^

ф
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
В ВОСЬМИ TOJVIAX
ИЗДАТЕЛЬСТВО
„ЮРИДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА44
Москва—1969

ф
СОБРАНИЕ
СОЧИНЕНИЙ
8
Письма
1868-1927
ИЗДАТЕЛЬСТВО
„ЮРИДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА"
Мое к в а — 1969

34(09)
К 64
1-10-1
БЗ-86-64
Под общей редакцией
В. Г. БАЗАНОВА,
Л. Н. СМИРНОВА,
| К. И. ЧУКОВСКОГО
Редактор тома
В. Н. БАСКАКОВ

АНАТОЛИЙ ФЕДОРОВИЧ КОНИ
Подвижники нужны, как солнце.
Составляя самый поэтический и
жизнерадостный элемент
общества, они возбуждают, утешают и
облагораживают.
Ант. Чехов*
I
Когда я познакомился с
Кони, он был почетный
академик, сенатор, действительный тайный советник, член
Государственного совета, кавалер самых больших орденов.
Знающие люди в ту пору учили меня, что на конвертах
писем, обращенных к нему, я должен будто бы непременно
писать: «Его высокопревосходительству». Я так и писал.
Из всех моих тогдашних знакомых то был самый именитый
сановник. Не просто превосходительство, а
высокопревосходительство.
Но пришла революция — и сразу, в какой-нибудь час,
все это ушло от него, и в обглоданном войной Петрограде
он сделался просто Кони, такой же гражданин, как и все.
И замечательно: ему и в голову не пришло пожалеть
о своем благоденственном прошлом, обидеться на
революцию, лишившую его всех званий, орденов и чинов.
Правительство предоставило ему право уехать за границу; он
отказался. Семидесятитрехлетний старик, согбенный
дугою, с больными ногами, он взял свои костыльки и пошел,
ковыляя, по улицам, в самые дальние концы Петрограда —
читать лекции красногвардейцам, курсантам, рабочим в
нетопленных, промозглых помещениях, которые носили
громкое название клубов. Из-за гражданской войны и
блокады эти клубы были так ограничены в средствах, что
за двухчасовую лекцию вознаграждали его — да и то не
всегда! — ржавой селедкой или микроскопическим
ломтиком заплесневелого хлеба. И часто, утомленный в пути,
он садился отдохнуть на чугунную тумбу или на ступени
5

закрытой лавчонки, положив возле себя костыльки, и не
обижался, когда сердобольные женщины — это бывало не
раз!—покушались подать ему милостыню.
Помню, на Невском двое красногвардейцев благодушно
сказали ему:
— Ах ты, дедушка. Ползешь на четырех? Ну ползи,
ползи, бог с тобой!
Это нисколько не раздражало его. То, что он написал
в своем известном письме к Луначарскому, мы,
встречавшиеся с ним в эту пору, слышали от него очень часто.
«Ваши цели колоссальны, — говорил он в письме. — Ваши
идеи кажутся настолько широкими, что мне, большому
оппортунисту, который всегда соразмерял шаги
соответственно духу медлительной эпохи, в которую я жил, —
все это кажется гигантским, рискованным,
головокружительным... Но если власть будет прочной, если она будет
полна внимания к народным нуждам... что же, я верил
и верю в Россию, я верил и верю в гиганта, который был
отравлен, опоен, обобран и спал. Я всегда предвидел, что,
когда народ возьмет власть в свои руки, это будет совсем
в неожиданных формах, совсем не так, как думали мы,
прокуроры и адвокаты народа. Так оно и вышло» *.
Потому-то уже в самые первые месяцы нового,
советского режима он без всяких колебаний и оглядок нашел
«свое место в рабочем строю» и встал в ряды безвестных
«просвещенцев», отдавая все свои огромные знания и
убогие стариковские силы делу строительства новой культуры,
и, так как его талант не угас, вскоре стал одним из
популярнейших лекторов в городе. Приближаясь к девятому
десятку, этот больной и переутомленный старик завоевал
себе новое имя, сделал новую карьеру.
В начале двадцатых годов в Петрограде уже не было
такого учреждения, куда не приглашали бы его выступить
с лекциями. Оба университета, всевозможные техникумы,
школы, курсы, научные и просветительные общества,
клубы, больницы, библиотеки, дома просвещения, музеи, и
Пролеткульт, и Дом искусств, и Балтфлот — всюду он
выступал с величайшей охотой и с неизменным успехом.
Читал о Пушкине, о Льве Толстом, о Пирогове, о
воспитании детей, о перевоспитании преступников, об этике
1 Цит. по вступительной статье С. Волка, М. Выдри, А. Муратова
к восьмитомному Собранию сочинений А. Ф. Кони, т% /, М., 1966,
стр. 24.
6

общежития и, конечно, о своем любимом человеколюбце
Гаазе. У него было великое множество тем, но о чем бы
он ни читал, всякая его лекция звучала как моральная
проповедь, всякая упорно твердила о том, как прекрасна
человеческая совесть, сколько счастья в служении добру.
О чем бы он ни говорил, в каждой лекции слышался один
и тот же неизменный подтекст:
Напутствовать юное хочется мне поколенье,
От мрака и грязи умы и сердца уберечь.
Голос у него был тогда слабый, стариковский,
простуженный, но слушали его с таким жадным вниманием, что
шепот его доходил до самых далеких рядов.
До чего любили его слушатели, видно хотя бы из того,
что в 1921 году, в день его рождения, к нему пришла
делегация от них и поднесла ему белый хлеб —
драгоценность в те годы почти легендарная. Это так растрогало и
взволновало его, что он тогда же заявил с дрожью в
голосе, что считает этот маленький хлебец одной из лучших
наград, какие он когда-либо получал в своей жизни.
Учитель Семен Михайлов (Ярославская обл.), прочтя
в одном из предыдущих изданий мои воспоминания об
Анатолии Федоровиче, прислал мне такое письмо:
«Я один из немногих оставшихся в живых студентов
Института живого слова. Я хорошо помню, что некоторые
из нас, слушателей литературно-творческого отделения, с
нетерпением подстерегали момент, когда в коридоре, в
распахнутой шубе, с неизменными своими костылями, появится
Анатолий Федорович Кони. Тогда мы (три-четыре
человека) уходили из своей аудитории и шли к "ораторам".
Там, буквально разинув рты, мы слушали Кони. Уважение
к нему было безгранично. Он не пользовался никакими
конспектами, не употреблял никаких междометий, сидел
с полузакрытыми, порою совсем закрытыми, глазами и
говорил то тихо, то очень громко. Когда он рассказывал
0 старых судебных процессах, он — я уверен в этом —
забывал, что перед ним студенты двадцатых годов, и заново
переживал то, что пережил раньше».
С начала революции и до своей последней предсмертной
болезни Анатолий Федорович, по подсчету друзей,
прочитал около тысячи лекций!1
1 «Памяти Анатолия Федоровича Кони. Труды Пушкинского Дома»,
Л.-М., 1929, стр. 74.
1

В 1921 году ему стало легче работать: по ходатайству
студентов Наркомпрос предоставил ему (правда,
ненадолго) лошадь и бричку. Кучер этой брички, послушав
одну из лекций своего седока, стал посещать их при
всякой возможности и, по словам Кони, сказал ему как-то
с высоты своих козел:
— Ты, брат, я вижу, свеча!
(Он произнес по-церковнославянски: свеща!)
У меня сохранилось около сотни писем и записочек
Кони, хорошо рисующих и его колоссальный, воистину
титанический труд, и бытовые условия, в которых он тогда
жил и работал. В то время он жил уже не на Невском,
где я познакомился с ним, а на Надеждинской улице
(ныне улица Маяковского).
«Дорогой Корней Иванович!., — писал он мне в ноябре
1925 года.— Не могу посетить Вас, ибо совсем
"обезножил" и лишь сижу иногда у крыльца, причем мои
домашние смеются, что я пребываю в "Швейцарии"
(в Швейцарии, так как внизу проживал его бывший
швейцар, с которым он был издавна дружен. — К. Ч.) — быть
может, заглянете? 13 октября исполнилось 60 лет моей
служебной, общественной и писательской деятельности.
Пора бы и на боковую...»
К нему в дом незадолго до этого переехала его старая
приятельница Елена Васильевна Пономарева, очень
преданный ему человек. Она была когда-то богачкой, чуть ли
не миллионершей, и под влиянием Анатолия Федоровича
пожертвовала большую часть своих денег на постройку
в Харькове Народного дома.
В 1913 году я был у нее вместе с Кони в ее большой
квартире на Фонтанке. Она прислала за ним свою карету.
Он читал у нее широкому кругу друзей и петербургских
юристов свои (еще не появившиеся тогда в печати)
«Воспоминания о деле Веры Засулич» и о крушении царского
поезда на станции Борки. Собралось человек пятьдесят.
Всех угостили полуночным ужином, за которым в честь
Анатолия Федоровича было поднято много бокалов и
сказано много речей.
Тогда в Елене Васильевне я видел богатую светскую
даму, хозяйку большого салона; теперь она превратилась
в хлопотливую, очень подвижную старушку, всецело
посвятившую себя заботам об Анатолии Федоровиче. Когда,
бывало, ни подойдешь к дверям его квартиры (на втором
8

этаже), услышишь экзерсисы и гаммы, исполняемые на
разбитом пианино неумелыми детскими пальцами. Это
Елена Васильевна дает уроки музыки кому-нибудь из
соседских ребят — за самую мизерную плату, ради того,
чтобы приобрести для Анатолия Федоровича яблоко или
стакан молока. Самое имя его «Анатолий Федорович» она
в разговоре со всеми произносила особенным голосом, с
благоговением и радостью, словно в этом имени для нее
воплотилось все благородное, человечное, что только есть
на земле.
Так как у Кони не было телефона и он мог общаться
с друзьями лишь при помощи писем, она охотно брала на
себя обязанности его секретаря и рассыльного. Многие из
тех писем Анатолия Федоровича, которые сейчас передо
мной на столе, были принесены мне Еленой Васильевной.
Я уже лет двадцать не перечитывал их, и теперь они по-
новому взволновали меня.
В то время он еле дышал от болезней; в одном его
письме говорится:
«Я страдаю сильнейшим бронхитом и прежними
болями в старом переломе бедра...»
В другом письме:
«Мой неврит не покидает меня, и каждая поездка в
университет на Васильевский остров своего рода хождение
по мукам».
И в третьем:
«Здоровье мое плохо. Каждый выход на лекции (а это
каждый день, кроме пятницы) причиняет мне невероятную
усталость и нервные боли в сломанной 19 лет назад ноге».
И в следующем письме:
«Вчера в университете, после моей двухчасовой лекции,
у меня сделался сильный сердечный припадок... Очевидно,
что я "переборщил" в работе...»
Но отказаться от этой работы не мог, так как она
увлекала его, и он все больше загружал себя ею. В то
время я заведовал литературным отделом в Ленинградском
Доме искусств, и он прислал мне такую программу:
«Я мог бы прочесть, — писал он, —- "Об ораторах
судебных и политических", "О князе В. Ф. Одоевском", этот
писатель теперь именно заслуживает особого упоминания,
"Житейские драмы и встречи", "Общие начала
нравственности общежития" и т. д. и т. д.»
9

То есть добровольно взвалил на себя такую работу,
которая была бы едва ли под силу троим, будь они
железного здоровья. Между тем острой нужды он в то время
уже не испытывал. Его бытовые условия улучшились. Но
он не позволял себе и подумать о том, чтобы отказаться
от лекций.
«Это, — писал он мне в конце 1921 года, —
единственное утешение моей настоящей жизни, слабою нитью еще
привязывающее меня к существованию вообще. Чтение
лекций, духовное и непосредственное общение со
слушателями, их сердечное отношение ко мне в университете,
"Живом слове" и других просветительных учреждениях
ободряет меня, дает мне силы для работы и заставляет
отвлекаться от болезненных воспоминаний... Осужденный
через каждые 10 минут присаживаться в изнеможении на
какой-нибудь подоконник или тумбу, я буду вынужден
бросить все свои более или менее отдаленные лекции, и
это нанесет мне неизлечимый нравственный удар».
«Дело в том, — объяснял он, — что я всегда мечтал
0 профессуре. Едва я кончил Московский университет и
получил кандидатскую степень 1, мне была предложена
кафедра. Для двадцатилетнего юноши то была высокая
честь — стать профессором в тех самых стенах, которые
освящены именами Герцена, Огарева, Грановского! Но
меня манила другая работа — насаждение новых судебных
порядков, — и я отказался. А теперь, на восьмом десятке,
я могу посвятить себя любимому делу, которым я когда-то
пренебрег».
Молодежь так и тянулась к нему. Вообще можно смело
сказать, что после Октябрьских дней он остался одним из
очень немногих уважаемых стариков Петербурга.
В 1926 году, 10 февраля, когда ему исполнилось 82
года, к нему на Надеждинскую пришли с поздравлением
десятки самых разнообразных людей. В письме к дочери
своего старого друга Елизавете Александровне Садовой он
говорил об этом не без гордости:
«Оказывается, было 62 посещения и 41 письмо и 8
телеграмм. По грехам, казалось бы, и довольно»2.
1 За студенческую работу «О праве необходимой обороны», которая,
не в пример другим студенческим работам, была тогда же
напечатана (М, 1866).
2 Цит. по неизданным запискам Е. А. Садовой «Листки
воспоминаний об А, Ф. Кони».
П

Среди поздравлявших была группа рабочих; один из
них приветствовал его такими стихами:
Когда досталась власть народу,
Впервые ты легко вздохнул.
Ты принял с радостью свободу
И смело ей в глаза взглянул.
Своих заветов не отринул:
Любя Россию, словно мать,
Ты в трудный час ее не кинул,
Остался с нами ты страдать.
В Институте живого слова он вел практические
занятия со слушателями, применяя очень своеобразные методы,
чтобы научить их искусству ораторской речи — тому
искусству, в котором он сам в свое время был
недосягаемым мастером. Он учил их судебному красноречию,
инсценируя суд. Войдя в ту аудиторию, где происходили
занятия, я в первую минуту подумал, что нахожусь в
настоящем суде. На главном месте сидел председатель судебной
палаты — щуплый юноша лет девятнадцати. Прокурором
была девица — с круглым, мягким, добродушным лицом.
В стороне, на отлете, за столиком сидел адвокат — краси-
воглазый, кудрявый брюнет сильно выраженного
кавказского типа. А у него за спиной на скамье подсудимых
томился с тоскою во взоре застенчивый миловидный
студентик, с девически наивным выражением лица. Все это
были ученики Анатолия Федоровича.
Не прошло и пяти минут, как я понял из слов
«прокурора», что этот студентик ужасный злодей, так как он
утопил в реке Ждановке свою законную жену, для того
чтобы она не мешала ему сожительствовать с прачкой
Аграфеной.
Так, с педагогической целью Анатолий Федорович
инсценировал здесь, перед своими студентами, старинный
судебный процесс «по делу об утоплении крестьянки
Емельяновой», в котором он когда-то выступал
обвинителем.
Видно было, что дело ведется всерьез, что участники
«процесса» вошли в свои роли; девушка-прокурор,
например, с такой испепеляющей ненавистью глядела на
смазливого студента, словно он и в самом деле был мерзавцем,
уличенным в бесчеловечном злодействе. Она обрушилась
на него с гневной речью, и Анатолий Федорович
одобрительно кивал головой. Адвокат тоже вызвал его одобрение.
И

Но председателем суда он остался очень недоволен, ибо
тот не проявил никакой объективности и в своем
напутственном слове, в своем резюме, слишком уж явно склонял
весы правосудия в сторону Сибири и каторги.
— Вы изменяете роли судьи для роли прокурора! —
сердился Анатолий Федорович, словно дело происходило в
настоящем суде, и негодующе стучал костыльком.
Столь же театрально, «по Станиславскому», было
разыграно учениками Анатолия Федоровича «Дело о подлоге
расписки княгини Щербатовой», и как огорчался
знаменитый юрист, что он не может обеспечить суду нужного
комплекта присяжных! Требовалось двенадцать, а в
наличии было только пять или шесть, да и те с великой
неохотой исполняли эти молчаливые роли: каждому
хотелось быть либо прокурором, либо адвокатом, либо — что
еще лучше! — преступником, чувствующим себя
центральной фигурой большого процесса, который на самом-то деле
успел отгреметь около полувека назад.
После каждой такой инсценировки суда Кони подробно
разбирал со своим коллективом произнесенные речи и
строго распекал девятнадцатилетних ораторов, если в их
речах попадались дешевые, ходовые, трескучие фразы,
произнесенные с наигранным пафосом. Он ненавидел
риторику, требовал предельной простоты и был немилостив
к тем, кто нарушал законы языка.
Педагогическая ценность таких инсценировок была для
меня несомненна, и я любил присутствовать на них, так
как мне казалось, что методика, применяемая в этих
случаях Анатолием Федоровичем, являет собою один из
самых верных путей для воспитания судебных ораторов.
Впрочем, обо всем этом я говорю как профан, ' очень
далекий от судейского мира. В суждениях о литературе я
чувствовал себя более уверенным, и, должно быть, по этой
причине Анатолий Федорович чаще всего обращался ко
мне с выражением своих чувств и мнений, имеющих
отношение к писательству. У него была чудесная черта:
говоря о литературных явлениях, он никогда не умел быть
спокойным — они либо восхищали его, либо вызывали в
нем гневные чувства.
В 1924 году Публичная библиотека в Ленинграде
обнародовала хранившуюся в ее архиве рукопись гончаровской
«Необыкновенной истории». В этой рукописи знаменитый
писатель пробует обосновать свою ни на чем не основан-
12

ную уверенность в том, будто Тургенев позаимствовал
у него многие образы для своего «Дворянского гнезда».
То был, по выражению Кони, «безумный патологический
бред». Опубликование этого «бреда» возмутило Анатолия
Федоровича и вызвало его бурный протест. Как друг
Гончарова, он счел своим долгом выступить в защиту его
памяти и взобрался ко мне с костыльками на третий этаж,
чтобы прочитать свой, как он выразился, «обвинительный
акт» против лиц, обнародовавших эту потаенную
рукопись.
Так же взволнованно реагировал он и на такие
явления литературного мира, которые были ему по душе.
Прочтя статью Горького в защиту жены Льва Толстого,
Анатолий Федорович написал мне в январе 1925 года:
«Если возможно, сообщите мне адрес Горького. Я в
совершенном восторге от его статьи о Софье Андреевне
Толстой и хочу написать ему об этом. Мы так сошлись
с ним во взглядах».
Таких писем много, и нетрудно заметить, что при
оценке литературных явлений Анатолий Федорович
применяет, если можно так выразиться, морально-правовой,
юридический, судейский критерий. То же и во всех его
статьях. Хотя он откликается в них на самые
разнообразные темы, — в одной пишет об известном актере,
рассказчике сцен из народного быта Иване Горбунове, в другой —
о хирурге Пирогове, в третьей — о Достоевском, но в
каждой из них он остается судьей, ставящим этическое
начало превыше всего. Поэтому так дорог мне тот приговор,
который он именно как юрист, как судья вынес одной
моей книжке. Книжка называлась «Жена поэта». В ней
по мере своего разумения я пытался разобраться в
считающихся неблаговидными поступках Авдотьи Панаевой,
которые причинили столько тяжелых страданий ее другу
и гражданскому мужу Некрасову. Книжка вышла в 1921
году. Я с трепетом послал ее Анатолию Федоровичу, и
велика была моя нечаянная радость, когда на другой же
день я получил от него такое письмо:
«...Придя домой, я оставил всякую работу и принялся
за Вашу книжку о жене Некрасова — и не мог оторваться
от нее. Говорить о Ваших оригинальных и
высокоталантливых выступлениях, попадающих, как сказал бы
Горбунов, "прямо в центру", о Вашей эрудиции в литературко-
13

общественной области — не приходится. Это признано
всеми. Но во мне говорит старый судья, и я просто
восхищен Вашим чисто судейским беспристрастием и, говоря
языком суда присяжных, Вашим "руководящим
напутствием", Вашим резюме дела о подсудимых —
Некрасове и его жене. Ваша книга — настоящий судебный
отчет, и Ваше "заключительное слово" дышит "правдой
и милостью". Давно не читал я ничего до такой степени
удовлетворяющего нравственное чувство и кладущего
блистательный конец односторонним толкованиям и поспешно-
доверчивым обвинениям.
Сердечно жму Вашу руку.
Ваш А. Кони.
Замучила меня бессонница. Лег в час и вот в четыре
уже сижу за столом».
Вообще дружественное внимание к людям было, так
сказать, специальностью Кони. Среди его писем
встречается немало таких:
«...Дочь писателя Павла Михайловича Ковалевского
(сотрудника "Современника" и "Отечественных записок")
Ольга Павловна, живущая в Гатчине, находится в самом
тяжелом положении... Извините, что беспокою Вас» и т. д.,
и т. д., и т. д.
«...У меня есть знакомый, сын моего старого
сослуживца С. К. Гогеля, талантливый драматический писатель,
находящийся в бедственном положении вследствие
туберкулеза и отсутствия средств. Я очень хотел бы помочь ему,
но Союз драматических писателей сам страдает "голодной
нужей", как писалось в старину. Вы знаете весь
литературный мир и его учреждения. Не укажете ли мне, куда
можно бы обратиться с ходатайством за бедняка», и т. д.,
и т. д., и т. д.
Сам больной и смертельно усталый, он, пренебрегая
своей собственной болью, неутомимо хлопотал о других.
Очень точно изобразил эту черту его личности
писатель и юрист С. А. Андреевский, обратившийся к нему
с такими стихами:
Люблю твоих глаз непорочную ясность,
И смелую правду речей,
И добрых деяний святую безгласность
В кругу незаметных людей.
14

II
Но я боюсь, что у меня получился слишком пресный
и постный образ елейного праведника, вместилища всех
добродетелей, — не портрет, а скорее икона.
Спешу заверить, что Анатолий Федорович не имел
ничего общего с этой утомительно скучной породой людей.
Чудесно сказал о нем один из его старых друзей,
адвокат Александр Иванович Урусов:
«Анатолий Федорович — виртуоз добродетели. У
других эта богиня скучна и банальна, а у Кони она
увлекательна, остроумна и соблазнительна, как порок» х.
Могу подтвердить, что это было действительно так.
У него было несколько неожиданных свойств, которые как
будто совсем не пристали суровому судье, исправителю
нравов, пекущемуся об искоренении пороков.
И первое свойство — «веселонравие», юмор. Не помню
случая, даже в годы его стариковских болезней, чтобы,
придя к нему, я не услыхал от него забавной истории о
каком-нибудь житейском гротеске. Он был переполнен
юмором, совершенно исключавшим какое бы то ни было
ханжество.
Это, помнится, удивило меня при первой же нашей
встрече.
Он жил тогда на Невском проспекте (в доме № 100),
против Николаевской улицы. Я шел к нему, настроившись
на сумрачный лад, но не прошло и получаса, как я с
удивлением заметил, что беспрерывно улыбаюсь во весь
рот. Меня встретил приветливый пожилой человек
невысокого роста, без усов, с рыжеватой бородкой, с
оживленными, моложавыми, даже чуть-чуть озорными глазами.
Уже тогда он опирался на палку, при каждом шаге сильно
накреняясь вперед, но это не помешало ему очень бодро и
быстро ковылять по обширному своему кабинету,
показывая мне портретики, фотографии, гравюрки, которыми
сверху донизу, словно в музее, были увешаны все четыре
стены его комнаты. Подведя меня к портрету Гончарова,
он тут же рассказал несколько эпизодов из жизни
писателя и, между прочим, припомнил, что Иван Александрович,
1 «Памяти Анатолия Федоровича Кони. Труды Пушкинского Дома»,
стр. 56.
15

получив известие о смерти Тургенева, которого он, как
известно, считал хитрецом, недоверчиво произнес:
— Притворяется!
При этом он даже изобразил Гончарова: губы его
мрачно искривились, глаза стали смотреть исподлобья,
лицо выразило тяжелую мнительность, но это длилось не
больше секунды, и, преодолев свой порыв к лицедейству,
он, со слов того же Гончарова, рассказал, как русские
матросы, гуляя по Лондону, добродушно потешались над
шотландскими гвардейскими солдатами, охранявшими
дворец королевы в своей эксцентричной национальной
одежде— клетчатых юбочках выше колен.
«Что вы тут смеетесь?» — спросил Гончаров. — «Да ты
посмотри, ваше благородие» королева-то им штанов не
дала!» (С сильным ударением на слове штанов.)
Позже я замечал много раз, как свободно владеет Кони
простонародною, «мужицкою» речью. Он всегда чудесно
передавал эту речь, словно заправский актер, нисколько
не шаржируя ее интонаций, не выпячивая ее
причудливых слов:
— Только и осталось, что лечь на брюхо да спиной
прикрыться,
— Он выпивши был, у нас престольный праздник, ну,
он и напрестолился.
Недаром он любил Горбунова, любил его сцены из
народного быта и даже посвятил ему большое
исследование 1.
Он вообще был говорлив, словоохотлив и ничем не
напоминал прокурора. Очень забавно рассказывал он,
например, об одной сумасшедшей старухе, которая клялась
и божилась, что она, еще маленькой девочкой, вышла
замуж за пятилетнего мальчика и на следующий день
родила «сотню Сашенек и сотню Гришенек»,
И пересказывал со всеми подробностями подлинное
судебное дело «О перечислении крестьянского мальчика
Василия в женский пол»,
И вспоминал о графе Владимире Соллогубе, известном
писателе: тот ополоумел от дряхлости и во время
предсмертной болезни жаловался Анатолию Федоровичу:
— По повелению господа бога я должен оплодотворить
1 См. т. 6 наст. Собрания сочинений, стр. 134—239
U

всех девиц, обитающих на нашей планете. А меня и на
пол-Европы не хватит.
В одно из следующих моих посещений, не помню по
какому случаю, он рассказал мне небольшую историю,
происшедшую когда-то в Петербурге. Туда приехала из
Парижа француженка, и за ней стал ухаживать один
молодой офицер. А так как она не желала до законного брака
уступить его упорным домогательствам, он повел ее в
русскую церковь и заказал священнику молебен — чуть ли
не за здравие царя. Француженка, не разбиравшаяся в
православных церковных молитвах, приняла молебен за
свадебный обряд и, вообразив себя законной женой,
провела с обманувшим ее шалопаем несколько счастливых
часов долгожданного медового месяца. Но можно себе
представить душевное ее потрясение, когда она — слишком
поздно — узнала о своей непоправимой ошибке... Впрочем,
в конце концов все обошлось превосходно: француженке
посчастливилось подстеречь царя Николая во время его
обычной прогулки, она бросилась к его ногам и рассказала
0 своей страшной беде. Царь воспылал гневом и, чтобы
покарать нечестивца, приказал вопреки всем церковным
уставам:
— Считать молебен бракосочетанием!
Таким образом, коварный обольститель стал жертвой
своего же коварства, так как утратил возможность
жениться на богатой невесте, а его француженка не имела
ни гроша за душой.
Все это было рассказано в тысячу раз лучше, чем здесь
у меня, на бумаге: живые модуляции голоса, полновесные
эпитеты, паузы в нужных местах — все обличало в
Анатолии Федоровиче опытного мастера подобных изустных
рассказов 1. Их было у него великое множество. И здесь
в нем открывалась другая черта, лишавшая его
праведность того постного привкуса, той унылой окраски,
которые издавна ассоциировались у меня с добродетелью. Он
оказался артистической натурой, с темпераментом большого
художника. Если бы он не был судьей, прокурором,
1 В литературе известна другая версия .этой истории, без той эффект"
ной концовки, которая была придана ей в повествовании Кони
(ср. письмо Л. Н. Толстого к Т. А. Ерголъской от 11 декабря
1850 г. в Полн. собр. соч. Л. Н. Толстого, т. 59, М., 1935,
стр. 74).
2 А. Фь Кони, т,,8 17

знаменитым оратором, он мог бы стать незаурядным
актером или бытовиком-рассказчиком — такой был у него
аппетит к разным бытовым эпизодам, выхваченным прямо
из жизни, к художественному изображению всевозможных
характеров, лиц, ситуаций.
Нельзя не вспомнить, что он всю жизнь водился с
актерами, дружил с Михаилом Семеновичем Щепкиным,
с Марией Гавриловной Савиной, что отец его был.театрал
по профессии, а мать — характерная бытовая актриса.
— Ах, Анатолий Федорович, — воскликнула одна
приезжая дама, впервые услыхавшая его в роли рассказчика, —
как жаль, что вы не сделались актером,..
Анатолий Федорович улыбнулся и, вздохнув, произнес:
— Да, мой голубчик, я и сам часто думаю, что
ошибся в своем призвании...*
Это, конечно, не так. Никакой ошибки тут не было.
Его подлинным призванием был суд: он был самой
природой создан для практической повседневной работы в
суде, для тяжелой и часто обреченной на неудачу борьбы
за справедливость и правду. Но эта борьба не имела бы
никакого успеха, если бы его судебные речи были сухи и
мертвенны, если бы они не были расцвечены юмором, если
бы в них не сказывался его природный литературный
талант.
Многими своими чертами эти речи нередко бывали
близки к беллетристике. Недаром адвокат В. Д. Спасович, v
выступая против А. Ф. Коки в одном нашумевшем
процессе, иронически назвал его прокурорскую речь
«обстоятельным и подробным романом, в котором изображены все
мысли и чувства подсудимого» 2.
Этим отзывом Спасович хотел набросить тень на
.неотразимую речь своего молодого противника, ослабить то
сильное впечатление, которое она произвела на присяжных.
Но хула оказалась хвалой. Судебные речи Кони тем-то
и замечательны, что при всей своей юридической ценности
они живописны, художественны. Спасович в этом процессе
потерпел поражение и таким образом в тот же день
убедился на деле, что «роман», якобы созданный
беллетристической фантазией Кони, более близок к истине, более
1 «Памяти Анатолия Федоровича Кони, Труды Пушкинского Дома»^
стр. 72.
2 См. г. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 491_,
18

соответствует нашим представлениям о реальной
действительности, чем те адвокатские домыслы, которые он, Спа-
сович, пытался противопоставить ему.
Об этом процессе я уже упоминал в предыдущей главе.
В книге он называется так: «Дело об утоплении крестьянки
Емельяновой». Молодой, 28-летний, прокурор
Петербургского окружного суда А. Ф. Кони поставил перед собой
задачу доказать виновность того негодяя, который без
зазрения совести утопил свою молодую жену, чтобы она не
мешала ему жениться на прежней любовнице. Можно было
ожидать, что молодой обвинитель обрушит на подсудимого
все громы своего красноречия. Но Анатолий Федорович
отказался от этих дешевых приемов. Он избрал более
действенный путь: как подлинный беллетрист, как
художник, он творческим воображением переселился, так сказать,
в душу преступника, отчего и в самом деле иные места
его речи стали смахивать на страницы романа:
«...А тут Аграфена снует, бегает по коридору,
поминутно суется на глаза, подсмеивается и не прочь его снова
завлечь. Она зовет, манит, туманит, раздражает, и когда
он снова ею увлечен, когда она снова позволяет обнять
себя, поцеловать, в решительную минуту, когда он хочет
обладать ею, она говорит: «Нет, Егор, я вашего закона
нарушать не хочу», — т. е. каждую минуту напоминает о
сделанной им ошибке, корит его тем, что он женился, не
думая, что делает, не рассчитав последствий, сглупив... Он
знает при этом, что она от него ни в чем более не зависит,
что она может выйти замуж и пропасть для него навсегда.
Понятно, что ему остается или махнуть на нее рукою и
вернуться к скучной и молчаливой жене, или отдаться
Аграфене. Но как отдаться? Вместе, одновременно с
женою? Это невозможно. ...Жена его стесняет; он человек
самолюбивый, гордый, привыкший действовать
самостоятельно, свободно, а тут надо ходить тайком по номерам,
лгать, скрываться от жены или слушать брань ее с Агра-
феною... — и так навеки! Конечно, из этого надо найти
исход. И если страсть сильна, а голос совести слаб, то
исход может быть самый решительный. И вот является
первая мысль о том, что от жены надо избавиться», и т. д.
и т. д.1.
Си. г. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 30.
2* 19

Такой же беллетризацией окрашены чуть не все
судебные речи А. Ф. Кони.
Конечно, он всегда держал свое художническое
дарование в узде, всецело подчиняя его задачам правосудия —
борьбе за справедливость и правду. В этой борьбе
большую службу сослужили ему и его широкая образованность,
и сильный аналитический ум, и дотошное, кропотливое
знание каждой подробности каждого судебного дела, в
котором ему предстояло участвовать, и чуткая, всегда
беспокойная совесть. И все же наиболее надежным
подспорьем во всей его юридической практике была словесная
живопись, образность. Иные его выступления,
например о лжесвидетелях по бракоразводному делу1 или об
убийстве коллежского ассесора Чихачева2, читаются с
таким же сердцебиением и трепетом, с каким читаются
лучшие главы беллетристических книг. Каждый участник того
или иного уголовного дела, со всеми людьми, которые
окружают его, встают перед Кони живьем.
Когда я познакомился с ним, то при первой же
встрече увидел, что дар художественно изобразительной речи
сохранился у него в полной силе. Этот дар очень рельефно
сказался в его обстоятельной очень своеобразной манере
вести разговор: услышав от вас какую-нибудь — пусть
даже самую ординарную — мысль, он тотчас же добывал
из своей неисчерпаемой памяти живую иллюстрацию к
вашим словам — какой-нибудь жанровый, колоритный,
бытовой эпизод, и у него получалась небольшая новелла,
отшлифованная в каждой мельчайшей детали, с неожиданно
эффектной концовкой.
Сколько этих крохотных новелл в его книгах!
Вспомните хотя бы его мемуарные очерки «Домочадцы», или
«Синьор Беляев», или «Из харьковских воспоминаний»,
или «Свидетели на суде», или «Иван Дмитриевич Пути-
лин», — вы увидите, что для него, как для всякого
большого художника-реалиста, нет ничего интереснее
человеческих личностей во всем разнообразии их психологии, судеб
и поступков.
Я думаю, сам Лесков был бы не прочь подписаться под
его колоритным рассказом о том, как этот Путилин,
начальник столичной полиции, поручил одному ловкому вору
1 См. т. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 16ь
2 Т а м ж е» стр. 279ь
20

выкрасть из французского посольства некий драгоценный
сервиз и как талантливо уголовный артист выполнил столь
деликатное поручение начальства.
— Вот человек-то был! — восхищался полицейский
преступником.— Душа! Сердце золотое! А уж насчет
ловкости, так я другого такого не видывал. Не теперешним
ворам чета.
Анатолия Федоровича, как и Лескова, тянуло всегда
изображать подобные курьезы и парадоксы человеческих
жизней.
Его мемуарные книги так и кишат людьми — часто
чрезвычайно забавными« По всем его рассказам
бесконечной толпой проходят крестьяне, генералы, шантажисты,
помещики, растратчики, всевозможные судебные деятели,
швеи, таперы, игроки, отравители, монахи, сыщики, сводни,
доктора, сумасшедшие — и у каждого своя повадка, свой
жест, своя характерная речь. Такого универсального
житейского опыта хватило бы на десять романов. Весело,
легко, без натуги Кони изображает этих людей и
людишек, их уморительно смешные слова и поступки.
Но тут же, рядом, на соседних страницах, живет в его
книгах особая категория людей, о которых он выражается
возвышенным слогом: «самоотверженные стражи закона»,
«благороднейшие правдолюбцы», «идеальные русские
праведники»,— ибо, помимо всего, его вечно влекло к
дифирамбам, к прославлению доблестных деяний и подвигов.
Отсюда его статьи о Льве Толстом, Пирогове,
Тургеневе, а также о таких позабытых подвижниках, как Лямбль,
Балинский, Дондукова и другие.
В своих любимых героях он больше всего
возвеличивает их воинственность, их, как он выражался, «esprit de
combativité». По-русски это означает: боевой задор,
готовность к бою. У каждого из них один и тот же — для него
драгоценный — девиз: «Vivere est militare» \ и он
восхищается ими потому, что они воители. Каждый из
прославляемых им персонажей встречает на своем жизненном
поприще какое-нибудь, казалось бы, непреодолимое зло,
которое ему надлежит одолеть. С кем только не воюет,
например, доктор Гааз! И с тюремщиками, и с попами, и с
чиновниками, и с митрополитом, и с начальником московской
8 «Жить — значит воевать» (лат.).
21

полиции, воюет один против всех, доказывая своим
жизненным подвигом, что и один в поле — воин.
В этих дифирамбических воспоминаниях Кони мы
почти о каждом читаем: «Он восставал».., «воевал»..,
«ратовал» и т. д.
Вся жизнь Пирогова в изображении Кони есть
сплошная война со «свинцовыми мерзостями» тогдашнего строя.
Таков же был путь самого Анатолия Федоровича:
сколько вел он незаметных, но тяжких боев, защищая
правый суд от посягательств государственной власти! Ярче
всего его боевая натура выразилась в конце семидесятых
годов, когда присяжные под его председательством
оправдали революционерку Веру Засулич, стрелявшую в
градоначальника Трепова. Этот оправдательный приговор был
подсказан им Анатолием Федоровичем. И царь и министр
юстиции требовали, чтобы он в своем напутственном слове
непременно внушил присяжным, что Вера Засулич должна
быть пригс зорена, если не к смертной казни, то к
сибирской каторге. Кони не пожелал подчиниться их
требованиям и повел дело так, что вызвал негодование царя и
бешеные нападки реакционной печати. «Оправдание
Засулич, — вспоминает С. М. Степняк-Кравчинский, — было
торжественным осуждением всей системы произвола,
которая заставила эту девушку поднять на палача свою
мстительную руку» 1. «В истории... развития нашего
революционного движения, — говорит другой революционер,—
делу Засулич суждено было стать решительным
поворотом этого движения» 2.
К сожалению, далеко не все, кого Кони так охотно
прославляет в своих книгах, достойны его славословий.
Современный читатель не может принять безоговорочно те
страницы его мемуаров, где он ставит на такой пьедестал
разных либеральных «святителей», давно уже отвергнутых
историей. В большинстве случаев эти страницы слабее и
в литературном отношении: елейны, витиеваты и вычурны.
В них даже отсутствует свойственный Анатолию
Федоровичу юмор, словно они написаны другим человеком.
Но эти иллюзии Кони, конечно, не могли омрачить
нравственную красоту его личности. Недаром его любили
1 С. М. Степняк»Кравчинский, Подпольная Россия.
Сочинения в двух томах, т. 1, М., 1958, стр. 388.
2 О. В. А пт екман, Общество «Земля и воля» семидесятых
годов, Пг., 1924, стр. 326,
22

и чтили такие люди, как Некрасов, Толстой, Гончаров,
Достоевский. К их числу с полным правом мы можем
присоединить Илью Репина. Репин был сверстником
Кони (оба они родились в 1844 году), и я помню, как
часто престарелый художник писал ему дружеские,
задушевные письма, посвящая его в свои творческие планы и
замыслы. Во время моего последнего посещения Пенатов
Репин участливо расспрашивал меня об Анатолии
Федоровиче и о мельчайших подробностях его житья в
Петрограде.
Была у Анатолия Федоровича одна милая слабость,
чрезвычайно для меня привлекательная: он упорно, с
непримиримой запальчивостью отстаивал те нормы русской
речи, которые существовали во времена его юности. Они
казались ему абсолютными. Он фанатически верил, что
они нерушимы, и страстно ополчался против тех, кто так
или иначе нарушал эти нормы.
Например, слово «обязательный» имело, по его
убеждению, один-единственный смысл — «любезный». При этом
он цитировал такие примеры:
«Граф был так обязателен, что тотчас же пришел
ко мне с визитом».
«Он обязательно (то есть опять-таки любезно)
обещал похлопотать за меня».
Но, к большому его огорчению, слово «обязательно»
мало-помалу стало означать «непременно»: «Я
обязательно приеду к вам завтра», и «я обязательно
разделаюсь с ним».
Такое понимание этого слова почему-то доводило
Анатолия Федоровича до ярости. Здесь чудилось ему
потрясение самых основ языка.
— Представьте себе, — говорил он, хватаясь за
сердце,— иду я сегодня по Спасской и слышу: «Он
обязательно набьет тебе морду!» Как вам это понравится!
Человек сообщает другому, что кто-то любезно
поколотит его1.
Напрасно я говорил, что «обязательно» в смысле
«любезно» уже умерло в русской речи, что для народа теперь
существует лишь одно значение этого слова: «непременно»,
«во что бы то ни стало», Анатолий Федорович смотрел
1 Ср. Р. А. Б у даго вх Веедение в науку q языке, М.> 1965,
стр. 93J
23

на меня негодующим взором, как на перебежчика во
вражеский лагерь, и долго не мог примириться со мною.
Так же возмущало его вошедшее тогда же в моду и
тоже неискоренимое «ну, я пошел» в смысле «я ухожу»,
Я даже не пробовал защищать перед ним эту форму, ибо,
как всегда в таких случаях, никакие резоны не
действовали. Кони распространял свою ненависть не только на те
словесные новшества, которые казались ему уродливыми,
но и на людей, пользующихся такими словами. Здесь он
не признавал никакой диалектики. Один миловидный,
почтительный юноша, уходя от него, сказал ему вместо «до
свидания» — «пока». Кони был так возмущен, словно тот
нарочно обидел его.
Повторяю: было для меня что-то милое в этой
рыцарской приверженности старого «словесных дел мастера» к
раз навсегда очаровавшей его тургеневской лексике.
Но, конечно, личность Анатолия Федоровича
запечатлена главным образом в его литературном наследии.
Теперь, когда это наследие собрано в настоящем издании»
перед новым поколением читателей вновь возникает во
всей своей нравственной красоте светлый облик
бестрепетного судьи-гражданина, который в условиях неправосуд-
ного строя грудью бился за праведный суд и заслужил
сердечную признательность советских людей, особенно
судебных работников, видящих в нем одного из своих
лучших учителей и предшественников.
В письме к Елизавете Александровне Садовой Кони
имел полное право сказать:
«Я прожил жизнь так, что мне не за что краснеть.,.
Я любил свой народ, свою страну, служил им, как мог
и умел. Я не боюсь смерти. Я много боролся за свой народ,
за то, во что верил».
В заключение — краткий отрывок из его обширного
письма к одному из зарубежных друзей, написанного в
1924 году:
«...Я всецело отдался педагогической деятельности и
с 1918 года читал курсы уголовного процесса и
разработанной мной «Этики общежития» (судебная, врачебная,
экономическая, законодательная, литературная и
художественная, этика воспитания и личного поведения) в I и II
Петербургских университетах, Институте живого слова
(учение об ораторском искусстве) и в Институте
кооперативов. Одновременно я читал отдельные лекции по обще-
24

ственным вопросам, по психологии и по личным
воспоминаниям о выдающихся писателях — в Академии наук, в
Доме литераторов и Доме ученых, а также в Доме
Искусства, в Медицинской академии, Политехническом
институте и Женских медицинских курсах. Меня приглашали
также нередко читать мои воспоминания в Музее города,
Музее театров и в разных бывших гимназиях и
общественных библиотеках. В прошлом феврале я ездил в Москву
читать четыре лекции о Толстом, Достоевском, о
психологии памяти и внимания и о самоубийстве. Часть всех этих
лекций читалась с благотворительной целью помощи
учащейся молодежи, которая своим бескорыстным
стремлением к знанию и своей вдумчивостью внушает мне
искреннюю симпатию. Особые способности и чуткость проявляют
слушательницы, уделяя время на посещение лекций от
своих иногда очень тяжелых трудов. В материальном
отношении приходилось по временам и подолгу испытывать
тяжелое положение. К этому присоединилась постоянно
усиливающаяся физическая слабость. Сломанная когда-то нога
дала вследствие ошибочного диагноза все
увеличивающуюся хромоту, доведшую до того, что я могу передвигаться
лишь с двумя костыльками, так что трудно пользоваться
трамваем... Дурно сплю и часто страдаю болезненным
сжатием сердца (иеврозным). Тем не менее стараюсь по
возможности приносить посильную пользу, покуда не грянет
последний час, которого я жду без страха и малодушного
уныния, памятуя слова Марка Аврелия о том, что самый
постыдный вид жалости есть жалость к самому себе» *.
Корней Чуковский.
1 О. О. Грузенберг, Очерки и речи, Нью-Йорк, 1944, стр. 238.

1. А. И. УРУСОВУ
21 марта 1868. Харьков
Харьков.
21 марта 1868.
Многоуважаемый Александр Иванович,
Вы, я думаю, пеняете на мое молчание, если не
окончательно забыли, среди Ваших трудов и побед, о
существовании скромного товарища прокурора на дальнем юге *.
Я давным-давно собирался писать Вам, но невозможно —■
великое количество работы не давало мне ни минуты
свободной, чтобы побеседовать с Вами. Новая деятельность
совершенно затянула меня в свои недра и заставила
посвятить ей все свои силы и время. Вам — адвокату по
призванию, знаменитейшему между нами по успеху и лучшему
по таланту, — деятельность товарища прокурора должна
казаться далеко неинтересною и мелкотравчатою. Но в
действительности — она имеет в себе довольно много хороших
сторон. Стоит побывать в глухих уездах, напр [имер] хоть
нашей губернии, стоит посмотреть на массу невежества и
грубости, с одной стороны, и цивилизованной татарщины,
с другой, чтобы понять, сколько пользы может принести
добросовестный деятель и в особенности юрист своею
работой в этих захолустьях. Ставите ли Вы ни во что
деятельность прокурора на мировых съездах? Но работы у
меня уже слишком много, — достаточно сказать, что в
настоящую минуту предо мною лежит дело в 4 томах на
26

2200 листах, с 14 обвиняемыми и 153 свидетелями (дело
о подделке и продаже рекрутских квитанций, дело гнусное,
по тем грустным последствиям, которые оно имело для
26 чел[овек] наглейшим образом обманутых мужиков).
Ваше предсказание о моей прокурорской ражи сбылось
отчасти — меня зовут здесь procureur féroce1, — но, однако,;
публика жалует и иногда выражает сожаление, зачем я не
адвокат. Адвокатура здесь очень слаба, — до сих пор под-?
визаются разные убогие кандидаты, а сильных талантов
и серьезного знания не видно и не слышно. Владимиров
выступал только по I уголовному делу, против меня, и был
недурен. Есть порядочный адвокат-цивилист —
Боровиковский, но он еще слишком юн на этом поприще. Впрочем,
на днях адвокатура здешняя сделала существенное
приобретение в лице... кого бы Вы думали? — Морошкина!! Он
выходит в отставку, вследствие начавшего расстраиваться
здоровья от массы работы и от разных служебных
неудобств, вызываемых опять-таки массой работы — и будет
заниматься адвокатурой. Я уверен, однако, что работы
у него будет не меньше в адвокатуре, так как он,
бесспорно, будет лучшим здешним адвокатом.
Но что поделываете Вы? Я восхищался Вашею речью
по Данковскому делу * — по своей простоте, ясности и
категоричности, это, бесспорно, лучшая из Ваших речей. Вот
истинный образец речи пред уездными присяжными и по
языку и по складу мыслей и доводов! Хоть мы стоим с
Вами и на совершенно противоположных концах судебной
деятельности, но служим общему делу и связаны общими
университетскими преданиями — вот почему каждый успех
блистательного князя Урусова радует неизвестного
товарища прокурора по Волковскому и Богодуховскому уез«
дам. — Будьте здравы. Жму Вашу руку.
Ваш А. Кони«
P. S. Посылаю Вам мой долг — 50 р[ублей] с[еребром].
Позвольте Вас поблагодарить. Если захотите писать, то
адресуйте в суд. Вам кланяется Морошкин.
3 Свирепый прокурор (франц.).
27

2. С. Ф. МОРОШКИНУ
20/8 сентября 1869. Париж
Париж. 1869.
20/8 сентября.
Милый и дорогой друг мой Сергей Федорович, прости,
что так поздно отвечаю я на твое письмо, дружеский и
добрый тон которого я не знаю, как и оценить. Дело в
том, что я несколько раз пытался писать к тебе, но кончал
тем, что бросал письмо, так как нездоровье, хандра и
тяжелое настроение духа слишком сильно высказывались в
нем; ни Фраиценбад, ни Остенде не принесли мне
ожидаемой пользы, особенно после Франценбада я стал себя
чувствовать дурно и грудь стала болеть упорней, чем когда-
либо. С другой стороны, Остенде, с своим морем, возбудив
чересчур нервы, еще больше их расстроил. Таким образом,
мое дорогостоящее лечение не принесло, по-видимому,
никакой пользы. Я говорю по-видимому потому, что меня все
уверяют, что польза его скажется впоследствии. Дай-то
бог! Так или иначе, но я кончил свое лечение и собираюсь,
пожив дней 10 в Париже, восвояси, куда, откровенно
говоря, меня влечет очень сильно. Чтобы оценить Россию во
многих отношениях, нужно пожить за границей, вдали от
нее. Я уже неделю как в Париже и чувствую себя
довольно бодро, потому и решаюсь писать к тебе. Прежние
письма мои были проникнуты таким мрачным оттенком,
что посылать их было бы слишком сильно рассчитывать
на твою доброту. Поэтому я и пишу только теперь,
немного развлекшись и успокоившись духом в Париже. Мое
путешествие тебе отчасти, вероятно, известно из письма,
огромного и длинного, которое я послал Анне Михайловне
(получила ли она его?) *. Поэтому я могу тебе только
сказать, что сверх описанного в сем письме я видел в
Мюнхене суд (Appelationsstaatsgericht *), видел таковой же в
Брюсселе и, наконец, подробно изучаю таковой в Париже.
В порядке производства и в судебных обычаях меня
особенно интересует манера произнесения приговоров по
апелляционным делам по нескольким делам сразу, так что,
например, в Мюнхене мне пришлось прослушать 4
довольно сложных дела в высшей инстанции (вроде нашей
1 Апелляционный государственный суд (нем.)*
28

Палаты), не узнав ни по одному приговора. Немцы
утверждают, что это делается для скорости процесса, который
действительно ведется с замечательной быстротой, — но я
полагаю, что недостатки этого обычая очевидны. В
Мюнхене к присяге приводит председатель. Присяга по своей
форме очень проста. «Ich schwöre, — говорит свидетель,—
daß ich meine Aussage ohne Hast, Nutz, Kunst oder Eigennutz
und List abgeben werde und wissentlich weder etwas wahres
verschweigen, noch etwas unwahres hinzusetzen werde, so helfe
mir Gott. Amen» l. Судебная палата заседает в светлой, но
простой зале, с старым столом, покрытым протертым
зеленым сукном. Прокурор (старик) и судьи во фраках. Из
публики все время в Мюнхенском суде был я один.
Обхождение президента с сторонами самое патриархальное.
«Ruhig!»2 — кричит он на спорящих свидетелей, — «still
schweigen!»3 — на подсудимого... Адвокаты, которых я
слышал в Мюнхене, были очень незавидны, прокуроры
idem4. Зал присяжных — темный, сырой сарай, с
железными печами и грязной мебелью. Вообще по внешности
баварские суды похожи на наши старые присутственные
места. В Бельгии суд помещается в великолепном здании
(в Брюсселе). Мне пришлось опять присутствовать только
при заседаниях de la chambre d'appel5. Судьи и прокурор
одеты в черных мантиях, белых галстуках и черных
беретах. Одежда эта очень эффектна и, бесспорно, гораздо
внушительней наших мундиров и орденов. Зала суда тоже
очень проста и, так сказать, потерта. При мне большинство
свидетелей были фламандцы, и их слушали через
переводчика (официальный язык — французский), но несмотря на
это, производство шло очень быстро, но обращение
президента с адвокатами просто меня поразило (то же потом
видел я и в Париже), я воображаю, как возопили бы русские
адвокаты, если бы с ними так стали обращаться
председатели. Адвокату приходится выслушивать почти постоянные
замечания и притом в довольно грубонаставительной
форме. «Tenez-vous, M-r, comme il faut qu'un avocat se
1 Клянусь, что я даю свое показание без спешки, выгоды, хитрости,
корысти и лукавства и умышленно не буду утаивать правду, ни
прибавлять неправду, итак, да поможет мне бог. Аминь (нем.).
2 Спокойно! (нем.)
3 Тихо, молчать! (нем.).
4 Также (лат.).
5 Апелляционная палата (франц.).
29

tienne!»1—говорит президент почтенных лет защитнику,—
vos observations sont parfaitement inutiles! je vous prie de vous
taire! je vous annonce que votre question est mal fondée! je
vous préviens que vous serez immédiatement appelé à
Tordre!»2 — и т. д. в этом роде, все наставительным тоном,
не допускающим возражений. Вообще положение
адвокатов в западном процессе (угол.) довольно грустное — они
не имеют права делать вопросы свидетелю (перекрестно^
го] допроса не существует), а могут делать только свои
observations3, допущение которых вполне зависит от
председателя. Прокуроры, котор[ых] я слышал в Бельгии,
говорят хорошо, но как у них, так и у адвокатов очевидная
страсть описывать событие, так как оно им представляется,
а не разбирать его и уже из этого разбора выводить об
истинном его характере. На общие рассуждения и
характеристики (это в особенности) обращается главнейшее
внимание, а суть, свидетели иногда совершенно оставляются
в тени. В адвокатах в Бельгии неприятно поражает
стремление к театральности. Позы, жесты, понижение голоса до
шепота и возвышение его до громогласности, отскакивание
от трибуны и свешивание с нее чуть не всего тела, — одним
словом, сценические упражнения здесь в большом ходу.
При Брюссельском cour d'appel4 и двух tribunaux
d'arrondissement5 состоит 349 адвокатов, из них 322 живут в Брюс-;
селе, а остальные в Брюгге и Генте. Совет (le barreau, le
bâtonnat6) состоит из 10 членов и председателя.
Знаменитейшие адвокаты здесь Dolez (цивилист), Oorts (по
коммерческим делам) и Bernaerds (криминалист). Они
получают не менее 30 т[ысяч] fr. в год каждый. Зала
присяжных в Брюсселе тоже грязна и устроена неудобно, но
помещение кассационного суда великолепно. Огромная
мраморная зала, с картинами из истории Бельгии по стенам и
мраморными бюстами знаменитых бельгийских юристов,
освещенная сверху хрустальным куполом, со своими
судьями в красных мантиях и горностаевых воротниках произ-
1 Ведите себя, m~r, как подобает адвокату (франц.).
2 Ваши замечания совершенно излишни! Прошу вас замолчать!
Объявляю вам, что ваш вопрос плохо обоснован! Предупреждаю, что
вы немедленно будете призваны к порядку! (франц.).
3 Замечания (франц.).
4 Апелляционном суде (франц.).
6 Окружных судах (франц.).
5 Адвокатов (франц.)х
39

водит отличное впечатление. Благодаря моему титулу
(substitut du procureur impérial près le tribunal d'arrondissement de
Charkoff, en Russie1 — таково оно выходит по-здешнему)
я получил приглашение осмотреть архив и библиотеку
брюссельского Palais de Justice2, а также тюрьмы для
подсудимых. Последние не представляют ничего особенного,
но библиотека великолепна — в ней есть кодексы всех стран,
в великолепных переплетах, есть и наши Судебные уставы,
изд[ания] Государственной] канцелярии. Такого богатства
юридических сочинений и рукописей я еще не видывал.
Между прочим здесь собраны богатые материалы для
изучения средневековых процессов о колдовстве. В архиве
замечательно отличное собрание портретов всех судей
кассационного] суда и разных предметов, напоминающих тех
из них, которых уже нет. Это палладиум бельгийской
юстиции. Члены кассационного] суда получают 20 т[ысяч] fr.
(это все старики; младшему из них 58 лет) — президент
(считается первым лицом после короля)—60 т[ысяч] fr.
В небольшом, но древнем фламандском городе Брюгге,
который весь наполнен великолепными готическими
постройками, я был на ассизах. Лучше всего понравилось мне
место заседаний — старинная зала древнего дворца Карла
Смелого (palais du franc), где некогда заседал его совет.
Стены дубовые, почерневшие от времени, резные, с
изображениями святых, темный резной потолок и огромный
средневековый камин придают этой зале очень
характеристический вид. В Париже Palais de Justice состоит из
нескольких зданий, самое древнее из них относится к XIV в[еку] —
это знаменитая тюрьма Conciergerie. Среди двора Pfalais]
d[e] J[ustice] находится великолепная готическая часовня
la St. Chapelle3, XIII в[ека]. Знаменитую salle des pas
perdus 4 мне не удалось видеть как следует, ибо она
перестраивается, но в ней особенно хорош памятник Малербу,
защитнику Людовика XVI *. Благородный адвокат
изображен в своем официальном костюме, пьедестал, на котором
он стоит, поддерживают две фигуры (женские) — чести и
доблести, на барельефе изображен приход Малерба
1 Товарищ прокурора Харьковского окружного суда в России
(франц.).
2 Дворца правосудия (франц.).
3 Святая часовня (франц.).
1 Приемная в суде (дословно: зал потерянных шагов) (франц.).
31

к Людов[ику] XVI с предложением защищать его. Прежде
на памятнике была, как мне говорили, лаконическая
надпись: «Decapitatus 1 1794» — но потом ее сняли и заменили
пышной латинской эклогой. Приемная суда присяжных ве-<
ликолепна, всюду мрамор и статуи d'Arecco, сГАнглада
и др. — широкая лестница ведет в залу заседаний, которая
очень высока, но по размерам короче и уже харьковской
залы. Она отделана с необыкновенной роскошью (есть еще;
другая, большая, но той я еще не видел), которая, пожа-,
луй, и неуместна в суде. Напр[имер], потолок весь лепной,
во вкусе рококо, с золотыми узорами, вензелями и цветами,
среди которых находятся фрески. В углу залы, среди
золоченых пилястров, на темно-зеленом фоне мраморный бюст
Наполеона III, над судейским столом мраморное распятие
во всю стену. Сессия присяжных открылась вчера и прямо
со смертного приговора (я, однако, не был на этом
заседании). В Остенде я скучал и хандрил страшно, почти
ничего не делал и иногда целый день ходил по пустынному
берегу чудесного, бурного моря. Оно не так хорошо, как
темно-синее Черное море, но в его светло-зеленых волнах
как-то больше силы, а прилив и отлив придают ему особую
прелесть. Я выдержал свой курс, однако, до конца и,
только кончив его, приехал в Париж. Что сказать тебе об этом
городе? В нескольких словах его не опишешь, а подробно
описывать на сей раз не приходится. Вчера я послал Наде *
описание первых впечатлений Парижа, и вышло 8
почтовых листов. Громадность размеров, невиданная мною жизнь
и одушевление, громадная торговля, роскошь и
великолепие, говорящая история, последнее слово цивилизации как
в дурном, так и в хорошем — вот что поражает в Париже.
Надо впрочем заметить, что это город, в котором, будучи
чужим и одиноким, меньше чувствуешь это, чем в
маленьком сравнительно Петербурге. Я живу здесь (au quartier
Latin, Hôtel Cornel2) как будто уже очень давно в Париже.
Причину этому чувствованию себя «a son aise» 3, о котором
говорят все иностранцы, надо, бесспорно, искать в обилии
и общности интересов, в удобстве материальной обстановки
и главное в общительном и живом характере французов.
Оживленная и полная интересов жизнь Парижа невольно
1 Обезглавлен (лат.).
2 В Латинском квартале, гостиница Корнелъ (франц.),
3 Непринужденно (франц.),
ъг

отражается на состоянии духа и на здоровье — я здесь
стал чувствовать себя гораздо бодрей. Особенно мне
нравится здесь развитие литературных наклонностей у
народа — всякий извозчик читает газету и по-своему очень
умно толкует о разных текущих вопросах. Равенство всюду
царствует полное. По правде сказать, нашего брата оно
сначала поражает несколько своей резкостью, после
патриархальной Руси и полурабской Германии, но потом эта
простота обхождения и уважение к личному достоинству
каждого дают себя чувствовать очень хорошо. О театрах
(их очень много, они довольно неудобны и очень дороги)
и говорить нечего — сцена доведена здесь до совершенства
во всех отношениях. Но, пока я не познакомился ближе
с здешней жизнью, я воздержусь от ее описаний, а
впечатлений своих описывать не стоит. От предложения Ста-
рицкого я отказался *. В минуту получения твоего письма
я так хандрил, что мысль о возможности уехать на край
света «на гибельный Капкас!» меня крайне обрадовала, и
я хотел тебе тотчас же телеграфировать, что «согласен, на
все согласен», но я решился подождать неделю и обдумать
и нашел, что Кавказ по своему климату, душному и
знойному, более вреден, чем полезен, притом же на Кавказе
особый исключительный порядок судопроизводства,
направленный к целям, нередко не имеющим ничего общего с
юстицией, — если у нас нередко уголовный закон идет
вразрез с обычаями народной жизни, то «насаждать
цивилизацию» среди полудиких племен еще трудней и, подчас,
зазорней, — наконец, влияние администрации на Кавказе
почти деспотическое, а можно севе представить, какова она
там, если и в Харькове могут процветать гады, подобные
Дурново. Притом жизнь на Кавказе, имея все неудобства
отсутствия общественности, отличается крайней
дороговизной. Я полагаю, что если жить и служить, то я могу в
России быть более полезен, чем в дальнем уголке Черного
моря, а если умирать, так Кавказ представляется
кладбищем, слишком далеко расположенным. Можно найти и
поближе. Бывши в Карлсбаде, я видел Палена и много
толковал с ним о деле серий * и о прочих материях,
касающихся Харькова. Он был со мной очень любезен и
откровенен (я подробно описал мои разговоры с ним
Фуксу), рассказывал, что государь требовал у него объяснений
по поводу оправданий Андрусенко и между прочим,
объясняя мое долгое оставление в Харькове, сказал мне:
3 А. Ф. Кони, Tt 8
33

«Укажите, кто может обвинять с успехом по делу серий
из известных Вам лиц?» и, когда я затруднился (де Росси
не может обвинять по закону*, а Пассовера я боялся
наградить этим делом), то Пален сказал: «Вот и объяснение,
почему я держал Вас в Харькове», — я убедил его в
невозможности продолжать дело в Харькове с 3
товарищами], он дал слово, что будет 4-ый, а меня просил
явиться к нему в начале октября, чтобы потолковать о моем
переводе из Харькова и о том, кого назначить обвинять
по делу серий. Он настаивает на переходе в Петербург,
хотя я, конечно, буду тянуть к Москве, сколько хватит сил.
Собственно говоря, я так уже привык к Харькову, что мне
грустно будет его оставлять, но когда я подумаю о моих
,174 делах и о сериях, то я готов уйти хоть в Лапландию,
не только в Петербург (кстати, я узнал в Остенде
некоторые характеристические подробности о сериистах —
хорошие они люди! нечего сказать!). Прощаясь со мной, Пален
просил меня не стесняться никаким отпуском, налагая на
меня одну обязанность — «вернуться здоровым». Одним
словом, мы расстались, по-видимому, друзьями. Здесь, в
Париже, был пустейший из болтунов Шретер (харьковский
генерал) и до сих пор живет И. И. Шидловский, которого
известие о предании суду (я узнаю Ланге) ошпарило как
кипятком. Он ходит как потерянный (тяжело в 52 года
сесть на скамью подсудимых!) и просил меня просить тебя
взять на себя его защиту. Он говорит, что ты
единственное лицо, кому он решается вверить свою судьбу, что стоит
взглянуть на твое лицо, похожее на лицо Спасителя (sic!),
чтобы понять, что твое слово есть лучшая защита и т. д.
и т. д. О размерах гонорария, конечно, не может быть и
разговоров. Я обещал исполнить его просьбу. Мне
кажется, что обвинение с присяжными уж слишком строго. Он
будет в Харькове в начале октября. О его сотоварище
здесь я не слышал ничего хорошего, «окромя дурного»,—
он уже уехал в Россию. Здесь в большом ходу карточки
и портреты вождей новой оппозиции — памфлеты и
рекламы на их счет продаются тысячами. Вообще говоря,
большинство французов любят Napol[eon] и отзываются о
нем с уважением. Болезнь его не на шутку всех
встревожила, и le spectre rouge1 этот раз показался здешним
буржуа очень непривлекательным. Благодарю, много раз
! «Призрак революции» (франц.),,
34

благодарю тебя, милый друг, за твое письмо. Я ничем не
заслужил такого великодушного обращения со мной, ты
истинно гуманный и благородный человек. Только здесь
вдали от тебя, я научаюсь ценить тебя как следует, я
узнаю в тебе те черты, к которым должен стремиться
всякий честный человек... Мы довольно часто переписываемся
с Надей. Самая нежная дружба сказывается в ее
письмах, — я ей подробно и, по мере сил, интересно описываю
все, что я вижу и изучаю и — странное дело, теперь, после
разлуки мы стали друг другу ближе и, кажется, более
поняли друг друга. Быть может, это и есть лучшие
отношения? Она мне писала, что у вас гостят Глаша и Фоня.
Что поделываешь ты, мой дорогой друг, что делает А[нна]
М[ихайловна]? как поживает «цесаревна» Маня *. Как бы
мне хотелось вас всех увидать поскорей, но едва ли, из-за
свидания с Паленым, я буду в Харькове не ранее 1/2
октября. Спасибо тебе, что ты помог старику Новицкому —
это очень несчастные люди. В Петербурге я пойду к Гей-
дену и будут просить за его сына. Кланяйся Чепелкииу,
Фуксу и Шабельским. Ты писал о безденежье, но ты
верно не забыл, что я предоставил тебе право заложить
два билета внутреннего] займа, хранящихся у Чепелк[ина].
Если понадобятся деньги, пожалуйста, не стесняйся. Будь
здоров и не забывай своего недостойного, но преданного
друга А. Кони.
P. S. Если вздумаешь писать, то в Петербург «до
востребования».
3. С. Ф. МОРОШКИНУ
15 марта 1870. Петербург
СПб. 1870 г.
15 марта.
Любезный друг Сергей Федорович,
каждый день, приходя в суд, я прежде всего
набрасываюсь на письма, ожидая найти между ними одно и от тебя
или А[нны] М[ихайловны], но umsonst! 1 Мне казалось,
1 Напрасно (нем.)*
5* 35

что Вы припомните, что мне, связанному с Вами цепью
многолетней привычки и дружбы, тяжело расстаться с
Вами, по всем вероятностям, навсегда и что среди новой
обстановки, в холодном и чуждом городе мне особенно
будет отрадна весточка или привет от людей, которых я
привык считать за родных. В вашей обстановке с моим
отъездом не произошло ничего особенного, уменьшилось одним
посетителем, но для меня исчезло место, куда я бывало
приходил, не дожидаясь зова, в грустные минуты, когда
тоскливо чувствуется одиночество, и в веселые, когда
хочется поделиться своей радостью с близкими, понятно, что
сознание, что я не весь покинул это место, что частица
меня, память обо мне уцелела в этом месте, такое сознание
особенно дорого... Но среди разнообразных посланий из
Харькова Вашего письма нет... Остается поступить как тот
магометанский пророк, который, видя, что на зов его
гора не двигается с места, сам пошел к ней навстречу.
Описывать моего проезда до Петербурга я не стану: вечно
веселый и всем на свете довольный Алексей
Дмитриевич] *, конечно, Вам расскажет и наши похождения по
Курскому окружному суду и приезд в Москву. Нечего и
говорить, что мне было очень грустно и тяжело. Судьба не
баловала вообще счастливыми минутами, но как бы в
вознаграждение окружила в последнее время столькими
хорошими людьми, искренно ко мне привязанными, что
невольно и настоятельно возникал в голове вопрос: а зачем
я оставляю все это? ведь оно едва ли еще раз повторится,
а между тем мне иногда так нужно, так непреложно
необходимо сочувствие, участие, теплота? В Москве я пробыл
три дня, видел Н[адежду] Ф[едоровну] и не мог не
сказать: «Все к лучшему», сознавая, что едва ли был я
справедлив в ропоте на судьбу, которая разлучила нас: мы
слишком не сходны во всем, начиная с взглядов и кончая
привычками, чтобы быть счастливыми, соединившись на
всю жизнь. Н[адежда] Ф[едоровна] обещала приехать, быть
может, на пасху в Харьков; осенью же она собирается
переселиться в Рязань. С судебным миром я виделся
довольно много (с прокуратурой). Натянутые отношения
существуют между Гром[ницким] и Мотовиловым
по-прежнему, Ровинский сильно осовел после известного указа
Сената; новым товарищем] прокурора] Палаты будет
назначен Ф. Ф. Крахт (я с ним познакомился — милейший
человек). Виделся я также с милейшим Як[овом] Иван[ови->
36

чем] * и с Шмулем, который объявил, что положил в банк
50 т[ысяч] чистогану... Узнал я многое про дело Нечаева
и С0 (следственная комиссия была при мне в Москве) —
затеян был заговор гораздо более серьезный, чем думается
в провинции, — в числе замешанных есть немало студ.,
исключенных в последнюю историю из Университета. Это
грех, лежащий, быть может, на душе Баршева. Кстати, он
получил аренду... умеет обделывать свои дела! В
Петербурге меня ждали давно и сейчас же усадили за работу.
Всмотревшись в здешние порядки, я нашел, что быть
просто «при камере», т. е. в безусловном распоряжении
прокурора, крайне неудобно, а потому взял участок (не очень
большой — два следователя). У меня в заведовании
Литейная часть и речная полиция, обвинять буду лишь по
важным делам. Палек принял меня очень любезно, Перцев
и Бурлаков idem1, а Тизенгаузен просто удивил своей
предупредительностью и заботами о здоровье и т. д. (а
между тем, недовольный моим назначением помимо него,
назначил меня было, еще до моего приезда, в Царское Село
и Лугу, пока не получил от Пал[ена], узнавшего об этом,
предписания оставить меня в городе). С прокурором мы
в совершенно официальных отношениях *. Завтра я
впервые обвиняю (против Арсеньева и Герарда) по делу о
покушении] на убийство, я же был назначен и по делу
Ф. Зона, но сегодня получил письмо от прокурора, что
обв[инение] это он хочет принять лично на себя. Иногда
выгодней иметь прокурорами бездарности, вроде
Владимира] Васильевича] *. Работы у меня очень много, с
квартирой не устроился до сих пор, все занято и неприступно
дорого по случаю весенней выставки. Сюда приехала моя
старуха *, и я снова нахожусь в расстраивающей нервы
семейной обстановке. Что же делать. Вы оба, Маня, няня и
«зворотил» — здоровы ли, как проводите время, с кем
видаетесь? Пишите подробно и о себе и о Харькове, каждая
строчка доставит мне особую радость. Будь же здоров.
Крепко жму твою длань.
Твой преданный А. Кони.
P. S. Булах сух и аккуратен по-прежнему, Б'рохов
прежний добрый малый, Полнер стал ярым ненавистником
1- Тоже (лат.).
37

прокуратуры, но благороднейший смертный по-прежнему.
Плющик очень занят и кажется (между нами) очень
несчастлив. Еще раз будь здоров.
P. P. S. Пиши в суд[ебные] установления] в камеру
прокурора] окр[ужного] суда. Думаете ли Вы приехать на пасху
в Москву? Кланяйся Падеревскому — чего он не пишет?
4. Ф. М. ДОСТОЕВСКОМУ
13 апреля 1874. Петербург
74.13.IV.
Неотложные занятия помешали мне, глубокоуважаемый
Федор Михайлович, ранее повидаться с Вами. В
понедельник 15 апреля я буду ждать Вас весь вечер* — и сочту за
особую честь посещение человека, которому так много
обязан я в своем нравственном развитии.
Искренно преданный Вам А. Кони.
5. Ф. М. ДОСТОЕВСКОМУ
7 мая 1874. Петербург
Милостивый государь Федор Михайлович,
Вы хотели ознакомиться с арестантским отделением
малолетних в Тюремном замке. Я еду туда завтра в час. Не
будете ли Вы у меня в 12-ть — мы отправились бы вместе.
Глубоко уважающий Вас А. Кони.
P. S. Буду ждать от Вас ответа *«
1874. 7 мая.
Вторник.
6. Ф. М. ДОСТОЕВСКОМУ
26 декабря 1875. Петербург
Многоуважаемый Федор Михайлович.
Я говорил о Вашем желании посетить колонию
малолетних преступников Председателю общества колонии се-
33

катору Ковалевскому. Он приглашает Вас завтра *, в 10
часов утра, заехать ко мне, — он приедет тоже и, забрав нас,
отвезет в колонию, если только мороз будет не свыше 10°.
Поэтому я жду Вас пить кофей завтра, в здании
Министерства юстиции, на Малой Садовой, вход с главного
подъезда, в девять с половиною час[ов] утра.
Искренно преданный Вам А. Кони.
75. Декабря 26.
Пятница.
7. Э. Ф. РАДЕН
28 мая 1876. Петербург
Приглашение Ваше, глубокоуважаемая Эдитта
Федоровна, так лестно, что я, без сомнения, употребил бы все
средства, чтобы провести вечер с Вами и с И. С.
Тургеневым *. Я принадлежу во многих отношениях к людям
отсталым и потому привык к некоторым чувствам, которые
в наше время считаются несвоевременными. Таково между
прочим чувство благодарности. Но я не могу его не
испытывать по отношению к людям, которым я так много
обязан в моем нравственном и умственном развитии, которым
я обязан столькими минутами высоких наслаждений ума,
горячего биения тронутого сердца и сознания вековечной
красоты искусства. Я не могу не быть глубоко благодарен
Тургеневу, не ценить его высоко и не любить его.
Поэтому я с радостью явлюсь в воскресенье и могу только
жалеть, что И[вану] Сергеевичу] приходится отсрочивать
своей отъезд. Если бы он захотел и Вы нашли бы возмож->
ным сойтись хотя бы и в субботу, я и тогда был бы к
Вашим услугам. Может ли быть разговор о нездоровье или
обилии работы, когда представляется возможность прове-<
сти, после пустых и бесцветных дней нашей жизни, вечер
в беседе с таким человеком, как Т[ургенев], в уютном угол-:
ке, хозяйка которого, как светлый огонек, умеет привле-:
кать к себе всех блуждающих в современной умственной и
нравственной пустыне и, как огонек, умеет согревать их
своим присутствием?,
39

Простите поспешность и небрежность моего письма.
Я окружен со всех сторон просителями и лицами,
привлеченными в министерство чиновничьею жаждою.
Еще раз глубоко и искренно благодарю Вас за Вашу
бесконечную доброту.
Ваш А. Кони.
76.V.28.
2 часа.
8. А. ф. БЫЧКОВУ
27 сентября 1879. Петербург
79.IX.27.
Милостивый государь Афанасий Федорович!
При публичных продажах имущества несостоятельных
должников и лиц, обвиняемых в уголовных преступлениях,
когда против них предъявлен гражданский иск и на
имущество их по определению суда наложено запрещение,
оказывается, что в составе этого имущества нередко
находятся редкие и весьма серьезные и дорогие книги. Они
подвергаются оценке, вовсе не соответствующей их
действительной стоимости, и продаются по самой дешевой
цене оптом и иногда даже на вес, попадая в руки
скупщиков и барышников. Таким образом редкие по своему
научному, литературному или антикварному значению
издания ускользают от истинных и компетентных ценителей.
Озабочиваясь устранением этого явления, я сделал
распоряжение, чтобы судебные пристава доносили мне о'всех
такого рода торгах, представляя заблаговременно и описи
предложенных для продажи книг.
Полагая, что Императорская публичная библиотека, в
некоторых случаях, может быть заинтересована в
приобретении редких книг, имею честь предложить Вашему
превосходительству, угодно ли Вам, чтобы о каждом случае
продажи собрания редких и старых книг я извещал Вас
заранее с указанием места и времени продажи.
В настоящее время считаю полезным сообщить, что
в субботу, 29 сентября, в 10 час[ов] утра, будет
продаваться с торгов собрание книг Шеньяна (обвиняемого в
злоупотреблениях по Кронштадтскому банку), находя-
40

щееся в квартире его по 5[-ой] линии Васильевского
острова, в д. № 24.
Примите уверения в совершенном почтении и
преданности покорнейшего слуги Вашего А. Кони *и
9. Э. Ф. РАДЕН
8 ноября 1880. Петербург
XI.80.8.
Нездоровье и работа помешали мне до настоящей
минуты писать Вам, дорогая Эдитта Федоровна. У меня
проявилось нервное страдание сердца, которое по временам
отнимает всякие силы для письма и нагоняет состояние
духа, неудобное для корреспонденции. К этому
присоединилась масса труда, давно мною не испытанная. Судебные
учреждения наши падают; — апатия и отсутствие
выдержки со стороны судей и русское стремление смешивать
самостоятельность с капризом, а независимость с
безнаказанностью конкурируют с отсутствием честного отношения
к суду со стороны министерства и составляют, вместе
взятые, разлагающее начало, которое разрушает, выражаясь
языком точных наук, всякое механическое сцепление и
химическое сродство в судебных учреждениях. Единственным,
не зависящим от «Малой Садовой», средством для
уменьшения зла является внутренняя регламентация в суд[ебных]
учреждениях, выражающаяся в так называемых] наказах,
т. е. кодексах внутреннего порядка, обязательных для суда.
Наш такой кодекс давно устарел и надо выработать новый»
Этим я и занимаюсь среди препятствий и споров,
истекающих из .близорукости одних, из самолюбия других.
Вместе с тем необходимо трезво и прямодушно взглянуть не
только на организацию, но и на отправление правосудия.
Оно идет плохо, — и суд присяжных действует
неудовлетворительно. Между тем мы, в нашем незрелом и
склонном переходить от либерального рабства к рабству
ретроградному— и наоборот обществе, живем в каком-то мире
фетишей. Мы не можем обойтись без слепого поклонения
чему-нибудь, хотя потом, при перемене настроения, мы
.первые топчем в грязь вчерашнее божество и плюем на
тот алтарь, на котором еще вчера курили фимиамы. К
таким фетишам у нас относятся: Судебные уставы, женское
41

высшее образование и некогда относилось «молодое
поколение». Нужно было иметь особое гражданское
мужество, чтобы, вопреки воплям и даже оскорблениям, сказать,
что молодое поколение не всегда непогрешимо, что в нем есть
недостатки, что в нем идеализм принесен в жертву
житейскому материализму, что сила воли и характер сами по
себе есть не более как орудие, за которым одинаково стоят
нравственные или безнравственные мотивы, умные или
невежественные идеи, — что, наконец, не «наше будущее»
в руках молодого поколения, а «его будущее» в наших
руках и за него дадим мы ответ богу... Потом все это
изменилось и наступили годы, когда, в силу слепой
реакции, это же самое поколение сделалось отверженным и
забытым, когда его предоставили собственному одичанию
и унылому ожесточению или стали проделывать над ним
бездушные опыты in anima vili1. Фетиш был сброшен
и забрызган грязью... Попробуйте теперь сказать,
например], что высшее женское образование в форме разных
бестужевских курсов, где читаются отрывки или лучше
сказать объедки и обгрызки высших знаний — без системы
и прочного целесообразного плана, суть учреждение
эфемерное и возбуждающее потребности и надежды, удов-.
летворить которым само общество не в силах, а правитель-:
ство не хочет, ибо, правильно или нет, — не открывает
женщинам других путей для жизни и занятий, кроме
медицинского и отчасти педагогического. Попробуйте сказать,
что, маня к себе из провинции девушек, заставляя их
бросать привычную и нормальную бытовую и семейную
обстановку, втягивая их в жизнь большого города, — wo
die Strassen immer feucht und die Herzen immer trocken
sind2 — с его холодом, голодом и нравственною заразою,—
эти курсы дают знание, которого нельзя приложить к
жизни, дают аспирации без реализации — и косвенным
образом сеют недовольство жизнью и душевную
надломленность в молодых существах, которые у себя, на месте,
могли бы быть добрыми и простыми помощницами мужу
в его прозаической житейской обстановке... Попробуйте
сказать, что это своего рода блудящий огонь... и
посмотрите, что Вам скажут весьма порядочные и неглупые
люди. Вы окажетесь виновною в неуважении к фетишу,
1 На живом существе (лат.).
2 Где улицы всегда влажны, а сердца сухи (нем.)*
42

которому надо поклоняться quand mêmer, виноватыми в
crime de lèse Dieu2. То же и относительно новых
судебных учреждений. По формуле такой же фетишизм
существует и относительно судебных учреждений. В них
все должно быть хорошо, должно быть безупречно. Всякая
критика их, всякое указание на их недостатки есть тоже
кощунство над святыней. Мотивы этого фетишизма
понятны: все боялись реакции к старым началам суда, когда,
по глубокому выражению Хомякова, Россия была «в
судах полна неправды черной...» *. Ио это отсутствие
критики повело к тому, что ошибки судов выросли в
недостатки, а недостатки в пороки. Так как никто не решался
указывать на недостатки или же они приписывались слепой
вражде, то никто и не делал ничего для их устранения.
И вот теперь, через 14 лет после начала осуществления
судебной реформы, — многие ее части обветшали от
отсутствия ремонта, во многих местах отвалилась материальная
и нравственная штукатурка, и лучшая, благороднейшая,
основанная на доверии к народному духу часть этой
реформы — суд присяжных — являет картину, далеко не
утешительную, является во многих случаях почти отрицанием
суда, потому что условия, в которые он поставлен,
ненормальны, и никто, никто не возвышал голоса для их
устранения из малодушной мысли, что для этого надо признать,
что суд присяжных не только может действовать, но даже
и действует неправильно. Далее, однако, дело так
оставаться не может, и я на свой пай решился заменить фетишизм
рационализмом. Я составил и обработал, на основании
многих и весьма богатых материалов практики, доклад о суде
присяжных, который и был мною прочитан в заседании,
чрезвычайно многолюдном, Юридического общества 25
октября. Я говорил 37г часа. Правда, трезвая правда моего
доклада взяла свое и вызвала даже шумное одобрение,
ко затем фетишизм взял свое и в газетах явилась
полемика *. Я не хочу, однако, оставлять этого вопроса
достоянием группы специалистов и к № 1 «Вестника
Европы» готовлю большую статью по этому предмету*. Все
это отнимало и отнимает у меня много времени. Прибавьте
к этому, что я часто председательствую по выдающимся
делам в суде, что я много работаю в Комиссии графа
1 Во что бы то ни стало (франц.).
2 Преступлении против бога (франц.).
43

Баранова над разработкою юридических вопросов об
отношениях железных дорог к государству и к частным
лицам *, что я читаю 6 лекций в неделю, что я еженедельно
свидетельствую сумасшедших, то Вы увидите, что мои
непрерывные и многоразличные занятия так меня
утомляют и отнимают столько времени, что если я и виновен
пред Вами в моем молчании, то, во всяком случае,
заслуживаю снисхождения. Но поверьте, что не проходит дня,
чтобы я мысленно не обращался к Вам и чтобы я,
тревожась за Вас и грустя о Вашем отсутствии, не чувствовал,
как недостает Вас здесь всем нам, которые грелись в лучах
Вашего умственного и душевного огня. Кругом столько
вопросов, столько нового, такой начинает открываться
простор для деятельности и так все еще темно в смысле
нравственных принципов, что Ваше пребывание в
Петербурге ныне полезнее и необходимее, чем когда-либо в
последние годы. Я, конечно, не говорю о великой эпохе
начала 60-ых годов, когда Вы поддерживали и укрепляли
даже такую сильную натуру, как Н. Милютин. Книжки
«Revue des deux Mondes», где печатаются его письма под
флагом Леруа-Больё, производят здесь большое
впечатление, сердя одних, пугая других, радуя третьих. Некоторые
из встревоженных немного комичны. Таков наш общий
приятель А. В. Головнин. У Леруа-Больё напечатано
несколько его искренних, хотя и очень сдержанных, писем
к Милютину и ответы М[илютина] на них. Это
чрезвычайно тревожит бедного Александра] Васильевича], он
чрезвычайно волнуется и не владеет собою. Вот пример
того, как действует долгая карьера подчиненности даже
на развитых, в государственном отношении, людей. Что
ему? Чего искать, чего бояться, чего волноваться за мысли
зрелого мужа, высказанные в эпоху благороднейшей
борьбы благороднейшему борцу!? Но как трогателен и хорош
сам М[илютин]. Вот человек весь из цельного куска. И как
трагична его судьба, человека, который должен был
действовать не на открытом поле и который, как Моисей,
только довел свое дело до Палестины и на границах ее
заживо умер. И личность его, и судьба его и трагичней
и выше судьбы другого, более раннего реформатора —
Сперанского. И я с гордостью думаю, что мне дарит
иногда свою дружбу та, к которой и он, железный боец
за святое дело, обращался за поддержкою. Недаром
Самарин писал Вам: «Дайте мне Вашу надежную руку!»
44

Здесь большие разговоры производит реформа печати.
В Комиссии Валуева издатели журналов и газет держали
себя без достоинства и пугливо *. Один Стасюлевич
говорил и говорил дельно *. На другой день зато все газеты
описали это заседание и каждая дала разную редакцию
говоренному, а издатель «Нового времени» (один из по-<
зорнейших негодяев нашего времени и в прямом и переноси
ном смысле) описал, с видимым удовольствием, что
«литераторам подали чаю» *. Этот лакей, вероятно, предпола^
гал, что Валуев вышлет ему с курьером рюмку водки. Как
виден в этом воспитательный уровень тех, кто в руках
своих держит слово, с которым, по словам Гоголя, «надо
обращаться честно» *. Стасюлевич доказывал
необходимость уничтожения административной опеки и введения
суда по делам печати. Это святая истина. Но какого суда?
Я боюсь, что общие суды, при том уровне, который
создан общим нравственным понижением и стараниями графа
Палена *, окажутся ниже своей задачи из раболепства перед
властью и из подлого страха перед прессой. Нужны люди,
которым уже нечего искать и нечего бояться. Но найти их
трудно, да и особый суд по делам печати, с составом ad
hoc 1 был бы просто переодетым главным управлением по
делам печати. Совет учреждений] в[еликой] к[нягини]
Елены Павловны собирался без Вас раза три. В последнем
заседании мы, согласно желанию в[еликой] к[нягини] Ека-i
т[ерины] Мих[айловны], постановили ввести в ведомство
Совета Повивальный институт (по поводу устава которого
меня жестоко мучает Эйхвальд) и Мариинский институт *.
К. К. Грот поправился после своего нездоровья; по
понедельникам у него собираются «лучшие люди» Петербурга,
и больно смотреть, как их немного и как мало между ними
людей способных.
Больше писать Вам о Петербурге не стану. Не стоит
он этого — со своею физическою и нравственною уныло-
серою погодою. У Вас тише, но, может быть, лучше. В
провинции есть и всегда были люди, хотя надо уметь их
найти. Сумеет ли это сделать ревизующий сенатор
Ковалевский? Он, кажется, теперь уже в Костроме*.
Что же делаете Вы, дорогая Эдитта Федоровна? Как
Ваш больной? ужели нет надежды? Ужели перед Вами
1 Для данного случая (лат.).
AS

происходит великая тайна смерти, тайна, которая,
несмотря на весь ужас, который ее сопровождает, имеет в
себе много возвышающего. Тут, как мне кажется, всегда
чувствуется, что человек «в небесах видит бога!» Как
много в ней примиряющего, какой она символ бесконечно-
справедливого равенства. Дай Вам бог перенести это
испытание без особой тревоги за Ваших близких. Скорблю
за нас, что Вы не с нами, радуюсь, что у них будет в
тяжкие минуты такой надежный, добрый друг.
Говорить Вам, что я желаю Вам всего лучшего, — лиш-:
нее. Дай Вам бог здоровья и спокойствия.
Душою Ваш А. Кони.
P. S. Я «заработался», и доктор велит отдохнуть во
что бы то ни стало. Думаю, что в Петербурге отдых этот
невозможен. Хочу поэтому поехать в Москву в конце
ноября. Если Вы будете еще в Костроме и будете
предполагать остаться там еще долго, то не найдете ли Вы
неуместным или стеснительным, если бы я приехал в
Кострому навестить Вас на один день? Я выслал Вам
программы Училища правоведения — других нет. Об Е. А.
Нарышкиной не имею сведений.
10. Э. Ф, РАДЕН
16 мая 1881. Петербург
81.V.16.
Берусь за перо, чтобы от души поблагодарить Вас,
дорогая Эдитта Федоровна, за брошюру о деятельности
сестер и Пирогова. Все эти дни я был болен и жестокая
невралгия не давала мне возможность заняться чем-либо,
кроме неотложных дел. Но сегодня мне полегче, и я стал
читать письма сестер Крестовоздвиженской общины *. Они
вызывают высокое чувство, нежное и глубокое,
отрезвляющее и облагораживающее. Часто среди «злобы дня» и
суеты нашей деловой жизни душа меняется на мелочь,
маленькие чувства ее волнуют и узкие, малые цели
рисуются на поблекшем умственном горизонте. В такие
минуты так важно и так дорого серьезное слово, пример
46

самоотречения, указание на долг, выполненный просто и
величаво. И письма сестер производят это впечатление.
Как прост и велик в них Пирогов, как трогательна Стахо-
вич и в особенности несравненно более умная Бакунина
(я радуюсь, что во время организации отрядов для
последней войны имел честь познакомиться с нею лично)! Даже
самая бедность материала и скудость приемов ухода за
больными увеличивают подвиг сестер.., И какая вера,
следов которой я не видел в письмах сестер, которые давала
мне читать Евгения Максимилиановна.
Но выше и прекрасней всех Пирогов, человек, в полном
смысле слова. Сумеют ли г.г. врачи указать на это его
свойство на юбилее? Сумеют ли они сквозь материальные
заслуги прозреть духовный облик человека? Я жалею,
что болезнь и в особенности уныние, овладевшие моею
душою, не дают мне возможность быть на юбилее. Я
хотел бы сказать ему теплое слово...
Простите за эту болтовню больного человека.
Ваш А. Кони,
11. С. В. АВЕРКИЕВОЙ
23 марта 1882. Петербург
82.III.23.
Многоуважаемая София Викторовна.
Я с особым удовольствием явлюсь к Вам, но только
прошу у Вас разрешения не определять в настоящую
минуту дня, так как мне хочется к началу пасхи окончить
одну большую работу. Меня в высшей степени интересует
перевод «Гамлета», так как мне кажется, что у нас такого
перевода вовсе нет: Кронеберг не удовлетворителен, а
Полевой сочинил своего Гамлета *. Я давний почитатель кри-
тико-драматических исследований Вашего супруга и не
раз возвращался к его статьям о драме в «Русском
вестнике» былых годов *■
Преданный Вам А. Кони.
47

12. Г. А. ДЖАНШИЕВУ
29 мая 1882. Петербург
V.82.29.
Милостивый государь Григорий Аветович.
Искренно сожалея, что А. Г. Глухов не доставил мне
раньше чести и удовольствия личного знакомства с Вами
и что, поэтому, свидание наше было так мимолетно, я
в первую же свободную минуту берусь за перо, чтобы
исполнить Ваше желание и припомнить все, что я знаю
0 покойном Д. Н. Замятнине *. Сознаюсь откровенно, что
это довольно затруднительная задача. Несмотря на свое
высокое общественное положение и на ту роль, которую
ему пришлось играть в один из чистейших и
благороднейших моментов нашего гражданского развития, Замятнин
не представляет никаких выпуклых черт, никаких
характеристических сторон, которые резко и отчетливо
обрисовывали бы его для потомства. Проведший свою молодость
и зрелые годы в царствование (1825—1855 гг.), которое
стремилось все сравнять и подвести под одну мерку «ad
majorem autocratiae gloriam» l, которое в нравственном
отношении объявляло войну всему типичному и стремящемуся
иметь личную, а не официально утвержденную физиономию,
Замятнин отразил на себе некоторую безличность и
отсутствие оригинальности, навеянные пережитою им
эпохою. Поэтому довольно трудно указать в его долгой жизни
какой-нибудь выдающийся факт, какое-нибудь действие с
ярко определенною окраскою. И личная и служебная жизнь
его текла гладко и спокойно, без бурь и мятежных тревог,
оставив впечатление ровного, прохладного дня, без дождя,
но и без палящего солнца, за которым незаметно наступили
сумерки и ночь, принесшая с собою, законною чредою,
обычное спокойствие, а не выстраданный отдых... А между
тем в великое слово «судебная реформа» его имя входит
как неразрывный кусок мозаики — и все мы, вспоминая
незабвенное время этой «первой любви» нашей личной
общественной жизни, не можем, с чувством благодарности,
не припомнить это имя...
Это объясняется, по моему мнению тем, что Зам[ятниы]
был, по существу своему, человек глубоко честный. Не осо-
1 Для вящей славы самодержавия (лат.).
48

бенно склонный к инициативе, но ясный и здравый умом, он
видел, хотя и чрез канцелярскую и департаментскую
призму, ту Русь, которая была «в судах полна неправды
черной». Когда повеяло новым духом — вокруг него
заговорили о реформе — он чуткою совестью, более, чем умом
даже, почувствовал — на чьей стороне правда и склонился
на сторону проводителей широких начал новой жизни в
наш суд. В этом его первая заслуга. Герольдмейстер и
товарищ мрачного и заскорузлого в приказных порядках
министра (Панина) он сумел в своей душе найти такое же
доверие к составителям Уставов, какое они питали к
русскому народу, веруя в его нравственные силы. Поверив,
он оставался верен до конца, несмотря ни на что и не
смущаясь разными шероховатостями первого времени,
которые врагами суда раздувались в криминалы. В этом
его вторая заслзта. Он был, однако, верен судебной
реформе вообще, не зная и даже, как мне известно, не
понимая некоторых ее частностей и технических подробностей.
Но он сознавал, что на частностях можно проиграть,
можно потрясти целое, можно дать слишком острое оружие
врагам, — и, являясь представителем юстиции пред
государем и в высших государственных учреждениях, прямо
и откровенно просил в трудные годы судебной реформы
помощи, совета и указания у счастливо сгруппировавшихся
около него способных и честных людей, подчиненных и
сотрудников. Без ложного самолюбия, не боясь уронить
свое сановное достоинство, он давал своим врагам,
ожесточавшимся на проявляемое им знание подробностей, повод
злобно говорить, что он дает себя «начинять
департаментским либералам». И в этом умалении своего министерского
я, в этой готовности учиться, как надо служить делу,
которое считают хорошим люди, которым веришь, — его
третья заслуга. Мне незачем напоминать его четвертую
заслугу: личный состав судебного] управления] при
введении реформы. Воспитанник лучших времен лицея,
чуждый узкому esprit de corps!, он призвал действительно
лучших людей и твердо проводил начало способности,
впервые провозглашенное в Министерстве] юст[иции]
в замену старшинства в чине и (извините за резкость)
1 Корпоративному духу (франц.).
4 А. Ф. Кони, т. 8 49

в приобретении геморроя. То время, конечно, памятно и:
Вам, и Вы согласитесь со мною, что все выдающиеся люди
(«старой гвардии» нового суда, бескорыстно и горячо
положившие первые камки нового здания, были призваны на
свои боевые посты Замятниным, пока не явились на смену
судебным деятелям современные судебные чиновники, со
смелостью незнания, без «вчерашнего дня» и с аппетитами
исключительно карьеристического свойства. В статье моей
«Спорные вопросы судоустройства» * я старался
изобразить в общих чертах причины и приемы той реакции,
которую вызвала против себя судебная реформа. Одною из ее
жертв пал Замятнин. Он оказался не на высоте своего
призвания, так как в судебной машине заботился более
об изучении действия паров и устранении препятствий
с рельсов, а не о манипуляциях с тормозами. Наряду с ним
выросла фигура графа Палена, поставленная шуваловскою
партиею, в качестве явного товарища и тайного будущего
заместителя, снявшая опытною и бестрепетною
административною рукою пыль с разбитой системы тормозов в
ожидании момента, когда ими придется действовать.
Оскорбленный новым назначением (его не только не спросили
о согласии, как это водится, но даже не предупредили
о назначении нового товарища, так что Пален, принятый
им как псковский губернатор, уже сам должен был
объяснить ему, что он товарищ м[инистра] ю[стиции]), Замятнин
не сделал, однако, никакой постыдной уступки, не пошел
ни на какой компромисс — и тем, конечно, ускорил свою
окончательную отставку, сопряженную для него, человека
бедного и с большою семьею, с большими материальными
ущербами. Так как Пален был еще не «готов», то ему
временно дали в менторы нашего законодательного
Полопия — кн[язя] С. Н. Урусова — одного из вреднейших, по
моему мнению, людей прошлого царствования.
Дальнейшая история искажения судебной реформы и
растление судебного персонала Вам известна.
Замятнин ушел с горечью, но без озлобления. Старый,
Еерный слуга своего государя, он таким и остался. Но
остался верен и делу, которому послужил. Он оказался
сделанным из огнеупорной глины: накалялся медленно, но
зато хранил жар долго и прочно. Он не был оратором и
бойцом за Уставы в Государственном] совете, — эта роль
не Еытекала из его характера,—но он всегда стойко и
59

бесповоротно стоял на их стороне и его, нередко, в
качестве председателя решающий, голос принадлежал тому,
что он изучил и полюбил в дни своего министерства. Его
добродушная с виду, но «упрямая» оппозиция очень всегда
сердила «господина Палена», как называл он в дружеской
беседе своего заместителя. Его всегда тревожили проекты
разных «улучшений» в Уставах, и он искал случая
получить подробные разъяснения сквозящей из них опасности.
Я помню, что он, всегда спокойный и благодушный, очень
волновался по поводу внесенного Паленом проекта закона
9 мая 1878 г. и запасался пред заседанием разными
аргументами против. В заседании Государственного] сов[ета] он
с необычною горячностью восстал против 2-ой части этого
законопроекта (о подчинении адвокатуры безусловной
дисциплинарной власти Министерства] юст[иции]) и имел
редкую в то тревожное для судебного законодательства время
смелость громко говорить, что ожесточенные нападки на
суд присяжных и на представителей магистратуры из-за
дела Засулич несправедливы и односторонни. «Нельзя
ломать из-за одного неприятного случая целого
учреждения»,— говорил он. Всю последующую за 1868 годом
жизнь он живо интересовался ходом судебного дела,
радовался успехам лучших деятелей и не разрывал
нравственной с ними связи. Все, кто его знал, отвечали ему тем же,
и хотя «страха ради министерска» постановки его бюста
в зале СПб. судеб[ных] учреждений в день его 50-л[етнего]
юбилея и не состоялось, но почитатели честного старца
основали в колонии малолетних преступников домик,
носящий имя «домика Д. Н. Замягнина». Повторяю, что
никаких отдельных выдающихся поступков за ним не
числилось, но что вся его деятельность была проникнута
таким характером добросовестности, что ему, без сомнения,
в значительной степени обязаны мы тем, что новые
судебные учреждения с самого начала пустили довольно
прочные корни. Был, впрочем, как мне известно, один хлучай,
где ему пришлось с большим для себя риском отстаивать
священный принцип судебного дела — начало
несменяемости и притом в горячем личном объяснении с покойным
государем. Это было, когда, под влиянием наветов шува-
ловской партии, Замятнину было приказано уволить от
службы известного Марка Николаевича] Любощинского,
в то время кассационного] сенатора, за речь, сказанную
4*
51

им в качестве гласного. Замятнин выслушал приказание
молча, но на следующий доклад заявил, что сделать этого
нельзя, ибо кассационный] судья несменяем. «Для тебя
несменяем, но не для меня», — говорят, было ему отве-
чено, — но тем не менее Любощ[инский] остался, так как
государь, который с гораздо большим уважением относился
ко многим из своих реформ, чем большинство его
министров, прислушался к доводам своего честного и старого
слуги. Я должен указать еще одну черту в Замятнине.
Незадолго до смерти ему пришлось давать показание
судебному] следователю по делу одного его родственника.
Он был простужен и слаб, и я должен был, однако, долго
и настойчиво его уговаривать, просить о допросе себя на
дому, так как он, несмотря на свое состояние, настойчиво
хотел идти в камеру следователя лично, подобно тому как
он это уже дважды сделал пред тем, являясь по первому
зову в суд как свидетель по завещанию и относясь к суду
с признаками редкого в наше время уважения.
Не могу умолчать еще о следующей характеристической
черте отношения его и его преемника к судебным местам,
Последний циркуляр, изданный им как министром,
рекомендовал прокурорам вставать пред судом — один из
первых, если не первый циркуляр Палена-министра
рекомендовал] им сидеть при объяснениях с судом.
В частной жизни Д[митрий] Николаевич] б[ыл]
отличный семьянин, большой хлебосол и приятный собеседник.
Высокий, прямой, с красивою седою головою, гордою
походкой и ясною речью, он до конца сохранял свежесть
духа и бодрость тела. Был большой любитель ходить пешком
и, несмотря на свои 74 г[ода], делал ежедневно по 3—
5 верст. Жизнь вел очень скромную. Он сконч-ался внезапно
после товарищеского обеда, в день, когда «празднует лицей
свою святую годовщину...» Вот все, что могу я сообщить
Вам, прося извинения за отрывочность моего письма.
Тороплюсь, потому что боюсь, что затем другие дела могут
помешать. Очень буду рад, если нам удастся как-нибудь
свидеться. Мой летний адрес: Петергоф, Старый
Петергоф, Собственный проспект, д. Растеряева № 29.
Примите уверение в моем глубоч[айшем] уважении,
А. Кони,
52

13. И. А. ГОНЧАРОВУ
8 ноября 1882. Новгород
82.XI.8.
Новгород.
Дорогой и душевнолюбимый Иван Александрович! Что
поделываете Вы? Здоровы ли! Что делают милая Лиса-
Казначейша*, генерал* и Лягуша? * Я совсем здесь
зарос деловым мхом и пока еще не вижу просвета, который
дозволил бы скоро вернуться в мое одинокое обиталище...
Ревизия суда дело серьезное, ответственное и
щекотливое, — здешний же суд запущен давно и благодаря лени,
апатии и даже недобросовестности его председателя *,
человека нравственно опустившегося, — в него, в его святые
(по мысли составителя Судебных уставов) стены —
пробрались всякие тлетворные гады старого подъяческого
порядка и наделали многое множество гадостей, отвративших от
суда лучших из местных деятелей. Приходится все
привести в порядок, внушить, кому следует, «правила веры и
образ кротости» и, исправив испорченную машину,
поставить ее снова на рельсы. Особенно трудная и скучная
работа будет в уездах, где нотариусы и судебные пристава
давно уже не видели над собою контроля. Придется
заехать в такую глушь, где крестьяне еще не знают меры и
часов (Крестцы) или где они «умыкают» себе жен, как
древние дреговичи (Демянск) — и сделать около 2000 верст
в санях. Еду в эти Палестины в субботу, 13-го, а к 20
мечтаю хоть на несколько дней вернуться в Петербург.
Тем не менее — меня радует это поручение. Оно меня
оживляет, разнообразя мою деятельность и ставя меня у
живого дела. Оно указывает также на такое доверие, на
которое я, имея полное на него право, давно уже перестал
рассчитывать. Скучновато иногда только здесь.
Общественной жизни никакой, а новгородские древности искажены
усердием «благодетелей», которым попустительствовали в
порче седой старины невежественные архиереи. При
свидании расскажу Вам про некоторые здешние типы. Но кто
меня спасал от скуки в минуты отдыха, кто мне доставил
массу вновь испытанных наслаждений, так это Вы, мой
дорогой И[ван] Александрович]. Я взял с собою «Обло-
мова». Давно не был он у меня в руках. (Мой экземпляр
зачитал какой-то негодник, которого я, впрочем, вполне
понимаю.) Я помню, как впервые прочел я его, почти за
53

один присест, не обедая и не ложась спать, довольствуясь
горбушкою черного хлеба, которую кропил
восторженными, благодарными слезами. И теперь, среди дела, в зрелом
возрасте, усталый от жизни и все изведавший, я снова
плакал над некоторыми страницами, снова восхищался
этим чудным, точно из мрамора вырубленным языком, и
горделиво вспоминал, что имею честь пользоваться Вашею
дружбою. Но только теперь я более ценю и понимаю
глубину Ваших образов и тот нравственный свет, который
от них разливается. Я чувствую себя способным зачитать
книгу Плетневой, ибо купить Обломова ни за какие деньги
нельзя... Нет! Вы должны издать Ваши сочинения. Вы
не имеете права лишать молодое поколение Вашей родины
возможности наслаждаться этими облагораживающими
строками. Вы не можете отнимать у людей, измученных
жизнью, возможность забыться над Вашею книгою и
освежить свою душу высоким художественным наслаждением.
Если бы я был государем (жажду знать подробности
Вашего у него пребывания), я бы Вам «высочайше повелел»
издать Ваши сочинения — и этот акт самовластия, я
уверен, приветствовался бы всеми партиями без различия.
Еще раз: что же поделываете Вы? довольны ли поездкою
в Гатчину, о которой я читал в Правительственном]
вестнике]? * Давно ли видели Сирену Исаковну * и ее
благоверного? Не черкнете ли строчку в Новг[ород],
Московская улица, гостин[ица] Богдановых. Я буду здесь до 13-го
или 14-го. Обнимаю Вас
А. К.
Из объезда уездов я вернусь к 18-му. Хоть бы тогда
найти от Вас строчку в Новгороде. Целую Шаню *. Кла*
няюсь Александре] Ив[ановне] *.
14. С. Ф. МОРОШКИИУ
21 ноября 1882. Новгород
82.XI.21.
Новгород,
Дорогой друг мой!
Наконец-то я увидел берег в моей ревизии,
продолжающейся уже 4 недели. Третьего дня вернулся я из тягостной
54

поездки по уездам— Крестецкому, Демьянскому,
Старорусскому, Валдайскому и Боровичскому, которую
предпринял для обревизования на местах нотариусов (одного
необходимо предать суду за подлоги), судебных приставов
и некоторых из следователей. Пришлось много поработать.
Суд весьма недурен и имеет хорошие силы, но все это
дезорганизовано и находится в чрезвычайном упадке,
благодаря невозможной апатии, распущенности и
недобросовестности председателя, погрязшего в лени и долгах и
давшего мне обильный материал не только для
дисциплинарного], но даже и для уголовного преследования. А
между тем — старик на службе 34 года; просится сам уйти
и в то же время заявляет, что ему будет нечего есть и т. д.
Но как ни тяжела и щекотлива была здесь моя задача, я
все-таки очень доволен этой поездкой. Я окунулся в более
здоровую русскую жизнь, я увидел старую Русь и встретил
в глухих уездных городах людей с чистой душой и
бескорыстной любовью к делу. А главное — я на целый месяц
избавился от чада и гама нелепой, искусственной
петербургской жизни. Стремление к провинции растет во мне
все сильнее — и в переходе туда, к живому делу я вижу
панацею против многих моих душевных недугов. По
странному внутреннему ощущению я чувствую, что там, в
провинции, я еще могу встретить семейное счастие, отсутствие
которого так гнетет мою жизнь... Петербургская жизнь
отравляет всякую надежду на такое счастье, и мысль о
связи своей жизни и своей усталой души с исковерканным
существом, называемым петербургской барышней, ничего
отрадного собой не представляет. Итак vive la province! l
Но что ты скажешь про наши университеты? Право, можно
прийти в отчаяние за лишенную всякого понятия о праве
и всякого отвращения к насилию молодежь, находящуюся
под руководством пошлых и бесхарактерных фразеров, в
виде университетского начальства. Что такое у Вас с
«Южным краем»? Ужели телеграмма «Голоса» об адресах
Окружного] суда и Палаты Стоянову справедлива? Ужели
эти ослы не понимают всего неприличия подобного
поступка накануне могущего быть возбужденным тем же
Стояновым дела о диффамации. Право, Русь в своих больших
центрах начинает походить на дома умалишенных. А какое
Да здравствует провинция! (франц.).
55

впечатление производят у Вас Завадский и Закревский?
Я познакомился здесь с Бутовским. Пресимпатичная
личность! Что же поделываешь ты, друг мой хороший?
Здоровы ли твои? Что делают? Пиши мне отныне в Петербург,
где я надеюсь быть дня через четыре. Я виноват пред
тобой в медленности в высылке книг. Исправлю все тотчас
по возвращении. Посетил я здесь древние монастыри
(какие древние! и что за поэзия около них!) и, слушая
сказания о местных угодниках, я решился начать читать
Четьи-Минеи. Это должно быть неисчерпаемый родник
наивной поэзии.
Спасибо за твои заботы по делу Ковал[евских]. Они
тебе крайне признательны. Целую тебя крепко.
Твой А. К.
15. М. Г. САВИНОЙ
16 февраля 18S3. Петербург
83.11.16.
Позвольте напомнить Вам, глубокоуважаемая Мария
Гавриловна, Ваше намерение посетить Ив[ана]
Александровича] Гончарова *. Сделайте это доброе дело! Он будет
безмерно рад Вас видеть. В его мрачную неприветную
обстановку Вы внесете свет и благоухание Вашего ума и
изящества. Злой недуг сокрушил его и жадно гложет. Он
омрачил его зрение, и мне тревожно думается, что смерть
уже понемногу распростирает над его старою заслуженною
головою свое черное крыло *. Пусть же пред его
потухающим оком блеснет еще раз лучшее, что могла создать
физическая и нравственная природа земли русской — чуткая
и высокодаровитая душа русской женщины, заключенная
в прекрасную оболочку. Навестите! утешьте старика. Ведь
Вы, как и многие — и, конечно, гораздо более, чем
многие, — обязаны его таланту минутами чистого
художественного наслаждения, будьте же для него, в свою очередь,
«музой, ласково поющей» *... Дайте ему рассказать Вам о
своих страхах пред операциею, о своих радостях, по поводу
заявлений сочувствия его пятидесятилетнему служению во
славу русского слова *, о своих тревогах за детей, чуждых
56

и сирых, которым он открыл свое старческое, трепещущее
потребностью привязанности сердце *. Ему станет легче —
и в венок его лучших и последних воспоминаний Вы
вплететесь нежным и веселящим душу цветком. Тороплю Вас
потому, что третьего дня мне особенно бросилась в глаза
подавленность и близость разрушения в этом старце,
которого, зная его, нельзя не любить горячо и как человека, и
как глубокого художника. Притом, под влиянием болезни,
исчезла бесследно его прежняя угловатость и замкнутость.
Он стал трогателен в своем несчастии, как-то просветлен
весь и примирился даже с теми фантомами измученного
одиночеством сердца, которые прежде вызывали в нем
раздражение. Он, как пушкинский Овидий, стал прост и добр
«душой незлобной» *. Если бы дело шло о человеке,
которому предстоит еще долгая жизнь, я не знал бы, желать
ли для него Вашего посещения. Луч света, проникший в
тюрьму, оставляет ее еще темнее прежнего, и «мимолетное
виденье» * только заставляет еще сильнее чувствовать
больные ежедневные звуки жизни «en gamme mineure très
triste»1... — Но здесь доживаются последние дни, и надо,
по возможности, устраивать так, чтобы человек не просто
угас, а, по чудному выражению Тютчева, «он просиял
бы — и погас!»* Кстати о «gamme mineure très triste», Вам,
кажется, понравились стихи Гудо. Вот настоящий реалист,
т. е. изобразитель действительности, заключенной в
поставленные эстетическим чутьем рамки. В каждом куплете
его разговора ветра с поэтом больше горькой и общей
(а не исключительной) правды, чем во всем «Красавце-
мужчине» *...
Есть и другой милый современный поэт, идеалист по
содержанию, реалист по приемам, автор прелестных вещей,
проникнутых не мрачным отчаянием, а тем «désespoir
paisible» 2, которое не может не владеть всяким, кто «жизнь
поняв — остался жить!» Это Сюлли-Прюдом. Позвольте
поднести Вам два томика его стихов и не откажите
принять их в свою библиотеку. Быть может, иногда они
доставят Вам минуту душевного отдыха от злобы дня.
Пишу Вам из скучного заседания, слушая краем уха
утомительную элоквенцию господ адвокатов. Воспоминания
о минутах наслаждения Вашим талантом, доставленных
* В минорной, очень грустной гамме (франц.).
2 Тихим отчаянием (франц.).
57

нам в воскресенье , сгоняют с моего лица выражение
натянутой серьезности старого дьяка, «в приказах
поседелого» *, и заставляют невольно и радостно улыбнуться.
Господа адвокаты примут эту улыбку себе и отнесут ее
к своему остроумию. Пускай! Но вот что опасно: что, если
я, отдаваясь этим воспоминаниям, разделю восторг
великого художника — и воскликну «стой!»* Г[оспо]да
адвокаты обидятся на такое фамильярное пользование моими
председательскими правами. Во избежание этого
прекращаю свое писание (слава богу! наконец! говорите Вы) и
спешу назвать себя
преданным Вам А. Кони.
P. S. И. А. Гончарова (Моховая, 3) лучше всего видеть
от двух до пяти дня.
16. М. Г. САВИНОЙ
21 февраля 1883. Петербург
83.11.21.
Многоуважаемая Мария Гавриловна.
Портрет Асенковой, виденный мною у Вас *, напомнил
мне, что у меня есть портреты некоторых известных Ваших
предшественниц по театру, портреты, имеющие теперь, так
сказать, археологическую цену.
Позвольте, хотя и запоздалому, ко все-таки искреннему
и глубокому поклоннику Вашего таланта поднести Вам эти
портреты *. Вас, вероятно, заставят улыбнуться эти
странные костюмы и в особенности прически. А, быть может,
заставят и призадуматься. Это ведь своего рода
артистическое «memento mori!» *, вроде того черепа, украшенного
розами, который древние ставили на свой пиршественный
стол. В смысле оставления следа Ваше искусство самое
неблагодарное и бесплодное. Оно действует дотоле — доколе,
т. е. покуда Вы действуете сами или еще живо то
поколение, среди которого Вы действовали. А сойдет оно со
сцены — и останется лишь несколько личных мемуаров о
1 Помни о смерти! (лат.)
58

личных впечатлениях, да портрет особы в смешном наряде,
с букольками и завитушками, ничего не говорящий ни
сердцу, ни воображению. Но тем более должны ценить
талант на сцене те, при ком он блещет и живет. Он отдает
настоящему поколению всего себя— и в этом его
самоотверженная прелесть. Чрез 50—75 л[ет] Тургенев будет так
же говорить свои стихи в прозе, как и теперь, Гончаров
так же будет заставлять любить своего Обломова, а то
поколение, которое переживает, благодаря Вам, столько
минут высокого поэтического наслаждения, сойдет со сцены
или будет доживать свой век, никому не нужное и не
понятное. Пускай же тогда между внуками будет неизменно
один и тот же разговор: «Чей это странный портрет,
с такими смешными начесами на лбу и в таком уморитель*
ном платье?» — «Савиной, знаменитой артистки 80 и 90-х
годов. Ты знаешь, той Савиной, о которой с таким
восторгом говорит дедушка. Он весь преображается, когда
вспоминает о ней, его старые глаза благодарно слезятся, и
на лице играет улыбка давно ушедшего счастия. Он стано*
вится красноречив и делается добр на весь день, и тих, и
ласков...» — «А! Так вот это кто! Честь ей и слава!»
Ваш преданный] А. К,
17. М. Г. САВИНОЙ
1 марта 1883. Петербург
83.III.1,
Дорогая Мария Гавриловна, если Вы хотите навестить
И. А. Гончарова, то я буду Вас ожидать в четверг, в 2 часа
или немного попозже. Прикажите швейцару дать мне знать
на мою вышку. Или не хотите ли к половине третьего при*
ехать прямо к Гончарову, и я буду уже у него. Если не по*
лучу от Вас по этому последнему предложению ответа, то
буду ждать Вас дома (я живу на углу Фурштадтской и
Воскресенской, в д[оме] Елисеева, кв. № 29, первый подъ*
езд от Фурштадтской).
Что сказать Вам о «Ревизоре»? Вы знаете, что в этой
бессмертной комедии Вы выше всяких похвал *. Ведь роль
сама по себе бессодержательная и бесцветная (Гоголю
вообще не удавались женские типы); все зависит от вложения
59

в нее той неуловимой сети оттенков, которыми харак*
теризовалась «уездная барышня» 30-х годов, столь быстро
переходившая из воздушного создания в существо,
«набитое, по выражению Гоголя, всяким бабьем» *. И Вы
вложили эти оттенки со всем великодушием Вашего душевного
богатства. Вы огромный художник, глубокоуважаемая
Мария Гавриловна! Вы умеете инстинктивным чутьем поэта
угадывать и существо, и форму чуждых Вам по времени
типов. Посмотрите на Пушкина: от его Дон Жуана веет
лимонными рощами Андалузии, от Пимена веет эпохою
Ивана IV, от «Невольника» Гейне — пышет раскаленным
воздухом Востока. И Вы идете по их следам (но увы!
бесследно... Простите этот скверный каламбур) и духовными
очами проникаете в душу и наружность М-11е Сквозник-
Дмухановской.
Простите небрежность письма — пишу из заседания.
Ваш глубоко благодарный почитатель
А. Кони.
18. С. Ф. МОРОШКИНУ
29 марта 1883. Смоленск
83. II 1.29.
Смоленск.
Дорогой друг Сергей Федорович!
Пишу тебе из древнего «украйного» города, насквозь
пропитанного русской кровью, куда я попал совершенно
неожиданно для производства ревизии суда. Со времени
моей новгородской ревизии министерство считает меня, по-
видимому, самым пригодным ревизором для самых
щекотливых поручений. И теперь мне, под внешним покровом
формальной ревизии, приходится исследовать
обстоятельства самого тонкого и затруднительного свойства. Молю
бога, чтобы он помог мне выйти из этой тягостной и
трудной задачи с честью для судебного ведомства. Вместе с тем
мне поручено сделать на месте некоторые
приготовительные распоряжения по введению реформы. Это заставляет
и здешних жителей и многих в Петербурге смотреть на
меня, как на будущего председателя здешней Палаты: Но я
сам на себя покуда так не смотрю. Эгоизм петербургских
60

умственных и материальных удобств вопиет во мне против
здешней глуши и сна. Другое дело Одесса. Туда бы я
пошел с удовольствием. О своей жизни за последнее время
многого сообщить тебе не могу. Весь я погрузился в
гражданские] дела и занимаюсь ими с любовью, сильно
хандрю в моем одиночестве и испытал много неожиданных,
но сильных огорчений. Люди, с которыми жизнь
сдружила, сходят один за другим со сцены, а новые связи
заводятся трудно и недоверчиво. Вообще тяжеловато
живется, и роковая безотрадность нашей жизни меня
сильно угнетает. А ты что поделываешь, мой
дорогой? Весело ли живется детям, здорова ли Анна
Михайловна? Посылаю тебе квитанцию Меллье на «Лорина» *.
Ты уже вероятно его получил. У меня остается твоих
денег 2 р. 95 к. Что прикажешь с ними делать? Как дела
Феди? * Будучи в Москве, я довольно хорошо сошелся с
Гончаровым. Не хочешь ли, чтобы я, на возвратном пути,
похлопотал о Ф[еде] у него? Я мечтал бы, если бы уже
пришлось перейти сюда, пристроить около себя Ф[едю] и
нелепого Калингана *. Москва ведь так близко! Она мне
очень не понравилась в этот проезд. Несомненно, что это
сердце России, но страдающее ожирением. А что пишет
Катков про меня! Только уважение к его старой полезной
и патриотической публицистической роли удерживает меня
от устройства его на скамью подсудимых и, если надо, в
трех инстанциях. Не черкнешь ли мне строчку, голубчик,
сюда, до востребования. Обнимаю горячо.
Твой А. К.
P. S. Твое последнее письмо я послал в подлиннике
Победоносцеву]. Он прислал мне длинное послание, в
котором оправдывается в своей издательской деятельности.
Я тебе его пришлю по возвращении.
19. С. А. АНДРЕЕВСКОМУ
21 июля 1883. Дуббельн
83.VII.21.
Дуббельн.
Дорогой друг! Я сейчас получил Ваше письмо и спешу
отвечать, чтобы перекинуться с Вами словечком. На дворе
61

8°, в воде 5°, вторую неделю идет непрерывный дождь—»
кругом серо и мрачно, — и на душе тоже. Невольно
летишь мыслью к милым сердцу, т. е. к Вам и Юлику—•
и всему племени Андреевских. Мое пребывание здесь в
нынешнем году очень неудачно. Комната у меня маленькая
и неудобная, на воздухе, в саду, заниматься (что за
решение мне прислал каналья Ванифантьев, Вы представить
себе не можете: все надо самому написать!) холодно, в
здании Actaenhaus'a невозможно, ибо вследствие худой
погоды над самым ухом играет ежедневно дважды музыка,
на прогулках меня осаждают знакомые, разные сенаторы
и прочие судейские крюки, не дающие мне возможности
быть одному, — тихий Дуббельн обратился в какой-то
немецкий Павловск — и чудное море и сосны «остаются без
рассмотрения», утопая в слезах, проливаемых небом... В
довершение всего меня ужасно стесняет Гончаров, — не тот
окруженный ореолом художественной красоты старец,
который написал «Обрыв» и т. д., а будничный, брюзгливый,
капризный, ослабевший памятью, мелочный и
опустившийся старик, — больной и грустный — это правда, но в
большом количестве нестерпимый, несмотря на мой
терпеливый характер и нежную по отношению к нему
деликатность... Тоскуя и раздражаясь у себя дома, он совсем меня
закабалил. Является с утра, ревнует (sic!) меня ко всем,
обижается, если я уклоняюсь от его раков и простокваши
с приправою старческой болтовни о мелочах, от которых
уши вянут от скуки, мешает по вечерам слушать хорошую
музыку и т. д. Все это делается, быть может, и любя, но
с такою дозою старческого эгоизма, с такою
неделикатностью относительно моего времени и желания отдохнуть,
что я невольно начинаю раздражаться и должен призы-
Еать на помощь всю мою нежность к его сединам и
уважение к его таланту, чтобы не выйти из себя. А Вы знаете,
что нужно, чтобы вывести меня, с моею выдержкою и
спокойствием, из себя! Я просто поражен его умственным и
физическим разрушением, когда вспоминаю трогательные
вечера три года тому назад. Когда я приехал, он, было,
просиял по-старому и оживился, но теперь снова погас. И
потом эта глупая ненависть к Тургеневу, не верящая
страданиям этого Прометея и купающаяся в сплетнях о нем!
У Рыкина ненависть к Тургеневу] смешна, — у Гончарова]
противна. Пусть это все останется совершенно между нами,
но я пишу Вам это потому, что уж очень болит у меня
62

разочарование в этом старце... Пусть и Юлик сохранит
эту тайну в глубине своей — недоверчивой на этот раз —
души. Рыкин Вам кланяется. Мих. в эмпиреях. Я так
соскучился по моему одиночеству в Петербурге и по Вас, что
подумываю к 1 авг[уста] вернуться обратно. Уж и
расцелую же я Вас всех! Известие о Некл[юдове] ужасно, но
верно ли оно? Ваш астроном — восхитителен! Скажите
Юлику, что я все-таки больше, но что если она меня не
женит, то я кончу плохо. Мне нужна подруга и защитница
от жизни и ее горестей. А умереть было бы лучше всего!
Целую Вас.
А. К,
Горячо желаю полного успеха по делу Защука.
Я почитываю здесь французские этюды о Шопенгауэре
и беру с Вас слово прочесть в зимние вечера некоторые
вещи вместе. Это убийственно дл[я] идеалиста, но хорошо.
А сколько верных замечаний у стервеца Буренина в
последнем фельетоне о «жизни». Я всегда говорил, что
жестокость и сладость одно и то же...
Поклонитесь вдовушке и скажите, что я благодарю ее за
письмо. Знаете, кто мне очень понравился? Злючка Декер!
Если прочтете в газетах (т. е. случайно в
Правительственном] в[естнике] — или узнаете от Коли из Сената) о
том, кто назначен в Одессу и Смоленск, черкните мне
немедля открытым письмом.
20. С. Ф. МОРОШКИНУ
26 вюля 1883. Дуббельн
Рига. Дуббельн.
VII.83.26.
Дорогой, сердечный друг мой!
Вырвавшись из Петербурга и отделавшись от
нескольких решений, которые пришлось написать здесь, я пишу
тебе, заранее склоняя повинную голову за долгое
молчание. Масса дела, необходимость писать отчет о смоленской
ревизии и разные семейные хлопоты (мои девочки кончили
гимназию, одна с наградой, а другая с золотой медалью,
но очень утомились и сделались нервны), в связи с
необходимостью дважды съездить в Новгород для совещания с
земством об устройстве школы в память Некрасова (коего
63

сестры я состою душеприкащиком) * не давали мне
спокойной возможности перекинуться с тобой словом. Теперь
пишу тебе с берегов Балтийского моря, которое на этот
раз встретило меня, однако, очень неприветливо: дождем
и холодом... Горячо благодарю тебя за память и за письма,
особливо за последнее, из которого так сквозит любовь
твоя ко мне. На него и отвечу прежде всего. Я действи-.
тельно принял бы с удовольствием назначение^ ст[аршим]
прокурором] в Одессу, Киев или даже Казань. Ты себе
представить не можешь, как опротивел мне Петербург,
какую непрерывную цепь страданий я в нем пережил лично
за себя и за близких людей и за дорогое дело. Вот уже
несколько лет, как после летнего отдыха, я возвращаюсь в
него с сжатым сердцем и мрачными предчувствиями,
спрашивая себя тревожно, «какие еще несчастья готовит мне
судьба в этом Молохе, пожравшем и мои лучшие силы и
мои лучшие чувства?» Я расстался с тобой в 1/2 сентября,
а к 1-му декабря я уже пережил возмутительную историю
с Училищем правоведения, горькое и грубейшее
разочарование в человеке, к которому привязался сердечно (Кузг
минском) и страшное самоубийство одного из немногих
приятелей моих — Николаева. Конечно, в этом виноват не
Петербург], но он напоминает на каждом шагу все это,
не представляя ни одной из тех светлых страниц,
которыми дарила меня жизнь в Харькове и Казани... И
потом — этот город до того пропитан ложью, страхом,
бездушием и рабством самого презренного свойства под
покровом либеральной болтовни, что иногда просто
становится тошно. Человек средних, умеренных убеждений,
одинаково негодующий на насилие, откуда бы оно ни шло,
сверху или снизу, которому одинаково противны и
злобные оклеветования Каткова, и злобное, бессодержательное
хихиканье Щедрина, в котором ошибки правительства не
могут заглушить любви к отечеству и пред которым
Петербург не заслоняет России, не находит здесь места,
удовлетворения, признания, справедливости. Здесь необходимо
принадлежать к партии, в ту или другую сторону, к
партии, в которой нервность и злобность заменяет
организацию, цели смутны, а средства не подлежат критике. Чтобы
свободно дышать в этом умственном хаосе, надо или
окончить курс в Правоведении, быть камергером, отдать свою
жизнь светской пошлости, без проблеска умственных
интересов, с жаждой чинов и аренд, с участием в нескольких
64

акционерных обществах, с холодным презрением к нуждам
и интересам государства, с трусливым обеганием всякого
вопроса, где нужно высказаться, и с
эгоистически-животным складом жизни, покуда не попадешься, в недобрый
час, в хищении, обольщении ребенка или мужеложстве...
Или надо принадлежать к партии «Отечественных]
записок]», злобно отрицать свой народ, смеяться над честными
усилиями установить нравственный] порядок, кадить и
подло льстить невежеству и неправде в молодежи,
хихикать над серьезными вопросами жизни и искусственно
создавать словом и делом социальный вопрос и клеветать,
клеветать, клеветать... Кроме того, жизнь становится здесь
очень дорога и трудна, и я, с двумя моими семействами
(братом и матерью с одной стороны, девочками — с
другой) с трудом свожу концы с концами. Я не боюсь
провинции. Я уже не тот живой, слишком отзывчивый и
нуждающийся в впечатлениях юноша, каким, несмотря на
свой 4 десяток, был еще недавно. Мне хочется покоя,
тишины, мне нужны не новые впечатления, а возможность
досуга, для приведения в порядок воспоминаний. Кроме
того, быть может, в провинции меня встретит семейная
жизнь, создать которую посреди здешних убогих телом и
умственно искалеченных девушек почти невозможно... Суета
петербургской] жизни, бездушие его общественной
деятельности так убивают всякое стремление к непрактиче-
сколщ труду, что у меня лежит ряд начатых работ, за
продолжение которых приняться нет ни времени, ни охоты.
Да и просто — хохлацкая поговорка «хоть гирше, та иньше»
заставляют переменить место. Я очень призанялся
гражданскими] делами, взгляд мой, настойчиво проведенный
по некоторым большим делам, был разделен Сенатом (см.
к[раткое] р[езюме] 1883 г[ода] по д[елу] Хорхорина и по
д[елу] Трапезниковой), но я все-таки думаю, что в
уголовной сфере я приносил бы большую пользу (читаешь
ли ты протоколы Юр[идического] общ[ества] по
обсуждению улож[ения] о наказаниях]? Мне интересно бы знать
твое мнение о моих доводах по поводу статьи о вменении
в № 6 Ж[урнала] уголовного] и гражданского] п[рава]).
Вот почему я, через M. Е. К[овалевского], заявил, что
желал бы занять должность ст[аршего] председателя] в Виль-
не или каком-либо другом университетском] городе и
встречу охотно предложение мне таковой без тени
колебаний.
5 А. Ф. Коии, т. 8
65

P. S. Прислал ли я тебе Отчет по занятиям Съезда для
обсуждения нашего проекта жел[езных] дорог? Если нет,
то я вышлю и попрошу тебя обратить внимание на
подчеркнутые страницы*. Господь с тобой и - твоими. Целую
тебя крепко.
P.P.S. Я остаюсь здесь до 15 августа (Рига, Дуббельн,
Actien hau 5), а затем, м[ожет] б[ыть], поеду в Киев и
загляну дня ка два в Харьков, будете ли Вы уже в городе
около 25-го. Целую тебя нежно и много. Кланяюсь твоим,
обнимаю детей.
1 вой неизменно любящий А. К.
21. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
12 августа 1883. Дуббелья
83.VIII.12.
Дуббельн, близ Риги.
Глубокоуважаемый Борис Николаевич.
Телеграф принес в мое уединение известие о Вашем
выходе в отставку. Нужно ли говорить Вам, какое грустное,
тяжелое безотрадное впечатление произвело на меня это
известие, хотя, признаюсь, я предвидел, что негодование
((!), возбужденное Вашей речью в правящих сферах,
найдет себе отголосок в окружающей Вас, как городского
голову, среде и выдвинет вопрос о Вашей отставке *. Но Вы,
быть может, припомните, с какою радостью и
справедливою гордостью некоторые старые слушатели Ваши, , и в
том числе Морошкин и я, приветствовали ваше появление
у живого, практического дела. Ваши заслуги в области
научной велики и неоспоримы, но Ваше появление во главе
большого самоуправляющегося организма знаменовало для
нас лишь начало Вашей государственной деятельности.
И мы радовались, и были счастливы и за Вас и за нашу
бедную, немощную родину. И вот — Вы снова «не у дел».
Один из немногих честных граждан, богатый умом и
познанием, безупречный и нравственно твердый, оттолкнут
от пути, к которому он призван не только своим прошлым,
но и будущим России. Конечно, никого из знающих Вас
не могло удовлетворить Ваше положение городского го-
66

ловы, с массой мелочных работ и с окружающим невеже-'
ством. Но ведь это была ступень! Больно думать, что ей,
по крайней мере на время, окончилась лестница Вашего
шествия на пользу и честь России. У нас нельзя сказать,
что on recule pour mieux sauter l. Для прыжка необходима
поддержка организованного общественного мнения,
партии... Где у нас это мнение? Где такая партия, к которой
мог бы сознательно примкнуть честный человек,
отыскивая в ней опору? Я иногда «гляжу с невыразимым
отвращением» и на наших ретроградов и на наших радикалов.
И те, и другие, по крайней мере в лице своих вожаков,
одинаково бесчестны в приемах, близоруки в целях, неопрятны
и даже ужасны в средствах. А в середине между ними —
дряблость, ничтожество, личные побуждения,
предательство и бескорыстное холопство... Сознаюсь, что, читая
Вашу речь (мне дал ее С. М. Третьяков, а затем Бер
прислал в заграничном своем издании) *, я немного роптал
на Вас, чувствуя, что Вы метали бисер Ваш перед...
русскими городскими головами, которые отчасти не могли, а
отчасти не хотели понять Вас, начиная с Глазунова и
кончая тем оренбургским головою, который вслед за тем у
себя, в Оренбурге, предложил послать поздравительную
телеграмму хищнику Крыжановскому, или тем головою
одного из сибирских городов, который говорил мне здесь, что
«в случае войны, он не даст ни полушки», так как ему чем-
то манкировал на коронации какой-то важный
придворный чин... У нас не на кого, не на что опереться, — и
иногда можно прийти в отчаяние, видя, как чужда, как, по-
видимому, излишня для русской общественной природы
идея законной свободы и сознательной любви к родине...
Я только что окончил Вашу книгу и благодаря ей
провел много умстсенно-отрадных часов. Издание такой книги,
с целями, намеченными в предисловии, есть гражданский
подвиг. Оттого-то Вам и не сочувствуют ученые, которые
фрондируют в тиши своих кабинетов и льстят и подло
кадят «молодому поколению», а в практической
деятельности, на арену «злобы дня», выступают с исследованиями
о «Ярославле-сребре» и об «идее представительства при
короле Лире». Но я все-таки упорствую на втором нзда-»
нии Вашей книги о «Представительном] правл[ении]» *™
Отступают (берут разгон), чтобы дальше прыгнуть (франц.)*
s* m

и это «ceterum censeo» т основано на тех же соображениях,
которые я подробно излагал Вам письменно. Позволю себе
также просить снисхождения для старика Шопенгауэра
(я не говорю о Гартмане, которого один немецкий критик
назвал «ein Berliner Kwatsch!»2), которого Вы слишком
жестоко посадили наряду с Краузе и Гербартом. И очень,
очень благодарю Вас за душевное наслаждение,
доставленное мне «Собственностью] и государством]» *. Пошли
Вам бог здоровья и сил!
Искренно преданный Вам А. Кони.
22. А. Н. ПЫПИНУ
15 августа 1883. Дуббельн
83.VIII.15.
Дуббельн.
Многоуважаемый Александр Николаевич, если Вам
более не нужен пакет с письмами разных лиц к моему отцу,
переданный мною Вам года три назад, то будьте добры
прислать мне его *. Я хочу разобрать некоторые из этих
писем и часть их напечатать. Письма эти наводят меня на
мысль о Вашем предположении (быть может, оно уже
совершившийся факт) писать биографию Некрасова и
исследование о значении его *.
Известно ли Вам, что И. А. Гончаров, проживающий
ныне здесь, обладает в этом отношении очень многими
интересными личными воспоминаниями о Некрасове. Я лично
из выдающихся бесед с ним могу указать на долгий
разговор по поводу воздвигнутого мною, во время оно,
гонения на рулетку в Петербурге и на генезис отрывка «О
Якове верном — холопе примерном» в последней части его
«Кому на Руси жить хорошо» *.
Я собираюсь вернуться в Петербург около 22—24
августа.
Искренно преданный Вам А. Кони,
Угол Фурштадтской и Воскресенской, д. Елисеева,
кв. № 29.
1 Впрочем, полагаю (лат.),
2 «Берлинский квач» (пе-м*)Л
68

23. M. Г. САВИНОЙ
27 августа 1883. Дуббельн
83.VIII.27
Рига. Дуббельн.
Когда умирает Тот, кто нам дорог *, кто будил в нас,
лучшие стороны души, кто освещал и освящал для нас
многое в жизни, мысль невольно обращается к тем, кто
был ему дорог в свою очередь, кого он любил, кто его
утешал, а подчас и вдохновлял. И эти живые свидетели его
чувств, его мысли становятся особенно симпатичны, осо-:
бенно любезны сердцу, только что перенесшему утрату..*
Вы поймете поэтому, почему мне хочется писать к
Савиной, когда душа угнетена мыслью о том, что Тургенева
нет! * Какое жгучее слово: нет! Смешно говорить, что его
нет как писателя, как художника. Он завершил свою
деятельность, он вылил себя из бронзы — ив этом смысле
он бессмертен до тех пор, пока живет русский народ, пока
существует европейская культура. Но есть другое чувство,
которое неразрывно связано с жизнью замечательного
общественного деятеля, про которого вместе с тем можно
сказать, что «человек он был...» * И Вы, конечно,
испытывали это чувство не раз. Когда Вы создавали
художественные типические личности (вроде дочери Городничего,
напр[имер]) и чувствовали, что масса окружающих не
может Вас понять, не может оценить всей тонкости Вашей
игры, всей глубины Вашего понимания, когда у Вас
подчас опускались руки среди окружающего самодовольного
невежества, интригующей бездарности и всепроникающей
пошлости и прозы, разве Вы не говорили мысленно, «он
бы понял, он бы оценил, он бы разделил мои святые
творческие восторги...», и не обращались мысленно к
величавым сединам этой незабвенной фигуры?! Нужды нет, что
его не было около Вас, что он был далеко... Уже то, что
где-го есть Тургенев, что он существует, было утешительно
и отрадно... А теперь его нигде нет! Я просто не могу
примириться с этим, — я, простой приказный, чиновник,
простой читатель... Что же должны чувствовать Вы, его
товарищ по служению искусству, товарищ и нежно любимый
друг, которому было сказано «постой!» Увы! зачем нельзя
ему сказать этого повелительно-нежного слова! Зачем
69

нельзя было, уже если ему суждено было оставить нас,
протянуть к нему руки на чужбину и сказать «приди».
Какая горькая судьба России так терять своих лучших
сынов! Смотрите — Вы тоже помазанница божья, на Вашем
челе тоже горит священный огонь творчества, — Вы были
другом ему — берегите же себя, щадите свои силы,
сохраните себя на много лет крепкою, чтобы впоследствии
«доброю старушкой песни друга у камелька тихонько
напевать» и быть живым преданием о нашем великом
деятеле.
Ваш душою А. Кони.
Дня через три буду в Петербурге.
24, М. Г. САВИНОЙ
11 сентября 1883. Петербург
IX.83.11.
Вы хорошо сделали, дорогая Мария Гавриловна, что
не послали мне предполагаемого письма. Оно бы не
соответствовало «данным дела», как говорит наша братия,
приказные. В этот милый для меня вечер, когда мы устроили
всенощное бдение в память И. С. Тургенева], Вы были
священнослужителем, а я простым богомольным
прихожанином *,
Но меня занимает и вместе тревожит мысль о
предположении Вашем оставить театр (ибо оставить
петербургскую] или московскою] сцену для таланта, подобного
Вашему, равносильно полному оставлению театра) *. Знаете,
что говорил Павел в послании к колоссеям: «Стойте убо
братие и держите предания!» То же скажу Вам и я. С а*
вина не есть только имя личное, это имя собирательное,
представляющее собою соединение лучших традиций,
приемов и преданий с талантом и умом. Вы.сами по себе-—
школа — и должны, как солдат, стоять на бреши,
пробитой в искусстве нелепыми представителями нелепого
барона*. Когда галлы овладели Римом и ворвались в него,
они нашли сенаторов, сидящих неподвижно на своих
местах—и невольно, безотчетно — преклонились пред ни-,
ми... И пред Вами преклоняются Ваши варвары... Среди
заветных бумаг моего отца хранился настоящий билет на
70

бенефис Асеиковой *. От него веет стариною и забытыми
театральными обычаями, но он напоминает артистку, умер
шую на поле битвы, несмотря на самые тяжкие личные
и общественные условия. Пусть этот билет послужит Вам
ее загробным указанием.
Преданный Вам А. Кони.
25. М. Г. САВИНОЙ
4 октября 1883. Петербург
83.ХА
Дорогая Мария Гавриловна! Я еще все не успел
поблагодарить Вас за удовольствие, которым я был обязан
Вам в вечер 28 сентября. Говоря откровенно, это
удовольствие можно приписать только и исключительно Вам,
Вашей превосходной, полной чувства и глубокого,
молчаливого смысла игре. Ваше движение, когда Вы, положив голову
на колена «благодетельницы», трогательно и без слов
сознаетесь, что любите, глубоко меня растрогало и до сих
пор предо мною. Но это — Вы, Савина, Вы — и никто
больше... Ни остальные исполнители, ни сам автор... Да!
автор. Пьеса длинна, монотонна и лишена всякого
драматического движения. Быть может, этот сюжет, tranchons
le mot1, состоящий в изображении женщины в критиче-:
ском возрасте, в которой проснулась «la bête» 2 и, туманя
ее голову, зажигает ее кровь, мог бы быть предметом
одноактной комедии или даже тонкой proverbe3 во вкусе
и с уменьем Октава Фёлье. Но растянутый на пять
действий, этот сюжет становится бледен и лишается всякого
значения. Собственно говоря, это неудачная вещь, не
достойная пера И. С. Тургенева] *. Это в сущности по-«
весть, рассказанная со сцены. Я восхищался Вашею энер-
гиею, видя Вас утром усталою, страждущею на похоронах»
Вы, кажется, и не остались слушать прочитанных на
могиле лекций об астрономии и о том, что Тургенев был
слушателем Московского] университета]. Как это все
1 Скажем напрямик (франц.).
2 Животное (франц.).
3 Маленькой пьесы, построенной на поговорке (франц.).
П

было бледно и бесцветно. Вечером на другой день я с
грустью увидел из программы, что Вы упорствуете в чтении
«Свидания» *. Представьте же себе мою радость, когда
в первых же Ваших словах я узнал милые строки
«Фауста». Нельзя не приветствовать, что Вы именно на этом
остановились. В конце Вашего чтения был как бы
нравственный завет Тургенева молодому поколению, и,
конечно, лучшего посланца с таким заветом, как Вы, трудно
и невозможно было бы найти. Но зато другое чтение (я,
впрочем, ушел, не дослушав Потехина и Давыдова)! Боже
мой! ужели русская интеллигенция всегда и во всем
обречена на отсутствие чувства меры, на скудость выражения
даже искренних своих чувств, на какую-то нищету мысли
и соображения. Что скажете Вы о. Григоровиче, который
читал «стихи в прозе» своими словами, который читал
«Старуху» весело-разухабистым тоном и радужное, веселое
«Лазурное царство» завывал могильно-слезливым
голосом?! Можно ли более неверно понять тон и ритм этих
перлов тургеневской музы? А г[осподин] Анненков,
«лучший друг Т[ургенева]», его «советник и критик», который
изо всей жизни Тургенева] не нашел сообщить ничего
иного, кроме того, во всяком случае, некрасивого факта,
что Т[ургенев] похищал хлеб, рассказывая анекдоты, и
допускал сваливать вину на бедного старого лакея... Ах!
правы испанцы, говорящие, что «избави нас бог от дру~
вей, а с врагами мы сами справимся»*
Впрочем, я вижу, что Вам скучно слушать мое
ворчание и Вы, сквозь зевоту, говорите: «...да! избави от
друзей...». Извольте: я Вас избавляю и подписуюсь
преданным Вам А. К;
26. И. В. САМАРИНУ
Щ октября 1883, Петербург
Милостивый государь Иван Васильевич,
На днях должно исполниться пятьдесят лет служения
Вашего русскому драматическому искусству.
Не принадлежа, по роду своих занятий, ни к одному
из специальных кружков или корпораций, которые,
несомненно, буд]/т Вас чествовать из Петербурга, я решаюсь
72

обратиться к Вам с единичным поздравлением от лица
человека, Вам, вероятно, совершенно безызвестного, но
давно и глубоко чтущего Вашу артистическую
деятельность.
Сын любителя, знатока и литературного работника
родной сцены, — я с чувством живейшей благодарности
вспоминаю и те первые, почти бессознательные
эстетические наслаждения, которые я испытал, еще будучи
ребенком, увидев Вас впервые в «Испанском дворянине»*, и те
незабвенные вечера моего студенчества, которые я провел
в сознательном восхищении Вашею несравненною игрою
на сцене Малого театра. С тех пор прошло 20 лет... но,
обращаясь, посреди сухой юридической деятельности,
к лучшим и благороднейшим воспоминаниям молодости, я
не могу не воскресить в своей душе Вашего образа,
образа глубокого артиста.
Позвольте же и мне иметь честь присоединить свой
слабый голос к тем искренним и горячим пожеланиям,
которые во множестве раздадутся пред лицом Вашим
13 октября. Пусть много, много лет еще продолжается
высокое служение Ваше русской сцене, а через нее
просвещению и нравственному развитию общества! Пусть
долго еще утешает поклонников русского искусства мысль,
что на пользу и процветание его подвизается такой боец,
как Иван Васильевич Самарин!
С глз'бсчайшим уважением
Ваш покорный слуга
А. Ф. Кони.
С.-Петербург.
10 октября 1883 г.
27. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
4(16) августа 1884. Кисеингги
84.VIII.4/16.
Киссинген.
Многоуважаемый Борис Николаевич.
, Пишу Вам из-за границы, ко по совершенно
отечественному поводу. Уезжая за границу,, на отдых или ле-
чецие, я всегда беру с собой какую-либо одну книгу»
7$

дорогую мне по воспоминаниям или по имени автора, и шту*
#ирую её с новою любовью и интересом. В нынешнем
году я взял Ваше «Народное представительство» *. Я
снова перечел эту превосходную книгу — и часть ее даже
вместе с одним знакомым, только что вернувшимся с
ревизии сенатора Ковалевского. И мне снова, настойчиво
fr упорно, приходит мысль о необходимости напечатать
©ту книгу вторым изданием. «В ней многое надо
изменить»,— сказали Вы мне весною в Петербурге в одном
из разговоров по поводу мрачных мартовских дней. При*
анаюсь, я не вижу, что нужно в ней изменять.
Дополнить— да! Но изменять не надо ничего, так стройно,
глубоко, своевременно ее содержание. События 1870—71 гг.$
второй билль о реформе в Англии, ряд изменений во
французской конституции, неудачные опыты в Турции
}i Болгарии и т. п. — требуют себе места в новом издании,,
тем более, что некоторые из этих событий были
предсказаны Вами в первом издании с удивительною
прозорливостью. Дополнения эти не могут потребовать слишком
много времени. Но позвольте Вам сказать, глубокоува-^
жаемый наставник, что издание этой книги — Ваш долг
б настоящее смутное, сумбурное время. Имеем ли мы право
роптать на туманность представлений о формах и условиях
народного представительства, столь часто встречаемую на
столбцах газет и в устах так называемых образованных
людей, хотя единственная книга, дающая полное и
здравое о нем понятие, стала библиографическою редкостью?
Каковы бы ни были обстоятельства и обстановка
проходящей минуты, общественное самосознание растет и
жаждет выхода. Оно может возлелеять в себе ложные пред-;
ставления о формах и способах своего выражения и мало-
помалу закоснеть в этих представлениях. Не лежит ли на
Вас нравственная обязанность обратиться к обществу
с трезвым словом науки. Книга будет расхватана с
жадностью, прочтена с наслаждением. Я уверен, что
материальных жертв ее издание не вызовет никаких, а
моральная польза, ею принесенная, будет громадна. Простите,
что так настойчиво обращаюсь к Вам, но глубокое
сознание справедливости того, что говорю, побуждает меня.
17 лет назад книга эта была почтенным трудом, теперь
она будет общественною заслугоюо
Глубоко уважающий Вас А. Кони.
74

P. S. Если вздумаете удостоить меня ответом — пишите
в Петербург (окружной суд). Я скоро возвращаюсь.
28. С. Ф. МОРОШКИНУ
15 октября 1884. Петербург
Извини меня, дорогой и сердечный друг мой, что я
пишу тебе карандашом. Происходит это оттого, что я сижу
в заседании Совета учреждений в[еликой] к[нягини] Елены
Павловны и пользуюсь промежутками споров по новому
уставу Еленинского клинического института *, чтобы
перемолвить с тобой словечко. Прежде всего спешу тебе
прислать запоздалый ответ на твой вопрос об Уставах
Александра II. Против того, что мы составили,
Государственным] советом сделаны следующие изменения: а)
вместо букв ири повторении статей введены цифры,
например] 343ж заменена 3436 и т. п.; б) Нотариальное
положение, введенное нами в Устав гражданского]
судопроизводства] (мы хотели раз навсегда установить, что
нотариальная часть не относится к материальному праву),
помещено отдельно; в) в текст введены продолжения с 1
марта [18]81 г. по 1 июля [18]83 г., помещенные нами отдельно,
в виде дополнений, иг) вместо Уставов ими. Ал[ексан]дра
Николаевича они названы Уст[авами] ими. Ал[ексан]дра II
(мы хотели уподобить эти уставы Улож[ению] царя
Алексея] Михайловича] и Судебнику царя Ивана
Васильевича). Прости, что не отвечал тебе на этот вопрос раньше,
ко я предполагал сам быть в Харькове в сентябре (и лишь
нездоровье старшего члена моего департамента удержало
меня от поездки в Крым), а затем масса работы так
захватила меня, что совершенно лишила возможности
писать. У меня уже два месяца лежит письмо Лорис-Мели-
кова (писал ли я тебе, что я очень сошелся за границей
с этим прелестным, сердечным и оклеветанным
человеком?), и я все не могу на него ответить. Болезнь старшего
члена Палаты и командировка другого совсем приковали
меня к делу, так что на прошлой неделе я даже вынужден
был сам ездить в Псковскую губернию для производства
осмотра пространства и количества порубки и вместе
с пьяным землемером и лесничим проверять генеральную
межу, утопая в болотах и застревая в песках. Поездкой
75

этой, впрочем, я доволен, ибо всегда радуюсь возможности
оставить наше гнусное чухонское болото для ознакомления
с жизнью провинции. У Вас скоро будет м[инистр]
юстиции], и ты познакомишься с Неклюд[овым] как его
предтечею. Это человек громадных дарований и замечательной
рабочей силы. Его заслуги в русской криминалистике
несомненны. Но его необъятное, хотя и законное честолюбие,
больное самолюбие и гибкий ум делают его человеком не
безопасным для судебных учреждений]. Это оппортунист
в высшей степени — и притом оппортунист страстный и
взвинчивающий себя до ослепления. Достаточно указать
на то, что по делу Мельницкого * он закусил удила до
того, что стал доказывать, что присяжные не решают
вопроса о виновности. Что сказать тебе о себе? Мое
стремление к живой и широкой деятельности замолкло во мне,
и я начинаю все более и более ценить тихую и все более
интересующую меня деятельность гражданского судьи. В
эпоху теперешнего сумбура, шаткости нравственных понятий и
упадка начал самой элементарной честности тихое
пристанище Гражданского] д[епартамен]та Палаты менее всего
дает поводов для бесплодных терзаний сердца. А мое
достаточно истерзалось за последние десять лет. Если бы
я имел досуг заниматься еще литературной работой, я
совсем примирился бы со своим положением, так как и
средства мои увеличились бы. А то теперь очень приходится
кряхтеть при всех расходах на Сибирь *, на дочерей отца *
и т. д. и при непременном условии что-либо откладывать
на черный день, на старость и болезнь. Перед отъездом
м[инистр] ю[стиции] поручил спросить у меня (это между
нами), приму ли я место об[ер]-прок[урора] V
департамента с перспективой сенаторства года через три. Я думаю
отказаться. Не хочется оставлять новых учреждений и
независимого положения судьи. О браке, по поводу твоего
совета, скажу — поздно! — усталое сердце и устаревшее
тело — плохие элементы для семейной жизни, да и средств
у меня в обрез... А дети? — с невозможностью дать им
все условия жизни, которые желательны, — с мрачным
будущим... Тяжко быть старым холостяком человеку не
безнравственному, ко надо выпить эту чашу, не умев
воспользоваться в свое время счастьем, которое мне посылал бог
в лице Н[адежды] Ф[едоровны]. В декабре я хочу съездить
в Харьк[ов] и Киев и обниму тебя горячо. Калинган
Булатов теперь здесь — и, быть может, останется навсегда:
76

мы выбрали его в члены Палаты, на место Христиано-
вича, некролог которого посылаю тебе. Ужасно жаль, что
ничего покуда не удалось с Федей. Будем думать, что
«gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo» **.
Целую тебя крепко, обнимаю горячо, кланяюсь твоим.
Твой А. К.
Хочешь ли, чтобы я выслал тебе новый вексельный]
Устав (проект)?
84.Х.15.
Вечер.
29. А. М. ЖЕМЧУЛШИКОВУ
7 декабря 1884. Петербург
84.XII.7.
Многоуважаемый Алексей Михайлович.
Проникнутые сердечною горечью прекрасные строфы
Ваши в четвертой главе «Глупого беса» и то внимание,
с которым Вы отнеслись к моему чтению в прошлый
понедельник о тех результатах
«ума холодных наблюдений
и сердца горестных замет» *,
которые накопились у меня за последние годы моей
деятельности, дают мне решимость еще продолжать
злоупотребление Вашим терпением и предложить Вам зайти ко
мне на ХЫ часа за кулисы политических процессов,
которыми подготовлялись кровавые деятели мрачных событий,
окончившихся 1 марта.
Прилагаемая записка была представлена мною, через
третье лицо, нынешнему государю, когда он был еще
наследником престола в 1878 г[оду]. Тогда террор еще не
начинался и лишь семена его зрели в подготовленной
близоруким правительством почве. Я считал своим долгом
1 Капля точит камень не силою, но частым падением (лат.).
11

гражданина указать на ложный путь, на котором стояло
(и стоит) правительство, но голос мой был vox clamantis
in desertoll Мне очень будет интересно получить Ваше
мнение об этой записке *.
Искренно преданный Вам А. Кони.
30. Э. Ф. РАДЕН
19 декабря 1884. Петербург
84.XII.19.
Многоуважаемая Эдитта Федоровна.
Сильная боль горла не выпускала меня все эти дни из
дому и лишила возможности посетить Вас и вновь
порадоваться, что бог оставил Вас среди дела, которому Вы так
нужны, и среди людей, которые научились любить и
уважать Вас. Сегодня же я должен уехать в Новгород для
личных объяснений с нелепыми представителями земства,
которым я, как душеприказчик сестры поэта Некрасова,
передал еще летом 1882 года 90 десятин земли, дом и
4000 р[ублей] на устройство школы в память поэта и еще
недавно препроводил собранные с этою же целью 7000
р[ублей] с[еребром] и которые до сих пор ничего еще не
сделали, теряя время в бесплодных спорах о том, кому
ведать эту, еще неустроенную школу, — губернской или
уездной управе. Так заботятся у нас о народном
образовании люди, у которых «народное благо» не сходит с
языка *. Я должен поехать туда лично, чтобы подвигнуть их
et dire à ces Messieurs leur fait! 2. Эта поездка еще целую
неделю помешает мне Вас увидать, и я берусь за перо,
чтобы пожелать Вам от всего, неизменно и прочно
преданного Вам, сердца светлых и безмятежных праздничных
дней и счастливого, в лучшем и высшем смысле этого
слова, Нового года.
А. Кони.
1 Гласом вопиющего в пустыне! (лат.).
2 И высказать этим господам всю правду! (франц.),.

31. Л. Г. ГОГЕЛЬ
29 января 1885. Петербург
85.1.29.
Посылаю Вам для прочтения очень интересное письмо
Вогюэ *, дорогая Любовь Григорьевна. К удивлению
моему оно написано по-русски и к огорчению моему,
вероятно, с меньшими ошибками, чем мое французское
письмо...
Талантливый француз, очень оригинален и храбро
абордирует вопросы будущего. Но он не знает, что его
теория уже разработана вполне и всесторонне
итальянскими учеными Secchi, Lombroso1 и др[угими] (особенно
последним, который написал замечательную книгу «L'uomo
delinquênte» 2*) и что эти господа, исходя из по-видимому
весьма либеральной мысли о разновидности человеческой
личности и необходимости «индивидуализировать»
наказание, приходят в уголовном праве к проповеди смертной
казни в широчайших размерах и к наказанию человека за его
опасность, а не преступность (так, что вор, признанный
опасным, м[ожет] б[ыть] казнен, а убийца, признанный
по своим физиологическим и краниологическим (sic!)
качествам неопасным, может отделаться денежным
штрафом), а в уголовном судопроизводстве — к уничтожению
защиты и суда присяжных!
Впрочем это вопросы очень интересные, и, если хотите,
мы когда-нибудь о них побеседуем в подробности...
Посылаю Вам «У гроба Достоевского» * — строки,
вырвавшиеся у меня тотчас после того, как я пришел
поклониться его праху и у его гроба почувствовал с особою
силою, сколько высоких и болезненных минут доставил он
мне своим великим талантом.
Я не знаю, есть ли у Вас очерк его судебного
значения? * Если нет, позвольте его Вам поднести, но эту
вырезку я попрошу Вас по миновению надобности мне
возвратить.
Я рассказывал Вам вчера историю Рыжова и Шлях-
тина *. Не хотите ли прочесть обвинительный] акт и мою
' Секки, Ломброзо (итал.).
2 «Преступный человек» (итал.),.
79

речь по этому делу? Видите, как я злоупотребляю вашею
добротою? Будьте здоровы и верьте преданности
А. Кони.
Целую маленькую Ратату *.
32. Л. Г. ГОГЕЛЬ
4 февраля 1885. Петербург
85.II.4.
Дорогая Любовь Григорьевна.
Я и забыл вчера отдать Вам мой маленький некролог
Языкова * на Ваш «суд и осуждение». Посылаю его
сегодня, с просьбою возвратить, вместе с речью по д[елу]
Рыжова и письмом Вогюэ (я хочу ему отвечать и
доказывать, что будущий его судья, т. е. созданный по его
.желаниям, будет спать еще беспокойнее... Что всего
оригинальней — это то, что он не подозревает, что я тоже
судья, т. е. был судьею «да весь вышел», как говорят
в трактирах).
Вам может надоесть, что я Вам посылаю свои
печатные маранья. Но что же делать! — мне так приятно
думать, что Ваши милые, умные, задумчивые и гордые
глаза будут пробегать строки, в которых я, как умел,
выражал, что думаю и чувствую.
Ваш А. Кони.
Прилагаю письмо Гончарова *. Посмотрите, какая
нежная и изящная манера писать у нашего дорогого «Обло-
мова». Он тоже собирался писать о Языкове, но я, к
несчастью, не зная о его намерении, его предупредил.
Какая Вы вчера были бодрая, веселая! Я порадовался
за Вас. Когда Вы в «духе»9 около Вас так хорошо дышится
И хочется сказать Вам (про себя, конечно) много-много
ласковых, нежно-почтительных слов...
Целую маленькую Ратату и говорю ей «вы»«
80

А. Ф. Кони 1900 год

33. П. Д. БОБОРЫКИНУ
5 июня 1885. Петербург
85.VI.5.
Сенат.
Только что получил Ваше письмо *, дорогой Петр
Дмитриевич, и спешу отвечать на него, отложа в сторону
«дела моего государя».
Вы совершенно правы, упрекая меня в молчании. У
меня оправдание одно: масса дела, которое даже не
выпускает меня в отпуск, так, что приходится «зеленую зиму»
проводить в Петербурге, среди пыли, треска и
одиночества, ибо все разъезжаются и испаряются в различные
Палестины... Да! моя старая судебная свобода
распоряжения своим летом плакалась при новом деле *. Но дело
интересное, живое и наполняет мое время всецело. Старая
петровская закваска еще живет в Сенате и делает это
учреждение одним из «государственных тел», которое при
некоторой энергии может благотворно влиять на поря-
дочливое отправление правосудия и правильное
толкование закона.
Но что нам делать с нашим городским делом? Право,
глядя на наши Думы, — можно усомниться в способности
русского человека когда-либо понять правильно идею
представительства. Вот Вам образчик: городской голова
Глазунов вышел из СПб. голов вследствие привлечения его
к следствию по злоупотреблениям (вопиющим, ввиду
общей халатности ведения СПб. городского кредита) в
городском] кредитном обществе. Кого же выбирает Дума? —
Лихачева! * человека, который был изобличен в отдаче
своего дома внаймы под бордель и в получении, ради высокой
наемной платы за это помещение, чрезмерной и
неправильной ссуды из гор[одского] Кредитного] общ[ества], в
котором он сам состоял председателем наблюдательного]
комитета, — проходимца, который, всех вводя в
заблуждение, умеет соединять самые разнообразные по своему
нравственному характеру, противоположные занятия — и на
берегах одного и того же Екатерининского канала умеет
на одном берегу получать выгоду от публичного дома и
в то же время состоять членом ком[иссии] для постройки
храма *, воздвигаемого Городскою думою на другом
6 А. Ф. Кони, т. 8
81

берегу, — человека изолгавшегося и изинтриговавшегося
вконец... Вот был бы для Вас тип, почище и потоньше
«дельца» *. Кстати, у Сущова застрелился сын *,
правовед, а несколько лет назад повесился другой... Вы
спрашиваете о заграничной поездке. Я думаю в августе уехать
в Киссинген *, а затем в Остенде и Антверпен, а «племя»
никаких определенных планов еще не имеет *. Сегодня они
уехали в Лугу, и я совсем осиротел. Но с осени
перебираюсь к ним ближе: в 20-х числах июня перебираюсь на
Стремянную, 6. Жаль, что Вас не будет близко! Вы
и бабушка * — незаменимы, и я иногда очень тоскую, что
кет возможности полюбоваться блеском Вашего живого,
своеобразного ума, в котором светятся попеременно разно-'
образие и богатство знаний — и доброе, благородное
сердце!
Будьте здоровы.
Ваш А. К.
Когда и куда писать Вам засим? Поклон бабушке!
34. М. Г. САВИНОЙ
29 июля 1885. Киссинген
Киссинген. VI 1.29.85.
Villa Csillagom.
Сегодня мне прислали, дорогая Мария Гавриловна,
целый пакет писем, полученных на мое имя в Петербурге
со времени моего отъезда, 1 июля, и в том числе и Ваше
милое, драгоценное по блеску ума, таланта и остроумия,
письмо *. Отвечаю на него тотчас же, боясь, что ответ
уже не застанет Вас в Сиве *.
Начну с вопроса о письме Тургенева]. Зачем Вы его
мне дали? *Да затем, что такие вещи не рвут и не бросают,
какие бы мольбы о том в письме ни заключались. Вы
исполнили его волю, — письма у Вас более нет, и оно
хранится в руках, которые с трепетом его развертывали, как
святыню, — и спрятали его в свою «святая святых». Это
одно из ненапечатанных «стихотворений в прозе», и если
бы Вы не были Савина, то одного этого письма было бы
ловольно, чтобы впоследствии с гордым сознанием того,
82

чем Вы, хотя бы и в частной жизни, были, протянуть
такое письмо Вашим внукам и сказать им: «Вот!» Слава
богу, Вы в этом не нуждаетесь, и свет изящества и ума,
в связи с талантом, проливаемый планетою, называемою
Мария Гавриловна, вовсе не нуждается в позаимствовании
от лучей солнца, именуемого Тургеневым. Но тем дороже
это письмо! Сколько в нем «дерзостной чистоты»
помыслов, какой язык и какая реальная поэзия! Он весь тут —
этот гигант, этот Монблан русской литературы, с
ребячески чистым и воспламеняющимся ко всему прекрасному
сердцем. Но Вы, М[ария] Гавриловна], Вы выходите из
этого письма, как античная статуя из рук ваятеля. Вы
ослепляете чрез передачу Тургенева всякого читателя,
Вы оставляете в нем впечатление гармоническое и
цельное, привлекательное и... холодное, недоступное, как
недоступна Милосская богиня, смело открывающая
смертному чары своих божественных форм... И я рад этой
недоступности. Все иное — было бы банально, было бы
недостойно и Вас и Тургенева]. Вы были с ним, как Еллис
его «Призраков», и в его памяти остались такою же, как
она, — бестелесною и увлекательною. Это письмо — Ваше
право на гордость, на сознание своего превосходства над
многими... Благодарю Вас очень, что Вы мне дали его.
Я умею ценить такое доверие. Но, если вздумаете, —
скажите слово — и письмо в сохранности ляжет к Вашим
ногам, как оно и было когда-то положено.
Что сказать Вам о себе. После Вашего описания
настоящей живой русской жизни водяная и водянистая немецкая
жизнь не может показаться интересною. Да она Вам ведь
и известна в общих чертах. Несколько толстых дам,
лечащихся от «нечего делать», вроде московской миллионерши
вдовы Ермаковой, князь А. И. Урусов, «пустой в
серьезном и серьезный в пустом», два-три желчных
губернатора— и Ваш покорнейший слуга, «бледный и нервный» —
вот и все общество русских на этих водах, под дождливым
небом и среди совершенно особенной баварской скуки. Дни
тянутся быстро, ко до скуки однообразно, ничего ке
делаешь, а между тем работать некогда, и ждешь не
дождешься того времени, когда пред глазами мелькнут
милые швейцарские Альпы и заструится живительный
ручей Рагатца. Нет, я, вероятно, в последний раз за
границею! Год от году она мне становится тошней, с ее, как
выражается Щедрин, «проплеванным комфортом» *. Все
6*
83

это «чужое», не свое — больше не интересует и не
привлекает, все оно изведано и чуждо, главное чуждо. Родина
имеет притягательную силу. Многое в ней плохо,
неустроенно, безалаберно, но подо всем этим чувствуется живая
струя понятной нам жизни. В старые годы я говаривал
на вопрос, «не чувствую ли я за границею тоски по
родине», что «тоску по родине» я чувствую обыкновенно «на
родине», но теперь я этого не скажу. Я чувствую
настоящий Heimweh * и притом в самой чистой его форме. Меня
не личные отношения тянут к Руси, не семья, не
собственность, не привязанность, не служение искусству, — нет!
просто тянет страна. Может быть, чрез много лет, уже
в наступившей старости, если господь не окажет мне
величайшей любезности позвать меня «на суд и расправу»
раньше — я еще съезжу в Италию. Но затем лишь сильная
болезнь и настойчивое требование докторов могут меня
заставить покинуть родину.
Пред отъездом я справлялся по Вашему делу *, но
оказалось, что Крестьянов (товар[ищ] председателя]) в
отпуску до 20 августа; около 25-го я возвращаюсь и
увижусь с ним. Постараюсь сделать все возможное, чтобы
устранить Вашу явку, но за успех не ручаюсь:
Крестьянов] — человек упорный и отличающийся особым честным
тупоумием, которое заставляет видеть существо дела в его
форме. Если я когда-либо жалел, что оставил
председательство в суде, так это теперь. Я бы взял это дело и
устранил бы неловкость, вызванную непонятною мне
тактикою Кедрина.
Ваш отзыв о статье о Кавелине заставил меня
покраснеть от удовольствия. Вот уж подлинно «не знаешь — где
найдешь, где потеряешь». Я получил со всех сторон
похвалы этим строкам, между прочим, за отделанный изящный
язык. А между тем, на похоронах Кавелина ко мне
приставали, чтобы я что-нибудь сказал. Я отказался, но
обещал написать и тогда же сказал моей приятельнице,
старушке Плетневой: «Позовите меня обедать и затем
заприте на ключ, покуда я не напишу о Кавелине. Дома мне
помешают». Она так и сделала, и в два ч[аса] ночи статья
была написана, наскоро и кое-как, и тотчас же опущена
1 Тоску по родине (нем.),
M

в почтовый ящик. Вот как образуется «выработанный»
язык!
Будьте же здоровы, дорогая Мария Гавриловна, и
очень поклонитесь от меня Н[иките] Н[икитичу].
Ваш душою А. Кони.
Мой новый адрес в Петербурге: Стремянная, № 6.
35. Л. Г. ГОГЕЛЬ
23 октября 1885. Петербург
85.Х.23.
Дорогой друг мой! до пятницы еще долго, а меня
тревожит то, что Вы чувствовали себя вчера нехорошо после
Ваших похождений в театре. И вид у Вас вчера был
болезненный и в глазах Ваших, вместо обычных светлых и
ясных лучей, светился фиолетовый огонек усталости,
подобный тому, который перебегает по потухающим углям в
камине... Напишите мне словечко, как Вы себя чувствуете
(простите, что беспокою Вас), и утешьте тем, что Вы
следуете предписанию Шевелевой и немного двигаетесь.
Я ушел от Вас под неприятным впечатлением
(каким?— догадайтесь), но чудная музыка и еще более
чудные слова Пушкина все рассеяли.
Чем чаще слышу «Е[вгения] 0[негина]», тем более мне
нравится эта опера. Чайковский превосходно обрисовал
Татьяну звуками и умел выразить эту душу и доверчивую,
и гордую, и любящую, и прямую. Игра и пение Сиониц-
кой выше всяких похвал. Как она мила в своем стыде по
поводу письма (где этот стыд, эта краска в лице у
современных девушек?) Онегину! Как прелестна в сцене «пропо^
веди» и как величественно-проста на балу, «в малиновом
берете», когда «с послом испанским говорит». В какой
милый, давно прошедший и более счастливый мир переносит
эта опера, со всею своею постановкою, достойною высокого
гения Пушкина. Да! старый помещичий склад жизни имел
свои хорошие стороны.
Когда я смотрел на эту Татьяну и умилялся сердцем —
мысли мои невольно рисовали мне какой-то старинный
85

город, на слиянии двух больших рек, и там, в нем, в
неведомой мне семье другой образ, юный, полный чистоты и
доверия, образ Татьяны 60-х годов. Зачем же она не в
присущем ей блеске, зачем она не счастлива вполне, зачем
сквозь ее благородную горделивость и замкнутость сквозит
затаенная грусть! Зачем болезненно сжимается мое сердце,
когда я думаю о ней, и в него входят одновременно
впечатления и сладости и тяжести жизни?.. Warum? вечное,
проклятое, безответное warum!1
Но опера производит освежающее и облагораживающее
впечатление. А такие впечат?1ения мне нужны. Но —
«предвижу все: Вас оскорбит...» то, что я скажу:
Прянишников ниже всякой критики не как певец, но как
артист *. Боже! если бы Пушкин увидел такого Онегина! Эта
физиономия (благодаря несчастным усам, и бакенбардам,
и парику) взъерошенного «ундера» из сдаточных, эти
ноги колесом, это выпучивание глаз для выражения
душевных движений — это все просто невозможно! И он
ничего не оттеняет. Как пропадает у него превосходная
фраза... «и уж конечно малый честный», как смешно
становится он, говоря с Татьяною, во вторую позицию, слегка
опираясь на носок правой ноги! Величие оперы и либретто
лучше всего доказывается тем, что два таких комических
лица, как Ленский (тоже хорош!!)* и Онегин, не портят
впечатления.
Я видел в театре Семевского *, который совершенно
расстроен думскими интригами и не знает, куда деваться
от нервов и от жены, прибавлю я, ибо редко видел более
глупую женщину.
Будьте же здоровы. Мне хочется иногда говорить
с» Вами!
Ваш А. К.
36. М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ
24 сентября 1886. Петербург
86.IX.24.
Спешу поблагодарить Вас, дорогой Михаил
Матвеевич, за милый подарок, который нашел я вчера, вернув-
1 Зачем? зачем! (нем.)*
86

шись домой из Сената, причем по дороге, в 67г ч. заходил
в Hôel de France, но Вас там не усмотрел. Этот подарок
напоминает мне многие приятные часы, проведенные с Вами
и благодаря Вам. Спасибо и за него и за них!
Я эти дни просто задыхаюсь от негодования и
гадливости, когда читаю наши расподлые газеты с их
дифирамбами нашим расподлым действиям в Болгарии. Что
скажете Вы про сегодняшние известия?! Ведь может
кончиться тем, что этого дурака Каульбарса, отправившегося
агитировать внутрь страны, вышлют из нее *. Что бы мы
сказали, если бы какой-нибудь иностранный агент
позволил себе сделать это у нас? А как Вам нравится
сегодняшнее нововременское «а куда Макар телят гоняет?» на
обороте первой страницы, первый столбец снизу *...
А как Вам нравится Лесков? *
Просто жить тошно становится! Все, что еще казалось
реальным в начале даже 70-х и 80-х годов, — все это
топчется в грязь... Кстати, а каков старый Гончаров? * Как
он опустился умственно и очерствел душевно! Невольно
вспомнишь нашего незабвенного Константина]
Дмитриевича]*.
В пятницу приду обедать в H[ôtel] de Frfançe], если Вы
будете, ровно в шесть.
Ваш А. К.
37. Л. Г. ГОГЕЛЬ
8 ноября 1886. Петербург
86.XI.8.
Чудесный Дарлинг! еще раз благодарю Вас за
доставленное мне вчера удовольствие.
Сегодня, когда хорошая игра актеров (строго говоря,
хороши только Свободин и Стрепетова, а Сазонов
поднимает слишком ненатурально диапазон; кстати, заметили Вы,
что все четыре главных действующих лица начинаются
на С.) утратила свое обаяние—пьеса представляется мне
сшитой белыми нитками и во многих отношениях далеко
не ухмною *. Русским драматическим писателям нельзя от-«
казать в уменьи рисовать отдельных лиц и их психологи-:
чески анализировать, но совокупное развитие характеров
87

и естественный драматизм положений им не дается. Во
всем чувствуется какая-то неумелая, ребяческая работа,
какие-то «напрасные» сцены (напр[имер], разговор с
лакеем, вскрытие ящика и похищение письма — для чего они?
и разве имущество передают простым письмом?) и
чрезвычайная житейская близорукость...
В России был только один драматический писатель —
Грибоедов. Зато посмотрите, какая правдивая драма
положена в основание «Горе от ума» и как она просто,
натурально развивается. У Островского драм нет, его
комедии — просто житейские сценки, не чуждые шаржа.
Благодарю Вас еще раз! благодарю и за то, что Вы
дали мне видеть Вас, сидеть около Вас, дышать одним
воздухом с Вами — и радостно замирать сердцем, видя, что
Вы бодры, веселы и как-то особенно лучезарны... Такою
я Вас давно не видывал.
Милый" мой друг! когда я вижу Вас — мне хочется еще
жить на той земле, по которой ступают Ваши дорогие
ножки.
Ваш А. К.
38. С. Ф. МОРОШКИНУ
7 января 1887. Петербург
87.1.7.
Сердечный друг! вернувшись домой и оглядевшись, я
могу взяться за перо, чтобы поблагодарить тебя за твои
добрые письма и в свою очередь пожелать тебе счастливого
Нового года. Сознание, что ты счастлив и доволен, что
твоя семья ведет спокойную и гармоническую жизнь, что
Н[адежда] Ф[едоровна] счастлива, было бы самым
отрадным и для меня, живущего в области личной жизни уже
давно одними воспоминаниями. Твоя забота и тревога о
моем здоровье тронули меня глубоко. Голубчик мой
милый, жизнь слишком жала и терзала мое сердце и,
вытягивая его в тонкую струну, играла по ней не смычком, а
била дубиной. Вот оно и отказывается служить.
Возможность внезапной смерти, о которой мне намекнул мой
доктор (человек сердечный и достойный веры), меня не
пугает, а скорее радует, но мысль о медленных недугах,
88

которые стали меня преследовать при всяком волнении
или душевном движении, неприятна... Доктор велит
полное спокойствие и оставление на время занятий, но как
этого достигнуть, когда работы горы, и когда я горю
желанием поскорее издать свои речи, окончить давно
начатый труд (Уголовное обычное право — в pendant1 Пахма-
ну), и когда у меня вчерне готов большой литературный
труд о князе Одоевском *. Ты скажешь — зачем так
расходовать себя?! Ты прав, но и я прав, по-своему... Ведь
у меня нет личной жизни, и я бы ужаснулся своего
одиночества среди окружающей мерзости, нравственного
запустения, если бы мне не было некогда; у меня нет личного
мира, куда я мог бы уходить от всякой лжи и гадости, от
всего того, что, в своей совокупности, заставляет меня
радоваться тому, что в иные минуты заставляет печально
сжиматься мое сердце — тому, что я не отец, что у меня
нет детей, которым предстояло бы это, пугающее меня
будущее.;, в Москве провел я неделю довольно
утомительную. Меня слишком беспощадно приглашали и притом
слишком неотступно, чтобы дать возможность отказа. Но
я за все вознагражден свиданиями с Я. И. Любимцевым!
Какая душа, какой милый согревающий ум! Я отдал бы
за него всех петербургских умников — вместе взятых! Да,
Петербург — изящная парюра из поддельных камней, а
Москва — грубая глыба земли, но в ней таятся
бриллианты, вроде Я[кова] Ивановича]. О моем товарище вопрос
решен *. Владимиров] отказался, о Волод[имирове] я
разделяю твое мнение, Монастырского] я не знаю, Макалин-
ский (был бы чудесный товарищ обер-прокурора) укло-.
нился, Денисьев произвел на министра впечатление
вялости и чрезмерной пассивности (между нами), и я
представил моего старого сослуживца по Казани, ныне
начальника] уголовного отделения] Министерства] ю[стиции]
Мещанинова, человека высоких умственных и
нравственных качеств. Манасеин спрашивал меня, пойдешь ли ты
в товарищи о[бер]-прокурора (разумеется, гражданского
кассационного]). Я с прискорбием рассказал ему
историю юрисконсульта. Милый друг, во всяком случае имей
в виду, что первая вакансия в судебной палате в Харькове
будет предложена тебе, если ты не выразишь категориче-.
Пару к (франц.)я
89

ского отказа. Посылаю тебе книгу Гольмстена *. Он на
днях был у меня и затем прислал мне ее. Тебя она может
заинтересовать, а для меня, в цикле моих нынешних
занятий, не представляет интереса по своей специальности.
Будь здоров, мой голубчик. Обнимаю тебя крепко. Бел[юс-
тин] теперь в щекотливом положении. Он решал в
окружном суде водопроводное дело, а Вышнеградский, б[ывший]
председатель водопр[оводного] общества, был вне себя от
гнева на судебное решение *... Впрочем, в день выхода
1 января во дворце Вышнеградский приветствовал меня
самым любезным образом.
Напиши мне, голубчик, о направлении мыслей Коли *.
Меня немного смешит его украинофильство. Господь с
тобой! Очень кланяюсь Анне Михайловне.
Твой А. К.
39. С. Ф. МОРОШКИНУ
18 марта 1887. Петербург
87.III.18.
Дорогой, сердечный друг! виноват я перед тобой за
долгое молчание. Но у меня было столько работы, столько
тревог, я так чувствую себя дурно и нравственно и
физически, что был не в силах писать тебе. Во-первых, меня
истомило дело Назарова, по которому ни печать, ни
судебная чернь не могут или не хотят понять, что в Сенате при
кассационном производстве нельзя жертвовать
принципами вкусам и колебать границы деятельности отдельных
органов суда для удовольствия разнести запальчиво
произведенное следствие *. Вообще по этому делу, как это
часто со мной бывает, я умел пойти и против так
называемого] общественного мнения, и против Министерства]
ю[стиции], и против Сената, который покорился мне с
ропотом. Я пришлю тебе на днях статью Арсеньева по
этому делу — единственное здравое слово, встреченное
мной в печати. Во-вторых, я устал свыше сил и дошел до
такого нервного состояния, что даже должен был
советоваться с Балинским, который потребовал немедленного
отъезда на юг Франции или в Крым.-Я было и стал соби-
90

раться, но произошло постыдное, мерзкое и мрачное дело
1 марта — снова выступили на сцену динамит и
отравленные пули, и до сих пор не решен вопрос, где разбирать
это дело, — в Сенате или в Военном суде *. Ты понимаешь,
что обер-прокурор, сознающий свой долг, не может уезжать
в такое время, какая бы чаша тяжкого труда его ни
ожидала. Поэтому я не могу обещать, что мы увидимся на
пасхе, хотя жажду этого всей душой... Мне до того
опротивел этот громадный дом сумасшедших, называемый
Петербургом, что я с радостью ушел бы куда-нибудь на
окраину, в Сибирь или на Кавказ. А еще бы лучше
умереть— и не видать, и не слыхать ничего. Тяжело жить
среди поголовного и бессердечного безумия целого
общества, которое истощается в онанизме злобной болтовни.
Я имею все основания надеяться на твое назначение,
милый голубчик, но обещаю тебе не устранять препятствий,
если они встретятся. Пусть сама судьба решает! Речь Спа-
совича — подлейшая польская инсинуация на Пушкина *.
По поводу ее расскажу тебе при свидании целую историю.
Урусов обольстителен при встрече, но при изучении — это
один из безнравственнейших хищников самого новейшего
производства. В этом человеке нет ни совести, ни сердца.
Я его совсем не уважаю, хотя отдаю справедливость блеску
его ума. Господь с тобой! Целую тебя нежно. Кланяюсь
всем.
Твой А. К.
40. С. Ф. МОРОШКИНУ
20 июня 1887. Луга
87.VI.20.
Луга.
Сердечный друг мой! благодарю тебя за твои милые
строки. И я радуюсь, что в душе детей твоих возникает
ко мне привязанность. Мне они давно близки и дороги,
как родные и любимые существа. С Маней, кроме того,
соединяется для меня воспоминание о другом образе,
который она так напоминает, образе, в котором когда-то
91

стучалось счастье в мою, ныне столь печальную жизнь. Ты
пишешь о моих строчках из Казачьей Лопани, но ведь я
тебе писал «заправское» письмо от Масловского. Разве
ты его не получил? От Масловского, где я видел во всем
ходу великолепное и богатое хозяйство, я поехал к гр.
Л. Н. Толстому, где провел четыре дня, полных самых
отрадных впечатлений. Какой это человек! сколько в нем
искренности, глубины и трогательного отношения к людям,
чуждого, впрочем, всякой сентиментальности. Я был
чрезвычайно рад, что не нашел в нем и тени того юродства,
которое ему приписывают разные досужие корреспонденты.
Это просто человек, честно и прямодушно ограничивший
свои потребности minimum'oM необходимого. А какая
отзывчивость на вопросы искусства и морали! Сколько
блеска и таланта в его простых, по-видимому, рассказах! Мы
провели все время почти неразлучно (кроме времени,
которое он употреблял на писание книги «о жизни и
смерти»), и он, по доверчивому заблуждению, многократно
настаивал на том, что я должен «писать». Где уж мне
писать, когда я чувствую себя все хуже и хуже, все слабее
и слабее. С самого моего приезда я не имел ни одного дня,
свободного от головокружения и чисто мозговой
усталости. Мой доктор уехал. Посоветовался я с Бертенсоном,
одним из лучших врачей практиков. «Сердце, — говорит
он, — все одно сердце, но Вы не пугайтесь, бывают
случаи, что с этим живут долго...» Утешил! нечего сказать...
живут! но как живут?! Боюсь, что меня пошлют куда-
нибудь на воды и что снова придется вкусить неметчины,
от которой я порядком отвык. Вопрос этот решится на
будущей неделе, но писать мне можно все-таки в
Петербург. Твой вопрос остается открытым. К[азем] Б[ек] сказал
мне, что министр уехал (в Швецию, до конца августа),
ничего не решив. По-видимому, его останавливает
формальное соображение о 10-л[етнем] сроке, вновь у него
возникшее. Он будет у вас в Харькове, в 10-х числах
сентября, и вы, конечно, увидитесь. Я уверен, что личное
знакомство сразу разрешит весь вопрос, к великому моему
огорчению, столь неожиданно затянувшийся. Будь здоров,
мой дорогой. Поцелуй за меня Колю и поклонись самым
сердечным образом А[нне] М[ихайловне] и Мане. Целую
тебя нежно.
Твой А. К.
92

41. M. M. СТ4СЮЛЕВИЧУ
11 июля 1887. Гунгербург
87.VII.11.
Гунгербург.
Добрейший Михаил Матвеевич,
просидев целую неделю у моря и «прождав погоды»
в самом прямом смысле, берусь писать Вам, чтобы, во-
первых, напомнить о себе, во-вторых, спросить, куда Вы
едете и куда надо писать Вам, и, в-третьих, узнать о том,
хорошо ли ремонтирована, под влиянием Карлсбада,
квартира, где проживал Ваш гнусный и чревоугодный жилец?
Что до меня, то я чувствую себя неважно, чему, быть
может, способствуют разные скучные фигуры, с которыми
приходится встречаться. Снова здесь лживый и
вкрадчивый Полонский, который мне очень противен, снова разное
бабьё, вроде редакции «Северного вестника», состоящей
из каких-то .старых дев, страдающих зудом литературных
сплетен, снова разные скучные сенаторы с модным нытьем
по К[атко]ве. В конце всего — наш старик*. Вот к кому
применимы слова Гоголя: «Забирайте, забирайте с собою
в грядущую старость всю молодость сердца. Грозна,
холодна и неприветлива она!..» * Трудно себе представить,
до какой степени он состарился. И грустно и неприятно
видеть. Ни на что живое у него нет уже отголоска, а,
напротив, плохо скрываемое враждебное отношение. И
потом эта бесконечная болтовня все об одном и том же,
тридцать раз — эти ламентации по поводу воспитываемых
детей (которые, кстати, все воспитываются на счет в[еликих]
князей или казны), это недостойное «осчастливливание»
самого себя при каждой милостивый улыбке, без разбору,
от кого именно из группы «милостивцев» она исходит, —«
это вечное стремление, даже на пороге гроба, «казаться»,
а не «быть»... — все это чрезвычайно скучно, чтобы не
сказать более. Теперь он все носится с Вашими деньгами
и тысячный раз повествует мне их историю. Теперь он все
говорит, что изберет меня третейским судьей между им
и Вами по поводу этих денег, отсуждение которых от него,
я в этом уверен, причинило бы ему большое горе. Все это
деланно, неискренно, — и как это далеко от широкой
фигуры Тургенева последних лет,—от бесконечно симпатичной
93

фигуры Толстого! — Грустно тем более, что мы его
знади иным!—Умел же Кавелин сохраниться до конца! —
О новостях ничего Вам сообщить не могу. Сам их не знаю.
В судебном мире производит сенсацию дело о диффамации
немецк[ого] военного агента Вильома, которое очень ком-
плицируется в последнее время. Меры относительно СПб.
Университета и близкие к реализации меры относительно
гимназий* Вам уже известны. Что же поделываете Вы?
Мои сердечные поклоны Л[юбови] И[саковне] (написал бы
ей, да она не любит отвечать) и Викт[ору] Антоновичу]*.
Как его здоровье?
Дружески жму Вашу руку.
А. Кони.
P. S. За открытые его письма, кажется, мне придется
упрекать Вас, а не Вам меня. Отчего бы Вам не
завербовать в «В[естник] Е[вропы]» некоего Гнедича из «Русск[ого]
вестн[ика]». Это несомненный и очень симпатичный талант.
42. Я. Г. ГУРЕЕИЧУ
1 августа 1887. Гунгербург
87.VIII.1-
Гунгербург.
Милый мой Яков Григорьевич, — спешу отвечать на
Ваше письмо, полученное мною вчера, по пунктам. Во-
первых, все Ваши «каверзные» предположения о
возможности изменения отношений моих к Вам, самых дружеских
и теплых, ни на чем не основаны. «Ах, оставьте Ваш
характер»,— скажу я Вам на языке московских
гостинодворцев *.
Жизнь, одинокая и часто очень несчастливая, приучила
меня к замкнутости, и без особого страждущего по чему-
либо настроения мне трудно высказываться, особливо на
бумаге, и особливо зная, что, кроме Вас, мое письмо,
вероятно, прочтет еще и «гоголевский почтмейстер», с
каковою канальею я вовсе не хочу делиться моим внутренним
миром. Берите меня так, как я есть. Словом, мыслью и
делом— я Вам верный друг, и если Вам когда-либо нужно
будет прочитать страницу-другую в моей жизни — она Вам
откроется, но не забывайте, что в задушевных излияниях
94

надо вести себя, подобно любовникам, в редкие и
страстные свидания, а не подобно супругам, регулярно преющим
под боком друг у друга еженощно, Dixi! 1 И еще
прибавлю, что мое настроение очень грустное, вследствие
таких проявлений нашей внутренней жизни, о которых
пришлось бы писать слишком много. Вся наша современная
жизнь (да и европейская тоже) полна колоссальных
недоразумений и отрицания всяких принципов. Одно молитво-
словие французской прессы (и в том числе отца Гиацинта
и «алжирской демократии») по поводу смерти Каткова —
это такой колоссальный Humbug2, какого я не помню.
Впрочем, об этом поговорим при свидании.
Во-вторых, главное событие моей летней жизни — все-
таки постоянное нездоровье, которое мешает мне
набираться сил и работать, кроме официальной работы (я в
должности и по временам езжу в Петербург). Представьте,
я даже купаться все время не мог!
В-третьих, Спасович все-таки полячище и при случае
действует, как Валленрод *. Вот и о Пушкине и Лермонтове
он наверно наговорит каких-либо ехидных вещей *, вроде
того, что сделал по поводу Пушкина и Мицкевича * в нашем
Шекспировском кружке *. Он только потому не ненавидит
открыто Россию и русских, что ум не дает ему ослепляться
в средствах ненависти к людям, среди которых он живет.
Я по долгому опыту в этом убедился.
В-четвертых, я читал отрывки из дневн[ика] Башкирце-
вой и жалею, что Любочка (которой я очень симпатизирую)
переводит это больное, гнилое, страдающее
преждевременным истощением произведение раздутой
знаменитости. Наша литература ничего бы не проиграла от
отсутствия этого перевода *. Видите — я говорю не стесняясь,
как подобает по дружбе. Sur се3 целую Вас крепко и
нежно.
Ваш А. К.
Надеюсь, что Вы привезете вместо Вашей дождевой
шторки хороший зонтик! Ни Вейнберга, ни Морозова эти
дни не видел. Будьте здоровы! Радуюсь скорой встрече в
Петербурге.
1 Я высказался! (ла.т).
г Надувательство (нем.).
3 Засим (франц.).
95

43. С. Ф. МОРОШКИНУ
17 августа 1887. Петербург
87.VIII.17
СПб.
Дорогой друг мой! Очень рад, что ты обратил
внимание на новое толкование 309 ст[атьи] Уложения о
наказаниях]. Оно досталось мне не без труда. Как помочь
Рудю, Рудиму и Борковскому? Я думаю, что это мог бы
сделать Закревский путем личных объяснений с
министром, когда он будет в Харькове, опираясь на состоявшееся
решение Сената. Но нужно ли это? Прошло 20 л[ет] —
люди эти обжились в Сибири, пустили корни, и, пожалуй,
возвращение их теперь, в забывшую их среду, было бы им
плохой услугой. Притом — в чем же твоя ошибка? Ты
ведь обвинял согласно определению Палаты, которое было
основано на взглядах всей тогдашней практики. Не приди
я в Сенат — и доныне существовал бы тот же взгляд
(новое толкование принято лишь после долгих дебатов,
большинством 10 голосов против 8, а самое решение написано
мной). Мне кажется, что ты можешь быть вполне спокоен
и не смущаться тем, что, будучи нижним чином
прокурорского надзора, не подымался на высоту законодательных
соображений. Ты пишешь о своей самонадеянности 20 лет
назад! Ах! все мы были таковы. А я разве не был
самонадеян, расчитывая пройти всю службу, не поступаясь ни
взглядами, ни чувствами... и горделиво отвращаясь от
адвокатуры, к которой был, думается, создан и которая
создала бы мне, вступи я в нее в начале 70-х годов, вполне
независимое положение к 80-м годам. Думаешь ли ты, что
мне легко работать среди надвинувшейся со всех сторон
апатии, среди людей, чуждых всякой любви к делу и
уважения к своему званию (я не говорю о почтенном
меньшинстве), среди внешних обстоятельств, вносящих в мой
и без того подчас непосильный труд смуту и тревожные
ощущения?! Мне так часто представляется вся моя честно
отданная судебному делу жизнь бесплодною и тщетною.
Ты не сделал ошибки, не приехав в Петербург. Я говорил
об этом своевременно с К[азем] Б[еком], и он не находил
этого нужным (это между нами!). Я думаю, что М[анасеин]
сам вызовет тебя на беседу. Но ты напрасно говоришь,
96

что тебя пускают «нехотя». Этого элемента ни в чем не
слышится, и вернее всего, что М[анасеин] связан какими-
либо обещаниями, превзошедшими совершенно
неожиданно. Во всяком случае К[азем] Б[ек] повидается с тобой в
Харькове и ты увидишь, что делать. Очевидно, что
назначение никоим образом не может состояться ранее 1/2
октября — следовательно, если нужно, то можно будет и
приехать. Я не поеду никуда. Хочу сохранить свой второй
месяц на будущий год, если буду продолжать служить
русской Фемиде.
Притом у меня огромное Саратовско-Симбирское дело *
и еще несколько щекотливых дел, требующих моего
присутствия.
Целую тебя крепко и нежно. Господь с тобой, мой
старый, испытанный друг! Всем твоим поклон!
Твой А. К.
и. С. Ф. МОРОШКИНУ
16 ноября 1887. Петербург
87.XI.16.
Друг мой сердечный! .Спасибо тебе большое за
известия о твоем здоровье, которое меня начинало тревожить.
Я уверен, что у тебя серьезного ничего кет. Но тем не
менее, тебе надлежит беречься, особливо среди вашей
гнилой харьковской зимы. А затем, ceterum censeo \
необходимо тебе радикально отдохнуть от всей твоей деловой
обстановки и набраться сил «инде». Пожалуйста, не
оставляй меня без известий о себе и своем здоровье: когда я
знаю, что ты существуешь безболезненно и спокойно, и
мне легче на душе. Ведь ты живая хроника лучших лет,
надежд, дум и стремлений моей молодости — и ты один,
безусловно один, оставшийся безусловно чистым и
высоким из тех, рука об руку с кем я вступил в жизнь. Как
же мне не дорожить твоим здоровьем!
Занят я все это время чрезвычайно. Почему-то в Сенат
поступает масса дел, невиданная прежде, и мне приходится
1 Кроме того, я думаю (лат.).
7 А. Ф. Кони, т. 8
97

почти непрерывно читать дела общих судов. Кроме того,
с возвращением М[анасеин]а началась усиленная
законодательная деятельность министерства, и с этой стороны
приходится много работать, ибо часто м[инистерст]во
требует мнений и замечаний. Наконец, все мое время,
остающееся от службы, берет приготовление к изданию книги
«Судебные речи 1868—1888». Я хочу непременно издать
ее к 1 января по многим причинам, а работу она задает
мне усиленную: надо делать сводную стенограмму,
пополняя один напечатанный отчет другим (я ничего не
изменяю и не прибавляю; пусть все выйдет так, как было
сказано), потом читать две корректуры и, главное, писать,
впереди речи, изложение дела. Кроме того, делаю
предметный, мотивированный указатель. Войдут в нее 18
обвинительных] речей (не в хронологическом порядке), 5
резюме и 10 кассационных] заключений. Напечатано уж
15 листов, всего будет около 40; печатается 2 т[ысячи]
экземпляров, вероятно, по 3 р[убля] с[еребром]. На днях я
вышлю тебе два первых листа на просмотр (только не
давай их никому, кроме И. А. Шабельского, и возврати
мне в скорости). Я читал объявление о школе Н[адежды]
Ф[едоровны] — как идет она?* Ты не пишешь ничего о
детях, об Анне Мих[айловне]. Сердечно им всем кланяюсь.
Твой А. К.
Жаль Бурнашева, но я думаю, что и ему и делу будет
лучше, если он перейдет в Палату. Е[вгения] Федоровича] *
я видел мельком. Он мне в этот раз был мало симпатичен.
Радуюсь за Федю, но мечтал бы для него о более широкой
деятельности. Сам же я очень бы хотел места наблюдателя,
а не деятеля. В этом смысле мне нравилось бы место статс-
секретаря Государственного] совета. Пора уходить из
деятельной жизни. Она становится чересчур тяжелой. Я
стараюсь не разрывать с литературой. Быть может, она мне
еще пригодится. У меня подготовлена статья о «преступном
типе» в ответ современным антропологам-криминалистам,
но нет времени ее отделать. Целую тебя горячо и нежно.
Будь здоров и не забывай любящего тебя друга.
P. S. Белюстин назначен представителем казны в 14-
милл[ионном] иске с главного Общества российских]
железных] дорог«
98

45. С. Ф. МОРОШКИНУ
27 января 1888. Петербург
88.1.27.
Сердечный друг мой! Пользуюсь отъездом Денисьева,
чтобы писать тебе. Я в долгу перед тобой ответом на два
твоих письма, но у меня решительно не было ни минуты
свободной для беседы с тобой. Моя книга, которая должна
выйти на днях, съела все мои свободные минуты *. Я
никогда не связывал с ней лукративных* целей, но мне
столько пришлось вынести с ней механического труда, что я
теперь желал бы, чтобы она его хоть сколько-нибудь
окупила. Кроме того, у меня масса серьезнейших дел по
Сенату и разные тревоги по министерству. А здоровье просто
из рук вон! С нового года не могу спать без хлоралу, хотя
и знаю, что это вредно, и не могу никак добиться ладу
с сердцем. По ночам бывают удушья, доводящие меня до
галлюцинаций. Надо отдохнуть, надо отрешиться от
дел, — иначе я кончу плохо, подобно бедному Анциферову,
у которого отнялся язык и руки, но как это сделать? как
оставить работу в разгар «сезона»? да и куда ехать? Везде
одна и та же скорбь земли русской. А скорбь эта велика...
Нынешнее царствование определилось вполне. Государь
элементарно честен, правдив, но неразвит, тяжел телом и
мышлением, недобр, упорен и недоверчив. В сущности всем
самовластно и совершенно бесконтрольно управляют
министры, случайные "люди, без заслуг в прошлом, без
достоинства в настоящем. Законодательная деятельность
стоит (государь всегда, по нелепому parti pris *, соглашается
с «меньшинством»), повсюду приниженность и
холопство — и круговой обман государя относительно
действительности. История с опекой Дервиза (ты слышал о ней,
конечно. Как горько мне было разочароваться в этом,
когда-то идеально честном человеке!)*, с Среднеазиатской
дорогой и т. п[одобным] лучше всего доказывает, как его
обманывают, топча в грязь закон и человеческое
достоинство. Ты знаешь, что для настоящего состояния русского
общества я признаю самодержавие лучшей формой
Предвзятому мнению (франи,.)к
7* 99

правления, но самодержавие, в котором всевластие связано
с возможным всезнанием, а не самовластие разных
проскочивших в министры хамов, которые плотной стеной
окружают упрямого и ограниченного монарха. Такое
самодержавие— несчастье для страны, если министры не
безусловно преданные родине и самостоятельные люди! Мы
так притерпелись ко всему, что не чувствуем всего позора
иметь министром Делянова, всего оскорбительного в
разрушении Толстым всех реформ покойного государя (да
будут прокляты злодеи, сократившие его дни!), всего
унизительного в унижении целого судебного ведомства,
предпринятого его главой. Что готовят в будущем из той
молодежи, которую ежедневно раздражают и которую воочию
приучают к несправедливости и ко лжи, к предательству
товарищей, к даче честного слова, которое нельзя
сдержать!? Одним Особым присутствием] Сената под
председательством злобного палача Дейера (который не
стыдится после каждого смертного приговора испрашивать
себе по 1500 р[ублей] на «излечение болезни»)
приготовляемого озлобления не устранить*... И какое всюду
развилось бесправие! Как не болеть сердцу, видя все это.
Ты спрашиваешь: «Кто не пожелал дать мне звезду?»
Отвечу — никто не желал... Что им мой сверхсильный труд,
моя постановка речи и роли обер-прокурора, что им до
того, что Сенат уже отвык со мной не соглашаться? Я не
принадлежу к «своим» у М[анасеи]на, не сплетничаю, не
пресмыкаюсь, не подбираю «законных» оправданий для
гонений за веру, для гонений на всех, кто не «в милости».
Знаешь ли ты, что в м[инистерст]ве мной очень недовольны
за мою речь по Симбирско-Сар[атовскому] банку и за ее
исход *, ибо г[осподин] Кобылинский (попавший в вице-
директора, быв лишь товарищем прокурора и присяжным]
повер[енным]), друг господина] Борисова и осмелился
уговаривать меня «спустить это дело в отделение»... Мной еще
больше недовольны, что я заявил, что, вопреки настояниям
Гурки, Победоносцева и арх[иепископа] Леонтия, дам по
знаменитым униатским делам (обратив насильственно
униатов в православие, от них требуют подписки о том,
что они не будут жить с женами (и детьми), повенчанными
по католическому обряду, и при неисполнении этого
незаконного требования разлучают их мерами полиции и
возбуждают у подлейших гминных и мировых судей дела по
29 ст[атье] с приговорами к штрафу в 50 р[ублей] и к
100

тюрьме на три месяца!) заключение о кассации приговси
ров, составляющих позор для суд. ведомства, хотя- и
вызвавших, по обману докладчика, милостивую резолюцию
г[осуда]ря. Сюда выписаны теперь прокурор Палаты и
председатель] мир[ового] съезда, чтобы убедить, между
прочим, меня в необходимости удержать этот незаконный
порядок, но это ни к чему не приведет! Покуда я обер-
прокурор— Сенат [...] правосудия не станет. Я могу
погибнуть служебно в этом столкновении, но уступить не
могу. Надо же иметь страх не людской, а божий в душе
своей.
Полночь. 28 янв[аря].
С такими мыслями начинаю я свой 45 год, ибо сегодня
мне минуло 44 года. Со смутным чувством оглядываюсь
я на прошлые годы. Много в них промахов, ошибок, много
донкихотства, бесполезного для других, вредного для меня,
много «жару души, растраченного в пустыне» и напрасно
потерянного времени, мало душевного развития и много
жизни изо дня в день. Но одно утешает меня: всегда я
оставался верен дорогим нам с тобой принципам и всегда
служил не лицам, и не себе, а делу. Господь, призвав меня
к себе, за многое взыщет с меня, но «рабом ленивым и
лукавым» меня не назовет! И как жалка та среда, в
которой мы живем! Что это за литература, за общество! Всюду
своекорыстие и вечный обман,..
Прости меня, мой дорогой, что я тебе пишу такое
бессвязное и унылое письмо. Очень уж наболело у меня на
душе. А отвести ее не с кем. У нас здесь не понимают, что
можно роптать на правительство, будучи другом порядка,
и что можно негодовать на злоупотребления, негодуя
вместе с тем и на динамитчиков. Что же поделываешь ты?
К[азем] Б[ек] сказал мне еще на днях, что вакансия Шеч-
кова обеспечена за тобой, но уж я не знаю, верить ли
этому, так много шаткости в решениях министра. Во всяком
случае, если тебя назначат, мой совет — не отказываться:
посмотри, испытай, ■— в адвокатуру никогда не поздно
вернуться. Что до меня, то я решился твердо стоять на своем
посту и исполнять мой долг перед богом, невзирая ни на что.
Я один — и это тяжело, но это же и облегчает мою задачу.
Дай же мне руку, старый, добрый и честный друг мой, и
пожелай мне бодрости в моем стоянии у руля русского
101

уголовно-судебного корабля. Будь здоров, мой голубчик!
Я думаю, что на масляной мне удастся приехать в
Харьков и обнять тебя.
Обнимаю и целую
твой А. Кони.
P. S. Кланяюсь всем твоим. Посылаю тебе книжку
«Рус[ского] вест[ника]», прочти «внутреннее] обозрение» —
что сказала бы тень Каткова?! Здесь Спасович читает
лекции, в которых денигрирует Пушкина и Лермонтова *, и
русское «быдло» ему аплодирует!!
P. P. S. Очень кланяюсь Шабельским. И мне
Михаил] Александрович] симпатичнее И[вана]
Александровича], но только я посылаю некоторые судебные вещи Ива^
ну Александровичу как юристу. Номер «Р[усского]
вестника]» сохрани до моего приезда.
Посылаю тебе — совершенно секретно — бумаги по
последнему политическому] делу — тоже до моего приезда.
Обрати внимание на постановку вопросов: Общее собрание
согласилось (!?!) с нею большинством 22 гол[осов]
против 15.
46. А. С. СУВОРИНУ
16 февраля 1888. Петербург
88.11.16.
Многоуважаемый Алексей Сергеевич.
Памятуя то сочувствие, с которым Вы относились в
былые годы к моей прокурорской деятельности, и то
ободрение, которое встретила в Вас мысль об издании сборника
моих речей, спешу представить Вам мое детище. Я уверен,
что Вы не найдете странным посвящение книги давно
умершему профессору, да еще и римского права. Если бы Вы
знали, что это был за художник, что это была за живая
душа! Каким гигантом кажется он среди современной
мелюзги и угрюмых тупиц ученого мира! Если моя книга
разойдется — я буду рад этому уже потому, что с нею
вместе разойдется и доброе слово о нем *. Вероятно, Вы не
упрекнете меня и за то (как это делали и сделают еще
некоторые), что в речах моих нет «спасительной» строгости
к обвиняемому. Я всегда сурово относился к преступному
факту, но часто не мог совершенно закрыть глаза на
стоящего за ним человека и более рассказывал ему самому—»
1)2

что, как и почему он сделал дурно, чем метал в него
риторические громы. Меня иногда упрекали (упрекнут,
вероятно, и теперь) в «психологии» и в «творчестве». Но свою
«психологию» я не сочинял и не надевал холодно и
спокойно на подсудимого, а переживал ее мысленно за него —
и с ним, а «творчество» свое основывал на тщательном
изучении обстоятельств дела, так чт[обы] мне подтвердить
фактами каждый кирпич моей постройки. Я не рекомендую
этих приемов, но думаю, что живое биение пульса такого
важного общественного отправления, как правосудие,
иногда делает эти приемы неизбежными. Прочтите, если
будете иметь время, с этой точки зрения процесс Солодов-
никова (№ II), очень интересный сам по себе, или процесс
Емельянова (№ I). Хотелось бы мне также, чтобы Вы
прочли напутствие присяжным по д[елам] Жюжан^и Юхан-
цева, а также процесс Дорошенко *, по которому я
обвинял 20 л[ет] назад и который лучше всего отвечает на
сетования на старые, досудебнореформенные порядки.
Очень Вам благодарен за присылку «Медеи» и
«Матери Ивана Грозного» *. Как жаль, что последняя вещь не
напечатана!
Преданный вам А. Кони.
Три месяца занимался я усиленно приведением в
порядок этой книги, составляя изложение дел, скучнейший
указатель толкований и объяснений, правя корректуры и —
жадно дожидаясь конца и отдыха. И вот книга предо
мною — и меня не радует: «Или жаль мне труда —
молчаливого спутника ночи?!»
47. Л. Н. ТОЛСТОМУ
14 мая 1888. Петербург
88.V.14.
Караванная, 20.
Глубокоуважаемый Лев Николаевич,
одновременно с этим письмом я посылаю Вам
изданную мною книгу «судебных речей» *. Пусть сложный труд,
сопряженный с изготовлением ее для печати и усиленной
деятельностью вообще за последний год, послужит мне
хоть некоторым извинением в том, что я до сих пор не
исполнил своего обещания написать историю бедной
103

Розалии Они и ее соблазнителя'*. Я знаю, что Вы
отнесетесь к моей книге сурово, так как она является
результатом деятельности в той области общественного строя, где
его прирожденный грех — делить людей на «плачущих и
заставляющих плакать» — чувствуется иногда с особою
силою. С Вашей возвышенной нравственной точки зрения Вы
будете, конечно, правы и, имей я взрослого сына,
вступающего в жизнь, я сам предостерег бы его от судебной
деятельности, указав ему на то, как мало удовлетворяет она
совесть человека и какие тяжкие борозды сомнений и
горестных тревог проводит она в его сердце. Но мой лично
жребий был брошен давно, в ту светлую годину, когда
казалось, что переход от мрачных форм и приемов старого
бессудия к суду по совести и убеждению способен
совершенно цереродить общество, только что освободившееся
от проказы крепостного права. Пускай же некоторым
смягчением моей вины в Ваших глазах послужит то, что я
настойчиво искал правды в этой деятельности и, будучи строг
к преступлению, когда оно явилось результатом
разнузданных инстинктов, был по мере сил человечен в отношении к
преступнику, памятуя слова Лабулэ: «Qu' avec une femme,
un enfant, un pauvre et le coupable même — l'autorité doit se
défier de ses forces et craindre d'avoir trop raison...» l.
Очень сожалею, что не застал Вас в Москве. Мечтаю
видеть Вас в августе, собираюсь в Тулу * — мечтаю
настойчиво, ибо свидание с Вами в прошлом году составляет
одну из самых светлых и ободрительных страниц в книге
моей жизни.
Душевно Вам преданный А. Кони.
48, Л. Н. ТОЛСТОМУ
1 июня 1888. Царское село
88.VI.1.
Царское село.
Глубокоуважаемый Лев Николаевич,
Ваша мысль написать о Розалии Они и ее
соблазнителе, — о которой мне передали почти одновременно с по-
1 Что по отношению к женщине, ребенку, бедняку и даже к
виновному правосудие должно с осторожностью употреблять свою власть
и остерегаться быть слишком непогрешимым (франи,,).
104

лучением Вашего письма, чрезвычайно меня обрадовала, —
и, взамен «разрешения», упоминаемого Вами, я обращаюсь
к Вам с горячею просьбою не покидать этой мысли.
Из-под Вашего пера эта история выльется в такой форме,
что тронет самое зачерствелое сердце и заставит
призадуматься самую бесшабашную голову *. Очень мечтаю о
свидании с Вами в августе и имею основание думать, что оно
состоится.
Будьте добры передать мой поклон членам Вашего
семейства.
Душевно Вам преданный А. Кони.
49. А. Н. ВЕСЕЛОВСКОМУ
29 августа 1888. Петербург
88. VI 11.29.
С.-Петербург.
Караванная, 20.
Многоуважаемый Алексей Николаевич.
Письмо Ваше, с лестным для меня предложением
сотрудничества, было мне переслано в Киссинген *, и если
я до сих пор не поблагодарил Вас и сотрудников Ваших
по предпринимаемому изданию за внимание и не выразил
полнейшей и радостной готовности присоединиться с
моими слабыми силами к Вашему высокополезному труду *, то
причиною тому постоянное нездоровье, вызванное сильным
утомлением. Ныне, вернувшись домой, я спешу
откликнуться на Ваше послание. Не скрою, что задача, которую
Вы предназначаете мне, представляется довольно
затруднительною. Дело в том, что между деятелями крестьянской
и судебной реформы есть большая разница — ив размере
и в характеристических чертах, необходимых для
фиксирования личности в биографическом очерке. Упразднители
крестьянского права шли в атаку дружно, но
врассыпную — и лучшие, храбрейшие и наиболее настойчивые из
них — выделились с первых же шагов и резко
обозначились на горизонте нашего общественного развития. Это
были цельные люди, вызвавшие великое движение и
руководившие им, вырастая и возвышаясь среди наносимых
и получаемых ударов. Наоборот — деятели судебной
реформы действовали сомкнутым строем, идя вместе, в ногу, без
105

борьбы с принципиальными затруднениями. Их несла
волна, не отдававшая себе ясного отчета в том, что именно и
на какой берег она выбросит. Поэтому между этими
деятелями нет выдающихся лиц — и там, где деятели 19
февраля вносили в свое дело весь свой выстраданный и
самостоятельно выработанный внутренний склад, — деятели
20 ноября вносили лишь добросовестное отвращение к
судебной «неправде черной» старых судов и довольно
поверхностное знакомство с западными судебными порядками.
Между ними трудно найти человека, деятельность
которого представляла бы поучительный пример настойчивого
проведения своих идей, выработанных самостоятельно.
Несомненно, что наибольшим двигателем реформы был 3<з-
мятнин, а между тем это был человек бесцветный и
безличный, хотя честный и добрый. Стоит прочесть панегирик
ему, написанный Г. А. Джаншиевым, чтобы убедиться в
этом. Я имел случай знать многих из составителей
Уставов, и при всем глубоком и благодарном уважении к
творцам Уставов в их совокупности, я очень часто удивлялся
той непригодности для этого дела, которую проявляли из
них многие в отдельности. Повторяю, общая заслуга
творцов Судебных уставов очень велика — и состоит она,
главным образом, в вере в русский народ, в доверии к его
совести и разуму, но отдельно почти ни один из них ничего
выдающегося не представлял — и их место в истории
реформы, но не в отдельных биографических очерках. Один
только, по моему мнению, выделяется из этой среды, один
только ясно сознавал и настойчиво, «упорствуя, волнуясь
и спеша», проводил общегосударственное значение
технических правил, вводимых в Уставы. Он один в сущности
был творцом того, что составляет в Уставах шаг вперед на
пути государственного преобразования. Это Зарудный,
оригинальная, непризнанная и страдальческая личность
которого, без сомнения, заслуживает обстоятельной
биографии, которую, как мне известно, и намерен, вооруженный
массою материалов, написать Г. А. Джаншиев. Почти то
же нужно сказать и о деятелях первого двадцатилетия
новых судов. Между ними можно, думается мне, указать
лишь трех, которые внесли в дело нового суда свою
собственную оригинальную физиономию и положили, каждый
по-своему, теоретически или практически основы новых
приемов отправления правосудия. Это Ковалевский, Ро-
винский и Неклюдов.
106

Деятельность Ковалевского как первого
обер-прокурора уголовного кассационного] департамента] имела
громадное значение — и биографический очерк о нем мог бы
иметь некоторый целостный характер, хотя составление его
представит, по некоторым местным обстоятельствам,
большую трудность в смысле добывания материалов о его
деятельности в последние годы жизни. Ровинский и
Неклюдов — еще живы, и деятельность их не кончена.
Вот почему я считаю задачу писания биографий
судебных деятелей делом довольно трудным. У меня совершенно
готовы материалы для биографии деятеля другого рода,
князя В. Ф. Одоевского, одного из забытых русских
писателей, глубокого гуманиста и человека, образованного по
своему времени так, как не бывают образованы
современные писатели. К сожалению, я не могу предложить этот
труд Вам, ибо обещал его уже M. М. Стасюлевичу и
А. Н. Пыпину для «Вестника Европы» *, причем Пыпин
слышал мой доклад по этому предмету в нашем
литературном кружке, который долго носил название
«Шекспировского».
Во всяком случае, если Вам угодно будет остановиться
на биографии кого-либо из суд[ебных] деятелей, названных
мною, я с готовностью займусь его биографиею, хотя и не
могу, ввиду массы занятий по Сенату, с точностью
определить времени, к которому мог бы таковую приготовить.
Несколько лет назад я набросал по желанию Г. А. Джан-
шиева несколько строк о Замятнине. Пробежав их, Вы
увидите, что, например, можно сказать о первом министре
судебной реформы, причем многого из этого малого нельзя
напечатать по цензурным условиям. Письмо мое к Дж[ан-
шиеву] прошу Вас возвратить мне, ибо я обещал отдать
его родственникам Замятнина *.
Извините за промедление в ответе и примите уверение
в моем искреннем и глубоком уважении.
Готовый к услугам Ваш А. Кони.
50. Н. X. БУНГЕ
15 февраля 1889. Петербург
89.11.15.
Глубокоуважаемый Николай Христианович.
Спешу возвратить Вам с благодарностью
стихотворения Фофанова с отметкою крестиком стихотворений, мне
107

понравившихся, причем я вполне присоединяюсь к Вам в
оценке стихотворений, отмеченных черточкою. Но сколько
трухи и шелухи в этой книге! *
Не говорю уже о языке и о злоупотреблении
прилагательными. Хоть бы поучились они у Пушкина
осторожному и благоговейному обращению с русским словом!
У господина] Фофанова —
«грустная семья задумчивых берез
белеет в дружном хороводе»
(стр. 41).
Может ли хоровод не быть дружным? зачем общее
понятие грусти дополняется еще частичным признаком
задумчивости? Можно ли соединять в одном образе статику
(семья задумчивых берез) с динамикою (хоровод, понятие
движения...).
На стр. 60 «роскошь бор — дремлет, сгнивая и
темнея», как будто отвлеченное и собирательное понятие
(роскошь) может дремать, причем дремота отождествляется
с гниением.
На стр. 62 — влюбленная чета «торопится продлить...»,
на стр. 168 дорога дальняя «как лента синяя, пестрея,
тянется» и т. д. Не говорю уже о том, что у него лампы не
заплесневелые, а «заплесневши ее я» (такого глагола в
русском языке нет!) и что султан идет в «благоуханные
гаремы» (72 и 60).
Вечером в понедельник я был в заседании
Литературного общества, где, при большом стечении старых и новых
поэтов (были Майков, Полонский, Плещеев,
Мережковский, Андреевский, Фофанов, Кусков, Голенищев-Кутузов
и др.), некто Зуев читал три главы из «Русалки»
Пушкина, будто бы записанные им на память со слов самого
поэта в 1836 г[оду] и доселе никому неведомые. Многие
из слушателей заподозрили здесь подлог, быть может,
неумышленный. Если, однако, это подлог, то довольно искус-
ныи *.
Меня заставляет сомневаться в подлинности этих глав,
во-первых, то, что они написаны 6-стопным ямбом,
которым Пушкин не писал, и во-вторых, такие выражения, не
свойственные строгому языку поэта, как «понесемся над
волною обнаженной красотою», или «покрыл румянец мой
108

позором», или вставленное в уста 7-летней русалочки «на
ваши шашни смотрел сквозь пальцы дед» и т. п.
Душевно преданный Вам
А. Кони.
51. К. JÎ. ПОБЕДОНОСЦЕВУ
15 апреля 1889. Петербург
Глубокоуважаемый Константин Петрович.
Проверяя мысленно некоторые из вопросов,
возникавших при недавней беседе нашей *, считаю долгом
высказать вновь, что в обвинительном приговоре для всех или,
во всяком случае, для большинства привлеченных к делу
о крушении, как со стороны Судебной палаты, так и со
стороны Сената, не может быть никакого сомнения, — но
что слушание этого дела при закрытых дверях присутствия
имело бы в высшей степени дурные нравственные
результаты, дав новую пищу злорадным, клеветническим и
смущающим ум и сердце нашего легковерного общества
толкам и пересудам. Существенные обстоятельства этого дела
и основания для привлечения к ответственности
непосредственно виновных должны быть непременно доведены до
общего сведения — и для общего успокоения.
Мне прислали из Харькова прилагаемую при сем
превосходную речь (отчего не проповедь}) Преосвященного
Амвросия *. Изволите ли Вы знать ее?
Душевно преданный Вам А. Кони.
1889. IV.15.
52. И. А. ГОНЧАРОВУ
9 ноября 1889. Петербург
89.XI.9.
Дорогой Иван Александрович.
Спешу возвратить Вам с благодарностью Ваши очерки
«Якутск и Иркутск», написанные со свойственным Вам
мастерством, но не могущие, однако, по содержанию своему,
ничего прибавить к Вашей славе *. Мне особенно понра-
109

вилось противоположение между Муравьевым и
Григорьевым *. Ваш разговор с первым из них о Петрашевском
очень интересен, но не жив ли еще Петрашевский} * Мне
думается, что воспоминания Ваши о декабристах так
умеренны по тону и краскам, что ни в какой апробации со
стороны родных не нуждаются *.
Искренно переданный А. Кони.
Мой усердный поклон Софье Александровне Ники-
тенко.
53. Д. В. ГРИГОРОВИЧУ
17 ноября 1889. Петербург
89.XI.17.
Караванная, 20.
Многоуважаемый Дмитрий Васильевич.
С особым удовольствием, хотя и не без основательней
робости, подношу я Вам прилагаемую книгу на суд и
осуждение *. Хотелось бы мне, чтобы Вы прочли дела
Емельянова, Солодовникова и об убийстве Чихачева, а также
руководящие напутствия по делам Юханцева и Жюжан *.
Первые процессы по истине, особливо Солодовникова и
Чихачева, достойны, по своим бытовым краскам, внимания
высокого художника. Не судите строго форму речей — не
забудьте, что все это ведь сказано в тревожной обстановке
судоговорения, без предварительной обработки стиля и
формы, а не написано в ткши кабинета. Говоря свои речи,
я старался лишь при строгости к преступлению не быть
жестоким к преступнику и избегать резких и одоносторонних
красок, памятуя, что «qui n'est que juste — est cruel» *и что
Лабулэ совершенно верно говорит: «Qu' avec la femme,
l'enfant, le pauvre et la coupable même l'antorité, doit se défier de
se forces et craindre d'avoir trop raison»2. Впрочем я всегда
1 Кто придерживается лишь буквы закона, тот жесток (франц.).
2 Что по отношению к женщине, ребенку, бедняку и дазке к
виновному правосудие должно с осторожностью употреблять свою власть
и остерегаться быть слишком непогрешимым (франи,.)%
110

был далек от того, что называю «жестокою
чувствительностью» (стр. 683). Нечего и говорить, как интересно мне
будет узнать или услышать Ваш отзыв, как бы строг он
ни был.
Искренно преданный Вам А. Кони.
54. И. Ф. ГОРБУНОВУ
5 декабря 1889. Петербург
89.XII.5.
Дорогой Иван Федорович.
Позвольте поднести Вашему театрально-историческому
Музею прилагаемый редкий портрет Хмельницкого, автора
«Воздушных замков» и т. д.
А можно ли когда-нибудь посмотреть этот Музей,
прихватив с собою одного любителя?
Ваш А. Кони.
55. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
15 января 1890. Петербург
90.1.15.
Горько мне было читать, многоуважаемая Анна
Григорьевна, о постигшем Вас горе * — и горько думать, что
ничего не могу Вам сказать в утешение. «Слова — всегда
слова, — говорит Отелло, — и я еще не слыхал, чтобы
раненое сердце излечивалось чрез ухо». Больно то, что при
нашей апатии и фразистом равнодушии мало надежды,
чтобы кто-нибудь другой, даже и при полной возможности,
пожелал продолжить Ваше дело — святое дело,
предпринятое в память Вашего мужа. Я не смею, конечно,
обсуждать тех юридических и материальных отношений, которые
Вам угодно было установить между собою и детьми, но
дозволительно думать, что учреждение в память, в живую
память отца, имеет право на поддержку и с их стороны *.
Ш

Когда видишь в жизни, какое иногда употребление, по
легкомыслию, доверчивости или слепой любви, получают
наследственные средства, — право, думаешь, что некоторое
уменьшение размера этих средств, особливо для
общеполезного дела — и нравственно и очень часто полезно.
Я прошел тяжелую школу жизни — и знаю, что значит
отсутствие средств по личному опыту, и тем не менее, уверяю
Вас, что, имей я средства и любимого сына, я бы оставил
ему лишь малую их часть, отдав остальное на
общеполезное дело. Средства хороши лишь как подспорье для само"
стоятелъности в трудных обстоятельствах жизни, когда
между голосом совести и голосом мамоны наступает
разлад. Но опыт показывает безусловно, что таким средством
для самостоятельности деньги являются лишь тогда, когда
приобретены личным трудом.
Извините за эту болтовню, как только можно будет
выйти (вероятно, в конце января), я приду к Вам и
поговорю с Вашим Федею *. Только страшусь, что мера сил
моих будет много ниже меры возлагаемой на меня задачи.
Преданный Вам А. Кони.
56. Н. X. БУНГЕ
18 марта 1890. Петербург
90.III.18.
Глубокоуважаемый Николай Христианович.
Критический разбор «Сонаты Крейцера», сделанный
Бурениным, чрезвычайно меня порадовал *.
Буренин человек злой, личный, циничный и вообще не-,
доброжелательный, да и не разборчивый на средства, но
он обладает несомненным художественным чутьем, тонким
пониманием изящного и чувством правды, голос которой
иногда звучит в его отзывах независимо [от] их формы и
даже вопреки ей. По моему мнению, — он не только
первый русский современный литературный критик, но и
вообще критик выдающийся.
При этом у него есть известная и весьма даже большая
доля критической интуиции — и нередко, разбирая, в
шутливой и даже ядовитой форме, какое-нибудь общественное
или литературное явление из области специальной и ему
112

чуждой, — он, путем художественной догадки, путем
интуиции, так сказать, задним числом, изображает самую
сокровенную и больную суть явления, известного ему лишь
издали и лишь по внешним своим признакам.
Такова, напр[имер], его «Мертвая нога» — тонкая и
проницательная сатира на некоторые недостатки наших
судов * ...
Я был уверен, что Б[уренин] оценит по достоинству
великое произведение Толстого и его возможное влияние на
общество, и ждал от него доброго отзыва. Ожидания мои
сбылись, но не вполне.
Можно бы сказать больше и резче оттенить ту
проповедь «уважения к женщине», которая слышится в
«Сонате», начиная с рассказа о первой поездке в дом
терпимости и кончая заключительными словами. Вчера у меня
был довольно прозаический человек — прокурор
Варшавской судебной палаты Турау — и я дал ему прочесть
«Сонату». Он заявил мне сегодня, что не спал всю ночь, думая
о ней и подавленный ее «чистою правдою».
Не тронул также Буренин и психологической стороны,
которая просто пугает своею «проникновенною», как
выражается Достоевский, глубиною.
Читаю «La bête humaine» 1. Тип следователя,
ограниченного и самодовлеющего педанта, превосходен, но
отправная точка произведения — под влиянием теории Ломбро-
зо — мне не симпатична *.
Интересна статья Б. Н. Чичерина по поводу записок
Карцова в «Русском архиве» № 4*.
Душевно преданный Вам А. Кони.
57. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
12 апреля 1890. Петербург
90.1 V. 12.
Глубокоуважаемая Анна Григорьевна.
Возвращаю Вам с великою благодарностью исповедь
Ставрогина *. Оценивать подавляющую форму и глубокий
1 «Человек-зверь» (франц.).
8 А. Ф. Кони, т. 8 113

психологический интерес этого отрывка было бы излишне*
У людей, хоть сколько-нибудь чутких в художественном
(и житейском!) отношении, не может быть двух мнений о
значении всего, что писал Ф[едор] Михайлович]. Но мне
думается, что «Бесы» не потеряли оттого, что этот
отрывок не вошел в них. Характер Ставрогина ясен и без
того — наиболее хватающие за душу места его исповеди,
в которых становится и страшно и гадко за человека,
составляют вариант рассказа Свидригайлова Раскольни-
кову *, а симпатичные черты отца Тихона отразились, как
эхо, в разных местах Карамазовых. Между тем la crudité 1
исповеди Ставрогина дала бы повод врагам славы и
таланта Ф[едора] Михайловича] лишний повод утверждать,
что это «жестокий талант» и т. д.
Вы желали знать мое мнение — и простите за его
откровенность, если я скажу, что, по моему мнению, не надо
бы печатать этого и за границею.
Извините за торопливость и отрывочность письма:
завален работою.
Мой поклон Люб[ови] Федор[овне] и Вашему сыну, ко-:
торый мне показался очень симпатичным.
Преданный Вам А. Кони.
58. Р. М. ГОЛЬДОВСКОЙ
20(8) июля 1890. Рейхенгалль
Reichenhall.
VII.20(8).1890.
Я получил сегодня Ваше письмо*, друг мой, и хочу
сегодня же отвечать на него. Благодарю Вас за добрые и
теплые строки, мною незаслуженные. Впрочем жизнь
устроена престранно. В сущности, люди созданы, как
инструменты— один издает мелодический ропот виолончеля,
другой жужжит и звенит, как бубны, третий проявляет
себя, как барабан, если его бьют, и т. д. Но судьба, зло
подсмеиваясь и издеваясь, перемешивает орудия для игры
на этих инструментах и, смешав их, выбирает на удачу, на
злорадную удачу — и мы постоянно видим в жизни, что
1 Обнаженность (франц.),
114

она бьет чуть не коленом по тонкострунной цитре или
стройной арфе и вежливо касается дуновением грубого
контрабаса, как будто это Эолова арфа... Бывают, однако,
случаи, когда на далеких расстояниях два разных и по
конструкции чуждых друг другу инструмента издают один и
тот же звук наболевших струн и, несмотря на шум и
грохот уличной суеты, сливаются в один, заметный лишь для
них, тихий и подчас скорбный аккорд... Не поэтому ли Вам
кажется, что мы старинные друзья *, давно душевно
близкие Друг другу, — и мне, великому ненавистнику писанья
(но не получекья) писем, легко пишется Вам и хочется
сказать Вам ласковое, доброе, но — увы! бессильное слово?
Итак — и Вы были в милом месте, глаголемом
Reichenhall. Здесь очень хорошо — и не будь нескольких россиян
из типа современных отечественных туристов, привозящих
за границу свою шумлизо-неряшливую
неблаговоспитанность, свои барские замашки в связи с грошовою
расчетливостью и свое пошлое скифское презрение к «немцу», то
жилось бы еще лучше. Есть здесь, впрочем, чудный в
нравственном отношении, умный и мягкий, ученый и простой
человек — Гиршман, профессор офтальмиатрии в
Харьковском университете. Вы, вероятно, слышали об этом
превосходном человеке. Вот с кем встреча нравственно
освежает и ободряет. Мы совершаем огромные прогулки по
великолепным окрестностям R[eichenhall].
Быть может, мне, по некоторым обстоятельствам,
придется переменить маршрут и ехать отсюда чрез Вену на
Одессу в Крым (куда меня очень зовет бывший военный
министр — ныне всеми покинутый — гр[аф] Д. А.
Милютин, дружбою которого я горжусь) и оттуда, уже в самом
начале сентября, проезжать чрез Москву, в которой мы
увидимся — у Вас или у меня — как Вы захотите. Если
же я поеду чрез Москву, то, конечно, я с радостью
исполню Ваше желание. Это такая милая мысль проехать
вместе несколько станций!
Я разделяю вполне Ваше мнение по поводу
гастрономического пикника, названного Тюремным конгрессом *.
И какие жалкие в научном(?) отношении результаты он
дал! Я не жалею, что пришлось уклониться от участия
в нем, находя тяжелым на пятом десятке участвовать во
всем этом международном лицемерии и лишенной
серьезного отношения к делу болтовне [людей], в среде которых,
по выражению Тургенева, истинное человеколюбие и «не
8*
115

ночевало...» Я не читал речи Спасовича (ушаты помойной
воды, называемые русскими газетами, исключая «Русски«
ведомости», до меня, к счастью, здесь не всегда доходят)
0 Говарде, но не думаю, чтобы она была широко задумана
и тепла *. Спасович диалектик и, пожалуй, ритор, но не
оратор и не художник. А о Говарде можно бы много
сказать *. Этот человек интересен не an sich \ но für sich2...
Лично — это был добрый, неглубокий, но искренний
критик существовавшей при нем тюремной системы,
намечавший весьма прозаические и скромные идеалы, с
настойчивостью, впрочем, удивительною. Не с этой стороны (а о
ней-то, вероятно, все и говорилось на конгрессе) он
интересен и важен для человечества, а важен он как один из
бойцов целой шеренги людей, выступивших в середине
XVIII столетия на защиту попранной человеческой
личности. Он был одною из волн того прибоя, который вынес
на берег современного общества понятие о человеческом
достоинстве. В этом отношении история представляет
интересные периоды. Древний мир знал гражданина и раба.
Первому принадлежали права, второй нес обязанности. Но
человека в общем, равном для всех смысле, не
существовало; личность отсутствовала. Христианство явилось
разлагающим элементом древнего мира. Оно провозгласило
права человеческой личности — и сказало: «несть иудей, ни
эллин» *. Но человеческая личность потерялась в широко
открытом для нее просторе, ей стало страшно без
авторитета — сна постепенно сгруппировалась под куполом
католической церкви, под шатром средневекового
государства — и эти две новые силы поглотили ее права и подавили
ее живое проявление. Прошли века, личность предъявила
свои права — прежде всего на духовную свободу — и
свершилась реформация, а потом и на свободу гражданскую,
на равенство — и свершилась в конце XVIII в[ека]
революция, так печально и жестоко испачкавшая свои светлые
страницы напрасно и несправедливо пролитою кровью. Но
перед этим кровавым актом свершен целый ряд мирных
завоеваний в пользу личности — и на самых разных путях.
Изучение жизни и личности этих завоевателей
заслуживает благодарного внимания *. Человека жгли, колесовали,
четвертовали, уродовали — явился Беккария, и вся эта же-
1 Сам по себе (нем.)*
2 Собою (нем.).
116

стокость отошла в область печального прошлого*;
человека судили и обвиняли по формальным, механическим
доказательствам, требуя сознания и выпытывая его
ужасающими мучениями, среди стонов и воплей физических
страданий — пришел Филанджиери, и в процессе
началось обновление; человека морили в грязных, мрачных
ямах и вертепах, именуемых тюрьмами, отдавая на
произвол тюремщиков, — явился Говард и пролил свет,
порядок, законность и... надежду в безнадежное дотоле здание
тюрьмы; ребенка дрессировали, вбивая в него знание
рутинным образом и выбивая из него самобытность, — и Яе-
сталоцци взял его за руку и вывел к гуманной системе
современного, индивидуализированного воспитания*;
наконец, несчастный больной душевно, сумасшедший,
«одержимый бесом» и страшный своею болезнью для
окружающих, томился на цепи, в цепях, стеная и скрежеща зубами
под ударами плети и струями холодной воды на голову, —
и пришел Пинелъ, великий, незабвенный Пинель, и снял
эти цепи, и в одержимом бесом признал несчастного
брата, и приказал «лечить», а не «содержать» *... Эти
завоевания, сделанные в области чувства, в сфере оценки
человеческой личности, составляют величайшую заслугу
поименованных мною людей, и хотя с пятидесятых годов против
их идей началась реакция, состоящая в новом подавлении
личности, выразившемся -в нелепых «детских садах», в
чрезвычайном развитии одиночного тюремного
заключения, в учении о «неисправимых» и
«прирожденно-порочных» преступниках, в отрицании свободы воли и
провозглашении психопатии как-основания для иевменения, наконец,
в общем оживлении зоологических, расовых ненавистей и
предубеждений, но это лишь временный шаг назад, — и
человеческое достоинство снова займет вполне
завоеванное им с помощью Говарда и др[угих] место. Вот что я
хотел бы сказать на конгрессе, если бы стал говорить...
А обратили ли Вы внимание на выставку по поводу
этого конгресса *. На ней французы выставили орудия и
рисунки пыток и восковые манекены, изображающие le
dernier jour d'un condamné *. Какое это отношение к
лучшему устройству тюрем имеет, я не понимаю, а, между
тем, смотреть всю эту «мрачность» возили воспитанников
Последний день осужденного на смерть (франц.).
117

учебных заведений и даже институток! Видели ли Вы Рос*
си в «Гамлете»?* Помните ли сцену, когда он выходит
с книгою и в горькой задумчивости говорит: «Parole,
parole, parole!» !. Так и многое в современной жизни цивили-?
зованного общества.
Мое здоровье поправляется плохо — и я просто не
знаю, что делать с сердцем. Выражаясь языком Уложения
0 наказаниях], оно отличается самым преступным «без-:
действием власти». Особенно тяжело в бессонные ночи от
удушья.
Вы пишете о Мише *. Мне не придется, вероятно,
видеть его юношеский расцвет, но если бы я до этого дожил,
то — будет ли он, мой милый знакомый незнакомец—•
еврей или христианин, мое участие, поддержка и
сочувствие принадлежат ему заранее, во имя его
настрадавшейся матери. С вопросом о нем торопиться незачем —
лет до восьми можно оставить вопрос in statu quo2. А там
многое может еще перемениться. Главное, не падайте духом
и не теряйте веры, что ему предстоит светлое будущее.
Знаете прекрасную болгарскую пословицу: «Кто посеял
со слезами — тот пожнет с радостью»... У нас обострение
вопроса, который Вас мучит — есть дело газет и
бюрократических воззрений. Общество в существе относится к
нему спокойно, — одна адвокатура из соображений
ремесленного свойства к стыду своему приняла участие в
реализации газетных вожделений. Но, знаете ли, здесь, за гра-?
ницею, это движение гораздо серьезнее и глубже.
Несмотря на пользование гражданскими] правами и
сравнительную независимость, — евреи не могут не чувствовать
здесь своего отчуждения и окружающей их худо скрытой
ненависти. Уж одно то, что антисемитизм организовался
в мужественную политическую партию, посылающую
своих представителей в парламент, есть явление первой
важности. Нельзя не сказать, что «la juiverie de la haute
Banque» 3, как ее называют французы, дает немало поводов
к раздражению своею надменностью и насильями над
совестью своих сочленов. Теперь здесь производит большую
сенсацию (в газетах помещаются стенограммы,
телеграммы) возникшее во Франкфурте дело о «сделании» сума-
1 Слова, слова, слова! (франц.).
2 В том же положении (лат.).
8 Еврейство высших банковских кругов (франц.).
118

сшедшим по настоянию родственников и Vorstand'a der
jüdischen Gemeindel богатого еврея, совершенно здорового
(он пробыл, однако, в Либенштедте в вилле сумасшедших
в самых тяжелых условиях в руках еврея-директора семь
месяцев за то, что он не хотел подчиняться всем
особенностям устарелого и мрачно-изуверского ритуала). Эта
история, о которой не решается умалчивать даже австрийская
пресса, qui est essentiellement Israélite2, придает новую силу
антисемитизму...
Но довольно об этих грустных вещах. Будьте здоровы!
бодры! Набирайтесь сил на зиму — и верьте искренней
преданности
А. К.
Поцелуйте за меня Мишу. Мой адрес poste restante3.
P. S. Если вздумаете отвечать (poste restante), то
сейчас, а то письмо может меня не застать. Я посылаю Вам
не франкируя, ибо так скорее дойдет, и прилагаю марки,
на которые Вас разоряю.
P. P. S. Читали ли Вы «Notre coeur» G. de Maupassant? 4
В этом романе есть все, но именно сердца-то нет и следов *.
59. М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ
11 декабря 1890. Петербург
90.XII.11.
Дорогой Михаил Матвеевич.
Теперь, ввиду моего нового медицинского звания (я
член Медицинского совета), дающего мне весьма
интересные занятия, мне чаще приходится иметь дело с
медицинскими книгами. Поэтому позвольте Вас просить, если это
Вас не затруднит и не нарушит ни в чем каких-либо иных
предначертаний Ваших, ссужать меня получаемыми Вами
(и, конечно, остающимися не разрезанными) «Вестником
1 Представителей еврейской общины (нем.).,
2 Которая, в основном, еврейская (франц.).
3 До востребования (франц.).
4 «Наше сердце» Г. де Мопассана? (франц.).
119

психиатрии и невропатологии» Мержеевского, «Вестником
судебной медицины и гигиены», «Архивом психиатрии»,
издаваемом] Ковалевским в Харькове, и газетою «Врач»,
изд[аваемой] Манасеиным. По прочтении и просмотре я
буду эти книжки возвращать, а о том, что в них есть
заслуживающего общего внимания, сообщать в «Вестник
Европы», на красную облатку. Вы бы также очень меня
обязали, если бы приказали собрать эти издания за
нынешний год и прислать мне. В былые годы Вы давали мне
«Медицинский календарь» (или «Календарь для врачей»),
присылаемый Вам. Теперь бы он мне был особенно
интересен. Простите, что беспокою Вас. Я чрезвычайно занят
Есе это время: хочу заработать себе отпуск на рождество
в Москву. У нас в Совете происходит интересный суд над
Пелем и его спермином *. При свидании расскажу Вам
подробности.
Вчера я поддался на настойчивое и неоднократное
приглашение М. И. Семезского и был на его лекции о Петре.
Благодарю! Не ожидал!
Ваш душою А. Кони.
Усердно кланяюсь Л[юбови] И[саковне].
60. А. П. ЧЕХОВУ
20 января 1891. Петербург
91.1.20
Милостивый государь Антон Павлович.
Приключившееся со мною нездоровье, продолжающееся
до настоящего времени, лишило меня возможности быть у
Вас и поблагодарить за любезное посещение *.
Боясь, что мне не удастся исполнить этого и
следующие дни, а между тем Вы можете уехать *, прошу Вас
сообщить мне свой московский адрес. В начале апреля я
буду в Москве * — и, если позволите, посещу Вас.
Глубоко Вас уважающий А. Кони.
По тому же нездоровью я не успел и повидаться с На-
рышкикою *.
120

61. M. M. СТАСЮЛЕВИЧУ
21 января 1891. Петербург
1.91.21.
Дорогой Михаил Матвеевич.
Не ждите меня сегодня к обеду. Я сильно расстроен
гнусною кампаниею, предпринятою против Сената, т. е.
в сущности против меня, нашею печатью и тем отражением
этой кампании, которое может коснуться не одного меня *,
По-видимому, для меня возникает очень тревожное время,
и я слишком впечатлителен, чтобы спокойно и весело
бывать в обществе. Я зайду к Вам на днях к завтраку с тем,
чтобы перед оным потолковать с Вами. Но пусть эта
причина останется сегодня между нами совершенно. Для всех
прочих, кроме Вас, я нездоров. Извините же мне мое
отсутствие и дайте пожать Вашу руку.
Ваш А. Кони.
P. S. Вчера по той же причине не мог быть и на
открытии Ратьковского училища, где, вероятно, встретил бы Вас *.
62. Н. М. МИНСКОМУ
9 марта 1891. Петербург
9.III.91.
Посылаю Вам, многоуважаемый Николай Максимович,
«Пропавшую серьгу» *. Когда прочтете — верните мне этот
номер «Недели»: он у меня единственный... Интересно
знать Ваше мнение об этой драме житейской. Я разыскал
письмо Кавелина, которое и прилагаю *. Как он был
впечатлителен! И предположения его о моем «авторстве»
вполне ошибочны.
В Вашем прекрасном стихотворении, посвященном
памяти Гааза*, есть одна маленькая неточность: «Вы
забыли о Христе!» — воскликнул святой старик в заседании
Тюремного комитета. В данном случае Христос звучит
гораздо сильнее
«из туч гремящего, невидимого бога...»
да и разговор не с глазу на глаз, а в заседании более
колоритен. По рассказу очевидца (сенатора Ровинского), все
присутствующие смутились, побледнели.
121

Филарет был такая «сила» и такая «особа», что
напомнить ему о Христе — как факте и как символе любви
к человечеству — было большою дерзостью.
Все ждали гневной вспышки. Филарет потупил глаза,
потом, помолчав, сказал свой ответ, поклонился круговым
поклоном и вышел *...
Преданный Вам А. Кони.
63. А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
2 августа 1892. Петербург
92.VIII.2.
Караванная, 20.
Глубокоуважаемый Алексей Михайлович.
В первую свободную минуту, лишь недавно вернувшись
с Кавказа, берусь за перо, чтобы сердечно поблагодарить
Вас за присылку Ваших стихотворений * и за
наслаждение, которое я вновь ощутил при их чтении и, в
особенности, при чтении Вашего автобиографического
предисловия. Чем-то чистым, освежающим и ободряющим веет от
него. Сквозь мягкие и примирительные, хотя и скорбные,
черты поэта оно дает узреть твердые и благородные черты
гражданина. Как хотел бы я, чтобы побольше молодых
людей прочли и поняли это предисловие, так идущее
вразрез с господствующими теперь у нас идеалами и
стремлениями...
Дружески жму Вашу руку.
Искренно Вам преданный А. Кони.
P. S. Я послал Вам отдельный оттиск части моей речи
о первых днях нашего нового суда *. Получили ли Вы
его?
64. Н. X. БУНГЕ
18 июля 1893. Павловск
93.VII.13.
Павловск.
Глубокоуважаемый Николай Христианович.
Я был чрезвычайно обрадован весточкою от Вас *, а
также известием, что M. М. Стасюлевич видел Вас бодрым
и в добром здоровье.
Ï22

Говорят, что окрестности Эмса превосходны, и потому
нельзя не пожалеть, что здоровье Ваше или, вернее,
состояние Вашего организма не дает Вам ими пользоваться
«мерою полною, утрясенною». Ведь все мы живем только
летом, а зимою, в наших закупоренных помещениях, только
«существуем». Завидую Вашему отдыху, вдали от здешней
«злобы дня».
Мне, наоборот, приходится по три дня проводить в
городе, получать на даче непрошеные визиты разных
заезжих провинциалов и немногий досуг проводить на террасе
среди дел и бумаг. А между тем уехать и оставить Сенат
при его «летнем» положении решительно невозможно.
Поэтому и читается мало. Впрочем М. Прево «L'automne d'une
femme»i я читал. Это заурядный французский роман о
праздных людях, любящих играть, как выражается Иона
Циник во «Взбаламученном море», «любовный пантомим
среди прелестнейших долин» *. Какие пигмеи все эти
Прево, Бурже, Онэ и др. пред нашим милым и незабвенным
Мопассаном! Он один понимал и умел изображать жизнь
в романе, ибо физиологическо-антропологическо-зоологиче-
ской беллетристики Золя романом назвать нельзя.
И мне «История двух городов» Диккенса казалась
скучною, за исключением двух-трех лирических мест. Я же
здесь перечитал вновь «Войну и мир». Какое это величие
образов, картин и мысли! Как удивительно вставлена
жизнь личная души в рамку пестрых, сложных и разно-
ценных событий! И весь Толстой, весь последующий
Толстой в этом романе! Читал я также «Souvenirs d'egotiste»2
Стендаля. Очень интересны. Но что такое «эготизм» по-
нашему? «Ячество»? Ichsucht? 3
Я вполне разделяю Ваш взгляд на Муравьева. Это
вполне достойный представитель и птенец судебного сословия.
Голова его устроена превосходно, и ее продовольственные
запасы наполнены доверха, а язык гибок, силен и умеет
влиять. Это вполне удачный выбор. Некоторые
сомневаются относительно его сердца, но мне думается, что они
ошибаются, принимая сдержанную форму за существо. Во
всяком случае это человек выдающийся *. *
Позвольте пожелать Вам всего, всего хорошего.
Ваш А. К.
1 «Осень женщины» (франц.),
2 «Воспоминания эготиста» (франц.).
3 Эготизм, себялюбие? (нем.)
Ш

P. S. Мне на днях говорили, что Ю. Ф. Самарин
отпустил своих крестьян на даровой, т. е. нищенский, надел.
Ужели это правда?
65. Л. Н. ТОЛСТОМУ
22 января 1894. Петербург
94.1.22.
Глубокоуважаемый Лев Николаевич,
пишу Вам всего два слова, ибо тороплюсь передать
письмо П. И. Бирюкову. Он сообщит Вам на словах мое
мнение и мой совет по делу Бермаиов. Дело это обратило
на себя мое внимание, еще когда только поступило к нам,
но мне невиновность их представлялась более чем
сомнительною. В приговоре присяжных, которые выслушали
защитников и совещались долго, нельзя видеть тенденции
или юдофобства, ибо, имея пред собой пятерых евреев и
одного христианина, они обвинили последнего и двух
евреев, а остальных оправдали. Я записал Бирюкову, в каком
порядке и при наличности каких условий можно добиться
возобновления дела *.
Желание Ваше относительно княгини Хилковой будет
исполнено по мере умения *. Что касается до Холевинской,
то уже сделано распоряжение об ее освобождении, и
департамент полиции не находит препятствий к
возвращению ее к прежним занятиям *. Окончательное
распоряжение должно быть принято прокурором палаты Ливеном,
который вскоре будет в Петербурге, и я с ним немедленно
увижусь.
Надеюсь, что Вы здоровы, очень бы хотел поскорее
свидеться с Вами и дезинфицировать душу от ядовитых
и гнилых испарений Петербурга.
Сердечно Вам преданный А. Кони.
66, П. Н. ОБНИНСКОМУ
7 февраля 1895. Петербург
95.II.7.
Глубокоуважаемый Петр Наркизович.
Отвечаю Вам также конфиденциально на Ваши
запросы. Прежде всего позвольте исправить одну ошибку,
124

довольно для меня неожиданную со стороны М. В. Духов-
ского. Я вовсе не руководитель отдела, а простой его член,
наравне с прочими. Руководитель же отдела сенатор
Н. С. Таганцев, с которым мы не по всем вопросам
сходимся. Он состоит председателем III отдела (уголовного
судопроизводства). Я не знаю, какие именно проекты
сообщил Вам М. В., но надо заранее заметить, что между
циркулирующими вообще в комиссии проектами есть
измышления анонимных авторов, выходящие неизвестно
откуда и обреченные на «отцветание без расцвета». Таковы,
напр[имер], проекты введения ревизионного начала, общих
начал судоустройства и т. п., в которых туманные
пожелания скороспелых перекраивателей наших Уставов
находят себе уже определенное выражение. Но проекты эти
никакого значения не имеют, и им не придает никакого
значения сам Н. В. Муравьев, вообще ведущий дело
пересмотра с большим тактом, беспристрастием и любовью
к нашему общему прошлому *. Созванный им съезд
старших] председателей и прокуроров палат был им прекрасно
руководим и по некоторым частям дал очень
удовлетворительные результаты, не чуждые нравственного подъема.
Я пришлю Вам на днях мое вступительное и
заключительное сообщение при совещаниях о суде присяжных, и
Вы увидите, как хорошо и успокоительно стал этот
вопрос *.
В отделе нашем до сих пор составлена лишь
предположительная схема судоустройства, в ответ на схему
министерства, но и она подлежит еще спору и обсуждению,
тем более что я держусь такого мнения, что без
упразднения судебной функции земских начальников никакая
перестройка здания немыслима и лучше остаться при старом,
улучшив лишь детали судопроизводства. Кроме того, в
этой схеме представляется весьма спорным соединение
следственных] и судейских функций в одном лице.
Затем составлена подробная инструкция для общих
ревизий в целях пересмотра Уставов, большой «вопросник»,
который будет разослан, и, наконец, стала обсуждаться
работа особой комиссии о преобразовании следствия,
основанная в значительной своей части на выводах совещания
старших председателей и прокуроров. Эта работа ныне
подлежит большой критической проверке. В ней, на мой
взгляд, много опасных сторон, и если при известном
расширении прав прокуроров по 545 ст[атье] У[става] у[голов-
125

ного] Судопроизводства] и можно допустить до суда
большее против настоящего количество дел без следствия, то
во всяком случае для этого надо совершенно
реорганизовать полицию, создав особые судебно-полицейские органы,
что едва ли при наших условиях возможно, тем более, что
и в настоящих пределах дознания полиция теперь не
исполняет своих обязанностей.
В этом отношении Ваши заметки и мнения в
дополнение к тому, что уже заключается в книге «Закон и жизнь»,
были бы чрезвычайно ценны. По моему мнению, их
следует прислать на имя Таганцева или прямо в Комиссию
(или пусть их привезет Духовский). Я не сомневаюсь, что
они будут приняты с благодарностью. До сих пор к нам
поступило очень мало замечаний и притом, по большей
части, пустых. Но с ними надо бы поторопиться.
Председатель наш ведет дело «скоропалительно» и в последнюю
пятницу чуть не поставил на разрешение вопрос о придаче
актам дознания характера следственных] действий, и лишь
по моему настоянию вопрос обращен на пределы и объем
545 ст[атьи] У[става] уголовного] судопроизводства], что
и будет обсуждаться в предстоящую пятницу. Между
прочим, мысль о передаче органам полиции исследования
маловажных преступлений имеет для большинства нашего
отдела гипнотизирующее влияние потому, что защитники ее
ссылаются на то, что при расширении в последние годы
подсудности мировых судей — они ведают дела довольно
серьезные, лишь проверяя дознание и протоколы полиции.
От души приветствую Ваш триумвират, но желательно
было бы (это между нами!), чтобы Духовский принимал
более активное участие.
До сих пор он говорил только раз, да и то потому, что
к нему обратился председатель, причем ограничился
выражением своего сочувствия с мнением одного из членов.
Я, во всяком случае, сообщу Таганцеву о Вашем
желании помогать нам и постараюсь быть интерпретом Ваших
взглядов даже и при несогласии (?) с ними.
Благодарю Вас за очерк и реферат. В 1/2 марта еду
ревизовать Тифлисскую палату и» если остановлюсь на
день-другой в Москве, постараюсь пожать Вашу
благородную руку. Я очень, очень устал и нравственно и
физически.
После 50 л[ет] трудно быть юристом-практиком, и в
душе поднимается разлад, дотоле неведомый^
ДО

Да и кругом невесело..,-
Будьте добры и да хранит Вас бог на нравственное
утешение всех Вас любящих и почитающих, из них же единый
А. Кони.
67. А. Н. ПЫПИНУ
28 июня 1895. Петербург
95.VI.28.
Невский, 100.
Глубокоуважаемый Александр Николаевич.
Приехав вчера из глуши Финляндии, где я привожу
себя в порядок после утомительного путешествия на
Кавказ и еще более утомительной ревизии, я нашел Ваше
письмо. Оно совпало с моими намерениями, но только, к
сожалению, вероятно, не совпадет со временем и способом
его осуществления.
Я считаю своим долгом отозваться о Ровинском не
только ввиду его значения, как своеобразного и
общественного деятеля, но и ввиду наших личных отношений, так как
я не только был свыше 10 лет его сослуживцем (и весьма
близким) по Сенату (он был в моем департаменте, и мы,
совместными усилиями, старались смягчить, а подчас и
обратить в ничто суровые приговоры по делам о расколе, на
которые стали в последнее время так падки наши, якобы
«веротерпимые» присяжные), но и первые годы судебной
службы провел под его начальством, состоя его секретарем
по должности прокурора Московской судебной палаты.
Поэтому я теперь уже стал приводить в порядок материалы
для воспоминаний о нем и нахожу, что c'est une mer à boire1,
ибо Ровинского — служителя Фемиды почти нельзя от-:
делить от Ров[инского] — служителя искусства, а
последнее его «звание» заставляет весьма углубиться в значение
его художественных изданий. Поэтому и удрученный
составлением всеподданнейшего отчета о ревизии (я был на
Кавказе по высоч[айшему] повел[ению] в качестве сенатора,
проводящего ревизию), который необходимо составить по
1 Это очень трудное дело (дословно: все равно, что выпить море)
(франц.).
127

свежим воспоминаниям и который отнимает у меня все
время, я и решил приготовить воспоминания] о Ровин-
с[ком] в виде речи к открытию осенних заседаний
Юридического общества (в конце сентября или начале октября) *
и затем немедленно ютдать их в печать. Видеть их на
страницах «Вестн[ика] Европы» я счел бы за особую честь, но
удобно ли будет, если они появятся не ранее октября? *
Вот вопрос, по которому я буду ожидать Вашего
разрешения. Воспоминания будут иметь и несколько личный
характер, ибо он был в интимных сторонах своей служебной
жизни большим оригиналом.
Я живу в Финляндии, но каждые 10 дней бываю в
Петербурге.
Душевно Вам преданный А. Кони.
68. Л. Н. ТОЛСТОМУ
29 июля 1895. Юстина
95.VII.29.
Юстина, Финляндия.
С.-Петербургский: Невский, 100.
Дорогой и глубокоуважаемый Лев Николаевич,
отрываясь на минутку от моих занятий (я ревизовал
кавказские суды и удручен работою по приведению в
порядок собранных материалов) и превозмогая мое
нездоровье (вот уже второй год я сильно страдаю сердцем),
пишу к Вам вследствие полученного мною письма Л. Я. Гу-
ревич. Взволнованная появившимся в газетах известием о
том, что Вы оканчиваете повесть, действие которой
происходит в окружном суде (уж не история ли это Розалии
Они? Как бы это было хорошо!) *, она обращается ко мне
с просьбою замолвить за нее слово пред Вами, объясняя,
что появление этой повести в ее журнале было бы для
нее событием чрезвычайной важности ввиду того, что
журнал ее переживает тяжелый кризис. Я не считаю себя
вправе обращаться к Вам с такою просьбою, так как у Вас
могут быть причины и соображения, по которым Вы
находите нужным или желательным поместить новое
произведение Ваше в другом каком-либо журнале, но не могу не
128

сказать, что понимаю мотивы страстного желания Л[юбови]
Я[ковлевны] иметь повесть Вашу у себя *. Помимо вполне
естественного издательского самолюбия, ею руководит
опасение за будущность «Северного вестника», в который она
уложила все свои нравственные силы и материальные
средства и гибель которого увлечет ее во всех отношениях в
пропасть, да и не ее одну, а, вероятно, и отца ее с его гим-
назиею, средства которой в значительной степени пошли
на поддержку журналд.
Как давно не видались мы! Как давно не имел я
отрады слышать Вас и очиститься душою в общении с Вами!
Я прикован к своему посту тяжелою работою и не могу его
оставить, несмотря на крайний упадок сил, ибо не вижу
рук, в которые мог бы передать дело, на котором можно
наделать много зла. Знаю, что Вы не разделяете моего
взгляда, но утешаю себя уверенностью, что Вы знаете,
что не личные побуждения задерживают меня на службе,
а желание хоть чем-нибудь быть полезным. Нужно ли
говорить Вам, что я читал «Хозяина и работника» * со
слезами умиления.... Желаю Вам всего, всего хорошего.
Ваш А. Кони.
Я послал Вам зимою две мои брошюрки. Надеюсь, что
они получены *.
69. Н. С. ТАГАНЦЕВУ
15 се*зтября 1895. Петербург
95.IX.15.
Многоуважаемый Николай Степанович.
Завтра у тебя в докладе дело по протесту тов[арища]
прокурора Саратовской] палаты на приговор о «восстании»
арестантов. Позволь препроводить тебе одну из двух
аналогичных резолюций, состоявшихся летом по однородным
делам. Мне кажется, что наши палаты действуют прямо
вопреки разъяснениям д[епартамен]та по д[елу] Пашковских
и другим, усматривая в волнениях арестантов восстание.
Мотивы к 263 и 264 ст[атьям] Уложения прямо указывают
на то, что восстанием признается противодействие общим
9 А. Ф. Кони, т. 8
129

мерам правительства, направленное к колебанию порядка
не в одном только отношении, расплывающееся, как река
или пожар, на целой местности и границ коего заранее
определить нельзя.
Какое же восстание может быть в замкнутых стенах?!
Я поручил Маркову представить ходатайство о признании
этого дела неподсудным сословным представителям
(вопрос о подсудности Сенат возбуждает сам) и спешу
сообщить об этом на твое благоусмотрение.
Извини за бессвязность письма: треплят во все
стороны.
Твой преданный А. Кони.
70. Л. Н. ТОЛСТОМУ
30 октября 1895. Петербург
95.Х.30.
Масса работы и почти постоянное нездоровье не давали
мне до сих пор возможности ответить на Ваше радостное
для меня письмо, дорогой Лев Николаевич *. Благодарить
Вас за его сердечный тон и за глубину его содержания
нельзя, но не могу не сказать Вам, что такое Ваше
отношение ко мне я считаю лучшею наградою за многие
тревоги и горькие минуты, пережитые и переживаемые мною
в моей не исключительно-эгоистической работе. А работы
очень много. Здоровье уходит быстро, а хочется еще
многое сказать и сделать в нашей хотя и узкой, но влияющей
на жизнь народа сфере. А рядом идет большая работа —
новые Судебные уставы и новое Уложение — и полны руки
дел, в которых наши судьи так часто из «слуг
правосудия» стремятся обратиться в «лакеев правосудия».
Подчас просто не знаешь, где взять времени и сил. В такие
минуты так хотелось бы видеть Вас, пожать Вашу руку и
«дезинфектировать» душу в общении с Вами! Уповаю, что
на рождестве, если только Вы будете в Москве, это мне
удастся *.
Я не боюсь смерти. В этом смысле нездоровье меня не
пугает. Но я могу сказать вместе с Некрасовым: «Хорошо
умереть, тяжело умирать...»*. Тяжело чувствовать, как
падают силы и как не можешь их напрягать с прежнею
130

энергиею. Да есть и разные несчастливцы, которым
служишь посильною поддержкою, а мысль о их будущности
невольно тревожит. А самая смерть не страшна... Я верю
и верую в будущую жизнь, верю, что Там найдет себе
успокоение сердце, которое не может быть равнодушно к
злу и в особенности к несправедливости здешней жизни.
Скажу больше — я не люблю жизнь вообще, и мне всегда
казалось, что родители берут на себя большую вину пред
детьми, давая им то, чего они, положа руку на сердце,
вторично не пожелали бы себе, если бы знали при рождении
своем, что такое эта предстоящая им жизнь. Судьба,
серьезный взгляд на супружеские отношения, раннее
знакомство с жизнью, вечный труд, не оставлявший досуга,—
создало то, что я лично одинок. Поэтому меня ничто и не
удерживает в жизни. Я не предъявляю к ней никаких
прав, ко зато и не обязан цепляться за нее и «propter vi-
tam vivendi perdere causas» l, как это часто у нас делается.
Поэтому я часто думаю о смерти не только без страха, но
с жадным чувством грядущей радости, как стоящий на
часах солдат думает о смене.
Я так занят, что не успел до сих пор ни на одной из
двух сцен посмотреть на Ваше великое произведение *.
Еще раз сердечно благодарю Вас за письмо и с
глубочайшим уважением и душевною привязанностью жму
Вашу руку.
Ваш А. Кони.
71. Л. ©. ГРАМАТЧИКОВОЙ
1 января 1896. Петербург
96.1.1.
Дорогая моя милушка!
Я не отвечал тебе так долго потому, что был чрезвы-.
чайно занят и делами, и борьбою, и литературной работой.
Мне пришлось проводить дело о хлыстах, о котором я тебе
уже говорил, давать большие и трудные заключения по
делам Алабина и о мултанском жертвоприношении *,
1 Ради существования утратить смысл зкизни (лат.).
9* 131

сидеть по три раза в неделю в комиссии по «ломке»
Судебных уставов и чрезвычайно уставать. Наконец, надо мной
висит громадное дело о крушении «Владимира» *. Кроме
того, мне пришлось читать речь о покойном сенаторе Ро-
винском в Академии Наук и в Юридическом обществе
(она длилась 37г часа) и писать статью о нем почти в 6
печатных листов. Она появится в «Вестнике Европы», и я
вышлю тебе отдельные оттиски...
Милая моя! Что ты мне писала о своем сердце? Оно
прекрасное, честное и теплое, но не сентиментальное, и это-
то хорошо. К. Н. я видел два раза у себя и звал его при
встрече снова, но он не идет. Я пригласил его в
Юридическое] общ[ество], и он, кажется, остался очень доволен.
Даже прислал мне телеграмму. Он с виду вполне здоров
и бодр и, вероятно, преувеличивает свои горести в
письмах к тебе. «Образуется», как говорит Толстой в «Анне
Карениной».
Вероятно, Вы встретили Новый год весело в
Екатеринбурге, я же грустно и одиноко, больной и нервный.
Невесело я смотрю на начавшийся год. Чувствую, что надо
оставлять мне службу. Изменяют силы, да и устал я от
борьбы... Быть может, это немного изменит и время
выполнения нашего плана поездки, но покуда все еще
остается по-старому.
Целую тебя крепко и обнимаю.
Будь здорова. Твой А. К.
72. Е. П, ЛЕТКОВОЙ-СУЛТАНОВОИ
6 января 1896. Петербург
96.1.6.
Дорогая Екатерина Павловна, я не люблю получать
подарки и отношусь к ним с каким-то суеверным
предубеждением. Но есть люди — очень немногие — из чьих рук мне
подарки милы, ибо они всегда осмыслены и полны
значения. Н}'жно ли говорить, что к таким рукам относятся и
Ваши милые руки и что я до крайности тронут Вашим
«Пушкиным». Но где Вы его достали? У Опекушина?
И что это такое — случайный слепок или модель какого-
нибудь памятника? Поворот головы не тот, что в москов-
132

ском памятнике. Я его отмыл и прикрепил на
мраморную дощечку. И вот стоит он у меня на столе в
pendant1 к портрету Гладстона и смотрит на меня всем
своим лучезарным ликом... Спасибо Вам! Большое
спасибо! *
Меня радует Ваш отзыв о статье о Ровинском *. Я так
счастлив, что могу хоть отчасти выяснить его светлую
личность и «отвести душу» на нем. В особенности был я рад
сказать это все — им, великим мира, и напомнить им, что
были на Руси и лучшие времена и что память о них
вытравить совсем невозможно. Пушкин мне нужен отчасти
для второй статьи (по поводу отзывов Р[овинского] о нем
в «Гравированных портретах»). Статья вышла огромная,
в четыре печатных листа, и мне думается, что она будет
интереснее первой. Уже одно то, что Ваши прекрасные,
чистые и честные глаза будут пробегать ее — награда мне
за труд, по правде говоря, очень тяжелый. Он отнял у
меня все праздники, пригвоздил меня к столу, усугубил
мою адскую бессонницу, но (помните Некрасова)
«клянусь, я честно ненавидел, клянусь — я искренно любил» *.
Целую Вашу руку.
Сердечко Вас любящий А. К.
P. S. Я собираюсь просить к себе Пономаревых и
профессора Гиршмана (святого человека). Если это состоится,
можно ли рассчитывать на Вас? Более никого не будет.
73. К. К. АРСЕНЬЕВУ
10 марта 1896. Петербург
96.III.10.
Не хотите ли полюбоваться на статью «СПб.
ведомостей]», вошедших в «entente cordiale» 2 с м[инистром]
юстиции] по вопросу о неприкосновенности земских
начальников *. Вчерашнее заседание очень затянулось и перенесено
на будущий четверг *. Неклюдов уехал среди заседания,
1 В пару (франц.).
2 Сердечное согласие (франц.).
Ш

и я должен поэтому отложить беседу с ним до четверга. Он
был в вопросе о земских начальниках прежде более
судебным человеком, чем многие из присутствующих. Вообще—*
впечатление очень грустное. Что касается до
несменяемости, то я еще дам сражение в Общей комиссии, хотя
заранее уверен, что буду изображать vox clamantis in deserto! l
Каждое заседание Ком[иссии] оставляет во мне такое
горькое и раздражающее впечатление, что я все чаще и чаще
начинаю обращаться к мысли о полном выходе в отставку.
Что Вы на это скажете? Вы знаете, как дорого мне
Ваше мнение.
Пусть все это, однако, останется между нами.
Хотелось бы о многом поговорить с Вами... Когда бы
это сделать?
Душевно Ваш А. Кони.
74. К. К. АРСЕНЬЕВУ
8 сентября 1896. Бодензее
96.IX.8.
Schweiz. Bodensee. M [нрзб.].
Глубокоуважаемый Константин Константинович — при-:
ношу Вам повинную голову по поводу неприсылки
статейки о Мотовилове для Энциклопедического словаря *.
Пред отъездом за границу я все хворал. Меня совсем
замучила бессонница, не уступавшая никаким средствам, да
и сердце снова очень стало шалить. Поэтому я не был в
силах что-либо писать, тем более, что, посвятив весь июнь
месяц на писание биографии Гааза (я ее доставлю в
редакцию] «В[естника] Е[вропы]» в октябре) *, я слишком
натрудил свою и без того утомленную голову. Если время не
ушло — статейку о М[отовилове] легко составить по
данным, содержащимся в моей речи о нем, помещенной в
«Последних годах» *. Я Вам обещаю быть аккуратнее по
отношению к тому списку, который я Вам послал в июне,
«wenn Sie es bewilligen...» 2*. С грустью прочел я в «Н[овом]
1 Глас вопиющего в пустыне (лат.)ь
2 Если Вы это разрешите (нем.),.
ш

в[ремени]», что Вы отвечаете г. 3[акревскому] на его
гнусные выходки в «Юридической газете» против меня и Вас *.
Его следовало бы наказать молчаливым презрением. Я его
давно уже узнал как человека пустого, незнающего (что
я с ним настрадался во время дела о крушении, где он,
между прочим, своими действиями вызвал коллективный
отказ оскорбленных экспертов от занятий и передал
редактору «Южного края» для напечатания постановление
о привлечении обвиняемых даже накануне их допроса! *),
беспринципного и черствого (при Манасеине м[инистерст]ву
приходилось смягчать его заключения об
административных ссылках в Сибирь по известного рода делам; он
ходатайствовал перед министром] ю[стиции] о назначении
военно-полевого суда по д[елу] об обыкновенном убийстве
и т. д.) и готового на всякие унижения из тщеславия (он
м[ежду] п[рочим] по телеграфу испрашивал у м[инистра]
ю[стиции] разрешение уехать на страстную неделю в
деревню, желая исповедаться и приобщиться св. тайн и т.д.),
но я никогда не предполагал в нем такой нечестности,
таких низких и клеветнических приемов в печати, какие он
обнаружил в своих последних литературных подвигах!
Хороша и ст[атья] его о Мултан[ском] деле! * Надо
заметить, что ему как persona grata в м[инистерст]ве отлично
известны мои столкновения по этому делу. Он повторяет
все упреки, деланные мне, —- тоже, очевидно, с целью
подслужиться и умышленно извращая смысл моих слов.
Впрочем его наглость и вместе с тем трусость лучше всего
рисует прилагаемая вырезка из «Journal de Genève».
Признаюсь, я не очень завидую «В[естник)'] Е[вропы]»,
которому грозит честь иметь своим сотрудником такого г[оспо-
ди]на!
Я здесь в водо- и сердцелечебном заведении. Холодно
и дождливо. Работать пока еще не могу. Надеюсь быть
дома к 10 октября. Как здоровье Ваше? Что делают
Евгения] И[вановна] * и Меричка*? Сердечный им привет!
Будьте здоровы, дорогой Константин] Константинович].
Вы бы могли порадовать меня, черкнув строчку. Я
останусь здесь до 22 сентября. Как жалко Водовозова! * Я был
поражен смертью Неклюдова *. Вот как окончилась эта
тревожная, шедшая зигзагами жизнь! Дружески жму
Вашу руку.
Преданный Вам А. Кони.
135

75. А. П. ЧЕХОВУ
7 ноября 1896. Петербург
96.XI.7.
Невский, 100.
Многоуважаемый Антон Павлович.
Вас, быть может, удивит мое письмо, но я, несмотря на
то, что утопаю в работе, не могу отказаться от желания
написать Вам по поводу Вашей «Чайки» *, которую я,
наконец, удосужился видеть. Я слышал (от Савиной), что
отношение публики к этой пьесе Вас очень огорчило...
Позвольте же одному из этой публики, — быть может,
профану в литературе и драматическом искусстве, но
знакомому с жизнью по своей служебной практике, — сказать
Вам, что он благодарит Вас за глубокое наслаждение,
данное ему Вашею пьесою. «Чайка» — произведение,
выходящее из ряду по своему замыслу, по новизне мыслей, по
вдумчивой наблюдательности над житейскими
положениями. Это сама жизнь на сцене, с ее трагическими
союзами, красноречивым бездушием и молчаливыми
страданиями, — жизнь, обыденная, всем доступная и почти
никем не понимаемая в ее внутренней, жестокой иронии, —
жизнь, до того доступная и близкая нам, что подчас
забываешь, что сидишь в театре, и способен сам принять
участие в происходящей пред тобою беседе. И как хорош
конец! Как верно житейски то, что не она, чайка, лишает
себя жизни (что непременно заставил бы ее сделать
заурядный драматург, бьющий на слезливость публики), а
молодой человек, который живет в отвлеченном будущем и
«ничего ни понимает», зачем и к чему все кругом
происходит. И то, что пьеса прерывается внезапно, оставляя
зрителя самого дорисовывать себе будущее — тусклое, вялое
и неопределенное — мне очень нравится. Так кончаются
или, лучше сказать, обрываются эпические произведения.
Я не говорю об исполнении, в котором чудесна Комиссар-
жевская, а Сазонов и Писарев, как мне кажется, не поняли
своих ролей и играют не тех, кого Вы хотели изобразить.
Вы, быть может, все-таки удивленно пожмете плечами.
Какое Вам дело до моего мнения — и зачем я все это пишу,
А вот зачем: я люблю Вас за те минуты душевных движе-
136

ний, которые мне доставили и доставляют Ваши
сочинения, — и хочу издалека и наудачу сказать Вам слово
сочувствия, быть может, Вам вовсе и ненужное.
Преданный] Вам А. Кони.
76, П. А. ГЕЙДЕНУ
23 ноября 1896. Петербург
96.XL23.
Дорогой друг Петр Александрович.
Пишу тебе совершенно секретно по неожиданному,
вероятно, для тебя поводу, который, во всяком случае,
прошу тебя сохранить между нами.
Ты знаешь, что более года как я подвергаюсь разным
инсинуациям и злословию со стороны сенатора Закрев-
ского, вполне презренной личности, думающей,
по-видимому, этим путем снискать себе сочувствие *. Я отвечал
на все его печатные выходки презрительным молчанием и
лишь избегал встречи с ним. Но вчера вечером, в
заседании комиссии о суде присяжных под председательством
Муравьева, я вынужден был встретить этого прохвоста, и
он имел нахальство развязно подойти ко мне и протянуть
мне руку. Я ему своей не подал... Произошло это при
свидетелях и имело, как мне кажется, очень выразительный
характер. Он весь передернулся и вскоре удалился из
комиссии. С моей точки зрения, то, что я считал
необходимым сделать, — очень оскорбительно — и если бы кто-
нибудь позволил себе это против меня, я послал бы ему
вызов.
Такового же жду я и от Закревского, если только он
не холуй последнего сорта.
Ты видишь, в чем моя просьба. Знаю, что она может
стеснить тебя и быть тебе неприятна, но мне трудно
обратиться к кому-нибудь другому и ты извинишь меня.
Я прошу тебя, если последует вызов (я его приму), быть
моим секундантом. Если это против твоих правил —
напиши мне откровенно и я, конечно, не повторю моей
просьбы.
137

Я должен был так поступить с 3[акревским], ибо
всякому нахальству есть предел.
Быть может, он съест эту штуку или станет мне мешать
исподтишка и мое письмо окажется излишним *. Тогда
извини меня и, будь добр, сохрани его между нами. Я дома
в воскресенье до 127г утра.
Твой преданный А. Кони.
P. S. Свидетели события дали мне слово молчать о
виденном.
77. Г. А. ДЖАНШИЕВУ
14 марта 1897. Петербург
97ЛП.14.
Многоуважаемый Григорий Аветович, — искренно
благодарю Вас за откровенное письмо Ваше и вижу в этой
откровенности новый знак дружбы Вашей, которою очень
дорожу. Извините, что пишу карандашом. Я ушибся, упав,
запустил и теперь обречен на лежание в постели. Я не могу,
однако, признать справедливыми делаемые мне друзьями
С[удебных] у[ставов] упреки по поводу ревизии. Прежде
всего они моей ревизии не читали (она утонула под
спудом бумаг в Министерстве] ю[стиции] и была вообще
встречена более чем холодно), а доклад мой в
Юридическом] о[бществе] есть лишь малый ее фрагмент. Во-вторых,
я не ограничился чтением дел и беседами с судебным
персоналом, а двери мои, уши и глаза были гостеприимно
открыты для всевозможных заявлений и объяснений, в
значительной степени проверенных мною на месте; я
пользовался каждою свободною минутою, чтобы вступать в
беседу о местных судебных порядках со всеми, с кем только
удалось познакомиться и кто, по своей профессии, не
принадлежал к судебному сословию; я посещал судебные
заседания и в нарочно созванных общих собраниях суда и
палаты просил откровенных указаний на все слабые места
местного судоустройства и судопроизводства и излагал
свои выводы, прося поправок и дополнений. Почему же
судьи «старого закала» молчали при этом, а критикуют
меня теперь? Не забудьте притом, что я был крайне стес-^
133

нен временем (немного > месяца) и обязательною про-:
граммою, выработанною комиссией, на все многочисленные
технические вопросы которой надо было дать ответ. Я не
могу признать мою ревизию (за прочие я не ответствен)
и обыкновенной) «чиновничьего ревизиею», как Вы пишете.
Я более всего обращал внимание на отношение суда к
населению (ив этом смысле делал большие личные уроки
составу уголовного суда и прокуратуре именно за образ
действий по прекращению преследований и по преданию
суду, не могущий возбуждать доверие к суду в местном
населении), на бытовые особенности, на нравственные
задачи судебных органов, на отсутствие самостоятельности
по отношению к соприкасающимся сферам (иапр[имер],
отношение суда к эввиставам, составляющим бич населения
в некоторых местностях, благодаря попустительству
местных административных] властей и т. п.).
В моем отчете очень мало цифр и вовсе нет
излюбленных указаний на «движение дел», но я указывал на
неправильную постановку следственной части, на негодность
устройства и значительной] части личного состава
прокуратуры; на необходимость суда присяжных на Северн[ом]
Кавказе и привлечения обществ'[енного] элемента в
Закавказье. В личных объяснениях с министром я указывал
и на необходимость дарования прокуратуре
самоуправляющейся организации (еще недавно в Комиссии мне
пришлось говорить целую речь по этому поводу). Вы
скажете—но результаты ревизии? Я отвечу Вам: мои
указания на слабые стороны были отложены в долгий ящик,—
те деятели, на которых я указывал как на достойных, не
получили повышения, за исключением одного, —того,
которого я считал полезным извергнуть из местного
судебного] сословия, — получил повышение, — и я ни разу не
был призван на какие-либо совещания о том, что делать
с суд[ебным] ведомством] на Кавказе. Очевидно, мои
взгляды радикально разошлись со взглядами
министерства. Будущее покажет — моя ли в том вина: «Dixi et ani-
mam levavi» *. Все это, конечно, между нами, Я не дорожу
мнением тех, кто молчит в глаза и шипит за глаза, и
потому confiteor solum hoc tibi!2 — Что касается д,о чтения
1 Я сказал и облегчил тем душу (лат.).
2 Признаюсь в этом только тебе (лат.).
139

показаний обвиняемого, то большинство приняло взгляд,
уже давно высказанный Сенатом и вовсе не такой крайний
и безусловный, как то Вам передано.
Будьте здоровы! Преданный Вам А. Кони.
78. Л. Н. ТОЛСТОМУ
14 марта 1897. Петербург
97.III.14.
Дорогой Лев Николаевич,
извините, что пишу Вам карандашом. Я несколько
времени назад упал и ушибся, а затем не обратил на это
внимания, — и вот ныне должен на некоторое время залечь
в постель. Чернилами писать в ней не приходится. Спешу
ответить на Ваше письмо. Известие о трагической смерти
г. Ветровой, разнообразные толкования причин которой
вызвали здесь студенческие волнения и демонстрации,
встревожили и здесь всех людей с сердцем *. К
сожалению, до сих пор не оглашено никаких результатов
расследования этого печального случая, если только оно было
произведено. А это было бы, как я и заявлял
неоднократно кому мог, необходимо, ибо сразу прекратило бы
те преувеличенные и даже чудовищные слухи, которые
не могут не влиять на общественное настроение и являться
орудием агитации, которая ничего, кроме вреда, молодежи
принести не может. Я называю эти слухи такими потому,
что, по рассказу прокурора здешней Палаты Дейтриха, в
действительности было вот что: Ветрова была арестована
22 декабря, а последний допрос с нее был снят 28 января,
и в половине февраля ее предполагалось освободить с
воспрещением проживать в Петербурге в течение трех лет.
За два дня до события она сказала посетившему ее
коменданту генералу Эллису (очень хорошему и доброму
человеку): «У вас здесь не крепость, а публичный дом, когда
я раздеваюсь, на меня в окно глядят мужчины, говорят
непристойности и показывают свои скрытые части». На
заявление Эллиса, что это невозможно, так как окно так
высоко от земли, что глядеть в него снаружи нельзя и что
около помещения заключенных (это было временно, обык-
140

новенно же теперь крепость пустует) никого из посторон^-
них не бывает, она продолжала рассказы на той же
эротической неправдоподобной почве. Чрез два дня, получив для
занятий лампу с керосином, она тотчас по выходе
служителя, принесшего лампу, облила себя и зажгла. В больнице
она заявила, что над ней было учинено половое насилие,
но врач, освидетельствовавший ее, по словам Дейтриха,
нашел ее невинною и никаких следов насилия не обнаружил.
Пред смертью, по свидетельству Эллиса, несчастная
сожалела, что сделала «эту глупость». Вот все, что мне
рассказывал Дейтрих.
Очевидно, что у бедной Ветровой развилось
эротическое помешательство, постигающее, по иронии природы,
иногда самые чистые и целомудренные личности, — и она,
в припадке ложных представлений, посягнула на свою
жизнь. Своевременное опубликование этого происшествия
или производство исследования о нем лицом,
пользующимся общественным доверием, сразу уничтожило бы
почву для толков, а растерянность местных властей и наша
излюбленная манера замалчивания вспахали и засеяли эту
почву. Вот ответ на ваш первый вопрос. Что касается до
второго, то, право, не знаю, что на него отвечать. Полная
правдивость в общественной и частной жизни мне всегда
представлялась лучшим средством против всяких
физических и нравственных недугов, но ложь так въелась в наши
нравы, что едва ли многие захотят следовать этому
рецепту.
Крепко жму Вашу руку.
Сердечно Вам преданный А. Кони.
Очень кланяюсь Софии Андреевне и Татьяне Львовне.
Очень жалею, что не мог повидать их.
79. Г. А. ДЖАНШИЕВУ
16 мая 1897. Петербург
97.V.16.
Глубокоуважаемый Григорий Аветович.
Ввиду скорого наступления ваканта и усиленного
доклада дел в Сенате (приходится докладывать по 24 дела в
неделю, не считая дел департамента] и Общего собрания),
Ы\

а также ряда заседаний Комиссии по переделке (увы!)
Судебных уставов, у меня решительно не было двух часов
свободных, чтобы написать для Вашего сборника что-либо
самостоятельное. Пробовал я рыться в архиве отца, но и
там не нашел ничего подходящего. Есть интересные
письма Некрасова, но совершенно интимного характера, есть
письмо Никитина, но его нельзя печатать без тех
стихотворений, которые были к нему приложены, а их я,
несмотря на все мои розыски, отыскать не могу ни в
печатных книжках «Пантеона», ни в рукописях и материалах,
оставленных отцом. Есть, наконец, чрезвычайно интересное
письмо М. Н. Загоскина (автора «Юрия Милославского»)
о цензуре 50-х годов, но при теперешних цензурных
порядках напечатание его могло бы выззать увечье для
Вашего сборника и разные для издания хлопоты *.
Поэтому, несмотря на все мое желание, я ничего не могу
прислать Вам и прошу на меня за это не гневаться. Силы мои
слабеют, наступает старость, и я работаю гораздо
медленнее, чем прежде, а работы, неотложной и обязательной,
становится все больше и больше. Просто не видишь, как
уходит время, по месяцам не отвечаешь на письма, по
неделям носишь их нераспечатанными в кармане.
Поздравляю Вас с завтрашним днем, желая здоровья и всего
хорошего.
Искренно Вам преданный А. Кони.
80. Л. Н. ТОЛСТОМУ
16 сентября 1898. Петербург
98.IX.16.
Дорогой и глубокоуважаемый Лев Николаевич,
мне не удалось не только быть у Вас, как я
рассчитывал, в двадцатых числах августа (известие о нездоровье
Софии Андреевны остановило меня), но не пришлось
приехать и позже, с Давыдовым, как мы с ним предполагали.
Я уехал 19 августа из Москвы к Б. Н. Чичерину,
исполняя давно данное мною обещанье, и думал от него, через
Ряжск, проехать к Вам, не заезжая в Москву и лишь
списавшись с Давыдовым, но приезд в Москву моей сестры,
которой предстояла операция, изменил мои планы, а за-
Î42

тем я сам так расхворался от обострившихся последствий
ушиба поясницы в 1897 году при случайном падении, что
должен был торопиться домой, где слег и встал всего три-
четыре дня назад. Поэтому не мог я написать Вам ничего
до сих пор.
Я просил в письмеце на имя Татьяны Львовны
передать Вам мой сердечные поздравления 28 августа*. Что
же могу я прибавить к этому теперь? Можно лишь
молить бога, чтобы он продлил Вашу жизнь ради всех, кому
дорого искание правды в жизни, кто испытал то, что
Пушкин называет «роптаньем вечным души» *, а Некрасов
«святым беспокойствием» *. Можно не во всем
соглашаться с Вами, можно не иметь сил или способов
подняться до Вас, но важно, но живительно знать, что Вы
есть, что Вы существуете между нас, «детей ничтожных
мира» *, как живой выразитель чистых, свободных и
возвышенных дел, как нравственный судья движений
человеческой мысли и совести, как человек, относительно
которого у многих и многих, в минуты колебаний и
малодушных сомнений, когда их грозит облепить житейская грязь,
настойчиво и спасительно восстает в душе неотступный
вопрос: «А что скажет на это Л. H., а как отнесется он
к этому?».
Живите же долго бодро и на честь и украшение
человечеству!
Крепко жму Вашу руку и, если позволите, заочно от
всего сердца обнимаю Вас.
Ваш преданный А. Кони.
Усердно кланяюсь всем Вашим.
81. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
15 ноября 1898. Петербург
98.XI.15.
Только на днях узнал я от П. А. Капниста, дорогой
и глубокоуважаемый Борис Николаевич, что Вы вернулись
в Караул *, пребывание в котором оставило в моей душе
неизгладимые воспоминания и относится мной к лучшим
143

страницам моей жизни. Тридцать четыре года назад
слушал я Вас в Университете и в Ваших словах почерпал
идеи правды и справедливости, от Вас в дальнейшей
Вашей жизни и трудах я научился, как надо служить этим
идеям. Но между тем шла и моя жизнь, и вот уже она и
на исходе, и пришлось мне провести ее не в спокойном
созерцании, а в житейских столкновениях и испытаниях,
среди соблазнов и низменных побуждений большинства
окружающих, в эпоху отречения ото всего, что возвышает
душу, и почти поголовного предательства, провести в
Петербурге, про который кто-то сказал, что он похож на
уголь: «В нем или обожжешься, или испачкаешься». В моей
душе нет склонности искать себе оценку во внешних
ярлыках, ученых званиях и т. п. — и, невольно беспокоясь о
том, быть может, для меня самого и незаметном,
отражении, которое должна была оказать на меня жизнь, я не
без тревоги посылал Вам мои книги, как отчет о своей
деятельности, и не без тревоги предстал перед Вами сам
для десятидневного общения... Ваше теплое, доверчивое
отношение ко мне, наши долгие беседы во время прогулок
на «полуострове» и все, что было мною видено и слышано
в Карауле, — показывают мне, что я выдержал свой
житейский экзамен у моего старого профессора и не оказался
по отношению к вечным началам, которые слышал от него
на студенческой скамье, «рабом ленивым и лукавым». Это
сознание и Ваши прощальные, дружеские слова укрепляют
меня нравственно и придают мне бодрости. А она
необходима, чтобы не упасть совсем духом среди всего, что
видишь вокруг и с чем приходится сталкиваться на каждом
шагу! Бывают целые недели, когда я чувствую себя
совершенно одиноким нравственно. Если бы Вы слышали, что
приходится, напр[имер], слышать в общих собраниях
Сената по вопросам об иноверцах и инородцах! Или что
говорится даже между юристами, напр[имер1, по поводу
вопроса о пересмотре дела Дрейфуса! Нравственное
одичание и какое-то своеобразное «ожирение души» чувствуются
во всем. Когда я вижу вокруг себя те самые лица, которые
видел после чтения письма Хлестакова к Тряпичкину
городничий, когда слушаю речи, напоенные
человеконенавистничеством, когда созерцаю удивительные в
зоологическом отношении спины совсем без позвонков, несущие на
себе головы недавних ученых, сенаторов, вчерашних
либералов и даже красных (!), я закрываю глаза — и перено-
144

шусь к Вам, в недавнее прошлое, и хочу, стараюсь думать,
что это действительность, а окружающая меня
существенность— только тяжелый сон...
Капнист порадовал меня известием, что в начале
декабря Вы приедете в Петербург. Как бы это было хорошо!
В 1/2 декабря мне, быть может, придется уехать с
лечебной целью в Ригу и остаться там до Нового года. Очень не
хотелось бы пропустить Вас и Александру Алексеевну.
Загадочное письмо, полученное мною в Карауле от секрет
таря императрицы, разъяснилось: оно содержало в себе
приглашение от ее имени сделаться членом попечительства
о домах трудолюбия, вызванное чтением моей статьи о
трудозой помощи (она помещена в моей книге) *.
Приглашение сделано в столь любезной и деликатной форме, что
я не счел возможным отвечать отказом. Не знаю, смогу ли
что-либо сделать в этом деле, уже отравленном
бюрократическою рутиной. Юридическое общество собирается
чествовать, в годовом собрании, память Александра II по
случаю открытия ему памятника и распространения
Судебных уставов (?) по лицу всей земли русской. Совет
просит меня сказать по этому случаю речь, но я еще не дал
ответа: трудно в один час времени достойно помянуть
освободителя, не говоря фраз и не впадая в риторику!
Сердечно и с благодарным чувством жму Вашу [руку] и
прошу передать Александре] Ал[ексеевне] самый
задушевный привет.
Ваш А. Кони.
«Политика» читается здесь многими с великим
сочувствием.
82. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
M февраля 1899. Петербург
99.11.12.
Глубокоуважаемый и дорогой Борис Николаевич.
Во вторник, в день Вашего отъезда, я до того утомился
и был взволнован заседанием Сената по известному Вам
10 А, Ф, Кони, т, 8
145

делу *, в котором скромный помощник секретаря дал
судьям урок судебной этики, что, приехав домой в 7 часов,
почувствовал себя дурно и не только не мог, как мне того
хотелось, проводить Вас и Александру Алексеевну на
железную дорогу, но даже пролежал весь вечер с эфиром и
компрессами на сердце. Вот почему я не мог лично
сообщить Вам, что по этому делу Сенат оказался на высоте
своего призвания и большинством 14 голосов против 3
(в том числе профессора Фойницкого, вновь назначенного
сенатором) кассировал приговор и действия судей передал
на рассмотрение высшего дисциплинарного суда
(соединенного присутствия 1 и кассационного д[епартамен]тов).;
Но волнения по этому делу (я говорил 2 часа) и огромное,
до 7 часов, заседание накануне о правах детей
николаевских солдат из евреев в Общем собрании, где пришлось
7 часов повторять слова Альфреда де Виньи: «Mon Dieu!
quel supplice d'avoir une seule tête et deux oreilles, dans
lesquelles chacun peux verser ses bêtises!» l — и дожидаться
справедливого решения лишь большинством 17 голосов против
[15, — не прошли мне даром, и я до сих пор не могу
овладеть своими силами и нервами. Что касается до Вашего
дела, то я читал его и нахожу, что вторичный отказ
неправилен и должен бы, при нормальном взгляде на
правосудие, влечь за собою кассацию, о сем я говорил
Гончарову в длинном разговоре. Сейчас получено Ваше письмо.
Думаю, что защита едва ли нужна. Повод слишком прост,
чтобы нуждаться в развитии, а сенаторы вообще не любят,
когда по несложным делам «их учат». Но появление
умного защитника едва ли, однако, испортит дело, дав
успокоение, что все было сделано. Маклаков серьезный и
сердечный защитник. Пожалуй, он был бы уместнее Плевако,
который сдает и падает по раскольничьему делу. Говоря
откровенно, я вообще мало имею надежды на кассацию
этого дела. Во всяком случае на разрешение департамента
его не передадут.
Сердечно жму Вашу руку. Усердно кланяюсь
Александре] А[лексее]вне.
Ваш А. Кони.
Боже мой! Какая мука иметь одну голову и два уха, в которые
каждый может сыпать свои глупости (франц.).
146

83 Б. H. ЧИЧЕРИНУ
25 марта 1899. Петербург
99.111.25.
Дорогой Борис Николаевич,
отвечаю на Ваше последнее письмо, пользуясь отъездом
графини Эмилии Алексеевны. Увы! Я мало надеюсь на
свое красноречие, хотя, конечно, горячо буду ратовать за
отмену приговора и передачу дела новому составу
присяжных *. Вы себе представить не можете, как заел «удобный»
формализм и рутина всякое человеческое внимание и су*
дейское чувство в Сенате. Кроме того, по всякому делу,
интересующему Муравьева (а его интересуют все дела, ко-*
торые могут, под влиянием вредных и отсталых людей,
вроде меня, окончиться не согласно с видами и вкусами
влиятельных лиц, и между ними in primo loco1 Победонос-
цева, и тем помешать осуществлению его страстного жела*
ния быть министром внутренних дел), бывший красный
либерал, а ныне... первоприсутствующий уголовного]
кассационного] д[епартамен]та, ученый профессор Таганцев
бегает за получением указаний в министерство и затем
прямо и косвенно влияет на сенаторов, сообщая им разные
внесудебные соображения и известия. Общее развращаю-?
щее влияние Муравьева] отражается на холопских пригож
ворах суда и нередко и на бездушных разъяснениях Сената*
То же, вероятно, предстоит и 6 апреля. Будет 5—6 голосов
со мной, а затем подавляющее большинство выскажется
против. Тогда надо будет просить о помиловании. Да!
Тяжело дышать в нашей атмосфере, и иногда руки опу*
скаются. Из каждого заседания Сената, из каждой зако*
нодательной комиссии приходишь разбитый нравственно,
не говоря уже о физической усталости. Со всех концов
приходят известия о неправосудных и нечистоплотных, в
смысле законности, решениях. В Харькове после
осуждения Скитских (однажды уже оправданных) публика кри*
чала судьям: «Звери! Не судьи — палачи! Нет правды в
судах...», а в Сенате уже идет, еще до получения кассации
1 На первом месте (лат.).
10* 147

жалобы, подпольная агитация о том, что приговор вполне
правильный и дело будет рассмотрено в Отделении
суммарным образом, без передачи в департамент, несмотря
на всю его важность *. Иногда я должен бороться с мыслью
о выходе в отставку, до того опустилось нравственно
ведомство, к которому я считал за честь принадлежать и
которому я отдал все свои силы. Больно за родину! Недавно
я видел генерала Скалона, ездившего изучать вопрос о
раскольничестве на Кавказе. Вернувшись, он докладывал
в'[еликому] к[нязю] Михаилу Николаевичу о выселении
духоборов. «Не говорите о них, — сказал великий князь, —
я без слез о них думать не могу. Это прекрасные, честные
люди, а услуги, оказанные ими России в восточную войну
(по транспортированию кладей), неоценимы!» Скалой
повторил свой доклад государю и выразил сожаление, что
местность, населенная такими трудолюбивыми людьми,
опустела. Государь разделил это сожаление и высказал
желание, чтобы хоть такие же люди пришли на их место.
А между тем их терзают и заставляют уходить в Америку!
Ужели до сих пор прав Николай, сказавший, что «Россия
управляется столоначальниками!» Недавно у меня был
доктор с Сахалина и рассказывал, подтверждая
документальными данными, такие ужасы про обращение на
Сахалине не только со ссыльными женщинами, нр и с
добровольно идущими за мужьями, что волосы становятся
дыбом. Свободных женщин раздают насильственно
поселенцам в «сожительницы», а те ими торгуют, и, когда
женщина протестует и возмущается (при большей части из
них есть дети!), то ее, в наказание за строптивость,
посылают в дальние поселки, где на 80 поселенцев полагается
4 «бабы» (sic!), причем через год такая женщина ложится,
безнадежно больная, в госпиталь от истощения вследствие
ежедневного совокупления с 20 мужчинами средним
числом! Какую же большую анархию в христианском
государстве можно желать?! И заметьте, что Муравьев, главный
начальник тюремной части, уже четыре года знает об
этом — и спит спокойно... Есть, есть от чего в отчаяние
прийти.
Благодарю Вас за. доброе предложение приюта. Я им
воспользуюсь, ибо так нуждаюсь в отдыхе и нравственной
дезинфекции. Иногда становится страшно, что сам,
пожалуй, погрязнешь в эту тину. «Нет! лучше посох и сума»,
как говорил Пушкин*«
148

Надеюсь, что Вы получили мое письмецо с извещением
0 6 апреля и с вырезкою со статьею об Э. Ф. Раден *.
Прошу Вас передать мой глубокий поклон Александре
Алексеевне и заранее желаю Вам обоим настоящего,
успокоительного «светлого праздника».
Сердечно жму Вашу руку. Ваш А. Кони.
Прошу Вас оставить это письмо совершенно между
нами. Мне было бы больно говорить о некоторых вещах
с другими. Поэтому «coniiteor solum hoc tibi» l. Заранее и
с теплой верою говорю Вам «Христос воскресе».
84. М. И. СУХОМЛИНОВУ
2 мая 1899. Петербург
99.V.2.
Глубокоуважаемый Михаил Иванович.
Только что полученное мною письмо Ваше повергает
меня в некоторое недоумение. Я никогда не пишу своих
речей, как по недостатку времени, так и потому, что по
опыту убежден, что это до крайности стесняет свободу
живого слова. Поэтому я всегда и в самых больших моих
речах, даже длившихся по нескольку часов, ограничивался
самым кратким конспектом или, вернее, схемою моей речи,
в который лишь изредка заглядывал. Все мои напечатанные
речи написаны после, в свободные от службы минуты, по
стенограммам и по памяти *. Когда я был приглашен про*
изнести в торжественном заседании Академии речь о Ро-
винском — я поступил так же, и у меня не спрашивали даже
и программы того, что я буду- говорить. Писать речь о
Пушкине теперь я не имею никакой возможности, имея
ряд-заседаний по Сенату и по Комиссии по пересмотру
Судебных уставов (на прошлой неделе таковых было семь),
и все, что я мог бы сделать — это сообщить Отделению
словесно лишь программу речи в будущую субботу после
3-х часов дня или в другой день, кроме вторника, до J4
мая, когда я должен на несколько дней уехать из Петер-:
бурга *.
1 Признаюсь только тебе (лат.),
149

Предоставляя все это на Ваше благоусмотрение,
высокоуважаемый Михаил Иванович, буду ожидать Вашего
ответа * для соображения — дальнейшего отношения моего
к возложенной на меня лестной обязанности.
Искренно и душевно Вам преданный А. Кони.
Я провел праздники вне Петербурга и потому лишь
теперь могу послать мое запоздалое поздравление
многоуважаемой Наталии Викторовне * и Вам.
85. П. Н. ОБНИНСКОМУ
12 июля 1899. Майоренгоф
99.VII.12.
По Риго-Туккумской жел. дороге
Майоренгоф.
Дорогой и глубокоуважаемый Петр Наркизович, на
днях бывши в Пернове, у больной нашей Надежды
Федоровны, узнал я Ваш адрес и берусь за перо, чтобы заочно
пожать Вашу благородную руку и пожелать Вам
спокойного и целительного лета. Я послал Вам в Москву 28 мая
очерк моей речи о Пушкине, напечатанный в «Новом
времени», но, вероятно, Вы его не получили *. Из этой речи
я хочу сделать статью о Пушкине и поместить ее в
«Вестнике Европы», и если это состоится (немного боюсь, что
Академия Наук потребует ее для издаваемого ею
сборника), то прошу у Вас разрешение посвятить эту статью
Вам *. Это будет более уместно, чем посвящение Вам
«Горбунова», о котором, однако, мне было бы очень интересно
узнать Ваше мнение.
Я провожу лето на прибалтийском штранде и, отдыхая,
немного и работаю. Приготовил эскиз для речи и будущей
статьи о Спасовиче, как судебном ораторе, и подобрал
материалы для биографии моего отца, которая будет
заключать в себе многое множество интересных писем
литераторов 30-х и 40-х годов. Часть времени посвящаю я и писанию
отдельных мнений к «реформированным Судебным
уставам» *, о которых г. Муравьев счел непостыдным торжеств
150

венно провозгласить, что в них сохранены все основные на*
чала Судебных уставов импер[аторэ] Александра II, тогда
как в них камня на камне не осталось: уничтожены выбор*
ное начало мирового суда, несменяемость (там, где она бо*
лее всего необходима), апелляция на коллегиальный суд.
единство кассации-—и следствие отдано в руки полиции! Я
с величайшим трудом отстоял сохранение предания суду и
недопущение допроса священников о тайне исповеди. Вы
себе представить не можете, сколько я выстрадал за эти
пять лет в 300 слишком заседаний, оставаясь по большей
части один со своими мнениями и не встречая никакой
поддержки в подтасованной комиссии. Без тяжелого
чувства не могу вспомнить об этом и иногда бываю неуверен
даже и в том, что мои особые мнения целиком будут
представлены в Государственный совет. Вы можете понять, что
переживал я, видя как нещадно и бесцельно ломались
учреждения и приемы, завещанные нам незабвенным царем-
освободителем и лучшими людьми его царствования. Ведь
это все равно, что присутствовать при изнасиловании
женщины, которая была вашею «первою любовью», без всякой
реальной возможности ей помочь. Но довольно об этом.
Я нашел Надежду Федоровну очень нервною, исхудалою и
возбужденною — и очень боюсь за ее здоровье. Как гру*
стно за нее! Удивительно складывается на Руси семейная
жизнь! Разводы и разлуки супругов возможны, конечно,
везде, но нигде, кроме России, думается мне, не делается
это по прошествии 25, 30 лет супружества. А все от того,
что, как вообще, и в брачной жизни в том числе, не свой*
ственно то чувство, которое так развито у бранимых нами
немцев «Pflichtgefühl»1. Вообще, заметили ли Вы, как много
среди наших современников невежественных людей и в по-*
литике, и в этике, и, конечно, в денежных делах. Как ча*
сто приходится встречать зрелых и даже старых людей,
которые вдруг, так сказать «здорово живешь», ставят крест
на все свое безупречное прошлое или отрекаются от того,
чему еще вчера молились (и притом — в отличие от
апостола Петра — еще раньше, чем пропоет петух), или же
выкидывают штуку, свойственную страстям и похотям
зеленой молодости, — и только ей одной простительную...
У нас нет ни общественных, ни нравственных традиций, и
Чувство долга (нем).
151

вчерашний день нас даже im Grossen und Ganzen1 ничем
не связывает...
Что поделываете Вы, многоуважаемый Петр Иаркизо-
вич? Ваша голова и сердце работают вечно. Над чем
задумывается первая, по поводу чего сжимается второе? Дай
бог вам сил! Вы один из очень немногих, в чьих словах
звучит дело и чье дело проникнуто божественным
дуновением «слова», т. е. духа. Я с тяжелым чувством помышляю
0 возвращении в Петербург, в среду грубого
человеконенавистничества, которое все сильнее и сильнее заливает
маленькие островки человеческого достоинства... Особенно
тягостна в этом отношении деятельность Сената, где
вымирают предания Судебных уставов под наплывом людей
«с бору и с сосенки». При свидании расскажу Вам
несколько раскольничьих дел последнего времени, и Вы
увидите, как приятна роль «вопиющего в пустыне».
Надеюсь увидеться с Вами в начале октября, а теперь
с дружеским и глубоким уважением жму Вашу руку.
Преданный Вам А. Кони.
Прошу Вас передать мой поклон Вашей супруге.
86. Е. Е. КИТТЕЛЬ
3 сентября 1899. Петербург
99.IX.3.
Невский, 100.
Многоуважаемая Елизавета Егоровна.
Сердечно благодарю Вас за доставленные мне строки,
вылившиеся при известии о смерти Ф. М. Достоевского из
Вашего благородного сердца *. Либеральная русская
пресса тогда напала на меня за «возвеличивание»
Достоевского, в котором она хотела видеть «жестокий талант», но
я знал, что найду отголосок в молодых и
непредубежденных сердцах. Ваша записка — новое тому подтверждение.
Я видел Достоевского в гробе, видел его, за полгода
пред этим, в апогее его морального торжества на Пунь
1 В общем и целом (нем.),
152

кинском празднике в Москве, Последнее воспоминание у
меня никогда не изгладится *.
Помню я и то, как узнал я о его смерти. У меня, в
качестве председателя Петербургского суда, был секретарь —
молодой правовед (sic!] — Лоренц. 28 января я пришел
в суд с больною головою и слушал, склонив ее на руки,
доклад Лоренцем вновь вступивших бумаг. Вдруг я
слышу, что его голос прерывается, дрожит и как-то скорбно
звенит. «Что с Вами?» — спрашиваю я, поднимая голову,
и вижу, что он бледен, нервная судорога кривит его губы,
и глаза полны слез... «Достоевский умер!» — говорит он,
задыхаясь от волнения, и начинает громко плакать...
Так отнеслась к смерти Д[остоевского] судебная
молодежь, густою толпою сопровождавшая, на величественных
похоронах Д[остоевского]Г венки «от судеВнйх
следователей», от «канцелярий окружного суда» и от «суда и
прокуратуры»,— несенный мною с попеременно менявшимися
членами суда. На другой день было заседание Юридического
общества *... А чрез несколько лет; я, по просьбе
препротивной жены Д[остоевского], заходил к ней в
раззолоченный бельэтаж дома Суворина, чтобы убеждать «во имя
отца» ее сына, модного «белоподкладочного» студента, не
покидать Университета, увлекаясь... скаковым спортом *,
причем меня встретила дочь Д[остоевского], поразительно
похожая на своего многострадального отца — в платье от
Ворта!
Знаете ли Вы стихи Андреевского «У гроба Ф[едора]
Михайловича] Д[остоевского]?» * и портрет Д[остоевского]
в гробу (в формате любительской карточки)?*
Еще раз благодарю Вас — душевный Вы человек!
Искренно Вам преданный А. Кони.
А я все хвораю, хотя и на ногах.
87. Л. Н. ТОЛСТОМУ
17 сентября 1899. Петербург
99.IX.17.
Распечатываю письмо, дорогой Лев Николаевич, чтобы
сказать несколько слов по поводу прочитанного мною
вчера известия о содержании «Воскресения» в изложении
какого-то француза, посетившего Вас*. По его версии
153

соблазнитель молодой девушки — прокурор. Относясь с бла*
говением к Вашему творчеству и уверенный заранее в
глубочайшем впечатлении, которое произведет это Ваше новое
произведение, беру, однако, на себя смелость напомнить,
что в действительной житейской драме, рассказанною мною
Вам, — соблазнитель не был прокурором, а старшиною
присяжных заседателей. Если Ваша соблазненная обвиняется
в серьезном преступлении, то прокурор не мог не видеть и
не знать ее до суда, обязанный следить за главнейшими
следствиями, доносить о ходе их министру и посещать
тюрьму. Совсем иное было положение старшины
присяжных, для которого появление его жертвы было
совершенною неожиданностью. Да и роль его представляла гораздо
большее испытание. Прокурор имел право отказаться от
обвинения, право просить о снисхождении, наконец. Он
лишь сторона, не решающая дела и имеющая противовес.
Ужаснее положение присяжного, который должен
(особенно при явных уликах или сознании) участвовать в ре-
шении и при всем желании иногда оправдать сталкивается
с так называемым здравым смыслом своих случайных и
неведомых ему товарищей, которые во имя ходячей морали
требуют наказания, не желая ничего знать про мотивы и
движущие причины деяния. Эти-то страшные коллизии
между формальным исполнением долга и голосом
проснувшейся совести и привели ко мне моего присяжного
заседателя с требованием разрешения на брак. Извините мне еще
одно замечание по поводу сообщения французского
корреспондента. В прошлом году вышел роман Франца Könne
«Le coupable» (кажется, так), состоящий из рассказа о
прокуроре, незаконный сын которого попал в колонию для
малолетних преступников, бежит оттуда и совершает какое-
то важное преступление, за которое и судится. Обвинитель-
отец узнает в нем дитя своей похоти и вместо
обвинительной речи говорит защитительную, а когда сын сослан в
Каену, едет за ним, выйдя в отставку (кажется, так).
Знаете ли Вы про этот роман? * Простите мне, дорогой Лев
Николаевич, эти мои соображения, быть может совершенно
неосновательные, и не сердитесь
на сердечно любящего Вас А. Кони.
А каковы французы с делом Дрейфуса? Я давно не
видывал такой массовой потери чувства и жажды
справедливости.
154

88. M. ГОРЬКОМУ
15 ноября 1899. Петербург
99.XI.15.
Невский, 100.
Глубокоуважаемый Алексей Максимович.
Нездоровье, продолжавшееся целую неделю, лишило
меня возможности тотчас отвечать Вам на Ваше дорогое
для меня письмо *, за которое, прежде всего, сердечно
благодарю Вас, так как вижу в Ваших словах одну из
наиболее действительных наград за пережитые и
переживаемые тяжелые минуты в общественно-служигельной среде
города, где, по выражению одного немца, «улицы
постоянно мокры, а сердца постоянно сухи...»
Ваши слова мне дороги потому, что исходят от
человека, искрящегося талантом и светом, произведения
которого содержат в себе незабываемые страницы глубиною
проникновения в таковые столкновения души «алчущей и
жаждущей правды» с бездушными, исполненными лжи,
условностями жизни... Тем больнее мне, что приходится
отвечать на Ваш призыв отрицательно. Дело в том, что
в декабре и январе я чрезвычайно занят здесь и едва ли
мог бы отлучиться из Петербурга на неделю или более,
так как не мог бы ехать безостановочно до Нижнего, ибо
продолжительный железнодорожный путь меня изводит
ввиду обострившегося у меня страдания почек. Я уже
всячески прикидывал, хотя бы выкроить дней 10 свободных,
и все не выходит.
Мне легче было бы это сделать на Фоминой неделе, во
второй половине апреля. Что Вы на это скажете?
Высказываю это в виде предположения, ибо ручаться за свободу
свою к этому времени не могу, но мне кажется* что поездка
в Нижний в это время для меня более осуществима. Затем
второй вопрос — удобно ли читать о содержании уже
напечатанной книги? Конечно, я мог бы добавить кое-что
новое — фактического характера, — но все-таки не будет ли
для слушателей «обидно» слышать то, что можно прочесть
за 50 к[опеек]. Когда «Гааз» еще не был напечатан, я
думал начать читать о нем во всех университетских городах,
но занятия службою, которою я несказанно тягощусь и
которую не могу оставить по соображениям нравственного
155

долга, не дали мне осуществить это. Хотелось бы поближе
узнать характер деятельности Общ[ества] п[оощрения] в[ыс-
шего] образования.
Верьте искренней преданности
А. Кони.
89. К. К. АРСЕНЬЕВУ
21 ноября 1899. Петербург
99.XI.21.
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Хотя я и возбуждал вчера мысль о чествовании памяти
Градовского в зале Университета, но я упустил из виду,
что будет читать и Свешников, появление которого в
стенах У[ниверсите]та может вызвать какую-нибудь
демонстрацию, которая может быть истолкована во вред
публичности и общедоступности заседаний общества, которое
следует беречь, ввиду участи Московского общества. Поэтому
я от моего предложения читать в университетском] зале
отказываюсь *.
Затем у меня к Вам просьба. Пребывание среди толпы
вчера так меня утомило, что я, вопреки первоначальному
предположению, попрошу Вас назначить мою речь «Из
воспоминаний о М. Н. Капустине и А. Д. Градовском» по
порядку первою. Нечего повторять Вам, с каким
наслаждением слушал я Ваше теплое слово вчера. Его
ободряющее впечатление усиливалось еще безупречною чистотою
и цельностью отношения говорившего к Судебным
уставам. Но мне было неловко слушать В. Д. Спасовича и
Фойницкого, из которых первый подал в Комиссии тос->
подина Муравьева голос за передачу следствий полиции,
за уничтожение апелляции, а второй — за ту же передачу
и за уничтожение обряда предания суду *. Или — mundus
vult decipi ergo decipiatur! l
Сердечно жму Вашу руку. Ваш А. К.
Строчку ответа —о получении этого письма! Я
пригласил семью Градовского и приеду заранее в заседание,
чтобы их встретить.
1 Мир хочет быть обманутым, так пусть же обманывается! (лат.).
15t

90. M, И. СУХОМЛИНОВУ
17 января 1900. Петербург
Глубокоуважаемый Михаил Иванович.
Спешу принести Вашему Высокопревосходительству
живейшую благодарность мою за извещение о
последовавшем избрании меня в почетные академики Пушкинского
разряда, в чем я вижу лучшую, хотя и незаслуженную
мною, награду за деятельность мою в области разработки
публичного обращения с русским словом *.
Вместе с тем позволяю себе обратиться к Вам за
разъяснением — не надлежит ли мне, за воспоследовавшим
избранием, просить Академию о возвращении мне
представленных года полтора или два назад на соискание премии
митрополита Макария сочинений моих и не следует ли
признать, что лица, носящие звание почетных академиков,
в соискании премий участвовать не могут? *
Примите уверение в глубоком почтении и преданности.
А. Кони.
1900.1.17.
91. А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
10 февраля 1900. Петербург
Я являлся поздравить Вас как почетный член
Общества] любит[елей] российской] слов[есности] и как член
Совета Русского литературного общества *. Позвольте мне
приветствовать Вас лично от себя. Мне дают на это право::
наши старинные хорошие отношения и общее нам обоим
благоговейное воспоминание о человеке, которого Вы
назвали «неугасимою лампадой — перед святынею добра» и
которого мы, его сослуживцы, видевшие день за днем, час
за часом его деятельность, назвали, пораженные его
кончиною, «человеколюбивым стражем закона».
Пятидесятилетние юбилеи имеют одну особенность: очень часто
приходится, в память прошлой светлой деятельности юбиляра,
закрывать глаза на его недавнее прошлое и смотреть сквозь
пальцы, забывая и прощая, на то в его жизни, что Апухтин
157

называл «неловкостью конца и скукой эпилога» *. Но
к Вам это неприменимо, Ваш эпилог, только что вышед-:
ший, у всех нас в руках, он пахнет еще типографскою
краскою — и в нем живо чувствуется биение Вашего
благородного, отзывчивого сердца. Ваши «Песни старости»
показывают, что Вы всегда были последовательны и что
между песнями Вашей старости и гимнами Вашей
молодости есть непрерывная связь мысли pi чувства. И в тех,
и в других светится один исключительный идеал,
слышатся одни и те же упования и скорби о попранном
человеческом достоинстве, о стесненных правах мысли, о
свободе, о священнейшей из свобод — о свободе совести. В них
красною нитью проходит служение тому, что наш сатирик
называл «забытыми словами». Сорок лет назад Вы зовете
«друга» — полюбить свое страдание за людей и воспитать
в себе ненависть ко лжи... и на днях, в одном из
последних своих стихотворений Вы зовете залетевшего за облака
вернуться на землю, чтобы послужить участьем злобе
дня *. Так последовали Вы словам Гоголя и вместе onpo-?
вергли их. «Забирайте с собою, — говорит он молодежи, —»
забирайте из юных лет ваших свежесть чувств и
горячность сердца, — после не подымите: грозна грядущая ста-*
рость, и ничего не отдаст она из скупых рук своих» *.
Вы забрали все лучшее, свежее, жизнеспособное из
юности... Вы показали, что старость умеет иногда не быть
скупа... Ваши воспоминания часто обращаются к тому
незабвенному времени, когда на нашем тусклом и облачном
небе прорезались яркие лучи зари осуществления тех
идеалов, которые Вы так задушевно воспеваете и оплакиваете.
В это время люди, согретые теплом и светом
веротерпимости, сказали виновнику этой зари: «В новизнах твоих,
государь, нам старина наша слышится» *... Это время
прошло! Оно далеко... Но оно живет в сердцах людей моего
поколения, оживляя их и укрепляя в горькие минуты
жизни. Эти сердца благодарны тем, кто будит в них эти
светлые воспоминания. Вся Ваша поэтическая деятельность
проникнута напоминанием о том, что было светлого в этих
светлых временах. И в «Песнях старости» Вы
возвращаетесь к ним — и хочется с благодарным чувством сказать
Вам: «В старине твоей, поэт, — нам новизна наша
слышится...» Живите же еще долго, не старея душой и бодрым
телом и служа всем нам трогательным и поучительным
примером!
158

92. M. ГОРЬКОМУ
11 февраля 1900. Петербург
1900.11.11.
Невский, 100.
Глубокоуважаемый Алексей Максимович.
Несмотря на искреннее мое желание быть полезным
Нижегородскому] общ[еству] поощрения высшего образо-:
вания, я с прискорбием вижу, что мне не удастся приехать
к Вам весною *. Целый ряд сложных дел, вызывающих
громадную трату сил и времени на то, что в механике
называется «бесполезным трением», связывает меня по рукам
и ногам и лишает надежды на веселый отдых и свободу,
которые были бы сопряжены с поездкою в Нижний. Спешу
Вас об этом уведомить, прося Вас передать о том правлен
нию Общества, которое прошу извинить мне мой
запоздалый ответ. Я все не терял надежды — и потому медлил.
Я мечтаю года через полтора сложить с себя служебные
вериги, имеющие свойство врезываться не только в тело,
но и в душу, носящую их, — и тогда, вероятно, поселюсь
в Москве, откуда к Вам будет рукой подать — и тогда,
свободный в выборе времени, явлюсь на призыв Общества.
Читаю «Жизнь» и с нетерпением жду Вашего нового про-'
изведения.
Ваш искренний почитатель и преданный Вам А. Кони.
93. М. И. СУХОМЛИНОВУ
16 марта 1900. Петербург
1900.Ш.16.
Глубокоуважаемый Михаил Иванович.
Может быть, Вас поинтересует коллекция
предсказанных Вами и начатых «Новым временем» нападений на мою
речь в Академии. Посылаю Вам «Северный курьер»,
«Россию» (два номера) и «Сын отечества». Оказывается, что
я бросил им кость, за которую они и ухватились (кроме
«Сына отечества») со свойственным нашим газетам
159

умышленным или неумышленным непониманием *. Когда-
нибудь, по миновании интереса, возвратите мне эти номера,
вместе с заметкою «Недели» *. Интересно, как
передергивают эти газетные шулера мои слова. Я говорил о «вестях,
удовлетворяющих злободневное любопытство читателей»,
т. е. о хронике, корреспонденциях, репортерских отметках
и т. д., а они относят эти слова к фельетону и серьезным
«выношенным годами» статьям! Да! Академия должна
поднять и уровень нравственных приемов нашей печати... Я
лично доволен этим шумом и возбуждением: он показывает,
какой интерес возбуждают заседания Академии и как
будет Пушкинский разряд всегда интересовать печать, а че-:
рез нее — и публику *. Надеюсь, что здоровье Ваше лучше
и что Вы бережете себя. Ваши силы драгоценны для
Академии, ибо служат носителю ее идеалов и радетелю о ее
пользах.
Усердно кланяюсь Вашей супруге.
Искренно Вам преданный А. Кони.
94. А. А. ШАХМАТОВУ
21 марта 1900. Петербург
1900.III.21..
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Очень рад, что присланные Вам мною документы
заинтересовали Вас *. Я давно уже собираю «судебно-бытовые»
материалы, составившие ряд интересных тетрадей, над
многими из которых приходится серьезно задуматься. Не
хотите ли просмотреть_!некоторые из них? В таком случае
зашлите как-нибудь утром, около 11 часов, Вашего
академического рассыльного, и тетрадь будет к Вашим услугам.
Надписи на верху обложек покажут Вам, какие из
материалов «confiteor solum hoc tibi» **.
Как нравятся Вам выходки против моей речи в
Академии *, предпринятые по приказанию Суворина его
«молодцами» в отмщение за неизбрание хозяина в академики? *
Вот случай вспомнить слова Гоголя «со словом надо об-
1 Показываю только тебе (лат.),
160

ращаться честно» *. Я говорил о «вестях,
удовлетворяющих злободневному любопытству», а эти господа кричат,
что я указываю на произведения словесности, «годами
выношенные до появления своего в газете»!
Усердно кланяюсь Наталии Александровне* и крепко
жму Вашу руку.
Ваш А. Кони.
Я думаю о будущих выборах * и предвижу разные
нравственные насилия со стороны «аспирантов» над лицами,
могущими их предложить в академики. Не лучше ли было
бы остаться при системе, принятой при первоначальных
выборах? Каждый академик (ординарный и почетный)
составлял бы свой список и передавал председателю, и
затем баллотировка предназначенного к избранию числа
происходила бы из тех лиц, которые соединят у себя
абсолютное большинство голосов, причем для выбора нужно
2/з. Иначе и в среде академиков могут произойти
неприятные обострения отношений *.
95. М. И. СУХОМЛИНОВУ
30 марта 1900. Петербург
1900.III.30.
Глубокоуважаемый Михаил Иванович.
Я рад отсрочке заседания потому, что хотел бы до тех
пор переговорить с Вами о порядке новых выборов в
почетные академики. То, что у нас было проектировано,
представляется мне крайне неудобным. В сущности оно
сводится к исканию и исходатайствованию подписей под
предложениями кандидатов. Это может ставить академиков во
взаимно натянутое и фальшивое положение — и, сверх того,
почти предрешает выборы. Не лучше ли употреблять тот
способ, которым (к моему огорчению, ибо избрание в
почетные академики ничего, кроме огорчений, мне до сих пор
не принесло и не раз заставляет жалеть, что оно
состоялось, разнуздав человеческую зависть и подлость и дав в
то же время повод проявиться общественному
равнодушию...) Вы пользовались при первом избрании
почетных академиков? Пусть каждый составит свой список
И А. Ф. Кони, т. 8
161

кандидатов и передаст, за своею подписью, Вам. Вы
составите из всех списков один, в который поместите тех, кто
получил абсолютное большинство — и из них и должны
баллотировать (кондидо) академиков (почетных), причем
избранными должны считаться те, кто получит 2/з голосов.
Это, по моему мнению, единственный способ справедливого
избрания, свободного и от давления извне, и от
«своенравия» отдельных членов коллегии. Не надо забывать, что
того, что происходит в стенах Академии, скрыть нельзя.
Писатели — народ болтливый и экспансивный. Гораздо
легче сказать г-ну NN, яростно ждущему избрания: «Вас
не оказалось в списке кандидатов», тем дать ему возмож-:
ность узнать, что его нельзя было предложить потому, что
ординарные академики (или, наоборот, почетные)
отказались дать свое согласие на помещение его имени в
предложение кандидата...
Я говорил об этом с Шахматовым — и он согласился
со мною. Таковой порядок следовало бы сохранить, по
крайней мере, до пополнения предположенного нами
комплекта. Вот я и написал то, о чем собирался переговорить.
Вы видите, что я думаю об Академии... Усердно кланяюсь
Вашей супруге.
Преданный душевно А. Кони.
96. А. А. ШАХМАТОВУ
2—3 апреля 1900. Петербург
19Q0.IV.2.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Если Вас заинтересовали сообщенные мною уголовно-
бытовые материалы, то не желаете ли получить еще серию
таковых же? Я уезжаю на пасху в Тверскую губ[ернию],
но могу их прислать Вам.
Искренно преданный Вам А. Кони.
Мне говорили из разных источников, что Короленко
навсегда оставляет Петербург и удаляется куда-то на югв
Это жаль по отношению к Академии *.
152

3 апреля. Сейчас получил Ваше письмо от вчерашнего
числа *. Я сообщил М. И. Сухомлинову, что могу быть во
второй половине апреля в заседании Академии, хотя мне
что-то не думается, чтобы я мог быть полезен. Я давно
уже устал нравственно и в своей служебной и в
общественной деятельности и также начинаю мечтать об уходе,
подобно Короленко, куда-нибудь «подальше».
Не захотите ли сами просмотреть мою коллекцию су-
дебно-бытовых материалов? Завтра и в среду я дома с
двух часов до четырех дня. Дружески (если позволите)
жму Вашу руку.
97. Л. Н. ТОЛСТОМУ
5 апреля 1900. Петербург
1900.IV.5-
Дорогой и глубокоуважаемый Лев Николаевич,
пользуюсь кратковременным пребыванием здесь Льва
Львовича, чтобы послать Вам интересную записку по делу
священника Тимофеева, слушавшемуся в Туле. Я отметил
карандашом и загнул те листы, которые могут быть для
Вас интересны. Это тоже своего рода «власть тьмы».
Прилагаю и копию с обвинительного акта и с показаний
обвиняемого по делу игумена «Исаковой пустыни». Эти
последние бумаги прошу Вас мне при случае с оказиею
возвратить *. Они мне будут нужны.
Я уже писал Вам по делу Ерасова *. Ничего нельзя
было сделать. Чаще и чаще приходится мне терпеть
поражение по такого рода делам. Иногда приходишь домой из
заседания совсем с измученным сердцем, — и редки случаи
радости по поводу спасения какого-нибудь несчастливца.
На днях, впрочем, удалось мне добиться кассации двух
возмутительных дел. Пастор был приговорен к
исключению из службы за то, что допустил к исповеди и причастию
девушку, крещенную в лютеранство родителями,
насильственно записанными в православие. За то, что они
крестили ее по своей вере, они были преданы суду, и девочка
от них отнята и отдана «благонадежному» православному
лицу, которое не воспитало ее ни в какой вере и вернуло
обратно родителям. Сенат оправдал пастора, прекратив
11*
163

дело о нем. По другому делу был осужден раскольник,
выбивший кадушку с водою из рук священника, пришедшего
с полицией и понятым насильственно крестить его внука,
несмотря на протесты и плач лежавшей в постели
родительницы. Мы отменили предание суду. А сколько таких
дел не доходит до Сената!
Нужно ли говорить Вам, с какою сердечною радостью
встретил я известие о Вашем выздоровлении и как грущу,
что обстоятельства уже третий год лишают меня
возможности свидеться с Вами и как назло привели меня в
Москву, когда Вас там нет. Лев Львович сказал мне, что Вы
обратили внимание на — по моему мнению — неправильные
нападки на меня за речь в Академии, завершившиеся
гнусными выходками и инсинуациями Буренина. Я говорил
о «вестях, удовлетворяющих злободневному любопытству
читателя», т. е. о хронике и репортаже, и находил, что «эти
вести» зачастую не церемонятся с русским языком *.
Ужели и Вы находите, что я неправ? Вспомните лишь
слова: биссировать, гастролировать, итогировать,
командировать, обязательно, для проформы, медичка, ансамбль,
одеть пальто и т. п.
Желаю Вам всего, всего хорошего.
Душевно Ваш А. Кони.
98. М. И. СУХОМЛИНОВУ
20 апреля 1900. Петербург
1900.IV.20
Глубокоуважаемый Михаил Иванович.
Позвольте представить Вам проектированные А. А. По-
техиным и мною, вследствие поручения Академии,
изменения и дополнения в правилах о премии Киреева. Когда
осенью они будут рассмотрены и утверждены — мы
приступим к исполнению второй части возложенной на нас
задачи: указанию сочинений, подлежащих обсуждению для
присуждения премии Киреева *.
Позвольте также, совершенно частно, поделиться с Вами
некоторыми мыслями. Из последнего заседания я вынес
убеждение или, вернее, впечатление, что мы отклоняем от
164

себя заботу о чистоте и правильности языка, завещанную
нам Пушкиным и Тургеневым *. Таким образом, одна из
серьезнейших, по моему мнению, задач, вызвавшая даже
учреждение частного общества — союза ревнителей
русского слова (повестку коего при сем прилагаю), от нас
уходит*. Остается другая — не менее важная: напоминание
нашему обществу, столь равнодушному к нашему
духовному прошлому, о достойнейших деятелях русской
литературы и науки, путем чествования их памяти. Столетие дня
рождения Баратынского прошло безмолвно, но вот 11
ноября наступает столетие со дня рождения
замечательнейшего, во многих отношениях, человека — М. П. Погодина.
Пройдет ли этот день незаметно? Он, ведь, кстати, был и
академиком. В Академии у нас есть слависты, и историки
литературы, и археологи — и для каждого в личности
Погодина нашелся бы благодарный материал... *
Я думаю ехать на будущей неделе и едва ли успею
повидаться с Вами. Желаю Вам и супруге Вашей хорошего
и спокойного лета. Мой адрес с 5 мая по 25 июня будет —
Дуббельн (через Ригу), «Мариенбад».
Искренно Вам преданный А. Кони.
P. S. Я не был в Москве, а прожил праздники в
Тверской губ[ернии], поэтому не видел и Толстого. Спрашивать
его письменно я считал неудобным, но из прилагаемого
письма, по поводу посылки ему двух печатных записок по
интересовавшим ему тульским делам, Вы увидите, что он
интересуется тем, что мы делаем. Письмо это сообщаю Вам
доверительно и прошу мне возвратить *.
99. М. И. СУХОМЛИНОВУ
12 сентября 1900. Петербург
1900.1Х.12.
Глубокоуважаемый Михаил Иванович.
Спешу препроводить к Вам список 8 кандидатов,
предлагаемых мною для избрания на 4 вакансии почетных
академиков *. Все они Вам известны, и я считаю лишь долгом
объяснить, что, указывая на Евгения Львовича Маркова,
165

имею в виду его замечательные критические этюды (он
первый указал на глубокое значение произведений
Толстого) и полные художественности этнографические и
бытовые очерки *.
Я постараюсь быть в октябрьском заседании, но
наверное ручаться за это не могу, так как не предвижу еще
возможности скорого отъезда из Петербурга, несмотря на
крайнюю его необходимость. Если удастся быть в
заседании, то я готов поделиться некоторыми взглядами на
этические воззрения Соловьева, не касаясь его поэтических
и публицистических произведений. Но этого будет мало
для чествования этого замечательного человека *. Я думаю,
что А. Н. Пыпин может сказать о нем больше.
Покорно прошу Вас передать мой глубокий поклон
Вашей супруге и верить моей искренней преданности.
А. Кони.
100. А. П. ЧЕХОВУ
24 ноября 1900. Петербург
1900.XI.24.
Невский, 100.
Многоуважаемый Антон Павлович.
Сейчас (6 ч. вечера) получил я от А. С. С[уворина]
Ваше любезное письмо* вместе с горестным известием
о кончине милого, доброго А. П. Коломнина, которого я
искренно любил *... Спешу исполнить Ваше желание,
надеясь, что письмо Вас еще застанет в Москве. Как
нарочно — у меня осталась лишь одна карточка *, негатив
которой погиб при пожаре фотографии Шапиро. Радуюсь
получить от Вас весточку. Так иногда тревожат слухи о
Вашем здоровье...
Нужно ли говорить Вам, что я читал и перечитывал
«В овраге» с восхищением *. Мне кажется, что это лучше
всего, что Вы написали, что это — одно из глубочайших
произведений русской литературы. Как бы хотелось мне
когда-нибудь повидаться с Вами на свободе, вдали от
суеты— и наговориться «всласть»...
Искренно Вам преданный А. Кони.
166

Я Вам послал в прошлом году отдельные оттиски моих
статей о Горбунове *. Надеюсь, они дошли до Вас. Как
Вы счастливы, что в Вашем распоряжении (т. е. к Вашим
услугам) такой театр, как Художественный]
общедоступный. Проезжая из Тамбовской губернии чрез Москву — я
был просто поражен Алексеевым в «Докторе Штокмане» *.
Если Вы его увидите— не откажитесь передать ему мою
дань удивления. Для того, чтобы из такой ходульной
фигуры сделать живого, глубоко понятного человека, нужен
не только талант, а то, что Достоевский назвал бы
«проникновенностью ».
101. Л. Н. ТОЛСТОМУ
23 декабря 1900. Петербург
1900.XII.23.
Дорогой Лев Николаевич,
я перешел из уголовного кассационного департамента в
Общее собрание и могу лишь просить по делу о
несчастливом, о котором Вы мне писали *. Это сделано с великою
готовностию, хотя ввиду господствующего теперь
направления и удивительного малодушия людей, которые не
видят уже недалекой для себя кончины и все силятся что-то
себе «уготовать» в сей земной юдоли, на успех
рассчитывать очень нельзя. В последнее время, даже и участвуя в
заседаниях по этим делам, я оставался почти постоянно
в одиночестве или скудном меньшинстве. На мое место пе*
реведен А. М. Кузминский. Он будет иметь прямое влия*
ние на все этого рода дела.
Очень сожалею, что не застал Вас в Москве. Хотелось
рассказать Вам, что я решился читать лекции о судейской
нравственности (Вам это название кажется своего рода
contradictio in adjecto 1) в здешнем Университете и приучить,
путем своих выстраданных воспоминаний и опыта, своих
слушателей видеть в подсудимом человека, а не материал
для опытов красноречия, для наживы и для подъема на
службе. Жить осталось немного, и мне кажется, что такое
1 Противоречием в определении (лат.).
167

употребление этих лет может не быть бесплодным. Так
хотелось слышать Ваше мнение!
Очень кланяюсь Софии Андреевне.
Преданный Вам А. Кони.
Для Кирюхина сделал, что мог, но успех тоже
сомнителен *. Будьте здоровы!
102. В. Д. КОМАРОВОЙ
12 февраля 1901. Выборг
1901.11.12.
Wiborg.
Дорогая и многоуважаемая Варвара Дмитриевна, вот
когда и откуда собрался я писать Вам, уехав из
Петербурга, чтобы хоть немного собраться с силами и отдохнуть
от «лихих болестей», одолевших меня. В августе я
повредил ногу и пролежал два месяца в постели, а затем ходил
на костылях, потом перенес две инфлюэнции подряд и не
берег сил, читая о Стояновском и Соловьеве *, — и вот
теперь ищу помощи «от финских хладных скал» *. Узнав
случайно (грех Вам было не выразить чем-нибудь желание
повидать своего верного поклонника и почитателя!), что
Вы в Петербурге, я хотел сам пойти «к горе», подобно
Магомету, но меня задержали, а затем Вы улетучились из
Петербурга. Грустно мне было не повидать Вас и не
поговорить с Вами. Я завидую Вашей жизни в органической
связи с целым учреждением*. Помните Шиллера: «An das
Ganze schliesse dich ein!»1 Тут каждый день деятельной
любви к людям приносит отраду и пользу, тогда как
польза от большей части кабинетных занятий в наше глухое
и немое время более чем проблематична. Я не говорю,
конечно, о таком труде, как «Ж. Санд», который составляет
целый литературный памятник *, но об обыденных,
журнальных занятиях.
Вы желали знать мое мнение о Яворской. Я ее совсем
не знаю, но то, что я слышал про ее самоотверженный
1 Присоединяйся к целому! (нем.).
168

уход за без жалости затравленным Барятинским,
заставляет меня ее уважать.
Мне крайне прискорбно, что Академия бестактным
образом действий нанесла обиду милому Влад[имиру]
Васильевичу]» *. Вообще, таки сознаюсь, что «Пушкинская»
Академия — учреждение мертворожденное, и все наши
усилия не вдохнут в нее жизни. Нет для этого ни сил у одних,
ни умения у других. Я отбыл свою дань речами о Ровин-
ском, Пушкине и Соловьеве и, не встретив ни сочувствия,
ни поддержки в моих заботах о поддержании чистоты
русского языка, умываю руки до 1903 г[ода], когда, если буду
жив, произнесу речь по поводу 100-л[етия] моего любимого
писателя — князя Одоевского.
О Соловьеве думаю прочесть публичную лекцию в
Соляном городке. А сколько утрат принес прошлый год!
Один С[оловьев] и Урусов чего стоят! А в каком виде
нашел XX в[ек] культуру и христианство в Европе!? Можно
ли сравнить «го начало с началом XIX века! Хорошо Вы
делаете, что живете жизнью небольшой ячейки. Только
так и можно жить в наше время, ибо широкая
общественная жизнь только и делает, что наносит удары сердцу, не
изверившемуся еще в людях, и уму, еще не дошедшему до
поклонения глупости под этикетом «здравого смысла».
Будьте здоровы.
Кланяюсь Вашему супругу и целую Вашу дорогую и
благородную руку.
А. Кони.
103. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
12 февраля 1901. Выборг
1901.11.12.
Выборг. Нестилла.
Глубокоуважаемый Борис Николаевич, отвечаю на
Ваше письмо от 3/6 февраля не тотчас потому, что
вследствие крайнего упадка сил, развившегося под влиянием
двухкратной инфлюэнции, должен был уехать в «финские
хладные скалы». В день отъезда 8-го, у меня был
товарищ министра юстиции и сказал мне, что по
распоряжению Муравьева изготовляется доклад о смягчении
169

(предположенном им) участи стариков-постников, не
ожидая их прошения о том. Таким образом, довольно
гадательная возможность смягчения их участи по закону,
вследствие разрешения императрицы, не уйдет. Но это «журавль
в небе», — и лучше взять теперь же «синицу в руки». Что
касается до форм прошения на выс[очайшее] имя, то я не
сообщил Вам ее, ибо таковой не существует. Всякое
грамотно изложенное прошение принимается, в какой бы
редакции оно изложено ни было. Я сам видел трогательные
и наивные прошения на «ты», доложенные и увенчавшиеся
успехом. Если Вы предполагаете, что для стариков все-
таки выгоднее дождаться там, где они теперь, разрешения
от бремени императрицы, напишите мне, и я постараюсь
остановить движение доклада, хотя полагаю, что это в
будущем ничего полезного старикам не принесет. Просьба
0 «родине» поступит все к тому же министру на
заключение, а он уже высказался категорически. Не надо
забывать, что под влиянием приговора присяжных и сенатского
решения он не разделяет Вашего и моего мнения о
невиновности стариков и в своих уступках идет до крайнего,
по его убеждению, предела.
Относительно Соловьева у меня с Вами какое-то
недоразумение. В Карауле я говорил Вам, что очень стесняюсь
исполнить просьбу Философского общества о речи о
правовых взглядах (об остальном говорили Введенский,
священник] Троицкий, Спасович, Лукьянов и др.), так как
во многом и притом основном я с ними не согласен. Под
влиянием бесед с Вами о ложности этих взглядов, в связи
с его теориею экономической нравственности, я, приехав
в Москву, послал Введенскому решительный отказ, а,
вернувшись в Петерб[ург], выдержал настойчивую с его
стороны осаду. Но, затем, я не мог уклониться от
возложенной на меня обязанности Академиею Наук: сказать oraison
funèbre * в память нашего скончавшегося товарища, с
которым я горячо полемизировал в заседаниях Академии *.
Эта речь и была сказана в закрытом заседании Академии,
и лишь чрез 6 недель затеяно было публичное заседание]
по поводу избрания новых академиков и смерти Соловьева.
Я не мог отделаться от единогласной и настойчивой
просьбы всех сотоварищей покойного и повторил мою речь.
Таково ее происхождение. Что же касается до содержания,
1 Надгробное слово (франц.)
170

то я, прежде всего, не ответствен за выражения репортера
или корреспондента, в которых «сгоряча» изложена речь.
Я же лично не только не умалчивал о недостатках
Соловьева], но прямо начал с того, что буду говорить о его
побуждениях, выразившихся в том, что он делал, а не о том,
что он сделал, в чем много неясного, ошибочного,
недосказанного. Я признавал за «Тремя разговорами» * лишь
остроумие и блестящую форму, но прямо назвал их, в
значительной мере, результатом нервного состояния
Соловьева] за последние годы, заставившего его потерять
историческую перспективу и сочувствовать таким мерзостям, как
война с бурами или «крестовый поход» на Китай. Но
главным предметом моей речи, по самому ее назначению, была
личность Соловьева] со многими ее симпатичными
сторонами, а не его писания. В ней не мог я не отметить
бесстрастной смелости убеждения, с которою он выступил
пред помраченною, волнующеюся молодежью с
проповедью религии и веры в бога, среди общего
индифферентизма и показного, модного неверия. Я не мог умолчать
0 том, что во главе угла в своем учении об этике он ставил
жалость, стыд и благочестие, — понятия, почти совершенно
забываемые в наше печальное время. Наконец, я не мог
забыть в нем талантливого и горячего бойца за свободу
совести и свободу слова. Я, по рамкам моей речи (мне был
отведен «не в пример прочим» один час), не мог и
поверхностно коснуться всех его произведений, да и цель моя
была не критика, а изображение оригинального человека,
ушедшего из нашего общества, столь богатого
бесцветностями и эгоистами de la pire espèce l... Я не говорил
слушателям: «Вот какие непререкаемые, прекрасные мысли
высказал писатель, за которым надо безусловно
следовать»,— я говорил им: «Вот что хорошего сказал
оригинальный и богато одаренный человек, много «скитавшийся
мыслью» и ошибавшийся на своем веку; он был боец и не
все удары направлял куда надо, но когда направлял куда
надо, то направлял хорошо...» Можно очень критически
относиться к Соловьеву, как и к Толстому, но наша жизнь
до того загажена всевозможными пройдохами,
самодовольными ничтожествами и хищниками всяких намеков на
честь и счастие родины, что утрата таких людей не может
быть пройдена молчанием. Для рассмотрения их пятен
1 Худшего сорта (франу.)ь
171

наступит и время, и надлежащие люди, но о их лучах среди
окружающей тьмы не только дозволительно, но, по моему
мнению, и необходимо говорить, тем более, что при этом
можно вновь напомнить слушателям «забытые слова».
Вот почему я не могу принять Ваших упреков, душевно-
чтимый Борис Николаевич, хотя и благодарю Вас за них
сердечно, ибо вижу в них признак истинно дружеского ко
мне отношения, первое условие которого — правда и
отсутствие чего бы то ни было недосказанного, Вы знаете —
думаю даже, что Вы не можете не чувствовать той любви,
которую я питаю к Вам, как к живому насадителю во мне и
носителю «даже до сего дни» лучших идеалов человека и
гражданина. Поэтому, сам уже становясь стариком (мне
минуло на прошлой неделе 57 лет), я всякий Ваш укор
приму без сетования, а с трепетною благодарностью. Но
не сетуйте и Вы, что я защищаюсь. Не могу, в конце
концов, согласиться и с Вашим уподоблением нашего
скромного академического торжества с юбилеем г. Бобцрыкина,
им самим вздутым, выпрошенным и подстроенным. Мы
решили, подобно Французской Академии,, помянуть своих
покойников и приветствовать новоизбранных. Это обычай,
быть может, недурной. К поминкам о Соловьеве мы
пришли, поэтому, естественным путем, как придем к привет*
ствию того, кто будет избран, когда кто-либо из 12
почетных] академиков] «отдаст богу душу». Как здоровье
Ваше? Я слышал, что Вы огорчены болезнью Самарина.
Все уходит, все рушится... Вокруг меня тоже целая жатва
смерти...
Желаю Вам сил и здоровья! Усердно кланяюсь
Александре] Алексеевне.
Ваш А. Кони.
Долго ли думаете остаться в Ялте? Я здесь пробуду
около недели.
104. Л. Н. ТОЛСТОМУ
23 февраля 1901. Петербург
1901.11.23.
Дорогой Лев Николаевич,
я виделся с доктором Скарятиным и беседовал с ним.
Это человек, очевидно, очень добрый и благородный, но
предположения его мне кажутся совершенно неосуществим
Î72

мыми *. Между людьми, имеющими влияние на правильное
направление волнующих Скарятина дел, такая организация,
ввиду черствости и равнодушности нашей, немыслима, а
между людьми, не имеющими влияния, бесполезна.
Приходится ограничиваться обращением в каждом случае, где
справедливость представляется нарушенною, к личной
порядочности и доброму сердцу тех, кто может так или иначе
помочь ее восстановлению. Я дал ему специально по
судебным делам указание на 529 с[татью] У[става] уголовного]
судопроизводства], ему, по-видимому, не известную,
которая предоставляет всякому право заявлять судебной
палате о следствиях, неправильно прекращенных.
Теперь об интересовавших Вас делах. По делу старика
Кирюхина * есть надежда на исполнение его ходатайства
о возвращении его в Томскую губернию, но самого
ходатайства, о котором говорится в переданной мне справке,
в Министерство юстиции не поступало, а без него
Министерство и предпринять ничего не могло бы. По делу
Чичерина (о богохулении, о распространении
раскола)состоялось определение уголовного кассационного департамента,
которым приговор о распространении вовсе отменен, а в
богохулении усмотрены признаки кощунства,
наказываемого гораздо слабее. Дело для нового приговора
возвращено в суд.
Давыдов писал мне о Вашем нездоровье и упадке сил
и передал Ваш привет. Сердечно благодарю Вас за добрую
память и очень скорблю о Вашем нездоровье. Так хочется
как можно дольше сознавать, что имеешь радость
чувствовать, что Вы существуете и будите мысль и совесть
людей. Но что делается в Южной Африке и в Китае!
Право, иногда кажется, что это какой-то тяжкий сон,
от которого вот-вот и проснешься и вздохнешь сво«
бодно.
Душевно преданный Вам А. Кони.
Я писал Вам о моем намерении читать [1нрзб.] лекции
об этике в применении к судебной деятельности. Очень
хотелось бы знать, при случае, Ваше мнение.
Очень кланяюсь гр. Софии Андреевне и всем Вашим.
Господь да хранит Вас!
17S

105, А. П. ЧЕХОВУ
29 мая 1901. Петербург
1901.V.29.
С. Петерб.
Я не успел сняться в Ялте, многоуважаемый Антон
Павлович, и потому посылаю Вам карточку, сделанную в
Харькове весною настоящего года *. Я скоро после Вас уехал
из Ялты, ибо никак не мог справиться с кровохарканьем
и бессоницею. В Харькове я немного отдохнул.
Вчерашний номер «Русских ведомостей» принес известие о Вашем
браке. Я познакомился зимою с Вашею супругою (мы
обедали вместе у Картавцовых) и обязан ей минутами самого
высокого художественного наслаждения, испытанного мною
при виде ее игры в «Дяде Ване» и в «Трех сестрах». От
всей души желаю Вам и ей полного, безоблачного
счастия— и молю судьбу укрепить Ваше здоровье.
Крепко жму Вашу руку.
Преданный Вам А. Кони.
106. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
6 августа 1901. Майоренгоф
1901.VIII.6.
Майоренгоф..
Дорогой Борис Николаевич, я был душевно порадован
письмом графа Павла Алексеевича * о существенных
признаках поправления Вашего здоровья. Надеюсь, что
жестокий зной нынешнего лета не повлиял на Вас дурно. Мне
он только мешал, по временам, работать, расслабляя не
только тело, но и дух. Тем не менее мне удалось
набросать, в главных чертах, мой курс «Судебной этики» и пе-*
режить при этом очень хорошие минуты. То, что
чувствовалось мною как нужное, что сознавалось как возможное,
стало вырисовываться и наконец строиться как
осуществимое— и, мне думается, полезное. Буду ждать с
нетерпением умиротворения Университета, чтобы начать чтение *в
174

Только когда-то оно наступит. Я разделяю взгляды П[авла
А[лексеевича] на то, что делается в Министерстве]
народного] просвещения], и боюсь, чтобы не повторились
сабуровские времена* и история с гетевским учеником
волшебника*... Очень тревожит меня неурожай нынешнего
года, если только известия о нем не преувеличены
газетами. Куда мы идем со всеми этими голодовками, пожарами и
поджогами (иначе я не могу себе объяснить сгорание
преимущественно складов материалов и орудий на
фабриках...)?! Если действительно будет большая нужда, я хочу
поехать читать публичные лекции в Москве, Харькове и,
быть может, Киеве. Надо внести свою лепту. С
отвращением читаю изолгавшиеся русские газеты. Смешно и
противно читать, как оплакивают они «потерю России» в лице
умершего Островского * — ленивого, трусливого, завистлив
вого и раболепного ничтожества, выпросившего себе на
переезд от Синего моста в Большую Конюшенную — в
голодный год — 20 т[ысяч] р[ублей] — ив лице величайшего
и наглого беззаконника Баранова, на одном из
шарлатанских докладов которого Александр III написал: «Да чего
ему собственно от меня надо?» Ужас берет при виде
воспитания целого общества в тумане лжи и сокрытия истины!
Господь да хранит Вас!
Сердечно жму Вашу руку. Искренно Вас любящий
А. Кони.
Если бы Александра] Ал[ексеевна] * (которой шлю
усердный поклон) вздумала порадовать меня строчкою с
известием о Вас, то прошу писать уже в Петербург
(Невский, 100), куда я выезжаю на днях.
Очень кланяюсь Эмилии Ал[ексеевне] * и Павлу
Алексеевичу].
107. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
8 сентября 1901. Петербург
1901.IX.8.
Дорогой и глубокоуважаемый Борис Николаевич,
вместе с сим посылаю Вам изданные под моею
редакцией) и снабженные моим предисловием сочинения
И, Ф. Горбунова** Буду счастлив, если некоторые из его
175

живых рассказов заставят Вас улыбнуться. По газетам
вижу, что у Вас чудесная погода, и радуюсь за Вас, живо
представляя себе, какое наслаждение сидеть на террасе
дома в Карауле и видеть милый и вместе величавый
русский пейзаж, с его золотистою листвою, обрамляющею
Вашу прекрасную реку. Дай бог, чтобы эта погода,
домашний уход и спокойствие поскорее воротили Вам Ваши
силы, вполне и надолго! Я не могу похвастаться собою.
Лето провел я превосходно, был бодр и подвижен и много
и радостно работал над своею «Судебною этикой», но пред
самым отъездом получил, по словам врачей, ревматизм в
руках (а по-моему, какое-то нервное страдание), мучающий
меня до сих пор, отнявший совершенно сон и сведший на
нет все летнее «благоприобретение», разрушив при этом
мои планы ехать читать публичные лекции в Харьков и
Киев, с тайною надеждою завернуть «по дороге» к Вам, в
Караул. Чем это все кончится, не знаю, но думаю, что
долго продолжаться такое состояние не может. Вчера с
трудом выехал в Публичную библиотеку на торжество
освящения нового читального зала, где видел высших
представителей просвещения. «Не знаменито!» — как говаривал
Н. И. Крылов... Петербург еще пуст, и потому нового
ничего сообщить Вам не могу. Говорят лишь, что в
Университете готовятся беспорядки. Пример Сабурова,
кормившего молодежь неосуществимыми обещаниями, очевидно,
забыт в эру «сердечности» *. Мы «ничему не, научаемся,
но все забываем» — можно бы сказать, искажая известное
изречение. Желаю Вам всего хорошего, от любящей души
жму Вашу руку.
Ваш преданный А. Кони.
Усердный поклон Александре] Ал[ексеевне].
108. А. А. ШАХМАТОВУ
8 октября 1901. Петербург
1901.Х.8.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Позвольте передать, через Ваше любезное посредство,
мой ответ на письмо г. Баукша *. Его можно бы написать,
правда, пространнее, приведя еще много примеров, но мне
кажется, что и этого довольно.
176

Я считаю, что Вы очень (не считая нашего
симпатичного президента в[еликого] к[нязя] Константина]
Константиновича]) интересуетесь дальнейшим и успешным
существованием «Пушкинской Академии», и потому позволю
себе изложитт Вам некоторые соображения, внушаемые
мне крайне грустным впечатлением, вынесенным мною (да
и В В Стасовым) из последнего нашего заседания, и в
особенности, из редакции мотивов, по которым нас хочет
собрать А. Н. Веселовский, давно уже проявляющий пре-:
небрежительное отношение к почетным академикам *, теми
способами, которые диктуются маниею собственного
ученого величия и некоторым отсутствием воспитания. (Пи-:
шу это Вам, конечно, совершенно доверительно.) Все мы
были избраны иезаведомо для нас — и если бы нас
предварительно спросили, то, может быть, некоторые — и во
всяком случае я — отклонили бы от себя эту незаслужен-?
ную честь, вызвавшую незаслуженную зависть и злобу
на всех задворках нашей журналистики. Лично яг
оставаясь почетным членом Академии, мог бы продолжать
служить ей, как служил и прежде, моими юридическими
советами, речами о Ровинском и о Пушкине, участием в
Пушкинской комиссии * и т д. Но, во всяком случае,
правильно или нет, мы все избраны, конечно, за то, что
каждым из нас уже было сделано в области литературы,
живого слова и т, п., и не обязаны «faire nos preuves» \ как
школьники, которым оказано внимание «в кредит».
Поэтому нельзя не признать чрезвычайно странным созыва
нас (предполагаемого) для опроса у нас, чего мы хотим
от Академии? Как будто мы ворвались в нее насильно и,
будучи пасынками и подкидышами, хотим играть роль
законных ее детей. Вот почему, ввиду возможности такой
постановки вопроса, я и находил бы желательным, чтобы
мы были собраны на нейтральной почве (всего лучше в
самой Академии) и притом все наличные поч[етные] ака-.
демики. Ввиду этого позвольте сообщить Вам, что я
никогда не могу быть свободен по пятницам и средам и что
на нынешней неделе вообще не свободен.
Второй вопрос, возникающий у меня, следующий: при
последних выборах было высказано, что необходимо
установить, за месяц до выборов, кто именно предлагается, —*
для ознакомления с деятельностью и личностью кандидата.
1 Представлять доказательства наших прав (франц.).
12 А. Ф. Коии, т. 8
177

Выборы будут в декабре, следовательно, к ноябрьскому
заседанию (желательно было бы иметь таковое до 7 н[оября],
ибо в этот день я должен уехать в Москву) должен быть
готов список кандидатов, для чего ныне же надо послать
ко всем академикам запрос, а особливо к отсутствующим
(Л. Н. Толстому, Короленко, Чехову и Жемчужникову),
как то сделал пред последними выборами заблаговременно
М. И. Сухомлинов.
Третий вопрос касается способа присуждения премий.
Мне — да и не одному мне — кажется неудобным то
суммарное производство, которое было в последний раз.
Причем премию присуждает, в сущности, рецензент. Но к чему
тогда собрание академиков? Где тот обмен литературных
мнений и взглядов, который составляет живой нерв
всякого ученого и литературного собрания? Не следует ли
отдавать больше времени на заседания и читать всю
рецензию? Другой вопрос, касающийся премий, никому из
почетных] акад'[емиков] возбуждать неудобно (каждого из
нас, при всем доброжелательном отношении, можно
заподозрить, что мы говорим «pro domo sua» !), но ему
следовало бы возникнуть и быть категорически разрешенным
в недрах 2 Отделения. Это вопрос о присуждении медалей
рецензентам, согласно нашим правилам, постановленным
при М. И. Сухомлинове, в виде, напр[имер], § 14 правил о
премиях А. С. Пушкина*. Присуждаются медали кому?
и за что? Если за труд, понесенный для чтения
произведений о писании рецензий, то значит ли неприсуждение
неодобрение Академиею самого труда рецензента, и какое
мерило, в таком случае, годности и негодности труда? Если
за то, что рецензент нашел произведение достойным
премии, то это признак случайный и произвольный. Рецензия
не в пользу произведения может требовать большого труда,
исследований и траты времени, а в пользу можно
ограничиться листком почтовой бумаги. Наконец, медаль может
присуждаться за то, что отзыв печатается в «Известиях»
Академии (что бывает только с одобрительными
отзывами), и составлять нечто вроде гонорара. Это будет
построено на довольно шатком основании, но, во всяком
случае, о таком основании должно быть постановлено как о
правиле и заявлено об этом в соединенном заседании.
Иначе возможны ненужные уколы самолюбиям и подо-
1 Ради собственной выгоды (лат.).
178

зрения в произвольности деяний академиков 2
Отделения под влиянием личных симпатий и антипатий. Говорю,
конечно, вовсе не имея в виду возможности такого случая
со мною. Если Вы меня хоть немного знаете, Вам должно
быть известно, что я совершенно равнодушен ко всякого
рода отличиям и знакам внимания и дорожу лишь мне-
нием весьма немногих, к которым с радостью отношу и Вас«
Но у нас есть лица (nomina sunt odiosa1)» которые могут
в будущем, если вопрос не будет точно и мотивированно
разрешен, вломиться в амбицию и внести в наши
заседания элемент раздражения. Январская история со
Стасовым * служит показателем необходимости щадить законное
самолюбие академиков, и в этом отношении меня смутила
редакция постановления о поручении, данном Арсеньеву
относительно цензуры. Вообще у меня довольно
пессимистический взгляд на будущее «Пушкинской Академии».
Думается, что она скоро умрет от малокровия. Четыре
академика отсутствуют (и из них трое — настоящий delicium
et decus2 нашей Academiae), двое лично заявляли мне, что
считают себя носящими лишь почетное звание, не
связанное ни с каким трудом, один вечно в разъездах... что же
остается? Вы знаете, что я вступил в Академию с горячим
желанием быть ей полезным, но и у меня «vivit sub pectore
minus» 3 после того, как меня вынудили почти что оправ-:
дываться в том, что я напомнил заветы Пушкина и
Тургенева об охранении русского языка, что не понравилось
печати, занимающейся его искажением. Я указывал на
задачу, достойную Академии и практически полезную, —*
и должен был выслушать ряд двуличных наставлений и
высокомерных указаний...
Если мы — простая сходка лиц, носящих почетное
звание, то мы не имеем raison d' être 4 существования. Мы
только мешаем занятиям «настоящих» академиков. Мы можем
существовать и собираться лишь как члены собрания,
имеющие определенный круг постоянной работы, в целях
«содействия просвещению», как говорится в Уставе
Академии.
Простите длинноту этого письма. Я говорю с Вами
совершенно откровенно и не закутываю свою мысль
1 Не будем называть имен (лат.).
2 Краса и слава (лат.).
3 Живет в груди рана (лат.).
4 Смысла на существование (франц.).
12*
179

в безразличные выражения в твердой уверенности, что все
это останется совершенно между нами. Лишь личное
высокое уважение и самая искренняя симпатия к Вам
заставляют меня высказаться, зная, что Вы любите «Пушкинскую
Академию» и желаете ей добра.
Искренно Ваш А. Кони.
Свидетельствую свое почтение Наталии Александровне.
109. Л. К ТОЛСТОМУ
27 ноября 1901. Петербург
1901.XI.27.
Дорогой Лев Николаевич,
я сделал по Вашему письму все, что мог, и, не
ограничиваясь личным предстательством, подвинул на таковое
и других лиц, могущих помочь *. К сожалению, повод для
злоключений в настоящем случае серьезнее, чем казалось
Вам и Е. И. Чертковой *, и потому рассчитывать нельзя.
Вероятно, придется удовлетвориться покуда устранением
тех тягостных условий, о которых пишет Е. И. Я был
глубоко обрадован Вашим письмом и Вашим сердечным
отношением и обращением ко мне. Здесь носились очень
тревожные слухи о Вашем здоровье. Я даже хотел обратиться
с запросом к А. М. Кузминскому, который, с переездом
в Петербург, совсем, по-видимому, забыл о моем
существовании, но которому я все-таки всегда останусь глубоко
благодарен за то, что он дал мне возможность лично
познакомиться с Вами. И вдруг Ваше письмо! Я уверен,
что к Ваша слабость пройдет при первых, ранних в Крыму,
весенних лучах солнца* и что мысль всей России, да и
всего мира, еще долго будет обращаться к Вам не как к
воспоминанию, а как к действительности. Я виделся здесь
с Львом Львовичем, жена которого произвела на
меня самое приятное впечатление. Сам Л. Л. чувствует
себя, по-видимому, холодно и неприютно среди наших
петербургских физических и моральных сумерек. Оно,
впрочем, иначе и быть не может. Нужно долго и больно и
180

трудно приспособлять свою душу для жизни в городе, где,
по выражению одного немецкого писателя, «улицы
постоянно сыры, а сердца постоянно сухи». Здоровье мое
неважно, но я не замечаю его состояния, с горячностью от-:
давшись педагогическим занятиям, читая лекции в Лицее,
в которые стараюсь вносить значительный этический
элемент.
Будьте же здоровы!
Душевно Вам преданный А. Кони.
Очень кланяюсь гр. Софии Андреевне.
Если видаете Чехова, передайте ему мой привет.
110. К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ
22 декабря 1901. Москва
1901.XII.22.
Глубокоуважаемый Константин Сергеевич.
Я заходил к Вам, чтобы поблагодарить за чудесный
портрет *, и был далек от мысли покушаться на Ваше
время — для исполнения глупой и совершенно условной
формальности. Это значило бы совершать преступление против
искусства, которому Вы так удивительно и возвышенно
служите!
Вчера я наслаждался Вами — и всеми — в
«Надеждах» *, а на 26-ое уже взял билет, чтобы видеть Вас в
«Дяде Ване» *. Не позволите ли мне зайти в антракте к
Вам за кулисы? Хочется пожать руку Вашу и в пояс
поклониться Марии Петровне *. Молчание на это письмо
сочту за дозволение *.
Сегодня иду «гастролировать» в Историческом обществе
с докладом о судебной морали...
Душевно Вам преданный А. Кони.
181

111. п. H. ОБНИНСКОМУ
7 января 1902. Петербург
1902.1.7.
Многоуважаемый и дорогой Петр Наркизович, мне
пришлось уехать из Москвы, не простившись с Вами. Москва,
с ее громадными расстояниями, делает то, что, при
кратковременном пребывании, никогда не успеваешь повидать
кого хочется. И на этот раз я уехал, не повидавшись еще
раз с Вами, не посетив, как очень того хотел, Ключевского
и Муромцева. Что делать! Буду надеяться на наше
свидание весною настоящего года.
В Петербурге встречает меня горестное известие о
смерти моего старого друга, вдовы известного Плетнева *. Это
была^ выдающаяся женщина, с твердой волей и мягким
сердцем, умевшая негодовать (от чего совсем стало
отвыкать наше общество) и любить, еще в последнем
разговоре со мною, 17 декабря, на одре болезни, возмущавшаяся
проявляющеюся у нас трусостью мысли и воли. В ней
потерял я верного друга, рука которого не раз залечивала
мои душевные раны. Потеря ее особенно сильно будет
чувствоваться в Петербурге, «посреди пустых, холодных — и
напыщенных собой...»
С грустью узнал я о том, что Государственный совет
в год, в течение которого должны быть рассмотрены про*
екты нового Уложения, новых (!?!) Судебных уставов и
учебной реформы, пополнен в своем составе начальником
казенной продажи вина — и только!
Радуюсь, что умел высказать свое мнение о суд[ебной]
реформе в особых мнениях, напечатанных в трудах
Комиссии. Меня встречает масса дел, писем и всяких бумаг, и
потому приходится сократить свое письмо. Очень отрадно
мне было повидать Вас и пожать Вашу руку, хотя и больно
было сознавать, что недуг удерживает Вас дома и лишил
меня счастья и чести видеть Вас в числе моих слушателей
на двукратных чтениях. Прошу Вас передать мой поклон
Вашей супруге. Сердечно жму Вашу руку.
А, Кони.
Желаю Вам всего, всего хорошего в Новом году,
182

112. П. Д. БОБОРЫКИНУ
23 апреля 1902. Петербург
1902.IV.23,
СПб.
Дорогой Петр Дмитриевич,
я только что вернулся из Харькова, куда ездил наве-з
стить несчастных друзей моих, д[окто]ра Гиршмана и м-те
Морошкину, потерявших по взрослому сыну (у последней
таковой повесился), и где все и вся встревожены
крестьянским аграрным движением *, принявшим в имущественном
отношении характер настоящей жакерии и притом, согласно
давнему определению Пушкина, «бессмысленной и беспо«
щадной» *...
Спешу немедленно ответить на Ваше письмо и восстав
новить действительные факты: В. Г. Короленко подал заяв*
ление лишь с просьбою обсудить сообща инцидент и найти
из него благоприятный для Г[орького] и для достоинства
Академии исход, но о желании своем непременно сложить
с себя звание почетного] а[кадемика] он в нем не говорит *.
Заявление написано прекрасно, тепло и искрение, и
проникнуто уважением к неповинному в сущности учреждению.
Те, с кем говорил В[ладимир] Г[алактионович] до подачи
заявления, думали, что результатом может быть
постановление о ходатайстве ускорить окончание дела Г[орького]
для восстановления его литературных прав, но Шахматов
писал мне в Харьков, что Корол[енко] отказался от мысли
о таком исходе, боясь повредить этим Г[орькому], и лишь
желает обсуждения своего заявления совместно с другими
академиками*. Это произойдет, вероятно, не ранее 15 мая
(на 12-е назначен юбилей Жуковского*). О результате
я Вам напишу. Я вполне разделяю Вашу холодность к
Академии. Мне мое избрание, кроме бесплодного труда, потери
времени, пререканий с Сухомлиновым и Веселовским и
разных других огорчений от «огорченных» их неизбранием,
ничего радостного не принесло — и держаться за свое
звание я бы не стал ни под каким предлогом. Но, вместе с тем,
я думаю, что сложение с себя звания, о котором Вы пишете,
18S

крайне нежелательно и, во всяком случае, несвоевременно.
Во-первых, время для действительности такой меры, даже
принятой всеми, упущено; во-вторых, вся Россия уже знает
историю происхождения объявления, и Академия ныне в
своем оправдании в сделании такого объявления не
нуждается, протест же против хода fait accompli1 был бы
лишь платоническим; в-третьих, в Пушкинской академии
состоит 12 поч[етных] академиков и 9 ординарных; о
выходе их всех вместе или части их нечего и думать; с одной
стороны, даже такие люди, как хрустально чистый Арсень-
ев и шумливый Стасов, не заявляют желания уходить (не
говоря уже о Потехине, Голенищеве и К. Р.), с другой
же — нельзя ждать и требовать от Пыпина, Шахматова
или Корша, чтобы они бросили заработанную долгим
служением науке деятельность из-за инцидента, который
может их заставить страдать, но не унижает нисколько.
А г[оспода] Кондаков и Соболевский (особливо первый)
даже находят, что все это «возвышает» Академию, — и, ко-,
нечно, не пойдут из нее. Отсутствие коллективности в вы*
ходе придаст ему, как Вы справедливо замечаете, значение
выходки; в-четвертых, Пушкинскую академию надо
сохранить для русской словесности, ибо чрез нее литература
связывается с Академиею, а не делается предметом
исключительного ведения «идолов» (помните Ваше выражение?).
Раз останутся три-четыре поч[етных] акад[емика], Академии
может быть навязан бог весть какой Устав, и она
заполнится именами, которые мы с Вами уже слышали при
последних выборах. Хорошо ли «умывать руки» пред
вторжением в Академию г[оспод] Случевских, Аверкиевых и
разных современных Сенковских и Булгариных? А с
уходом нашим — это произойдет наверное. Наконец, з-пятых,
для ухода всегда представится случай, хотя бы по поводу
изменения Устава, которое может произойти не ранее ян-:
варя. Проект (по моему мнению, приемлемый) будет
разослан на заключение всем акад[емикам] и [будет] обсун
ждаться в октябре совместно. Вот мое мнение. Сердечно
кланяюсь бабушке и жму Вашу руку.
Ваш А. К.
1 Совершившийся факт (франц.).
Ш

113. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
5 нюня 1902. Пароход «Константин»
1902.VI.5.
Пароход «Константин»*
Глубокоуважаемая Александра Алексеевна!
Пишу Вам, качаясь на волнах Балтийского моря и
направляясь в Ригу. Я только что пред отъездом писал Вам,
но, зная, как дружески Вы относитесь ко мне и с каким
интересом относился Б[орис] Николаевич] к моим
педагогическим планам, я не могу не поделиться с Вами одним,
касающимся меня инцидентом, служащим, между прочим,
прекрасною иллюстрацией) к переживаемому нами
времени. Вы отозвались с большим сочувствием к тому
докладу о «судебной этике», который я прислал Б[орису]
Николаевичу] в виде отдельного оттиска * и который, на
рождестве, привел в такой милый восторг нашего милого
доктора. Я не могу читать в Университете курс по
программе этого доклада, пока не прекратятся там беспорядки
и неурядица, каждый день грозящие продолжению курса.
Поэтому я решился прочесть по этой программе 8—10
лекций публично, думая, что не одним студентам, но и
многим взрослым людям полезно будет послушать о
нравственных началах в процессе. Я подал об этом
установленное прошение, и ему был дан благоприятный ход, причем
и Министерство] внутренних] д[ел] и Министерство]
народного] п[росвещения] не выразили никакого протеста,
но протест последовал, как бы Вы думали: с чьей стороны?
Со стороны министра юстиции, к которому почему-то
обратился с запросом Плеве. Глава судебного ведомства,
не чуждый юридической литературе, находит невозможным
допустить, чтобы доктор права, академик и сенатор читал
публично о судебной этике! Поистине «Саул и Еда во про-
роцех»... Несомненно, что его отзыв будет иметь решающее
влияние и мне совершат «урезание языка». Правда,
будущий историк, вероятно, не поверит такому факту к,
конечно, откажется верить в те низменные побуждения
зависти и ревности, которые руководят в данном случае
г. Муравьевым. И вот труд многих лет останется под
спудом и великий дар божий — влияющее слово — останется
без употребления.
185

Будьте здоровы и бодры. Господь поможет Вам в Вашем
неутомимом служении благу Б[ориса] Николаевича].
Душевно Ваш А. Кони.
Я часто обвинял многих в абсентеизме из России.
Теперь чувствую свою несправедливость — и понимаю их.
Мой адрес: Рига, Майоренгоф, по Риго-Туккумской ж. д.
114. Л. Н. ТОЛСТОМУ
1 июля 1902. Майоренгоф
1902.VII.1.
Майоренгоф.
Дорогой, сердечно любимый Лев Николаевич!
Сейчас прочитал я в газетах, что Вы возвратились в
Ясную Поляну и что здоровье Ваше довольно прочно
поправилось *. Известие это наполняет мою душу самою
глубокою радостью! Страх, что тот духовный свет, который
исходит от Вашей личности, погаснет, погасает, так долго
и так тяжело давил мысль и так мало давал места
надежде... Но вот Вы снова у себя, и хочется верить, что
воздух родных полей укрепит Ваше дорогое для всего мира
здоровье. Много раз порывался я поехать в Крым с
единственною целью видеть Вас, но неотложная работа (я стал
читать «нравственные начала процесса» в Лицее) и почти
постоянное нездоровье мешали мне. Слава богу! Ясная
Поляна ближе, и я не теряю надежды, через 15 лет, снова
посетить ее, если только это не стеснит Вас *. Так о многом
хотелось бы услышать Ваше мнение! Какие времена
переживает человечество! Какое наглое торжество лжи во всех
видах и под всякими наименованиями, какое забвение
элементарных начал христианства во всей Европе! Просто
смотреть на свет не хочется. Я часто радуюсь, что жить
осталось немного. Даже и для работы руки опускаются, —
разумею, для работы литературной, ибо активную судебную
работу я оставил уже два года, хотя и не без тяже\ой
борьбы с самим собою. Да продлит господь Вашу жизнь!;
Душевно Вам преданный А. Кони.
186

115. А. А. ШАХМАТОВУ
5 сентября 1902. Царское Село
1902.IX.5.
Царское Село«
2 ч. дня.
Я не мог остаться для свидания с вами,
многоуважаемый Алексей Александрович, ибо по делу обещал приехать
сюда и остаться до понедельника (когда вас жду в 12 ч[а-
сов]). Вообще эти дни мне неприятно было бы оставаться
в Петербурге, так как при этом «volens-nolens» 1 пришлось
бы принимать участие в конгрессе криминалистов, я же
принципиальный противник всех подобных quasi-научных
увеселительно-гастрономических пикников *.
Об отказе Чехова и Короленко я уже знал *. Потому,
я, по-видимому, окончательно убедил Боборыкина не ела-*
гать с себя звания, но боюсь, что этот отказ и некоторые
посторонние влияния побудят и его присоединиться к Ч[е-
хову] и К[ороленко] *. На К[ороленко] я удивляюсь, ибо
после наших весенних объяснений он знал, в чем дело, и
мог видеть, что Академия n'y est pour rien2*. Я послал
A. H. Веселовскому 1 сентября мой отзыв на правила *,
Я, после долгого и спокойного обдумывания, решил выска-?
заться против проектированного утверждения академиков.
Оно представляет массу опасностей, и предложение его
не должно исходить от Академии. Надо центр тяжести
гарантий против неправильного избрания перенести на
президента. Думаю, что в понедельник вы согласитесь со
мною. Конечно, — это вопрос чисто академический
(извините этот невольный каламбур), ибо я полагаю, что
никаких выборов отныне не должно быть по крайней мере
три года — и я лично ни в каких заседаниях Разряда,
кроме как по присуждению премий (исключая доклад Арсень-
ева о цензуре*) и публичных, участия принимать не буду.
То же, сколько мне известно, намерены сделать Стасов и
Боборыкин *. Академия (Пушкинская) должна
существовать в принципе, но жить она при теперешних условиях
не может. Все это покуда между нами, по поводу Кор[олен-
1 Волей-неволей (лат.).
2 Здесь никакой роли не играет (франц.).
187

ко] я с удовольствием вспоминаю, что вы и я сделали
все возможное, чтобы спасти Пушкинскую академию.
В отказе КГороленко] я не вижу никакого подвига, а
подчинение своих действий quasi-либеральному ходячему
мнению.
Итак — до свидания в понедел[ьник] в 12 часов.
Будьте добры, не оглашайте моего временного пребывания в
Петербурге.
Дружески жму вашу руку.
Ваш А. К.
NB. Я стал писать вы, вам и т. д., а не Вы, Вам—•
ибо так писал Пушкин, которому и книги в руки.
116. В. В. СТАСОВУ
2 Еоября 1902. Петербург
1902.XI.2.
Дорогой и глубокоуважаемый Владимир Васильевич.
Я перечитал три письма, полученных мною от
Антокольского *, и перебрал в уме все мои воспоминания о нем
и пришел к убеждению, что содержание тех и других столь
скудно, что приходится отказаться от Вашего лестного
предложения *. Что касается до общих вопросов по поводу
Антокольского, то я не считаю себя компетентным
говорить о них, да и удручен разными спешными работами.
Поэтому простите и не кладите на меня «великия
опалы». От тех, с кем говорил по поводу Новикова, покуда
еще нет известий *.
Сердечно Ваш А; Кони.
117. Л. Н. ТОЛСТОМУ
8 ноября 1902. Петербург
1902.XI.8.
Дорогой Лев Николаевич,
я только сейчас получил от бывшего директора
департамента полиции сведения по интересующему Вас делу
Новикова. Сообщение кн, Накашидзе верно, — и Новиков
привлечен и арестован в порядке, установленном ст. 32—36
183

Положения о государственной охране, ибо в поданной им
записке усмотрены признаки государственного
преступления. Прежнее дело Новикова считается при этом
обстоятельством, служащим против него. На изменение его
ареста и на немедленное возвращение его к семье в настоящее
время, по компетентному мнению Зволянского,
рассчитывать невозможно. Окончательное направление дело получит
по возвращении министра внутренних дел и на докладе
ему, когда будет определена мера взыскания.
К сожалению, я никого не имею в департаменте
полиции и потому должен ограничиться лишь этими
сведениями, да и те получить было очень трудно*.
Благодарю Вас за добрые строки. Лекции и разные
неотложные заседания едва ли дадут мне вырваться в
ноябре, но в декабре я рассчитываю лично пожать Вашу руку.
Душевно Ваш А. Кони.
118. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
25 декабря 1902« Сестрорецк
1902.XII.25.
Сестрорецкий курорт.
Глубокочтимый и дорогой Борис Николаевич, моему
горячему желанию свидеться с Вами на праздниках в
Москве, по примеру прошлого года, не суждено было сбыться.
Всю осень пришлось много работать не только в Сенате,
где решению Общего собрания подлежало много дел самого
сложного и запутанного рода, но и в Лицее, где я
значительно расширил свой курс, введя в него учение о судебной
этике*. К этому присоединились разные кропотливые
литературные работы (между прочим о Каролине Павловой,
которую Вы, конечно, знавали), заседания Юридического
общества, где пришлось вести горячую борьбу против
наших юристов, желающих оставить безнаказанною содомию,
и, наконец, по просьбе Совета Еленинского клинического
института, куда съезжаются, после нескольких лет
практики, для пополнения своих знаний, врачи отовсюду, чтение
лекций этим врачам по вопросам врачебной этики и др.
Последние лекции меня так увлекли, что, читая их по VU
и 37г часа с десятиминутным перерывом, я окончательно
189

надорвался, результатом чего была упорная, ничем не про-?
гоняемая бессонница (по моему счету, я спал в последние
30 дней не более 70 часов) и несносная боль, нервная и
неперестающая, в затылке. Врачи потребовали, чтобы я
уехал в совершенное уединение и спокойствие (чего в
Москве достигнуть нельзя), на воздух, вдали от города. И вот,
я с болью в сердце, оставил мысль о Москве и переселился
сюда (мой адрес остается городской, письма мне
пересылают, да и к 9-му я, во всяком случае, буду дома), в
уединение, между застывшим морем и заваленным снегом лесом.
Но сон пока не возвращается. Надеюсь, однако, попра-:
виться и «богу извольшу» приехать в Москву в начале
февраля, где, конечно, застану еще Вас. Как-то живется
Вам эту зиму в Москве, как здоровье Александры
Алексеевны, поправилась ли окончательно ее рука? Нужно ли
говорить Вам, что мысль моя зачастую с Вами, что
воспоминание о Карауле составляет светлую и разумную стра^
ницу моей жизни... Не знаю, чего пожелать Вам, кроме
здоровья, на Новый год? Все так безотрадно, безнадежно
кругом, везде и во всех отношениях, что даже и желать
ничего не решаешься. В общественной и политической
жизни— полный «отлив совести». Можно ли надеяться на ее
прилив? Все окопы, за которыми укрывались добро и
общественное благо, падают: давно уже разрушен окоп
«греха», и слово «грешно» звучит чем-то давно вышедшим из
употребления; взят штурмом окоп «стыда», и окоп «страха
общественного осуждения» начинает давать трещины сразу
в нескольких местах... На что уповать?!
Дай Вам бог бодрости и улучшения здоровья!
Ваш преданный и благодарный ученик А. Кони.
Душевно кланяюсь Александре] А[лексее]вне.
В Государственном] совете началось обсуждение
разрушения судебной реформы.
119. В. Д. КОМАРОВОЙ
9 марта 1903. Петербург
1903.III.9.
Глубокоуважаемая Варвара Дмитриевна.
Не писал Вам до сих пор, ибо ожидал, чем окончательно
решится вопрос о «Ж. Санд» в Академии *, да и был не-?
здоров. У меня стали все учащаться припадки сердечные,
190

и совсем меня обессиливают... Теперь могу Вам сообщить,
что книга Ваша преодолела тьму формальностей,
возникавших на ее пути и по части срока представления, и по части
срока обсуждения ее достоинств, и вчера нами подписан
журнал, в силу которого она считается представленной на
соискание премии, присуждаемой в октябре сего года, хотя,
собственно говоря, по правилам о премии Пушкина, она
подлежала бы обсуждению лишь в 1905 г[оду] *. Я не
совсем радуюсь такому скорому ее ходу в Академии (необхо*
димому, впрочем, так как иначе пришлось бы считать ее
представленною после срока и пропустившею вообще срок
для представления на премию, который не может быть
длиннее трех лет со времени выпуска книги в свет), потому
что не мне придется ее разбирать, ибо на мне уже лежат
разборы двух произведений: Гиляров[а] (предсмертные
идеи XIX в. во Франции) * и Тхоржевского (стихи фи-:
дософа) *. Разбор поручен Н. А. Котляревскому *.
Сердечно благодарю Вас за доброе слово о моем
«Соловьеве» *. Вы знаете, как оно для меня ценно, Вы такой
тонкий критик, и в Вас живет такое чувство житейской
правды, что Ваш хороший отзыв есть своего рода «патент»
литературному произведению. Я вполне согласен с Вашим
взглядом на нелепое, сентиментальное и больное направлен
ние современной общественной морали *. У нас и в
обществе, и даже в суде господствует то, что я как-то назвал
«извращением моральной перспективы» и «жестокою
чувствительностью». Страшно становится за поколения,
которые вырастают в этой атмосфере отсутствия долга и
присутствия попустительства. Что до Спасовича, то и я вижу
в нем пятнышки (дело Крылова, д[ело] Кронеберга,
[отношение к Пушкину), но все это тает в лучах
разумно-гуманного отношения его к вопросам общественного развития*.
Будьте здоровы! Кланяюсь Вашему супругу.
Ваш А. Кони.
120. А. А, ШАХМАТОВУ
15 мая 1903. Петербург
V.1903.
2 1/2 Ч.
Многоуважаемый Алексей Александрович.
К величайшему сожалению я не мог Вас ждать в 4
часа, ибо в 37г мне назначил свидание П. П. Семенов* по
191

поводу материалов для биографии в[еликой] к[нягини]
Елены Павловны, — письмо же Ваше я получил лишь сегодня
утром *.
Дело в том, что я прочел все, — умилен и растроган
величием души Л[ьва] Николаевича], выражающимся в
каждой строке его письма — и если бы дело шло о напеча-
тании лишь одних писем (за исключением двух — censurae
causa1), то я бы рукоплескал такому изданию Академии.
Но — есть мемуары Александры] А[ндреевны] —
старушечья 6олтоеня, не лишенная яду под видом благочестия.
Если ее цензуровать, придется выкинуть половину (да она,
вероятно, и не согласится), если же печатать все, — то это,
по моему мнению, совершенно неудобно для Академии *.
Ужели, ввиду недавних подлоглупостей Синода и его
руководителей относительно чести и гордости русского гения
и русской мысли в лице «великого писателя земли
русской» *, Академия станет под своим флагом издавать, при
его жизни, рассуждения о его отступничестве, узости,
сатанинской гордыне, безверии и эгоизме?!
Он сам, в своей беззаботности о злобе дня, может дать
на это согласие, но мы не должны этим пользоваться. Вот
почему я и хотел поговорить с Вами — нельзя ли убедить
А[лександру] А[ндреевну] разрешить печатание тома после
смерти Толстого *. Если же будет признано необходимым
печатать теперь же, то я прошу уволить меня из членов
Комиссии и уклоняюсь от всякого участия в ее работах.
Буду ждать Вашего ответа из деревни, а равно и
указания, куда возвратить алмазы Льва Толстого, оправлен-,
ные в елейную оправу графини Александры] А[ндреевны] *.
Сердечно жму Вашу руку.
Ваш А. К.
Я в Петербурге] до 10 июня, затем еду за границу.
121. С. А. ВЕНГЕРОВУ
4 июня 1903. Петербург
1903.VI.4.
Многоуважаемый Семен Афанасьевич.
Вот статья об Елене Павловне, доставившая мне массу
труда ввиду необходимости подбирания материалов, как
мозаики, да и трудности самого сюжета. Я сократил ста-
1 По цензурным соображениям (лат.).
192

тью, сколько мог, и все-таки она, вероятно, составит листа
172 печатных. Но предмет этого стоит *.
Изучая жизнь и деятельность этой замечательной
женщины, я убедился, что она была главною и, во всяком
случае, первою пружиною освобождения крестьян. В
корректуре я постараюсь сделать еще небольшие сокращения.
Как я Вам уже писал, история Е[лены] П[авловны] так
слита с деятельностью Киселева, что моя статья может
заменить в некоторой степени и его биографию. Без
Киселева] Е[лена] Павловна не совсем понятна. Позвольте
повторить затем мои просьбы: 1) дать мне 90 оттисков с об--
ложкою; 2) прислать мне сюда (я остаюсь до 17 июня, или,
вернее, до 16-го) корректуру в трех экземплярах, вместе
с рукописью и, буде возможно, с широкими маржами *.
Очень буду рад, если «потрафил» Вам. Не зная хорошенько
стиля и направлений других статей, я писал для Вас так,
как писал бы для «Вестника Европы».
Искренно преданный Вам А. Кони.
Я пришлю Вам Черкасского не в понедельник, а во
вторник. Это ведь не будет поздно? *
122. А. А. ШАХМАТОВУ
4 октября 1903. Петербург
1903.Х.4.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Спешу Вас уведомить, что я написал, по возвращении
из Академии, Ольге Владимировне то письмо, которое она
ожидала *.
Как почти всегда, я вернулся из заседания с
неудовлетворенным чувством. Мои привычки юриста к точности,
системе и сжатости, постоянно оскорбляются какою-то ха-:
латностью и неуверенностью в способе производства дел,
моя справедливость страдает от совершенной случайности
результатов.
Шенрок, столько потрудившийся, и Комарова,
написавшая книгу, какой нет даже и во Франции, остаются за
J3 А. Ф. Кони, т. 8
193

флагом, а неведомый Бунин, о котором невнятно читается
нечто «короче утиного носа», получает премию! *
Мне не предстоит бывать в заседаниях долго, ибо,
надеюсь, выборов не будет, да я на них и не приду, а потому,
по отношению к юбилею Одоевского, не откажите быть
моим представителем. Мне все равно, кто будет читать,
и я вовсе не намерен навязывать Котлярев[скому].
Можно обратиться к Арсеньеву (до 1 ноября —
Wiesbaden, poste restante), но, по различным соображениям, я
не считаю возможным участвовать в заседании один. Если
будет кто-либо из академиков, тем для меня приятнее.
Наконец — этого требует почтение к памяти Одоевского.
Заседание должно быть торжественное. Иначе чем оно
отличается от обыкновенной публичной лекции? Я могу
быть свободен в 1-ой половине ноября и во 2-ой декабря
(последнее было бы для меня удобнее) *. А в каком
положении «дело о диффамации Л. Н. Толстого»?
Сегодня ничего не постановлено о медалях рецензентам.
Надеюсь, что мы их получим за наши бесплодные —
увы! —труды *. Сердечно жму Вашу руку.
А. Кони.
Между ( ^# В" Стасов будирует меня,
I по-видимому, за то, что я бываю
[ в Академии и участвую в заседаниях.
123. А. А. ШАХМАТОВУ
19 ноября 1903. Петербург
1903.XI.19.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Я уже обещал, как и писал Вам, мою речь в виде статьи.
Поэтому ее придется переделать и некоторые части
сократить, а другие, напротив, добавить. Для Ваших же
«Известий» я ей придам именно ту форму, в которой она была
сказана*. Карточки Вашей мне не передали. У нашего
швейцара вообще большой беспорядок. А у меня голова
идет кругом от идущих с разных сторон просьб и
предложений пойти в гласные. Предварительные записи дали мне
подавляющее большинство, и я решился идти. Знаю, что,
быть может, ввиду состояния своего сердца, подписываю
194

себе смертный приговор, но не считаю возможным
отвечать отказом на общественный призыв. Jacta est aléa *«
Но уже теперь я едва ли работник для Академии...
Преданный Вам А. Кони.
Усердно кланяюсь Вашей супруге.
124. А. А. ШАХМАТОВУ
1 декабря 1903. Петербург
1903.XII.1.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Позвольте представить на Ваше благоусмотрение
прилагаемое письмо ко мне из Харькова — все по тому же
вопросу о малорусском евангелии *.
А. Н. Пыпин сообщил мне, что пугающий меня
параграф правил (о добровольном] присоединении настоящих
академиков к маргариновым) останется. Очень жаль! Это
грозит совершенным распадением Разряда или такой его
самодеятельностью, которая приведет его к гибели, как
учреждение, которое легче уничтожить, не нарушая его
связи с Академиею *. И кто поручится, что Разряд из
одних почетных академиков не изберет в свои члены г.
Леонида Андреева, Бальмонта, Брюсова, г-жу Гиппиус
и т. п.? *
Это последнее соображение, конечно, между нами.
Усердно кланяюсь Наталии Александровне.
Ваш А. Кони.
125. К. К. АРСЕНЬЕВУ
9 декабря 1903. Петербург
1903.XII.9.
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Я думаю, что совещание было бы полезно отдельными
группами, где гораздо свободнее обмен мнений (не могу
себе представить, как мы будем, в большом собрании,
обсуждать кандидатуру лиц, тут же присутствующих и
желающих занять тот или другой пост?) *, но, во всяком
случае, ничего против осуществления проекта гр. М[усина]-
1 Жребий брошен! (лат.).
13* 195

П[ушкина] (он заезжал ко мне в воскресенье, а вчера
заставил меня тщетно прождать себя все предобеденное
время) не имею и готов явиться в воскресенье к Тени-
шеву * от 2 до 4 ч[асов] (до этого у меня юбилей Есипо-
вича *, а после заседание Комитета московских]
студентов), но только позвольте не принимать на себя почин
созыва по причинам, из которых, кроме служебных, укажу
две: а) я не причисляю себя ни к какой партии и желаю
сохранить самостоятельность моих взглядов, не связывая
себя подчинением взглядам той или' другой партии, —
поэтому инициатором созыва гласных новой партии *
(связываю) быть не могу; б) мне кажется такая группировка
партий преждевременною, а потому и бесплодною. Самое
правильное, если созыв произойдет от бывших гласных,
опытных в земском и городском деле, т. е. от М[ихаила]
Матвеевича Стасюлевича], Вас, Мусина-Пушкина и Поте-
хина. Участие М[ихаила] Матвеевича] самое важное, ибо
он, по существу, первый гласный Петербурга (по
относительному числу голосов) *. Поэтому позвольте мне быть
простым участником. В четверг мы, конечно, увидимся
у Владимирова. Там можно будет всем собравшимся
(Владимиров предполагает 50 человек) передать
приглашение в Тенишевское училище на воскресенье. Надо только
точно определить час.
Вчера было первое заседание Комиссии по Уложению,
чрезвычайно интересное. Подробности расскажу Вам при
свидании.
Позвольте считать вопрос о моем участии в созыве
порешенным в тех границах, о которых я пишу.
Ваш душевно А. Кони.
Хотел лично к Вам приехать, но должен ехать к
Звереву объясняться по поводу «Вестника права».
126. С. А. ВЕНГЕРОВУ
20 декабря 1903. Петербург
1903.XII.20.
Глубокоуважаемый Семен Афанасьевич.
Между мною и уважаемым Ильею Абрамовичем *,
очевидно, произошло какое-то недоразумение. При последнем
свидании нашем, в последних числах октября, мы вели об-
196

щий разговор о редакторстве будущего сборника и
расстались на том, что И[лья] А[брамович] напишет мне как о
размере вознаграждения за труд по редакции, так и о
том, какой размер гонорара я могу указать намеченным
мною сотрудникам: Щегловитову, Случевскому, Котлярев*
скому и Набокову. Мы проектировали также план
будущего издания. Но с тех пор прошло почти два месяца,—»
и я не получил ожидаемого письма и даже собирался
попросить К. К. Арсеньева напомнить И[лье] Абрамовичу]
о том, что время уходит. Между тем наступили городские
выборы, от которых я, по принципу, не считал возможным
уклониться — и я избран огромным большинством (853
голоса из 932) в гласные Думы, что не только связывает
меня в пользовании своим временем, но еще отнимает его
в большом количестве, так как придется присутствовать
в трех заседаниях Думы еженедельно. Очень рад, что Ваше
письмо застало меня. Я сегодня уезжаю до 10 января
(или, в крайнем случае, до 7-го). Таким образом,
по-видимому, «чаша сия» не минет Вас. Я же решительно не могу
теперь принять на себя редакторства и считал, не получая
письма И[льи] Абрамовича], этот вопрос решенным
иначе *. Но я не отказываюсь от сотрудничества и с у до-?
вольствием доставлю Вам очерки о Стояновском, Ровин-
ском и, пожалуй, о Зарудном, а также их портреты (Ро-
винского крайне редкий), имеющиеся у меня. Готов также
послужить моими указаниями. Думаю, что времени еще
осталось довольно и что Набоков («Иван Аксаков и Су-
хово-Кобылин») и Щегловитов («Александр II» и,
конечно, «Замятнин») не откажутся дать свои труды. Для
«Телесных наказаний» очень пригоден И. В. Ефимов *.
Желаю Вам счастливого Нового года и кланяюсь И[лье]
Абрамовичу].
Преданный Вам А. Кони.
127. К. К. АРСЕНЬЕВУ
20 декабря 1903. Петербург
1903.XII.20
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Уезжая сегодня в Тверскую губернию и в Москву, чтобы
хоть немного отдохнуть от крайнего переутомления и
успокоить свое больное сердце, обращаюсь к Вам с просьбою
m

написать мне сюда, к 5 или 6 января, на ком остановится
совещание гласных для выборов в головы, в товарищи го-
ловы и на другие должности, чтобы мне знать, за кого
класть свой шар *. Вопрос о председательстве
Михаила] Матвеевича я считаю решенным *.
Предстоят также выборы в Особое присутствие] по
городу Петербургу депутата от Думы.
На случай избрания М[ихаила] Матвеевича] в
председатели, я указал бы на М. В. Красовского (если, конечно,
ч он не пройдет, согласно предложению Фойницкого, в го-:
ловы) как на самого компетентного человека, а в
заместители ему избрал бы Дерюжинского *. Я лично затруднился
бы принять это назначение как по моим натянутым
отношениям с Платоновым (конечно, это совершенно между
нами) *, так и потому, что это, как мне известно, может
быть сочтено несовместимым с званием сенатора I
общего] собр[ания]. Вообще я не желаю занимать никаких
должностей в Думе, покуда не огляжусь, но заседания буду
посещать усердно и думаю, что могу в них быть полезен.
Знаете ли Вы о назначении Клейгельса Киевск[им]
генерал-губернатором? «Доколе господи!?»
Сердечно кланяюсь Евгении Ивановне и Ма[рии]
Константиновне] и желаю всем Вам счастливого Нового года.
Крепко жму Вашу руку. Ваш А. Кони.
128. В. В. СТАСОВУ
28 декабря 1903. Лихославль
1903.XII.28.
Лихославль, Тверской губ.
Глубокоуважаемый Владимир Васильевич.
Дурное состояние здоровья и необходимость отдохнуть
от усиленных работ этой осени, вероятно, задержат меня
в здешнем деревенском уединении и лишат возможности
лично приветствовать Вас 2 января в день Вашего
рождения.
Позвольте, поэтому, сделать это письменно и пожелать
Вам неугасимой бодрости и неизменной энергии еще на
много лет.
Ш

С удивлением и сердечным уважением думаю я о Вас...
В возрасте, когда даже западноевропейский человек
считает себя имеющим право не только на отдых, но и на
эгоистически-созерцательное отношение к жизни, Вы служите
родине словом и делом, трудом и примером — посреди
дряблого, утрачивающего веру в будущее, общества — и
можете, по праву, с законною гордостью сказать про себя::
«Vivos Voco!»*1 Пускай же судьба еще много лет
посылает Вам возможность будить в окружающих веру в труд
и истинную любовь к общечеловеческим идеалам!
Душевно Вам преданный А. Кони.
129. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
30 декабря 1903. Кашино
1903.XII.30.
Кашино, Тверской г.
Глубокоуважаемый Борис Николаевич, надежде моей
свидеться в Москве исключительно с Вами, о чем я писал
Александре Алексеевне, не суждено сбыться. Ряд
сердечных припадков, повторившихся в последние дни, несмотря
на спокойствие деревенского затишья, заставляют меня
опасаться заболеть в Москве (и притом совершенно
внезапно и неожиданно, как это обыкновенно делается) и
испытать такие же ужасные часы, как те, которые мне
пришлось пережить осенью в Берлине, при возвращении
домой. Как ни больно снова откладывать радостное для меня
свидание с Вами, но приходится покориться и надеяться
на приезд в Москву на масленой неделе или в Караул.
Указание на возможность последнего содержится в письме
Александры] А[лексеевны], и, не скрою от Вас,
возможность встречи пасхи в старом русском барском доме мне
бы очень улыбалась, особливо соединенная с близостью
сердечно любимых людей, самый факт существования кр-
торых украшает жизнь.
Я очень заработался эту осень, вернувшись притом из-
за границы с подорванными силами. Пришлось читать
1 Зову живых! (лат.)»
199

новый курс в Лицее, читать лекции милым земским врачам
в Еленинском клиническом институте, говорить в
Академии (о князе Одоевском) и в литературном кружке
Полонского, писать вторую часть «доктора Гааза» и чаще
обыкновенного заседать в Сенате, где дела все усложняются и
все более и более рисуют картину полной утраты
правовых начал в местном управлении России. А в конце осени
вдруг возникла моя кандидатура в гласные Думы. Я долго
колебался, идти ли, боясь за свои силы и чувствуя
отвращение к сиденью у общего дела с такими личностями, как
князь Мещерский, Скальковский, из которых первый уже
теперь прибавляет в каждом номере своей газеты к моему
имени постыдную, по его мнению, кличку «либерал». Но
мне думается, что идти в обыкновенную Думу есть
гражданский долг и притом «на два фронта», ибо то, что я
слышал и видел на собраниях гласных и избирателей новой
городской партии, указывает на склонность к такому
ребяческому пустозвонству и к «переступанию за постромки»,
что слово отрезвления и уважения к закону будет не
лишним именно для нового элемента в Думе. Притом я выбран
наибольшим большинством (простите эту тавтологию)
участковых обывателей Петербурга, получил 853 голоса из
932 — и отказываться неловко. Утешаю себя мыслью, что
все-таки могу принести небольшую пользу, а в случае
нездоровья, мешающего усердно работать, могу сложить
с себя звание гласного. Поэтому, если Вы одобряете мое
решение, дайте мне заочно Ваше благословение на новую
деятельность. Новая городская партия предложила мне
кандидатуру в председатели Думы (новое и весьма
интересное звание), но я отклонил это. Хочу еще приглядеться,-
а там, через три года, — увидим...
Вопрос с писанием биографии Елены Павловны все
еще не наладился. Принцессы Елены Альтенбургской еще
нет в Петербурге, а с ее ограниченным, самодовольным и
бестактным братом я не хочу иметь деловых отношений.
Вероятно, в январе все разъяснится. Со страхом гляжу
в будущее, сулимое новым годом. Война, висящая над
родиной, при всяком исходе, может оправдать и оправдывает
латинскую пословицу: abyssus abyssum invocat...1 Но
гораздо хуже внешней опасности и грядущего разорения и
крайнего напряжения и без того ослабленных сил
1 Беда не приходит одна.., (лат).
200

страны — это поднимающееся грозными и грязными
волнами одичание всех слоев общества. Куда ни оглянешься —
везде замечаешь роковую убыль не столько нравственного
чувства, но и простой логики. Точно какое-то зловредное
дуновение выветрило, в этом отношении, умы и сердца
русских людей и, в особенности, нашей молодежи, которая
замкнулась в какой-то безвыходный круг пассивного и
активного бесправия, своего и чужого... Такие истории,
как с Герье, — ив особенности отношение к ней
общества — могут привести в отчаяние *. Кажется, вообще
Москва по этому поводу отличается, но и повсюду видишь
признаки глубокого разложения, прикрываемого или ще-:
голяющего громкими и подчас совершенно бездумными по
своему невежеству фразами. Семья распадется à vue d'oeil \
даже без условной стыдливости, заставлявшей прежде мол-,
чать о низменных и животных побуждениях к этому
распаду, а литературное, общественное и уличное
хулиганство победоносно подымает голову. Подчас русская жизнь
представляется мне замкнутой в какой-то вагон, где курят,
шумят, орут пьяные песни, играют в карты и явно и тайно
грабят друг друга, а между тем вагон сошел уже с рельс
и мчится по так называемому мертвому пути. Конечно,
многие из этих явлений существуют и на Западе. И там
потребности искусственные и естественные совершенно
начинают заслонять идеалы долга и самоограничения, но там
все-таки есть старые, традиционные культурные устои...
А у нас?! Отсутствие вчерашнего дня — вот девиз дня
нынешнего и пророчество для дня будущего! Мне 60 лет,
я одинок, и у меня бывают скорбные минуты реального
ощущения этого одиночества, но тем не менее я часто
благословляю судьбу, что у меня нет детей и что я никого не
обрек на переживание того, что, как мне кажется,
предстоит нашему обществу в том пути, по которому оно vo-
lens-nölens2 идет... Простите, однако, эти пессимистические
мысли — и все-таки примите горячие пожелания бодрого
и здорового Нового года. Свидание с Вами и с А[лександ-;
рой] А[лексеевной] было бы одним из лучших даров его
для меня лично. С разных сторон слышу я, что здоровье
Ваше несколько поправилось, и сердечно этому радуюсь.
Душевно Ваш А. Кони.
1 На глазах (франц.).
2 Волей-неволей (лат,),
201

Получили ли Вы пачку моих брошюр? и «Елену Пав*
ловну» с портретами? Этот очерк должен быть лейтмоти*
вом будущей биографии. Верен ли он? Низко кланяюсь
Александре] А[лексеевне].
Со 2 января буду уже в Петербурге.
130. М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ
11 января 1904. Петербург
1904.1.11.
Дорогой Михаил Матвеевич.
Я решил написать опровержение негодяя Пятковского
в «Русский вестник» *, а Н. А. Котляревский,
присутствовавший при произнесении моей речи и сам тоже
говоривший об Одоевском, желал бы написать 2—3—4 странички
в «Вестнике Европы», где ему удобнее выступить, чем мне,
постоянному сотруднику журнала *. Он может доставить
свою статейку в воскресенье, 18-го, рано утром. Разрешите
ли Вы все это? Будьте добры черкнуть мне словечко.
Излишне говорить Вам, насколько я придаю значение
появлению такой статьи и от компетентного лица, как
Котляревский, в «Вестнике Европы». Странное дело: я должен
бы привыкнуть к разным нападкам, и на душе [должна]
образоваться своего рода мозоль, а между тем, чем старше
я становлюсь, тем более я впечатлителен. И вот, думается
мне, не следует ли и своим литературным трудом, в
котором я стараюсь служить подъему нравственности нашего
общества, сказать тургеневское «довольно». Будьте
здоровы.
Ваш А. Кони.
Очень кланяюсь Л[ьобови] И[саковне].
131. Л. Н. ТОЛСТОМУ
24 января 1904. Петербург
1904.1.24.
Дорогой Лев Николаевич.
Еще в ноябре 1902 года Вы же\али, чтобы я
похлопотал о поселенце Олекминской округи (Якутской области)
Козьме Мигалине, 70 л[ет], мечтавшем о разрешении
переселиться в Томскую губернию, подобно своим единовер-
202

цам. По некоторым особенностям его виновности (он
судился за принадлежность к скопчеству) исполнение
Вашего поручения встретило большие препятствия, но, в конце
концов, третьего дни я получил официальное уведомление
из Министерства] ю[стиции], что 31 декабря прошлого
года несчастному старику высочайше разрешено
переселиться в пределы Томской губернии.
Спешу Вас об этом уведомить *.
Мне было грустно отказаться от мысли посетить
Ясную Поляну в декабре. Так хочется Вас видеть. Теперь я
могу располагать временем от начала страстной недели до
начала фоминой. Быть может, Вы разрешите мне
приехать в конце святой недели или в первые ее дни? *.
Хотя я знаю, что Вам не совсем и не во всем
симпатична деятельность и личность Гааза, но тем не менее
позволяю себе послать Вам отдельный оттиск второй части
моего исследования о нем*. Среди «опустошенных-сердец»
настоящего времени образ чудака этого все-таки приносит
своего рода добро. Это я знаю из писем и пожертвований
во имя его, получаемых мною.
Прошу Вас передать мой поклон Софии Андреевне и
Татьяне Львовне.
Сердечно Вас любящий А. Кони.
132. К. К. АРСЕНЬЕВУ
4 февраля 1904. Петербург
1904.II.4.
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Спешу препроводить к Вам два портрета Ровинского
(один в начале 60-х годов, другой незадолго до смерти),
один Зарудного и один Стояновского. Я думал составить
книгу по следующей программе: введение, Александр II и
судебная реформа (Щегловитов или Случевский); Бутков
'(?); Блудов (Щегловитов); Замятнин (я); Ровинский (я),
Зарудный (я); Стояновский (я); Буцковский (?); Нее-:
лов (?); Капнист (?); Гоголь (Хрулев); Аксаков (Набо-:
ков); Сухово-Кобылин (Набоков); князь Орлов
(Тимофеев). Конечно, порядок может быть и иной. Тимофеев,
203

помнится, говорил, что готов написать и Неелова. На Слу-
чевского и Щегловитова надо понасесть *.
Я доставлю Вам свои статьи постепенно, но не позже
августа или даже июля *. Портрет Замятнина я достану —
или из Москвы (я подарил зале Общих собраний
чудесный портрет 3[амятнина] с его собственноручною
надписью), или от одной из его дочерей — Куломзиной или
кн. Тенишевой.
Теперь две просьбы:
1) вместо отдельных оттисков прошу мне дать его
экземпляров сборника, как это было сделано и с первым
выпуском;
2) портреты вернуть мне тотчас по миновении
надобности в сохранности (особливо портрет Ровинского с
драгоценной для меня надписью; быть может, она могла бы
быть воспроизведена как автограф?), на что обратить
внимание литографии и цинкографии. Я с 7г прошлого года
до января получал «Вестник самообразования» очень
аккуратно, а приложений вовсе не получил. Нельзя ли мне
прислать таковые? Простите, что беспокою Вас.
Я очень, очень опечален смертью Б. И. Чичерина, моего
друга и наставника *. Принимался писать о нем и не могу.:
Слишком еще свежая рана.
Ваш А. Кони.
133. А. А. ШАХМАТОВУ
8 апреля 1904. Петербург
1904.IV.8.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Я только что вернулся из Ясной Поляны, под сильным
впечатлением от личности и новых произведений Толстого,
и нашел Ваше письмо. Посылаю продолжение корректуры
моего отчета о Гилярове. В ней сделан обширный пропуск,
требующий перепечатки половины препровождаемого
полулиста. Не будете ли добры приказать сделать для меня
30 оттисков моих отзывов о Гилярове и Гюйо *.
Что касается до печатания ответа Пятковскому — то
стоит ли? не придаст ли это «Известиям.» полемический
204

характер? Впрочем, если Вы находите, что это уместно и
полезно, я вполне в Вашем распоряжении и пришлю Вам
еще экземпляр для напечатания *.
Графиня Толстая высказывается категорически против
печатания при жизни ее мужа мемуаров гр. Александры
Андреевны и его писем к ней, — Лев же Николаевич
предоставил этот вопрос ее решению *.
Я не могу быть в Академии 12-го. У меня Общее
собрание Сената. Но хотелось бы повидаться. Когда бы это
устроить на будущей неделе?
Сердечно Ваш А. Кони.
Усердный поклон Наталье Александровне.
134. Л. Н. ТОЛСТОМУ
10 апреля 1904. Петербург
1904.IV.10.
Дорогой Лев Николаевич, нужно ли говорить Вам, как
я был счастлив вновь прожить под одною кровлею с Вами
несколько дней и испытать на себе вновь
облагораживающее душу влияние Ваше? * За это нельзя даже
благодарить, этому можно лишь радоваться. Я послал Вам вчера
мой доклад о судебной этике, к сожалению,
преисполненный грубейших опечаток *. Очень бы хотелось мне, чтобы
Вы его прочли, принеся мне эту жертву. Я знаю, что
написанное мною (и более подробно читаемое лицеистам)
в корне, в отправной точке не согласно с Вашим взглядом
на судебное дело, но прошу Вас на полчаса стать на точку
зрения существования суда, как еще не отвратимого
факта, и с нее судить то, что говорю я будущим судьям и
вообще судебным деятелям. Автору «Воскресения» мне
незачем говорить, до какой степени расходится настоящая
судебная жизнь с теми идеалами, которые я рисую и
достижение которых (смело могу сказать это по опыту своей
35-летней деятельности на судебном поприще) в сущности
так легко и естественно.
Сердечно жму Вашу руку, мечтаю, быть может, в
начале осени снова повидать Вас. Я послал Вам также
205

вторую часть Гааза *. В ней есть, как мне Думается,
интересные данные о Тургеневе (Александре) и о Вяземском,
а также о квакерах, доселе почти неизвестные...
Да хранит Вас тот, кто послал Вас в жизнь на
нравственное утешение людям.
Душевно любящий Вас А. Кони.
135. Л. Н. ТОЛСТОМУ
21 апреля 1904. Петербург
1904.IV.21.
Дорогой Лев Николаевич,
оказалось, что из двух моих фактических замечаний на
Вашего берущего за сердце «Хаджи Мурата» одно
оказалось неверным. Действительно — в'[еликая] к[нягиня]
Елена Павловна могла приехать с красным лакеем. Лакеи
в[еликой] княгини носят также красную ливрею, но лишь
шляпу надевают поперек головы, а не вдоль. Но
треугольные шляпы генералов отменены 9 мая 1844 г. и заменены
касками, так что в описываемое Вами время Чернышев уже
не мог надевать шляпы с петушиными перьями*.
Я послал Вам свои брошюры и по приезде в Петербург
писал Вам и графине Софье Андреевне. Надеюсь, что все
это получено у Вас.
Сердечно любящий Вас А. Кони.
136. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
5 июля 1904. Сестрорецк
Сестрорецкий курорт.
VII.904.5.
Милостивый государь.
Извините, прежде всего, что я обращаюсь к Вам, не
называя Вас по имени и отчеству. Я живу за городом, не
имею под рукою «Всего Петербурга» и лишен возможности
получить необходимые, в этом отношении, сведения, и
в то же время не хочу откладывать этого письма, потому
206

что боюсь, чтобы «злоба дня» и неотложная работа, а
также и частое, неожиданное нездоровье не помешали мне
выразить Вам, в качестве одного из читателей «Биржевых
ведомостей», мою глубокую благодарность за
сегодняшнюю статью Вашу о Чехове *. Никто до сих пор не сказал
об этом бесконечно милом русской душе писателе так
сердечно, правдиво, вдумчиво и сжато, как Вы. Едва ли кто-
нибудь и скажет... Его рассказы начнут анализировать и
систематизировать, начнут производить дознание, что
именно хотел он сказать «ангелу Сардийския церкви» и
что «ангелу Капподокийския церкви» и как относился он
к «вопросам жизни», когда сам он был пульсом этой жизни
и ни под какой ярлык не подходит, ни на какую полочку
целиком и без остатка не укладывается.
Он точно исполнил завет Жорж Санд: «Ошибки и
промахи в жизни и недочеты самой жизни ничего не значат:
надо надеяться, страдать, любить, быть, надо встать,
собрать рассеянные по дороге обломки своего сердца — и
с этим трофеем идти прямо к богу!..» Он так и сделал.
Я знал Чехова мало, но провел с ним интересный
вечер, когда после Сахалина он пришел ко мне * — и
несколько дней в 1901 году в Ялте, где видел его грустную
улыбку затаенного страдания и вел с ним долгие беседы
на тревожившую его тему о материальном и нравственном
оскудении народа *. И он стоит предо мною как живой —
и Ваша статья так прекрасно, так любяще раскрывает его
внутренний мир и его значение. Я давно читаю с большим
сочувствием Ваши критические очерки, но сегодня не мог
воздержаться — и прошу извинения за свои, конечно, для
Вас вовсе не интересные строки.
Примите уверения в искреннем уважении и
преданности.
А. Кони.
137. И. И. ТОЛСТОМУ
20 августа 1904. Петербург
1904.VIII.20.
Невский, 100.
Глубокоуважаемый граф Иван Иванович.
После долгих размышлений и проверки всего нашего
первого думского полугодия я решился уйти из гласных,
послав наши письма городскому голове. Но, по возвращении
207

сегодня из моего летнего уединения, я узнал, что
принято лишь письмо от Вас, а мне, вследствие
изображенного на нем «в собственные руки», возвращено мне
обратно. Упразднив эту надпись, я вновь послал свое письмо,
и оно принято. Пишу Вам об этом во избежание
каких-либо недоразумений с Вашей стороны.
Думаю, что мы поступили правильно. «Ище законы
писать, если их не исполнять», говорит великий Петр.
«Ище обязанности принимать или их не исполнять»,—
можно повторить вслед за ним. Внутреннее устройство
думских заседаний, при котором мы присутствовали,
указывает с ясностью, что решить дела с полным сознанием
совершаемого в них, среди внешних и внутренних условий,
почти невозможно, уклоняться от заседаний не достойно,
а бывать во всех нет никакой возможности.
Достаточно припомнить, что до рождества предстоит
36 заседаний (по пятницам, понедел[ьникам] и средам), не
считая разных совещаний и экстренных случаев. Надо для
этого оставить почти все свои ординарные занятия и
отдать все время Думе. А какой результат? Ездить же
пять-шесть раз в год, как это мне рекомендовал М. М. Ста-
сюлевич, по моему мнению, не соответствует доверию
избирателей.
Не откажите черкнуть строчку. Хотелось'бы повидать
Вас по Вашем возвращении. Я останусь здесь до 27-го.
Душевно преданный Вам А. Кони.
138. А. А. ШАХМАТОВУ
11 сентября 1904. Караул
1904.IX.11.
Рязанско-Уральская ж. д..
ст. Инжавино,
село Караул.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Пишу Вам всего несколько строк, совершенно
измученный сердечными припадками, повторяющимися почти
208

A. CD. Кош. 1903 год.^
Портрет работы Е. С. Зарудной-Кавос

ежедневно, вызванными, вероятно, утомлением от
путешествия сюда и доказывающими, что пора готовиться к
окончательному и более короткому путешествию. Но,
покуда оно наступит, — надо еще «послужить миру», как
говаривал Горбунов.
Вы говорили мне (и Пыпин тоже), что существует
предположение помянуть нашего почтенного члена (моего
друга и наставника) Б. Н. Чичерина речью в годичном
собрании Академии 29 декабря и что «оратором»
намечают меня.
Между тем Московское психологическое общество
обратилось ко мне с просьбою принять участие в чествовании
памяти Б[ориса] Николаевича] (я почетный член этого
Общества), предполагаемом осенью. Я, конечно, предпочел
бы послужить Академии и отказался бы от
Психологического] общества, если бы знал наверное, что придется
говорить в Академии. Нельзя ли теперь же выяснить этот
вопрос, и, если он разрешается утвердительно, то дать
мне знать официальном письмом А. Н. Веселовского? *
Я останусь здесь до 24-го, затем мне, до 28-го, можно
адресовать в Москву «до востребования».
Не знаю, есть ли у нас в библиотеке газеты... Если
есть — не будете ли добры приказать прислать мне
«Русский инвалид» за 1865 г[од] (первую половину года) и
«Московский курьер» за сентябрь 1883 года, а также
«Московские ведомости» за то же время, № 187.
Я вышел из Думы, не считая возможным не бывать
в- каждом заседании, что мне, однако, не позволяют ни мои
другие обязанности, ни состояние здоровья (всего с 15
сентября] по 15 декабря в Думе назначено 36 вечерних
заседаний, не считая комиссий). Таким образом, я более
свободен для академических работ.
Желаю Вам всего хорошего,
Усердно кланяюсь Н[аталье] А[лександровне] и крепко
жму Вашу руку.
Преданный Вам А. Кони.
По части книг я был бы весьма обязан, если бы мне
получить: 1) Богучарский. Из прошлого русского общества.
2) Новомбергский. Черты врачебной практики в
Московской] Руси и 3) Хохлов. Путешествие уральских казаков
в Беловрдское царство *.
14 А. Ф. Кони, т, 8
209

139. А, А. ЧИЧЕРИНОЙ
12 октября 1904. Петербург
1904.Х.12.
Дорогая и глубокоуважаемая Александра Алексеевна.
Я собирался писать Вам длинное письмо в ответ на
Ваше, дорогое мне, но сегодня не сплю всю ночь и так
взволнован происшествием в английских водах*, что могу
написать только несколько строк... Это такое несчастие,
последствий которого и предусмотреть нельзя! В лучшем (да
и лучшем ли?) случае — новый громадный расход на
вознаграждение жертв пословицы «у страха глаза велики»,
насмешки и плевки всей Европы, унизительное испрошение
прощения, в худшем — война с Англией, которая сделает
нам полное банкротство, разорит наши гавани и т. д.
Бедный русский народ! С тех пор, как я в Петербурге, дня не
проходит, чтобы душа не возмущалась и не горела от
негодования. Рассказы приехавших с Дальнего Востока
просто ужасны. И по иронии судьбы одно интендантство,
издавна прославившееся своими кражами, стоит на
надлежащей высоте — и если солдат не одет, голоден, в
лохмотьях — то это благодаря удивительному отсутствию
чувства долга у начальствующих и проклятому русскому
«рукавоспустию». Знаете ли Вы, например, что при
очищении Лаояна мы наполнили 3 поезда в 30 вагонов
каждый всякой рухлядью присосавшихся к жел[езной] дороге
лиц, ломаной мебелью, канцелярскими столами, старыми
диванами и оставили японцам 10 т[ысяч] заготовленных
пар сапог и лесной склад в 10 т[ысяч] бревен, причем
каждое стоит не менее 50—60 р[ублей]? А теперь еще эта
злополучная эскадра, идущая на гибель и вызывающая гибель
на Россию! * От всех этих волнений и настоящей
патриотической тоски у меня снова начались припадки сердца,
прошедшие было под влиянием благоприятной обстановки
Караула *, и я чувствую себя плохо. Приехав сюда, я
нашел превосходное письмо от Д. А. Милютина с горячо
прочувственными словами о Б[орисе] Николаевиче].
Сердечно благодарю Вас за добрые строки и за все, что я
имел от Вас нравственно укрепляющего в Карауле. 12 рифм
я не увозил. Они остались на круглом столе. Усердно
219

кланяюсь всем. Я посетил Павла Алексеевича]* и нашел
его чрезвычайно изменившимся. Вынес тяжелое
впечатление (у него сильнейший бронхит). Пожалуйста, не
торопитесь высылать письма. Я ими ранее 1/z ноября не могу
заняться *.
P. S. Если можно, то, едучи в Петербург, захватите
маленькое письмо Ел[ены] Павл[овны] к Б[орису]
Николаевичу] на зеленой бумажке. Его надо воспроизвести
фототипией в биографии в[еликой] к[нягини]*.
Господь да хранит Вас! В одну из суббот помолитесь и
за меня.
140. А. С. СУВОРИНУ
30 октября 1904. Петербург
Многоуважаемый Алексей Сергеевич.
Очень благодарен Вам за присылку Вашего нового, пре^
красного и по содержанию, и по внешности, труда — и
весьма ценю мотивы, вызвавшие эту присылку*. Да!
Прошлого, когда думалось, страдалось и сострадалось
вместе, не вычеркнешь, несмотря на «годов таинственную
даль...» * Я, хотя и моложе Вас на десять лет, но, наоборот
с Вами, очень устал жить *, особливо теперь, когда
Крымская война, со всем ее создавшим, казавшаяся каким-то
давно прошедшим сном, снова, подобно распухшему трупу
утопленника, всплывает на поверхность нашей жизни и
отравляет и мысль, и чувство *. Мне кажется, что после
шестидесяти лет для многих смерть теряет свой леденящий
облик и ей можно сказать словами Баратынского: «В твоей
руке олива мира, а не губящая коса!»*
1904.Х.30. Ваш А. Кони.
P. S. А какое я чудное письмо Пушкина, доселе
неизвестное, нашел в архиве Б. Н. Чичерина. Его нельзя
читать без умиленного чувства. Когда оно будет напечатано,
я пришлю Вам отдельный оттиск. Обратите на него
внимание— стоит!*
14*
211

141. А А. ШАХМАТОВУ
5 ноября 1904. Петербург
1904.XI.5.
Дорогой Алексей Александрович,
Что это Вам почудилось? С какой стати могу я сер»
диться и на что? Ума приложить не могу, что подало Вам
повод к такому предположению! Я Вас сердечно люблю,,
считаю самым симпатичным и отзывчивым человеком в
Академии, радуюсь, что судьба послала мне радость
встретить Вас на моем жизненном пути — и никогда никакого
другого чувства, кроме искреннего и нелицемерного
уважения, не шевельнулось в моей груди по отношению к Вам.
Быть может, я свершил что-либо совершенно
бессознательно, что могло Вам подать повод к высказываемому
Вами предположению; в таком случае — простите мне мою
невольную вину *.
В неделе после 15-го мне удобны все дни, кроме
четверга и субботы.
А я собираюсь условиться с Вами, чтобы почитать
вместе мемуары о крушении в Борках*. При свидании
поговорим об этом.
Ваш душевно А. Кони.
P. S. В воскресенье я читаю лекцию (публичную) в
пользу сестер русско-голландского санитарного отряда и
иду на нее с большой тревогой. Молодежь волнуется и
готовится к демонстрациям в пользу конституции и против
войны — и я имею предчувствие, что она изберет мою
лекцию исходным пунктом демонстрации (это, конечно,
совершенно между нами). Откладывать лекцию (т. е, помощь
нуждающимся) было бы малодушием, — вести ее под
«шахом королю» при больном сердце — большая жертва и
даже опасность... Ну да никто как бог!
142. Д. А. МИЛЮТИНУ
22 декабря 1904, Петербург
904.XIl.22
Глубокоуважаемый Дмитрий Алексеевич,
Несказанно порадовали меня Ваши строки. Я вполне1
разделяю Ваше недоумение по поводу помещения в один
сборник деятелей судебной реформы и литераторов. Ihlo
212

издатели непременно хотели, чтобы в книге были «пред-
шественники», и редактор К. К. Арсеньев им уступил, а
так как прямые «предшественники» были разные подьячие
и крючкотворцы, то и пришлось их заменить писателями.
Я, впрочем, в этом издании был лишь простым, хотя и
усердным, сотрудником *.
: Время мы переживаем действительно странное и, скажу
откровенно, страшное. Общество вырывается из пеленок,
в которых его насильственно держали долгие годы,
усыпляя его ум и атрофируя в нем чувство собственного
достоинства. Но, вырываясь, оно хочет сразу бегать, еще не
умея не только ходить, но даже и стоять на ногах. Отсюда
ряд громких слов, шумных демонстраций и решений
коренных политических вопросов — о войне, о внутреннем
устройстве, об образе правления — за обедами и ужинами пестрою
публикою, восторженный задор которой равносилен
трогательному ребячеству ее взглядов *. А рядом с этим ряд
ошибок со стороны правительства, действующего без
системы, сегодня отрицающего то, на что вчера опиралось,
и наоборот, и с каждым днем, можно сказать, с каждым
газетным листом, утрачивающего к себе доверие. И среди
Есего этого новый фактор — толпа, сознавшая, что,
вооружившись насилием, можно дерзать на многое и многое.
И все освещено кровавым заревом Порт-Артура, при свете
которого каждый, негодуя и плача, старается найти
настоящих, по его мнению, виновников наших бедствий в этой
злополучной войне. Невольно приходят в голову слова
Тьера: «L'injustice n'est pas stérile — elle a aussi des
enfants— et ils sont clignes de leur mère» l.
Желаю Вам счастливого спокойного и бодрого Нового
года и прошу Вас верить сердечной преданности
душевно Вашего А. Кони.
Усердно кланяюсь Нат[алье] Михайловне *.
143. А. А. ШАХМАТОВУ
30 декабря 1904. Петербург
1904.XII.30.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Спешу послать Вам набросанную мною вчера речь мою
в Академии. Я попрошу Вас дать мне, независимо от го-
1 Несправедливость не бесплодна — у нее тоже есть дети — и они
достойны своей матери (франц,)г
213

норара, еще 75 отдельных оттисков и приказать прислать
мне корректуру по возможности с широкими маржами *.
При случае — верните мне письмо Ольденбурга. Я
ничего не имею против того, чтобы именоваться почетным
членом Академии, но мне кажется, что самый взгляд на
почетн[ых] академиков как на не принадлежащих к составу
Академии совершенно неверен. Недаром я давно уже
говорю, что мы пасынки Академии, лишенные всяких
семейных прав и принадлежащего каждому права представлять
наши сочинения на премии. А сколько пришлось
выстрадать из-за этого звания!
Вчера Веселовский сказал мне, что о Хомякове и
Чичерине нельзя читать вместе, ибо это будет слишком долго.
Но боже мой — ужели Академия — какая-нибудь
железнодорожная станция, на которой надо торопиться не доедая
и не допивая. Какая рутина! И, право, нужно иметь очень
мало самолюбия, чтобы продолжать любить это
учреждение и служить ему. Мое имя (быть может, совершенно
неосновательно, но это уже другой вопрос) собирает всегда
полную аудиторию, которая терпеливо и благодарно
слушает меня по три и четыре часа, а в Академии мне говорят
(и покойный Пыпин тоже) «только, пожалуйста, поко-:
роче!» Конечно, все, что я пишу Вам, между нами*.
Читали ли Вы сегодня безграмотную телеграмму
полковника Романова на имя Иоанна Кронштадтского? Точно
все соединяется, чтобы уронить престиж с[амодержца].
Неужели в «Правительственном] вестн[ике]» не нашлось
никого, кто решился бы доложить, что в России есть
грамматика и логика?!*
Душевно Ваш А. Кони.
Что бы Вы сказали о чтении у Вас 28 января, в
пятницу?
144. И. С. ТАГАНЦЕВУ
14 января 1905. Петербург
1905.1.14.
Дорогой Николай Степанович.
Известия о беспорядках в разных местах, произошедшие
вчера, об арестах и столкновениях рабочих со студентами
с нанесением побоев и увечий, и то, что театры закрыты,
214

наводит на мысль, что и «Маяк» (в числе слушателей и
почитателей которого находятся и рабочие из типографий)
не гарантирован от беспорядков, так как это будет
единственным местом, где явится общественное собрание *.
Гуманно ли относительно собираемой молодежи
подвергать ее возможности столкновений или внутренних
раздоров? И не повредят ли такие вещи самой репутации
«Маяка»? Не лучше ли подождать полного успокоения? Я ведь
отдал Вам два воскресенья в феврале и два з марте, а
Острогорский, конечно, ничего не будет иметь, чтобы
перенести дату найма залы на другое число, подобно тому
как он сделал это с Юридич[еским] обществом. Я вчера
писал Гейлорду *, прося его не посылать приглашений
ранее пятницы, чтобы осмотреться. Следовательно, сегодня
еще есть время отложить заседание бесшумно и без особых
хлопот. Мне кажется, что надо избегать всякого повода
к собранию толпы, тем более, что в числе посетителей
«Маяка» могут оказаться совершенно непрошеные и
незваные, которых придется или пропустить или удержать
у входа, что сейчас же вызовет вмешательство полиции.
Сообщаю все это на твое благоусмотрение, повторяя,
что, если вы найдете целесообразным устройство чтения,
я приду и буду читать.
Твой А. Кони.
В противном случае, при упорстве Острогорского
(в чем я сильно сомневаюсь), пропадет один задаток. Но
это ведь пустяки.
145. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
4 февраля 1905. Петербург
1905.II.4.
Глубокоуважаемая и дорогая Александра Алексеевна,
чрезвычайно сложная работа по моему новому занятию
в качестве члена Особого совещания по вопросу о свободе
печати * и мое, ставшее почти постоянным, нездоровье
помешали мне написать Вам к 3-му и заставили ограни*
читься телеграммою *. Благодарю Вас за сердечный ответ
на нее. Я был вчера на заупокойной литургии по Борисе
215

Николаевиче и порадовался, встретив его старых
учеников — профессора Вульферта и Пассовера. Молились
мы от всего сердца: он нам дал и воспитал в нас те твердые
начала гражданственности, которые помогают разобраться
и жить среди умственной анархии, которая обуяла теперь
русское общество! В чем она выражается, не буду теперь
Вам писать, так как слышал отрадную весть о Вашем
приезде 16-го. Скажу одно, продолжая мою метафору:
сумасшедший дом все тот же и обитатели каждого из этажей
остались верны себе, только пожар, начавшийся с двух
концов здания, разгорается все более — и скоро его не
угасить будет уже никакими огнегасительными снарядами *.
Теперь всё и все — газеты, сановники, бюрократия и т. д. —
полны вожделений «Земского собора», причем никто не
отдает себе отчета в том, что это такое, заранее
подозревают друг друга в мошенничествах и подлогах — и ждут
от этого алгебраического уравнения со «многими
неизвестными» какого-то чуда. Крайние радикалы в печати
заявляют, что, как этот собор ни назови, это будет
учредительное собрание «en permanence» 1, свободно избранное
всеобщею (!), тайною подачею голосов лицами обоего пола, с
16-л[етнего] возраста, а представители высших сфер видят
в нем орган для наполеоновского (III) плебисцита в
интересах политики Плеве*. И все кипит, как в'котле, все
льстит разными способами молодежи, не желающей учиться,
и всюду мятежи и самые экстравагантные демонстрации
(вроде «забастовки» адвокатов и гимназистов в Саратове,
пошедших со знаменами и криками «заставлять учениц
женских гимназий прекратить занятия») *, действующие
на государственный организм не как перерождающий его
тиф, а как истощающая малярия. А война принимает для
нас все более и более угрожающий характер. Сегодня
прибыл Гриппенберг, привезший жалобы на Куропаткина, и
всюду говорят о замене последнего в[еликим] к[нязем]
Николаем Николаевичем, опытным генералом на...
маневрах.
Господь да хранит Вас! Как ценю я Вашу дружбу!
Она меня греет и утешает.
Ваш А. К.
1 Действующее постоянно (франц.).
216

146. В. В. СТАСОВУ
24 аиреля 1905. Петербург
1905.IV.24.
Глубокоуважаемый Владимир Васильевич.
Сердечно благодарю Вас за выписки, а за страницы из
Вашей автобиографии в ножки поклонюсь! * Это такой
дая меня дар, что не знаю, чем я его заслужил. Сердечно
жму Вашу руку.
Ваш А. Кони.
Буду ожидать обещанных страниц с радостным
нетерпением.
147. А, А. ЧИЧЕРИНОЙ
10 мая 1905, Сестрорецк
Сестрорецкий курорт.
Приморская ж. д.
905. V. 10.
Дорогая Александра Алексеевна, посылаю Вам при сем
вырезку из замечательной статьи кн. Мещерского (sic!)
в «Гражданине» о К. П. Победоносцеве *, замечательную
и по верности характеристики и по тонкости анализа
психики «великого инквизитора», который все еще не хочет
себя признать раздавленным и, извиваясь и корчась, еще
жалит хвостом. Нужно ли Вам говорить, как порадовало
меня известие, что Вы здоровы и что у Вас все спокойно.
Вы, быть может, помните, что я писал о Б[орисе]
Николаевиче]: «Нужно знать, что такой человек есть» — и тогда
живется легче *. То же скажу я и про Караул. Нужно
знать, что он существует во всей полноте труда и мысли,
в него вложенных, и тогда становится отраднее на душе.
Я же о нем и теперь думаю и как о моем приюте в конце
лета. Предприняв печатание книги «Биографические очерки
и характеристики» *, я едва ли освобожусь от типографии
и корректур раньше 1/2 или 20 июля и уже затем мог
бы приехать к Вам. Кончаю я печатанием и 4-е издание
217

«Судебных речей», которое с особою радостью
представлю Вам в конце мая. Эта книга заставляет меня
специально пожалеть о кончине Б[ориса] Николаевича]. Я хотел бы
попросить у него совета из области морали. Дело в том,
что я печатаю в ней программу лекций об этике *, не со-;
стоявшихся вследствие противодействия Муравьева,
написавшего Плеве, что он признает невозможным разрешение
в настоящее время лекций о нравственных началах в
уголовном процессе. Это причинило мне тогда много
огорчений и заставило отказаться от труда, который был бы,
быть может, полезен молодежи морально — и массе
нуждающихся материально (предполагалось 12 лекций, а мои
лекции очень посещаются и дали бы, с благотворительной]
целью, конечно, не менее 10 т[ысяч] р[ублей]). Теперь,
печатая программу, я колеблюсь — не напечатать ли письмо
ко мне Плеве с приложением муравьевского бесчестного
насилия, в свое время (в 1902 г.) так возмутившего
Бориса] Николаевича]. С одной стороны, теперь, при
пробудившемся общественном мнении — это будет иметь
некоторый характер возмездия Муравьеву] за учиненную им
гадость; с другой — имею ли я право (имея к тому повод
и возможность) умалчивать о постыдном деянии человека,
который, нагадив России, чем мог, убежал, в критические
моменты, за границу, получая с русского народа (для
которого он занимался фальсификацией правосудия) по 80
т[ысяч] в год и угрожая прибыть назад на смену гр. Ламз-
дорфа? * Не значит ли это, согласно Апокалипсису, «быть
ни студеным, ни горячим, а только теплым» * — и можно
ли замалчивать обиды, нанесенные не только своей душе,
но и душе общественной. Я понимаю, что напечатать это
письмо просто — значило бы сводить счеты. Но, печатая
свою лекцию о судебной этике, которою так восхищался
милый Песков *, в качестве программы целого курса, я
невольно возбуждаю вопрос читателя: «А где же курс»? —
и потому, казалось бы, должен ответить на него. Вот какой
вопрос хотел бы я задать Б[орису] Николаевичу]. Вот с
каким вопросом обращаюсь и к Вам, к Вашему внутреннему
чутью, к Вашему строгому и возвышенному взгляду на
житейскую этику.
Погода у нас холодная, хотя и ясная. Я немного
освежаю здесь свою голову, удрученную совещаниями по печа*
ти (4 в неделю, из коих два под моим председат[ельством]),
в которых приходится иметь дело с «доносительными» ин*
218

синуациями г. Юзефовича * и с крайним, отвлеченным ли-»
берализмом, не признающим условий места и времени,
некоторых других членов. Если Вас поинтересуют, я при-«
шлю Вам дальнейшие журналы наших заседаний, начиная
с № 10.
Во внутренней политике явный поворот к старому про-«
изволу. Капитан Кладо, честно обличавший безобразия
морского ведомства, исключен из службы (без суда), и об
этом запрещено писать газетам. Министерство]
государственных] имуществ упразднено для всех заинтересованных
министров — сюрпризом. Членами Государственного] со*
вета (из которого, по-видимому, «приготовляют» верхнюю
палату) назначены alter ego1 Делянова — Аничков и не*
годяй тульский губернатор Шлиппе... Здоровье мое неваж«
но. С[офия] В[асильевна] * здорова; я ее видел недавно»
мельком, но к Марии Алекс[еевне] *, к сожалению, не имел
времени пойти.
Господь да хранит Вас!
Весь душой Вам преданный А. Кони,
148. М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ
2 июля 1905. Сестрорецк
1905.VII.2/15.
Дорогой Михаил Матвеевич.
Сердечно благодарю Вас за последнее письмо и за
вырезки. Интересно, что-то пишут «особого» о назначении
Витте вместо Муравьева? Я лично этому радуюсь. Не«
смотря на многие свои недостатки, Витте все-таки государе
ственный человек, c'est un quelqu' un2, как говорят фран^
цузы. А Муравьев — мазурик и христопродавец, который
стал бы преследовать свои личные, эгоистические цели, не«»
смотря на носимое им, славно, по словам Суворина, в Рос*
сии имя. Здесь объясняют его непосылку в Вашингтон тем,
что, во-первых, вспомнили, что у него еще в Гааге было
столкновение с представителем Японии и, во-вторых, тем,
1 Двойник (лат.).
2 Это уже что-то (франц.).
219

что он будто бы заломил на себя, на жену, на врача
несообразную сумму и стал торговаться. Это вполне
соответствует его душе, которая, по словам Щедрина, «малая и
не бессмертная», но все-таки не соответствует его уму. Не
думаю, чтобы его положение в Риме было из приятных.
А как объясняют все у вас в «прекрасном далеке»?
Ваше мнение о губительности курорта оправдалось.
Меня чем-то отравили в ресторане, и вот уже пять дней
я не могу оправиться, ничего не ем, стражду «в кишках»
при сильном движении и не могу отрешиться от
металлического вкуса во рту. Все, что «нагулял», пошло насмарку.
Так как Вы знаете наши новости лучше меня, то я не
пишу о них, хотя немного встревожен непоявлением в
«Н[овом] в[ремени]» объявления о выходе июльской
книжки «В[естника] Е[вропы]». Вероятно, это какое-нибудь
недоразумение с «Н[овым] в[ременем]», которое теперь
усиленно раздувает мысль, что Россию погубили не г[оспо]да
вроде в[еликого] к[нязя] Алексея (снявшегося с Кавальери
на grand prix1)» не министры вроде Толстого и т. п., а
масоны!
Ужасно жаль бедную Варю Комарову. Я уже писал
Вам о ней, но Вы оказывается еще раньше имели о ней
известие. Кругом очень неспокойно. Хулиганы на улицах
бесчинствуют ужасно. Сердечно жду Вашего возвращения
и крепко жму Вашу руку.
Ваш А. Кони.
Любови Исаковне усиленный поклон!
Погода наша: пан Дождиньский.
Не узнаете ли случайно или от Иоллоса место
пребывания Александра Ивановича Чупрова? Здесь стал
маленьким царьком Сущов.
149. А. А. ШАХМАТОВУ
30 августа 1905. Петербург
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Согласно Вашему желанию, я, несмотря на заседания
подкомиссии Совещания о печати и спешную работу по
выпуску двух книг (одна уже вышла и Вам доставлена,
1 Большой приз (франц.)%
220

другая печатается и выйдет к 30 сентября, дню
сорокалетия моей служебной и общественной деятельности) *,
принялся летом за чтение Ганзеновских переводов Ибсена, с
целью рекомендовать эти томы вниманию Академии *. Но
увы! хотя я и кончил это довольно утомительное чтение
сочинений, в которых, за некоторыми исключениями,
прописная мораль, облеченная в ребяческие и придуманные
житейские комбинации, выражается и излагается очень ча«
сто в туманных и двусмысленных образах, но дать
похвального отзыва переводу Ганзена, несмотря на все желание,
не могу. Ни выбор предмета для перевода, ни качества
оригинала, конечно, не играют роли в оценке перевода.
Думаю, что Вы с этим согласитесь. Без сомнения,
ознакомление русской публики с популярным и прославленным
свыше меры писателем составляет известную заслугу
переводчика, но центр тяжести оценки его труда лежит все-таки
в его выполнении. Мы имели, напр[имер], несколько
переводов знаменитого сочинения Шопенгауэра «Мир как воля
и представление» (в том числе и перевод Фета), а, по
моему мнению, по своей удобопонятности, при близости
к подлиннику^ заслуживает похвалы лишь последний
перевод Ю. Айхенвальда. Достаточно указать на вторую
часть «Фауста», на Дантов «Ад», которые переведены не-«
однократно — и между переводами коих нет ни одного,
который можно бы приветствовать, как передающий
несравненную глубину подлинника в тех же содержательных и
сжатых выражениях *.
Поэтому — верность и яркость перевода суть два уело*
вия для оценки труда переводчика.
Я не могу судить о верности перевода, не имея
возможности читать Ибсена в подлиннике, и охотно присоединяюсь
с доверием к заявлениям Ганзенов о «непередаваемой игре
слов», встречаемой в подлиннике. Я мог только сравнить
«Привидения» с немецким переводом и «Нору» с
французским и отчасти итальянским («Casa di bambola»1) и дол*
жен признать, что в общем он согласен с имевшимися у
меня переводами, но этого очень мало для полноты
суждения. Необходимо взять полный и непререкаемо хороший
перевод Ибсена и сравнить его с Ганзеновским. Это
необходимо уже потому, что в последнем встречаются
выражения, заставляющие сомневаться в верности передачи
1 «Кукольный дом» (итал.).
221

мысли автора и в то же время страдать за наш бедный
русский язык. Приведу Вам, на выдержку, несколько
примеров: «Завтра будут святить приют» (V, 234), «голова
полна всяких дум и соблазнов» (V, 249), «родительский
дом есть и будет самым настоящим местопребыванием ре*
бенка» (V, 283), «Она клялась и проклиналась» (V, 275),
«я просто столбенею» (V, 292), «месить опару будущего»
(V, 325), «прорвать заколдованный круг старых, упрямых
мумий» (V, 349), «заведением этим нам всем,
домохозяевам, предстоит кормиться» (V, 352), «какого черта ты
хочешь сказать» (V, 360), «молодые, свежие знаменосцы»
(V, 372), «газетные строчилы — народ неважный» (V,377),
«похерить веру» (III, 19), «глазок у пасторши востер»
(III, 35), «любви скорехонький капут» (111,41), «быстрый
рост юниц» (III, 44), «ходячая драма падения в
долгополом сюртуке» (III, 49).
Я уже не стану говорить про более чем странные
выражения, вроде «щедро удобрять почву сплетнями»,
«позвольте облегчить вас» (принимая из рук гостя фуражку),
«коли не захотеть, то и они не захотят», «я
доброжелательный, готовый помочь тебе брат», «улыбнулся мне
предполагаемой экстравагантности», или про стихи: «Можно
право и прозаика порой — напичкать стихотворной ерундой
не хуже гуся, страсбургского чада — и если наизнанку
вывернем его — найдем в нем, вместо сердца и печенки —
души и потрохов и селезенки — лишь жир поэзии и больше
ничего..* (III, 19)». Вот почему мне представлялось бы
необходимым, чтобы вполне оценить перевод Ганзенов,
сравнить каждую пьесу с хорошим немецким переводом. Но
для этого у меня теперь нет ни времени, ни сил. Я провел
дурное лето, со сжатым физически и морально сердцем,
полным тоски от всего, что у нас происходит, от стыда
и негодования, вызываемого войною, от отвращения к
неспособности и лукавству презренного правительства, от
удивления пред двойственными нравственными весами, на
которых наша «интеллигенция» взвешивает явления одного
и того же порядка (напр[имер] насилие), смотря по тому —
из любезного или нелюбезного ей источника они идут, от
лживых известий и позорнейших явлений малодушия,
которых мне пришлось быть лично свидетелем. Мои
сердечные припадки очень участились, что заставило меня
отказаться и от поездки к Толстому и от поездки к Чичериной.
Теперь возобновляются заседания у Кобеко, лекции
222

в Лицее и занятия в Сенате, и времени у меня будет
мало.
Поэтому я прошу Вас извинить меня, если я оказываюсь
«несостоятельным должником» по отношению к Вашему
желанию. Мне думается, что всего лучше было бы поручить
это дело П. И. Вейнбергу *. Он опытней меня в деле
оценки переводов, имеет, вероятно, надлежащие материалы для
сравнения и, что главное, сам, кажется, не без греха в
занятиях скандинавскими писателями, с их произведениями
«à thèse» *. Пишу Вам все это лично для Вас, совершенно
доверительно, не желая обижать старика Ганзена и прося
Вас лишь объяснить ему неисполнение мною Вашего
предложения одним моим недосугом, нездоровьем и смутным
временем, лишающим необходимого спокойствия для
серьезных критических работ. Если хотите — я напишу ему сам,
но, быть может, от Вас ему это узнать будет приятнее.
Нужно ли возвратить Вам два тома, присланные мне
Вами? Я их порядочно истрепал и испестрил заметками
за лето. Остальные были у меня еще прежде, отчасти
поднесенные переводчиками.
Хорошо ли провели Вы лето? Здорова ли Наталья
Александровна? Надо бы нам повидаться... Сюда
собирается в конце сентября г-жа Хин-Фельдштейн-Гольдов-
ская и очень хотела бы провести вечер с Н. и С.
Александровнами]. Я ей обещал это устроить, и надеюсь, что Вы
и Н[аталья] А[лександровна] не откажитесь посетить меня.
В моей новой книге «Очерки и воспоминания» я
поместил и вторую речь об Александре] Дмитриевиче] Гра-*
довском, произнесенную в 1899 году. Очень жалею, что,
благодаря «никчемному» (хорошее народное выражение)
званию почетного академика, я лишен возможности
представить мои книги на Макарьевскую премию и, быть moj
жет, добиться признания, что публичные речи есть тоже
предмет словесного и литературного творчества.
Если бы Вы вздумали меня навестить, пожалуйста, не
слушайте швейцара, а прикажите немедленно передать мне
Вашу карточку. Для Вас я всегда дома. Очень кланяюсь
Нат[алье] Ал[ександровне].
Душевно Вам преданный А. Кони.
1905. 30 августа.
а Посвященными доказательству какой-нибудь одной определенной
идеи (франц.).
223

Позвольте представить на Ваше благоусмотрение
прилагаемое письмо Н. Лернера *, труды которого о Пушкине
(«Часы и дни» Пушкина) Вам, вероятно, известны. Я в
сущности не понимаю, в чем, кроме обращения к Вам,
могло бы выразиться мое ему содействие.
150. Р. М. ГОЛЬДОВСКОЙ
1 сентября 1905. Петербург
1905.IX.1.
Дорогая моя Рашель Мироновна, благодарю Вас и за
добрые строки, и за письмо милого Н[иколая] И[льича]*.
Можно его продержать некоторое время? Я несказанно
рад, что, по-видимому, в университетах наступит
успокоение *, и в особенности рад за Мишу. Я предвижу для
него блестящую ученую карьеру — с его тонким и
добросовестным умом. Думал ли я тогда, когда Вы в первый
раз посетили меня, что тот мальчик, маленький мальчик,
0 котором Вы говорили, будет впоследствии так близок
моему сердцу?!
У нас для литературы утраты. Скончался внезапно
Соловьев («Андреевич») *, тот самый, который прислал мне
«милостивый рескрипт» по поводу моего слога, и Мирра
Лохвицкая *. Первый был еще «im Werden» 1, с
произведениями второй я почти незнаком, но то, что я читал,
поражало меня своим чувственным характером. Какого Вы
мнения?
А какие ужасы — и больные ужасы — в Баку! И какое
до презренности слабое, непредусмотрительное и
нераспорядительное «начальство»! Лишая нас всяких
элементарных свобод, Правительство указывало на то, что оно зато
твердою рукою обеспечивает и охраняет внешнюю
безопасность. Вот как оно ее охраняет! Этак мы заплатим,
пожалуй, внутренними убытками внешнюю японскую
контрибуцию *.
Будьте здоровы! Не знаю, следует ли жалеть, что
одним из несомненных аспидов стало меньше! *
Ваш А. К.
1 В процессе становления (нем.)*
224

Нелепый Кобеко вновь отсрочил наше заседание на
неопределенное время. Ужасно это скучно! Это какой-то
упорный рамолик. Зачем же было нас созывать к 20
августа?! *
Поцелуйте за меня письменно или лично Мишу.
А до какого времени Вы останетесь в Катине?
151. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
7 сентября 1905. Петербург
1905.IX.7.
Дорогая Александра Алексеевна.
Сказать Вам, что я жду с нетерпением Вашего приезда
в Петербург, будет недостаточно. Я его жду, как одного
из условий более нормальной жизни в этом изболтавшемся
и пустом, несмотря на всю свою суету, городе. Здесь
просто не с кем поговорить серьезно! Это какой-то
обширный дом умалишенных, только буйные помешанные стали
как будто в последнее время поспокойнее. Но что меня
просто пугает: это господствующее равнодушие ко всему!
Ничто никого не удивляет, не задерживает на себе ничьей
мысли, не ужасает и не восхищает. Вот результат
вытравления общественной души, чем правительство- занималось
так долго... Но такая апатия опасна, на ее почве ничего
хорошего вырасти не может, не может взойти такой
чертополох и бурьян, что застелет надолго все наше будущее,
если только оно нам суждено. Уроки японской войны,
очевидно, проходят для нас совершенно втуне:
бюрократический измор остается все тем же (пример — наша Комиссия
о печати, не собираемая председателем, несмотря на то, что
все уже выработано и готово — без всякой законной
причины), а в военно-морском деле доходят до того, что
предполагают, для сокращения расходов, упразднить Морскую
академию!? Можно ли чего-нибудь ждать от общества™
покажут первые шаги Думы, но от правительства ничего,
кроме растерянности, ожидать нечего: это ясно. Бакинские
события * воочию показали, что даже последнее, чем могло
себя оправдывать систематизированное самодурство —
охранение внешнего порядка, ему не по силам. Ужасную
по своим последствиям, по бывшим и будущим напрасным
15 А. Ф. Коки, т, 8
225

жертвам картину представляет эта растрата
правительством культурного и материального достояния, собранного
и завещанного Петром, Екатериною и Александром II
достояния!
Простите, что долго не писал Вам: очень нездоровится
и снова сильные сердечные припадки. За лето совсем и не
отдохнул. Безмерно счастлив Вашим отзывом о чтении
моей книги. Неужели Вы одолели и скучный — но
необходимый— трактат о врачебной тайне?* Скоро выйдет и
другая книга, которая быстро печатается. Посылаю Вам
интересную вырезку из «Journal de Genève» *.
Господь да хранит Вас! Кланяюсь всем Вашим и
мысленно переношусь к круглому столу в гостиной, где так
отрадно мне сиживалось. На днях буду писать снова. По--
жалуйста, берегите себя.
Ваш душою А. К.
Я счастлив повороту, совершившемуся в университетах
и студентах *. Дай бог, чтобы это было прочно. Но зачем
все это так поздно! Так вынужденно? Говорят, что
Бисмарк сказал про Napoleon III: «Он умный человек, но
жалко, что он все делает одним днем позже!» Мудрые слова,
применимые не к одному Наполеону!
Вы потеряли еще друга — А. П. Самарину? Или Вы
не были близки? *
152. Л. Н. ТОЛСТОМУ
12 сентября 1905. Петербург
1905.IX.12.
Дорогой Лев Николаевич,
постараюсь сделать все возможное для меня
относительно Гончаренко *, но боюсь, что ничего не достигну,
так как в военном министерстве «человека не имам».
Попробую обратиться к бывшему главному военному
прокурору Маслову, ныне члену Государственного совета.
Постучусь и в некоторые другие двери.
Собирался я к Вам всю осень, с августа, но задержало
меня заседание Комиссии Кобеко о печати и нездоровье.
Совсем отказывается служить сердце. А так хотелось по*
226

вторить прошлогодние, незабвенные для меня дни! В книге,
которую я Вам послал, есть кое-что новое против прежнего*
Если у Вас будет «un moment perdu» lf просмотрите
«предисловие». В нем я изменил историю судебных преследований
«за веру» и той борьбы, которую пришлось вынести в
Сенате, защищая свободу совести. Есть интересные
фактические данные, доселе не оглашенные в печати.
Во введении — в статье «Свидетели на суде» я
попробовал сделать психологический анализ разновидностей
свидетелей и вообще рассказчиков *.
Знаю и слышал, что Вы настойчиво утверждаете о том,
что «единое на потребу» *, и нахожу такое утверждение и
необходимым, и — как оно идет от Вас — оздоровляющим.
У нас, в последнее время, на смену прежнего лицемерия
и рабьих слов, хлынула такая масса лжи и проявилась
такая двойная нравственность, что, пожалуй, это не лучше
прежнего. Я всегда вспоминаю надпись на ратуше в
Лугано: «Quid sunt leges sine moribus, — quid sunt mores sine
fide ? » 2.
Сердечно Ваш А. Кони.
Усердный поклон Софии Андреевне.
153. Е. А. ЛИВЕН
20 октября 1905. Петербург
1905.Х.20.
Дорогая Елена Александровна!
Хочется знать, как живется Вам после этих ужасных
дней ожидания, колебания и крушений старого порядка
при общем беспорядке, вместо светлого и торжественного
умаления им себя во имя блага народного, как это могло
бы быть еще два года назад... Но ce qui est faif — est fait3
и надо бодро смотреть в будущее. Завтра в 12 ч[асов] пре*
кратится забастовка, в субботу же будет объявлен новый
1 Свободное время (франц.).
2 Что значат законы без нравственности и нравственность без
веры? (лат.).
8 Что сделано^ то сделано (франц.)^
15*
227

манифест, который должен внести умиротворение в душу
всех порядочных людей.
Ах, если бы над нашей исстрадавшейся родиной
поднялась радуга мира и спокойного «делания»! А то совсем
исстрадалась душа. У меня было два припадка
чрезвычайной силы — один вчера на улице вечером, причем везший
меня извозчик спросил меня: «Барин, ты или выпимши или
помираешь?». Надо ехать, надо отдохнуть — чувствую, что
кончится плохо, и не считаю себя вправе уехать в такие
минуты... Если все войдет в свою колею в эти дни, я
хотел бы прийти к Вам, но только днем, ибо по вечерам я
боюсь, ради припадков, быть далеко от дома. Какие часы
у Вас наименее заняты? Господь да хранит Вас, дорогая,
сердечно любимая Елена Александровна.
Ваш А. Кони.
Очень кланяюсь Ел[изавете] Фед[оровне].
Есть ли вести от Текинской. Все говорят, что мне будет
предложен портфель министра народного просвещения. Я
решил отказаться. Я нездоров и не привык браться не за
свое дело. Большинство это не понимает.
154. М. Г. САВИНОЙ
9 января 1906. Петербург
1906. 1 января
Дорогая и несравненная Мария Гавриловна!
Я радуюсь начать новый год письмом к Вам с
горячими пожеланиями всего, всего хорошего. Хорошее же для
Вас будет хорошим и для искусства, которому Вы так
доблестно, так неотразимо проникновенно служите. Я все
еще под впечатлением Фимки *. Это просто подвиг с
Вашей стороны! Взять роль из чуждого и неведомого
мира в пьесе, мертвой по движению, нелепой по за-:
мыслу, плоской по тенденции, и сделать из нее то, что
Вы сделали, для этого нужен не только огромный талант,
но то, что называется в поэзии интуицией. Здесь никакая
Наблюдательность не поможет. Да за один Ваш приход
(в I действии) проститься с «профессором-мудрорыбицей»
228

в стареньком бурнусе поверх яркого и дорогого платья,
высоко приподнятого над кричащими яркими шелковыми
юбками и безобразными калошами, да за наивную и
«невинную» позу этих ног, привыкших «соблазнять», в них
следует Вам поклониться! А как тонко проведена Вами
внутренняя личность Фимки, несчастной птицы, в которой
одновременно сидят и коршун, и канарейка и которая, вся
сотканная из вранья, тем не менее гораздо глубже
чувствует ложь жизни, чем ее резонер-брат, который, к
сожалению, не забастовал лишь от словоизвержений в
изобличительно-фельетонном вкусе... Спасибо, великое спасибо
за высокое наслаждение, доставленное Вами и заставившее
на несколько часов забыть печальную и чреватую еще
большими печалями действительность!
Но Ваши критики] Боже мой! Какое надменное
непонимание, какие невозможные требования. Они находят, что
Вы не были достаточно реальны, не понимая, что
художественная реальность не то же, что реальность фактическая...
Однако я заболтался. Еще раз желаю Вам всего хорошего!
Завтра мы обедаем вместе, и так как там придется быть
на «тонких деликатностях» (по некоторым причинам это
необходимо: будут лица, которые не понимают простоты
обращения, считая ее за фамильярность), то я уже теперь
говорю Вам, что с глубоким и нежным уважением целую
Ваши руки и «юж лежу».
Ваш А. Кони.
155. А. С. СУВОРИНУ
2 января 1906. Петербург
1906.1.2.
Многоуважаемый Алексей Сергеевич.
Вы помните, вероятно, наш разговор о моем бывшем
сослуживце Ильине, которому Вы разрешали явиться к
Вам для ознакомления с тем, годится ли он в сотрудники.
Я послал Вам его благодарственное письмо с объяснением
причин, препятствующих его приезду. Ныне я получил от
него новое письмо, весьма его характеризующее. Прилагаю
его. Быть может, Вы найдете возможным его прочесть и
сказать мне о кем и о вожделениях Ильина словечко*-
229

Если альбом рисунков Вам более не нужен, благоволите
прислать его мне. Я предполагал, что он мне пригодится
для воспроизведения, но теперь, когда обстоятельства дали
более яркую иллюстрацию, это была бы «после ужина
горчица», я же им очень дорожу по воспоминаниям и по
его редкости.
С большим сочувствием читал я последние «маленькие
письма» и статьи Меньшикова *. От неискренности и
эзоповского языка нашего правительства просто душу
воротит — и вся его деятельность, в настоящее роковое
время, может быть охарактеризована словами, очень любимы*
ми детьми, — «незавсамделешная». Вот уж когда
приходится невольно вспомнить слова Уварова: Les circonstances
sont infiniment grandes — et les hommes infiniment petits» *.
Я боюсь, что старички Государственной] думы
вследствие нового избирательного закона, который писали два
месяца{\) вместо трех дней, и отсутствие искреннего и
прямого объявления о конституционном строе — оттолкнут
друзей порядка и зажгут в их жилах вместо молока
примирения кровь негодования. Петр писал про Алексея:
«Ограбил меня господь сыном», а мы можем сказать:
«Ограбил нас господь правителями» *.
Преданный Вам А. Кони.
156. А. С. СУВОРИНУ
3 января 1906. Петербург
1.3.906.
Вы мне задали трудную задачу, многоуважаемый
Алексей Сергеевич *. Мы действительно лишь вскользь
коснулись вопроса о литературной форме *, ввиду заявления
Боровиковского, что это вопрос гражданского права, а не
Цензурного устава. Так оно, конечно, и должно быть, но
надо сознаться, что признать название газеты исключителъ«
ным правом можно только по духу законов о товариществе,
ко не по точным на этот счет постановлениям. Да их
и нет! Вы представить себе не можете, до какой степени
не разработано у нас множество насущных вопросов, до
1 Обстоятельства так возвышенны, а люди так мелки (франц.).
230

какой степени скудна и бесплодна наша гражданская
практика. Наши знаменитые цивилисты, вроде Книрима, Голу-
бева и т. [п.], не говорят, а изрекают, а спросите их по
вопросу, который должен был бы быть уже сто раз решен,
они наморщат чело, насупят брови — и спросят Вас: «А как
Вы думаете» — или отошлют Вас за справками к
dictionnaire Dalloz' а1, стоющему 1000 р[ублей], как это сделал
однажды со мною Победоносцев *. Однако к делу! Закона,
воспрещающего категорически, повторяю — нет. Его надо
бы «начертать» в нашей Комиссии, если бы она не велась
так нелепо (кстати, мне прислали сегодня подписать
журнал окончательного проекта, но я затруднился). Теперь же
это вопрос практики, в которой, однако, такого вопроса
еще не возникало. Иностранные теория и практика смотрят
различно: во Франции (декрет 1852 г.) заглавие издания
защищается, «s'il n'est pas absolument général»2, и многие
авторы это признают правильным; в Германии — Клостер-
манн (автор классического труда «Das geistige Eigentum»3)
отрицает возможность такой защиты потому, что «заглавие
не служит средством для передачи мыслей» (вот какое
софистическое ухищрение ученого немца!). Однако практика
Каммергерихта в Берлине высказалась за наказание
присвоения чужого названия печатного произведения, даже
когда это делается без корыстных целей... У нас, очевидно,
создается положение совершенно невозможное, причем от
произвола или глупости губернаторов будет зависеть, при
нахальстве разных проходимцев по части издательства,
«испохабить» какое угодно издание...
Очень интересно то, что Вы сообщаете о рассказах Про*
хорова *. Я вчера тоже слышал много поучительного и
удивительного от только что приехавшей вдовы Б. Н.
Чичерина. Но о каком «моем рассказе» Вы пишете?
Недоумеваю. То, что я привел слова Петра *, относится ко всему
направлению деятельности правительства, деятельности
вязкой, склизкой, уклончивой и неискренней, дающей
подвод к недоверию, а не к отдельным личностям, которые
честно и стойко исполняют свой долг пред родиной.
Если будете издавать газету в Москве — вспомните
Ильина. Это человек с огоньком.
Преданный Вам А. Кони.
1 Энциклопедии Даллоза (франц.).
2 Если оно не носит общего характера (франц.).
$ «Духовная собственность» (нем.)*
231

1157. Е. А. НАРЫШКИНОЙ
5 января 1906. Петербург
Если бы кто-нибудь прочел нашу переписку за
последние дни, глубокоуважаемая Елизавета Алексеевна, он, в
особенности если он чиновник, сказал бы, что на мое
прошение об отставке Вы ответили ее принятием и
увольнением меня хотя и без мундира, но с пенсией добрых
пожеланий и хороших воспоминаний. Едва ли это, однако, так
на деле. Старые дружеские отношения в течение 30 лет
(я познакомился с Вами в 1876 году), среди смены
направлений, надежд и разочарований, дают право на
откровенность и обязывают к искренности. Поэтому, видя, что в
оценке происходящего мы сходимся, а во взгляде на выход
из него расходимся, я не мог не сказать, что дороги наши
различны и так как отношения наши не светски-условные,
а основанные на духовном сближении, то с грустью отметил
возможность того времени, когда, при желании друг другу
всего лучшего, мы не будем находить точек
соприкосновения, если не захотим умышленно обходить то, что волнует
сердце и удручает ум, проникнутые, хотя и разно
понимаемой, но горячей любовью к нашей родине. Вот почему и
теперь, после Вашего письма, я все-таки берусь за перо при
первой возможности, несмотря на сильное нездоровье, не
для того, чтобы полемизировать с Вами или отстаивать
те выражения, которые, к моему огорчению, опечалили Вас,
а для того, чтобы выяснить некоторые пункты Вашего
письма, могущие вызвать и вызывающие во мне
недоразумение.
Вы говорите, что останетесь до конца на своем
традиционном посту: погибать, так вместе! Но я думаю, что во
всей нашей долгой совместной житейской дороге Вы имели,
конечно, не раз случай убедиться, что именно такова и моя
точка зрения на долг и что я доказал годами тяжелых
впечатлений и невзгод свое умение и желание оставаться
на своем посту, конечно, даже до погибели вместе с тем,
что, на мой взгляд, высоко, справедливо и истинно и чему
я служу на своем посту. Поэтому наши взгляды здесь
совершенно сходятся. Но вот в чем вопрос: следует ли
оставаться на посту пассивно, составляя лишь ценную
принадлежность известной обстановки, подобно пассажиру
вагона, который попал на неверный путь, ведущий неминуемо
232

к крушению, и ке хочет тревожить спутников, хотя и
предвидит, что погибнет вместе со всеми, — или же, во имя
дружбы и доверия окружающих, указывать им, настойчиво
и при всякой возможности, на то, что надо предпринять
не только для собственного спасения, но и для пассажиров
всех других многочисленных вагонов, прицепленных к
поезду. Хочется думать, что Ваше благородное сердце само
подсказывает Вам, какой выбор надо сделать из этой
альтернативы, и говорит «погибать, но исчерпав все средства
для спасения тех, кто разумеется за словом «вместе».
Таким образом, здесь разноречия между нами нет. Я не
допускаю мысли, чтобы Вы были за возвращение к столь
уронившему себя и чуть не погубившему Россию режиму,
а поэтому не допускаю и мысли, чтобы, если представится
возможность, Вы не указали, с искренностью друга и
смелостью гражданки, на то, что возвращение к нему
оттолкнет решительно и бесповоротно от носителя власти
(которая так много могла бы сделать доброго в
прошедшие годы и так упорно умела упускать для этого случаи)
всех истинных друзей порядка, сделав их индифферентными
зрителями революционного наводнения, — и что ни штыки,
ни слепая, невежественная масса не могут быть опорами
государственного созидания, — первые, будучи только
орудиями («которыми, по словам Бисмарка, можно многое
сделать в данную минуту, но сидеть на которых нельзя»),
вторая — будучи стихийною силой, разбудить которую
можно, но ввести затем в русло невозможно, тем более,
что нельзя же укреплять государственную культуру
уничтожением самой культуры, чему примеры мы теперь
видим в аграрных волнениях и погромах.
Вы пишете, что мой широкий ум должен указать мне,
чего можно ожидать от революционного элемента, так
легко переходящего в анархию, и противополагаете
революцию «несимпатичному мне режиму», как бы предполагая,
что мне представляются исключительно две дороги, по
которым может идти в настоящее время человек, у которого
наболело сердце ото всего, переживаемого Россиею. Но тут
снова недоразумение между нами... Я слишком хорошо
знаю историю, чтобы не знать, к чему приводит
революционная горячка, и слишком долго служил порядку и
правосудию, чтобы не питать отвращения к анархии. Но
именно поэтому-то я и нахожу, что нужно прямодушно, без
колебаний, недомолвок и иезуитских умолчаний о «скрытом
233

смысле» вступить на путь либеральных реформ,
прочность и долговечность которых гарантируется
конституцией. Та присяга, относительно которой так разошлись наши
мнения, не есть продукт недоверия общества, а лишь дока-*
зательство полной сознательности предпринимаемого
великого дела «пред людьми и богом» и необходимое
устранение ехидного и злостного возбуждения сомнений, с
ссылками— увы! на частую прошлую действительность.
Дело обстоит так: большинство здравомыслящих людей
говорит: «Спасение от бед, от международного унижения,
от разорительной смуты — в конституции». Оно ждет ее —
и терпеливо ждет. Крайние партии кричат: «Обманут, не
дадут конституции, — все пойдет по старому
эгоистическому пути материальных и нравственных хищений, — aux
armes, citoyens!» 1 Следовательно, вопрос сводится к тому —
есть ли все доселе объявленное 6 августа и 17 октября —
одно из реальных проявлений несомненно имеющей быть
конституции — или же нет? * и убеждение в ней стоит ли
под вопросительным знаком? Я не стану повторять уже
высказанного Вам о всей пагубности такой неуверенности
общества в том, что ему дано. Оно не знает, что ждет его
впереди, оно не знает, что ему защищать, на что опереться!
Но оно уже выросло из пеленок, и, повторяю из глубокого
наблюдения, «молоко терпения грозит обратиться в жилах
его в кровь негодования»... Вот почему я вижу спасение
гражданского порядка и избежание гибельных междоусо-
6рш исключительно в обнародовании, торжественном и
величавом, конституции, т. е. ограничении самодержавной
власти правовым порядком, Эта конституция может быть
несовершенна, в частностях даже ошибочна, но это ничего
не значит: все это исправит Государственная дума,
собранная в силу конституции.
Теперь лично обо мне. Правительство всегда смотрело
на меня как на только терпимого в рядах государственных
слуг человека, пользуясь моими дарованиями и знаниями
и моим тяжким трудом и видя во мне нечто вроде Дон
Кихота, который добровольно несет иго чиновника, когда
его перо и слово могли бы давно уже, в сфере свободных
профессий, открыть ему и полную независимость, и
богатство. Оно, в своей близорукости, то думает, что наказывает
меня, обходя назначениями и суетными побрякушками, то
3 К оружию, граждане! (фраиц^г
234

решается меня награждать, вопреки ясно выраженному
мною желанию, как сделало это на днях... Но общество
относится ко мне иначе. Оно понимает мое служение
родине и с полным доверием обращает ко мне взоры, считая
меня носителем нравственных начал. И в настоящее
смутное и тревожное время оно ждет от меня слова. Заявления,
письма и даже телеграммы требуют этого слова, которое
определит ligne de conduite 1 многих и заставит их
кристаллизироваться вокруг высказанного мною. Разные
политические партии жадно зовут меня стать в их главе. На днях
еще почтенный академик сказал мне в заседании: «Votre
silence est une calamité publique»2, — a известный историк
пишет мне из Москвы: «А. Ф., отчего же Вы молчите?
Это нехорошо..,»
Но если я заговорю — и к этому прислушается вся
Россия, существующая независимо и даже вопреки Царскому
Селу, — что скажу я? Что могу я сказать? Ведь вопрос
все-таки идет о конституции и о ней я должен говорить...
«Ее нет, — должен я сказать, — и неопределенные,
туманные, двуречивые обещания 17 октября даже и сами по себе
не представляют ничего прочного, несмотря на уверения —
лживые, противоречивые (прилагаю вырезку) и
легкомысленные нашего премьера... Ее кет, и будет ли она, я не
знаю и удостоверить не могу...» Думаете ли Вы, что это
произведет хорошее впечатление? Но молчать я не имею
права. «Один не говорит, — сказано у Иисуса сына Сира-
хова, — потому, что ему нечего сказать, другой потому, что
его время еще не пришло...» Мое время пришло и мне
есть, что сказать.
Вот все, что я хотел Вам высказать, чтобы объяснить
некоторые выражения моего письма. В начале нашего
знакомства виднеется светлый образ Эдитты Федоровны *.
Я думаю, что она оправдала бы меня в моем взгляде на
вещи и на мое к ним отношение.
Желаю Вам здоровья — и «farewell, but not for ever —
still for ever — farewell!» 3*.
Преданный Вам.
Когда я кончаю это письмо, мне приносят «Новое
время», из сообщения которого об «основное законе»
1 Линию поведения (франц.).
2 Ваше молчание — это общественное бедствие (франц.).
8 Прощай, но не навеки,, если же навсегда — прощай! (англ.).
235

оказывается, что правительство решилось обнародовать
конституцию*. Наконец-то! А сколько напрасной смуты
и крови было от того, что с этого не было начато. Впрочем,
надолго ли такое направление и верно ли это известие?
158. А. А. ШАХМАТОВУ
8 апреля 1906. Петербург
1906.IV.S.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Чрезвычайно жалею, что Вы не застали меня.
Пожалуйста,— когда вздумаете навестить меня — дайте себе труд
подняться на верх. Для Вас я всегда «дома» — если только
действительно пребываю дома. Поздравляю Вас и всех
ваших с праздником. К сожалению, сердечные припадки и
множество работы лишили меня возможности читать у
Ольги Владимировны *. Быть может, после 24—25-го
можно будет это сделать.
Я слышал от Ф. А. Вальтера, что Вы смущаетесь, идти
ли Вам в члены Государственного] совета, тем, что Вы «не
оратор». Мне кажется, что этим смущаться нечего — и
позвольте мне сказать откровенно — в Вас, кроме
ораторского искусства (найдутся там ораторы), есть все данные
истинного государственного человека, патриота и
гражданина. Вы будете там светить светом нравственной личности,
будете составлять составную часть небольшого ядра
представителей законной свободы.
По моему мнению, Вам следует идти, даже не стесняясь
некоторым ущербом для Ваших ученых трудов. Они не
уйдут, а теперешний исторический момент не повторится *.
Бог Вам в помощь!
На будущей неделе Вы застанете меня, если соберетесь
в четверг до двух часов.
Душевно Ваш А. Кони.
159. Е. А. ЛИВЕН
12 нюня 1906. Сестрорецк
1906.VI.12.
Дорогой друг Елена Александровна.
Итак, Вы едете в Ловизу. Говорят, там хорошо
устроено водолечение, но только очень сыро. Кто Вас туда
посылает? Мне это что-то непонятно... Я чувствовал себя
236

последние дни благодаря регулярной жизни и прекрасной
погоде хорошо, но случилась одна семейная неприятность
(Вы еще не знаете об этом добровольном кресте моей
жизни), которая меня сильно расстроила, отняла сон и вызвала
сильнейшее сердцебиение. ^ Поэтому не могу приехать в
Петербург, покуда не восстановлю равновесие, да и Вас
не звал бы сюда, привыкнув в минуты страдания
замыкаться в себя и уходить в свою наболевшую душевную
скорлупу. А тут еще наша страдалица Россия! Я сказал
бы, что речь Урусова есть поступок гражданина, если бы
не вопрос — зачем же он так долго оставался товарищем
министра и не подал со скандалом (уж если делать
скандал) в отставку, как только ему предлагали устроить
погромы на 10 или на 10 т[ысяч] ч[еловек]? * Замечательно,
что в последнем заседании Сената, где он участвовал, мне
пришлось вместе с некоторыми сенаторами и товарищем
министра финансов защищать против него трех несчастных
евреев, высылаемых из Риги, за то, что они поселились
в ней в 1883, а не в 1882 г[оду]. Но во всяком случае
двуличная петергофская политика не приведет к добру!
Ради бога поправляйтесь! Набирайтесь сил. Вы тоже
принадлежите к людям, о которых надо знать, что они есть,
и тогда легче живется... А не находите ли Вы ввиду всего
происходящего вокруг, что мы оба «опоздали умереть»!?
Господь с Вами! Буду ждать письма из Ловизы.
С нежным уважением целую Ваши руки. А. Кони.
От Александры] А[лександровны] Т[екинской] я
получил успокоительное письмо.
160. Е. А. ЛИВЕН
14 июля 1906. Петербург
1906.VII.14.
Дорогой друг Елена Александровна!
Наконец-то я получил от Вас весточку, отсутствие
которой очень заставляло меня беспокоиться. Очень меня
тревожит и теперь крайнее утомление, вызываемое в Вас
всеми лечебными процедурами. Массаж — средство
обоюдоострое, и я боюсь, не злоупотребляют ли им
относительно Вас? Как я рад, что с Вами Екатерина Александровна!
237

Итак, Дума распущена. Это было неизбежно ввиду
принятого ею революционного характера и постоянных угроз
обращения к «улице». Россия быстро шла к анархии,
которая знаменуется отсутствием всякой власти. Но теперь
правительству предстоит задача показать, что оно чего-
нибудь да стоит. Ему возвращена вся полнота
законодательной власти, и оно имеет по конституции право
осуществлять все неотложные законы. Ему следует немедленно,
без всяких канцелярских проволочек внести в Совет
министров и осуществить в возможно широком и либеральном
духе аграрную реформу, подоходный прогрессивный налог,
государственное] страхование рабочих, полную
веротерпимость и (Вы с этим не будете согласны, но оно
необходимо, неотвратимо, как необходимо выдернуть зуб, чтобы
не образовались фистула и костоеда) еврейскую
равноправность, связав лишь приобретение ими недвижимой
собственности с аграрным законом. Но хватит ли на это
умения и решимости у правительства. Если оно вздумает
отделываться одними репрессиями — Россия погибла! Однако
одна ошибка и крупная уже сделана: Государственный]
совет распущен, тогда как он мог бы готовить
законопроекты по собственной инициативе и внести их в будущую
Думу. Если бы Вы видели, как ликуют эти лакеи и
тунеядцы — члены Государственного] совета от .возможности
8 месяцев ничего не делать. Как не чувствуют они всей
фальши своего положения.
Я сравнительно здоров. Немного пошаливает сердце,
ко немного. Собираюсь съездить на два дня в
Ораниенбаум к принцессе Елене. Здесь все спокойно, погода
дивная! Читали ли Вы декларацию Гейдена и Стаховича*.
Вот истинно гражданский поступок!
Будьте здоровы. Ваш А. К.
Господь да хранит Вас!
161. П. А. ГЕЙДЕНУ
16 июля 1906. Сестрорецк
Воскресенье.
16.VII.
Дорогой друг Петр Александрович.
Ваше вчерашнее посещение и предложение повергло
меня в великое смущение и дало мне совершенно бессонную
233

кочь *. Мне кажется, что Вы возлагаете слишком большие
и неосновательные надежды на значение моего вступления
в состав Совета *.
Во-первых, моя популярность относится к временам
прошлым и современное общество, в наиболее
взволнованных его слоях и в народе, теперь еовсе ничего обо мне
не знает, а партийная печать постарается придать этому
назначению превратный смысл.
Поэтому едва ли мое имя что-либо утихомирит. Другой
вопрос — было несколько лет назад, но тогда мною не
пользовались. Во-вторых, мое здоровье столь ненадежно,
что всякое волнение, спор, огорчение — вызывают во мне
сердечные припадки и сильнейшее нервное расстройство.
La machine s'est détraquée1. При тяжком кресте, который
Вы на меня возлагаете, здоровье может подломиться в
две-три недели окончательно и мне придется оставить пост
министра, причем этим, конечно, воспользуются враги
правительства и будут объяснять мой уход иначе, а меня
придется заменить каким-нибудь случайным
человеком.
В-третьих, мое назначение не поднимет судебного
сословия, мне уже много лет, лично неизвестного и удрученного
делами и которое еще неизбежно придется удручить еще
более. Его может поднять лишь увеличение штатов и в
смысле числа судей и в смысле увеличения жалования.
В-четвертых, я вообще плохой администратор, а по важнейшему
вопросу — аграрному — ничего не понимаю, ибо совсем не
знаком с жизнью деревни. С этой точки зрения (говорю
это совершенно искренне) вместо того, чтобы быть
контролером, тебе следует быть министром юстиции *. Ты был
долго юристом, знаешь русскую жизнь не по книгам и
крепче меня здоровьем. Я же готов тебе помогать «не за
страх, но за совесть». В-пятых, я не вижу оснований —-
почему бы не остаться Щегловитову. Он, конечно, подчи«
нился бы общему направлению Совета, а работоспособность
и знания у него громадные. Наконец, отчего не взять в
м[инистры] ю[стиции] Стаховича? Что он не юрист по
профессии — ничего не значит (Пален — администратор
был все-таки лучшим из м[инистров] ю[стиции]).
Но он молод, силен и гораздо более меня популярен,
особливо после последней декларации Вашей *. И партия
1 Машина разладилась (франц.)..
239

была бы представлена сильней. Подумай об этом! Я пишу
вместе с сим и там же Стаховичу *.
И ему я готов помогать чем могу. Наконец — кажется —
есть статья, дозволяющая Совету приглашать по
отдельным вопросам сведущих лиц. А меня лучше пусть минет
эта чаша! Во всяком случае я желал бы иметь, если Ваш
кабинет будет образовываться, личное объяснение со
Столыпиным раньше какого-либо его доклада государю *. Если
мне придется ехать завтра в Петербург, я постараюсь
застать тебя дома.
Обнимаю сердечно А. Кони.
162. П. А. ГЕЙДЕНУ
19 июля 1906. Петербург
1906.VII.19.
Дорогой Петр Александрович.
Я прождал тебя вчера до двух часов (собственно это
было сегодня ночью), обложенный компрессами и в
больших страданиях.
Так как ты получил мои письма и телеграмму, то,
конечно, я рассчитывал тебя увидеть *.
Теперь пишу то, что хотел тебе сказать и что еще раз
обдумал в бессонную от страданий ночь...
Я не могу быть м[инистром] ю[стии,ии] и вообще каким«
либо министром по чисто физической причине *.
Умереть от разрыва сердца я готов хоть сейчас, но
жить и работать при постоянных припадках невроза
невозможно.
Это отразится не только на количестве, но и на
качестве труда, мнений и взглядов и вызовет вечную и
постоянно возрастающую нервность в душе и раздвоение. Если
Вы — общественные деятели — чувствуете свою силу (а она
есть несомненно), не связывайте меня с собою! Это
жестоко по отношению ко мне и бесплодно для дела. Едва
я остался после вашего отъезда один, как вся неприемлем
мость такого положения стала мне очевидна — и не дает
мне возможности не остаться при прежнем решении»
240

Мой совет, просьба, мольба: иди в м[инистры] ю[стиции].
Тебе будет принадлежать общее руководство, а Соллертин-
ский тебе настрочит в наилучшем виде. Не забывай,
наконец, моего предложения. По вопросам судебного характера
ты можешь приглашать меня для совета, и все, что
возможно сделать по министерству] ю[стиции], я тебе сообщу,
насколько сам знаю.
Шванебах же — человек честный и знающий —
останется весьма пригодным для бюджетных вопросов,
которых будет бездна.
Послушай моего совета, тем более, что Шван[ебах]
всегда будет с Вами и ничем пред Думой не опорочен. Идти
же на месяц или два я считаю просто неприличным. Не
сердись, милый, и верь, что мне нелегко это писать.
Пожалуйста верни мне с подательницею мою
программку. Она мне нужна, и я дал ее только для тебя.
Оглашение ее в клубе или в печати было бы abus de confiance *«
Твой А. Кони.
163. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
6 августа 1906. Сестрорецк
1906.VIII.6.
Курорт.
Дорогая и сердечно уважаемая Александра
Алексеевна!
Я был чрезвычайно счастлив получить Ваше последнее
письмо в очень тревожные для меня минуты, но именно
благодаря их тревожности не мог Вам ответить тотчас же.
На меня внезапно нахлынуло большое испытание: мне было
предложено место м[инистра] ю[стиции] в кабинете
«общественных деятелей», который затеял образовать Столыпин.
В конце концов оказалось, что такой кабинет и не мог бы
образоваться из-за розни между отдельными
«общественными деятелями» ("entre nous"2: Шипов не хотел идти в
кабинет вместе с Гучковым, Виноградов не хотел идти без
Шипова и т. д.), из-за своеобразного понимания консти*
Злоупотреблением доверием (франи.).
Между нами (франц.).
16 А. Ф. Кони, т. 8 241

туи,ии наверху, из-за разногласий относительно программы
между новыми министрами и премьером и их самих между
собою и т. д. В конце концов обозначилось, что свободны
лишь два портфеля и что это не министерство направления,
а лишь министерство, в котором могут быть два министра
с «направлением» *. От всех этих разногласий я был в
стороне, заявив с самого начала, что не могу взяться за
дело, для которого не имею сил физических.
Действительно, мои сердечные припадки так усилились, так часты,
что я не мог бы ручаться даже за месяц такой нервной,
истощающей работы, какая выпадает на долю м[инистра]
ю[стиции] теперь, когда «inter arma silent leges» l и когда
все ведомство искажено теми развращениями, которые внес
в него негодяй Муравьев. Взять портфель лишь на
краткий срок (мне предлагалось и это) с тем, чтобы затем
уйти, лишь бы для того, чтобы «произвести впечатление
своим именем», мне представлялось недостойным, да и
уход чрез месяц был бы ударом для правительства,
который я вовсе не желал бы наносить. Никто не поверил бы,
что я ухожу по недостатку сил (одно тюремное дело,
противоестественно привязанное к юстиции — чего стоит!), и
мое имя привязали [...], чтобы кричать: «Посмотрите, даже
такой умеренный, но порядочный человек, как К. — и тот
должен был бросить этих господ!» Пользы же теперь при
всех непоправимых ошибках власти и при общем
неисполнении своего долга принести невозможно. Закрытие Думы
было шагом юридически правомерным, но политически
ошибочным, а роспуск Государственного] совета (которому,
по конституции нашей, принадлежит инициатива законов,
идущих затем на одобрение Государственной] думы) был
совершенным безумием *. Мы усложнили вдвое будущую
законодательную работу, лишили общество
успокаивающего зрелища обсуждаемых и разбираемых в
Государственном] с[овете] законопроектов (видна была бы плита,
на которой готовят у нас кушанья) и закрыли на 8
мес[яцев] школу парламентского приличия. Теперь же
можно будет или готовить законопроекты в тиши канцелярий,
среди общего недоверия и вражды, или же проводить их,
как экстренные меры, с явным нарушением прав народных
представителей. Для меня же это предложение портфеля
теперь, когда я стар, слаб, нервен и болен и когда многое
3 Во время войны законы безмолвствуют (лат.),.
242

испорчено непоправимо, имеет характер иронии судьбы
(так же как и продолжающееся зазывание в
Государственный] с[овет], от чего я, однако, тоже уклоняюсь). Хочется
крикнуть всем этим «рабам лукавым» — troppo tardi, Sig-
nori! l Чего же вы смотрели прежде, вспоминая обо мне
лишь чтобы лягнуть своими ослиными копытами или
пустить какое-нибудь злоречие устами бедной на язык
придворной дамы... Troppo tardi! Переговоры, уговоры,
совещания длились целую неделю и измучили меня вконец.
Если бы я еще видел какую-нибудь пользу от
«министерства обновления», я, быть может, даже взял бы одр свой
и пошел, но, вглядевшись ближе, я увидел, что все это
недоразумение и «храмина, построенная на песце» *. Я
поздравляю в душе Столыпина с тем, что этот кабинет не
состоялся. Иначе это была бы отставка чрез две недели —
и была бы «последняя месть горше первой» *.
Все эти пертурбации, однако, очень дурно отразились
на моем здоровье. Все, нажитое в мае и июне, ушло бес-:
следио. Да и жить становится тошно! Господь хочет излить
на Россию фиал своего гнева... Как хотелось бы умереть!
За какую цену сдаете Вы свою квартиру в Петербурге]?
У меня есть в виду locataire2. А материю я просил бы
серую с черными полосками, но не с красными (à la rogner3
с синими) размером на женское платье, как и в прошлый
раз. Господь с вами! Целую Вашу руку, Ваш А. Кони.
Я останусь здесь до 20-го. Очень кланяюсь всем;
Марии Романовне] особенно *.
Господь был много милостив к Б[орису] Николаевичу],
позвав его к себе! Он избавил его от необходимости
повторить изречение св. Симеона * наоборот. Я уверен, что
Б[орис] Николаевич] одобрил бы мой отказ от портфеля
и нашел бы его последовательным.
Письма Б[ориса] Николаевича] будут мне нужны не
ранее 1/2 сентября. Присылайте их таким способом,
который найдете наиболее удобным, или даже привозите с
собою. Я так рад, что не потеряна надежда увидеть Вас
зимою в Петербурге. Боже мой! Если бы кто-нибудь вернул
мне веру в русский народ! в его моральные (не
умственные) силы и государственность!
1 Слишком поздно, господа! (итал.).
2 Квартиронаниматель (франц.).
3 В крайнем случае (франц.).
16*

164. Е. А, ЛИВЕН
5 сентября 1906. Петербург
1906.IX.5."
Дорогая Елена Александровна.
Если Вам удобно, я приеду к Вам обедать в
понедельник в б7г часов. И мне хочется «отвести душу» с Вами...
И меня берет отчаяние за будущее. Сегодня оно особенно
сильно. Вчера я был приглашен в Совет министров (мне
не хотелось бы, для пользы дела, чтобы это разглашалось)
по вопросу о старообрядцах и видел правительство, а
сегодня утром у меня были представители партии «мирного
обновления» и я видел общество. Боже мой! Боже мой! Ты
изливаешь фиал гнева своего на нашу родину! Знаете ли
Вы детское выражение «не завсамомделе». Вот такие
впечатления вынес и я...
Господь с Вами!
Сердечно Ваш А. Кони.
165, А. С. СУВОРИНУ
4 октября 1906. Петербург
1906.ХА
Я не отвечал на Ваше письмо, многоуважаемый
Алексей Сергеевич, так долго потому, что был очень занят и
все время хвораю. Сердце совсем отказывается вести себя
прилично: у меня бывают дни, когда случается по два
припадка, лишающих меня надолго всякой
работоспособности. В этом причина усиленной работы в «светлые
промежутки»: хочется пред недалеким, по-видимому, концом
собрать и начертать свои воспоминания о разных
житейских встречах и исторических обстоятельствах, коих я был
свидетелем. Это же и причина моего отказа от должности
м[инистра] ю[стиции]. Нельзя браться за дело, когда чув-
245

ствуешь, что физические силы могут изменить каждую
минуту. Можно и должно умереть на деле, но нельзя
умирать на деле, которое требует всей энергии и всех сил.
Кроме того, мерзавец Муравьев, вовремя ушедший в
кусты *, совершенно исказил м[инистерст]во юстиции, раз--
вратив его состав и присоединив к нему тюремное
ведомство (для получения 6 т[ысяч] добавочных и шашки на
перевязи), лишенное средств, людей, системы... Напрасно
А. М. Гучков (Ваше мнение о нем я разделяю) намекает,
что мой отказ вызвал крушение всей комбинации *. Мои
возражения лишь дали возможность выясниться, что вся
комбинация «м[инистерст]ва общественных] деятелей» была
построена на недоразумении и, следовательно, на песке.
Неминуемое крушение такого м[инистерст]ва было бы
действительным несчастием и еще более разверзло бы пропасть,
на краю которой мы стоим. Это все, однако, между нами *.
Сегодня в иллюстрированном] «Н[овом] в[ремени]»
помещен совершенно неправдоподобный портрет Пушкина
(где же бакенбарды, вьющиеся волосы и т. п.) с странной
подписью о «палке в руке». Да какая же это палка? Это
чубук от трубки, которую тогда курили («янтарь в зубах
его дымится»), но которую Пушкин никогда не курил*.
Преданный Вам. А. Кони.
166. е. д. Комаровой
12 июля 1907. Неншлот
Финляндия. Нейшлот.
S. Olofsbacl. VII.12.
Дорогая и многоуважаемая Варвара Дмитриевна, мне,
к великой моей радости, переслали Ваше письмо из
Петербурга, и я спешу отвечать на него по пунктам:
а) Я давно уже, года три, чувствую себя очень дурно,
и сердце мое совсем отказывается служить, а по временам
«подымает знамя бунта» в виде очень тяжелых и
мучительных припадков. Осенью мне было очень нехорошо, а
дело Гурко, потребовавшее 30 заседаний подряд,
окончательно меня извело *, и я, несмотря на свое назначение
245

в Государственный] совет *, вынужден был взять отпуск
на 4 месяца и уехать в San-Remo, ликующая природа
которого, море, воздух подействовали на уставшее жить
сердце очень дурно.
б) Я торопился вернуться к обсуждению в Думе закона
о местном суде, а в Государственном] с[овете] реформы
Сената, но попал за неделю до закрытия Думы*, а между
тем спешная дорога так меня утомила, вместе с
необходимостью искать новую квартиру (с 10 сентября буду жить
на Фурштадтской, № 56), что я снова расхворался, а
теперь ищу не исцеления (я в него не верю), но облегчения
только в глубине Финляндии, где серо, сыро, угрюмо, но
благотворно одиноко.
в) Пишу я уже давно большую биографию в[еликой]
к[нягини] Елены Павловны и боюсь, что Государственный]
с[овет] или смерть не дадут мне возможности ее окончить.
Готов лишь I том, а всех должно быть три. Написал я
большие воспоминания о Лорис-Меликове, о Л. Н.
Толстом, о деле Засулич и о деле о крушении императорского
поезда в Борках. Но все это еще не может увидеть свет.
Для печати же я приготовляю ряд воспоминаний «Из
заметок судебного деятеля», первую часть которых,
напечатанную в «Русской старине», посылаю Вам, очень интересуясь
Вашим мнением. Остальное будет называться:
Овсянников, Гулак-Артемовская, Ужасное, Мистическое, Слуги,
Триумвиры (Победоносцев], Плеве и Муравьев), синьор
Беляев (воспоминания о Неаполе), августейшие особы,
князья церкви, врачи, игуменья Митрофания. И из этого,
конечно, не все может быть напечатано. Видите — я
работаю (читая, кроме того, лекции судебной этики в Лицее),
Жить осталось «два вершка», и надо торопиться. Здесь
думаю написать воспоминания об И. А. Гонча[рове] и
«Памяти гра[фа] П. А. Гейдена». Как могли Вы думать, что
я забыл Вас?! Я не писал Вам лишь потому, что был занят,
болен и опасался касаться Вас *, зная, что Вы погружены,
по выражению Пушкина, «в немое бездействие печали» *.
Я не принадлежу к числу друзей, которые изменяют.
О Германии я вполне разделяю Ваше мнение *. Романские
страны быстро идут к упадку. А мы-то? Мы-то? Просто
горько жить становится. Усердно кланяюсь Вашему
супругу. Будьте здоровы!
Сердечно Вам преданный А, Кони.
24 <$

167. А. С. СУВОРИНУ
19 октября 1907. Петербург
1907.Х. 19.
Фурштадтская, 56.
Многоуважаемый Алексей Сергеевич.
Прилагаю при сем отдельный оттиск моей второй статьи
в «Русской старине», не удостоившейся в столичной печати
ни одного слова, тогда как провинциальная печать всю ее
во многих изданиях перепечатала*.
Помните ли, что при Вашем сочувствии говорил я
в Комиссии «Кобекина сына» о необходимости ученой
цензуры для quasi ученых медицинских книг? Тогда
Комиссия мое мнение отвергла *. Посмотрите, во что теперь
обратилась у нас эта отрасль литературы. «Нельзя соблазну
не прийти в мир, но горе тому, чрез кого он приходит!» —
говорится в евангелии.
Читали ли Вы «Несколько современных вопросов»
Чичерина (1868 года)?* Право, эта книга заслуживала бы
перепечатки и соответствующих цитат.
А что делается в Берлине, во Франции!?!* Неужели
приходится сказать: «Всем сим надлежит быти, но еще и
сие не кончина!»
Преданный Вам А. Кони.
168. Е. А. ДИВЕН
29 октября 1907. Петербург
1907.Х.29.
Дорогая Елена Александровна.
Я не только не устал в среду, но приехал домой в
светлом настроении от своей милой аудитории и ее распросов.
Между слушательницами были с такими лицами, на
которых отражается прекрасная душа. С удовольствием приеду
опять побеседовать с ними. Но в пятницу у меня был
совершенно неожиданно сильный сердечный припадок,
повторился затем ночью и вчера днем опять и совсем, совсем
измучил меня. А на будущей неделе предстоят: 2
247

заседания] Государственного] совета, заседание общества
спасения детей от порочных родителей, два заседания
Академии Наук и утомительные репетиции в Лицее, и нужно
непременно быть на похоронах старого сослуживца,
посетить гр. Гейден, лежащую в Св. Троицкой общине,
исправить корректуру моего курса, просмотреть дая «Вестника
Европы» мемуары Ковалевского, быть на совещании
группы центра Государственного] совета, запломбировать
больные зубы и принять ряд просителей и всякого рода
вымогателей (уже теперь назначено 6 лицам).
Так что не остается ни минуты свободной. В четверг
я впервые присутствую в Государственном] совете.
Благословите меня на эту деятельность. Приступаю к ней «со
страхом божьим и верою», но боюсь, что она никого не
удовлетворит и в том числе Вас. Душевно Ваш А. Кони,
Итак, Протасин ушел... Пустой был и лукавый человек.
Господь да хранит Вас!
169, И. Е. РЕПИНУ
1 ноября 1907. Петербург
Глубокоуважаемый Илья Ефимович.
Хотя Вы и уклонились от всяких чествований
тридцатипятилетия Вашего служения — и какого служения! —
русскому искусству, но я решаюсь, при посредстве Елены
Павловны, все-таки послать Вам мое приветствие и мои'
лучшие пожелания. С благодарным чувством вспоминаю
я те глубокие и поучительные впечатления, которые
переживал я пред Вашими произведениями, которые «будили»
мысль и «заражали» — выражаясь словами Л. Н.
Толстого — своим настроением душу зрителя и созерцателя.
С не меньшим чувством вспоминаю я и Ваши
продолжительные беседы в 1897 году, в течение которых мне
приходилось восхищаться не только блестящими замечаниями и
поучениями знатока и высокого служителя искусства, но и
вдумчивыми наблюдениями над жизнью мыслителя.
Вы окружены, в Вашем уединении, двумя неизменными
и вечными благами на земле: природой и искусством.
248

Пускай же первая, щедрою и любящею рукою, еще
долго дает Вам силы — щедро и любя служить второму!
Душевно Вам преданный А. Кони.
Фурштадтская, 56.
1 ноября 1907.
170, Л, Н. ТОЛСТОМУ
19 марта 1908. Петербург
1908.III.19.
Дорогой и сердечно любимый Лев Николаевич, я в
великом огорчении, узнав от Льва Львовича и С. А. Стахо-
вич, что Вы мне писали, а я письма не получил! Я так
дорожу каждой Вашей строчкой!
Лев Львович сообщил мне, о чем Вы хотели мне
писать *. Можете ли Вы хотя одну минуту сомневаться в
моей горячей готовности исполнить Ваше желание
относительно Андрея Львовича!
Я закинул относительно него якоря: в Государственном]
контроле, в Министерстве финансов, в Учреждении]
имп[ератрицы] Марии и в Попечительствах о домах
трудолюбия. Работа в последнем обусловлена голодом населения,
работа в,первых двух — принятием Г[ородской] думою
новых штатов Контроля и Фабричной инспекции. Поэтому
приходится ждать, о чем я и писал Андрею Львовичу
еще в январе. С тех пор положение дела не изменилось.
Лев Львович указал мне на Министерство двора — и как
только барон Фредерике вернется из-за границы, я пойду
к нему и буду стараться пристроить Андрея Львовича.
Боюсь только указаний на ограниченность сметы
Министерства двора и уделов, которая закреплена и не может
быть увеличена, почему и личный состав не только не
увеличивается, но даже сокращается. Во всяком случае я буду
везде «стучаться», авось, и «отверзится».
Благодарю Вас за добрые строки в Вашем январском
письме *. Сознание Вашего доброго и дружеского
отношения ко мне придает мне часто силы в трудные минуты
нравственных сомнений и колебаний. Я чувствую, что
249

проживу недолго, и часто обращаюсь к прошлому. В нем
ярко горят воспоминания о Вас и о Ясной Поляне— и я
записал их, как умел. Думаю, что Вас не огорчит, если я
их напечатаю в начале сентября *.
Сердечно Ваш А. Кони.
Усердный поклон гр. Софии Андреевне.
171. Н. В. СУЛТАНОВУ
18 апреля 1908. Петербург
Читали ли Вы III том «Истории России» Ключевского?
Какая прелесть! Читали ли Вы драму Мережковского
«Павел I»? Какое искажение исторических личностей и
какая художественная безвкусица! *
«Санина» не читал. «Царя-Голод» читать не стану. Все
это не литература, а какой-то словоблудный онанизм. Вот
когда забыто великое завещание Гоголя: «Со словом надо
обращаться честно»! * Хороша и критика, которая вместо
того, чтобы сказать, напр[имер], Андрееву: «Молодой глу-
здырь, не попархивай!—провозглашает его великим пи~
сателем] Увы! «всем сим надлежит быти, но. еще сие не
кончина»! Прочтите «Вечер» в февральском
«Образовании» *. Da hört alles auf! l.
172. Л. H. ТОЛСТОМУ
20 мая 1908. Петербург
1908.V.20.
Дорогой, сердечно любимый Лев Николаевич!
София Андреевна передала мне Ваш добрый отзыв о
моих «воспоминаниях» *, и я решаюсь послать Вам еще
два очерка из моего прошлого *. К осени хочется мне
приготовить воспоминания о пребывании в 1887 г[оду] в Ясной
Поляне. Я понуждаем к тому следующим: мне пришлось
прочесть в частном доме, в пользу бедствующего приюта
г Это же неслыханно! (нем.)
250

сирот, лекцию, в которую вошли эти воспоминания. На
призыв послушать о Вас откликнулись многие, и Ваше имя
дало сиротам 500 р[ублей]. Но, к сожалению, появившийся
в омерзительном, шантажном органе «Русь» отчет
репортера представил многое в искаженном виде. Надо восста-*
новить истину, да и мне так отрадно перенестись в те дни,
когда я впервые узнал Вас лично не только как писателя,
но и как источник нравственного очищения и поучения.
Мечтаю о том, чтобы вновь посетить Вас, и думаю, что
это удастся летом нынешнего года. Ведь мы снова не
видались четыре года. В последнее время часто, часто
обращаюсь мысленно на Ваш суд.
Позвольте послать Вам две моих брошюрки. Одна, ве*
роятно, Вас заинтересует своим печальным содержанием.
Душевно Вам благодарный за многое в жизни
А. Кони.
173. Л. Н. ТОЛСТОМУ
11 августа 1908. Берлин
Берлин, VIII.11.908.
Дорогой и сердечно любимый Лев Николаевич,
сижу или, вернее, лежу в берлинской клинике,
вследствие сильного упадка деятельности сердца, и тревожусь
0 Вашем здоровье, читая в здешних газетах, что Вам снова
стало хуже*. Правда, одно из таких известий исходит от
какого-то G. Е., который ссылается на то, что был в Ясной
и получил обстоятельные известия о Вас от «russische
Hofdame Frau Gräfin Stachowitsch» **, но все-таки «нет дыму
без огня», и меня пугают эти известия. Пошли Вам господи
силы! И сохрани Вас еще для человеческой совести!
Заранее приветствую Вашу семью с Вашим восьмидесятилетием.
Желаю Вам провести этот день спокойно и приятно, вдали
от жужжанья поздравителей и посетителей. Эту зиму,
несмотря на массу дела, я два раза читал публично мои
воспоминания (незабвенные воспоминания) о пребывании в
Ясной Поляне и Вашим именем привлек средства для
поддержания приюта для сирот и школ рукоделья для девочек,
1 Русской придворной дамы графини Стахович (нем.).
251

Их выпросила у меня «Нива», и они появятся, вероятно,
скоро, в литературных к ней прибавлениях. Не мало
страшусь я Вашего суда. Прошло много лет с 1887 г[ода] и
много пережито. Я мог кое-что позабыть или перемешать.
Во всяком случае позвольте повторить слова Нестора:
«Аще что не дописах, аще ли что переписах, не судите
Бога для»... Пред отъездом я еще раз повторил мою
просьбу и в Контроле и в Канцелярии трудовой помощи об
Андрее Львовиче * [1 нрзб.], все у нас устраивается.
Наибольшая надежда все-таки на Фредерикса.
Надеюсь, что здоровье гр. Софии Андреевны хорошо
и что она спокойна за Вас. Я же чувствую, что жить
осталось немного, но смотрю на это совершенно спокойно.
Смерти нет! Хотелось бы, однако, побыть на земле
годика 2—3, чтобы побороться в Государственном совете
за веротерпимость. Ведь просто гнев и страх берет, когда
почитаешь постановление Киевского миссионерского съезда!
Господь с Вами! Ваш всею душою А. Кони.
Усердный поклон Софии Андреевне.
174. С. А. ВЕНГЕРОВУ
19 сентября 19Ö8. Петербург
1908.IX.19.
Многоуважаемый Семен Афанасьевич.
Как ни соблазнительна мысль о комментарии к
«Моцарту и Сальери» — у меня нет на эту милую, заманчивую
работу времени*. Я вернулся из-за границы вовсе не
поправившись, несмотря на то, что в Берлине пребывал ы
клинике по сердечным болезням, и у меня масса
подготовительной к сессии Государственного] с[овета] работы, да
и, кроме того, я тороплюсь окончить большую статью о
своих воспоминаниях по своеобразному подниманию у нас
свободы совести и веротерпимости *. Теперь она — ввиду
вакханалий по поводу Толстого — более чем нужна*. Очень
буду благодарен за II том Пушкина. Статейку доставлю
Вам около 10 октября *.
252

Если Вы получаете «Ниву», то мне хотелось бы, чтобы
Вы прочли в сентябрьских литературных к ней
приложениях мои воспоминания о Л. Н. Толстом.
Искренно преданный А. Кони.
175. К. К. АРСЕНЬЕВУ
30 октября 1908. Петербург
1908.Х.30.
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Князь Трубецкой разрешил меня от обязательства
предоставить ему статью о веротерпимости * взамен статьи
о «Вестнике Европы» и его сотрудниках, которую я
намерен ему послать *. Но у меня теперь явилась спешная
работа по составлению доклада Комиссии для обсуждения
проекта Череванского об упразднении попечительства о
народной трезвости *, да и, кроме того, я нахожу
необходимым ознакомиться с предположенным ко внесению в
Государственную] думу проектом образования Холмской
губернии, где вопрос об униатах возбуждается вновь *. Мне
обещали дать его во второй половине ноября (он еще не
готов окончательно). Поэтому я не могу дать моей статьи
для первого номера «Вестника Европы», а прошу Вас
предоставить мне место в февральской или мартовской
книжке.
Сердечно желаю успеха новому «В[естнику] Е[вропы]» *
и здоровья Вам.
Искренно преданный А. Кони.
Кланяюсь Ев[гении] Иван[овне].
176, К. К. АРСЕНЬЕВУ
16 ноября 1908. Петербург
1908.XI.16.
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Я не предвижу скорой возможности изготовить в
окончательном виде статью об отношении русского суда к
вопросам веротерпимости, С одной стороны, необходимые
253

для меня проверочные материалы мною не получены и,
вероятно, будут получены не так скоро, — с другой,
является необходимость переработать написанное с точки
зрения системы de fond en comble *, на что, как ровно и на
писание следующих глав, я не имею теперь времени, очень
занятый вопросом об условном освобождении * и работами
по проекту закона по борьбе с алкоголизмом, который
группа членов Государственного] сов[ета] предполагает в
самом скором времени внести в Общее собрание *. Но мне
хотелось бы занять хоть скромное местечко в № 1
«Вестника Европы». Поэтому позвольте предложить Вам
прилагаемые отрывки из воспохминаний. Дело идет о мировом
суде — и мне думается, что некоторое напоминание о нем,
ввиду того, что земские начальники все еще не
упраздняются, а будущий «участковый судия» представляется
очерченным предательскою рукою Муравьева, было бы не
бесполезно, хотя бы и в форме личных воспоминаний о
лучших временах мирового института *. Если статья Вам
подходит, то я просил бы — во-первых, приказать прислать
мне первую авторскую корректуру в трех экземплярах и
с широкими маржами (для вставок) и затем дать ее
пересмотреть вновь — и во-вторых, дать мне 75 отдельных от-*
тисков. Мне не хотелось бы, чтобы она была помещена
первым номером по порядку.
Сегодня я отправил в «Московский еженедельник»
большие воспоминания о старом «В[естнике] Е[вропы]» и
0 «рыцарях круглого стола» *.
Преданный Вам А. Кони.
177. С. А. ВЕНГЕРОВУ
23 ноября 1908. Петербург
1908.XI.23.
Многоуважаемый Семен Афанасьевич.
Спешу послать Вам маленький этюд по поводу письма
Пушкина к Зубкову. Я никак не озаглавил его,
предоставляя это Вашему усмотрению, тем более, что я не знаю
места третьего тома, в котором Вы найдете возможным
1 Коренным образом (франц.),
254

поместить этот этюд*. Я не думаю, чтобы Вы требовали
от меня статьи о браке Пушкина. Это должно составить
предмет особого исследования, и притом довольно
подробного ввиду появления в печати таких инсинуаций против
Пушкина, какие, например, позволила себе дочь вдовы
Пушкина в фельетоне «Нового времени» *. Да и в
хронологическом порядке этому место, вероятно, в IV томе,
так как брак Пушкина тесно связан с его трагической
кончиной. Я лишь слегка коснулся этого вопроса.
Простите за некоторое промедление: Вы себе
представить не можете, как я занят в последнее время. У меня
на этой неделе было девять заседаний разных комиссий и
Государственного] совета, не считая двух лекций и
конференции в Александровском лицее.
Я очень просил бы Вас приказать прислать мне
авторскую корректуру и — если возможно — с широкими полями,
чтобы сделать некоторые добавления и исправления. Мне
жаль, что Вы, по-видимому, не предполагаете дать очерка
правовых взглядов Пушкина, рассыпанных по его трудам 1.
Если бы поэтому Вы, однако, решили дать место такому
вопросу, то дайте его разработать мне.
Позвольте препроводить к Вам оттиск моих последних
«Воспоминаний судебного деятеля».
Искренно преданный А. Кони.
Я отметил красной чертой там, где надо начинать с
красной строки.
178. Л. Н. ТОЛСТОМУ
7 февраля 1909. Петербург
1909.II.7.
Фонтанка наб., 56.
Дорогой, душевно любимый Лев Николаевич,
простите, что долго не отвечал на Ваше письмо,
переданное мне одной девицей. Я дал ей все нужные указания
а «Борис [Годунов]», «Сон», «Б рать я* разбойники», «Скупой рыцарь»,,
«Моцарт и Сальери», «Цыганы». Заметки и письма, «Дубров*
ский» и г. д. (прим. автора)..
255

и, кажется, в некоторой степени успокоил ее*. Часто, часто
бываю я мысленно у Вас и в эти минуты отдыхаю душою
от всего, что делается кругом. Несколько раз собирался
послать Вам мои «воспоминания», печатаемые в «Русской
старине» *, но всегда останавливался при мысли, что Вам
и некогда, да и скучно будет это читать. Эта серия
закончится воспоминаниями о тех религиозных
преследованиях, против которых я боролся как мог и умел. Эти-то
оттиски уже я попрошу Вас прочесть. Давно уже меня
тянет к Вам и все не могу я вырваться из цепких лап
делового[?] Петербурга. Работа растет с каждым днем,
а силы слабеют. Почти жаждал лекций в Лицее (я читаю
судебную этику, стараясь внушить молодым людям
гуманность и уважение к человеческому достоинству) и жаждал
выступления в Государственном совете — стоило мне
сердечного припадка, отнимающего силы иногда на два-три
дня. Вместе с тем так многое хотелось бы написать на
основании опыта прошлого, прежде чем идти к Хозяину,
чего жду без всякого страха, встретив призыв радостно...
Устал я!
Сергеенко обратился ко мне с просьбой дать ему для
напечатания Ваши письма ко мне и достать из Академии
письма Ваши к Александре Андреевне. Имеете ли Вы что-
либо против?* Ох! уж эти мне собиратели и биографы
вроде Сергеенко — с их жужжанием.
Слышал, что Вы бодры телом и светлы духом. Сердечно
радуюсь этому и молю бога сохранить Вас для
человеческой души как можно дольше.
Очень кланяюсь Софии Андреевне.
Глубоко Вам преданный А. Кони.
179. А. А. ШАХМАТОВУ
11 февраля 1909. Петербург
909.11.11.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Для меня было бы гораздо удобнее прочесть о
Тургеневе на шестой неделе или в начале марта, напр[имер] 8-го,
так как в самом начале марта у меня есть очень серьезные
доклады в Государственном] совете *.
256

Я весьма огорчен тем, что Н. А. Котляревский
отказывается говорить о Тургеневе, ибо не состою
поклонником ораторских талантов Овсяи[ико]-Куликовского *. Во
всяком случае я прошу Вас поместить меня после него,
так как у меня будут личные воспоминания, а не оценка
литературной] деятельности Тургенева.
Онегин со своими претензиями мне мало симпатичен,
но приобрести его музей необходимо во что бы то ни
стало *.
Надеюсь, что Вы получили мое письмо о невозможности
быть в заседании 4 феврал[я].
Посылаю Вам первый из моих отзывов на 28 февраля *.
Воображаю, как возмутили бы Вас отвратительные
инсинуации г. Щегловитова против меня и Таганцева по
вопросу о распространении досрочного условного
освобождения на политические] преступления *...
Очень кланяюсь Н[аталье] А[лександровне] и дружески
жму Вашу руку.
Ваш А. Кони.
P. S. Мне сообщили, что Суворинский юбилейный
комитет прислал Академии приглашение принять участие в
чествовании С[уворина] *. Что Вы думаете сделать? Если
бы Академия остановилась на каком-либо приветствии,
в нем необходимо отделить писателя от издателя.
180. К. К. АРСЕНЬЕВУ
16 февраля 1909. Петербург
909.11.16.
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Очень радует меня, что Вы чувствуете себя лучше и
напали — что так редко — на хорошего доктора. Конечно,
надо остаться в Царском и гнусную весну Петербурга
провести вдали от него...
О своем здоровье ничего утешительного сообщить не
могу: усиленная работа последних месяцев и то
нравственное неудовлетворение, которым она сопровождается,
вызвали снова частые сердечные припадки, которые меня
крайне обессиливают и иногда сопровождаются трудно
17 А. Ф. Кони, т. 8
257

выносимыми страданиями, Я испытываю такие боли, что
кажется, что из сердца мне выдергивают зуб...
И вся эта трата сил почти бесплодна... Вы, конечно,
знаете о перипетиях обсуждения закона об условном
освобождении— о среднем человеке и о том, что м[инистр]
ю[стиции] прировнял Таганцева, меня и M. М.
Ковалевского к Гегечкори, — и о том, наконец, что вследствие
того, что часть левой и почти весь центр сбежали слушать
болтовню по д[елу] Азефа — проект окончательно
провалился *. Позвольте прислать Вам корректуру стенограммы
той моей речи, на которую так достойно и благородно
возражал И[ван] Григорьевич] Щ[егловитов]. Может быть,
пригодится для внутреннего обозрения *.
Увы! дорогой Константин Константинович — я не могу
исполнить желание Юрид[ического] общ[ества]. Я не умею
и не могу сказать о Толстом иное или более того, что
напечатал в «Ниве» в виде личных воспоминаний. Этот
номер «Нивы» разошелся в огромном количестве и даже,
кажется, был напечатан вновь. Поэтому это общеизвестно.
Повторять — совестно, да и содержание едва ли
соответствует Юрид[ическому] общ[еству]. Для новой работы у
меня решительно нет времени. Я должен приготовить речь
0 Тургеневе для Академии (Шахматов умоляет «пожалеть»
Акад[емию] и сказать речь)*; я докладчик по проекту
Череванского об упразднении попеч[ительств] о нар[одной]
трезвости и сверх того докладчик по моему собственному
законопроекту (в порядке инициативы) о борьбе с
пьянством *, я должен собирать материалы и готовиться по
вопросу о тотализаторе * и о сокращении праздничных
дней * — и у меня репетиции и экзамены в Лицее. Я просто
не имею минуты свободной и даже не смею мечтать
посетить Вас в Царском, чего бы мне очень хотелось. Вы знаете,
что я много лет служил Ю[ридическому] о[бществу] верой
и правдой и что мне больно отказываться, но ad impossibilia
nemo tenetur *...
Очень кланяюсь Евг[ении] Ивановне и Марии Констан*
тиновне.
Душевно преданный Вам А. Кони.
Я хотел дать Вам для мартовской книжки продолжение
моих «отрывков из воспоминаний» о Комиссиях и о Коми-*
1 Нельзя ни от кою требовать невозможного (лат.).
258

тетах, в которых я участвовал — с рядом портретов (Деля-
нова, Вышнеградского, Муравьева и др.), но едва ли успею
даже и для апрельской книги.
Дай Вам бог здоровья и сил.
181. Н. В. ДАВЫДОВУ
21 апреля 1909. Петербург
Глубокоуважаемый Николай Васильевич *.
Прошу Вас передать Обществу любителей российской
словесности, почтившему меня лестным приглашением
принять активное участие в торжествах открытия памятника
Гоголю, мое глубокое искреннее сожаление о том, что
состояние моего здоровья и неотложные служебные занятия
лишают меня возможности прибыть в Москву.
Мне это в особенности прискорбно потому, что в
качестве старого судебного деятеля, помнящего старые суды
с приютившеюся в них «неправдой черной» и пережившего
светлое время душевного подъема, сопровождавшего первые
годы обновленного правосудия и нелицемерного служения
«правде и милости», я не могу не ценить заслуги великого
русского писателя по отношению к судебной реформе.
Недостатки и вольные и невольные грехи старого суда во
всей их откровенной неприглядности были, конечно,
знакомы каждому, приходившему с ним в соприкосновение.
Таких людей было много, но они далеко не составляли
большинства общества. Этому большинству суд
представлялся чем-то — по слухам — мало достойным уважения, но
не имеющим всем понятных жизненных очертаний. Надо
было на себе испытать судебную волокиту, лихоимство и
всю мертвящую несправедливость формальных
доказательств, чтобы оценить этот суд по его настоящему
достоинству. А между тем такая оценка весьма необходима
для того, чтобы, сливаясь воедино из разных источников,
вызвать общественное сознание необходимости реформы
и настоятельной в ней потребности. Эту задачу выполнил
в своем незабвенном творчестве Гоголь. Он вызвал к
жизни и глубоко запечатлел в умах людей, никогда не
ведавшихся с судом, образ его деятельности и образ его
деятелей. Сквозь «видимый смех», вызываемый ими, он дал
почувствовать невидимые слезы тех, чья честь, имущество
17*
259

и судьба находились в нечистых и невежественных руках
Ляпкиных-Тяпкиных и им подобных, — и если процесс
Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем являлся
высокохудожественным вымыслом, то описание хода и
движения его дышало горькой правдой. Творения Гоголя, в
чем они касались суда, сильнее всяких ученых и
канцелярских рассуждений посеяли отрицательный взгляд на
старые судебные строй и приемы и подготовили в
общественном сознании почву для судебной реформы, подобно тому,
как «Записки охотника» Тургенева, возбуждая в обществе
чувство стыда и жалости, явились одним из нравственных
рычагов для освобождения крестьян.
Мне грустно, что у меня нет времени подробно и
доказательно развить этот взгляд и присоединить его к
всесторонней и торжественной оценке Гоголя на московских
празднествах.
Душевно Вам преданный А. Кони.
С.-Петербург.
Апреля 21
1909 г.
182. Д. А. МИЛЮТИНУ
20 икшя 1909. Сестрорецк
1909.VL20.
Сестрорецкий курорт.
Приморская ж.-д.
С.-Петерб. губ.
Глубокочтимый Дмитрий Алексеевич.
Ввиду приближения дня Вашего рождения, позвольте
принести Вам мое сердечное поздравление и наилучшие
пожелания. Пусть господь, так чудно сохранивший Ваши,
дорогие для родины, силы, продолжит еще свое благое
дело. Среди суматохи и бессодержательной пестроты
явлений кашей современной жизни Вы являетесь живым
напоминанием о лучших временах России; в наше время,
которое, по всей справедливости, можно назвать временем
269

забвения всяких нравственных начал и торжеством
«неисполнения своего долга», мысль отдыхает на Вас, как на
представителе и долга, и этих начал. Вот уже три года
сижу я в Государственном совете и многоразличных его
комиссиях и тесно соприкасаюсь с деятельностью
Государственной] думы. С горестной тревогой спрашиваю я себя:
где же те способные, стойкие, любящие родину люди,
которых прежде народ выдвигал из своей среды, люди,
способные стать знаменем, символом, способные собрать и
кристаллизовать около себя сомкнутые ряды
единомышленников?! Несколько имен людей не без дарования — вот и
все... Хочется утешать себя надеждою, что это временное,
преходящее явление и что вскоре Русь возродится в силе
и славе. Но плохо верится этой надежде.
Живите же еще долго, дорогой Дмитрий Алексеевич,
и из далекого прошлого светите примиряющим и
ободряющим светом.
Душевно Вам преданный А. Кони.
183. А. А. ШАХМАТОВУ
2 сентября 1909. Сестрорецк
1909.IX.2.
Надеждинская, 3.
(Новый адрес)
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Поздравляю Вас с приездом и надеюсь, что и Вы и
Нат[алъя] Алекс[андровна] набрались здоровья и бодрости.
Ко мне летом обратился сын моего друга и сослуживца
Губского — и мой слушатель по Лицею, ныне служащий
по землеустройству, с просьбою, сущность которой
изложена на прилагаемом листке. Повергаю ее на Ваше
благоусмотрение и распоряжение. Могу сказать, что Губского
считаю вполне порядочным и достойным доверия
человеком, а отец Демчинского пользуется в судебном ведомстве
большим уважением *.
Я в лето много работал по вопросам, которые нам
предстоят в Государственном] совете, и, вместе с тем,
пописывал.
261

Я соорудил две большие статьи об авторском праве
для «Московского] еженедельника» *, написал очерк
личности и деятельности Плевако *, написал воспоминания о
Чупрове *, ряд «заметок и воспоминаний судебного
деятеля» для «Р[усской] старины» *, две статьи о
веротерпимости * и, наконец, по конспекту, мою речь о Тургеневе
в Академии Наук. Она будет напечатана в «Ниве»,
подобно воспоминаниям о Л. Н. Толстом *, так как я хочу
ознакомить с двумя большими писателями в моем освещении
по возможности особенно широкие круги публики.
Не пожелаете ли, чтобы эта речь была напечатана и
в «Известиях Академии» по прежде бывшим примерам? *
На этот конец я, при условиях о напечатании в «Ниве»,
и оставил мне право напечатать эту речь и в
Академических] изданиях.
Дружески жму Вашу руку.
Душевно Ваш А. Кони.
Я пишу Вам из Сестрорецкого курорта. В Петербурге
буду около 8—10.
184. С. А. ВЕНГЕРОВУ
16 сентября 1909. Петербург
1909.IX.16.
Надеждинская, 3.
Многоуважаемый Семен Афанасьевич.
С разных сторон читаю и слышу отзывы о III томе
«Пушкина» с моей статейкой — и тщетно жду получения
такового по принятому Вами обычаю. Получил лишь
список будущих статей и вопросов. Думаю, что по поводу
«Братьев-разбойников», мелких рассказов и заметок я мог
бы доставить Вам очерки правовых взглядов Пушкина.
Представляю сие на Ваше благовоззрение *.
По вопросу о сроках авторского права * я поддерживал
Ваше мнение и первую редакцию постановления]
Государственной] думы в Комиссии Государственного] совета. Мне*
ние мое напечатано в «Московском еженедельнике». Когда
262

получу отдельные] оттиски, пришлю Вам. Была — и будет
(в Общем собрании) — большая оппозиция. Между
прочим, мне довольно резко возражал Сергеевич *, а Иванов
в «Нов[ом] времени» объявил, что я «социалист».
Преданный Вам А. Кони.
185. Л. Н. ТОЛСТОМУ
2 ноября 1909. Петербург
1909.XI.2.
3. Надеждинская.
Дорогой и сердечно любимый Лев Николаевич,
дело, о котором Вы мне пишете *, в Сенат еще не по-«
ступало. Я приму все меры, чтобы при докладе его был
дан ход и голосу справедливого милосердия. Я оставил
Кассационный Сенат уже 12 лет, и у меня там мало лиц,
но все-таки кое с кем я могу переговорить. Надо, впрочем,
сказать, что голос мой и просьбы мало обращают ка себя
внимания в высшем учреждении, призванном к
отправлению «нелицемерного правосудия», как говорит закон.
С радостью прочел я Ваши добрые строки * — и потому,
что вижу в них Ваше доброе ко мне отношение, и потому,
что они указывают на Вашу столь дорогую всем любящим
Вас физическую бодрость. Я собирался в Москву на от-»
крытие памятника Ф. П. Гаазу * и лелеял мечту проехать
в Ясную Поляну для «дезинфекции души», но масса дела
(главным образом по вопросу о веротерпимости) и сильное
нездоровье воспрепятствовали мне. Мечтаю сделать это ка
пасхе. Я много писал воспоминаний по делам о яеротерпи-
мости — об униатах, штундистах, пасторах и
старообрядцах. Это горестные страницы постыдной истории нашего
времени. Я выслал Вам весною оттиск об униатах. Не
знаю, получили ли Вы его. Теперь вышлю Вам опять все
три заказною бандеролью в Тулу.
Сердечно кланяюсь гр. Софии Андреевне и прошу Вас
сохранить мне Ваше прежнее, столь ободрявшее меня
расположение.
Душевно Ваш А. Кони.
263

ш. К, К, АРСЕНЬЕВУ
17 ноября 1909. Петербург
1909.XI.17.
Глубокоуважаемый Константин Константиновин.
Я обещал М[аксиму] Максимовичу Ковалевскому] дать
для статьи лишь части: о сроке авторского права, о
дневниках и письмах, об оплате переводов с иностранных
языков *. Все это я могу изготовить с 1 декабря. Что касается
до статьи для «В[естника] Е[вропы]», то, к сожалению, она
не будет готова для январской и даже для февральской
книжки, ибо я совершенно задавлен заседаниями и
совещаниями по старообрядческой комиссии (оставляющими
во мне самое печальное впечатление ввиду откровенного
средневековья одних и лукавого молчания других).
Приходится защищать уже не думский проект, а проект
министерства], да и то почти безнадежно *.
Завтра я буду выбран в Комиссию о переходе из одного
вероисповедания в другое *, а занятия еще увеличатся
(я ведь, кроме того, член Щомиссии] об авторском праве *
и о попечительстве] о народной трезвости *, — и постоянно
приглашаюсь в Ком[иссию] законодательных]
предположений). Таким образом, у меня не остается просто ни минуты
свободной.
Получили ли Вы мои брошюры о штундистах и
пасторах, адресованные в Моховую? Вероисповедание доселе
находится в опасном положении, и очень желательно, чтобы
«В[естник] Е[вропы]» обратил на это внимание,
Ваш А. Кони.
187. К. К. АРСЕНЬЕВУ
30 декабря 1909. Петербург
1909.XIL30.
3. Ыадеждинская,
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Я произнес при открытии Съезда отечественных
психиатров речь о нашем законодательстве о душевнобольных,
дополнив ее воспоминаниями о Мержеевском и Балинском.
Найдется ли для нее место в февральской книж[ке]
264

«В[естника] Е[вропы]» * (скорейшее появление ее для меня
весьма важно, ибо на основаниях, в ней изложенных, я
хочу возбудить законодательный вопрос в
Государственном] совете в порядке инициативы). Она займет никак не
более 17г листов, а вероятно и менее, но дробить ее на
части нельзя. Я мог бы доставить ее Вам 3—4 января.
Условия те же, что и в прошлом году, т. е. 150 р[ублей]
за лист и 100 оттисков.
Желаю Вам и всем Вашим счастливого, здорового и
спокойного Нового года.
Искренно Вам преданный А. Кони.
P. S. Мою речь слышал M. М. Ковалевский и может,
если нужно, сообщить Вам о ее смысле.
188. К. Я. ГРОТУ
15 февраля 1910. Петербург
Глубокоуважаемый Константин Яковлевич!
Я нашел у себя только пять писем Вашего брата,
которые и спешу препроводить, прося возвратить их мне по
миновании надобности, т[ак] к[ак] я ими очень дорожу, как
и всем, что относится к памяти Николая Яковлевича *.
Воспоминания мои о нем сводятся, главным образом, к
общему впечатлению, которое производила его энергическая,
полная жизни, знания и отзывчивости, личность. Наши
встречи были редки, но каждый раз он оставлял во мне
бодрящее впечатление. Будучи глубоким поклонником его
замечательных трудов по психологии, я не мог не ценить
в нем умения соединять отвлеченное мышление со
стремлением удовлетворить практическим запросам жизни. Письма
его относятся, главным образом, к читанной мною лекции
в Москве на усиление средств для издания журнала
«Психологии и философии» *, когда я читал о князе Одоевском *.
Николай Яковлевич принимал живейшее участие в
организации этой лекции. Я живо помню, как он заехал перед нею
ко мне в Лоскутную гостиницу и провел меня боковым
ходом в пустынную залу Исторического музея, где стояли
стул и столик, на котором горела одинокая свечка и лежал
апельсин, а из скопившейся в глубине полутьмы выделялась
265

огромная модель памятника Александру III*, не
уступающая по своему безобразию бронзовой карикатуре на
Знаменской площади в Петербурге *. Здесь должен был я
ждать условленного звонка, чтобы, выйдя в маленькую
дверь, очутиться в чрезвычайно переполненной, устроенной
амфитеатром, аудитории. В перерыве моего чтения
Николай Яковлевич пришел ко мне с нежными словами привета
и сочувствия. А на другой день он прислал мне
приглашение на устроенный в мою честь завтрак в одном из
московских ресторанов, куда собрались Лопатин, С. Н.
Трубецкой, Муромцев, Герье, Гольцев, Ивановский, Давыдов и
еще несколько лиц, причастных к Московскому
психологическому обществу, и где он приветствовал меня горячим
словом. Я был очень растроган этим, а также прекрасною
речью Трубецкого... и вот уже нег ни Вашего брата *, ни
Трубецкого, ни Гольцева, и сколько пережили за эти
последние годы все остальные!.. После этого, раза два
Николай Яковлевич заезжал ко мне в Петербург и на время
заражал меня в болотно-серой обстановке нашей
скептической столицы своей горячей верой в великое будущее
России. Когда я узнал о его смерти, не хотелось верить, что
этого жизнерадостного и жизнеспособного человека не стало...
Преданный Вам А. Кони.
P. S. Прошу Вас передать мое почтение Вашей супруге.
15-го февраля
1910 г.
Петербург.
189, К. А. ВОЕНСКОМУ
3 марта 1910. Петербург
1910.Ш.З.
Надеждинская, 3.
Глубокоуважаемый Константин Адамович.
Усиленные работы последнего времени, коими я
обременен в Государственном] совете и его комиссиях, и
сильное нездоровье помешали мне до сих пор принести Вам
искреннюю благодарность за присылку I тома «Актоз
266

1812», представляющего драгоценный исторический
материал*.
С чрезвычайным интересом прочел я Ваше предисловие,
рисующее «продрамы» Отечественной войны с совершенно
новой и, как мне кажется, верной точки зрения, причем
роль «сфинкса, не разгаданного до гроба» (как называл
Александра I князь Вяземский) выясняется более глубоко
и более справедливо, чем это делалось доселе.
Еще раз благодарю Вас и прошу Вас принять уверение
в моем искреннем уважении и душевной преданности.
А. Кони.
Позвольте препроводить Вам отдельный оттиск моей
речи на съезде психиатров *.
190. А. А. ШАХМАТОВУ
9 апреля 1910. Петербург
910.IV.9.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович,
Всю неделю собирался к Вам, но просто завален
работой по Государственному] с[овету] и Лицею, где теперь
производятся экзамены. А между тем я хотел просить Вас
обратить внимание на книжку В. А. Волковича о Пирогове,
представленную на соискание Макарьевской премии. Это
прекрасное, по моему мнению, сочинение, впервые в России
вскрывающее смысл деятельности великого врача и
гуманиста (я с этой литературой знаком вследствие моих занятий
биографией Елены Павловны). И автор — замечательный
по образованности и деятельности человек *.
Если Вы не уедете никуда на пасху, то я приехал бы
к Вам или ждал бы Вас к себе в назначенное Вами время.;
Душевно Ваш А. Кони.
191. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
9 ноября 1910. Петербуг
910.XI.9.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович *.
К великому сожалению, не могу исполнить Вашего
желания: читал я «Х[аджи] М[урата]» без всякой обета-?
новки, ночью, в своей комнате в Я[сной] П[оляне], но мне
267

при вручении рукописи была выражена надежда, что
изложение содержания не будет оглашено до появления
повести в печати. Я это обещал *.
Сердечно благодарю Вас за лестный отзыв. Только
в нем есть маленькая ошибка: я никогда в адвокатуре не
был *. В «Ниве» будут, после больших моих колебаний,
напечатаны мои «Домочадцы» *. Я пришлю Вам оттиск
(в начале декабря) и буду очень интересоваться Вашим
тонким и авторитетным мнением. Можно ли, при
ближайшем распределении Академией книг, представляемых на
Пушкинские премии, сослаться на Вас как на рецензента
и просить Академию обратиться к Вам? Рецензенты
получают Пушкинские золотые медали и приглашаются в
заседание по присуждению премий *. За последние строки
Вашего письма благодарю Вас сугубо.
Душевно преданный А. Кони.
192. С. А. ТОЛСТОЙ
10 ноября 1910. Петербург
910.XI.10.
Глубокоуважаемая и дорогая София Андреевна,
в числе бесконечных телеграмм, полученных Вами, нет
моей. Я думал, что Вам не до чтения всего этого вороха
и что надо дать хоть немного успокоиться Вашему
истерзанному сердцу. Поэтому я ограничился составлением
телеграммы от Академии по Разряду изящной словесности
и начертанием письма оттуда же, которое Вы, конечно, уже
получили *. В нем я высказал те чувства, которые волнуют
и удручают меня при мысли о Вас, о Вашем тяжком горе
и о тех условиях, в которых воспоследовала кончина
незабвенного Льва Николаевича. Мне остается лишь прибавить,
что я молю господа хоть немного залечить Ваши душевные
раны и что я, узнавший Вас лично, с благодарным
чувством вспоминаю, как хранили Вы нам великого писателя
и утешителя душ наших и как добро относились Вы к тем,
кого он дарил своим расположением, в числе которых имел
счастие находиться и я.
268

Не стану утешать Вас словами участия. Они бессильны.
Скажу одно: Вы ведь остались верующей, и если это так,
то Вы не только чувствуете, но знаете, что вечной разлуки
нет и что роковое «прости!» значит лишь «до радостного
свидания!»
Ваш А. Кони.
193. А, А. ШАХМАТОВУ
12 ноября 1910, Петербург
910.XI.12.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Ваше замечание вызвано, очевидно, ошибкою
переписчика, который вместо слова кто поместил слово что. Я
прибавил еще слово «воспоминаний», и в таком виде мысль
ясна *.
Какую гадость делают политические партии из
чествования памяти Толстого, толкая несчастную молодежь на
гибельные демонстрации *. Очень боюсь, что завтрашнее
заседание, устроенное M. М. Ковалевским, не обойдется
без печальных инцидентов *...
Я пришлю Вам сегодня «Старые годы» с моим
предложением по 15 ст. и с тремя экземплярами последнего
выпуска.
Очень хотелось бы поскорее собраться для обсуждения
этого предложения. Н. П. Кондаков вполне со мною
согласен и обещал поддержать мое представление *.
Позвольте выбрать день 22-го, чтобы навестить Вас
вечером и потолковать о предположениях чествования
Толстого *.
21-го я читаю в Думе о Пирогове *. Билеты на вход
у Фальборка (Коломенская, 12).
Ваш душевно А. Кони.
Нельзя ли прислать мне копию с настоящего письма.
Быть может, его следовало бы огласить.
269

194. H. В. ДРИЗЕНУ
22 ноября 1910. Петербург
1910.XI.22.
Многоуважаемый Николай Васильевич.
Получив в прошлый четверг Ваше приглашение
написать о представлении драматических произведений
Толстого, я, пользуясь моим нездоровьем (как Вы знаете,
это самое счастливое время для людей занятых, когда им
ни принимать, ни делать визитов или выезжать не
приходится), составил для Вас статейку, в которую поместил
и воспоминания о М. С. Щепкине.
Посылаю ее Вам с просьбой прислать мне корректуру
по возможности с широкими маржами: боюсь, что
переписчик что-нибудь напутал.
Если в условия Т. Е. * входит и выдача отдельных
оттисков, то попросил бы у Вас таковых штук 20.
На Ваш любезный отзыв о моем докладе мне самому
хочется благодарить Вас за снисходительное и любезное
внимание к моей стариковской болтовне.
Прошу Вас передать мое почтение Вашей сестрице.
Душевно преданный А. Кони.
В среду я, вероятно, буду вечером не мобилен.
195. А. А. ШАХМАТОВУ
2 декабря 1910. Петербург
910.XII.2.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.«
Я продолжаю чувствовать себя нехорошо и очень
огорчен тем, что происходит вокруг. Отсрочка чествования
Т[олстого] *, по моему мнению, оказывается весьма кстати
ввиду того возбуждения, которое вызвано в молодежи и
во всех порядочных людях гнусною расправою с
получателями «тиокола» *. Наше заседание непременно подало
бы повод к демонстрациям. Недаром великий усопший
писал: «Не могу молчать!» Удивительно, как мы ничему не
270

научаемся и ничего не забываем: 32 года назад было
роковое дело Засулич, показавшее, что сердце общества не
мирится с телесною расправой, и вот снова то же самое!
А что же наше заседание по поводу инициативы во
всенародной мере в честь Т[олстого]? Или «сверху» повеяло
иным решением? Или Гучков не настаивает на скорейшем
решений? *
Пробежал прилагаемые строки из «Всеобщего
ежемесячника». Неужели это наш Бунин?! * Но к чему тогда
мой большой доклад о Каменском и о порнографии, когда
в нашей среде сидят авторы, заставляющие краснеть вовсе
нестыдливых критиков. И что за выдумка о могильной
плите Кольцова *, когда он погребен в Петербурге под
весьма приличным памятником, вид которого приложен к
академическому изданию*... Кстати — когда же поч[етные]
акад[емики] получат 2 и 3 томы Лермонтова?
Как здоровье Вашей дочери? и супруги?
Ваш А. Кони.
196. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
25 декабря 1910. Петербург
1910.XIL25.
Душевно уважаемый Александр Алексеевич,
только сегодня, немного придя в себя после всяких
предпраздничных заседаний, могу я взяться за перо, чтобы
принести Вам живейшую благодарность за Ваш милый и
ценный подарок — «Литературный Олимп» *. Я смотрю
на эту книгу, которую успел лишь перелистать в ожидании
свободного вечера, как на миротворца или примирителя с
некоторыми из «dii minorum gentium» \ упомянутыми в ней,
как, напр[имер], В. Брюсов (я никак не могу, ни с какой
точки зрения, переварить его «Дневника женщины»,
появившегося в декабрьской книжке «Русского слова»)* или
Ф. Сологуб.
Позвольте представить на Ваше «благоусмотрение» мои
последние шалости памяти *. Среди словесных боев и
1 Менее важных, второстепенных богов (лат.).
271

тяжкой, утомительной и в то же время невидной борьбы за
лучшие права человеческого духа, которую приходится
вести в разных комиссиях, иногда невольно обращаешься к
прошлому, как к отвлекающему лекарству, дающему на
время забвение настоящего. Все это выходит неуклюже,
поспешно, небрежно, но некоторое снисхождение может
быть дано: это ведь не спокойная творческая работа, а
средство для забвения, обреченное, само по себе, на
забвение...
Еще раз благодарю Вас за память и внимание и
желаю Вам доброго и плодотворного Нового года.
Искренно преданный А. Кони.
Надеюсь поднести Вам в марте мою новую книжку
«На жизненном пути» *.
197. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
20 апреля 1911. Харьков
1911.IV.20.
Харьков.
Дорогая Александра Алексеевна!
Спешу поздравить Вас со днем св. Александры. Пишу
Вам среди полного разгара весны — яркой, радостной и
дружной. А в Петербурге, вероятно, еще все голо, холодно
и серо! Я не был здесь 9 лет, а между тем моя первая
молодость и первые шаги на судебном поприще создали
мне здесь кружок верных, любящих друзей. Многие из
них еще живы до сих пор. И вот для меня поразительный
контраст между «du temps irréparables outrages» 1 на их
лицах, походке, голосе и всей «повадке» — и этой вечно
юной, пробуждающейся природой. Так и хочется повторить
слова Пушкина: «И пусть у гробового входа младая будет
жизнь играть и равнодушная природа красою вечною
сиять!» * Надо сказать, что младая жизнь здесь «играет»,
впрочем, очень неприглядно. Улицы полны учащейся мо-
1 Нестираемыми метами времени (франц.)<
272

лодежью в самом «разухабистом» виде, грубо флиртующею,
в фуражках на затылках, в рубашках и студенческих
фуражках. Наше нелепое правительство, вводя бесконечные
формы, которые не соблюдаются, никак не может
догадаться отменить их вовсе, как было с 1861 по 1884 год без
всякого вреда, но с пользою для приличия. Ах! это
правительство. Здесь общее, глухое, но глубокое недовольство,
которое даст четвертую Думу революционного оттенка.
И везде — на дороге, в Москве, в провинции — то же.
Нужно особое искусство, чтобы так обманывать возбужденные
ожидания. Желаю Вам всего, всего хорошего, здоровья,
мира душевного! Думаю вернуться к 2 мая. Боюсь, что не
застану Вас в Петербурге. Во всяком случае — до свидания!
Ваш. А. Кони.
198. В. Д. КОМАРОВОЙ
12 августа 1911. Конккаль
911.VIII.12.
Финляндия. Конккаль.
Дорогая Варвара Дмитриевна.
Вы были так добры, что, прислав мне «Мусю», хотели
знать мое мнение. Я только что теперь получил
возможность ознакомиться с этим новым Вашим произведением,
здесь, в тихой финской санатории, где стараюсь привести
в порядок свои, очень расшатанные нервы. Очень меня
утомила эта зима, и не столько массой труда, сколько его
бесплодностью и тем «arrière goût» 1 отвращения, которое
оставляет эта бесплодность.
Ваш роман веет чистотою столь редкою в ваше время,
когда беллетристика и порнография сделались синонимами;
изображая хорошую русскую женщину, Вы вновь
обращаете ее к завету Пушкина — быть, прежде всего,
исполнительницею долга. Письмо Муси пред концом романа и
в особенности психологически тонкий и возвышенный,
несмотря на полный натурализм, конец, с его: «Ну, вот
ты и возвратилась!»—и трогательны, и нравственно
1 Привкусом (франц.).
18 А. Ф. Кони, т, 8 273

поучительны. Но (я думаю, что дружеский отзыв не может
обойтись без но) зачем это роман, а не повесть, и даже не
рассказ, порядка зудермановских zwanglose Geschichten? l
Тогда все можно бы сконцентрировать на анализе
отношений и прекрасном Вашем синтезе, не ослабляя их
историческим развитием обыденных бытовых подробностей,
придающих повествованию слишком субъективный характер.
И — потом масса опечаток... *
Скоро собираюсь в Петербург, где во всяком случае
буду к 1 сентября. Шлю усердный поклон Вашему супругу
и целую Вашу талантливую руку.
Ваш преданный] А. Кони«
199. Р. М. ГОЛЬДОВСКОЙ
19 января 1912. Петербург
1912.1.19.
Дорогая très fraternelle2.
Пишу Вам не своей рукой не по болезни, а вследствие
крайней усталости. Я виноват перед Вами в долгом
молчании и не могу даже оправдываться обилием занятий,
хотя их и было очень много и притом весьма тягостных.
Просто не писалось и от бессонницы, и от прямых и пере"
носных страданий сердца. Последние вызываются
заседаниями нашей Верхней палаты, где крайнее правое течение
взяло верх надо всем и где защита элементарных начал
справедливости обращается в дон-кихотскую борьбу с
мельницами. Припомните, как я говорил Вам в 1905—6 году,
что возлагать надежды на прочность взглядов или настрое*
ния общества совершенно невозможно и что наши Репети-
ловы очень легко обращаются в Расплюевых. Теперь мне
приходится это воочию наблюдать над теми деятелями,
которых присылает нам провинция. И какая притом
бедность в людях: почти нет ни одного имени, вокруг которого
могли бы кристаллизоваться единомышленные люди. И
какое отсутствие сознания своего долга перед родиной. Я
1 Непринужденных рассказов (нем.)..
2 Сестра (по-братски) (франц.).
274

знаю ученых и общественных деятелей, которые в течение
пяти лет, получая 10000 жалованья в год из кармана
русского народа, ни разу не открыли рта и считали себя вправе
не присутствовать ни в одном заседании по вопросам
веротерпимости или о разрушении правового строя Финляндии...
В последнее время я нахожу некоторое утешение в
писании. Между прочим написал воспоминания о
Ключевском * и маленький этюд о «Живом трупе» *. Очень мне
не нравится последняя вещь и с психологической, и с
моральной стороны. Мне глубоко противен этот, поднимаемый
Толстым на пьедестал, тип слабовольного, бесхарактерного,
сентиментально-жестокого человека, этого Феди,
разрушающего семью из-за отсутствия «изюминки». Как только
получу оттиск этих маленьких работ, пришлю их Вам.
А что поделываете Вы? Как здоровье? Как настроение?
Приехал ли Миша и его очаровательная Евинька *, и что
делает 0[нисим] Борисович]? *
Будьте милы и добры, как всегда, — сообщите мне
подробности о себе. Были ли Вы знакомы с Вуколом
Лавровым? Что это была за личность? Переводы его с польского
были довольно-таки дубоваты.
А что Катино, — милое, незабвенное Катино, —
продано? Больно примириться с этим. Целую Вашу руку.
Ваш А. К.
Я читал лекцию в пользу голодающих и выручил
около 1000 р[ублей]. У нас поразительное равнодушие к этому
бедствию. Зато под Новый год выпито на 75 т[ысяч]
р[ублей] шампанского. Нежно кланяюсь всем, а василиска*
целую, не боясь его укушения.
200. А. А. ШАХМАТОВУ
11 мая 1912. Петербург
912.V.11.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Симбирская архивная комиссия, вместе с симбирским
дворянством, закладывает 6 июня, в день рождения, сто
лет назад, Ивана Александровича Гончарова, музей и
училище его имени ввиду того, что он уроженец Симбирска.
18*
275

Я собираюсь поехать в конце мая по Волге и по
приглашению комиссии посетить Симбирск в день торжества и
вечером в торжественном собрании повторить речь, сказанную
мною. Не думаете ли Вы, что было бы уместно, если бы я
прибыл в Симбирск не от своего лица, а как представитель
Разряда и[зящной] с[ловесности]? Это придало бы
закладке и всему ее сопровождающему некоторое особое значение.
Если Вы разделяете мое мнение, то, быть может, Вы
вызовете постановление Разряда и дадите мне об этом
знать *.
Очень тревожусь за бедную Ольгу Владимировну *.
Если как-нибудь будете посылать что-либо в мою
сторону, нельзя ли прислать мне Пл. Кусков, «У пристани»
и «Наше место в жизни».
Сижу в полном недоумении над нелепым проектом о
Холмщине *. Трудно представить себе что-либо более
нецелесообразное.
Душевно Ваш А. Кони.
201. Р, М. ГОЛЬДОВСКОЙ
15 мая 1913. Петербург
913.V15.
Дорогая très fraternelle M
Пишу Вам из заседания Государственного] совета по
делу о частных учебных заведениях. Чтобы
охарактеризовать взгляды нашего большинства на это дело, могу Вам
сообщить, что предполагается отнять у земств и городов
право учреждать частные училища, что воспрещаются
училища и воспитательные заведения для совместного
обучения и что в школе, где есть хоть один православный
ученик, директор должен непременно быть православным.
Этому заседанию предшествовало заседание о доступе в
университет, в котором мне пришлось говорить против
Витте, Кассо и Шварца *. Но не последний, а я «сел в
ларец». Состоялось возмутительное постановление,
запирающее дверь массе молодежи для входа в университет.
Вы можете прочесть мою речь во вчерашнем номере (втор-
1 Сестра ( по-братски): (франц.).
276

кик, 14 мая) «Русского слова»1-—и, быть может,
согласитесь со мною. Как тяжело все это, милый друг! Какого
бесполезного напряжения сил это требует! Какая тоска
и тошнота овладевают при слушании целого ряда
ораторов! А уйти нельзя, ибо это значит открыть место для
какого-либо зубра. И вот приходится быть в положении
щедринского карася, говорящего, «а знаешь ли ты, щука,
что такое совесть?!»*
У меня две недели была ангина, сменившаяся горловыми
кровотечениями — и мне запретили говорить. Но проект
был так важен, что я «взял одр свой и пошел» — а в
результате было усиление кровотечения и сердечный
припадок, потребовавший помощи доктора... Надо бы уехать и
полечиться, но у меня настала какая-то абулия, бессилие
воли — и «невольно к этим грустным (не гнусным ли?)
берегам влечет меня неведомая сила» *.
Как я радуюсь успеху Миши! Да благословит его бог!
И за Ваше материнское сердце радуюсь. Долго ли Вы
остаетесь в Катине? Я еще не теряю надежды заглянуть
к Вам, а теперь целую Ваши руки, поздравляю
несравненного василиска с завтрашними именинами и жму руку Они-
симу Борисовичу.
Если Вы прочтете мою речь в «Р[усском] с[лове]», то
я пришлю Вам возражения мне кн[язя] Мещерского *.
202. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
9 июня 1913. Петровское-Разумовское
913Л/1.9.
Под Москвою.
Дорогая Александра Алексеевна!
Пишу Вам, устроясь в санатории, чтобы немного
восстановить свои силы, совершенно подорванные моим долгим
нездоровьем и ранним, после него, выступлением в
Государственном] совете, причем я послал Вам
стенографический отчет о моей речи, в которой ссылался на Бориса
Николаевича *.
Здесь (Москва, Петровское-Разумовское, санатория
Владычино, доктора Унгерн Штернберга) тихо, уютно и
277

разумно устроено, так что можно и отдохнуть и поработать.
А работы мне предстоит не мало. Я принял на себя
написать предисловие к новому подробному изданию Судебных
уставов с комментариями, а это труд весьма сложный *.
Но в настоящее время упадка всякого судебного
авторитета— напомнить о «медовом месяце» судов необходимо.
Как живется Вам? Как здоровье? Ужели и у Вас такая же
холодная и дождливая погода, как здесь? Тут просто хляби
небесные разверзлись... Я взял сюда читать «Московский
сборник» Победоносцева * — или, вернее, перечитывать его.
Какая пестрая смесь возвышенных картин и высоких
идей — с умышленною близорукостью и мертвящим
набором бездушных слов! Таков он был и в жизни: человек
чести и долга, поддерживавший нелепости [?], не
признававшей чужой совести, все мертвивший своим дыханием.
Господь с Вами. Да пошлет он Вам силы и здоровье!
Ваш душевно А. Кони,
Сегодня я зашел в сельскую церковь. Отпевали ребенка.
Родители, на коленях, плакали. Поп бормотал евангелие и
в это время сморкался...
203. С. А. ВЕНГЕРОВУ
10 июля 1913. Петербург
VII.10.
Многоуважаемый Семен Афанасьевич.
Вернувшись сегодня из 6~нед[ельного] отсутствия, я
нахожу Ваше письмо. Конечно, мне очень приятно и лестно
участвовать в издании сочинений Толстого *, но я просил
бы Вас оставить вопрос об этом открытым до нашего
свидания осенью, ибо мне хотелось бы знать, какого рода
д[олжна] быть статья: о происхождении «Воскресения»
(я сообщил Т[олстому] этот сюжет из моей прокурорской
практики) или о значении и смысле (социальном) этого
романа. Я на днях уезжаю. Адрес до сентября: Самара,
до востребования].
Ваш А. Кони,
278

204. А. И. ЧИЧАГОВОЙ
29 августа 1913. Петербург
29.VIII.13,
Милостивая государыня Алина Иосафатовна,
Прошу Вас извинить меня, если я на Ваше любезное
письмо отвечу отрицательно. Я противник всяких
автобиографий и прижизненных биографий. Правильно и всецело
судить о человеке можно лишь тогда, когда он совершенно
сойдет с житейской сцены и когда уже нельзя ожидать
каких-либо неожиданностей, могущих исказить или
видоизменить образ, начертанный биографом. Кроме того,
писать правдивую биографию можно лишь близко зная
человека, изучив и поняв его характер и хорошо зная ту среду
и те условия, в которых ему приходилось действовать *.
Лучшими биографами Джонсона и Гете были Босвель и
Эккерман — я говорю о прижизненной биографии. Что же
касается посмертной, во многих случаях желательной, то
ее следует писать с соблюдением исторической перспективы,
в значительном отдалении от жизни того, о ком пишешь.
Вот почему почти все некрологи имеют лишь злободневную
цену, и я думаю, что и мне лично не удалась бы
биография Гааза, если бы я написал ее вскоре после его смерти.
Затем, не напуская на себя излишней скромности, я тем
не менее не могу признать себя заслуживающим подробной
биографии и думаю, что краткая заметка в
энциклопедическом словаре есть лучшее, на что я могу рассчитывать.
Наконец, из трех приводимых Вами предполагаемых
причин моего отказа я имею одну: мне некогда, я слишком
занят срочными работами, и мое слабое здоровье, все более
и более ухудшающееся, не дает мне времени справляться
даже с ними.
Иное дело — разбор моих печатных произведений и те
или другие выводы из них. В этом отношении на Ваш
вопрос могу ответить, что отзывы о моей последней книге
помещены в «Вестнике Европы» (статья Набокова),
«Историческом вестнике» (статья Витмера), газетах «Право» и
«Речь», «Южный край», в «Русских ведомостях» и журнале
«Русская старина». Второе издание этой книги,
дополненное, поступило в продажу—I т[ом] в феврале, II т[ом]
в июле настоящего года. Другие мои сочинения: «Судебные
279

речи» (разборы Арсеньеза и Владимирова), «Очерки и
воспоминания» (большой том с 22 биографическо-юриди-
ческими и литературными этюдами) и книжка о докторе
Гаазе. Дела Засулич в этих книгах нет. Последняя речь
моя о приеме в университет помещена в 2-м изд[ании]
«Жизненного пути».
Примите уверение в совершенном почтении. А, Кони
205. С. П. МЕЛЬГУНОВУ
31 августа 1913. Петербург
913.VIIL31.
Глубокоуважаемый Сергей Петрович
К великому сожалению моему, я лишен возможности
принять на себя редакцию сборника статей Джаншиева *,
касающихся деятелей судебной реформы и самой реформы,
ввиду массы навалившихся на меня занятий (между
прочим, и просмотра дневников и воспоминаний покойного
гр. Д. А. Милютина согласно его предсмертному
распоряжению и посмертной воле*), лишающих меня права
принять на себя какую-либо срочную работу.
Я приветствую, однако, мысль об издании такого сбор-v
ника. У Джаншиева в его «Эпохе великих реформ» есть,
между прочим, биографии некоторых деятелей нового суда
под названием «Юбилейные справки» (Спасович, Стоянов-
ский, Ваш покорнейший слуга) *. Если и они войдут в
сборник, то, быть может, полезно было бы напечатать и нашу
переписку (конечно, с некоторыми выпусками; эту работу я
готов принять на себя): письма Пригория] А[ветовича] ко
мне полны живого отношения к вопросам судебного дела.
Что касается до кого-нибудь, кому можно бы поручить
здесь редакционную работу над материалом, то я таковым
признаю лишь одного: члена суда Пороховщикова,
выдающегося юриста и писателя (он получил Пушкинскую
премию от Академии за его книгу «Искусство речи на суде»).
Если хотите, я переговорю с ним.
«Войны и мира» я не получал, но очень интересуюсь
этой книгой. В будущем буду рад, если дадите мне
«Масонов» *.
Искренно преданный Вам А. Кони,
280

206. С А. ВЕНГЕРОВУ
9 октября 1913. Петербург
Х.9.
Глубокоуважаемый Семен Афанасьевич.
Я должен принести Вам повинную голову. Как я и
ожидал, труд, возложенный на меня посмертным
распоряжением графа Милютина, оказывается столь громадным,
что он отнимет у меня весь досуг, вероятно, на год
времени *. Предположение о лете (надо иметь в виду, что
занятия в Государственном совете окончатся в 1914 году
не ранее половины июля), как времени для выполнения
задаваемой мне Вами задачи, тоже неосуществимо. Я уже
теперь чувствую себя столь плохо (за последние пять дней
у меня было три сердечных припадка), что очевидно, что
летом придется уехать куда-нибудь подальше и, procul
negotiis,1, не прикасаться к перу месяца три.
Поэтому прошу Вас освободить меня от статей о
«Воскресении» и «Живом трупе». Делаю это с грустью, но
считаю необходимым, чтобы не поставить Вас в будущем
в затруднительное положение по приисканию сотрудника
для этой работы. Этот будущий сотрудник может
воспользоваться моими воспоминаниями о «Воскр[есении]>> и
«Жив[ом] тр[упе]» из II тома моего «Жизненного пути» и,
если найдет нужным, даже поместить их целиком в виде
выноски из своей статьи.
Хотел прийти к Вам лично, но чувствую себя дурно
и доктор требует уединения и спокойствия от всяких
передвижений.
Искренно преданный А. Кони.
207. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
6 ноября 1913. Петербург
913.XI.6.
Дорогая Александра Алексеевна.
Сейчас получил Ваше, сердечно меня обрадовавшее,
письмо. Радуюсь, что Вы у Кушнера. Он мне очень помог
в 1908 г[оду], надолго облегчив мои сердечные и
желудочные нервные припадки. Я у него находился в течение двух
недель .в той же санатории, где и Вы, в № 31. Бог даст,
Вы наберетесь сил, столь дорогих для всех, кто знает и
1 Вдали от сует (лат.).
281

любит Вас. О себе мало могу сообщить интересного: плохо
себя чувствую (чрезвычайная усталость, плохой, слишком
краткий сон), несмотря на железо и фосфор, и работаю с
большим трудом, чем прежде. А работа все растет. Одни
мемуары Милютина чего стоят! Да и кругом ничего
утешительного: Государственная] дума занимается
демонстративной болтовнёю и ничего не творит (закон о собраниях
и неприкосновенности личности лежит с 1908 года
неподвижно вследствие того, что партии не могут между собою
столковаться и боятся неуспеха в Государственном]
совете)— последний же всецело в руках гнуснейших «правых»,
желающих отмены 17 октября, и о том же старается
правительство. На горизонте снова вырисовывается 1905—6 год
со всеми своими бессмысленными ужасами. Достоинство
правосудия подвергается тяжкому испытанию по делу Бей-
лиса, которое вырывает еще глубже пропасть между
евреями и русскими и вместо единственно возможного
сближения и ассимиляции ведет к ожесточению и затаенному
мщению. В такое время общество систематически
развращается театрами, кинематографами, печатью и
тотализатором. Я с удовольствием думаю, что скоро умру и не буду
видеть последствий всего этого. Единственной отрадой мне
лично служит успех моей книги (уже идет 3-е издание) *
и нового издания биографии Гааза.
Княжну я видел и обедал у нее *. Она очень
поправилась, бодра. К сожалению, мы с ней стали часто и резко
расходиться в оценке причин многих явлений нашей жизни
и область наших бесед все сокращается, а ведь в наши
лета дружеские отношения выражаются именно в
возможности с разных и противозначных точек зрения касаться
всех вопросов, от которых болит и негодует сердце.
Боюсь и я, что она заработается, тем более, что до сих
пор не назначен главноуправляющий учреждениями *.
Господь да хранит Вас! Дайте опять весточку!
Ваш А. Кони.
208. С. А. ВЕНГЕРОВУ
21 ноября 1913. Петербург
1913.XI.21.
Глубокоуважаемый Семен Афанасьевич.
Чувствуя себя в некотором роде виноватым перед Вами
за уклонение от предложенной мне работы по Толстому
282

(я совершенно завален работой и, конечно, не мог бы при**
готовить ничего до весны и даже к лету), хочу
познакомить Вас с трудом моего знакомого Давыдова
(председателя] Московского] лит[ературно]-театр[ального] коми-*
тета и бывшего председателя] Московского] окружного
суда) о «Толстом и суде» *, Может быть, Давыдов,
имевший столько разговоров с Толстым о суде *, мог бы заме*
нить меня, если Вами еще не поручена работа другому лицу*
Брошюрку эту я очень просил бы Вас вернуть мне.
Искренно преданный Вам А. Кони.
209. А. А. ШАХМАТОВУ
11 декабря 1913. Петербург
913.XII.11.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
Благодарю Вас за книжку. Право, я не понимаю Ваших
угрызений. Они были бы уместны со стороны покойного
Веселовского, который относился к Разряду, как отчим
к пасынкам, так что я даже думал одно время покинуть
Разряд. Но Вы?! Где же основание для Вашего мнения
о Ваших отношениях к Разряду? Что касается до сучка,
то и тут Вы ошибаетесь, но не в том смысле, как Вы
пишете: Вы напрасно заметили только сучок, когда на деле
было целое бревно. Меня менее другого кольнуло
отношение к Разряду Котляревского *. Он всегда откровенен и
если ошибается, то прямодушно. Но то, что говорил Бунин,
попавший в поч[етные] академики не по заслугам, меня,
откровенно говоря, удивило крайне неприятно своими
озлобленными (и несправедливыми!) отзывами о Брюсове
и Бальмонте, в которых слышались какие-то личные счеты,
а также указанием на чувственность и порнографичность
сочинений первого из них, когда все прозаические
сочинения самого Бунина (напр[имер] «Суходол» и др.)
представляют сплошную мужицкую похабщину, которую больно
читать под фирмой почетного академика. Удивил меня и
Овс[янико]-Куликовский, подписавший вместе с Котлярев-
ским мое представление о Луговом и сам ему об этом
разболтавший — и ныне заявляющий, что кандидатура
283

А[угового] — немыслима. Не мог я разделить и мысли
Арсеньева о сохранении одной вакансии для Короленко,
оскорбившего Академию, и у которого теперь
предполагается валяться в ногах *.
Раз уж мы говорим об отношениях Разряда и в
Разряде, я не могу не сказать, что мне было больно не
встретить в отчете за 1910 г[од] упоминания о моей речи о
Тургеневе, в отчете за 1912 г[од] о речи о Гончарове
(кажется)*. Думаю, что и в отчете за 1913 г[од] не будет
упомянуто о речи о Милютине *. А мне они стоят не
только труда, но и здоровья. Мне ведь 28 января уже 70
лет.
Сердечно жму Вашу руку и кланяюсь Н[аталье]
Александровне].
Ваш А. Кони.
210. К. К. АРСЕНЬЕВУ
22 января 1914. Петербург
1914.1.22.
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Вы совершенно правы в Вашем взгляде на замечание
Голубева, в котором он настаивал на том, что 3[иновьев]
ничего не сказал недопустимого в прениях (а он даже не
участвовал в прениях, а был лишь докладчиком), и затем
повторил, что остается при прежнем мнении, на что даже
3[иновьев] возразил, что его слова «ни прямо, ни косвенно
не относились к меньшинству» — между тем как даже в
весьма смягченной стенограмме он относит свой афоризм
именно к меньшинству, ipso verbo l.
Голубев, по-видимому, увидел в моих словах намек на
то, что он напрасно не остановил Зиновьева. Последний
прямо сказал о «правиле иезуитизма», и я уже смягчил
Бто, назвав меньшинство «последователями Лойолы».
В других отношениях Г[олубев] ведет дело очень
хорошо: толково и искусно разбираясь в бесчисленных
поправках *.
1 В силу самого слова (лат.),
m

Московские газеты сделали мне большую неприятность,
вызвавшую ряд телеграмм, вопросов и анонимных писем.
В конце заседания 18 января чл[ен] Государственного]
совета барон Анатолий Федорович Корф сделал заявление
о желании сложить с себя звание члена Комиссии об
отмене в Западном крае права пропинации (исключительного
права торговать водкой), так как жена его имеет там
имение и материально заинтересована в существовании
пропинации. Государственный] с[овет] удовлетворил его желание.
Но Московские] газеты («Русское слово» и др.) вследствие
оплошности репортера или не поняв «телефонного
сообщения напечатали об этом с заголовком: Заявление
А. Ф. Кони, и оказалось, что я, борющийся с пьянством,
извлекаю материальные выгоды из пропинации *. Если бы
«В[естник] Е[вропы]» во внутреннем обозрении или
общественной хронике в той или другой форме нашел
возможным восстановить истину, я был бы ему очень обязан *.
Дело в том, что Корф самый крайний и самый злобный
из наших правых и мне больно, что его заявление
приписывается мне.
Завтра день Вашего рождения. Позвольте Вам пожелать
всего хорошего — и долго еще быть живым напоминанием
незабвенных годов великих реформ.
Кланяюсь Е[вгении] И[вановне] и поздравляю с
новорожденным. Увы! И мне 28-го — семьдесят лет!
Искренно Вам преданный А. Кони.
211. H. Н. ПОЛЯНСКОМУ
6 мая 1914. Петербург
6.V.14.
Глубокоуважаемый Николай Николаевич.
Позвольте Вас поблагодарить за лестное для меня
предложение и вместе с тем извиниться в том, что не
могу дать Вам категорического ответа. Мне, конечно, было
бы приятно участвовать в сборнике, издаваемом под
Вашей редакцией *, но биографии тех из выдающихся
адвокатов, деятельность которых меня особенно интересовала,
мною уже написаны в разное время и напечатаны в
«Очерках и воспоминаниях», а также в других журналах, причем
285

к 20 ноября 1914 г. я решил их выпустить особой книжкой
вместе с другими статьями, касающимися судебной
реформы *. Это биографии, или, вернее, очерки деятельности
и личности Спасовича, Урусова, Плевако, Арсеньева, Мо-
рошкина и Унковского. Адвокатов младшего поколения
и новейшего времени я не знал и писать о них
затруднился бы. Я собираюсь, впрочем, написать свои
воспоминания о Пассовере и о Шайкевиче, которые были моими
сослуживцами по канцелярии прокурора судебной палаты
Ровинского. Если я найду время дая этого летом, а также
если личные воспоминания в виде неполного
биографического очерка Вам подходят, то я готов буду их представить
Вам*.
Желаю Вашему изданию всякого успеха.
Примите уверения в искреннем почтении и преданности.
А. Кони.
212. К. К. АРСЕНЬЕВУ
17 июпя 1914. Петербург
VI.17.
Надеждинская, № 3.
Глубокоуважаемый Константин Константинович.
Так как Новый Энциклопедический] словарь подходит
к букве /С, то позвольте на обороте сего препроводить
к Вам дополнительные сведения обо мне с тех пор, как
вышли дополнения к старому изданию
Энциклопедического] сл[оваря] *. Не нужно ли будет прислать приличную
карточку? Та, которая была помещена в конце старого
Энциклопедического] сл[оваря], полученная неизвестно
откуда, изображала меня страдающим сильнейшим флюсом *.
Едва ли это временное страдание следует закреплять
надолго...
Вышел целый ряд книжек Верещагина: «Карикатура
в России», «Старые годы», «Война 1812 г[ода] в рисунках»
и т. д. Это превосходные не только бытовые, но и
художественные очерки, имеющие, по моему мнению, большую
литературную ценность. Я хочу написать о них более или
менее обстоятельный отзыв. Найдется ли ему место в
одной из осенних книжек «Вестника Европы»?.
286

Готовлю к печати к 50 л[етию] Судебных уставов
большую книгу (собрание моих очерков жизни и
деятельности выдающихся судебных деятелей) «Отцы и дети
судебной реформы». Тотчас по выходе — в начале сентября —
пришлю ее Вам. Очень хотелось бы прочесть в «В[естнике]
Е[вропы]» отзыв о ней *, В «послесловии» я говорю о
«внуках», т. е. нынешних судебных деятелях, а книгу по-
святдаю «будущим судебным деятелям».
Прошу Вас передать мой поклон Евгении Ивановне.
Искренно преданный Вам А. Кони.
В моей книге будет ряд портретов. Для Вашего я
взял карточку (кабинетную) начала 70-х годов,
соответственно времени, близкому к судебной реформе.
213. К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ
25 июля 1914. Петербург
VII.25.
Надеждинская, № 3.
Глубокоуважаемый Константин Сергеевич.
Ваши яркие воспоминания о Чехове * дают мне
смелость представить Вам, на благосклонный суд, мои
воспоминания о нем*, в значительной мере касающиеся его
отношения к вопросам тюрьмы и ссылки — и недавнего
представления «Чайки» в Петербурге*.
Душевно преданный Вам и благодарный за
незабвенные часы художественных наслаждений
А. Кони.
214. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
3 октября 1914. Петроград
х.з.
Глубокоуважаемый Александр Алексеевич,
не могу удержаться от выражения Вам моего
восхищения языком, содержанием и чувством Вашей статьи о
Лермонтове в только что полученном номере «Русского
слова» *. И мне так приятна Ваша ссылка на «Тамань»; я всегда
287

находил, что она и «Песнь торжествующей] любви»
Тургенева— непревзойденные^ : образцы русской прозы. С
сердечным уважением жму Вашу руку, преданный Вам
А. Кони.
Прошу Вас передать мой поклон Вашей супруге.
215. Н. В. ДРИЗЕНУ
31 декабря 1914. Петроград
31.XII.14.
Многоуважаемый Николай Васильевич.
Поздравляю Вас и Вашу супругу с Новым годом и
желаю в нем Вам всякого благополучия, а нам всем, Вашим
посетителям, продолжения тех артистических и
эстетических наслаждений, которые нам доставляют Ваши среды.
Мне очень прискорбно было не быть на последней, но
причиной тому сильная инфлюэнца, из лап которой я до
сих пор не могу высвободиться. А между тем мне очень
хотелось Вас видеть, чтобы обратиться с двумя просьбами:
1) Не знаете ли Вы, кто такой В. И. Вельский,
написавший либретто к «Граду Китежу»; я в восторге от этого
либретто с точки зрения древнего языка, глубины и
богатства выражений и некоторых новых для меня оборотов *.
Эта сторона литературных произведений меня всегда очень
интересовала. Недаром один из первых и лучших переводов
«Слова о полку Игореве» принадлежит моему дяде
А. Ф. Вельтману (директору московской Оружейной
палаты)*.
2) Нет ли в архиве театральной цензуры какой-либо
переписки о предположенной в конце сороковых годов
постановке на сцене театра-цирка (Мариинского театра)
пьесы моего отца «Архип Осипов», постигшее которую
запрещение имело роковое материальное последствие для
издания «Пантеона»? * При свидании расскажу Вам
подробности, которые мне хотелось бы проверить, ибо в бу-
магях моего отца не нахожу никаких следов.
С великим интересом читаю Ваше исследование о
театральной цензуре.
Искренно Вам преданный А. Кони*.
288

216. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
22 Марта 1915. Петроград
111.22.
Глубокоуважаемый Александр Алексеевич.
Два раза покушался я говорить с Вами по телефону,
но тщетно. Берусь, поэтому, за перо. Мне хочется
оправдаться перед Вами в том, что я ничего не ответил и не
прислал на Ваше последнее редакционное письмо об анкете.
Дело в том, что я принципиальный противник всяких
«интервью» и участия в анкетах. Те вопросы, в которых
я мог бы считать себя несколько компетентным, входят
в область тех, кои подлежат обсуждению в стенах Мариин-
ского дворца. Вы, быть может, знаете, что я часто именно
по этого рода вопросам выступаю в Общем собрании
Государственного совета. Мне необходимо сохранить свободу
своих суждений и не предрешать того, что я должен
сказать в заседании. Было бы нежелательно и даже вредно для
дела, чтобы то, что я высказываю публично в Совете,
противоречило тому, что я уже высказал на столбцах анкеты,
а это возможно, либо коллегиальное обсуждение дела очень
легко может заставить сознать ошибочность своего
единоличного мнения. Поэтому, по этим вопросам, я храню
молчание до наступления времени высказаться в заседании,
памятуя, что есть случаи, когда публицист должен
стушеваться пред законодателем. Вот почему я упорно уклоняюсь
от интервью и анкет, откуда бы ни шел призыв к ним.
Искренно Вас уважая и почитая как человека и писателя
(как хороши Ваши статьи о пьянстве * и о жене
Некрасова * в «Бирж[евых] ведомостях]» — и сегодняшняя злая
и тонкая шутка о Мюнхгаузене)*, я, быть может, и мог бы
сделать для Вас исключение, но тогда на меня обрушилось
бы негодование всех тех, кому я принципиально
отказывал... Притом в вопросах внешней политики и в видах на
будущее я еще сам не тверд во взглядах. Многие ухватки
и повадки, заведшиеся у нас, заставляют меня порою
смотреть довольно мрачно на это будущее. Наконец — я так
занят в последнее время в 3-х комитетах о жертвах войны,
где я состою председателем, и в совещании
Государственного] совета по вопросу о преобразовании Сената, что у
меня — особливо ввиду моих сердечных припадков, надолго
лишающих меня работоспособности, — совсем нет времени
19 А. Ф, Кони, т. 8
28$

для спокойного обдумывания того, чем я приглашаюсь
поделиться с публикой. Поэтому простите меня и примите
мой сердечный пасхальный привет!
Искренно Вам преданный А. Кони.
217. В. А. ВЕРЕЩАГИНУ
Вторая половина июня 1915« Петроград
Глубокоуважаемый Василий Андреевич.
С крайнею скорбью прочел я известие о безвременной
кончине барона H. Н. Врангеля *. Хотя я не был знаком
с ним лично и нигде не встречал его, но сознание, что его
нет, вызывает чувство потери близкого и дорогого
человека. Есть люди, о которых знаешь лишь по их
произведениям, но с которыми сродняешься душевно так, что ждешь
появления последних, как дорогой и дружеской беседы.
Таким был для меня Эдмон Гонкур. В его сочинениях и
дневниках, несмотря на строгость стиля и сдержанность
слова, было что-то неуловимо роднившее с ним,
заставлявшее смотреть на все его глазами и приобщаться к
движениям его творческой мысли. Узнав о его смерти, я долго
не мог отрешиться от глубокой грусти. Таким, несомненно,
для многих из своих современников являлся И. С.
Тургенев...
Давно уже замечено, что у нас нет вчерашнего дня.
От этого так бессодержателен, по большей части, день
настоящий и так неясен и тонет в лениво-стелющемся тумане
день завтрашний. Конечно, вооружившись надлежащими
знаниями и памятью, можно описывать прошлое с большой
подробностью и точностью, возбуждая к нему холодное
внимание чуждого ему читателя. Но напоминание о таком
прошлом проходит обыкновенно бесследно, давая лишь
материал в лучшем случае для справок и цитат, а в худшем
для лицемерного пафоса. В своем дневнике Гонкур говорит:
«Il faut pour s'intéresser au passé qu'il nous revienne dans le
coeur. Le passé qui ne revient que dans Г esprit est un passé
mort» l. И вот именно способностью внедрить в своем серд-
1 «Для того, чтобы увлечься прошлым, его надо почувствовать серд-
цем. Прогилое1 которое волнует только ум, мертво» (франц.)х
290

це прошлое и развернуть его в мастерском изложении перед
читателем и отличался, как мне кажется, покойный
Врангель. В его трудах прошлое оживало с силой настоящего,
давно умолкшая жизнь восставала во всех своих тонких
очертаниях и изгибах. В стенах старых усадеб, запущенных
садов и заросших прудов начинал биться пульс живого
организма и то, что в далеком прошлом было общего с
чувствами, скорбями и надеждами настоящих поколений, вдруг
восставало из-под наслоений времени; между описаниями
мест, привычек и бытовых особенностей, разделенных
иногда значительным пространством и временем, возникала
невидимая и прочная связь, и целая картина и
характеристика бытового уклада слагалась сама собой между
этими отдельными описаниями подобно тому, как в
палеонтологии по отдельным костям и позвонкам слагается образ
вымершего животного и намечаются родственные черты его
с ныне существующими. Врангель отличался, на мой
взгляд, удивительным умением заставить читателя
переживать то время, которому бывали посвящены его
описания, умением проникновенно раскрывать те стороны
замолкшей жизни, которые придавали ей своеобразную
красоту. В этой способности внедриться глубоко в прошлое,
оживить его, сделать его понятным и в некоторых
отношениях поучительным и, будучи далеким потомком, стать сов-
ременником — сказывалась своего рода поэтическая
интуиция, обращенная при этом не в будущее, а в прошедшее.
Такого рода ретроспективную интуицию мы встречаем,
например, у Гершензона в его «Грибоедовской Москве» и
«Братьях Кривцовых» и в недостаточно, к сожалению,
оцененном романе покойной М. В. Крестовской «Женская
жизнь» *.
Прошлая русская жизнь представляла много мрачных
сторон, которым место не только в обвинительном акте
истории, но и в дальнейшем ее приговоре. Но в ней были
и светлые стороны. Забывать ни те, ни другие не следует.
Забвение первых грозит их повторением лишь в иной
форме в будущем; забвение вторых, пренебрежение к ним было
бы несправедливостью. Врангель возбуждал чувство любви
к последним, рисуя их с беспристрастием судьи и
изяществом художника. Он, по-видимому, разделял взгляд Гер«
цена на невозможность огульного отрицания прошлого.
«Целая пропасть, — говорит последний, — лежит между
теоретическим отрицанием и практическим отречением.
19*
291

Сердце все еще плачет и прощается, когда холодный
рассудок давно уж приговорил и казнит». Нужно ли говорить
затем об артистической форме* в которую выливались
исследования Врангеля, о чувстве природы—этой rerum
magna parens !, которым они проникнуты, о пламени ума,
бегущего по их строкам? Берне где-то сказал, что есть
люди, скупые на ум, как другие на деньги *. В этом
отношении покойный был очевидным расточителем.
Я знаю, что Вы, Василий Андреевич, любили и ценили
Врангеля, и могу себе представить, как тяжело
содействовала на Вас его смерть. Примите же выражение Моего
искреннего соболезнования и не откажите передать о нем
уважаемой редакции «Старых годов».
Преданный Вам А. Кони.
218. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
19 сентября 1915. Петроград
IX. 19.
Глубокоуважаемый Александр Алексеевич.
Я должен принести Вам повинную голову. Вся
нынешняя неделя была у меня занята заседаниями Особого
совещания о беженцах и образованными при нем комиссиями
0 денежных средствах, об организации помощи и о Наказе
уполномоченным *. Пришлось перечитать массу
документов и сообщений и собираться в частные беседы, чтобы
внести хоть какой-нибудь луч света в этот хаос, от
которого сердце сжимает ужас. Завтра предстоит еще
совещание, а на будущей неделе открывается, под моим
председательством, комиссия об удовлетворении духовных нужд
беженцев (школа, приход, участие духовенства, требы
и т. д.). C'est une mer à boire2. Если принять во внимание,
что я должен председательствовать в этой комиссии и
собирать материалы для работ ее, участвовать в двух
других комиссиях о беженцах, руководить заседанием попечи-
1 Великой родительницы вещей (лат.).
2 Это очень трудное дело (франц.).
292

тельного комитета судебного ведомства о жертвах войны
и председательствовать в очередном заседании
Благотворительного] общ[ества] судебного] ведомства, то окажется*
что и на будущей неделе у меня не будет свободных и —
главное — спокойных 2 часов. А затем эти заседания
должны продолжиться и весьма вероятно, что даже и 30
сентября мне придется быть в заседании и участвовать в
«обмене мыслей».
Вот почему я, к сожалению, вижу, что не буду в силах
дать мои 60 строк 30-го, строк, достойных газеты и ее
читателей. Написать же что-нибудь и как-нибудь я не могу,
да и времени собрать свои воспоминания не имею, ибо
голова наполнена мучительными мыслями о беженцах и
о способах им помочь. Поэтому не судите меня строго за
то, что я оказываюсь «в н'ьт'Ьх», как говорилось при
Петре. К половине октября мы кончим наши работы, по
крайней мере, в главных частях, и тогда я представлю Вам
статейку, превышающую 60 строк, и буду очень рад
сделаться сотрудником газеты, симпатичной мне уже потому,
что Вы принимаете участие в редакции.
Душевно Вам преданный А. Кони.
219. С. П. МЕЛЬГУНОВУ
20 сентября 1915. Петроград
IX.20*.
Глубокоуважаемый Сергей Петрович.
О себе могу сообщить мало утешительного. Сердце мое
по временам совсем хочет отказаться работать и заставляет
испытывать большие страдания, а война навалила на
меня «бремена неудобоносимые» в виде председательствовав
ния в трех комитетах, имеющих дела с больными и
ранеными, и участия в Особом совещании о беженцах и в его
многочисленных комиссиях. Все это поглощает все мое
время без остатка.
С Савиной я был в давних с 1878 г[ода] отношениях
искренней приязни, переписывался с нею и однажды
удержал ее от покидания сцены, напомнив ей стихи Некрасова:
«Блажен, кто свой челнок привяжет к корме большего
293

корабля» *. Поэтому мне есть, чем помянуть ее. К
сожалению, я не могу сделать этого у Вас, в «Полосе]
минувшего]», потому что еще в день ее похорон получил
настоятельную просьбу «Нивы» о помещении у нее моих
воспоминаний *.
Постараюсь дать «Полосу] м[инувшего]» что-нибудь
из своих воспоминаний к Новому году, если непосильная
настоящая работа не уложит меня в лоск.
Душевно преданный Вам А. Кони.
220. В. Г. КОРОЛЕНКО
12 октября 1915. Петроград
Х.12.
Глубокоуважаемый Владимир Галактионович.
Спешу сердечно поблагодарить Вас за Ваш привет *,
для меня особенно дорогой и очень меня тронувший.
Излишне говорить, какое особое, ободряющее значение имеет
для меня Ваше мнение о моей деятельности по судебному
ведомству и о посильной защите вероисповедной свободы.
Ваша незабвенная практическая и литературная работа в
защиту людей, делавшихся жертвами вторжения в судебное
дело политики, карьеризма и ослепления, памятна и дорога
всем, кому не чужды интересы правосудия. В Мултанском
деле * мы были в некотором роде союзниками — и мне
пришлось присоединить к восхищению Вами, как писате*-
лем, душевное уважение к Вам, как к поборнику правды и
справедливости в их житейском осуществлении.
Не знаю, увижу ли я возрождение на Руси права и
восторженного ему служения, памятного мне из дней моей
молодости, но многие письма, получаемые мною от
начинающих юристов, дают повод надеяться, что они ясно
видят язвы и гнойные наросты в нашем судебном деле и —
быть может — если не сумеют их излечить, то во всяком
случае отвернутся от них с отвращением.
Желаю и Вам увидеть возрождение права и
человечности, в защиту которых Вы так много на своем веку сделали»
Искренно Вас почитающий А. Кони.
294

22t. A. A. ИЗМАЙЛОВУ
11 ноября 1915. Петроград
XI.11.
Глубокоуважаемый Александр Алексеевич.
Прежде всего — позвольте Вас сердечно поблагодарить
за Ваши добрые, теплые, дорогие мне отзывы обо мне по
случаю моего юбилея *. Для меня они были лучше всего,
что пришлось по этому поводу читать...
Затем очень извиняюсь, что до сих пор не доставил
Вам обещанных мемуаров о деле Засулич *. Я непомерно
и непосильно занят в Особом совещании о беженцах и
в комиссии о их нуждах духовных — и вместе с тем часто
хвораю сердечными припадками. Все это лишает меня
возможности изъять эти мемуары из места хранения и
доставить их Вам, впредь до некоторой «передышки» в моей
работе.
У меня хранятся мои записки «О крушении 17 окт[ября]
1888 [г.] имп. поезда в Борках». Быть может, Вам будет
интересно их прочесть. Поэтому посылаю их Вам совер~
шенно доверительно и с просьбою вернуть их, если
возможно, в указанный Вами срок. Ознакомясь с ними, Вы
увидите, что они не подлежат никакому оглашению еще
более, чем записка по д[елу] Засулич. Мне очень
интересно будет знать Ваше мнение и притом не только как
выдающегося литературного критика.
Теперь относительно моей «задолженности» перед
«Биржевыми ведомостями]». Я никому еще не обещал
категорически моего доклада о зеленом змие и о Челышеве, но
думал действительно послать его по написании (я никогда
не пишу моих докладов вперед, а довольствуюсь
маленьким конспектом), отослать его в «Русские ведомости», пред
которыми я тоже в долгу. Думал я это сделать потому,
что «Р[усские] ведомости]» предлагают мне отвести
большое место, тогда как у Вас в «Б[иржевых] ведомостях]»
для часового доклада в одном номере места, пожалуй, не
найдется, а разбивать его на части — невозможно.
Поэтому я думал дать «Б[иржевым] ведомостям]» что-нибудь
другое, когда я немного освобожусь от ежедневной работы
о беженцах. Если, однако, речь о Челышеве может быть
помещена в одном номере, то я не прочь предоставить ее
«Б[иржевым] ведомостям]» *,
295

Буду ждать Вашего мнения на этот счет, хотя предпочел
бы прислать для «Б[иржевых] ведомостей]» что-нибудь
другое, более литературное.
Душевно Вам преданный А. Кони.
P. S. Ни статьи другого содержания, ни доклада я
немогу, однако, доставить ранее 5—10 декабря.
222. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
17 сентября 1916. Петроград
IX. 17.
Глубокоуважаемый Александр Алексеевич.
Спешу усердно поблагодарить Вас за присылку книги
о Чехове *. Я успел просмотреть только последние главы
и в Вашем своде критических замечаний на сочинения
Чехова нашел прообраз того, что пишется теперь, за эти
последние дни о бедном Гончарове *. Как измельчала наша
критика и как она не хочет понимать того, что составляло
«ambiente» 1 писателя в условиях места и времени. Буду
с особой радостью читать Ваш новый труд и еще раз
сердечно благодарю, что вспомнили меня.
Искренно Вам преданный А. Кони.
223. А. А. ШАХМАТОВУ
3 ноября 1916. Петроград
XI.3.
Дорогой и глубокоуважаемый Алексей
Александрович.
Прочитав в газетах объявление о кончине В. А.
Шахматова, боюсь, не нанесла ли судьба Вашему сердцу новый
удар. В последнем случае примите выражение моего
искреннего соболезнования. Обыкновенно судьба стреляет в
4 Окружающую обстановку, окружение, среду (итал.)*
2%

человека, выражаясь современным военным языком,
пачками. Но не надо падать духом... Она устает и оставляет
человека в покое *.
Я виделся с Д. Н. Овсянико-Куликовским, и мы
говорили о предмете нашей последней беседы. Он относится
без сочувствия к предполагаемому избранию Валерия Брго-
сова, находя его не особенно выдающимся, сравнительно
с другими поэтами, мастером формы, но холодным по
содержанию. Кроме того, он предполагает — и не без
основания, — что Бунин находится в натянутых отношениях с
Брюсовым и что на его содействие едва ли можно
рассчитывать *. Поэтому — и припоминая совершенно
отрицательное к Брюсову отношение Константина] Р[оманова] — я
отказываюсь от мысли писать Бунину.
Д. Н. Овсянико-Кулик[овский] вполне согласен со мною
относительно Шмелева, который и по таланту (стоит
припомнить его «Человека из ресторана») и по труду вполне
заслуживает звания почетного академика как беллетрист,
и полагает, что Шмелев у нас пройдет *.
Что касается до Зелинского, то мы оба считаем
необходимым поставить его на баллотировку. Быть может, его
следовало бы лишь предупредить о возможности неуспеха.
Я буду писать Арсеньеву о крайней желательности его
прибытия в начале декабря в заседание Разряда, если
хотите, напишу и Бунину. Во всяком случае ему и Веселов-
скому надо бы заранее послать повестки. У 0[всянико]-
К[уликовского] есть предположение еще об одном п[очетном]
академике, но об этом при личном свидании.
Душевно Ваш А. Кони.
224. А А, ШАХМАТОВУ
3 декабря 1916. Петроград
З.ХН.16.
Глубокоуважаемый и дорогой Алексей
Александрович.
Я писал Арсеньеву, прося его приехать 11-го*. Что
касается Шмелева, о котором мы с Вами говорили, как
о возможном кандидате, то, просмотрев его труды» я
297

отказываюсь от моего предположения: это, очевидно,
писатель, который весь вылился в одном произведении
(«Человек из ресторана»), а остальное составляет более слабые
перепевы одних и тех же мотивов с довольно
однообразными приемами творчества, состоящими главным образом
в том, что автор не прибегает к описаниям, а влагает их
в уста своих лиц, заставляя их говорить свойственным
каждому языком. В конце концов это утомляет и надоедает,
излишне растягивая рассказ. Если бы он представил свои
сочинения на Пушкинскую премию, то я с удовольствием
высказался бы за почетный отзыв или малую премию. Но
в почетные академики он покуда не годится.
Перебирая всех упоминаемых разными лицами в
качестве кандидатов на это звание, я относительно каждого
нахожу большое «но» и думаю, что избрание их может
вызвать ядовитые нападения, едва ли для них самих
приятные. Поэтому я останавливаюсь на предположении
предложить человека, труды которого вызывают общее
признание и действительно являются выходящими из ряду в
том роде, которому он себя посвятил. Это — драматург
Южин-Сумбатов, чуждый современному изображению
пошлости и грязи и в то же время чутко отзывающийся
на вопросы нравственного порядка. Мое мнение
разделяется и Овсянико-Куликовским, который выразил согласие
подписать мое представление, если оно будет сделано. Как
смотрите Вы на это? * У нас был драматург, гораздо
более мелкий, хотя и популярный Сухово-Кобылин.
Я приеду 11-го немного раньше назначенного часа,
чтобы на свободе переговорить с Вами, а до тех пор очень
просил бы Вас сделать распоряжение о доставлении мне
из библиотеки сочинений князя Сумбатова в трех томах:
я хочу освежить в своей памяти одно из лучших его
произведений— «Старый закал».
Душевно Вам преданный А. Кони.
P. S. Если библиотека будет мне высылать книги
кн. Сумбатова, то не найдутся ли в ней упоминаемые в
прилагаемом объявлении *. Хочется посмотреть, серьезно это
или порнография.
Чувствую себя дурно все эти дни, оттого и не написал
всего письма сам *.
298

225. С. П. МЕЛЬГУНОВУ
7 декабря 1916. Петроград
XII.7.
3. Надеждинская.
Глубокоуважаемый Сергей Петрович.
В последней книжке «Голоса минувшего» я с большой
скорбью прочел то место воспоминаний Шатилова, которое
он посвящает Н. И. Крылову *, рисуя его, вероятно по
рассказам каких-нибудь «пустоплясов», в комическом виде,
который вовсе не соответствует замечательному учителю,
учеником которого гордился быть С. А. Муромцев,
посвятивший ему свою книгу «Гражданское право древнего
Рима», и которому я, с умилением, посвятил четыре
издания моих «Судебных речей». Мне больно думать, что у
читателей «Г[олоса] м[инувшего]» останется превратный
образ Крылова, и я хотел бы, по поводу Шатилова,
поместить у Вас маленькую статью (быть может, в форме
«письма в редакцию»), в которой собрал бы и переработал
мои печатавшиеся разновременно воспоминания о
Крылове *. Но прежде чем делать это (я чрезвычайно занят),
я хотел бы знать, приемлема ли такая статья для «Г[олоса]
м[инувшего]», и прошу Вас по этому поводу черкнуть мне
несколько строк.
Искренно Вам преданный А. Кони.
226. А. И. ЮЖИИУ-СУМБАТОВУ
28 декабря 1916. Петроград
XII.28.
Надеждинская, № 3.
Милостивый государь князь Александр Иванович!
В феврале будущего года в Разряде изящной
словесности предстоят выборы почетных академиков. Мне очень
хотелось бы предложить Вас, как выдающегося драматурга
и психолога в оценке взаимоотношений между сценой и
публикой. Хотя, конечно, нельзя решительно предсказать
299

результата выборов, но я почти не сомневаюсь в их успехе,
ибо в заседании, где происходили выборы в поч[етные]
академики Ф. Ф. Зелинского, на предварительное
заявление о желательности видеть Вас, глубокоуважаемый
Александр Иванович, в составе Разряда все присутствующие
согласились со мною. Поэтому и согласно с
установившимся у нас обычаем позвольте Вас просить сообщить
мне, разрешаете ли Вы мне сделать представление о Вас.
Мне в особенности было бы желательным Ваше
избрание, помимо Ваших высоких литературных заслуг, еще и
потому, что при основании Разряда графом Витте и мною
было предложено избирать в почетные академики не только
представителей «словесности», но и выдающихся
композиторов, артистов и художников. Это встретило сильнейшие
возражения и не было принято на том основании, что
мнения о таких лицах обыкновенно очень расходятся, хотя,
я думаю, что относительно Щепкина и Мочалова, Глинки,
Чайковского и Верещагина такого разноречия ожидать
было бы нельзя *.
Выбором Вас мы фактически осуществим эту мысль,
сразу приобретя в нашу среду и вдумчивого, глубоко
талантливого драматурга, и такового же драматического
артиста.
Примите выражение глубокого уважения и преданности.
А. Кони.
Адрес: Анатолию Федоровичу Кони, почетному
академику.
227. С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ
6 марта 1917. Петроград
III.6.
Глубокоуважаемый Сергей Федорович.
А. А. Шахматов просил меня сообщить Вам — какой
вечер у меня свободен для участия в Пушкинской
комиссии*. Это было до переживаемых ныне событий. Думается,
что теперь едва ли время для каких-либо специальных
комиссий, но если Вы находите нужным все-таки собрать
такую, то я в Вашем распоряжении всю будущую неделю,
начиная с 14 марта.
300

Революция произошла с поучительным спокойствием и
единодушием, но тревожат меня уже обозначившиеся
разногласия, могущие вызвать остановку всего общественного
механизма.
Если Вы увидите А. А. Шахматова, не откажите
передать ему, вместе с моим поклоном, просьбу прислать мне,
буде возможно, еще два экземпляра моего представления
о выборе в почетные академики Сумбатова-Южина.
Душевно Вам преданный А. Кони.
228. К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ
20 марта 1917. Петроград
111.20.
Надеждинская, № 3.
Глубокоуважаемый Константин Сергеевич.
Спешу поздравить Вас с состоявшимся сегодня выбором
Вас в почетные академики, согласно предложению,
подписанному Нестором Александровичем Котляревским и
мною *. Сердечно радуюсь за наш Разряд изящной
словесности, получивший в свою среду такого деятеля, как Вы.
Шлю Вам лучшие пожелания!
Душевно Вам преданный А. Кони.
229. А. А. ШАХМАТОВУ
22 марта 1917. Петроград
Я бы вообще думал, что покуда лучше остаться при
старом числе 12 * и на остающуюся свободной вакансию
(если Короленко войдет в состав Разряда)* выбрать
Мережковского*. При некоторых его недостатках — он все-
таки европейский писатель, переведен на многие языки и
выбор его был бы совершенно в духе времени, о котором
говорит Арсеньев. Можно противопоставить
Мережковскому] лишь Брюсова, но у нас будет 5 академиков «in раг-
tibus» *, что неудобно.
1 Лишь носящих это звание (лат.).
301

Co страхом по поводу возможного повторения Ходынки
жду завтрашнего дня *.
Пожалуйста, не выходите никуда — ни вы, ни Н[аталья]
А[лександровна].
Вага А. К.
230. Н. В. ДАВЫДОВУ
1 февраля 1918. Петроград
IÏ.1.
Дорогой и глубокоуважаемый Николай Васильевич.
Я Вам только что 1 писал о Вашей книге *, появление
которой особенно приветствую именно потому, что она
предназначена для широких масс и в сжатом виде знакомит
кх с целями правосудия и с способами его отправления.
Все Ваши desiderata2 я вполне разделяю и по женскому
вопросу в существе едва ли отделяюсь от Вас. Я тоже
ничего не имел бы против женщин присяжных (особливо
теперь, когда русские женщины, в общем, держат себя
гораздо разумней мужчин), конечно, при условии прочной
грамотности и, ввиду 84% сельского населения России,
привлекаемых к этой обязанности не как к повинности,
а с предоставлением] женщинам права требовать занесения
себя в списки. О женщинах-адвокатах Вы, вероятно, знаете
V* моей речи в Государственном] совете (она есть во II
т[оме] «На жизненном пути»)*, поэтому и против женщин
Е прокуратуре я ничего бы не имел. О женщинах-судьях
в уголовном и, в особенности, гражданском трибунале
можно действительно немного поспорить.
По отношению к Сумбатову я имею к Вам вот какую
просьбу. Весною прошлого года, опасаясь вражеского
нашествия, я просил Стаховича приютить в Москве два моих
мемуара — о деле Засулич и о крушении императорского]
поезда на ст[анции] Борки в 1888 г[оду]. Он пристроил их
у Сумбатова. Ныне, хотя нашествие, по-видимому,
неминуемо, но характер его так определился, что за судьбу
рукописей нечего опасаться, и мне хочется обработать их,
дополнив для печати, ибо я нуждаюсь в гонораре.
1 28.1 (прим. ивтора),
2 Пожелания (лат.).
302

Поэтому прошу Вас взять Засулич у Сумбатова и
прочесть ее, конечно вполне доверительно, ибо confiteor solum
hoc tibi \ сказав мне с дружескою откровенностью свое
мнение и о самой записке и о том, стоит ли и следует ли
ее печатать. Затем просьба к Вам и к Сумбатову прислать
эту записку мне, если будет ехать в Петербург верный
человек, который ее доставит мне в сохранности. Может
быть, им мог бы быть присяжный] поверенный Гольдов-
ский (Староконюшен[ный], № 28), которому можно
передать записку в запечатанном пакете, с просьбою доставить
его мне. Мне хочется довести обзор событий, связанных
с делом Засулич, до падения у нас монархии. Простите,
что беспокою Вас, но, быть может, Вас поинтересует
содержание записки, но только прошу Вас не давать ее
читать никому. Я боюсь развитых в наше время плагиатов,
да и, кроме того, многое в ней придется выпустить.
Очень кланяюсь Сумбатову и прошу передать ему
прилагаемое] по «Записке».
P. S. Как мне жаль кн. А. Д. Оболенского. Я любил
в Государственном] совете его спокойное и достойное
отношение к вопросам, но о его конце я не был хорошего
мнения. Будьте здоровы! Всей душой разделяю Ваши тревоги
за Университет] Шанявского*.
Сердечно Ваш А. К.
231. В. Г. КОРОЛЕНКО
21 июля 1918. Петроград
VII.21.
Петербург.
Глубокоуважаемый Владимир Галактионович.
Пользуюсь отправлением к Вам, в Полтаву, адреса по
случаю исполняющегося шестидесятипятилетия Вашего,
чтобы от всего сердца пожелать Вам еще многих лет
Вашей благотворной во всех отношениях жизни.
В настоящее тяжелое время было бы странно
употребить при этом пожелании слова «спокойных и свободных
от нездоровых и горестных впечатлений лет». Быть может,
к сожалению, всего этого в дальнейшие годы и не выпадет
на Вашу долю, но жизнь Ваша необходима не только для
* Исповедуюсь только тебе (лат.),.
303

духовного воздействия на наше общество, но и для многих,
кому хочется верить в нравственное возрождение родины.
Можно лично не встречаться с человеком, можно
подолгу ничего о нем не слышать или следить за ним очень
издали, но нужно знать, что он есть, что он продолжает
светить светом своего существования, и почерпать в этом
сознании бодрость и веру в лучшее будущее.
Вы именно такой человек — и да продлит судьба Ваши
Дни!
Душевно Вам преданный А. Кони.
232. А. А. ШАХМАТОВУ
2 августа 1918. Петроград
VIII.2*.
Дорогой и глубокоуважаемый Алексей
Александрович.
Пишу Вам в надежде, что Вы скоро вернетесь. Знаете
ли Вы, что 10 ноября н. с. столетие со дня рождения
Тургенева? Не следует ли Академии и Разряду проявить
некоторые признаки жизни и сказать eppur si muove!? ]*
Не привлечь ли князя Сумбатова сказать о
драматических произведениях Тургенева? Надо же, чтобы г[оспода]
новые почетные академики чем-нибудь послужили Разряду.
Короленку достать, конечно, нельзя, но если бы говорил
Сумбатов, я бы пристегнулся к нему с речью о переписке
Тургенева с Савиной — очень интересной.
Обо всем этом хотелось бы потолковать с Вами. Когда
приедете — дайте знать и мы условимся о дне свидания.
Тогда же расскажу Вам о себе и о пережитом за весну
и лето.
Сердечно Вам преданный А. Кони.
233. А. А. БАХРУШИНУ
9 сентября 1918. Петроград
IX.9.
Надеждинская, № 3.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович.
В. А. Рышков сообщил мне о желательности иметь
более подробный список моих «театральных материалов» *.'
Составив таковой, препровождаю его при сем. Я затруд«
1 А все-таки она вертится! (итал.).
304

нился передавать содержание писем и записок отдельных
лиц. Это была бы кропотливая и бесцельная работа, но я
3;казал на общее содержание отдельных групп писем, из
которых некоторые, напр[имер] письма Ленского, могли бы
послужить темой для целого литературного этюда. Я
собрал — не без труда, ввиду разбросанности материалов по
шкапам и полкам моего архива — все, что мне казалось
интересным для истории театра и для характеристики
театрального дела. Я не включил в это собрание писем
современных нам артистов *, которых у меня много, так как
не знаю, желаете ли Вы и их приобресть для музея и, во
всяком случае, могу их собрать и классифицировать не
сейчас.
В июньском письме Вашем Вы просили меня определить
цену этого собрания материалов. Позвольте Вас усердно
просить сделать это самому, принимая во внимание
редкость некоторых из них (рисунки и письмо Жуковского,
письма Мочалова и о нем, письма Трилунного и т. п.),
их важность для меня (записки моей матери,
ненапечатанные комедии отца, его портрет и т. д.) и современное
падение ценности рубля, вынуждающее меня расстаться с
этими материалами.
В случае приобретения Вами моей коллекции я снабжу
некоторые ее предметы объяснительными комментариями.
Примите уверение в моей искренней преданности и
почтении.
А. Кони.
Прошу Вас передать мой поклон Вашему милому сыну *.
234. В. А. РЫШКОВУ
16 октября 1918. Петроград
Х.16.
Глубокоуважаемый Владимир Александрович.
Спешу препроводить к Вам для передачи А. А.
Бахрушину интереснейшее письмо актера Григорьева, о котором
я Вам говорил *. Я только что получил его из
Пушкинского Дома.
Мне сообщили, что я имею, в силу новых распоряжений,
право на получение хлеба по 1 категории по прилагаемому
20 А. Ф. Кони, т. 8
305

удостоверению *. Если Вы признаете, что мой многолетний
труд в Академии (речи, отзывы по сочинениям на
премии, участие в заседаниях по разным вопросам и заклю*
чения по юридическим вопросам) в течение 17 лет может
считаться службой, то благоволите приложить печать к
удостоверению и подписать его. Мне необходимо получить
его до утра в субботу (до 12 ч[асов]). Если же «нет!», то
«на нет и суда нет!»
Дружески жму Вашу руку.
Вам преданный А. Кони,
235. И. Д. СЫТИНУ
7 сентября 1919. Петроград
IX.7 *.
Глубокоуважаемый Иван Дмитриевич.
Очень, очень давно не имею никаких сведений о Вас —
ни о Вашем здоровье, ни о Ваших теперь занятиях, — и
справки навести негде. Магазин Ваш на Невском закрыт,
а Руманов исчез, «как утренний туман». Между тем из
нашего знакомства с Вами я вынес не только уважение к
Вашей деятельности, но и любовь к Вашей личности,
такой яркой и своеобразной. Поэтому мне грустно ничего не
знать о Вас. Не откажите черкнуть словечко о себе. Я же
относительно себя могу лишь сказать, что судьба поступила
со мною удивительно: окончив курс в Москве, я был
оставлен при Университете по кафедре уголовного права и
должен был ехать в Лейпциг, чтобы продолжать свое учение
под руководством Н. И. Пйрогова. Вступление на престол
русского просвещения гр. Д. А. Толстого вызвало
прекращение заграничных командировок и оставление Пйрогова.
Пришлось поступить на службу, достигнуть высших
званий в судебном ведомстве (первоприсутствующего Общего
собр[ания], кассационных] д[епартамен]тов Сената),
сделаться доктором уголовного права и академиком и на 53-
летнем житейском пути читать курсы в Училище
правоведения и в Лицее, но кафедра, как призвание, как
профессия, казалось, ушла от меня навсегда. И что же?! Прошли
две революции — и я снова профессор в трех Универси-*
тетах (I и II Петербургском и в Железнодорожном Уни-
30(6

в[ерситете]), в Институте живого слова (очень интересное
учреждение), в Школе русской драмы и на курсах
Всемирной литературы в Аничковском дворце! * От прежних
званий не осталось ничего, а профессура, когда-то
утраченная, казалось, навсегда, вернулась в изобилии.
Жду нетерпеливо, когда та же судьба доставит Вам
снова возможность продолжать Вашу высокополезную
деятельность.
Гржебин приобрел у меня «Очерки и воспоминания»,
которые, по моему предположению, должны были входить
в 3 и 4 тома «Жизненного пути», но я не тороплюсь
подготовкой этого издания *. Мне отвратительна новая
безграмотная орфография, и я все-таки надеюсь, что
возобновится Ваша издательская деятельность. Желаю Вам всего
лучшего и сердечно жму Вашу руку.
Душевно преданный А. Кони.
236. H. Н. ПОЛЯНСКОМУ
16 сентября 1919. Петроград
IX. S6.
Глубокоуважаемый Николай Николаевич.
Меня сердечно обрадовали и присылка Вами
«Просветительной экспедиции в Ярославской губ.» * и полученное
вскоре вслед за этим письмо Ваше от 10 сентября *. В
настоящее тяжелое время так отрадно не чувствовать себя
нравственно одиноким, хотя бы и на разных путях
деятельности.
Глубоко сочувствую Вашей просветительной работе *,
в которой вижу «горчичное зерно» возрождения России,
и жалею, что годы и силы уже не дают мне возможности
поработать на этом поприще, хотя бы в гораздо меньшем
объеме и, конечно, с меньшим, очень завидным успехом,
каков Ваш, так красноречиво говорящий цифрами. Радуюсь
и тому, что Вы можете соединять эту практическую
деятельность с профессурой. Последней и я отдался всемерно.
Читаю в Институте живого слова (очень интересное и
своеобразное учреждение) курс «прикладной этики» и курс
«истории и теории искусства речи» (6 лекций в неделю);
20*
307

в Университете,—«уголовное судопроизводство» (4 лекции
в нед[елю]), или, по новой терминологии, «судебную
деятельность государства»; в «Железнодорожном
университете» (есть и такой) — 2 лекции «этики общежития»;
кроме того, читаю серию лекций (об одной из серий-Вы мне
пишете) в Музее города и выступаю иногда публично с
благотворительными целями. Так, еще вчера читал я, в
пользу бедствующих писателей, о Достоевском. Наконец;
в Институте] ж[ивого] слова по воскресным дням я
устраиваю практические занятия в ораторских упражнениях по
судебным и политическим вопросам, причем
обнаруживаются недюжинные молодые таланты. Меня эти занятия
очень увлекают, а отношение ко мне молодежи очень
трогает.
И какая страшная ирония судьбы: 54 года назад я был
оставлен Московским] университетом] по кафедре
уголовного] права. Обстоятельства заставили уйти с этой дороги
и прослужить, трудно и настойчиво, не сходя с судейского
пути, 53 года — и вот судьба меня возвращает на кафедру!
Этого мало: когда, после 9-летней опалы за то, что по
делу Засулич я был слугою правосудия, а не лакеем
правительства, я был, наконец, назначен обер-прокурором,
Александр III в зале Аничкина дворца (ныне Музей
города) в грубых и резких выражениях высказал мне о
«тягостном воспоминании о неприятном впечатлении,
произведенном на него моим образом действий по делу
Засулич]», а ныне в этой самой зале я читаю свои лекции
собравшимся учителям, а весь порядок вещей,
олицетворявшийся Александром] III, и основанный на нем «образ
действий» канули, надеюсь, в вечность.
Трудно предугадывать будущее, но профессура так меня
захватила, что я даже не хотел бы вернуться в судебную
деятельность.
Позвольте крепко и дружески пожать Вашу руку и
пожелать Вам всего хорошего.
Душевно Вам преданный А. Кони.
P. S. Очень приятно было бы получить и дальнейшие
выпуски «Просветительных экспедиций». Я дал полученный
от Вас прочесть некоторым из членов правления
сельскохозяйственной самодеятельности, и они все очень
сочувственно отнеслись к этому начинанию.
308

237. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
19 июля 1920. Петроград
VII.19.
Глубокоуважаемый Александр Иванович.
Берусь за перо, чтобы писать Вам по поводу, не
имеющему ничего общего с переживаемою нами прозою жизни.
У меня наступила передышка в моих тягостных занятиях
по бесчисленным лекциям и публичным чтениям,
чрезвычайно меня утомлявшим, и я стал немного принадлежать
себе, т. е. получил возможность читать что-нибудь, имея
в виду себя, а не слушателей.
И вот я хочу поделиться с Вами моим глубоким
восхищением пред поэтом Руставели, поэму и стихи которого
я только что .прочел («Носящий барсову шкуру» в
переводе Бальмонта). Какая музыка, какое оригинальное
стихосложение, какая нежность мысли и образность
выражений! И все это на пороге между XII и XIII столетиями.
Остается завидовать Вашей родине, имевшей уже так
давно такого поэта. Когда читаешь Руставели и вспоминаешь
при этом наших декадентов и футуристов, то кажется, что
в удушливую атмосферу комнаты, проникнутой
гнилостными испарениями, открыли форточку, и в нее влился
свежий, ароматный воздух, и вместе с ним вторгся луч яркого
света.
Буду теперь думать, как бы найти докладчика о
Руставели для ближайшего Тургеневского собрания, чтобы
ближе познакомить наших членов с этим глубоким и
истинным поэтом.
Простите, что отнимаю у Вас время на чтение этих
моих излияний, mais с est plus fort que moi!...
Душевно преданный A. Кони.
238. E. A. САДОВОЙ
29 августа 1920. Петроград
VIII.29.
Душевноуважаемая Елизавета Александровна.
Очень меня порадовал Ваш ответ, полученный сегодня.
Ваше соседство с незабвенной для меня и для всех ее
1 Но это сильнее меня... (франц.).
309

»навших Надеждой Павловной, Ваше доброе к ней
отношение, Ваши слезы при виде ее страданий заставляют меня
Глубоко ценить Вашу душу, заключенную притом в такую
симпатичную, полную тихой прелести оболочку.
Я до сих пор, несмотря на массу дела, не могу вполне
отрешиться от едкой скорби по поводу смерти этого
прекрасного существа, исполненного чувства долга и чести,
правдивого до крайнего предела, самоотверженного и вме*
ете с тем всегда жизнерадостного и бодрого *. Она была
Настоящим «сотрудником жизни», а мне специально
облегчала мои литературные труды, написав значительную
часть моей книги «На жизненном пути» под мою диктовку.
Она составляет одно из лучших и светлых воспоминаний
моей жизни за последние 17 лет — и не дождалась моей,
уже недалекой кончины, чтобы так мучительно погаснуть...
Мы с Вами были свидетелями ее предсмертных стра*
даний —и это делает для меня в Вашем лице нечто
близкое и дорогое. Ради Создателя берегите себя, не сделайте
какой-нибудь неосторожности в пище и выздоравливайте
скорей. Заранее предвкушаю радость предстоящего с Вами
свидания и постараюсь быть Вам, чем могу, полезен.
С нежным уважением целую Вашу трудовую руку.
А. Кони.
239. С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ
24 мая 1921. Петроград
24 мая 21 г.
Глубокоуважаемый Сергей Федорович.
Я только что прочел Вашу статью «Толстой — учитель
жизни» и не могу удержаться, чтобы не высказать Вам
того великого удовольствия, с которым я познакомился с
этим прекрасным трудом, особенно ценным именно в
настоящее время. Это ведь своего рода программа и
наставление для работы и работы плодотворной *...
Наше Тургеневское общество вступает в третий год
своей деятельности, и заседания его усердно посещаются *.
Не разрешите ли записать Вас в действительные члены?
Это Вас ни к чему не обязывает.
Если у Вас под руками оттиск моих «Житейских
встреч», напечатанный на длинных столбцах, не откажите
310

прислать мне его. Это мой последний экземпляр, и он мне
нужен для приготовляемого мною к печати III т[ома] «На
жизненном пути».
Искренно Вам преданный А. Кони<
Если Вы читали в «Делах и^днях» "записку мою,
написанную для представления наследнику Александра II
(«Caveant consules!» *)*, то мне очень интересно было бы
знать Ваше о ней мнение.
240. С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ
25 шоня 1921. Петроград
VI.25.
Глубокоуважаемый Сергей Федорович.
Я слышал, что у Вас есть последнее произведение Зу-
дермана (писателя, которого я очень уважаю и ставлю
выше всех современных писателей о настоящем и недавнем
нравственном положении Германии). Не одолжите ли его
мне на один-два дня? Очень я им интересуюсь*.
Позвольте напомнить Вам об отдельном оттиске мощ
«Житейских встреч».
Он мне весьма нужен.
Простите, что беспокою Вас так часто.
Душевно преданный Вам А. Кони.
241. П. IL ГАЙДЕБУРОВУ
5 декабря 1921. Петроград
Петроград.
5.XII.1921.
Глубокоуважаемый Павел Павлович!
Вчера я испытал великое удовольствие и большое
нравственное удовлетворение, побывав на Вашем «Зеленом
шуме» *, и не могу удержаться, чтобы сердечно не
поблагодарить Вас за вынесенное мною впечатление. Мнение
1 Пусть консулы будут бдительны! (лат.),
311

старого юриста для Вас значения иметь не может, но я
вспоминаю дружеские отношения мои к Вашим покойным
родителям * и чудесные, глубокосодержательные вечера,
проведенные мною у них в 90-х годах, — и это дает мне
смелость приветствовать Вас и за Ваше начинание, и за
идею, в него вложенную. К сожалению, по нездоровью, я
слышал лишь первую часть «Зеленого шума», но и этого
было достаточно, чтобы порадоваться новому способу
толкования выдающихся писателей, благодаря которому
Некрасов становится понятен и близок слушателям и
зрителям гораздо более, чем могли бы дать самые разработанные
публичные лекции или статьи. Присутствуя на «Зеленом
шуме», я забывал, что я в театре, и мне казалось, что я
сам среди этой оживленной молодежи в уютной и скромной
гостиной * и что вот-вот я сам выступлю с цитатами из
любимого писателя. Мне думается, что Ваш прием
толкования мог бы с большим успехом быть применен и к
другим нашим поэтам в подходящих случаях. Как много
может дать в этом отношении Лермонтов, Полонский и, быть
может, Апухтин! Как выяснится личность первого из них!
Какой богатый материал может дать и Тургенев (а через
2 года придется вспомнить о его смерти)* хотя бы одним
«Дворянским гнездом» и «Стихотворениями в прозе».
Завидую тем, кто делит просветительную и артистическую
деятельность с Вами, и с особым удовольствием
вспоминаю Вас в «Рыцаре на час» *.
Не разрешите ли причислить Вас к членам
Тургеневского общества, которое сочтет за честь видеть Вас в своей
среде.
Примите уверение в моей искренней преданности и
сочувствии.
А. Кони.
Надеждинская, 3, кв. 15.
242. П. П. ГАЙДЕБУРОВУ
3 июля 1922. Петроград
Глубокоуважаемый Павел Павлович!
Чувствую себя не совсем здоровым, не сам берусь за
перо, чтобы искренне поблагодарить Вас за возбуждаемый
312

Вашею книжкой интерес и доставляемое ею истинное
удовольствие *. Среди падения нашего современного театра,
опирающегося на «пресловутое нутро» и затейливую
технику для того, чтобы говорить одним внешним чувствам
зрителя, среди искусства, вырождающегося в «халтуру»,
Ваш труд звучит, как призывный благовест к революции
во имя высших идеалов искусства. Он в краткой, но
полновесной форме, дает разрешение многих нравственных
вопросов общежития, и мне было отрадно встретить в нем
многие мысли и образы, высказываемые и рисуемые мною
в читаемом мною курсе «этики общежития» и в публичных
лекциях. По поводу «Смерти Иоанна Грозного» * и Ваших
глубоких выводов из этой драмы мне невольно
вспоминаются последние строки дневника влиятельного
министра Валуева, написанные им за несколько дней до его
смерти *. Можно бы подумать, забыв «времена и сроки»,
что он читал Вашу главу о трилогии А. Толстого. Как
близки мне и понятны Ваши строки (стр. 69) о том, что
я назвал бы красноречивым молчанием! Митрополит
Филарет, представляя себя посещающим Троицкую лавру в
ее первобытном состоянии, когда в ней жил затворник
и молчальник Исаакий, говорит: «Послушал бы молчание
Исаакова». У Эдгара По есть маленький очерк «Philosophie
de l'ameublement» 1, где проводится та же мысль по отно«
шению к обстановке жилья, как молчаливого рассказчика
о личности жильца *. Не находите ли Вы, что слияние
творца, исполнителя и слушателя, составляющее
необходимое условие настоящего действенного театра, применимо
и к серьезной музыке, про которую князь Одоевский —-
тонкий и, к сожалению, забытый мыслитель — сказал, что
она — «язык для невыразимых словами чувств» *.
Позвольте поднести Вам мой «Петербург» на
снисходительный суд *. Мне хотелось, хоть слабыми штрихами,
запечатлеть ушедшую картину. В следующем издании я
помещу свои воспоминания о петербургских театрах того
времени и о московском Малом театре времен моего
студенчества. Если у меня в течение лета выдастся свободный
вечер, я обращусь к Вашему артистическому
гостеприимству и попрошу Вас представить меня Надежде
Федоровне. Старому и преданному знакомому старых Гайдебу*
«Философия обстановки» (франц.).
313

ровых следует познакомиться с «потрудилицей и
сослужебницей», как говорилось в старину, молодого и но-«
вого Гайдебурова.
Душевно преданный Вам А. Кони.
УИ.З.
243. А. И. САДОВУ
25 июля 1922. Петроград
VIL25.22.
Душевноуважаемый Александр Иванович,
Ваша жалоба будет записана во входящий реестр моих
©традных впечатлений. Если она касается воспоминаний
0 прекрасных людях, встреченных мною на моем
жизненном пути, то моя вина единственно в том, что я писал,
всегда любя того, о ком писал, находя, что нужно
изображать не преходящие и случайные недостатки человека,
а то прочное, глубоко человеческое, что в нем проявлялось
или таилось. Теперь смотрят на задачу биографа иначе —
откапывая, с заднего крыльца, всякую житейскую сла«<
бость или недостаток и смешивая частную жизнь человека
с его общественной, научной или литературной
деятельностью.
Ваша «жалоба» причинила мне, неведомо для Вас,
душевную боль: увы! так писать я уже не могу, — старость
взяла свое, и у меня нет ни прежнего языка, ни прежних
образов, а писать так, как пишут теперь — я не хочу.
Etiam si omnes — ego non! l
Вот уже неделя, как я в городе, покинув милый
«пансионат» в Царском, но чувствую себя нездоровым и еще
не принимался за работу, для которой торопился приехать.
Желаю Вам здоровья и целительного уединения.
Ваш преданный А. Кони.
1 Если даже все, я — нет (лат.),
314

244. А. А. БАХРУШИНУ
1 февраля 1923. Петроград
IL1.23.
Глубокоуважаемый Алексей Александрович,
Сегодня получил Ваше письмо от 26 января и спешу
отвечать по пунктам:
1) Я предвижу большую усталость для моего больного
сердца уже от трех лекций, которые я обязался прочесть
в пользу кассы взаимопомощи студентов-медиков; читать
что-либо еще я, вероятно, не буду в силах, тем более, что
неизбежно должен выехать в Петербург 20-го, ибо с 21-го
уже назначены мои очередные лекции по ораторскому
искусству в Институте живого слова и в Кооперативном
институте по «Этике общежития». Поэтому не могу
принять на себя обязательства прочесть лекцию в пользу
«Убежища» *. Не могу явиться и дл.я чтения
воспоминаний в Секцию *, ибо в настоящую минуту и вплоть до
отъезда чрезвычайно занят срочною и сложною работой
по воспоминаниям моим о гр. Витте (по поводу его
мемуаров), так что не могу собрать и подготовить материалы
для лекций или беседы, достойной такого компетентного
собрания. Считаю Ваше приглашение за большую честь
и готов послужить Вам, если, перенеся хорошо настоящий
свой приезд в Москву, буду в состоянии вновь посетить
Москву весною или в сентябре. Меня приглашают и на
другие лекции там же, но я вынужден «ветхости моея
ради» (мне через год 80 л[ет]) на время и от них
отказаться.
2) Где мне приготовят пристанище — еще не знаю.
По приезде тотчас сообщу Вам по телефону, который у
Вас, конечно, есть, и мы можем увидаться на другой день
приезда (в первый день—15-го читаю, приехав утром,
и потому, ради отдыха, буду невидим), тогда условимся
о радостном для меня посещении Музея*.
3) Читаю я в Музее на Лубянском проезде *.
4) Повестки о переводе еще не получил.
Душевно преданный А. Кони.
P. S. Статья об Островском уже переписывается *.
Привезу ее Вам лично. Она займет около 8000 букв.
315

Если бы Вы до моего приезда захотели узнать что-
либо обо мне — или даже в день приезда — сведения
будут у Павла Пав[ловича] Коренева (Арбат, Бол[ьшой]
Николопесковский, 5).
245. Л. Ф. ГРАМАТЧИКОВОЙ
3 мая 1923. Петроград
1923.V.3.
Милая Миля!
Спасибо тебе за великое удовольствие, которое ты мне
доставила этой книгой, которую считаю самой
замечательной из всего, что я читал в нашей прозе после
кончины Толстого. Я не совсем согласен с психиатрической
теорией автора (или вернее, мне не совсем ясна граница
Между характером, душой и духом), но тема, язык,
чувство, основная идея, действующие лица — все
превосходно! С последними сживаешься, следишь за ними с тревогой
и любовью — и роман оставляет впечатление чего-то
пережитого с нами лично. Он меня так увлек, что я отбросил
все работы и отдал ему весь вчерашний вечер и
сегодняшнее утро и плакал умиленными слезами, кончая его. Это
за 7г года-то до 80 лет! *
Если ты знакома с ней, передай ей мою сердечную
благодарность за доставленные мне часы душевного
удовлетворения.
Это настоящий «светлый луч в темном царстве...»
нашей современной беллетристики... Нет ли у тебя стихов
Шагинян. Я хотел бы с ними познакомиться. И какая
у нее осведомленность в описании душевных болезней и
того тонкого различия, которое существует между ними
и невропатическими состояниями. Очень хотелось бы мне,
чтобы она пробежала моих «суще-глупых и умом
прискорбных».
Ты просила скорей вернуть, Исполняю, и, если
возможно, достань ее еще раз для Елены Васильевны.
Еще раз благодарю тебя и обнимаю, твой А. К.
Замечательно, что санатория в Теберде находилась во
владении благотворительного] общ[ества] судебного] ве-
316

домства под моим председательством. Она была передана
нами во время войны военному ведомству по Красному
Кресту. Только она была для нуждающихся в отдыхе,
а не для душевнобольных.
246, А. И. САДОВУ
24 октября 1923. Петроград
Х.24.1923.
Глубокоуважаемый Александр Иванович*
Не знаю, как и благодарить Вас за присылку мне
Ваших интереснейших брошюр, богатых содержанием и
вложенной в них просто изумительной эрудицией. Все, что
в них касается этических понятий, так для меня ценно,
что в моем курсе «Этики общежития» я позволю себе
ссылаться на некоторые места из них, конечно, с
указанием на автора. Очень важны и сведения о
знаменательных числах, уясняющие сокровенный смысл многого,
бессознательно вошедшего в употребление *. Признаюсь, что
и я не люблю 13-ти, невольно связывая с этим числом
многие горестные дни моей жизни.
Замечательно, что такой же приметы держался и
такой реалист и позитивист, как знаменитый французский
писатель Э. Гонкур. Я думаю, что если проследить
многие исторические события, имевшие пагубный исход, то
мы найдем в них то же пагубное число.
Елизавета Александровна * рассказала мне о
впечатлении, произведенном на Вас статьею профессора (кто
нынче не профессор — кроме настоящих}])
Преображенского, упрекающего меня в сущности за то, что, стараясь
по мере сил и с тяжелыми испытаниями лично для себя
проводить в народное правосознание начала
нравственности и справедливости, я не занял почетную роль
террориста... Увы! Когда он прочтет приготовляемый мною V
т[ом] «На жизненном пути», то он получит еще больше
поводов для обвинения меня в уклонении от прославления
политических убийств и подстрекательства к ним.
Еще раз благодарю Вас за присланное и
свидетельствую свое почтение Анастасии Константиновне *.
Душевно преданный Вам А. Кони.
317

247. С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ
2 февраля 1924. Ленинград
II.2.
Очень благодарю Вас, глубокоуважаемый Сергей
Федорович, за разрешение выписать книги на имя
Академии *. Мне придется дать экземпляры академику
Успенскому, членам исследовательского института при
Университете, Публичной библиотеке и т. д.
Я еще в понедельник написал Радлову о том, что
безусловно не могу принять на себя «главенство» в
Комитете по организации юбилея В. В. Стасова *, и изложил
ему подробно мотивы, указывая, что по праву и ряду
практических удобств это должно принадлежать Вам, я
же предлагаю использовать меня при самом праздновании
в качестве докладчика личных воспоминаний или
вступительного слова. Ваше предложение стать моим
заместителем во всех организационных распоряжениях есть
лучшее доказательство Вашего личного расположения ко мне,
но для меня оно неприемлемо. Ваше имя, как
представителя всей Академии и как гораздо ближе чем я
знакомого с заслугами Владимира] Васильевича] (я ведь знал
его лично лишь по редким встречам у его брата, ни разу не
видел его в заседаниях Разряда или торжественных
собраниях Академии, совсем не знаком с его трудами по
археологии, по былинному эпосу и по музыке и т. п.),
звучит гораздо влиятельнее и шире, чем мое, притом же
у Вас в распоряжении рабочие силы, телефон (которого
у меня [нет]), и, в случае необходимости, Вы более
компетентны в сношениях официального характера.
Я привык за всю мою жизненную деятельность лично
заниматься всеми подробностями своего дела или
предприятия, на меня возложенного, и не слагать его на плечи
другого, великодушно предлагающего мне свою помощь.
Мне пришлось бы делать это и «главенствуя» в работах
по организации юбилея, а для всех объяснений,
переговоров, совещаний по этому предмету у меня совершенно
нет сил. Мне 80-й год, у меня частые и мучительные
сердечные припадки и ужасающая, все усиливающаяся
хромота, затрудняющая всякое передвижение, ряд курсов в
трех правительственных учреждениях, берущих все мое
время, несмотря на то, что оно мне нужно для ряда, пись-
S18

менных работ исторического характера, которые я
нравственно обязан сделать для того, скорого, надеюсь,
времени, когда меня уже не будет (дело Засулич и о
крушении в Борках, «Этика общежития», мемуары о Сенате и
верхней палате и т. д.).
Вот почему я упорствую в своем решительном отказе
(о чем сообщил уже и В. Д. Комаровой) и усердно бью
Вам челом о принятии Вами на себя «главенства» и буду
сердечно приветствовать его. Не гневайтесь на меня. Nul
n'est tenu à l'improssible*, да и по Академии Вы знаете,
что когда я мог, я не отказывался от деятельного участия
в ее работах и заседаниях.
Большое спасибо за присылку Вашего утешительного
и ободрительного по проникающей его мысли отчета *.
Позвольте в виде аванса из имеющих получить в
Академии моих книг поднести Вам только что вышедший IV
том, один из двух, присланных мне.
Искренно Вам преданный А. Кони.
Меня самого несколько пугает, в смысле здоровья,
поездка в Москву, но все растущая дороговизна жизни
меня к тому побуждает, да и хочется повидать старых
друзей.
248. А. И. КЖИНУ-СУМБАТОВУ
18 февраля 1924. Ленинград
1924.11.18.
Сердечночтимый и дорогой князь Александр
Иванович!
Нужно ли говорить Вам, как меня, старого
московского студента начала 60-х годов, тронуло, ободрило и
душевно приподняло роскошное приветствие дорогого мне
по воспоминаниям Малого театра *, по отношению к
которому я могу сказать словами Тютчева: «Душа моя —
элизиум теней»*, и каких, каких теней!—Щепкина,
1 Нельзя ни от кою требовать невозможного (франц,)г
319

Самарина, Живокини, Акимовой, Шумского, Садовского
и — к счастью, еще не тени, но живого образа —- Федотовой".
К этому присоединяется и более позднее радостное
воспоминание о Вас и M. Н. Ермоловой в случайные мои
проезды через Москву, когда меня, несмотря ни на что,
тянуло в Малый театр. Этот привет заставил меня
взглянуть на себя с точки зрения деятельности на житейской
сцене, где по латинскому изречению «Omnes homines agunt
histrionem» *, и утешил меня в этом отношении. Да, Вы
правы! Оглядывая свое прошлое, я могу, как мне
кажется, сказать на грозный вопрос евангельской притчи:
«раб ленивый и лукавый, что ты сделал с талантом,
который я тебе поручил?» — рабом ни отдельных лиц, ни
толпы я никогда не был, работаю не покладая рук и
не давая отдыха своему живому слову и в восемьдесят
лет, и был чужд лукавства, высказывая откровенно свое
мнение, хотя это и бывало подчас очень тяжело по
последствиям. Ну, а о том, как я употребил доверенный мне
талант, т. е. как я сыграл свою житейскую роль, судить
не мне, а высшему судье и свидетелю, в справедливое
снисхождение которого верю ввиду посланных мне
недавних дней общественного признания и внимания.
Последние нашли себе выражение и в Институте живого слова,
и в Доме ученых после моей лекции «О трагизме в судьбе
Пушкина», и в заседании Академии наук, где в ряд
теплых и серьезных приветственных речей неожиданно
вторглась шутка артистов Передвижного театра,
представивших суд надо мною за мое — юриста по призванию и по
профессии — вторжение в область науки и искусства,
подтвержденное свидетельскими показаниями Достоевского
и Толстого, причем, ввиду моего происхождения из
литературно-артистической семьи, я оказался «прирожденным
преступником» и подлежащим верховному суду истории
для определения заслуженного наказания *.
Прошу Вас передать подписавшим адрес мою
глубокую сердечную благодарность. Такую же сердечную
благодарность приношу я Вам и Владимиру Ивановичу
Немировичу-Данченко за приветствие от Общества
драматических писателей и композиторов. Оно мне служит
лучшей наградой за те подчас невеселые минуты, которые
1 Все люди лицедействуют (лат.).
320

приходилось переживать в защите их священных прав
творчества.
Лично Вас позвольте нежно обнять, как товарища по
Академии, за Ваши, как всегда, прочувствованные строки,
заставляющие мое сердце биться с Вами и за Вас в
унисон*. Усердно прошу выражение моей признательности
передать Вашей супруге, почтившей меня своим добрым
словом, напомнившим ее прошлогоднее по отношению ко
мне гостеприимство *. Как мечтается мне повидать вас
обоих в милой Москве, но не думаю, чтобы это удалось
в нынешнем году. Обращаюсь к Вам с большой просьбой
не отказать передать прилагаемое письмо Вашей соседке
M. Н. Ермоловой, а также письмо Луначарскому (он
прислал мне поздравление), адреса которого я не знаю и
которого Вы, вероятно, по временам видаете. Еще раз
благодарю Вас и дружески крепко жму Вашу руку и
почтительно целую руку Вашей супруге. Сильное
переутомление заставляет меня диктовать это письмо.
Душевно Ваш А. Кони.
249. Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
5 июля 1924. Москва
VII.5.
Глубокоуважаемый Владимир Иванович.
Приехав в Москву для чтения ряда лекций, я надеялся
лично посетить Вас и поблагодарить за дорогую для меня
подпись на адресе из наиболее ценных для меня адресов,
полученных мною ко дню моего восьмидесятилетия *.
Меня, однако, так «затормошили» с чтениями и
посещениями, что я не мог до сего дня свободно располагать
своим временем, и настает уже день отъезда домой, куда
меня настойчиво зовут телеграммы Академии Наук,
считающей необходимым мое выступление в заседании 8 июня
по случаю 125-летия юбилея Пушкина.
С грустью придется отказаться от осуществления
моего желания повидать Вас и напомнить о себе Вашей
супруге *.
?1 А. Ф. Кони, т. 8
321

Утешаю себя мыслью, что, по всем вероятиям, буду
в Москве осенью и получу тогда возможность это сделать.
Примите мои лучшие пожелания.
Искренно Вам преданный А* Кони,
250, А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
30 августа 1924. Ленинград
VIII.30.
Глубокочтимый и дорогой Александр Иванович.;
Пользуюсь отъездом милой Евгении Владимировны *,
чтобы послать Вам мой привет и пожелание с новыми
силами и бодрым духом приступить вновь к исполнению
Вашей тяжелой, но плодотворной художественной и мо-
ральной миссии *.
Предполагаю, что эти мои строки уже застанут Вас
в Москве, и хочу, прежде всего, еще раз сердечно
благодарить Вас за Ваше гостеприимство относительно меня и
за те часы разумного отдыха, которые были мне
доставлены общением с Вами и с Вашею семьею *. Не писал
Вам «на тот погибельный Кавказ» по незнанию адреса *,
но просил Марию Николаевну сообщить Вам все, что ей
было известно из моих ответов на ее
глубокосодержательные письма.
О себе могу сообщить Вам, что провел почти три не*
дели на Волховстрое — удивительном месте по
соединению ума, изобретательности, энергии и созидательству,
столь редкому в наше время всеобщего разрущения.
С большим душевным удовлетворением читал там лекции
для «сознательных» рабочих. Наш товарищ по Академии,
Н. А. Котляревский вернулся после 172-тодовой отлучки
из-за границы и привез много неутешительных выводов
о тамошнем положении вещей: «Церковь и вера
упразднены и влачат фиктивное существование, «корона» (его
выражение) то же, и ей кое-где еще оказывают внешнее
почтение, как умирающему, — остаются лишь два фактора:
червонец и толпа, стоящие во всеоружии друг против
друга — и их роковое столкновение могла бы предупредить
322

лишь новая религия, но на это покуда нет никакой
надежды». Я нахожу эти выводы слишком пессимистичными
и думаю, что для будущего есть еще другие самодовлею*
щие факторы. Когда увидимся, поговорим подробно, и я
повторю Вам мою юмористическую речь, сказанную
виновнику торжества, устроенного в его честь нашим
КУБУ*.
На Волховстрое я написал свои студенческие и более
ранние воспоминания о Малом театре и на днях отправил
их Кугелю *. По этому поводу с величайшим сочувствием
прочел Вашу статью о ближайших задачах Московского]
Мал[ого] театра, датированную 1909 годом *. Пошли Вам
бог их осуществлять!
Я собирался ехать по Волге и читать лекции, но
неурожай на Волге испортил эти планы. Теперь меня зовут
в Харьков и Киев, но едва ли я могу: начинаются лекции,
но если поеду, то остановлюсь дня на два в Москве
(в ЦКУБУ), чтобы участвовать в чествовании 100~л[етия]
со дня рождения Равинского. Всем Вашим сердечный по-»
клон, а Вас дружески обнимаю.
Душевно преданный А. Кони.
251. А. И. КШИНУ-СУМБАТОВУ
25 декабря 1924. Ленинград
25.XII.924.
Дорогой и глубокочтимый Александр Иванович,
сегодня после целого утомительного лекционного
месяца, совершенно меня обессилившего, могу приняться за
перо и, прежде всего, писать Вам, приветствуя Ваше
выздоровление и радуясь за те горизонты заграничного
отдыха и накопления сил, которые расстилаются пред Вами
и дорогой Марией Николаевной. Как ни соблазнительно
Ваше предположение о совместной поездке со мною —
дая меня это, увы! неосуществимая мечта *. Мне чрез
6 недель (8 февраля) — 81 год, силы слабеют ежедневно,
ноги отказываются служить, в сердце неумолчная
21*
32S

«зубная» боль, и для каких-либо путешествий я уже
непригоден. Приходится мечтать лишь о том, чтобы встретиться
с Вами по Вашем возращении и чтобы судьба дала мне
радость беседы и общения с Вами. Притом у меня нет
достаточных средств, чтобы покинуть мой довольно
скудный источник материального существования, т. е.
читаемые мною курсы в Институте техники речи (об истории
и теории ораторского искусства) и в Клиническом
институте для усовершенствования врачей (о врачебной этике,
призвании и законной ответственности врача). Наконец,
здесь я составляю маленький центр, к которому часто
обращаются с наболевшими просьбами о прочтении той
или другой, конечно безвозмездной, лекции, чтобы, как
говорят обращающиеся, хоть немного «воспрянуть над
пошлой прозой жизни», а также (совершенно
незаслуженно) за советами, указаниями и утешениями по разным
интимным вопросам морали и верований. В письмах и
заявлениях этих лиц звучит, что я им нужен — и я должен
оставаться на месте, тем более, что окончательный отдых
уже недалек... А как соблазнительно было бы поехать с
Вами! В довершение всего я связан условленными
работами, а они, в свою очередь, связаны с обширными
материалами, доступными лишь здесь на месте. Я должен
приготовить для издательства «Жизнь и право» большую
статью о жестоком обращении с детьми и статью о
проституции и непременно приготовить для печати мои
воспоминания о деле Веры Засулич. Наконец, я думаю, что мне
пришлось бы страдать от вида материальных и моральных
страданий наших необдуманно бросивших родину
эмигрантов и гложущей их тоски по родине, при невозможности
утолить эту тоску, и от назойливых попыток вовлечь меня,
хотя бы номинально, в их лагери, взаимно клевещущие
друг на друга и забывающие об нуждах русского народа
в своем злопыхательстве. Боюсь, что это может предстоять
и Вам. Итак, мы расстанемся на год, но моя мысль, мое
сердечное чувство и моя молитва о Вас будут
сопровождать Вас и М[арию] Н[иколаевну] в Вашем странствии
«по европскому окияну»...
Я глубоко тронут тем отношением ко мне, о котором
Вы пишете по поводу 100-летия Малого театра*, и с
большим интересом прочел книгу о столетии, хотя остановился
в досадном недоумении пред заглавной ее картиной *.
324

В последние дни я прочел в Обществе библиофилов
большой доклад о покойном товарище нашем Шахматове и
в Музее театров лекцию о Горбунове, по просьбе
дирекции для ознакомления артистов с этим самобытным
художником. В отделении Дома ученых начал ряд лекций
«о восходе и закате» выдающихся русских писателей и
в соединенном заседании Народного музея и Эрмитажа
прочел о Ровинском. Могу себе представить, сколько
тревог переживаете Вы ввиду оставления на год любимого
дела! Пошли Вам господь бодрость и спокойствие духа!
«Бью челом» всем Вашим и шлю им к Новому году мои
лучшие пожелания. Как вспоминаю я теплоту
гостеприимства, испытанного мною в Вашей семье! Обнимаю Вас с
нежным уважением.
Ваш А. Кони.
252. С. Ф. ПЛАТОНОВУ
23 анреля 1925. Ленинград
IV.23.
Глубокоуважаемый Сергей Федорович!
Не могу удержаться, чтобы не сказать вам о той
радости, с которою я прочел сегодня в «Красной газете» Ваши
строки об Н. И. Костомарове, о котором теперь, сколько
мне известно, хранится несправедливое молчание *.
Еще гимназистом в 60 году и затем студентом
математического факультета в 61 году ходил я жадно слушать
его увлекательные, богатые образами и цитатами лекции,
а затем по закрытии Университета слушал его публичные
лекции об Иоанне IV в зале Городской думы,
окончившиеся его негодующим указанием на Репетиловых,
имеющих стать вскоре Расплюевыми.
Когда, уже в Москве, в 63 году, я прочел объявление
о выходе в свет «Севернорусских народоправств», я так
возжаждал иметь эту книгу, что, несмотря на свое
скудное студенческое житие, подверг себя еще большим
лишениям, чтобы скопить сумму на ее покупку, и через два
месяца имел радость погрузиться в ее чтение. Это были
незабываемые часы; и до сих пор, глядя на нее, стоящую
325

в шкапу пред моим рабочим столом, я смотрю на нее, как
на верного друга моей юности, и сам Костомаров восстает
передо мною как живой.
Вот почему я горячо благодарю Вас за Ваши строки,
а также и за Ваше ценное для меня участие в
неожиданно для меня изданном «Юбилейном сборнике» *.
Пишу Вам не своею рукой, чувствуя себя очень
нездоровым. 82-й год жизни сказывается на моих силах, —
ведь 14 октября настоящего года исполнится 60 лет моей
служебной и общественной деятельности.
Пора бы и отдохнуть прочно и безвозвратно!
Душевно преданный Вам А. Кони,
P. S. В последней книжке «Былого», в статье Фирсова
об Александре III, упоминается моя фамилия, как
участника в питейно-цыгаиском обеде в 80 году в обществе
различных царедворцев, возглавляемых тогдашним
наследником — царевичем *.
Это или опечатка или описка в рукописи, так как я
впервые встретился с последним лишь в 85 году по случаю
назначения меня обер-прокурором уголовного]
кассационного] департамента], причем он — уже Александр III —
принял меня крайне резко и недружелюбно,. упрекая за
дело Засулич, вызвавшее против меня с 1878 года
тягостную опалу неприятности.
253. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
5 мая 1925. Ленинград
5.V.1925 г.
Дорогой и сердечночтимый Александр Иванович!
Сегодня мне доставили адресованное в Академию Наук
письмо секретаря Московского] о[бщества] драматических]
писателей с препровождением по Вашему поручению
копии Вашего письма к Луначарскому*. Этот вопрос в 1910
году меня самого чрезвычайно интересовал. Я посвятил
ему три речи в заседаниях нашей Верхней палаты,
напечатанные во II томе моего «Жизненного пути». Я совер*
S26

шенно с Вами согласен в Вашем негодовании на
стремление урезать до последней крайности авторское право.
Я доказывал и считаю, что 50-летний посмертный срок,
выпрошенный вдовою Пушкина в личных целях,
несправедлив и действительно задевает народные интересы. До-«
статочно указать, например, на то, что «Фрегат "Паллада"»
сделается доступной по цене большой публике лишь в
1941 году (Гончаров умер в 1891 г[оду]), а между тем
скольких бы самоуверенных иллюзий и презрительного
взгляда на японцев мы бы избежали, зная, с кем имеем
дело пред гибельной войной 1904 года. Но, сделав такую
уступку желанию продлить посмертный срок, я настаивал
на установлении этого срока в 30 лет. Поэтому я послал
немедленно Луначарскому всю свою речь в Верхней
палате, прося его обратить особое внимание на
несправедливость установления срока со дня выхода в свет
литературного произведения. Думаю, что это не противоречит
и Вашим намерениям воздействия в этом отношении на
каше законодательство. Во всяком случае, 30 лет было бы
лучше, чем прежние 25 лет, существовавшие до
домогательства вдовы Пушкина, благодаря которому такая
живая книга, как «Русская история» Ключевского, должна
сделаться общедоступной лишь [в] 1958 году! * Надеюсь,
что Вы получили 2 моих письма в одном конверте.
Излишне говорить Вам, как я обрадован известием об
улучшении Вашего здоровья и связанным с ним душевным
успокоением Марии Николаевны. Моя поездка в Харьков
и, быть может, мои выступления 19 мая в новом
помещении Толстовского музея с докладом о переписке Толстого
со мною по вопросам свободы совести и 8 июня в
Пушкинском кружке Общества старого Петербурга * о драме
жизни Пушкина не состоятся. Причина тому — крайнее
нездоровье, побуждающее меня диктовать это письмо Елене
Васильевне. У меня внезапно сделалась крайняя слабость,
затруднение речи и почерка, вызванные, по мнению
врачей, ослаблением и неправильностью деятельности сердца,
что, в свою очередь, обусловлено крайним переутомлением,
т. е. лекциями, докладами и отчасти посетителями с их
бесконечными просьбами о совете, помощи, разъяснении
сложных житейских отношений и т. п... Мне обещают
скорое выздоровление, но под условием полного
спокойствия и уединения. Я же думаю, что это —: «первое
предостережение», и начинаю собирать материалы, которые
327

обещал передать Академии еще при жизни. О направлении
деятельности последней я уже писал Вам, Лето думаю
провести в Павловске. 1-е мая (весна у нас в полном
разгаре) прошло у нас с меньшим шумом, чем в прошлом
году, но зато немалый шум производит процесс Толстого
и Щеголева с Московским театром, решенный против
авторов «Заговора императрицы» *. Некрасивая история!
Бедное драматическое искусство!..
Сердечно кланяюсь Марии Николаевне и крепко жму
Вашу руку.
Душевно преданный А. Кони.
Е[лена] В[асильевна] шлет Вам и М[арии] Н[иколаевне]
свой искренний привет и лучшие пожелания,
254, В, М. ИСТРИНУ
17 июня 1925, Ленинград
VI.17.
Надеждинская, № 3,
Глубокоуважаемый Василий Михайлович.
Я, собираясь сегодня на открытие выставки в
Пушкинском Доме *, рассчитывал встретить там Вас и обратиться
к Вам с одною просьбою, рассчитывая на Ваше, всегда
ко мне любезное отношение. Дело в том, что в течение
20 лет я принимал участие в составлении академического
словаря русского языка и покойный А. А. Шахматов це
раз выражал мне свое удовольствие по поводу разных
дополнений, отметок и цитат, делаемых мною на
корректурных листах, аккуратно доставлявшихся мне *. В разгар
революции это прекратилось или, во всяком случае,
затихло. Но теперь в издании «Весь Ленинград» на 1925
г[од] я читаю, что при Академии существует Комиссия по
составлению словаря р[усского] я[зыка] под Вашим
председательством, имеющая 5 научных сотрудников. Не скрою
от Вас, что мне было бы желательно поработать
по-прежнему для словаря, в качестве нештатного (если есть
определенные штаты), и во всяком случае безвозмездного,
научного сотрудника. Конечно, ввиду моего 82-го года и
большой физической слабости я не могу обещать участво-
328

вать в заседаниях Комиссии и совершать путешествия на
большое от меня расстояние, но работать в том виде, как
прежде (что отмечено и в приветствии мне Отделения в
прошлом году *), я стал бы с большою радостью,
вспоминая мою старую деятельность в Разряде. Позволяю себе
представить это на Ваше усмотрение, прося не стесняться
отрицательным ответом, если он почему-либо неизбежен.
Очень мне грустно, что Б. Л. Модзалевский, так много
сделавший для Пушкинского Дома, не может быть его
директором, не будет академиком. Отчего бы ему не быть
избранным на вакансию, открывавшуюся со смертью
Н. А. Котляревского?
Душевно Вам преданный А. Кони.
Простите мне неразборчивый почерк: я все время
чувствую себя нездоровым.
255. А. М. БРЯНСКОМУ
28 августа 1925. Ленинград
VIH.28.
Глубокоуважаемый Александр Михайлович.
Я вернулся в город и очень хотел бы знать, что
именно предложено представить этою осенью в Музее актеров
в память М. Г. Савиной. Будут ли, кроме выставки, и
доклады о ней? В последнем случае я постарался бы
приготовить доклад о моих впечатлениях от игры Савиной
и от встреч с нею, а также о нашей переписке. Если
захотите меня повидать, то по воскресеньям я от 4 до 6 ч[асов]
всегда дома. Есть и другая просьба к Вам: на меня
огромное впечатление произвела Савина изображением
проститутки в пьесе «Фимка», где она проявила изумительною
индукцию в понимании и изображении чуждого ей мира.
Хотелось бы упомянуть об этом в докладе, если он
состоится, но у меня нет этой пьесы и точного ее
содержания я не помню. Нельзя ли достать ее из библиотеки
театра на краткий срок.
Душевно преданный Вам А. Кони,
Е. В. Пономарева Вам очень кланяется.
329

256, А. И. и M. H. ЮЖИНЫМ
12 сентября 1925. Ленинград
12.IX.1925.
Дорогие и сердечиоуважаемые
Александр Иванович и Мария Николаевна!
Я замедлил ответом на Ваши последние письма, потому
что все время хворал, что, с большим успехом, продолжаю
и до настоящего времени, не успев набраться сил на даче
в Павловске, ко получив ревматизм в плече. Не без страха
гляжу на наступающий «учебный» или, вернее,
лекционный год, а между тем надо бы многое сказать и написать,
прежде чем отправиться в путешествие, откудова никто
не возвращается. К моим недугам присоединилась и
крайняя тревога за Вас, Александр Иванович, вызванная
известием о гнусной интриге, предпринятой против Вас в
Москве. Не решаясь спрашивать Вас об этом, чтобы не
растравлять Вашей душевной раны, просил разъяснения
у Екатерины Ивановны. Известие о том, что все
ликвидировано, благодаря вмешательству Луначарского,' успокоило
меня, и я шлю Вам ныне самые сердечные по этому по-
Еоду поздравления *. Говорят, что людская глупость
беспредельна. Но, кажется, людская подлость еще
беспредельней!..
Юбилей Академии Наук прошел здесь с большим
внешним блеском и роскошью, хотя иностранных посети-'
телей было меньше, чем ожидалось. Некоторые между
ними были очень оригинальны и выделялись своими
костюмами и наружностью. Я был на торжествах только
первые два дня. Дольше не позволило мне здоровье. Дважды
слышал при этом Анатолия Васильевича, который на
банкете приветствовал гостей на четырех языках, владея ими
превосходно, а в торжественном заседании в Филармонии
он сказал большую речь, блестящим местом в которой
было горячее выступление против жестокостей
современной войны с ее последними достижениями в так
называемой цивилизации, которая неотступно идет вперед в деле
изобретения всяких разрушительных и вредоносных газов.
33Ö

Я уже давно говорю, что не надо смешивать цивилизацию
с культурой и что развитие цивилизации отодвигает
культуру все более и более назад, игнорируя духовную сторону
человека и отодвигая его к первобытному звериному
прошлому. При свидании, на которое не хочу терять сладкой
надежды, расскажу Вам мои общие впечатления от этого
юбилея. Во всяком случае замечу, что при нем деятель-
ность Отделения русского языка и словесности и нашего
Разряда была оставлена в полном забвении, и лишь я
один в нескольких строках напомнил о них в печати *.
По-видимому, Академия считает не заслуживающей
внимания ту нравственную связь, которую поддерживал
между нею и обществом именно Разряд своими публичными
речами в память виднейших писателей и почетных членов
и своей заботой о чистоте русского языка и о борьбе с
порнографией, которые находили себе место при
присуждении Пушкинских премий и мотивированных выборах в
почетные академики.
Нового ничего сообщить Вам не могу. Порадован
вчерашним известием о персональной пенсии Марии
Николаевне Ермоловой в 200 руб[лей] в месяц, но огорчен тем,
что наши с Вами усилия оградить авторское право в его
естественных пределах оказались бесплодными... У меня
был Станиславский, очень бодрый, полный своими
американскими впечатленияхми *. Простите, что пишу так
кратко; все нездоровится.
В мое летнее отсутствие вышла моя брошюрка:
воспоминания о Чехове, которую постараюсь Вам переслать *.
В «Вестнике знания» напечатана будет моя статья о
Разряде *. Постараюсь доставить Вам и ее, если редакция
пришлет мне несколько авторских экземпляров, что в
современной издательской деятельности осуществляется не
всегда. Как часто сижу я мысленно с Вами, любуясь
ненаглядным морем и небом и забывая уличные слякоть
и шум! Но, вероятно, мне уже не суждено увидеть милый
юг Европы!.. Желаю Вам всего лучшего во всех
отношениях. Целую руки Вам, дорогая Марья Николаевна, и
обнимаю Вас, дорогой Александр Иванович, с самой
горячей сердечной приязнью. Елена Васильевна просит
принять ее глубокий сердечный привет и благодарность за
всегдашнее внимание к ней в Ваших письмах. Она тоже
совсем не поправилась за лето и уже принялась за свою
331

педагогическую работу. Пользуюсь ее рукою для писанья
этих строк.
Читали ли Вы произведшую большую сенсацию книгу
Henry (математик) об иррадиации души?
Душевно Ваш А. Кони.
257. M. Н. ЕРМОЛОВОЙ
15 октября 1925. Ленинград
Х.15.
Глубокоуважаемая Мария Николаевна.
Говорить, что я был обрадован и глубоко тронут
Вашей телеграммой, как свидетельством о том, что меня
помните и дарите своим вниманием, едва ли нужно. Вы
так много сделали для русского искусства, что Ваш привет
скромному служителю правосудия, протянувшему 60 лет
свою тяжелую лямку, является незаслуженно высокой
наградой, объясняемой Вашей добротой. Но даже и
незаслуженный Ваш привет мне особенно дорог! Сколько
воспоминаний о Вас, в чудных ролях Ваших, о Вас лично, в
обыденной обстановке, в Мариенбаде, у «синего моря»!
Я всегда считал высшими и завидными призваниями —
призвание врача и артиста — и всегда им завидовал.
В прошлом году, когда праздновалось мое 80-летие
Академией, Институтом живого слова, Домом ученых, каш
Музей театров тоже почтил меня (я в нем почетный член
и делал доклады о Фигнере, Горбунове и моем отце)
особым заседанием, в котором пришлось выслушать адрес
Александр[инского] театра и ряд очень теплых речей, а
затем стать в положение подсудимого, на которого
обращены все взоры с молчаливым вопросом: «Ну! Что же ты
скажешь в свое оправдание?» Что было отвечать?
Я'взмолился Создателю и сказал: «Г-да, я невольно, слыша Ваш
привет и слова «Вы наш!», припоминаю слова Ювенала:
(omnes homines agunt histrionem) — «все люди — актеры».
Он говорит это в том смысле, что каждого судьба ставит
в необходимость играть роль в общем ходе жизни. С этой
точки зрения — я ваш. Вы подвизаетесь на мировой арене
драматического] искусства и участвуете в драмах, траге-
332

днях и водевилях, но и я 50 лет работал на большой сцене
уголовного суда и правосудия, и мне приходилось
участвовать в драмах, трагедиях и комедиях жизни. Скажу
больше, я исполнял все старинные амплуа — я был злодеем как
прокурор в глазах обвиняемого; был благородным отцом,
руководя присяжными и оберегая их от ошибок; был ре«
зонером, ибо как обер-прокурор должен был разъяснять
закон старикам-сенаторам и — наконец — был и состою
первым любовником богини Фемиды, присутствуя при ее
появлении на Руси, взамен прежнего бессудия и бесправия,
любил ее всей душой и приносил ей жертвы. Она теперь
постарела, зубы повыпали, волосы поседели, повязка упала
с глаз, но я ее все-таки люблю и готов служить ей!
Я ваш!»
Вот почему мне, маленькому актеру судебной сцены,
крайне дорог привет и внимание великой артистки.
Простите мою стариковскую болтовню и верьте моей
сердечной преданности и благодарности.
А. Кони.
258. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
23 января 1926. Ленинград
23.1.1926 г.
Душевночтимый и дорогой Александр Иванович!
То, что я пишу настоящее письмо не своею рукой, дол«
жно послужить пред Вами оправданием моего долгого
молчания в ответ на Ваше чудесное письмо *, которое я
тем более ценю, что оно написано среди тех тревог, хло-*
пот и занятий, которые Вас встретили по возвращении
в Москву*. Я с усердием «по разуму, но не по летам»
предался чтению лекций о врачебной этике и экспертизе
в Клиническом институте для вызываемых группами из
провинции врачей, а так как у меня сверх того было по
8 час[ов] в месяц курса ораторского искусства в
Институте техники речи и пришлось в Толстовские годовщины
говорить речь (т. е. кричать) в Филармонии и делать
большой доклад в Толстовском музее о письмах ко мне
ъъъ

Толстого по вопросам свободы совести, то я, так сказать,
надорвался (некоторые лекции продолжались по три часа).
И вот уже месяц повторяю стих Некрасова: «Хорошо
умереть, тяжело умирать» *, потому что обуреваем
крайнею слабостью, с трудом могу двигаться, провожу
совершенно бессонные ночи, несмотря даже на Ваше прекрасное
средство, и вообще совсем разрушаюсь. К этому
присоединились некоторые письменные работы, между прочим,
для сборника в память Н. А. Котляревского *, за
внешней иронической улыбкой которого скрывалась большая
душевная драма, связанная с его необдуманным принятием
на себя звания начальника репертуара русского театра
в Петербурге. Было в течение последнего месяца и
несколько тяжелых житейских впечатлений. Такова смерть Евти-
хия Карпова*. Мы с ним оба любили и ценили друг
друга, и в письме к нашей общей знакомой Рудольфи в
'Москву он называл меня единственным оазисом в
окружающей его пустыне и говорил, что оживает и укрепляется
душой после беседы со мной. Он послал мне приветствие
© Новым годом, которое я получил 2 января, и тотчас же
$му отвечал, а на другой день вечером для него наступил,
|$ак он выражался, «околеванец». Огорчила меня и
трагическая участь несчастной С. А. Толстой *, с которой я
познакомился весною и не мог не оценить живости ее ума
и самостоятельности ее характера. Еще 8 октября она
писала мне, как счастлива в браке с Есениным и как
расцветает и добреет ее душа от сознания этого счастья.
А в конце декабря Есенин повесился на дымовой трубе
9 грязной петербургской гостинице. Я — человек верующий
И смерти не боюсь, но иногда жалею, что скоро умру и что-
&е успею написать ряда житейских драм (а иногда и
водевилей) из моего житейского опыта. Это составило бы
толстую книгу с эпиграфом: «И Ему возвещу печали моя!»
Теперь приходится подновить и расширить мой
медицинский курс для второго призыва врачей, причем я хочу их
познакомить с докт[орами] Гаазом и Пироговым,*
приготовить 3 лекции для школы Берлица о стиле, слоге и
образах выдающихся русских писателей*; большую лекцию
о драме жизни Пушкина для Дома ученых и лекцию о
Толстом в Библиологическом обществе. На январь и
февраль я рассчитываю для окончания воспоминаний о деле
Засулич, хотя конец их, который я себе нарисовал, требует
особого настроения, могущего и не прийти.
834

С душевным сочувствием думаю о Вашей обновленной
деятельности в театре *. Иногда, рисуя себе последний в
его настоящем состоянии, я гляжу на Малый театр с
упованием, что он останется непоколебимым утесом среди
клокочущей вокруг грязной пены. У нас здесь артисты с
именем не гнушаются «халтурой», доходя до «дна» и позируя
для кинофильм, направленных на разнуздакие в толпе ин->
стинктов ненависти, зависти и жестокости, в чем им
помогает литература, не гнушающаяся клеветами по адресу
и без того безвозвратно упадших. Противно читать отчеты
об этих представлениях. А у Вас подвизается Мейерхольд,
сводящий театр к балагану с акробатическими
представлениями и осмеливающийся «направлять» и дополнять
Островского! *
Кстати, Музей академ[ических] театров, коего я — по*
четный член, просит меня прочесть мои воспоминания о
театре моей юности и молодости. Боюсь, что, проповедуя
нравственный подъем публики до сцены, я не удовлетворю
поклонников понижения сцены до господствующих вкусов
публики. А вспомнить есть кого! Я ведь помню, как
живых, Каратыгиных, Брянского, Мартынова, Самойлова,
Бурдииа, Снеткову, Линскую, Росси, Дузе, Ристори, Саль-«
вини, Наталь Арно, Бертона, Вольнис; певцов — Петрова,
Леонову (первый Ваня в «Жизни за царя»), Сетова, Ни*
Кольского. Я не могу забыть того возвышенного чувства?
с которым я выходил из театра. Я помню даже, как, ужа
четверть века назад, усталый от работы, я пошел наугад
в Александринку, не справляясь с афишей, и застал там
«Коварство и любовь» и какой освеженный и
облагороженный от «злобы дня» я вышел оттуда. Вам предстоит
великое дело, Вы должны, выражаясь словами Петра
Великого, «собрать рассыпанную храмину» и утвердить шко*
лу того искусства, которое должно послужить зерном
для будущего менее сумасшедшего времени. Пошли Вам
бог сил и здоровья.
Сердечно благодарю Марию Николаевну за ее теплоа
и, если можно так выразиться, «гостеприимное» письмо *.
Мне так отрадно думать, что, если бы мне пришлось —
на что очень мало надежды — приехать в Москву, я снова
найду под ее хозяйственным крылом моральное и
физическое отдохновение. Передайте ей мою сердечную благо*
дарность. Читали ли Вы письма из-за границы Луначар*
ского, напечатанные в здешних газетах*, полные ума,
335

наблюдательности и остроумия. Как не вяжутся они с тем,
что здесь рассказывают об обилии площадных выражений
в «Яде». Жалею, что сам не могу проверить этого по моему
«безножию» *. Читали ли Вы протоколы следственной
комиссии 1917 года с показаниями людей, управлявших
Россиею? * Какое ничтожество, какое забвение, что
«gouverner— c'est prévoir»1, какое покивание глав друг на
друга! Просто омерзительно читать. Не меньшее впечатление
производят отрывки из ненапечатанных при жизни Теля-
ковского его мемуаров *. Это просто какой-то виртуоз
клеветы, и притом самой утонченной! Обнимаю Вас крепко
и с нежным уважением целую руку Марии Николаевне.
Кланяюсь Екатерине Ивановне и бесподобной Мусе.
Ваш душевно А. Кони.
Елена Васильевна шлет сердечный привет.
259. С. Ф. ПЛАТОНОВУ
11 февраля 1926. Ленинград
11.11.
Глубокоуважаемый Сергей Федорович.
Приношу Вам и в лице Вашем Пушкинскому Дому
Якивейшую благодарность за дорогой мне привет, которым
Я почтен вчера, в день моего 82-летия *. Крайне сожалею,
$то нездоровье и неожиданная смерть моего товарища и
сослуживца по окружному суду, Сенату и
Государственному] совету — П. А. Игнатьева лишили меня возможности
быть в квартире великого поэта в трогательном заседании
Яод Вашим председательством и самому прочесть
назначенную на тот же день вечером лекцию о «драме жизни
Пушкина» в клубе научных работников*.
Искренно Вам преданный А. Кони.
8 Управлять — значит предвидеть (франц.).
$36

А. Ф. Кош. 1924 год.
Портрет работы П. И. Нерадовского

260. Е. П. КАЗАНОВИЧ
17 июля 1926. Ленинград
VII. 17.
Дорогая Евлалия Павловна,
вернувшись больной и слабый в город, я нашел
Ваше письмо с рядом вопросов, на которые спешу отвечать:
1) Отдых под сенью «садов Лицея» шел недурно.
Жилось в прекрасно оборудованном пансионе в обществе
интересных людей (главным образом актера Полубинского
и его жены), но к концу моего, вынужденного состоянием
моих финансов, пребывания на меня от неизвестной
причины нагрянуло нездоровье (сердце), продолжающееся
уже две недели.
2) Работал над воспоминаниями о деле Засулич, о
конце которых хочу посоветоваться с Вами в августе,
когда надеюсь поправиться.
3) Читал «Анну Каренину» и «Семейное счастье»
Толстого, чтобы хоть немного дезинфекцировать мой мозг от
произведений современной, с позволения сказать,
литературы. В обоих этих произведениях я нашел большое
сходство и даже единство во взглядах... Вы удивитесь!., с
Александром Дюма-сыном. И об этом поговорим при
свидании. Интересна книжка Львова (Клячко) «За кулисами
старого режима» *, но ее портят лживые данные и
захлебывание инсинуациями... против мертвых.
4) О «Тютчеве» Вам не писал потому, что хотел с ним
ознакомиться во время летнего отдыха *. Нужно ль
говорить, какое удовольствие доставило мне это знакомство.
Я ведь знал его и был дружен с его «пассией», милой и
оригинальной Плетневой (вдовою того, кому посвящен
«Евг[ений] Онегин»); они мне подарили целый пакет его
писем, который я поднес Отделению] р[усского] я[зыка]
и словесности — и что с ним сталось, не могу добиться.
Тютчев был в высшей степени оригинальный и глубокий
по вдумчивости, человек — и Ваша книжка дает блестящую
возможность его понять и увидеть. Приветствую Вашу
работу, хотя не могу не сделать одного вопроса — нужны
ли отметки дат и пр. после каждого письма. Об этом
поговорим при свидании, которое, по-видимому, состоится,
к моему большому удовольствию, в августе, если только
22 А. Ф. Кони, 7, 8
Ш

я не уеду (в чем ввиду нездоровья очень сомневаюсь)
в Харьков или Киев на лекционную поездку. Желаю Вам
всего доброго и светлого.
Душевно преданный А. Кони.
Надеюсь, что Луга Вас поправила и заставила забыть
городские неприятности.
261. В. Ф. ДЖУНКОВСКОМУ
12 августа 1926. Ленинград
VIII.12.
Глубокочтимый и дорогой Владимир Федорович.
Благодарю Вас за добрый ответ и за весточки о Вас.
Когда их долго не получаешь, то невольно тревожишься.
Вы один из немногих, дорогих мне в Москве людей, не
говоря уже о той роли, которую Вы играли в заботе о
«слепцах, ведущих слепых» к тяжким испытаниям.
Будущий историк оценит Ваше отважное выступление против
Распутина и воздаст Вашей памяти должное*.
Надеюсь, что отдых вне Москвы укрепит Вас. Я этим,
по поводу моего отдыха, похвалиться не могу.
Вернувшись в город, я расхворался и лишь теперь начинаю
поправляться. Но все-таки чувствую себя неважно, так что,
вероятно, откажусь от лекционной поездки в Харьков и
Киев. Вообще чувствую, что надо сократить свои
публичные выступления. Очень они мне дорого обходятся
в смысле здоровья. Я, например, никак не могу
восстановить необходимый для чтения в больших аудиториях
голос.
С этой точки зрения кстати и неожиданно для меня
явилось назначение мне пенсии, о чем Вы знаете, конечно,
из газет. Я никогда не возбуждал вопроса об этом, но
сама Академия, ввиду того, что исполнилось 30 л[ет]
со времени выбора меня в ее почетные члены и 26 л[ет]
с того времени, как я был избран почет[ным] академиком
Разряда изящной словесности, признала необходимым,
338

по собственной инициативе, ходатайствовать об этом.
Конечно, это мне даст некоторый отдых и возможность
писать свои мемуары, читая лишь в крайних случаях
лекции, но все-таки это меня смущает: сколько достойных
лиц, не менее меня послуживших родине, не получают
пенсии. Как было бы правильно назначить ее Вам...
Кланяюсь Вашим. Горюю, что, вероятно, не буду в
Москве осенью. Господь да хранит Вас.
Сердечно Ваш А. Кони.
Елена Васил[ьевна] шлет Вам душевный привет.
262. П. И. БИРЮКОВУ
9 декабря 1926. Ленинград
XII.9.
1926.
Глубокоуважаемый и дорогой Павел Иванович.
Глубоко тронут присылкою Вами интересной во всех
отношениях «Зарницы», полученной мною 6-го (а Ваше
письмо от 23. XI получено мною только вчера), и Вашею
статьей, а также Вашим письмом. Рассказ Ваш верен *
в смысле переворота, который произвел в моей душе мой
выигрыш, но конец был несколько иной. Это произошло
в Казани в 1871 г[оду], где я был прокурором только что
открытого окружного суда при введении судебной
реформы. По субботам у меня собирались мои сослуживцы и
некоторые профессора. Сослуживцы обычно
по-провинциальному усаживались за карты на двух столах, а я
проводил вечера в беседе с профессорами, между которыми
были очень интересные люди. В карты я не играл,
ничего не понимая в преферансе (винта тогда еще в помине
не было), да и вообще не сочувствуя этому
препровождению времени, исключая разве желательность изучать
темпераменты играющих. Однажды, после ужина, гости
стали меня уговаривать поиграть, указывая, что есть
игра — не отменно азартная — понятная всякому. Это был
ландскнехт, весь основанный на самообладании в случае
22*
339

успеха и в умении вовремя остановиться и передать
карты соседу. Я играл, в сущности, безотчетно и только
слышал вокруг: «Какое счастье!», «Вот везет-то!» и т. п.
Часа в два ночи настало время разойтись, и старейший
по летам из гостей прокурор Судебной палаты Червин-
ский, подавая мне 600 р[ублей] (а ставка была, кажется,
в 10 к[опеек]), сказал мне: «Поздравляю Вас! Я еще не
видывал такого успеха в эту игру». Все разошлись, но
я не мог заснуть, мучаясь тем, что «обыграл своих
гостей». На другой день, под влиянием той же невыносимой
мысли, я пошел к Червинскому и настойчиво просил его
созвать снова всех нас, игравших, для продолжения
игры. «Ага! — сказал Ч[ервинский], — понравилось, еще
бы — с таким счастьем!» И чрез два дня исполнил мою
просьбу. Я уже понимал, в чем в этой игре состоял риск —
и рисковал отчаянно, несмотря на доброжелательные
предупреждения партнеров. Результат оказался желательный,
особливо если принять во внимание, что я «примазывался»
к каждому играющему и делил его неудачу. Оказалось,
в конце концов, что я проиграл 700 р[ублей]. Встав из-за
игорного стола, я сказал: «Г[оспода], я, невзначай для
себя, выиграл у Вас в совокупности 600 р[ублей]. Теперь
я возвратил Вам все, прибавив % в виде 100 р[ублей].
Мы квиты — но больше я в жизни для игры карт в руки
не возьму...» И я это исполнил в течение почти
шестидесяти лет (мне тогда было 24 года, теперь на днях будет
83). Но каюсь, карты я все-таки в руки беру. В
семидесятых годах у меня были сильно расстроены нервы, и
знаменитый Боткин серьезно посоветовал мне — между
работой делать пасьянсы, как успокаивающее и
отвлекающее средство. И я последовал — и следую примеру
Л. н. Толстого и К. Д. Кавелина.
Вот настоящий конец моей картежной эпопеи.
К сожалению, до сих пор мне не удалось сделать
моего доклада о Вашей книге о Толстом *. Общество
библиофилов, где предполагался мой доклад, раздираемо
внутренними междуусобиями — и даже вовсе не
собирается, а в Толстовском музее я уже сделал два доклада
о Л[ьве] Николаевиче] в день его кончины и его
погребения.
Когда справлюсь со своими курсами в Институте
техники речи (об ораторском искусстве) и в Клиническом
институте (о врачебной этике) и, главное, хоть немного
340

овладею моим до крайности пошатнувшимся здоровьем,
то толкнусь со своим докладом в Толстовский музей.
Желаю Вам всего доброго и крепко жму Вашу руку.
Искренно преданный А. Кони.
Куда же Вам писать — если понадобится? В Москву
или в Женеву? Получили ли Вы мое письмо за границей?
263. С. Ф. ПЛАТОНОВУ
27 декабря 1926. Ленинград
ХН.27.
Глубокоуважаемый Сергей Федорович.
Вечером раздобыл, наконец, Вашего «Петра Великого» *
и насладился чтением этого произведения, звучащего как
благовест правды и справедливости среди современного
бессовестного отношения к этому выдающемуся человеку,
в значительной мере вызванного презренными трудами
Мережковского * и т. п. писак. Я не могу забыть, как в
Харькове заведовавший печатным делом Дома литераторов
настойчиво просил меня выкинуть в моей статье о
высшем просвещении в России «одно, всего только одно
слово», а именно Великий рядом с Петром. Когда я
потребовал статью назад, он, после долгих колебаний, согласился
на это «одно слово», но напечатал его маленькими
буквами...
Сожалею, что не могу Вам выразить этого лично, в
четверг, в заседании о Карамзине, ибо я совсем не в силах
двигаться без посторонней помощи и так ослабел после
ряда трудных лекций по врачебной этике в Клиническом
институте, что доктор предписывает мне полный покой в
течение недели — и если возможно в постели.
Искренно сожалею, что, по всем вероятиям, несмотря
на все желание, не буду в заседании.
Искренно Вам преданный А. Кони.
264. Э. Ф. ГОЛЛЕРБАХУ
18 января 1927. Ленинград
I 18.
Глубокоуважаемый Эрих Федорович,
какая-то злая судьба лишает меня возможности
посещать Ваши заседания, которыми я очень интересуюсь *.
Sil

То крайнее нездоровье, то лекции на курсах Техники речи
лишали меня удовольствия быть у Вас, а на 20-е я связан
приездом Мазона, которому когда-то сообщал материалы
о Гончарове *. Но хочется искупить свою вину в марте
или апреле и предоставить Вам доклад о «Необыкновенной
истории» Гончарова (напечатанный Публичной
библиотекой]) в связи с моими личными воспоминаниями и
перепиской *.
Это не совсем подходит к прямым задачам библиофила,
но, может быть, не лишено интереса. Не будем считать
этот вопрос решенным, но скажите мне Ваше мнение.
Я очень нездоров, но после 23-го могу быть свободен
между 4—6 часами.
Ваш А. Кони.
265. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
28 января 1927. Ленинград
Глубокоуважаемый Александр Иванович!
Ваши «забытые слова» о театре и сценическом
искусстве вызывают во мне полнейшее сочувствие*. Я прожил
на своем длинном веку различные периоды этого искусства
у нас. Помню время, когда театр являлся выразителем
тех чувств и идей, которые не дозволено было выявлять
перед обществом ни в какой другой форме. Помню время,
когда среди весьма посредственных декораций при
неярком масляном освещении со сцены раздавались
производившие глубокое впечатление слова незабвенных артистов,
захватывавших сердце своей игрой в великих созданиях
Шекспира, Гёте, Шиллера и Мольера. Помню чудесное
исполнение «Горя от ума» со Щепкиным и его преемниками
до Вас включительно. Мне приходилось видеть тонкое
уменье при воплощении созданий Гоголя показать сквозь
его видимый смех его незримые слезы. И вот теперь,
читая повествования о том, что и как дается на подмостках
драматической сцены, я с грустью вижу, что высокая
воспитательная задача театра тускнеет все более и более.
Жажда идеального, вызванная пресыщением реальным,
которой должно удовлетворять каждое искусство и, конечно,
одно из самых влиятельных — драматическое, по-видимому,
находится в полном пренебрежении. Я вовсе не хочу этим
342

осуждать реализм исполнения. Он вызывается властною
необходимостью изображать не отвлеченную фантазию, а
действительную жизнь с ее рембрандтовскими светом и
тенью; но сквозь них красною нитью должны проходить
возвышающие душу чувства. Поэтому театр призван
поднимать зрителей до себя, а не снижаться до аппетитов
или нездорового любопытства зрителей. Невольно
вспоминаются слова, сказанные Гёте Эккерману: «В своей
деятельности я никогда не спрашивал, чего хочет и ждет
обширная масса и чем удовлетворить всех. Я всегда
стремился выражать только то, что должно звучать в душе как
добро и вызывать справедливость» *. Конечно, желание
подделаться под преходящий вкус зрителей или
слушателей может обещать временный успех. Но над этим успехом
можно призадуматься. Некоторые наши писатели и
драматурги за последнюю четверть века впадали в крайности
натурализма, переступая границу между здоровым
реализмом и порнографией. Отсутствие вдумчивости во влиянии
на слушателей нервно-восприимчивых и неуравновешенных
сказывалось в частом изображении самоубийств во многих
драматических произведениях. Да и не одни самоубийства
преподавались таким образом. Так, на шестом конкурсе
премий имени Островского * между всеми девяносто двумя
вабракованными пьесами была такая, где в предвкушении
Чубарова переулка * босяки по очереди насиловали
девушку, а в другой был выведен растлитель семнадцати девиц.
Я был приглашен участвовать в присуждении Грибоедов-
ской премии *, для соискания которой было представлено
до ста драм и комедий, семнадцать из коих кончались
самоубийством одного или двух действующих лиц. Недаром
Горький по поводу эпидемии самоубийств среди молодежи
указывал, что часть вины в этом литература должна взять
на себя. «Осторожнее с молодежью! Не отравляйте
юность ! » — восклицал он *.
Вполне присоединяюсь к положениям, выведенным
Вами из личного многолетнего опыта и изучения. В них
нельзя не видеть результат «ума холодных наблюдений
H сердца горестных замет» *.
Как безусловно правы Вы, указывая на необходимую
связь между прошлым и настоящим в театральном деле!
Такая же связь нужна и в науке, и в литературе, несмотря
на то, что многие, отрицающие ее, горделиво и слепо
относятся к прошлому, не различая его добрых и злых сторон
343

и думая, что история начинается лишь с них. Сцена
рисовала перед зрителем вечные трагедии человеческого духа,
возбуждая скорбь или праведный гнев. Нельзя забывать
этого прошлого или высокомерно приделывать к
продуманной и прочной старой постройке чуждые ей орнаменты,
почерпнутые из временной «злобы дня».
Великие поэты и драматурги прошлого рисовали нам
человеческие страсти во всем их объеме и проявлении —
один Шекспир чего в этом отношении стоит! В двадцатом
веке у нас и в Западной Европе явилась склонность к
замене настоящих продуктов суррогатами. Старались
исподволь, но настойчиво заменить изображение страстей
картиной пороков. Еще Гёте это предвидел, сказав:
«Шекспир предлагает нам золотые яблоки в серебряных
чашах. Изучением его творений удается перенять от него
чаши, но наполнить их стремятся картофелем» *. В
оправдание болезненного стремления ко всяким новшествам
обыкновенно говорят, что повторение старого надоедает и
отзывается рутиной. Но вопрос в том, какого старого? Не
приходится ли в последнем случае вспомнить слова
Вольтера: «Читая в первый раз хорошую книгу, мы
испытываем то же чувство, как при приобретении друга. Вновь
прочитать уже читанную книгу — значит вновь увидать
старого друга» *.
Вы вполне правы, указывая на необходимость пытки
творческого духа у артиста, понимающего свое призвание
и боящегося обратиться в рядового ремесленника. Без
вдохновения и без вдумчивости в исполнении, в котором
сказывается и личный темперамент, артист не стоит на
необходимой высоте. Он должен быть строг к другим
«соратникам», когда дело касается излюбленного им искусства,
но быть еще строже к самому себе. Поэтому пред каждым
серьезным выступлением ему предстоит пройти искус
сомнений в себе и колебаний относительно приемов передачи
мыслей автора и не раз перевершить в уме и сердце то,
что он затем проявит на сцене. Поэтому ему принадлежит
и творческая инициатива: воспроизведение задуманного
автором; воплощение этого в живом образе и в некоторых
случаях опережающее замысел автора создание образа под
влиянием интуиции. Передачу творческой инициативы из
рук артиста в руки режиссера Вы справедливо называете
игрою под диктовку. Это своего рода плаванье на
режиссерском буксире отодвигает на второстепенное место соб-
344

ственные убеждения и способности артиста и может
отнять у него возможность исполнить совет известного
художника Федотова: «В деле искусства надо дать себе
настояться, артист — то же, что бутыль с наливкой, вино
есть, ягоды есть, — нужно только уметь разливать
вовремя» *.
Только путем личного творчества артиста может быть
достигнуто неизгладимое художественное впечатление у
зрителя, о котором Вы говорите. Казалось бы, что в этом
отношении в Ваших заключительных положениях
содержатся неоспоримые истины, а между тем, как часто
высказывается и, к сожалению, осуществляется мысль, что
наравне с автором и артистом должен, и даже на видном
месте, стоять режиссер с придуманной им разнообразной
обстановкой, обращающей драматическое представление в
любопытное и потешное зрелище, сосредоточивающее на
себе главное внимание. Но тогда к чему театр с его
духовным воздействием на зрителя? Не заменить ли его столь
торжествующим ныне кинематографом с краткими
надписями и отсутствием живого слова? Говорят, что театры
пустуют, а в кино ломится публика. Я не отрицаю пользы
кгшо как средства распространения научных сведений.
Я сам восхищался таким назначением кинематографа лет
пятнадцать назад в Берлине, в обширном «Моцартзааль».
Но еще не так давно, и притом довольно часто,
кинематограф рядом с порнографическою пошлостью научал своих
зрителей систематике и методологии преступлений. Не без
основания пред самой европейской войной выдающиеся
германские криминалисты, ссылаясь на анкеты среди
молодежи, пришли к заключению, что «кино» является
одним из могущественных факторов, соблазняющих и
толкающих на преступление.
Искренно Вам преданный А. Кони.
28.1.927.
266. В. Д. КОМАРОВОЙ
31 мая 1927. Ленинград
1927.V.31.
Многоуважаемая Варвара Дмитриевна!
Я еще не могу сказать с Пушкиным, что «ускользнул
от эскулапа без сил, обритый, чуть живой» *, и потому
345

Вы можете себе представить, как мне приятно было узнать,
что Вы вспомнили меня и зашли проведать.
Мне так давно хотелось Вас видеть, но вот уже
полтора месяца я лежу с воспалением легких со всеми его
атрибутами, а, между тем, нужно бы поговорить о
Пушкинском Доме * и о Вашей новой книжке о Владимире
Васильевиче, по поводу которой мне пришлось вести
ожесточенный спор nomina sunt odiosa 1, едва не кончившийся
взаимным охлаждением *. Хочется и лично узнать от Вас
о Вас. Если на пороге не станет смерть (которую жду с
полным спокойствием и не без нетерпения) и не скажет
«on n'entre pas» 2, я Вам напишу о дне, когда мне разрешат
видеть близких и даже разговаривать. Кланяюсь Николаю
Николаевичу * и желаю Вам всего лучшего.
Искренно преданный Вам А. Кони.
P. S. Письмо это диктую, не имея силы и подписать.
Не будем называть имен (лат.)*
Вход запрещен (франц.).

КОММЕНТАРИИ
В состав восьмого тома Собрания сочинений А. Ф. Кони вклю*
чено 266 писем, охватывающих период 1868—1927 гг.
Публикуемые письма составляют лишь небольшую часть эписто*
лярного наследия Кони. По приблизительным подсчетам, в
настоящее время в архивах нашей страны собрано свыше 6 тыс. писем, с
различной степенью полноты характеризующих все этапы жизненного
пути Кони — юриста, литератора, ученого. Если к этому прибавить
около 20 тыс. писем, адресованных ему, станет ясно, какую высокую
ценность для изучения эпохи представляет собой эпистолярная часть
его архива, мало изученная и почти не публиковавшаяся.
В письмах Кони и его корреспондентов отразились важнейшие
события русской общественно-политической и литературной жизни
на протяжении семи десятилетий. Разносторонние по своему содержа«
нию, они представляют собою подробную летопись, фиксирующую
Rce более или менее значительные явления эпохи, излагаемые и ин*
терпретируемые автором в соответствии с его взглядами.
Широта охвата событий русской действительности, достоверность
сообщаемых сведений, лаконизм и оригинальность характеристик,
большой литературный талант автора делают письма Кони замеча«
тельным историческим и литературным памятником, являющимся
своеобразным дополнением его незавершенного мемуарного труда «На
жизненном пути».
Круг адресатов и корреспондентов Кони чрезвычайно широк. До
сих пор выявлены далеко не все его письма, но тем не менее уже
сейчас можно сказать, что Кони был связан почти со всеми выдаю«
щимися людьми своего времени/ Среди его адресатов крупнейшие
государственные и общественные деятели Российской империи, юри*
сты, ученые, писатели, художники, артисты.
До настоящего времени систематической публикации эпистоляр«
ной части архива Кони не производилось. Правда, понимая значение
своей переписки, Кони сам предпринимал попытки провести в печать
347

ее отдельные фрагменты. Так, еще при жизни Кони была
опубликована часть его переписки с Н. Я. Гротом1, Г. А. Джаншиевым2 и
M. М. Стасюлевичем3, напечатан ряд его обращений и писем в
редакции газет и журналов, из которых в настоящем томе
воспроизводится письмо к В. А. Верещагину, посвященное памяти барона
H. Н. Врангеля. Две значительные публикации переписки Кони были
осуществлены после Октябрьской революции: в 1938 году вышла
подготорленная и отредактированная А. М. Брянским книга «М.
Савина и А. Кони. Переписка. 1883—1915» (М.—Л., «Искусство»),
содержащая 140 комментированных документов, а в 1961 году в
«Ежегоднике Малого театра» напечатана переписка Кони с
А. И. Южиным-Сумбатовым, относящаяся к последнему
десятилетию их жизни. Перечисленными публикациями в основном
ограничивается работа по изданию эпистолярного наследия Кони, если не
считать единичных писем его и отрывков из них, воспроизведенных
в специальных исторических и литературоведческих исследованиях
(Достоевскому, Чехову, Л. Толстому и др.).
Помещенные в настоящем томе письма к Савиной, Южину-
Су мбатову, Верещагину, Достоевскому (№ 5) были уже напечатаны
ранее, но отказаться от их повторного воспроизведения вряд ли
целесообразно ввиду важного общественно-литературного значения.
Теми же причинами обусловлено и помещение в томе публиковавшихся
в отрывках писем к Л. Толстому и А. Чехову. Все остальные письма
печатаются впервые. Источниками для их публикации являются
автографы, рассеянные по различным архивохранилищам Москвы и
Ленинграда.
В рамках одного тома трудно даже приблизительно представить
круг связей и знакомств Кони. В состав тома включены лишь
наиболее важные в историко-литературном отношении письма. Отбор
писем осуществлен с учетом характера отношения их адресатов к
автору, значительности их содержания и многообразия эпистолярного
наследия Кони в целом. В томе более или менее равномерно
отражены все этапы многогранной деятельности Кони, а также выделены
основные и наиболее существенные моменты отношения Кони с
современниками.
1 «Николай Яковлевич Грот в очерках, воспоминаниях и письмах
товарищей и учеников у .друзей и почитателей», СПб., 1911, стр. 225—
235.
2 Г. А. Джаншиев, Сборник статей. Со вступительной статьей
акад. А. Ф, Кони и перепиской Г. А. Джанихиева с А. Ф. Кони,
М., «Задруга», 1914, стр. 493—519.
8 «М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке»^ т% IV\
СП6,й 1912t стр. 424-484.
348

Тексты писем подготовлены и комментарии к ним составлены
сотрудниками московских и ленинградских архивов:
письма Э. Ф. Раден, М. М. Стасюлевичу, Г. А. Джаншиеву,
Б. Н. Чичерину (кроме писем от 6 августа и 8 сентября 1901),
П. Н. Обнинскому, Л. Ф. Граматчиковой, А. А. Чичериной (от
5 июня 1902), Е. А. Ливен, Е. А. Нарышкиной из фондов
Центрального государственного архива Октябрьской революции и
социалистического строительства подготовлены К. Г. Ляшенко и И. Н.
Владимировым;
письма А. И. Урусову, Ф. М. Достоевскому, К. П.
Победоносцеву, А. Г. Достоевской, А. П. Чехову (от 24 ноября 1900 и 29 мая
1901), Б. Н. Чичерину (от 6 августа и 8 сентября 1901), А. А.
Чичериной, Д. А. Милютину, С. П. Мельгунову, В. Г. Короленко,
И. Д. Сытину из собраний Рукописного отдела Государственной
библиотеки им. В. И. Ленина подготовлены Н. В. Зейфман;
письма М. Г. Савиной, С. А. Андреевскому, П. Д. Боборыкину
(от 23 апреля 1902), А. М. Жемчужникову, Я. Г. Гуревичу,
А. С. Суворину, А. Н. Веселовскому, Р. М. Гольдовской, А. П.
Чехову (от 20 января 1891 и 7 ноября 1896), Е. П. Летковой-Султа-
новой В. Д. Комаровой, Н. В. Султанову, К. Я. Гроту, А. А.
Чичаговой, А. И. Южину-Сумбатову, Н. В. Давыдову, П. П. Гайдебуро-
ву, П. И. Бирюкову из фондов Центрального государственного
архива литературы и искусства подготовлены К. Н. Суворовой;
письма из архива Кони в Рукописном отделе Института русской
литературы (Пушкинский Дом) АН СССР в Ленинграде
подготовили: М. И. Малова (С. Ф. Морошкину), Н. Т. Панченко
(С. А, Венгерову, А. А. Шахматову — от 8 октября 1901), Б. Н.
Капелюш (И. А. Гончарову, Д. В. Григоровичу, К. К. Арсень-ву,
A. А. Измайлову), Л. П. Архипова (Л. Г. Гогель, П. Д. Боборы«
кину, Н. X. Бунге, Н. М. Минскому, П. А. Гейдену, Е. Е. Киттель,
B. В. Стасову);
письма А. Ф. Бычкову, С. В. Аверкиевой, А. Н. Пыпину,
Н. С. Таганцеву, И. И. Толстому, К. А. Военскому, Н. В. Дризену,
C. Ф. Платонову, А. М, Брянскому, Е. П. Казанович, Э. Ф. Голлер-
баху из собрания Отдела рукописей Государственной публичной
библиотеки им. M. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде
подготовлены Е. П. Федосеевой;
письма Л. Н. Толстому и С. А. Толстой из собрания
Государственного музея Л. Н. Толстого подготовлены В. В. Ждановым и
Э. Е. Зайденшнур;
письма И. В. Самарину, И. Ф. Горбунову, А. А. Бахрушину,
M H. Ермоловой, В. Ф. Джунковскому, В. А. Рышкову из Руко-
349

пксного отдела Государственного театрального музея А. А.
Бахрушина подготовлены Е. С. Мясниковой;
письма М. И. Сухомлинову, А. А. Шахматову, С. Ф. Ольденбур-
гу, В. М. Истрину, С. Ф. Платонову (от 11 февраля 1926) из
фондов Архива Академии наук СССР подготовлены Т. И. Лысенко;
письма К. С. Станиславскому и В. И. Немировичу-Данченко из
Музея MX AT подготовлены А. Н. Степановым и Н. Т. Малеевой;
письма А. М. Горького из фондов Архива Горького и И. Е.
Репину из Научно-библиографического архива Академии художеств
СССР подготовлены В. Н. Баскаковым;
письмо В. А. Верещагину подготовлено В. П. Степановым;
письма Н. Н. Полянскому, А. И. Садову и Е. А. Садовой из
личных собраний подготовили Г. Н. Полянская и Е. А. Садова.
1. А. И. УРУСОВУ
Стр. 26 В 1867 году Кони назначен товарищем прокурора
Харьковского окружного суда.
Стр. 27 Имеется в виду успешная защита Урусовым 53 крестьян
села Хрущевки (имени барона Медема), обвиненных в
сопротивлении властям. Дело разбиралось 15—16 декабря 1867 г*
в городе Данкове Рязанской губернии (см. «Речи кн. А. И.
Урусова», М., 1901, стр. 63—79).
2. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 28 А. М. Морошкина, жена адресата.
Стр. 31 Кони ошибся: речь идет о памятнике Мальзербу де Ла-
муаньону, французскому политическому деятелю, защитнику
Людовика XVI на процессе, организованном Конвентом в
1793 году.
Стр. 32 Сестра адресата, предполагавшийся брак ее с Кони рас*
строился. В начале 1870 года она вышла замуж за
московского юриста H. М. Коваленского, сохранив до конца жизни
дружеские отношения с Кони.
Стр. 33 Член Совета Главного управления наместника Кавказа и
старший председатель Тифлисской судебной палаты Е. П. Ста-
рицкий предлагал Кони через Морошкина перевод на службу
в Тифлисй
350

Стр. 33 Известное дело о подделке ценных б)'маг, наблюдение над
которым в 1869 году было поручено Кони как товарищу
прокурора Харьковского окружного суда. В качестве присяжного
поверенного в этом деле участвовал и Морошкин (см. т. 1
наст. Собрания сочинений, стр. 74—83).
Стр. 34 Е. Ф. де Росси, товарищ прокурора Харьковского
окружного суда, не имел права обвинять при вторичном разборе
дела, так как в качестве члена Уголовной палаты подписал
приговор по делу серий.
Стр. 35 Дочь С. Ф. Морошкина.
3. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 36 А. Д. Чепелкин, харьковский сослуживец Кони.
Стр. 37 Я. И. Любимцев, московский адвокат.
Стр. 37 Видимо, Кони имеет в виду прокурора Петербургского
окружного суда M. Н. Баженова.
Стр, 37 В. В. Фриш, старший председатель Петербургской
судебной палаты.
Стр. 37 Мать Кони — Ирина Семеновна — разошлась с мужем и
жила отдельно.
4. Ф. М. ДОСТОЕВСКОМУ
Стр. 38 Достоевский собирался посетить Кони, бывшего тогда
прокурором Петербургского окружного суда, чтобы
поблагодарить его за отсрочку судебного приговора (арест на
гауптвахте на двое суток), вынесенного ему за помещение в
редактируемой им газете «Гражданин» заметки В. П. Мещерского
«Киргизские депутаты в С.-Петербурге» без разрешения
министра двора. Обтоятельства этого посещения изложены Кони в
его воспоминаниях о Достоевском (см. т. 4 наст. Собрания
сочинений, стр. 432—433, 630, а также А. Г. Достоевская,
Воспоминания, М.( 1925, стр. 180—184).
351

5. Ф. M. ДОСТОЕВСКОМУ
Стр. 38 Письмо Кони опубликовано в книге: Л. Гроссман,
Жизнь и труды Достоевского, М.—Л., 1935, стр. 226.
Ответное письмо Достоевского неизвестно.
6. Ф. М. ДОСТОЕВСКОМУ
Стр. 39 27 декабря 1875 г. Достоевский и Кони весь день провели
в колонии для малолетних преступников на Охте.. В
воспоминаниях Кони дата поездки указана ошибочно (см. т. 6 наст.
Собрания сочинений, стр. 435—438).
7. Э. Ф. РАДЕН
Стр. 39 Встреча с Тургеневым в салоне Э Ф. Раден, видимо, не
состоялась. В эпистолярном наследии и в мемуарных
произведениях Тургенева и Кони сведений об этой встрече нет.
8. А. Ф. БЫЧКОВУ
Стр. 41 Письмо напечатано на бланке председателя
С.-Петербургского окружного суда.
9. Э. Ф. РАДЕН
Стр. 43 Неточная цитата из стихотворения А. С. Хомякова
«России» (1854).
Стр. 43 Информация о докладе Кони «О деятельности суда
присяжных по преступлениям против устава о паспортах»
появилась в ряде газет («Голос» 27 октября 1880 г.;
«С.-Петербургские ведомости» 28 октября 1880 г. и др.)- Все они
положительно оценивали доклад, лишь в статье «Розы и шипы суда
присяжных» («Новое время» 31 октября 1880 г.) было
высказано замечание относительно приведенного Кони сравнения
суда присяжных с экзотическим растением, требующим
нежного и тщательного ухода. 1 ноября в «Новом времени»
появилось «письмо в редакцию» Кони, в котором он
восстанавливает истинный смысл сказанного и отмечает, что в России еще
много обстоятельств, неблагоприятно действующих на
правильность развития суда присяжных. Положение же,-
вызвавшее критику,- следует понимать в том смысле, что суд присяж-
352

ных как учреждение, возникшее на европейской почве и
перенесенное в Россию, нуждается во всяческой поддержке.
Стр. 43 Статья Кони «Спорный вопрос нашего судоустройства»
(«Вестник Европы» 1880 г. № 1, стр. 199—235).
Стр. 44 Имеется в виду участие в работах Комиссии по
исследованию железнодорожного дела в России, которая была создана
в 1876 году под председательством графа Э. Т. Баранова и
которая ставила своей задачей выявление недостатков в
строительстве и эксплуатации железных дорог и вскрытие причин
этих недостатков.
Стр. 45 В октябре 1880 года было учреждено под
председательством графа П. А. Валуева Предварительное совещание для
обсуждения основных начал, которыми следует
руководствоваться при предстоящем пересмотре законоположений и
временных правил о печати. На первое заседание комиссии,
состоявшееся 5 ноября, были приглашены редакторы десяти
крупнейших петербургских и московских изданий.
Стр. 45 Речь Стасюлевича см. «M. М. Стасюлевич и его
современники в их переписке», т. I, СПб., 1911, стр. 544—549.
Стр. 45 Речь идет о заметке «В комиссии о печати»,
опубликованной 6 ноября 1880 г. в «Новом времени». После перечисления
приглашенных на заседание писателей и журналистов в ней
действительно сообщалось об устроенном Валуевым чаепитии
(«Разнесли чай»).
Стр. 45 Цитата из гл. IV «Выбранных мест из переписки с
друзьями» Н. В. Гоголя (1847).
Стр. 45 Имеется в виду закон 9 мая 1878 г., проведенный
министром юстиции К. И. Паленом и значительно ограничивший
гласное судопроизводство.
Стр. 45 Совет управления учреждениями вел. кн. Елены. Павловны,
созданный в 1873 году, ведал благотворительными
учреждениями (училище Св. Елены, Мариинский институт,
Повивальный институт, бесплатная Елизаветинская клиническая
больница для малолетних детей, Максимилиановская лечебница
для приходящих и др.). В состав Совета входили
представители от отдельных учреждений под председательством лица,
23 А, Ф, Кови, т. Ь
353

«азначаемого по усмотрению царя. Высший же надзор за
перечисленными учреждениями вверялся особе императорской
фамилии (покровителю или покровительнице).
Стр. 45 В 1880—1881 гг. сенатор M. Е. Ковалевский проводил
ревизию в Оренбургской и Уральской губерниях. Им были
вскрыты крупные злоупотребления, выразившиеся в массовом
расхищении башкирских земель, раздаваемых представителям
высшей бюрократии.
10. Э. Ф. РАДЕН
Стр. 46 Речь идет о «Собрании писем сестер Крестовоздвижен-
ской общины попечения о раненых», изд. 2-е, СПб., 1865.
11. С. В. АВЕРКИЕВОЙ
Стр. 47 Трагедия Шекспира «Гамлет» и ее русские переводы
всегда интересовали Кони. Для Тургеневского общества он готовил
доклад «Взгляд Тургенева и других на «Гамлета», в 1915
году выступал в общем собрании Академии Наук с сообщением
о переводе «Гамлета» К. Романовым (см. А. Ф. Кони, На
жизненном пути, т. IV, Ревель—Берлин, [1923], стр. 151—
154).
Стр. 47 Муж С. В. Аверкиевой — драматург Дмитрий Васильевич
Аверкиев. Кони имеет в виду статью Аверкиева «О драме»,
напечатанную в «Русском вестнике».
12. Г. А. Д?КАНШИЕВУ
Стр. 48 Сведения о Д. Н. Замятнине нужны были, видимо, Джан-
шиеву для работы «Страницы из истории судебной реформы
(Д. Н. Замятнина)», вышедшей в Москве в 1883 году.
Стр. 50 См. письмо № 9.
13. И. А. ГОНЧАРОВУ
Стр. 53 Александра Карловна Трейгут.
Стр. 53 Василий Карлович Трейгута
354

Стр. 53 Елена Карловна Трейгут.
Стр. 53 Председатель новгородского суда действительный статский
советник Владимир Владимирович Граве (см.
«Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных
лиц по всем управлениям в Российской империи на 1882 год»,
СПб., 1882).
Стр. 54 22 и 27 октября 1882 г. Гончаров ездил в Гатчину на
прием к Александру III («Правительственный вестник»
26 октября 1882 г. № 235 и 29 октября № 238). Поездки
Гончарова в Гатчину, вероятно, были вызваны хлопотами
писателя об увеличении пенсии.
Стр. 54 Любовь Исааковна Стасюлевич, жена М. М. Стасюлевича,
Стр. 54 Александра Карловна Трейгут.
Стр. 54 А. И. Трейгут.
15. М. Г. САВИНОЙ
Стр. 56 Савина познакомилась с Гончаровым в 1874 году и до
конца жизни писателя была ему «милой, доброй
приятельницей» («М. Савина и А. Кони. Переписка. 1883—1915», М.—Л.,
1938, стр. 94).
Стр. 56 В конце декабря 1882 года у Гончарова усилилась болезнь
глаз и ему предстояла операция (А. Д. Алексеев,
Летопись жизни и творчества И. А. Гончарова, М.—Л., 1960,
стр. 256).
Стр. 56 Из стихотворения Н. А. Некрасова «Муза» (1852).
Стр. 56 31 декабря 1882 г. исполнилось 50 лет литературной
деятельности Гончарова. На чествовании писателя, ввиду его
болезни, были лишь ближайшие друзья: Кони, Я. П. Полонский,
А. Н. Пыпин, M. М. Стасюлевич и некоторые другие.
Стр. 57 Речь идет о детях камердинера, много лет служившего у
Гончарова. После его смерти писатель взял на себя заботу об
осиротевших детях.
Стр. 57 Цитата из поэмы А. С. Пушкина «Цыганы» (1824).
23* 355

Стр. 57 Цитата из стихотворения Пушкина «К***» (1825),
посвященного А. П. Керн„
Стр. 57 Несколько измененная цитата из стихотворения Ф. И.
Тютчева «Как над горячею золой...» (около 1830).
Стр. 57 Комедия А. Н. Островского «Красавец-мужчина» (1882)
была поставлена на сцене Александрийского театра в
Петербурге 6 января 1883 г. с участием Савиной.
Стр. 58 В воскресенье 13 февраля Савина выступала на
артистическом «утре» в пользу больной артистки французской труппы
г-жи Дорваль, игравшей в Михайловском театре. Кроме
участия в интермедиях, Савина «по требованию публики должна
была декламировать сверх программы» («Новое время» 15
февраля 1883 г.).
Стр. 58 Цитата из пятой картины трагедии А. С. Пушкина
«Борис Годунов» (1824—1825).
Стр. 58 Имеется в виду монолог Фауста из пятого акта
одноименной трагедии Гете: «Тогда б я мог сказать мгновенью:
«Остановись! Прекрасно ты!»
16. М. Г. САВИНОЙ
Стр. 58 Портрет В. Н. Асенковой висел у Савиной в гостиной.
Этот портрет подарила ей незадолго до смерти известная
актриса Александрийского театра Е. М. Левкеева со словами:
«Пусть он напоминает тебе, Савушка, что сцену бросать
нельзя» («М. Савина и А. Кони. Переписка», стр. 93).
Стр. 58 Среди посланных портретов был портрет Самойловой,
с большим успехом игравшей на сценах петербургских театров
в сороковых годах. Получив портрет, Савина писала Кони
о Самойловой: «Эта женщина имела на меня большое влияние
и положительно очаровала меня» («М. Савина и А. Кони.
Переписка», стр. 24).
17. М. Г. САВИНОЙ
Стр. 59 Впервые Савина выступала в «Ревизоре» 23 января 1881 г.
Триумфальней успех ее был неожиданным, так как роль Марьи
356

Антоновны считалась невыигрышной. С тех пор указанная роль
вошла в постоянный репертуар актрисы и была сыграна сю
54 раза (И. Шнейдерман, Мария Гавриловна Савина,
ML — Л., 1956, стр. 360).
Стр. 60 Неточная цитата из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя (т. Î,
гл. V).
18. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 61 Книжный магазин Меллье помещался на Невском
проспекте в доме голландской церкви. Речь идет о романе П. А.
Валуева «Лорин», опубликованном в 1882 году.
Стр. 61 Ф. Ф, Морошкин, юрист, брат адресата. Кони постоянно
следил за его служебным продвижением и неоднократно
оказывал ему содействие и помощь.
Стр. 61 Калинган — прозвище университетского товарища Кони
Николая Александровича Булатова, служившего в то время
товарищем председателя Кашинского судебного округа.
20. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 64 См. т. 6 наст. Собрания сочинений, стр. 271—274.
Стр. 66 Съезд представителей железнодорожных обществ открылся
в Москве 1 июля 1883 г.
21. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 66 Поводом для отставки Чичерина послужила его речь в
Московской городской думе. Установление связи между
верховной властью и обществом как единственное средство для
создания сильного правительства и для борьбы с революцией —■
таков был смысл речи. В правительственных сферах она была
истолкована как требование конституции, и политической
карьере Чичерина был положен конец.
Стр. 67 «Речь Б. Н. Чичерина, Московского городского головы,
16-го мая 1883 г. Эпизод из истории коронации в Москве.
С предисловием P. P.», Berlin, В.. Behr (Е. Воск), 1883.
357

Стр. 67 Б. H. Чичерин, О народном представительстве, М.,
1866. Второе издание книги было осуществлено И. Д.
Сытиным в 1899 году.
Стр. 68 Б. Н. Чичерин, Собственность и государство, чч. 1—2,
М., 1882—1883.
22. А. Н. ПЫПИНУ
Стр. 68 21 ноября 1879 г. Кони по просьбе Пыпина переслал ему
«первую серию писем», адресованных отцу, среди которых
были письма Кольцова, Куторги, Некрасова, Н. Полевого и др.
Стр. 68 Биографию Некрасова Пыпин написал значительно
позднее: она впервые была опубликована в 1904 году в «Вестнике
Европы» и в 1905 году выпущена отдельным изданием.
Стр. 68 Воспоминания Кони о Некрасове см. т. 6 наст. Собрания
сочинений, стр. 263—267.
23. М. Г. САВИНОЙ
Стр. 69 22 августа 1883 г. в Буживале (Франция) скончался
И. С. Тургенев.
Стр. 69 О взаимоотношениях Тургенева и Савиной см. т. 6 наст.
Собрания сочинений, стр. 351—384, а также сборник
«Тургенев и Савина», Пг., 1918.
Стр. 69 Цитата из первого акта трагедии Шекспира «Гамлет».
24. М. Г. САВИНОЙ
Стр. 70 7 сентября 1883 г. Кони посетил Савину и они провели
вдвоем вечер в воспоминаниях о И. С. Тургеневе.
Стр. 70 В 1882 году Савина вышла замуж за H. Н. Всеволожского.
Муж требовал, чтобы она оставила сцену, и Савина не раз
серьезно думала об этом (И. Шнейдерман, Мария
Гавриловна Савина, стр. 177).
Стр. 70 Имеется в виду барон К. К. Кистер, главный контролер
министерства двора, в 1875—1881 гг. заведовавший
императорскими театрами..
358

Стр. 71 Сейчас билет хранится в ЦГАЛИ, ф. 853, оп. 2, ед. хр. 681,
л. 17.
25. М. Г. САВИНОЙ
Стр. 71 Имеется в виду «Месяц в деревне». Пьесу с Савиной
в роли Верочки давали в память Тургенева на сцене
Александрийского театра не 28, а 27 сентября.
Стр. 72 Речь идет о литературном вечере памяти Тургенева,
устроенном Комитетом Литературного фонда 28 сентября в зале
Кредитного общества. В первом отделении выступали
М. М. Стасюлевич, П. В. Анненков, Д. В. Григорович,
К. Д. Кавелин, П. И. Вейнберг, во втором отделении —
М. Г. Савина, А. А. Потехин, Н. В. Давыдов, Я. П. Полон*
ский, А. Н. Плещеев. Савина собиралась читать на вечере
стихотворение в прозе Тургенева «Последнее свидание», но чи«
тала письмо о смерти Верочки из рассказа «Фауст».
26. И. В. САМАРИНУ
Стр. 73 Речь идет о комедии Ф. Ф. Дюмануара и А. Ф. Деннери,
широко известной под названием «Дон Сезар де Базан»
(1843) и поставленной на сцене Малого театра в 1856 году
с Самариным в заглавной роли.
27. Б. И. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 74 См. комментарий к письму № 21.
28. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 75 Клинический институт, который предполагала основать вел.
кн. Елена Павловна, открылся после ее смерти, в 1885 году,
и в память ее назывался Еленинским.
Стр. 76 Дело кассира Московского воспитательного дома
Мельницкого, растратившего 100 000 рублей казенных денег, было
начато разбирательством в Московской судебной палате 4
ноября 1882 г. и длилось несколько лет.
Стр. 76 Брат Кони — Евгений Федорович — в 1879 году был
осужден за растрату и сослан в Тобольск, куда последовали за ним
359,

его жена и мать. Кони оказывал семье брата постоянную
материальную помощь.
Стр. 76 От гражданского брака Ф. А. Кони с А. В. Каировой
остались две девочки, Ольга и Любовь.
Стр. 77 Цитата из комедии Дж. Бруно «Светильник» (III. 6).
29. А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
Стр. 77 Из предисловия к «Евгению Онегину» (1828).
Стр. 78 Речь идет о так называемой «Политической записке
1878 года», представленной наследнику престола Александру
через К. П. Победоносцева летом 1878 года (текст записки
и комментарии к ней см. т. 2 наст. Собрания сочинений,
стр. 329—347, 459—462).
30. Э. Ф. РАДЕН
Стр. 78 Подробно о хлопотах Кони об открытии Некрасовской
сельскохозяйственной школы при доме поэта в «Луке» см. т. 6
наст. Собрания сочинений, стр. 272—274.
31. Л. Г. ГОГЕЛЬ
Стр. 79 Письмо Э.-М. Вогюэ к Кони неизвестно.
Стр. 79 В книге итальянского криминалиста и психиатра Ч. Ломб-
розо «Человек-преступник» (1876 г.) изложена теория
прирожденной преступности, положившая начало реакционному
антропологическому направлению в буржуазном уголовном
праве.
Стр. 79 Впервые — в газете «Порядок» 30 января 1881 г. № 29.
Стр. 79 Имеется в виду речь Кони «Достоевский как криминалист»,
произнесенная в годовом собрании Юридического общества
при С.-Петербургском университете 2 февраля 1881 г. и
опубликованная в газете «Неделя» (8 февраля 1881 г. № 6).
Стр. 79 См. т. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 118—135.
Стр. 80 Дочь Л. Г. Гогель, тоже Любовь Григорьевна (в замугке-«
стве Катенина).
360

32. Л. Г. ГОГЕЛЬ
Стр. 80 Некролог М. А. Языкова впервые опубликован в газете
«Неделя» 2 февраля 1885 г. № 5, стр. 194—195.
Стр. 80 В неопубликованном письме от 3 февраля 1885 г.
Гончаров благодарит Кони за присылку указанного выше некролога
и отказывается от намерения писать о Языкове, который, как
отмечается в письме, был добрым его приятелем: «А теперь,
прочтя записку Вашу, вижу, что мне и нечего писать: Вы так
сжато, умно и верно очертили личность покойного, что мне
оставалось бы нашпиговать Вашу статейку подробностями,
никому теперь не интересными» (ИРЛИ, 4904, XXV б, л. 66).
33. П. Д. БОБОРЫКИНУ
Стр. 81 Письмо Боборыкина Кони неизвестно.
Стр. 81 В январе 1885 года Кони был назначен обер-прокурором
уголовного кассационного департамента Сената.
Стр. 81 В. И. Лихачев был городским головой Петербурга в 1885—
1892 гг. Вскоре после его избрания по Петербургу стали
распространяться слухи, что он связан с людьми,
скомпрометированными в деле о хищениях и спекулятивно-биргкевых
махинациях в «С.-Петербургском городском кредитном обществе».
Кроме того, его обвиняли в том, что он совмещает должность
городского головы с членством в правлении Волжско-Камского
банка, дававшем ему крупное жалование (подробнее см.
«M. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников»,
М., 1957, стр. 723).
Стр. 81 Речь идет о сооружаемом в память Александра II на
набережной Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова)
храма Воскресения Христова (архитектор А. А. Парланд).
Стр. 82 Имеется в виду Н. Н. Сущов — юрист, финансист,
учредитель ряда железнодорожных и промышленных обществ,
явившийся прототипом статского генерала Салматова в романе
Боборыкина «Дельцы» (П. Д. Б о б о р ы к и н, Воспоминания,
т. 2, М., 1965, стр. 164).
Стр. 82 Сын Н. Н. Сущова — Николай Николаевич застрелился
1 июня 1885 г. («Новое время» 4 июня 1885 г. № 3327,
стр. 6),
361

Стр. 82 За границу Кони уехал в июле 1885 года.
Стр. 82 Имеются в виду сводные сестры Кони — Любовь е Ольге
Федоровны.
Стр. 82 «Бабушка» — прозвище жены Боборыкина, Софьи
Александровны.
34. М. Г. САВИНОЙ
Стр. 82 Имеется в виду письмо от 15 июля 1885 г. («М. Савина
и А. Кони. Переписка», стр. 47—48).
Стр. 82 «Сива» — имение мужа Савиной H. Н. Всеволожского
в Пермской губернии.
Стр. 82 Савина дала на хранение Кони письмо к ней Тургенева от
19 мая 1880 г. 15 июня 1885 г. она писала Кони: «А что Вы
скажете о письме? Совесть упрекает меня, и хотя я совершенно
согласна с Вами, что такие письма не жгут, несмотря на
обещание (почему я и решилась отдать его Вам), но все-таки..е
Жду от Вас с большим нетерпением хоть словечко по этому
поводу» («М. Савина и А. Кони. Переписка», стр. 47).
Впоследствии Савина сожгла это письмо. Впервые оно было опуб-=
ликовано по копии Е. В. Пономаревой в сб. «Тургенев и Ca*
вина» (Пг., 1918, стр. 15).
Стр. 83 Выражение из «Писем к тетеньке» (1881—1882) M. Е.
Салтыкова-Щедрина (письмо третье).
Стр. 84 Савина вызывалась в суд в качестве свидетельницы по делу
секретаря ссудосберегательной кассы артистов императорских
театров Н. Гензеля, обвиняемого в растрате крупных сумм
(«М. Савина и А. Кони. Переписка», стр. 99).
35. Л. Г. ГОГЕЛЬ
Стр. 86 Иную оценку дал И. П. Прянишникову П. И. Чайковский
в письме к Н. Ф. фон Мекк от 22 октября 1884 г.: «Евгений
Онегин» прошел с успехом... Лучше всех были Павловская и
Прянишников» (П. И. Чайковский, Переписка с Н. Ф. фон
Мекк, т. 3, М.-Л., 1936, стр. 319—320).
Стр. 86 Партию Ленского исполнял, по-видимому, артист Мариин«
ского театра М. И. Михайлов (М. И. Зильберштейн),
362

Стр. 86 Речь идет об историке и редакторе-издателе журнала «Рус
екая старина» М. И. Семевском.
36. М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ
Стр. 87 Генерал Н. В. Каульбарс должен был всемерно противо
действовать политике С. Стамболова, стремившегося ослабить
влияние России в делах Болгарии. Не добившись восстановле«
ния русского влияния, Каульбарс воспользовался первым
удобным поводом и в ноябре 1886 года выехал из Болгарии с©
всеми дипломатическими представителями. Тем самым
отношения России с Болгарией были прерваны на десять лет
(«История Болгарии», т. 1, М., 1954, стр. 400—401). См. т. 5 наст,.
Собрания сочинений, стр. 460.
Стр. 87 Имеется в виду корреспонденция «Из Болгарии»,
помещенная в «Новом времени» 24 сентября 1886 г. и содержащая
описание приезда в Болгарию Каульбарса, оценку антирусских
выступлений Стамболова и внутреннего положения Болгарии
после свержения А. Баттенберга.
Стр. 87 Вероятно, речь идет о статьях Лескова «Одичалые
мореплаватели» и «Еще об одичалых мореплавателях», в сентябре
1886 года печатавшихся на страницах «Нового времени».
Стр. 87 И. А. Гончаров,
Стр, 87 К. Д. Кавелин.
37. Л. Г. ГОГЕЛЬ
Стр. 87 Речь идет о пьесе В. А. Крылова «Семья», поставленной
Александрийским театром (премьера 29 октября 1886 г.).
Главные роли исполняли П. М. Свободин, М. Г. Савина,
П. А. Стрепетова и Н. Ф. Сазонов.
38. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр.89 См. т. 6 наст. Собрания сочинений, стр. 76—105.
Стр. 89 Речь идет о замещении вакантной должности товарища
прокурора кассационного уголовного департамента Сената.
36S

Стр. 90 Второе издание книги А. X. Гольмстена «Принцип
тождества в гражданском процессе», СПб., 1886.
Стр. 90 Имеется в виду иск Петербургской городской думы к
Обществу водопроводов, уклонявшемуся от устройства фильтров
(см. наст. Собрание сочинений, т. 1, стр. 261, 262; т. 7Й
стр. 240—243).
Стр. 90 Сын С. Ф. Морошкина.
39. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 90 См. кассационное заключение по делу бывшего нотариуса
H. Е. Назарова (т, 3 наст. Собрания сочинений, стр. 427—
447).
Стр. 91 Имеется в виду неудавшееся покушение на Александра IîÎ
1 марта 1887 г. (см. «Александр Ильич Ульянов и дело
1 марта 1887», М.— Л., 1927).
Стр. 91 Речь В. Д. Спасовича «Пушкин и Мицкевич у памятника
Петра Великого» была напечатана в «Вестнике Европы»
(1887 г. №4, стр. 743—793).
41. М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ
Стр. 93 Кони пишет о И. А. Гончарове, отдыхавшем в Гунгербурге
с 5 июня по 21 августа 1887 г. (см. А. Д. Алексеев,
Летопись жизни и творчества И. А. Гончарова, М. — Л., 1960»
стр. 284—286).
Стр. 93 Кони не совсем точно цитирует слова Н. В. Гоголя из
гл. IV т. 1 «Мертвых душ» (1841).
Стр. 94 Имеется, видимо, в виду исключение из Петербургского
университета значительной группы студентов в связи с
событиями 1 марта 1887 г. и циркуляр № 9255, изданный 18 июня
1887 г. министром народного просвещения И. Д. Деляновым,
который закрыл доступ в гимназии детям «недостаточных»
родителей (так называемый «циркуляр о кухаркиных детях»)
(см. «Петербургская газета» 27 июля 1887 г.).
Стр. 94 В. А. Арцимович.
364

42. Я. Г. ГУРЕВИЧУ
Стр. .94 В письме к Кони от 28 июля 1887 г. из Киссингена Гу*
ревич писал: «Вознаградить меня за Ваше отсутствие Вы
могли бы отчасти только подробным письмом, из которого я
мог бы составить себе полное, всестороннее понятие о Вашей
жизни, не только внешней, но и внутренней». Не получая
такого письма, он высказывал предположение: «Может быть, по
каким-либо неизвестным мне причинам Ваше прежнее отноше*
ние ко мне изменилось» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 16818
л. 88).
Стр. 95 Герой поэмы Мицкевича «Конрад Валленрод» (1828У*
Стремясь помочь своей родине в борьбе с крестоносцами, Вал*
ленрод осуществляет коварный замысел." Он входит в доверив
к крестоносцам, становится магистром их ордена и своими
действиями во время их похода на Литву приводит кресто«
носцев к страшному поражению.
Стр. 95' Имеются в виду исследования В. Д. Спасовича «Байронизм
у Пушкина» и «Байронизм у Лермонтова» («Сочинения
В. Д. Спасовича», т. II, СПб., 1896, стр. 291—340, 341—406),
Стр. 95 В своей работе «Пушкин и Мицкевич у памятника Петрл
Великого» Спасович доказывал, что Мицкевич как поэт-гражда«
нин выше и безупречнее Пушкина («Сочинения В. Д. Спасо«
вича», т. II, стр. 223—290).
Стр. 95 Шекспировский кружок в Петербурге, возникший в
1875 году, объединял молодых деятелей юстиции. В кружок
входили С. А. Андреевский, В. Д. Спасович, А. И. Урусов,
А. Ф. Кони, Е. И. Утин и др. Его участники собирались три
раза в месяц и читали рефераты о творчестве Шекспира,
служившие основанием для дальнейших прений. В 1880-е годы
участники кружка уже не столь строго придерживались
шекспировской тематики, подчас выступая на своих собраниях с
докладами, с творчеством Шекспира не связанными (см. «Шекс«
пир и русская культура», под ред. академика М. П. Алек^
сеева, изд-во «Наука», 1965, стр. 551).
Стр. 95 Дневник талантливой, рано умершей художницы Марии
Константиновны Башкирцевой был издан в 1887 году во
Франции («Journal de Marie Bashkirtseff», Paris, Bibliothèque —
Charpentier, 1887). Упоминаемый Кони перевод «Дневника*
365

под редакцией Л. Я. Гуревич печатался в 1892 году в журнале
«Северный вестник» (№1—12). В 1893 году этот перевод был
выпущен отдельным изданием.
43. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 97 Дело о злоупотреблениях и растратах в Саратовско-Сим-
бирском земельном банке рассматривалось Сенатом в августе
1887 года. Оправдательный приговор, в первой инстанции
вынесенный Тамбовским окружным судом, был отменен, и дело
передано для нового рассмотрения в Московский окружной
суд.
44. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 98 Имеется в виду музыкальная школа, основанная в 1875 го-«
ду Н. Ф. Коваленской, сестрой адресата, в Москве.
Стр. 98 Е. Ф. де Росси, старший председатель Харьковской
судебной палаты.
45. С. Ф. МОРОШКИНУ
Стр. 99 «Судебные речи. 1868—1888», СПб., 1888.
Стр. 99 Лукративный — прибыльный, выгодный.
Стр. 99 Член Государственного совета Д. Г. фон Дервиэ после
смерти брата был одним из опекунов его детей. В 1884 году
в связи с совершеннолетием старшего из них опека была снята,
но три года спустя бывший опекун потребовал ее
восстановления, обвиняя старшего племянника в расточительстве и связях
с аферистами. Комитет министров принял решение о
возобновлении опеки, которое было обжаловано и при вторичном
рассмотрении отменено. .Дело получило широкий общественный
резонанс.
Стр. 100 Сенатор уголовного департамента Сената П. А. Дейер
председательствовал на процессе участников покушения на
Александра III 1 марта 1887 г. За Еынесение смертного
приговора получил из сумм Министерства юстиции 2000 рублей
«на лечение».
Стр. 100 См. комментарий к письму № 43.
Стр. 102 См. комментарий к письму № 42*
366

46. А. С. СУВОРИНУ
Стр. 102 Кони прислал Суворину первое издание своих судебных
речей («Судебные речи. 1868—1888», СПб., 1888). Книга
посвящена Никите Ивановичу Крылову, профессору римского
права в Московском университете.
Стр. 103 См. т. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 23—53, 335—»
365, 397-426.
Стр. 103 Драма «Медея», написанная Сувориным в соавторстве
с В. Бурениным, первым изданием вышла в 1883 году. Вторая
драма не публиковалась.
47. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 103 В ответном письме (конец мая 1888 года) Л. Н. Толстой
благодарил за книгу: «Я почти всю прочел ее, — писал он. —
Так интересны дела и освещение некоторых из них»
(Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 64, М., 1953, стр. 172).
Стр. 104 В начале июня 1887 года во время первого посещения
Ясной Поляны Кони рассказал поразивший Толстого случай
из своей судебной практики — историю Розалии Они. Толстой
просил Кони написать рассказ на эту тему для издательства
«Посредник» (см. т. 6 наст. Собрания сочинений, стр. 474 —•
479). Тогда же Толстой писал П. И. Бирюкову: «Он [Кони]
очень любезный человек и обещал написать рассказ в
«Посредник», от которого я жду многого, потому что сюжет
прекрасный, и он очень даровит» (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч.,
т. 64, стр. 56).
Стр. 104 Встреча, видимо, не состоялась.
48. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 105 Рассказанная Кони история не переставала тревожить
Толстого. Спустя почти год он просил П. И. Бирюкова узнать,
начал ли Кони писать обещанный рассказ для «Посредника»,
а если нет, не отдаст ли он Толстому тему этого рассказа:
«Очень хороша и нужна» (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч.,
т. 64, стр. 162). Вскоре Толстой и сам обратился к Кони:
«Историю Они и ее соблазнителя я одно время хотел напи-
367

сать, т. е. воспользоваться этим сюжетом, и о разрешении
этого просил узнать у вас. Но вы ничего не написали об
этом» (там же, стр. 172).
Толстой воспользовался разрешением Кони и начал писать
«коневски-й рассказ», как называл он первоначально
произведение, разросшееся в роман «Воскресение».
49. А. Н. ВЕСЕЛОВСКОМУ
Стр. 105 21 июня 1888 г. Кони выехал для лечения в Киссинген.
Прожив там около трех недель и посетив Вевэ и Люцерн, он
вынужден был в связи с болезнью матери вернуться в
Петербург.
Стр. 105 Веселовский приглашал Кони участвовать в предполагае-:
мом издании «Биографического словаря». Издание
осуществлено не было.
Стр. 107 Статью о В. Ф. Одоевском Кони начал писать еще в
середине 1880-х годов, но завершил ее значительно позже: она
впервые опубликована в 1897 году в т. 21 Энциклопедического
словаря Брокгауза-Ефрона (подробнее см. т. 6 наст.
Собрания сочинений, стр. 538—540).
Стр. 107 См. письмо № 12.
50. Н. X. БУНГЕ
Стр. 108 Комментируемое письмо Кони является ответом на
записку Н. X. Бунге от 14 февраля 1889 г. с просьбой
просмотреть только что вышедший сборник стихов К. М.
Фофанова (СПб., 1889): «Понравившиеся мне стихотворения я
отметил в оглавлении черточками. Не отметите ли. Вы
понравившиеся Вам крестиками?» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, № 237,
л. 3). В дальнейшем, обращаясь к помещенным в сборнике
произведениям, Кони цитирует, не всегда точно,
стихотворения «На поезде», «Старые часы», «Заря вечерняя, Заря
прощальная...» и др.
Стр. 108 История «окончания» Д. П. Зуевым пушкинской
«Русалки» изложена в книге «Подделка «Русалки» Пушкина», сост.
А. С. Суворин (СПб., 1900) и в статье Н. Степанова
«Соавтор Пушкина (Из истории одной литературной
мистификации)» («Наука и жизнь» 1966 г. № 9, стр. 68—69)*
368

51. К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВУ
Стр. 109 О беседе с Победоносцевым см. т. 1 наст. Собрания
сочинений, стр. 482—484. Кони руководил расследованием дела
о крушении царского поезда в Борках в 1888 году.
Расследование привело к выводу, что катастрофа произошла из-за
нарушения правил движения и эксплуатации железной дороги.
В числе виновных оказались высшие чины администрации,
в частности министр путей сообщения. Победоносцев' одним из
первых заговорил о необходимости прекратить дело. Кони же
настаивал на открытом разбирательстве, чтобы пресечь толки
о политическом покушении как подоплеке катастрофы и
предать гласности имена истинных виновников.
Стр. 109 Вероятно, имеется в виду речь архиепископа
Харьковского Амвросия, произнесенная в церкви Харьковского
университета 17 января 1889 г. и посвященная спасению царской
семьи во время катастрофы (см. «Проповеди Преосвященного
Амвросия, архиепископа Харьковского», Харьков, 1895,
стр. 367—374).
52. И. А. ГОНЧАРОВУ
Стр. 109 Кони читал очерки в рукописи. Они были опубликованы
под заглавием «По Восточной Сибири. В Якутске и Иркутске»
в журнале «Русское обозрение» 1891 г. № 1, стр. 5—29.
Стр. 110 Гончаров высоко оценивает деятельность
генерал-губернатора Восточной Сибири H. Н. Муравьева, за внешним
либерализмом которого писатель не смог разглядеть его произвола
и деспотизма. Энергии, уму, предприимчивости Муравьева в
очерке противопоставлена бездеятельность и чиновничья
ограниченность якутского губернатора К. Н. Григорьева,
выведенного под именем Петра Петровича Игорева.
Стр. 110 К!. В. Буташевич-Петрашевский умер 7 декабря 1866 г*
в Сибири, в селе Вельском Енисейского уезда.
Стр. 110 Последние страницы- очерка Гончарова посвящены
декабристам и их семьям, которые он посетил в Иркутске.
53. Д. В. ГРИГОРОВИЧУ
Стр. 110 Кони послал Григоровичу второе издание своей книги
«Судебные речи. 1868—1888», СПб., 1890.
24 А. Ф. Кони, т. 8
369

Стр. 110 См. т. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 23—53, 279—
306,397-411,412—424.
55. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
Стр. 111 14 января 1890 г. Достоевская сообщила А. Ф. Кони
о том, что сгорела школа им. Ф. М. Достоевского в Старой
Руссе, организованная ею в 1883 году. «В моей жизни было
много горя и неудач, — писала она, — ...но тут не личная неудача,
тут погибло дело общественное, действительно доброе,
затеянное и совершенное втихомолку, без всяких тщеславных и
честолюбивых надежд и мечтаний». Постройка школы стоила 12
тысяч рублей, а застрахована она была только на 7 тысяч, что
поставило Достоевскую в трудное материальное положение. «Я
же все отдала школе, что имела, — пишет она Кони, — а
детских денег трогать не имею ни нравственного, ни юридического
права» (ЦГАОР, ф. 564, № 1779, лл. 5-6).
Стр. 111 В ответном письме от 16 января 1890 г. Достоевская
писала: «Я в высшей степени согласна с Вами в вопросе о
деньгах и о том, как дети мои должны относиться к памяти своего
отца. О, я слишком убеждена, что они любят отца и чтут его
память и что они будут жертвовать своим временем, силами
и деньгами на дела, связанные с его именем...» (там же,
л. 7).
Стр. 112 Кони имеет в виду Федора Федоровича Достоевского,
сына Анны Григорьевны и Федора Михайловича Достоевских.
О взаимоотношениях его с матерью см. М. В. В о л о ц к о й,
Хроника рода Достоевского, М., 1933, стр. 137—143. «Я жду
очень многого от Вашего влияния на Федю», — писала
Достоевская Кони 16 января 1830 г. (ЦГАОР, ф. 564, № 1779,
л. 9).
56, Н. X. БУНГЕ
Стр. 112 17 марта 1890 г. Бунге обратился к Кони с просьбой
высказать мнение о буренинском разборе «Крейцеровой сонаты»
в «Новом времени» (16 марта 1890 г. № 5045, стр. 2).
Бунге рецензия В. П. Буренина понравилась: «Можно было бы
думать, что статья написана Вами (т. е. Кони) и «по ошибке»
выставлено чужое имя в конце» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 3,
№ 237, л. 99). Избрав предметом критического рассмотрения
повесть Толстого, Буренин справедливо заметил, что еще до
370

появления в печати произведение Толстого стало предметом
критики, делающей торопливые и поспешные выводы. По его
мнению, «Крейцерова соната» представляет собой
«художественное изобличение глубокой безнравственности самых
существенных жизненных отношений», являясь «духовной
проповедью в художественной форме».
Стр. 113 Книга В. П. Буренина «Мертвая нога» выдержала пять
изданий (первое—1886, пятое—1897 г.).
Стр. 113 Роман Э. Золя «Человек-зверь» (1890). Кони имеет в
виду судебного следователя Денизе — одного из героев этого
романа.
Стр. 113 Речь идет о статье Чичерина «Из моих воспоминаний. По
поводу дневника Н. И. Кривцова» («Русский архив» 1890 г.
№ 4, стр. 501—525). Кони ошибся, написав «Карцова» вместо
«Кривцова».
57. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
Стр. 113 Речь идет о девятой главе романа «Бесы», исключенной
М. Н. Катковым при первой публикации в 1872—1873 гг. в
«Русском вестнике» и не вошедшей в единственное при жизни
Достоевского отдельное издание романа 1873 года. Часть
главы была опубликована А. Г. Достоевской в восьмом томе
«Полного собрания сочинений Ф. М. Достоевского» в 1906 году«
Полностью глава появилась в печати в 1922 году в журнале
«Былое» № 18 (публикация по списку А. Г. Достоевской) и
отдельным изданием: «Документы по истории литературы и
общественности. Ф. М. Достоевский» (по корректурным
листам «Русского вестника»).
Стр. 114 Рассказ Свидригайлова содержится в гл. 4 ч. 6 романа
«Преступление и наказание».
Стр. 114 Дочь Анны Григорьевны и Федора Михайловича Достоев«
ских.
58. Р. М. ГОЛЬДОВСКОЙ
Стр. 114 Имеется в виду письмо Гольдовской от 2 июня 1890 г,
(ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 1604, лл. 11-12).
24* 371

Стр. 115 Кони долгие годы был дружен с Р. М. Хин (Гольдовской)
и ее семьей, гостил в Катино, имении Гольдовских, с 1890
года и до последних своих дней переписывался с нею. В архиве
писательницы сохранилось свыше 300 писем Кони.
Стр. 115 Международный тюремный конгресс 1890 года проходил
в Петербурге с 3 по 12 июня. В письме к Кони от 2 июля
1890 г. Гольдовская писала: «Вначале я была очень опечалена,
что Вы не будете участвовать в тюремном конгрессе, а теперь
я довольна. Ах, как меня возмутил этот конгресс. Помилуйте,
люди едят, пьют, гуляют, говорят друг другу комплименты и
рассуждают между прочим о чужих несчастиях и о том, как
лучше запирать обездоленных бедняков» (ЦГАОР, ф. 564,
оп. 1, № 1604, лл. 11-12).
Стр. 116 Публичная лекция Спасовича о Говарде, прочитанная
3 июня, полностью опубликована на французском языке в
трудах конгресса («Actes du Congrès pénitentiaire international de
S.-Petersbourg, 1890», S.-Petersbourg, 1892, p. 699—713), на
русском — в восьмом томе Сочинений Спасовича (СПб., 1896).
Краткое изложение лекции было напечатано в бюллетене,
издававшемся Секретариатом IV Международного тюремного
конгресса (СПб., 1890, № 4) и в газете «Новое время» (5 июня
1890 г.).
Стр. 116 Английский филантроп Джон Говард, посвятивший себя
изучению европейских тюрем, выступал за улучшение
тюремного быта и гуманное отношение к заключенным.
Стр. 116 См. т. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 501.
Стр. 116 Следует иметь в виду, что оценка деятельности
упомянутых в письме лиц субъективна.
Стр. 117 В трактате «О преступлениях и наказаниях» итальянский
публицист Чезаре Беккариа стремился доказать неоправлан-
ность наказаний, если обществом не приняты все возможные
меры к предупреждению преступлений, необходимость отмены
телесных наказаний, пыток, смертной казни.
Стр. 117 Швейцарский педагог И.-Г. Песталоцци видел цель
воспитания в развитии индивидуальных способностей человека.
Стр. 117 Известный французский врач-психиатр Ф. Пинель
выступал за гуманное обращение с душевнобольными, первый стал
содержать их без цепей.
372

Стр. 117 Международная тюремная выставка была открыта в
Петербурге в Михайловском манеже 4 июня. Экспонировались
предметы тюремного обихода, модели и рисунки тюремных
помещений и транспорта для перевозки заключенных, образцы
труда арестантов и т. п.
Стр. 118 Имеется в виду выступление Э. Росси в «Гамлете» во
время его гастролей 1890 глда, начавшихся в Петербурге 18
февраля.
Стр. 118 Михаил Фельдштейн, сын Гольдовской.
Стр. 119 Кони читал роман Мопассана «Notre coeur» в «Revue de
Deux Mondes», где он был опубликован в мае — июне 1890 года.
На русский язык роман под заглавием «Наше сердце» был
переведен M. Н. Ремезовым в конце того же 1890 года
(«Русская мысль» 1890 г. № 8—10).
59. М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ
Стр. 120 Возможно, речь идет об обсуждении на Медицинском
совете работы А. В. Пеля «Спермин. Новое стимулирующее
средство», которая была опубликована в журнале «Практиче*
екая медицина» и в том же 1890 году появилась отдельным
изданием.
60. А. П. ЧЕХОВУ
Стр. 120 Чехов посетил Кони 17 января 1891 г. и беседовал с
ним о Сахалине, в частности о положении сахалинских детей
(см. А. П. Чехов, Поли. собр. соч. и писем, т. 15, М., 1949,
п. 854).
Стр. 120 Кони не мог вторично встретиться с Чеховым, который
30 января вернулся в Москву. За несколько дней до отъезда
из Петербурга (26 января) Чехов обратился к Кони с письмом,
которое явилось своеобразным продолжением их беседы о
Сахалине и сахалинских детях (см, А. П. Чехов, Поли. собр.
соч. и писем, т. 15, п. 858). В этом же письме Чехов сообщил
Коки свой московский адрес.
Стр. 120 Встреча с Чеховым в апреле не состоялась, так как
17 марта писатель выехал за границу, где пробыл до конца
апреля.
373

Стр. 120 Кони предполагал познакомить Чехова с основательницей
Общества попечения о семьях ссыльнокаторжных Е. А.
Нарышкиной.
61. М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ
Стр. 121 Поводом для предпринятой газетами кампании против
Сената послужило изъятие статьи 234 из Уложения о
наказаниях 1857 года, карающей за несоблюдение церковных
обрядов при погребении мертвых, а также сенатское разъяснение о
дозволении хоронить христиан-покойников без участия
духовенства. В «Новом времени», в частности, появился ряд
статей «О пропаже законов», «О праве умерших» и т. д. В них
был подвергнут критике существующий порядок изъятия и
замены законов. В одной из статей говорилось: «Отмена
законов делается совершенно домашним порядком» («Новое время»
19(31) января 1891 г.).
Стр. 121 20 января 1891 г. были торжественно открыты городские
начальные училища для мальчиков и для девочек, устроенные
на средства петербургского головы, председателя городской
комиссии по благотворительности В. А. Ратькова-Рожнова.
62. Н. М. МИНСКОМУ
Стр. 121 Речь идет об очерке Кони «Пропавшая серьга (Из под-»
линного дела)», впервые опубликованном в газете «Неделя»
16 августа 1881 г. № 33, стр. 1091—1094.
Стр. 121 Письмо К. Д. Кавелина неизвестно.
Стр. 121 Стихотворение Минского «В те дни, когда из духа
мщенья...» опубликовано в «Сборнике в пользу голодающих»
(М., 1892, стр. 59—60). В стихотворении речь идет об
известном московском докторе, филантропе Ф. П. Гаазе, а. само
стихотворение посвящено Кони, написавшему о нем очерк.
Стихотворение Минского Кони читал в рукописи.
Стр. 122 См. т. 5 наст. Собрания сочинений, стр. 354—355.
63. А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
Стр. 122 В 1892 году в Петербурге были изданы стихотворения
Жемчужникова, сопровожденные упоминаемым в письме Кони
автобиографическим очерком (А. М. Ж е м ч у ж н и к о в,
Стихотворения, В двух томах, СПб., 1892).
374

Стр. 122 Речь идет о статье Кони «Новые меха и новое вино (Из
истории первых дней судебной реформы)», опубликованной в
книжках «Недели» (1892 г. № У). См. т. 4 наст. Собрания
сочинений, стр. 223—261.
64. Н. X. БУНГЕ
Стр. 122 Речь идет о письме Н. X. Бунге от 14 июля 1893 г., в
котором содержатся замечания о некоторых произведениях
Ч. Диккенса, М. Прево, Бальзака (ИРЛИ, ф. 134, оп. 3,
№ 237, л. 62).
Стр. 123 Неточное цитирование слов Ионы Циника, персонажа
романа А. Ф. Писемского «Взбаламученное море» (А.
Писемский, Сочинения, т. 8, СПб.—М., 1884, стр. 188).
Стр. 123 Позднее Кони изменил свое мнение о Н. В. Муравьеве,
вся деятельность которого как министра юстиции была крайне
реакционной.
65. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 124 Речь идет о деле Л. Бермана и его сестры, обвиненных
по ложному доносу в убийстве некоего Бойчука и осужденных
к двенадцати годам каторжных работ. Хлопоты Кони резуль*
татов не дали, так как Л. Берман, не сочтя возможным во««
спользоваться его советами, вновь обратился к Толстому с
просьбой написать прошение на высочайшее имя. На конверте
письма с этой просьбой Толстой написал: «Ответить, что
очень сожалею, что не могу больше ничего сделать по этому
делу» (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 67, М., 1955,
стр. 303).
Стр. 124 Осенью 1893 года у Д. А. Хилкова, знакомого Толстого,
насильственно были отобраны дети от его гражданского брака
с Ц. В. Винер. В связи с этим Толстой обращался к Кони за
советами и помощью. Подробнее об этом см. В. Г. Чертков,
Похищение детей Хилковых. Материалы, собранные В.
Чертковым, 1901, изд. «Свободного слова». См. также т. 6 наст.
Собрания сочинений, стр. 498.
Стр. 124 Земский врач M. М. Холевинская была арестована в
ноябре 1893 года за связь с революционерами. Толстой, увереп-
375

ный в том, что Холевинская «ни в чем не замешана», просил
Кони посодействовать, «чтобы ее отпустили пораньше, не
замучив ее до смерти» (т. 66, стр. 455).
66. П. Н. ОБНИНСКОМУ
125 См. наст. Собрание сочинений, т. 1, стр. 525, 526; т. 4,
стр. 495.
125 См. т. 4 наст. Собрания сочинений, стр. 262—292,
67. А. Н. ПЫПИНУ
128 Речь Кони о Д. А. Ровинском произнесена 10 декабря
1895 г. на публичном заседании Академии Наук, выпущена в
свет в 1896 году отдельным изданием под заглавием
«Общественная и государственная деятельность Д. А. Ровинского.
Речь А. Ф. Кони».
12,8 Очерк Кони о Ровинском был напечатан в «Вестнике
Европы» в 1896 году (см. т. 5 наст. Собрания сочинений,
стр. 5—109).
68. Л. Н. ТОЛСТОМУ
128 Слухи о работе Толстого над романом «Воскресение»
проникали в печать, и Л. Я. Гуревич, редактор журнала
«Северный вестник», обратилась за содействием к Кони.
129 Толстой ответил Кони 26 августа 1895 г. и одновременно
написал Л. Я. Гуревич: «Кони писал мне о том, что хорошо
бы было отдать вам повесть. Я бы очень желал это сделать?
но едва ли мне это удастся. Так много разных работ, а не
окончив вполне, я не напечатаю. Да и если окончу когда, то
отдам эту повесть в «Посредник». Так что вы на меня не
рассчитывайте и, пожалуйста, на меня за это не сердитесь»
(Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 68, М., 1954, стр. 145).
129 Рассказ Толстого «Хозяин и работник» был опубликован
в мартовской книжке журнала «Северный вестник» за 1895 год
и одновременно вышел в т. 14 Собрания сочинений Толстого
и отдельной книжкой в издательстве «Посредник»,

Стр. 129 Какие брошюры послал Кони, не установлено. В Ясно*
полянской библиотеке брошюр Кони за 1894 и 1895 годы нет,
70. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 130 Письмо Толстого от 26 августа 1895 г. см. Л. H. Т о л«
стой, Поли. собр. соч., т. 68, стр. 146.
Стр. 130 Зимой 1895/96 года Кони не виделся с Толстым. Их
встреча состоялась лишь в феврале 1897 года.
Стр. 130 Из стихотворения Н. А. Некрасова «Скоро стану
добычею тленья...» (1874).
Стр. 131 В октябре 1895 года драма Толстого «Власть тьмы» была
впервые в России поставлена в театре
Литературно-артистического кружка и на сцене Александрийского театра в Петербурге.
71. Л. Ф. ГРАМАТЧИКОВОЙ
Стр. 131 См. т. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 474—486.
Стр. 132 Пароход Русского общества пароходства и торговли «Вла-«
димир» погиб в результате столкновения с итальянским
грузовым пароходом «Колумбия» в ночь на 27 июня 1894 г. в
32 милях от Тарханкута по направлению к Одессе. Погибло
около 40 пассажиров. Для расследования причин
столкновения пароходов Кони был командирован в Одессу.
72. Е. П. ЛЕТКОВОЙ-СУЛТАНОВОЙ
Стр. 133 Посылая бюст Пушкина, Леткова-Султанова знала, что
доставит Кони удовольствие своим подарком. Много лет
спустя она писала ему: «У Вас же, может быть, я научилась
обожать Пушкина. И это дало мне много-много счастливых часов
в жизни» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 3339, л. 157).
Стр. 133 Первая часть статьи Кони «Дмитрий Александрович Ро-
винский» была напечатана в «Вестнике Европы» 1896 г. № 1«
Возвращая Кони журнал со статьей о Ровинском и посылая в
подарок бюст Пушкина, Султанова писала: «Простите, что
задержала «Вест[ник] ЕврЬпы]»; мне хотелось послать Вам
вместе и прилагаемую головку, а я только сейчас привезла ее.
m

Если она доставит Вам удовольствие, — я буду очень рада: я
никак не могла придумать, чем мне хоть немного бы
отплатить за те часы радости и отрады, какие дало мне чтение
статьи о Ровинском» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 3339,
лл. 145—146).
Стр. 133 Слова из стихотворения Н, А. Некрасова «Поэт и
гражданин» (1856).
73. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 133 Речь идет^о статье «К вопросу о местном суде и его
преобразовании», опубликованной (без подписи) в газете
«С.-Петербургские ведомости» 10 марта 1896 г. № 68, стр. 2. Кони
выступал против сосредоточения судебной власти в руках
земских начальников, считая это подрывом Судебных уставов
1864 года. Указанная же статья, освещая отношения Комиссии
для пересмотра действующего законодательства по судебной
части (под председательством министра юстиции Н. В.
Муравьева) к земским начальникам, направлена на сохранение
этого института.
Стр. 133 По-видимому, речь идет о происходившем 9 марта под
председательством профессора И. Я. Фойницкого заседании
уголовного отделения Юридического общества, на котором Г. Б.
Слиозберг сделал сообщение о кассационном суде и его
реформе (см. «С.-Петербургские ведомости» 11 марта 1896 г. № 69
стр. 4; «Юридическая газета» 14 марта 1896 г. № 20, стр. 3).
74. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 134 Статья Кони о Г. Н. Мотовилове помещена в
Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, т. XX,
СПб., 1897, стр. 43.
Стр. 134 Очерк Кони «Доктор Ф. П. Гааз» напечатан в журнале
«Вестник Европы» 1897 г. № 1, стр. 8—62; № 2, стр. 461—
520.
Стр. 134 «Георгий Николаевич Мотовилов. Речь в общем собрании
с.-петербургского окружного суда 5 ноября 1880 г.» (см.
А. Ф. Кони, За последние годы — Судебные речи (1888—
1896). Воспоминания и сообщения. Юридические заметки, СПб.,
1896, стр. 380—384.
378

Стр. 134 О каком списке идет речь, установить не удалось. Можно
предположить, что Кони составил список статей, которые он
собирался, по написании их, печатать в журнале «Вестник
Европы».
Стр. 135 И. П. Закревский выступил с рядом статей против суда
присяжных, несмотря на то, что прежде защищал этот суд
«пером и словом» (А. Ф. Кон и, Отцы и дети судебной
реформы, М., 1914, стр. 244). Так, он поместил в «Журнале
министерства юстиции» статью «Суд присяжных и возможная
реформа его» (1895 г. № 12, стр. 55—84), в которой
высмеивал Кони как спасителя суда присяжных и доказывал
необходимость его упразднения. В 1896 году Закревский выпустил
книгу «Еще о суде присяжных». Арсеньев — горячий
защитник суда присяжных, прочитал 6 апреля 1896 г. в заседании
уголовного отделения Юридического общества доклад «О
пределах, в которых, при общем пересмотре постановлений по
судебной части, может быть допущено преобразование суда
присяжных». Свои возражения на доклад Закревский изложил
в статье «В заключение прений о суде присяжных»
(«Юридическая газета» 2, 6, 9 июня 1896 г. № 41—43).
Стр. 135 См. т. 1 наст. Собрания сочинений, стр. 420—465.
Стр. 135 Имеется в виду статья И. П. Закревского «К мултанов-
скому делу. Письмо в редакцию» («Юридическая газета»
11 июня 1896 г. № 52, стр. 1—2). Кони, принимавший горячее
участие в этом деле, изложил свой взгляд в кассационном
заключении (см. т. 1 наст. Собрания сочинений, стр. 474—486)«
Стр. 135 Е. И. Арсеньева, жена К. К. Арсеньева.
Стр. 135 Мария Константиновна, дочь К. К. Арсеньева.
Стр. 135 Н. В. Водовозов умер 25 мая 1896 г. в Вене.
Стр. 135 Н. А. Неклюдов скоропостижно скончался 1 сентября
1896 г.
75. А. П. ЧЕХОВУ
Стр. 136 Письмо Кони связано с неудачным сценическим дебютом
«Чайки» на сцене Александрийского театра в Петербурге.
После провала 17 октября 1896 г., который глубоко огорчил
379

присутствовавшего в театре Чехова, -пьеса продержалась на
сцене недолго: она была снята после пятого представления,
несмотря на то, что последние четыре спектакля были
значительно удачнее первого и даже принесли «Чайке» некоторый
успех. Кони присутствовал на последнем, пятом, представлении
«Чайки» в Александрийском театре, впечатление от которого
он и изложил в комментируемом письме. Чехов близко к
сердцу принял письмо Кони и послал ему взволнованный
ответ, заметив, что полученное письмо подействовало на него
«самым решительным образом» и что он верит Кони «больше,
чем всем критикам, взятым вместе» (А. П. Чехов, Поли,
собр. соч. и писем, т. 16, М., 1949, п. 1722). См. также
т. 7 наст. Собрания сочинений, стр. 383—385.
76. П. А. ГЕЙДЕНУ
137 История взаимоотношений с сенатором И. П. Закревским
изложена Кони в статье «Триумвиры» (см. т. 2 наст.
Собрания сочинений, стр. 324—325).
138 По-видимому, Закревский не решился послать Кони
вызова на дуэль.
78. Л. И. ТОЛСТОМУ
140 Студентка Высших женских курсов М. Ф. Ветрова,
арестованная по делу Лахтинской типографии, содержалась в
Трубецком бастионе Петропавловской крепости. 8 февраля 1897 г«
она облила себя керосином и зажгла. 12 февраля она умерла*
Смерть М. Ф. Ветровой вызвала резкий протест передовых
слоев русского общества: были выпущены прокламации, 4
марта на Казанской площади состоялась демонстрация учащейся
молодежи.
Толстой, узнав про эту «страшную историю», написал
Кони, прося его узнать причину самоубийства: «Вы спросите:
чего же я хочу от вас? Во-первых, если возможно, описание
того, что достоверно известно об этом деле, и, во-вторых,
совета, что делать, чтобы противодействовать этим ужасным
злодействам, совершаемым во имя государственной пользы»
(Л, Н. Толстой, Поли, собр. соч., т. 70, М., 1954,
стр. 50—51),

79. Г. А. ДЖАНШИЕВУ
Стр. 142 Упоминаемые письма Никитина и Загоскина были позд«
нее опубликованы в книге А. Ф. Кони «Очерки и
воспоминания (Публичные чтения, речи, статьи и заметки)», СПб.,
1906, стр. 865—871.
80. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 143 В письме от 17 августа 1898 г. Кони писал Т: Л. Тол«
стой: «Скоро день рождения Льва Николаевича. Нужно ли
говорить, с каким чувством я буду в этот день думать о нем!?
Желаю ему здоровья и скорого выздоровления Софии Андреев--
не, благодарю ее за милое отношение к моей просьбе» (Госу*
дарственный музей Л. Н. Толстого. Москва).
Стр. 143 Цитата из гл. 4 «Евгения Онегина» А. С. Пушкина
(строфа IX).
Стр. 143 Неточная цитата из «Медвежьей охоты» Н. А.
Некрасова (1867).
Стр. 143 Слова из стихотворения А. С. Пушкина «Поэт» (1827).
81. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 143 Село Караул Кирсановского уезда Тамбовской губернии-—
имение Чичериных.
Стр. 145 Впервые статья Кони «Задачи трудовой помощи» (пись*
мо к редактору журнала «Трудовая помощь») опубликована в
ноябрьском номере журнала «Трудовая помощь» за 1897 год.
82. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 146 См. комментарии к следующему письму.
83. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 147 Имеется в виду дело А. Ф. и П. Ср. Колесниковых,
обвиняемых Тамбовским окружным судом в принадлежности к
секте хлыстов и склонении в секту своей работницы Н. Куту«
381

ковой. За Колесниковых, видимо, ходатайствовал Чичерин,
близко их знавший как своих соседей и арендаторов. Однако
хлопоты Кони желаемых результатов не принесли: Сенат по*
становил оставить без последствий кассационную жалобу
защитника Колесниковых (подробнее см. «Журнал Министерства
юстиции» 1899 г. № 5, стр. 221—255).
148 Братья Петр и Степан Скитские обвинялись в убийстве
секретаря Полтавской духовной консистории Комарова. После
двукратной отмены приговора братья Скитские в мае 1900
года были осуждены на 12 лет каторжных работ (подробнее
см. «Журнал Министерства юстиции» 1899 г. № 9, стр. 156—*
237; 1900 г. № 6, стр. 221—257).
148 Слова из стихотворения А. С. Пушкина «Не дай мне бог
сойти с ума...» (1832).
149 Оттиск статьи об Э. Ф. Раден из т. 26 Энциклопедичен
ского словаря Брокгауза и Ефрона, СПб., 1899, стр. 67—68.
84. М. И. СУХОМЛИНОВУ
149 В письме от 1 мая 1899 г. Сухомлинов сообщил Кони:
«Все речи, предназначаемые для произнесения в
торжественном академическом] собрании, предварительно прочитываются
в Отделении русского языка и словесности. [...] Поэтому усерд«
но прошу Вас уведомить меня, когда Вы нашли бы
возможным пожаловать в Академию для прочтения Вашей речи о
Пушкине» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, № 1663 л. 5).
149 В связи с приближающейся столетней годовщиной со дня
рождения Пушкина Кони в заседании Отделения русского
языка и словесности 4 декабря 1898 г. «поделился с
присутствующими [...] членами Отделения мыслями, которые он
намерен изложить в составляемой для прочтения [...] речи своей;]
предметом ее избрано им изображение того, как Пушкин
понимал идею права, закона, и оценка заслуг поэта для
русского слова и русского публичного слова вообще» (Архив А! I
СССР, ф. 1, оп. 1, № 206, л. 123). Выполняя просьбу
Сухомлинова, изложенную в письме от 1 мая 1899 г., Кони
«познакомил по конспекту присутствующих с содержанием своей
речи, которая будет им произнесена в торжественном собрании

Академии 26 мая. Речь эта одобрена Отделением для
произнесения в Пушкинском собрании» (Архив АН СССР, ф. 1,
оп. 1, № 208, л. 44).
Стр. 150 Сухомлинов ответил 2 мая 1899 г.: «С чрезвычайным
удовольствием прочитал Ваше письмо: оно познакомило меня
с замечательною особенностью Вашего ораторского творчества.
Само собою разумеется, что вполне зависит от Вас сообщить
нам словесно программу Вашей речи; но, если Вы пожалуете
в Отделение, то мы будем в восторге» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 3,
№ 1663, л. 7).
Стр. 150 Наталья Викторовна — жена М. И. Сухомлинова.
85. П. Н. ОБНИНСКОМУ
Стр. 150 Изложение речи Кони о Пушкине, помещенной в «Новом
времени» (27 мая 1899 г. № 8349).
Стр. 150 Статья Кони «Нравственный облик Пушкина
(посвящается П. Н. Обнинскому)» опубликована в октябрьском номере
журнала «Вестник Европы» за 1899 год. См. т. 6 наст.
Собрания сочинений, стр. 24—59.
Стр. 150 Особые мнения Кони по проектам учреждения судебных
установлений и Устава уголовного судопроизводства см.
А. Ф. Кони, Судебные речи, СПб., 1905, стр. 903—915.
86. Е. Е. КИТТЕЛЬ
Стр. 152 Записка Е. Е. Киттель, посвященная памяти Ф. М.
Достоевского, неизвестна.
Стр. 153 Впечатления от выступления Достоевского на открытии
памятника Пушкину в 1880 году и от похорон писателя
изложены Кони в мемуарных очерках о Достоевском (см. т. 6
наст. Собрания сочинений, стр. 426—427, 438*—445).
Стр. 153 Заседание Юридического общества состоялось 2 февраля
1881 г. Кони произнес на этом заседании речь «Достоевский
как криминалист», опубликованную в газете «Неделя» 8
февраля 1881 г. № 6.
Стр. 153 Ф. Ф. Достоевский оставил университет.
383

Стр. 153 Стихотворение С. А. Андреевского «У гроба
Достоевского (в его квартире 30 января 1881 г.)» приведено в
воспоминаниях Кони, а также опубликовано в книге С. А.
Андреевский, Стихотворения, СПб., 1886, стр. 77—78.
Стр. 153 Существуют две фотографии Достоевского в гробу,
сделанные К. Шапиро 29 и 30 января 1881 г.
87. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 153 Очевидно, статья была написана знакомым Толстого
Шарлем Саломоном, гостившим в Ясной Поляне в июле
1899 года.
Стр. 154 Роман Франсуа Коппе «Преступник»^ (Ф. К о п п е,
Собрание сочинений, т. I, СПб., 1901).
88. М. ГОРЬКОМУ
Стр. 155 В начале ноября 1899 года Горький обратился к Кони с
предложением прочитать в Нижнем Новгороде несколько
лекций о Гаазе в пользу Общества поощрения высшего
образования. Ввиду занятости Кони служебными делами поездка не
состоялась. Подробно история взаимоотношений Горького с
Кони изложена в статье В. Голубева «Письма М. Горького к
А. Ф. Кони» (М. Горький, Материалы и исследования,
т.П, М.—Л., 1936, стр. 289—303).
89. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 156 Торжественное заседание административного отделения
Юридического общества, посвященное памяти M. Н.
Капустина и А. Д. Градовского, состоялось 4 декабря 1899 г. с
участием Кони и М. И. Свешникова («С.-Петербургские ведомости»
6 декабря 1899 г. № 334, стр. 5).
Стр. 156 Имеется в виду торжественное заседание Юридического
общества, состоявшееся 20 ноября 1899 г. в связи с
35-летием Судебных уставов, на котором К. К. Арсеньев выступил
с «Воспоминаниями о времени введения в действие Судебных
уставов», В. Д. Спасович — с речью «Прошедшее- и будущее
Судебных уставов», а И. Я. Фойницкий — «Идея личности по
384

Судебным уставам и кодификационное их значение»
(«С.-Петербургские ведомости» 22 ноября 1899 г. № 320, стр. 4;
«Юридическая газета» 25 ноября 1899 г. № 82, стр. 3).
90. М. И. СУХОМЛИНОВУ
Стр. 157 8 января 1900 г. Кони избран почетным академиком по
Разряду изящной словесности, учрежденному в 1899 году при
Отделении русского языка и словесности Академии Наук в
ознаменование 100-летней годовщины со дня рождения
Пушкина.
Стр. 157 В марте 1898 года Кони представил на соискание премии
митрополита Макария две свои книги—«Судебные речи» и
«За последние годы». После избрания почетным академиком
Кони 22 января 1900 г. обратился к непременному секретарю
Академии Наук Н. Ф. Дубровину с просьбой исключить его
из числа соискателей на премию митрополита Макария (Архив
АН СССР, ф. 2, оп. 1 — 1900, № 18, лл. 9—10). Отделение
русского языка и словесности в заседании 5 февраля 1900 г.
удовлетворило просьбу, постановив «снять означенные
сочинения г. Кони с конкурса и возвратить автору» (там же, л. 23).
91. А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
Стр. 157 10 февраля 1900 г. в день рождения А. М. Жемчужни-
кова отмечался и юбилей 50-летия его литературной
деятельности. На квартире поэта собрались депутации от
литературных обществ, редакций, родственники и друзья поэта. Среди
присутствовавших были К. К. Арсеньев, П. Д. Боборыкин,
П. И. Вейнберг, А. Ф. Кони, А. Н. Пыпин, В. С. Соловьев,
В. Д. Спасович, M. М. Стасюлевич и др. Кони выступил на
чествовании с речью. Кроме того, Кони прислал ему
публикуемое письмо. Письмо вложено в конверт, на котором рукой Кони
помечено: «10 февраля 1900 г. А. Кони». Письмо без подписи.
Стр. 158 Неточная цитата из стихотворения А, Н. Апухтина
«Недостроенный памятник» (1871).
Стр. 158 Имеется в виду стихотворение А. М. Жемчужникова
«Голоса» (1893), перепечатанное во втором издании «Песен
старости» (СПб., 1900).
25 а. ф. Кови, т. 8 385

Стр. 158 Неточная цитата из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя (т. I,
гл. VI).
Стр. 158 Слова из адреса старообрядцев Александру II,
92. М. ГОРЬКОМУ
Стр. 159 В декабре Горький, отвечая на письмо Кони от 15 ноября
1899 г., вновь пригласил его приехать в Нижний Новгород
«помочь нашему делу, повидаться с нами, побеседовать»
(М. Горький, Собрание сочинений, т. 28, М., Гослитиздат,
1954, стр. 103).
93. М. И. СУХОМЛИНОВУ
Стр. 160 В указанных газетах опубликованы официальные отчеты
и статьи о состоявшемся 9 марта 1900 г. первом соединенном
заседании Отделения русского языка и словесности и Разряда
изящной словесности, а также о речи Кони, произнесенной от
имени вновь избранных почетных академиков Разряда.
Неудовольствие газетных репортеров вызвала главным образом та
часть речи, которая посвящена анализу процесса искажения и
порчи русского языка, непосредственно связанного, по мнению
Кони, с интенсивным ростом газетных изданий, в которых
читателю важен «не результат продуманной мысли автора»,
а вести и сообщения, «удовлетворяющие его злободневному
любопытству». С критикой речи Кони выступили «Новое
время» (15 марта 1900 г. № 8638, стр. 3), «Северный курьер»
(15 марта 1900 г. № 132, стр. 3, 16 марта 1900 г. № 133,
стр. 3), «Россия» (15 марта 1900 г. № 319, стр 1) и др.
Согласие с высказанным положением выражено лишь в анонимной
статье «О газетной литературе», опубликованной в газете «Сын
отечества» (16 марта 1900 г., стр. 1).
Стр. 160 Вероятно, речь идет о подписанной инициалами Д. 3.
статье «Жертвы классицизму» («Неделя» 12 марта 1900 г.
№ 11, стр. 376—377).
Стр. 160 Сухомлинов ответил Кони 17 марта 1900 г.: «Крепко
благодарю Вас за Ваше живое участие в деле, имеющем
бесспорное значение для нашей литературы. Я тронут Вашим добрым
отношением и к моей посильной деятельности по вопросу, для
проведения которого мне пришлось выдержать своего рода

борьбу. Из присланных Вами и с благодарностью
возвращаемых газет и журнала ясно видно, что все эти нападения
доказывают только, что Вы метко попали в цель и заговорили
о предметах, возбуждающих общий интерес. Весьма возможно,
что будут от времени до времени раздаваться враждебные
голоса, но в конце концов сами противники признают, что победа
за Вами, что Вы вносите оживление и будите мысль...» (ИРЛИ,
ф. 134, оп. 3, № 1663, л. 18).
94. А. А. ШАХМАТОВУ
160 В письме от 17 марта 1900 г, Шахматов сообщал Кони:
«Спешу от всей души поблагодарить Вас за присланные Вами
три дела, которые и возвращаю вместе с этим письмом. В
особенности любопытно дело о Тимофееве. Останавливаешься
перед дилеммой: или все следственное производство никуда не
годится, или вердикт присяжных был недобросовестен. В
виновности Тимофеева не может быть, кажется, никакого
сомнения, хотя показание Назаревского показалось мне не
заслуживающим доверия» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 3).
160 Шахматов ответил Кони 22 марта 1900 г.: «Спешу
воспользоваться Вашим предложением и посылаю сторожа за су-
дебно-бытовыми материалами Вашими. Будьте уверены в моей
скромности: никому я их не покажу» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14,
№ 1, л. 5).
160 Имеется в виду речь А. Ф. Кони, произнесенная им
9 марта 1900 г. (см. письмо к М. И. Сухомлинову от 16 марта
1900 г.). 22 марта 1900 г. Шахматов писал Кони: «Нападки
«Нового времени» тупы и неосновательны. Кажется, отсюда
следует, что пока не следует сообщать газетам никаких
сведений о деятельности Разряда изящной словесности. Но, может
быть, Вы скажете в ближайшем заседании несколько слов,
разъясняющих Вашу мысль и вместе с тем развивающих
первую половину Вашей речи. Мне думается, что Разряд должен
поставить себе целью ряд задач литературных; признав расту-»
щую с каждым днем порчу русского языка, Разряд может не
возвращаться к этой теме, весьма спорной и по содержанию
своему субъективной» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 1, № 14, л. 5).
160 Речь идет о первых выборах в почетные академики,
состоявшихся 8 января 1900 г. Вероятно, А. С. Суворин был
387

среди 26 выдвинутых кандидатов, но при выборах не получил
достаточного числа голосов. Впрочем, он баллотировался и на
последующих выборах (в декабре 1900, в 1901 и 1902 гг.),
но избран не был.
Стр. 161 Неточная цитата из гл. IV «Выбранных мест из
переписки с друзьями» (1847) Н. В. Гоголя.
Стр. 161 Наталья Александровна — жена А. А. Шахматова.
Стр. 161 Вторые выборы состоялись 1 декабря 1900 г.
Стр. 161 Это предложение Кони было зафиксировано в § 12 про«
екта Положения о почетных академиках, обсуждение которого
продолжалось и во втором соединенном заседании Отделения
русского языка и словесности и Разряда изящной словесности
(Архив АН СССР, ф. 1, оп. 1—1900, № 210. Протокол от
18 апреля 1900 г.).
96. А, А. ШАХМАТОВУ
Стр. 162 Избранный 8 января 1900 г. почетным академиком по
Разряду изящной словесности, В. Г. Короленко осенью 1900
года переселился из Петербурга в Полтаву.
Стр. 163 Письмо Шахматова от 2 апреля 1900 г.: «Очень сожалею,
что сегодня не состоялось заседание. [...] я надеялся, что
в этом заседании выяснятся насущные задачи, лежащие на
обязанности обновленной Академии» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14,
№ 1, л. 7).
97. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 163 В ответном письме от 12 апреля Толстой благодарил
А. Ф. Кони «за Присылку интересных дел». Он вернул их
Кони через В. А. Маклакова (см. Л. Н. Толстой, Поли.
собр. соч., т. 72, М., 1933, стр. 345).
Стр. 163 В марте 1900 года Толстой обратился к Кони по поводу
дела крестьянина В. А. Ерасова, осужденного за богохульство.
См. письма Толстого к Кони от 20 марта и 12 апреля1 1900 г*
(т. 72, М., 1933, стр. 337 и 345), а также ответное
неопубликованное письмо Кони к Толстому от 25 марта 1900 г,
388

Стр. 164 , По поводу нападок, вызванных речью Кони, Толстой
писал Кони 12 апреля: «Очень сожалею о том, что ваша р?чь
вызвала неосновательные возражения. То, что вы сказали,
было очень естественно и целесообразно. Надо выучиться не
обращать на это внимание, что вы знаете лучше меня» (т а м
ж е, стр. 345).
98. М. И. СУХОМЛИНОВУ
Стр. 164 В 1889 году при Академии Наук была учреждена премия
за лучшие драматические сочинения. Выдавалась она из
процентов с капитала, завещанного умершим в 1886 году
поручиком Войска донского Андреем Александровичем Киреевым.
Первое присуждение премии состоялось лишь 5 декабря 1915 г.,
когда было решено «увенчать многолетнюю деятельность на
пользу русского театра трех старейших представителей русской
драматургии: П. Д. Боборыкина, И. В. Шпажинского и
П. М. Невежина выдачею им премий имени поручика А. Ки-
реева по 1000 рублей каждому» (Архив АН СССР, ф. 9,
оп. 3, № 82, Протокол заседания ОРЯС № XVII от 5
декабря 1915 г. § 280).
Стр. 165 Имеется в виду второе соединенное заседание Отделения
русского языка и словесности и Разряда изящной словесности,
состоявшееся 18 апреля 1900 г. Отвечая на публикуемое
письмо, Сухомлинов 21 апреля 1900 г. писал: «Весьма сожалею,
что последнее заседание произвело на Вас неприятное
впечатление. Но ведь вопрос о языке поднят был совершенно
случайно, а такие существенные вопросы не могут быть
обсуждаемы мимоходом, и я уверен, что в скором будущем рассеют
недоразумение. Во всяком случае, великая Вам благодарность
за Ваше отношение к начинающемуся делу и за верное
указание предстоящих нам задач» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, № 1663,
л. 24).
Стр. 165 В 1895 году в Петербурге по инициативе известного
педагога Льва Николаевича Модзалевского был образован кружок
ревнителей русского слова, ставивший своей задачей очищение
русского языка от проникших в него лишних иностранных слов
путем замены их русскими. Участники, кружка создали Союз
ревнителей русского слова, который, однако, вскоре прекратил
свое существование, не выполнив поставленных перед ним
задач (см. Л. Б. M о д з а л е в с к и и, А. А. Шахматов и «Союз
ревнителей русского слова» в книге «А. А. Шахматов. 1864—
389

1920. Сборник статей и материалов», М. — Л., 1947,
стр. 457—468).
Стр. 165 В публичном заседании Отделения русского языка и
словесности и Разряда изящной словесности, посвященном памяти
М. П. Погодина и состоявшемся 11 ноября 1900 г., выступили
почетный академик А. А. Потехин, академики Н. П. Кондаков,
В. И. Ламанский, А. С. Лаппо-Данилевский. Тексты
выступлений А. А. Потехина и Н. П. Кондакова о М. П. Погодине
опубликованы в Сборнике Отделения русского языка и
словесности Академии Наук (1902, т. LXXI).
Стр. 165 21 апреля 1900 г. Сухомлинов писал Кони: «Очень
благодарю Вас за сообщение письма Толстого. Оно показывает,
что то, что происходит у нас, доходит и до Ясной Поляны.
Поэтому, и отчасти по другим соображениям, мне
представляется возможным послать Толстому диплом (уже
подписанный вел[иким] князем), а также печатный список всех изданий
Отделения, чтобы он, по праву почетного] академика, выбрал
из них те, которые пожелает. Вместе с тем я просил бы его
указать кандидатов для выбора в почетные академики. Не
откажите дать мне добрый товарищеский совет [...] При сем
возвращаются: письмо Толстого и повестка Союза ревнителей
русского слова» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, № 1663, л. 24).
99. М. И. СУХОМЛИНОВУ
Стр. 165 В приложенном к письму списке значилось 8 кандидатов:
К. К. Арсеньев, П. Д. Боборыкин, П. И. Вейнберг, С. В.
Максимов, В. И. Немирович-Данченко, Е. Л. Марков, В. Д. Спа-
сович, Н. И. Стороженко (Архив АН СССР, ф. 101, оп. 2,
№ 50, л. 46).
Стр. 166 Е. Л. Марков не был избран почетным академиком по
Разряду изящной словесности.
Отр. 166 Заседание, посвященное памяти почетного академика
В. С. Соловьева, состоялось 1 декабря 1900 г. (Архив
АН СССР, ф. 1, оп. 1—1900, № 210). Речь Кони была
произнесена в публичном заседании соединенного Собрания
Отделения русского языка и словесности и Разряда изящной
словесности 21 января 1901 г. и опубликована в Известиях
Отделения русского языка и словесности Академии Наук
(1903, т. VIII, кн. 1, стр. 233—277). См. т. 7 наст. Собрания
сочинений, стр. 335—374.
390

100. А. П. ЧЕХОВУ
Стр. 166 Имеется в виду письмо Чехова от 22 ноября 1900 г.,
полученное через Суворина.
Стр. 166 Зять А. С. Суворина адвокат Алексей Петрович Колом-
нин умер 24 ноября 1900 г.
Стр. 166 В письме от 22 ноября 1900 г. Чехов просил Кони
прислать свой портрет с автографом в таганрогскую городскую
библиотеку: «Вас очень любят в моем родном городе и
уважают уже давно» (А. П. Чехов, Поли. собр. соч. и писем,
т. 18, М., 1949, п. 2979).
Стр. 166 Повесть «В овраге» была напечатана в журнале «Жизнь»
(1900 г. № 1).
Стр. 167 Очерк Кони «Иван Федорович Горбунов» появился в
журнале «Вестник Европы» (1898 г. № 11, стр. 5—63; № 12,
стр. 437—481). См. т. 6 наст. Собрания сочинений, стр. 134—
239.
Стр. 167 В пьесе Г. Ибсена «Доктор Штокман» К. С. Алексеев
(Станиславский) исполнял заглавную роль.
101. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 167 В письме от 20 декабря 1900 г. Толстой просил Кони
оказать содействие крестьянину А. А. Антипину, сектанту,
осужденному к ссылке в Закавказье за резкие выражения во
время споров с миссионерами: «Он очень мало располагает
к себе, но жалко, что его гонят» (Л. Н. Толстой, Поли,
собр. соч., т. 72, М., 1933, стр. 534—535). Московская су*
дебная палата заменила ссылку тремя месяцами тюремного
заключения.
Ст£. 168 Крестьянин П. С. Кирюхин, оскопленный в 10-летнем
возрасте, в течение сорока лет отбывавший ссылку в Сибири, был
в результате вмешательства Стасова и Кони переселен в
Томскую губернию с правом выезда.
102. В. Д. КОМАРОВОЙ
Стр. 168 17 декабря 1900 г. на торжественном заседании
Юридического общества при Петербургском университете Кони
выступил с речью, посвященной памяти активного участника су«»
391

дебной реформы сенатора Н. И. Стояновского, а 21 января
1901 г. в публичном заседании соединенного собрания
Отделения русского языка и словесности и Разряда изящной
словесности произнес речь «Памяти Владимира Сергеевича
Соловьева».
Стр. 168 Слова из стихотворения А. С. Пушкина «Клеветникам
России» (1831).
Стр. 168 Летом 1900 года Комарова переехала из Петербурга
в Псков, куда ее муж был назначен командиром 93-го
Иркутского полка. Описывая свое участие в полковом празднике,
отношения с полковыми дамами и различные хлопоты,
связанные с положением жены полкового командира, Комарова 9
декабря 1900 г. писала Кони: «Мне никогда не приходилось
прежде так много быть вечно на виду — и это скучно подчас,
а подчас утомительно, но зато все это выкупается постоянным
и не внешним, а внутренним и тесным общением с людьми*
(ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 2159, л. 16).
Стр. 168 Монографическое исследование В. Д. Комаровой «Жорж
Санд. Ее жизнь и произведения» вышло в свет в 1899 году
под псевдонимом Владимир Каренин.
Стр. 169 В 1901 году Стасов должен был выступить на заседании
в Академии Наук с речью по случаю чествования памяти
академика А. Ф. Бычкова. Ему предложили отдать речь на
предварительный просмотр для сокращения. Возмущенный Стасоа
послал академику М. И. Сухомлинову письмо с отказом от
выступления на заседании и приготовил также письмо на имя
президента Академии Наук о сложении с себя звания
почетного академика. После извинений, принесенных Стасову от
имени Отделения русского языка и словесности и Разряда
изящной словесности, академиком А. Н. Веселовским, Стасов
читал свою речь на заседании без сокращений (Влад. Каре*
нин, Владимир Стасов. Очерк его жизни и деятельности, Л.,
1927, ч. 2, стр. 627).
103. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 170 Речь, посвященная памяти В. С. Соловьева, была
произнесена Кони 21 января 1901 г. на публичном заседании
соединенного собрания Отделения русского языка и словесности и
Разряда изящной словесности,
392

Стр. 171 В. С. С о л о в ь е в, Под пальмами. Три разговора о
мирных и военных делах. — Книжки «Недели», октябрь — ноябрь
1899 г.; январь — февраль 1900 г.
104. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 173 См. Л. Н. Толстой, Поли. собр. СОЧ., т. 73, М, 1954,
стр. 25—27.
Стр, 173 См. письмо № 101.
105. А. П. ЧЕХОВУ
Стр, 174 В апреле — мае 1901 года Кони и Чехов жили в Ялте
и часто виделись. Чехов подарил Кони свой портрет,
сделанный 7 мая. Ответом на этот подарок, видимо, является
посылаемая фотография,
106. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 174 Шурин Б. Н. Чичерина Павел Алексеевич Капнист —
сенатор и попечитель Московского учебного округа.
Стр. 174 Кони не удалось прочесть курс судебной этики из-за
противодействия министра юстиции Н. В. Муравьева (см. письмо
к А. А. Чичериной от 10 мая 1905 г.). Состоялась лишь
лекция «Нравственные начала в уголовном процессе»,
вступительная к чтениям по уголовному судопроизводству в
Александровском лицее (см. т. 4 наст. Собрания сочинений,
стр. 33-69).
Стр. 175 Под влиянием студенческих волнений министр народного
просвещения А. А. Сабуров намечал некоторые меры по
смягчению правительственной политики в отношении студенчества,
не прекращая в то же время репрессий. Центральный
университетский кружок в Петербурге решил публично выразить
свой протест против непоследовательной политики Сабурова.
На традиционном университетском торжестве 8 февраля 1881 г.
студент-народоволец Л. М. Коган-Бернштейн произнес
обличительную речь, а П. П. Подбельский дал министру пощечину
(см. «Революционное народничество семидесятых годов XIX
века», т. II, ML —Л., 1965, стр. 230—231). П. А. Капнист,
на мнение которого ссылается Кони, позднее изложил свои
39S

взгляды в книге «Университетские вопросы» (СПб., 1904). Он
считал, в частности, необходимым предоставить студентам
большую организационную самостоятельность.
Стр. 175 Имеется в виду стихотворение Гете «Ученик волшебника»
(1797).
Стр. 175 Имеется в виду министр M. Н. Островский.
Стр. 175 Жена Б. Н. Чичерина (урожд.. Капнист), друг Кони.
Стр. 175 Жена П. А. Капниста (урожд. Лопухина).
107. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 175 Горбунов Иван Федорович, Сочинения, т. I, II, под
ред. и с предисл. А. Ф. К о н и, СПб., 1901.
Стр. 176 Подразумевается время, когда министром народного
просвещения был П. С. Ванновский, заявлявший о необходимости
«внесения в дело воспитания юношества разума, любви и
сердечного попечения», но одновременно с рядом незначительных
реформ разработавший «Временные правила организации
студенческих учреждений» с целью усиления административного
надзора за студентами.
108. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 176 Допущена ошибка: имеется в виду Б. А. Даукша, житель
Новочеркасска, обратившийся в Отделение русского языка, и
словесности за разъяснением юридических терминов.
Стр. 177 По Уставу Академии Наук почетные академики в отличие
от действительных членов, или ординарных академиков, не
состояли на службе в Академии Наук, не получали штатного
содержания, не считались членами Общего собрания Академии
Наук, в заседаниях отделений присутствовали, но без права
голоса.
Стр. 177 Пушкинская комиссия образована Отделением русского
языка и словесности в 1900 году в составе академиков
И. Н. Жданова (председатель), А. Н. Веселовского и
Ф. Е. Корша для продолжения издания сочинений А. С.
Пушкина, начатого умершим академиком Л. Н. Майковым.
394

Стр. 178 Премии имени А. С. Пушкина учреждены при Академии
Наук в 1881 году за произведения художественной
литературы и за исследования в области русской и иностранной
литературы. «Правила о премиях А. С. Пушкина» позднее были
сформулированы в пятнадцати параграфах и утверждены
министром народного просвещения 15 декабря 1895 г.
(опубликованы в 1896 г.)- В § 14 «Правил» говорилось:
«Посторонним рецензентам, в знак признательности Академии Наук,
могут быть выдаваемы медали».
Стр. 179 Имеется в виду инцидент с речью В. В. Стасова «Памяти
А. Ф. Бычкова». Подробнее см. комментарии к письму № 102.
109. Л. И. ТОЛСТОМУ
Стр. 180 Ответ на письмо Толстого от 11 ноября 1901 г., в
котором он просил о В. М. Величкиной, арестованной при
возвращении в Россию из Швейцарии, где она заканчивала
медицинское образование. Ей было предъявлено обвинение в
принадлежности к социал-демократической организации и в
устройстве демонстраций в Женеве против русского консульства.
«Пожалуйста, remuez ciel et terre [употребите все средства], чтобы
облегчить участь этой хорошей и несчастной женщины: Вам
привычно это делать и исполнять мои просьбы. Сделайте это
еще раз, милый Анатолий Федорович», — писал Толстой
(Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 73, М., 1954, стр. 160—«
161, 168).
Стр. 180 Толстой послал Кони выписку из письма А. К. Чертковой
к Толстому, а Кони ошибочно принял А. К. Черткову за
Е. И. Черткову, мать В. Г. Черткова.
Стр. 180 Толстой в это время находился в Гаспре.
110. К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ
Стр. 181 Вероятно, речь идет о посланном Станиславским Кони
фотопортрете 1901 года (см. К. С. Станиславский,
Собрание сочинений в восьми томах, т. 1, М., «Искусство»,
1954, стр. 252-253).
Стр. 181 21 декабря 1901 г. в Московском Художественном театре
была впервые поставлена драма в четырех действиях Вл. И. Не-
395

мировича-Данченко «В мечтах» (см. «Московский
Художественный театр в иллюстрациях и документах. 1898—1938», М.,
изд. MX AT, 1938, стр. 122). Первоначальное название драмы:
«Около жизни», «Вне жизни», «Мечтатели» (см.
Л. М. Фрейдкина, Дни и годы Вл. И.
Немировича-Данченко. Летопись жизни и творчества, М., ВТО, 1962,
стр. 172). В этой пьесе, которую А. Ф. Кони назвал
«Надежды», Станиславский исполнял роль Георгия Васильевича
Костромского.
Стр. 181 Станиславский играл в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня»
(первое представление 26 октября 1899 г.) роль Михаила
Львовича Астрова.
Стр. 181 Мария Петровна Лйлина — актриса МХАТа, жена
Станиславского.
Стр. 181 Ответное письмо Станиславского Кони см. К. С.
Станиславский, Собрание сочинений в восьми томах, т. 7, М.,
«Искусство», 1960, стр. 222.
111. П. Н. ОБНИНСКОМУ
Стр. 182 Речь идет о Плетневой Александре Васильевне, урожден^
ной княжне Щетининой (1826—1901), второй жене П. А.
Плетнева (с 1849 г.), сохранившей дружеские отношения с кругом
близких к мужу людей (в частности, с Я. К. Гротом,
П. А. Вяземским), а также с И. С. Тургеневым, Ф. И.
Тютчевым и др. См. о ней в книге А. Ф. Кони «На жизненном
пути», т. III, Ревель — Берлин, 1922, стр. 425—432.
112. П. Д. БОБОРЫКИНУ
Стр. 183 В результате крестьянских волнений, прокатившихся
в 1902 году по Харьковской и Полтавской губерниям, было
разгромлено и сожжено свыше ста помещичьих имений.
Подавленные военной силой, эти выступления дали резкий
толчок к возникновению волнений в других районах России,
особенно сопредельных с указанными губерниями.
Стр. 183 Имеется в виду пушкинское определение «русского бунта»
из гл. XIII «Капитанской дочки» (1836).
m

Стр. 183 Заявление о сложении с себя звания почетного академика
Короленко направил на имя Веселовского несколько позже,
25 июля.
Стр. 183 Предварительные соображения, касающиеся неизбрания
Горького, изложены Короленко 6 апреля 1902 г. в. письме
A. Н. Веселовскому (см. В. Г. Короленко, Собр. соч., т. 10,
М„ 1956, стр. 337—339)..
Стр. 183 12 апреля 1902 г. исполнилось 50 лет со дня смерти
B. А. Жуковского.
113. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 185 Оттиск доклада Кони «Общие черты судебной этики»,
прочитанного в заседании Московского психологического
общества 22 декабря 1901 г. (издан в Москве в 1902 году).
114. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 186 Толстой вернулся в Ясную Поляну из Гаспры 27 июня
1902 г.
Стр. 186 Ответное письмо Толстого содержит приглашение Кони
посетить Ясную Поляну (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч.,
т. 73, М., 1954, стр. 265). В 1902 году Кони в Ясную Поляну
не приезжал.
115. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 187 Речь идет о IX конгрессе Международного союза
криминалистов, открывшемся в Петербурге 4 сентября 1902 г. (см,
В. В. Ее и п о в, Союз криминалистов и его IX конгресс —
«Варшавские университетские известия», 1902, вып. VIII,
стр. 1—42).
Стр. 187 Короленко и Чехов отказались от звания почетных
академиков по Разряду изящной словесности в связи с отменой
царем состоявшихся 25 февраля 1902 г. выборов в почетные
академики М. Горького.
Стр. 187 П. Д. Боборыкин предполагал первоначально
присоединиться к Чехову и Короленко и отказаться от звания
почетного академика.
S97

Стр. 187 Опубликованное в газетах объявление от имени Академии
Наук о признании недействительными выборов М. Горького
было сделано по предписанию царя без ведома Академии.
Стр. 187 Имеется в виду составленный Кони отзыв на «Проект
изменения дополнительных статей к Положению об Отделении
русского языка и словесности имп. Академии Наук». В этом
проекте были сформулированы изменения в системе и порядке
выборов в почетные академики, которые являлись
вынужденным следствием тех приказаний царского правительства,
которые последовали в отношении Разряда изящной словесности
после отмены избрания Горького в почетные академики.
Окончательный вариант «Постановления о Разряде изящной
словесности Отделения русского языка и словесности имп. Ака«
демии Наук» был утвержден царем только 15 января 1904 г.
Стр. 187 Кони имеет в виду доклад К. К. Арсеньева «По поводу
некоторых изменений в проекте пересмотра ныне действующего
Цензурного устава».
Стр. 187 В. В. Стасов был одним из трех почетных академиков,
рекомендовавших к избранию М. Горького. После отмены
царем выборов Горького в почетные академики Стасов прекратил
посещение заседаний Разряда изящной словесности (см. «Лев
Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906». [Л.], 1929,
стр. 303—304); П. Д. Боборыкин, почти не посещавший
заседаний Разряда, присутствовал в 1902 году только на выборах
Горького в почетные академики.
116. В. В. СТАСОВУ
Стр. 188 В ИРЛИ хранятся два письма M. М. Антокольского
к Кони (ф. 134, оп. 3, № 60).
Стр. 188 Стасов предложил Кони принять участие в вечере,
посвященном памяти Антокольского и назначенном на 22 декабря
1902 г. Учитывая мимолетность встреч с Антокольским и
незначительность переписки с ним, Кони не счел возможным
выступить с воспоминаниями о нем.
Стр. 188 Речь идет о знакомом и единомышленнике Л. Н. Толстого
М. П. Новикове, который был арестован по приказу министра
внутренних дел за подачу докладной записки председателю
сельскохозяйственного комитета о нуждах крестьян и неспра-
398

ведливом взимании выкупных платежей. Обеспокоенный его
арестом, Л. Н. Толстой обратился за помощью к Кони,
Стасову и Витте (письма от 26 октября 1902 г. двум первым
и письма Витте от 27 октября и 17 ноября — см. Л. Н. Тол«
стой, Поли. собр. соч., т. 73, М., 1954, стр. 311—312; 312—
313; 314; 325—326). Подробнее см. примечание к следующему
письму. См. также т. 5 наст. Собрания сочинений, стр. 471,
472.
117. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 189 См. комментарии к предыдущему письму. Витте передал
просьбу Толстого Плеве, и в результате Новиков после 33-
дневного пребывания в доме предварительного заключения был
освобожден и выслан в Тульскую губернию под гласный
надзор полиции. В ответном письме от 17 ноября Толстой
благодарил Кони за сообщенные сведения.
118. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 189 Вступительная лекция «Нравственные начала в уголовном
процессе», прочитанная Кони в Александровском лицее,
опубликована в «Журнале Министерства юстиции» (1902 г. № 1,
стр. 1—44).
119. В. Д. КОМАРОВОЙ
Стр. 190 Речь идет о выдвижении на премию имени А. С. Пушкина
книги Комаровой о Жорж Санд. См. комментарии к письму
№ 102.
Стр. 191 Премия им. А. С. Пушкина присуждалась Академией
Наук каждый нечетный год. Сочинения, выдвигаемые на
премию, представлялись на конкурс до 29 января
предшествующего присуждению премии года. Из числа трудов,
представляемых на премию, исключались сочинения, со времени первой
публикации которых прошло более трех лет.
Стр. 191 А. Н. Гиляров, Предсмертные мысли XIX века во
Франции. Очерк миропонимания современной Франции по ее
крупнейшим литературным произведениям, Киев, 1901
Стр. 191 Жан Мари Гюйо. Стихи философа, перевод И. Ф. Тхор-
жевского, СПб., 1901&
399

Стр. 191 Рецензия H. А. Котляревского на исследование
Комаровой о Жорж Санд в 1905 году была издана Академией Наук-
в качестве отдельной брошюры.
Стр. 191 Речь о В. С. Соловьеве была произнесена Кони 21 января
1901 г. и опубликована в «Известиях Отделения русского
языка и словесности Академии Наук» 1903 г., т. 8, кн. 1.
Стр. 191 В письме к Кони от 26 февраля 1903 г. Комарова писала:
«Вы не поверите, как я устала от постоянных «объяснений»
всевозможных преступлений, гадостей и дрянностей, от
постоянных «оправданий зла», царящего у нас и в литературе, да
и в жизни. У нас теперь, начиная с детских книжек, читателей
отравляют разными «объяснениями» всевозможных
проступков и пороков, все объясняют и все оправдывают, а когда дети
вырастают и становятся большими подлецами, тогда все ахают
и охают, как это, мол, он обокрал кассу, сбежал с чужой женой,
растратил казенное имущество или плясал на задних лапках
пред высшими из-за куска щедринского пирога. Чего тут
удивляться, когда они выросли среди моральных компромиссов!»
(ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 2159, лл. 26—27).
Стр. 191 «Я Спасовича очень люблю, — замечает Комарова, в том
же письме, — как талантливейшего, умнейшего писателя и
Публициста, тонкого критика, художественно чуткую душу, но
думаю, что в его этической личности много есть темных
сторон...»
120. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 191 Дата письма уточняется при сопоставлении с письмом
П. П. Семенова Кони от 11 мая 1903 г. (ИРЛИ, ф. 134, оп 9,
№ 38), из которого видно, что их встреча была назначена на
15 мая 1903 г. между 3-мя и 6-ю часами.
Стр. 192 Упоминаемое письмо А. А. Шахматова неизвестно.
Стр. 192 Публикация указанных материалов в 1903 году не
состоялась. Воспоминания А. А. Толстой о Л. Н. Толстом и
переписка напечатаны Обществом Толстовского музея после
смерти писателя в первом томе сборника «Толстовский музей»
(СПб., 1911). Воспоминания графини А. А. Толстой о ее
знакомстве с Львом Николаевичем помещены в сборнике в
качестве предисловия к переписке. 29 ноября 1910 г. Шахматов
400

писал Кони: «Вы пишете об издании переписки гр. Толстого.
Но нам пришлось уступить желанию г-жи Зенкович
(племянницы покойной гр. Толстой) получить скорее деньги, и мы
разрешили ей предоставить право издания дневника гр. Толстой
и писем гр. Толстого Обществу по устройству Толст[овского]
музея, иначе М. А. Стаховичу. Стахович успел заручиться
согласие^] Л[ьва] Николаевича] на издание писем; он
просмотрел их сам» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 116).
Стр. 192 В 1901 году Л. Н. Толстой был отлучен Синодом от
церкви. Поводом для отлучения послужили страстный протест
против самодержавного строя и разоблачение социальных и
моральных устоев царской России в романе «Воскресение».
В письме от 21 марта 1901 г. Шахматов писал Кони: «Сегодня
я слышал нечто невероятное: будто Толстого вышлют за
границу. Может ли Академия равнодушно отнестись к такому
насилию над ее членом? Не придется ли ей ходатайствовать
о том, чтобы оставили в покое писателя, сделавшего для
России так много полезного» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 13).
Стр.192 В ответ на публикуемое письмо А. А. Шахматов писал
Кони в этот же день 15 мая 1903 г.: «Очень жаль, что не
пришлось повидаться. Мне вполне ясна Ваша точка зрения.
В известной степени и я ее разделяю, но думаю, что при
серьезном суждении о Толстом не могут иметь значения хотя
бы и ядовитые комментарии старой дамы. Вот почему я
уверен, что мемуары гр[афини] Толстой не ослабят того сильного
впечатления, которое произведут письма Льва Николаевича*
Но подвергнуть мемуары цензуре в интересах мало
образованной нашей публики очень полезно. Гр[афиня] Толстая
поблагодарит за такую цензуру, так как она послужит и ее интересам?
она благоговеет до сих пор перед Львом Николаевичем и (что
совершенно вне сомнения) дорожит отношениями,
установившимися между ними. Ввиду именно этого я находил бы
особенно удобным приступить к печатанию воспоминаний гр.
Толстой теперь же, при жизни Льва Николаевича, когда она
пойдет на всякие уступки, ибо поймет, что многие из ее
рассуждений, колких замечаний и т. п. бросают известную тень на ее
героя. После смерти Толстого таких уступок будет гораздо
труднее добиться й от нее, и от ее наследницы. И вот хорошо
было бы, если бы Вы отметили все те места, о которых надо
переговорить с автором мемуаров. Комиссия и Отделение,
конечно, присоединятся к Вашему мнению о необходимости ьне-
26 А. Ф. Кони, Tl 8
401

сти изменения и сокращения в текст гр. Толстой и будут очень
довольны, если Вы возьметесь переговорить с нею по поводу
всех замеченных Вами мест. Если она не пойдет на уступки,
издание приостановится» (ИРЛИ, ф* 134, оп. 14, № 1, л. 46)а
Стр. 192 После 15 мая 1903 г. (в письме без даты) Шахматов
сообщал Кони: «На днях видел гр[афиню] Толстую. Она
решительно утверждает, что произошло недоразумение: у ней и
в мыслях не было издать свои воспоминания при жизни Льва
Николаевича. Она просит хранить переданные бумаги до смерч
ти его или ее в библиотеке» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1,
л. 48).
121. С. А. ВЕНГЕРОВУ
Стр. 193 Статья Кони о великой княгине Елене Павловне
предназначалась для редактируемого Венгеровым сборника «Главные
деятели освобождения крестьян» (СПб., 1903, стр. 11—23).
Стр. 193 Поля рукописи, корректуры.
Стр. 193 Статья Кони о В. А. Черкасском также опубликована
в сборнике «Главные деятели освобождения крестьян»,
стр. 44—50.
122. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 193 Ольга Владимировна Градовская, теща Шахматова, жена
проф. А. Д. Градовского. 6 октября 1903 г. Шахматов писал
Кони: «В качестве одного из редакторов издания сочинений
Градовского радуюсь тому, что Вы написали Ольге
Владимировне о своем согласии на перепечатку Ваших обеих речей при
полной его биографии» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 50).
Стр. 194 Речь идет о пятнадцатом присуждении премий им.
A. С. Пушкина. И. А. Бунин был удостоен половинной премии
(500 руб.) за сборник стихотворений «Листопад» и
стихотворный перевод поэмы Г. Лонгфелло «Песнь о Гайавате».
B. Д. Комаровой был присужден почетный отзыв, а В. И. Шен-
рок за издание писем Гоголя несколько позднее получил
половинную (400 руб.) премию гр. Д. А. Толстого (Архив
АН СССР, ф. 1, оп. 1-1903, № 216),
402

Стр. 194 Заседание, посвященное 100-летию со дня рождения
В. Ф. Одоевского, состоялось 16 ноября 1903 г. Речь Кони
первоначально опубликована в «Известиях Отделения русского
языка и словесности Академии Наук» (1903, т. VIII, кн. 4,
стр. 270—303). Вместе с Кони на заседании выступил
Н. А. Котляревский («Известия ОРЯС», 1904, т. IX, кн. 2,
стр. 162—176).
Стр. 194 6 октября 1903 г. Шахматов сообщил Кони, что о
медалях рецензентам будет занесено в протокол предстоящего
11 октября заседания (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 50).
Действительно, 11 октября 1903 г. ряду рецензентов, в том
числе и Кони, за критические разборы сочинений,
представленных к пятнадцатому соисканию премий им. А. С. Пушкина,
было решено «выдать установленные Пушкинские золотые
медали» (Архив АН СССР, ф. 1, оп. 1—1903, № 216).
123. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 194 Имеется в виду речь Кони об В. Ф. Одоевском в связи
со 100-летием со дня его рождения. См. т. 6 наст. Собрания
сочинений, стр. 76—105.
124. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 195 Письмо из Харькова, приложенное к публикуемому
письму Кони, неизвестно.
Стр. 195 Речь идет о проекте правил в связи с пересмотром Поло*
жения об ОРЯС из-за отмены царем выборов в почетные ака«
демики М. Горького (см. письмо Кони Шахматову от 5
сентября 1902 г.). «Маргариновыми» Кони называет почетных
академиков Разряда изящной словесности, права которых были
ограничены по сравнению с правами настоящих академиков,
членов Отделения русского языка и словесности. Позднее в
воспоминаниях о С. Ю. Витте Кони, говоря о вновь
учрежденном Разряде изящной словесности, писал, что «вновь
избранным почетным академикам пришлось чувствовать себя
первое время в положении пасынков, к которым относился
с безусловным вниманием лишь сердечный и живой
Шахматов» (т. 5 наст. Собрания сочинений, стр. 252).
Стр. 195 Никто из названных лиц звания почетного академика
удостоен не был*
26*
403

125. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 195 Речь идет о совещании нового состава гласных, выбранных
в Городскую думу 30 ноября согласно новому городовому
положению (по Литейной части были избраны: Кони, В. Ф. Дё-
рюжинский, М. В. Красовский, гр. В. А. Мусин-Пушкин,
П. А. Потехин и др.).
Стр. 196 Имеется в виду Тенишевское училище, в актовом зале
которого обычно устраивались общественные заседания.
Стр. 196 14 декабря 1903 г. отмечалось 60-летие служебной
деятельности Я. Г. Есиповича (см. «С.-Петербургские ведомости»
15 декабря 1903 г. № 343, стр. 3).
Стр. 196 На втором заседании новой Городской думы (16 января
1904 г.) ясно обозначилось разделение Думы на две партии:
правую — «партия центра», подавляющую своею численностью,
и левую, немногочисленную, «новую партию» (см. «Биржевые
ведомости» 17 января 1904 г. № 29, стр. 2). Кони
поддерживал кандидатов «новой партии».
Стр. 196 См. статью «М. М. Стасюлевич — почетный гражданин
С.-Петербурга» («Биржевые ведомости» 13 августа 1909 г.
№ 11257, стр. 2).
126. С. А. ВЕНГЕРОВУ
Стр. 196 И. А. Ефрон, петербургский совладелец издательства
«Брокгауз—Ефрон».
Стр. 197 Речь идет о сборнике «Главные деятели и
предшественники судебной реформы», вышедшем в 1904 году в
издательстве «Брокгауз — Ефрон» под редакцией К. К. Арсеньева,
который взял на себя редакторские обязанности вследствие
отказа Кони.
Стр. 197 И. В. Ефимов в числе авторов сборника «Главные деятели
и предшественники судебной реформы» не значится.
127. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 198 Городским головой в январе 1904 года был избран
П. И. Лелянов, а товарищем головы — С. А. Тарасов,
принадлежащие в Городской думе к «партии центра».
404

Стр. 198 Вопреки предположению Койй председателем Думы 16
января 1904 г. был избран не Стасюлевич, а П. П. Дурново.
Стр. 198 Предположения Кони о выборах члена от Думы в Особое
по делам города С.-Петербурга присутствие не оправдались*
избранными были гр. А. А. Бобринский, его заместителем —*
В. В. Комаров.
Стр. 198 Член Государственного совета сенатор С. Ф. Платонов
был председателем Особого по делам города С.-Петербурга
присутствия. Натянутые отношения Кони с Платоновым были,
по-видимому, обусловлены их столкновением в Сенате в связи
с рассматривавшимися там в 1893 году двумя делами редактора
«Гражданина» кн. В. П. Мещерского (см. т. 1 наст. Собрания
сочинений, стр. 460—462).
Î28. В. В. СТАСОВУ
Стр. 199 Часть надписи на большом колоколе собора в г. Шафгау-
зене в Швейцарии. Полный текст этой надписи выглядит так:
«Vivos voco, mortuus piango, fulgura frango» — зову живых,
оплакиваю мертвых, молнии ломаю.
129. Б. Н. ЧИЧЕРИНУ
Стр. 201 8 декабря 1903 г. одна из уволившихся слушательниц
Высших женских курсов М. Р. Свиридова во время лекции
В. И. Герье обратилась к нему с заявлением по поводу невоз-
вращенных ей 50 рублей, внесенных за слушание лекций.
Получив отказ, Свиридова дала Герье пощечину со словами: «Вот
вам от всех и за все». Это событие в течение нескольких дней
обсуждалось среди курсисток на сходках. «Объединенная
группа учащихся женщин» выпустила листовку «К событиям
8-го декабря», в которой разоблачалась провокаторская
политика Герье, выражавшаяся в слежке за курсистками на
улицах, публичных лекциях и вечерах, в запрещении собраний и
коллективных обсуждений общекурсовых вопросов и интересов,
в предостережении курсисток от «вредных» знакомств, от чте-
. ния некоторых легальных книг; Герье критиковался также за
то, что он заменил видных ученых, читавших лекции на курсах,
посредственными преподавателями.
405

130. M. M. СТАСЮЛБВИЧУ
Стр. 202 В журнале «Русский вестник» (1904 г. № 1) была напе*
чатана заметка, содержавшая разбор статьи Кони о докторе
Ф. П. Гаазе. В конце этой заметки говорилось, что Кони,
произнеся 16 ноября 1903 г. речь в честь князя Одоевского,
забыл упомянуть о книге А. П. Пятковского «Князь В. Ф.
Одоевский и Д. В. Веневитинов» (изд. 3-е, СПб., 1901), из которой
он якобы извлек материал для своего выступления. В связи с
этим Кони опубликовал в «Русском вестнике» (1904 г. № 2)
«Письмо к редактору», назвав предъявленные ему обвинения
клеветой и аргументированно доказав несостоятельность
предъявленного ему упрека в плагиате. См. комментарии к письму
№ 133.
Стр. 202 Статья Котляревского с опровержением обвинений,
выдвинутых против Кони, на страницах «Вестника Европы» не
появилась.
131. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 203 В письме от 4 февраля Толстой благодарил Кони за
извещение «о деле скопца» (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч.,
т. 75, М., 1956, стр. 37).
Стр. 203 См. письмо № 134.
Стр. 203 Оттиск сохранился в яснополянской библиотеке.
Дарственная надпись: «Дорогому Л. Н. Толстому от автора».
132. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 204 Речь идет о составе сборника «Главные деятели и
предшественники судебной реформы». Первоначально редактором
издания предполагался Кони, позднее передавший
редакторство Арсеньеву. Сборник вышел в свет в 1904 году в
несколько измененном по сравнению с предположениями Кони составе:
очерки о В. П. Буткове, Я. А. Неелове, А. В. Сухово-Кобыли-
не были исключены, вместо них появились главы о M. Е.
Ковалевском и M. Е. Салтыкове.
Стр. 204 В сборнике опубликованы очерки Кони о С. И. Зарудном,
Д. А. Ровинском, Н. И. Стояновском, Н. А. Буцковском,
Д. Н. Замятнине и M. Е. Ковалевском.
Стр. 204 Б. Н. Чичерин умер 3 февраля 1904 г»
406

133. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 204 Рецензии Кони на книгу А. Н. Гилярова «Предсмертные
мысли XIX века во Франции» (Киев, 19Ö1) и на «Стихи
философа» М. Гюйо в переводе И. Ф. Тхоржевского (СПб., 1901)
опубликованы в книге «Пятнадцатое присуждение премий им.
А. С Пушкина 1903 года» (СПб., 1904, стр. 63—78, 181—
197).
Стр. 205 В письме от 22 марта 1904 г. Кони писал Шахматову:
«Быть может, Вы не знаете, что по поводу моей речи об
Одоевском я подвергся нападкам презренного Пятковского,
любезно подхваченным не менее достойным уважения Комаровым
(как это еще их не предложил господин Соболевский в члены
«Орфографической Комиссии», наряду с кн. Мещерским?).
Прилагаю на благоусмотрение Ваше мой ответ» (Архив АН
СССР, ф. 134, оп. 3, № 710, л. 86). Ответ Кони А. П. Пят-
ковскому в «Известиях ОРЯС» опубликован не был.
Стр. 205 См. письмо № 120.
134. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 205 Кони гостил в Ясной Поляне с 1 по 4 апреля 1904 г.
Это была последняя встреча Кони с Толстым. Находившийся
в то время в Ясной Поляне М. С. Сухотин записал в дневнике
4 апреля: «Был здесь А. Ф. Кони. Говорил много и интересно;
рассказывал живо и остроумно» («Литературное наследство»,
т. 69, кн. 2, стр. 179—180).
Стр. 205 А. Ф. Кони, Общие черты судебной этики, М., 1902.
На первой странице надпись: «Дорогому Льву Николаевичу
Толстому от автора». В письме от 1 мая 1904 г. Толстой
писал Кони: «Судебную этику я прочел, и хотя думаю, что эти
мысли, исходящие от такого авторитетного человека, как вы,
должны принести пользу судейской молодежи, я лично не
могу, как бы ни желал, отрешиться от мысли, что как скоро
признан высший нравственный религиозный закон,
категорический императив Канта, так уничтожается самый суд перед
его требованиями. Может быть, и удастся еще повидаться,
тогда поговорим об этом» (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч.,
т. 75, М., 1956, стр. 96).
Стр. 206 См. комментарии к письму № 131.
407

135. Л. H. ТОЛСТОМУ
Стр. 206 Гостя в Ясной Поляне 1—4 апреля 1904 г., А. Ф. Кони
читал в рукописи «Хаджи Мурата» (см. т. 6 наст. Собрания
сочинений, стр. 487, 511) и тогда же сделал замечания,
уточняемые в комментируемом письме. Отвечая Кони, Толстой
писал: «Особенно тронула меня ваша заботливость о таких
пустяках, как подробности одежд при Николае. Жена
утверждает, что она помнит плюмажи в 50-х годах. Может быть,
они оставались у генералов, а государь уже не носил их.
Постараюсь при случае справиться по портретам Николая
50-х годов» (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 75, М.,
1956, стр. 96). Замечаниями Кони Толстой не воспользовался,
так как после 25 февраля 1904 г. к работе над гл. XV не
возвращался.
136. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Стр. 207 А. А. Измайлов, Певец сумеречной эпохи (Памяти
А. П. Чехова) — «Биржевые ведомости» 5 июля 1904 г.
№ 339, стр. 2.
Стр. 207 Чехов посетил Кони в Петербурге 17 января 1891 г.
Предметом их беседы был Сахалин и, в частности, положение
сахалинских детей.
Стр. 207 См. А. Ф. Кони, Воспоминания о писателях, Л., 1965,
стр. 330—331. См. также т. 7 наст. Собрания сочинений,
стр. 386 и далее.
138. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 209 В ответ на просьбу Кони Шахматов писал ему 15 сентября
1904 г.: «Сообщу Веселовскому содержание Вашего письма,
но думаю, что ему нельзя будет послать Вам официальное]
приглашение, о котором Вы пишете, не переговорив с великим
князем, а также вообще с членами Общего собрания Академии,
т[ак] к[ак] речь о Чичерине предполагается предложить в
торжественном] заседании Академии 29 декабря. Общее
собрание, будет в начале октября и тогда будет выслушано наше
представление о приглашении Вас к прочтению речи о
Чичерине. Убедительно Вас прошу не отказываться от предстоящего
приглашения Академии. Ввиду того, что в Москве и П[етер-
408

бур]ге Вас будет слушать разная публика, Вы, быть может,
согласитесь повторить в Москве речь, произнесенную в
Академии. Таким образом, не отказывая Московскому]
психологическому] обществу, Вы могли бы только отсрочить
прочтение в нем Вашей речи» (ИРЛИ, ф. 134, оп, 14, № 1, л. 54).
Стр. 209 15 сентября 1904 г. Шахматов сообщил Кони: «Три
книжки, которые Вы просили выслать, будут на днях у Вас»
(ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 54 об.).
139. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 210 Речь идет о Гулльском инциденте: в ночь на 9 октября
1904 г. в Северном море в районе Доггер-Банка военные
корабли 2-й Тихоокеанской эскадры под командованием 3. П. Ро-
жественского обстреляли английские рыболовные суда Гулль-
ского рыболовного ©бщества, приняв их в тумане за японские
миноносцы. В возмещение нанесенного ущерба Россия
уплатила Англии 65 тысяч фунтов.
Стр. 210 2-я Тихоокеанская эскадра вышла из Либавы 2 октября
1904 г. и была разбита в Цусимском сражении 14—15 мая
1905 г.
Стр. 210 Кони пробыл в Карауле почти весь сентябрь.
Стр. 211 Речь идет о П: А. Капнисте.
Стр. 211 Вероятно, имеется в виду переписка Б. Н. Чичерина, о
котором еще летом 1904 года Кони собирался писать статью,
Стр. 211 В письме к А. А. Чичериной от 1 марта 1907 г. Коня
писал: «Как мне больно думать, что мое назначение в
Государственный] совет прервало мои работы о в[еликой] к[нягине]
Елене Павловне, о Борисе Николаевиче],..» (ГБЛ, ф, 334,
к. 15, № 5).
140. А. С. СУВОРИНУ
Стр. 2 \ \ Видимо, Суворин присылал Кони свою драму «Царь
Дмитрий Самозванец и царевна Ксения», вышедшую первым
изданием в 1904 году. В письме к Кони 27 октября 1904 г. он
сообщал: «Посылаю Вам свою книгу. Верьте8 от чистого серд»
409

ца, в воспоминание тех годов, проведенных с Вами, о которых
я не забываю» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, ед. хр. 3334, л. 26).
Стр. 211 Перефразированная строка из стихотворения А. С.
Пушкина «К портрету Жуковского» (1818).
Стр. 211 В письме к Кони от 27 октября 1904 г. Суворин писал:
«...Мне пошел 71-й год, год смерти. И, пора. Не то что устал
жить, а пора и честь знать. Сколько умерло молодых и близких
мне по крови и по духу» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, ед. хр. 3334,
л. 26).
Стр. 211 Кони имеет в виду поражения русской армии в войне с
Японией.
Стр. 211 Цитата из стихотворения Е. А. Баратынского «Смерть»
(1829).
Стр. 211 Сообщение о письме Пушкина В. П. Зубкову от 1
декабря 1826 г. Кони сделал на торжественном годовом заседании
Академии Наук 29 декабря 1904 г. Текст письма с
комментарием к нему впервые был опубликован в «Известиях
Отделения русского языка и словесности Академии Наук» (1905,
т. X, кн. 1).
141. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 212 5 ноября 1904 г. Шахматов писал Кони: «Мне почему-то
кажется, что Вы на меня сердитесь. Не совершил ли я какой-
нибудь бестактности по отношению к Вам? Очень бы мне хо*
телось это выяснить» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 56)*
Недоразумение было ликвидировано публикуемым письмам
Кони, отвечая на которое Шахматов 7 ноября 1904 г. писал:
«Очень и очень Вас благодарю за то, что Вы меня успокоили.
Я так дорожу отношениями к Вам, что для меня было бы в
высшей степени тяжело вызвать в Вас чем-нибудь
неудовольствие. Буду у Вас в среду в 4 часа. Еще раз благодарю за
письмо Ваше» (там ж е, л. 58).
Стр. 212 Воспоминания о крушении 17 октября 1888 г. царского
поезда написаны Кони еще в 1890 году, но при жизни его в
печати не появлялись (см. «Памяти Анатолия Федоровича
Кони», Л.—М., 1929, стр. 96—98). Указанные мемуары
впервые опубликованы в тл 1 наст. Собрания сочинений, стр. 420--?
495
410

142. Д. А. МИЛЮТИНУ
Стр. 213 Речь идет о книге «Главные деятели и предшественники
судебной реформы», под ред. К. К. Арсеньева, СПб.,
1904. Из тринадцати очерков в этой книге шесть принадлежат
Кони.
Стр. 213 Осенью 1904 года наступило некоторое смягчение
правительственной политики. 6—9 ноября 1904 г. в Петербурге
состоялся общеземский съезд, выработавший программу
политических реформ: создание выборного представительства с
законодательными . правами, гражданские свободы и т. д. Эта
программа была причиной множества адресов и петиций
земских собраний, а также банкетной кампании в конце 1904 года.
Стр. 213 Жена Д. А. Милютина (урожд. Понсэ).
143. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 214 30 декабря 1904 г. Шахматов писал Кони: «Статью
Вашу получил, она будет напечатана с соблюдением указанных
Вами условий» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 66 об.). Речь
идет о сообщении Кони в торжественном годовом заседании
Академии Наук 29 декабря 1904 г., которое опубликовано под
заглавием «Страничка из жизни Пушкина» в «Известиях
Отделения русского языка и словесности Академии Наук», 1905,
т. X, кн. 1, стр. 399—414. См. т. 6 наст. Собрания сочинений,
стр. 60—71.
Стр. 214 30 декабря 1904 г. Шахматов писал Кони: «Пожалуйста,
не отождествляйте Веселовского с Академией. Это — по
поводу того, что он сказал Вам о заседании. Речь Ваша о
Чичерине будет прослушана нами с жадностью, если так можно
выразиться, как бы длинна она ни была» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14,
№ 1, л. 66 об.).
Стр. 214 В «Правительственном вестнике» (29 декабря 1904 г.
№ 294) была опубликована телеграмма Николая II протоне«
рею Кронштадтского собора Иоанну Ильичу Сергиеву (Иоанну
Кронштадтскому): «Радуюсь сердечно и благодарю Бога,
даровавшего вам улучшение здоровья и всей России драгоценной
вашей жизни».
411

144. H. С. ТАГАНЦЕВУ
Стр.215 «Маяк»—Петербургское общество «содействия молодым
людям в достижении нравственного и физического развития».
Председателем комитета общества был Н. С. Таганцев.
Стр. 215 Речь идет о члене комитета общества «Маяк» Ф. А. Гэ-
лорде.
145. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 215 Ряд выступлений Кони в Особом совещании для
пересмотра действующего цензурного законодательства и для
составления нового Устава о печати опубликован им в книге
«На жизненном пути», т. II, СПб., 1912, стр. 751—782. См.
также т. 7 наст. Собрания сочинений, стр. 260—287.
Стр. 215 3 февраля 1905 г. исполнился год со дня смерти Б. Н.
Чичерина.
Стр. 216 В письме к А. А. Чичериной от 17 ноября 1904 г. Кони
писал: ^Да и как не шалить сердцу, когда приходится жить в
обширном доме умалишенных, в верхнем этаже которого,
между немногими здравомыслящими, помещены идиоты; в
среднем— маниакк, принимающие слова за дела и угнетаемые
разными галлюцинациями, а в нижнем — буйные и одержимые
безумием невежества и невоспитанности...» В письме от 20
января 1905 г. к ней же: «Помните мою аллегорию о сумасшедшем
доме. Все в нем остается по-старому, если не прибавить еще
того, что в разных углах его происходит пожар, заливаемый,
по ошибке и небрежности, керосином» (ГБЛ, ф. 334, к. 15,
№ 2, 3).
Стр. 216 Земский собор, т. е. представительное учреждение,
должен был либо ограничить самодержавный строй, либо
укрепить его, как это произошло в 1851 году во Франции, когда
с помощью плебисцита Наполеон III произвел монархический
переворот.
Стр. 216 См. «Русские ведомости» 23 и 24 января 1905 г.
146. В. В. СТАСОВУ
Стр. 217 Стасов собирал материал для своей автобиографии и
неоднократно принимался писать ее. Эта работа не была
осуществлена, ко отдельные отрывки из нее были напечатаны.
412

Какие-то части незавершенного замысла, вероятно,
пересылались в рукописи Кони.
147. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 217 Имеется в виду статья В. П. Мещерского «Дневники»
(«Гражданин» 1905 г. № 35, стр. 19—21).
Стр. 217 Получив известие о смерти Б. Н. Чичерина, Кони писал
А. А. Чичериной 4 февраля 1904 г.: «Ведь можно было
подолгу не видать Бориса Николаевича, даже не переписываться с
ним, но нужно было знать, что он есть, что еще живет и светит
его благородная, стойкая, возвышенная душа...» (ГБЛ, ф. 334,
к. 15, № 2).
Стр. 217 Книга вышла под названием «Очерки и воспоминания»
(СПб., 1906).
Стр. 218 Курс лекций по судебной этике Кони должен был
читать в Александровском лицее. Письмо Плеве не было
опубликовано Кони в книге «Судебные речи» по причине,
изложенной им в письме к А. А. Чичериной от 17 июля 1905 г.:
«Сердечно благодарю Вас за ответ на мой вопрос о муравьевской
интриге против моих лекций. В нынешнее трудное время я
счел неуместным вносить новый элемент раздражения — и
умолчу о нем...» (ГБЛ, ф. 334, к. 15, № 3).
Стр. 218 В то время В. Н. Ламздорф был министром иностранных
дел.
Стр. 218 Измененная цитата из Апокалипсиса: «Знаю твои дела;
ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или
горяч» (III, 15).
Стр. 218 Возможно, Песков Владимир Иванович — судебный
следователь Шацкого уезда Тамбовской губернии.
Стр. 219 Позиция Б. М. Юзефовича в Особом совещании для
пересмотра законов о печати выражена им в статье «О вредном
направлении печати» (Б. М. Ю з е ф о в и ч, Политические
письма, Киев, 1908, стр. 244—249).
Стр. 219 Племянница Б. Н. Чичерина — Софья Васильевна
Чичерина.
Ш

Стр. 219 Мария Алексеевна Кочубей, жена кн. В. А. Кочубея,
сестра А. А. Чичериной.
149. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 221 Шахматову было послано четвертое издание «Судебных
речей». 2 октября 1905 г. Шахматов писал Кони: «Очень Вас
благодарю за присылку Вашей книги, которую получил в де*
ревне, за два дня до выезда. С живейшим интересом прочел
то, что в ней нового против прежних изданий, и прочел также
старое» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 71).
Стр. 221 На семнадцатое соискание премий имени А. С. Пушкина
были представлены т. т. III—VIII Полного собрания сочинений
Г. Ибсена (перевод А. и П. Ганзен), вышедшие в Петербурге в
1903-1905 гг.
Стр. 221 Вопреки мнению Кони о переводах из Гете и Данте, в
1905 году полной премии им. А. С. Пушкина была удостоена
работа Д. Е. Мина по переводу «Божественной комедии» (СПб.,
1902—1904).
Стр. 223 Комиссия по присуждению премий им. А. С. Пушкина на
основании положительных отзывов П. И. Вейнберга и О. Брока
удостоила труд А. и П. Ганзен почетного отзыва имени
А. С. Пушкина.
Стр. 224 В письме от 15 июля 1905 г. Лернер сообщал Кони
о своем намерении начать с осени большой труд «Жизнь Пуш*
кина» и о желании заручиться согласием Академии Наук пе«
чатать его отдельными томами по одному в год за полистный
гонорар. 2 сентября 1905 г. Шахматов писал Кони:
«Возвращаю письмо Лернера. Пока вопрос, им поднятый, для меня
неясен» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 71).
150. Р. М. ГОЛЬДОВСКОЙ
Стр. 224 Имеется в виду близкий друг семьи Гольдовских
Н. И. Стороженко; профессор всеобщей литературы в Москов*
ском университете.
Стр. 224 Надежды на «успокоение» в университетах, т. е. на пре«
кращение активных революционных акций учащейся молодежи,
414

были связаны с указом, царского правительства от 27 августа
1905 г. об «автономии» университетов. Советам университетов
и факультетов предоставлялось право избирать ректора, его
помощника, деканов и секретарей факультетов (утверждение
избранных лиц по-прежнему должно было осуществляться
вышестоящими властями). Вместе с тем на Советы
университетов возлагалась ответственность за поддержание «правильного
кода учебной жизни в университете» (см. «Законодательные
акты переходного времени. 1904—1906», СПб., 1906). Однако
расчет на успокоение молодежи не оправдался. Сразу же после
начала занятий в университетах начались студенческие
митинги.
Стр. 224 Критик и историк литературы Соловьев Евгений
Андреевич («Андреевич») скончался 25 августа 1905 г.
Стр. 224 Поэтесса Мирра (Мария) Александровна Лохвицкая
скончалась 27 августа 1905 г.
Стр. 224 По Портсмутскому договору, заключенному 23 августа
1905 г* Россия, соглашаясь на ряд территориальных и
политических уступок Японии, получила право не платить
контрибуции. Под «внутренними убытками» Кони имеет в виду пожары
на нефтепромыслах Закавказья, о которых в августе —
сентябре 1905 года сообщали многие русские газеты.
Стр. 224 Возможно, речь идет о московском градоначальнике графе
П. П. Шувалове, убитом 11 июля 1905 г. в Москве членом
боевой организации эсеров.
Стр. 225 Очередное (26-е) заседание Особого совещания для
составления нового Устава о печати под председательством
Д. Ф. Кобеко, намеченное на конец августа, состоялось 20
сентября 1905 г. (см. «Протоколы высочайше учрежденного под
председательством действительного тайного советника Д. Ф.
Кобеко Особого совещания для составления нового Устава о
печати (10 февраля —4 декабря 1905 г.)», СПб., 1913).
151. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 225 20 августа 1905 г. в Баку начались межнациональные
столкновения. В это же время в Балахано-Сабунчинском и
Биби-Эйбатском районах загорелись нефтепромыслы, в
результате пожаров были уничтожены 1994 вышки, дававшие больше
415

50% всей добычи нефти на промыслах. Вооруженное
население оказывало полиции и войскам, направленным на подавле«
ние возникшего движения, упорное сопротивление (см. «Рабо*
чее движение в Баку в годы первой русской революции. До-»
кументы и материалы», Баку, 1956, стр. XIX—XX, 214—224)«
Стр. 226 Имеется в виду сборник «Судебные речи» (изд. 4-е, СПб.,
1905). В раздел «Вместо предисловия» Кони включил ряд
положений из своей статьи «О врачебной тайне», напечатан*
ной в журнале «Вестник С.-Петербургского врачебного обще-!
ства взаимной помощи» (1902, вып. 11).
Стр. 226 Газетная вырезка при письме не сохранилась.
Стр. 226 Кони выражает удовлетворение возобновлением
университетских занятий, прекращенных с января 1905 года в связи со
студенческими волнениями. Однако собравшийся в сентябре
в Выборге 4-й Всероссийский студенческий съезд постановил
использовать учебные помещения не для занятий, а для
общенародных митингов (см. Е. Энгель, 1905 год и студенческое
движение в Петербурге, «Красная летопись» 1925 г. № 2,
стр. 90—102).
Стр. 226 О близости А. П. Самариной к А. А. и Б. Н. Чичериным
говорит письмо, написанное ею, вероятно, после смерти их
последнего ребенка, дочери Ульяны: «Всей душой, всем
сердцем разделяю и сочувствую Вашему страшному, безысходному
горю, мой дорогой Борис Николаевич, крепко жму Вашу руку
и обнимаю мою дорогую, бедную Сашу» (ГБЛ, ф. 334, к. 1,
№ 4).
152. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 226 В письме от 7 сентября Толстой просил Кони облегчить
участь Е. Е. Гончаренко, приговоренного к двум годам
дисциплинарного батальона за отказ от военной службы по
религиозным убеждениям (см. Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч.,
т. 76, М, 1956, стр. 28—29).
Стр. 227 В августе Кони послал Толстому свою книгу: «Судебные
речи» (изд. 4-е, СПб., 1905). На титульном листе надпись:
«Льву Николаевичу Толстому с чувством глубокой сердечной
преданности и благодарности от автора, с просьбой пробежать
предисловие и введение. 1905.VI 11.28». В письме от 7 сентября
416

Толстой благодарил за присылку тома «Судебных, речей»:
«Я еще не успел просмотреть их, т. е. glaner [поживиться]
в них», — писал он (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 76,
ML, 1956, стр. 29).
Стр. 227 Имеется в виду статья Толстого «Единое на потребу»,
впервые опубликованная в 1905 году.
154. М. Г. САВИНОЙ
Стр. 228 22 декабря 1905 г. в бенифис Савиной на сцене
Александрийского театра была поставлена пьеса В. О. Трахтенберга
«Фимка», в которой она играла заглавную роль.
155. А. С. СУВОРИНУ
Стр. 229 С. Ф. Ильин по рекомендации Кони написал несколько
статей для газеты Суворина «Русская земля», начавшей
выходить в Москве в 1906 году. Однако в штат газеты зачислен
не был.
Стр. 230 Реакционный журналист М. Меньшиков, печатавшийся
в газете «Новое время», с крайне правых позиций оценивая
события революции 1905 года, критиковал отдельные действия
правительства. М. Горький в письме к Е. П. Пешковой от
11 июля 1905 г., характеризуя политику правящих верхов,
писал: «Испакостились, испортились все до того, что даже
Меньшиков это заметил» (М. Горький, Собр. соч., т. 28,
М., 1954, стр. 376).
Стр. 230 Высказывание Кони характерно для тех конституционных
иллюзий, которые породил в либерально-буржуазных кругах
русского общества царский манифест 17 октября 1905 г. Ma*
нифест обещал привлечь к участию в выборах в Государствен-»
ную думу представителей широких слоев населения, в юм
числе представителей рабочих и крестьян. Однако
обнародованный 11 декабря 1905 г. новый избирательный закон мало
что изменил в существовавшем правопорядке. По новому
избирательному закону более половины населения России не
получили права голоса. Участие же представителей трудящихся,
допущенных к выборам, из-за многоступенчатости выборов и
ряда ограничений было формальным.
27 А, Ф, Кони, т, 8
417

156. А. С. СУВОРИНУ
Стр. 230 Суворин интересовался, как определяется законом право
собственности на название периодического издания. В письме
к Кони от 2 января 1906 г. он писал: «В Томске начало вы«
ходить «Время», а у меня на всякий случай было разрешение
на издание газеты «Время». Я писал сегодня начальнику по
делам печати об этом. Он мне ответил, что во временных пра*
вилах ничего нет и что губернатор имеет право разрешить вся«
кое заглавие, если оно не безнравственно. Вот это чудесно.
Значит фирма ничего не значит» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1,
№ 3334, л. 50).
Стр. 230 На заседании Особого совещания для составления
нового Устава о печати, работавшего под председательством
Д. Ф. Кобеко, 15 марта 1905 г. Б. М. Юзефович поднял вон-«
рос о праве собственности на название издания. После заявле«
ния А. Л. Боровиковского, что «это вопрос гражданского пра«
ва, вопрос правил о литературной собственности, а отнюдь не
Устава цензурного» (см. «Протоколы Особого совещания для
составления нового Устава о печати», СПб., 1913, стр. 195),
совещание не возвращалось к его обсуждению.
Стр. 231 Об этом случае см. в очерке Кони «Гражданские дела»
(т. 1 наст. Собрания сочинений, стр. 242—243).
Стр. 231 Н. И. Прохоров рассказывал Суворину о революционных
событиях в декабре 1905 года в Москве.
Стр. 231 О приведенных Кони словах Петра Суворин писал: «Вы
приводите хорошие слова Петра об Алексее, я ими, с Вашего
позволения, воспользуюсь при случае» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1,
ед. хр. 3334, л. 50 об.),
157. Е. А. НАРЫШКИНОЙ
Стр. 234 Речь идет о манифесте об учреждении законосовещатель«
ной Государственной думы и Положении о выборах, объявлен-«
ных 6 августа 1905 г., и о манифесте от 17 октября 1905 г*
о конституции.
Стр. 235 Э, Ф. Раден,
41В

Стр. 235 Неточно цитируется стихотворение Д. Байрона «Прости»
(1816).
Стр. 236 Имеется в виду статья М. Меньшикова «Основной
закон», опубликованная в «Новом времени» 5 января 1906 г.,
№ 10708.
158. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 236 См. письмо № 122.
Стр. 236 Шахматов был избран членом Государственного совета
от академической курии и принимал участие в его заседаниях,
В письме от 29 июня 1906 г. Шахматов писал Кони: «...Наша
действительность представляется мне все такой же сложной,
запутанной и, прямо-таки сказать, ужасной. Решительно не
вижу выхода. Не знаю даже, куда направить всю силу
желаний. Государственный] совет производит очень тяжелое впе-
чатление, и я сильно опасаюсь, что на днях, на вопросе о смерт-
ной казни, обнаружится полная его политическая несостоя-
тельность» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 80). После
роспуска первой Государственной думы Шахматов сложил с себя
полномочия члена Государственного совета.
159. Е. А. ЛИВЕН
Стр. 237 В своем выступлении в Государственной думе 8 июня
1906 г. князь С. Д. Урусов, который в 1905 году некоторое
время был товарищем министра внутренних дел в кабинете
Витте, признал причастность Министерства внутренних дел
к организации еврейских погромов и сказал, что ему было
известно о предполагаемом в Киеве погроме на 10 тысяч
человек.
160. Е. А. ЛИВЕН
Стр. 238 12 июля 1906 г. было опубликовано воззвание к
избирателям, подписанное от имени «партии мирного обновления»
П. А. Гейденом, М. А. Стаховичем и H. Н. Львовым. После
роспуска Государственной думы избиратели призывались
к «спокойствию и противодействию каким бы то ни было
насилиям».
27*
419

161. П. А. ГЕЙ ДЕНУ
Стр. 239 Историю своего отказа от предлагаемого ему поста
министра юстиции Кони изложил в статье" «Моя Гефсиманская
ночь» (т. 2 наст. Собрания сочинений, стр. 360—376).
Стр. 239 Членом Государственного совета Кони стал 1 января
1907 г.
Стр. 239 16 июля 1906 г. Кони послал П. А. Гейдену еще одно
письмо, в котором назвал четырех сенаторов, которые, по его
мнению, могли бы занять пост министра юстиции: А. Г. Гас-
ман, А. М. Кузмкнский, Н. Н. Мясоедов, В. К. Случевский
(ИРЛИ, ф. 134, оп. 2, № 9, л. 108).
Стр. 239 См. примечание к письму № 160.
Стр. 240 Письмо Кони М. А. Стаховичу неизвестно.
Стр. 240 В письме от 19 июля 1906 г., написанном в Петербурге,
Кони сообщал Гейдену: «Я был сейчас у П. А. Столыпина
и заявил ему о своем отказе на основаниях, тебе известных»
(ИРЛИ, ф. 134, оп. 2, № 9, л. 252).
162. П. А. ГЕЙДЕНУ
Стр. 240 Кони послал П. А. Гейдену два письма и телеграмму
18 июля и три письма 19 июля 1906 г.
Стр. 240 Причиной отказа Кони от поста министра юстиции было
не только плохое состояние его здоровья, но и
принципиальное несогласие, с политикой, проводимой П. А. Столыпиным.
163. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 242 Переговоры о вступлении Кони и других общественных
деятелей в правительство Столыпина освещены подробно
в книге Д. Н. Шипова «Воспоминания и думы о пережитом»,
М., 1918, стр. 461-480.
Стр. 242 Указ о роспуске первой Государственной думы был
подписан 8 июля 1906 г., и одновременно были прекращены
заседания Государственного совета. Созыв второй
Государственной думы был назначен на февраль 1907 года*
420

Стр. 243 Евангелие от Матфея (VII, 26).
Стр. 243 Евангелие от Матфея: «И будет последний обман хуже
первого» (XXVII, 64).
Стр. 243 Близкий человек в доме Чичериных.
Стр. 243 «Ныне отпущаеши раба своего» (Евангелие от Луки, II,
29).
165. А. С. СУВОРИНУ
Стр. 245 Пост министра юстиции Н. В. Муравьев оставил в январе
1905 года, т. е. в момент начала революционных событий
в России. Оценивая уход Муравьева, С. Ю. Витте писал:
«...Как крысы перед бурей покидают корабль,, так и он решил
устроиться где-нибудь в более тихой бухте...»
(«Воспоминания», т. 2, М., 1960, стр. 336).
Стр. 245 Суворин писал Кони 8 сентября 1906 г.: «Я очень жалел,
что Вы отказались от министерского кресла. Гучков давал
понять, что Ваш отказ, главным образом, заставил и его
отказаться» (ЦГАОР, ф, 569, оп. 1, ед. хр. 3334, л. 54).
Стр. 245 В комментируемом письме Кони мотивировал свой отказ
от должности министра юстиции нездоровьем и лишь
мимоходом намекнул на действительную, главную его причину.
Понимая беспочвенность надежд либеральной буржуазии на
самостоятельную роль в государственной политике России тех лет,
он не хотел стать слепым орудием в руках реакционной
правящей камарильи. По словам В. И. Ленина, «назначая
министров по своей воле, камарилья в любой момент может сместить
их: камарилья не отдает власти, а играет в дележ власти,
камарилья пробует, подойдут к ней либеральные лакеи или нет»
(В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 13, стр. 257).
В условиях продолжавшейся революции царское
правительство взяло курс на реакцию и решило отказаться от
либеральных экспериментов. 27 и 28 июля 1906 г. в газетах появились
сообщения, что «комбинация с общественными деятелями не
удалась».
Стр. 245 Сообщение о том, что найден неизвестный портрет
А. С. Пушкина, появилось в «Новом времени» 27 сентября
1906 г. А 4 октября в иллюстрированном приложении к
«Новому времени» была помещена репродукция портрета с
пояснительной заметкой, в которой между прочим говорилось: «Поэт
421

изображен с непокрытой головой, в шлафроке серого цвета,
в рубашке с кружевным жабо и палкой». К иконографии
Пушкина, как это сразу же отметил и Кони, данный портрет не
имел никакого отношения.
166. В. Д. КОМАРОВОЙ
Стр.. 245 Товарищ министра внутренних дел В. И. Гурко
обвинялся в участии в спекуляциях фирмы Лидваль и К0 и в
расхищении значительных сумм, отпущенных в 1906 году на
помощь крестьянам голодающих губерний. Кони входил в состав
комиссии, изучавшей вопрос о возможности возбуждения
против Гурко уголовного преследования. Результаты следствия
были представлены Государственному совету (сессия
февраль— июнь 1907 года), по решению которого В. И. Гурко
был отстранен от должности и отдан под суд (см.
«Всеподданнейший отчет председателя Государственного совета за
вторую сессию», СПб., 1907)..
Стр. 246 1 января 1907 г. Кони был назначен членом
Государственного совета.
Стр. 246 3 июня 1907 г. правительство обнародовало манифест и
указ о роспуске Государственной думы второго созыва. В этот
же день были приостановлены занятия Государственного
совета. Законопроекты, о которых пишет Кони, не успели
подвергнуться обсуждению.
Стр. 246 Кони «опасался касаться» Комаровой, зная, как тяжело
она переживает смерть 14-летнего сына, умершего летом
1905 года.
Стр. 246 Цитата из поэмы А. С. Пушкина «Цыганы» (1824).
Стр. 246 7 июля 1907 г. Комарова писала Кони: «...Я люблю
Германию и нахожу, что лечиться можно всего лучше именно
в немецких местечках...» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, ед. хр. 2159,
л. 39).
167. А. С. СУВОРИНУ
Стр. 247 В 1907 году «Русская старина» начала публиковать
мемуары Кони «Из заметок и воспоминаний судебного деятеля».
Первый очерк («Освидетельствование душевнобольных»)
появился в феврале, продолжение мемуаров было напечатано
422

в октябрьском номере и содержало рассказ о деле
Овсянникова и казанские и харьковские воспоминания (см. т, 1 наст.
Собрания сочинений, стр. 37—63).
Стр. 247 На заседании Особого совещания для составления нового
устава о печати под председательством Д. Ф. Кобеко 17 марта
1905 г. рассматривался вопрос о цензуре медицинских книг.
Кони поддержал на заседании мнение проф. Н. П. Гундобина
о необходимости предварительной цензуры для народных
лечебников, брошюр, посвященных эпидемическим заболеваниям,
и популярных книг о явлениях половой жизни. Суворин,
присутствовавший на заседании, также голосовал за сохранение
предварительной цензуры. Однако большинством голосов Сове«»
щание высказалось за полную отмену предварительной
цензуры для всех медицинских книг (см. «Протоколы Особого
совещания для составления нового Устава о печати», СПб., 1913,
стр. 213—229).
Стр. 247 Сборник статей Б. Н. Чичерина «Несколько современных
вопросов» был издан в Москве не в 1868, а в 1862 году.
Стр. 247 Имеется в виду наступление реакции в Европе после
революционных событий 1905—1906 гг. В частности, в Берлине
в октябре 1907 года состоялся судебный процесс Мольтке —
Гардена, разоблачивший моральную развращенность и
разложение придворной клики Вильгельма II.
170. Л. R ТОЛСТОМУ
Стр. 249 В письмах от 6 января и 11 марта 1908 г. Толстой про-«
сил Кони посодействовать его сыну Андрею Львовичу устро*
иться на службу в какое-либо ведомство. Второе письмо не
дошло до Кони, так как дочь Толстого, которая должна была
передать его, не поехала в Петербург (Л. Н. Толстой,
Поли. собр. соч., т. 78, М., 1956, стр. 11, 82, 98,'103 и 141),
Стр. 249 Речь идет о письме от 6 января 1908 г. (там же,
стр. 11).
Стр. 250 В ответном письме Толстой писал: «Ваше намерение
писать свои воспоминания только может быть мне приятно» (там
же, стр. 103),
423

171. H. В. СУЛТАНОВУ
Стр. 250 Текст письма написан в два приема: две записки на одном
листе, которыми Кони обменялся с Султановым на заседании
Общества любителей древней письменности 18 апреля 1903 г.
На первую записку Султанов послал Кони следующий ответ:
«Читал и то, и другое. По-моему, вся русская история
Ключевского — одна прелесть. Какие блестящие характеристики
(Калита, Петр III, Елизавета Петровна, движение
декабристов и т. д.) и какие «истине равные» гипотезы там, где мол«
чат летописные источники! Удивительно хорошо. Что же ка-*
сается до Мережковского, то он своим знанием придворного
и аристократического быта напоминает того «бутербродного»
корреспондента, который, описывая бал у каких-нибудь
Юсуповых или Шереметьевых, важно сообщает, что подавали
«апельсины»! А какое убожество в подробностях! А какие
глупые «клише» вложены в уста действующих лиц! Читать
противно. А что Вы скажете об «Санине» Арцыбашева или об
«Царе Голоде» Андреева? Тоже фрукты!» (ЦГАОР, ф. 564,
оп. 1,№ 3338, л. 6).
Стр. 250 Неточно цитируется гоголевская фраза из гл. IV
«Выбранных мест из переписки с друзьями» (Н. В. Гоголь, Поли,
собр. соч., т. VIII, Л., изд-во АН СССР, 1954, стр. 231).
Стр. 250 Рассказ Н. Олигера «Вечер» («Образование» 1908 г.
№ 2).
172. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 250 Прочитав в «Вестнике Европы» (1908 г. № 5) «Отрывки
из воспоминаний» Кони о Тургеневе, Достоевском, Некрасове,
Апухтине и Писемском, Толстой 16 мая 1908 г. писал жене,
находившейся в то время в Петербурге: «Скажи Кони, что
мне очень понравились его Воспоминания, особенно рассказ
о Писемском» (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 84, М.,
1949, стр. 383).
Стр. 250 Очевидно, были посланы оттиски статей Кони из
«Русской старины»: «Житейские встречи (Отрывки из
воспоминаний)» и «Из заметок и воспоминаний судебного деятеля. I.
Освидетельствование душевнобольных (1870—-1885)».
Последний оттиск имеет дарственную надпись: «Сердечно любимому
Л. Н. Толстому от автора (из «Русской старины»)».
424

173. Л. H. ТОЛСТОМУ
Стр. 251 17 июля 1908 г. у Толстого заболела нога, в начале
августа состояние здоровья писателя значительно ухудшилось и
он слег в постель (см. H. Н. Гусев, Летопись жизни и
творчества Л. Н. Толстого. 1891—1910, М., 1960, стр. 636—639).
Стр. 251 С. Стахович (она не графиня) была в Ясной Поляне
7—11 августа 1908 г.
Стр. 252 См. письмо № 170.
174. С. А. ВЕНГЕРОВУ
Стр. 252 В 1907—1915 гг. издательство «Брокгауз — Ефрон»
выпустило под редакцией Венгерова шеститомное собрание
сочинений Пушкина. К подготовке его были привлечены виднейшие
писатели и ученые. Комментарии к «Моцарту и Сальери»
написаны А. Г. Горнфельдом.
Стр. 252 Статья Кони «Веротерпимость (свобода совести) в
России» опубликована в т. 12 «Нового энциклопедического
словаря Брокгауза и Ефрона», СПб., 1913, стр. 188—202.
Стр. 252 Имеются в виду гонения на Толстого, усилившиеся в дни
его 80-летнего юбилея и выразившиеся в уничтожении ряда
его произведений или наложении ареста на них («Как
освободиться рабочему классу», «Христианство и воинская
повинность», «Николай Палкин» и др.).
Стр. 252 Речь идет о заметке Кони по поводу письма Пушкина
к В. П. Зубкову. См. письмо № 177.
175. К. К, АРСЕНЬЕВУ
Стр. 253 См. комментарии к предыдущему письму.
Стр, 253 «Отрывки из воспоминаний. «Вестник Европы». 1876—
1908» появились в 1908 году на страницах издававшегося
профессором Е. Н. Трубецким «Московского еженедельника»
(№ 47-50).
Стр. 253 Проект В. П. Череванского, внесенный на рассмотрение
Государственного совета, предполагал упразднение попечи-
425

тельств о народной трезвости, введенных в России в 1894 году
одновременно с винной монополией. Кони входил в состав
Комиссии, созданной для рассмотрения указанного проекта, и
участвовал в выработке ее решения. Отношение Кони к попе-
чительствам о народной трезвости и к проекту В. П. Череван-
ского изложено им в статье «Попечение о народной трезвости»
(«Вестник Европы» 1908 г. № 6, стр. 773—795).
Стр. 253 См. статью Кони «Униатские дела» — «На жизненном
пути», т, I, М., 1914, стр. 572—599.
Стр. 253 В 1909 году Стасюлевич сложил с себя обязанности
редактора-издателя «Вестника Европы». С этого времени
журнал стал издаваться M. М. Ковалевским под редакцией
К. К. Арсеньева.
176. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 254 В Комиссии законодательных предположений
Государственного совета рассматривался внесенный Государственной
думой законопроект «Об условном досрочном освобождении» (см.
комментарии к письму № 180, а также т. 4 наст. Собрания со«
чинений, стр. 380—394).
Стр. 254 Законопроект о новой организации попечительств о
народной трезвости был внесен на заседание Государственного
совета 9 февраля 1909 г.
Стр. 254 «Отрывки из воспоминаний» — «Вестник Европы» 1909 гу
№ 1, стр. 42—80.
Стр. 254 См. комментарии к письму № 175, а также т. 7 наст«
Собрания сочинений, стр. 220—259.
177. С. А. ВЕНГЕРОВУ
Стр. 255 Имеется в виду статья Кони «Первое сватовство
Пушкина», опубликованная в т. III Собрания сочинений Пушкина
(СПб., изд. «Брокгауз и Ефрон», 1909, стр. 181—186).
Письмо Пушкина к Зубкову напечатано Кони в «Журнале для
всех» (1905 г. № 1, стр. 41—42), вторично в «Известиях
Отделения русского языка и словесности Академии Наук» (1905,
т. X, кн. 1, стр. 408—409),
426

255 Крайне недостоверные и субъективные воспоминания
А. П. Араповой (рожд. Ланской) о матери — H. Н. Пушкиной
(во втором браке Ланской) были опубликованы в 1907—
1908 гг. в приложении к газете «Новое время».
178. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 256 В письме от 19 января 1909 г. Толстой просил Кони
содействия в деле 16-летнего юноши Г. Н. Ветвинова, которому
предстоял военный суд и грозила смертная казнь. Письмо
Толстого передала Кони сестра этого юноши — фельдшерица
Т. Н. Ветвинова (см. Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 77,
М., 1956, стр. 269—270; т. 79, М., 1955, стр. 33—37). В
письме от 10 февраля Толстой благодарил Кони «за участие
в деле судимого и угрожаемого смертной казнью» (т. 79,
стр. 67). Г. Н. Ветвинов как несовершеннолетний был
приговорен к 8 годам каторжных работ (см. А. Кийков, Из
былого Урала, Уфа, 1923, стр. 103, 110).
Стр. 256 В Яснополянской библиотеке сохранился оттиск из
февральской книжки «Русской старины» за 1909 год «Из заметок
и воспоминаний судебного деятеля. VIII». На первой странице
надпись: «Дорогому Льву Николаевичу Толстому от автора».
Последующих глав воспоминаний, печатавшихся в «Русской
старине», в библиотеке Толстого нет.
Стр. 256 П. А. Сергеенко собирал письма Толстого для
задуманного им издания сборников писем Толстого. В 1911—1912 гг.
П. А. Сергеенко издал письма Толстого в трех томах. На
конверте письма Кони пометка Толстого: «Ничего не имею
против». О том же он сообщил Кони (см. Л. Н. Толстой, Поли,
собр. соч., т. 78, М., 1956, стр. 66).
179. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 256 7 февраля 1909 г. Шахматов писал Кони: «Котляревский
вчера предложил письмом назначить заседание в память
Тургенева в предложенный раньше срок (1 марта) и просил
произнести речи Вас, Овсянико-Куликовского и г-жу Савину»
(ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 104—104 об.). Речь «Памяти
Тургенева» была, произнесена Кони в торжественном заседании
Академии Наук 1 марта 1909 г. и опубликована в «Известиях
427

Отделения русского языка и словесности Академии Наук»,
т. XIV, кн. 4, СПб., 1910, стр. 1—39. См. т. 6 наст. Собрания
сочинений, стр. 316—350.
Стр. 257 17 февраля 1909 г. Шахматов сообщил Кони: «Н. А. Кот-
ляревский взял свой отказ назад. Он читает 1 марта о
Тургеневе. И он, и я надеемся, что Вы разрешите поставить и Ваше
имя на повестку» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 108).
Стр. 257 7 февраля 1909 г. Шахматов, касаясь вопроса о
возможности приобретения Академией Наук пушкинского собрания
А. Ф. Онегина, писал Кони: «Возвращаю письмо Онегина.
Интересно мне знать Ваше мнение о безумных условиях,
предложенных Онегиным» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 104 об.).
Стр. 257 28 февраля 1909 г. состоялось заседание Комиссии по
присуждению премий им. А. С. Пушкина (восемнадцатое
присуждение). Кони был рецензентом сочинений трех авторов, из
которых одному (Г. Т. Полилову-Северцеву) был присужден
почетный отзыв им. А. С. Пушкина, а Кони за рецензию на
книгу Г. Т. Полилова-Северцева «Наши деды — купцы.
Бытовые картины начала XIX столетия» выдана пушкинская
медаль. Рецензия опубликована в книге «Восемнадцатое
присуждение премий имени А. С. Пушкина 1909 года», СПб., 1911.
Стр. 257 См. комментарии к следующему письму, а также т. 4
наст. Собрания сочинений, стр. 380—394.
Стр. 257 50-летие литературной и общественной деятельности
А. С. Суворина отмечалось 27 февраля 1909 г. (см.
«Исторический вестник» 1909 г., т. CXVI, апрель, стр. 193—208).
180. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 258 В феврале 1909 года в Государственном совете
разгорелись прения по законопроекту об условно-досрочном
освобождении, одобренном Государственной думой. Особенно
оживленные споры вызвала ст. 1. С поправкой к проекту, за
распространение досрочного освобождения на лиц, заключаемых в
крепость, к которым относилось большинство «политических»,
выступили Н. С. Таганцев, Кони и M. М. Ковалевский. Против
внесения такой поправки выступил министр юстиции И. Г.
Щеглов итов: «В Думе депутат Гегечкори совершенно определенно,
сказал, что для крепости досрочное освобождение нужно для
428

того, чтобы освободить «борцов за свободу». Все это нужно
твердо помнить [...]*- для крепости не нужны новые льготы»
(«Биржевые ведомости» 10 февраля 1909 г. № 10951, стр. 2).
Поправка о распространении досрочного освобождения на
заключенных в крепости была отвергнута. Обсуждение же
законопроекта на вечернем заседании Государственного совета
11 февраля было отменено ввиду желания многих членов
присутствовать в Государственной думе при запросе по делу
провокатора Азефа (см. «Биржевые ведомости» 12 февраля 1909 г.
№ 10955, стр. 2).
Стр. 258 Возможно, речь идет о тексте речи Кони в
Государственном совете 9 февраля 1909 г. Выступления его по поводу
законопроекта об условно-досрочном освобождении с некоторыми
поправками вошли в т. H «На жизненном пути», СПб., 1913,
стр. 698—713.
Стр. 258 «Памяти Тургенева (Речь в торжественном заседании
имп. Академии Наук 1 марта 1909 г.)» — «Ежемесячные
литературные и популярно-научные приложения к журналу «Нива»
190,9 г. № 11 —12; «Известия Отделения русского языка и
словесности Академии Наук», т. XIV, кн. 4, стр. 1—39.
Стр. 258 Кони, вместе с группой членов, внес в Государственный
совет законопроект о новой организации попечительств о
народной трезвости. 19 ноября 1909 г. он выступил по этому
поводу с докладом. Все выступления Кони в Государственном
совете о пьянстве вошли в статью «По вопросу об
упразднении попечительств о народной трезвости в их настоящем виде»
(«На жизненном пути», т. II, СПб., 1913, стр. 603—629).
Стр. 258 2 марта 1909 г. Кони выступил на заседании
Государственного совета с речью по вопросу о тотализаторе, требуя для
сохранения «общественной и государственной нравственности»
его полного запрещения («Биржевые ведомости» 3 марта
1909 г. № 10987, стр. 2). Однако Государственный совет
после продолжительных прений не нашел возможным согласиться
с Кони, поддерживавшим по этому вопросу мнение
финансовой комиссии, и предложение об упразднении тотализатора
отклонил. Обстоятельства обсуждения указанного вопроса
Кони изложил в статье «Об упразднении тотализатора» («На
жизненном пути», т. II, СПб., 1913, стр. 645—654).
Стр. 258 В 1909 году на рассмотрение Государственного совета
был внесен законопроект о сокращении числа праздничных
429

дней. Одним из инициаторов данного законопроекта был Кони,
считавший, что сокращение числа праздничных дней уменьшит
пьянство среди народа.
181. Н. В. ДАВЫДОВУ
Стр, 259 Письмо впервые частично опубликовано в книге «Гоголев«
ские дни в Москве», СПб., 1910, стр. 99—100.
183. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 261 Сущность просьбы не ясна, так как упоминаемый
«листок» при письме, не сохранился. Речь, вероятно, идет о содей*
ствии служащему в Комитете по землеустроительным делам
H. М. Губскому, с отцом которого Кони был близко знаком
(см. статью Кони «Губский Михаил Федорович» в журнале
«Право» 1902 г, № 42).
Стр 262 Статья Кони «Авторское право» опубликована в журнале
«Московский еженедельник» 1909 г. № 34, стр. 9—24; № 37,
стр. 19—32.
Стр. 262 Очерк Кони «Князь А. И. Урусов и Ф. Н. Плевако»
впервые напечатан под заглавием «Два служебных оратора» в
т. II «На жизненном пути», СПб., 1912. См. т. 5 наст. Собран
ния сочинений, стр. 123—137, 432—435.
Стр. 262 Об А. И. Чупрове в 1909 году Кони опубликовал:
«Житейские встречи (Из воспоминаний судебного деятеля). Ал.ек«
сандр Иванович Чупров» («Русская старина» 1909 г. № 12,
стр. 461—485), «Из воспоминаний об Александре Ивановиче
Чупрове» (А. И. Чупров, Речи и статьи, т. Ill, М., 1909)*
Воспоминания Кони «Александр Иванович Чупров» см. также
«На жизненном пути», т. II, СПб., 1913, стр. 138—169.
Стр. 262 Статьи VII—XI «Из заметок и воспоминаний судебного
деятеля» публиковались в «Русской старине» 1909 г. № 1, 2,
10, 11; 1910 г. № 11.
Стр. 262 Вероятно, речь идет о рецензии на книгу В. И. Ясевич«
Бородаевской «Борьба за веру. Очерки по старообрядчеству
и сектантству», опубликованной в «Вестнике Европы» (1912 г«
№ 12, стр. 115—139), и статье «Веротерпимость (свобода.
430

совести) в России», помещенной в т. 12 «Нового
энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», СПб., 1913, стр. 188—
202.
Стр. 262 «Воспоминания о Льве Николаевиче Толстом»
(«Ежемесячное литературное и популярно-научное приложение к
«Ниве», 1908 г. № 9, стр. 7—76).
Стр. 262 В «Известиях Отделения русского языка и словесности
Академии Наук» речь была напечатана в 1910 году, т. XIV,
кн. 4, стр. 1—39.
184. С. А. ВЕНГЕРОВУ
Стр. 262 Статья о правовых взглядах Пушкина не была написана.
Стр. 262 В статье «Авторское право» («Московский еженедельник»
29 августа и 19 сентября 1909 г.) Кони выступил за
сокращение посмертного срока авторского права с 50 до 25—30 лет,
повторив мнение, высказанное им в Государственном совете,
в котором (как и Государственной думе) одержали победу
сторонники 50-летнего срока. См. т. 7 наст. Собрания сочинен
ний, стр. 295 и далее.
Стр. 263 В, И. Сергеевич, как и Кони, входил в особую
комиссию, избранную 18 апреля 1909 г. Государственным советом
для рассмотрения законопроекта об авторском праве.
185. Л. Н. ТОЛСТОМУ
Стр. 263 Ответ на просьбу Толстого оказать содействие в деле
В. М. Краснобаева (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 80,
М., 1955, стр. 158). Одновременно Толстой послал Кони
прошение в Сенат и письмо тульского адвоката И. Д. Толстого
с изложением дела.
Стр. 263 Имеется в виду письмо Толстого от 26 октября 1909 г.5
«Всегда с любовью вспоминаю о Вас и горюю, что, по всей
вероятности, никогда уж не придется по душе побеседовать с Ва«
ми, чего очень бы желал» (Л. Н. Толстой, Поли. собр.
соч., т. 80, М., 1955, стр. 158).
Стр. 263 А. Ф. Кон и, Открытие памятника Федору Петровичу
Гаазу («Нива» 1909 г. № 43, стр. 743—744). См. также, т. 5
наст. Собрания сочинений, стр. 479—482.
431

186. К. К. АРСЕНЬЕВУ
264 Имеется в виду статья Кони «Авторское право»,
опубликованная в 1911 году в т. 1 «Нового энциклопедического
словаря Брокгауза и Ефрона», СПб., стр. 327—365.
264 В Государственной думе очень бурно протекало
обсуждение законопроекта о старообрядческих общинах,
Законопроект, выдвинутый министерством, предоставлял
старообрядцам свободное исповедание их веры, отправление
религиозных обрядов по правилам их вероучений. Глазным недостатком
министерского законопроекта являлось отсутствие свободы
пропаганды старообрядческих вероучений. Старообрядческая
комиссия Думы внесла в министерский законопроект следующие
поправки: право проповедования, явочный, а не разрешительный
порядок регистрации старообрядческих общин, ввела термин
«священослужителя» по старообрядчеству. Законопроект был
принят Думой в редакции комиссии. 24 октября 1909 г. в
Государственном совете происходили выборы в Комиссию о
старообрядческих общинах, в которую вошел Кони (см.
«Биржевые ведомости» 25 октября 1909 г. № 11381, стр. 2).
Большинство членов комиссии Государственного совета отвергло, в
ходе своей работы, думские поправки к министерскому
законопроекту о старообрядцах. Особенно решительно они
высказались против предоставления старообрядцам свободы
проповеди. В защиту этого пункта выступали Кони, Н. С. Таганцев,
М. А. Стахович, которые остались при особом мнении. Вопрос
о старообрядческих общинах разбирался в Государственном
совете и в 1910 году (см. статью Кони «О старообрядческих
общинах» в т. II «На жизненном пути», СПб., 1913,
стр. 535-558).
264 Комиссия для рассмотрения законопроекта о переходе из
одного вероисповедания в другое была избрана
Государственным советом 19 ноября 1909 г. Кони, поддерживавший
законопроект, вошел в Комиссию. Его взгляды по этому вопросу
изложены в статье «О переходе из одного исповедания веры
в другое», опубликованной в т. II «На жизненном пути», СПб.,
1913, стр. 559-582).
264 В 1909 году в Государственном совете обсуждался
законопроект об авторском праве на литературные,
музыкальные, художественные и фотографические произведения. В
состав Комиссии для рассмотрения законопроекта входил Кони,

19 мая он выступил с докладом о сроке охраны авторского
права (см. «Биржевые ведомости» 20 мая 1909 г. № 11113,
стр. 2). Все перипетии обсуждения законопроекта об авторском
праве нашли отражение в статье Кони «По законопроекту об
авторском праве», опубликованной в т. II «На жизненном
пути», СПб., 1913, стр. 674—697.
Стр. 264 См. комментарии к письму № 180.
187. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 265 А. Ф. Кони, Психиатрическая экспертиза и действующие
законы (Речь при открытии съезда отечественных психиатров
27 декабря 1909 г.) — «Вестник Европы» 1910 г. № 2,
стр. 145—166.
188. К. Я. ГРОТУ
Стр. 265 Переписка Кони с Н. Я. Гротом опубликована в сборнике
«Николай Яковлевич Грот в очерках, воспоминаниях и
письмах товарищей и учеников, друзей и почитателей», СПб., 1911,
стр. 225—235. Там же напечатано и публикуемое письмо
Коки к К. Я. Гроту.
Стр. 265 Журнал, издаваемый Психологическим обществом,
выходил в 1889—1918 гг. под названием «Вопросы философии и
психологии».
Стр. 265 Лекция Кони «О князе В. Ф. Одоевском» состоялась
11 апреля 1898 г. Сбор с лекции поступил в пользу
издательского фонда Психологического общества.
Стр. 266 Гипсовая модель памятника Александру III для Москвы
работы А. М. Опекушина.
Стр. 266 Речь идет о памятнике работы П. П. Трубецкого,
который был открыт в Петербурге на Знаменской площади в
1909 году и воспринимался как сатирический портрет
Александра III.
Стр. 266 Н. Я. Грот скончался 23 мая 1899 г.
189. К. А. ВОЕНСКОМУ
Стр. 267 Имеется в виду первый том подготовленного К. А. Воен-
ским трехтомного издания «Акты, документы и материалы для
истории 1812 года», СПб, 1909.
Стр. 267 См. комментарии к письму № 187,
28 А. Ф. Кони, т, В
433

190. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 267 Книга Веры Акинфиевны Волкович «Друг человечества
Н. И. Пирогов. К столетию со дня рождения, 13 ноября
1810—1910» (СПб, 1910). Макарьевской премии удостоена
не была.
191. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Стр. 267 В письме ошибочно указаны имя и отчество. Нужно
Александр Алексеевич.
Стр. 268 Кони читал повесть Л. Н. Толстого «Хаджи Мурат» во
время своего пребывания в Ясной Поляне 1—4 апреля 1904 г.,
(см. Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 35, М., 1950,
стр. 627. См. также т. 6 наст. Собрания сочинений, стр. 487,
489,511).
Стр. 268 О каком отзыве Измайлова о Кони говорится в данном
письме не установлено. Измайлов в ответном письме от
10 ноября 1910 г. писал: «Простите, бога ради, мою
«адвокатуру». Уже в 15 лет я, разумеется, понимал, что такое
адвокатура и что такое прокуратура, но непривычка вращаться в
области юридических понятий вовлекла меня в ошибку
машинального обобщения всего судебного красноречия в термине
адвокатуры. Получилась чепуха, за которую мне очень стыдно»?
(ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, № 690),
Стр. 268 А. Ф. Кон и, Житейские встречи. Домочадцы —
«Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения к
журналу «Нива» 1910 г.. № 11, стр. 321—340 и № 12,
стр. 513-532.
Стр. 268 В письме к Кони от 10 ноября 1910 г. Измайлов отвечал?
«Душевно благодарю Вас за готовность способствовать моему
приближению к делу суждений о Пушк[инской] премии. В этом
году Академия удостоила меня этой чести, и мне уже прислана
одна (ужасающая!) книжка стихов комического претендента
на лавры. Даже без надежды на медаль я бы был счастлив,
если бы когда-нибудь и впредь был удостоен этой чести»
(ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, № 690).
192. С. А, ТОЛСТОЙ
Стр. 268 В архиве С. А. Толстой хранились оба документа: теле-!
грамма, отправленная 8 ноября в 4 часа дня, и письмо с
двенадцатью подписями «членов Разряда изящной словесности,
4SI

проживающих в Петербурге». Текст телеграммы: «В глубокой
скорби о тяжкой утрате, понесенной русским народом, Разряд
изящной словесности просит принять выражение его
сердечного сочувствия вашему горю. Присутствовавшие в экстренном
заседании Разряда члены: Константин, А. Кони, Ив. Бунин,
К. Арсеньев, Ф. Фортунатов, Д. Овсянико-Куликовский,
Н. Кондаков, В. Ламанский, Н. Котляревский, А. Шахматов»*
193. А. А. ШАХМАТОВУ
269 Речь идет о письме Разряда изящной словесности
С. А. Толстой в связи с кончиной Льва Николаевича: «Пусть
сознание этой Вашей заслуги перед покойным и перед
русскою землею послужит Вам хотя некоторым утешением а, Ва*
шем безмерном горе и по возможности укрепит Ваши потрясен-«
ные силы — для свидетельства и воспоминаний о том, кто,
умерев телесно, будет продолжать жить и в Вашей страждущей
душе — и в душе нашей...» (Архив АН СССР, ф. 1, оп. 1—■
1910, № 230 — курсив ред.).
269 По получении сообщения о кончине Л. Н. Толстого во
многих учреждениях, учебных заведениях состоялись торжест-.
венные собрания, посвященные памяти писателя. В Москве,
Киеве, Петербурге и других городах происходили студенческие
волнения. В Петербурге с 8 ноября студенты Университета и
других учебных заведений устраивали сходки, собрания,
уличные демонстрации. В день похорон Л. Н. Толстого в Петер-«
бурге произошла одна из самых мощных в 1910 году демон-'
страций, в которой участвовали передовые слои общества, в
том числе рабочие и студенты.
269 14 ноября 1910 г. в большом зале Консерватории состоял«
ся литературный вечер, устроенный в память Л. Н. Толстого
Обществом народных университетов. Собрание открыл
M. М. Ковалевский. По отзыву «Нового времени», вечер «не
оправдал тех ожиданий, которые на него возлагались [...].
Было скучно, когда говорили Милюков и Родичев, стало очень
скучно, когда стали говорить Овсянико-Куликовский, Араба-«
жин, Фальборк, Адрианов [...]. Инцидентов на вечере не
было» («Новое время» 14 ноября 1910 г. № 12456, стр. 5).
269 Кони предложил наградить редакцию журнала «Старые
годы» в лице редактора-издателя П. П. Вейнера почетным
* 435

отзывом и Пушкинской золотой медалью. Представление Кони
рассматривалось в заседании Разряда изящной словесности
20 декабря 1910 г., где было решено поддержать выдвинутое
предложение и ходатайствовать перед Отделением русского
языка и словесности о выдаче П. П. Вейнеру золотой
медали им. А. С. Пушкина (Архив АН СССР, ф. 1, оп. 1—1910,
№ 230).
269 В экстренном заседании Разряда изящной словесности
8 ноября 1910 г. было доложено о смерти почетного члена
Разряда Л. Н. Толстого. В середине декабря было решено
устроить торжественное публичное заседание, посвященное
Толстому, с выступлениями Овсянико-Куликовского и Кони.
269 21 ноября 1910 г. в большом Александровском зале
Городской думы состоялось собрание, посвященное памяти
И. И. Пирогова. Открыл собрание Г. А. Фальборк. Кони
произнес речь «Пирогов и школа жизни», позднее опубликованную
вт. II воспоминаний «На жизненном пути» (СПб., 1912,
стр. 293—314). См. т. 7 наст. Собрания сочинений, стр. 200~
219.
194 Н. В. ДРИЗЕНУ
270 Имеется в виду «Ежегодник императорских театров», в
шестом выпуске которого за 1911 год частично опубликована
упоминаемая в письме статья Кони «По поводу драматических
произведений Толстого» (см. т. 6 наст. Собрания сочинений,
стр. 502—518).
195. А. А. ШАХМАТОВУ
270 20 декабря 1910 г. в заседании Разряда изящной
словесности было решено, ввиду болезни Кони и отказа Д. Н.
Овсянико-Куликовского выступить с речью о Толстом, отложить
публичное заседание в память Л. Н. Толстого на
неопределенное время.
270 Имеется в виду расправа с политическими заключенными
в Зерентуйской тюрьме нерчинской каторги. По официальным
сообщениям Главного тюремного управления, одним из
поводов, к расправе послужило обнаружение в посылке, присланной
одному из заключенных, большого количества яда «тиокола»,
предназначенного якобы для отравления охраны в связи с

намечавшимся побегом политических заключенных. Протестуя
против последовавших телесных наказаний, трое из
заключенных перерезали себе вены, а трое отравились морфием. В
ответ на эти события все политические заключенные этой
тюрьмы объявили голодовку («Новое время» 30 ноября 1910 г.
№ 12472, стр. 2). События в Зерентуйской тюрьме получили
широкую огласку и вызвали волну возмущения и протеста
передовых слоев русского общества, особенно студентов.
Стр. 271 5 декабря 1910 г. Шахматов писал Кони: «Думаю, что
Нестор Александрович сообщил Вам о результатах
переговоров Гучкова со Столыпиным: Столыпин просил [...] в течение
недели не возбуждать в Академии вопроса о чествовании
гр. Толстого, для того, чтобы успеть снестись с семейством
Л[ьва] Николаевича]. По-видимому, переговоры с семьей
затянулись. Но мы поставлены в довольно глупое положение»
(ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 117).
Стр. 271 Речь идет об отзыве на «Деревню» И. Бунина,
опубликованном во «Всеобщем ежемесячнике» 1910 г. № 11.
«Возвращаю Вам листки «Всеобщего ежемесячника», — писал
Шахматов Кони 5 декабря 1910 г. — Надо будет достать рассказы
Бунина. Несомненно, что Бунин, вероятно, вследствие своей
болезни, клонится к упадку» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1,
л. 117).
Стр. 271 Имеется в виду цитированный в отзыве «Всеобщего
ежемесячника» фрагмент рассказа Бунина «Деревня», в котором
говорилось о надписи на могильной плите Кольцова.
Стр. 271 Кони ошибся. В «Полном собрании сочинений А. В.
Кольцова» (СПб., 1909) помещена фотография памятника на
могиле А. В. Кольцова в Воронеже (Митрофакьевское кладбище).
196. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Стр. 271 А. Измайлов, Литературный Олимп. Характеристики,
встречи, портреты, автографы, М., 1911.
Стр. 271 Речь идет о произведении В. Я. Брюсова «Последние
страницы из дневника женщины», опубликованном в журнале
«Русская мысль» 1910 г. № 12, стр. 3—51.
437

Стр. 271 Кони мог послать Измайлову «Из заметок и
воспоминаний судебного деятеля. XI» («Русская старина» 1910 г. № 11,
стр. 231—257) или «Житейские встречи. IV» («Русская
старина» 1910 г. № 12, стр. 469—483).
Стр. 272 Книга «На жизненном пути» (т. II) вышла в свет в
1912 году.
197. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 272 Строки из стихотворения А. С. Пушкина «Брожу ли я
вдоль улиц шумных» (1829).
198. В. Д. КОМАРОВОЙ
Стр. 274 Речь идет о романе Комаровой (В. К а р е н и н, Муся,
СПб., 1911). Получив письмо Кони с отзывом о романе,
Комарова писала ему 16 августа 1911 г.: «...Вы мою старушку
«Мусю», первое мое литературное детище, приняли за нечто
новое. Между тем ей уже столько лет, что она скоро как дама
начнет их скрывать!» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 2159, л. 63).
199. Р. М. ГОЛЬДОВСКОЙ
Стр. 275 Воспоминания о В. О. Ключевском Кони напечатал в
сборнике «В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания»
(М., 1912), посвященном памяти ученого-историка.
Стр. 275 Статья «По поводу драматических произведений
Толстого».
Стр. 275 Речь идет о сыне Гольдовской и его жене.
Стр. 275 Кони имеет в виду второго мужа Гольдовской,
присяжного поверенного О. Б. Гольдовского.
Стр. 275 Шутливое прозвище Надежды Ивановны Ивановской,
жившей у Гольдовских.
200. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 276 Посетив Симбирск как представитель Разряда изящной
словесности, Кони сообщил Шахматову 11 июня 1912 г.:
«Торжество 6 июня в Симбирске было очень трогательно, вну-
438

шительно и, к счастью, лишено всякой официальности
условного хамства. Оно было вполне достойно памяти И. А. Гончарова.
Мое приветствие от имени Разряда и сказанная затем речь о
Гончарове произвели весьма хорошее впечатление на «симби-
рян». Очень был рад напомнить в далекой провинции о
существовании нашего Разряда» (Архив АН СССР, ф. 134, оп. 3,
№ 711, л. 44).
Стр. 276 Ольга Владимировна Градовская после тяжелой
операции находилась вместе со своей дочерью — женой А. А.
Шахматова— Натальей Александровной в деревне в Саратовской
губернии. Шахматов 26 мая 1912 г. сообщил Кони, что со«
стояние ее здоровья ухудшилось (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1,
л. 121). Она умерла 18 июня 1912 г. Статью Кони,
посвященную ее памяти, см. «На жизненном пути», т. III, Ревель—*
Берлин, [1922], стр. 419—424.
Стр. 276 Проект о выделении Холмщины из состава губерний
Царства Польского.
201. Р. М. ГОЛЬДОВСКОЙ
Стр. 276 На заседаниях Государственного совета 8 и 10 мая
1913 г. обсуждался законопроект о предоставлении права
поступления в университеты абитуриентам различных средних
учебных заведений (реалистам, кадетам, семинаристам и т. п.)<
Существовавший закон предоставлял такое право только
выпускникам классических гимназий; выпускники других средних
учебных заведений должны были получать специальное
разрешение министра народного просвещения. На заседании 8 мая
Кони выступал в поддержку предлагаемого законопроекта, но
большинством голосов законопроект о расширенном доступе в
университет был отклонен.
Стр. 277 Неточная цитата из сказки М. Е4 Салтыкова-Щедрина
«Карась-идеалист» (1884).
Стр. 277 Слова князя из драмы А. С, Пушкина «Русалка» (1826—•
1832).
Стр. 277 Кони имеет в виду заметки о заседании Государственного
совета 8 мая 1913 г., помещенные в журнале князя В. П.
Мещерского «Гражданин» (1913 г. № 19, стр. 14^-15), в
которых давалась издевательская характеристика его речи(«...речи,
переполненной бредом....»).
439

202, А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 277 Кони сообщает о своем выступлении 8 мая 1913 г. по
поводу законопроекта «О предоставлении лицам, окончившим
курс некоторых средних учебных заведений, права поступать в
высшие учебные заведенР1я» (см. «Стенографические отчеты
Государственного совета. Сессия VIII, засед. 33», стр. 1679—
1688).
Стр, 278 Эта работа была опубликована в виде статьи «Судебные
уставы» в «Журнале Министерства юстиции» 1914 г. № 11,
стр. 1—33.
Стр. 278 «Московский сборник», изд. К. П. Победоносцева, М.,
1896.
203. С. А. ВЕНГЕРОВУ
Стр. 278 Издание сочинений Л. Н. Толстого в серии «Библиотека
великих писателей», под ред. С. А. Венгерова, в изд.
Брокгауз—Ефрон из-за начавшейся в 1914 году войны не было
осуществлено.
204. А. И. ЧИЧАГОВОЙ
Стр. 279 Кони отвечает на письмо, в котором Чичагова изложила
свое намерение приступить к работе над его биографией.
205. С. П. МЕЛЬГУНОВУ
Стр. 280 Кони написал предисловие к сборнику (см. Г. А. Д ж a
Fini и е в, Сборник статей, под ред. В. П. Обнинского. Со
вступительной статьей акад. А. Ф. Кони и перепиской
Г. А. Джаншиева с А. Ф. Кони, М., 1914).
Стр. 280 17 октября 1913 г. Кони писал дочери Д. А. Милютина
кн. Е. Д. Шаховской: «Я продолжаю усердно читать мемуары
И дневник с все возрастающим интересом и глубоким
почтением к их автору, роюсь, однако, что, по цензурным правилам
и по установившемуся обычаю, дневник Академия , должна
будет послать, в. цензуру министерства] двора и на просмотр
государыне императрице Марии Феодоровне^ Быть может,
лучше отложить его печатание, чем подвергать его
неминуемым и очень . нежелательным урезкам» (ГБЛ, ф. 169, к, 91,
№ 51).
440

Стр. 280 Г. А. Д ж а н ш и е в, Эпоха великих реформ, 6-е допол*
ненное издание, Мм 1896. Юбилейные справки в
упоминающийся выше сборник статей Г. А. Джаншиева не вошли.
Стр. 280 «Война и мир», Сборник под ред. В. П. Обнинского,
Т. И. П о л н е р а, М., 1912; «Масонство в его прошлом и
настоящем», под ред. С. П. M е л ь г у н о в а и Н. П. С и д о р о<
в а, М., 1914. Обе книги издательства «Задруга».
206. С. А. ВЕНГЕРОВУ
Стр. 281 По-видимому, речь идет о работе А. Ф. Кони над обшир*-
ным архивом Д. А. Милютина, умершего в 1912 году.
207. А. А. ЧИЧЕРИНОЙ
Стр. 282 «На жизненном пути», т. II, изд. 3-е, М., 1915.
Стр. 282 Речь идет о начальнице Смольного института Е. А. Ливен.
Стр. 282 Кони имеет в виду учреждения ведомства императрицы
Марии.
208. С. А. ВЕНГЕРОВУ
Стр. 283 Очевидно, имеется в виду книга воспоминаний Н. В.
Давыдова «Из прошлого», М., 1913.
Стр. 283 Н. В. Давыдов служил в Туле (с 1878 г.) и близко
сошелся с Толстым, встречался и переписывался с ним. Случаи из
судебной практики Давыдова легли в основу пьес «Живой
труп» и «Власть тьмы».
209. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр^ 283 4 декабря 1913 г. Шахматов писал Кони: «Я заметил,
что Вы чувствовали себя нехорошо в воскресенье в собрании,
посвященном Разряду. Признаюсь откровенно, меня и
удивляет и раздражает отношение к Разряду Нестора
Александровича» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 139). 10 декабря 1913 г,
Шахматов признался Кони: «Меня мучит совесть за мое
последнее письмо к Вам: я увидел сучок в гдазу брата своего.
441

а бревна в своем глазу не заметил. Я также много виноват
перед Разрядом, в частности и перед теми его членами, кото*
рые, как Вы, хорошо к нему относятся» (там ж е, л. 141).
Стр. 284 1 декабря 1913 г. на квартире Кони состоялось
совещание, посвященное обсуждению кандидатур в почетные
академики Разряда изящной словесности, на котором, вероятно,
присутствовал и Бунин. Выборы почетных академиков, не
проводившиеся с 1909 года, не состоялись и в 1913 году, а поэтому
суждения, высказанные на упоминающемся в письме Кони со^
вещании, не были проведены в жизнь.
Стр. 284 Кони ошибся. В «Отчете о деятельности Отделения
русского языка и словесности имп. Академии Наук за 1912 год»,
составленном Н. А. Котляревским (СПб., 1912), в разделе,
посвященном Разряду, сказано о торжественном заседании
в память И. А. Гончарова и о речи, произнесенной Кони,
а также о том, что свою речь Кони как представитель Разряда
«повторил в г. Симбирске 6 июня, на торжестве в честь
И. А. Гончарова»,
Стр. 284 Речь Кони о Д. А. Милютине действительно не
упоминается в Отчете о деятельности Отделения русского языка и
словесности за 1913 год (СПб., 1913)*
210. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 284 Речь идет о заседании Государственного совета 18 января
1914 г., на котором продолжалось постатейное обсуждение
законопроекта о борьбе с пьянством. Особенно бурные споры
вызвала статья 8, предлагающая воспретить открытие мест
продажи крепких напитков на землях, не подведомственных
сельским и городским общественным управлениям. Против
этого положения, одобренного Государственной думой,
высказалось большинство Особой комиссии Государственного
совета во главе с председателем А. Д. Зиновьевым 3-м. Кони
выступил в защиту этой статьи, назвав ее краеугольной в данном
законопроекте. Статья была отклонена большинством членов
Государственного совета, так как затрагивала права частных
лиц. О столкновении на этом заседании между Кони и
А. Д. Зиновьевым 3-м см. «Новое время» 19 января 1914 г*
№ 13598, стр. 3.
442

Стр» 285 Речь идет о заметке «Заявление А. Ф. Кони» в газете
«Русское слово» 19 января 1914 г. № 15, стр. 4.
Стр. 285 См. «Вестник Европы» 1914 г. № 2, стр. 412.
211. H. Н. ПОЛЯНСКОМУ
Стр. 285 Письмо А. Ф. Кони написано в ответ на предложение'
Полянского написать биографии известных ему адвокатов для
четвертого тома «Истории русской адвокатуры»,
подготовлявшейся к изданию Советами присяжных поверенных в связи
с 50-летием адвокатуры в России.
Стр. 286 Имеется в виду книга «Отцы и дети судебной реформы
(к пятидесятилетию Судебных уставов)» М., 1914.
Стр. 286 На письме имеется надпись Полянского: «Отвечено; на*
значен срок к 15 дек. 1914 г.». Затем была дана отсрочка до
15 августа 1915 г. Однако в дальнейшем, ввиду условий
военного времени, издание «Истории русской адвокатуры» не было
завершено; последним был издан третий том, а работа над
четвертым томом, для которого предназначались очерки Кони,
прекратилась.
212. К. К. АРСЕНЬЕВУ
Стр. 286 «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», доп«
т. 1А, СПб., 1905, стр. 941.
Стр. 286 «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона»,
т. ХЫА, СПб., 1904, прилож. Портретная галерея редакторов
и сотрудников «Энциклопедического словаря», стр. 34.
Стр. 287 См. «Вестник Европы» 1914 г. № 12, стр. 412 (раздел
«Библиографический листок»), заметка за подписью «Л. С>»
(А. 3. Слонимский).
213. К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ
Стр. 287 Воспоминания Станиславского о Чехове (в записи
Л. А. Сулержицкого) были напечатаны в альманахе
«Шиповник» (1914, кн. 23, стр. 152—186); в том же году отрывки
из них опубликованы в газете «Речь» 2 июля 1914 г. № 177,
443

стр. 3. Полностью указанные воспоминания напечатаны в
«Ежегоднике MX AT» за 1943 год и отдельным изданием —
в 1947 году.
Стр. 287 В архиве Кони хранятся многочисленные черновые,
беловые и разрозненные заметки к его работе о Чехове (ИРЛИ,
ф. 134, оп. 1, ед. хр. 82, 43 л.). Возможно, с некоторыми
набросками из своих воспоминаний он познакомил
Станиславского. Воспоминания Кони о Чехове опубликованы впервые
в книге А. П. Чехов, Затерянные произведения. Неизданные
письма. Новые воспоминания. Библиография. Л., 1925,
стр. 199—216 (в том же году выпущены в свет отдельной
брошюрой в издательстве «Атеней»). См. т. 7 наст. Собрания
сочинений, стр. 375—391.
Стр. 287 Гастроли MX AT, включавшие постановку «Чайки»,
проходили с 7 апреля по 13 мая 1914 г.
214. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Стр. 287 Речь идет о статье Измайлова «Дыхание бури»,
написанной к 100-летию со дня рождения Лермонтова и напечатанной
в газете «Русское слово» 2 октября 1914 г. № 226, стр. 2.
215. Н. В. ДРИЗЕНУ
Стр. 288 Кони интересуется Владимиром Ивановичем Вельским,
другом Н. А. Римского-Корсакова и автором либретто ряда
его опер («Сказка о царе Салтане», «Сказание о невидимом
граде Китеже», «Золотой петушок»).
Стр. 288 Перевод «Слова о полку Игореве», выполненный
А. Ф. Вельтманом, был издан в Москве в 1833 году. Перевод
был послан автором Пушкину, который читал его
одновременно с переводом В; А. Жуковского.
Стр. 288 Драма Ф. А. Кони «Архип Осипов» о подвиге русского
солдата Осипова на Кавказе весной 1840 года была издана
в 1870 году. Цензурная документация относительно ее
запрещения в конце 1840-х годов не обнаружена.
Стр. 288 Текст письма, кроме последней. .'фразы* написан не рукой
Кони.
Ш

216. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Стр. 289 Речь идет о статье Измайлова, озаглавленной «Чертогон
(На масленичные темы)» — «Биржевые ведомости» 1 февраля
1915 г. № 14646, стр. 3.
Стр. 289 А. Измайлов, Кончина вдовы поэта Н. А.
Некрасова— «Биржевые ведомости» 26 января 1915 г. № 14634,
стр. 3.
Стр. 289 22 марта 1915 г. в газете «Биржевые ведомости»
(№ 14741, стр. 6) была напечатана «Баллада о пяти девах
(Стихотворение А. А. Измайлова)».
217. В. А. ВЕРЕЩАГИНУ
Стр. 290 Письмо Верещагину впервые опубликовано в журнале
«Старые годы» (1915, июль — август, стр. 117—118) под
заглавием «К кончине барона Врангеля». С того же набора было
перепечатано в выпущенной редакцией брошюре «Памяти
барона H. Н. Врангеля» (Пг., 1915) и частично вошло в статью
Кони под тем же заглавием («Русская старина» 1916 г. № 1).
Барон Н. Н. Врангель, скончавшийся 15 июня 1915 г. в
Варшаве, был автором большого числа работ и каталогов по
истории русского искусства XVIII века, являлся секретарем
«Общества защиты и сохранения в России памятников искусства
и старины», в 1910—1912 гг. вместе с С. К. Маковским
редактировал «Аполлон» и постоянно сотрудничал в журнале
«Старые годы».
Стр. 291 Работы М. О. Гершензона «Грибоедовская Москва» (М„
1914; изд. 3-е М., 1928) и «Декабрист Кривцов и его братья»
(М., 1914) построены на материалах семейных архивов Рим-
ских-Корсаковых и Кривцовых. Неоконченная повесть в
письмах М. В. Крестовской «Женская жизнь» («Северный вестник»
1894 г. № 11—12; 1895 г. № 1) воспроизводит картины
жизни провинциального дворянства в дореформенную эпоху.
Стр. 292 Из «Афоризмов» Людвига Берне. Более точный перевод:
«Есть люди, которые скупятся на свой ум так, как другие —
на свои деньги» («Сочинения Людвига Берне в переводе Петра
Вейнберга», т. II, СПб., 1869, стр. 261).
445

218. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Стр. 292 30 августа 1915 г. был утвержден законопроект об обе-«
спечении нужд беженцев, и 1 сентября в заседании Государ*
ственного совета состоялось собрание членов Особого совеща*
ния по устройству беженцев, куда вошел и Кони (см. «Бир*
жевые ведомости» 2 сентября 1915 г. № 15063, стр. 4). Пер*
вое заседание Особого совещания по устройству беженцев под
председательством министра внутренних дел кн. Н. Б. Щерба*
това состоялось 10 сентября. На нем выступал Кони (см,
«Биржевые ведомости» 11 сентября 1915 г. № 15081, стр. 4),
219. С. П. МЕЛЬГУНОВУ
Стр. 293 Письмо датируется по упоминанию о смерти Савиной.
Стр. 294 См. письмо № 24. Неточно цитируется поэма Н. А.
Некрасова «Несчастные» (1856).
Стр. 294 Воспоминания Кони «Мария Гавриловна Савина» были
напечатаны в газете «Русские ведомости» 16 и 17 декабря
1915 г. №288, 289.
220. В. Г. КОРОЛЕНКО
Стр. 294 Письмо является ответом на поздравление Короленко
в связи с 50-летием служебной деятельности Кони, отмечав«
шимся 30 сентября 1915 г. (см. А. Ф. Кони, В. Г, Коро«
ленко и суд—«На жизненном пути», т. 5, Л., 1929, стр. 291—
297).
Стр. 294 См. т. 3 наст. Собрания сочинений, стр. 474—486, 514—*
517.
221. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Стр. 295 30 сентября 1915 г. газета «Биржевые ведомости».
(№ 15119) посвятила полностью всю пятую страницу Кони,
озаглавив ее «Полвека на славном посту (Юбилей А. Ф. Ко«
ни)». Статьи написали: А. Измайлов—«Писатель», М.
Ковалевский— «Оратор», В. Случевский—«Судья», М. П. Чубин-
ский—«Ученый», К. Арсеньев — «Человек».
Стр. 295 Речь идет о рукописи «Воспоминания о деле Веры Засу*
лич», опубликованной впервые в 1933 году (см. т. 2 наст,
Собрания сочинений, стр. 24—252, 441—442).
446

Стр. 295 Доклад Кони «Зеленый змий (памяти Челышева)» был
напечатан в «Отдыхе христианина» 1916 г. № 1, стр. 211 —
222.
222. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Стр. 296 А. Измайлов, Чехов. 1860—1904. Биографический
набросок, М., 1916. На титульном листе экземпляра, хранящее
гося в Пушкинском Доме, дарственная надпись Измайлова:
«Душевно уважаемому Анатолию Федоровичу Кони от искрен-
нейшего почитателя его блестящего таланта. 17 сент. 1916».
Стр. 296 15 сентября 1916 г. исполнилось 25 лет со дня смерти
Гончарова. В связи с этой датой в периодической печати
появилось много статей и заметок, среди них: «А. Кони о
И. А. Гончарове» («Колокол» 18 сентября 1916 г. № 3097,
стр. 2), с изложением выступления Кони о Гончарове в
заседании Библиологического общества. См. А. Д. Алексеев,
Библиография И. А. Гончарова, Гончаров в печати, печать
о Гончарове (1832—1964), Л., «Наука», 1968, стр. 131—135,
223. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 297 4 ноября 1916 г. Шахматов писал Кони: «Очень Вас
благодарю за Ваше дорогое мне сочувствие. Скончался мой
троюродный брат, ближайший по годам мне сверстник» (ИРЛИ,
ф. 134, оп. 14, № 1, л. 184). Незадолго до этого, 3 сентября
1916 г., в Иматре умер В. А. Масальский, муж старшей сестры
Шахматова (см. «Алексей Александрович Шахматов. 1864—^
1920», Л., 1930, стр. 70)..
Стр. 297 Об отрицательном отношении Бунина к Брюсову см.
письмо № 209.
Стр. 297 «После нашего разговора, — сообщал Шахматов Кони
4 ноября 1916 г., — я вспомнил, что И. А. Бунин уже выска-
зывался отрицательно по поводу кандидатуры В. Я. Брюсова.
Понимаю, что ввиду отношения к ней Д[митрия] Николаевича]
кандидатура эта должна отпасть. Разумеется, буду
поддерживать избрание в почетные] академики Шмелева. Насчет бал-!
лотировки Ф[аддея] Ф[ранцевича] все нужные шаги будут
сделаны своевременно» (ИРЛИ, ф. 134, оп., 14, № 1, л. 184).
447

224. А/ А. ШАХМАТОВУ
Стр. 297 На 11 декабря 1916 г. было намечено заседание Разрчда
изящной словесности по выборам в почетные академики,
Стр. 298 5 декабря 1916 г. Шахматов писал Кони: «Сочувствую
Вашему предложению. Уверен, оно встретит поддержку л в
Соболевском, следовательно, и в Кондакове» (ИРЛИ, ф. 134,
оп. 14, № 1, л. 192). А. И. Южин-Сумбатов был избран
почетным академиком по Разряду изящной словесности 20 марта
1917 г.
Стр. 298 Упоминаемое «объявление» при письме не сохранилось.
Стр. 298 Часть текста написана рукой Н. П. Лансере.
225. С. П. МЕЛЬГУНОВУ
Стр. 299 Н. И. Шатилов, Из недавнего прошлого — «Голос
минувшего» 1916 г. № 10, стр. 60—61. Письмо Кони датируется
по времени публикации воспоминаний Шатилова.
Стр. 299 Статья Кони об Н. И. Крылове в «Голосе минувшего»
не появилась.
226. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
Стр. 300 При учреждении Разряда против избрания в почетные
академики представителей искусства возражали, в частности,
А. С. Суворин и граф И. И. Толстой. Подробнее см. т. 5 наст.
Собрания сочинений, стр. 250—252.
227. С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ
Стр. 300 Пушкинская комиссия, способствовавшая изданию
сочинений А. С. Пушкина, организована в 1900 году, в 1929 году
присоединена к Пушкинскому Дому.
228. К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ
Стр. 301 20 марта 1917 г. Станиславский вместе с А. М. Горьким
и А. И. Южиным-Сумбатовым был избран почетным
академиком по Разряду изящной словесности (см. «Отчет о
деятельности Отделения русского языка и словесности Российской
448

Академии Наук за 1917 год», Пгм 1917, стр. 16). Ответные
письма К. С. Станиславского, адресованные Н. А. Котлярев-
скому, А. А. Шахматову, А. Ф. Кони, см. К. С. С т а н и ел а в-
с к и и, Собр. соч. в восьми томах, т. 7, М., 1960, стр. 639—641.
229. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 301 Согласно ст. 4 постановления о Разряде изящной слоаес-
ности Отделения русского языка и словесности Академии
Наук число почетных академиков Разряда было установлено
«не более двенадцати».
Стр. 301 В заседании Разряда изящной словесности 20 марта
1917 г. был поставлен вопрос о возвращении в Академию Наук
В. Г. Короленко, отказавшегося в 1902 году от звания
почетного академика в знак протеста против отмены царем выборов
в почетные академики М. Горького. По предложению Н. А. Кот-
ляревского и Д. Н. Овсянико-Куликовского заседание Разряда
27 мая 1918 г. единогласно постановило: просить В. Г.
Короленко «принять звание почетного академика».
Стр. 301 Д. С. Мережковский не был избран в почетные
академики, хотя кандидатура его обсуждалась на выборах в 1918 и
1919 годах.
Стр. 302 23 марта 1917 г. представители революционного
пролетариата и революционных войск организовали на Марсовом поле
в Петрограде похороны последних жертв, павших в боях за
свержение царизма. Опасения Кони относительно «возможно-«
го повторения Ходынки» оказались напрасными. «Порядок,
дисциплина были самыми удивительными и достигались
одними товарищескими напоминаниями» («Правда» 25 марта 1917 г,
№ 17).
230. Н. В. ДАВЫДОВУ
Стр. 302 Речь идет о монографии Н. В. Давыдова «Уголовный суд
в России», выпущенной в свет в 1918 году издательством
«Грань» в Москве.
Стр. 302 Речь в защиту законопроекта «О допущении лиц женского
пола в число присяжных и частных поверенных» была
произнесена Кови 24 января 1913 г. в заседании Государственного
совета н вскоре с небольшими редакционными изменениями
опубликована в т. И второго издания «На жизненном пути»,
29 а. ф. Ковв, т. е
U9

вышедшем в свет в том же 1913 году (см. т. 4 наст. Собрания
сочинений, стр. 426—442).
Стр. 303 В письме от 27 января 1918 г., адресованном Кони,
Н. В. Давыдов сетовал на материальные трудности, вставшие
перед Университетом Шанявского, и выражал беспокойство по
поводу возможных изменений его структуры (ЦГАОР, ф. 564,
оп. 1, № 1700, л. 82). При реорганизации системы народного
образования в конце 1918 года Университет был закрыт»
232. А. А. ШАХМАТОВУ
Стр. 304 Год написания письма устанавливается по упоминанию об
исполняющемся столетии со дня рождения И. С. Тургенева.
Стр, 304 20 ноября 1919 г. Шахматов писал Кони: «Обращаюсь
к Вам от имени Отделения р[усского] яз[ыка] и сло[весности] со
следующей] просьбой. Согласитесь произнести речь о
Тургеневе в торжественном] заседании Академии 29 дек[абря] по
нов[ому] стилю. Очередь произнесения актовой речи
приходится на наше Отделение, и мы просим Вас выступить в
качестве нашего сочлена. Своим выступлением Вы загладите и
нашу вину в том, что мы не отозвались на юбилей Тургенева»
(ИРЛИ, ф. 134, оп. 14, № 1, л. 242). Кони охотно принял
предложение&
233. А. А. БАХРУШИНУ
Стр. 304 В. А. Рышков был активным посредником в
собирательской деятельности Бахрушина, исполняя ряд его поручений
в Петрограде и указывая ему на возможных поставщиков теат-<
ральных материалов и другие источники комплектования.
В 1918—1919 гг. он осуществлял посреднические функции
между Кони и Бахрушиным. Его переписка с Бахрушиным,
касающаяся приобретенных у Кони материалов, дает
возможность точно датировать комментируемое письмо (ГЦТМ, ф.ф. 1,
236).
Стр. 305 Кони имеет в виду письма М. Писарева, В. Далматова,
М. Ермоловой, Н. Васильевой, К. Станиславского и др.
Стр. 305 Юрий Алексеевич Бахрушин*
450

234. В. А. РЫШКОВУ
Стр. 305 Речь идет о письме 1836 года водевилиста и актера
Александрийского театра П. И. Григорьева I, адресованном
Ф. А. Кони и посвященном первой постановке «Ревизора»«
18 октября 1918 г. В. А. Рышков писал А. А. Бахрушину s
«...Вчера Кони прислал мне... письмо П. И. Григорьева...» Это
сообщение позволяет точно установить дату комментируемого
письма.
Стр. 306 Карточная система была введена в августе 1918 года*
В письме к Рышкову от 19 октября того же года Кони благо*
дарит «за присылку... свидетельства на 1 категорию».
235. И. Д. СЫТИНУ
Стр. 306 Год определяется по упоминанию о чтении лекции на
курсах всемирной литературы в Аничковом дворце (лето и осень
1919 года. См. письмо Кони к Е. К. Замысловской, ГБЛ,
ф. 218, к. 45, № 24).
Стр. 307 В первом и втором Петроградских университетах Кони
преподавал уголовный процесс и судебную этику, в Институте
живого слова вел курс теории и практики ораторского искус*
ства. 16 сентября 1919 г. Кони писал Е. К. Замысловской, что
в этих трех учебных заведениях у него по расписанию 19 часов
лекций в неделю (ГБЛ, ф. 218. к. 45, № 24). Железнодорож*
ным университетом Кони называет, видимо, политехникум же-*
лезнодорожников. Насколько разнообразны были лекции Кони
на курсах всемирной литературы в Аничковом дворце, видно
из писем его к Е. К. Замысловсквй. Так, он писал 6 августа
1919 г.: «Мне бы хотелось прочесть и еще трехчасовую лекцию
о композиторах — Глинке, Даргомыжском, Римском-Корсакове
и Чайковском, а также о Рубинштейне, конечно, не впадая
в чисто музыкальные подробности». В письме от 4 сентября
1919 г. Кони напоминал: «...Имейте в виду, что у меня оста«»
лись недоложенными — Майков, Полонский, Лажечников, Со->
ловьев, Салтыков-Щедрин, Лесков, Чехов и Боборыкин, а так-,
же — И. Ф. Горбунов».
Стр. 307 Тома 3 и 4 «На жизненном пути» вышли в издательстве
«Библиофил», Ревель — Берлин, 1922, 1923,
29*
451

236. H. H. ПОЛЯНСКОМУ
Стр. 307 Работа «Просветительные экспедиции в Ярославской
губернии» была издана Ярославским сельскохозяйственным и
кредитным союзом кооперативов в трех выпусках. Первый
выпуск, содержащий отчеты Полянского о лекциях в деревнях
Ярославской губернии, вышел в 1919 году.
Стр. 307 Письмо не сохранилось.
Стр. 307 В 1919—1920 гг. H. Н. Полянский совмещал заведование
кафедрой уголовного процесса на юридическом факультете
Ярославского университета с работой заведующего культурно-
просветительным отделом Ярославского сельскохозяйственного
и кредитного союза кооперативов. В его обязанности по этой
должности входило издание популярной литературы о
сельскохозяйственной кооперации, организация лекций в деревнях и
т. п.
238. Е. А. САДОВОЙ
Стр, 310 Речь идет о Надежде Павловне Лансере, скончавшейся
18 августа 1920 г,
239. С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ
Стр. 310 Статья Ольденбурга «Толстой — учитель жизни. Из
воспоминаний 80-х годов» опубликована в издании «Толстой,
Памятники творчества и жизни», М., 1920, стр. 113—130.
Стр. 310 Тургеневское общество существовало в Петрограде в
1919:—1921 гг. Из пятнадцати открытых собраний,
организованных Обществом, десять были посвящены докладам и
сообщениям Кони. О работе А. Ф. Кони в Тургеневском обществе
см. Л. Утевский, Последний этап жизненного пути —
«Памяти Анатолия Федоровича Кони», М. — Л., 1929, стр. 79—
101. Комментируемое письмо написано на бланке председателя
Тургеневского общества.
Стр. 311 «Из воспоминаний судебного деятеля. Закон 19 мая
1871 г.» — «Дела и дни» 1920 г. кн. 1, стр. 175—188. См. т. 2
наст. Собрания сочинений, стр. 329—347.
452

240. С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ
Стр. 311 Возможно, речь идет о драме Германа Зудермаиа «Das
deutsche Schicsal. Eine vaterländische Dramenreihe», Stuttgart —
Berlin, 1921.
241. П. П. ГАЙДЕБУРОВУ
Стр. 311 Литературная композиция «Зеленый шум» под редакцией
и в постановке П. П. Гайдебурова была осуществлена
Передвижным театром в Петрограде к 100-летию со дня рождения
H.A. Некрасова (1921).
Стр. 312 Кони был близко знаком с отцом П. П. Гайдебурова,
редактором-издателем петербургской политической и
литературной газеты «Неделя» П. А. Гайдебуровым, и часто бывал в его
доме, где обычно собирались известные писатели, художники,
артисты.
Стр. 312 Действие литературной композиции «Зеленый шум»
развертывается в гостиной, где за вечерним самоваром молодежь
беседует о Некрасове и читает отрывки из его произведений.
Стр. 312 Имеется в виду 40-летие (1923) со дня смерти И. С.
Тургенева.
Стр. 312 Первая часть литературной композиции «Зеленый шум».
242. П. П. ГАЙДЕБУРОВУ
Стр. 313 Речь идет о книге П. П. Гайдебурова «Зарождение
спектакля», Пг., 1922.
Стр. 313 Гайдебуров видел смысл трилогии А. К. Толстого в
отрицании государственной власти.
Стр. 313 Дневник П. А. Валуева обрывается записями 1884 года.
В комментируемом письме, вероятно, имеется в виду мысль
о «государственном человеке» и его признании, высказанная
Валуевым в заметках, посланных на просмотр Кони 10 января
1890 г. (см. А. Ф. Кони, На жизненном пути, Ревель —
Берлин, т. III, ч. I, стр. 218—219).
453

Стр. 313 Рассказ «Философия обстановки» («The Philosophy of
Turniture») впервые на русском языке в переводе К. Д.
Бальмонта опубликована во втором томе Собрания сочинений Э. По
(М., 1913).
Стр. 313 Неточная цитата из новеллы В. Ф. Одоевского «Себастиан
Бах», написанной в 1835 году (см. В. Ф. Одоевский,
Музыкально-литературное наследие, М., 1956, стр. 424).
Стр. 313 Очерк Кони «Петербург. Воспоминания старожила»
вышел в издательстве «Атеней» в 1922 году. См. т. 7 наст.
Собрания сочинений, стр. 23—64.
244. А. А. БАХРУШИНУ
Стр. 315 Речь идет об «Убежище для престарелых артистов Мое*
ковских императорских театров», созданном в 1907 году в
Измайлове по образцу Петербургского, основанного М. Г.
Савиной в 1896 году. В настоящее время — Дом ветеранов сцены
им. А. А. Яблочкиной на шоссе Энтузиастов в Москве.
Стр. 315 Музейно-архивная секция при Театральном отделе Нар-
компроса, председателем которой был А. А. Бахрушин.
Стр. 315 Речь идет о Театральном музее, основанном А. А.
Бахрушиным.
Стр. 315 Кони выступал в Политехническом музее.
Стр. 315 Имеется в виду мемуарная статья Кони «А. Н.
Островский. Отрывочные воспоминания», впервые опубликованная
в 1923 году в юбилейном сборнике, выпущенном к 100-летию
со дня рождения драматурга. Бахрушин был одним из
редакторов указанного сборника.
245. Л. Ф. ГРАМАТЧИКОВОЙ
Стр. 316 Речь идет о романе М. С. Шагинян «Своя судьба»
(написан в 1916 г.). Шесть глав романа напечатано в «Вестнике
Европы» (1918 г. № 1—4). Полностью роман опубликован
в 1923 году (в издании А. Д. Френкеля).
246. А. И. САДОВУ
Стр. 317 Имеется в виду статья Садова «Знаменательные числа».
Стр. 317 Дочь А. И. Садова.
Стр. 317 Жена А. И. Садова.
Ш

247. С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ
Стр. 318 Речь идет о присылке на имя Академии Наук вышедшего
в Берлине четвертого тома воспоминаний Кони «На жизненном
пути» (Ревель — Берлин, [1923]).
Стр. 318 В 1923 году Кони был избран председателем Юбилейного
комитета, созданного в связи с приближающимся 100-летием
со дня рождения В. В. Стасова.
Стр. 319 Вероятно, речь идет об «Отчете о деятельности
Российской Академии Наук за 1923 год», составленном Ольденбур-
гом и читанным на публичном заседании 2 февраля 1924 г.
(опубликован в 1924 г.).
248. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
Стр. 319 28 января 1924 г. Кони исполнилось 80 лет. Малый театр
прислал юбиляру адрес, подписанный крупнейшими артистами
театра (см. «Ежегодник Малого театра. 1955—1956», М.,
«Искусство», 1961, стр. 237—238).
Стр. 319 Цитируется стихотворение Ф. И. Тютчева «Душа моя,
элизиум теней...» (1831—1835).
Стр. 320 Юбилей Кони отмечался 10—12 февраля 1924 г.
Юбиляра приветствовали в Институте живого слова, чествовали
в Академии Наук. На торжественном заседании в Академии
Наук с речами выступали академики С. Ф. Платонов,
С. Ф. Ольденбург, представители различных научных и
общественных организаций. 12 февраля в честь Кони состоялся ве-»
чер в Доме ученых.
Стр. 321 Поздравляя Кони с 80-летием, Южин писал ему 8
февраля 1924 г.: «Не перечислить всего, что Вы внесли в
туманную жизнь России, не измерить всего, что Вы сделали для
всех нас, имеющих счастье быть Вашими современниками. Про
себя я скажу прямо и определенно: около пятидесяти лет из
моей жизни я направлял путь по той звезде, какой были для
меня Вы, бесценный Анатолий Федорович, — сперва такой
далекой, а за последние семь лет не только светившей мне, но
и согревавшей своим дивным теплом» («Ежегодник Малого
театра. 1955—1956», стр. 188).
Стр. 321 Кони был в Москве в феврале 1923 года.
455

249. Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
Стр. 321 В числе адресов, писем и поздравлений, присланных
А. Ф. Кони ко дню 80-летия, он получил 9 февраля 1924 г.
телеграмму, подписанную Вл. И. Немировичем-Данченко:
«Шлю Вам самый искренний, самый сердечный привет, как за
себя, так и за отсутствующих артистов Московского
Художественного театра» (ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, № 1170, л. 3).
Стр. 321 Екатерина Николаевна Немирович-Данченко (урожд.
Корф).
250. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
Стр. 322 Евгения Владимировна Воздвиженская, врач, была
дружна с Кони и семьей Южина-Сумбатова.
Стр. 322 1 июля 1923 г. Южин-Сумбатов был назначен директором
Малого театра.
Стр. 322 Во второй половине мая 1924 года Кони приезжал в
Москву на несколько дней и останавливался у Южиных.
Стр. 322 В конце июня 1924 года Южин-Сумбатов с семьей уехал
лечиться в Кисловодск, где пробыл два месяца.
Стр. 323 Имеется в виду Комиссия по улучшению быта ученых.
Стр. 323 А. Р. Кугель вместе с В. А. Филипповым редактировал
юбилейный сборник к 100-летию Малого театра, вышедший
в 1924 году («Сто лет Малому театру. 1824—1924» РТО,
М.). Упоминаемые воспоминания опубликованы в сборнике под
заглавием «Из далекого прошлого» (стр. 87—98).
Стр. 323 Речь, произнесенная Южиным 9 августа 1909 г. при
назначении его управляющим труппой Малого театра, в которой
сформулированы задачи театра на ближайшее время (см.
«Ежегодник императорских театров за 1909 год», Пб., 1909, вып. IV,
стр. 56—92).
251. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
Стр. 323 После перенесенных весной и осенью. 1924 года тяжелых
сердечных приступов Южин получил для лечения годовой
отпуск и 1 февраля 1925 г. вместе с женой выехал во Францию.
456

Сообщая перед отъездом об улучшении своего здоровья, он
писал о том, как бы хотелось ему провести свой отпуск вместе
с Кони: «Это было бы счастье, такая радость, если бы
совершить все это с Вами!» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 3340,
л. 52 об.).
Стр. 324 В письме к Кони, присланном после 100-летнего юбилея
Малого театра, Южин писал: «Ваше приветствие М[алому]
театру единственное было выслушано стоя всей сценой и
залом...» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 3340, л. 52).
Стр. 324 «Сто лет Малому театру. 1824—1924», Ред. А. Кугель
и В. Филиппов (M., РТО, 1924. Фронтиспис, содержащий
элементы театральной символики, выполнен художником
Б. Б. Титовым).
252. С. Ф. ПЛАТОНОВУ
Стр. 325 С. Ф. Платонов, Н. И. Костомаров — «Красная
газета» 21 апреля 1925 г. № 93, стр. 2.
Стр. 326 Имеются в виду приветствия С. Ф. Платонова,
опубликованные в книге: «Анатолий Федорович Кони. 1844—1924.
Юбилейный сборник», Л., 1925, стр. 9—11, 21—22„
Стр. 326 Речь идет о статье H. Н. Фирсова «Александр III.
Личная характеристика, частью по его неизданным дневникам»
(«Былое» 1925 г. № 4).
253. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
Стр. 326 Письмо Южина-Сумбатова Луначарскому от 9 апреля
1925 г. написано в связи с пересмотром закона об авторском
праве.
Стр. 327 В 1925 году Совет Народных Комиссаров СССР издал
новый закон об авторском праве, согласно которому право
автора на свое произведение ограничивалось 25 годами со дня
первого издания» право наследников устанавливалось на 15 лет.
Южик-Сумбатов и Кони, считая справедливым ограничение
права наследников, возражали против ограничения права
автора, В 1928 году ограничение личной собственности автора
на свое произведение было отменено. По действующему
457

с 1928 года по настоящее время закону право на свое произве*
дение принадлежит автору пожизненно и после его смерти
наследникам — в течение 15 лет.
Стр. 327 Общество «Старый Петербург» (впоследствии
переименованное в «Старый Петербург — Новый Ленинград») было ос-«
новано 20 ноября 1921 г. с целью изучения и охраны
архитектурных памятников Петербурга и его окрестностей (см. «Об««
щество «Старый Петербург», Пг., 1923). Пушкинский кружок
входил в состав Общества.
Стр. 328 Пьеса «Заговор императрицы» написана А. Н. Толстым
в сотрудничестве с историком П. Е. Щеголевым. По договору,
заключенному А. Н. Толстым и П. Е. Щеголевым с
Ленинградским театральным управлением, последнему принадлежало
исключительное право постановки пьесы в Ленинграде и Москве
в течение двух лет. Однако авторы передали «Заговор
императрицы» также московскому театру «Комедия» (бывш. Корша),
который поставил пьесу раньше ленинградских театров. По
решению суда «Заговор императрицы» был снят с репертуара
театра «Комедия». В Ленинграде премьера пьесы в Большом
драматическом театре состоялась 19 марта 1925 га
254. В. М. ИСТРИНУ
Стр. 328 Имеется в виду историко-литературная экспозиция,
охватывающая период с половины XVIII века до первых
десятилетий XX века, открывшаяся в Пушкинском Доме в связи
с приближающимся 200-летием Академии Наук (см. «50 лет
Пушкинского Дома», М.—Л., 1956, стр. 20).
Стр. 328 «Словарь русского языка», издаваемый Академией Наук,
выходил с 1891 по 1930 год, но так и не был закончен.
Стр. 329 Адрес Отделения русского языка и словесности
Российской Академии Наук в день 80-летия Кони см. «Анатолий
Федорович Кони. 1844—1924. Юбилейный сборник», Л., 1925,
стр. 11—13.
256. А. И. и M. Н.. ЮЖИНЫМ
Стр. 330 Летом 1925 года в печати появились известия об
отстранении Южина от должности директора Малого театра. Офи*
циальное опровержение этих слухов, подписанное Луначарским,
было напечатано в газете «Известия» 6 августа 1925 г.
458

Стр. 331 Статья Кони «Разряд изящной словесности» была
опубликована в «Красной газете» 4 сентября 1925 г.
Стр. 331 Станиславский и В. И. Немирович-Данченко приезжали
в Ленинград для участия в торжественном заседании,
посвященном празднованию 200-летнего юбилея Академии Наук.
Стр. 331 См. т. 7 наст. Собрания сочинений, стр. 375—391.
Стр. 331 Статья Кони о деятельности Разряда изящной
словесности была опубликована в журнале «Вестник знания» (1925 г*
№ 15 под названием: «К юбилею Академии Наук».
258. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
Стр. 333 Письмо Южина-Сумбатова от 21—23 декабря 1925 г.
(см. «Ежегодник Малого театра. 1955—1956 гг.», стр. 195—
198).
Стр. 333 20 декабря 1925 г. Южин-Сумбатов вернулся в Москву
из-за границы после 11-месячного отпуска.
Стр. 334 Цитируется стихотворение Н. А. Некрасова «Скоро стану
добычею тленья...» (1874).
Стр. 334 Речь идет о сборнике «Памяти Нестора Александровича
Котляревского. 1863—1925», выпущенном в свет Пушкинским
Домом в связи с годовщиной со дня смерти ученого. Работа
Кони в этом сборнике не появилась.
Стр. 334 Режиссер и драматург Евтихий Павлович Карпов
скончался 3 января 1926 г.
Стр. 334 Речь идет о внучке Л. Н. Толстого.
Стр. 334 Школа изучения иностранных языков по методу
американского педагога М. Берлица, т. е. путем усвоения шаблонных
разговорных конструкций без систематического изучения
грамматики.
Стр. 335 Распоряжением Наркомпроса от 30 декабря 1925 г.
Южин был освобожден от должности директора Малого театра
и назначен с 1 января 1926 г. почетным директором Малого
театра и председателем его Художественного совета,.
459

Стр. 335 Имеется в виду поставленная Мейерхольдом в январе
1924 года пьеса Островского «Лес».
Стр. 335 Мария Николаевна Сумбатова писала Кони 9 января
1926 г.: «Мы так мечтаем, что Вы к нам приедете пожить,
побеседовать и дадите поухаживать за Вами. В кабинете
поставлена заново печка, и он стал вполне обитаем и зимой,
примите это к сведению» (ЦГАОР, ф. 564, оп. 1, № 3341, л. 26 об.).
Стр. 335 Письма А. В. Луначарского из-за границы о немецком и
французском искусстве и литературе («Письма из Берлина»,
«Письма из Парижа») печатались с 10 января по 7 февраля
в Ленинградской «Красной газете».
Стр. 336 Драма «Яд» написана Луначарским в 1925 году. 2
октября 1925 г. Луначарский писал Южину: «...Сочинил новую
пьесу «Яд», пьесу из современной московской жизни, очень
острую, даже царапающую. Конечно, она написана в моих
убеждениях, но в ней изображен конфликт достаточно
сложный. Даже некоторые из товарищей выражают опасение и
говорят, что слишком скользко взято все это. Я же убежден, что
пьеса полезна» («Ежегодник Малого театра. 1955—1956»,
стр. 123). Премьера пьесы состоялась 3 октября 1925 г. в
Ленинградском Академическом театре драмы (бывш.
Александрийском).
Стр. 336 Чрезвычайная следственная комиссия была создана в
1917 году Временным правительством для расследования
деятельности бывших царских министров и сановников. В 1924
году в Ленинграде стали публиковаться сборники «Падение
царского режима», содержащие стенографические отчеты
Комиссии. В 1926—1927 гг. вышло второе исправленное и
дополненное издание отчетов в семи томах.
Стр. 336 Отрывки из мемуаров В. А. Теляковского начали
публиковаться в 1923 году в еженедельнике «Театр». В марте
1924 года они вышли отдельной книгой (В. А. Т е л я к о в«
ский, Воспоминания. 1898—1917, Пб„ 1924).
259. С. Ф. ПЛАТОНОВУ
Стр. 336 С. Ф. Платонов был директором Пушкинского Дома после
смерти А Н. Котляревского в 1925 году.
«60

Стр. 336 В 1925 году в ведение Пушкинского Дома перешла
последняя квартира А. С. Пушкина (набережная Мойки, д. 12),
где 10 февраля 1926 г. была впервые торжественно отмечена
89-я годовщина смерти Пушкина. На собрании присутствовали
несколько академиков во главе с президентом Академии Наук
А. П. Карпинским, представители научных и общественных
организаций. В 2 часа 45 минут, в час кончины Пушкина, хор
Академической капеллы исполнил «Похоронный марш»
Шопена и «Реквием» Моцарта. Традиция эта сохраняется до
настоящего времени (см. «50 лет Пушкинского Дома», М. — Л.,
1956, стр. 21).
260. Е. П. КАЗАНОВИЧ
Стр. 337 Л. М. К л я ч к о, За кулисами старого режима
(Воспоминания журналиста), т. I, Л., 1926.
Стр. 337 «Федор Иванович Тютчев в своих письмах к Е. К.
Богдановой и С. П. Фролову (1866—1871 гг.)», с предисл. и
примеч. Е. П. Казанович, Л., 1926.
261. В. Ф. ДЖУНКОВСКОМУ
Стр. 338 Джунковский как командир отдельного корпуса
жандармов прославился тем, что дал пощечину выходившему из
кабинета Николая II Распутину, после чего вышел в отставку и был
отправлен на фронт.
262. П. И. БИРЮКОВУ
Стр. 339 Речь идет о рассказе Бирюкова «Карты», посвященном
Кони и опубликованном в издававшемся в Нью-Йорке на
русском языке журнале «Зарница» (1926 г. № 14).
Стр. 340 Имеется в виду третье издание четырехтомного труда
П. И. Бирюкова «Биография Льва Николаевича Толстого»,
вышедшее в свет в 1922—1923 гг.
263. С. Ф. ПЛАТОНОВУ
Стр. 341 С. Ф. Платонов, Из бытовой истории петровской
эпохи, Л., 1926.
461

341 Вероятно, Кони имеет в виду третью часть трилогии
Д. С. Мережковского «Христос и Антихрист» («Антихрист
(Петр и Алексей)»), впервые опубликованную в 1905 году (см,-
«Полное собрание сочинений Д. С. Мережковского», тт. IV—*
V..M., 1911).
264. Э. Ф. ГОЛЛЕРБАХУ
341 Речь идет о заседаниях Ленинградского общества библио*
филов, почетным членом которого Кони был избран в 1924 го-«
ду. Он председательствовал на заседании Общества 5 октября
1924 г., посвященном памяти Д. А. Ровинского, и выступал
с воспоминаниями о Ровинском как о писателе, человеке и об«
щественном деятеле.
342 Французский ученый-славист, исследователь творчества
Гончарова и Тургенева Андре Мазон на основе изучения ма-»
териалов, предоставленных ему Кони, написал две статьи о
Гончарове: «Гончаров как цензор (К освещению цензорской
деятельности И. А. Гончарова)» и «Материалы для
библиографии и характеристики И. А. Гончарова», опубликованные в
«Русской старине» 1911 г. № 3, 10, 12; 1912 г. № 3, 6.
342 Обещанный доклад не состоялся в связи с тяжелой
болезнью и последовавшей за ней смертью Кони. 20 сентября
1927 г. Ленинградское общество библиографов провело
заседание, посвященное памяти Кони, на котором Э. Ф. Голлербах
выступил с воспоминаниями «А. Ф. Кони и Ленинградское
общество библиографов».
265. А. И. ЮЖИНУ-СУМБАТОВУ
342 Речь идет о статье Южина'-Сумбатова «Драматург, актер
и их театр», имевший подзаголовок «Несколько забытых
слов». Статья была написана в 1925 году во Франции и в
начале 1926 года на итальянском языке напечатана в журнале
«Commedia». В СССР впервые опубликована в сборнике
«А. И. Южин-Сумбатов. Воспоминания, записи, статьи, письма»
(М. — Л., «Искусство», 1941, стр. 524—541). Посылая статью
Кони, Южин-Сумбатов писал 24 декабря 1926 г.: «В этой
статье я доволен, только отчетливостью основных положений,
Кажется, мне удалось наметить все, что лично мне кажется су««
щественно важным в драматическом театре, и, главное, опре-»

деленно выделить его из общей массы зрительных предприятий,
сделать его подчиненным своим особым законам работы, роста
и развития. Дая меня будет одинаковым счастьем и Ваше со*
гласив с моими взглядами и пятью выводами, и всякое допол«
нение или поправки, которые Вы сочтете нужным внести. И,
если бы Вы дали мне разрешение, не меняя ни одной буквы из
Вашего отклика, напечатать Ваше ответное письмо вместе со
статьей, я буду Вам обязан безгранично» (ЦГАОР, ф. 564,
оп. 1, ед. хр. 3340, лл. 76—77).
Стр. 343 См. «Разговоры Гете, собранные Эккерманом», перевод
Д. В. Аверкиева, СПб., 1905, т. 2, стр. 295 (цитируется по
памяти).
Стр. 343 Конкурс имени А. Н. Островского на лучшее драмати«
ческое произведение был учрежден Союзом драматических и
музыкальных писателей в 1904 году. В жюри конкурса
входили А. Ф. Кони, В. И. Немирович-Данченко, П. П. Гнедич,
И. Н. Потапенко, Н. А. Котляревский, М. Г. Савина,
А. И. Южин-Сумбатов.
Стр. 343 Кони имеет в виду уголовное дело банды насильников,
совершавших преступления в Чубаровом переулке в Ленин«
граде в 20-х годах.
Стр. 343 Грибоедовская премия за лучшую пьесу сезона
присуждалась ежегодно Обществом русских драматических писателей и
оперных композиторов. Кони был в составе жюри по
присуждению Грибоедовской премии за 1918 год.
Стр. 343 Цитируется статья А. М. Горького «О современности»
(1912) (М. Горький, Статьи. 1905—1916, Пг., 1916,
стр. 103).
Стр. 343 Слова из вступления к «Евгению Онегину» А. С. Пуш<
кина.
Стр. 344 См. «Разговоры Гете, собранные Эккерманом», перевод
Д. В. Аверкиева, СПб., 1905, т. 1, стр. 219.
Стр. 344 Кони цитирует «Мысли Вольтера» в переводе М. Э. Гюн«
сбурга (СПб., 1904, стр; 139).
Стр. 345 Неточная цитата из воспоминаний А. В. Дружинина
о П. А. Федотове (см. Ф. И. Булгаков, Павел Андреевич
Федотов и его произведения художественные и литературные,
СПб., 1893, стр. 19),
463

266. В. Д. КОМАРОВОЙ
Стр. 345 Неточная цитата из стихотвррнения Пушкина «В. В. Эн-
гельгардту» (1819).
Стр. 346 Комарова в это время сотрудничала в изданиях
Пушкинского Дома, публикуя и редактируя материалы, связанные
с жизнью и деятельностью В. В. Стасова.
Стр. 346 Речь идет о книге: Влад. Каренин (В. Д. Комарова),
Владимир Стасов. Очерк его жизни и деятельности, чч. 1—2,
Л., «Мысль», 1927.
Стр. 346 Н. Н. Комаров, муж В. Д. Комаровой,

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Аверкнев Дмитрий Васильевич (1836—1905) — драматург,
критик, публицист — 47, 184, 354, 463.
Аверкиева Софья Викторовна (1840 — после 1917) — актриса, жена
Д. В. Аверкиева — 47, 349, 354.
Агессо Анри Франсуа де (1668—1751) — юрист, канцлер
Франции — 32.
Адрианов Сергей Александрович (1871—1941?)—историк
литературы, критик — 435.
Азеф Евно Фшнелевич (1869—1918) — один из лидеров партии,
эсеров, провокатор — 258.
Айхенвальд Юлий Исаевич (1872—1928) — историк литературы,
критик — 221.
Акимова Софья Павловна, рожд. Ребристова (1824—1889) —
актриса Малого театра — 320.
Аксаков Иван Сергеевич (1823—1886) — поэт и публицист, видный
представитель позднего славянофильства—197, 203.
Алабин — сектант, подсудимый — 131.
Александр Ï (1777—1825) — 267-.
Александр II (1818—1881)— 75, 145, 151, 197,203, 226, 311, 361, 386.
Александр III (1845—1894).— 175, 266, 308, 311, 326, 355, 360,
364, 433, 457.
Александра Алексеевна — см. Чичерина А. А.
Александра Андреевна — см. Толстая А. А.
Александра Ивановна — см. Трейгут А. И.
Алексеев Анатолий Дмитриевич — советский литературовед и
библиограф — 355, 364, 447.
Алексеев Константин Сергеевич :— см. Станиславский К. С.
Алексеев Михаил Павлович — советский литературовед, академик —
365.
Алексей Александрович, вел. киязь (1850—1908) — младший : сын
Александра II, генерал-адъютант, адмирал — 220.
30 А. Ф. Ков*», т. 6
465

Алексеи Дмитриевич — см. Чепелкин А. Д
Алексей Михайлович (1629—1676) — царь с 1645 г. — 75.
Алексей Петрович (1690—1718) — царевич, сын Петра I — 230, 462.
Амвросий (Ключарев Алексей Иосифович) (1821—1901) —
архиепископ Харьковский—109, 369.
Анастасия Константиновна — см. С адова А, К.
Англанд Ипполит Климент де (1800—1881) — французский
политический деятель — 32.
Андреев Леонид Николаевич (1871—1919) — писатель — 195, 250,
424.
Андреевский Сергей Аркадьевич (1847—1919)—юрист, поэт,
переводчик и критик — 61—63, 108, 153, 349, 365, 384.
Андрусенко Никифор Афанасьевич — крестьянин Ставропольской
губернии, последователь учения Л. Н. Толстого — 33.
Аничков Николай Мильевич (1844—1916) товарищ министра
народного просвещения (1896—1897), член Государственного
совета, сенатор — 219.
Анна Михайловна — см. Морошкина А. М,
Анненков Павел Васильевич (1813—1887)— первый научный
биограф Пушкина, мемуарист — 72, 359.
Антипин Андрей Алексеевич (1864—1918) — крестьянин с. Ворсма
Нижегородской губернии, сектант — 391.
Антокольский Марк Матвеевич (1843—1902)—скульптор—188,
398.
Анциферов Константин Дмитриевич (1840—1896) — криминалист,
член Московской судебной палаты, товарищ обер-прокурора
уголовного кассационного департамента Сената — 99.
Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893) — поэт—157, 312,
385, 424.
Арабажин Константин Иванович (1866—1929) — историк
литературы, критик — 435.
Арапова Александра Петровна, рожд. Ланская (р. 1845) — дочь
H. Н. и П. П. Ланских, автор весьма субъективных
воспоминаний о своей матери, вдовы А. С. Пушкина — 427.
Арно (Наталь-Арно) Габриель Женевьева (р. 1823) —
французская актриса, игравшая в 60-х годах во французской труппе
в Петербурге — 335.
Арсеньев Константин Константинович (1837—1919) — адвокат
(1866—1874), товарищ обер-прокурора гражданского
кассационного; департамента Сената (1874—1882), критик и
публицист -ЗХ 90, 133—135, 156, 179, 184, 187, 194—198, 203—
204, 213, 253—254, 257—259, 264—265, 280, 284-287, 297.
466

301, 349, 378, 379, 384, 385, 390, 398, 404, 406, 411, 425, 426,
428, 432, 433, 435, 442, 443, 446.
Арсеньева Евгения Ивановна — жена К. К. Арсеньева—135, 198,
253, 258, 285, 287, 379.
Арсеньева Мария Константиновна — дочь К. К. Арсеньева—135,
198, 258, 379.
Архнпова Лидия Павловна — советский литературовед — 349.
Арцимович Виктор Антонович (1820—1893) — судебный и
государственный деятель, сенатор, вице-председатель Государственного
совета Царства Польского — 94, 364.
Арцыбашев Михаил Петрович (1878—1927) — писатель — 250, 424.
Асенкова Варвара Николаевна (1817—1841)—актриса
Александрийского театра — 58, 71, 356.
Баженов Михаил Николаевич (ум. 1909) — прокурор
Петербургского окружного суда (первая половина 70-х годов) — 351.
Байрон Джорж Ноэль Гордон (1788—1824) — 419.
Бакунина Екатерина Михайловна — сестра милосердия,
возглавлявшая Крестовоздвиженскую общину в Севастополе во время
Крымской войны — 47.
Балинский Иван Михайлович (1827—1902) — психиатр, профессор
Военно-медицинской академии (1860—1884)—90, 264.
Бальзак Оноре де (1799—1850) — 375.
Бальмонт Константин Дмитриевич (1867—1942) — поэт—195, 283,
309, 454.
Баранов Эдуард Трофимович, граф
(1811—1884)—генерал-губернатор Северо-Западного края (1866—1868), председатель
Комиссии для исследования железнодорожного дела в России
(1876—1879) — 44, 175, 353.
Баратынский Евгений Абрамович (1800—1844) — поэт—165, 211,
410.
Баршев Сергей Иванович (1808—1882) — криминалист, профессор
Московского университета, ректор (1863—1870)—37.
Барятинский Владимир Владимирович, князь (р. 1874) — писатель —
169.
Баскаков Владимир Николаевич — советский литературовед—350.
Баттенберг Александр (1857—1893)—князь Болгарский (1879—
1886) — 363.
Бахрушин Алексей Александрович (1865—1929) — основатель
(1894) и первый директор (1918—1929) Театрального музея
в Москве-304, 305, 315, 316, 349, 450, 451, 454.
30* 467

Бахрушин Юрий Алексеевич (р. 1896) — историк балета, педагог,
сын А. А. Бахрушина — 450.
Башкирцева Мария Константиновна (I860—1884)—художница и
мемуаристка — 95, 365.
Бейлис Мендель (р. 1874) — приказчик кирпичного завода в
Киеве, клеветнически обвиненный в ритуальном убийстве
(1911) —282.
Беккария Чезаре Бенесано (1738—1794) — итальянский юрист,
автор трактата о преступлениях и наказаниях— 116, 372.
Вельский Владимир Иванович (1866—1946)—оперный
либреттист — 288, 444.
Белюстин Вячеслав Вячеславович — обер-секретарь Первого
департамента Сената — 90, 98.
Беляев Осип Васильевич (Джузеппе) — торговец из крепостных,
живший в Италии в 60—80-х годах — 346.
Бер Николай Николаевич (1844—1904)—чиновник особых
поручений при Министерстве двора — 67.
Берлиц Максимилиан Дельфинус (1852—1921) — американский
педагог, основатель ряда школ по изучению языков — 334, 459-
Берман Л. — ходатай к Л. Н. Толстому с просьбой составить
прошение о помиловании осужденных брата и сестры—124, 375.
Берне Людвиг (1786—1837) — немецкий писатель — 292, 445.
Бертенсон Лев Бериардович (1850—1929)—лейб-медик, лечивший
многих русских писателей, деятелей науки и искусства — 92.
Бертон Шарль Франсуа (1820—1874) — французский актер,
гастролировавший в 40—50-х гг. в Петербурге — 335.
Бирюков Павел Иванович (1860—1931)—основатель издательства
«Посредник», биограф Л. Н. Толстого—124, 339—341, 349,
367, 461.
Бисмарк Отто Эдуард Леопольд фон Шенгаузсн, князь (1815—
1898) — рейхсканцлер Германской империи (1871 —1890) -^
226, 233.
Блудов Дмитрий Николаевич, граф (1785—1864) — член . Главного
управления цензуры (1857—1859), президент Академии Наук
(с 1855 г.), председатель Государственного совета и Комитета
министров (1862—1863)— 203.
Боборыкии Петр Дмитриевич (1836—1921) — писатель — 81—82,
172, 183, 184, 187, 349, 361, 362, 385, 389, 390, 396, 397, 398,
451
Бобринский Александр Алексеевич, граф (1823—1903) — Петербургу
ский губернатор (1861 —1864), петербургский губернский
предводитель дворянства (1869—1872), член Государственного
совета — 405.
468

Богданова Елена Карловна, рожд. баронесса Услар (1822—1900) —
знакомая и адресат Ф. PI Тютчева — 461.
Богдановы — владельцы гостиницы в Новгороде — 54.
Богуславская Екатерина Ивановна, рожд. Сумбатова — сестра
А. И. Сумбатова-Южина — 330, 336.
Богуславская Мария Александровна — племянница А. И. Сумбатова-
Южина—273, 336.
Богучарский Василий Яковлевич, наст, фамилия Яковлев (1861—■
1915) — публицист, участник и историк народничества — 209.
Бойчук — лицо неустановленное — 375.
Борисов Павел Евграфович (ум. 1903) — капитан 1-го ранга, судья
Военно-морского суда, впоследствии генерал-лейтенант—100.
Борковский — подсудимый (1867) — 96.
Боровиковский Александр Львович (1844—1905) —
адвокат-цивилист, поэт — 27, 230, 418.
Босвелл Джемс (1740—1795)—английский писатель — 279.
Боткин Сергей Петрович (1832—1889) — врач-терапевт, профессор
Медико-хирургической академии — 340.
Брок Олаф И. — языковед — 414.
Брокгауз Фридрих Арнольд (1772—1823) — основатель немецкой
издательской фирмы — 368, 378, 382, 404, 425, 426, 431, 432,
443.
Брохов — лицо неустановленное — 37.
Бруно Джордано (1548—1600) —360.
Брюсов Валерий Яковлевич (1873—1924)—писатель—195, 271,
283, 297, 301, 437, 447.
Брянский Александр Михайлович, наст, фамилия Попов (1888—
1942) — историк театра, библиограф — 329, 348, 349.
Брянский Яков Григорьевич (1790—1853) — актер — 335.
Бз'латоз Николай Александрович — университетский товарищ
А. Ф. Кони; в 90-х гг. член Петербургской судебной палаты —
61, 76, 357.
Булах Юрий Степанович (1841—1907) — сенатор гражданского
кассационного департамента — 37.
Булгаков Федор Ильич (1852—1908) — редактор «Нового времени»
(с 1900 г.), искусствовед — 463.
Булгарин Фаддей Венедиктович (1789—1859) — реакционный
писатель и журналист, тайный агент III отделения—184.
Бувгс Николай Христианович (1823—1895) — министр финансов
( 1881 —1887), председатель Комитета министров (1887—1895)—
107-109, 112, 113, 122-124, 349, 368, 370, 375.
Бувин Иван Алексеевич (1870—1953) — писатель—194, 271, 283,
297, 402, 435, 437, 442, 447.
469

Бурдин Федор Алексеевич (1827—1887)—актер Александрийского
театра — 335.
Буренин Виктор Петрович (1841—1926) — поэт и критик — 63, 112,
113, 164, 367, 370, 371.
Бурже Поль (1852—1935) — французский писатель—123.
Бурлаков Иван Степанович (1839—1877)—управляющий
канцелярией Министерства юстиции — 37.
Бурнашев Александр Николаевич (ум. 1888) — член Харьковской
судебной палаты, с 1887 г. председатель Харьковского
окружного суда — 98.
БуташеЕич-Петрашевский Михаил Васильевич (1821—1866) —
руководитель политического кружка 40-х гг.— 110, 369.
Бутксвич Анна Алексеевна (1823—1882) — сестра Н. А.
Некрасова — 78.
Бутков Владимир Петрович (1818—1881) — деятель судебной
реформы 1864 г., государственный секретарь (1853—1865), член
Государственного совета — 203, 406.
Бутовский Петр Михаилович (ум. 1912) — прокурор Харьковской
судебной палаты (1882) — 56.
Буцковский Николай Андреевич (1811—1873) — деятель судебной
реформы 1864 г., обер-прокурор Сената — 203, 406.
Бычков Афанасий Федорович (1818—1899) — археограф, издатель
памятников русской истории и литературы, академик — 40, 349,
352, 392, 395.
Валуев Петр Александрович, граф (1814—1890) — министр
внутренних дел (1861—1868), министр государственных имуществ
(1872—1879), председатель Комитета министров (1879—1881),
писатель —45, 313, 353, 357, 453.
Вальтер Софья Александровна, рожд. Градовская — сестра
А. А. Шахматовой (см.) — 223.
Вальтер Федор Андреевич (Христофор Фридрих) (ум. 1876) —
преподаватель древних языков, библиограф; с 1848 г.
библиотекарь Публичной библиотеки в Петербурге — 236.
Ванифатьев Николай Григорьевич — член Петербургской судебной
палаты (1883) —62.
Ванновский Петр Семенович (1822—1904) — военный министр
(1881—1898), министр народного просвещения (1901—1902) —
394.
Васильева Надежда Сергеевна (1852—1920) — актриса
Александрийского театра — 450.
470

Введенский Александр Иванович (1856—1925) — философ-идеалист,
профессор Петербургского университета и Высших женских
курсов, председатель Философского общества при университете —
170.
Вейнберг Петр Исаевич (1830—1908) — поэт, переводчик, историк
всеобщей литературы — 95, 223, 359, 385, 390, 414, 445.
Вейнер Петр Петрович — редактор-издатель журнала «Старые го-*
ды» — 435, 436.
Величкина Вера Михайловна, в замужестве Бонч-Бруевич (1868—•
1918) — врач, работавшая с Л. Н. Толстым в период голода в
1892 г., —395.
Вельтман Александр Фомич (1800—1870)—писатель — 288, 444.
Венгеров Семен Афанасьевич (1855—1920) — историк литературы
и библиограф—192, 193, 196, 197, 252, 254, 255, 262, 263,
278, 281, 282, 349, 402, 404, 425, 426, 431, 440, 441.
Веневитинов Дмитрий Владимирович (1805—1827) — поэт — 406.
Верещагин Василий Андреевич (1861—1931) — историк искусства —
286, 290—292, 348, 350, 445.
Верещагин Василий Васильевич (1842—1904) —
художник-баталист — 300.
Веселовский Александр Николаевич (1838—1906) — историк
литературы, академик—177, 183, 187, 209, 214, 283, 394, 397,
408, 411.
Веселовский Алексей Николаевич (1843—1918) — историк
литературы-105, 297, 349, 368, 392.
Ветвинов Георгий Николаевич (р. 1892) — крестьянин Енисейской
губернии, подсудимый — 427.
Ветвинова Таисия Николаевна — фельдшерица, сестра Г. Н. Ветви-
нова — 427.
Ветрова Мария Федосеевна (1870—1897) — революционерка, член
«Группы народовольцев»—140, 141, 380.
Виктор Антонович — см. Арцимович В. А,
Вильгельм II (1859—1941) — германский император (1888—
1918)-423.
Вильом — немецкий военный агент — 94.
Винер Цецилия Владимировна (1860—1922) — гражданская жена
кн. Д. А. Хилкова, последователя учения Л. Н. Толстого — 375.
Виноградов Павел Гаврилович (1854—1925) — историк
западноевропейского средневековья, профессор Московского
университета; в 1902—1908 гг. преподавал в Оксфорде — 241.
Виньи Альфред Виктор де (1797—1863) — французский писатель —
146.
471

Витмер Александр Николаевич (1838—1916) — писатель,
профессор военной истории Академии Генерального штаба — 279.
Витте Сергеи Юльевич, граф (1849—1915) — министр финансов
(1892—1903), председатель Комитета министров (1903—1905),
председатель Совета министров (1905—1906) — 219, 276, 300,
315, 399, 403, 419, 421.
Владимир Васильевич — см. Фриш В. В.
Владимиров Леонид Евстафьевич (1845—1917) — криминалист,
профессор Харьковского университета — 27, 89, 196, 280.
Владимирцев Игорь Николаевич — советский архивист — 349.
Вогюэ Эжен Мельхиор де (1848—1910) — французский историк
литературы — 79, 360.
Водовозов Николай Васильевич (1870—1896) — экономист и
публицист— 135, 379.
Военский Константин Адамович (1860—1918)—историк, цензор,
начальник архива Министерства народного просвещения — 266,
267, 349, 433.
Воздвиженская Евгения Владимировна — врач, общая знакомая
А. Ф. Кони и А. И. Сумбатова-Южина —322, 456.
Волковнч Вера Акинфиевка (р. 1873) — педагог, сестра милосердия
во время первой мировой войны — 267, 434.
Володимиров Владимир Михайлович (1840—1910) — профессор
Военно-юридической академии — 89.
Волоцкой Михаил Васильевич (1893—1944) — писатель,
антрополог — 370.
Вольнис Леонтина (1811—1876)—: французская актриса — 335.
Вольтер Франсуа Мари Аруэ ( 1694—1778) — 344, 463.
Ворт — портной, владелец модного магазина на Невском—153.
Врангель Николай Николаевич, барон (1880—1915) — историк
искусства — 290—292, 348, 445.
Всеволожский Никита Никитич (1846—1896) — сын приятеля
Пушкина Н. В. Всеволожского, второй муж М. Г. Савиной —85,
358, 362.
Вульферт Антон Карлович (р. 1843)—юрист, профессор
Александровского лицея и Военно-юридической академии — 216.
Вышнеградский Иван Алексеевич (1831 —1895) — инженер и
ученый, министр финансов (1887—1892) — 90, 259.
Вяземский Петр Андреевич ( 1792—1878) — 206, 267, 396.
Гааз Федор Петрович (1780—1853) — главный врач московских
тюремных больниц, известный филантропический деятель —
472

121, 134, 155, 200, 203, 206, 263, 279, 280, 282, 334, 374, 378,
384, 406, 431.
Гайдебуров Павел Павлович (1877—1960) — артист, режиссер,
театральный педагог, организатор народных и Передвижного
театров, поэт — 311—314, 349, 453.
Ганзен Анна Васильевна (1880—1942)—переводчик — 221, 222,
414.
Ганзен Петр Готфридович (1846—1930) — переводчик — 221—223,
414.
Гарден Максимилиан (1861 —1927) — немецкий журналист — 423.
Гартман Карл Роберт Эдуард (1842—1906) — немецкий философ-
идеалист — 68.
Гасман Анатолий Григорьевич (р. 1844) — сенатор, старший
юрисконсульт Министерства юстиции, товарищ министра юстиции —
420.
Гегечкори Евгений Петрович (1879—1954) — адвокат, депутат 3-й
Государственной думы, министр иностранных дел в
меньшевистском правительстве Грузии (1918) —258.
Геиден Петр Александрович, граф (1840—1907) — земский деятель,
депутат 1-й Государственной думы, основатель партии «мирного
обновления» — 35, 137, 138, 238—241, 246, 349, 380, 419, 420.
Гейден Софья Михайловна, рож д. княжна Дондукова-Корсакова,
графиня — жена П. А. Гейдена — 248.
Гейлорд (Гэлорд) Франклин — член комитета общества «Маяк» —
215, 412.
Гейне Генрих (1797—1856) — 60.
Гензель Н. — секретарь ссудосберегательной кассы артистов имп.
театров, подсудимый — 362.
Герард Владимир Николаевич (1839—1903) — петербургский
адвокат — 37.
Гербарт Иоганн Фридрих (1776—1841) — немецкий
философ-идеалист — 68.
Герцен Александр Иванович (1812—1870) — 291.
Гершензон Михаил Осипович (1869—1925) — историк литературы
и общественной мысли — 291, 445.
Герье Владимир Иванович ( 1837-—1919)— историк, профессор
Московского университета, основатель Высших женских курсов
в Москве—201, 266, 405.
Гете Иоганн Вольфганг (1749—1832) — 175, 279, 342, 343, 344,
356, 394, 414, 463.
Гиацинт (Люнзон Шарль); (1827—1912)-г-видный представитель
французского старокатоличества — 95.
473

Гиляров Алексей Никитич (1856—1938) — филисоф-идеалист,
профессор Киевского университета— 191, 204, 399, 407.
Гиппиус Зинаида Николаевна, в замужестве Мережковская (1869—■•
1945) — писательница, критик — 195.
Гиршман Леонард Леопольдович (1839—1921) — офтальмолог,
профессор Харьковского университета—115, 133, 183.
Гладстон Вильям Юарт (1809—1898) — английский
государственный деятель—133.
Глазунов Иван Ильич (1826—1889) — петербургский издатель и
книготорговец — 67, 8,1.
Глаша — знакомая или родственница семьи С. Ф. Морошкина — 35.
Глинка Михаил Иванович (1804—1857) — 300, 451.
Глухов Александр Григорьевич — член Петербургской судебной
палаты — 48.
Гнедич Петр Петрович (1855—1927) — писатель, историк
искусства— 94, 463.
Говард Джон (1725—1790) — английский филантроп, изучавший
состояние тюрем в европейских странах и боровшийся за
улучшение тюремного быта и гуманное отношение к заключенным,—
116, 117, 372.
Гогель Любовь Григорьевна (ум. 1899) — знакомая А. Ф. Кони —
79, 80, 85—88, 349, 360, 361.
Гогель Любовь Григорьевна, в замужестве Катенина — дочь
предыдущей — 80, 360.
Гоголь Николай Васильевич (1809—1852) — 45, 59, 60, 93, 94, 158,
160, 203, 250, 259, 260, 342, 353, 357, 364, 386, 388,
402.
Годунов Борис Федорович (ок. 1551—1605) — 255.
Годунова Ксения Борисовна (1581т-1622) — царевна, дочь Бориса
Годунова — 409.
Голенищев-Кутузов Арсений Аркадьевич, граф (1848—1913) —
поэт— 108, 184.
Голлербах Эрих Федорович (1895—1942) — литературовед и
искусствовед—341, 342, 349, 462.
Головнин Александр Васильевич (1821 —1886) — министр народного
просвещения (1862—1866), член Государственного совета — 44.
Голубев Василий Захарович (1902—1941) — советский
литературовед — 384.
Голубев Иван Яковлевич (1841—1918) — товарищ председателя
Петербургского окружного суда (1866—1880), обер-прокурор
гражданского кассационного департамента Сената, член
Государственного совета — 231, 284,
474

Гольдовская Рашель Мироновна, рожд. Хин, в первом браке Фельд-
штейн (1863—1928)—писательница, театральный критик —
114—119, 223—225, 274—276, 349, 371, 372, 414, 438.
439.
Гольдовский Онисим Борисович — московский адвокат — 275, 277,
303, 438.
Гольмстен Адольф Христианович (1848—1920)—профессор
гражданского права и процесса Военно-юридической академии — 90,
364.
Гольцев Виктор Александрович (1850—1906) — публицист и
критик — 266.
Гонкур Эдмон де (1822—1896) — французский писатель—290, 317.
Гончаренко Евтихий Егорович (1883—1923) — бухгалтер, сектант-
баптист — 226, 416.
Гончаров Иван Александрович (1812—1891) — 53, 54, 56—59, 62,
68, 80, 87, 93, 109, 110, 246, 275, 284, 296, 327, 342, 349, 354,
355, 361, 363, 364, 369, 439, 442, 447, 462.
Гончаров Сергей Сергеевич (1842—1898)—в 70-е годы
председатель Киевского окружного суда, прокурор Московской судебной
палаты (1881—1883), сенатор, член Государственного совета —
61, 146.
Горбунов Иван Федорович (1831—1895)—актер Александрийского
театра, писатель и рассказчик—111, 150, 167, 175, 209, 325,
332, 349, 391, 394, 451.
Горнфельд Аркадий Георгиевич (1867—1941) — советский
литературовед — 425.
Горький Максим, псевдоним Пешкова Алексея Максимовича (1868—
1936)-155, 156, 159, 183, 343, 350, 384, 386, 397, 398, 403,
417, 448, 449, 463.
Граве Владимир Владимирович (р. 1850)—председатель
Новгородского окружного суда — 355.
Градовская Ольга Владимировна (ум. 1912) — жена А. Д. Градов-
ского— 193, 236, 276, 402, 439.
Градовский Александр Дмитриевич (1841—1889) — публицист,
профессор Петербургского университета по кафедре
государственного права — 156, 223, 384, 402.
Граматчикова Людмила Федоровна, рожд. Кони — сестра А. Ф.
Кони, служащая Постоянной комиссии по техническому
образованию (1912—1917), организатор помощи учащейся молодежи и
политическим ссыльным—131, 132, 316, 349, 377, 454.
Гржебин Зиновий Исаевич (1869—1929) — петроградский
книгоиздатель, имевший филиалы в Москве и Берлине — 307.
Грибоедов Александр Сергеевич (1794—1829) — 88, 291, 342, 361.
475

Григорович Дмитрий Васильевич (1822—1899) — 72, 110, 111, 349,
359, 369.
Григорьев Константин Никифорович (1799—1871) — якутский
губернатор (1850—1856)— 110, 369.
Григорьев Петр Иванович (1806—1871) — актер Александрийского
театра и водевилист — 305, 451.
Гриппенберг Оскар Казимирович (1838—1915)—генерал,
командующий Второй Маньчжурской армией во время
русско-японской войны — 216.
Громницкий Михаил Федорович (р. 1833) — прокурор Московского
окружного суда, с 1885 г. товарищ прокурора Московской
судебной палаты — 36.
Гроссман Леонид Петрович (1888—1965) — писатель,
литературовед — 352.
Грот Константин Константинович (1818—1897) — статс-секретарь,
главноуправляющий IV отделением канцелярии его имп.
величества (1882—1885), член Государственного совета — 45.
Грот Константин Яковлевич (1853—1934) — славист, профессор
Варшавского университета — 265, 266, 349, 433.
Грот Николай Яковлевич (1852—1899) — философ, основатель и
редактор журнала «Вопросы философии и психологии» — 265,
266, 348, 433.
Грот Яков Карлович (1812—1893) — историк литературы, лингвист
и переводчик, академик — 396.
Губский Михаил Федорович (1850—-1902) — товарищ
обер-прокурора уголовного кассационного департамента Сената — 261,
430.
Губский Николай Михайлович — чиновник канцелярии Комитета по
землеустроительным делам, сын предыдущего—261, 430.
Гудо Эмиль (1849—1906) — французский писатель—57.
Гулак-Артемовская Людмила Михайловна, рожд. Руднева —
авантюристка, подсудимая (1878)—246.
Гундобин Николай Петрович (1860—1908) — врач-педиатр,
профессор Военно-медицинской академии — 423.
Гуревич Любовь Яковлевна (1866—1940)—писательница, историк
театра, критик, редактор-издатель журнала «Северный
вестник» — 95, 128, 129, 376.
Гуревич Яков Григорьевич (1843—1906) — педагог, публицист,
редактор-издатель журнала «Русская школа» (1890—1906) — 94,
95, 349, 365, 366...
Гурко Владимир Иосифович ,(р. 1863) — управляющий Земским
отделом Министерства внутренних дел (1902—1906), товарищ
министра внутренних дел (1906) — 245, 422«
476

Гурко Иосиф Владимирович (1828—1901)—генерал, участник
русско-турецкой войны (1877—1878), варшавский
генерал-губернатор (1883—1894) — 100.
Гусев Николай Николаевич (1882—1967) — секретарь Л. Н.
Толстого, советский литературовед — 425.
Гучков Александр Иванович (1862—1936)—один из лидеров
«Союза 17 октября», председатель 3-й Государственной думы
(1910), председатель Центрального военно-промышленного
комитета (1915—1917), военный и морской министр Временного
правительства —241, 245, 271, 421, 437.
Гэлорд Ф. А. — см. Гейлорд Ф.
Гюйо Жан Мари (1854—1888) — французский философ-идеалист,
социолог и поэт — 204, 399, 407.
Гюнсбург Михаил Эрнестович — юрист и переводчик — 463.
Давыдов Николай Васильевич (1848—1920) — председатель
Московского окружного суда (1909), председатель Гоголевской
комиссии Общества любителей российской словесности с 1907 г.—
72, 142, 259, 260, 266, 283, 302, 303, 349, 359, 430, 441, 449,
450.
Даллоз Виктор Алексис Дезире (1795—1869) — французский
адвокат и политический деятель — 231.
Далматов Василии Пантелеймонович, наст, фамилия Лучич (1845—
1912) — актер Александрийского театра — 450.
Данте Алигьери (1265—1321) — 221, 414.
Даргомыжский Александр Сергеевич (1813—1869) — 451.
Даукша Б. А.— житель г. Новочеркасска—176, 394.
Де Росси Евгений Федорович (1840—1903) — прокурор
Харьковского окружного суда, затем старший председатель
Харьковской судебной палаты, сенатор — 34, 98, 351, 366.
Дейер Петр Антонович (р. 1832) — обер-прокурор уголовного
кассационного департамента Сената— 100, 366.
Деитрих Владимир Федорович (1861 —1920)—прокурор
Петербургского окружного суда (80-е гг.), сенатор, член
Государственного совета— 140, 141.
Дейша-Сноницкая Мария Адриановна (1861—1932) — оперная
певица — 85.
Декер — лицо неустановленное — 63.
Делянов Иван Давыдович, граф (1818—1897) — министр народного
просвещения (1882—1897) — 100, 219, 259, 364.
Демчинокий Борис Николаевич (р. 1877) — чиновник особых
поручений при Главном управлении землеустройства и земледелия,
журналист — 261.
477

Демчинский Николай Александрович (1851—1915) — инженер
путей сообщения, метеоролог, публицист — 261.
Денисьев Инаи Сергеевич — товарищ прокурора Харьковской
судебной палаты — 89, 99.
Деннери Адольф Филипп (1811—1899) — французский драматург —
359.
Дервиз Дмитрий Григорьевич, фон (1829—1916) — обер-прокурор
гражданского кассационного департамента Сената, член
Государственного совета — 99, 366.
Дерюжинский Владимир Федорович (1861—1920) — профессор
полицейского права Юрьевского, затем Петербургского
университетов, редактор «Журнала Министерства юстиции» с 1895 г. и
с 1897 г. — журнала «Трудовая помощь»—198, 404.
Джаншиев Григорий Аветович (1851—1900) — историк и
публицист — 48—52, 106, 107, 138—142, 280, 348, 349, 354, 381,
440, 441.
Джонсон Самюэл (1709—1784) — английский писатель, критик и
языковед — 279.
Джунковский Владимир Федорович (р. 1865) — генерал-майор,
московский губернатор, затем товарищ министра внутренних дел и
командир отдельного корпуса жандармов — 338, 339, 349.
Диккенс Чарльз (1812—1870) —123, 375, 461.
Дорваль Мари, рожд. Делоне (1798—1849) — французская
актриса,— 356.
Дорошенко Владимир Иванович — губернский секретарь,
подсудимый (1868) —103.
Достоевская Анна Григорьевна, рожд. Сниткина (1846—1918) —
вторая жена Ф. М. Достоевского — 111—114, 349, 351, 370,
371.
Достоевская Любовь Федоровна (1869—1926) — дочь Ф. М. и
А. Г. Достоевских, писательница—114, 153.
Достоевский Федор Михайлович (1821—1&81) — 38, 79, 113, 114,
152, 153, 167, 308, 320, 348, 349, 351, 352, 360, 370, 371,
383, 384, 424.
Достоевский Федор Федорович (1871—1921) — сын Ф. М. и
А. Г. Достоевских— 112, 153, 370, 383.
Дрейфус Альфред (1859—1935)—французский офицер
Генерального штаба, еврей по национальности, несправедливо
обвиненный в шпионаже в пользу Германии (1894) — 144, 154.
Дризен Николай Васильевич, барон (1868—1935) — театральный
критик, историк театра, цензор — 270, 288, 349, 436, 444.
Дружинин Александр Васильевич (1824—1864) — писатель, критик
и переводчик, основатель Литературного фонда — 463,
473

Дубровин Николаи Федорович (1837—1904) — историк, генерал,
непременный секретарь Академии Наук с 1893 г., редактор «Рус-
ской старины» с 1896 г. — 385.
Дузе Элеонора (1859—1924) — итальянская актриса — 335.
Дурново Петр Павлович (1835—1919) — генерал, харьковский
(1866—1870), затем московский (1872—1878) губернатор,
управляющий департаментом уделов (1882—1884),
председатель Петербургской Городской думы (1904) — 33, 405.
Духовской Михаил Васильевич (1850—1903) — криминалист,
профессор Московского университета—125, 126.
Дюма Александр (сын) (1824—1895) — французский писатель —
337.
Дюмануар Филипп Франсуа Папель (1806—1865) — французский
драматург — 359.
Евгений Федорович — см. Де Росси Е. Ф.
Евгения Владимировна -г- см. Воздвиженская Е. В.
Евгения Ивановна — см. Арсенъева Е. И.
Евгения Максимилиановна, герцогиня Лейхтенбергская, принцесса
Ольденбургская (1845—1925) — попечительница Комитета о
сестрах Красного креста, Общины св. Евгения и Маскимилиа-
новской лечебницы — 47.
Екатерина II (1729—1796) — 226.
Екатерина Александровна — сестра Е. А. Ливен (см.) — 237.
Екатерина Ивановна — см. Богуславская Е. И.
Екатерина Михайловна, вел. княгиня, герцогиня Меклеибургская
(1827—1894) — дочь вел. князя Михаила Павловича — 45.
Елена Васильевна — см. Пономарева Е. В.
Елена Георгиевна, принцесса Мекленбург-Стрелицкая, в замужестве
Саксен-Альтенбургская (р. 1857)—200, 238.
Елена Павловна, вел. княгиня (1806—1873)—жена вел. кн.
Михаила Павловича, известная своей благотворительной
деятельностью и покровительством ученым, писателям и деятелям
искусств — 45. 75, 192, 193, 200, 202, 206, 211, 246, 248, 267,
353, 359, 402.
Елизавета Александровна — см. Садова Е. А.
Елизавета Петровна (1709—1761)—императрица с 1741 г. — 424.
Елизавета Федоровна — знакомая А. Ф. Кони — 228.
Елисеев — петербургский домовладелец — 59, 68.
Емельянов Егор — подсудимый — 110.
Ерасов Василий Андреевич — крестьянин села Обидино Тульской
губернии, осужденный по обвинению в богохульстве,— 163, 388.
479

Ермакова — московская купчиха-миллионерша — 83.
Ермолова Мария Николаевна 01853—1928) — актриса Малого
театра (1870—1921 ), народная артистка Республики, жена А. И. Сум-
батова-Южина — 320—324, 327, 328, 330—333, 335, 336, 349,
450, 460.
Есенин Сергей Александрович (1895—1925) — 334.
Еснпов Владимир Владимирович (р. 1869) — профессор
Варшавского университета по кафедре уголовного права и
судопроизводства, редактор «Варшавского дневника» — 397.
Есипович Яков Григорьевич (1822—1906)—деятель судебной ре-*
формы 1864 г., сенатор— 196, 404.
Ефимов И. В. — лицо неустановленное—197, 404.
Ефрон Илья Абрамович (1847—1917) — основатель совместно с
Ф. Брокгаузом издательской фирмы «Брокгауз-Ефрон»—196,
197, 368, 378, 382, 404, 425, 426, 431, 432, 443.
ЗКданов Владимир Викторович — советский литературовед — 349.
Жданов Иван Николаевич (1846—1901) — историк литературы,
фольклорист, академик ■— 394.
Жемчужников Алексей Михайлович (1821 —1908) — поэт -^-77, 78,
122, 157, 158, 178, 349, 360, 374, 385.
Живокини Василий Игнатьевич (1808—1874) — актер Малого
театра — 320.
Жуковский Василий Андреевич (1783—1852) — 183, 305, 397, 410,
444.
Жюжан Маргарита Александровна — француженка-гувернантка,
подсудимая (1879)-103, 110.
Завадский Владислав Ромуальдович (1840—1910) — юрист,
мемуарист ■— 56.
Загоскин Михаил Николаевич (1789—1852) — писатель—142, 381.
Зайденшнур Эвелина Ефимовна — советский литературовед — 349.
Закревский Игнатий Платонович (1839—1906)—прокурор
Казанской, затем Харьковской судебных палат, сенатор — 56, 96, 135,
137, 138, 379, 380.
Замысловская Екатерина Константиновна — автор книг по истории
и географии России; в первые годы после революции сотрудник
Музея города, находившегося в Аничковом дворце — 451.
Замятины Дмитрий Николаевич (1805—1881)—министр юстиции
(1862—1867), член Государственного совета — 48, 50—52, 107,
197, 203, 204,, 354, 406.
489

Ванд Жорж — см. Санд Ж.
Зарудный Сергей Иванович (1821—1887) — криминалист, сенатор,
деятель судебной реформы 1864 г., статс-секретарь—106, 197,
203, 406.
Засулич Вера Ивановна (1851 —1919) —
революционерка-народница, совершившая в 1878 г. покушение на петербургского
градоначальника Ф. Ф. Трепова, —51, 246, 271, 280, 295, 302,
303, 308, 319, 324, 326, 334, 337, 446.
Зверев Николай Андреевич (1850—191,7) — начальник Главного
управления по делам печати (1902—1904), член
Государственного совета—196.
Зволянский Сергей Эрастович (р. ок. 1855) — директор
департамента полиции Министерства внутренних дел (1898—1903) —
189.
Зейфман Наталья Виловна — советский архивист — 349.
Зелинский Фаддей Францевич (1859—1944) — историк античной
литературы, переводчик — 297, 300.
Зенкович — племянница графини А. А. Толстой — 401.
Зиновьев Александр Дмитриевич (р. 1854) — шталмейстер, член
Государственного совета ■— 284, 442.
Золя Эмиль (1840—1902) —123, 371.
Зон, фон — надворный советник, убитый в 1870 г. с целью
ограбления, — 37.
Зубков Василий Петрович (1799—1862) — советник Московской
гражданской палаты, приятель А. С. Пушкина — 254, 410, 425,
426.
Зудерман Герман (1857—1928) — немецкий писатель — 274, 311,
453.
Зуев Дмитрий Павлович (ум. 1898) — инженер, автор окончания
«Русалки» А. С. Пушкина— 108, 368.
Ибсен Генрик ( 1828—1906) — 221, 391, 414.
Иван I Данилович Калита (ум. 1340) — князь московский с 1325 г.,
великий князь владимирский с 1328 г. — 424.
Иван IV Васильевич Грозный (1530—1584) — 60, 75, 103, 313, 325.
Иванов Михаил Михайлович (1849—1927) — музыкальный критик,
сотрудник «Нового времени» — 263.
Ивановский Игнатий Иакинфович (1807—1886) — профессор
Петербургского университета по кафедре общенародного права и
дипломатии — 266.
Игнатьев Петр Александрович (ум. 1926) — председатель
Петербургского окружного суда, с 1897 г. товарищ главноуправляющего
собств. его имп. величества канцелярией, сенатор — 336.
31 А. Ф. Кони, т. 8 481

Измайлов Александр Алексеевич (1873—1921) — писатель и
критик — 206, 207, 267, 268, 271, 272, 287—290, 292, 293, 295,
296, 349, 408, 434, 437, 444-447.
Ильин Сергей Федорович — товарищ прокурора Казанского
окружного суда (1875—1879) —229, 231, 417/
Илья Абрамович — см. Ефрон И. А.
Иоанн Кронштадтский (Сергиев Иоанн Ильич) (1829—1908) —
протоиерей, настоятель Андреевского собора в Крондштадте,
черносотенный проповедник — 214, 411.
Иоллос Григорий Борисович (1859—1907) — публицист, один из
лидеров кадетской партии, депутат 1-й Государственной думы —
220.
Истрин Василий Михайлович (1865—1937)—историк литературы,
академик — 328, 329, 350, 458.
Кавельери Лина (1874—1944) — итальянская оперная певица,
гастролировавшая в Петербурге, — 220.
Кавелин Константин Дмитриевич (1818—1885) — историк,
публицист, правовед и социолог — 84, 94, 121, 340, 359, 363, 374.
Казанович Евлалия Павловна (1886—1942) — советский
литературовед—337, 338, 349, 461.
Казем-Бек Александр Александрович (ум. 1894) — заведующий
канцелярией Министерства юстиции (1887).— 92, 96, 97, 101.
Каирова Анастасия Васильевна (1844—1888)—журналистка,
гражданская жена Ф. А. Кони — 360.
Калинган — см. Булатов H. А.
Калита — см. Иван I Данилович Калита.
Каменский Анатолий Павлович (1876—1941)—писатель — 271.
Кант Иммануил (1724—1804) — 407.
Капелюш Белла Наумовна — советский литературовед — 349.
Капнист Василий Васильевич (1757—1823) — поэт и драматург —
203.
Капнист Павел Алексеевич, граф (1842—1904) — попечитель
Московского учебного округа с 1880 г., секатор— 143, 145, 174, 175,
211, 393, 394, 409.
Капнист Эмилия Алексеевна, графиня, рожд. Лопухина (1848—
1904)—жена П. А; Капниста—147, 175, 394.
Капустин Михаил Николаевич (1828—1899) — попечитель Дерпт-
ского (1883—1890) и Петербургского (1890—1895) учебных
округов, профессор международного права Московского
университета— 156, 384,
482

Карамзин Николай Михайлович (1766—1826) — писатель, историк —
341.
Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — актер
Александрийского театра — 335.
Каратыгин Петр Андреевич (1805—1879) — актер
Александрийского театра, водевилист и мемуарист — 335.
Каренин В. — см. Комарова В. Д.
Карл Смелый, граф Шароле (1433—1477) — бургундский герцог с
1467 г. —31.
Карпинский Александр Петрович (1846—1936) — геолог, академик,
президент Академии Наук СССР (1917—1936) — 461.
Карпов Евтихий Павлович (1857—1926) — драматург и режиссер —
334, 459.
Картавцовы — знакомые Чехова и Кони—174.
Кассо Лев Аристидович (1865—1914) — министр народного
просвещения (1911—1914) —276.
Катков Михаил Никифорович (1818—1887) — публицист, редактор
«Русского вестника» и «Московских ведомостей» — 64, 93, 95,
102, 371.
Каульбарс Николай Васильевич, барон (1842—1905) — генерал,
участник русско-турецкой войны (1877—1878), военный агент в
Австрии (1881—1886), дипломат —87, 363.
Кедрин Евгений Иванович (р. 1851) — адвокат, депутат 1-й
Государственной думы, кадет — 84.
Керн Анна Петровна (1800—1879) — близкая знакомая А. С.
Пушкина — 356.
Кийков Алексей Алексеевич (р. 1873) — советский историк — 427.
Киреев Андрей Александрович (ум. 1886) — поручик Войска
донского, завещавший капитал на премии за лучшие драматические
произведения,— 164, 389.
Кирюхин Платон Степанович (1847—1922) — крестьянин
Рязанской губернии, скопец—168, 173, 391.
Киселев Павел Дмитриевич, граф (1788—1872) — министр
государственных имуществ (1838—1856), посол в Париже (1856—
1862)—193.
Кистер Карл Карлович, барон (1820—1893) — главный контролер
Министерства двора и уделов, заведующий императорскими
театрами (1875—1881)-358,
31*
483

Киттель Елизавета Егоровна — знакомая А. Ф, Кони — 152, 153,
349, 383.
Кладо Николай Лаврентьевич (1862—1919)—капитан 2-го ранга,
военно-морской теоретик и историк, преподаватель в Морской
академии — 219.
Клейгельс Николай Васильевич — генерал-адъютант, варшавский
обер-полицеймейстер (1888—1903), петербургский
градоначальник, киевский генерал-губернатор — 198.
Клостерман Рудольф (1828—1886) — немецкий юрист, профессор
Боннского университета — 231.
Ключевский Василий Осипович (1841 —1911) — историк, профессор
Московского университета—182, 250, 275, 327, 424, 438.
Клячко-Львов Лев Моисеевич (1873—1934) — журналист — 337,
461.
Книппер-Чехова Ольга Леонардовна (1870—1959)—актриса
Московского Художественного театра— 174.
Книрим Александр Александрович (р. 1837)—обер-прокурор
гражданского кассационного департамента Сената с 1872 г. — 231.
Кобеко Дмитрий Фомич (1837—1918) — историк, председатель
Комиссии по выработке законопроекта о печати — 222, 225, 226,
247,415/418,423.
Ковалевский Максим Максимович (1851—1916) — историк,
правовед, социолог и публицист, профессор Петербургского и
Московского университетов, академик — 258, 264, 265, 269, 426, 428,
435, 446.
Ковалевский Михаил Евграфович (1830—1884)—обер-прокурор
уголовного кассационного департамента Сената, член
Государственного совета —39, 45, 65, 74, 106, 107, 354, 406.
Ковалевский Павел Иванович (1849—1923) — психиатр, профессор
Харьковского (1884—1892), ректор Варшавского (1892—1902),
профессор Казанского (1903—1906) университетов—120.
Ковалевский Павел Михайлович (1823—1907) — писатель,
мемуарист — 248.
Коваленская Надежда Федоровна, рожд. Морошкина (ум. 1909) —
пианистка, основательница музыкальной школы в Москве (1875),
жена Н. М. Ковалекского — 32, 35, 36, 76, 88, 98, 150, 151,
350, 366.
484

Ковалевский Николай Михайлович (ум. 1900) — товарищ прокурора
Московской судебной палаты — 350.
Коган-Берштейн Лев Матвеевич (1862—1889) —
студент-народоволец _ 393.
Колесников Антон — крестьянин Кирсановского уезда Тамбовской
губернии, обвинявшийся в принадлежности к секте хлыстов, —
381, 382.
Колесников Петр — брат предыдущего, также обвинявшийся в
принадлежности к секте хлыстов, — 381, 382.
Коловший Алексей Петрович (1849—1900) — адвокат, зять
А.С.Суворина (см.) — 166, 391.
Кольцов Алексей Васильевич ( 1809—1842) — 271, 358, 437.
Коля — см. Морошкин Н. С.
Комаров — секретарь Полтавской духовной консистории,
потерпевший — 382.
Комаров Виссарион Виссарионович (1838—1907) — журналист,
издатель газет «Русский мир», «Свет», «Славянские известия»,
журнала «Звезда» — 405, 407.
Комаров Николай Николаевич — муж В. Д. Комаровой — 346, 464.
Комарова Варвара Дмитриевна, рожд. Стасова (1862—1942) —
писательница и историк литературы, писавшая под псевдонимом
В. Каренин,—168, 169, 190, 191, 193, 220, 245, 246, 273, 274,
3Î9, 345, 346, 349, 391, 392, 399, 400, 402, 422, 438, 464.
Комиссаржевская Вера Федоровна (1864—1910)—артистка
Александрийского театра (1896—1902), с 1904 г. организатор
Нового драматического театра— 136.
Кондаков Никодим Павлович (1844—1925)—историк византийского
и древнерусского искусства, академик—184, 269, 390, 435, 448.
Кони Евгений Федорович (1843—1892) — мировой судья в Царстве
Польском, публицист, брат А. Ф. Кони — 359.
Кони Ирина Семеновна, рожд. Юрьева, по сцене Сандунова (1811—
1891) — актриса Малого (1834—1837) и Александрийского
(1837—1854) театров, мать А. Ф. Кони — 351.
Кони Любовь Федоровна (ум. 1919) — сестра А. Ф. Кони — 76,
360, 362.
Коей Людмила Федоровна—см. Грамматчикова Л. Ф.
Кони Ольга Федоровна — сестра А. Ф. Кони — 76, 360, 362.
Ш

Кони Федор Алексеевич (1809—1879) — поэт, водевилист,
театральный критик, редактор-издатель журнала «Пантеон и Репертуар
русской сцены» (1848—1856), отец А. Ф. Кони— 142, 288, 332,
360, 444, 451.
Константин Константинович, вел. князь, (1858—1915) — поэт
(псевдоним К. Р.), президент Академии Наук—177, 184, 297, 354,
435.
Коппе Франсуа Эдуар Жоакен (1842—1908) — французский
писатель—154, 384.
Коренев Павел Павлович — московский знакомый А. Ф. Кони — 316.
Короленко Владимир Галактионович (1853—1921) — 162, 163, 178,
183, 187, 188, 284, 294, 301, 303, 304, 349, 388, 397, 446, 449.
Корф Анатолий Федорович (1842—1917) — юрист, сенатор, член
Государственного совета — 285.
Керш Федор Евгеньевич (1843—1915) — филолог, академик—184*
394.
Костомаров Николай Иванович (1817—1885) — историк, писатель —
325, 326, 457.
Котляревский Нестор Александрович (1863—1925) — историк
литературы, академик—191, 194, 197, 202, 257, 283, 301, 322, 329,
334, 400, 403, 406, 428, 435, 437, 441, 442, 449, 460, 463.
Кочубей Мария Алексеевна, рожд. Капнист, графиня (р. 1848) —
сестра А. А. Чичериной — 219, 414.
Краснобаев Василий Михайлович — подсудимый (1909) — 431.
Красовский Михаил Васильевич (1851—1911) — обер-прокурор
уголовного кассационного департамента Сената, член
Государственного совета— 198, 404.
Краузе Карл Христиан Фридрих (1781—1832) — немецкий
философ-идеалист — 68.
Крахт Федор Федорович (1835—1899) — товарищ прокурора
Московской судебной палаты с 1870 г. —36.
Крейцер Родольф (1766—1831) — французский композитор—112.
Крестовская Мария Всеволодовна, в замужестве Картавцева (1862—
1910) —писательница —291, 445.
Крестьянов Василий Николаевич — товарищ председателя Петербург-
ского окружного суда, затем обер-прокурор 5-го департамента
Сената — 84ь
486

Кривцов Николай Иванович (1791—1843) — тульский (1823—1824),
воронежский (1824—1826), нижегородский (1827) губернатор —
113, 371.
Кривцов Павел Иванович — старший секретарь миссии в Риме — 291.
Кривцов Сергей Иванович (1802—1864) — декабрист, член
Северного общества — 291, 445.
Кронеберг Андрей Иванович (ум. 1855) — переводчик — 47.
Кронеберг Николай Андреевич — правительственный инспектор
южных железных дорог, обвинявшийся по делу крушения царского
поезда в 1888 г.,—191.
Крыжановский Николай Андреевич (1818—1888) — варшавский
генерал-губернатор (1862), помощник командующего войсками Ви-
ленского военного округа (1864—1865), оренбургский генерал-
губернатор ( 1865—1881 ) — 67.
Крылов — подсудимый — 191.
Крылов Виктор Александрович (1838—1906)—драматург — 363.
Крылов Никита Иванович (1807—1879) — профессор Московского
университета по кафедре римского права (1835—1872) — 176,
299, 367, 448.
Кугель Александр Рафаилович (1864—1928) — театральный критик,
публицист, режиссер — 323, 456, 457.
Кузминский Александр Михайлович (1843—1917)—в 80-х гг.
председатель Петербургского окружного суда, сенатор — 64, 167, 180,
420.
Куломзина Екатерина Дмитриевна — дочь Д. Н. Замятнина — 204.
Куропаткин Алексей Николаевич (1848—1925) — военный министр
(1898—1904), главнокомандующий сухопутными войсками во
время русско-японской войны-—216.
Кусков Платон Александрович (1834—1909) — поэт и переводчик —
108, 276.
Куторга Михаил Семенович (1809—1886) — историк, профессор
Петербургского (1835—1869) и Московского (1869—1874)
университетов — 353.
Кутукова j-j# — крестьянка Кирсановского уезда Тамбовской
губернии — 382.
Кушнер Вениамин Григорьевич (р. 1866) — врач — 281.
Дабулэ де Лефевр Эдуард Рене (1811—1883) — французский
правовед и публицист, сенатор — 104, 110.
487

Лавров Вукол Михайлович (1852—-1912) — публицист,
редактор-издатель журнала «Русская мысль» •■— 275-
Лажечников Иван Иванович (1792—1869) — писатель — 451.
Ламанский Владимир Иванович (1833—1914)—профессор
славянской филологии Петербургского университета, академик — 390,
435.
Ламздорф Владимир Николаевич, граф (1844—1907)—министр
иностранных дел (1900—1906) —218, 413.
Ланге Николай Иванович (1820—1894) — член Петербургской
судебной палаты — 34.
Лансере Надежда Павловна (1880—1920) — преподаватель русского
языка и литературы — 310, 448, 452.
Лаппо- Данилевский Александр Сергеевич (1863—1919) — историк,
академик — 390.
Левкеева (первая) Елизавета Матвеевна (1827—1881) — актриса
Александринского театра (с 1845 г.) —356.
Лелянов Павел Иванович (р. 1851)—петербургский городской
голова (1904) —404.
Ленин Владимир Ильич (1870—1924) — 421.
Ленский Дмитрий Тимофеевич (1805—1860) —
драматург-водевилист — 305.
Леонова Дарья Михайловна (Î829—1896)—певица Мариинского
театра — 335.
Леонтий (Лебединский Иоанн Алексеевич) (1822—1893) — епископ
Подольский (1863—1873), Херсонский (1874), Холмский
(1875—1891), митрополит Московский (1891—1893) —100.
Лермонтов Михаил Юрьевич ( 1814—1841) — 95, 102, 271, 287, 312,
365, 444.
Лернер Николай Осипович (1877—1934) — историк литературы —
224, 414.
Леруа-Болье Анатоль (1842—1912) — французский публицист,
историк, член Французской академии — 44.
Лесков Николай Семенович (1831 —1895) — писатель — 87, 363.
451.
Леткова Екатерина Павловна (1856—1937) — писательница, жена
Н. В. Султанова (см.) — 132, 133, 349, 377?
488

Ливен Елена Александровна, рожд. Давыдова (ум.
1915)—начальница Смольного института — 227, 228, 236—238, 244, 247, 248,
349, 419, 441.
Ливен Никита Александрович, князь (1848—1902)—прокурор
Киевской судебной палаты — 124.
Лилина Мария Петровна (1866—1943) — актриса Московского
Художественного театра— 181, 396.
Лииская Юлия Николаевна, рожд. Коробьина
(1820—1871)—актриса Александрийского театра — 335.
Лиса-Казначейша—см. Трей-гут А. К.
Лихачев Владимир Иванович (1837—1906) — юрист, петербургский
городской голова (1885—1892) ,— 81, 361.
Лойола Игнациус (1491—1556)—основатель в Испании ордена
иезуитов — 284.
Ломброзо Чезаре (1835—1909) — итальянский психиатр и
криминалист — 79, 113, 360.
Лонгфелло Генри Уодсуорт (1807—1882) — американский поэт —
402.
Лопатин Лев Михайлович (1855—1920) — философ, профессор
Московского университета — 266.
Лоренц Виктор Васильевич (1855—1887) — секретарь
Петербургского окружного суда (1881) — 153.
Лорис-Меликов Михаил Тариелович, граф (1825—1888) —
начальник Верховной распорядительной комиссии (с февраля 1880 г.),
министр внутренних дел и шеф жандармов (с августа 1880 по
1881 г.) — 75, 246.
Лохвицкая Мирра Александровна (1869—1905)—поэтесса — 224,
415.
Луговой А. — псевдоним Тихонова Алексея Алексеевича (1853—
1914) — писатель — 283, 284.
Лукьянов Сергей Михайлович (р; 1855) — патолог, директор
Института экспериментальной медицины в Петербурге (1894—1902),
товарищ министра народного просвещения (1902—1905), обер-
прокурор Синода (1909—1911), член Государственного совета —
170.
Луначарский Анатолий Васильевич ( Î875—1933) — 321, 326, 327,
330, 335, 457, 458, 460.
489

Лысенко Тамара Ивановна — советский архивист — 350.
Львов Николай Николаевич (1867—1944) — крупный помещик,
депутат 1-й, 3-й и 4-й Государственных дум, один из учредителей
партии «мирного обновления» — 419.
Любимцев Яков Иванович — московский адвокат — 37, 89, 351.
Любочка — см. Гуревич Л. Я.
Любощинский Марк Николаевич (1816—1889) — юрист, сенатор,
член Государственного совета — 51, 52.
Людовик XVÏ (1754—1793) — французский король, казненный по
приговору революционного трибунала, — 31, 32.
Лягуша — см. Трейгут Е. К.
Ляшенко Клара Георгиевна — советский архивист — 349.
Магомет (ок. 571—632) — основатель мусульманства—168.
Мазон Андре (1881—1967) — французский славист, историк
русской литературы, академик — 342, 462.
Майков Аполлон Николаевич (1821—1897) — 108, 451.
Майков Леонид Николаевич (1839—1900)—историк литературы,
академик, брат А. Н. Майкова — 394.
Макалинский Павел Васильевич (1834—1899) — петербургский
адвокат — 89.
Макарий (Булгаков Михаил Петрович) (1816—1882) — митрополит
Московский—157, 223, 267, 385.
Маклаков Василий Алексеевич (1870—1957) — адвокат, публицист,
один из лидеров партии кадетов, депутат 2-й, 3-й и 4-й
Государственных дум — 146.
Маковский Сергей Константинович (р. 1877) — поэт,
художественный критик, редактор-издатель журнала «Аполлон» — 445.
Максимов Сергей Васильевич (1831—1901) — писатель-этнограф —
390.
Малеева Нина Тимофеевна — сотрудник Библиотеки • АН СССР —
350.
Малова Марфа Ивановна — советский литературовед и архивист —
349.
Мальзерб Крестьен Гийом де Ламуаньон (1721—1794) —
французский политический деятель, защитник Людовика XVI во время
процесса, организованного Конвентом, — 31, 350.
490

Манасеин Вячеслав Александрович (1841—1901) — врач, профессор
Военно-медицинской академии, основатель и редактор газеты
«Врач» — 120.
Манасеин Николай Авксентьевич (1835—1895) — министр юстиции
(1885-1893)-89, 96—98, 100, 135.
Маня — см. Морошкина М. С.
Мария Александровна (1824—1880) — императрица (с 1855 г.),
жена Александра II — 249.
Мария Алексеевна — см. Кочубей М. А.
Мария Николаевна — см. Ермолова M. Н.
Мария Константиновна — см. Арсенъева М. К.
Мария Петровна — см. Лилина М. П.
Мария Романовна — близкий человек дому Чичериных—243, 421.
Мария Сергеевна — см. Морошкина М. С.
Мария Федоровна (1847—1928) — императрица (с 1866 г.), жена
Александра III—440.
Марков Евгений Львович (1835—1903) — писатель— 165, 390.
Марков Павел Алексеевич — сенатор, первоприсутствующий
гражданского кассационного департамента Сената, член Совета по тк>
ремным делам— 130.
Мартынов Александр Евстафьевич (1816—1860) — актер
Александрийского театра — 335.
Масальский-Сурнн Виктор Адамович (1870—1916) — свенцянский
уездный предводитель дворянства — 447.
Маслов Николай Николаевич (1846—1912) — генерал-лейтенант,
начальник Главного военно-судебного управления, член Государст-
ного совета — 226.
Масловский Александр Федорович — товарищ прокурора
Петербургской судебной палаты — 92.
Медем, барон — 350.
Мейерхольд Всеволод Эмпльевич (1874—1842) — режиссер,
театральный деятель — 335, 460.
Мекк Надежда Филаретовна (1831—1893) — меценатка,
покровительствовавшая П. И. Чайковскому, — 362.
Меллье — петербургский издатель и книготорговец — 61, 357.
491

Мельгунов Сергей Петрович (1879—1956) — историк и публицист,
один из руководителей партии народных социалистов, редактор
журнала «Голос минувшего» (1913—1923)-- 280, 293, 294, 299,
349, 440, 441, 446,448.
Мельницкий Федор Илиодорович — казначей Московского
воспитательного дома, подсудимый <— 76, 359.
Меньшиков Михаил Осипович (1859—1919)—публицист, критик,
сотрудник газеты «Новое время» — 230, 417^ 419.
Мережковский Дмитрий Сергеевич (1866—1941) — писатель,
философ, литературовед—108, 250, 301, 341, 424, 449, 462.
Мержеевский Иван Павлович (1838—1908) — психиатр, профессор
Военно-медицинской академии (1877—1893) — 120, 264.
Меричка—см. Арсенъева М. К.
Мещанинов Иван Васильевич — следователь Казанского окружного
суда, затем начальник уголовного отделения Министерства
юстиции и товарищ обер-прокурора уголовного кассационного
департамента Сената — 89.
Мещерский Владимир Петрович, князь (1839—1914) — публицист,
с 1872 г. редактор-издатель газеты-журнала «Гражданин» — 200,
217,277, 351,405, 407,413, 439.
Мигалин Кузьма — скопец, поселенец — 202.
Милюков Павел Николаевич (1859—1943) — политический деятель,
лидер Конституционно-демократической партии, историк,
публицист, министр иностранных дел в первом коалиционном
Временном правительстве — 435.
Милютин Дмитрий Алексеевич, граф (1816—1912) — военный
министр (1861—1881) —115, 210, 212, 213, 260, 261, 280—282,
284, 349, 411, 440—442.
Милютин Николай Алексеевич (1818—1872) — товарищ министра
внутренних дел (1859—1861), деятель крестьянской реформы
1861 г. —44.
Милютина Наталья Михайловна, рожд. Понсэ, графиня (1821—•
1912)- жена Д. А. Милютина —213, 411.
Мин Дмитрий Егорович (1818—1885) — профессор судебной
медицины Московского университета, поэт-переводчик — 414.
Минский Николай Максимович (1855—1937) — поэт—121, 122,
349, 374.
492

Митрофання (баронесса Розен Прасковья Григорьевна) — игуменья
Серпуховского монастыря, подсудимая — 246.
Михаил Николаевич, вел. князь (1832—1909) — сын Николая I,
наместник Кавказа—148.
Михайлов Михаил Иванович, наст, фамилия и имя Зильберштейн
Моисей Иоакимович (1860—1929) — певец, артист Мариинского
театра (1884—1896) — 362.
Мицкевич Адам (1798—1855) — 95, 364, 365.
Миша — см. Фельдштейн М.
Модзалевский Борис Львович (1874—1928) — советский
литературовед и архивист — 329.
Модзалевский Лев Борисович (1902—1948) — советский
литературовед и архивист — 389.
Модзалевский Лев Николаевич (1837—1896)—педагог, директор
Петербургского училища глухонемых — 389.
Мольер Жан Батист (1622—1673) — 342.
Мольтке Младший Хельмут Иоганн Людвиг, граф (1848—1916) —
немецкий генерал, начальник Генерального штаба (1906—
1914) —423.
Монастырский Гавриил Петрович (1840—1911) — прокурор
Харьковского окружного суда (70-е гг.) — 89.
Мопассан Ги де (1850-1893) - 119, 123, 373.
Морозов Петр Осипович (1854—1920) — историк литературы и
театра — 95.
Морошкин Николай Сергеевич — сын С. Ф. Морошкина — 90, 92,
364.
Морошкин Сергей Федорович (1844—1900)—университетский друг
А. Ф. Кони, товарищ прокурора Харьковского окружного суда,
затем адвокат — 27—38, 54—56, 63—66, 75—77, 88—92, 96—
102, 286, 349—351, 357, 363, 364, 366.
Морошкин Федор Федорович (ум. 1919?)—член Харьковской,
затем Московской судебных палат, брат С. Ф. Морошкина — 61,
77, 98, 357.
Морошкина Анна Михайловна — жена С. Ф. Морошкина — 28, 35,
61, 90, 92, 98, 183, 350.
Морошкина Мария Сергеевна — дочь С. Ф. Морошкина — 35, 37, 91,
92, 351.
493

Мотовилов Георгий Николаевич (1833—1879)—председатель
Петербургского окружного суда (1866—1868), прокурор Москов-
ской судебной палаты (1868—1872), сенатор — 36, 134, 378.
Моцарт Вольфганг Амадей (1756—1791) — 252, 255, 461.
Мочалов Павел Степанович (1800—1848) — знаменитый
актер-трагик — 300, 305.
Муравьев Николай Валерьянович (1850—1908) — министр юстиции
(1894—1905), посол в Риме (1905—1908)—123, 125, 147,
148, 150, 156, 169, 185, 218, 219, 242, 245, 246, 254, 259, 375,
378, 393, 421.
Муравьев-Амурский Николай Николаевич, граф ( 1809—1881) —
генерал-губернатор Восточной Сибири (1847—1861), член
Государственного совета— 110, 369.
Муромцев Сергей Андреевич (1850—1910) — профессор римского
права Московского ' университета, председатель 1-й
Государственной думы—182, 266, 299.
Мусин-Пушкин Владимир Алексеевич, граф — гласный Московской
городской думы— 195, 196, 404.
Муся — см. Богуславская М. А.
Мясникова Елена Сергеевна — советский архивист — 350.
Мясоедов Николай Николаевич (1839—1908) — председатель
Петербургской судебной палаты (80-е гг.), сенатор — 420.
Набоков Владимир Дмитриевич (1869—1922) — юрист, публицист,
редактор изданий «Право» и «Вестник права», один из
основателей кадетской партии — 279.
Набоков Дмитрий Николаевич (1826—1904) — министр юстиции
(1878—1885)-197, 203.
Надежда Павловна — см. Лансере Н. П.
Надежда Федоровна — см. Коваленская Н. Ф.
Надежда Федоровна — см. Скарская Н. Ф.
Надя — см. Коваленская Н. Ф.
Назаров Николай Егорович (р. 1853) — московский нотариус,
подсудимый (1886) —90, 364.
Накашидзе Илья Петрович, князь (1866—1923)—грузинский
писатель, единомышленник Л. Н. Толстого — 188.
494

Наполеон III (Луи Наполеон Бонапарт) (1808—1873) — племянник
Наполеона I, император Франции (1852—1870) — 32, 34, 216,
226, 412.
Нарышкина Елизавета Алексеевна, княгиня, рожд. княжна Куракина
(р. 1840) — гофмейстерина, светская писательница,
благотворительница — 46, 120, 232—236, 349, 418.
Наталья Александровна — см. Шахматова Н. А.
Наталья Викторовна — см. Сухомлинова Н. В.
Наталья Михайловна — см. Милютина H. М.
Невежин Петр Михайлович ( 1841—1919) — писатель — 389.
Неелов Яков Александрович (ум. 1888) — помощник главного
военного прокурора, профессор Военно-юридической академии — 203,
204, 406.
Неклюдов Николай Адрианович (1840—1896) — криминалист,
профессор Военно-юридической академии, обер-прокурор уголовного
кассационного департамента Сената (80-е гг.), товарищ
министра внутренних дел (1895—1896) — 63, 76, 106, 107, 133, 135,
379.
Некрасов Николай Алексеевич (1821—1877) — 63, 66, 67, 78, 130,
133, 142, 143, 289, 293, 312, 334, 355, 358, 377, 378, 381, 424,
445, 446, 453, 459.
Некрасова Зинаида Николаевна (Викторова Фекла Анисимовна)
(ум. 1915) — жена Н. А. Некрасова — 289.
Немирович-Данченко Василий Иванович (1844—1936) — писатель —
390.
Немирович-Данченко Владимир Иванович (1858—1943) — писатель,
театральный деятель — 320—322, 350, 396, 456, 459, 463.
Немирович-Данченко Екатерина Николаевна, рожд. Корф (1858—
1938) — жена Вл. И. Немировича-Данченко — 456.
Нестор — монах Киево-Печерского монастыря, летописец — 252.
Нечаев Сергей Геннадиевич (1847—1882) — революционер,
придерживавшийся тактики террора и провокаций, — 37.
Никита Никитич — см. Всеволожский H. Н.
Никитенко Софья Александровна ( 1840—1901 ) — переводчица —
110.
Никитин Иван Саввич (1824—1861) — поэт — 142, 381,
495

Николаев — товарищ А. Ф. Кони, самоубийца — 64.
Николай I (1796—1855) —148, 408.
Николай II (1868—1918) —214, 411, 461.
Николай Ильич — см. Стороженко Н. И.
Николай Николаевич (младший), вел. князь (1856—1929) —
генерал-инспектор кавалерии (1895—1904), командующий войсками
гвардии и Петербургского военного округа (1905—1914) — 216.;
Николай Николаевич — см. Комаров H. Н.
Никольский Федор Калииович (1828—1898) — певец (тенор) Ма-
риинского театра ■— 335.
Новиков Михаил Петрович (1871—1939) — крестьянин Тульской
губернии, единомышленник Л. Н. Толстого—188, 189, 398, 399.
Новицкий — харьковский знакомый А. Ф. Кони — 35.
Новомбергский Николай Яковлевич (1871—1949) — публицист,
историк русского права, этнограф — 209.
Обнинский Виктор Петрович (1867—1916) — публицист, депу-ват
1-й Государственной думы, кадет, земский деятель Калужской
губернии — 440, 441.
Обнинский Петр Наркизович (1837—1904) — публицист, юрист,
общественный деятель—124—127, 150—152, 182, 349, 376, 383,
396.
Оболенский Алексей Дмитриевич, князь (1855—1917)—товарищ
министра внутренних дел, товарищ министра финансов, член
Государственного совета, обер-прокурор Синода с 1905 г. — 303.
Овидий (Публий Овидий Назон) (43 до н. э.— 17 н. э.) — римский
поэт — 57.
Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич (1853—1920) —
историк литературы, лингвист, академик — 257, 283, 297, 298, 428,
435, 436, 449.
Овсянников Степан Тарасович — подсудимый купец-миллионер —
246.
Одоевский Владимир Федорович, князь (1803—1869) — писатель,
критик, композитор и музыковед — 89, 107, 169, 194, 200, 202,
265, 313, 368, 403, 406,407, 433, 454.
Олигер Николай Фрндрихович (1882—1919) — писатель — 424t
496

Ольга Владимировна ■■— см. Градовская О. В.
Ольденбург Сергей Федорович (1863—1934) — востоковед,
непременный секретарь Академии Наук (1904—1929) — 214, 300, 301,
310, 311, 318, 319, 350, 448, 452, 453, 455,
Онегин (Отто) Александр Федорович (1845—1925) — известный
коллекционер-пушкинист — 428.
Онисим Борисович — ем. Голъдовский О. Б.
Онни (Они) Розалия — подсудимая, прототип образа Катюши Мае
ловой в романе Л. Н. Толстого «Воскресение»— 104, 128, 367.
Онэ Жорж (1848—1918)—французский писатель—123.
Опекушин Александр Михайлович
(1840—1923)—скульптор-монументалист— 132, 433.
Орлов Алексей Федорович; граф, с 1856 г. князь (1786—1861) —
генерал-адъютант, шеф жандармов и начальник III отделения
(1844—1856) — 203.
Островский Александр Николаевич (1823—1886) — 88, 315, 343,
356, 454, 459.
Островский Михаил Николаевич (1827—1901) — министр
государственных имуществ (1881—1892), сенатор, брат драматурга —
175, 394.
Острогорский Виктор Петрович (1840—1902) — педагог, автор по«
пулярных очерков о русских писателях — 215.
Павел I (1754—1801) —250.
Павел Алексеевич — см. Капнист П. А.
Павлова Каролина Карловна, рожд. Яниш (1807—1893) — поэтесса
и переводчица '—- 189.
Павловская Эмилия Карловна (1853—1935) — певица, вокальный
педагог — 362.
Падеревский — харьковский знакомый А. Ф. Кони — 38.
Пален Константин Иванович, граф (1833—1912) — министр
юстиции (1867—1878)-33-35, 37, 45, 50—52, 239, 353.
Панин Виктор Никитич, граф (1801—1874) — министр юстиции
(1841—1861), член Государственного совета — 49.
Панченко Нина Тимофеевна — советский литературовед — 349..
32 А. Ф. Копв, т. 8 497

Парланд Альфред Александрович (1842—1920) — архитектор — 361.
Пассовер Александр Яковлевич (1840—1910) — адвокат — 34, 216,
286.
Пахман Семен Викентьевич (1825—1910) — профессор гражданского
права Казанского, Харьковского и Петербургского
университетов, сенатор — 89.
Пашковские — подсудимые — 129.
Пель Александр Васильевич (1850—1908)—химик—120, 373.
Перцов Александр Петрович (1819—1896) — сенатор Межевого
департамента — 37.
Песков Владимир Иванович — судебный следователь Шацкого уезда
Тамбовской губернии — 218, 413.
Песталоцци Иоганн Генрих (1746—1827) — швейцарский
педагог-демократ и общественный деятель — 117, 372.
Петр I Великий (1672—1725) — 208, 226, 230, 231, 335, 341, 364,
418, 462.
Петр Ш (1728—1762) — император (1761—1762)— 424.
Петрашевский Михаил Васильевич — см. Буташевич-Петрашев-
ский М. В.
Петров Осип Афанасьевич (1807—1878)—оперный певец — 335.
Пешкова Екатерина Павловна, рожд. Волжина (1876—1965) — жена
А. М. Горького —417.
Пинель Филипп (1745—1826) — французский врач-психиатр,
выступавший за гуманное обращение с душевнобольными,— 117, 372.
Пирогов Николаи Иванович (1810—1881) — 46, 47, 267, 269, 306,
334, 434, 436.
Писарев Модест Иванович (1844—1905)—актер Александрийского
театра— 136, 450.
Писемский Алексеи Феофилактович (1821—1881)«—375, 424.
Платонов Сергей Федорович (1860—1933) — историк, академик —
325, 326, 336, 341, 349, 350, 455, 457, 460, 461.
Платонов Степан Федорович (1844—1916)—товарищ
обер-прокурора гражданского кассационного департамента Сената, член
Государственого совета—198, 405.
Плевако Федор Никифорович (1843—1908) — адвокат, выдающийся
судебный оратор — 37, 146, 262, 286, 430.
498

Плеве Вячеслав Константинович (1846—1904) — государственный
секретарь (1894—1899), министр внутренних дел и шеф
жандармов с 1902 г. — 185, 216, 218, 246, 399.
Плетнев Петр Александрович (1792—1865) — поэт и критик, друг
Пушкина и Гоголя — 182, 396.
Плетнева Александра Васильевна, рожд. княжна Щетинина (1826—
1901) —вторая жена П. А. Плетнева — 54, 84, 182, 337, 396.
Плещеев Алексей Николаевич (1825—1893) — поэт, участник
кружка петрашевцев— 108, 359.
Плющевский-Плющик Яков Алексеевич (1845—1916) — драматург,
театральный критик, юрист — 38.
По Эдгар Аллан (1809—1849) — американский писатель — 313,
454.
Победоносцев Константин Петрович (1827—1907) — обер-прокурор
Синода (1880—1905)— 61, 100, 109, 147, 217, 231, 246, 278,
349, 360, 369, 440.
Погодин Михаил Петрович (1800—1875) — историк, писатель,
драматург и публицист, профессор Московского университета,
академик—165, 390.
Подбельский Папий Павлович (р. 1859) — студент-народоволец —
393.
Полевой Николай Алексеевич (1796—1846) — писатель, историк,
журналист, переводчик — 47, 358.
Полилов-Северцев Георгий Тихонович ( 1859—1915) — писатель —
428.
Полнер Иван Иванович (1820—1892)—сенатор уголовного
кассационного департамента — 37.
Полнер Тихон Иванович (1864—1935) — журналист, статистик,
земский деятель — 441.
Полонский Леонид Александрович (1833—1913) — публицист,
критик и журналист — 93.
Полонский Яков Петрович (1819—1898) — 108, 200, 312, 355, 359,
451.
Полубинский — знакомый А. Ф. Кони, актер—337.
Полянская Гертруда Николаевна — доктор юридических наук, дочь
Н. Н. Полянского — 350.
32* 49.9

Полянский Николай Николаевич (1878—1961) — заслуженный
деятель науки, профессор, доктор юридических наук — 285, 286,
307, 308, 350, 443, 452.
Пономарева Елена Васильевна — близкий друг и секретарь А. Ф. Ко.
ни- 133, 316, 327-329, 331, 336, 339, 362.
Пороховщиков Петр Сергеевич (р. 1867) — юрист, член Петербург
ского окружного суда — 280.
Потехин Алексей Антипович (1829—1?08) — писатель — 72, 164,
184, 359, 390.
Потехин Павел Антипович (1839—1916) — адвокат, гласный
Петербургской городской думы— 196, 404.
Прево Эжен Марсель (1862—1941) — французский писатель — 125,
375.
Протасин — лицо неустановленное — 248.
Прохоров Н. И. — лицо неустановленное — 231, 418.
Прянишников Ипполит Петрович (1847—1921) — певец, артист Ма-
риинского театра (1878—1885) —362.
Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837) — 60, 85, 86, 91, 95,
102, 108, 132, 133, 143, 148—150, 152, 165, 169, 177—179,
183, 188, 191, 211, 224, 245, 246, 252, 254, 255, 262,
272, 273, 320, 321, 327, 334, 336, 345, 355, 356, 360, 364, 365.
368, 377, 381—383, 385, 392, 394, 395, 399, 402, 403, 407, 410,
411, 414, 421, 422, 425, 426, 428, 436, 438, 439, 444, 448,
461, 463, 464.
Пыпин Александр Николаевич (1833—1904) — историк литературы,
исследователь фольклора, академик — 68, 107, 127, 128, 166, 184,-
195, 209, 214, 349, 355, 358, 376, 385.
Пятковский Александр Петрович (1840—1904) — публицист,
историк литературы, редактор-издатель журнала «Наблюдатель» —
202, 204, 406, 407.
Раден Эдитта Федоровна, баронесса (1823—1885)—ближайшая
сотрудница вел, кн. Елены Павловны —39—46, 78, 149, 235,
349, 352, 354, 360, 382, 418.
Радлов Эрнест Львович ( 1854— 1928) — философ — 318.
Распутин (Новых) Григории Ефимович (1872—1916) — авантюрист,
подвизавшийся под видом «святого старца» при царском дворе
500

(t?05—1916), фаворит Николая II и Александры Федоровны—-
338, 461.
Растеряев — домовладелец в Старом Петергофе — '52.
Ратата—см. Гогель Л. Г. (дочь).
Ратькое-Рожнов Владимир Александрович (1834—1912) — золото-
и лесопромышленник, петербургский городской голова, сенатор —
374.
Ремезов Митрофап Нилович (1835—1908) — писатель — 373.
Репин Илья Ефимович ( 1844—1930) — 248, 249, 350.
Римский-Корсаков Николай Андреевич (1844—1908) — 444, 445,
451.
Ристори Аделаида (1822—1906) — итальянская трагическая
актриса - 335.
Ровинский Дмитрий Александрович (1824—1895) — юрист, деятель
судебной реформы 1864 г., сенатор, историк искусства — 36, 106,
107, 127, 132, 133, 169, 177, 197, 203, 204, 286, 323, 325, 376,
377, 378, 406, 462.
Родичев Федор Измаилович (1856—1933) — политический деятель,
кадет, депутат 1-й и 2-й Государственных дум — 435.
Рожественский Зиновий Петрович (1848—1909) — вице-адмирал,
генерал-адъютант, командовавший 2-й Тихоокеанской эскадрой,
разгромленной японцами в Цусимском сражении (1905), — 409.
Романов К. — см. Константин Константинович, вел. князь.
Романов, полковник — см. Николай II.
Росси Евгений Федорович — см. Де Росси Е. Ф.
Росси Эрнесто (1827—1896)—итальянский трагический актер,
гастролировавший в России,— 118, 335, 373.
Рубвшштейн Антон Григорьевич (1829—1894) — 451.
Рудим — подсудимый (1867) — 96.
Рудольфи Ольга — московская знакомая и корреспондентка А. Ф.
Кони — 334.
Рудь — подсудимый ( 1867) — 96.
Румавов Аркадий Вениаминович (1876—1960) — журналист,
редактор петроградского отделения газеты «Русское слово» — 306.
Руставели Шота — грузинский средневековый поэт — 309.
501

Рыжов Алексей Иванович (1839—1872) — член юридической
комиссии при Учредительном комитете Царства Польского —79, 80.
Рыкин — лицо неустановленное — 62.
Рышков Владимир Александрович (1865—1938) — писатель,
посредник в собирательской деятельности А. А. Бахрушина —
304—306, 349, 450, 451.
Сабуров Андрей Александрович (1838—1916) — министр народного
просвещения (1880—1881) — 176, 393.
Савина Мария Гавриловна (1854—1915)—актриса
Александрийского театра - 56—60, 69—72, 82—85, 136, 228, 229, 293, 294,
304, 329, 348, 349, 355—357, 362, 363, 417, 427, 446, 454, 463.
Савич Теорий Георгиевич (1861—1908) — управляющий земским
отделом Министерства внутренних дел (1896—1902), член
совета министра внутренних дел (1903—1907) — 246.
Садов Александр Иванович (1850—1930)—филолог-классик,
профессор Петербургской духовной академии — 314, 317, 350, 454.
Садова Анастасия Константиновна (1861 —1927) — жена А. И. Са-
дова —317, 454.
Садова Елизавета Александровна (р. 1886)—преподаватель
русского языка и литературы, сотрудник Публичной библиотеки
им. M. Е. Салтыкова-Щедрина — 309, 310, 317, 350, 452, 454.
Садовский Пров Михайлович (1818—1872)—актер Малого театра,
родоначальник знаменитой актерской семьи Садовских — 320.
Сазонов Николай Федорович (1843—1902) — актер
Александрийского театра с 1863 г. — 87, 136, 363.
Саломон Шарль (1863—1936)—профессор русского языка в
Париже, переводчик — 384.
Салтыков Михаил Евграфович, псевд. Н. Щедрина (1826—1889) —
64, 83, 220, 361, 362, 406, 439, 451.
Сальвини Томмазо (1829—1916) — итальянский трагический актер,
гастролировавший в России, — 335.
Сальери Антонио (1750—1825) — итальянский композитор,
дирижер и педагог — 252, 255.
Самарин Дмитрий Федорович
(1831—1901)—публицист-славянофил—172.
502

Самарин Иван Васильевич (1817—1885) — актер Малого театра,
театральный педагог — 72, 73, 320, 349, 359.
Самарин Юрий Федорович (1819—1876) — публицист, видный
деятель славянофильства — 44, 124.
Самарина Александра Павловна, рожд. Евреинова (1836—1905) —
жена П. Ф. Самарина, приятеля Л. Н. Толстого — 226, 416.
Самойлов Василий Васильевич (1812—1887) — актер
Александрийского театра — 335.
Самойлова Вера Васильевна, в замужестве Мичурина (1824—1880)—
драматическая актриса — 356.
Санд Жорж (1804—1876) — французская писательница—168, 190,
207, 392, 399, 400.
Свешников Митрофан Иванович (р. 1862) — приват-доцент
Петербургского университета по кафедре государственного права,
преподаватель в Академии Генерального штаба и
Военно-юридической академии—156, 384.
Свиридова М. Р. — слушательница высших (бестужевских) женских
курсов в Петербурге — 405.
Свободпн Павел Матвеевич (1850—1892) — актер
Александрийского театра — 87, 363.
Секки Анджело (1818—1878) — итальянский астроном — 79.
Семевский Михаил Иванович (1837—1892) — историк, с 1880 г.
редактор-издатель журнала «Русская старина» — 86, 120, 363.
Семенов-Тян-Шанский Петр Петрович ( 1827—1914) —
путешественник, географ, член Государственного совета—191.
Сенковский Осип Иванович (1800—1858) — писатель, редактор
«Библиотеки для чтения» (1834—1858)—184.
Сергеевич Василий Иванович (1832—1910) — историк русского
права, профессор Московского и Петербургского университетов —
263, 431.
Сергеенко Петр Алексеевич (1854—1930) — писатель — 256, 427.
Сетов Иосиф Яковлевич (1826—1894) — оперный певец и
режиссер— 335.
Сидоров Николай Павлович — историк литературы и общественного
движения — 441.
Сионицкая Мария Андриановна — см. Дейша-Сионицкая М. А.
503

Сирена Исааковна -— см. Стасюлевич Л. И.
Скалой Николаи Антонович (1832—1903)—обер-гофмейстер,
генерал от кавалерии— 148.
Скальковский Константин Аполлонович (1843—1906) — публицист,
сотрудник «Нового времени» — 200.
Скарская Надежда Федоровна (1869—1958) — актриса, режиссер,
театральный педагог, жена П. П. Гайдебурова (см.) — 313.
Скарятин Николай Васильевич (р. 1850) — врач—172, 173.
Скитский Петр Леонтьевич — подсудимый, обвинявшийся, как и брат,
в убийстве,— 147, 382.
Скитский Степан Леонтьевич — подсудимый, обвинявшийся в
1897 г. в убийстве секретаря Полтавской духовной
консистории, _ 147, 382.
Слиозберг Генрих Борисович (1863—1937) — петербургский
адвокат и публицист — 378.
Слонимский Леонид Зиновьевич (1850—1918) — публицист,
сотрудник «Вестника Европы» — 443.
Случевский Владимир Константинович (1844—1926)—юрист,
профессор Училища правоведения и Военно-юридической академии,
с 1897 г. обер-прокурор уголовного кассационного департамента
Сената — 197, 203, 204, 420, 446.
Случевский Константин Константинович (1837—1904)—поэт —
184.
Снеткова Фанни (Феодосия) Александровна
(1838—1929)—актриса Александрийского театра (1855—1862) — 335.
Соболевский Алексей Иванович (1856—1929)—филолог,
академик—184, 407, 448.
Соллертннский Иван Иванович (ум. 1907) — обер-прокурор уголов^
ного кассационного департамента Сената, товарищ министра
юстиции (1906) —241.
Соловьев Владимир Сергеевич (1853—-1900)—философ-идеалист,
поэт и публицист— 166, 168—172, 191, 385, 390, 392, 393, 400,
451,
Соловьев Евгений Андреевич, псевд. Андреевич (1866—1905) —
критик и историк литературы — 224, 415.
Сологуб Федор Кузьмич (1863—1927) — писатель — 271.
504

Солодовников Николай Назарович (ум. 1870) — петербургский
купец-миллионер —103, 110.
Софья Александровна — см. Вальтер С. А.
Софья Васильевна — см. Чичерина С. В.
Спасович Владимир Данилович (1829—1906) — юрист, профессор
Петербургского университета (1857—1861)—91, 95, 102, 116,
150, 156, 170, 191, 280, 286, 364, 365, 372, 384, 385, 390, 400.
Сперанский Михаил Михайлович, граф
(1772—1839)—государственный деятель, ближайший советник Александра I — 44.
Стамболов Стефан (1854—1895) — болгарский государственный и
политический деятель, председатель Совета министров (1887—
1894) —363.
Станиславский Константин Сергеевич (1863—1938) — актер и
режиссер, основатель и руководитель Московского
Художественного театра—167, 181, 287, 301, 331, 350, 391, 395, 396, 443,
444, 448—450, 459.
Старицкий Егор Павлович (1825—1899)—юрист, председатель
департамента законов, член Государственного совета — 33, 350.
Стасов Владимир Васильевич (1824—1906) — художественный и
музыкальный критик, историк искусства—169, 177, 179, 184,
187—189, 194, 198, 199, 217, 318, 346, 349, 391, 392, 395, 398,
399, 405, 412, 455, 464.
Стасюлевич Любовь Исааковна, рожд. Утина (ум. 1917) — жена
M. М. Стасюлевича —54, 94, 120, 202, 220, 355.
Стасюлевич Михаил Матвеевич (1826—1911) — историк, публицист,
редактор-издатель журнала «Вестник Европы» (1866—1908) —
45, 54, 86, 87, 93, 94, 107, 119—122, 196, 198, 202, 208, 219,
220, 348, 349, 353, 355, 359, 363, 364, 373, 374, 385, 404-406,
426.
Стахович — сестра милосердия, работавшая с И. И. Пироговым в
Севастополе во время Крымской войны, — 47.
Стахович Михаил Александрович (1861 —1923)—публицист,
депутат 1-й и 2-й Государственных дум, октябрист, друг семьи
Л. Н. Толстого —238—240, 249, 302, 401, 419, 420, 432.
Стахович Софья Александровна (1862—1941) — сестра М. А. Стахо-
вича, близкая знакомая семьи Л, Н. Толстого — 251, 425.
Стендаль, псевд. Бейля Анри Мари (1783 —1§42) — 123.
505

Степанов Анатолий Николаевич — советский литературовед — 350.
Степанов Владимир Петрович — советский литературовед — 350.
Степанов Николай Леонидович — советский литературовед — 368.
Столыпин Петр Аркадьевич (1862—1911)—министр внутренних
дел (1906—1911), председатель Совета министров (1906—
1911)— 240, 241, 243, 420, 437.
Стороженко Николай Ильич (1836—1906) — историк литературы,
профессор Московского университета, председатель Общества
любителей российской словесности (1894—1901) — 224, 390,
414.
Стоянов Андрей Николаевич (р. 1830) — профессор истории
международного права Харьковского университета — 55.
Стояновскии Николай Иванович (1820—1900) — деятель судебной
реформы 1864 г., товарищ министра юстиции (1862—1866),
сенатор, член Государственного совета—168, 197, 203, 280, 392,
406.
Стрепетова Полина (Пелагея) Антипьевна (1850—1903) —
драматическая актриса — 87, 363.
Струйский Дмитрий Юрьевич, псевдоним Трилунный (1806—
1856) — поэт, музыковед, композитор, критик — 305.
Суворин Алексей Сергеевич (1834—1912) — журналист, драматург,
критик, издатель газеты «Новое время»—102, 103, 153, 160.
166, 211, 219, 229—231, 244, 245, 247, 257, 349, 367, 387, 391,
409, 410, 417, 418, 421—423, 448.
Суворова Клара Николаевна — советский архивист — 349.
Сулержицкий Леопольд Антонович (1872—1916)—литератор,
художник, режиссер, театральный деятель — 443.
Султанов Николай Владимирович (1850—1908) — архитектор,
инженер, реставратор, историк искусства — 250, 349, 424.
Сумбатов Александр Иванович, князь, сценич. псевд. Южин (1857—
1927)—театральный деятель, актер и драматург—298—304,
309, 319-328, 330—336, 342—345, 348, 349, 448, 455-460,
462, 463.
Сухово-Кобылин Александр Васильевич (1817—1903) — драматург —
197, 203, 298, 406.
Сухомлинов Михаил Иванович (1828—1901) — историк литературы,
профессор Петербургского университета, академик—149, 150,
157, 159-166, 178, 183, 350, 382, 383, 385-386, 389, 390, 392.
506

Сухомлинова Наталья Викторовна (ум. 1908) — жена М. И.
Сухомлинова— 150, 383.
Сухотин Михаил Сергеевич (1850—1914) — помещик Тульской
губернии, зять Л. Н. Толстого — 407.
Сухотина Татьяна Львовна (1864—1950) — дочь Л. Н. Толстого,
мемуаристка—141, 143, 203.
Сущов Николай Николаевич (1830—1908) — юрист, финансист,
учредитель железнодорожных и промышленных обществ, вице-
председатель правления Русского для внешней торговли банка —
82, 220, 361.
Сущов Николай Николаевич (ум. 1885) — правовед, сын
предыдущего — 82, 361.
Сытин Иван Дмитриевич (1851—1934) — московский
книгоиздатель — 506, 307, 349, 358, 451.
Сюлли-Прюдом (Рене Франсуа Арман Прюдом) (1839—1907) —
французский поэт — 57.
Таганцсв Николай Степанович (1843—1923) — криминалист,
профессор Петербургского университета (1862—1882), член
Комиссии по составлению проекта Уголовного положения (1881 —
1902), сенатор—125, 126, 129, 130, 147, 214, 215, 257, 258,
349, 412, 428, 432.
Тарасов Сергей Алексеевич (р. 1858) — товарищ петербургского
городского головы (1904) — 404.
Текинская Александра Александровна — знакомая А. Ф. Кони —
228, 237.
Теляковский Владимир Аркадьевич (1861 —1924)—управляющий
Конторой московских императорских театров (1898—1901),
директор императорских театров (1901—1917) — 336, 460.
Тенишев Вячеслав Николаевич, князь (1843—1903) — этнограф,
владелец частного общеобразовательного учебного, заведения в
Петербурге— 196.
Теиишева Анна Дмитриевна, княгиня, рожд. Замятнина —
попечительница приюта грудных детей — 204.
Тизенгаузен Николай Оттович, барон (1827—1891)—прокурор
Петербургской судебной палаты, сенатор — 37.
Тимофеев — подсудимый — 387.
5Ö7

Тимофеев Александр Георгиевич (р. 1867) — приват-доцент
Петербургского университета по кафедре уголовного права — 203.
Тимофеев Василий Тимофеевич (1836—1895) —
священник-миссионер — 163.
Толстая Александра Андреевна, графиня (1817—1904) — камер-
фрейлина двора, двоюродная тетка Л. Н. Толстого—192, 205,
256, 400—402.
Толстая Софья Андреевна, графиня, рожд. Берс (1844—1919) —
жена Л. Н. Толстого—141, 142, 168, 173, 181, 203, 205, 206,
227, 250, 252, 256, 263, 268, 269, 349, 381, 424, 435.
Толстая Софья Андреевна (1900—1957) — внучка Л. Н. Толстого,
жена С. А. Есенина — 334, 459.
Толстая Татьяна Львовна — см. Сухотина Т. Л.
Толстой Алексей Константинович, граф (1817—1875)—писатель —
313, 453.
Толстой Алексей Николаевич (1882—1945) — писатель — 328, 458.
Толстой Андрей Львович, граф (1877—1916) — сын Л. Н.
Толстого — 249, 252, 423.
Толстой Дмитрий Андреевич, граф (1823—1889)—министр
народного просвещения и обер-прокурор Синода (1866—1880), с
1882 г. министр внутренних дел—100, 220, 306, 402.
Толстой Иван Дмитриевич, граф — тульский адвокат — 431.
Толстой Иван Иванович, граф (1858—1916) — нумизмат, археолог,
вице-президент Академии художеств, министр народного
просвещения (1905—1906) —207, 208, 349, 448.
Толстой Лев Львович, граф (1869—1949) — писатель, сын
Л, Н. Толстого—163, 164, 180, 249.
Толстой Лев Николаевич, граф (1828—1910) — 92, 94, 103—105,
113, 123, 124, 128, 132, 140—143, 153, 154, 163—168, 171—
173, 178, 180, 181, 186, 188, 189, 192, 194, 202—206, 222, 226,
227, 246, 248—253, 255, 256, 258, 262, 263, 267—271, 275,
278, 281-283, 310, 316, 320, 327, 334, 337, 340, 348, 349, 367,
370, 371, 375—376, 380, 381, 384, 388—391, 393, 395, 397—
402, 406—408, 416, 417, 423-425, 427, 431, 434—438, 440,
441, 452, 459, 461.
Трапезникова — подсудимая — 655
508

Тражтенберг Владимир Осипович ( 1860—1914) — драматург — 417.
Трейгут Александра Ивановна (ум. 1917)—экономка И. А,
Гончарова— 54, 355.
Трейгут Александра Карловна, в замужестве Резвецова (1871 —
1928)—дочь слуги И. А. Гончарова, воспитанница писателя —
53, 54, 354, 355.
Трейгут Василии Карлович (1873—1913) — сын слуги И. А.
Гончарова, воспитанник писателя — 53, 354.
Трейгут Елена Карловна, в замужестве Линденбаум (1875—1943) —
дочь слуги И. А. Гончарова, воспитанница писателя — 53, 354.
Третьяков Сергей Михайлович (1834—1892) — собиратель
произведений западного и русского искусства — 67.
Трилунный — см. Струйский Д. Ю.
Троицкий Иван Егорович (1834—1901) — историк церкви, профессор
Петербургского университета и Петербургской духовной
академии— 170.
Трубецкой Евгений Николаевич, князь (1863—1920)—философ-
идеалист, профессор Киевского и Московского университетов —
253, 425.
Трубецкой Павел (Паоло) Петрович (1867—1938) — скульптор —
433.
Трубецкой Сергей Николаевич (1862—1905) — философ-идеалист,
профессор и ректор Московского университета — 266.
Турау Евгений Федорович (ум. 1914) — прокурор Варшавской судеб-*
ной палаты (1890), сенатор—113.
Тургенев Александр Иванович (1785—1845) — историк, член
общества «Арзамас» — 206.
Тургенев Иван Сергеевич (1818—1883) — 39, 59, 62, 69—72, 82.
83, 93, 115, 165, 179, 202, 256—258, 260, 262, 284, 288, 290,
304, 312, 352, 358, 359, 362, 396, 424, 427, 428, 450, 453.
Тхоржевский Иван Феликсович (р. 1843)—поэт-переводчик—191,
399, 407,
Тьер Луи Адольф (1797—1877) — французский государственный
деятель, историк, президент Французской республики (1871—
1873)— 213.
Тютчев Федор Иванович (1803—1873) — 57, 319, 337, 356, 396,
461
SM

Уваров Сергей Семенович, граф (1786—1855)—министр народного
просвещения ( Î833—1849), президент Академии Наук (1818—
1855) —230.
Ульянов Александр Ильич (1866—1887) — брат В. И. Ленина,
народоволец — 364.
Унгерн-Штернберг Павел Павлович (р. 1872) — московский врач—
277.
Унковский Алексей Михайлович (1828—1893) — юрист и
общественный деятель — 286.
Урусов Александр Иванович, князь (1843—1900) — адвокат,
талантливый оратор —26, 27, 83, 91, 169, 286, 349, 350, 365, 430.
Урусов Сергей Дмитриевич, князь (р. 1862) — историк, товарищ
министра внутренних дел в кабинете С. Ю. Витте (1905) —
237, 419.
Урусов Сергей Николаевич, князь (1816—1883) — статс-секретарь,
главноуправляющий собств. е. и. в. канцелярией, член
Государственного совета — 50.
Успенский Федор Иванович (1845—1928) — историк, византинист а
славист, академик — 318.
Утевский Лев Самойлович (1897—1960)—советский
литературовед — 452.
Утин Евгений Исаакович (1843—1894)—адвокат, публицист и ли*
тературный критик — 365.
фальборк Генрих Адольфович (р. 1864)—деятель в области
народного образования, публицист — 289, 435, 436.
Федор Федорович — см. Морошкин Ф. Ф.
Федосеева Елизавета Петровна — советский искусствовед и
библиограф — 349.
Федотов Павел Андреевич (1815— 1852) — художник — 345, 463.
Федотова Гликерия Николаевна, рожд. Позднякова (1846—1925) —
актриса Малого театра (1858—1905) — 320.
Федя — см, Морошкин Ф. Ф.
Фельдштейн Ева—жена М. Фельдштейна — 275, 438.
Фельдштейи Михаил — сын Р. М. Гольдовской (см.) — 118, 224,
225, 275, 277, 373, 438,
510

Фелъе Октав (1821—1890) — французский писатель — 71.
Фет Афанасий Афанасьевич (1820—1892) — 221.
Фигнер Николай Николаевич (1857—1918) — оперный певец
(тенор) — 332.
Филанджиери Гоэтано (1752—1788) — итальянский юрист и
экономист— 117.
Филарет (Дроздов Василий Михайлович) (1782—1867) —
реакционный церковный деятель; с 1821 г. митрополит Московский и
Коломенский-— 122, 313.
Филиппов Владимир Александрович (1889—1965) — советский
литературовед и театровед — 456, 457.
Фирсов Николай Николаевич (1864—1934)—историк, профессор
Казанского университета — 326, 457.
Фойницкий Иван Яковлевич (1847—1913) — криминалист,
профессор Петербургского университета, сенатор—146, 156, 198, 378,
384.
Фоня — знакомая или родственница семьи С. Ф. Морошкина — 35.
Фортунатов Филипп Федорович (1848—1914) — языковед,
академик — 435.
Фофанов Константин Михайлович (1862—1911)—поэт—107, 108,
368.
Фредерике Владимир Борисович, барон (1838—1927)—министр
императорского двора и уделов (1897—1917) — 249, 252.
Фрейдкина Любовь Марковна — советский театровед — 396.
Френкель А. Д. — книгоиздатель — 454.
Фриш Владимир Васильевич (1824—1890) — старший председатель
Петербургской судебной палаты — 37, 351.
Фролов Сергей Петрович (1850—1935) — юрисконсульт
Министерства юстиции, сенатор, сын Е. К. Богдановой (см.) — 461.
Фукс Эдуард Яковлевич (1834—1909) — в конце 60-х годов
председатель Харьковского судебного округа, прокурор Одесской, затем
Петербургской судебных палат, сенатор — 33, 35.
Хилков Дмитрии Александрович (1857—1914) — гвардейский
офицер, помещик Полтавской губернии, сочувствовавший взглядам
Л. Н. Толстого — 375.
Хилкова Юлия Петровна, княгиня — мать последователя учения
Л. Н. Толстого кн. Д. А. Хилкова— 124.
Хио Рашель Мироновна — см. Голъдовская Р. М.
511

Хмельницкий Николай Иванович (1791—1845) — драматург и
дипломат — 111.
Холевинская Мария Михайловна (р. 1858) — земский врач в Туле,
знакомая Л. Н. Толстого, обвинявшаяся в распространении его
запрещенных произведений, — Î24, 375, 376.
Хомяков Алексей Степанович (1804—1860) — поэт и публицист,
один из теоретиков славянофильства — 43, 214, 352.
Хорхорин — подсудимый — 65.
Хохлов Григорий Терентьевич — уральский казак-старообрядец —
209.
Христианович Сергей Филиппович (ум. 1884)—управляющий
канцелярией петербургского градоначальника, член Петербургской
судебной палаты — 77.
Хрулев Сергей Степанович — юрист, экономист, председатель
правления Петербзгргского международного коммерческого банка,
почетный мировой судья — 203.
Чайковский Петр Ильич ( 1840—1893) — 85, 300, 362, 451
Челышев Михаил Дмитриевич (1866—1915) — самарский городской
голова, поборник трезвости, депутат 3-й Государственной думы,
октябрист — 295, 447.
Чепелкин Алексей Дмитриевич (ум. 1881) — председатель съезда
мировых судей в Харькове (60-е гг.) — 35, 36, 351.
Червннский Александр Александрович — прокурор Казанской
судебной палаты (1871) — 340.
Череванский Владимир Павлович (1836—1914) — товарищ
государственного контролера (1889—1897), член Государственного
совета—253, 258, 425, 426.
Черкасский Владимир Александрович, князь (1824—1878) —
публицист-славянофил, деятель крестьянской реформы—193, 402.
Чернышев Александр Иванович, князь (1786—1857) — генерал,
военный министр (1832—1852) — 206.
Чертков Владимир Григорьевич (1854—1936) — один из ближайших
друзей Л. Н. Толстого, издатель его сочинений — 375. 395.
Черткова Айна Константиновна, рожд. Дитерихс (1859—1927) —
жена В. Г. Черткова — 395.
512

Черткова Елизавета Ивановна, рожд, Черкышева-Кругликова f1831—
1922)-мать В. Г. Черткова— 180, 395.
Чехов Антон Павлович (1860—1904) — 120, 136, 137, 166, 167,
174, 178, 181, 187, 207, 287, 296, 331, 348, 349, 373, 379, 380,
391, 393, 396, 397, 408, 443, 444, 451.
Чихачев Петр Илларионович (1831—1873) — коллежский
советник— 110.
Чичагова Алина Иосифовна — знакомая А. Ф. Кони —279, 280,
349, 440.
Чичерин Борис Николаевич (1828—1904) — историк русского права,
философ, публицист, профессор Московского университета
(1861 —1868), московский городской голова (1882—1883) —
66—68, 73—75, 113, 142—149, 169—172, 174—176, 185, 186,
189, 190, 199—202, 204, 209—211, 214, 216—218, 231, 243,
247, 277, 349, 357—359, 371, 381, 382, 392—394, 399, 405,
406, 408, 409, 411—413, 416, 423.
Чичерина Александра Алексеевна, рожд. Капнист (1845—1920) —
жена Б. Н. Чичерина—145, 146, 148, 172, 175, 176, 185, 186,
190, 199, 201, 202, 210, 211, 215—219, 222, 225 226, 231,
241—243, 272, 273, 277, 278, 281, 282, 349, 393, 394, 397, 409,
412—415, 420, 438, 440, 441.
Чичерина Софья Васильевна (р. 1867) — племянница Б. Н. Чичери-
на — 219, 413.
Чичерина Ульяна Борисовна — умершая в детстве дочь Б. Н. и
А. А. Чичериных — 416.
Чубинский Михаил Павлович (р. 1871) — юрист, профессор
Демидовского юридического лицея (1905—1909) и других высших
учебных заведений — 446.
Чупров Александр Иванович (1842—1908) — экономист и
публицист — 220, 262, 430.
Щабельские — харьковские знакомые А. Ф. Кони — 35, 102.
Шабельский И. А. — харьковский знакомый А. Ф. Кони — 98.
Шагинян Мариэтта Сергеевна (р. 1888) — писательница — 316, 454.
Шайкевич Самуил Соломонович (1840—1908)—адвокат, живший с
конца 80-х годов в Париже, собиратель гравюр — 286.
Шаия — см. Треигут А. К.
33 А. Ф. Кови, т. 8 513

Шаяявский Альфонс Леонович (1837—1905)—общественный дея-
тель в области народного образования, основавший в 1906 г. в
Москве городской народный университет, — 303, 450.
Шапиро Константин Александрович (ум. 1900) — петербургский
фотограф— 166, 384.
Шатилов Николай Иосифович — сын знакомого Л. Н. Толстого,
тульского помещика И. Н. Шатилова — 299, 448.
Шахматов Алексей Александрович (1864—1920) — языковед,
историк древнерусской культуры, академик—160—163, 176—180,
183, 184, 187, 188, 191—195, 204, 205, 208, 209, 212—214,
220—224, 236, 256—258, 261, 262, 267, 269—271, 275, 276.
283, 284, 296—298, 300—302, 304, 325, 328, 387-389, 394,
397, 400—403, 407—411, 414, 419, 427, 428, 430, 434-439,
441, 447—450.
Шахматов Вячеслав Александрович (1864—1916)—троюродный
брат академика А. А. Шахматова — 296.
Шахматова Наталья Александровна, рожд. Градовская — жена
А. А. Шахматова—161, 180, 195, 205, 209, 223, 257, 261, 271,
284, 302, 388, 439.
Шаховская Елизавета Дмитриевна, княгиня (1834—1939) — дочь
гр. Д. А. Милютина, жена эстляндского губернатора кн. С. В.
Шаховского — 440.
Шванебах Петр Христианович (1848—1908) — товарищ министра
земледелия и государственных имуществ (1903—1904),
государственный контролер с 1906 г. — 241.
Шварц Александр Николаевич (1848—1915) — министр народного
просвещения (1908—1910), сенатор — 276.
Шекспир Вильям (1564—1616) — 95, 342, 344, 354, 358, 365.
Шенрок Владимир Иванович (1854—1910) — историк русской
литературы—193, 402.
Шеньян — подсудимый — 40.
Шевелева — петербургский врач — 85.
Шечков Сергей Николаевич (ум. 1887)—член Харьковской
судебной палаты — 101.
Шидловский Илиодор Иванович (р. 1817) — парижский знакомый
А. Ф. Кони —34.
Шиллер Иоганн Фридрих (1759—1805) — 168, 342.
Шипов Дмитрий Николаевич (1851—1920) — председатель
Московской губернской земской управы (1893-^-1904), один из основа-
514

телей партии «Союз 17 октября», член Государственного
совета—241,242, 420.
Шлиппе Владимир Карлович (р. 1834)—тульский губернатор с
1893 г.-219,
Шляхтин Порфирий — отставной поручик, подсудимый (1872) — 79.
Шмелев Иван Сергеевич (1875—1950) — писатель — 297, 298, 447.
Шнейдерман Исаак Израилевич — советский театровед — 357, 358.
Шопен Фредерик (1810—1849) — 461.
Шопенгауэр Артур (1788—1860)—немецкий философ-идеалист —
63, 68, 221.
Шпажинский Ипполит Васильевич (1844—1917) — писатель — 389.
Шретер — генерал, в 60-е гг. служивший в Харькове, — 34.
Шувалов Павел Павлович, граф (1859—1905) — московский
градоначальник — 415.
Шумский Сергеи Васильевич (1821—1878) — актер Малого театра —
320.
Щегловитов Иван Григорьевич (1861—1918) — министр юстиции
(1906—1915), председатель Государственного совета (1917) —
197, 203, 204, 239, 257, 258, 428.
Щеголев Павел Елисеевич (1877—1931) — историк литературы и
революционного движения — 328, 458.
Щедрин Н. — см. Салтыков M. Е.
Щепкин Михаил Семенович (1788—1863)—знаменитый актер
Малого театра —270, 300, 319, 342.
Щербатов Николай Борисович, князь (р. 1868) — член
Государственного совета, министр внутренних дел (1915) — 446.
Эдитта Федоровна—см. Раден Э. Ф.
Эйхвальд Эдуард Эдуардович (1838—1889) — профессор Мехико-
хирургической академии, лейб-медик вел. кн. Елены Павловны —
45.
Эккерман Иоганн Петер (1792—1854) — секретарь Гете — 279, 343,
463.
Эллис Александр Вениаминович (1825—1907) — генерал, комендант
Петропавловской крепости—140, 141.
Эмилия Алексеевна — см. Капнист Э. А»
33* 515

Энгель Евгении Александрович (р 1878)—советский историк и
социолог— 416.
Энгельгардт Василий Васильевич (1785—1837)—приятель А. С.
Пушкина — 464.
ДОвенал Децим Юнпй (60-е гг. — после 127)—римский
поэт-сатирик — 332.
Южин Александр Иванович — см. Сумбатов А. И.
Юзефович Борис Михайлович (1843—1911) — публицист,
организатор черносотенной Монархической партии в Киеве — 219, 413,
418.
Юлик — сын С. А. Андреевского — 62, 63.
Юханцев Константин Николаевич — кассир Общества взаимного
поземельного кредита, подсудимый (1879) — 103, 110,
Яблочкина Александра Александровна (1866—1964) — советская
артистка и театральный деятель, Народная артистка СССР —
454.
Яворская Лидия Борисовна, в замужестве Барятинская (1871—
1921) — актриса — 168.
Языков Михаил Александрович (1811—1885)—приятель
Белинского и многих других писателей, владелец комиссионной конторы
в Петербурге; с начала 60-х гг. служил в Туле, Калуге и Нижнем
Новгороде — 80, 361,
Яков Иванович — см. Любимцев Я. И.
Bernaerds August (p. 1829)—бельгийский адвокат и
государственный деятель — 30.
Dalloz V.—A.—D. — см. Даллоз В.—А,—Д.
Dolez Joseph (p. 1808) — бельгийский адвокат-цивилист — 30*
Oorts — бельгийский адвокат по коммерческим делам — 30.
Перечень иллюстраций:
А. Ф. Кони. 1900 год.
А. Ф. Кони. 1903 год.
Портрет работы Е. С. Зарудной-Кавос
А. Ф. Кони. 1924 год.
Портрет работы П. И. Нерадовского

СОДЕРЖАНИЕ
Анатолии Федорович Кони (вступительная статья К. И.
Чуковского) 5
ПИСЬМА
1868
1. А. И. Урусову. 21 марта. 26
1869
2. С. Ф. Морошкину (20) 8 сентября 28
1870
3. С. Ф. Морошкину. 15 марта. . , . , . . 35
1874
4. Ф. М. Достоевскому. 13 апреля 38
5. Ф. М. Достоевскому. 7 мая 38
1875
6. Ф. М. Достоевскому. 26 декабря 38
1876
7. Э. Ф. Раден. 28 мая 39
517

1879
8. А. Ф. Бычкову. 21 сентября 40
1880
9. Э. Ф. Раден. 8 ноября 41
1881
10. Э. Ф. Раден. 16 мая. . . 46
1882
11. С. В. Аверкиевой. 23 марта 47
12. Г. А, Джаншиеву. 29 мая 48
13. И. А. Гончарову. 8 ноября 53
14. С. Ф. Морошкину. 21 ноября 54
1883
15. М. Г. Савиной. 16 февраля. 56
16. М. Г. Савиной. 21 февраля 58
17. М. Г. Савиной. 1 марта 59
18. С. Ф. Морошкину. 29 марта 60
19. С. А. Андреевскому. 21 июля 61
20. С. Ф. Морошкину. 26 июля 63
21. Б. Н. Чичерину. 12 августа 66
22. А. Н. Пыпину. 15 августа 68
23. М. Г. Савиной. 27 августа 69
24. М. Г. Савиной. 11 сентября 70
25. М. Г. Савиной. 4 октября 71
26. И. В. Самарину. 10 октября 72
1884
27. Б. Н. Чичерину. 4(16) августа 73
28. С. Ф. Морошкину. 15 октября 75
29. А. М. Жемчужникову. 7 декабря 77
30. Э. Ф. Раден. 19 декабря 78
1885
31. Л. Г. Гогель. 29 января - 79
32. Л. Г. Гогель. 4 февраля. . . , 80
sis

33. П. Д. Боборыкину. 5 июня 81
34. М. Г. Савиной, 29 июля 82
35. Л. Г. Гогель. 23 октября 85:
1886
36. M. М. Стасюлевичу. 24 сентября 86
37. Л. Г. Гогель. 8 ноября .87
1887
38. С. Ф. Морошкину. 7 января 88
39. С. Ф. Морошкину. 18 марта 90
40. С. Ф. Морошкину. 20 июня 91
41. M. М. Стасюлевичу. 11 июля 93
42. Я. Г. Гуревичу. 1 августа 94
43. С. Ф. Морошкину. 17 августа 96
44. С. Ф. Морошкину. 16 ноября 97
1888
45. С. Ф. Морошкину. 27 января. 99
46. А. С. Суворину. 16 февраля 102'
47. Л. Н. Толстому. 14 мая. . * 103
48. Л. Н. Толстому. 1 июня. 104
49. А. Н. Веселовскому. 29 августа 105
1889
50. Н. X. Бунге. 15 февраля 107
51. К. П. Победоносцеву. 15 апреля 109
52. И. А. Гончарову. 9 ноября 109
53. Д. В. Григоровичу. 17 ноября 110
54. И. Ф. Горбунову. 5 декабря 111
1890
55. А. Г. Достоевской. 15 января ,111
56. Н. X. Бунге. 18 марта . 112
57. А. Г, Достоевской. 12 апреля ИЗ
58. Р. М. Гольдовской. 20(8) июля 114
59. M. М. Стасюлевичу. 11 декабря 119
519

1891
60. А. П. Чехову. 20 января 120
61. M. M. Стасюлевичу. 21 января 121
62. H. М. Минскому. 9 марта 121
1892
63. А. М. Жемчужникову. 2 августа 122
1893
64. Н. X. Бунге, 18 июля • 122
1894
65. Л. Н. Толстому. 22 января 124
1895
66. П. Н. Обнинскому. 7 февраля 124
67. А. Н. Пыпину. 28 июня. . 127
68. Л. Н. Толстому. 29 июля . . 128
69. Н. С. Таганцеву. 15 сентября 129
70. Л. Н. Толстому. 30 октября. 130
1896
71. Л. Ф. Граматчиковой. 1 января. 131
72. Е. П. Летковой-Султановой. 6 января 132
73. К. К. Арсеньеву. 10 марта. 133
74. К. К. Арсеньеву. 8 сентября 134
75. А. П. Чехову. 7 ноября. 136
76. П. А. Гейдену. 23 ноября 137
1897
77. Г. А. Джаншиеву. 14 марта ........ 138
78. Л. Н. Толстому. 14 марта 140
79. Г. А. Джаншиеву. 16 мая 141
1898
80. Л. Н. Толстому. 16 сентября ; 142
81. Б. Н. Чичерину. 15 ноября . . о . . 143
520

1899
82. Б. H. Чичерину. 12 февраля 145
83. Б, Н. Чичерину. 25 марта 147
84. М. И. Сухомлинову. 2 мая 149
85. П. Н. Обнинскому. 12 июля 150
86. Е. Е. Киттель. 3 сентября 152
87. Л. Н. Толстому. 17 сентября 153
88. М. Горькому. 15 ноября 155
89. К. К. Арсеньеву. 21 ноября 156
1900
90. М. И. Сухомлинову. 17 января 157
91. А. М. Жемчужникову. 10 февраля 157
92. М. Горькому. 11 февраля 159
93. M. М. Сухомлинову. 16 марта 159
94. А. А. Шахматову. 21 марта 160
95. М. И. Сухомлинову. 30 марта . 161
96. А. А. Шахматову. 2—3 апреля 162
97. Л. Н. Толстому. 5 апреля 163
98. М. И. Сухомлинову. 20 апреля 164
99. М. И. Сухомлинову. 12 сентября 165
100. А. П. Чехову. 24 ноября 166
101. Л. Н. Толстому. 23 декабря 167
1901
102. В. Д. Комаровой. 12 февраля 168
103. Б. Н. Чичерину. 12 февраля 169
104. Л. Н. Толстому. 23 февраля. . . , 172
105. А. П. Чехову. 29 мая 174
106. Б. Н. Чичерину. 6 августа 174
107. Б. Н. Чичерину. 8 сентября 175
108. А. А. Шахматову. 8 октября 176
109. Л. Н. Толстому. 27 ноября 180
110. К. С. Станиславскому. 22 декабря 181
1902
111. П. Н. Обнинскому. 7 января. , 182
112. П. Д. Боборыкину. 23 апреля. 183
113. А. А. Чичериной. 5 июня ♦ 185
521

114. Л. H. Толстому. 1 июля 186
115. А. А. Шахматову. 5 сентября 187
116. В. В. Стасову. 2 ноября 188
117. Л. Н. Толстому. 8 ноября 188
118. Б. Н. Чичерину. 25 декабря 189
1903
119. В. Д. Комаровой. 9 марта 190
120. А. А. Шахматову. 15 мая 191
121. С. А. Венгерову. 4 июня. 192
122. А. А. Шахматову. 4 октября 193
123. А. А. Шахматову, 19 ноября 194
124. А. А. Шахматову. 1 декабря 195
125. К. К. Арсеньеву. 9 декабря 195
126. С. А. Венгерову. 20 декабря. . 196
127. К. К. Арсеньеву. 20 декабря 197
128. В. В. Стасову. 28 декабря 198
129. Б. Н. Чичерину. 30 декабря 199
1904
130. M. М. Стасюлевичу. 11 января 202
131. Л. Н. Толстому. 24 января 202
132. К. К. Арсеньеву. 4 февраля 203
133. А. А. Шахматову. 8 апреля 204
134. Л. Н. Толстому. 10 апреля 205
135. Л. Н. Толстому. 21 апреля 206
136. А. А. Измайлову. 5 июля 206
137. И. И. Толстому. 20 августа 207
138. А. А. Шахматову. 11 сентября 2Q8
139. А. А. Чичериной. 12 октября 210
140. А. С. Суворину. 30 октября 211
141. А. А. Шахматову. 5 ноября. 212
142. Д. А. Милютину. 22 декабря 212
143. А. А. Шахматову. 30 декабря 213
1905
144. Н. С. Таганцеву. 14 января .... . . 214
145. А. А. Чичериной. 4 февраля . . 215
146. В. В. Стасову. 24 апреля 217
147. А. А. Чичериной. 10 мая 217
522

148. M. M. Стасюлсвичу. 2 ию\я 219
149. A. A. Шахматову. 30 августа 220
150. P. M. Гольдовской. 1 сентября 224
151. A. A. Чичериной. 7 сентября 225
152. Л. H. Толстому. 12 сентября 226
153. Е. А. Ливен. 20 октября. 227
1906
154. М. Г. Савиной. 1 января 228
155. А. С. Суворину. 2 января 229
156. А. С. Суворину. 3 января 230
157. Е. А. Нарышкиной. 5 января 232
158. А. А. Шахматову. 8 апреля 236
159. Е. А. Ливен. 12 июня 236
160. Е. А. Ливен. 14 июля . 237
161. П. А. Гейдену. 16 июля 238
162. П. А. Гейдену. 19 июля 240
163. А. А. Чичериной. 6 августа 241
164. Е. А. Ливен. 5 сентября 244
165. А. С. Суворину. 4 октября 244
1907
166. В. Д. Комаровой. 12 июля 245
167. А. С. Суворину. 19 октября 247
168. Е. А. Ливен. 29 октября 247
169. И. Е. Репину. 1 ноября 248
1908
170. Л. Н. Толстому. 19 марта 249
171. Н. В. Султанову. 18 апреля 250
172. Л. Н. Толстому. 20 мая 250
173. Л. Н. Толстому. 11 августа 251
174. С. А. Венгерову. 19 сентября. 252
175. К. К. Арсеньеву. 30 октября 253
176. К. К. Арсеньеву. 16 ноября 253
177. С. А. Венгерову. 23 ноября 254
523

1909
178. Л. H. Толстому. 7 февраля 255
179. А. А. Шахматову. 11 февраля 256
180. К. К. Арсеньеву. 16 февраля 257
181. Н. В. Давыдову. 21 апреля 259
182. Д. А. Милютину. 20 июня 260
183. А. А. Шахматову. 2 сентября 261
184. С. А. Венгерову. 16 сентября 262
185. Л. Н. Толстому. 2 ноября 263
186. К. К. Арсеньеву. 17 ноября; 264
187. К. К. Арсеньеву. 30 декабря 264
1910
188. К. Я. Гроту. 15 февраля 265
189. К. А. Военскому, 3 марта 266
190. А. А. Шахматову. 9 апреля 267
191. А. А. Измайлову. 9 ноября 267
192. С. А. Толстой. 10 ноября. . 268
193. А. А. Шахматову. 12 ноября 269
194. Н. В. Дризену. 22 ноября 270
195. А. А. Шахматову. 2 декабря 270
196. А. А. Измайлову. 25 декабря 271
1911
197. А. А. Чичериной. 20 апреля 272
198. В. Д. Комаровоц. 12 августа 273
1912
199. Р. М. Гольдовской. 19 января 274
200. А. А. Шахматову. 11 мая 275
1913
201. Р. М. Гольдовской. 15 мая 276
202. А. А. Чичериной. 9 июня 277
203. С, А. Венгерову. 10 июля 278
204. А. А. Чичаговой. 29 августа , 279
205. С. П. Мельгунову. 31 августа 280
206. С. А. Венгерову. 9 октября 281
524

207. А. А. Чичериной. 6 ноября. .
208. С. А. Венгерову. 21 ноября. .
209. А. А. Шахматову. 11 декабря.
281
282
283
1914
210. К. К. Арсеньеву. 22 января. 284
211. H. Н. Полянскому. 6 мая 285
212. К. К. Арсеньеву. 17 июня 286
213. К. С. Станиславскому. 25 июля 287
214. А. А. Измайлову. 3 октября 287
215. Н. В. Дризену. 31 декабря 288
1915
216. А. А. Измайлову, 22 марта. . 289
217. В. А. Верещагину. Июнь 290
218. А. А. Измайлову. 19 сентября 292
219. С. П. Мельгунову. 20 сентября 293
220. В. Г. Короленко. 12 октября 294
221. А. А. Измайлову. 11 ноября. 295
1916
222. А. А. Измайлову. 17 сентября 296
223. А. А. Шахматову. 3 ноября 296
224. А. А. Шахматову. 3 декабря „ 297
225. С. П. Мельгунову, 7 декабря 299
226. А. И. Южину-Сумбатову. 28 декабря 299
1917
227. С. Ф. Ольденбургу, 6 марта , 300
228. К, С. Станиславскому. 20 марта 301
229. А. А, Шахматову. 22 марта. . 3Û1
1918
230. Н. В. Давыдову. 1 февраля 302
231. В. Г. Короленко. 21 июля. 303
232. А. А. Шахматову. 2 августа 304
233. А. А. Бахрушину. 9 сентября 304
234. В, А. Рышкову, 16 октября. 305
525

1919
235. И. Д. Сытину. 7 сентября 306
236. Н. Н. Полянскому. 16 сентября . 307
1920
237. А. И. Южину-Сумбатову. 19 июля 309
238. Е. А. Садовой. 29 августа 309
1921
239. С. Ф. Ольденбургу. 24 мая 310
240. С. Ф. Ольденбургу. 25 июня 311
241. П. П. Гайдебурову. 5 декабря 311
1922
242. П. П. Гайдебурову. 3 июля 312
243. А. И. Садову. 25 июля 314
1923
244. А. А. Бахрушину. 1 февраля 315
245. Л. Ф. Граматчиковой. 3 мая 316
246. А. И. Садову. 24 октября 317
1924
247. С. Ф. Ольденбургу. 2 февраля 318
248. А. И. Южину-Сумбатову. 18 февраля. ........ 319
249. Вл. И. Немировичу-Данченко. 5 июля 321
250. А. И, Южину-Сумбатову. 30 августа 322
251. А. И. Южину-Сумбатову. 25 декабря 323
1925
252. С. Ф. Платонову. 23 апреля. 325
253. А. И. Южину-Сумбатову. 5 мая 326
254. В. М. Истрину. 17 июня 328
255. А. М. Брянскому. 28 августа 329
256. А. И. и M. Н. Южиным. 12 сентября 330
257. M. Н. Ермоловой. 15 октября 332
526

1926
258. А. И. Южину-Сумбатову. 23 января 333
259. С. Ф. Платонову. 11 февраля. . 336
260. Е. П. Казанович. 17 июля 337
261. В. Ф. Джунковскому. 12 августа 338
262. П. И. Бирюкову. 9 декабря 339
263. С. Ф. Платонову. 27 декабря 341
1927
264. Э. Ф. Голлербаху. 18 января .341
265. А. И. Южину-Сумбатову. 28 января 342
266. В. Д. Комаровой. 31 мая 345
Комментарии 347
Именной указатель 465

К о и и Анатолий Федорович
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
В ВОСЬМИ ТОМАХ
Том 8
Редактор
Г. К. Большакова
Оформление художника
М. 3. Шлозберга
Художественный редактор
Э. П. Стулина
Технический редактор
Н. Л. Федорова
Корректор
И. Н. Тарасова
Сдано в набор 25/VII 1969 г.
Подписано в печать tt/XI 1969 г.
Бумага типографская № 2,
формат 84Х 1087з2. Объем:
усл. печ. л. 27,72, учет.-иэд. л. 25,53.
Тираж 70 000 экз. А-05255.
Издательство «Юридическая литература»,
Москва, К-64, ул. Чкалова, д. 38 — 40
Заказ К» 247.
Ленинградская типография № 2
имени Евгении Соколовой Главполиграфпрома
Комитета по печати при Совете Министров
СССР. Измайловский проспект, 29.
Цена 90 коп.