Текст
Яан Тадьтс — заслуженный мастер спорта по тяжелой атлетике.
Один из сильнейших тяжелоатлетов мира фтором половины 60-х — началй 70-х годов.
Выступал в- полутяжелой (до 90 кг), а затем 1-й тяжелой весовых категориях.
Чемпион СССР 1967 1969 и 1970 гг„ победитель чемпионата Японии 1969 г, чемЬион Европы 1968—1970 и 1972 гг, чемпион мира 1970 и 1972 гг, победитель Игр XX Олимпиады в Мюнхене (1972 г.) | 1-м тяжелом весе, серебряный ризер
Л'гр XIX Олимпиады в Мехико 11968 г.) в полутяжелом весе.
Установил 41 рекорд мира и 49 — Советского Союза.
Награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени В 1967 г. был признан лучшим спортсменом СССР.
СОДЕРЖАНИЕ
Немного о том, как писалась эта книга........................5
Наш дом стоял среди лесов...................................45
Среднее образование.........................................52
Университеты .................................... . . , 62
В мужской компании..........................................89
Интерлюдия..................................................96
Год на чаше весов..........................................102
На вершине............................................... 115
1 августа 1967 г...........................................123
В новой роли...............................................132
Победа. Безразличие. Поражение.............................141
Новый поединок.............................................163
Долгая дорога в Мюнхен.....................................187
Финиш в гору...............................................218
Такова жизнь...............................................226
Литературно-художественное издание
Серия «Сердца, отданные спорту»
Пан Тальте, Пааво Кивине
ГЛАВНОЕ — ЖЕЛАТЬ!
Заведующий редакцией В. Л. Ш т е й н б а х. Редактор Р. В. Орлов. Худож-’ик В. С. Л ын дин. Художественный редактор Е. С. Пермяков. Техни-зский редактор О. П. Жигарева. Корректор Г. Б. П я т ы ш е в а. ИБ № 1854.
'.ано в набор 16.04.86. Подписано к печати 9.09.86. Формат 70X108/32. Бумага ,-журн. Гарнитура Обыкновенная новая. Высокая печать. Усл. п. л. 10,50. «•. кр.-отт. 10,76. Уч.-изд. л. 11,91. Тираж 50 000 экз. Издат. № 7426. Зак. 873.
75 коп. Ордена «Знак Почета» издательство «Физкультура н спорт» Го- • Орственного комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной ^или. 101421, Москва, Каляевская ул„ 27. Типография издательства «Кали-цская правда», 236000, Калининград обл., ул. Карла Маркса, 18.
В издательстве «Физкультура и спорт» готовятся к выпуску в 1987 г. следующие издания:
к.,
Медведев М., Чеховской Д. БОГАТЫРЬ ЯКУБА.— 8 л.: ил.— 50 50000 экз.
Книга рассказывает о жизни выдающегося атлета Якуба Чеховского. Будучи активной фигурой дореволюционного отечественного к советского цирка, он стоял у истоков нашего массового физкультурного движения, закладывая основы побед советской тяжелой атлетики.
Для широкого круга читателей. ж
А- А- ВЕЛОСПОРТ — МОЯ ЖИЗНЬ —10 л.—70 к, М00 экз.
Книга расскажет о более чем столетней истории развития отече-HfeHoro велоспорта; о прекрасных советских гонщиках, победителях Д^гонок Мира, чемпионатов мира и олимпийских игр, являющих со-
Достойный пример для новых поколений спортсменов; о нечело-ркой эксплуатации велогонщиков-профессионалов в буржуазном И₽*ве, где профессиональный спорт является лишь средством на-РДля «власть и деньги имущих».
широкого круга читателей.
₽“ М. МАРЬЯ-ЛИИСА ХЯМЯЛАЙНЕН: Пер. с фин.— 12 л.: ил.— Ц зарубежного спорта).—1р. 20 к., 50 000 экз.
рассказывает о ярком спортивном пути и жизни трехкрат-|д "финской чемпионки финской лыжницы Марьи-Лиссы Хямя-Кк гл«°Р РассказЬ1вает о душевном состоянии героини накануне и egL авпых в ее жизни стартов: это и мучительный анализ прош-J Ер!, ’ Л °бРетение необходимого волевого настроя на победу. §^ «6 ^яуно саари, перемежая свой рассказ воспоминаниями даомиты- П&Х ее спортивной жизни, дает возможность читателМ ви «л „я с иеДавним прошлым лыжного спорта не только те, но и друГпх стран массового читателя.
НЕМНОГО О ТОМ, КАК ПИСАЛАСЬ ЭТА КНИГА
О знаменитых спортсменах написаны сотни книг. И книги эти расходятся мгновенно. Пока спортсмен находится в зените славы, о нем слагаются тома хвалебных од, его спортивные подвиги воспеваются хором. Но вот спортивная карьера завершена, и атлет берется рассказать о ней сам. Это вселяет читателю надежду, что наконец раскроется душа спортсмена, что поделится он своими сокровенными секретами, появится на свет долгожданная истина. Хотя авторство спортсмена зачастую ограничивается лишь его именем на обложке. К сожалению, порой за спиной героя слишком явно видно лицо суфлера — профессионального журналиста, нашептывающего читателю свои представления, понятия, мнения.
А жаль! Выдающийся человек, кем бы он ни был, в какой бы сфере деятельности не прославил свое имя, всегда интересен. Особенно когда рассказывает историю своей жизни так, как он ее видит, своими словами.
И сколько таких историй мы уже потеряли безвозвратно! Мы уже не услышим живого слова ряда выдающихся личностей, создавших целые эпохи в своих областях. Своих историй не рассказали и уже не расскажут нам славные эстонские атлеты Георг Лурих, Альфред Нейланд, Александр Кольмпере, еще не рассказали о своем пути в спорте и ныне здравствующие Иоганнес Коткас, Анте Антсон, Ильмар Куллам, чьи имена своего рода визитные карточки Эстонии. Лучше других они сумели познакомить мир со своей Родиной. Но не менее важно и то, что и для нас они стали примером. Они показали нам наши возможности.
Духовные богатства неприходящи. Пирамиды, созданные мышечной силой, со временем разрушаются, рекорды, некогда названные фантастическими, становятся пройденным этапдм.
Мы должны стараться хранить и укреплять эти ценности, которые одинаково дороги и штангисту, и художнику.
Эта книга об истории большого спортсмена, который первым из эстонских атлетов сам взялся, ее рассказать.
Его историю мог написать и журналист. И сделал бы это, несомненно, более драматично и <<красиво». Самому же писавшему красивые слова не нужны. О нем их было сказано множество во времена «золотого века» его спортивной карьеры, и не всегда они были правдивы, не всегда соответствовали действительности. Но сейчас, когда те прекрасные времена прошли, автор хочет рассказать обо всем так, как это было на самом деле, и сделать это самому, как умеет и считает нужным.
Предвижу возражения: ну, да, знаем, перо в одной руке, а кисточка для саморетуши в другой. Наверное, не без этого. Но разве из уст стороннего наблюдателя звучит чистая правда? Лучше всего человек характеризует себя, характеризуя других. Вот почему биограф героя никогда не избавится ни от собственного горба, ни от собственного павлиньего хвоста, ни от собственных акцентов, ни от собственного характера,— одним словом, от своего «я». Так чей же облик придаст он герою?
Конечно, сторонний наблюдатель может на каждом шагу выдвигать занимательные предположения, строить сверкающие воздушные замки, ошеломлять парадоксами, играть в поиск истины. Но это игра без главного героя, несколько слов которого могут разрушить любой замок, развалить все прекрасные построения. Более того, самому герою некогда было играть в эти игры, не мог он себе позволить сомнений после каждого километра пройденного пути, бесконечного выбора. Он должен был выбирать сразу, а выбрав, идти этим путем без колебаний, если хотите — с прямолинейным упорством, напролом. II только поэтому он смог достичь вершины.
Почему же рядом с именем Талътса стоит на обложке еще и другое имя? Соавтор здесь играет роль летописца, призванного излагать чьи-то наблюдения, мнение прессы, знакомых, конкурентов, специалистов.
Как же создавалась эта книга?
Отдельные части, отрывки, публиковались в номерах журнала «Кехакулътуур» с первого номера 1979 г. по четвертый 1980 г. под названием «О желании, железе и золоте». Обычно Талътс приносил исписанную размашистым почерком школьную тетрадь, содержание которой мы подробно разбирали и писали все вновь, добавляя в текст мнение третьих лиц. Суждения эти, пусть и разные, иногда неверные или противоречивые, совершенно не комментировались. То же относится и к описанию соревнований, которые взяты из прессы. Хотя часто встречающийся в них пафос может показаться излишним. Во всяком случае, он мало свойствен эстонцам. Излишний пафос мажет раздражать. Но документы есть документы.
Кто же он такой, Я ан Талътс?
Этого соавтор не знает. Он может лишь предполагать, сравнивая двух олимпийских чемпионов, с которыми ему довелось соприкасаться, что борец Кристиан Палу салу и штангист Яан Талътс — люди с совершенно разными характерами»
В свое время у Палусалу, тогда совсем молодого еще человека, появилась возможность в первый раз поехать на чемпионат Европы по борьбе. Однако спортивные руководители решили, что будет лучше, если поедет более опытный, хотя и не такой талантливый спортсмен, и не таясь посоветовали Палусалу проиграть сопернику. Добродушный богатырь Палусалу сказал: «Да ладно, я и не хотел ехать» — и имитировал чистую победу над собой...
Однажды юного Талътса учитель физкультуры привел на борцовские соревнования. В одной из схваток, проводя прием, Пан «утонул» во время броска и оказался на лопатках. Случайное падение, жгущее спину покрытие ковра, рука более слабого соперника, поднятая вверх в знак победы,— все это слилось в одну фразу: «Ноги моей не будет на этом ковре!»
Но в то же время у этих так непохожих друг на друга людей было и нечто общее, что помогло им стать великими спортсменами.
Талътс: «Спорт для меня был всем в жизни. II если что-нибудь мешало спортивным занятиям, я всегда тяжело переживал».
Палусалу (когда городская жизнь совсем уже осточертела крестьянскому парню): «Была мысль, а не вернуться ли обратно в деревню. Спорт удерживал, а то бы вернулся».
О Талътсе в Эстонии говорилось много. Кто говорил об образе героя, кто о тени, которую этот образ отбрасывает. Ну, словом, как всегда.
Один из очень близких людей сказал напрямик: «Нан — эгоист».
Другой близкий человек свидетельствует: «Яан требует от окружающих его людей, от обычных людей, очень многого. Потому что и к себе, когда имел определенную цель, он был беспощаден».
Третий утверждает: «Талътс стоял и стоит двумя ногами на земле. Поднимая штангу, он не читал стихов и не занимался копанием в себе. Дело он не заменял рассуждениями о деле. Поэтому у него не было неожиданных поражений».
Зато четвертый убежден: «Никто не любит проигрывать, даже в ситуации, когда и проиграть не стыдно. Но Талътс никогда не мог примириться даже с такими поражениями».
Талътс всегда был для своих соотечественников человеком, на которого можно положиться. Болельщики ждут от своих любимцев достижений необычайных. И лишь изредка атлетам удается потрясти воображение требовательных поклонников. Талътсу это удавалось в течение ряда лет.
Во время одного из последних обсуждений книги Талътс, как обычно, много говорил, размышляя вслух: «Почему я стал таким? Наверное, потому, что жизнь свою не назову легкой. Она гнула меня, пыталась изменить. Но она не смогла изменить моего характера, а только закалила его».
Как ни велик был для соавтора соблазн в том или ином случае сказать, глядя со стороны: «Талътс такой...», «Талътс сякой...», он гнал эти мысли полагая, что... объяснить себя каждый может только сам. Это книга Талътса, а не о нем.
Яан Талътс — трехкратный чемпион Советского Союза и мира, четырехкратный чемпион Европы, обладатель золотой медали Олимпиады в Мюнхене и серебряной олимпийской медали Игр в Мехико, заслуженный мастер спорта, лучший
спортсмен СССР 1967 г. Он установил наибольшее количество мировых рекордов за всю историю эстонского спорта и в течение пяти лет признавался лучшим спортсменом Эстонии. Человек счастливой спортивной судьбы...
Впрочем у самого Тальтса несколько иное мнение: «Вот мне говорят, что ты достиг всего. Ия — действительно — достиг немало, только вот не был чемпионом Эстонии. Спортивные руководители похлопывают по плечу: молодец, парень, много ты сделал для спортивной славы республики, добился всех возможных титулов и званий. Чего же еще желать душе... Но я-то сам понимаю, что труда, который вложил, должно было хватить не на три, а на семь медалей чемпиона мира.
Судите сами. В 1966 г. получил «баранку». Как и почему это случилось, скажу позднее. В следующем году мой личный рекорд был на 20 кг выше, чем у ближайшего соперника, но чемпионат мира не состоялся. В 1971 г. в Таллине за один вечер установил 6 мировых рекордов, но перед чемпионатом мира заболел и остался дома. Вместо меня поехал Ю. Козин и выиграл с результатом 552,5 кг. Хотя и я, и В. Якубовский в то время были сильнее.
А рекорды... Сколько их пропало! Это сейчас после установления рекорда штангиста больше не взвешивают, а нам надо было держаться в весе. Из-за этого не одно достижение «уплыло».
Так что не сказал бы, что мне о^ень уж везло. Все, чего я добился,— это результат не везения, а огромной работы и характера, и еще, наверное, большого желания. А неудач, я не люблю о них вспоминать, хватало. Так что везло мне, так сказать, средне».
Ну, вот, скажет иной читатель, Тальтсу все мало, если он начал считать неполученные медали.
Тальтсу действительно мало. Но в ином смысле.
Человек возделывает свое поле — он удобряет ниву, пашет, культивирует, боронует, засеивает, и она дает урожай. Земледелец собирает плоды труда своего в подтверждение
правильности сделанного. И нет для него ничего выше сознания честно исполненного долга и ломоты во всем теле. И нет для него выше награды, чем обильный урожай.
Талътс оценивает свой спортивный путь как земледелец, которому ливни или засуха помешали собрать максимальный урожай. И не кубки или медали волнуют его. Талътс привык выкладываться до последнего, стремиться к совершенству. А это дороже любых медалей.
Итак, перед вами Яан Талътс со всеми шипами и колючками его характера. Может быть, кому-то повествование покажется слишком субъективным. Но ведь в жизни любого человека многое субъективно. Кто-то принимает Талътса, а кто-то нет. В конце концов и соавтор мог бы сказать, что и темпераменты у него с Талътсом разные, и многих взглядов и убеждений Талътса он не разделяет. Но ведь все это совершенно не важно. Потому, что перед вами рассказ самого Талътса.
Пааво Кивине, мастер спорта СССР, заслуженный деятель культуры Эстонской ССР
I
правильности сделанного. И нет для него ничего выше сознания честно исполненного долга и ломоты во всем теле. И нет для него выше награды, чем обильный урожай.
Тальтс оценивает свой спортивный путь как земледелец, которому ливни или засуха помешали собрать максимальный урожай. И не кубки или медали волнуют его. Тальтс привык выкладываться до последнего, стремиться к совершенству. А это дороже любых медалей.
Итак, перед вами Нан Тальтс со всеми шипами и колючками его характера. Может быть, кому-то повествование покажется слишком субъективным. Но ведь в жизни любого человека многое субъективно. Кто-то принимает Талътса, а кто-то нет. В конце концов и соавтор мог бы сказать, что и темпераменты у него с Талътсом разные, и многих взглядов и убеждений Талътса он не разделяет. Но ведь все это совершенно не важно. Потому, что перед вами рассказ самого Талътса.
Пааво Кивине, мастер спорта СССР, заслуженный деятель культуры Эстонской ССР
Юный Я ан Тальте
Большая и дружная семья
Августа и Сальме Тальте в сборе
Участники чемпионата спортивного общества «Иыуд» 1962 г. Крайний слева Я ан Т альте, впервые выполнивший I разряд в среднем весе
Рядовой Я ан Тальте
Первый мировой рекорд Талътса, правда, пока среди юношей
Серебряные призеры молодежного первенства СССР Александр Таммет (слева) и Яан Тальте (справа) с тренером Тайму Вийром
«Спринтерский бег всегда был одним из любимых моих видов...»
Первый всесоюзный рекорд Талътса
В тренировочном зале Станислав Батищев и Яан Тальтс
На соревнованиях в Берлине Тальтс (в центре) только что превысил мировой рекорд в троеборье (490 кг).
Слева — В. Каплунов, справа — судья международной категории К Артемьев (снимок внизу)
iz>67 г
•сС детства я был приучен к любой работе...»
В тяжелоатлетическом зале Дубны. Я. Тальте (справа) и В. Голованов готовятся к Спартакиаде народов СССР 1967 г.
1 августа 1967 г. Москва, Спартакиада народов СССР. Я ан Тальтс устанавливает за один вечер 4 мировых рекорда и становится первым атлетом мира, набравшим в полутяжелом весе 500 кг в сумме троеборья
На верхнем снимке — олимпийский чемпион
К. Кангасниеми (Финляндия)
Олимпийская сборная штангистов 1968 г. Справа налево: старший тренер команды Д. Воробьев, Л. Жаботинский, Д. Шанидзе, В. Беляев, Я. Тальте, массажист К. Громадин, Ю. Смирнов, Б. Селицкий, Г. Четин
Призеры олимпийского турнира 1968 г.: Я. Тальтс, К. Кангасниеми и М. Голаб
Герберт Ранд — старый друг Эрби (на снимке справа) был для Яана не только помощником
Яан с матерью
Талътса поздравляет один из первых его учителей — Альберт О я
Первый заместитель председателя Совета Министров Эстонской ССР Арнольд Грен беседует с лучшими спортсменами республики 1970 г. Тийю Пармас-Киви и Яаном Тальтсом (верхний снимок)
В 1969 г. Тальтс стал победителем чемпионата Японии. Его и олимпийского чемпиона Б. Селицкого поздравляет чемпион мира М. О ути
Есть о чем поговорить двум олимпийцам Яану Тальтсу и Вячеславу Старшинову
Два сильнейших в своих весовых категориях атлета мира Я. Тальте и В. Алексеев
Варшава, 1969 г. Экстренное совещание помощников Р Беднарского: «Какой вес заказывать теперь, чтобы победить Тальт~ са? (верхний снимок)
Мировой рекорд в толчке и победа на чемпионате мира
Три чемпиона мира 1970 г.— Я. Т альте, М. Нассири и М. Оути
Сборная команда СССР вернулась домой после чемпионата мира 1970 г. в Колумбусе (США). Чемпионами мира там стали (слева направо): В. Куренцов, В. Колотов, Я. Талътс, В. Алексеев и Г. Иванченко
Таким было возвращение домой
2 Зак. 873
Борьба с собой и килограммами
I
На верхнем снимке лучшие эстонские тяжеловесы, добившиеся результатов мирового класса (слева направо): Я ан Тальтс, Карл Утсар и Тойво Кург
На снимке слева и справа (внизу) фрагменты звездного часа Нана Тальтса — день 8 августа 1971 г.
На снимке слева вверху: в тренировочном зале чемпионы и рекордсмены мира Я. Тальтс и Ю. Козин
Призерами чемпионата СССР в Таллине стали (слева направо): Я. Тальтс, В. Голованов и П. Первушин. Все они в разные годы были чемпионами мира (снимок слева внизу)
1972 г. XX Олимпийские игры в Мюнхене. Последняя попытка в троеборье
Яан Тальтс — олимпийский чемпион. Слева от победителя А. Кидяев, справа — Ш. Г рютцнер
...К.ак всегда в аэропорту встречали родные и близкие
Гордость эстонского спорта — олимпийские чемпионы Яан Т альте, Кристьян Палу салу, Анте Антсон, Йоханнес Коткас
...И снова тренировка
Я ан Тальте (бронза). Скульптор Тыну Мааранд
НАШ ДОМ СТОЯЛ СРЕДИ ЛЕСОВ
Было это в Лайксааре, где недалеко от границы с Латвией находился хутор Таусте, который мой дед Матс передал во владение своему младшему сыну, моему отцу. Мать, окончившая таллинскую учительскую семинарию, по конкурсу получила место в начальной школе Силлуксе. Позднее, когда была выстроена народная школа в Массиару (в то время это было одно из лучших зданий деревенских школ в Эстонии), мать перешла в нее. Отец закончил сельскохозяйственную школу в Полли и получил специальность зоотехника.
Нас, детей, было семеро — сестер и братьев. Я, родившийся в 1944 г., был пятым ребенком в семье. Все мы, невзирая на возраст, трудились и в колхозе и дома. Отец работал в Камара и подолгу не бывал дома. И в основном нам, детям, приходилось обрабатывать надел земли, выделенный для семьи, кроме того, мы пасли скот, да и в колхозе еще не менее 150 трудодней в год зарабатывали. Дел было невпроворот, но каждый трудился как мог, и сообща мы делали любую работу.
Трудиться я начал, когда еще не умел, вернее просто сил не хватало, чтобы запрячь лошадь. Запрягал нам конюх и при этом поучал: «Вы, чертенята, лошадь не загоните!» Мы обещали не загнать, но въезжали в лес, выламывали ивовыи прут и...
Весной, когда надо было обрабатывать поле и мы прикатывали всходы, сидел я, 5—6-летний малец, на катке. Работа эта была не очень-то трудная. Зато, возвращаясь домой, я чувствовал себя работником, ведь в кармане лежала книжка с заработанными трудоднями. Или осенью на уборке урожая, когда не знали ни суббот, ни воскресений. Бригадир с вечера приходил к нам домой и просил мать: не дашь ли ребят на завтра. Иной раз нужно было ночью стеречь комбайн, и мы спали в бункере среди зерна. За все это записывали счптан-
Я ан Тальте (бронза). Скульптор Тыну Мааранд
НАШ ДОМ СТОЯЛ СРЕДИ ЛЕСОВ
Было это в Лайксааре, где недалеко от границы, с Латвией находился хутор Таусте, который мой дед Матс передал во владение своему младшему сыну, моему отцу. Мать, окончившая таллинскую учительскую семинарию, по конкурсу получила место в начальной школе Силлуксе. Позднее, когда была выстроена народная школа в Массиару (в то время это было одно из лучших зданий деревенских школ в Эстонии), мать перешла в нее. Отец закончил сельскохозяйственную школу в Полли и получил специальность зоотехника.
Нас, детей, было семеро — сестер и братьев. Я, родившийся в 1944 г., был пятым ребенком в семье. Все мы, невзирая на возраст, трудились и в колхозе и дома. Отец работал в Камара и подолгу не бывал дома. И в основном нам, детям, приходилось обрабатывать надел земли, выделенный для семьи, кроме того, мы пасли скот, да и в колхозе еще не менее 150 трудодней в год зарабатывали. Дел было невпроворот, но каждый трудился как мог, и сообща мы делали любую работу.
Трудиться я начал, когда еще не умел, вернее просто сил не хватало, чтобы запрячь лошадь. Запрягал нам конюх и при этом поучал: «Вы, чертенята, лошадь не загоните!» Мы обещали не загнать, но въезжали в лес, выламывали ивовый прут и...
Весной, когда надо было обрабатывать поле и мы прикатывали всходы, сидел я, 5—6-летний малец, на катке. Работа эта была не очень-то трудная. Зато, возвращаясь домой, я чувствовал себя работником, ведь в кармане лежала книжка с заработанными трудоднями. Или осенью на уборке урожая, когда не знали ни суббот, ни воскресений. Бригадир с вечера приходил к нам домой и просил мать: не дашь ли ребят на завтра. Иной раз нужно было ночью стеречь комбайн, и мы спали в бункере среди зерна. За все это записывали считап-
ные копейки и выдавали корма для скотины, и председатель жал нам руки: «Молодцы, ребята!»
Позже, вспоминая детство, я думал о том, как же много сил дала мне эта работа. Но прежде всего такая жизнь научила трудиться, воспитала во мне внутреннее убеждение обязательно делать работу, даже тогда, когда не получаешь за это никакой материальной выгоды. Надо, должен — и делал! Так было всегда. И не только в нашей семье, и не только в трудные послевоенные годы.
Вспоминает брат — Айн Талътс:
«Случалось, что работа была очень тяжелой для детских силенок, но Яан не сдавался и не просил помощи... Он едва научился косить, а уже наперегонки с мужиками махал косой на прогалинах между кустами... Однажды он снял с плиты котел, а в нем примерно два с половиной ведра картошки, и так потянул себе спину, что потом долго по врауам пришлось ходить. И кто знает, в чем причина повреждений и травм, которые случались у Яана в зрелом возрасте.
Доить коров он, помнится, также начал в мальчишеском возрасте, и первым среди братьев. Сначала занимался он этим делом с азартом, но вскоре оно ему надоелд — идет доить и бурчит под нос: «Что, я один должен делать всю домашнюю работу?..» Но тем не менее все-таки доил, поскольку был у него приказ матери делать работу по дому. Матери с ним было нелегко. Грешков за ним больше всех водилось. Даже учитель физвоспитания — единственный мужчина-преподаватель в школе, приходил жаловаться на Яана, что не может с ним справиться. Что уж там однажды произошло, я не знаю, но мать пришла из школы и сказала: «Ну и задам же я тебе сейчас!» Яан ответил: «Я убегу от вас и спрячусь в лесу!» И даже за дверь было выскочил...»
Как в нашу семью вошел спорт, я этого не помпю. Не слышал и о том, что отец в молодости занимался спортом. Был он достаточно сильным человеком и в Полли упражнялся с гирями. Дедушка также был человеком большой силы, да
и все братья оказались здоровее и сильнее меня. Говорят, что я походил на отца и на дядю — брата моей матери, погибшего на войне. Рассказывали, что он был крепким и очень сильным человеком.
Немалую роль играло и то, что у меня была целая куча старших братьев, которые время от времени пытались меня воспитывать. Так что стычки и потасовки происходили у нас все время. Командовавший всем старший брат заставлял нас пилить дрова или делать какую-то другую домашнюю работу. При этом оп говорил нам: «В течение часа работаем, а потом десять минут мяч гоняем».
Когда заканчивался день, мы выходили играть с другими деревенскими мальчишками в мяч и играли до тех пор, пока его видели. Лапта и волейбол были в То время любимыми играми не только у сельских ребят. С мальчишеским азартом в них играли и взрослые. Жестокая, тяжелая война только закончилась, жилось трудно, и все же взрослые тоже играли в детские игры. Причиной Тому то ли военное лихолетье, когда было не до спорта, то ли желание снять напряжение после трудового дня. Во всяком случае, самодеятельный спорт был признанной, неоспоримой ценностью. Спортсмен был человеком известным на всю округу, окруженным ореолом, особенно в глазах девушек. Мне кажется, что именно те послевоенные годы были временем подлинно народного спорта, когда недостаток возможностей компенсировался страстным желанием заниматься спортом.
В наше время, когда гиподинамия грозит смертельными недугами, вновь намечается подъем самодеятельного спорта, хотя до подлинно народного ему еще далеко. Есть еще в физкультурном движении люди, стремящиеся в свои отчеты вписать как можно больше физкультурников, включая младенцев и стариков. И вот уже в нашей республике число физкультурников выросло до весьма внушительной цифры — полмиллиона. Я в эту цифру не очень верю.
И еще, можно считать медали чемпионов мира или рекорды, но для чего же считать людей, у многих из которых культура своего тела — весьма интимный вопрос и которые
вовсе не хотят, чтобы за ними надзирал посторонний глаз и чтобы их сугубо индивидуальные занятия заносились бы в какие-то статистические графы. Много разнообразных решений о развитии физкультуры было принято. Однако до сих пор нельзя сравнивать условия для занятий физической культурой с тем, что Делается у пас для большого спорта. Иное дело, что и имеющиеся возможности для развития оздоровительно-массового спорта используются далеко не полностью.
Вернусь к детским играм. Далеко не всегда удавалось беспрепятственно пойти поиграть — мать не разрешала. Начинала ворчать: «Ну что это за дело — мяч гонять с утра до вечера, как будто другого занятия нет». И т^ут же, конечно, дело находилось — то заготавливать сено, то еще что-нибудь другое. Когда весной в районе организовывались соревнования пионеров и школьников и от нашей семьи должны были выступать несколько «представителей», получить разрешение дома было непросто. Это теперь городские жители стараются отправить своих детей в пионерские или спортивные лагеря, снять их на летнее время со своей шеи. Нас же летом никуда не отпускали: необходимо было работать. Даже тогда, когда, уже учась в техникуме, я приезжал домой на летпие каникулы, на мое участие в спортивных соревнованиях смотрели не слишком одобряющим взглядом. Не думаю, что старшие были против спорта, просто время было такое...
В начальной школе со спортом было так: кто им занимался, то уж сразу всеми видами. Зато остальные не делали ничего. Богат'ырским телосложением я не отличался. В 14 лет я был самым маленьким в классе — ростом 155 см, а весил 50 кг. Учась в техникуме, я выжал и вырвал штангу весом 40 кг, а толкнул — 50 кг. Недавно попались мпе спортивные дипломы того времени — все они сплошь за вторые и третьи места, а вот у брата Айна дипломы были в основном чемпионские.
Наверное, за мою любовь к спорту, за стремление заниматься всеми видами спорта подряд, за желание побеждать во всех соревнованиях стали называть меня «Чемпионом». Умел я всего понемногу, по всюду старался попасть, во всем по
участвовать, в любую команду войти. Бывало, что выгоняли меня силой.
Нравились мне волейбол, толкание ядра, мет'ание диска. Но, пожалуй, более высокие результаты я имел в беге на 60 м. Однако мне этого казалось мало, и я продолжал искать что-то другое. По учебнику шахмат начал изучать правила игры и шахматные ходы. Первые свои дипломы в 1956—1957 гг. я получил на районных соревнованиях школьной спартакиады по шахматам и шашкам, проходившей в Килинги-Нымме.
В один прекрасный день у нас в школе вошел в моду настольный теннис. С этого момента в моем портфеле постоянно лежала теннисная ракетка, которая к концу урока оказывалась за пазухой. Как только звучал звонок, мы со всех пог летели к столу для тенниса, кто первым прибегал к нему, мог в игре «на победителя» продержаться у стола всю перемену. Дома мы сдвигали вместе все столы — мать финансировала покупку сетки — и начиналась игра! Помню, что спал даже с теннисной ракеткой под подушкой. В 1957 г. я впервые победил в соревнованиях по настольному теннису на районной спартакиаде школьников.
Вспоминает Айн Талътс — спортивный организатор начальной школы Массиару:
«Спортом занимались самозабвенно. Выиграли мы первенство района по легкой атлетике, а на волейбольной площадке победили команду средней школы Килинги-Нымме! Откуда появился интерес к спорту? Во втором или третьем классе в день рождения я получил в подарок 25 рублей — по тем временам огромную для мальчишки сумму. Покупка должна была быть достойной ее. И она была сделана — я купил брезентовый волейбольный мяч. Ходил я с ним под мышкой и шантажировал старших: «Возьмете меня и Яана играть, тогда дам мяч...»
Однажды Яан выиграл на пионерских играх соревнования в беге и вернулся домой с полученным дипломом. Местный фотограф снял счастливого победителя и раздал снимки жителям деревни. На снимке был Яан с дипломом, который закрывал его от подбородка до колен. Так он стал Чемпионом.
У нас была очень спортивная семья. За исключением Ан-тса, который увлекался техникой, все мы любили соревноваться — и мальчики и девочки. Самой ловкой в лазанье и быстрой в беге была сестра Эва. Борьба за первенство между братьями и сестрами шла упорнейшая. Проигрывать Яан не любил. Как-то на районных соревнованиях я прыгнул в высоту на 1 м 10 см, а Яан на 10 см ниже. Придя домой, он повесил между двух жердей веревку и стал прыгать. Прыгал до тех пор, пока до крови не растер веревкой бедро... В настольном теннисе Яан был сильнее меня. Но у одного из городских парней я научился крученой подаче и на ближайших же соревнованиях победил его этим оружием. Тогда Яан изо всей силы хватил ракеткой об стол и громко крикнул: «В эту дурацкую игру я больше не играю!»
Позднее он принес из школы домой ядро и диск. Мы стали учиться технике, достав учебник Рууди Тоомсалу.
Потом судьба привела в наши края Пеэтера Лаппа, настоящего энтузиаста спорта. Он нас научил такому сложному виду, как метание копья».
Спорт формировал наши характеры. Метание копья и диска были моими видами, но как назло в школе был один здоровый парень, которого мне никак не удавалось победить. От отчаяния я начал усиленно дренироваться в беге на средние (!) дистанции и на школьной спартакиаде выиграл бег на 1000 м.
Ушедшая в 1979 г. из жизни сестра Эва вспоминала:
«Яан просто должен был быть самым первым. В кого он такой пошел, не знаю. У нас остальных характеры были более покладистыми, мягкими, чем у Яана. Для него жизнь — это вечное преодоление, борьба с соперниками. Он должен был быть сильнее всех, быть самым-самым. Такой уж он уродился».
Штангу я впервые увидел в 1956 г. Было мне тогда 12 лет. Теперь считают, что именно в этом возрасте надо начинать заниматься тяжелой атлетикой. Но в то время я и понятия
не имел о тренировке. Это было только подражание взрослым да соперничество со сверстниками.
Мой крестный Йоханес Мялксоо, и по сей день председательствующий в колхозе, человек богатырского сложения, раздобыл для колхозников штангу. И в одной из комнат колхозной конторы начались усиленные тренировки. В школу мы ходили мимо конторы, и лязг железа привлекал наше внимание. Когда взрослые заканчивали тренировку и расходились по домам, мы снимали со штанги все блины и упражнялись с одним грифом. Это продолжалось ежедневно несколько месяцев. В конце концов мы стали забегать в контору днем, во время большой перемены, мешая грохотом железа работе бухгалтера и опаздывая на уроки. Взрослым это надоело, и нашим занятиям пришел конец.
Снова начал заниматься штангой лишь в техникуме.
Я не раз задумывался, а ведь мы же были большими энтузиастами. Для тренировок у нас не было ни малейших условий. И в спорт нас не тянули за руки, а, наоборот, чаще тянули от него. Теперь все по-иному. У всех школьников кроме уроков физкультуры есть возможность заниматься чем душе угодно в спортивных школах, где у них есть все — и тренеры, и залы-, и оборудование.
Правда, прежде чем начнешь подниматься вверх по лестнице большого спорта, нужно в течение пяти-шести, а может быть, и более лет делать тяжелую, как говорят, черную работу. Работу без какого-то вознаграждения и признания — разве что иногда каким-нибудь дипломом наградят. Современная молодежь не глупа, она более рассудительна и практична и отлично знает, чте период подготовки долог, рекорды высоки, а гарантий их достижения никто не даст. Кроме того, их отцы и матери не играют в мяч и, думается, никогда не играли, но зато достаточно пылко обсуждают между собой вопрос о том, сумел ли папаша Мюллер разгадать Штирлица или нет... Так Стоит ли и пытаться?
О чем думали мы? Я знаю лишь, что нам было интересно, нет, этого мало — делом жизни и чести было сразиться и победить соседского мальчишку или парпя, который старше,
быстрее и сильнее тебя. И на работе быть не хуже взрослого мужчины. Я верю в то, что тело и душа каждого нормального ребенка воспринимают это именно так. Но когда зов этот остается гласом вопиющего в пустыне, когда эта потребность остается не удовлетворенной, привычка не созданной, то стадионам и спортивным залам такие ребята предпочитают дискотеку, бар или подъезд.
То, что я познакомился со спортом в детстве, отложило отпечаток на всю мою жизнь. Большой спорт — это строительство дома. Начинается оно с закладки фундамента, на котором надстраивают этажи. Слаб фундамент — построишь двухэтажный дом, установишь два рекорда. А если сделать фундамент крепким, то на нем можно возвести высотное здание — добиться десятков рекордов. В наши дни нет необходимости в детском труде, и только активные занятия спортом могут повлиять на уровень физического развития молодого поколения.
СРЕДНЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Осенью 1958 г. я поступил в Ваэкюлайский (потом Тихе-метсаский) техникум механизации сельского хозяйства.
Считая себя спортсменом высокого класса — звание чемпиона района среди школьников в те времена что-то да значило,— уже на I курсе чуть было не остался без зачета по физкультуре. Под угрозой оказалась стипендия — целых 150 рублей. Я-то на правах «опытного мастера» надеялся, что благодаря настольному теннису и легкой атлетике получу зачет без труда. Так нет, заставили еще и бороться. Учитель физкультуры Пауль Паакспуу прямо сказал: «Послушай, парень, в настольный теннис ты сможешь играть и тогда, когда пи на что другое годиться не будешь, а пока тебе место или па борцовском ковре или у штанги!» Глаз у него был наметанный.
Нет, ракетку я тоже не забрасывал, постукивал шариком, когда была возможность. Но большая часть времени отпыне проходила на чердаке старой винокурни — у штанги. С несколькими парнями мы забирались туда трижды в неделю. Продолжал занятия борьбой, да и другие виды не забывал.
Зимой основным занятием была штанга, летом — легкая атлетика и штанга. В волейбол играли, когда удавалось, и тем ле менее дважды побеждали на первенстве сельскохозяйственных учебных заведений республики. G ядром и волейболом я не расставался все время своего пребывания в большом спорте. В 1969 г. в Подольске толкнул ядро на 16,93 и пробежал 60 м за 7,1.
А вот борьбу вскоре бросил. Как-то на соревнованиях проводил прием (причем партнер был явно слабее меня), но маты под ногами разъехались, и я от своего же броска упал на лопатки. В знак победы была поднята рука слабейшего. *С этим я не мог смириться. А потому распрощался с борцовским ковром и еще больше сблизился со штангой.
Нашими наставниками были Альберт Оя из Пярну, Вячеслав Ойссаар из Вильянди, а иногда появлялся и Тайму Вийр из Центрального совета республиканского сельского спортивного общества «Йыуд». Чаще других бывал Оя — раз, а то и два в неделю. Мы ждали его приезда, как праздника. О том, чтобы пропустить тренировки, и речи быть не могло. Мы уважали человека, который из-за нас ехал издалека. Я не помню, насколько содержательны были его занятия. Скорее всего, взгляды его были столь же отсталыми, как и вся тяжелая атлетика в Эстонии тех лет. Но не взгляды его были важны. Не высшей премудрости мы искали, а человека, который вел бы нас за собой, в которого мы бы верили. Тренер говорил, что спина должна быть прямая и руки под таким-то углом, и мы следовали его указаниям. То же самое можно сказать о В. Ойссааре, который занимался с нами год.
Помню, что кроме тренировок в Тихеметса я ездил вслед за А. Оя в Килинги-Нымме, чтобы лишний раз потренироваться. Или же, когда В. Ойссаар летом находился в Мыйза-кюла, я из Камара после рабочего дня мчался туда. Поселок Мыйзакюла в те годы превратился в один из центров эстонской тяжелой атлетики. Душой тамошних штангистов был Яан Вястрик — родственник известного в прошлом тяжелоатлета Рихарда Вястрика. Тренировались в старом вагоне узкоколейки. Зимой в углу его гудела буржуйка. Узенький вагон,
как правило, был набит битком. К штанге подходили в порядке живой очереди. Поскольку мой брат Айн учился в Мыйзакю-лаской средней школе, я мог приезжать туда и; на зимние каникулы.
И еще об одном человеке должен сказать, ибо он заставил меня полюбить спорт еще больше. Это был фанатик легкой атлетики Пеэтер Лапп. Сколько раз приезжал он в Тихеметса или Камара специально, чтобы позаниматься со мной толканием ядра или метанием молота. Рассказывал, как прекрасен, как удивительно красив спорт, поддерживал добрым словом и советом и в те времена, когда я уже прочно утвердился в большом спорте.
В спорте вершин можно достичь при двух условиях: или сам спортсмен — фанатик, или его наставник. Разумеется, фанатиками могут оказаться опи оба, но это идеальный случай, а такое чрезвычайно редко. С одной* стороны, я всей душой стремился к спорту, но, с другой — я уверен, что не будь вокруг меня помощников и вдохновителей, отличавшихся характерным для того времени спортивным фанатизмом, вряд ли мне удалось бы далеко продвинуться на этом пути. Бескорыстных помощников было много. И осмелюсь утверждать, что в те годы заниматься спортом было интереснее, все делалось от души. Сейчас на селе детей меньше, да и интересы у них другие. Но и сегодня можно привлечь их к спорту, лишь бы нашлись искренне и до конца преданные ему люди.
Летом 1959 г. я жил у отца, который, как всегда, подыскивал для нас работу потяжелее — деньги были нужны. Работали в поле. Осенью, когда подошел к штанге, оказалось, что могу поднять па добрых два десятка килограммов больше.
Из дневника:
«Начало 1959 г. Открытые соревнования в Ваэкюла (полулегкий вес) — 152,5 кг в сумме троеборья.
Осень 1959 г. Открытые соревнования в Тихеметса (полулегкий вес) —192,5 кг.
Осень 1959 г. Открытые соревнования в Тихеметса (полулегкий вес) — 202,5 кг».
О рекордах Эстонской ССР, а тем более СССР и мира я еще и представления не имел.
Тренер Альберт Оя:
((Штатным тренером в обществе еЙыуд» я начал работать в 1957 г., до этого трудился на общественных началах. Ездил по районам, искал парней, которые хотели бы попробовать свои силы в споре со штангой. В основном ездил по сельским техникумам — в Тихеметса, Олуствере, Кехтна. Заглядывал и в крупные средние школы. Кое-где задерживался на два-три дня, а в иных местах и на неделю-полторы. Вел тренировки, отбирал начинающих из первокурсников. Ребята или сами приходили, или учителя направляли. П. Паакспуу сразу провел в Тихеметса среди первокурсников соревнования по борьбе, отбирал наиболее подходящих парней. И мне показал протоколы: мол, смотри, может кто-то подойдет.
Поначалу наставления, конечно, были самыми общими. Составил план тренировок. Первое требование — не меньше трех тренировок в неделю. Тренер — это авторитет, ему верили.
Чем выделялся Яан?.. Только тем, что был моложе сокурсников. На тренировки приходили 20—30 парней, а он в первый год занятий даже в сборную техникума не попал. Особыми физическими данными не отличался, а упрямство и честолюбие проявились уже потом, на соревнованиях. Но он усердно тренировался со штангой, да и другие виды помогали ему: настольный теннис, волейбол, легкая атлетика. Получалась круглогодичная тренировка пусть даже неосознанная. Для тяжелоатлетов Эстонии это было делом новым: ведь тогда даже лучшие спортсмены республики, особенно выступавшие в тяжелых весовых категориях, по нескольку месяцев в году просто не тренировались. Тренировался Яан много. Конечно, на пользу ему шел постоянный крестьянский труд. Сельские ребята в ту пору были обычно сильнее городских. Это теперь, как ни странно, все наоборот.
Цели? Какие дальние цели могли мы тогда преследовать... Предвидеть будущее Яана, конечно, я не мог. Сам он говорил
мало, не «высовывался». Да и потом не позволял лезть к себе в душу.
Парень был с характером».
Из дневника:
«Начало 1960 г. Юношеское первенство Абъяского района (легкий вес) — 227,5 кг.
Весна 1960 г. Юношеское первенство Эстонской ССР (легкий вес) — 242,5 кг.
Осень 1960 г. Открытые соревнования в Мыйзакюла (полусредний вес) — 270 кг.
Конец, 1960 г. Первенство техникума (полусредний вес) — 285 кг. (1-е место)».
На III курсе в 1960 г. пярнуские штангисты приняли меня в свою компанию. В 1961 г. я впервые вышел и на республиканскую орбиту. На юношеском первенстве Эстонии занял 2-е место в полусреднем весе — 307,5 кг, а юношеский чемпионат «Йыуда» и матч республик Прибалтики выиграл. Осенью в среднем весе набрал в сумме троеборья 330 кг.
Рекорд СССР и мира для взрослых был тогда равен 440 кг, а рекорд Эстонии; — 395 кг. Но о них я тогда даже не помышлял.
Тренер Тайму Вийр:
«С осени 1961 г. я начал тренировать штангистов «Йыуда», а в феврале 1962 г. среди них впервые появился Яан.
Парень запомнился жаждой деятельности. Если иной ленился тренироваться дважды в день, то за Яаном надо было следить, чтобы он не перенапрягался. Все время делал какие-то вспомогательные упражнения, спрашивал то одно, то другое, просил посмотреть на него со стороны. У него никак не получалась фиксация: уверенно брал штангу на грудь, толкая ее, но не замыкались руки в плечевом суставе. Начали даже подозревать, уж не врожденный ли у него недостаток... Это уж потом-то он толкал так, что только держись.
Как-то собрались мы в спортивном лагере. Занимались
в очень стесненных условиях. Однако все тренировались дважды в день — утром и вечером, а Яан умудрялся между этими двумя тренировками еще и третью провести. Тогда я и заметил впервые то, что потом так бросалось в глаза — неудовлетворенность. Постоянную неудовлетворенность всем, и прежде всего самим собой. Я уверен, что именно эта неудовлетворенность достигнутым — одна из главных причин его спортивных достижений.
В 1962 г. как плотину прорвало — высокие результаты пошли один за другим. К концу года он уже добрался до 390 кг, что было большой неожиданностью. Тех, кто поднимал 400 кг, в Эстонии можно было пересчитать по пальцам одной руки».
В последние годы учебы в техникуме все, что я делал — работал ли летом, играл ли в волейбол или занимался легкой атлетикой,— сначала подсознательно, а потом и сознательно делал так, чтобы это приносило пользу для тяжелой атлетики. Осенью предстояло выступать в первенстве техникума, зимой — района, затем чемпионатах общества и республики. Стал понимать, что значит то или иное достижение, тренироваться и готовиться к конкретному соревнованию. Возникло понимание спорта, тяжелой атлетики как системы, ощущение себя в спорте. Рекорды республики становились все ближе. Среди юношей я был уже ведущим в республике атлетом. Посмотрев па сильнейших в Эстонии взрослых, я попял, что разница между ними и мной была уже не столь велика. Появилась мысль: а почему бы не наступить им на пятки? Я уже был знаком с полноценными тренировками, занимался бегом, после тренировок ходил в башо — это улучшало самочувствие. В общем, я шел по своему спортивному пути уже не на ощупь, пе брел по пустыне, не зная, где находится оазис.
1962 г. оказался очень удачным. На юношеском чемпионате Эстонии победил в толкании ядра и метании молота. В метании диска — попал в финал. Молот я, правда, и раньше в руках держал, но искусству его вращения Пеэтер Лапп пытался учить меня еще прямо перед соревнованиями в углу тренировочной площадки на Таллинском стадионе имени
Комсомола. После одного из бросков снаряд перелетел через ограду соседнего кладбища, разбил надгробную плиту, чуть человека не убил... Среди тяжелоатлетов выиграл все юношеские соревнования, выполнил норму I разряда для взрослых, был 7-м па всесоюзных соревнованиях сельских спортсменов и получил специальный приз лучшему молодому штангисту — фотоаппарат. Это было уже что-то!
Из дневника:
«Начало 1962 г. Мемориал Р. Вястрика (средний вес) — 335 кг.
Весна 1962 г. Юношеское первенство Эстонской ССР (средний вес) — 337,5 кг.
Весна 1962 г. Матч республик Прибалтики среди юношей (средний вес) —347,5 кг.
Осень 1962 г. Чемпионат ДСО «Йыуд» (средний вес) — 362,5 кг.
Осень 1962 г. Всесоюзное первенство сельских спортсменов (полутяжелый вес) — 385 кг».
Рекорд Эстонской ССР к концу того года был равен 412,5 кг, рекорд СССР — 472,5 кг, мировой рекорд — 480 кг. Первая из этих трех цифр робости в душе уже не вызывала. Но неожиданно оказалось, что путь к рекорду Эстонии лежит через мировой рекорд.
В декабре 1962 г. эстонская газета «Спордилехт» («Спортивная газета») писала:
«Вчера в спортивном зале «Харъюорг» завершилось молодежное первенство Эстонии по тяжелой атлетике. В ходе соревнований молодые штангисты вновь добились замечательных результатов.
В отличной форме был Яан Тальте. Если неделю назад юноше не удалось установить в полутяжелом весе новый все-союзный и мировой рекорд в толчке, то вчера Тальте справился с рекордным весом 155,5 кг уже во второй попытке, вписав
г. -
тем самым свое имя в таблицу рекордов СССР. Хотя результат на полкилограмма превосходит принадлежащий финну Кари Нуотио мировой рекорд для юношей, он не будет утвержден, поскольку при его фиксации не было судей требуемой квалификации. На этих соревнованиях Талътсу в сумме троеборья до вожделенных 400 не хватило всего 10 кг. Парню это по силам уже в ближайшем будущем, потому что в рывке он на этот раз ограничился начальным весом».
Если бы не эта заметка, я об этих соревнованиях сам и не вспомнил бы. Сейчас, разбирая старые газеты, убедился — так и было. Но я эти соревнования начисто забыл. Обо всех последующих могу рассказывать долго и подробно, в памяти каждая мелочь, даже такая, например, на сколько дырочек затягивал пояс перед очередной попыткой. А этих соревнований как не было.
Означал ли рекордный результат, что я вошел в число лучших юных атлетов мира? Честно говоря, я представления не имел о том, каков он, мировой класс моих ровесников. В те времена юноши начинали заниматься штангой позже, чем сейчас. Считалось, что тяжелая атлетика вредит молодому организму, замедляет рост и так далее. Такой подход приводил к старению тяжелой атлетики, молодежных соревнований было мало, внимания они не привлекали, а потому из-за непродолжительности тренировочного периода в юниорском возрасте не удавалось добиваться таких результатов, как теперь. Я попал в сборную СССР в двадцать один год и был там самым молодым. Следовательно, мой путь в большой спорт был не типичен в то время, а больше схож с современным, Нет, штангистом высшего мирового класса я еще не был, ибо позже узпал, что в 1963 г. мировой рекорд среди юниоров в жиме был равен 145,5 кг (американец Р. Беднарский), в рывке — 142,5 кг, в толчке — 176 кг, а в сумме троеборья — 460 кг (принадлежали венгру А. Немешани). Я был неплох, по крайней мере, в толчке. Но этого было мало. Рекордная попытка не оставила в памяти особого следа. И в жизни, и в спорте получил я еще только среднее образование.
Свою историю эстонская тяжелая атлетика ведет с 1888 г., когда был основан первый атлетический кружок. И уже довольно скоро эстонцы стали показывать высокие результаты. Это было время роста национального самосознания. Реакция,, закручивающая все гайки с удвоенной силой, могла запретить разговаривать на родном языке, но не могла запретить поднимать гири. Тяжелоатлетический взрыв, происшедший за считанные годы среди менее чем миллионного народа, выбросил в мировое спортивное пространство сотни борцов и штангистов, из которых по меньшей мере трое — Георг Лурих, Георг Гаккеншмидт и Александр Аберг — стали легендарными.
Насколько эти трое были схожи в спортивном отношении, настолько совершенно различны во всем остальном. Лурих — мыслитель и «свой парень» в одном лице, блестящий организатор и вдохновитель, человек с идеальной фигурой атлета и спортивный литератор, которому принадлежат слова: «Человек может сделать из себя все что угодно, была бы устремленность...»
Аберг — вечный спутник Луриха, яркий выразитель крестьянского начала. Малообщительный, фанатически нацеленный только на тренировки, упрямо выступавший против любого противника и в любое время,— это был загадочный даже для современников, но всегда побеждающий чухонец. И третий — превративший себя с помощью педантичной аккуратности в атлета с самыми потрясающими в России физическими данными — Гаккеншмидт, ставший за свою более короткую, чем у остальных двух, но не менее славную карьеру «национальным достоянием» Англии, позднее философ, чьи труды, между прочим, привели в спорт Юрия Власова.
Эти трое и внешне были одного «размера» — 177—178 см ростом, в лучшие дни весили около 90 кг.
Все трое были в первую очередь борцами и лишь потом штангистами (понятно, что картина, когда богатыри других стран и народов мира ложатся на лопатки под натиском могучих эстонцев — а это все трое демонстрировали повсеместно,— вызывает совершенно другие эмоции, нежели борьба атлета с бесчувственным железом), но зато какими штангистами! Для
Аберга штанга была лишь одним из видов тренировки, но его семь пудов одной рукой были всероссийским рекордом. Лурих устанавливал рекорды для тяжелоатлетов-профессионалов уже десятками, а 121 кг правой рукой и 165 кг двумя руками в толчке значительно опережали свое время. Ну а Гаккеншмидт? Он навсегда войдет в историю нашей тяжелой атлетики тем, что 19-летним юношей первым из спортсменов России установил мировой рекорд, толкнув правой рукой 115,4 кг.. В том же 1898 г. в Вене состоялись первые чемпионаты мира по тяжелой атлетике и Европы по борьбе среди любителей. Гаккеншмидт первым среди атлетов России стал чемпионом континента по борьбе и бронзовым призером чемпионата мира по тяжелой атлетике, где соревнования проводились в одной весовой категории.
После этого уже не удивлялись, что эстонские парни стали появляться среди победителей олимпийских игр и чемпионатов мира. Штангист Альфред Нейланд в 1920 г. первым из эстонцев стал олимпийским чемпионом, а четыре года спустя к «золоту» добавил еще и олимпийское «серебро». Олимпийскими медалистами стали также Альфред Шмидт, Йоханнес Кикас, Харальд Таммер, Арнольд Лухаээр. А всего они завоевали 7 олимпийских наград. Еще 12 медалей, в том числе 3 золотые, получили эстонские богатыри на чемпионатах мира. Самую разнообразную коллекцию наград собрал А. Лухаээр, у которого были медали чемпионатов мира и Европы и олимпийских игр. Последний свой мировой рекорд Лухаээр установил в тяжелой весовой категории (толчок —167,5 кг) в 1937 г., а последнюю медаль (бронзовую) получил в 1938 г. на чемпионате мира в Вене.
Интересно, что среди достижений Лухаээра и победа на Всесоюзной спартакиаде 1928 г., где он выступал в качестве гостя.
Новый подъем эстонской тяжелой атлетики относится к концу 50-х годов. Успехи эти связаны с активным развитием тяжелой атлетики среди молодежи. В Эстонии первыми в СССР стали проводить соревнования для юношей и юниоров. В конце 1962 г., когда пугающий 400-килограммовый рубеж за два дня
перешагнули сразу пятеро, а сборная эстонского «Динамо» удачно выступила на всесоюзных соревнованиях, журнал «Ке-хакулътуур» («Физическая культура») опубликовал обзорную статью под заголовком «Плотину прорвало». Нет, потопа еще не было, слишком глубоким оказался провал, возникший за предшествующие годы,— в 1963 г. на Спартакиаде народов СССР команда республики заняла малопочетное 16-е место. Но появились надежды...
УНИВЕРСИТЕТЫ
Учеба в техникуме подходила к концу. В феврале 1963 г. предстояла защита диплома. Большая часть времени и сил уходила теперь на занятия, для штанги их почти не оставалось. В январе на открытых соревнованиях набрал 385 кг — на 5 кг меньше, чем в предыдущем году, зато в полутяжелом весе. Потом мы вместе со студентом Тартуского государственного университета Александром Тамметом поехали в Калининград на Всесоюзные юношеские соревнования. Оба стали вторыми: он — в среднем, я — в полутяжелом весе с результатом 387,5 кг (115 + 117,5+155). В жиме в третьей попытке пошел на 120, в рывке — на 126, но там, и там пришлось удовлетвориться начальным весом. В толчке дважды шел на юношеский рекорд СССР (163 кг), и оба раза неудачно. Не смог толкнуть штангу с груди.
Техникум я закончил среди лучших, попал в число тех пяти процентов, которые имели право попытать счастье на вступительных экзаменах в вуз. На выпускном вечере Пауль Паакспуу вручил мне, как лучшему спортсмену курса, шерстяной тренировочный костюм и красное трико, сказав, что надеется когда-нибудь увидеть на нем Герб Советского Союза. Я не понял, что он при этом имел в виду. По какому случаю на трико нашивается герб? Почему я должен его носить? И только через многие годы я оценил все значение подарка, сделанного мне учителем...
Той же весной мой брат Матс окончил Эстонскую сельскохозяйственную академию. Так что сам бог велел мне поступать 62
в сельскохозяйственный вуз! В марте поехал в Тарту. До начала вступительных экзаменов решил поработать — получил место в лаборатории кафедры механизации сельхозакадемии. Одновременно готовился к экзаменам и тренировался с лучшими тартускими спортсменами. Койку мне выделили в старом общежитии ЭСХА в центре города, на улице Валликраави. В этом здании, стоявшем на тихом месте у склона холма Тооме-мяги, жили лучшие спортсмены академии: борец Лео Сакс — ныне директор совхоза, штангист Хейнар Палумяэ — ныне председатель колхоза, легкоатлет Мадис Айнсо, боксеры — братья Лилль и другие — все настоящие энтузиасты спорта.
Как любому сельскому парню, попавшему в город, поначалу было неуютно. Но только поначалу. Дни вскоре оказались заполнены до отказа, так что времени на душевные переживания не оставалось. Будильник ставился на шесть часов утра; сразу после его звонка я выпрыгивал через окно во двор, там часок занимался метанием, толкал ядро, потом умывался, готовил на электроплитке что-нибудь поесть, пара часов зубрежки, затем работа, тяжелоатлетическая тренировка в зале ЭСХА или университета, опять учеба, снова толкание ядра — до одиннадцати часов вечера. Я кончил все-таки техникум, а не обычную школу, поэтому, чтобы стать студентом, нужно было усиленно налегать на занятия.
Как штангист, я оказался в то время в обособленном положении. Фактически чужой и для академии, и для университета. Будучи членом спортобщества «Йыуд», я записался в число сельских спортсменов Тартуского района. Но трениро-ваться-то, естественно, хотелось с сильнейшими. И хотя я считался конкурентом для лучших из обоих вузов, на просьбу разрешить тренироваться со спортсменами-студентами не получил отказа ни там, ни там.
Штангистами ЭСХА руководил Тийт Каймур, университета — Элмо Симеон. В подвале спортзала ЭСХА я тренировался вместе с Каймуром, Палумяэ и другими три раза в неделю, остальные тренировки проходили в университетском тяжелоатлетическом зале с Арне Хейнлайдом, Яаном Локко, Тамметом и Симеоном. Среди тартуских штангистов царил энтузиазм.
Какие это были люди, можно судить хотя бы по тому, что Каймур и в 50 лет еще продолжал участвовать в соревнованиях. Тренировались с настроением. С ребятами у меня вскоре сложились очень хорошие отношения. Некоторые из них были сильнее меня. И это шло мне на пользу, потому что в техникуме я был сильнее всех и не с кем было тягаться.
Думаю, что переезд в Тарту с точки зрения моего развития оказался своевременным. Из-за отсутствия постоянного тренера я вынужден был еще в техникуме самостоятельно думать, изучать, прикидывать на себе увиденное и услышанное. Искать свой путь. Впрочем, это отвечало моему характеру. По правде говоря, я считаю, что такое отношение к тренировкам и спорту вообще должно быть присуще каждому молодому спортсмену. Вокруг себя он видит всякое — к вершинам спортсмены идут самыми разными путями,— и он должен научиться отбирать и усваивать только то, чего требуют его тело и психика, его неповторимая личность спортсмена. Он должен быть фильтром. Каждый человек — это фильтр, через который процеживается жизнь, только на одном фильтре остается лишь пена, а па другом — крупинки золота.
Я попал в компанию, где были люди, занимавшиеся тяжелой атлетикой дольше и постигшие ее глубже, чем я. Мог паблюдать за ними, пополнять свои знания, что-то перенимая, что-то игнорируя, пробовать силы в условиях конкуренции. Оченц трудно добиться прогресса, занимаясь в одиночку. Форму обретаешь гораздо лучше, состязаясь с достойными конкурентами. Вероятно, и остальные так же приглядывались ко мпе. Я прогрессировал относительно быстрее, поэтому ребята спрашивали, как я тренируюсь, какие упражнения использую. Некоторые проблемы были у пас общими: с питанием, учебой, временем.
Из дневника:
«Апрель 1963 г. Прошли соревнования в Тарту. Участвовал вне зачета. Хотел установить в рывке рекорд Эстонии, потому что на последних тренировках рывок шел хорошо. Но ни одного веса не взял да вдобавок повредил руку в локтевом
суставе. Вывод: не надо выступать, не подумав. Соревнования должны быть запланированными».
Это типичная и весьма поучительная история. Пусть я был еще совсем начинающим. Но именно по молодости лет почти каждый прогрессирующий от соревнования к соревнованию спортсмен, стремящийся скорее попасть в «мужскую компанию», считает, что для этого хороши любые старты. Гораздо хуже, когда этой же точки зрения придерживаются люди опытные. Сейчас, на тренерской работе, я постоянно сталкиваюсь с тем, что ребята рвутся на соревнования. Составлены плапы, определены высокие цели, ради которых надо отказаться от малозначительных соревнований, но они все равно рвутся. И большая цель остается недостижимой. Спортсмен должен привыкнуть учиться на однажды допущенной ошибке, иначе ему высот не видать. Входя в сборную СССР, я никогда не выступал на маловажных соревнованиях.
В конце апреля в Вильянди проходила VI тяжелоатлетическая спартакиада «Йыуда». Выжал 125, в рывке взял 120 и толкнул 155 кг. Тогда писали, что исполнилась мечта юноши — пал заветный рубеж 400 кг.
Несколько слов о рубежах. Спорт именно потому настолько привлекателен, что открывает захватывающую возможность преодоления рубежей. Больше того, именно в этом самая суть спорта. Он просто умоляет тебя: выложись, не сдерживай свою жизненную силу, сними с нее узду, пусть играет, преодолевай рубежи в себе самом и те, которых пока не достигал никто! Спорт — это всеобщее преодоление рубежей: кто преодолевает свои личные, а кто и мировые. Последние, как о том свидетельствует история спорта и как это изображают, может даже излишне драматизируя, спортивные журналисты, даются очень нелегко. Но в любом случае — это не лотерея (выиграешь или не выиграешь?) и не прыжок через канаву (перепрыгнешь или нет?). Ты тренируешься и чувствуешь, к какому результату в тот или иной момент готов. Соревнования лишь проявляют эту готовность, делают достоянием гласности достижения, которые фактически в тебе уже созрели. Рекорд, конечно, дело
великое, ведь на свет рождается что-то, чего еще не существовало, что стало твоим творением. Но сам-то ты знаешь, что столько, сколько нужно для этого рекорда, ты уже наработал на тренировках, что он у тебя уже есть, а потому то, что посторонние называют «потрясающим», «фантастическим» и так далее, тебя уже пи в коей мере потрясти не может, ты воспринимаешь случившееся как один из промежуточных этапов развития.
Во всяком случае, эти 400 кг не были «заветной мечтой юноши».
Из дневника:
«Май 1963 г. Теперь пару дней отдохну и начну готовиться к первенству Эстонии. В этом сезоне нагрузка оказалась слишком большой, и я не в силах больше тренироваться. Самочувствие очень плохое».
Перелистывая годы спустя дневник, обнаружил, что после многих тренировок делал пометку «самочувствие плохое» или «не довел тренировку до конца». Я все время испытываю какую-то усталость. Может быть, причина крылась в отсутствии тренера, который теоретически установил бы оптимальную программу тренировок? Ведь я формировал ее методом проб и ошибок. Может быть, даже наверняка, питание было недостаточным. Сколько у меня тогда могло быть денег? Считать особенно не приходилось. Определение шло больше на ощупь: сунешь руку в карман — звенит или пет. Две-три порции рубленого мяса с картошкой вместо одной, четыре стакана молока вместо двух становились радостным событием... А желание тренироваться было настолько велико, что мог заниматься этим с утра до вечера. Со*вершенно очевидно: нагрузка пе соответствовала энергетическим запасам. Конечно, и такие тренировки укрепляли фундамент. За год сумма увеличилась на полсотни килограммов. Но рост этот был неравномерным. Некоторые месяцы, особенно зимние, не прибавляли ничего. Лето многое меняло. Пища поплотнее, отдых от однообразных тренировок со штангой — разнообразие вносили легкая атлетика
и сельский труд,— аккумулировали силы и нервную энергию. Осенью, когда снова подходил к штапге, она казалась полегчавшей па несколько десятков килограммов.
1963 год — год Спартакиады народов СССР. Я был в составе сборной республики. Тренировался напряженно. Но на первенстве Эстонии проиграл армейцу Вилису Перканыпу. Немного проиграл, но тренеры решили послать в Москву его. Первая серебряная медаль среди взрослых с результатом 397,5 кг была слабым утешением. Вернулся в Тарту, учился, полегоньку тренировался со штангой, по больше занимался легкой атлетикой. Участвовал в Республиканских спортивных играх сельской молодежи, где в толкании ядра конкурировал с чемпионом страны среди сельских спортсменов Лембитом Сенном. Оказался в результате вторым, но выполнил и по легкой атлетике норму I спортивного разряда.
Спорт привлекал меня все больше, других интересов в жизни я уже и представить не мог. Забрал свои документы из ЭСХА и подал их на физкультурный факультет Тартуского государственного университета. Сдал экзамены и стал студентом.
В сентябре физкультурники, как обычно, отправились в университетский спортивно-трудовой лагерь в Кяэрику — живописное место среди холмов и озер Южной Эстонии, километрах в 60 от Тарту. Это было замечательное время. Днем строили общежитие, а по вечерам жизнь закипала на стадионе. В тот год в Кяэрику тренировался будущий серебряный призер Олимпиады в Токио десятиборец Рейн Аун. Вместе с ним я метал диск, пробовал и метание копья. Начальниц базы Джон Пылдсам учил технике. Очень может быть, что университетские тренеры планировали сделать из меня легкоатлета. Но, хотя и сам я изучал по журналам технику П. О. Брайена и А. Ортера, для меня не могло пройти незамеченным, что оба они имели рост 180—190 см и весили за 110 кг, то есть были фигурами месьма колоритными. Моего роста для ядра и диска явно не хватало. Пылдсам уговаривал заняться метанием копья, мол, для этого вида у тебя фигура подходящая. Попробовал. За счет силы метнул снаряд за 50 м, но при этом заболела рука, да и в спине отозвалось. Нет, и это не для меня. Я был
уже штангистом, и никем иным. Правда, стал чемпионом вузов по толканию ядра, по потом вернулся к штанге, и только к ней.
Надо сказать, что мне опять повезло. Сам фанатик, я попал в общество таких же одержимых, настоящих спортсменов. Копьеметатель Март Паама и толкатель ядра Каупо Метсур — имена в советском спорте далеко не безызвестные — служили лучшим примером для молодежи, было бы только желание брать .пример. У меня такое желание было. Даже для самой сильной личности небезразлично, в какую обстановку она попадает. Единомыслие в понимании спорта, в спортивных убеждениях способствует развитию каждой личности гораздо больше, чем можно предположить. Я часто тренировался вместе с метателями, а поскольку легкая атлетика в Тарту переживала период подъема, все это самым замечательным образом сочеталось с планами и убеждениями молодого честолюбивого штангиста.
Той осенью я работал со штангой зверски. Состояние было хорошим, и я чувствовал, как улучшается форма. Тренировался с каким-то особенным вдохновением. Ведь, в конце концов, норма мастера спорта — 420 кг — была не столь уж недосягаема.
Из дневника:
«25 октября 1963 г. Хотя запястья болят, я сейчас в очень хорошей форме, на следующих соревнованиях попробую выполнить мастерскую норму. Жим хорош, нужно еще отработать толчок и рывок».
Рекорд Эстонии в то время всего на 5 кг превышал норму мастера спорта. Рекорд СССР «потяжелел» по сравнению с предыдущим годом на 2,5 кг, рекорд мира — ни на грамм.
Из дневника:
«30 октября 1963 г. Очень жаль, но придется все бросать. Завтра ухожу служить срочную.
7 ноября. Написал сегодня письма: родителям, Антсу, Мат
су. Напишу еще одно письмо ребятам из ЭСХА и, если успею, сокурсникам по университету.
10 ноября. Утром подъем, как обычно, в семь часов, хотя легли часа в три — наше отделение чистило картошку. Днем были у врача, (в общем, здоров, зуб болит, вес 89 кг, рост 173 см), вечером слегка потренировался. Сегодняшний день измочалил.
15 ноября. Выстирал носовые платки, а также подворотнички гимнастерки и сделал большую приборку.
Купил себе шесть пирожков, стакан кофе, бутылку молока и 100 граммов конфет.
Сегодня уже ждал писем, но ни одного не получил.
Настроение портится, когда думаю о доме, об Эстонии.
30 ноября. Сегодня суббота, и целый вечер свободен. Чем себя занять — не знаю. Делать абсолютно нечего. Немного читаю, учу по разговорнику русские фразы: «Мы говорили про тебя», «очень приятно», «ни за что, ни про что», «хоть сейчас», «колючая проволока», «холостой»...
9 декабря. Ждал сегодняшнего дня, потому что обещали • отпустить наконец в город на тренировку. Опять напрасно.
17 декабря. Жду и надеюсь, что завтра попаду в город на тренировку.
18 декабря. Теперь все ясно. Не стоит верить никаким обещаниям. Сто раз обещано, что завтра отпустят на тренировку,— все нет и нет...
22 декабря. Воскресенье — и лучший изо всех дней до сих пор! Провел первую легкую тренировку со штангой. В город не пустили, но я нашел здесь под кустом старый гриф от штанги. Послё тренировки, когда другие пошли в кино, лег спать. День не пропал даром.
30 декабря. Неделю болел. Сегодня утром узнал, что после обеда первенство гарнизона. Вез подготовки взял 115+100+ + 150 = 365 кг — 1-е место. Результат говорит сам за себя...
31 декабря. Навсегда запомню, как ждал Нового года и что пожелал себе при его наступлении. Я мечтал, чтобы были получше условия для тренировок, чтобы удалось выбраться отсюда, чтобы к концу года набрать 450 кг.
Плакал».
Здесь соавтор от неожиданности вздрогнул. Нан Талътс — железный Талътс плачет,— брр! — становится как-то не по себе...
Соавтор разделяет мнение мемуариста о том, что такое горячая любовь к спорту, помнит сам препятствия на пути этой любви, приходилось и ему падать духом, помнит упорство, с которым препятствия преодолевались или обходились, примирение с неизбежностью. Но все эти воспоминания на сегодняшнем, обращенном в прошлое голубом обзорном зеркале окрашены в пастельные тона. Смотришь, и тепло становится.
Что такое молодой солдат, долго объяснять не надо. Для спортсмена, сроднившегося с режимом, свыкнуться с этой ролью, с одной стороды, легче, по с другой — труднее, особенно если так пе повезет, как мне: ни один из командиров спортом пе интересовался и занятий им не поощрял. С самого начала я старался использовать каждую свободную минуту для занятий гимнастикой, подтягиваний, метания камней. Начальство сочло это шутовством и циркачеством. Тряпку в руки салаге!
Тряпка тряпкой, мне довелось держать ее в руках не раз. Но ведь и во сне я видел штангу. Я был совершенно выбит из колеи. Стал рассылать письма — в Федерацию тяжелой атлетики Эстонии, руководству Рижского армейского спортклуба,— куда только мог. Письма уходили, а ответов не было... Нет, один все же ответил — Элмо Симеон из Тарту. Он побуждал меня к занятиям и в этих условиях, давал советы. В то время новинкой были изометрические упражнения, и Элмо писал: жми хоть дверной косяк, раз ничего не остается, увидишь — поможет.
Для одержимого спортом вроде меня это было ужасное время. Я писал письма не потому, что искал легкой жизни,— душу жгла уверенность в том, что способен в своем виде на нечто действительно большое. Но кто мог разглядеть это за строчками письма?
Потом я познакомился с парнем-украинцем, служившим
второй год. Борец-перворазрядник, он тренировался в городе, да и в казарме у него были гантели и гири. Попросил его, чтобы рассказал тренеру, мол, есть такой парень, которому дай увольнительную, и оп прибежит в спортзал. Сослуживец рассказал тренеру. Велено было передать, чтоб приходил. И на второй день 1964 г. я опять оказался в зале для тяжелой атлетики. Он принадлежал штангистам украинского сельского спортивного общества «Колос».
Я рассказал о себе и попросил разрешения здесь тренироваться. Вскоре выяснилось, что через пару недель состоится молодежное первенство Украины. Прикинули и решили, что я могу неплохо там выступить. Десяток тренировок, и мы поехали в Горловку.
Там получилось все. Набрав 392,5 кг, я стал чемпионом одной из крупнейших союзных республик.
В свою часть я вернулся не сразу. Через две недели предстоял молодежный чемпионат страны, и меня направили в Донецк, в тренировочный лагерь. Взял свой сидор и через некоторое время уже тренировался в зале «Авангарда» под руководством будущего тренера Л. Жаботинского Е. Айзенштадта.
На тренировках познакомился с париями, которые в моем весе набирали 420—430 кг. В тот момент они были сильнее меня, но предыдущей осенью я и сам был готов на такой результат. В их тренировках не было ничего совершенно нового для меня, но совместная работа подбадривала. Одно, правда, бросилось все-таки в глаза. Я увидел, насколько серьезно работали эти люди в тяжелоатлетическом зале.
За это время окреп настолько, что неожиданно для других и даже для самого себя с результатом 407,5 кг стал чемпионом СССР среди юношей, установив в толчке всесоюзный рекорд — 160 кг!
Этот успех помог мне вновь обрести веру в себя. Да и вообще он кое-что изменил. В части стали смотреть на случайно обнаружившегося чемпиона, как на серьезного спортсмена. Появились возможности для тренировок. Сразу стало радостнее. Тяжела не жизнь солдатская, тяжело, когда пет возможности удовлетворить сжигающую тебя страсть. Теперь я мог тре
нироваться три раза в неделю. В марте меня перевели из Полтавы в Киев.
Надо сказать, что киевские армейские штангисты не имели своего зала. Мы, как цыгане, кочевали между залами «Динамо», «Авангарда» и «Спартака», упрашивая, чтобы нас пустили (в большинстве случаев пускали, а иногда и нет). Не было у пас и постоянного тренера. Но времени на тренировки давалось достаточно, относились ко мне в части очень хорошо. Похоже было, что то, о чем я мечтал в новогоднюю ночь, начало сбываться.
Говорят, что сам себя за волосы из болота не вытянешь. Неправда! После многомесячных беспрестанных и напрасных барахтаний, когда ни за что другое было уже не ухватиться, я за коротко остриженные солдатские волосы вытащил себя опять на поверхность.
В свой двадцатый день рождения па первенстве сухопутных войск Киевского военного округа я выполнил норму мастера спорта — 420 кг.
Пришло волнующее ощущение раскрепощенности. Стремление, которое подавлялось вынужденной бездеятельностью, выплескивалось теперь через край. Я тренировался до изнеможения. Окружение вдохновляло. Я тренировался и соревновался вместе с чемпионами и рекордсменами мира, увидел воочию, что такое большой спорт. Но почувствовал, что еды, увы, не хватает. Я уже знал, что должен есть штангист, по солдатское довольствие ни денежное, ни пищевое этого не позволяло. Из дому денег просить не хотелось, но, когда ничего не оставалось, приходилось прибегать и к этому. Брат Матс присылал время от времени десятку. Сам спортсмен, он понимал мои стремления. Это согревало душу.
Нет, я не жалуюсь. Жизнь — это всегда борьба. Борется земледелец, чтобы на раскисшем поле вырастить урожай, и далеко не всегда ему это удается. У сегодняшних спортсменов другие условия. У пих все есть. А пе правильнее ли было, если бы человек сам искал, стремился к лучшему, делал все, чтобы достичь его. Я сознаю, что можно придерживаться и другого мнения, что мое может оказаться предвзятым. Но я
исхожу из своей точки зрения, и иной позиции у меня быть не может.
Летом несколько раз участвовал в соревнованиях, дважды становился победителем матча молодежных команд Украины и Болгарии. Премировали меня за это отпуском, и я поехал домой. Заготавливал сено, доярки все любопытствовали, не забыл ли, с какого конца корова доится, пришлось доказывать, что не забыл. Ел, сколько мог, тренировался. Возвратился совсем другим человеком, готовым к первенству Киева.
Из письма брату Айну:
«10—11 октября проходило первенство города. Стал вторым в полутяжелом весе. Выжал 140, вырвал 132,5 и толкнул 165, в сумме набрав 437,5 кг. Между прочим, 165 толкнул в первой попытке. Во второй пошел на 175, что, в случае успеха, выводило на 1-е место. Но не сумел взять на грудь.
А вчера вернулся с первенства округа. Стал чемпионом с результатом 420 кг, причем в жиме довел рекорд округа до 145 кг. В рывке — 125, толкнул в первой попытке 150. Напиши, хватает ли у тебя времени на тренировки. Пока! Иду тренироваться».
Я был включен в состав сборной города для участия в чемпионате Украины. Отправились в Харьков. Там увидел среди своих противников очень сильных ребят: победителя III Спартакиады народов СССР Эдуарда Бровко, мирового рекордсмена в рывке Владимира Берлизова. Бровко установил в толчке всесоюзный рекорд 187 кг, он победил и по сумме троеборья.
Из письма Айну:
«Выступал 24 ноября, как обычно, в полутяжелом. Выжал 145, рванул 125 и толкнул 170 — итого 440 кг и 4-е место. Результат, конечно, не плох, если сравнивать с началом года, когда в сумме было всего 392,5 кг. Прибавка за девять месяцев — 47,5 кг. Но сам я недоволен, потому что к этим соревнованиям готовился особенно тщательно. Тренировался, как
только умел. И надо сказать, что моя система не из самых плохих.
На соревнованиях мне просто не п,овезло, может быть, и последняя тренировка была не совсем то, что надо. Главное, что-то случилось в рывке. 125 — начальный вес, и я взял его сразу, причем очень легко. На втором подходе попросил 132,5, этот вес я раньше на соревнованиях брал неоднократно. Штанга казалась легкой, но оба раза уходила вперед, так что хоть плачь, а в зачет пошли только 125 кг. Толкнул в первом подходе 165, а во втором —170 кг. В третьем подходе не зафиксировал 175 кг, перекосило вес на левую ногу, не смог удержать. Жал хорошо: в первой попытке 132,5, во второй —140 и в третьей —145 кг. Чувствовал, что взял бы и 147, 5, чтобы набрать 450 кг в сумме, как и планировалось.
В этом году больше в соревнованиях выступать не буду. Займусь улучшением общефизической подготовки.
Съездил бы на конец года домой, но где взять деньги? Из дому я не просил на это, да дома и нет лишних денег. За эти три месяца от Матса тоже не получил ни копейки. Перед чемпионатом было очень туго. Я выкарабкался благодаря тому, что продал за 35 рублей новый свитер. Съел его... Ребята смеются, что тебя, мол, накорми досыта, и 500 кг будут тебе нипо-.чем. Это, конечно, шутка, но результаты мои могли бы быть лучше.
Если мне удастся приехать, посмотри, где можно было бы немного потренироваться».
1964 г. можно считать успешным. Дистанция между мной и лучшими еще сохранялась, рекорд мира и Советского Союза, скажем, был равен 487,5 кг. Но я знал, что на десяток лет моложе конкурентов. Ссылаться па это и заявлять о своих притязаниях было ни к чему, да и некому. Я чувствовал только, что надо работать, другого пути нет.
О состоянии тяжелой атлетики в Эстонии я ничего пе знал, даже того, что рекорд республики — 437,5 кг у меня уже остался позади.
Я смотрел вперед.
А куда смотрела тяжелая атлетика Эстонии?
В февральском номере журнала «Кехакулътуур» А. Йыэ~ мете в статье «Упор на молодежь» писал: «Подводя итоги за год, мы убеждаемся, что наши штангисты сделали шаг вперед. Разница только в том, что во многих союзных республиках этот шаг гораздо размашистее. В чем мы могли убедиться на III Спартакиаде народов СССР.
Прежде всего, не может тактика команды заключаться в стремлении избежать случайных «баранок». Она должна заключаться в четкой системе долговременной тренировки, гораздо более интенсивной и с большими нагрузками.
В республике тяжелой атлетикой занимаются около 6000 юношей, но систематическими круглогодичными тренировками охвачен из них в лучшем случае один процент... Большинство штангистов участвуют в соревнованиях 1—3 раза в год.
Если мы хотим хоть как-то удержаться на плаву во всесоюзной конкуренции, нужно вместо прежних 3—4 раз в неделю регулярно тренироваться 5—6 раз».
Но знали в Эстонии и другую тяжелую атлетику. Предоставим слово человеку, которого Альберт Оя помнит еще «шатающимся под тяжестью штанги, как соломинка».
Говорит Эрвин Лиеберт, установивший к тому моменту рекорд Эстонии в троеборье в первом тяжелом весе (до 102,5 кг) — 442,5 кг:
«Тренировками у нас себя не перегружали. Симеон был первым тяжелоатлетом Эстонии послевоенного периода, начавшим возрождать утраченный интерес наших парней к штанге.
Сделанное Симпсоном стало примером для нового поколения. Нас было несколько человек — Коол, Хейнлайд, я — начавших тренироваться по 5—6 раз в неделю. И добившихся высоких результатов. В начале 60-х гг. в некоторых движениях мы уже приблизились к достижениям мирового класса. Хейнлайд поднял в рывке 131,5 кг, я толкнул 177 кг. Конечно, нужен был еще один шаг, и немалый. Когда я попал на всесоюзные соревнования, видел, как сильнейшие нагружают на штангу
такие килограммы, что дух захватывает. С другой стороны, увиденное придавало смелости. Человек — существо эмоциональное, обстановка для него очень много значит. Очень возможно, что дома Талътс не стал бы Талътсом.
Я не верю, что наши познания в области тяжелой атлетики были недостаточными. Но мы были в тихой заводи со всем отсюда вытекающим. А Яан, напротив, попал в открытое море.
Мы, молодые штангисты, к своим занятиям относились сверхсеръезно. И я не верю, что моя устремленность уступала устремленности Яана. Возникает деликатный вопрос: почему же я не сумел добиться того, чего достиг он? Конечно, физическое развитие у нас было разным. Я был хилым горожанином, а он — крепким сельским парнем. Но залог успеха не только в физическом превосходстве. Тем более что Яан всегда подчеркивал, что его физические задатки были не выше средних.
У нас разные характеры.
Думаю, в большом спорте надо сравнивать не вес, рост и килограммы, а характеры. Мы с Яаном давно знакомы, долгое время работали тренерами, но я и сейчас не могу сказать, каков он, Яан.
Тренироватъся он был великий мастер. Время от времени на тренировках обязательно что-нибудь не получается. Я в таких случаях сильно переживаю незапланированную неудачу, стараюсь изо всех сил бороться с ней, пытаюсь несмотря ни на что довести упражнение до конца, переживаю неудачу еще долгое время. Когда у него что-нибудь не получалось, он отходил в сторону, некоторое время думал и находил окольный путь, тут же обосновывал, почему надо делать по-новому, будь это обоснование даже последней ерундой, различимой невооруженным глазом. При неудаче он не занимался самоуничижением. К черту — и все! Если нельзя так, как запланировано, значит, можно по-другому. Со стороны такое отношение вызывало зависть.
У Яана был острый глаз и редкостное умение перенимать на ходу все хорошее, столь же мгновенно отбрасывать всю шелуху. Он как бы непрерывно совершенствовал себя; тренера, 76
в обычном понимании этого слова, у него не было никогда, он сам был своим тренером.
Его сумма 440 кг в троеборье была для нас, ничего не знавших о нем с момента его ухода в армию, большой неожиданностью».
В конце 1964 г. я получил от учившегося в Таллинском политехническом институте Айна письмо с неожиданным сообщением: и он стал пробовать силы в штанге!
Приятная новость. Ведь здоровья ему было не занимать, а спортом мы оба увлекались с детства. Айн выслал мне план своих тренировок, просил посмотреть. Я ответил ему подробным письмом. До сих пор я тренировал только одного человека — самого себя, поэтому и советы мои содержали принципы тренировок, которые использовал сам. Задним числом можно это считать первым шагом к будущей работе в качестве тренера.
Из письма Айну. 22 ноября 1964 г.:
«...О твоих ошибках. Не путай разминку с тренировкой! Главное все-таки — тренировка. Поэтому разминку делай такую, чтобы в ней не было ни одного специального упражнения. Не стоит перед тренировкой долго бегать, играть в мяч и т. д. Начинай с легкого бега или ходьбы, за которой должно следовать разогревание мышц и суставов. Делай всевозможные упражнения на гибкость. Разминка не должна длиться больше 5 мин. После тренировки надо обязательно расслабить мышцы, после приседаний и подтягиваний делай висы и прогибы.
Советую тебе тренироваться со штангой 4 раза в неделю. Если хватит времени и желания, то пятую тренировку можно посвятить легкой атлетике или играм. Но не спеши форсировать события! Олимпийский чемпион Плюкфельдер начал тренировки в 2& года, а золотую медаль получил в 37 лет.
Не стоит слишком много присматриваться к тому, что делают другие. Возьми себе за основу какую-нибудь систему и тренируйся по ней. А систему такую мы для тебя подберем обязательно. Тренируйся на основе моего плавна и своего самочувствия. Строго надо соблюдать только установленное мной
Количество попыток и повторов, у тебя оно было совершенно неправильным. Тренируйся пока по своему разумению и жди, когда я вернусь.
Обуви для тренировок тебе пока не приглядел, но постараюсь это сделать. Не падай из-за этого духом, не обувка штангу поднимает».
Читаю сегодня эти назидательные строки, написанные двадцатилетпим парнем, и должен сказать, что и сейчас от них не откажусь. Все правильно. Особенно если учесть, что план был составлен для конкретного человека, чей характер, возможности, состояние и способности я знал досконально. Но я тогда обращал его внимание и па более общие положения, которые теперь, два десятилетия спустя, не перестаю повторять своим ребятам: после работы со штангой надо расслабиться, растянуть мышцы: игра в мяч перед тренировкой, как бы увлекательна опа ни была, не должна превращаться во вторую тренировку, мешать достижению основной цели; каждый человек должен искать свой неповторимый, только ему одному присущий путь.
Замечание насчет попыток и повторов указывало на ошибку не только моего брата, оно имело более широкое значение. Дело в том, что эстонские штангисты допускали принципиальную ошибку, выполняя в одном и том же упражнении слишком много повторов с небольшим весом, слишком медленно переходя от начального веса штанги к максимальному. Поэтому тренировка оказывалась малоинтенсивной, монотонной, малоэмоциональной, но зато очень утомительной. Наверняка эстонские тяжелоатлеты оказались бы среди первых, если организовать соревнования на то, кто больше раз поднимет средненький вес... Лучшие штангисты страны, наоборот, стремились к большой интенсивности тренировки, быстро переходили от начального веса к более тяжелым штангам. И я поначалу вызывал неудовольствие старшего тренера сборной А. Воробьева тем, что делал это слишком медленно. Конечно, опасность травмы па этом пути возрастает, если излишне рисковать. Но это — единственный путь к вершине. Уже американец Джон Дэвис, 78
чемпион мира 40-х гг., за начальный вес брал 80% от максимального.
Штангиста мирового класса из брата, как известно, не получилось, потому что он такой целью и не задавался. Но стать чемпионом ДСО «Калев» и вузов, за несколько лет тренировок подойти в тяжелом весе к рубежу 400 кг — не такой уж плохой результат для штангиста, занимающегося спортом ради собственного удовольствия.
В марте 1965 г. на первенстве военного округа поднял 445 кг (150+120 + 175) и победил. Болели плечи, а потому рывок не получился совершенно, по остальное показывает, что со мной можно было уже считаться во всесоюзном масштабе. Но ясно это станет лишь год спустя.
Из письма Айну. 5 апреля 1965 г.:
«Сегодня случайно прочитал «Спордилехт» за 29 марта, где рассказывается о матче штангистов в Риге. Мне было так горько, что в первый момент расхотелось называться эстонцем... (В статье «Мы не в состоянии идти в ногу» сообщалось, что на матче тяжелоатлетов Прибалтийских республик и ГДР эстонские спортсмены в трех весовых категориях заняли 3-е место, а в остальных — последнее, 4-е.— П. К.)
Был четыре дня в Москве, и там удалось случено поговорить с А. Воробьевым и Ю. Власовым. Видел тренировки разных спортсменов, и теперь, что касается теории, подкован неплохо. У меня, конечно, тоже есть ошибки, но нет человека, который мог бы точно сказать, что и как. Зато ошибки других я вижу совершенно четко.
Нахожусь в довольно хорошей форме. Тренируюсь сейчас очень много. Жаль, что болит колено, не дает проявить все возможности. На основе последних тренировок зачислен в сборную Украины. Хотя в списке лучших атлетов Украины занимаю пятую строчку, берут меня, оставляя дома такого штангиста, как экс-рекордсмен мира Г. Троицкий (482,5 кг) и еще несколько ребят уровня 460—470 кг. Не понимаю, почему ко мне такое внимание? Ты там, дома, шума не подымай, но если колено не будет болеть, рассчитываю поднять 465—470 кг».
л
Тренера у меня по-прежнему не было, но, тренируясь в Киеве, в зале «Авангарда», я познакомился с Яковом Кривицким, который одним глазком наблюдал и за мной.
Криницкий:
«У меня занимались Евгений Беляев, Дито Шанидзе, Станислав Батищев. Увидев в первый раз Яана, я никак не мог предположить, что из него получится большой спортсмен. Однако вскоре выяснилось, что у него свой характер, своя точка зрения, которую он упорно отстаивал. Говорит мне: «Яков Романыч, я не могу поднимать так, как поднимает Беляев!» Я обрадовался. Всегда радуешься, когда находишь спортсмена думающего. Говорю ему: «А ты и не подымай, как Беляев, подымай, как Тальте».
Тренировался старательно. Рядом с такими мастерами, как Жаботинский, Яблоновский... Оказанное мне доверие окрыляло.
На первенстве страны в Ереване (теперь я знаю, что это роковой для меня город) соревноваться пришлось в индивидуальном зачете. В команду вошли Бровко и Суслов.
И вот на одной из последних тренировок, вставая со штангой, сильно повредил спину.
Два-три дня лежал пластом, ребята приносили мне поесть, подкладывали под спину мешок с подогретым песком, электрогрелку. Боль в крестце была очень острой. Не знаю, то ли сказался тот котел с картошкой, то ли что-то другое, но впервые я не смог подняться. Алексей Медведев — в то время тренер Жаботинского — тер и мазал меня различными заграничными снадобьями, старался поставить на ноги. Я пробовал выйти на помост, но к соревнованиям меня не допустили. Кто меня тогда удержал — Криницкий или врач, вероятно оба,— но это был разумный шаг. Правда, тогда я так не считал. Очень уж грустно было наблюдать, как в моем весе «золото» завоевал Анатолий Калиниченко с результатом всего лишь 470 кг, «серебро» получил Виктор Лях (465 кг), а «бронзу» — Николай Майданюк (462,5 кг).
Из письма Айну. 25 мая 1965 г.:
«Сколько пришлось перестрадать из-за этой травмы. Путь в сборную СССР мне был уже почти открыт. Я был в состоянии завоевать если не «золото», то хотя бы «бронзу».
Теперь я опять в Киеве. Пока еще не провел ни одной тренировки. В основном лечусь: делают мне уколы, электролечение и массаж. Заметно иду на поправку, но к штанге до 1 июня, вероятно, прикасаться не буду. Немного играю с мячом и занимаюсь легкой атлетикой. 15 августа армейская спартакиада, к этому времени, если только спина позволит, хочу войти в форму».
Травма спины испортила мне весь сезон 1965 г. Летом поднимать штангу практически не мог, спина позволяла лишь делать жим лежа, так что единственная польза от этого несчастья, что жим я подтянул значительно. Сумма троеборья очень скудно отражала происшедшие за год сдвиги. На чемпионате Украины к прошлогоднему результату прибавилось всего 7,5 кг.
Из письма Айну. 21 октября 1965 г.:
«Сегодня вернулся с первенства Украины. Сходить в баню не было возможности, и я здорово намучился со сгонкой веса. В жиме первая попытка 135 кг, вторая — 140, третья —145. Все попытки засчитали, и самочувствие было великолепное. Шел вторым-третьим, Бровко выжал 150 кг,
В рывке поднял поначалу 120 кг, затем 130. В третьем подходе к 135 штанга ушла вперед и, разумеется, грохнулась на помост. Потерял пять очень ценных килограммов и отодвинулся на 4-е место. Толчок начал со скромного веса —165 кг. Во втором подходе поднял 172,5 кг и обеспечил себе 3-е место. Затем пропустил 175 и 177,5 и посмотрел, что делают соперники. В третьем подходе пошел на 180, чтобы выйти на 2-е место. Взял этот довольно солидный вес очень хорошо на гРУдь, но поспешил и толкнул вперед. Пришлось довольствоваться 3-м местом, сумма троеборья получилась 447,5 кг. Победил Бровко (460 кг). *
4 Зак. 873
81
В общем, доволен, потому что находился не в лучшей форме. На соревнованиях был учрежден специальный приз в жиме, потому что в последнее время жим стал очень «грязным» в техническом отношении. Единодушно приз этот присудили мне (решали тренеры и судьи). Говорят, что жал я во всех трех попытках легко и очень чисто. Наступаю на пятки идущим впереди».
Этот специальный приз имел свою предысторию. Дело в том, что тогда в очередной раз началась борьба за чистоту жима. Судейскую оценку, бывшую весьма субъективной, в приказном порядке сделали настолько строгой, что в том же году на чемпионате Европы Беляев и тяжеловес Андреев заработали «баранки», и из-за этого сборная СССР оказалась второй после команды Польши. Член президиума Всесоюзной коллегии судей М. Аптекарь так комментировал в «Известиях»: «Не секрет, что некоторые результаты Куренцова, Калиниченко и Андреева в жиме были показаны с отклонением от правил». По результатам первенства СССР А. Медведев написал статью па ту же тему, в которой потребовал от судей больше категоричности в оценке, а от спортсменов — технической чистоты при выполнении жима. Практически это означало, что признанным считается только чисто силовой жим времен Луриха, то есть жим в стойке без всяких фокусов. Оказалось, что на последних соревнованиях именно я показал образец такого технически правильного жима.
В Эстонии о блудном сыне знали по-прежнему очень немного. Честно говоря, сюда доходили лишь цифры, да и те получали какую-то известность лишь благодаря публиковавшимся в газетах заметкам Айна. Этим объясняется, почему всего полгода спустя Талътс появляется на спортивном небосклоне Эстонии как комета — загадочная, появившаяся невесть откуда.
Пока же солдат изучает результаты чемпионатов Европы и мира. И тут, и там победу одержал в полутяжелом весе тем-82
нокожий англичанин Луис Мартин, поднявший соответственно 485 и 487,5 кг. Но на европейском первенстве 2-е место «весило» только 465, а 3-е — 452,5 кг. На чемпионате мира «серебро» принес результат — 465, а «бронзу» — 462,5 кг.
Из писем Айну. 24 октября 1965 г.:
«Живу сейчас спокойно. Тренируюсь умеренно. Следующим стартом для меня, вероятно, будет командное первенство СССР в последних числах декабря в Минске. Человек для того и создан, чтобы бороться с жизненными трудностями и выходить из этой борьбы победителем».
30 ноября 1965 г.:
«Случилось так, что в сборную меня не пригласили. Ну что ж, можно и без нее тренироваться на полную катушку, набрать хороший задел — тогда поймут, кто сильнее, а кто слабее.
13—15 декабря в Киеве будут небольшие соревнования. Немножко рановато, и плохо, что соперников не будет, но попробую соревноваться сам с собой. Может случиться, что родится рекорд. Тогда половина его принадлежит домашним. На тренировке сделал 1504-130+180 — взял эти веса довольно свободно, но и мой вес тоже 93 кг!»
12 декабря 1965 г.:
«Сегодня передумал: соревноваться не буду! Ничего не случилось, и я в хорошей форме, но эти соревнования никакого значения не имеют, и выступление на них ничего не решает. Лучше показать результаты на крупных соревнованиях.
Будем надеяться, что все пойдет хорошо и через пару недель буду выступать в Минске. Хочу сделать не менее 460— 465 кг. Честно говоря, на тренировках показываю результаты мирового класса: 155+135+182,5».
Травма спины к тому времени прошла, правда не бесследно: не получался рывок. Оберегая больную спину, я стал делать рывок под таким углом, что штанга оказывалась впереди и не создавалось нужной тяги. Но сил хватало, и я чувствовал, что на подходе рекордные веса. Я«олновался и спешил, я не имел
4*
83
больше права на ошибку, ибо знал, что соревнования в Минске — мой реальный шанс попасть в число кандидатов в сборную СССР. А это, в свою очередь, означало совершенно другие условия, несравненно лучшие возможности для тренировок, предпосылки для штурма рекордных вершин. Я не мог пропустить эти соревнования.
Это были командные соревнования, и участника в индивидуальном зачете, к тому же малоизвестного, могли к ним вообще не допустить, не говоря уже о персональном приглашении. Надо было действовать, чтобы опять вытянуть себя за волосы. Поскольку русским языком я владел еще не очень, тренер киевского СКА капитан Л. Стикачев помог мне составить письмо в Москву, прямо старшему тренеру Спорткомитета: существует, мол, такой человек, служит в Киеве, форма такая-то, убедительно просит разрешения участвовать в указанных соревнованиях, подпись.
Разрешение пришло. Я поехал в Минск.
Хорошо помню, как оказался в первый раз один, со своим корявым русским языком, в чужом ночном городе в поисках нужного адреса, потом перед домом, в котором остановилась армейская сборная, в то время сильнейшая команда штангистов в мире: Голованов, Каплунов, Лях, Жаботинский, Минаев, Куренцов... Постучал, поздоровался, такой-то, мол, вот солдат из Киева просит разрешения войти. Кто из поименованных знал меня?.. И все же с тренером армейских штангистов А. Божко я познакомился летом 1964 г. в Одессе, куда пригласили несколько подающих надежды молодых спортсменов. Вероятно, я произвел на него неплохое впечатление, потому что впоследствии он ко мне относился просто по-отечески. И теперь он радушно встретил меня, зачислил на довольствие — как говорят, на хлеб и мыло. Через несколько дней я должен был выйти на помост.
«Советский спорт». 28 декабря 1965 г. Из публикации Д. Иванова и М. Су понева «Проблески силы»:
«Выступление полутяжеловесов оставило приятное впечатление. Хороший тонус был у олимпийского чемпиона В. Го-84
лованова. Армейский спортсмен легко набрал 480 кг. Вторым стал экс-чемпион СССР Э. Бровко — 470 кг.
Сенсацией соревнований полутяжеловесов стало рождение нового большого спортсмена. 21-летний эстонский богатырь Я. Тальтс решил дать бой прославленным противникам. Он начал жим со 150(1) кг. Трижды поднималась штанга, но ценой нарушения правил. Короче говоря, Яан получил «баранку». Несмотря на это, молодой армеец продолжил выступления и порадовал всех замечательным результатом в третьем движении. В рывке Талътс зафиксировал 130 кг, а толчок начал со 180 кг. Эту безмерную тяжесть атлет поднял как бы шутя. Затем Яан сделал попытку побить всесоюзный рекорд. 188 кг были уже на вытянутых руках... И хотя ему не удалось стать победителем, ясно, что вскоре Яан с этим справится. Вот его планы на 1966 г.: 480—485 кг, толчок — 190 кг».
Неужели так?..
Самому мне эти соревнования запомнились несколько по-иному. Жим начал. действительно с большого веса, но так же было и у большинства остальных. Один Голованов начал с еще большего. Как уже говорилось, кампания за правильный жим была в полном разгаре. К кому же принимать меры, как ни к неизвестному участнику, выступавшему в индивидуальном зачете! Судьи, совершенно очевидно, и не предполагали, что их коллеги только что присудили этому неизвестному специальный приз за показательный жим... После третьего подхода и третьей вспышки красного света я сложил свои пожитки — готово, пора ехать домой.
Подошел Медведев: «Ладно, ты приехал издалека, так покажи, на что способен в рывке». Выложил пожитки из вещмешка. Начал со 130 кг и на них же застрял. Ни на рывок, ни на что другое здесь я был не способен.
А потом разозлился! Решил: давайте я еще покажу вам, что и толкать не умею, эти четверть часа уже ничего не меняют...
Начал со 170 кг, половила конкурентов к этому времени уже закончила. Взял! Во второй попытке заказал 180, про
должали выступать всего одйн-два человека. Ёзял! Некоторые начали приглядываться попристальнее. Рекорд СССР — 187 кг принадлежал Бровко, рекорд мира — 190 кг — поляку Палин-скому. Заказал на третий подход 188 кг. Очень легко взял на грудь, встал... но вытолкнуть немножко не хватило сил.
Через неделю получил приглашение приехать на тренировочный сбор главной команды страны в Дубну.
Формально и вторые крупные соревнования сезона оказались для меня неудачными, но по сути поездка в Минск сыграла свою роль. Все дальнейшее теперь целиком и полностью зависело от меня.
А что же дальше? Чтобы ответить на этот вопрос, я решил оглянуться назад, отобрать для себя самое важное из всего, что было сделано. Оно и в будущем не подведет.
Во-первых. Я провел труднейшее преследование и завершил его успешно. Но положа руку на сердце: я был лишь в начале пути, пройденного лучшими штангистами, наступал на пятки арьергарду сильнейших. Тот мир тяжелой атлетики, в котором жили они, мне был пока неведом. Ничего не зная о предстоящем, но анализируя пройденное,— а до сих пор мой путь отличался довольно крутыми подъемами и не менее крутыми спадами, был сложным и извилистым,— я предполагал, что вряд ли там, впереди, меня ждет более легкая жизнь, скорее, наоборот. Вероятно, некоторым удавалось пройти такой путь с меньшими затратами, в более благоприятных условиях. Тем, скажем, кого заботливые отцовские руки передали прямо в не менее заботливые руки тренера. У них не было необходимости в моих сложных «па». Ну и пусть. Пути различны, и люди различны. Яан — это Яан, а Юрий — это Юрий. Нужно идти по своему пути с упрямой непреклонностью, тщательно продумывая и планомерно реализуя каждый шаг.
Во-вторых. И на своем пути всего сам не продумаешь. Поэтому глаза надо держать широко раскрытыми, стараться увидеть и услышать как можно больше, а вот перенимать из увиденного-услышанного только то, что нужно тебе самому, только суть. Всему усвоенному — в планировании тренировок, их организации, подборе упражнений, режиме — находить ме
сто в собственной системе. Недопустимо недооценивать теорию. Автор книги или статьи не обязательно должен быть умнее тебя, но он обобщил практику лучших, превратив ее в теоретические знания, с которыми можно соглашаться или не соглашаться, но в любом случае они дают основу для сопоставления, которую иметь необходимо.
В-третьих. Если удается придумать что-нибудь новое, обогатить свою сферу деятельности, пусть хотя бы незначительно, это помогает ускорить не только твое собственное восхождение (а у спортсмена никогда не бывает времени в избытке), но и движение тех, кто идет за тобой. Желающий достигнуть большего должен помнить, что голое копирование других может в лучшем случае привести к повторению уже достигнутого, по не дальше.
И — последнее. Жизнь учит: взобраться выше всех, говоря направо и налево «пожалуйста», «будьте добры, после вас», «извините, что потревожил», невозможно. Нужно быть гораздо смелее, напористее, предприимчивее. Если надо, идти напролом, не боясь неизбежных синяков и шишек. Потому что на блюдечке тебе не преподнесут ничего.
Так рассуждал молодой парень, и было это теперь уже довольно давно...
Из писем Айну. 12 января 1966 г.:
«Сейчас тренируюсь с очень большой нагрузкой — 8— 12 тонн. Но классические упражнения делаю со средними тяжестями. Завтра должен был бы поехать на соревнования в Харьков, но не поеду. Если будут настаивать, возьму справку от врача. Не хочу, чтобы мелкие соревнования мешали мне.
Соревнований и так будет много. В марте — первенство армии, в апреле — отборочные статьи чемпионата страны. В мае же предстоит чемпионат СССР.
Странно, что вешу сейчас очень много — 95 кг. Дело может кончиться плохо, потому что единственная возможность у меня — в полутяжелом весе. Теперь буду тренироваться шесть раз в неделю. В конце января вес должен быть 93 кг, тогда все будет в порядке».
4 февраля 1966 г.
«Случилось так, что из-за тренировочных перегрузок заболел. Организм был настолько ослаблен, что чуть простыл, и сразу поднялась температура, а потом еще и горло опухло. Лежал трц дня в больнице, потом температура спала, и после больших уговоров с моей стороны меня отпустили досрочно. Но я слишком рано вернулся к тренировкам... все повторилось сначала. Только сегодня удалось впервые после этой неудачи потренироваться.
По правде говоря, в январе тренировался по-страшному. Никогда раньше не давал таких нагрузок. С 3-го по 26 января поднял 125 тонн при средней интенсивности, то есть среднем весе штанги при попытке 130 кг. Были тренировки, когда интенсивность превышала 150 кг.
Но немножко пользы все же было, потому что, несмотря на болезнь, взял сегодня, стоя, на грудь 160 кг. Если здоровье позволит, буду продолжать такие тренировки до 20 февраля».
Почему я вкалывал как бешеный? Не потому ли, что через десять дней рядовому из Киева предстояло отправиться в путь, в подмосковный городок ученых Дубну — на свой первый всесоюзный тренировочный сбор. Рядовой не хотел появляться там с пустыми руками.
Да, я испытывал одновременно и радость, и страх. Радость была понятной. Страх? На тренировках армейских спортсменов я познакомился со многими членами сборной, слышал о жизни, которая мне теперь предстояла. В первую очередь, я знал, что приглашение в сборную надо оправдать, что желающих попасть в сборную страны много, а мест в ней мало. Если окажешься не на уровне, много времени для раздумий не дадут. Как же я могу быть уверенным^, что, попав туда однажды, закреплюсь там на длительное время? Эти мысли преследовали меня.
В то же время я жаждал поскорее оказаться среди сильнейших. Но вот физически чувствовал себя плоховато: болели колени, что-то грызло в суставах, спина не раз оказывалась 88
объектом рентгена. Ей предстоят еще большие нагрузки — выдержит ли? Должна выдержать.
В МУЖСКОЙ КОМПАНИИ
12 февраля 1966 г. стало днем моего вступления в число кандидатов в сборную СССР. Как впоследствии выяснилось — почти на долгих десять лет.
В Дубну я приехал вечерним поездом, и немало времени потратил, пока разыскал свою гостиницу. Уже в вестибюле ее меня встретил знакомый по соревнованиям в Минске тренер сборной Роберт Роман — очень хороший человек. «Здравствуй, здравствуй!» — и вот я оказался в одной комнате со Станиславом Батищевым. Этого криворожца, четвертого тяжеловеса страны предыдущего года, я видел в 1963 г. в Калининграде, позднее мы обменивались парой слов при встречах. Отныне мы с будущим «вечно вторым» стали друзьями.
Первое время я ходил с широко раскрытыми глазами. Тренеры сборной, и особенно Р. Роман, старались создать атмосферу Доброжелательности и сердечности. Это как-то особенно подбадривало, помогало обрести чувство уверенности в себе — я видел, что хотя бы поначалу ко мне относятся так же, как ко всем знаменитостям. И это было как раз то отношение, на которое я рассчитывал. С другой стороны, ничего весомого я предъявить не Мог, поэтому много думал над тем, что доверие предстоит оправдать.
Сон был спокойным. Встал за полчаса до подъема, надел тренировочный костюм и стал ждать утренного построения и зарядки. Потом состоялось традиционное установочное собрание. Как обычно, на нем говорили про планы, календарь соревнований, назначали каждому наставника. Одним словом, Для старожилов все это было хорошо знакомо, а для меня — откровением.
Полчаса спустя все были готовы к тому, чтобы начать претворять планы в жизнь. Правда, самые лакомые «блюда» из предлагавпгихся — чемпионаты мира и Европы — для моего рта куски слишком жирные. Нам, начинающим, в качестве
первой пробы сил предложили Кубок дружбы (тогда еще соревнования назывались Приз Москвы), который должен был проводиться в Риге. Там намечалось изучить нас, что называется, со всех сторон.
Из письма Айну. 18 февраля 1966 г.:
«Провел здесь три легкие тренировки. Прицепились ко мне небольшие болячки — плечо болит и колени тоже. Тренироваться не могу — все лечусь.
Нас здесь собралось тридцать кандидатов в сборную СССР, в моем весе — пять человек: Голованов, Бровко, Калиниченко, Назаров и я. Физически я не слабее их, а вот техника хуже.
Порядок очень строгий. Шагу лишнего не ступишь».
В какое общество я попал?
Верховным главнокомандующим был двукратный олимпийский чемпион Аркадий Воробьев, натура сильная. Помню еще тренеров всесоюзного спорткомитета Г. Балашова, уже упоминавшихся Романа и Кривицкого — всего было одиннадцать наставников.
Лидеры гремели «серебром» и «золотом». Олимпийские чемпионы Леонид Жаботинский, Владимир Голованов, Алексей Вахонин, серебряные медалисты Владимир Каплунов, Виктор Куренцов (ждали Юрия Власова, но он не приехал). Второй эшелон по титулам был скромнее: Владимир Беляев, Евгений Качура, Эдуард Бровко, Александр Кидяев, Анатолий Калиниченко. Оставались еще мне подобные, которым нечего было предъявить, кроме молодости и, может быть, симпатий кого-то из тренеров. Батищева я уже упоминал, потом были еще ленинградские ребята Борис Селицкий и Евгений Смирнов да Геннадий Четин.
И возглавлял эту компанию, а также тренеров, врачей и массажистов — людей для штангиста чрезвычайно важных и очень уважаемых — Аркадий Воробьев.
Штангу он увидел впервые в 21 год, то есть в возрасте, когда я уже попал в сборную. До занятий спортом он прошел суровую школу жизни — привык с детства к тяжелому физи-90
ческому труду, воевал. В 26 лет он впервые стал чемпионом Советского Союза, а в 37 еще завоевал «бронзу» на первенствах Европы и мира. В эти 11 лет уместились две победы па олимпиадах, 5 титулов чемпиона Европы и столько же — чемпиона мира, 10 побед на чемпионатах страны, 21 поправка в таблице мировых рекордов. В моем весе, полутяжелом, он довел сумму троеборья до 472,5 кг. Аркадий Воробьев был самым титулованным из советских штангистов, когда в 1963 г. принял у Н. Романова должность старшего тренера сборной. Оп уже имел степень кандидата медицинских наук, писал докторскую.
В 1965 г., за год до моего прихода в сборную, произошло ЧП: впервые после 1956 г. советская тяжелоатлетическая сборпая проиграла и чемпионат Европы, и чемпионат мира, оба — польским спортсменам. По итогам сезона только Жабо-типский возглавлял список лучших в своей категории. Воробьев ждал отстранения, но был оставлен на должности. Ему дали возможность доказать, что происшедшее — случайность. Думаю, что такая ситуация не могла не наложить отпечатка на обстановку в сборной команде, в которую я попал.
Мпе довелось потом видеть многих старших тренеров, Воробьев — мы и с ребятами об этом говорили — был из них самый-самый. Он был и требователен, и суров, и упрям. У него было немало противников. Но его слушали и уважали. Сам прославленный атлет, оп был непререкаемым авторитетом. И оп попимал нас, спортсменов. У него не было в сборной собственных учеников, так что он стоял выше мелких, личных интересов.
В своей книге «Сильные мира сего» Воробьев приводит описание, которое вполне может относиться к этим дубненским дням.
«А тренировка идет своим чередом. Алексей Медведев по-прежнему меряет шагами зал. Роман, наоборот, вцепился в углу в «мухача» и уже наговорил тысячу слов. Кришишин жалуется врачу на боль в спине. Врач успокаивает. К завтрашнему дню все пройдет, вот увидишь. Тальтс уцепился
носками ног за гимнастическую стенку и, перегнувшись через козел, делает упражнения для мышц живота. Тальтс эстет. Он хочет, чтобы его сильное тело выглядело красиво».
...Эстет. Вдобавок к обычной тренировке я всегда делал много того, что сам считал нужным, хотя не все это понимали. Сколько было в те времена штангистов, которые, как я, занимались легкой атлетикой, бегали кроссы, вообще занимались другими видами спорта? Мало, очень мало.
Работа спортсмена начинается с составления плана. До сих пор планы я составлял сам. Как будет здесь?
Каждый тренер получал под опеку двух-трех штангистов. Я остался под присмотром своего старого помощника Криниц-кого. Обычай был такой: тренер единолично или вместе со спортсменом разрабатывал общий план на год, деля год на недели, недели — на дни, дни — на одну или две тренировки, распределяя по всему этому плану нагрузки. Такой принцип продолжает существовать до сих пор. Поначалу у нас с Кри-ницким все шло гладко.
Спорить начали при составлении плана конкретной тренировки: какие упражнения делать, сколько, в каком порядке и т. д. По моему глубокому убеждению, от этого зависело очень многое. Здесь я не имел права ничем поступиться, отойти от своих принципов. (Оставляю в стороне технические подробности — читателю они будут неинтересны, хотя для меня были как раз самым главным.)
Короче говоря, я придерживался того мнения, что планы тренировок спортсменов в принципе едины,— существенное различие состоит лишь в так называемых мелочах, именно здесь кроется для каждого обширное поле деятельности, позволяющее ему найти себя, свое лицо. И ни одному, даже самому сведущему специалисту, опытному тренеру это поле на ощупь, без активнейшего участия спортсмена, не ч возделать. План тренировки должен быть плодом совместнйх усилий спортсмена и тренера: наставник протягивае*г умудренную опытом руку помощи, а воспитанник пропускает тренерские задумки через свои ощущения. Но так бывает не всегда.
Чаще тренер «рисует» план, и спортсмен вкалывает изо всех сил, выполняя его. Все может пойти великолепно, если спортсмен безгранично доверяет тренеру, и привести к печальным последствиям, если такой веры нет. Бывают случаи, когда спортсмен, ставший большим мастером, сам справляется с планированием, становится собственным тренером. Но в таком случае нередко у иных спортивных руководителей возникает вопрос: как это так — спортсмен без тренера? Это что еще за исключение? Конечно, это исключение, как и то, что спортсмен дюжинами устанавливает рекорды, «небывалые» и «невиданные». Большой спорт в основном состоит из исключений.
Нет, Криницкому со мной было нелегко.
Тяжелоатлетический зал в Дубне, без сомнения, был средоточием всей той штангистской премудрости, которая только существовала. Мы могли пользоваться видеомагнитофоном, снятое утром уже вечером можно было проанализировать, да еще теоретические занятия, практические занятия, проводимые лучшими в мире специалистами. Поистине мы получали самое высшее образование.
Вскоре выяснилось, что над техникой мне предстоит серьезно поработать. Удовлетворительно получался жим, может быть, еще сносно брал на грудь. Рывку мешала боль в плечах, толчок с груди был и вовсе неправильным. Я с ним мучился еще с техникумовских времен, изнуряя спину и нервы. Были моменты, когда чувствовал себя совершеннно беспомощным, казалось, что штангиста из меня никогда не получится: плечи по замыкались, и штанга не фиксировалась. Достаточно сказать, что первый свой рекордный вес я брал на грудь с десяток раз, прежде чем сумел его зафиксировать! Сказывались пробелы начального обучения.
Теперь на помощь пришли люди опытные, в первую очередь мой новый друг, обладавший особыми склонностями к тренерской работе, Владимир Каплунов (впоследствии ставший старшим тренером армейской сборной). Во время утренней зарядки я до ста раз имитировал под его руководством посыл с груди. Эти уроки не прошли даром, позднее толчок выручал мепя во многих затруднительных положениях. По правде го
воря, и в троеборье нечего было делать без толчка, а ныне, во времена двоеборья, тем более.
Рига. Март 1966 г. Сбылось пожелание Паакспуу, высказанное им менее трех лет назад. Паренек из Тихеметса стоял в строю участников первых в его жизни международных соревнований в красном трико с Гербом СССР на груди.
Прежде чем быть допущенным к штанге, надо было пройти обычную для меня процедуру сгонки веса. За эти годы килограммы прибавлялись не только на штанге, обычный мой вес составлял 92—94 кг. Но это был уже боевой вес, который приходилось держать. Сюда не умещались ни утоление вечной жажды, ни толстые ломти хлеба, ни сладкое, не говоря уже о праздничных застольях. Правда, последними я себя в дни большого спорта не баловал, даже свадьбы братьев и сестер проходили без меня. Штангисты знают, что последние кило-грамм-два перед соревнованиями остаются на банном полке. И это не та, столь милая сердцу эстонца баня, откуда выходишь еще тяжелее, чем туда вошел. Согнав вес, кладешь на язык щепотку соли, чтобы избежать судорог, да выпиваешь полчашки чая с лимоном. А после этого остается только стиснуть зубы. К счастью, с весом у меня особых неприятностей не случалось, но кислородная подушка, бывало, требовалась.
«Что чувствовал?» — всегда спрашивают болельщики. «Ничего особенного!»—обычно отвечает спортсмен. Нервное напряжение — бесспорно, без этого должного настроя на соревнования не бывает, а воспринимать соревнования столь же спокойно, как тренировку, оставаться холодным, как нос у здоровой собаки,— не в моем характере. Тогда «чувства» было, пожалуй, болыш» обычного, потому что о соревнованиях в Риге не запомнил ничего, как и о своей борьбе в 1962 г. с рекордом Кари Нуотио. В остальных случаях я мог наблюдать за соревнованиями как бы со стороны, а тогда, на важнейших в моей жизни пробах сил, я был весь поглощен ими.
Помощником и наставником был Криницкий, кажется, несколько слов со стороны подсказал и Каплунов. Начальные веса молодому и «зеленому» устанавливал тренерский совет. Такое коллективное определение для меня веса было, первым
и последним. Но на этот раз оно было необходимо. Мне не хватало опыта, кроме того, болели колени и с очень высокого уровня начинать было опасно. Тем более на этих соревнованиях, где из сильнейших атлетов отсутствовал только четырехкратный чемпион мира Мартин.
Вот таким увидел случившееся репортер газеты «Спорди-лехт» Хейно Каск.
«В полутяжелом весе в Риге собралось больше всего участников (12), и конкуренция в нем была самой острой. Здесь выступали чемпион Токийской олимпиады Владимир Голованов, обладатель мирового рекорда и второго в мире результата в троеборье в прошлом сезоне Анатолий Калиниченко, двукратный чемпион Европы и шестикратный призер чемпионатов мира венгр Геза Тот, поляки — чемпион мира Иренеуш Палинский и вошедший в прошлом году в число сильнейших в мире Марек Голаб, чемпион СССР Эдуард Бровко и другие знаменитости.
При такой напряженной конкуренции шансы самого молодого участника, 21-летного Яана Талътса выглядели очень незначительными. Правда, из Киева, где паренек из Абъя служит сейчас срочную, до нас доходили сведения, что Талътс за время службы в армии сильно прогрессировал. Но мы знали и то, что его лучший официальный результат в троеборье составлял всего 447,5 кг.
В жиме блеснул Голованов, который с результатом 162,5 кг значительно оторвался от конкурентов. Бровко выжал 152,5, Палинский и Голаб — по 150, Талътс (личн. рек.) — 150, Калиниченко —147,5 и Тот —145 кг.
В рывке Голаб и Голованов остановились на начальном весе: поляк на 130 и олимпийский чемпион на 135 кг. Равный с Головановым результат покорился также Тоту и Палинскому. Талътсу удались все три попытки. Он поднял 137,5 кг, увеличив разрыв с Тотом, и догнал Палинского. Калиниченко повредил руку и отказался от дальнейшего участия. В ударе был Бровко, который сумел вырвать 142,5 кг, благодаря чему разрыв между ним и Головановым стал минимальным.
На толчок Голованов не вышел (повредил ногу). Голаб взял 170, Тот —175 и Бровко —177,5 кг. Тальтс выбрал начальным весом 175 кг, которые взлетели на вытянутые руки довольно плавно. И вторая попытка на 180 кг удалась, а от третьей Талътс отказался. Палинский начальный вес в 180 кг взял успешно. Чтобы догнать Бровко и завоевать первенство, он попросил на второй попытке установить на штанге 187,5 кг (Палинский был легче, чем Бровко). Но этот вес польской знаменитости оказался не под силу. Так определились лучшие: 1. Бровко — 472,5 кг, 2. Палинский — 465, 3. Талътс — 465, 4. Тот — 455, 5, Голаб — 450, 6. К. Пумпуриньш — 442,5».
ИНТЕРЛЮДИЯ
Через 13 лет после рижского дебюта Талътса в составе сборной, в марте 1979 г., ленинградский поезд вез нас с ним в город-герой на очередной Кубок дружбы.
Штангисты жили в гостинице «Советская». Очень скоро выяснилось: для нас тут мест нет. «Ладно, тогда хоть поедим здесь»,— говорит Тальтс. Садимся за столик в-ресторане на последнем этаже. По соседству завтракают В. Шарий, С. Рахманов и С. Аракелов, за остальными столиками ни души. Скатерть на нашем столе мокрая и грязная! Талът$ тихо ругается, и мы пересаживаемся за другой столик. Та же история. Я готов продолжать изучение этой загадки природы, но Талътс машет рукой и окликает Шария: «Как самочувствие?» Тот смеется: «Видно будет... Нога болит».— «Ты перешел в девяносто? Сколько весишь?» — «Девяносто,— ухмыляется,— а сам?» Талътс откидывается на спинку стула, поглаживает себя по животу: «Сто!» Рахманов поворачивается всем туловищем, кивает в сторону Шария: «Вот кто силен».
К нашему столику никто не подходит. Официанты сидят у стойки и оживленно беседуют. Наконец один встает и сообщает: «Туристов не обслуживаем».
Рахманов кладет вилку и самым серьезным образом заявляет: «Если моему тренеру немедленно не принесут поесть, я соревноваться не буду!» Приносят.
«Вася тоже здесь? — спрашивает Талътс.— Соревнуется?» — «Здесь. Не выступает»,— пожимает плечами Рахманов. Талътс улыбается: «Вася тебя боится?» Рахманов мотает головой: «Окороков победит». Аракелов не произносит ни звука, только медленно переводит свои большие глаза с одного собеседника на другого. «Хороший парень,— говорит Талътс мне через столик. И спрашивает у Аракелова: «Перешел в 110? Правильно. Сколько в тебе весу?» — «Сто четыре — сто пять»,— и Аракелоов снова умолкает.
«Помнишь, Валерий...» — говорит Тальтс Шарию. Тот склоняет свой длинный нос к самой тарелке и ухмыляется во весь рот. Тальтс мне: «Шарий — веселый парень. Ему часто не везло. То попадал в сборную, то вылетал из нее. В конце концов в Монреале выиграл «золото». Теперь пробует в следующем, полутяжелом весе. Веселый парень! — И обращаясь к другому столику: — Мне ночевать негде. Из дому позвонил. Обещали номер. Теперь сижу здесь».— «Погоди, ребята уже разъезжаются, сейчас посмотрим»,— начинает объяснять Рахманов. Талътс прерывает: «Брось».
...Криницкий живет в 718-м номере. «Приезжайте в Ленинград, есть о чем поговорить»,— писал он.
«Здрасте-здрасте!» Плотный смуглый человек с карими глазами встает с кровати, предлагает стул, снова опускается, полулежа, на кровать, неторопливо проводит пятерней по седоватым волосам. Тальтсу: «Чем занимаешься?» Тальтс садится на подоконник, кривит лицо. Отвечает.
«Готовишь сборную к спартакиаде?» — спрашивает Криницкий. «Какая там сборная... Есть несколько ребят,— бурчит Талътс.— Украина — большая, у вас — сборная. В большой республике можно найти столько энтузиастов, сколько нужно для сборной. А у нас над каждым хоть мало-мальски годным дрожишь».
Криницкий отвечает, качая головой. «Эти времена уже прошли.— Молчит. Потом: — Все же один хороший парень есть. Девятнадцать лет. Первий. Сегодня выступает. Видно будет...»
Один хороший парень... Криницкий смотрит на Талътса.
Один хороший парень. И этот уже немолодой, привыкший к постоянному лязгу металла человек — тренер, работавший с Беляевым, Батищевым, Шанидзе, будет сегодня и еще долгие годы ждать, что удастся сделать молодому парню с детским лицом по фамилии Первий.
...Сегодня Дворец спорта «Юбилейный» заполнен людьми с трапециевидными торсами — вчерашними и сегодняшними знаменитостями. Они стоят, рассказывают, спешат, обнимаются, суетятся, объясняют, окликают. На сцене с грохотом падает штанга: бум, бум!
Тальте движется от одного знакомого к другому, Тальте зол. Он ищет того «друга», который обещал нам места в гостинице («Приезжай с супругой, и детишек возьми с собой!»), чтобы сказать ему пару теплых и очень дружественных слов. Тальте повествует о своей горестной судьбе каждому встреченному знакомому. Разумеется, он немножко пересаливает — для него-то койка всегда нашлась бы. Но он ведет борьбу и за четверых приехавших с ним таллинцев, ни поодиночке, ни скопом не имеющих никаких шансов устроиться на ночлег.
Откуда-то появляется усатый фотограф, тащит за руку «муху» Д. Нуньеса, устраивает кубинца на скамейке рядом с Талътсом. Два чемпиона мира, представляющих два поколения штангистов, трясут друг другу руки, улыбаются. Фотограф манипулирует объективами. Еще, еще разок. Сколько можно улыбаться!.. Вот так: щелк... щелк.
Подходит радиокомментатор, просит Тальтса подойти к микрофону. Тальте подходит. Привычно садится, привычно говорит, как уже делал это десятки раз, говорит так, как только может мечтать радиорепортер. Когда возвращается, его окликает загоревший до черноты парень с круглым лицом. «Володя!»— протягивает ему руку Тальте. «Он самый»,— улыбается Каплунов. Талътс широким жестом указывает на сцену, там легковесы — Каплунов тоже был в этой категории — пытаются взять в рывке 132,5. «А ведь ты этот вес брал уже пятнадцать лет назад! Чем же они занимались все эти годы?» Тренер Каплунов пожимает одним плечом, склоняет голову набок, зажмуривается: «Так-то, так...»
Талътс подзывает меня и знакомит, потом оставляет наедине с К аплу новым, а сам уходит. Каплунов кричит ему вслед, что, если Талътс в своей книге не напишет то-то и то-то, пусть не рассчитывает, что Каплунов с ним еще хоть раз в жизни поздоровается.
Дальше Каплунов говорит тихо, но очень убежденно.
«Как только Яан попал в сборную, у него со всеми сложились хорошие отношения. Многие ему помогали, он оказался способным и старательным учеником, великим работягой. Может быть, мы подружились и потому, что я терпеть не могу алкоголя. Некоторые «соображали» до и после соревнований, мы с Яаном — ни капли. Чувствовали родственные души, поэтому и тянуло нас друг к другу. Один из тренеров, к примеру, нашептывал Тальтсу: «Ну, что ты прицепился как репейник к этому старику». Мне: «Ничего из этого парня не получится, не трать время, не нужен он сборной...» А я каждому заявлял, что из Яана получится отличный штангист. Молодой спортсмен, а отлично владел методикой тренировки, другое дело, что с техникой были нелады. Очень много работали мы с ним над рывком и толчком. Помню, во время поездки в Алжир в 1966 г., как только автобус останавливался, Яан отыскивал палку и начинал имитировать технические элементы: «Смотри, Володя, правильно?» Остальные глядели в немом изумлении. Он работал головой. Гляжу, опять сидит перед тренировкой в одиночку, продумывает предстоящее занятие и что-то записывает. Еще мне в нем нравилось, что на соревнованиях он всегда выкладывался без остатка, ни полкилограмма* не оставлял в запасе...»
Энергичным шагом из-за сцены выходит Криницкий. Это совсем не тот человек, что утром. Первий выиграл! Результат, правда, не бог весть что, но выиграть Кубок дружбы — это уже что-то! Вечером в телеинтервью вчерашний школьник, потупив глаза, сообщит, что планы у него большие. Хватит ли У него для этого характера? До Криницкого вопрос доходит Не сразу. Потом он несколько раз кивает головой: «Характера У Первия с избытком!.. Иной раз опасаешься, что он себя погубит своим желанием. Устремленность страшная».
Криницкий смотрит вслед Тальтсу и говорит мне:
«Некоторые считают, что Талътс резок или груб. Я так не считаю. Правда, он с характером. Но за характер, прямоту его всегда и уважали. Он честен. Как у вас в республике гневались, когда он отказался выступать на Спартакиаде народов СССР в 1971 г. И мне жаловались, просили, чтобы я повлиял на Яана. Я тогда сказал ему: «Ты же силен, поезжай и победи!» Он в ответ: «Яков Романыч, я еще не на сто процентов готов, мне надо еще немного поработать, чтобы не было травмы. Еще десяток дней. Я не могу рисковать». Он великолепно знал, что может, а чего нет. И десяток дней спустя побил мировые рекорды...»
А я шел рядом и думал, насколько отличается толкование этой истории в Эстонии, и о том, что меня предупреждали не верить всему, что будут говорить о Тальтсе, и о том, почему же так, почти слово в слово говорят о нем Каплунов и Криницкий.
«Такая же история произошла перед чемпионатом мира в Перу,— продолжает Криницкий.— У Яана болело плечо, он не мог выступать. Все были злы, нервничали. Яан заработал бы чемпионский титул и с больной рукой. Но он сказал: «Зачем? Я могу вовсе калекой остаться. Как будто больше некого выставить? Есть же». Кто бы другой по своей воле отказался от такого титула? Кто? А для него это характерно. Только раз отступил он от своих принципов. И это ускорило коцец его карьеры. Он не хотел ехать в 1974 г. в Ереван на Кубок дружбы, чувствовал, что не имеет права ехать больным. Но поскольку болгары как раз отыскали В. Христова, то его заставили. Когда ты только что вновь включен в сборную и когда твоя карьера клонится к закату, трудно отказаться. Это выступление оказалось напрасным: травма разом положила конец всему».
...Подходит совсем молоденький штангист, снимает свой пояс и протягивает его Тальтсу — просит автограф! Талътс берет пояс и расписывается на нем. Наблюдающий со стороны вытягивает шею. Нет, паренек не коллекционер автографов, на белой коже, кроме талътсовского, ни одного.
А на помосте штанга в руках спортсменов то взлетает вверх, то рушится вниз. Не надо быть штангистом, достаточно хоть пару раз подержать в руках штангу, чтобы понять чувство, охватывающее спортсмена, когда сила земного притяжения и твоя сила почти равны, когда штанга не знает, куда ей двигаться, пока ты не дожмешь снизу безумным усилием воли — вверх! И штанга взлетает вверх, вот она уже наверху, давит на тебя, становясь все тяжелее, от страшного напряжения темнеет в глазах... Только одному человеку может быть в этот момент еще тяжелее, чем самому спортсмену. Его тренеру. Он ощущает тупой удар штанги о грудь, он врастает ногами в землю, он напрягает могучие мышцы в усилии, у него штанга над головой... в тот момент, когда она выскальзывает из рук спортсмена. И он ничего не в силах изменить. Точно так же на соревнованиях по прыжкам, в длину в миг, когда отталкивается ученик, непроизвольно поднимается нога и тренера, у канатов боксерского ринга бьет рука тренера, за боковой линией баскетбольной площадки бросает мяч в кольцо мысль тренера. И за каждую ошибку спортсмена, даже ту, о которой сам спортсмен не подозревает, тренер платит минутами своей жизни, потому что, зная почти все, он не может в такой момент ничего.
...Виктор Стрижак был тем начальником, который добился перевода Тальтса из Полтавы в Киев.
«Впервые я увидел Тальтса, случайно находясь в Полтаве. Стало ясно, что из парня может что-то получиться. За очень короткое время он доказал, что талантлив. В дни солдатской службы его можно было назвать даже тихоней. Он пришел в коллектив, где все были старше него. А большинство — и сильнее. Коллектив встретил его хорошо, взял под опеку, настолько беззащитным он казался. У меня с ним никогда никаких недоразумений не возникало, ни малейшего упрека не могу сделать. Но верил он в себя очень! Даже когда в глазах специалистов еще был никем, когда у него болело и ломило в десяти местах сразу, он жил с уверенностью, что станет сильнее всех. Эта вера не покидала его и тогда, когда °н попадал раз от разу во все более сильную компанию».
Рядом с помостом маячит Э. Бровко, черный как смоль. Он взвинчен, вертит головой на короткой шее то в одну сторону, то в другую. Еще бы — на помосте его «деточка» Султан Рахманов. Тот выглядит медлительным увальнем, но уверенно опережает соперников. На помосте все кончается, и Бровко может присесть на скамью для тренеров.
«Талътс? — на миг он вскидывает глаза на вопрошающего.— Неистовый был парень»,— говорит Бровко и умолкает.
...Публика расходится. Откуда-то появляется Талътс и сообщает: роскошная гостиница «Прибалтийская» ждет нас.
ГОД НА ЧАШЕ ВЕСОВ
Первая международная проба сил позади. Показанный в Риге результат, я считал средненьким. Команду не подвел, но до почестей и славы было еще далеко, несмотря на то что я опередил нескольких известных мастеров. Сам я чувствовал, что для большего пока не созрел. А созреть надо было к середине мая, когда в Новосибирске будет проходить первенство СССР. На прошлом чемпионате я вынужденно оказался зрителем, хотя рассчитывал на медаль. На этот раз уровень соперников должен был оказаться выше, но я и сам был на подъеме.
В тренировочном плане неожиданную брешь пробила при-ятпая неожиданность. Мпе впервые доверили участвовать в соревнованиях за рубежом. В течение двух педель нам предстояло пропагандировать тяжелую атлетику в Египте и Алжире. Наряду с демонстрационными выступлениями предусматривались и соревнования. В моем весе поехал еще Бровко.
Но до описания поездки хочу чистосердечно признаться: дело в том, что в Киеве проходило армейское первенство, где мне не нужно было выступать — в зачет шел рижский результат, и этого команде было достаточно для победы. Но я все же выступил.
Из письма Айну. 1 апреля 1966 г.:
«Безрассудно выступил в толчке. Не готовился совершен-
ия
но, и вес пришлось сгонять, а это всегда плохо действует. И на этот раз счастье не улыбнулось: опять-таки взял 188 кг на грудь, и штанга была уже на прямых руках, но... Как жаль, что не умею как следует толкать с груди. Сколько раз уже открывалась возможность...»
Первая зарубежная поездка. Все рисовалось как тушью на белой бумаге. Наверное, программа была все-таки слишком насыщенной. Во мне что-то разладилось, и силы стали убывать. Проводя показательные выступления и тренировки с местными спортсменами, надо было одновременно умело реализовать и свои планы. Тем более что основной конкурент все время был ря^ом и у штанги наши взгляды часто скрещивались.
Эдуард Бровко был на восемь лет старше меня и, бесспорно, значительно опытнее. Он не отличался особыми физическими данными. Зато славился как отличный тактик и великолепный боец, почти всегда с честью выходивший из самых трудных сражений. Как он умел сосредоточиться перед попыткой — ничего подобного я больше ни у кого и никогда не видел. Я сознавал, что такое же умение необходимо и мне, а потому старался учиться у Бровко. Всякие там подбегания к штанге, молитвы, заговоры, встряхивания руками перед тем, как взяться за гриф, я давно уже считал бессмысленными. Каждое лишнее движение требует определенной энергии, а ее нельзя бессмысленно затрачивать в тот момент, когда успех и неудача на чашах весов почти выравнялись — а разве на соревнованиях бывает по-другому? Нет, волю, душевные силы собирают в кулак молча.
Бровко не давал мне покоя не только потому, что до сих пор оказывался для меня недосягаемым (был просто сильнее). В его отношении к спорту, его внутреннем мире была какая-то непонятная сила, которой трудно было противостоять. Больше всего мне импонировало, что он побеждал тех, кто был сильнее. Я и себя отношу к этой категории. И если по физическим Данным я уступал, например, Голованову, позднее Козину, Якубовскому, Первушину, то Бровко в этом отношении, как я
считал, и вовсе не повезло. Когда он наблюдал за тренировками других, взгляд у него был такой, будто он их переваривает, осмысливает и старается найти противоядие. Разумеется, за конкурентами всегда следят. Но Бровко следил так, что от его взгляда даже у самых одаренных сила в руках и ногах словно уходила куда-то...
Может быть, это слишком, говорить так ©’человеке, который ни разу не стал чемпионом Европы или мира, ни разу не попал на олимпийские игры? Кроме того, мы никогда не были близкими друзьями. Он вел себя с достоинством, держал между собой и молодежью дистанцию, заставлял уважать себя. Бровко был силен, и я хотел в Новосибирске победить его.
А что же думал в это время сам 30-летний ветеран? Этот вопрос удалось задать ему 13 лет спустя.
Бровко: «Яан был силен. И неистов. Еще тогда, когда брал всего 450 кг, он уже хотел победить всех. И проигрывал. Но у него был свой почерк, свое «я», это помогло ему стать лидером.
Когда я увидел в нем конкурента? Пока ты впереди, считаешь свой путь самым правильным, назад не оглядываешься. Перед чемпионатом в Новосибирске я понял, что он намерен у меня выиграть. Больше того, что он обойдет нас, стариков.
Честно говоря, я не оченъ-то старался победить его. В Новосибирске еще да. На взвешивании проследил, сколько он тянет, и постарался весить меньше».
В середине апреля, перед самым возвращением, в Каире состоялся матч двух стран. Я участвовал в составе команды и победил уверенно: 150 + 135+170 = 455 кг. В очередной раз не взял с груди 188 кг... Мой друг Каплунов установил мировой рекорд в жиме, Жаботинский — в рывке.
Наступил май — мой первый чемпионат Советского Союза. Готовился к нему вместе с Каплуновым, который учил меня не только поднимать штангу, но и жить.
При взвешивании Бровко оказался на 300 граммов легче. По жребию мне выпало выступать перед ним. Соревнования
еще не начались, а я уже силою обстоятельств был в проигрыше.
В жиме наибольший начальный вес заказал Калиниченко. Увидев, что никого этим не испугал, сбросил два с половиной килограмма, но трижды не мог его взять. Жим выиграли литовец Прите й латыш Пумпуринып — по 155 кг, я — последовательно 145—150—152,5. Но Бровко с теми же результатами шел шаг в шаг.
В рывке мы оба в третьей попытке записали на свой счет 140 кг. Толчок. Начинаю со 175 кг. Бровко не отстает. Во второй попытке я по небрежности не фиксирую 180 кг. Бровко берет 180.
Сколько надо заказать на третью попытку? Логически — столько, чтобы было по силам мне и не под силу противнику. Но откуда я могу знать его возможности, если и о своих нет четкого представления. В тот момент хотелось криком кричать от нехватки опыта. Но чего нет, того нет. Единственное, что было абсолютно понятно молодому спортсмену, это то, что речь идет о первой, жизненно важной медали, обо всей дальнейшей судьбе. И решение принято: эту попытку надо делать наверняка — на штанге 182,5 кг! Авось ошибется противник!
И 182,5 кг взмывают вверх. Но противник не ошибается.
Поражение весит столько же, сколько победа. Но победитель — Бровко.
Второе место и серебряная медаль — неплохое достижение для человека, выступавшего на первом в своей жизни чемпионате страны. Но когда до победы не хватает одного усилия и когда тебе двадцать два, то...
Мне присудили специальный приз «За хорошее выступление и высокий результат». Задним числом я отлично вижу, ито надо было сделать по-другому, понимаю, что весь толчок Должен был идти по совершенно иному плану. Не. могу не сказать, что ничего подобного впредь не повторялось. На поражении надо учиться — раз и навсегда.
В довершение всего Семен Шульжицкий увел у меня из-под носа рекорд в толчке (188 кг), столько раз ускользавший пз моих рук. Но, трезво оценивая положение, его следовало
признать хорошим, особенно если учесть фон. Пресса писала, что во всех весовых категориях результаты были слабее, чем год назад в Ереване. За исключением полутяжелого веса. Очень опасались, что* сборную вновь постигнет неудача на первенствах Европы и мира.
Из письма Айну. 21 мая 1966 г.:
«Сейчас я в Москве. Пара недель активного отдыха, и опять возьмусь за тренировки. Если будет здоровье, и все пойдет, как до сих пор, к осени войду в форму и, может быть, поеду на чемпионат мира в Берлин. Конечно, это почти невероятно. Но верить и надеяться надо, потому что, если нет веры в себя, ничего большого никогда не достигнешь».
Может быть, благодаря прошлогоднему поражению, а может, и по иным причинам, но в тот год в нашей тяжелой атлетике больше внимания стали уделять молодежи. Два года я становился медалистом первенства страны среди юношей, по тогда никто не обращал на нас внимания: диплом в руки, медаль на шею, крепкое рукопожатие и — до следующего года. Теперь же всесоюзный тренерский совет в порядке эксперимента решил собрать вместе и просмотреть лучших штангистов 17—20 лет. Как самых молодых призеров чемпионата страны на сборы пригласили и нас с Батищевым.
Сначала тренировались близ Подольска, на спортивной базе профсоюзов. Сегодня она известна как действительно замечательный тренировочный центр, а тогда это был старый помещичий дом, столовая и плохонький зал для штанги. Командовал нами Алексей Медведев. Он отнесся ко мне по-отечески, много помогал на тренировках. Поскольку у меня тогда болели колени, Медведев отвез меня в Москву, к доктору медицинских наук Зое Сергеевне Мироновой — известнейшему спортивному врачу. К сожалению, дорогу к ней мне пришлось изучить даже слишком хорошо.
Но вскоре встал вопрос: где продолжать занятия? Медведев спросил меня, нельзя ли это сделать в Эстонии. Говорит: «После Новосибирска человек вроде тебя должен быть в Эсто-
пйи Известным, позвони домой, пусть помогут с размещение^». Тоже мне нашел героя... которого никто не знает... Но я все же позвонил в «Йыуд», и оказалось, что островитяне с Сааремаа могут организовать лагерь.
Поселились мы в «столице» острова — городе Кингисеппе, в здании средней школы. Поднимали штангу, играли в мяч, плавали, загорали. Стояло замечательное теплое лето. День рыбака. День песни. Для ребят это были невиданные и впечатляющие события. Со своей стороны, мы показывали народу, что такое тяжелая атлетика. Мой позднейший конкурент Валерий Якубовский, парень очень музыкальный, много пел. Этот лагерь помнят до сих пор. Жизнь на Сааремаа и мне пошла на пользу. Впервые взял на тренировке в рывке 140 кг.
В августе узнал, что меня собираются послать в Швецию па новые соревнования — Кубок Балтики. Но до этого решил выступить на традиционных соревнованиях в Подольске, где ежегодно устанавливались десятки рекордов.
Из письма Айну. 6 августа 1966 г.:
«Два часа назад закончились соревнования. Выжал 157,5, вырвал —137,5 и толкнул во второй попытке 188,5. Это новый рекорд СССР. В третьей попытке взял на грудь 191^5, но не удержал. Сумма 482,5 кг нынче лучшая в мире и превышает норму мастера спорта международного класса. Пусть эти цифры станут свадебным подарком тебе. Не знаю, то ли слишком устал, то ли чрезмерно рад».
Первый большой рекорд установлен. На штанге был уже мировой рекорд.
Сразу после этрго поехал в Алушту. У каждого есть любимое место для лагеря. Для меня им был и остается этот черноморский курорт. Форма стала там еще лучше.
В Стокгольм полетела фактически вся сборная. Соревнования прошли, можно сказать, неудачно. Правда, я выиграл с результатом 472,5, обойдя Голованова, но каждый вид шел очень туго и до запланированных 490 кг было далеко. В толчке
сразу после 180 кг дошел на мировой рекорд. Трижды брал 191 кг на грудь и трижды не смог толкнуть!
Еще и сейчас стыдно. Я ведь каждый день повторяю ребятам: нельзя так, ты проделываешь гигантскую работу, берешь штангу на грудь, встаешь из приседа... и не толкаешь! Это непростительно, это то же самое, что пройти стайерскую дистанцию почти до финиша, и вдруг оказывается, что у тебя не хватает сил на спурт. Я следил за последними чемпионатами мира и обратил внимание, что половина неудач происходит из-за того, чщо не хватает сил толкнуть штангу. В легких весовых категориях это еще можно понять: ребята сгоняли вес, к концу соревнований сил не оставалось. Но у тяжеловесов речь может идти только о технической или моральной слабости — обе непростительны. Сколько я сам на себя из-за этого злился, прежде чем освоил толчок. Но когда уж и освоил, так до конца! Очевидно, в те годы я был еще слишком неопытным, далеким от совершенства в технике.
Из письма Айну. 8 сентября 1966 г.:
«До чемпионата мира осталось 40 дней. Как к нему готовиться — ума не приложу. В полутяжелом весе нас трое — Бровко, Голованов и я. Бровко — чемпион страны, и у него больше всего прав на поездку. На моем счету лучший результат сезона в мире и победа в Швеции над Головановым. Но Голованов — олимпийский чемпион, и нервы у него крепкие. Очень запутанное дело.
Форма сейчас средненькая, но не хуже, чем у моих соперников. Нас трое, но поедут, вероятно, двое, или в худшем случае — только один. Окончательно это выяснится в течение последних десяти дней. Воробьев сказал, что надо поднять на тренировке не менее 480—482,5 кг, чтобы претендовать на поездку. Да, честно говоря, меньше и нельзя, потому что соперники очень сильны.
Почувствую, что в плохой форме, откажусь сам. Если подумать, какая ответственность ложится на того, кто защищает спортивную честь страны! Нелегко, но я верю, что справлюсь».
Последний отбор проходил в Дубне. Я был в форме, ио очень много было болячек, чувствовал себя, как загнанная лошадь. Особенно болели колени. Странно, но у меня в начале спортивного пути травм было больше, чем потом. Точнее, они мне больше мешали. Позже я научился избегать травм или аккуратнее тренироваться с ними, если уж они случались.
В Берлин полетели вдвоем с Бровко. Кто выйдет на помост — должно было выясниться на месте. На тренировках я не уступал ему ни в одном упражнении.
...Ровно через три десятилетия вновь появился эстонский штангист, который претендует на медаль столь высокой пробы—здесь же, в Берлине, Арнольду Лухаээру в 1936 г. была вручена олимпийская «бронза». Теперь газета «Дойчес шпорт-эхо» в статье «Эстонский рыцарь» писала, что внезапный взлет Яана Тальтса— одна из приятнейших неожиданностей советской тяжелой атлетики. Уникальный взлет — подводила итог газета.
Позднее, когда эстонский атлет — единственный из семи членов советской команды — остался без медали, та же газета написала о слабых нервах, а в «Советском спорте» В. Адуев-скйй прокомментировал так: «Четыре золотые медали, завоеванные товарищами по команде, вероятно, перенапрягли психику молодого дебютанта. Он хотел выступить настолько хорошо, насколько это только возможно, а получилось наоборот... Ребята отнеслись к провалу Яана очень тактично. Лишь бы этот урок пошел ему впрок, потому что у 22-летнего атлета впереди долгий спортивный путь».
Еще и сегодня случается, что мне говорят: да, ты был силен, но признайся, что однажды и ты сплоховал — в Берлине. Ну что ж, поговорим и об этом.
Помню я, честно говоря, немного. Все было в новинку, незнакомо. Соперники, условия. Не то чтобы я кого-нибудь или чего-нибудь боялся, нет. Не хватало опыта. Хорошее деловое напряжение возникает тогда, когда встречаешься со старыми конкурентами. Поговоришь с одним, другим, третьим.
Ito глазам видишь, кто на что способен. Сравниваешь. Складывается четкое представление. А тогда у меня его не было. Я в отличие от всех последующих случаев не владел ситуацией. Хотя и чувствовал, что могу в каком-то движении выиграть, может быть даже по сумме, если все заладится. Но я не был в этом убежден. Впоследствии все было по-иному.
До начала соревнований ни я, ни Бровко не знали, кто из нас будет выступать. Неизвестность, мне кажется, больше мучила Бровко, потому что я был уверен, что выставят меня. Хотя и было сказано: будьте готовы оба. И до сегодняшнего дня так: если в одной весовой категории несколько человек, то остается только ждать и нервничать. Должен признать, что в те годы, когда я выступал в составе сборной, решения в таких случаях выносились правильные. Кто сильнее — чувствуют и сами спортсмены, и тренеры. А поскольку командная победа важнее всего, то выставляют того, кто может победить, невзирая на симпатии и антипатии.
Конечно, нельзя выбор откладывать до последней минуты. Поздний отбор свидетельствует о нерешительности тренеров, их боязни ответственности за неудачу спортсмена.
Воробьев и Роман выбрали для выступления меня. Но я хочу сразу заверить, что ни неизвестность, ни напряжение ожидания не сыграли в последующем решающей роли.
До полутяжелого веса у команды все шло замечательно. Все выступившие — Вахонин, Кацура, Куренцов и Беляев — завоевали «золото». Наверное, возникло чувство, что и пятая золотая медаль никуда не денется, а уж Жаботинский возьмет, ее само собой. Должно быть, немножко расслабились, другого объяснения я не вижу.
Я уже сходил на взвешивание, лежал на кушетке и ждал. Велено было лежать спокойно до тех пор, пока не подойдет время разминки. Время шло. Наложил повязки на руки, попытался встать. «Подожди, успеешь, придет время...» Как сейчас понимаю, я должен был быть действительно очень «зеленым», чтобы полностью довериться другим, слепо надеяться на тренера! Спортсмен не робот, чтобы тренер мог нажимать на кнопку: теперь делай то или делай это, теперь иди туда,
а теперь — сюда. Я не хочу сказать, что спортсмен не должен доверять тренеру. Это он просто обязан. Но спортсмен всегда должен учитывать, что и лучший помощник может ошибиться. В том-то и состояла моя неопытность, что я ни на мгновение не допускал, что помощник может ошибиться в такое время и в таком месте — на чемпионате мира!
...Когда спохватились, мне надо было выходить на помост. Быстро-быстро в зал для разминки! На ходу намотал повязки, поправил наколенники. Едва успел сделать несколько движений, как ворвался Воробьев: «Чего ты тут руками машешь, иди, берись за штангу!» Берись за штангу... У меня болело одно, другое, я знал, что необходима тщательная разминка, что без этого не подыму. Но где там...
Остался почти без разминки. Пошел одеревенелый как чурбан жать эти 147,5 кг. Ни одна попытка не была засчитана. Попом посмотрел пленку, решил, что попытки вполне могли быть засчитаны. Хотя почему? Ведь выступление было не на каком-нибудь первенстве республики, где можно снисходительно отнестись к технике выполнения Юрия или Яана. Правильно сделали судьи, что не засчитали.
Чемпионат для меня был окончен. Собрал я свои монатки и пошел под душ. Потом услышал, что и Мартин заработал «баранку». Но мне-то что с того!
«Золото» выиграл перешедший из среднего в полутяжелый вес венгр Геза Тот, повторивший мировой рекорд — 487,5. Палинский был вторым — 477,5, Голаб третьим — 475.
Никто прямо не сказал мне, что я оказался морально слаб. Тренеры не произнесли ни слова, просто обошли случившееся молчанием. Может быть, кто-то из них сознавал и свою вину? Но сочувствия тоже не выражали, еще чего! Оставшийся за бортом Бровко имел все основания, чтобы дать понять — УЖ он-то, которого не допустили ни на чемпионат мира, ни на Олимпийские игры, не сорвал бы все дело, как этот маль-штшка, а может быть, и выиграл бы. Хотя в таком случае он Должен был бы намного превзойти самого себя — ведь Тот 1Т()ВТоРпл высшее мировое достижение.
Но, конечно, среди невысказанных мнений было и то, о
котором писала газета: нервы подвели. Что может в таком случае сделать или сказать спортсмен, у которого нет еще ни достижений, ни титулов? Я испытывал отчаяние, злость, и стыд переполнял меня. Но я сказал себе: «Молчи!» И молчал. Поклялся: такое в жизни никогда не повторится.
Как соль на рану действовало на меня сознание того, что высокое звание пропало для меня вместе с мировым рекордом. Тот сделал, правда, много, но не слишком. Этому позднее ставшему добрым знакомым очень общительному человеку было уже 34 года, и основных своих успехов он добился, выступая в среднем весе. В 1964 г. Тот стал чемпионом Европы и серебряным призером Токийской олимпиады. Он уже подошел к своему потолку, и берлинский результат так и остался его максимумом. Из остальных сенсации не произвел никто. Сам же я чувствовал, что готов на результат порядка 490—500 кг.
Это подтвердилось несколько дней спустя после чемпионата во время специальных соревнований на побитие рекордов. Тренеры предложили мне выступить. Я несколько ночей не спал, похудел, не говоря уже о душевных переживаниях. И вот в таком состоянии набрал 490 кг (160 + 140 + 190)! Сумма на два с половиной килограмма превышала мировой рекорд, а результат в толчке был выше рекорда Советского Союза. Но поскольку соревнования не были официальными, о фиксации рекордов и речи не шло.
Мне это достижение не принесло ни радости, ни удовлетворения. Скорее, наоборот, оно стало как бы еще одним доказательством «слабости моих нервов». Сам же я увидел, на что был готов несколько дней назад.
Восторженные отклики печати сменили критику за недавний позорный провал. Но ведь не было его! Я и по сю пору не могу сохранять спокойствия. Глупо провалился — это да. Но не позорно. «Реабилитировался», «урок», «перенапряженная психика» — какие слова! Еще и на следующий год мои победы истолковывали как оплату берлинского «долга».
Внешне схема выглядела обычно: дебютант провалился — следовательно, у него слабые нервы. Такое случалось тысячи раз. Только сам я (да, быть может, еще и тренеры) знал, что 112
пе было никакого перенапряжения, нервозности. Был тактический промах. Единственное, что я вынес из той истории,— это горький опыт: всегда, в любой ситуации, вожжи надо держать в своих руках, слепо не доверяться никому, проверять все до мелочей. Потому что вместе взятое — это и есть твоя жизнь, которую сам себе выбрал и которую хочешь и обязан прожить на максимуме.
В Москве, в аэропорту, победителей встречали с цветами. Еще в самолете я пристроился в самом конце салона...
Таким был Берлин, где я, по общему мнению, в первый и последний раз «не сдюжил».
После чемпионата мира мы с Беляевым и Батищевым вернулись в Киев. Криницкий, которого не было с нами в Берлине, мог радоваться одной золотой и одной бронзовой медали. Мпе печем было его порадовать. И все же со всеми вместе меня приглашали на встречи, приемы и чествования.
Срок моей армейской службы подходил к концу. Я получил предложение остаться в Киеве. Дали время подумать, сказали: если все же решишь вернуться домой, знай, что мы о тебе не забываем и будем за тебя болеть.
Я хотел домой. Киев стал мне дорог, у меня оставалось здесь множество друзей, товарищей и помощников по спорту. В тяжелоатлетических залах мпе была знакома каждая доска па полу. Я узнал здесь многое: труд и неудачи, боль и муки, по случались и радостные дни. И теперь, когда я оказался в начале многообещающего спортивного пути, когда у меня появились заманчивые перспективы, все же очень тянуло домой.
До конца года предстояла еще одна зарубежная поездка, па этот раз в Индию. Никто из нас не слышал об индийской тяжелой атлетике, но для меня эта поездка оказалась одной из самых интересных в жизни. Перед нами предстали ожившие страницы учебников истории и географии, мы увидели бок ° бок ужасающую нищету и баснословную роскошь. Находишься ли ты в странах Скандинавии, Северной Америке или За-иадпой Европе — разница, в общем, небольшая. А в Бомбее, иДя на трепировку, мы перешагивали через лежащих па улице люДей. Это ошеломляло и удручало.
5 Зак. 87з
Устраивали демонстрационные выступления, чествовали победителей конкурса культуристов, участвовали в соревнованиях. Нас пригласили в гости к Раджу Капуру — директору киностудии, режиссеру и актеру в одном лице. Он показывал своего «Бродягу», вставлял в свой рассказ несколько русских слов. Произвел впечатление очень скромного человека.
Вернувшись, я тепло распрощался с Киевом и моими киевскими друзьями, и в декабре вновь стал таллинцем и членом общества «Йыуд».
1966 г. оставил противоречивые впечатления. В начале года я фактически был еще никем. 447,5 кг не попадали в число десяти лучших результатов в стране, не числилось за мной сколько-нибудь значительных побед, еще даже ни разу не участвовал в чемпионате СССР. К концу года я стал обладателем лучшей суммы троеборья в мире, рекорда страны в толчке, прибавил за год 42,5 кг. В то же время мне не удалось выиграть ни одного из двух крупнейших соревнований — чемпионатов Советского Союза и мира. Если бы мой путь в тяжелой атлетике по каким-то причинам завершился в том году, его надо было бы признать неудачным. Как этап... Все победы, одержанные в следующем сезоне, базировались на работе, проделанной в 1966 г., эта работа лишь получила огранку, проявилась, как изображение на фотопленке.
Конечно, мне и в голову не могло прийти, что я заметно ушел вперед. Моя сумма 490 кг со стороны производила впечатление. Но четыре человека — Лях, Голованов, Мартин и Тот — набрали всего на 2,5 кг меньше. И все они были в строю. Из среднего веса перешли знакомые со времен Киева' Шишов и Кидяев — оба медалисты первенства Европы. Поляк Голаб довел рекорд мира в жиме до 168,5, этот же результат повторил Пумпуринып. Добавьте сюда мировых рекордсменов Калиниченко и Палинского, а также Троицкого и Бровко. В то время полутяжелый вес отличался, пожалуй, самой плотной конкуренцией.
И все эти атлеты были уже титулованными, добившимися весомых успехов. Меня же пока лакомыми блюдами обносили. Я был из всех самый голодный.
Говорит Герберт (Эрби) Ранд, первый в «Йыуде» мастер спорта по велосипеду и в те времена старший тренер Центрального совета этого общества по велоспорту, ближайший помощник Талътса на протяжении многих лет:
«Почему я сошелся с Паном? Да... Просто не видел еще в эстонском спорте никого ему подобного. Какое сочетание воли, честолюбия и напористости! Мне стало интересно: как далеко может пойти такой человек? Что удастся ему свершить? А ведь при всем при том талантом он не был.
Жил он по-холостяцки на тогдашней рабочей окраине Таллина. меня была своя работа, но до и после нее я приходил — готовил ему поесть, делал массаж — пытался помочь, как умел. В первую зиму вместе ходили около ипподрома на лыжах. Поскольку на двоих у нас была одна пара лыж, то по очереди один шел на лыжах, а второй бежал рядом.
Он был создателем своего тела. И в отношении режима был непреклонен».
НА ВЕРШИНЕ
В январе 1967 г.— вылетел в составе сборной на Кубу, а оттуда в Мексику. Кубинцы, занимавшиеся под руководством советских тренеров, штангистами были еще слабыми или в лучшем случае средними, зато учениками — очень прилежными. Пройдут годы, и по крайней мере в легких весовых категориях они смогут сами стать учителями для кого угодно.
Уже за год до Олимпийских игр Мехико жил ожиданием этого события. Очевидно, и наша поездка туда была с дальним прицелом, во всяком случае, в течение года мы побывали в Мексике несколько раз. У меня болела спина, но я заметил, ито травмы всегда особенно остро чувствовались в тамошнем высокогорном климате. Набрал за соревнованиях в сумме “*77,5 кг (152,5 + 140 +185) и вернулся домой совсем растрени-рованным.
На восстановление формы времени не оставалось — в начале апреля предстоял Кубок дружбы в Тбилиси. Соперники
были полны сил и решимости, зная, что на кубковых соревнованиях определится очень многое.
Мне не хотелось ехать в Тбилиси. Под лопатку будто нож воткнули, боль отдавала в мышцы груди и руки. Понимал, что бойца из меня не получится. Но, с другой стороны, отдавал себе отчет и в том, что эти соревнования для меня не просто одни из многих. Кто я был такой, чтобы ставить себя в особое положение? Из Берлина привез «баранку» и теперь спасую? Пришлось ехать.
В день соревнований вместе с врачом решили: если во время разминки спипа болеть пе будет, выступлю. Заглотал пригоршпю таблеток пирамидона и пошел. Отсюда, вероятно, и разговоры, что, если Тальтс жалуется на здоровье, значит, победит. Позднее у ребят вошло в привычку перед соревнованиями справляться о моем здоровье: ах, колено болит, ну, значит, будет медаль на шею...
Конечно, разве спортсмен накануне соревнований бывает здоров — то одно, то другое всегда болит. Но когда соревнования уже начались, не до болячек.
Выступил, в общем, неплохо. Выжал 155, в рывке сделал личный рекорд —147,5, толкнул во втором подходе 187,5. В сумме опять 490 кг, по на этот раз — действительно мировой рекорд, мой первый. Попробовал пойти на рекорд и в толчке, но взять 192,5 не сумел.
Одному мне радоваться не позволили. Собратья по полутяжелому весу установили еще три мировых рекорда. Для начала Калиниченко взял в рывке 150,5 и толкнул 191,5. Затем Шишов попросил добавить к рекорду в толчке еще полкилограмма и взял этот вес! Мартин опять заработал «баранку», теперь уже в рывке. Тот проиграл мне 20, Палинский — 27,5 кг. Кидяев, весивший только 86 кг, зафиксируй он 190 кг, тоже бы набрал в сумме 490, но ему пришлось довольствоваться 485 кг. И ему уже пророчили в Мехико 510... Короче говоря, в полутяжелом все бурлило. Мог ли наблюдатель со стороны определить, кто из равных станет лидером? Статистики быстро составили таблицу лучших всех времен: 1. Тальтс — 490, 2—5. Лях, Голованов, Мартин, Тот — 487,5, 6—7. Флорес и Кидя-
ев — 485, 8—9. Троицкий и Калиниченко — 482,5, 10—12. Бровко, Палинский, Прите — 480 кг.
Из Тбилиси вернулся прямо домой, поехал в Пярну на грязи. Я нуждался в основательном лечении и получил его. Пока лечили, на штангу не оставалось ни времени, ни сил, да и запрет был наложен на это дело. И все же потихоньку несколько раз в неделю ходил разминаться.
В мае, после окончания курса лечения, поехал со сборной в Болгарию. Здесь было так хорошо — лучше не придумаешь: здоровый климат, солнце и горячий песок довершили лечение. До сих пор, я это чувствовал, работал на старых накоплениях. Ведь в Тбилиси я только повторил результат, достигнутый полгода назад. Теперь я начал создавать основу для шага вперед.
Говорит Иван Абаджиев — бывший штангист, потом тренер сборной, Герой Социалистического Труда Народной Республики Болгарии:
«Впервые я увидел Талътса на совместных тренировках в Варне. Как-то раз выполнял подседы, установил на штанге 200 кг. Яан был рядом, но в мою сторону и не смотрел: все равно, мол, не встанет. Я встал. Он повернулся, посмотрел на меня. Это было начало нашего знакомства.
Тогда его главным конкурентом был Кидяев. Он тренировался гораздо больше Яана. Талътс был озабочен, жаловался Воробьеву, что теряет форму. Воробьев успокаивал: ничего ты не теряешь. Я понял, что Талътс привык дома заниматься с гораздо большей нагрузкой и поэтому выбит из колеи. Выписал себе суммы его тренировок и сделал вывод, на что он на самом деле способен.
В 1969 г. стал тренером сборной, под моим руководством вырос Крайнев. Но он не смог составить Яану конкуренцию, хотя и выиграл в Мюнхене «серебро». У Яана не было конкурентов.
К нам, болгарским штангистам, он всегда относился по-РУжески открыто. Он — ясный человек. Да и разве может получиться боец из человека мелочного!»
Варненские тренировки завершились соревнованиями в Софии, где члены нашей команды установили 7 мировых рекордов.
Выжал 160, в рывке поднял 145 кг. Толчок с точки зрения техники получился лучше всего — записал на свой счет первый мировой рекорд в отдельном движении — 193 кг. Рекорду по сумме троеборья до полутонны не хватило всего 2,5 кг.
Была середина июня. До Спартакиады народов СССР оставалось почти два месяца. Чреватый травмами, морально и физически трудный период остался позади, с достигнутого уровня можно было начинать подготовку к Спартакиаде.
Члены сборной Советского Союза разъехались, каждый готовился к важнейшим соревнованиям сезона дома, с командой своей республики. Последние полтора года я тренировался в основном с ребятами из сборной страны, большими мастерами, под руководством опытных тренеров-наставников. И теперь, в решающие месяцы остаться без всего этого! Кроме того... Неудобно говорить, но после нескольких лет отсутствия многое в эстонской тяжелой атлетике показалось мпе отсталым. Поражали скудность знаний, старомодность представлений, узость кругозора. В Эстонии практически отсутствовала команда, с которой стоило бы считаться. Подававшая несколькими годами ранее столько надежд тяжелая атлетика вновь оказалась чуть ли не на нуле. На первенстве республики 1966 г. только победитель в сверхтяжелом весе набрал больше 400 кг. Если бы не было Олава Кооля, который первым (в сверхтяжелом весе) достиг 500 кг, да молодых тяжеловесов Карла Ут-сара и Тойво Курга, то...
Никто не интересовался, где и как я тренируюсь. Сейчас, будучи старшим тренером, я стараюсь не упускать из виду каждый шаг своего подопечного, помогать ему, делать все, что в моих силах. Нашей тяжелой атлетике предстоит трудный и долгий путь в гору. Много шума и немножко работы в одни лишь спартакиадные годы для этого недостаточно. Только тогда, когда спортсмену будет установлена большая цель, когда будут определены путп ее достижения, можно вести речь о
медалях на спартакиадах, чемпионатах мира или олимпийских играх. Удастся ли, несмотря ни на что, достичь их — это дело другое. Но как заветная мечта эта цель должна быть в сердце каждого молодого спортсмена. Иначе зачем натягивать на себя трико?
Я полностью отдаю себе отчет, что работаю во имя того, чтобы создать команду, состоящую из хороших мастеров, которая могла бы соперничать с кем угодно. Я не только должен, но и хочу этого добиться. И я хочу, чтобы мое желание разделяли все остальные, причастные к нашей тяжелой атлетике. Но достаточна ли мотивация даже у ведущих атлетов республики, чтобы одним махом превратить их из сельских чемпионов в мировых? Ведь помимо условий они нуждаются еще и во всеобповляющихся моральных стимулах. Спартакиада народов СССР, где можешь встретиться со всеми конкурентами, конечно, могучий вдохновляющий фактор, но ведь она бывает всего раз в четыре года. Чемпионат Советского Союза в индивидуальном зачете для большинства недоступен, потому что па него приглашают лишь 16 лучших, а в их число в стране — лидере мировой тяжелой атлетики пробиться очень трудно. Раньше проводились матчи Прибалтийских республик, причем даже для юниоров, матчи с финнами, которые могли бы теперь опять стать подходящими партнерами. Эстонские спортсмены, выступающие в других видах спорта, соревнуются со спортсменами Сольнокской области' Венгрии и Шверинского округа ГДР. А штангисты пет. А ведь такие ребята, как Утсар, Кург, Пааво, Аппусте могли бы соревноваться с кем угодно и прогрессировать. Людям, которые уже взошли на такую высоту, неинтересно состязаться снова и снова только с самим собой. Нто сумел заглянуть за забор, тому хочется перелезть через
В 1967 г. я поставил перед собой цель стать победителем Спартакиады народов СССР. Эта цель определила следующий шаг. Я пошел со своим планом к тогдашнему председателю «Пыуда» Пеэтеру Тээсалу. Он выслушал мое предложение, и МЬ1 Решили: поеду готовиться к Спартакиаде в Дубну. Во-первых, мне нравилось тренироваться в Дубне, во-вторых, там
готовилась к Спартакиаде сборная РСФСР, в которой были мои , конкуренты Голованов и Калиниченко, а с ними мой друг и * г учитель Каплунов.
, Какой была жизнь в Дубне? Кем был в то время я сам?
Я был спортсменом с некоторым опытом (и все-таки еще совсем «зеленый») и фанатичным отношением к спорту. Цели, ; , которые я ставил, казались мне настолько важными, что я без колебаний подчинял все остальное их достижению. Я не курил и не употреблял алкоголя. Высокий психологический настрой помогал преодолевать усталость от тренировок и бытовые неурядицы. Победы и мировые рекорды сформировали чувство уверенности в себе. Сознание того, что за тобой следят, придавало сил, помогало настроиться. Одним словом, налицо было почти все необходимое для успешных тренировок и достижения хорошей формы.
, Стояло прекрасное лето. Вода в Волге теплая, солнце жа-
' рит изо всех сил. На многих жара плохо действует, но я всегда относился к числу солнцепоклонников, по мне, так зимы могло бы и не быть. Маленькая, спокойная, деловая и трудо-; любивая Дубна с замечательной гостиницей и хорошим ресто-| раном — учреждениями, имеющими решающее значение для
* спортсмена,— предоставляла все лучшее из того, что требова-f лось.
• Вот как строился обычный тренировочный день. Вставал
около восьми, пемножко раньше других: я привык не высовывать поса из комнаты, пока не побреюсь,— эта процедура придает бодрости. Затем прогулка к Волге, там пробежка трусцой с полкилометра, потом имитация с полотенцем поднимания штапги. Бросал камни, прыгал через скамейки, делал несколько спуртов, плавал.
Поев, шел в город за газетами или книгами. Около одиннадцати сумку в руки и — в спортзал. Тренировался 2—2,5 часа. После тренировки все шли обедать, а я чувствовал, что усталый пе получаю никакого удовольствия от еды, поэтому па полчасика ложился, переписывал набело заметки, сделанные во время тренировки, и анализировал их.
Дни, плотно заполненные работой, пролетали мгновенно.
Только последняя неделя перед соревнованиями, когда нагрузка была заметно уменьшена, показалась более пустой и скучной, вызвала потребность подумать над всем проделанным. Как ты ни уверен в себе, все равно одним глазком поглядываешь в сторону конкурентов: как там килограммы набираются. Пристальнее всего я следил за Кидяевым, но и Прите, похоже, был в форме... Каплунов обычно все подобные рассуждения заканчивал кратко: «Что ты сам себя истязаешь, увидишь, каждый получит по заслугам».
...Сейчас, когда тяжелоатлетический мир уже забывает рекорды нашего поколения, в том числе и мои спартакиадные показатели, зачастую мучает вопрос: почему эти цифры сегодня выглядят столь жалкими? Неужели современные молодые ребята в чем-то существенном настолько сильнее нас? Разве мы не выкладывались до самого конца? Что, их мускулы из другого материала или кровавые мозоли у них другие? Этими вопросами задаюсь не только я, так думает каждый большой спортсмен, чье имя и дела остаются в истории, а вот цифровое выражение его достижений кажется все более смешным.
Я не вижу никакой принципиальной разницы в построении тренировочного процесса тогда и сейчас, так же, как в спортивном режиме, волевой и психологической подготовке. И все-таки результаты разнятся, как день и ночь. Почему мы еще вчера не были способны на то, что они делают сегодня?
Мне кажется, что вся человеческая жизнь — это борьба с предрассудками и незнанием. А тем более жизнь спортсмена мирового класса. Он постоянно шагает во мрак неизвестности, не зная, куда ступает его нога и что его там ждет. Наше знание своих возможностей ограничено, и границы эти определяются рекордами. Неведение безгранично. Мы вполне можем заявить, что человеку по силам поднять 300 кг за раз, и это правильно. Но сегодня это лишь пустой звук, потому что нет Уверенности в такой возможности, уверенности, опирающейся па факты. Эти 300 кг подвешены где-то там, в темноте, как возможность. Но между ними и нами пет ни одного человеческого следа. Можно сказать, что мы не умеем взвесить эти три сотни килограммов, а точнее, те 50 кг, которые нас еще от
деляют от этого рубежа. Наша смелость позволяет приближаться к ним по 500 г, по килограмму, в лучшем случае по 2—3 кг. Почему?
В тяжелой атлетике картина четкая: рекорды, возможности конкурентов, научные расчеты, техника — все известно. Тренировка служит ясной цели: побить соперника, его рекорды или свои собственные. На тренировках и на соревнованиях заказывают на штангу на килограмм, реже на 2,5 кг больше мирового рекорда, и не более. Потому что больше не нужно для полного счастья. А раз не нужно, значит, и непосильно. Излишняя трезвость мысли, калькулирование своего вклада в итоге приводят к тому, что хоронятся подлинные возможности человека. Кроме того, штанга — спорт не только индивидуальный, гораздо важнее личного успеха, как бы внушителен он ни был, победа командная. А это требует, чтобы спортсмен побеждал наверняка, пусть хоть с минимальным перевесом, но наверняка. И это вместо того чтобы пойти на максимум, но при этом рисковать и остаться ни с чем. И с этой точки зрения совершенно бесполезен самый выдающийся мировой рекорд, установленный на сельских соревнованиях, который мало что дает в государственном смысле, но зато слишком многое выдает противнику. А ведь спортсмен выложился максимально, сделал то, что по-человечески он был обязан. Противоречие, причиняющее немало душевной боли.
Сам я не был настолько талантлив, чтобы позволять себе искусственное торможение результатов. Я должен был всегда идти на максимум, чтобы опередить других. Отсюда и мировые рекорды, и победа на спартакиаде с преимуществом в 20 кг, и поправка к мировому рекорду в тяжелом весе сразу на 17,5 кг, и шесть мировых рекордов за один вечер. Кто сегодня добавил бы к мировому рекорду сразу столько?
Старая истина гласит, что преследующему всегда легче. И не так важно, что обычно он моложе. Он идет по твоему свежему следу! На нем все обозначено: твой пот и поиски, ошибки и находки. Ты для него кусочек пути уже расчистил, твоя рекордная штанга в его руках весит меньше на величину пройденной тобой невозможности. Он наступает на твой ре
корд, чтобы, опираясь па него, поднять еще больше. И поднимает. Хотя бы на полкилограмма.
Сложим все эти поправки к рекордам, все эти крохотные шажки в неведомое, сделанные за прошедшие годы, прибавим успехи спортивной пауки и практики — и получим сегодняшний результат, который па столько-то и столько-то килограммов лучше, чем был в паше время. Так что, может быть, не стоит стыдиться, когда молодые ребята говорят: ну, до чего же вы были в ваше время слабы!
1 АВГУСТА 1967 г.
Ко времени написания этих строк мою первую и единственную Спартакиаду народов СССР, посвященпую 50-летию Советской власти, отделяют полтора десятилетия.
Внимание общественности накануне больших спортивных событий, бесспорно, приятно и повышает тонус. Однако, по моему разумению, дело обстоит так: если ты уж считаешь себя спортсменом, то тебя обязывают не призывы со стороны, а само это звание — спортсмен. Не только одно какое-то большое событие, а каждая тренировка, каждый день, каждые следующие соревнования обязывают тебя идти вперед, выкладываться до конца. Что это за спортсмен, который все время валяет дурака и только после долгих уговоров вынимает руки п.з карманов и «обязуется». Это так же глупо, как убеждать земледельца, что весна обязывает его пахать и сеять, а осень — убирать урожай. Обязывать может только твое внутреннее убеждение. Жизнь в спорте коротка, и на кампаниях здесь далеко пе уедешь. Только в том случае, если ты трудишься так, что лучше не можешь и не умеешь, твоя личная цель совпадает с целями Родины и команды, только в том случае твой долг человека и спортсмена можно считать выполненным. Разумеется, я говорю о больших спортсменах и настоящих ЛЮДЯХ.
Стояли последние дпи июля, когда я приехал в Москву. ‘ о время, пока соревновались атлеты легких весов, жпл дома У Медведевых. Жена Медведева взяла меня под свою опеку,
сказав: «Уж я-то знаю, как готовить пятисоткилограммовых мужчин». (Медведев был первым в Советском Союзе штангистом-«пятисотником».) Она ездила в город, покупала все лучшее, баловала мепя всякими разносолами.
Со спартакиадной командой Эстонии у меня никаких соприкосновений пе было, никто даже не попытался узнать, здоров ли я, буду ли выступать? Руководство команды я впервые увидел, когда принимал поздравления.
На взвешивание поехали на машине Медведева. Словно нарочно — на каждом перекрестке перед нами зажигался красный свет!
Вошел в зал, огляделся. Да... Нельзя сказать, чтобы я увидел много ребят из Эстонии. В тот же вечер на «золото» претендовали легкоатлеты Рейн Аун и Лайне Эрик, так что руководство делегации находилось на стадионе в Лужниках.
Поскольку Медведев был занят судейскими обязанностями, мы остались вдвоем с Каплуновым. Когда Каплунов рядом, все всегда идет хорошо. Я чувствовал, что штанга пойдет. Никто другой пе мог настроить так, как он. До сих пор не могу попять, почему Володя несколько дней назад выиграл жим, но получил «баранку» в рывке. Теперь он ходил вокруг меня и уговаривал: «Не бойся, все равно победишь». Да, в то время я не был еще на сто процентов самим собой, так что поддержка Каплунова оказалась крайне необходимой. Я был за ним, как за каменной стеной.
...Странно, потом то же самое говорил мне мой ученик Айн Пааво: «Я не могу браться за штангу, когда тебя нет. Когда ты па месте — другое дело. Возьмусь за гриф, ты скажешь, что пойдет,— и идет».
Я пробыл в сборной с Каплуновым не более полутора лет. Но этого хватило, потом я уже сам справлялся, да и с Кри-пицким работа ладилась. Позднее появился Вася Алексеев. Мы оба с ним были сами по себе и поддерживали друг друга.
1 августа 1967 г. Около шести часов вечера. Пусть о случившемся в последующие четыре часа расскажет прежде всего непосредственный наблюдатель. Бывший чемпион мира, а
ныне журналист Дмитрий Иванов озаглавил свое видение этих часов так: «Шагнувший в историю». Он писал:
«Произошло событие, которое украсило и возвысило советскую тяжелую атлетику.
Позавчера дверь клуба «пятисотников» открыли полутяжеловесы. Эстонский богатырь Яан Тальте, который весит чуть больше 90 кг, превысил на 5 кг свой собственный мировой рекорд, доведя его в троеборье до 502,5 кг!
•Год назад Талътс мечтал лишь о 490-килограммовой сумме, причем наблюдателям казалось, что эта мечта нереальна. Ведь Яан был новичком в сборной. И теперь он сумел совершить чудо — первым переступил рубеж 500 кг.
Этот фантастический взлет оказался бы невозможным, если бы у нас не было в полутяжелом весе плеяды замечательных мастеров. Как спортсмен Тальтс рос в сильной конкуренции с такими известными штангистами, как А. Калиниченко, Э. Бровко, А. Кидяев, А. Касьянов, В. Лях и др.
...К Штурму 500 кг готовился не один Талътс, к этому результату стремились также Кидяев и Калиниченко. Но уже после жима стало ясно, что их надеждам не суждено сбыться: оба выжали по 150 кг. С таким результатом в троеборье высокой суммы не достичь. При этом Кидяев заставил сильно поволноваться украинских тренеров. Только в третьей попытке сумел этот волевой атлет справиться с жимом и избежать «баранки».
Рискованно начал соревнования Талътс. Он заказал на первый подход 152,5 кг. На чемпионате Европы в Берлине он споткнулся на 147,5. Но на этот раз жим у Тальтса прошел успешно, и на вторую попытку он потребовал 160 кг. Только взяв их, он мог надеяться на 500 кг. Но когда атлет уходил с помоста, настроение у зрителей упало. Талътс не смог выжать вес, и не похоже было, что он справится с этим в решающей попытке.
Может показаться мелочью, как атлет во время жима держит руки — немного вперед или назад. Но если бы Талътс по совету Каплунова не исправил эту ошибку, поразительный рекорд не был бы установлен. В последней попытке Талътс вы-
жал 160 кг настолько легко, что и 165 кг казались вполне возможными. Но все подходы были исчерпаны.
, На отдых Тальтс ушел с четким графиком на дальнейшее:
* -• вырвать 147,5 и толкнуть 192,5 кг. Но этот график был превышен. Трудно припомнить, чтобы мировые рекорды устанавливались с такой легкостью и непринужденностью, как это делал эстонский богатырь.
' . j Калиниченко лишь во второй попытке взял в рывке 140 кг,
в третьей — 145 кг. Кидяев остановился на 142,5. Талътс же > после 140 кг взметнул вверх 147,5, а в третьей попытке убедительно поднял 151 кг, установив мировой рекорд. •
Еще звучали аплодисменты, когда экс-рекордсмен мира Калиниченко попросил установить на штангу 151,5 кг.
«Рано поздравляете,— сказал Талътс друзьям.— Анатолий ц • наверняка возьмет их».
Так и было. У Талътса для дальнейшего спора с другом ь осталось еще право на рекордную попытку, но он решил беречь
! силы на дальнейшее. И правильно сделал. 182,5 кг он толкнул
1 ' уверенно и сразу перешел к 190. В промежутке равный с ним < вес подняли Кидяев и Калиниченко, которые боролись за «се-ребро».
Пока Тальтс отдыхал, Калиниченко толкнул 187,5 кг и \ стал с суммой троеборья 482,5 вторым. Кидяев набрал 475 кг
, f и получил «бронзу». Но зрители ждали Талътса. И он не за-; ставил себя долго ждать, появился в сопровождении Каплунова и уверенно толкнул 190 кг. Так свершил спортсмен свою мечту — набрал 500 кг в сумме. Но у него оставалась еще третья . попытка, и он решил ее использовать, чтобы поднять 193,5 кг, что на полкилограмма превышало его собственный мировой рекорд. И этот вес покорился спортсмену. В соответствии с правилами в зачет троеборья пошли 192,5 кг. Так за один вечер было установлено 4 мировых рекорда».
Естественно, в тот вечер и последующие дни говорилось еще много восторженных слов. Как бы эти высказывания ни : воспринимались с расстояния в полтора десятилетия, в мгно-
вения больших свершений они звучат именно так. Журнали-
й
сты взяли в плен старшего тренера сборной, бывшего полутяжеловеса Аркадия Воробьева. Он сказал, что предвидел взятие 500-килограммового рубежа Тальтсом, Кидяевым или Калиниченко. Уже лет пять назад он понял, что такой рекорд реален. Правда, сам о таком достижении он и не мечтал.
Спрашивают, станет ли Тальтс новым Воробьевым? «Он уже превзошел, Воробьева. Наберет ли он столько же титулов, это вопрос особый... Я уважаю Яана не за 500 кг,— сказал тренер.— Я уважаю сильных людей. А он — сильный человек. Но он...— Воробьев запнулся, подумал, как сформулировать свою мысль.— Знаете, может быть, Яан и станет бойцом. Но сейчас я этого сказать не могу».
В этом весь он! Старший тренер, ученый, человек, умудрен-нейший опытом, беспомощен в определении молодого парня, который отправил куда-то в глубины истории килограммы железного Воробьева. Если бы он смотрел вперед! Но он оглядывался назад, а там был берлинский чемпионат.
Журналисты не успокаиваются: ну хоть в чем-то Тальтс похож на Воробьева? Тот заканчивает разговор: «Не знаю, кто па кого похож. Вам лучше видно...»
Итак, цифры известны. А как обстояло дело, если посмотреть на него изнутри?
Начальные 152,5 кг пошли вверх прилично. Подошел к 160, которые до этого покорялись на соревнованиях лишь раз. Вообще, в жиме я в то время чувствовал себя не очень уверенно. Темп жизни был слишком высокий, чтобы выкроить время и уяснить для себя что да как. Не было вроде и оснований для капитальных переоценок, я и так прогрессировал быстро. Жать пытался так называемым «ударом». Не получился «удар» — и ничего не выходило. На снимках видно, в какой «горбатой» позе я- жал. Это позднее жим стал равномерным, плавным, мощным движением. Так что победа и в жиме оказалась для меня неожиданностью.
Одно время рывок вовсе не получался. Но в Тбилиси я взял уже 147,5 — это было неплохо. Теперь обсуждали с Кап-луновым, на какой вес пойти. Заказали на третий подход 151 кг. Самочувствие было хорошее, все получилось, и я впер-
вые стал мировым рекордсменом в рывке. Правда, ненадолго, потому что Калиниченко попросил в рекордной попытке добавить полкило и вернул себе рекорд. Я не имел права тратить силы на четвертый, рекордный подход.
Мы с Каплуновым вышли, потому что в зале было душно, сели в парке на скамейку, поболтали о пустяках, чтобы не продолжать мысленно тягать штангу хотя бы во время этой короткой передышки. Хотелось пить, но пить было нельзя: тогда правила предусматривали взвешивание и после установления рекорда, а предварительное взвешивание проводилось за час до начала соревнований. Сейчас после рекорда уже не взвешивают, а после предварительного взвешивания до начала соревнований есть два часа, когда спокойно можно поесть.
Я победил. Должен был победить. Весь вопрос теперь заключался в 500-килограммовой сумме.
И сразу последовало наказание. Когда брал на грудь начальный вес в толчке/ вывернул сустав на ноге. Выполнил попытку — и скорее ботинок с ноги! Поначалу с переругу не понял, то ли кость треснула, то ли еще что, щиколотка угрожающе вспухла. От страха пот прошиб: неужели все?
Пока другие трудились над 185 и 187,5 кг, доктор положил лед и забинтовал ногу. Попробовал ступать — вроде пичего. И когда взял в руки 190 кг, они пошли шутя. Если уж настроился на дело, то так заведен, что лишь бы. нога совсем не отвалилась...
Я сегодня своим ребятам повторяю: настоящий спортсмен никогда от травм не избавитсй: если ждать, пока они пройдут, можно прождать всю жизнь. И если действительно нигде ни капли боли не чувствуешь, это значит, что слабо тренировался. Что с того, что пога болит? Вы же не ногой штангу поднимаете, а головой и волей! Можно делать сотни упражнений, где ноги вообще нагрузки не несут. Что это за спортсмен, который ногу в гипс, а сам — в кусты! Кто будет ноги слезами лечить, никогда ни одного рекорда не установит. Я не припомню, когда бы выступал па соревнованиях совершенно здоровым. Может быть, эти спартакиадные соревнования были первыми, так я получил травму уже в ходе их...
Пятьсот килограммов были взяты. Шум поднялся, и какой! Я старался уйти от него, отстраниться. У меня оставалось право на еще одну попытку, и я хотел увидеть, па что сегодня способен. Заказал мировой рекорд — 193,5 кг.
...Спрашивают, что чувствуешь, когда идешь на рекорд. Чувства трудно поддаются описанию. Поговорим лучше о том, как устанавливают рекорды.
Готовность к рекорду — в первую очередь психологическая. Ведь на тренировках такие тяжести не поднимают. Ориентируются на показатели во вспомогательных упражнениях, на результаты тренировок в классических движениях. Известно, сколько ты на основе этих результатов сможешь поднять па соревнованиях. И конечно, необходимая предпосылка — железная вера в себя.
Рекорд обычно заказывается в третьем или дополнительном подходе, когда предыдущие попытки показали, что есть реальная возможность. Многие привыкли пробовать рекордный вес на штанге на авось — вдруг получится? Такая попытка обычно заканчивается тем, что штанга еле отрывается от земли, только травмируя психику спортсмена и одурачивая зрителей. Сам я принципиально никогда не пытался пробовать.
Итак, на штанге рекордный вес. Я не сижу. Хожу, опустив голову па грудь, кругами по размирочному залу, выражение лица скорее даже злое. Максимальный уход в себя, максимальная концентрация. Знаю, что могу взять вес. Весь вопрос в том, насколько сильно я хочу это сделать. Тренер-помощник-друг что-то говорит, дает советы.. 0се это едва воспринимается как фон. Но фон необходимый. Твой двигатель уже запущен, набирает обороты. Совет со стороцы его работы уже не улучшит, но он нуждается в постороннем человеке, который до миллиметра отрегулировал бы все, до последнего винтика, еще раз прошелся бы тряпкой, доведя до блёска, говорил только правильные слова, потому что ты настолько взвинчен, что неправильные могут вызвать взрыв... Быть помощником — великое искусство. Он должен все понимать, чувствовать и делать вовремя: обтереть тебе пот, протянуть полотенце или бутылку с водой, чтобы прополоскать горло, ввести тебя в твой ритм
и твое настроение. Перед ч выходом на помост обычно выпиваю глоток кофе, причесываюсь, оправляю трико — не могу выглядеть неопрятным,— затем вдыхаю нашатырный спирт.
Выхожу из-за кулис. Публика аплодирует. Поднимаю руку — прошу тишины. Смазываю ладони магнезией, чтобы гриф надежно держался в руках, натираю во избежание скольжения подошвы канифолью.
Делаю несколько шагов взад-вперед. Ступаю на помост. Зал полон народу, но я никого не вижу. Взгляд стекленеет, все в тумане.
Эрби: «Истинная правда, он тогда уже не слышал и не видел ничего, настолько глубоко уходил в себя. Диву даешься, как он умел приводить себя в такое состояние. Соревнуясь на родине, когда из-за отсутствия соперника трудно себя так взвинтить, иной раз говорил мне: «Сходи скажи диктору, пусть жарит теперь такими словами, на которые только способен, чем сочнее, тем лучше...» И помогало.
Дойдя до штанги, останавливаюсь. Закидываю голову, закрываю глаза. В последний раз максимально ухожу в себя. Как поднимать, не думаю. Не место для таких раздумий, для этого тысячи раз горбатился на тренировках. Теперь все необходимое есть. Теперь надо взяться за штангу... Пошла! Все, что во мне есть, отдаю штанге. Чтобы она поднималась, поднималась, поднималась... Теперь держать! Сквозь туман вижу, как машет рукой главный судья — можно опускать!
Когда зажигаются три белых огня, я не прыгаю от радости. Автоматически поднимаю налитые свинцом руки и скорее ухмыляюсь, чем улыбаюсь. Патриотическую песню можно, конечно, петь так, что пуговицы от рубашки будут отлетать, но можно и так, как Георг Отс...
Эмоции выплескиваются несколько часов спустя, в компании друзей и знакомых. Это непередаваемо радостный момент. Описать его невозможно. Очень хочу, чтобы кто-то из эстонских штангистов сам мог его пережить. Я бы порадовался вдвойне, снова переживая то, что для меня столь дорого.
Соавтор, который в эти знойные дни был на другом конце Москвы, в Лужниках, помнит, как в до сих пор спокойное, без мировых рекордов течение Спартакиады ворвались эти тальт-совские 502,5 кг. Стройный атлет, в коем и девяноста килограммов не набиралось, первым перешагнул полутонный рубеж, который за все времена удалось преодолеть лишь 28 гигантам, весившим чем больше — тем лучше!
Зритель не может смотреть на свершение невероятного трезвым взглядом самого героя, даже если этот зритель тоже спортсмен. Его потрясение даже глубже, чем у дилетанта, ибо он знает, что именно скрывается за этим событием. Сознание стало осмысливать свершенное лишь несколько позже, и ход рассуждений был таков. В 1962 г. Луис Мартип набрал в полутяжелом весе 480 кг. Эта сумма считалась высоким мировым классом еще и пять лет спустя. Теперь из-за спины старых бойцов выскочил неизвестный паренек, увеличил рекорд на два десятка килограммов, и не было оснований думать, что он собирается останавливаться. Следующая цель — 510 кг!
В родной республике все виделось, разумеется, через увеличительное стекло. Со времен борца Йоханнеса Коткаса и легкоатлета Хейно Липпа ни один соотечественник, кроме Антса Антсона, который завоевал олимпийское «золото», не возвышался на столько над своими соперниками. Это вдохновляло и пугало. Долго ли может такое длиться?
Долго ли? Воробьеву принадлежат следующие строки:
«Если умный спортсмен набрал 500 кг и оставил соперников далеко позади себя, он не будет обсасывать эту сумму, словно сладкий леденец, и надеяться, что следующая золотая медаль окажется не тяжелей. Он холодным взором, как придирчивый и строгий критик, посмотрит на свое выступление, проанализирует его и будет тренироваться еще упорней, еще напористей. Для него слова «железная гонка» не красивая метафора, а суть атлетического поединка. 500 кг, которые он показал вчера, сегодня ему уже не принадлежат. Соперники, набравшие на 20 кг меньше, наверняка учли урок и навешивают на штангу дополнительные блины. Они разводят пары.
Они взваливают на грудь тяжести, которые пугали их вчера. Закаляя волю, пробуют на крепость новый рекорд. Они подбирают к нему ключи. И добьются своего, потому что лидер движется по инерции, он останавливается... он уже обречен...»
Что ждет человека, вызвавшего бурю? Что ждет нашего героя?
На IV Спартакиаде народов СССР было установлено в общей сложности 6 мировых рекордов, 4 из них — мои. Это была моя Спартакиада. Я был счастлив. Эстония, как республика, установившая больше всего мировых рекордов, получила специальный приз — хрустальную вазу, которую мне так никогда видеть и не довелось. Я чувствовал, что свершил что-то большое, по оценить сделанное не умел.
В НОВОЙ РОЛИ
После нескольких дней отдыха вновь взялся за тренировки. Однако пога была повреждена сильнее, чем я думал, и пришлось на первых порах воздержаться от больших нагрузок и классических упражнений. Но зато появилась возможность для лечения и анализа: выяснилось, что по политическим мотивам пыпче не состоится не только первенство Европы, но чемпионат мира.
До конца года не предвиделось ничего конкретного, к чему готовиться, поэтому особого настроения заниматься тоже не было. Пытался освоиться со своей повой ролью. Кто меня раньше зпал! А теперь письма шли пачками, приходили и люди, часто совершенно незнакомые, с теплыми поздравлениями... Становилось ясно, что, таская штангу, я делаю пе только свое личное дело. Поначалу это удивляло. Потом заставило задуматься. Придавало сил.
В октябре состоялась очередная поездка в Мексику. На предолимпиаду. Хотелось пройти это испытание с честью. С максимальными весами, чтобы иметь возможность сделать правильные выводы об условиях Олимпиады. Советская делегация была довольно многочисленна и состояла в основном
из тех, на кого рассчитывали и через год. Особенно было приятно, что в ней оказались и тартусцы — десятиборец Рейн Аун, копьеметатель Март Паама, бегунья Лайне Эрик и я.
Если не считать того берлинского чемпионата, мне предстояли крупнейшие в моей жизни международные соревнования, да еще в новой роли. Чувствовал, что стал объектом внимания как соотечественников, так и иностранцев: взгляды, даже украдкой, ощущаешь сразу. Было чувство гордости. За то, что могу пе стыдясь ходить рядом с Лусисом, Климом, Тер-Ованесяном, гулять с молоденькими гимнастками Наташей Кучинской, Ларисой Петрик, их тренером и «мамой» Ларисой Латыниной. Знакомство у нас состоялось еще раньше — с кем в Подольске, с кем в Алуште,— но теперь я чувствовал, что заслужил право идти рядом и что принят в этот круг.
’Пара недель тренировок, загорания, купания, прогулок по городу, коррид, концертов, отдыха и лечения — теплое и радостное время. Но были и проблемы.
Из дневника.
«2 октября. Несколько первых дней чувствовал сонливость. Пульс лежа — 74—76 ударов! На первой тренировке между попытками нехватка воздуха, сердце колотится. Встретился с прошлогодним чемпионом мира Тотом. Похоже, что он в очень хорошей форме.
3 октября. Спал немного лучше. Утром на общем врачебном осмотре особых замечаний не было. Хотя сердце, казалось, и пропускает удары, но такое и раньше бывало. Пульс все еще слишком частый.
4 октября. Опять плохо спал. Пульс лучше. Провел большую тренировку с весами, составляющими 90 процентов от максимума,— они показались легкими. Вечером массаж, который делал эстонец Эльмар Мартин.
5 октября. Сплю все еще плохо. Не тренировался, ходил в город. Вечером праздновали день рождения Ауна.
6 октября. Спал лучше. Тренировка прошла хорошо. Но потом начала болеть голова и ухудшилось самочувствие. Завтра надо будет уменьшить нагрузку.
Вечером был концерт оркестра телевидения и солистов. Очень зажигательный. Аун, сам музыкант, сказал, что редко услышишь такие нежные скрипки и такое душевное исполнение. Концерт снял усталость и головную боль, настроение
улучшилось.
7 октября. Сон хороший. Состоялась пресс-конференция,
сказал несколько слов.
8 октября. Вместе с Ауном и Паама сходили на стадион.
Играли в мяч, толкали ядро, метали диск. Аун тренировался, а я рядом пробовал. Толкнул ядро на 15,5 м и метнул диск
на 41,5 м; и то, и другое
с места.
Марта обставил. В
заклю-
чение прыгали. Март был хорош, а у меня заболела спина. Неужели что-нибудь серьезное?
9 октября. Утром спина была в порядке. Давление тоже — 115J75. Серьезная тренировка. Выжал 155 и толкнул 190. Форма опять хорошая, даже лучше, чем раньше».
В последующие дни самочувствие резко ухудшилось, возникли расстройства координации. Штанги уже не чувствовал, да и сил, казалось, не хватало. Другие отмечали то же самое. Была ли это пресловутая акклиматизация? Вероятно, спад вы-
звали и слишком большие тренировочные нагрузки, на которые
подстегивало обманчивое хорошее самочувствие.
Состязались на олимпийском помосте в театре «Инсурхен-тес». Поскольку присутствовали все лучшие в моей весовой
категории, то получился своего рода неофициальный чемпионат мира. Соревнования проходили довольно напряженно. Волновался ли я так сильно, как об этом узпал дома из газет,
не скажу, но что правда, то правда: поднял меньше, чем на
Спартакиаде.
Учитывая поднятое па тренировках, я,
по
соб-
ственному разумению, должен был бы набрать больше. Похо-
же, что другое?
просто не
получилось.
Или за этим
стояло
что-то
Талътс
выжал 157,5 кг,
столько
же, сколько
финн
Каарло
Кангасниеми. Американец Гриппалъди поднял 160, а экс-рекордсмен мира Голаб — 165 кг. В рывке Талътс, Тот, Голаб и
Мартин останавливаются на 142,5. В толчке больше всех набирает Тот — 187,5 кг. Талътс делает три подхода: на 180, 190, а затем просит установить на штанге рекорд мира —194 кг. «Геркулес модерно», как называет его местная газета, толкает и этот вес. В итоге: Талътс — 492,5, Тот и Голаб—по 485, Гриппалъди — 475, Кангасниеми — 472,5 кг.
После предолимпиады сезон практически завершился. Соревнований в этом году больше не предвиделось, наступил переходный период. Конец года провел дома. Все предшествовавшее утомило, так что приятно было отдохнуть.
Один из последних дней года принес неожиданную радость.
Я лежал с простудой в своей холостяцкой квартире на улице Сыле в Таллине, когда услышал по радио, что назван лучшим спортсменом Советского Союза 1967 г. Такое решение приняли журналисты.
Еще одна победа, на этот раз внеплановая! Это был, наверное, единственный случай, когда лучшим назвали спортсмена, у которого за душой не было ничего, кроме звания чемпиона Советского Союза, который не был даже заслуженным мастером спорта. Попал я и в десятку лучших в мире, ие говоря уже о первом месте в республике. Правда, я сумел сделать в этом году восемь поправок к мировым рекордам, весомым оказалось, вероятно, и вступление в шестую сотню килограммов — людям нравятся круглые цифры. Хотя спартакиадная сумма была всего на 5 кг тяжелее поднятых в Софии 497,5, последний результат не вызвал и десятой доли того оживления... Значит все-таки я совершил что-то такое, что оценили другие.
Вслед за Талътсом в список избранников рыцарей пера вошли Леонид Жаботинский, Анатолий Фирсов, Али Алиев, Михаил Воронин, Янис Лусис, Игорь Тер-Ованесян, Эдуард Стрельцов, Наталья Кучинская.
Задумаемся на мгновение. Каждое имя — это эпоха, символ. Кем же, каким символом должен был казаться много
опытным, критически настроенным выборщикам наш герой, если его усадили на такой трон, куда ни до, ни после него не попадал ни один эстонец. Лучший спортсмен самого спортивного государства мира — такого признания случайно не добиться. Через какие грохоты и молотилки должен был этот молодой парень пройти, чтобы занять такое место! Каторжная работа, галерное рабство! Да, но каторга желанная. Хлещущий бич в руках самого раба. Корабль должен идти вперед!
1968 г. начался для сборной Советского Союза с долгого перелета. В конце января вылетели по маршруту Москва — Мурманск — Гавана — Мехико.
В Гаване выяснилось, что кратковременной посадкой здесь мы не ограничимся, а останемся на неделю для совместных тренировок с кубинскими штангистами и будем участвовать в соревнованиях.
По традиции занимаем с Батищевым один номер в хорошо знакомом советским спортсменам отеле «Насиональ». День и ночь смешались, хочется спать, но мы сопротивляемся, потому что так быстрее акклиматизируешься. Тренируемся по вечерам. Днем гуляем по городу, побывали на площаи Революции в доме-музее Хемингуэя, бродим по берегу моря.
Однажды утром нас повезли в деревню. Местная молодежь как раз закладывала кофейную плантацию, осталась память и о нас — несколько сот саженцев. Работают — как будто праздник: танцуют, поют, всюду музыка...
Поездили по провинции Камагуэй. В Саптьяго-де-Куба увидели, как играют в бейсбол, популярнейшую и очень успешно культивируемую на Кубе игру. Лучший игрок местной команды подарил мне на память мяч с автографом.
Все это легко и приятно, но со временем такая жизнь надоедает, становится утомительной. Накануне соревнований в качестве капитана команды дал телеинтервью. На следующий день поднял без напряжения, больше для тренировки, 150+147,5 + 180. Серьезные веса откладываю на Мехико.
В Мехико опять началась знакомая нехватка воздуха. Поездка оказалась очень интересной и разнообразной. Мы не
только тренировались и приспосабливались к непривычным условиям, но знакомились с этой неповторимой страной.
В городе Мерида, в 1300 км от Мехико, мы два вечера подряд выступали на стадионе для игры в бейсбол при свете прожекторов перед 20 тысячами зрителей. В промежутках между подходами играл эстрадный оркестр и танцевали красивые девушки. Еще нас возили в индейское поселение, демонстрировали танцы в огне и хождение по раскаленным углям (ходили же!), мы осматривали памятники культуры майя и ацтеков.
Во время всех поездок по Мексике нас сопровождал один из самых легендарных штангистов — «железный гаваец» Томми Коно. Многократный чемпион мира и олимпийский чемпион, неоднократный обладатель звания Мистер Универсул в те годы был наставником мексиканских тяжелоатлетов. Знакомый нашим ветеранам, очень компанейский человек в «пенсионном возрасте» нашел себе хобби — каратэ. Выступая вместе с нами перед публикой, он проделывал всевозможные трюки: вдребезги разбивал сложенные друг на друга обрезки досок, забивал голой рукой гвозди в двухдюймовый брус, одним махом разрывал пополам телефонные книги толщиной в несколько десятков сантиметров. Наш гигант Жаботинский попробовал тоже — кроме окровавленной ладони не добился ничего.
В Мехико состоялись серьезные соревнования. Установил мировой рекорд в рывке — 152,5 кг, но при последующем взвешивании оказался на 50 граммов тяжелее нормы. Ну и жизнь была в то время у штангистов!.. Толкнул 195 кг. К этому времени мой вес был в норме, и мировой рекорд засчитали. Хорошо выступили также Селицкий, Беляев и Калиниченко. Третье за год знакомство с климатом столицы будущей Олимпиады явно удалось.
Поскольку первенство Европы олимпийского года должно было проходить в Советском Союзе, соревнования на Кубок дружбы отменили. Вместо этого в Дубне организовали крупные соревнования, па которые пригласили не только членов сборной.
К началу апреля обрел хорошую форму, но много забот
было с собственным весом: тянуло, как обычно после зимнего периода, около 94 кг. Так что утром перед соревнованиями пришлось идти в баню! Очень неохотно оставались эти лишние килограммы па банном полке. Прямо из парилки поспешил к месту соревнований. Там ждал Криницкий с принесенным из ресторана сваренным по особому заказу бульоном (целая курица на поллитра воды) и бутербродами с икрой. Приходилось есть и пить соленое, чтобы избежать возможных при сгонке веса судорог и не свалиться. Это был тяжелый день.
«Правда», 8 апреля 1968 г.:
«...Апофеозом стало выступление прославленного эстонского полутяжеловеса Яана Талътса: он четырежды улучшал мировые рекорды. Начало им он положил в рывке, где, подняв 153 кг, улучшил на 0,5 кг рекорд.
Толчок атлет начал со 190 кг, и уже после первой попытки был установлен мировой рекорд в троеборье — 505 кг. Но неутомимый Яан не остановился. Он толкнул 195,5 кг — мировой рекорд — и завершил соревнования с немыслимой суммой — 510 кг!»
Несколько слов об одном необычном приключении, которое показывает, насколько хорошо находящийся в форме атлет знает свои возможности.
Утром в Дубну прибыла группа московских журналистов, в том числе уже знакомый читателям Д. Иванов, чьим любимцем я в то время был. Поздоровались, и я сунул ему в карман запечатанное письмо с просьбой вскрыть после соревнований. Потом продолжили разговор, оп спрашивал о том о сем. Я ответил, что вес велик, колено болит... Все как обычно. В конверте была записка следующего содержания:
Жим — 162,5 кг
Рывок — 152,5 кг
Толчок — 195 кг
510 кг
6 апреля Яан Тальтс
Д. Иванов со своей стороны увидел события того дня так: «Голубоглазый Яан Талътс (не все герои голубоглазые, у Талътса глаза темнокарие.—П. К.) был сосредоточен и казался немного мрачным, когда я просил у него автограф. Но дал его не без удовольствия.
Прочитал, и не поверил своим глазам. Такой результат он обещал только в Мехико. Шутит, что ли?
В последнее время на его спартакиадную сумму 502,5 стали точить зубы некоторые наши и зарубежные спортсмены. Двое из них, волгоградец А. Калиниченко и луганец А. Ки-дяев добрались до 495 кг. Казалось, что до рекорда Талътса рукой подать. Но в субботу Яан сделал мощный шаг вперед.
Олимпийский чемпион Голованов смог составить ему конкуренцию только в жиме. Здесь Яан использовал две попытки: сначала выжал 155 и затем 162,5 кг. Сделал это уверенно, говоря на языке спортсменов, чистой силой, без малейшего повода для придирок.
В рывке Яан выполнил программу-максимум — взметнул на третьей попытке вверх рекордные 153 кг. За толчок он был уже спокоен, это его коронный номер. Толкает он, будто гвозди в потолок забивает. Буря восторга и изумления бушевала в зале, когда Талътс непринужденно взял на грудь 195,5 кг. Спортсмен легко встал из приседа и послал рекордный вес на вытянутые руки.
Обещание, данное в конце прошлого года, выполнено. Олимпийские игры в Мехико были через семь месяцев, а преследователи теперь отставали на 15 кг.
В конце мая опять отправился в Алушту. В это время па берегу Черного моря тренировалась сборная Украины. Старые знакомые дружелюбно приняли меня в свою компанию, интересовались тренировками. Был здесь и главный конкурент Кидяев. Выглядел он хорошо, мог, по моему мнению, набрать 500 кг. Кроме того, предстоящий чемпионат СССР должен был состояться в Луганске (ныне Ворошиловграде), его родном городе. Между прочим, Луганск тогда, да и еще многие годы спустя, был одним из ведущих в стране центров тяжелой ат
летики, где жили и тренировались одновременно несколько кандидатов в сборную СССР: Кидяев, Яблоновский, Дьяченко, Варава, Михайлов и др.
До начала чемпионата довольно неожиданно произошли сенсационные события.
8 мая газета «Советский спорт» сообщала:
«Сенсационная новость поступила из Швеции: 23-летний Бо Юханссон установил в полутяжелом весе рекорд своей страны, набрав в сумме 500 кг, которые составились из результатов 167,5, 145 и 187,5 кг.
По данным «Идроттсбладет», этот человек с гармонически развитым телом, как у Власова, переносящий боль и напряжение, как японец, обладает очаровательными манерами, как Шеманский, и первобытно силен, как «русский медведь» Воробьев».
Новое чудо, слепленное из эпитетов? И все же Мистер Скандинавия 1967 г. вторым за Тальтсом поднявший в троеборье полтонны, не произвел большого впечатления на рекордсмена мира.
На чемпионате СССР выступал в день своего 24-летия. Был хорошо подготовлен, настроен на рекорды. В те месяцы я боролся только с килограммами, а не соперниками. Старался довести рекорды до такой высоты, на которую только был способен. Отношение ко мне было самым теплым, и это очень важно для меня, хотелось отблагодарить за него. И выступление на чемпионате без мировых рекордов казалось мне предательством по отношению к собственному труду, да и обманом болельщиков, общественности.
Начал хорошо, выжав личный рекорд — 165 кг. Но затем неудача в движении, в котором я, правда, установил рекорд, выбила из-под ног основу для еще большего успеха. Дело в том, что в рывке в первой попытке я взял 145 кг и на вторую попытку заказал рекордный вес —153,5. Во второй и третьей попытках штанга уходила за голову! Только дополни
тельная рекордная попытка привела к цели, но красивая сумма в троеборье была испорчена.
В толчке начал с веса 190 кг, что обеспечивало в сумме 500 кг и звание чемпиона. Затем попросил на штангу 197,5 кг.
Чуть-чуть не хватило. Сгонка веса, жара и долгие соревнования, даже если ты ни па что не обращаешь внимания, делают иной раз свое дело. Так сорвал планировавшийся рекорд в сумме троеборья: 165+152,5 + 197,5 = 515 кг!
До чемпионата Европы в Ленинграде оставалось немногим более месяца. Небо над головой капитана сборной казалось безоблачным. К теплой поддержке общественности добавилось признание со стороны авторитетов. Старший тренер А. Воробьев советовал молодежи учиться у чемпиона умению сосредоточиваться.
Д. Иванов превозносил: «Я должен рассказать о Талътсе как спортсмене высокой культуры. Можно быть сильным и выдающимся, но не стать примером. Однако, если бы молодые спросили у меня, на кого равняться, я бы сказал: на Яана Тальтса. Он как спортсмен действительно замечателен, уникален».
Правда, небольшое облачко собиралось па севере. В конкуренции с Юханссом финн Каарло Кангасниеми прибавляет к своей сумме дюжину килограммов и также набирает 500 кг.
ПОБЕДА. БЕЗРАЗЛИЧИЕ. ПОРАЖЕНИЕ
Положение перед 43-м чемпионатом Европы казалось ясным: мне предстояло защищать позицию лидера. Из-за рубежа до меня доходили лишь результаты. Набиравшего силы Каарло Кангасниеми я еще не видел, Во Юханссона — и подавно. Но нее вокруг верили, что я обязательно выиграю. И самому очень хотелось завоевать титул, которого еще не имел.
Вера окружающих в мои возможности стоила мне немало нервного напряжения. А напряжение перед соревнованиями — палка о двух концах: у человека со слабыми нервами от него
ноги начинают подкашиваться. Да и самого сильного обязанность победить взвинчивает до предела. Зато на помосте такой настрой пошел мне на пользу. Окрыляла возможность продемонстрировать, что ты — человек с железными нервами. О таком же чувстве писал прославленный теннисист Род Лэйвер. Он рассказывал, что может проигрывать то тут, то там, но на главных кортах Уимблдона готов победить кого угодно, потому что при равных возможностях успех приносит уверенность в себе. Или возьмем эстонского олимпийца Рейна Ауна, на лице которого на любых соревнованиях было написано, что весь стадион принадлежит только ему.
Но все-таки длительное напряжение перед соревнованиями, я убежден, мешает. Один подходит, похлопывает по плечу, второй, проходя мимо, бросает ободряющие слова, третий пишет, выражая «общественное мнение», а четвертый вещает в эфир полные энтузиазма фразы. Каждый из них искренне считает, что придает тебе сил и вдохновения, борется за общее дело. Но ведь я — не бревно! Все эти похлопывания и высказывания, вся эта оптимистическая возня вокруг тебя будоражит и раздражает, вызывает невольные затраты нервной энергии. И эти потери нередко дорого обходятся на соревнованиях.
Готовясь к ним, нужно в любом случае стремиться к спокойной, ничем не нарушаемой обстановке. Не следует слишком рано начинать думать о соревнованиях, представлять себе, как пойдет вверх штанга. За день-два до выступления это придет само собой и не покинет уже — ни днем, ни ночью. Но тогда это не сможет причинить существенного ущерба нервам, скорее, в суете будней будет способствовать скорейшей мобилизации.
Слышал я рассказы о том, что спортсмен накануне соревнований спал как убитый. Такие, мол, у него хорошие нервы. Мне таких видеть пе доводилось. Если ты многие годы готовился к важнейшим для себя соревнованиям и завтра предстоит доказать, что созрел для больших дел, невозможно вечером спокойно залезть под одеяло и сразу уснуть. Это отнюдь не свидетельствует о слабых нервах. Чемпионы мира 142
страдают точно такой же бессонницей. Организм готовится к небывалому напряжению, а потому его показатели и реакции отличаются от обычных.
Кроме того, особенно на соревнованиях на выезде, могут появиться дополнительные, не зависящие от тебя раздражители и неприятности. Что-то или кто-то помешает твоему сну, ты куда-то опоздал или остался без обеда, произошла какая-нибудь неприятность — мало ли, что может случиться. Это раздражает, нервирует, порождает навязчивую идею, что теперь ты не сможешь выступить как следует. И обычно после поражения именно такие раздражители выставляют в качестве объективной причины неудачи.
От этого нет другого лекарства, кроме как заставить себя сохранять спокойствие, быть выше всего, что мешает. Зачем паниковать и воображать, что все беды и несчастья валятся только на твою голову. Лучше думать о том, что и конкуренты не в вату завернуты и не под стеклянным колпаком содержатся — у каждого из них свои беды и заботы. Как часто спортсмены падают жертвой самовнушения, думая, с одной стороны, о своих болячках, а с другой — о том, что противник готовился в идеальных условиях. В результате — поражение еще до начала соревнований. Нет уж, что случилось, то случилось, и ничего не поправишь. А выступать надо. Так чего же копаться в себе, зачем быть врагом самому себе?
Значит, надо сохранять спокойствие и задействовать во время соревнований дополнительные физические и душевные силы. Это нелегко (а что легко в большом спорте?), но возможно. Человек не умеет использовать всю заключенную в нем мощность. Он пользуется лишь частью ее. Но хороший боец способен силой воли в особо тяжелые минуты увеличивать эту часть. Вот в этом и заключается цель всех усилий.
Надо признать, что наших тренеров все же несколько беспокоил непонятно быстрый взлет двух северян к 500 кг. Из нашего многочисленного отряда полутяжеловесов так высоко никто не забирался. Не было ли в стране с самыми значительными тяжелоатлетическими традициями что-то упущено
в методике тренировок? Или стало вдруг не хватать талан- 1 тов, которых до сих пор всегда было вдоволь? Смешно было 1 бы искать ответа на этот вопрос у державшихся до сих пор 1 очень скромно финнов или шведов, ибо они никогда не де- 1 лали никаких открытий ни в технике, ни в теории. Так что 1 учиться мы ни у кого не стали, оставшись при своих убеж- 1 дениях, выдерживающих испытание временем до сих пор. А | вот финская и шведская тяжелая атлетика вернулись туда, 1 откуда в свое время взяли резкий старт наверх. |
День 24 июня оказался жарким во всех смыслах. В зале | было, как в парной бане. Среди девятнадцати конкурентов 1 из основных не было только Мартина. И сразу же, в самом ] начале, зарабатывает «баранку» чемпион мира Тот. Впослед- I ствии он рассказывал, что чувствовал себя великолепно и хо- ] тел тоже вытянуть 500, но штанга все три раза просто зава- 1 ливалась за голову! С жимом вообще получилась ерупда. Опять | многие балансировали на грани дозволенного, вновь судьи I мучились с вынесением приговора. И во время моего началь- | ного подхода один из них нажал на красную кнопку. Ге- 1 неральный секретарь Международной федерации тяжелой ат- | летики О. Стейт потом даже высказал мнение, что почти все 1 участники соревнований жим выполняли неправильно, и на- I стаивал па далеко не повой идее устранения жима из про- I граммы. I
Ответственность на мне лежала немалая. Капитан коман- I ды должен помимо личного счета вести и командный. А I поляки доставили немало тревог. До моего выступления они I по очкам вели 33:28 (в конечном итоге мы с Жаботинским I склонили чашу весов на 8 очков в пашу пользу). И ко всему, I в Ленинград па машинах и автобусах приехало множество моих I земляков-эстопцев, сидевших теперь в зале с выражением I требовательности и надежды на лицах. |
В целом выступил хорошо. Если бы все удалось идеально, s набрал бы 520 кг, к такому результату, во всяком случае, был j готов. По и па мировой рекорд — 512,5 — жаловаться пе при- | ходилось, причем прилично выступил во всех упражнениях ' троеборья.
Судьба спортсменов и медалей решилась уже в первом упражнении. Первым из тройки атлетов, по очереди увеличивающих начальный вес, на помост выходит Талътс. 157,5 идут вверх, но как-то не очень уверенно. На штанге 160 кг. Появляется Кангасниеми. У себя дома он уже справлялся со 170-ю. Но сейчас попытка оказывается неудачной, следующая — трже. Только с третьей с грехом пополам берет вес. Потом он скажет: «Первый подход — решающий. Если он не пойдет, трудно войти в ритм. А пойдет — будто от гнета освободился».
Юханссон в неудаче соседа черпает вдохновение. Он просит прибавить 2,5 кг. Но и ему в первом подходе удача не улыбается, приходится тратить на этот вес еще один подход. Теперь на помост опять выходит Тальтс. Образцово выжимает во второй попытке 165 кг. На двух соперников осталась одна попытка. Обладатель мирового рекорда в жиме рисковать не осмеливается — заказывает 167,5 и справляется с этим весом. Талътс идет на 170. Столько он еще никогда не поднимал. А теперь поднимает! Остальное в этот вечер — уже чистая проформа. Яан Талътс первым из всех эстонских атлетов за все времена становится чемпионом Европы.
1. Талътс — 512,5; 2. Юханссон — 495; 3. Кангасниеми — 490; 4. Немешанъи — 475; 5. Кайлаярви — 472,5; 6. Кюрье — 460 кг.
Впервые вручались м.едали в отдельных упражнениях, Тальтс получил еще две золотые и серебряную медали.
Воробьев подводит итог: «Самым интересным событием чемпионата была, без сомнения, встреча полутяжеловесов-по-лутонников. Она имела коллоссалъное психологическое значение. Мы, тренеры, конкурентов Талътса видели на помосте также впервые, и они произвели на нас глубокое впечатление. Из них двоих опаснее Юханссон, у которого большой запас.
Ито произойдет в будущем — неизвестно. Но здесь Талътс убедительно доказал, кто настоящий хозяин в полутяжелом весе. Особенно повлияла на Юханссона, как мне кажется, победа нашего спортсмена в жиме (вдобавок, с личным рекордом), упражнении, которое швед считал своим коньком.
Итак, первый раунд был за Талътсом.
6 Зак. 873 j/e
Журналисты пустились в погоню за обоснованиями случившегося.
«Сколько, Юханссон планировал набрать?» — «Не больше 495 кг».— «Давно ли занимается штангой?» — «Три года. Когда Талътс в 1966 г. приезжал в Швецию, я набирал в троеборье . 360 кг».—«Что' можете сказать о Талътсе?» — «Он лучший представитель полутяжеловесов».
И у Тальтса: «Что может сказать победитель о соперниках?» — «Что сказать?.. Вы же сами видели, насколько они сильны. Очень хорош, конечно, Юханссон. Я уверен, что в Мехико он будет моим главным конкурентом».
На человека, занявшего третье место, внимания обращают мало — он проиграл победителю 22,5 кг. Но все же мимоходом спрашивают и его. Финн отвечает: «Я был в отличной форме, но, очевидно, подвели нервы. Хотел набрать 505 кг».
Подробнее он расскажет тогда, когда каждое слово этого скупого на слова спортсмена будет цениться на вес золота,— в своей книге, написанной после победы в Мехико (книга вышла в Хельсинки в 1970 г.):
«Перед поездкой в Ленинград я выступал в Пори на дружеской встрече тяжелоатлетов Хяме и Сатакунна (губернии Финляндии.— Прим, перев.). Наконец-то в троеборье покорились 500 кг (165+147,5+187,5). Покушался на высшие мировые достижения в жиме (173) и рывке (154), но пока безуспешно. Мой путь от 400 до 500 кг занял 7 лет и 4 месяца. Я был очень доволен новым достижением, ибо убедился, что и этот рубеж не что иное, как один из промежуточных этапов.
Обычно я перед соревнованиями не нервничаю. А небольшое возбуждение даже необходимо — без него высоких результатов не достичь. И конечно, не нужно испытывать слишком большого почтения к соперникам.
На чемпионате Европы в Ленинграде все пошло кувырком. Я был в хорошей форме и готов к рекордным тяжестям, но такие конкуренты, как Талътс и Бо Юханссон, сковывали... Я знал, что нахожусь в пике формы. От меня ждали, во всяком случае, надеялись на победу, это стало дополнительной нагрузкой.
Неудача постигла меня уже в жиме... В рывке Талътс справился со 150, Юханссон —147,5 и я — со 145 кг. До рывка я еще сохранял шансы на серебряную медаль, но, как ни печально, вынужден был ограничиться начальным весом, потому чТо 152,5-килограммовая штанга никак не хотела покоряться. Яакко Кайлаярви рванул также 150, и поскольку он был самым легким, получил в этом виде золотую медаль. Яан Талътс пошел в третьей попытке на мировой рекорд —155 кг. После провала попытки со штанги были сняты 0,5 кг, но и 154,5 были тяжелее мирового рекорда. Талътс, я и Яакко пробовали взять этот вес в рекордной попытке, но безуспешно. Моя попытка не удалась в самом начале — рывок у меня еще не был уверенным.
Юханссон устал, и в толчке уступил своему лучшему достижению 7,5 кг. Я сократил разрыв с ним на 5 кг, подняв 185. Талътс поднял 192,5 и улучшил свой же мировой рекорд в сумме троеборья на 2,5 кг. В заключение Талътс заказал на штангу 196 кг, но не смог взять их даже на грудь».
Мировые рекорды помимо Тальтса установили в Ленинграде еще Куренцов и Жаботинский. Теперь, в год Олимпиады, их было на счету советских штангистов 16, в том числе 6 принадлежали Тальтсу.
После Ленинграда тренировки продолжались, прицел был на Олимпиаду. Путь сборной лежал в Северную Осетию, на Цейскую турбазу, горные условия которой сочли подходящими, учитывая Мехико.
На второй день, когда напряжение прошедших соревнований уже спадало, я почувствовал подозрительную боль в спине. Прогнуться назад стало невозможно. О том, чтобы за-
нять стартовую позицию для жима, и речи быть не могло. Поехал домой. Недельку отдыхал и лечил спину, потом отправился вслед за сборной. Но в горах, как я подметил уже в Мехико, боль давала о себе знать особенно остро.
Первый раз в составе сборной тренировался Алексеев, я сам посоветовал тренерам попробовать его. Он и тогда уже ыл человеком ищущим. Мы решили взяться за мою спину
собственными силами и вышибать клин клином, строя лечение па дополнительных нагрузках. Я делал подъемы верхней части туловища, лежа животом на «козле» с небольшой тяжестью па плечах, зацепившись носками ног за гимнастическую стенку. Упражнение выполнялось на количество повторов. Оно было известно и ранее, но сейчас штангисты знают его именно как «упражнение Алексеева» и считают очень полезным.
Нелады были и с плечами. Довольно мощные плечевые мышцы страдали при выполнении рывка. Рывок требует сверхбыстрых движений, и не удивительно, что большие мышцы пе поспевают, а когда ломишь силой, повреждаются. Потому плечи у меня болели часто.
Подготовка в Цее оказалась неудачной. Почти все время шел дождь. Днем еще ничего, но ночью в неотапливаемых помещениях было очень холодно и сыро. Из лечения спины ничего не вышло, состояние ее скорее ухудшилось.
Из Цеи мы поехали в Алушту. Там условия совсем другие, и дело пошло веселее.
Последние крупные соревнования перед Олимпиадой — Кубок Балтики — проводились в Хельсинки. В моем состоянии делать там было нечего. Воробьев съездил и, вернувшись, сообщил: Кангасниеми в фантастической форме. Финн, который через пару недель после Ленинграда повторил мировой рекорд—512,5 кг, а затем взял 515, теперь набрал 522,5 кг. Старший тренер добавил, что техника у парня хороша, но особенно бросаются в глаза потрясающие мощность и быстрота. Того Кангасниеми, что был в Ленинграде, не узнать, будто в него влилась дополнительная энергия.
По имеющимся сведениям Кангасниеми занимался штангой уже 12 лет и прошел через ряд весовых категорий — от 67 до 90 кг, в которую он попал чуть более полугода назад. Что заставляло недоумевать, так это его молниеносный взлет за последнее время. Почти 7 лет понадобилось человеку на то, чтобы личный рекорд с 400 кг довести до 472,5 (в октябре 1967 г. в Мехико). А потом, уже в 27-летнем возрасте, за восемь месяцев увеличить его сразу на 50 кг! Каким чудом?
Однако близко к сердцу принимать случившееся не сто
ило. Я надеялся вповь обрести форму и свои 520 кг набрать. Правда, это па 10 кг больше, чем планировалось, по и такая цифра казалась мне реальной.
Олимпийские дни стремительно приближались, а форма не улучшалась. Хуже всего, что я переживал состояние, хорошо знакомое каждому спортсмену. Все вокруг казалось опостылевшим. Однообразная жизнь вызывала тошноту: все одно и то же... Твои рекорды побиты, по твоей натуре тебе бы бурно реагировать, рваться в бой,— а ты холоден как рыба. Всем сыт по горло...
Для пробуждения от спячки я испробовал самые разнообразные средства. Пропускал тренировки. Никакого результата. Дни шли, и ничего не менялось. Физическая форма, вероятно, пе была очень уж плохой, если удалось установить рекорд. Странно, но еще и в день отъезда мысль о поражении даже в голову не приходила Я надеялся, что три недели, проведенные в олимпийском городе, поднимут настроение и вернут здоровое возбуждение. Но по многим причинам получилось иначе...
Что же это был за человек — Каарло Кангасниеми, вдруг в 1968 г. вставший у мепя на пути к олимпийскому золоту.
Он был лидером среди полутяжеловесов два года: с середины 1968 г. до середины 1970. Перейдя из среднего в полутяжелый вес, Каарло был уже опытным штангистом среднего уровня. В новой весовой категории у пего проблем с весом не возникало. Оп был на несколько сантиметров ниже меня ростом, выглядел более сухим и мускулистым, но менее подвижным, чем я. Поднимал очень быстро и точно. Он вынужден был поднимать точно, потому что недостаточная гибкость пе позволяла корректировать неточные движения.
Попытки Кангасниеми выполнял с максимальной концентрацией. Всем было видно, как до подхода к штанге он разжигал, заводил и подхлестывал себя изнутри. Яростно стиснув зубы, он просто бросался на штангу. В большинстве случаев внутренняя подготовка спортсмена проходит внешне спокойно, сопровождается медленными движениями и лишь в м°меит подъема штанги происходит взрыв. Глядя же на
Кангасниеми, казалось, что сначала происходит предварительный, как бы запальный, взрыв, затем вызывающий, основной. При этом в обыденной жизни Каарло был настолько флегматичен и инертен, что его «сценическое перевоплощение» просто поражало. Именно в этом и было своеобразие спортивного характера Кангасниеми.
Со стороны оп производил впечатление уравновешенного, но слишком тихого и замкнутого человека. Кто может сказать, что происходит в душе у другого? И его многое в мире не удовлетворяло, например, со мной он говорил об организационных бедах финской тяжелой атлетики, сказал и несколько «теплых» слов о заправляющих ею господах.
В свои лучшие годы он был очень силен. Хороша была техника жима, а рывка — еще лучше. Толчок производил меньшее впечатление. Если уже говорить о недостатках, то разве о том, что после побед он позволял себе в компании друзей слишком уж «расслабляться».
Каарло дважды становился чемпионом Европы и мира, установил 17 мировых рекордов, выиграл олимпийские игры. Завоеванный в 1970 г. с повторением мирового рекорда — 530 кг — титул чемпиона Европы стал последней большой победой Каарло Кангаспиеми. В труднейшей борьбе с нашим Василием Колотовым и старым соперником Во Юханссоном он обошел первого на 2,5 и второго — на 5 кг, причем оба, удайся им последняя попытка в толчке, могли его победить. Колотов в то время был на подъеме, а потому ожидалась новая дуэль на чемпионате мира в Колумбии. Она не состоялась, так как финн, участвуя в соревнованиях в Исландии, уронил на себя штангу и его пришлось отправить в больницу. Лечение было долгим, и Кангасниеми так больше и пе вернул своих позиций в полутяжелом весе.
Но именно тогда проявилась сила его духа. Через пять месяцев после операции позвоночника похудевший Кангасниеми выступил в своем прежнем весе и набрал в троеборье 492,5 кг, завоевал «серебро» на чемпионате мира 1971 г. в Лиме и «бронзу» на чемпионате Европы 1972 г. в Констанце. У поклонников Каарло зажегся огонь надежды — а вдруг их ге-150
рою удастся выиграть и в Мюнхене? Но это было слишком далеко от реальности. Сменявшиеся наставники — скорее менеджеры, чем тренеры — старались выжать из спортсмена все. Я считаю, что они пошли по пути, который должен был и вскоре привел к катастрофе. Последовала новая травма, и не последняя. Я видел Каарло в год Мюнхенской олимпиады, когда находился в Финляндии. Его трудно было узнать, он как-то вдруг постарел. Соревнуясь вместе с ним, я заметил, что в его попытках было больше желания, чем возможности. Кангасниеми, правда, попал в Мюнхен, но 480 кг и 6-е место в среднем весе не принесли подлинного удовлетворения ни ему, ни другим.
После Мюнхена Кангасниеми продолжал выступать в среднем весе, мечтал даже о Монреале. Но опять на соревнованиях порвались мышцы, и вновь постельный режим. И так до тех пор, пока дорога на помост не оказалась закрытой. Мы еще несколько раз встречались. В его разговорах и воспоминаниях о прошлом чувствовалось ожесточение. Соотечественникам оп высказывал в печати и эфире и такое, чему уже не аплодировали.
Рост рекордов... Тут есть о чем поговорить особо. Если взглянуть па списки сильнейших атлетов середины 60-х годов, можно заметить, что в них повторяются одни и те же имена, а результаты растут постепенно. Все смешалось на рубеже 60-х и 70-х гг. Результаты стали расти скачкообразно, а лидеры — быстро меняться. Причина? В «мепю» спортсменов появились такие средства, которые сейчас относят к допинговым. Конкретнее, речь идет об анаболических стероидах.
Не помню уже из какого источника дошли до штангистов слухи о таблетках зарубежного происхождения, которые при интенсивных тренировках увеличивают мышечную массу, а вместе с пей и силу. Поначалу мы над этим смеялись. Слабаки всегда мечтали о чудо-средствах, чтобы быстрее и без тРУда стать сильными. Подобного рода слухи ходят испокон веку. Пусть себе мечтают дальше. Что мне, например, делать с лишней мышечной массой, когда я и так мучаюсь со сгонкой
Однако желание смеяться стало пропадать, когда совершенно неизвестные конкуренты вдруг, за полгода-год, достигали результатов мирового класса. Личный опыт и имевшаяся в пашем распоряжении самая совершенная методика утверждали, что это невозможно. Масла в огонь подлили появившиеся в печати выступления авторитетных ученых. Это были уже не байки в раздевалке.
Так, в конце 1967 г. в одном авторитетном издании появилась статья, в которой говорилось:
«Несмотря на данные о широком применении зарубежными спортсменами анаболических препаратов, этическая сторож на дела до сих пор не ясна. Но одно ясно: нельзя свести все эти препараты к общему знаменателю, назвав их допингами, потому что при применении анаболических средств мы имеем дело не с искусственным стимулированием возможностей и выжиманием из организма всего, до последней капли, а наоборот — с тонизацией развития организма».
Прочитав это, никто уже пе обращал внимания на предупреждение автора о возможных опасностях, связанных со слабой изученностью воздействия этих препаратов на организм. Главное заключалось в том, что чудодейственные таблетки не считались допингом! Можно было прочитать, как шведский дискобол Рикки Брух благодаря таблеткам увеличил собственный вес за пять месяцев на 22 кг, как американский толкатель ядра Нил Стейпхауэр после приема таблеток за год улучшил свой результат па 2 м, а па следующий год добавил еще метр. Вывод казался прост: что годится метателю, го
дится и штангисту. •
Но для членов нашей сборной этот вывод был скорее теоретическим, поскольку самих таблеток пикто и в глаза пе видел. Дозволено, а конкуренты почему-то не торопятся признаваться в их употреблении. В 1967 г. Воробьев — не только спортсмен, по и ученый — выпускает книгу «Тяжелая атлетика», начиненную новейшей для того времени теорией, но там нет ни одного слова об анаболиках. Зато он поднимает
эту тему в автобиографическом произведении, вышедшем в 1972 г. (Аркадий Воробьев. Сильные мира сего. М., «Мол. гвардия»):
«Применение зарубежными спортсменами анаболизаторов (их, в частности, использовал олимпийский чемпион в полутяжелом весе К. Кангасниеми) приобрело широкие масштабы. Объясняется это очень просто. В ряде случаев спортсмены, долгое время буксовавшие на одном месте, резко повысили уровень своих достижений.
Как же нам следует относиться к этим препаратам? Что это такое — зловредные допинги или благотворно действующие физиологические препараты? Хотя потребление анаболиков растет, этот вопрос остается открытым до сих пор...»
К моменту написания книги — да, но к моменту ее выхода в свет — уже нет. Перед Мюнхенской олимпиадой на них ставится крест как на допинговых препаратах, а на следующих Олимпийских играх затрачиваются уже сотни тысяч марок и долларов, чтобы выявить тех, кто эти препараты употребляет.
Но до запрета анаболики сделали свое черное дело. Появились молодые, очень быстро прогрессирующие спортсмены, которые, однако, так и пе выросли в больших мастеров. Рвали мышцы и сухожилия, мочились кровью. И что еще хуже: возникло ложное, но упорно бытовавшее мнение, что без таблеток немыслимо взойти на вершину, даже и стараться не стоит. Если бы дело обстояло действительно так, то все дальнейшие занятия спортом потеряли бы смысл!
Нет, таблетки не делали из человека бойца, хотя и помогали случайно выскочить в лучшие. Если в голове и за Душой ничего нет, сила в руках-погах ничего не даст. И, повторяю, до 1972 г. таблетки были разрешены точно так же, как кусок сахару; все, что рождалось благодаря им, было законно, а следовательно, должно было быть морально. Было ли — это вопрос другой. Во всяком случае, закон об их запрете ратной силы иметь не мог. Победители наказали себя соб
ственными руками. Что травмообильный конец карьеры Кан-гасииеми был вызван применением анаболиков, об этом говорил он сам — не только мне, но и публично.
Но предоставим слово самому Кангасниеми. В 1979 г. в Хельсинки вышла книга, в которой финский атлет рассказывает свою историю. Первым делом он касается событий 1967— 1968 гг.:
«Я достиг предела того, что возможно на молочном супе и ржаном хлебе. Хочу ли я идти дальше? Подумал и решил — хочу. До сих пор я наполовину баловался, теперь был готов пожертвовать всем.
Это началось как будто нечаянно. Порвал мышцу живота и хотел, чтобы она поскорее срослась. Гормоны помогли. Врач, который их мне назначил, по его словам, был знаком с их воздействием уже лет двадцать. Я глотал таблетки, мышца заживала на глазах, одновременно заметил, что и сил прибывает.
...Знал ли я, что делал? Знал. За сделанное отвечаю сам, и никто другой».
Предолимпийское лето 1972 г.
«Заглатывание гормонов перешло всякие границы. И на этот раз виноват был не я один: определенные круги подстрекали к приему таблеток, в том числе и врачи, которые знали, что за этим кроется».
Комментарий журналиста: «Больной и напичканный гормонами человек занял жалкое 6-е место с результатом 480 кг. После Игр у него вырезали опухоль на руке — каприз судьбы?.. Среди побочных влияний гормонов именно возникновение рака и опухолей было одним из самых страшных».
Кангасниеми: «Большой спорт вступил на путь, с которого нет возврата. Употребление препаратов стало настолько всеобщим, что есть лишь две возможности: принимать или нет. В последний, оптимистический вариант я не верю.
У каждого настает когда-нибудь такой момент, когда он должен решать. Могу на своем опыте сказать, что путь применения гормонов не ведет к счастью».
И последняя цитата крик души, человека, который уже три года находится на пенсии по болезни, получает две трети заработка портового сторожа и при этом кормит семью из четырех человек.
«Три года назад возникла мысль выехать на лодке в море и навсегда похоронить на морском дне все медали и вырезки из газет и журналов. Теперь жизнь не кажется уже такой страшной. Может, еще наладится...
По чего не знаешь, так это будешь ли жив хотя бы завтра. Живу только сегодняшним днем».
Большинство тех, кто принимал анаболики, рта не раскрывало. Поэтому мы никогда не узнаем, кто же их употреблял, а кто пет.
...В Мехико мы прибыли заблаговременно, почти за три недели до начала соревнований. Спина была уже более-менее в норме, больше беспокоило плечо. Хотя я всячески прогревал его и Эльмар Мартин всегда находил время для внепланового массажа, тренировать рывок плечо не позволяло. Травму надо залечить, сознаешь это великолепно, но иначе не можешь — должен каждый день пробовать, а вдруг? Этим не только не даешь зажить больному месту, но еще и треплешь себе нервы.
Во всяком случае, накануне соревнований хотелось одного — скорее бы они прошли, и домой. Трехнедельное закисание в Мехико переполнило чашу терпения. А главное; дело не шло. Из-за травм нарушалась техника, классические упражнения не получались. И это мучило. Хотя сил хватало. Дней за десять до соревнований поднял вес выше рекорда мира.
В один прекрасный день в Олимпийской деревне появились финны. Кангасниеми среди них не было. Спросил о нем. Ответили, что, по мнению Кангасниеми, лучше всего выступать после двух-трех дней акклиматизации в горных условиях. Во время поездок в Мехико я убедился в том же: первую неделю испытываешь прилив сил, а потом самочувствие ухудшается. ° же самое говорили и представители многих других видов порта. Несколько лет наши ученые ездили в Мехико изучать
проблемы акклиматизации. И все-таки была допущена ошибка — мы приехали слишком рано. Может быть, это стало одной из причин того, что советская сборная впервые после 1952 г. уступила в неофициальном командном первенстве на летних Олимпийских играх.
Из книги воспоминаний Кангасниеми:
«Штангисты должны были отправиться в Мехико 3 октября. По опыту предыдущего года я решил, что это слишком рано и попросил отложить отъезд. Сел в самолет лишь 8 октября вместе с копьеметателями Паули Певала и Йормой Кин-нуненом, а также их тренером Микко Паананеном. Еще за день до этого сходил на тренировку и выжал 180 кг (правда, сам весил 91 кг). Так что все в порядке».
За три дня до выхода на помост удар нанес внутренний враг. То ли сказалось излишнее увлечение фруктами, то ли нервы, но вероятнее всего — это была поразившая многих в Олимпийской деревне желудочная инфекция, которую журналисты окрестили «местью Монтесумы». Мучаясь расстройством желудка, я впервые подумал: неужели же проиграю?
В трех наиболее легких весовых категориях у нашей команды опять дела пошли плохо; единственную медаль — серебряную, принес Шанидзе. Впереди снова были поляки. Затем следующие два веса выиграли Куренцов и Селицкий, а Беляев получил «серебро». Мы вышли на очко вперед.
Мой план был простым. Жим и рывок я мог Кангасниеми и проиграть, но затем был готов толкнуть столько, сколько нужно для победы. В Дубпе-то я толкнул 196 кг, и 200 были над головой.
Получилось все по-ипому. Вот что говорит финн.
Кангасниеми:
«Тактика была известна: в первых двух упражнениях постараюсь взять на вытянутые руки столько железа, сколько окажусь в состоянии, потому что в толчке Талътс намного сильнее.
Соревнования начались 18 октября в 16 ч, взвешивание — на час раньше. На взвешивание явились 16 полутяжеловесов. Нервы напряжены, все время следил за Тальт сом, который, в свою очередь, не спускал глаз с меня. На весы я встал раньше него, мне бояться нечего. Весы показали 88,6, у Талътса — 89,5 и у Юханссона — 87,5 кг.
Вместе с тренером выбрали начальным весом 170 кг, но на всякий случай я начал со штанги, весившей на 5 кг меньше. Соревнования продолжались уже два часа. Штанга покорялась легко, и нервное напряжение исчезло. У Талътса первая попытка на 160 кг оказалась неудачной. Похоже, что собрат по племени не в лучшей форме. На второй попытке он справился с весом, но 167,5 кг оказались не под силу.
Во второй попытке выжал 170 и в третьей —172,5. Лидировал с отрывом в 7,5 кг, потому что Во Юханссон и поляк Марек Голаб закончили со 165 кг.
Теперь рывок можно было начинать спокойнее. 150 кг внешне поднял легко, но на самом деле чуть было не упал. Талътс затратил на этот вес две попытки. На штангу добавили еще пять кило, и я этот вес взял. Запрыгал от радости. Попросил установить на штангу мировой рекорд —158 кг, которые тоже покорились.
По сумме двух упражнений лидировал с 330 кг, у ближайшего преследователя было — 310. Это означало, что одна удачная попытка в толчке принесет мне золотую медаль. Начал со 182,5 — удачно. Все стало ясно, потому что Тальтсу нужно было теперь толкнуть 202,5 кг, что и ему казалось многовато, Во второй попытке на всякий случай толкнул еще 187,5. ('делал хорошую серию — из девяти попыток удались восемь.
Юханссоп пе стал третьим, бронзовую медаль получил Голаб.
1. Кангаспиеми - 517,5 (172,5+157,5 + 187,5); 2. Тальтс-5075 (160+150 + 197,5); 3. Голаб — 495 (165 + 145 + 185);
Юханссоп — 492,5 (165+145 + 182,5); 5. Кайлаярви - 485 U45+150 + 190); 6. Немешаньи - 482,5 (150+145 + 187,5).
Все решилось в жиме. Проиграть 12,5 кг!.. Даже в случае
повторения ленинградских 170 кг последовала бы напряженная борьба, в которой успех, вероятно, был бы на моей стороне. Теперь же победитель ясен — Кангасниеми.
Когда вышел па толчок настроение было не из лучших. Взял 180 и 190. Эта попытка принесла мне «серебро». В 197,5 не было никакой надобности. Этот рекорд ничего не решал. Впоследствии писали: мировым рекордом поставил точку. На чем?
Ответ был единодушным — ив Мехико и дома — на поражении. Хотя стал вторым и получил «серебро». Совпадение многих бед впервые за два года не позволило подняться выше 2-го места. К сожалению, па самых важных в жизни соревнованиях.
Кангасниеми поднял больше и победил.
«Советский спорт» писал:
«Вид у Яана Талътса усталый. Машинально ощупывает он серебряную медаль, которую только что получил... Сегодня в его движениях поспешность, нервозность и даже усталость».
Авторы предлагают в качестве причин поражения сгонку веса, плохую форму, психологическую подавленность результатами Кангасниеми и так далее — кто во что горазд. И Тальтс все подтверждает: да, именно это.
Д. Иванов подводит итоги драмы, развернувшейся в театре «Инсурхентес», в оптимистическом эпилоге:
«Новая весовая категория- (1-й тяжелый вес, до 110 кг.— П. К.) открывает великолепные возможности полутяжеловесам, которые вынуждены держаться в весе. Перейдя сюда, Талътс — я уверен в этом — еще встанет на высшую ступеньку мирового и олимпийского пьедестала. Мужества и мастерства ему не занимать. А пока поздравим его с новым рекордом и олимпийским серебром».
В тяжелом весе побеждает Жаботинский, и наша команда опять лучшая в мире.
Летописцы добавляют еще одну строчку. Поскольку на Олимпийских играх одновременно разыгрывалось и первенство мира, то Яан Талътс стал обладателем серебряной медали чемпионата мира 1968 г.
На обратном пути в самолете думал: хватит баловаться, пусть эта штанга катится ко всем чертям! Убиваешься над ней, голодаешь, и тебя же еще и секут — за что? Родители давно мне говорили: стань уже, наконец, человеком, живи, как другие дети...
И несколько недель прошли в такой — другой жизни. Но к молодому человеку силы возвращаются быстро, а вместе с ними и вкус к жизни. Из жизни «по-человечески» ничего не получилось.
Стал ходить в Дом спорта «Калев», бегать и прыгать, решил участвовать в первенстве «Йыуда» 1969 г. по легкой атлетике. В беге на 60 м, хотя и повредил ногу, показал 7,2 с и вышел в число финалистов. Поехал в диспансер, там сделали перевязку, и вечером участвовал в толкании ядра. Не обладая особой техникой, подпрыгивая на одной ноге, толкнул на 15,81 и победил.
Через некоторое время получил приглашение поехать в Финляндию. Тренировался вместе с финнами. Увлеченность штангой после победы Кангасниеми у них была огромной. Ребята тренировались с фантастическим воодушевлением, организаторы выжимали все возможное из единственной золотой меДали финнов в Мехико.
Хозяева быстро смекнули, как извлечь пользу из моего пребывания там. Что же еще, как не свести снова двух сильнейших — и организуют соревнования в Рийхимяки. Золотой Калле и Серебряный Яан.
У меня и в планах не было соревноваться в Финляндии. Но внезапно я оказался прямо-таки перед дилеммой, как это нередко случается в большом спорте. С одной стороны, я, осо-ена° после поражения в Мехико, не мог идти на риск потерпеть еще одно поражение. Причины происшедшего в Мехико я Для себя уяснил, и никакого желания вторично проигрывать
из-за необдуманности у меня не было. С другой стороны, отказаться было тоже нельзя. Сразу подумали бы: значит, боится, нет, этот повержен навсегда!
Решение я все-таки принял и сказал организаторам, что, если они хотят, могу соревноваться, но без сгонки веса, а я тогда весил 93 кг. Они согласились. Поскольку Кангасниеми сгонять не надо было, он выступал в полутяжелом, а я — в 1-м тяжелом весе.
Выступили хорошо оба. Кангасниеми установил мировые рекорды в жиме и рывке — соответственно 176,5 и 158,5 кг. Я выжал 180 кг и набрал в сумме 515 кг — и то, и другое — личные рекорды. У Кангасниеми сумма была такой же. Я был вполне удовлетворен, потому что при весьма средненькой форме все-таки не проиграл.
Настала пора распроститься с северным соседом-конкурентом, потому что после того соревнования они больше никогда на одном помосте не встречались. В жизни двух этих столь разных людей было немало схожего.
Талътс вырос в большой семье, где было семеро детей, у Каарло было семеро братьев и трое сестер.
О начале спортивного пути Тальтса мы уже знаем. А вот слова Кангасниеми: «Могу сказать, что занимался самоотверженно! Шестнадцатилетним тренировался круглый год, даже летом, когда залы были закрыты и все остальные загорали. Когда наступала осень, все удивлялись, что я совсем другой человек, чем весной». Тренеров в привычном смысле этого слова не было ни у одного, ни у другого.
В клуб «четырехсотников» Кангасниеми вступил тринадцатым финским спортсменом в день своего двадцатилетия в 1961 г., в полутяжелом весе. Восьмым эстонским штангистом в 1963 г. тот же рубеж преодолел Яан Талътс, которому вот-вот должно было исполниться девятнадцать.
За два года до этого, когда Талътс почти случайно устанавливает юношеский рекорд мира в толчке в полутяжелом весе, Кангасниеми узнает, что и его 131 кг в жиме оказался рекордом в среднем весе.
В 1965 г. Кангасниеми упал на работе с семиметровой, высоты на кучу досок; пятый позвонок сдвинулся с места — отсюда вечные боли в спине.
Впервые на соревнованиях они встретились в Берлине в 1966 г. Кангасниеми стал 6-м в среднем весе — 440 кг. На следующий год в Тбилиси, на Кубке дружбы, они уже в одном весе. Талътс устанавливает мировой рекорд — 490 кг, а Кангасниеми — 5-й (460 кг).
И у Кангасниеми растут дочь и сын.
В ноябре 1975 г., на полгода позже Тальтса, Кангасниеми в последний раз выходит на помост. Во время попытки он теряет равновесие, пытается силой удержать штангу, рука выворачивается в плечевом суставе...
По возвращении из Финляндии продолжал тренировки, готовясь к соревнованиям на Кубок дружбы в Киеве.
Самочувствие было хорошим, форма улучшалась. Но увеличивался и вес. Я весил уже 96—97 кг. По тренировочным показателям чувствовал, что могу побить все мировые рекорды, если только не надо будет сгонять вес до полутяжелого. После сгонки о рекордах и речи быть не может.
Сам для себя решил: перехожу в категорию до 110 кг. Хватит! Границы полутяжелого веса я достиг еще в школьном возрасте. Все эти семь лет каждые соревнования начинались с мучительной сгонки веса. За это время результат вырос на 200 кг, а я сам не имел права прибавить пи грамма. Весь прирост был, так сказать, полностью обеспечен за счет повышения производительности труда... Так продолжалось 7 лет. И вот конец этим «тощим» годам положило введение новой весовой категории. Наконец можно было покончить с опостылевшими бульонами и прочими ограничениями в еде и вдоволь поесть картошки с подливкой. И так стыдно было в отцовском доме за стол садиться: смотрят все, в какого барина превратился этот парепь,— ему уже крестьянская пища в рот не лезет.
А. Воробьев в учебнике для начинающих штангистов писал: «Сгонка 4—5 кг всегда сопровождается значительным
снижением спортивных показателей, могут появиться некоторые нарушения в деятельности организма, в особенности если это делается часто.
Ни в коем случае нельзя сгонять вес по 2,5—3,5 кг чаще 4—5 раз в год. Частая сгонка веса нередко отражается на состоянии здоровья».
К сожалению, перед соревнованиями в Киеве получилось так, что команда Советского Союза не имела сильного атлета в полутяжелом весе. Меня попросили еще раз выступить в нем. Согласился — и сделал одну из величайших глупостей.
Обычно я начинал сгонять вес за два-три дня до соревнований. Ограничивал потребление жидкости, не ел хлеба и т. д. На этот раз голодовку начал на неделю раньше. И все-таки па баню остались еще полтора килограмма. Это много. Если ничего не пил, то и с потом выходить нечему. Полок и простыни, полок и простыни... В вес я вошел, но во рту ощущался неприятный привкус.
Выжал 165 кг в третьей попытке. Штанга не была тяжелой, но сознание стало затуманенным и возникли трудности с фиксацией штанги. Несмотря на это, хотел в четвертой попытке пойти на рекорд. Что это за соревнования без мирового рекорда! Нет, не вышло.
В рывке взял 150, больше и не пытался. Толкнул начальный вес —190 кг и победил, набрав 505 кг. Было страстное желание первым из полутяжеловесов толкнуть 200 кг. Дважды брал штангу на грудь и вставал. Тогда впервые понял, как темнеет в глазах.
Сейчас, когда я пишу эти строки, из прекрасного далека мне кажется, что был в некотором роде сумасшедшим. Еле стоять на ногах и жаждать рекорда! Но в молодости честолюбие не бывает чрезмерным.
Я был выжат как лимон, но когда по окончании соревнований мне вручили приз «За силу и красоту», настроение сразу улучшилось...
На следующий день надо было начинать подготовку к первенству СССР, и я почувствовал, что внутри все пусто. До чем-162
пионата оставались три недели, а я был измочален. «Золото», правда, мог бы и завоевать, но так ли это для меня было важно, чтобы снова обрекать себя на муки?
В Ростов я все же поехал. Конкуренты оживлены: буду ли я все-таки соревноваться? Ответил Каплунову уже знакомой пустой фразой: каждому свое. Хотя и знал: сгонять не буду, в полутяжелом участвовать — тоже.
Решил провести стратегическое совещание с тренерами сборной. Если я покину полутяжелый вес, кто будет представлять страну па чемпионатах мира и Европы? Смогу ли сам я за полгода войти в такую форму, чтобы претендовать на золото чемпионата мира в новом весе?
Было над чем подумать.
НОВЫЙ ПОЕДИНОК
Итак, в Ростове в 1969 г. полутяжеловесы оспаривали звание чемпиона страны без меня. Победил Кидяев — 487,5 кг.
А на следующий день я вышел на помост среди атлетов веса до 110 кг. Состязание оказалось ожесточенным, но не на очень высоком уровне. До последней попытки в толчке у многих, в том числе, как ни странно, и у меня, сохранялись шансы на победу. Мне надо было толкнуть 197,5 кг.
Не толкнул. Почему? Ведь я смог это сделать в Мехико, когда весил почти на 10 кг меньше. Ответ я чувствовал всем своим существом: слишком мало времени прошло после безумной сгонки веса в Киеве. Мускулы не были готовы к новому напряжению. Я знал, чувствовал это еще до начала соревнований, но как-то совестно казалось вовсе пе участвовать, вернуться домой как из туристской поездки. Чемпионом страны стал В. Старостенко — 522,5 кг, мне личный рекорд — 517,5 кг (177,5+147,5 + 192,5) принес 4-е место. Самое важное, что вынес, это опыт: если раньше на следующий день после соревнований всегда чувствовал себя смертельно усталым, то теперь ничего, кроме легкого утомления в мышцах. Пришел к выводу: соревноваться надо в своем нормальном весе.
Что ждало меня в новой весовой категории? I
Прежде всего то, что я уже не лидер. Приходилось начи-1 нать пресл(-’ование. Нет, «домашний» класс, как вы видели,! высоким пе был. Старостенко, Якубовский, Яблоновский — со-1 перники посильные. Честно говоря, известен был только один! очень сильный штангист — американец Роберт Беднарский. I
Как и я, Беднарский стал дебютантом чемпионата мира! в 1966 г., только в тяжелом весе. Медведев рассказывал любо-1 пытную историю. 21-летний Беднарский предложил одному! журналисту взять у него интервью. Тот от недоумения глаза 1 выпучил: с чего бы это вдруг? Но американец объяснил, что! на чемпионате он получит «серебро», а в Мехико победит са-1 мого Жаботинского! Вот пусть сначала завоюет и победит, то-1 гда и посмотрим,— не желал журналист оказываться в смешном ! положении. И Беднарский получил серебряную медаль. В ию- 1 не 1968 г. оп довел рекорд мира в жиме до 206,5 кг, в толчке — | до 220,5 кг и набрал вторую за все времена сумму в троебо- I рье — 581 кг. При этом сам весил на 50 кг меньше Жаботинско- I го, а до мирового рекорда последнего ему не хватило всего 9 кг. I Дуэль в Мехико не состоялась, потому что из-за неудачи, выз- ? ванной травмой, Беднарский вообще не попал в сборную олим- 1 пийскую команду США. 1
Когда создали новую весовую категорию, все решили, что 1 Беднарский шутя сгонит эти несколько килограммов. Он так 1 и сделал. Правда, штанга после диеты значительно потяжелела, J но поднятые, по слухам, 550 кг — результат весьма приличный. 1 Если я хотел попасть в Варшаву на чемпионат мира и там 1 дать бой американцу, мне предстояло менее чем за полгода j проделать огромную работу. Такой вызов разжигал, давал мощ- : пый импульс. У меня опять был соперник, сверхсерьезный 1 соперник. 1
Жизпь наполнилась ипым содержанием. Вес увеличился до 97—98 кг, самочувствие улучшилось, сил прибавилось. Тре- : пировки стали и содержательнее, и объемистее. Я теперь мог i делать упражнения па количество повторов, от которых раньше должен был воздерживаться. Каждый прибавлявшийся кило- грамм веса — это чистые мышцы. Не забывал я и о легкой ат
летике и играх, чтобы не потерять скорости и расслабленности мышц.
Первым международным выступлением в новом весе должен был стать открытый чемпионат Японии. В период подготовки к нему в Таллине состоялся матч штангистов «Йыуда» и Хельсинки, где я решил испытать форму. Грех жаловаться — установил два рекорда СССР — в толчке 200 и в сумме 530 кг (180+150 + 200).
Вылетели в Токио, а оттуда поездом к месту соревнований, в Акиту. Япония резко отличалась от всего до сих пор виденного. Поражали врожденная вежливость миниатюрных японцев, бесконечные их поклоны и улыбки.
В день соревнований чувствовал себя хорошо, не волновался совершенно, штанга казалась легкой. Выжал 182,5, вырвал 152,5. После первой попытки в толчке — 197,5 набрал сумму 532,5 кг, во второй попытке толкнул 205 кг, что означало новый рекорд СССР в толчке и троеборье — 540 кг. Результат дал 1-е место и звапие победителя'чемпионата Японии.
Ну что ж, за два месяца стал и в этой весовой категории сильнейшим в своей стране. Все чаще начинал думать о Варшаве, где предстоял очередной чемпионат мира. Но впереди ждала новая проба сил. Не помню уже, то ли это было мое собственное желание, то ли стратегический ход старшего тренера Воробьева — во всяком случае, приходилось лететь теперь в совершенно противоположном направлении — на Кубок Балтики, который проводился в Зинновице, в ГДР.
Это испытание прошел чпсто. Установил первый мировой рекорд в новой весовой категории, выжав в дополнительной попытке 190 кг. Рывок по традиции был неважным, но в толчке рекорд СССР и Европы — 206 кг. Так что в сумме набрал 542,5 кг (187,5+150 + 205). При этом сам весил всего 100 кг, так что резервы для роста еще были. Вторым стал младший Кангасниеми — 505 кг. Позади было пусто, впереди ждал лишь Беднарский. До Варшавы оставалось полтора месяца.
Постепенно жизпь становилась все более нервной. На меня рассчитывали, видя, как, набирая килограммы, я все более сокращаю разрыв, отделяющий от Беднарского, но при этом
без всякой реакции с его стороны. Разумеется,’ я жаждал из<| всех сил роста этих килограммов, чтобы во время поединка^ опираться па что-то реальное. Но ведь невозможно же их при-бавлять без конца. И так за последние два с половиной месяца добавил 27,5 кг, немалая толика которых приходилась на увеличение собственного веса. Теперь он стабилизировался, так что дальше набирать массу стало трудно. Вообще-то, жаловаться было не на что, но ведь чем ближе праздник, тем больше и желание стать первым парнем на деревне. Вот и мельтешил этот Беднарский у меня и у тренеров перед глазами. Силен он был, что и говорить, но все-таки победить очень хотелось!
Опять Дубна стала тихой гаванью, из которой предстояла отплытие. На счастье, никаких серьезных болячек не ощущалось. Правда, техника рывка оставляла желать лучшего, в-новой весовой категории результат нисколько не вырос. Победитель и проигравший определяются по сумме троеборья, а жим и особенно толчок были моими коронными номерами. Попав в трудное положение, я всегда мог рассчитывать на последнее упражнение. До начала поединка мировые рекорды в 1-м тяжелом весе распределялись так: в жиме —190 кг — мой, в рывке — 158 кг — Кауко Кангасниеми, в толчке и троеборье — Беднарский, соответственно 211,5 и 547,5 кг.
В командном зачете на 40-м чемпионате мира и 44-м первенстве Европы мы снова опередили поляков, хотя в легких весовых категориях «золото» принесли лишь В. Крищишин и В. Куренцов. В сверхтяжелом весе вместе с Л. Жаботинским был выставлен и С. Батищев. Двукратный олимпийский чемпион уже многие годы жил старым запасом и природной силой, пе утруждая себя дальнейшим развитием. Теперь последовала расплата. После проигрыша в жиме и рывке американцу Д. Дьюбу его сняли с помоста. (Победителем он туда уже не вернулся. Веспой следующего года Алексеев набрал 600 кг, летом 612,5. Незачем было возвращаться.) Перед Батищевым открылась вожделенная возможность захватить трон сильнейшего. Сил Стасику было не занимать, техника — вполне приличная. И только один недостаток — боялся больших весов.
Сейчас ему надо было толкнуть на 2,5 кг больше, чем первоначально предполагалось, и «золото» его. Он отказался! Пусть ему дадут возможность наверняка завоевать «серебро»... Так чемпионом мира стал Дьюб (577,5). Батищев оказался лишь третьим после С. Рединга (оба — 570). Проигрыш в самом тяжелом весе, в котором так долго одерживались победы, был большой неудачей.
Но хватит ходить вокруг да около горячей каши. Днем раньше я сам в нее попал. Последние дни перед соревнованиями проходили спокойно, можно даже сказать, скучновато. Есть можно было все, в бане делать нечего, никаких забот о весе.
На взвешивании оказалось, что 400 г не дотягиваю до 100. Неожиданно легким был и Беднарский — 105,6 кг. Это ободряло. Я хорошо знал, какой тяжелой становится штанга после большой сгонки веса. Не может он быть так страшен, как его малюют!
Жим начал со 180, Беднарский — со 182,5. Справился. Он тоже, но очень неловко и с трудом. Вторая и третья попытки на 187,5 кг оказались неудачными по до сих пор непонятным мне причинам. Штанга не была тяжелой, и жать я умел, но руки стали какими-то пустыми... Попытки Беднарского с тем же весом выглядели абсолютно безнадежно, его техника производила удручающее впечатление.
Вырвал в третьей попытке 155 кг — личный рекорд. Беднарский ответил мировым рекордом— 160 кг и в сумме пабрал на 7,5 кг больше. Если учесть, что мировой рекорд в толчке принадлежал тоже ему, становилось ясно, что неожиданность не произойдет. До этого момента поединок никаких страстей и не вызывал. Руководство нашей сборной тоже беспокойства не проявляло: естественно, человек, поднимавший 580 кг, выиграет у того, кто поднимал лишь 540.
В толчке с первой попытки оба взяли 200 кг. «Серебро» и «золото» стали для прочих недосягаемыми, меня от «золота» по-прежнему отделяли 7,5 кг. И все же именно в этот момент, когДа ничего уже не ждали, соревнование фактически только началось.
Разумеется, зная, что мой рекорд в толчке только 206 кг,
тренеры заказали Беднарскому на вторую попытку 205 кг. Это-* го должно было хватить. Для «золота» мне надо было заказать 212,5 — слишком много! Логично. Но в спорте логика может подвести.
Беднарский вытолкнул над головой 205 кг и поднял руки в знак победы. Зал ликовал. Я молчал. У меня оставались еще две попытки, но я молчал. Пусть решает противник, на какой вес он истратит свой последний выстрел. Эти 205 кг не дали бы мне абсолютно ничего.
Посоветовавшись с тренером, а может, и вовсе не советуясь, импульсивно (кто знает?), Беднарский сообщает, что хочет в последней попытке поднять 207,5 кг. В случае успеха я оказался бы прижат к 215 кг (на такой вес назавтра окажется способным только один сверхтяжеловес — Рединг). Так, решено. Секретарь тяжелоатлетического союза О. Стейт приглашает Беднарского на попытку и включает часы.
Часы идут, Беднарский не является. Он не идет и не идет. Может, американцы вдруг в чем-то засомневались? Или наоборот: уже уверены в победе? Не знаю что и думать. Затем раздается что-то из громкоговорителя, что — пе понимаю. Во всяком случае, время соперника прошло, и его попытки исчерпаны.
Заказываю на штангу 212,5 кг.
Говорит свидетель, член апелляционного жюри А. Медведев:
«Согласно действующим международным положениям спортсмен, получивший вызов, должен в течение 3 мин. совершить подъем. В противном случае попытка считается использованной.
Стрелка контрольных часов показывала уже 2 мин. 40 с, а американца на помосте не было видно. И вдруг генеральный секретарь ФИХ объявил: «Беднарский выполнит попытку с весом 212,5 кг».
Немедленно руководитель нашей делегации А. Ленц внес главному судье протест, указывая, что Беднарский использовал все свои попытки».
К этой попытке я готовился, как никогда ранее. И потом не припомню за собой такой решимости и устремленности. На пттапге был мировой рекорд, на 6,5 кг превосходящий вес, который я когда-либо поднимал. Но на штанге было и звание чемпиона мира, которого у меня пока не было.
Толкнул технично и легко, вся сила ушла в штангу. Вес взят!
Снял пояс, в свою очередь поднял руки. Усталый и счастливый ушел за сцену, расстегнул трико, сел среди друзей. Наконец-то чемпион мира.
Вдруг все мы слышим, как Стейт в микрофон вызывает на попытку Беднарского. Черт возьми, это что значит? Ведь его попытки исчерпаны!
Но Беднарский уже яростным шагом идет к штанге, хватается за нее, поднимает на грудь, толкает над головой, но не может устоять па месте, начинает ходить по помосту. Он еще движется, а попытка уже засчитана. Четвертая попытка?!
Во всяком случае, теперь очередь Беднарского танцевать. Он срывает с рук повязки и бросает их в публику, зал неистовствует. Жюри и судьи сцепились чуть ли не врукопашную. Эта борьба продолжается почти два года, перенесясь на высший тяжелоатлетический суд — конгресс международной федерации...
Автор статьи «Событие, достойное сожаления» польский журналист Л. Церговский писал: «Дело в том, что после объявления веса американца — 207,5 кг и пуска секундомера, он в соответствии с правилами соревнований не имел уже права менять свое решение и был обязан начать подъем в течение 3 мин... Так произошло в первый день соревнований с В. Сметаниным из Советского Союза и пуэрториканцем Ф. Баэзом, которые опоздали с выходом на помост и потеряли право на попытку.
Но в субботу уже был прецедент, когда поляку Р. Вуй-Чцку разрешили изменить объявленный вес (должен был вначале толкать 195 кг, но изменил вес на 200 кг, которые не смог поднять). Теперь то же самое разрешили Беднарскому.
p 'I
Руководители советской делегации уже раньше, до последШ ней попытки Беднарского, заявили устный протест. Несмотря t на это, американцу разрешили попробовать больший вес.
< 1 еле попытки Беднарского представитель советской командыЯ обратился к апелляционному жюри, которое сначала отклонился протест, а затем, вдруг став правдолюбивым, почти час сове-я щалосъ и наконец сообщило, что окончательное решение будет! t принято завтра, в воскресенье. Но ведь соревнования еще нвя закончились: у Талътса оставалась третья попытка... я
Вместо того чтобы действовать решительно и сообщится публике в микрофон, в чем дело, деятели федерации стали ronJ t татъея по сцене, суетиться. Результат оказался обратным же-Ц 1лаемому». !
Итак, жюри спорило, публика ждала, победителя не было»!
• и свою третью попытку я мог засолить на будущее. Л
< Когда решение отложили на следующий день, я взял своиЯ
вещи и поехал в гостиницу. Принял ванну, расслабил уставшие! мышцы и подумывал о том, чтобы поужинать. Но поскольку! j часы показывали уже полночь, махнул рукой на ужин и остал-1 , ся лежать в одиночестве в своем гостиничном номере. Отпало! обычное празднование победы — что отмечать, когда не знаешь, | : \ победитель ты или проигравший? Попробовал уснуть. Но сна! не было, в голову лезли всякие мысли. 1
Я и позже размышлял: почему Беднарский не вышел в!
соответствии с правилами на третью попытку? о чем думали 1 американцы? Нашел несколько возможных вариантов ответа. 1 Во-первых, могло случиться, что Беднарский просто устал | от первой мучительной попытки и не хотел сразу выходить на | вторую. Он был в Варшаве вовсе пе так силен, как опасались. 1 Я видел это уже в жиме. I
Во-вторых, он после того, как толкнул 205 кг, был почти 1 уверен в победе и мог расслабиться. Кто мог поверить, что я j толкну 212,5? 1
В-третьих, он мог решить, что, поскольку я на помост не 1 выхожу, значит, отказался от борьбы. В то самое время, когда J
1 Беднарский шел поднимать 207,5 кг, я там рядышком выпол
нял с 200-килограммовой штангой йолуподъем, только тягу. Они могли решить, что если мне 200 не под силу, то уж на 212,5 я точно не пойду.
Как обстояло на самом деле, это может сказать только сам Беднарский.
Около часа ночи зазвонил телефон. Мне сообщили — только что закончилось заседание апелляционного жюри, где трижды голосованием (?!) определяли победителя. В жюри входили француз Ж. Дам, вероятно воздержавшийся при голосовании, президент ФИХ американец К. Джонсон, явно голосовавший против меня, а также австриец Г. Шёдль, поляк Ю. Ви-туцкий и А. Медведев, голосовавшие, следовательно, за меня, потому что соотношением голосов 3:1 я был избран чемпионом мира.
Я не понял. Ставить па голосование можно было бы вопрос о том, кто из нас красивее, голосованием можно определять победителя на боксерском ринге. Но что и как можно было решать голосованием в данном случае? Я пе хочу утверждать, что просто надо было признать победителем меня, хотя это и казалось мне справедливым. Но вопрос о том, было ли разрешение Беднарскому поднять 212,5 кг нарушением зафиксированных черным по белому правил, не мог быть предметом голосования. Здесь надо было просто в течение нескольких минут сказать: да или нет. Уважаемые господа явно оказались не на уровне.
На следующий день О. Стейт провозгласил меня чемпионом мира и К. Джонсон вручил в общей сложности 8 медалей — 6 золотых и 2 серебряные. Одну из них я подарил Яблоновско-МУ, пе попавшему на помост.
То, что пе сбылось в полутяжелом весе, с первой пы-пытки сбылось в повой весовой категории: я стал чемпионом мира. Правда, официально ненадолго. Стейт оформил все-таки 212,5 Беднарского в качестве рекорда, через год перед началом чемпионата мира в Колумбусе дело подверглось пересмотру, и было вынесено новое решение: чемпион мира 1969 г.— Роберт Беднарский.
«Известия» писали: ’ fl
«Из трех золотых медалей наиболее весомая (и не только^ по весовой категории)—медаль Яана Талътса. Во-первых, только недавно перешел из полутяжелого в 1-й тяжелый вес,! во-вторых, у Талътса был самый сильный соперник. В-третьих,! американец, прибыв в Варшаву, заявил, что надеется набрать! в сумме 575 кг. И все-таки чемпионом мира стал Я. Тальтс».!
Лучшему спортсмену СССР 1967 г., обладателю серебря-я ной олимпийской медали, двукратному чемпиону Европы, чем-я пиону мира было осенью 1969 г. присвоено звание заслужен-! ного мастера спорта. 1
‘ Начало нового года получилось нелегким. Занятия штангой!
перемежались с бегом на лыжах, легкой атлетикой, играми и! плаванием. Нагрузки были велики. Дневник свидетельствует, я что первый выходной я сделал лишь 21 января. Вес рос, при-1
* бавлялось и сил. Но многие тренировки сопровождает запись:] болит спина! 1
Да, спина болела уже давно. Но еще больше болела душа.1 Вес хороший, руки-ноги в порядке, душа жаждала, а тело тре-1
5 бовало — но штанги на грудь было не взять. В определенной 1 j позе, выражаясь языком штангистов, спина просто не держала 1 i углов. I
Для спортсмена — человека, привыкшего стремиться к но-1 : вым рубежам,— противоестественно мириться с ситуацией, ког-1
да его устремленность, желание оказываются бессильными пе- 1 ред какой-то мышцей или нервом. Махнуть бы на все рукой, 1 излить злость — это, конечно, реакция, но не выход. |
В середине марта в Минске должны были состояться! соревнования на Кубок дружбы. В начале марта я каждый 1 день по очереди открывал двери то тяжелоатлетического зала • «Калева», то врачебно-физкультурного диспансера. По утрам нагружал спину, а по вечерам всевозможными токами пытал- i ся ее вылечить. -
18 марта в Минске, взяв начальные веса — 190 + 150 + 200 : и набрав в сумме 540 кг, занял 1-е место. В жиме на втором подходе с трудом поднял мировой рекорд — 200 кг — на грудь,
а рекордный вес в толчке — 213 кг — и до груди дотянуть не удалось.
Следующий день в дневнике тренировок отмечен одпим-едпнственпым словом: «Спина!!!»
Если до соревнований я напоминал разъяренного быка, то теперь — мокрую курицу. Мог только со стороны наблюдать, что же будет происходить в тяжелой атлетике без меня,— так, во всяком случае, казалось. Что дух командует телом, это правда. Но и обратное возможно — больное, недееспособное тело может оказать неожиданно сильное влияние и на могучий дух. В какой-то печальный момент тебе покажется, что соревнования, победы, рекорды —все это далекое-далекое прошлое, что 25-летним ты уже подошел к концу своей спортивной жизни.
В эти же самые горькие для меня дни совершал чудеса Василий Алексеев, первым в мире взявший рубеж 600 кг. Все радовались, ликовали, обнимались. А я смотрел на могучие мышцы спины моего друга и испытывал еще большую горечь...
Главный врач врачебно-физкультурного диспансера Хель-дур Аннус показывает рентгеновский снимок:
«...Пятый поясничный позвонок смещен относительно первого крестцового на полтора сантиметра. Это много.
Причин может быть несколько, но, предположив, что травма была получена в детстве, следовало бы при своевременном ее обнаружении немедленно вычеркнуть тяжелую атлетику из списка увлечений этого человека.
В 1970 г. мы могли только надеяться, а вдруг опасность дальнейшего сдвига не так уж велика. В случае операции со Штангой было бы практически покончено».
Вместе с врачом сборной В. Ломадзе поехал в Москву.
Рентгеновским снимком в руках мы маршировали — оп впереди, я за ним — из одной больницы в другую, от одного прославленного специалиста к другому. Показываю одному профессору свой снимок и жалуюсь на свои беды, потом вто-
: рому, третьему... А что они могут ответить, услышав примерно»
такое: «Поднимаю много, спина пе выдерживает, одни сорев-1 А нования уже пошли насмарку, а предстоят следующие — нельзя!
||(,Г ли побыстрее вылечить?» Вот и вертят они снимок в руках!
с отсутствующим выражением на лице. |
В конце концов созвали консилиум. Решение высокого! собрания гласило: тяжелую атлетику надо бросить, вообще» воздерживаться от физического труда, избегать резких дви-« жений, когда скользко, ходить с палочкой. Чтобы избежать! худшего — инвалидного кресла,— посоветовали сделать опера-1 цию. 1
, Тут же любезно рекомендовали хирурга, который проопе-1
i рирует. Каждый был согласен ему помочь. Я спросил, поможет! ли мне операция окончательно? Дело в том, что я читал про! такую же операцию Норберта Шеманского. Врачи ответили,! что поможет. А штанга? В случае удачи — может быть. 1
; И все-таки столь серьезное мероприятие на таком уязви-1
f мом месте, как позвоночник, показалось мне слишком риско-1 ванным. Пугала и перспектива несколько месяцев лежать не-1 i подвижно. Я отказался от операции и мысленно — от тяжелой! : атлетики. я
? Все было решено. И только для того, чтобы исключить!
; малейшую тень сомнения, я обратился к старой доброй зна-| : комой — профессору Зое Сергеевне Мироновой, чтобы узнать 1
ее мнение. Известный специалист по суставам, она помогла I мне в свое время уколами в колено, а в Мехико вылечила мое! больное плечо. Вернувшая здоровье многим спортивным зна-1 мепитостям, Миронова выслушала меня и сказала, что one-] рации лучше избегать и идти по более спокойному пути. | Она соглашалась, что причина болей — сдвиг позвонков, ] что травма получена в детстве, когда мышцы, держащие | позвоночник, еще слабы, но возможен и врожде > ый дефект. ] Так что все это время я тренировался и устанавливал рекорды | с искалеченной спиной. А теперь нагрузки и тяжести стали! превосходить защитные возможности мышечной обшивки». | Следовательно, нужно в первую очередь отдохнуть, снять ле-1 i чением боль, а затем серьезно укрепить мышцы спины и жи-3
вота, чтобы вокруг позвоночника возник надежный защитный корсет,
Я слушал ее и чувствовал, как приоткрываются двери темницы. И сразу появился аппетит на большой каравай: первенство Европы должно было состояться в июне... Логически рассуждая, думать об этих соревнованиях — безумие. Но попробуй не думать!
В последних числах марта я стал пациентом Центрального института травматологии и ортопедии. Мне сделали анализы, назначили лечение: уколы, растяжения, электролечение, массаж. Я чувствовал себя во всех отношениях молодым бравым парнем со спиной старика. Больница не место для здорового человека, я жаждал хоть какой-нибудь деятельности, чтобы не убивать время даром. По утрам и вечерам бегал в кабинет лечебной физкультуры, делал упражнения для рук и пресса. Но этого было мало.
Впоследствии об этом писали так:
«Сколько раз, вероятно, должна была Зоя Сергеевна поражаться фанатическому упорству, с которым пациент старалсяпо-быстрее с ней распрощаться. Выслушав категорический запрет заниматься штангой, Яан Талътс спросил: «А лежа можно? Ведь лежа позвоночник нагрузки не несет...»
Да, по особому разрешению Мироновой мы, с помогавшим и поддерживавшим меня на протяжении всего курса лечения Тайму Вийром притащили в больничную палату штапги и на 180 кг блинов. Это пе было ни озорством, ни шуткой. Это был риск. И в случае удачи — сила в чистом виде.
Начал па скамейке делать жим лежа. Основная нагрузка приходилась на руки и плечи, для спины выполнял только изометрические упражнения. В промежутке бегали по лесу. Поначалу вес немного уменьшился, но потом Вийр стал тас-Кать из магазина колбасу, кур, творог, яйца. Готовили сами па газовой плитке. Помогали еще Ломадзе и массажист Гро-маДип. Настроение улучшалось.
три педели все процедуры были выполнены, и необыч
ный тренировочный лагерь закончился. Существенного улу1 шепия я, правду говоря, не заметил, но надеялся, что лечеш еще скажется в дальнейшем. Поблагодарив доктора Мироно! и ее помощников, отправился домой.
Под датой 16 апреля в дневнике нахожу следующие стр< ки: «Спина по-прежнему чувствительна, но улучшение огщ щается». Решил поехать дней на десять на юг, к горячем солнцу, и, если спина хуже не станет, приступить к треш ровкам. Дневник напоминает, что из этого ничего не вышл Опять пришлось ограничиваться нагрузкой на руки и прес Поскольку я жил в одной комнате с Анатолием Бондарчуко! то вытащил из сокровенных закоулков памяти навыки школ! ного чемпиона и попытался вместе с будущим олимпийски чемпионом метать молот. Но в полной мере мог наслаждать^ только морским воздухом и солнцем. Вернулся в Таллин до середины мая позволял себе лишь легкие тренировки.
Раскапывая в глубинах памяти давпо минувшие собы тия и в дневниках — их обстоятельства, я думаю о том, чт случившееся в тот день не имеет логической связи с предК дущим. Но цифры и факты свидетельствуют: i
17 мая. На матче штангистов «Йыуда» и Финского pl бочего спортивного союза (ТУЛ) в таллинском зале «Хары( орг» в первом подходе я не взял в жиме 180, во втором 187,5 кг, но зато в третьем поднял 192,5 — личный рекорд, в четвертом, дополпительпом, подходе 195,5 кг — мировой pi корд. В рывке повторил высшее личное достижение — 155 К толчок припес в первом подходе 190 и во втором — 202,5 к От третьего подхода отказался. Сумма — 550 кг была тоЖ мировым рекордом. -
Что это было? Как объяснить происшедшее? '
1. Уже два месяца назад в Минске я был готов па 560 к Они пе получились из-за больной спины и нервной усталосй
2. Хотя степень тренированности во время лечения ю сколько спала, отдохнувшие мышцы работали без напряженИ быстро. Этого оказалось достаточно для взрыва во время С< ревповапий. *
3. После лечения будто вновь пробудился к жизни, опЯ'
обрел себя, нервы успокоились, а желание поднимать было огромное.
4. На последних тренировках и спина держала лучше.
5. Зато ноги из-за невозможности тренировки приседа оказались настолько слабы, что, готовясь к соревнованиям, я не мог встать с 200 кг. Отсюда отказ от третьего подхода.
6. Рекорды были рождены тренировками жима в больничной палате.
Газета «Спордилехт» писала:
«В 1-м тяжелом весе все мировые рекорды принадлежат эстонским штангистам. Яан Талътс — автор трех из них: жим — 195,5, толчок — 212,5 и сумма троеборья — 550 кг. Карлу Ут-сару принадлежит рекорд в рывке — 165 кг».
В то самое время, когда я гулял в Алуште по пляжу, в Вильнюсе проходило первенство СССР. Кто победит, сколько наберет — мне, больному человеку, было как-то безразлично. Предполагалось, что лучшим станет Якубовский. Но из Вильнюса пришло другое и очень приятное известие: с суммой 545 кг, что всего па 2,5 кг меньше моего рекорда страны, чемпионом стал Карл Утсар!
Вскоре мы вместе шагали в качестве кандидатов в сборную Советского Союза по золотому песку пляжа в Болгарии. Готовились к чемпионату Европы в Сомбатхее.
Один раз пески и солнце Варны уже вернули мне здоровье, теперь я надеялся на то же. В идеальных условиях дела шли па поправку, я мог наконец тренироваться с полной нагрузкой. В конце мая участвовал в соревнованиях на побитие рекордов и выжал 196 кг. Опять пробовал 200 кг. Сам весил 104.
Несколько дней спустя Утсар с ногой в гипсе уехал Домой. Отсоревновался. Говорят, что жизнь сурова, но справедлива. Где же здесь справедливость? Во время игры в волейбол, блокируя атакующий удар Утсара, Батищев приземлился па нашей стороне площадки, прямо на ногу Карла, вести обнаружили трещину. Дурацкая нелепость портит
7 Зак. 873
': Тренировались вместе с болгарами, они работают вовсм
чтобы через некоторое время стать великой тяжелоатлетичя t. <' ( ской державой. Некоторое время в одной гостинице с нам! *:жил и тренировался дискобол Рикки Брух — шведская зна ; . менитость. Мы убедились, что в его мощном теле кроется
недюжинная сила. Штанга в его руках взлетала как перышка и диск летал так же, правда, на тренировках дальше, чем Н| 1 соревнованиях. 1
У меня все ладилось, если не считать последней недел| перед соревнованиями, когда самочувствие было паршивый ( видимо устал. Но это — обычная история. Последние трени
ровки всегда пе идут. Вероятно, рефлекторно нажал в эт| ' время па тормоза, чтобы пе растрачивать попусту все что на!
копил, сберечь для соревнований. ]
За десяток дней до чемпионата узнал, что оставшийся * дома Якубовский, толкнув 214 и набрав в сумме 560 кг, отобрал
J у меня два рекорда. Итак, помимо тех, кто здесь, дома епм один конкурент, ждущий ответа. |
Кто же мои соперники? Не ждут ли и здесь сюрпризы! г Вижу старых знакомых из Финляндии — младшего Кангасни
еми и Линдрооса, молодого болгарина Крайнева, других. Чтя ? думает о пас зритель? На разминке волейболистов перед с®
« i ревпованиями он видит, как каждый игрок мощным удароЦ
гасит мяч на половине противника, на тренировке баскетбол листов та же история — почти ни один мяч не летит мим^ коризпы. И мы выглядим все одинаково мускулистыми и мо< гучими. Поди отдай предпочтение. Но начинаются соревнова? пня, и все меняется: у одного не ладится удар, у другого броч сок, а каждый добавленный па штангу диск превращает | i- зрителей парней такого вида, что только диву даешься. I
Жму для начала 185 кг и остаюсь в одиночестве. Добавь ляю 10 кг. Поднимаю и этот вес — вроде бы па сегодня ДО| вольно, можно удовлетвориться. Нет, подавайте те 200, которьй уже столько раз безуспешно пробовал. (Ведь и 197,5 были 61 рекордными, по это почему-то даже в голову пе приходит.] 200 па гатапге медленно ползут вверх, по большинство!! голосов судьями пе засчитываются. Опережаю ближайшей
преследователя на 15 кг, но сегодня соревнование идет не только с присутствующими здесь конкурентами.
В рывке, сразу после начальных 152,5 кг, иду на личный рекорд—157,5 кг. В этом упражнении я слабее всего и на этот раз. Дважды штанга падает за спину. Плохо. По ощущению на тренировках способен на большее. Младший Кангасниеми берет 160.
Толчок начинаю тогда, когда соревнования фактически уже закончились. 200 кг дают первое место, но ощущаю при этом боль в колене и думаю, что на сегодня достаточно. Отбрасываю пояс, снимаю наколенники. 205 кг можно, пожалуй, и толкнуть, но что это изменит? Рекорд теперь уже 214, а 560 кг я смогу преодолеть, только подняв 215. Со слабыми-то ногами? Нет, все было потеряно в рывке.
Я пе хотел идти на 215 кг. Никакой нужды в них фактически не было. И наверное, впервые в жизни вес на штанге вызывал беспомощную раздвоенность, даже немного страх. Если тело слабовато, то и духу трудно устоять. Победа и так убедительна, все доказано — убеждал себя. Я мог быть доволен собой, но внутри кто-то поскрипывал тихонько: «А все ли доказано?»
Несколько человек еще упорно пытали счастье на 200 кг, стараясь добыть в толчке медаль более высокого достоинства, когда я решил: будь что будет — иду на 215!
Пошел, и не помню, чтобы я делал что-нибудь по-другому, чем во время всех предыдущих рекордных подходов, онаю только, что по технике это был один из красивейших толчков в жизни. Еще и по сей день испытываю удовольствие, разглядывая его кинограмму. 215 кг в толчке и 562,5 кг в сумме означали, что все мировые рекорды в моей весовой категории опять вернулись к эстонским спортсменам. Понял, кто на таких соревнованиях стыдно было бы поднять меньше, ельзя было уходить, пе поставив точки.
^Т0 ~ моя тРетья золотая медаль чемпиона Европы. На бДУющпй день начал с четырех мировых рекордов свой по-яят^ Путь моя ДРУГ Пася Алексеев. Чемпионами стали из их еще В. Крищишин, В. Куренцов и Г. Иванченко.
Вернувшись из Венгрии, я взял на прицел чемпионат м ра, который должен был состояться в сентябре в СоединеннЕ Штатах Америки, в Колумбусе.
Давно я не тренировался в Кяэрику, теперь решил нача подготовку именно там. В Кяэрику тренировались мног: сборные команды страны. Оттуда не раз начинался путь i олимпийские игры и чемпионаты мира. Старый знакомь начальник базы Джон Пылдсам сделал все, чтобы и моя жиз: там была уютной и удобной, а подготовка разнообразной.
В тяжелой атлетике для успеха недостаточно одной толь: физической силы. Хороший тяжелоатлет очень многогранен, : всяком случае, он быстр и энергичен. Власов рассказывав как измерялись показатели скоростного усилия входящих сборные СССР штангистов, легкоатлетов, конькобежцев, ф] гуристов и боксеров и как он, самый тяжелый человек, в ито] оказался по этим показателям на 2-м месте, сразу после В: лерия Брумеля. Чего же удивляться, когда газеты сообщаю что Юрий Варданян прыгнул в высоту на 2,10! С другой ст роны, легкоатлеты-метатели — довольно неплохие штангист! конькобежцы — очень хорошие велосипедисты и т. д.
В начале августа, за полтора месяца до Колумбуса, поехад в норвежский город Берген на международные соревновани Древняя столица государства произвела очень хорошее вп чатление. Горы, спокойствие, чистота. Хозяйка по утрам мо< лестницу, не забывая обдать водой и тротуар. Точно так ж привычно, как бреется по утрам, хозяин подстригает газон п£ ред домом, который благодаря влиянию теплого Гольфстрим требует столь же частой обработки, что и подбородок. Порядо здесь равнозначен достоинству. Воробьев, бывший моряк, ра< сказывал, что, сойдя в Норвегии на берег, ребята, покури: гасили окурок в кармане, да так его там и оставляли — куд] выбросишь, если кругом такая чистота!
Попробовал реализовать накопленные в Кяэрику силы побил мировой рекорд в жиме — 197,5 кг. В рывке и толче сделал по одному подходу и победил — 550 кг. Силы были, вот энергии в скоростных движениях еще не хватало.
Последний глянец перед Колумбусом наводили дом
Правда, «глянец» — не самое подходящее слово по отношению ко мпе, ибо на этот раз заболели колени. Боль не позволяла выполнять приседы с большими тяжестями, а также прыжки, которые могли бы очень пригодиться: вес увеличивался, а скорость и подвижность надо было сохранить любой ценой. На волейбольной площадке я явственно ощущал, что не идет, как раньше, прыжок,— он и слабее и медленнее. Приходилось делать те упражнения, которые позволяло здоровье, в основном для мышц спины и живота. В итоге отправился в путь подготовленный средне, форма, может, чуть лучше, чем летом, но совсем не блестящая. Руки были сильны, спина тоже, а вот ноги оставляли желать лучшего. Настроение соревноваться было, так сказать, среднее. Какой может быть форма Беднарского, не мог сказать никто.
Сборная составилась сильная: Алексеев, я (в запасе Якубовский), Кидяев, Колотов, Ригерт, Иванченко, Куренцов, Сметанин и Крищишин.
Расположенный в штате Огайо Колумбус встретил нас жарой, как вскоре выяснилось, он встречал нас и еще кое-чем.
Комнату в студенческом общежитии я делил с Василием Колотовым, моим преемником в полутяжелом весе, продолжавшим поединок с Каарло Кангасниеми. Впрочем, финн лежал на больничной койке, и уральцу предстояла борьба с самим собой. Пока же и мы лежали, тяжело дыша от жары, в койках, в то время как массажист Костя Громадин варил бульон и жарил бифштексы, чтобы утолить наш голод. Читали в справочнике соревнований обращение президента Никсона: «Особое «Добро пожаловать!» я говорю нашим зарубежным гостям, желаю им всего лучшего и приятного пребывания в оединепных Штатах, Колумбусе, Огайо.
Тяжелая атлетика — это нечто большее, чем просто испы-ание физической силы и присутствия духа...»
об “^кануне открытия соревнований был дан торжественный ки Я Я виДел там и Беднарского, обменялся с ним несколь-д и словами. В тот же день собрался конгресс Международной W Дерациц тяжелой атлетики. Перед его началом заседало бю
ро ФИХ, обсуждавшее вопрос: кто является чемпионом мира ’ 1969 г. в 1-м тяжелом весе? Развернулось обсуждение «про- * теста Беднарского».
Д. Иванов: 1
«Джонсон начал словами: «Я хочу быть честен по отно-\ шению к обоим...», вслед за чем сообщил, что обе стороны, 1 как американская, так и советская, получат возможность вы~1 ступить, а затем тайным голосованием определится чемпиону мира. I
Руководитель советской делегации А. Ленц выразил про-1 тест, сказав, что обсуждается конфликт не между делегациями ] США и СССР, а между Беднарским и апелляционным жюри,! и потому неправильно делить собравшихся на два лагеря. 1
Три часа бушевали страсти, вслед за чем Джонсон вклю-| чил машину голосования, не забыв добавить: «Кто за амери-я канцев, пусть напишет «да», кто за СССР — «нет». |
Машина сработала без сбоев, 18 голосами против 13 Бед-| нарский был признан чемпионом мира». |
Федерация тяжелой атлетики СССР выступила с заявле-| нием «О беспрецедентном приеме господ К. Джонсона и О. Стей-| та», в котором требовала отмены незаконного решения. |
Позднее А. Ленц, К. Артемьев и В. Сметанин опубликуют! открытое письмо указанным господам, где среди прочего бу-| дет сказано: «Вы, господин Стейт, хорошо подготовили эту! операцию: во-первых, единолично утвердили американцу миЛ ровой рекорд 555 кг, а затем опубликовали свою переписку! с американским тренером Джоном Терпаком, где фальсифици>| ровали происшедшие в Варшаве события, представив их в вы-| годном для себя свете. Мы великолепно знаем выдающегося! спортсмена Роберта Беднарского и можем только предполагать^ кто водил рукой указанного штангиста, когда он сколачивали свой «протест». I
Соревнования начинаются для нас очень неудачно. В наи-я легчайшем весе побеждает венгр Холцрейтер, вторым стано-1
вится поляк Шолтысек и лишь третьим — Сметанин. Не может поднять начальный вес в толчке и выбывает из борьбы победитель предыдущего чемпионата в Варшаве Крищишин. Но дальше начинаются события еще невиданные. Американцы организуют допинг-контроль, который оказывается очень оперативным и очень сомнительным.
В легчайшем весе медалей лишают Фёльди и Требицкого, в йолулегком их участь постигает всю троицу призеров — Новака, Войповского и Мияки, в легком без своей «бронзы» остается Багош. В четырех весовых категориях дисквалифицировано в общей сложности девять человек. Наша делегация вслед за
этим заявила, что мы можем покинуть соревнования, то же самое сделали поляки и венгры. Только тогда организаторы остановились. Иванов рассказывал, что спросил у Терпака, что он об этом думает. Терпак ответил: «Все правильно и по правилам. Жаль, что они допинговали, мои ребята тоже допингуют».
До выступления Куренцова мы не имели ни одного очка.
Перед толчком четырехкратный чемпион мира и шестикратный чемпион Европы проигрывал не имеющему никаких титулов норвежцу Лейфу Йенсену 7,5 кг. Однако толчок расставляет все по своим местам, и, начиная с этой весовой категории, ни одпо «золото» от нас пе уходит.
В среднем весе, где победил Геннадий Иванченко, дебютировал и ставший позднее феноменальным штангистом Давид •гигерт. До толчка у него все шло удовлетворительно. Затем последовали события, чуть было не оказавшиеся роковыми и гНег°’ и Для всей команды. Ригерт берет в первой попытке 04,5 на грудь, по встает очень тяжело и послать их вверх уже пе в силах. Дело не в технике или неудаче, просто не хватило л. дто испугало, потому что все можно в следующем подходе править, но где взять силы... На второй подход богатырь *Шел решительным шагом. Сосредоточился, взял в подседе былНГУ Па ГРУДЬ— но даже не смог встать из подседа. Похоже Для бЧТ° ппчего не поможет, подставляй только мешок Мен <<&аРапкп>>- Однако последовал, вероятно, один из тех мо-
в’ в которых выковывался Ригерт будущего: как ни тя-
n
жело поднималась штанга, но она все-таки поднялась, и «брон-д за» была вручена Ригерту! 1
В моем прежнем весе мощно выступил мой сосед по ком- ! нате В. Колотов, доведя мировой рекорд до 537,5 кг, он почти I на полцентнера опередил серебряного призера. Зато Кидяев,! выступавший вторым в этом весе, не поднял веса в жиме и| выбыл из соревнований. Считалось, что «серебро» Кидяева в | полутяжелом весе более реально, чем наши с Якубовским шан- 1 сы в борьбе с Беднарским. Поэтому Якубовскому не удалось | выйти на помост, и мне пришлось сражаться с американцем ! один на один. Ну что ж, раз надо, так надо. Гуляю по двору, | беседую со знакомыми, стараюсь себя успокоить. Если бы кто- | нибудь мог сказать, что представляет из себя сегодня Беднар-1 ский? Никто официальных цифр назвать не может, ходят слу- 1 хи, что он толкнул на тренировке 216 кг. Ладно, я сделаю | такой результат, на который готов. Если он сможет, пусть | сделает больше. Иду в свою комнату. 1
Приходит Колотов. Настроение у него преотличнейшее: ] впервые стал чемпионом мира, установил четыре мировых ре-корда. Будешь тут радоваться, еще бы! Ему тоже не спится. | Светлое чувство, как у влюбленного. Ты еще там, в кипящем 1 зале, осуществление еще в тебе, колышется мягкими волнами. Ты телом и душой наслаждаешься ими... Человеческое счастье. I
У меня тоже сна нет. Жара. И неизвестность. Наконец ] глаза, кажется, слипаются. Сплю несколько коротких часов. J
Было известно, что соревнования в двух самых тяжелых | весовых категориях состоятся в другом, более просторном зале 1 и будут транслироваться по телевидению. Ясно, почему. Страш-3 по хочется другим посмотреть, как два прошлогодних чемпиона | мира будут «пускать друг другу кровь», как побывавшие на! приеме у Никсона Беднарский и Дьюб выступят против Тальтса, I и Алексеева. Тем лучше, пусть увидят, кто па что способен.!
Только сегодня, спустя годы я понимаю, что подобного! рода соревнования съедали гораздо больше нервов, чем я себе 1 тогда мог представить. 1
...Окружающие советуют лежать, говоря: «Береги силы!» I Не хочу лежать, не могу. Стою и делаю гимнастические уп- |
ражнепия. Вижу, ребята жаждут победы — опа нужна команде. Просят поэтому начинать с не слишком большого веса.
Беднарский сидит в углу, скрестив по-наполеоновски руки на груди. Ему сейчас выходить. Роберту массируют руки и ноги. Он встает, идет. Слышу аплодисменты публики при его появлении, затем громыхание штанги и ойканья: не справился со 182,5. Тренеры Медведев и Криницкий рассказывают, что попытка была неважной, и настаивают, чтобы я начинал со 185. Отвечаю: «190, и ни на грамм меньше».
Действительно, желания и энергии достаточно. Выжимаю для разминки 170 и чувствую, что ничего, потом — 180. Да, начальные 190 соответствуют форме. Беднарский снова на помосте. Жмет. Штанга тащит его вперед, нормальной фиксации нет, по судья велит опускать: вес засчитан. Опять тренеры уговаривают меня, чтобы начал с меньшего веса. Решаю окончательно, что начну со 190.
Ясно, что тренерам прежде всего нужна победа. Мне тоже. Но я хочу максимально реализовать затраченный труд и пролитый пот. Как часто приходилось слышать жалобы ребят на излишнюю осторожность тренеров. Мало того что это портит настроение спортсмена, трещина образуется в его планах и в его вере в себя. Конечно, тренеры всегда ходят под дамокловым мечом: кто будет отвечать, если?.. И все же. Если же спортсмену доверили выступать на таком уровне, то надо доверять ему до конца. Кто боец, а кто нет — должно быть ясно еЩе до отправки на соревнования. А доверие придает сил. В идеальном варианте конкретный план и тактика соревнований должны быть разработаны до их начала и опираться на реальные показатели тренировок. Если же чрезвычайная ситуация потребует, настоящий боец сумеет преодолеть себя.
Разминка закончена, я готов к выступлению. Но чемпион мира, избранный ФИХ, все еще трудится над 187,5 кг, затем возвращается, понурив голову. Молодой Крайнев из Болгарии ходит его па 5 кг, устанавливая мировой рекорд для юниоров. от невезение — пока взвешивают его штангу, я остываю. Это ень плохо, когда с точностью до минуты настроишься на под-fl и не попадаешь вовремя к штанг о.
Наконец остаюсь один. Выхожу на ярко освещенную арену. Прожектора направлены прямо в глаза. Зал замер. Стараюсь выглядеть спокойным, но сердце колотится, даже в виски отдает. «Спокойствие»,— говорю себе. Затягиваю пояс. j
Мышцы на диво послушны, беру 190 кг хорошо на грудь.; Судья хлопком дает знак. Жму и чувствую радость от попытки, \ кажется, никогда так хорошо не жал. Команда: «Даун!» i («Вниз!»)
У наших камень с души спал. Сколько теперь заказать? 195 или 200? Выбираю среднее — 197,5 кг. Выступать одному и хорошо, и плохо. Хорошо, что никто не мешает, плохо, что пе успеваешь отойти от предыдущей попытки. Но это не важно.
Опять жму, но попытка получается технически хуже, стоять и фиксировать труднее, сильно тянет в сторону. Выдержи-' ваю. Теперь закажу 200. Столько раз уже пытался — должно же однажды пойти! j
...Слишком глубоко ухожу в подсед, где-то дает знать ста— рая травма, но встаю легко. Жму как в гору... еще... наверху!! Три белых огня — мировой рекорд засчитан! ]
Поднимаю руки и вижу, что публика в зале встает, долго. аплодирует стоя. Это что-то новое. «Ну и ну!»—как говорят ребята.
Практически на жиме чемпионат мира закончился. Бед-, нарский отстает на 17,5, болгарин — на 12,5 кг. Рывок выиграл; Кауко Кангасниеми (160 кг), я взял 155, Крайнев —152,5, Беднарский — 147 кг. I
Теперь можно толчок начинать с 200. Беднарский делает то же. Штанга ударяется ему о грудь и падает. Техникой он никогда не блистал. У меня штанга идет на грудь хорошо, нН из-за боли в колене посыл делаю недопустимо неточно. Однакц вес дожимаю, а удержать его не составляет труда. j
Главное достигнуто. Можно было бы сказать, что я — чем-* пион мира. Слежу за Беднарским. Как и год назад, он не й состоянии устоять под штангой на месте. Толкает вверх, и штанга тянет его вперед. Главный судья, хороший человек, вовремя^ кричит: «Даун!» ч
205 пропускаю. Беднарский, который теперь охотится за
вторым местом, просит 207,5. Этого ему не взять даже на грудь, штапга снова падает. Так что Крайнев — второй.
Прошу на второй подход 210 кг. Очень нужно бы поднять их. Вес пе особенно велик, но, честно говоря, чувствую, что устал. На разминке штанга так тяжела, что ни разу не удается поднять ее прилично. Со стороны может сложиться впечатление, что и никогда не получится. Но я знаю, что в нужный момент штанга все-таки подымется. Ее поднимет сумма опыта, умения и воли, которая приобретается за годы.
И опять все вскакивают. Публика — знающая и объективная. Хотя настоящей борьбы и не получилось. По сравнению с прошлым годом другим был Беднарский, но другим был и я.
Третий подход в толчке и на этот раз остался не использованным — очень болели колени. Форма, вероятно, позволила бы набрать на 7,5—12,5 кг больше, по не всегда все килограммы удается собрать. В жиме на 202,5 не осталось подхода, в рывке не пошли 160 кг, в толчке 215 в крайнем случае были бы возможны. Но и на победу с двумя мировыми рекордами жаловаться не приходилось.
На следующий день победителем стал и Алексеев, так что в итоге наша команда опять была лучшей. Конгресс ФИХ восстановил справедливость, и все дисквалифицированные атлеты получили свои медали.
Мы с Беднарским беседовали тогда в Америке, и позднее встречались, только не на помосте — там его больше не видели. В этих беседах мы никогда не считались званиями и медалями. Все счеты, которые надо было свести, мы свели за штангой. А свою варшавскую золотую медаль я никому не отдал, да ее никто и пе требовал.
ДОЛГАЯ ДОРОГА В МЮНХЕН
Хорошо помню тот вечер, когда мы сидели вместе с Карлом Утсаром,— два не очень здоровых человека — и старались аит₽ ответ па вопрос: что же будет дальше? В наличии — его °манная нога и моя больная спина, в памяти — грозные пре
дупреждения врачей. Опять навязчиво лезли мысли о том, что пора кончать.
С годами спортсмен становится опытнее и мудрее. Но эта мудрость, умение оценивать жизнь и дела со всех сторон в сочетании с достигнутым успехом делают тебя, как ни парадоксально, слабее. Где-то в глубине» души все время зреет и время от времени готово прорасти зерно сомнения — может быть, больше не стоит? Молодой растущий спортсмен не знает об этом ровным счетом ничего, опытный боец помнит постоянно.
Не так сложно подобрать и мотивы, по которым я обязан тренироваться дальше: я еще не олимпийский чемпион, в моем весе реально набрать 600 кг. Последняя мысль настолько дерзка, что пока оставляю ее лишь в тайниках сознания.
Впервые я представляю свое спортобщество на Всесоюзном первенстве сельской молодежи в Кишиневе. Вообще, я в неплановых и случайных соревнованиях не выступал. Моими состязаниями были чемпионаты СССР, Европы и мира, Кубок Дружбы, к ним еще две-три пробы сил за рубежом. Если здоровье позволяло, выступал больше, не раз устанавливал мировые рекорды дома, в Эстонии. На этот раз выступать побудила честь родного спортобщества. В первый и последний раз стал чемпионом сельской молодежи страны.
Почти накануне Нового года получаю приглашение от штангистов Тартуского района — приглашают участвовать в соревнованиях. Явно с задней мыслью. Они уже и судей соответствующей квалификации пригласили. Пусть будет так — устанавливаю мировой рекорд в жиме — 201 кг. Недавно Козин отобрал его у меня, выжав 200,5 кг. Это мой девятый мировой рекорд за год, а за четыре года их набирается 28.
Вскоре происходит волнующее событие — меня награждают орденом Трудового Красного Знамени.
В январе хорошая форма сохраняется. Не в состоянии дождаться запланированных стартов, в ходе тренировок участвую в небольших соревнованиях в Таллине. Выжимаю в первом же подходе 201,5 кг. Желая знать, на что же я все-таки сейчас способен, добавляю к только что родившемуся рекорду еще 3,5 кг. Чуть-чуть не хватает сил.
В это время окончился долгий жизненный путь человека, стоявшего чуть ли не у истоков мировой тяжелой атлетики — Жана Дама. Французы пригласили Алексеева и меня на его мемориал. Устанавливаю на этих соревнованиях в жиме мировой рекорд — 203 кг, Алексеев тоже поминает своего знакомого рекордом.
До этого все шло гладко.
Обычно я проверял свою форму на первых крупных соревнованиях года — Кубке Дружбы. На этот раз текущая проверка формы рекордами привела к тому, что в Ростове уж нечего было проверять. И, начав в жиме со 195 кг, получаю «баранку»! Когда прошел первый испуг, понял, что ничего особенного («баранка» сама по себе явление, конечно, редчайшее, не помню уж, когда ее в последний раз зарабатывал) не произошло, просто нервы устали. До чемпионата Европы и V Спартакиады народов СССР времени оставалось достаточно, я был уверен, что сумею отстоять титулы и даже добавить к сумме несколько килограммов.
Вместе с ребятами из сборной республики поехал на недельку в маленький городок Тюри. Тренировался старательно, все шло хорошо. Вели принципиальные бои на волейбольной площадке, и, когда на выходные мне надо было съездить в Таллин, я пообещал, что в понедельник обязательно буду вновь У сетки.
Но вернуться мпе было не суждено. В понедельник я уже лежал в больнице — острый аппендицит. Операция? Никаких сомнеппй. Через два месяца в Софии первенство Европы... Все прахом!
Когда человек заболевает, он берет бюллетень, лечится, разумеется, беспокоится о незаконченной работе, но, как правило, вылечившись, продолжает ее с того, на чем опа была прервана. А у меня? Полгода тренировался для того, чтобы в один-единствепный, строго определенный день пожать плоды. И теперь из-за глупейшей случайности весь этот труд пропал даром, как будто я ничего и не делал! Во всяком случае, пожинать ыло нечего. Кому расскажешь, что вкалывал до умопомраче-ия’ как никто до тебя, если к празднику урожая приходишь
с пустыми руками — да это все равно что тебя никогда и н было. Большие неудачи, ежедневные мелкие неурядицы, все гдашнее чувство незавершенности работы, и среди этого нс сколько счастливых дней — вот она, жизнь спортсмена высокс го класса.
При первой же возможности заставил себя подняться постели. Старался давать нагрузку исключительно на те мыт цы, на которые можно было: опираясь па подоконник, отжв мался па руках, сжимал в руке теннисный мяч, как помешан пый бродил кругами по палате, только чтобы не залеживатьс без движения.
Примерно на десятый день отправился в спортзал. Hei надо поехать к сборной, в Алушту, поговорить с тренерам! что-то же наверняка можно сделать. Предстал перед настав пиками: хочу ехать в Софию! Опытпые люди, они сказалис более трезвыми: через сорок дней после операции мировы рекорды не устанавливают...
Посмотрим. Тренируюсь дальше. Форма потихоньку улуч шается, хотя по вечерам самочувствие неважное. Наконец обнаруживаю у себя повышенную температуру, к вечеру д 38°. И так две недели подряд: утром вроде бы ничего, а уж после обеда — горю. Глотал лекарства — никаких результатов В конце концов доктора обнаруживают что-то в крови, какое-т послеоперационное осложнение. Начинаю глотать новые лекар ства, и они помогают. Возвращаюсь домой, в Таллин, осталъ ные едут в Болгарию.
В конце июня радио сообщает, что чемпионом Европы ста. Якубовский со средненьким результатом — 560 кг. Чувств такое, будто отдали другому мою медаль. Утсар получает в хо де соревнований травму и должен довольствоваться 545 кг ] «бронзой». Не везет ему в Болгарии!
Ладно, что было, то прошло. Впереди Спартакиада, так чт разводи пары! Добираюсь-таки в некоторых упражнениях д вполне удовлетворительного уровня, но времени остается малс чувствую, что последний глянец навести не успею. Стою н распутье. Конечно же я хочу соревноваться! Во имя чего ж я, в противном случае, так напрягаюсь? Однако боюсь, чтс 190
если борьба станет слишком острой, а на это похоже, не рано ли позволять себе максимальное напряжение? Да что там думать, конечно, рано... Что же делать? Пока еду со сборной республики в Москву, а там видно будет.
Ясно, что Утсар с травмой выступать не сможет. Со мной дело обстоит неясно. Получается, что в весовой категории, в которой паша команда сильнее всего, остается один Тойво Кург. Надежды на триумф не оправдываются. Сознание этого становится почвой для самого крупного инцидента в моей спортивной биографии. Вряд ли сейчас кто-нибудь о нем помнит, если даже и знал. А сам проносишь именно такое через всю жизнь, и колет это тебя, как гвоздь в ботинке, колет и не дает забыть. Можно, конечно, просто сказать, что я па Спартакиаде не выступал —и все. Но я не хочу, пе могу так.
День соревнований приближался, а я пи к какому решению прийти пе мог. Организм четко давал знать, что на подходе очень высокая форма. Но чувствовал, что нужны дней десять, чтобы я смог ее проявить. Подумаешь, десять дней! Действительно, ерунда, если собираешься на межколхозной спартакиаде тягаться, кто больше раз поднимет гирю-двухпудовку. В большом спорте, где на равных идет спор сильнейших, десять дней — это все. Что десять! Достижение пика формы с точностью до одного дня определяет победу или поражение. Спортсмен высокого класса не дежурный пожарник, чтобы, когда бы и где бы пи загорелось, прыгать в сапоги — и в огонь. Тлеющая в пом искра должна превратиться в пламя в строго определенный час. Мой час еще пе наступил. Конечно, очки республике я бы принес. Но никогда в жизни я не делал какого-то Дела вполсилы. Как для кого, но для меня это было абсолютно неприемлемо — коли уж выступать, то надо хорошо. А если Для этого придется идти на рекордный вес, побуждая тело выспим напряжением воли — выдержит ли оно? Опять травма?
ведь в конце концов жизнь пе заканчивается этими соревнованиями.
ДУЩи°? Я ИЛП Н6 должеп в0 имя сегодняшнего рисковать бу-
Доктор Эльдур Анну с:
«Мог он или не мог участвовать в соревнованиях?
Это было решать только ему. С точки зрения медицины мог через два месяца после операции приступать к трениро кам».
О своих сомнениях и раздумьях я говорил и вечером наг нуне соревнований руководству спартакиадной делегации Эст нии. Обсуждение затянулось, мои аргументы впечатления произвели. Руководство больше говорило о пропадающих с ках. А то, что придется бросить на чашу весов, понимать желало. Ерунда, ты все равно победишь, у тебя всегда где-что-то болит, а все равно побеждаешь... В конце концов ск зали прямо: «Ты обязан выступать!»
Я встал и захлопнул дверь с другой стороны. Пусть соре пуются сами!
На следующий день Козин стал победителем Спартак® ды — 567,5, а Кург поднял 540 кг и занял 6-е место.
Кому как не спортивным руководителям следовало бы вр мя от времени, а особенно в трудные для спортсмена мину1: постараться взглянуть на жизнь его глазами, понять его м тивы, уяснить, что для спортсмена и нашего спорта в данш момент самое важное. А не видеть в спортсмене лишь робо для зарабатывания очков, которого можно включить в люб} минуту. Понятно, что перед спортсменом, как перед каждь человеком,— если он настоящий спортсмен,— встает главш вопрос жизни: для чего я существую? Каков смысл моей де тельности? В том ли он, чтобы способствовать, демонстрирова’! выручать?.. Или в том, как я сам всегда считал, чтобы позв вать, на что способен, что вообще под силу человеку, если < очень захочет. Жить для достижения самых высоких целей только в таком случае спортсмен честно служит спорту, cboi стране, своему народу.
Но в глазах некоторых я выглядел почти предателем...
Не в состоянии забыть случившееся, я должен был ид дальше по своему пути, несмотря на все превратности жизн
Тренировался дома. Стояли на редкость хорошие дни
море теплое, сосновый лес целебно действует на нервы. С утра тренировался в зале «Калева», вечерами — под сенью сосен. Рядом был верный помощник — Эрби.
И форма пришла. Это редкостное чувство. Хожу по лесу и на каждом шагу ощущаю каждую работающую мышцу, могу напрячь любую из них в отдельности. Под теплой кожей они перекатываются, как сыр в масле, моментально выполняют любой приказ, ни одной фальшивой ноты. Я могу все. Сознание этого радует. Но я действительно могу все. Это и есть наивысшая форма. Состояние подкрадывающейся кошки. За внешней расслабленностью кроется гигантская взрывная мощность.
8 августа 1971 г. Дом спорта «Калев». Проводятся сорев-
нования памяти московского тренера эстонского происхождения, ученого, судьи всесоюзной категории, энтузиаста атлетической гимнастики Георга Тенно.
Я был знаком с Тенно. Большой авторитет в спорте, он хорошо знал тяжелую атлетику и помогал мне еще в 1963— 1964 гг. Вероятно, он почувствовал во мне растущего штангиста и несколько раз говорил обо мне с ведущими тренерами. Но поскольку путь молодого человека должен быть вымощен не словами, а делами, я несколько припозднился предстать перед высокими знатоками. Теперь, на мемориале этого хорошего человека, я мог хоть немного выполнить свой долг перед ним.
Наступил вечер, который запомнится навсегда. Я был в необычном состоянии. В отличие от всех других соревнований шел к штанге совершенно свободно и непринужденно, организм сам жаждал безумных нагрузок. После окончания соревновании было такое чувство, что до конца исчерпать себя все-таки не удалось, подходов не хватило. Никакой усталости! Обычно к° времени толчка я уже порядком выжат и колени горят так, нто на рекорд идешь только по необходимости или из гордости. Теперь же, толкнув рекордный вес, я сразу же попросил увеличить его и толкпул-таки и его! У меня сохранились снимки Этих соревнований, и, разглядывая их, думаю, что в тот вечер я был на вершине своего пути. За один вечер я установил
Кировых рекордов.
Республиканская молодежная газета «Ноорте хяэль» («Гоч лос молодежи») ': 1
«Любители спорта еще не забыли недавних подвигов штан^я гистов 1-го тяжелого веса на финальных соревнованиях V СпарЛ такиады народов СССР в Москве... Комментировавший соревЯ нования специалист по тяжелой атлетике утверждал после ияя окончания, что, несмотря на отсутствие рекордсменов лш/мя Яана Талътса и Карла Утсара, эти соревнования не потеряли* своего блеска. Вчера Талътс доказал, что без него любые соч ревнования штангистов 1-го тяжелого веса теряют многое'Л Талътс улучшил мировой рекорд в этой весовой категории сумме троеборья сразу на 17,5 кг! Теперь рекорд мира равен* 585 кг. Сделан большой шаг к заветному рубежу. Особенная радует тот факт, что шаг этот сделан человеком, которого по** рывалисъ уже считать штангистом, у которого все в прошлому
Жим Талътс начал со 195. На следующий подход былщ заказаны 205 кг. И эта весившая больше мирового рекорда! штанга легко взлетела на вытянутые руки. Мировой рекорд! Юрия Козина (204 кг), которому суждено было прожить немно*1 гим более двух недель, пал. Однако при взвешивании штанга] потянула 206 кг... Но мировым рекордом в жиме Тальтс не1 ограничился. Он попробовал выжать и 207,5 кг, но на этот раз§ неудачно. 1
Рывок Талътс начал с небывало большого для него наЛ чального веса (155 кг), что всего на 2,5 кг меньше его личного! рекорда. С этим весом, как и последующими 160 и 162,5 кгЛ Тальтс справился легко... Похоже, что штангист преодолела мертвую точку в рывке... Успешно взятые в рывке 162,5 кз! позволяли ожидать в сумме троеборья результата, по noeodyl которого трудно удержаться от многих восклицательных знаков*!
Чтобы превысить принадлежавший Валерию Якубовскому! мировой рекорд (567,5 кг), Тальтсу надо было толкнуть всего! 202,5 кг. Как выяснилось впоследствии, выбор такого началъЛ ного веса был чисто тактическим приемом. Талътс не собирался.-, на этот раз улучшать мировой рекорд на какие-то «пустяковые» '. 2,5 кг. К следующему подходу на штанге было 215 кг. Послед того, как этот вес покорился, контрольное взвешивание пока-’ 194 ?
зало: штанга на 1,5 кг тяжелее, что означало вдобавок к фантастическому мировому рекорду (582,5 кг) еще и превышение на 1,5 кг мирового рекорда в толчке. Но и всего этого Тальтсу показалось мало. Его привлекала круглая сумма в 585 кг. Для этого нужно было толкнуть 217,5 кг. У нашего богатыря хватило сил, чтобы покорить и этот гигантский вес. За один вечер Яан Талътс установил шесть мировых рекордов! На тяжелоатлетическом помосте такое случается не часто. Теперь штангистам 1-го тяжелого веса есть над чем подумать перед чемпионатом мира, который состоится в сентябре в Перу. Яан Тальтс опять бесспорный фаворит!»
Статистики составили список сильнейших атлетов всех времен и народов. В число супертяжеловесов девятым вошел Тальтс: 640 — Алексеев (собственный вес 145 кг), 607,5 — Батищев (135), 602,5-Манг (120), 600 - Рединг (123), 595-Патера (120), 590 — Жаботинский (160), 590 — Лахденранта (134), 590-Дыоб (144), 585 - Тальтс (107), 581 - Беднарский (ИЗ), 580 — Власов (126).
По числу мировых рекордов впереди Тальтса (36) был только его друг Алексеев (44).
Казалось, что теперь все может опять пойти хорошо. Но нет.
Начал подготовку к чемпионату мира в Перу. Когда же подошел депь отъезда па первенство, я заявил, что не поеду. Нет, никакого несчастья со мной не произошло. Правда, некоторое время пролежал в постели с простудой да болело воспаленное плечо. Но главная причина заключалась в том, что я просто не хотел ехать! Даже самому себе не мог объяснить этого решения и до сих пор не могу. Возможно, что крайности этого года, своего рода качели, то возносящие ввысь, то низвергающие чуть ли не в пропасть, вызвали внутренний надлом, заставивший подсознание выдать предупреждение: не езди!
Поскольку тренеры считали мое участие в соревнованиях необходимым, пришлось обратиться к Зое Сергеевне Мироновой, чтобы она подтвердила повреждение плеча. Рентгеновский онимок показал изменения в суставе и отложение солей. Плечо
действительно болело. В Лиму поехал Козин и победил там-552,5 кг.
Сегодня даже жалко этого фактически подаренного зв ния. Но тогда внутренний голос велел поступить именно та а он редко меня обманывал. Может показаться странным, Ч' на вершине пути, где все должно быть взвешено и отмерено точностью до грамма, окончательное решение выносится п< влиянием чего-то настолько неопределенного, как внутренн! голос. Но это так.
Год контрастов подходил к концу. Он принес мне 8 мир вых рекордов, стал годом напряженнейшего труда и болыш разочарований. Но я пе собирался заниматься самокопание: Надо было все забыть, потому что через полгода предстоял Мюнхенская олимпиада. Я начал подготовку к ней.
Несчастливый 1971 г. закончился. Будет ли новый счастлв вее? Пройдет ли мое второе выступление на Олимпийских ш рах удачнее первого? Такие мысли невольно приходили в гс лову, когда очередная травма уложила меня на неделю постель. Я поднимал на тренировке в динамовском зале небол! шие тяжести, когда почувствовал: мышца! Год назад в то ж время я бил рекорды, а теперь на несколько месяцев выбыва. из игры. Но будучи уже умудренным жизненным опытом, : задал себе вопрос: «А может, это и к лучшему, может вторая половина года зато будет успешнее?»
И на этот раз французы пе забыли прислать приглашение на мемориал Жапа Дама. На эти соревнования поехали втроем Алексеев, Иванченко и я. Выжал в первом подходе 200 кг 1 сразу пошел на 210 (мировой рекорд). Хотя огромный вес ] пе удалось взять, я его все-таки пощупал. В рывке и толчк ограничился одним подходом и победил — 550 кг. X. Лош и ГДР набрал 540 кг и стал вторым. На следующих во Франции соревнованиях я выступил только в одном упражнении.
Такие поездки для спортсмена — дело редкое и принося щее огромное удовольствие. По сравнению с барабанами и фан фарами крупных соревнований они выглядят сельскими скри пичными концертами, на которых можно и себя показать, 1 людей посмотреть.
На больших ответственных соревнованиях всегда получается, что ты, тяжеловес, вынужден сидеть неделю, томясь и нервничая, пока закончат наконец свой спор штангисты более легких весовых категорий. В это время ты не способен замечать пи окружающих красот, ни людей. Или как в олимпийском Мюнхене: за день до выступления — туда, назавтра после выступления — обратно. Попробуй потом делиться впечатлениями об Олимпиаде! А в основном поездки у спортсменов выглядят именно так. Но во Франции на этот раз мы попробовали все «меню» — от начала и до конца. От Собора Парижской богоматери до варьете «Лидо». Хотя... на вечер-другой еще можно сбросить броню, но затем, думая о том, что предстоит, натягиваешь ее па себя еще крепче.
Возвращаюсь домой. Снова вхожу в полуразвалившийся и мрачный тяжелоатлетический зал «Калева». Порой приходится заниматься в зале «Динамо», потому что в калевский не пускают. Как будто и не существует постановления Всесоюзного спорткомитета, разрешающего членам сборной команды страны тренироваться на базах любого спортивного общества. Мне приходится каждый раз заговаривать зубы бдительному стражу ключей, будто я пытаюсь проникнуть в королевский дворец пли прихожу сюда как бедный проситель...
Еду на соревнования в Финляндию. В некотором смысле повторяется стародавняя ситуация, когда мы с Бровко вместе ездили по Северной Америке. На этот раз мой спутник и конкурент — чемпион мира Козин. В первых соревнованиях я не участвую, зато мой молодой товарищ пытается сразу установить мировой рекорд в жиме — 207,5 кг, что ему почти удается. Здоровье у меня неважное, так что и вторые соревнования проходят без меня. В третьих участвую и в свою очередь пытаюсь взять рекордные килограммы. Тоже безуспешно. Р. Беленков Устанавливает рекорд СССР, да и молодой талантливый штангист В, Рыженков выступает неплохо. Но его великие дела еще ВЦеРеди.
Козпп по-деловому угрюм и сосредоточен. На полном серь-е Доказывает мне, что мои времена уже давно прошли, а он Д лжен через три недели на первенстве СССР взять «золото»,
чтобы попасть на чемпионат Европы и Олимпиаду. Наши к вати стоят рядом, и перед сном я стараюсь тщательно и и робно объяснить ему, что если, мол, ты, Юра, возьмешь на ч< пионате в Таллине «серебро», то это будет очень даже xopoi Подкалываем Козина вместе с Рыженковым и так и эдак, > на все реагирует совершенно серьезно... Спортсмены веет любили почесать язык да заправить кому-нибудь арапа. если человек всю эту болтовню воспринимает всерьез,—, дела плохи.
Поездка завершилась соревнованиями в Иматре. Все i время я ни на мгновение не забывал о приближающемся ч< пиопате, и теперь решил проверить себя, да и не только се Жим я уже пробовал, поэтому ограничился одной попыткой 177,5 кг. В рывке взял 155 кг и почувствовал, что здесь то более-менее в порядке. Толкнул в первом подходе 197,5 До сих пор зрителю могло показаться, что дела у парня обете средненько, как и во время всей поездки по Финляндии.
На второй подход заказываю 218 кг. Это мировой реко’ Козин посмотрел внимательно и не счел нужным вступать борьбу. Пусть, мол, этот сумасшедший сам с собой бодаете
Все получилось как надо. Дело было сделано.
Честно говоря, для меня это не было свалившейся с не удачей, я чувствовал, что еще и про запас кое-что осталое Но Козину будто потолок на голову обрушился. Он мыслен прибавил к набранным мной 550 кг еще пару десятков ки; граммов в жиме и, поняв, что для него это килограммы далеппого будущего, прямо сказал: «Тебя победить невозмс по!»
С такого фундамента я перешел к более легким тре] ровкам — надо уметь и отдыхать,— заключительному эт« подготовки к важнейшей предолимпийской пробе сил. Ч< пионат СССР должен был проходить в моем родном Талли
По утрам мы с Эрби бегали под соснами Мустамяэ — окраине нового жилого массива. Время было чудесное: с: наполовину стаял, воздух свежий, земля источает аромат. У з в лесу был спрятан камень, который я метал вверх и на да. ность. Он лучше любого тренера определял форму и указыв
что сегодня делать со штангой. Если камень не перелетал через определенный сук, не стоило устанавливать па штангу большой вес и в классических упражнениях — спина или ноги были не в порядке. После возвращения из леса Эрби перед уходом па работу делал мне легкий массаж, а после работы
заявлялся снова. |
Когда подошло время и в Таллине почувствовалось оживление предстоящих соревнований, мы с Васей Алексеевым и Эрби решили удрать куда-нибудь, где поспокойнее, а то пе-
страя компания знакомых, журналистов, конкурентов и просто деловых людей не даст нервам отдохнуть. Удрали па юг республики, под Пярну. Там, в местечке Рейу знакомый парень, бывший спортсмен, работал лесником. Свалились хозяевам па голову, даже не предупредив. Но в этой семье для гостей двери были открыты и в полночь.
Хозяйка — замечательный мастер кулинарного искусства — старалась вовсю. Мы занимались в зале Пярнуской школы-интерната и в лесу. Настроение — отличное, нервы — что надо. Правда, я немного беспокоился за Алексеева, поражавшего
хозяев спокойствием и полным отсутствием претенциозности, как бы он пе простудился. Комнаты были жарко натоплены березовыми поленьями, по уже в первую ночь мы, жившие в комнате по соседству с Алексеевым, почувствовали, что становится подозрительно холодно. Хозяйка пошла было к пему с охапкой одеял, когда вдруг заметила: окно его компаты Распахнуто настежь! Долго живший в Архангельске, Вася Очень любил свежий воздух.
«Тренировочный лагерь» в гостеприимной семье Касков ныл великолепен. Но подошло время соревпований. Мы от всей души поблагодарили хозяев и по просьбе хозяйки оставили автографы прямо па стене компаты. С тех пор обои там Не раз переклеивались, но наши подписи бережно сохранены.
В Таллин прибыли вечером, за день до моего выступления. ели у меня пить чай. Жена нажарила печенки, намешала орога. У Васи еще день в запасе. Эрби отвез его в гостиницу, постарался уснуть.
Утром первым делом, вместе с Эрби, к старому другу —
камню. Полетел хорошо: раз — и через сук. Эрби, веселый оптимистичный, как обычно, похлопал по плечу: сегодня чт то будет!
Возвращаемся домой. Умываюсь, но не завтракаю. Хо* на всякий случай предварительно взвеситься, а то, кажете прибавил. В диспансере весы показывают 110,5 кг. Все в ir рядке. Заскакиваем в «Интурист», я заказываю там бифште и бульон с яйцом, оставляю половину того и другого. Серд бьется сильнее обычного, аппетит пропал. Так и должно бы' Не относящиеся к делу агрегаты отключаются.
Еду домой. Эрби слегка массирует спину и икры н< Часа два лежу и читаю. Пора ехать.
Перед Домом спорта «Калев» столпотворение — в Тг лине давно уже не видали тяжелоатлетических соревнован такого масштаба. Торопливо пробираюсь сквозь толпу, что< не опоздать па взвешивание. Встречаю Козина, Якубовско! Утсара. Часть штангистов уже прошла через весы, остальш возятся с весом. Мой вес велик, так что мне скрывать нече! Стрелка весов показала 109 кг. Чтобы победить, надо подня1 больше других.
Прошу записать начальные веса — 200+160 + 210. Э много. Но смотрю — Козин и Якубовский тоже не согласны : меньше чем 200 кг для начала. Наверняка изменят. А вдр и я переборщил?
Начинается. Криницкий снова рядом со мной. Вийр Ранд — тоже. На разминку еще есть время — по жребию выступаю позже главных конкурентов.
Штанга кажется довольно легкой. Это хорошо. Неон данно выясняется, что соперники решили идти ва-банк — ] чинают вовсе с 202,5! Что же мне остается, как пе пропуст! 200 и присоединиться к их компании. Неужели они дейст] тельно в такой форме?
Первым выходит Якубовский. 202,5 вверх не идут. Коз и я справляемся. Начальный вес пе покоряется Якубовско ни со второй, пи с третьей попытки— «баранка».
Дальше перед нами с Козиным уже мировой рекорд 207,5 кг. Козина постигает неудача, а я беру и этот вес.
конкурент — человек принципиальный. На третьем подходе он просит добавить полкилограмма, и мгновение спустя сам становится рекордсменом мира.
Решаю в третьем подходе пойти на очень большой вес — 212,5 кг. Зачем? Ведь победить можно и с меньшим весом? Не хочу мелочиться. И еще где-то в закоулках души тихонько свербит... 600 килограммов.
Подымаю штангу, но попытку не засчитывают. Честно скажу: опа была приемлемой. Жал чисто и легко, только штанга чуть-чуть ушла вперед, а потому время фиксации оказалось коротким. Вес потащил и меня вперед, я сделал шажок, и все
жиме с Козиным оказались на одном уровне, тоже были примерно равны. В рывке значи-должен быть Павел Первушин, по он слишком в жиме (185 кг). Остальные далеко позади.
пропало: в жиме, как известно, ни пятку, ни носок отрывать от помоста нельзя... Жаль попытки. Позже видеозапись показала, что фиксация все же была, недаром ее не засчитали двумя голосами против одного.
Так что в и в рывке мы тельно сильнее много проиграл
В рывке неожиданности следуют одна за другой. Не сумев справиться со 157,5 кг, выбывает из борьбы второй главный конкурент — Козин.
У меня разминка проходит хорошо, и я впервые начинаю со 160 кг. Удачно. 165 кг на штанге превышают личный рекорд. В первой попытке рву слишком сильно — штанга летит через голову, во второй — слишком спокойно — заваливается вперед. Форму реализовать не удается. Утсар тоже обманывает ожидания — и свои, и публики,— ограничиваясь начальным восом в 165 кг. Для рекордсмена мира этого маловато.
Но зал и в этом виде программы получает все же удовольствие: Первушин во втором подходе устанавливает мировой рекорд — 172,5 и тут же вслед — 175 кг! Паша мгновенно становится любимцем нашей публики.
Толчок. Совершенно ясно и логично, что на соревнованиях такого калибра все четко калькулируется, выбирается такая тактика, которая ведет к самому главному — победе. Я не раз подчеркивал, что почти всегда шел на максимальный резуль
ожидания — и
тат. Разумеется, максимальный результат — если только стигпешь его — обеспечивает и победу. В большинстве случ мне это удавалось. Но и победителя со средним результат не судят, сегодня я очень хорошо это понимаю. Почему и на самых крупных соревнованиях я начинаю зачастую столь высокого уровня?
Гнало честолюбие. Безумное желание устанавливать
корды, взвинчивать их настолько высоко, насколько это i можно. Правда, такой подход обеспечивал быстрый прогр» Может быть, только благодаря этому я сумел вопреки бо пой спине и прочим бедам шагать в ногу с остальными, от чать па каждый вызов, идти па шаг впереди других.
Сегодня я оцениваю свое тогдашнее поведение как слипп большой, даже необоснованный риск. Но поди знай. Порой стояние тела настолько определяет сознание, что кажуще* риском сегодня для того, вчерашнего, человека было абсолют посильным. Во всяком случае, я хорошо помню, что Таль того времени в самый решающий момент в очередной раз г
стился в спор со своими советчиками.
Начал толчок с 210 кг, выше, чем все остальные. Ну, э еще было понятно, я ведь почти столько уже брал. Упрямств* был заказ на второй подход сразу мирового рекорда — 220 1 Сам я был уверен в успехе. (Как можно быть на все с уверенным, когда речь идет о мировом рекорде?) Меня у рашивали: не делай глупостей! Обращали внимание: посмотр кто сидит в зале. (Там сидело все высшее руководство ре публики.) Учили, как ребенка: толкни 215 кг, и Первупл
даже в самом лучшем случае ничего не сможет сделать. А ес.
у тебя не получится и Первушин сам толкнет такой вес,
ты будешь в отчаянии, потеряешь все...
И действительно,
вушин превзошел самого себя, толкнув сначала мировой ' корд 218,5, а в довершение всего в дополнительном подх< еще и 220,5 кг. Сделай я все так, как убеждали остороя настроенные советчики, получил бы самую большую взбу^з в жизни. Да еще в родных степах.
Но на этот раз все было сделано так, как решил я сз 220 кг взял с первой же попытки, что означало победу
рекордными 587,5 кг. Первушин отстал в сумме троеборья йа 10 кг.
Через день Вася Алексеев ответил на эстонское гостеприимство пятью мировыми рекордами, набрав в сумме 645 кг.
Чемпионат был отлично организован. Зрители съехались посмотреть на наше единоборство со всех концов республики. Это придавало сил, и сегодня еще при воспоминании становится тепло на душе. Я не имел права выступить хуже. Еще раз убедился в правоте своих взглядов, получил пищу для размышлений. Впереди были чемпионат Европы и Олимпийские игры.
Таллинский помост, на котором было установлено небывалое количество мировых рекордов (22!), определил состав сборной страны (во всяком случае, до следующих крупных соревнований), тех, кому предстояло выступить на чемпионате Европы в румынском городе Констанца.
Времени для подготовки оставалось мало — около месяца. Легкими тренировками проверил себя — похоже что здоров. Я продолжал там поддерживать форму, довольно хорошую, уже средними тренировками. Я считал себя матерым волком, который знает что делает. Но кое в чем и я изменился. Был теперь человеком семейным, создавшим хороший, на мой взгляд, домашний очаг, отцом маленькой дочурки — жизнь стала разнообразней. Все труднее стало отрываться от дома, особенно в последние недели перед соревнованиями, не так плотно заполненные тренировками. Долгие пустые вечера на скрипящей гостиничной койке порой удручали. Долго ли буду еЩе вести такую жизнь? Год, два, три? Подобного рода вопросы сил не придают...
Руководители и тренеры поняли меня и разрешали не присутствовать на некоторых сборах, на другие приезжать попозже, с третьих отпускали пораньше. На этот раз разрешили взять жену с собой (дочку оставили па попечение тетки). Ренеры сознавали, что перед боем нет ничего важнее для °ица, чем душевное равновесие. Но я должен был понять и ЧЩнеров, которые хотели знать, в каком я состоянии. Необходимо было время от времени тренироваться вместе со сбор-
f и
J
ной, чтобы укрепить чувство коллективизма, чтобы молов штангисты могли поучиться у Алексеева и Тальтса тому, чЯ ; * Вася, скажем, начиная, учился у меня, а сам я — у КапЯ нова. Нет, с руководством сборной у меня никаких разно гД i . сий никогда не возникало. Старший тренер Медведев (Я человеком понимающим и довольно мягким, я, со своей сЯ роны, доверием не злоупотреблял и не подводил. 9
Настало время собирать чемодан. По опыту последе лет мы с Алексеевым поехали вслед за командой через я| сколько дней. Все еще свежа была в памяти Олимпиаде Мехико, где акклиматизация длилась почти месяц и к моме» начала соревнований возникла такая тоска по дому, что саЯ соревнования казались чем-то второстепенным, от них х<и| лось поскорее отделаться. На этот раз мы остались в сторам от предчемпионатской нервотрепки. Уже стали известны ЩЯ , вые победители, а мы с Васей продолжали тягать штангу доя
Самолетом из Москвы в Бухарест, машиной из ВухаресЯ в Констанцу, и на месте мы были вечером накануне дня мо0| выступления. В тот же день мне исполнилось 28 лет. «Ви
4 дарок» мне вручили сразу: радио сообщило, что оставшиеИ
дома Козин и Якубовский, провалившиеся в Таллине, Qfl набрали в Москве по 590 кг — на два с половиной килограмм больше моего мирового рекорда! Спокойной ночи, постаракя быть пай-мальчиком... 1
Это был уже по меньшей мере третий случай, когда 1 накануне чемпионатов мира или Европы получал такой «д| пинг». Но это только подливало масла в огонь. И все интересно было узнать, какие цели преследовали, готовя м| такие вот удары. Хотели ли этим закалить мои нервы? 1Й казать, что у пас богатырей хоть отбавляй? Или дать понял что поехали на чемпионат совсем не те, кто нужно? Естестве! но, что готовившиеся вместе с тобой, но оставшиеся дом спортсмены тоже хотят реализовать свою форму. Но надо я планировать их выступления после того, как выступил (И новной состав, день-два ведь можно и подождать. Но ня точно так же на тихих домашних соревнованиях бились МЙ рекорды перед Сомбатхеем и Колумбусом. 1
И это было еще не все, кое-что осталось на утро дня соревнований. Если двоим уже удалось показать себя, то приехавший в Констанцу запасным Первушин тоже жаждал показать свою силу. Представители команды добились того, что Первушин выступал вне зачета утром, в группе более слабых. А вдруг установит еще мировой рекорд? Таким образом, всем героям была бы предоставлена возможность в спокойной обстановке продемонстрировать свои силы, а потом Тальтс выполнит небольшую формальность — завоюет звание чемпиона... Если говорить честно, то такой психологической атаки и противник придумать не сумеет. Но в этой весовой категории зарубежных соперников не было.
Первушин заработал в жиме «баранку» всего лишь на 185 кг. Меня ничто не могло заставить начинать менее чем с 200 кг, когда остальные давно уже завершили выступепие. Я был силен и зол. И пусть первая попытка оказалась неудачной (гриф штанги не вращался), вторая получилась хорошо. На третий подход заказал 211 кг. Решил, что для суммы в 600 кг необходимо выжать именно столько. И опять гриф застрял! На рекордной попытке я все-таки выжал этот вес, но в зачет троеборья пошли только 200 кг. Жаль!
Затем установил личный рекорд в рывке —165 кг и пошел в толчке после 210 кг сразу на мировой рекорд — 222,5 кг.
Четверть часа организаторы возились со штангой — меняли диски, пытались заставить гриф вращаться. Наконец все было в порядке, и, уже остывший, я все-таки толкаю эти килограммы. С' 587,5 кг в четвертый раз становлюсь чемпионом Европы. Злюсь. Потерянные в жиме килограммы дали бы в сумме уже 597,5. В таком случае я использовал бы вторые и третьи подходы в рывке и толчке, которыми не воспользовался, и 600 кг были бы моими. Кого теперь винить?
Серебряного призера чемпионата Ш. Грютцнера из ГДР Удалось опередить на 37,5 кг.
Первая половина олимпийского года оказалась напряженной п успешной. За рубежом, правда, соперников видно не ыло. по все более острой становилась внутренняя конкуренция. Пока в очных встречах я постоянно одерживал верх, со
перники же свой выдающиеся результаты показывали на ь ловажных соревнованиях. Я жил и трудился во имя олв пийской победы. Но бороться за путевку в Мюнхен я болы не собирался, для этого сделано, как мне казалось, дос: точно.
После нескольких дней отдыха приступил дома к под: товке с полной нагрузкой. Летом штангисты «Калева» отл хали, так что зал был в моем полном распоряжении. Перв педели набирал объем, делал упражнения на количество i второв: приседал до 15 и брал на грудь до 10 раз подря Вес подбирал такой, чтобы последние повторы выполняли* уже на одной силе воли. Почему я изменил на этот раз с: стему тренировок? Во-первых, потому, что рассчитывал нар стить мышечную массу, а вместе с тем и собственный ве Во-вторых, верил, что различные цели требуют для их дост: жения и разных путей, ломки стереотипов, экспериментир вания. Я не утверждал, что предпринимаемое правильнее, че то, что делалось до сих пор. Я просто верил, что правильна И эта вера позволяла легче переносить приевшиеся за многз годы тренировки.
Во второй половине дня делал пробежку подлиннее метал диск от штанги. Затем мы гуляли по берегу, шли в баи снимали дневную усталость. Вечером Эрби как следует масс ровал меня. Без массажа я давно уже не мог обойтись, : всех суставах у меня ныло, точь-в-точь как у стариков, ког; они говорят: кости болят. Эту боль снимал только масса: К счастью, случай многие годы назад свел меня с человеко который, как истинный друг, изо дня в день был со мн< рядом и бескорыстно помогал всем чем мог. Этим человеков был Эрби — Герберт Ранд.
Несколько слов о массаже. Понятно, дело это не новс но лишь в последние годы у нас стали серьезно заботить* о пополнении рядов массажистов. Это правильно, хотя не каз дый человек, владеющий приемами массажа, является те кто нужен спортсмену высокого класса. Хороший массажи не просто выполняет свою повседневную работу, по, воо, гневленный общей со спортсменом целью, живет во имя
Он — твой первый помощник, друг, советчик, поверенный. Хорошему массажисту работы хватает с утра до вечера и еще до полуночи. Его руки могут тебя успокоить, заставить уснуть, повысить тонус, снять боль, его слова могут влить в тебя уверенность в себе, он может по мышцам сказать, в какой ты форме, когда дойдешь до ее пика. Он отыщет все твои болячки, чтобы вылечить их, и сомнительные места, чтобы предупредить травмы. Он заходит в комнату перед сном, чтобы осмотреть «своих мальчиков». Он живет твоей жизнью. Я знаю многих спортсменов, которые в победные мгновения первые слова благодарности адресуют именно массажисту. Их, к сожалению, пока еще мало, хороших массажистов,— очень мало. Меня массировали многие, в том числе и случайные люди, в крайних ситуациях — тренеры, и даже собственная жена. Но самые величайшие слова благодарности, идущие от всего сердца, я должен сказать массажисту сборной СССР К. Громадину и, разумеется, нашему Эрби. Их помощь была поистине неоценимой.
После двух недель тренировок я по всем показателям оказался слабее, медленнее и хуже, чем раньше. По утрам не хотелось вставать и делать зарядку. Но я стал к тому времени уже настолько стреляным воробьем, что плохая форма меня скорее радовала, чем огорчала. Вспомнил аналогичные ситуации и понял, что должен просто на пару дней удрать отсюда, стряхнуть с себя весь груз тренировок. Поехали в Пярну. Один день потратили на охоту за косулей, на второй зашли к Альберту Оя, накоптили ящик вимбы, на третий поехали в мой отчий дом — и там я почувствовал, что душа и тело уже требуют тренировки. По возвращении испытал от нее Удовольствие. Нагрузки стали «перевариваться». Неприятной неожиданностью оказалась боль в колене при выполнении некоторых упражнений, однажды просто поги подкосились. Серьезно испугался. Неужели меписк? Опять па операцию? Но предпринимать ничего не стал, может, и это, там, в колене, тоже ничего пе предпримет?
Для тех, кто собирался в Мюнхен, последними были со-внования на Кубок Балтики, которые проводились в Риге.
'К
Выступать я не собирался, но хотел повидать ребят и т{ nepoBi, потому и поехал в Ригу.
Посмотрев пару дней на соревнования со стороны, вдр] неожиданно и для самого себя, решил участвовать. Боял за колено, знал, что каждые соревнования перед олимпиадой риск, тем более незапланированные. Правда, форма казала хорошей. Но я ни за что не предпринял бы такого экспром' если бы не разговоры вокруг, что Козин собирается подш 600 кг. Эти 600 давно свербили в моем мозгу, они стали мо соперником, во имя этих 600 кг я наработал уже столько, они принадлежали мне, я имел на них моральное право так я рассуждал. Козин, конечно, силен, выступая один, может и сделать эти килограммы, потому что 590 им уже пр< дены. Так, может, стоит мне тоже выйти на помост... По} лился своим планом с Медведевым. Он был против. Криницк согласился.
На взвешивании оказался тяжелее НО кг. Сразу отщ вился в зал для разминки и стал тренироваться, чтобы к х менту, когда жим подойдет к концу, войти в вес — так мож идти на рекорд.
Козин начал мощно, набрав в жиме 212,5 кг. А при вз: шивапии оказалось, что на штанге аж 214 кг — мировой ; корд.
Подошел и попросил на штангу 217,5 кг. Сначала, чес' говоря, подумывал о 215 кг, по стоявший рядом Алексеев, ( не участвовавший в соревнованиях, пробурчал, что неч граммы считать. И правильно. С дополнительным весом штанге было, таким образом, около 219 кг.
Выжал. Но при соотношении голосов 1:2, попытка зас тана не была. Я в самом деле порой не мог удержать поднят штангу, опа отклонялась вперед, и момент фиксации ока: вался слишком коротким. (Но па этот раз отказ засчит попытку вызвал ожесточенную дискуссию.)
Теперь я жалел, что не согнал вес. В Риге, по всей димости, 600 кг были реальны. (Козин не дотянул до : много.) Но, в общем, все получилось так, как должно б: получиться: я лишился того, за чем не собирался. Но тут 208
еще раз изменил свои планы и поехал по приглашению Алексеева к нему, в Шахты.
Дпи стояли жаркие. Еще жарче было тренироваться вместе с Васей. У него весь двор заполняли штанги, занимались мы под открытым небом, в основном напирая на силовые упражнения. Стоявшие перед глазами цифры суммы троеборья требовали от меня силы, да и у друга появился конкурент — немец Манг. Полтора дня провели на даче Алексеевых на берегу Дона, и там штангу тягали просто в воде. Поскольку Вася тоже увлекался метанием блинов, то мы этих метаний делали несметное количество: и на дальность, и на высоту.
Поначалу я намеревался тренироваться с Алексеевым дней десять. Но богатырь развил такую мощь, что через неделю я был не в силах угнаться за ним. Просто не в состоянии. Так что оставалось одно — домой. Пользуясь своим авторитетом, Вася запихнул меня в набитый до отказа отдыхающими поезд, неторопливо довезший меня до Москвы. Но польза от этих нескольких дней безделья была — мышцы отдохнули. Итак, я снова был дома. Оправился быстро, и форма стала восстанавливаться.
Что значат для спортсмена олимпийские игры?
Спортсмен готовится к олимпиаде так же, как к любым Другим крупным соревнованиям. В конце концов, соперники те же, и штанга та же. Как обычно, выкладываешь все свои силы, чтобы победить, добиться высокого результата. Ты не оставляешь в запасе ничего. Олимпийское выступление отличают только царящая на играх атмосфера особой приподнятости и сопровождающая их шумиха в прессе и по телевидению. Такая атмосфера взвинчивает даже зрителя, что говорить об участнике, который вынужден выступать в необычной, очень нервной обстановке. В этих условиях один из равных соперников оказывается в состоянии оставаться самим собой а другой — пет.
1естпо говоря, перед вторыми в своей жизни олимпий-0 Им” играми я почти не нервничал, и пе думал день и ночь п°оеде или поражении. Я думал о другом. Жизнь заставила
меня сделать все для того, чтобы в Мюнхене в последний попробовать осуществить давнюю мечту — набрать в троебо 600 кг. (Было известно, что после Мюнхенской олимпиады ревновапия в жиме проводиться уже не будут.) Достижез этой цели должно было привести и к победе на Олимпийс] играх.
Перед отлетом сборная собралась в Подольске. На штангисты в этом году выиграли все, что только можно бг выиграть, находились в отличнейшей форме, и ребят хват] бы на несколько первоклассных команд. Сложилось убежден что, кто попадет в команду, тот получит и «золото». И трене старались за своих подопечных. Собрание следовало за соб] нием. Спорили, доказывали, обещали. В то же время в з< штангисты поднимали рекордные веса, чтобы убедить: имев меня надо взять! Действительно, для победы многим бы х: тило начального веса. Тем больше была неожиданность, ког оказавшись в Мюнхене на олимпийском помосте они не смог его взять.
Мы с Алексеевым остались еще на неделю дома. По держивать его приехала в Подольск вся его большая семь меня — жена. Тренировались и отдыхали вместе, настроен было великолепное.
Хочу подчеркнуть, что после женитьбы жизнь спортсме во многом меняется. Он живет уже не только для себя. Н ряду со спортивными целями у него появляется нечто : меньшей мере равноценное — дом. Это отныне его тыл, тепе все великое начинается с дома, обретает смысл только 6j годаря ему, сюда приносят победы, здесь залечивают рав Что бы ни говорили, но девушку, вышедшую замуж за спо] смепа высокого класса, ждет отнюдь не манна небесная. Ес они совместно решили, что муж будет продолжать жизнь спорте, молодую жену ждут одиночество, заботы о воспитав детей, волнения и ожидание. Порой кажется, что мужу лег чем жене...
...Все шло хорошо, пока однажды утром я не проснулс калекой. Вот тут действительно возникло желание закрича «К черту! Еду домой!»
Рассказывает Тоомас Сави, находившийся в Подольске в качестве врача легкоатлетов:
«Если не ошибаюсь, это случилось в субботу, 26-го числа, когда Талътс вместо утренней физзарядки стал выделывать непонятные движения, стараясь то присесть, то идти не хромая. Поначалу не хотелось верить в плохое. Но Яан был настолько угрюм и его слова настолько мрачны, что приходилось готовиться к худшему.
У меня сложилась такая версия: ночью, когда Яан переворачивался с боку на бок, его правая нога оказалась в Неудобном положении, но спавший сном праведника богатырь втого не заметил.
Поскольку бедро находилось в физиологически неправильном положении, это вызывало нарушение кровоснабжения вокруг сустава и, возможно, растяжение близлежащих нервных волокон. К утру клиническая картина вокруг сустава сложилась, и в определенном неудобном положении движения тазобедренного сустава стали невозможны. Тренировки пришлось Прервать. До выступления оставалось семь дней. Время было, и в тот же вечер мы начали лечение. Не знаю, кто из нас больше спал в последующие две ночи, но во вторник режущие, кинжальные боли стали утихать, и Яан попытался осторожненько присесть. До отъезда он уже попробовал поднимать довольно тяжелую штангу...»
—Мюнхен встретил нас плохой новостью: и самый верный УИг11 претендент на «золото» — Ригерт получил «баранку». Каныгина, Шария и Павлова это была четвертая! Невероятно. Что со сборной? Наша еще недавно сверхсильная ^^®нда буквально разваливалась на глазах: провалившихся ^ртфавили домой, тренеры в шоке. Каждый сидел в своей те, главный тренер даже в столовую не ходил, ему что-то восиад оттуда в комнату...
ство ед^Ю1цим выходить на помост мне. Вечером руковод-е Делегации пригласило меня на беседу, чтобы обсудить больше*11466 ВЫСтупление- Тренеров при этом не было, им пе доверяли. Мне в отношении соревнований предо-8*
ставили полную свободу: чтобы я сам смотрел, с чего начиная как строить борьбу, кто мне нужен в помощники. Я сказа чтобы приходили все, кто хочет.
Утром в день соревнований Зоя Сергеевна Миронова сд лала мне укол в бедро. Сходил в баню и согнал полкил чтобы потом можно было немного поесть. Утром соревновала группа более слабых. Мы должны были начинать в 19 ч 1 местному времени.
Подошло время. Взял тщательно упакованную и пров ренную сумку с вещами и сказал Васе: «Пока!»
Вася пожелал успеха и пятого олимпийского «кольца» что это за игры всего с четырьмя кольцами! (Алексеев всег, отличался умением разгонять разговором скуку, но порой е остроумие оказывалось настолько острым, что мурашки ] коже пробегали.)
Сел в автобус, и началась поездка через вечерний Мюнхе В теле предстартовый зуд. Но что-то было иначе, чем десяти раз прежде во время таких же поездок. Подумал: так и долж: быть. Я с каждой минутой приближаюсь к чему-то окончатся ному, к конечной станции всех предыдущих поездок, к м менту, который вбирает в себя многие годы, всю жизнь.
Здесь нить рассказа раздваивается. В тот вечер автор этой книги разделял олимпийский помост. Один из них сид на скамейке для зрителей, второй большую часть време' находился за сценой, выходя оттуда на считанные минут чтобы придать смысл этому вечеру. Они по-разному вид происшедшее. Пусть первым будет взгляд из зала.
4 сентября вечером пошли смотреть, как будет выступ Яан Тальтс.
Богатыри вразвалку поднялись на сцену и повернул лицом к залу. Их тринадцать.
Погрузневший Яан Тальтс оказывается одним из сал Маленьких ростом на олимпийском помосте. Мехико на р стоянии четырех лет и многих тысяч километров. Может, к то из сидящих в зале и вспоминает о его прежних порей ниях, а вдруг опять сорвется? Но самому сомнение даж& 212
голову не закрадывается. Он жаждет только одного — победы, которая бы камня на камнв от сквтътиков но оставила.
На лице Талътса не прочесть ничего. Он уже там.
После торжественного открытия выхожу подышать свежим воздухом. Вечерняя прохлада освежает. Мы вдвоем с массажистом Громадиным. Гуляем, затем я прилег на скамейку в парке — расслабляю ноги. Костя похлопывает меня то тут, то там. Мы оба зпаем, что эти последние поглаживания больше для души, чем для тела. И они действительно успокаивают.
Соперники в зале уже целый час борются со штангой, пора и самому разминаться. Иду и думаю: будет ли штанга сегодня тяжелой? Каково самочувствие? Выдержит ли нога? Хотя все эти вопросы не имеют никакого смысла — ничего уже не изменить. Знаю, что начну с 200, когда остальные уже сделают свое дело. Это большой вес, но не слишком, если вспомнить предыдущие соревнования. Или, может быть, на Олимпиаде что-то надо делать по-другому? Здесь что, железо тяжелее, что товарищи погорели на самых нормальных весах? Не знаю. Иду жать.
Первым на помост выходит Франк Кэпсоурас (США), он дважды, развевая длинные локоны, берется за 162,5, прежде чем штанга поднимается. Он и самый легкий из всех — немец из ФРГ Райнер Дёрцапф (97,8 кг) на большее, чем 170 кг, оказываются неспособны. Затем выходит финн Кауко Кангасниеми всего 175 кг, что лишает малейших шансов в троеборье. Длинный усатый Эйвинд Реку стад (Норвегия), трижды шипит над 180 кг, в конце концов ему зажигают три белых огня. Ругаясь от злости, бросается на 185 кг, как на лютого вРага’ другой финн — Тайто Хаара, он первым и выбывает из борьбы. Штефан Грютцнер (ГДР) с этим весом справляется, же взяли с первой попытки 185 кг Янош Ханзлик (Венгрия) и 187,5 кг — Роберто Веццани (Италия), со второй — ельмут Лош (ГДР), а трое еще и не начинали: болгары танчо Пенчев и Александар Крайнев и Тальтс. Не слишком ли смело эти двое набиваются в компаньоны. Но тут появля-
г ь
♦
ется Крайнев. Молодой, по-своему красивый смуглый штангист не относится к числу азартных игроков. Хотя в его ма- ; нере держаться чувствуется немного позерства. С презрителъ- 1 ной гримасой на лице Крайнев начинает подъем за семь секунд j до истечения контрольного времени. Штанга оказывается на* груди как-то косо, однако сил, похоже, у него с избытком — 1 поднимает и так. Попытку засчитывают. Зато попытки Пенчева1 безнадежны. Лош и Ханзлик заканчивают на 190. У Веццани путь штанги на диво короток: раз! — и 192,5 подняты на 1 руках-колбасках. I
195 кг. Талътс не выходит. Попытка Крайнева удачна. | 197,5 кг. Талътс по жребию должен выходить ранъшеЗ Крайнева. Но на табло появляется фамилия болгарина. Тихий! до сих пор зал наполняется шумом. Может быть, среди си-1 дящих в зале и есть люди, не самым лучшим образом ориен^я тирующиеся в результатах, но любой из них прекрасно пол<-| нит, что произошло в предшествующие вечера. Зал понимает —| брошен вызов. И он застывает в напряженном ожидании. |
Красный как рак, Крайнев берет штангу на грудь, па! миллиметру жмет ее вверх. Двое судей из трех попытку заЧй считывают. 1
Теперь Талътс остается в одиночестве. Цифры на таблвл меняются на 200. Раздается смех и даже свист. Ц
Талътс выходит с поясом в руках, весь в красном.
поясывается. Подходит к штанге. Закидывает по обыкновения^ голову с прикрытыми глазами. Берется за гриф... На грудь.ш Вверх... Нет! Застревает на полпути! Ц
На миг перехватывает дыхание. Человек на сцене клеИ няется и уходит. Зал беснуется... Еще одна неудача? Я
На первой попытке 200 кг просто не идут. После ударп телом штанга поднимается до уровня глаз... и затем теряет<дН связь... Трудно даже определить, в чем ошибка. Иной ряД жмешь, жмешь — просто сил не хватает. А теперь даже лД дошло до того, чтобы можно было понять, хватит сил иЛД нет. Д
Нервничаю ли я? Может быть, почему бы и нет. ПолгиИ 214 Д
шутя, в голове проскальзывает: «Может, Васино предсказание начинает сбываться?» Но лоб и в самом деле покрывается холодным потом.
Шутки в сторону. Часы запущены. Иди!
Дисков не добавляют. Талътс выходит снова. Сирена оповещает, что пошла последняя минута, когда он наклоняется над штангой. Зловеще медленно ползут два центнера на грудь, оттуда дальше. Наконец они наверху!
Итак: можно жить дальше. Судьи возятся над штангой. Надписи на табло показывают — 205 кг. Спустя мгновение — 210 кг!
Они взлетают шутя.
Первое действие окончено. Гремя стульями, публика отправляется погулять. Маленькая эстонская колония остается на месте, чтобы произвести некоторые подсчеты. Впрочем, особенно считать нечего. Одна попытка (и вероятно, несколько килограммов) пропала, однако сложить не так трудно: 210+ 167,5+222,5 или 210+165+225. В сумме 600! Трудновыполнимое желание, но в него так хочется верить!
Очень стараюсь и на втором подходе справляюсь с 200 кг. Но движения какие-то чужие, ощущения оставляют желать лучшего.
На третий подход прошу 210. Они идут так легко и свободно, что... были б еще подходы. Но и это хорошо.
Опять выходим в парк. Костя заметно повеселел. Он похлопывает меня по плечу: молодец, Яан!
Второе действие.
Довольно сильные в рывке Веццани и Лош останавливаются всего на 147,5 и 152,5 кг. Крайнев начинает со 155: свое «серебро» он хочет взять наверняка. Не ошибается Крайнев и на 160, и 162,5 кг.
157,5 кг. Талътс с чистой совестью может начинать. Обязанность победить в этом упражнении на него вряд ли возлагается, но этого веса должно быть уже достаточно для победы
на Олимпиаде. В-третьих, две попытки остались бы на 16 или даже 167,5. И вот вес уже наверху.
Теперь он идет на 165. Но не совсем точно посылав штангу вверх и эти миллиметры отклонения губят попытку.
Опять 600 кг зависят от одного-единственного подхода. 2 почему при штурме невозможного должны быть запасные воз можности?
Он делает два быстрых шага вперед, и штанга замирав на вытянутых руках.
Выясняется, что и здесь больше него не поднял никтс С тем же весом первое место занял Дёрцапф и второе — Канга сниеми.
Сумма перед толчком: Талътс — 375; Крайчев — 360; Грют цнер — 347,5; Ханзлик — 347,5; Лош — 342,5; Кангасниеми -340; Веццани — 340 кг.
Остался единственный вопрос: возможны 225 или нет Мировой рекорд самого Талътса весит на 2,5 кг меньше. Оче видно, на такой вес останутся два подхода, один неизбежн придется затратить на фиксацию начального веса и ское золото. Совсем не плохо звучит: неизбежно на ское золото...
олимпш
неплох*
И в рывке выполняю план. 210 + 165 — сделано Победа теперь — дело формальности. Но возможен и рекор, в сумме, даже 600 кг возможны.
Хочу начать толчок с 210 кг нормального и апробирован ного начального веса. Но попробуй выполни свой план, есл1 все вокруг тебя умоляют: начни с 205, завоюй сначала «зо лото»! Пожимаю плечами: почему 205, «золото» дадут и 200 Ну вот, чем меньше, тем лучше — все-таки легче, радуютс; они. Если бы так!.. Ладно, сегодня спорить не буду. Пуст остаются 205.
Первыми из борьбы за медали выбывают Ханзлик —19 (в сумме 542,5) и Кангасниеми —197,5 (537,5). Крайнев бое\ замечательный, не ошибается седьмой подход подряд, фик сиру я 197,5, которых достаточно для «серебра» (однако эт
выясняется впоследствии). Грютцнеру и Лошу удаются первые попытки на 200 кг.
202,5 пытается взять Крайнев, тратит на это оба подхода (второй успешно) и ставит, вероятно, серебряную точку на сумме 562,5 кг, опережая в тот момент Грютцнера на 15 кг.
На штангу устанавливаются 205 кг, и секундомер начинает отсчитывать три минуты, по истечении которых эстонский парень после двадцатилетнего перерыва вновь станет победителем летней Олимпиады.
Штанга наверху! Судья поднимает руку, и в тот же миг золотой груз на глазах у замершего в недоумении полного зала обрушивается вниз. Тальтс кланяется и уходит...
Приходится еще раз идти к штанге с этим весом.
Но сразу к ней подойти не удается. Удачной попыткой Лош доводит свою сумму до 547,5, уравнивая ее с суммой Грютцнера.
Затем опять появляется Тальтс. Минуту спустя все кончено. Есть 580 кг, есть олимпийское золото. Но после того, что случилось, 225 были бы просто чудом.
Смехотворный вес, гляди-ка, сорвался с вытянутых рук! Хоть смейся, хоть плачь... Опять охает зал. Хотелось крикнуть: чвго вы ахаете, да я этот вес могу три раза подряд толкнуть! Штанга просто слишком легкая, я толкнул ее с силой, а она спружинила обратно. Вот тебе и «начни с меньшего»...
Во втором подходе делаю все старательно и аккуратно.
В промежутке Грютцнер поднимает 207,5 (в сумме 555), с °HU С Л°шем °ба идут на 215, вдруг выясняется, что «е реш Ме^але^ серебряного и бронзового достоинства все еще
Луш подходит И сейчас, окажись лению, ему даже ! — подбадривает ~ но и— роняет ношу.
первым. До сих пор он не ошибся ни разу, попытка удачной, «бронза» — его. К сожа-- , на грудь взять не удается. Похоже, что
по^на^? полУчит «серебро» (он легче Крайчева). Публика ” человек у штанги не кажется уверенным
Наконец-то на штангу устанавливают 225 кг. Но уже для сопереживания нет сил. Теперь эта стальная громада ei зывает лишь какую-то эстетическую тоску по красоте.
А сам Талътс? Никто не узнает, только самому себе с признается, сколько значит для него эта последняя попытк Последняя попытка в троеборье в истории тяжелой атлетик На штангу, перед которой он стоит, легли и недавняя травм и четыре олимпийские «баранки» товарищей, и весь сегодняи ний вечер. Тяжеленную эту штангу не удается поднять.
Последнего подхода пришлось ждать 20 минут. Я остыл? Старался очень, но штанга упала с груди. Чувствовал, чтс поднять ее мог.
Поздним вечером 4 сентября Яан Тальтс примет последнюю золотую медаль этого олимпийского дня и еще медаль чемпионата мира.
Сразу после соревнований взял свою сумку и раздал ребя’ там все, что там было.
Решил: теперь все, хватит!
ФИНИШ В ГОРУ
Принятое в Мюнхене решение оставить спорт я скрывал несколько месяцев и только в конце года заявил о нем публично. В Вильянди на конференции общества «Йыуд» праздновали и мою олимпийскую победу. Поздравителей было много, наверное, из всех коллективов общества. Тем труднее было в столь трогательной обстановке выкладывать неприятную новость: Мюнхен стал для меня ареной последних соревнований. Вечером праздновали полувековой юбилей верного друга Эрби, а заодно отметили и мои спортивные поминки. Много говорили о спорте, причем я — в непривычном прошедшем времени. На следующий день сообщение о моем решении появилось в печати. Дело было сделано.
Но оказалось, что это не так-то просто...
Уже в первых числах января 1973 г. приобрел чистую йбщую тетрадь и вписал на ее первую страницу такие строки:
«Четыре месяца несоблюдения жесткого режима и полного отхода от спорта — это срок, который трудно наверстать. Я помню, когда пропуск одной тренировки казался преступлением. Что же теперь говорить?..
Несмотря на все, начну сначала. И, если здоровье выдержит, что-то должно получиться.
Будем ждать и надеяться!»
Не о победах спортсмена, а о завершении его спортивной карьеры надо писать романы. Для того, кто все силы и всю страсть отдал служению одной цели, уход из спорта — не просто смена образа жизни. Назовите еще хоть одну область, где перед такой необходимостью оказывается человек, не достигший еще и тридцати лет. Странно даже представить, что в этом возрасте столяр отложит рубанок или художник кисть, пианист захлопнет крышку рояля — хватит! В этом возрасте мы только начинаем понимать, каково оно, истинное мастерство. А у спортсмена к этому возрасту все, за чем он пришел в спорт, должно быть уже позади. Вот и получается, что сам уход всегда противоестествен и молодой человек борется с этой преждевременной старостью пока может.
Я чувствовал себя молодым, полным сил. Правда, много времени пропало, но затяжные вынужденные паузы случались и рапьше. Главное, что я опять прежний,— я хотел вернуться и верил в себя.
Но оказалось, что не так все просто.
В послемюнхенские дни, когда в печати были уже опубликованы материалы об олимпийских героях, добрались наконец и до виновников неудач. Счет был предъявлен и деятелям тяжелой атлетики: кто виновен в сенсационном провале штангистов, в четырех «баранках»? Кого наказывать?
Первый удар был, разумеется, нанесен по тренерам, в том числе и по главному тренеру сборной Медведеву. Конечно, глупо предполагать, что он сознательно сделал что-то не так при подготовке команды, вряд ли ему такая неудача могла
даже присниться. Но правда и то, что по сравнению с Во робьевым Медведев выпустил вожжи из рук. К работе со c6oj ной были привлечены тренеры, придерживающиеся порой про тивоположных точек зрения, и их разногласия вызывали ; спортсменов иронию. Зато частые предолимпийские тренерски совещания проходили под жестким диктатом главного тренер! Неудача в Мюнхене и крупные неприятности на чемпионат мира 1973 г. привели к тому, что сборная получила новот главного тренера.
Совершенно неожиданно одним из пострадавших оказало я. В новогоднем номере журнала «Юность» появилась стать; в которой интервьюировавший меня журналист моими уст ми рассказывал о происшедшем в Мюнхене. Кое-что из ск занного мною акцентируя, кое-что искажая, журналист остр! критики направил против тренеров. Вероятно, тон сказанно] был слишком резок, хотя содержание в основном правильно Я всегда говорил то, что думал, нравится это другим или не
Что же такого страшного наговорил резкий на слово Талы на этот раз с позиции золотого медалиста? Соавтор решил п* смотреть сам. Взяв указанный номер журнала, он нашел т о чем шла речь:
«Что значит для спортсмена тренер, этого я на свое опыте сказать не могу, потому что у меня тренера в обычно смысле никогда не было. У меня есть своя теория, свой мето< Я знаю сам, как готовиться и как войти в форму.
Видите, в Мюнхене заработали четыре «баранки». Пот* ряли, по моему мнению, два «золота» и «серебро».
Ребята виноваты, но виноваты и тренеры. Не тренер заставляли идти на предельные веса, но они и не возражал против этого. А должны были возражать, непременно. По. ностью соглашаться со спортсменами и доверять им можно, т* только большим спортсменам, обладающим достаточным опъ том.
Я спросил потом у тренера, почему он позволил Ригерт в первом подходе рвать больше, чем нужно было для победъ Медведев ответил: «Я доверял ему». Будь я тренером, имв 220
три «баранки», не доверил бы, взял бы ответственность я- парень еще молод, всего два года в сборной».
И ничего больше. Ничего страшного для человека, кото-навсегда оторвал руки от штанги и оценивает случив-:^шеся трезвым критическим взглядом знатока. Но, очевидно, Слишком много для человека, который вновь берет в руки штангу, чтобы занять свое прежнее место под руководством того же главного тренера.
Когда я снова вошел в форму и претендовал на участие в первенстве Европы 1973 г., мне было заявлено, что я долгое время не участвовал в соревнованиях (чуть более полугода, это и раньше случалось), не присутствовал на тренировках сборной (и это пе впервые) и т. д. Одним словом — впервые за семь лет для меня не нашлось в сборной места, даже вторым номером в моем весе.
. Но пока па календаре было начало января. Не оповещая широкую общественность, так сказать, втихаря, приступаю к тренировкам. Много хожу на лыжах, выполняю в лесу упражнения на силу и скорость, поднимаю штангу. Вскоре физически чувствую себя довольно хорошо, но интенсивным тренировкам со штангой мешает воспаление спинного нерва.
В первенстве страны я участия не принимаю, но еду в Крым, где команда готовится к чемпионату Европы. Там спина поправляется, вхожу в весьма приличную форму, опять чувствую себя, как и раньше, полноправным членом сборной, так меня принимают и ребята. Но чувство оказалось обманчивым. Отношение ко мпе со стороны тренерского совета изменилось, ганьше в том, что я в форме, мне верили на слово, и я никогда пе подводил. Теперь недостаточно было того, что я показывал на тренировках, а выступить на соревнованиях уже не было возможности. Новым лидером в моей весовой категории стал Рвушин, действительно хороший атлет, который был на-ого сильнее зарубежных конкурентов. Но и мюнхенский бог пион п© проигрывал ни по ту, ни по эту сторону границы чем ЗНает с какого времени. Теперь это было неважно, на пионат поехал Первушин, я остался дома.
Паша победил, открыв список рекордов мира в двоеборье 400 кг. Мою форму определял установленный в Таллине л ный рекорд в рывке — 170 кг в третьем подходе, дерзости х тило даже подумать о мировом рекорде. Толкнул для пач 210 кг и попросил на второй подход 225. Рекордный ве груди не поднялся, что на позднем этапе моей спортивз карьеры случалось крайне редко,— помешала какая-то стр ная резкая боль в локтевом суставе. И все же любители желой атлетики могли убедиться, что и после отмены Ж1 Тальтс не выбыл из игры, что ему еще по силам новые рекор Сумма 380 кг была второй в мире, и я был уверен, что сильными окажутся 400 кг и даже больше. Начал подготс к чемпионату мира. Которое это по счету начало в 1 жизни?
Все — как раньше. Отличие только в том, что у моло; начинающего атлета и при возможной неудаче все еще впе{ а на плечи ветерана бременем ложится неизбежное в пре дении близкого конца требование: должно удаться!
Не удается. Тренируясь с большими весами, довожу ну до такого состояния, что вообще лишаюсь возможн подойти к штанге. Более полугода провожу в диспансере, меня истязают всевозможными аппаратами. Мажут маз. Укрепляют в зале и на свежем воздухе мышцы спины численными упражнениями. Все ночи провожу на снят< петель двери комнаты. Надежда питает веру, вера — наде;
Время летит, спина не поправляется, боли остаются. ] ходит чемпионат мира, на котором в моем весе побеж Первушин, подняв только 385 кг. Проходит год, насту новый. Только боли не проходят.
Сезон 1974 г. начался подготовкой к соревнованиям Кубок дружбы. Получил приглашение в Подольск и я. С тренируюсь вместе с Алексеевым. Ему приятно видеть, к потихоньку набираюсь сил, вновь становлюсь самим с< В моей весовой категории кандидатов собралось немало никто не выделялся. Зато отношение ко мне в очередной изменилось, теперь уже — к лучшему. Одной, бросающей глаза причиной стала серьезная травма руки у Первув 222
Е/которая и послужила началом конца его недолгой карьеры), я мог понадобиться.
Твердо решил, что в Ереван на кубковые соревнования не поеду. Вместо этого буду шлифовать форму к предстоящему месяц спустя первенству СССР. И до сих пор я не могу понять, почему же все-таки я поддался на уговоры и поехал.
Уже в Ереване появилось хорошо знакомое предстартовое чувство. Немного форсировал подготовку, и штанга стала приятно легкой. Приходили старые знакомые, жали руку, как человеку долго пролежавшему на больничной койке и едва вырвавшемуся из когтей смерти, желали успеха, говорили, что уверены в моей победе. Я и сам знал, что раз уж выхожу на соревнования, то должен победить.
Начинаю рывок со 162,5 кг. Идет хорошо. Добавляю 5 кг. Форма позволяет вести себя еще смелее, но это первые соревнования после долгого перерыва, поэтому спешить не стоит.
И тут случилось непоправимое.
Легко вырываю штангу над головой и начинаю вставать из приседа. На полпути штанга клонится в сторону правой руки. Стараясь не потерять подход, пытаюсь остановить штангу, но слышится треск и рука переламывается в локтевом суставе. Теряя сознание, шатаясь и поддерживаемый пришедшими на помощь, ухожу за сцену. Кто-то смелый подбегает и выворачивает руку в суставе в прежнее положение. Кровь отливает от лица, по телу течет холодный пот, тошнит. Носилки. Машина скорой помощи. Больница. Руку, которая мгновенно вспухла от кисти до плеча, кладут в гипс.
Остаюсь один, пока не приходят, закончив соревнования, Ребята. Ригерт и Рыженков остаются со мной почти на всю ночь. Утром их помощь оказывается необходимой — без правой руки я беспомощен, как ребенок.
Пальто висит на плечах внакидку, сумка в здоровой руке — еду в аэропорт в надежде улететь еще сегодня, хотя билет в завтра. Безнадежно! Выручает случай. Какой-то человек мундире- Аэрофлота узнает меня и сажает в самолет на кву. (Этот оставшийся неизвестным человек подойдет ко е четыре с половиной года спустя на аэровокзале Ташкента,
когда я буду со своими ребятами возвращаться из Ферга с соревнований на Кубок СССР. Только тогда я узнаю, он — судья по тяжелой атлетике, живет в Ереване и видел случившееся со мной.) Во Внукове получить билет до Талл было уже легче.
Насколько отличается от всех предыдущих это прибы в Таллинский аэропорт!
Я никогда пе сообщал о своем возвращении с соревнс ний, разве что иной раз родным. Но всегда каким-то обра
узнавали точное время прилета и организовывали ветре? Случалось, что я, как многие до и после меня, хотел
лететь тайком,— бывают для этого чисто человеческие в чины. Ни разу не удалось. Не буду скрывать, что приветст людей, пришедших встречать из лучших побуждений, о1 приятны. На этот раз, вероятно, тоже несложно было
о моем прибытии, тем более что случившееся на соревн ниях показывало телевидение, в том числе и в Эстонии.
Но ни одной знакомой души. Чужой человек взял ] сумку, сам я здоровой рукой поддерживал больную, чтобы не тряслась при ходьбе. Комок подступает к горлу еще и перь. Когда в счастливые дни на шее висели медали, все перегонки бросались пожимать руку, а теперь на шее bi эта самая рука, так тебя будто вовсе и не существует... Сш сменов любят спрашивать о самых сильных их переживав] Так вот, это было для меня одним из самых сильных.
Влез в автобус и поехал в ночной Таллин.
Рука была сломана, но не сломлен я. Уже на следую?
неделе попробовал делать что-нибудь для ног и рук. Не с:
боль отдавалась и в ловой руке.
Через месяц сняли гипс,
за
начал лечение. Наконец, боль прошла, но рука не выпр. лась. Она и до сих пор кривая. Жаль, что сразу не решился операцию. Рентгеновский снимок показал, что сухож]
оторвалось вместе с кусочками кости.
Через пару месяцев снова приступил к тренировкам, рукам и ногам небывалые нагрузки, кривая рука должна б поднимать пе хуже здоровой. К осени добился лучшей за жизнь физической формы. Брал 190 кг стоя на грудь и 21
в приседе, причем на количество повторов. Никогда раньше я не был способен на такое. Погонял себя, как честолюбивый начинающий,— еще и еще! Похоже, что чем призрачнее была возможность моего возвращения, тем беспощаднее я становился по отношению к себе. Безусловно, такое безумие оставило след как в теле, так и в душе. Но мне радостно сознавать, что никогда и ничего не доставалось мне без труда, что по крайней мере в те годы я не оказался в долгу у жизни.
А рука осталась такой, как была. Летом 1974 г., когда она еще болела, я выступал за «Йыуд» на Всесоюзных играх сельской молодежи. В рывке поднял 140 и толкнул 180 кг, принеся команде очки. Общество вышло по тяжелой атлетике на 3-е место.
1975 г. был опять спартакиадным годом. Я тренировался с надеждой на участие. Правда, беспрестанные уколы и процедуры надоели до смерти, помимо того, сверхбольшие нагрузки привели к воспалению бедренного сустава. Лошадиные дозы зарубежного препарата, которые доктор Сави впрыскивал < в бедро, облегчения не приносили. Нервы устали, штанга казалась тяжелой, локтевой сустав не выдержал посыла...
Пришла пора положить конец бесплодным мучениям.
Я все же поехал па Спартакиаду народов СССР, чтобы посоветоваться с тренерами сборной страны — у меня не было ни малейшего желания просто так числиться в составе сборной. Мне посоветовали до осени потренироваться, а вдруг рука и сустав поправятся.
Лето прошло вяло, душа изнывала. Осенью окончательно распрощался со сборной. В тот миг казалось, что есть на кого оставить 1-й тяжелый вес. К сожалению, немного позже пришлось убедиться, что хозяин этой весовой категории живет за пределами Советского Союза. Молодой болгарин Валентин Христов установил на чемпионате мира в Москве великолепные, долго устоявшие рекорды.
Мпе тогда шел всего лишь 32-й год.
ТАКОВА ЖИЗНЬ
Жизнь в спорте была позади.
Странно в тридцать один год говорить, что одна жизн уже прожита. Как будто жизнь — это детская игра в мяч, гд все можно начать заново. Но именно так обстоит дело спортсменов. Все, ради чего я жил с детства, чего я добивало всей силой воли и чего добился,— все кончилось, оборвалос в одно мгновение, как отрезали.
И все же, я бы не сказал, что для меня время ухода и спорта было трагическим. Я знаю спортсменов, для которых oi ход от спорта — конец всего, во имя чего стоило жить. Эт только на первый взгляд парадоксально, что люди, столь яви превосходившие своих соперников в спорте, усилием воли не буждавшие себя к немыслимому, начиная новую жизнь, ока зываются по-детски беспомощными и бессильными. Впрочез таких людей можно найти и среди представителей других oi ластей деятельности, когда перед ними вдруг встает необх димость начинать новую жизнь. Очень важно еще и то, ч: спортсмены, привыкшие жить в простом, с ясными и бесхи ростными правилами мире спорта, выходя из игры, часто i могут сразу приспособиться к новым реалиям жизни. Есть такие, которые стараются обменять завоеванные славу и лавр] пока те еще не увяли, на почетную, но скучную должност: чтобы затем, как стареющая красавица, до конца жизни прт нимать все более сомнительные комплименты. Обе эти возмоя ности настораживали. Мне давно стало ясно, что я хочу своей послеспортивной жизни. Я стал тренером.
Вы спросите, не повис ли я на какое-то время в воздух* не потерял ли вдруг почву под ногами? Нет, я — человек кон кретный. Хотя во сне и продолжал поднимать штангу и буд поднимать ее, вероятно, до последнего дня, хотя и думаю наблюдая за соревнованиями, что вес, который сейчас поднимают, мог бы поднять и я. Но я отдаю себе отчет в том что навсегда прошло и что еще может быть. Я хотел cboi новую работу делать так же, как делал старую — настольк хорошо, насколько в состоянии. Тем более что еще в сборноз 226
почувствовал в себе и умение передавать узнанное, изученное, накопленное более молодым, у которых, как я думал, тоже есть желание добраться до самых вершин. (Теперь я понимаю, что таких немного.)
Что я мог передать? То, чему научился за время пребывания в большом спорте? Умение побеждать и устанавливать рекорды? Не только. И очень хочу сказать, что в первую очередь именно не это, хотя формально кажется, что в этом-то как раз и заключается основная задача тренера. Если бы со-' держанием жизни спортсмена были только «феноменальные рекорды», непрестанное «покорение железа», не имело бы смысла так жить. В конце концов, башенный кран всегда поднимет больше, чем человек. Пусть тогда краны соревнуются, наш кран против финского — кто победит? Но это неинтересно, этого никто смотреть не захочет. Даже во время кольцевых гонок на автомобилях, в этом соревновании фирменной супертехники, людей интересует первым делом, кто победит — Лауда или Фиттипальди? Кто станет человеком, сумевшим найти правильный кончик в мешанине навыков, способностей, сомнений, надежд, устремленности и неуверенности, возможностей и слабостей, кто заставит свою нить плавно сматываться в клубок. Именно умению мотать свой клубок должен учить тренер.
Конечно, я анализировал каждую свою тренировку — ага, здесь сделал правильно, здесь совершенно неправильно, надо будет на следующем занятии исправить,— думал много, старался найти новые пути и возможности. Наверное, кое-что находил, иначе не удалось бы опередить остальных. Многие рядом пытались брать на авось, как бог на душу положит, бессмысленно гробили себя. Сильные, по физическим задаткам намного превосходившие меня парни. Но какие у меня были основания утверждать, что мои тренировки единственно правильные? Я и не мог этого утверждать! То, что я тренировался сравнительно правильнее, подтверждалось результатами, но быть может, тренируясь другим или третьим образом, я бы Добился еще большего? Во всяком случае, сегодня многое я понимаю совсем иначе и, думаю, правильнее, чем прежде.
К сожалению, в спорте мудрость приходит слишком поздно^ а может быть, и не только в спорте. Вы спросимте, почему же я тогда не испробовал другие возможности? Да, я установив более 40 мировых рекордов, но мне было бы гораздо приятнее^ если бы я мог сказать, что обогатил тяжелую атлетику 40 н выми упражнениями, методами, открытиями. Но у меня хватало времени на риск^^цд резкие смены направления, капитальные эксперименты. Я был как лошадь, тянущая
в гору: где там остановиться или подумать, когда рядом тобой, кряхтя, тянут свой воз тебе подобные. Знай тащи, чтоб хоть на полшага быть впереди. Но вот вы достигли того, че: никто до вас еще не добивался. Значит, вы нашли лучпп путь, самый правильный из возможных. Большой спорт -это доказательство своей правоты. Мне чрезвычайно жал что непрестанная необходимость везти, потихоньку корректи руя себя в процессе езды, и невозможность свернуть на не.
вероятно интересные соседние пути оставила так мало воз? можностей для поисков и находок — как это сформулирс вать? — самой верной истины в тяжелой атлетике. Коротка; жизнь в спорте позади, и я уже никогда не смогу лать. Жаль, очень жаль упущенных возможностей!
На что способен человек? Извечный вопрос.
взошедшему на вершину, его задают снова и снова
вере, что он-то лучше других сможет на него ответить, по тому что с вершины дальше видно. С вершины действительна
этого еде*
Человеку, в наивноз
видно дальше, но отодвигается и линия горизонта, за котороз начинается неизвестность. Он может лишь сказать, что человек способен значительно дальше отодвинуть те конкретные ру: бежи, которые пугают стороннего наблюдателя.
Человек может многое, почти все. Не может он тольк< одного — поспеть за своей все удаляющейся мечтой. Потому и в минуты самого большого триумфа он не испытывает полного счастья. Уверенность в том, что способен на большее^ портит самые прекрасные мгновения. Любая победа — это покой лишь на миг. Ни один рекорд не окончателен, он — только проявление проделанной работы, уже набранных на? тренировках килограммов. Перед глазами стоят уже совсез^
Другие килограммы, которые мог бы набрать, если бы был Дворовым и мог беспрепятственно тренироваться. И они не дают тебе покоя. Так что рано или поздно ты приходишь к травме... Может быть, эти травмы уберегают нас от перенапряжения, служат предохранительным клапаном, потому что иной раз думаешь: ведь человек — единственный представитель животного мира, готовый сам, по внутреннему побуждению, замучить себя работой. Так что чувства, вызываемые победой, у спортсмена несколько отличны от тех, которые обычно представляют себе.
Поражение... С осени 1966 г. и до конца своей карьеры я проигрывал считанные разы, одно поражение принесло мне серебряную олимпийскую медаль. Я ненавидел поражения, потому, наверное, их и было не так много. Конечно, проигравший может быть вторым, а может быть последним, кто-то всегда бывает последним. Но последнее место должно жечь, у оставшегося последним не может быть оправданий, он должен тренироваться, тренироваться, тренироваться. Его поражение искупит только труд.
Мое мерило оценки человека — труд. Труд как потребность и внутренняя необходимость. Рядом со всякого рода болтунами, недотепами и неудачниками зрелище решительного и деятельного человека доставляет истинное наслаждение. Я не понимаю рассуждений типа: стоит ли так уж стараться, если старание это пе приносит дохода, а только хлопоты. Но если даже кажется, что желание пе помогает, что усилия пропадают, просачиваясь, как вода в песок, если лавиной обрушиваются неблагоприятные обстоятельства,— все равно нужно стремиться сделать то, па что способен. Удастся или нет — это уже другой вопрос. Но я убежден, что жизнь дана нам не для того, чтобы топтаться на месте, чтобы проматывать ее, растрачивать на болтовню и пустяки. В жизни есть только две возможности: первая — просидеть в сторонке, рассуждая, сколько всего можно было бы сделать, и вторая — что-то сделать. Для меня жизнь означала нацеленность на дело.
Я пе отношусь к числу людей, считающих, что жизнь должна заключаться только в тяжелейшей работе. Может быть,
по моему рассказу кому-то покажется, что спортом люди за маются из одного лишь мазохистского удовольствия муч самих себя. Разумеется, это не так. Я считаю, что категор ное и искусственное воздержание от радостей жизни моз принести спортсмену только вред. Известно, как тяжела тре ровка мастера, и, если еще после нее ты ходишь с лицом ст дальца, нося тренировку все время в себе, это никуда не дится. Без хорошего настроения обойтись невозможно.
Я рассказал вам свою историю.
Время покажет, приносит ли свойственное человеку : лание самому исповедаться в пережитом, не доверяя этого сужим сплетням, облегчение, помогает ли сбросить с плеч г прожитого.
Я должен еще добавить, что не имел ни малейшего на рения своим рассказом кого-нибудь учить, что-то оправдывз еще меньше — что-то приукрашивать. Но если за многие г( о тебе написано немало всякого, а оценки сделанного то! порой диаметрально противоположны, то ты уже не в си сдерживать копившийся по каплям протест и хочешь расе зать все, как было на самом деле. Сумеешь ли ты убедить тателей или нет? Да и не это главное.
В поисках наиболее существенного, о чем необходимо с зать, я взял дневники тренировок, полистал их, заполнен! скучными голыми цифрами. И вдруг они ожили. Складыва из отдельных кадров минувшее неожиданно четко предст перед моими глазами. Вспомнилось и важное, и малозначите ное — фрагменты тренировок и соревнований, сомнения, пои и переживания, мелкие детали, хотя такими ли мелкими < были, если сыграли свою роль в твоей жизни. Да и может быть иначе там, где человек стремится к вершине? Я увер что любой настоящий писатель помнит поиск и находку к; дой фразы, а может, и слова, прежде чем они запечатлел на бумаге. Как в тайниках памяти сельского кузнеца храв ся каждый лемех, который его руками проведен через огнен горнило, между молотом и наковальней.
Мне было бы трудно рассказать свою историю будучи ( спортсменом или сразу же после ухода из спорта. Во вся!
МЁмучае, невозможно было бы рассказать ее так. Большим спорт-^И^^янам любят задавать глубокомысленные вопросы, ожидая умных ответов. Напрасно. Обычно спортсмен отвечает скучно SBf в конкретно. Самое важное он высветил своими делами — за-чем же еще слова?
У человека, занятого повседневным трудом, не хватает вре-ж" мени для глубоких обобщений и серьезных выводов. Время |||| обобщений наступает тогда, когда деятельность прекращается, нЯ1- а на минувшее смотришь другими глазами — со стороны. Ви-*. дишь, что было и что могло быть, что было настоящим, а что — заблуждением, кем ты был и кто ты есть.
Скажу честно, тепло становится па душе, когда, встречаясь ; с людьми, убеждаешься, что сделанное тобой когда-то еще и сегодня для них важно. На встречах замечаешь и другое — рабочий человек лучше других понимает, сколько пришлось тебе поработать для достижения успеха. Слышишь добрые слова, а в них уверенность, что, мол, такому человеку теперь все
двери открыты. И каждый раз, слушая это, я со стыдом думаю:
дорогие мои, после того как я выпустил штангу из рук, многие двери захлопнулись мгновенно, да еще с грохотом... Я не рассказываю им, как через год после того, как больной человек, бросивший, наконец, бесплодные попытки попасть на третью в своей жизни Олимпиаду в качестве спортсмена, попросил
спортивных руководителей послать его в Монреаль в качестве туриста. Поехать мне так и не удалось. Правда, па Олимпиаде 1980 г. повезло больше, я получил билет на трибуну Таллинского парусного центра в Пирита, где в заливе проходили олимпийские парусные гонки. Это было поистине везением, потому
что двукратный призер Олимпийских игр в спортивной ходьбе Бруно Юнк билета не получил.
Никому и в голову не пришло, что на вместительных трибунах олимпийского Дворца спорта вполне поместилось бы несколько десятков советских спортсменов — бывших олимпийских чемпионов по штанге, чтобы они могли посмотреть на соревнования в своем виде спорта. Ничто не оскорбляет больше, чем забвение. Так и получается, что уважение народа может с°храняться долго, быть трогательным и сильным, но рука ка-
кого-нибудь начальствующего чиновника оказывается сильн Что совершенно не означает, будто эта самая рука в след] щий момент не поманит этого же самого медалиста, стрях с него, по выражнеию Юнка, пыль, обвешает медалями и шлет в качестве памятника на площадь — стой и вдохновл И поставит галочку о выполненном воспитательном меропр тии. Но такая простая вещь — я об этом уже писал, одн нелишне будет и на страницах книги напомнить — предлож: живущим среди пас эстонским олимпийцам, всего нескольк десяткам человек, пожизненные почетные пропуска на все п] водимые в республике спортивные мероприятия, чиновнв от спорта и в голову не приходит. Ведь если на словах оли пийцы занимают «почетное место», то почему бы им на эт< почетном месте не сидеть?
Нет, спортивная знаменитость вовсе не хочет, чтобы ее дальнейшей жизни берегли или любили больше, чем кого-н будь другого. Как правило, достаточно самого нормально; человеческого отношения. Да что говорить обо мне, если в а; тосервисе я стоял рядом с академиком, не знавшим, бедняг как быть и что делать, потому что среди огромного числа работников не нашлось никого, кто бы потрудился его выслушать не стоя боком и не роняя ему в ответ несколько слов с таки» видом, будто оказывает благодеяние. Смотришь на таких на глецов, стоящих перед этим уважаемым человеком, и думаешь: что-то очень важное сместилось, и, по всей видимости, для не* которых людей труд и пот перестали быть в жизни мерилом всего.
Потому и считаю, что большого спортсмена должно сопровождать меньше шумихи и больше делового, доброго отношениям Но если мы без этого не можем, если признаем совершенное^ спортсменом столь важным и нужным, то могли и должны! были бы больше думать и о его буднях, о том, что и он ну-ждается в отдыхе от лязга железа и пропотевших маек, что, может, это железо и майки — пе единственная его радость в жизни. Свои клубы, например, есть у художников, писателей,| журналистов, любителей бальных танцев, владельцев старых автомобилей и филателистов. Но есть ли в Таллине или Тарту 232
Вместо, где Хейно Пуусте мог бы встретиться с Вильяром Ло-ором или Ааво Пиккуус с Яаком Уудмяэ, бегун с баскетболи-
ж! стом, пловец с лыжником? Лично я незнаком со многими се- годняшпими большими мастерами, а интересно было бы по-
* знакомиться, поговорить. Но где то место, куда бы мог пойти * ’ я, чтобы пе вдыхать табачный дым и не заказывать для оправ-Л дания своего пребывания здесь горячительное, где мог бы с г представителем другого вида спорта поговорить о делах, инте-. ресующих нас обоих, поспрашивать, как он тренируется, что слышно нового в методике, кое-что намотать на ус, сыграть с ним партию в шахматы или на биллиарде? Где этот клуб для спортсменов, куда бы я мог пойти с освободившейся на вечер от детей и важного дела — заботы о большом спортсмене — . ч супругой, наверняка нашедшей бы общие темы для разговора с женами других спортсменов? С теми самыми дорогими для нас женами, которых почти всегда забывают приглашать на торжественные встречи и вечера чествований их супругов. О жепах редко вспоминают в звездные для спортсменов часы, хотя опи — самые близкие для них люди, не требуя льгот и привилегий, из одной любви, ценой отказа от многого приближали в меру сил этот звездный час. Наконец, где то место, куда бы могли прийти молодые начинающие спортсмены, чтобы воочию увидеть своих кумиров, послушать их, порасспрашивать, почувствовать себя членами одной с большими мастерами семьи?
Такого места нет. Почему до сих пор никому не пришло в голову, что такое место должно быть. И остается спортсмену (его супруга не обязана тоже быть аскетом) брать свою любимую под руку и вести ее развлекаться в общественное заведение типа «Кянну кукка», «Лисьей норы» или «Шверина» (ре- = сторапы и бары Таллина.— Прим. пер.). Будучи человеком нормальным, я должен думать и о близком человеке.
Каков подлинный спортсмен? На мой взгляд, это человек, который не бросает своего дела несмотря ни на что, который Жертвует во имя своей любви к спорту чем угодно, не отступает ни перед какими трудностями, который стремится в первую очередь к тому, что моль не ест и ржавчина пе портит. Молодому человеку спорт — а это движение — приносит физи
ческое удовлетворение. Моральное удовлетворение дают соревн вания и победы в них. Растет молодой человек, растут и ei цели, нагрузки, возможности. Он вступает на путь, которь ведет в большой спорт. И несмотря на то что нагрузки стан вятся очень тяжелыми, даже сверхтяжелыми, или именно по тому, достижение каждой цели приносит все большее удовле ворение, придает смысл твоей деятельности. На. предыдущ! страницах я, быть может, слишком мало говорил о тех мин тах радости, которые помогали идти по выбранному пути. J. и как их описать? Чтобы их до конца понять, надо пережи' все это самому. Журналисты больше пишут о парадной ст роне, сами мы больше говорим о буднях. Так ведь праздник» в году не так много: несколько соревнований, несколько ] редкость удачных тренировок, а остальное — будние дни, ка; дый из которых в чем-то несовершенен, в чем-то неудачен. О ромные, изнуряющие нагрузки, травмы, боль (Кангаснием: «У меня во время подъема штанги нередко кровь проступал под глазами сквозь кожу»), трепка нервов, отрыв от дома, не обходимость ограничивать себя во многом, бытовые неуряди цы — это менее известная сторона большого спорта. Трудно;
f * Да, нелегко. Но где сказано, что жизнь должна быть легкой;
(j Не должна. Тяжесть переживаний обостряет вкус радости, вое
[ I хождению на вершину особый вкус придает то, что еще толь
* ‘ ко вчера ты был у ее подножия. Это была моя жизнь. Tenepi
она медленно удаляется от меня в прошлое.
i Я начал другую жизнь. После ряда лет тренерской работь
; ’ понял, она не дает мне таких же возможностей самопроявления
? । как прежние занятия спортом. Мысленно я уже много раз сла-
гал с себя тренерские обязанности, мучил себя сомнениями
1 а может быть, мой труд не приносит плоды потому, что я просто беспомощен или же мне недостает терпения дождаться пока плоды созреют. Удовлетвориться существующим, работат]* в пределах возможного я не могу. Именно с этим никак не хо чет мириться душа, как раз это и мучает каждый вечер, дава] зпать, что что-то главное пошло пе туда и не так.
Я с малолетства привык к работе и не боюсь ее. Но в от-?1 личие от жизни в спорте в новой жизни не все зависит от тебя?
самого. Организационные беды и недостатки, которые подмечал будучи спортсменом, остались теми же, по теперь они имеют для тебя гораздо большее значение, чем тогда. Часто спрашивают: где твои преемники? Коротко ответить не могу, пространно — не успею я перечислить все причины — собеседник не станет так долго слушать. И не буду я объяснять, что у нас в республике до последнего времени не было современных тяжелоатлетических залов, что количество занимающихся штангой уменьшается, что меньше остается тренеров-энтузиастов, что в республиканском спорткомитете ответственные за развитие тяжелоатлетического спорта меняются слишком часто, а то и вообще отсутствуют, что федерация пока работает плохо, что ведомственные интересы спортобществ идут вразрез с общими интересами, что спорт нельзя рассматривать в отрыве от остальной жизни, в которой полно лени и разгильдяйства. Что нет главного — желания что-то сделать для тяжелой атлетики в Эстонии.
Во все времена в Эстонии были сильные люди, назло всем обстоятельствам появлялись замечательные тяжелоатлеты. Наверняка и в будущем найдется энтузиаст, который несмотря ни на что, сам проложит себе путь к вершине. Но зачем тогда существуют тренеры, должностные лица, спортивные организации, зачем тогда и я если все мы вместе не можем того, на что способна слепая игра природы, поселяющая в какой-то детской душе воспламеняющую устремленность? Это еще печальнее, когда знаешь: при единодушии и доброй воле мы смогли бы и сумели вырастить не одного победителя.
Как хотелось бы, чтобы штангисты могли приходить в Удобные, хорошо оборудованные спортзалы, чтобы эти залы были полны вдохновенно тренирующейся молодежи, которая виДела бы рядом с собой энтузиастов-помощников! Чтобы и моя собственная работа дала плоды, приносящие новую славу стране, способной рождать богатырей.
Хотелось бы...
МИРОВЫЕ РЕКОРДЫ, УСТАНОВЛЕННЫЕ ЯАНОМ ТАЛЬТСОМ
Полутяжелый вес (до 90 кг)
490 троеборье
193 толчок
497,5 троеборье
151 рывок
193,5 толчок
500 троеборье
502,5 троеборье
194 толчок
195 толчок
153 рывок
195,5 толчок
505 троеборье
510 троеборье
153,5 рывок
512,5 троеборье
196 толчок
197,5 толчок
9.04.1967
15.06.1967
15.06.1967
1.08.1967
1.08.1967
1.08.1967
1.08.1967
22.10.1967
25.02.1968
6.04.1968
6.04.1968
6.04.1968
6.04.1968
18.05.1968
24.06.1968
31.08.1968
18.10.1968
Тбилиси J София София Москва Москва Москва Москва Мехико Мехико Дубна Дубна Дубна Дубна Луганск Ленинград;
Дубна 1 Мехико
Первый тяжелый вес (до 110 кг)
190 жим
212,5 толчок
195,5 жим
550 троеборье
196 жим
215 толчок
562,5 троеборье
197,5 жим
200 жим
565 троеборье
201 жим
201,5 жим
9.08.1969 Цинновиц
27.09.1969 Варшава
17.05.1970 Таллин
17.05.1970 Таллин
29.05.1970 Варна
27.06.1970 Сомбатхей
27.06.1970 Сомбатхей
7.08.1970 Берген
19.09.1970 Колумбус
19.09.1970 Колумбус
27.12.1970 Ильматсал
16.01.1971 Таллин
203 206 216,5 217,5 570 582,5 585 218 207,5 220 587,5
211 222,5
жим жим толчок толчок троеборье троеборье троеборье толчок
жим
толчок троеборье жим
толчок
14.02.1971
8.08.1971
8.08.1971
8.08.1971
8.08.1971
8.08.1971
8.08.1971
19.03.1972
14.04.1972
14.04.1972
14.04.1972
20.05.1972
20.05.1972
Париж^
Таллин Таллин
Таллин Таллин
Таллин Таллин
Иматра Таллин
Таллин Таллин Констанца Констанца
ИТОГИ ВЫСТУПЛЕНИЙ ЯАНА ТАЛЪТСА НА КРУПНЕЙШИХ ТУРНИРАХ
Олимпийские игры
Мехико 1968
Мюнхен 1972
— серебряная медаль (в полутяжелом весе 507,5) — золотая медаль (в первом тяжелом весе 580)
Чемпионаты мира
Берлин 1966
Мехико 1968
Варшава 1969
Колумбус 1970
Мюнхен 1972
— без результата
— серебряная медаль (в полутяжелом весе 507,5) — золотая медаль (в первом тяжелом весе 547,5) — золотая медаль (в первом тяжелом весе 565) — золотая медаль (в первом тяжелом весе 580)
Чемпионаты Европы
— без результата '
— золотая медаль (в полутяжелом весе 512,.
— золотая медаль (в первом тяжелом весе 5-— золотая медаль (в первом тяжелом весе 51
Берлин 1966
Ленинград 1968
Варшава 1969
^амоатхей 1970 — зилитам медаль псрпим штслим весе о
онстанца 1972 — золотая медаль (в первом тяжелом весе 5