» сказыва-
ется и в противопоставлении государства и нации. Понятия
нации, родины и народа, несмотря на нередко окружающий
их романтический и идеалистический ореол, по сути своей
принадлежат не политическому, а естественноисторическому
и биологическому уровню и соответствуют «материнскому»
и физическому измерению данной общности. Почти все
движения, которые выдвигали эти понятия, признавая за
ними первостепенную ценность, отвергали или по меньшей
мере ставили под сомнение идею государства и чистый
принцип верховной власти. Замена формулировки «Божьей
милостью» (пусть даже лишь приблизительно отражающей
истинную власть, данную свыше) на формулировку «по воле
нации» на самом деле ознаменовала собой уже упомянутое
нами переворачивание: это был не просто переход от одной
формы государственного устройства к другой, но переход в
совершенно новый мир, отделенный от первого непреодоли-
мой пропастью.
Беглый обзор истории позволит нам выявить регрессив-
ное значение национального мифа. Начало было положено,
когда отдельные европейские государства, пусть даже про-
должая признавать политический принцип чистой верховной
власти, обрели форму национальных государств. Это пре-
образование вдохновлялось по сути дела антиаристократи-
ческим (антифеодальным) духом, раскольническим и анти-
иерархическим по отношению к европейской ойкумене,
учитывая отказ от признания высшего авторитета Священ-
ной Римской Империи и анархическую абсолютизацию от-
дельных политических единиц, правитель каждой из которых
Люди и руины
27
начал считать себя верховным властителем. Утратив под-
держку свыше, эти властители принялись искать ее снизу,
тем самым роя себе могилу, поскольку отныне человеческая
масса, потерявшая прежнюю форму и членение, неизбежно
стала обретать все большее значение. Они сами создали те
структуры, которые должны были перейти в руки «нации»
сначала в лице третьего сословия, а затем уже как «народа» и
массы. Этот переход, как известно, свершился во время
Французской революции; хотя тогда обращение к «нации»
имело чисто демагогический характер, национализму при-
шлось заключить союз с революцией, конституционализ-
мом, либерализмом и демократией, и с тех пор он стал зна-
менем в руках движений, которые, начиная с революций
1789 и 1848 гг. и вплоть до 1918 г., разрушили все опоры
старого строя традиционной Европы. Впрочем, этим «пат-
риотическим» идеологиям свойственно ставить все с ног на
голову, вследствие чего естественноисторическая данность —
фактическая принадлежность к данному племени и данному
историческому сообществу — преобразуется в нечто мисти-
ческое и возводится в степень высшей ценности; отдельного
человека начинают ценить лишь как citoyen и enfant de la
patrie, что подрывает авторитет всякого более высокого
принципа, начиная с принципа верховной власти, подчинен-
ной отныне «воле нации».
Известно, какую роль сыграло в начальной коммунисти-
ческой историографии возвеличивание матриархата, рас-
сматриваемого ею как первобытное общество справедливо-
сти, конец которому был положен частнособственническим
строем и связанными с ним политическими формами. Рав-
ным образом в вышеупомянутых революционных идеологи-
ях заметна и регрессия от мужского к женскому. Уже образ
Родины, как Матери, как Земли, детьми которой мы все яв-
ляемся и по отношению к которой все — равны и связаны
узами братства, прямо указывает на тот физический, жен-
ский и материнский порядок, с которым, как мы говорили
ранее, разрывают «мужчины» ради установления светлого,
мужского государственного порядка, тогда как первый по
сути своей носит дополитический характер. В связи с этим
довольно примечателен тот факт, что родина и нация почти
28
Юлиус Эвола
всегда аллегорически изображаются женскими фигурами,
даже у тех народов, у которых название страны имеет сред-
ний или мужской, а не женский род1. Святость и неприкос-
новенность «нации» и «народа» является простым перенесе-
нием на них тех же свойств, которые приписывались великой,
Матери в древних плебейских обществах, находящихся под
властью матриархата и не знакомых с мужественным и поли-
тическим принципом imperium. Поэтому Бахофен и Штединг
с полным основанием могли говорить о том, что идею госу-
дарства отстаивают «мужчины», тогда как женственные,
духовно склонные к матриархату натуры встают на защиту
идеи нации, «родины» и «народа». Это придает особый зло-
вещий оттенок природе тех влияний, которые со времен
Французской революции возобладали в политической ис-
тории Запада.
Имеет смысл рассмотреть эту проблему и с несколько
иной точки зрения. Фашизм также придерживался идеи, со-
гласно которой нация существует, обладает сознанием, волей
и высшей реальностью лишь благодаря государству. Эта
идея находит свое подтверждение и в истории, особенно ес-
ли мы обратимся к тому, что вслед за Вико можно назвать
«правом героических народов» и к истокам основных евро-
пейских наций. Если «родина», отечество действительно оз-
начает «землю отцов», то это значение было приложимо
лишь к той отныне далекой прародине, с которой начался
процесс расселения древних народов. Между тем почти все
известные нам страны и исторические нации были образо-
ваны на землях, не принадлежавших им изначально или во
всяком случае занимавших более широкие границы по
сравнению с местом их зарождения, благодаря расселению
и завоеваниям. Связующим же и формообразующим началом
служила преемственность власти, принципа верховной вла-
сти и авторитета, принадлежащей кругу людей, связанных
единой идеей и чувством верности, объединенных единой
1 Столь же примечательно, что для изображения государей и
глав государств используется как правило отцовский, а не материн-
ский символ. (Ср., например, в России — Земля-матушка, но Царь-
батюшка. — Прим, пер.)
Люди и руины
29
целью и починяющихся единому внутреннему закону, что
отражалось в соответствующем общественно-политическом
идеале. Таково порождающее начало и основа всякой вели-
кой нации. Поэтому для нации в естественноисторическом
понимании политическое ядро является тем же, чем душа в
смысле «энтелехии» — для тела: оно придает ей облик, объ-
единяет ее, делает ее сопричастной высшей жизни. С учетом
этого можно сказать, что нация существует и способна засе-
лить любое пространство, до тех пор пока сна способна вос-
производить одну и ту же «внутреннюю форму», то есть пока
она несет на себе то помазание, ту печать, которую налагает
на нее высшая политическая сила и ее носители: без геогра-
фических и даже этнических в узком смысле этого слова ог-
раничений. Поэтому бессмысленно говорить о древних рим-
лянах как о «нации» в современном понимании; это была
скорее «духовная нация» как некое единство, определяемое
понятие^ «римлянин». То же самое можно сказать и о фран-
ках, германцах, арабских ревнителях ислама — не говоря
уже о множестве других примерах. Наиболее показательным
образцом является прусское государство, возникшее из Ор-
дена (типичного воплощения «мужского союза») тевтонских
Рыцарей, который позднее стал хребтом и «формой» немец-
кого Reich.
Только когда напряжение спадает, различия затушевы-
ваются и круг людей, сплоченных вокруг высшего символа
верховной власти и авторитета, слабеет и распадается, толь-
ко тогда то, что было всего лишь следствием высших форми-
рующих процессов — «нация» — может обрести самостоя-
тельность и обособиться почти до видимости собственной
жизни. Так на первый план выходит «нация», как народ, кол-
лектив и масса, то есть нация в том смысле, каковой это по-
нятие начало приобретать со времен Французской револю-
ции. Подобная креатура подобна твари, поднявшей руку на
своего творца и вследствие этого отвергающей всякую вер-
ховную власть, если последняя не является выражением и
отражением «воли нации». Политическая власть из рук клас-
са, понимаемого как Орден и «мужской союз», переходит к
демагогам или «слугам нации», к демократическим руково-
дителям, которые якобы являются «представителями» наро-
30
Юлиус Эвола
да, которые удерживаются у власти, ловко потакая «народу»
и играя на его низменных интересах. Естественным и роко-
вым следствием указанной регрессии становится несостоя-
тельность и, в первую очередь, низость нынешних пред-
ставителях «политического класса». Справедливо было ска-
зано1, что никогда прежде не было властителя столь
абсолютного, чтобы против него не могли восстать знать или
духовенство; между тем сегодня никто не осмеливается по-
рицать «народ», не верить в «нацию» и тем более оказать им
открытое сопротивление. Что, впрочем, не мешает нынеш-
ним политиканам обводить тот же «народ» вокруг пальца,
обманывать и использовать его к своей выгоде, как поступа-
ли в свое время еще афинские демагоги и как в не столь дав-
ние времена привыкли вести себя придворные по отношению
к опустившемуся и тщеславному господину. Причина этого в
том, что сам demos, женственный по природе, не способен
иметь собственной ясной воли. Но разница заключается
именно в низости и раболепии тех, кто сегодня окончательно
утратил свое мужское достоинство, свойственное представи-
телям высшей законности и данного свыше авторитета.
В лучшем случае мы видим представителей того человече-
ского типа, который имел в виду Карлейль, говоря о «мире
слуг, желающих, чтобы ими правил лжегерой», а не госпо-
дин; к этому мы еще вернемся, когда будем говорить о фе-
номене бонапартизма. Неизбежным следствием подобной
политической атмосферы становится действие, опирающееся
на «мифы», то есть на формулы, лишенные объективной ис-
тины и взывающие к подсознательной и эмоциональной об-
ласти индивидов и масс. Так, в наиболее характерных совре-
менных движениях уже сами понятия «родины» и «нации»
достигли в высшей степени «мифического» качества и спо-
собны обретать самое различное содержание в зависимости
от того, в какую стороны дует ветер и какая партия берет их
на вооружение. Впрочем, всех их роднит отрицание полити-
ческого принципа чистой верховной власти.
Вдобавок к этому следует отметить, что сама система,
установившаяся на Западе с приходом демократии — систе-
1 V. Pareto. Trattato di sociologa generate. Fierenze, 1923, 1713.
Люди и руины
31
ма всеобщего и равного избирательного права — изначально
обрекает господствующий класс на вырождение. Действи-
тельно, большинство, качественно ничем не ограниченное,
всегда будет на стороне общественных низов. Поэтому дабы
завоевать их, получить то количество голосов, которое тре-
буется для прихода к власти, необходимо говорить с ними на
единственно понятном для них языке, то есть выдвигать на
первый план именно их интересы (которые, естественно, яв-
ляются наиболее грубыми, вещественными и призрачными),
постоянно идти им на уступки и никогда ничего от них не
требовать1. Таким образом, любая демократия в самой свое
основе всегда является школой безнравственности, оскорб-
лением для достоинства и внутренней сдержанности, харак-
терных для истинного политического класса.
Теперь вернемся к сказанному чуть ранее о зарождении
крупных европейских наций как политического принципа,
дабы извлечь из этого отдельные установки. Итак, основой
каждого истинного и прочного политического организма яв-
ляется организация, подобная Ордену, «мужскому союзу»,
держащая в своих руках принцип империи, для членов кото-
рой — согласно формулировке Саксонского Кодекса — честь
состоит в верности2. Среди царящей сегодня атмосферы кри-
зиса, всеобщего разлада в нравственном, политическом и
социальном плане для разрешения задачи возрождения про-
стого обращения к «нации» не достаточно, даже в том слу-
1 См., к примеру, G. Mosca. Elementi di scienza poltica. Bari, 1947.
V. II, с. IV, 4 (C. 121): «Часто бывает, что партии, против которых
разворачивается демагогическая пропаганда, для борьбы с ней при-
бегают к тем же средствам, которые используют их противники.
Они также дают невыполнимые обещания, заискивают перед мас-
сами, потворствуют самым низменным инстинктам, используют и
поощряют предрассудки и алчность, если это помогает им придти к
власти. Недостойное соперничество, при котором те, кто идет на
сознательный обман, скатываются до того же уровня мышления,
что и жертвы их обмана, а в нравственном отношении падают еще
ниже».
2 Здесь также можно вспомнить девиз Луи д’Эстонтевиля (вре-
мен Столетней войны): «Моя единственная родина там, где пребы-
вают честь и верность».
32
Юлиус Эвола
чае, если эта идея будет лишена революционной окраски и к
ней присоединятся те представители истинного политиче-
ского сословия, которые еще не окончательно утратили свою
силу и достоинство. «Нация» всегда будет чем-то расплывча-
тым, тогда как в рассматриваемой нами ситуации необходи
мо заострить внимание на изначальном основополагающем
противостоянии. С одной стороны мы имеем массу, которой,
независимо от перемены настроения, всегда движут почти
одни и те же простейшие влечения и интересы, связанные с
удовлетворением чисто физических потребностей и стремле-
нием к чувственным наслаждениям. Тогда как по другую
сторону стоят люди, рознящиеся от первых как свидетели
иной законности и авторитета, каковые даруются идеей и их
стойкой и безличной верностью этой идее. Для подобных
людей только идея должна быть их настоящей родиной. Их
объединяет или разделяет не то, что они рождены на одной
земле, говорят на одном языке, а в их жилах течет одна
кровь, но их принадлежность к идее. Истинная задача и не-
обходимое условие для возрождения «нации», обретения ею
формы и сознания состоят в том, чтобы выявить и отделить
то, что обладает лишь мнимым единством во всеобщем сме-
шении, а затем вычленить ядро мужской субстанции в виде
политической elite, дабы вокруг него началась новая кри-
сталлизация.
Мы называем это реализмом идеи;, реализмом, поскольку
эта задача требует силы и ясности, а не «идеализма» и сен-
тиментализма. Но этот реализм не имеет ничего общего ни с
мелким, циничным и ублюдочным реализмом политиканов,
ни с реализмом тех, кто призывает освободиться от «идеоло-
гических предрассудков», не в силах предложить ничего но-
вого, кроме все того же пробуждения чувства «национальной
солидарности», будь то даже солидарность толпы, используя
для этого те общие приемы, которые мало отличаются от
применяемых для разжигания в толпе сравнительно недолго-
временных «стадных чувств».
Все это находится ниже политического уровня в его из-
начальном, мужественном и традиционном понимании и по
сути устарело, в том числе поскольку реализм идеи отныне
взят на вооружение противником. Действительно, сегодня
Люди и руины
33
мы являемся свидетелями того, как постепенно складывают-
ся блоки, имеющие наднациональный характер, что присуще
союзам, построенным по сути дела на политических идеях,
сколь бы варварскими они не были. Так, главным основани-
ем для коммунизма было звание коммунистического проле-
тария, принадлежащего к Третьему Интернационалу, яв-
ляющееся теми узами, которые соединяют и объединяют по
ту сторону «нации» и «родины». Следом за ним идет та же
демократия, когда она сбрасывает маску и выступает в
«крестовый поход». Разве так называемая «идеология Нюрн-
берга» не ведет к установлению определенных принципов,
которые не только навязываются в качестве единственно
приемлемых, но сама ценность которых признается абсо-
лютной, невзирая на родину или нацию и даже — согласно
официальной формулировке — «превышает обязанность ин-
дивида подчиняться государству, членом которого он явля-
ется»?
С этой точки зрения также становится очевидной недос-
таточность простой идеи «нации», как принципа, и необхо-
димость в ее политическом дополнении, то есть в той выс-
шей идеи, которая должна стать пробным камнем, тем, что
разделяет или объединяет. Поэтому основная задача заклю-
чается в том, чтобы, строго придерживаясь четко продуман-
ных принципов, разработать соответствующее учение, на
основе которого будет создано нечто подобное Ордену*. Ос-
новой этого Ордена станет elite, выстроенная в иерархию на
том уровне, который определяется понятиями духовного му-
жества, решимости и безличности, где естественноисториче-
ские узы теряют свою силу и значение. Именно она станет
носителем нового принципа незыблемого авторитета и вер-
ховной власти, сумеет разоблачить крамолу и демагогию в
любом обличье, остановит движение, нисходящее с вершины
вниз и восходящее наверх от основания. Она станет тем за-
родышем, который даст жизнь политическому организму и
объединенной нации, которые будут обладать тем же досто-
инством, каковое было присуще прежним державам, создан-
ным великой европейской политической традицией.
Все прочее суть грязная игра, любительство, отсутствие
реализма и косность.
2 Люди н руины
34
Юлиус Эвола
ГЛАВА III
ЛИЧНОСТЬ — СВОБОДА — ИЕРАРХИЯ
Начало распада традиционных политико-социальных
структур, или по крайней мере тех, которые еще сохраня-
лись в Европе, совпадает с пришествием либерализма. По
окончании бурного и демонического якобинского периода,
революционные принципы вступили в действие под обличь-
ем либерализма. Поэтому именно либерализм является пер-
вым звеном в цепи различных форм мировой подрывной дея-
тельности.
Следовательно, необходимо разоблачить заблуждения,
на которые опирается эта идеология, выстроенная на «бес-
смертных принципах». Это требование обусловлено не
только теоретической, но и практической необходимостью.
Сегодня интеллектуальная путаница достигла таких разме-
ров, что либерализм, который для прежних режимов и той
же церкви был прямым синонимом антитрадиции и рево-
люции, в представлении многих стал «правым» движением,
которое встает на защиту свободы, права и достоинства
личности, противостоя тем самым марксизму и коммунизму.
Двусмысленность, заложенная в подобном подходе, может
послужить отправным моментом для наших дальнейших рас-
суждений.
Сущностью либерализма является индивидуализм. В ос-
нове этого заблуждение лежит путаница между такими поня-
тиями как личность и индивид. Последний же, на основании
идеи всеобщего равенства, безоговорочно возводится в ранг
ценностей, каковой в лучшем случае sub conditione1 может
быть за ним признан. В результате подобного смещения эти
ценности превращаются в нечто столь же ошибочное, неле-
пое и разрушительное.
Начнем с идеи равенства. Вряд ли стоит говорить, что
«бессмертный принцип» равенства является полной бес-
смыслицей. Даже не стоит тратить слов на доказательство
неравенства живых существ с естественноисторической точ-
1 Здесь: с определенными оговорками (лат.). — Прим. пер.
Люди и руины___________________
ки зрения. Однако идеологии равенства поднимают принци-
пиальный вопрос, утверждая, что даже если люди и не равны
на деле, то это неправильно: они неравны, но такого не долж-
но быть. Неравенство отождествляется с несправедливостью,
поэтому отрицание неравенства, его преодоление, признание
за людьми равного достоинства, выдвигаются в качестве за-
слуги и превосходства либеральной идеи. Принцип «осново-
полагающего равенства всякого, могущего быть причислен-
ным к человекоподобному», свойственен и демократии.
Все это чистое словоблудие. Речь идет не о «благород-
ном идеале», но об идее, которая в буквальном смысле пред-
ставляет собой логическую нелепицу и, принятая в качестве
цели, ведет исключительно к упадку и вырождению.
Прежде всего понятие «многих» — многообразия осо-
бей — логически противоречит понятию «многих равных
существ». Это онтологически вытекает прежде всего из
«принципа неразличимости», согласно которому «одно су-
щество, абсолютно во всем тождественное другому, является
тем же самым существом». Таким образом, в идее «многих»
заложена идея основополагающего различия составляющих:
если «многие» равны, совершенно равны, то они не могут
быть «многими», но лишь одним. Стремление к равенству
«многих» несет в себе противоречие в понятиях, если только
оно не относится к совокупности неодушевленных предме-
тов серийного производства.
Во-вторых, уже с точки зрения деонтологии1 то же самое
вытекает из «принципа достаточного основания», который
звучит следующим образом: «Для любой вещи должно суще-
ствовать основание, благодаря которому она является именно
этой вещью, а не какой-либо другой». Следовательно, суще-
ство, во всем равное другому, лишено «достаточного основа-
ния»: это лишь дубликат, полностью лишенный смысла.
Итак, с обеих сторон вытекает рациональная обоснован-
ность довода, согласно которому «многие» не только не мо-
гут быть равными, но и не должны быть таковыми, а нера-
венство истинно фактически лишь поскольку оно истинно по
1 Раздел этики, рассматривающий проблемы долга и моральных
требований. — Прим. пер.
36
Юлиус Эвола
праву, закономерно, и реально только постольку, поскольку
необходимо. С более высокой точки зрения, оставив в сторо-
не всякую гуманистическую и демократическую напыщен-
ность, то, что идеология равенства тщится описать как
«справедливость», является самой настоящей несправедливо-
стью. Это признавали уже Цицерон и Аристотель.
Однако полагание неравенства означает преодоление
количества, утверждение качества. Именно в этом состоит
различие между понятиями индивида и личности. Можно
мыслить индивида в качестве простой атомарной единицы,
простого числа в царстве количества. С абсолютной точки
зрения это лишь вымысел, отвлечение. Но к этому можно
стремиться, можно сделать так, чтобы отличия, опреде-
ляющие каждую отдельную особь, были сведены к миниму-
му, чтобы возобладали смешанные и однообразные качества
(что влечет за собой уравнивание и стандартизацию взгля-
дов, прав и свобод), и рассматривать это единообразие как
идеальное и желанное условие. Однако в действительности
оно означает упадок и извращение истинной природы.
Действительно, чистый индивид принадлежит скорее к
неорганическому, чем органическому миру. В реальности
правит закон нарастающего различения. Благодаря этому
закону более низкие ступени действительности отличаются
от более высоких тем, что на низшем уровне целое может
распадаться на множество частей, сохраняющих одинаковое
качество (как части не кристаллизованного минерала, неко-
торых растений или низших видов животных, которые раз-
множаются путем партеногенеза), тогда как на более высо-
ких уровнях это становится невозможным, поскольку им
присуще высшее органическое единство, для которого разде-
ление равнозначно повреждению, поскольку оно приводит к
полной утрате частями того качества, значения и функции;
которыми они обладали, пребывая в этом единстве. Таким
образом, атомарный, несвязанный (solutus), «свободный»
«индивид» принадлежит к царству неорганического и соот-
ветственно стоит на низших уровнях реальности
1 Гете следующим образом выразил эти принципы «органиче-
ской философии», которые применимы и к политическому уровню:
Люди и руины
37
Равенство может существовать на уровне простого об-
щественного скопления или первобытного, почти животного
смешения; в лучшем случае о равенстве можно говорить,
когда мы рассматриваем не индивидуальное, но общее, не
личность, по вид, не «форму», но «материю» (в аристотелев-
ском понимании последних понятий). Нельзя отрицать, что
люди с некоторых сторон приблизительно «равны»; но эти
стороны для любой нормальной и традиционной концепции
являются скорее «минусом», чем «плюсом», соответствуют
наиболее убогому уровню реальности, самому непривлека-
тельному из того, что в нас есть. Речь идет об уровне, еще не
связанном с понятием «формы», личности в надлежащем
смысле. Придавать ценность этим сторонам, подчеркивать их
как нечто действительно значимое, значит согласится с тем,
что самое существенное в статуях это бронза, а не те особые
идеи, воплощением которых они являются и для коих бронза
(в нашем случае, видовое человеческое качество) служит
лишь материалом.
Эти примеры проливают свет на подлинное значение и
ценность личности по сравнению с простым индивидом и
простым элементом массы или социального агломерата.
Личность есть качественно рознящийся индивид со своим
лицом, своей собственной природой и рядом свойств, кото-
рые делают его самим собой и отличают ото всех других;
тем самым делая его существенно неравным. Личность —
это человек, у которого общие признаки (начиная с наибо-
лее общих, таких как принадлежность к человеческому ро-
ду и, по нисходящей, к данной расе, нации, группе, полу)
обретают отличную ото всех других форму выражения,
особым образом сочетаясь и обособляясь. Восходящим яв-
ляется всякий жизненный, индивидуальный, общественный
или нравственный процесс, который* идет в направлении,
«Чем несовершеннее живое существо, тем более его части подобны
целому и способны воспроизвести его. Чем совершеннее живое су-
щество, тем разнороднее его части. Схожие части менее подчинены
одна другой; подчиненность органов является признаком высокораз-
витого существа». На политическом уровне, части соответствуют
индивидам, а органическое целое — государству.
38
Юлиус Эвола
способствующем совершению личности согласно ее собст-
венной природе. И, напротив, нисходящим является стрем-
ление подчеркнуть и придать первостепенный характер то-
му, что одинаково во всех существах. Желание равенства
равнозначно желанию бесформенного. Любая идеология
равенства является точным показателем уровня вырождения
общества или «позывными» тех сил, которые стремятся при-
вести мир к вырождению. Вот что по большому счету следу-
ет думать о «благородном идеале» и «бессмертном принци-
пе» равенства.
Согласившись с этим, легко распознать ошибочность и
двусмысленность, присущие остальным либеральным и ре-
волюционным принципам.
Прежде всего заслуживает внимание то, что под «естест-
венным правом» подразумевают то право, которое, с учетом
всего вышесказанного, представляется наиболее неестест-
венным из всех мыслимых, либо же действительно исключи-
тельно в примитивнейших обществах. Принцип, согласно
которому люди «от природы» свободны и обладают равными
правами, является полной бессмыслицей хотя бы потому, что
люди не равны уже по самой своей «природе». При переходе
же от чисто естественноисторического уровня к более высо-
кой ступени становится понятно, что «личностью» может
стать далеко не каждый, это качество не одинаково для всех
и не возникает самопроизвольно лишь на основании принад-
лежности особи к биологическому виду «человек». «Досто-
инство человеческой личности», со всем, что влечет за собой
это выражение, вокруг которого радетели естественного пра-
ва и либералы поднимают столько шума, может быть при-
знано лишь за тем, кто действительно им обладает, а не за
первым встречным. Кроме того, повторим, что даже если это
достоинство налицо, оно не должно признаваться равным во
всех случаях. Оно допускает различные степени, и справед-
ливость состоит в том, чтобы каждой из этих степеней соот-
ветствовали разные права и свободы. Различие в правах и, в
более широком смысле, иерархическая идея, проистекают из
самого понятия личности, учитывая то, что оно, как было
показано, немыслимо вне различия, формы и различающего
обособления. Без этих необходимых предпосылок уважение
Люди и руины
39
к человеческой личности по сути остается лишь одним из
многочисленных предрассудков, свойственных нашему ве-
ку. В мире личности не существует ничего, на что могла бы
опереться идея всеобщего и одинаково равного для всех
права, которому теория естественного права желала бы
придать силу закона, действительного для всех без разли-
чия I Любой человек, действительно осознающий себя лич-
ностью и обладающий достоинством, может воспринять
лишь как оскорбление то, что его собственный закон будет
иметь равную силу и для всех других (приблизительно
именно к этому сводится хорошо известная формулировка
того же категорического императива кантовской морали).
Правило древней мудрости утверждает прямо противопо-
ложное: suum cuique tribuere — воздайте каждому свое. И в
учении Платона высшим долгом правителей было позаботит-
ся о том, чтобы воцарилась справедливость, понимаемая на
этот лад.
Отсюда следует определенная обусловленность самого
принципа «равенства». Равенство возможно только между
равными, то есть теми, кто объективно стоит на одном уров-
не, в равной степени является «личностью». Их свобода, их
право — но также и их ответственность — не могут быть
равными тем, которыми обладают стоящие на другой ступе-
ни, более высокой или более низкой. Понятно, что то же ог-
раничение действенно и для «братства», сентиментального
приложения к «бессмертным принципам», беспардонно навя-
зывающего всеобщее смешение как естественную норму и
долг каждого. Кроме того, в древних цивилизациях, призна-
вавших иерархическую идею, понятие «равного» и «ровни»
нередко имело аристократический характер. В Спарте звание
опоим, «равного», относилось исключительно к правящей
elite; причем в случае недостойного поведения этого звания
могли лишить. Родственную идею мы находим в древнем
Риме, у нордических народов, в период правления Каролин-
гов и во времена Священной Римской Империи. Сходным
1 Относительно основания «естественного права» и соответст-
вующего мировоззрения см. J. Evola. L’Arco е la clava. Scheiwiller,
2-ed., Milano, 1971. С. VIII.
40
Юлиус Эвола
образом в Англии «равными» — peers — как известно назы-
вали лордов.
То же самое относится и к понятию свободы — первой
составляющей революционной троицы. Свобода требует
столь же качественного и выборочного подхода, как и лич-
ность. Каждый обладает свободой настолько, насколько он
того заслуживает, в зависимости от своего склада, личного
достоинства, либо исполняемых обязанностей, а не на осно-
вании своей простейшей и отвлеченной принадлежности к
человеческому роду или к «гражданам» (знаменитые droit de
1’homme et du citoyen). Так классическое высказывание:
libertas summis infimisque aequanda — отражало ту идею, что
свобода должна равномерно распределяться как вверх, так и
вниз. — Как справедливо было замечено: «Нс существует
единой свободы, но существует множество разных свобод.
Не существует общей отвлеченной свободы, свободы разде-
ляются в соответствии с истинной природой существ. Чело-
век должен пробудить в себе понятие не об однородной сво-
боде, но о совокупности качественно различающихся сво-
бод» I Что же до другой свободы, свободы в либеральном и
сстественноисторическом понимании, то она, так же как и
равенство, является чистым вымыслом. Это всего лишь ору-
жие революции. Равенство и свобода являются лишь лозун-
гами, которые используют определенные общественные слои
или группы для ниспровержения ныне господствующих и
прихода к власти. Как только эта цель достигнута, о них бла-
гополучно забывают.
Кроме того, говоря о свободе, крайне важно проводить
различие между свободой делать что-то и свободой для того,
чтобы что-то делать. На политическом уровне первая имеет
исключительно отрицательный характер, поскольку отожде-
ствляется с отсутствием всяких обязательств и по сути ли-
шена формы1 2. Она неизбежно выливается в произвол и без-
1 О. Spann. Gesellschaftslehre. Munchen, Berlin, 1923. P. 154.
2 Здесь, судя по всему, Эвола обращается к понятиям forma for-
manta и forma informanta, введенным Иоанном Скоттом Эуригсной,
из которых первое означает «индивидуальный логос, духовную ось
души», а второе, соответственно, отсутствие этой оси. Таким обра-
Люди и руины
41
законие; и становится просто невозможной, если в соответ-
ствии с демократическим принципом равенства распростра-
няется на всех. Равенство исключает свободу; при равенстве
не может существовать чистая свобода, но бывает лишь
множество отдельных свобод, ручных и механизированных,
которые взаимно ограничивают друг друга. Разве только в
обществе, устроенном в полном противоречии либеральным
вкусам, могла бы быть до некоторой степени реализована эта
свобода: в подобном обществе социальная проблема решает-
ся путем обеспечения определенных привилегий небольшой
группе людей за счет максимального подавления всех ос-
тальных. Продумывая эту идею до конца, наиболее совер-
шенным воплощением подобного идеала бесформенной сво-
боды становится фигура тирана.
Иначе обстоит дело со свободой для, которая связана с
подлинной природой человека и исполняемой им функцией,
что означает, прежде всего, возможность реализовать собст-
венные способности и достичь максимально доступного для
себя уровня совершенства в данных общественно-полити-
ческих рамках. Таким образом, эта свобода имеет функцио-
нальный и органический характер и неотделима от особой
внутренне присущей каждому цели. Она связана с классиче-
ским правилом стань самим собой, то есть требует качест-
венного и выборочного подхода. Только такая свобода носит
справедливый и законный характер. В классическом пред-
ставлении, свойственном таким мыслителям как Аристотель,
Платон или, к примеру, Плотин, справедливым Может быть
лишь такой общественный строй, при котором каждый зани-
мается тем, что ему свойственно, владеет тем, что ему над-
лежит, и реализует себя в соответствии с собственной при-
родой. То же католичество в свой золотой век схоластики,
ныне презрительно именуемый «темным средневековьем»
демократическими представителями современной церкви,
«открытыми к диалогу с левыми», не ведало другой истины и
этики. Стержнем его учения об общества служила как раз
идея о «собственной природе», различной у каждого челове-
ком, лишенность формы, бесформенность означает здесь обуслов-
ленность внешним миром. —Прим. пер.
42
Юлиус Эвола
ка, вследствие чего уровень предоставляемой свободы и по-
ложение, занимаемое человеком в иерархически устроенном
общественном организме, должны были соответствовать
его «богоданной» природе. Именно это учение отстаивал и
Лютер. Бенедетто Кроче говорил о современной «религии
свободы». На самом же деле то, что он разумеет под этим,
скорее следовало бы назвать «идолопоклонством перед сво-
бодой».
К этому же порядку идей можно отнести и вопрос отно-
сительно того, кто важнее — человек или общество, и кто из
них является целью. С традиционной точки зрения этот во-
прос решительно разрешается в пользу человека. Любые до-
воды в пользу «общества» выражают отклонение, порожден-
ные тем же упадочным стремлением к уравниловке, о кото-
ром мы уже говорили ранее. В своем противодействии этому
стремлению те же индивидуализм и анархизм, несомненно,
по-своему правы и имеют менее вырожденческий характер.
Все, связанное с обществом, в лучшем случае относится к
уровню средств, но никак не целей. Общество как сущность
в себе это идол, персонифицированная абстракция; в дейст-
вительности же уровень, на котором находится общество,
соответствует чисто материальному, физическому, подчинен-
ному уровню. «Общество» и «коллектив» являются синони-
мами и если исключить их индивидуалистическое толкова-
ние как сумму атомов, связанных воображаемым договором,
от них останется лишь идея о некой подоснове, по отноше-
нию к которой личность положительна, первична и реальна.
Скажем более, в некоторых случаях мы готовы признать
главенство личности даже над государством, поскольку «го-
сударственничество» наших современников не имеет ничего
общего с традиционной политической концепцией государ-
ства, а безликое государство, эта тяжеловесная бюрократи-
ческо-правовая сущность — «холодное чудовище», по выра-
жению Ницше, — равным образом является искажением.
Любое общество, любое государство слагается из людей, и
именно отдельные люди есть его первичные элементы. Нс
какие люди? Это не люди, мыслимые индивидуализмом как
атомы или скопление атомов, но люди как личности, как раз-
личающиеся между собой существа, каждому из которых
Люди и руины 43
подобает свое особое положение, своя свобода, свое право в
иерархиях созидания, производства, повиновения и повеле-
вания. Только таких людей выдвигаются на верх в истин-
ном государстве, то есть антилиберальном, антидемократи-
ческом, органичном. Предпосылкой подобной государст-
венной идеи является первичность личности по сравнению
с любой отвлеченной общественной, политической или пра-
вовой сущностью, при том обязательном условии, что речь
идет не о нейтральной, посредственной личности, состав-
ляющей просто число в мире количества и всеобщего изби-
рательного права.
Целью каждого здорового общественного строя должно
быть совершенствование человека, чему он обязан способст-
вовать всеми мерами. Это совершенство следует мыслить на
основании ранее упомянутых процессов обособления и по-
ступательного нарастания различий. В связи с этим, мы мо-
жем обратиться к схеме, намеченной Полем де Лагардом,
которая в общих чертах выглядит следующим образом: все
связанное с гуманистической, правовой, общественной идеей
соответствует нижнему пределу. Быть просто «человеком»
это меньше, чем быть человеком в рамках данной нации или
данного общества; последнее же в свою очередь меньше, чем
быть «личностью», то есть обладать качеством, изначально
предполагающим переход на более высокий уровень, нежели
просто естественноисторический и «общественный». В свою
очередь, личности также составляет особую категорию, в
которой происходит последнее деление по степеням, функ-
циям и качествам, согласно которым за пределами общест-
венного и, образно говоря, горизонтального уровня верти-
кально определяется собственно политический мир со свой-
ственным ему членением на сословия, функциональные
классы, корпорации и частные единицы. Эти обособлен-
ные группы выстраиваются в пирамиду, на вершине кото-
рой должны располагаться типы, сравнительно близкие к
абсолютной личности — высшей степени собственной реа-
лизации, которая, как таковая, является целью и естествен-
ным центром тяжести всего целого. «Абсолютная личность»
несомненно представляет собой нечто прямо противополож-
ное индивиду. В ней осуществляется синтез основополагаю-
44
Юлиус Эвола
щих возможностей и полное овладение силами, заложенны-
ми в идее человека (в ограниченном случае) или человека
определенной расы (в более относительной, специализиро-
ванной и исторической области), что противопоставляет ее
социализированной и стандартизированной атомарной еди-
нице, лишенной качественных отличий. Абсолютная лич-
ность равнозначна крайнему обособлению, которое тождест-
венно снятию индивидуальности и в некотором роде такой
же универсализации соответствующих типов. Это обособле-
ние является также необходимым условием для того, чтобы
личность смогла стать источником чистого авторитета, сим-
волом и воплощением верховной власти, горней силы,
imperium.
По мере продвижения от человечества, через естест-
венно-правовое «общество» или коллектив, через нацию, в
области политики мы достигаем своебытно завершенной
личности и господствующей сверхличности. Так мы подни-
маемся от наиболее скудных, в смысле «бытия» и ценности,
ступеней к уровням, все более насыщенными ими, и каждая
из этих ступенек является естественной целью для предше-
ствующей. Именно так следует понимать принцип, утвер-
ждающий, что именно человек является целью общества, его
первичным элементом, а не наоборот.
Как пример прикладного применения этой схемы, рас-
смотрим, какое место в иерархии должна занять идея нации,
при условии, что в нее вкладывают положительное содержа-
ние и конструктивный, а не революционный смысл. «Нация»
есть нечто большее по сравнению с «человечеством». Поэто-
му несомненно положительным и законным является стрем-
ление утвердить право нации, дабы отстоять ценность про-
стейшего и естественного отличительного принципа, прису-
щего данной человеческой группе, наперекор всем формам
индивидуалистического разложения, интернационалистиче-
ского смешения, пролетаризации и, прежде всего, вопреки
простому миру масс и чистой экономики. Однако, призна-
вая всю законность этого шага, который можно считать
простейшей мерой безопасности, необходимо провести
дальнейшее деление уже внутри самой нации в соответст-
вии с ранее указанной схемой, что находит свое воплощение
Люди и руины 45
в системе сословий, разрядов и иерархией, благодаря кото-
рой субстанция нации пресуществляется в государство.
Стоит отметить, что указанная иерархическая концепция
среди прочего опирается на особое этическое понимание
свободы. Отстаиваемая антитрадиционными идеологиями
концепция свободы носит не просто неразборчивый, не-
функциональный и противоречивый характер, но, к тому
же, обусловлена чисто внешними и почти физическими
факторами. Эта идеология совершенно пренебрегает таким
стремлением индивида к свободе, когда он желает освобо-
диться не от чего-то внешнего, будь оно реальным или вооб-
ражаемым, то есть в более широком смысле не от того, что
зависит от других, но желает быть свободным по отношению
к себе самому, то есть к своей естественноисторической час-
ти. В нормальном случае оправданием различий в качествен-
ных иерархиях служит именно такое понимание свободы;
если же человек не чувствует в себе некоторой тяги или вку-
са к такой свободе, то ему не имеет смысла даже притязать
на звание личности. Это то предварительное условие, где
политическая область пересекается с этической (в духовном,
а не «нравоучительном» понимании). Решающую роль здесь
играет духовное мужество того, кто в противоборстве проти-
воположных потребностей способен поставить определенные
принципы и данный закон выше всего, связанного с естест-
венноисторической и материальной сферой, как для самого
себя, так и для других. Такой человек не подчиняется ни тре-
бованиям семейных уз, ни душевной привязанности, не го-
воря уже о таких понятиях как польза и благополучие, даже
если речь идет об общественной пользе. Подобное представ-
ление о свободе, как о внутренней свободе и господстве над
собой, как физическим индивидом, предполагает особый
путь «аскезы». Только этот путь ведет к реализации лично-
сти и достижению целостности. И только на этом пути мож-
но отыскать основания иерархических отношений, свойст-
венные тому, что можно по праву назвать «естественным
правом героических народов».
Первым из этих оснований является то, что размер тре-
бований, предъявляемых к другим, зависит от того, что чело-
век может потребовать от себя самого. Тот, кто не способен
46
Юлиус Эвола
властвовать над собой и следовать собственному закону, не
способен справедливо править другими и устанавливать для
них законы. Вторым основание является идея, которую от-
стаивал еще Платон, состоящая в том, что для того, кто не
способен стать господином для себя самого, будет благом
найти его хотя бы в другом, и умение повиноваться служит
хорошей школой для того, чтобы научится повелевать собой;
наконец, верность тому, кто выражает собой идею и являет
собой живой пример приближения к более высокому чело-
веческому типу, учит их хранить верность тому лучшему,
что есть в них самих. Эти истины всегда признавались есте-
ственным и непосредственным образом; они создавали осо-
бый ток, жизненную субстанцию органических иерархиче-
ских структур всех традиционных цивилизаций до тех пор,
пока души не иссохли под напором внушений и убогого
рационализма, распространяемого подрывными идеология-
ми. В нормальных условиях все это происходит само собой,
и чушь несут те, кто утверждает, что единственными осно-
ваниями власти всегда были материальная сила, насилие и
террор, что повиновались всегда лишь из страха, низкопо-
клонства или в поисках выгоды. Подобный образ мыслей
унижает человеческую природу даже в ее наиболее скром-
ных представителях и ведет к ложному утверждению, что
отмирание всяких более высоких чувств, характерное сего-
дня для большинства людей, всегда и повсюду было пра-
вилом.
Хорошо когда превосходство и власть соединяются, но
лишь при том условии, что власть опирается на превосход-
ство, а не наоборот. На это превосходство должно быть свя-
зано с качествами, всегда признаваемыми как подлинное
основание власти, в отличие от того, что утверждают рев-
нители безжалостного «естественного отбора». Даже при-
митивный человек подчинялся не самому сильному, но тому,
в ком он чувствовал избыток маны — священной и жизнен-
ной силы — благодаря чему подобные люди считались более
пригодными для тех видов деятельности, которые были не-
доступны другим. То же самое происходит тогда, когда че-
ловек находит своих последователей, готовых ему подчинит-
ся и преклоняющихся перед ним, благодаря присущей ему
Люди и руины 47
высокой степени к сопротивлению, ответственности, ясно-
сти, опасному, вольному и героическому образу жизни, на
который не способны другие люди. Решающую роль здесь
играло умение добровольно признать за таким человеком
особое право и особое положение. В этом случае подчинение
означает не уничижение, но такое возвышение личности, о
котором радетели «бессмертных принципов» и «человече-
ского достоинства» в своей тупости не имеют ни малейшего
представления. Так как лишь присутствие высших людей
может дать массе и целому систему знаний о материальной
жизни, дать им смысл и оправдание, которых они были ранее
лишены. Именно низший нуждается в высшем, а не наобо-
рот И низшее существо живет наиболее полно лишь когда
чувствует, что его жизнь включена в более широкий поря-
док, обладающий центром, или же когда ощущает себя чело-
веком перед лицом властителей людей и испытывает чувство
гордости за то, что, как свободная личность, несет свою
службу на надлежащем ему месте. Все то лучшее, что заклю-
чено в человеческой природе, у большинства людей проявля-
ется лишь в описанных ситуациях, а не в отупляющей и се-
рой атмосфере, свойственной демократическим и социали-
стическим идеологиям.
Заодно раскроем утопичность так называемой утилитар-
ной социологии, которая способна вызывать доверие лишь в
обществе торгашей. Согласно этому учению польза является
положительным основанием всякого общественно-полити-
1 См. Платон (Республика, 482с): «Именно тот, кто нуждается в
наставнике, стучится в дверь к тому, кто умеет наставлять; но тот,
кто является наставником и от кого следует ждать добра, не просит у
нуждающихся позволения стать их наставником». Принцип аскезы
власти имеет важнейшее значение: «В противоположность тем, кто
сегодня правит в каждом городе», — говорит он (520d), — «подлин-
ные Государи берут на себя власть исключительно по необходимо-
сти, так как они не видят равных или лучших, кому могла бы быть
доверена эта задача» (347с). Л. Зиглер по этому поводу совершенно
справедливо заметил, что те, для кого власть означает восхождение и
рост, уже этим показывают, что они ее не достойны; по сути, власти
заслуживает лишь тот, кто разрушил в самом себе жажду власти,
libido dominandi.
48
Юлиус Эвола
ческого строя. Хотя трудно представить себе более относи-
тельное понятие, нежели польза. Полезно для кого? Для че-
го? Поскольку если польза сводится к своей наиболее гру-
бой, материалистической, мелочной и расчетливой форме, то
следует отметить, что люди — к своему счастью или несча-
стью — крайне редко думают и поступают в соответствии с
таким узким пониманием пользы. Все, имеющее эмоцио-
нальную или иррациональную мотивацию, занимало, зани-
мает и будет занимать в человеческом поведении куда более
широкое место, чем мелкая выгода. Без учета этого факта
большая часть человеческой истории остается недоступной
пониманию. Среди различных поступков, совершаемых из
иных соображений, нежели полезность, общий характер ко-
торых позволяет человеку выйти за свои пределы, есть раз-
ряд действий, отражающих высшие возможности, особого
рода щедрость, особую склонность к героизму. Именно они
вызывают вышеупомянутые формы естественного призна-
ния, являясь теми силами, которые одушевляют и поддержи-
вают всю подлинно иерархическую структуру. В подобных
структурах авторитет, как власть, может и даже должен за-
нимать свое место. И, вслед за Макиавелли, можно согла-
ситься с тем, что если правителя не любят, то пусть лучше
боятся его (заставить бояться себя, — уточнял Макиавелли, —
не значит заставить ненавидеть себя). Повторим, однако,
что утверждение, согласно которому во всех исторических
иерархиях единственным действующим фактором была сила,
а принцип превосходства, прямое и гордое признание выс-
шего низшими не играло основной роли, равнозначно пол-
ному искажению действительности и умалению человека как
такового I Когда Бурке утверждает, что любая политическая
1 Относительно того же феодального режима В. Парето (So-
ciol. gencr., cit., 1154) писал: «Нелепо думать, что европейский
феодализм держался исключительно силой; он держался в частно-
сти благодаря чувствам взаимного аффекта, знакомым и другим
странам с феодальным режимом, например, Японии...» В целом то
же самое можно сказать о любом общественном строе, где сущест-
вовала иерархия, «которая лишь на грани своего исчезновения или
смены другой иерархией уграчиваст свой спонтанный характер и
удерживается исключительно или преимущественно силой. Я гово-
Люди и руины
49
система, выстроенная на героических достоинствах и выс-
ших склонностях, неизбежно ведет к пороку и коррупции,
это является свидетельством не столько цинизма, сколько
близорукости в оценке человека.
Более высокое и действенное узаконение истинного по-
литического порядка и, следовательно, самого государства
состоит в его апагогической функции: то есть в том, что оно
пробуждает и поддерживает склонность человека мыслить,
действовать, жить, бороться и даже жертвовать собой, исхо-
дя из соображений, превосходящих его простую индивиду-
альность. Эта склонность столь реальна, что ею можно вос-
пользоваться не только во благо, но и во зло; так, наряду с
ситуациями, когда индивид выходит за свои рамки под влия-
нием чего-то духовного и метафизического (как это проис-
ходит в большинстве традиционных форм), существуют и
другие, в которых состояние экстаза (ex-stase = выход из се-
бя) порождается демоническими силами, уже не апагогиче-
ского, но катагогического характера: это происходит, напри-
мер, во время революции, когда эти силы принимают кон-
кретное обличье коллективистских идеологий. Но в обоих
случаях утилитаристская и индивидуалистическая социоло-
гия оказывается опровергнутой, как неестественное и наду-
манное умопостроение, противоречащее человеческой при-
роде, взятой в ее конкретной действительности. Уровень
развития данного человеческого общества по сравнению с
другим оценивается не сравнительными благополучием в ма-
териальном и социальном плане, удовлетворенностью мате-
риалистических потребностей, и его полезностью. Он изме-
ряется тем, насколько ярко выраженными, преобладающими
и определяющими являются в нем интересы и критерии цен-
ности, которые возвышают человека над сферой посредст-
венной «полезности», единственно признаваемой позитиви-
стской социологией.
Что до либерализма и всего с ним связанного, то завер-
шим наши рассуждения следующими замечаниями. Либера-
лизм представляет собой полную противоположность всякой
рю преимущественно, ибо силовой поддержки никогда нс доста-
точно».
50
Юлиус Эвола
органической доктрины. Для него первичным элементом яв-
ляется не человек, как личность, но человек как индивид в
его бесформенной свободе, что мыслимо исключительно как
механическая игра сил, единиц, вступающих во взаимодей-
ствие или противодействующих друг другу в зависимости от
случайно захваченного пространства, безо всякого высшего
упорядочивающего закона, безо всякого смысла, которые
отражались бы в целом. Единственный закон и, следователь-
но, единственное государственное устройство, признаваемое
либерализмом, носит внешний, наружный характер по отно-
шению к своим субъектам. Власть доверяется суверенными
индивидами государству для того, чтобы оно охраняло сво-
боды отдельных лиц, с правом вмешательства лишь в том
случае, когда свобода одних представляет открытую угрозу
свободам других. Таким образом, порядок оказывается ско-
рее ограничением и регламентацией свобод, нежели той
формой, которую свобода порождает из самой себя, как сво-
боды для свершения чего-либо, как свободы, связанной с
определенным качеством и определенной функцией. Поря-
док — предполагаемый законным — в конечном счете реша-
ется насилием, поскольку на деле при либерально-демокра-
тическом режиме правит большинство, а меньшинство, так-
же состоящее из «свободных индивидов», вынуждено скло-
ниться перед большинством, подчиняться ему.
Наиболее пугающим призраком для либерализма в наши
дни является тоталитаризм. Однако можно с уверенностью
утверждать, что именно либеральное, а не органичное госу-
дарство порождает тоталитаризм как свою крайность. Тота-
литаризм лишь подчеркивает представление о порядке, как
чем-то налагаемом извне и равномерно на всю массу про-
стых индивидов, которые, не обладая ни собственной фор-
мой, ни законом, должны получать его извне, посредством
включения во всеобъемлющую механическую систему, во
избежание хаоса, порождаемого беспорядочным и эгоисти-
ческим проявлением сил и частных интересов.
В последнее время сам ход вещей подталкивал к подоб-
ному решению, после того как стала ясной полная надуман-
ность сравнительно идиллической концепции, свойственной
эйфорической стадии либерализма и свободного рынка, со-
Люди и руины 57
гласно которой борьба частных интересов сама по себе
должна порождать приемлемое социально-экономическое
равновесие; как своего рода предустановленная гармония
Лейбница, которая якобы устраивает все к лучшему, даже
если индивид занят лишь самим собой и ничем не связан.
Именно поэтому, как мы и говорили в начале, либера-
лизм и индивидуализм не только теоретически, но и истори-
чески лежали в основе различных и неразрывно взаимосвя-
занных форм мировой крамолы. Личность, превращаясь в
индивида, утрачивает органическое значение и, отрицая вся-
кий принцип авторитета, становится только числом, одной
головой в стаде, в результате чего ее интересы неотвратимо
сдерживаются интересам коллектива. Таким образом про-
исходит переход от либерализма к демократии, а от демо-
кратии к социалистическим формам, все более склонным к
коллективизму. Марксистская историография давно точно
уловила эту взаимосвязь. Она признает, что либеральная ре-
волюция, или революции третьего сословия, сыграла роль
тарана, пробившего брешь в прежнем традиционном полити-
ко-социальном устройстве мира, разрушив его и тем самым
расчистив дорогу социалистической и коммунистической
революции, деятели которой продолжали риторически взы-
вать к «бессмертным принципам» и «благородным и велико-
душным идеям» исключительно в расчете на обманутых не-
вежд и простаков. Действительно, так как при падении неиз-
бежно происходит ускорение, остановиться на полпути
невозможно. Поэтому либерализм, наряду с другими тече-
ниями, возобладавшими на Западе, выполнив свою предва-
рительную задачу по разрушению и разложению, сам оказал-
ся поверженным. Потуги его жалких последователей послед-
него времени тягаться с марксизм, который является всего
лишь последним звеном в этой причинной цепочке, являются
наивным ребячеством и свидетельством примечательной
глупости. Тацит в одной сжатой фразе выразил все последст-
вия «либеральной революции»: Un imperium evertant, liber-
tatem praeferunt; si perverterint, libertatem ipsam adgredientur1.
1 Ann., XVI, 20. С этим словами перекликается и отрывок из Ви-
ко (Scienza nuova, II, 23): «Люди стремятся сначала к телесной сво-
52
Юлиус Эвола
то есть: «Для уничтожения государства (как авторитета и
верховной власти: imperium) на первый план выдвигают сво-
боду; в случае успеха набрасываются, в свою очередь, и на
нее». Платон1 говорил: «К возникновению и укреплению
тирании ведет исключительно демократический политиче-
ский режим; неограниченная свобода ведет к наиболее пол-
ному и суровому рабству». Либерализм и индивидуализм
играют в планах мировых подрывных сил лишь роль орудия,
которое разрушает преграды на их пути.
Таким образом, крайне важно признать неразрывность
движения, породившего различные виды антнтрадиционных
политических сил, схватившихся сегодня между собой в хао-
се партий; либерализм, затем конституционализм, парла-
ментская демократия, радикализм, социализм и, наконец,
коммунизм и советизм, все они в историческом плане явля-
ются различными стадиями одной и той же болезни, каждая
из которых стала переходной ступенькой для последующей.
Не будь французской революции и либерализма, не было
бы конституционализма и демократии. Без демократии и
соответствующего буржуазно-капиталистического общест-
ва третьего сословия нс было бы ни социализма, ни демаго-
гического национализма. Без подготовки, проведенной со-
циализмом, не было бы ни радикализма, ни, наконец, ком-
мунизма на национальной или интернационально-проле-
тарской основе. Сегодняшнее сосуществование этих форм,
так же как их междоусобная борьба не должны помешать
зоркому глазу распознать то, что все они являются звеньями
одной цепи, взаимно обуславливают друг друга и выражают
различные ступени одной и той же подрывной деятельности,
направленной против нормального и законного порядка. Та-
ким образом, представляется логически неизбежным, что
победителем в конечном столкновении всех этих форм ста-
нет наиболее продвинутая форма, соответствующая самому
низкому уровню. Начало этому движению было положено
боде, затем к свободе души, или же свободе ума, и к равенству с дру-
гими; потом начинают превосходить равных; и, наконец, желают
подчиниться высшим».
1 Rep., 564 а.
Люди и руины 53
тогда — полезно повторить это еще раз, — когда западный
человек в стремлении отвоевать для себя, как индивида, пус-
тую и иллюзорную свободу порвал узы, связывающие его с
традицией, и, презрев всякий высший символ авторитета и
верховной власти, стал атомом, утратив свое прежнее поло-
жение в качестве органичной части иерархически связанного
целого. Подобное движение, достигая определенного преде-
ла, разворачивается в обратную сторону, сменяется противо-
направленным движением: так возникают завершающие «то-
талитарные» формы, которые представляют собой демониче-
скую и материалистическую подделку предшествующего
объединяющего политического идеала и соответствуют «са-
мому суровому рабству» (по словам Платона), порожденно-
му бесформенной «свободой».
Экономический либерализм, во имя которого развились
всевозможные формы капиталистического пиратства, цинич-
ной и антиобщественной плутократии, является одним из
последних следствий интеллектуальной свободы, которая
сделала индивида solutus, то есть лишенным внутренней
скрепы, функции, границы, установленной им самим для се-
бя, благодаря общей атмосфере и естественной иерархии
ценностей, присущих любой органичной системе. Кроме то-
го, известно, что в наше время политический либерализм
практически свелся к идеологии, обслуживающей экономи-
ческий либерализм с его ценностями «свободного рынка» в
рамках капиталистической и плутократической цивилизации;
что вызывает соответствующие реакции, направленные на
дальнейшее снижение уровня, к чистому марксизму.
Указанные взаимосвязи столь же легко проследить и в
особой области собственности и богатства, если рассмотреть
то, как изменялось их понимании вследствие новых учреж-
дений, введенных Французской революцией. Порицая остат-
ки феодальной идеи, еще сохранявшиеся в хозяйственной
области, как несправедливую систему привилегий, тем са-
мым разорвали органичную связь (особенно ярко выражен-
ную в системах феодального типа) между личностью и соб-
ственностью, функцией и богатством, определенной квали-
фикацией, особым человеческим складом и справедливым и
законным владением благами. Наполеоновский Кодекс еде-
54
Юлиус Эвола
лал собственность «нейтральной» и «частной» в ухудшаю-
щем, индивидуалистическом смысле. Собственность пере-
стала иметь политическую функцию и утратила связь с поли-
тической областью. Она перестала подчиняться «преимуще-
ственному праву» и быть связанной с ответственностью и
положением в обществе: под последним в данном случае
следует понимать объективное и нормальное узаконение,
которым в иерархическом целом пользуется превосходство,
личность, отобранная и выросшая на основе традиции и
сверхиндивидуальной идеи. Единственным долгом собствен-
ности, как и в более широком смысле, богатству, государству
остались только налоги. Отныне ее субъектом стал простой
«гражданин», главной заботой которого очень быстро долж-
на была стать бессовестная эксплуатация самой собственно-
сти, безо всякого уважения к традициям крови, семьи и рода,
которые ранее составляли важную часть как собственности,
так и богатства *.
Естественным следствием этого в конечном счете стало
отрицание самого права частной собственности. Ведь если
она лишена всякого высшего узаконения, можно всегда
спросить, почему одни обладают ею, а другие — нет, почему
некоторым, благодаря их богатству и собственности, обеспе-
чены привилегии и преимущественное положение в общест-
ве (нередко куда более широкие, чем при феодальном строе),
хотя, как люди, они не обладают никаким реальным, ощути-
мым превосходством по сравнению с другими. Таким обра-
зом, пресловутый «социальный вопрос» и лозунг «социаль-
ной справедливости», которым столь часто злоупотребляют,
возникают тогда, когда собственность и богатство становятся
«нейтральными» и аполитичными, всякая ценность различия
и ранга, личности и авторитета отвергается или оказывается
подорванной процессами вырождения и материализации,
1 Наряду с индивидуалистическим «освобождением» отдельного
человека нарастает значимость «монетаристского» богатства, то есть
«ликвидного» капитала, все более утрачивающего корни, становяще-
гося все более гибким и кочевым («движимым»). Впрочем, на этом
мы остановится, иначе эти суждения уведут нас слишком далеко за
рамки настоящего сюжета.
Люди и руины 55
политическая область утрачивает свое изначальное достоин-
ство и не остается никаких зримых делений, кроме как на
простые «экономические классы». После чего подрывные
идеологии зарабатывают себе очки на разоблачении всех по-
литических мифов, к которым, за неимением всякого высше-
го принципа, прибегали буржуазия и капитализм, пытаясь
отстоять свои привилегированные позиции перед оконча-
тельным напором низов, рвущихся к власти.
Еще раз отметим, что различные грани современного
общественно-политического беспорядка взаимосвязаны ме-
жду собой и реальное сопротивление им может быть оказано
лишь при условии возвращения к корням. Это возвращение к
корням означает простое и безусловное отрицание всего, что
в любой области — социальной, политической и экономиче-
ской — как индивидуалистическое, эгалитарное и рыночное
мышление — связано с «бессмертными принципами» 1789 г.
Это означает утверждение противоположной им иерархиче-
ской концепции, исключительно в рамках которой идея, цен-
ность и свобода человека как личности не сводятся к просто
словам и не служат предлогом для разрушительной и под-
рывной деятельности.
ГЛАВА IV
ОРГАНИЧНОЕ ГОСУДАРСТВО — ТОТАЛИТАРИЗМ
В интеллектуальной путанице, царящей в умах наших
современников, формула антитоталитаризма играет важ-
ную роль. Чаще всего ею пользуются демократические ре-
жимы, особенно пристрастные к либеральным выдумкам. По
сути за точку отсчета здесь берется путанное и бесформен-
ное понятие индивидуальной свободы, которое мы критико-
вали в предыдущей главе. Поэтому в этой формуле смеши-
ваются самые разнородные элементы, подтверждением чему
служит тот факт, что позднее пришлось провести различие,
пусть даже крайне поверхностное, между так называемым
«правым тоталитаризмом» и «левым тоталитаризмом». Од-
56
Юлиус Эвола
нако упомянутые нами движения в большинстве случаев ис-
пользуют «тоталитаризм» только в качестве ложной цели.
Подобно тому как марксисты и коммунисты для своего удоб-
ства клеймят «фашистскими» все движения, не вписываю-
щиеся в их идеологию, точно так же путаница в определении
тоталитаризма сегодня используется указанными политиче-
скими кругами в тактических целях, для того чтобы дискре-
дитировать и вызвать неприязнь к традиционной идее истин-
ного государства.
Дабы покончить с этой двусмысленностью, необходимо
провести основополагающее различие между тоталитар-
ным и органичным государствами. Не стоит думать, что наш
терминологический выбор обусловлен стремлением пойти на
уступки противнику, однако мы находим неуместным ста-
вить отстаиваемую нами традиционную политическую кон-
цепцию под знамена тоталитаризма. Нас оправдывает уже
одно то, что слово «тоталитаризм» имеет сравнительно не-
давнее происхождение, является современным понятием и,
как таковое, неразрывно связано с тем миром, который нико-
им образом не может и не должен служить для нас точкой
отсчета. Поэтому мы лучше будем использовать это слово
именно в том значении, которое вкладывают в него предста-
вители демократии, а те составляющие тоталитаризма (взя-
того в более широком смысле), которые, несмотря ни на что,
могут иметь положительное значение, отнесем к идее орга-
ничного государства. Тем самым мы сможем дать четкое оп-
ределение обоим этим понятиям и провести между ними
строгое разграничение.
Идея органичного государства имеет давнее происхож-
дение. Это весомый довод как против тех, кто забывает об
этом, так и против тех, чьи взгляды ограничены полемикой
между «фашизмом» и «антифашизмом», как будто до них в
мире не существовало ничего другого. Идея органичного го-
сударства является традиционной идеей, поэтому можно ска-
зать, что всякое настоящее государство всегда имело орга-
ничный характер. Органичным можно считать такое госу-
дарство, которое обладает единым центром, каковой есть
идея, сама собой и действенным образом формирующая все
его области; ему не ведомы раздробленность и стремление к
Люди и руины
57
«самоуправству» со стороны отдельных частей, ибо благода-
ря системе иерархического представительства каждая из его
частей, наделенная относительной самостоятельностью, име-
ет свое поле деятельности и внутренне связана с целым.
Именно «целое» составляет суть рассматриваемой нами сис-
темы: она представляет собой гармоничное и развернутое
духовно единое целое, а не обобщенную сумму элементов,
раздираемую взаимоисключающими интересами. Все госу-
дарства, обретшие форму в мире великих традиционных ци-
вилизаций — в виде империй, монархий, аристократических
республик или городов-государств — в лучший период сво-
его существования в большей или меньшей степени носили
органичный характер. Центральная идея, символ верховной
власти с соответствующим положительным принципом авто-
ритета, составляли их основу и жизненную силу. Естествен-
ное притяжение, исходящее из этого центра, порождало
столь же естественное взаимодействие между людьми и от-
дельными общественными сословиями; сохраняя свою само-
стоятельность, все они действовали в едином общем направ-
лении; даже имеющиеся противоречия, контрасты вносили
свой вклад в экономику целого, поскольку не неся в себе
разрушительных тенденций, направленных на подрыв выс-
шего единство организма как такового, они действовали ско-
рее как динамичный и оживляющий фактор. Примерно то же
значение (позднее утраченное после появления «партокра-
тпческих» парламентских режимом) имела и «оппозиция»,
существовавшая в начальный период в рамках английской
парламентской системы (ее можно было бы назвать: His
Majesty’s most loyal opposition j).
Достаточно перечитать, к примеру, Вико или Фустеля де
Куланжа, чтобы понять, какой силой в древности обладал
органичный идеал. Именно в древних формах со всей оче-
видностью подчеркивается следующий основополагающий
момент: единство носило не просто политический, но скорее
духовный — а зачастую прямо религиозный — характер, са-
ма область политики в узком смысле формировалась и дер-
1 Верноподданнейшая оппозиция его величества (англ.)- —
Прим. пер.
58
Юлиус Эвола
жалась единой идеей, общей концепцией, что находило свое
отражение также в мышлении, в праве, искусстве, обычаях,
культе и способе хозяйствования. Единый дух проявлялся в
слаженном многообразии форм, соответствующих различ-
ным возможностям человеческого существования, так что
«органичное» и «традиционное» в широком понимании ста-
новились почти синонимами. Именно духовность этого
единства позволяла достичь интеграции частного, а не его
подавления или принуждения. Существенным элементом
всякой органической системы является как относительное
многообразие, так и относительная децентрализация, мас-
штабы которой могут быть тем шире, чем более духовным и
в некотором роде трансцендентным характером обладает
объединяющий центр, чем могущественнее его верховная
уравновешивающая сила, его врожденное влияние.
Довольно необычным выглядит в глазах объективного
наблюдателя столь глубокое забвение всего этого, несмотря
на то, что буквально вплоть до недавнего времени, перед по-
явлением либерализма, индивидуализма и революционных
движений в Европе, еще существовали политические систе-
мы, довольно зримо отражавшие отдельные аспекты орга-
ничной системы, имевшие в глазах большинства совершенно
нормальный и законный характер. Здесь же кроется причина
и уже упомянутой путаницы в употреблении термина «тота-
литаризм», так же как и ослиной тупоголовости тех, кто, иг-
рая на руку коммунистам, клеймит как «фашистскую» лю-
бую систему, отличную от той, которую воспели апостолы
демократии и «бессмертных принципов».
Однако тоталитаризм является лишь искаженным обра-
зом органичного идеала. В подобной системе единство навя-
зывается извне, не благодаря внутренней силе общей идеи и
естественно признаваемому авторитету, но за счет открытого
вмешательства и контроля со стороны чистой политической
(в исключительно материальном смысле) силы, утверждаю-
щей себя как последний довод системы. Кроме того, в «тота-
литаризме» заложена уравнительская идея, нетерпимость
даже к ограниченным самостоятельности и свободе, а также
к наличию какого бы то ни было посреднического слоя меж-
ду центром и периферией, между вершиной и основанием.
Люди и руины 59
Одним из следствий этого становится неудержимое разрас-
тание административных бюрократических структур, все
более утрачивающих функциональность; эти структуры за-
полоняют собой все, вытесняя и подавляя всякую частную
деятельность, поощряя беззастенчивое и неограниченное
вмешательство «общественного» в «частное», заковывая все
в схемы, лишенные гибкости и подвижности, и в конце кон-
цов утрачивающие даже смысл, поскольку из центра бес-
форменной власти исходит своеобразное темное влияние,
находящее зловещее удовольствие в этом полном стирании
всех различий любой ценой. В наиболее материальном, то
есть экономическом аспекте — преобладающем в «век эко-
номики» — чрезмерная организованность, централизация и
рационализация вносят существенный вклад в образование
подобного рода закостеневшего и механистического един-
ства.
Это явление, достигшее в современную эпоху наивыс-
шего расцвета, имело прецеденты в истории; однако в про-
шлом оно встречается исключительно на завершающей, су-
меречной стадии данного цикла цивилизации. В качестве
наиболее известных примеров можно привести формы госу-
дарственно-бюрократической централизации времен падения
Римской, Византийской и даже Персидской империй; и во
всех случаях эта централизация завершалась окончательным
распадом.
Действительно, подобные примеры указывают надлежа-
щее место и смысл любой «тоталитарной» централизации;
она является следствием кризиса и распада прежнего орга-
ничного единства, результатом развязывания и высвобожде-
ния сил, прежде объединенных идеей в иерархическом обще-
стве и в живой традиции, которыми теперь пытаются овла-
деть, принудительно загнать их в рамки нового внешнего
порядка, где ничто уже не сохраняет ни малейшего следа ис-
тинного, признаваемого авторитета и нет ничего способно-
го по-настоящему установить внутреннюю связь между
частями. Именно поэтому мы говорили в предыдущей главе
о том, что тоталитарные и полутоталитарные формы неред-
ко возникают как неизбежная реакция на либерально-
индивидуалистическую дезинтеграцию. В прежние времена
60
Юлиус Эвола
это заканчивалось последними, краткими судорогами одрях-
левшего и обреченного политического организма. В совре-
менном мире господство материалистических, экономиче-
ских и технических факторов способно придать этому явле-
нию видимость устойчивости — потрясающим примером
чего служит коммунистический СССР — что, впрочем, никак
не меняет его значения. Походящий образец для описания
этого процесса можно найти в органическом мире: когда ра-
нее живые и подвижные организмы охватывает окоченение,
превращающее тело в труп, после чего наступает оконча-
тельная стадия разложения.
Таким образом, из рассматриваемых нами форм можно
выделить два процесса, которые, казалось бы, расходясь в
противоположном направлении и в данных границах даже
уравновешивая друг друга, тем не менее, в конечном счете,
сходятся, приводя к одинаковому результату. Тоталитаризм,
оказывающий сопротивление индивидуализму и социально-
му атомизму, роковым образом доводит до конца работу по
разрушению тех «органичных» остатков, которые еще со-
храняются в обществе: качеств, гармоничных форм, каст и
классов, ценностей личности, подлинной свободы, мужест-
венной и ответственной инициативы, героических ценностей.
Высокоразвитый организм включается в себя многообразные
функции, которые, не теряя своего особого характера и отно-
сительной самостоятельности, действуют согласованно, вза-
имно дополняют друг друга и совпадают в высшем единстве,
что всегда остается желаемым идеалом. Так, в органичном
государстве сосуществуют единство и многообразие; в нем
существует последовательность ступеней, иерархия, но не
оппозиция центра и бесформенной массы. Именно последнее
свойственно тоталитаризму, которому, дабы утвердить себя,
необходимо стереть все различия. Как мы уже говорили, по
сути тоталитаризм рассчитывает и опирается на неорганич-
ный мир количества, порожденный индивидуалистической
разобщенностью, а не на органичный мир качества и лично-
сти. В подобной системе авторитаризм сводится к самовла-
стию сержанта, натаскивающего новобранцев, или педагога с
розгами в руках, используя образ Тойнби. Он довольствуется
повиновением — не основанном на признании и идейном
Люди и руины
61
родстве — конформизмом или, самое большее, иррацио-
нальными формами сплочения, в которых расцветает злове-
щий цветок фанатичной и слепой готовности к самопожерт-
вованию. Все становится ничтожным и бессмысленным, по-
скольку власть не связана с истинным авторитетом и ее
подчиненные утрачивают подлинную заинтересованность,
чувство ответственности, достоинство свободных людей,
которые позволили бы им признать этот авторитет и спло-
титься вокруг него. Именно поэтому тоталитаризм становит-
ся школой лакейства, по сути дела представляя собой худ-
ший вариант коллективизма. Тоталитарное единство и дви-
жущая его сила основаны не на влиянии, исходящем из мира
горнего и устремленном к нему, но на власти, лишенной
формы, которая застывает в центре, стремясь поглотить, по-
корить, механизировать все окружающее, взять все под кон-
троль и стереть все различия.
Таким образом, вполне понятна полная противополож-
ность двух перспектив: особенно с точки зрения духа.
Об этом следует помнить при анализе тех частных си-
туаций, преимущественно экономического характера, кото-
рые требуют усиления координирующего и регулирующего
вмешательства со стороны центральных властей, как это
происходит в последнее время. Даже в тех обстоятельствах,
когда переизбыток производственных сил и множество раз-
нообразных факторов затрудняют иные способы управле-
ния и вынуждают использовать государственные методы
руководства экономикой, не следует отказываться от сохра-
нения «органичной» идеи как формирующей силы, подме-
няя ее какой-либо разновидностью тоталитаризма. Мы вер-
немся к этому вопросу, когда перейдем к обсуждению кор-
поративизма.
Сделаем еще одно замечание, касающееся терминоло-
гии. Сегодня понятия государственничество и этатизм1 из
полемических соображений используют почти столь же не-
1 Под государственничеством понимается признание за госу-
дарством абсолютной и неограниченной власти, а под этатиз-
мом — право государства на участие в управлении хозяйством. —
Прим. пер.
62 Юлиус Эвола
брежно, как и понятие тоталитаризма. Из сказанного нами
ранее вполне очевидно, как к этому следует относиться. По-
лемика становится бесплодной, если она нацелена иа оспа-
ривание законного превосходства политического принципа
государства над «обществом», «народом», «национальной
общностью» и, вообще, над любой экономической и физиче-
ской составляющей человеческой организации. Мы уже го-
ворили, что подобная позиция равнозначна отрицанию само-
го политического принципа как такового и свойственной ему
функции, тогда как признание этого превосходства составля-
ло «константу» традиционного мышления. Поэтому нет ни-
какой необходимости использовать новомодное словечко
«этатизм», к тому же имеющее некоторый отрицательный
оттенок, дабы выразить эту идею превосходства.
Что же касается «государственничества», то здесь следу-
ет четко разобраться с тем, что составляет реальную основу
двух основополагающих начал: imperium и autocritas. Без
лишних рассуждений вполне понятно, что существует глубо-
чайшее, сущностное различие между стремлением обожест-
вить и абсолютизировать профаническое и той ситуацией,
когда политическая реальность получает узаконение благо-
даря своим духовным и, в некотором смысле, трансцендент-
ным основаниям. В первом случае мы имеем дело с узурпа-
цией и идолопоклонничеством, и здесь использования тер-
мина государственничество вполне законно. По большому
счету оно мало чем отличается от тоталитаризма; пределом
же мечтаний последнего является теология или мистика все-
сильного тоталитарного государства, основанная на новой
земной религии материализованного человека.
В противоположность этому в органичной концепции
основу авторитета и власти составляет нечто трансцендент-
ное, нечто, данное «свыше». Если эта трансцендентность от-
сутствует, то автоматически нарушаются те нематериальные
и субстанциальные связи, которые соединяют части с цент-
ром, вследствие чего разрушается внутренний строй индиви-
дуальных свобод, утрачивается общий имманентный закон,
царивший ранее и поддерживающий порядок, не нуждаясь в
принуждении, и, наконец, человек теряет свое сверхиндиви-
дуальное положение, и тогда всякая децентрализация и вся-
Люди и руины
63
кое внутреннее членение превращаются в угрозу для общего
единства.
Мы признаем, что сегодня, учитывая атмосферу общей
материализации и десакрализации, достаточно сложно ука-
зать решения, соответствующие этой второй перспективе. Но
дело в том, что даже в современной политической реально-
сти сохраняются примечательные остатки прошлого, кото-
рые показались бы нелепыми без этих указаний.
В качестве примера можно привести клятву или присягу.
Присяга превышает категории профанического и светского
мира. Однако мы видим, что и современные демократиче-
ские, светские, республиканские и прочие государства по-
добного типа требуют принесения присяги и даже делают ее
обязательной; мы видим, как присягают мэры, министры,
солдаты. Это является полной бессмыслицей и даже свято-
татством, если государство тем или иным образом не вопло-
щает в себе духовного начала: в противном случае мы имеем
дело именно с государственничеством. Если подлинное по-
нимание того, что представляет собой присяга еще не окон-
чательно утрачено, как можно допускать и даже требовать ее
принесения, если государство не представляет собой ничего
большего, чем желают видеть в нем современные «просвети-
тельские» идеологии? Мирская власть, как таковая — welt-
liche Obrigkeit, согласно формулировке Лютера, — не имеет
никакого права и ни при каких обстоятельствах требовать
присяги. И наоборот, в политическом единстве органичного
и традиционного типа клятва является нормальным, закон-
ным и существенным элементом. Это, прежде всего, отно-
сится к присяге на верность, рассматриваемой как настоящее
таинство — sacrementum fidelitatis. Ее значение для феодаль-
ного мира прекрасно известно. В частности, в рамках хри-
стианства она была одной из наиболее ужасных клятв; по
словам одного историка: «Она делала мучениками тех, кто
шел на смерть, не желая нарушать своей клятвы, те же, кто
нарушал ее, подвергались вечному проклятью».
Стоит затронуть еще один момент, не лишенный связи с
ранее сказанным. Концепции общинного и демократического
типа нередко обращаются к идее жертвенности и служения.
Ханжески взывают к альтруизму, необходимости подчине-
64
Юлиус Эвола
ния, призывают жертвовать своими личными интересами во
имя общего дела. Здесь мы вновь сталкиваемся с тем же го-
сударственничеством или по меньшей мере с преклонением
перед обществом. Спрашивается, какой смысл могут иметь
эти призывы в рамках строя, основанного исключительно на
«позитивистских» и договорных началах. Несомненно суще-
ствуют и чисто инстинктивные, неосмысленные и иррацио-
нальные формы жертвенности, в подобном виде они встре-
чаются даже у животных. Так, например, к естественному и
инстинктивному типу мы можем отнести тот случай, когда
мать жертвует собой ради детей. Но эти типы жертвенности
никак не связаны с тем уровня, на котором определяется по-
нятие «личности», и, следовательно, выходят за рамки поли-
тической области как таковой. То же, как сегодня обстоят
дела в этой области, прекрасно показал Хёфлер, подобрав
удачное сравнение. Представьте себе акционерное общество,
воспроизводящее собой как раз такой тип общности интере-
сов, который складывается на чисто договорных основаниях.
В подобном обществе требовать от кого-либо из акционеров
пожертвовать частью своей прибыли в общих интересах или,
тем более, в интересах другого акционера было бы совер-
шенно нелепо: ведь единственным достаточным основанием,
единственной общей связью, на которой держится подобного
рода объединение, является частный индивидуальный утили-
тарный интерес.
Точно так же обстоят дела и в обществе или государстве,
полностью лишенном духовного освящения, всякого транс-
цендентного измерения. Когда подобное государство призы-
вает своих граждан действовать, исходя из каких-либо иных
побуждений, кроме чистой индивидуальной выгоды, или пы-
тается воззвать к каким-либо иным, кроме субъективных,
аффективных и эмоциональных, мотивам, речь может идти
лишь об идолопоклонстве перед государством или общест-
вом. И бесплодны всякие попытки совершить подмену, под-
сунув взамен нечто типа «этического государства» иди дру-
гую подобную теорию с их диалектическим смешением и
отождествлением индивидуального с универсальным и про-
чими уловками, достойными разве что уличных «напёрсточ-
ников», поскольку для целого единственно значимой остает-
Люди и руины
65
ся чисто «мирская» и «гуманистическая» концепция, и тот,
кого не обманешь красивыми словами типа «имманентной
этичности» или «универсализма», прекрасно видит сквозя-
щую за ними пустоту или, что еще хуже, краснобайство, по-
ставленное на службу системе.
Последняя же, неизбежно перерастающая в тоталита-
ризм, прекрасно осознает, что красивые слова или мистика
ничего не стоят по сравнению с хорошо организованной сис-
темой террора; зато каждый прекрасно знает, кто чего стоит,
здесь и наступает конец «идеалистической» мифологии,
создаваемой вокруг политических форм, не имеющих освя-
щения свыше, что, пожалуй, можно считать реализмом
очищения.
В заключение скажем несколько слов о формуле, кото-
рую сегодня в рамках демократической полемики нередко
связывают с понятием тоталитаризма, а именно однопар-
тийностъ. Фашизм утверждал, что государство есть «един-
ственная партия, полностью управляющая нацией». Это
довольно неудачная, да к тому же смешанная формула, по-
скольку в ней остатки демократической концепции партий-
ного парламентаризма смешиваются с требованием высше-
го порядка.
Строго говоря, «партия» означает часть. Поэтому идея
«единственной партии» представляется противоречивой и
ошибочной, так как часть не может заменить собой целого
или преобладать над целым. На практике понятие «партия»
принадлежит парламентской демократии и обозначает объе-
динение, защищающее данную идеологию в противовес дру-
гим идеологиям, отстаиваемых другими группами, за кото-
рыми система признает равные право и законность. В этих
рамках «единственной партией» может стать та партия, ко-
торой тем или иным способом — «демократически» или на-
сильственным путем — удается захватить власть в государ-
стве, после чего она запрещает все прочие партии и, исполь-
зуя государство в качестве своего орудия, навязывает свою
сектантскую идеологию нации.
Подобным образом понимаемая «однопартийность» до-
вольно спорна. Но н здесь противники делают из мухи слона;
они отрицают саму возможность такого развития, при кото-
3 Люди н рунны
66
Юлиус Эвола
ром указанные отрицательные и противоречивые стороны
могли бы быть устранены, что сделало бы возможным пере-
ход от одной системы к другой. Их критика окончательно
выдыхается, если вместо партии мы будем говорить просто о
меньшинстве. Так как идея, заключающаяся в том, что кон-
троль над государством находится в руках группы опреде-
ленных людей, составляющих не партию, но просто мень-
шинство или политическую dlite, представляется не просто
вполне законной, но даже фактически необходимой для лю-
бого политического строя. Следовательно, можно сказать,
что партия, ставшая «единственной партией», тем самым пе-
рестает быть «партией», частью. В таком случае власть могла
бы перейти к ее членам или по крайней мере к наиболее
опытным среди них, которые составили бы Орден, специ-
фически политический класс, стремящийся не к тому, что-
бы стать государством в государстве, но к тому, чтобы за-
нять и укрепить ключевые позиции в государстве, не от-
стаивая свою частную идеологию, но становясь безличным
воплощением чистой идеи государства. Особый характер
подобного переворота уместнее было бы связать не с фор-
мулой «однопартийности», но скорее с формулой органич-
ного и антипартийного государства. Таким образом, речь
идет лишь о возвращении к традиционному типу государст-
ва, после периода междуцарствия и особых переходных по-
литических форм.
ГЛАВА V
. БОНАПАРТИЗМ — МАКИАВЕЛЛИЗМ — ЭЛИТАРИЗМ
Понятием бонапартизма мы обязаны Р. Михельсу1, а
также Дж. Бернхем, который развил выдвинутые первым
идеи о необходимости выделения бонапартизма, как частной
1 Роберт Михельс (Michels) — историк, экономист и социолог.
По происхождению — немец. В 1926 г. принял итальянское граж-
данство. В своих работах развивал взгляды В. Парето и Г. Моска. —
Прим. пер.
Люди и руины 67
категории современного политического мира. Для упомяну-
тых авторов это явление предстает естественным следствием,
к которому в определенных обстоятельствах приводит демо-
кратический принцип народного представительства, иначе
говоря, политический критерий количества и чистой массы.
В своей работе, озаглавленной «Социология политической
партии в условиях современной демократии», Михельс пер-
вым указал на технические и психологические причины,
вследствие которых железный закон олигархий торжествует
в рамках любой системы народного представительства. Дей-
ствительно, роковым образом, к позору официальных инсти-
тутов и демократических учений, при демократии реальная
власть рано или поздно переходит в руки меньшинства, не-
значительной группы, члены которой становятся до опреде-
ленной степени независимыми от масс, после того, как им
удается за счет этих самых масс добраться до власти. Един-
ственная отличительная черта состоит в утверждении, что
при подобном развитии событий именно олигархия якобы
представляет собой «народ» и выражает его «волю»: именно
к этому сводится известная формула «народного самоуправ-
ления». Речь идет о чистой иллюзии, мифе, обманчивость
которого становится все более очевидной, по мере того как
его дальнейшее развитие приводит к бонапартизму.
Упомянутые нами социологи показали, что, при условии
признания представительского начала, бонапартизм следует
рассматривать скорее как естественное завершение демокра-
тии, нежели как ее противоположность. Это деспотизм, по-
коящийся на демократической концепции, которую он фак-
тически отрицает, но каковая, теоретически, доводится до
своего логического конца. Остается лишь, как мы и сделаем
это чуть позже, рассмотреть вытекающую из этого двусмыс-
ленность, связанную с личностью, типом правителя.
В своей книге под названием «Защитники свободы по
Макиавелли» Бернхем не без оснований рассматривает бона-
партизм как общую направленность современной эпохи.
Действительно, современный мир тяготеет к таким формам
правления, при которых незначительное число высших госу-
дарственных лиц (либо единственный правитель) притязают
на то, чтобы представлять собой народ, заверяя, что они го-
68
Юлиус Эвола
ворят и действуют от его имени. И поскольку в подобной
системе правитель олицетворяет собой волю народа, что ста-
новится политическим ultima ratio \ то, — как говорит Берн-
хем, — дело кончается тем, что избранная группа или едино-
личный правитель присваивают себе неограниченную власть,
рассматривая все промежуточные политические слои и госу-
дарственные органы как полностью подчиненные централь-
ной власти, которая одна имеет законная право представлять
интересы народа. Подобного рода режимы нередко получают
законное демократическое узаконение посредством народно-
го волеизъявления. Добившись «всенародного» одобрения,
формулу народного «самоуправления» либо родственные ей
формулировки (типа «воля нации», «диктатура пролетариа-
та», «воля революции» и т.п.) используют для того, чтобы
покончить или существенно ограничить те индивидуальные
права и частные свободы, которые поначалу и преимущест-
венно с либеральной точки зрения были неотделимы от де-
мократической идеи. Поэтому, по мнению Бернхема, прави-
теля бонапартистского типа теоретически следует рассмат-
ривать как квинтэссенцию демократического режима; в его
деспотизме как бы выражается воля всемогущего народа,
самостоятельно управляющего собой и подчиняющегося са-
мому себе. Эти современные автократии как правило скла-
дываются под звуки гимнов, воспевающих «тружеников»,
«народ» или нацию. Поэтому такие выражения как «век на-
рода», «народное государство», «бесклассовое общество» или
«национальный социализм», — говорит далее Бернхем, —
используют как своеобразные эвфемизмы, призванные за-
маскировать то, что по праву следует назвать «веком бона-
партизма». И нет ничего удивительного в том, что по мере
ускорения подобного развития и укрепления соответствую-
щих структур в конце концов оказываются на прямой дороге
к тоталитаризму.
Нам известны исторические предшественники бонапар-
тизма: народные тирании, возникшие в древней Греции по-
сле падения аристократических режимов; плебейские трибу-
ны, различные князьки и кондотьеры времен Возрождения.
1 Последний довод (лат.). — Прим. пер.
Люди и руины 69
Во всех этих случая налицо существование авторитета и вла-
сти, полностью лишенных всякого высшего помазания, что
становится все более заметным в современном мире, где гла-
вы государств как никогда прежде чванятся тем, что они го-
ворят и действуют исключительно от имени народа, коллек-
тива, даже когда практическим результатом их правления
становится самый настоящий деспотизм и систематический
террор.
В представлении Отто Вайнингера великий политик од-
новременно является деспотом и поклонником народа, чело-
веком, который не просто продажен, но и сам становится
живым товаром, что инстинктивно чувствует чернь. Само
собой, эта оценка применима далеко не к любому политиче-
скому вождю, но она раскрывает сокровенную сущность рас-
сматриваемого нами явления. В действительности здесь про-
исходит полное переворачивание полярности: вождь осозна-
ет себя таковым лишь за счет обращения к коллективу, к
массе, то есть благодаря своей сущностной связи с низами.
Именно поэтому, несмотря ни на что, такая система остает-
ся по сути своей «демократической». Если традиционная
концепция высшей власти и авторитета предполагает нали-
чие дистанции, и именно это чувство дистанции пробужда-
ет в низших почитание, естественное уважение, природную
склонность к подчинению и преданности своему государю,
то в данном случае все происходит наоборот: с одной сторо-
ны, «власть» устраняет всякую дистанцию, с другой, низы не
согласны терпеть какую-либо дистанцию. Вождь бонапарти-
стского типа является и стремится быть «сыном народа», да-
же если по своему происхождению он принадлежит к друго-
му типу. Он пренебрегает тем принципом, согласно которо-
му чем шире основание, тем выше должна располагаться
вершина. Верный раб комплекса «популярности», он питает
склонность ко всем проявлениям, которые способны дать
ему, пусть даже мнимое, чувство народной любви и одобре-
ния. При таком отношении именно стоящий наверху нужда-
ется в стоящем внизу, чтобы удостоверится в своей значимо-
сти, а не наоборот, как то должно быть при нормальном по-
ложении дел. Само собой, обратной стороной этого является
ТО, что, по крайней мере на стадии восхождения, прихода к
70 Юлиус Эвола
власти, престиж вождя бонапартистского типа зависит от его
ощущения близости к массе, от того, насколько он ощущает
себя «одним из наших». В данной ситуации «апагогическая»
(то есть влекущая к миру горнему) власть, как сущность и
высшее основание всякой подлинной иерархической систе-
мы, исключена изначально. Единственным подходящим оп-
ределением здесь остается довольно грубая формулировка,
данная Вайнингером: взаимное проституирование.
Для лучшего понимания этого момента согласимся с
тем, что любая власть, дабы обеспечить себе достаточно дли-
тельное существование, всегда нуждается в опоре на коллек-
тивное чувство; прямо или косвенно она должная найти
средство, позволяющее ей привлечь на свою сторону данные
слои общества. Однако в рассматриваемой нами ситуации
это средство имеет довольно своеобразный характер. В по-
литических явлениях в реакцию вступают самые различные
человеческие качества, и это зависит от того, что мы можем
назвать соответствующим «центром кристаллизации». Дру-
гими словами здесь, как и всегда, срабатывает закон избира-
тельного родства, который можно сформулировать следую-
щим образом: «Подобное пробуждает подобное, подобное
притягивает подобное, подобное воссоединяется с подоб-
ным». Природа начала, на котором так или иначе зиждется
auctoritas, имеет крайне важное значение, поскольку она яв-
ляется как бы пробным камнем для избирательного родства и
одновременно фактором, предопределяющим процесс кри-
сталлизации. Этот процесс имеет «апагогический» характер
и приводит к интеграции индивида, если центр системы, ее
основополагающий символ по своей природе взывает к выс-
шим способностям и возможностям человека, если он про-
буждает их в нем и приводит их в движение, если он обра-
щается к ним, как к способностям, которые признаются всем
обществом и сплачивают его. Поэтому имеется существенная
разница между сплоченностью, лежащей в основе политиче-
ской системы воинского, героического, феодального типа, то
есть имеющей духовную и священную основу, и той спло-
ченностью, которая возникает в движениях, выдвигающих
наверх народного трибуна, диктатора или правителя бона-
партистского типа. Мы расцениваем как отрицательные те
Люди и руины
71
случаи, когда правитель обращается к низшим, почти до-
личностным слоям человека, поощряет и использует их к
своей выгоде, будучи заинтересованным в том, чтобы тем
самым подавить все высшие формы восприятия. В том числе
и поэтому подобные правители склонны демократически ве-
личать себя «сынами народа», не притязая на то, чтобы оли-
цетворять собой более совершенный человеческий тип, ут-
верждающий высший принцип. Следовательно, это явление
носит регрессивный характер в смысле ценностей личности.
В подобных коллективных движениях или системах отдель-
ный человек умаляется даже не столько за счет ограничения
каких-либо внешних свобод — что по сути не имеет сущест-
венного значения? — сколько вследствие подавления его
внутренней свободы, свободы «я» по отношению к своим
низшими страстями, пышному расцвету которых, как было
сказано, благоприятствует общая атмосфера, царящая в по-
добном обществе.
Значительное различие существует и между тем, каким
образом власть добивается своего признания и престижа:
делает ли она это за счет раздаваемых обещаний или, напро-
тив, за счет выдвигаемых требований. В наиболее современ-
ных и низших типах демократии мы имеем дело исключи-
тельно с первым случаем. Престиж правящего класса строит-
ся вовсе не на высоком идейном напряжении, что еще
отчасти было присуще первоначальным полуреволюцион-
ным, полувоенным формам бонапартизма, но исключительно
на «социальных» и «экономических» перспективах, на фак-
торах и мифах, затрагивающих лишь чисто физическую
часть demos. Это относится не только к марксистским вожа-
кам, исповедующим «левый тоталитаризм». Решение «соци-
ального вопроса» в его чисто материалистическом аспекте
является одной из важнейших составляющих современных
приемов, используемых всеми народными правителями; и
это уже само по себе дает право на вполне однозначную
оценку их уровня и достоинства.
С тоталитаризмом и бонапартизмом обычно связывают
понятие диктатуры. Ввиду этого имеет смысл рассмотреть
Двусмысленность некоторых концепций, которые, пытаясь
противостоять демократии, не имеют ясного и неискаженно-
72 Юлиус Эвола
го представления об аристократической идее. Традиционное
мышление проводит существенное различие между симво-
лом, функцией или принципом, каковые воплощаются чело-
веком, стоящим у власти, и самим этим человеком, как инди-
видом. В соответствие с этой предпосылкой важно, чтобы
человека уважали и ценили, исходя из идеи и принципа, а нс
наоборот. Между тем диктатора или трибуна уважают как
раз за противное, их власть опирается исключительно на ин-
дивидуальные качества правителя, на его способность воз-
действия на бессознательные силы массы.
В последнем веке под знаменем эволюционизма уже
предпринимались попытки толкования аристократии и «эли-
таризма» на принципах «естественного отбора». Эти по-
пытки свидетельствуют о полном непонимании характер-
ных черт, присущих древним иерархическим обществам,
которые сегодня признали даже историки-позитивисты. Сю-
да же относится и буржуазно-романтическая теория «культа
героев» — heroes worship — внесшая еще большую путаницу
в и без того сомнительные аспекты ницшеанского учения о
сверхчеловеке. Все эти концепции и теории остаются в рам-
ках индивидуализма и натурализма, на которых невозможно
выстроить сколь либо приемлемой доктрины истинной за-
конной власти. Впрочем, сегодня даже те, кто признает саму
идею «аристократии», не способны преодолеть этих границ:
они готовы признать за человеком право на исключитель-
ность и «гениальность», лишь если его величие обусловле-
но свойственными ему индивидуальными качествами, но не
способны признать их за тем, кто выражает собой традицию
и особую «духовную расу» и чье величие, в отличие от пер-
вого, зиждется на принципе, идее, на высшей безличности.
Естественно, на том же уровне индивидуализма мы оста-
емся и в случае «государя» макиавеллевского образца, со
всеми производными от этого типа. Конечно «государь» Ма-
киавелли еще не опускается столь низко — до народа, — как
политические правители современной демократической и
демагогической эпохи. Само собой, он ничуть не верит в
«народ», но озабочен лишь тем, чтобы изучить простейшие
страсти и реакции, движущие массами, дабы к своей выгоде
использовать соответствующие политические приемы. Авто-
Люди и руины
73
ритет более не дан «свыше», он покоится лишь на силе, на
virtus «государя». Власть, понимаемая как чисто человече-
ская власть, становится конечной целью. Все прочее —
включая духовные и религиозные факторы — становится
лишь средством, которое можно использовать безо всяких
угрызений совести. Здесь нет и речи о внутренне присущем
превосходстве; макиавеллизм делает ставку исключительно
на политическую ловкость, дополненную такими личными
качествами, как хитрость и сила. Это прекрасно выражается
известным образом союза лисы со львом. Подобного прави-
теля не интересуют те высшие способности, которые в оп-
ределенных обстоятельствах могли бы пробудиться в его
подчиненных. Как правило, он презирает человека и питает
по отношению к нему глобальный пессимизм, порождае-
мый мнимым политическим «реализмом». Поэтому деспот
макиавеллевского типа по крайней мере не склонен торго-
вать собой: он не попадается на удочку тех средств, которые
сам использует для прихода к власти или ее удержания. Его
спасают от этого способность к притворству, лжи, та раздво-
енность мыслей и чувств, которые свойственны актеру и к
каковым он прибегает при необходимости *. Однако в подоб-
ной ситуации не остается никакого места для истинной ари-
стократии и реального авторитета. По мере своего развития
подобная направленность приводит скорее к появлению
«диктаторских» форм, также определяемыми чисто индиви-
дуальными чертами характера и бесформенностью власти, и
к наступлению времен, названных кем-то эпохой «абсолют-
ной политики».
Можно рассматривать макиавеллизм как применение к
политико-социальной области того же метода, который ис-
1 Макиавелли («Государь», гл. XVIII) так и говорит, что для го-
сударя важнее казаться, чем быть, поскольку то, чем человек ка-
жется, поражает многих, тогда как что он есть — способны распо-
знать лишь немногие. Макиавелли до некоторой степени предсказы-
вает тип народного вождя, когда утверждает, что государь должен
опираться скорее на народ, чем на «великих» (на «баронов»), кото-
рые не склонились бы перед его абсолютизмом. Еще до Макиавелли
Филипп Прекрасный пытался укрепить свою власть именно в этом
анти-аристократическом направлении.
74
Юлиус Эвола
пользует современные физические науки. Современное про-
фаническое естествознание принципиально исключает из
природы все, имеющее качественный и индивидуальный ха-
рактер. Предметом его рассмотрения является лишь чисто
материальный аспект, подчиненный необходимости, из кото-
рого оно и черпает те знания, которые при помощи техники
позволяют контролировать окружающий мир. Макиавеллизм
поступает точно так же по отношению к общественным и
политическим силам: исключая качественный и духовный
фактор, сводя коллективную и индивидуальную жизнь к ее
чисто материальному и физическому уровню, он строит свое
господство на чистой технике.
В этом заключается сущность макиавеллизма. Таким
образом, в современных политических формах бонапартиз-
ма — и прежде всего в тех, которые связаны с диктаторским
тоталитаризмом — легко прослеживается смешение макиа-
веллевской идеи «государя» и демагогического «сына наро-
да», а за извращенной мистикой, наделяющей подобного
правителя так называемой «харизмой», стоит почти демони-
ческое совершенство техники, безо всяких угрызений совес-
ти прибегающей к самым низменным средствам ради дости-
жения власти и установлению контроля над бессознательны-
ми силами масс: это «абсолютная политика», которой не
ведома возможная ценность человека как свободной лично-
сти. Но точно так же неведомы таким правителям и уважение
к самому себе и к собственному достоинству, что является
первичным условием всякого аристократического превос-
ходства.
Стоит вкратце отметить еще один момент. Понятие бо-
напартизма естественно относится не только к Наполеону III,
но и к Наполеону Бонапарту, личности, при рассмотрении
которой во имя справедливости следует четко разграничи-
вать два аспекта: политический и военный. Понятно, что,
говоря о бонапартизме как о политической категории, мы
учитывали только первый аспект, в котором Наполеон пред-
стает перед нами не столько в качестве военачальника,
сколько как сын Французской революции, дух которой не
только неизменно сохранялся, но даже усилися в заключи-
тельный «имперский» период. Нет нужды более подробно
Люди и руины
75
останавливаться на этом. Что же до военного аспекта, то нам
нечего возразить против того престижа, который может за-
воевать полководец. Более того, подобный престиж не имеет
ничего общего ни с демократией, ни с демагогией, но связан
с героическими факторами и, как и все, относящее к военной
области, включает в себя ту же идею иерархии. Но важно,
чтобы этот престиж не выходил за свойственные ему рамки.
Мы посчитали нужным затронуть эту сторону проблемы,
чтобы снова подчеркнуть различие между высшей концепци-
ей авторитета и аристократии и сомнительными подделками
ее и побочными продуктами.
Для более ясного понимания этого вопроса обратимся
снова к древнему миру. Древние римляне, так же как гер-
манцы и другие народы, четко различали такие понятия как
гех, с одной стороны, и dux или imperator, с другой. Послед-
нее как раз и означало военачальника, чисто индивидуальные
дарования которого делали его пригодным для исполнения
определенных задач. То же различие, но в иной прикладной
области, существовало и между правителем и тем, кого наде-
ляли исключительным, но временными правами для разре-
шения внутренних разногласий или в чрезвычайных обстоя-
тельствах. Именно этот смысл вкладывался раннее в понятие
«диктатор», который был еще меньше связан с особой тра-
дицией или политической идеей, чем тот же dux. Однако эти
два типа различались своей природой, функцией, престижем.
И не стоит относить исключительно на счет устаревшего
«мифологического» мышления те правила, существовавшие
в частности в древнем германском праве, которые предписы-
вали выбирать гех не среди тех, кто, подобно dux или here-
tigo, отличались особыми человеческими индивидуальными
качествами, но среди тех, кто вел свой род от «божествен-
ных» предков. Эту идею при желании можно демифологизи-
ровать и сформулировать в терминах простого типологиче-
ского противопоставления. Существенным здесь является
обращенность истинного правителя ввысь, а не вниз; в нем
должны ценить нечто сверхличное и нечеловеческое, невзи-
рая на то, в каком облике предстает этот элемент «имма-
нентной трансцендентности», обычно связанный с традици-
ей, в зависимости от конкретных обстоятельств и историче-
76
Юлиус Эвола
ских условий. Это значительно отличает его от того, что
свойственно тому же «герою», военачальнику или диктатору.
Используя дальневосточную терминологию, можно говорить
о двух типах авторитета, первый из которых свойственен
тому, кто побеждает и получает власть, не нуждаясь в борь-
бе, а второй, тому, кто для этого должен вступить в борьбу.
В первом случае существенно то, что условно говоря «олим-
пийский» элемент естественно утверждает себя в своем пре-
восходстве посредством «деяния в недеянии», то есть оказы-
вая духовное, а не прямое материальное воздействие. Во
втором случае мы также оказываемся на довольно высоком
уровне, когда речь идет о dux, полководце (особенно если
это тип, сформированный суровой традицией, чем, напри-
мер, в наши дни, отличалось прусское офицерство), но если
он вмешивается в политику, стремясь узурпировать власть в
качестве диктатора, то уровень понижается и достигает сво-
его нижнего предела с появлением вождя бонапартистского
типа, который мы определили как помесь демагогического
трибуна, наследника демократии с макиавеллевским типом,
знатоком порочной и циничной техники власти.
Надеемся, что мы сумели дать читателю достаточно на-
дежные опоры, которые позволят ему понять как феномено-
логию идеи властителя, так и то, каких высших и нижних
пределов могут достигать разновидности этой идеи в двух
совершенно противоположных в духовном отношении сис-
темах. И в заключение добавим последнее соображение.
По сути понятие «аристократии» является довольно не-
определенным. Буквально аристократия означает «власть
лучших». Но «лучший» это относительное понятие. Лучший
по отношению к чему? Лучший с какой точки зрения? Могут
существовать «лучшие» среди бандитов, «лучшие» среди
технократов, «лучшие» среди демагогов и т.п. Поэтому оче-
видно, что прежде всего следует уточнить критерий отбора,
на основании которого определяются те ценности, которые
придают данному обществу или цивилизации свое лицо и
свой особый характер. В зависимости от этого мы будем
иметь совершенно различные «аристократии» и dlites.
Ограниченность социологии Парето, а также сформули-
рованного им закона ротации elites проявляется именно в
Люди и руины 77
этом. Отправной точкой здесь служит констатация неизбеж-
ного характера «элитаризма», железного закона олигархии.
Но у Парето все его рассуждения остаются чисто формаль-
ными, поскольку в изменениях, допускаемых этим явлением,
совершенно упускается из виду качественный, духовный
фактор. Понятие elite носит здесь характер отвлеченной ка-
тегории, а процесс «ротации» или периодической смены не
учитывает особые смыслы и изменения ценности, но поро-
ждается практически механистическим и безразличным со-
циальным динамизмом. По сути Парето ограничивается
изучением той роли, которую поочередно исполняют так
называемые «остатки устойчивости соединений» и «остатки
комбинаций», то есть, проще говоря, речь идет о консерва-
тивных и обновленческих, революционных силах, но при
этом совершенно не принимается во внимание, что именно
является предметом этого сохранения или обновления. Ко-
гда жизненные силы данного правящего класса истощают-
ся, начинается циркуляция элементов — восхождение од-
них и нисхождение других — за рамками которой сохраня-
ется феномен elite, понимаемой в общем смысле, как
отвлеченная категория. Это связано с методологией, разра-
ботанной Парето, которая придает каждому принципу, идее,
ценности или доктрине простой характер «производной», то
есть второстепенного и зависимого явления, лишенного в
себе решающего значения, но в той или иной форме отра-
жающего элементарные, однообразные и иррациональные
тенденции («остатки»), которые полагаются единственно
действенными. На наш взгляд дело обстоит прямо противо-
положным образом, так как первостепенным элементом,
который имеет для нас значение, является не постоянство
отвлеченного явления «ё!йе», сохраняющегося независимо от
ротации или периодической смены частных Elites, но, напро-
тив, изменение ценностей и смыслов, происходящее при
смене различных elites, в результате чего одна из них стано-
вится центром системы и задает общий тон.
Поэтому изложенные здесь нами мысли были направле-
ны на сравнение подобных преобразований и, следовательно,
разновидностей элитаризма. Исторически смена элит (или, в
более широком смысле, «аристократий») происходит соглас-
78
Юлиус Эвола
но точному закону регрессии каст, на котором мы не будем
здесь останавливаться, поскольку подробно изложили его в
основной нашей работе «Восстание против современного
мира» *. Укажем только, что в целом следует различать четы-
ре стадии: на первой dlite имеет чисто духовный характер,
воплощает в себе то, что общим образом можно назвать
«божественным правом», выражает собой идеал нематери-
ального достоинства; затем она обретает черты воинской
знати; на третьей стадии ее сменяет олигархия на плутокра-
тической и капиталистической основе, правящая в рамках
демократии; и, наконец, dlite становятся коллективистские
предводители революции четвертого сословия.
ГЛАВА VI
ТРУД— ОДЕРЖИМОСТЬ ЭКОНОМИКОЙ
Мы уже указывали на определенное подобие, сущест-
вующее между отдельным человеком и общественной сущ-
ностью, законность чего признавалась еще с древнейших
времен. Исходя их этого, мы показали, что в последнее время
в том, что касается общественно-политической организации,
происходит нисхождение с того уровня бытия, на котором
его жизненная и материальная часть подчинена высшим воз-
можностям, силам и целям, до того, на котором эта высшая
область исчезает или, что еще хуже, вследствие переворачи-
вания лишается всего ей свойственного и ставится на службу
низшим функциям, которые в индивиде соответствуют его
чисто физической части. С другой стороны, то есть в госу-
дарстве, эту часть обычно составляет экономика. Именно с
этой частной точки зрения нам и хотелось бы здесь рассмот-
реть указанное явление.
Согласно Зомбарту, современную эпоху можно назвать
эрой экономики, что точно отражает указанную нами анома-
лию. Речь идет прежде всего об общем характере цивилиза-
1 Edizioni Mediterranee, 3 ed.. Roma 1969.
Люди и руины 79
ции, взятой во всей ее совокупности. Поэтому даже внешнее
могущество современной цивилизации, достигнутое за счет
промышленно-технического прогресса, не может изменить ее
инволюционного характера. Можно даже сказать, что он яв-
ляется его прямым следствием, так как весь этот мнимый
«прогресс» был достигнут как раз за счет того, что экономи-
ческий интерес возобладал надо всеми другими. Сегодня
можно говорить о самой настоящей одержимости экономи-
кой, в основе которой лежит идея, согласно коей как в инди-
видуальной, так и в коллективной жизни наиболее важным,
реальным и решающим является экономический фактор.
Вследствие чего в сосредоточении всех ценностей и интере-
сов на производственно-экономической области видят не
невиданное ранее отклонение современного западного чело-
века, но нечто вполне нормальное и естественное, не вероят-
ную нужду, но нечто желательное, заслуживающее одобре-
ния, развития и восхваления.
Как мы уже говорили, что если отрицается всякое право
и главенство каких-либо ценностей и интересов, превышаю-
щих общественно-экономический уровень, то нет никакой
речи и о подлинной иерархии, ибо речь может идти лишь о
подделке. Равным образом не признается и высший автори-
тет тех людей, групп или сословий, которые являются выра-
зителями и защитниками этих высших ценностей и интере-
сов. Поэтому экономическая эра по определению является по
сути своей анархической и антииерархической; она полно-
стью подрывает всякий нормальный порядок. Свойственные
ей материализация и механизация всех областей существова-
ния лишают всякого высшего значения все те проблемы и
конфликты, которые признаются единственно значимыми.
Этот подрывной характер четко проявляется как в марк-
сизме, так и в современном капитализме, несмотря на их ка-
жущееся противоречие. Поэтому крайне нелепо сегодня при-
тязать на звание «правого» политического движения, не ра-
зорвав этот зловещий замкнутый круг экономической одер-
жимости, в котором вращаются и марксизм, и капитализм,
наряду с целым рядом всяческих своих производных.
Это должен твердо сознавать тот, кто сегодня выступает
против левых сил. Совершенно очевидно, что современный
80
Юлиус Эвола
капитализм, точно так же как и марксизм, представляет
собой подрывную силу. Их роднит материалистическое миро-
воззрение, качественно родственны и их идеалы, так же и
свойственные им обоим предпосылки, связанные с миром,
центром которого является техника, наука, производство,
«прибыльность» и «потребление». Пока не научаться гово-
рить о чем-либо другом, кроме экономических классов, при-
были, зарплат, продукции, пока будут верить, что истинный
человеческий прогресс обусловлен особой системы распре-
деления благ и капитала, в то, что он вообще как-то связан с
богатством или нищетой, до тех пор не сумеют даже подойти
к сути вопроса, даже если будут выдуманы новые теории,
выводящие за рамки марксизма и капитализма или прими-
ряющие их.
Между тем отправной точкой должно стать решительное
отрицание марксистского принципа, который объединяет все
вышеуказанные подрывные идеологии и звучит как: «Эко-
номика — наша судьба». Безо всяких обиняков должно быть
заявлено, что экономика и экономический интерес, как сред-
ство удовлетворения материальных потребностей, искусст-
венно расширяемых сегодня, для нормального человечества
всегда играли, играют и будут играть лишь подчиненную
роль. Дблжно открыто признать, что помимо экономики су-
ществует уровень высших политических, духовных, героиче-
ских ценностей, который не признает и даже не допускает
деления на чисто экономические классы, которому не ведо-
мы ни «пролетарий», ни «капиталист», и что только ориен-
тируясь на этот уровень можно определить те вещи, ради
которых действительно стоит жить и умирать, что только так
может возникнуть подлинная иерархия и быть установлено
различие в добродетелях, вершиной которых является выс-
шая функция повелевания, imperium.
Но кто сегодня готов открыто вступить в праведный бой
за эти ценности? «Социальный вопрос» и «политическая
проблема» окончательно утрачивают всякое высшее значе-
ние, так как их все больше связывают с простейшими усло-
виями физического существования, которые абсолютизиру-
ют и «освобождают» ото всякой потребности более высокого
порядка. В результате этого понятие справедливости сводит-
Люди и руины
81
ся к той или иной системе распределения экономических
благ, уровень цивилизации оценивают в понятиях производ-
ства; на языке лишь экономика, потребление, работа, при-
быльность, экономические классы, зарплата, частная или на-
ционализированная собственность, «трудящиеся» или «экс-
плуататоры трудящихся», «профсоюзные требования» и т.д.
Похоже, как для одних, так и для других ничего в мире
больше не существует. Впрочем, для марксизма остальное
все же существует, но лишь как «надстройка» и производное.
Его противники стыдятся выражаться столь откровенно, но
на самом деле их кругозор не шире, их мерилом также слу-
жит экономика, и на ней средоточен основной интерес.
Это свидетельство самой настоящей патологии цивили-
зации. Как мы говорили, экономика буквально гипнотизиру-
ет современного человека, делает его одержимым. И как час-
то бывает при гипнозе, то, на чем сосредотачивается ум, в
конце концов становится реальным. Человек сегодня делает
истинным то, что в любой нормальной и цельной цивилиза-
ции восприняли бы как отклонение или дурную шутку — что
экономика и связанный с ней социальный вопрос могут быть
судьбой.
Поэтому принципиальное отношение требует не проти-
вопоставления одной системы другой, но коренного измене-
ния позиции и решительного отказа от материалистических
предпосылок, лежащих в основе абсолютизации экономиче-
ской данности.
Под сомнение должна быть поставлена не ценность
той или иной экономической системы, но ценность экономи-
ки как таковой. То же противоречие между капитализмом и
марксизмом, сколь бы значительными оно ни казалось на
фоне нашей эпохи, следует рассматривать как мнимое про-
тиворечие. Миф производства как области, связанной со
стандартизацией, монополиями, картелями, технократией и
т.п., как в капиталистических, так и в марксистских странах,
связан с той же экономической одержимостью, так как вы-
двигает в качестве первичного фактора материальные усло-
вия существования. Как здесь, так и там именуют «ретро-
градными» и «неразвитыми» те цивилизации, которые нельзя
свести к цивилизации «труда» и «производства», которым
82
Юлиус Эвола
благодаря счастливому стечению обстоятельств пока удается
ускользнуть от судорожной промышленной эксплуатации
всех природных ресурсов, от подчинения всех человеческих
возможностей производственным и общественным интере-
сам, от давления промышленно-технических нормативов — в
общем, те цивилизации, которым еще знакомо чувство про-
стора, позволяющее свободно дышать. Следовательно, ис-
тинными противниками являются не капитализм и марксизм,
но система, в которой главенствует экономика, независимо
от ее конкретной формы, и система, в которой последняя
подчинена внеэкономическим факторам в рамках более ши-
рокого и цельного порядка, который придает человеческой
жизни более глубокий смысл и открывает путь к развитию
более высоких способностей. Такова предпосылка для ис-
тинной реакции, направленной на возрождение, вне рамок
деления на «правых» и «левых», отрицающей как злоупот-
ребления капитализма, так и крамолу марксизма. Условием
этого является внутренняя дезинтоксикация, оздоровление в
высшем смысле этого слова, как способность отличать выс-
шие интересы от низших. Внешнее же воздействие в лучшем
случае может иметь значение вспомогательного средства.
Для изменения сложившегося порядка вещей необходи-
мо прежде всего отказаться от «нейтрального» толкования
экономического явления, свойственного извращенной со-
циологии. Экономическая жизнь также состоит из тела и ду-
ши, и внутренние, моральные факторы всегда предопределя-
ли ее смысл и дух. Этот дух — как исчерпывающе доказал
Зомбарт — следует отличать от форм производства, распре-
деления и организации материальных благ. Он может изме-
няться и в зависимости от конкретного случая придает эко-
номике совершенно особый смысл и особое место. Чистый
homo economicus является выдумкой либо продуктом явно
вырожденческой специализации. Поэтому в любом нормаль-
ном обществе чисто экономический человек, то есть человек,
для которого экономика является не средством, а целью и
составляет основную область его деятельности, всегда по
праву считался человеком низкого происхождения: низкого,
прежде всего, в духовном смысле, а затем уже в политиче-
ском или общественном. Таким образом, по сути речь идет о
Люди и руины&?
возвращении к нормальному состоянию, то есть о восстанов-
лении естественной подчиненности экономики внутренним,
моральным факторам.
Согласившись с этим, можно с легкостью распознать те
внутренние причины, которые — в современном мире, где
все подчинено экономике — препятствуют всякому реше-
нию, которое не вело бы к еще большему падению уровня.
Ранее мы уже говорили, что восстание масс в большой сте-
пени было спровоцировано тем, что всякое социальное раз-
личие целиком и полностью свелось к экономическому нера-
венству. Под знаменем антитрадиционного либерализма ни-
чем неограниченные и лишенные всякого высшего значения
собственность и богатство практически стали единственным
мерилом общественного положения. Следовательно, при от-
сутствии каких-либо ограничений — каковым в прежние
времена для экономики в целом служил более сложный ие-
рархический порядок — господство и право данного класса,
как класса чисто экономического, по справедливости могут
быть оспорены во имя базовых человеческих ценностей.
Именно на этом сыграла подрывная идеология, абсолютизи-
ровав ненормальную и упадочную ситуацию, как если бы
никакого другого деления, кроме как на экономические клас-
сы, никогда не было и быть не может, как если бы всякое
различие в рангах обуславливалось бы исключительно внеш-
ним и несправедливым экономическим состоянием. Но все
это ложь, так как подобные условия существуют исключи-
тельно в обществе, лишенном корней, где только и могут
зародиться такие понятия как «капиталист» и «пролетарий».
В нормальном же обществе эти понятия лишены всякой ре-
альности, так как в нем наличие внеэкономических ценностей
приводит к появлению человеческих типов, коренным обра-
зом отличающихся от тех, которые сегодня обозначаются
как «капиталист» или «пролетарий», В подобном обществе
та же область экономики имеет четкое обоснование, оправ-
дывающее существование определенных различий в услови-
ях, положении и функции
1 Можно вспомнить здесь аристотелевскую концепцию соци-
альной справедливости, которая понимается не как равное распреде-
84
Юлиус Эвола
Теперь выделим то, что в современном хаосе обуслов-
лено идеологической инфекцией. Причиной возникновения
и успеха марксизма стало нс столько обострение социаль-
ного вопроса (об этом можно было говорить только на заре
индустриальной эпохи), но скорее сам социальный вопрос
во много возник в современном мире вследствие существо-
вания марксизма и, следовательно, носит искусственный
характер, будучи делом рук организованных агитаторов,
нацеленных на «пробуждение классового сознания». Ленин
вполне откровенно раскрыл роль последних, говоря, что
задачей коммунистической партии является не поддержка
тех движений «трудящихся», которые возникают естест-
венным образом, но скорее подстрекательство к их органи-
зации повсюду и любыми средствами. Марксизм всячески
способствует зарождению пролетарского и «классового»
мышления там, где его раньше не было, разжигает броже-
ние, злопамятство и недовольство в людях, прежде чувство-
вавших себя на своем месте, знавших естественные границы
своих потребностей, не притязавших на то, чтобы стать кем-
то иным и именно потому не ведавших того «отчуждения»,
Entfremdung, о котором постоянно талдычат марксисты. Од-
нако единственным способом преодоления этого отчужде-
ния, который способен предложить марксизм, становится
лишь его усиление под видом так называемой «интеграции»
(в реальности равнозначной дезинтеграции) личности в «кол-
лектив».
Не следует думать, что мы отстаиваем здесь «мракобес-
ные» взгляды в интересах нынешних «высших классов», по-
скольку, как уже было сказано, мы не признаем превосходст-
ва и прав за группой, не представляющей собой ничего
большего, кроме чисто экономического класса в материали-
стическом мире. Тем не менее мы решительно выступаем
против идеи или мифа о так называемом «социальном про-
грессе», который является еще одной навязчивой и болезне-
творной идей, типичной для экономической эры в целом, так
ление благ, но как распределение, учитывающее функциональное и
качественное положение индивидов и групп: справедливое экономи-
ческое неравенство.
Люди и руины
85
как ее исповедуют не только представители левых движений.
В этом отношении эсхатологические марксистские воззре-
ния совпадают с «западными» мечтами о prosperity1: по су-
ти дела как исходное мировоззрение, так и вытекающие от-
сюда последствия в обоих случаях тождественны. Здесь
вновь утверждается концепция антиполитического, мате-
риалистического общества, которая отчуждает человека и
социальный строй ото всякого высшего порядка и высшей
цели, признавая в качестве последней исключительно поль-
зу в чисто физическом, растительном, приземленном пони-
мании, которая становится критерием прогресса и полно-
стью переворачивает ценности, присущие традиционным
структурам. Ведь законом, смыслом и достаточным основа-
нием подобных структур неизменно было стремление свя-
зать человека с чем-то превосходящим его, с тем, по отно-
шению к чему экономика и материальное богатство или
бедность занимали подчиненное положение. Так, с полным
правом можно утверждать, что пресловутое «улучшение со-
циальных условий» следует рассматривать не как благо, но
как зло, поскольку платой за него становится порабощение
индивида производственным механизмом и социальным
конгломератом, вырождение государства до уровня «трудо-
вого государства», исчезновение всякой качественной ие-
рархии, омертвением всякой духовной восприимчивости и
«героической» способности в самом широком смысле этого
слова. Гегель писал, что «всемирная история не является
царством счастья, периоды счастья [в смысле материального
и социального благополучия] являются чистыми страницами
в книге истории». Но и на индивидуальном уровне наиболее
ценные в человеке качества, которые собственно и делают
его человеком, нередко пробуждаются в суровой атмосфере,
на грани нужды и несправедливости, в обстановке, которая
бросает человеку вызов, подвергает его духовному испыта-
нию, но те же качества почти неизбежно угасают, когда че-
ловеческому животному гарантирована максимально удоб-
ная и безопасная жизнь и обеспечена равная доля благоден-
ствия и счастья, пристойного стадному животном, которое
1 Процветание, преуспевание (англ.)- —Прим. пер.
86
Юлиус Эвола
остается таковым, несмотря на радио, телевидение и самоле-
ты, Голливуд и спортивные стадионы или культуру Reader’s
Digest.
Повторим вновь: духовные ценности и уровень челове-
ческого совершенства никак не связаны с общественно-
экономическим достатком или нуждой. Материалистические
идеологии утверждают, что бедность всегда является источ-
ником унижения и порока, а «цивилизованные» социальные
условия способствуют расцвету добродетелей, но это полный
вздор. Более того, они противоречат сами себе, одновремен-
но поддерживая тот миф, согласно которому нищий и угне-
тенный трудовой «народ» является воплощением «добра», а
продажные богачи эксплуататоры — носителями зла и поро-
ка. Это басни чистой воды. В действительности истинные
ценности не имеют никакой обязательной связи с улучшени-
ем или ухудшением общественно-экономических условий.
Как было сказано, только тогда, когда эти ценности стано-
вятся первостепенными, можно говорить о приближении к
действительно справедливому строю, в том числе и на мате-
риальном уровне. К подобным ценностям следует отнести
умение быть самим собой, стиль активной безличности, лю-
бовь к дисциплине, общую предрасположенность к героизму.
Важно научиться противопоставлять любым видам злопа-
мятства и социального соперничества признание и любовь к
своему месту, как наиболее соответствующему собственной
природе данного индивида, тем самым признавая и те грани-
цы, в рамках которых он способен раскрыть свои способно-
сти, дать органичный смысл собственной жизни, достичь
наиболее возможного для себя совершенства: так, ремеслен-
ник, в совершенстве овладевший своим делом, безусловно
стоит выше властителя, недостойного своего сана. Лишь в
том случае, когда указанные факторы обретут прежний вес,
можно говорить о возможности проведения тех или иных
преобразований в общественно-экономической области без
риска смешать второстепенное с существенным, как того
требует и истинная справедливость. Без предварительной
идеологической дезинтоксикации и очищения мировоззрен-
ческих становок, всякое преобразование останется чисто по-
верхностным, так как не затронет глубинных корней кризиса
Люди и руины
87
современного общества, что будет лишь на руку подрывным
силам.
Среди этих общих установок стоит указать на одну, ко-
торая более, чем какая-либо другая, подпитывает экономиче-
скую одержимость.
Рассказывают, что в некой неевропейской стране, но с
древней цивилизацией, на одном американском предприятии,
заметив низкое рвение местных жителей, нанятых для вы-
полнения определенных работ, решили, что наилучшим
средством, чтобы подстегнуть их, станет удвоение оплаты.
В результате большинство рабочих предпочло сократить
вдвое количество рабочих часов. Полагая, что первоначаль-
ное вознаграждение было вполне достаточным для удовле-
творения их нормальных и естественных потребностей, они
посчитали нелепым отдавать работе больше того времени,
которого по новым расценкам им хватало, чтобы обеспечить
себя. Рассказывают также, что Ренан, однажды посетивший
промышленную выставку товаров того времени, выйдя, вос-
кликнул: «Сколько же там вещей, без которых я прекрасно
могу обойтись!»
Сравните это с нынешним стахановским движением,
экономическим «активизмом», «обществом процветания» и
«потребления». Подобные истории, лучше любых отвлечен-
ных рассуждений, дают мерило для различения двух осново-
полагающих установок, одну из которых дблжно считать
здоровой и нормальной, а другую — психопатической и из-
вращенной.
Хотя первый случай относится к неевропейской стране,
не следует скидывать его на инерцию и лень рас, не «дина-
мичных» и не «созидательных» по сравнению с западными.
Подобное противопоставление, как и многие другие, носит
искусственный и односторонний характер. Действительно,
достаточно отвлечься от «современной» цивилизации — ко-
торая, кстати, теперь уже не является чисто западной — что-
бы обнаружить в том числе и у нас самих ту же жизненную
концепцию, ту же внутреннюю установку, ту же оценку на-
живы и труда. До появления в Европе того, что в учебниках
многозначительно называют «меркантилизмом» или «торго-
вой экономикой» (это выражение многозначительно, по-
88
Юлиус Эвола
скольку свидетельствует, что тон этой экономике задавали
исключительно торгаши и ростовщики ’), которая быстро и
неизбежно переросла в современный капитализм, согласно
основополагающему экономическому критерию внешний
достаток имел определенные ограничения, а труд и стремле-
ние к прибыли считались оправданными лишь в той мерс,
насколько они были необходимы для обеспечения жизни,
подобающей положению, занимаемому в обществе. Такова
была концепция томизма, и позднее те же взгляды исповедо-
вал Лютер. В целом это ничем не отличается от древней кор-
поративной этики, в которой основное внимание уделялось
ценностям личности и качества, а количество работы всегда
зависело от определенного уровня естественных потребно-
стей и особого призвания. Основная идея состояла в том, что
работа должна не связывать человека, но, наоборот, освобо-
ждать его: чтобы человек мог посвятить себя более достой-
ным занятиям, уладив необходимые жизненные потребности.
Для древних никакая экономическая ценность не казалась
достойной того, чтобы пожертвовать во имя нее своей неза-
висимостью, а добывание средств к существованию не долж-
но было становится помехой для остальной, более полноцен-
ной жизни. В общем, они признавали ранее высказанную на-
ми истину, согласно которой человеческий прогресс идет не
в экономической или социальной области, но внутри самого
человека, что он состоит вовсе не в том, чтобы «выбиться в
люди» или «пробиться наверх», вкалывая до пота лица, что-
бы только занять не свойственное себе положение. На более
высоком уровне мудрым считалось abstine et substine1 2 — из-
вестное правило классического мира. К этому же порядку
идей относится и одно из возможных толкований дельфий-
ского изречения «Ничего чересчур».
Все перечисленные примеры имеют чисто европейское
происхождение. Таким образом, подобное отношение было
свойственно западному человеку, пока он еще был здоров,
пока не впал в безумие, подчинившись охватившему его не-
1 Mercantilismo (ит.) — торгашество, страсть к наживе. —
Прим. пер.
2 Воздержание и умеренность (лат.). — Прим. пер.
Люди и руины
89
здоровому возбуждению, что повлекло за собой извращение
всех критериев ценности и завершилось крайними формами
современной цивилизации. Именно эта перемена во взгля-
дах — перемена нравственного порядка, поскольку вся от-
ветственность безоговорочно лежит на индивиде — является
причиной нынешней «экономической одержимости», естест-
венного итога взаимосвязанных процессов. Переломный мо-
мент наступил тогда, когда на смену жизненной концепции,
сдерживающей потребности в их естественных пределах во
имя интересов, действительно достойных приложения уси-
лий, пришел идеал искусственного увеличения и разрастания
как самих этих потребностей, так и средств, необходимых
для их удовлетворения. Но при этом упустили из виду то, что
по неумолимому закону подобное развитие ведет ко все бо-
лее нарастающему закабалению сначала индивида, а затем и
всего общества. Вершиной этого безумия стала такая внут-
ренняя ситуация, которая породила формы крупного про-
мышленного капитализма; деятельность, направленная на
получение прибыли и производство, превратилась из средст-
ва в цель и поработила тело и душу человека. Отныне он,
подобно белке в колесе, вынужден безостановочно мчаться
вперед, охваченный неутолимой жаждой действия и потреб-
ностью производить все больше и больше. Он не может по-
зволить себе остановиться даже на секунду, так как в подоб-
ной экономической системе остановиться значит откатиться
назад или, в худшем случае, потерять опору под ногами и
упасть. Экономика затягивает в это движение (которое пред-
ставляет собой уже даже не «активность», но скорее чистое и
бессмысленное возбуждение) не только тысячи трудящихся,
но и крупного предпринимателя, «производителя благ»,
«собственника средств производства», производя все более
необратимые духовные разрушения. Это ясно высвечивает
подлинные намерения, которые таятся за «бескорыстной»
любовью, питаемой тем американским политиком, основным
пунктом международной политической программы которого
стало «повышение уровня жизни слаборазвитых стран всего
мира». За этими красивыми словами стоит желание благопо-
лучно довести до конца нашествие новых варваров — един-
ственных настоящих варваров, — стремление поймать в сил-
90
Юлиус Эвола
ки экономики ту часть человечества, которая пока еще не
впала в безумие, загнать его в общее стадо, поскольку не-
прерывно растущие денежные средства необходимо ис-
пользовать и вкладывать в новое производство, а безоста-
новочный производственный механизм, постоянно приводя
к перепроизводству, нуждается во все новом расширении
рынка. Этот катастрофический процесс не знает удержу,
потому что ревнители «прогресса» не замечают того, что
сумел понять еще Ленин, считавший подобные кризисы од-
ной из характерных черт «загнивающего капитализма»,
роющего себе могилу и обреченного в силу самого закона
собственного развития — вследствие индустриализации,
пролетаризации и европеизации — порождать те силы, ко-
торые, в конечном счете, восстанут против него и соответ-
ствующих народов белой расы. На самом деле в социали-
стических системах, провозгласивших себя преемниками
капитализма, обреченного на гибель собственными внут-
ренними противоречиями, индивид закабален ничуть не
меньше, что закреплено не просто фактически, но и юриди-
чески и соответствует коллективному императиву. Если
крупный предприниматель полностью отдается экономиче-
ской деятельности, которая становится для него своего рода
наркотиком — тем, что ему жизненно необходимо, — то он
делает это из инстинктивной самозащиты, поскольку стоит
ему остановится, как вокруг него разверзнется пустота и его
охватит ужас от существования, лишенного смысла В схо-
жей ситуации находится и его идеологический противник,
когда приравнивает экономическую деятельность к своего
рода этическому императиву, дополняемому осуждением и
карающими мерами, применяемыми ко всякому, кто осме-
лится поднять голову и заявить о своей свободе по отноше-
нию к тому, что связано с трудом, производством, прибыль-
ностью и общественным долгом.
Здесь следует выявить еще одну болезненную навязчи-
вую идею экономической эпохи, используемую как один из
ее главных лозунгов. Мы имеем в виду современное суевер-
1 См. На эту тему W. Sombart. Il borgese, trad. fr. Paris, 1926.
P.419.
Люди и руины
91
ное поклонение труду, свойственное отныне не только «ле-
вым», но и «правым» движениям. Подобно «народу», «труд»
стал одной из неприкосновенных святынь, о которой совре-
менный человек осмеливается говорить лишь в возвышенных
выражениях. Одной из наиболее жалких и плебейских черт
экономической эры является этот своеобразный мазохизм,
заключающийся в прославлении труда как этической ценно-
сти и основного долга, причем трудом здесь именуется какая
бы то ни была форма деятельности. Пожалуй, для будущего,
более нормального человечества это покажется самым при-
чудливым извращением, вновь подменяющим цель средст-
вом. Труд перестает быть тем, что необходимо лишь ради
удовлетворения материальных жизненных потребностей,
тем, чему должно быть отведено ровно столько места, сколь-
ко занимают подобные ему потребности, в зависимости от
данного индивида и его положения. Его абсолютизируют как
некую ценность в себе, одновременно связывая с мифом ли-
хорадочной производственной активности. Это равнозначно
самому настоящему переворачиванию. Словом «труд» всегда
обозначали наиболее низменные формы человеческой дея-
тельности, в наибольшей степени обусловленные исключи-
тельно экономическим фактором. Все, что не сводится к по-
добным формам, называть трудом — незаконно; здесь уме-
стнее использовать слово деяние: не трудится, но совершает
деяние правитель, исследователь, аскет, настоящий ученый,
воин, художник, дипломат, богослов; тот, кто устанавливает
законы и тот, кто нарушает их; тот, кто движим простейшей
страстью и тот, кто руководится принципом, крупный пред-
приниматель и крупный организатор. Если каждая нормаль-
ная цивилизация, благодаря своей устремленности ввысь,
старалась придать характер деяния, творчества, «искусства»
даже самому труду (в качестве примера здесь снова можно
обратиться к древнему корпоративному миру), то современ-
ная экономическая цивилизация стремится к прямо противо-
положному. Словно испытывая садистское наслаждение от
того, чтобы все извратить и запачкать, сегодня даже дея-
нию — тому, что осталось еще достойно этого имени — же-
лают придать характер «труда», то есть экономический и
пролетарский характер.
92
Юлиус Эвола
Именно таким образом дошли до формулировки «идеа-
ла» «трудового государства» и додумались до «гуманизма
труда» даже в тех кругах, которые па словах отрицают марк-
сизм. Джентиле начал как раз с прославления «гуманизма
культуры» как «славного этапа освобождения человека» —
что следует понимать как либеральную, интеллектуально-
индивидуалистическую стадию подрывной мировой деятель-
ности; но это, как говорит Джентиле, не окончательный этап,
поскольку «необходимо было признать и за тружеником то
высокое достоинство, которое человек, мысля, открыл в
мышлении». Тогда исчезнут «всякие сомнения в том, что
параллельные социальные и социалистические движения
XX века создали новый гуманизм — гуманизма труда, —
утверждение коего в его конкретной актуальности есть дело
и задача нашего века». Логическое развитие либерального
отклонения, описанного нами ранее, проявляется здесь со
всей очевидностью. Этот «гуманизм труда» в действительно-
сти составляет одно целое с «реалистическим» или «инте-
гральным гуманизмом», или «новым гуманизмом» коммуни-
стических интеллектуалов *, а «этичность» и «высокое досто-
инство», отстаиваемые за трудом, являются лишь нелепой
выдумкой, при помощи которой человека пытаются заста-
вить забыть всякий высший интерес и добровольно присое-
диниться к тупому и бессмысленному варварскому общест-
ву: варварскому в том смысле, что оно не ведает ничего ино-
го, кроме труда и производственных иерархий. Наиболее
примечательно то, что этот суеверный и нахальный культ
труда был провозглашен как раз в ту эпоху, когда необрати-
мая и чрезмерная механизация почти окончательно лишила
основные разновидности труда (которые по праву можно
отнести к труду) всего, что могло иметь в них характер каче-
ства, искусства, произвольного выражения особого призва-
1 Помимо прочего Джентиле определил коммунизм как «нетер-
пеливый корпоративизм». Это было равнозначно утверждению, что
между корпоративизмом фашистского периода в его истолковании и
коммунизмом не было никакого качественного отличия, и они явля-
ются лишь двумя разными этапами, двумя разными моментами еди-
ного движения.
Люди и руины 93
ния, превратив их в нечто неодушевленное и лишенное вся-
кого имманентного значения.
Поэтому те, кто выдвигают справедливое требование
«депролетаризации» обманывают себя, если видят в этом
лишь социальную проблему. Задача состоит прежде всего в
депролетаризации мировоззрения, и не решив ее, невоз-
можно избавиться от двусмысленности и неправомерности
всего остального. Но пролетарский дух, духовно пролетар-
ское качество1 сохраняется до тех пор, пока не могут по-
мыслить себе иного человеческого типа, более высокого по
сравнению с «грудящимся», пока предаются фантазиям об
«этичности труда», пока воспевают гимны «обществу» или
«трудовому государству», пока не имеют мужества реши-
тельно выступить против всех этих новых оскверняющих
мифов.
Используем древний образ человека, бегущего под па-
лящим солнцем и изнывающего от жажды, который вдруг
спрашивает себя: «А почему я бегу? Может стоит бежать
чуть помедленнее?» — и замедлив бег, снова спрашивает:
«Почему бы не скрыться от этого зноя? Не отдохнуть ли мне
в тени дерева?» — и сделав это, осознает свой бег как безум-
ную лихорадку. Подобный образ указывает на внутренне из-
менение, мешаною, необходимую для того чтобы освобо-
диться от одержимости экономикой и вновь обрести внут-
реннюю свободу: естественно, не для того чтобы вернуться к
пораженческой, утопической и жалкой цивилизации, но дабы
очистить все сферы от нездоровой напряженности и восста-
новить истинную иерархию ценностей.
Основным здесь является как раз умение признать, что
никакой внешний экономический рост и социальное процве-
тание не стоят труда, так как их обольстительность мгновен-
но рассеивается, как только становится понятно, что платить
за это приходиться существенным ограничением свободы и
1 Проблему следует ставить именно в этих понятиях, поскольку
пролетариата в прежнем марксистском понимании сегодня практи-
чески не существует на Западе: «трудящиеся», бывшие некогда про-
летариями, сегодня нередко находятся в более выгодном экономиче-
ском положении, чем средняя буржуазия.
94
Юлиус Эвола
сужением простора, необходимого для того, чтобы каждый
смог реализовать свои возможности, выходящие за рамки
сферы, обусловленной материей и потребностями обыденной
жизни.
Это относится не только к индивиду, но также к общно-
сти, государству, особенно если его материальные ресурсы
ограничены, что делает его зависимым от иностранных
экономических сил. В данном случае этическим правилом
может стать автаркия, и как для индивида, так и для госу-
дарства этот выбор имеет равную силу. Лучше отказаться
от обманчивых надежд на улучшение общих социально-
экономических условий и ввести по мере необходимости ре-
жим austerity1, чем попасть под ярмо иностранных интере-
сов, позволив втянуть себя в мировые процессы борьбы за
первенство и необузданной экономической производитель-
ности, которые неизбежно обернутся против того, кто про-
ложил им дорогу, когда больше не останется свободного
пространства.
Естественно, нынешняя ситуация в своей совокупности
придает нашим рассуждениям несколько несвоевременный
характер. Хотя это и не затрагивает их внутренней значимо-
сти, однако следует признать, что сегодня для индивида
практически существуют лишь ограниченные возможности
(требующие к тому же благоприятного стечения обстоя-
тельств), которые позволили бы ему противостоять слажен-
ному давлению со стороны сил, царящих в экономическую
эру, и ускользнуть от их влияния. Общей ощутимой переме-
ны можно ожидать лишь в случае вмешательства вышестоя-
щей силы. Исходя из основополагающего принципа, утвер-
ждающего главенство и превосходство государства над эко-
номикой, такой силой может стать государство, которое
способно ограничить и упорядочить область экономических
отношений, начав с тех основных и неотложных мер, кото-
рые, как было сказано, состоят в дезинтоксикации, измене-
нии мышления и возвращении к нормальному состоянию
людей, которые заново поймут, в чем состоит осмысленная
деятельность, истинное усердие, верность самим себе и су-
1 Строгой экономии {англ.). — Прим, пер.
Люди и руины 95
меют поставить перед собой достойную цель. Лишь на этой
основе можно стать, с одной стороны, «ниспровергателями»
в цельном и оправданном значении этого слова, и одновре-
менно «созидателями» в высшем смысле, с другой.
Позднее мы еще вернемся к вопросу взаимоотношений
государства и экономики. Теперь же, дабы расставить все по
своим местам и покончить с пресловутым социальным во-
просом, нам хотелось бы вспомнить следующие слова Ниц-
ше: «Рабочие, которые однажды будут жить так, как сегодня
живут буржуа — но жить выше их, отличаясь от тех отсутст-
вием потребностей, станут высшей кастой: более бедной,
более простой, но овладевшей могуществом»1. Подобного
рода различия положат начало для выправления указанного
нами переворачивания, послужат принципом защиты идеи
государства и основой для возрождения того достоинства и
чести, которые превосходят мир экономик и должны быть
упрочены и узаконены посредством постоянной внутренней
и внешней борьбы, путем утверждения собственного бытия
через непрестанное завоевание.
ГЛАВА VII
ИСТОРИЯ — ИСТОРИЗМ
Говоря о предпосылках, присущих консервативно-рево-
люционной идее (стр. 10-11), мы намеревались вернуться к
историзму. Именно этим мы теперь и займемся. Это послу-
жит своего рода вступлением к тем вопросам, которые мы
намереваемся поднять в дальнейшем — выбор традиции,
третье измерение истории, межнациональный отбор, — учи-
тывая то, что все это может вызвать затруднения у тех, кто
привык мыслить категориями историзма.
Для начала заметим, что первостепенная значимость,
придаваемая понятию «история», есть чисто современное
явление, чуждое всякой нормальной цивилизации; в еще
1 F. Nietzsche. Wille zur Macht. § 764.
96 Юлиус Эвола
большей степени это относится к персонификации истории в
виде своеобразной мистической сущности, превратившейся в
предмет суеверного поклонения настолько, что многие нача-
ли писать это слово с заглавной буквы, как раньше писали
имя Бога. Это верно и для множества других персонифици-
рованных абстракций, вошедших в моду как раз в эпоху, ко-
торая чванилась своим «позитивизмом» и «научностью».
Учитывая это, основное, наиболее общее значение исто-
ризма связано с тем обвалом или крушением, которые при-
вели к переходу от цивилизации бытия — то есть устойчиво-
сти и формы, подразумевающих приверженность надвремен-
ным принципам — к цивилизации становления, то есть
изменчивости, текучести, случайности *. Это стало отправной
точкой. На второй стадии произошло переворачивание цен-
ностей, вследствие чего этому крушению были приданы чер-
ты положительного явления, которое, следовательно, требует
не сопротивления, но, напротив, должно быть принято как
нечто желательно и достойное всяческого одобрения. Исходя
из этого, идею Истории стали тесно связывать с идеей «про-
гресса» и «эволюции», а историзм стал казаться неотъемле-
мой частью прогрессистского и просветительского оптимиз-
ма, характерного для всего XIX века и заложившего основы
рационалистической научно-технической цивилизации.
Помимо этого, историзм в более узком значении являет-
ся основной концепцией философии, связанной, прежде все-
го с именем Гегеля. Основными представителями этого на-
правления в Италии стали Кроче и Джентиле. Именно с этой
особой точки зрения мы хотим выявить здесь дух и «мораль»
историзма.
Как известно, Гегель желал, чтобы область реальности
совпадала со сферой рациональности, в результате чего ро-
дилась его знаменитая аксиома: «Все реальное — рацио-
нально и все рациональное — реально». Мы не будем рас-
сматривать здесь эту проблему с метафизической точки зре-
ния и так сказать sub specie aeternitatia1 2. Однако с конкретной
1 О цивилизациях бытия и становления см. J. Evola, L’arco е !а
clava, cit., с. I.
2 С точки зрения вечности (лат.). — Прим. пер.
Люди и руины 97
человеческой точки зрения этот принцип более чем сомните-
лен по двум причинам. Первая состоит в том, что если мы
хотим использовать его на деле, то прежде всего мы должны
бы были обладать способностью к непосредственному апри-
орному и детерминирующему познанию того, что можно на-
зывать «рациональным», каковое служило бы категорией или
законом и отражением коего были бы История и всякое со-
бытие. Однако уже расхождения, существующие между раз-
личными историцистами в этом отношении, являются пока-
зательным фактом. Действительно, каждый из них предается
собственным субъективным спекуляциям на уровне универ-
ситетской философии; им недостает даже принципа, на кото-
ром основана та высшая сила видения, каковая позволила бы
им не то чтобы постичь изнанку мира явлений (об этом мы
даже не говорим), но хотя бы уловить то, что кроется за наи-
более внешними причинами исторических событий. Второй
причиной является то, что даже если довериться тому, что
тот или иной из них постулирует как «рациональное», обыч-
ный опыт никогда не подтверждает полную тождественность
рационального и реального; поэтому возникает вопрос: если
тот, кто это утверждает, называет нечто реальным, поскольку
оно рационально, или же, напротив, называет нечто рацио-
нальным, лишь поскольку оно просто реально, почему оно
устанавливается им как фактическая реальность.
Оставив в стороне чисто философскую проблематику
этого вопроса, который мы рассмотрели в другой нашей ра-
боте, посвященной общей критике «трансцендентального
идеализма»1 — этих замечаний достаточно для того, чтобы
выявить двусмысленный и зыбкий характер историзма. По-
скольку мы оказываемся в мире становления, которому свой-
ственна изменчивость событий, ситуаций и сил — и эти из-
менения становятся все более стремительными и хаотичны-
ми в наше время, — то, как справедливо заметил А. Тилгер,
историзм, с одной стороны, спелся к «пассивной философии
свершившегося факта», теории, за которой хотя бы потому,
что она сумела утвердить себя, следует признать «рацио- * 4
1 См. наши книги «Teoria de!Г Indi viduo assoluto» (Восса, Torino
1927) и «Saggi sul’idealismo magico» (Atanor, Todi-Roma 1925).
4 Люди II nvilliu
98
Юлиус Эвола
нальность» Но, с другой стороны, историзм равным обра-
зом может выдвигать «революционные» требования, если он
не желает признавать реальное «рациональным»; в этом слу-
чае во имя «разума» и «Истории», истолковываемых к собст-
венной выгоде, выносят приговор тому, что есть. Возможно
и третье решение, которое представляет собой смесь двух
предыдущих: в этом случае обвиняют в «антиисторизме»
все, что пытается утвердить себя, стремится к установлению
или восстановлению иного, нежели ныне действующего, по-
рядка, но не достигает успеха; если же иной порядок торже-
ствует, то его оправдывают и признают за ним «рациональ-
ность», поскольку в этом случае он стал «реальностью».
Следовательно, в зависимости от случая, историзм мо-
жет служить как низкопробному консерватизму, так и рево-
люционной утопии, и с точно таким же успехом — как это и
бывает чаще всего — тем, кто умеет быть расчетливым и
приспосабливаться к обстоятельствам, меняя свои убежде-
ния в зависимости от того, куда дует ветер. При подобном
подходе «История» и «антиисторизм» становятся лозунга-
ми, лишенными всякого конкретного содержания, которые
можно использовать как одном, так и в обратном смысле в
зависимости от личных предпочтений, точно так же, как это
делают при игре в наперсток, и что представители данного
течения величают «диалектикой» («исторической диалекти-
кой»).
Типичным образцом этого является то, как из предпо-
сылки гегельянского историзма в Германии умудрились вы-
вести одновременно как теорию авторитета и абсолютного
государства (проявив достойное иного приложения усердие
по отношению к системе, укорененной в традиционных цен-
ностях и не нуждавшейся ни в какой «философии»), так и
1 Справедливости ради отметим, что духом изначальной фило-
софии Гегеля был своеобразный диктат чистого разума, так что
Гегель, в этом смысле следуя платоникам или элсатам, дошел до
обвинения природы и реальности в «бессилии» везде, где она не со-
ответствует априорно декретируемой рациональности. Полное кру-
шение «этического рационализма» в смысле историзма как пассив-
ного уравнивания воли и реальности, идеи и события, присущ скорее
подражателям Гегеля и, прежде всего, «актуализму» Джентиле.
Люди и руины
99
революционную идеологию и марксистскую «диалектику».
Схожее представление разыграли в Италии два друга-врага
Кроче и Джентиле, оба завзятые историцисты. Но Дженти-
ле, признав рациональным порядок, политически устано-
вившийся в Италии, признал право на «историчность» за
фашизмом, поставив ему на службу свою философию. Для
Кроче же «рациональным», учитывая его политические
пристрастия, был либеральный антифашизм, а фашистский
строй, пусть и «реальный», был заклеймен им как «анти-
исторический». Большинство же тех, кто предпочитает
держать нос по ветру, отойдя ко сну «фашистами», на сле-
дующее утро внезапно проснулись убежденными антифаши-
стами, тем самым продемонстрировав третью возможность,
способность быть up to date1, приспосабливаться к новым
требованиям, выдвигаемым «Историей» и ее «рационально-
стью»2.
Эти замечания показывают, к чему сводится «историзм».
По сути это безликая, тщетная и бесплодная идеология, а в
худшем случае подлая и оппортунистическая: нереалистич-
ная и грубо реалистичная в зависимости от обстоятельств.
Но в более важной области, помимо досужих измышлений
философского историзма и соответствующего умственного
искажения, ответственность за которые несет определенно-
го сорта итальянская академическая культура, необходимо
выступить в бой против самого мифа «Истории» с боль-
шой буквы. Это необходимо, прежде всего, потому что этот
миф практически парализует людей, не осознающих того,
каким силам они уступают, и содействует замыслам тех, кто
желает, чтобы падение становилось все более стремитель-
ным, не вызывая никакого противодействия, кто стремится
разрушить последние преграды на пути хаоса, с этой целью
1 На уровне современных требований (англ.). — Прим. пер.
2 Хотя философия Джентиле — напыщенная, тщеславная и пу-
танная — достойна порицания, так же как и его поведение во време-
на фашизма, с его склонностью к авторитарному патернализму и
монополизму, тем нс менее стоит записать ему в актив то, что сам
он, как личность, не изменил своим убеждениям, когда фашизм ока-
зался проигравшей стороной и, строго говоря, должен был рассмат-
риваться Джентиле как «исторически пройденный».
100
Юлиус Эвола
клеймя как «антиисторическую» или «реакционную» всякую
иную позицию и взывая к «историческому смыслу».
Этот историзм — если он не является безумным опьяне-
нием, которое иной раз охватывает людей, терпящих катаст-
рофу — очевидно представляет собой дымовую завесу, кото-
рой прикрывают свою работу силы мирового разрушения.
Удивительно, что даже среди тех, кто лелеет идеалы возрож-
дения, попадаются люди, не осознающие этого и не готовые
отвергнуть мифа историзма во всех его разновидностях,
признав, что только люди, пока они остаются людьми, сво-
бодны созидать и разрушать историю. Необходимо реши-
тельно противостоять всякой попытке освятить и «рациона-
лизировать» фактическое состояние, отказать в доверии
всем силам и движениям, которые готовы смирится с этим.
Поскольку, как мы уже говорили, в «антиисториз.ме», в не-
желании «следовать истории» обвиняют именно тех, кто еще
способен позаботиться о собственном здоровье, кто называет
крамолу крамолой, вместо того чтобы примкнуть к общему
процессу, все глубже затягивающему весь мир в бездонную
пропасть.
Человек, ясно осознавший это, возвращает себе осново-
полагающую свободу движения и наряду с этим обретает
предпосылки, необходимые для возможного исследования и
оценки тех действенных влияний, которые в истории приво-
дили к тем или иным потрясениям. Первое, как уже было
сказано, послужит необходимым вступлением к предмету,
которым мы займемся в следующей главе: речь пойдет о вы-
боре традиции. Преодолевая все виды историзма, тем самым
преодолевают и идею, согласно которой прошлое есть нечто
механически определяющее настоящее, так же как и пред-
ставление о трансцендентном телеологическом или эволю-
ционистском законе, который точно так же, как и первая
идея, на практике ведет к детерминизму. Тогда любой исто-
рический фактор окажется самое большее обуславливающим,
но не предопределяющим. Следовательно, сохраняется воз-
можность активной позиции по отношению к тому, что уже
было и, прежде всего, возможность нормативно и выборочно
оценить в любом историческом моменте то, что относится к
надвременным ценностям.
Люди и руины 101
Дав общую картину, перейдем теперь к отдельным ис-
торическим проблемам, затрагивающим непосредственно
Италию.
ГЛАВА VIII
ВЫБОР ТРАДИЦИЙ
В каждой исторической нации не всегда можно говорить
о «традиции» в единственном числе, если брать это понятие
в его текущем значении, а не том высшем, о котором мы го-
ворили ранее. Почти всегда процессы, разворачивающиеся
внутри нации на протяжении веков, имеют комплексный ха-
рактер и отмечены многообразием факторов и влияний, ко-
торые могут как дополнять, так и, наоборот, взаимно проти-
воречить и нейтрализовать друг друга. Факторы, преобла-
дающие в данный период, могут спустя некоторое время
перейти в латентное состояние, и наоборот, и лишь устаре-
лый «историзм» по-прежнему притязает на сведение всей
сложности этого процесса к прямолинейному развитию. По-
скольку типичной чертой историзма — как мы это видели
ранее — является пассивное принятие фактического положе-
ния дел, узаконенного последним при помощи мифа об «иде-
альной исторической необходимости» и другими сходными
формулировками, он рассматривает нацию как некое единст-
во во времени, не подлежащее пересмотру. Тогда как более
свободный взгляд умеет распознать в истории конкретной
нации различные, иной раз противоречивые возможности,
которые некоторым образом отражают столь же различные
«традиции», четко осознавая важность подобного подхода в
практическом плане: хотя бы потому, что именно в перелом-
ные, кризисные времена, требующие реакции, способности
повелевать, организации на основе центральной идеи разроз-
ненных и неустойчивых народных сил, встает вопрос о вы-
боре традиций. В собственном прошлом необходимо оты-
скать идеи, наиболее созвучные тем людям, которые в по-
добные моменты должны стать зачинателями нового цикла.
102
Юлиус Эвола
Применяя эти общие рассуждения конкретно к Италии,
мы сталкиваемся с непростой проблемой, поскольку много-
образные факторы затрудняют задачу по различению и отбо-
ру. Основную трудность здесь составляет наличие опреде-
ленной «патриотической» историографии, тенденциозный
характер, предрассудки и лозунги которой препятствуют
объективному пониманию различных граней прошлого, а
нередко и прямо способствуют самой настоящей их фальси-
фикации. Впрочем, почти столь же фальсифицированный
характер носит история, буквально «сфабрикованная» в по-
следнем веке. В целом эта история представляет собой не что
иное, как алиби, созданное революционным либерализмом,
демократией, масонской и просветительской мыслью, позд-
нее дополненное толкованиями, свойственными историче-
скому марксистскому материализму с его «революционным
прогрессизмом».
В связи с подобным положением дел выбор традиций.
необходимый для истинного возрождения, представляет осо-
бую трудность, учитывая, что заранее были предприняты все
возможные меры, направленные на окончательное устране-
ние определенных ценностей, без которых невозможно по-
нять реальное значение основных исторических потрясений,
что, в свою очередь не оставляет возможности выбора како-
го-либо иного пути, кроме того, который желателен авторам
и пропагандистам подобной историографии. Эту тактику
особенно легко проследить на примере Италии. Ее суть со-
стоит в риторическом придании «национального» характера
всему тому, что в прошлом имело подрывную и антитради-
ционную направленность, дабы, выработав определенные
табу, получить возможность возвопить о кощунстве и вы-
звать эмоциональную «патриотическую» реакцию против
любого, кто попытается предложить иной путь.
Поэтому перед нами стоит крайне сложная задача. Необ-
ходимо найти силы, дабы решительно выступить против той
тенденции, в соответствии с которой для многих любые по-
трясения, личности и события на основании их простой при-
надлежности к «нашим», к «нашей истории» автоматически
и безоговорочно объявляются неприкосновенными. Это тем
более необходимо, поскольку, к сожалению, со времен древ-
Люди и руины 103
нейшей истории, связанной с римской цивилизацией и ее
более поздними производными, в итальянском прошлом ос-
талась лишь одна «традиция», которая состыкуется именно с
подрывными идеями, определившими облик современного
политического мира. Традиция, гордиться которой нет ника-
ких оснований и даже наоборот.
Следует четко осознать это и «демонтировать» патрио-
тический миф, выстроенный на основе подобной историо-
графии. Здесь мы ограничимся тем, что вкратце укажем на
реальное значение таких событий как восстание коммун1,
Возрождение, Рисорджименто2 и поддержка интервенции в
1915 г.
Принято прославлять итальянскую эпоху коммун и оце-
нивать как национальное пробуждение восстание коммун
против Империи. К этому обычно по вполне понятным при-
чинам присоединяется антигерманский миф, согласно кото-
рому немцы являются «извечными врагами» итальянского
народа. Говорят, что установление коммун стало зарей
итальянского национального самосознания, первой попыткой
Италии сбросить вековое ярмо, объединиться, сбросить ти-
ранию ненавистных чужеземцев, «варваров», пришедших из-
за Альп. Все это чистая выдумка.
Истина же состоит в том, что в этой борьбе националь-
ный фактор не играл и не мог играть никакой роли. Завяза-
лась борьба не между двумя нациями, но между двумя
идеями и, если угодно, между двумя наднациональными
кастами. Фридрих Первый боролся против коммун не как
тевтонский государь, но как «римский» император и защит-
ник священного и наднационального принципа авторитета,
проистекающего исключительно из этого его качества и
функции. Барбаросса вступил в битву не во имя защиты ин-
тересов своего племени, которыми он скорее пренебрег, но
дабы отстоять авторитет империи — о чем его, к тому же,
просили многие итальянские же города, угнетаемые и при-
тесняемые другими. Таким образом, им двигало не столько
1 Коммуна — свободный город во времена Средневековья. —
Прим. пер.
2 Эпоха воссоединения Италии. — Прим. пер.
104
Юлиус Эвола
желание отстоять свое право, сколько веление неотъемлемо-
го долга. «Вознести королевскую и императорскую власть до
наивысшего уровня, защитить утерянные или преданные
забвению права, заставить уважать закон, восстановить мир
и порядок», — такими словами Фридрих определил свою
задачу. А продиктованные им условия мира были основаны
на принципах римского права. Коммуны могли бы выжить в
рамках империи, если бы они не нарушили верности ей, тем
самым став ее врагами, возжелав изменить свое положение
в иерархии средневекового мира. Фридрих, как и любой
другой представитель империи, будь он испанцем, итальян-
цем или французом, а не немцем, как в данном случае — не
мог смириться с антииерахической направленностью италь-
янских коммун, стремящихся к полной независимости, к
созданию собственных армий, к образованию своего рода
государства в государстве и к отмене своей естественной
подчиненности более высокой касте, военной и феодальной
знати. Это было стремление к устройству нового общества,
демократического и капиталистического типа, ради которого
современные народы отринули всякий принцип законной
власти, как власти, данной свыше, лишь для того, чтобы от-
даться под власть множества безродных и безликих финан-
совых и промышленных «королей». Поэтому не без основа-
ний Зомбарт назвал, например, Флоренцию «средневековым
Нью-Йорком».
Именно это было истинными мотивами конфликта. Ком-
муны стали предвестниками революции Третьего Сословия,
и так называемая «традиция» коммун нашла свое продолже-
ние в антитрадициоином мире, порожденном Французской
революцией. «Патриотическая» историография придает та-
кое значение битве при Леньяно вовсе не потому, что она
стала событием национального масштаба, и даже не потому,
в результате оной был достигнут значительный военный ус-
пех (чему явно противоречат те условия, на которых был за-
ключен мир), но исключительно потому что она обрела зна-
чение революционного символа I
1 См. по этому поводу Е. Momigliano. Federico Barbarossa. Mi-
lano, 1940.
Люди и руины
105
Что же касается непосредственно национального факто-
ра, то необходимо отметить, что итальянцы сражались как за,
так и против императора; почти вся итальянская знать встала
на сторону императора: среди его сторонников были Эдзели-
ни, Монферрат, Савойя — тогда как сородич Фридриха, Ген-
рих Баварский Лев, покинувший его в решительную минуту,
стал одним из основных виновником поражения при Ленья-
но. Что же до коммун, то непонятно почему, например, Лоди
должен считаться менее «итальянским» городом, нежели его
соперник — Милан: Лоди, который предпочел быть разру-
шенным до основания, чем нарушить клятву верности, дан-
ную императору, хотя было известно, что последний не су-
меет вовремя прийти им на помощь. Следовательно, во мно-
гом война коммун была братоубийственной войной между
теми итальянцами, которые сохранили верность «римскому»
символу Империи — абсолютным приверженцем которого
был Данте, считавший его единственным принципом, спо-
собным спасти Италию — и теми, кто или утерял понимание
этого символа, или отрекся от него
Эта борьба против Фридриха Барбароссы никак не мо-
жет служить символом пробуждения Италии и ее объедине-
нию. Еще менее понятно, что собственно предполагает столь
безоговорочную приверженность этому тезису «отечествен-
ной истории»: ведь не видно итальянцев, готовых выступить
против немецкого государя во имя той же идеи, того же
«римского» символа императора. Самому Фридриху при-
шлось без обиняков сказать, во что превратились «римляне»
того времени. За лигой коммун не последовало никакого на-
ционального объединения — даже чисто политического, рас-
1 Поддержка церковью лиги ломбардийских коммун нс имеет
существенного значения: если церковь поддерживала их в борьбе
против императора, то на своих землях она их безжалостно подавля-
ла; она не ставила перед собой никаких «национальных» задач, но
лишь пыталась отстоять свои притязания на гегемонию, не брезгуя
для этого никакими средствами. Наиболее ярким примером может
служить Лига Коньяка, где церковь встала на сторону французской
династии, протестантов и султана против империи, хотя именно в
этот момент турки, захватив Константинополь, угрожали Европе, а
протестантизм подтачивал само сердце Европы.
106
Юлиус Эвола
кольнического и антиаристократического объединения, ко-
торое первым осуществил Филипп Прекрасный во Франции.
Напротив, на смену коммунам пришли синьории, власть в
которых захватили сомнительные личности в лице тираниче-
ских мелких князей и кондотьеров — между тем как во Фло-
ренции произошло и вовсе доселе невиданное: возведение
семьи торгашей-ростовщиков в сан княжеской династии, ко-
торой было доверено политическое управление городом.
В общем, воцарился политический хаос, начались волнения,
сопровождаемые непрерывной борьбой, ведущейся отнюдь
не во имя нации, но в партийных интересах различных груп-
пировок.
Однако патриотическую историографию все это ничуть
не волнует. Ей было важно лишь обеспечить «выбор тради-
ции», направленной в русле революционной, светской и де-
мократической мысли. О существовании гибеллинской Ита-
лии, для которой была близка именно имперская идея, упо-
минают лишь мимолетно, не признавая за ней национального
характера, хотя именно она и представляла собой традици-
онную, не выродившуюся Италию.
Поскольку о реальном значении итальянского Возрож-
дения мы уже говорили в другом месте, то ограничимся
здесь лишь несколькими замечаниями, затрагивающими
непосредственно область политики. В этом отношении
«отечественная история» заходит гораздо дальше истории
культуры, которая превозносит этот период исключительно
с точки зрения гуманизма и искусства. «История отечества»
также возвеличивает эти стороны Возрождения, но пресле-
дует при этом совершенно определенные полемические це-
ли, противопоставляя этот период всей предшествующей
«мракобесной» средневековой цивилизации, закрывая глаза
на ее истинное величие и присущее ей высокое метафизиче-
ское напряжение. Поэтому, согласно этой историографии
существует единое движение, начавшееся приблизительно
во времена итальянского Возрождения и через просвети-
тельство, «свободомыслие», «современный дух» (то есть
рационалистический и антитрадиционный дух) благополуч-
но достигшее своей цели. Таким образом, эпоха итальян-
ского Возрождения, ставшая колыбелью гениальных ученых
Люди и руины
107
и художников, превращается в прародительницу всякой кра-
молы. И точно так же, как восстание коммун становится пер-
вым бунтом против так называемого политического деспо-
тизма, так и общество эпохи Возрождения оценивают в каче-
стве провозвестника «открытия человека», освобождения
духа человека-творца, в общем, той интеллектуальной эман-
сипации, которая составляет «основу человеческого прогрес-
са». В подобных оценках смешиваются совершенно различ-
ные вещи; тем не менее нельзя отрицать, что в своих основ-
ных чертах общество Возрождения во многом соответствует
подобному толкованию, так что с традиционной точки зре-
ния требуется определенная осторожность по отношению ко
всему тому, что для историков культуры и искусства состав-
ляет предмет гордости в эпоху Возрождения. Кроме того,
вполне законны параллели, проводимые между индивидуа-
лизмом, выразившимся в довольно кичливых и гениальных
художественных творениях эпохи Возрождения, и индиви-
дуализмом, который в тот же период захлестнул политиче-
скую область в виде различных группировок, рвущихся к
власти, городов соперников, кондотьерских режимов — в
общем, всей совокупности явлений, свидетельствующих об
отсутствии в Италии того времени единой образующей по-
литической силы и национального самосознания. Таким
образом, наследие «традиции» Возрождения — помимо то-
го, что сохранилось в художественных галереях, музеях,
исторических памятниках — предстает перед нами в не-
сколько ином свете. Оценка этого периода также была зна-
чительно искажена односторонним подходом, поэтому то,
что для указанной историографии становится поводом для
возвеличивания эпохи Возрождения в итальянской истории,
для человека, приверженного более суровым традиционным
ценностям, в большинстве своем должно стать поводом для
сомнений и предметом более тщательно и вдумчивого изу-
чения.
Перейдем теперь к Рисорджименто. Именно этот период
историография масонского толка, стремящаяся создать при-
крытие близким ей идеям за счет риторического патриотиз-
ма, удостаивает наиболее вредных и тенденциозных толко-
ваний. В этом периоде необходимо четко различать два раз-
108
Юлиус Эвола
личных аспекта: то есть Рисорджименто как национальное
движение и как идеология. Именно в этот период произошло
объединение Италии, и мы никоим образом не склонны
осуждать тех людей и те движения, которым — благодаря
довольно сложной совокупности обстоятельств — Италия
обязана своим объединением и политической независимо-
стью. Однако ситуация в корне меняется, если мы рассмот-
рим те основные идеи, которые легли в основу этого про-
цесса (среди прочего, забраковав то решение федералист-
ско-легитимистского рода, которым вдохновлялся Бисмарк
при создании немецкого Reich, Рейха) и продолжали господ-
ствовать в политической жизни Италии вплоть до прихода
фашизма.
С этой точки зрения Рисорджименто стало в том числе
национальным движением чисто случайно; оно начиналось
как одно из тех революционных движений, которые охватили
значительную часть европейских государств, вследствие им-
порта идей якобинской революции. Революции 1848-1849 гг.,
к примеру, были почти идентичны итальянским движениям,
как и тем, которые вспыхнули в Праге, Венгрии, Германии
и даже в габсбургской Вене, движимые единым лозунгом.
Это было общее наступление единого интернационального
фронта под командованием либерально-демократической и
масонской идеологии, возглавляемое своими тайными
предводителями. Точно так же сегодня коммунистические
движения в разных странах подчиняются общему руковод-
ству, осуществляемому Третьим Интернационалом посред-
ством сети «ячеек». Для представителей традиционной Ев-
ропы того времени либерализм, так же как и движение Мад-
зини, были тем же, чем сегодня в свою очередь стал комму-
низм для либералов и демократов; и действительно, тогда
их подрывная цель была совершенно однозначной. Единст-
венным отличием было то, что они использовали нацио-
нальный и лжепатриотический миф, и это было лишь нача-
лом общего разложения.
Существуют любопытные документы — например, соб-
ранные тайными службами Ватикан и, к сожалению, по сей
день мало известные широкой публике, — которые раскры-
вают исследователям «третьего измерения» итальянской ис-
Люди и руины 109
тории того времени реальное положение дел: для закулисных
сил (которые, повторим это вновь, действовали в междуна-
родном масштабе) единство и независимость Италии были
делом второстепенным и во всяком случае являлись не це-
лью, но скорее средством. Истинная же их цель, с которой
они и не намеревались знакомить итальянских патриотов-
идеалистов (а если бы те проявили излишнее любопытство
то — как сказано в одном из вышеупомянутых документов,
и, кстати, сказано именно по поводу Мадзини — ответом бы
им стал «удар кинжала») состояла в том, чтоб нанести смер-
тельный удар Австрии, как представительнице имперской
идеи и римской церкви. Совсем не случайно масон, дости-
гающий степени рыцаря Кадош, в подтверждение своей
клятвы должен нанести ритуальный удар кинжалом по тиаре
и короне, символах двойной традиционной власти1. Впро-
чем, связи между масонами и карбонариями, сыгравшими
значительную роль в Рисорджименто, достаточно хорошо
известны.
Вследствие целого ряда определенных причин в Италии
события стали развиваться в несколько ином направлении;
однако существенного значения это не имело, так как под-
рывные идеологии, позаимствованные для объединения Ита-
лии, не были искоренены после того, как они сыграли свою
роль. Они продолжали господствовать в Италии, объединен-
ной благодаря политике, которую в наши дни назвали бы
«политикой возможного», так как новое государство не су-
мело найти собственной идеи, возвышенного символа, фор-
мирующей силы, и монархия в нем сохранилась исключи-
тельно как «надстройка» почти частного и преимущественно
представительского характера. Пробным камнем ее состоя-
тельности стал 1915 г., когда Италия не только вышла из
Тройственного Союза, но и нарушила свой нейтралитет.
1 Эта степень масонского посвящения шотландского обряда в
некоторых ложах носит название «рыцарь тамплиер» («храмовник»)
и нередко связывается с «местью тамплиеров». В этом проявляется
зловещее отклонение от прежнего духа тамплисрства и гнбсллинст-
ва, которые мы рассмотрели в работе «II niistcro del Graal с Г idea
iinpcriale ghibellina» (Edizioni Mediterranee, 3 cd. Roma 1971).
110 Юлиус Эвола
Вот к чему, собственно, и свелась вся «традиция» Ри-
сорджименто. Не считая нелепого тезиса, утверждающего
связь этой «традиции» с духом, вдохновлявшим некогда лигу
итальянских коммун времен Средневековья, остается совер-
шенно непонятным, в чем тогда заключается ее «итальян-
ский» характер; если говорить о национальном вопросе, то с
точки зрения идеологии мы видим тенденции галльского,
французского происхождения, а также тенденции, характер-
ные для интернационального революционного фронта. Дос-
таточно бросить беглый взгляд на тексты того времени —
особенно те, которые были прямо или косвенно вдохновлены
тайными обществами — дабы понять, что хотя они охотно
говорят об Италии и борьбе против чужеземного засилья,
основной их темой является прославление якобинских идей
свободы и равенства — то есть дела Французской револю-
ции — и смертельная борьба «против тиранов» (что наибо-
лее откровенно выражено в клятве, приносимой при вступ-
лении в карбонарии), причем не имеет никакого значения,
кем будет этот тиран по крови — итальянцем или иностран-
цем. Как мы уже видели, говоря о средневековой лиге италь-
янских коммун, из тех же идеологических соображений
«патриотическая» историография закрывает глаза на тех
итальянцев, которые сражались на стороне императора, либо
отрицая их существование, либо отказываясь признавать их
итальянцами, также во имя все той же идеологии. Это отно-
сится и к эпохе Возрождения, когда, несмотря на призывы к
нации, борьба велась главным образом против определенно-
го принципа, определенного общественно-политического
устройства. Тот же антинемецкий миф о чужеземном заси-
лье, составлявший неотъемлемую часть идеи Рисорджимен-
то, является чисто искусственным, поскольку речь шла не
столько о борьбе против немцев, сколько протии Австрий-
ской династии, кровными узами объединявшей на едином
пространстве различные этносы — не только итальянцев, но
и, к примеру, чехов, венгров и хорватов — которым была
предоставлена частичная автономия *. Впрочем, для конкрет-
1 Английский биограф Меттерниха, Сесил (A. Cecil. Metternich,
tr. ital. Milano, 1951, concl.), справедливо подчеркивает, что идея
Люди и руины 111
ной «политики возможного» времен Рисорджименто факто-
ром особой значимости стала франко-прусская война, ведь
именно тогда Кавур сказал: «Союз с Пруссией вписан золо-
тыми буквами в книгу будущей истории»
Но это союз никак не устраивал те силы, которые под-
спудно контролировали объединенную Италию.
Несмотря на попытки замолчать это факт, стоит отме-
тить, что нашлось немало итальянцев, которые после объе-
динения Италии предпринимали попытки вывести новое
государство из-под французского влияния и, в более широ-
ком смысле, из-под влияния тогдашних наследников яко-
бинских идей. В этом отношении решающую роль мог сыг-
рать Тройственный Союз, если бы соображения реалистич-
ной политики, которые подвигли к его заключению, были
бы дополнены соответствующей твердой духовной ориента-
цией. Действительно, Тройственный Союз на протяжении
определенного времени выглядел как частичное воплощение
зарождающейся наднациональной коалиции на традиционно-
идеологической, а не просто политической основе, в которой
могли бы реализоваться те принципы, которые в свое время
привели к образованию Священного Союза. Еще в 1893 г.,
ссылаясь как раз на Тройственный Союз, Вильгельм II пред-
ложил будущему царю России Николаю II создать лигу трех
императоров (Германии, Австрии и России, а впоследствии
и Италии), задачей которой было бы не только совместное
обеспечение территориальной целостности и защита интере-
сов государств-участников, но в первую очередь образование
единого традиционного фронта против социализма, радика-
Священного Союза, которую отстаивал Меттерних — страстно нена-
видимый революционерами 1848 г., а для нас же, в отличие от них,
ставший последним великим европейцем — возвращала к «древне-
римской и латинской идее наднационального упорядоченного и
уравновешенного строя». Однако настроения естественных наслед-
ников Рима в то время были, увы, совершенно иными.
1 Можно припомнить и то, что Савойский королевский дом во-
царился на престоле после крутого поворота судьбы, разрыва с
Францией и заключения союза с Австрией, на стороне которой сра-
жался известный принц Евгений Савойский, один из наиболее зна-
менитых военачальников всех времен.
112
Юлиус Эвола
лизма и анархизма — сплочение самодержавных и монархи*
ческих европейских государств против марксистского интер*
национала и либерально-революционных движений, оплотом
которых была Франция. В 1906 г. уже Николай II вернулся к
этой идее, одобрив докладную записку своего министра ино-
странных дел, графа фон Ламсдорфа, в который были вчерне
наброшены основы для создания союза и организации «кре-
стового похода против революционной и иудо-масонской
угрозы», против всех антихристианских и антимонархиче-
ских сил, что могло заинтересовать не только Германию, но
и Ватикан1. Впрочем, сходной идеей вдохновлялся и Бис-
марк, который в своей докладной записке, представленной
Вильгельму II в 1887 г. по случаю визита русского царя
Александра III, в частности писал: «Сегодня борьба идет не
столько между русскими, немцами, итальянцами, француза-
ми, сколько между революцией и монархией. Революция за-
воевала Францию, она нанесла урон Англии, она сильна в
Италии и Испании. Только три императора способны оказать
ей сопротивление... Будущая война будет не просто войной
одного правительства против другого, но войной красного
знамени против охранительных сил порядка»2. Пророческие
слова, дальновидные проекты по сплочению тех, кто, утвер-
ждая принцип авторитета (воплощенный тогда в виде монар-
хии), был вдохновителем Тройственного Союза. Если бы
Италия прислушалась к ним, перед ней также открылся бы
путь естественного развития к созданию сильного, антирево-
люционного государства, к построению которого можно бы-
1 Этот исключительно любопытный документ был опубликован
в «Mercure de France» в октябре 1918 г., стр. 547-551 (цитата по
Н. Rollin. L'apocalypse de notre temps. Paris, 1930. Pp. 468-469). Столь
же примечательно и то, что с практической точки зрения проект
Вильгельма II развивал идеи Тройственного Союза, как имеющего не
только антифранцузскую, но и антнанглнйскую (согласно секретно-
му договору, заключенному в Бьёрке между Германией и Россией), а
также антиамериканскую направленность; Тройственная Лига долж-
на была совместными усилиями оказывать противодействие панаме-
риканским планам США, которые угрожали развитию европейской
торговли.
2 См. Rollin, op. cit., р. 417.
Люди и руины 113
до бы приступить после искоренения остатков злосчастного
идеологического наследия предшествующего периода.
К сожалению, идеи Тройственного Союза оставили Италию
равнодушной, так и не выйдя за рамки обычной дипломатии
и не дав толчка к внутреннему созидательному развитию,
которое поставило бы нашу страну на один уровень с ее со-
юзниками. Призыв к сплочению традиционных сил не был
услышан, напротив, его саботировали исподволь, что со всей
очевидностью проявилось в момент испытания, в 1915 г.
Интервенция 1915 г. также требует решительного разо-
блачения, как не могущая иметь никакого националистиче-
ского оправдания. Общеизвестно, что Италия путем соответ-
ствующих дипломатических соглашений, не требующих на-
рушения нейтралитета, могла бы добиться почти всего того,
что позднее, скрипя зубами, даровали ей се новые демокра-
тические союзники. Точно так же совершенно очевидно, что
даже исходя из чисто «реалистичной» политики, националь-
ные интересы Италии не совпадали ни с интересами Англии,
ни Франции в том, что касалось контроля над Средиземно-
морьем, тогда как схема, намеченная Тройственным Союзом,
позволяла найти продуманное, последовательное и дейст-
венное решение этого вопроса. Поэтому в 1914 и 1915 гг.
сработали не столько национальные и реалистические сооб-
ражения, сколько «традиция Рисорджименто», точнее ее
идеологическая составляющая. Именно она способствовала
разжиганию антинемецких настроений любой ценой, застав-
ляя видеть в ведущих империях практически «фашистских»
угнетателей и «агрессоров» avant la lettre1 и настаивая на
совпадении итальянских «национальных интересов» с ис-
пшнными целями Первой мировой войны. Эти цели были
провозглашены на тайном международном масонском кон-
грессе, состоявшемся в Париже в 1918 г., буквально в сле-
дующих выражениях: нашей целью является крестовый по-
ход, который должен стать великим шагом к демократии,
хранительнице принципов Французской революции, и к уст-
ранению оставшихся средневековых нетерпимых режимов,
под которыми подразумевались центрально-европейские го-
1 В буквальном смысле (франц.)- — Прим. пер.
114
Юлиус Эвола
сударства, где еще сохранились (несмотря на ту власть, ко-
торую начинали обретать деньги и капитализм) структуры,
основанные на иерархии, авторитете и традиции. Вдобавок к
этому, как раз в момент начала итальянской интервенции,
совместно с союзниками, наши доморощенные масоны ре-
шили выступить с заявлением, в котором выражалась бы их
удовлетворенность этим решением, ибо оно соответствовало
тем идеям, которые всегда поддерживало масонство. Лишь в
последний момент из соображений безопасности текст был
изменен, и в новой редакции ограничились поддержкой ин-
тервенции, как движения, отражающего идеалы, за которые
сражались патриоты и пророки Рисорджименто, «которые
всегда служили образцом для членов масонских лож».
Учитывая все вышеизложенное, невозможно недооце-
нить то значение, которое имел фашизм, с приходом которо-
го наконец порвали с прежней «традицией», сделав иной,
мужественный выбор традиции, в чем проявилась воля пойти
новым путем: тем единственным путем, на котором только и
может быть оправдано обращение к Риму как политическому
символу. («Мы мечтаем о римской Италии», — говорил
Муссолини.) На этот путь вступили, преодолев последнюю
ловушку, которую — об этом знают немногие — пыталось
поставить масонство шотландского обряда, поначалу возна-
мерившееся использовать фашизм в своих целях и поэтому
выказавшее ему поддержку в период Похода на Рим, рассчи-
тывая на существовавшие в нем республиканские и, в более
широком смысле, левые настроения, которые, однако, позд-
нее были нейтрализованы политикой, проводимой Муссо-
лини. Создание «Оси» и война против демократий (мы
опустим здесь проблемы, связанные с ее уместностью, под-
готовленностью и ошибками, допущенными в ходе войны)
стало тем шагом, который Италия должна была совершить
еще в 1914 г., если бы она тогда сумела освободиться от гип-
ноза злосчастного идеологического наследия Рисорджименто
и связанных с ним интернациональных влияний. Некоторые
склонны видеть своего рода историческое возмездие в том,
что Италия, оказавшаяся в стане победителей после той вой-
ны, от вступления в которую ей следовало бы воздержаться
(1915-4918 гг.), потерпела поражение в войне (1940-1945 гг.),
Люди и руины
115
в которой она участвовала по праву. Возможно, подобная
оценка не лишена оснований.
Но как бы то ни было, совершенно очевидно, что побеж-
денная, или, как любят говорить другие, «освобожденная»
Италия окончательно скатилась на наиболее сомнительный
путь под влиянием тех склонностей, гордиться которым нет
никаких оснований. Так, сегодня начали говорить о фашист-
ском периоде как о неком «отклонении», как если бы «по-
стоянной» для итальянской истории была бы ее антитради-
ционная направленность, а в фашизме не существовало бы
идей, которые родились задолго до появления самого фа-
шизма и проявлялись в различных европейских нациях. Эти
идеи, которые сегодня обоснованно и необоснованно клей-
мят как «фашистские», при условии возникновения надле-
жащей атмосферы и соответствующей внутренней распо-
ложенности несомненно еще не раз проявятся в истории.
И пусть пресловутое «Сопротивление» отстаивает за собой
славу «нового Рисорджименто», и пусть против преданного в
1943 г. — почти так же, как и в 1915 г. — союзника вновь
откапывают антигерманский миф, как и прежде величая их
«немецкими захватчиками» (что сегодня стало чуть ли не
юридической формулировкой), мы уверены, что эти идеи
непременно восторжествуют вновь, в новой и более адекват-
ной форме.
Однако именно потому что сегодня пока торжествует
антитрадиционная точка зрения, необходимо решительно
покончить со всеми предрассудками «отечественной исто-
рии» и попытаться более вдумчиво и объективно — пока это
еще возможно — подойти к проблеме выбора традиций. Как
уже было сказано вначале, для этого следует отказаться от
националистического тщеславия. Действительно, если мы
будем руководствоваться чисто количественным и историци-
стским критерием, то есть тем, что — после римского перио-
да и его преемников гибеллинов — по роковому стечению
обстоятельств возобладало в итальянской истории, то ока-
жемся в невыгодном положении, так как перевес получат
скорее те, пределом мечтаний которых является вступление
демократической Италии, окончательно утратившей чувст-
вительность ко всякому высшему идеалу власти, иерархии и
116
Юлиус Эвола
аристократии — в лагерь демократических держав, ныне со-
перничающих с крайними силами разрушения, то есть с
коммунистическим блоком.
ГЛАВА IX
ВОИНСКИЙ СТИЛЬ — «МИЛИТАРИЗМ» — ВОЙНА
Известно, что милитаризм вызывает сильнейшую не-
приязнь у современных демократов, излюбленным лозунгом
которых стала борьба против милитаризма, наряду с лице-
мерным пацифизмом и желанием узаконить «справедливую
войну», понимаемую исключительно в рамках международ-
ной полицейской операции против «агрессора». Во время
Первой и Второй мировых войн основным объектом их на-
падок был так называемый «прусский милитаризм», ставший
своего рода прототипом этого осуждаемого явления. Мы
сталкиваемся здесь с характерным противопоставлением,
которое разводит по разные стороны не просто воюющие
страны, но две различные концепции жизни и государства,
и, в более широком смысле, два принципиально рознящихся
и непримиримых типов цивилизации и общества. С конкрет-
ной исторической точки зрения это противоречие отражается
в различиях между концепцией, свойственной германо-
прусской традиции, и той, которая, возобладав поначалу в
Англии, затем переместилась в Америку и, в целом, стала
господствующей во всех демократических станах, что тесно
связано с преобладанием в них экономических и рыночных
ценностей и общей капиталистической направленностью.
Первая же прусско-германская традиция, как мы уже говори-
ли, ведет свое происхождение из древнего Ордена тевтон-
ских рыцарей, основанного на аскетических и воинских цен-
ностях.
По сути дела указанное противостояние связано с тем,
какое место и значение признается за воинским элементом
по сравнению с буржуазным в данном обществе и государст-
ве. Согласно современной демократической концепции, —
Люди и руины
117
которая, как было сказано, впервые восторжествовала в Анг-
лии, прародительнице торгашества — первичным элементом
общества является буржуазный тип, а идеалом — мирная
жизнь буржуа, основной заботой которого становится физи-
ческая безопасность, материальный достаток и процветание,
а также «развитие культуры и искусства», которые служат
некоторым декоративным довеском, позволяющим сделать
эту жизнь еще приятней. Согласно этим воззрениям, госу-
дарством в принципе должны управлять «гражданские» лица
или, если угодно, «средний класс». Именно его представите-
ли «делают» политику и, несколько перефразируя хорошо
известное выражение Клаузевица, прибегают к силе оружия,
когда другие средства для осуществления своей политики (на
международном уровне) оказываются исчерпанными. При
подобном подходе военный и, в более широком смысле, во-
инский элемент играет подчиненную роль, становится про-
стым орудием, нс имея никакого особого веса или влияния в
общественной жизни. Даже если за военными и признается
наличие особой этики, ее применение в обыденной жизни
нации считается нежелательным. По сути эти воззрения тес-
но связаны с либерально-гуманистской убежденностью в
том, что истинная цивилизация не имеет ничего общего с той
печальной необходимостью и «бесполезным кровопролити-
ем», каковое представляет собой война; в том, что основу
цивилизации составляют не воинские доблести, но «граж-
данские» и «общественные» заслуги, достигнутые в области
«мышления», наук и искусства, тогда как все, связанное с
войной и воинственностью, сводится к грубой силе, чему-то
чисто материалистическому и лишенному духа.
Однако подобные рассуждения допустимы лишь по от-
ношению к понятию «солдат», но не к военному или воин-
скому сословию. Действительно, слово «солдат» по своему
происхождению означает того, кто занимается военным де-
лом за деньги (этот же корень имеет и слово «вербовка» ’),
так называли наемников, которых нанимали за деньги города
для защиты или нападения, поскольку сами горожане не вое-
1 От ит. assoldare — вербовать, набирать в армию, от soldi —
деньги, как и в слове soldato — солдат. — Прим. пер.
118
Юлиус Эвола
вали, а занимались своими частными делами Совершенно
противоположен этому «солдату» тип воина, принадлежав-
шего к феодальной аристократии, как сословия, бывшего
центральным ядром соответствующего общественного уст-
ройства, никоим образом не подчиненного сословию буржу-
азному; напротив, последнее подчинялась первому, занимая
зависимое, а не господствующее положение по сравнению с
теми, кто имел право на оружие.
Несмотря на обязательную воинскую повинность и соз-
дание регулярных армий, при современной демократии во-
енному тем или иным образом приходится исполнять роль
«солдата». Как было сказано, демократическое мышление
склонно четко отделять воинские добродетели от граждан-
ских, причем предпочтение отдается последним и именно
они считаются образцом жизнеустройства. Согласно новей-
шей идеологической формулировке армия должна использо-
ваться исключительно как международные полицейские си-
лы, целью которых является защита «мира», что, в лучшем
случае, означает обеспечение безмятежной жизни наиболее
богатых стран. Или же, несмотря на идейное прикрытие, по-
вторяется то же, что происходило во времена Индийской
компании и других предприятий подобного рода: когда воо-
руженные силы использовались современными демократия-
ми для установления или сохранения экономической гегемо-
нии, расширения рынков сбыта и сырьевой базы, а также
создания новых возможностей для капиталовложений и уве-
личения прибыли. Конечно сегодня никто в открытую не го-
ворит о наемниках, предпочитая использовать красивые сло-
ва и взывать к идеям патриотизма, прогресса и цивилизации,
но в действительности это ничуть не меняет ситуации: мы
по-прежнему видим «солдата», служащего интересам «бур-
жуа», как торгового сословия в самом широком смысле, как
1 Довольно примечателен и тот факт, что еще недавно, как в
Англии, так и в США, не было обязательной воинской повинности;
армию набирали из добровольцев, которые получали за это соответ-
ствующую плату. В результате этого собственно буржуазный и тор-
говый слой нации нс имел ничего общего с военной наукой и воин-
ским делом.
Люди и руины
119
особого социального типа, царящего в нынешней капитали-
стической цивилизации.
В частности, для демократической концепции является
совершенно неприемлемой возможность организации поли-
тического класса по военному образцу; это оценивается как
худшее из зол, наивысшее проявление «милитаризма». Лишь
буржуазные политиканы, как представители чисто количест-
венного большинства, должны управлять общественными
делами, и всем хорошо известно, как часто этот правящий
класс оказывается в руках экономических, финансовых или
промышленных групп.
Этой идейной концепции противостоит истина, отстаи-
ваемая теми, кто признает высшее право воинского мировоз-
зрения, со свойственными ему духовностью, ценностями и
этикой. Действительно, наиболее ярко это мировоззрение
проявляется в области, связанной непосредственной с воен-
ным делом и воинским мастерством, однако оно не ограни-
чивается этой областью и не сводится исключительно к ней;
оно может выражаться также в других формах и других об-
ластях, задавая общий тон данному, совершенно особому
типу общественно-политического устройства. В этом слу-
чае «милитаристские» ценности сближаются с собственно
воинскими; их слияние с этическими и политическими цен-
ностями расценивается как желательное, в результате чего
государство обретает исключительно прочную основу.
В подобном государстве не остается места буржуазной и ан-
типолитической по сути концепции «духа», так же как и
буржуазно-гуманистическому идеалу так называемых «куль-
туры» и «прогресса». Напротив, интересам буржуазии и
буржуазному духу кладется четкий предел, соответствую-
щий тому место, которое надлежит им занимать в общей
сложносоставной иерархии государственного устройства.
Разумеется, это не означает, что военные, как таковые,
должны управлять общественными делами — за исключение
чрезвычайных ситуаций (как это было сравнительно недавно
в Испании, Греции, Турции, где единственным способом ос-
тановить наступление подрывных сил стало введение «воен-
ной диктатуры»), речь в данном случае идет о признании за
воинскими добродетелями, порядками и чувствами высшего
120
Юлиус Эвола
достоинства по сравнению с соответствующими буржуаз-
ными. Стоит добавить, что под этим не имеется в виду «ка-
зарменный идеал», то есть перевод всего существования на
«казарменное положение» (что составляет одну из харак-
терных черт тоталитаризма), что ассоциируется с утратой
гибкости, механическим и тупым «наведением дисципли-
ны». Любовь к иерархии, умение повелевать и подчиняться,
храбрость, чувство чести и верности, особые формы актив-
ной безличности (которые порой способны перерастать в
готовность к самопожертвованию даже в тех ситуациях,
когда подвиг остается безымянным), ясные и открытые
отношения между людьми, между товарищами, между ко-
мандиром и подчиненным — вот живые и характерные цен-
ности, за которыми указанная концепция признает преиму-
щественное право. Эти же ценности господствуют и в так на-
зываемом «мужском обществе». Наконец, повторим, что все,
имеющее отношение непосредственно к армейской сфере и
войне, в данной системе ценностей составляет лишь одну из
частных областей.
Впрочем, это не мешает тому, чтобы собственно герои-
ческие ценности пользовались особым признанием, а война
оценивалась бы существенно иначе, нежели как чисто отри-
цательное явление, что свойственно демократам и гумани-
стам, а также «антиимпериалистическому» и пацифистскому
лицемерному коммунизму. С этой иной точки зрения война,
как явление, способна открывать особые духовные и даже
метафизические измерения. Здесь нет никакого противоре-
чия между духом и высшей цивилизацией, с одной стороны,
и миром войны и воинов (понимаемом в вышеуказанном
более широком смысле), с другой, напротив, они тождест-
венны.
В определенном смысле указанное расхождение в оцен-
ке воинского элемента отражает противоречивость двух
эпох. Мы не будем останавливаться здесь на том, что уже
было сказано по этому поводу в других наших работах1,
лишь вкратце поясним, что мир традиции толкует жизнь как
извечную борьбу метафизических сил: небесных сил света и
1 Прежде всего в «Rivolta contro il mondo moderno» (op. cit.).
Люди и руины
121
порядка, с одной стороны, и темных, подземных сил хаоса и
материн, с другой. Традиционный человек должен был всту-
пить в эту битву и одержать победу одновременно как на
внутреннем, так и на внешнем уровне. Внешняя война счита-
лась истинной и справедливой, если она отражала борьбу,
идущую в мире внутреннем: это была битва против тех сил и
людей, которые во внешнем мире имели те же черты, что и
те силы, которые необходимо было подавить и обуздать
внутри себя, дабы установить pax triumphalis ’.
Таким образом, воинская идея определенным образом
пересекалась с идеей особой аскезы, то есть внутренней дис-
циплины, господства или контроля над собой, которые в том
или ином виде встречаются в лучших воинских традициях и
имеют ценность не только на воинском уровне в узком
смысле, но и как подлинная культурная ценность (культура
здесь естественно понимается не в интеллектуалистском
смысле, но как самовоспитание и владение собой). Вопреки
буржуазно-либеральному утверждению воинская идея не
сводится к материализму и не является синонимом превозне-
сения грубого использования силы и разрушительного наси-
лия; основными элементами этой идеи и соответствующего
«стиля» являются спокойное, осознанное и властное форми-
рование внутреннего бытия и образа поведения, любовь к
дистанции, иерархии, порядку, способность подчинять свои
страсти и индивидуалистические интересы высшим принци-
пам и целям, в частности принципам чести и долга. Все это
оказалось по большей части утраченным, когда на смену так
называемым «милитаристским» государствам, обладающим
многовековой суровой традицией по выработке этого особо-
го стиля, пришли националистические и демократические
государства, в которых всеобщая воинская повинность под-
1 В христианском учении Блаженного Августина (О божествен-
ном граде, XV, 5) подобного рода воззрения относительно справед-
ливой войны изложены совершенно четким образом: «Proficientes
autem nondumque perfect! ita (pugnare) possunt, ut bonus quique ex ea
parte pugnet contra alterum, qua etiam contra semet ipsum; et in uno
quippe nomine caro concupiscit adversus spiritum et spiritus ad vers us
camem».
122
Юлиус Эвола
менила собой право на оружие. Таким образом, линия разде-
ла проходит не между «духовными ценностями» и «культу-
рой», с одной стороны, и «солдафонским материализмом», с
другой, но между двумя различными концепциями духа и
культуры. И здесь мы должны решительно выступить против
демократической, буржуазной и гуманистической концепции
XIX века, которая, наряду с приходом низшего человеческо-
го типа, попыталась навязать свое толкование этих понятий
как единственно законное и неоспоримое.
На самом деле — к этом мы и вели рассуждение — су-
ществовал целый круг цивилизаций (преимущественно в ин-
доевропейском ареале), где элементы, чувства и структуры
воинского типа являлись определяющими для всех областей
жизни, вплоть до сферы семейного и родового права, а фак-
торы натуралистического, сентиментального и экономиче-
ского характера играли подчиненную роль. Естественно, ие-
рархическая идея не сводится к иерархии на военной или
воинской основе; в своей изначальной форме иерархия опре-
делялась ценностями духовного характера. По своему проис-
хождению слово «иерархия» и не означает ничего иного как
«власть священного» (hieros). Однако следует учесть, что
также и иерархии на духовной основе во многих цивилиза-
циях опирались на иерархии, близкие мужским и воинским
типам, или воспроизводили их внешнюю форму. Так, когда
изначальный духовный уровень начал падать, именно иерар-
хические структуры воинского типа стали костяком основ-
ных государств, особенно на Западе Таким образом, прус-
сачество, столь ненавистное демократам, не следует рас-
сматривать как некое отклонение. Напротив, речь идет о том
же стиле, который в более или менее ярко выраженном виде
встречался и в других странах, сродненных общим идеалом
цивилизации и культуры, и, вследствие благоприятного сте-
1 К тому же, древний мир богат примерами государств, в кото-
рых политический и воинский элементы сливались на вершине ие-
рархии: от Древнего Рима до Китая. Это сохранилось и в европей-
ских монархиях, где Государь, как правило, олицетворял собой
политическую верховную власть и одновременно был главой воору-
женных сил.
Люди и руины 123
чения обстоятельств, сохранялся в германских землях вплоть
до недавнего времени — как «нестерпимый пережиток
средневековья», согласно жаргону прогрессистов того вре-
мени. В подтверждение вышесказанному, следует отметить,
что пруссачество как стиль нельзя рассматривать как чисто
военное явление. Оно, сложившись во времена Фридриха,
действительно дало жизнь одной из наиболее суровых и ари-
стократичных воинских традиций, но, одновременно, оказало
влияние на все, связанное с государственной службой, то
есть требует верноподданнического и антииндивидуалисти-
ческого духа. Оно воспитало класс служащих, не имеющих
ничего общего с обычными бюрократами, мелкими служа-
ками, нерадивыми и безответственными управленцами ’.
Кроме того, прусский стиль оказал свое воздействие и на
саму экономическую область, при наступлении индустри-
альной эры обеспечив внутреннюю преемственность круп-
ным промышленным предприятиям, руководимым предпри-
нимательскими династиями, которым охотно и с уважением
подчинялся рабочий коллектив, что во многом напоминало
те отношения верности и солидарности, которые существуют
среди военных.
Следовательно, разногласия относительно значения во-
инского и военного элемента отражают противоречие двух
эпох, и, кроме того, полемику двух составляющих коллек-
тивного организма: общественной и политической части.
Антимилитаристская демократия является представителем
«общества», которое со своими физическими идеалами мира,
или, самое большее, оборонительной войны во имя мира,
противостоит политическому принципу «общества мужчин»,
как формирующей силе государства, опирающейся на воин-
ский или военный элемент и культивирующей иные идеалы
чести и превосходства. Таким образом, это еще один аспект
упомянутых нами ранее регрессивных явлений, проявляю-
щихся в том числе в агрессивном наступлении низших эле-
ментов, что на международном уровне проявилось в идеоло-
1 Известно, что, в соответствие с этим духом, в различных тра-
диционных европейских странах государственные служащие, как и
солдаты, носили форму.
124
Юлиус Эвола
гии, взятой на вооружение демократами во время двух миро-
вых войн.
Помимо того, следует признать, что сегодня с практи-
ческой точки зрения восприимчивость к чисто духовным
(в традиционном понимании духовное не имеет никакого
отношения к «интеллектуалистскому» или «культурному»)
ценностям и достоинствам у западных народов практически
атрофировалась, поэтому образец воинской иерархии, пусть
даже не самый высокий и изначальный, остается чуть ли не
единственным, который можно использовать как основу для
восстановления иерархических ценностей в целом и, тем са-
мым, для спасения того, что еще можно спасти. Этот образец
еще сохраняет некоторый престиж, еще обладает определен-
ной притягательностью для того типа людей, которые еще не
подверглись окончательному разложению, превратившись в
«общественное животное». Ибо, несмотря на всю антимили-
таристскую пропаганду, кульминацией которой стало появ-
ление жалких и бесхребетных «отказников», в западной ду-
ше еще тлеет та искра героизма, которую невозможно зату-
шить окончательно. И надлежащее мировоззрение вполне
способно пробудить ее к жизни.
Добавим к этому последнее соображение относительно
общей способности к определенному уровню напряжения,
которое становится необходимыми в различных областях
современной жизни, в результате чего сглаживается различие
между мирной и военной жизнью. Мы имеем в виду не
борьбу политических партий, как явление, свойственное
исключительно периоду упадка государственной идеи или
пренебрежения оной, но скорее те стороны современной
жизни, которые для обретения власти над ними и предот-
вращения их разрушительного воздействия на индивида тре-
буют принятия деятельной позиции, подобно солдату, сделав
риск и дисциплину неотъемлемой частью собственной жиз-
ни. В данном случае речь вновь идет о поведении, противо-
положном тому, к которому склонна буржуазия. Естествен-
но, нельзя требовать, чтобы подобная напряженная атмосфе-
ра царила бы постоянно, достигая одинакового уровня в
каждом человеке. Но сегодня очень часто нам нс остается
другого выбора, и именно на основе этой варьирующейся
Люди и руины
125
способности индивида приспособиться к подобной атмосфе-
ре, полюбить ее, может быть осуществлен новый отбор, мо-
гут сложиться новые, реальные и жизненные иерархии, кото-
рые находят естественное признание у каждого здорового
человека.
Понятно, что народы, сумевшие удовлетворительно реа-
лизовать указанные предпосылки, не только окажутся лучше
подготовленными к войне, но и сама война обретет для них
высшее значение. Так, на материальном уровне военный по-
тенциал нации оценивается исходя из того, насколько быстро
ее мирная промышленность и экономика способны перейти
на военные рельсы. Должна существовать определенная пре-
емственность духа и поведения, общий нравственный знаме-
натель как для мирного, так и для военного времени, что по-
зволит облегчить переход от одного состояния к другому.
Справедливо утверждают, что война показывает нации то,
что для нее значил мир. «Военное» воспитание духа, как бы-
ло сказано, обладает ценностью независимой от «милита-
ризма» и войны; однако оно закладывает потенциал, необхо-
димый для того, чтобы в случае войны нация оказалась бы на
высоте задачи, обладая достаточным количеством людей,
которые в новой форме воспроизводили бы скорее тип воина,
а не «солдата».
Подобного рода идеи игнорируются или искажаются
полемикой против «милитаризма». Как и в случае с «тотали-
таризмом», «милитаризм» используется исключительно в
качестве ложной цели. На самом же деле стремятся очернить
и нанести удар по тому миру, который вызывает ненависть и
отвращение у торгаша и буржуа, который непереносим для
них, даже если он не представляет непосредственной угрозы
для демократии. Поэтому для них удобно сосредоточить все
внимание на отрицательных сторонах милитаризма, то есть
на тех случаях, когда группа профессиональных военных с
ограниченным умом и способностями оказывает искусствен-
ное влияние на политическую жизнь нации, втягивая ее в
военные авантюры. Безусловно подобные случаи заслужи-
вают осуждения, однако это ничуть не снижает ценности во-
инской концепции в том виде, как опа изложена здесь. Точно
так же не стоит следовать за демократами в их теоретиче-
126
Юлиус Эвола
ском пацифизме, разделяя их исключительно отрицательно
отношение к войне и смыслу военного столкновения.
Здесь имеет смысл высказать несколько кратких сооб-
ражений относительно последнего пункта. Посмотрим, как
обстоит с этим дело при нынешних демократиях. Они оказы-
ваются в противоречии, которое грозит самому их физиче-
скому существованию. Приложив огромные усилия к тому,
чтобы внушить всем, что последний антиевропейский «кре-
стовый поход» был «войной против войны» и, следователь-
но, чуть ли не последней войной на земле, сегодня они вы-
нуждены перевооружаться, поскольку невозможно отстоять
свои интересы перед лицом новых «агрессоров», при помо-
щи торжественных деклараций о принципах и — используя
выражения Козимы Медичи — «Отче наш». Таким образом,
складывается следующая ситуация: теоретически демократы
продолжают проклинать войну, понимая ее исключительно
как «защиту» или «агрессию», ненавидеть «милитаризм» и
уподоблять воина чуть ли не преступнику — но, наряду с
этой деморализующей и пораженческой идеологией, вынуж-
дены вооружаться для противостояния своим противникам,
то есть миру Четвертого сословия, организованного в сило-
вой коммунистический блок. Конечно, для демократов иде-
альным выходом стали бы «наемники», которые сражались
бы вместо них, так что они ограничились бы исключительно
поставкой оружия, финансированием и хорошо известной
пропагандой («защита свободного мира», «защита цивилиза-
ции» и т.п.). Но подобной пропаганде доверяют все меньше,
поэтому не стоит излишне переоценивать фактор индустри-
ально-технического превосходства (по крайней мере если
оно не стало безусловным), если оно не подкреплено нравст-
венный фактором и, в более широком смысле, воинским ду-
хом. Наконец, все сложнее становится найти настолько на-
ивных людей, которые поверили бы в «последнюю войну»
или были бы столь альтруистически настроены, что реши-
лись бы рискнуть или пожертвовать своей жизнью во имя
тех, кто придет им на смену в гипотетической и идеалисти-
ческой демократической эре без войн. Особенно учитывая
то, что воевать должны будут люди, «буржуазное» и демо-
кратическое воспитание которых заставляет их ненавидеть
Люди и руины
127
войну как худшее из зол, несущее лишь грязь и разрушения.
В лучшем случае речь может идти о военных действиях,
продиктованных отчаянием, в которые вступают лишь ради
того, чтобы спасти свою шкуру или же кошелек, поскольку
при современной плутократической демократии легко пред-
ставить себе такого человека, который, поставленный перед
выбором между жизнью и кошельком, предпочтет рискнуть
своей жизнью, лишь бы сохранить кошелек. Поэтому стано-
вится совершенно ясно, в какой тупик ведет демократиче-
ский «антимилитаризм», когда единственными готовыми к
сражению остаются люди, поставленные перед непосредст-
венной угрозой и прижатые к стенке. Цивилизация буржуа и
торговца воспевает лишь «гражданские добродетели» и дела-
ет мерилом ценностей материальное благосостояние, эконо-
мическое процветание, безопасную и конформистскую
жизнь, основу которой составляет работа, производство,
спорт, кино и секс. Следствием этого становится инволюция
и исчезновение героического и воинского типа человека,
вместо них остается лишь армейский вояка, как «человече-
ский материал», «рентабельность» которого крайне сомни-
тельна, вследствие пренебрежения внутренним фактором, то
есть соответствующей воинской традиции и мировоззрением.
Однако возникает вопрос, имеет ли смысл говорить обо
всем этом, имея опыт последних войн, которые наглядно по-
казали, что представляет собой современная «тотальная вой-
на». Стоит вспомнить хотя бы ее технический уровень, кото-
рый превращает войну не в поединок человека с человеком,
но в битву машин, природных ресурсов и научных достиже-
ний, направляемых на разработку средств радикального мас-
сового уничтожения. Разве при такой войне остается место
для традиционного типа воина и героя?
Ответом на это может быть лишь то, что на Востоке
назвали бы кармой. Современному человеку не остается
другого выбора. Безусловно можно вспомнить здесь взгля-
ды Эрнста Юнгера, который считал, что современный чело-
век, создавая технику ради покорения природы, подписал
вексель, который теперь предъявили к оплате, и платить по
нему приходится в том числе такими войнами, когда эта
техника поворачивается против человека, угрожая ему не
128
Юлиус Эвола
только физическим, но и духовным разрушение ’. Следова-
тельно, не остается ничего другого как встретиться лицом к
лицу с дело своих рук, помериться с ним силой, что воз-
можно лишь в том случае, если будет создано новое внут-
реннее измерение, которое, в пограничном случае войны,
проявится в виде холодного, светлого героизма, лишенного
романтического, инстинктивного или лжепатриотического
элемента, но основанного на высочайшей технической под-
готовке, дополненной склонностью к, условно говоря, жерт-
венности, то есть способностью встретить лицом к лицу и
даже полюбить самые разрушительные ситуации, поскольку
они в своей стихийности на высшей ступени открывают
возможности для реализации «абсолютной личности». Это,
правда в чуть меньшей степени, относится и к нации в це-
лом, поскольку при современной «тотальной войне» разли-
чие между военными и мирным населением значительно
стирается.
Таким образом, можно сказать, что современная война
ведет исключительно к преобразованию героической склон-
ности, а ее все возрастающий технический характер пред-
ставляет собой своего рода испытанием огнем, за счет кото-
рого эта склонность очищается, полностью утрачивает все
индивидуалистические черты, раскрывает саму свою суть,
соединяясь с особыми, сложными формами контроля, ясно-
сти, самообладания. Такое чисто духовное и обнаженное по-
нимание героизма вероятно остается единственно возмож-
ным сегодня.
Естественно, так понимаемый героизм обретает незави-
симую ценность, как чистый опыт, как индивидуальная реа-
лизация. Поэтому, учитывая современные обстоятельства,
именно эту ценность следует выдвинуть на первый план тем,
кто еще желает быть героем и воином. В одном из романов,
написанном в атмосфере Второй мировой войны, один из
1 Относительно взглядов Э. Юнгсра, см. Evola. L*”operaio” nel
pensiero di Ernst Junger. Volpe, Roma, 1974. Примечательно и то, что
Юнгср был не только «писателем», но и офицером, пошедшим на
войну добровольцем, неоднократно раненным и удостоенным, в том
числе, высочайших немецких наград.
Люди и руины 129
героев в конце говорит: «Сегодня возможность сражаться за
правое дело стала роскошью». Это примечательное свиде-
тельство того, насколько распространилось глубокое недо-
верие к идеологической подоплеке последних войн, как ни-
когда замешанных на лжи и обмане. Вполне возможно гря-
дущие войны будут все более обретать те черты, которые
усматривает в них определенная социология, то есть черты
стихийных и неизбежных природных явлений, тем самым
делая все более относительными значение и ценность «при-
чины», во имя которой сражаются в том или ином случае.
Может показаться, что подобный подход приведет к демора-
лизующему и пораженческому результату; но это так лишь
для того, кто занимает пассивную позицию перед лицом
войны, будучи по духу своему именно буржуа. Для другого
же типа человека проблема состоит исключительно в изме-
нении отношений между средством и целью: «причина» име-
ет ценность лишь поскольку она, в свою очередь, способна
стать простым средством: средством для реализации опыта
как «независимой ценности». По ту сторону всех разруше-
ний, идеологий и «идеалов» эта реализация всегда остается
ощутимой и неотчуждаемой. Однако это возможное изме-
нение перспектив не осуществимо при помощи мировоззре-
ния, господствующего в современных демократиях, по-
скольку, судя по всему, несмотря на эйфорию «второй ин-
дустриальной революции», близятся времена, которые не
оставят нам другого выхода, если мы хотим духовно высто-
ять и вновь отыскать себя, пройдя через крайние испытания
и разрушения.
В заключение заметим, что вышеописанная ситуация
может до некоторой степени способствовать возвращению к
тому стилю, который был присущ воинским государствам и
все больше утрачивался в эпоху демократий, революций и
национализма. Чистой воинской традиции неведома нена-
висть как основа войны. Можно признать необходимость
завоевания и даже полного уничтожения другого народа; но
для этого совершенно не обязательно вызывать ненависть,
ярость, злобу, презрение. Подобные чувства, в глазах истин-
ного солдата, являются ублюдочными, он не нуждается ни в
разжигании столь низменных чувств, ни в экзальтации, по-
5 Люди II руины
130
Юлиус Эвола
рождаемой пропагандой, спесивой риторикой, ложью. По-
добные явления возникли, когда войны приобрели плебей-
ский характер; когда на смену людям, воспитанным свобод-
ной аристократической, воинской или военной традицией
пришли «народные армии» коллективистского типа, когда
набор в армию приобрел массовый и неизбирательный ха-
рактер, благодаря всеобщей воинской повинности, наряду с
исчезновением традиционных государств и возникновением
государств национальных, движимых страстями, ненави-
стью и спесью, свойственными коллективу. Чтобы сдвинуть
массу с места, ее необходимо опьянить или обмануть, след-
ствием чего и становится отравление войны эмоциональ-
ными, идеологическими или пропагандистскими факторами,
которые и придают ей самый ненавистный и отвратительный
характер. Традиционные государства не испытывали в том
необходимости. Им не было нужды нагнетать шовинисти-
ческий пафос, доходящий почти до психоза, для мобилиза-
ции своих войск или придания им «моральной» силы. Для
этого вполне хватало чистого принципа imperium и обраще-
ния к принципам верности и чести. Война имела ясные и
положительные цели и велась, условно говоря, с холодной
головой, безо всякой ненависти и презрения между против-
никами.
Совершенно очевидно, что и с этой точки зрения все по-
ставлено с ног на голову: в эпоху демократий сама война вы-
рождается, сопровождается предельным ожесточением, ко-
торого не ведали так называемые милитаристские времена и
«милитаристские государства». Более того, создается впе-
чатление, что войны сегодня принимают все более необуз-
данный характер за счет неконтролируемых факторами, ка-
ковыми являются страсти и интересы, преобладающие в
демократизированных государствах, лишенных принципа
чистой верховной власти. Неизбежным следствием становит-
ся то, что конфликты обретают все более иррациональный
характер, приводя к совершенно непредсказуемым и непред-
виденным результатам; их трагический итог чаще всего ока-
зывается отрицательным, так как война действительно пре-
вращается в пресловутую «бессмысленную бойню», внося
окончательный вклад во всеобщий хаос.
Люди и руины 131
Однако высокий технический уровень современных
войн, наряду с ускорением распада демократических мифов,
может привести к очищению войны в глазах тех, кто, не-
смотря ни на что, не может ее избежать; а при наличии соот-
ветствующих политических факторов не исключена и воз-
можность хотя бы частичного возврата к нормальному со-
стоянию.
По разным причинам мы не сочли здесь нужным оста-
навливаться на проблеме «ядерной войны». Прежде всего,
поскольку, судя по всему, термоядерное оружие еще до-
вольно долгое время будет играть роль исключительно
«устрашающего средства», поскольку каждый из противо-
стоящих сегодня блоков слишком хорошо понимает весь
риск, связанный с их применением, чтобы пойти на это пер-
вым. Во-вторых, частичное применение подобного оружия
рано или поздно неизбежно потребует дополнительного
применения обычных видов вооружений, так что приведен-
ные ранее соображения сохраняют в общих чертах свое зна-
чение. Можно не принимать в расчет крайний случай то-
тальной ядерной войны, с которой обычно связывают апока-
липсические взгляды, поскольку это было бы окончательным
приговором проклятой цивилизации в общей космической
экономии.
Не станем мы рассматривать и альтернативную идею
«мирового государства», которая останется утопией до тех
пор, пока новые потрясения не сделают полную нивелировку
человечества свершившимся фактом.
ГЛАВА X
ТРАДИЦИЯ — КА ТОЛИЧЕСТВО — ГИБЕЛЛИНСТВО
В предыдущих главах мы много и подробно говорили о
традиции и традиционном духе, понимая «традицию» не в
эмпирическом значение, то есть как историческую данность,
но как духовное явление. Поэтому некоторым может пока-
заться, что, говоря о традиции, мы имеем в виду традиции
132
Юлиус Эвола
религиозные, а в рамках большинства западных народов —
христианскую католическую традицию1. Однако это не со-
всем так. Мы признаем, что во многих латинских стран тра-
диционно-консервативные силы нередко обращались к като-
личеству, и одно время именно оно давало узаконение прин-
ципу авторитета и верховной власти. Однако, обращаясь к
традиции, мы подразумеваем более широкую, серьезную и
универсальную категорию, чем просто католичество, которое
лишь в слиянии с ней может обрести подлинно традицион-
ный характер. Поэтому мы твердо стоим на том, что быть
традиционалистом и быть католиком это не одно и то же.
Более того: пусть многим это покажется парадоксальным, но
традиционалист-католик в узком религиозном смысле явля-
ется традиционалистом лишь наполовину. Повторим, что
истинный традиционный дух является куда более широкой
категорией, нежели все просто католическое. Впрочем, раз-
витие этой идеи заведет нас довольно далеко; поэтому мы
отсылаем читателя к другим нашим работам, непосредствен-
но посвященным этому вопросу2, и ограничимся здесь лишь
отдельными соображениями, которые касаются конкретно
политической области и современной ситуации и необходи-
мы для определения общего направления.
Прежде всего, подлинный традиционный дух признает
высшее, метафизическое единство по ту сторону отдельных
религиозных традиций, представляющих собой различные
исторически обусловленные и до той или иной степени «ор-
тодоксальные» формы этого единства. Причем высшим ме-
рилом этой «ортодоксальности» служит как раз то, насколько
полно они выражают это высшее единство. Хотя любая рели-
1 Протестантизм можно не принимать в расчет, поскольку он
представляет собой не столько упорядоченную традицию, сколько
простую религиозную конфессию на социально-индивидуалисти-
ческой основе. Помимо католичества имело бы смысл рассмотреть
греко-православную или Восточную церковь, но под народы, нахо-
дящиеся под ее юрисдикцией, не рассматриваются в рамках настоя-
щей книги.
2 Прежде всего Rivolta contro il mondo modemo. Edizioni Mediter-
rahee. 3 ed. Roma, 1969; и Maschera e volto dello spiritualismo contem-
poraneo. Edizioni Mediterranee, 3 ed. Roma, 1971.
Люди и руины 133
гиозная форма имеет право отстаивать свою определенную
исключительность в соответствующей сфере, однако идея
этого высшего единства, пусть даже как «эзотерическая» (то
есть предназначенная не для обычного человека, для которо-
го она может стать лишь источником путаницы) истина,
должна признаваться ее наиболее подготовленными предста-
вителями. Непонимание этого ведет к своего рода расколь-
ническому атомизму и, следовательно, к релятивизму, что
подрывает основы авторитета и каждой отдельной религиоз-
ной традиции.
Теперь следует признать, что, с одной стороны, католи-
чество было одной из самых нетерпимых, если не сектант-
ских, традиций, наиболее далеких от этого сверхтрадици-
онного знания; однако, с другой стороны, само развитие
цивилизации и знаний в области истории религий разруша-
ет его притязание на исключительность, грозя католикам^
традиционалистам серьезной дискредитацией, если они бу-
дут упорствовать в своем праве на монопольное обладание
истиной. Действительно, сегодня образованный человек вряд
ли согласиться с тем, что «вне Церкви нет спасения» (extra
Ecclesiam nulla salus), с тем, что великие дохристианские ци-
вилизации или неевропейские традиции, существовавшие на
протяжении тысячелетий и сохранившиеся по сей день, как,
например, буддизм, ислам, индуизм и т.п., не ведали свя-
щенного и сверхъестественного, кроме как в искаженном
виде или лишь как смутный «прообраз», будучи и являясь
поныне только «язычеством», «многобожием» и «натурали-
стической мистикой». Недавно Второй Ватиканский Собор,
хотя и уклончиво, несколько смягчил эту позицию, заговорив
об «экуменизме». В частности, довольно сложно найти чело-
века, продолжающего верить в «избранность» еврейского
народа, как единственного хранителя истинного и полного
откровения, так как это значило бы признать, что все знания,
накопленные, например, блестящими великими индоевро-
пейскими цивилизациями и религиями являются выдуман-
ными или ненужными. В данном случае речь идет не о «ве-
ре» и неверии, но о знании и невежестве. Поэтому для ны-
нешних католиков одержимо настаивать на догматической
исключительности своей веры значит уподобляться тому, кто
134
Юлиус Эвола
упорствует в отстаивании некоторых физических и астроно-
мических представлений, содержащихся в Ветхом Завете и
окончательно опровергнутых современными исследованиями
в этой области. Современные познания в области сравни-
тельного религиоведения, мифологии и этнологии, напро-
тив, требуют пересмотра и соответствующего расширения
прежних воззрений. Поэтому все, что мы говорим о «тради-
ции» и о «традиционном духе» равным образом может как
иметь отношение к католичеству, так и нет. Если эта связь
и существует, то только sub conditione. В целом нынешний
«традиционный человек» представляет собой тип, доста-
точно свободный от уз внешних форм, но при этом глубо-
ко укорененный в том, что составляет общую, неизмен-
ную и непреходящую основу всех великих исторических
традиций.
Теперь перейдем к частному вопросу отношений между
католичеством и политической идеей, а также к проблеме
гибеллинства. В последнее время в Италии в определенных
политических кругах это понятие обрело вторую жизнь. Его
применяют сегодня по отношению к тем, кто выступает про-
тив вмешательства в политику обмирщенного католического
духовенства, отстаивая перед Церковью авторитет и право
государственно-политической идеи. И все же, учитывая со-
временный уровень политики, подобное использование гиб-
белинства неизбежно приведет к его вырождению. Это край-
не важно понять, иначе все наши дальнейшие рассуждения
окажутся бесплодными. Без признания изначально духовной
природы истинного государства и его иерархического уст-
ройства весь круг излагаемых нами идей в некотором смысле
окажется лишенным достаточного основания. Однако это
требует предварительного разрешения проблемы отношений,
существующих между принципом верховной власти и рели-
гиозным началом в целом. Именно это и составляет пробле-
му гибеллинства. Суть данного учения можно ясно понять
только обратившись ко времени его исторического возник-
новения, то есть Средневековью. Естественно, тогда речь
шла вовсе не об отстаивании прав политической организации
современного типа, имеющей гражданский, светский и на-
циональный характер. Напротив, проблема заключалась в
Люди и руины 135
защите права империи, которая тогда означала нечто совсем
иное.
Согласно теологии гибеллинов, Империя, как и Церковь,
была установлением, имеющим сверхъестественный харак-
тер и исток. Она обладала священной природой, точно так
же, как в раннем Средневековье царский сан обладал почти
священнической природой (и действительно, обряд помаза-
ния на царство лишь незначительными деталями отличался
от рукоположения в епископы). На основании этого гибел-
линские императоры, будучи выразителями универсальной и
наднациональной идеи, олицетворяя собой — согласно ха-
рактерному выражению того времени — lex animata in terris,
то есть являясь живым воплощением закона на земле, проти-
востояли притязаниям священничества на гегемонию, по-
скольку после надлежащим образом исполненного обряда
миропомазания над ними стоял только Бог. Это противо-
стояние шло не только на уровне политического соперниче-
ства, как то полагает близорукая историография, лежащая в
основе общего светского образования; в нем отражалось
противоборство двух dignitates1, каждый из которых отно-
сился к духовному уровню.
В Средние Века различали две возможности реализации
человеческой личности — путь действия и путь созерцания,
которые обычно соответственно связывали с Империей и
Церковью. Как известно, подобного взгляда придерживался
и Данте. В общих чертах гибеллинство в его более глубоком
понимании полагало, что через представление о земной жиз-
ни, как о дисциплине, воинской службе и служении индивид
способен преодолеть себя и достичь сверхъестественной це-
ли человеческой личности путем действия и под знаком Им-
перии, что, как указывалось ранее, было связано с признани-
ем за ней «провиденциального», а не натуралистического
характера. Духовенство и аскетические Ордена соединяли с
Церковью те же узы, которые связывали рыцарство и рыцар-
ские Ордена с Империей. Они зиждились не столько на по-
литической идее, сколько на этической, духовной и отчасти
даже аскетической основе (правда имелась в виду не созер-
1 Здесь: сан, чин (лат.). — Прим. пер.
136
Юлиус Эвола
дательная аскеза отшельников, но воинский аскетизм).
С этой точки зрения наиболее показательный образец пред-
ставлял собой Орден тамплиеров, а также отчасти Орден тев-
тонских рыцарей
Однако важно подчеркнуть то, что в этом смысле сред-
невековое гибеллинство было преемником более древней
традиции. Мы уже говорили об этом в другом месте, под-
твердив свое утверждение множеством доказательств. Здесь
же мы ограничимся указанием лишь на один особый момент.
Как известно, титул pontifex maximus носит глава католиче-
ской церкви. Но раньше это был царский и императорский
сан; так называли первых царей Рима, а позднее императо-
ров, начиная с Августа, что подтверждается надписями на
римских монетах. Буквально pontifex означает «делатель
мостов», в чем также сходятся также древние авторы. По-
нятно, что речь идет не сооружении материальных мостов,
но об установлении связи — символического «моста» — ме-
жду человеческим и сверхъестественными мирами. Ту же
роль первоначально исполнял и правитель. Нордическое из-
речение гласит: «Правитель прокладывает нам мост». Папы,
которые должны были исполнять ту же функцию, переняли
это звание от древнеримской имперской традиции, тем са-
мым в некотором смысле осуществив узурпацию. Как бы то
ни было, и символ, и функция «понтифика» существовали
еще до появления христианства и были тесно связаны с до-
христианской римской идеей верховной власти. В одной из
вышеупомянутых работ мы уже говорили, что многие черты,
характерные для древнего Рима, были присущи и другим
дохристианским или нехристианским цивилизациям.
Конфликт во взглядах между гибеллинами и гвельфами
возникает уже на заре христианства, вследствие противоре-
1 Это был типичный случай уже упомянутых нами «мужских
союзов», как носителей политического принципа, в противополож-
ность физико-социальному началу. В частности, тамплиеры облада-
ли особой инициацией и собственной эзотерической доктриной, дос-
тупной на высших ступенях посвящения и не сводимой к простой
христианской религиозности, которой ведала церковь. См. J. Evola. II
mistero del Graal e la idea imperiale ghibellina, cit.
Люди и руины
137
чия двух общих концепций, непримиримость которых была
особенно зримой. Первую концепцию, которая носит дуали-
стический характер, можно кратко сформулировать в прави-
ле «Кесарю — кесарево, Богу — богово», что отражает раз-
деление человеческих установлений и сверхъестественного
порядка. Другая — римская и в более широком смысле тра-
диционная концепция — является концепцией иерархиче-
ской, согласно которой людские правители олицетворяют
власть, данную свыше, поскольку — даже по словам того же
святого Павла — «всякая власть от Бога» — non est potestas
nisi a Deo: что, как следствие, требует признания духовной,
религиозной ценности за идеей преданности Государю и по-
литической дисциплиной ’.Ив этом отношении современная
историография исказила истину, говоря о «гонениях» на хри-
стианство. Представители древнеримской традиции, напри-
мер, Цельс или император Юлиан, ставили в упрек христи-
анству его анархическую доктрину: под предлогом нежела-
ния воздавать почести никому, кроме Всевышнего Бога, они
отказывались воздавать их и тем, кто, в качестве законных
людских правителей, являлись его представителями и от
него же — в соответствии с вышеприведенными словами
Павла — получали свое право на власть. Для Цельса это бы-
ло равнозначно прямому богохульству. Таким образом, от-
правной точкой служила недуалистическая метафизика, или
теология imperium, а вовсе не «языческое идолопоклонство»,
противоборствующее «истинной вере», как то утверждает
вышеупомянутая историография.
Изначальная напряженность, существовавшая между
этими двумя подходами, позднее несколько снизилась, хотя,
поначалу, даже в христианизированной империи не было
даже речи о чем-то подобном доктрине гвельфов. Действи-
1 Святой Павел (Рим 13:2) даже писал: «Посему противящийся
власти противится Божию установлению». Некоторые богословы ут-
верждали, что даже неправедный правитель не перестает быть пред-
ставителем Бога, поэтому должно повиноваться даже ему. См.: Dono-
so Cortes. Saggio sul cattolicesimo, liberalism© e socialism© (Milano,
1854. P. 19): «Народы, повинуясь в лице правителя исключительно
самому Господу, тем самым выражали высочайшее и почетнейшее
человеческое право: подчиняться лишь божественной власти».
138
Юлиус Эвола
тельно, в первые века вульгарной эры, например, в Визан-
тийской империи, духовенство подчинялось императору не
только в светской и административной области, но также и в
сфере богословия, если верить тому, что именно ему принад-
лежало право окончательного утверждения решений собора1.
Лишь с наступлением европейского Средневековья священ-
ники начали притязать на то, что не они должны подчиняться
королю, но сам король должен повиноваться духовенству.
Реакцией на это и стало гибеллинство в его чистом виде, что
вновь усилило прежнее противоборство, в котором одни —
гибеллины — пытались отстоять авторитет и право Священ-
ной Римской Империей, а другие — гвельфы — стремились
подорвать их.
Вернемся к тому, с чего начали. Подлинная природа по-
добного противоборства целиком ускользает от взора тех,
кто исходит из чисто политического, «светского» понимания
государства или, хуже того, склонен к его абсолютизации
или обожествлению. Ничего подобного не было во времена
гибеллинских императоров, это скорее связано с «традици-
ей», впервые заложенной Филиппом Прекрасным, одним из
наиболее зловещих лиц европейской истории. Начиная с не-
го, подобное отношение к государству, в различных формах
проявлявшееся в различных светских государствах просвети-
тельско-масонского и, позднее, антиклерикального типа, в
конце концов привело к появлению «тоталитарных» форм,
при которых к религии относятся терпимо, лишь если она
служит государству, что, в данном случае, равнозначно пол-
ному подчинению духовного принципа светскому, матери-
альному и коллективному началу.
Здесь мы имеем дело с почти дьявольским извращением
гибеллинской идеи, в чем, однако, следует признать своего
1 Подобное отношение долго сохранялось в государствах греко-
православного вероисповедания, то есть Восточной церкви, что на-
прямую связано с традицией Византийской империи. В них полити-
ческий правитель является одновременно верховным главою религи-
озной общины, имеющей национальный характер и не подчиненной
в духовных вопросах власти римской курии, как в странах католиче-
ского вероисповедания.
Люди и руины 139
рода отдачу, бумеранг, как ответ на нападки церкви на ги-
беллинов. Само христианское правило «Кесарю — кесаре-
во», хотя и не оправдывало политического неповиновения,
тем не менее уже опиралось на упадочное и обмирщенное
представление о Кесаре, чуждое древнеримской теологии
государства. Это низводило идею верности престолу до про-
стого молчаливого согласия, опуская христианина, живущего
в Империи, до положения жены, которая исправно исполняет
свои супружеские обязанности, но не питает никакой душев-
ной привязанности к своему супругу. Со времен позднего
Средневековья католическая церковь ради обеспечения сво-
его исключительного права в вопросах сверхъестественного
все упорнее лишала политическую идею всякого духовного
характера, истолковывая идею власти исключительно в по-
нятиях «естественного права», тем самым пытаясь превра-
тить государство в свое орудие, в верного блюстителя като-
лической морали. Лишь из этих соображений она после
контрреформации оказала поддержку абсолютизму коро-
лей, которые, несмотря на свое «божественное право», ста-
ли чуть ли не атеистами, напичканными просветительскими
идеями, что в результате закончилось Французской рево-
люцией. Даже в период Священного Союза положение из-
менилось незначительно. Так называемый союз престола и
алтаря, как с одной, так и с другой стороны, был заключен из
чисто тактических соображений, что также сыграло на руку
антитрадиционным, националистическим и революционным
силам.
Но обмирщенное государство, предоставив церкви пол-
ную свободу в духовных вопросах, неизбежно должно было
занять по отношению к католичеству агрессивную позицию,
никак не сравнимую с оппозицией гибеллинов. Действитель-
но, стоит повторить, что гибеллины не пытались поставить
духовное владычество на службу мирской власти, но, напро-
тив, вопреки притязаниям церкви на духовную монополию,
пытались отстоять за государством более высокие ценность и
право, чем те, которые свойственны организации чисто чело-
веческого и материального характера.
Таким образом, речь идет о двух совершенно различных
позициях по отношению к церкви, и вполне очевидно, что
140
Юлиус Эвола
совершенно неуместно говорить о «гибеллинистве» (как это
принято сегодня) в рамках чисто политической полемики
либерально-светской и антиклерикальной направленности.
Подлинное возвращение к гибеллинству равнозначно воз-
вращению к проблеме высшего основания принципа вер^
ховной власти в его отношениях с католичеством в целому
Однако, учитывая общие исторические условия, подобное
возвращение сегодня представляется маловероятным. Для
понимания же основного направления вполне достаточно
будет следующих замечаний.
Прежде всего, необходимо твердо стоять на том, что
светское государство во всех его разновидностях, включая и
так называемое «этическое государство», противоречит вся-г
кому высшему политическому идеалу; однако столь же не-
приемлемо в этом смысле и клерикальное государство.
Религиозный фактор, благодаря своему героическому
измерению, неотъемлем от мировоззрения, которое могло бы
способствовать образованию созидательного движения. В це-
лом необходимо признать, как очевидное, существование
высшей жизни по ту сторону жизни земной, поскольку лишь
человек, проникшийся подобным ощущением, обладает не-
сокрушимой и непоколебимой силой и готов в случае необ-
ходимости к активному самопожертвованию и абсолютному
порыву. В ином случае готовность человека к самопожертво-
ванию способна пробуждаться лишь в моменты исступления
или внезапного прорыва иррациональных сил, тем самым
лишая его действия того высшего смысла, который придают
им доктрины, устремленные по ту сторону индивидуального.
Впрочем, мы уже говорили об этом ранее (см. гл. III): без
прямого обращения к высшей по отношению к человеку ре-
альности невозможно ни найти иного выхода, кроме того,
который предлагает утилитаристская социология, основан-
ная на теории общественного договора, ни создать атмосфе-
ру высокого политического напряжения.
Однако в этом отношении конкретное вероисповедание
может служить лишь опорой, учитывая его возможное про-
буждающее воздействие, между тем как по поводу католиче-
ства следует сделать четкие оговорки. Что касается непо-
средственно политики, то если бы католическая церковь, как
Люди и руины 141
в лучшие времена Крестовых походов, предчувствуя наступ-
ление последних времен, нашла бы в себе силы решительно
отказаться ото всяких конъюнктурных уступок и, вступив на
путь высокой аскезы, без колебаний сделала бы свою веру
душой сплоченного и непреклонного воинства, готового
вступить в бой с силами хаоса, разложения, крамолы и поли-
тического материализма, действующих в современном мире,
то она заслуживала бы самой высокой оценки. Но в действи-
тельности дело обстоит совсем иначе.
Мы уже говорили об относительном характере общего
католического положения, согласно которому ни один кон-
кретный политический строй не может считаться соответ-
ствующим «воле Божией», и, следовательно, не может рас-
считывать и на особое благословение со стороны церкви.
Помимо* того, прошли времена де Мэстра, Бональда, Доносо
Кортеса и Sillabo, ныне католичество предпочитает всячески
уклоняться от занятия твердой позиции, привыкнув извора-
чиваться, приспосабливаясь к любым обстоятельствам и пы-
таясь извлечь из них пользу для себя. Однако одновременно
с этим церковь не может не скатываться к политической сис-
теме демо-либерального типа. С другой стороны, уже с дав-
них пор католичество породнилось с пресловутой теорией
«естественного права», мало согласующегося с тем положи-
тельным и многоступенчатым правом, которое могло бы лечь
в основу сильного иерархического государства. Сегодня мы
видим, как с поистине ошеломляющей скоростью католиче-
ство отрекается ото всего того, что еще сохраняло в нем цен-
ность, пытаясь идти в ногу со временем, подлаживаясь к
«современному миру» и новым «историческим веяниям».
Уже воинствующие католики, такие как Маритен, берут на
вооружение формулировку Бергсона, гласящую: «демокра-
тия имеет евангельскую сущность», пытаясь доказать, что
стремление к демократии в истории является временным
проявлением подлинного христианского и католического
духа. Но и этого им недостаточно. В атмосфере пресловутого
«открытого диалога с левыми», похоже, уже не только от-
дельные интеллектуалы, но и высочайшие чины католиче-
ской церкви готовы признать даже марксизм и «вступить в
диалог» с коммунистами, лишь бы не позволить им опере-
142
Юлиус Эвола
дить себя в битве за людские души. Остались в далеком
прошлом те времена, когда церковь решительно осуждала
модернизм и прогрессизм. Почти уже реабилитированы Тей-
яр де Шарден со своим католичеством, подогнанным под
сциентизм и эволюционизм, Е. Бонаюти, апостол чисто гра-
жданской концепции католичества, и Мунье, который, не-
смотря на свое желание противостоять равно как капитализ-
му, так и марксизму, не сумел скрыть своих симпатий к по-
следнему, сожалея о том, что церковь не пошла по пути
пролетарской коммунистической революции (подобные воз-
зрения разделяет и Маритен). Когда видишь современного
католика, отрекающегося от «средневековых пережитков»
своей традиции, когда вспоминаешь Второй и позднейшие
Ватиканские Соборы, с их разрушительными призывами к
«обновления», когда слышишь как римский Папа указывает
на ООН — эту смехотворную, вырожденческую организа-
цию — как чуть ли не на прообраз грядущего христианского
царства, не остается никаких сомнений ни относительно того
направления, в котором движется ныне Церковь, ни относи-
тельно ее неспособности стать опорой для консервативно-
революционного и традиционного движения. Скорее можно
согласится с тем, что Церковь в некотором роде возвращает-
ся к своим корням, к духу изначального христианства, кото-
рому действительно были присущи крайне «современные»
черты — социалистические и общегражданские, свойствен-
ные так называемому «белому коммунизму» — что действи-
тельно может помочь современным католикам легко под-
строить свой шаг к «поступи Истории» (как величают это
подрывные силы), держась в стороне ото всяких «реакцион-
ных» или, как принято теперь говорить, «унитарных» сил.
Когда убеждают в том, что это отклонение современного
католичества следует оценивать как тактическое намерение с
целью привлечь на свою сторону и впитать в себя левые
движения, то здесь следовало бы задуматься о странной бли-
зорукости тех, кто, по идее, должен быть просветлен Святым
Духом, в который они веруют. Ведь подобная тактика могла
бы иметь смысл лишь если бы левые движения имели чисто
общественно-экономический характер, в то время как на са-
мом деле в своем глубинном измерении они опираются на
Люди и руины
143
определенную религию, причем извращенную религию. Ме-
жду тем история учит, что нельзя вступать в союз с подрыв-
ными силами: всякий, кто облегчает им путь, надеясь ис-
пользовать их в своих целях, рано или поздно оказывается
повергнутым ими. Состояние современного мира таково, что
лишь безответственные люди могут решиться на такие экс-
перименты — даже если бы речь шла о чисто тактических
соображения, а не о безропотном отступлении, как то проис-
ходит в действительности.
Впрочем, помимо этих политических аспектов, или, точ-
нее, в связи с ними, приходится констатировать неоспоримое
падение современной Церкви, проявляющееся в том, что в
последнее время ее больше заботят социальные и моральные
вопросы, нежели проблемы сверхъестественной жизни, аске-
зы и созерцания, собственно и составляющих важнейшие
основы всех высших форм религиозности. Когда канонизи-
руют Дона Боско или других личностей подобного пошиба,
то остается лишь один шаг до протестантства, согласно ко-
торому религия ценна исключительно в рамках обществен-
ного служения, а все подлинно трансцендентные интересы
имеют лишь второстепенное значение. То же самое можно
сказать по поводу многих других «канонизаций» последнего
времени. Действительно, похоже, заботы католической церк-
ви сегодня сосредоточены главным образом на поддержании
мещанской добропорядочности и вопросах благотворитель-
ности, тогда как в нынешнюю эпоху кризиса и прорыва эле-
ментарных сил вера могла бы помочь в решении совершенно
иных задач.
Уровень современных богословов редко превышает уро-
вень приходского священника, не уступают им и последние
Папы, которые, заботясь о своей популярности, разъезжают
по всему миру, окончательно утрачивая высший престиж,
который даруется лишь чувством дистанции и определенной
недоступностью.
Впрочем, можно не принимать во внимание эти обстоя-
тельства, во многом обусловленные временными соображе-
ниями, и перейти к основной проблеме, связанной с теми
ценностями, на основании которых формируется определен-
ный человеческий тип. Поскольку церковь, как и любое ис-
144
Юлиус Эвола
тинное государство, отстаивает за собой право на это форми-
рующее воздействие, следует разобраться с тем, насколько
по силам ей эта задача. В связи с этим, помимо прочего, сле-
дует провести различие между чистым или евангельским
христианством и католичеством и указать, при каких услови-
ях можно признать требование — несомненно приемлемое
для многих — «христианизировать политику» и «дать хри-
стианское основание» государству. Очевидно, что если
принципы чистого христианства в целом могут иметь цен-
ность как особый тип аскезы, то в политической области они,
напротив, оказываются по меньшей мере проблематичными.
Так, они могли бы смягчить некоторые жизненные тяготы за
счет мистического братолюбия и взаимной поддержки, но,
несомненно, не годятся для пробуждения тех, кто желает
сражаться.
Действительно, не имеет смысла скрывать противоречие,
существующее между чистой христианской моралью любви,
прощения, смирения, мистического человеколюбия и этико-
политическими ценностями справедливости, чести, неравен-
ства, той духовности, для которой власть не только не явля-
ется противоположностью, но, напротив, считается ее нор-
мальным атрибутом. Христианскому завету, призывающему
отвечать добром на зло, противоречит принцип, требующий
наказывать неправого, прощать и проявлять великодушие
только к уже поверженному врагу, но не к тому, кто упорст-
вует в сопротивлении, укрепляясь в своей неправедности.
Мужественный уклад, в том виде как его предполагает идеал
истинного государства, не приемлет любви, понимаемой
как потребность в сочувствии, братании, как проявление
снисхождения, заботы по отношению к тому, кто даже не
просит о том, либо того не достоин. Конечно, отношения на
равных также возможны, но они строятся на чувстве верно-
сти, взаимном признании и уважении, когда каждый сохра-
няет собственное достоинство и определенную любовь к
дистанции, безо всяких социально-коммунистических или
«братолюбивых» примесей. Нет нужды перечислять здесь те
политические последствия, к которым привело бы букваль-
ное толкование евангельских заветов, например, притчи о
полевых лилиях и птицах небесных, равно как и других, до
Люди и руины 145
той или иной степени нигилистических, исходящих из отри-
цания земных ценностей и идеи неотвратимого наступления
Regnum*.
Как известно, чистое христианство во многом было пе-
реработано и исправлено католичеством путем добавления и
усвоения разнородных принципов, преимущественно рим-
ского и классического происхождения. Это проявилось и в
том же богословии, в частности, в томизме, невообразимом
без идей Аристотеля. Именно этим объясняется некоторое
формирующее (в традиционном направлении) влияние, кото-
рое в прошлом — прежде всего в Средневековье — оказыва-
ла римская церковь. Но, несмотря на это, католичество в це-
лом не сумело, да и не могло полностью нейтрализовать из-
начальную основу христианской религии; даже в лучших
сторонах католичества всегда сохраняется достаточный оста-
ток начальных верований, чтобы придать двусмысленные,
проблематичные черты любому идеалу «христианского госу-
дарства» и «христианизированной политики». Эта двойст-
венность неизменно будет нарушать синтез, присущий ги-
беллинской концепции и указанной универсальной традиции,
частью которой является эта концепция. Однако важно по-
нять, что проблема здесь состоит не в том, что христианские
ценности являются «слишком возвышенными» для реальной
жизни, но в том, что по самой своей природе они допускают
лишь частичное признание духовного смысла за политиче-
скими ценностями, в соответствии с ранее упомянутым пра-
вилом «Кесарю — кесарево».
Все вышесказанное относится к принципам. Если же мы
рассмотрим ту конкретную роль, которую сыграло католиче-
ство в идеологии современных воинствующих партий типа
христианской демократии, открытой к диалогу с левыми,
учитывая тот мещанский морализм, до которого на практике
дошло католичество в своем «попечении о душах» и нелепом
стремлении модернизовать Церковь, то становится вполне
очевидной необходимость отстраниться от католичества в
плане мировоззрения и жизненного стиля. Действительно, в
этом смысле достаточно простого обращения к трансцсн-
1 Царствия Божия (лат.). — Прим. пер.
146
Юлиус Эвола
дентной реальности и порядку, которые превосходят просто
человеческий уровень и все связанное с чисто индивидуаль-
ным земным существованием. Однако подобное обращение к
трансцендентности не должно стать поощрением ханжеско-
му бегству от действительности и оправданием «человеко-
любцам». Оно необходимо для того, чтобы к человеческим
силам присоединилась иная могучая сила, чтобы новый мир
людей и людских властителей обрел незримое благословение
свыше. Если некоторым людям для этого нужно опереться на
католичество и если оно сможет стать для них такой опорой,
не оказывая того негативного влияния, о котором шла речь
выше, то гибеллины не будут иметь ничего против этой ча-
стной религии, которая возобладала на Западе и глубоко
укоренилась в Италии.
Впрочем, это касается чисто личных проблем, встающих
перед отдельными людьми, которые возникают в нашей
стране как раз вследствие отсутствия четкой исторической
традиции, олицетворяемой отдельными личностями и груп-
пами людей, выразителей чистой гибеллинской доктрины,
лишенной всяких либерально-светских наслоений.
Похоже, сегодня в Италии появились небольшой круг
людей, которым близка указанная в начале проблема слияния
отдельных приемлемых аспектов католичества с более ши-
рокой реальностью Традиции (на эту задачу указывал уже
Рене Генон, хотя и не верил — о чем он говорил нам лич-
но — в возможность ее осуществления). Наряду с этим они
ратуют за возвращение к тем идеям, которые раньше уже
заставили некоторых католиков встать на защиту порядка и
авторитета верховной власти и выступить против револю-
ционных идей. Здесь, однако, необходимо сделать две ого-
ворки.
Первая касается доктрины. Католики почти всегда
склонны нарушать законный ход рассуждения: вместо того
чтобы исходить из Традиции, как вышестоящей реальности,
они переворачивают все с ног на голову, принимая в каче-
стве отправной точки и первоначала католичество с его
притязанием на роль единственной истинной религии, и
стремятся отстоять его значимость за счет ссылок на ту или
иную из традиционных идей, используемых ими как вспо-
Люди и руины
147
могательное средство. Подобное искажение категорически
недопустимо, поскольку тем самым они ставят целое на
службу частному
Во-вторых, даже если отдельные католики занимают
правильную позицию в отношении доктрины, то следует яс-
но понимать, что их инициативы носят исключительно «при-
ватный» характер. Поскольку дабы их приняли всерьез на-
столько, чтобы исправить те отрицательные стороны католи-
чества, на которые мы указывали ранее, необходимо, чтобы
решение исходило от высших церковных иерархов, облечен-
ных властью. Однако более чем очевидно, что для этого нет
ни малейших предпосылок, ибо, как мы уже говорили, Цер-
ковь все более скатывается к антитрадиционному обновлен-
честву, идя на сделку с современным миром, демократией,
социализмом, прогрессизмом и прочими подрывными сила-
ми. Поэтому католики-традиционалисты не имеют никакого
права выступать от имени католической церкви, пытаясь
приписать ей качества, ею же не признаваемые, тем более
что все их инициативы воспринимаются ею с полным пре-
небрежением. «Вечная Церковь», отличная от исторической
церкви, к которой так хотелось бы воззвать некоторым като-
ликам, существует лишь в их воображении, для реальной же
церкви они являются чуть ли не еретиками.
Таким образом, если не принимать во внимание ту воз-
можную ценность, которую на личном и прагматическом
уровне может иметь данная вера для отдельного человека, на
наш взгляд, как по внутренним, так и по внешним причинам,
лучше самостоятельно идти своим путем, предоставив Цер-
1 Лишь поскольку речь идет о типичном случае подобного пе-
реворачивания (поскольку сам автор этого утверждения полное
ничтожество и к тому же недобросовестен), приведем один пример:
в журнале «Adveniat Regnum», издаваемом этой средой, утвержда-
ется, что ограниченный успех, который получил традиционализм в
Италии, объясняется тем, что традиционалисты «ищут традицию
вне Традиции». Под «Традицией», написанной с большой буквы,
естественно, подразумевается католичество. Как нам помнится,
1'рех интеллектуальной гордыни осуждается христианами с наи-
большим рвением: именно этот грех лежит в основе подобных
предположений.
148
Юлиус Эвола
ковь ее судьбе, поскольку сегодня она не в состоянии дать
официальное благословение истинному традиционному и
сверхтрадиционному правому движению.
Однако следует четко осознавать особенную опасность
такого пути в наше время, когда политический мир прибега-
ет к тем силам, которыми обычно ведали религии. Сегодня
же их используют для того, чтобы окружить своего рода
мистическим ореолом то, что, по сути своей, остается совер-
шенно профаническими: печальные примеры того нам дали
некоторые «тоталитарные» движения. Мы уже указывали на
то, что существует четкая разница между теми случаями, ко-
гда человеческая реальность получает духовное освящение,
которое преображает ее природу, и теми, когда чисто чело-
веческим подменяют духовное, тем самым узурпируя его
законное место и право. Однако, даже четко осознавая это,
следует шагнуть навстречу указанной опасности, поскольку
другого выбора — нет. Как мы неоднократно говорили, го-
сударство, лишенное духовного измерения и узаконения
свыше, не имеет права даже называться государством и ока-
зывается совершенно беззащитным перед любыми нападка-
ми со стороны рационалистических, революционных, соци-
альных и подрывных сил. Эту проблему тем сложнее решить,
учитывая, что династическая и в более широком смысле тра-
диционная преемственность сегодня нарушена и, беря на
вооружение гибеллинство, мы можем исходить только из
чистой идеи, без оглядки на недавнюю историческую дейст-
вительность.
Поэтому, как и во многих других случая, нам придется
ограничиться здесь лишь временными решениями. С одной
стороны, необходимо твердо придерживаться строго сфор-
мулированных принципов; с другой — нужно научиться сле-
довать им на деле и ценить их даже в тех случаях, если те
основания, на которые они ныне вынуждены опираться, нм
не вполне соответствуют — приблизительно как то бывает во
времена междуцарствия или регентства с точки зрения суще-
ствующих институтов: символ остается, сохраняет свой пре-
стиж и свой авторитет, получает признание, даже если на
данный момент нет никого, кто мог бы воплотить его во всей
полноте, тогда как реальный правитель исполняет лишь роль
Люди и руины 149
заместителя. В нашем случае речь идет о духовном центре
политического организма: в соответствии с вышеизложен-
ными принципами следует четко определить и признать его
место и функцию в ожидании того, пока определенное сте-
чение обстоятельств не позволит ему актуализироваться в
действительности. В истории это всегда совпадает с неким
мистическим событием, имеющим сверхчеловеческую при-
роду, приходу которого могут способствовать особая общая
предрасположенность и коллективный настрой, хотя послед-
ние и не являются определяющим для него.
ГЛАВА XI
РЕАЛИЗМ — КОММУНИЗМ — АНТИБУРЖУАЗНОСТЬ
Одной из причин, заставляющих отдельных интеллек-
туалов парадоксальным образом симпатизировать комму-
низму (парадоксальным, поскольку известно сколь низко
коммунизм ставит истинный интеллект), является его анти-
буржуазная направленность. Коммунизм притязает на роль
движения, преодолевшего «буржуазную эпоху» и к тому же
проложившего путь новому реализму, по ту сторону субъ-
ективности и индивидуализма, романтического культа «Я»
и всех разновидностей идеалистической риторики. Если за-
быть о его ярко выраженной материалистической и чисто
экономической окраске, именно эти черты делают комму-
низм привлекательным для указанных интеллектуалов.
Безусловно в современную эпоху подобное явление по-
лучило достаточно широкое распространение, что прояви-
лось уже после Первой мировой войны в появлении таких
характерных движений как Neue Sachlichkeit, или новая объ-
ективность, в Германии* и Esprit Nouveau во Франции. По-
следнее оказало несомненно значительное влияние особенно
в архитектурной области и уже тогда тяготело к коммунизму.
1 По поводу Neue Sachlichkeit см. J. Evola. Cavalcare la Tigre.
Scheiwiller, 2 ed. Milano, 1971. § 17.
150
Юлиус Эвола
Сегодня в некоторых кругах коммунизм солидаризируется с
потребностями подобного рода, поэтому нет ничего удиви-
тельного в том, что отдельные интеллектуалы, лишенные
принципов и знакомые с коммунизмом лишь в теории и
понаслышке, а следовательно, неспособные уловить ито-
гового пагубного смысла коммунизма, присоединяются к
нему, воображая, что тем самым они занимают передовые
позиции.
В действительности же они попадают в крайне дву-
смысленное положение. Несомненно, призыв к преодоле-
нию буржуазности, как таковой, имеет полное право на су-
ществование. Правда речь идет не столько о буржуазии как
экономическом классе, сколько об особом интеллектуаль-
ном мире, искусстве, образе жизни, общем мировоззрении,
которые, сформировавшись в XIX в. наряду с революцией
Третьего сословия, сегодня воспринимаются как нечто рых-
лое, выхолощенное и отжившее свой век. Их решительное
преодоление безусловно является одним из обязательных
условий для выхода из кризиса, в котором оказалась сегодня
цивилизация.
Поэтому робкие попытки реакции против наиболее ра-
дикальных проявлений мировой крамолы таят немалую
опасность, если они опираются исключительно на идеи, обы-
чаи и учреждения буржуазной эпохи, поскольку это идет
лишь на руку противнику. Буржуазное мышление и буржу-
азный дух, с его конформизмом, сдобренным психологизмом
и романтизмом, с его морализмом и заботой о мелкой безо-
пасной жизни, с его стремлением восполнить царящий по-
всюду материализм сентиментализмом и напыщенными сло-
вами о гуманизме и демократии, сегодня существует лишь по
инерции, присущей широким социальным слоям стран, при-
надлежащих к так называемому «свободному миру». Но это
чисто искусственное, маргинальное и шаткое существование.
Поэтому мы уверены в том, что реакционное движение, не
знающее других идеалов, кроме идолов буржуазного мира с
его посредственными ценностями, не ведающее иного образа
жизни, кроме буржуазного, с самого начала обречено на по-
ражение. К сожалению, именно таковы большинство сторон-
ников пресловутых «партий порядка».
Люди и руины 151
Поскольку в традиционном обществе буржуазия в соци-
альном плане занимала промежуточное положение между
стоящей выше военно-политической аристократией и нахо-
дящимся ниже простым «народом», точно так же существует
две возможности — положительная и отрицательная — пре-
одоления буржуазии в целом, то есть два пути борьбы про-
тив господства буржуазного типа, буржуазной цивилизации,
буржуазного духа и ценностей.
Первая возможность соответствует пути, ведущему еще
ниже, к коллективизированному и материализованному под-
человечеству во имя реализма марксистского толка, что вы-
ражается в борьбе социальных и пролетарских ценностей
против так называемого «буржуазного декадентства». Легко
представить себе окончательное искоренение всего связан-
ного с чисто условным, субъективистским и «нереалистиче-
ским» буржуазным миром, ведущее не к возвышению, но к
умалению нормального идеала личности. Именно это про-
исходит в том случае, когда конечной целью ставится про-
возглашенный советской идеологией массовый, «коллекти-
вистский» человека, возможный лишь в откровенно меха-
нистической и бездуховной атмосфере. Итогом подобного
искоренения буржуазного мира может быть лишь дальней-
шее падение: приходят к тому, что стоит ниже, а не выше
уровня личности. Это полная противоположность идеалу
традиционной и, как бы сказал Гете, «объективной» цивили-
зации, где, несмотря на определенное пренебрежение инди-
видом и сознательную анонимность, упор делался на выс-
шие, героические, трансцендентные ценности.
Точно так же, несмотря на всю оправданность призыва к
новому реализму, совершенно очевидна ошибка тех, кто под
реальным разумеет лишь низшие ступени реальности, взятой
во всей ее полноте. Именно это происходит, когда реализм
формулируется преимущественно в экономических понятиях
(как это делают коммунисты). Однако то же самое можно
сказать и об отдельных художественных направлениях и
околофилософских течениях, которые в своем антиконфор-
мизме по отношению к современному обществу солидаризи-
руются с левыми движениями. Первое из них прямо называет
себя неореализмом, второе представлено экстремистским
152
Юлиус Эвола
экзистенциализмом и связано с именем Сартра и его кругом.
Они отождествляют «экзистенцию» исключительно с наибо-
лее низменными формами жизни; это существование, ото-
рванное ото всякого высшего принципа, которому придается
абсолютный характер и ценность в себе, в его тоскливой и
беспросветной непосредственности. Впрочем, не только по-
добное восприятие существования приводит их в объятия
коммунизма. Изнанкой подобного экзистенциализма являет-
ся, в частности, тот аспект психоанализа, который отрицает
власть за высшим сознательным началом, настаивая на его
нереальности и признавая реальной исключительно ирра-
циональную, бессознательную, коллективную и сумеречную
часть человеческого существа. В результате этого все выс-
шие способности расцениваются им как производные и зави-
симые, подобно тому, как на уровне общества и цивилизации
марксизм пытается выдать за простую «надстройку» все не-
сводимое к общественно-экономическим процессам. Экзи-
стенциализм смыкается с образом мышления, свойственным
марксизму, когда провозглашает первичность «экзистенции»
по отношению к «сущности», не желая признать, что суще-
ствование обретает смысл лишь если оно связано с высшим
началом. Таким образом, существует заметное и неоспори-
мое сходство между этими интеллектуальными течениями и
революционными общественно-политическими движениями,
так как речь идет о проявлении на индивидуальном уровне
тех же процессов, которые в общественно-исторической об-
ласти проявляются в подрывной передаче власти в руки мас-
сы, в подмене высшего низшим, в отрицании всякого иного
принципа верховной власти, кроме власти, данной снизу.
В «реализме» экзистенциализма и психоанализа, а также дру-
гих течений подобного рода, человек описывается на основа-
нии тех же посылок, что искажает, обезображивает и умаляет
его образ. Следовательно, именно своеобразное родство душ
толкает многих интеллектуалов, исповедующих указанные
взгляды, симпатизировать левым социальным движениям,
даже несмотря на то, что их усердие не находит должного
вознаграждения со стороны левых политических вожаков.
Однако существует и другая возможность преодоления
буржуазного духа, индивидуализма и ложного идеализма,
Люди и руины 153
которая требует куда более решительной позиции, нежели та,
которую занимают левые движения, но, в отличие от послед-
них, ориентированная на высшие, а не низшие уровни суще-
ствования. Как было сказано в предыдущей главе, эта другая
возможность связана с возвращением к героическим и ари-
стократическим ценностям, которые должны быть приняты
естественным и ясным образом, безо всякой риторики и кра-
сивых слов: образцом чего нам послужили характерные сто-
роны древнеримского и романо-германского мира. Речь идет
о возможности, позволяющей сохранить дистанцию по от-
ношению ко всему имеющему чисто человеческий и субъек-
тивный характер, питать презрение к буржуазному конфор-
мизму, его мелкому эгоизму и морализму, сделать своим
стиль активной безличности, полюбить существенное и ре-
альное в высшем смысле, не замутненное сентиментализмом
и интеллектуалистскими построениями — при этом остава-
ясь на ногах и ясно осознавая то, что в этой жизни выходит
за ее пределы и извлекая из этого четкие принципы действия
и поведения.
Подобная антибуржуазная направленность никоим обра-
зом не способна привести к коммунистическому миру, но
прямо наоборот; это предпосылка для появления новых лю-
дей и вождей, способных воздвигнуть непреодолимые пре-
грады на пути мировых подрывных сил и создать вокруг себя
новую атмосферу, в которой не замедлят возникнуть и соот-
ветствующие формы культуры и цивилизации.
Поэтому очень важно четко понимать полную противо-
положность этих двух возможностей или путей преодоления
буржуазного духа. Особый случай этого связан с Италией.
Уже фашизм, заявил о своей антибуржуазности и, желая воз-
главить движения к возрождению, провозвестил необходи-
мость пришествия нового человека, который должен будет
решительно порвать с буржуазным стилем, мировоззрением
и образом жизни. К сожалению, как и в некоторых других
случаях, этот призыв во многом так и остался на словах и,
несмотря ни на что, сохранившиеся в фашизме буржуазные
пережитки стали одной из основных причин его слабости.
Если же говорить о сегодняшнем дне, то, не считая редких
исключений, тот же наш доморощенный коммунист по сути
154
Юлиус Эвола
своей является всего лишь уличным буржуа (Ленин сам при-
знавал, что предоставленный самому себе пролетарий только
и мечтает о том, как стать буржуа), так же как фальшивый
христианин и демохристианин представляют собой буржуа в
храме. Даже нынешние монархисты способны представить
себя Царя лишь буржуазного типа. Худшим злом для Италии
по-прежнему остается буржуй: буржуй-священник и буржуй-
крестьянин, буржуй-рабочий, буржуй-«хозяин», буржуй-
интеллектуал — все слилось в бесформенную массу, где нет
больше ни «верха», ни «низа». Прочь все это! — должно
стать нашим лозунгом сегодня. И лишь если мы будем твер-
до следовать ему, движение в другом направлении, вниз,
сможет быть остановлено.
*
Рассмотрев вопрос об интеллектуалах и реализме, стоит
уточнить еще один момент. Как было сказано, пристрастие
интеллектуалов к коммунизму носит до некоторой степени
парадоксальный характер, поскольку коммунизм презирает
интеллектуала как такового, видя в нем тип, по сути принад-
лежащий к миру ненавистной буржуазии. Впрочем, подобное
отношение могут разделять и противники коммунизма. Учи-
тывая тот смысл, который в современном мире вкладывают в
понятия культура и интеллектуальность, мы можем с полным
правом воспротивиться их переоценке. Характерным пред-
рассудком буржуазной эпохи, особенно распространенным
среди либералов и гуманистов, является преклонение перед
людьми культуры и интеллектуалами, как перед высшим
классом, почти аристократией — «аристократией мысли», по
достоинству занявшей место, принадлежавшее ранее древней
элите и родовой знати. Однако истина состоит в том, что со-
временная культура и интеллект являются не чем иным, как
плодами разложения и внутреннего распада целого. Именно
поэтому антиинтеллектуализм сыграл значительную роль в
последнее время, возникая как почти биологическая реакция
организма на болезнь, которая, впрочем, слишком часто шла
в ошибочном или же проблематичном направлении.
Мы не будем задерживаться здесь на последнем вопро-
се, который более обстоятельно рассмотрен в другой нашей
Люди и руины
155
работе, где речь шла о неоднозначности антирационализ-
ма1. Ограничимся лишь указанием на возможность третьего
пути, ведущего по ту сторону как интеллектуализма, так и
антиинтеллектуализма и позволяющего преодолеть «куль-
туру» буржуазного толка. Мы говорим о мировоззрении —
по-немецки Weltanschauung. Мировоззрение зиждется не
на книжном знании, но на врожденных, а не приобретен-
ных, внутреннем строе и особой восприимчивости. По су-
ти речь идет не о теории или эрудиции, но об особой
предрасположенности и поведении, которые влияют не
только на область мышления, но затрагивают также сферу
чувств и воли, определяют характер и проявляются в реак-
циях, с уверенностью инстинкта, проясняя данный смысл
существования.
Как правило мировоззрение является не столько чем-то
индивидуальным, но берет свое начало в традиции, являясь
органическим порождением тех сил, которые и определяют
соответствующий облик цивилизации. В то же время a parte
subjecti2 оно проявляется как своего рода «внутренняя поро-
да», экзистенциальная структура. Во всех цивилизациях,
кроме современной, именно «мировоззрение», а не «культу-
ра» пронизывала собой самые различные слои общества.
Культура же и концептуальная мысль не имели господ-
ствующего положения; они были простыми средствами вы-
ражения, вспомогательными органами мировоззрения. Не
было и речи о том, что задачей «чистого мышления» являет-
ся раскрытие истины и придание смысла существованию;
напротив, роль мышления состояла в том, чтобы прояснить
то, чем уже обладали, то, что, как чувство и прямая очевид-
ная, предшествует всякому размышлению. Таким образом,
плоды мышления обладали исключительно символической
ценностью, воспринимались как своего рода указующие зна-
ки, и концептуальное выражение в этом отношении не поль-
зовалось никакими преимуществами по сравнению с други-
ми возможными формами выражения. В древних цивилиза-
циях это были скорее ритуальные образы, символы в точном
1 См. L’arco et la clava, cit., с. VII.
2 Co стороны субъекта (лат.). — Прим. пер.
156
Юлиус Эвола
значении этого слова, мифы. Сегодня дело обстоит несколь-
ко иначе, вследствие все усиливающейся переоценки мысли-
тельной деятельности западным человеком. Однако важно не
спутать существенное с побочным и признать нормативность
указанного похода, при котором «культура» и «интеллекту-
альность» служат лишь средством выражения более глубин*
ного и врожденного пласта, а именно мировоззрения. Стоит
добавить, что более правильным мировоззрением скорее бу-
дет обладать человек, не имеющий специального образова-
ния, чем писатель; солдат, потомок дворянского рода, кре-
стьянин, верный земле, нежели буржуазный интеллектуал,
«профессор» или журналист.
В этом отношении уже с довольно долгих пор Италия
находится в неблагоприятном положении, так как сегодня в
прессе, академической культуре и критике, превратившихся
в подобие самых настоящих масонских организаций, тон за-
дает именно худший тип интеллектуала, не знающего ров-
ным счетом ничего ни о подлинной духовности, ни о челове-
ческой цельности, ни о мышлении, основанном на твердых
принципах
«Культура» в современном смысле перестанет нести в
себе опасность лишь тогда, когда ее представители будут
изначально обладать мировоззрением. Поскольку человек
способен действовать лишь если он изначально обладает
внутренним строем, который служит ему надежным провод-
ником, позволяющим отличить то, что может быть усвоено
от того, что должно быть отвергнуто — приблизительно так
же ведет себя организм, усваивая нечто новое.
Несмотря на очевидность этих соображений, либераль-
но-индивидуалистическая мысль упорно не желает прини-
мать их во внимание. Одним из наиболее плачевных послед-
ствий общедоступности «свободной культуры», всячески
поддерживаемой либеральным мышлением, является то, что
люди, не способные верно оценить происходящее, чей ум
еще не обрел надлежащей формы, своего «мировоззрения», в
духовном плане оказываются полностью безоружными перед
1 Об «интеллигентской глупости» см. также L’arco et la clava,
с. XIV.
Люди и руины
157
лицом влияний всякого рода. Эта опасная ситуация, прослав-
ляемая как прогрессивное завоевание, является следствием
совершенно ложного допущения, согласно которому совре-
менный человек достиг куда большей духовной зрелости по
сравнению с теми, кто жил в так называемые времена «мра-
кобесия», и, следовательно, способен к самостоятельному
суждению и действию (на том же допущении строится и по-
лемика современной «демократии» против всякого принципа
авторитета). Это чистое заблуждение: никогда раньше в мире
нс было такого количества людей, лишенных внутренней
формы и открытых любому внушению и идеологической от-
раве, которые, даже не догадываясь о том, подчиняются пси-
хическим влияниям сил, порождаемых царящей вокруг ин-
теллектуальной, общественной и политической средой, и
становятся их слепым орудием.
Эти краткие замечания о «мировоззрении» являются
завершающим штрихом к ранее рассмотренному вопросу о
новом реализме, поскольку проясняют, на каком уровне
должен ставиться и разрешаться этот вопрос о преодолении
буржуазности, поскольку нет ничего хуже интеллектуалист-
ской реакции против интеллектуализма. Когда туман рассе-
ется, станет совершенно ясно, что именно «мировоззрение»,
вне всякой «культуры», должно объединять или разъединять
людей, пролагая непреодолимые духовные границы; станет
понятно, что и в политическом движении мировоззрение иг-
рает основополагающее значение, так как лишь оно способно
выкристаллизовать определенный человеческий тип и, сле-
довательно, задать особый настрой данному сообществу.
Впрочем, явления подобного рода иногда можно наблю-
дать в коммунизме. Не без оснований один современный по-
литик говорил о глубинной внутренней мутации, которая
проявляется почти как одержимость у истинных привержен-
цев коммунизма; она изменяет их образ мышления и дейст-
вия. Хотя, на наш взгляд, в указанных случаях это глубинное
изменение имеет пагубный характер, однако оно достигает
уровня экзистенциальной реальности, что никогда не проис-
ходит с теми, кто пытается сопротивляться с буржуазных и
интеллектуалистских позиций. Успех консервативно-рево-
люционного действия по сути зависит от того, насколько
158
Юлиус Эвола
противоположная идея — традиционная, аристократическая
и антипролетарская идея — способна оказать столь же глу-
бокое влияние, дабы проложить путь новому реализму и,
действуя как мировоззрение, сформировать особый анти-
буржуазный тип, который станет клеточной субстанцией но-
вых elites, преодолев кризис всех индивидуалистических и
ирреалистических ценностей.
ГЛАВА XII
ЭКОНОМИКА И ПОЛИТИКА — КОРПОРАЦИИ —
РАБОЧИЕ СОЮЗЫ
Как говорилось в главе VI, одной из основных предпо-
сылок для возвращения к нормальному состоянию является
освобождение от экономической одержимости, которая стала
отличительной чертой современного западного мира. Кроме
того, мы вкратце указали на то изменение внутренней пози-
ции, которое необходимо для этого. Однако при нынешнем
положении дел давление подрывных сил, действующих в
общественно-политической области, столь велико, что не-
возможно рассчитывать исключительно на внутренние фак-
торы, хотя именно они остаются решающими. Следователь-
но, необходимо рассмотреть те формы, которые позволили
бы хотя бы на время обуздать и упорядочить экономику и
сдержать деятельность подрывных сил, ведущих к дальней-
шему нарастанию хаоса.
Понятно, что само собой, без политического вмешатель-
ства, сегодня этого не произойдет. Для этого предварительно
необходимо реализовать два следующих условия: во-первых,
следует признать, что государство, воплощение единой идеи
и единой власти, есть реальность, стоящая над экономикой,
и, во-вторых, что политическая инстанция первична по от-
ношению к инстанции экономической, и в более широком
смысле социально-экономической. С учетом сказанного ра-
нее, не имеет смысла особо останавливаться на том, что со-
гласно традиционным представлениям политическая инстан-
Люди и руины/59
ция обретает законную силу на основании духовных и
сверхиндивидуальных ценностей. Государство — это власть,
нацеленная на то, чтобы придать этим ценностям то значе-
ние, которое им подобает иметь в общем нормальном поряд-
ке, тем самым осуществляя идею «справедливости» в ее
высшем значении.
Исходя из этого, совершенно очевидно, что первым ша-
гом к нормализации экономики станет преодоление «классо-
вого подхода», являющегося первопричиной современного
кризиса и беспорядка. Для этого нет никакой необходимости
ударяться в поиск новых идей: достаточно обратится к тра-
диционному наследию с его корпоративным принципом, ко-
торый при его соответствующем приспособлении к совре-
менным обстоятельствам может стать прекрасной основой
для организации хозяйственной деятельности.
Сущность корпоративизма составлял дух трудовой общ-
ности и производственной солидарности, надежно подкреп-
ленные принципами компетентности, квалификации и есте-
ственной иерархии и соответствующим стилем активной
безличности, бескорыстия, достоинства. Именно на этих
принципах строились средневековые ремесленные корпора-
ции, гильдии и Zunften1. Примером более далекого прошлого
могут служить древнеримские профессиональные корпора-
ции, которые по яркому выражению строились ad exemplum
reipublicae, то есть по образу государства, что на своему
уровне даже в самих названиях должностей (milites или
milites caligati для простых членов корпорации по сравнению
с magistri) отражало военное устройство. В корпоративной
традиции, расцветшей в романо-германском Средневековье,
особого внимания заслуживает то достоинство свободного
человека, свойственное членам корпорации, которые горди-
лись своей принадлежностью к ней. В любви к своему делу
видели не просто средство заработка, но искусство и выра-
жение своего призвания, усердию работников соответствова-
ли компетентность, забота, знания мастеров, их стремление к
усилению и укреплению общего корпоративного единства,
попечение об этике и правилах чести, принятых в данной
1 Zunft — (ремесленный) цех (нем.). — Прим. пер.
160
Юлиус Эвола
корпорации ’. Проблема капитала и собственности на средст-
ва производства практически отсутствовала: столь естест-
венным было соучастие различных производственных сил в
реализации общей цели. Впрочем, речь шла об организаци-
ях, которые имели «в собственности» орудия производства,
которые никто и не думал монополизировать в целях экс-
плуатации, поскольку они не были связан с капиталом, чуж-
дым труду. Ростовщичество, построенное на «свободных
деньгах» неизвестного происхождения — на чем стоит се-
годня весь финансово-банковский капитал, — считалось
чисто еврейским занятием и было полностью отдано им на
откуп. При этом оно почти не влияло на общую систему хо-
зяйства.
Всякому здравомыслящему человеку должно быть впол-
не ясно, что именно такой способ хозяйствования соответст-
вует нормальным условиям, так что проблема сводится к по-
иску форм и условий, которые смогли бы в современную
эпоху, потрясенную «индустриальной революцией» (наряду
с революцией третьего сословия и притоком еврейского эле-
мента в экономику), заставить вновь оценить основные идеи
корпоративного строя. Для этого, как уже было сказано, од-
ной из первоочередных задач является преодоление «классо-
вого подхода». Эту задачу ставил перед собой и фашистский
корпоративизм, однако она была реализована неудовлетво-
рительно вследствие двух причин. Прежде всего, поскольку в
этом корпоративизме сохранилась идея, согласно которой
вне предприятия существует две группы: профсоюзное объе-
динение рабочих и работодателей: профсоюзы сохранили
свое качество классовых организаций, хотя после преслову-
того разблокирования Общей Конфедерации Труда они были
разделены в соответствии с различными корпорациями. Во-
вторых, не сумели восстановить трудового единства, разру-
шенного с одной стороны злоупотреблениями капиталистов,
1 Особо 11римсча1сльным нашим современникам может пока-
заться то, что одним из этих принципов до определенного времени
было порицание всего подобного современной рекламе со всеми се
производными, поскольку это считалось недостойным способом
борьбы с конкурентами, победить которых можно было лишь честно
привлекая к себе покупателей лучшим качеством товаров.
Люди и руины
161
а с другой марксизмом, то есть внутреннего единства каж-
дого предприятия или группы предприятий и единства внеш-
него в рамках государственно-бюрократической системы,
поскольку органы этой системы нередко оказывались не бо-
лее чем громоздкими надстройками.
В этом отношении значительно более близко к желаемой
цели подошло национал-социалистическое трудовое законо-
дательство, так как в нем основной упор как раз делался на
достижении органической солидарности внутри предпри-
ятия между предпринимателями и работниками за счет ре-
организации, которая до определенной степени отражала дух
традиционного корпоративизма. Действительно, в этой не-
мецкой системе руководители предприятия обрели статус и
ответственность «вождя» (Betriebsfuhrer), а их работники —
«дружины» (Gefolgschaft): их солидарность обеспечивалась
различными мерами, причем особый упор делался на этиче-
ском аспекте. Как от хозяина, так и от рабочего требовали
подняться над чисто индивидуальными интересами (первый
должен был отказаться от сверхприбылей и экономической
прибавочной стоимости, а второй — от выдвижения требо-
ваний по повышению заработной платы без учета экономи-
ческого состояния предприятия, страны или общей ситуа-
ции), тем самым ограничивая чисто экономический интерес
определенными рамками, тогда как разрешением возможных
конфликтов занимался так называемый «трибунал чести».
Именно поэтому в период быстрого экономического вос-
становления Германии после Второй мировой войны о не-
мецких рабочих говорили, что они «трудились столь же са-
моотверженно, как воевали солдаты». Несмотря на тяжелые
условия жизни, не было почти ни одной забастовки, вы-
званной требованиями повышения заработной платы, между
тем как широко проводимая политика свободной конкурен-
ции и отказа от протекционизма стали серьезным испытани-
ем для предприимчивости и ответственности всех руководи-
телей предприятий, стремящихся к успеху. Попытки уста-
новления органической корпоративной системы были
предприняты также в Австрии, Испании и Португалии.
Итак, для восстановления нормальных условий требует-
ся с одной стороны (внизу) депролетаризация рабочего, а с
6 JIkj.ui и руины
162
Юлиус Эвола
другой (наверху) — устранение худшего капиталиста, пара-
зита, довольствующегося извлечением прибыли и дивиден-
дов и чуждого производственному процессу. Этот тип, как
справедливо было сказано, образовался в результате двойной
измены со стороны капитализма. Сначала от капиталиста-
производителя отделился чисто финансово-спекулятивный
капиталист, устранившийся от технического управления
контролируемых им предприятий, то есть переставший быть
деятельным личным средоточием производственного ком-
плекса. Позднее появился еще более низкий тип капиталиста,
который перестал заниматься даже спекуляциями и ограни-
чился получением дивидендов, совершенно не заботясь об их
происхождении и тратя их исключительно на пустую, свет-
скую жизнь. Ясно, что подобный тип представляет прекрас-
ную мишень для всевозможных агитаторов, и единственным
ответом на их нападки может быть лишь устранение причи-
ны скандала, то есть борьба против представителей выро-
дившегося капитализма. В новой корпоративной системе
капиталист, владелец средств производства, должен вновь
стать ответственным главой, техническим руководителем и
организатором, центром всего предприятия, поддерживаю-
щим тесные, личные контакты с наиболее верными и ква-
лифицированными силами, как со своего рода личным офи-
церским составом, сплачивая вокруг себя своих работников,
свободных от профсоюзных объединений и гордящихся
своей принадлежностью к собственному предприятию. Ав-
торитет подобного капиталиста-предпринимателя должен
покоиться не только на его профессиональной технической
компетенции, контроле над средствами производства, пред-
приимчивости и организаторских способностях, но, прежде
всего, на своего рода политической харизме, о чем мы пого-
ворим чуть ниже.
Действительно, здесь мы подходим к вопросу об отно-
шениях, существующих между экономикой и государством.
Но, прежде чем перейти к этой проблеме необходимо сделать
несколько предварительных замечаний.
Одним из основных препятствий к возрождению корпо-
ративного духа и преодолению пролетарского духа несо-
мненно является изменение трудовых условий, вызванное
Люди и руины 163
индустриальной революцией. Различные формы чисто меха-
нического труда почти не оставляют возможности сохранить
за трудом характер «искусства» и «призвания», практически
полностью обезличивая его. Поэтому основной угрозой для
современного рабочего становится то, что он начинает рас-
сматривать свой труд лишь как простую потребность, как
товар, который нужно на как можно более выгодных услови-
ях запродать совершенно чужому для себя человеку, все
большее утрачивая память о тех живых, личных связях, ко-
торые существовали между хозяевами и работниками в древ-
них корпорациях, сохранявшихся на отдельных предприяти-
ях даже в первоначальный период капитализма. Эта пробле-
ма может быть решена лишь за счет появления нового типа
человека, примечательного присущей ему особой формой
безличности, которая в более широком смысле должна быть
свойственна тому новому типу воина, о котором мы говори-
ли чуть выше. Необходимо, чтобы царившие в древних кор-
порациях безымянность и бескорыстие в новой, выкристал-
лизовавшейся и ясной форме возродились в мире техники и
экономики. Решающим фактором здесь может стать тот осо-
бый настрой, который знаком человеку, способному высто-
ять даже в истощающей позиционной войне. В некотором
смысле это испытание среди машин и промышленных ком-
плексов, разросшихся до чудовищных размеров, может ока-
заться для обычного человека куда более суровым, чем воен-
ный опыт, где, несмотря на постоянную угрозу физической
смерти, он попадает в особый нравственно-эмоциональный
климат, дающий ему опору, которая почти отсутствует в
беспросветной и однообразной атмосфере современного
производства.
Теперь, возвращаясь к собственно экономической облас-
ти, следует рассмотреть отдельные современные проекты,
также связанные с восстановлением органической целостно-
сти производства, которые однако предлагают ложные пути.
Прежде всего, стоит упомянуть так называемую «социализа-
цию», как называют хозяйственный уклад, при котором
предприятия сохраняет самостоятельность (в отличие от на-
ционализации и коллективистского государственного управ-
ления экономикой) и внутреннее единство, однако за счет
164
Юлиус Эвола
соучастия работников в управлении (право на совместное
руководство, управление и принятие решений) и разделения
между ними общей прибыли, за вычетом определенной доли,
оцениваемой как справедливый интерес капитала.
Здесь, прежде всего, следует учесть, что с точки зрения
соучастия в прибылях подобная система могла бы быть при-
знана справедливой лишь при условии более широкого тол-
кования принципа солидарности; поскольку, если преду-
сматривается участие работников в прибылях, то они долж-
ны равным образом отвечать и за возможные убытки; этого
соображения вполне достаточно, чтобы снизить для многих
притягательность этой идеи, столь привлекательно звучащей
в устах краснобаев. К тому же на крупных предприятиях
сумма, получаемая от участия в прибылях, никогда значи-
тельно не превышает основную зарплату, что свидетельству-
ет скорее о политическом, нежели социальном характере по-
добных предложений. Куда более важным представляется
вопрос о дифференциации размеров зарплаты, свободной от
уравниловки, навязываемой профсоюзами, и достигнутой на
основании общего согласия в соответствие с конкретными
условиями деятельности каждого отдельного предприятия.
Для достижения соучастия, имеющего не утилитарно-
индивидуалистский, но истинно органичный характер, важ-
но решить вопрос, связанный не столько с разделением до-
ходов, сколько с соучастием в собственности. Необходимо
изучить те способы, посредством которых рабочий посте-
пенно становится мелким собственником — что является
единственным способом депролетаризации и обуздания марк-
сизма — за счет передачи ему акций без права передачи (не-
которые называют их «трудовыми акциями»), однако, не ис-
кажая при этом справедливых иерархических отношений.
Это могло бы стать наилучшим средством «интеграции» от-
дельного труженика, благодаря которой он оказался бы заин-
тересован в успехах собственного предприятия, преодолев
рамки мелкособственнического интереса, свойственного без-
родному индивиду, а также возрождения того органического,
почти «жизненного» чувства причастности к данной трудо-
вой общности, которое было отличительным признаком
древних корпораций.
Люди и руины
165
Что до совместного управления или руководства (через
«советы управления», «внутренние комиссии», «заводские
комитеты» и пр.), то эта идея имеет смысл лишь если речь
идет о прямых и личных отношениях, ограниченных вопро-
сами общих условий труда, а также, в более широком смыс-
ле, связей с подчиненной, административной частью данного
предприятия. В конечном же счете подобные требования
сводятся к желанию ввести на предприятии нечто типа «эко-
номического парламентаризма» (что Карло Костаманья дей-
ствительно назвал целью «социализации»), но это означало
бы полностью пренебречь крайне сложным, можно было бы
даже сказать, «эзотерическим» характером, который имеют
функции технического управления в современной крупной
промышленности; так что всякое вмешательство снизу мо-
жет иметь лишь плачевные последствия, став причиной дез-
организации или, самое меньшее, нежелательных потрясе-
ний. Это столь же нелепо, как участие солдатских комитетов
в решении вопросов высшей стратегии, общей мобилизации,
ведении и организации современной войны Помимо этого
1 Говоря об этом, хотелось бы напомнить, что в России по мере
развития коммунизма отказались от иллюзий подобного рода. Сол-
датские комитеты, которые должны были заменить собой высшее
командование, быстро были распущены; то же самое произошло и в
экономике. На первой эйфорической и утопической стадии больше-
вистской революции владельцы и руководители предприятий были
грубо отстранены от своего дела, а на смену им пришли «фабричные
комитеты», наделенные неограниченной властью. Однако подобное
положение дел длилось недолго, и наступила новая фаза, на кото-
рой техническое управление вновь перешло в руки меньшинства, а
заводские комитеты сохранили исключительно консультативную
функцию с правом вмешательства в вопросы условий труда, а так-
же обладая правом вето. На третьей же стадии оказалось, что само
это право несовместимо с независимостью, необходимой управлен-
ческой технической элите для координации производственно-эко-
номических процессов, ввиду разнообразных «планов» перестройки
российской хозяйственности, а также связанных с этим интересов, не
только чисто экономического, но и политическом характера. Так,
например, «контроль со стороны трудящихся», поначалу бывший
главным лозунгом, в конечном счете, утратил всякую действенность.
Подобный путь развития в наше время просто неизбежен по самой
природе вещей.
166
Юлиус Эвола
технического возражения имеется и другой, столь же силь-
ный довод против идеи совместного руководства. В нашем
представлении на том же предприятии лишь сверху могут
исходить решения, обоснованные не столько утилитарными,
сколько политическими соображениями, и эти решения
должны иметь окончательный характер и покоиться на выс-
шем и неоспоримом авторитете. Между тем контроль со сто-
роны работников неизбежно приведет к преобладанию ути-
литарно-экономических соображений, либо же, в случае воз-
никновения требований политического характера, они будут
иметь марксистскую и классовую направленность.
Действительно, по своему духу «социализация» тожде-
ственна криптомарксизму; это своего рода Троянский конь,
которого пытаются протолкнуть в экономическую систему
некоммунистического типа для подготовки наступления на
предпринимательство, о чем уже вполне откровенно говорит
так называемый «интегральный синдикализм», конечной це-
лью которого является установление коммунистической эко-
номики, что расчищает дорогу для дальнейшей атаки, наце-
ленной уже не только на предпринимательство, но и на само
государство.
Подобные радикальные требования звучали уже в мар-
гинальных кругах фашистского корпоративизма. Одни счи-
тали, что необходимо преодолеть сохранившуюся двойст-
венность этой системы с соответствующим «паритетным»
представительством работников и работодателей путем вве-
дения строгой системы полномочий; технические специали-
сты, как представители «управленческого труда», отличного
от «исполнительного труда», должны были освободиться от
своей зависимости от капитала и стать единственными гла-
вами и руководителями органичного корпоративного един-
ства, контролируемого профсоюзами. По мнению других
следовало не только учредить так называемую «корпорацию
собственников» (идея, которая с некоторыми оговорками и
при определенных условиях имеет право на существование),
но также осуществить полное поглощение государственной
бюрократии корпоративными органами, уравняв корпора-
тивное представительство с представительством политиче-
ским под знаменем так называемого «интегрального госу-
Люди и руины 167
дарства Труда» и под лозунгом «проникновения трудящегося
в цитадель государства». В общем, ратовали за растворение
политики в экономике, видя в этом цель истинного «инте-
грального и революционного корпоративизма».
Мы упоминаем эти течения как пример, показывающий,
что поиск форм органичного единства может идти двумя пу-
тями: можно исходить как сверху, так и снизу, центр тяжести
структур, реорганизованных в корпоративном духе и в соот-
ветствии с принципом полномочий, может оказаться как в
низшей, материальной и подчиненной сфере, так и в высшей,
собственно политической области.
Поэтому имеет смысл вернуться к вопросу об отношени-
ях, которые в нормальной системе, должны существовать
между государством и экономикой. В современных условиях
полностью независимая деятельность производственных
комплексов невозможна. Даже наиболее крупные и мощные
из них должны считаться с силами и монополиями, которые
в крупном масштабе контролируют основные элементы про-
изводственного процесса. Как правильно было замечено, на
сегодняшний день наиболее серьезной проблемой является
уже не классовый вопрос в узком смысле этого понятия, но
необходимость обуздать дикую и безжалостную схватку,
развернувшуюся между различными монополиями, в основ-
ном между товарно-сырьевой монополией (концерны), де-
нежной монополией (финансово-банковская система и бир-
жевые спекуляции) и трудовой монополией (профсоюзные
организации, Trade Unions и т.п.) ’. Судя по тому, как обстоят
сегодня дела, для того чтобы избежать разрушительных по-
следствий этой борьбы, ограничить могущество этих над- и
внутрипромышленных групп, а также обеспечить надеж-
ность и регулярность производства для тех же предприятий,
единственно действенным способом является вмешательство
государства — естественно, при том условии, что последнее
сумеет утвердить себя как верховную власть, способную
сломить любые силы, стремящиеся подорвать его или ис-
пользовать в собственных интересах, независимо от их мо-
гущества.
1 С. Costamagna. Discorso sulla socializzazione. Roma, 1951.
168
Юлиус Эвола
В частности, крайне важно, чтобы борьба против выро-
дившегося и недобросовестного капитализма велась сверху.
чтобы само государство первым вступило в безжалостный
бой против этого явления во имя восстановление нормально-
го порядка. Здесь ни в коем случае нельзя отдавать инициа-
тиву левым, отдав им на откуп право на обвинение и протест,
что лишь усилит их подрывное влияние. Современное госу-
дарство, интегрированное в указанном нами смысле, способ-
но осуществить акцию подобного рода. Положение в совре-
менной экономике таково, что суровый остракизм со сторо-
ны государства окажется губительным для любой группы
капиталистов, независимо от ее могущества. Естественно,
предварительным условием должно стать преодоление си-
туации, свойственной демократическим режимам, при кото-
рой политический элемент заключает союз с плутократией,
тем самым открываясь всякого рода коррупции и, несмотря
на это, по-прежнему притязая на то, что быть представите-
лями «правой» идеи, в отличие от марксистов. Повторим,
чистая политическая власть должна быть совершенно сво-
бодна от всяких связей с капитализмом и, в более широком
смысле, с экономикой. По даже с практической точки зрения
и с учетом «слишком человеческого» мы не видим причин,
по которым представители чистого политического принципа
должны торговать собой и выслуживаться перед представи-
телями капитала, имея силу — а ее они могут иметь — а
значит и возможность распоряжаться богатством и дикто-
вать законы финансовым и промышленным воротилам.
Продажность политиков возможна и даже неизбежна без
сильного и традиционного государства, коррупция неунич-
тожима до тех, пока государство низводят до роли орудия,
используемого бессовестными политиканами-карьеристами
для торговли привилегиями, связанными с той или иной по-
литической должностью. Но если против выродившегося и
недобросовестного капитализма выступит истинное государ-
ство, вся левая полемика сама собой потеряет всякий смысл,
и любые попытки со стороны экономики марксистского или
полумарксисткого толка (синдикализм, лейборизм и т.п.) по-
дорвать государство под предлогом восстановления нор-
мального порядка и пресловутой «социальной справедливо-
Люди и руины 169
ети» окажутся лишенными своего основания. Таким образом,
решающим фактором является способность или неспособ-
ность государства, как подлинного носителя верховной вла-
сти, упредить подрывные силы посредством вовремя осуще-
ствленной революции сверху I
После чего основной проблемой станет установление
органичных, но не тоталитарных отношений между государ-
ством и предприятиями-корпорациями за счет устранения
или ограничения всякой силы, объединения, монополии и
расчета, чуждого как здоровой экономике, так и чисто поли-
тическим соображениям.
В этом отношении вновь полезно обратиться к традици-
онному наследию, а именно не больше и не меньше как к
феодальному строю, соответственно приспособив его к ны-
нешним условиям. Существовавшее в Средневековье рас-
пределение земель, с соответствующей системой юрисдик-
ции и частичным суверенитетом, в современной экономике
можно приравнять к признанию государством за частными
экономическими комплексами, исполняющими определен-
ные производственные задачи, широкой свободы предпри-
нимательства и независимости. Это признание должно влечь
за собой, с одной стороны, защиту, оказываемую государст-
1 О «революции сверху» в аналогичном понимании говорил еще
Бисмарк. Законодательством 1878 г., которое сохранило свою силу
вплоть до 1890 г., он запретил марксистские социал-демократичес-
кие движения, обвинив их в стремлении подорвать существующий
общественно-политический строй и в нарушении гражданского мира
и классовой гармонии. В то же время благодаря Бисмарку Германия
стала первым государством в Европе, предпринявшим меры по
обеспечению социальных прав рабочего класса именно со стороны
государства. Крайне показательно, что эти меры почти не дали ожи-
даемого результата, ясно показав то, что — тогда, как и сейчас —
марксистская агитация направлена не на достижение какой-либо
объективной и положительной цели чисто социального характера, но
шпает откровенно подрывные политические намерения. Говоря о
‘"тактике и стратегии мировой революции», Ленин писал, что рево-
люция должна начаться с выдвижения экономических требований
(то есть под экономическим предлогом), чтобы затем перейти к тре-
бованиям политическим.
170
Юлиус Эвола
вом предприятию в случае необходимости, с другой же, по-
добно тому, как то было при феодализме, «верность» и от-
ветственность предпринимателей перед политической вла-
стью с законодательным закреплением за ней «преимущест-
венного права», то есть права на вмешательства в экономику,
пусть даже это вмешательство будет ограничено чрезвычай-
ными обстоятельствами или серьезными разногласиями. На
этих основах можно было бы создать строй, при котором
нашлось бы место и единству, и разнообразию, как полити-
ческому фактору, так и фактору экономическому, как плани-
рованию, так и различным областям свободного предприни-
мательства и личной ответственности. Таким образом можно
было бы избежать как тоталитарного централизма со сторо-
ны государства, так и его вмешательства или принуждения в
тех сферах, где обычно действуют экономические группы и
процессы. Государство в принципе может давать общие
указания и планы, однако в их исполнении максимальная
свобода должна быть предоставлена духу инициативы и
организации1. В целом выстраивается иерархическая сис-
тема: «трудовые единства», то есть органически целостные
предприятия, где работники объединяются вокруг своих ру-
ководителей, которые, в свою очередь, сплачиваются вокруг
государственной власти в рамках строгого режима компе-
тентности и производства, с устранением всякой идеологиче-
ской заразы классового подхода и безответственного акти-
визма. Впрочем, даже ограниченное продвижение в этом на-
правлении стало бы свидетельством преодоления атмосферы
«экономической эры», благодаря особому этосу, как анти-
пролетарскому, так и антикапиталистическому, что все это
предполагает. Конечной целью корпоративной идеи в ука-
занном понимании должно стать реальное возвышение низ-
ших областей деятельности, связанных с производством и
материальной выгодой, до уровня, который в качественной
1 Освальд Шпенглер с правом писал (в “Jahre den Entscheidung”):
«Упорядочение [экономики] подобно выучке породистой лошади,
осуществляемой рукой искусного наездника, а не попытке втиснуть
живое тело экономики в своего рода корсет и превращения его в ма-
шину, которой управляют, стуча по клавишам».
Люди и руины
171
иерархии стоит над экономико-жизненным уровнем. В сис-
теме древних каст — или «функциональных классов» — это
был уровень воинской касты, высшей по отношению к соб-
ственнической буржуазии и рабочим. Поэтому очевидно, что
в случае установления описанной нами системы и сам мир
экономики станет отражением ясного, мужественного и пер-
сонализированного этоса, свойственного обществу, основу
которого составляет не тип «торговца» или «рабочего», но
скорее тип по своему характеру и общей предрасположенно-
сти близкий к «воинскому» типу. Это и станет началом ново-
го подъема.
Мы ограничимся здесь этими краткими указаниями,
задающими общее направление, так как рассмотрение кон-
кретных форм, посредством которых можно было бы по-
следовательно реализовать данные требования, выходит за
рамки настоящего исследования. Стоит лишь еще раз под-
черкнуть то, что экономический уровень никогда не должен
быть чем-то большим, нежели уровнем средств, и поэтому в
принципе должен подчиняться уровню целей, превосходя-
щих экономический уровень. Первый настолько же превы-
шает последний, насколько высшая цель и даже страстная
жизнь индивида превышает элементарные условия его физи-
ческого существования.
Именно поэтому лозунг «государства Труда» является
чистым заблуждением, извращенной и упадочной идеей, ве-
дущей к вырождению и полностью противоположной тради-
ционной концепции. Стоит добавить по этому поводу еще
несколько соображений.
Фашистская реформа, направленная против парламен-
тарно-демократического партократического режима и при-
ведшая к учреждению Корпоративной палаты, несомненно
имела вполне законный характер. Стремились установить
режим компетентности в противоположность некомпетент-
ности политиканов, на которой строился прежний режим,
что привело к плачевным последствиям, в том числе и в
экономической области. В принципе эта реформа достойна
повторения, однако при том условии, что корпорации
Должны быть организованы не на бюрократической основе,
как то было при фашизме, но как органичные предпринима-
172
Юлиус Эвола
тельские единства и их объединения, иерархия и координа-
ция которых может меняться в зависимости от конкретной
отрасли.
В основе должен лежать указанный принцип деполити-
зации экономико-социальных сил. Строгое соблюдение
принципа компетентности позволит избавить корпоративное
представительство от того, что можно было бы назвать поли-
тической прибавочной стоимостью. Поэтому «Корпоратив-
ная палата» не должна иметь облика политического собра-
ния. Она могла бы стать лишь «Нижней палатой», тогда как
политические инстанции должны быть представлены второй
Палатой, стоящей над ней, «Верхней палатой». Поскольку
экономика, возвращенная в свои нормальные рамки, в кор-
поративной системе описанного типа сталкивается с пробле-
мами законодательного уровня, особенно при решении во-
просов организации крупной промышленности, которые ны-
не стали основополагающими для современной экономики и
затрагивают в том числе проблему государственной безопас-
ности, то за надлежащим соблюдением высших принципов
должен следить особый орган, облеченный более высоким
авторитетом и являющийся высшей инстанцией для разре-
шения спорных случаем. Таким органом и должна стать
Верхняя палата. Корпоративная палата должна представ-
лять экономические интересы и все, связанное с профес-
сиональной область, политическая же инстанция (полити-
ческая в высшем смысле) должна быть сосредоточена в
Высшей палате в лице людей, делом которых должна стать
забота о соблюдении более высоких, чем просто экономи-
ческие и «физические», интересы, то есть интересов духов-
ных, национальных, связанных с престижем и могуществом
государства, в том числе при решении всех основных про-
блем, связанных с телесно-материальным существованием
политического организма.
Для представительства в Нижней палате можно исполь-
зовать смешанную систему выбора и назначения, как это бы-
ло в фашистской системе корпоративно-политического пред-
ставительства. Однако, подобно тому как это было раньше
принято в других странах, для представительства в Верхней
палате /демократический принцип не допустим. Принадлеж-
Люди и руины 173
ность к членам Верхней палаты не должна носить временно-
го и случайного характера, благодаря полученным «голо-
сам». Ее представители могут назначаться сверху и самой
жизнью — подобно тому как это происходит в Ордене — то
есть на основании природных достоинств и неотъемлемой
квалификации. Действительно, необходимо сделать так, что-
бы стабильность и преемственность обеспечивались не толь-
ко сверху, где пребывает чистый, непоколебимый политиче-
ский принцип империи, но также за счет участия отборного
класса, обладающего теми чертами и функциями политиче-
ского класса, которыми некогда обладала традиционная
знать. Для этого и необходимо такое учреждение как Верх-
няя палата. И если представители этой Палаты, объединен-
ные чистым символом высшей власти, сумеют достичь той
суровой безличности, отрешенности от обычных мимолет-
ных потребностей, безразличия ко всякой частичной и ча-
стной выгоде (естественно, о «партиях» в современном
идеологическом смысле здесь не может быть и речи), то не
останется сомнений в монолитности структуры, реально спо-
собной выстоять вопреки всем атакам подрывных сил, поро-
жденных «экономической эрой».
ГЛАВА XIII
ТАЙНАЯ ВОЙНА — ОРУЖИЕ ТАЙНОЙ ВОЙНЫ
I
Кризисам, будоражившим — и продолжающим будора-
жить поныне — жизнь современных народов, в зависимости
от избранной точки зрения, приписывают самые различные
причины: общеисторические, социальные, социально-эконо-
мические, политические, моральные, культурные и т.п. Каж-
дая из них, безусловно, играет определенную роль, однако
возникает вопрос, всегда ли эти причины являются основны-
ми и носят ли они столь же автоматический характер, как и
причины, действующие в физическом мире? Должны ли мы
174
Юлиус Эвола
остановиться на них, либо же в некоторых случаях стоит по-
пытаться отыскать влияния высшего порядка, дабы развеять
видимость чисто случайного характера как прежних, так и
нынешних событий, которые, несмотря на все разнообразие
своих частных аспектов, следуют общей логике?
В рамки настоящей проблемы входит понятие тайной
войны, то есть войны, ведомой теми, кого обобщенно можно
назвать силами мировой подрывной деятельности. Обстоя-
тельства этой войны, как и используемые для ее ведения
средства, обычно игнорируются современной историографи-
ей. Понятие оккультной войны входит в рамки концепции
трехмерной истории, согласно которой наиболее значимые
события происходят не на двумерной плоскости с ее види-
мыми причинами, фактами и лицами, но в третьем «подзем-
ном» измерении, в глубине, где действуют силы и влияния,
которые нередко имеют иную, чем просто человеческую —
индивидуальную или коллективную — природу, и воздейст-
вие коих зачастую носит решающий характер.
Исходя из этого, необходимо прежде всего уточнить
смысл использованного выше выражения — «подземное».
В данном случае речь идет не о некой темной и иррацио-
нальной бездне, которая по отношению к видимым силам
истории играет почти то же значение, что и бессознательное
по отношению к бодрствующему сознанию индивида, как то
представляет себе психологическая школа, недавно полу-
чившая название «глубинной психологии». Напротив, умест-
нее говорить о бессознательном, когда дело касается тех, кто
в трехмерной перспективе выступает скорее в роли объекта,
нежели субъекта истории, то есть людей, которые ни в мыс-
лях, ни в действиях не осознают ни тех влияний, которым
они подчиняются, ни тех целей, которым служат в действи-
тельности. У них, независимо от того, что сами они думают
об этом, центр личности находится скорее в бессознательном
и предсознательном, нежели в ясном сознании. Особенно это
характерно для людей действия и идеологов. В этом смысле
действительно можно утверждать, что решающие события
тайной войны разворачиваются в области человеческого бес-
сознательного. Но при рассмотрении подлинных движущих
сил истории в той особой перспективе, на которую мы указа-
Люди и руины
175
ли чуть выше, становится понятно, что дело обстоит совер-
шенно иначе. В данном случае не может быть и речи ни о
предсознательном, ни о бессознательном, поскольку здесь
мы имеем дело с «сознательными сущностями», которые
прекрасно знают, чего хотят и какие средства необходимы
для достижения — преимущественно косвенным путем —
своей цели.
Таким образом, третье историческое измерение не имеет
ничего общего с отвлеченными философскими или социоло-
гическими представлениями. Его можно описать как «заку-
лисную» историю, где действуют вполне определенные
«сознательные сущности».
Дабы изучение тайной истории имело позитивный и
научный характер, не следует слишком отрываться от зем-
ли, витая в облаках. Тем не менее нашей отправной точкой
должна стать метафизика истории, имеющая дуалистиче-
скую основу, как она была известна в древних традициях.
Та же католическая историография рассматривает историю
не как простой механизм, предопределенный исключитель-
но естественными, политическими, экономическими и со-
циальными причинами, но скорее как развертывание некое-
го — «провиденциального» — плана, которому противосто-
ят враждебные силы, называемые, с нравственной точки
зрения «силами зла», а с богословской — силами Антихри-
ста. Подобное представление может иметь положительное
содержание при условии его очищения и сведения к сущест-
венному, то есть при условии скорее метафизического, не-
жели религиозного подхода к настоящей проблеме, как то
было принято в классической и индоевропейской древно-
сти. В этом смысле можно говорить о борьбе сил космоса
против сил хаоса, где первым соответствует все связанное с
формой, порядком, законом, духовной иерархией, традици-
ей в высшем смысле, а вторым — все влияния, ведущие к
раздробленности, разрушению, упадку, к торжеству низшего
над высшим, материи над духом, количества над качеством.
Таковы конечные цели сил, действующих за кулисами исто-
рии, известной нам на уровне зримых причин. Помня об
этом, следует, однако, иметь в виду, что подобный подход
требует величайшей осторожности: не забывая о метафизи-
176
Юлиус Эвола
ческой подоплеке, в то же время нельзя терять связи с кон-
кретной историей.
Сегодня подобный подход более актуален, чем когда бы
то ни было, так как, не имея ничего общего с простыми спе-
куляциями, он не только позволяет нам правильно разо-
браться в происходящем, но также может стать действенным
оружием в нашей борьбе. В одном документе, к которому мы
еще вернемся более подробно, говорится: «Поскольку мыш-
ление не-евреев имеет чисто животную природу, они не спо-
собны предвидеть следствия, к коим может привести данная
причина, если подать им ее в определенном свете. Именно
благодаря этому отличию евреев от не-евреев мы можем с
уверенностью утверждать, что являемся избранным народом,
а наша природа носит сверхчеловеческий характер; это выте-
кает из простого сравнения с инстинктивным и животным
умом, свойственном не-евреям. Последние видят факты, но
не предвидят их и не способны постичь что-либо, выходящее
за рамки чисто материального уровня». Оставив в стороне
ссылку на евреев, которые в данном документе выступают в
роли единственных тайных агентов мировых подрывных
сил (чуть позже мы поговорим о том, как следует относить-
ся к данному утверждению), эти рассуждения в целом вер-
ны по отношению к тем, кого мы назвали «объектами исто-
рии». Действительно, мышление большинства современных
людей действия по сравнению с их тайными врагами кажется
примитивным. Они сосредотачивают все свои силы на ося-
заемом, «конкретном», и не способны постичь, хотя бы на
интуитивном уровне, взаимосвязь соответствующих дейст-
вий и противоцействий, причин и следствий, поскольку их
кругозор крайне ограничен и почти всегда грубо материали-
стичен.
Более глубокие исторические причины — как отрица-
тельного, так положительного характера — действуют в ос-
новном посредством того, что, используя образ, позаимство-
ванный из естественных наук, можно назвать «невесомыми».
Они приводят к почти неощутимым изменениям — идеоло-
гическим, социальным, политическим и т.п., — целью кото-
рых является подготовка почвы для более значительных по-
следствий: так первые трещины в снеговом покрове приво-
Люди и руины 177*
дят к сходу снежных лавин. Они почти никогда не действуют
напрямую, но придают некоторым уже существующим про-
цессам соответствующее направление, ведущее к предзадан-
ной цели, достижению которой в конечном счете способст-
вуют даже те, кто пытается оказать противодействие. В ре-
зультате отдельные люди и группы людей, уверенные, что
действуют исключительно по собственной воле, также пре-
вращаются в средства, при помощи которых осуществляют
цели, крайне далекие от тех, которые они сами ставили перед
собой, что свидетельствует о наличии чуждого влияния и
«смысла». Это не ускользнуло от Вундта, которой говорил о
«гетерогонии целей»1 и от Гегеля, введшего понятие List der
Vernunft2 в свою философию истории; однако ни один из
этих мыслителей так и не сумел надлежащим образом раз-
вить свои прозрения. В отличие от происходящего в области
физических явлений, прозорливый историк сталкивается со
множеством случаев, для которых «каузального» (в физиче-
ском и детерминистском смысле) объяснения недостаточно,
поскольку счета не сходятся, сумма внешних исторических
факторов не равна результату, подобно тому как, если бы
складывая пять, три и два, получали бы в итоге пятнадцать
или семь, но не десять. Это расхождение между задуманным
и полученным, между идеями, принципами и замыслами, с
одной стороны, и их действительными историческими по-
следствиями, с другой, дает ценный материал для исследова-
ния тайных причин истории.
С точки зрения методологии здесь необходимо прежде
всего остерегаться того, чтобы проницательность не вырож-
далась в чистый вымысел или суеверие вследствие стремле-
ния во всем и во что бы то ни было отыскать тайную подоп-
1 Этим понятием Вундт обозначал тот факц чю в действиях
всегда даны еще побочные действия, которых нс ожидали в предше-
ствующих представлениях о цели и которые тем нс менее изменяют
прежние цели или добавляют к ним новые. — Прим. пер.
2 Хитрость, коварство (мирового) разума (нем.). Несовпадение
индивидуальных целей и объективных результатов, для достиже-
ния которых мировой разум использует частные цели людей. —
Прим. пер.
178
Юлиус Эвола
леку. Поэтому всякое предположение должно иметь характер
«рабочей гипотезы» (как это называют в прзитивистском ис-
следовании): позволительно выдвинуть некое временное
предположение в целях отбора и упорядочивания данной
группы внешне несвязанных фактов, но его истинный, а не
гипотетический характер должен быть подтвержден серьез-
ным индуктивным анализом. Всякий раз когда результат
превышает и превосходит свои явные причины, неизбежно
возникает подозрение о наличии скрытого — положитель-
ного или отрицательного — влияния. Это проблема, углуб-
ление и решение которой требует крайней осторожности.
К сожалению, тем, кто пошел этим путем, редко удавалось
обуздать свое буйной воображение, что значительно дискре-
дитировало развитие этой науки, хотя трудно переоценить те
результаты, которые можно было получить при данном под-
ходе к проблеме. Это также сыграло на руку тайному про-
тивнику.
Все вышесказанное относится к основным предпосыл-
кам нового трехмерного изучения истории. Но вернемся к
сказанному в начале. Учитывая состояние современного
общества и цивилизации, встает вопрос: не сталкиваемся ли
мы здесь как раз с тем случаем, который заслуживает при-
менения указанного метода; объяснимы ли отдельные со-
бытия, связанные с явным кризисом и глубинными потря-
сениями, при помощи «естественных» и спонтанных процес-
сов либо здесь имеет место некий долговременный умысел,
приведенный в действие силами, предпочитающими дер-
жаться в тени.
Этот вопрос давно беспокоил исследователей, поскольку
совпадение столь многих элементов не могло не вызвать по-
дозрений у более внимательных наблюдателей. В конце
прошлого века Дизраэли написал следующую многозначи-
тельную фразу, которую нередко цитируют: «Миром управ-
ляют совсем другие люди, нежели воображают себе те, чей
взгляд не способен проникнуть за кулисы». Малинский и Де
Понсэн, изучая феномен революции, показали, что именно
сегодня, когда всеми признано, что причиной заболевания
индивидуального организма являются бактерии, почему-то
продолжают настаивать на том, что болезни общественного
Люди и руины/79
организма — революции и беспорядки — являются чисто
спонтанными явлениями, возникают сами собой, а не порож-
даются незримыми возбудителями, подобно микробам и бо-
лезнетворным элементам, действующими в индивидуальном
организме. Другой автор начала века писал, что публика не
замечает того, что «во всех конфликтах, как внутринацио-
нальных, так и межнациональных, помимо явных виновни-
ков имеются скрытые зачинщики, которые извлекают из них
выгоду, что и делает эти конфликты неизбежными... Все
происходящее в ходе беспорядочного движения народов
втайне подготавливается теми, кто желает обеспечить собст-
венное господство, и именно этих людей, иной раз извест-
ных, иной раз нет, следует искать за всеми публичными со-
бытиями» *.
С этой точки зрения знаменитые «Протоколы сионских
мудрецов» представляют собой крайне любопытный доку-
мент. Мы уже обсуждали вопрос о природе и значении этого
документа во введении к его последнему итальянскому изда-
нию1 2. Поэтому ограничимся здесь лишь указанием на неко-
торые основные моменты.
Данный документ был представлен как протокол, похи-
щенный из рук тайного жидо-масонского общества, в кото-
ром излагается тщательно разработанный план по подрыву и
разрушению традиционной Европы. Относительно подлин-
ности этого документа разгорелись жаркие споры, которым
однако можно положить конец, согласившись со справедли-
вым замечанием Рене Генона относительно того, что на-
стоящее тайное общество, какова бы ни была его природа,
никогда не оставляет за собой письменных документов,
«протоколов». Следовательно, в лучшем случае можно гово-
рить о тексте, составленном людьми, имевшими контакты с
отдельными представителями этого предполагаемого обще-
1 Эти слова Дизраэли из его романа Sybill; наблюдения Малин-
ского и де Понсэна развиваются в их книге, так и названной «La
guerre occulte» (Paris, 1935, итальянский перевод, 2 ed. Casa Editrice
“Le Rune”, Milano, 1961), последняя цитата взята из книги Niet. La
Russie d'aujourd’hui (Paris, 1903).
2 Edizioni “Vita Italians”, Roma, 1937.
180
Юлиус Эвола
ства. Впрочем, нельзя согласиться и с теми, кто желает унич-
тожить этот документ как вульгарную мистификацию, фаль-
шивку и даже плагиат. Их основным доводом в пользу этого
служит то, что отдельные отрывки из «Протоколов» воспро-
изводят или перефразируют идеи, встречающиеся в брошю-
ре, написанной Морисом Жоли1 во времена Второй империи,
которая попала в руки неизвестным агентам-провокаторам
царской охранки. Однако этот аргумент на самом деле мало-
значителен. Говоря о плагиате, следовало бы иметь в виду,
что здесь речь идет не о литературном произведении и об
авторском праве. Генерал, составляющий план сражения,
вполне может использовать материалы и работы, написанные
до него, но содержащие идеи, пригодные для достижения
цели; заимствование — налицо, но это никак не влияет на
вопрос о реальном наличии подобного плана и его исполне-
нии. Покончим с этим — тем самым оставив в стороне вопрос
о «подлинности» документа как настоящих «протоколов»,
похищенных у тайного международного центра, — дабы рас-
смотреть единственно важный и существенный момент. Этот
текст — лишь один из целого ряда произведений, различных
по форме, по степени фантастичности изложенных в них
фактов или даже непосредственно написанных в форме ро-
мана, которые пронизаны ощущением того, что беспорядки
последних времен не случайны, но соответствуют плану, ос-
новные стадии и средства для исполнения которого точно
указаны в упомянутой работе. Hugo Wast справедливо писал:
«Протоколы могут оказаться и фальшивкой, но описанное в
них сбывается удивительным образом», — а Генри Форд до-
бавил: «Единственная оценка, которую я могу дать «Протоко-
лам», заключается в том, что они полностью соответствуют
тому, что происходит сегодня. Они появились шестнадцать
лет тому назад, и с тех пор мировая ситуация развивалась в
точном соответствии с ними, и сегодня, как и прежде, они
точно указывают направление дальнейшего развития»2. При
1 Dialogue aux enfers entre Montesquieu et Machiavel, ou la poli-
tique de Machiavel au XIX siecle, par contemporain. Biuxeiles, 1864.
2 H. Wast. Oro. Buenos Ayres, 1935. P. 20. Отрывок из Форда (из-
вестного промышленника) взят из статьи, опубликованной в журнале
Люди ii руины 181
желании можно говорить о пророческом прозрении. Но, так
или иначе, ценность этого документа как рабочей гипотезы
неоспорима. В нем изложены различные аспекты деятельно-
сти мировых подрывных сил — многие из которых получили
подтверждение спустя многие годы после издания «Прото-
колов» — с учетом того целого, где они обретают свое дос-
таточное основание и логическую связность.
Как уже было сказано, настоящая работа не предполага-
ет тщательного разбора этого текста. Достаточно напомнить
основные положения, развитые в «Протоколах». Прежде все-
го там утверждается, что ведущие идеологии, ответственные
за современный хаос, возникли не спонтанно, но были вну-
шены и поддержаны силами, которые, прекрасно осознавая
их ложность ’, рассчитывали исключительно на их разруши-
тельные и деморализующие последствия. Это относится в
частности к либерально-демократическим идеям; третье со-
словие, буржуазию умышлено подняли на войну против
прежнего феодально-аристократического общества, чтобы в
дальнейшем уже для свержения буржуазии использовать ра-
бочие массы. Следующей основной идеей «Протоколов» яв-
ляется то, что капиталистический интернационал и интерна-
ционал пролетарский, несмотря ни на что, солидарны между
собой и действуют подобно двум отрядам, которые в рамках
единой стратегии исключительно из тактических соображе-
ний используются для нападения на различные объекты.
Экономизация жизни, проявляющаяся прежде всего в разви-
тии промышленности во вред сельскому хозяйству, в кон-
центрации богатства в ликвидном капитале и финансах, так-
же является следствием плана, которому фаланга современ-
«The World» (17 февраля 1921); изложенные в ней идеи он более
подробно развивает в своей его известной книге «The international
Jew». В статье 1921 г., где говорится об издании «Протоколов», поя-
вившемся «шестнадцать лет тому назад», имеется в виду издание
1905 г. под редакцией Нил уса; первое полиграфическое издание,
похоже, относится к 1897 г.
1 Например, о коммунизме читаем: «Тот факт, что нам удалось
заронить столь ошибочную идею в ум нс-евреев, явно свидетельст-
вует о том, сколько убого их представление о человеческой жизни по
сравнению с нашим; в этом основа нашего успеха».
182
Юлиус Эвола
вых «экономистов» подчиняется с тем же рвением, как и
распространители деморализующей литературы, которые
нападают на этические и духовные ценности, отрицая всякий
принцип авторитета. Среди прочего, упоминается тот успех,
который тайный фронт сознательно обеспечил не только
марксизму, но также дарвинизму и ницшеанству1; в некото-
рых случая говорится даже об умышленно спровоцирован-
ном антисемитизме. В более широком смысле речь идет о
тайной монополии на печать и органы формирования обще-
ственного мнения в демократических странах и о сосредото-
ченной в руках немногих силе, способной парализовать или
уничтожить самые могущественные банки, то есть о власти,
обеспечиваемой безродным финансовым капиталом, который
становится средством контроля над людьми, партиями, пра-
вительствами. В качестве важнейший цели указывается не-
обходимость лишить человеческую личность опоры на ду-
ховные и традиционные ценности, поскольку это упростит
задачу по превращению ее в пассивное орудие сил и влия-
ний, направляемых тайным фронтом. Культурная деморали-
зация, материализация и дезорганизация дополняются ша-
гами по разжиганию и углублению социальных кризисов в
целях нагнетания в обществе чувства бессилия и безнадеж-
ности, а возникающий в результате этого конфликт рассмат-
ривается как средство окончательного подавления остатков
возможного сопротивления.
Таким образом, трудно оспорить, что этот «выдуман-
ный» план, ставший известным в начале века, отразил и
предсказал многое из произошедшего в современном мире,
не говоря уже о предсказаниях относительно уготованного
нам будущего. Поэтому не стоит удивляться тому вниманию,
которое уделяли «Протоколам» различные движения недале-
кого прошлого, пытавшиеся оказать сопротивление и вос-
препятствовать тенденциям того времени, ведущими к мо-
ральному и социальному разложению нации. Но слишком
1 Как любопытная подробность, отмечается, что Дарвину более
чем кому-либо другому довелось стать свидетелем триумфа своих
идей, и он сразу обрел огромное число прозелитов для развития и
вульгаризации своих подрывных теорий.
Люди и руины
183
часто им не доставало тонкости, позволяющей избежать
опасной однобокости, что, как и в других случаях, сыграло
на руку противнику.
В связи с этим имеет смысл рассмотреть вопрос о руко-
водителях тайной войны. Как мы говорили, согласно «Про-
токолам» во главе мирового заговора стоят евреи, и работа
по разрушению традиционной европейской и христианской
цивилизации задумывалась и осуществляется ими для уста-
новления в будущем всемирной империи Израиля, богоиз-
бранного народа. Это столь очевидный промах, что неволь-
но возникает вопрос: не является ли фанатичный антисеми-
тизм, стремление повсюду находить еврея, подобно deus ex
machina, бессознательным орудием в руках противника, по-
скольку, как мы покажем чуть далее, одним из средств защи-
ты тайных сил является перенос внимания противников ис-
ключительно на частичных виновников определенных собы-
тий, что препятствует выявлению более глубоких причин.
Конечно легко доказать, что даже если «Протоколы» явля-
ются фальшивкой, а их авторы — агентами-провокаторами,
не поэтому они отражают многие идеи, созвучные Закону и
духу Израиля*. Нельзя отрицать и того, что многие евреи
были и остаются одними из основных зачинщиков современ-
ного хаоса в его наиболее острых фазах и формах, как куль-
турных, так и общественно-политических. Однако это не
должно помешать более углубленному исследованию про-
блемы, нацеленному на выявление тех сил, для которых сам
современный иудаизм является лишь орудием. К тому же
хотя среди апостолов основных идеологий, упомянутых в
«Протоколах» как орудие мирового бунта — либерализма,
социализма, сциентизма, рационализма — действительно
встречается большое количество евреев, тем не менее, впол-
не очевидно, что эти идеи никогда бы не появились и не дос-
тигли бы успеха без предшествовавших им исторических
движений, таких как реформация, гуманизм, натурализм и
индивидуализм эпохи Возрождения, картезианство и т.п. —
то есть явлений, ответственность за которые никак не может
’ Документацию по этому вопросу см. в упомянутом итальян-
ском издании «Протоколов», стр. 194-208.
184
Юлиус Эвола
быть возложена на еврейство, ибо они связаны с более ши-
рокой совокупностью влияний.
Действительно, в «Протоколах» понятия иудаизма и ма-
сонства пересекаются, поэтому в порожденной ими литера-
туре нередко говорится о жидо-масонском заговоре. Но здесь
также необходимо соблюдать осторожность. Признавая
«объевреивание» многих областей современного масонства,
так же как и чисто еврейские корни различных масонских
символов и ритуалов, тем не менее следует отказаться от ан-
тисемитского положения, согласно которому масонство все-
гда было творением и орудием Израиля. Современное масон-
ство (под которым мы понимаем то его течение, которое
появилось на свет со времени образования Великой Ложи в
Лондоне в 1717 г.) несомненно внесло немалый вклад в по-
литическую деятельность мировых подрывных сил, особен-
но, в области идеологической подготовки. Но и здесь суще-
ствует опасность впасть в преувеличение и упустить суть
вопроса, возложив всю ответственность исключительно на
деятельность простого масонства.
Отдельные авторы, считающие «Протоколы» фальшив-
кой, отмечали, что некоторые из изложенных там идей
сродни тем, которые использовались централистскими и
диктаторскими режимами, так что этот документ можно
рекомендовать как прекрасное пособие для строителей но-
вого бонапартизма или тоталитаризма. В этом наблюдении
немало верного. Можно сказать, что понятие «тайной вой-
ны» с положительной точки зрения следует использовать в
более широких и гибких рамках, которые позволили бы
включить в них также внешне противоречивые явления, не
сводимые к упрощающей по сути формуле мирового жидо-
масонского заговора1.
1 В свое время нам попал в руки любопытный опус, почти под-
польно изданный в Париже в 1937 г. под названием «Le demiere рег-
fidie de la race perfide: Hitler instrument d’Israel». В нем утверждается,
что настоящие тайные «сионские мудрецы» собираются использо-
вать того же антисемита Гитлера для разжигания мирового потрясе-
ния, последствия которого они используют в собственных целях,
дабы добить остатки ценностей личности и свободы. Нельзя отри-
цать, что в этом произведении, вышедшем до второй мировой войны,
Люди и руины
185
Не отрицая значительной роли еврейства и масонства в
деятельности мировых подрывных сил, тем не менее необхо-
димо научиться определять их истинное историческое место
в том или ином процессе и тот предел, за рамками которого
тайная война переходит к использованию элементов, не
имеющих с ними ничего общего и даже способных обер-
нуться как против евреев, так и масонов. Для понимания
этого имеет смысл обратиться к закону регрессии каст, ко-
торый мы использовали в другом месте как основу для ис-
толкования подлинного смысла новейшей истории*. На
смену цивилизации, управляемой духовными вождями и
священными царями, пришла цивилизация под руковод-
ством простых воинских аристократий; последняя, — пре-
жде всего в династической форме — в свою очередь, была
вытеснена цивилизацией третьего сословия, и завершающей
стадией стала коллективистская цивилизация четвертого
сословия. Следовательно, при тщательном рассмотрении
становится понятно, что современное еврейство как власть
(то есть независимо от сопутствующего ему, но ненаправ-
ленного и инстинктивного, разрушительного и разлагающего
влияния, связанного с отдельными еврейскими элементами и
культурными деятелями) неотделимо от капитализма и фи-
нансов, которые являются отличительной чертой цивилиза-
ции третьего сословия. То же самое относится и к современ-
ному масонству: оно идейно подготовило и поддержало
пришествие третьего сословия и по-прежнему остается хра-
нителем принципов просветительства и Французской рево-
люции, а его учения — своего рода светской религией для
современной демократии, и именно на этом уровне оно вело
и продолжает вести свою войну, действуя то в открытую, то
исподтишка. Но это еще не последняя стадия; если на смену
ей — то есть полному циклу демократической и капитали-
стической цивилизации третьего сословия — придет послед-
нссмотря на множество ошибок и заблуждений, также отражается
ещущение влияния неких, отнюдь не воображаемых сил, исключая
ссылку на Израиль и недооценку разнообразия как положительных,
так и отрицательных факторов, имевших место в Третьем Рейхе.
1 См. нашу книгу: Rivolta contro il mondo moderno, cit., parte II.
186
Юлиус Эвола
няя коллективистская стадия, которой она невольно расчис-
тила путь, то совершенно очевидно, что и еврейство, и ма-
сонство будут лишены той доли власти, которая раннее уде-
лялась им силами мировой крамолы. Более того, основное
течение может обернуться против них самих, как пережит-
ков, нуждающихся в устранении. Это подтверждается уже
сегодня опытом тех стран, где приходят к власти режимы,
контролируемые четвертым сословием (марксистами), не-
смотря на тот вклад, который внесли евреи и масоны на на-
чальной стадии становления этих режимов.
С другой стороны, крайнее утверждение об общем жидо-
масонском заговоре, еще недавно отстаиваемое отдельными
кругами, сегодня опровергнуто как несостоятельное самой
действительностью. Поистине лишь буйная фантазия может
предположить, что главы великих держав, враждующих се-
годня между собой — таких как США, СССР и красный Ки-
тай — получают приказы из международного жидо-масон-
ского центра (не говоря уже о том, что в Китае просто нет ни
тех, ни других) и действуют в соответствии с ними, стремясь
к достижению единой цели. Поэтому повторим еще раз, что
исследования подобного рода должны иметь гораздо более
широкий охват.
II
Знание средств ведения «тайной войны», используемых
силами мировой крамолы с целью скрыть свои действия,
развязать себе руки и упредить возможное противодействие
со стороны противника, важно также в практических целях.
Поэтому имеет смысл поговорить об этом более подробно.
Сразу оговоримся, что отдельные из затрагиваемых здесь
моментов неоднократно рассматривались Рене Геноном, ко-
торый, помимо прочего, проявлял исключительную проница-
тельность во всем, связанном с тайной подоплекой совре-
менных потрясений.
Начнем с того, что можно назвать позитивистским вну-
шением, отчасти вернувшись к сказанному чуть ранее. Сле-
дует помнить, что так называемый «позитивный» подход к
Люди и руины
187
историческим событиям скорее вызван внушением, оказан-
ным антитрадиционными силами на современную культуру в
целях сокрытия своих действий, нежели является естест-
венным порождением довольно ограниченного ума. Люди,
верящие, что история делается исключительно актерами
первого плана и обусловлена лежащими на поверхности
экономическими, политическими, социальными и культур-
ными факторами, не могут и даже не пытаются проникнуть
глубже; но именно того и желают все силы, действующие
исподволь. Цивилизация, попавшая под позитивистское
внушение, наиболее податлива к влияниям, исходящим из
области, названной нами «третьим измерением». Именно
такова почти вся современная цивилизации, утратившая ост-
роту зрения и ослабленная позитивизмом, рационализмом и
сциентизмом. Мы еще не научились срывать маски с идей,
по-прежнему составляющих основу современного мышления
и культуры. Однако эти идеи порождены не столько ошиб-
ками и ограниченностью, сколько умышленным внушением
со стороны антитрадиционных сил.
Мы уже упоминали отдельные, не позитивистские кон-
цепции, описывающие ход событий при помощи вмешатель-
ства различных сущностей, таких как «Абсолютный Дух»,
жизненный порыв или та же воплощенная История, пишу-
щаяся с большой буквы. Это пример возможного практиче-
ского применением второго оружия тайной войны, тактики
замещений. Ее применяют, когда определенные идеи, облег-
чающие тайную игру мировых подрывных сил, утрачивают
свою силу и возникает опасность пробуждения «объектов
истории». В этом случае указанные путанные концепции
используют как приманку для людей, не желающих доволь-
ствоваться позитивистскими схемами, с целью отвлечь их
взор от того, что действительно достойно внимания. Ту-
манность этих идей столь же надежно скрывает от взора
истинную картину событий, как и позитивистская слепота.
Забавляются как игрушками разными «философиями», а тем
временем противник успешно продолжает осуществлять
свой замысел.
Нередко тактика замещений успешно переходит в так-
тику подделок. Поясним, о чем идет речь. Иногда следствия
188
Юлиус Эвола
разрушительной работы, переходя на материальный уровень,
становятся слишком заметными, способными возбудить про-
тиводействие и подвигнуть на поиск идей и символов, при-
годных для защиты и возрождения, обнаружить которые уда-
ется далеко не всегда. В лучшем случае обращаются к цен-
ностям традиционного прошлого, которые возрождаются к
жизни именно благодаря реакции общества или цивилиза-
ции, оказавшихся под угрозой распада. В подобной ситуации
тайная война ведется косвенными методами: как правило
основное внимание уделяют распространению фальсифика-
ций или подделок указанных идей. В результате этого сопро-
тивление теряет свой напор, отклоняется от цели или даже
устремляется в прямо противоположном направлении, где
попадает под влияние тех сил, от которых и намеревалось
оградить себя изначально.
Подобная тактика может применяться в самых различ-
ных областях: как в политической, где сегодня ее использу-
ют чаще всего, так и в духовной и культурной. Возьмем, к
примеру, «традиционализм». Мы уже говорили о высшем
значении Традиции: это форма, которую горние силы при-
дают совокупным возможностям данной культурной среды в
данный период посредством ценностей, имеющих сверхин-
дивидуальный и по сути сверхисторический характер, и элит,
черпающих в этих ценностях авторитет и естественный пре-
стиж. Однако в наши дни нередко бывает так, что смутное
желание вернуться к «традиции» ловко переводят в «тради-
ционализм», содержание которого исчерпывается обычаями,
routine, пережитками, простыми остатками былого, где от-
сутствует понимание того, что есть дух и умение отличать
чисто внешние проявления от того, что обладает нетленной
ценностью. Подобное поведение — традиционалистское, а не
традиционное — становится прекрасной мишенью для врага,
чьи слабые нападки на традиционализм служат лишь при-
крытием для атаки против Традиции: для этого он охотно
пользуется обвинениями в анахронизме, антиисторизме, за-
стое, упадке и т.д. Таким образом, реакция стопорится, и
этот прием без труда приводит к желаемому результату.
От общей схемы легко перейти к частным случаям. Не-
давняя история богата подобными примерами. Так, в поли-
Люди и руины
189
гнческой области достаточно упомянуть римскую идею с ее
символами, «арийскую» идею, саму концепцию Империи
или Рейха и т.п.: во всех этих случаях неоднократно приме-
нялась тактика фальсифицирующих замещений и подделок,
печальные последствия чего не могут ускользнуть от глаз
всякого проницательного наблюдателя. Это позволяет по-
нять и те уточнения, которые мы сочли нужным внести в
первой главе.
Четвертой идет тактика переворачивания. Приведем
типичный пример. Тайные силы мировой крамолы четко по-
нимали, что основу того строя, который они намеревались
уничтожить, составлял сверхъестественный элемент, то есть
дух, понимаемый не в отвлеченном философском смысле или
принимаемый на веру, но как высшая реальность, ориентир
для восполнения всего человеческого. Ограничив посредст-
вом распространения материализма и сциентизма влияние,
которое в этом отношении еще могла оказывать религия,
подрывные силы позаботились о том, чтобы всякое стрем-
ление к сверхъестественному, выходящее за рамки господ-
ствующей религии и узкого догматизма, пошло в нужном
им направлении. Так называемый «неоспиритуализм», не
только в худших спиритских формах, но и в его восточных
и оккультистских течениях, наряду со всеми теориями от-
носительно бессознательного, иррационального и т.д. яв-
ляют собой яркий пример использования тактики перевора-
чивания. Вместо восхождения к сверхъестественному, кото-
рое превосходит рамки личности, подобные идеи ведут к
нисхождению в подличностное и подрациональное вследст-
вие переворачивания, нередко имеющего явно зловещие
черты.
i Тем самым был достигнут двойной результат. Прежде
всего, сумели перенести в целом законное недоверие к ука-
занным ложным теориям на идеи, которые, хотя иной раз и
содержаться в них, по сути не имеют к ним никакого отно-
шения. Тем самым снималась и вероятная опасность рас-
пространения этих идей. Жертвой подобной тактики стала
большая часть современных знаний о Востоке (выходящих за
рамки сухой и выхолощенной области филологии и узкопро-
фессиональных академических исследований), которые как
190
Юлиус Эвола
правило предстают в столь искаженном виде, что значитель-
но снижают то положительное влияние, которое могли бы
оказать многие аспекты подлинного наследия восточной ду-
ховности. В частности, это привело к распространению неда-
лекого и ложного заблуждения о необходимости «защиты
Запада» от восточного влияния. В качестве другого примера
можно указать тех, кто в любом разговоре о символах и эзо-
теризме видит непосредственное влияние масонства или тео-
софизма, даже если речь идет о древних великих традициях,
не имевших ничего общего ни с тем, ни с другим. Сюда же
следует отнести свойственный определенной «критической»
культуре позитивистский рационалистический предрассу-
док, согласно которому все идеи подобного рода являются
лишь суеверием и выдумкой. Немногим лучше обстоит дело
и с воинствующей католической апологетикой, которая ви-
дит во всем, выходящем за рамки собственной религии, лишь
пантеизм, натурализм и даже нечто худшее; происходит пу-
таница, порожденная непониманием подлинного содержания
того или иного учения, от чего нередко страдают и сами
представители католичества.
Второй результат затрагивает не столько сферу идей,
сколько конкретную практическую область. Действительно,
перевернутые тенденции к духовному и сверхъестественно-
му могут способствовать пробуждению темных сил, которые
исподволь оказывают разрушительное влияние на личность.
Нередко именно к этому ведут различные реакции против
рационализма и интеллектуализма, особенно вышеупомяну-
тые теории бессознательного, которые сегодня благодаря
психоанализу широко применяются на практике или, по
меньшей мере, вызывают болезненное любопытство.
Рассмотрим теперь тактику рикошета. Она применяется,
когда некие традиционные силы, которые собственно и яв-
ляются целью нападения, по тем или иным причинам реша-
ются выступить против других, также традиционных сил, что
в конце концов оборачивается против самих зачинщиков.
Например, тайные силы мировой крамолы путем проникно-
вения или соответствующего внушения убеждают предста-
вителей данной традиции в том, что лучшим средством для
ее укрепления является подрыв или дискредитация других
Люди и руины
191
традиций. Тот, кто не осознает этого приема и из материаль-
ных соображений нападает на традицию в лице близкого на-
рода, должен быть готов к тому, что рано или поздно, благо-
даря тактике рикошета, традиция будет атакована уже в его
собственном лице. Силы мировой подрывной деятельности
возлагают на эту тактику серьезные надежды; именно поэто-
му они прилагают все усилия к тому, чтобы подчинить вся-
кую высшую идею тирании партийных интересов, соображе-
ний, продиктованных стремлением к прозелитизму, либо же
высокомерием и жаждой власти. Они прекрасно понимают,
что это лучший метод разрушения всякого подлинного един-
ства и сплоченности, способный значительно облегчить их
игру. Они хорошо знакомы с объективным законом имма-
нентной справедливости, знают о том, что мельница Господ-
ня мелет медленно, но верно, и соответствующим образом
строят свои действия, выжидая, покахсозреют плоды этих
необдуманных шагов, чтобы в нужный момент вмешаться в
ситуацию с выгодой для себя.
В политической области примером подобного рода мо-
жет служить попытки использования революционных сил в
стиле Макиавелли. Близорукие государственные мужи не-
редко верили, что в определенных обстоятельствах лучшим
средством для подъема собственного народа является разжи-
гание или поддержка революционных настроений среди на-
рода-противника, даже не замечая, либо же замечая слишком
поздно, того, что это ведет к прямо противоположному ре-
зультату. Они думали, что могут использовать революцию
как средство, но, на деле, сами становились орудиями рево-
люции; когда ей, благодаря этим политикам, удавалось побе-
дить в других странах, она почти всегда возвращалась обрат-
но, в те страны, которые вольно или невольно способствова-
ли ее продвижению. Современная история знает немало
примеров именно подобного трагического распространения
революции. Поэтому мы вновь и вновь подчеркиваем, что
лишь безоговорочная верность идее может защитить от тай-
ной войны; когда эта верность ослабевает, когда ее сменяет
так называемая реалистическая политика, подчиненная дос-
тижению сиюминутных целей, силам сопротивления грозит
поражение. Так, примером применения тактики рикошета
192
Юлиус Эвола
может служить принцип «самоопределения народов», ис-
пользованный демократиями во время Второй мировой вой-
ны в качестве идеологического средства, а сегодня больно
ударивший по всем белым народам и особенно по европей-
скому престижу и господству.
Когда тайные силы мировой крамолы опасаются, что их
деятельность (по крайней мере ее наиболее заметные резуль-
таты) стала слишком явной или если вследствие особого сте-
чения обстоятельств им грозит разоблачение, они прибегают
к тактике козла отпущения. 1Цель этой тактики состоит в
том, чтобы попытаться перенести и сосредоточить все вни-
мание противника на тех элементах, которые несут лишь
частичную или вторичную ответственность за их промах.
В этом случае реакция обрушивается исключительно на эти
элементы, становящиеся «козлом отпущения», а тайный
фронт через некоторое время возобновляет прежнюю дея-
тельность без опаски, поскольку его противники убеждены,
что подлинный враг обнаружен и проблема решена. Чуть
раньше, говоря о «Протоколах сионских мудрецов», мы ука-
зывали, что они представляют собой один из возможных
случаев применения подобной тактики, учитывая ту роль,
которая отводится в них евреям и масонам. Поэтому в этой
области следует избегать всякой односторонности и не те-
рять из виду общую картину боевых действий, ведомых тай-
ным фронтом.
Теперь перейдем к тактике разбавления, являющейся
частным аспектом «тактики подделок». Прежде чем рас-
смотреть на примере способ ее применения, следует отме-
тить следующее: процесс, приведший к современному кризи-
су, имеет глубокие корни и прошел несколько стадий своего
развития На каждой из этих стадий кризис был уже налицо,
хотя и в скрытой, не проявленной форме. Теорию «прогрес-
са» можно рассматривать как одну из идей, распространяе-
мых и исподтишка внушаемых тайными силами мировой
крамолы с целью отвлечения внимания от истоков нынешне-
го кризиса и обеспечения дальнейшего беспрепятственного
1 См. Rivoila contro il mondo moderno, cit., parte II (Genesi e voho
del mondo moderno).
Люди и руины
193
развития процесса, который ведет к цели, скрытой миражом
завоеваний технико-индустриальной цивилизации. Однако
трагические события последних лет заставили кое-кого час-
тично очнуться от этого гипноза. Многие начали понимать,
что ход пресловутого прогресса созвучен ритму шагов, ве-
дущих в пропасть. Поэтому они призвали остановиться,
вернуться к истокам, видя в этом единственный способ вос-
становления нормальной цивилизации. Тогда, чтобы оста-
новить это радикальное действие, тайный фронт применил
новые средства. Снова был взят на вооружение лозунг ана-
хронизма и реакционности; затем силы, устремленные к
истокам, постарались переориентировать на стадии, когда
кризис и болезнь были выражены не столь резко и, следова-
тельно, плохо поддавались распознанию. И ловушка снова
сработала. Предводители мировых подрывных сил поняли —
серьезная опасность уже позади: осталось лишь немного по-
дождать, чтобы все вернулось на круги своя, к той стадии, на
которой процесс был приостановлен. Вдобавок, сегодня, в
отличие от вчерашнего дня, возможность нового сопротив-
ления почти сведена к нулю.
Можно привести немало исторических примеров приме-
нения подобной тактики, которые стали бы хорошим уроком
для тех, кто еще не утратил воли к сопротивлению. Прежде
всего не мешало бы пристально рассмотреть определенные
черты современного национализма. Известна та революци-
онная, подрывная и антииерархическая роль, которую сыг-
рала демагогическая, коллективистская идея нации по от-
ношению к прежним формам цивилизации и политической
европейской организации. Однако для многих из тех, кто
сражался против различных интернационалов — особенно
против коммунистического интернационала — именно идея
нации стала отправной точкой. К сожалению, при этом почти
никто не позаботился о том, чтобы дать этой идее свое опре-
деление, дабы она не стала вновь лишь этапом на пути, ве-
дущем как раз к тому, чему они пытались оказать сопротив-
ление.
Здесь достаточно вспомнить сказанное нами ранее о
противоречии, существующем между массовым национализ-
мом и национализмом духовным, между национальным го-
7 Люди и руины
194
Юлиус Эвола
сударством и традиционным государством (гл. III). В первом
случае национализм играет уравнительную и антиаристокра-
тическую роль, становясь как бы прелюдией к более широ-
кому уравниванию, конечным итогом которого будет уже не
нация, а интернационал. Во втором идея нация может по-
служить основой для нового подъема, став первой реакцией
на интернационалистическое смешение; тогда ее наиболее
ценным аспектом является принцип различия, который нуж-
дается в дальнейшем расширении в целях выработки слож-
ной иерархии внутри каждого отдельного народа. Непонима-
ние этого противоречия, безраздельный национализм, ведет в
ловушку, расставленную врагами при помощи тактики раз-
бавления, как это однажды уже случилось. В частности, этой
возможностью успешно воспользовался советский комму-
низм: подавляя национализм на своей территории как контр-
революционное движение, он одновременно разжигал и под-
держивал национализм в других странах, еще не ставших
марксистскими, среди так называемых слаборазвитых наро-
дов, «жертв колониализма», выжидая пока последующее раз-
витие событий не приведет к той стадии, когда можно будет
пожинать плоды своей политики.
Укажем еще два примера применения тактики разбавле-
ния. Первый относится к общественно-экономической облас-
ти и связан со всеми «национальными» и социал-реформист-
скими разновидностями марксизма; это тот же яд, только
разбавленный. То же самое можно сказать и о различных
«социал-демократических» теориях, подобных, как мы виде-
ли, Троянскому коню, которого обманом протаскивают в
крепость для ее дальнейшего захвата, осуществляемого не
посредством прямого нападения, а путем внутреннего, есте-
ственного и логического развития. Второй пример из области
культуры. Мы уже говорили о том значении, которое в об-
щих рамках мировой подрывной деятельности имеют психо-
аналитические теории. Среди людей, еще способных здраво
рассуждать, наиболее грубые формы этой лженауки, соот-
ветствующие чистому или «ортодоксальному» фрейдизму,
начали вызывать резкое отвержение. Тогда вновь прибегли к
тактике разбавления, посредством разработки и распростра-
нения «одухотворенного» психоанализа для людей с более
Люди и руины
195
тонким вкусом. В результате те, кто совершенно не приемлет
Фрейда и его последователей, сдает свои позиции, к приме-
ру, перед Юнгом, не замечая, что речь идет о том же перево-
рачивании, имеющем даже более опасный характер, так как
благодаря своей утонченности оно оказывает более пагубное
влияние в духовной области, нежели фрейдистская разно-
видность.
Следующая тактика состоит в смешении принципа с его
носителями. С различных точек зрения упадок традицион-
ных институтов начинался с вырождения его представите-
лей. Но действительное разложение и разрушение стало воз-
можным лишь тогда, когда принципы стали путать с людьми,
что также стало оружием в оккультной войне. Когда пред-
ставители данного принципа оказываются недостойными
его, тайные силы делают все, чтобы переложить вину непо-
средственно на сам принцип как таковой и только на него.
Вместо того чтобы просто указать на непригодность данных
людей быть носителями данного принципа и потребовать их
замены достойными, что выправило бы положение, утвер-
ждают, что ложен, извращен или отжил свое сам по себе
принцип, настаивая на необходимости сменить его другим.
Эта тактика использовалась почти во всех революциях как
одно из наиболее действенных средств. Первоочередной
задачей является внушить всем то, что внутрисистемный
кризис является кризисом самой системы. Примеры подоб-
ного рода столь общедоступны, что едва ли имеет смысл
особо на них останавливаться. Нападение на монархию и
аристократию шло именно таким путем. Марксизм прибег-
нул к той же уловке, использовав в качестве предлога зло-
употребления капитализма для атаки на частную экономику
и провозглашения коллективистской экономики. А сколько
примеров тому в духовной области! Разве Реформация Лю-
тера не использовала в качестве предлога испорченность
представителей римской церкви, чтобы поставить под вопрос
сам принцип авторитета и целый ряд основополагающих
идей католической традиции, перейдя с личностей на прин-
ципы?
Наконец, укажем последнее средство тайной войны, свя-
занное с довольно особой областью, а именно вытесняющее
196
Юлиус Эвола
внедрение. Его применяют, когда организация духовного или
в более широком смысле традиционного типа доходит до
такого упадочного состояния, что ее представители почти
полностью утрачивают знание о ее истинной внутренней су-
ти, некогда составлявшей основу ее авторитета и престижа.
Жизнь подобной организации можно сравнить с автоматиче-
ской жизнью существа, находящегося в сомнамбулическом
состоянии, или живого тела, лишенного души. В центре об-
разуется своего рода духовная «пустота», заполняемая по-
средством внедрения чужими, подрывными силами, которые,
не меняя ничего внешне, заставляют эту организацию слу-
жить совершенно иным, если не прямо противоположным
целям, по сравнению с теми, которые были свойственны ей
изначально. В некоторых случаях эти внедрившиеся элемен-
ты начинают разрушать подконтрольную им организацию,
например, создавая исподволь поводы для скандала, спо-
собные вызвать негативную реакцию; в этом частном слу-
чае они действуют совместно с внешними силами, исполь-
зуя также ранее упомянутую тактику смешения принципа с
его носителями. Знание этих приемов позволяет пролить
свет на многие события как вчерашнего, так и нынешнего
дня. Так, например, говоря о масонстве, следует постоянно
помнить, что его развитие как подрывной силы связано
именно с применением указанной тактики вытеснения и пе-
реворачивания внутри древнейших организаций, от которых
в современном масонстве сохранились лишь немногие струк-
туры, символы и иерархии, тогда как действующие в них
ныне руководящие влияния уже с давних пор имеют совер-
шенно иную природу.
Мы ограничились отдельными примерами, уделив
больше внимания принципам, в надежде, что это не поме-
шает внимательному читателю найти им возможное приме-
нение в самых различных областях, поскольку нет ни одной
области, где тем или иным образом, в прошлом или в на-
стоящем, не велась бы тайная война. Однако важнейшей
областью применения тайного оружия является внутренний
мир, мышление. Именно здесь требуется наибольшая осто-
Люди и руины 197
рожность, умение распознавать тончайшие влияния, при
помощи которых в сложных обстоятельствах нам пытаются
внушить определенные идеи и реакции. Если мы овладеем
этой наукой, наш противник, даже если мы и не сумеем
точно вычислить его во внешнем мире, мало-помалу будет
обнаруживать все новые и непреодолимые преграды на сво-
ем пути.
Повторим еще раз: все вышесказанное не является ни
философскими спекуляциями, ни отвлеченными фантазиями,
но имеет серьезное и вполне положительное значение. Мы
убеждены, что ни один из вождей или воинов традиции,
вступивший в бой с подрывными силами, не может считаться
зрелым человеком, способным удовлетворительно решить
стоящую перед ним задачу, если он предварительно не разо-
вьет в себе способности, позволяющие постичь мир скрытых
причин, дабы суметь дать бой неприятелю и на этой терри-
тории. Будем помнить миф «мудрецов» из «Протоколов»: для
них, люди, воспринимающие лишь «факты», подобны тупой
скотине. Нельзя рассчитывать на спасение, если среди глав
нового движения не окажется людей, способных вести мате-
риальный бой, используя для этого и тайное знание, которое
в этом случае будет служить не темным силам, а светлому
принципу традиционной духовности.
ГЛАВА XIV
ЛА ТИнекий МИР — РИМСКИЙ МИР —
СРЕДИЗЕМНОМОРСКАЯ ДУША
I
В одной из предыдущих глав мы упоминали о роли, ко-
торую сыграл антигерманский предрассудок в «патриотиче-
ской» концепции итальянской истории, попавшей под влия-
ние масонской и демо-либеральной идеологии. Этот пред-
рассудок распространен также в области культуры, особенно
среди интеллектуалов, лелеющих миф латинства. По их мне-
198
Юлиус Эвола
нию, мы являемся «латинским» и средиземноморским наро-
дом, поэтому наши естественные склонности, наше избира-
тельное сродство влечет нас к нациям латинской культуры,
тогда как от германского мира нас отделяют почти непре-
одолимые духовные преграды. Говорят, что итальянец и не-
мец никогда не смогут понять друг друга, а наши латинские
цивилизация и мышление прямо противоположны герман-
ским. Некоторые примешивают к этому и религиозный фак-
тор, противопоставляя протестантизм, исповедуемый гер-
манскими народами, католичеству латинских стран, наме-
ренно умалчивая о том, что рейнская область Германии,
Бавария и Австрия также исповедуют католичество.
Подобные воззрения основаны на неком недоразумении,
во многом порожденном, с одной стороны, избитыми и по-
верхностными представлениями, а с другой, инстинктивной
неприязнью, вызванной неоднородностью расового состава
итальянского народа. Поэтому данный вопрос имеет доволь-
но важное значение для представителей консервативно-рево-
люционного движения.
Первый вопрос заключается в следующем: что именно
понимается под «латинским»? Что, собственно говоря, име-
ют в виду, используя это выражение?
Как уже было сказано, в Италии миф «латинства» явля-
ется любимым дитятей определенных интеллектуально-
литературных кругов. И это не случайно. Действительно, о
так называемом «латинстве» можно вести речь исключи-
тельно в рамках литературы и искусства, иначе говоря,
культуры в наиболее поверхностном и расплывчатом смыс-
ле этого слова. В прочих же случаях уместнее говорить о
«романском элементе», так как дело касается остатков
поздней классической цивилизации, сохранившейся среди
народов, некогда включенных в орбиту Римской империи,
усвоивших латинский язык и сохранивших некие устои,
свойственные этой цивилизации. На самом деле упомянутое
«латинство» скорее похоже на внешний слой штукатурки,
скрывающей глубинные — как этнические, так и духов-
ные — различия, которые нередко вступают в открытое про-
тивоборство. В любом случае нам важно показать, что «об-
щее латинское наследие», безусловно, нельзя считать рим-
Люди и руины
199
ским. Все приукрашенные гуманизмом «латинские» черты,
проявляющиеся в самых различных областях, от обычаев до
отдельных норм юридического права, имеют отношение ис-
ключительно к миру, остававшемуся «римским» лишь на
словах, по отношению к которому древний, героический,
патрицианский Рим не мог питать иного чувства, кроме пре-
зрения.
Здесь следует привести несколько соображений общего
характера, затрагивающих проблему ценностей, поскольку с
нашей точки зрения имеет смысл уточнить значимость греко-
римского «классического» мира, к которому гуманисты-
«латинисты» питают почти суеверное почтение. Не углубля-
ясь в этот вопрос, отметим лишь, что миф «классицизма»
довольно близок просветительскому мифу, согласно которо-
му именно «завоевания» и художественные творения эпохи
Возрождения со всем, за ней последовавшим, положили на-
чало истинной цивилизации, пришедшей на смену сумеркам
Средневековья. Классический миф, созданный уже упомяну-
тыми нами кругами, также пронизан этим эстетствующим и
антитрадиционным мышлением. В истории как Греции, так и
Рима «классическим» признается тот период цивилизации,
который в действительности во многом был их упадком, не-
смотря на блеск внешнего величия и утонченность; эта циви-
лизация возникла и восторжествовала в момент заката пред-
шествующей цивилизации героико-священнического типа,
как римской, так и греческой.
Однако при обращении непосредственно к истокам сам
латинский миф обретает относительный характер, поскольку
обнаруживается, что «латинство» мало связано с основными
творческими формами, свойственными народам, которые
сегодня объединяют этим понятием. Например исследования
в области языкознания свидетельствуют о том, что если ро-
манские языки в основном относятся к древнеримскому язы-
ку, то есть к латыни, то сама латынь в свою очередь принад-
лежит к более общей группе индоевропейских языков, в ко-
торую входит в том числе и германское наречие. Более того,
древняя латынь, если не по словарному составу, то по произ-
ношению и синтаксису (начиная со склонений) ближе к не-
мецкому, чем к романским «латинским» языкам.
200
Юлиус Эвола
Почти то же самое можно сказать и по поводу этниче-
ского происхождения, поскольку общепризнанно, что как
римская, так и греческая цивилизация обязаны своим воз-
никновением тому же индоевропейскому племени, от кото-
рого позднее отделились собственно германские народы.
Более того, следует отметить, что, при обращении к изна-
чальному миру, выражение «латинское» обретает значение,
прямо противоречащее тому, которое отстаивают нынешние
ревнители «антинордического» латинства. В результате по-
следних исследований доисторической и доримской Италии
пришли к выводу, что предками «латинян» был народ, чье
этническое и духовное родство с нордическо-арийскими на-
родами неоспоримо. Это была одна из ветвей «народа бое-
вых топоров», расселивщегося до Центральной Италии и
практиковавшего обряд сжигания мертвых, в отличие от на-
родов оско-сабинской культуры, погребавших мертвецов в
земле, что, как известно, было характерным признаком сре-
диземноморских, азиато-средизсмноморских цивилизаций
(доиндоевропейских и неиндоевропейских).
В связи с древнейшими остатками этих племен стоит
упомянуть открытия, сделанные в Вал-Камоника. Прове-
денные раскопки свидетельствуют о близком сходстве с
доисторическими следами, оставленными другими перво-
бытными расами, как северно-атлантическими (франко-
кантабрийская культура кроманьонцев), так и северно-скан-
динавскими (культура Фоссума). Мы находим те же симво-
лы «солнечной» духовности, тот же стиль, отсутствие жен
ских культов (Матери-Земли), широко распространенных
среди средиземноморских неиндоевропейских и выродив-
шихся палео-индоевропейских цивилизаций (пеласги, кри-
тяне и т.п.; в Италии — культура этрусков, майелла и т.н.).
Кроме того, остатки из Вал-Камоника обнаруживают сход-
ство с дорической культурой, то есть народами, пришед-
шими в Грецию с Севера, основавшим Спарту и поклоняв-
шимся Аполлону, гиперборейскому богу света. Это дает
основания утверждать, что миграция народов, от которых
ведут свое происхождение латиняне, завершившаяся осно-
ванием Рима, шла наравне с передвижениями ахейцев и до-
рийцев, создавших в Греции Спартанское государство; в
Люди и руины 20]
свою очередь Рим и Спарта, несомненно, созданы нордиче-
скими племенами
Начальный римский период и Спарта представляют со-
бой образец героико-священного мира со свойственными ему
строгими устоями, любовью к дисциплине, доблестью и
самообладанием — миром, от которого мало что сохрани-
лось в позднейший «классический»1 2 период, каковой, в
свою очередь пытаются представить началом «латинства» и
«единства народов латинской цивилизации». Если же мы
отнесем понятие «латинский» к корням, то «латинский»
тезис окажется перевернутым с ног на голову. Латиняне
принадлежали к народам, движимым тем духом, которому
ранний римский мир обязан своим величием и особым об-
ликом; свойственные им формы культа, цивилизации и
жизни не противоречили, но, напротив, были близки тем
лучшим сторонам германского мира, которые проявились
позднее при их столкновении с упадочной цивилизацией,
которая была уже не столько «латинской», сколько просто
«римской» и во многом попавшей под византийское влияние.
Позднейшее «латинство», несмотря на чисто поверхностные
остатки прежнего величия, вобрало в себя столь разнородные
силы, что их мнимое единство могло сохраняться лишь в
столь несерьезной области, как «мир литературы и ис-
кусств». Исключение составляют католичество и отдельные
формы отношений, к которым, однако более подходит опре-
деление «средиземноморские», нежели «латинские»3.
Вернемся к этому чуть позднее. Теперь нам хотелось бы
подчеркнуть значение, которое может иметь вышеизложен-
1 По этому поводу см. исследования Альтхайма (в частности,
его работу: F. Altheim. Die dorische Wanderung in Italien).
2 Здесь мы придерживаемся того значения, которое придают по-
нятию «классический» гуманисты; наше же мнение прямо противо-
положно, под «классическим» мы понимаем до-гуманистический и
простой изначальный мир, имея в виду нс область искусств, но, пре-
жде всего, мировоззрение и общий стиль жизни.
3 Впрочем, сопротивление «латинству» — рассматриваемому
как фактор противоестественного упадка по отношению к подлин-
ным и ценным силам расы — нередко оказывалось и народами «ла-
тинской» группы; например, оно было довольно сильно во Франции.
202
Юлиус Эвола
ное не с ретроспективно-исторической точки зрения, но с
практической и нормативной стороны. Наличие общих черт в
раннем укладе римского и спартанского образа жизни не вы-
зывает сомнения, но столь же очевидно их сходство с неко-
торыми чертами, характерными для германцев, которым,
вследствие различных обстоятельств, удалось сохранить их
дольше, чем другим народам индоевропейского происхожде-
ния. Поэтому здесь нет никакого парадокса: доведись тем,
кто сегодня именует себя «италийцами» и кичится своим
«латинским» или «средиземноморским» происхождением,
встретиться с римлянами героической эпохи, их нетерпи-
мость к последним (к свойственному им стилю жизни, осно-
ванному на дисциплине, чести, иерархии, прямоте, ненаро-
читой доблести) едва ли была бы меньшей, чем та, которую
они проявляют сегодня по отношению к германским и прус-
ским народам. (Примечательно, что Л. Олдингтон называл
римлян «пруссаками своего времени».)
Поэтому мы считаем, что указанные антигерманские на-
строения, несомненно, во многом вызваны сомнительными
расовыми влияниями; в действительности это пробный ка-
мень, подтверждающий, что у многих итальянцев с расой
дело обстоит неблагополучно. Именно это заставляет их
прибегать к идеям «католического латинства» или «среди-
земноморского мира», дабы избегнуть возможного разобла-
чения.
Надо сказать, что указанное поведение нередко соеди-
няется с полемикой, свойственной воинствующему гвель-
физму, для которого оказалось удобным отождествить — в
антигерманских и антигибеллинских целях — римский мир,
латинство и католическую церковь («римское, латинское и
католическое составляют неразрывное целое»). Так, неко-
торые дошли до того, что стали противопоставлять «Храм»
«Лесу» — подразумевая под «Храмом» латинско-католичес-
кой мировоззрение, основанное на принципах авторитета,
порядка и трансцендентности, а под «Лесом» — хаотиче-
ский, «нибелунгский», индивидуалистический германский
мир, ставший позднее протестантским. В этом сказывается
чистый дилетантизм фанатичных интеллектуалов, знакомых
лишь с произведениями Вагнера и парой немецких филосо-
Люди и руины
203
фов-романтиков, но не знающих — или притворяющихся
незнающими — о той врожденной предрасположенности,
которая сохранялась у представителей центрально-европей-
ских народов, принадлежавших к различным общественным
слоям, вплоть до сравнительно недавнего времени, до на-
ступления последних катастроф. Даже, говоря о чисто
внешней области, Парето справедливо заметил, что в Гер-
мании, несмотря на преобладание протестантских земель,
чувства порядка, иерархии и дисциплины развиты значи-
тельно сильнее, чем в католической Италии, где они почти
отсутствуют, а преобладающими являются индивидуализм,
беспорядочность, инстинктивность и недисциплинирован-
ность *.
Таковы истинные корни нетерпимости, питаемой опре-
деленным типом итальянцев к германскому элементу. Речь
идет не только об образе жизни, но и об этике. Приведем
пример. В одной германской саге встречается следующий
характерный эпизод: принца, приглашенного ко двору коро-
ля Этцеля, предупреждают о том, что его хотят завлечь в ло-
вушку. На это он отвечает: «Я все равно поеду; ведь если это
действительно так, тем хуже для Этцеля». Он имеет в виду,
что может потерять жизнь, но Этцель потеряет честь. Со-
гласно же определенному «средиземноморскому» складу
ума, большим уважение, напротив, пользуется тот, кто суме-
ет ловчее обхитрить другого, совершенно не заботясь о поте-
ре уважения к самому себе.
Здесь нам вспомнился характерный случай, связанный
с одним из главных ревнителей латинско-католического
антигерманского мифа, Гвидо Манакорда, который в одной
из речей решил блеснуть остроумием по поводу «мрачного»
германского представления о верности. Он вспомнил одну
из легенд о Фаусте, согласно которой тот скрепил извест-
ный договор словом чести. Некий отшельник предупрежда-
ет его, что он может погубить свою душу и поэтому следует
расторгнуть договор. Фауст поначалу соглашается и решает
последовать совету, но тут вспоминает о данном слове чес-
ти. Тогда он отказывается от задуманного, так как чувству-
1 V. Pareto. Trattato generale di sociologia. Firenze, 1923. §1856.
204
Юлиус Эвола
ет, что не может этого сделать. Манакорда завершил этот
рассказ чудовищной шуткой: «Мы, латиняне нашли бы спо-
соб надуть самого дьявола!». Мы в этом ничуть не сомнева-
емся.
К проблеме этике и стиля вернемся чуть позже. Пока же
отметим, что миф итало-германской «Оси» мог обрести
особое значение не только с политической, но и с духовно-
нравственной точки зрения, став символов взаимного союза
двух народов и культур ’. В частности, поэтому идея «Оси»
была подвергнута саботажу и объявлена «непопулярной».
Контраст между расплывчатым националистическим и лже-
патриотическим мифом, отягощенным идеологическими
пережитками эпохи Рисорджименто, и стремлением к силь-
ному «римского» государству также отчасти усилил эту не-
терпимость, свойственную даже многим из тогдашних фа-
шистов. Сегодня они могут радоваться: Италия вновь обрела
«свободу» и стала самой собой, захудалой страной, славной
лишь своими мандолинами, музеями, «Sole mio» и туристи-
ческой индустрией (не говоря уже о демократическом болоте
и марксистской заразе). Италия поистине «освободилась»:
освободилась прежде всего от трудной задачи, состоявшей в
том, чтобы наконец обрести подобающий облик, соответст-
вующий ее высочайшей традиции — римской, а не «латин-
ской».
II
При слове «расизм» большинство задумывается самое
большее или об антисемитизме, или об исследованиях, свя-
занных с антропологией и биологией. Лишь немногие имеют
представление о значении, которое может иметь это учение с
практической и воспитательной точек зрения, не говоря уже
об области политики. Впрочем, мы остановимся на этой теме
лишь вкратце, затронув лишь моменты, непосредственно ка-
сающиеся излагаемых здесь идей.
1 См. J. Evola. L’arco е la clava. С. XIII (Romanita, germanita e la
luce de! Nord), где эти идеи получили дальнейшее развитие.
Люди и руины
205
Прежде всего, следует отметить, что в современном
расизме раса рассматривается в более широких рамках, не-
жели принято в школьных учебниках, где говорится о бе-
лой, желтой, черной и прочих расах. Напротив, под расой
понимается простейшее и наиболее специализированное
единство, откуда следует, что внутри, например, белой расы
(здесь мы ограничимся только ею), а, следовательно, и
внутри всех белых народов наличествуют и действуют раз-
личные расовые элементы. Простейшее расовое единство
определяется не только в биологических и антропологиче-
ских терминах, но также в психологических и духовных по-
нятиях. Каждому из расовых компонентов соответствуют
различные склонности, формы чувствительности, ценности и
представления о жизни
Сегодня нет ни одного цивилизованного народа или на-
ции, состоящей из чистых особей, принадлежащих к одной
расе. Все народы ныне представляют собой более или менее
устойчивые расовые смеси. Переход от теоретической к
практической области, к «активному расизму», происходит
тогда, когда за различными расовыми компонентами данной
нации отказываются признавать одинаковую ценность и ка-
чество и, прежде всего, равное право на участие в формиро-
вании общего облика нации. В этом случае встает вопрос
выбора и отбора, требующий конкретного решения в пользу
одного из компонентов и принятия за образец типичных для
него ценностей и идеала человека.
Для совокупности германских народов этот выбор скло-
нился в пользу «нордического» элемента, за которым была
признана высшая расовая ценность по сравнению с другими
смешанными с ним компонентами. В Италии же роль выс-
шей силы, имеющей преимущественное право над другими,
можно отдать римскому элементу. В связи с этим вернемся к
сказанному чуть выше.
’ Мы также внесли вклад в развитие расовой доктрины в ука-
занном смысле, выходящем за рамки чисто биологического понима-
ния расы, сделав особый упор на понятиях душевной и духовной
расы, которые превосходят понятие расы физической. См. Sintesi di
dottrina della razza. Hoepli, Milano, 1941. Преимущественно в том же
направлении вел свои исследования и Л.Ф. Клаусс.
206
Юлиус Эвола
Предварительным условием такого выбора является пре-
одоление легкомысленной спеси, присущей некоторым на-
ционалистам, которые считают вполне достаточным крите-
рием общность рождения в одной стране и наличие общей
историей; это порождает привычку превозносить без разбору
и во что бы то ни стало все «наше». На самом деле в любой
великой исторической нации, в том числе и в итальянской,
несмотря на определенную однородность общего типа, име-
ются различные компоненты, причем эти различия иной раз
довольно значительны. Поэтому важно отказаться от иллю-
зий, признав со всей объективностью, что многое из «наше-
го» плохо соответствует высшему призванию. Это важное
дополнение к сказанному ранее относительно «выбора тра-
диций», который затрагивает политико-культурную область
(глава VIII).
Создание нового государства и новой культуры неиз-
бежно останется призрачной мечтой, если предварительно не
будет решен вопрос о новом человеке. Говоря конкретно об
Италии, следует помнить, что консервативно-революционное
движение, поставившее перед собой задачу по отбору такого
человека, окажется в довольно затруднительном, более того,
проблематичном положении, учитывая наличие сомнитель-
ных этнических компонентов, предрасположенность к хаосу
и анархии, недостатки характера, неблагоприятные атавизмы
и ложные наклонности, свойственные нашему народу.
Разоблачив миф латинства, перейдем теперь к другому
не столь интеллектуальному, но более конкретному вопросу,
чем пресловутая проблема «общей латинской цивилизации».
Мы имеем в виду так называемый «средиземноморский»
элемент. Итальянец колеблется между двумя крайностями,
римским и средиземноморским элементами; это высший и
низший предел возможностей, которые, как вековое насле-
дие, заключены в обычном итальянце. Следовательно, как на
индивидуальном, так и коллективном (а также политиче-
ском) уровне необходима внутренняя решимость всячески
способствовать кристаллизации и формированию первого
элемента. Для этого необходимы две вещи. С одной стороны,
требуется четко определить черты стиля и характера, кото-
рые, независимо от различных форм выражения, обуслов-
Люди и руины
207
ленных прошлым, можно признать типичными для «римско-
го» компонента. С другой стороны, следует выявить наибо-
лее нежелательные качества «средиземноморского» типа,
также присутствующие (если не преобладающие) в итальян-
цах, и найти способ очистить от них нацию.
Относительно первого, необходимо научиться выявлять
в римском элементе живое содержание, не имеющее ничего
общего с риторическим хвастовством, с музеями и диссерта-
циями эрудитов, но понятное даже простому человеку, не
разбирающемуся ни в «культуре», ни в истории. Именно по-
этому мы заговорили об «элементах стиля». Нужно извлечь
эти элементы из того, что мы знаем о римской традиции и
обычаях, при этом научившись четко отделять подлинное от
наносного, поскольку, как мы уже подчеркивали, говоря о
классическом мире, есть римское и римское. Наряду с изна-
чальным римским миром, в особой своебытной форме отра-
жавшим единый тип культуры и обычаев, общий для высших
индоевропейских цивилизаций, существовал также отречен-
ный в худшем смысле этого слова, «пунический» римский
мир, не говоря уже о «цицеронивщине», азиатщине и т. п.
Естественно, подобные миры не могут быть для нас ориен-
тиром. Все ценное в них для наших целей имеется в подлин-
ном римском мире.
В основании изначального римского мира стоял челове-
ческий тип, определенный неким набором характерных за-
датков. В первую очередь следует выделить: самообладание,
блистательную отвагу, немногословность, обдуманность,
последовательность и четкость в действиях, хладнокровное
чувство превосходства, чуждое всякого персонализма и тще-
славия. Римский стиль это virtus1 не как морализм, но как
мужество и храбрость, как fortitudo2 и Constantia3, то есть
душевная сила, sapientia4 как осмысленность и осознанность,
disciplina5, как любовь к собственному закону и его прояв-
1 Добродетель, доблесть (лат.)- — Прим. пер.
2 Стойкость (лат.). — Прим. пер.
3 Постоянство (лат.). — Прим. пер.
4 Знание, мудрость (лат.). — Прим. пер.
5 Дисциплина (лат.). — Прим. пер.
208
Юлиус Эвола
лениям, fides1 в особом римском понимании преданности и
верности, dignitas2, которое у древних римских патрициев
возвышалось до gravitas3 и solemnitas4, до степенной суро-
вой величавости5. Этому стилю свойственны твердость в
поступках и отсутствие красивых жестов; реализм, не в
смысле материализма, но как любовь к существенному;
идеал ясности, который только у некоторых латинских на-
родов перерос в рационализм; внутренняя уравновешенность
и недоверие к экстатическим состояниям и смутному мисти-
цизму; чувство меры; способность объединиться, не смеши-
ваясь, как свободные люди, ради достижения высшей цели
или во имя идеи. К этому можно добавить также religio6 и
pietas7, но не в современном понимании религиозности, а в
древнеримском значении уважительного и исполненного
достоинства почитания сверхчувственного и одновременно
доверия, причастности к нему, ощущаемому как реально
действующее наряду с индивидуальными, коллективными и
историческими человеческими силами. Несомненно, мы не
станем утверждать, что эти черты были присущи всем рим-
лянам без исключения; однако они были так сказать «доми-
нантными», единосущными идеалу, который каждый ощу-
щал типично «римским».
Равным образом эти элементы стиля — очевидны, не
привязаны к прошлому и могут в любой момент начать дей-
ствовать как силы, формирующие характер, а также быть
восприняты как идеал при пробуждении соответствующего
призвания. Они имеют нормативную ценность. Или, самое
меньшее, ценность меры. Конечно, нелепо думать, что они
могут быть в полной мере усвоены каждым, что к тому же
совершенно не обязательно. Достаточно, чтобы в нации они
1 Верность (лат.), — Прим. пер.
2 Достоинство (лат.). — Прим. пер.
3 Суровость, степенность (лат.). — Прим. пер.
4 Величественность, пышность (лат.). — Прим. пер.
5Таковы элементы стиля, выявленные Г.Ф.К. Гюнтером в его
книге: Lebensgeschichte des romischen Volkes. Pahi, 1957.
6 Благочестие (лат.). — Прим. пер.
7 Милосердие (лат.). — Прим. пер.
Люди и руины 209
стали своими для одного слоя, призванного задавать тон
всем остальным.
Теперь необходимо определить другой, низший предел,
то есть элементы «средиземноморского» стиля.
Следует уточнить тот смысл, который мы вкладываем в
выражение «средиземноморское». Нередко говорят о среди-
земноморской цивилизации, духе и даже расе, не утруждая
себя объяснением того, что собственно скрывается под этим
определением, сколь расплывчатым, столь и растяжимым
«Средиземноморское» обозначает всего лишь пространство,
территорию, где сталкивались различные культуры, разно-
родные духовные и расовые силы, никогда не составлявшие
единой культуры. В антропологии «средиземноморский»
миф появился в прошлом веке стараниями Джузеппе Серд-
жи; он доказывал существование средиземноморской расы
африканского происхождения, к которой принадлежали раз-
личные италийские народы, а также пеласги, финикийцы,
левантинцы1 2 и другие полусемитские расы; малоутешитель-
ное родство, для обозначения которого лучше всего подхо-
дит выражение «братство ублюдков», ранее использованное
Муссолини по отношению к мифу латинства. На сегодняш-
ний день теория Серджи полностью опровергнута. Мы же
считаем уместным использовать термин «средиземномор-
ский» для обозначения отдельных сомнительных этнических
и духовных компонентов, которые встречаются не только в
сравнительно смешанных средиземноморских и «латинских»
народах, но также в различных слоях итальянского народа, за
1 В одной их своих первых работ («Языческий империализм»)
мы говорили о «средиземноморской традиции». То, что мы подразу-
мевали под этим тогда, становится понятным в свете наших более
поздних работ, в частности «Rivoka contro il mondo modemo». В не-
мецком издании вышеупомянутой работы этот термин уже нс упот-
реблялся.
2 Говоря о ложных мифах, можно вспомнить, как Джобсрти от-
стаивал превосходство итальянской расы исходя из того мнения, что
она была «благородным потомком пеласгов». На самом деле пеласги
были вырождающимся древним средиземноморским народом, в лю-
бом случае чуждым тем, которые позднее создали эллинскую и рим-
скую цивилизации.
210
Юлиус Эвола
исключением его древнейшего и благороднейшего ядра, в
котором отражен исключительно «римский» элемент безо
всяких «средиземноморских» примесей.
Психологи пытались дать определение средиземномор-
скому типу не столько в антропологических понятиях,
сколько с точки зрения характера и стиля \ Действительно,
в этих описаниях мы можем без труда распознать другой
предел итальянской души, те отрицательные стороны
итальянской субстанции, от которых она, при условии уже
упомянутой нами ранее селекционной работы, может быть
очищена.
В первую очередь, чисто «средиземноморской» чертой
является любовь к показным поступкам и красивым жестам.
Средиземноморский тип нуждается в сцене, если и не для
удовлетворения низменного тщеславия и эксгибиционизма,
то хотя бы потому, что его воодушевление и порыв (даже в
достойных, славных и искренних поступках) нередко вспы-
хивают лишь благодаря присутствию зрителей; невозможно
отрицать, что довольно значительную роль в его поведении
играет забота о производимом эффекте. Именно это рождает
склонность к «жесту», то есть желание так обставить свой
поступок, чтобы привлечь к нему внимание, причем эта
склонность проявляется даже если человек знает, что един-
ственным зрителем является он сам. Вследствие этого для
средиземноморского человека нередко характерна раздвоен-
ность между одним «Я», играющим роль, и другим «Я», вы-
ступающим в роли вероятного зрителя или наблюдателя, что
доставляет ему удовольствие: в этом смысле он напоминает
актера1 2.
1 Огромный вклад в эту область внес уже упомянутый нами
Л.Ф. Клаусс (см. в частности: Rasse und Seele. Munich, 1937). В даль-
нейшем мы нередко будем обращаться к его типологии, дополнен-
ной работами других авторов. В этих исследованиях часто говорится
о «западном человеке» или «вестидах» (westiche Rasse) приблизи-
тельно в том же значении, что и «средиземноморский».
2 В этом смысле одним из наиболее характерных проявлений
этой черты средиземноморского стиля является д’аннунцизм, рас-
сматриваемый не столько с точки зрения искусства, сколько как
совершенно особый и легко распознаваемый стиль, ярко проявив-
Люди и руины 211
Повторим: мы говорим здесь о стиле, само же действие
или поступок при этом могут иметь реальную ценность. Но
подобное поведение крайне чуждо римскому стилю; это
признак упадка и вырождения, прямая противоположность
древней максиме esse non haberi ’, то есть тому стилю, бла-
годаря которому древнеримскую цивилизацию называли
также цивилизацией безымянных героев. В более широком
смысле эту противоположность можно сформулировать
следующим образом: римский стиль — монументален и мо-
нолитен; средиземноморский — имеет черты зрелищности,
напоминает театрально-хореографическую постановку (здесь
можно вспомнить французские представления о grandeur и
gloire1 2). Поэтому лучшим образцом для очищения итальянца
от «средиземноморского» компонента должен стать стиль,
созданный античной расой Рима: строгий, суровый, актив-
ный, чуждый всякой рисовки, взвешенный, со спокойным
сознанием собственного достоинства. Осмысленность про-
исходящего и ощущение самоценности, независимо от внеш-
них факторов; любовь к дистанции, к словам и делам, све-
денным к существенному, лишенным всякой зрелищности и
заботы об эффекте — все эти элементы, несомненно, явля-
ются первостепенными для возможного воспитания высшего
типа. Если уж средиземноморского человека и итальянца
роднит вышеупомянутая раздвоенность (актер-зритель), то
он мог бы использовать ее, чтобы тщательного следить за
своим поведением и выражением, предотвращая любые им-
пульсивные, спонтанные реакции, дабы научиться выражать
себя, заботясь не о «впечатлении», произведенном на других,
и об их мнении, но лишь о выработке надлежащего стиля.
Склонность к зрелищности легко соединяется с персона-
лизмом, вырождающимся в индивидуализм. Это другой не-
благоприятный характерный аспект «средиземноморской»
души, проявляющийся в тяготении к суетливому, хаотично-
му и недисциплинированному индивидуализму. В области
шийся в поведении Габриеля Д’Аннунцио, в том числе как солдата
и вождя.
1 Быть, а не казаться (лат.). — Прим. пер.
2 Величии и славе (франц.). — Прим. пер.
212
Юлиус Эвола
политики это стремление, возобладав, привело к братоубий-
ственной розни и соперничеству, завершившимися крахом
греческих городов-государств, хотя раньше оно же внесло
положительный вклад в их образование; оно же стало причи-
ной волнений в нижней Империи; и, наконец, все то же
стремление привело к партикуляризму, расколам, всевоз-
можным распрям, заговорам и соперничеству в средневеко-
вой Италии. Период итальянского Возрождения, блестящий
во многих отношениях, имел немало темных сторон, порож-
денных средиземноморским индивидуализмом, нетерпимым
к общему и суровому закону подчинения, вследствие чего
даже блестящие возможности были растрачены на удовле-
творение личных амбиций, сгорев без следа подобно фейер-
веркам, поскольку творческие силы были лишены всякого
высшего смысла и традиции: в центре стоял автор, а не про-
изведение.
Тот же «средиземноморский» компонент на более низ-
ком уровне обнаруживается в современном типе талантли-
вого человека: он постоянно готов все критиковать и оспа-
ривать с единственной целью выставить себя напоказ; про-
являет исключительную ловкость в нахождении средств,
позволяющих обойти препятствие или уклониться от закона.
На еще более низком уровне тот же компонент проявляется
как хитрость, лукавство (умение «надуть» другого), что для
данного человеческого типа является почти синонимом ума и
превосходства — тогда как человек «римского» типа вос-
принял бы это как падение, унижение собственного достоин-
ства. Мы уже говорили об этом в отрывке, связанном с ле-
гендой о Фаусте.
«Римской» простоте или безыскусности слова, выраже-
ния, жеста противостоит крикливая, несдержанная жести-
куляция, свойственная «средиземноморскому» типу, навяз-
чивая общительность и экспансивность, отсутствие чувств
дистанции, иерархии, безмолвного повиновения. Обратной
стороной подобного поведения, как правило, становятся бес-
характерность, вспыльчивость, склонность к обжорству и
пьянству (или желание напоить других), проще говоря, «ист
панскость» в худшем смысле этого слова: многословие, кич-
ливое и наносное чувство чести, обидчивость, озабоченность
Люди и руины
213
внешним видом, а не внутренним содержанием (тогда как о
древнем испанском аристократическом типе говорили: pobre
cn palabras pero en obras largo — «скупой на слова, щедрый
на дела», что сопоставимо со словами Мольтке: «Говорить
мало, делать много, больше быть, чем казаться»; это соответ-
ствовало «римскому» стилю).
С так называемой «расой пустыни» (по психо-антропо-
логической классификации Л.Ф. Клаусса) средиземномор-
ского человека сближает (что возможно вызвано наличием в
нем некоторых примесей этой расы) интенсивный и вспыль-
чивый темперамент, в то же время резко меняющийся под
воздействием минутного порыва, вспышки ярости, импуль-
сивность и порывистость желаний и аффектов в эмоциональ-
ной жизни, интуитивные прозрения, не достигающие уровня
интеллекта. Психически уравновешенный и взвешенный
стиль не является его сильной стороной. Если внешне, осо-
бенно в компании, он икрится весельем, воодушевлением и
оптимизмом, то наедине с собой средиземноморский человек
подвержен внезапному упадку душевных сил, испытывает
чувство мрачной и безысходной духовной опустошенности,
что заставляет его в тоске и тревоге бежать уединения и сно-
ва толкает во внешний мир, к шумному общению, к излия-
нию чувств и страстности.
Учитывая это, вполне очевидно, что в случае очищения
нельзя идти путем простого противопоставления. Слова
Ницше: «Я измеряю ценность человека его силой сдерживать
собственные реакции» — безусловно могут послужить об-
щим базовым принципом для преодоления беспорядочной
импульсивности и «вспыльчивости». Но тот же Ницше пре-
достерегал против всякой морали, стремящейся иссушить
всякий пылкий душевный порыв вместо того, чтобы напра-
вить его в нужное русло. Самообладание, уравновешенность,
спаянность чувства и воли не должны затушить внутренний
огонь, превратить человека в робота, что иногда происходит
с отдельными представителями центрально-европейских или
англосаксонских народов. Речь идет не о том, чтобы пода-
вить страсти, придав своей душе красивый, правильный, од-
нородный, но при этом серый облик. Напротив, необходимо
таким образом организовать все свое существо, чтобы оно
214
Юлиус Эвола
научилось распознавать, различать и надлежащим образом
использовать импульсы и порывы, зарождающиеся в его глу-
бине. Нельзя отрицать, что для многих средиземноморских
итальянских типов страстность играет преобладающую роль,
но эта склонность может из недостатка стать его достоинст-
вом при условии здраво организованной жизни.
Наиболее отрицательной чертой средиземноморского
типа является сентиментальность. Необходимо отличать сен-
тиментальность от подлинного чувства, так как первое явля-
ется расплывчатой и напыщенной формой второго. Однако
именно первое преобладает в различных способах самовы-
ражения, типичных для средиземноморской души. В качест-
ве примера достаточно вспомнить огромное количество
прежних и нынешних слащавых песенок; успех, которым они
пользуются, и отклик, который они находят в народной ду-
ше, несмотря на их глубокую неискренность, говорят сами за
себя.
Считается, что средиземноморский человек всегда скло-
нен защищать себя, тогда как нордический тип скорее стре-
мится быть собственным судьей. Первый всегда более снис-
ходителен к самому себе, нежели к другим, и противится яс-
ному и объективному исследованию глубин своей души. Это
противопоставление несколько односторонне. В целом не
следует пренебрегать опасностями, кроющимися в болез-
ненном самонаблюдении — достаточно вспомнить направ-
ление, ведущее с одной стороны, к психоанализу и психо-
логии типов Достоевского, а с другой, к определенным
комплексам вины и экзистенциального страха. Искренность
и простота прежде всего по отношению к собственной душе
имеют не менее существенное значение для высшего типа
человека, чем правило быть строгим к себе, понимающим и
сердечным — к другим. Однако в этом отношении специ-
фические связи с расовым фактором существуют лишь час-
тично.
Более серьезное значение для средиземноморского типа
имеет половой вопрос. Сексуализация морали с одной сторо-
ны и почти навязчивая одержимость женщиной и эротикой с
другой, конечно, не могут считаться исключительно «среди-
земноморскими» чертами; второе есть скорее общее явление,
Люди и руины 215
присущее любой вырождающейся цивилизации. Однако не-
возможно отрицать тот результат, к которому приводит эта
склонность обычный средиземноморский и южно-средизем-
номорский тип, особенно, сравнительно с отношением к
женщине и любви, свойственном римской этике, где им от-
водилось надлежащее — ни слишком высокое, но и не
слишком низкое — место и четко указывались основопола-
гающие жизненные ценности, необходимые для ясного и
мужественного воспитания характера без пуританского мо-
рализма В целом в Италии половые взаимоотношения
крайне далеки от совершенства. С одной стороны, южный
«темперамент» с его примитивизмом и модным ныне типом
latin lover1 2, с другой, остатки буржуазных предрассудков с
их лицемерием, запретами, условностями и скрытой под
всем этим мелкой извращенностью, типичной для нашего
времени, безусловно, не могут привести ни к чему хорошему
и крайне далеки от ясного, искреннего, свободного и смелого
отношения к этим вопросам. Впрочем, эта тема требует осо-
бого разговора и выходит за рамки поставленной здесь зада-
чи3, так как объемлет более широкий порядок проблем, чем
связанные непосредственно со средиземноморской характе-
рологией.
После краткого описания противоположных элементов
двух стилей стоит еще раз повторить, что речь идет о двух
пределах. Свойства «римского» типа представляют положи-
тельный предел скрытых задатков, присущих лучшим пред-
ставителям нашей расы, тогда как «средиземноморские»
свойства соответствуют отрицательному пределу и наименее
достойной ее части, встречаясь также у других народов, преж-
де всего «латинской» группы. Однако следует безо всяких
обиняков признать, что в последнее время слишком часто
1 См. V. Pareto. Le mythe vertuiste. Paris, 1911. P. 166: «Многие
авторы заблуждаются [относительно римского духа], поскольку не-
достаточно четко различают три совершенно разные вещи: добропо-
рядочность, умеренность, достоинство. Римляне пренебрегали пер-
вым, высоко ценили второе и еще выше третье».
2 Латинский любовник (а//гл.). — Прим. пер.
3 Эта тема затрагивается в другой нашей книге: Cavalcare la ti-
gre. Scheiwiller, 2 ed. Milano, 1971.
Юлиус Эвола
216
под типично итальянскими чертами (особенно за границей)
подразумевают близкие «средиземноморскому» пределу, и,
похоже, после Второй мировой войны именно «средиземно-
морский» компонент возобладал в итальянской жизни.
Впрочем, при определенных условиях вполне вероятно
иное развитие ситуации. В любом случае, как уже говори-
лось, подобного рода разворот к положительному пределу
является необходимой предпосылкой к созданию нового го-
сударства и нового общества, поскольку никакие лозунги,
программы и учреждения не приведут ни к чему, если им не
будет соответствовать особая человеческая субстанция (по
крайней мере на уровне правящей элиты). В принципе в каж-
дом современном человеке заложены различные возможно-
сти, некоторые из которых связаны с изначальным наследи-
ем. Если на пике нашей истории мы находим арийско-
римский компонент, то в периоды кризиса и затмения легко
проследить подъем и преобладание того, что мы условно на-
зываем компонентом «средиземноморским»; условно, так
как в сущности речь идет скорее о средиземноморских ос-
татках и шлаках, о влияниях неиндоевропейских рас, почти
лишенных истории, а также продуктах расслоения и размы-
вания этноса.
В работе по очищению и формированию основную роль,
несомненно, должен сыграть политический миф, под кото-
рым Сорель понимал живительную идейную силу. Миф реа-
гирует на среду, вводя в действие закон избирательного
сродства; он пробуждает, высвобождает и усиливает соот-
ветствующие ему возможности индивидов и среды, одновре-
менно подавляя и нейтрализуя остальные. Естественно, от-
бор может идти и обратном направлении. Это зависит от
природы мифа. Например, коммунистический миф — впро-
чем, как и демократический — обращен к наиболее смешан-
ному и выродившемуся элементу в современном человеке, и
как первый, так и второй обязаны своим успехом мобилиза-
ции подобного элемента и одновременному подавлению лю-
бых иных, более высоких способностей и чувств.
Понятно, что, говоря об очищении, не стоит ожидать
быстрых результатов. Помимо ранее указанного условия,
заключающегося в наличии политического мифа, пригодного
Люди и руины 217
для создания определенной атмосферы и соответствующего
человеческого идеала, требуется также долгосрочное, непре-
рывное воздействие, способное одолеть возможные рециди-
вы и рост возможностей, относящихся к отрицательному
пределу. Как известно, сравнительно недавно в Италии была
предпринята попытка подобного рода; ее наиболее серьезной
задачей (важность коей осознавало лишь незначительное
меньшинство) можно считать требование поступательного
перехода от «средиземноморской» Италии к Италии «рим-
ской» с одновременным отдалением от «латинских сестер»
и сближением с германским народом. К сожалению, эта
инициатива ограничилась областью чисто политических
интересов.
Безусловно, учитывая царящую сегодня в Италии атмо-
сферу, пропитанную демократической низостью и марксист-
ской заразой, рассчитывать на возможность подобного раз-
вития — чистая утопия. Но это не снижает внутренней и
нормативной ценности указанной задачи, как и других «не-
своевременных» идей, которые обретают своевременность в
момент перелома и глубинной реакции, нередко возникаю-
щих почти органически, когда разрушительные процессы
достигают своего предела.
ГЛАВА XV
ПРОБЛЕМА РОЖДАЕМОСТИ
Хаотическое и кризисное состояние современного мира
порождено не только действием подрывных сил, которое, как
говорилось, нельзя считать самопроизвольным; существуют
и другие вполне естественные факторы, отрицательное влия-
ние которых обусловлено исключительно бездействием че-
ловека. Среди них значительное место занимает рост наро-
донаселения. Если бы удалось снизить плотность населения в
мире до цифры, скажем, трехвековой давности, сохранив со-
временный уровень материальной цивилизации, то общест-
венно-экономические проблемы, волнующие сегодня наро-
218
Юлиус Эвола
ды, несомненно утратили бы свою напряженность, как и
большинство ситуаций, используемых к своей выгоде рево-
люционными силами. Это, в свою очередь, привело бы к ог-
раничению исступленной жажды деятельности — прежде
всего связанной с экономической одержимостью — и высво-
бождению нового пространства, что во многом облегчило бы
возвращение мира к нормальным условиям.
Между тем, как известно, процесс движется в прямо
противоположном направлении, причем со все большей
скоростью. Еще недавно казалось, что «народы умирают».
Однако тревога оказалась ложной. Даже разрушения, при-
чиненные «тотальной» широкомасштабной войной, безжа-
лостной к беззащитным городам, женщинам и детям, не
помешали демографическому росту (по сравнению с дово-
енным периодом) не только в Италии, но и в других цен-
трально-европейских странах, наиболее пострадавших во
время последнего конфликта. Мы как бы сталкиваемся с за-
хлестывающим землю потоком, нарастающий напор которо-
го приводит к обострению кризиса и нарастанию беспоряд-
ков всякого рода, — и трудно сдержать возмущение при
мысли о том, что здесь мы имеем дело не со слепым роком,
но с процессом, вполне доступным контролю людей. Налицо
крайне характерный для современных западных людей слу-
чай нарушения соразмерности между контролем над внеш-
ним миром и миром внутренним. Человек покоряет стихий-
ные силы природы, при помощи техники обезвреживая или
подчиняя их себе, но не способен справиться с приростохМ
рождаемости, поскольку это требует воздействия на самого
себя, на собственные предрассудки и инстинкты. Но обыч-
ный современный человек почти утратил эту способность к
самоконтролю, тщеславно удовольствовавшись призрачным
господством над материей.
Известно, что об опасности перенаселения заговорили
еще в прошлом веке; здесь достаточно вспомнить имя Маль-
туса. Однако тот исходил из чисто материалистических и
малосостоятельных соображений; в любом случае для нас
эта тема имеет совершенно иной ракурс. В отличие от Маль-
туса, мы видим основную опасность не в том, что вследствие
увеличения населения Земли к определенному времени воз-
Люди и руины
219
никнет недостаток средств, необходимых для выживания и
пропитания. С учетом возможных мер, к которым можно
прибегнуть в крайнем случае, подобный исход возможен
только в далеком будущем, до наступления коего вполне мо-
гут произойти малоприятные события, не предусмотренные
ревнителями постоянного и непрерывного прогресса. Даже в
исключительно материальной области кризис перенаселения
таит иные опасности для нашей эпохи и ближайшего буду-
щего. Перенаселение обостряет проблему безработицы, точ-
но так же, как неизбежная (вследствие самой их природы)
интенсификация производственных процессов в свою оче-
редь ведет к усилению экономической одержимости, даль-
нейшему закабалению человека, сокращению свободного
пространства, ограничению свободы передвижения в совре-
менных городах, которые, как гниющие трупы, кишат люд-
скими букашками, порождениями «массовой цивилизации».
Это наиболее важный аспект проблемы.
Зомбарт справедливо считал, что уменьшение населения
могло бы стать одним из немногих средств, позволяющих
нанести смертельный удар крупному капитализму, — этому
«сорвавшемуся с цепи великану», крушащему все на своем
пути — тем самым избежав перемен, пагубных для всякого
здорового общественно-экономического устройства. Он ду-
мал, что дело к тому и идет. Однако, как было сказано, не-
смотря на отдельные задержки, движение возобновилось в
прежнем направлении. Поэтому, если не будут предприняты
решительные меры, в ближайшем будущем нас ожидают
вышеуказанные перспективы.
Во избежание этого следовало бы, прежде всего, освобо-
диться от заблуждений и предрассудков, которые по-
прежнему обрекают людей на бездействие перед угрозой пе-
ренаселения.
В политической области следует отказаться от мифа,
гласящего: «сила в количестве». Необходимо признать со
всей откровенностью, что попытка проведения империали-
стической политики посредством демографической кампа-
нии стала одной из основных ошибок фашистской идеоло-
гии. Количественная мощь — это чисто грубая сила, сама по
себе крайне относительная, так как даже орда нуждается в
220
Юлиус Эвола
надлежащем руководстве. Истинная империя создается расой
завоевателей, покоряющих новые земли и народы не потому,
что им «не хватает места под солнцем» или вследствие демо-
графического взрыва, но благодаря особому призванию и
высшим достоинства, позволяющим им стать правящим
меньшинством. Разве проблема перенаселения в свое время
подтолкнула к господству римлян, ахеменидов, франков, ис-
панцев, первых исламских завоевателей или тех же англи-
чан? Если же говорить о стадии, на которой фактическое
господство соединяется с духовным влиянием — когда на
смену простому подчинению приходит естественное призна-
ние, что придает всей системе высшую законность и устой-
чивость — то здесь факторы, не сводимые к просто числен-
ности и количественной силе, имеют еще больший вес.
В той же степени сказанное относится к внутренним
проблемам народа. Те народы, которые поощряют или хотя
бы просто не противятся беспорядочному демографическому
росту, неизбежно испытают на себе пагубные последствия
закона контрселекции. Действительно, наиболее плодови-
тыми являются низшие расы и социальные слои. Поэтому
можно сказать, что если число высших, отборных элемен-
тов растет в арифметической пропорции, то число низ-
ших — в геометрической, результатом чего становится ро-
ковое вырождение целого. Именно этот фактор нередко ста-
новился причиной ослабления и дальнейшего краха великих
имперских организмов: они как бы размывались снизу вслед-
ствие чудовищного расползания «основания», состоящего из
смешанного «пролетарского» элемента. Следует напомнить,
что слово «пролетарий» происходит от proles1 и связано с
идеей животной плодовитости. Как справедливо заметил
Мережковский, оно относится прежде всего к тем, чьей
единственной творческой способностью является деторож-
дение — тем, кто хотя телом подобен мужчине, духом подо-
бен евнуху. Логическое развитие этой тенденции ведет к
«идеальному» обществу, в котором нет ни классов, ни муж-
чин, ни женщин, но лишь «товарищи», лишенные пола ячей-
ки огромного муравейника.
1 Потомство (лат.). — Прим. пер.
Люди и руины 221
С политической точки зрения демографический рост ве-
дет исключительно к усилению международной напряженно-
сти, вплоть до военного конфликта, не оправданного ника-
ким высшим правом или идеей: простому количеству, про-
стому состоянию «пролетарской нации» не соответствуют ни
право, ни идея. Если мы исключим военное решение (учиты-
вая также, что для исхода войны значение чисто количест-
венного потенциала становится все более относительным
•благодаря техническим средствам ведения современных
войн), демографический переизбыток может превратить на-
цию лишь в попрошайку, вымаливающего у других народов
«пространство» для экспорта «рабочих рук», практических
обреченных на вырождения и растворение среди чужого на-
селения. Если же подобного выхода нет, неизбежно нараста-
ние внутреннего кризиса и социального напряжения, что яв-
ляется буквально манной небесной для происков вожаков
марксистской крамолы.
Легко понять, сколь пагубными последствиями может
обернуться беспорядочный демографический рост — веду-
щий, как было сказано, к количественному преобладанию
низших, «пролетарских» слоев — при демократический сис-
теме: поскольку при демократии власть обеспечивается
«всеобщим избирательным правом», то есть чистым числом,
это снимает все ограничения, которые ранее при другом
строе позволяли меньшинству, элите, закрепившейся на
ключевых позициях в государстве, оградить себя от количе-
ственного роста «основания».
Перейдем от соображений политического порядка к
предрассудкам как религиозного, так и буржуазного проис-
хождения, препятствующим ограничению рождаемости.
Сделаем лишь несколько кратких замечаний.
Как известно, католическая религия следует в этом во-
просе библейскому завету «плодитесь и размножайтесь». Это
один из тех случаев, когда церковь наделяет этической цен-
ностью вещи, имеющие чисто практическое, относительное
значение, а в нынешнее время и просто устаревшие. Иудей-
ский закон был оправдан исключительно патриархальными
Условиями древнееврейских пастушеских и земледельческих
племен, которые нуждались в работниках, в связи с чем вы-
222
Юлиус Эвола
сокая рождаемость поощрялась и считалась богоугодной.
(Подобное происходит и сегодня в отдельных сельских ме-
стностях.) Но это не имеет никакого отношения ни к рели-
гии, ни к этике. С особой религиозной — или скорее аскети-
ческой — точки зрения половое удовольствие часто подвер-
гается осуждению как таковое, именно подобный подход
исповедовало аскетическое направление раннего христиан-
ства. Однако узаконение и освящение полового союза и бра-
ка лишь в целях воспроизводства и их осуждение в любом
ином случае с точки зрения обычной жизни или, в более ши-
роком смысле, с точки зрения человека, не имеющего аске-
тических наклонностей, представляется поистине чудовищ-
ным. Разве это не означает, что религия готова одобрять и
даже поощрять лишь самое примитивное и животное влече-
ние? Ведь зачатие требует от человека полной самоотдачи
половому акту, тогда как самым естественным средством,
предотвращающим оплодотворение, является некая отре-
шенность, преобладание воли, контроль над примитивней-
шим импульсом инстинкта и желания. Разве не подобное по-
ведение — преобладание интеллекта и воли над чувственно-
стью — во всех других случаях формально восхваляется и
одобряется церковью? Почему же в половых отношениях из
тупой приверженности древнему, устаревшему предписанию
еврейского закона, из лицемерия или теологической нена-
висти к сексу как таковому католическая мораль одобряет
прямо противоположное поведение, подобающее лишь како-
му-нибудь шопенгауэровому «гению рода», вступающему в
соитие поистине more ferarum.1
Повторим, можно было бы понять предписание, поощ-
ряющее безбрачие и целомудрие и осуждающее любые поло-
вые удовольствия и всякие сношения с женщинами, исходя
из аскетической морали, преследующей цели сверхъестест-
венного порядка; но немыслимо признание женщины и сек-
суальности лишь с точки зрения детородной функции, что по
сути равнозначно утверждению упадочного и животного ха-
рактера любых отношений между полами. Даже распутник,
возводящий половое удовольствие в ранг искусства — не
1 Подобно животным (лат.). — Прим. пер.
Люди и руины 225
говоря уже о некоторых «дионисийских» аспектах сексуаль-
ности (имевших в древности религиозное освящение) — без-
условно стоит выше того, кто буквально следует католиче-
ской морали.
Впрочем, похоже, современная церковь готова пойти на
некоторые уступки. Хотя выдвинутое на II Ватиканском
Соборе решение «идти в ногу со временем» имело немало
плачевных последствий, в плюс церкви можно записать от-
крытое признание того, что не только продление рода, но и
«любовь» может быть законным основанием для брака; по-
ложительными можно считать и попытки пересмотра вопро-
са о «контроле над рождаемостью»; сегодня церковь заботит
не столько сама проблема контроля, сколько вопрос о допус-
тимости тех или иных средств этого контроля. Однако доста-
точно взглянуть, с каким ужасом пишет католический экзи-
стенциалист Габриель Марсель о репрессивных мерах против
рождаемости, мерах, «хулящих Жизнь», чтобы понять, сколь
цепки предрассудки католиков даже независимо от офици-
альной доктрины.
Помимо религиозных предрассудков существуют пред-
рассудки, порождаемые мышлением, высоко ставящим изби-
тые фразы и общепринятые условности, что нередко грани-
чит с лицемерием и ложью. Например, вспомним безвкусную
буржуазную риторику по поводу детей, культа детей и жела-
ния иметь детей. Но в большинстве случаев дело вовсе не
этом желании побуждает мужчин и женщин вступать в союз.
Дети обычно просто «получаются». Так, проведенный в Ев-
ропе референдум дал следующие результаты: 45% при всту-
плении в брак не задумывались о будущем ребенке; 30% не
хотело иметь детей; лишь 25% мужчин и женщин действи-
тельно собирались обзавестись потомством.
Для революционно-консервативного движения сопро-
тивления важно следующее: нам нужны люди, свободные
от буржуазных сентиментальных комплексов и готовые ис-
полнить свой долг в любой момент; для них «семейные обя-
занности» почти равнозначны предательству; желательно,
чтобы они были sine impedimentis, ничем ни связаны, чтобы
ничто не ограничивало их возможности свободно распоря-
жаться собой. Так, в древности существовали Ордена, для
224 Юлиус Эвола
членов которых безбрачие было обязательным. Стоит при-
слушаться и к истине, заключенной в следующих словах
Ницше: «Мужчину следует воспитывать для войны, женщи-
ну — для отдохновения (или вознаграждения — Erholung)
воина; все остальное — глупость». В любом случае идеал
«общества мужчин» не может иметь ничего общего с при-
ходским или мелкобуржуазным идеалом «дома и детей»; бо-
лее того, мы считаем, что в данной области за указанными
людьми можно признать право на достаточно широкую сек-
суальную свободу, вопреки морализму, социальному кон-
формизму и «обывательскому героизму».
Впрочем, следует учесть и следующее. Без преемствен-
ности элита не имеет будущего; поэтому представляется
вполне естественным, чтобы она позаботилась также и о на-
следниках, способных противостоять угрожающему размно-
жению низших слоев. Но здесь необходимо сделать несколь-
ко оговорок.
Прежде всего, пример древних религиозных Орденов,
практикующих безбрачие, доказывает, что преемственность
может быть обеспечена и другими средствами помимо физи-
ческого продления рода. Возможно, помимо ударных сил,
готовых к непосредственным действиям, имеет смысл соз-
дать вторую группу, которая — по образцу древней знати —
обеспечивала бы наследственную передачу отборной крови в
дополнение к духовно-политическому наследию традиции и
мировоззрения. Однако возможность достижения подобной
цели сегодня представляется довольно утопичной; пришлось
бы закрыть глаза на реальность, на общие социальные и эк-
зистенциальные условия, ставшие отныне подавляющими.
Впрочем, при желании можно рискнуть стать отцом, если в
современной семье отцовство еще может что-то значит, од-
нако необходимо твердо удостовериться, что оно не явля-
ется лишь предлогом, позволяющим оправдать собственную
невоздержанность. В любом случае очевидно, сколь при-
зрачны надежды на воспитание достойного потомства в со-
временной семье, столь далеко ушедшей от традиционного,
скажем даже «римского» уклада. Столь же очевидно, что се-
годня на Западе создать семью такого типа практически не-
возможно.
Люди и руины 225
Но даже в лучшем случае не может быть и речи о воз-
можности соревнования с более плодовитыми низшими
слоями; поскольку в нашем случае речь идет об элите, то
есть меньшинстве, то даже при всех стараниях (и учитывая,
что потомству передается не просто кровь) создать противо-
вес демографическому напору низших слоев и племен нико-
гда не удастся. Как уже говорилось, необходимо задейство-
вать другие средства: первым и непременным условием яв-
ляется устранение демократической, эгалитарной системы;
вторым — занятие надлежащей позиции по отношению, на-
пример, к так называемому Третьему миру.
В древне-индоевропейских традициях «долгом» считали
только рождение сына (хотя это правило не распространя-
лось на людей, склонных к аскетизму); поэтому первенца
называли «сыном долга», в отличие от других детей. Стоит
ли говорить, что соблюдение лишь одного этого правила,
обеспечивающего, в частности, принцип наследования по
отцовской линии, само собой привело бы к снижению демо-
графического роста.
Мы описали основные качества, присущие как первой
группе, полностью свободной ото всяческих уз, так и второй
группе, которая через свое потомство пытается создать био-
логическую основу для передачи духовного наследия и обес-
печения преемственности орденских структур. Между тем
большинство наших современников, давая жизнь новым су-
ществам, лишь воспроизводит в них собственную несостоя-
тельность, тщету и бессмысленность прожитой жизни, тем
самым умножая бесформенный мир количества. Пассивность
перед натуралистической частью собственного существа и
примитивнейшим половым влечением или покорность пред-
рассудкам являются яркими свидетельствами их полной без-
ответственности, особенно учитывая коллективные послед-
ствия подобного поведения, пагубный характер которых с
каждым днем становится все более очевидным. Но, несмотря
па мнение тех, кто обвиняет в эгоизме и индивидуализме
людей, уклоняющихся от деторождения, истина заключается
в прямо противоположном; скорее сами эти обвинители ду-
мают лишь о себе, поскольку, беззаботно потакая своим
примитивным инстинктам, они лишь множат общий хаос; в
Люд*: и р\ины
226
Юлиус Эвола
конечном счете они не думают даже о себе, и можно было бы
сказать «они сами это заслужили», если бы печальные по-
следствия этой беспечности не затрагивали бы людей, не
принадлежащих этому стаду. Поэтому в нынешней ситуации
государству не помешало бы предпринять суровые профи-
лактические и систематические меры (даже репрессивного
характера), несмотря на нежелательность подобного рода
вмешательства в частную жизнь в других случаях (как во
время нелепой «демографической кампании»). Лично мы
считаем, что подобная антидемографическая политика ни-
когда не будет излишней, поскольку даже достаточно под-
готовленные круги (как будто под влиянием внутреннего
запрета) не желают замечать тяжких последствий — как
прямых, так и косвенных — роста народонаселения, значи-
тельно усиливающих кризис современного мира.
Поэтому для нового движения антидемографическая на-
правленность должна стать частью общей борьбы против
мира количества и указанных роковых процессов контрсе-
лекции. В настоящем государстве эта задача имеет двойной
аспект: удержание ракового размножения смешанной серой
массы и реализация предпосылок, необходимых для кри-
сталлизации и консолидации слоя, в котором будут вырабо-
таны свойства, позволяющие их носителям твердо удержи-
вать власть в своих руках и быть ее достойными (здесь, в
частности, можно обратится к сказанному нами в предыду-
щей главе). В этой области требование уравновешенности и
сдержанности имеет не меньшее значение, чем в борьбе про-
тив экономической одержимости; в конечном счете, как было
сказано, эти два аспекта взаимосвязаны.
ГЛАВА XVI
ЕДИНАЯ ЕВРОПА: ФОРМА И ПРЕДПОСЫЛКИ
К ОБЪЕДИНЕНИЮ
Сегодня в различных кругах все настойчивее слышны
призывы к объединению Европы. Однако „ледует четко от-
делить тех сторонников европейского единства, кто исходит
Люди и руины
227
исключительно из материальных и прагматических сообра-
жений, от тех, кто, руководствуясь высшими принципами,
ставит на первое место духовные и традиционные ценности.
В лучшем случае стремление к объединению порождает-
ся внутренним протестом против нынешнего положения Ев-
ропы, которая в результате определенных событий (немалое
влияние на которые оказали силы «тайной войны») из субъ-
екта большой мировой политики, каковым она была прежде,
превратилась в объект, обусловленный иностранными влия-
ниями и интересами. Вынужденная лавировать между двумя
великими державами, борющимися за мировое господство,
Америкой и СССР, она в конце концов согласилась принять
американскую, «атлантическую» опеку, дабы избежать худ-
шего — полного порабощения коммунизмом.
Очевидно, что разобщенность европейских наций лишь
усугубляет подобное положение дел. Как известно, на сего-
дняшний день все конкретные шаги по объединению Европы
ограничивались созданием Общего рынка, Союза угольной и
сталелитейной промышленности и т.п., то есть чисто эконо-
мическими мерами без соответствующей политической со-
ставляющей. И не стоит питать особых надежд относительно
возможного улучшения ситуации. Плачевные последствия
двух мировых войн, в значительной мере также вызванных
разобщенностью и ослеплением европейских наций, преодо-
леть непросто. Мерой конкретной свободы, независимости и
самостоятельности является в первую очередь мощь, Европа
могла бы стать третьей великой мировой державой, если бы
при объединении ей удалось сохранить свои обширные ис-
точники сырья и зарубежные рынки и в законодательном по-
рядке установить принцип тесной солидарности, согласно
которому все европейские нации обязывались бы в случае
опасности незамедлительно встать на защиту союзного госу-
дарства. Но по этому пути не пошли. Впрочем, для новейшей
европейской истории (исключая примеры из более далекого
прошлого: римский период, гибеллинское Средневековье и
Священный Союз) это не удивительно. В результате за одной
капитуляцией последовала другая.
Сегодня некоторые говорят о возможности образования
европейской империи с более чем четырехсотмиллионным
228
Юлиус Эвола
населением, что позволит ей противостоять как Соединен-
ным Штатам, насчитывающим на сегодня 179 млн. человек,
так и СССР с его 225 млн. Правда в эту цифру включают и
народы, оказавшиеся за железным занавесом. Впрочем, даже
одна западная Европа со своими 364 млн. могла бы стать
достаточно сильным блоком, если бы не проблема промыш-
ленного потенциала (от которого зависит и военная мощь),
для развития которого необходимы соответствующие сырье-
вые ресурсы. Ранее этот недостаток восполнялся за счет не-
европейских стран, зависимых от Европы, но на сегодня эти
резервы оказались по большей части утраченными, не говоря
уже о прежних зонах влияния, где ныне промышляют амери-
канцы, русские и даже китайцы.
Первым шагом к созданию единой Европы должен стать
совместный выход всех европейских стран из ООН, этой
смешанной, ублюдочной и лицемерной организации. Вторым
обязательным условием является окончательное освобожде-
ние ото всякого рода влияния как со стороны Америки, так и
СССР. Однако подобные шаги потребовали бы столь тонкого
и осмотрительного владения политическим искусством, ка-
кого не приходиться ожидать от современных европейских
государственных деятелей. Действительно, если между отка-
зом от американской «атлантической» опеки и реальным
объединением Европы в единый блок, способный самостоя-
тельно отстаивать свои интересы (там, где это возможно),
образуется значительный временной промежуток, то в ре-
зультате возможных внутренних потрясений и внешней аг-
рессии плохо защищенная — как материально, так и духов-
но — Европа рискует стать добычей коммунизма и СССР.
Поэтому шаги подобного рода нельзя предпринимать без
предварительной подготовки.
Однако эти конкретные политические проблемы выхо-
дят за рамки настоящей книги, поскольку здесь мы затраги-
ваем лишь вопросы, связанные с формой и духовно-доктри-
нальными предпосылками единой Европы. В этом смысле
1 J. Thiriart. Un Empire de 400 millions d’hommes: L’Europe. Brux-
elles, 1964. Книга была опубликована и в итальянском переводе из-
дательством Volpe.
Люди и руины 229
неопределенные решения федералистского толка могут но-
сить исключительно конъюнктурный характер, как и про-
блема оборонительного экономико-политического союза,
образование коего относится скорее к следствиям. Единст-
венно верное решение должно носить органичный характер
и основываться на проблеме формирующего, внутреннего,
высшего влияния, присущего общей идее и традиции. Во-
преки этому отдельные круги отстаивают активную и праг-
матическую точку зрения, согласно которой нации не явля-
ются в готовом виде с небес, но образуются на основе об-
щей задачи, которая — в противоборстве со средой или
перед лицом исторического вызова — ставится перед раз-
розненными силами деятельной и решительной инициатив-
ной группой, что некогда и приводило к возникновению той
или иной исторической нации. Полагают, что нечто подоб-
ное может произойти и с грядущей «европейской нацией»,
для формирования которой достаточно прибегнуть к еди-
ному мифу и идее общей судьбы, отстаиваемых европейским
революционным фронтом. Подобная точка зрения представ-
ляется нам неудовлетворительной, поскольку, говоря о про-
исхождении исторических наций, нельзя забывать того су-
щественного вклада, который был внесен в этот процесс ди-
настиями, как носителями традиции, и их верноподданным
окружением (приведем в качестве примера Пруссию). В на-
стоящее время эти факторы отсутствуют. Поэтому имеет
смысл говорить лишь о некой чрезвычайной ситуации, кото-
рая могла бы дать толчок к объединению, что однако — не-
обходимо это признать — для европейской истории является
довольно редким случаем; излишне даже упоминать хорошо
известные примеры, но не единства, а европейской раздроб-
ленности, как то: Столетняя война, религиозные войны, вой-
ны за престол и т.д. вплоть до двух последних мировых войн.
Кроме того, следует указать на свойственные сторонни-
кам европейского объединения колебания между понятиями
империи, пусть даже в приблизительном смысле (его исполь-
зуют Тириар и Варанж1 — и «европейской нации» (как, в
1 U. Varange. Imperium. Westropa Press, London, 1948. Впрочем,
в этой книге под «империей» скорее подразумеваются силовые
230
Юлиус Эвола
частности, называется один немецкий журнал1). Здесь требу-
ется внести некоторые уточнения. Понятие нации никоим
образом не применимо к органическому наднациональному
типу единства. Отказываясь от формулы «Европа отечеств» и
простой федерации европейских наций, не следует впадать в
двусмысленность. Как мы уже указывали в другой главе, по-
нятия отечества (родины) и нации (или этноса) по сути отно-
сятся к натуралистическому, «физическому» уровню. В еди-
ной Европе безусловно могут сохраняться отечества и нации
(этнические общности отчасти признаются даже в тотали-
тарном СССР). Но следует решительно отказаться от нацио-
нализма (с его чудовищным довеском в виде империализма)
и шовинизма, то есть ото всякой фанатичной абсолютизации
частного единства. Поэтому с точки зрения доктрины пра-
вильнее использовать понятие Империи, а не «европейской
нации» или «европейского отечества». Необходимо пробу-
дить в европейцах чувство высшего порядка, качественно
отличного от просто «национального», ибо оно коренится в
иных слоях человеческого существа. Нелепо говорить о «ев-
ропейцах», взывая к чувству, родственному тому, которое
заставляет людей ощущать себя итальянцами, пруссаками,
басками, финнами, шотландцами, венграми и т.п., в надежде
на то, что подобное чувство общности может пустить корни
в единой «европейской нации», устранив и сведя на нет су-
ществующие межнациональные различия. Однако серьезные
проблемы возникают и в том случае, если само слово «импе-
рия» не пробуждает ничего большего, кроме анахроничных и
неосуществимых фантазий.
Образцом истинного и органичного имперского мышле-
ния (четко рознящегося ото всякого рода империализма, ибо
последний есть не что иное, как нежелательное обострение
национализма) может служить, например, европейский сред-
невековый мир. В нем сосуществовали единство и многооб-
блоки «цезаристского» характера, в которых Шпенглер распознал
конечное явление периода Civilisation, то есть сумеречного пе-
риода.
1 Точнее говоря, немецкий журнал называется «Nation & Euro-
pa». — Прим. пер.
Люди и руины
231
разие. Входящие в его состав отдельные государства имели
характер частичных органических единств, тяготеющих к
unum quod non est pars (используя выражение Данте), то есть
к принципу единства, авторитета и верховной власти, по
своей природе отличного от принципа, лежащего в основе
каждого отдельного государства. Качественно высшая при-
рода имперского принципа обуславливается исключительно
его превосходством по отношению к узко политической
области, поскольку он опирается на идею, традицию и об-
ладает духовной властью, что и придает ему законность.
Именно это трансцендентное качество Империи дает ей
право налагать ограничения на суверенитет отдельных ев-
ропейских государств перед лицом имперского «суверенно-
го права». Империя строится как «организм, состоящий из
организмов», или, если угодно, имеет федеральное устрой-
ство. Однако это не федерализм, образно говоря, «без царя в
голове», но федерализм органичный, несколько напоминаю-
щий внутреннее строение немецкого Второго Рейха, как он
был задуман Бисмарком. Таковы основные черты истинной
Империи.
Однако есть ли в современной Европе возможности и
условия для реализации подобной идеи? Понятно, что по-
добный замысел требует воли и власти, готовых решительно
пойти наперекор общему течению. Как говорилось, следует
отказаться от идеи «европейской нации», поскольку ее ре-
зультатом может стать кровосмешение отдельных европей-
ских наций в некого единого общеевропейца за счет стира-
ния языковых, этнических и исторических различий. Если же
нашей целью является органичное единство, то предвари-
тельным условием является объединение и сплочение всех
наций в иерархически и органически сочлененное целое.
Природа части должна отражать природу целого. Предвари-
тельно каждая отдельная нация должна достичь устойчивого
единства на иерархической основе безо всяких примесей на-
ционалистического hybris (того, что Вико называл «нацио-
нальным тщеславием»), каковое почти неизбежно сопряжено
с демагогией и коллективизмом, и лишь затем может пробу-
диться общее стремление к высшему единству, превосходя-
щему рамки отдельных национальных территорий. Возвы-
232
Юлиус Эвола
шенная природа этого стремления позволит отдельным на-
циональностям, в соответствии с их природной и историче-
ской индивидуальностью, пользоваться достаточно широкой
свободой. Известно, что, согласно принципу органической
концепции, чем выше уровень сплоченности и совершенства
высшего единства, тем большей самостоятельностью наде-
лены его отдельные части и тем большая степень различий
допустима между ними. Главное — твердая готовность к
взаимодействию и взаимопомощи.
Любому органическому единству свойственен принцип
устойчивости. Однако невозможно говорить об устойчивости
целого, если его отдельные части лишены стабильности. По-
этому политическая сплоченность внутри каждой отдель-
ной нации также является первичным условием возможного
европейского единства. Однако последнее неизбежно ока-
жется непрочным, если будет опираться па нечто типа меж-
дународного парламента, не обладающего единым высшим
авторитетом и состоящего из представителей различных
политических режимов демократического типа, вынужден-
ных подчиняться желаниям большинства, а, следовательно,
совершенно не способных обеспечить преемственности по-
литической воли и направления. При демократическом ре-
жиме государственная верховная власть — призрачна, нация
лишена настоящего единства, а политическая воля ежеднев-
но меняется в зависимости от количества голосов, зарабо-
танных одной из политических партий, маневрирующих в
нелепой системе всеобщего равного избирательного права,
при которой совершенно немыслимо органическое «состав-
ное целое». Естественно, никто не собирается навязывать
всем европейским нациям одинаковый строй; тем не менее
на первом месте должен стоять органический и иерархиче-
ский принцип — как антииндивидуалистический, так и ан-
тидемократический, — способный менять свою форму в
зависимости от соответствующих местных условий. Исходя
из этого, предварительным условием является общая анти-
демократическая прочистка мозгов, что, однако при ны-
нешнем положении дел представляется почти утопией.
Учитывая повсеместное торжество демократии, при кото-
рой общеевропейский парламент неизбежно превратится в
Люди и руины 233
столь же удручающее и плачевное зрелище, как и демокра-
тические парламенты отдельных европейских стран, идея
единой Европы звучит поистине смехотворно. В общем, сле-
довало бы задуматься об органичном единстве, реализуемом
сверху, а не снизу. Только элиты различных европейских
наций могли бы договориться между собой, наладить со-
трудничество и, преодолев партийные пристрастия и дух
раскольничества, благодаря своему авторитету выдвинуть
на первый план более высокие интересы и мотивы. Так по-
ступали в прежние времена Монархи и Вожди, творцы ве-
ликой европейской политики, ощущавшие себя почти кров-
ными родственниками (и отчасти действительно бывшие
таковыми благодаря династическим связям), даже несмотря
на серьезные распри, возникавшие иной раз между их стра-
нами. Таким образом, каждая нация должна обрести свой
прочный «центр», и тогда за счет симфонии, содействия этих
центров сможет родиться деятельное высшее европейское
единство.
Итак, началом европейского объединения должен стать
процесс двойной интеграции. С одной стороны, необходима
национальная интеграция, реализуемая путем признания
принципа авторитета в качестве основы для органического,
анти-индивидуалистического и корпоративного формирова-
ния отдельных национальных общественно-политических
сил; с другой, наднациональная, европейская интеграция,
реализуемая путем признания принципа верховной власти,
должной настолько превышать власть, присущую отдельным
государствам, чтобы ей подчинялись все входящие в них ин-
дивиды. В ином случае даже не имеет смысла говорить об
органически единой Европе.
Однако при подобной поставке вопроса возникают су-
щественные трудности, вызванные необходимостью не толь-
ко политической, но и духовной основы возможного евро-
пейского единства.
Где же найти эту основу? На первый взгляд, казалось
бы наиболее уместным обратиться к религии. Однако это не
1ак. Испрашивать у католичества санкцию и благословение
для верховного принципа авторитета бессмысленно, во-
первых, поскольку не все европейские нации исповедуют
234
Юлиус Эвола
католичество, во-вторых, ввиду демократического и модер-
нистского расслоения современной Церкви (о чем мы уже
говорили в X главе), и, наконец, учитывая плачевные по-
следствия общего процесса десакрализации и обмирщения
Европы. Столь же бессмысленно обращаться к христианст-
ву как таковому, ввиду очевидной беспочвенности, несо-
стоятельности и расплывчатости подобного обращения, не
говоря уже о том, что христианство не является специфиче-
ски европейским духовным движением и принадлежностью
исключительно европейской цивилизации; христианами
являются и негры обеих Америк. Следует помнить также
сказанное нами в X главе относительно маловероятности
примирения между чистым христианством и «метафизикой
государства».
Перейдем теперь к более низкому уровню. Охотно го-
ворят о «европейской традиции» и «европейской культуре».
К сожалению, обычно это не более чем слова. Что касается
«традиции», то уже с давних пор Европа — и Запад — утра-
тили даже представление о высшем значении этого слова.
Можно сказать, что «традиция» в целостном понимании (ко-
торое, как мы надеемся, доступно тем, кто внимательно сле-
довал нашей мысли), отличном от ее истолкования «тради-
ционализмом», является категорией, принадлежащей почти
исчезнувшему миру, тому времени, когда единая формообра-
зующая сила проявлялась как в обычаях, так и в верованиях,
как в праве, так и в политических формах и культуре; в об-
щем, во всех областях существования. Никто не осмелится
утверждать, что в нынешней Европе существует такая «еди-
ная традиция», могущая стать опорой для узаконения евро-
пейской идеи. Напротив, приходится констатировать отсут-
ствие одухотворяющего центра, без которого последняя те-
ряет всякий смысл. На сегодня в Европе от «традиции» в
глубинном понимании сохранились лишь жалкие историче-
ские останки.
Что до «европейской культуры», то о ней сегодня, как
правило, заводят разговор салонные европеисты, интеллек-
туалы-дилетанты либерально-гуманистического толка, лю-
бящие пофилософствовать о «личности», «свободе», «сво-
бодном мире» и т.п., склонные заигрывать с ЮНЕСКО и
Люди и руины 235
другими убогими организациями подобного рода. Общий
уровень их идей прямо соответствует общей атмосфере рас-
пада, воцарившейся после Второй мировой войны. Нам не
верится, что диалог подобных представителей «европейской
культуры» различных стран может привести к чему-то стоя-
щему. Следует также помнить, что «культурой» сегодня, как
правило, величают некий придаток буржуазного общества
третьего сословия, породившего также нелепый и, к сожале-
нию, до сих пор популярный в определенных кругах миф так
называемой «аристократии мысли», аристократии, состоя-
щей преимущественно из parvenu1 антитрадиционной, либе-
ральной и светской направленности. Поэтому, с нашей точки
зрения, «интеллектуалов» — как европейски ориентирован-
ных, так и нет — по большей части не следует принимать в
расчет; собственно, так и делали коммунисты начального
периода. Современные деятели «культуры» никак не могут
быть выразителями авторитета, свойственного хранителям и
носителям высшей идеи. Гёте, фон Гумбольдту и прочим
представителям великой культуры следует отдать должное,
но нелепо надеяться на то, что в этой среде может зародиться
пробуждающая и одухотворяющая сила, способная подвиг-
нуть революционные силы и элиты на борьбу за единую
Европу. Все, связанное сегодня с «культурой», относится
исключительно к области «представительства» чисто исто-
рического характера и достойно разве что европейского «са-
лона».
С другой стороны, попытка отойти от общих рассужде-
ний и дать конкретное, осязаемое содержание понятию «об-
щеевропейской культуры» приводит к серьезным затрудне-
ниям. Это подтвердил Конгресс Вольта, созванный в свое
время Итальянской Академией и посвященный теме «Евро-
па». Несмотря на присутствие множества известных предста-
вителей европейских стран, он завершился практически без-
результатно. Но главное даже не в этом. Суть в том, что
именно «культура» ответственна за комплекс вины, лежащий
тяжким бременем на Европе. Оставляя в стороне поверхно-
стную культуру литературно-гуманитарного характера, не
1 Выскочка (франц.)* — Прим. пер.
236
Юлиус Эвола
связанную с глубинными историческими силами (в связи с
чем хотелось бы напомнить, что европейская история знает
гораздо больше примеров истощающей разобщенности, не-
жели случаев союза и сотрудничества), разве можно отри-
цать, что, начиная с эпохи Возрождения, западные культура
и цивилизация (в целом тождественные европейским) почти
всегда шли рука об руку с антитрадиционным духом? Ведь
именно зародившиеся тогда идеи, воспеваемые ныне боль-
шинством либеральных и прогрессистских ревнителей ев-
ропейской культуры, цивилизации и традиции как едва ли
не высшее достижение, в конце концов стали основной
причиной духовного кризиса, охватившего сегодня Европу;
европеизация мира обернулась расползанием фермента раз-
ложения и крамолы, пробудившего силы, которые позднее
рикошетом ударили по самой Европе. Разве не Европа стала
очагом зарождения просветительства, либерализма, демокра-
тии (американская демократия не оказала почти никакого
влияния на европейский континент) и, наконец, марксизма и
коммунизма? Таков роковой вклад «европейской культуры»
в современную историю, и этому немало поспособствовали
интеллектуалы, гуманисты и прочие «возвышенные души»;
между тем влияние культуры, непосредственно связанной с
областью литературы и искусства, осталось почти незначи-
тельным. Так есть ли смысл в призывах разделить «общую
судьбу», о чем пекутся сегодня отдельные европеисты;
«судьбу», которую на Востоке скорее назвали бы кармой? На
вышеупомянутом Конгрессе Вольта об этом говорил акаде-
мик Франческо Коппола, указавший на упомянутый ком-
плекс вины и «нечистой совести» Европы. О какой духовной
основе для защиты Европы от сил и идеологий (вполне по
праву считающихся варварскими и антиевропейскими) мо-
жет идти речь, если последние являются не чем иным, как
крайними следствиями тенденций и болезней, очагом зарож-
дения которых была сама Европа? В этом кроется причина
ослабления иммунитета европейского мира перед преслову-
тыми «передовыми обществами», американского и советско-
коммунистического образца.
Итак, проблема духовной основы для органически еди-
ной Европы остается нерешенной, поэтому возможное на-
Люди и руины
237
ступление активных революционных сил под знаменем евро-
пейского единства неизбежно окажется лишенным надежных
духовных тылов. За спиной передовых отрядов останется
заминированная земля, если предварительно не будут иско-
ренены как явные, так и скрытые внутренние болезни, ко-
торые сегодня как в увеличительном стекле видны в неев-
ропейских и антиевропейских силах. Поэтому необходимо
сначала провести широкомасштабную внутреннюю дезин-
токсикацию, даже если она обойдется дорогой ценой. На-
пример, выходя за рамки политико-экономической области,
позволительно ли закрыть глаза на почти повальную амери-
канизацию привычек, вкусов и увлечений европейских масс?
Следовательно, прежде всего необходимо занять решитель-
ную позицию по отношению ко всему, что можно называть
современным миром, и позиция эта должна быть «реакцион-
ной» и консервативно-революционной, как мы уже говорили
в первой главе. Некоторые утверждают, что проблему едино-
го четкого мировоззрения следует отложить на более позднее
время, поскольку сейчас важнее не конкретные «идеологиче-
ские взгляды» сторонников европейского единства, но их
готовность к созданию «общеевропейской партии» и отказ от
сотрудничества с неевропейскими силами. Однако подобное
отношение равнозначно безыдейному и бесхребетному ирра-
циональному активизму, поскольку в этом случае даже при
удачном решении практической задачи по созданию евро-
пейского блока, последний неизбежно будут сотрясать рас-
колы и противоречия. Мы настаиваем на том, что такая
единая Европа (то есть созданная без предварительной реа-
лизации указанного нами условия, необходимого для обра-
зования органической, а не просто «объединяющей» струк-
туры) не сможет стать носительницей особой идеи. Это
будет лишь новый силовой блок среди прочих — американ-
ского, русского, китайского и, возможно, даже афро-азиат-
ского — качественно ничем от них не отличающийся; а ста-
нет ли она сотрудничать с ними или, наоборот, им противо-
стоять, не имеет существенного значения в общей атмосфере
«современной» цивилизации, ответственность за возникно-
вение которой, как уже было сказано, во многом лежит на
самой Европе.
238
Юлиус Эвола
Естественно, практический отказ ото всех материальных
достижений современной цивилизации был бы чистой уто-
пией; ведь пришлось бы отказаться от средств, действитель-
но необходимых сегодня для обороны и нападения. Однако
вполне реально установить четкую дистанцию и границу.
Все «современное» в материальной и «физической» области,
которая должна быть взята под строгий контроль, следует
отнести к уровню простых средств, подчиненных более вы-
сокому и надлежащим образом защищенному уровню, где
безоговорочным признанием должны пользоваться консерва-
тивно-революционные ценности. Еще недавно Япония дока-
зала возможность и плодотворность подобного решения.
Лишь тогда Европа сможет стать чем-то иным, качественно
отличным и занять достойное место среди мировых держав.
Некоторые утверждают, что обладания общей культурой
вполне достаточно для слияния европейских народов в еди-
ную нацию. Однако им можно возразить, что, даже не считая
сказанного нами чуть выше, эта культура отныне является
общей не только для европейцев, но и для большей части
«цивилизованного» мира. Она не имеет границ. Европейский
вклад — в области литературы, искусства, науки и т.п. —
был усвоен неевропейскими странами, и наоборот. Нельзя
забывать и того, что фактическое общее стирание различий
(распространившееся также на образ жизни и вкусы), сопро-
вождающее научно-технический прогресс, служит доводом и
для тех, кто стремится не к единой Европе, но к единообраз-
ному миру, объединенному в единую организацию или над-
национальное мировое государство. Очевидно, что только
серьезный подход к решению указанной проблемы позволит
единой Европе обрести особое духовное достоинство, не ну-
ждаясь в заимствованиях, и даже взять на себя руководящую
роль тот момент, когда весь современный мир окажется в
глубоком кризисе.
Вернемся к более частным проблемам. В начале книги
мы говорили о необходимости преодоления ложной дилеммы
фашизм-антифашизм, отказа от бездумного причисления к
фашизму всего, что выходит за рамки демократии, марк-
сизма и коммунизма. Это относится и к европейской идее.
Стоит ли говорить, что не может быть никаких компромис-
Люди и руины 239
сов или «переговоров» с защитниками принципов, входя-
щих в формулу «антифашизма»? Европейская дезинтоксика-
ция должна быть направлена в первую очередь на «антифа-
шизм», эту навязчивую идею, бывшую недавно лозунгом
«крестового похода», обратившего Европу в руины. Однако
нельзя согласиться и с теми сторонниками европейского
единства, кто в деле создания нового порядка ориентируется
исключительно на вчерашние режимы Германии и Италии,
поскольку они не учитывают наличия в этих движениях раз-
личных, порой противоборствующих тенденций, которые
могли бы принять правильное, положительное, консерватив-
но-революционное направление лишь при соответствующем
стечении обстоятельств и дальнейшем их развитии, прерван-
ном непродуманной войной и последующим поражением.
Поэтому тем, кто желает использовать эти движения в каче-
стве ориентира, следовало бы по меньшей мере четко разгра-
ничить эти тенденции.
Не считая вкратце рассмотренных нами доктринальных
сложностей, в практическом плане основным препятствием
на пути к европейскому единству является отсутствие чего-
либо конкретного, могущего стать отправной точкой, надеж-
ной опорой и центром кристаллизации для возможного дей-
ствия. Совсем недавно мы были свидетелями удивительного
зрелища зарождения наднациональной европейской армии, С
дивизиями из легионеров-добровольцев различных европей-
ских стран, сражавшихся на восточном фронте против совет-
ских войск; но тогда основой служил Третий Рейх. Сегодня
европейские правительства предпринимают конкретные ме-
ры к объединению (впрочем, редкие и незначительные) ис-
ключительно на экономическом уровне, не заботясь о выра-
ботке соответствующих идеалов и идеологии. Между тем
представители европейских наций, понимающие необходи-
мость высшей идеи единой Европы, малочисленны и не
только не получают поддержки со стороны властей своих
стран, но даже подавляются ими — и тем усерднее, чем от-
кровеннее они заявляют о своих неизбежно антимарксист-
ских и антидемократических убеждениях. Однако, как было
сказано, европейское объединение возможно лишь при усло-
вии консервативно-революционного возрождения и реорга-
240
Юлиус Эвола
низации отдельных европейских стран; но признать это —
значит признать поистине ошеломляющий масштаб постав-
ленной задачи.
Несмотря на неблагоприятные условия, в качестве пер-
спективы можно выдвинуть идею Ордена, члены которого
действовали бы в отдельных странах, делая по возможности
необходимое для будущего европейского единства. Но для
этого требуется нечто большее, чем голый энтузиазм моло-
дых бойцов, пытающихся развернуть пропагандистскую ра-
боту (хотя они несомненно заслуживают уважения). Необхо-
димы особо подготовленные люди, занимающие или могу-
щие тем или иным образом занять в будущем ключевые
позиции в различных государствах. Какими должны быть эти
люди? Если взять за точку отсчета буржуазное общество и
цивилизацию, мы считаем, что следовало бы привлечь к делу
людей, которые духовно или еще не дошли до этой точки и,
следовательно, не считают своими ценности этого общества
и цивилизации, или тех, кто эту точку уже преодолел. Объ-
ясним это чуть подробнее. В первую группу могут войти по-
томки древних европейских родов, сумевшие выстоять в
этом мире, чья ценность определяется не только их именем,
но также личными достоинствами. Мы согласны, что оты-
скать подобных людей довольно непросто; но исключения
существуют, подтверждением чему служат недавние собы-
тия времен Второй мировой войны и послевоенного перио-
да. Иногда необходимо просто пробудить в крови то, что
еще не потеряно безвозвратно, но только дремлет в ней.
Наиболее ценным в подобных людях является наличие
врожденных склонностей, «расы» (в элитарном, а не расист-
ско-биологическом понимании слова), что позволяет им дей-
ствовать и реагировать четко и уверенно. Они не нуждаются
в теориях и отвлеченных принципах, так как по самому сво-
ему рождению хранят верность тем принципам, ценность
которых была очевидна для любого благородного человека
до победы революции третьего сословия и всего, что за ней
последовало.
Второе, более многочисленное подразделение Ордена,
на наш взгляд, могут составить люди, соответствующие че-
ловеческому типу, который формируется благодаря отбору и
Люди и руины 241
испытаниям преимущественно воинского характера и особой
подготовке. Экзистенциально этому типу присуща способ-
ность «развенчивать басни»; он легко распознает обман и
лицемерную ложь во всем цепком наследии идеологий, бес-
совестно использованных не столько для уничтожения той
или иной европейской нации, сколько для нанесения смер-
тельного удара всей Европе. Таких людей отличает нетерпи-
мость ко всякой риторике, безразличие к любому интеллек-
туализму и политике политиканов и партократий, реализм
высшего типа, способность действовать четко и решительно.
В недавнем прошлом их можно было встретить в элитарных
воинских формированиях, сегодня — среди представителей
десантных и других спецподразделений, особые подготовка
и опыт которых способствуют возникновению указанного
типа (причем черты, свойственные последнему, присущи
представителям всех наций). Таким образом, одинаковый
образ жизни становится потенциально связующим элемен-
том, независимо от национальных различий. Примкнув к ев-
ропейскому делу, эти люди могли бы стать «ударной силой»
Ордена в наиболее активных аспектах его деятельности. Ес-
ли между этими двумя группами будут налажены прямые,
взаимодополняющие контакты — что на самом деле не так
уж сложно, как может показаться — главная задача будет
решена. На первом месте для них будет стоять европейская
идея (в смысле особых ценностей и мировоззрения), затем
Орден и, наконец, собственная нация.
Естественно, крайне важное значение имеет личность
истинного вождя, стоящего в центре и на вершине Ордена.
К сожалению, такого человека сегодня нет; попытка выдви-
нуть в качестве вождя кого-либо из тех, кто сегодня, даже
из самых благих побуждений и бескорыстно, прилагает
усилия по организации европейских групп, представляется
довольно рискованной. В связи с этим было верно замече-
но, что на первых порах никто не способен распознать в
том или ином человеке его потенциальное качество буду-
щего вождя великого движения. Однако вполне очевидны
преимущества, которые несет с собой наличие с самого на-
чала человека, чьи авторитет и престиж признается окру-
жающими.
242 Юлиус Эвола
Однако повторим еще раз, что общим предварительным
условием успеха европейского действия в указанном смысле
является вытеснение политического класса, который в ны-
нешний период междуцарствия и европейской зависимости
стоит у власти почти во всех европейских странах; для этого
необходимо вывести широкие слои народа из состояния нар-
коза и отупения, методически создаваемого господствующи-
ми общественно-политическими идеологиями. Основным
препятствием на пути реализации истинной европейской
идеи является глубокий кризис принципа авторитета и идеи
государства. Некоторым это может показаться парадоксаль-
ным, поскольку принято считать, что их усиление ведет к
расколу и партикуляризму, твердолобому антиевропейскому
плюрализму. Мы уже объясняли, почему это не так, когда,
говоря о «мужском союзе», определили реальный уровень,
соответствующий идее истинного государства и его автори-
тета как превышающий все, относящееся к только «народу»
и «нации». Чистая политическая верность требует от инди-
вида определенной степени трансцендентности, особого ге-
роического настроя, выходящих за рамки чисто натурали-
стических факторов. Переход от национального уровня к
наднациональному характеризуется непрерывностью, а не
наоборот: здесь сохраняется тот же общий настрой, который
был свойственен ранним индоевропейцам и лучшим време-
нам феодального строя — готовность к свободному объеди-
нению сил со стороны людей, гордых своей причастностью
высшему порядку, что ничуть не умаляет их, но, напротив,
придает им цельность. Настоящими препятствиями могут
стать лишь фанатичный национализм и растворение в бес-
форменной общности.
Подытоживая, можно сказать, что думающие люди все
глубже осознают, что объединение Европы, создание евро-
пейского блока в нынешней ситуации является необходимым
условием ее выживания, единственной возможностью ее со-
хранения в ином качестве, нежели просто географического
понятия чисто материального порядка в окружении держав,
стремящихся к контролю над миром. Однако, с учетом всех
вышеперечисленных причин, эта ситуация ставит перед нами
двойную внутреннюю проблему. С одной стороны, говоря о
Люди и руины 243
прочной основе, глубинном смысле, органическом характере
грядущей Европы, мы сталкиваемся с необходимостью ре-
шительного сопротивления всему, что представляет собой
«современная цивилизация», и принятия соответствующих
мер, направленных на духовную и умственную дезинтокси-
кацию; с другой стороны, налицо потребность в особой «ме-
тафизике», которая позволит обосновать европейский — как
национальный, так и наднациональный — принцип истинно-
го авторитета и законности.
Эту двойную проблему можно воспринимать и как
двойную задачу. Сумеем ли мы справиться с ней, зависит от
того, скольким людям, несмотря ни на что, удалось выстоять
среди руин, и что они представляют собой.
ПРИЛОЖЕНИЕ
О СОВРЕМЕННЫХ МИФАХ
I. О «ТОТАЛЬНОМ ПРОТЕСТЕ»
В последнее время вошло в моду говорить о «тотальном
протесте». Это выражение, используемое различными «про-
тестующими» кругами, особенно молодежными, для некото-
рых звучит достаточно сильно и убедительно. Однако, как и
во многих других случаях, мало кто задумывается о внут-
реннем смысле этого выражения.
Протест против чего? Говорят, против «системы», ис-
пользуя другое модное словечко, под которым понимается
совокупность структур и идеологий западного общества и
цивилизации или, в более узком смысле, новейшие формы
индустриально-технологического общества потребления, с
присущей им стандартизацией. Поэтому для выражения сво-
его «протеста» против этих форм обычно довольствуются
идеями, заимствованными у Маркузе и ему подобных. На
самом деле, при более серьезной постановке проблемы, сле-
довало бы говорить скорее о современной «цивилизации» и
«обществе» в целом, поскольку эти новейшие формы есть
244
Юлиус Эвола
лишь их производная, частный аспект и, если угодно, сведе-
ние к абсурду, поэтому смысл настоящего «тотального про-
теста» должен состоять в восстании против современного
мира.
С учетом современной ситуации, необходимо прежде
всего оценить значимость этой идеи, предварительно отка-
завшись от свойственных ей бессмысленных пропагандист-
ских фантазий. Алекс Каррель в свое время нарисовал карти-
ну мира, опустошенного тотальной войной, где на пустын-
ном острове выжившие после катастрофы люди (по замыслу
Карреля «хорошей породы» и с несколькими гениями среди
них) начинают заново создавать цивилизацию, но, усвоив
уроки прошлого, отказываются от прежнего технологическо-
го развития. Несмотря на некоторую привлекательность этой
идеи, от нее следует отказаться. Противникам технологиче-
ского развития общества стоило бы задуматься над тем, го-
товы ли они отказаться от открытых ныне реальных воз-
можностей в пользу возвращения к естественному состоя-
нию а-ля Руссо. На наш взгляд, человек, действительно
ставший господином над самим собой, способен разумно
использовать эти возможности, сведя до минимума уравни-
тельскую и пагубную для духа «стандартизацию».
Однако, говоря о массах, наивно ждать от них отказа от
идеалов (сегодня во многом реализованных) всеобщего ком-
форта и буржуазного гедонизма, не владея методом, позво-
ляющим создать в обществе определенное духовное напря-
жение, до некоторой степени сравнимое с тем, которое еще
недавно заставило отдельные страны бросить вызов как плу-
тократии, так и коммунизму.
Таким образом, при более глубоком подходе к данной
проблеме становится понятно, что законный протест и бунт
должны быть направлены против цивилизации, охваченной
тем, что мы назвали «экономической одержимостью» — то
есть обществом, в котором вследствие насильственного по-
давления всех истинных ценностей возобладали производ-
ственно-экономические интересы. Говоря о высокоразви-
том капитализме, мы уже упоминали использованный Вер-
нером Зомбартом образ «сорвавшегося с цепи великана»,
который он использует для описания производственно-эко-
Люди и руины
245
комического процесса, ставшего до определенной степени
самостоятельным и втягивающего в общество потребления
не только объекты своей деятельности, но и самих субъек-
тов или менеджеров, то есть собственных зачинщиков и
организаторов.
Некоторые «протестующие» выдвигают вполне справед-
ливое требование «переоценки» потребностей, в том числе в
смысле снижения паразитических искусственно создаваемых
потребностей, а также ограничения и, условно говоря, обуз-
дания производственных процессов. Однако сделать что-
либо в этом отношении в атмосфере демократии и мнимого
либерализма совершенно невозможно. Как мы уже говорили,
экономика перестанет быть «судьбой» в марксистском пони-
мании только в случае ее обуздания и подчинения силам
верховной власти и авторитета, то есть чисто политическим
силам. О том же говорил Освальд Шпенглер, рассматривая
конечную стадию цикла цивилизации.
Но это требует признания необходимости настоящей
«революции справа», с новой антидемократической оценкой
идеи государства как самодержавной власти, освященной
высшим авторитетом и обладающей надлежащими средства-
ми для обуздания экономики и освобождения мира от ее ти-
рании. (Помимо прочего, очевидно, что создание адекватно-
го координирующего и контролирующего органа по необхо-
димости требует смены партократического режима системой
«корпоративных» представителей в ранее указанном смыс-
ле.) Любопытно было бы узнать, много ли «протестантов»,
едва скрывающих свои анархические и левацкие пристра-
стия, согласятся с тем, что (за исключением апокалиптиче-
ских утопий) это единственный путь, ведущий к истинной
революции.
Однако следует помнить, что внутреннее действие
столь же важно, как и внешнее, влияющее на общественно-
политическую область. Наиболее значимой является про-
блема мировоззрения и образа жизни, следовательно, «то-
тальный протест» должен быть направлен против самих
оснований современного мира в целом. Впрочем, этот во-
прос выходит за границы собственно экономической облас-
ти, поэтому напомним лишь то, что извращение современ-
246
Юлиус Эвола
ной культуры началось с появления науки, пошедшей путем
рационализма и материализма. Здесь мы также имеем дело
с процессами, ставшими самодостаточными и подчинивши-
ми себе человека, не сумевшего совладать с делом собст-
венных рук.
Естественно, речь идет не об отрицании достигнутого,
но об отказе от мировоззрения, с давних пор предопределяе-
мого так называемыми естественными науками, которые по
сути оттеснили философию и религиозные верования на зад-
ний план, лишив их прежнего значения. Необходимо вос-
стать против «мифа» науки, точнее, против идеи, согласно
которой именно наука ведет нас к истинному знанию, а ее
достижения, якобы переросшие рамки простых средств, спо-
собны внести ценный вклад в разрешение основополагаю-
щих проблем существования. «Прогрессизм» и сциентизм
шагают нога в ногу, и сегодня снова нередко можно услы-
шать прежние патетические гимны во имя науки, торжест-
вующей над «мракобесием» и ведущей к светлому будуще-
му. Многое указывает на то, что подобные идеи находят от-
клик преимущественно у людей с отсталым мышлением.
Приведем только один пример: Уго Спирито, вчерашний
фашист и ученик Джентиле, сегодняшний коммунист и уни-
верситетский профессор, полный нуль как мыслитель. Одна-
ко симптоматично его воспевание «нового гуманизма», кото-
рый придает науке метафизическую (!) ценность, что якобы
позволяет ей стать основой для истинного обновления объе-
диненного человечества. Эта причудливая идея во многом
близка так называемому «социалистическому гуманизму», до
предела пропитанному сциентизмом. Да и сам Спирито дру-
желюбно ссылается на маоистский Китай, что откровенно
свидетельствует о крайнем интеллектуальном отклонении и
заблуждении. Можно согласиться с тем, что истинный тоталь-
ный протест требует также «культурной революции», но по-
следняя не должна иметь ничего общего с китайской, которую
скорее можно назвать «антикультурной революции», посколь-
ку основной целью свержения для истинной революции дол-
жен был бы стать пресловутый «научный марксизм», так и
оставшийся одной из основополагающих и неприкосновен-
ных догм учения (если его можно так назвать) Мао Цзедуна.
Люди и руины
247
Итак, помимо изучения работ, посвященных критике
науки и насчитывающих довольно серьезную традицию (дос-
таточно вспомнить такие имена, как Пуанкаре, Леруа, Бутру,
тот же Бергсон и т.п.), с учетом вклада, внесенного традици-
онной мыслью (Генон, Шюон, Буркхардт; еще де Мэстр от-
дал должное savants и ученым своего времени), следует за-
нять холодную отстраненную позицию по отношению ко
всему миру науки и техники. Так, адский шум, поднятый во-
круг космических исследований, следует воспринимать как
своеобразные игры для взрослых детей, способные произве-
сти впечатление только на наивных простаков. Следователь-
но, нам необходимо разоблачить миф науки и начать борьбу
за иное мировоззрение.
Взаимосвязанная с вышесказанным проблема образова-
ния и воспитания молодежи также требует гораздо более
серьезного подхода, нежели свойственно некоторым уни-
верситетским «протестующим» профессорам, которые ог-
раничиваются нападками на проблемы структурного и ди-
дактического порядка. В этой области настоящий протест,
«культурная революция» должны были бы продолжить
спор, начатый почти полвека назад на заре индустриализа-
ции В. фон Гумбольдтом и его последователями, выступав-
ших против калечащей специализации и утилитарно-прак-
тической инструментализации знания. Необходимо ввести
такие формы обучения, которые, вместо того чтобы втяги-
вать новые поколения в жернова технологического общества
потребления и перепроизводства, имели бы своей целью не
«гуманитарность» в бесцветном, литературном понимании
этого понятия, но воспитание цельного человека с особым
упором на духовные ценности, в связи с чем всякое узкоспе-
циализированное обучение рассматривалась бы лишь как
дополнительное и в некотором смысле устаревшее, ибо оно
пригодно лишь в качестве средства, используемого во благо
«системы», стремящейся к стандартизации индивида. К со-
жалению, именно этими соображениями руководствуется
большая часть молодежи, поступающей в высшие учебные
заведения: едва ли не единственной движущей силой являет-
ся желание получить научное звание, дабы наилучшим обра-
зом и с наибольшей выгодой влиться в систему. Поэтому се-
248
Юлиус Эволь
годня только указанным путем можно осуществить настоя-
щую «культурную революцию», которая даст реальные ре-
зультаты и позволит слову «культура» вновь обрести его
подлинное значение. Однако возникает вопрос: даже забыв б
низком уровне способностей и отупении большинства со-
временной молодежи, где взять преподавателей, стоящих на
высоте подобной задачи?
Безусловно, здесь лишь вкратце указано то, что действи-
тельно заслуживает «тотального протеста», который должен
перерасти в серьезное, систематическое действием, не
имеющее ничего общего с робкими поползновениями ны-
нешних беспокойных «протестантов», которые на деле ско-
рее напоминают ос, попавших в стеклянную банку и яростно
бьющихся о ее стенки в безнадежных попытках выбраться
наружу.
II. МИФ МАРКУЗЕ
Случай Маркузе представляет собой любопытный при-
мер того, каким образом в наши дни складывается миф.
В современной Италии1 говорить о Маркузе стало чуть ли
не обязательным в определенных интеллектуальных кру-
гах, находящихся на краю cafe society2 и озабоченных
стремлением быть a la page,3 хотя в других странах этот
миф уже клонится к упадку. Так, в Германии это имя, по-
началу включенное в лозунг студенческого движения —
«три М» (Маркс, Мао, Маркузе), хотя и не по воле самого
Маркузе, сегодня, похоже, стремительно теряет свою попу-
лярность.
Сила мифа Маркузе состоит в том, что он сумел придать
определенную форму смутному позыву к бунту, заставив
многих «бунтовщиков», лишенных принципов, поверить в
то, что они нашли в нем своего философа. Впрочем, это не
заставило их озаботиться серьезным изучением его теорий,
1 Первое издание книга относится к 1953 г. — Прим. пер.
2 Клубное общество (фр.). — Прим. пер.
3 Здесь: в курсе (фр.). — Прим. пер.
Люди и руины
249
дабы попытаться отделить их положительные стороны от
отрицательных. Маркузе действительно внес значительный
вклад в критику современной цивилизации, однако в этом он
был лишь подражателем определенного интеллектуального
движения, возникшего задолго до него. Но для того чтобы
стать знаменем грядущего восстания, ему не хватило поло-
жительной альтернативы, позволяющей преодолеть кризис-
ную ситуацию.
Как известно, Маркузе нарисовал суровую картину тех-
нологического «высокоразвитого индустриального общест-
ва» и «общества потребления», разоблачив его уравнитель-
ский, порабощающий и насильственно стандартизующий
характер, присущий системе власти, которая, предпочитая
безболезненные формы управления, избегая прямого терро-
ра и насилия и даже заботясь о процветании, максимальном
удовлетворении потребностей и соблюдении мнимой демо-
кратической свободы, тем не менее носит столь же «тотали-
тарный» и разрушительный характер, как и коммунистиче-
ские режимы. Результатом становится «одномерный» чело-
век — хотя более точным определением будет человек
двумерный, поскольку ему не хватает именно третьего из-
мерения, измерения глубины. Маркузе рассматривает также
частные области, показывая, например, что «функциона-
лизмом» сегодня проникнута даже сама сфера спекулятив-
но-научного мышления, что лишает знание всякого метафи-
зического характера благодаря повсеместному внедрению
инструменталистской, гибкой «рациональности», которой
подчиняется даже любая антиконформистская сила, стре-
мящаяся избежать однообразия и сохранить самостоятель-
ность.
Ничего особо нового в этом нет. До Маркузе подобные
идеи неоднократно высказывали такие мыслители как, на-
пример, де Токвиль, Дж. С. Милль, А. Зигфрид и тот же
Ницше. О сходстве конечных целей, преследуемых комму-
нистическим режимом и американской демократической
системой, мы писали в заключении к нашей книге «Бунт
против современного мира», вышедшей в 1934 г. в Италии и
в 1935 г. в Германии. Там же рассматривались две сходные
формы уравнительского «тоталитаризма»: одна — «верти-
250
Юлиус Эвола
кальная», осуществляемая как прямое давление со стороны
видимой власти, другая — «горизонтальная», порождаемая
социальным конформизмом.
Можно сказать, что Ницше еще на заре века, кратко и
жестко обрисовав «последнего человека», предсказал путь
развития, изобличаемый Маркузе: «Приближается время
презреннейшего человека, который уже не в силах презирать
самого себя», чей «род неистребим, как земляные блохи»,
который «живет дольше всех». «Мы открыли счастье», —
говорят последние люди и бессмысленно моргают, покинув
те «страны, где было холодно». Но насколько иное содержа-
ние скрыто в этих словах благородного мятежника высочай-
шего духа! Вклад Маркузе сводится к кропотливому анализу
частных форм, при помощи которых технологическая циви-
лизация процветания обеспечивает систематическое разведе-
ние этой породы «последнего человека». Впрочем, положи-
тельным (хотя по понятным причинам не всегда достаточно
убедительным) моментом его рассуждений является разо-
блачение марксистской идеологии: технологическая цивили-
зация уничтожает марксистский пролетарский протест; по-
стоянно повышая материальный уровень жизни рабочего
класса, все полнее удовлетворяя его потребности и стремле-
ние к буржуазному благополучию, она поглощает его и
включает в «систему», уничтожая его агрессивность и рево-
люционный потенциал.
Однако путь, предлагаемый Маркузе, очевидно ведет в
тупик. С одной стороны, он говорит о мире, стремящемся к
тотальному управлению, поглощающему даже самих
управляющих и за счет этого обретающего видимость соб-
ственной жизни. С другой, он утверждает, что отныне бес-
смысленно говорить об «отчуждении», поскольку мы име-
ем дело с человеческим типом, экзистенциально приспосо-
бившимся к своему положению, так как то, чем он стал,
совпадает с тем, чем он хочет быть, а, следовательно, ис-
чезли всякие предпосылки, позволяющие говорить об «от-
чуждении». За свободу в неискаженном смысле, отличную
от пока допускаемой «системой», требуется заплатить со-
вершенно непомерную, нелепую цену. Никто не желает от-
казаться от благ процветающего общества потребления во
Люди и руины
251
имя абстрактной идеи свободы. Поэтому парадоксальным
образом необходимо принудить человека быть «свобод-
ным»!
Какие же идеи могут пробудить человеческий тип, спо-
собный к «глобальному протесту» и «Великому Отказу»?
Здесь Маркузе оказывается совершенно несостоятельным.
Ему не хочется уничтожать технику, поэтому он предлагает
найти ей другое применение: например, помощь обездолен-
ным, нищим народам и социальным слоям. Он даже не за-
мечает, что тем самым собирается оказать им медвежью
услугу: ведь тогда повод к «протесту» исчезнет и они ока-
жутся втянутыми в «систему»! Действительно, мы видим,
как страны «третьего мира» по мере своего «освобождения»
и «развития» выбирают в качестве модели и идеала высоко-
развитое индустриальное общество, вставая на тот же тупи-
ковый путь. Похожую ошибку совершают и маоисты: они
останавливаются на «героической» стадии революции, стре-
мящейся достичь состояния tabula rasa, как будто эта стадия
может длиться вечно, а массы будут по-прежнему питать
презрение к «гнилому благополучию империалистических
стран», даже когда это благополучие станет им доступным
(ведь Китай это не только страна Красной Гвардии, закля-
тых врагов партийных надстроек, но также страна, индуст-
риализация которой уже позволила ей обзавестись атомной
бомбой; что для Маркузе является признаком «репрессив-
ного общества»). Точно так же в России на смену «герои-
ческой стадии» пришел технократический период, когда
стимулом вновь стала перспектива буржуазного благосос-
тояния.
Таким образом, пролетарский марксизм оказался недол-
говечным, а в тех странах, где победил, в своей конкретной
деятельности также практически переродился в ту же «сис-
тему», особенно с точки зрения преследуемых целей. Марку-
зе не к кому обратиться, кроме обездоленных слоев (которые
имеются и в богатых странах) и «подполью», underground,
которое составляют анархические и индивидуалистские эле-
менты и группировки, интеллектуалы и т.п., на деле не спо-
собные нанести никакого ущерба плотной оборонительной
организации «системы», которая, помимо прочего, распола-
252
Юлиус Эволд
гает средствами подавления неорганизованных вспышек тер-
роризма.
Маркузе несомненно прав, говоря о необходимости «пе-
реопределения и переоценки потребностей» с целью исклю-
чения тех, которые носят паразитический характер и способ-
ствуют лишь дальнейшему добровольному закабалению че-
ловека, а также остановки перепроизводства. Но кто возьмет
на себя такую задачу и во имя чего? Как мы уже говорили,
обуздать «систему» способна лишь верховная, вышестоящая
политическая власть, но одна лишь мысль о подобной воз-
можности привела бы в ужас Маркузе, заклятого врага лю-
бой формы авторитаризма.
Он поясняет, что для него «освобождение от общества
изобилия не означает возвращения к целебной, бодрой бед-
ности, нравственной чистоте и простоте». Предлагаемое им,
скорее напоминает несостоятельную фантазию (дополнен-
ную навязчивым комплексом «пацифизма любой ценой»),
поскольку он не признает ни одной из высших ценностей,
которые могли бы стать мотивационными основами. Дабы
убедиться в этом, достаточно ознакомиться с его менее из-
вестным сочинением «Эрос и цивилизация». По его прочте-
нию четко понимаешь, что единственным мыслимым для
него типом человека является человек Фрейда, существо,
органически детерминированное «принципом удовольствия»
(Эрос, либидо) и принципом деструктивности (Танатос).
Любая этика, выходящая за рамки удовлетворения этих вле-
чений, имеет репрессивный характер и является следствием
интериоризации в пресловутом «Сверх-Я» (внутреннем ти-
ране) внешних подавленных влечений и инстинктов, связан-
ных с наследственными комплексами. Согласно социологии,
предлагаемой Маркузе, любое общественно-политическое
устройство можно вывести из этого фрейдистского человека,
причем методы подобного выведения нередко оказываются
поистине бредовыми.
Итак, во имя чего он призывает к «Великому Отказу»,
учитывая, что всякий героико-аскетический принцип при
помощи искаженных фрейдистских интерпретаций оцени-
вается как нечто ущербное и недостойное? Вероятно для
Маркузе — который противопоставляет себя психоаналити-
Люди и руины 253
кам-«ревизионистам» (типа Юнга, Фромма, Адлера и т.п.) —
идеалом «личности» является «сломанный индивид, которо-
му удалось успешно интериоризировать и использовать ре-
прессию и агрессию» (sic). Поистине пример для всех. Генд-
рих говорил о войске, которое продолжает сражаться «не ду-
мая о победе или лучшем будущем, но лишь потому что
солдат должен сражаться и это единственная мотивация,
которая имеет значение.., и новое испытание человеческой
воли». Но для Маркузе речь, напротив, идет о вершине отчу-
ждения, о «полной утрате всякой инстинктивной и интел-
лектуальной свободы», о «репрессии, ставшей уже не вто-
рой, но первой природой человека»: одним словом, сплошная
«аберрация».
Как говорится, комментарии излишни. Для Маркузе,
мыслящего прямо по Фрейду, свобода и счастье равнозначны
удовлетворению запросов собственной неизменной инстинк-
тивной природы, среди которых «либидо» естественно стоит
на первом месте. Единственной перспективой для Маркузе
является техническое развитие, благодаря которому у чело-
века будет все больше свободного времени, свободного от
«принципа отдачи», благодаря чему он научится перено-
сить свои влечения с удовлетворения собственных непо-
средственных потребностей (что стало бы катастрофой для
любого упорядоченного общества) на замещенные или пе-
ренесенные потребности, как то происходит в игре, в вооб-
ражении «орфической» (т.е. пантеистической и натурали-
стической с налетом руссоизма) или «нарциссической»
(«эстетизирующей», как говорит он сам) направленности.
Практически речь идет о маргинальных областях, обозна-
ченных еще Фрейдом как сублимация или компенсация, а в
случае индивида о бегстве от действительности. Маркузе не
замечает, что технологическое общество уже осознало не-
обходимость систематической организации «свободного
времени», предложив человеку стандартный набор тупых
развлечений, связанных со спортом, телевидением, кино и
«культурой» иллюстрированных журналов, типа Reader’s
Digest и им подобных.
Смешно даже думать, что нечто подобное может стать
знаменем для восстания под лозунгом «Великого Отказа».
254 Юлиус Эвола
Все держится на концепции человека. Человек Фрейда,
ставший своим для Маркузе — это отклонение. Подытожи-
вая миф Маркузе, можно сделать следующий вывод: оправ-
данный в принципе бунт, лишенный своей положительной
составляющей, обречен на провал. Следовательно, единст-
венным логическим решением становится анархия. Возмож-
но, именно поэтому Маркузе в конце концов освистали в
Берлине наиболее радикальные «протестанты». После прова-
ла марксистского, рабочего «протеста» остается лишь рево-
люция ничтожеств. Показательно, что во время революцион-
ных протестных волнений во Франции в мае 1968 г. рядом с
красными флагами коммунистов развевались черные знамена
анархистов. Столь же примечательно и то, что в подобные
выступления, и не только во Франции, сопровождались от-
кровенно разнузданными и дикими выходками. Поэтому,
если ситуация в корне не изменится, не стоит питать опти-
мистических иллюзий относительно «молодежи» в целом
(которую нередко превращают в идола) и студенчества в ча-
стности. Любой бунт, лишенный высших принципов (кото-
рые можно найти у того же Ницше в наиболее ценной части
его произведений, не говоря уже о вкладе, внесенном теоре-
тиками правой революции) роковым образом ведет лишь к
подъему сил еще более низкого уровня, нежели силы комму-
нистической крамолы, хотя последние и пытаются их ис-
пользовать. Если эти силы победят, завершится цикл обре-
ченной цивилизации. Воспрепятствовать этому может лишь
верховная власть, способная вновь утвердить образ высшего
человеческого типа.
III. ЗАЧАРОВАННОСТЬ МАОИЗМОМ
Довольно любопытным и заслуживающим внимания фе-
номеном является влияние, оказываемое «маоизмом» на от-
дельные европейские круги, которые в строгом понимании
не являются приверженцами марксизма. В Италии к ним от-
носятся отдельные группировки «легионерской» и «фашист-
ской» направленности, противопоставляющие себя Социаль-
ному Движению, которое они считают не «революционным»,
Люди и руины
255
обуржуазившимся, обюрократившимся и попавшим в сети
атлантизма. За образец они также берут Мао.
Подобное явление побудило нас взять на себя труд про-
честь знаменитую книжицу Мао Цзедуна, дабы понять, чем
вызвана эта зачарованность. Но поиски оказались тщетными.
Помимо прочего, эта книга не пригодна даже в качестве сис-
тематического краткого руководства, ибо представляет собой
причудливый набор отрывков из речей и произведений раз-
ного времени. В ней нет никакой собственно маоистской
доктрины. Действительно, о каком особом учении может
идти речь, если с первой же страницы наталкиваешься на
следующие категорические заявления: «Теоретическим ос-
нованием, на котором строится вся наша мысль, является
марксизм-ленинизм»! Этого вполне достаточно, чтобы вы-
бросить в корзину это новое «евангелие», где к тому же на
каждом шагу встречаются избитые лозунги мировой крамо-
лы — «борьба против империализма и его прислужников»,
«освобождение народа от эксплуататоров» и т.п.
Если даже между советскими и китайскими коммуни-
стами существуют разногласия, отдельные расхождения и
некоторая натянутость в отношениях, это не более чем се-
мейная склока, внутренние проблемы коммунизма (не считая
продиктованных исключительно реалистическими и прозаи-
ческими мотивами: обширными малонаселенными восточ-
ными владениями России, крайне соблазнительными для пе-
ренаселенного Китая), которые могут затронуть нас лишь
если двое поделыциков сцепятся между собой.
На самом деле реальное влияние оказывает миф маоиз-
ма, не имеющий никаких точных идеологических формули-
ровок и подвергающийся совершенно произвольным истол-
кованиям, с особым упором на так называемой «культурной
революции». Поэтому рассмотрим основные составляющие
этого мифа.
По мнению некоторых из вышеуказанных «китаефилов»,
в основание маоистской доктрины лежит «национализм».
Однако, даже не упоминая того, что впервые национализм
утвердился как «ересь» с Тито и достаточно успешно про-
цветал среди прочих сателлитов СССР, любители Мао пре-
небрегают более существенным фактом: в маоизме, вне вся-
256
Юлиус Эвола
ких сомнений, речь идет о коммунистическом национализме.
В его основе лежит коллективистское понимание нации как
массы или даже орды, по сути мало отличное от концепции
якобинцев. Когда Мао выступает против усиления партий-
ных бюрократических структур, проповедуя прямую связь с
«народом», когда он говорит об «армии, единой с народом»,
повторяя хорошо известную формулу «тотальной мобилиза-
ции», его вдохновляет почти тот же дух или пафос массы,
который царил во время Французской революции, levde des
enfants de la Patrie1; между тем как двучлен масса-вождь
(«культ личности», подвергшийся критике в пост-сталинис-
тской России и возродившийся в еще более боголепном по-
читании Мао, ставшего идолом фанатичных китайских масс),
повторяет один из наиболее спорных аспектов тоталитарных
диктатур. Коммунизм плюс национализм — это прямая про-
тивоположность высшей, иерархической и аристократиче-
ской концепции нации.
Но если для «китаефильских» кругов, не желающих счи-
тать себя марксистами, привлекательна именно эта формула,
то непонятно, почему бы им лучше не обратится к национал-
социалистической доктрине, где этот двучлен выражался
формулой «Fuhrer-Volksgemeinschaft» (вождь + националь-
ная общность). Мы говорим здесь именно о «доктрине», по-
скольку на практике в Третьем Рейхс эта установка в значи-
тельной степени была облагорожена влиянием различных
элементов, связанных с пруссачеством и традицией Второго
Рейха. Данное замечание во многом относится и к «волюнта-
ризму», другой составляющей маоизма, которой в избытке
хватало и в национал-социализме. Равным образом задолго
до Мао появилась «активная концепция войны» как «средст-
ва утверждения и торжества собственной истины»} собст-
венно говоря, данная концепция была знакома всем великим
европейским нациям до появления так называемых «отказ-
ников», распространения лицемерного пацифизма и угасания
воинского духа и военной чести. Впрочем, имеет смысл бо-
лее пристально приглядеться и прислушаться к тому, что го-
1 Вперед, дети Отчизны (франц.) — сторока из Марсельезы. —
Прим. пер.
Люди и руины
257
ворит дословно сам великий Мао: «Мы боремся против не-
справедливых войн, преграждающих путь прогрессу, но мы
не являемся противниками справедливых, то есть прогрес-
сивных войн». Что здесь подразумевается под «прогрессом»,
вряд ли нуждается в пояснениях: всемирное торжество марк-
сизма и коммунизма. Поэтому почему бы нам самим не вос-
пользоваться «активной концепцией войны», но уже в целях
нашей «справедливой войны», войны не на жизнь, а на
смерть против мировых подрывных сил, предоставив другим
изощряться в обличении «империализма», воспевании «ге-
роического Вьетконга», великодушного Кастро и прочем
вздоре, достойном лишь того, кто успешно прошел «про-
мывку мозгов», лишившую их всякой способности к разли-
чению.
Рассмотрим остальные составляющие маоистского мифа.
Считается, что маоизм рассматривает человека как творца
истории и выступает против технократии, в отличие как от
СССР, так и от США. В «культурной революции» желают
видеть позитивный нигилизм, так как она якобы стремится
начать все с нуля. Все это пустая болтовня. Прежде всего,
Мао обращается не к человеку как таковому, но к «народу»:
«Народ и только народ есть движущая сила, творец все-
мирной истории». Презрение к личности, к отдельному че-
ловеку в маоизме столь же сильно, как и в раннем больше-
визме. Известно, что в красном Китае частная жизнь, семей-
ное воспитание, все формы личной жизни, включая даже
секс (за исключением его простейших форм) подвергаются
остракизму. Лозунгом является интеграция (на самом деле
являющаяся дезинтеграцией) человека в охваченный фана-
тизмом «коллектив». Собственно говоря, знаменитая «куль-
турная революция» это революция против культуры. Куль-
тура, с западной и традиционной точек зрения (как, впро-
чем, и с точки зрения традиционного Китая: достаточно
вспомнить конфуцианский идеал jen (жень), что можно пе-
ревести как humanitas (человеческая природа), и kiun-tseun
(кюи-цюн), или «цельный человек», в противоположность
siao-jen (сяо-жень), «человеку вульгарному»), то есть как
самовоспитание, никак не связана с коллективом, но, на-
против, отвергается им.
Люди и рршы
258
Юлиус Эвола
Мао заявлял, что он опирается на обездоленные, нищие
массы, оценивая их нищету как положительный фактор, по-
скольку «нищета рождает желание перемен, желание дей-
ствия, желание революции»', это как бы «чистый лист бума-
ги», на котором можно написать все, что угодно. Но это так-
же банальность, на самом деле здесь нет никакого желания
довести эту ситуацию до «нулевой точки» в положительном,
духовном смысле. Простодушных людей как правило пора-
жают возможности, которые могут открыться на начальной,
деятельной, эйфорической стадии маоизма как революцион-
ного движения. Но, во-первых, подобные возможности от-
крывает почти любая революция, независимо от ее идеоло-
гической направленности, во-вторых, эта стадия не может
длиться вечно и, следовательно, не дает положительного ре-
шения. Важна не столько отправная точка, сколько цель, на-
правление, terminus ad quem. И здесь Мао не оставляет ника-
ких сомнений, неоднократно и откровенно повторяя, что для
него целью является «построение социализма». Таким обра-
зом, мы имеем дело не с обновляющей революцией, наце-
ленной на «человека» и начинающейся с антикультурной
нулевой отметки, но с движением, изначально обремененным
тяжким грузом марксизма. Никакие жульнические уловки не
могут изменить этого положения дел, поэтому пусть сам Мао
объяснит нам, каким образом он умудряется сочетать идею,
согласно которой человек (точнее, как мы видели, «человек-
народ») является активным субъектом истории, определяю-
щим ту же экономику, с основной догмой марксизма, а
именно с историческим материализмом, прямо противоре-
чащим этой идее.
Приверженцы революции как движения, начинающегося
с нуля, с нигилизма по отношению ко всем ценностям бур-
жуазного общества и культуры, доказывают лишь собствен-
ное невежество, не находя себе иного учителя, кроме велико-
го Мао. Ведь куда более надежной опорой для них могли бы
стать идеи «героического реализма», сформулированные
Эрнстом Юнгером почти сразу после Великой Войны и не
имеющие ничего общего с марксистским отклонением!
Что до другой составляющей мифа «китаефилов», а
именно его антитехпократической позиции, которая, соглас-
Люди и руины 259
но маркузианскому анализу высокоразвитых форм индустри-
ального общества, заслуживает положительной оценки, то
эго чистый обман. Разве не стремится Мао к индустриализа-
ции своей страны, вплоть до создания собственной атомной
бомбы, накапливая все средства для «справедливой войны» в
мировом масштабе, и тем самым вставая на тот же путь, ко-
торым пошла коммунистическая Россия, вынужденная соз-
давать технологические и технократические структуры, ана-
логичные существующим в промышленно-развитых буржу-
азных странах? Помимо высокого уровня фанатичности,
который невозможно поддерживать постоянно, хотелось бы
знать, каким образом Мао — когда ему удастся обеспечить
народные массы, революционно настроенные именно благо-
даря нищете (как утверждает он сам), условиями жизни,
свойственными «обществу процветания» — намеревается
сохранять в этих массах презрение к «загнивающему благо-
получию империалистических стран»? Даже допуская, что
при помощи ценностей марксистского уровня удастся при-
вить целой нации особого рода аскетизм, это станет лишь
свидетельством трудно вообразимой, но опаснейшей регрес-
сии и вырождения определенной части человечества. Тем
более, что для современных «протестных» движений харак-
терна полная неспособность противопоставить ценностям
«развитой цивилизации» и «общества потребления» какие-
либо иные истинные ценности.
Эти соображения легко продолжить. Но уже изложенно-
го вполне достаточно, дабы понять, что зачарованность мао-
измом покоится на мифах, которые для человека, способного
мыслить глубоко, по прочтении «евангелия от Мао» оказы-
ваются полностью несостоятельными. Люди, отрицающие
марксизм и коммунизм, но при этом увлекающиеся маоиз-
мом, доказывают этим свою интеллектуальную незрелость.
Если им более не на что опереться, значит природа их «то-
тального протеста» и показной революционности крайне по-
дозрительна.
260
Юлиус Эвола
IV. СОВРЕМЕННЫЕ ТАБУ
1
Несмотря на модную ныне «демифологизацию» всех
подлинных и традиционных ценностей, процесс создания
новых табу идет полным ходом. Профанические величины
становятся табу, объявляются священными реальностями, о
которых дозволяется говорить лишь с глубочайшим почте-
нием и благоговением. Горе тому, кто дерзнет покуситься на
них! Хор возмущенных протестов покроет его позором, есте-
ственно, во имя сверх-табу, Святой Демократии. Здесь мы
хотелись бы остановиться на паре подобных табу. Первое
касается негров.
Белые люди, окончательно утратив здравый смысл,
своими руками сделали из негров табу. Провозгласив прин-
цип самоопределения народов и использовав цветные войска
в бессмысленных, братоубийственных войнах, белая раса
создала оружие, которое сегодня обернулось против нее са-
мой. Это оружие никогда бы не стало столь опасным, если
бы белые внезапно не поддались психозу антиколониализма,
презрев все то положительное (уравновешивающее отрица-
тельные стороны), что принесла колонизация африканским
народам, подняв их на уровень, которого они никогда не
смогли бы достичь самостоятельно.
Позднее те же белые, левые французские интеллектуа-
лы и деятели искусств совместно с шайкой Ж. П. Сартра,
выдумали и воспели негритюд, создав миф, до которого ни-
когда бы не додумался ни один негр. Эта нелепая выдумка
должна была стать для негров чем-то подобным тому, чем
является итальянскость для Италии, германскость для Гер-
мании и т.д., хотя негры никогда не составляли единого на-
рода с общей цивилизацией, ибо не существует единой
«негритянской нации», но есть множество родов, племен и
этносов, каждый из которых обладает своими традициями,
обычаями и верованиями, значительно рознящимися между
собой.
Естественно, негры, познакомившиеся с культурой ис-
ключительно благодаря обучению в европейских образова-
Люди и руины 261
тельных учреждениях, поспешили воспользоваться этим
мифом и довольно быстро перешли от идеи негритюда как
особой единой цивилизации и культуры к утверждению ее
превосходства над белой культурой и цивилизацией. На-
пример, негр Кармайкл, глава одного из военизированных
подразделений («Черные пантеры») организации «Черная
Власть» заявил буквально следующее: «Это белые должны
приложить старания, чтобы подняться до уровня негритян-
ского гуманизма»; приблизительно то же говорит черный
писатель Джеймс Болдуин; и т. п. Впрочем, чему здесь удив-
ляться, если опять именно белый, более того, немец (немец-
кие расисты прошлых времен должны перевернуться в гро-
бах!) И. Ян в книге под названием «Muntu» (которую левый
издатель Эйнауди поспешил перевести на итальянский) уже
не просто выступает апологетом негритюда, постулируя на-
личие общей для африканских негров философии и метафи-
зики, но утверждает, что только обращение к негритянскому
мировоззрению и образу жизни поможет преодолеть мате-
риализм и механистичность, свойственные современной ци-
вилизации, созданной белыми.
Это неслыханное увлечение, охватившее немало белых
людей, и табуизация, дошедшая до отказа от употребления
самого слова «негр» как «оскорбляющего» достоинство (на-
пример, оно ни разу не встречается в вышеупомянутой книге
Яна), дополняются поощрением всякого рода смешения как
культурного, так и социального. Относительно первого мы
уже писали в другом месте указывая на культурную «нег-
рофикацию» США, особенно заметную в области танцеваль-
ной музыки, искусства, танцев, типичных поведенческих
привычек и т.д.; эта эпидемия сегодня поразила и значитель-
ную часть европейских народов. Некоторые представители
американского «протестного» beat generation1 2 (на пике попу-
лярности этого движения) дошли до того, что сделали из не-
гра образец для подражания, подобно Норманну Малеру, ко-
торый в своем известном произведении назвал битника white
Negro (белым негром), между тем как для белых девушек
1 См. J. Evola. L’Arco е la Clava, cit.
2 Битники. — Прим, пер.
262
Юлиус Эвола
переспать с негром стало одним из способов заявить свой
«протест».
Наиболее яркими образцами социального смешения в
Америке стало повальное увлечение «интеграционизмом» и
антисегрегационизмом (выступить против которого в откры-
тую нашел в себе мужество только Уоллес), что стало одним
из наиболее ярких примеров того, до какой нелепости может
дойти фанатичный эгалитаризм и демократия. На самом деле
стремление к «интеграции» есть грубое нарушение того са-
мого принципа свободы, о соблюдении которого столь пе-
кутся в других областях. Никто не осмелится отрицать за
семьей права не принимать у себя гостей, которые им несим-
патичны (каковы бы ни были причины этой антипатии), од-
нако считается допустимым навязывать в юридическом по-
рядке смешение с неграми в публичной жизни, причем дела-
ется это, словно в насмешку, во имя той же свободы, но
понимаемой крайне односторонне.
Говорят о гнусности южноафриканского режима апар-
теида, тенденциозно истолковывая его как «недопустимую
сегрегацию»; хотя на деле речь идет лишь о «сепарации», что
буквально означает «держаться в стороне», жить самому по
себе, среди своих близких, и достигается это не режимом
подавления, но «раздельным развитием». Единственное ог-
раничение направлено на то, чтобы воспрепятствовать нег-
ритянскому большинству, воспользовавшись демократиче-
ским количественным «правом», занять место белых, встав
во главе государства, созданного исключительно руками бе-
лых, которым оно всецело обязано своим процветанием и
уровнем цивилизации.
К тому же игнорируют вполне естественную склонность
этнических меньшинств к образованию сравнительно замк-
нутых сообществ, своего рода «островков» в крупных горо-
дахд как поступали и американские негры, пока агитаторы, за
спиной которых стояли коммунисты, не приучили их по вся-
кому поводу (и даже без оного) кричать о нарушении своих
«гражданских прав». Между тем хорошо известно, что негры
не меньшие «расисты», чем белые, но их расизм почему-то
ни у кого не вызывает протеста, хотя малейшие проявление
расизма со стороны белых клеймится «нацизмом». Однако
Люди и руины
263
именно черный расизм является одной из основных причин
обострения «расовой проблемы», принимающей все более
угрожающий характер. Можно было бы довольно просто
решить эту проблему, выделив американским неграм один
из штатов (предварительно эвакуировав всех белых), дабы
они наслаждались там своим негритюдом во всей его чисто-
те, сами бы управляли собой и делали все, что им заблаго-
рассудится. К сожалению, о втором возможном решении,
суть которого состоит в том, чтобы предложить всем черным
расистам и активистам «Черной Власти» вернуться к своим
сородичам в родные края, переселившись в новообразован-
ные африканские государства, бесполезно даже мечтать: ни
один американский негр никогда на это не согласится, по-
скольку его мнение о своих африканских собратьях гораздо
ниже, чем у белых. Поэтому они предпочитают жить среди
белых и извлекать выгоду из созданных теми общественных
институтов.
Что происходит, когда к власти приходят негры, можно
было наблюдать в той же Америке во времена господства
саквояжников, когда под давлением североамериканских
демагогов в 1868 г. негры пришли к власти в южных шта-
тах, потерпевших поражение в гражданской войне: это был
настолько коррумпированный режим, отличающийся такой
бесхозяйственностью и некомпетентностью, что пришлось
быстро дать обратный ход, дабы избежать полной разрухи.
Если этот пример кажется устаревшим, достаточно взгля-
нуть на нынешнее положение африканских государств, об-
ретших «свободу» вследствие антиколониального психоза:
за фасадом смехотворной пародии на европейские демокра-
тические институты там царит административный беспре-
дел и почти неприкрытый примитивный деспотизм, едва ли
не ежедневно заговор переходит в государственный перево-
рот, а волнения перерастают в межплеменные распри, сопро-
вождаемые массовыми убийствами. Сан-Польян (La contre-
revolution africaine. Paris, 1967) приводит впечатляющий
понедельный список подобных событий, начиная с 1960 г.
От полного экономического краха африканские государства
спасает лишь противоборство США и СССР, которые ока-
зывают им поддержку, поскольку нуждаются в новых об-
264
Юлиус Эвола
ластях влияния, экспорта и инвестиций, а также сырьевых
ресурсах.
По нас это не касается, поэтому пора сказать: хватит с
нас негров, довольно делать из них табу и идти на уступки!
По крайней мере такую позицию должны занять сторонники
настоящего правого движения. Ведь даже среди наших мало-
помалу распространяется отравляющее влияние, нацеленное
на то, чтобы притупить последние остатки чувства дистан-
ции и здоровых естественных инстинктов. Помимо наплыва
негров в студенческую среду, где они выделяются вызываю-
щей наглостью и заодно с «протестантами» и «волосатика-
ми» занимаются подозрительными делишками, следует ука-
зать на влияние телевидения, которое говорит о неграх толь-
ко хорошее и не упускает случая встать на их сторону,
бесстыдно передергивая факты. Достаточно вспомнить мно-
гочисленные американские фильмы с неграми в роли судей,
адвокатов, актеров, полицейских и т.п., постоянные шоу с
участием негритянских певцов в окружении белых девушек.
Цель этих постоянных показов в том, чтобы приучить зрите-
лей к неразборчивости в общении, что не лишено опасности,
учитывая низкий моральный уровень, свойственный, к сожа-
лению, большинству нашего населения. Это дополнительный
фактор разложения.
2
Другим табу нашего времени является так называемый
«рабочий класс». Горе тому, кто его заденет, кто посмеет
говорить о нем иначе, нежели с чувством глубокого почте-
ния! Лелеять его, льстить и всячески угождать ему стало
чуть ли не обязанностью всех демократических партий. Ему
дозволяется все, поскольку его дело — свято. Разве марксизм
со своими попутчиками не провозгласили рабочий класс ис-
тинным творцом истории, заявив, что прогресс цивилизации
равнозначен развитию и подъему рабочего класса?
Неприкосновенность рабочего класса носит не только
моральный, но и физический характер. Ярким примером
этого стали события в Аволе, когда в результате столкнове-
Люди и руины 265
ния между полицией и толпами разбушевавшихся манифе-
стантов погиб один «трудящийся» и несколько получили
ранения. И что же? Еще до начала расследования, до уста-
новления истинной картины событий и выявления виновно-
го комиссар полиции был снят с должности, а телевидение
поспешило представить все случившееся, дословно, как «по-
лицейское подавление профсоюзной борьбы, синонима соци-
ального прогресса», что тут же в один голос подхватила це-
лая свора журналистов. Кого волнуют жертвы среди сил пра-
вопорядка, которые вместо того чтобы позволить линчевать
себя «миролюбивым» радетелям «профсоюзной борьбы», —
согласно сообщениям СМИ, естественно, вышедшим на ули-
цы с песнями и цветами, — были вынуждены воспользовать-
ся элементарным правом на самооборону, чтобы защитить
собственную жизнь? «Святость» и неприкосновенность рас-
пространяется только на «трудящегося». А для тех, кто ду-
мает иначе, остается только одно: ecrazer 1’infame
Впрочем, здесь нам хотелось бы остановиться на общем
аспекте этого табу. Прежде всего, следует отказаться от не-
законного обобщения понятия «трудящийся». Совершенно
очевидно, что значимость, придаваемая «трудящемуся», тес-
но связана с современным мифом «труда». Труд перестал
быть тем, чем он всегда был и должен быть в нормальной
цивилизации: деятельностью низшего порядка, обусловлен-
ной снизу, незначительной и по сути своей связанной с мате-
риальной, «физической» стороной существования, с потреб-
ностью и необходимостью.
Поэтому в том, что «трудящиеся» смогли навязать всем
свой закон и с каждым днем становятся сильнее по мере раз-
вития профсоюзного движения, можно увидеть своего рода
историческое возмездие, реакцию на гипертрофию матери-
альной части общественного организма, к которой относится
труд. Это привело к капитуляции перед «рабочим классом»,
к боязливому, но единодушному почитанию его, к возникно-
вению табу под именем «рабочий класс».
Следовательно, в первую очередь необходимо отверг-
нуть миф труда, проведя четкое деление между различными
1 Раздавите гадину (франц.)- — Прим. пер.
266
Юлиус Эвола
видами деятельности и противопоставив занятия, связанные
с материальными интересами, тем, которые носят свободный
и неприбыльный характер. Понятие «труд» должно приме-
няться исключительно по отношению к первым, независимо
от обстоятельств и принятой оценки, учитывая, что сегодня
почти любая деятельность прямо или косвенно работает на
«общество потребления».
Однако, точно определив законное место «трудящих-
ся», мы сталкиваемся с необходимостью его десакрализа-
ции. Когда Жорж Сорель говорит о «героическом аскетиз-
ме» рабочего класса, это звучит подобно насмешке. Сего-
дня трудящийся представляет собой всего лишь «продавца
рабочей силы» и, как таковой, стремится извлечь из заклю-
чаемой сделки максимальную прибыль, движимый лишь
желанием обеспечить себе буржуазный уровень жизни.
Прошли времена обездоленного пролетариата первого ин-
дустриального периода, протест которого против нечело-
веческого обращения был более чем обоснован. Хотя еще
остаются бедные регионы, тем не менее общая линия раз-
вития вырисовывается вполне отчетливо. Сравнительно
квалифицированный «рабочий» сегодня живет лучше многих
интеллектуалов, преподавателей, низших государственных
служащих, большинства тех, кто принадлежит к среднему
классу (всем известно, с какими проблемами приходится
сталкиваться, вызывая такого «трудящегося» для какого-
либо ремонта). Современный рабочий думает только о се-
бе, а рабочие организации защищают лишь «интересы от-
расли».
Отравленный марксистской концепцией классовой борь-
бы и подобными социальными идеологиями, современный
рабочий утратил чувство внутрипроизводственной солидар-
ности и не желает более быть частью производственного
единства; ему более не ведомо чувство преданности и добро-
вольной, личной ответственности, он презирает так называе-
мый «патернализм», воспринимая его как оскорбление и не
видя ничего дальше собственного носа. Ему нет никакого
дела до того, что его беспорядочные «требования» усилива-
ют социальный дисбаланс и усугубляют развал националь-
ной экономики, ведя к бесконечному повышению заработной
Люди и руины
267
платы, а, следовательно, и к соответствующему росту цен.
Негибкие и единообразные профсоюзные тарифы устанавли-
ваются в принудительном порядке, без учета различий меж-
ду отраслями и соответствующей разницы в доходах, в ре-
зультате чего некоторые из них оказываются в критическом
положении, что отрицательно сказывается на общей эконо-
мической ситуации.
Злоупотребление забастовками все более напоминает
настоящий социальный шантаж, открыто извлекающий вы-
году из той самой капиталистической или «буржуазной»
системы, против которой борется марксистская идеология:
ведь если эта система будет свергнута, потеряют свою силу
и все претензии, оправдываемые сегодня мифом «эксплуа-
тации» трудящихся, труд подвергнется жесткому планиро-
ванию в рамках тоталитарного марксистского «трудового
государства», не допускающего никаких забастовок, и весе-
лье быстро закончится; «трудящимся» придется вкалывать на
полную катушку, забыв даже о возможности каких-либо
«требований».
Следует четко понять следующее. «Социальной спра-
ведливости» в одностороннем понимании, то есть учиты-
вающей интересы исключительно «рабочего класса», не-
обходимо противопоставить более широкую и сложную
концепцию справедливости, основанной на эффективной,
качественной иерархии ценностей и видов деятельности.
Учитывая текущее положение, при котором ситуация раз-
вивается исключительно в нежелательном направлении,
трудно сказать, что еще можно было бы предпринять в этом
отношении.
Но настоящим правым следует по крайней мере отка-
заться от уступок в идейном плане, выступить против табу
«рабочего класса», лишить святости это новое плебейское
божество, обнажив его малопривлекательный истинный
облик.
Прочим же остается лишь бить себя в грудь. Дальнево-
сточная пословица гласит: «Петли Небесной сети широки, но
никто не проскользнет сквозь них». За завоевания материа-
листической цивилизации — в которой, по словам Рене Ге-
нона, человек оторвался от небес под предлогом овладения
268 Юлиус Эвола
землей, предпочтя материальные блага — рано или поздно
приходится расплачиваться. Как мы показали, среди прочего
тяжкой расплатой стали подъем и усиление «рабочего клас-
са» в современном мире. Сегодня при желании он способен
парализовать весь государственный организм: особенно ес-
ли, как в Италии, власть находится в руках трусливых, безот-
ветственных, бесхребетных людей, совершенно неспособных
создать органические структуры, в которых даже самые при-
земленные виды деятельности обрели бы — определенным
образом и до определенной степени — сопричастность выс-
шему смыслу.
КРИТИКА ФАШИЗМА: ВЗГЛЯД СПРАВА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ФАШИЗМ
I
В настоящей работе мы намерены рассмотреть фашизм с
точки зрения правых, ограничив наше исследование основ-
ными аспектами и принципами, содержащимися в фашист-
ской доктрине. Прежде всего, следует пояснить, что мы по-
нимаем под правым движением. Однако это не столь просто.
К сожалению, ни нынешняя действительность, пи новейшая
итальянская история (со времен объединения Италии) не мо-
гут помочь обычному читателю составить себе ясное пред-
ставление о сути подлинно правого движения.
На сегодняшний день в Италии не существует партии —
как единой, организованной политической силы со стройной
доктриной, — которую по достоинству можно было бы на-
звать правой. Движение, именуемое в современной политике
правым, определяется не столько положительным содержа-
нием, сколько оппозицией по отношению к крайним формам
разрушения и социальной революции, тяготеющим к марк-
сизму и коммунизму. Поэтому оно включает в себя различ-
ные и даже противоречивые тенденции. Красноречивым сви-
детельством путаницы идей и современной узости взглядов
является также то, что в сегодняшней Италии к правым при-
числяют либералов и представителей различных демократи-
ческих партий, что привело бы в ужас деятелей традицион-
ного правого движения. Ибо прежде подобные партии одно-
значно расценивались правыми как революционные и
подрывные; они были для них приблизительно тем же, чем
для современных буржуазных партий являются радикализм,
марксизм и коммунизм.
Современное «правое» итальянское движение включает
в себя различные монархические и, главным образом, «на-
ционально» ориентированные группировки, стремящиеся
270
Юлиус Эвола
сохранить идейную преемственность с прежним режимом, то
есть фашизмом. Однако всем этим группировкам до сих пор
была свойственна определенная идеологическая путаница,
что не позволяет однозначно причислить их к носителям
подлинно правой идеи. Впрочем, это станет более ясно из
дальнейших рассуждений относительно необходимости из-
бирательного подхода к идеологическим положениям фа-
шизма, что должно было стать первоочередной теоретиче-
ской и практической задачей, коей, однако, пренебрегли.
Стоит ли говорить об абсурдности отождествления пра-
вых в политическом смысле с правыми в смысле экономиче-
ском? Именно на этом жульнически строят свою полемику
марксисты. Они не делают никакого различия между правы-
ми и капиталистической, консервативной, «реакционной»
буржуазией, озабоченной лишь защитой собственных инте-
ресов и привилегий. В наших работах политического харак-
тера мы неустанно разоблачаем эту коварную подмену и без-
ответственность тех, кто, так или иначе поддерживая ее, иг-
рает на руку противнику. Настоящие правые и правые в
экономическом смысле не только не схожи между собой, но
прямо противоположны друг другу. К этому вопросу мы
также вернемся позднее при обсуждении того, насколько
удачно в фашистской доктрине и практике была решена про-
блема отношений между политикой и экономикой: одна из
наиболее существенных проблем для любого традиционного
учения о государстве.
Как мы уже говорили, к сожалению, итальянская исто-
рия ничем не способствует прояснению позиции настоящих
правых. Общеизвестно, что национальное объединение
Италии шло в основном под знаменами идеологий времен
революции третьего сословия и «бессмертных принципов
1789 года». Если бы тогдашние движения ограничились ис-
пользованием этих идей как чисто подручного средства, от-
казавшись от них после объединения страны, Италия имела
бы шанс стать новым, сильным и органичным государством,
достойным занять свое место среди великих европейских мо-
нархий. Однако указанные идеологии не только сохранили,
но даже усилили свое влияние в объединенной Италии XIX —
начала XX века.
Критика фашизма: взгляд справа 271
Впрочем, в этой «Итальянии» парламентской демокра-
тии и беззубой монархии, где революционные движения, ис-
пользуя социальные трудности и последствия неумелого
управления, зачастую провоцировали насильственные и кро-
вавые беспорядки, существовало так называемое «историче-
ское правое движение». Во времена Ди Рудини и Криспи оно
еще было способно проявить определенную твердость в от-
дельных случаях, но в целом отличалось нестабильностью и
страдало недостатком мужества, необходимого для реши-
тельной борьбы с истоками зла. Кроме того, указанное
движение выражало в основном интересы буржуазии, а не
аристократии, как политического класса, представляющего
древнюю традицию. Этим оно отличалось от аналогичных
движений других стран. Небольшая доля пьемонтской ари-
стократической крови, влившись в вены итальянской нации,
растворилась в ней практически без следа. Историческое
правое движение оказало достойное упоминания влияние не
столько в области внутренней национальной политики и вы-
работки общей доктрины государства, сколько во внешнепо-
литической сфере, что увенчалось заключением Тройствен-
ного Союза. Успешное завершение этого проекта могло бы
вывести Италию из-под влияния идеологий Французской ре-
волюции, заставив ее обратить свой взор к идеологиям, еще
сохранявшимся в традиционных центрально-европейских
государствах, что в свою очередь неизбежно привело бы к
пересмотру основополагающих политических идей. Однако
этого не произошло. Поэтому историческое правое движе-
ние, погрязшее в умеренном либерализме, не оставило четко-
го исторического наследия. После распада Тройственного
Союза и вступления Италии в войну на стороне Антанты,
защищавшей помимо своих материальных интересов дело
демократии (несмотря на участие самодержавной России,
которой пришлось столь дорогую цену заплатить за свою
ошибочную политику), Италия вернулась к прежним идеям
периода Воссоединения, неразрывно связанным с интерна-
циональными революционными движениями 1848-49 гг.
Помимо того, всякое националистическое оправдание под-
держки интервенции теряет свой смысл, стоит лишь вспом-
нить общественно-политическое положение «победонос-
272
Юлиус Эвола
ной» Италии, где антинациональные силы всех мастей
практически не встречали ни малейшего сопротивления,
правительство не предпринимало никаких шагов для корен-
ного изменения ситуации, и до прихода фашистов к власти
не существовало правой партии в законодательном смысле.
Что стоили в такой ситуации территории, заработанные в
качестве частичного удовлетворения ирредентистских1 тре-
бований?
Ссылка на историческое правое движение, действовав-
шее в рамках парламентской системы, требует некоторых
уточнений. Строго говоря, термин «правое», учитывая тот
смысл, который мы вкладываем в это понятие, в данном кон-
тексте не вполне адекватен, так как предполагает некую
двойственность. Исторически итальянские правые появились
в рамках многопартийного парламентско-демократического
режима как оппозиция «левым», что существенно отличается
от ситуации, привычной для прежнего традиционного строя,
где самое большее допускалось лишь нечто типа английского
парламента в его первоначальном довикторианском виде.
Существовала одна партия, представляющая правительство
(это и были в некотором смысле «правые»), и оппозиция,
однако не как идеологическая или принципиальная оппози-
ция системе, но как оппозиция внутри системы (или струк-
туры), нацеленная на позитивную и конструктивную крити-
ку, никак не затрагивающую в некотором роде трансцен-
дентную и неприкосновенную идею государства. Подобная
«функциональная» оппозиция, ограниченная четкими рамка-
ми и сохранявшая лояльность к государству, не имела ничего
общего с современными оппозиционными партиями, дейст-
вующими как заблагорассудится и стремящимися к захвату
власти и государства и даже к установлению анти-госу-
дарства, что в прошлом было целью республиканской, а се-
годня — коммунистической партии. * В
1 Иррсдснтизм — политическое движение, направленное на
присоединение к основной территории земель временно попавших
под протекторат иностранных держав. — Прим, пер,
В данном случае (1866 г.) речь идет об итальянских территори-
ях, еще находившихся под властью Австрии. — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа
273
Поэтому правое движение следует понимать в вышеука-
занном традиционном смысле как движение, прежде всего,
политическое, а не экономическое. Только на стадии инво-
люции, характеризующейся возникновением демократичес-
кого парламентаризма с многопартийной системой, возни-
кают правые партии, которые фактически являются простой
оппозицией левым и практически ничем не превосходят
своих противников. Но с точки зрения принципов правое
движение является (точнее, должно являться) высшей ин-
станцией, охранителем и носителем ценностей, непосредст-
венно связанных с идеей истинного государства. Ценно-
стей, в некотором роде центральных, то есть — согласно
превосходству, заложенному в самом понятии авторитета
или верховной власти, — стоящих выше всякой партийной
оппозиции.
Этих замечаний вполне достаточно для прояснения на-
шей позиции, напрямую связанной с великой европейской
политической традицией, под которой следует понимать не
частный общественно-политический строй, взятый как иде-
альный образец, но те основополагающие идеи, которые, ви-
доизменясь в соответствии с конкретной исторической си-
туацией, неизменно лежали в основе различных государств и
никогда не подвергались сомнению. Похоже, наши совре-
менники вследствие крайне странной амнезии окончательно
утратили всякое адекватное и живое представление о мире,
который принято клеймить «старорежимным». Столь не-
обычная забывчивость вызывает вполне обоснованные со-
мнения в ее естественном происхождении. В лучшем случае
(отбросив фальсификации и предрассудки определенного
сорта историографии) можно посчитать это патологическим
следствием глубоких потрясений, которые пришлось пере-
жить нашим современника. Заслуживает внимания и то, что
самодовольные критики «старого строя» предпочитают на-
правлять свою полемику не на сами основополагающие
принципы, а на отдельные формы их воплощения, неизбежно
подверженные искажениям и извращениям, порче и упадку
и, в любом случае, обусловленные сравнительно неповтори-
мыми историческими условиями. Однако ни конъюнктурные
обстоятельства, ни продолжительность существования тех
274
Юлиус Эвола
или иных форм, которые, естественно, рано или поздно уста-
ревают, не влияют и не должны влиять на ценность принци-
пов. Именно последнее служит пробным камнем для каждо-
го, кто пытается постичь существенное, еще не отупев окон-
чательно от уловок историзма.
Таким образом, завершая предварительные рассужде-
ния, можно сказать, что в идеале концепцию настоящего
правого движения, как мы его понимаем, должно мыслить,
ориентируясь на силы и традиции, действовавшие как фор-
мообразующее начало в отдельных нациях — а иногда и на
наднациональном уровне — до Французской революции,
нашествия третьего сословия и мира масс, возникновения
буржуазного и индустриального общества, то есть всех тех
событий, которые привели к современному упадку и поста-
вили под угрозу окончательного краха остатки европейской
цивилизации и престижа.
Мы не намерены рассматривать здесь эту проблему бо-
лее подробно, так как это потребовало бы систематического
изложения общей доктрины государства. При желании чи-
татель может обратиться к нашей книге «Люди и руины»
(Volpe, III издание, Рим, 1972) L Впрочем, по ходу даль-
нейших объяснений, затрагивающих различные стороны
фашистской доктрины, наша концепция обретет большую
ясность.
II
«Неофашисты» — так называют сегодня в Италии как
демократы, так и коммунисты наиболее решительно проти-
востоящие им «национальные» силы. Поскольку последние
практически безоговорочно приняли данное определение,
возникла довольно двусмысленная и опасная ситуация, во
многом сыгравшая на руку противнику. В частности, это
стало причиной явно ухудшившегося отношения к «неофа-
шистам». Фашизм подвергся процессу, который с полным
основанием можно назвать мифологизацией. Поэтому отно-
1 См. в этой же книге. — Прим. ред.
Критика фашизма: взгляд справа
275
шение к нему большинства носит скорее эмоциональный и
иррациональный, чем интеллектуальный и критический ха-
рактер. В первую очередь это касается тех, кто сохраняет
идейную верность бывшему режиму. Именно они сделали из
Муссолини и фашизма объект мифа. Они не желают видеть
ничего, кроме одной исторически обусловленной действи-
тельности и человека, ставшего ее центром, вместо того что-
бы попытаться оценить политические идеи сами по себе, не-
зависимо от конъюнктурных обстоятельств, дабы сохранить
по возможности их нормативную ценность для данной поли-
тической системы.
В вышеуказанном случае мифологизация естественно
сопровождается идеализацией. Выделяют лишь положитель-
ные аспекты фашизма, сознательно или нет, закрывая глаза
на его отрицательные стороны. Этот же прием, но с обратным
знаком, используют антинациональные силы в целях мифо-
логизации, сопровождающейся систематическим очернени-
ем. Создавая свой миф, они умышленно подчеркивают лишь
наиболее спорные стороны фашизма с целью его дискреди-
тации и разжигания ненависти к любым его проявлениям.
В последнем случае весь дальнейший ход рассуждений и
аргументация строятся на сознательном обмане, личных при-
страстиях и носят совершенно незаконный характер. Стара-
ются доказать наличие причинной связи между событиями и
последствиями проигранной войны и внутренней ценностью
фашистской доктрины. Для любого вдумчивого исследовате-
ля совершенно очевидно, что подобная связь является крайне
произвольной. Следует четко сказать, что вероятная цен-
ность фашизма как доктрины (то есть независимо от кон-
кретной политической ситуации в мире) столь же мало по-
страдала от последствий проигранной войны, сколь мало бы-
ла бы она доказана в случае успешного ее завершения.
Очевидно, что подобный способ умозаключений совершенно
незаконен, хотя к нему охотно прибегают беспринципные
люди в полном согласии с догмой историзма «Weltgeschichte
ist Weltgericht» *.
1 История рассудит (Всемирная история есть Страшный Суд)
(нем.). — Прим. пер.
276
Юлиус Эвола
Однако тот, кто, в отличие от «неофашистов» новых
поколений, жил во времена фашизма и, следовательно, зна-
ком с режимом и его приверженцами на личном опыте, при-
знает безо всякой фанатичной односторонности, что далеко
не все было так хорошо. Во времена фашизма, пока он еще
оставался движением, находящимся в процессе развития и
нацеленным на переустройство общества, пока его возмож-
ности были еще не исчерпаны и не успели окончательно
выкристаллизоваться, вполне было допустимо некоторое
ограничение критики. Поэтому те, кто, подобно нам, от-
стаивал порядок идей, лишь частично совпадавших с фа-
шизмом (или немецким национал-социализмом), не осужда-
ли данные движения, несмотря на ясное осознание их спор-
ных и отрицательных сторон, в надежде на возможное
дальнейшее развитие, на исправление и устранение имею-
щихся недостатков (чему следовало оказывать всяческое
содействие).
Сегодня, когда фашизм как историческая реальность ос-
тался в прошлом, положение должно изменится. Вместо
обычной для «мифа» идеализации, необходимо постараться
отделить зерна от плевел. Это полезно не только в теорети-
ческих целях, но и для практической ориентации с учетом
возможной политической борьбы. Поэтому не стоит прини-
мать tout court1 эпитет «фашист» или «неофашист». Имеет
смысл называть себя фашистами — если есть желание, —
подразумевая положительные, а не отрицательные стороны
фашизма.
Кроме того, необходимо учитывать, что помимо пози-
тивных и негативных аспектов фашизм как движение, спо-
собное к дальнейшему развитию, включал в себя различные
тенденции, и решить, какая из них возобладала бы (если бы
все не парализовало военное поражение и крах нации) могло
только будущее. В Италии (как и в Германии) единство нс
исключало наличия довольно значительных разногласий
внутри режима. Мы имеем в виду не различные идеологиче-
ские течения, представленные тем или иным индивидом или
группой лиц. В большинстве случаев они бездействовали, и
1 Здесь: с легкостью (фр.). — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа 277
мы не намерены останавливаться на них в нашем исследова-
нии. Скорее речь идет о людях, входивших в структуры
фашистского режима, в целом его принявших и участво-
вавших в его практической государственной и законотвор-
ческой деятельности. Их наличие можно считать второй и
основной причиной необходимости преодоления «мифа» и
избирательного подхода к фашизму. Следует также принять
во внимание существование двух периодов фашизма: клас-
сического фашизма двадцатилетнего периода и фашизма
времен республики Сало. Безусловно, между ними сущест-
вовала идейная преемственность, но были и значительные
расхождения в политической доктрине, что отчасти было
вызвано фатальным стечением обстоятельств. Это лишний
раз доказывает необходимость более избирательного подхо-
да, а также является ярким свидетельством того, сколь опас-
ную путаницу влечет за собой «мифологизация». Именно
последняя становится серьезным препятствием на пути
сплочения разрозненных сил, в целом стремящихся к одному
и тому же.
В связи с этим следует подчеркнуть также необходи-
мость в расширении горизонтов, в более широком взгляде на
наше прошлое. Действительно, если одни сегодня считают
фашизм неким «пробелом», случайным отклонением в нашей
новейшей истории, то другие производят впечатление ново-
рожденных, для которых не существует ничего кроме вче-
рашнего дня. Обе эти позиции неудовлетворительны, и необ-
ходимо решительно препятствовать всем попыткам навязать
в качестве единственно возможной альтернативу фашизм-
антифашизм, исчерпав тем самым всякую возможность по-
литической дискуссии. В результате подобной постановки
вопроса стало, например, невозможным быть антидемокра-
том без того, чтобы тебя автоматически не причислили к
«фашистам» или коммунистам. Этот замкнутый круг — аб-
сурден. Поэтому необходимо вспомнить сказанное нами в
начале и отказаться от близорукой перспективы, к которой
ведет подобная «альтернатива».
В поисках положительного также возможны два различ-
ных похода. Для одних единственным ориентиром является
фашизм (или схожие движения других стран — немецкий
278
Юлиус Эвола
национал-социализм, бельгийский рексизм, испанская фа-
ланга, режим Салазара, румынская Железная Гвардия — вче-
ра можно было говорить о «мировой революции» как общем
движении, направленном против пролетарской революции).
Их политические, идеологические и исторические взгляды
ограничены рамками фашизма; с него все начинается, им же
все кончается. Подобную позицию нельзя признать удовле-
творительной. Другой подход состоит в том, чтобы научить-
ся распознавать в движениях подобного рода идеи и принци-
пы, принадлежащие древней традиции и, следовательно, но-
сящие «нормальный» и постоянный характер, независимо от
частных и несовершенных форм их исторического воплоще-
ния, обусловленных конкретными историческими обстоя-
тельствами. Между тем первоначальные, в узком смысле
«революционные» аспекты данных движений следует отне-
сти к области вторичного и случайного. Короче говоря, не-
обходимо, насколько возможно, вычленить в фашизме идеи,
роднящие его с великой европейской политической традици-
ей, и отсечь те, которые в результате компромисса подверг-
лись искажению или прямому извращению, что породило
явления, пораженные тем же недугом, с которым намерева-
лись бороться \
1 Существует обширная литература о фашизме, написанная с
самых различных позиций, но нет ни одного произведения, придер-
живающегося нашего подхода. Даже беспристрастные исследования
неизменно рассматривают фашизм с точки зрения социологии, «ис-
тории» или экономики. Однако все эти категории остаются в рамках
«современного» мышления, которое, как таковое, не признает ни
принципов, лежащих в основе проводимого нами различия, ни сам
смысл истинного правого движения. Наиболее полную подборку ли-
тературы на эту тему можно найти в книге Р. Де Феличе «Толкова-
ние фашизма» (Бари, 1969). Непонятно почему автор утверждает
(стр. 13), что наша работа, цитируемая им (в 1-м издании), не вносит
ничего нового в современную, названную «классической», интерпре-
тацию фашизма. Уже то, что занимаемая нами позиция по сути явля-
ется не просто толкованием, но избирательной и нормативной кри-
тикой, есть существенное отличие. Наконец Де Феличе заявляет (стр.
191), что мы рассматриваем не все стороны фашистской действи-
тельности и уделяем мало внимания идеологическому аспекту, хотя
именно его мы главным образом и рассматриваем.
Критика фашизма: взгляд справа 279
Сегодня, когда фашизм как конкретная действитель-
ность, обусловленная особыми историческими обстоятельст-
вами, остался в прошлом, подобный подход не только воз-
можен, но является единственно возможным для «нацио-
нальных» сил. Необходимо помнить, что «ностальгия» и
мифологизация — плохие помощники, воскресить Муссоли-
ни или создать такого же нового — невозможно, а современ-
ная ситуация имеет мало общего с той, которая сделала воз-
можным фашизм и определила его конкретный исторический
облик.
Исходя из сказанного, легко понять сколь существенное
значение имеет избирательный поход к фашизму. Отсекая
его отрицательные стороны, мы, тем самым одновременно
восстанавливаем его связь с великой политической тради-
ции, то есть традиционную преемственность. Способность
занять указанную позицию, исключающую всякую путаницу
и слабость, является своего рода пробным камнем. Великий
мыслитель прошлого века, Доносо Кортес, говорил о насту-
пающих для Европы временах — предвещаемых первыми
революционными и социалистическими движениями — как о
временах «абсолютных отрицаний и высших утверждений».
Несмотря на бездну, в которой мы сегодня оказались, каж-
дый еще может почувствовать это.
В кратком исследовании, предпринятом в данной рабо-
те, мы ограничимся рассмотрением различных структур и
законодательных мер, определивших жизненный уклад того
времени под влиянием различных сил, питавших фашист-
ское движение, уделив особое внимание тем принципам,
которые прямо или косвенно из них вытекают. Центром
кристаллизации этих сил был Муссолини. Поэтому для по-
нимания доктрины мы обратимся к его воззрениям, меняв-
шимся согласно внутренней логике возглавляемого им дви-
жения. В отличие от коммунизма и национал-социализма,
фашизм не имел четко сформулированной и однозначной
доктрины, предшествовавшей действию и революции.
(«Действие в фашизме опережало доктрину», — признавал
сам Муссолини.) Как уже указывалось, в данной работе мы
не будем останавливаться на зачастую противоречивых и
незначительных идеологических тенденциях. Отметим
280
Юлиус Эвола
лишь, что после прихода фашистов к власти им была пре-
доставлена достаточно широкая свобода слова, что, воз-
можно, было вызвано именно тем, что их влияние практи-
чески равнялось нулю.
III
С нашей точки зрения основной смысл фашизма, обре-
тавший все большую ясность по мере его развития и офор-
мившийся в момент достижения власти, состоит в том, что
это движение стало своеобразной реакцией, зародившейся в
среде бывших фронтовиков и националистов, на кризис, ко-
торый по сути был кризисом самой идеи государства, авто-
ритета и центральной власти в Италии.
Послевоенная Италия представляла собой гражданское
государство, находившееся под сильным масонским влия-
нием, со слабым и посредственным либерально-демократи-
ческим правительством и бессильной, т.е. конституционно-
парламентской, монархией. В нем абсолютно отсутствовал
«миф» в положительном смысле. То есть миф как высшая,
животворящая и формирующая идея, позволяющая государ-
ству стать чем-то большим, нежели обыкновенной структу-
рой общественного управления. Становилось все более оче-
видным, что в подобных условиях нация не могла справиться
с тяжелыми проблемами, возникшими в послевоенный пери-
од, и преодолеть социалистическое и революционное влия-
ние, распространяемое в массах и пролетариате левыми ак-
тивистами.
Поэтому заслуга фашизма состояла прежде всего в том,
что он возродил в Италии идею государства, подготовил
почву для энергичного правительства, утверждая чистый
принцип авторитета и политической верховной власти. Это
стало, условно говоря, положительным «прорывом» фа-
шизма, который по мере своего развития постепенно избав-
лялся от некоторых из изначально составляющих его ком-
понентов, таких как революционная воинственность, узко
националистическая направленность и синдикализм в стиле
Сореля.
Критика фашизма: взгляд справа 281
В этом смысле можно говорить о своего рода изменении
направления или «векторном» смещении движения итальян-
ского интервентизма. Как мы уже говорили, поддержка ин-
тервенции заставила Италию присоединиться к фронту ми-
ровой демократии, сплотившемуся против центральных им-
перий, и вернуться к духу периода Воссоединения, то есть
идеям 1848 г. Однако экзистенциально это движение имело
независимый революционный характер, и война послужила
поводом для пробуждения сил, нетерпимых к атмосфере
буржуазной Италии. Именно бывшие фронтовики взрастили
фашизм. Не желая возвращаться к «нормальной» жизни, они
изменили идеологическую полярность, сместившись в сто-
рону «правых», к идеалу иерархического государства и
«нации воинов», избавляясь от социалистических и пов-
станческих (если не республиканских) тенденций предше-
ствующего периода. Эту «экзистенциальную» сторону фа-
шизма безусловно следует поставить ему в заслугу. С другой
стороны, сам Муссолини, взяв власть в свои руки, также
предчувствовал появление новых иерархий, говоря о новом
«веке власти, веке правых, веке фашизма». В 1926 г. он зая-
вил: «Мы представляем новый принцип в [современном] ми-
ре. Мы являемся прямой, категорической, решительной про-
тивоположностью всему миру... бессмертных принципов
1789 г.», тем самым выделив «контрреволюционный» мо-
мент в качестве одного из важнейших аспектов движения.
Поэтому фашизм до некоторой степени можно опреде-
лить как потенциальную «консервативную революцию». Это
определение пришло из Германии, где так называли движе-
ния, возникшие после Первой мировой войны, накануне
прихода Гитлера к власти, в которых, как и в Италии, зна-
чительную роль играли бывшие фронтовики ’. Однако это
определение действительно лишь при условии, что под кон-
серватизмом подразумеваются определенные политические
принципы (отрицаемые идеологией Французской револю-
ции), а не конкретный прежний строй. Эта оговорка необхо-
дима, ибо, как мы видели, старая дофашистская Италия не
могла дать консерватизму высшего положительного содер-
1 По этому поводу см. также стр. 369 и сл.
282
Юлиус Эвола
жания; в ней не было почти ничего, что стоило бы «сохра-
нять». Поэтому в Италии, в отличие от вышеупомянутого
параллельного немецкого движения, фашизм должен был
начинать с нуля. Это также объясняет, хотя и не оправдыва-
ет, некоторые из его спорных сторон.
С точки зрения принципов в политической доктрине
фашизма была преодолена всякая гражданская и демокра-
тическая идеология. Было восстановлено главенство госу-
дарства над нацией и народом, то есть достоинство верхов-
ной власти, единственно способной дать нации истинное
самосознание, единую форму и волю, сделать ее сопричаст-
ной сверхъестественному порядку. Муссолини утверждал
(1924 г.): «Без государства нет нации. Есть лишь человече-
ские массы, поддающиеся любому дроблению, которому
может подвергнуть их история», — и: «Только государство
создает костяк народа» (1927 г.). Уточняя, он добавил: «Не
нация порождает государство. Напротив, нация создается
государством, которое дает народу... волю, а следовательно,
действенное существование». Выражение: «Народ это тело
государства, а государство — душа тела» (1934 г.) при пра-
вильном истолковании ведет нас к классической идее дина-
мичной и творческой связи между «формой» и «материей».
Народ, «нация» в общем, природном, а также романтическом
понимании есть лишь «материя» (тело), государство же —
форма, понимаемая как организующая и одухотворяющая
сила, согласно толкованию, данному «материи» и «форме»
традиционной философией, начиная с Аристотеля.
Таким образом, была отвергнута выхолощенная концеп-
ция государства, согласно которой обязанности последнего
ограничиваются исключительно соблюдением «негативных
свобод» граждан как простых эмпирических индивидов и
обеспечением «определенного уровня благосостояния и от-
носительно мирного общественного сосуществования». Та-
кое понимание государства требует от него лишь отражать
или пассивно следовать силам общественно-экономической
действительности, за которыми признается абсолютное пер-
венство. Фашизм отказался и от чисто бюрократической
идеи «общественного управления», которая по своей форме
и духу представляет собой лишь многократно увеличенный
Критика фашизма: взгляд справа 283
образ обычной частной фирмы, преследующей исключитель-
но утилитарные цели.
Добавив к своей концепции государственного устройст-
ва трехчлен «авторитет, порядок и справедливость», фашизм
тем самым вернулся к традиции, лежавшей в основе вели-
чайших европейских государств. Кроме того, он воскресил
или по крайней мере попытался воскресить римскую идею,
как высшую и особую интеграцию «мифа» о новом поли-
тическом организме, «сильном и органичном». Для Муссо-
лини римская традиция была не простой фигурой речи, но
«идеей силы», идеалом для воспитания нового типа челове-
ка, который должен был взять власть в свои руки. «Рим —
это наша точка отсчета и наш ориентир. Это наш символ, это
наш миф» (1922 г.). Данные слова — свидетельство пра-
вильного выбора и великой отваги; в них сквозит желание
протянуть мост над бездной веков, восстановить преемст-
венность с единственно ценным наследием итальянской
истории. Однако это удалось лишь в том, что касалось зна-
чения государства и авторитета (imperium в классическом
значении), мужественной этики и стиля твердости и дисци-
плины, предложенных фашизмом итальянцам. К более глу-
бокому пониманию римского символа — его духовного, ми-
ровоззренческого измерения — и древнеримского мира в це-
лом официальный фашизм приблизиться не сумел. Людей,
способных справиться с этой задачей, либо не было, либо их
не использовали
1 Для этого, в частности, было необходимо решить проблему
отношений между классическим древнеримским миром и христиан-
ством (католицизмом). Однако Муссолини избегал этого из сообра-
жений политической осторожности (одна из наших работ того вре-
мени, которая решительно ставила эту проблему, не получила долж-
ного отклика [Эвола имеет в виду «Языческий империализм». —
Прим. пер,]). В отношении же более глубокого понимания римского
символа не сумели придумать ничего лучшего, чем создание так на-
зываемого Института романских исследований, деятельность кото-
рого свелась к поверхностным филологическим и археологическим
исследованиям, при полном отказе от изучения политических, этиче-
ских или духовных аспектов. Более того, этот институт существует
по сей день в демократической антифашистской Италии практически
в той же форме, что и во времена фашизма.
284
Юлиус Эвола
IV
Исходя из сказанного ранее, можно утверждать, что с
точки зрения правых фашистская доктрина государства в ее
основные чертах заслуживает положительной оценки. В этом
смысле фашизм был законным наследником здоровой тради-
ционной политической мысли, поэтому пристрастная, одно-
сторонне очерняющая полемика антифашистов должна быть
решительно опровергнута. Однако здесь необходимо внести
некоторые оговорки. Во-первых, следует уточнить, на чем
стоило бы сделать основной упор при конкретной реализа-
ции данной доктрины, дабы придать ей бесспорный харак-
тер. Во-вторых, стоит указать на ошибки, допущенные фа-
шизмом в его практической деятельности, что отрицательно
повлияло на всю систему в целом.
По первому вопросу скажем лишь то, что принцип гла-
венства государства над народом и нацией должен был рас-
крыться в идейном противопоставлении государства «обще-
ству». Под «обществом» мы понимаем здесь все ценности,
интересы и склонности, относящиеся к физической и расти-
тельной стороне жизни сообщества и составляющих его ин-
дивидов. С точки зрения доктрины существует фундамен-
тальное противоречие между политическими системами, ос-
нованными на идее государства, и теми, в основе которых ле-
жит идея «общества» («социальный» тип государства). К по-
следним относятся все разновидности правовых, договорных
и демократических государств на утилитарной основе, логи-
ческое развитие которых ведет от либеральной демократии к
появлению так называемых «народных демократий», то есть
коммунизма и марксизма.
Указанное противоречие непосредственно связано с раз-
ным отношением к политике как таковой. В первом случае
политический уровень воспринимают как уровень в некото-
ром смысле «трансцендентный». Суть в том, что государство
позволяет хотя бы частично раскрыть то «героическое» или
воинское содержание, которое заложено в идее вернопод-
данного служения, понимаемого как честь. Речь идет об осо-
бом, высоком идеальном напряжении, которое выводит за
пределы не только гедонистических (связанных с материаль-
Критика фашизма: взгляд справа
285
ным благополучием), но и эвдемонистических (относящихся
к довольству духовному) ценностей. Фашизм бесспорно пы-
тался подчеркнуть это измерение политической реальности
(противоположное «социальной»). С одной стороны, это бы-
ло отчасти вызвано стремлением к антибуржуазной, воин-
ственной и даже опасной жизни (известное выражение «жить
с опасностью» Муссолини, взятое им у Ницше; в чем без-
ошибочно угадывается влияние экзистенциального, фронто-
вого компонента фашизма). С другой — требованием инте-
грации человека путем «имманентной связи с высшим зако-
ном, объективной волей, превосходящей отдельного индиви-
да». Сам факт выдвижения подобного требования имеет ог-
ромное значение, даже несмотря на то, что его содержание
не было должным образом раскрыто.
Сложно дать однозначную оценку тем мерам, при по-
мощи которых фашизм пытался осуществить указанное
требование (которое необходимо признать безукоризнен-
ным дополнением к вышеописанной доктрине государства)
на практике. Невозможно отрицать насильственный и внеш-
ний характер отдельных инициатив и обычаев фашистской
Италии. Однако это не дает права пренебрегать проблемой,
которая и сегодня не потеряла своего значения. Суть ее в
следующем: что делать с присущей человеку тягой к «са-
мопреодолению», которую можно временно подавить или
приглушить, но невозможно искоренить окончательно, кроме
крайних случаев систематического вырождения. «Нацио-
нальные революции» прошлого пытались создать поли-
тический центр кристаллизации этого стремления (вновь
подчеркиваем действие «формы» на «материю»), дабы вос-
препятствовать его одичанию и проявлению или прорыву в
разрушительных формах. Действительно, невозможно было
отрицать глубинного экзистенциального кризиса, вызванного
попыткой буржуазной цивилизации «рационализировать»
существование. Свидетельством того стали многочисленные
прорывы иррационального и «стихийного» (в смысле сти-
хийности сил природы) сквозь трещины этой цивилизации во
всех сферах жизни.
Современная цивилизация, вернувшаяся к этой «рацио-
налистической» причуде, напротив, стремится устранить и
286
Юлиус Эвола
опорочить все, связанное с экзистенциальным напряжени-
ем, героизмом и животворящей силой мифа, ради торжества
«социального» (а не политического) идеала физического
благополучия. Однако совершенно справедливо было ука-
зано на неизбежность глубокого кризиса в момент, когда,
наконец, prosperity1 и благополучие наскучат. Предвестнит
ки его многочисленны: всевозможные формы слепого,
анархического и разрушительного бунта молодежи, разго-
рающегося в самых благополучных странах, свидетельству-
ют об абсурдности и отсутствии всякого смысла в социали-
зированном, рационализированном и материалистическом
существовании, втиснутом в рамки так называемого «обще-
ства потребления». Стихийная тяга к «самопреодолению» не
находит более объекта приложения и, предоставленная сама
себе, дичает.
В традиционном обществе эта проблема решалась бла-
годаря наличию особой литургии или мистики верховной
власти, составляющей неотъемлемую часть системы. Поэто-
му не стоит огульно осуждать шаги, предпринятые фа-
шизмом в его стремлении сохранить общую атмосферу вы-
сокого напряжения. Скорее, следует провести границу, за
пределами которой эти начинания обретали пародийный и
неподлинный характер. С одной стороны, это было вызвано
несовпадением принципов и целей, с другой — отсутствием
подходящих людей.
Однако здесь неизбежно возникает проблема, которую
мы лишь слегка затронем в настоящем исследовании. Зачас-
тую политическую систему указанного нами типа обвиняют
в том, что она незаконно присваивает себе религиозное дос-
тоинство, тем самым переводя способность человека к вере и
самопожертвованию — или, в более широком смысле, его
волю к самопреодолению — с законного объекта ее прило-
жения (то есть религии) на профанические суррогаты. Тем не
менее, это обвинение имеет смысл лишь при условии на-
личия субстанциальной и непреодолимой раздвоенности ме-
жду миром государства и духовным или сакральным миром.
В таком случае следует четко разобраться, в чем суть пред-
1 Процветание (англ.). — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа
287
полагаемой раздвоенности. С одной стороны» она лишает
сакрального характера и низводит до чисто материального
уровня все связанное с политикой, властью и авторитетом; с
другой — отрицает реальность всего духовного и сакрально-
го. Это естественный вывод, вытекающий из известного вы-
ражения: «Date a Cesare» *. Все попытки политической тео-
логии разрешить это противоречие способны привести лишь
к компромиссу. В то же время для целою ряда европейских и
неевропейских традиционных политических систем, в кото-
рых та или иная форма сакрализации власти и авторитета
служила опорой и законным основанием всей системы, по-
добной проблемы просто не существовало. В принципе авто-
ритет и верховная власть не могут считаться таковыми при
отсутствии духовного узаконения. В этом случае истинное
государство лишено прочного центра. Мы имеем в виду не
отсутствие обыкновенного административного и «социаль-
ного» центра, но того духовного центра, к которому притя-
гивается все порожденное указанной атмосферой высокого
напряжения.
Общая ситуация того времени и влияние, которым обла-
дало в Италии католичество как общественная сила, не по-
зволили фашизму в открытую поставить вопрос об окон-
чательном узаконении государства. Правда, честное и муже-
ственное воплощение в жизнь римского идеала рано или
поздно заставило бы вернуться к этой проблеме; но на тот
момент замерли в нерешительности. С одной стороны, Мус-
солини постоянно отстаивал за фашизмом «религиозную»
ценность; с другой, он никогда не уточнял, что собственно
составляет сущность этой религиозности, как она связана с
политической идеей и чем, следовательно, отличается от
обычного, расплывчатого благоговения перед сверхъестест-
венным. Он говорил: «Государство обладает не теологией, а
моралью». Однако это не решает проблемы. Если мораль
должна быть чем-то большим, нежели простым соглашением
о совместном существовании, если ей хотят придать глубоко
оправданный и внутренне нормативный характер, то она нуж-
дается в «трансцендентной» основе, что ставит ее на один
1 Кесарю — кесарево (лат,), — Прим, пер.
288
Юлиус Эволд
уровень с религией и той же теологией. Именно поэтому ме-
жду фашистами и представителями господствующей рели-
гии, стремящимися монополизировать все имеющее собст-
венно духовный характер, опираясь на статьи Конкордата,
нередко возникали стычки по поводу воспитания и духовно-
го формирования новых поколений.
С другой стороны, вполне понятно, что, не решив дан-
ной проблемы, невозможно опровергнуть мнение тех, кто
видит в движениях «фашистского» типа одну из разновидно-
стей современной обмирщенной и «языческой» мистики,
простой суррогат, порожденный миром, лишенным сакраль-
ного измерения. Ведь даже борьба и героизм, верность и са-
мопожертвование, презрение к смерти и прочее могут иметь
иррациональный, натуралистический, трагический и темный
характер (Кайзерлинг прямо говорил о теллурической окра-
ске «мировой» революции), если отсутствует высшая (в не-
котором смысле преображающая) точка отсчета, которая, как
было сказано, относится к уровню, превосходящему область
простой этики.
Переходя к другой области, во избежание путаницы,
прежде всего отметим, что если указанному фундаменталь-
ному противоречию между политическим и «социальным» в
фашистской доктрине было уделено достаточно внимания, то
этого нельзя сказать о национализме, взывающем к прими-
тивным чувствам родины и нации и связанном с плохо поня-
тым «традиционализмом». В Италии, вследствие историче-
ски сложившихся обстоятельств, это понятие не имело ничего
общего с традицией, понимаемой в высшем смысле, но ассо-
циировалась с буржуазным, «благоразумным», умеренным и
конформистским консерватизмом с католической закваской.
Объединение с националистическими силами («голубые ру-
башки»), которые по понятным причинам также пытались
оказать активное сопротивление итальянским подрывным
движениям, привело к размыванию фашистской политиче-
ской идеи. Безусловно, здесь следует принять в расчет те ус-
ловия, которым подчинена политика как «искусство возмож-
ного». В последнее время пафос «родины» и обращение к
«национальным» чувствам в борьбе против левых движений
является одним из немногих оставшихся пригодных средств.
Критика фашизма: взгляд справа 289
Поэтому и в современной Италии национальные силы как
правило ассоциируются с правыми. Однако с точки зрения
принципов здесь происходит та же путаница, вследствие ко-
торой столь ненавистный правым либерализм сегодня счита-
ется правым движением.
Историческая связь между «национальными» и рево-
люционными движениями, основанными на принципах
1789 г., неоспорима. Для этого даже не надо заглядывать в
сравнительно далекое прошлое, когда зарождение и осво-
бождение «наций» (даже в форме национальных мо-
нархических государств) привело к краху имперской и фео-
дальной средневековой цивилизации. С точки зрения док-
трины важно то, что любовь к родине и нации носит натура-
листический и в некотором роде до-политический характер
(по сути находясь на том же уровне, что и семейные привя-
занности), в противоположность тому импульсу, который
объединяет людей на политическом уровне, на основе идеи и
символа верховной власти. Кроме того, в патриотическом
пафосе всегда есть нечто коллективистское: он пронизан
тем, что называют «стадным чувством». Но об этом мы еще
будем говорить в дальнейшем. Теперь же имеет смысл оста-
новиться на вышеозначенной проблеме размывания полити-
ческой идеи, причиной чего (помимо ранее упомянутого
объединения фашистов с «националистическими» силами)
стало чрезмерное усиление роли национального мифа, при-
ведшее к выдвижению соответствующих лозунгов и поста-
вившее фашизм на грань популизма. Смешение национали-
стической идеи с доктриной главенства государства над
нацией (традиционный характер коей был раскрыт нами
чуть выше) можно считать характерной чертой фашизма.
Но это не меняет того, что с точки зрения правых это сме-
шение неприемлемо, поскольку составные его компоненты
относятся к двум совершенно различным идейным мирам.
Следовательно, идеал истинного государства нуждается в
решительном очищении ото всякой националистической
примеси.
Учитывая воззрения большинства, наши замечания от-
носительно ценности идеи родины и нации могут показаться
малоубедительными. Поэтому попытаемся показать, как лег-
10 Люди и ру::чы
290
Юлиус Эвола
ко при помощи бесстыдной словесной риторики злоупотре-
бить патриотическими и национальными чувствами для дос-
тижения самых постыдных целей. Например, в современной
Италии в предвыборной борьбе в тактических целях своим
показным патриотизмом бахвалятся даже те партии, которые
в сущности не только стремятся к уничтожению государства,
но отрицают саму возможность высшего содержания, кото-
рое мог бы иметь национализм при условии его очищения и
облагораживания. Так, в России пропагандировали любовь к
«советской родине», а во время войны с Германией взывали
к патриотизму «товарищей». Чистый абсурд с точки зрения
коммунистической идеологии. Однако, прежде чем перейти к
следующему вопросу, повторим, что, несмотря на указанное
смешение, идею трансцендентной реальности государства
можно считать характерной чертой фашизма, его особой,
«римской» составляющей, отличающей его от других движе-
ний подобного рода, например, от национал-социализма, в
котором упор делался (по крайней мере в доктрине) скорее
на народ-расу и так называемый Volksgemeinschaft
Одним из наиболее существенных недостатков фашизма
безусловно являлся тоталитаризм. Однако сразу оговоримся,
что наша отрицательная оценка тоталитаризма не имеет ни-
чего общего с той позицией, которую занимают по этому
вопросу бесхребетные либерал-демократы.
1 В связи с этим мне вспоминается разговор, состоявшийся в
Бухаресте в 1938 г. между мной и Корнелиусом Кодряну, команди-
ром румынской Железной Гвардии, одной из самых светлых и
идеалистичных фигур «национальных» движений прошлого. Чтобы
указать различие между фашизмом, национал-социализмом и сво-
им движением Кодряну обратился к трем началам человеческого
организма: форме, жизненной силе и духу. Он сказал, что анало-
гичным образом движение возрождения, не пренебрегая двумя ос-
тавшимися, должно опираться на одно из них. При этом организм в
более широком смысле здесь соответствует нации. Таким образом,
фашизм для него основывался на элементе «формы», как римской
доктрине Государства; национал-социализм ставил на первый план
жизненные силы, обращаясь к «расе» и Volk; что же касается его,
Кодряну, то он предпочел бы исходить из духа и придать своему
движению религиозную и даже мистическую окраску.
Критика фашизма: взгляд справа 291
Принцип незыблемой центральной власти вырождается
и «окостеневает», если его утверждают посредством систе-
мы, которая все контролирует, все организует и во все вме-
шивается, согласно известному выражению: «Все в государ-
стве, ничего вне государства, ничего против государства».
Без уточнения границ этого вмешательства, данная формула
приемлема лишь в рамках государственности советского
типа, учитывая ее материалистические, коллективистские и
механистические предпосылки, и совершенно недопустима
в системе традиционного типа, признающей значение лич-
ности и основанной на духовных ценностях и иерархиче-
ском принципе. Благодаря этой небрежности в политической
полемике умудрились подвести общий знаменатель под
правый и левый тоталитаризм, что является чистейшим аб-
сурдом.
Традиционное государство органично, а не тоталитарно.
Оно строится на иерархической основе и допускает сущест-
вование частичной автономии. Оно координирует и сплачи-
вает в высшем единстве силы, за которыми, однако, признает
свободу. Благодаря своей силе оно не нуждается в механиче-
ской централизации, потребность в коей возникает лишь при
необходимости обуздать бесформенную и разрозненную
массу индивидов; что, впрочем, помогает лишь временно
сдержать хаос, но не устранить его окончательно. Здесь уме-
стно вспомнить удачное выражение Вальтера Генриха, опре-
делившего истинное государство как omnia potens, а не omnia
facens{. Абсолютная власть, сосредоточенная в центре ис-
тинного государства, становится естественным центром при-
тяжения для всех его частей. Эта власть — которую государ-
ство может и должно заставить уважать — обладает правом
вмешательства в чрезвычайных обстоятельствах или при
принятии важных решений, что бы ни говорили на этот счет
поклонники так называемого «правового государства». Од-
нако это не означает, что она вмешивается повсюду и подме-
нять собой все, требуя полного подчинения или довольству-
ясь конформизмом своих подчиненных; напротив, такая
власть предполагает свободное признание и лояльность. Она
1 Всемогущее, а не всё делающее (лат.). — Прим. пер.
292
Юлиус Эвола
не допускает неуместного и глупого вмешательства обще-
ственного и «государственного» в личное. Она правит без
принуждения благодаря своему авторитету и престижу;
может прибегнуть к силе, но насколько возможно воздер-
живается от этого. Показателе?»! истинной силы государства
является та степень частичной и разумной децентрали-
зации, которую оно способно допустить ’. Лишь в технокра-
тическом и материалистическом государстве социалистиче-
ского типа систематическое вмешательство государства мо-
жет стать принципом.
Основной задачей истинного государства — как и всех
традиционных режимов — является создание особой, в неко-
тором смысле нематериальной, общей атмосферы. Если это
условие выполнено, система — в которой свобода всегда была
основным фактором — формируется практически спонтанно,
функционирует должным образом и требует лишь минимально-
го вмешательства для устранения возможных неполадок. Чтобы
помочь лучше понять нашу мысль, приведем пример из области
экономики. Федеральное правительство США было вынужде-
но принять суровый антитрестовский закон, чтобы обуздать
пиратство и циничный экономический деспотизм, расцветший
в атмосфере «свободы» и либерализма. В современной запад-
ной Германии, благодаря иной атмосфере — во многом со-
хранившейся как наследие прежних режимов, что отчасти свя-
зано с расовыми особенностями немцев — экономическая
свобода проявилась преимущественно в положительной и со-
зидательной деятельности безо всякого централизующего или
ограничивающего вмешательства со стороны государства.
1 В дополнение можно сказать, что при отсутствии централь-
ной политической власти децентрализация всегда действует дезор-
ганизующе. Очевидной ошибкой, явным признаком политической
слепоты является так называемый регионализм (регионы на особом
статусе), к которому стремится современная итальянская демокра-
тическая система. Болес того, нужно сказать, что итальянский «ре-
гион» нельзя считать единым организмом, он является лишь адми-
нистративной структурой, без формирующих уз и традиций, свой-
ственных, к примеру, различным Lander Германии. Итальянские
регионы — это многочисленные сегменты национальной массы,
ставшей аморфной, благодаря демократии.
Критика фашизма: взгляд справа
293
Таким образом, «тоталитарные» стороны фашизма сле-
дует оценивать как отклонение, как искажение более глубо-
кого и значимого требования. Действительно, Муссолини го-
ворил о государстве как о «системе иерархий» — иерархий,
которые «должны обладать душой» и в конечном счете вы-
расти в элиту. Это совсем не похоже на тоталитарный идеал.
Поскольку мы заговорили об экономике — к ней мы еще
вернемся, — то стоит напомнить, что Муссолини отказался
от так называемой «панкорпоративистской» тенденции, дей-
ствительно имевшей тоталитарный характер, и в Трудовой
Хартии было открыто заявлено о важности частной инициа-
тивы. Можно сослаться и на сам символ ликторской фасции,
от которой движение антидемократической и антимарк-
систской революции чернорубашечников получило свое на-
звание. По словам Муссолини, она символизировала «един-
ство, волю и дисциплину». Действительно, фасция состоит
из отдельных прутьев, связанных вокруг топорика, располо-
женного в центре, который, согласно символизму, общему
для многих древних традиций, выражает власть, идущую
свыше, чистый принцип империи. Этот символ органичного
сосуществования единства и многообразия в их взаимодей-
ствии прекрасно иллюстрирует изложенные нами идеи.
С другой стороны, следует отметить, что нынешнее де-
мократическое итальянское государство доказало, что под
различными «социальными» предлогами оно готово действо-
вать куда более навязчиво, нежели фашизм. Поэтому с нашей
стороны мы скорее можем вменить в вину фашизму идею так
называемого «этического государства». Мы признали поло-
жительный характер концепции государства как высшего
начала или силы, формирующей нацию, а чуть выше упомя-
нули о необходимости создания особой общей атмосферы.
Одним из основных стремлений фашизма было утверждение
нового образа жизни. Агностическому, либерально-демокра-
тическому государству, «подстилке, на которой валяются все
кому не лень», Муссолини противопоставил идеал государ-
ства, «которое постоянно преображает народ» и «даже его
физическую внешность».
Но здесь возникает опасность и соблазн использовать
прямые, механические, именно «тоталитарные» методы. Me-
294
Юлиус Эвола
жду тем в принципе подобное воздействие на нацию должно
быть подобно действию химических катализаторов или сле-
довать парадоксальному лишь на первый взгляд дальнево-
сточному правилу «деяния недеянием». Речь идет о духов-
ном влиянии, исключающем внешние и принудительные ме-
ры. Любому чувствительному человеку понятно, насколько
эта идея несовместима с концепцией этического государства,
разработанной философской школой, основным представи-
телем которой стал Джованни Джентиле. Атмосфера подоб-
ного государства сравнима с той, которая царит в воспи-
тательном заведении или исправительной тюрьме для несо-
вершеннолетних, а глава государства превращается в бесце-
ремонного и спесивого педагога. Но ведь тот же Муссолини
говорил: «Не надо воображать, что государство, как мы его
понимаем и желаем, будет водить своих граждан за ручку,
как отец малолетнего сына». Образцом иного, положитель-
ного типа являются отношения между Государем и его под-
данными, командирами и солдатами на войне, основанные на
свободном подчинении, взаимном уважении и невмешатель-
стве в личные дела и все, выходящее за рамки объективно
необходимого для общего дела.
Таким образом, государственное вмешательство в лич-
ную жизнь, не связанное с объективными, политическими
задачами, следует признать типично «тоталитарной» чертой
фашизма, одним из его наиболее существенных недостатком.
Типичным примером подобного неуместного вмешательства
стала одиозная «демографическая кампания», опирающаяся
на абсурдный принцип, гласящий «сила в количестве», что,
помимо прочего, опровергается всей известной историей.
«Количество» всегда подчинялось сравнительно немного-
численной правящей группе. Империи создавались отдель-
ными личностями, а не чрезмерно расплодившейся массой
обездоленных и парий, стекавшихся на плодородные земли,
не имея иных правовых оснований, кроме своей нищеты и
многочисленного потомства. Более того, в Италии, населе-
ние которой и так было избыточным, проведение демогра-
фической кампании носило более абсурдный характер, чем
в любой другой стране. К сожалению, предрассудки, соеди-
ненные с безответственностью, мешают признать проблему,
Критика фашизма: взгляд справа 295
важность которой невозможно переоценить. Дело в том, что
даже естественный, чрезмерный рост народонаселения ста-
новится одним из важнейших факторов кризиса и социаль-
ной нестабильности нашего времени; следовательно, поло-
жительной оценки заслуживают энергичные и даже насиль-
ственные меры, предпринятые сверху и нацеленные на
ограничение, а не поощрение рождаемости, что идет на поль-
зу всего общества.
Отрицательное влияние вышеупомянутой концепции
«этического государства» (то есть государства как воспита-
теля) сказалось также в том, что фашизм больше заботился
о соблюдении мелких моральных предписаний, нежели
норм высшей этики. Особенно это касается репрессивных
мер и запретов в области половой жизни, в чем безусловно
повинна буржуазная составляющая фашизма. Поэтому
приходится признать, что в этой сфере он мало чем отли-
чался от пуританской системы демохристианского типа.
Однако ethos1 в понимании древних принципиально отли-
чается от морали в буржуазном смысле. «Воинское» обще-
ство (а фашизм притязал на создание общества подобного
типа) никогда не было «морализирующим», то есть, ис-
пользуя выражение Вильфредо Парето, обществом «вир-
туизма». Оно признавало свободу личности и стремилось к
созданию высокого идейного напряжения, а не к «морали-
заторству».
Впрочем, эта проблема выходит за рамки нашего ис-
следования. Отметим лишь, что истинное государство, как
и настоящий государь, оказывает влияние на индивидов
благодаря своему престижу, за счет обращения к особым
формам восприятия, склонностям и интересам. Если это
обращение не находит отклика, другие меры — практиче-
ски бесполезны. В последнем случае народ и нация оказы-
ваются лишенными управления или превращаются в подат-
ливую массу в руках демагогов, искушенных в искусстве
воздействия на самые примитивные и доличностные ин-
стинкты человека.
1 Обычай, характер нравов, нравственное убеждение (греч.). —
Прим. пер.
296
Юлиус Эвола
Поскольку мы затронули идею свободы, имеет смысл
вкратце остановиться на этом вопросе, дабы уточнить значе-
ние свободы в государстве, построенном не на договорной,
но на волевой основе, каким и желало стать фашистское го-
сударство.
Платон говорил, что человеку, не имеющему господина
в самом себе, лучше бы найти его хотя бы вовне. Необходи-
мо провести строгое разграничение между свободой положи-
тельной и чисто отрицательной, то есть внешней свободой,
которой может обладать и тот, кто свободен по отношению к
другим, но совершенно несвободен по отношению к себе, к
своей натуралистической части. К этому следует добавить
хорошо известное различие между свободой от чего-либо и
свободой для чего-либо (для данного дела, данной задачи).
В одной из наших последних работ мы говорили о том, что
основной причиной экзистенциального кризиса современно-
го человека стало завоевание отрицательной свободы, с ко-
торой в конце концов даже не знают что делать, принимая во
внимание отсутствие смысла и абсурдность современного
общества1. Действительно, говорить о личности и свободе
можно лишь в смысле освобождения индивида от натурали-
стических, биологических и примитивно индивидуалистиче-
ских уз, характерных для догосударственных н дополитиче-
ских общественных форм, основанных на чисто утилитарно-
договорных отношениях. Между тем задачей истинного го-
сударства, характеризуемого указанной «трансцендентно-
стью» политического уровня, является создание особой ат-
мосферы, благоприятной для развития личности и настоящей
свободы как virtus2 в классическом значении этого слова.
Этой атмосферой высокого напряжения государство призы-
вает человека преодолеть себя, выйти за пределы примитив-
ного растительного существования. Понятно, что для дости-
жения реально «апагогического» (то есть ведущего вверх)
результата необходимо задать этой тяге к самопреодолению,
которую должно всячески поощрять, правильные ориентиры.
1 Скорее всего, речь идет о книге «Оседлать тигра» (СПб.: «Вла-
димир Даль», 2005). — Прим. пер.
2 Добродетель, достоинство (лат.). — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа
297
Столь же очевидна недостижимость подобного результата
при помощи абстрактной идеи «общего блага», которое есть
лишь гипертрофированное «индивидуальное благо» в мате-
риальном смысле. Таким образом, разрешив недоразумение с
«тоталитаризмом», мы должны решительно опровергнуть
широко распространенное мнение, согласно которому авто-
ритарная политическая система в принципе несовместима с
ценностями личности и душит свободу. В авторитарной сис-
теме может пострадать только ничтожная, лишенная смысла
и формы и в сущности никому не нужная свобода. Перед ли-
цом этой фундаментальной истины все доводы «нового гу-
манизма» интеллектуалов и литераторов теряют всякий
смысл.
Однако, для полной ясности, возвращаясь к ранее ска-
занному об искусстве демагогов, следует без обиняков при-
знать, что помимо «апагогического» пути возможен и путь
«катагогический» (то есть ведущий вниз). Иными словами,
индивид может обуздать свои непосредственные влечения и
интересы, «превзойти», преодолеть себя, двигаясь в нисхо-
дящем, а не восходящем направлении. Это происходит в
«массовых государствах», в коллективистских и демагогиче-
ских движениях, обращенных к стихийным, дорассудочным
слоям человеческого существа. Они также способны дать
человеку иллюзию возвышенной, напряженной жизни, одна-
ко платой за это мимолетное ощущение становится регрес-
сия, умаление личности и подлинной свободы. Бывает слож-
но отличить один путь от другого, иногда кажется, что они
скрещиваются между собой. Но сказанное нами дает четкие
ориентиры, позволяющие определить весомость обвинений,
тенденциозно выдвигаемых против политического строя,
который мы пытаемся обрисовать, исходя из его положи-
тельных, традиционных аспектов (пусть даже не все они бы-
ли реализованы на практике) деятельности; обвинений, ко-
торые на самом деле должны быть предъявлены системы
прямо противоположного типа. Мы уже говорили о нелепо-
сти отождествления правого и левого «тоталитаризмов». Да-
бы окончательно покончить с этим вопросом, скажем, что
«тоталитаризм» правых имеет «анагогический», а «тоталита:
ризм» левых «катагогический» характер, и лишь их обоюд-
298
Юлиус Эвола
ная направленность против статичности ограниченной и бес-
смысленной буржуазной жизни позволяет недальновидному
человеку находить в них нечто общее.
V
Почти во всех традиционных государствах основой для
воплощения высшего и неизменного принципа чистого поли-
тического авторитета служила Корона1. Поэтому можно с
уверенностью утверждать, что без монархической идеи ис-
тинное правое движение лишается своего естественного цен-
тра гравитации и кристаллизации. Это легко доказать на ис-
торических примерах, что однако выходит за рамки нашего
сюжета. Наиболее показательна в этом отношении ближай-
шая нам эпоха, когда даже режимы, отчасти сохранившие
нормативный традиционный характер, утратили монархиче-
ское устройство. В царившей тогда атмосфере даже некогда
существовавшие аристократические и олигархические рес-
публики незамедлительно оказались бы извращенными.
Причины подобной ситуации коренятся в еще более далеком
прошлом.
Возвращаясь к сказанному ранее об условиях, в которых
обычно возникает правое движение, добавим, что оно долж-
но было взять на себя функцию сословия, отличавшегося в
прежние времена особой преданностью Короне и являвшего-
ся наряду с ней хранителем идеи государства и авторитета
даже в рамках конституционной монархии с представитель-
ской системой современного типа («авторитарный конститу-
ционализм»).
Таким образом, для достижения поставленных нами це-
лей имеет смысл вкратце рассмотреть отношения, существо-
вавшие между фашизмом и монархией.
Фашизм двадцатилетнего периода2 был монархическим.
В подтверждение этому можно привести множество ясных и
1 О значении и роли монархии смотри нашу статью под анало-
гичным названием в сборнике «La monarchia nello Stato modemo*
Karl Loewenstein (Volpe, Roma, 1969 r.).
2 Период c 1922 no 1943 гг. — Прим. nep.
Критика фашизма: взгляд справа
299
недвусмысленных высказываний Муссолини о роли и значе-
ние монархии. Он утверждал, что монархический принцип
тесно связан как с тем новым значением, которое пытается
отстоять за государством фашизм, так и с принципом устой-
чивости и преемственности, который Муссолини относил то
к самому государству, то в более широком, мифологическом
смысле к «роду». Он дословно определял монархию как
«высший синтез национальных ценностей» и «основопола-
гающий элемент национального единства». Таким образом,
исчезновение республиканских тенденций (близких к социа-
листическими), существовавших в фашизме до Похода на
Рим, можно считать существенным аспектом процесса очи-
щения, облагораживания и «романизации» самого фашизма.
Однако возвращение к республиканской идее во второй пе-
риод фашизма, времен Сало, наряду с усилением «социаль-
ных» тенденций, можно оценивать как часто наблюдаемое в
психопатологии явление регрессии, возникающее вследствие
травмы. Можно понять как законное возмущение Муссоли-
ни, вызванное предательством короля, так и влияние чисто
человеческих, преходящих и драматических факторов, кото-
рые обычно возникают в подобных обстоятельствах, однако
с точки зрения чистых политических принципов это не меня-
ет существа дела. Поэтому фашизм периода Социальной
Республики можно вынести за скобки обсуждаемой темы.
Прежде всего, укажем на то, что Муссолини не «захва-
тывал» власть, но получил ее из рук короля, что было равно-
значно законному возведению в сан (пусть и прикрытое за-
конодательно в соответствии с духом времени конформист-
ским назначением главой правительства). Однако, с учетом
дальнейшего развития событий, фашизм двадцатилетнего
периода можно назвать «диархией», то есть сосуществовани-
ем монархии и своего рода диктатуры. Именно усиление
второй составляющей позволило тогдашним противникам
прежнего строя говорить непосредственно о «фашистской
диктатуре», тем самым почти целиком исключая монархиче-
скую составляющую, как практически не обладавшую ника-
ким значением.
Критиковали систему «диархии» и с иных позиций. В ча-
стности те, для кого признание монархического начала стало
300
Юлиус Эвола
искажением или отклонением революционной силы началь-
ного движения. Впрочем, эти критики не удосужились ска-
зать что-либо внятное относительно того, каковы, по их
мнению, должны были стать его истинные цели. Истина же
скорее заключается скорее в том, что если бы в Италии су-
ществовала подлинная монархия, не просто символизи-
рующая собой верховную власть, но обладающая реальной
властью и волей к решительным действиям в любой кри-
зисной ситуации, грозящей крахом государства, не было бы
никакого фашизма и никакой «революции». Другими сло-
вами, критическая ситуация, в которой оказалась страна
накануне Похода на Рим, была бы своевременно преодолена
путем «революции сверху» (вероятно, с приостановлением
действия конституции) — единственно возможной револю-
ции в рамках традиционного общества, — путем последую-
щего сокращения структур, проявивших себя неэффектив-
ными. Но поскольку ситуация сложилось иначе, пришлось
действовать другим способом. Можно сказать, что король
доверил Муссолини и фашизму совершить «революцию
сверху», вероятно надеясь тем самым соблюсти принцип
«невмешательства», выраженный в правиле «царствовать, но
не править», навязанном монарху либеральным конститу-
ционализмом.
С точки зрения чистой доктрины нельзя сказать, что ди-
архия обязательно носит смешанный характер как результат
некого недостойного компромисса. Она также может иметь
традиционное узаконение, типичным примером чего служит
древнеримская диктатура. Однако следует ясно сознавать,
что древние римляне понимали диктатуру не как «революци-
онный» институт, но как институт, предусмотренный систе-
мой действующего законодательства в качестве временной
меры, действующей до истечения чрезвычайной ситуации
или решения сложных задач, требующих привлечения всех
сил нации. Традиционные (не только европейские) режимы
также знали системы двоевластия типа гех и dux, rex и
heretigo или imperator (прежде всего, в военном значении
последнего слова). Первый воплощал собой чистый сакраль-
ный и незыблемый принцип верховной власти и авторитета;
второй получал чрезвычайные полномочия в неспокойные
Критика фашизма: взгляд справа
301
времена или для решения особых задач и дел, не подобаю-
щих гех по самому характеру его высшей функции. В отли-
чие от монарха, который черпал свой авторитет из чисто
символической функции недеяния, имеющей так сказать
«олимпийский» характер, dux должен был выделяться осо-
быми личными качествами.
Наконец, подобные системы двоевластия мы встречаем и
в более близкие нам времена. Достаточно вспомнить такие
имена, как Ришелье, Меттерних, Бисмарк, которые по сути
были соправителями своих монархов. Следовательно, mutatis
mutandis ’, в принципе любые возражения против фашист-
ской диархии бессмысленны. С другой стороны, Муссолини
ни в чем не уронил бы своего достоинства, если бы ограни-
чился ролью великого канцлера, преданного.монарху и дей-
ствовавшего в его интересах. Собственно, так он и поступал
до образования империи. Впрочем, в сложившихся обстоя-
тельствах монархии самой следовало бы более ревностно
позаботиться о своих преимущественных правах (вернее,
тех, которые были для нее естественны в новом государстве).
В системе «авторитарного конституционализма», сложив-
шейся во Втором Рейхе, Вильгельм II без колебаний отпра-
вил в отставку Бисмарка, «Железного Канцлера», создателя
новой единой и могучей Германии, когда тот не согласился с
предложенными им мерами. Но при этом он не мешал чест-
вовать Бисмарка как героя и величайшего государственного
деятеля немецкой нации.
Поскольку в данной работе мы занимаемся исключи-
тельно вопросами доктрины, в нашу задачу не входит оценка
причин кризиса «диархии», вызванного ухудшением ситуа-
ции в Италии как следствием военных неудач. Строго го-
воря, с чисто юридической точки зрения Виктора Эммануи-
ла III не в чем упрекнуть; следует учесть также наличие
дворцового заговора во главе с Аквароне, Бадольо и прочи-
ми. Формально, Муссолини был для короля вождем движе-
ния, которому его главный орган, фашистский Большой Со-
вет, отказал в доверии, и главой правительства, ранее назна-
ченным им самим, а теперь готовым уйти в отставку. Но
1 Сделав надлежащие изменения (лшл.). — Прим. пер.
302
Юлиус Эвола
недостойной для монарха была ссылка на абстрактные кон-
ституционные прерогативы, позволяющие ему умыть руки,
прибегнув к нелепой выдумке конституционных либералов,
освобождающей короля от ответственности. В тех обстоятель-
ствах куда более важное значение имела иная, неписаная, но
именно поэтому более реальная обязанность монарха, долж-
ного блюсти верность своему вассалу. Ведь, помимо проче-
го, в свое время он согласился добавить к династическому
гербу — официальной эмблеме Италии — ликторские фасции
(подтверждая полное согласие, установившееся в двадцати-
летней период между фашизмом и монархией) и предоставил
право восстановить пошатнувшийся авторитет государства
не правым (почти не существовавшими), но фашистам.
Мы также воздержимся от оценки того, как обошлись с
Муссолини, как нарушили слово, данное союзникам («война
продолжается»), и всех последующих событий. Однако мы не
можем отрицать того, что те, кто в подобной ситуации отка-
зался от своих обязательств перед монархом и перешел на
сторону правительства Республики Сало, имели на то неос-
поримое право. Столь же понятно человеческое, даже слиш-
ком человеческое, чувство обиды, заставившее Муссолини
поступить так, как он поступил; чему, к вящей славе подрыв-
ных сил, мы найдем немало примеров в истории. Мы говорим
о тех случаях, когда оправданное возмущение против отдель-
ной личности необоснованно распространяется или смещает-
ся на сам принцип (в нашем случае на монархию), простым
носителем которого является данная личность. Именно это
привело к провозглашению республики, причем республики
«социальной», что мы уже сравнивали с обратной регресси-
ей, возникающей как следствие психических травм1. После-
1 Муссолини провозгласил республику (очевидно под влияни-
ем чувств, накопившихся в нем за время почти тюремного заклю-
чения, в котором держало его новое правительство после 25 июля)
по собственной инициативе, ни с кем нс посоветовавшись. Мы
вправе утверждать это, так как находились в главной ставке Гит-
лера в Ростснбурге, когда туда прибыл Муссолини, недавно осво-
божденный Отто Скорцени. У него состоялась беседа с находив-
шимися там фашистскими иерархами (мы присутствовали при
этом), в разговоре с которыми он даже не касался данного вопроса.
Критика фашизма: взгляд справа
303
довавшие за этим события, отчасти имевшие характер воз-
мездия, привели к окончательной гибели монархии в Италии,
скончавшейся без малейшего проблеска величия и трагедии.
VI
Теперь, после небольшого отступления, посвященного
историческим событиям, вернемся к структурному анализу
фашистского режима. Как было сказано, в принципе «диар-
хия» имеет право на существование. Однако подобная сис-
тема двоевластия сложилась также в других областях, и в
этом случае наша оценка будет иной. Действительно, по са-
мой своей природе революционное движение правых по за-
вершении первой стадии должно — посредством соответст-
вующих процессов интеграции — перейти к восстановлению
нормального порядка и единства на новом уровне.
Поэтому в первую очередь необходимо обратить вни-
мание на неоднородный характер идеи так называемой «од-
нопартийности», обретшей в новом государстве характер
постоянного института. Необходимо вычленить положитель-
ную потребность, лежавшую в основе данной идеи, и очер-
тить область ее возможного применения после прихода к
власти.
Стоит ли говорить, что истинное государство не допус-
кает партократии демократических режимов. Поэтому фаши-
стская парламентская реформа, к которой мы обратимся в
дальнейшем, безусловно заслуживает положительной оцен-
ки. Однако сама концепция «однопартийности» — абсурдна.
Он простился с ними около 21 ч.; на следующее утро, ни с кем не
беседуя, около 8 ч. он поставил на повестку дня провозглашение
республики. Возможно здесь сказалось влияние Гитлера, с которым
Муссолини беседовал до встречи с нами. Гитлер питал явную не-
приязнь к монархии, несовместимой с концепцией «принципа Фю-
рера», о чем мы поговорим в дальнейшем. Во время аншлюса и
последующий период мы находились в Вене, и надо сказать, что
речи, направленные гауляйтером Австрии против Габсбургов, дос-
тойны сравнения лишь с пошлостью якобинцев и коммунистиче-
ского пролетария.
304
Юлиус Эвола
Идея партии имеет смысл исключительно в мире парламент-
ской демократии и в иной системе может сохраняться лишь
иррациональным образом. Кроме того, поскольку «партия»
буквально значит часть, понятие партии обязательно предпо-
лагает множественность. Таким образом, единственная пар-
тия становится частью, стремящейся подменить собой целое
или, иначе говоря, сектой, устраняющей все другие. Однако,
поскольку она продолжает считать себя партией (то есть ча-
стью), сущность ее остается неизменной и перехода на более
высокий уровень не происходит. В Италии фашистская пар-
тия, обретя характер постоянного института, превратилась в
«государство в государстве» или дубликат государства со
своей милицией, спецслужбами, Большим Советом и прочим,
в ущерб органичной и монолитной системе.
До прихода к власти партия может иметь основопола-
гающее значение как центр кристаллизации движения, его
организатор и вождь. После прихода к власти ее существова-
ние свыше определенного срока — абсурдно. В данном слу-
чае речь идет не об отрицательной «нормализации» с соот-
ветствующим понижением духовного и политического на-
пряжения. Напротив, фашизм, как «революционное» и
обновляющее движение чувствовал необходимость в соот-
ветствующем постоянном и в некотором смысле индивиду-
альном воздействии на субстанцию нации. Поэтому он не
желал отказываться от партийного принципа из опасения
потерять наиболее ценные и активные кадры. Но того же
можно достичь за счет внедрения этих сил в обычные струк-
туры государства, по необходимости сокращая их и занимая
ключевые позиции. Избранные члены фашистской партии
должны были стать не только вооруженной гвардией госу-
дарства, но также элитой — высшим носителем Идеи. До
относительно недавнего времени в центрально-европейских
государствах эту роль играла аристократия как политический
класс. Поэтому здесь уместнее говорить об «Ордене», неже-
ли о «партии».
Фашизм же пытался сохранить себя как партию. По-
этому, как было сказано, вместо органичного синтеза и
симбиоза произошло удвоение государственно-политических
структур, превратившихся в своего рода надстройки, в ре-
Критика фашизма: взгляд справа
305
зультате чего вся система приобрела крайне неустойчивый
характер. Понятно, что заявления о том, что «партия» и фа-
шистская милиция стоят «на службе нации», явно было не-
достаточно для решения указанной проблемы. Бессмысленно
гадать, удалось бы фашизму справиться с ней в дальнейшем,
если бы более могущественные силы нс привели к краху сис-
темы. Можно согласится и с тем, что имелись силы, сопро-
тивлявшиеся новому курсу или лишь пассивно следующие
ему, что делало опасным слишком быстрое продвижение в
нормализующем направлении и окончательный отказ от пар-
тийного принципа. Тем не менее, с нашей точки зрения же-
лание фашизма сохранить себя как партию заслуживает от-
рицательной оценки. Красноречивым свидетельством этого
является поведение большинства вчерашних фашистов, по-
торопившихся при первых признаках крушения режима по-
кинуть ее ряды.
Впрочем, по поводу последнего отметим, что из-за от-
сутствия качественного избирательного критерия фашист-
ская концепция «партии» с самого начала была внутренне
связана с демократической идеей. Даже после прихода к
власти фашистская партия стремилась оставаться массовой
партией. Вместо того чтобы сделать членство в партии по-
четной привилегией, режим практически навязывал его ка-
ждому. Кто вчера не был фашистом? Кто мог позволить се-
бе не быть им, если желал заняться определенной деятель-
ностью? Подобная тактика привела к поистине роковым
результатам. Чисто из конъюнктурных соображений кон-
формистского и оппортунистического характера в партию
вступали все кому не лень, результаты чего не замедлили
проявиться в момент кризиса. Испытание временем выявило
множество вчерашних «фашистов» (не только простых лю-
ден, но известных писателей и интеллектуалов), которые
впоследствии переметнулись на другую сторону, пытаясь
скрыть свое прошлое, отрекаясь от него или цинично заяв-
ляя, что они состояли в партии лишь для видимости. У ком-
мунистов и национал-социалистов концепция «партии» (так-
же сохранившаяся в данных режимах) поначалу имела более
избирательный характер. В фашизме же возобладала идея
«массовой партии», что нанесло ущерб той положительной
306
Юлиус Эвола
роли, которую могла бы сохранить партия при определенных
условиях.
С нашей точки зрения положительным выходом из
сложившейся ситуации, положительной альтернативой ре-
волюционному понятию «однопартийности» в рамках нор-
мализованной и интегрированной системы, могла бы стать
идея Ордена как станового хребта государства, отчасти со-
причастного авторитету и достоинству, сосредоточием кото-
рых является неделимая верховная власть.
Энергия, первоначально воодушевлявшая фашистское
движение национального и политического возрождения, по-
сле прихода к власти должна была преобразиться в естест-
венную движущую силу, способствующую воспитанию и
отбору соответствующего человеческого типа. Идеальным
решением этой задачи также было создание орденской
структуры. Короче говоря, именно партийные предрассудки
стали препятствием на пути окончательного и решительного
преображения фашизма в истинно правое движение. Они же
привели к различным несуразностям в практической дея-
тельности. Так, с одной стороны, считалось, что партийные
заслуги первых фашистов (периода активной борьбы, напри-
мер, сквадристов — членов боевых дружин) дают им право
на занятие должностей, в действительности требующих осо-
бых качеств и подготовки, даже в области воспитания «фа-
шистского» мышления. С другой стороны, охотно принима-
ли в партию известных людей, веря им на слово и не особо
заботясь о том, что их «фашистские» взгляды могут оказать-
ся притворством, а на самом деле они агностики или даже
антифашисты (как это и произошло со многими членами
итальянской Академии, учрежденной фашистами).
VII
Нельзя умолчать о последнем негативном аспекте сис-
темы, не лишенном связи с вышеупомянутой проблемой
структурного раздвоения, удовлетворительного решения ко-
торой так и не было найдено. К сожалению, в мифологиза-
ции фашизма этому аспекту уделяется столь большое внима-
Критика фашизма: взгляд справа
307
ние, что если мы не будем придерживаться нашего правила
отделять принципы от их практического воплощения, обу-
словленного неповторимыми историческими обстоятельст-
вами, он может показаться существенной чертой фашистско-
го строя. Речь идет о феномене «вождизма», олицетворением
которого стал Муссолини, сохранивший свою должность
главы движения и партии и после прихода фашизма к власти.
В возникновении этого явления также сыграли свою роль его
отдельные личные качества: стремление к престижу, подоб-
ному тому, которым обладали Наполеон или трибуны в
древнем Риме; внимание, уделяемое его личности как тако-
вой; его если не демагогическая, то по крайней мере демо-
кратическая склонность «идти навстречу народу»; любовь к
овациям толпы, которая, после многолюдных собраний перед
Венецианским Палаццо, столь низко отплатила ему в 1945 г.1
Подобное поведение Муссолини явно расходится с его же
пониманием государства, выразившемся, в частности, в из-
вестных словах: «Я не преклоняюсь перед новым божеством,
перед массой. Это порождение демократии и социализма»
(речь в Удине, сентябрь 1922 г.).
Это замечание не противоречит сказанному нами чуть
выше по поводу особых личных качеств и престижа, кото-
рыми по своему положению должен обладать dux как тако-
вой. Однако при этом нельзя забывать и то, что мы говорили
по поводу особой «апагогической» атмосферы, обязательной
в любом государстве традиционного типа. Подобная атмо-
сфера не имеет ничего общего с тем воодушевлением, кото-
рое охватывает массы благодаря умению их предводителей
1 Безусловно нельзя поставить в заслугу Муссолини отдельные
его высказывания, вроде следующих: «Если в истории когда-либо
существовал демократический режим, то есть народное государство,
то это — наш режим» (речь, произнесенная в Перуджии 6 октября
1926 г.) или: «Если существует страна, где осуществилась подлинная
демократия, то это фашистская Италия» (Милан, 1 ноября 1936 г.).
Вместо решительного отказа ото всякой демократической идеи, он
практически вступил в состязание за звание «подлинной» демокра-
тии (точно так же поступают сегодня в Италии все партии, включая
коммунистов и, к сожалению, отдельные парламентарии, считаю-
щиеся «неофашистами»).
308
Юлиус Эвола
возбуждать доличностпые глубины человеческого существа
в ущерб всякой иной возможной форме индивидуальной ре-
акции. В отдельных случаях это воодушевление способно
перерасти в фанатизм и коллективный энтузиазм. Однако
интенсивность возникающего в результате этого магнетизма
имеет призрачный характер и существенно отличается от той
атмосферы, которая складывается под воздействием высшей
формирующей силы подлинной традиции. Сплоченность
общества, достигнутая указанным путем, напоминает то, как
под воздействием магнита слипаются воедино металлические
частицы, которые, как только поток, создающий магнитное
поле, исчезает, мгновенно распадаются в неустойчивую мас-
су, тем самым демонстрируя, сколь непрочным было пред-
шествующее состояние бесформенной агрегации. Именно
это произошло в Италии и в еще большей степени в Герма-
нии, когда события разрушили (используя наш образ) гене-
рирующий магнитное поле ток.
Естественно, возникает вопрос о допустимости приме-
нения подобных методов сплочения нации в современном
мире, который по сути является миром массового человека.
Действительно, нет никакой качественной разницы между
вышеуказанным явлением, которое пытаются списать ис-
ключительно на счет определенных форм диктатуры, и со-
временным политическим миром антифашистской демокра-
тии с его методами пропаганды и демагогии, «промывкой
мозгов», фабрикацией «общественного мнения». Но сколь бы
убедительными не казались эти соображения и вытекающие
из них следствия для политики как простого «искусства воз-
можного» макиавеллевского образца, они не должны затра-
гивать единственно интересующую нас область принципов.
В этом смысле существенное значение сохраняет лишь один
вопрос. Хотя об этом почти забыли, но существует принци1
пиальная разница между естественным авторитетом истин-
ного главы и авторитетом, основанном па бесформенной
власти и указанной способности или искусстве управлять
иррациональными и эмоциональными силами масс, пробуж-
даемых исключительными людьми. Точнее говоря, в тради-
ционной системе низшие повиновались благодаря «пафосу
дистанции» (Ницше), то есть склонялись перед человеком
Критика фашизма: взгляд справа
309
высшей породы. В сегодняшнем мире, с превращением наро-
да в плебс и массу, готовы повиноваться в лучшем случае на
основе «пафоса близости», то есть равенства; терпят наверху
лишь того, кто по сути есть «один из нас», «популярен», вы-
ражает «волю народа» и является «старшим товарищем».
Вождизм в отрицательном смысле, наиболее ярко проявив-
шийся в гитлеризме и сталинизме («культ личности», напоми-
нающий расплывчатую идею «Героев» Карлейля, лишенную
романтического покрова), является признаком антитрадици-
онной направленности и несовместим с идеалами и ethos ис-
тинно правого движения ’.
В некотором смысле мы возвращаемся к прежнему раз-
говору о принципах, отличающих традиционную систему от
других режимов, также имеющих преимущественно «автори-
тарный» характер; их сущностное различие определяется
природой и основанием авторитета, и вытекающей из этого
общей экзистенциальной ситуацией.
Итак, можно сказать, что те стороны фашистского ре-
жима, которые были порождены двоевластием или вышеука-
занной структурной двойственностью, имели внутреннюю
альтернативу (дополнение), выражающуюся в сосуществова-
нии двух различных центров воодушевления национального
движения. Первый имел «вождистский» и популистский, а
следовательно, неизбежно демократический характер (так,
известно, что Муссолини почти всегда стремился достичь
общего согласия, даже когда оно было очевидно вынужден-
ным или заранее подстроенным), что наложило отрицатель-
ный отпечаток в том числе на партийные структуры1 2. Значи-
1 Примечательно, что вследствие падения уровня и желания
«идти в ногу со временем», стремление к «популярности», отказ от
престижа дистанции присуще ныне не только оставшимся монар-
хиям и дворянству, но и религиозным иерархам, о чем свидетельст-
вует «популярное» поведение последних пап.
2 Можно привести в качестве примера Большой Совет фашист-
ской партии, в котором действовал демократический принцип по-
именного голосования. Возможно 25 июля некоторые из его членов
действительно организовали заговор, совпавший с готовившимся в
кругах Каза Реале. Однако было совершенно абсурдно сначала дать
членам Большого Совета право свободного голоса, а затем, когда
310
Юлиус Эвола
мость этого центра объясняется, прежде всего, слабостью
другого — монархического, который в ином случае мог бы
направить фашизм в русло традиции. Поэтому приходится
вновь признать, что именно слабость прежнего государства
сказалась на недостатках фашизма. Живительная сила, про-
истекающая из иного источника, единственно способная ис-
целить итальянское государство, вследствие проблематично-
сти (вызванной различными причинами) самой природы это-
го источника породила нечто двусмысленное. Впрочем, это
также обусловлено определенными историческими обстоя-
тельствами.
Помимо отдельных воззрений, Ницше сильное влияние
на Муссолини оказали теории Освальда Шпенглера, особен-
но его тезис о новой эпохе «великих личностей» «цезарист-
ского» типа (заметим, что сам Шпенглер явно переусердст-
вовал, чересчур упростив сложную фигуру Юлия Цезаря),
которая должна прийти на смену демократической эпохе.
Однако Муссолини, естественно считавший себя личностью
подобного рода, похоже не заметил того, что в системе
Шпенглера новый «цезаризм», родственный «вождизму» в
его отрицательном аспекте, морфологически и ситуационно
относится к конечной сумеречной фазе цикла (к стадии
«Zivilisation» противоположной, предшествующей стадии
«Kultur», то есть дифференцированному и органичному об-
ществу, согласно терминологии Шпенглера), к ее закату и, в
частности, к знаменитому «закату Запада». Поэтому данное
явление как таковое никоим образом нельзя оценить поло-
жительно, хотя Шпенглер и признавал его неизбежность.
Положительный характер оно могло бы обрести лишь при
условии своего очищения за счет обращения к высшей тра-
диции, способной дать ему высшее узаконение. С другой
стороны, с практической точки зрения маловероятно, чтобы
одна «великая личность» сменяла другую, не меняя прежнего
курса и соответствующего уровня «величия», то есть сохра-
большинство им воспользовалось, обвинить их в предательстве и
отдать под трибунал. В принципе, Большой Совет был всего лишь
обычным консультативным органом и 25 июля Муссолини мог вовсе
не принимать во внимание решение его большинства.
Критика фашизма: взгляд справа
311
няя нормальную преемственность. В Италии различные силы
достигли временного равновесия, что было не лишено пози-
тивных аспектов. Однако это равновесие мгновенно наруши-
лось, как только монархический фашизм двадцатилетнего
периода подвергся испытанию силой.
Перейдем к следующей составляющей фашизма, кото-
рая в принципе вдохновлялась иным духом, противополож-
ным всему идущему под знаменами масс и их крикливых
предводителей. Мы имеем в виду воинскую составляющую
фашизма.
Муссолини говорил: «Мы хотим и становимся все более
и более воинственной нацией. Не побоимся добавить — ми-
литаристской нацией. Скажем больше — мы становимся на-
цией воинов, то есть все более одаренной добродетелью по-
слушания, самоотверженностью, готовностью к самопожерт-
вованию» (1934 г.). Чуть ранее он заявлял (1925 г.): «Каждый
должен считать себя солдатом; каждый, даже тот, кто не
носит военной формы, а работает в конторе, на заводе, на
шахте или в поле; солдатом одной великой армии». Здесь
необходимо сделать оговорку относительно «милитаризма»:
следует различать «воинское» и «милитаристское». Второе
понятие скорее применимо к партийным боевым отрядам
начального периода фашизма, не предполагавшим качест-
венного отбора. Однако в целом с традиционной и правой
точек зрения стремление к определенной милитаризации су-
ществования и утверждение «воина» как общего символа
можно считать положительными сторонами фашистского
движения. В связи с этим необходимо лишь пояснить, что в
сущности речь идет о стиле поведения, этике, которая обла-
дает автономной ценностью, независимо от конкретных во-
енных целей. «Воинское» воспитание в положительном, жи-
вом, а не «казарменном» направлении безусловно способст-
вует исправлению отрицательных последствий, к которым
приводит вышеописанное состояние иррационального и эмо-
ционального единения «толпы» и «народа». Фашизм пытался
привить итальянскому народу качество, которым тот вслед-
ствие своего индивидуализма почти не обладал, а именно
дисциплину и любовь к дисциплине. Кроме того, понимая
«опасность буржуазного духа» и питая презрение к «застой-
312
Юлиус Эвола
ному ничтожному существованию», фашизм естественно
увязывал воинскую направленность с политическим элемен-
том, согласно вышеуказанному противостоянию между по-
литическим и «социальным». Воинский стиль предполагает
активную, не показную деперсонализацию и является основ-
ным фактором стабильности социально-политического орга-
низма. Так, армия и монархия, в своей сплоченности, служи-
ли оплотом истинного государства до революции третьего
сословия, демократии и либерализма. Об «аскетическом и
воинском ощущении жизни» говорил Примо де Ривера. Это
ориентир неоспоримой ценности, пробный камень призва-
ния. Атмосфера, царящая в «военизированном» обществе,
прямо противоположна духовно удушливому климату «об-
щества процветания» или «потребления», порождающему
разнообразные формы «протеста».
Существенным аспектом воинской этики является пони-
мание службы как чести. Излишне говорить о ценности этого
аспекта для политической и социальной жизни. Как извест-
но, фашизм ввел ношение униформы для государственных
служащих, возобновив традицию, ранее существовавшую в
других странах, например, России и Пруссии. В сущности
это должно было стать символом преодоления бюрократиче-
ского духа и облагораживания бюрократии. Серому, убого-
му, всячески уклоняющемуся от ответственности бюрократу,
для которого государственная служба отличалась от работы в
коммерческой частной фирме лишь размером зарплаты и
пенсионным обеспечением (до реформы системы социально-
го обеспечения пенсия выплачивалась исключительно гос-
служащим), противопоставили тип работника, видящего в
служении государству прежде всего великую честь, что, по-
мимо прочего, требует особого призвания. Тем самым слу-
жение государству приравнивалось к воинской службе, а
мундир служащего становился символом, обретал ритуаль-
ный смысл. Таким образом, бюрократизации армейской жиз-
ни, имеющей инволюционную направленность, противопос-
тавили «милитаризацию» как средство дебюрократизации
бюрократии, настоящей раковой опухоли демократических и
республиканских государств. Это образец правильного под-
хода, противоположного как механистическому тоталитар-
Критика фашизма: взгляд справа
313
ному режиму, так и назойливому учительству и морализму
пресловутого «этического государства».
Однако отметим, что черные рубашки, черные куртки1 и
прочее не имеют никакого отношения к вышесказанному.
Скорее они связаны с теми сторонами режима, которые
имели пародийный, принудительный характер и были обу-
словлены ранее упомянутой структурной раздвоенностью,
отсутствием чувства меры. Поэтому в подобных случаях,
связанных с конкретными историческими обстоятельствами
и, следовательно, выходящих за рамки нашего исследова-
ния, довольно сложно отделить положительное от отрица-
тельного.
Из сходных соображений мы не будем рассматривать и
проблему фашистского «милитаризма», о котором, как мы
видели, не «побоялся» говорить Муссолини (возможно, из-
лишне увлекшись). Действительно, чаще он предпочитал го-
ворить о «сильной нации», что далеко не равнозначно «ми-
литаристской нации». Естественно, сильная нация должна
обладать военным потенциалом, чтобы использовать его в
случае необходимости и внушать уважение другим народам.
Она должна предусматривать как возможность обороны, так
и нападения, в зависимости от обстоятельств; но это еще не
означает «милитаризма». Истина заключается в том, что по-
лемистам демократической и «социальной» направленности
выгодна подмена «воинского» «милитаристским». Тем са-
мым они направляют свою атаку против ранее перечислен-
ных нами общих ценностей, вовсе не обязательно связанных
с войной: дисциплины, чувства чести, активной безличности,
ответственности, умения повелевать и повиноваться, презре-
ния к болтовне и «дискуссиям», мужественной солидарно-
сти. То есть ценностей, основанных на подлинной свободе —
свобода для свершения деяний, достойных приложения уси-
лий и ведущих за рамки буржуазного «процветания» и рас-
тительного существования, не говоря уж о пролетарском
«трудовом государстве».
Поэтому в «освобожденной» Италии (освобожденной в
первую очередь от задачи по поддержанию высокого напря-
1 Элемент униформы в фашистской Италии. — Прим. пер.
314
Юлиус Эволд
жения и дисциплины или этики «воинского» типа, которую,
пусть даже в спорной форме, ставил перед страной фашизм,
и каковая, к сожалению, оказалась не по плечу большинству
итальянцев, вследствие свойственных им наклонностей)
прежде всего постарались подорвать доверие к тем ценно-
стям прошлой традиции, которые сохранились почти исклю-
чительно в армии, да и то в довольно урезанном виде. В ре-
зультате мы имеем «гуманное» отношение к «отказникам»,
число которых возрастает с каждым днем, как следствие аб-
сурдной идеологии Нюрнберга, узаконившей нс просто пра-
во, но и обязанность солдата и офицера отказываться от вы-
полнения приказа и нарушать воинскую присягу всякий раз,
когда ему это подсказывает личное мнение.
VIII
Кризисная ситуация, с которой столкнулся фашизм
«двадцатилетнего» периода, предоставила благоприятную
возможность преодолеть компромиссное решение, принятое
первым коалиционным правительством. Настоятельно встал
вопрос о переустройстве системы представительства и ре-
форме самого правительства. Отсутствие теоретических
разработок заставило пойти путем проб и ошибок, и лишь
по прошествии определенного времени парламентская ре-
форма увенчалась созданием нового корпоративного пар-
ламента.
«Палата депутатов устарела сегодня даже в самом своем
названии, — заявил Муссолини в 1933 г. — Этот институт,
перешедший нам по наследству, — чужд нашему мышле-
нию». Она «принадлежит миру, разрушенному нами; она
возможна только в условиях многопартийности, при который
чуть ли не каждый почитает себя обязанным критиковать
власть по всякому поводу и даже без оного. С тех пор как мы
отменили многопартийность, Палата депутатов лишилась
своего основания». Муссолини считал, что парламентаризм,
«как система представительства, порожденная определенным
идейным течением, отныне исчерпал себя в своем историче-
ском цикле». Очевидным подтверждением абсурдности са-
Критика фашизма: взгляд справа
315
мой системы парламентаризма, неразрывно связанной с де-
мократией, для него было то состояние, до которого дока-
тился парламент в Италии и других странах. Особенно ярким
примером стала Франция, где на смену политику пришел
политикан, где воцарились некомпетентность, коррупция и
безответственность, где правительство не имело никаких га-
рантий стабильности, принимая во внимание характер, при-
сущий «пустому государству», то есть государству, лишен-
ному субстанциального центра, неподвластного влиянию
исторических обстоятельств.
Строго говоря, проблема имела тройной аспект: во-
первых, выборного принципа вообще, во-вторых, принципа
представительства и, наконец, политического принципа ие-
рархии. Хотя фашизму удалось решить проблему лишь час-
тично, с нашей точки зрения предпринятые им меры заслу-
живают положительной оценки.
Сегодня мы привыкли увязывать принцип представи-
тельства и саму концепцию парламента исключительно с
системой абсолютной демократии, основанной на всеобщем
равном избирательном праве. Однако это право абсурдно и
порождено, прежде всего, индивидуализмом, который в со-
четании с чистым критерием количества, числа определяет
современную демократию. Мы говорим об индивидуализме в
отрицательном смысле, для которого индивид является абст-
рактной, атомистической единицей, а не «личностью» (то
есть существом, обладающим особым достоинством, особым
качеством и отличительными чертами). Равенство голосов
отрицает и умаляет достоинство личности, поскольку голос
великого мыслителя, князя церкви, выдающегося юриста,
социолога или крупного полководца уравнивается с голосом
безграмотного ученика мясника, полуидиота или первого
встречного, легко поддающегося влиянию толпы или голо-
сующего за того, кто ему платит. Какой может быть «про-
гресс» в обществе, где подобное положение дел считается
вполне естественным? В лучшие времена эта нелепая систе-
ма вызвала бы лишь насмешки или изумление.
По самой своей природе принцип демократического
представительства не способен обеспечить главенства обще-
го интереса, особенно в том случае, если он имеет трансцен-
316
Юлиус Эвола
дентное, «политическое», а не «социальное» содержание;
последнее противоречие было разъяснено нами чуть выше.
Индивид может иметь лишь частные, в лучшем случае груп-
повые интересы. Кроме того, учитывая нарастающий мате-
риализм современного общества, эти интересы обретают все
более экономический, физический характер. Следовательно,
тот, кто желает заручиться поддержкой «большинства», то
есть количества, вынужден подчиняться соответствующим
условиям и отстаивать (хотя бы для видимости) в своей
предвыборной программе — как личной, так и партийной —
низшие интересы.
Более того, в системе парламентской демократии все-
возможные индивидуальные и социальные интересы, сами по
себе не имеющие политического характера, подвергаются
«политизации». Демократические партии не ограничиваются
ролью простого представителя групповых интересов. В так-
тических целях они вступают в соперничество или состяза-
ние на звание лучшего защитника интересов той или иной
группы избирателей, однако на деле каждая из них имеет
свое политическое измерение, то есть собственную идеоло-
гию. Они не признают высших потребностей или интересов,
действуют в «пустом государстве», стремясь лишь к захвату
власти, что приводит к крайне хаотичной и неорганичной
ситуации.
Политическая прибавочная стоимость наиболее ярко
проявляется в либерально-демократическом тезисе, согласно
которому многопартийность является гарантом свободы, по-
скольку якобы столкновение мнений, «дискуссия» позволяют
выбрать без принуждения наилучшее решение. Бессмыслен-
ность подобного утверждения совершенно очевидна, если в
парламенте или тем более в «Палате депутатов» действует
тот же чисто количественный критерий равного голосования.
В результате, после «дискуссии» решение всегда принимает-
ся простым большинством голосом и остается меньшинство,
вынужденное подчиниться чисто количественному насилию.
Многопартийность и плюрализм могут быть плодотворными
лишь в консультативных рамках и при условии сотрудниче-
ства, то есть при наличии единых принципов и целей. Но по-
скольку сегодня каждая партия имеет собственную полита-
Критика фашизма: взгляд справа
317
ческую прибавочную стоимость, руководствуется собствен-
ной идеологией, то вместо того чтобы исполнять свою функ-
цию в органичной системе, спаянной дисциплиной, все они
озабочены тем, как бы «свалить правительство», то есть за-
хватить власть в государстве в свои руки. Недаром они по-
стоянно твердят о бескомпромиссной «политической борь-
бе»; борьбе, в которой именно при демократии хороши все
средства.
Не следует смешивать представительскую систему как
таковую и уравнительную, эгалитарную систему представи-
тельства на чисто количественной основе. В государстве,
которое мы называем традиционным, также существовал
представительский принцип, но в органичных рамках. Это
была система представительства не индивидов, но «сосло-
вий», различных по своему влиянию и качеству. Соответст-
венно ценность индивида зависела от его принадлежности к
тому или иному сословию. Парламент (или иное учреждение
подобного рода) как представительство сословий имел неос-
поримую ценность, охватывая интересы всей нации во всем
их богатстве и многообразии. Поскольку значение имела не
чисто количественная сила сословий или иных частных
групп, представленных в парламенте, но их роль и положе-
ние в обществе, наряду с представительским принципом
спокойно уживался принцип иерархии. Особая атмосфера и
ценности, характерные для традиционного государства, авто-
матически исключали господство (достигаемое за счет коли-
чества) интересов низшего уровня, неизменно преобладаю-
щих при современных абсолютных демократиях вследствие
неизбежной победы наиболее массовых партий. Приблизи-
тельное представление о существовавшей в традиционном
обществе системе можно составить на примере Генеральных
Штатов, парламента, некогда существовавшего в Венгрии и
Австрии и основанного на принципе Stdndestaat'. Это было
характерное обозначение для качественной, многоступенча-
той и органичной системы представительства. Корпорации,
дворянство, духовенство, армия и прочие сословия, отра-
жающие качественное деление нации, имели своих предста-
1 Сословное, корпоративное государство (нем.). — Прим. пер.
318
Юлиус Эвола
вителей, делом которых было совместное решение конкрет-
ных общенациональных задач
Вышеизложенные соображения возвращают нас к край-
не легко забытой действительности и позволяют адекватно
оценить положительные стороны фашистской реформы сис-
темы представительства, которую в зависимости от избран-
ной точки зрения можно назвать как революционной, так и
контрреволюционной. Последнее определение приемлемо с
учетом того, что парламентская система на неорганичной и
количественной основе порождена непосредственно револю-
ционными идеологиями 1789 и 1848 гг. Фашистская корпо-
ративная палата в принципе означала возврат к «сословной»
представительской системе. Поэтому в целом она заслужива-
ет положительной оценки.
Однако имелись и некоторые отличия. Так, особое вни-
мание уделялось «профессиональному» представительству, в
соответствии с духом времени, понимаемом преимуществен-
но в техническом смысле. Впрочем, с другой стороны, это
позволяло решительно устранить то, что мы назвали поли-
тической или идеологической прибавочной стоимостью.
Новый критерий «профессионализма», сужавший и сферу
действия и саму концепцию «корпораций», пришедших на
смену партиям, способствовал также преодолению абсурд-
ности демократической выборной системы, при которой
некомпетентный политикан, оказавшись в парламенте, мог
путем закулисных интриг и комбинаций пролезть в состав
правительства даже в качестве министра или замминистра,
не обладая ни необходимой подготовкой и образованием,
ни практическим опытом. Должностное назначение на ос-
нове корпоративно-синдикалистского парламентского пред-
ставительства позволяло избежать подобных ошибок, ибо
оно зависело не от бесформенной и колеблющейся массы
избирателей, но от решения узкого круга специалистов, ко-
1 Можно вспомнить и систему, долгое время просуществовав-
шую в Пруссии, где после предоставления всеобщего избирательно-
го права избиратели были разделены на три группы, голос каждой из
которых при подсчёте имел разный вес, практически в обратной за-
висимости от количества.
Критика фашизма: взгляд справа
319
торые выбирали наиболее подготовленную и сведущую в
своем деле личность.
Помимо того фашистская реформа предусматривала
смешанную систему, в которой выборы дополнялись ут-
верждением сверху: «корпорация» выдвигала не одного, а
нескольких кандидатов, из которых правительство делало
выбор. Это позволяло учесть и иные критерии, в том числе
политические, однако без ущерба основному принципу про-
фессионализма. С этой точки зрения фашистская реформа
имела продуманный характер и заслуживает одобрения. Во-
прос же о практической реализации этих принципов, как мы
уже неоднократно говорили, выходит за рамки настоящего
исследования.
Наконец, основной задачей Корпоративной палаты
должна была стать не «дискуссия», но скоординированная
работа, допускающая критику в технических и практиче-
ских вопросах, но не в области политики. Однако это огра-
ничение сферы деятельности, свойственное профессио-
нальному представительству с неизбежным преобладанием
производственных экономических интересов, требовало
соответствующего законодательного закрепления иерархи-
ческого принципа как высшей инстанции, связанной с об-
ластью конечных целей. С отменой многопартийности и
деполитизацией органов представительства требовалось со-
средоточить чистый политический принцип на ином, выше-
стоящем уровне.
Образцом подобного устройства в государстве традици-
онного типа служил двухпалатный парламент, состоящий из
Нижней и Верхней палаты. В качестве примера из сравни-
тельно недавнего прошлого можно привести английский
парламент в его изначальном виде, с палатой общин и пала-
той лордов. В связи с указанной профессионализацией и
корпоративизацией парламента и практически полным от-
сутствием в современном обществе организованных «сосло-
вий», как носителей высших ценностей или традиций, по-
добное разделение представляется более чем необходимым.
Ко времени прихода фашистов к власти в Италии существо-
вали Палата депутатов и Сенат. Фашисты не отменили этого
Деления, но оставили практически без изменения «Верхнюю
320
Юлиус Эволд
палату» — Сенат, который в целом сохранил прежний харак-
тер декоративной и неэффективной надстройки. Вышестоя-
щей иерархической инстанцией по отношению к Корпора-
тивной палате мог бы стать Сенат, члены которого назнача-
лись бы исключительно сверху и преимущественно на
основе их политических качеств как представителей «транс-
цендентного» измерения государства, а следовательно, с уче-
том духовных, метаэкономических и национальных факто-
ров. Основной задачей нового Сената должно было стать
поддержание главенства «целей» над «средствами», то есть
установление и утверждение естественной иерархии ценно-
стей и интересов.
Но в этом отношении революционная преобразователь-
ная сила фашизма остановилась на полпути. Сенат в основ-
ном сохранил лицо, данное ему традицией конца XVIII —
начала XIX вв., и практически бездействовал. Одной из при-
чин стало чрезмерное количество различных учреждений:
партийных иерархий вплоть до Большого Совета, притязаю-
щих преимущественно на политическую роль; монархиче-
ских учреждений, сохранившихся от прежней Италии. К по-
следним относился вышеупомянутый Сенат, а также Италь-
янская Академия. По идее именно Академия должна была
собрать в своих стенах представителей высших ценностей,
задачей которых, в свою очередь, должно было стать активное
утверждение этих ценностей, а не бесплодные академические
изыскания. Все перечисленные учреждения необходимо бы-
ло подвергнуть переоценке, сохранив или преобразовав одни
из них и распустив другие. В связи с этим напомним сказан-
ное нами о необходимости создания «Ордена», который мог
бы стать основным ядром Верхней палаты. Тем не менее, учи-
тывая нынешнее состояние Палаты депутатов и нового Сена-
та, где восторжествовал абсурдный избирательный принцип
абсолютной демократии, с точки зрения идей парламентская
реформа фашизма, несмотря на указанные недостатки, за-
служивает положительной оценки.
Безусловно к второстепенными и малозначительным
сторонам фашизма следует отнести ложную идею «государ-
ства Труда» (к слову сказать, сохранившуюся в новой кон-
ституцией демократического итальянского государства),
Критика фашизма: взгляд справа 321
концепцию «этического государства» (наставника для несо-
вершеннолетних преступников) и еще более сомнительную
концепцию «гуманизма труда» (мы имеем в виду идеи
Дж. Джентиле).
Действительно, устами самого Муссолини фашизм не-
двусмысленно заявил, что «корпорации являются средством,
а не целью» (1934). Корпорация — это институт, посредст-
вом которого «в государство включается прежде чуждый ему
и беспорядочный мир экономики» (1934), а политическая
дисциплина дополняется дисциплиной экономической. Но
корпоративизм не должен превратиться в некого «Троянско-
го коня», некой маской, под прикрытием которой завершает-
ся штурм государства со стороны экономики, то есть проис-
ходит деградация и инволюция самой идеи государства.
Именно к этому вел так называемый «панкорпоративизм»,
представителями которого стали отдельные интеллектуалы
вроде Джентиле, рьяно отстававшие эту идею на совещании
в Ферраре в 1932 г. Схожих воззрений придерживались сто-
ронники своеобразного корпоративного коммунизма (час-
тично национализированная «частная корпорация») и те, кто
настаивал на роспуске партии во имя создания чисто корпо-
ративно-синдикалистского государства. Однако все эти тен-
денции не имели серьезных последствий в практическом
плане.
В то же время разрыв между политической и корпора-
тивной областями не был преодолен и сверху, посредством
национализирующего «тоталитаризма». Действительно,
Муссолини считал, что помимо высокого идейного напря-
жения и введения «политической дисциплины наряду с
дисциплиной экономической... что поставило бы долг над
противоборством различных интересов», третьим условием
для проведения в жизнь «полного, комплексного, инте-
грального корпоративизма» было тоталитарное государст-
во (1933). Однако он же говорил: «Корпоративная экономика
многообразна и гармонична. Фашизм никогда не стремился
свести всю ее целиком к наибольшему общему знаменателю,
то есть передать всю национальную экономику в монополию
государству. Корпорации дисциплинируют хозяйственную
жизнь нации, и государство вмешивается лишь в область,
I I Люди II руины
322
Юлиус Эвола
связанную с обороной». Было четко заявлено: «корпоратив-
ное государство — не экономическое государство», что сле-
дует понимать двояко: с одной стороны, корпорация не
должна была стать средством централизующей национализа-
ции, с другой — орудием для штурма государства со сторо-
ны экономики.
IX
Перейдем к рассмотрению корпоративного принципа в
его социально-экономическом аспекте. В этом отношении
фашизм также попытался восстановить традиционный прин-
цип «корпорации», понимаемой как органичное производст-
венное единство, не расколотое духом классовой борьбой.
Действительно, корпорация в том виде, как она существовала
в рамках ремесленничества до наступления крайней индуст-
риализации, как и корпорации времен расцвета Средневеко-
вья (примечательно, что их уничтожение стало одним из
первых шагов, предпринятых Французской революцией)
представляла собой образец, который с соответствующими
поправками мог — и может поныне — послужить моделью
для общего преобразования, основанного на органичном
принципе. Однако на практике этот принцип был реализован
лишь частично, что было обусловлено сохранившимися в
фашизме пережитками первоначального революционного
периода. Прежде всего, речь идет о синдикализме, который
продолжал оказывать заметное влияние на Муссолини и его
окружение.
Синдикат или профсоюз, как надпроизводственная орга-
низация, неразрывно связан с концепцией классовой борьбы
и, следовательно, с общим марксистским взглядом на обще-
ство. Он представляет собой своего рода государство в госу-
дарстве и поэтому является характерной чертой системы, в
которой авторитет государства ослаблен. «Класс», органи-
зующийся в профсоюз, это часть нации, желающая вершить
справедливость от своего имени и переходящая к прямому
действию, каковое в сущности является шантажем, незави-
симо от достигаемого результата. Пресловутое «синдикатное
Критика фашизма: взгляд справа 323
право» — это право, изъятое из области действительного
права, распоряжаться которой может только полностью са-
мостоятельное государство. Известно, что у Сореля, поклон-
ником которого некогда был Муссолини, синдикализм обре-
тает прямо революционные черты и непосредственно связан
с соответствующим «мифом» или общей идейной силой.
С другой стороны, известно, что синдикализм в любой
не полностью социалистической системе, где сохраняется
капитализм и частная инициатива, неизбежно приводит к
возникновению хаотической, неорганичной и нестабильной
ситуации. Борьба между рабочими и работодателями, где
орудием первых служат забастовки и другие формы шанта-
жа, а вторые ограничиваются все более слабой и редкой за-
щитой в виде «локаутов», перерастает в мелочные стычки и
нападки. Каждый заботится лишь об удовлетворении собст-
венных интересов, не задумываясь о вред, который наносят
их частные требования экономике в целом. Заботу же об об-
щем интересе обычно перекладывают на плечи государства и
правительства, которое вынуждено разрываться на части,
чтобы заткнуть прорехи и удержать от развала шаткую сис-
тему. Только веруя в чудо какой-нибудь «предустановленной
гармонии» лейбницкого типа, можно вообразить, что в об-
ществе, где государство вынужденно идти на уступки синди-
кализму как самоорганизующейся силы, экономика может
развиваться нормально. Совершенно очевидно, что в резуль-
тате роста разногласий и неполадок в конце концов единст-
венным разумным решением останется разрушить все до ос-
нования и сделать окончательный выбор в пользу социализ-
ма, который при помощи всеобщего планирования сумеет
восстановить принцип порядка и дисциплины. Экономиче-
ское положение современной Италии служит более чем
красноречивым доказательством этой истины.
Таким образом, фашизм надеялся использовать корпора-
тивизм для преодоления указанной ситуации, сложившейся
под влиянием синдикализма и классовой борьбы. Нужно
было восстановить единство различных элементов, задейст-
вованных в производстве, которое было нарушено, с одной
стороны, искажениями и злоупотреблениями позднего ка-
питализма, с другой — марксистской отравой, заразившей
324 Юлиус Эвола
рабочие массы. Для этого требовалось восстановить авто-
ритет государства как регулятора и хранителя идеи справед-
ливости не только на политическом, но и на социально-
экономическом уровне, при этом решительно отвергнув
социалистический путь. Однако, как было сказано, хотя в
основе реформы лежал органичный принцип, в своей прак-
тической деятельности фашистский корпоративизм остано-
вился на полпути, не сумев искоренить истоки болезни.
Причиной стало то, что фашизм не осмелился занять четко
антисиндикалистскую позицию. Напротив, в законодатель-
ном плане сохранили деление на союзы рабочих и работода-
телей. Таким образом, не сумели преодолеть разобщенность
не только на самом производстве, что требовало его новой
органичной структуризации (преобразования его «инфра-
структуры»), но и на уровне государственных надстроек, по-
грязших в бюрократическом централизме и, как правило,
паразитических и неэффективных. Справились лишь с наи-
более болезненными проявлениями старой системы: запре-
тили забастовки и локауты, регламентировали трудовые кон-
тракты и разработали формы контроля, препятствующие
анархизму групповых требований. Однако это была внешняя,
довольно произвольная регламентация, не распространив-
шаяся на конкретную экономическую жизнь. Тем не менее,
как мы видели, Муссолини, настаивая на особом идейном
напряжении и подчеркивая не только экономический, но и
этический характер корпорации, верно понимал, что должно
было стать основой корпоративной реформы. Первостепен-
ное значение имело создание новой атмосферы, непосредст-
венно влияющей па сам образ производства, что могло бы
вернуть ему традиционный характер «корпорации». Поэтому
в первую очередь нужно было изменить мышление: с одной
стороны, демарксизировать и дсполитизировать рабочего, с
другой, разрушить чисто «капиталистическое» мировоззре-
ние предпринимателя.
В принципе более удачно эта проблема была решена не-
мецким национал-социализмом, а также контрреволюцион-
ными испанским (фалангпзм) и португальским (конституция
Салазара) движениями. В Германии, в отличие от Италии,
этому благоприятствовали остатки традиционных структур,
Критика фашизма: взгляд справа 325
которые сумели сохранить свое влияние даже после краха
гитлеризма и формальной отмены национал-социалистичес-
кого трудового законодательства. В частности, это стало од-
ной из основных причин так называемого «экономического
чуда» — поразительно быстрого восстановления ФРГ после
великой катастрофы.
Национал-социалисты распустили профсоюзы (к этому
мы еще вернемся в «Кратком обзоре Третьего Рейха» —
стр.381 и сл.) и попытались преодолеть классовую борьбу с
присущим ей дуализмом именно внутри предприятия, внутри
каждого отдельного предприятия, органично и иерархично
преобразовав его с целью достижения тесного взаимосо-
трудничества. При этом они использовали ту же модель, ко-
торая легла в основу устройства самого государства. Произ-
водство понималось как «общность», что в принципе соот-
ветствует смыслу древней корпорации. За руководителем
предприятия соответственно признавали функцию Fuhrer’a-,
его называли Betriebsfuhrer (производственный Fuhrer), а
трудовой коллектив — Gefolgshaft, что буквально означало
«дружина», то есть союз людей, объединенных чувством со-
лидарности, иерархической субординации и лояльностью.
Таким образом, «обоюдность прав и обязанностей», должная,
согласно фашистской Трудовой Хартии (пар. VII) вытекать
из «сотрудничества производственных сил», в немецком ва-
рианте опиралась на вполне конкретный образец, что прида-
вало ему твердую основу. Марксистскому, материалистиче-
скому мышлению в самой сфере труда и производства про-
тивостоял вышеописанный «воинский», мужественный стиль
и этика.
Также в рамках самого предприятия был решен вопрос о
политическом принципе как высшей инстанции, исполняю-
щей функции посредника и улаживающей споры и разногла-
сия. В отличие от Италии, где эту роль исполняли корпора-
тивные государственные фашистские органы, в Германии эта
обязанность возлагалась на доверенные политические лица,
приписанные к предприятию и способные уладить возник-
шие разногласия, дать рекомендации, а в случае необходи-
мости изменить установленную регламентацию, руковод-
ствуясь высшими принципами. Само название этой высшей
326
Юлиус Эвола
инстанции — «Трибунал общественной чести», Soziales Eh-
rengericht, — подчеркивает этический аспект солидарности
внутри каждого предприятия. Как и у фашистов, в основе
указанной системы лежала ответственность предпринимате-
.ля перед государством за направление развития производст-
ва, государство же в свою очередь признавало за ним сво-
бодную инициативу. Здесь уместно вспомнить сказанное на-
ми об антитоталитаризме и децентрализации: свобода и
свободная инициатива допустимы в тем большей степени,
чем сильнее центральная власть и центр притяжения, связь с
которым носит скорее нематериальный, этический характер,
нежели какой бы то ни было позитивной договоренности или
обязательного требования. Например, в Германии предпри-
ятия, как новые корпоративные единицы, объединялись
только в так называемый «Трудовой Фронт».
Приблизительно в том же направлении шли испанские
фалангисты — путем органичного внутрипроизводственного
переустройства. Работодатель не противостоял рабочему в
своего рода непрерывной холодной войне, но их объединяла
иерархическая солидарность. В первоначальной схеме так
называемой «вертикальной корпорации» предприниматель
исполнял функцию главы — jefe de empresa\ его окружали
jurados de empresa, как консультативный орган, тождествен-
ный внутренним комиссиям и даже профсоюзам в том виде,
как они существовали ранее в США (то есть профсоюз на
каждом отдельном предприятии или индустриальном ком-
плексе, а не общепроизводственная отраслевая организация).
Таким образом, упор также делали на принципе сотрудниче-
ства и лояльности, а не на защите частных интересов произ-
водственных коллективов.
Стоит вкратце остановится на том, как представлял себе
дальнейшее развитие корпоративной реформы республикан-
ский и «социальный» фашизм времен Сало. В нем существо-
вали довольно противоречивые тенденции. С одной стороны,
действительно был сделан шаг вперед в вышеуказанном по-
ложительном направлении. Так же как в Германии и Испа-
нии, главе предприятия намеревались придать больший вес и
создать на предприятиях смешанные «советы управления»,
что в принципе могло бы привести к органичному сотрудни-
Критика фашизма: взгляд справа 327
честву, естественно, в вопросах, не требующих привлечения
узких специалистов (например, специализированных техни-
ческих проблем или задач высшего руководства). Наиболее
дерзкий и революционный демарш — атака на паразити-
рующий капитализм — был предпринят в так называемом
Веронском манифесте. Указанное потенциальное достоин-
ство и авторитет главы предприятия признавались исклю-
чительно за тем, кто сам был «первым работником», то есть
трудящимся капиталистом-предпринимателем, но не за ка-
питалистом-спекулянтом, чуждым производственному про-
цессу и живущему исключительно на дивиденды (кстати,
марксистская полемика имеет смысл лишь по отношению к
этому второму типу). Здесь также проявилось стремление
вернуться к традиционной модели древней корпорации, где
«капитал» с собственностью на средства производства не
был элементом чуждым производству, но принимал в нем
активное участие в лице цехового мастера.
Однако трудовое законодательство второго периода фа-
шизма имело два основных недостатка. Прежде всего речь
идет о так называемой «социализации», в проведении кото-
рой (даже если в основе ее и лежала реальная потребности)
вышли за рамки дозволенного из чисто демагогических со-
ображений. Впрочем, возможно этот перегиб был продикто-
ван тактическими целями. В критической, если не безнадеж-
ной ситуации, в которой оказался фашизм времен Сало,
Муссолини стремился использовать любое средство, чтобы
привлечь на свою сторону.рабочий класс, который неотвра-
тимо затягивался на орбиту левых идеологий. Поэтому здесь
скорее стоит говорить о пробном начинании, предпринятом с
целью воспрепятствовать возникновению настоящего левого
движения. Но социализация как таковая неизбежно носит
черты штурма предприятия снизу и (помимо нелепостей тех-
нического и функционального порядка, на которых мы не
будем здесь останавливаться) ввиду своей явной односто-
ронности не соответствует тому законному требованию, ко-
торое могло лежать в ее основе.
Действительно, в этом смысле наиболее привлекатель-
ным в системе, предложенной фашистским республиканским
законодательством, является соучастие рабочих и служащих
328 Юлиус Эвола
во владение средствами производства, что само по себе в
определенных рамках можно признать справедливым огра-
ничением возможностей, которыми обладает капиталист как
эксплуататор и накопитель доходов. Но эта привлекатель-
ность сразу рассеивается, как только понимают, что истин-
ная солидарность за совладение средствами производства
требует соучастия рабочего коллектива в возможных поте-
рях, с соответствующим уменьшением зарплаты: солидар-
ность и в удаче, и в беде. Этого вполне достаточно, чтобы
охладить пыл многих энтузиастов. Правильным решением,
способным обеспечить взаимную ответственность и участие
обеих сторон в производственном процессе является скорее
не «социализация», но система акционерного участия (с ко-
лебаниями дивидендов) рабочих и служащих, получающих
свою долю акций (не подлежащих передаче, что исключает
их возможность попадания в чужие руки), при которой, од-
нако, право собственности сохраняется за предпринимате-
лем. Эта система недавно прошла успешное испытание за
рубежом на отдельных крупных предприятиях. Впрочем, эти
вопросы выходят за рамки нашего исследования. Мы упоми-
наем их лишь для того, чтобы посредством сравнения ука-
зать границы и перегибы фашистского трудового законода-
тельства времен Республики Сало.
Вторым отрицательным и регрессивным моментом ука-
занного законодательства было усиление синдикализма и
централизации путем создания единой Конфедерации, во
главе которой на законных основаниях должны были встать
профсоюзы, нацеленные на решение «вопросов, касающихся
жизни предприятия, выпуска и производства продукции в
рамках национального плана, устанавливаемого компетент-
ными государственными органами». Эта Конфедерация в
отличие от корпоративного законодательства фашизма два-
дцатилетнего периода не предусматривала союза предпри-
нимателей и рабочих. Ее целью было — «спайка в единый
блок всех трудящихся, включая технический персонал и ру-
ководство». Перед лицом этого требования отступала на вто-
рой план (важнейшая для нас) проблема органичного преоб-
разования инфраструктуры каждого предприятия, обладаю-
щего относительной самостоятельностью. На национальном
Критика фашизма: взгляд справа
329
и государственном уровне это могло привести к одному из
тех отрицательных результатов, о которых мы говорили чуть
выше: либо к штурму государства со стороны экономики,
«труда» и производства, либо к тоталитарной национализа-
ции самой экономики. В приведенном выше высказывании в
словах о «национальном плане, устанавливаемом компетент-
ными государственными органами» легко угадывается вто-
рая тенденция. Однако и желанный «блок» в перспективе
также мог обернуться «тотальной мобилизацией», необходи-
мой и оправданной лишь в критической ситуации (и лишь на
время действия подобной ситуации); что и произошло с
«республиканским» фашизмом в трагической атмосфере
конца войны. Впрочем, совершенно очевидно, что это отно-
сится к области конъюнктуры и, следовательно, никоим об-
разом не должно влиять на доктрину и нормативные прин-
ципы.
В заключение нашего анализа корпоративной реформы
фашизма в любом случае следует признать в ней наличие
требований, ценность и законность которых становятся все
более очевидными в современной социально-экономической
ситуации, где, несмотря на видимость производственного
рывка и эфемерного процветания, все более заметны призна-
ки кризиса и хаоса, где нарастает классовая борьба, а госу-
дарство вынуждено идти на все большие уступки под напо-
ром узаконенной и разнузданной демагогии. Однако еще раз
отметим, что положительные стороны фашистской корпора-
тивной реформы, не говоря уже о результатах, которые мог-
ли быть достигнуты при условии устранения недостатков и
дальнейшего развития в указанном нами направлении, связа-
ны не с «революционными» в отрицательном и исключитель-
но обновительном смысле тенденциями фашизма, но обяза-
ны своим появлением влиянию тех традиционных форм — с
которыми до той или иной степени были знакомы зачинатели
фашистского корпоративизма — родной почвой которых бы-
ла прежняя цивилизация.
Как читатель уже догадался, мы не сочли нужным обра-
щаться непосредственно к «национальному социализму»,
который некоторые считают одной из наиболее важных и
ценных черт фашизма. По их мнению, основной задачей не
330
Юлиус Эвола
только Италии, но и Германии должна была стать именно
реализация подобного социализма, а фашистская Трудовая
Хартия должна была стать основанием для создания подоб-
ного «социалистического общества». Однако мы никак не
можем согласиться с этим мнением. Мы отказываемся рас-
сматривать «социализм» отдельно от других его ценностей,
несовместимых с более высокими стремлениями фашизма.
Социализм есть социализм, и, добавив к нему эпитет «на-
циональный», можно лишь замаскировать его под «Троян-
ского коня». Воплотив в жизнь «национальный социализм»
(с неизбежным отказом ото всех высших ценностей и иерар-
хий, с ним несовместимых), кончили бы социализмом без
эпитетов, потому что на наклонной плоскости нельзя затор-
мозить на полпути.
В свое время итальянский фашизм был одним из самых
передовых и многообещающих режимов в области социаль-
ных реформ. Но наиболее ценные аспекты фашистского
корпоративизма двадцатилетнего периода в сущности свя-
заны с органичной и антимарксистской идеей, а, следова-
тельно, не имеют ничего общего с тем, что по праву назы-
вают «социализмом». Только так фашизм смог стать «треть-
ей силой», возможностью, открывшейся перед европейской
цивилизацией, противоположной как коммунизму, так и
капитализму. Поэтому во избежание деградации необхо-
димо не допускать всякого толкования фашизма в левом
ключе, как того хотелось бы некоторым поклонникам «на-
ционального государства труда». Они желают быть оппози-
ционерами и даже «революционерами» по отношению к
современной демократической и антифашистской Италии,
даже не замечая того, что в ее действующей конституции
содержится практически та же, столь близкая их сердцу,
формулировка.
X
Перейдем к следующему вопросу, касающемуся взаимо-
связи национальной и международной экономик. Сегодня во
многих кругах принято порицать как нечто абсурдное фаши-
Критика фашизма: взгляд справа
331
стский принцип автаркии. С этим мы никак не можем согла-
ситься.
Как для личности, так и для нации свобода и независи-
мость являются величайшим благом. Это недвусмысленно
подтвердил Муссолини, заявив: «Без экономической незави-
симости независимость самой страны находится под угрозой;
даже народ, обладающий высокими воинскими доблестями,
можно сломить экономической блокадой» (1937). Поэтому,
по его мнению, на новой стадии итальянской истории необ-
ходимо было «руководствоваться следующим постулатом:
в наиболее возможно короткие сроки добиться максималь-
но возможной независимости в экономической жизни на-
ции» (1936). Выражение «автаркическая мистика» (1937)
безусловно обязано своим появлением на свет широко рас-
пространенному в последнее время злоупотреблению поня-
тием «мистика» *. Однако на основе происхождения самого
слова вполне можно говорить об «автаркической этике».
Данное понятие (автаркия1 2) возникло во времена классиче-
ской античности и, в частности, непосредственно связано со
школой стоиков, исповедовавших этику независимости и
самостоятельности личности, то есть ценностей для сохране-
ния которых в случае необходимости приходилось подчи-
няться суровому принципу abstine et substine.
1 Столь же часто злоупотребляют выражением «мистика фа-
шизма»: в Милане даже была создана Школа фашистской мистики.
Хотя эта организация покровительствовала отдельным, довольно
интересным инициативам и в её состав входили достаточно ква-
лифицированные представители того поколения, тем не менее ис-
пользовать понятие «мистика» по отношению к этому начинанию с
нашей точки зрения неприемлемо. В лучшем случае в то время мож-
но было говорить об «этике фашизма». Как уже было сказано, фа-
шизм нс справился с проблемой высших ценностей, проблемой са-
крального, тогда как лишь по отношению к этим ценностям имеет
смысл говорить о «мистике». В двадцатилстний период фашизма
указанные ценности оставались на уровне бесплодного и конформи-
стского заигрывания с господствующей религией.
2 Слово «автаркия» происходит от греческого аллакиа, кото-
рое в свою очередь слагается из аотд<; (сам) и ap/civ (командо-
вать), т.с. его можно перевести как самоуправление, самокон-
троль. — Прим. пер.
332
Юлиус Эвола
Таким образом, фашистский принцип автаркии можно
считать своего рода распространением вышеуказанной этики
на область национальной экономики. Речь шла о том, чтобы
научить нацию при необходимости довольствоваться отно-
сительно низким уровнем жизни, сделать своим принципом
так называемую austerity1 (что, впрочем, в других условиях
приходилось делать и другим нациям в послевоенный пери-
од), дабы обеспечить себе максимум независимости. Подоб-
ная ориентация безусловно заслуживает положительной
оценки. Стране с ограниченными природными ресурсами
(как Италия) определенный режим автаркии и самоограниче-
ния безусловно пошел бы на пользу. В любом случае, в на-
циональной жизни для нас нормальной является ситуация,
противоположная сложившейся сегодня: показное общее
процветание и бездумная жизнь одним днем, свыше собст-
венных возможностей, сопровождающиеся устрашающим
пассивом государственного баланса, крайней социально-
экономической нестабильностью, растущей инфляцией и
нашествием иностранного капитала, влекущим за собой
скрытое или явное ограничение независимости.
Естественно, при этом не стоит перегибать палку. Необ-
ходимо действовать подобно человеку, достойному так на-
зываться. Который заботится о физическом здоровье и раз-
витии своего тела, но при этом не становится его рабом; в
случае необходимости сдерживает соответствующие влече-
ния и подчиняет их высшим потребностям, даже ценой жерт-
вы. Точно так же он поступает тогда, когда сталкивается с
задачами, требующими особого напряжения. Аналогичным
образом на национальном уровне необходимо установить
адекватные отношения между политическим принципом ор-
ганичного национального государства и экономикой, которая
в данном случае соответствует его физическому телу.
С одной стороны, фашизм стремился к созданию силь-
ного государства, в котором все возможности нации должны
были быть активизированы. Но, с другой стороны, нельзя
отрицать, что под автаркией имели в виду не своеобразный
1 Политика, требующая введения режима строгой экономии, на-
пример во время войны и т.п. (англ.). — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа
333
splendid isolement1 нации, ставшей самодостаточной, но так-
же необходимость подготовки и накопления сил на случай
возможной войны с другими государствами, уроком чего
стал опыт Эфиопской компании. Вышеприведенные слова
Муссолини неоспоримо подчеркивают данный аспект. Не-
смотря на это, сам принцип автаркии является своего рода
вызовом, брошенным экономике с ее якобы железными зако-
нами, благодаря которым она становится «нашей судьбой».
С этой точки зрения нельзя сказать, что результаты были от-
рицательными: как в Италии, так и в Германии довоенная
экономическая жизнь развивалась довольно легко и нор-
мально, несмотря на экономический бойкот, которому под-
верглись эти нации, выразившийся в первую очередь в обес-
ценивании их валют за рубежом.
Таким образом, от автаркии, толкуемой некоторыми как
экономическая ересь, можно перейти к рассуждениям более
общего характера.
Всем известен марксистский лозунг «экономика — наша
судьба» и соответствующее ему толкование истории с точки
зрения экономики. Однако экономический детерминизм при-
знают нс только марксистские, но даже противоположные им
концепции. Сам по себе данный принцип абсурден, но, к со-
жалению, человек делает его все более реальным в совре-
менном мире. Чистый homo econoniicus — это абстракция,
но, как все абстракции, он может стать реальностью, что
происходит, когда одну часть чрезмерно увеличивают и аб-
солютизируют в ущерб целому. Если в жизни главенствуют
экономические интересы, человек в свою очередь, естест-
венно, начинает подчиняться законам экономики, которые
обретают все более независимый характер, пока не пробу-
дятся иные интересы и не вмешается высшая сила.
Муссолини тоже считал, что «экономического человека»
не существует в действительности, и противопоставлял ему
«цельного человека» (1933). Он говорил: «Политика всегда
господствовала и будет господствовать над экономикой»,
тем самым утверждая, что человеческая судьба «как минимум
на три четверти зависит от его безволия или его воли» (1932).
1 Комфортной изоляции. — Прим. пер.
334 Юлиус Эвола
Можно сослаться здесь также на Шпенглера, который, ана-
лизируя конечные стадии развития общества, под «Zivilisa-
tion» имел в виду именно ту стадию, на которой господству-
ют экономические интересы и устанавливается определенная
связь между демократией, капитализмом и финансами. Эта
связь, помимо прочего, свидетельствует об иллюзорности
ранее завоеванных «свобод», так как очевидно, что «полити-
ческие свободы» ничего не значат без экономической свобо-
ды или независимости как на индивидуальном, так и на кол-
лективном уровне. Причина утраты свободы на уровне кол-
лективном состоит в том, что при демократическом режиме
наиболее обеспеченные группы всегда берут под свой кон-
троль печать и другие средства создания «общественного
мнения» и пропаганды. Что до индивидуального и практиче-
ского плана, достаточно вспомнить о том, что за доступ к
различным «завоеваниям» технической цивилизации и со-
временной экономики на индивида налагаются различные
новые обязательства, превращающие его в бесконечно вра-
щающуюся шестеренку коллективного механизма, движимо-
го экономикой, по сравнению с чем «политические свободы»
выглядят просто смехотворно.
Однако, согласно Шпенглеру, на смену этой стадии при-
ходит иная, названная им фазой «абсолютной политики»,
которая связана с появлением новых вождей проблематично-
го типа, о чем мы говорили ранее (см. стр. 306 и сл.). Не-
смотря на сделанные нами по этому поводу оговорки (кото-
рые остаются в силе), заслуживает внимания идея о возмож-
ном изменении ситуации со стороны сильного государства,
основанного на принципе высшего авторитета. Лишь подоб-
ное государство способно обуздать экономику «как судьбу»,
«сорвавшегося с цепи великана». Это выражение, использо-
ванное впервые Вернером Зомбартом, относится в первую
очередь к стадии высокоразвитого капитализма с присущими
ему взаимосвязями. Следует принять во внимание и следую-
щее соображение: уродливое развитие капитализма в на-
правлении безудержной производительности может быть
ограничено только при условии восстановления приоритета
политики над экономикой. Для этого необходимо возвра-
титься к идее истинного государства, надлежащим образом
Критика фашизма: взгляд справа
335
утвердив его верховную власть и авторитет. Конечной целью
должно стать возвращение экономики и всего связанного с
ней в подчиненное положение средства и ограничение облас-
ти ее действия более широкой иерархией ценностей и инте-
ресов.
В добавление к вышесказанному стоит уточнить, что мы
вкладываем в понятие конечной цели. С нашей точки зрения,
на определенном этапе важным является достижение равно-
весия, стабильности, остановки бесконечного движения. Пе-
ред фашизмом такой задачи не стояло, поскольку предвари-
тельно он должен был решить сложнейшую задачу по нала-
живанию экономического, индустриального и социального
порядка, не говоря уже о свойственных ему экспансионист-
ских замыслах, связанных скорее с определенным стремле-
нием к «величию», чем к автаркическому splendid isolement,
как мы его назвали. В подобных условиях естественно во-
зобладала активистская и динамичная ориентация, потреб-
ность в резком рывке вперед, игре на опережение, что в том
числе породило более чем сомнительный лозунг «кто оста-
новился, тот проиграл». Все это стало естественным следст-
вием его неограниченной вовлеченности в общий процесс
мирового развития.
Таким образом, фашизмом не была поставлена послед-
няя принципиальная проблема — выбор идеала общества.
В связи с этим возникает вопрос, насколько сильна была его
готовность пойти наперекор общему течению, увлекающему
современный мир по пути так называемого прогресса, кото-
рый уместнее было бы назвать «бегством вперед» по выра-
жению Бернаноса? Не следовало бы в определенный момент
выбрать так называемый «иммобилизм»!, как называют это
те, кто путает устойчивость и умение вовремя остановиться с
неподвижностью и инерцией? Эти люди не осознают, что
именно остановка, торможение на «горизонтальном» направ-
лении, на плоскости становления, эволюции материальных,
технических и экономических процессов, которые в конце
концов выходят из-под контроля человека, является неизмен-
1 Инерция, неподвижность, косность (м/л.). По сути аналог кон-
серватизма. — Прим. пер.
336
Юлиус Эвола
ным условием продвижения по «вертикали», направленном на
реализацию высших возможностей и подлинной независимо-
сти личности? Иначе говоря, используя известное выраже-
ние — на реализацию «бытия» по ту сторону «прибытка» I
Однако подобные рассуждения уводят нас далеко от
предмета данного исследования, то есть фашистской док-
трины, а также тех возможностей, которые были заложены
и отчасти реализованы фашизмом в плане взаимоотноше-
ний власти и экономики; возможностей, которые могли
быть реализованы лишь при условии адекватного выбора
призвания и, самое главное, за счет утверждения особой об-
щей атмосферы и иного мировоззрения, противоположных
тем, которые фактически безоговорочно восторжествовали в
наши дни.
XI
Даже среди тех, кто сегодня в Италии критикует демо-
кратический режим и не отрицает ценности отдельных ас-
пектов фашистского строя, большинство оценивает «расизм»
как одну из его темных сторон, достойных умолчания, и в
любом случае как некое «инородное тело», проникшее в сис-
тему. Считается, что фашизм в последний период развития
итало-германских отношений, времен Оси Рим-Берлин, по-
пал под влияние гитлеризма, став его слепым подражателем
в этом вопросе.
Одной из причин подобного отношения стало недора-
зумение, возникшее в результате того, что «расизм» как
правило отождествляют с антисемитизмом и жестким пре-
следованием евреев. Дошло даже до того, что один из жур-
налов, открыто провозгласивших себя «неофашистским»,
опубликовал различные данные, взятые в том числе из ра-
бот еврейских авторов, в попытке стереть воображаемое
пятно и доказать, что Муссолини на самом деле не был «ра-
систом», поскольку фашисты в период войны, даже в кри-
1 Игра слов: «essere» — бытие; «benessere» — благосостояние,
достаток. — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа
337
тический момент немецкого контроля над Италией, не толь-
ко не преследовали евреев, но даже часто брали их под за-
щиту. Однако авторы явно не понимают, что это делалось
чисто из чувства гуманности и неприязни к некоторым ме-
рам, используемым немцами, а не из принципиальных со-
ображений.
Поэтому имеет смысл вкратце остановиться на данном
вопросе. Имелось три основные причины, побудивших Мус-
солини в 1938 г. затронуть проблему расы. 5 августа 1938 г. в
официальной ноте было заявлено, что «отныне созрела атмо-
сфера для итальянского расизма», после чего в октябре
Большой Совет наметил основные направления, а месяцем
позже были приняты первые законодательные меры «по за-
щите итальянской расы». Из трех этих причин еврейская
проблема была наиболее обусловлена чисто временными со-
ображениями. В ранних работах Муссолини почти не обра-
щался к еврейскому вопросу. Можно вспомнить одну его
старую статью, отчасти затрагивающую эту проблему, где, в
частности, говорится, что покоренный еврей, лишенный при-
вычных средств для открытой борьбы, в современном мире
прибегает к косвенным методам, то есть действует посредст-
вом денег, банковских спекуляций и ума (в профаническом
смысле) для утверждения своей власти в той или иной сфере.
Кроме того, в статье 1919 г. Муссолини задавался вопросом,
не был ли большевизм, поначалу опиравшийся на евреев-
банкиров из Лондона и Нью-Йорка и возглавляемый в тот
период многочисленными евреями, — «местью Израиля
арийской расе»?
С другой стороны, не стоит даже говорить, что антисе-
митизм возник отнюдь не во времена нацизма. Евреи на про-
тяжении всей истории, со времен древнего Рима, вызывали
неприязнь и подвергались гонениям, что в христианскую эру
нередко происходило с согласия светских и церковных вла-
стей. Тем не менее, надо признать, что в Италии еврейский
вопрос почти никогда не имел существенного значения и
выступление Муссолини против еврейства в 1938 г. имело
скорее политический, чем идеологический характер. Все
большее число итальянских дипломатов и информаторов со-
общали о нарастании воинственной, антифашистской враж-
338 Юлиус Эвола
дебности евреев за рубежом, прежде всего в Америке, что до
той или иной степени было вызвано сотрудничеством Ита-
лии с Германией. Поэтому в конце концов Муссолини был
вынужден отреагировать, и итальянские евреи, которые за
редким исключением не проявляли особых антифашистских
настроений, пострадали от поведения своих зарубежных
единоверцев вследствие предпринятых по отношению к ним
мер — которые, впрочем, не идут ни в какое сравнение с ме-
тодами, используемыми немцами, и к тому же по большей
части остались лишь на бумаге. Поскольку в нашем исследо-
вании мы занимаемся исключительно доктриной, нет смысла
рассматривать здесь данный аспект фашистского «расизма»;
изучение же еврейской проблемы во всей ее совокупности
выходит за рамки нашего сюжета.
Поэтому вернемся к основному вопросу. О «расе» Мус-
солини говорил часто. В апреле 1921 г. (то есть в период,
когда гитлеровское влияние безусловно исключено), высту-
пая в Болонье, он связал рождение фашизма с «сокровенной,
вечной потребностью нашего арийского и средиземномор-
ского племени, в определенный момент ощутившего угрозу
коренным основам своего существования». В том же году он
заявил, что «историю делает раса», а в 1927 г. добавил: «Не-
обходимо всерьез позаботиться о судьбе расы, необходимо
исцелить расу». Можно привести множество его высказыва-
ний подобного рода. В 1938 г. на общем собрании фашист-
ской партии Муссолини, отвергая обвинения в простом под-
ражании немцам, напомнил некоторые из них, пояснив, что,
говоря о племени, он «имел в виду расу». Но если'в первой
цитате понятие «арийский» еще может иметь чисто расовое
значение, то в прочих случаях о расе говорится излишне
общо, более того, заметна явная путаница понятий расы и
нации. Та же путаница присуща так называемому «Расово-
му Манифесту» (исключительно небрежному и поверхност-
ному документу), где используется понятие «итальянская
раса», сохранившееся и в фашистском «расовом» законода-
тельстве 1938 г. Безусловно — это абсурд. Ни одна истори-
ческая нация не является расой. Таким образом, за исклю-
чением отдельных чисто евгенических требований, «защита
расы» в подобном понимании свелась к приданию слабой
Критика фашизма: взгляд справа
339
этно-биологической окраски националистической позиции.
Самое большее, речь могла идти об «историческом этносе»,
но не о расе. Более того, стоит отметить, что отождествле-
ние расы с нацией, возвеличивание тех идей, которые особо
подчеркивались в национал-социалистическом коллективи-
стском понятии Volksgemeinschaft (то есть национал-расовая
общность или единство народа-расы), по сути вели к унич-
тожению и лишению смысла самого понятия расы, вследст-
вие его демократизации. Как справедливо заметил К. А. Ро-
хан, сохранялось еще нечто, что не смогла одолеть демо-
кратия, а именно раса в аристократическом смысле: ибо
обладает «расой» и бывает «породистой» только элита, тогда
как народ — это всего лишь народ, масса. Путаница, порож-
денная отождествлением расы с нацией и введением таких
понятий как «итальянская», «немецкая» раса и т.п. привели к
падению этого последнего бастиона. Поэтому можно и нуж-
но было выступить против подобного «расизма» именно с
аристократических и иерархических позиций.
Второй причиной постановки расового вопроса явля-
лась концепция «расового» сознания нации. Отчасти это
было обусловлено конкретной исторической ситуацией, то
есть завоеванием Эфиопии и созданием африканской импе-
рии. В этом отношении фашистский «расизм» также имел
скорее практический, чем идеологический характер. Схожим
путем шло большинство европейских колонизаторских на-
ций (особенно — англичане), которые, соответствующими
мерами усиливая «расовое» чувство, стремились сохранить
престиж белых перед цветными и предотвратить появление
бастардов и метисов. В том же духе был выдержан декрет,
принятый фашистским правительством в 1937 г. Таким обра-
зом, Муссолини ограничился продолжением традиций, су-
ществовавших до тех пор, пока демократическая идеология с
ее пресловутым принципом «самоопределения народов»,
провозглашенным самими белыми, не обратился против них
же, породив волнения, борьбу за права и восстание цветных
народов вследствие охватившего европейцев психоза «анти-
колониализма».
В оправдание Муссолини следует сказать, что его пози-
ция в этом вопросе была ясной и последовательной. Он при-
340
Юлиус Эвола
знавал «неизменное, плодотворное и благотворное неравен-
ство людей» и понимал необходимость сохранения дистан-
ции. Дальнейшие шаги в этом направлении были предприня-
ты 18 сентября 1938 г., когда он заявил, что в итальянцах
нужно пробудить «ясное, суровое расовое чувство, позво-
ляющее осознать нс просто свое отличие, но очевидное пре-
восходство». При этом, однако, не стоит забывать, что в дру-
гой, более ранней речи, произнесенной перед восточными
студентами, Муссолини выступил против материалистиче-
ского и негативного колониализма, осудив тех, кто видит в
колониальных владениях лишь «источник сырья и рынок
дешевой рабочей силы». Так мы приближаемся к главному.
Безо всяких предрассудков, связанных с цветом кожи, следу-
ет утвердить иерархический принцип и поставить проблему
узаконения права на господство определенного народа и со-
ответствующей цивилизации. Невозможно скрыть тяжесть
подобной проблемы. Действительно, рассматривая период
основной колонизации, приходится признать, что эта про-
блема не была решена удовлетворительным образом не толь-
ко тогда, когда белые сталкивались с дикарями, неграми и
другими низшими расами, но, прежде всего, при завоевании
народов, обладавших древней цивилизацией и традицией,
например, индусов. «Белые» не смогли противопоставить
этим народам ничего, кроме своей технической цивилизации,
материального и организационного превосходства, а также
христианства с его странной претензией на единственно вер-
ное или по крайней мере величайшее учение. Поэтому на
практике оказалось довольно сложным реализовать иерархи-
ческий принцип и «расовое сознание» (сознание расы-нации),
которое давало бы право почувствовать не просто свое отли-
чия, но реальное превосходство по отношению к другим ра-
сам. Безусловно данный вопрос никак не связан с проблемой
«жизненного пространства», вероятно вдохновленной «демо-
графической компанией». Как мы уже говорили, количест-
венное превосходство не дает никакого права в высшем —
этическом или духовном — смысле, поэтому известный ло-
зунг Муссолини времен Эфиопской компании: «Вставай
пролетарская и фашистская Италия!» — безусловно является
самым недостойным из тех, что были продиктованы его «по-
Критика фашизма: взгляд справа
341
пулистскими» наклонностями. В лучшем случае можно было
говорить о трудовой Италии, не прибегая к марксистскому
жаргону и не распространяя соответствующий пагубный миф
«классовый борьбы» на международный уровень (что на на-
циональном уровне начал делать еще Коррадини).
В то же время, вполне очевидно, что то состояние, до
которого докатились сегодня западные нации, лишает ука-
занные проблемы всякого смысла. С одной стороны, в со-
временном мире сохранились лишь скрытые формы эконо-
мического колониализма, то есть зависимость цветных,
«слаборазвитых», наконец-то обретших независимость, стран
от иностранного капитала и индустрии (так называемый
«второй колониализм», главными зачинщиками которого
являются США и СССР). С другой стороны, парадоксальным
образом новые неевропейские «нации» все более решительно
отказываются ото всякой подлинной независимости. Ведь по
сути — за исключением примитивных и действительно низ-
ших этносов — получается, что большинство неевропейских
народов сбросило «колониальное» иго лишь для того, чтобы
подвергнутся еще худшей форме колониализма: экономиче-
ской эксплуатации со стороны иностранного капитала. Прак-
тически отрекшись от своих вековых традиций, эти народы
приняли западный образ жизни. Капитулировав перед псев-
до-цивилизацией, они имитируют социальные, политиче-
ские и идеологические формы белых народов, утратив вся-
кие высшие стремления, в результате чего все «развитие»
сводится к пародическому копированию «белого» государ-
ства. В результате мы имеем всеобщую уравниловку и со-
перничество, идущее на крайне низком уровне и, более чем
когда-либо в прошлом, обусловленное исключительно гру-
бой силой ’.
Возвращаясь к основному вопросу, следует рассмотреть
здесь третью и основную причину, обусловившую поворот
1 До недавнего времени интересным исключением являлась
Япония, где сосуществовали традиционное общество и внешняя мо-
дернизация. Но после второй мировой войны это равновесие все
больше нарушается в сторону второго и последние бастионы рушат-
ся один за другим.
342 Юлиус Эвола
фашизма к расовому вопросу. Она, несомненно, стала есте-
ственным следствием развития идей, исповедуемых Муссо-
лини. Последнего интересовал, прежде всего, позитивный
расизм, то есть расизм, не имеющий ничего общего ни с ан-
тисемитизмом, ни с вопросами престижа народа-расы —
«итальянской расы» — перед цветными народами. Основная
задача такого расизма, по его мнению, состояла в воспитании
нового типа итальянца, что, в свою очередь, требовало изби-
рательного подхода к расовым характеристикам (смешение
которых не позволяет говорить о какой-либо однородной
«расе») итальянского народа, довольно неустойчивого и
анархичного в своей массе. Муссолини вполне обоснованно
считал, что будущее фашизма и нации зависит не столько от
преемственности идей и институтов, сколько от формирую-
щего воздействия, которое могло бы привести к появлению
избранного «типа». С первых дней установления режима он
ощущал потребность в создании «нового образа жизни» и
«нового типа итальянца». Уже в 1929 г. (то есть, как уже
было отмечено, в период, исключающий нацистское влия-
ние, поскольку Гитлер еще не пришел к власти) он в своем
выступлении в парламенте в связи с заключением соглаше-
ний с Ватиканом говорил о влиянии государства, которое,
«постоянно преображая нацию», может добиться «измене-
ния даже ее физического облика». Эта идея, помимо прочего,
тесно связана с вышеупомянутым пониманием отношений
между государством и нацией как между «формой» и «мате-
рией».
Именно эту идею можно считать положительным и со-
зидательным аспектом политического расизма. В принципе
ее осуществление на практике вполне реально. История
знает немало примеров, когда расы формировались не из
изначально существовавших на той или иной территории
племен, но из групп, типические черты которых складыва-
лись и приобретали сравнительно устойчивый характер в
зависимости от конкретного общества или традиции, под
влиянием прежде всего определенного образа жизни, «внут-
ренней расы». В качестве примера можно привести тот же
народ Израиля, который поначалу был не чистой и одно-
родной единой расой, но скорее этнической смесью, посте-
Критика фашизма: взгляд справа
343
пенно обретшей единство под влиянием религиозной тра-
диции. То же относится к США, где благодаря специфиче-
скому климату данной цивилизации, точнее псевдо-цивили-
зации (что позволяет предположить куда более широкие
возможности в рамках истинной цивилизации традиционно-
го типа), из невероятной этнической смеси, в течение до-
вольно короткого срока сложился совершенно особый «ра-
совый» тип.
Более того, в качестве цели можно было поставить идеал
человеческой цельности. С одной стороны, обращение к расе
и крови было связано с потребностью противопоставить себя
индивидуализму, интеллектуализму и, одновременно, заботе
о «внутреннем» в ущерб «внешнему». В то же время сам
факт наличия в языке таких укоренившихся выражений как
«быть породистым», «обладать породой», etre race, приме-
нимых не только к человеку, но и к животным, придает спе-
цифический и безукоризненный смысл понятию «расы». Речь
идет о максимальном соответствии «типу» собственного ви-
да, что свойственно отнюдь не большинству, но лишь огра-
ниченному количеству людей. Все возражения со стороны
интеллектуалов или «спиритуалистов» теряют смысл, если
мы признаем за благо то, что подлинные ценности должны
отстаиваться людьми, которые как с точки зрения физиче-
ской расы (soma), так и с точки зрения характера (духовная
раса) воспроизводят собой высший тип, вместо того чтобы
демонстрировать тягостный разлад между телом и душой.
Поэтому можно оставить в стороне всякий современный «ра-
сизм» и обратится к классическому или, если угодно, элли-
нистическому идеалу. Надо сказать, что истерика, в которую
впадают некоторые интеллектуалы и интеллигенты при сло-
ве «раса», свидетельствует лишь о том, что у них самих с
«расой» что-то не в порядке.
Мы уже говорили, что Расовый Манифест, составленный
в 1938 г. — небольшой группой авторов достаточно разно-
родной направленности — в качестве прелюдии к постановке
расового вопроса, был написан халтурно и несостоятельно.
Отчасти причиной этого стало отсутствие в Италии предва-
рительных исследований подобного рода. Так, например, в
Манифесте говорилось, что понятие «раса» является «чисто
344
Юлиус Эвола
биологическим» и помимо использования абсурдного терми-
на «итальянская раса» утверждалось, что «современное насе-
ление Италии является арийским по крови, а созданная им
цивилизация — арийской». При этом позабыли указать, что,
собственно говоря, надо понимать под «арийским». На деле
же все арийство сводилось к чему-то негативному и пробле-
матичному и состояло лишь в том, чтобы не быть евреем или
цветным. Совершенно отсутствовала позитивная часть, не
давалось никакого высшего критерия для определения пове-
дения, стиля, мировоззрения, черт характера и духовных
склонностей того, кто имел право называться арийцем. В том
месте, где уточнялось, что фашистский расизм должен быть
«арийско-нордического типа», явно ощущалось иностранное
влияние.
Понятно, что при серьезном развитии подобные неле-
пости по необходимости оказались бы подвергнуты обсуж-
дению и исправлению. Воспользуемся случаем, дабы лично
засвидетельствовать, что Муссолини безусловно был скло-
нен к этому. Еще до обращения фашизма к расовой пробле-
матике нам представилась возможность выступить против
расизма, имевшего с одной стороны биологический и науч-
ный характер, с другой — коллективистский и фанатичный,
типа того, который возобладал в Германии. Мы противо-
поставили ему «расизм», который, также стремясь к дости-
жению идеала цельного и совершенного человека, делает
особый упор на том, что мы назвали «внутренней расой», то
есть исходит из традиционной, антиматериалистической
концепции человека. Именно «внутренняя раса» могла
стать точкой отсчета и опоры для вышеуказанного форми-
рующего воздействия. Итальянцам для выбора особого «ти-
па» как идеала и центра кристаллизации не имело смысла
обращаться к арийско-нордическому типу в подражание
немцам. Исследования в области происхождения народов
свидетельствуют о том, что из общего первоначального
племени («индоевропейского», «арийского») в Европе вы-
делился: во-первых, эллинистический (прежде всего дори-
ческий — Спарта) элемент, во-вторых, романский и, нако-
нец, — германский. Отдельные типичные черты характера,
этики, обычаев, мировоззрения и общественного устройст-
Критика фашизма: взгляд справа
345
ва, общие для этих племен, подтверждают их происхожде-
ние от единого корня. Таким образом, в качестве центра
кристаллизация можно было выбрать «арийско-романский»
тип с его характерными чертами, что могло бы придать пра-
вильную направленность мужественной «римской» склон-
ности фашизма и позволило бы сохранить независимость от
немецкого расизма. В книге «Синтез расовой доктрины»
мы, помимо прочего, высказали схожие идеи. Муссолини,
прочтя ее, безоговорочно одобрил содержавшиеся в ней те-
зисы и одобрил предложенные нами шаги, которые можно
было бы предпринять в данном направлении, осуществле-
нию коих, однако, воспрепятствовали последовавшее обо-
стрение ситуации, а также некоторое внутренне сопротив-
ление.
Конкретно, мы утверждали, что единая нация и единая
«раса» — суть разные вещи и в каждом представителе исто-
рической нации имеются различные составляющие или со-
возможности. Надлежащая атмосфера высокого напряжения
позволяет создать условия, при которых некоторые из них
способны возобладать и начать действовать избирательным
образом, что постепенно приводит к изменению в том числе
уровня soma. В качестве примера, некоторые указывают на
отбор, — в том числе по физическим характеристикам —
который происходит среди представителей спецподразделе-
ннй, предназначенных для исполнения особо ответственных
миссий (например, десантники и прочие). Подобный подход
явно не имеет ничего общего ни с искаженным расизмом, ни
с вульгарным антисемитизмом1 и, следовательно, может
1 Чуть выше мы говорили, что антисемитизм существовал во
все времена. В христианскую эру он имел религиозный характер,
но довольно сложно объяснить постоянную неприязнь к евреям в
одном и том же народе лишь религиозными факторами, без учёта
особых черт характера, присущих этому народу. Современный
антисемитизм, напротив, имеет социальную подоплёку; его су-
ществование связано с реакцией на то, что евреи в разных стра-
нах, тесно сплоченные между собой, ухитрились занять ключевые
позиции в интеллектуальной, экономической и профессиональной
жизни, в процентном отношении никак не сравнимом с количест-
вом евреев по отношению к общему «арийскому» населению соот-
346 Юлиус Эвола
быть использован государством, основанным на иерархиче-
ских и традиционных ценностях.
Таким образом, учитывая три вышеперечисленные при-
чины и соответствующие требования, а также памятуя о не-
допустимости одностороннего отождествления расизма с
фанатичным антисемитизмом, мы не должны считать расист-
ский аспект фашизма (если склонны использовать именно
этот термин) чистым заблуждением, подражанием или «ино-
родным телом».
В связи с вышесказанным имеет смысл дать общую рет-
роспективную оценку фашистского опыта в целом. Внутрен-
няя ценность данной идеи или системы должна оцениваться
сама по себе, независимо от обстоятельств, обусловивших ее
воплощение. Однако практически и исторически решающим
фактором является качество людей, которые утверждают и
защищают эту идею или систему. Если это качество низкое,
ветствующих народов (см. также стр. 398 и сл.). Однако если мы
хотим быть беспристрастными, подобная позиция недопустима,
так как в этом случае обращение к «расе» может свестись к пре-
тензии типа «ты убирайся, а я займу твое место». В первую оче-
редь необходимо определить еврейский образ жизни (еврейство как
внутреннюю или духовную расу) и, помимо численной диспропор-
ции на ключевых позициях, показать, что в отдельных случаях
данный образ жизни придаёт особое, нежелательное направление
соответствующим видам деятельности, пусть даже сами евреи это-
го нс замечают. Естественно, данная «раса» — «еврейство» — не
имеет ничего общего с религией; принятие христианства столь же
мало изменяет её, насколько оно способно изхменить телосложе-
ние, наследственность или врожденные задатки негра. Это свиде-
тельствует о важности понятия «внутренней расы» для беспри-
страстной оценки. Однако воспользуемся случаем заявить, что се-
годня всякая антисврсйская полемика почти бессмысленна, учиты-
вая, что все обвинения, предъявляемые евреям, не в меньшей сте-
пени затрагивают и так называемых «арийцев», которые даже не
могут сослаться на дурную наследственность. Говоря об американ-
ском капитализме и рассматривая традиционную связь евреев с
торговлей, капиталом и выгодой, Вернер Зомбарт утверждал то же
самое, говоря, что еврей эмансипировался и продвинулся в совре-
менную эпоху ровно настолько, насколько передал своё мышление
несврею.
Критика фашизма: взгляд справа 347
то мало пользы принесет внутренняя ценность принципов —
и наоборот: бывает, что ущербная или теоретически непри-
емлемая система может удовлетворительно функциониро-
вать, пусть даже непродолжительное время, если ее поддер-
живают качественные люди и вожди. Так что очевидно то
принципиальное значение, которое обретают ценности «ра-
сы» в более широком духовном и типическом, а не чисто
биологическом смысле, о чем мы говорили чуть выше.
. Поэтому попытаемся понять насколько отрицательные
стороны фашизма — как открыто проявленные в нем, так и
сокрытые до поры за идеологическим фасадом, но всплыв-
шие на поверхность в момент испытаний, — были обуслов-
лены человеческим фактором. Рискнем перевернуть положе-
ние антифашистов, утверждающих, что фашизм отрицатель-
но повлиял на итальянский народ, «итальянскую расу», и
попытаемся разобраться, не обстояло ли дело прямо проти-
воположным образом. Предположим, что именно этот народ,
эта «раса», оказала отрицательное влияние на фашизм, точ-
нее, на попытку фашизма, поскольку оказалась не в состоя-
нии выдвинуть достаточное количество людей, соответст-
вующих поставленным задачам; здоровых людей, способных
развить положительные потенциальные возможности, зало-
женные в системе. Подтверждение тому стала, прежде всего,
нехватка действительно свободных людей, действовавших не
вне и против фашизма, но внутри него, то есть людей, кото-
рые могли бы бесстрашно и открыто сказать Муссолини
правду, вместо того чтобы обманывать его, потакая его же-
ланиям (например, его ввели в заблуждение относительно
реального военно-промышленного потенциала Италии, необ-
ходимого для вступления в войну). Конечно, подобные люди
существовали во времена фашизма, но их было очень мало.
Следовало бы вспомнить древнее римское правило, согласно
которому истинный государь желает быть не хозяином ра-
бов, но вождем свободных людей, добровольно идущих за
ним. Ведь только такие люди способны очистить душу вла-
стителя от задатков, которые вследствие человеческой сла-
бости нередко побеждают в нем на радость прирожденным
льстецам. Шире говоря, стоит поставить вопрос о качестве
человеческого материала, на который пришлось опереться
348
Юлиус Эвола
фашизму. Красноречивым свидетельством его негодности
стала та скорость, с которой народные массы, столь же легко
меняющие свое мнение, как флюгер свое направление при
любом дуновении ветра, растаяли как снег под солнцем в
момент опасности, и та готовность, с которой большинство
вчерашних фашистов отреклось от своих убеждений, без ма-
лейшего стыда оправдывая свое членство в партии конфор-
мистскими и оппортунистическими соображениями или вре-
менным помешательством. Мы считаем, что «итальянская
раса» заслужила суда, который приводит нас к малоутеши-
тельному выводу о ее очевидной невосприимчивости ко все-
му, что не состыкуется с той ее «традицией», согласно кото-
рой фашизм является темным пятном в итальянской истории,
а возвращение к «демократии» (исключительно благодаря
военному поражению), ознаменованное окончательным раз-
рывом с политическими и государственными идеалами ис-
тинно правого движения, превозносится как второе «Возро-
ждение».
Большинство читателей, вероятно, заметило, что в на-
шем критическом исследовании фашистской доктрины мы
обращались в основном к фашизму двадцатилетнего перио-
да. На наш взгляд, нет смысла в подробном изучении второ-
го периода фашизма, времен Республики Сало, поскольку
эта попытка создания государственной и общественно-поли-
тической доктрины была чрезмерно обусловлена чисто вре-
менными соображениями, а последующие события не позво-
лили обрести ей более зрелый характер. Однако безусловной
ценностью этого фашизма второго периода является его
фронтовой и легионерский аспект. Кто-то верно подметил,
что именно тогда, возможно впервые за всю итальянскую
историю, сравнительно большое количество итальянцев соз-
нательно избрало путь борьбы на потерянных позициях, про-
явило готовность к самопожертвованию ради верности вож-
дю и воинской чести. Это стало возможным благодаря тому,
что среди итальянцев еще сохранились люди, способные вы-
держать испытанием огнем. Поэтому вне каких-либо идеоло-
гических или партийных пристрастий (это нам хотелось бы
особо подчеркнуть) можно сказать, что с чисто моральной и
экзистенциальной точки зрения «итальянская раса» доказала
Критика фашизма: взгляд справа 349
свою способность действовать в чрезвычайных обстоятель-
ствах, подтвердила, что среди простых итальянских солдат,
как сражающихся в регулярных частях, так и в батальонах
чернорубашечников, есть герои, способные на подвиг1.
1 28 сентября 1943 г. в журнале «Новая политика» была опуб-
ликована статья под названием «Размышления о событиях в Ита-
лии», которая впоследствии по распоряжению Муссолини, судя по
этому, разделявшего изложенные в ней идеи, была переиздана в виде
брошюры для широкого распространения. Это была своего рода са-
мокритика отдельных сторон фашистского строя и выявившихся в
нем недостатков. Некоторые из высказанных в ней суждений заслу-
живают цитирования. В частности, в ней политический класс режима
обвинялся в «создании преграды между Муссолини и фашистской
массой ради того, чтобы воспрепятствовать Дуче найти новых воз-
можных соратников: поэтому любого фашиста, обладавшего малей-
шей ценностью, подвергали травле до тех пор, пока его не убеждали
уйти в тень или политически стирали в порошок». Второе обвинение
состояло в «применение метода смены караула в фиксированной и
замкнутой системе политического сообщничества и общих матери-
альных интересов в руководящих сферах режима: в злоупотреблении
доверием Муссолини, настолько, что от него скрывали и нередко
обманывали по поводу положения режима и настроения страны даже
в самое критическое время, затем взваливая на плечи Дуче всю от-
ветственность и непосредственную инициативу мероприятий и ди-
ректив, ему нс принадлежавших». Необходимо постоянно помнить
об этом, когда заявляют (как это делает М. Бардсш), что «урок
итальянского фашизма показывает нам опасности и пределы челове-
ка, изолированного от самой своей власти», «неприемлемость и
опасность чистого цезаризма, к которому в конце концов пришел
фашизм». Нельзя умолчать о той роли, которую сыграла в этом
итальянская человеческая субстанция, о чем мы говорили ранее, сво-
им поведением мало соответствовавшая тому идеалу, который тре-
бует суровая идея Ордена (единственное, что могло противостоять
подобной изоляции).
В этой статье также высказывались претензии по поводу веде-
ния войны: «сначала скомпрометировали ход войны, несмотря на
постоянную эксплуатацию риторического иссякшего патриотизма, а
затем предрешили военную катастрофу естественным отвращением
ко всякому высшему испытанию, которое могло не столько подверг-
нуть риску судьбу нации, сколько побеспокоить их собственную, до
того времени благоустроенную и спокойную, жизнь».
Признание этих ошибок, пусть запоздалое, достойно упоминания.
350
Юлиус Эвола
XII
В заключение приведем несколько соображений относи-
тельно того, как проявил себя фашизм на международном
уровне — в плане заключения политических союзов.
Прежде всего, укажем на возможные альтернативы раз-
вития внешней итальянской политики, приведшей к сближе-
нию Италии с Германией, возникновению Оси Рим-Берлин и,
наконец, к заключению «Трехстороннего Пакта» в начале
мировой войны.
Даже у тех, кто в принципе не разделяет антифашист-
ских воззрений, в этом отношении чувствуется некий ком-
плекс. Нет смысла скрывать, что в Италии — за исключени-
ем высших дипломатических кругов — идея сближения с
Германией не пользовалась популярностью. Отчасти это бы-
ло вызвано влиянием прежней идеологии, до той или иной
степени охватившей все слои населения. Согласно особой
«отечественной истории» либерально-масонского приготов-
ления, проникнутой идеями эпохи освободительного движе-
ния, немец (помимо прочего, отождествляемый с австрий-
цем) считался извечным врагом итальянского народа (эта
«история» в своих мистификациях умудрилась приписать
«национальное значение» даже восстанию коммун против
Священной Римской Империи и ее представителя Фридри-
ха I). Однако второй и более существенной причиной стала
нетерпимость итальянской «материи» к «форме», которую
пытался придать ей фашизм.
Мы уже говорили о фактическом родстве Спарты,
древнего Рима и германских племен с точки зрения миро-
восприятия и типичных добродетелей. С другой стороны,
нельзя отрицать очевидного различия между романским и
«латинским» — в частности «итальянским» — темперамен-
том, образом жизни и мировоззрением. Поэтому обращение
фашизма к римскому символу, желание сделать его орудием
политического и этического воспитания, естественно, приве-
ло к пересмотру как «латинского», так и антинемецкого ми-
фа. Говоря о первом, Муссолини позволил себе использовать
такое выражение как «братства ублюдков», что до второго,
то он не мог не видеть, что такие черты как дисциплина, по-
Критика фашизма: взгляд справа
351
эядок, военная выправка, любовь к авторитету и суровость,
двойственные центрально-европейским народам и особенно
труссачеству, роднили их с древним римлянам в изначаль-
ный и лучший период их существования и одновременно
существенно отличались от тех, которые возобладали в ла-
тинских народах, а следовательно, и в итальянцах. Типичны-
ми для последних были скорее индивидуализм, недисципли-
нированность, поверхностность, мелкобуржуазная мораль.
Именно эти черты считались характерными для лубочной
Италии для туристов, с ее мандолинами, гондолами, музея-
мй, руинами, «Sole mio» и прочими атрибутами, хотя наряду
: ней существовала другая Италия, где вдали от праздного
взгляда продолжали жить трудолюбивые, верные древним
>бычаям люди1.
Итак, с точки зрения идеалов наличие внутреннего срод-
ства было неоспоримо. Поэтому призыв к «романизации» и
фашизации нации (последняя в данном случае обретала бы
юложительный характер, естественно, с учетом сделанных
гами ранее оговорок) в сущности был равнозначен требова-
1ию придать ей до определенной степени прусскую форму.
Итальянская история знает примеры подобной политической
>риентации — мы имеем в виду гибеллинство, привержен-
цами которого был Данте и большинство итальянской знати
:ого времени. Поистине удивительно, что в период образо-
вания Оси фашизм не воспользовался гиббелинским ми-
[юм. Возможно, этому воспрепятствовали социальное про-
хождение и воспитание Муссолини и его ближайших со-
сатников.
Как бы то ни было, из вышесказанного следует, что ди-
цломатические связи с Германией, приведшие к возникнове-
шю Оси Рим-Берлин, могли бы иметь более прочную идей-
1ую опору, не зависящую от исторической конъюнктуры2. * 5
1 См. по этому поводу уже упомянутую нами ранее книгу «Лю-
IH и руины».
5 Подобные соображения могли стать основой сближения для
включения Трехстороннего Пакта, если рассматривать японцев
в прошлом) как нацию прямых наследников империи божественного
|рава, самураев (воинская знать) и их этики. Однако это было до-
вольно сложно, учитывая большие различия в расе, истории и среде.
Юлиус Эвола
352
Одновременно это проясняет скрытый смысл той нетерпимо-
сти и неприязни к сближению с Германией, доходящей до
прямого противодействия, которую выказала определенная
часть «итальянской расы» и даже отдельные фашисты (ти-
пичный пример: Галеаццо Чиано). Впрочем, не будем из-
лишне односторонне истолковывать события. Само собой,
сближение Италии с Германией было вызвано также наличи-
ем конкретных общих интересов, обоюдной симпатией двух
«диктаторов», сродством фашистского и национал-социалис-
тического движений в смысле их тяготения к популизму, от-
носительно чего мы уже высказали наше суждение. Но это не
отменяет сильнейшего впечатления, которое оказала на Мус-
солини сохранившаяся и в гитлеровской Германии преемст-
венность с прежней традицией, этикой и концепцией герма-
но-прусского государства.
С другой стороны, сама природа доктрины и мировоз-
зрения, утверждаемых фашизмом, делали его естественным
противником как мира европейских демократий и капита-
лизма (высшим олицетворением которого были США), так и
коммунистического мира в лице советской России — или,
говоря современным языком, как Запада, так и Востока. По-
этому в принципе позиция, занятая Италией во время Второй
мировой войны, логически вытекала из идеологии фашизма и
утверждаемых им ценностей. Теоретически по этому поводу
нет никаких возражений.
Соображения другого рода, которые можно было бы
привести касательно войны, выходят за рамки нашей темы.
Мы уже говорили, что нельзя по итогам войны судить о ре-
альной ценности идеологии, которая привела Италию к уча-
стию в войне на стороне Германии, под знаменем трехсто-
роннего сотрудничества. Однако вполне правомочен вопрос
о правильности ведения самой войны, в том числе в смысле
реальной оценки собственных возможностей и наличия чув-
ства меры, что относится как к Италии, так и — в большей
мере — к Германии. Естественно, всяк задним умом крепок.
В то время, после краха западного союзнического фронта,
когда только Великобритания продолжала оказывать почти
безнадежное сопротивление в предчувствии скорого пораже-
ния, мало кто сомневался в победе Германии и мог предуга-
Критика фашизма: взгляд справа 353
хать, что Италия, вступив в войну, окажется втянутой в со-
бытия, на ход которых Муссолини не сможет оказать ни ма-
лейшего влияния.
(Кстати, не надо забывать, что Муссолини до последнего
момента пытался избежать Второй мировой войны, выступив
с инициативами, которые, к сожалению, не нашли должного
отклика и были отвергнуты, прежде всего, Францией. Стоит
юмнить и о том, что он же предлагал заключить «Четырех-
сторонний Пакт» (между Германией, Англией, Италией и
Францией), который мог бы оказать серьезное влияние на
юсь ход последующих событий, если бы не натолкнулся на
>гоизм, идеологические предубеждения и узость взглядов
хругих партнеров.)
Кроме того, мы полагаем, что хотя с идеологической
точки зрения фронты мировой войны в целом выглядели ло-
ично, это не оправдывает проявленного Гитлером отсутст-
вия чувства меры, его фанатизма и самой настоящей мегало-
мании, которые привели к столь гибельным результатам. Ре-
шьной первопричиной войны стала именно его одержимость
мифом народа-расы, который он жаждал объединить в еди-
юм Рейхе во главе с единым Фюрером («Ein Folk, ein Reich,
>in Fuhrer»). Вполне вероятно, картина современной Европы
5ыла бы совершенно иной, если бы Германия ограничилась
возвращением позиций, утраченных после поражение в Пер-
юй мировой войне, и, вернув себе статус великой европей-
ской державы, сумела бы соблюсти чувство меры в своем
юдъеме и экспансии. Если бы она, не забывая о непримири-
мых противоречиях, повременила бы с началом войны, ей не
фишлось бы воевать с единой коалицией (возникшей имен-
ю благодаря неосмотрительным действиям Гитлера) тех сил,
которыми при более благоприятном стечении обстоя-
ельств можно было бы справиться по одиночке.
Однако события пошли в направлении, наиболее жела-
елыюм для тех, кто, как в Германии, так и в Италии, горячо
каждал военного поражения своих наций, поскольку оно оз-
начало падение соответствующих режимов *. Многие собы-
1 Среди них — Бснедстго Кроче. Противник выступления Ита-
ии в Первой мировой войне против Германии (он говорил тогда, что
2 Людк и руины
354
Юлиус Эвола
тия итальянской войны наводят на горькие мысли о том, на-
сколько их неподготовленность и непродуманность со сто-
роны верховного командования были вызваны саботажем
или даже изменой.
Впрочем, если вы не являетесь принципиальным анти-
фашистом, то подход должен быть совершенно иным. Преж-
де всего, не следует исключать возможности исправления
недостатков, присущих как фашизму, так и национал-социа-
лизму, в случае выигрыша войны. Залогом этого очиститель-
ного действия могли бы стать бывшие фронтовики. Вернув-
шиеся на родину ветераны Первой мировой войны в ответ на
царившую тогда общественно-политическую атмосферу по-
ложили начало новому движению. Точно так же люди, зака-
ленные новой войной, могли бы обновить кадры режима,
исправив его отрицательные стороны, но сохранив в непри-
косновенности основные идеи.
Развернутая в невиданных прежде масштабах послево-
енная пропаганда стремится представить все события пред-
шествующего периода как позорную страницу истории, без-
устанно талдыча о страшных застенках Гестапо или Овра,
концентрационных лагерях и т.п., бесконечно преувеличи-
вая, незаконно обобщая или даже попросту выдумывая вся-
кие ужасы, пригодные для этой цели. Прежде всего это каса-
ется Германии. Мы вовсе не склонны идеализировать режи-
мы того времени и охотно согласимся с тем, что многое в
против Германии могли воевать лишь «слабоумные») и поклонник
Гегеля, философа авторитарного прусского Государства, он в даль-
нейшем не постыдился заявить в публичном выступлении о том,
что желает победы врагу и даже ей способствует «мыслью, чувст-
вом и действием», подтвердив, что союзники вели не «просто вой-
ну политических и экономических интересов, но религиозную войну
(sic!)» — которую генерал Эйзенхауер не побоялся назвать «кресто-
вым походом» в Европе. Был лишь один маленький изъян — среди
союзников фигурировал, и даже сыграл решающую роль в исходе
войны, Советский Союз, атеистический и намеренный сражаться со
всякой религией как «опиумом для народа» и «контрреволюцион-
ным» фактором. После крушения Кроче, как и многих других анти-
фашистов, постигло горькое разочарование, о чём, естественно,
умалчивают сегодня те, кто превозносит Кроче-антифашиста.
Критика фашизма: взгляд справа 355
них заслуживает сурового осуждения. Но не бывает револю-
ции или войны без темных сторон и непонятно, почему толь-
ко Третий Рейх должен нести ответственность за злодеяния,
в которых в не меньшей, если не в большей степени повинны
зачинщики европейских религиозных войн, Французской
революции или большевистского мятежа и последующего
советского режима, о чем заинтересованные лица, естествен-
но, предпочитают умалчивать. Метод приписывания против-
нику всех ошибок и преступлений, скрывая или отрицая при
этом свои собственные, хорошо известен. Но никогда прежде
он не использовался столь нагло и систематически, как во
время и после Второй мировой войны.
Итак, учитывая сказанное нами о возможности исправ-
ления и нормализации системы, следует сказать, что никакая
цена не показалось бы слишком высокой, если бы война чу-
дом (учитывая чудовищную диспропорцию материальных
сил к концу войны) закончилась бы победой. Представим
себе следующую картину: вместо коммунизации европей-
ских стран за «железным занавесом» и холодной войны меж-
ду «Востоком» и «Западом», которая худо-бедно идет по сей
день — общий кризис коммунизма, который со всей вероят-
ностью последовал бы за падением советской власти в Рос-
сии; вместо современной Западной Европы, униженно заис-
кивающей перед американскими президентами в страхе за
свою безопасность — присмиревшие США, устраненные из
европейской политики; уменьшение господства Англии, по-
ложение которой, однако, несмотря на потерю отдельных
колоний, было бы не столь плачевным, как положение «по-
бедоносной» Великобритании, ставшей свидетелем распада
собственной империи (то же произошло с «победоносной»
Францией); вместо нового крупного и крайне опасного очага
мировой крамолы в Азии — предотвращение коммунизации
Китая в результате победы Японии; сохранение европейской
гегемонии за счет обуздания повстанческого движения цвет-
ных народов, ибо никогда при «Новом Ордене», образован-
ном во имя идей, отстаиваемых странами Оси, не развился
бы противоестественный психоз антиколониализма и взбун-
товавшиеся цветные не могли бы рассчитывать на поддержку
со стороны Советов. Не обязательно становиться «фаши-
356
Юлиус Эвола
стом», достаточно быть человеком правых убеждений, сво-
бодным от современных предрассудков, чтобы, охватив
мысленным взором нарисованную нами картину, подвести
итог и адекватно оценить дистанцию, отделяющую ее от того
печального зрелища, которое представляет собой современ-
ный мир.
XIII
Мы подошли к концу нашего исследования. Надеемся,
несмотря на его краткость, нам удалось указать основы для
критической оценки структур и значения фашизма, рассмат-
риваемых с точки зрения, отличной как от одностороннего
его восхваления, так и от априорного поношения. Сущест-
венным для нас было введение критериев, позволяющих
выйти за ограниченный горизонт, свойственный обоим вы-
шеуказанным подходам.
В связи с этим воспользуемся случаем подчеркнуть ис-
ключительность «чрезвычайных» законов против фашизма и
его пропаганды, действующих в Италии по сей день, пусть
даже в несколько измененном виде.
Мы не отрицаем, что «демократия» имеет право на само-
защиту при помощи законодательных мер, но только в том
случае, если под «демократией» понимают определенную
процессуальную политическую форму, а не однозначную
догматическую доктринальную систему. Иначе, учитывая
множество самых разнообразных толкований «демократии»,
мы сталкиваемся со странным противоречием. Сколь бы ни
казалось парадоксальным, демократическая «свобода мне-
ний» обязана признать законность исповедания и защиты
антидемократических идей, ибо в противном случае она сама
становится насильственным, тираническим режимом, пусть и
с обратным знаком. (Впрочем, многие отмечали, что ни один
режим не является столь нетерпимым и фанатичным, как тот,
который провозглашает «свободу».)
Демократия, как метод, имеет право бороться лишь с
практической деятельностью, направленной на захват власти
в государстве путем прямого насилия. Если бы упомянутое
Критика фашизма: взгляд справа 357
законодательство, преследуя как преступление возрождение
фашистской партии, руководствовалось бы этим правилом,
нам нечего было бы возразить (но не надо забывать, что в
Италии фашизм пришел к власти законным путем — Муссо-
лини получил бразды правления от монарха, также и в Гер-
мании нацизм добился успеха, победив на выборах).
Однако обсуждаемое законодательство направлено не
только на подавление определенных внешних проявлений
(фашистское приветствие, черные рубашки, фашистские
гимны и т.д.), но также расценивает как преступление «апо-
логетику фашизма». Это — юридический абсурд: назначать
наказание, не определив состава преступления — в нашем
случае не дав предварительно четкого определения «фашиз-
му». Впрочем, отсутствие такового отчасти связано с факти-
ческой невозможностью. Читателю, следовавшему за нами
до данного момента, совершенно ясно, что стремление осу-
дить и окончательно искоренить фашизм равнозначно одно-
временному осуждению идей и принципов, присущих не ис-
ключительно фашизму, но сыгравших значительную роль во
многих предшествующих системах. Пришлось бы признать
«фашистскими» большинство государств, существовавших с
древнейших времен, основанных на принципе авторитета и
иерархии и не допускавших ничего подобного абсолютной
демократии, либерализму или социализму.
Серьезное законодательство по самозащите демократии,
дабы не нарушить логики и не впасть в явное сектантство,
должно начать с общего определения системы, конституци-
онно для нее неприемлемой, частным случаем которой яв-
ляется «фашизм» (точнее отдельные стороны фашизма), и
каковую, если угодно, можно назвать «тоталитарной» в ука-
занном нами отрицательном смысле. Это определение долж-
но иметь строго системный и объективный характер, без на-
вешивания ярлыков. Однако совершенно очевидно, что по-
добного рода законодательство в первую очередь ударило бы
по коммунизму и привело бы к немедленному роспуску и
запрету компартий в демократических государствах. Именно
так поступили в США и поначалу в ФРГ.
Италия, приняв законодательство против фашизма, не
сделала того же по отношению к коммунизму и коммунист!!-
358
Юлиус Эвола
ческой пропаганде (хотя известно, что в Италии компартия
является активной организацией, занимающейся пропаган-
дой, обладающей складами оружия, сетью «ячеек», поль-
зующейся иностранным финансированием и так далее, что
явно требует принятия куда более серьезных мер, нежели
против устрашающего «возрождения фашистской партии»).
Это свидетельствует о специфической направленности дан-
ных законов, обусловленной не строго юридическими сооб-
ражениями, но партийными пристрастиями. Практически
демократия попала под влияние левых сил и коммунистов,
которые, как говорилось ранее, в тактических целях готовы
воспользоваться ей для ее же ниспровержения в будущем,
рассчитывая на невежество, загипнотизированность и ни-
зость ее представителей.
В современной Италии это невежество оборачивается
самой настоящей безответственностью, хотя казалось бы ес-
тественным признать необходимость организации нацио-
нального движения в качестве противоядия против болезни,
поразившей практические все национальные учреждения.
Два выдающихся социолога, Парето и Моска, справедливо
указывали, что в результате возникновения индустриализо-
ванного массового общества и усиления социальной сферы
современное государство почти лишилось средств для за-
щиты своего авторитета, которыми оно располагало ранее.
В чрезвычайной ситуации профсоюзы и аналогичные массо-
вые организации трудящихся при помощи забастовок и сабо-
тажа способны настолько парализовать весь национальный
организм, что не поможет ни вмешательство сил полиции, ни
даже армии. Учитывая степень распространения в Италии
коммунистической заразы, вполне очевидна необходимость
создания национальным движением своего рода сети, охва-
тывающей всю страну и способной быстро мобилизовать
своих сторонников для оказания повсеместного (на заводах,
в учреждениях, сфере услуг и т.д.) сопротивления в чрезвы-
чайной ситуации. Первоочередной целью должна быть защи-
та государства от развала и от подрыва его авторитета (даже
если это «пустое государство»), а не отрицание того и друго-
го. Вклад, который могло бы внести в решение указанной
проблемы правое движение, похоже ускользает от глаз со-
Критика фашизма: взгляд справа
359
временных правителей демократической Италии (худшего
политического класса из когда-либо бывших), подверженных
«психозу фашизма» и способных лишь придумывать «чрез-
вычайные законы», поверхностность и односторонность ко-
торых мы показали.
Мы говорили в начале, что хотя в столь сжатом иссле-
довании невозможно полностью изложить правую полити-
ческую доктрину, мы постараемся в ходе критического ана-
лиза выявить основные ее предпосылки. Надеемся, что так
и произошло. Однако возможно для многих результат по-
кажется обескураживающим. Действительно, дистанция,
отделяющая принципиальную доктрину правых от сущест-
вующей сегодня политической и идеологической реально-
сти, выглядит едва ли преодолимой. Помимо вышеупомя-
нутого национального движения, основной задачей которо-
го является чуть ли не чисто физическая самооборона, где
сегодня те силы, которые рискнули бы бескомпромиссно от-
стаивать указанные положительные стороны фашизма — с
особым упором на монархическую, аристократическую и
иерархическую идею, — выявленные нами путем отделения
отрицательных аспектов и соответствующей интеграции.
Учитывая сложившуюся ситуацию, критический анализ,
подобный предпринятому нами в данной работе, имеет чисто
теоретическое значение и может быть интересен лишь по-
стольку, поскольку не только в Италии, но и во всей Европе
такого исследования — не связанного партийными пристра-
стиями и конъюнктурными соображениями, но опирающего-
ся на почти забытые идеи высшей традиции — до сих пор не
было. С практической точки зрения ситуация может изме-
ниться лишь если вместо окончательного развала, достигну-
того силами мировой крамолы при помощи средств, предос-
тавленных в их распоряжение демократическим законода-
тельством, наступит подлинный кризис, который вызовет
реакцию со стороны национального организма, подобно тому
как в индивидуальном физическом организме при смертель-
ной угрозе внезапно пробуждаются казалось бы уже угасшие
жизненные силы. Тогда единственной альтернативой, преду-
360
Юлиус Эвола
гаданной еще Доносо Кортесом и упомянутой нами чуть ра-
нее, останется выбор между «абсолютными отрицаниями» и
«высшими утверждениями». На сегодняшний же день беспо-
лезно искать в нашей работе каких-либо особых практиче-
ских намерений.
В качестве заключения нам хотелось бы вкратце пере-
числить важнейшие черты государственного строя, который
мог бы возникнуть из движения «фашистского» типа, если
бы тому удалось преодолеть все колебания и путаницу, свой-
ственные движениям прошлого, в указанном нами положи-
тельном, то есть правом, смысле. Однако следует помнить,
что мы исходим здесь не из фактической действительности,
которую представлял собой итальянский фашизм и схожие
движения других стран в их неповторимой «историчности».
Ценность и актуальность имеют скрытые возможности «фа-
шизма», то есть — как было удачно подмечено — то, чем
«он мог и должен был быть» в случае реализации определен-
ных условий.
Первой характерной чертой такого государства является
решительная и бескомпромиссная позиция против всякой
демократии и социализма. Пора положить конец глупой не-
дальновидности, трусости и лицемерию тех, кто безостано-
вочно талдычит о «демократии», пропагандируя и восхваляя
ее. Демократия — это регрессивное, сумеречное явление.
Настоящее государство должно быть направлено как
против капитализма, так и против коммунизма. Его средото-
чием должны стать принцип авторитета и трансцендентный
символ верховной власти. Самым естественным олицетворе-
нием данного символа является монархия. Потребность в
высшем освященйи данной трансцендентности имеет осно-
вополагающее значение.
Монархия вполне совместима с «легитимной диктату-
рой», в соответствие с древним римским правом. Монарх
может даровать (обязательно на основе лояльности) исклю-
чительные права человеку, обладающему особыми качества-
ми и подготовкой, на время чрезвычайной ситуации или для
решения особых задач.
Возможна система «авторитарного конституционализ-
ма», которая включает в себя преодоление детерминизма и
Критика фашизма: взгляд справа
361
мифологии так называемого «правового государства». Право
не возникает из чего-то готового и не подверженного изме-
нениям. В основе всякого права лежат отношения силы.
Власть, из которой рождается всякое право, обладает правом
вмешательства для устранения и изменения действующих
структур в случае необходимости, свидетельствуя тем са-
мым, что политический организм сохраняет волю и высшую
власть, что он не утратил живой души, превратившись в не-
что абстрактное и механическое.
Государство — это первичный по сравнению с нацией,
народом и «обществом» элемент. Оно (вместе со всем, при-
надлежащим политическому уровню и политической реаль-
ности) определяется преимущественно на основе идеи, а не
натуралистических и договорных факторов.
Не договорные отношения, но узы верности и послуша-
ния, свободного подчинения и чести составляют основы на-
стоящего государства. Ему не ведомы демагогия и популизм.
Оно органично и едино, не будучи «тоталитарным».
Вышеуказанные отношения являются предпосылкой широ-
кой децентрализации. Частные свободы и автономии нахо-
дятся в прямой зависимости от преданности и ответственно-
сти. В случае нарушения обязательств центральная власть в
соответствии с собственной природой имеет право на вмеша-
тельство, осуществляемое с тем большей твердостью и суро-
востью, чем больше свободы было допущено.
Настоящее государство не признает системы парламент-
ской демократии и партократии. Оно может позволить лишь
гибкое корпоративное представительство избирательного
характера в виде Нижней или Корпоративной палаты, над
которой стоит Верхняя палата, как высшая инстанция, гаран-
тирующая главенство политического принципа и высших (не
только материальных и практических) целей.
Поэтому оно требует решительного отказа от ложной
системы всеобщего равного избирательного права, сегодня
доступного даже женщинам. Столь же неприемлем лозунг
< политизации масс». Большинство здоровой нации не долж-
но заниматься политикой. Фашистский трехчлен «авторитет,
порядок и справедливость» сохраняет для настоящего госу-
дарства неоспоримое значение.
362
Юлиус Эвола
Политическая партия, необходимый орган движения в
период борьбы и на переходном этапе, после прихода к вла-
сти и стабилизации не должна перерастать в «однопартий-
ную» систему. Основной задачей должно стать создание
Ордена, соучастника достоинства и авторитета, сосредото-
ченных в центре, на членов которого будут возложены не-
которые из функций, свойственных в прежних традиционных
режимах дворянству, как политическому классу, занимаю-
щему ключевые позиции в государстве: в армии, на дипло-
матических должностях и т.п., предпосылкой чего служили
суровая этика и особый образ жизни. Это ядро должно стать
также хранителем и носителем идеи государства, а также не
допустить «цезаристской» изоляции обладателя верховной
власти.
Сфера политики и власти по самой своей природе неза-
висима от экономики и не должна подчиняться экономиче-
ским группам или интересам. Здесь уместно вспомнить
слова Суллы, который говорил, что он стремится обладать
не золотой утварью, но иметь власть над теми, кто ею вла-
деет.
Необходимо провести корпоративную реформу в самом
сердце мира труда и производства, то есть на предприятиях,
которые должны быть органично реорганизованы и реши-
тельно освобождены от классовости и классовой борьбы, то
есть как от «капиталистического», так и пролетарского или
марксистского мышления. Необходимо решительно отка-
заться от синдикализма как основного орудие всех беспоряд-
ков последнего времени, настоящей раковой опухоли на теле
демократического государства. Согласно фашистской кон-
цепции, судьей, улаживающим конфликты и недоразумения,
должно быть государство. Объективность и сила этой выс-
шей инстанции, воплощенные в соответствующих структу-
рах, положат конец использованию забастовок для шантажа
государства, ибо уже вполне очевидно, что их целью являет-
ся удовлетворении скорее политических, нежели социальных
или экономических требований.
Защита принципа истинной справедливости требует от-
каза от пресловутой «социальной справедливости», служа-
щей исключительно интересам самых низших слоев населе-
Критика фашизма: взгляд справа 363
ния, так называемых «трудящихся», в ущерб высшим клас-
сам, что приводит к самой настоящей несправедливости. На-
стоящее государство должно быть исрархичным, и прежде
всего потому, что оно способно установить и заставить со-
блюдать истинную иерархию ценностей, утверждая главен-
ство тех, кто принадлежит высшему, а не материально-
практическому уровню, и признавая законность естественно-
го неравенства и соответствующих различий в социальном
положении, возможностях, достоинствах. Оно отвергает
ложный лозунг государства труда, будь то государство «на-
циональным» или нет.
Жизненно важным условием существования настоящего
государства является наличие особой атмосферы высокого
напряжения, которую не следует путать с искусственным
возбуждением. Предпочтительно, чтобы каждый занимал
собственное место, получая удовольствие от деятельности,
соответствующей его природе и склонностям, и, следова-
тельно, свободной и желанной как таковая, а не из практиче-
ских соображений или нездорового желания прыгнуть выше
собственной головы. Понятно, что нельзя требовать ото всех
«аскетического и воинского мировоззрения», однако можно
достичь такой интенсивности личной жизни, благодаря кото-
рой человек предпочтет большую свободу довольству и
prosperity, за которые приходится расплачиваться ограниче-
нием свободы за счет неизбежного усиления социально-
экономической зависимости. Автаркия, в указанном нами
понимании, является ценным фашистским принципом. Вы-
сокой оценки также заслуживает мужественное, умеренное
ограничение потребность, а также склонность к внутренней
дисциплине и антибуржуазная ориентация жизни. Совершен-
но недопустимо нахальное морализаторское вмешательства
общественного в частную жизнь. Здесь принципом также
является свобода, связанная с такой же степенью ответствен-
ности, а в целом предпочтение должно быть отдано принци-
пам «высшей морали» перед конформистскими принципами
«мелкой морали».
По сути атмосфера настоящего государства должна быть
персонализирующей, одухотворяющей и свободной. Внут-
ренняя сила должна создавать потенциальное тяготение, за-
364
Юлиус Эвола
ставляющее отдельных людей, группы, отдельные части и
людей Ордена вращаться вокруг центра. За этим тяготением
необходимо признать «анагогический» и дополнительный
характер; дополнительный, так как нет ничего парадоксаль-
ного в том, что истинная личность реализуется лишь там, где
действуют силы, указывающие на нечто большее, чем просто
личное. Короче говоря, для возникновения и существования
настоящего государства существенное значение играют «не-
уловимые» причины, нечто в своем роде провиденциальное,
поскольку невозможно создать и сохранить указанную атмо-
сферу, просто пожелав того.
В подобном государстве благодаря соответствующему
мировоззрению народ может по мере развития достигнуть
спокойствия, внутренней силы и стабильности, означающей
не застой, но равновесие достигнутой силы, которая в случае
необходимости способна мгновенно мобилизовать всех и
дать силы для свершения абсолютного деяния.
Доктрина государства может лишь предложить ценно-
сти, позволяющие подвергнуть проверке избирательное
сродство и преобладающие или латентные склонности на-
ции. Если народ не умеет или не желает признать ценности,
названные нами «традиционными» и определяющие истин-
ное правое движение, он стоит того, чтобы предоставить его
самому себе. В лучшем случае можно указать его прошлые и
нынешние ошибки и заблуждения, жертвами которых он стал
благодаря регрессивным процессам, а также общему и не-
редко систематически организованному внушению. Если и
это не принесет ощутимых результатов, значит народ испы-
тает ту судьбу, которую он сам себе уготовил, воспользо-
вавшись своей «свободой».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КРАТКИЙ ОБЗОР ТРЕТЬЕГО РЕЙХА
I
В этом обзоре мы намерены лишь вкратце рассмотреть
немецкий национал-социализм. Это вызвано прежде всего
тем, что нам пришлось бы повторить многие из оценок, уже
высказанных в предыдущей части, посвященной фашизму,
где мы также ссылались на различные аспекты деятельно-
сти Третьего Рейха. Поэтому остановимся только на отли-
чиях.
Первым делом необходимо иметь в виду, что в данном
случае выявить конкретные принципы, обладающие внут-
ренней ценностью, независимо от конъюнктурных сообра-
жений, по многим причинам сложнее, чем в фашизме. Во-
первых, нужно отделить те отрицательные черты «нацизма»,
которые сегодня принято выдвигать на первый план при лю-
бом упоминании Третьего Рейха — концентрационные лаге-
ря, преследование евреев, ответственность за начало Второй
мировой войны, причуды Гитлера и т.п. Во-вторых, следует
учесть, что для многих справедливую оценку национал-
социализма затрудняет та чрезмерная роль, которую в Гер-
мании (в большей степени, нежели в Италии) сыграла опре-
деленная личность — Адольф Гитлер, что позволило некото-
рым прямо говорить о Германии того времени как о Fiihrer-
Staat, то есть «государстве Фюрера». В третьих, как за гра-
ницей, так и в современной Германии многие поторопились
навесить ярлык «нацизма» на весь период от распада Вей-
марской республики до окончания Второй мировой войны,
как если бы речь шла о чем-то всецело едином и однород-
ном. При этом совершенно не учитывают отдельные компо-
ненты, сыгравшие свою роль в рождении и строительстве
Третьего Рейха, между которыми существовали трения и
разногласия (нередко достаточно серьезные), незаметные
постороннему взгляду.
Поэтому в настоящем исследовании мы намерены оста-
новиться на малоизвестных, но наиболее значимых для на-
ших целей аспектах. Следовательно, чтобы представить всю
366
Юлиус Эвола
картину целиком, имеет смысл обратиться к предшествую-
щим событиям и рассмотреть общую идеологическую и по-
литическую ситуацию, сложившуюся в Германии накануне
прихода Гитлера к власти.
Можно не принимать в расчет социал-демократические
и либеральные силы парламентской республики Веймар, не-
компетентность, слабость и несостоятельность которых ста-
новились все более очевидными, так же как их неспособ-
ность покончить с социальным кризисом, вызванном пора-
жением немцев в войне, падением предшествующего строя,
гибельными для Германии условиями Версальского договора
и растущей безработицей. Воцарившаяся атмосфера упадка
позволила марксизму и, в частности, коммунизму занять
сильные, как никогда ранее в немецкой истории, позиции.
Хотя главным образом это стало следствием неудачного сте-
чения обстоятельств, однако дальнейшее развитие в том же
направление могло привести к тревожным результатам, если
бы не произошли события, коренным образом изменившие
сложившуюся ситуацию.
Партия Гитлера называлась Nationalsozialistische Deut-
sche Arbeitpartei (NDSAP), дословно Национал-социалисти-
ческая партия немецких рабочих, что дает ясное представле-
ние об основном направлении, в котором намеревался раз-
вернуть свою пропагандистскую деятельность Гитлер. Он
пытался завоевать массы немецких рабочих и отвлечь их от
интернационального марксизма, предложив вместо него «на-
циональное», «немецкое» решение их проблем. По мнению
многих авторов, соединение или синтез «национального» и
«социального» или «социалистического» (предсказанный
уже Сорелем) было характерной чертой различных «фашист-
ских» движений прошлого. Мы допускаем, что отчасти
именно эта формулировка позволила Гитлеру добиться успе-
ха и создать крупную массовую партию, давшую ему воз-
можность диктовать свои условия. Однако излишне гово-
рить, что подобная трактовка упрощает события и упускает
из вида наиболее интересные с нашей точки зрения моменты.
Поясним свою мысль на примере Германии.
Прежде всего, следует разобраться с тем, что собственно
Гитлер подразумевал под «национальным». Для этого необ-
ходимо обратиться к некоторым из его предшественников.
Надо сказать, что в принципе в Германии почти отсутствовал
демократический массовый национализм современного типа.
Первым заразил Германию этой болезнью Наполеон, «рево-
люционер-империалист». Собственно националистические
чувства пробудились в немцах — вне традиционных лояль-
но-династических структур, центром тяжести для которых
было государство, а не «народ» или «нация», — именно во
времена освободительных войн против французских захват-
чиков. Впрочем, этот демократический «национализм» свел-
ся к кратковременному существованию франкфуртского пар-
ламента, созванного в 1848 в ответ на разгул революционных
движений, свирепствовавших тогда по всей Европе (приме-
чательно, что король Пруссии Фридрих Вильгельм IV отверг
предложение парламента встать во главе всей Германии, по-
скольку, приняв его, он тем самым признал бы демократиче-
ский принцип — власть, вручаемую народным представи-
тельством, — отказавшись от своего легитимного права,
пусть и ограниченного только Пруссией). Бисмарк, создавая
Второй Рейх, также строил его не на «национальной» основе,
считая, что подобная идеология может привести к опасным
потрясениям в общеевропейском масштабе, а консерваторы
из Kreuzzeitung считали национализм «натуралистическим» и
регрессивным явлением, чуждым более высокой традиции и
концепции государства.
Однако нас больше интересует здесь другое течение, на
первых порах не имевшее особого влияния. Прежде всего,
следует прояснить смысл, который вкладывали в понятие
«национальное» (по-немецки volkisch), имевшее хождение в
этих кругах. В данном случае мы имеем дело с «этническим
национализмом», поскольку под понятием Volk (от которого
происходят volkisch и Volkstum) понимали некую сущность,
обусловленную общим происхождением, идентичность кото-
рой сохранялась на протяжении долгого времени. Здесь
можно вспомнить и романтическую концепцию нации и по-
нятия Volk, сформулированную Фихте в его «Речах к немец-
кой нации», также отчасти связанных с освободительным
368
Юлиус Эвола
движением. После Фихте эту тему продолжили Арндт, Ян
и Ланге. Уже в 1849 г. появились на свет Deutchbund и
Volkische Bewegung. Идея нации-расы не ограничивалась
«внутренним пользованием», но временами приобретала
пангерманский характер. Во имя Volk нередко проповедова-
ли антисемитизм. Отчасти именно в этом движении берет
свои корни немецкий «расизм».
Как бы то ни было, для немцев «национальное» значило
нечто иное, чем для остальных западных народов. Понима-
ние «национального» как volkisch можно считать одним из
важнейших элементов гитлеризма. Гитлер всегда говорил о
Volk, лозунгом Третьего Рейха стал Volksgemeinschaft, то
есть общность Volk, народа-расы, что, как мы увидим в
дальнейшем, привело к возникновению довольно проблема-
тичной ситуации.
Поэтому связь между «национальным» и «социальным»
имела для Гитлера особый характер. С одной стороны, он
клеймил марксизм как антинациональное движение, гибель-
ное для немецкого Volkstum, с другой — взывал к расово-
национальной немецкой гордости, провозглашая «нацио-
нальный социализм», ориентированный, как свидетельству-
ет первоначальное название партии, в первую очередь на
массы и рабочие классы. Итак, это было первой составляю-
щей нацизма. Состояние «лишенности корней» и отчужде-
ния индивидуума и масс окружались своего рода мистиче-
ским ореолом.
Перейдем к следующим составляющим, различным как
по духу, так и по происхождению. Ситуация, сложившаяся
после Первой мировой войны в Германии, ощутимо отли-
чалось от происходящего в Италии. Как было сказано, Мус-
солини пришлось начинать практически с нуля. Укрепляя
государство и противостоя красной крамоле, он не мог опе-
реться на традицию в высшем смысле этого слова. Собст-
венно говоря, под угрозой оказалось лишь дальнейшее суще-
ствование либерально-демократической «Итальянии» образ-
ца 19 в. с ее идейным наследием периода Рисорджименто,
густо приправленным идеями Французской революции, с
монархией, которая царствовала, но не правила, и оконча-
тельно расшатанным сословным устройством. В Германии
Критика фашизма: взгляд справа
369
обстояло иначе. Даже после военного поражения и ре-
волюции 1918 г., несмотря на глубокий социальный кризис,
там сохранились институты, имевшие глубокие корни в ие-
рархическом (отчасти феодальном) мире — основанном на
принципах государства и его авторитета — и причастные
древней традиции, в частности пруссачество. Именно благо-
даря этой традиции центральные империи выглядели в гла-
зах западных демократий «невыносимым обскурантистским
пережитком». Действительно, в центральной Европе идеи
французской революции никогда не имели столь широкого
распространения, как в других европейских странах.
После 1918 г., накануне прихода Гитлера к власти, как
раз интеллектуалы, опиравшиеся на традиционное наследие,
предприняли попытки к созданию нового движения, наце-
ленного одновременно на возрождение и обновление. Рево-
люцию они понимали не как прогрессистское, подрывное
действие, но как устранение всего негативного, одряхлевше-
го и истощившего свои изначальные жизненные силы под
напором новой индустриальной эры. Именно тогда возникло
часто используемое сегодня выражение «консервативная ре-
волюция». Речь шла не о простом возврате ко вчерашнему,
ибо сохранению подлежали не определенные исторические
формы, но принципы, имевшие незыблемую ценность.
Мёллер ван ден Брук (умер в 1925 г.), один из основных
представителей этого течения, писал: «Быть консерватором
не означает привязанность к прошлому; это значит — жить
и действовать, исходя из принципов, имеющих вечную цен-
ность». В указанных кругах преобладала духовная направ-
ленность. Упор делался прежде всего па духовной рево-
люции.
Взятый на вооружение Гитлером термин «Третий Рейх»
придумал именно Мёллер ван ден Брук, так называлась одна
из его книг, вышедшая в 1923 г. (другая его работа, опубли-
кованная после смерти, называется Das ewige Reich, то есть
«Вечный Рейх», и возможно некоторые «тысячелетние» при-
чуды Гитлера связаны именно с ней). В этих кругах также
имела хождение идея «тайной Германии» (Geheimes Deut-
schland), живущей в вечности и должной воскреснуть к но-
вой жизни. Первым Рейхом была Священная Римская Импе-
370
Юлиус Эвола
рия, вторым — немецкая империя, основанная Бисмарком в
1871 г. и просуществовавшая во главе с Вильгельмом II до
конца Первой мировой войны. Третий Рейх должен был воз-
никнуть благодаря преодолению всего неаутентичного, су-
ществовавшего в империи Вильгельма. Таким образом, Вей-
марскую республику рассматривали как период простого
междуцарствия, место было свободно для нового политиче-
ского творения. Подобного рода идеи распространялись
главным образом в интеллектуальных кругах. Однако их
также можно считать идейными предшественниками.
Другое направление, зародившее в среде так называемо-
го «фронтового поколения», отражало прежде всего экзи-
стенциальные аспекты. В Германии начала послевоенного
периода широкой известностью пользовался Э.М. Ремарк,
автор печально известной, пораженческой книги «На запад-
ном фронте без перемен», но в ней существовал и анти-
Ремарк, исповедовавший веру воинов, для которых война как
опыт была не тем, что их «разрушило, даже если снаряды их
пощадили» (слова Ремарка), но скорее испытанием, ставшим
для лучших началом процесса очищения и освобождения.
Схожие идеи высказывали Томас Манн, Франц Шаувекер,
Г. Фишер, но в первую очередь Эрнст Юнгер, который, пре-
жде чем стать писателем, ушел на фронт добровольцем, где
получил множество наград и еще больше ранений. Для Юн-
гера Великая война была разрушительной и нигилистической
лишь по отношению ко всему риторическому, «идеализму»
громких лицемерных слов, буржуазной концепции жизни.
Для части поколения она, напротив, стала началом «героиче-
ского реализма», закалкой, где «среди стальных бурь» обрел
форму новый тип человека, описанный Юнгером, которому,
по его мнению, должно было принадлежать будущее. Юнгер
продолжал развивать аналогичные идеи и в послевоенное
время в книге «Der Arbeiter»1, вызвавшей бурный отклик в
Германии незадолго до прихода Гитлера к власти. Не столь
консервативно настроенный как другие представители вы-
шеупомянутых течений, он настаивал на том, что прежде
1 См. Юлиус Эвола. «Рабочий» в творчестве Эрнста Юнгсра.
СПб.: «Владимир Даль», 2005.
Критика фашизма: взгляд справа
371
посредством «позитивного нигилизма» необходимо достичь
нулевой отметки всех ценностей буржуазного мира; но и для
него конечной перспективой являлось создание Третьего
Рейха, хребтом и формирующей силой которого должен был
стать новый человеческий тип.
Помимо этих теоретических разработок, «не сломленное
фронтовое поколение» к тому времени уже создало так назы-
ваемые Freikorps, добровольные части, которые сразу после
1918 г. сражались против большевизма на границах восточ-
ных и балтийских регионов (где прославилась бригада под
командованием Г. Эрхардта) и в самой Германии, внеся свой
вклад в подавление попыток коммунистической и «спарта-
ковской» революции.
На политическом уровне более существенную роль име-
ли силы бывших фронтовиков правого национального дви-
жения, объединившиеся в Stahlhelm («Стальной Шлем») во
главе с Зельдте и Дюстербергом, и политическая партия
«Немецких националистов» (DNVP) во главе с Гутенбергом.
К ним, естественно, примкнула основная традиционная и
консервативная сила, Reichswehr, армия. Хотя формально
она подчинялась законному правительству Веймарской рес-
публики, но в душе не приняла нового режима, сохранив
идеи, идеалы и этос прежней традиции, сформировавшей
офицерское сословие. Рейхсвер подобно пруссачеству считал
себя не просто военной силой, стоящей на службе у парла-
ментского буржуазного режима, но представителем особого
мировоззрения и политической идеи. Эту позицию, отмечен-
ную хорошо развитым чувством чести и дисциплины, рейхс-
вер сумел сохранить и в последующие годы тяжелых испы-
таний, выпавших на долю Третьего Рейха.
Представителем рейхсвера был президент республики,
фельдмаршал Пауль фон Гинденбург. Существовали естест-
венные, традиционные связи между армией и аристократией
(основным центром которой был берлинский Herrenklub),
особенно с юнкерством; большинство дипломатов, высоко-
поставленных чиновников и крупных промышленников так-
же придерживалось правых взглядов.
372
Юлиус Эвола
II
В предыдущей главе мы описали существовавшие в
Германии накануне прихода к власти национал-социалистов
антимарксистские и антидемократические движения. «Кон-
сервативная революция» имела реальные шансы на успех,
если бы они сумели договориться между собой и, самое
главное, если бы среди них нашлись люди, способные реаль-
но оценить ситуацию и возглавить общее движение после
похорон Веймарской республики и падения социал-демо-
кратии.
Однако этого не произошло. Влияние Гитлера на мас-
сы росло. После выборов 1930 г. он был главой крупной
массовой партии, имевшей представительство в парламен-
те (107 голосов в Рейхстаге), и этим нельзя было пренеб-
речь.
Именно тогда произошли события, приведшие в даль-
нейшем к роковому исходу. Постепенный захват Гитлером
власти происходил при полном соблюдении законности;
ему не понадобилось ничего вроде фашистского Похода на
Рим. Вышеперечисленные правые силы, еще сохранявшие
прочные позиции, сочли лучшим решением сотрудничество
с ним. Впрочем, они намеревались использовать национал-
социализм как средство для достижения своих целей, тогда
как Гитлер в свою очередь осознал невозможность дальней-
шего продвижения без союза с немецкими националистами и
центром. Поэтому Гинденбург по совету фон Папена, также
представителя правых, назначил Гитлера канцлером, а сам
фон Папен стал вице-канцлером. В состав первого кабинета
министров вошли Зельдте, Дюстерберг, фон Нойрат, Шверин
фон Крозиг, фон Бломберг и другие представители правых.
По их мнению, этого было достаточно, чтобы в крайнем
случае поставить Гитлера на место. С другой стороны, все
основные события, ускорившие развитие ситуации и соз-
давшие предпосылки для образования нацистского тотали-
тарного Рейха, произошли в то время, когда Гинденбург по-
прежнему занимал пост главы государства, с его одобрения и
согласия. Так как первоочередными задачами правые также
считали объединение национальных сил, уничтожение кра-
Критика фашизма: взгляд справа
373
молы и аморфного демократического парламентаризма, Гит-
леру развязали руки.
Первый шаг был сделан в феврале 1933 г. После поджога
Рейхстага (кто это сделал, осталось невыясненным до сих
пор, но тогда вину свалили на коммунистов) был принят «За-
кон о защите нации и государства», направленный в первую
очередь против коммунистов. В нем предусматривалось так-
же временное приостановление действия отдельных статей
конституции. Подписанный Гинденбургом, он имел полно-
стью легальный характер. Однако незаконной была последо-
вавшая за этим акция против коммунистов, поскольку в ней
кроме сил полиции по собственной инициативе приняли уча-
стие гитлеровские СА и СС, что привело ко многим эксцес-
сам. Тем не менее, оценивая эти события с точки зрения пра-
вых, мы вынуждены признать, что в любом государстве, дос-
тойном так называться, подобные меры в данных условиях
вполне допустимы. Именно потому что, к вящей славе демо-
кратии, в послевоенной Италии не были предприняты анало-
гичные меры, раковая опухоль коммунизма приняла угро-
жающие размеры и столь крепко укоренилась в итальянской
земле, что удалить ее способна, пожалуй, лишь гражданская
война. Послевоенная Западная Германия проявила ббльшую
предусмотрительность и решительность в данном вопросе: с
точки зрения самой демократии, но лучше понятой демокра-
тии, деятельность компартии была запрещена.
После роспуска Рейхстага состоялись новые выборы, и
парламенту уже на втором заседании предложили одобрить
так называемый Ermachtigunggesetz, то есть закон, предос-
тавлявший Гитлеру и его правительству чрезвычайные пол-
номочия за счет «народного представительства» в либераль-
но-демократическом смысле. Закон был принят 441 голосами
«за» при 94 — «против», при этом в голосовании кроме на-
ционал-социалистов участвовали депутаты правых и цен-
тристы, не было лишь коммунистов и социалистов, но даже
их присутствие не смогло бы повлиять на исход голосова-
ния, так как необходимое большинство в две трети было
обеспечено.
После принятия этого закона Гитлер мог спокойно при-
ступить к осуществлению своих замыслов. Гинденбург, по-
374
Юлиус Эвола
прежнему оставаясь главой государства, одобрил роспуск
отдельных партий под предлогом так называемого Gleich-
schaltung, то есть объединения различных политических сил
в единый национальный фронт для возрождения Германии.
Подчинившись новому призыву к единству, самораспусти-
лись также Stahlhelm и правая организация немецких нацио-
налистов. Наконец, 14 июля 1933 г. многопартийность офи-
циально была отменена законом, запрещающим членство в
любой другой партии, кроме национал-социалистической.
Таким образом, на смену пришла «однопартийная» система с
единственной партией как политической организационной
силой Рейха.
Говоря о фашизме, мы уже высказывали свое мнение по
поводу подобной системы. Однако в данном случае необхо-
димо особо отметить, что роспуск многопартийного парла-
мента не сопровождался, как в Италии, созданием Корпора-
тивной палаты или аналогичного органа. В принципе от-
дельные лица или чиновники могли выражать иные взгляды,
но последнее слово всегда оставалось за Гитлером; на зако-
нодательном уровне настоящий совещательный орган отсут-
ствовал. Те, кто надеялся, что будущий Рейхстаг станет хотя
бы выразителем различных внутрипартийных тенденций,
потерпели полное фиаско. Все возникавшие в дальнейшем в
нацистском Третьем Рейхе трения и разногласия, иной раз
столь значительные, что его единство и сплоченность каза-
лась чудом, неизменно ограничивались высшими партийны-
ми кругами: между Герингом и Геббельсом, Риббентропом и
Гиммлером, Леем и отдельными представителями крупной
промышленности, не говоря уж об отношениях между рейхс-
вером и СА, поначалу крайне резких, о чем мы более под-
робно поговорим в дальнейшем.
Вышеупомянутый закон, предоставивший Гитлеру все
полномочия, оставался в силе до самого конца 1945 г., вме-
сто четырех лет, запрошенных Гитлером на «национальное
возрождение». Хотя мы не разделяем идолопоклонства пре-
словутого «правового государства» либеральной выделки,
подобное поведение безусловно неприемлемо. Временные
меры, допустимые в чрезвычайных условиях, нельзя увеко-
вечивать в законодательном порядке. Это правило необхо-
Критика фашизма: взгляд справа 375
димо соблюдать и в авторитарном правом государстве во
избежание «диктаторского» произвола; его нельзя подменять
этическими узами, по необходимости неопределенными и
гибкими, которые связывают вышестоящего и подчиненного,
требуя от первого прямой ответственности, а от второго —
доверия и преданности. Неотъемлемым условием является
наличие вышестоящего авторитета, хотя бы в том виде как
его представлял Гинденбург.
Во время правления Гинденбурга Гитлер предпринял
еще одну инициативу, носившую антитрадиционный харак-
тер: он распространил действие Gleichshaltung на Lander, то
есть отдельные региональные единицы, пользовавшиеся час-
тичной автономией и суверенитетом, подобно княжествам,
королевствам и вольным городам, объединенным на федера-
тивном принципе во второй Рейх, центром которого была
Пруссия. Автономии были одна за другой упразднены, от-
дельные Lander объединены под общим руководством, тем
самым уподобившись Gaue — округам, во главе которых
стояли функционеры центрального правительства Рейха, а не
представители соответствующих сообществ. Первой этой
судьбе подверглась Пруссия, чему, к сожалению, способст-
вовал фон Папен, представитель правых. Гинденбург также
ничего не возразил против. В результате восторжествовали
централизм и уравниловка. Оправданием вновь послужила
необходимость тотальной мобилизации всех сил в целях
максимальной эффективности. Особый упор делался на то,
что впервые за свою историю Германия объединилась как
«нация» (в смысле современного национализма). Однако, по
нашему мнению, негативный аспект подобной инициативы
совершенно очевиден. Органичной и качественной, в выс-
шем смысле традиционной была именно прежняя система,
при которой вышестоящая центральная власть находилась в
гибкой взаимосвязи с мелкими политическими единицами,
обладавшими частичной автономией. В этом отношении
Германия служила образцом для всех европейских наций \
1 Немецкая «национальная» унификация, осуществленная Гит-
лером (также как и объединение Италии фашистами), существенно
отличалась от того, как подобное мероприятие в той же Германии
376
Юлиус Эвола
Нельзя обойти вниманием эпизод, подтверждающий ли-
цемерие гитлеризма первоначального периода. Мы имеем в
виду события, произошедшие 30 июня 1934 г. В этот день,
точнее ночь, прозванную «ночью длинных ножей», усилия-
ми главным образом СС были устранены отдельные лично-
сти. Среди них фигурировали представители различных по-
литических направлений: от генерального экс-канцлера фон
Шлейхера до таких представителен правых как фон Бёзе,
фон ден Декен, фон Альвенслебен, секретарь фон Папена,
Эдгар Юнг. Но основной смысл операции заключался в сле-
дующем: среди СА, коричневых рубашек, возглавляемых
Эрнстом Рёмом, распространилась идея «второй революции»
или второй стадии революции, направленной на уничтоже-
ние «реакционных групп», то есть правых, а также против
сговора Гитлера с «баронами армии и индустрии». Главный
удар был направлен на рейхсвер, его высший состав, свя-
занный с аристократией и юнкерами. Рейхсвер, сохранив-
шийся от прежнего режима, хотели заменить новой «народ-
ной армией», революционным Volksheer чисто национал-
социалистического духа (подобную идею сегодня проводит в
жизнь маоистский Китай), а старый реакционный тип офице-
ра — новым «политическим солдатом» национал-социализ-
ма. Таким образом, 30 июня 1934 г. по сути можно считать
уничтожением внутрипартийного радикального течения и
предполагаемых зачинщиков заговора. Распростился с жиз-
нью Рём, глава С А и близкий друг Гитлера, а также Грегор
Штрассер, организатор штурмовиков в Берлине. Показатель-
но, что Гинденбург, имея в виду лишь данный аспект акции
Гитлера, за которой последовало разоружение СА, что явно
шло на пользу его классу, не постеснялся поблагодарить
Гитлера за его «мужественное выступление против предате-
лей», пытавшихся подорвать единство Рейха. Геринг также
провел Бисмарк в период создания Второго Рейха: при нём объеди-
нение имело органичный характер и шло сверху па основе соглаше-
ния правителей отдельных земель, сохранивших свою традиционную
структуру, а не через «народ»; в противоположность этому, объеди-
нение Италии произошло в период так называемого Воссоединения
под знаменами идеологий Французской революции и соответствую-
щего «национализма».
Критика фашизма: взгляд справа
377
получил от него благодарственное письмо, составленное в
схожих выражениях.
После смерти Гинденбурга (2 августа 1934 г.) события
ускорились. Изменили конституцию, что привело к возник-
новению чисто тоталитарного Fuhrer-Staat (государства
Фюрера). Гитлер отомстил за себя, объединив в своем ли-
це должность президента Рейха (занимаемую ранее Гинден-
бургом) и канцлера (пост, который он уже занимал), остав-
шись при этом руководителем национал-социалистической
партии. Впрочем, это также было осуществлено законным
демократическим путем. Большинством в 90% голосов (что
нельзя объяснить лишь принуждением, так как в других об-
ластях, остававшихся под иностранным контролем, резуль-
таты голосования практически не отличались; причины че-
го, по-видимому, кроются в поразительном влиянии пропа-
ганды) национальный референдум одобрил нововведение.
Таким образом, Гитлер стал вдобавок главнокомандующим
вооруженными силами, и ему приносили присягу «безого-
ворочного послушания», что, учитывая огромное значение
присяги в традиции, служило весомым залогом в дальней-
ших событиях.
Можно сказать, что в некотором отношении Третий Рейх
был народной диктатурой. Власть находилась в руках от-
дельной личности, но не имела высшего узаконения, так как
ее «легитимность» основывалась исключительно на Volk и
его согласии. В этом состоит суть так называемого Fiihrer-
prinzip. Тем самым была предпринята попытка возродить
традиции древних германцев, восстановить узы верности,
объединяющие вождя и его воинов. Однако забыли о сле-
дующем: во-первых, в те времена подобные отношения уста-
навливались лишь в чрезвычайных обстоятельствах или для
достижения конкретных военных целей, то есть пост Fuhrer
(dux или heretigo), как и должность диктатора в изначальный
римский период, не был постоянным; во-вторых, договор
заключался с предводителями отдельных племен, а не с мас-
сой — Volk; в третьих, в древнегерманском обществе поми-
мо вождя, обладающего исключительными правами в ука-
занных обстоятельствах и имеющего право требовать безо-
говорочного повиновения — помимо dux или heretigo, —
378
Юлиус Эвола
существовал гех, обладающий верховным саном благодаря
своему происхождению. Мы уже упоминали об этом, говоря
о «диархии», установившейся в фашизме вследствие сущест-
вования монархии, и признали положительное значение по-
добного решения проблемы. Гитлер испытывал непреодоли-
мую неприязнь к монархии, а его полемика, направленная, в
частности, против империи Габсбургов, зачастую носила не-
выносимо вульгарный характер. Для него принципом закон-
ности служил лишь Volk, прямым представителем и вождем
которого он являлся и который должен был беспрекословно
ему подчиняться. Никакого более высокого принципа он не
признавал. Таким образом, его режим с полным правом мож-
но назвать народной диктатурой, укрепившийся за счет ре-
жима однопартийности и мифа Volk. Как мы увидим в даль-
нейшем, не только древние германские традиции, но и сама
концепция расы и Рейха были перенесены Гитлером на уро-
вень масс, что привело к деградации и извращению данных
идей. Тем не менее, именно благодаря этому они стали мо-
гущественным оружием. Успех Гитлера во многом основы-
вался на том, что он дал массам, Volk, идеи и символы выс-
шей германской традиции, которые, несмотря ни на что, со-
хранили силу в коллективном подсознании.
Учитывая сказанное, понятно, что в этом отношении на-
цистский Третий Рейх не имел положительной ценности, не-
зависимой от исторической конъюнктуры. Все вращалось
вокруг одного человека, обладавшего исключительными
способностями захватить, увлечь, активизировать и фанати-
зировать народ. По словам многих, он сам нередко напоми-
нал одержимого: создавалось впечатление, что за него дейст-
вовала некая сверхъестественная сила, наделявшая его ясной,
железной логикой в действии, но лишавшая его чувства ме-
ры. Этим Гитлер заметно отличался от Муссолини, который
лучше умел сохранять контроль над ситуацией и самим со-
бой. Естественно, для режима настолько сконцентрирован-
ного на Фюрере, как нацистский Третий Рейх, стабильное
будущее было немыслимо; самое большее могло возникнуть
нечто вроде правления народных трибунов. Но в реальности,
даже в случае успешного завершения войны, после смерти
Гитлера образовалась бы пустота. Невозможно изготовлять
Критика фашизма: взгляд справа
379
по приказу и серийно людей, которые обладали бы исключи-
тельными чертами, обеспечившими Гитлеру власть и сде-
лавшими его центром тяжести всей системы. Fiihrer-Staat
неизбежно должен был уступить место иному порядку. Пока
Гитлер был жив и судьба была к нему благосклонна, его жи-
вотворящая сила обеспечивала единство целого и до послед-
него часа заставляла людей приносить немыслимые жертвы.
Однако полный идеологический коллапс, в котором оказа-
лась Германия после 1945 г. (несравнимый с тем, который
прследовал за поражением в Первой мировой войне), когда
напряжение спало, свидетельствует о том, сколь поверхност-
но, несмотря на «мифы» и жесткую тоталитарную организа-
цию, было магнетическое воздействие на массу.
Именно в период становления Fiihrer-Staat, начавшийся
после смерти Гинденбурга, отдельные представители «кон-
сервативной революции» ясно осознали контраст между
своими идеалами и новым государством, которое их фальси-
фицировало и профанировало, тем самым разорвав связь с
прежней традицией. Некоторые из них покинули Германию
(как Герман Раушнинг, бывший нацистский президент дан-
цигского сената, в 1936 г. опубликовавший за границей кни-
гу под названием «Революция нигилизма: за фасадом Третье-
го Рейха», в которой он подверг Третий Рейх резкой крити-
ке), другие остались, но замкнулись в молчании или занялись
литературной деятельностью (как Юнгер или фон Заломон),
третьи подверглись преследованиям. Те же, кто остался на
службе у режима (к слову сказать, таких было немало), на-
деялись, что в будущем возобладают те положительные тен-
денции, которые все же существовали в Третьем Рейхе и от-
части были связаны с их идеями.
На самом деле прусской традиции было свойственно
действовать при помощи народа, но удерживая его на рас-
стоянии, а не через народ, следуя за ним после его соответст-
вующей политизации и активизации согласно якобинской
модели. Указанный принцип лежал в основе так называемого
«прусского социализма» или «социальной монархии» Го-
генцоллернов. Fiihrer-Staat, черпавшее свой авторитет (по
крайней мере с точки зрения официальной идеологии) из
массы или коллектива Volk, с нераздельным двучленом
380
Юлиус Эвола
Volk-Fiihrer, противоречило принципам, на которых строи-
лась Пруссия и создавался Второй Рейх. Действительно,
Пруссия была делом рук династии, опиравшейся на знать,
армию и высшую бюрократию. Основополагающим элемен-
том была не «нация», не Volk, но государство, более чем
земля или этнос, служащее подлинной основой и объеди-
няющим принципом. Ничего подобного в гитлеризме (хотя
бы в плане общей политической идеологии) не существова-
ло. Государство считалось чем-то второстепенным, средст-
вом. Организующей, движущей и ведущей силой должен был
стать Volk во главе с Fuhrer, его представителем и олицетво-
рением. Поэтому правы те, кто проводит различие между
доктринами национал-социализма и итальянского фашизма,
так как фашистская доктрина, несмотря на то, что в Италии
не существовало традиции аналогичной прусской, признава-
ла главенство государства над «нацией» и «народом». Неко-
торые нацистские писатели, зачарованность которых равня-
лась забвению собственной истории, считали эту сторону
фашизма «романской» чертой, чуждой «немецкой натуре».
Подобное отношение стало одной из причин нападок на го-
сударственные наднациональные структуры, аналогичные
существовавшим в империи Габсбургов. Ein Reich, Ein Folk,
Ein Fuhrer — то есть единый народ, сплоченный в единый
Рейх и идущий за своим Фюрером — вот главный лозунг
системы, слепое упрямство которой в стремлении собрать
всех немцев, живущих за пределами Германии, стало одной
из причин, приведшей (после мимолетного миража Gross
Deutschland, Великой Германии) к авантюре, закончившейся
катастрофой. Кроме того, он нес в себе внутреннее противо-
речие, которое неизбежно вышло бы на поверхность, если
бы, вследствие возрождения пангерманских идей или экс-
пансионистской теории «жизненного пространства», Треть*
ему Рейху удалось бы установить власть над территориями,
находящимися за границами Deutschtum — этнических
«немцев» — в рамках которого этот лозунг мог сохранять
свой смысл.
Эрнст фон Заломон, писатель, служивший в дивизии ге-
нерала Эрхардта и участвовавший в убийстве В. Ратенау, так
вспоминал об этом периоде: «Мы понимали, что первая
Критика фашизма: взгляд справа
381
серьезная попытка национального движения, предпринятая
вверху, со стороны государства, изменить ситуацию в Гер-
мании (о чем мечтали деятели «консервативной революции»)
лровалилась по вине этого человека, Адольфа Гитлера»1.
Эднако он, как и другие (например А. Мёлер) признает, что
лричиной было нежелание правых (а также отсутствие соот-
нетствующих способностей) воспользоваться теми же сред-
ствами, к которым прибегнул Гитлер для завоевания масс.
Бессовестное использование масс, политизированных и до-
еденных до фанатизма при помощи пропаганды, претило их
штидемагогической ментальности и казалось им «грязным»
1елом. Поэтому они уступили Гитлеру, который понял, что
гребовала сложившаяся ситуация. Как мы уже говорили,
травые — хранители традиции — сделали ошибку, считая,
гго смогут использовать Гитлера в своих целях (как в свою
>чередь король Италии надеялся руками Муссолини совер-
шить национальную революцию). В действительности, как
мы видели, все произошло наоборот.
III
Впрочем, несмотря на разрыв с прусской государствен-
ной традицией, в Третьем Рейхе сохранилось немало основ-
ных черт прусского характера и образа жизни. Именно они в
1ериод образования Второго Рейха, после того как Пруссия
перестала быть независимым королевством, оказали значи-
тельное влияние на формирование других областей Герма-
нии. Поэтому если мы хотим найти конечную формулу успе-
1 Тот же фон Заломон, выражая мнение других представителей
:воей группы, добавляет: «Любая попытка перенести основной ак-
;ент с государства на народ, с авторитета на коллектив должна счи-
таться абсурдной и подлым предательством подлинных интересов
национального движения... С точки зрения истории, нс существует
никакой связи между концепцией государства и популистским поня-
тием национальной сущности: к сожалению, этого не поняли, благо-
даря тому дезориентирующему обстоятельству, что популистский
юзунг говорил тем же языком, претендуя на роль обновлённой кон-
382
Юлиус Эвола
ха Третьего Рейха, необходимо обратиться к слиянию двух
факторов. Первым стала фанатизация Volk, массы, с культом
своего Fiihrer, нередко доходившим почти до истерии. Дос-
таточно вспомнить празднование Дня Партии в Нюрнберге и
выступление Гесса, наместника Фюрера, истерично сканди-
рующего: «Германия — это Гитлер! Гитлер — это Герма-
ния!» и поддерживаемого неистовыми воплями сотен тысяч
глоток — явное свидетельство подлинной одержимости.
Однако кроме фанатизма, разжигаемого великолепной по-
становкой грандиозных массовых собраний, которые остав-
ляли поистине неизгладимое впечатление, существовал
второй фактор — «прусский» дух. Его также старались со-
хранить как в коллективе, так и в самих партийных образо-
ваниях. Неизменным же хранителем этого духа оставался
рейхсвер, «интегрированный» в Третий Рейх, но сохранив-
ший при этом внутреннюю автономию и пытающийся дер-
жаться на определенной дистанции, когда Гитлер, честно
говоря довольно сомнительным путем, отстранив от коман-
дования генералов фон Бломберга и фон Фрича, сам занял их
место.
Взаимодействие этих двух факторов обеспечивало един-
ство гитлеровского государства и исключительную жертвен-
ность его граждан. Глупо думать, что своим существованием
оно было обязано лишь режиму террора и насилия. Этим не
объяснить множество свершений и искреннего восхищения
иностранцев, посетивших Германию, например, во время
Олимпиады 1936 г., а также мужества, проявленного всем
населением и армией, так что понадобилось шесть лет бес-
пощадной войны и объединения почти всего мира в единый
фронт для победы над Третьим Рейхом. Немцы держались до
последнего, не жалуясь и не возмущаясь, подобно чудесной
птице Феникс возрождаясь из пепла после каждого пораже-
ния. Гитлерюгенд — юноши, мобилизованные отнюдь не под
дулом Гестапо, — участвовали в безнадежной защите Бер-
лина и отважно вступали в бой с чудовищными советскими
танками Т-34, и всего одним подразделением вынудили от-
ступить американскую танковую дивизию, нанеся ей тяже-
лые потери и заслужив Железные Кресты. Конечно, во мно-
гом это связано с фанатизмом, разжигаемом мастерством
великого мага, однако одного этого объяснения явно недос-
таточно. Нельзя забывать о любви к дисциплине, духе без-
личного, героического самозабвения и верности, то есть о
гех явлениях, которые связаны со вторым из вышеуказан-
ных факторов. Естественно, следует принять во внимание и
инение тех, кто обвинял Гитлера в злоупотреблении врож-
денными склонностями немцев, что толкнуло их на путь, ве-
дущий к катастрофе.
Впрочем, подобные вопросы выходят за рамки нашего
исследования. Поэтому попытаемся вкратце рассмотреть и
цать оценку отдельным сторонам Третьего Рейха и его учре-
ждениям.
В области социальной защиты малообеспеченных слоев
населения гитлеровская Германия обогнала все нации. С ней
могла поспорить лишь фашистская Италия. Этот аспект яв-
лялся одним из важнейших факторов политики Гитлера,
стремившегося привлечь на свою сторону рабочий класс,
которому он гарантировал максимум буржуазного благосос-
тояния; одарив же его пошлым титулом «трудовой знати», он
обеспечил его особую «сознательность». При этом нередко
забывали о чувстве меры и необходимости соблюдения
цистанции во избежание наплыва самонадеянного плебса,
который как настоящая чума наших дней расплодился в
«обществе потребления». Массы Volksgenossen (товарищей
по роду, по Volk), «арийцы» из KdF (Kraft durch Freude —
«Сила через радость», организация, занимавшаяся вопросами
досуга, отдых и развлечений), самонадеянность развитого и
«депролетаризованного» берлинского рабочего «вызывали
дрожь ужаса при мысли о будущем Германии при подобном
развитии ’.
Отдельные нацистские мероприятия, направленные на
укрепление национал-социалистической солидарности, не-
редко имели принудительный характер, хотя им хотели при-
1 В нацистский период ходила шутка, основанная на игре слов.
Спрашивалось: чем отличается Россия от Германии? Ответ: Рос-
сия — это Р roletar ierstaat (пролетарское государство), а Германия —
Prolet-arierstaat (то же слово, но, разделенное таким образом, озна-
чает — «государство арийских пролетариев»).
384
Юлиус Эвола
дать видимость спонтанных. Наиболее неудачным в этом
плане стало введение Arbeitsdienst, то есть трудовой повин-
ности, которая законом от 25 июня 1935 г. была признана
обязательной для всей молодежи, без различия пола. Благо-
даря стремлению сплотить Volksgemeinschaft, то есть соци-
альную общность, под знаменами Volk (не без привкуса
якобинского садизма), трудовая повинность, сначала доб-
ровольная, стала обязательной для всех. Каждому молодому
человеку вменялось в обязанность заниматься физическим
трудом в течение определенного времени в обществе свер-
стников, принадлежащих к различным слоям общества (так,
девушка из аристократической семьи могла оказаться рядом
с крестьянкой или работницей на ферме или заводе). Есте-
ственно, нередко результат этого «средства национал-поли-
тического воспитания» оказывался прямо противоположным.
Это не единственный случай тоталитарного вмешательства
общественного в частное, что на наш взгляд заслуживает
отрицательной оценки. Мы уже говорили об этом, рассмат-
ривая аналогичные мероприятия фашизма, как, например,
его концепцию морализаторского «этического государст-
ва», демографическую компанию, практически категориче-
ское предписание обращения в разговоре на «voi» Неос-
поримо наличие в нацизме пролетарского аспекта, что про-
являлось в самой личности Гитлера, мало похожего на
аристократический тип «господина» и не обладавшего «по-
родой». Пролетарский аспект и вульгарность национал-
социализма наиболее резко проявились в Австрии, после
ее присоединения к Рейху, когда спал пыл неосторожной
«национальной» влюбленности австрийцев в «великую Гер-
манию».
Gleichschaltung, уравнительная интеграция в целях то-
тальной унификации, привела к отрицательным результатам
и в других областях. Например, в принудительном порядке
распустили студенческие корпорации, обычаи, традиции
чести и сословный дух которых (особенно так называемых
Korpsstudenten) благоприятствовали формированию харак-
1 В Италии на «voi» было принято обращаться к слугам, вежли
вое обращение к равному — «Lei». — Прим, пер.
Критика фашизма: взгляд справа
385
терных черт высшего сословия. Всю студенческую моло-
дежь объединили в единую организацию, контролируемую
партией.
В экономической сфере Гитлер провозгласил главенство
политических проблем и соответствующего мировоззрения
над экономикой. Он говорил: «Государство не имеет ничего
общего с конкретной экономической концепцией или кон-
кретным путем развития экономики», «Государство — это
народный организм, а не экономическая формация». В Гер-
мании также сумели предотвратить опасность перерастания
профсоюзного движения в политическую силу, способную
подготовить путь для штурма государства со стороны марк-
сизма. Гитлер писал: «национал-социалистический проф-
союз не орудие классовой борьбы, а орган профессиональ-
ного представительства». Взяв власть в свои руки, Гитлер
отважно совершил решительный шаг. На следующий день
после празднования 1 мая, торжественно отмеченного как
«национальный праздник труда» (в подражание аналогично-
му мероприятию, проведенному итальянскими фашистами),
с манифестацией, вызвавшей волну энтузиазма, внезапно
были захвачены все помещения профсоюзов и на всякий
случай арестованы отдельные руководители. Было заявлено,
что «свободные» профсоюзы распускаются, а их имущество
отчуждается в пользу государства. Исходя из сказанного на-
ми по поводу аналогичных фашистских мероприятий, по-
добный шаг с нашей точки зрения несомненно заслуживает
положительной оценки. Затем в Германии приступили к
реорганизации труда и экономики путем «корпоративной»
перестройки предприятий. Не будем особо останавливаться
на данном аспекте нацистского законодательства, так как
мы уже достаточно подробно говорили о нем при рассмот-
рении недостатков фашистского государственного корпо-
ративизма. Особо отметим лишь то, что духом реформы
(которой предшествовало переосмысление средневековой
органично-корпоративной структуры, осуществленное от-
дельными представителями «национальной революции»,
считавших «корпоративную революцию» неотъемлемым
компонентом «третьего пути», вне рамок вырождающегося
капитализма и марксизма) было преодоление классовости и
386
Юлиус Эвола
классовой борьбы внутри каждого отдельного предпри-
ятия; на смену должна была прийти эффективность и соли-
дарность интересов, залогом чему служило утверждение
FUhrerprinzip, то есть основанных на взаимной преданности
отношений между вождем (Fuhrer, предприниматель) и его
«дружиной» (рабочий коллектив, служащие). Специально
назначенные партийные «доверенные лица» должны были
улаживать возможные разногласия и следить за соблюдени-
ем национальных интересов. Предусматривалось также вве-
дение «суда чести». Согласно статье закона от 20 января
1934 г.: «На предприятии предприниматель, исполняющий
функцию вождя (Fuhrer) производства, а служащие и рабо-
чие — его дружины (Gefolgschaft), должны заниматься кон-
кретной работой для достижения целей предприятия и общей
пользы нации и государства». Неполадки в работе крупного
производства считалось не просто частным делом, но почти
политическим преступлением. Был создан «Немецкий трудо-
вой фронт», впрочем, вступление в него не считалось обяза-
тельным. В общем, трудовое нацистское законодательство не
было чрезмерно регламентировано как фашистская трудовая
Хартия. Уже в первоначальной программе национал-социа-
листической партии стояло требование Brechung der Zinsk-
neshtschaft, что можно перевести как отмену эксплуатации,
осуществляемой капиталом посредством процентных нало-
гов. Другими словами, уважением пользовался капиталист-
предприниматель, авторитет которого даже укреплялся сво-
его рода морально-политическим одобрением, однако капи-
талист-финансист «еврейского типа», чуждый производст-
венному процессу, категорически отвергался. Это также
можно записать в актив национал-социализму.
Впрочем, новое законодательство Третьего Рейха пре-
доставляло частной экономике широкую свободу. Остались
гигантские индустриальные комплексы, внутри которых
стремились укрепить характерное для них чувство солидар-
ности всех элементов производство, отчасти подорванное
марксизмом и синдикализмом. Не было ни национализации,
ни социализации. В связи с этим отказались от некоторых
радикальных положений партийной программы (ст. 13 и 14).
В этой области удалось сохранить чувство меры, что позво-
Критика фашизма: взгляд справа 387
лило некоторым обвинить Гитлера в сговоре с «баронами
индустрии». На самом деле речь шла о национальном объе-
динении, в рамках которого каждый занимал свое место и
был совершенно волен в своих действиях, если брал на себя
личную ответственность за их последствия. Эта система про-
демонстрировала максимальную эффективность, преодолев
все испытания. Была окончательно ликвидирована безрабо-
тица. Более того, нередко не хватало рабочих рук для реали-
зации планов, нацеленных на возрождение национального
могущества.
В торговой политике Третий Рейх следовал принципу
автаркии ради обеспечения максимальной экономической
независимости. Шахт, представитель правых, внесший
значительный вклад в оздоровление национальной эконо-
мики, ввел правило, согласно которому «покупать надо не у
тех стран, где больше дешевых товаров, а у тех, поставки
которых будут максимально оплачены собственным экс-
портом».
Следующей положительной стороной Третьего Рейха
следует считать его меры по защите крестьянства. Однако
при этом необходимо учитывать, что центрально-европей-
скому крестьянству удалось сохранить свое чувство досто-
инства в отличие от крестьянства латино-средиземномор-
ского, где «крестьянин» стал практически синонимом ни-
щего. Немецкий крестьянин мог с гордостью сказать: «Я —
потомок древнего крестьянского рода». Гитлер назначил ми-
нистром Рейха по сельскому хозяйству Р. Вальтера Дарре,
лозунгом которого было: «кровь и земля». Лояльный кресть-
янин-землевладелец считался источником наиболее чистых
по крови, расе народных сил. Дарре даже написал книгу, где,
ссылаясь на древние индоевропейские («арийские») цивили-
зации, пытался доказать эту идею (другая его книга, опубли-
кованная в 1929 г., называлась «Новая знать, основанная на
крови и земле»). В Германии у этой идеи было множество
предшественников. Например, «антимодернистские» кон-
цепции В. Г. Райхля, который видел в крестьянстве единст-
венный, помимо дворянства, общественный слой, «не ли-
шенный корней». Утверждался принцип «свободы земли от
денег», который пытались претворить на практике в отдель-
388
Юлиус Эво id
ных «колониях» (Siedelungen). Еще в конце прошлого века
вышел пользовавшийся довольно широкой популярностью
роман В. фон Поленца «Der Buttnerbauer», где описывалась
трагедия старого крестьянина, наследственная земля которо-
го из-за долгов, в которые он вынужден был залезть, была
сначала заложена, а потом продана кредитором (евреем —
использовался один из традиционных типажей еврея) группе
спекулянтов, построивших на ней фабрику. Увидев это, кре-
стьянин покончил жизнь самоубийством. В период Веймар-
ской республики в некоторых областях случались даже кре-
стьянские бунты против изъятия и закладывания земель, вы-
званного не только неуплатой долгов, но и непосильным
налоговым бременем.
Третий Рейх не был противником индустриализации,
однако при этом он энергично пытался избежать «лишения
корней» крестьянства (и его массового переселения в горо-
да), ограждая естественную основу его существования не
только от экспроприации и экономической спекуляции, но
также от раздробления и задолженностей. За основу была
взята Erbhof, то есть усадьба или земельное владение, неот-
чуждаемое и передаваемое по наследству в руки единствен-
ного наиболее умелого наследника (в полном согласии с
древними обычаями). Заботились о сохранении на протяже-
нии поколений «родового наследства в руках свободных кре-
стьян». Государство готово было прийти на помощь, когда
обстоятельства угрожали существованию и целостности
Erbhof. Экспроприация и передел владения производились
лишь в редких случаях нерадивости или плохого управления.
На большие земельные владения распространялся тот же
принцип. Действительно, традиционной основой юнкерства
было земельное владение, по-прежнему сохранившее прак-
тически феодальную основу. Таким образом, Третий Рейх
отчасти стал продолжателем дела Фридриха Великого, кото-
рый в 1748 г. издал законы, запрещавшие отчуждение и про-
дажу земли, передачу ее в руки денежного и спекулянтского
буржуазного сословия. Земля могла отчуждаться лишь в
пользу государства. Стоит ли говорить, что с нашей точки
зрения данные инициативы Третьего Рейха, имевшие под-
черкнуто антимодернистский, но отнюдь не «тоталитарный»
Критика фашизма: взгляд справа
389
характер, заслуживают положительной оценки. Хорошим
подтверждением тому служит бедственное состояние, в ко-
тором благодаря демократической свободе оказалось в Ита-
лии сельское хозяйство и деревня (что, правда, вызвано так-
же отсутствием традиции).
IV
Теперь вкратце рассмотрим, как в Третьем Рейхе об-
стояли дела с расовым и, в частности, еврейским вопросом, а
также с проблемой мировоззрения.
Говоря об особом значении Volk, мы уже указывали на
расовую основу этого понятия, что вело к своего рода «пле-
менному» или «этническому национализму». Уже первая
программа национал-социалистической партии предусматри-
вала различие на расово-биологической основе между на-
стоящим гражданином (Reichsbtirger) и «подданным» (Staats-
angehftriger). Четвертый пункт гласил: «Полноправным граж-
данином является лишь соотечественник (Volksgenosse), не-
мец по крови, независимо от религиозного вероисповеда-
ния». Термин «подданный государства» являлся чисто юри-
дическим; так называли тех, кто был связан с государством
простой формальной принадлежностью, чтобы отделить их
от иностранцев. Гитлер считал нелепостью, что на протяже-
нии долгих лет расово-этнический аспект гражданства со-
вершенно не принимался во внимание; что принятие граж-
данства было равноценно «вступлению в клуб автолюбите-
лей» и хватало «лишь прошения, чтобы по воле чиновника
произошло то, что даже Небесам не под силу: один росчерк
пера, и зулус или монгол становится настоящим немцем».
Рождение на немецкой территории давало право на звание
«подданный», но не позволяло занимать общественные
должности или заниматься политической деятельностью. Со-
гласно воззрениям Гитлера, изложенным в «Mein Kampf», на
звание «гражданина», истинного члена Рейха, мог претен-
довать лишь тот, кто, кроме коренного происхождения, об-
ладал хорошим физическим здоровьем и был предан Volks-
gemeinschaft, то есть родовой общности, что торжественно
390
Юлиус Эвола
подтверждалось клятвой. Лишь в этом случае выдавалось
«удостоверение гражданства», которое являлось как бы «уза-
ми, соединяющими все сословия и уничтожающими все раз-
личия». «Быть членом Рейха — ббльшая честь, чем быть гла-
вой иностранного государства», — утверждал Гитлер. По-
добные его высказывания, выдержанные в чисто плебейском
духе, привели к тому, что у любого немца, если только он не
родился от смешанного брака с «неарийцем» или евреем,
закружилась голова. В шестой статье первоначальной про-
граммы национал-социалистической партии говорилось:
«Правом решающего голоса в управлении государством об-
ладает лишь гражданин, соплеменник. Поэтому мы требуем,
чтобы на всех общественных должностях в Рейхе, его про-
винциях и областях стоял гражданин Рейха».
После прихода к власти началась реализация указанной
программы. Все служащие, не соответствующие определе-
нию «соплеменника» (под которое попадал лишь тот, у кого
на протяжении трех поколений не было предков еврейского
или неарийского происхождения), были отправлены в от-
ставку. Аналогичные меры предприняли по отношению к
служащим-«арийцам», состоявшим в браке с представите-
лями неарийской расы. Им был предоставлен выбор: раз-
вестись или потерять место. Поначалу действовало исклю-
чение для фронтовиков и родственников погибших в Первой
мировой войне. Иногда по решению специального отдела
министерства внутренних дел делали исключение и для слу-
жащих, работавших за границей, исходя из практических
соображений в каждом конкретном случае. Были также ис-
ключения, продиктованные государственными интересами:
за особые заслуги перед Рейхом присваивался забавный ти-
тул Ehrenarier, то есть «почетный ариец». Не мешало бы
ввести и звание Ehrenjude — «почетный еврей», «почетный
левантиец» и т.д. для тех, кто был «арийцем» с биологиче-
ской точки зрения, но не был таковым по характеру, поведе-
нию и духу.
Законом предусматривались аналогичные меры не толь-
ко в политической и государственной сфере, но также в
культурной, профессиональной и даже религиозной облас-
тях, что стало причиной конфликтов как с католиками, так и
Критика фашизма: взгляд справа 391
протестантами, поскольку в Третьем Рейхе согласно «арий-
ской статье», священники и другие религиозные служители
обоих 1 церквей, имевшие среди своих предков до третьего
поколения неарийцев, не могли быть возведены в сан и ис-
полнять свои обязанности. Безусловно это было неприемле-
мо с христианской точки зрения, утверждающей равенство
всех тварей Божьих и надрасовый характер священничества,
в католичестве даруемый лишь посвящением. Нововведение
одобрили лишь так называемые немецкие христиане протес-
тантского толка, принявшие аналогичные законы и выби-
равшие епископов, который подчинялись главному епископу
Рейха, в свою очередь обязанного присягнуть на верность
главе государства, то есть Гитлеру. В том же ключе развива-
лись идеи, связанные с созданием «национальной немецкой
церкви» (Розенберг, Хауэр, Бергман и пр.).
Расистская идея наложила неизгладимый отпечаток на
проводимую политику. Гитлер писал: «Государство — это не
цель, но средство. Оно является предварительным условием
для создания высшего человеческого общества, но не нача-
лом, созидающим данное общество. Этим началом или при-
чиной является исключительно наличие расы, способной к
созданию цивилизации. Даже если бы на земле нашлась сот-
ня образцовых государств, то в случае исчезновения арийца,
носителя цивилизации, не осталось бы ни одного общества,
находящегося на духовной высоте современных высших на-
ций... С максимальной тщательностью необходимо отличать
государство, каковое есть «сосуд», от расы, то есть «содер-
жимого». Сосуд имеет смысл лишь если он пригоден содер-
жать и охранять содержимое; в любом другом случае его су-
ществование бессмысленно». Таким образом, первостепен-
ной задачей государства считалась «защита расы». Поэтому
были приняты так называемые «законы по защите немецкой
крови и чести». Были запрещены смешанные браки и даже
внебрачные связи во избежание отрицательных последствий,
тем самым пытаясь предохранить расовую сущность граждан
Рейха от дальнейшего кровосмешения. Помимо того были
1В Германии протсстанство представлено преимущественно
Лютеранской церковью. — Прим. пер.
392
Юлиус Эвола
предприняты различные евгенические меры с целью предот-
вращения рождаемости неполноценного потомства и у самих
немцев-арийцев.
Огромное значение в данном вопросе сыграли «миф» и
смешение понятий «раса» и нация (что по сути равноценно
демократизации и деградации самого понятия расы). Вдоба-
вок не сочли нужным дать положительное, духовное опреде-
ление «арийства». Каждому немцу внушалось, что именно он
является тем самым «арийцем», которому приписывалось
создание и происхождение всякой высшей цивилизации.
Это стало причиной более чем пагубного националистиче-
ского опьянения (абсолютно чуждого традиционному пра-
вому мышлению), которое, несмотря на его неоспоримую
эффективность в плане эмоциональной мобилизации немец-
ких масс, в конечном счете привело к негативным последст-
виям, что отразилось, например, на политике, проводимой
нацистской Германией на оккупированных территориях, о
чем мы поговорим в дальнейшем. Наиболее серьезные авто-
ры-расологи, говоря об «арийце», подразумевали довольно
широко распространенный тип, частным видом которого
являлись немцы (а также «германцы»). Г.С. Чемберлен, ко-
торым восхищался главный идеолог нацизма А. Розенберг,
относил «арийца» к «кельтско-нсмецко-славянскому ком-
плексу».
Таким образом, в национал-социалистической пропа-
ганде и в самом законодательстве не было дано четкого оп-
ределения концепции расы (более того, смысл ее был зна-
чительно искажен). Несмотря на это, в Третьем Рейхе, хотя
п полуофициально, имелись сторонники иного, более изби-
рательного подхода к расовому вопросу. По этому поводу
читатель может обратиться к сказанному нами ранее о смыс-
ле, целях и положительных аспектах фашистского «расиз-
ма». В целом расизм был простым средством укрепления на-
ционального самосознания; в этом смысле он мало отличался
от свойственного представителям Британской империи от-
ношения к другим расам). Однако современная расовая док-
трина делит человечество не только на крупные антрополо-
гические группы, но и на отдельные подгруппы внутри «ра-
сы», в том числе внутри белой, или «арийской», расы. С этой
'(ритика фашизма: взгляд справа
393
очки зрения Германия представляет собой не единый, чнс-
ый и однородный расовый тип, но смесь множества «рас»
в более избирательном смысле). Это был переход к расизму,
*ак сказать второй ступени. Коллективизм Volk и арийско-
<емецкого Volksgemeinschaft, требующий разграничения,
защиты и тотальной идеологической обработки, преодоле-
вался идеей, согласно которой не все расовые компоненты
юмецкого народа обладают одинаковой ценностью; наибо-
iee качественным, высшим элементом является северная или
«нордическая» раса. Предусматривались меры, направлен-
ное на усиление роли «нордической расы» и обеспечение ей
лавенствующего положения в Третьем Рейхе. Возник тер-
мин Aufnordung, то есть «нордификация» немецкого народа,
ю уже не на биологической основе, а с учетом определенных
ипических черт и мировоззрения. Хотя, как было сказано, в
Третьем Рейхе указанная идея не получила официального
физнания, она все же пользовалась симпатией в верхах и ей
фидавалось особое значение при формировании органнза-
1ий типа СС, к чему мы еще вернемся.
Как бы то ни было, у простого немца имелось более чем
’остаточно поводов для иронии; сам Гитлер, как расовый
нп, никак не походил на чистый «нордический» тип, так же
:ак и его ближайшие соратники и партийные боссы: Геб-
>ельс, Гиммлер, Лей, Борман и пр. (в лучшем случае к этому
ипу можно было отнести Розенберга, Гайдриха и фон Ши-
)аха). Безусловно нордического происхождения были Гин-
денбург и Бисмарк, а в пруссачестве нордический элемент
вмешивался с «восточным» (славянским). Нордический тип
5ыл широко представлен среди представителей офицерского
юсловия, аристократии и жителей отдельных сельских про-
винций.
С нашей точки зрения немецкий расизм в целом с его
финско-немецкой самонадеянностью, согласно которой, по
словам Гитлера, «быть членом Рейха — большая честь, чем
)ыть главой иностранного государства», можно считать де-
магогическим отклонением. Тем не менее, с правой точки
рения укрепление взвешенного расового самосознания и
юстоинства несомненно является целительной мерой, осо-
)енно учитывая то состояние, до которого докатились сего-
394
Юлиус Эвола
дня многие «белые» с их преклонением перед неграми и
другими цветными, антиколониальным психозом, навязчи-
вой болтовней об «интеграции» и прочими подобными
идеями, свидетельствующими о внутреннем упадке Европы
и Запада. Говоря о фашизме, мы признали, что средоточием
общего процесса кристаллизации, очищения и формирова-
ния субстанции нации должен стать идеал нового высшего
человеческого типа, но при этом необходимо сделать упор
на концепции «духовной расы», а не на биологическом ас-
пекте. К сожалению, именно последний возобладал в нацио-
нал-социалистическом расизме, что породило множество
недоразумений. Извращенная склонность современного че-
ловека к «наукообразному» мышлению привела к выводу,
что достаточно применить определенные профилактические
и евгенические меры, препятствующие дальнейшему расо-
вому смешению, чтобы едва ли не автоматически возроди-
лись исчезнувшие добродетели и их носитель — человек-
творец высшей цивилизации. Однако такие народы как шве-
ды, норвежцы или голландцы по сей день сохранили высо-
кий уровень расовой (даже «нордической») чистоты, но
внутренне они практически угасли, духовно выродились и
утратили прежние достоинства.
Юдофобство национал-социализма — один из сущест-
венных вопросов, о котором нельзя умолчать в данной рабо-
те, однако этот аспект требует адекватного углубления. Для
Гитлера еврей являлся смертельным врагом арийской расы и,
в частности, немецкого народа, носителем заразных кра-
мольных идей, гибельных для цивилизаций и обществ, в ко-
торых он пытается добиться власти и влияния. Приходиться
признать, что для Гитлера антисемитизм был настоящей на-
вязчивой идеей, однако сложно выявить причины этой одер-
жимости, иной раз принимавшей параноидальные формы и
приведшей к трагическим последствиям. В своих писаниях и
речах Гитлер неизменно видел в еврее причину всякого зла.
Он всерьез верил, что еврей — единственное препятствие на
пути реализации немецкого национал-социалистического
идеала общества, и эта фантазия стала важнейшим элемен-
том его пропаганды. Для него как марксизм с большевизмом,
так и западная «капиталистическая плутократия» и масонст-
Критика фашизма: взгляд справа
395
во были творением и орудием еврейства. Подобные воззре-
ния уже в то время можно было назвать односторонними.
Возникает вопрос, не стал ли Гитлер со своей «навязчивой
идеей» жертвой тактики «оккультной войны», о которой мы
говорили в другой нашей книгетактики, заключающейся в
том, что все внимание переводят на узкий сектор, где также
имеются силы, требующие противоборства, тем самым от-
влекая от других областей, где благодаря этому они могут
действовать практически беспрепятственно. Мы не хотим
сказать, что еврейской проблемы не существует вообще, и к
оной мы скоро вернемся. Но в истолковании Гитлера, опи-
равшегося на идеи своих предшественников из пресловуто-
го «Немецкого движения», антисемитизм перерастал в фа-
натическую одержимость, что стало свидетельством отсут-
ствия внутреннего контроля и оставило трудноизгладимое
пятно на репутации Третьего Рейха. Именно Гитлер стал
причиной широко распространенного заблуждения, согласно
которому расизм и антисемитизм считаются практически
синонимами.
Поведение Гитлера породило своего рода дьявольский
порочный круг. Его высказывания по поводу евреев и борь-
бы с ними, содержащиеся уже в первой программе партии, не
могли не восстановить против Германии все международное
еврейство (чье противоборство возрастало по мере усиления
нацизма), которое, к слову сказать, контролировало боль-
шинство крупных информационных агентств. Их пропаган-
да, в свою очередь, давала предлог Гитлеру для дальнейшего
усиления антисемитских мер. Как мы уже говорили в Гер-
мании (в отличие от Польши и России, славящихся массо-
выми и жестокими преследованиями евреев, известными
как погромы), кроме упомянутого «Немецкого движения»,
большинство населения не испытывало по отношению к
евреям неприязни, хотя и не питало к ним особой любви.
Поначалу в нацистском Третьем Рейхе антисемитизм огра-
ничивался бойкотом евреев, в будущем видимо предполага-
лось нечто вроде апартеида. Еврей нс признавался членом
Volksgemeinschaft, национально-этнической немецкой общ-
1 См. «Люди и руины», стр. 179 и сл.
396
Юлиус Эвола
ности, он был лишь подданным неарийской расы, вроде ино-
странного гостя (для Гитлера евреи были не немцами другой
религиозной конфессии, но народом в себе). Предполагалось,
что евреи будут жить отдельно, иметь свою торговлю, про-
фессии, школы и т.д., вне арийского общества. Также наме-
ревались наложить запрет на те виды их деятельности, кото-
рые были признаны паразитическими, материалистическими
и спекулянтскими. Евреям, которым подобная перспектива
была не по душе, предоставлялось право покинуть Рейх, од-
нако оставив все нажитое состояние. Стоит напомнить о том
(сегодня об этом предпочитают молчать), что во многих
странах они отнюдь не стали желанными гостями, получение
виз было связано с немалыми сложностями. Например, хо-
рошо известна трагедия парохода с высланными немецкими
евреями, который был задержан на границе территориальных
вод США, так что в конце концов им пришлось в отчаянии
затопить себя вместе с кораблем. Можно вспомнить и другой
случай, произошедший во время войны, когда масса венгер-
ских и сбежавших в Венгрию евреев могла бы избежать тра-
гической участи, если бы во время переговоров с командова-
нием СС (устроенных, кстати, именно по инициативе по-
следнего) британское правительство не отказалось принять
их в Египте. В общем, идеальным решением еврейской про-
блемы считалось избавление от них. Намеревались дать им
землю, для этих целей предлагался, например, Мадагаскар.
Впрочем, известно, что возникшее впоследствии государство
Израиль, реализуя на практике идеи «сионизма», менее всего
заботится об осуществлении своей миссии по «собиранию
евреев». Современные исследователи еврейского вопроса
(несмотря на то, что перенесенные евреями преследования
сделали эту тематику своеобразным «табу») считают, что
наиболее опасные евреи отнюдь не склонны возвращаться в
родные палестины, но предпочитают оставаться в тех стра-
нах, где они укоренились, поскольку именно в них обладают
более привлекательными возможностями и абсолютной сво-
бодой действий.
Настоящие гонения на евреев начались в Третьем Рейхе
с репрессий, последовавших за убийством в 1938 г. фон Рата,
немецкого дипломата в Париже, демонстративно совершен-
Критика фашизма: взгляд справа
397
ного евреем. Это стало прецедентом для принятия суровых
антиеврейских законов, которые, в свою очередь, привели к
усилению за рубежом пропаганды против Третьего Рейха,
нараставшей по спирали, последний виток которой затронул
и фашистскую Италию как союзника Германии. Мы уже го-
ворили, что именно это стало одной из причин, подтолкнув-
ших Муссолини к проведению ответных антисемитских ме-
роприятий, впрочем, довольно мягких. Физическая ликвида-
ция евреев происходила в основном во время войны и на
оккупированных территориях, так как в Германии к началу
войны осталось всего около 25.000 евреев. Безусловно, не
может быть никакого извинения или оправдания массовым
убийствам, о которых большинство немцев узнало лишь впо-
следствии.
Еврейская проблема имеет социальный и культурный
аспект. В своем социальном варианте она возникла срав-
нительно недавно, после французской революции и эман-
сипации евреев. Раньше можно было говорить лишь о рели-
гиозном антисемитизме, не имеющем ничего общего с со-
циальным или расовым (для современных расистов еврей,
обращенный в христианство, остается евреем). Поэтому что-
бы разобраться в этом вопросе мы не можем обратиться к
позиции старых государств, для которых на первом месте
стояла лояльность, а не этническое происхождение. Пруссия
была достаточно либерально настроена по отношению к ев-
реям, в Англии евреи встречались даже среди консерваторов,
а еврею Дизраэли она отчасти обязана созданием Британской
империи. В империи Габсбургов евреи, не вызывая особых
симпатий, на практике пользовались большой свободой. Ос-
новным положением социального антисемитизма является
утверждение, что уравненное в правах еврейство стреми-
тельно заполоняет своими сородичами все свободное про-
странство в определенных сферах общественной деятельно-
сти. Социальный антисемитизм возник как реакция на то, что
в разных странах евреи, тесно сплоченные между собой,
ухитрились занять главенствующие позиции в экономиче-
ской, профессиональной и культурной областях в количест-
ве, явно превышающем процентную долю еврейства сравни-
тельно с общим «арийским» населением соответствующих
398
Юлиус Эвола
стран. Например, в Германии в таких городах как Берлин,
Франкфурт и Бреслау процент евреев среди медиков и адво-
катов достигал 50%, в берлинском университете число евре-
ев среди доцентов составляло 15 из 29, в медицине 118
из 147. Подобное положение сложилось и в других городах,
например, в Вене и Бухаресте. Высокий процент и сильное
влияние евреи имели также в области журналистики и изда-
тельского дела. Наконец, неоспоримо наличие значительного
числа евреев среди вождей немецкого марксизма и комму-
низма. Еще Меттерних отмечал господствующее положение
евреев, говоря, что они «стали отменными революционера-
ми» в лице «писателей, философов, поэтов, ораторов, публи-
цистов и банкиров», и добавляя, что возможно они уготови-
ли Германии «злую судьбу».
В целом наличие или отсутствие еврейской проблемы
связывалось (и связывается) с «этническим национализмом»,
утверждающим, что еврей является инородным телом в дан-
ном национальном обществе. С точки зрения демократиче-
ского либерализма подобное утверждение неприемлемо и
всякое ограничение, как, например, принцип пропорцио-
нального numerus clausus 1 выглядит абсурдным и несправед-
ливым. Но здесь возникает уже более широкая проблема,
касающаяся так называемой «интеграции», и речь идет уже
не столько о евреях, сколько об откровенно инородных эле-
ментах, таких как, например, негры. Возникает объективный
вопрос: предположим, та или иная нация не питает симпатий
к некой расе из-за присущих последней особых свойств ха-
рактера и физических черт, так неужели ей, во славу демо-
кратической «свободы», вместе с «интеграцией» можно на-
вязывать и кровосмешение? Этот вопрос крайне актуален для
современных США.
Вместо обычного антисемитского протеста против фак-
тического еврейского нашествия и соответствующей реакции
(часто инстинктивной) со стороны населения на несоразмер-
ную диспропорцию, о чем мы уже говорили в первой части
данной книги (стр. 346 и сл.), следовало бы доказать, что ев-
1 Ограниченное количество (лат.), ограничение на приём в уни-
верситет. — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа 399
реи накладывают особый и нежелательный отпечаток на раз-
личные виды деятельности. Что касается отдельных профес-
сий, например, медицины и естественных наук, сделать это
довольно сложно. В целом же еврейство во все времена от-
личалось особым образом жизни, поведением и складом ха-
рактера; столь особым, что, когда вас назовут «жидом»,
вряд ли вы воспримете это как похвалу. Более изысканный
антисемитизм затрагивает проблему отрицательного влия-
ния евреев на культуру, этику и политику (назовем лишь
два имени — Зигмунд Фрейд и Карл Маркс), и полемика
разворачивается именно на данном уровне. В таком случае,
чтобы понять, от чего конкретно надо защищаться и чему
противостоять, необходимо, прежде'всего, дать общее оп-
ределение еврейству с духовной точки зрения (как это сде-
лал талантливый еврей Отто Вайнингер), выделив те харак-
терные черты, которые заслуживают особого внимания.
Подобное исследование явно не помешало бы, и в другой
нашей работе мы указали необходимые для него предпо-
сылки1. Консерватор-антисемит времен Вильгельма, как,
например, Адольф Штокер, утверждая в Рейхстаге, что ев-
рейский вопрос — это «этическая проблема», в сущности
определил правильное направление, в котором должно вес-
тись подобного рода исследование. С другой стороны,
пользующийся широким признанием в немецких «нацио-
нальных» кругах писатель Поль де Лагар отличал еврея,
верного собственной традиции, которому он до определен-
ной степени отдавал дань уважения, от обмирщенного со-
временного еврея. Действительно, когда мы говорим об
этике, то речь должна идти именно об этом втором типе,
для которого характерны материалистическое мировоззре-
ние, выражающееся в соответствующей практической дея-
тельности, жадность к деньгам, склонность к спекуляции,
отсутствие совести (серьезный, непредвзятый социолог
Вернер Зомбарт указал на связь, существующую между ев-
рейским духом и развитием современного капитализма),
рационализм и «модернизм» в его нигилистическом, анти-
традиционном аспекте, лицемерие и двойная мораль по от-
1 См. J. Evola. Il mito del sangue. Ilocpli, II cd. Milano, 1942. С. IX.
400
Юлиус Эвола
ношению к неевреям и прочие черты, порожденные, пусть
даже непреднамеренно, его состоянием «лишенности кор-
ней» (а, следовательно, связанные с космополитизмом и
интернационализмом, смертельными для Volk и его ценно-
стей), а также жажда власти, вызванная, вероятно, стремле-
нием к «сверхкомпенсации» комплекса униженности, воз-
никшего вследствие презрительного отношения на протяже-
нии веков к «избранному народу».
В более широком смысле национал-социалистический
расизм в своей культурной компании постоянно использовал
выражения arteigen (или artgemass) и artfremd, то есть при-
сущее или чуждое врожденной природе народа (Volk). Но
здесь не хватает точного и убедительного определения этой
природы, дать которое, впрочем, довольно сложно. Действи-
тельно, современная цивилизация и культура в своей сово-
купности губительны для всякой иной ценности и формы.
Однако учтем и то, что если даже влияние евреев в интеллек-
туальной, идеологической и творческой областях неотврати-
мо ведет к их вырождению и гибели, это стало возможным
лишь потому, что именно «арийцами» (а не евреями) почва
была уже подготовлена
V
Однозначно положительной оценки заслуживает вы-
двинутая национал-социализмом проблема «борьбы за ми-
ровоззрение». Гитлер считал мировоззрение фактором пер-
востепенного значения, преобладающим над идеологиями и
партийными лозунгами. Он понимал необходимость рево-
люции в плане мировоззрения, Weltanschauung. Однако
стройной и непротиворечивой концепции нового мировоз-
зрения национал-социалистам создать не удалось. Естест-
венно, важнейшими аспектами национал-социалистичес-
кого Weltanschauung стали миф и мистика крови. Но это не
решало оставшихся проблем более широкого масштаба. Ис-
1 См. J. Evola. Rivolta contro il mondo modern о. Ed. Mediterranee,
IV ed. Roma, 1974.
Критика фашизма: взгляд справа
401
пользование термина «ариец» и особая значимость, прида-
ваемая нордическому элементу, требовали четкого определе-
ния арийского или арийско-нордического мировоззрения в
его этическом, духовном и религиозном аспектах. Только
оно позволило бы дать конкретное положительное содержа-
ние простым лозунгам расистской компании и стать основой
для формирующего действия, каковое — оставляя в стороне
фантазии чисто биологического и научного расизма, — как
было уже сказано в анализе фашизма (см. стр. 342 и сл.), на
йаш взгляд является наиболее ценным требованием так на-
зываемых «фашистских» движений. Мужество, с которым
национал-социализм как «культурная революция» пытался
решить проблему мировоззрения, безусловно следует по-
ставить ему в заслугу, пусть даже, как было только что ска-
зано, эта попытка оказалась не слишком успешной, а пута-
ницы и ошибок было более чем достаточно. В этом отно-
шении Третий Рейх несомненно превзошел фашистскую
Италию; достаточно вспомнить, что в фашизме римский
миф как мировоззрение так и не получил более глубокого и
внятного содержания.
Для сравнения рассмотрим, прежде всего, позицию, за-
нятую национал-социализмом по отношению к религиозной
проблеме. Национал-социализм выступал против любых форм
атеизма; поскольку атеизм и материалистическая концепция
жизни являются аспектами марксизма и коммунизма, в
борьбе с этими подрывными движениями им уделялось
особое значение. Поэтому поначалу многие христиане и
католики видели в национал-социализме своего союзника.
В присяге СС обращались к Богу, а Гиммлер говорил так:
«Кто не верит в Бога — самонадеянный нахал, страдающий
манией величия и дурак; такой человек нам (то есть СС) не
подходит» (ist uberheblich, grossenwahnsinnig und dumm; er ist
fur uns nicht geeignet). Но рано или поздно должна была на-
ступить очередь христианства. Было заявлено: «Партия раз-
деляет точку зрения позитивного христианства». Однако ка-
кое христианство позитивное, а какое негативное официаль-
но разъяснено не было. Среди прочих встал вопрос о том, до
какой степени христианство можно считать «арийским», на-
сколько его не затрагивает антисемитская полемика. Некого-
402
Юлиус Эвола
рые видели решение проблемы в «арианизации» христианст-
ва за счет исключения Ветхого Завета, как творения чисто
еврейского духа, и «очищения» Нового Завета от «семитских
отбросов» и «еврейской теологии» Павла (между тем, Еван-
гелию от Иоанна приписывался арийский и возвышенный
характер). Несомненно, это были увертки и софистика. Хри-
стиане не могли пойти на уступки, а радикальные «национа-
листические» идеологи (Розенберг, Хауэр, Ревентлоф, окру-
жение Людендорфа) считали подобные предложения ком-
промиссом и безоговорочно утверждали несовместимость
христианства с подлинным арийским, нордическим мировоз-
зрением, с «германской верой». В связи с этим намеревались
даже создать так называемое «Движение немецкой веры»,
Deutsche Glaubensbewegung.
Сам Гитлер не внес ценного вклада в проблематику ми-
ровоззрения в высшем смысле. Показательно уже его увле-
чение Вагнером (как и Чемберлен, он считал Рихарда Ваг-
нера «пророком германства»). Он не мог понять, что, при
всем величии своего романтического искусства, Вагнер не-
редко искажал различные северогерманские саги и традиции.
В своих писаниях и речах Гитлер часто обращался к Богу и
Провидению, за избранника и исполнителя воли Коего он
себя почитал, однако не очень понятно, что это было за Про-
видение, если он, следуя скорее Дарвину, нежели Ницше,
полагал высшим законом жизни право сильнейшего и считал
предрассудком всякое сверхъестественное вмешательство,
превознося современную науку и «вечные законы природы».
То же можно сказать о главном идеологе движения, Альфре-
де Розенберге, видевшем в современной науке «творение
чисто арийского духа», не смущаясь тем, что мы обязаны ей
не только техническими завоеваниями, но и необратимым
духовным кризисом современной эпохи и десакрализацией
вселенной. Подобное чисто просветительское и рационали-
стическое непонимание основных положений религии, пара-
доксально уживавшееся с мистикой крови, было во многом
свойственно и Гитлеру, но именно Розенберг дал ему теоре-
тическое обоснование; достаточно сказать, что он считал об-
ряды и священные таинства предрассудком, порождением
неарийского духа.
Критика фашизма: взгляд справа 403
Отсюда становится понятно, на сколь низком уровне ра-
зыгралась борьба за мировоззрение, приняв подобное на-
правление. Это был «натурализм» доведенный до крайности
и отвергающий всякую подлинную трансцендентность. На-
пример, отрицалось различие между душой и телом, как не-
арийская, «левантийская» выдумка; расизм постулировал и
мыслил их неразрывное и субстанциальное единство. Логи-
ческим следствием стало отрицание истинного бессмертия;
допускалось лишь «бессмертие в роде». Это показывает, на-
сколько своевольно расовая пропаганда обращалась с тради-
циями арийских (индоевропейских) цивилизаций, так как в
них трансцендентность не просто признавалась, но нередко
служила точкой отсчета для этических добродетелей, кото-
рым упомянутые национал-социалистические идеологи при-
давали чисто человеческую и в сущности натуралистическую
ценность (отсюда беспросветные перспективы так называе-
мого «трагического героизма»). Отчасти здесь сыграли свою
роль далеко не лучшие идеи Ницше: например предубежде-
ние против аскетизма (он обращал внимание исключительно
на «мазохистскую», по сути умерщвляющую аскезу, хотя на
самом деле важна аскеза «имманентная», то есть самодисци-
плина). Достаточно вспомнить абсурдное мнение одного
ученого, в других отношениях обладающего неоспоримой
квалификацией, Ганса Ф. К. Гюнтера, по поводу буддизма:
он утверждал, что когда индоевропейцы (арийцы) захватили
Индию, то под влиянием окружающих, главным образом
климатических, условий их энергия, первоначально направ-
ленная на утверждение жизни, изменила полярность и стала
отрицать жизнь, «которая есть страдание», посредством ас-
кезы.
Положительным моментом можно считать изучение
корней арийской цивилизации и потребность в возвращении
к истокам, что было свойственно некоторым национал-
социалистическим и близким им по духу кругам. Однако и в
этом вопросе, решить который уже пытались отдельные апо-
столы германизма, из-за предрассудков не сумели достичь
положительных результатов. Позднее, говоря об СС, мы рас-
смотрим некоторые инициативы подобного типа. В рамках
партии ограничились эксгумацией древних обычаев, что
404
Юлиус Эвола
имело отношение скорее к фольклору. Впрочем, отдельные
массовые ритуалы обладали до некоторой степени гипноти-
зирующим и зрелищным характером, как, например, риту-
альное возжжение огня и передвижение свастики, составлен-
ной из людей с горящими факелами, на Берлинском стадионе
в день летнего солнцестояния. Вспомнили также древнегер-
манские символы «руны», использовав их для обозначения
некоторых организаций (та же СС). Однако в области пони-
мания символов — тесно связанной с традиционным миро-
воззрением — непреодолимым препятствием стало уже ука-
занное неприятие трансцендентного измерения, что привело,
в частности, к пренебрежению древним «магическим» аспек-
том рун. Вообще, говоря о правильном понимании и исполь-
зовании изначальных символов, возникает сильное сомнение
в том, что национал-социалисты, начиная с самого Гитлера,
по-настоящему осознавали значение основного партийного
символа — свастики. По словам Гитлера, она символизирова-
ла «миссию борьбы за победу арийского человека, за триумф
идеи созидательного труда (s/с), который всегда был и будет
антисемитским». Поистине примитивное и «профаническое»
толкование. Совершенно непонятно, каким образом древ-
ние арии могли связать воедино свастику, «созидательный
труд» (!) и еврейство, не говоря уже о том, что этот символ
встречается не только в арийской культуре. Пе дали внятного
объяснения и левостороннему вращению (противоположно-
му общепринятому при ее использовании в значении солнеч-
ного и «полярного» знака) национал-социалистической сва-
стики. Вряд ли при этом знали, что обратное движение знака
символизирует могущество, тогда как обычное — «знание».
Когда свастика стала эмблемой партии, у Гитлера и его ок-
ружения напрочь отсутствовали знания подобного рода1.
1 Можно считать чистой фантазией всякое «демоническое»
толкование гитлеризма, свойственное многим исследователям на-
ционал-социализма, которые считают, что обратное движение сва-
стики является непредумышленным, но явным знаком демониче-
ского характера. Такой же выдумкой являются все намеки на «ок-
культную», инициатическую или контринициатичсскую подоплёку
(мы утверждаем это со знанием дела). В 1918 г. возникла нсболь-
Критика фашизма: взгляд справа
405
Если «Mein Kampf» Гитлера стал политико-идеологичес-
кой Библией национал-социализма, то главной работой в об-
ласти мировоззрения и интерпретации истории в Третьем
Рейхе считался «Миф XX века» Альфреда Розенберга. Он
стал своего рода учебником по подготовке новых кадров. По
сути эта книга является компиляция, за которой, впрочем,
нельзя отрицать определенных достоинств и наличия удач-
ных интерпретаций; в частности, в ней использованы ис-
следования Вирта по предыстории нордико-атлантической
цивилизации и И. Я. Бахофена по морфологии древних ци-
вилизаций. Однако, даже не говоря об указанных ошибках
и антикатоличестве почти просветительского толка, следу-
ет признать, что крайняя небрежность в ее написании толь-
ко играет на руку противнику. Ситуация ухудшается по ме-
ре того как Розенберг от далекой древности приближается к
нашему времени, поскольку здесь его желание подогнать
всю историю под выгодное немцам толкование просто бро-
сается в глаза. Как бы то ни было, «Миф XX века», хотя и
не вполне официально, стал в гитлеровском Третьем Рейхе
основным произведением в области борьбы за мировоз-
зрение
Наши критические замечания, однако, не отменяют за-
слуг Третьего Рейха в области разрешения проблемы миро-
шая группа «Thule Bund», выбравшая своим символом свастику и
сияющий солнечный диск; однако, за исключением германизма, сё
общий духовный уровень был не выше уровня англосаксонских
теософов. Имелись также другие группы и авторы, как например
Гвидо фон Лист и Ланц фон Либснфельс (также создавшие «Ор-
ден»), предвосхитившие идеи Гитлера и использовавшие свастику;
но все эти течения были поверхностными и нс имели никакой связи
с подлинной традицией, в них царила путаница понятий и разнооб-
разные личные заблуждения.
1 К сожалению, совершенно не использовалась, но напротив за-
малчивалась официальными нацистскими кругами другая книга —
С. Seeding. Das Reich und die Krankheit der europaischen Kultur (Ham-
burg, 1938), написанная с гораздо меньшими амбициями, но выра-
жающая куда более интересные взгляды, в частности, благодаря на-
личию высшей концепции государства, основанной отчасти на идеях
Гегеля — «философа пруссачества».
406
Юлиус Эвола
воззрения. Национал-социализм мужественно искал новые
горизонты; к сожалению, этим поискам не хватало пра-
вильных ориентиров и их продвижение затруднялось отсут-
ствием подлинных знаний. Сложно сказать, как развивалась
бы ситуация в дальнейшем, если бы Третьему Рейху была
дарована более продолжительная и спокойная жизнь и ре-
шением этих вопросов занялись бы более сведущие, не свя-
занные примитивными германо-расистскими предубежде-
ниями люди. Хотя для многих указанные поиски стали по-
водом для обвинения нацизма в «язычестве», с нашей точки
зрения дискуссия по поводу отдельных аспектов христиан-
ской и католической концепции сакрального, христианско-
го мировоззрения и морали в принципе вполне допустима.
При определенных условиях она даже могла бы принести
плодотворные результаты. Однако чтобы эта дискуссия со-
храняла высокий уровень, протест против претензий христи-
анства на монополию в духовной жизни должен опираться на
признание сакрального и трансцендентного характера не-
христианского и дохристианского наследия. В ином случае
существует опасность, что нехристианское мировоззрение
окажется «языческим» именно в том отрицательном смысле,
в котором использовала это понятие христианская апологе-
тика, восхваляя новую веру. Идеи, вдохновившие опреде-
ленные круги на создание «германской религии» или «ве-
ры», имели очевидно натуралистическую и пантеистиче-
скую основу, что ставило ее на довольно низкий духовный
уровень.
VI
Критика фашизма: взгляд справа 407
(вождистского государства) на тоталитарной, популистской
и диктаторской основе.
Эта идея до некоторой степени стала возвращением к
прусской традиции. Известно, что в основании прусского
государства стоял Орден тевтонских рыцарей, призванных в
1226 г. польским князем Коррадо ди Мазовия для охраны
восточных границ. Захваченные и пожалованные в феодаль-
ное владение территории вошли в состав государства,
управляемого Орденом и находящегося под протекторатом
Священной Римской Империи и Римского престола, кото-
рому он дисциплинарно подчинялся. Новообразовавшееся
государство, которым начиная с 1415 г. правил дом Гоген-
цоллернов, включало в себя Пруссию, Бранденбург и Поме-
ранию. В 1525 г. после реформации Орденское государство
«секуляризовалось», то есть отделилось от Рима, что привело
к ослаблению конфессиональных уз Ордена. Несмотря на
это, он сохранил свою традиционную аскетико-воинскую
этику, позднее сформировавшую новое прусское государству
в его наиболее характерных чертах. Одновременно с пре-
вращением Пруссии в королевство, в 1701 г. был создан Ор-
ден Черного Орла, связанный с потомственной знатью и со-
хранивший свой прежний девиз, выражающий классический
принцип справедливости: Suum cuique ’. Небезынтересно, что
при воспитании «прусского» характера, в частности офицер-
ского корпуса, особое внимание уделялось мужественному
стоицизму, то есть самообладанию, дисциплине, твердости
духа и суровому, цельному образу жизни. Так, например, в
Corpus Juris Militaris, введенном в академиях 18 в., офицер-
ству рекомендовалось изучение трудов Сенеки, Марка Авре-
лия (который, кстати, был любимым писателем Фридриха
Великого), Цицерона и Эпиктета. Естественно, отчасти недо-
любливали интеллектуалов и пишущую братию (наиболее
памятно саркастическое и неприязненное отношение к ним
Фридриха Вильгельма I, «короля солдат», который мечтал
сделать Берлин «северной Спартой»1 2). Для правящего поли-
1 Каждому своё (лат.). — Прим. пер.
2 По ассоциации можно указать также на определенную непри-
язнь, которую питали к «интеллектуалам» фашисты; впрочем, она
408
Юлиус Эвола
тического класса прусского государства, бывшего орденско-
го государства, были характерны преданность («свобода в
послушании»), принцип служения и чести.
Незадолго до возникновения и в период существования
Веймарской республики значительное влияние в определен-
ных кругах имела идея так называемого Bundesgedanke, то
есть концепция или идеал Bund, предлагавшая вчерне осо-
бую форму организации. Bund вообще означает союз или
объединение, но в данном контексте это выражение имело
значение, родственное Ордену, и было отчасти связано с
термином Mannerbund («мужской союз»), принятом в этно-
социологических исследованиях. По сути речь шла об элите,
отличающейся исключительно мужской солидарностью и
обладавшей чем-то вроде высшего помазания. В Германии
еще до появления национал-социализма возникали различ-
ные Bund, которые, несмотря на свою малочисленность, раз-
личную окраску и изрядную долю нетерпимости, в полити-
ческой сфере всегда стояли на стороне элитарной системы,
противоположной массовым режимам.
Учитывая вышесказанное, идея управления государст-
вом посредством своего рода «Ордена» (а не единственной
никогда не достигала такой степени, как в национал-социализме;
итальянский фашизм ценил известных интеллектуалов и людей
культуры и стремился хотя бы формально привлечь их на сторону
режима, нс особо заботясь о том, что они думают на самом деле; на-
ционал-социалистов же подобные проблемы вообще нс интересова-
ли, и они предоставили всем свободу выезда за границу (Геббельсу
даже приписывали слова: «Когда я слышу слово «культура», моя
рука зянстся к пистолету»). Впрочем, при этом необходимо иметь в
виду, что в Германии преобладали тенденции агностической Kullur и
интеллектуалы буржуазного происхождения либерально-гуманисти-
ческой формации. Огрицающис всякую возможность существования
мистики государства и авторитета, они считали догмой непримири-
мое противоречие между культурой и духом с одной стороны и вла-
стью, политикой и воинскими добродетелями — с другой. В принци-
пе, с точки зрения аристократических правых вполне допустима оп-
ределенная дистанция по отношению к тем «интеллектуалам» и
«культурным людям», которые после появления буржуазии и кри-
зиса древних режимов, возомнили себя единственными подлинными
выразителями духовных ценностей.
критика фашизма: взгляд справа
409
шртией) могла внести положительные поправки в гитле-
ризм; таким образом, первоочередной задачей Третьего Рей-
ia становилось создание — посредством систематического
юспитания подходящих людей — элиты, понимаемой как
рядущий «носитель» идеи нового государства и соответст-
рующего мировоззрения. Правда, в отличие от прежней
февней традиции, в данном случае кроме особых качеств
характера учитывались физические данные, и особое значе-
nie уделялось «расовому фактору» с упором на «нордиче-
:кий тип». В этой области в Третьем Рейхе были предприня-
*ы две основные инициативы.
Первая состояла в постройке при содействии партии
рех Ordensburgen, то есть «Орденских замков». Это были
юмплексы зданий, построенных в древнегерманском, нор-
щческом стиле, с обширными земельными владениями, лес-
!ыми угодьями, лугами и озерами, куда на основе предвари-
тельного отбора принимали молодежь для военного, физиче-
:кого морального и интеллектуального обучения. Учитывая
юобходимость в формировании «мировоззрения», особое
шимание уделяли воспитанию таких черт, как мужество и
решительность, что предполагало довольно рискованные ис-
!ытаиия. Время от времени в Замках проводились судебные
1роцессы, на которые в качестве публики приглашались ас-
шранты или Junker; обычно разбирались дела, затрагиваю-
цие вопросы чести и других этических ценностей, чтобы при
юследующем обсуждении проверить моральную восприим-
швость студентов и их врожденные способности к оценке.
Jrdensburgen находились в ведение Розенберга; поэтому в
>снове обучения лежали его идеи, что, учитывая сказанное
1ами, создавало некоторые сложности. Выпускники этих уч-
реждений, где они вели жизнь в «общества одиноких муж-
шн», почти изолированные от всего остального мира, полу-
1али особое звание, дававшее им привилегии при назначении
ia политические должности и ответственные посты в Треть-
ем Рейхе или, лучше сказать, в том, чем должен был стать
Третий Рейх.
Однако куда более важное значение имела СС. Благода-
ря общеизвестной послевоенной пропаганде при любом упо-
минании СС большинство сразу вспоминает гестапо, концен-
410 Юлиус Эвола
трационные лагеря, карательные операции, в которых были
задействованы отдельные формирования СС во время войны
и т.п. Это крайне тенденциозный и упрощенный подход. Мы
не будем здесь останавливаться на данных вопросах, по-
скольку нас, как всегда, интересуют исключительно принци-
пы, основные идеи, вне тех последствий, к которым привело
их применение на практике. Поэтому имеет смысл погово-
рить здесь о тех аспектах СС, о которых обычно сознательно
умалчивают.
Свое название СС получила от первых букв слова Saal-
Schutz, обозначающего своего рода телохранителей Гитлера,
приданных ему для охраны во время митингов и исполнения
служебных поручений. Поначалу это была довольно мало-
численная группа. Позднее две буквы «S» стали употреблять
для обозначения Schutz-Staffeln (дословно — охранные отря-
ды), и тогда же их стилизовали в две зигзагообразные линии,
повторяющие древний северогерманский символ, означаю-
щий «руны победы» или «силу-молнию». Наконец, был
сформирован целый корпус, теперь уже для защиты госу-
дарства — так называемый «Черный Корпус», в отличие от
коричневых рубашек, то есть С А. Гитлер и Геринг исполь-
зовали его при репрессиях 30 июня 1934 г., в результате
которых, как мы говорили, были искоренены все поползно-
вения ко «второй революции» внутри самой партии. За уча-
стие в этой акции СС получила особый статус и полномочия;
теперь она считалась «гвардией национал-социалистической
революции».
Подлинным организатором СС был Генрих Гиммлер,
которого называли Reichsfuhrer SS, то есть Рейхсфюрером
СС. Гиммлер по происхождению был баварцем, по воспита-
нию католиком. Еще студентом сельскохозяйственной ака-
демии он вступил в добровольные части, сражавшиеся с
коммунистами. Он придерживался правых консервативно-
монархических взглядов, унаследованных им от отца, верно-
подданного воспитателя наследного принца Генриха Бавар-
ского. Особое впечатления на него произвел идеал Ордена, в
частности его очень интересовал уже упомянутый нами
древний Орден тевтонских рыцарей. Он хотел сделать из СС
организацию, которая в иной форме должна была взять на
Критика фашизма: взгляд справа 411
себя ту же функцию, которую в прежние времена исполняло
дворянство, как центральное ядро государства. Для воспита-
ния членов СС он предусматривал нечто вроде смеси спар-
танского духа и прусской дисциплины. Использовал он и
некоторые принципы Иезуитского ордена (Гитлер в шутку
называл Гиммлера — мой «Игнатий Лойола»), такие как, на-
пример, деперсонализация, порой доходившая почти до не-
человеческой. Например, при вступлении в СС давалась
клятва верности и абсолютного послушания, обязывающая
члена СС при необходимости не пожалеть даже родных
братьев. Для члена СС не существовало никаких оправданий,
данное им слово было абсолютным. Приведем пример из вы-
ступления Гиммлера: члена СС могли попросить бросить
курить; если он не соглашался, его исключали из СС, но если
он давал обещание и его заставали курящим — «ему оста-
вался лишь пистолет», то есть самоубийство. В военном вос-
питании испытывалась физическая отвага. Например, часо-
вому на каску клали бомбу, и он должен был спокойно сто-
ять в ожидании взрыва.
Особым аспектом являлась расовая статья. Помимо
«арийского» происхождения (необходимо было иметь пред-
ков-арийцев начиная с 1750 г.) и хороших физических дан-
ных, особое предпочтение отдавалось высокорослому норди-
ческому расовому типу. Вдобавок Гиммлер хотел, чтобы СС
стала Sippenorden, то есть Орденом, который, в отличие от
древних рыцарских орденов, в будущем должен был стать
одним племенем, одной кровью, одним родом (Sippe). По-
этому на члена СС налагались определенные ограничения
при выборе невесты. Он не мог женится на любой девушке
(не говоря уж о девушках другой расы). Требовалось согла-
сие специальной расовой комиссии. Если член СС не согла-
шался с этим решением, ему не оставалось ничего другого
как покинуть корпус. Уже при вступлении в СС (по оконча-
нии испытательного срока) аспиранту сообщали об этом тре-
бовании. Таким образом, на первый план вновь выступал
чисто биологический расизм, низводящий женский идеал
исключительно до роли «матери».
Гитлер с неприязнью относился к потомкам старинных
правящих родов, Гиммлер же питал к ним слабость, желая,
412 Юлиус Эвола
чтобы в Третьем Рейхе СС стала сословием, принадлежно-
стью к которому мог бы гордится даже наследный принц.
Среди членов СС было немало представителей высшей
знати. Князь Вальдек-Пирмонт вступил в СС в 1929 г., в
1933 г. членами СС стали князья Мекленбург, Гогенцол-
лерн-Зигмаринген, Липпе-Вистерфельд и многие другие.
Князь Филлип д’Ассия был личным другом Гиммлера. Кро-
ме того, СС поддерживала тесные отношения с берлинским
Herrenklub («клубом господ»), а Гиммлера пригласили вы-
ступить в Deutsche Adelsgenossenschaft («Союз немецкого
дворянства»), что также свидетельствовало о сближении этой
важнейшей организации Третьего Рейха с немецкой знатью.
Более сдержанными были отношения с армией, Reichswehr,
что было вызвано не столько идейными разногласиями,
сколько вопросами престижа. Эта проблема возникла после
того как в СС появились военные подразделения, а чуть поз-
же самые настоящие дивизии, получившие название Waffen-
SS. Тем не менее, именно Пауль Хауссер, покинувший ар-
мию, чтобы встать в ряды борцов «консервативной револю-
ции» и вступивший в 1935 г. в «Стальной шлем» Зельдте,
реорганизовал академию СС, а затем возглавил кадетскую
школу СС в Вельфеншлоссе в Брауншвайге.
По мере развития в СС возникло множество подразделе-
ний; в некоторых из которых, по причине их специфической
деятельности, аспекты Ордена отошли на второй план. Это
относится, например, к дивизии «Мертвая голова», испол-
нявшей вспомогательную функцию обычной государствен-
ной полиции (декретом от 17 июня 1936 г. Гиммлер был на-
значен главой полиции в Министерстве внутренних дел).
Именно деятельность подобных подразделений имеет отно-
шение к негативным аспектам корпуса, что впоследствии
было использовано для возбуждения отвращения ко всем
подразделениям СС. Достаточно вспомнить так называе-
мые Verfugungstruppe SS — войсковые подразделения, под-
чиняющиеся непосредственно главе Рейха, которые позд-
нее, в 1940 г., стали основой для создания вышеупомянутых
Waffen-SS, то есть элитарных воинских подразделений, вы-
сокие достоинства которых (учитывая особые требования,
предъявляемые к членам СС) во время Второй мировой вой-
Критика фашизма: взгляд справа 413
ны вызывали уважение и восхищение даже со стороны про-
тивника. Также можно упомянуть секцию Rusha (заглавные
буквы названия Rasse und Siedlungshauptamt), занимавшуюся
вопросами расы и внутренней колонизации. Однако здесь
нас интересуют лишь мероприятия культурного плана, про-
водимые СС.
Воплощению идеала Гиммлера препятствовал своего
рода handicap, состоящий в том, что Орден как таковой не-
обходимо требует высшего помазания и должен иметь в том
числе духовное основание, которого католичество по оче-
видным соображениям дать не могло. Действительно, упо-
мянутая антихристианская направленность, идея неприемле-
мости христианства ввиду его неарийских и «негерманских»
аспектов получила широкое распространение именно среди
СС, и хотя между Гиммлером и Розенбергом имелись опре-
деленные разногласия, в этом вопросе их мнение совпадало.
Поэтому, отвергнув христианство и католичество, вновь
столкнулись с проблемой мировоззрения в ее более глубоких
аспектах, для разрешения которой требовалось нечто боль-
шее, чем суровая дисциплина и воспитание характера, ведь
СС намеревалась стать weltanschauliche Stosstruppe, то есть
ударной силой именно в области Weltanschauung (мировоз-
зрения). Долгое время в СС существовала СД (SD), то есть
«Служба безопасности» (Sicherheitsdienst), в сферу деятель-
ности которой поначалу входили также вопросы культуры и
культурной цензуры (согласно приказу Гиммлера 1937 го-
да). В дальнейшем деятельность СД приняла иное направ-
ление, включая контрразведку, однако остался VII отдел,
который продолжал деятельность в культурной области;
членами СД являлись многие серьезные ученые и профес-
сора. Впрочем, иногда можно было стать почетным служа-
щим СС (Ehrendienst). Этим званием награждали деятелей
культуры, внесших особый вклад в указанном направлении.
Например, его получили профессор Франц Альтхайм из
галльского университета, известный историк античности и
древнего Рима и выдающийся исследователь первобытной
культуры профессор О. Менгин из венского университета.
Существовал специальный институт СС — Ahnenerbe, зани-
мавшийся исследованием исторического наследия, начиная
414
Юлиус Эвола
от изучения символов и традиций до археологических иссле-
дований.
Особое внимание уделялось исследованиям, дающим
материал, пригодный для использования в плане мировоз-
зрения, поэтому националистическая нетерпимость, свойст-
венная отдельным кругам, отошла на задний план. Например,
Гиммлер субсидировал голландца Германа Вирта, автора
книги «Заря человечества» — огромной работы по нордо-
атлантическому прошлому, пригласил выступить итальян-
ского исследователя ’, занимавшегося аналогичными про-
блемами и, в частности, традиционным миром, также вне
рамок католичества и христианства, но избегая искажений,
свойственных Розенбергу и некоторым другим1 2.
Таким образом, перед нами вырисовывается совершенно
иная картина СС, более сложная и существенно отличаю-
щаяся от общепринятого представления. Хотя упомянутые
инициативы остались в зачаточном состоянии, сам факт их
появления достаточно красноречив. В принципе с точки зре-
ния правых идеал «Государства-Ордена», выдвинутый как
альтернатива тоталитарному, диктаторскому государству,
заслуживает положительной оценки. Мы уже высказывали
свое суждение по этому поводу, критикуя фашистскую кон-
цепцию однопартийности (стр. 304). В Германии дальнейшее
развитие этой идеи зависело от возможности привлечения
сохранившихся правых элементов, наряду с исправлением
тех отрицательных сторон, которые представители «консер-
вативной революции» и пруссачества оценивали как узурпа-
цию и извращение своих идей.
СС обретала все больший политический вес. Вскоре о них
стали говорить как о «государстве в государстве» или «госу-
дарстве СС». Действительно, эта организация имела свои
ячейки во всех ключевых структурах Рейха: администрации,
1 Скорее всего, под итальянским исследователем, приглашен-
ным СС, Эвола имеет в виду себя. — Прим. пер.
2 Однако мы нс можем одобрить, например, того, что журналу,
находящему удовольствие в пошлых нападках на католическое духо-
венство и не менее пошлом и фанатичном антисемитизме, позволили
взять название «Das Schwarze Korps» («Черный Корпус»).
Критика фашизма: взгляд справа 415
дипломатии и т.д., ведь идея «орденского государства» пред-
полагала, что именно люди Ордена предназначены для заня-
тия высших должностей, как в свое время дворянство.
Наконец скажем несколько слов о Waffen-SS. Мы уже
упоминали, что после июля 1940 г. на смену частям СС, ис-
полнявшим в мирное время функцию «резервных сил», при-
шли воинские подразделения и бронетанковые дивизии, ко-
торые, сохраняя определенную автономию, сражались бок о
бок с частями Вермахта. К концу Второй мировой войны
Waffen-SS стали своего рода «первой европейской армией».
Гиммлер одобрил предложение Пауля Хауссера, позднее
поддержанное Готтлибом Бергером, по созданию дивизий
Waffen-SS из добровольцев разных стран для борьбы про-
тив коммунистической России и защиты Европы и европей-
ской цивилизации. Таким образом, они принимали на себя
ту же функцию, которую в прежние времена исполнял Ор-
ден тевтонских рыцарей, стоявший на защите восточных
границ, и вдохновлялись тем же духом, который воодушев-
лял Freikorps, то есть добровольческие части, по собствен-
ной инициативе сражавшиеся против большевизма в восточ-
ных регионах и балтийских странах по окончании Первой
мировой войны. К концу войны в Waffen-SS состояли пред-
ставители более семнадцати наций, некоторые дивизии были
полностью укомплектованы представителями одной нацио-
нальности: французы, бельгийцы, голландцы, шведы, укра-
инцы, испанцы и даже швейцарцы. В общем их численность
достигала 80 000 человек, лишь немногие из которых были
немцами по рождению. Добровольцев не испугало позорное
звание предателей и «коллаборационистов», хотя многие из
оставшихся в живых в последующие годы подверглись пре-
следованиям и судебному осуждению на своей родине1.
1 Несмываемым позором покрыли себя победители американцы,
выдавшие части украинцев-добровольцев — согласившихся после
поражения сдаться в плен только союзникам — Советскому Союзу,
прекрасно понимая, что посылают их на смерть. При создании новых
частей Waffen-SS первостепенное внимание уделялось чисто воин-
скому аспекту, поэтому всё, связанное с идеей Ордена, не играло
особой роли. Командир одной из бронетанковых дивизий Waffen-SS,
416
Юлиус Эвола
В речи, произнесенной в Познани 4 октября 1943 г.,
Гиммлер прямо говорил об СС как о вооруженном Ордене,
который в будущем, после поражения Советского Союза,
должен стать основой европейской гвардии для борьбы про-
тив «азиатских орд» на Урале. Необходимо отметить, что в
данном случае произошло определенное смещение перспек-
тив. Перестали отождествлять арийство с германством. Доб-
ровольцы других стран сражались не за экспансионистский
национал-социализм на односторонне расистской основе и
«пангерманизм», но за высшую идею, за Европу и европей-
ский «Новый порядок». Эта идея завоевала признание в кру-
гах СС, что выразилось в Шарлоттенбургском заявлении,
опубликованном центральным бюро СС в конце войны в от-
вет на Сан-францисскую декларацию союзников по поводу
целей войны. В ней давалась общая характеристика концеп-
ции человека и жизни в Третьем Рейхе с особым упором на
идею Нового порядка, должного иметь не гегемонистский,
но федеративный и органичный характер.
С другой стороны, не надо забывать, что именно Гимм-
лер предпринял попытку спасения (расцененную Гитлером
как предательство) in extremis ’. Через графа Бернадотта он
передал предложение по заключению сепаратного мира с
западными союзниками для продолжения войны против Со-
ветского Союза и коммунизма. Это предложение в случае его
принятия обеспечило бы Европе иное будущее, предотвратив
«холодную войну» и коммунизацию Европы по ту сторону
«железного занавеса». Однако, как известно, оно было резко
отвергнуто по той же причине, что и предложение, сделанное
Гитлером по его собственной инициативе в Англии в извест-
ном выступлении лета 1940 г., когда в более выгодном поло-
жении находились немцы.
генерал Штайнер, после войны (в своей книге «Die geachletc Аппсс»)
пытался доказать, что данные формирования действовали подобно
частям рейхсвера и должны рассматриваться только в данном каче-
стве, нс имея никакого отношения к «романтическим причудам
Гиммлера» (речь идет именно об идее СС как Ордена), о которых
Штайнер отзывается высокомерно и с антипатией.
1 При смерти (фр.). — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа
417
VII
Теперь попытаемся дать оценку идеологии, лежавшей в
основе внешней политики Третьего Рейха и, в частности,
Гитлера. Необходимо рассмотреть как основные причины
Второй мировой войны, так и перспективы, открывавшиеся в
случае победы Германии, с точки зрения европейского «Но-
вого порядка».
Наиболее отрицательная сторона гитлеризма проявилась
в чрезмерном значении, придаваемом радикальному этниче-
скому национализму ирредентистского толка. Гитлер был
просто одержим идеей, толкнувшей его на авантюры, кото-
рым поначалу сопутствовала удача, но в конце концов за-
вершившимся катастрофой, что было вызвано отсутствием
чувства меры и реальных возможностей. Согласно этой идее
всех немцев любой ценой необходимо было объединить в
едином Рейхе, Третьем Рейхе, возглавляемом единым Фюре-
ром. Гитлер считал, что именно в этом состояла миссия, уго-
тованная ему судьбой. Идеология Volk, о который мы гово-
рили в свое время, смешивалась с идеями современного на-
ционализма по сути своей антитрадиционного также для
самой Германии и чуждого создателям Первого и Второго
Рейха. Пруссия и Фридрих Великий вели свои войны с со-
вершенно иными целями, а Бисмарк, как уже было сказано,
являясь представителем консервативней партии, был про-
тивником этнического ирредентистского национализма. Он
не разделял ни идею объединения всех германских народов,
живущих за пределами Рейха, ни причуд «пангерманизма»
(в его окружении ярым приверженцем решительно «евро-
пейской» ориентации был в первую очередь фон Мольтке).
Гитлер же своей пропагандой систематически распростра-
нял и разжигал пламя недовольства среди так называемых
Volksdeutsche, немецких меньшинств, живущих за предела-
ми Рейха (а также среди австрийцев), что в конце концов
привело к возникновению проблем и ситуаций, решить ко-
торые можно было лишь силовым путем. В противном слу-
чае Данциг не стал бы тем узловым пунктом, с которого на-
чала свое неудержимое движение лавина Второй мировой
войны.
14 Люди II руины
418
Юлиус Эвола
Впрочем, как было сказано в свое время, помимо идеи
национально-этнической интеграции чуть позже зародилась
тенденция, родственная гегемонистскому пангерманизму,
которая нанесла серьезный ущерб идее «Нового порядка».
По мере распространения Рейхом своей власти на ненемец-
кие территории, идея национального превосходства набирала
все большие обороты. Вместо того чтобы создать предпо-
сылки для установления высшего единства, предоставив от-
дельным областям права широкой автономии, была создана
система протекторатов и наместников, ненемецкое население
подвергалось дискриминации, что не могло не вызвать реак-
ции и в конечном счете привело к возникновению движения
Сопротивления. И основной причиной этого стала спесь,
проявленная «Herrenvolk». Это выражение, первоначально
имевшее аристократическое значение «народ господ», прак-
тически сменило свое прежнее значение на ненавистное «на-
род хозяев» и все это было проделано якобы во блага «арий-
ских» народов. Однако при этом «арийцами» считались ис-
ключительно немцы, тогда как остальные народы, не меньше
последних достойные этого звания, были зачислены в недо-
человеки и подвергались соответствующему обращению.
Достаточно вспомнить поляков, народ с великим, хотя и не-
счастным прошлым (при этом совсем забыли, что именно
польский князь призвал Тевтонский орден на земли, позднее
вошедшие в состав Пруссии). Одержимость Гитлера воспре-
пятствовала проведению более плодотворной политики в
Восточной Европе. Например, вместо того чтобы завоевы-
вать Данциг, можно было бы использовать атавистические
антирусские настроение поляков для привлечения их на свою
сторону как союзников для запланированного «Похода на
Восток», Drang nach Osten.
Наиболее тяжкие обвинения ложатся на плечи нацист-
ской Германии за ошибки, совершенные ею на оккупирован-
ных советских территориях, во время русской компании. Не-
посредственной причиной этого стала идея «жизненного
пространства», обещанного немецкому народу, которая при-
вела к возникновению своего рода межевропейского коло-
ниализма. Хотя в качестве предлога войны был брошен ло-
зунг войны против коммунизма (мы же считаем, что задача
Критика фашизма: взгляд справа 419
внешней политики Третьего Рейха заключалась в том, что-
бы найти средства для нейтрализации западных стран на
время решительной атаки против Советского Союза; это
однако требовало прозорливости и проницательности, рав-
ных тем, которыми обладал Меттерних) и освобождение
России от коммунизма, однако этому лозунгу явно противо-
речило стремление к расширению захваченных территорий
путем насильственного подавления населения, по отноше-
нию к которому немцы вели себя со всей спесивостью пред-
ставителей высшей расы. Поэтому если сначала русские с
радостью встречали немцев как освободителей, то затем от-
ношение к ним населения переменилось, когда вместо сепа-
ратной свободы эмиссары национал-социалистической пар-
тии и бессовестные представители индустрии и торговли
Рейха заняли место советских властей. Создавалось впечат-
ление, что на смену одним угнетателям пришли другие. Пер-
воначально сформированные из русских органы управления
на оккупированных территориях были распущены, а патрио-
ты-антикоммунисты даже подвергались преследованиям.
Так, генерал Андрей Власов, создатель Русской освободи-
тельной армии, подвергся аресту, прежде чем ему было по-
зволено организовать антисоветскую армию, сражавшуюся
наравне с немцами. Эта ошибочная политика привела к на-
растанию безразличия и недоверчивости со стороны насе-
ления и питала партизанское движение, чем умело восполь-
зовался Сталин, который, отказавшись от первоначальной
коммунистической идеологии, провозгласил новый русский
национализм под лозунгом «советского патриотизма», тем
самым мобилизовав значительные моральные силы для про-
должения войны, что возможно и оказало решающее влияние
на ее исход.
Все это безусловно нанесло серьезный ущерб проекту
«Нового порядка». В конце предыдущей части мы указали на
неоспоримые преимущества, которые имела бы победа сил
Оси в мировом масштабе, но даже несмотря на это, мы вы-
нуждены подвергнуть решительному осуждению систему,
позволившую возобладать тенденциям указанного рода.
Идеал европейского Нового порядка мог быть реализован
лишь при условии органичного, сплоченного взаимодействия
420
Юлиус Эвола
государств и цивилизаций, за которыми признавалось бы
право на сохранение собственной особости и независимости.
Именно во имя этого добровольцы разных стран пополняли
ряды эсэсовских дивизий, переросших в настоящую «евро-
пейскую армию», для борьбы па восточном фронте; они бо-
ролись против коммунизма и за новую Европу, а не за экс-
пансионистский пангерманизм. Гитлеровская одержимость
воспрепятствовала их возможному развитию в положитель-
ном направлении, поспособствовать которому в надлежащий
момент могли бы представители иных тенденций, сохраняв-
шие сильные позиции.
В заключение скажем несколько слов о нелегальной
внутренней оппозиции в Третьем Рейхе. Как мы уже гово-
рили, глупо думать, что исключительно благодаря режиму
террора и насилия Германия достигла своей сплоченности
(многократно доказанной на деле) и сумела восстановить на
мировой политической арене прежний статус, утерянный
после поражения в Первой мировой войне и создания Вей-
марской республики. Успехи в области национального воз-
рождения и внешней политики являлись козырной картой
Гитлера, поэтому любое выступление против национал-
социализма однозначно расценивалось как занятие антине-
мецкой позиции. Лишь сознательно искажая факты, можно
утверждать, что в Германии или Италии массы того време-
ни не разделяли воззрений своих вождей. Напротив, они
целиком, почти безоговорочно и зачастую фанатично под-
держивали их, хотя, как мы говорили, опора на популизм и
«мифологию», а не на авторитет высшей традиции привели к
тому, что эта поддержка растаяла как снег под солнцем в
критический момент; что и произошло в обеих странах после
1945 г.
Помимо правых, которые, начиная с представителей
рейхсвера, несмотря на союз с национал-социалистами, со-
храняли определенную сдержанность и дистанцию по отно-
шению к последним, а также интеллектуалов, стоявших на
позициях «консервативной революции» и вышедших из иг-
ры, никакой реальной внутренней оппозиции в Третьем Рей-
хе с нашей точки зрения не существовало. Поэтому мы не
будем рассматривать здесь немногочисленные заговоры,
Критика фашизма: взгляд справа
421
включая покушение 20 июля 1944 г., нацеленные на физиче-
ское устранение Гитлера, поскольку их практической задачей
было уберечь Германию от худшего будущего, учитывая, что
война была уже практически проиграна. Как правило их за-
чинщики рассчитывали на то, что без Гитлера, при новом
ненацистском режиме можно будет вести переговоры с со-
юзниками на более благоприятных обстоятельствах. Однако
в этом они сильно заблуждались (достаточно вспомнить ус-
ловия мира, выдвинутые Италии, после низложения Муссо-
лини руками его бывших соратников, движимых аналогич-
ными соображениями). Поэтому мы не разделяем мнения
(поддерживаемого, например, прусским историком Гансом
Иохимом Шепсом), согласно которому удачное покушение
было бы равнозначно пробуждению пруссачества; ведь
представителей пруссачества хватало и в противоположном
лагере.
Впрочем, существовали интеллектуальные круги «со-
противления», например, пресловутая группа Крейсау, в
которой состоял, в частности, фон Мольтке, племянник
фельдмаршала, настолько одурманенный спиритуализмом,
что стал последователем Christian Science; в нее входили
также представители марксистов, рабочих профсоюзов и
«христианских социалистов». В случае удачного покушения
канцлером нового правительства должен был стать не Карл
Гёрделер, придерживающийся правых монархических взгля-
дов, а Юлиус Лебер, бывший депутат социалистической
партии; ему вместе с Адольфом Рейхвейном было поручено
наладить контакты с коммунистическим подпольем в Бер-
лине; эту идею активно поддерживал также фон Штауф-
фенберг, основной исполнитель покушения. В общем, это
оппозиционное движение было идеологически ошибочным,
разномастным и несостоятельным. Оно было лишено един-
ства, высшего узаконения. Нет никакого сомнения, что ст
подобного рода оппозиции не стоило ждать никаких поло-
жительных перемен в Третьем Рейхе, в смысле преодоления
отрицательных сторон национал-социалистического режима
и его дальнейшего развития в более аутентичном направле-
нии в соответствии с идеями, разработанными вышеупомя-
нутыми кругами задолго до появления гитлеризма.
422
Юлиус Эвола
* * *
На этом можно завершить наш краткий обзор вчерашней
Германии. Сам характер материала требовал от нас уделить в
нем больше внимания документально-исторической части,
нежели при исследовании фашизма. Поэтому, несмотря на
высказанные нами суждения относительно отдельных аспек-
тов, основная работа по оценке национал-социализма в це-
лом ложится на плечи читателя. Нашей же целью было пока-
зать разнообразие и даже разнородность тенденций, сущест-
вовавших в этом движении (что, возможно, отличает наше
исследование от большинства работ на эту тему). Если, с од-
ной стороны, нельзя отрицать разрушительного влияния гит-
леризма на многие из прежних немецких традиций, то с дру-
гой, необходимо признать, что он неизменно возвращался к
ним и немало сохранил, стремясь приспособить их к новым
условиям. Следовательно, глупо отвергать те или иные прин-
ципы лишь на том основании, что они были взяты на воору-
жении Третьим Рейхом, причем нередко в искаженном виде.
Однако именно так поступила послевоенная Германия,
не говоря уж о зарубежных антифашистских и левых кругах.
Благодаря демократической промывке мозгов, организованной
поначалу оккупационными войсками, а позднее тупо продол-
женной и даже усовершенствованной самими немцами, новая
Германия (ФРГ, о ГДР даже не стоит говорить) пренебрегла
принципом, заложенным в одной немецкой поговорке, глася-
щей, что не стоит «выплескивать ребенка вместе с грязной
водой». Похоже, она не в состоянии представить себе «третий
путь», путь правых, далекий как от национал-социалистичес-
кого тоталитаризма, так и от демократии с марксизмом: третий
путь, который позволил бы использовать идеи предшествую-
щего периода в их первоначальной чистоте без последующих
исторических наслоений. Если бы современная Германия не
поспешила столь безоговорочно осудить весь предшествую-
щий период (куда более жестко, чем был осужден в Италии
фашизм), докатившись до полного пересмотра всей своей
истории (под лозунгом Bewaltigung der Vergangenheit ’), рав-
1 Преодоление прошлого (нем.). — Прим. пер.
Критика фашизма: взгляд справа 423
позначного полному ее отрицанию, то возможно ей удалось
бы не только достичь экономического возрождения и мате-
риального процветания, но и внести ценный идейный вклад в
дело образования нового европейского единства. Сегодня же
с идеологической и мировоззренческой точки зрения Герма-
ния представляет собой полный ноль, что особенно сильно
сказывается на молодом поколении.
ОРИЕНТАЦИИ
Авторское предисловие ко второму изданию
Идеи, изложенные в этой брошюре, впервые опублико-
ванной в 1950 г. при содействии журнала «Империя», были
позднее в более развернутом виде рассмотрены в других мо-
их произведения, прежде всего, в книге «Люди и руины». Од-
нако, поскольку настоящая работа по-прежнему пользуется
спросом, я дал согласие на ее переиздание, внеся некоторые
поправки в текст.
Юлиус Эвола
июнь 1971 г.
1. — Хватит понапрасну тешить себя оптимистическими
иллюзиями. Сегодня мы находимся в конце цикла. Веками,
сначала незаметно, затем подобно лавине, подрывные силы
разрушали на Западе всякий нормальный и законный госу-
дарственный строй; извращали все высшие представления о
жизни, действии, знании и борьбе. Скорость этого падения,
его головокружитсльность была названа «прогрессом». Ему
воспевали гимны, убеждая себя в том, что эта цивилизация —
материалистическая и механизированная — является циви-
лизацией в высшем смысле, естественным итогом всей миро-
вой истории. Это продолжалось до тех пор, пока последние
завоевания «прогресса» не заставили некоторых очнуться
ото сна.
Известно, где и под какими знаменами были предприня-
ты попытки удержать мир от дальнейшего скатывания в про-
пасть. Первой восстала нация, со времен своего объединения
задыхавшаяся в затхлой атмосфере либерализма, демократии
и конституционной монархии, но нашедшая в себе силы вер-
нуться к римскому символу, легшему в основу новой поли-
тической концепции и нового идеала мужества и достоинст-
ва. Схожие силы пробудились в другой нации, для которой
тот же римский символ Imperium со времен Средневековья
Ориентации
425
служил опорой для утверждения принципа авторитета и гла-
венства ценностей, коренящихся в крови, расе, сокровенных
силах своего рода. По мере зарождения аналогичных движе-
ний по всей Европе, на азиатском континенте восстала тре-
тья сила — нация самураев, которая, используя внешние
формы современного мира, сумела сохранить верность воин-
ской традиции, воплощенной в символе солнечной Империи
божественного происхождения.
Безусловно эти движения не были лишены недостатков.
Им не всегда удавалось четко отличить главное от второсте-
пенного; их приверженцы далеко не всегда оказывались на
высоте исповедуемых идей; во многом они остались под
влиянием тех отрицательных идей, распространение которых
было делом рук их потенциального противника. Однако,
учитывая наличие неотложных, первоочередных политиче-
ских задач, процесс идеологического очищения волей-нево-
лей пришлось отложить на более позднее время. Несмотря на
это, всем стало ясно, что начал складываться новый полити-
ческий блок, готовый бросить открытый вызов «современ-
ному» обществу: как демократическим наследникам Фран-
цузской революции, так и коллективистскому обществу чет-
вертого сословия, коммунистическому обществу безликого
массового человека, представляющего собой крайнюю фор-
му вырождения западного человека. Ритмы убыстрялись,
напряжение росло, дело дошло до вооруженного столкнове-
ния. Победила массированная мощь коалиции, не отличав-
шейся разборчивостью в выборе союзников и не погнушав-
шейся лицемерной, идеологической пропагандой, чтобы раз-
давить мир, поднимающийся с колен и желающий утвердить
свое право. Оставим в стороне вопрос о том, были ли паши
люди на высоте поставленной задачи, об их ошибках и не-
достатках, допущенных в результате излишней торопливо-
сти, недостаточной подготовленности и недооценке опасно-
сти сложившегося положения, поскольку все это не имеет
отношения к внутреннему смыслу разыгравшегося сражения.
Равным образом нас не касается, что история по-своему
отомстила недавним победителям, и демократические дер-
жавы, пошедшие на союз с силами красной крамолы, до-
шедшие до безумного требования безоговорочной капитуля-
426
Юлиус Эвола
ции и тотального уничтожения, сегодня обрели в лице своего
вчерашнего союзника куда более опасного врага.
Значение имеет лишь то, что сегодня мы оказались в
мире руин. Поэтому проблема, стоящая перед нами, заклю-
чается в следующем: остались ли еще люди, выстоявшие
среди руин? И что они должны, что еще могут сделать се-
годня?
2. — Этот вопрос в сущности выходит за рамки коали-
ций прошлого, учитывая, что сегодня победители и побеж-
денные оказались практически в равном положении, ибо
единственно значимым результатом Второй мировой войны
стало превращение Европы в объект внешнеевропейских ин-
тересов. Однако необходимо понять, что царящее вокруг
опустошение имеет преимущественно моральный характер.
Мы оказались в атмосфере всеобщего нравственного отупе-
ния, полной потери ориентации. Несмотря на избитые лозун-
ги, в демократическом обществе потребления основными
чертами послевоенного человека в целом стали бесхарактер-
ность, потеря собственного достоинства, идеологический
упадок, господство низменных интересов, желание жить од-
ним днем. Согласившись с этим, приходится признать, что
основная проблема имеет внутренний характер. Необходимо
подняться с колен, внутренне возродиться и распрямиться,
обрести форму, установить порядок в самом себе, подчи-
нившись суровому закону. Уроки недавнего прошлого про-
шли даром для того, кто продолжает тешить себя иллюзиями
о возможности чисто политической борьбы и возлагает на-
дежды исключительно на силу тех или иных лозунгов и сис-
тем, забывая, что предварительным условием реализации
любой идеи является воспитание человека нового качества.
Сегодня, более чем когда бы то ни было, очевидно, что лю-
бое государство, имеющее совершенный с теоретической
точки зрения общественно-политический строй, но испыты-
вающее недостаток в равноценном человеческом материале,
рано или поздно неизбежно скатится на самое дно. В то же
время, если народ, раса еще сохраняет силы для воспроиз-
водства настоящих людей, наделенных верным инстинктом и
мироощущением, она способна достичь высочайшего уровня
цивилизации и выстоять перед лицом тяжелейших испыта-
Ориентации
427
ний, даже если ее политическое устройство далеко от совер-
шенства. Таким образом, наша позиция прямо противопо-
ложна ложному «политическому реализму», способному
мыслить исключительно категориями программ, практиче-
ских организаторских вопросов, социальных и экономиче-
ских рецептов, то есть второстепенными, а не основопола-
гающими категориями. Мы же утверждаем, что спасение за-
висит исключительно от наличия (или отсутствия) людей,
которые встают во главе не ради проповедования новых ре-
цептов, но дабы самим явить собой живой пример; людей, не
идущих на поводу у масс, развращенных демагогией и мате-
риализмом, но отстаивающих иные виды мировосприятия и
интересов. В сущности проблема состоит в том как, с опорой
на сохранившееся среди руин, воспитать нового человека,
воодушевленного особым духом и надлежащим мировоззре-
нием, крепкого своей железной верностью соответствующим
принципами.
3. — Образцом этого особого духа может служить дух
легионера. Легионер — это человек, способный сделать вы-
бор в пользу суровой и опасной жизни, готовый сражаться,
даже понимая, что битва в материальном смысле уже проиг-
рана, ибо он знает цену словам древней саги: «Верность
сильнее огня». Само существование таких людей служит на-
глядным подтверждением традиционной идеи, согласно ко-
торой именно чувство чести или позора (а не избитые исти-
ны мелкой морали) создает субстанциальные, экзистенци-
альные различия между людьми, как между существами
почти различной природы.
Путь легионера — это путь реализации людей, для кото-
рых то, что прежде было целью, отныне стало средством;
осознание иллюзорного характера различных мифов не ме-
шает их самореализации, которой они достигают исключи-
тельно благодаря самим себе, на границе между жизнью и
смертью, по ту сторону мира случайностей.
Именно подобный духовный настрой может стать осно-
вой нового единства. Важно — взять его на себя, поддержи-
вать его не только в период войны, но и в мирное время, ко-
торое на самом деле является лишь краткой передышкой в
борьбе с плохо сдерживаемым хаосом. Единство, образован-
428
Юлиус Эвола
ное на этой основе, будет чем-то более существенным, чем
просто «партия» — которая может служить лишь временным
орудием в конкретной политической борьбе — или «движе-
ние», если под последним понимать массовое объединение,
имеющее преимущественно количественный, а не качествен-
ный характер и опирающееся скорее на эмоциональные фак-
торы, чем на осознанную и суровую верность идее. Речь идет
о своего рода безмолвной революции, свершающейся в глу-
бине, что требует предварительного создания внутри отдель-
ного человека предпосылок того порядка, который затем бу-
дет установлен также вовне, в подходящий момент молние-
носно сметя все формы и силы мира крамолы. Легионерский
стиль — это стиль сдержанной силы, внутренней мощи, вер-
ности самому себе и данному слову, бескомпромиссной пре-
данности идее. Этот стиль не может быть ограничен чисто
политической областью, но должен охватывать все сферы
повседневной жизни; он должен царить повсюду — на фаб-
риках, в лабораториях, в университетах, на улицах и даже в
личной жизни. Необходимо достичь такого уровня, чтобы
описываемый нами тип человека, должного стать клеточной
субстанцией нашего объединения, был настолько заметен,
чтобы его невозможно было спутать с другими и с первого
взгляда можно было бы сказать: «Это наш человек».
Именно эта задача стояла перед теми, кто мечтал об ус-
тановлении нового европейского порядка. Однако ее реали-
зации воспрепятствовали различные факторы. Теперь это
должно стать нашим делом. Сегодня мы находимся в более
благоприятных условиях, поскольку позиции уже определи-
лись, маски сняты, и достаточно оглянуться вокруг, вгля-
деться в лица людей, начиная от простых прохожих до депу-
татов парламента, чтобы четко понять, какими мы не должны
быть. Расплывчатому миру, живущему по принципу: «это не
мое дело» или: «сначала желудок, шкура, а потом мораль»,
или же: «это не те времена, когда можно позволить себе рос-
кошь иметь характер» и, наконец: «у меня семья», мы можем
твердо и прямо сказать: «мы не можем по другому, это наш
путь, такова наша сущность». Наша победа зависит не от ис-
кусных агитаторов и политиканов, но лишь от того, насколь-
ко мы способны распознать и признать естественное превос-
Ориентации
429
ходство, свойственное людям как прошлого, так и (что еще
важнее) настоящего; того превосходства, которое является
залогом отстаиваемых ими идей.
4. — Таким образом, мы делаем ставку на нового чело-
века, который постепенно должен занять главенствующие
позиции, независимо от вчерашних заслуг, чинов и социаль-
ного положения. Этот идеал необходимо постоянно иметь
перед собой, как мерило нашей мощи, нашего призвания.
Важно четко понять, что новый человек не имеет ничего об-
щего с классами как экономическими категориями, с сопут-
ствующими им антагонизмами. Он может быть бедным или
богатым, рабочим или дворянином, служащим или предпри-
нимателем, богословом, инженером, крестьянином и даже
политиком. Но для этого человека остаются в силе внутрен-
ние различия, должные лечь в основу нового разделения,
которое достигнет своего совершенства, когда исчезнут со-
мнения относительно призвания человека повелевать или
подчиняться, когда возрожденный символ незыблемого ав-
торитета воцарится в центре новых иерархических струк-
тур. Избранное нами направление является как антибуржу-
азным, так и антипролетарским, чистым от демократиче-
ской скверны и «социальных» измышлений. Оно ведет нас к
ясному, мужественному, упорядоченному миру, состояще-
му из людей и нх вождей. Тип настоящего человека, абсо-
лютной личности характеризуется неприятием буржуазного
мифа «безопасности», стандартизированной, конформист-
ской, укрощенной и «морализованной» никчемной жизни;
презрением к одурманивающим узам любой коллективист-
ской и механизированной системы, ко всякой идеологии,
утверждающей главенство невнятных «социальных» цен-
ностей над ценностям героическим и духовным во всех
сферах жизни. Мы сможем добиться чего-либо лишь про-
будив в человеке любовь к стилю активной безличности,
для которого в счет идет лишь то, что сделано, а не кто сде-
лал; тот стиль, следуя которому ценят не самих себя, но
свое дело, взятую на себя ответственность или задачу, по-
ставленную цель. Там, где господствует подобный стиль,
упрощается решение многих вопросов, в том числе социаль-
но-экономического порядка, которые невозможно решить
430
Юлиус Эвола
извне без соответствующего духовного изменения и устра-
нения идеологической заразы, самим своим существованием
обрекающей на неудачу всякую попытку вернуться к нор-
мальному состоянию и искажающей само понимание того,
что это значит.
5. — Как в теории, так и на практике важно, чтобы но-
вый человек умел четко проследить взаимосвязь причин и
следствий и сущностную непрерывность движения, давшего
жизнь разнообразным политическим формам, кружащимся
сегодня в хаосе партий. Либерализм, демократия, социализм,
радикализм, наконец, коммунизм и большевизм — лишь раз-
ные стадии одной и той же болезни, каждая из которых неиз-
бежно ведет к следующей в общем падении. Началом этого
процесса стал разрыв западного человека с традицией, отри-
цание высшего символа авторитета и верховной власти во
имя достижения бесплодной и призрачной индивидуальной
свободы, обернувшейся для индивида — некогда бывшего
сознательной частью органичного и иерархичного единст-
ва — умалением до состояния атомарной единицы в общей
неразличимой массе. Воцарилось царство количества, чисто-
го числа, мир масс, материализованных и не имеющих дру-
гого Бога, кроме вездесущей экономики. На этом пути не-
возможно затормозить на полдороги. Без Французской рево-
люции и либерализма не было бы конституционализма и
демократии, без них в свою очередь не было бы и социализ-
ма и демагогического национализма; не будь социализма, не
появились бы радикализм и, наконец, коммунизм. Времен-
ные союзы или даже распри между этими формами не долж-
ны мешать осознанию их внутренней взаимосвязанности и
взаимообусловленности, поскольку все они — лишь различ-
ные стадии одного и того же подрывного движения, разру-
шающего всякое нормальное и законное общественное уст-
ройство. Величайшим заблуждением наших дней является
мнение, согласно которому демократия и либерализм суть
противоположность коммунизма и способны сдержать на-
тиск низов, именуемый на профсоюзном жаргоне «прогрес-
сивным» движением. С таким же успехом можно считать
сумерки противоположностью ночи или более раннюю ста-
дию заболевания — противоположностью той же болезни,
Ориентации
431
достигшей стадии обострения и ставшей заразной для окру-
жающих. Невозможно вылечить отравление более слабым
раствором того же яда. Уроки прошлого, повторяющиеся изо
дня в день, ничему не научили правительство «освобожден-
ной» Италии. Оно по-прежнему трогательно рядится в уста-
ревшие и бесполезные идеологические маски на парламент-
ском карнавале; танец смерти на пробуждающемся вулкане.
Но мы должны научится мужеству радикализма, научиться
говорить нет политическому декадентству во всех его фор-
мах, как левых, так и мнимо правых. Необходимо понять, что
нельзя вступать в сделку с подрывными силами, любая ус-
тупка сегодня равноценна окончательному поражению зав-
тра. Нам необходима идейная принципиальность и готов-
ность в подходящий момент перейти в атаку с чистыми си-
лами.
Само собой, это требует отказа от идеологических за-
блуждений, к сожалению, распространенных в довольно
широких кругах молодежи. Пытаются оправдать прошлые
разрушения наивной верой в то, что они, якобы, были необ-
ходимы и служили «прогрессу». Готовы уверовать в необ-
ходимость борьбы за нечто «новое», расположенное в детер-
минированном будущем, отвергая издревле известные исти-
ны, неизменно лежавшие в основе любой здоровой формы
общественно-политического устройства. Для нас подобные
взгляды решительно неприемлемы. Нам смешны обвинения в
«антиисторизме» и «реакционности». Нет никакой «Исто-
рии» с большой буквы, как некой мистической сущности.
Только люди, в зависимости от того, насколько они дейст-
вительно люди, создают и изменяют историю. Так называе-
мый «историзм» на самом деле есть почти то же, что в левых
кругах величают «прогрессизмом», и единственной целью
обоих является сохранение пассивности по отношению к на-
бирающему силы потоку, влекущему все ниже и ниже. Что
до «реакционности», спросите обвиняющего вас: а вы хотели
бы, чтобы мы спокойно следили за тем как действуете вы,
все разрушая и профанируя, не «реагируя» на это или даже
подбадривая вас? Мы не «реакционеры» лишь потому, что
это слово недостаточно сильно и еще более потому, что мы
исходим из положительного, отстаиваем положительное —
432
Юлиус Эвола
те изначальные и реальные ценности, которые не нуждаются
ни в каком «солнце будущего».
В частности, в свете нашего «радикализма» выявляется
незначительность противоречий между красным «Востоком»
и демократическим «Западом». Столь же трагически незна-
чительным выглядит и возможный вооруженный конфликт
этих блоков. Конечно, исходя из чисто временных соображе-
ний, можно выбрать меньшее зло, поскольку победа в войне
«Востока» привела бы к физическому уничтожению послед-
них представителей сопротивления. Однако с точки зрения
принципов СССР и США подобны клещам, сжимающимся с
двух сторон в железной хватке вокруг Европы. Различные по
форме, но одинаковые по сути, они вдохновляются одной
силой, чуждой и враждебной. Стандартизация, конформизм,
демократическая уравниловка, мания производства, почти
всесильная и откровенная brains trust *, мелочный американ-
ский материализм — расчищают путь конечной фазе, олице-
творяемой коммунистическим идеалом массового человека.
Американизм отличается лишь тем, что атака на качество и
личность ведется не методами откровенного насилия, как
при марксистской диктатуре, но чуть ли не спонтанно, путем
создания общества, не знающего более высоких ценностей,
чем богатство, потребление, прибыль, неудержимый рост
производства; что в сущности является лишь гипертрофиро-
ванным и доведенным до абсурда идеалом современной Ев-
ропы. Как бы то ни было, примитивность, механистичность и
животность присущи как одной, так и другой стороне. В оп-
ределенном смысле американизм даже опаснее коммунизма,
поскольку действует подобно Троянскому коню. Когда ата-
ка на сохранившиеся ценности европейской традиции ве-
дется открыто, в лоб, как это свойственно большевистской
идеологии и сталинизму, возникает противодействие, оста-
ется возможность сохранить отдельные, пусть даже слабые,
бастионы сопротивления. Но когда то же зло действует бо-
лее изощренно и перемены в нравах и мировоззрении про-
исходят незаметно, дело обстоит иначе. Во имя демократии,
с легким сердцем подчинившись влиянию американизма,
1 Промывка мозгов (англ.). — Прим. пер.
Ориентации
433
Европа почти готова окончательно отказаться ото всех своих
идеалов, так что возможно даже без военного вмешательства,
путем «прогресса» она скатиться в ту же пропасть. Повто-
рим, на полпути не останавливаются. Американизм, бессоз-
нательно или нет, работает на своего мнимого врага, на кол-
лективизм.
6. — В связи с этим наш возрождающий радикализм ут-
верждает невозможность компромисса не только с любым
проявлением марксистской или социалистической идеоло-
гии, но и со всеми течениями, которые можно объединить
понятием ослепления или одержимости экономикой. Речь
идет об идее, согласно которой как в индивидуальной, так и
коллективной жизни основным, реальным, решающим фак-
тором является экономика; таким образом, сосредоточение
всех ценностей и интересов на экономическом и производст-
венном уровне считают не беспрецедентным отклонением
современного западного человека, но нормой; не простой,
низменной потребностью, но тем, что заслуживает восхище-
ния и является чуть ли не целью всей мировой истории. Из
этого замкнутого круга не способны найти выхода ни капи-
тализм, ни марксизм. Мы должны разорвать этот круг. Но это
невозможно до тех пор, пока всякий разговор сводят к эко-
номическим классам, работе, зарплате и производству, пока
продолжают верить, что подлинный человеческий прогресс и
истинное совершенство личности обусловлены конкретной
системой распределения благ, а следовательно, зависят от
бедности или богатства, поскольку подобный подход не ос-
тавляет выбора кроме как между американской концепцией
prosperity 1 и утопическим социализмом. Мы должны указать
иной выход. Мы стоим на том, что в нормальном человече-
ском обществе экономика и экономические интересы как
средство удовлетворения физических потребностей играли,
играют и всегда будут играть второстепенную роль. Мы ут-
верждаем, что вне сферы экономических интересов находит-
ся уровень высших ценностей — политических, духовных и
героических — уровень, не признающий и не допускающий
деления на «пролетариев» и «капиталистов», и что лишь на
1 Процветание (англ.). — Прим. пер.
434
Юлиус Эвола
этом уровне возможен выбор того, ради чего стоит жить и
умирать, лишь на нем возможна истинная иерархия, осно-
ванная на иных достоинствах, высшим из которых является
функция повелевания, imperium.
Рассуждая таким образом, мы удаляем сорную траву,
проросшую даже в наших рядах. Действительно, что означа-
ют все эти разговоры о «государстве труда», «национальном
социализме», «гуманизме труда» и прочем? Куда ведут раз-
дающиеся — с разной степенью откровенности — призывы
уравнять политику до экономики, порожденные сомнитель-
ными тенденциями к «интегральному корпоративизму» (мяг-
ко говоря, не очень умной концепцией), к счастью, вовремя
остановленными еще при фашизме? Что за странное желание
считать «социализацию» универсальным средством ото вся-
ческих напастей, а «социальную идею» — символом новой
цивилизации, которая непонятным образом должна отли-
чаться как от «Запада», так и от «Востока»?
К сожалению, подобные взгляды находят довольно ши-
рокое распространение даже среди наших сторонников, в
других отношениях солидарных с нами. Странным образом
они полагают, что тем самым сохраняют верность «револю-
ционному» духу, хотя на самом деле лишь подчиняются
влиянию тех сил, которые довели политическую среду до
нынешней степени вырождения. То же самое можно сказать
о пресловутом «социальном вопросе». Когда же наконец
поймут, что отнюдь не социальный вопрос привел к появле-
нию марксизма, но, напротив, сам социальный вопрос в
большинстве случаев обязан своим рождением марксизму, то
есть появился на свет искусственно при посредстве ловких
агитаторов, «пробуждающих классовое сознание», о чем не-
двусмысленно заявил Ленин, опровергая спонтанность рево-
люционного пролетарского движения?
В связи с этим одной из наших первоочередных задач
является идеологическая депролетаризация. Здоровой части
народа необходимо сделать прививку против вируса социа-
лизма. Лишь при этом условии возможно проведение необ-
ходимых реформ в согласии с истинной справедливостью.
Это позволяет нам по-новому взглянуть на возможность
использования корпоративной идеи, взятой за основу эконо-
мических преобразований. Смысл корпоративизма состоит
не в создании новой государственной структуры бюрократи-
ческого толка, поскольку это не освобождает экономику от
губительной идеи классовой борьбы. Скорее речь идет о не-
обходимости нового сплочения всех сил, участвующих в
производстве, восстановления того внутрипроизводственно-
го единства, которое было разрушено капитализмом (с появ-
лением паразитического спекулятивно-финансового капита-
лизма) с одной стороны, и марксистской агитацией — с дру-
гой. На предприятии должен воцарится дух почти воинской
дисциплины; ответственность, энергичность и компетент-
ность руководителя должны уравновешиваться солидарно-
стью и верностью рабочих, сплоченных вокруг него общим
делом. Истинной целью является органическая реорганиза-
ция предприятия, для чего нет никакой необходимости при-
бегать к низким методам пропаганды и в целях предвыбор-
ной агитации пробуждать бунтарские настроения в социаль-
ных низах, рядясь в одежды «социальной справедливости».
Короче говоря, необходимо восстановить на производстве
стиль активной безличности, достоинства и солидарности,
свойственный старинным ремесленным и профессиональным
корпорациям. Вне закона должны быть поставлены любые
организации типа нынешних профсоюзов с их постоянной
«борьбой» и наглым вымогательством. Но повторим — на-
чинать надо изнутри. Важно, чтобы любовь к своему месту,
занимаемому в соответствие с собственной природой и, как
следствие, ясное осознание пределов своих способностей
возобладали надо всяким проявлением социального антаго-
низма и зависти: так как ремесленник, овладевший в со-
вершенстве своим делом, безусловно стоит выше недостой-
ного царя.
В частности, вполне вероятной представляется возмож-
ность замены партийного парламентаризма системой корпо-
ративного представительства, основанного на профессио-
нальной подготовке. Однако здесь нельзя упускать из виду,
что профессиональная иерархия не может стоять выше об-
щей иерархии, ибо она является лишь средством, занимаю-
щем подчиненное положение по отношению к уровню целей,
представленном духовно-политической составляющей госу-
436
Юлиус Эвола
дарства. Любые же разговоры о пресловутом «государстве
труда», напротив, ведут к уравниванию части с целым, как
если бы мы рассматривали человеческий организм как некий
механизм, сведенный до чисто вегетативно-физических
функций. Подобные идеи для нас неприемлемы. «Социаль-
ная идея» не может стать основой третьего пути, противопо-
ложного как «Западу», так и «Востоку». Для этого необхо-
дима интегральная иерархическая идея. В этом отношение
никакие сомнения недопустимы.
7. — Неоспоримо то, что идеал мужественного и орга-
нического политического единства составлял неотъемлемую
часть разрушенного мира (что и заставило нас вспомнить
римскую символику). Но необходимо признать, что в неко-
торых аспектах этот идеал существенно искажался, почти до
полного исчезновения. Речь идет, прежде всего, о преслову-
том «тоталитаризме». Правильное понимание этого вопро-
са крайне важно, поскольку в ином случаем мы играем на
руку противнику, всегда готовому воспользоваться любой
промашкой, чтобы сбить нас с верного пути. Бывают иерар-
хии и иерархии, поэтому органическая концепция не имеет
ничего общего с маразматическим культом государства и
уравнительской централизацией. Для индивида подлинное
преодоление как индивидуализма, так и коллективизма, осу-
ществимо лишь при условии того, что человек готов принять
другого человека, как существо, могущее отличаться от него
как по своим качествам, так и по своей природе, то есть при-
знавая естественное разнообразие и неравноценность людей.
Единство же, преодолевающее раздробленность и абсолюти-
зацию частного, по сути своей может быть исключительно
духовным, то есть представлять собой нечто вроде централь-
ного, направляющего влияния; импульса, принимающего
самые разнообразные формы в зависимости от области сво-
его воздействия. В этом состоит истинная суть «органиче-
ской» концепции, противоположной негибким и поверхност-
ным отношениям, свойственным «тоталитаризму». Только в
органическом государстве полностью реализуются достоин-
ство и свобода личности, которые либерализм способен мыс-
лить исключительно в понятиях индивидуализма, равенства
и собственности. Именно с этой точки зрения необходимо
Ориентации
437
оценивать структуры нового общественно-политического
устройства.
Но для создания подобных структур необходим центр,
высшая точка отсчета. Нужен новый символ авторитета и
верховной власти. Должна быть поставлена четкая задача;
идеологические увертки недопустимы. Совершенно понятно,
что так называемая институциональная проблема здесь имеет
второстепенное значение; речь идет прежде всего о том, что
необходимо для создания особой атмосферы, о том особом
тонком влиянии, которое способно одухотворить отноше-
ния верности, преданности, служения, безличного действия
и преодолеть серость, механистичность и неискренность
современного социально-политического мира. Однако этот
путь может завести в тупик, если вожди нового движения
окажутся неспособными к своего рода аскетизму чистой
идеи. Отдельные, далеко не самые удачные из наших на-
циональных традиций и в еще большей степени трагические
результаты войны в этом отношении многих сбивают с пра-
вильного пути. Невозможно, в частности, признать притя-
заний нынешних монархистов, которые, предлагая консти-
туционную, парламентскую монархию, в сущности отстаи-
вают лишь жалкие останки истинного самодержавия. Однако
еще более несовместимы наши взгляды со сторонниками
республиканской идеи. Быть антидемократом и при этом
защищать республиканскую идею — очевидный абсурд.
Республика (естественно, современная, античные республи-
ки были аристократическими — как Рим — или олигархи-
ческими и, в последнем случае, нередко имели тираниче-
ский характер) по сути принадлежит миру, рожденному ду-
хом якобинства и антитрадиционным, антииерархическим
подрывным движением XIX века. Но это — не наш мир.
В принципе, нацию, перешедшую от монархии к республи-
канскому строю, можно считать «деклассированной». По-
этому совершенно бессмысленно поддерживать республи-
канскую идею из ложной верности идеям фашизма времен
Сало, поскольку тем самым предают нечто большее и луч-
шее, выбрасывают на ветер самое существенное в фашизме,
а именно его доктрину государства как авторитета, власти,
imperium.
438
Юлиус Эвола
Отказ от этой доктрины неизбежно ведет к падению
уровня и играет на руку противнику. Вопрос о конкретном
символе нового движения, можно пока оставить в стороне;
главное сегодня — без лишнего шума создать духовную сре-
ду, готовую распознать и принять символ незыблемого выс-
шего авторитета во всей полноте его значения. Вполне оче-
видно, что эта роль не по плечу ни выборному «президенту»
республики, ни тем более народному трибуну или вождю,
которые наделены лишь бесформенной индивидуальной вла-
стью, лишенной всякого высшего узаконения и опирающейся
на шаткий престиж, заработанный игрой на иррациональных
инстинктах толпы. Самое подходящее название для подобно-
го рода власти — «бонапартизм»; она является не противо-
положностью демагогической, «народной» демократии, но ее
логическим завершением: одним из наиболее мрачных эта-
пов шпенглеровского «заката Запада». Это дополнительный
пробный камень для наших людей: умение почувствовать
эту разницу. Еще Карлейль говорил о «мире слуг, желающих,
чтобы ими правил псевдогерой», а не Господин.
8. — В том же ряду стоит проблема отношения к патрио-
тизму и национализму. Прояснить ее крайне необходимо,
поскольку сегодня многие, в попытках спасти последнее,
обращаются к сентиментальной и одновременно натурали-
стической концепции нации. Однако эта идея чужда более
высокой политической традиции и почти несовместима с
вышеупомянутой доктриной государства. Даже если забыть,
что идею патриотизма в риторических и лицемерных целях
использовали наши противники, включая носителей красной
крамолы, фактически эта концепция непригодна для нашего
времени. Партикуляризм, присущий натуралистической идее
нации и в еще большей степени «национализму», является
препятствием для создания крупных наднациональных бло-
ков, тогда как необходимость общеевропейских ориентиров
становится все более очевидной. Однако важнее другое. По-
литический уровень является уровнем высшего единства и
как таковой превосходит тот, на котором складываются
единства на натуралистической основе, которым соответст-
вуют также такие общие понятия как нация, родина и народ.
На этом высшем уровне объединяет и разделяет идея, носи-
Ориентации
439
телем которой является определенная элита. Конкретным
же воплощением этой идеи становится государства. Поэто-
му фашистская доктрина (в этом отношении верная лучшей
европейской политической традиции) признает главенство
Идеи и Государства над нацией и народом, считая, что лишь
в рамках государства нация и народ обретают смысл, форму
и сопричастности к высшему уровню существования. В кри-
зисные времена, вроде нынешних, необходимо стойко хра-
нить верность этой доктрине. Наша истинная родина в
•Идее. Объединяет не земля или язык, но общая идея. Это
основа, точка отсчета. Коллективистскому единству нации,
des enfants de la patrie, порожденному якобинской революци-
ей, мы противопоставляем идею Ордена, объединяющего
людей, верных принципам, свидетелей высшего авторитета и
легитимности, вытекающих непосредственно из Идеи. Хотя в
практических целях достижение национального единства —
желательно, нельзя ради этого идти на компромиссы; пред-
варительным условием является объединение на основе
Идеи — как политической идеи и мировоззрения. В против-
ном случае результат будет иллюзорным. Иного пути сего-
дня нет: необходимо, чтобы среди руин возобновился изна-
чальный процесс, который, ориентируясь на элиту и символ
верховной власти или авторитета, объединит народы великих
традиционных держав, подобно формам, рождающимся из
бесформенного. Непонимание этого реализма идеи приведет
к скатыванию на до-политический уровень: натуралистиче-
ский и сентиментальный уровень риторического псевдопат-
риотизма.
Если же желание примерить нашу идею с националь-
ными традициями остается — будьте осторожны. Сущест-
вует «история родины» масонской и антитрадиционной вы-
делки, которая охотно приписывает национальный характер
наиболее спорным аспектам нашей истории: начиная с вос-
стания коммун, гвельфизма и пр. Это тенденциозно истол-
кованный «итальянский характер», в котором мы не можем
и не желаем признать себя. Мы охотно отказываемся от
него в пользу тех итальянцев, которые прославляют «осво-
бождение» и партизанское движении как «второе Возрож-
дение».
440
Юлиус Эвола
Идея, Орден, элита, государство, люди Ордена — вот па
чем мы стоим, и будем стоять до самого конца.
9. — Скажем несколько слов о проблеме культуры. Бук-
вально пару слов. Мы нс переоцениваем значение культуры.
«Мировоззрение» основывается нс на книгах; это внутрен-
ний стержень, который нередко более крепок у необразован-
ного человека, чем у иного «интеллектуала» или писателя.
Пагубность общедоступной «свободной культуры» наиболее
ярко проявляется в том, что человек оказывается открытым
любым влияниям, даже тем, перед которыми он не способен
устоять, которые не умеет правильно понять и оценить.
Мы говорим об этом лишь затем, чтобы, учитывая ны-
нешние обстоятельства, указать на те специфические движе-
ния, от которых современной молодежи необходима внут-
ренняя защита. В начале мы упоминали об особом стиле,
внутренней стати. Этот стиль требует правильного знания, и
прежде всего молодые должны научиться различать то от-
равляющее влияние, которое оказывает на все поколение со-
ответствующие разновидности искаженного и ложного ми-
ровоззрения, накладывающего неизгладимый отпечаток на
всю внутреннюю жизнь. В той или иной форме этими ядами
огравлены различные культурные, научные, социологиче-
ские, литературные течения; они действуют подобно очагам
инфекции, которые должны быть выявлены и уничтожены.
Помимо исторического материализма и экономизма, о кото-
рых мы уже говорили, стоит особо выделить дарвинизм,
психоанализ и экзистенциализм.
Дарвинизму противостоит достоинство человеческой
личности, осознающей свое истинное место, отнюдь не как
одной из разновидностей животного, эволюционировавшего
путем «естественного отбора» и навсегда привязанного к
своим примитивным предкам, но как существа, способного
возвысится над биологическим уровнем. Даже если о дарви-
низме сегодня больше не кричат на всех перекрестках, ос-
новное осталось — биологический дарвинистский миф в том
или ином виде стал догмой; кто не признает его, предается
анафеме со стороны «научного» сообщества; он торжествует
в материализме как марксистского, так и американского об-
щества. Современный человек настолько привык к этой вы-
Ориентации
44!
рождснчсской концепции, что спокойно принимает ее и даже
считает естественной.
Против психоанализа восстает идеал «Я», не отрекшего-
ся от себя, стремящегося остаться сознательным и независи-
мым господином темной, низшей части своей души и демона
сексуальности; оно не чувствует себя ни «подавленным», ни
психотическн расщепленным, но удерживает в равновесии
все свои способности, подчиняя их высшему смыслу жизни и
действия. Можно отметить одно интересное совпадение: от-
рицание авторитета сознательного принципа личности, под-
черкивание подсознательного, иррационального, «коллек-
тивного бессознательного» и прочие выверты психоанализа и
аналогичных школ точно соответствуют на уровне индивида
тому, что уже на общественно-историческом уровне прив-
несли в современный мир подрывные революционные дви-
жения, с их подменой высшего низшим и отрицанием всяко-
го принципа авторитета. На различных уровнях действует .га
же тенденция, и результаты не могут не совпадать.
Экзистенциализм же, даже если выделить из него то,
что составляет собственно философию — путанную филосо-
фию, до недавнего времени остававшуюся в ведении узких
кругов специалистов, — по сути превращает в систему то
душевное состояние, которое свойственно человеку, испы-
тывающему кризис. Более того, подобное состояние стано-
вится чуть ли не желательным, его всячески лелеют. Это ис-
тина сломанного и противоречивого человеческого типа, ко-
торый переживает свободу как тоску, трагедию и абсурд; и
поскольку не в силах возвыситься над ней, он оказывается
навечно приговорен к ней в мире, лишенном ценности и
смысла. И это притом, что еще Ницше указал путь, откры-
вающий смысл жизни, возможность дать самому себе закон и
ценность, способную устоять даже перед лицом радикально-
го нигилизма во имя позитивного нигилизма, говоря его сло-
вами, «благородной натуры».
Таковы основные линии сопротивления. Необходимо
преодолеть все указанные тенденции, причем не просто ин-
теллектуально, но экзистенционально во внутренней жизни и
в собственном поведении, с ясным осознанием их истинного
значения. Пока человек продолжает подчиняться влиянию
442
Юлиус Эвола
подобных форм ложного и извращенного мышления, он не
способен распрямиться. Только преодолев их отравляющее
воздействие, можно обрести ясность, прямоту, силу.
10. — Наконец, уточним нашу позицию в области, рас-
положенной на стыке между культурой и укладом жизни.
Коммунизм бросил лозунг антибуржуазности, подхваченный
определенными кругами интеллектуалов так называемой
«социальной направленности». Чтобы понять, о чем собст-
венно здесь может идти речь, внесем некоторые добавления.
Буржуазное общество есть нечто промежуточное, поэтому
существует два способа преодолеть буржуазию, сказать нет
буржуазному типу, обществу, духу и ценностям. Первый
путь ведет еще ниже, к коллективистскому, материалистиче-
скому человечеству с его «реализмом» а-ля марксизм: соци-
альные и пролетарские ценности против «капиталистическо-
го» и «буржуазного декадентства». Но существует и другой
путь, которым идет тот, кто выступает в бой с буржуазией,
чтобы подняться над ней. Эти люди также выступают против
буржуазности, но исходя из высшей концепции жизни —
героической и аристократической; они — антибуржуазны,
поскольку презирают удобную жизнь, идут не за тем, кто
сулит материальные блага, но за тем, кто требует полной са-
моотдачи; наконец, потому, что не заботятся о безопасности,
но любят союз жизни и риска во всех сферах, принимая на
себя неумолимость голой идеи и ясного действия. Новый
человек, клеточная субстанция возрождения будет антибур-
жуазен в отличие от предыдущих поколений своей нетерпи-
мостью к любым проявлениям риторики и фальшивого идеа-
лизма, к красивым словам с большой буквы, ко всякому жес-
ту, фразе и зрелищу. Сущность нового реализма, напротив,
состоит в умении точно оценить собственные силы в соот-
ветствии с поставленными задачами; для него ценно не то,
чем ты кажешься, но то, что ты естъ\ не слова, но дело,
свершаемое без лишней болтовни, в содружестве с родствен-
ными силами по приказу высших сил. Таков стиль его пове-
дения.
Кто ведет борьбу против левых сил лишь во имя идолов,
стиля жизни и лицемерной, конформистской морали буржу-
азного мира, тот уже проиграл эту битву. Другой путь выби-
Ориентации
443
рает человек, сумевший выстоять, пройдя сквозь очисти-
тельный огонь внутреннего и внешнего разрушения. Такой
человек не может стать орудием буржуазной псевдореакции,
поскольку он обращен к силам и идеалам, чуждым и высшим
по отношению к буржуазному миру и эре экономики; из этих
идеалов он сооружает линию обороны, укрепляет позиции,
готовясь в походящий момент перейти в молниеносное на-
ступление.
Здесь мы вновь возвращаемся к той задаче, которая ос-
талась невыполненной фашизмом, где также существовала
антибуржуазная тенденция, которая могла бы развиться в
правильном направлении. К сожалению, и в этом случае ка-
чество людей оказалось не на высоте поставленной задачи.
Призыв отказаться от риторики сам оказался чисто ритори-
ческим.
11. — Рассмотрим вкратце последний вопрос: отноше-
ние к господствующей религии. С нашей точки зрения свет-
ское государство в любой его разновидности принадлежит
прошлому. Равным образом мы отвергаем все попытки
скрыть истинную сущность подобного типа государствен-
ного устройства под любой личиной. Это относится, в част-
ности, к концепции «этического государства», получившей
распространение в определенных кругах и порожденной
бессильной, лживой, выхолощенной «идеалистической» фи-
лософией, которая, поддержав фашизм, одновременно, по
своей привычке к «диалектическому» жульничеству, обеспе-
чила себя гарантиями в лице антифашиста Кроче.
Но столь же неприемлемо для нас клерикальное госу-
дарство. Религиозный фактор необходим как основа героиче-
ского мироощущения, каковое является для нас основопола-
гающим элементом. Мы должны ощущать в себе твердую
уверенность в реальности высшей жизни по ту сторону жиз-
ни земной, поскольку именно это чувство наделяет человека
непоколебимой силой и позволяет ему совершить абсолют-
ный прорыв. В противном случае человек способен бросить
вызов смерти, презрев ценность собственной жизни, лишь в
редкие моменты экзальтации или разгула иррациональных
сил. Это признак отсутствия выдержки в высшем смысле,
обладающей автономным значением для индивида. Однако
444 Юлиус Эвола
потребная нам духовность не нуждается в обязательных дог-
матических установках, свойственных различным вероис-
поведаниям. Наш стиль жизни не имеет ничего общего с
католическим морализмом, чуть ли ни единственной целью
которого стало пуританское одомашнивание человеческого
животного. На политическом уровне наша духовность за-
ставляет нас испытывать недоверчивость по отношению ко
всему тому, что зовется гуманизмом, равенством, христиан-
ской любовью и всепрощением, подменившими собою поня-
тия чести и справедливости. Конечно, если бы католическая
церковь сумела вернуться к принципам высшей аскезы и на
этой основе (в духе лучших времен средневековых кресто-
вых походов) сделать веру ядром для организации духовного
воинства, своего рода нового Ордена храмовников, сплочен-
ного и беспощадного ко всем силам хаоса, разрушения и
практического материализма современного мира, тогда бы
мы не колебались в нашем выборе. Но, судя по нынешнему
положению дел, учитывая лицемерный и по сути буржуаз-
ный уровень, на который сегодня скатилась церковь, не го-
воря уже о модернистских уступках и нарастающую откры-
тость левым силам со стороны «обновленческой» церкви,
нам придется ограничиться чистым обращением к духу, как к
очевидной трансцендентной реальности, дабы присоединить
к нашей силе иное нематериальное могущество, дабы незри-
мая благодать осенила собой новый мир людей и вождей че-
ловечества.
Мы указали основные направления грядущей битвы.
Наши замечания пригодятся, прежде всего, молодежи, при-
нявшей факел борьбы от тех, кто не сдался. Необходимо из-
влечь уроки из прошлого, которое дает о себе знать до сих
пор, и научиться четко и непредвзято оценивать и понимать
его. Самое главное не опускаться до уровня наших против-
ников, не ограничиваться простым скандированием лозун-
гов, не отстаивать безоговорочно прошлое (пусть достойное
памяти, но непригодное сегодня в качестве идейной силы),
не уступать влиянию фальшивого политиканствующего реа-
лизма, болезни всех «партий». Безусловно нам придется
Ориентации
445
вступить в прямую политическую борьбу, чтобы отвоевать
себе то, что еще возможно, в нынешних условиях и поста-
вить заслон на пути левых сил, которые в ином случае запо-
лонят весь мир. Однако более важной задачей является соз-
дание элиты, которая, накопив силу, с интеллектуальной
строгостью и абсолютной бескомпромиссностью определит
ту идею, ради торжества которой мы должны объединиться.
Эта идея должна победить, прежде всего, в образе нового
человека; человека, готового к противоборству; человека,
выстоявшего среди руин. Если нам суждено преодолеть этот
период кризиса и неустойчивого, иллюзорного порядка,
только такому человеку принадлежит будущее. Но даже если
судьба этого мира предрешена и грядет его окончательное
разрушение, мы должны непоколебимо стоять на своем: при
любых обстоятельствах то, что мы в силах сделать — будет
сделано, ибо наше отечество не может быть ни захвачено, ни
уничтожено ни одним врагом.
СОДЕРЖАНИЕ
ЛЮДИ И РУИНЫ
Глава I. Революция — контрреволюция — традиция 5
Глава II. Верховная власть — авторитет — Imperium 18
Глава III. Личность — свобода — иерархия ...... 34
Глава IV. Органичное государство — тоталитаризм.. 55
Глава V. Бонапартизм — макиавеллизм — элитаризм .... 66
Глава VI. Труд — одержимость экономикой ....... 78
Глава VII. История — историзм.................. 95
Глава VIII. Выбор традиций.................... 101
Глава IX. Воинский стиль — «милитаризм» — война .... 116
Глава X. Традиция — католичество — гибеллинство . 131
Глава XI. Реализм — коммунизм — антибуржуазность .. 149
Глава XII. Экономика и политика — корпорации —
рабочие союзы................................. 158
Глава XIII. Тайная война — оружие тайной войны... 173
Глава XIV. Латинский мир — римский мир —
средиземноморская душа ....................... 197
Глава XV. Проблема рождаемости ............... 217
Глава XVI. Единая Европа: форма и предпосылки
к объединению ............................... 226
Приложение. О современных мифах .............. 243
КРИТИКА ФАШИЗМА: ВЗГЛЯД СПРАВА
Часть первая. Фашизм ......................... 269
Часть вторая. Краткий обзор Третьего Рейха.... 365
ОРИЕНТАЦИИ ................................... 424
2 2 2 £ £ £ 2 Z Z 2 Z Z Z Z
ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ГРУППА АСя
КАЖДАЯ ПЯТАЯ КНИГА РОССИИ
ПРИОБРЕТАЙТЕ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКИМ ЦЕНАМ
В СЕТИ КНИЖНЫХ МАГАЗИНОВ [ Буква]
МОСКВА:
• м. «Алексеевская», Звездный б-р, 21, стр. 1, т. 232-19-05
• м. «Алексеевская», пр. Мира, 176, стр. 2 (Му-Му), т. 687-45-86
• м. «Бибирево», ул. Пришвина, 22, ТЫ «Александр Ленд», этаж 0.
• м. «Варшавская», Чонгарский б-р, 18а, т. 110-89-55
• м. «ВДНХ», проспект Мира, владение 117
• м. «Домодедовская», ТК «Твой Дом», 23-й км МКАД, т. 727-16-15
• м. «Крылатское», Осенний б-р, 18, корп. 1, т. 413-24-34, доб. 31
• м. «Кузьминки», Волгоградский пр., 132, т. 172-18-97
• м. «Медведково», XL TL1 Мытищи, Мытищи,
ул. Коммунистическая, 1
. «Новослободская», 26, т. 973-38-02
. «Новые Черемушки», ТК «Черемушки», ул. Профсоюзная, 56,
4-й этаж, пав. 4а-09, т. 739-63-52
. «Павелецкая», ул. Татарская, 14, т. 959-20-95
. «Парк культуры», Зубовский б-р, 17, стр. 1, т. 246-99-76
. «Перово», ул. 2-я Владимирская, 52/2, т. 306-18-91
. «Петровско-Разумовская», ТК «XL», Дмитровское ш., 89,
т. 783-97-08
. «Сокол», ТК «Метромаркет», Ленинградский пр., 76, корп. 1,
3-й этаж, т. 781-40-76
. «Сокольники», ул. Стромынка, 14/1, т. 268-14-55
. «Сходненская», Химкинский б-р, 16/1, т. 497-32-49
. «Таганская», Б. Факельный пер., 3, стр. 2, т. 911-21-07
. «Тимирязевская», Дмитровское ш., 15, корп. 1, т. 977-74-44
. «Царицыно», ул. Луганская, 7, корп. 1, т. 322-28-22
. «Бауманская», ул. Спартаковская, 10/12, стр. 1
. «Преображенская плошадь», Большая Черкизовская, 2, корп. 1,
т. 161-43-11
Заказывайте книги почтой в любом уголке России
107140, Москва, а/я 140, тел. (495) 744-29-17
ВЫСЫЛАЕТСЯ БЕСПЛАТНЫЙ КАТАЛОГ
Звонок для всех регионов бесплатный
тел. 8-800-200-30-20
Приобретайте в Интернете на сайте www.ozon.ru
Издательская группа ACT
129085, Москва, Звездный бульвар, д. 21, 7-й этаж
Книги ACT на территории Европейского союза у нашего
представителя: «Express Kurier GmbH» Tel. 00499233-4000
Справки по телефону: (495) 615-01 -01, факс 615-51-10
E-mail: astpub@aha.ru http://www.ast.ru
11аучно-популярное издание
Эвола Юлиус
Люди и руины
Критика фашизма: взгляд справа
Художественный редактор О.Н. Адаскпна
Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2;
953004 — научная и производственная лнтерагура
Санитарно-эпидемиологическое заключение
№ 77.99.02.953.Д.003857.05.06 от 05.05.06 г.
ООО «Издательство АСТ»
170002, Россия, г. Тверь, пр. Чайковского, 27/32
Наши электронные адреса:
WWW.AST.RU E-mail: astpub@aha.ru
OCX) Издательство «ACT МОСКВА»
129085, г. Москва, Звездный б-р, д. 21, стр. I
ООО «ХРАНИТЕЛЬ»
129085, г. Москва, пр. Ольминского, д. За, стр. 3
Отпечатано с готовых диапозитивов
на ФГУПП ордена Трудового Красного Знамени
«Детская книга» МПТР РФ.
127018, Москва, Сущевский вал, 49.
ц’ЧН 366z '’ ЗА? FopOM*i^x"i’
•••L^CCOlrtA'^ Эк > ‘8 Люди И P .'Hfc
Цена:218р.00к.