ТЫ  шап
гоко
кпего
Кеппейу
 Ьу  Уапсе  ВоипЦаПу
 Уогк  1967
ТНе  0!а1  Ргеаз

Вэнс  Бурджейли  ЧвЛОввК,
 который
 знал
 Кеннеди
 перевод  о  английского
Е.  Калашниковой  и  М.  Лорне
 Издательство
«Прогресс»
Москва-1972

Предисловие  А.  Николюкина
 7-3-4
 Ж72

КУДА  ИДЕТ  АМЕРИКА
ИЛИ  ВОПРОС  БЕЗ  ОТВЕТА
 В  Вашингтоне  туристам  показывают  дом,  где  был  убит
президент  Линкольн,  в  Далласе  —  улицу,  где  нал  от  пуль
президент  Кепнеди.  Убийство  Линкольна  давно  вошло  в
школьные  учебники.  Со  дня  убийства  Кеннеди  не  прошло
и  десяти  лет.  В  Америке  никого  не  удивит  встреча  с  чело¬
веком,  который  был  знаком  с  Кеннеди.  Так  или  иначе  с  ним
были  знакомы  все  герои  романа  Вэнса  Бурджейли  «Чело¬
век,  который  знал  Кеннеди»  (1967).  Все,  кроме  самого
рассказчика  Барни  Джеймса,  управляющего  деревообде¬
лочного  завода  в  Коннектикуте,  хотя,  пожалуй,  для  него
президент  значил  больше,  чем  для  кого-либо  из  всей  ком¬
пании,  которая  совершает  увеселительный  круиз  вдоль
Атлантического  побережья  Соединенных  Штатов.
 В  Америке  создана  обширная  литература,  посвященная
убийству  Кеннеди.  Здесь  и  журналистские  репортажи,  и
труды  социально-философского  характера,  и  документаль¬
ная  проза,  и  просто  романы,  где  убийство  президента  ста¬
новится  символом  современного  общества  насилия,  траге¬
дией  страны,  которая  именует  себя  «обществом  благодеп-
ствия»,  оборачивающегося  на  деле  благоденствием  для
политических  убийц  и  их  хозяев  —  военно-промышленно¬
го  комплекса.
 Америка  —  страшная  страна.  Вот  вывод;  который  чи¬
татель  не  преминет  сделать  из  книги  Бурджейли,  такой,
казалось  бы,  «улыбчатой»,  посвященной  всего  лишь  тому,
как  проводят  свое  свободное  время  представители  «выс¬
ших  средних  классов»  —  так  называются  в  Америке  пре¬
успевающие  бизнесмены  средней  руки.  Двое  молодых  лю¬
 5

дей,  вернувшись  из  армии  после  окончания  второй  миро¬
вой  войны,  отправляются  в  увеселительную  прогулку  на
шлюпе  «Дружба»,  прихватив  с  собой  по  дороге  двух  оча¬
ровательных  девиц-близнецов.  Почти  два  десятилетия
спустя  молодые  люди,  теперь  уже  занятые  бизнесмены,
решают  устроить  себе  каникулы  —  зафрахтовать  яхту  для
осеннего  плавания  в  тропических  водах  и  отправиться  в
морское  путешествие,  на  этот  раз  со  своими  женами.
К  тому  же  есть  и  отличный  повод.  Один  из  них  —  Дэйв
Доримус  —  вторично  женился  и  хочет  провести  свой  медо¬
вый  месяц  на  яхте  вместе  с  Барни  Джеймсом  и  его  женой
Эллен.
 И  вдруг  среди  этого  благоденствия  возникает  какой-то
далекий,  но  страшный  призрак,  который  наводит  на  вас
оцепеняющий  ужас.  Как  будто  дальние  раскаты  грома,  но
герои  уже  знают,  что  молния  ударит  и  в  их  дом.  Цепная
реакция  убийств.  Насилие  порождает  насилие.  Так,  убий¬
ство  Кеннеди  каким-то  далеким,  весьма  опосредованным
образом  оказывается  связанным  со  смертью  «человека,
который  знал  Кеннеди»,—  Дэйва  Доримуса,  может  быть
одного  из  самых  человечных  героев  романа,  гибнущего
именно  из-за  этой  своей  человечности,  решительно  проти¬
вопоказанной  «обществу  благоденствия».
 Трагическая  весть  застает  Барни  и  его  жену  Эллен  в
самолете,  когда  они  летят  к  одному  из  островов  Кариб-
ского  моря,  чтобы  принять  участие  в  предложенной  Дэй¬
вом  морской  прогулке.  Смерть  молодого  президента  по¬
трясла  их  своей  неожиданностью,  вызвала  естественную
человеческую  реакцию.  Но  еще  больше  сразила  она  их
тем,  что  подорвала  веру  в  себя.  «Самое  главное  из  того,
что  мы  имеем  и  чем  живем,—  это  та  оценка,  которую  че¬
ловек  дает  самому  себе»,—  говорит  Барни.  Кеннеди  был
необходимой  частью  той  оценки,  которую  люди  круга
Барни,  изображенные  в  романе  Бурджейли,  давали  себе
и  всей  Америке.  Кеннеди  воплощал  для  них  то,  чего  им
недоставало  в  Америке,  был  своего  рода  гарантом  ее  доб¬
ропорядочности.  Поэтому  убийство  его  перевернуло  все  их
представления.  «Что  же  мы  за  люди  такие?»—спраши¬
вают  они  себя  после  убийства  Кеннеди.
 Герои  романа  Бурджейли  —  люди  достаточно  обеспе¬
ченные,  чтобы  зафрахтовать  яхту  для  морской  поездки,
хотя  и  недостаточно  богатые,  чтобы  иметь  свою  яхту  но¬
вейшего  образца.  Очевидно,  Америка  представляется  им
 6

лучшей  страной,  а  они  сами  —  достойнейшими  людьми,
солидными  и  добропорядочными,  хотя  и  слегка  стеснен¬
ными  в  средствах.
 Положение  человека  в  Америке  определяется  день¬
гами,  и  только  деньгами.  Образование,  культура,  деловые
и  личные  связи  —  все  это  лишь  производное  от  денег.
Престиж  в  обществе  или  его  отсутствие  тоже  определяет¬
ся  деньгами:  где  вы  живете,  где  делаете  закупки,  на  ка¬
кой  машине  ездите.  Деньги  —  все,  человек  —  ничто.  Есди
вы  попробуете  заговорить  об  этом  с  американцем,  он  вас
просто  не  поймет.  А  как  же  иначе?—  удивится  он.  Это  все
равно  что  ставить  под  сомнение  то,  что  люди  дышат  воз¬
духом.  Иначе  не  бывает.
 Герои  романа  Бурджейли,  даже  самые  привлекатель¬
ные,  симпатичные  из  них,  как  Дэйв  и  Барни,  живут  лишь
ради  одного.  Ради  денег,  скажете  вы.  Зачем  же  так  грубо!
У  них  чувства  и  стремления,  они  представители  «эры
Кеннеди»,  у  них  есть  идеалы,  правда,  идеалы  бизнесме¬
нов.  «Что  ты  больше  всего  любишь,  Дэйв?»  —  спрашивает
Барни  друга.  «Люблю  такие  деньки,  чтобы  вмещали  по
пятнадцать  коллизий.  Домашних,  деловых,  личных.  Пят¬
надцать  человек  и  пятнадцать  ситуаций,  совершенно  раз¬
ных.  И  проверять,  сколько  раз  я  могу  переключиться,  бы¬
стро  что-то  сообразить,  успокоить  человека  и  ликвидиро-
вать  коллизию...  Мне  это  помогает  сохранять  форму»♦
И  Барни  тут  же  припоминает  одну  из  таких  коллизий*
Это  дело  о  расширении  его  деревообрабатывающего  про¬
изводства,  о  привлечении  дополнительных  средств  и,  еле*
довательно,  повышении  прибылей  владельцев  предприя¬
тия.  Кипучая  энергия  Дэйва  выливается  во  вполне  кон¬
кретные  результаты,  выражающиеся,  как  говорит  Барни
«с  цифрами  и  документами  в  руках»,  в  точных  величи¬
нах,  измеряемых  при  помощи  американских  долларов.
 Еще  в  далекую  эпоху  первопроходцев  Американского
континента,  в  героическую  эпоху  американской  револю¬
ции,  зародилась  мечта  об  особом  пути,  уготованном  богом
Америке.  Этот  миф  о  том,  что  американский  общественный
строй,  лишенный  старых  европейских  пороков,  принесет
всем  американцам  изобилие,  свободу  и  полнокровную
жизнь,  что  он  покажет  пример,  которому  будет  следовать
весь  остальной  мир,  в  течение  многих  лет  упорно  поддер¬
живался  идеологами  американского  капитализма.  Неко¬
торые  историки  и  литературоведы  в  США  видят  в  про¬
 I

сдавлении  идеальпого  американского  общества,  в  так  на¬
зываемой  «американской  мечте»  основу  национальной
традиции  в  культуре  и  литературе.  Они  полагают,  что
идеи  и  чувства,  которые  породила  «американская  мечта»,
определили  собой  форму  и  содержание  всей  американской
литературы  от  войны  за  независимость  до  наших  дней.
Обращались  к  этой  проблеме  и  американские  писатели,
хотя  скорее  в  плане  саркастическом,  чем  апологетиче¬
ском.  Эдвард  Олби  создал  пьесу  «Американская  мечта»,
Норман  Мейлер  —  роман  того  же  названия.
 Если  в  прошлом  веке  «американская  мечта»  еще  имела
какие-то  социально-исторические  основания,  хотя  наибо¬
лее  прозорливые  умы  видели  ее  иллюзорность  уже  тогда,
то  в  нашу  эпоху  реакционно-утопическая  сущность  этой
идеи  стала  очевидна.  Однако  число  проповедников  «аме¬
риканской  мечты»  ныне  не  только  не  уменьшилось,  но,
напротив,  скорее  увеличилось.  Вкладывая  в  это  абстракт¬
ное  понятие  самые  произвольные  представления,  они  ис¬
пользуют  американский  миф  в  политических  и  пропаган¬
дистских  целях.
 Особую  роль  в  развитии  «американской  мечты»  сыг¬
рали  президенты  США.  И  не  столько  они  сами,  сколько
те  мифы,  которые  создавались  вокруг  их  деяний  благо¬
даря  средствам  массовой  информации  нашего  времени.
Неосуществленной  «американской  мечтой»  был  и  прези¬
дент  Кеннеди,  трагическая  гибель  которого  поставила  его
на  пьедестал  национального  величия.  Он  выражал  чаяния
Америки  довольства  и  достатка,  тех  «высших  средних
классов»,  изображенных  в  романе  Бурджейли,  которые
оставались  равнодушными  к  движению  социального  про¬
теста  черных  и  не  возмущались  войпой  во  Вьетнаме.  Аме¬
рика  благоденствия  скорбит  о  его  гибели  и  любовно  вос¬
создаёт  миф  о  великом  правителе,  который  вел  страну  по
верному  пути,  но  пал  от  руки  негодяя,  фанатика-одиноч-
ки.  Что  же  касается  «карибского  кризиса»,  поставившего
мир  на  грань  новой  войны,  он  не  в  счет:  герои  романа  го¬
ворят  о  нем,  лишь  когда  береговая  охрана  проверяет
яхту  —  нет  ли  на  пей  кубинских  беженцев.
 Обычно  в  облике  Кеннеди  подчеркиваются  черты,  свя¬
занные  с  блеском  и  обаянием  его  личности.  Но  для  Аме¬
рики  он,  как  и  президент  Кулидж  (которого  писатель
вспоминает  в  связи  с  аналогичной  по  названию  книгой
Синклера  Льюиса  «Человек,  который  знал  Кулиджа»),
 8

был  человек  надежный.  Надежный  для  кого?  Уж,  конеч¬
но,  не  для  той  Америки,  которой  нет  на  страницах  рома¬
на  и  которая  ныне  массовыми  антивоенными  демонстра¬
циями  потрясает  спокойствие  преемников  Кеннеди  в  его
президентском  кресле.  Роман  Бурджейли  как  бы  дает
портрет  того  «молчаливого  поколения»,  которое  и  ценило
Кеннеди  особенно  за  его  надежность,  и  заявило  о  себе  в
благословенные  дни  его  президентства.
 Это  поколение  имело  свой  счет  времени.  Лето  1941  года
означало  для  них  «студенческое  лето  накануне  Пирл-Хар¬
бора»,  весна  1945  года  —смерть  Ф.  Д.  Рузвельта,  ноябрь
1963  года  —  убийство  Кеннеди.  От  могилы  Кеннеди  до
могилы  Дэйва  Доримуса  —  таковы  хронологические  рам¬
ки  книги  Бурджейли,  представляющей  собой  по  жанру  не¬
что  среднее  между  политическим,  деловым  и  психологиче¬
ским  романом  —  роман-исповедь  поколения  Кеннеди,  по¬
коления,  к  которому  принадлежит  и  сам  родившийся  в
1922  году  Вэнс  Бурджейли
 Кеннеди  был  обречен  —  об  этом  писали  многие,  прав¬
да  уже  после  его  смерти.  «Славный,  но  обреченный  род»,—
говорит  о  нем  Дэйв.  Обречен  на  гибель  и  «человек,  ко¬
торый  знал  Кеннеди»,—Дэйв  Доримус.  Писатель  дает  это
почувствовать  с  первых  глав:  в  преддверии  рассказа  о
лучшем  времени  жизни  Барни  и  Дэйва  —  лете  сорок  пя¬
того  года,  когда  они  плавали  на  шлюпе  «Дружба»  с  де-
вушками-близнецами,  говорится,  что  Барни  был  затем
шафером  на  первой  свадьбе  Дэйва  и  шел  за  его  гробом  о
его  второй  женой.
 Писатель  не  может  понять  и  объяснить  причины  ги¬
бели  Кеннеди  и  Дэйва,  но  в  том,  что  причины  эти  сход¬
ны,  у  него  нет  сомнения.  И  тогда  возникает  своеобразная
философия  человеческой  судьбы,  зависящей  от  случайных
превратностей  жизни.  Стоя  на  Арлингтонском  кладбище  у
вечного  огня  на  могиле  Кеннеди,  Барни  думал  о  нем,  а
затем  стал  думать  о  Дэйве,  который  лежал  где-то  непо¬
 *  В.  Бурджейли  —  представитель  послевоенного  поколения
американских  писателей,  воспринявшего  некоторые  уроки  Хемин¬
гуэя.  Его  первая  книга,  «Конец  моей  жизни»,  построенная  на  ма¬
териале  второй  мировой  войны,  увидела  свет  в  1947  г.  «Человек,
который  в&ал  Кеннеди»  (1967)  —  его  четвертый  по  счету  роман.
Для  всего  творчества  Бурджейли,  включая  его  недавний  роман
«Брилл  среди  развалин»  (1970),  изображающий  жизнь  американ¬
ского  бизнесмена,  характерен  устойчивый  интерес  к  социальной
проблематике.
 9

далеку,  отмеченный  одним  из  бесчисленных  и  одинаковых,
как  близнецы,  белых  крестов.  «Можно  быть  самым  бога¬
тым,  самым  красивым,  наделенным  самой  большой  вла¬
стью.  Можно  быть  остроумным,  обаятельным,  женатым  на
очаровательной  женщине,  по  которой  равняется  мода.
Быть  сыном  крепкого,  сильного  человека,  ийеть  когорту
могучих  братьев,  быть  отцом  прелестных  детей,  другом  и
покровителем  мудрейшего  поэта,  счастливчиком,  десять
раз  обманывавшим  смерть.  Быть  самым  молодым  народ¬
ным  избранником  в  своей  стране,  в  целом  мире...  А  нич¬
тожный,  взвинченный  человек,  снайпер  из  ярмарочного
тира,  как  в  бреду,  подберется  с  винтовкой  к  окошку  —и
если  палец,  послушный  воспаленному  воображению,  на¬
жмет  на  реальный  спуск,  тебе  конец».
 Эти  мысли  Барни  о  «ничтожном  и  взвинченном  чело¬
веке»  при  всей  их  внешней  красивости  отличаются  удиви¬
тельной  наивностью.  Вся  Америка  в  течение  ряда  лет  об¬
суждала  вопрос  о  том,  кто  был  истинным  виновником
убийства  в  Далласе,  мировая  пресса  до  сих  пор  пишет  о
том,  кто  же  через  несколько  лет  убил  в  Лос-Анджелесе
сенатора  Роберта  Кеннеди,  когда  стало  ясно,  что  у  него
есть  все  шансы  победить  на  президентских  выборах
1968  года.  А  Барни  Джеймс,  доверчивый  парень  из  Озар-
ка,  какими  полна  сегодняшняя  Америка,  даже  подумать
не  может  о  том,  что  президента  убил  кто-либо  иной,  кро¬
ме  Ли  Освальда.  Он  готов  к  этому  не  более,  чем  к  мысли
о  своей  собственной  смерти.  И  так  уверенно  рассказывает
нам  в  первой  главе  книги,  что  делал  Освальд  в  последние
минуты  перед  тем,  как  мир  узнал  об  убийстве  американ¬
ского  президента.  Впрочем,  эта  точка  зрения  широко  рас¬
пространена  в  Америке  и  нашла  свое  отражение  в  ряде
произведений,  в  частности  в  переведенной  на  русский
язык  книге  У.  Манчестера  «Убийство  президента  Кенне¬
ди»  (М.,  «Прогресс»,  1969).
 «Век  сбился  с  курса  и  искал  ориентиров»  —  это  пере¬
осмысление  гамлетовской  формулы,  характеризующее  в
романе  состояние  страны  после  убийства  президента,  как
нельзя  более  подходит  к  современным  Соединенным  Шта¬
там.  Америка  сбилась  с  курса  давно.  Не  только  до  гибели
Кеннеди,  но  еще  и  до  убийства  Линкольна,  когда  купцы
и  политиканы  делили  между  собой  плоды  американской
революции,  свершенной  фермерами  и  ремесленниками.
С  курса  сбились  и  герои  Бурджейли.  Они  блуждают  в  по¬
 10

темках  американской  демократии  и,  чтобы  не  упасть,  хва¬
таются  за  общепринятые  мнения,  услужливо  подсовывае¬
мые  буржуазной  прессой:  в  Корее  американцы  сражались
за  справедливость  и  хотели  предупредить  преступление
против  мира,  маньяк-одиночка  Ли  Освальд  убил  Кеннеди,
Америка  —  самая  свободная  страна  на  свете.
 Гипноз  причастности  к  «обществу  благоденствия»  не
покидает  Барни  даже  тогда,  когда  он  с  сыном  Губером,
как  и  миллионы  других  американцев,  увидел  по  телеви-
зору  убийство  Освальда.  «Губер  отвернулся  от  телевизо¬
ра  и  посмотрел  на  меня.  Губы  у  него  тряслись,  он  ска¬
зал:  --Папа?..—Я  протянул  к  нему  руку,  и  он  вскочил  и
бросился  мне  на  грудь,  мой  большой  одиннадцатилетний
младенец.  Локти,  колени  —  что  куда,  а  лицом  уткнулся  в
мою  шею.  Я  собрал  его  всего  и  крепко  прижал  к  себе.  Мо¬
ему  сыну  надо  было  в  этот  непонятный  для  него  миг  его
жизни  схватиться  за  что-то,  обладающее  магической  си¬
лой,  чтобы  почувствовать  себя  в  безопасности».
 Барни  не  за  что  схватиться  в  жизни,  кроме-  как  за
истертые  формулы  американской  демократии  —  общества
насилия,  скрытого  под  маской  благоденствия.  Да  и  он  вот-
вот  начнет,  казалось  бы,  прозревать,  ибо  видит,  что  для
его  друга  Дэйва  уже  наступил  такой  час,  когда  хочешь
бежать  назад,  чтобы  повернуть  время  вспять,  а  бежать
некуда  —  в  прошлое  не  убежишь.  Как  в  далеком  детстве,
когда  в  Миссури  какой-то  не  в  меру  ярый  болельщик  на
его  глазах  проломил  пивной  бутылкой  голову  судье,  в  то
время  как  Барни  делал  перебежку  от  базы  дома  к  первой
базе.  Увидев  судью,  который  только  что  удалил  с  поля
одного  из  игроков,  лежащим  на  земле  с  залитым  кровью
лицом,  Барни  так  «очумел»,  что  хотел  побежать  назад,
укрыться  на  базе  дома,  как  бы  повернуть  все  обратно.
Этот  случай  вспоминается  ему,  когда  он  сидит  растерян¬
ный  и  «очумелый»,  как  в  тот  раз,  перед  телевизором,  а
голос  диктора  говорит,  что  Ли  Освальда  только  что  убили
на  глазах  потрясенных  телезрителей.  «Что  же  мы  за  люди
такие?»  —  вновь  шепчет  наивный  парень  из  Озарка,  гото¬
вый  бежать  из  этого  рая  благоденствия,  как  бежал  герой
романа  Джона  Апдайка  «Кролик,  беги»,  как  мечтал  бе¬
жать  в  леса  и  скрываться  в  хижине  одиноким  отшельни¬
ком,  притвориться  глухонемым  и  промолчать  всю  жизнь
Холден  Колфилд  у  Сэлинджера,  как  бежали  от  американ¬
ской  цивилизации  на  Дикий  Запад  или  в  просторы  ми¬
 11

рового  океана,  в  далекое  историческое  прошлое  герои
книг  американских  писателей-романтиков.
 Барпи  Джеймс  —  еще  один  беглец  в  американской  ли¬
тературе.  Он  бежит  от  домашних  и  деловых  неурядиц  в
тропические  леса  Центральной  Америки,  а  затем,  ища  убе¬
жища  от  политических  бурь  и  убийств,  окружающих  его
в  жизни  и  преследующих  по  телевизору,  пытается  забыть¬
ся  в  морском  путешествии.  Когда  же  это  не  удается  и  уве¬
селительная  прогулка  заканчивается  на  Арлингтонском
кладбище  у  раскрытой  могилы  Дэйва,  он’  ищет  последнее
пристанище  и  успокоение  в  детях,  в  их  неведении  неист¬
ребимых  сил  зла.  Но  куда  бы  ни  бежал  новый  Кролик,
Америка  насилия  настигает  его^  идет  за  ним  по  пятам.
Потому  у  читателя  нет  ощущения,  что  роман  завершен:
еще  не  израсходован  весь  запас  зла,  еще  не  все  убиты...
 Но  существует  и  другая  сторона  вопроса,  другая  Аме¬
рика,  которая  не  устанет  бороться  со  злом  до  тех  пор,
пока  страна  находится  во  власти  пасилия,  во  власти  де¬
нег  и  погони  за  материальным  благоденствием.  Дети,  ви¬
девшие  убийство  Кеннеди  и  Освальда  и  ряд  последующих
убийств,  жертвами  которых  стали  белые  и  черные,  ныне
выросли.  Иные  из  них  сбежали  от  своих  благопристойных
родителей  и  скитаются  по  городам  Америки  как  бездом¬
ные  хиппи,  другие  встали  в  ряды  миллионной  антивоен¬
ной  демонстрации,  потрясшей  страну  весной  1971  года  так
же,  как  и  в  предыдущие  годы.  Но  мало  кто  среди  них  со¬
вершает  отдаленные  морские  круизы,  как  их  «предки^,
стремившиеся  бежать  из  этого  «безумного,  безумного,  бе¬
зумного  мира».  Не  желая  наследовать  деревообрабатыва¬
ющие  или  иные  фабрики  родителей,  они  предпочитают
становиться  хиппи,  отвергающими  современную  американ¬
скую  цивилизацию,  или  идут  в  колонны  демонстрантов,
требующих  прекращения  политики  международного  раз¬
боя  и  внутриполитического  насилия,  которая  господству¬
ет  в  США.
 Вспомним,  что  людей  поколения  Барни  воодушевляли
совсем  иные  мечты  и  стремления.  Чего  им  действительно
хотелось,  так  это  чтобы  название  завода,  управляемого
Барпи  —  «Деревянные  изделия  Гибсона»,—  звучало  в
мире  бизнеса  так  же  внушительно,  как  «Дженерал  элект¬
рик»  или  «Дженерал  моторе».  Нет,  у  детей  Барни  теперь
«совсем  другое  в  голове».  И  может  быть,  это  слова  из  по¬
пулярной  среди  нынешней  молодежи  книги  «Гражданское
 12

неповиновение»  великого  американца^Генри  Торо,  значки
с  портретом  которого  носит  на  груди  молодежь  вместе  со
значками,  призывающими'положить  конец  войне  во  Вьет-
паме.  Слова  Торо  звучат  сегодня  так  же  актуально  и  вол¬
нующе  для  молодого  поколения  борющейся  Америки,  как
и  столетие  назад,  когда  они  были  написаны:  «Как  же  над¬
лежит  человеку  в  наше  время  относиться  к  американско¬
му  правительству?  Я  отвечу,  что  он  не  может  связать  себя
с  ним,  не  навлекая  на  себя  позора.  Я  ни  на  миг  не  согла¬
сен  признать  своим  правительством  политическую  органи¬
зацию,  которая  является  правительством  угнетателей».
 Американские  рецензенты  книги  «Человек,  который
знал  Кеннеди»  говорят  о  различных  литературных  прото¬
типах  образов  романа,  сравнивая  Дэйва  с  героем  «Вели¬
кого  Гэтсби»  Ф.  Скотта  Фицджеральда,  а  кое-какие  эпи¬
зоды  морского  путешествия  —  со  страницами  романов  Хе¬
мингуэя,  однако  несомненно,  что  в  книге  Бурджейли  пре¬
жде  всего  нашли  отражение  некоторые  существенные  яв¬
ления  жиани  Америки  60-х  годов,  периода  перехода  от
краткого  президентства  Кеннеди  ко  времени  его  не  столь
популярных  «наследников».  Бурджейли  сумел  уловить
многие  примечательные  черты  жизни  современных  аме¬
риканцев,  оказавшихся  на  духовном  распутье,  в  страхе  и
оцепенении  остановившихся  перед  вопросом:  «Куда  идет
Америка?»  —  вопросом,  на  который  они  не  в  силах  дать
ответ.
 А.  Николюкин

Роман  этот  я,  само  собой  ра¬
зумеется,  посвящаю  памяти
президента  Джона  Ф.  Кеннеди,
но  памятник  это  как  бы  косвен¬
ный.  Будь  я  музыкантом,  по¬
этом  или  скульптором,  я  попы¬
тался  бы  выразить  свои  чувства
непосредственно  —  в  созвучии,
в  строфе,  в  камне.  Но  глаза  ро¬
маниста  плохо  приспособлены
к  тому,  чтобы  смотреть  на  солн¬
це.  Романист  не  столько  орел,
сколько  крот,  ему  свойственно
забираться  в  глубину,  поближе
к  корням.
 Скорее  всего  это  и  не  па¬
мятник  вовсе,  а  своего  рода
медаль.  На  лицевой  ее  стороне
историки  .  и  народная  память
уже  запечатлели  образ  нашего
покойного  президента.  Задача
романиста,  как  я  ее  понимаю,—
набросать  кое-какие  сцены  и
образы  для  оборотной  ее  сто¬
роны.
 В.  В,

Часть  первая
 ЭПИГРАФ  НАВЫВОРОТ
 Мальчишкой  я  всегда  очень  много  читал.  А  теперь  нет,
и  незачем  мне  себя  обманывать,  будто  я  не  понимаю,  от¬
чего  бы  это.  По  вечерам  у  меня  постоянно  голова  дурная
от  выпитого  перед  обедом  вермута  с  джином,  так  где  тут
заниматься  чтением.
 Правда,  не  настолько  уж  я  дурею,  чтобы  смотреть  те¬
левизор,  но  все,  что  я  делаю,  когда  вечером  остаюсь  дома,
тоже  не  требует  ясности  ума:  болтаю  с  женой  и  детьми
или  с  кем  случится,  говорю  то,  что  уже  не  раз  говорил  и
не  раз  еще  буду  говорить.  Просматриваю  газету  или  ави¬
ационный  журнал,  изучаю  каталоги  фотокиноаппаратуры
или  орнитологические  справочники,  иногда  сяду  к  роялю
(у  нас  неплохой  «Болдуин»),  поиграю  старые  джазовые
песенки,  а  то,  даже  поработаю  немпого,  если  пришлось
взять  какие-нибудь  бумаги  домой.  Работа  требует  мень¬
ше  умственного  напряжения,  чем  чтение  книг.
 А  в  школьные  свои  годы  в  Сент-Луисе  я  читал  все  ве¬
чера  напролет,  целые  собрания  сочинений  проглатывал
том  за  томом.  Книги  я  брал  в  местной  библиотеке  по  две
сразу  и  в  числе  прочих  авторов  прочел  всего  Синклера
Льюиса.
 Есть  у  него  такая  вещь  —  «Человек,  который  знал
Кулиджа».  Недавно  я  о  ней  вспомнил,  но  оказалось,  что
моя  память  не  сохранила  ничего,  кроме  заглавия.  Когда
тебе  уже  сорок,  книги,  читанные  в  четырнадцать,  все  рав¬
но  что  не  читаны  вовсе.
 Я  взял  эту  книжку  в  нашей  городской  библиотеке  —  я
теперь  живу  в  Скотс-Форте,  это  городок  в  штате  Коннек¬
 17

тикут,  к  эападу  от  Хартфорда  и  к  северу  от  Личфилда*
Судя  по  отметкам  на  форзаце,  книга  не  покидала  библио¬
течной  полки  пятнадцать  лет.  Сам  не  знаю,  почему  мне
взбрело  на  ум,  что  она  поможет  мне  разобраться  в  моем
отношении  к  Дэйву  Доримусу,  но,  когда  в  моей  памяти
вдруг  всплыло  это  заглавие,  мне  захотелось  посмотреть,
не  возникнет  ли  тут  каких-нибудь  аналогий.  Среди  моих
друзей  Дэйв  Доримус  был  человеком,  который  знал  Кен¬
неди.  Знал  более  или  менее  всю  свою  жизнь.
 Я  до  сих  пор  не  охладел  окончательно  к  Синклеру
Льюису.  «Бэббита»  и  «Эрроусмита»  могу  и  сейчас  пере¬
читывать  с  удовольствием,  в  чем  я  убедился,  когда  лежал
в  больнице  года  два  назад.  Сломал  ногу  на  лыжах,  сдуру
отважившись  на  чересчур  крутой  спуск.  Даже  «Главную
улицу»  я  бы,  пожалуй,  одолел  еще  раз.
 Но  «Человек,  который  знал  Кулиджа»  —  просто  дрян¬
ная  книжонка.  В  отличие  от  лучших  своих  вещей  Льюис
тут  в  разладе  с  самим  собой.  Герой  —  некто  Лоуэл
Шмальц,  торговец  конторским  оборудованием.  Живет  он  в
том  же  Зените,  приглашает  даже  Бэббитов  на  обед  и  вся¬
чески  восторгается  Джорджем  Бэббитом.  Но  выглядит
этот  Лоуэл  Шмальц  у  Льюиса  форменным  кретином.  Чи¬
тая  «Бэббита»  (нет,  скорей  «Додсворта»,  насколько  я  по¬
мню  Додсвортов),  я  готов  верить,  что  это  написано  о  моих
родителях  или  по  крайней  мере  об  их  друзьях.  Но  невоз¬
можно  представить  себе  людей,  которые  были  бы  в  друж¬
бе  с  Лоуэлом  Шмальцем.  И  вряд  ли  Бэббиты  удостоили
его  ответным  приглашением.  Должно  быть,  у  Синклера
Льюиса  столько  злости  накопилось  к  концу  эры  Кулиджа,
что  он  решил  ее  выместить  на  своих  читателях.
 И  все  же  локатор  Льюиса  оказался  высокой  точности
прибором.  Для  меня  очень  убедительна  характеристика,
которую  Лоуэл  Шмальц  дает  президенту:  «Может,  моя
дочка  не  назвала  бы  его  шикарным...  может,  он  не  мастер
пускать  пыль  в  глаза,  но  знаете,  что  он  такое?  Он  —  чело¬
век  НАДЕЖНЫЙ».
 Мне  кажется,  я  слышу  тут  голос  Америки  двадцатых
годов,  вотирующей  доверие  своему  предпоследнему  пре¬
зиденту  родом  из  Новой  Англии.
 Поздней,  когда  мы  уже  выросли,  пошли  президенты
из  Айовы,  из  Нью-Йорка,  из  моего  родного  Миссури,  цз
Канзаса,  и  все  перевернулось  вверх  дном.  Вот  почему  даже
лучшие  книги  Синклера  Льюиса  теперь  читаются  как  ис¬
 1а

торические  романы  и  мало  помогают  понимать  то,  что  про¬
изошло  с  нами  —  с  Дэйвом  Доримусом  и  со  всеми  нами.
Теперь  все  наоборот.  Взять  хотя  бы  приведенную  цитату.
 Джон  Кеннеди  был  именно  таким  человеком,  какого
моя  дочь,  Мэри  Блисс  Джеймс,  назвала  бы  «шикарным»,
если  бы  она  употребляла  это  выражение;  у  них  в  пятом
классе  говорили,  если  не  ошибаюсь,  «блеск».  А  как  насчет
того,  чтобы  пускать  пыль  в  глаза?  А  стремились  ли  мы
избрать  президента,  который  был  бы  НАДЕЖЕН  по-
шмальцевски  —  прописными  буквами?
 Мне  кажется,  совокупность  событий,  как  последова¬
тельное  чередование  звуков  в  гамме,  создает  тональность.
Со  времени  выхода  книги  Льюиса,  за  тридцать  восемь
долгих  американских  лет,  произошло  достаточно  крупных
событий,  чтобы  любой  век  зазвучал  по-другому.  Мы,  дети
героев  Синклера  Льюиса,  иначе  живем  и  иначе  умираем.
 Мистер  Кулидж,  например,  умер  в  старости,  у  себя
дома,  смертью,  которая  не  была  ни  славной,  ни  бесслав¬
ной;  ее  попросту  не  заметили.  Не  так  кончил  свои  дни
Джон  Кеннеди.
 К  сведению  мистера  Льюиса:  жизнь  в  наше  время,  сэр,
даже  злиться  учит  по-иному.  Мы  печалимся  там,  где  вы
приходили  в  ярость;  то,  что  вас  ожесточало,  в  нас  ноет,
точно  больной  зуб,  а  все  кругом  настолько  невесело,  что
не  располагает  к  сатире;  хорошо  еще,  если  оно  хотя  бы  вы¬
зывает  возмущение.  Лично  я  стараюсь  вообще  поменьше
думать.  А  если  иногда  поневоле  задумаешься,  мне  всегда
вспоминается  испытанное  однажды  в  Никарагуа:  парень
по  имени  Рикардо  повез  меня  на  своем  мотоцикле  в  горы;
пока  можно  было,  мы  ехали  вверх  по  крутому  скалистому
склону,  потом  оставили  мотоцикл  и  пошли  пешком,  потом
лезли,  карабкались,  наконец  поползли  на  четвереньках  и,
подтянувшись  последним  усилием,  заглянули  в  кратер
действующего  вулкана.  Мне  было  неуютно,  жутко,  ничто
не  заставило  бы  меня  встать  на  ноги.  Каменный  выступ,
на  который  я  опирался  грудью,  узкий  и  острый,  казалось,
вот-вот  обломится,  а  на  глубине  трехсот-четырехсот  фу¬
тов  темнела  зловонная  расплавленная  масса,  обдавая  нас
своим  жарким  и  страшным  дыханием.  Невозможно  было
долго  смотреть  туда,  и,  чтобы  успокоиться,  я  перевел
взгляд  на  диких  попугаев,  летавших  взад  и  вперед  в  обла¬
ке  дыма  над  кратером*
 10

ВЕСТЬ  С  ЮГО-ЗАПАДА
 1
 Мы  с  Эллен  летели  в  Пуэрто-Рико,  и  наш  воздушный
лайнер  должен  был  через  полчаса  приземлиться  в  Сан-
Хуанском  аэропорту.
 Эллен  —  это  моя  жена.  Меня  зовут  Барни  Джеймс,  мне
уже  порядком  за  сорок,  и  я  теперь  очень  редко  наезжаю
в  Сент-Луис.  Я  управляющий  деревообрабатывающего  за¬
вода  в  Коннектикуте,  у  которого  старомодная  специаль¬
ность:  изделия  из  твердой  древесины.  Мы  производим
стержни  Питмена,  стеллажи,  рукоятки  для  инструмента,
деревянные  шатуны  и  подшипники;  делаем  заготовки  для
других  предприятий,  выпускающих  лыжи  и  ружейные
приклады;  изготовляем  весла,  гребки  и  хоккейные
клюшки.
 Столярной  работой  мы  теперь  почти  не  занимаемся,
хотя  фирма  «Деревянные  изделия  Гибсона»  пошла  от  сто¬
лярной  мастерской,  которую  прадедушка  Эллен  основал  в
Скотс-Форте  сто  с  лишним  лет  тому  назад.  В  годы  кризиса
предприятие  стало  хиреть,  а  к  тому  времени,  когда  я  во¬
шел  в  семью  и  в  дело,  завод  выполнял  военные  заказы  —
поставлял  флоту  ящики  для  приборов.
 Мне  лично  жаль,  что  мы  отошли  от  столярной  работы,
и  я  даже  иногда  подумываю,  не  вернуться  ли  к  ней  снова.
Но  по  нынешним  временам  это  значило  бы  возиться  с  фа¬
неровкой,  с  пластиками,  закупать  модную  металлическую
фурнитуру.  А  я  люблю  настоящее  прочное  дерево,  лак,  по¬
литуру  и  краску,  и  мне  приятно  сознавать,  что  нам  ничего
не  приходится  покупать  на  сторойе,  кроме  болтов,  шуру¬
пов  и  клея.  Я  из  тех  людей,  для  кого  еженедельный  рас¬
чет  с  рабочими  —  удовольствие.  Каждую  неделю  я  собст¬
венноручно  подписываю  ото  девяносто  два  платежных
чека  и,  читая  фамилию  на  каждом  из  них,  мысленно  вижу
лицо,  к  которому  эта  фамилия  относится.  Есть  у  нас  свой
самолет,  «сессна-180».  Я  вожу  его  сам  —  все-таки  служил
в  авиации  —  и  летаю  на  нем  иногда  на  собрания.  А  иногда
в  Канаду  или  на  мой  родной  Средний  Запад  —  места,  от¬
куда  поступает  к  нам  дерево.  Но  теперь  я  стал  летать
реже:  садись  в  воздушный  автобус,  папаша,  а  штурвал  са¬
молета  оставь  нам.
 Осенние  месяцы  на  нашем  производстве  самые  тихие.
 20

Ребятишек  можно  подкинуть  бабушке,  которая  живет  на
другом  конце  города,  так  что  нам  с  Эллен  удается  иногда
устроить  себе  в  это  время  каникулы.
 В  Сан-Хуане  мы  должны  были  пересесть  на  самолет
местной  линии  и,  пролетев  еще  семьдесят  миль  к  востоку,
попасть  на  Сент-Томас,  один  из  группы  Виргинских  ост¬
ровов,  близ  берегов  Пуэрто-Рико.  Там  ожидала  нас  «Пти¬
ца  Боцман»,  цятидесятидвухфутовое  парусное  судно,  за¬
фрахтованное  Дэйвом  Доримусом,  на  котором  нам  пред¬
стояло  совершить  недельное  путешествие  с  Дэйвом  и  его
новой  женой.
 Недели  две  назад  Дэйв  позвонил  мне  на  работу  с  мыса
Код,  где  он  теперь  жил,  и  сказал:  «Барни,  я  снова  же¬
нюсь.  Хорошо  бы  вы  с  Эллен  приехали  провести  с  нами
наш  медовый  месяц».
 Мы  с  Дэйвом  давние  друзья,  еще  с  тех  пор,  как  дея¬
тельность  его  отца,  одного  из  администраторов  рузвельтов-
ского  «Нового  курса»,  на  целый  год  привела  семью  Дори-
мусов  в  Сент-Луис.  Это  был  1935/36  учебный  год,  мы  оба
тогда  учились  в  десятом  классе,  и  нам  обоим  к  весне  ис¬
полнилось  шестнадцать  лет.  Мистер  Доримус  занимал  в
правительстве  Рузвельта  довольно  видный  пост,  его  спе¬
циальностью  была  организация  новых  учреждений  или
филиалов  уже  существующих.  Действовал  он  уровня  на
четыре  ниже  министерского.  Он  был  знаток  своего  дела,  и  х
в  случае  надобности  к  его  помощи  обращались  и  Морген-
тау  и  Перкинс,  не  только  Иккес,  в  чьем  ведомстве  он  со-»
стаял.  Одно  время  он  работал  в  Комиссии  по  ценным  бу¬
магам  и  векселям  с  Джо  Кеннеди,  а  в  1938-м  несколько
месяцев  находился  при  нем  в  посольстве  в  Англии.  В  го¬
ды  войны  мистер  Доримус  стал  советником  президента,
и  у  него  был  свой  кабинет  в  Белом  доме.  Мой  отец,  заяд¬
лый  республиканец,  не  пожелал  знаться  с  отцом  Дэйва;
меня  это  огорчило,  но  с  огорчениями  такого  рода  маль¬
чишки  справляются  без  труда.
 2
 Минут  за  десять  до  того,  как  была  получена  страшная
весть,  Эллен  затеяла  очередную  мелкую  ссору.  Она  любит
поразмяться  таким  способом  на  досуге,  если  только  я  во¬
время  не  учую  опасность  и  не  отведу  ее.
 21

Эллен  Джеймс  мастерица  ссориться,  напористая  и  ко¬
варная,  недостаток  силы  возмещается  в  ней  железным
стремлением  одержать  верх.  Бывают  такие  противники:
вы  уже  полчаса  как  и  думать  забыли  о  драке,  а  он  подой¬
дет  с  улыбочкой  да  вдруг  как  ударит  снова.
 На  этот  раз  началось  с  маневра,  который  мне  следова¬
ло  бы  разгадать.
 Попробую  вздремнуть,—  сказала  она.
 —  Вот  и  хорошо.
 —  Хотя  бы  полежу  немного  с  закрытыми  глазами.
 —  Отлично.
 —  Где  надо  нажать,  чтобы  опустить  спинку  кресла,
эдесь?  —  Она  принялась  открывать  и  закрывать  вделан¬
ную  в  подлокотник  пепельницу.
 —  С  другой  стороны,—  сказал  я.  Все  я  ей  уже  пока¬
зывал,  как  только  мы  сели  в  самолет,  да  и  не  настолько
уж  плохо  Эллен  разбирается  в  технике,  чтобы  вообразить,
будто  положение  самолетного  кресла  можно  изменить,  от¬
крыв  пепельницу.  Эллен  вообще.  прекрасно  во  всем  раз¬
бирается.  Предполагалось,  очевидно,  что  я  отвечу  каким-
нибудь  раздраженным  замечанием,  во  всяком  случае,  на
это  был  расчет.  Но  я  только  добавил:  —  Нажми  переднюю
кнопку.
 —  Вот  эту,  что  на  жабу  похожа?
 —  Да.—Кнопка  была  из  коричневой  пластмассы  с  зе¬
леновато-черными  крапинками.
 —  Б-р-р.  А  у  меня  бородавки  не  сделаются,  если  я  ее
трону?
 —  Сделаются.  Такие  маленькие,  с  пропеллерами,—
сказал  я.
 —  Барни,  она  не  нажимается.—Недовольная  гри¬
маска.
 —  Если  тайате  даст  себе  труд  откинуться  на  спин¬
ку...
 Я  привстал,  перегнулся  через  нее  и  нажал  кнопку.  Эл¬
лен  отъехала  назад.  Мне  теперь  виден  был  только  низ  ее
платья  и  ее  красивые  колени.  Сочтя,  что  линия  моих  ук¬
реплений  разведана  и  прочность  их  установлена,  я  успо¬
коился,  и  напрасно.  Маневр  Эллен,  по  существу,  удался.
Я  не  подумал  о  том,  что  теперь  она  может,  оставаясь  не¬
видимой,  /заговорить,  когда  ей  заблагорассудится,  прямо
в  мое  левое  ухо.
 Должно  быть*  в  эту  минуту  Ли  Освальд  уже  опер  о
 22  ,

подоконник  свою  винтовку,  следя  за  густевшей  на  ули¬
це  толпой.
 А  вы,  наверно,  ломали  обычную  комедию  в  конторе
или  приплясывали  у  фабричного  станка,  расточали  улыб¬
ки  покупателю,  обхаживали  клиента  или  смешно  кривля¬
лись  перед  пациентом,  пришедшим  на  прием.  А  может
быть,  у  вас  начался  уже  обеденный  перерыв  и  вы  даже  ус¬
пели  пропустить  стаканчик.  Я  же  летел  на  отдых  вместе
с  женой,  которая  все  еще  мне  казалась  по-детски  неснос¬
ной  и  по-девичьи  привлекательной  (хоть  и  по-женски  пе¬
чальной  иногда)  после  шестнадцати  лет  супружества  и
троих  детей.  Так  что  моя  комедия  была  комедией  семей¬
ной  жизни.
 Тишина  и  покой.
 В  самолете  совсем  не  ощущалось  движение.  Я  рас¬
крыл  иллюстрированный  журнал.  Журнал  был  вложен  в
папку  из  красного  пластиката,  папка  лежала  у  меня  на
коленях,  а  самолет  висел  между  небом  и  землей.  Я  стал
читать  текст  на  первой  странице.  Речь  шла,  между  про¬
чим,  о  Кеннеди:  «Президент  направляется  в  Техас  во
главе  своей  команды...»  Дежурные  новости.  Остывшие  и
вновь  подогретые.  Сон  наводят.  Я  иногда  покупаю  такие
журналы  в  дорогу,  если  пользуюсь  общественным  тран¬
спортом,  и  хоть  бы  раз  попался  детектив  или  шпионский
роман,  который  было  бы  интересно  читать.
 Все-таки  лучше,  чем  ничего.  Теплая  ванна  для  мозгов.
Пусть  себе  куиаются  потихоньку  в  этих  новостях,  кото¬
рые,  как  и  самолет,  кажется,  стоят  на  одном  месте.
 —  Барни,  милый.—  Что-то  влажное  и  щекочущее
вползло  в  мое  беззащитное  ухо.—  Барни,  не  надо  обижать¬
ся  на  то,  что  я  опытнее  тебя.
 —  М-м?
 —  Вполне  естественно,  что  ты  робеешь  и  чувствуешь
себя  немножко  провинциалом,  ведь  ты  никогда  не  плавал
на  таких  яхтах.
 Парень  из  Озарка  метнулся  к  своему  коню,  Конь  пря¬
нул  в  сторону.
 —  Что,  что  такое?
 —  Ну,  если  что-пибудь  тебе  покажется  непонятным,
ты  не  раздражайся,  как  это  с  тобой  всегда  бывает.
 —  Ладно,—сказал  Парень,  поднимаясь  на  ноги.—Не
буду  раздражаться.
 23

—  Спросишь  у  меня  или  у  Дэйва.  Или  даже  у  капита¬
на  Кларка.  Все  мы  тебе  с  радостью  поможем.
 —  О  чем  это  ты  толкуешь?  —  спросил  я.—  Или  прос¬
то  так  завела  разговор  в  надежде,  что  тема  сама  собой
найдется?
 Освальд,  быть  может,  уже  целился,  наводя  оптиче¬
скую  ось  на  шлемы  мотоциклистов,  открывавших  кортеж.
 Я  наконец/сообразил,  куда  гнет  Эллен.  Дело  в  том,
что  за  время  нашего  супружества  мне  несколько  раз  слу¬
чалось  плавать  на  яхтах,  но  все  это  были  короткие  про¬
гулки,  без  ночи  на  борту.  Только  в  первый  послевоенный
год  я  все  лето  проплавал  на  обшарпанном,  хотя  и  доволь¬
но  крепком  одномачтовом  шлюпе,  который  Дэйв  купил  у
знакомой  девушки  в  штате  Мэн.
 Но  ни  разу  мне  не  пришлось  путешествовать  на  одном
из  тех  нарядных  больших  спортивных  судов,  о  которых
говорила  Эллен,  тогда  как  для  нее  это  было  привычным
делом.  В  юности  она  каждое  лето  совершала  поездки  по
океану  на  таких  яхтах,  нередко  прославленных  в  спор¬
тивном  мире.  Раз  даже  участвовала  в  гонках  у  Бермуд¬
ских  островов  в  качестве  кока  команды  йельских  студен¬
тов  —  это  было  за  год  до  нашей  свадьбы.  Ее  двоюродный
брат  Трой  был  в  этой  команде  штурманом.  Она  потом  мне
.рассказывала,  что  стряпать  приходилось  не  так  уж  мно¬
го  —  им  там  было  не  до  еды.  Приглашали  нас  на  такие  по¬
ездки  и  позже,  когда  мы  поженились,  и  несколько  раз
Эллеп  ездила,  но  одна,  без  меня.
 Одно  лето  мы  совсем  было  собрались  принять  участие
в  гонках  вместе  с  Дэйвом  и  его  первой  женой,  но  в  пос¬
ледний  момент  меня  задержали  дела.  Неожиданный  боль¬
шой  заказ.  В  другой  раз,  по  другому  приглашению,  я  и
мог  бы  поехать,  но  не  захотел.  Владельцы  яхты,  знако¬
мые  Гибсонов,  родственников  Эллен,  принадлежали  к  по¬
роде  людей,  которую  я  не  выношу.  Эдакая  чета  толсто¬
сумов,  из  тех,  что  считают  лучшим  видом  гостеприимст¬
ва  на  каждом  шагу  подчеркивать  свое  более  буржуазное,
чем  у  гостя,  отношение  к  деньгам.  Пятьдесят  тысяч  в  год
нетрудового  дохода,  а  самое  бурное  переживание  в  жиз¬
ни  —  открытие,  что  существует  подкрашенный  маргарин.
Эллен  тогда  поехала  одна  и  потом  говорила,  что  я  по¬
ступил  разумно.  «Прошлый  раз  мы  днем  плавали  по  про¬
ливу,  а  потом  высадились  на  берег,  остановились  в  рос¬
кошном  отеле,  и  к  обеду  можно  было  надеть  вечернее
 24

платье  и  потом  танцевать  до  поздней  ночи,—  рассказыва¬
ла  она.—А  в  этом  году  они  вдруг  решили,  что  лучше  ос¬
таться  на  яхте  и  уютно  Ьровести  вечер  за  разгадыванием
кроссвордов.  Мы  бросили  якорь  близ  того  самого  берега,
напротив  того  самого  отеля,  сверкавшего  всеми  огнями.
А  я  должна  была  сидеть  и  вспоминать  птицу  из  десяти
букв,  начинающуюся  на  «ш»,  мечтая,  хоть  бы  ветер  пе¬
ременился,  чтобы  можно  было  услышать  музыку».
 Я  при  этом  не  испытал  никакого  злорадства  —  чего-
чего,  а  уж  мелочности  в  моем  отношении  к  Эллен  лет.
Только  я  решил,  что  повременю  с  морскими  путешествия¬
ми,  пока  не  заведу  собственную  яхту;  деньги  это  нема¬
лые  —  пятнадцать  тысяч  долларов  или  даже  двадцать,  но
мне  уже  было  известно  о  существовании  банков,  готовых
ссудить  такой  суммой  солидных,  добропорядочных,  хоть  и
слегка  стесненных  в  средствах  домовладельцев  вроде  меня.
 Шилоклювка!
 На  следующее  лето  Эллен  никуда  не  поехала,  а  потом
вдруг  пришло  как  нельзя  более  кстати  предложение  Дэй¬
ва:  есть  отличная  яхта,  которую  можно  зафрахтовать  для
осеннего  плавания  в  тропических  водах,  и  не  желаем  ли
мы  присоединиться,  заодно  и  познакомимся  с  его  новой
женой.  Когда  я  это  услышал,  так  сразу  подумал:  вот  имен¬
но  то,  что  нам  нужно;  когда  сказал  об  этом  Эллен,  она
подумала  то  же  самое.
 —  Я  вот  о  чем,—  продолжала  шептать  мне  в  ухо  Эл¬
лен.—  Помнишь,  ты  говорил,  что  незачем  покупать  в  Нью-
Йорке  непромокаемый  плащ?
 —  Я  только  сказал,  что  в  списке,  который  дал  Дэйв,
этого  не  было.
 —  Очаровательный  человек  Дэйв  Доримус,—  сказала
Эллеп,  несколько  раз  видевшая  Дэйва  за  эти  годы,  но  со¬
вершенно  его  не  знавшая.—Обо  всем-то  он  позаботится,
ничего  не  забудет.  Даже  удивительно.
 Я  молча  вздохнул,  но  она  уже  неслась  дальше.
 —  Ты,  верно,  заметил  это,  еще  когда  вы  оба  ходили
в  детский  сад.  Ручаюсь,  он  всегда  проверял,  у  всех  ли
есть  цветные  карандаши.
 —  Просто  на  яхтах,  которые  возят  пассажиров,  бы¬
вает,  вероятно,  запас  непромокаемых  плащей.
 —  А  вдруг  моего  размера  не  найдется?
 —  Послушайте,  мисс  Кис-Кис.—Я  решил  предпри¬
нять  обходный  маневр.—  Отдаю  должное  вашим  физиче¬
 25

ским  совершенствам,  но  даже  я,  жалкий,  неотесанный  про¬
винциал,  знаю,  что  плащи  производятся  трех  размеров.
Для  женщин:  малый,  средний...—  Тут  я  запнулся,  вдруг
осознав,  до  чего  глупо  было  ввязаться  в  этот  спор.
 Машина,  которую  поджидал  Освальд,  может  быть,  в
это  время  медленно  выезжала  из  туннеля.
 —  В  общем,  я  плащ  купила,—  сказала  Эллен  с  таким
воинственным  вызовом  в  тоне,  будто  мы  и  в  самом  деле
еще  в  Нью-Йорке  крупно  поспорили  по  этому  поводу.
 —  Что  и  требовалось  доказать,—  сказал  я,  осклабив¬
шись  во  весь  рот.
 Она  ответила  такою  же  деланной  улыбкой,  но  у  нее
это  всегда  получается  лучше,  чем  у  меня.  Лицо  Эллен
благодаря  обманчивой  мягкости  черт  очень  подходит  для
иронических  мин  всех  оттенков,  и  она  широко  пользует¬
ся  этим.
 Ей  было  восемнадцать  лет,  когда  я  ее  встретил,  и  с
тех  пор  прошло  тоже  восемнадцать  лет,  й,  конечно,  за
это  время  она  изменилась.  Но  даже  тогда  ее  тип  красоты
казался  мне  чересчур  дразнящим  для  девушки,  выросшей
в  атмосфере  семейного  уюта.  Сейчас  —  я  в  этом  уверен  —
она  не  столько  пленяет  мужчин,  сколько  раззадоривает,
и  все  дело  в  этих  мнимо  мягких  чертах  и  в  дерзости  взгля¬
да.  Радужная  оболочка  ее  глаз  слабо  пигментирована,  от
этого  глаза  кажутся  почти  прозрачными  и  меняют  свой
цвет,  становясь  то  зелеными,  то  голубыми,  смотря  по  тому,
какое  платье  на  ней  надето,  а  в  зрачках  сверкают  колю¬
чие  огоньки.  Глаза,  которые  зовут,  в  то  время  как  губы
смеются  над  глупостью  тех,  кто  откликнулся  на  зов.
 Волосы  у  Эллеп  темные,  очень  шелковистые  и  блестя¬
щие.  Вероятно,  они  послушнее,  чем  у  других  женщин,  во
всяком  случае,  к  парикмахеру  она  ходит  нечасто.  В  про¬
филь  она  кажется  остроносой,  особенно  когда  утомлена,  и
рот  у  нее  чуть  узковат,  но  хорошо  очерчен.  Грудь  полная
(и,  между  прочим,  в  веснушках),  но  в  остальном  она  со¬
храняет  стройность,  причем  без  особого  труда,  а  ноги  у
нее  всегда  были  хороши.
 Мужчинам  приятно  смотреть  на  Эллен,  а  Эллен  при¬
ятно,  когда  на  нее  смотрят.  Отсюда  и  набегают  тучи  —
иногда.
 —  Прелестный  непромокаемый  плащ,  с  капюшоном,—
ворковала  она.—  У  меня  никогда  не  было  своего,  а  на  яхте
всегда  кому-нибудь  не  хватает,  если  разыгрывается  непо¬
 26

года.—  Бедная  маленькая  нищенка.—  Он  синий.  Лежит  в
пакете  от  Аберкромби,  вместе  с  купальным  костюмом.
 Освальд  взвел  курок.
 —  Синий,—  повторил  я,  пытаясь  вновь  погрузиться  в
журнальный  дурман.
 —  Он  импортный,  английский,  стоит  довольно  доро¬
го,—  лилось  мне  в  ухо.—  Скорее  даже  не  синий,  а  цвета
морской  волны...
 —  Великолепно!  —  взревел  я,  отдернув  голову  и  весь
изогнувшись,  чтобы  заглянуть  Эллен  в  лицо.—  Высший
класс.  Супер-экстра.—  Я  с  силой  хлопнул  себя  по  коленке
журналом.—  Морская  волна.  Британский  морской  флот.
Первая  линия  обороны.  Добрая  старая  Англия.  Знает,  что
делает.
 —  Барни!  Бэрни,  смотри  на  стюардессу...—Кресло
Эллен  рывком  стало  вровень  с  моим,  и  ее  голова  появи¬
лась  рядом.  Пальцы  вцепились  в  мой  рукав.  Широко  рас¬
крытые  глаза  смотрели  на  дверь,  отделявшую  пассажир¬
ский  салон  от  кабины  пилота.—  Барни...—  Я  чувствовал,
как  каждый  ноготь  в  отдельности  впивается  в  мою  руку
сквозь  ткань  пиджака.—  Барни...  авария?
 В  дверном  проеме  стояла  наша  стюардесса,  высокая
блондинка,  очень  коротко  подстриженная.  Ее  лицо  выра¬
жало  ужас.
 3
 Было,  как  уже  всякому  ясно,  22  ноября  1963  года.
Чуть  больше  половины  второго  по  карибскому  времени.
 Пассажиров  в  самолете,  кроме  нас,  было  всего  девять:
три  супружеские  четы,  два  пуэрториканца  —  судя  по  внеш¬
нему  виду,  бизнесмены,  и  седая  старуха  в  черном,  мона¬
шеского  покроя  платье,  она  сидела  одна.  Оттеснив  стюар¬
дессу,  из  кабины  пилота  выбежал  человек  с  бледным,  осу¬
нувшимся  лицом.  Он  мрачно  уставился  в  проход  между
креслами.  Потом  его  взгляд  стал  блуждать  по  сторонам,
на  миг  задержался  на  мне,  словно  он  хотел  попросить
моей  помощи  в  чем-то.  Его  губы  зашевелились,  цо  тут
же  он  перевел  глаза  на  монахиню,  все  с  той  же  незыска~
занной  просьбой.  Он  был  без  пиджака,  черный  галстук
заколот  булавкой.  Фуражки  на  нем  не  было,  но  я  сразу
решил,  что  это  и  есть  пилот,
 27

Я  пять  военных  лет  прослужил  в  авиации,  сам  водил
самолеты  и  летал  на  тех,  которые  водили  другие,  и  я  сра¬
зу  понял:  раз  пилот  покинул  свое  место,  значит,  с  само¬
летом  все  в  порядке.  Но  какая-то  беда  все  же  стряслась.
 Пилот  шагнул  ближе.  Эллен  окаменела  в  кресле  ря¬
дом  со  мной.  Я  накрыл  ее  руку  ладонью.
 —  Леди  и  джентльмены!  —  Пилот  выкрикнул  это
сдавленным  голосом,  словно  требуя  нашего  внимания,  хотя
оно  и  так  было  приковано  к  нему  безраздельно.  Я  тоже
словно  окаменел,  не  хуже  Эллен.  Мне  было  нестерпимо,
мучительно  ясно,  что  ему  нужно  сообщить  что-то  страш¬
но  важное,  для  чего  не  годилась  обычная  форма  оповеще¬
ния  через  репродуктор.
 —  Леди  и  джентльмены.  Слушайте.  Лолько  что  в  Дал¬
ласе  убит  президент.
 У  пилота  был  крепкий  раздвоенный  подбородок  в
рамке  густой  бороды  и  густые  черные  брови.  Голос  плохо
повиновался  ему.  Он  хотел  сказать  еще  что-то,  но  не  смог
и  только  покачал  головой.
 Я  по-прежнему  но  сводил  с  него  глаз.  Вдруг  Эллен
ткнулась  мне  в  шею  лбом  и  я  услышал,  как  она  выдох¬
нула:
 —  Кеннеди?  —  и  тут  же,  схватив  мою  руку,  сказала
пронзительным  шепотом:  —  Не  может  быть,  это  неправда!
 Один  из  бизнесменов  поймал  за  рукав  пилота  и  вы¬
крикнул  те  же  слова:
 —  -Это  неправда!  Неужели  это  правда?
 Пилот  стряхнул  его  руку.
 —  Постойте,—  сказал  он.—  Постойте,  я  вам  сейчас  все
скажу  из  кабины,—  и  стремительно  бросился  вон.
 Пассажиры  растерянно  переглядывались.  Потом  в  ре¬
продукторе  щелкнуло  и  загудело.  Тот  же  голос,  но  туск¬
лый  и  обесцвеченный,  прерываемый  треском  атмосферных
помех,  сказал:  «Снайпер.  Снайпер  стрелял  в  Джона  Кен¬
неди.  Прямо  на  площади,  несколько  минут  назад.  Пуля
попала  президенту  в  голову,  ранение  тяжелое,  его  увезли
в  больницу,  хотя...»  Голос  умолк.  Но  сразу  же  зазвучал
снова  и  сообщил,  что  миссис  Кеннеди  невредима,  и  вице-
президент  невредим,  и  больше  пока  ничего  не  известно.
Прием  последних  известий  пришлось  прекратить,  потому
что  самолет  сейчас  пойдет  на  посадку.
 Все  это  было  как  в  дурном  сне—само  известие,  пре¬
 28

рывающийся  голос,  репродуктор,  работающий  не  на  пол¬
ную  мощность,  неясность,  немыслимость  происшедшего...
 —  Наверно,  это  все-таки  правда,  Эллен,—  сказал  я.
 Она  отшатнулась  и  уставилась  на  меня.  Потом,  отвер¬
нувшись,  стала  смотреть  в  иллюминатор,  но  ее  пальцы  по-
прежнему  вдавливались  мне  в  руку  пониже  локтя.  Когда
она  снова  взглянула  на  меня,  ее  глаза  были  полны  слез
и  она  сказала:
 —  Что  же  мы  за  люди  такие?
 Я  сжал  ее  руку,  посмотрел  па  красную  пластикато-
вую  папку,  лежавшую  у  меня  на  колецях,  потом  поднял
глаза  на  стюардессу,  которая  все  еще  стояла  в  дверях,
привалясь  к  косяку,  куда  ее  оттолкнул  пилот,  когда  вы¬
бегал  из  кабины.  Я  увидел,  как  на  ее  желтых  волосах  за¬
играли  зеленые  блики.  Это  зажглось  табло,  требуя,  чтобы
мы  пристегнулись  ремнями  и  не  курили.
 4
 В  четвертый  день  нового  учебного  года,  придя  на  за¬
нятия  в  Сент-Луисскую  школу,  где  я  учился  тогда  в  де¬
сятом  классе,  по  дороге  на  урок  французского  языка  я
захватил  из  стопки  на  столе  в  коридоре  экземпляр  школь¬
ной  газеты  и  развернул  ее  на  заметке  «Наши  цовички».
 В  кабинете  «Б»  еще  шел  урок  у  другого  класса,  и  две¬
ри  были  закрыты.  Дожидаясь,  я  успел  прочитать  заметку
до  конца.  Новичков  появилось  восемь,  и  о  седьмом  из  них
было  сказано:
 «Доримус  Дэвид.  Похож  на  помесь  фавна  с  химерой.
Бродит  Вечным  Скитальцем  по  нашим  палестинам,  но,  го¬
ворят,  у  него  рука  в  Вашингтоне,  округ  Колумбия,  Нью-
Йорке,  штат  Нью-Йорк,  и  Бостоне,  штат,  название  кото¬
рого  ваш  корреспондент  затрудняется  написать  правиль¬
но.  Нам  трудно  себе  представить,  как  сенат  Соединенных
Штатов  сможет  обходиться  без  молодого  Доримуса,  и  мы
не  удивимся,  если  он  будет  отозван  среди  учебного  года.
Если  абиссинский  конфликт  осложнится,  приготовьтесь
сказать  Дэйву:  «А  пуейегсЬ  *.
 Я  знал,  кто  из  новичков  герой  этого  изысканного  об¬
разчика  школярской  прозы.  Долговязый  рыжий  паренек,
 *  До  свидания  (игал.).
 29

сидевший  сзади  меня  на  стереометрии,  мы  все  уже  слы-
шали  друг  от  друга,  что  он  перевелся  к  нам  из  Вашинг¬
тона,  из  школы  при  конгрессе,  и  что  его  отец  знаком  с
сенатором  Трумэном,  а  может  быть,  и  с  самим  Ф.  Д.  Р«
 —  Спрячь  газету,  если  не  хочешь,  чтобы  в  нее  загля-
дывали,—  сказал  чей-то  веселый  голос  у  меня  за  спиной.
Я  оглянулся  и  встретил  широкую  белозубую  улыбку.—
А  ведь  неплохо  раздраконил  меня  этот  писака.
 —  Это  Джерри  Вест,—  сказал  я.—Из  выпускного
класса.  Воображает  себя  великим  остроумцем.
 —  Как  бы  нам  живот  не  надорвать  со  смеху,—  сказал
Доримус.—  У  тебя  сейчас  что?  У  меня  латынь.
 —  А  у  меня  французский.
 —  Тогда  а  пуейет,—  сказал  он  с  невозмутимым  ви¬
дом.
 —  А  пуейепп,—  с  таким  же  видом  ответил  я.
 Мы  подружились  мгновенно.  И  хотя  мне  почему-то
сразу  удалось  занять  положение  лучшего  друга,  но  дол¬
жен  признать,  что  чуть  ли  не  все  ученики  нашей  школы
состояли  в  друзьях  у  Дэйва.
 У  Дэйва,  но  не  у  меня.  Я  был  не  лишен  снобизма,  и
то,  что  Дэйв  так  искренне  радуется  своей  популярности,
немножко  раздражало  меня.  Мой  снобизм  не  касался  бо¬
гатства  или  происхождения  —  в  этом  смысле  почти  все
наши  школьники  были  равны,—  но  исключительно  лич¬
ных  качеств.  Я  бы  затруднился  тогда  точно  определить
свои  требования,  просто  одни  ребята  казались  мне  стоя¬
щими,  а  другие,  которых  было  большинство,—  нет.  Я  хо¬
рошо  играл  в  бейсбол  и  был,  пожалуй,  вообще  лучшим
спортсменом  в  классе,  но  из  этого  не  следует,  что  я  дру¬
жил  с  другими  спортсменами.  Я  любйл  читать,  но  учился
посредственно,  успевая  только  по  языкам,  так  что  к  ин¬
теллектуальным  снобам  меня  тоже  нельзя  было  отнести,
У  меня  уже  сложилось  собственное  отношение  к  миру,  до¬
вольно  пессимистическое,  и  я  не  слишком  высоко  ценил
людей,  но  это  не  значит,  что  мне  нравились  пессимисты  и
нелюдимы.  Я  был  приучен  не  навязывать  другим  свои
дурные  настроения,  пряча  их  под  внешней  приветливо¬
стью,  и  это  не  было  притворством,  просто  и  то  и  другое
составляло  разные  стороны  моего  существа,  и  в  таком  со¬
четании  взглядов  и  поведения  я  видел  норму,  обязатель¬
ную  для  всех.
 Вероятно,  я  этим  хочу  сказать,  что  масса,  из  которой
 30

худо  ли,  хорошо  ли  был  отформован  мой  характер,  очень
быстро  застыла  и  получилось  нечто  шероховатое,  но  твер¬
дое,  вызывающее  у  других  ребят  разные  чувства  —  враж¬
ду,  симпатию,  недоверие  или  желание  подражать,—  но  ни¬
кого  не  оставлявшее  безразличным.  Должно  быть,  остроте
этих  чувств  способствовали  два  обстоятельства:  во-первых,
мое  кажущееся  равнодушие,  а  во-вторых,  именно  то,  что
моя  личность  сложилась  так  рано.  В  пятнадцать  лет  я  уже
точно  знал,  чего  хочу;  впрочем,  надеюсь,  это  только  зву¬
чит  цинично  —  ведь  я  мало  изменился  с  той  поры.
 В  общем,  меня  побаивались,  а  Дэйва  обожали;  тогда
же,  осенью,  у  нас  состоялись  выборы  самоуправления  по
образцу  Римской  республики,  и  Дэйв  был  избран  трибу¬
ном  —  высшая  должность,  какой  мог  удостоиться  школь¬
ник  его  возраста,  защитник  народа  от  патрициев  и  сена¬
торов  из  предпоследнего  и  выпускного  классов.
 Я  не  скрыл  своего  удивления:  —  Ведь  тебя  всего  пол¬
тора  месяца  знают.
 —  Ну  и  что?  —  сказал  Дэйв,  передразнивая  акцент,
всегда  появлявшийся  в  моей  речи  после  лета,  проведенно¬
го  в  горах.—Значит,  вашим  миссурийским  парнягам  я
пришелся  по  душе.
 —  Что  ж,  валяй,  оправдывай  оказанное  доверие,—  ска¬
зал  я,  и  в  каком-то  смысле  он  его  действительно  оправ¬
дал.  Мне  иногда  казалось,  что  он  немножко  спекулирует
на  своем  обаянии,  но  я  был  неправ.  Он  знал,  что  нравится
людям,  но  его  это  просто  тешило  и  слегка  удивляло,  а  в
основе  его  поступков  всегда  лежало  бескорыстное  жела¬
ние  каждому  помочь.  Он  вбирал  в  себя  чужие  заботы  и
делал  их  своими.
 —  На  реке  появились  утки,—  бывало,  говорю  ему  я.—
Давай  захватим  бинокли  и  поедем  туда  на  велосипедах,
понаблюдаем  за  ними.
 Но  как  бы  ни  хотелось  Дэйву  со  мной  поехать,  в  ответ
я  обычно  слышал:  «Не  могу  —  обещал  отработать  с  Джон¬
соном  бэкхенд  на  корте»,  или  помочь  Паркеру  с  латин¬
скими  спряжениями,  или  оказать  моральную  поддержку
Танку,  терпевшему  свои  первые  любовные  незадачи.
«Если  б  не  этот  теннис...»  Или  эти  неправильные  глаго¬
лы.  Или  необходимость  присутствовать  при  телефонном
разговоре  Танка,  в  котором  все  должно  решиться.
 Бывало,  идем  мы  с  Дэйвом  по  коридору,  а  навстречу
какой-нибудь  встрепанный  паренек,  ищущий  сочувствия,
 31

и  сейчас  же  Дэйв  остановится,  махнув  мне  рукой:  идог,
мол,  дальше.  А  пройдя  несколько  шагов,  я  оглядывался
и  всегда  видел  одну  и  ту  же  картину:  паренек  взволнован¬
но  что-то  рассказывает,  а  Дэйв  слушает,  весь  воплощен¬
ное  внимание,  так  же  как  в  других  случаях  он  весь  вопло¬
щенное  веселье.
 Помочь  другому  означало  для  него:  что  можно,  взва¬
лить  на  себя,  а  остальное  свести  до  пустяков.
 —  Собака  тренер  хочет  в  весенних  играх  поставить
меня  на  третью  базу,—сказал  я  Дэйву  как-то  в  начале
ноября.  Минувшим  летом  я  в  основном  играл  центра,  но
мне  хорошо  удавался  длинный  бросок  через  внутреннее
поле  на  первую.  Обычно  на  подаче  в  школьной  команде
стоят  игроки  из  предпоследнего  или  выпускного  класса;
мне  первому  предстояло  нарушить  этот  порядок,  а  я  был
самолюбивым  мальчишкой:  если  что  делал,  то  старался
это  делать  хорошо.  Меня  беспокоило,  как  у  меня  пойдет
игра  на  третьей,  и  я  хотел  потренироваться  заблаговре¬
менно.  Но  для  этого  нужно  было,  чтобы  кто-то  отбивал
мои  мячи,  а  кто-то  стоял  на  первой  и  принимал  их.
 —  Мне  самому  не  мешает  поработать  на  поле,—  ска¬
зал  Дэйв,  что  было  чистейшей  нелепицей.  В  весеннем  се¬
зоне  он  должен  был  играть  в  теннис,  а  сейчас  еще  запи¬
сался  в  баскетбольную  команду,  так  что  тренировок  ему
хватало.  Но  всю  осень  и  зиму,  кончив  собственную  игру
и  прихватив  еще  кого-нибудь  в  качестве  отбивающего,  он
шел  со  мной  на  поле  и  становился  на  первую  базу,  надев
перчатку  на  левую  руку,  чтобы  мне  удобнее  было  посы¬
лать  ему  мяч.  Я  видел,  что  он  устает,  но  сам  он  никогда
этого  не  признавал  и  даже  обижался,  если  я  только  заик¬
нусь  насчет  того,  чтобы  подыскать  ему  замену.
 Но  при  всем  том  он  всегда  сохранял  свою  волю,  мог
и  отказать  и  уйти,  если  находил  это  нужным.
 Помню,  раз  дюжий  парень,  прозванный  Танком,  ска¬
зал  ему  при  мне:  —  Значит,  в  эту  пятницу  мы  опять  пой¬
дем  гулять  вчетвером?
 —  Нет,  Танк,—  возразил  Дэйв.—  Извини,  но  я  переду¬
мал.
 —  Как  же  так?  Слушай,  Доримус,  будь  человеком.
 Но  Дэйв,  улыбаясь,  только  покачал  головой,  и  мы  с
 ним  пошли  дальше.
 —  Бедный  Танк,—  сказал  я.—  Придется  ему  весь  ве¬
чер  одному  поддерживать  разговор.
 32

—  У  него  свои  понятия  насчет  того,  как  нужно  зани¬
мать  девушек,—  ёказал  Дэйв.—  Он  им  все  время  расска¬
зывает  неприличные  анекдоты.  Прошлый  раз  девушка,  ко¬
торую  он  пригласил  для  меня,  просто  не  знала  куда  де¬
ваться.  И  я  тоже.
 —  Ты  бы  ему  так  и  сказал.
 —  Зачем?  Не  вижу  надобности  давать  объяснения,  а
обижать  его  тоже  не  хочу.
 Но  в  нужный  час  Дэйв  умел  дать  отпор,  не  боясь  оби¬
деть  кого-то,  и  такой  час  наступил  в  начале  декабря,  на
общешкольном  собрании.  У  нас  каждый  день  проводились
такие  собрания  в  виде  беседы  на  свободную  тему.  Кто-ни¬
будь  из  учителей  делал  сообщение  о  текущей  политике
или  читал  газетную  передовицу,  а  потом  комментировал
 •  ее.  В  тот  раз  учитель  по  фамилии  Гаррисон,  как  видно,
 *  решил  преподать  нам  урок  макиавеллизма.  Мистер  Гар¬
рисон  любил  изображать  из  себя  скептика,  искушенного
жизненным  опытом.  У  него  были  кустистые  брови  враз¬
лет,  придававшие  ему  несколько  мефистофельский  облик,
и  звучный,  низкий  голос  с  ироническими  переливами,  и
он  умел  всем  этим  пользоваться.  Преподавал  он  англий¬
ский,  и  его  любимым  учеником  был  Джерри  Вест,  автор
той  заметки  о  новичках.
 —  Джентльмены,—сказал  мистер  Гаррисон.—Мне  до¬
велось  прочесть  в  «Ридерс  дайджест»  весьма  поучитель¬
ную  статью,  которую  я  усиленно  рекомендую  тем  из  вас,
кто  принадлежит  к  страстотерпцам  и  радетелям  о  благе
 :  человечества.  Название  этой  статьи  настолько  заинтересо¬
вало  меня,  что  я  даже  обратился  к,первоисточнику,  от¬
куда  «Дайджест»  ее  перепечатал,  приправив,  впрочем,  для
лучшей  усвояемости  порцией  салонного  либерализма.  Это
название  —  оно  дано  по-латыни,  джентльмены,—  гласит:
«Рго  ИаНа»,  и  я  думаю,  что  любой  из  вас,  добросовестно
постигающих  премудрости  науки,  без  труда  переведет
этот  звонкий  призыв.
 И  последовали  длинные  разглагольствования  в  похва¬
лу  итальянцам,  незадолго  до  этого  вторгшимся  в  Абисси¬
нию.  Правда,  .мы  уже  слышали  в  этом  самом  зале  не¬
сколько  ораторов,  сурово  осуждавших  Италию  и  Муссо¬
лини  за  этот  акт,  так  что  мистер  Гаррисон,  выступая  с
противоположной  позиции,  имел,  быть  может,  свои  педаго¬
гические  резоны.  Он  напомнил  нам,  что  Италия  воевала
на  стороне  союзников  в  первой  мировой  войне,  что  ей  поч-
 2  Бурджейли
 83

ти  ничего  не  досталось  при  последующем  переделе  мира,
что  она  нуждается  в  расширении  своей  территории  и  об¬
ладает  ищущими  приложения  силами,  для  которых  отста¬
лые  страны  —  благодарный  плацдарм.  И  почему  бы  силь¬
ной  державе  не  увеличить  свою  территорию?  Ведь  в  ко¬
нечном  счете  от  этого  выиграет  и  более  слабая.
 И  прочее  в  том  же  духе.
 —  Джентльмены!  —  завершил  Гаррисон  свою  речь,  и
даже  если  она  была  продиктована  педагогическими  сооб¬
ражениями,  говорил  он  так  вызывающе  и  надменно,  что
противно  было  слушать.—  Разумеется,  это  очень  трога¬
тельно  и  благородно,  если  кое  у  кого  из  вас  сердце  обли¬
вается  кровью  от  сострадания  к  чернокожим  братьям  эфи¬
опам  с  их  безобразными  женами  и  зачумленным  скотом,
но  мне  кажется,  что  события  последнего  времени  откры¬
вают  благоприятную  перспективу.  Перед  лицом  изложен¬
ных  мною  фактов  найдутся  ли  в  этом  зале  человеколюб¬
цы,  готовые  встать  и  открыто  причислить  себя  к  против¬
никам  исторического  прогресса?  А?  Где  они,  эти  радетели
о  благе  человечества  в  ду^ке  Лиги  Наций?
 Со  своего  места  рядом  со  мною  поднялся  Дэйв.
 Гаррисон  явно  обрадовался.—  Если  не  ошибаюсь,  До-
римус?  —  сказал  он.—  Позвольте  узнать,  у  вас  инструкции
от  государственного  секретаря  Хелла?  Или  даже  от  самой
Элеоноры?
 Зал  грохнул  хохотом.  Дэйв  спокойно  стоял  у  прохода,
смотрел  на  оратора  и  ждал.  Когда  кругом  более  или  ме¬
нее  утихло,  он  звонко  отчеканил:
 —  А  иуе<1егс1,  мистер  Гаррисон,—  и  пошел  к  двери.
 Все  захохотали  еще  громче.  Я  услышал  голос  Гарри¬
сона,  силившегося  перекричать  шум:  —  Доримус,  Дори-
мус,  собрание  еще  не  закрыто!  Доримус,  вернитесь!
 Тогда  я  тоже  вскочил  и,  гаркнув:  «А  пуейегсц  мистер
Гаррисон!»,  бросился  вслед  за  Дэйвом.  Ползала  успело
разбежаться,  выкрикивая  магическую  формулу,  црежде
чем  явился  директор  школы  и  энергично  призвал  к  по¬
рядку  тех,  кто  по  нерешительности  остался  на  месте  (я
это  знаю  с  чужих  слов).
 Нас,  разумеется,  вызвали  к  директору  в  кабинет.  Мис¬
тер  Гаррисон  тоже  там  был  и  почему-то  Джерри  Вест.  Но
говорил  один  директор,  и  когда  все,  что  в  таких  случаях
полагается,  было  произнесено,  он  добавил:
 —  Так  вот  что,  Доримус  и  Джеймс.  Если  вы  признаё¬
 84

те,  что,  даже  расходясь  с  мистером  Гаррисоном  во  взгля¬
дах,  вы  обязаны  уважать  его  положение  учителя,  я  хочу,
чтобы  вы  перед  ним  извинились.
 —  Слушаю,  сэр!  —  Дэйв  выпалил  это  словно  бы  даже
с  удовольствием.  Потом  выдержал  долгую  паузу,  и,  когда
уже  показалось,  что  больше  от  него  ничего  не  дождутся,
он  вдруг  улыбнулся  самой  своей  подкупающей  улыбкой  и
сказал:  —  Извините,  пожалуйста.  А  теперь,  сэр,  мне  хоте¬
лось  бы  спросить,  признает  ли  мистер  Гаррисон,  что  обя¬
зан  уважать  положение  государственного  секретаря?  И  су¬
пруги  президента?
 Директор  уже  начал  было  улыбаться  Дэйву  в  ответ.
Но,  спохватясь,  повернулся  к  Гаррисону  и  смерил  его  дол¬
гим  холодным  взглядом.
 —  Конечно,  Доримус.  Да,  да,  конечно,—  сказал  мефи-
стофелеподобный  мистер  Гаррисон,  дергаясь,  как  собака,
которую  посадили  на  цепь.
 В  первый  день  рождественских  каникул  Дэйв  пришел
ко  мне,  и  я  сообщил  ему,  что  должен  поехать  в  Литд-Рок.
 —  Вот  тебе  раз,—сказал  Дэйв.—А  я-то  рассчитывал,
что  мы  проведем  несколько  свежих  морозны^  деньков  у
вас  в  Озаркских  горах.
 —  Тебя  бы  пустили?
 —  Мой  па  сказал  мне:  поезжай,  сынок,  погости  в  го¬
рах  у  масса  Барни  Джесса  Джеймса  *  в  его  усадьбе,  толь¬
ко,  если  вы  надумаете  заняться  ограблением  поездов,  обе¬
щай  мне  не  трогать  вагоны  с  правительственной  почтой.
 —  Слушай,  Доримус,—сказал  я.—Не  советую  тебе  и
твоему  па  говорить  в  Озарке  с  теннессийским  акцентом,  а
то  вас  наверняка  расстреляют  как  шпионов.  А  поехать  с
тобой  в  горы  я  бы  рад,  но  не  могу.  Мне  нужно  в  Литл-
Рок,  там  еейчас  этот  дурень,  мой  братец.  Буду  голосовать
на  дорогах,  чтобы  добраться.
 Мой  старший  брат  Алекс  в  письмах  рассорился  с  от¬
цом,  бросил  колледж  после  первого  курса  я  поступил  пиа¬
нистом  в  джаз-оркестр.  Теперь  разъезжал  с  ним  по  тан¬
цулькам.  Мне  хотелось  сказать  Алексу,  что  я  на  его
 *  Джесс  Джеймс  (1847—1882)  —  уроженец  штата  Миссури,
стал  главарем  шайки  разбойников,  заслужил  славу  своего  рода
Робина  Гуда,  который  грабил  богатых  и  помогал  беднякам.  Герой
множества  баллад,  романов  и  пьес*—  Здесь  и  далее  примечания
переводчиков.
 2*
 35

стороне,  но,  может,  он  все-таки  приедет  домой  на  рожде¬
ство?
 —  Хочешь,  я  поеду  с  тобой?
 —  Ты  хочешь?
 —  Дома  будут  знать,  что  я  провел  каникулы  в  Озар-
ке,  а  куда  заезжал  по  дороге,  упомйнать  не  обязательно.
 —  Знаешь  что,—  сказал  я,—  можно  даже  поехать  на
моей  машине,  если  только  нам  удастся  ее  завести.—
У  меня  была  машина,  она  стояла  в  горах,  где  у  нас  был
летпий  домик.  Зеленый  форд,  модель  «А»,  достался  он
мне  при  обстоятельствах,  о  которых  я  до  сих  пор  люблю
вспоминать  и  рассказывать:  в  команде,  где  я  играл  каж¬
дое  лето,  было  два  или  три  профессионала,  а  остальные  —
мальчишки  из  городка  Аргус-Таун,  игравшие  по  воскрес¬
ным  дням  просто  для  удовольствия.  Я  был  самый  млад¬
ший,  и  притом  на  особом  положении:  ведь  я  только  три
месяца  в  году  проводил  в  окрестностях  Аргус-Тауна.
И  мне  одному  менеджер  никогда  не  совал  в  руку  пятер¬
ку  за  удачную  игру,  зная,  что  я  из  более  зажиточной  се¬
мьи,  чем  другие.  Но  прошлым  летом  в  последнем  матче
сезона,  когда  на  нас  было  поставлено  много  денег,  я  отли¬
чился.  К  восьмому  иннингу  мы  отстали  на  одну  пере¬
бежку,  и  на  базах  у  нас  было  только  двое,  и,  когда  пришла
моя  очередь  взяться  за  биту,  я  видел,  что  менеджер  сам
готов  выйти  на  поле,  только  бы  выправить  положение.  Но
вместо  этого  он  сказал  мне:  если  я,  черт  побери,  выиграю
этот  мяч,  он  мне  подарит  свою  машину,  бог  свидетель,  по¬
дарит.  И  я  превзошел  самого  себя  —  до  сих  пор  вижу,
как  летит  этот  мяч.  И  хоть  потом  меня  вывели  из  игры,
Пит,  верный  своему  слову,  подарил  мне  зеленый  фордик.
 Вот  только  водительских  прав  у  меня  не  было.
 —  Но  водить-то  ты  умеешь?  —  спросил  Дэйв.
 —  Водил  же.  Все  лесные  дороги  исколесил.  И  даже  в
город  ездил.
 —  Что  ж  теперь  с  ней  случилось,  с  твоей  знаменитой
машиной?
 —  Искры  нет.  А  ты  что-нибудь  понимаешь  в  автомо¬
билях?
 —  В  жизни  не  садился  за  руль,—  сказал  Дэйв.—  Но  я
имел  дело  с  лодочным  мотором.  Говорят,  это  почти  то  же
самое.
 —  Говорят,—  передразнил  я.  Но  мне  вдруг  ужасно  за¬
хотелось  явиться  *к  брату  в  Литл-Рок  на  своей  машине.

Алексу  восемнадцать,  и  он  зарабатывает  тридцать  долла¬
ров  в  неделю,  а  я  приеду  к  нему  как  человек  со  средст¬
вами,  самостоятельный  и  независимый,  а  не  какой-то  там
младший  братишка,  с  грехом  пополам  добравшийся,  чтобы
просить  об  одолжении.—  Аккумулятор  в  порядке.  Мы  его
в  сентябре  проверяли,  перед  тем  как  снять  на  зиму.
 —  Инструменты  есть?
 —  Неужели  нет?
 В  тот  же  день  Дэйв  потолковал  с  механиком  из  фор-
довского  гаража,  обслуживавшим  их  семейный  «Мерку¬
рий»,  и  раздобыл  у  него  катушку  для  модели  «А»,  конден¬
сатор  и  комплект  свечей.  На  следующее  утро  мы  автобу¬
сом  поехали  в  Аргус-Таун,  купили  кое-какой  еды,  потра¬
тив  на  это  часть  своего  весьма  скромного  объединенного
капитала,  и  пешком  отшагали  по  грунтовой  дороге  три
мили  до  места.
 Нет  и  не  будет  лучше  машины  для  начинающих  авто¬
мобилистов,  чем  форд  модели  «А».  Мы  вставили  аккуму¬
лятор,  подсоединили  его  и  попробовали  завести  мотор,  но
искра  не  появилась.  Тогда  мы  доставили  новые  свечи,  и
Дэйв  взвизгнул:  у  отвертки,  которой  он  прикасался  к  од¬
ной  из  свеч,  была  расщеплена  ручка.
 —  Вот  к  чему  ведет  неосторожность,  Барни  Джесс
Джеймс,—  сказал  он.
 —  Есть  искра?
 —  За  это  могу  поручиться.
 —  Значит,  можно  ехать?
 —  Можно,  если  в  баке  есть  хоть  немного  бензина.
 Я  хлопнул  себя  по  лбу.—  Мы  весь  слили,—  сказал
я.—  Алекс  велел  мне  слить,  когда  я  ставил  машину  на
зиму.
 Дэйв  хитро  сощурился.—  Дорога  до  города,  кажется,
идет  под  уклон,—  заметил  он.
 —  Точно!  Закусим  и  поехали.
 Кухарить  взялся  я.  Поджарил  два  рубленных  бифштек¬
са  —  в  придорожных  лавчонках  их  приготовляли  по  ре¬
цепту  времен  кризиса,  намешивая  обрезков  ветчины  и
хлебных  крошек,—  полил  сверху  кетчупом,  и  мы  ели  паль¬
цами  прямо  со  сковородки,  потому  что  вода  в  домике  была
выключена  и  посуду  нечем  было  бы  мыть.
 Потом  мы  выкатили  зеленый  фордик  во  двор,  развер¬
нули  его  и  уселись.  Машина  была  открытая,  без  верха*
 —  А  что  это  на  баранке  за  надпись?—  спросил  Дэйв.
 37,

*
 —  Наверно,  Пит  нацарапал  свои  инициалы,—  сказал
я.  На  черном  бакелите  ясно  видны  были  буквы  П.  и  У.,  а
потом  П.  и  С.—  Пит  Уэстон.  Так  звали  менеджера.:
А  П.  С.,  должно  быть,  инициалы  какой-нибудь  его  пассии*
 —  Нет,—  сказал  Дэйв.—  Вряд  ли.  По-моему,  это  на¬
звание  этого  роскошного  лимузина.  «Пупс».  Дают  же  на¬
звания  яхтам.  Давай,  Барни,  выводи  «Пупса»  на  дорогу*
 Я  отпустил  тормоз,  и  мы  медленно  покатились  вниз.
Так  мы  и  одолели  всю  дорогу  —  где  можно,  пускали  ма¬
шину  накатом,  а  где  нельзя,  вылезали  и  толкали  ее  ру¬
ками,  пока  не  добрались  до  гаража  Шевроле  в  Аргус-
Тауне  и  не  залили  в  баки  бензин.
 По  правде  сказать,  мы  и  большую  часть  пути  до  Литл-
Рока  проехали  таким  способом.  Местность  там  холмистая,
а  денег  у  нас  было  в  обрез,  вбт  я  и  выключал  мотор  в
конце  каждого  подъема,  и  на  спуске  мы  не  расходовали
ни  капли  горючего.  День  золотился,  когда  мы  выезжали  из
Аргус-Тауна,  а  потом  уже  и  ночь  засеребрилась,  а  мы  все
еще  были  в  пути;  стало  прохладно,  и  мы  накинули  на  себя
одеяла,  захваченные  в  домике,  и  катили  под  яркими  звез¬
дами,  по-прежнему  то  включая,  то  выключая  мотор.  Мы
ликовали,  если  удавалось  хоть  немного  проехать  свобод¬
ным  ходом,  и  расхваливали  своего  «Пупса#'на  все  лады.
Наконец  после  одного  перевала  перед  нами  открылся
длинный  отлогий  спуск,  белевший  асфальтом  в  лунном
свете,  и  тут  Дэйв  сказал  мне:
 —  Теперь  ты  меня  поучишь  ездить.  Самое  подходящее
время.
 —  Ладно,—  сказал  я  и  вылез,  чтобы  поменяться  с  ним
местами.—  Тормоз  я  отпущу,  а  ты  только  крути  баранку.
 После  этого  на  всех  участках,  которые  можно  было
ехать  накатом,  машину  вел  Дэйв.  Он  очень  быстро  овла¬
дел  премудростью  управления,  и  примерно  в  час  ночи,
выехав  на  ровное  место,  я  велел  ему  включить  мотор.
 —  Вот  это  стартер,—  сказал  я.—  Вон  та,  левая  педаль.
Нажми  ее  ногой  и  не  отпускай  без  моей  команды.—  Я  пе¬
реключил  на  первую  скорость,  и  за  весь  оставшийся  путь
машина  не  завелась  у  него  только  раз.  Когда  впереди  по¬
казались  дома  окраины  Литл-Рока,  он  уже  был  опытным
шофером,  и  если  при  въезде  в  город  я  взял  у  него  руль,
то  потому  только,  что  считал  себя  более  стойким  на  слу¬
чай  неприятного  объяснения  по  поводу  отсутствующих
прав.  Впрочем,  почему  я  так  считал,  не  знаю.
 38

Было  уже  почти  три,  когда  мы  подъехали  к  заведе-
нию,  где  играл  оркестр  Алекса.  Это  был  джаз-ансамбль  из
девяти  музыкантов,  все  —  ребята  не  старше  двадцати;
исключение  составляли  ударник,  он  же  дирижер,  и  его
жена,  ведавшая  нотами  и  прочим  хозяйством  ансамбля.
Она  не  пела  и  вообще  не  принимала  участия  в  выступле¬
ниях.  Просто  сидела  тут  же  со  скучающим  видом.
 Играли  они  в  дансинге  «Сад  Уайта»,  где  под  их  музыку
танцевала  компания  школьников,  небольшая,  но  развесе¬
лая.  Как  я  понимаю,  это  не  был  один  из  прославленных
ансамблей  такого  типа,  но  играли  они  хорошо,  хорош  был
ударник,  отлично  солировал  трубач,-и,  кроме  того,  у  них
был  Алекс.
 Ударник  сказал  мне:  —  Твой  брат  —  классный  пианист,
малыш.  И  в  аранжировках  силен.
 Когда  они  отыграли,  Алекс  повез  нас  к  себе  на  квар¬
тиру.  Он  сам  сел  за  руль  «Пупса»  и  всю  дорогу  ругал  нас
за  то,  что  мы  разъезжаем  без  водительских  прав.  Я  сразу
же  растянулся  на  полу,  подложив  под  голову  сиденье  от
кресла.  Дэйв  с  Алексом  еще  долго  разговаривали,  я  так
и  уснул  под  их  разговор.
 —  Мировой  парень,—  сказал  Алекс,  когда  мы  с  ним
завтракали  на  другой  день  в  соседней  закусочной  около
двух  часов  пополудни.  Алексу  хотелось  говорить  о  Дэйве,
а  мне  ^отелось  порасспросить  Алекса  о  его  аранжировках,
Верх  одержал  Алекс.
 —  Куда  его  понесло?—  спросил  я,  сдаваясь.
 —  Пойду,  говорит,  погляжу,  чем  тут  люди  дышат,—
сказал  Алекс  и  улыбнулся.—  Решил  осмотреть  капитолий
штата  и  прочие  городские  достопримечательности.
 —  Я  тогда,  пожалуй,  займусь  машиной,—  сказал  я.
 —  А  я  опять  лягу.  Надо  бы  взяться  за  расписывание
партий,  да  глаза  очень  режет  после  бессонной  ночи,  боюсь,
не  увижу  линеек.
 —  Давай,  я  за  тебя  распишу,—  предложил  я.—  А  о
чем  это  вы  с  Дэйвом  всю  ночь  разговаривали?
 —  Об  отцах,  у  кого  какой,—  сказал  Алекс.—  Удиви¬
тельно,  до  чего  у  него  глаз  верный...  Что  он,  близко  по¬
знакомился  с  нашим  стариком?
 —  Да  нет.  Видел  несколько  раз,  вот  и  все.
 —  Прямо  по  косточкам  его  разобрал.  И  с  большой
симпатией,  между  прочим.  Отец,  говорит,  у  вас  старомод¬
но

ный,  но  по-хорошему  старомодный  —  и  знаешь,  в  шестом
часу  он  меня  уже  почти  в  этом  убедил.
 Не  меньше,  чем  Алексу,  Дэйв  понравился  остальным
музыкантам.  Да  и  со  мной  они  весь  вечер  были  милы  и
любезны.  Даже  позволили  мне  время  от  времени  садиться
вместо  Алекса  за  рояль.  Я  помню  все,  что  мы  исполняли
в  этот  вечер.  Мне  ни  до,  ни  после  не  приходилось  играть
с  настоящим,  срепетированным  оркестром.  Играли  мы  и
«Спасибо  за  добрую  память»,  и  «Розовую  комнату»,  и  «По¬
смей  сказать»,  потом  аккомпанировали  женскому  трио
из  местных  любительниц,  которые  спели  песенку  «Боб
Уайт»,  подражая  манере  сестер  Эндрус.  И  между  прочим,
совсем  неплохо  спели.  А  в  «Теперь  все  будет  по-иному»  у
меня  даже  оказалась  большая  каденция  соло,  не  слишком,
впрочем,  трудная,  вся  на  септаккордах  («Что-то  твои  септ¬
аккорды  смахивают  на  нонаккорды»,—сказал  Алекс).
 В  общем,  я  справился  лучше,  чем  можно  было  ожи¬
дать,  и,  что  называется,  блаженствовал.
 Алекс  хоть  и  устал,  но  был  доволен.  Я  видел,  что  он  то
и  дело,  играя,  закрывает  глаза,  и  под  конец  мы  с  ним
стали  чередоваться  через  номер.
 Еще  мы  с  Дэйвом  в  тот  вечер  напились  —  впервые  в
жизни.  Я,  правда,  после  нескольких  порций  «Крэб  орчард»
забастовал  —-  боялся,  что  не  смогу  играть.  Зато  Дэйва  соб¬
лазнами  и  уговорами  превратили  в  настоящего  малолет¬
него  пьянчужку.  Соблазны  шли  от  жены  ударника.  Она
тащила  его  танцевать,  как  только  оркестр  заиграет  что-
нибудь  медленное,  и  в  танце  прижималась  к  нему  так,  как
еще  никто  до  тех  пор  не  прижимался,—  это  видно  было
по  его  смущенной  улыбке.  Нам  с  Дэйвом  был  чужд  преж¬
девременный  интерес  к  женскому  полу.  Я  был  слишком
поглощен  бейсболом,,  а  Дэйв,  хоть  он  и  ходил  иногда  с
девочками  гулять,—своим  особым  отношением  к  людям.
 —  Алекс,—  сказал  я  брату  со  всей  мальчишеской  не¬
посредственностью,  которой  во  мне  было  хоть  отбавляй.—
Я  теперь  понимаю,  почему  ты  взъелся  на  папу.  Потому
что  он  против  такой  жизни.
 —  Да?  А  тебе  такая  жизнь  нравится?
 —  В  ней  есть  смак.
 —  Откуда  у  тебя  такие  словечки,  парень?  Это  совсем
не  в  твоем  стиле.
 —  Верно.  Это  словечко  Дэйва.  Он  так  сказал.
 40

—  В  нем  самом  есть  смак,  в  твоем  приятеле,—  заметил
Алекс.—  Только  он  еще  сам,  может,  не  сознает  этого.
 От  того,  что  эта  особа  проделывала  с  Дэйвом  —  для  нас
она  была  именно  «особа»,—  мне  становилось  все  больше
не  по  себе.  Она  это  проделывала  открыто,  не  стесняясь.
Она  была  брюнетка  с  большими  глазами,  и  все  это  выгля¬
дело  так,  будто  между  ней  и  участниками  ансамбля  цдет
какая-то  схватка  за  Дэйва.  Ее  муж,  ударник,  смотрел  на
это  равнодушно,  но  один  раз,  сидя  за  роялем,  я  услышал,
как  он  ей  сказал:
 —  Оставь  мальчишку  в  покое,  Диди.
 —  Он  мне  нравится.
 —  Вот  как?  А  я  думал,  тебе  нравятся  только  пиа¬
нисты.  Держалась  бы  уж  очкарика.
 Но  вышло  из  этого  только  то,  что  она  оцять  надулась.
 После,  когда  мы  уже  легли  спать,  Дэйв"  сказал  Алек¬
су:—  Она  ведь  просто  дразнилась,  правда?
 —  Ну  да.  Она  это  любит.  А  он  обычно  смотрит  и
смеется.
 —  Знаешь,  на  что  это  похоже?  На  сговор  двух  мошен¬
ников.
 —  В  каком  смысле?—спросил  Алекс.
 —  Чем  бы  дело  ни  обернулось,  оба  в  выигрыше  —  за
твой  счет.
 —  Может,  ты  и  прав,—  сказал  Алекс.—  Кобель  и  сука.
Разнополые  представители  одного  биологического  вида.
 —  Послушай,  Алекс...
 —  Ну  что,  Дэйв?  Давай-ка  поспим.
 —  В  «Пупсе»  вполне  можно  уместиться  втроем,  если
ты  захочешь  съездить  ц  Сент-Луис.  На  рождественские
праздники.
 Все  сложилось  так  интересно  и  увлекательно,  что  я  со¬
всем  позабыл,  зачем  мы  вообще  сюда  ехали.  Вероятно,  я
спохватился  бы  утром  и  получил  бы  отказ.  Дэйв  сумел
куда  удачнее  выбрать  время.  Он  упомянул  о  Сент-Луисе
вроде  бы  между  прочим,  когда  окрепла  взаимная  приязнь
между  ними,  и  к  тому  же  Алекс  усталый  оказался  сго¬
ворчивее,  чем  Алекс  со  свежими  силами.
 —  Ладно,—  к  моему  удивлению  ответил  он.—  А  то
сцапают  вас,  дурачков,  за  то,  что  вы  без  водительских  прав
раскатываете  по  дорогам.
 Мы  благополучно  водворили  «Пупса»  на  прежнее  ме¬
сто,  и,  пожалуй,  это  все,  что  мне  хотелось  рассказать  о
 41

школьных  годах  Дэйва  в  Миссури.  Разве  вот  только  еще:
он  тогда  не  раз  говорил,  что  хочет  стать  журналистом.  Оп
*  помещал  заметки  в  нашей  газете,  той  самой,  где  его  рас¬
писали  когда-то.  (И  кстати,  довольно  метко  расписали.  На
фотографии  в  школьном  ежегоднике  в  нем  больше  от  фав¬
на,  чем  от  химеры.  С  гоДами,  как  это  бывает  всегда,  он  по¬
терял  угловатую  прелесть  подростка,  но  приобрел  другие
черты,  не  менее  характерные  и  привлекательные.  У  него
было  приятное,  умное  лицо  в  шапке  бронзово-рыжих  во¬
лос,  которое  при  смехе  забавно  морщилось.  Война  проло¬
жила  на  нем  скорбные  складки,  но  об  этом  позже.)
 Итак,  он  писал  заметки  для  школьной  газеты.  В  шест¬
надцать  лет  (нам  обоим  исполнилось  шестнадцать  еще  до
конца  учебного  года)  не  слишком  охотно  признают  чье-то
превосходство,  но  я  все  же  признавал,  что  никто  из  нас
не  умеет  так  ловко  построить  фразу  и  подобрать  точные
слова,  как  Дэйв.  Взять  хотя  бы  его  очерк  о  Сент-Луисе,
пусть,  быть  может,  и  не  свободный  от  заимствований  и  пе¬
репевов.  «Сент-Луис,—  писал  Дэйв,—  по-северному  дело¬
вит  и  по-восточному  культурен,  по-южному  сентимента¬
лен  и  по-западному  дышит  историей».
 Я  поинтересовался,  как  же  тогда  он  определит  меня,
жителя  Сент-Луиса.
 —  Очень  просто,—  сказал  Дэйв.—  Ты  северо-восточный
западно-южанин.  Дитя  Миссури.  Парень  из  Озарка.
 Нужно  ценить  людей,  которые  помогают  вам  понять,
что  вы  такое.
 5
 Сан-Хуанский  аэровокзал  был  почти  пуст,  немногие
пассажиры,  которых  мы  с  Эллен  еще  застали,  войдя  в  зда¬
ние,  быстро  разбежались.  Остался  только  старик  уборщик,
подметавший  пол  механической  щеткой,  он  толкал  ее  пе¬
ред  собой  и  плакал.  Я  позавидовал  его  щетке.  По  крайней
мере  ему  было  на  что  опереться.
 Эллен  все  еще  сжимала  мою  руку  там,  где  вцепилась
в  нее,  когда  пилот  сказал  нам.  Все  места,-куда  вдавлива¬
лись  ее  пальцы,  теперь  болели,  и  я  передвинул  ее  руку  по¬
выше,  но  она,  по-моему,  не  заметила.  Увидя  старика,  ко¬
торый  подметал  и  плакал,  она  тоже  опять  заплакала,  но  в
ее  рыданиях  больше  было  истерики,  чем  горя.
 42

—  Пойдем,—  сказал  я  ей.—  Где-нибудь  тут,  наверно,
есть  радио  или  телевизор.
 —  Да,  да.
 В  бар  мне  не  очень  хотелось  заходить,  Мне  не  хотелось,
чтобы  мне  захотелось  выпить.  Но  скорей  всего  именно  там
можно  было  рассчитывать  услышать  что-нибудь,  и  мы  по¬
шли  к  бару  вслед  за  спешившими  туда  же  бизнесменами
с  нашего  самолета.
 Я  думал  о  том,  знает  ли  уже  Дэйв.  Я  представлял  себе!
вот  он  плывет  по  морю  на  легкой,  быстроходной  яхте.
И  еще  не  знает.  Учит  держать  руль  свою  новую  жену,
славную  молодую  женщину,  не  в  пример  той,  первой.  Ве¬
селый,  беззаботный,  ничего  не  знает  еще.  Но  тут  же  я  ре¬
шил:  не  может  этого  быть,  там,  наверно,  кричали  друг
другу  с  яхты  на  яхту.
 Радио  в  баре  действительно  было.  Прямо  на  стойке  тор¬
чал  обшарпанный  маленький  приемник,  совсем  не  подхо¬
дивший  ко  всей  прочей  обстановке.  Две  официантки  и
один  посетитель  стояли  и  слушали,  да  еще  бармен  со  сво¬
его  места  за  стойкой.  Наши  бизнесмены  к  ним  сразу  при¬
соединились,  и  туда  же,  оставив  меня  позади,  почти  бегом
бросилась  Эллен.  Но  вдруг  остановилась  и  оглянулась  на
меня,  растерянно  округлив  рот.
 Передача  велась  по-испански.
 —  Сядь,—  сказал  я.—  Попробую,  может,  разберу,—  Я
прилично  владею  испанским,  но  диктор  частил,  цак  пла¬
стинка,  пущенная  на  удвоенной  скорости.—  Сядь,  Эллен,—
повторил  я.  Мы  оба  сели  за  маленький  круглый  столик.—
Он  говорит,  что  Джонсона  привели  к  присяге.
 Одна  из  официанток  повернулась  к  нам.  Она  была
складная  и  подтянутая,  с  блестящими  черными  волосами,
но,  когда  она  повернулась,  оказалось,  что  на  одной  щеке  у
нее  шрам  от  ожога,  такой  большой,  что  даже  рот  с  этой
стороны  изуродован.
 —  Миег1о,—сказала  она,  глядя  на  Эллен.—Уже  он
умер,  миссис.
 —  Да,—  сказал  я  и  вскочил,  чтобы  встать  между  ней  и
моей  женой:  гримаса,  исказившая  лицо  Эллен  при  виде
ее  шрама,  была  почти  такой  же  страшной,  как  этот
шрам.—  Простите  моей  жене,  сеньорита,  ее  гладкую
кожу,—  я  сам  вдруг  ощутил  в  щеке  боль  от  раскаленного
металла,  утюга  или  края  железной  печурки.
 43

—  А  нельзя  где-нибудь  послушать  известия  по-англий¬
ски?  —  спросил  я  официантку.
 —  В  городе,  может  быть.  В  отеле.  Наш  язык  —  испан¬
ский.
 Я  кивнул.
 —  Пить  будете,  мистер?
 Я  покачал  было  головой.  Но,  поглядев  йа  Эллен,  пере¬
думал  и  заказал  два  коньяка  «Реми-Мартен».
 —  Но  кто  мог,  Барни,  кто?  —  сказала  Эллен,  когда  я
поставил  перед  ней  стакан,—  Какой-нибудь  сумасшедший
из  правых?
 —  Пока  ничего  не  известно.
 —  Такого  мужчину,  боже  мой.
 —  Выпей,  Эллен.  Это  коньяк.
 Она  выпила  и  минуту-другую  ждала,  не  мешая  мне
слушать.
 —  Он  умер  не  сразу,—  сказал  я.—  Но,  вероятно,  не
приходя  в  сознание.
 —  Какой-нибудь  техасец.  Толстомордый  техасец  в  са¬
погах  и  дурацкой  огромной  шляие...
 —  Стреляли  из  окна  дома  на  площади.  Стрелявшего
никто  не  видел.
 Она  снова  хотела  сказать  что-то,  но  я  жестом  потре¬
бовал  молчания.  У  диктора  изменился  тон.  Он  теперь  го¬
ворил  что-то  про  Трумэна.
 —  Трумэн?  —  Эллен  уловила  фамилию  в  конце  испан¬
ской  фразы.
 —  Нет,—  сказал  я.—  Да.  Он  говорит,  что  на  Трумэна
тоже  было  покушение.
 —  Так  это  когда  же...  много  лет  назад.
 Я  кивнул.
 —  Не  понимаю.
 —  Те,  что  пытались  убить  Трумэна,  были  пуэртори¬
канцы.  А  мы  сейчас  в  Пуэрто-Рико.
 —  Боже  мой,  Барни...
 Диктор  рассказывал,  что  один  из  участников  того  по¬
кушения  до  сих  пор  жив.  Оскар  Колласо.  Сидит  в  тюрьме.
Неясно  было,  при  чем  он  тут.  Может,  решили  взять  у  него
интервью  —  как,  мол,  сеньор  Колласо  относится  к  проис¬
шедшему?
 —  Ты  чтотнибудь  разбираешь,  Барни?
 —  Техасский  губернатор  тоже  ранен,—  сообщил  я.—
А  теперь  говорят  про  какую-то  женщину-судыо.

Эллен  застонала,—  Убита  женщина-судья?  —  У  нее  по¬
текли  слезы.
 —  Нет,  нет.  Тише,  Эллен,—  сказал  я.  Напрягая  все
внимание,  я  старался  понять  диктора,  несмотря  на  темп
его  речи  и  акцент.—  Эта  женщина  плакала,  когда  приво¬
дила  Джонсона  к  присяге.  Она  старый  друг...
 Постепенно  из  обрывков  повторявшихся  сообщений  я
наконец  уяснил  себе,  что  произошло,  и  как  мог  переска¬
зал  Эллен.  В  бар  вошли  еще  двое,  муж  и  жена  из  тех,
что  летели  с  нами,  и,  подойдя  ближе,  слушали  мои  слова.
Муж  обратился  ко  мне:
 —  Мы  хотим  взять  такси  и  поехать  в  город,—  сказал
он.—  Послушать  радио.  Может,  и  вы  присоединитесь?
 —  Спасибо,—сказал  я.—  Мы  останемся  здесь.
 Они  ушли.
 —  Почему  ты  не  захотел  с  ними  поехать?
 —  Самолеты  уходят  отсюда.
 —  А  в  котором  часу  наш  самолет?
 —  Еще  не  знаю.
 —  Разве  на  билетах  не  сказано?
 Я  взглянул  на  нее  с  изумлением.  Наверно,  даже  с  гне¬
вом.  Мне  как-то  и  в  голову  не  приходило,  что  она  продол¬
жает  думать  о  путешествии.
 Но  она  ничего  не  заметила.—  Может  быть,  позвоним
детям?  —  сказала  она.  Наш  старший,  Брэд,  которому  шел
шестнадцатый  год,  учился  перед  колледжем  в  подготови¬
тельной  школе  и  не  жил  дома.  У  бабушки  оставлены  были
двое  младших:  Губер  одиннадцати  и  Мэри  Блисс  десяти
лет.
 —  Они  еще  не  пришли,  должно  быть,  из  школы,—  ска¬
зал  я,  стараясь  сохранять  спокойствие,  и  тут  же  невольно
перенесся  туда,  к  ним.  Не  то  чтобы  передо  мной  возникла
картина,  нарисованная  воображением,  нет,  я  на  миг  физи¬
чески  ощутил  себя  в  большой  классной  комнате,  полной
встревоженных,  настороженных  человеческих  детенышей.
Дети,  когда  они  в  испуге,  пахнут  по-особому,  и  я  этот  за¬
пах  учуял.  Я  был  их  учителем  и  вместе  с  ними  слушал  то
страшное,  что  неслось  из  репродуктора.  На  меня  смотрели
большие  опустевшие  детские  глаза.  От  меня  ждали  слов,
которые  помогли  бы  этим  глазам  наполниться  выражени¬
ем  чувств?  уместных  в  таких  обстоятельствах,  а  я  еще  не
успел  или  не  сумел  разобраться  в  собственных  чувствах.
Учителю,  просветися  сам.
 45

Эллен,  не  поднимая  глаз,  вертела  на  пальце  кольцо  с
изумрудам,  фамильную  драгоценность.  Камень  не  очень
большой,  но  и  не  такой  уж  маленький.
 —  Мэри  Блисс  до  сих  пор  носит  значок  с  портретом
Кеннеди,—  сказала  Эллен.—  Говорит,  это  из  всех  ее  укра¬
шений  самое  лучшее.
 —  М-м-м...
 —  А  знаешь  какую  модель  строил  Губер?  Торпедный
катер  ПТ-109.  Которым  командовал  Кеннеди.
 —  Знаю,—  сказал  я.
 —  Они  оба,  наверно,  очень  расстроены.
 —  Мне  кажется,  телефонный  разговор  тут  едва  ли  по¬
может,  Эллен.  Мы  должны  быть  с  ними.
 Не  услышав  ответа,  я  продолжал:  —  Через  неделю
День  благодарения,  ты  забыла?  Брэд  приедет  из  школы.—
Следующую  фразу  я  подчеркнул  голосом,  думая  вызвать
у  Эллен  улыбку,  но  ничего  не  получилось.—Очко  в  поль¬
зу  бабушки  Гибсон.—Я  говорил  уже,  что  мы  с  Эллен  ино¬
гда  уезжаем  отдохнуть  в  это  время  года,  но  никогда  еще
не  было,  чтобы  мы  не  вернулись  к  праздничному  обеду  с
индейкой  в  доме  ее  матери.  И  когда  мы  прощались,  она  не
скрыла  обиды.
 —  Не  будем  пока  решать,  возвращаться  или  нет.  По¬
дождем,  пока  не  узнаем  все  толком.
 —  Мы  знаем  уже,  что  президент  убит.
 —  Надо  хоть  позвонить  Дэйву.
 —  Да.  Сейчас  пойду  позвоню.
 —  Может,  они  все-таки  собираются  ехать.
 —  Не  думаю,—  сказал  я.—  Для  Дэйва  это  большое  по¬
трясение.  Он  ведь  знал  Кеннеди.
 —  Но  это  же  свадебное  путешествие,  Барни.
 —  Не  то  чтобы  *они  были  приятелями,  просто  Дориму-
сы  тоже  проводили  обычно  лето  на  мысе  Код.  Отец  Дэйва
не  из  богачей  и  не  такой  уж  большой  пост  занимал  в  пра¬
вительстве,  однако  они  были  знакомы  семьями.  Дэйв  мне
говорил,  что  ему  мальчики  Кеннеди  не  нравились,  это  уже
потом  он  ближе  узнал...  Джона  Кеннеди.  Ближе  и  лучше.
Они  вместе  лежали  раненые  в  госпитале  морского  флота
в  Челси.
 —  Знаю,  Барни.  Слыхала. 	4
 —  Я  не  был  уверен,  что  ты  знаешь.
 —  Может,  все-таки  полетим  в  Сент-Томас?  Всего  ведь
час  лету.  Мне  кажется,  так  будет  удобнее.  Поговорим  с
 46

ними  и  с  капитаном  Кларком.  И  оттуда  уже  вернемся  до¬
мой.  А,  Барни?
 —  Нет,—  сказал  я.
 —  Всего  один  час.
 —  Нет,—  сказал  я.—  Не  полетим.
 —  Пожалуйста,  не  кричи  на  меня.
 —  Убежден,  что  Дэйв  с  женой  уже  складывают  чемо¬
даны.  То,  что  произошло,  даст  взрывную  волну,  которая
затронет  многих  людей,  связанных  с  Дэйвом.
 —  Может,  именно  потому  он  предпочтет  быть  от  них
подальше.
 —  Ты  плохо  знаешь  Дэйва.—  Нужно  было  идти  к  теле¬
фону  и  в  билетную  кассу,  но  мне  было  совестно  за  мой  по¬
вышенный  тон,  и  я  решил  сперва  объяснить  Эллен,  чем,
собственно,  занимается  Дэйв.  Он  кончил  юридический  фа¬
культет  в  Гарварде  —это  она  знала,—но  не  стал  адвока¬
том,  а  избрал  другой  вид  юридической  практики.  Он  сде¬
лался  консультантом  в  области  управления  производством,
своего  рода  специалистом  по  лечению  хромающих  пред¬
приятий.  Но  тем  дело  не  ограничилось.  Он  негласно,  а  ино¬
гда  и  открыто  участвовал  в  ряде  местных  промышленных
начинаний.  С  его  помощью  решались  порой  проблемы  эко¬
номики  целых  городов,  расположенных  по  соседству.  Для
наглядности  я  привел  пример  с  одной  фирмой  по  производ¬
ству  бетона,  которая,  пожелав  расширить  масштабы  своих
операций,  пригласила  Дэйва  для  консультации.  Но  Дэйв,
прежде  чем  подписать  контракт,  объехал  клиентов  фирмы
и  выяснил,  что  эти  бетонщики  —  народ  очень  наглый  и  не¬
добросовестный.  Пользуясь  отсутствием  конкурентов,  они
выполняют  поставки,  считаясь  только  с  собственными
удобствами,  не  берут  мелких  или  специализированных  за¬
казов,  не  слишком  щепетильны  в  вопросах  качества.  Вер¬
нувшись  из  поездки,  Дэйв  дал  им  совет:  как  первое  усло¬
вие  роста  —  улучшить  выполнение  своих  обязательств  пе¬
ред  клиентурой.  Но  владельцы  фирмы  сказали,  что  это  его
не  касается,  его  дело  —  рассчитать,  какие  нужны  дополни¬
тельные  вложения  капитала,  насколько  потребуется  уве¬
личить  парк  машин,  как  верней  диктовать  цены  и  где  от¬
крыть  новые  отделения.  Тогда  Дэйв  от  йих  отказался  и
стал  подыскивать  людей  для  создания  конкурирующего
предприятия.  Помог  им  даже  получить  ссуду  в  банке...
 Эллен  прервала  меня:  —  При  чем  тут  сейчас  бетон?

—  Ни  при  чем,—  сказал  я.—  Извини  пожалуйста.—  Но
я  бы  мог  рассказать  ей  полсотни  таких  историй.  В  одной
был  д4же  замешан  я  сам.
 —  Ты  должен  встретиться  с  капитаном  Кларком,  Бар¬
ни.  Хотя  бы  из  приличия.
 —  Капитану  был  внесен  задаток,—  сказал  я.—  И  за
меня  и  за  Дэйва.  В  случае  отмены  поездки  деньги  не  воз¬
вращаются.
 —  Но,  Барни...—  Начатая  фраза  потонула  в  рыданиях.
Я  встал  и,  обойдя  вокруг  столика,  подошел  к  Эллен.  Дело
пахло  настоящей  истерикой.  С  моей  женой  это  бывает.
 Я  положил  руку  ей  на  плечо,  притянул  ее  лицо  к  себе.
Скоро  у  меня  намокло  под  грудью  от  ее  слез,  пропитав¬
ших  насквозь  тонкую  ткань  голубой  рубашки.
 —  Барни,  давай  уедем  подальше...  я  хочу  уехать...  на
яхте...  д-далеко  от  Техаса...
 Моя  рубашка  промокала  все  сильней  и  сильней,  мне
уже  казалось,  будто  я  сам  к  этому  причастен,  будто  Эллен
плачет  за  нас  обоих  или  ее  слезы  мешаются  под  голубой
рубашкой  с  моими.  Я  гладил  ее  по  мягким  волосам.  К  ог¬
ромному  горю  всей  страны  прибавилось  маленькое  личное
горе  Эллен  Джеймс;  она  так  ждала  этой  поездки  на  яхте.
 Яхта  для  нее  все  равно  что  для  некоторых  молодых  де¬
вушек  лошади,  думал  я,  ощущая  живую  массу  волос  под
своей  ладонью.  Это  ее  мечта,  ее  безнадежная  страсть,
вспыхивающая  с  новой  силой  всякий  раз,  когда  перед  ней
замаячит  какая-нибудь  реальная  яхта.  Нам  с  ней  следо¬
вало  бы  жить  на  морском  берегу;  час  с  небольшим  пути  —
пустяк  для  меня,~но  для  настоящего  любителя  водного
спорта  это  равно  трансконтинентальному  путешествию.
 Я  нечуткий  муж.  Как  я  мог  не  понять,  что,  еще  не  ви¬
дав  «Птицы  Боцмана»,  она  уже  прикипела  к  ней  всей  Ду¬
шой.  Дэйв  прислал  нам  фотографию,  и  этого  было  доста¬
точно.  Яхта  действительно  выглядела  красавицей;  помню,
я  потом  раза  два  искал  эту  фотографию  и  не  мог  найти.
Теперь  я  догадался:  Эллен,  вероятно,  не  расставалась  с
ней  ни  на  минуту,  уходя,  клала  в  сумочку,  дома  держала
на  своем  секретере.
 Я  сжал  ее  плечо.  Мы  с  Эллен  не  всегда  были  счастли¬
вы  вместе,  но  я  ее  знаю  всю,  каждая  ее  мысль  и  движе¬
ние  мне  понятны,  было  бы  желание  понимать.  И  кажется,
что  к  человеку,  которого  так  знаешь,  нельзя  не  испыты¬
вать  сочувствия,  разве  только  если  ты  ему  враг.  А  я  ни¬
 48

когда  не  относился  к  Эллен  враждебно  —  ну,  может  быть,
раз  в  жизни,  короткое  время,  но  это  давно  уже  позабыто.
 Сейчас,  ощущая  кожей  холод  влажной  рубашки,  я  ду¬
мал:  это  след  от  растаявшей  мечты;  тот  доблестный  вождь,
что  сейчас  лежит  мертвый,  он  тоже  был  завзятый  яхтсмен.
И,  оплакивая  его,  она  оплакивала  и  какую-то  собственную
утрату,  что-то  погребенное  на-  дне  памяти,  что  должно
было  ожить  в  таинственном  краю  грез,  называемом  Вир¬
гинскими  островами.  Когда  она,  горделивая  и  невинная,
поплывет  оттуда  в  открытое  море  на  белой  яхте  под  белы¬
ми  парусами. 	,
 —  Эллен,—сказал  я.—Ты  прости  меня,  но  я  не  могу
сейчас  путешествовать  по  морю,  где-то  далеко  от  детей.
Я  уверен,  что  и  ты  не  смогла  бы.
 Я  вовсе  не  воображал,  что,  если  все  граждане  сейчас
срочно  вернутся  по  домам,  это  воскресит  президента  или
чем-нибудь  поможет  стране.  Просто  меня  тянул  инстинкт
более  сильный,  чем  цеплянье  Эллен  за  ее  улетучивающую¬
ся  мечту,  более  сильный  и  более  древний:  домой,  в  пеще¬
ру.  В  пещеру,  дети.  Прижмитесь  к  стенке,  а  я  завалю  вход
камнем  побольше.  Что-то  там  рыщет  кругом,  в  темноте
ночи,  и  земля  сотрясается  от  тяжелых  шагов.
 Эллен  подняла  голову.—  Ты  никогда  не  любил  плавать
по  морю  и  не  знаешь,  что  это  значит,—  сказала  она  с  то¬
ской  и  осуждением  в  голосе.  Он  странно  прозвучал  в  та¬
кую  минуту,  при  таких  обстоятельствах.  Голос  человека,
вдруг  узнавшего  горькую  и  противоестественную  правду
о  ком-то,  кому  до  сих  пор  привык  доверять:  ты  никогда
не  любил  плавать  по  морю  и  не  знаешь,  что  это  значит.
 Но  она  ошибалась.
 ЛЕТО  С  ТРОМБОНОМ
1
 Я  был  шафером  на  первой  свадьбе  Дэйва,  и  я  шел  за
его  гробом  с  его  второй  женой.  А  однажды  мы  с  ним  три
месяца  проплавали  вдвоем  по  морю,  и  это  было  лучшее
время  в  моей  жизни  —  уверен,  что  и  в  его  жизни  тоже.
 Было  это  сразу  после  конца  войны  —  июнь,  июль  и  ав¬
густ  сорок  пятого  года,  и  плыли  мы  на  шлюпе  класса
«Дружба»,  начав  плавание  в  штате  Мэн.  Помнюл  Дэйв  ска-
 49

вал:  «Пусть  кроткие  наследуют  землю,  Джеймс  из  Озар-
ка.  А  мы  с  тобой  отправимся  в  море».
 Мы  ещё  в  сорок  первом  договорились  когда-нибудь  про¬
вести  так  лето.  После  отъезда  Дэйва  из  Сент-Луиса  мы  на
некоторое  время  потеряли  друг  друга  из  виду,  как  оно  бы¬
вает  с  мальчишками.  Я  в  последних  классах  учился  не¬
важно  и  после  окончания  должен  был  еще  на  год  посту¬
пить  в  подготовительную  школу,  чтобы  уж  оттуда  ката¬
пультироваться  прямо  в  колледж.  Записавшись,  я  стал  по¬
лучать  письма  от  футбольного  тренера  школы  с  просьбой
прибыть  пораньше,  до  начала  занятий,  что  я  и  сделал,
больше  из  желания  поскорей  попасть  на  место,  чем  из  ин¬
тереса  к  футболу.  Я  все  еще  числил  себя  бейсболистом.
 Приехал  я  днем,  отнёс  чемоданы  в  указанную  мне  ком¬
нату  и  сразу  же  отправился  в  спортивный  корпус.  Ребят
там  толкалось  много,  но  поскольку  еще  не  ясно  было,  с  кем
из  них  мне  захочется  сойтись  поближе,  я  быстро  переодел¬
ся  и  вышел  на  «поле  одним  из  первых.
 Единственное,  что  я  неплохо  умел  делать  в  футболе,—
это  пасовать,*  не  бог  весть  что  для  настоящего  игрока.  Но
я  был  в  хорошей  форме  после  бейсбольного  сезона  и,  по¬
размявшись  немного,  сразу  включился  в  игру,  стараясь  не
упускать  ни  одного  мяча  из  тех,  что  передавал  мне  коре¬
настый  толстяк,  игравший  центра.
 Левый  край,  высокий  малый  с  предохранительным
щитком  на  носу,  помчался  мне  наперерез,  и  я  решил  вма¬
зать  ему  как  следует,  чтобы  сбить  его  с  катушек  долой.
Он,  однако,  удержался  и  не  упал,  хотя  мяч  ударил  ему  в
живот  с  такой  силой,  что  даже  звон  пошел.  Качнулся
только,  сукин  сын,  облапил  мяч,  подпрыгнул  и  что  есть
силы  бросил  его  назад,  заорав:
 —  А  ну,  еще  давай!  Жизни  побольше!  —  И  я  увидел,
что  это  Дэйв.
 Примерный  ученик  Дэйв;  неужели  ему  понадобилось
натаскивание  перед  колледжем?  Нет,  конечно.  Оказалось,
просто  у  него  пропал  год  —  отец  вызвал  его  к  себе  в  Лон¬
дон,  а,  покончив  с  делами,  рассудил  так:  раз  уж  они  оба
тут,  есть  смысл  собрать  все  свои  неиспользованные  отпу¬
ска  за  несколько  лет  и  покатать  сына  по  Европе.  Они  объ¬
ездили  среднеевропейские  страны,  побывали  во  Франции,
в  Греции,  в  Югославии  и  даже  прожили  неделю  в  нацист¬
ском  Берлине.  Это  было  еще  в  1938  году.
 Вторжение  немцев  в  Польшу  пришлось  на  третий  день
 50

нашей  досрочной  футбольной  практики;  Дэйв  в  этот  день
не  появился  на  поле.  Помню,  тренер  послал  меня  его  ис¬
кать,  и  я,  сняв  доспехи,  с  бутсами  в  одной  руке  и  шлемом
в  другой  взбежал  по  лестнице  наверх,  к  Дэйву.  Мы  с  ним
тогда  еще  не  успели  перебраться  в  одну  комнату,  пересе¬
ление  состоялось  через  несколько  дней.
 Дэйв  сидел  на  одной  из  кроватей  перед  включенным
приемником,  бледный,  каким  я  его  ни  разу  не  видел  ни
раньше,  ни  потом.
 —  Они  перешли  границу,  Барни,—  сказал  он.—  Эти
сволочи  штурмовики.
 —  Поляки  им  покажут,—  сказал  я.
 —  Нет.  Поляки  не  продержатся  й  двух  недель.
 Мы  потолковали  насчет  того,  не  бросить  ли  футбол.
Ни  он,  ни  я  не  были  заядлыми  футболистами,  но  Дэйву  в
этом  сезоне  негде  было  играть  в  уеннис.  Он  сказал:
 —  Знаешь  что?  Пошли  все-таки  на  тренировку.  Время
такое,  что  не  мешает  держать  себя  в  форме.
 Я  возразил,  что  нас  эта  война  не  касается.
 На  следующую  осень  мы  оба  поступали  в  Гарвардский
университет,  где  Дэйв  намеревался  вернуться  к  теннису,  а
я  к  бейсболу.  Но  все  оказалось  не  так-то  просто;  Мои
школьные  отметки  не  вызвали  в  Гарварде  бурного  востор¬
га,  а  горсточки  высших  и  средних  баллов,  заработанной  в
подготовительной  школе,  оказалось  недостаточно,  чтобы
изменить  уже  сложившееся  мнение.  Дэйв  был  принят,  а
мне  пришлось  удовольствоваться  колледжем  поскромнее,
но  к  тому  времени,  когда  Дэйв  в  качестве  второкурсника
мог  бы  претендовать  на  участие  в  университетских  тен¬
нисных  матчах,  он  уже  проходшк  обучение  в  лагере  мор¬
ской  пехоты  на  Паррис-Айленде.
 Его  гарвардских  однокашников,  как  я  слышал,  это
огорчило,  но  не  удивило.  Он  всегда  относился  к  войне  серь¬
езнее  всех  моих  знакомых  ребят  и  в  первое  свое  студенче¬
ское  лето  —  лето  накануне  Пирл-Харбора  —  написал  мне
письмо,  которое  должно  было  послужить  объяснением.
Я  получил  это  письмо  в  одном  городке  в  северном  Миссу¬
ри,  куда  мы  поехали  на  состязания  по  бейсболу.  В  тот
день  я  играл  прескверно  и,  вернувшись  в  гостиницу,  сра¬
зу  пошел  под  душ.  Не  успел  я  пустить  воду,  как  за  две¬
рью  раздался  голос  питчера  нашей  команды,  левши-ин¬
дейца  по  имени  Эйб  Эннистон,
 —  Барни,  тебе  письмо*
 и

Подозреваю,  что  Эйб  хотел  поскорей  попасть  в  душ.
 Так  или  иначе,  я  взял  у  него  письмо  и  пошел  к  себе  в
номер.  Это  была  маленькая  комнатушка  под  самой  кры¬
шей,  единственный  одноместный  номер  во  всей  гостинице,
жара  там  была  несусветная.  Я  улегся  в  нижнем  белье  на
кровать  и  распечатал  письмо.  Оно  было  написано  каран¬
дашом.
 «...по  просьбе  одного  типа  вел  его  яхту  на  Блок-Айленд,
а  ветерок  был  такой  славный,  что  я  решил  пройти  немного
дальше,  а  потом  вернуться.  Выйти  в  открытый  океан.  По¬
скольку  я  был  один,  решил,  что  риск  невелик.  Предполага¬
лось,  что  со  мной  за  матроса  пойдет  сынишка  владельца
яхты,  но  он  немного  струсил.  Я  ему  пообещал  уладить  с
его  отцом  это  дело  и  отправился  один.  Яхта  —  тридцати¬
футовый  тендер  с  четырехместной  каютой,  но  править  ею
не  труднее,  чем  «Пупсом».  Словом,  прошел  я  совсем  не¬
много,  смотрю,  меня  нагоняет  сторожевой  катер.  Береговая
охрана.
 Они  поравнялись  со  мной,  и  какой-то  болван  с  мегафо¬
ном  заорал,  чтобы  я  немедленно  возвращался  в  залив,  ина¬
че  меня  отведут  на  буксире.  И  не  отставали  от  меня  до  са¬
мого  берега,  а  там  поднялась  целая  буча  насчет  инструк¬
ций  и  запретных  зон  й  тому  подобное.  Еще  хорошо,  раз¬
решение  на  выход  из  порта  было  при  мне,  но,  знаешь,  все
это  время  думал  я  только  об  одном:  война  здесь.  Уже
здесь.  П  одкралась,  я  и  не  заметил  как,  и  вот
нельзя  больше  плавать  где  хочется.
 Слыхал  ты,  что  придумали  англичане  в  Александрии?
Наладили  доставку  почты  и  продовольствия  в  расположе¬
ние  своих  войск  на  Кипре  на  легких  деревянных^  суде¬
нышках.  Как  только  береговая  охрана  меня  отпустила,  я
сразу  же  связался  по  телефону  с  отцом,  рассказал  ему  все
и  спросил,  не  поможет  ли  он  мне  попасть  в  Александрию.
Но  он  расхохотался  и  сказал,  чтобы  я  лучше  приехал  к
нему,  если  мне  так  уж  не  терпится  помогать  тем,  кто  вою¬
ет.  Есть  люди,  которые  всячески  добиваются,  чтобы  мы  от¬
казались  от  нейтралитета,и  я  мог  бы  принести  этим  лю¬
дям  немало  пользы.  Но,  даже  еще  не  успев  подумйть,  я
вдруг  услышал,  что  говорю:  «Папа,  я  решил  вступить  в
морскую  пехоту».  Так  и  сказал.  А  сейчас,  Барни  Джесс
Джеймс  из  Озарка,  я  это  повторяю  тебе.  С  одной  поправ¬
кой.  Не  «решил  вступить»,  а  вступил.
 52

Не  знаю  только,  почему  у  меня  не  хватило  соображе¬
ния  выбрать  лучше  береговую  охрану.  Здесь  я  долго  еще
не  увижу,  как  кругом  ходят  волны,—  пока  не  придет  вре¬
мя  всем  нам  отправляться  за  океан.  Да,  сэр,  и  вам  в  том
числе.
 Но  я  тут  надумал  одну  штуку.  Знаешь  что?
 Когда  все  это  кончится,  давай  купим  яхту  и  поплаваем
на  ней  вволю.  По  рукам?»
 Как  уже  было  сказано,  у  адресата  этого  письма  выдал¬
ся  черный  день.  Играл  я  хуже  некуда.  Два  раза  мне  судья
не  засчитал  мяч,  в  девятом  туре  я  получил  было  сингл,  но
дальше  этого  не  пошел.  Нашим  менеджером  все  еще  был
тогда  Рыжий  Пит,  тот,  что  подарил  мне  «Пупса»;  хоть  иг¬
рали  мы  вполне  профессионально,  команда  еще  формаль¬
но  считалась  любительской.  Когда  мы  выигрывали,  Пит
каждому  игроку  по  очереди  предлагал  па  пари  в  десять
долларов  перепрыгнуть  через  банкетку.  Если  вблизи  име¬
лась  банкетка.  А  когда  мы  проигрывали,  ставка  была  два
доллара  —  стоимость  дешевого  обеда.  Настроение  у  меня
в  тот  день  было  такое,  что  я  бы  охотно  получил  с  Пита
два  доллара  и  тоже  пошел  записываться  в  морскую  пехо¬
ту.  Или  в  танковый  корпус,  как  мой  брат  Алекс,  тем  бо¬
лее  что  мне-то  не  пришлось  бы  за  деньги  раздобывать  ли¬
сток  с  тестами  для  проверки  зрения  и  заучивать  его  на¬
изусть.
 Я  ответил  Дэйву  открыткой:  «Есть,  капитан.  По  ру¬
кам».
 2
 Капитан  Дэйв  Доримус,  произведенный  в  этот  чин  уже
в  действующей  армии,  получил  Серебряную  звезду  за
успешную  атаку  на  Иводзима;  в  этом  деле  он  был  ранен
дважды  в  один  день.  Вторая  пуля  раздробила  ему  плечо,
вызвав  частичную  потерю  подвижности  в  правой  руке.
Алекс  не  получил  ничего,  а  потерял  нечто  более  сущест¬
венное:  от  песка  ли,  от  пыли,  от  солнца  пустыни,  от  скуд¬
ного  рациона  или  от  повреждения  позвоночника  Алекс
ослеп.  Глаза  у  него  всегда  были  слабые,  и,  вероятно,  Ли¬
вия  —  его  часть  воевала  в  составе  английских  войск  —
была  для  них  самым  неподходящим  местом.  Я  тоже  не
получил  ничего,  кроме  нашивок  и  ленточек,  полагающих¬
 53

ся  каждому  летчику-истребителю  за  определенное  число
боевых  вылетов,  но  я  ничего  и  не  потерял,  не  считая  четы¬
рех  или  пяти  лет,  которые  потеряли  мы  все.
 Демобилизовавшись,  я  первым  делом  поехал  в  Вашинг¬
тон,  где  мне  нужно  было  повидаться  с  юристом.  Наш  отец
умер  в  самом  конце  войны,  и  меня  ждали  для  урегулиро¬
вания  дел  по  наследству.  А  ехать  пришлось  не  в  Сент-Лу¬
ис,  а  в  Вашингтон,  потому  что  там  жил  Алекс.  Он  женил¬
ся  перед  отправкой  за  океан  и  теперь  жил  у  своей  жены.
 Я  встретился  с  адвокатом,  представлявшим  интересу
Алекса,  раньше,  чем  встретился  с  ним  самим;  много  вре*
мени  это*не  заняло.
 —  Алекс  знает,  сколько  денег  осталось  после  отца?  —
спросил  я.
 —  В  точности  этого  пока  никто  не  знает,  капитан
Джеймс.  Но,  разумеется,  кое-какие  примерные  расчеты
произведены.
 —  Я  вас  не  о  том  спрашиваю.  Я  спрашиваю,  знает  ли
Алекс.
 —  Нет.  Пока  еще  нет.
 —  Тем  лучше,—  сказал  я.
 —  Вы  меня  извините,  сэр,  но  вам  следует  нанять  себе
адвоката  особо.  Мне  неудобно  обсуждать  с  вами  эти  во¬
просы.  Если  угодно,  могу  порекомендовать  вам  кого-либо.
 —  Незачем,—  сказал  я.—  Какая  надобность  платить
двум  адвокатам,  когда  вполне  можно  обойтись  одним?  Тут
дело  простое:  я  хочу,  чтобы  все  получил  Алекс.
 —  Простите,  не  понял?
 —  У  меня  есть  пара  глаз  и  нет  семьи,—  сказал  я.—
Алекс  слепой,  и  у  него  ребенок.
 —  Жена  вашего  брата  располагает  некоторыми  сред¬
ствами,  мистер  Джеймс,—  сказал  адвокат,  возвращая  меня
к  реальностям  гражданской  жизни.
 Вот  то-то  и  оно.  Я  знал,  что  у  Танни  есть  деньги,  не¬
много,  но  есть.  Мне  хотелось,  чтобы  доля  брата  в  бюджете
семьи  слегка  превышала  ее  долю,  а  отец  наш  не  был  мил¬
лионером.  Все-таки  Алекс  тогда  будет  чувствовать  себя
тверже.  Я  хорошо  относился  к  Танни  и  хотел,  чтобы  это  не
изменилось.  Она  была  Алексу  любящёй  женой,  и  я  хотел,
чтобы  это  тоже  не  изменилось.  Я  сделал  то  единственное!
чем  я  мог  бы  способствовать  этому  со  своей  стороны.
 Адвокат  вздохнул  и  беспокойно  потеребил  редкие  усики.
 54

—  Насколько  я  понял,  ваш  брат  не  должен  знать,  что
вы  отказываетесь  от  наследства  в  его  пользу?
 —  Вы  поняли  правильно,—  сказал  я.—  Пусть  получа¬
ет  все  и  думает,  что  это  половина.
 —  Отлично,—  сказал  он.-—  Я  вам  пришлю  на  подпись
необходимые  документы.  Очень  просил  бы  вас  все  же  по¬
казать  их  другому  юристу  для  подтверждения,  что  все  сде¬
лано  так,  как  вы  пожелали.  Я  буду  представлять  ваши  ин¬
тересы,  капитан,  наравне  с  интересами  вашего  брата.
И  денег  я  с  вас  не  возьму,  кроме  как  на  издержки  по  вве¬
дению  в  права  наследства.
 И  на  этом  дело  было  кончено.  Может,  я  и  не  прочь  был
чуточку  погордиться  своим  великодушием,  но  оно  даже  не
уменьшило  во  мне  чувства  вины,  когда  Алекс  встретил
меня  с  ребенком  на  руках,  родившимся  уже  после  его  отъ¬
езда  в  армию.  Знай  я  такого  врача,  который  мог  бы  пере¬
садить  Алексу  един  мой  глаз,  я  с  радостью  пошел  бы  на
это  и  считал,  что  мы  квиты.  Вскоре  я  услышал  дружный
смех:  оказывается,  Танни,  не  подумав,  переставила  мебель
в  гостиной  и  Алекс  сел  на  журнальный  столик,  стоявший
теперь  на  месте  дивана,  и  сломал  его.  Танни  очень  зара¬
зительно  смеялась.
 Я  воспользовался  пребыванием  в  Вашингтоне,  чтобы
повидать  отца  Дэйва.  У  него  уже  не  было  своего  кабинета
в  Белом  доме  —  он  не  принадлежал  к  трумэновским  лю¬
дям.  Он  ушел  в  отставку  и  сделался  политическим  обозре¬
вателем  в  газете,  не  особенно,  впрочем,  популярным.
 Вероятно,  природная  доброта  и  стремление  сохранить
верность  многочисленным  принципам  мешали  ему  писать
с  той  хлесткой  остротой,  которая  подстегивает  читатель¬
ские  нервы.  Он  меня  пригласил  позавтракать  с  ним  в  Кос¬
мос-клубе,  и,  хотя  мы  много  лет  не  видались  после  Сент-
Луиса,  я  его  сразу  же  узнал.  Узнал,  как  только  увидел  в
вестибюле  хрупкого,  невысокого,  красивого  старика  с  ним¬
бом  седых  волос,  слушавшего  кого-то  с  той  же  полнейшей
поглощенностью  заботами  собеседника,  которая  передалась
и  Дэйву.  Как  только  он  остался  один2  я  не  колеблясь  по¬
дошел  и  назвал  себя.
 —  А  я  бы  вас  и  так  узнал,  Барни.—  Он  крепко  пожал
мне  руку  —  славный  старик  с  простой,  задушевной  мане¬
рой  говорить,  заставлявшей  вас  верить,  что  ему  в  самом
деле  доставляет  удовольствие  ваше  общество,  За  завтра-
 65

ком  он  рассказал  мне,  что  Дэйв  сейчас  на  мысе  Код;  было
бы  чудесно,  если  б  я  навестил  его  там.
 —  Здоровье  у  него  расшатано,.—  сказал  мистер  Дори¬
мус.—  Но  вы  увидите,  духом  он  так  же  бодр,  как  и  раньше.
 И  это  было  верно.  Я  не  нашел  Дэйва  на  мысе  Код,  но
в  Уонамассете,  где  он  обычно  жил,  я  встретил  общих  зна¬
комых,  которые  посоветовали  мне  поехать  во  Фрипорт,
штат  Мэн.
 —  А  там,  просто  додит$  по  берегу  и  заглядывайте  под  .  •
все  лодки,—  сказал  мне  один  из  них,  и  этот  способ  себя
оправдал.  Тот,  кого  я  исКал,  лежал  под  опрокинутой  килем
вверх  симпатичной  пузатенькой  яхточкой  и  красил  ее  из¬
нутри.
 —  Барни  Джеймс!  —  закричал  он,  высунув  голову  из-
под  киля.—  Сэр,  завтра  ваше  судно  будет  готово  к  отплы¬
тию.—  Он  выполз  наружу,  накинул  рубашку  и  подбежал
ко  мне.  Я  стиснул  бы  его  в  объятиях,  не  будь  он  весь  пере¬
мазан  краской.
 —  Дэйв,  старый  дядюшка  Римус,—  сказал  я.-  Ну  и
ну.  Второй  кисти  у  тебя  не  найдется?
 *  —  Как  ты  собираешься  провести  лето?
 —  Еще  не  решил.
 —  Все  ты  уже  решил.  Рассказать  тебе,  что  именно?
Завтра  утром  мы  выйдем  на  этой  посудине  в  бухту  Каско,
бросим  якорь  футах  в  четырехстах  от  берега,  напьемся
вполпьяна  и  в  таком  состоянии  будем  пребывать  все  лето.
Помнишь,  ты  мне  прислал  из  Миссури  открытку  со  ста¬
туей  Чемпа  Кларка  *  на  обороте?  И  там  было  написано:
«Есть,  Капитан.  По  рукам».
 —  Точно.
 —  А  если  тебя  одолеет  тоска  по  родине..,—  У  Дэйва
была  манера  вдруг  ни  с  того  ни  с  сего  делать  ударение  на
каком-то  слове,  вовсе  для  того  не  подходящем,—  на  сей
раз  это  было  «по,».—  Если  тебя  одолеет  тоска  ПО  родине,
мы  обогнем  Ки-Уэст,  пройдем  через  Мексиканский  залив
и  направимся  вверх  ПО  Миссисипи,  чтобы  ты  накупил
себе  целую  кучу  открыток  со  статуей  Чемпа  Кларка.
 Я  ткнул  в  него  указательным  пальцем.—Скажи,  отку¬
да  взялось  это  имя,  Чемп,  тогда  я  с  тобой  поеду.
 —  Подумаешь!  Да  у  нас  в  Миссури  это  каждый  маль¬
 *  Чемп  Кларк  (1850—1921)  —  юрист,  член  конгресса  от  штата
Миссури.
 56

чишка  знает.  Так  и  быть,  объясню  тебе,  чужаку:  он  был
чемпионом  по  игре  на  банджо,  мог  переиграть  кого  угод¬
но,  а  вот  переговорить  не  мог.  И  на  съезде  демократиче¬
ской  партии  выбрали  не  его,  а  Брайена,  повторив  старую
политическую  ошибку  —  предпочтя  музыке  слова.  А  кста¬
ти,  на  самом  деле,  откуда  такое  имя?
 —  Это  вторбй  слог  его  второго  имени  —  Джеймс  Бью-
чемп  Кларк,—  сказал  я.—  Пожалуй,  Бьюч  было  бы  пра¬
вильнее.  Слушай,  Дэйв,  я  еще  никогда  не  плавал  на  парус¬
никах.  Как  называется  такая  штука?
 —  Шлюп  класса  «Дружба»,—  ответил  Дэйв.
 —  И  можно  на  ней  выходить  в  океан?
 —  Можно  плыть  хоть  в  Англию.
 —  Я  только  что  оттуда,—  сказал  я,—  Боюсь,  там  еще
не  успели  по  мне  соскучиться.
 —  Ладно,  снимай  рубашку  и  брюки  и  бери  малярную
кисть.—  Дэйв  сдернул  свою  рубашку  и  кинул  ее  на  козлы
в  сторонке.  При  этом  он  отвернулся,  и  я  увидал  его  спину.
 Она  вся  была  исчерчена  шрамами,  особенно  вокруг  пра¬
вой  лопатки,  где  еще  не  зарубцевались  как  следует  швы.
Пальца  на  два  пониже  шла  наискось  багровая  борозда
пальцев  в  десять  длиной  и  в  палец  глубиной.
 —  Черт,—  сказал  я.—  На  тебя,  видно,  целую  катушку
ниток  извели.
 —  Очень  страшно  выглядит,  Барни?  Я,  знаешь,  как-то
забываю  об  этом.  Вот  только  кисть  приходится  в  левой
руке  держать.
 —  Ничего,  хорошим  бейсменом  будешь  для  первой
базы,—  сказал  я.—  Сколько  ты  заплатил  за  этот  корабль?
 —  Триста  и  еще  около  сотни  дал  человеку,  который  по¬
мог  переволочь  его  сюда  и  соскрести  старую  краску.
 —  Возьмешь  меня  в  долю  на  половину?
 —  А  ты  согласен  идти  со  мной  в  плавание?
 По  правде  говоря,  у  меня  были  на  лето  другие  планы.
Я  рассчитывал  поболтаться  недельку  у  моря,  а  потом  взять
свой  старенький  аппарат,  запастись  широкоугольными
объективами  и  отправиться  в  Канаду,  к  берегам  реки  Свя¬
того  Лаврентия.  Но  я  сказал  только:  —  Я  же  тебе  дал  сло¬
во,  и  Чемп  Кларк  свидетель.  Мне  как  раз  кое-что  причи¬
тается  из  демобилизационного  пособия...
 —  Купишь  на  это  спиртного  в  дорогу,—  сказал  Дэйв.—
Нам  понадобится  океан  джину,  чтобы  переплыть  его  на
этой  скорлупке.
 67

4  —  Вы  —  капитан,  мой  капитан,—  сказал  я,  и  он,  мак¬
нув  в  краску  кисть,  шлепнул  меня  по  заду  моих  розовых
офицерских  кальсон.  Теперь  у  меня  была  настоящая  ма-
лярская  прозодежда.
 Этот  шлюп  класса  «Дружба»  был  широким,  вместитель¬
ным  безымянным  суденышком.  То  есть  не  совсем  безымян¬
ным:  девушка,  у  которой  его  купил  Дэйв,  назвала  его
«Дэнди»,  и  мы  не  стали  менять  название.  Но  между  собой
мы  всегда  его  звали  «Дружба»,  пользуясь  этим  словом  как
именем  собственным,  а  не  нарицательным.  Владелица  про¬
дала  его,  чтобы  купить  гоночную  яхту;  после  войны  в  про¬
даже  опять  появились  спортивные  суда,  а  она  быца  на¬
стоящей  яхтсменкой.
 Не  то  что  мы.  Нам  просто  нравилось  плыть  по  воле  вет¬
ра.  Внизу  была  просторная  каюта  с  двумя  койками,  но  мы
часто  выносили  тюфяки  наверх,  раскладывали  их  около
руля  и  медленно  плыли  вперед,  под  парусом  или  с  мото¬
ром,  когда  как  вздумается.  С  неделю  мы  просто  кружили
по  бухте  Каско,  без  всякого  направления.
 —  Что  значит  лечь  .  в  дрейф?  —  разглагольствовал
Дэйв,  поучая  меня.—  Это  значит:  если  ты  сдрейфил,  ло¬
жись  и  не  двигайся.
 —  А  я  вот  сейчас  собираюсь  двинуться,—отвечал  я.—
Примерно  через  часок  доползу  до  холодильника,  где  стоит
пиво.  Если  мне  это  удастся,  захватить  и  тебе  бутылку?
 Однажды  мы  пригласили  покататься  бывшую  владели¬
цу  «Дружбы»,  очень  славную  девушку,  звали  ее  Мэриан,
фамилию  забыл.
 Она  сказала  нам,  что  накануне  в  гостях  немного  пере¬
брала,  так  не  дадим  ли  мы  ей  опохмелиться.
 —  Только  придется  подождать,—  сказал  Дэйв.—  Мы
здесь  коктейлей  не  сбиваем,  Прекрасная  Дева  Мэриан.  Про¬
сто  наливаем  и  ждем,  когда  они  сами  собьются  от  качки.
 Выпив,  она  приободрилась  и  стала  рассуждать  о  буду¬
щем  Дэйва.  Мое  будущее,  видимо,  ее  меньше  беспокоило.
 —  Нет,  но  все-таки  чем  ты  думаешь  заняться?  —  спра¬
шивала  она,  и,  так  как  Дэйв  только  улыбался  и  пожимал
плечами,  я  ответил  вместо  него:
 —  Можно,  например,  плавать  на  этой  штуке  и  готовить
людям  коктейли  по  нашему  способу,  если  погода  подхо¬
дящая.
 —  Точно,—  сказал  Дэйв.—  И  снабжать  все  прйморские
бары,  и  поплавки,  и  причалы...  не  торопясь.
 56

—  Вот  это  размах,—  сказал  я.
 —  А  что,  создать  бы  флотилию  кораблей  «Мартини»
для  кругосветного  плавания,—  мечтательно  произнес
Дэйв.—  Барни,  не  сочти  за  труд  продвинуться  в  носовую
часть  и  сделать  то,  что  у  тебя  так  хорошо  получается  с
якорем.
 —  Отдать  якорь?  —  спросил  я.—  Не  торопясь?
 —  Сегодня  у  нас  праздник,—  сказал  Дэйв.—  Сегодня
можно  не  торопиться.
 Но  тут  мы  вдруг  разом  вскочили  и  засуетились  —  наш
шлюп  подходил,  к  устричной  отмели,  а  время  было  то  са¬
мое,  которое  мы  называли  «час  коктейлей».  Этот  час  на¬
ступал  утром  или  под  вечер,  когда  смена  течений  обнажа¬
ла  устричную  отмель.  Она  лежала  сразу  за  оконечностью
длинного  мыса;  мы  бросили^якорь  и  прыгнули  в  воду  в
трусах  и  тапочках.  Дэйв  остался  и  в  тенниске  —  чтоб  не
видно  было  его  шрамов  и  из  уважения  к  гостье.  Мэриан
с  палубы  смотрела,  как  мы  возились  у  отмели,  кидая  в  ве¬
дерко  отборные  экземпляры  устриц.
 Потом  мы  поплыли  обратно  к  шлюпу.—  Живей!  —  кри¬
чал  Дэйв;  я  взобрался  на  борт  и  принял  у  него  из  рук
ведерко.—  Ножи,  где  ножи?  Нельзя  терять  ни  минуты.
 Эти  нежные  устрицы,  такие  свежие,  только  что  из  моря«
Мы  сидели,  свесив  ноги  за  борт,  пили  из  консервных  ба¬
нок  мартини,  вскрывали  ножом  устрицы  для  себя  и  для
Мэриан  и  высасывали  нежное  мясо  вместе  с  морской  во¬
дой,  а  пустые  раковинки  бросали  в  море.
 Потом  мне  пришло  в  голову,  что  Мэриан  и  Дэйв  не
прочь  бы  побыть  наедине.  Я  поплыл  к  берегу  и  час  или
полтора  бродил  там  по  скалам,  считая  взлетающих  Пере¬
возчиков  и  глядясь  в  каждую  лужицу,  оставшуюся  после
прилива.
 Мэриан  до  того  расчувствовалась,  видя,  как  мы  сумели
надраить  и  оснастить  ее  дрянную  лодчонку,  что  на  проща¬
ние  подарила  нам  новый  запасной  грот,  который  думала
было  вернуть  в  магазин.
 —  Нет,  я  вижу,  она  девица  что  надо,—  сказал  я,  когда
мы  любовно  разглаживали  новехонькую  парусину.
 —  Не  говори  пошлостей,—  сказал  Дэйв.—  И  вообще  ты
вполне  мог  несколько  лужиц  пропустить.  Она  любит  дру¬
гого.  Впрочем,  это  неважно.
 —  Не  одна  в  море  рыбка  водится,  капитан,  да?
 V

—  У  вас  в  Озарке  все  такие  умные?  —  засмеялся  Дэйв,
и  утром  мы  взяли  курс  на  северо-восток,  к  Бар-Харбору<
Во  второй  половине  дня  зашли  в  Ват  —  выяснилось,  что
Дэйву  там  нужно  навестить  кого-то.
 —  Есть  надежда  на  улов?  —  спросил  я,  оживившись,
но  он  сказал  —  нет.  Это  пожилая  чета;  старик  —  бывший
мэнский  губернатор,  давний  друг  отца  Дэйва,  сын  у  него
погиб  на  Тихом  океане.
 —  Отец  почему-то  вообразил,  что  им  интересно  будет
послушать  про  войну,—  сказал  Дэйв.—  Не  уверен.  Но
съездить  съезжу.
 —  А  мне  что-то  не  хочется.
 —  И  не  надо.—  Дэйв  брился.—  Но  на  берег-то  ты  сой¬
дешь?
 —  Я  скучаю  без  музыки,—  сказал  я.—  Иногда  поиграл
бы,  да  не  на  чем.  Не  возражаешь,  если  я  спущу  твою  кой¬
ку  за  борт  и  поставлю  на  ее  место  пианино?
 Говоря  серьезно,  пианино  я  бы  не  стал  заводить  даже
на  суше.  После  войны  я  не  садился  за  инструмент  до  тех
пор,  пока  не  услышал,  что  Алекс  снова  играет,—  зато  уж
тогда  готов  был  не  вставать  целый  день.  А  для  плавания
я  надумал  купить  кларнет  —  я  играю  пйнемножку  на  мно¬
гих  инструментах  и  на  всех  одинаково  плохо.
 Пошел  я  по  магазинам,  но  подержанного  кларнета  ни¬
где  не  нашлось.  К  счастью,  какой-то  местный  житель  свел
меня  с  дирижером  школьного  оркестра,  у  которого  кое-что
продавалось  по  случаю,  и  недорого.  Я  купил  корнет,  а
впридачу  он  мне  всучил  вентильный  тромбон  всего  за  пять
долларов,  потому  что  хотел  от  него  избавиться.  И  даже
тетрадку  упражнений  для  тромбона.  Была  у  меня  еще
мысль  раздобыть  гитару  Дэйву  —  когда-то  он  мечтал  на¬
учиться  играть  на  гитаре,—  но  я  вспомнил,  как  неловко  он
держал  правой  рукой  нож,  вскрывая  устрицы,  и  решил,
что  не  стоит.
 3
 Ночь  мы  простояли  на  якоре  в  маленькой  бухте.  Дэйв
сказал,  мы  продолжим  свой  путь  на  Бар-Харбор  утром,
прихватив  в  Бате  пассажиров,  если  случатся,  но  спешить
нам  нет  надобности,  поскольку  пассажиры  еще  не  знают  о
том,  что  будут  прихвачены.  Хорошо  было  отсыпаться  по
 60

утрам  после  всех  этих  лет  военной  службы,  сонно  нежить¬
ся  в  темноте  еще  не  прогретой  солнцем  каюты,  с  кожей,
задубевшей  от  соленой  океанской  воды.  В  этот  раз  мы,  на¬
верно,  проспали  бы  до  полудня,  если  бы  нас  не  разбудил
стрекот  мощного  подвесного  мотора,  а  потом  что-то  стук¬
нулось  об  нас  и  прошло  дальше,  а  мы  слегка  закачались
на  волне.
 —  Что  за  черт!  сказал  Дэйв.  В  полутьме  я  увидел,
как  он  приподнялся  на  локте.—Кто  это  там  балуется?
 Мы  как  были,  в  одном  белье,  спрыгнули  с  коек,  выско¬
чили  из  каюты  и  бросились  на  корму.  Прямиком  к  берегу
уходила  от  нас  небольшая  плоскодонка.
 —  Я  проснулся  или  еще  вижу  сон?  —  спросил  я.  В  пло¬
скодонке  никого  не  было.
 —  Плывет  пустая  лодка,—  сказал  Дэйв.  Мы  достаточ¬
но  высоко  находились  над  водой,  чтобы  видеть  всю  внут¬
ренность  плоскодонки,  и  ничего  там  не  было,  кроме  снасти
для  ловли  раков.
 Мы  с  недоумением  оглянулись  туда,  откуда  она  яви¬
лась.  Минуту  спустя  до  нас  снова  донесся  стук  мотора.
 —  А  вот  и  еще,—  сказал  Дэйв.  Две  другие  плоскодон¬
ки  обогнули  мыс  и  направились  в  нашу  сторону.
 —  Может,  тут  сегодня  назначены  гонки  пустых  ло¬
док,—  сказал  я.  Но  сразу  же  мы  увидели,  что  в  этих  двух
сидят  люди,  по  двое  в  каждой.  Они  поравнялись  с  нами
и  прошли  мимо  вдогонку  за  первой,  не  подойдя  близко  и
не  ответив,  когда  мы  помахали  им  в  знак  приветствия.
 —  Это  ловцы  раков,—сказал  Дэйв,—Отчаянный  на¬
род.  Впрочем,  вам,  сэр,  как  коренному  миссурийцу,  это
должно  быть  известно.
 —  Известно,—  согласился  я,  и  тут  со  стороны  носа  по¬
слышался  всплеск  и  кто-то  вполголоса  окликнул:
 —  Эй...
 Отвернувшись  от  берега,  мы  рысцой  кинулись  к  носу.
Держась  за  наш  якорный  канат,  из  воды  выглядывал  тол¬
стый  белокурый  крепыш,  полностью  одетый.
 —  Далеко  они?  —  спросил  он.
 Дэйв  оглянулся.—  Почти  у  самого  берега.  Это  ваша  пу-~
стая  лодка?
 —  Мея.  А  она  уже  дошла  до  берега?
 —  Дошла.
 —  Ладно.  Пусть  думают,  что  я  вылез  и  прячусь  за  де¬
ревьями.

—  Да  вы  поднимайтесь  сюда,—  сказал  Дэйв.
 Толстяк  испытующе  посмотрел  на  нас;  он  по-прежнему
 барахтался  в  воде,  не  выпуская  из  рук  якорного  каната.
 —  Я,  знаете,  пловец  не  ахти.  Решил,  что  на  берегу
легче  с  ними  справлюсь.  А  тут  увидел  ваш  кораблик.
 —  Один  справитесь  с  четырьмя?
 —  А  что,  я  могу.
 Мы  втащили  его  на  борт,  поглядывая  на  тех  четверых.
Они  уже  высадились  на  берег  примерно  в  полумиле  от
нас  и  окружили  пустую  лодку.  Наш  гость  забрался  за  вы¬
ступавшую  крышу  каюты,  так  чтобы  она  загораживала  его
от  берега,  лег  навзничь,  все  кругом  заливая  стекавшей  с
него  водой,  и  сказал:
 •—  Эти  стервецы  разломали  мои  ловушки.
 Вы  занимаетесь  ловлей  раков?  —  спросил  Дэйв.
 —  Стигси  Миллер,—  представился  он  и  протянул  руку
вверх,  чтоб*>1  мы  могли  пожать  ее.  Я  продолжал  следить  за
теми,  что  были  на  берегу.—  Понимаете,  отвоевавшись,
приезжаю  домой,  как  вам  это  нравится?  А  они  мне  говорят,
чтобы  я  не  ставил  ловушки  на  раков  там,  где  я  их  всегда
ставил.  Как  вам  это  нравится?
 —  Совсем  не  нравится,—  сказал  Дэйв.—  Ну,  а  вы  что?
 —  Я  как  увидел,  что  моих  ловушек  нет,  так  мне  прямо
в  голову  ударило,—  сказал  Стигси.—  И  я  тут  же  взял  да
обчистил  все  ихние.  У  меня  там  четырнадцать  Штук  здо¬
ровенных  раков  в  моей  лодке,  мало  того  что  мотор  на  ней
совсем  новый.
 —  Их  раки?
 —  Ну  да.
 —  И  вы  уверены,  что  именно  они  разломали  ваши  ло¬
вушки?
 —  А  черт  их  знает.  Я  да  того  взбеленился,  что  мне  все
равно,  они  или  не  они.  Вся  эта  кодла  заодно,  какая  раз¬
ница?
 —  Это  вам  даром  не  пройдет,—  сказал  Дэйв.
 —  Знаю.—  Стигси  повернулся  на  бок,  подставив  локоть
для  опоры,  и  вокруг  него,  уже  в  новых  местах,  стали  нате¬
кать  лужицы.  —  Как,  по-вашему,  я  когда-нибудь  обсохну?
 —  Может,  вам  лучше  спуститься  вниз,  в  каюту?  —
предложил  Дэйв.
 —  Они,  верно,  решили,  что  я  убежал.  Залег  цде-нибудь
в  чаще,  точно  медведь  в  берлоге.  А  жаль,  я  не  медведьг  с
удовольствием  бы  задрал  их.

—  Что  же  вы  думаете  теперь  делать?
 —  Сам  не  знаю.  От  злости  даже  думать  не  могу.
 —  Сухая  рубашка  для  вас  внизу  найдется,—  сказал
Дэйв.—  А  вот  в  штаны  вам*  пожалуй*  не  влезть  ни  в  мои*
ни  в  его.
 Стигси  Миллер  повернулся  еще  и  встал  на  четвереньки.
 —  Зря,  конечно,  я  взял  их  раков,—  сказал  он  и  так,  на
четвереньках,  пополз  к  кокпиту.—  Дурацкая  была  затея.—
Он  перевалился  через  бортик  кокпита,  *сак  пехотинец  че¬
рез  земляной  бруствер,  и  уже  на  коленях  пополз  дальше,
в  каюту.
 Дэйв,  глядя  на  меня,  усмехнулся,—За  такие  дела  и
утопить  могут,—  сказал  он,
 Стигси  высунул  голову  из  дверей.—  Уж  очень  я  взбе¬
ленился,—  сказал  он.—  Но  я  бы  и  сам,  черт  дери,  утопил
всякого,  кто  вздумал  бы  воровать  моих  раков.—  Присев  на
корточки,  он  осторожно  глянул  на  берег*  белевший  за  кор¬
мой.—  Не  видать  никого,—  сказал  он,
 —  Не  может  быть,  чтобы  они  не  оставили  у  вашей  лод¬
ки  сторожевого,—  заметил  Дэйв.
 —  Слушайте,  ребята...  вы  отсюда  собираетесь  плыть
дальше?
 —  А  что,  хотите  с  нами?  Валяйте.
 —  Вы  это  серьезно?
 —  Только  как  же  ваш  новый  мотор?  —  спросил  Дэйв.
 Стигси  ухмыльнулся.
 —  А  за  него  еще  не  уплачено.
 —  Куда  вы  хотите  попасть?
 —  Все  равно  куда.—  Он  задумался,  но  ненадолго.—
Кой  черт,  я  как  вернулся  из  армии,  так  полтора  месяца
только  и  делаю,  что  воюю  со  всем  городом.  Будто  это  един¬
ственный  город  на  свете.
 —  А  родных  у  вас  нет?
 Он  покачал  головой,—Таких,  из-за  кого  бы  стоило  тут
оставаться,  нет.
 —  Что  ж,  Стигси,  значит,  решено.  Вы  когд^-нибудь
бывали  на  мысе  Код?
 —  Не  приходилось.
 —  Мы  именно  туда  держим  курс.  Ну,  а  теперь  прячь¬
тесь  в  каюту.
 Стигси  исчез^  за  дверью,  и  Дэйв  занялся  мотором,  а  я
пошел  выбирать  якорь.  Покончив  с  этим  делом,  я  увидел,
Что  Дэйв  разворачивается  носом  к  берегу*
 93

—  Ты  что,  приставать  хочешь?  —  спросил  я.
 —  Положитесь  на  капитана,  штурман,—  сказал  Дэйв.—
Тут  надо  действовать  с  расчетом.  Если  они  увидят,  что  мы
вдруг  снялись  с  якоря  и  уходим,  они  пустятся  за  нами  в
погоню  и,  чего  доброго,  поймают.—  Ой  улыбался.—  Пойди
растолкуй  это  Стигси.
 Я  спустился  в  каюту.  Стигси,  в  одной  из  моих  запасных
рубашек  и  в  армейских  кальсонах  до  колен,  с  комфортом
расположился  на  койке  Дэйва.  Выслушав  меня,  он  зевнул
и  одобрительно  закивал  головой.  Дэйв  явно  успел  завое¬
вать  его  доверие.
 Мы  не  дошли  до  берега  футов  двадцать-тридцать.  Нас
немного  сносило  течением  и  ветром,  но  с  приглушенным
мотором  можно  было,  в  общем,  держаться.
 Дэйв  оказался  прав  —  из  сосняка  за  песчаной  полосой
пляжа  вышел  человек,  который,  видно,  подстерегал  бегле¬
ца  на  случай,  рели  тот  вздумает  вернуться  за  своей  лодкой.
 —  Примите-ка  вахту,  штурман,—  сказал  Дэйв  и,  пере¬
дав  мне  руль,  затрусил  на  бак.  Стоя  там,  он  окликнул  ло¬
дочника:
 —  Случилось  что-нибудь?  —  Тот  не  ответил,  только
хмуро  уставился  на  него.  Дэйв  спрыгнул  за  борт  и  по
пояс  в  воде  пошел  к  берегу.
 Ветер  доносил  до  меня  обрывки  их  разговора—  впро¬
чем,  разговором  это  трудно  было  назвать.  Дэйв  задавал  во¬
просы,'а  тот  все  больше  молча  качал  головой.  Потом  оба
несколько  раз  поочередно  пожали  плечами  и  наконец  разо¬
шлись;  лодочник  вернулся  на  свой  пост  в  сосняке,  а  Дэйв
пошел  к  брошенной  плоскодонке.  Признаюсь,  мне  было  не¬
много  не  по  себе  и  хотелось,  чтобы  он  не  торчал  там  без
надобности,  раз  все  уже  ясно.  Будто  почуяв  мою  тревогу,
Дэйв  оглянулся,  весело  подмигнул  мне  и,  подняв  левую
руку,  сперва  растопырил,  а  потом  сложил  щепотью  паль¬
цы.  После  этого  он  нагнулся  над  лодкой  Стигси,  отобрал
в  садке  полдюжины  раков  покрупнее  и  переложил  их  в
пустое  пятигаллонное  ведерко.  Потом,  держа  ведерко  в
руке,  так  же  вброд  вернулся  к  нашему  суденышку,  мино-*
вал  носовую  часть  и  поравнялся  с  рулевой  скамейкой,  где
я  сидел.
 —  Ну  и  выдержка  у  тебя,—  сказал  я.—  Надеюсь,  эти
красавцы  не  заряжены?
 —  Я  спросил,  нельзя  ли  купить  у  него  несколько  штук.
А  он  говорит:  это  не  мое  и  продавать  я  не  стану,  а  если
 64

вам  не  противно  есть  ворованное,  берите  так.  Я  и  взял.—
Он  поднял  ведерко  и  выплеснул  живых  раков  прямо  мне
под  ноги.—  Куси,  куси  его,  ребята!  —  закричал  он.—  Этот
тип  хочет  вас  сварить  и  слопать.
 До  Бар-Харбора  мы  добрались  без  приключений.
 Стигси  Миллер  оказался  отличным  спутником.  В  армии
он  служил  кашеваром  и  сразу  же  взял  на  себя  заботу  о
нашей  кормежке.  Мы  особенно  не  протестовали.
 Денег  при  нем  не  было  ни  цента,  но  в  первый  же  вечер
в  Бар-Харборе  он  занял  у  нас  по  десятке,  пошел  играть  в
покер  и  возвратился  с  восемьюдесятью  долларами  выигры¬
ша.  Покер  тут  —  шоферская  игра,  объяснил  он  нам;  из
всей  челяди,  которую  богатые  люди  привозят  с  собой  ле¬
том  на  мыс  Код,  шоферы  самые  азартные.
 Он  отдал  нам  по  восемнадцать  долларов  каждому;  та¬
кой  порядок,  сказал  он,  в  армии  ему  случалось  играть  по
крупной  на  занятые  деньги,  и  кредитору  при  отдаче  долга
полагалось  еще  десять  процентов  выигранной  суммы.
Я  было  не  хотел  брать,  но  Дэйв  одернул  меня.
 —  Все  правильно,—  сказал  он,  и  я  понял,  что  тут  во¬
прос  чести.  После  этого,  отправляясь  к  своим  шоферам,
Стигси  всякий  раз  любезно  предлагал  сыграть  и  на  наши
деньги,  но  я  обычно  отказывался,  и  однажды  Стигси  про¬
сто  в  виде  подарка  принес  мне  выигранный  им  неплохой
полевой  бинокль  —  мне  нравилось  изучать  повадки  мор¬
ских  птиц.  Дэйв  же  охотно  ставил  небольшие  суммы  на
нового  приятеля.
 —  Удобней,  чем  держать  скаковую  лошадь,,—  объявил
он  мне.
 —  А  вы  на  скачках  не  играете?  —  спросил  меня
Стигси.
 —  Играл  одно  время.  Даже  увлекался  этим,  но  завести
собственную  лошадь  мне  никогда  и  в  голову  не  приходи¬
ло.—  Приохотили  меня  к  игре  наши  бейсболисты  в  по¬
следние  годы  перед  войной.  Стигси  предложил,  что  разы¬
щет  мне  в  городе  букмекера,  но  я  как-то  еще  не  созрел
для  этого.  Уж  если  опять  втягиваться  в  это  дело,  так  по
всей  форме,  читать  бюллетени,  самому  следить  за  скачка¬
ми  по  газетам.—  Я,  кажется,  успел  позабыть,  как  это  де¬
лается,—  сказал  я.—  Даже  смешно.
 Я  смотрел  на  них  обоих.  Дэйв  лежал,  растянувшись  на
палубе,  а  Стигси  втирал  ему  какую-то  мазь  в  рубец  под  ло¬
паткой.  Стигси,  в  общем,  томился  без  дела  и  находил  вы¬
 3  Бурджей  л  и 	65

ход  в  том,  что  пестовал  нас,  как  ворчливая  нянюшка,  ут¬
ром,  даже  после  покера,  рано  вставал,  чтобы  приготовить
нам  завтрак,  до  блеска  надраивал  все  медные  части  на
«Дружбе»  —  их,  впрочем,  было  немного.
 —  Что-то  не  тянет  меня  теперь  ставить  на  лошадей,^
сказал  я.  —  Может,  когда-нибудь  после.  А  сейчас,  джентль¬
мены,  если  вы  в  состоянии  выдержать...
 И,  закрывшись  в  каюте,  я  взялся  за  свой  корнет.  Стиг¬
си  и  Дэйв  удивительно  стойко  терпели  мои  музыкальные
упражнения.
 Впрочем,  так  ли?  Выйдя  через  полчаса  из  каюты,  я  не
обнаружил  ни  их,  ни  нашей  гребной  шлюпки.  Наверно,
отправились  на  берег  за  продуктами,  решил  я.  Друзья,  ко¬
торых  мы  думали  застать  в  Бар-Харборе,  куда-то  на  неде¬
лю  уехали,  но  мы  не  скучали,  дожидаясь  их  возвращения,
у  нас  даже  сложился  свой  распорядок  жизни  на  рейде:
утром  Стигси  и  Дэйв  на  шлюпке  отправлялись  в  город,  а
я  оставался  —  играл  на  корнете,  потом  сидел  на  палубе  с
книжкой.  Днем  мы  выходили  под  парусами  в  открытое
море  и  там  купались,  нередко  с  гостями,  а  когда  гостей  не
было,  учили  Стигси  плавать.  Плавал  он  неуклюже,  но  с
увлечением,  шумно  разбрызгивая  воду,  однако  старался
не  отплывать  далеко.  Кроме  того,  он  охотно  рыбачил  и  мы
иногда  присоединялись  к  нему,  хоть  и  редко  могли  похва¬
литься  хорошим  уловом  —  один  только  раз  нам  посчастли¬
вилось  встретить  целый  косяк  макрели,  и  мы  привезли
больше  сотни,  всех  соседей  по  рейду  оделили.  Обедали  мы
чаще  всего  на  борту,  а  вечером  Стигси  отправлялся  играть
В  покер,  а  мы  с  Дэйвом  закатывались  куда-нибудь  в  го¬
сти  —  у  Дэйва  в  Бар-Харборе  знакомых  было  полно.
 В  то  утро  после  разговора  о  скачках  я,  поупражняв¬
шись,  вышел  из  каюты  и  увидел,  что  неподалеку  качает¬
ся  на  волнах  хорошенькая  голубая  с  белым  лодчонка  и  в
ней  две  девушки.  На  корме,  лицом  ко  мне,  сидела  симпа¬
тичная  толстушка  с  короткими  темными  кудряшками,
смешно  разлохматившимися  на  ветру,  очень  даже  аппе¬
титная.  Другая  гребла,  и  ее  лица  мне  не  было  видно,  толь¬
ко  затылок  с  такими  же  точно  кудряшками.
 Та,  что  сидела  лицом  ко  мне,  крикнула:  —  Эй!  Что  там
от  вас  за  адские  звуки  неслись?
 Я  улыбнулся  и,  дав  им  подгрести  ближе,  спросил:  —
А  кто  это  интересуется?
 66

—  Я,  Летиция  Гаррис,—  сказала  она.  В  жизни  не  ви¬
дел  девушки,  которой  бы  меньше  подходило  имя  Летиция.
 —  Я  топил  котят,—  сказал  я.
 —  Нет,  правда,  это  что,  труба?
 —  Корнет.
 —  Вот  видишь,—  сказала  миловидная  Летиция  своей
спутнице,  и  та,  не  выпуская  из  рук  весел,  оглянулась  и  по¬
смотрела  на  меня.  Что  это  сестры,  было  ясно,  хотя  бы  по
их  волосам,  но  вторая  казалась  степенней,  зеленоглазей  и
не  такой  пышкой.
 —  Корнет  ведь  не  то  же  самое,  что  труба,—  сказала
вторая.
 —  Можно,  мы  поднимемся  к  вам?  —  Голос  у  Летиции
был  низкий,  с  переливами;  ее  хотелось  потискать,  как  на¬
дувную  игрушку,  и  даже  смотреть  на  нее  доставляло  мне
удовольствие.
 —  Сделайте  одолжение.—  Перегнувшись  через  борт,  я
ухватился  за  фалинь  забавной  бело-голубой  лодочки  и  под¬
тянул  ее  вплотную.
 —  А  дадите  мне  поиграть  на  вашем  корнете?
 Вторая  девушка,  по  стандартным  понятиям  более  хоро¬
шенькая,  сказала:
 —  Она  вам  будет  говорить,  что  умеет  играть  на  кор¬
нете,  да  вы  не  верьте.
 Я  придержал  их  лодку,  и  они  вскарабкались  на  парус¬
ник.  Обе  были  в  купальных  костюмах  и  коротеньких  не-
застегнутых  кофточках.  У  Летиции  купальный  костюм  со¬
стоял  из  трусиков  и  бюстгальтера,  и  от  вида  голого  тела
в  просвете  между  ними  у  меня  засвербило  в  кончиках
пальцев.
 —  А  как,  если  на  вентильном  тромбоне?  —  спросил  я
другую  сестру,  но  Летиция  тут  же  закричала:
 —  А  где,  где  он? 	'
 Другая  сказала:
 —  Она  и  не  слышала  никогда  про  такой  инструмент.
Меня  зовут  Винни.
 Винни  была  пониже  ростом,  крепко  сбитая;  к  ней  боль¬
ше  шло  ее  полное  имя  —  Лавйния.
 —  Дали  нам  стародевичьи  имена,—  сказала  Лети¬
ция.—Как,  по-вашему,  грозит  нам  остаться  старыми  де¬
вами?  А  где  у  вас  тромбон?  —  И,  не  дав  мне  раскрыть  рот,
она  добавила:  —  Мы  близнецы.  Попробуйте-ка  отличить
пас  друг  от  друга.  Сумеете?
 У

Я  засмеялся  в  ответ  —она  была  выше  на  полголовы,
не  говоря  уже  о  других  статях.  Я  предложил  выпить,  й
они  весело  согласились  —  Лавиния,  освоившись,  стала  та¬
кой  же  шаловливой,  как  ее  сестра.  Я  принес  тромбон,
смазал  вентили.  Летиция  —  Тиц  —  принялась  разыгры¬
вать  целую  пантомиму,  заглядывала  в  раструб,  дула  в
него  и  наконец,  охватив  пухлыми  накрашенными  губами
мундштук,  извлекла  громкое  «бу-у-у».
 —  Во  как!  —  Она  была  очень  довольна  собой.—  Нет  ли
у  вас  маслин?
 —  Прямо  цирковой  клоун,—  сказала  Винни.
 —  В  нашем  городском  цирке  таких  хорошеньких  клоу¬
нов  не  бывает,—  сказал  я,  и  это,  видно,  решило  мою  судь¬
бу.  Если  какой-то  миссурийский  олух  не  догадывался  сам,
кого  из  двух  сестер-близнецов  назвать  хорошенькой,  то
Винни  вознамерилась  облегчить  ему  выбор.  Я  это  понял  по
тому,  как  она  вдруг  вскинула  голову,  глянула  на  меня  и
единым  устрашающе  долгим  глотком  осушила  банку  из-
под  компота,  на  четверть  налитую  мартини.
 —  Караул,—без  особой  тревоги  сказала  Летиция.—
Винни  будет  пьяная.
 —  Маслин,  к  сожалению,  нет,—  сказал  я.—Вот  вер¬
нется  Дэйв,  хозяин  этой  посудины,  он  должен  привезти,
 —  Дэйв  —  это  который,  рыжий  или  толстяк?  —  спроси¬
ла  Винни,  старательно  выговаривая  слова  и  без  малейшего
смущения  выдавая  тот  факт,  что  они  давно  уже  наблюда¬
ют  за  нами.  Она  встала;  от  выпитого  джина  ее  разбирало
на  глазах.  Слегка  пошатываясь,  но  не  теряя  достоинства,
она  сказала:  —  Неважно.  Не-в-важно.—  И,  улыбаясь,  трях¬
нула  головой.—  Мы  эт-то  узнаем.  Мы  сюда  приедем  еще
р-раз.
 Потом  она  сделала  жест,  быть  может  не  вполне  созна¬
тельный,  но  полный  эротики:  оправила  свой  купальный
костюм.  Оттянув  его  большими  пальцами  на  груди,  она
провела  от  середины  к  подмышкам,  потом  оба  указатель¬
ных  подсунула  под  костюм  снизу  и  прошлась  по  бедрам,
изворачиваясь,  чтобы  помочь  эластичной  ткани  распра¬
виться  и  лечь  на  место.  И  я  был  пленен  тем  же  странным
полудетским  бесстыдством,  невинным  и  вызывающим,  ко¬
торое  так  привлекало  меня  в  ее  сестре.
 —  Поехали,  Летиция,—  сказала  она  строго  и,  щелкнув
бретельками,  небрежно  мотнула  головой  в  мою  сторону,—
А  то  опоздаем  к  завтраку.
 Ю

Показалась  шлюпка  с  Дэйвом  и  Стигси,  и  я  стал  уго¬
варивать  девушек  остаться,  суля  им  и  маслины,  и  джин,  и
даже  полный  завтрак,  но  они  разыграли  испуг,  запищалиг
что  им  неловко,  что  они  не  знакомы,  прыгнули  в  свою  лод¬
чонку,  едва  не  перевернув  ее,  заработали  веслами  —  и  под
смех  и  плеск  лодка  стала  удаляться  со  своим  живым  гру¬
зом  ослепительной  девятнадцатилетней  плоти.
 —  Барни,  Барни!  —  закричал  Дэйв,  когда  шлюпка  по¬
дошла  вплотную.—  Что  же  ты  их  отпустил?
 —  Говорят,  неудобно:  с  хозяином  не  знакомы,—  ска¬
зал  я.
 —  Они  нам  помахали  издали  и  крикнули:  «Привет,
Дэйв!»,  а  потом  так  налегли  на  весла,  как  будто  испуга¬
лись,  что  мы  за  ними  погонимся.  Кто  они  такие?
 —  Близнецы,—  сказал  я.—  До  того  похожи,  что  не  раз¬
личишь.—  Я  с  блаженным  вздохом  поглядел  им  вслед;
Винни  энергично  гребла,  торопясь  поспеть  домой  к  зав¬
траку.  Она  была  неплохим  гребцом.
 —  В  общем,  я  тут  без  вас  принимал  гостей,—  сказал
я.—  И  они  завтра  опять  приедут  —  на  урок  музыки.
 —  Эй!  —  крикнул  Стигси.—  Давай  забирай  ящик.
 Этот  вечер  мы  провели  на  «Дружбе»,  пили  для  разно¬
образия  только  пиво  и  слушали  рассказы  Стигси.  Для  него
война  была  не  такой,  как  для  нас.  Он  все  время  оставался
тыловиком,  хотя  по  своему  складу  куда  больше  подходил
для  бойца,  чем  Дэйв  или  я.  Или  Алекс.
 —  Я  им  на  призывном  пункте  сказал,  что  промышлял
раками,—  говорил  он.'—  А  они,  должно  быть,  решили,  это
вроде  как  по  кухонной  части.  И  послали  меня  на  курсы
поваров  и  хлебопеков.  А  я,  братцы,  сразу  сообразил:  самое
милое  дело  —  стать  каптенармусом,  так  на  то  и  держал
курс.—  За  войну  он  сколотил  деньжат  (Стигси  рассказы¬
вал,  не  стараясь  ничего  приукрасить),  не  столько  игрой
в  покер,  сколько  тем,  что  продавал  частным  лицам  про¬
дукты  с  интендантских  складов.—  У  меня  пять  тысяч  дол¬
ларов  на  книжке,—  сказал  он.—  И  вот  что,  ребята,  дальше
я  с  вами  не  поеду.
 —  Что  это  вдруг?  —  спросил  Дэйв.—  Ты  ведь  хотел  по¬
бывать  на  мысе  Код.
 —  Почему,  Стигси?
 —  Да  так,  нипочему.  Просто  пользы  вам  от  меня  не¬
много,  и  потом...  будем  говорить  прямо,  ребята.  Я  тут  за¬

нимаю  место,  которое  вам  может  пригодиться.  Ну  во^
взять  хоть  бы  сегодняшних  девушек.
 Мы  оба  запротестовали,  но,  надо  сказать,  я  даже  не
ожидал  такой  чуткости  от  старика  Стигси  (он  в  свои  два¬
дцать  девять  лет  казался  мне  много  старше,  чем  мы  в  наши
двадцать  четыре).  Именно  чуткости,  потому  что  мне  са¬
мому  уже  приходили  подобные  мысли  в  голову.  Не  насчет
близнецов,  в  них  я  вовсе  не  был  настолько  уверен,
но  вообще  могут  подвернуться  девушки,  не  эти,  так
другие.
 Тем  решительней  я  протестовал,  но  Стигси  сказал  нам:
 —  Надо  мне  добраться  до  своих  денег,  ребята.  Сойду
на  берег,  когда  все  будут  в  море.  А  потом  поеду  на  мыс
Код  и  буду  вас  там  встречать.  Поболтаюсь  немного,  осмот¬
рюсь  что  к  чему...
 —  В  Уонамассете,  кажется,  раки  не  водятся,—  сказал
Дэйв.—  Но,  конечно,  на  мысе  Код  есть  и  другие  места...
 —  Надоела  мне  вода.—Похоже  было,  что  Стигси  не
шутит.—  Одно  дело  кататься  с  вами,  ребята.  Это  даже
очень  приятно.  Но  работу  я  себе  теперь  хочу  подыскать
потеплей  и  посуше.
 Силы  в  нем  было  хоть  отбавляй,  энергии  тоже,  и,  долж¬
но  быть,  он  уже  чувствовал,  что  заботы  о  Дэйве  и  обо
мне  —  слишком  скудное  поле  для  их  приложения.  Но  вид¬
но  было,  что  расстается  он  с  нами  неохотно  (тем  более,
что  мы  пробовали  его  отговаривать)  и  с  таким  капитаном,
как  Дэйв,  поплавал  бы  и  подольше.
 Рано  утром  мы  отвезли  его  в  шлюпке  на  берег,  вернув¬
шись,  позавтракали  холодными  раками  с  холодным  пивом,
потом  немножко  полежали  на  солнце.  Около  десяти  я  при¬
нес  снизу  корнет  и  сказал:
 —  Ну-ка,  попробую,  не  приманит  ли  музыка  курочек.
 —  Ум-гм,—сонно  промычал  Дэйв.—  Только,  чур,  пли¬
мутрок  мне.  А  ты  бери  себе  кохинхинку.
 Я  громко  и  фальшиво  заиграл  «Марш  вперед,  война
идет»  —  в  этой  песне  использованы  только  первые  пять
нот  мажорной  гаммы,  и  для  духовых  инструментов  это  все
равно  что  «Собачий  вальс»  для  рояля.
 Мне  самому  не  очень  верилось,  что  они  приедут,  но  все
произошло,  как  по  волшебству:  только  я  начал  выводить
мелодию  в  четвертый  раз,  уже  немного  чище,  как  из-за
большой  паровой  яхты,  стоявшей  рядом,  вынырнула  зна¬
комая  голубая  с  белым  лодочка,  В  этот  раз  на  веслах  си-
 70

дала  Летиция,  а  Винни,  та,  что,поменьше  ростом,  крикну¬
ла  мне  с  кормы:
 —  Вы  делаете  успехи!
 —  А  Тиц  выучила  урок?  —  спросил  я*
 —  Не  разговаривайте  с  ней.  Сегодня  ее  очередь  гре¬
сти,  а  она  не  может  одновременно  грести  и  разговаривать,
 —  Отлично  могу!  —  крикнула  Тиц  и  упустила  весло.
Лодка  уже  была  совсем  близко,  и  Дэйв  нырнул  и  поймал
его.  Потом  ухватился  за  нос  лодки  и  вплавь  подвел  ее
вплотную,  чтобы  я  мог  ее  зачалить.
 —  Вот  это  Дэйв,—  сказал  я.—  Дэйв,  на  веслах  Лети¬
ция.  А  Лавиния  у  руля.  Но  ты  не  надейся,  что  сразу  на¬
учишься  различать  их.
 Тиц  смотрела  на  Дэйва.—  Вы  всегда  плаваете  в  рубаш¬
ке?  —  спросила  она.  Он  уже  наполовину  перевалился  через
борт,  но,  услышав  ее  слова*  повис  на  локтях  и  оглянул¬
ся  на  нее  без  улыбки.—  Ой*  простите!  —  воскликнула
она.—  Я  дура  и  нахалка.—  Она  мрачно  погрозила  паль¬
цем^  должно  быть,  самой  себе.—  Ой,  не  сердитесь  на
меня.
 Намокшая  тенниска  Дэйва  прилипла  к  телу,  и  под  про¬
свечивавшей  теперь  тканью  обозначились,  как  на  рельеф¬
ной  карте,  бугры  и  впадины  израненной  спины.
 —  Разве  на  вас  можно  сердиться?  —  Дэйв  засмеялся
и  рывком  перебросил  через  борт  ноги.  Потом  мы  помогли
взобраться  девушкам.  Второй  решающий  миг  был  позади.
Если  у  меня  оставалась  хоть  тень  сомнения  насчет  того,
как  мы  разберемся  по  парам,  то  сейчас  она  исчезла.  Винни
еще  вчера  остановила  свой  выбор  на  парне  из  Озарка  —
теперь  Тиц  выбрала  Дэйва.  Я  бы  расстроился  вдребезги,
не  будь  Винни  такая  лапочка.
 То,  что  я  сейчас  расскажу,  конечно,  уведет  меня  в  сто¬
рону,  но  это  одно  из  тех  воспоминаний,  которые  я  храню
с  нежностью  и  время  от  времени,  если  рядом  никого  нет,
достаю  и  прокручиваю  в  памяти,  как  прелестную  танце¬
вальную,  п  л  аотинку  старых  времен.
 Солнце  уже  стоит  высоко,  мы  успели  вдоволь  подудеть
на  тромбоне,  выпить  за  здоровье  Чемпа  Кларка  (да  воскре¬
сит  его  бог)  и  решить,  что  выйдем  в  открытое  море  ку¬
паться  —  то  ли  сейчас,  то  ли  когда-нибудь  еще.  Меня  по-
прежнему  волнуют  длинные  ноги  Тиц  и  ее  обольститель¬
ная  беспечная  ветреность,  но  Тиц  уже  пе  отлепишь  от
Дэйва,  а  со  мною  Винни,  и  ее  неудержимо  несет  куда-то,
 7!

йуда^й^я  нО  прочь  бы  попасть.  Но  я  не  знаю  как  и  ко¬
гда  —  все-таки  зто^  благовоспитанные  мэнские  девушки,
вчерашние  ученицы  довольно  фешенебельной  школы.  Что
будут  поцелуи,  объятия,  вздохи  —  это  ясно  по  тому,  как
стройная,  крепкая  нога  Винни  прижимается  к  моей  по
всей  длине  от  бедра,  и,  если  я  чуть  подвинусь,  она
Тотчас  же  двигается  за  мной,  чтобы  эта  слитность  не  на¬
рушилась.  Она  нет-нет  да  метнет  на  меня  из-под  век  зе¬
леные  искорки,  и  ее  губы  уже  касались  невзначай  моей
щеки.
 Пальцы  Тиц  забрались  под  тенниску  Дэйва  и  щупают
его  шрам,  но  Дэйв,  смеясь,  вытаскивает  ее  руку.
 —  Если  девочка  будет  умницей,  папочка  ей  потом  по¬
зволит  поиграть  с  его  симпатичным  шрамиком,—  говорит
он.
 —  Ну  что  за  дуреха,—  говорит  Винни,  прижимаясь  к
моему  плечу  чем-то  упругим  и  мягким.—  Нет,  правда.  Ви¬
дали  вы  когда-нибудь  такую  дуреху?
 Тиц  вскакивает  на  край  палубы,  рядом  с  тем  местом,
где  сидят  Дэйв,  свесив  ноги  в  кокпит.—  Ах,  подумаешь!  —
кричит  она,  но  в  голосе  ее  нет  обиды.  Нет  даже  насмеш¬
ки  —  это  радостный,  ликующий  клич.—  Винни  еще  де¬
вушка,  а  я  нет.—  И,  зажав  ноздри,  она  спиной  прыгает
в  воду  с  шумным,  веселым  всплеском.—  Покатайте  меня
на  лодке,  Дэйв!  —  кричит  она  снизу,  отфыркиваясь.—
Пусть  детки  побудут  одни.
 Дэйв  широко  ухмыляется,  прыгает  прямо  в  голубую
лодочку,  втаскивает  туда  же  Тиц,  и  мерные  взмахи  весел
относят  их  все  дальше  и  дальше.
 Винни,  отпрянув  от  меня,  заливается  смехом  —  чис¬
тым,  звонким,  торжествующим  смехом,  и  кричит  вдогонку
сестре:
 —  Может,  просто  мне  Дикки  Притчет  недостаточно
нравился!  —  Потом  она  спускает  с  плеч  лямки  своего  ку¬
пальника'  и  начинает  стягивать  его  вниз,  открывая  солнцу
грудь  с  обращенными  в  разные  стороны  сосками,  и  при
этом  смеется  еще  звонче.
 Костюм  белым  комочком  соскальзывает  к  ее  ногаАм,  она
переступает  через  него,  и  я  хватаю  ее  за  плечо.
 —  Слушай,  девчонка!
 Конец  первой  части.  Переворачиваю  пластинку  и  став¬
лю  другой  стороной.
 Они  скалит  зубы,-голая  дурочка,  и  машет  рукой  оша¬
 П

рашенным  зрителям.  Мы  находимся  в  самой  гуще  стоян¬
ки,  и  вокруг  нас  десятки  лодок  и  яхт.
 —  Скорей,  Винни!  Идем.
 —  Куда?
 —  Вниз.  Скорей  вниз,  пока  кто-нибудь  не  вызвал  бе¬
реговую  охрану.  Не  то  я  сейчас  в  обморок  упаду.
 —  Ладно.
 Она  шествует  в  каюту,  основательно  накаленную  по¬
луденным  солнцем,  и  там  на  нас,  мгновенно  взмокших  от
нота  —  крупные  капли  здорового  молодого  пота  катятся
по  коже,—  нападает  идиотское  хихиканье.
 Вдруг  она  смущается,  садится  на  койку,  тесно  сдвинув
ноги,  положив  руки  на  колени,  и  смотрит  на  меня.
 —  Жарко  тут.
 —  Милый  ты  мой  малыш,—  говорю  я,  и  сам  слышу,
что  в  моей  речи  явственно  зазвучал  тот  акцент,  за  кото¬
рый  Дэйв  дразнил  меня:  «Мы,  коренные  миссурийцы»;
так  всегда  бывает,  когда  я  взволнован.
 И  больше  уже.  никакие  слова  не  нужны,  только  раз
она  спрашивает,  а  будет  ли  больно.  Это  когда  мы  спле¬
лись  уже  в  неразрывный  клубок  рук  и  ног,  скользкие  от
пота,  изнемогающие  от  возбуждения,  и  мне  кажется,  от  ео
вопроса  пот  еще  обильней  и  возбуждение  еще  больше.
 Дэйв  и  Тиц  долго  не  возвращались,  и  это  вышло  кста¬
ти,  потому  что  Винни  хотелось  получше  усвоить  получен¬
ный  урок.  Зато  посмотрели  бы  вы  на  нее,  когда  они  пако-
нец  вернулись,—  воплощенное  благонравие,  да  и  только.
У  Тиц  и  Дэйва  тоже  вид  был  довольный,  хоть  и  не  такой
непереносимо  довольный,  как  у  нас:  они  ездили  к  близне¬
цам  домой  и  Дэйв  познакомился  с  их  мамашей.  А  заодно
Тиц  удалось  если  не  добиться  ее  позволения,  то  хотя  бы
заставить  ее  признать  тот  факт,  что  они  с  Винни  едут  па
мыс  Код  в  гости  к  школьной  подруге  на  паруснике  лю¬
безного  капитана  Доримуса.
 (—  Надо  было  сказать  «на  яхте»,—  прервала  Вин-
ци.—  Яхта  —  это  звучит  так,  словно  вы  под  присмотром
пожилой  тетушки.)
 Разве  же  это  не  лучше,  чем  добираться,  голосуя  на
шоссе,  и  потом,  знаешь,  мамочка,  капитан  говорит,  мы  бу¬
дем  плыть  и  ночью  и  днем,  так  что  это  даже  выйдет  ско¬
рее,  и  потом...  Миссис  Гаррис,  как  я  понимаю,  давно  ужо
потеряла  надежду  держать  близнецов  в  узде.  Словом,  Тиц
цривезла  два  чемодана  с  бельем  и  платьем.  Мне  казалось,
 П

это  сама  Новая  Англия  очертя  голову  рвется  назад,  к  сво¬
ей  бурной  молодости,  через  многие  поколения,  сделавшие
ее  дряхлой  и  нищей.
 Мы  снялись  с  якоря  и  под  всеми  парусами  покинули
Бар-Харбор,  так  и  не  увидевшись  с  неведомыми  мне
друзьями  Дэйва,  а  голубая  лодочка  бежала  за  нами,  под¬
прыгивая  на  волнах.
 4
 Ни  одной  ночи  мы  в  плавании  не  провели.  И  даже  днем
не  столько  шли  по  намеченному  курсу,  сколько  отстаива¬
лись  в  больших,  глубоководных  бухтах  вроде  Пенобскота
или  уже  знакомой  нам  Каско.
 Близнецы  продолжали  свое  рискованное,  хоть  в  чем-
то  и  невинное  озорство.  В  любую  минуту  они  могли  сбро¬
сить  с  себя  все  и  нагишом  кинуться  в  воду,  даже  без  вся¬
ких  подзадориваний  с  нашей  стороны.  Хорошо  помню  оча¬
ровательную  картинку:  посреди  небольшого  залива,  где  мы
бросили  якорь,  в  с^отне  футов  от  застроенного  легкими
дачками  берега,  Винни  плывет  на  спине,  стараясь  не  рас¬
плескать  стакан  шотландского  виски,  поставленный  на  ее
плоский  розовый  живот.
 У  Тиц  уже  прилично  получалось  на  тромбоне  «Марш
вперед,  война  идет».  Она  каждое  утро  упражнялась  под
моим  руководством.  А  я  почти  освоил  за  это  время  «Бэйсн-
стрит  блюз»;  мы  даже  отваживались  исполнять  нечто  вро¬
де  пародии  на  дуэт.
 Хоть  партнер  у  каждого  из  нас  был  другой,  но  друг
к  другу  мы  относились  с  непроизвольной  симпатией.  Чем-
то  даже  Тиц  казалась  мне  ближе,  чем  Винни.  Но,  в  общем,
пары  вроде  бы  подобрались  удачно.  Мы  с  Винни  были  па-
крепко  связаны  чувственной  игрой,  точь-в-точь  два  спортс-
мена-противник&,  разыгрывающие  многодневный  товари¬
щеский  матч.  А  Дэйв  и  Тиц,  судя  по  всему,  тоже  чув¬
ствовали  себя  неплохо  в  носовом  отсеке,  где  они  устроили
себе  уютное  логово  среди  свернутых  парусов;  только  все
у  них,  вероятно,  шло  немного  в  другом  ключе.  Тиц  была
по  характеру  мягче  и  податливей  сестры.  Еще  когда  мы
учились  в  подготовительной  школе,  а  потом,  студентами,
вместе  проводили  каникулы,  Дэйв  всегда  имел  дело  с  крот¬
кими,  уступчивыми  девушками,  я  даже  иногда  завидовал,
как  это  он  ухитряется  подбирать  таких.  Мне  почему-то
 74

депушки  доставались  взвинченные,  задиристые,  флирт  р
ними  напоминал  качание  на  доске  —  только  и  думай,  над*
бы  вовремя  перевесить  партнера,  чтобы  он  полетел  вверх
тормашками.
 Есть  гибкость  ковкого  металла,  послушно  сохраняю¬
щего  приданную  ему  форму,  а  есть  —  тугой  пружины,  что
сперва  поддается,  но  тотчас  с  силой  распрямляется  вновь.
 Близнецы  любили  преувеличивать  свое  сходство,  но
иногда  действительно  можно  было  принять  одну  сестру
за  другую,  правда,  если  они  не  были  рядом.  Растянешься
на  палубе  возле  кудрявой  любительницы  солнечных  ванн,
поцелуешь  ее  в  плечо  и  скажешь:  «Забавно,  Винни,  тебя
так  сладко  любить,  а  ты  соленая».
 А  в  ответ  услышишь  кокетливое:  «Спасибо,  милый  Бар¬
ни,  меня  и  в  самом  деле  сладко  любить,  только  я  не  Вин¬
ни,  а  Тиц».
 Каюсь,  раз  или  два  я  ошибался  намеренно.
 Но  это  им,  девушкам,  вздумалось  как-то  раз  использо¬
вать  классический  комедийный  сюжет,  основанный  на
сходстве  близнецов,—  обменяться  местами  ночью.  Дэйв
в  тот  вечер  рано  захотел  спать  и  отправился  на  свое  ложе
из  парусов.  Потом  ушли  вниз  и  девушки,  а  я  еще  остался
на  палубе  —  допить  свой  коктейль  и  пораздумать  о  своих
делах.  Последнее  время  я  часто  допоздна  засиживался
один;  меня  стал  беспокоить  вопрос,  как  мне  дальше  жить,
а  об  этом  лучше  думалось  ночью,  наедине  со  стаканом.
 В  каюте,  когда  я  вошел,  было  темно,  как  и  всегда.  Осве¬
щались  мы  керосиновыми  лампами  и  керосин  жгли  с  рас¬
четом.  На  подушке  смутно  виднелось  голое  плечо  и  пу¬
шистый  локон,  я  особенно  не  приглядывался,  уверенный,
что  это  Винни.
 Я  разделся,  залез  под  простыню  и  тотчас  же  меня  об-,
пяли  и  поцеловали.  Я  шепнул:
 —  Давай  раньше  поспим  немного,  Винни.  А  кто  пер¬
вый  проснется,  будит  другого.
 Лавиния  бы  тут  ничего  смешного  не  нашла,  и,  когда
я  услышал  сдавленный  смех,  у  меня  вдруг  мелькнула  чу¬
довищно  соблазнительная  догадка.  Меня  с  первого  дня
очень  тянуло  к  Тиц,  и  на  секунду  я  замер,  сна  как  не  бы¬
вало.  Но  я  быстро  смекнул,  что,  если  моя  догадка  верна,
лучше  не  подавать  виду,  что  я  догадался.
 Однако  мне  не  терпелось  узнать  наверняка.  Это  же  с
ума  сойти,  если  я  прав.  Я  сказал  шепотом:
 75

—  Винни,  золотко.  Потри  мне  немножко  спину  так,
.как  вчера.  Знаешь,  в  том  месте,  где  у  меня  болит.—  И  ко¬
гда  она  энергично  принялась  разминать  мою  спину  со
всех  сторон,  я  уже  не  сомневался,  что  это  Тиц,  потому  что
все  это  я,  конечно,  выдумал,  да  и  не  похоже  па  Винни  —
утруждать  себя  растиранием  чьей-то  спины.
 И  я  повернулся  к  ней,  весь  горя,—  но  только  эту  плас¬
тинку  я  почему-то  никогда  теперь  не  проигрываю.  Я  ее
берегу,  упорно  берегу,  как  коллекционер,  трясущийся  над
своими  сокровищами,  словно  боюсь,  не  повредила  бы  тон¬
ких  бороздок  корундовая  игла  памяти  —  механизма,  ко¬
торый  не  всегда  очень  точно  воспроизводит  минувшее.
 Мы  с  Тиц  и  после  этой  ночи  остались  добрыми  друзья¬
ми;  но  вскоре  я  стал  замечать,  что  она,  кажется,  по-серьез¬
ному  влюбляется  в  Дэйва.  Я  уверен,  что  комедию  с  пере¬
меной  мест  затеяла  выдумщица  Винни,  желая  расширить
недавно  приобретенный  опыт.  Со  мной  Винни  была  по-
прежнему  ласкова,  как  и  я  с  ней,  но  и  ей  теперь  случалось
засиживаться  одной  по  ночам  —  тоже,  видно,  подумывала,
что  же  дальше.
 Л  я  все-таки  охотнее  проводил  время  с  Тиц.  Может,
тут  много  значило  то  смешное  упорство,  с  которым  она
всерьез  занималась  игрой  на  тромбоне.  Иногда  ей  вдруг
удавалось  извлечь  из  него  протяжный,  сочный,  почти  даже
певучий  звук  —  правда,  она  сама  готова  была  хохотать  до
упаду  над  своим  неожиданным  успехом.  Но,  в  общем,  ин¬
струмент  уже  слушался  ее,  она  научилась  пользоваться
несколькими  регистрами,  и  начало  «Бэйсн-стрит  блюз»  вы¬
ходило  у  нее  хоть  куда.  Мы  каждое  утро  занимались  в
каюте  музыкой,  и,  бывало,  когда  у  меня  уже  губы  онеме¬
ют,  я  говорил:
 —  Что,  брат  тромбонист,  может,  передохнем?
 И  она  отвечала:  —  Передохнем,  брат  трубач.  Сегодня,
я  думаю,  наша  публика  уже  созрела  для  концерта.
 Й  мы  шли  на  палубу,  часто  даже  прихватив  свои  ин¬
струменты,  чтобы  гуднуть  над  ухом  у  Дэйва  или  Винни,—
Дэйв  в  это  время  сидел  со  спиннингом  или  сучил  верев¬
ку,  а  Винни  загорала,  или  же  они  вдвоем  ставили  паруса,
а  если  мы  в  этот  день  не  собирались  сниматься  с  якоря,
готовили  предобеденные  коктейли,  от  которых  так  хоро¬
шо  и  сдадко  спалось  потом.
 —  Мы,  музыканты,  народ  общительный,  открытой
души,—  объявляла  Тиц.—  Мы  пришли  помрчь  вам,  пасса-
 73

жцрам,  чтобы  вы  не  робели,  познакомились*  развлекали
ДРУГ  Друга.
 После  этого  мы  проигрывали  несколько  тактов  «Бэйсн-
стрит  блюз»  и,  взяв  себе  по  коктейлю,  принимались  выхва¬
лять  преимущество  духовых  инструментов:  они  и  удальцы,
и  заводилы,  и  душа  оркестра,  все  должны  равняться  на
них.  Бывало,  что  Винни  вдруг  потянется  выхватить  кор¬
нет  у  меня  из  рук,  а  я  скажу  с  грустью:
 —  Истинного  музыканта  никогда  не  понимают  совре¬
менники.  Но  когда-нибудь  вы  дорастете.  Когда-нибудь  су¬
меете  оценить.—  А  Тиц  в  своем  уголке,  откуда  она  влюб¬
ленными  глазами  следила  за  Дэйвом,  спохватится  и  издаст
оглушительное  «бу-у-у!»
 Дэйв  расстался  со  своей  тенниской.  Он  подолгу  лежал
ничком  на  солнце,  сжимая  и  разжимая  правой  рукой  ре-'
зиновый  мячик,  а  Тиц  с  нежностью  прижималась  лицом
к  страшному  шраму  на  его  спине.
 Дэйв  был  слишком  порядочен,  чтобы  не  заметить  того,
что  происходит,  и  не  встревожиться  по  этому  поводу.—
Барни,—  сказал  он  мне  раз,  когда  мы  собирали  устриц  на
отмели.—  Она  самое  прелестное  существо  на  свете,  но  я
нисколечко  не  люблю  ее.  Что  мне  делать?
 Он  высказал  надежду,  что,  быть  может,  она  мало-по¬
малу  перенесет  свою  привязанность  на  меня,  но,  как  ни
мила  была  мне  такая  перспектива,  я  отверг  ее  с  ходу.
Я  достаточно  уже  знал  Тиц,  чтобы  понять:  она  будет  лю¬
бить  Дэйва  тем  больше,  чем  холодней  будет  Дэйв  отно¬
ситься  к  ней.  А  с  Вишш,  думал  я,  все  это  как  с  гуся  вода,
как  бы  дело  ни  обернулось;  оно  и  лучше.
 Уже  под  конец  лета  Дэйв  однажды  на  целый  уикенд
оставил  меня  с  девушками  одного.  Мы  в  то  время  крейси¬
ровали  по  Нантакетскому  проливу,  и  он  собрался  на  чыо-то
свадьбу  в  городок  Уонамассет,*где  прошла  часть  его  полу¬
кочевого  детства.  Там,  на  свадьбе,  он  увидал  Джейн  Карл¬
сен.  свою  знакомую  еще  с  довоенных  времен,—  впрочем,
это  было  уонамассетско-бостонское  знакомство,  не  пошед¬
шее  дальше  встреч  на  студенческих  вечеринках.
 Джейн  за  это  время  похорошела  и  стала  очень  эле¬
гантной  девицей,  рассказывал  мне  Дэйв,  вернувшись.  Но
еще  до  того,  как  он  наконец  вернулся,  у  нас  тоже  произо¬
шло  кое-что.  В  воскресенье  утром  моя  Лавиния  покинула
«Дружбу».  В  объяснения  она  вдаваться  не  стала,  да  это
и  не  требовалось.
 77

—  Кончилось  лото,—  сказала  она.—  Передайте  от
меня  привет  Дэйву.  Ты,  наверно,  еще  останешься,  Тиц?
Я  так  и  думала.
 Мы  с  Тиц  проводили  ее  на  берег.  В  одном  из  ближних
городков  жила  их  школьная  подруга,  и  Винни  собиралась
погостить  у  нее  несколько  дней.
 Странное  дело.  Полтора  месяца  мы  проспали  в  одной
постели,  и  ничто  не  испортило  наших  отношений,  но,  ко¬
гда  я  усадил  Винни  в  такси,  она  равнодушно  подставила
мне  щеку  для  поцелуя.  А  потом  мы  попрощались  за  руку.
 В  воскресенье  Дэйв  не  вернулся.  Предполагалось,  что
кто-то  из  свадебных  гостей  привезет  его  на  своем  быстро¬
ходном  катерке,  но  ни  катерок,  ни  Дэйв  так  и  не  появи¬
лись.  Собственно,  предупредить  нас  о  задержке  он  не  мог,
а  если  бы  и  мог,  то  не  обязан  был,  но  Тиц  очень  расстрои¬
лась  и  напилась  с  горя.  Из  всех  нас  четверых  на  нее  одпу
выпивка  действовала  угнетающе,  мы  за  лето  уже  привык¬
ли  к  этому.  Прежде  чем  ее  окончательно  развезло,  у  нас  с
ней  вышел  задушевный,  хоть  не  очень  вразумительный
разговор,  и  она  мне  призналась  насчет  той  комедии  оши¬
бок.
 —  Я  теперь  так  жалею,  так  жалею,—  говорила  она.—
Ты  пойми  правильно,  это  я  не  в  обиду  тебе.  Все  было  очень
даже  мило,  но,  понимаешь,  не  то.  И  вот  тогда  я  поняла  —
начала  понимать,  что  для  меня  значит  Дэйв.  Но  ведь  он
на  мне  все  равно  не  женился  бы...  правда,  Барни?  Нет,
это  я  опять  не  про  то.  Ну,  а  если  бы  —  как  ты  думаешь?
 Я  покачал  головой.  Кто  его  знает.  Но  только  скорей
всего  нет.  Я  обнял  ее  одной  рукой,  положил  бедную  закру¬
жившуюся  головку  к  себе  на  грудь  и  думал:  не  назови  я
ее  тогда  хорошенькой,  из-за  чего  Винни  в  отместку  выбра¬
ла  меня,  а,  может  быть,  обладай  я  такими  шрамами  на
спине,  я  бы  сам  теперь  мог  жениться  на  Тиц.  Я  только
по  рассказам  знал  дом  Гаррисов,  этот  большой  обветша¬
лый  нелепый  дом,  где  жила  вся  семья  из  поколения  в  по¬
коление,  пристраивая  одни  флигеля,  заколачивая  другие.
Но  я  словно  бы  видел,  вижу  и  сейчас  чуть  пожухлую  от
времени  белизну  дощатой  обшивки  и  чувствую  холод  зим¬
него  ветра,  разгуливающего  в'  крытом  переходе  от  кухни
к  службам.  Может,  мы  бы  стали  держать  пони  для  ребя¬
тишек,  а  то  и  лошадей,  когда  дети  подрастут.
 Я  уложил  Тиц  спать  в  носовом  отсеке,  а  сам  лег  в  каю¬
 78

те,  только  раньше  еще  поеидел  немного,  думая  свои  при¬
вычные  думы.
 Дэйв  вернулся  утром.  Он  отлично  повеселился  па
свадьбе,  а  в  воскресенье  играл  в  теннис  с  Джейн  Карл¬
сен  —  играл  левой  рукой,  и  получалось  очень  здорово.
А  еще  он  встретил  —  кого  бы  вы  думали?  —  Стигси.  Стиг¬
си,  который  в  восторге  от  Уонамассета  и  полон  каких-то
таинственных  планов.
 Тиц  еще  не  пришла  в  себя  с  похмелья,  была  вся  слов¬
но  выжатая,  как  после  беспутной  ночи.  Дэйва  не  огорчил
ее  вид,  как  не  огорчило  известие  об  отъезде  Винни,—  он
сделал  свой  вывод,  логичный  и  вполне  его  устраивавший:
что  мы  с  Тиц  стали  любовниками.
 Тем  проще  было  ему  осуществить  то,  что  он  задумал:
привезти  Джейн  на  «Дружбу»  к  ужину.  Никаких  сделок  с
совестью  тут  не  было,  просто  он  радовался,  что  все  так
хорошо  и  легко  само  устраивается.
 («Барни  Золотко  Джеймс,—сказала  Тиц,  не  дав  мне
и  заикнуться  о  том,  что  у  меня  было  на  уме.—  Ты  только
не  пытайся  вправлять  ему  мозги.  Даже  и  думать  не
смей».)
 У  Джейн  Карлсен,  по  рассказам  Дэйва,  было  много  до¬
стоинств.  Великолепный  бэкхенд,  не  по-женски  уверен¬
ный  и  точный.  Нескромно  большая  грудь  (у  Тиц  была  со¬
всем  маленькая,  меньше  даже,  чем  у  Винни,  и  мягче).
Своя  гоночная  шлюпка.  Да  еще  отец  —  важная  шишка  в
финансовых  кругах  Бостона.
 Должен  сказать,  что  Тиц  и  я  в  этот  вечер,  верные  дол¬
гу  дружбы,  разыграли  для  Дэйва  все  как  по  нотам.  Мисс
Карлсен,  которую  оба  мы  с  первого  взгляда  возненавидели
(хоть  она  была  девушка  вполне  в  моем  вкусе),  ни  на  миг
не  усумнилась,  что  мы  с  Тиц  —  влюбленная  парочка,  со¬
стоящая  в  недозволенной  связи.  Не  слишком  заботящаяся
о  приличиях.  Девчонка  —  вертихвостка.  Парень  —  студепт
из  породы  забулдыг.  Дэйв  по  доброте  душевной  дал  им  у
себя  пристанище,  но,  между  прочим,  ему  бы  следовало  про¬
являть  доброту  с  большим  разбором.
 Джейн  и  в  самом  деле  была  эффектна,  Дэйв  тут  не
преувеличивал,  но  это  была  та  бронеподобная  эффектность
университетской  элиты,  под  которой  может  скрываться  что
угодно.  Здесь  под  нею  скрывалась,  и  очень  успешно,  хо¬
лодная,  несгибаемая,  беспощадная,  чуждая  щедрости  на¬
 П

тура.  Джейн  отлично  владела  собой.  Она  с  блеском  изо¬
бразила  неподдельное  восхищение  «Дружбой».  Она
поблагодарила  нас  за  то,  что  мы  сыграли  дуэтом  «Бэйсн-
стрит  блюз»  в  честь  прибытия  ее  и  Дэйва,  причем  не  ошиб¬
лась  в  названии  пьесы.  Но  все  это  напоминало  снисходи¬
тельность  инспектирующего  офицера  при  осмотре  тех  за¬
коулков  базы,  где  никакими  усилиями  дневальных  не
наведешь  идеальную  чистоту.
 Почему-то  в  разговоре  о  Джейн  у  меня  всегда  напра¬
шиваются  сравнения  из  военного  быта.  Даже  когда  я  про¬
сто  хочу  представить  ее  себе  (а  она  и  вправду  была  хоро¬
ша,  блондинка  со  стальной  синевы  глазами),  мне  сразу
же  вспоминаются  красотки  из  кинохроники,  где  заснята
свадьба  в  Аннаполисе  или  Вест-Пойнте;  идет  такая  кра¬
сотка  под  сводом  скрещенных  шпаг,  обольстительно  улы¬
баясь  жениху  и  кинооператору;  но  вы  чувствуете,  что,  слу¬
чись  ей  мимоходом  заметить  на  одной  из  шпаг  пятнышко
ржавчины,  вся  карьера  обладателя  этой  шпаги  может  ока¬
заться  под  угрозой.
 —  Ты  что,  влюбился  в  Джейн?  —  спросил  я  Дэйва  на
следующее  утро.  Мне  была  неприятна  эта  мысль,  но  не¬
приятна  по-особому  —  вот  как  если  увидишь  ребенка,  ко¬
торый  собрался  спрыгнуть  с  большой  высоты,  и,  пока  он
не  приземлится  благополучно  на  все  четыре,  у  тебя  у  са¬
мого  подошвы  горят.
 —  Об  этом  пока  рано  говорить,—  улыбнулся  Дэйв.—
Хотя  по  ранней  росе  все  в  самой  красе.  Ладно,  собирайся,
Барни  Джесс.  И  мисс  Тиц  пусть  собирается  тоже.—
Я  увидел  Направлявшуюся  к  нам  шлюпку,  в  которой  си¬
дели  Джейн  и  ее  отец.  Мы  все  были  приглашены  совер¬
шить  двухдневную  прогулку  на  яхте  Карлсенов,  нарядном
двухмачтовом  кетче.
 —  Нет,  спасибо,—  сказал  я.—  А  то  вдруг  еще  забуду
отдать  честь.  Карлсены  ведь  принадлежат  к  сливкам  об¬
щества,  верно?
 Погрустневшая  Тиц  загорала  в  сторонке,  закрыв  глаза,
но  тут  она  их  широко  раскрыла.
 Дэйв  рассмеялся:  —  К  сливкам  общества?  Смотря  что
тут  иметь  в  виду  —  деньги  или  происхождение.—  Он  по¬
дошел  к  Тиц  и  взъерошил  ей  волосы;  он  и  в  самом  деле
не  понимал  больше  того,  что  хотел  понимать,  а  она  не
намерена  была  объяснять  ему.
 —  Предки  Тиц  Гаррис  покоряли  индейцев  и  ощипы¬
 80

вали  к  столу  диких  индеек  за  двести  лет  до  того,  как  пра¬
дедушка  Джейн  стал  впервые  искать  в  своем  шведско-
английском  разговорнике  слово  «доллар».
 Шлюпка  подходила  все  ближе.  Я  сказал  Дэйву,  что
отвезу  Тиц  на  берег,  когда  она  уложит  свой  чемодан,—
Винни  уже  ждет  ее  у  подруги.
 '—  А  может,  ты  еще  побыла  бы  здесь,  Тиц?  —  сказал
Дэйв.—  «Дружба»  в  твоем  распоряжении.  Ты  ведь  это
знаешь.
 Тиц  кивнула.
 —  И  с  Парнем  из  Озарка  вы  словно  бы  не  чужие.  Оста¬
вайся.
 Тиц  покачала  головой.
 Дэйв  поднял  свой  стакан.—  За  Чемпа  Кларка,—  ска¬
зал  он.
 —  Да  воскресит  его  бог,—сказала  Тиц,  крепясь  как
могла,  и  мы  последний  раз  чокнулись  втроем.
 Когда  шлюпка  отошла,  Тиц  спустилась  в  каюту.  Я  сме¬
шал  мартини  в  большом  кувшине,  налил  почти  доверху
два  стакана  и  в  один  положил  несколько  маслин  для  нее.
Она  всегда  любила  маслины.
 Взяв  оба  стакана,  я  пошел  к  ней.  Она  сидела  на  моей
койке,  и  рядом  лежал  вынутый  из  футляра  тромбон.
 —  Уехали?
 —  Да,  Тиц.  Выпьем.—  Я  поставил  стакан  на  откидной
столик.
 —  Твой  стакан  больше.
 —  Я  сам  больше.
 —  За  Чемпа  Кларка?  —  сказала  она,  поднимая  стакан.
 —  Да  воскресит  его  бог.  Пей.
 —  Я  уже  почти  все  уложила.—  Она  отпила  немного.
 Я  сел  возле  нее.
 —  Ты  возьми  свой  тромбон,—  сказал  я.—  И  смотри  не
забывай  упражняться.
 —  Ох,  Барни.—  Она  прижалась  щекой  к  моей  щеке.—
Он  ведь...  он  на  ней  женится.  В  будущем  июне.  И  вер¬
нется  в  Гарвард  на  свой  юридический,  правда?  И  никогда
больше  не  приедет  в  Бар-Харбор,  и...—  Она  горько  запла¬
кала.—  Такое  лето  было,  такое  замечательное  лето...
 —  Ну-ну,  Тиц,—  сказал  я.
 —  Такое  лето!
 —  Ну-ну,  Летиция  Гаррис.  Выпей  еще.  И  не  плачь.
Тромбонисты  никогда  не  плачут,
 81

Она  так  и  не  взяла  тромбон,  хотя  сказала,  что  возьмет.
Назавтра,  еще  до  возвращения  Дэйва,  я  его  похоронил  по
морскому  обычаю.  А  вслед  за  ним  бросил  в  воду  и  корнет.
 Я  уверен,  что  они  и  сейчас  лежат  там,  под  волнами
Атлантики,  на  дне  Нантакетского  пролива.  Может,  какой-
нибудь  аквалангист  вдруг  наткнется  на  них  —  вот,  навер¬
но,  удивится,  когда  на  песчаном  дне  мягко  засияет  позе¬
леневшая  медь.  Почему-то  я  не  могу  представить  себе  эти
инструменты  изъеденными  ржавчиной  до  неузнаваемости;
мне  кажется,  действие  соли  и  воды  только  уничтожило
блеск,  но  форма  осталась.  И  они  уже  не  похожи  на  метал¬
лические,  но  от  этого  они  только  красивее.  Красивые  и
бесполезные,  потому  что  из  них  уже  не  извлечешь  ни  еди¬
ного  звука.  Красивые  и  бесполезные,  как  те  обкатанные
морем  осколки  цветного  стекла,  которые  иногда  летом  на¬
ходишь  на  пляже.
 ДОМОЙ,  ДОМОЙ
1
 В  2  часа  30  минут  23  ноября  1963  года  все  телефоны
на  свете  были  заняты.  Век  сбился  с  курса  и  искал  ориен¬
тиров.
 Я  двадцать  минут  простоял  в  телефонной  кабине  Сан-
Хуанского  аэровокзала,  пытаясь  дозвониться  к  Дэйву  в
Шарлотту-Амалию,  а  Эллен  в  это  время  пила  в  баре  вто¬
рую,  а  то  и  третью  порцию  коньяка.
 —  Шарлотта-Амалия  на  проводе,—  услышал  я  нако¬
нец  голос  телефонистки.
 —  Прекрасно.
 Но,  когда  нас  соединили  с  отелем  Дэйва,  выяснилось,
что  его  номер  не  отвечает.  Телефонистка  коммутатора
предложила  поискать  где-нибудь  мистера  Доримуса,  но
я  решил,  что  едва  ли  они  с  женой  сейчас  сидят  в  рестора¬
не  или  в  холле.
 И  потом  кто-то  уже  дожидался  телефона,  я  и  так  слиш¬
ком  долго  его  занимал.
 Я  просил  передать,  что  мистер  и  миссис  Джеймс  воз¬
вращаются  в  Скотс-Форт,  и  повесил  трубку.  Мне  вспо-
мпился/старик  уборщик,  плакавший  в  пустом  пассажир¬
ском  зале,—  бродит  ли  он  еще  там  со  своей  механической
 82:

щеткой?  Думая  о  нем,  я  отодвинул  складчатую  дверь  ка¬
бины,  и  сейчас  же  автоматически  выключился  вентилятор.
 Рослый  мужчина,  дожидавшийся  телефона,  шагнул
мне  навстречу  —  он  вовсе  не  ждал  телефона,  он  ждал
меня.  Это  был  Дэйв.
 —  Что,  брат,—  сказал  он  и  усмехнулся  знакомой  мне
широкой,  короткой  усмешкой,  только  на  этот  раз  она  вы¬
шла  похожей  на  гримасу  боли.—  Плохие  дела?
 —  Дэйв.—  Я  схватил  его  за  руку.—  Очень  плохие.
 —  Ты-то  как?
 —  Как  и  все,—  сказал  я.  Тут  я  заметил  вблизи  своего
старика  уборщика  и  кивнул  в  его  сторону:  —  Как  и  все.
 —  Думаешь  возвращаться  домой?
 —  Я  как  раз  звонил  тебе,  чтобы  предупредить  об  этом.
 —  Видишь,  как  тут  отлично  поставлена  телефонная
служба,—  сказал  Дэйв.  Морщинки  у  него  на  лице  стали
глубже,  чем  при  нашей  последней  встрече,  и  ему  не  ме¬
шало  бы  немного  загореть.—  Стоило  бросить  монетку  в  ав¬
томат  и  сказать,  кто  тебе  нужен,  как  меня  тут  же  поймали,
погрузили  в  зелененькую  тележку  —  и  я  тут  как  тут.
 —  Дэйв.—  Да,  он  мне  был  очень  нужен.  Из  всех  людей
на  свете  после  жены  и  детей  в  это  трудное  время  мне  ну¬
жен  был  только  он.  Казалось  невероятным,  как  я  мог  до¬
пустить,  что  за  последние  пятнадцать  лет  мы  с  ним  ви¬
делись  всего  пяяъ-шесть  раз.
 —  Я  чуть-чуть  опоздал  к  приходу  вашего  самолета*
Где  Эллен?
 4  —  В  баре.
 —  Так  вы  решили  вернуться?  —  спросил  он  снова.
 —  Да.  А  твоя  жена  где,  Дэйв?  —  Имя  его  новой  жены
вдруг  выскочило  у  меня  из  памяти.
 —  Сидит  у  коротковолнового  приемника  и  слушает
радио.—  Он  сделал  легкое  ударение  на  «коротко».—  В  об¬
ществе  нескольких  милых  людей,  с  которыми  мы  там  по¬
знакомились.
 —  Конни,  да?  —  Они  поженились  на  Виргинских  ост¬
ровах  ровно  неделю  назад.—  Жаль,  что  моя  жена  не  мо¬
жет  слушать  вместе  с  ней. 	*
 Дэйв  кивнул.—  Жаль,  конечно.
 . 	—  Здесь  все  передачи  идут  по-испански.  Эллен  просто
 с  ума  сходит.
 Дэйв  в  ответ  сделал  очень  простую  вещь.  Глянул  на
меня  понимающе,  вынул  из  кармана  спортивной  рубашки
 83

маленький  транзисторный  приемничек  и  провел  пальцем
по  рубчатому  колесику.  И  сейчас  же  словно  вызванный
волшебством  голос  сказал  по-английски:  «...бывший  солдат
морской  пехоты  Ли  Гарви  Освальд».
 —  Вот  мы  ей  пока  дадим  это,—  сказал  Дэйв.
 Я  поднес  приемничек  к  уху.  Пока  я  тут  маялся  у  теле-
фона,  Освальд  успел  вскочить  в  автобус,  сойти  с  автобуса,
застрелить  полицейского  Типпита  и  вбежать  в  Техасский
театр,  где  его  и  схватили.  Все  это  я  узнал  из  бесстрастной
деловитой  скороговорки  диктора,  резюмирующего  послед¬
ние  известия.
 Я  попросил  Дэйва  отнести  приемник  Эллен,  пока  я
буду  заниматься  обменом  и  регистрацией  билетов.  Он  не¬
много  помялся,  но  потом  кивнул  в  знак  согласия  и  заша¬
гал  к  бару.  Глядя  ему  вслед,  я  думал  о  том,  как  замеча¬
тельно,  что  он  очутился  здесь,  а  потом  мне  вдруг  показа¬
лось,  что,  может,  не  так  уж  это  замечательно,  но  почему,
я  не  знал.
 На  полпути  к  бару  Дэйв  обернулся  и  помахал  мне  ру¬
кой  вроде  бы  с  прежним  неотразимо  милым  выражением
дружеской  заботы,  и  я  решил:'  просто  я  сам  не  свой  от  того
же,  от  чего  весь  мир  сейчас  сам  не  свой,—  убит  Джон  Кен¬
неди.
 Я  пошел  к  билетной  кассе,  встал  в  короткую,  медлен¬
ную  очередь,  а  в  голове  у  меня  вертелось:  нет,  что  ни  го¬
вори,  а  Дэйв  выглядит  плохо.  Желтый,  худой,  измучен¬
ный.  Он  хуже  выглядит,  чем  когда  мы  с  ним  виделись  пол-  .
года  назад.  А  ведь  это  было  на  самой  нервотрепной  стадии
развода,  стадии  идиотской,  пустой  казуистики,  когда  ваш
адвокат  утверждает,  что  она  распутница,  а  ее  адвокат  —
что  вы  извращенный  субъект,  и  все  только  ради  того,  что-  1
бы  выторговать  более  выгодные  условия,  каждый  для  сво¬
его  клиента.
 Он  и  тогда  казался  измученным,  но  в  терпеливой  по¬
корности,  с  которой  он  все  это  принимал,  была  какая-то
искорка  1  рустного  юмора,  и  от  этого  вся  ситуация  казалась
менее  непристойной.  Но  сейчас-то,  думал  я,  медленно  про¬
двигаясь  к  билетной  кассе,  сейчас,  в  свой  медовый  месяц
на  Виргинских  островах,  мог  бы  он  уже  выглядеть  лучше.
 Может,  все  дело  в  том,  что  Джейн  (да-да,  та  самая,  с
глазами  стальной  синевы)  увезла  обоих  детей  в  Кали¬
форнию,  где  ему  их  никогда  не  увидеть?  Может,  в  этом,
а  может,  его  уж  очень  потрясла  весть  об  убийстве  —  чем-
 84

то  ведь  объясняется  тот  странный  факт,  что  неповторимое
обаяние  Дэйва,  которое  я  бы  должен  почувствовать  сквозь
всю  мою  поглощенность  неудавшимся  телефонным  разго¬
вором,  потускнело  пастолько,  что  я  даже  не  сразу  узнал
своего  друга.  Неужели  все  дело  просто  в  его  новой  соло¬
менной  шляпе?
 Стоявший  впереди  меня  уже  разговаривал  с  кассиром.
Стоявший  сзади  сказал:
 —  Вы  что-нибудь  понимаете?  Оказывается,  этот  Ос¬
вальд  —  какой-то  пспх  из  кастровской  клики.  Можете  вы
о  го  понять?  Я  думал,  он  из  правых.
 —  Да,—  сказал  я,  а  сам  продолжал  думать:  если  Дэйв
скверно  выглядит,  почему  же  я  не  чувствую  к  нему  боль¬
шей  жалости?  Но  мои  чувства  к  Дэйву  странным  образом
перепутались.  Что-то  в  пем  беспокоило  меня.
 Подошла  моя  очередь,  а  я  все  еще  не  понимал,  что.
 Вдруг  мне  пришло  в  голову  («Ужасный  день,  сэр.  Чем
могу  служить?»),  что  это  не  похоже  на  Дэйва  —  в  такой
момент  ехать  нас  встречать,  оставив  с  чужими  людьми
женщину,  которая  только  неделю  назад  стала  его  женой.
 («Вот  есть  два  места  на  рейс  в  шесть  двадцать,  сэр.
К  сожалению,  он  с  посадками  в  пути.  И  самолет  не  реак¬
тивный».—  «Давайте».)
 Совсем  не  похоже  на  Дэйва.
 2
 Пожалуй,  к  женщинам  Дэйв  никогда  не  проявлял  та¬
кой  чуткости,  как  к  мужчинам.  Ни  к  их  переживаниям,
ни  к  их  человеческим  качествам.
 Женщинам  он  нравился,  нравилась  его  приятная  ры¬
жина,  его  общительность  и  тот  свободно  льющийся  поток
красноречия,  который  лишь  изредка  пересыхал,  выдавая
истощение  запаса  нервной  энергии,  служившей  ему  источ¬
ником.
 Дэйв  привлекал  женщин  своим  высоким  ростом,  своей
уверенностью  и  умением  держаться,  и  многие  из  них,  как
Тиц  Гаррис,  рады  были  бы  всю  жизнь  боготворить  его  без
оглядки.  Наверно,  в  юности  ему  и  в  голову  не  приходило,
что  бывают  девушки  другого  типа,  типа  Джейн  Карлсен*
которые,  узнав,  как  накапливается  и  расходуется  его  энёр-
 85

гия,  захотят  осушить  источник  и  добраться  до  скрытой  на
дне  слабинки  —  той  природной  уязвимости,  что  рождает  в
обаятельных  мужчинах  стремление  быть  обаятельными.
 Мир  Дэйва  был  мужским  миром,  как  и  мир  политики^
лицом  к  которому  его  все  время  поворачивала  жизнь,  и
жена  ему  нужна  была  такая,  как  Тиц.  Преданная,  ласко^
вая,  всегда  с  улыбкой,  готовая  мириться  с  тем,  что  ее  не
понимают,—  только  бы  любили.  Но  Дэйв,  увы,  полюбил
другую,  которая  норовила  все  в  нем  перевернуть  кверху
дном;  так  оно  чаще  всего  и  бывает.  Я  и  сам  не  берусь
утверждать,  что  женился  на  самой  подходящей  для  меня
девушке.
 Начать  с  того,  что  Джейн  вовсе  не  думала  выходить
за  Дэйва,  так  что  предсказание  Тиц  насчет  свадьбы  в  бу¬
дущем  июне  было  ошибкой.  Дэйв  кончил  колледж,  прослу¬
шал  курс  юридических  наук,  а  Джейн  все  оставалась  пред¬
метом  его  вожделений.  Она  иногда  назначала  ему  встре¬
чи  —  в  свободное  от  других  романов  время.
 '  Когда  Дэйв  был  на  последнем  курсе,  он  отказался  от
очень  почетной  роли  (кажется,  роли  судьи  в  инсцениро¬
ванном  судебном  процессе)  из-за  того,  что  Джейн,  став¬
шая  недавно  невестой,  получила  от  жениха  отказ  и  была
в  расстроенных  чувствах.  Вот  тут-то  и  пригодился  Дэйв,
и  с  тех  самых  пор  она  уже  не  выпускала  его  из  своих  цеп¬
ких  рук.  Всю  весну  Дэйв  вместе  со  своей  таксой  по  кличке
Роланд  каждый  вечер  ездил  из  Кембриджа  в  Уонамассет
утешать  Джейн.  Я  тоже  как-то  поехал  с  ними,  когда  гос¬
тил  у  Дэйва,  и  на  обратном  пути  он  попросил  меня  сесть
за  руль,  а  сам  углубился  в  учебник  при  свете  автомобиль¬
ного  плафона,  а  Роланд  спал.
 В  мае  я  получил  письмо,  в  котором  меня  извещали  о
дне  свадьбы  и  спрашивали,  не  хочу  ли  я  взять  собаку.
 Я  в  то  время  уже  был  женат.  Эллен  была  беременна
Брэдом,  на  восьмом  месяце,  и  ехать  на  свадьбу  не  захоте¬
ла.  Она  просила  меня  передать  Дэйву  (с  которым  позна¬
комилась  на  собственной  свадьбе),  что  за  ней  поцелуй  *
что  вторая  собака  нам  не  нужна.
 Такса  Роланд  досталась  Стигси  Миллеру.
 Я  никогда  не  претендовал  на  решающее  влияние  в
жизни  Стигси,  но  в  двух  отношениях  я  такое  влияние
оказал  —  прежде  всего  в  выборе  хобби.  Как  только  стало
ясно,  что  Дэйв  будет  жить  в  Уонамассете,  Стигси  прочно
обосновался  там,  купил  себе  самый  дорогой  бинокль,  ка¬
 86

к©й  удалось  раздобыть,  и  принялся  изучать  жизнь  мор¬
еных  птиц.  Не  стану  утверждать,  что  он  сделался  специа¬
листом  по  этой  части,  но  вскоре  он  уже  совсем  недурно
для  самоучки  разбирался  в  чайках,  крачках,  синьгах  и
бакланах,  и  его  вместе  с  его  таксой  часто  можно  было  уви¬
деть  ранним  утром  на  морском  берегу  или  близ  болот  и
искусственных  водоемов.
 Другая  сфера  моего  влияния  была  не  столь  невинной:
Стигси  сделался  местным  букмекером.  Поначалу  он  бы¬
стро  заслужил  в  Уонамассете  славу  человека  без  опре¬
деленных  занятий,  у  которого  водятся  деньги  и  который
не  прочь  подраться  при  случае.  Но  вскоре  хозяин  мест¬
ной  табачной  лавочки  с  газетным  киоском  при  ней  решил
удалиться  на  покой;  Стигси  взял  то,  что  лежало  у  него
на  книжке,  приложил  остатки  демобилизационного  пособия
и  откупил  у  старика  его  дело.  Была  в  лавочке  и  неболь¬
шая  буфетная  стойка,  и,  отпуская  за  этой  стойкой  кофе
или  прохладительные  напитки,  Стигси  начал  потихоньку
принимать  ставки  на  лошадей.  Он,  по-видимому,  считал,
что  действует  с  молчаливого  одобрения  Дэйва,  тем  более
что  мы  трое  никогда  в  разговорах  между  собой  не  отзьь-
вались  об  игре  на  скачках  как  о.  чем-то  зазорном.  А  Дэйв
только  и  сказал  однажды,  что,  мол,  без  букмекера  в  го¬
роде  все  равно  не  обойдется,  так  уж  пусть  бы  лучше  за  это
взялся  Стигси  —  он  по  крайней  мере  будет  держаться
строгих  правил:  не  иметь  дела  ни  с  мальчишками,  ни  с
рабочими  людьми,  разве  только  если  точно  известно,  что
им  это  по  карману.  Но  я  вовсе  не  хочу  изображать  его
этаким  Непорочным  Рыцарем;  немало  горожан  из  слу¬
жащей  братии  оказались  скоро  в  долгу  у  Стигси,  и  какая
там  есть  центральная  организация,  контролирующая  весь
этот  бизнес,  получала  свое  и  от  операций  в  уонамассетской
табачной  лавочке.
 В  общем,  игра  на  скачках  стала  в  Уонамассете  именно
тем,  чем  ее  и  хотел  сделать  Стигси,—  развлечением  если
не  для  образцово  добродетельных,  то,  во  всяком  случае,
для  вполне  порядочных  людей.  И  сам  Стигси  скоро  стал
всеобщим  любимцем  у  этой  части  городского  населения.
Он  был  честный  бандюга,  из  тех,  кого  можно  нанять  в  сто¬
рожа,  если  вам  требуется  сторож,  или  кликнуть  на  вы¬
ручку  в  трудную  минуту.  Он  любил  прихвастнуть,  когда
был  под  мухой,  но  у  него  всегда  можно  было  получить
мелкую  ссуду  или  кое-какой  кредит  в  его  лавчонке.
 87

А  сверх  того  он  почти  профессионализировался  в  роли  ве¬
терана  войны.  При  всяких  там  походах  и  манифестациях  в
память  войны  заведение  Стигси  служило  местом  сбора  по¬
жертвований,  а  молодые  бизнесмены  заходили  туда  каж¬
дое  утро  выпить  кофе  и  просмотреть  газеты.
 Что  касается  полисменов,  которых  по  будням  было  в
городе  четверо,  Стигси  Миллеру,  насколько  я  знаю,  не
приходилось  платить  им  мзды,  потому  что  по  праздникам
пятым  становился  он  сам.  В  старом  военном  кителе  и  по¬
лицейской  фуражке  он  проверял  билеты  на  школьных  фут¬
больных  матчах,  направлял  движение  в  объезд  загорев¬
шегося  дома  и  помогал  наблюдать  за  порядком  в  Уона-
массет-Бич,  дачном  местечке  в  шести  милях  от  города.
 В  день  свадьбы  Дэйва  и  Джейн,  которой  ждали  как
большого  городского  события,  двое  штатных  полисменов
регулировали  движение  между  церковью  и  карлсеновским
домом,  а  Стигси  в  полной  парадной  форме  должен  был
охранять  свадебные  подарки.
 —  Только  не  вздумай  мне  платить  за  это,—  сказал
Стигси.  Я  уже  неделю  жил  у  Дэйва  в  Уонамассете,  помо¬
гал  ему  готовиться  к  свадьбе.  Мы  шли  мимо  и  заглянули
в  лавку.
 —  Не  я  плачу,—  сказал  Дэйв,—  Мистер  Карлсен  пла¬
тит.
 —  А  я  и  у  него  не  возьму  денег.
 —  Слушай,  Стигси,  плюнь  ты  на  это  дело,—  сказал
Дэйв.—  Это  же  никому  не  нужно,  только  для  форсу.  Луч¬
ше  приходи  на  венчание  в  церковь.
 —  Не  могу,  Дэйв.
 —  Ты  ведь  получил  приглашение?  Я  сам  вписывал
твое  имя.
 —  Им  это  не  понравится.
 —  Кому  им?  —  спросил  я.—  Карлсенам?
 —  Мисс  Карлсен  и  ее  мамочке,—сказал  Стигси.—Ру¬
чаюсь,  они  не  знают,  что  ты  мне  послал  приглашение.
 —  Ну,  хочешь,  я  их  спрошу?  —  предложил  Дэйв.
 —  Только  добьешься,  что  они  взбеленятся.
 Но  было  ясно,  что  Стигси  до  смерти  хочется  пойти.
 —  Ты,  бродяга.  Я  же  знаю,  ты  бы  рад  посмотреть,  как
мне  станут  надевать  петлю  на  шею.
 —  Да  нет,  уж  буду  охранять  подарки,—  сказал  Стиг¬
си.—  Сам  понимаешь,  если  я  появлюсь  в  церкви,  сейчас
пойдут  разговоры,  что,  мол,  мы  дружки  и  все  прочее.
 ,88

—  Тьфу,  черт,  Стигси,—сказал  я.—Неужели  ты  ду¬
маешь,  Дэйва  это  трогает?
 Но  он  замотал  головой.
 —  А  что,  если  нам  его  переодеть?  —  сказал  Дэйв.
 —  Пойдешь  переодетым?  —  спросил  я.
 Стигси  сказал:  —  Да  вы,  ребята,  спятили.  Если  даже  я
привяжу  фальшивую  бороду  и  нацеплю  черные  очки,  меня
же  брюхо  выдаст!
 —  Стоп!  —  воскликнул  Дэйв,  уже  увлеченный  своей
идеей.—  Стоп,  я  придумал.
 Вот  как  случилось,  что  на  бракосочетании  Карлсен  —
Доримус  присутствовала  дородная  тетушка  под  густой  ву¬
алью,  прибывшая  под  руку  с  шафером  жениха  за  пять  ми¬
нут  до  начала  церемонии.
 Отец  Дэйва  был  посвящен  в  тайну  и  придержал  место
в  первом  ряду.
 —  Только  ты,  ради  бога,  не  вздумай  расстегиваться,
Стигси,—  шепнул  я,  видя,  что  к  нам  уже  направляется
распорядитель,  усаживавший  гостей.—  Родственница  же¬
ниха,—  сказал  я  распорядителю,  незнакомому  мне  моло¬
дому  человеку,  и  полюбовался,  как  Стигси  вперевалочку
шествует,  опираясь  на  его  руку,  в  длинном  розовом  дам¬
ском  пальто,  синей  шляпе  с  вуалью  и  белых  туфлях  без
каблуков,  в  каких  ходят  больничные  няни,—  единствен¬
ное,  что  удалось  подобрать  ему  по  мерке.
 Еле  мы  его  уговорили,  что  цветов  не  надо.
 Все  бы  сошло  в  лучшем  виде,  если  бы  нелегкая  не  дер¬
нула  Дэйва  рассказать  Джейн  —  он  решил  посмешить  ее,
чтобы  не  так  скучно  было  стоять,  пока  мимо  тянется  бес¬
конечная  очередь  поздравителей.  Но  явление  Стигси  в  за¬
сученных  брюках  под  юбкой,  с  ногами,  втиснутыми  в  туф¬
ли  больничной  няни,  чуть  не  испортило  всю  свадьбу.
Джейн  пришла  в  такую  ярость,  что  собиралась  закатить
истерику  тут  же,  во  время  приема  поздравлений,  и  мне
пришлось  отвести  ее  в  сторону  и  уверить,  что  все  это  моя
выдумка,  Дэйв  и  узнал  о  ней  только  в  последнюю  Минуту,
когда  уже  не  мог  ничему  помешать.
 Трудно  было  найти  лучший  способ  закрепить  взаимную
неприязнь,  уже  наметившуюся  между  Джейн  и  мною.
Сначала  я  был  несимпатичный  летчик  с  шлюпа  «Дружба»,
путавшийся  там  с  какой-то  потаскушкой.  Теперь  я  стал
человеком,  который  пытался  с  помощью  подосланного  им
проходимца  расстроить  ее  свадьбу.

Барнй  Джеймс,  злостный  интриган.
 За  последовавшие  двенадцать  лет  мы  с  Эллен  однажды
заезжали  к  ним  по  дороге  на  мыс  Код,  и  несколько  раз  я
видел  Дэйва  в  Бостоне,  но  почти  всегда  это  было  очень
недолго.
 Вот  как  получилось,  что  моя  жена  только  два  раза  ви¬
дела  моего  лучшего  друга  до  его  появления  у  нас  весной
1963  года.
 3
 —  Через  два  часа  вылетаем  домой,—  сказал  я.
 Перед  Эллен  стояла  бог  весть  которая  порция  коньяку.
 Дэйв,  видимо,  не  пил,  но  меня  тоже  дожидался  налитый
'стакан,  и  тут  же  на  столе  тихонечко  бормотал  приглушен¬
ный  транзистор.
 Дэйв  держал  в  руках  расписание  рейсов.—  Мы  уже
рассчитали  остающееся  время,—  сказал  он.—  Тебе  что,  хо¬
чется  сидеть  тут  и  пить?
 —  Нет.—  Но  заготовленное  на  мою  долю  я  выпил.
 —  Дэйв  предлагает  взять  напрокат  машину.
 —  А  ты  согласна  расстаться  с  этим  неуютным  сто¬
ликом?
 —  Можно  поехать  к  морю  и  там  посидеть  немного,—
сказала  Эллен.  Она  чуть-чуть  опьянела  от  коньяка,  но
хмель  у  нее  был  не  веселый,  а  грустный.
 —  Что  ж,  это  неплохая  идея,—  сказал  я.—  Новостей
больше  не  было?
 —  Расскажите  ему  про  капитана  Кларка,—  попроси¬
ла  Эллен.
 —  Капитап  Келсо  Кларк.—  Дэйв  печально  улыбнул¬
ся.—  Когда  люди  узнали,  кто  бросился  в  церковь,  кто  к
стойке  бара,  а  некоторых  потянуло  домой.  Как  тебя,  Бар¬
ни.  А  наш  старый  шкипер  поднял  паруса,  включил  на  бор¬
ту  радио  и  вышел  со  своей  «Птицей  Боцманом»  в  море,
 —  Один,  без  помощников?
 —  Он  так  управляется  с  ней,  точно  это  не  шхуна,  а
детская  коляска,—  сказал  Дэйв.—  Ну,  так  как,  поехали?
 Море,  небо,  птицы,  парящие  в  поднебесье,—  картина,
спору  нет,  выглядела  заманчиво,  но  я  сказал  то,  что  дол¬
жен  был  сказать:  —  Дэйв,  у  нас  уже  все  улажено.  А  ты
разве  не  хочешь  узнать  насчет  самолета  на  Сент-Томас?
 90

О  его  жене  я  намеренно  не  заводил  речи.  Он  сам  за¬
вел:  —  Конни,  я  думаю,  сейчас  спит.  Приняла  что-нибудь
и  уснула.  Для  нее...  понимаешь,  не  так  уже  много  вре¬
мени  прошло  с  тех  пор,  как  умер  ее  первый  муж.  Так  что
о  ней  сейчас  нечего  беспокоиться.  Пусть  поспит  немного,
ей  лучше  будет.
 А  ведь  совсем  недавно  он  мне  сказал,  что  оставил  ее
у  приемника  в  обществе  каких-то  милых  людей.
 Мы  пошли  добывать  машину.  Это  оказалось  легче  лег¬
кого.  Целая  вереница  радиоприемников  на  колесах  вы¬
строилась  у  гаража  компании  «Герц»  к  услугам  соответ¬
ственно  экипированных  джентльменов  вроде  нас.  И  как
только  мне  самому  не  пришло  в  голову  воспользоваться
этим  рапыпе.
 За  руль  с  моего  согласия  сел  Дэйв.  Мы  ехали  и  слуша¬
ли  очередные  известия  —  все  больше  про  связи  Освальда
с  левыми  и  про  то,  что  весь  кабинет  срочно  вылетел  с  Га¬
вайских  островов  в  Вашингтон.  А  у  меня  все  не  шла  из
головы  новая  жена  Дэйва.  Чтобы  заставить  меня  беспо¬
коиться  о  чем-либо,  достаточно  сказать,  что  беспокоиться
нечего.
 4
 Приезд  Дэйва  в  Скотс-Форт  весной  этого  года  был  свя¬
зан  с  организацией  управления  нашим  предприятием.
 Основными  держателями  акций  фирмы  являются  мать
Эллен  и  ее  дядя,  Трой  Гибсон.  Я  тоже  пайщик,  впрочем
скорей  номинальный;  дело  в  том,  что  мой  отец  торговал
лесоматериалами  и  в  годы  кризиса  выручал  отца  Эллен,
старого  клиента  и  приятеля,  предоставляя  ему  широкий
кредит.  В  покрытие  части  долга  он  и  получил  потом  не¬
сколько  акций.  Фактически  же  мне  и  это  не  принадлежит,
ведь  я  уже  объяснял,  что  отказался  от  своей  доли  наслед¬
ства  в  пользу  Алекса;  единственное,  чем  я  располагаю,—
это  полголоса  на  заседаниях  правления.
 Моя  работа  в  качестве  управляющего,  по  существу,  по¬
чти  бесконтрольна.  Дядя  Трой  изредка  заходит  в  контору,
и  считается,  что  он  распоряжается  финансами,  но  он  так
мало  вникает  в  мои  дела,  что  я  поставил  себе  за  правило
раз  в  три  года  приглашать  специалиста  со  стороны  для
проверки  и  контроля.  И  на  заседании  правления  минувшей
 91

8имой  я  предложил  провести  такую  проверку  в  этом  году,
поскольку  с  1959  года  никто  в  мои  дела  не  заглядывал.
 Остальное  члены  правления  —  Эллен,  ее  мать,  дядя  и
двое  или  трое  кузенов  —  сперва  голосовали  против.  Их
вполне  устраивал  получаемый  дивиденд,  и  они  еще  не  за¬
были,  что  специалист,  которого  мы  приглашали  последний
раз,  рекомендовал  увеличить  на  восемь  процентов  резерв¬
ный  фонд  для  модернизации  оборудования  и  покрытия  не¬
предвиденных  расходов.  Довольно  ощутимый  удар  по  их
карману.
 Но  в  коцце  концов  они  согласились  на  приглашение
консультанта,  с  тем  только  условием,  чтобы  консультант
был  другой  —  дядя  Трой  сократил-таки  предложенные  во-
семь  процентов  до  пяти  и  не  склонен  был  давать  теперь
объяснения  по  этому  поводу.  Мамаша  Гибсон,  возглавляю¬
щая  правление  после  смерти  мужа,  все\  же  подала  свои
два  голоса  «против»  («Никому  это  не  нужно»).  Но  дядя
Трой,  у  которого  тоже  два  голоса,  голосовал  «за»  и  тем
уравнял  счет.
 —  Раз  Барни  настаивает,  значит,  нужно.—  Для  него
лично  это  означало  возможность  еще  реже  являться  в  кон¬
тору;  впрочем,  даже  бывая  там,  он  в  основном  норовит
использовать  свой  телефон  и  свою  секретаршу  (которые
оплачиваются  фирмой)  для  переговоров  и  сделок,  связан¬
ных  с  его  капиталовложениями  на  стороне.
 В  общем,  голоса  разделились  пополам:  кузен  Талли
(Трой-младший)  подал  свои  полголоса  за  мое  предло¬
жение  —  как  я  подозреваю,  не  без  тайной  надежды,  что
ревизия  обнаружит  у  меня  какие-нибудь  непорядки.  Эл¬
лен  своей  половинкой  голоса  поддержала  мать  —  фор¬
мально  против  меня,  а  по  существу  словно  бы  из  доверия
ко  мне.  Кузина  Бетт  не  захотела  нарушить  единодушия
женской  части  семейства,  и  тогда  я  решил  дело  сам,  про¬
голосовав  от  имени  Алекса  за  приглашение  консультанта.
 11о  поручению  правлепия  дядя  Трой  обратился  к  сво¬
ему  поверенному  в  Бостоне  с  просьбой  рекомендовать  на¬
дежного  специалиста,  и  в  ответ  было  названо  имя  Дэвида
Доримуса.  Я  немедленно  снова  созвал  правление,  чтобы
дать  Дэйву  отвод,  но  меня  только  дружно  высмеяли;  кузина
Бетт  сказала,  что  я  хочу  быть  святей  папы  Римского.
 —  В  конце  концов,—  сказал  дядя  Трой,—  если  он  твой
старый  друг  и  поймет,  что,  в  сущности,  речь  идет  о  про¬
стой  формальности...
 93.,;

Он  не  окончил  фразу,  но  это  и  не  требовалось.  Все  фра¬
зы  дяди  Троя  заканчиваются  указанием  на  возможность
сэкономить  деньги,  либо  такая  возможность  молчаливо
подразумевается.
 В  тот  же  вечер  я  позвонил  Дэйву  домой.  На  службе
его  не  было,  и  секретарша  не  знала,  где  он,  а  я  уже  давно
не  имел  от  него  никаких  вестей.
 К  телефону  подошла  Джейн.
 —  Меня  немного  удивляет  ваш  звонок,—  сказала  она,
Когда  я  назвал  себя.
 —  Удивляет?
 —  Или,  может  быть,  это  его  штучки  и  он  сам  сидит
рядом  с  вами  у  телефона?
 —  Простите,—  сказал  я,—  я  что-то  не  понимаю.
 —  Не  рассчитывали  же  вы  в  самом  деле  застать  ва¬
шего  драгоценного  приятеля  здесь?
 —  Ради  бога,  Джейн,  о  чем  вы  говорите?
 —  Послушайте,  как  вам  не  стыдно?  Бросьте  эту  ду¬
рацкую  игру.
 —  Какую  игру?  Что  там  у  вас  происходит?
 —  Происходит  то,  что  я  развожусь  с  Дэйвом.  Вы  меня
хотите  уверить,  что  не  знали  об  этом?
 —  Не  знал.  Мне  очень  жаль.
 —  Ах,  вам  жаль?  Мне  тоже.  Мне  очень  жаль,  что  тут
не  будет  торжественной  церемонии,  на  которую  вы  могли
бы  привести  своего  приятеля-гангстера  в  женской  одежде.
Точно  на  вечеринку  педиков  —  так,  кажется,  это  у  вас
называется?
 —  До  свидания,  Джейн,—  сказал  я  и  положил  трубку.
 Ввиду  таких  новостей  я  усомнился,  захочет  ли  Дэйв
 сейчас  приезжать  по  деловым  надобностям  в  Скотс-Форт,
но,  когда  мне  на  следующий  день  удалось  дозвониться  до
него,  он,  напротив,  ухватился  за  такую  возможность.  И  мы
очень  приятно  провели  это  время,  несмотря  ни  на  что.
О  разводе  он  упомянул  только  один  раз,  сказав  мне:
 —  Она  меня  съела  живьем,  даже  косточек  не  оста¬
вила,  а  теперь  еще  увезет  моих  ребят  за  тридевять  земель,
в  солнечную  Калифорнию.
 Дэйв  очень  быстро  и  толково  разобрался  в  делах  пред¬
приятия,  нашел,  что  нам  надо  больше  изучать  потребно¬
сти  рынка  и  изменить  нашу  систему  закупки  сырья.
 —  Слишком  много  воли  даете  этому  парню  из  Озарка,
вашему  управляющему,—  сказал  он  мне,  когда  мы  с  ним
 03

вдвоем  сидели  у  меня  в  кабинете.—  Он  вас  так  завалит
орехом  и  дикой  вишней,  что  вам  придется  вернуться  к
производству  веретен  и  кресел-качалок.
 Я  улыбнулся.  Я  в  самом  деле  люблю  дерево,  и  поку¬
пать  его  для  меня  удовольствие.  Оставив  же  в  стороне
шутки,  Дэйв  сказал,  что  мы  должны  научиться  планиро¬
вать  ход  наших  дел  на  несколько  лет  вперед;  сейчас  у
нас  все  в  порядке,  но  нам  недостает  отчетливого  представ¬
ления  о  том,  чего  мы  хотим  добиться  к  1968  году  и  к
1973-му.
 Может  быть,  стоит  подумать  об  увеличении  ассорти¬
мента  изделий,  но  тут  уже  начиналась  область  финансо¬
вой  политики  фирмы,  и  я  предоставил  ему  обсуждать  это
с  дядей  Троем.  А  дядя  Трой  не  преминул  использовать
дорогостоящее  время  Дэйва,  чтобы  за  наш  счет  получить
от  него  консультацию  по  множеству  вопросов,  никакого  от¬
ношения  не  имеющих  к  «Деревянным  изделиям  Гибсона».
 Вечерами,  у  меня  дома,  мы  разговаривали  о  других,
вещах,  связанных  с  будущим,  да  и  с  прошлым  тоже.  Эллен
вела  с  Дэйвом  нескончаемые  разговоры  о  яхтах  и  яхтсме¬
нах.  В  воскресенье  они  даже  устроили  гонки  —  Дэйв  на
парусной  лодке,  взятой  напрокат,  а  Эллен  на,нашей,  и  она
легко  одержала  победу:  Дэйв  не  знал  нашего  озера  и  не
мог  предвидеть  крутых  изменений  ветра  близ  берегов,  да  и
мысли  его,  вероятно,  заняты  были  не  тем.  Мы  с  ним  совер¬
шили  вдвоем  несколько  пеших  прогулок,  славно  ели  и
пили,  а  ребят  наших  он  прямо-таки  приворожил.  Что  же
касается  развода,  то  Эллен  решила,  что  тут  замешана  жен¬
щина.
 —  Вы  его  хорошо...  .хорошо  знали?  —  спросила  Эллен,
сидя  на  песке  под  тенью  карликовой  пальмы.  Мы  находи¬
лись  в  получасе  езды  от  аэродрома.
 —  Мы  по-настоящему  познакомились  только  в  госпи1
тале.  Двое  раненых  в  больничных  халатах.  Разговор  полу¬
чался  сам  собой.
 —  А  ее  вы  знали  тоже?
 —  Нет.  И  никого  из  Кеннеди  я  не  встречал  уже  лет
восемь  или  десять.  С  тех  пор  как  Джон  первый  раз  балло¬
тировался  в  сенат,
 94

Вы  ведь  тоже  баллотировались?
 —  В  палату.  От  другой  партии.  В  1952-м.  И  погорел.
 —  Наверно,  все  таки  интересно  было.—Эллен  огляну¬
лась  на  меня.  Она  выпила  лишнего,  без  умысла,  просто  ей
все  подавали  и  подавали  коньяк  и  она  не  замечала,  что
пьет.  Ее  муж  ни  разу  не  баллотировался  ни  в  сенат,  ни
в  палату,  и  вообще  ничего  интересного  с  ним  не  происхо¬
дило.
 —  Не  могу  поверить,—  сказал  Дэйв.—  Не  могу  и  не
хочу.—  По  радио  новых  известий  не  передавали,  только
отклики  из  других  столиц,  еще  нагнетавшие  тяжесть.  Сол¬
нечные  блики  плясали  на  цоде,  как  будто  ничего  не  слу¬
чилось.  Дэйв  выключил  приемник  и  продолжал  говорить.—
Мальчишкой  я,  наверно,  не  раз  состязался  с  ними  на  па¬
русных  гонках.  Не  припомню  только,  с  кем  именно.  Они
ведь  из  племени  непобедимых  янки.  Пэкеры.  Монреаль,
Кельты,  Джо  Луис  и  Кеннеди.  Славный,  но  обреченный
род.  Мой  отец  высоко  ценил  старого  Джо  Кеннеди.
 —  Несмотря  на  то,  что  одно  время  работал  с  ним,—
вставил  я.
 —  Он  его  ценил  главным  образом  как  семьянина.  Как
мощного  отца.  Папе  самому  всегда  хотелось  иметь  много
детей.  Он  очень  сочувствовал  Джо  Кеннеди,  когда  его
старший  сын  погиб  на  войне,  а  вскоре  после  войны  —
старшая  дочь.  Хорошо,  что  он  не  дожил  до  сегодняшнего.
 —  А  как  это  случилось,  Дэйв?  —  спросила  Эллен.
 —  Простите,  не  понял.
 —  Как  они  погибли,  тот  сын  и  дочь?
 —  Оба  в  воздухе.  Вы  разве  не  слышали?  Кэтлин  —  ее
называли  Кик  —  разбилась  на  собственном  самолете.  А  как
погиб  Джо  Кеннеди-младший,  это,  по-моему,  знают  все.
 Мы  не  знали.
 —  Это  похоже  на  жестокий  и  грандиозный  кино¬
фильм,—  сказал  Дэйв.—  По  сценарию  Эврипида.
 Но,  когда  он  начал  рассказывать  нам,  я  вспомнил.
Я  сидел,  пропуская  струйки  песка  между  пальцами,  и  ду¬
мал:  как  это  мне  никогда  не  приходило  в  голову,  что  лет¬
чик  Джо  Кеннеди,  летавший  на  бомбардировщиках  «ли-
берейтор»  в  составе  английских  ВВС,  имеет  отношение  к
семье  президента?  Я  сам  тогда  был  в  Англии,  служил  в
истребительной  авиации,  и  теперь  мне  вспомнились  толки
о  том,  что  погиб  сын  бывшего  американского  посла.
 Почему-то  у  меня  не  удержались  в  памяти  имена  двух
 95

летчиков,  о  которых  тогда  говорила  вся  Англия:  Джо  Кен-
неди-младший  и  Уилфорд  Уилли.  Но  сейчас,  слушая  Дэй¬
ва,  я  вспомнил  все,  как  оно  было.  Кеннеди  только  что
закончил  вторую  серию  боевых  вылетов  и  уже  имел  на
руках  приказ  о  возвращении  в  Штаты,  как  вдруг  услышал
о  том,  что  в  полку  вызывают  добровольцев.  Нам  давно  не
терпелось  уничтожить  парочку  баз  «фау-2»,  и  у  кого-то
возникла  идея:  взять  «либерейтор»,  установить  на  нем
автоматическое  управление  и  от  головы  до  хвоста  начи¬
нить  его  ТНТ.  А  сопровождающий  самолет  долетел  бы  с
ним  до  района  базы  и  там  дал  по  радио  команду  спики¬
ровать  на  объект. 	{
 Но  кто-то  должен  был  поднять  эту  адскую  машину  в
воздух  и  дать  ей  первоначальное  направление.  Я  и  тогда
не  понимал  и  теперь  не  понимаю,  почему  для  этого  тре¬
бовались  два  пилота,—  впрочем,  я  мало  знаком  с  бомбар¬
дировщиками.  И  сейчас  почему-то  эти  двое  рисовались
мне  не  такими,  как  все  мы  выглядели  в  то  время  в  своих
летных  сапогах  и  помятых  шлемах,  а  подтянутыми  и  гру¬
стными,  как  тот  бородатый  летчик,  что  четыре  часа  тому
назад  сообщил  своим  пассажирам  об  убийстве  президента.
 Предполагалось,  что  Кеннеди  и  Уилли  выровняют  ма¬
шину  по  курсу  и  сейчас  же  прыгнут  с  парашютом.
 Не  думаю,  чтобы  толпы  добровольцев  для  этого  зада¬
ния  пришлось  разгонять  при  помощи  шланга.  Но,  надо
сказать,  добровольцев  всегда  находилось  больше,  чем  это
сегодня  представляется  вероятным.  Очень  многие  летчи¬
ки  совершали  добровольно  вторую  серию  боевых  вылетов.
Я  сам  так  поступил.  Может,  это  и  было  глупо,  не  знаю.
 Жребий  вытянули  Уилли  и  Кеннеди.  Они  благополуч¬
но  взлетели  и  только  что  прошли  над  береговой  линией,
как  вдруг  вся  эта  гигантская  хлопушка  разорвалась  пря¬
мо  в  воздухе.  Одиннадцать  тонн  ТНТ.
 —  Почти  срдзу  вслед  за  этим  был  убит  муж  Кик,—
сказал  Дэйв.—  Он  был  англичанин,  лорд...  Забыл  фами¬
лию.  И  последовательность  событий  тоже  сейчас  не  при¬
помню  точно,  но  Кик  вернулась  в  Штаты  то  ли  перед
этим,  то  ли  сейчас  же  после  этого.  Я  ее  не  знал,  собствен¬
но,  мне  даже  неловко  называть  ее  этим  детским  прозви¬
щем.  Но  как  раз  в  то  время  я  общался  с  Джеком,  а  он
только  так  ее  и  называл.  Господи,  до  чего  ж  он  тогда  был
тощий,  измученный.

—  А  потом  и  Кик  погибла?  —  Эллен  закусила  губу.
 —  Нет,  это  уже  через  два  или  три  года.  Разбилась  в
самолете,  который  сама  вела.
 —  Я  помню  эту  историю  с  бомбардировщиком  я
ТНТ,—  сказал  я,  но  продолжать  не  стал.  Я  вдруг  почув¬
ствовал  себя  очень  глупо,  словно  попался  в  ловушку.  Во¬
все  я  не  желал  сидеть,  тут  и  предаваться  воспоминаниям
о  том,  что  было  давным-давно,  и  проводить  параллели  в
духе  античной  трагедии,  словно  и  президент  был  убит  и
погребен  много  лет  назад.  Я  протянул  руку  и  снова  вклю¬
чил  радио.
 —  Барни,  прошу  тебя,—  сказала  Эллен.
 —  О  чем  ты  меня  просишь?
 —  Обязательно  нужно  слушать?  Ведь  больше  уже  не
случится  ничего.
 —  Нет,—  сказал  я.—  Не  обязательно.  Ты  как,  Дэйв,
хочешь  слушать  или  хочешь  разговаривать?
 Дэйв  пожал  плечами.—  Я  уже  наслушался  сегодня.
 —  Ладно.—  Я  выключил  приемник,  встал  и  взял  его
в  руки.—  Отойду  с  ним  подальше,—  сказал  я.  И  отошел.
 Он»  были  правы.  Ничего  нового  уже  услышать  нельзя
было.  Но  радио  помогало  мне  восстановить  ощущение
сиюминутности  и  важности  происшедшего.
 Когда  диктор  перешел  к  местным  новостям,  я  снова
повернул  колесико  до  щелчка  и  еще  посидел  немного
один,  глядя  на  море.
 После  этих  нескольких  часов,  заполненных  пререка¬
ниями  с  Эллен,  встречей  с  Дэйвом  и  заботами  о  билетах
и  рейсах,  хотелось  наконец  сосредоточиться  и  прочувство¬
вать  до  конца  всю  силу  того,  что  па  нас  обрушилось.  Но
сейчас  это  уже  было  как  в  драке,  когда,  весь  подобрав¬
шись,  ждешь,  бывало,  от  противника  удара  в  подвздох
(«А  ну,  давай!  Давай,  не  стесняйся!»);  если  ты  готов  к
удару  заранее  и  мышцы  у  тебя  напряжены,  чтобы  при¬
нять  его,  тут  уже  невозможно  расслабиться  и  отдаться
ощущению  боли.
 Пришлось  опять  дать  волю  воображению.
 Вот  я  прилетел  на  аэродром  Лав-Филд.  Нет,  ребята,
шампанского  не  надо,  сказал  я  и  пошел  садиться  в  маши-
‘ну.  Пошутил  с  женой  губернатора  Коннели.  Настроение
было  хорошее  после  шумных  и  дружелюбных  привет¬
ствий  встречавшей  на  аэродроме  толпы.  Я  махал  рукой  и
улыбался,  потом  вспомнил,  как  на  прошлой  неделе  какая-
 4-  Бурджейлн
 97

то  дура  стукнула  здесь  Эдлая  по  голове  плакатом,  кото¬
рый  несла,  и  не  удержал  смешка,  потому  что  с  Эдлаем
всегда  случается  что-нибудь  в  этом  роде.  С  Эдлаем,
но  не  со  мной.  День  был  теплый,  машина  удобная,  и  мы
как  раз  въезжали  в  туннель  под  железнодорожной  на¬
сыпью,  где  можно  было  минутку  передохнуть,  откинуться
на  спинку  сиденья,  снять  улыбку  с  лица...  Я  рисовал  и  ри¬
совал  себе  это  во  всех  подробностях,  пока  физически  не
ощутил  страшную  боль  от  предательской  пули,  вонзив¬
шейся  мне  в  затылок.
 Когда  я  вернулся  к  Эллен  и  Дэйву,  Эллен  сказала
мне:  —  Барни,  а  Дэйв  хочет  все-таки  идти  в  плавание.
 —  Ну  что  ж,—  сказал  я.
 —  Ни  мне,  ни  Конни  не  станет  легче,  если  мы  сейчас
вернемся,—  сказал  Дэйв.—  Да  ей  еще  и  возвращаться  не¬
куда.  Может  быть,  самое  разумное,  если  мы  увезем  свое
горе  подальше,  в  океан.
 —  Наверно,—  сказал  я.
 Дэйв  замялся.  Потом  сказал:  —  Я  буду  откровенен  с
тобой,  Барни.  Понимаешь,  Конни,  кажется,  до  сих  пор  но
уверена,  правильно  ли  она  поступила,  выйдя  за  меня  за¬
муж.  Может  быть,  именно  потому  не  стоит  менять  наши
планы.  Я  не  берусь  решать,  как  будет  лучше  для  тебя  и
для  Эллен.  Я  только  могу  сказать,  чего  бы  мне  хотелось...
и,  может  быть,  это  тебе  покажется  более  убедитель¬
ным.
 Я  посмотрел  на  него.  Да,  все  эти  слова  произнес  Дэйв7
но  смысл  их  как-то  не  вязался  с  Дэйвом  у  меня  в  голове,
пока  я  не  понял  наконец  то  невероятное,  что  происходило:
Дэйв  просил  у  меня  помощи.
 '  Эллен  вогнала  гвоздь  по  самую  шляпку:  —  А  вы  по¬
едете  с  капитаном  Келсо  одни,  без  нас?
 —  Не  хотелось  бы  мне  отвечать  на  этот  вопрос,—  ска¬
зал  Дэйв.—  Нет,  Конни  едва  ли  согласится.
 —  Как  жаль,  что  родина  не  может  обойтись  без  Барни
в  такую  минуту,—  сказала  Эллен.  Удивительно,  как  она
умеет  добиться,  чтобы  я  сам  себе  показался  напыщенным
ослом.
 —  Это  вовсе  не  должна  быть  бурно-увеселительная
прогулка,—  медленно  проговорил  Дэйв.—  Я  хочу  расска¬
зать  вам  кое-что  про  наш  маленький  яхт-клуб.  Такие  вещи
могут  выглядеть  смешно  со  стороны,  но...  Словом,  два  года

Назад  умер  один^из  наших  бывших  командоров.  Старый,
бывалый  яхтсмен.  И  вот  думайте  что  хотите,  но  мы  похо¬
ронили  его  прах  в  море.  Восемь  небольших  судов  шли  под
парусами  сомкнутым  строем.  Все  было  очень  серьезно,  и
очень  торжественно,  и  по-настоящему  трогательно.  И  во¬
все  не  глупо.  А  Кеннеди  ведь  тоже  любил  море,  Барни.
 Тут  уж  бедненькая  мисс  Эллен  не  выдержала  и  запла¬
кала  снова.—  Может,  позвоним,  узнаем,  как  там  дети,—
сквозь  всхлипывания  выговорила  она.—  И  если  мама  ска¬
жет,  что  все  в  порядке...
 —  Не  надо  хотя  бы  торопиться,—  сказал  Дэйв.—  По¬
едем  на  Сент-Томас,  переночуем  там  в  отеле,  а  завтра  вид¬
но  будет.  Билеты  на  самолет  всегда  можно  достать.  Номер
для  вас  заказан.  Можете  прямо  оттуда  вечером  позвонить
детям,  а  утром  как  решите,  так  и  поступите.
 —  Подумай  еще,  Барни,—  сказала  Эллен.—  Ведь  даже
просто  смысла  нет  лететь  сегодня.  Все  равно  мы  доберем¬
ся  так  поздно,  что  дети  уже  будут  спать.
 —  Нет.—  Сказано  было  громко  и  сухо.—  Не  могу  я  сей¬
час  болтаться  где-то  на  яхте,  от  всего  оторванный.  Мы  не
знаем,  может,  это  еще  не  конец.
 —  Если  так,—  ровным  голосом  сказал  Дэйв,—  я  бы
предпочел  быть  от  всего  оторванным.
 Эллен.перестала  плакать  и  устремила  на  Дэйва  влюб¬
ленный  взгляд.  Эллен  всегда  ищет  случая  немножко  влю¬
биться  и  время  от  времени  находит.  Дать  бы  ей  побыть
с  ним  некоторое  время.  Познакомить  с  его  недельной  дав¬
ности  женой.  Тогда  это  наверняка  пройдет.  А  если  увезти
ее,  как  я  собирался  сделать,  может,  и  не  пройдет,  во  вся¬
ком  случае  не  сразу.
 —  Барни,  по-твоему,  я  чудовище?  —  спросила  Эл¬
лен.—  По-твоему,  я  бессердечная  мать,  раз  я  не  разделяю
твои  высокие  патриотические  чувства?
 Для  нее,  конечно,  было  бы  лучше,  если  б  она  осталась.
Увидела  бы  яхту,  встретилась  с  капитаном  Келсо  и  с  же¬
ной  Дэйва,  не  должна  была  бы  вдруг,  в  одно  мгновение  от¬
казаться  от  того,  чего  так  ждала.
 —  Извини  меня,  Дэйв,—  Еще  суше,  чем  прежде.—  Из¬
вини,  Эллен.  Нам  пора.—  Я  стоял.  Дэйв  тоже  встал.—»
Й  бы  не  хотел  опоздать  к  самолету.
 —  Значит,  ты  решил  за  нас  обоих,—  Эллен  не  двига¬
лась  с  места,
 4*
 99

—  Если  хочешь,  отправляйся  с  Дэйвом  и  его  женойГ
Можете  совершить  путешествие  и  без  меня.
 Она  взглянула  на  Дэйва.  Не  могу  сказать,  чтобы  оп
просиял  от  радости.  Но  она  вдруг  забыла  все  свое  горе  и
взорвалась:
 —  Ах,  так!  —  Она  вскочила  на  ноги.—  Муж-мученик,:
жертва  долга.  Нет  уж,  милый  мой  Барни,  спасибо.
 —  Тогда  едем,—  сказал  я.
 Дэйв  посмотрел  на  часы.—  Времени  еще  много,-  ска-
зад  он  мягко  и  нагнулся  завязать  шнурок  на  туфле.
 Я  не  могу  носить  ручные  часы,  они  у  меня  никогда  по
ходят  правильно.  Вот  состарюсь  —  заведу  себе  карманные
на  цепочке.  Дэйву  эта  моя  странность,  конечно,  была  изве¬
стна.
 Д  довернулся  к  Эллен  и  успел  схватить  руку  с  часами,
прежде  чем  она  отдернула  ее.  Не  сразу  удалось  разобрать,
что  показывает  дурацкий  крохотный  циферблатик  без
цифр.
 —  Двадцать  пять  минут!  —  завопил  я.—  Мы  сюда  еха¬
ли  дольше.
 Я  бегом  бросился  к  машине.  За  руль  я  сел  сам.  Вре¬
мени  на  обратный  путь  оставалось  буквально  в  обрез.
Я  гнал  как  только  можнр  было,  и  мы  все  трое  молчали.
 Спустя  несколько  минут  я  включил  в  машине  радио.
Мы  узнали,  какие  приготовления  делаются,  чтобы  пере¬
везти  тело  Кеннеди  из  Техаса  в  Вашингтон.  Какой  вид  у
нового  президента  и  какой  у  миссис  Кеннеди.  По  крайней
мере  я  это  узнал.  Эллен  была  так  зла  на  меня,  что,  воз¬
можно,  не  захотела  слушать  то  же,  что  слушаю  я.
 А  для  Дэйва  не  было  у  меня  слов,  и  я  только  всячески
отталкивал  от  себя  мысль  о  том,  как,  наверно,  плохо  сей¬
час  ему  самому.
 6
 Где-то  во  время  долгой  дороги,  сидя  рядом  с  Эллен,
спавшей  пустым  секоналовым  сном  без  сновидений,  я
вдруг  вспомнил,  что  известие  о  смерти  Рузвельта  тоже  до¬
шло  до  меня  в  полете.  Было  это  даже  не  во  время  боевой
операции;  я  испытывал  новую,  усовершенствованную  мо¬
дель  «мустанга»,  которую  мы  только  что  получили.  Я  уже
был  тогда  старшим  пилотом,  помощником  командира  эс-
 100

кадрильи,  и  скоро  дослужился  бы  до  командира,  пожелай
я  остаться  в  войсках.  Но  война  в  Европе  уже  почти  окон¬
чилась.  А  война  в  Японии,  куда  могли  бы  направить  наше
соединение,  казалась  чем-то  далеким  и  чужим,  это  была
совсем  другая  война,  совсем  другие  места,  и  сообщения
об  авиадесантах  и  бомбежках  на  том  фронте  я  читал,  точ¬
но  сводку  военных  действий  между  Сатурном  и  Мар¬
сом.
 На  поле  наземный  персонал  и  еще  какие-то  люди  ожи¬
дали  моего  приземления.  Должно  быть,  им  не  терпелось
услышать  мой  отзыв  о  новой  машине  —  так  я  думал,  пока
не  увидел,  что  первым  навстречу  мне  спешит  старший  ме¬
ханик  Джонс.
 Это  было  непохоже  на  Джонса,  неуживчивого  и  над¬
менного  человека;  естественней  было  бы,  если  бы  он  всем
своим  видом  старался  изобразить,  что  присутствует  здесь
только  но  обязанности.
 —  Мистер  Джеймс,  президент  умер!  —  крикнул  Джонс,
и  я  издали  увидел  слезы  у  него  на  глазах.
 Ошеломленный,  я  сидел  в  самолете,  так  и  не  расстег¬
нув  ремней.  Рузвельт  был  президентом  почти  всю  мою
жизнь,  кроме  тех  далеких  дней  детства,  когда  на  портре¬
тах  президента  изображался  щекастый  человек  с  раздво¬
енным  подбородком  по  имени  Гербергувер,  который  поме¬
шал  коварному  Элу  Смиту  отдать  Белый  дом  во  власть
бутлеггеров  и  римскоТо  папы.
 Смерть  Рузвельта  была  точно  утрата  важного  и,  каза¬
лось,  бессмертного  родственника,  на  которого  хоть  злились
всегда,  но  привыкли  нехотя  полагаться.  Сердитая  воркот¬
ня  моего  отца  по  его  адресу  имела  не  больше  реального
смысла,  чем  шумливые  перебранки  двух  якобы  враждую¬
щих  комиков  в  популярной  радиопередаче.
 Пока  Барни  Джеймс  летает,  президенты  умирают,  вер¬
телось  у  меня  в  мозгу.  Не  пускайте  Джеймса  в  воздух,  бу¬
дет  вам  и  мир  и  отдых  —  дурацкие  вирши  выскакивали
с  ритмичностью  икоты,  неотвязные,  как  пошлый  мотивчик,
застрявший  где-то  в  глубине  носовой  полости,  между  не¬
бом  и  глазницами.  Перестань.  Слышишь,  перестань.
 Услышав  о  смерти  Рузвельта,  все  мы  погрустили,  отда¬
вая  должное  почившему  на  склоне  лет  герою.  Мы  были
готовы  к  этой  смерти,  пусть  даже  сами  того  не  сознавая.
Но  к  смерти  Джека  Кеннеди  я  был  готов  не  больше,  чем  к
собственной.
 10!

Мпе  вспомнилось,  как  я  голосовал  за  Рузвельта.  Пер¬
вые  выборы,  в  которых  мне  пришлось  участвовать.  Ото¬
рванный  от  дома,  в  сумятице  войны  я  совершил  классиче¬
ский  акт  восстания  против  веры  отцов  —  по  почте  из  Ан¬
глии  отдал  свой  голос  кандидату  демократической  партии.
Я  голосовал  тогда  за  то,  чтобы  война  успешно  окончилась
и  чтобы  дома,  вернувшись,  застать  все  таким,  как  оно
было  до  войны.
 Единственное  чистосердечное  голосование  в  моей
жизпи.
 В  48-м  я  голосовал  за  Дьюи,  решив,  что  пришло  время
для  перемен,  но  как  мало  симпатий  вызывал  во  мне  мой
кандидат,  я  понял,  когда  развернул  утром  газету  и  почти
с  удовольствием  прочел  о  поражении,  нанесенном  ему
Трумэном.
 От  следующих  выборов  остался  у  меня  тошнотворный
осадок.  Впрочем,  это  почти  всегда  так.  Разговариваешь  с
людьми  в  последние  недели  перед  выборами  и  никак  но
можешь  понять,  откуда  у  них  такая  уверенность,  что  они
отдали  предпочтение  лучшему.  Не  припомню  ни  одних  вы¬
боров,  когда  я  не  смог  бы  привести  одинаково  убедитель¬
ные  доводы  против  обоих  кандидатов  —  и  в  плохом  не  так
уж  все  плохо,  и  в  хорошем  не  все  хорошо.
 В  1952-м  я  отдал  свой  голос  генералу  —  я  не  поклон¬
ник  генералов,  но  Стивенсон  с  его  ослепительными  дан¬
ными  выглядел  чересчур  уж  большим  чудом.  И  я  решил
быть  благоразумным,  предпочтя  заведомую  посредствен¬
ность  блеску  гипотетических  великих  свершений.  Я  сказал
себе:  стране  сейчас  требуются  не  чудеса,  а  возможность
перевести  дух.  И  ошибся.
 Поэтому  в  следующий  раз  я  пошел  против  генерала  и
опять  ошибся,  тем  более  что  за  это  время  генерал  даже
внушил  мне  некоторую  симпатию.  Но  я  хотел  выразить
свое  непочтение  к  тогдашнему  правительству,  которое
сильно  напоминало  дамский  рукодельный  кружок.  Эйзен¬
хауэр  казался  безобидным  и  добродушным  папашей  из
серийной  телепередачи,  но  ведь  вместе  с  ним  фигуриро¬
вали  еще  бабушка  Даллес,  и  тетушка  Вильсон,  и  Никсон
в  роли  молодой  хозяюшки,  и  все  они,  вышивая  и  сплетни¬
чая,  делали  порой  чудовищные  вещи,—  а  потом  еще  и
Маккарти  в  роли  новобрачной  с  обрезом.  Против  всей  этой
компании  я  и  собирался  голосовать  —  проголосовал  бы,
только  день  выборов  я  провел  с  фотоаппаратом  в  лесу:  хо*-
 102

тел  поснимать  вальдшнепов  и  опоздал  на  избирательный
пункт.
 Профиль  моей  спящей  жены  четко  рисовался  в  рамке
иллюминатора.  Снаружи  синела  карибская  ночь,  более  яр¬
кая,  чем  день  в  Новой  Англии.  Если  секонал  не  дает  сно¬
видений,  что  ж  братцы  химики  не  придумают  еще  что-
нибудь?  Проглотите  Таблетку  и  Смотрите  Любой  Сон  по
Выбору:  «Менуэт  под  луной»,  «Искры  из  глаз»,  «Обнимай
меня  крепче  ж  А  для  Эллен  Джеймс  сейчас  —  «Белые  па¬
руса».
 Я  голосовал  за  вас,  мистер  Кеннеди.  С  равнодушным
пренебрежением,  как  всегда.  Ни  один  из  кандидатов  мне
не  нравился.  Я  не  очень-то  верил  в  вас.  Но  в  молодую  хо¬
зяюшку  еще  меньше.  Только  под  конец  предвыборной
кампании  мое  отношение  к  делу  изменилось.  Впервые  я
почувствовал  что-то  живое  в  американской  политике,  а
может  быть,  я  только  теперь  дорос  до  сознательного  уча¬
стия  в  выборах.  Потому  что  впервые  я  думал  о  кандида¬
тах  как  о  реальных  людях,  которых  я  знаю.  И  даже  Ник¬
сон  показался  мне  не  таким  противным.  Но  голосовал  я
за  вас,  Джек,  и  все  эти  три  года  я  не  был  равнодушен.
Все,  что  вы  говорили,  думали,  делали,  глубоко  затрагива¬
ло  меня,  чем-то  я  возмущался,  от  чего-то  приходил  в  вос¬
торг,  но  никогда  я  не  предполагал,  что  смогу  так  горячо
ко  всему  относиться.
 7
 В  Скотс-Форт  мы  прилетели  далеко  за  полночь.  Небо
уже  чуть  посветлело  над  озером,  которым  нам  тут  прихо¬
дится  довольствоваться  вместо  моря.  Когда  наша  машина'
покатила  вдоль  берега,  я  поймал  себя  на  том,  что  пытаюсь
высмотреть  на  песке  и  у  причалов  летние  гребные  суде¬
нышки,  ялики,  байдарки,  но  все  это,  разумеется,  уже  было
убрано  на  зиму.  И  летний  загар  уже  сошел  с  забавляв¬
шихся  ими  ребятишек,  и  все  они  уже  ходили  в  школу.  Мои
в  том  числе.
 Губер  и  Мэри  Блисс  очень  удивились,  когда  мы  утром
приехали,  чтобы  забрать  их  домой.  И  не  то  чтобы  выка¬
зали  неудовольствие,  но  видно  было,  что  они  отлично  об¬
ходились  без  нась
 103

По  требованию  Мэри  Блисс  я  поехал  мимо  почтамта  —
ей  хотелось  посмотреть  на  приспущенный  флаг.
 В  воскресенье  я  долго  возился  дома,  радуясь,  что  на¬
конец  можно  было  выключить  телевизор,  гремевший  с  са¬
мого  утра.
 Был  ясный  осенний  день,  я  сидел  на  стеклянной  веран¬
де  п  менял  объектив  у  своего  фотоаппарата.  В  лесу  появи¬
лись  какие-то  незпакомые  мне  грибы,  и  я  хотел  снять  их
па  цветную  пленку  в  расчете,  что  кто-нибудь  по  фотогра¬
фиям  скажет  мне,  что  это  такое.
 Эллен  опять  спала.  Сон  должен  был  внутренне  осво¬
бодить  ее  от  комплекса  потрясений  и  переживаний,  ме¬
шавшего  ей  вернуться  к  нормальной  домашней  жизни.
Грязной  цосуды  в  кухне  набралось  больше,  чем  вмещала
посудомойка.  Надо  было  опорожнить  ее  и  загрузить  снова;
мне  не  очень  хотелось  заниматься  этим,  пока  Эллен  спит,
но  я  знал,  что  придется.
 Мэри  Блисс  поехала  с  подругой  кататься  на  велоси¬
педе.
 В  кухне  Губер  с  шумом  захлопнул  холодильник,  и  я
подумал:  а  не  взять  ли  мне  мальчика  с  собой  в  лес?
Я  окликнул:
 —  Губер!  Эй,  Губе!  —  Его  настоящее  имя  —  Гибсон,
по  материнской  фамилии.  Мэри  Блисс  носит  имя  моей  ма¬
тери,  Брэд  —  имя  отца  Эллен.
 Губер  влетел  на  веранду  с  набитым  ртом,  держа  в
руке  остаток  сандвича  с  джемом.  Промчался  мимо  ме¬
ня,  затормозил  у  телевизора  и  немедленно  включил
его.  Просто  потому,  что  он  был  выключен.  Это  уже  реф¬
лекс.
 —  Губер!  —  Сейчас  он  от  меня  получит  нагоняй.
 Но  тут  мужской  голос  сказал  что-то  про  Освальда  и
про  далласскую  тюрьму.
 Я  решил  —  ладно.  Взгляну  еще  раз  на  это  мальчише¬
ское  лицо  с  улыбкой  Джоконды.  Родился  в  октябре
1939  года.  Спустя  месяц  после  вторжения  Германии  в
Польшу.  Мы  с  Дэйвом  тогда  играли  в  школе  в  футбол.
Джек  Кеннеди  брал  призы  по  плаванию  в  Гарварде.  Но
многие  наши  ровесники  уже  надели  военную  форму;  мо¬
жет  быть,  это  один  из  первых  младенцев  военного  вре¬
мени.
 На  экране  тем  временем  происходило  что-то  странное.
Сначала  были  только  Освальд  и  два  полисмена.  Потом  чья-
 104

то  спина  загородила  объектив.  Потом  какая-то  возпя  —  и
выстрел.
 Выстрел?
 Шум,  суматоха.  И  вдруг  голос  диктора  произнес  то,
чему  невозможно  было  поверить:
 —  Его  убили.  Убили.  Освальда  убили.
 Я  сидел  перед  телевизором  очумелый,  растерянный,  ни¬
чего  не  понимая.
 Помню,  в  год,  когда  мне  минуло  семнадцать  лет,  во  вре¬
мя  одной  игры  в  Миссури  какой-то  болельщик  на  моих
глазах  запустил  в  судью  пивной  бутылкой  и  разбил  ему
голову.  Я  в  это  время  делал  перебежку  от  базы  дома  к  пер¬
вой  базе,  и  судья,  лежавший  сейчас  на  земле  с  залитым
кровью  лицом,  только  что  удалил  с  поля  нашего  отбиваю¬
щего.  Вот  тогда  я  так  же  очумел,  как  сейчас.  Первая  моя
мысль  была  побежать  назад,  укрыться  на  базе  дома.  Ко¬
нечно,  я  тут  же  опомнился  и  не  сделал  ничего  подобного.
Как  и  все  прочие  игроки,  я  кинулся  к  раненому,  и  мы  тес¬
ным  кольцом  окружили  его,  сдерживая  напор  толпы  бо¬
лельщиков,  пока  полупьяный  врач  перевязывал  ему  го¬
лову.
 И  вот  теперь  то  же  чувство.  Если  оставить  телевизор
включенным,  игра  продолжится;  сейчас  будет  перебивка
рекламой,  а  потом  диктор  объявит:  роль  Ли  Гарви  Осваль¬
да  исполнял...
 Что  же  мы  за  люди  такие?
 Губер  отвернулся  от  телевизора  и  посмотрел  на  меня.
Губы  у  него  тряслись,  он  сказал:
 —  Папа?..
 Я  протянул  к  нему  руку,  я  он  вскочил  и  бросился  мне
на  грудь,  мой  большой  одиннадцатилетний  младенец.  Лок¬
ти,  колени  —  что  куда,  а  лицом  уткнулся  в  мою  шею.  Я  со¬
брал  его  всего  и  крепко  прижал  к  себе.  Моему  сыну  надо
было  в  этот  непонятный  для  него  миг  его  жизни  схва¬
титься  за  что-то,  обладающее  магической  силой,  чтобы
почувствовать  себя  в  безопасности.  Я  был  его  домом.
 А  что,  если  наступит  когда-нибудь  такой  час  —  для
Дэйва  Доримуса  он,  видно,  уже  наступил,—  когда  хочешь
бежать  домой  и  бежишь,  а  дома-то  и  нет?

Часть  вторая
 ВИЗИТ  РАЗЪЕЗДНОГО  АГЕНТА
1
 Я  узнал  об  этом  не  от  самого  Дэйва,  просто  один  агент
по  продаже  оборудования,  который  жил  в  их  городе  и  раза
два  в  год  бывал  у  нас,  сказал  мне,  что  Дэйв  и  Конни  так
и  не  отправились  тогда  в  путешествие  на  яхте,  это  он  зна¬
ет  наверняка.
 Они  были  дома  уже  на  другой  день  после  убийства  пре¬
зидента,  сказал  этот  человек.  Он  видел  их  на  пляже  и  в
теннисном  клубе,  где  и  он  и  они  состояли  членами;  многие
заметили,  что  они  вернулись,—  их  брак  сильно  занимал
местную  публику.
 —  Что  вы  скажете  о  его  новой  жене?  —  спросил  я.
 —  Вы  Джейн  знали?
 —  Да,  конечно.
 —  Так  вот,  Конни  —  полная  противоположность.
 —  В  самом  деле?
 —  Большая,  нескладная,  немножко  застенчивая.  Лю¬
бит  собак  и  детей.  Ростом,  во  всяком  случае,  ему  подходит.
 —  Я  не  такой  ее  себе  представлял,—  сказал  я.—  Ну,
давайте  займемся  новым  прейскурантом.—  Этот  агент  был
сплетник  —  такая  уж  у  них  профессия,—  и  я  почувство¬
вал,  что  больше  не  хочу  его  слушать.
 —  Правду  сказать,  у  этой  Конни  фигура  что  надо.—
Его  звали  Расс,  Расс  Фишер.—  Нескладная  —  не  то  слово.
Вернее,  она  вроде  бы  не  понимает,  какая  у  нее  фигура.
 —  Ага,—  сказал  я.—  Ну,  мы  с  ней,  наверно,  скоро  по¬
знакомимся,—  Я  встал  и  повернулся  к  книжной  полке.—
 106

Кое-что  в  вашем  каталоге  меня  интересует.  Но  без  скидки
не  обойдется,  притом  существенной.
 Расс  распространял  в  Новой  Англии  изделия  одной  ми¬
чиганской  фирмы,  очень  доброкачественные.  Но  из-за  стои¬
мости  перевозки  они  обходились  дороже,  чем  соответст¬
вующие  товары  его  конкурентов,  обслуживавших  завод  в
Провиденсе,  так  что  разговор  о  цене  всегда  выливался  в
захватывающий  поединок.
 —  Когда-то  вы  с  Дэйвом  были,  кажется,  компаньо¬
нами?
 —  Нет,—  сказал  я.
 —  А  он  мне  что-то  говорил,  я  точно  помню.
 —  Фанера  из  красного  дерева,—  сказал  я.—  Для  об¬
шивки  стен.  Мы  об  этом  подумывали,  только  очень  дав¬
но.—  Мне  не  хотелось  вдаваться  в  подробности.—  У  Дэйва
был  один  клиент,  подрядчик  по  строительству  особняков-
люкс.  Дэйв  тогда  занимался  изучением  конъюнктуры.  И  ре¬
шил,  что  спрос  на  такую  фанеру  со  стороны  этого  клиен¬
та  может  оправдать  ее  производство.
 —  Вы  что  же,  собирались  производить  ее  здесь?
 —  Ну  что  вы!  Разговор  шел  о  том,  чтобы  закупить  обо¬
рудование  и  вывезти  его  в  Гватемалу,  где  растет  это  самое
дерево.  Я  туда  съездил  посмотреть  его  и  поговорить  кое
с  кем  на  месте.
 —  И  что  же  дальше?
 —  Я  влюбился  в  джунгли.
 —  А  завод?
 —  Дэйв  нашел  для  своего  клиента  более  подходящего
поставщика.  Фамилию  забыл,  да  вы  его,  наверно,  знаете,
 Расс  назвал  несколько  фамилий,  но  все  как  будто  не  ту*
Потом  он  сказал:  —  Наверно,  многие  из  нас  после  войны
начали  не  с  того  конца.—Я  промолчал.  Мне  не  хотелось
обсуждать  с  ним  эту  тему.  Вероятно,  я  любил  цифры  и
мелкий  шрифт  больше,  чем  он;  я  не  инженер,  но  весь  наш
производственный  процесс  вижу  ясно,  от  начала  до  конца,
так  что  полагаюсь  на  себя  и  вопросы  о  затратах  на  произ¬
водство  обычно  решаю  сам,  без  посторонней  помощи.  Эта
сторона  моей  деятельности  всегда  доставляла  мне  удоволь¬
ствие.
 А  Расс  продолжал:  —  Я  служил  в  лыжном  батальоне.
После  войны  решил  открыть  лыжную  школу.  Вбухал  в  это
дело  всю  ссуду  по  демобилизации.—  Он  засмеялся.—
А  зима  выдалась  самая  теплая  чуть  не  за  сто  лет.  Попро¬
 107

буй  ка  походи  на  лыжах  без  снега.  Конечно,  я  потерял  не
такую  кучу  денег,  как  ваш  друг  Дэйв,  но  для  начинающе¬
го  достаточно.
 Я  не  удержался  и  спросил:  —  А  когда  это  Дэйв  потерял
кучу  денег?
 —  Перед  разводом,  во  время  развода,  после  развода.
Это  только  три  примера,  могу  привести  еще.
 Он  из  тех,  что  любят  сообщать  дурные  вести,  подумал
я,  пе  стоит  обращать  внимание.  Я  знал,  что  у  Дэйва  были
кое-какие  неудачи  в  делах,  но  помнил  и  один  наш  разго¬
вор  в  Бостоне,  когда  он  сказал  мне,  что  начал  с  §000  дол¬
ларов  в  год  и  за  первые  четыре  года  самостоятельной  дея¬
тельности  доходы  его  четыре  раза  удваивались.  Если  он  не
хвастал,  это  означало,  что  он  сколотил  тысяч  сорок  пять  —
пятьдесят,—  было  из  чего  покрыть  убытки,  и  немалые.
 —  Ну  как,  поговорим  о  деле?
 —  Вы  ведь  знаете,  что  все  дела  Дэйва  пошли  к  чер¬
ту?  —  сказал  Расс.--  Он  все  запустил,  не  тем  были  мысли
заняты.—  Лицо  у  меня,  видимо,  стало  свирепое.—  Ну-ну,
ладно,—  сказал  он  с  конфузливой  улыбкой.—  Дэйв  ловко
вывернулся  из  этой  истории.  Не  зря,  видно,  занимался  гим¬
настикой.
 —  Это  как  же  надо  понимать?
 —  Давайте  лучше  поговорим  о  деле.
 —  Ответьте  мне,  Расс.
 —  Если  бы,  я  говорю,  если  бы  меня  интересовала  вдо¬
вушка,  только  что  получившая  страховую  премию,  я  бы
уж  постарался,  чтобы  она  не  попалась  на  глаза  Дэйву.
 Я  швырнул  ему  каталог  через  стол.—  Забирайте  и  ухо¬
дите  отсюда.
 —  Бросьте,  Барни.  Чего  вы  в  бутылку  лезете?  Рань-
шс-то  Дэйв  был  для  меня  героем.  Как  и  для  всех  в  нашем
городе.
 Я  молча  смотрел  на  него.
 —  Поймите,  Барни.  Вы  покупаете  товар,  я  продаю.
Скажи  вы  мне:  «Стань  на  колени  й  пиши  носом  по  пыли
«Дэйв  Доримус  чист  как  стеклышко»,  и  я  послушаюсь,
жить-то  мне  надо.  Но  ведь...  Чем  выше  залезешь,  тем
больнее  падать,  разве  не  так?  Может  быть,  вы  всего  не
зпаете?
 —  Может  быть,  вы  меня  просветите?
 —  А  злиться  не  будете?
 —  Я  и  так  уже  длюсь.  Рассказывайте.
 108

—  Про  Конни?
 —  Это  я  и  сам  соображу.  Про  большие  убытки.
 —  Я  не  уверен,  что  все  сведения  у  меня  точные.
 —  Которые  точные,  те  и  давайте.  И  только  деловую
сторону,  Расс.
 —  Ну  что  ж.—  Расс  помолчал,  потом  заговорил,  тща¬
тельно  выбирая  слова.—  Была  такая  фирма  под  названи¬
ем  «Саутпортское  производство  автоматических  гаранти¬
рованных  электронных  таймеров».  Финансировал  ее  Бос¬
тон,  и  дела  у  нее  шли  лучше  некуда.  Выпускали  по  лицен¬
зии  от  владельца  патента  эти  самые  таймеры,  ну,  для  ав¬
томатизации,  знаете?
 —  Как  же.  И  в  наше  захолустье  кое-какие  вести  до¬
ходят.
 —  Хотите  вы,  чтобы  я  рассказывал?
 —  Хочу.
 —  Ладно.  С  владельцем  патента  вышел  конфликт,  и  он
решил  объявить  лицензию  недействительной.  По  какому-
то  там  их  дурацкому  контракту  он  имел  на  это  право.
 —  И  что  они  сделали?  Перестали  платить  проценты?
 —  Нет.  Не  знаю.  И  не  знаю  в  точности,  какой  был
конфликт.  Может,  он  был  нарочно  состряпан.  Но,  так  или,
иначе,  вот  вам  картина.  Завод  построен,  строительство
оплатил  город  Саутпорт.  Рабочие  обучены,  завод  рабо¬
тает,  и  вдруг  запрет  —  не  производите  того,  для  произ¬
водства  чего  вы  предназначены.  А  у  них  уже  и  сбыт  на¬
лажен,  и  заказов  на  эти  таймеры  получено  дай  боже,  и  в
каждом  пункт  о  неустойке,  если  заказ  не  будет  выполнен
в  срок.
 —  Тут  пахнет  мошенничеством,—  сказал  я.
 —  Какой  вы  догадливый,  не  то  что  те  бедняги,  кото¬
рые  на  этом  погорели.  Конечно,  тут  было  мошенничество.
 —  Я  догадливый,  потому  что  знаю  конец  истории.  А  се¬
редина?
 —  Бостонские  воротилы  решили  сорвать  хороший
куш,—  сказал  Расс  Фишер.—  Все  эти  здешние  старинные
богатые  семейства,  вы  же  сами  знаете,  они  действуют  за¬
одно.  И  даже  без  сговора.  У  кого-то  поверенный  состоит
в  правлении  одной  компании,  у  его  компаньона.—  в  дру¬
гой,  а  частный  банк  напротив,  через  улицу,  все  равно  что
в  том  же  доме,  где  их  контора,—здесь  скажут  слово,  там
подхватят.  Очень  унУгно,  если  вы  из  их  числа.  Так  и  тут.
Скоро  по  всей  Новой  Англии  создалась  некая  коалиция,
 100

и  при  этом  ничего  конкретного  не  было  записано  или  &бтй
бы  сказано.
 —  Казалось  бы,  Дэйв  должен  был  об  этом  знать.
 Расс  покачал  головой.—  То-то  и  есть,  что  должен  был.
 Но,  может  быть,  его  обошли,  потому  что  у  него  в  то  время
были  неурядицы  с  Джейн.  А  может  быть,  он  знал,  да
только...  так  или  иначе,  план  был  ясный:  довести
«спагетти»  до  банкротства.
 —  Что?  —  переспросил  я  резко.
 —  Ну  чего  вы?  СПАГЭТ  —  по  первым  буквам,  «Са¬
утпортское  производство  автоматических  гарантированных
электронных  таймеров».  А  все  их  называли  «спагетти».
 —  Об  этом  я  слышал,—  сказал  я,  чувствуя,  как  во
мне  закипает  ярость.  Трудно  не  запомнить  название  фир¬
мы,  которую  все  называют  «спагетти».—  Давайте,  Расс,
выкладывайте  до  конца.
 —  Ладно.  СПАГЭТ  решено  прихлопнуть.  Это  значит,
что  списывается  огромная  сумма  налогов,  тем  более
что  за  землю  не  плачено,  а  строительство  взял  на  себя  го¬
род.  Земля  возвращается  к  прежним  владельцам.  Обо¬
рудование  идет  с  молотка.  Владелец  патента  получает  об¬
ратно  свою  лицензию,  чтобы  передать  ее  в  другое  место,
а  ведь  СПАГЭТ  уже  набрал  ему  заказов.  Но  помните
пункт  насчет  неустойки?  У  СПАГЭТа  имеется  неплохая
денежная  наличность,  они  даже  аренду  не  платили  —  на
первые  три  года  были  освобождены  по  договору.  Заказы
на  материалы  они  могут  аннулировать.  Так  что  вся  на¬
личность  разойдется  по  компаниям-заказчикам  в  виде  чи¬
стых  неустоек.  Деньги  задаром.  Представляете,  если  ока¬
заться  на  обеих  сторонах  такой  сделки?  В  один  карман
кладете  экономию  от  налога  на  нечто,  не  имеющее  ника¬
кой  реальной  стоимости,  а  в  другой  —  свеженькую  налич¬
ность.
 —  Красиво,—сказал  я.—А  при  чем  тут  Дэйв?
 —  Его  можно  изобразить  либо  козлом  отпущения,  либо
участником  сделки,  это  дело  вкуса.
 „  —  Но  как  участник  сделки  он  бы  не  потерял,  а  нажил
кучу  денег,—  сказал  я.  Представить  себе  Дэйва  в  роли
козла  отпущения  было  трудно.—  Ну,  а  дальше?
 —  Бостонские  воротилы  с  самого  начала  привлекли
Дэйва  к  этой  затее,—  сказал  Расс.—  Он  агитировал  город
за  строительство,  помогал  с  организацией  дела.  Но  юри¬
дической  стороны,  очевидно,  не  касался.  Некоторые  удив¬
 110

ляются,  как  это  могло  быть,  но  надо  же  рассуждать  спра¬
ведливо.  Никаких  оснований  заниматься  этой  стороной  у
него  не  было.  Он  консультант  по  коммерческим  вопросам,
а  не  юрисконсульт.  В  общем,  когда  началась  заваруха  с
лицензией,  Бостон  уволил  дирекцию  и  предложил  Дэйву
принять  дела.
 —  Чтобы  создать  видимость,  что  кто-то  старается  спа¬
сти  положение?
 —  Вот  именно.  Чтобы  он  хлопотал  о  заказах,  при¬
сматривал  еще  изделия,  которые  можно  бы  производить
с  тем  же  оборудованием  и  рабочей  силой.  Пытался  повер¬
нуть  предприятие  в  другое  русло.
 —  Понятно,—  сказал  я.—  В  городе  это  произвело  б$л
хорошее  впечатление.  А  потом  оказалось  бы,  что  Дэйв  не
вытянул.
 —  Вот-вот,  совершенно  верно.  Но  тут  Дэйв  берет  их  на
мушку.  Он  принял  дела  с  условием,  что  фирма  может  про¬
изводить  и  сдавать  по  заказам  таймеры  еще  90  дней.  Разу¬
меется,  нужно  было  выполнить  как  можно  больше  заказов,
чтобы  свести  неустойки  до  минимума.  Дальше  —  простая
арифметика.  Он  прикидывает,  во  что  обойдутся  полторы
смены,  йотом  две,  а  если  работать  в  три  смены  по  24  часа
в  сутки  и  пустить  на  это  резерв  наличности,  то  вместо
90  рабочих  дней  получится  270.  А  за  одиннадцать  воскре¬
сений  те  же  три  смены  дадут  еще  33  дня.  Итого,  303  дня,
то  есть  почти  год.  Если  принанять  немного  рабочих  и  пла¬
тить  премиальные  за  скорость,  чтобы  поторапливались,
можно  выполнить  все  заказы.  Денег  на  это  уйдет  чертова
пропасть,  будут  убытки,  но  далеко  не  такие,  как  если  при¬
крыть  лавочку  и  платить  неустойки.  И  за  каждый  продан¬
ный  таймер  хоть  сколько-то  наличности,  да  вернется.
 —  Правильно.
 —  А  еще,  мне  думается,  Дэйв  решил,  что  на  некото¬
рых  заказах  он  волен  немножко  повысить  дену-  Так  вот,
два  часа  работы  с  арифмометром  убедили  его,  что  юн  су¬
меет  выкрутиться.  Через  90  дней  он,  вели  потребуется,
временно  закроет  завод,  но  после  такого  производственно¬
го  рекорда  у  него  будут  шансы  получить  для  СПАГЭТа
лицензию  на  какое-нибудь  другое  изделие.
 —■  Или  даже  добиться  возобновления  старой  лицен¬
зии?  —  сказал  я.—  Если  он  их  перехитрит?
 Расс  кивнул.—  Саутпорт  был  ®  восторге.  Бостону  при¬
шлось  сделать  вид,  будто  он  тоже  в  восторге.  Но  они  тут
 111

же  закрыли  ему  кредит  на  материалы  —  для  этого  доста¬
точно  было  оповестить  кого  следует,  что  он  потерял  ли¬
цензию,  понятно?  А  ему  сообщили,  что  очень,  мол,  сожа¬
леем,  но  разрешить  вам  тратить  резерв  наличности  мы  не
можем,  ее  нужно  беречь  на  тот  случай,  если  завод  не  спра¬
вится  с  таким  количеством  продукции.  Что  же  ему  остает¬
ся?  Ответ  простой:  привлечь  в  СПАГЭТ  новые  капитало¬
вложения,—  а  ведь  всем  в  Новой  Англии  известно,  что
фирма  на  грани  банкротства.
 —  Я  лично  держусь  того  мнения,—  сказал  Расс,  но
мнение  это  скорее  всего  только  что  у  него  сложилось,—
что  Дэйв  все  прикинул  и  в  самом  деле  рассчитывал  их  пе¬
рехитрить.  Считал,  что  честного  человека,  мол,  не  обма¬
нешь,  а  мошенникам  так  и  надо.  Видимо,  он  стал  наведы¬
ваться  к  разным  старым  разбойникам,  которые  слышали
про  первые  шаги  предприятия  и  жалели,  что  не  вложили
в  него  денег.  И  теперь  он  сам  им  это  предлагал,  возможно
умалчивая  о  том,  что  фирму  надо  спасать.  Он  хотел  их
перешибить  их  же  деньгами,  ясно?
 —  А  что  тут  такого?  —  спросил  я.—  Какая  еще  у  него
могла  быть  задняя  мысль?
 —  Он  и  свои  деньги  вложил,—  сказал  Расс.—  Исполь-
вовал  свой  личный  кредит.  Брал  небольшими  суммами  в
Саутпорте.  Выходит,  вроде  козел  отпущения.  Или  так:
задумал  сохранить  завод  для  себя,  но  либо  не  вышло,  либо
пока  не  вышло.
 —  Не  будем  усложнять,—  сказал  я.—  Почему  бы  ему
не  выполнить  свою  программу,  эти  303  рабочих  дня?
 —  Вы  что,  смеетесь?  Не  дадут  ему  это  сделать.  У  них
связи  и  с  рабочими  организациями.  Стоит  устроить  заба¬
стовку...
 —  И-да.
 —  А  те  материалы,  что  он  купил  на  новые  вложения,
так,  наверно,  и  будут  лежать  в  пустом  здании.  На  них  он,
может  быть,  и  вернет  когда-нибудь  свои  деньги,  даже  за¬
работает  немножко.  Не  знаю.  А  может,  он  просто  малость
рехнулся.  Вы  же  про  развод  знаете?  И  про  ту  девушку?
 —  Хватит,  Расс,—  сказал  я.—  Довольно  копаться  в  по¬
мойке.
 —  Нет,  постойте.  Вот  вы  уже  опять  разозлились.  Да¬
дите  вы  мне  объяснить  или  нет?
 —  Нет.  Мне  и  так  все  ясно.
 —  Я  только  насчет  капитала  Конни,  больше  ничего.
 112

Вы  понимаете,  к  чему  я  веду?  Где  человек  найдет
60  ООО  долларов,  не  подлежащих  обложению  налогом,  если
они  ему  срочно  нужны?  И  как  ему  купить  дом,  если  у  него
своего  не  осталось?  Вдова  со  страховой  премией...
 —  Это  ваше  личное  мнение,  Расс?  Или  так  болтают
в  вашем  этом,  как  его,^Уонамассете?
 —  Вы  же  знаете,  Барни,  сколько  зря  болтают  в  ма¬
леньких  городках.
 —  Знаю,  сам  в  таком  живу.  Извините  меня.—  Я  встал.
 —  Бросьте,  Барни.
 —  Посидите  здесь  минутку,  будьте  добры.  Я  сейчас.
 —  Все  еще  злитесь?
 На  это  я  ничего  не  ответил  и  выЩел  из  кабинета.  Пер¬
вым  делом  я  наведался  к  дяде  Трою.  Я  знал,  что  застану
его,—  он  присылал  свою  секретаршу  разжиться  у  меня
пластинками  для  диктофона.  Когда  я  открыл  дверь,  он
как  раз  надиктовывал  письмо,  и  я  подождал,  пока  он  на
меня  взглянет.  Скоро  он  поднял  голову,  выключил  дикто¬
фон  и  сказал:  —  А?  Это  ты,  Барни?
 —  Примерно  год  назад,—  сказал  я,—  когда  сюда  при¬
езжал  Дэйв  Доримус...
 —  Ну?
 —  Вы  с  ним  шутили  насчет  какого-то  СПАГЭТа.
«Аппетитная  порция  спагетти»  —  так  вы,  помнится,  выра¬
зились.
 —  Да,  Барни.—  На  лице  у  дяди  Троя  появилось  му¬
ченическое  выражение.  Он  лысый,  суетливый,  носит  жи¬
лет,  часы  на  цепочке  и  значок  братства  Фи-Бета.  Щего¬
ляет  квадратными  очками  без  оправы,  как  у  скромного
провинциального  бухгалтера.  Где  он  их  достает,  одному
богу  ведомо.  Сейчас  на  лице  у  него  было  написано,  что
честному  человеку  нелегко  приходится  в  жизни.—  Да,  да.
Боюсь,  в  этом  деле  твой  друг  не  очень1™  хорошо  со  мной
поступил.
 —  Сколько  у  вас  денег  уплыло?  —  спросил  я.
 —  Ну-ну,  это  мое  личное  дело.  К  фирме  «Гнбсон»  ни¬
какого  касательства  не  имеет.  А  я  тут  опять  пишу  этим
людям  насчет  фиброгласа...—  У  нас  за  последние  годы  вре¬
мя  от  времени  заходил  разговор  о  производстве  фибро-
гласовы*  каноэ,  поскольку  другое  снаряжение  для  водного
спорта  мы  уже  продавали.  Но  я  считал,  что  мы  едва  ли
станем  этим  заниматься  и  что  едва  ли  дядя  Трой  действи¬
 113

тельно  вел  об  этом  переписку.  Я  кивнул  и  закрыл  за  со¬
бой  дверь.
 На  сколько  дядя  Трой  погорел  —  это  меня  не  трево¬
жило,  лишь  бы  деньги  фирмы  были  целы.  У  хапуги  хапать
сам  бог  велел.  Но  данный  мелкий  хапуга  был  мой  род¬
ственник  и  компаньон.  Через  меня  Дэйв  с  ним  и  позна¬
комился.  А  действовать  вот  так,  используя  личную  друж¬
бу,—  это,  по-моему,  непорядочно.
 И  еще  мне  казалось,  что  рассказапное  Рассом  хотя  бы
частично  похоже  на  правду.  Расса  я  не  желал  больше  ви¬
деть  до  конца  моих  дней,  но  несправедливым  тоже  не  хо¬
тел  быть.  И  я  зашел  в  кабинет,  где  сидел  Талли  —  Трой
Гибсон-мяадший.
 Талли  окончил  Массачусетский  технологический  ин¬
ститут  и  заведует  у  нас  производством.
 —  Талли,—  сказал  я,—  ты  ни  с  кем  не  сговорился  за¬
втракать?
 Талли  поднял  голову  от  какой-то  диаграммы,  которую
он  штудировал.  Талли  —  прилежный  работник.
 —  Нет.  А  ты  разве  не  будешь  завтракать  с  этим  аген¬
том?
 —  Пойдем-ка  со  мной  на  минутку.
 Талли  уже  давно  хотелось  побеседовать  с  Рассом  Фи¬
шером.  Он  надел  пиджак,  ,  поправил  галстук,  и  мы  вместе
вышли  в  коридор.
 У  дверей  своего  кабинета  я  подтолкнул  Талли  вперед.
 —  Расс  Фишер,—  сказал  я.—  Познакомьтесь.  Это  Трой
Гибсон-младший.  Наш  заведующий  производством.  Да  вы,
наверно,  знакомы?
 —  А  как  же.  Здорово,  Талли.—  Расс  поднялся  с  места,
он  явно  нервничал.
 —  Кажется,  вы  оба  свободны,  можете  вместе  позав¬
тракать.  Расс,  вы  заберите,  пожалуйста,  свои  каталоги  и
прейскуранты.
 —  Что-что?  —  сказал  Расс.
 —  Талли,  я  все  документы  по  делам  с  ним  и  с  его
конкурентами  оставлю  у  тебя  на  столе.
 До  технологического  Талли  учился  в  Йельском  уни¬
верситете.  Он  умеет  понимать  с  полуслова.
 —  Хорошо,  Барни.  Отлично.
 —  Впредь,  когда  окажетесь  в  нашем  городе,  Расс,  бу¬
дете  иметь  дело  с  Талли,—  сказал  я.—  Желаю  удачи.  Тал¬
ли,  ты  гляди  в  оба*  учитывай  стоимость  перевозок.
 114

Талли,  еще  с  тех  пор  как  вступил  в  дело,  мечтал,  что
будет  ведать  закупкой  оборудования.
 Я  оставил  их  вдвоем  и  спустился  в  цех.  Работа  шла
полным  ходом,  и  шум  стоял  оглушительный,  как  всегда
от  деревообрабатывающих  машин,  но  шум  этот  меня  успо¬
коил  —  я  любил  и  фрезерные  стайки,  и  токарные,  шлифо¬
вальные,  строгальные,  и  сверлильные,  и  всевозможные
Пилы.
 2
 И  вот  я  стоял  там,  стараясь  не  огорчаться  из-за  того,
что  частично  передал  Талли  управление  созданным  мною
предприятием.  Я  слушал,  как  лезвия  врезаются  в  дерево
и  формуют  его,  и  проигрывал  еще  одну  из  своих  пласти¬
нок.
 Но  эта  пластинка  попорчена:  приходится  то  и  дело  пе¬
реставлять  иглу  на  другую  бороздку,  а  пропущенные  ме¬
ста  вкратце  пересказывать,  да  и  вообще  она  мне  не  очень
нравится,  особенно  первая  сторона.
 Сентябрь  1950  года.  Я  уже  четвертый  год  как  женат.
 Наши  семьи  были  знакомы  давно,  хоть  и  не  очень  близ¬
ко.  В  Скотс-Форт  я  впервые  поехал  на  весенние  канику¬
лы,  когда  был  на  последнем  курсе  колледжа.  Хотел  погля¬
деть  завод,  кусок  которого  я  подарил  моему  брату  Алексу.
Познакомился  с  Гибсонами,  познакомился  с  Эллен,  дочкой
вдовы  Гибсон.  И  с  Бетт,  дочкой  дяди  Троя  Гибсона.  Стал
ухаживать  за  обеими.  Через  три  месяца  женился  на  Эллен
и  до  сих  пор  не  понимаю,  почему  все  произошло  так  .бы¬
стро  —  надо  думать,  это  История  хозяйничала  на  самом
своем  нижнем  уровне.  1947  год  был  годом  браков,  только.
Дэйв  немного  отстал;  я  побывал  на  свадьбах  у  многих
моих  друзей,  а  они  были  на  нашей  с  Эллен  свадьбе.  Брак
был  для  нас  как  бы  последним,  запоздалым,  но  неизбеж¬
ным  этапом  демобилизации.
 Брэду  исполнился  год.  Что  касается  меня  и  завода,  то
я  им  управляю.
 Окончив  колледж,  я  увез  Эллен  на  Запад  и  стал  рабо¬
тать  в  Службе  охраны  лесов.  Решил  было  пройти  какой-
нибудь  курс  по  лесоводству  или  зоологии.  Специализиро¬
ваться  в  какой-нибудь  такой  области.  Но  организация  де¬
ла  в  Службе  охраны  лесов  (да  и  на  специальных  курсах)
очень  уж  напоминала  Воздушные  силы.  Я  плюнул  и  ушел.
 115

Думал  сделаться  профессиональным  фотографом,  но  там
у  них  все  в  конечном  счете  сводится  к  рекламе,  разве  не
так?  А  рекламу  я  терпеть  не  могу.  Трой  Гибсон-старший
звал  меня  работать  на  завод.  Талли  еще  учился  в  школе,  а
дядюшка  считал,  что  фирма  должна  нерушимо  оставаться
в  руках  семьи.  Теперь,  когда  Эллен  была  беременна,  я  го¬
тов  был  с  ним  согласиться.  Я  стал  заведовать  производ¬
ством,  как  сейчас  Талли,  и  вдобавок  закупками.  И  увлек¬
ся  идеями  разных  усовершенствований.  Начал  проводить
их  в  жизнь  и  тут-то  жестоко  сцепился  с  дядей  Троем,  не
желавшим  повышать  заработную  плату.  Плюнул  и  ушел.
Устроился  торговым  агентом  на  одном  предприятии  в
Хартфорде.  Ничего  лучшего  я  в  январе  1950  года  не  мог
найти.
 Я  решил,  что  если  фирма  Гибсон  во  мне  нуждается,  то
пусть  это  будет  моя  фирма,  а  не  место,  где  из  милости
дают  работу  зятьям.
 Эллен  мое  поведение  озадачило  и  уязвило.  Не  было  ни¬
какой  вспышки,  никакой  ссоры;  было  холодное  отчужде¬
ние,  которое  длилось  все  время,  пока  я  продавал  в  Харт¬
форде  чужие  товары,  и  мне  некогда  было  над  этим  заду¬
мываться.
 По  вечерам,  когда  я  возвращался  с  работы,  мы  с  Эллен
много  пили  —  больше,  чем  прежде  и  чем  потом.  В  наших
выпивках  содержался  некий  молчаливый  вызов  друг  дру¬
гу.  И  в  наших  выпивках  обычно  участвовали  другие  же¬
натые  пары,  в  частности  Дик  и  Дотти  Трэси.  Дика,  разу¬
меется,  без  конца  дразнили  из-за  его  имени  *,  но,  в  общем,
это  были  славные  люди,  и  у  Дотти,  так  же  как  у  Эллен,
первый  ребенок  только-только  дорос  до  манежика.
 Снова  ставлю  иглу  на  пластинку.
 Я  играю  на  пианино.  Дотти  сидит  рядом  на  той  же  та¬
буретке,  чуть  не  у  меня  на  коленях.  Нам  уже  два  часа
как  следовало  бы  разойтись,  а  мы  все  тянем  скверное  ку¬
курузное  виски.
 Эллен  говорит:  —  Барни,  сыграй  что-нибудь  такое,  что¬
бы  нам  с  Диком  потанцевать.—  И  я  играю.  Дотти  бараба¬
нит  по  подставке  для  нот.  Слуха  у  Дотти  ни  малейшего.
И  через  какое-то  время  я,  отчасти  для  того,  чтобы  не  пре¬
рывать  танцевального  ритма,  начинаю  брать  левой  рукой
 *  Дик  Трэси  —  герой  цопулярных  в  1949  году  юмористических
рассказов  в  картинках,  *
 110

унылые  аккорды,  а  правая  путешествует  от  верхней  окта¬
вы  к  нейлоновым  чулкам  Дотти.  Ноги  над  чулками  у  не©
пухлые.  Влажные.
 —  Хватит,  Дик,—  говорит  Эллен.—  Оркестр  никуда  не
годится.  П-пошли  танцевать  к  тебе.—  Они  уходят.  Мы  с
Дотти  проявляем  по  этому  случаю  бурную  пьяную  ра¬
дость.  Без  промедления  мы  входим  в  жаркий  клинч  и  во¬
зимся  тут  же,  на  табуретке.  Дотти  миниатюрная,  прият¬
ная,  местами  пухленькая;  вскоре  она  вскакивает,  подтяги¬
вает  штанишки  и  говорит:
 —  О  господи,  неужели  в  этом  доме  нет  спальни?
 По  ее  мнению,  когда  наступает  время,  некультурно
продолжать  где  попало:  надо  найти  постель,  раздеться,  ак¬
куратно  сложить  платье  и  дальше  развлекаться  под  про¬
стыней.  Мы  следуем  этой  процедуре.  Пока  я,  послушный
настояниям  Дотти,  соблюдаю  приличия,  желания  мои  успе¬
вают  поостыть.  Натянув  простыню  до  подбородка  с  ямоч¬
кой,  она  улыбается  мне,  а  я  уже  настолько  спокоен,  что
мог  бы  и  обойтись,  но  вспоминаю  про  Дика  Трэси  и  его
подружку  Эллен,  выпиваю  еще  и,  снова  взбодренный  ви¬
ном,  ныряю  в  постель.  Эллен  проводит  ночь  у  Дика.
 Правду  сказать,  эта  часть  первой  стороны  пластинки
не  так  уж  меня  огорчает;  теперь,  как  и  тогда,  я  принимаю
это  равнодушно,  как  нечто,  что  случилось  и  должно  было
случиться  —  не  с  Диком,  и  Дотти,  так  с  кем-нибудь  другим,
не  дома,  так  где-нибудь  в  гостях.
 И  в  следующий  раз  это  действительно  случается  в  го¬
стях,  дней  через  десять.  Домой  со  мной  едет  та  же  Дотти
Трэси,  а  Эллен  исчезает  с  мужчиной,  которого  я  даже  не
знаю.  Часа  в  четыре  утра  Дотти  приподнимается  и  гово¬
рит  истомленным,  покаянным  голосом:  —  Ах,  Барни,  надо
с  этим  кончать.—  Я  пытаюсь  скрыть  свою  радость  и  облег¬
чение.  Одеваюсь  и  провожаю  ее  домой.  Эллен  так  и  не  яв¬
ляется,  и  утром  я  отвожу  Брэда  на  целый  день  к  бабушке
Гибсон  с  какими-то  объяснениями  насчет  головной  боли.
Сижу  у  матери  Эллен  и  говорю  о  ее  дочери  так,  будто  она
дома  и  еще  не  вставала  («Не  стоило  ее  тревожить.  Ей  луч¬
ше  поспать»).  Слушаю,  как  миссис  Гибсон  перестраивает
свой  день,  чтобы  отдать  все  внимание  внуку.  Потом  воз¬
вращаюсь  домой,  оставляю  Эллен  записку  —  где  ребенок  и
что  врать  —  и  еду  в  Хартфорд.  На  работу  опоздал.
 После  этого  взрыва  все  улеглось  —  не  то  чтобы  нам
стало  стыдно,  но  мы  словно  сговорились  забыть  об  этом,
 117

как  порой  хочется  забыть  о  мелкой  краже  под  пьяную
руку  или  о  сорвавшемся  спьяна  оскорблении.  Ну,  оступил¬
ся  человек,  знаете,  как  бывает?  Да-да,  замнем.  Мы  держа¬
лись  так,  будто  если  что  и  случилось,  то  это  не  в  счет,—
все,  кроме  бедняги  Дика,  который  словно  не  понимал,  что
с  ним  стряслось.  Он  продолжал  вздыхать  по  Эллен,  а  она
подзадоривала  его,  пока  это  ее  развлекало,  а  потом  прида¬
вила  ногой,  как  букашку.  Мне  было  жаль  Дика,  но  глав¬
ное,  я  радовался,  что  мы  не  окончательно  испоганили
свою  жизнь.
 Однажды  вечером,  когда  я  вернулся  из  Хартфорда  поз¬
же  обычного,  часов  в  восемь,  я  застал  у  себя  дядю  Троя,
беседующего  .с  Эллен.  Он  вполне  смиренно  спросил  меня,
не  вернусь  ли  я  на  завод.
 —  Нет,  сэр,—  сказал  я.
 —  Мы  ввели  новые  расценки  для  рабочих,  Барни.
 —  Вот  это  хорошо.
 —■  Я  решил  почти  совсем  отойти  от  дел.
 —  Это  вы  говорили  и  раньше,  сэр.
 —  Я  откажусь  от  своего  поста,  Барни.  От  поста  глав¬
ного  управляющего.
 —  Вы  предлагаете  мне  занять  ваше  место?
 —  Если  ты  согласишься.
 Я  согласился.  Я  скучал  по  заводу.  И  идей  у  меня  было
больше  прежнего.
 Тут-то  я  взялся  за  работу  как  следует.  Я  летал  на  са¬
молете,  собирая  заказы.  Дал  подряд  на  модернизацию  за¬
водских  помещений,  но  снаружи  оставил  все  как  было  —
стены  желтого  кирпича,  лужайки,  бронзовые  буквы  на
вывесках.  Наладил  выпуск  нескольких  повых  изделий.
Заставил  дядю  Троя  и  мать  Эллен  изрядно  увеличить
свои  капиталовложения  и  сам  слетал  в  Вашингтон  —  уго¬
ворить  Танни,  жену  моего  брата  Алекса,  тоже  увеличить
свой  вклад,  чтобы  соотношение  между  деньгами  Гибсонов
и  нашими  осталось  неизменным.  Мой  пост  предусматри¬
вал  владение  кумулятивными  акциями,  и  я  сказал  Тан¬
ни,  что  все  мои  дивиденды  пойдут  Алексу  и  что,  по  мере
того  как  я  буду  увеличивать  свою  долю  капитала,  она
свою  может  изымать.  Скажу  без  ложной  скромности,  в  то
время  я  много  чего  провернул;  еще  через  полгода  я  был
намерен  купить  собственный  дом.  Я  чувствовал,  что  твер¬
до  стою  на  ногах  и  могу  приложить  свои  силы  к  тому,  что
для  меня  действительно  важно:  моя  семьях  мой  завод.
 118

И  еще  мне  думалось,  что  теперь  натянутым  отношениям
между  мной  и  Эллен  настанет  конец,  и  с  моей  стороны  так
и  вышло.  Я  объединился  с  ее  семьей  на  своих  условиях,
пошел  на  вполне  почетный  компромисс.  А  может  быть,
работа  отнимала  у  меня  столько  сил,  что  на  поддержание
натянутых  отношений  их  уже  не  оставалось.  Что  думала
в  ту  пору  Эллен  —  этого  я  не  знал  и  не  старался  выяснить.
Но  что  она  делала  —  это  я,  конечно,  знал.
 Я  взял  на  работу  одного  человека  по  имени  Джефф
О’Нийл,  ведать  сбытом  нашей  продукции.  Парень  был  хо¬
рош  —  рослый,  видный,  орлиный  нос,  блестящие  глаза  и
непочатый  край  энергии.  Дел  у  нас  хватало  —  организация,
планы  на  будущее,—  и  Джефф  часто  приходил  к  нам  по
вечерам  —  мы  с  ним  работали,  беседовали,  а  то  и  просто
отдыхали.  Нам  было  легко  друг  с  другом,  хотя  люди  мы
были  очень  разные.  Он  считал  меня  педантом,  я  его  —  ис¬
кателем  легких  путей.  В  представлении  Джеффа  хорошо
провести  время  значило  плотно  пообедать,  а  потом  мчать¬
ся  в  ночной  клуб,  хоть  на  другой  конец  города;  я  смотрю
па  такие  вещи  как  на  пустую  трату  времени,  разве  что
ресторан  славится  каким-нибудь  необыкновенным  блюдом
или  можно  послушать  музыку,  какой  больше  нигде  не
услышишь.
 Он  был  женат  и  жил  неподалеку,  в  Личфилде,  но  жену
его  я  видел  только  раз  —  накрашенная  мышка,  пусть  это
и  не  очень  любезно,  но  больше  мне  о  ней  сказать  нечего.
 Так  или  иначе,  мы  с  Джеффом  хорошо  ладили,  пока
мне  не  пришлось  сообразить,  что  он  стал  любовником  Эл¬
лен,  а  тогда  уж,  боюсь,  ничего  хорошего  не  осталось.  Неоте¬
санный  малый,  пришел  ко  мне  в  дом  не  как  гость,  а  как
служащий  и  не  понял,  что  именно  поэтому  я  держался  е
ним  так  дружелюбно,  особенно  при  моих  знакомых,  кото¬
рые  могли  бы  отнестись  к  нему  немного  свысока.
 Опять  я  оказался  снобом?  Возможно,  но  выбор  Эллен
меня  оскорбил.  Как-то  вечером  я  рано  ушел  спать  —  это
часто  бывало  в  последнее  время  —  и  оставил  их  вдвоем.
Через  час  я  встал,  громкими  шагами  вошел  в  темную  го¬
стиную  и  убедился  в  основательности  своих  подозрений,
хотя  они  притворились,  будто  не  поняли,  что  я  их  накрыл.
Я  извинился,  захватил  с  собой  в  спальню  бутылку  виски
и;  напившись,  уснул.
 Наутро  за  завтраком  был  с  Эллен  вежлив,  потом  по¬
ехал  увольнять  Джеффа^  Он  был  не  такой  уж  силач,  и  я
 т

рассчитывал  закончить  дело  по  возможности  без  скандала
и  без  объяснений,  хотя  настроение  у  меня  было  паршивое.
Когда  он  не  явился  вовремя,  я  вспомнил,  что  он  меня  пре¬
дупредил,  что  на  целый  день  уедет  в  Нью-Хейвен  прове¬
рять  задолженность  клиентов.  И  вот  опять  завертелась
пластинка.
 Возвращаюсь  с  работы,  застаю  Эллен  в  полном  параде.
 —  Барни!  Здравствуй,  милый.  Я  никак  не  могла  к  тебе
дозвониться.
 —  В  самом  деле?
 —  Да.  Знаешь,  как  мне  повезло?  Джефф  был  в  Нью-
Хейвене...
 —  Знаю.
 —  Он  мне  звонил,  что  достал  два  билета  на  «Мистера
Робертса».  Такой  чудак,  решил  заехать  за  мной,  гонит  из
такой  дали.  Ты  не  против,  если  я  поеду?
 —  Так  вот  оно  что?  Молодец  Джефф.
 —  Выпить  хочешь,  Барни?  Я  сейчас  тебе  приготовлю.
 —  Нет,  спасибо,  я  потом.
 —  А  я  как  раз  себе  налила.  Пошли.  Ты  не  против?  —
Она  и  раньше  бывала  с  Джеффом  в  кино  и  в  театрах,  ко¬
гда  мне  хотелось  посидеть  дома.—  К  малышу  я  никого  не
вызывала,  ты  ведь  не  уйдешь,  и  знаешь  что,  если  кончится
поздно,  я  могу  переночевать  у  Памми  Аллен.  В  Брэнфорде.
Я  уже  ей  звонила.  А  утром  вернусь.  Только  если  я  опо¬
здаю,  ты  можешь  отвезти  Брэда  к  маме?
 —  Нет,—  сказал  я.—  Не  могу.
 —  А-а.  Ну,  тогда  я  вернусь.
 —  Ты  все-таки  вызови  какую-нибудь  женщину,  Эллен.
 —  Да?  А  я  думала,  ты  будешь  усталый...
 —  Нет,  я  не  устал.  Вызывай  женщину.
 —  Но  как  же,  Барни,  он  достал  только  два  билета...
 —  О  нет!  —  Я  качаю  головой.  —  С  вами  я  не  собираюсь
ехать,  если  ты  об  этом.
 —  А  у  тебя  на  сегодня  что-нибудь  другое?  Я  не  знала.
 —  Раз  ты  уезжаешь,  Эллен,  советую  тебе  поторопиться
с  вызовом.
 —  Я  не  понимаю.  Сейчас  уже,  возможно,  не  успеть...
 —  Да,  возможно.  Вот  будет  обидно,  а?
 —  Барни?
 —  А  ты  попробуй,  Эллен.  Постарайся.  «Мистер  Ро¬
бертс»  такой  интересный  спектакль.  Если  только  будет  на
кого  оставить  ребенка*
 120

Я  поворачиваюсь  на  каблуках  и  выхожу  из  дому.  По¬
нятно?  Никакого  скандала,  никаких  объяснений.  Вот  толь¬
ко  Джефф  как  раз  подкатывает  к  воротам  и  мы  встречаем¬
ся  на  дорожке.  Сначала  я  даю  ему  пройти,  ответив  кивком
на  его  приветствие.  Потом  думаю,  какого  черта?  Останав¬
ливаюсь,  заставляю  себя  весело  улыбнуться,  жестом  подзы¬
ваю  его  к  себе  и,  когда  он  подходит,  даю  этому  сукину
сыну  в  зубы.
 Это  не  возвысило  меня  в  собственном  мнении,  и  то,  что
я  сделал  потом,  тоже  было  гадко.  У  нас  было  две  маши¬
ны  —  я  платил  в  рассрочку  за  обе,—  маленькая,  на  которой
я  ездил  на  работу,  и  большая,  считавшаяся  собственностью
Эллен.  На  этот  раз  я  выбрал  большую  и,  пока  Джефф
О’Нийл  поднимался  с  земли,  вышвырнул  на  дорогу  все
имущество  Эллен  —  ее  перчатки,  бумажные  салфетки,
очки-консервы.
 Когда  я  садился  в  машину,  Джефф  крикнул:
 —  Эй,  Барни!  Какого  черта?
 Я  высунулся  из  окна,  сказал:  —  Это  вам  на  счастье,
Молодец  Джефф,—  и  уехал.
 Никакого  скандала.  Никаких  объяснений.
 На  второй  стороне  пластинки  всякая  мешанина,  но
есть  там  и  соло  Дэйва.  Для  меня  это  явилось  сюрпризом,
словно  он  с  тех  самых  пор,  как  мы  познакомились  еще
мальчишками,  терпеливо  ждал  дня,  когда  мне  понадобится
его  помощь,  а  помочь  мне,  по  мере  того  как  я  взрослел,  ста¬
новилось  все  труднее.  Вероятно,  стремление  со  всем  справ¬
ляться  своими  силами  входило  составной  частью  в  мою  гор¬
дость,  так  же  как  в  гордость  Дэйва  входило  стремление
быть  полезным  другим.  Но  на  этот  раз,  после  того  как  я
пять-шесть  дней  колесил  по  Новой  Англии,  сговорился  по
телефону  повидаться  кое  с  кем  из  знакомых  и  всех  подвел,
ел,  пил  и  старался  думать  о  том,  как  мне  быть  дальше,  я
лае  выдержал.  Я  взял  курс  на  Уонамассет,  доехал  до  Прови¬
денса.  Продал  машину,  чтобы  обзавестись  деньгами,  и  по
звонил  Дэйву.
 Ставлю  иглу  и  пускаю  пластинку.
 —  Держись,  вундеркинд  из  Озарка.  Оставайся  трезвым
хотя  бы  на  одну  треть;  Сейчас  отменю  все  дела  и  приеду.
 Он  является  ко  мне  с  холодными  раками  в  бумажном
пакете.  Дходпт  в  мой  щшер  в  гостинице,  и  озабоченность
 121

на  его  лице  сменяется  широкой  улыбкой,  а  улыбка  сме¬
няется  дюжиной  авторучек  новой  марки,  которые  он  по¬
лучил  в  подарок  от  какого-то  клиента  и  сует  мне  для
развлечения.  Он  ведет  меня  к  окну,  показывает  на  площад¬
ку  под  знаком  «Стоянка  машин  запрещена»,  а  там  стоит
его  машина,  сверкающий  «линкольн-континенталь»,  под
охраной  Стигси  Миллера,  охраняющего  также  грузовичок,
поставленный  впереди  «линкольна».
 —  А  грузовик  зачем?  —  спрашиваю  я.
 —  На,  ешь.—  Он  тем  временем  очистил  мне  раковую
шейку.—Я  решил,  может,  тебе  захочется  сгонять  Стигси
в  Скотс-Форт  за  твоим  барахлом.
 —  Эллен  его  там  пристрелит.
 —  Не  думаю.
 —  Ты  с  ней  говорил?
 —  Она  мне  звонила,—  сказал  Дэйв.—  Я  про  тебя  все
знаю.  Сорвался  с  цепи,  бегаешь  по  лесам  и  лаешь.  Опроки¬
дываешь  помойные  баки.  Охотишься  на  кроликов.  Навер¬
но,  получаешь  массу  удовольствия.
 Раковая  шейка  была  удивительно  вкусная.—  Она  тебе
сказала,  что  я  ей  послал  открытку?
 —  Могу  повторить  наизусть:  «Передай  матери  и  дяде,
пусть  заодно  поищут  кого-нибудь  присмотреть  и  за  фир¬
мой».  Прелестная  открытка.  Хоть  и  без  картинки.  Ты  бы
ей  позвонил.
 —  Так  просто  взять  и  позвонить?
 —  Если  тебе  хочется.
 И  я  звоню.  Но  к  этому  времени  Дэйв  успел  рассказать
мне  про  затею  с  красным  деревом,  так  что,  когда  Эллен
спрашивает,  какие  у  меня  планы,  я  говорю:-
 —  Хочу  съездить  в  Центральную  Америку.
 —  Куда?
 —  В  Центральную  Америку.  По  делу.
 —  Как  это...  как  удачно,  что  ты  говоришь  по-испански,
правда?  —  Пауза.—  А  что  у  тебя  на  руках  фирма,  про  это
ты,  Барни,  видно  забыл?
 —  Может  быть,  и  забыл,—  говорю  я.  И  прошу  ее  вы¬
дать  Стигси  все,  что  мне  нужно  из  одежды,  и  фотоаппара¬
ты,  и  бинокли.
 —  Хорошо,  Барни,—  отвечает  вспыльчивая,  властная
миссис  Джеймс,  и  я  только  диву  даюсь,  что  мог  ей  нагово¬
рить  Дэйв.—  Ты  позвони  еще,  когда  захочешь.
 Дэйв  увозит  меня  в  своем  «линкольне»  в  Уонамассет,  по
 122

дороге  без  умолку  болтает  о  жизни,  о  любви  и  о  том,  как
возродить  устричный  промысел.  Мы  цодъезжаем  к  краси¬
вому  дому,  который  он  купил  в  рассрочку  для  себя,  миссио
Джейн  и  маленького  Питера  —  от  роду  год  и  уже  ходит;
дом  —  белый  кирпич,  лужайка  —  зеленая  трава,  миссис
Джейн  —  сплошные  улыбки:  рада  приветствовать  нашего
старого  друга  Барни.  Вот  ваша  комната,  милый,  устраивай¬
тесь.  Все  у  вас  уладится,  я  уверена.
 —  Ни  за  что  еще  не  уплачено,—  говорит  Дэйв.—  И  с
утра  до  ночи  бедлам,  телефон  звонит,  в  каждой  комнате
кто-то  меня  дожидается,  в  конторе  двадцать  дел  одновре¬
менно.  Вот  это  по  мне.  Знаешь,  что  я  больше  всего  люблю,
Барни?
 Он  сидит  на  кровати  и  улыбается,  покат  я  готовлюсь
принять  душ,  и  не  знаю  уж,  как  он  это  успел,  когда  вносил
чемодан,  и  целовал  сынишку,  и  поднимался  со  мной  по
лестнице,  но  мне  уже  приготовлен  коктейль.
 —  Что  ты  больше  всего  любишь,  Дэйв?
 —  Люблю  такие  деньки,  чтобы  вмещали  по  пятнадцати
коллизий.  Домашних,  деловых  и  личных.  Пятнадцать  че¬
ловек  и  пятнадцать  ситуаций,  совершенно  разных.  И  про¬
верять,  сколько  раз  я  могу  переключиться,  быстро  что-то
сообразить,  успокоить  человека  и  ликвидировать  коллизию.
Вот  и  все,  понятно?  Выходит,  что  коллизии-то  и  не  было.
 —  Звучит  отдохновительно.
 Дэйв  рассмеялся:  —  Мне  это  помогает  сохранять  форму.
 —  И  Джейн  тоже.
 —  Самые  мои  любимые  коллизии  поставляет  она,—
сказал  Дэйв.—  В  этом  смысле  на  нее  можно  рассчитывать.
 Да,  в  то  время  он  держал  Джейн  в  руках  и,  казалось,
действительно  был  в  наилучшей  форме.  Большой,  загоре¬
лый,  здоровый.  А  эти  деньки,  которые  он  так  любовно  рас¬
писывал,—  я  провел  несколько  таких  дней  рядом  с  ним,  и
у  меня  создалось  впечатление,  что  их  набегало  не  меньше
десяти  в  неделю.  Он  занимался  делами  не  только  у  себя
дома  и  в  конторе  —  контора,  впрочем,  служила  ему  скорее
пунктом  сбора  донесений,  чем  штабом,—  но  и  разъезжая
целыми  днями  в  своей  машине.  В  десяти  окрестных  город¬
ках  все  приветствовали  его  «линкольн»,  и  Дэйв  то  и  дело
сажал  в  него  каких-то  людей  и  куда-то  вез  их  обедать*
пить  кофе  или  на  пляж*  чтобы  поговорить  там*  не  выходя
 123

из  машины.  В  этом  было  какое-то  колдовство:  издерган¬
ного  вконец  человека  усаживали  на  переднее  сиденье,
Дэйв  садился  рядом  и  вез  его  осторожно  и  заботливо,  как
шофер  старуху  хозяйку.  Сама  машина  действовала  успо¬
каивающе,  место,  которое  Дэйв  выбирал  для  поездки,  спо¬
собствовало  тому,  чтобы  любую  проблему  увидеть  в  долж¬
ной  перспективе,  и  ощущение,  что  ты  с  Дэйвом  один  на
один,  придавало  деловому  разговору  характер  чего-то
.личного,  интимного,  помогало  принимать  решения  легко  и
без  толчков,  под  стать  движению  машины.
 Я  это  знаю  по  себе.  Мы  и  мое  участие  в  затее  с  фанерой
обговорили  в  машине.  Конечно,  мне  пришлось  поработать
и  с  клиентом  Дэйва,  неким  Шнидером,  с  цифрами  и  доку¬
ментами  в  руках.  Этим  мы  занимались  в  конторе  Данни
Шнидера,  обычно  без  Дэйва.  Но  свел-то  нас  Дэйв,  и  он
же  регулировал  наши  отношения,  улаживал  наши  разно¬
гласия,  советовал,  куда  обратиться  за  дополнительными
сведениями.  Просто  не  верилось,  что  он  одновременно  про¬
ворачивает  еще  десяток  дел,  для  других  лиц  и  объедине¬
ний,  казалось,  он  все  свое  внимание  отдает  нам,  и  для
нас  у  него  всегда  находилось  время.  Но  я-то  знал,  что
остальные  десять  дел  у  него  тоже  не  стоят  на  месте,  да
впридачу  и  дома  забот  хватает  —  в  этом  я  успел  убедиться,
пока  жил  у  него  и  Джейн.
 На  четвертый  день  я  решил  перебраться  в  гостиницу.
Джейн  по-прежнему  была  со  мной  подчеркнуто  ласкова,
но  я  понимал,  что  друзьями  мы  с  ней  никогда  не  ста¬
нем.
 —  Дэйв,—  сказал  я.—  Я  у  вас  пожил  чудесно.  С  Данни
Шнидером  у  нас  дело  на  мази.  Пожалуй,  мне  теперь  лучше
пожить  одному...
 —  А  я  уже  присмотрел  для  тебя  местечко,—  сказал
Дэйв.—  Маленькая  гостиница  на  берегу.  Сейчас  мертвый
сезон,  но  там  удобно.  И  дешево,  это  я  тебе  по  секрету  го¬
ворю.  Через  улицу  вполне  приличный  ресторан,  и  Стигси
уверяет,  что  рядом  есть  болото,  где  полно  птиц.
 —  А  гостиница  открыта?
 Он  улыбнулся.—  Я  вчера  проезжал  мимо  и  попросил
открыть  ее  для  тебя.
 Мне  там  понравилось.  Как  он  и  предвидел.  Подальше
от  слепящих  каскадов  его  энергии  я  мог  спокойно  обдумать
предстоящую  операцию  с  фанерой.  Ранним  утром  Стигси
водил  меня  смотреть,  как  летят  перелетные  птицы.
 124

Этот  толстый  мошенник  здорово  наловчился.  Мог  даже  по¬
дражать  многим  певчим  птицам.  И  ложился  я  рано.  И  пить
перестал  просто  потому,  что  вообще  был  недоволен
собой.
 Я  еще  раза  два  поговорил  по  телефону  с  Эллен.  Она
мне  сказала,  что  Джефф  уехал,  а  дядя  Трой  просто  не  в
себе  от  горя.  Я  начал  ^понимать,  что  расстаться  со  Скотс-
Фортом  будет  труднее,  чем  мне  казалось.  И  с  фирмой  тоже.
Хотя  бы  из-за  уговора  с  Танни,  моей  невесткой.  Но  Эллен
я  сказал:
 —  Пойми,  я  не  в  обиде.  Мне  даже  очень  стыдно,  что  я
ударил  Джеффа  и  забрал  твою  машину.  Но  я  еще  ничего
не  решил,  Эллен.  А  ты?
 —  Я  тебе  напишу,—  сказала  она,  но  так  и  не  написала.
Чем  дольше  я  был  в  отлучке,  тем  меньше  она  обо  мне  ду¬
мала,  это  было  ей  свойственно.  Кажется,  она  опять  спута¬
лась  с  Диком  Трэси  или  с  кем-то  еще.  Это  кузина  Бетт  уже
впоследствии  все  порывалась  мне  рассказать,  но  я  не  захо¬
тел  слушать.
 Я  совершил  восхитительную  поездку  в  Техас.  Никакого
контракта  относительно  фанеры  еще  не  было.  Пока  мы
только  условились,  что  я  туда  съезжу,  проверю  все  на  ме¬
сте  и  треть  расходов  на  поездку  оплачу  из  своего  кармана.
А  ехал  я  в  Техас  посмотреть  готовый  фанерный  заводик,
упакованный  в  контейнеры  и  оставленный  на  запасных
путях  одной  железнодорожной  станции.  Владельцы  его
расширили  свое  предприятие  и  сменили  все  оборудование,
хотя  и  прежнее  еще  не  устарело.  На  это  они  потратили
свои  сверхприбыли  военного  времени,  чтобы  не  платить
девять  десятых  правительству  в  виде  специального  налога.
А  теперь  они  еще  хотели  продать  старое  оборудование  чо¬
хом,  для  использования  за  границей.  Вроде  как  в  порядке
помощи  другим  странам.  И  вот  нам  предложили  все  это
добро  с  гарантией  насчет  состояния  и  производительности
машин  за  44  ООО  долларов,  помнится,  так,  а  по  рыночным
ценам  его  было  там  больше  чем  на  сто  тысяч.  Условия
вполне  подходящие,  да  вдобавок  они  брали,на  себя  разбор¬
ку,  чистку,  погрузку  и  обязывались  прислать  специалиста,
чтобы  помог  с  монтажом.
 Никакого  подвоха  я  здесь  не  усмотрел.  В  сущности,  я
только  потому  не  заключил  сделку,  что  хотел  сперва  разо¬
браться,  Как,  будет  с  перевозкой,  и  я  помню,  что  уезжал  из
этого  техасского  города,  смутно  мечтая,  как  месяца  через
 125^

два  я  туда  вернусь,  прослежу,  чтобы  мой  заводик  погрузили
в  товарные  вагоны,  и  сам  поеду  с  ним  для  присмотра  в
пути  —  буду  медленно,  долго,  с  наслаждением  тащиться  на
поезде  через  всю  Мексику.
 В  Гватемале  я  тоже  никаких  подвохов  не  обнаружил.
Тамошние  промышленники  всячески  шли  нам  навстречу.
Кое-кого  из  них  мы  могли  бы  ввести  в  правление,  а  они  уже
подыскали  нам  инженера-механика,  гватемальца  с  дипло¬
мом  Техасского  технологического  института,  который  брал¬
ся  смонтировать  и  пустить  завод  под  руководством  обещан¬
ного  нам  специалиста.  Единственной  помехой,  какую  я
могу  припомнить,  было  то,  что  рифленое  железо  для  крыш
пришлось  бы  импортировать,  но  это  было  даже  забавно,
если  учесть,  что  на  деревянные  части  пойдет  настоящее
красное  дерево.
 Итак,  все  складывалось  отлично.  Я  сообщил  об  этом
Дэйву  по  телефону,  а  потом  отправился  дальше,  в  джунгли.
В  тропические  леса.  Посмотреть  самое  дерево.  На  легком
самолете  меня  доставили  в  поселок  лесорубов,  с  которыми
нам  предстояло  иметь  дело.  И  тут  наступил  влажный  пе¬
риод.  Не  вовремя,  гораздо  раньше  обычного,  но  наступил.
Каждое  утро  над  лесом  висел  тяжелый  туман,  и  потом
целый  день  мы  смотрели,  не  поредел  ли  он  настолько,  что¬
бы  за  мной  мог  прилететь  самолет.  Выбраться  из  леса  на
грузовике  было  нельзя:  на  дороге  шли  ремонтные  работы
и  движение  было  закрыто.
 Меня  радовало,  что  я  там  застрял.
 Конец  моей  пластинки  —  а  он  мне  особенно  нравит¬
ся  —  это  симфоническая  поэма  о  джунглях.
 Я  брожу  по  дорогам  и  тропинкам,  а  иногда,  расхрабрив¬
шись,  и  вдоль  ручьев.  Углубиться  в  заросли  невозможно,
они  слишком  густые.  Но,  научившись  ступать  бесшумно,
в  первом  свете  утра  и  в  сумерках  я  теперь  вижу  туканов
и  колибри,  вижу/как  кормятся  пятнистые  дикие  индейки
и  огромные  хохлатые  гуаны.  Вижу  и  других  причудливо
раскрашенных  птиц,  которые  навсегда  останутся  для  меня
безымянными.  Вижу  агути,  а  как-то  видел  дикую  свинью
пекарни,  и  мелких  лесных  оленей,  и  лис,  и  много  раз
старого  тапира,  державшегося  поблизости  от  одного  бо¬
чажка.
 Управляющий  предложил  мне  винтовку  30-30,  но  охота
меня  не  прельщает.  Вероятно,  я  соблазнился  бы  легким
дробовиком,  тогда  я  мог  бы  настрелять  птиц  —не  ради
 126

забавы,  а  чтобы  сделать  чучела  для  того  преподавателя,
который  на  курсах  читал  нам  орнитологию.  Но  дробовик
здесь  имеется  только  двенадцатого  калибра,  дробь  —  только
крупная,  и  от  этой  мысли  я  тоже  отказываюсь  без  всякого
сожаления.
 У  меня  с  собой  телеобъектив  и  немного  цветной  пленки,
и  я  часами  фотографирую  птиц,  насекомых,  листву,  снял
даже  нескольких  зверей.  Однажды  видел  следы  ягуара.
Веду  кое-какие  записи.  И  снова  спрашиваю  себя,  а  может,
мне  стоит  все  же  пройти  специальный  курс  и  стать  нату¬
ралистом?
 Мы  едим  оленину,  диких  индеек,  чачалаку  и  гуанов
(их  здесь  называют  фазанами).  Пьем  из  бутылок  отличное
неохлажденное  пиво.  Когда  погода  проясняется  и  самолет
наконец  прилетает,  я  испытываю  искреннее  огорчение.
И  мне  не  хочется  производить  здесь  фанеру.  Не  хочется
шуметь,  разорять.  Конечно,  это  все  равно  произойдет,  но
пусть  лучше  кто-нибудь  другой,  а  не  я  нарушит  покой
туканов,  и  старого  тапира,  и  больших  хохлатых  гуанов,
которых  здесь  называют  фазанами.
 Я  не  хочу,  чтобы  все  тут  менялось,  и  кое-что,  конечно,
останется.  Кое-что  останется  как  было,  думаю  я,  пролетая
над  серыми  мачтами  саподильи,  торчащими  из  зеленого
моря  лиан  и  листвы  филодендрона.  И  я  вернусь  сюда,  как
только  будет  возможность,  и  не  привезу  с  собой  ничего
такого,  что  нарушило  бы  эту  тишину.
 —  Дэйв,—  говорю  я  по  телефону  из  города  Гватема¬
лы.—  Здесь  все  обстоит  как  нельзя  лучше,  одна  загвозд¬
ка  —  это  я.  Не  могу  я,  наверно,  позабыть  свой  старый  за¬
вод  в  Коннектикуте  и  все,  что  я  мечтал  там  сделать.  Кого-
то  здесь  ждет  легкая  работа,  но  эта  легкая  работа  не  для
меня.  Мне  будет  недоставать  конкуренции.
 —  Разумеется,—  говорит  Дэйв.
 —  И  по  мальчонке  я  скучаю.  И  кажется,  даже  по  моей
непутевой  жене.
 Я  не  говорю  вслух:  «Все  это,  и  плохое,  и  хорошее,  ча¬
стица  моей  родины,  и  сам  я,  со  всем  плохим  и  хорошим,
тоже  ее  частица»,  но  и  такое  ощущение  у  меня  есть.  И  пла¬
стинка  моя  заканчивается  легким  кресчендо  на  минор¬
ных  патриотических  аккордах.
 Дэйв  сказал,  что  о  затее  с  фанерой  жалеть  нечего.—  Так
и  этак  нам  пришлось  бы  заниматься  этим  с  тобой  вдвоем.
Я  пришел  к  убеждению,  что  моему  клиенту  не  следует  так
 127

распыляться.  Да  и  нам  с  тобой,  пожалуй,  тоже.  Но  ты  скат
яш  своим  гватемальским  друзьям,  что  дело  у  них  все
равно  пойдет,  только  мы  их  сосватаем  с  другими  людьми,
ладно?
 —  Хорошо,  Дэйв.  Отлично.
 —  Можно,  я  скажу  Эллен?
 —  Нет,  я  еще  недельки  две  погуляю.  Раз  уж  я  здесь.
Двинусь  отсюда  не  спеша  в  Панаму,  погляжу  на  аллигато¬
ров,  если  удастся,  переплыву  канал  на  лодке.  А  потом,  ве¬
роятно,  позвоню  ей.  Вероятно,  позвоню.
 И  после  того,  как  я  переплыл-таки  канал,  и  целый  день
снимал  пеликанов,  нырявших  за  рыбой,  и  распил  бутылку
с  парочкой  старых  колониальных  чиновников,  которых  там
встретил,  я  окончательно  понял,  что  со  Скотс-Фортом  я
сросся  накрепко  и  выйти  из  игры  не  могу.
 Дома  я  чуть  не  расплакался,  подхватив  на  руки  Брэда.
Он  сильно  вырос  за  эти  два  месяца.  Эллен  держалась  на¬
стороженно,  тихо,  загадочно.:.'  ровно  двадцать  четыре  часа.
Словно  стрелка  барометра,  застывшая  между  обидой  и  по¬
корностью.  Мне  нечего  было  ей  сказать  такого,  что  уже  не
явствовало  бы  из  самого  факта  моего  возвращения,  а  я  хоть
и  был  молод,  но  не  настолько,  чтобы  стремиться  подробно
.  этот  факт  обсуждать.  Возможно,  между  нами  шла  молча¬
ливая  ссора  из-за  моей  молчаливости.  Если  так,  то  побе¬
дителем  вышел  я,  потому  что  к  середине  второго  дня  она
попросту  стала  прежней  Эллен  —  хорошенькой,  острой  на
язык,  часто  невыносимой,  но  отнюдь  не  скучной.
 Дядя  Трой  готов  был  полностью  передать  мне  управле¬
ние  фирмой,  я  уже  сам  рассудил,  что  именно  сохранить  за
ним.  И  мой  старый  роман  с  заводом  продолжался  с  того
места,  на  котором  был  прерван.
 Там  есть  станки,  которым  по  шестьдесят  лет,  и  такой
же  старенький  механик,  который  умеет  их  налаживать.
А  рядом  работают  замечательные  машины  новейших  марок
и  есть,  очевидно,  всякие  Рассы  Фишеры,  которые  если  й  не
умеют  их  налаживать,  то  в  любую  минуту  могут  предло¬
жить  запасные  части  вместо  сработавшихся.
 Я  убрал  подальше  свою  пластинку  про  джунгли,  стоял
и  думал,  что,  наверно,  люблю  свой  завод  так,  как  фермер
любит  свою  ферму.  Позади  ,  меня  Расс  и  Талли  прошли  к
выходу,  завтракать.  Я  не  обернулся,  как  будто  и  не  заме-
тнл  их.  Мастер  выключил  конвейер  на  дневйой  перерыв.
Рабочие  шли  к  своим  шкафчикам  доставать  принесенные
 128

из  дому  завтраки,  воздушным  шлангом  счищали  с  одежды
опилки.  Я  прошел  на  середину  цеха,  сразу  заполнившегося
тишиной.
 Моя  мечта  —  владеть  этим  безраздельно,  думал  я,  и  зда¬
нием,  и  землей,  на  которой  оно  стоит.
 Мне  нравится  изготовлять  полезные  вещи,  такие  вещи,
которым  людям  действительно  нужны.  Чем  проще  пред¬
мет,  тем  лучше,  или  уж  тогда  что-нибудь  из  ряда  вон  вы¬
ходящее.  Простота  и  прочность.  Скучный  я  человек,  а,
Нью-Йорк?  Ни  за  какие  деньги  я  бы  не  стал  производить  и
продавать  предметы,  которые  никому  не  нужны.  Ну  их  в
болото.  Вот  как  я  на  это  смотрю.  Плевать  мне  на  то,  любят
меня  или  нет,  но  я  не  хочу,  чтобы  люди  воображали,  будто
могут  обойтись  и  без  меня.
 Вот  та  гордость  и  радость,  какую  дает  мне  мой  завод.
Который  моим,  конечно,  никогда  не  будет.  Кусочек  кото¬
рого  я  только  что  отдал.  Лишил  себя  известной  доли  в  уп¬
равлении.
 Что  ж,  Талли  этого  очень  хотелось,  а  я  не  желал  больше
видеть  Расса  Фишера.  А  просто  отказаться  от  его  услуг
было  бы  несправедливо.
 3
 Может  быть,  у  вас  создалось  впечатление,  что  с  тех  пор
мы  с  Эллен  больше  те  изменяли  друг  другу?  Нет,  изменя¬
ли,  но  оба  мы  поняли,  что,  если  один  из  нас  нашкодит,  не
обязательно  тыкать  это  в  нос  другому.
 И  в  джунгли  я  больше  не  попал,  хотя  порой  меня  все
еще  туда  тянет.  У  меня  с  той  поездки  тридцать  восемь
удачных  снимков.  Краски  с  годами  немного  изменились,
но,  когда  я  время  от  времени  достаю  эти  снимки  и  про¬
сматриваю,  они  все  еще  будят  во  мне  радостное  волнение.
Особенно  один,  на  котором  гигантские  бабочки  —  названия
не  знаю  —  облепили  куст,  как  цветы.  ^
 БИТВА  С  БЕТТИ  БИП  -
1
 Адрес  в  верхнем  углу  позаимствованной  где-то  фирмен¬
ной  почтовой  бумаги  был  перечеркнут,  вот  так:
 5  Бурджейли
 129

•МОРСКИЕ  ТОВАРЩГЕКСАКО
Шар^^^^малия
дт-Тома^Щ.0.
 Дальше  шло  письмо,  написанное  твердым,  до  обидного
четким  почерком.  С  расчетом  на  то,  что  и  Последний  идиот
все  поймет  правильно.
 П/я  146
18  февр.  1964  г.
 Многоуважаемый  мистер  Джеймс!
 Благодарю  за  письмо  относительно  задатка  за  несосто-
явшийся  рейс  в  ноябре  прошлого  года.
 Если  Вы  и  миссис  Джеймс  пожелаете  поплавать  со
мной  в  этом  сезоне,  я  буду  рад  оставить  задаток  у  себя,  как
Вы  предлагаете.
 Однако  на  часть  того  срока,  который  по  договору  был
за  Вами,  у  меня  нашлись  другие  пассажиры,  так  что  убы¬
ток  от  Вашего  отказа  я  понес  самый  незначительный.  Бо¬
лее  того,  всю  эту  зиму  я  был  сильно  занят  и  хорошо  зара¬
ботал.  Более  того,  я  даже  не  ожидал,  что  так  будет,  я  был
уверен,  что  траур  продлится  дольше.
 Много,  очень  много  приезжих  в  диковинных  спортив¬
ных  рубашках  и  туфлях  на  веревочной  подошве  проводят
здесь  зиму  и  тратят  деньги.  Дамы  носят  маленькие,  тесные
купальные  костюмы,  вероятно  вредные  для  здоровья,  по¬
скольку  они  мешают  кровообращению.
 Если  Вы  окончательно  решили  сюда  не  ехать,  я  верну
Вам  5/8  переведенной  Вами  суммы,  а  3/8  оставлю  себе  в
качестве  пропорциональной  уплаты  за  те  три  дня,  которые
я  фактически  потерял.  Эту  сумму  я,  если  на  то  будет  Ваше
согласие,  внесу  в  Фонд  памяти  Кеннеди  от  своего  и  Вашего
имени.
 Одновременно  я  предлагаю  тот  же  выбор  мистеру  и
миссис  Доримус,  хотя,  разумеется,  пребываю  в  надежде,
что  вы  все  четверо  все  же  сюда  соберетесь.
 С  искренним  уважением
 .  Келсо  М.  Кларк.
 130

—  Читай.  Это  от  капитана  «Птицы  Боцмана».—  Я  че¬
рез  стол  протянул  письмо  Эллен.
 —  Дай  мне  марку,—  попросил  Губер.
 —  «Пожалуйста»,—  напомнила  Эллен,  протягивая  за
письмом  круглую  белую  руку  из  широкого  рукава  хала¬
тика.
 —  Я  тоже  хочу,—  сказала  Мэри  Блисс.
 Я  им  объяснил,  что  марка  не  иностранная,  и  Губер  ска¬
зал,  что  он  это  знает.  Ему  нужен  весь  конверт,  из-за  штем¬
пеля.  Мэри  Блисс  марок  пока  не  собирает,  но  сказала,  что
ей  тоже  нужен  конверт.  Была  суббота.
 За  окном  пятое  утро  подряд  шел  снег.
 Если  все  пойдет,  как  в  предыдущие  дни,  к  полудню  сне¬
гопад  прекратится,  будет  тепло  и  пасмурно  и  снег  начнет
подтаивать.
 Ребята  уже  слепили  во  дворе  четыре  снежных  чучела
разного  вида.  Пока  снег  такой  мокрый,  им  ничего  не  оста¬
нется,  кроме  как  лепить  пятое  или  кидаться  снежками.  И  я
спрашивал  себя,  что  для  них  хуже,  это  или  смотреть  старые
мультипликационные  фильмы  тридцатых  годов  про  Бетти
Буп  и  Мышку  —  субботнюю  передачу,  которая  вот-вот
должна  была  начаться.
 Бетти  Буп  —  это  некая  разряженная  девица  с  челкой,
локонами  и  тоненьким,  ласковым,  противным  голоском,
которым  она  говорит:  «Буп-буп-а-дуп».
 И  мои  ребята  всякий  раз  кричат  ей  в  ответ  «Бип-бип-
а-дип».  Видимо,  это  доставляет  им  удовольствие.
 Как  вам  нравится  на  этом  этапе  ваш  голубоглазый
центр-филдер?  Играет  в  команде,  где  ему  теперь  прихо¬
дится  каждую  субботу  по  утрам  бороться  за  души  своих
детей  с  электронным  призраком,  врывающимся  в  его  дом,
стоит  только  нажать  кнопку,  с  призраком  модной  красотки,
вышедшей  из  моды  и  умершей  тридцать  лет  назад?
 Была,  правда,  сова.  Большая  ушастая  сова,  в  это  время
года  серая,  и  я  знал,  на  какой  именно  сухой  ветке  какого
именно  серого  дерева  она,  по  всей  вероятности,  просидит
сегодня  днем  добрый  час.  Вот  если  бы  залезть  на  это  дерево
и  укрепить  на  нем  мой  аппарат  «Никон-Ф».  Тогда  я  бы
навел  фокус  на  ту  ветку,  установил  бы  диафрагму  и  боль¬
шую  выдержку,  чтобы;  получит*»  глубину  резкости,  а  по--
том  слез  бы  на  землю  и  протянул  длинный  шнур  для
съемки  с  расстояния.  Потом  устроил  бы  себе  какое-нибудь
укрытие  и  дождался  бы  совы.  Да  еще,  может  быть,  за  де
 5*
 13!

ревом  получится  серое  небо  и  почти  белый  снег  на  холме.
Такая  экспедиция  с  какао  в  термосе  и  сандвичами  могла
бы  сгодиться  для  битвы  с  Бетти  Буп  за  душу  Губера.
Или  Мэри  Блисс,  если  бы  Эллен  удосужилась  починить
молнию  на  ее  пуховой  курточке.  Но  если  взять  обоих,  им
будет  неинтересно.
 —  Чудное  письмо,—  сказала  Эллен.—  Наверно,  он  сам
чудак.  И  симпатяга.
 Губер  насыпал  соли  в  кашу  Мэри  Блисс.  Она  заревела.
Я  велел  Губеру  выйти  из-за  стола.
 ■—  Соблазнительно  с  ним  поплавать,  верно?  —  говорю  я.
 —  Мне  пришлось  бы  проверить  все  мои  подошвы,  есть
ли  среди  них  веревочные,—  говорит  Эллен.—  И  спортивные
рубашки,  достаточно  ли  они  диковинные.
 —  И  не  забыть  маленький,  тесный,  вредный  для  здо¬
ровья  купальный  костюм.
 —  Папа,  вы  опять  собираетесь  в  морское  путешест¬
вие?  —  спрашивает  Губер,  высунувшись  из-за  двери  го¬
стиной.
 —  Принеси  сестре  другую  тарелку  овсянки,—  говорит
Эллен.—  И  возвращайся  к  столу.
 —  «Пожалуйста»,—  напоминает  Мэри  Блисс.
 —  Ешь  овсянку  Губера,—  говорит  Эллен.—  Он  не  на¬
чинал.
 Эта  овсянка,  которую  Эллен  зимой  варит  каждое  утро,—
хоть  небольшая,  но  победа  Новой  Англии.  Я  предпочел  бы
на  завтрак  ветчину  и  домашние  булочки  или  солопину,
которой  мне  никогда  не  дают,—  временами  кулинария  Но¬
вой  Англии  кажется  мне  пресноватой.  Но  все  это  так,  ерун¬
да.  Упрись  покрепче  ступнями,  накачай  из  них  энергии
обратно  в  лодыжки,  в  колени,  напряги  мышцы  бедер,
малыш,  собери  всю  энергию  в  груди,  в  плечах,  и  раз,  два
три...
 —  Пошли,  ребятки!  —  кричу  я.—  Будем  ломать  стены
в  детской.
 Я  не  спросил  их,  хотят  ли  они  этим  заниматься.
Я  просто  сорвал  их  с  места  —  пошли!  Если  бы  они  хоть
заикнулись  про  злосчастную  передачу,  я  бы,  согласно  сво¬
им  секретным  правилам,  счел  себя  побежденным,  не  стал
бы  спорить  и  ушел  из  дому  один  попытать  счастья  с
совой.
 Но  Губер  молодец,  не  подкачал.  Он  взвизгнул,—Ло¬
мать?!
 Ш

И  Мэри  Блисс  забыла  про  свою  липкую  овсянку.—
А  как,  пап?
 —  Молотком  и  ломом,  со  стуком  и  громом,—  пропел
я.—  И  еще  плос-ко-губцами.  Ну-ка,  Мэри  Блисс,  моя  ма¬
ленькая,  надевай  джинсы.
 —  Правда?  Можно?  Колотить  по  стенам?  —  И  она  ум¬
чалась  наверх  переодеваться.
 —  А  мама  будет  помогать?  —  спросил  Губер,  обраща¬
ясь  ко  мне,  но  в  расчете,  что  ответит  Эллен.
 —  Ломать  дом?  —  сказала  Эллен.—  Вот  подожди,  сей¬
час  сбегаю  в  город,  куплю  динамиту.  Чего  ради  нам  его
ломать?  —  Но  она,  конечно,  все  поняла.  Детскую,  обшитую
белой  сухой  штукатуркой  с  наклеенными  на  ней  тюленями
и  цирковыми  лошадками,  которых  она  сама  вырезала,  мы
отделывали  очень  давно,  для  совсем  маленьких  детей.  Для
этих,  больших,  собирающих  марки,  она  уже  не  годилась.
За  прошедшие  годы  я  (частично  с  помощью  Эллен)  пере¬
делал  весь  свой  дом,  комнату  за  комнатой,  и  каждый  раз,
приступая  к  очередной  комнате,  я  Мобилизую  всю
свою  энергию  в  ответ  на  какой-нибудь  неожиданный
стимул.  Стимулом  может  послужить  похмелье,  ссора,
хорошие  вести  —  с  тем  же  успехом,  что  и  Бетти  Буп,
Или  Бип.
 Случается  такое  примерно  раз  в  год.  Начав,  я  уже  себя
не  помню,  работаю  как  одержимый,  пока  не  кончу.
 —  Губер,  слушай,  в  сарае  есть  доски.  Они  упакованы
в  ящики.  Грецкий  орех.  Я  купил  это  дерево  в  Айове,
семь  лет  назад,4  прямо  из-под  носа  у  одного  болвана,  ко¬
торый  хотел  пустить  его  на  однослойную  фанеру.  Та¬
кое-то  дерево!  Я  заплатил  наличными,  нанял  фермера
с  цепной  пилой,  чтобы  помог  мне  тут  же  свалить  мое  де¬
рево...
 —  А  кто  работал  цепной  пилой,  папа?  —  спросил  Губер.
 —  Фермер,  милый,—  ответила  Эллен.
 —  Ну  да,  фермер,—  сказал  я.—  Сам  я  больше  люблю
работать  топором.  Я  обрубил  сучья,  фермер  дал  свой  трак¬
тор,  и  мы  выволокли  дерево  на  дорогу.  Я  дал  фермеру  лиш¬
них  два  доллара,  чтобы  посторожил  —  мало  ли  что  этому
фанерщику  вздумается,—  а  сам  проехал  на  ближайшую
лесопилку,  взял  там  людей  с  лебедкой,  мы  погрузили  его
и  привезли  на  лесопилку.  Там  я  проследил,  чтобы  его  пра¬
вильно  распилили  и  упаковали.  Нанял  грузовик  и  сам  при¬
вез  его  сюда.  Шесть  лет  сушил  доски  воздухом  на  заводе
 133

и  в  прошлом  году  наконец  доделал  их  —  отшпунтовал,  от-
фальцевал,  загрунтовал  олифой.
 —  Ты  бы  помолчал,  милый,—  сказала  Эллен.—  Побе¬
реги  силы  для  работы.
 —  Мам,  а  ты  правда  пойдешь  за  динамитом?  —  спросил
Губер.
 —  Нет,  хотя,  пожалуй,  имело  бы  смысл.  Здесь  теперь
до  понедельника  будет  сумасшедший  дом.  Пока  вы  с  па¬
пой  будете  сдирать  штукатурку  и  приколачивать  панели.
 —  А  ты  будешь  помогать,  мам?  —  спросила  ее  Мэри
Блисс,  вбегая  в  комнату  и  на  бегу  застегавая  джинсы.
 —  Я  лучше,  пожалуй,  пойду  побираться  по  соседям,  не
осталось  ли  у  кого  выпить,—  сказала  Эллен.  Она  все  еще
держала  в  руке  письмо  Келсо  Кларка.—  Вернусь  домой
часа  в  четыре  утра.  Когда  ваш  отец  в  изнеможении  сва¬
лится  на  кушетку  в  детской  и  укроется  для  тепла  своим
рабочим  фартуком.
 —  Я  тоже,—  сказал  Губер.—  Давай  работать  всю  ночь,
папа,  ладно?
 —  Ух  ты!  —  сказала  Мэри  Блисс.
 Я  послал  их  в  подвал  за  инструментами,  налил  себе
еще  чашку  кофе  и  пошел  в  детскую  —  осмотреться.  Следом
за  мной  туда  пришла  Эллеи.
 —  С  ореховыми  панелями  здесь  получится  очень  кра¬
сиво,  Барни,—сказала  она  тихо.—И  можно  будет  поста¬
вить  здесь  проигрыватель,  правда?
 —  А  я  его  встрою^-  сказал  я.—  И  еще  встрою  малень¬
кий  бар  с  холодильником.  Ставить  шипучку,  когда
у  ребят  будут  гости,  или  мороженое  для  взрослых
гостей...
 Я  стал  отодвигать  мебель  от  стен.  Меня  радовало  все,
даже  изнеможение,  которое  Эллен  предсказала  мне  на  се¬
годняшний  вечер  и  на  завтрашний.
 Примчались  Губер  и  Мэри  Блисс  с  молотками  и  с  ло¬
мом,  который  Губер  тут  же  уронил.
 —  Правда,  можно  пробивать  в  стене  дырки?  —  У  Мэри
Блисс  глаза  лезли  на.  лоб  от  восторга.
 —  Откуда  начинать,  пап?
 —  Выбирай  любую  стену  и  шпарь.
 Эллен  наклонилась  и  подняла  лом.—  Что  бы  мне  сде¬
лать  этой  штукой?  —  сказала  она  и  добавила,  отдавая  мне
письмо  Келсо  Кларка:  —  Как  ты  думаешь,  Барш^,  мы  мо¬
 134

гли  бы  поехать?  Хоть  какие-то  шансы  есть?
 Тук!  Это  Мэри  Блисс  ударила  молотком  по  ужимкам
Бетти  Бип.  Бум!  Это  Губер  прошиб  идиотское  зубоскаль¬
ство  Пучеглаза.
 —  Так  их!  —  заорал  я  и  пожалел,  что  толстомордый
теледиктор,  который  называет  себя  «полковник  Боб»,  тот,
что  показывает  по  субботам  мультипликацию  и  рекламу,
не  видит,  с  каким  упоением  они  его  забывают.
 —  Я  бы  с  удовольствием,  Эллен.  С  большим  удоволь¬
ствием.
 —  Но  не  выйдет?
 Мы  были  заперты  в  жа|жо  натопленном  здании  полу¬
станка  под  названием  «Юг  Новой  Англии.  Конец  Зимы»
в  ожидании  Весны,  когда  опять  начнут  ходить  экскурси¬
онные  поезда.
 —  Нам  одним  это  получится  очень  уж  дорого,—  сказал
я.—  Не  знаю,  кто  еще  мог  бы  сейчас  поехать.  Грайс  с
женой?
 —  А  нельзя  ли  уговорить  Дэйва  Доримуса  и...  ну,  как
ее  зовут..,
 Я  не  рассказал  Эллен  про  Дэйва,  и  про  ее  дядю  Троя,
и  про  СПАГЭТ.  И  не  хотел  рассказывать.—  Не  знаю,  пра*
во,—  сказал  я.—  Сомневаюсь,  мисс  Кис-Кис.  Сейчас  столь*
ко  дел  на  заводе.
 —  А  Талли  их  нельзя  поручить?
 Трах!  Это  Мэри  Блисс  тоже  пробила  штукатурку  и  за*
смеялась  от  радости.
 —  Мне  очень  жаль,—  сказал  я.
 Эллен  отдала  мне  лом,  унесла  с  собой  письмо  и  больше
не  мешала  цам  работать.
 За  эти  два  дня  я  дал  себе  только  одну  передышку,  на
считая  еды  и  сна:  когда  Мэри  Блисс,  ненадолго  отлучав¬
шаяся  куда-то,  вернулась  с  сообщением,  что  одна  из  еа
тропических  рыбок  сдохла,  я  объявил  перерыв  на  час,  мы
разрезали  рыбку  и  посмотрели  срезы  в  маленький  япон¬
ский  микроскоп,  который  я  недавно  подарил  Губеру.
 2
 На  этот  раз  старый  плут  позаимствовал  почтовую  бу¬
магу  в  другом  месте,  но  почерк  и  обратный  адрес  были
те  же:
 135

Кондиционированный  воздух.
Бассейн  с  пресной  водой.
Меж)|^доодн|*кухня.
ОТЕЛЬ 	МОРЕ”
 тотта-АЙ&лия
Зент-Томас.  В.О.
 Я/я  146
18  марта  1964  а.
 Многоуважаемый  мистер  Джеймс!
 Обращаюсь  к  Вам  с  предложением9  которое  может  за¬
интересовать  Вас  и  миссис  Джеймс,  а  также  мистера  и
Миссис  Доримус.
 Во  второй  половине  апреля  мне  нужно  перегнать  «Пти¬
цу  Боцмана»  отсюда  на  Лонг-Айленд.  Я  намерен  идти  до
Нассау9  это  около  1000  миль,  а  там  несколько  дней  отдох¬
нуть.  Затем  под  парусами  пересеку  Гольфстрим  и  от  бере¬
гов  Флориды  внутренними  водами  пойду  с  мотором  на
север,  чтобы  летом  возить  пассажиров  в  проливе  Лонг-
Айленд.
 Сам  я  этот  путь  еще  не  проделывал,  предпочитая  ходить
под  парусами  в  море,  но  я  слышал,  что  переход  этот  инте¬
ресный.
 Мне  понадобится  команда,  а  нанять  матросов  мне  не  по
средствам,  кроме  одного  юноши,  который  уо/се  сейчас  мне
помогает.  (Очень  приятный  молодой  человек,  учился  в
Дартмутском  колледже,  зовут  его  Артур  Лабранш,  сокра¬
щенно  —  Арт.  Моим  пассажирам  он,  видимо,  нравится,
хотя  скажу  Вам  по  чести,  для  колледжа  его  поведение
было,  возможно,  немного  предосудительным.)
 Если  бы  Вы  нашли-время,  чтобы  проделать  со  мной  этот
рейс  и  если  это  Вас  прельщает,  я  бы,  конечно,  не  взял  с
Вас  денег,  поскольку  Вы  оказали  бы  мне  большую  услугу.
Более  того,  я  предлагаю  Вам  бесплатное  питание  и  напит¬
ки  в  разумных  количествах  (сам  я  в  море  спиртного  не
употребляю,  но  для  многих  удовольствие  без  этого  не  пол¬
ное).  Так  что  если  бы  Вы  согласились,  это  не  повлекло  бы
 ДО

для  Вас  никаких  расходов,  кроме  оплаты  Вашего  пути
сюда.
 Отплыть  я  думаю  в  конце  апреля,  весь  переход  займет
недели  три.  Сильных  штормов  в  это  время  года  ожидать  не
приходится.
 Здесь  уже  начался  отлет  некоторых  птиц,  но,  не  будучи
специалистом,  я  не  могу  Вам  сказать,  какие  именно  птицы
улетают  и  куда  они  держат  путь.
 Помнится,  в  одном  из  своих  писем  осенью  прошлого
года  Вы  сказали,  что  опыт  хождения  под  парусами  у  Вас
невелик.  Однако  я  не  думаю,  что  стоять  у  штурвала  на
маленьком  судне  много  легче,  чем  на  большом,  да  к  тому
же  Дэйв  Доримус  хорошо  знаком  с  этим  делом.  Если  только
он  найдет  время  для  такой  поездки.  Кроме  того,  я  помню,
что  и  его  жена  и  Ваша  много  занимались  парусным  спор-
том,  и,  хотя  к  ним  у  меня,  разумеется,  никаких  требова-
ний  не  будет,  я  замечал,  что  нынешние  дамы  с  удовольст-
вием  помогают  нести  вахту,  если  погода  благоприятствует*
 Смею  просить  Вас  при  ближайшей  возможности  сооб-
щить  мне,  интересует  ли  Вас  мое  предложение.
 Искренне  Ваш
 Келсо  М.  Кларк.
 Губер  попросил  марку.  Мэри  Блисс  сказала,  что  он  уже
получил  свою  в  прошлый  раз.
 Эллен  смотрела  на  меня  такими  жалобными  глазами,
будто  успела  прочесть  письмо  сквозь  бумагу.
 Я  перебросил  ей  письмо  через  стол.  Ореховая  обшивка
в  детской  была  готова,  получилось  очень  красиво.  Мне  еще
оставалось  встроить  бар-холодильник  и  закончить  нишу,
для  проигрывателя,  и  я  подумывал,  не  сделать  ли  мне  стек¬
лянную  дверь  в  ванной  на  втором  этаже.  Суббота  и  вос¬
кресенье  сулили  снег  с  дождем,  и  небо  за  месяц  почти  не
стало  выше.
 После  письма  мне  сразу  сделалось  трудно  думать  о  стек¬
лянных  дверях  и  о  том,  чтобы  научить  Губера  работать  с
паяльником.  Письмо  закручивалось  и  гудело,  как  морская
раковина,  честное  слово.  Со  страницы  в  руке  Эллен  светило
солнце,  пахло  солью,  набегали  волны.  Немудрено,  что  гла¬
за  у  моей  жены  были  жалобные.
 Я  взглянул  в  окно  —  тоже,  наверно,  жалобными  гла¬
зами.
 —  Ой,  Барни,—  сказала  Эллен.  Зазвонил  телефон.
 137

—  Да,—  сказал  я.—  Да,  мисс  Кис-Кис,  понимаю.
 Телефон  продолжал  звонить,  Мэри  Блисс  пошла  взять
 трубку.
 —  Ты  посмотри  на  погоду,—  сказала  Эллен.
 —  Смотрел.
 Телефон  продолжал  звонить.  Губер  сорвался  следом  за
Мэри  Блисс.
 —  Нужны-то  ему  не  столько  мы,  сколько  Дэйв,—  ска¬
зала  Эллен.—  Так  ведь?
 —  Но  если  погода  благоприятствует,—  сказал  я,—  ны¬
нешние  дамы  вполне  могут  пригодиться.
 Мэри  Блисс  вернулась  в  столовую  первая,  очень  гордая
тем,  что  обогнала  Губера.—  Это  папу  спрашивает  мистер
До-ри-мус.
 —  Мистер  дядюшка  Римус!  —  заорал  Губер,  прыгая  на
месте.—  Папу  спрашивает  дядюшка  Римус!  —  И,  конечно,
толкнул  при  этом  Мэри  Блисс.
 —  Мама,  чего  он  толкается?  —  заныла  Мэри  Блисс.
 —  А  ну-ка,  потише,—  сказал  я  и  пошел  в  соседнюю
комнату.  Шел  и  улыбался.  Сами  не  зная  того,  они  воскре¬
сили  милое  старое  прозвище  Дэйва  —  дядюшка  Римус...
 —  Дэйв,  привет,—  сказал  я.—  Как  видно,  мы  получа¬
ем  почту  в  одно  и  то  же  время.
 —  Скорей  всего  наши  почтальоны  работают  синхрон¬
но,—  сказал  Дэйв.—  Что  скажешь,  Барни?  Или  мне  гово¬
рить  первому?
 —  Давай.
 —  По-моему,  это  было  бы  здорово.
 —  Эллен  уже  чуть  не  в  обмороке,  до  того  ей  хочется
ехать.  А  твоя  жена?
 —  Она  так  легко  в  обморок  не  падает,—  сказал  Дэйв.—•
Но  ты-то  сам  как,  Барни?
 —  Дэйв,  я...  Не  зйаю,  ну  просто  не  знаю.
 —  Неужели  Чемп  Кларк  на  твоем  месте  стал  бы  коле¬
баться?
 —  Нет.  Он  тут  же  побежал  бы  покупать  зюйдвестку.  Но
ты  послушай,  Дэйв,  я  лучше  скажу  так:  есть  одна  вещь,  ко¬
торую  мы  с  тобой  сначала  должны  выяснить.
 —  В  самом  дело,  Барни?  А  я  и  не  знал.  Так  давай  вы¬
ясним  прямо  сейчас?
 —  Нот.  Тебе,  наверно,  кажется,  что  я  брежу?
 —  Вроде  того.  Но  если  ты  говоришь,  значит,  так  оно
и  есть.  Только  я  не  понимаю,
 138

—  Мне  очень  бы  хотелось  это  выяснить,  Дэйв»
 —  Может,  вы  с  Эллен  к  нам  приедете?  Я,  собственно,
это  и  собирался  тебе  предложить.
 —  Почему,  Дэйв?
 —  У  Конни  тоже  есть  кое-какие  сомнения.  Потому  я  и
не  могу  предложить,  чтобы  мы  приехали  к  вам.
 —  Ну  что  ж.
 —  Я  думаю,  если  бы  вы  сумели  выбраться  на  уикенд
сюда,  все  мы  постарались  бы  выяснить  все,  что  возможно.
 —  Думаю,  что  сумеем,—  сказал  я.
 —  Постарайся,  Барни.  Я  был  бы  тебе  очень  благодарен.
 —  Ладно,  Дэйв.  Только  лучше  я,  пожалуй,  приеду  один.
Какой  уикенд?
 —  Ближайший.  Или  любой  другой,  если  тебе  удобнее.
 —  Подожди  минутку,—  сказал  я.—  В  смысле  Кариб-
ского  моря  ты  на  меня  пока  не  рассчитывай.  Сейчас  я  вы¬
ясню,  смогу  ли  добраться  хотя  бы  до  Уонамассета.
 Я  повернулся  к  Эллен,  которая  тем  временем  вышла
из-за  стола  и  стояла  в  дверях,  не  скрывая,  что  слушает.—
Хочешь,  я  на  следующий  уикенд  съезжу  к  Дэйву  и  обго¬
ворю  с  ним  это  дело?
 Она  энергично  кивнула,  и  я  заметил,  что  за  эту  холод¬
ную,  скучную  зиму  тонкие  губы  стали  еще  тоньше,  а  щеки
ввалились.  Бедное  личико!  Хоть  один-то  корабль  надо  ей
дать  спустить  на  воду.  Я  сказал  в  телефон:  —  Ладно,  Дэйв,
приеду.
 И,  уже  кладя  трубку,  внезапно  развеселившись,  пере¬
хватил  движение  Губера:  —  Руки  прочь  от  телевизора,
приятель.  Марш  в  подвал  и  тащи  сюда  паяльник,  живо!
 ПРИЗРАКИ  НА  ДОРОГАХ
1
 Будь  наша  жизнь  попроще,  эту  поездку  совершила  бы
Эллен.  У  нее,  я  бы  сказал,  было  больше  оснований  стре¬
миться  к  тому,  чтобы  повидать  Дэйва,  раскусить  и  успоко¬
ить  его  жену.  И  про  СПАГЭТ  она  бы  все  разузнала  без
труда,  и,  вероятно,  поехала  бы  с  радостью.  А  я  не  радовал¬
ся,  особенно  когда  улеглось  то  внезапное  веселье.  Вот  бы
мне  и  остаться  дома  и  выдержать  еще  одну  схватку  с  Бет¬
ти  Б.—  я  даже  предпочел  бы  это,—  но  очень  уж  мы,  види¬
 139

мо,  подчинены  условностям.  Почти  все  время.  Пусть  не
сплошь  и  не  по  принуждению,  но  все  же  в  большинстве
случаев  мы  делаем  то,  что  полагается.
 Матерям  полагается  сидеть  дома  с  детьми.  Отцам  пола¬
гается  пускаться  в  путь,  разведывать  обстановку,  вести  пе¬
реговоры.  Словом,  действовать.
 И  вот  данный  отец  ехал  на  машине  на  мыс  Код,  ехал
нехотя,  в  каком-то  мутном  состоянии  духа  —  под  стать
окружающему  пейзажу.  Делал  этот  отец  по  65  миль  в  час
и  думал  о  возвышенном  («Остановиться,  что  ли,  и  пропу¬
стить  стаканчик  или  уж  подождать  до  Уонамассета?»)  —  и
вдруг  «мустанг  П-51Д»  спикировал  и  дал  по  нему  оче¬
редь.
 Что  такое?
 Был  туман,  и  в  тумане  действительно  маячил  самолет.
 Из  крыльевых  пулеметов  он  хлестнул  по  стеклам  маши¬
ны,  и  моя  нога  отчаянно  нажала  на  тормоз.
 Меня  занесло  на  бровку,  я  только  глянул  в  зеркало,
убедился,  что  сзади  на  дороге  пусто,  и  дал  задний  ход  так
поспешно,  точно  на  меня  пикировал  «мессершмитт».
 Машина,  подпрыгивая,  покатилась  обратно,  и  через  ми¬
нуту  я  снова  увидел  справа  от  себя  этот  незабываемый  об¬
лик.  Еще  через  минуту  я  остановился.  Передо  мной  был
П-51  в  тумане,  на  площадке  из  дерна,  обложенной  выкра¬
шенными  в  белую  краску  камнями.  И  я  услышал  голос  на¬
шего  старшего  механика  Джонса,  скрипучий,  как  у  всех
жителей  восточного  Висконсина:  —  Ни  дать  ни  взять,
стельйая  морская  корова.
 Джонс  и  два  механика  —  Пайфер  и  тот  новенький,  ко¬
торый  в  первый  же  раз,  как  получил  увольнительную,  по¬
пал  в  Лондоне  под  бомбежку  и  был  убит.  Я  и  фамилии  его
не  успел  узнать.  А  Джонс  называл  его  Недоумок.
 Они  втроем  стояли  на  поле,  когда  мы  доставили  «мус¬
тангов»  из  Африки.  Мы  решили  не  ждать,  пока  ими  после
рождества  займется  Управление  по  перегонке  самолетов,—
мы  сами  за  ними  смотались.  (Тони,  нашему  командиру
бригады,  было  тридцать  два  года,  и  я  присутствовал  при
том,  как  он  своим  особым,  до  невероятия  почтительным  то¬
ном  сказал  генерал-майору:  «Сэр,  я  не  могу  ждать,  пока  в
управлении  отпразднуют  рождество,  сэр.  Летчики  у  меня
есть.  Дайте  только  транспорт,  перебросить  их  в  Африку,
и  самолеты  будут.  Ну-ка,  Барни,  скажи  генералу,  найдешь
ты  дорогу*  когда  будешь  возвращаться  сюда  с  двумя-
 140

тремя  десятками  П-51?  Найдешь?  Или  вы  все  предпочи¬
таете  получить  рождественские  подарки  с  опозда¬
нием?»)
 Рождество  1943  года.
 (И  я  сказал:  «Думаю,  генерал,  что  дорогу  мы  найдем».)
 Я  сидел  на  шоссе  в  машине,  смотрел  на  знакомый  облик
и  вспоминал,  как  мы  доставили  эти  самолеты.  В  первый
день  рождества  я  поднял  своих  летчиков  с  рассветом.  По¬
ловина  их  еще  не  протрезвилась  —  в  Алжире  мы  как  сле¬
дует  справили  сочельник.  Но  они  умели  летать  и  пьяными.
А  ведь  были  совсем  еще  мальчишки,  как  я  теперь  пони¬
маю,—  по  девятнадцать,  по  двадцать  лет.  Мне  самому  было
двадцать  два  года,  а  я  летал  старшим.
 Мы  перелетели  Средиземное  море  в  сомкнутом  строю,
когда  над  Корсикой  вставало  солнце,  и,  чтобы  не  делать
крюк,  слегка  вторглись  в  воздушное  пространство  Испа¬
нии.  Я  отлично  знал,  что  следует  брать  восточнее,  но  не
хотел  рисковать.
 Из-за  того  что  я  пролетел  над  Испанией,  Тони  чуть  не
был  разжалован  в  подполковники,  но  разнос  мы  пережили
стойко,  а  главное,  самолеты  доставили.  Мы  приземлились
строем,  все  как  один  влюбленные  в  свои  машины  —  ах,  ка¬
кие  это  были  машины!  Я  подрулил  к  Джонсу,  Пайферу  и
тому  парню,  который  потом  погиб  под  бомбежкой,  откинул
фонарь  кабины  —  на  той  модели  не  было  заднего  обзора,
потом  их  усовершенствовали  —  и  сказал:  —  Вот  вам  «мус¬
танг»,  ребята.
 В  воздухе  все  мы  их  видели  и  раньше,  некоторые  из
нас  даже  обучались  на  них  в  Британских  воздушных  си¬
лах.  Но  на  нашем  аэродроме  эти  были  первыми.  ,  Дру¬
гие  наши  летчики  уже  мчались  к  нам  на  джипах  погля¬
деть.
 Джоне  всех  офицеров  называл  «мистер  такой-то»,  кро¬
ме  Тони,  которым  он  восхищался.  Ко  мне  он  относился  не¬
плохо,  но  без  восхищения.  В  его  глазах  я  был  последним
идиотом  —  летаю  и  летаю,  когда  мог  бы  уже  быть  дома.
И  в  тот  раз  он  сказал  —  я  вылез  из  своего  «понтиака»,  что¬
бы  снова  услышать,  как  он  это  скажет,  и  глядя  на  само¬
лет  в  кольце  белых  камней,  я  со  стороны  видел  его  та¬
ким,  каким  Джонс  его  тогда  увидел:  —  Какой  там  к  черту
мустанг,  мистер  Джеймс,  скорее  уж  стельная  морская  ко¬
рова.
 Я  этого  Джонса  всегда  недолюбливал.  Другие  наши  ре-
 141

-бята  решили  видеть  в  нем  грубоватого  шутника  и  колорит¬
ную  фигуру.  Я  считал  его  не  шутником,  а  эгоистом,  и  ко¬
лорит  мне  нравится  не  всякий.  Когда  он,  ни  минуты  не  за¬
думываясь,  говорил  вслух  все,  что  ему  подсказывало  его
Малоприятное  нутро,  люди  обычно  смеялись.  Мне  же  боль¬
ше  хотелось  дать  ему  в  морду,  но  за  три  года  ежедневного
общения  я  сумел  ни  разу  ему  этого  не  показать.  Впрочем,
и  смеялся  я  редко.
 Вероятно,  он  даже  удивился,  когда  обнаружил,  что  его
считают  остряком,  но  сообразил,  что  это  выгодно  для
утверждения  авторитета,  и  продолжал  в  том  же  духе.  Ме¬
ханик  он  был  первоклассный,  когда  имел  в  подчинении  до¬
бросовестных  людей  для  черной  работы.
 В  тот  день,  на  рождество  1943  года,  я  уже  совсем  был
готов  выложить  Джонсу  все,  что  о  нем  думаю;  я  любил
самолет,  который  только  что  доставил  в  Англию,  и  алжир¬
ских  пьяниц  —  своих  ведомых/Джонс  не  имел  права  обзы¬
вать  его  и  их  тоже,  но...  ладно,  к  черту,  ведь  сегодня,  как-
никак,  рождество.
 А  он  похлопал  рукой  по  выступу  воздухозаборника
под  фюзеляжем  и  попробовал  еще  оживить  свою  плоскую
шутку:  —  Что  скажете,  капитан?  —  В  виде  исключения
он  назвал  меня  по  чину,  наверно,  для  того,  чтобы  уяз¬
вить.—  Как  мы  велим  Недоумку  покрасить  ей  брюхо  —
розовым,  в  честь  девочки,  или  голубым,  в  честь  мальчика?
 —  От  раскраски  мы  на  этот  раз  воздержимся,  Джонс,—
сказал  я,  не  повышая  голоса.  («А  если  он  ниже  тебя  чи¬
ном?»  —  сказал  Алекс.  За  шесть  недель  до  рождества  я  ви¬
дел  своего  брата  Алекса  в  Лондоне,  он  только  что  выпи¬
вался  из  госпиталя,  дочерна  загорелый  после  пустыни.  Был
юн  в  чине  капрала  и  уже  почти  потерял  зрение.  «Как  ты
себя-то  сохраняешь,  Барни?  Многовато  в  армии  всякой
мрази».—«Улыбаюсь  и  молчу,—сказал  я.—Что  же  еще
остается?  Пожалуй,  мне  легче  было  бы  ходить  в  сержан¬
тах».  Тогда  еще  не  было  5  известно  наверняка,  что  он  со¬
всем  ослепнет,  но  я  говорил  с  врачами,  и  они  меня  не  об¬
надежили.  «Если  это  случится,—  сказал  Алекс,—  не  жди,
что  я  бтнесусь  к  этому  философски.  Я  буду  просто  в  от¬
чаянии,  Барни».)
 В  детском  парке  по  дороге  на  мыс  Код  двадцать  с  лиш¬
ним  лет  спустя  я  касался  рукой  «мустанга»  и  тут  наконец
придумал  ответ  на  шутку  Джонса  по  поводу  того,  в  какой
цвет  велеть  Недоумку  покрасить  воздухозаборник.  «Вы
 142

лучше  велите  ему  покрасить  вас  самого  в  коричневый  цвет;
сержант  Джонс,  в  честь  того,  что  вы  злобный  болван».  Тот
парень,  которого  он  звал  Недоумком,  уже  показал,  что
кистью  он  работает  отлично.
 У  самолета  в  парке  на  фюзеляже  с  обеих  сторон  были
сделаны  вырезы  и  устроены  ступеньки  с  перилами  и  пере¬
ход  на  крыло,  чтобы  дети  могли  в.  него  забираться  и  поси¬
деть  на  месте  пилота.  Приборы  и  ручка  управления  отсут¬
ствовали.
 Кто  станет  разговаривать  с  самолетами?  А  я  вот  ска¬
зал:  —  Не  горюй,  малыш.
 Сержант  Джонс  попробовал-таки  мне  насолить.  Я  отка¬
зался  окрестить  самолет  и  запретил  его  красить.  Но  Джонс
велел  тому  парню,  Недоумку,  написать  красивым  мелким
шрифтом  на  фюзеляже,  пониже  опознавательных  знаков,
буквы  С  М  К  —  средняя  буква  голубая,  по  краям  розовые.
Я  бы  тут  же  приказал  их  закрасить,  но  тот  паренек  мне
сказал:
 —  Для  меня,  капитан  Джеймс,  эти  буквы  не  значат
«Стельная  Морская  Корова».  Для  меня  они  значат...—  Он
был  не  то  из  Оклахомы,  не  то  из  Техаса,  и  он  произнес
нараспев,  как  исполнитель  народных  песен:  «Самый  Ми¬
ровой  Кораблик».
 Тогда  я  похвалил  его  за  хорошую  работу,  а  в  следую¬
щее  воскресенье  он  попал  под  германскую  бомбу,  а  еще
через  несколько  дней  наступил  Новый  год,  1944-й.  И  я  не
стал  трогать  нелепые  буквы  —  ведь  никакой  другой  памяти
он  по  себе  не  оставил.
 Я  посмотрел  на  то  место  на  фюзеляже  «мустанга»,  но
там,  конечно,  ничего  не  было  написано.  Да  и  модель  была
другая.
 Колодки  под  колесами  заросли  коричневыми  стебля¬
ми  прошлогоднего  бородача  и  овсяницы.  Самолет  был  при¬
креплен  металлическими  тросами  к  бетонным  тумбам*
чтобы  ветер  не  сдвинул  его  с  места.  Оборудовали  детский
парк  на  совесть.  Мне  приходилось  видеть  в  таких  местах
старые  пожарные  машины,  однажды  видел  паровоз,  но
самолет  —  ни  разу.
 Хорошо,  что  сейчас  не  то  время  года,  когда  здесь  полно
детей  —  носятся,  лазают  повсюду...
 Я  снял  автомобильную  перчатку^  чтобы  ощутить  рукой
холодный  металл.  «Не  горюй,  малыш»,—  повторил  я  и
 143

вгляделся  в  туман  за  дорогой,  а  потом,  обернувшись,  в  глу¬
бину  маленького  парка.  Увидел  песочницы,  стойки,  на  ко¬
торые  положат  доски  для  качания,  когда  наступит  весна.
Теперь  уже  скоро.  Горки,  качели,  пустые  столы  для  пикни¬
ков  и  совсем  вдали,  очевидно  у  вторых  ворот  парка,  еЩе
один  самолет.
 Быть  того  не  может.  Двухбалочцый  фюзеляж,  милый,
нежно  любимый  —  первый  самолет,  на  каком  я  участвовал
в  воздушном  бою.  П-38.  «Лайтнинг»,  черт  его  подери.
 Я  отступил  на  шаг.  П-38  был  еле  виден  в  тумане.  Но
он  там  был.  Несомненно.  Как  и  «мустанг».
 Оба  готовы.  Все  в  порядке?  Отлично,  малыши.  Прибли¬
жаются  «хейнкели»?  Что  ж,  не  сомневайтесь,  по  первому
звуку  сирены  эти  два  стареньких  самолета  заревут  и  дадут
полный  газ.  Лопнут  тросы,  посыпется  бетон,  что  удержи¬
вает  самолеты  на  земле,  и  они  круто  взмоют  в  небо  да
еще  выстрелят  раза  два,  чтобы  опробовать  оружие.  Самые
Мировые  Кораблики.  Еще  бы!
 2
 Дорожные  указатели  уже  сообщали  расстояние  до  раз¬
ных  пунктов  на  мысе  Код,  и  время  от  времени  ко  мне  в
машину  подсаживался  Джон  Кеннеди,  потому  что  на
всех  указателях  фигурировали  Хианнис-Порт  и  Хиан-
нис.
 Я  чуть  не  пропустил  свой  поворот,  словно  все  эти  ме¬
ста  держали  меня  на  трассе  подобно  магниту,  но  все  же
вовремя  свернул  с  четырехполосного  шоссе  на  гудрон  и,
попрыгав  по  ухабам,  потому  что  на  одном  участке  шел  ре¬
монт,  вскоре  оказался  в  Уонамассете.
 ,У  заправочной  станции  я  остановился  и  спросил,  как
проехать  на  Стар-стрит.  Лоб  мальчишки-механика  укра¬
шали  четыре  аккуратных  мазка  нигрола.  Он  сказал,  что
прожил  в  Уонамассете  всю  жизнь,  а  про  Стар-стрит  не
слышал.  Значит,  такой  улицы  нет.
 Я  не  спросил,  знакомо  ли  ему  имя  Дэйва  или"  Стигси.
Можно  было  проехать  к  тому  дому,  где  Дэйв  раньше  жил  с
Джейн.  Но  я  счел  за  благо  позвонить  по  новому  телефо¬
ну  —  доложить,  что  явился,  и  спросить  дорогу.
 —  Говорит  Барни  Джеймс,-—сказал  я  в  трубку.—Это
миссис  Доримус?
 —  Да.—  У  кларнета  есть  десяток  низких  нот,  теплых,
 144

но  ломких.  Их  прекрасно  брал  Барни  БигарД.  Вот  он  мог
бы  сыграть  так,  как  она  сказала  это  «да»  по  телефону.—
Я  вас  знаю,—  сказала  она.—  А  вы  меня  нет.
 —  А  должен  бы  знать?
 —  Нет.  Но  в  моей  юности  вы  заняли  место  первого  зло¬
дея.—  По  одному  ее  голосу  врач  мог  бы  определить,  какой
у  нее  пульс,  до  того  точно  этот  голос  отражал  каждое  бие¬
ние  ее  сердца.
 —  Я?!
 —  Да,  вы,  Барни  Джеймс.  19  мая  1939  года  вы  испор¬
тили  игру  моему  брату.
 —  Бадди  Марлоу?  —  спросил  я.—  Вы  сестра  Бадди
Марлоу?  Он  был  лучшим  питчером  в  школьных  командах
Новой  Англии.
 —  Да.
 —  Правильно,—  сказал  я.—  Это  было  под  самый  конец,
когда  шла  дополнительная  игра  после  ничьей.
 —  Вас  тогда  включили  в  команду  незаконно.  Вы  были
профессионал,  да  еще  из  Миссури.
 —  Это  Бадди  так  считал?
 —  Нет,  но  все  остальные  это  говорили.  Конечно,  за  год
до  того  он  сам  месяц  играл  на  Кубе  под  испанской  фами¬
лией,  но  ведь  это  совсем  другое  дело,  правда?
 —  А  я  бы  и  не  вспомнил,  какого  числа  была  та  игра,
 —  Я  этого  никогда  не  забуду.  Это  был  мой  день  рож¬
дения.  Мне  исполнилось  четырнадцать  лет.
 —  Вот  как?  Значит,  его  игра  была  посвящена  вам.
 Она  засмеялась.—  Если  она  и  была  кому  посвящена,
 так  одному  парню  из  команды  «Красные  Носки».  И  еще
некой  худосочной  восемнадцатилетней  блондинке  по  имени
Сьюзен  Холстед.  Барни,  вы  знаете,  как  к  нам  ехать?
 Я  ей  сказал,  что  на  заправочной  станции  не  знают,  и
она  мне  объяснила.  Дэйв  еще  на  работе,  сказала  она,  но
ехать  я  должен  прямо  к  ним,  сейчас  же.  Возможно,  она
даст  мне  выпить,  хоть  я  и  вел  себя  так  некрасиво  в
1939  году.
 —  Да,  Барни,  вот  еще  что,  у  нас  играет  джаз  призра¬
ков.
 —  Как  вы  сказали?
 —  Сегодня  вечером,  в  клубе,  йу,  да  неважно.  Сама  не
знаю,  чего  я  вас  держу  на  телефоне,  когда  вы  сейчас  при¬
едете  и  можно  будет  просто  поговорить.
 —  Еду,—  сказал  я. 	,
 145

—  Барни!
 -  Да?
 —  Кто  тогда  все-таки  выиграл?  Я  никак  не  могу  вспо¬
мнить.
 —  Бадди  выиграл,—  сказал  я.—  Я  дал  длинный  с  воз¬
духа  и  побежал  на  третью  базу  и  до  сих  пор  там  нахо¬
жусь.
 Она  засмеялась.—  Ну,  приезжайте  скорее.  Вот  видите.
 —  Что,  Конни?
 —  Значит,  не  было  вам  смысла  портить  ему  игру.  Ника¬
кой  пользы  это  не  принесло.
 —  До  свидания,—  сказал  я.—  И  вообще  Бадди  был  не
виноват.  Он  в  тот  день  играл  превосходно.  Это  его  кетчер
подвел.
 —  Каким  образом?
 —  Я  никогда  не  умел  отбивать  резаные  мячи,—  сказал
я.—  Бадди  для  своих  лет  резал  здорово,  он  до  того  уже  два
раза  меня  вышибал.  Так  какого  черта  его  кетчеру  понадо¬
билось...
 —  Да-а,—  задумчиво  протянула  Конни.,—  Зачем  ему
это  понадобилось?
 И  мы  наконец  разъединились.
 Только  садясь  в  машину,  я  окончательно  вспомнил,  кто
был  этот  Бадди,  и  тем  самым  определил  координаты  Кон¬
ни:  Конни  Марлоу.  Их  отец  был  одним  из  известнейших
педагогов  Новой  Англии.  Доктор  Дэн  Марлоу.  Я  ехал  и
думал,  остались  ли  еще  теперь  такие  люди,  а  если  и  оста¬
лись*..  Страна  такая  огромная.  Народное  образование  —
такой  необъятный  бизнес.  Какой-нибудь  цовый  Дэниел
Марлоу  если  и  имеет  шансы  прославиться,  так  только  в
-своем  городе.  Да  и  может  ли  в  наше  время  появиться  но¬
вый  Дэниел  Марлоу?  Область  работы  такая  огромная,  на
образование  в  Америке  затрачиваются  такие  колоссальные
средства,  что  туда,  наверно,  устремилась  пропасть  самого
разного  народа  —  не  только  преподаватели,  но  и  снабжен¬
цы,  строители,  устроители,  администраторы,  специалисты
по  рекламе;  а  студентам,  говорят,  теперь  оказывают  мате¬
риальную  поддержку  промышленные  круги.  Покупают  сту¬
дентов  примерно  так,  как  завод  покупает  сырье.  Не  удиви¬
тельно,  что  вся  система  образования  занята  не  столько  про¬
свещением  юношества,  сколько  тем,  чтобы  расширить  и
утвердить  самое  себя.
 Ну,  разворчался,  миссуриец,  сказал  я  себе,—  дело  в
 149

том,  что  с  месяц  назад  я  сам  хотел  взять  на  работу  одного
малого,  оканчивающего  в  Гарварде  коммерческое  отделе¬
ние,  он  учился  вполне  прилично,  но  был  далеко  не  из  пер¬
вых  на  своем  курсе.  И  оказалось,  что  я  не  могу  конкури¬
ровать  с  пятью,  не  то  шестью  колледжами,  которые  звали
его  на  преподавательскую  работу  —  она  и  оплачивалась
лучше,  и  оставляла  больше  свободного4  времени.  Такие
условия  мы  могли  бы  предложить  разве  что  работнику  с
десятилетним  стажем.
 Конни  Марлоу  Доримус  (а  до  этого  Фергюсон,  теперь
вспомнил)  открыла  мне  дверь  и  понравилась  мне  с  виду
не  меньше,  чем  ее  голос  по  телефону.  Я  и  не  успел  поду¬
мать,  что  меня  могло  ждать  разочарование,  тем  более  уди¬
вительно,  что  я  не  был  разочарован.
 Она  была  крупная,  здоровая,  молодая,  ростом  почти  с
меня  (а  во  мне  5  футов  10  дюймов),  широкоплечая,  с  пол¬
ной  грудью.  Складная,  крепко  сколоченная,  но  отнюдь  не
толстая,  и  е  лучистыми  карими  глазами,  как  тающий  шо¬
колад.
 Глянешь  на  нее  и  подумаешь  —  великолепная  норови¬
стая  кобылка,  а  присмотришься  к  этим  глазам  и  подума¬
ешь  —  лань.
 Она  улыбнулась  мне,  как  старому  знакомому.  Потом,
шутливо  разыграв  смущение,  прикусила  нижнюю  губу,  а
потом  на  лице  ее  не  осталось  ничего,  кроме  веселого  лукав¬
ства,  и,  ухватив  меня  за  руку  повыше  кисти,  она  прогово¬
рила  своим  неотразимым  голосом:
 —  Надо  же,  испортить  человеку  такую  игру!
 —  Ладно,—  сказал  я.—  Больше  не  буду.  Что  такое
джаз  призраков?
 3
 В  тот  вечер  в  их  клубе  джазом  призраков  были  «Эдем-
цы»  Гари  Роджера.
 —  Как  это  может  быть?—  спросил  Джеймс  из  Озарка,
парень  честный,  но  глуповатый.—  Ведь  Гари  погиб.
 Я  отчетливо  вспомнил,  как  узнал  об  этом,—  очень  уж
поразило  нас  тогда  это  известие.  Гарц  Роджер  стал  одной
из  жертв  страшного  пожара  в  «Кокосовом  орехе»  в  Бо¬
стоне  осенью  1942  года.  После  первых  сенсационных  сооб¬
щений  по  радио  мы  в  Англии  ждали,  когда  «Звезды  и
полосы»  напечатают  список  погибших,
 147

Многие  из  нас  были  как-то  связаны  с  Бостоном,  я  —
потому  что  учился  в  колледже  на  севере  Новой  Англии,
другие  более  непосредственно.  У  нас  там  жили  друзья,
некоторые  из  наших  знакомых  девушек  бывали  в  «Коко¬
совом  орехе».  Но  когда  список  наконец  опубликовали,
единственным  знакомым  мне  именем  оказалось  имя  Гари
Роджера.  Как  сообщала  газета,  он  даже  не  выступал  там,
он  просто  поехал  туда  в  свой  свободный  вечер  послушать
какой-то  другой  оркестр.  После  этого,  поскольку  шла  вой¬
на  и  в  талантах  ощущалась  нехватка,  оркестр  «Эдемцы»
(по  названию  известного  увеселительного  парка  «Эдем»
на  мысе  Код)  распался.  До  сих  пор  я  по  крайней  мере
так  думал.
 И  вот  они  снова  передо  мной  —  те  же  музыканты,
только  некоторые  очень  уж  молоды,  и  исполняют  они
аранжированную  для  джаза  песенку  «Спеши  домой»,  уже
лет  тридцать  как  вышедшую  из  моды,  ту  самую,  я  сразу
ее  узнал.  У  моего  брата  есть  пластинка.
 —  Не  может  быть,—  упорствовал  я.—  Гари  Роджера
давно  нет  в  живых.
 —  Потому  он  и  называется  джаз  призраков,—  сказала
Конни.—  У  нас  их  несколько  перебывало.
 —  Джаз  Глена  Миллера,—  подтвердил  Дэйв,  ласково
улыбаясь,—  джаз  Джимми  Дорси.
 —  Глен  Миллер  звучит  вполне  реально,—  сказал  ми¬
стер  Бистрек.  Меня  только  что  познакомили  с  ним  и  с
его  женой,  и  они  подсели  к  нашему  столику.  Мистер  Бист¬
рек  владел  крупными  оптовыми  пекарнями,  а  недавно
занялся  еще  и  строительством  жилых  домов.  Тот  дом,  где
жили  Дэйв  и  Конни,  тоже  принадлежал  ему.
 —  Будь  это  Шоу  или  Гудмен,—  пояснил  Дэйв,—  в
общем,  дирижер,  который  еще  жив,  его  выступление  оз¬
начало  бы,  что  он  представляет  публике  новый  ансамбль.
Сейчас  это  дело  рискованное.  Но  если  человек,  чье  имя  все
помнят,  умер  и  у  кого-нибудь  из  бывших  участников  со¬
хранилась  партитура,  тогда  все,  что  нужно,—  это  набрать
людей,  которые  умеют  читать  ноты.
 —  И  ни  одйой  нотки  изменить  нельзя,—  строго  ска¬
зала  Конни.
 —  Это  для  тех,  кто  тоскует  о  прошлом,—  сказал  Дэйв.
 —  Таких,  как  мы,—  снова  заговорил  мистер  Бистрек,
и,  присмотревшись  к  танцующим,  я  увидел,  что  почти  все
они  примерно  в  моем  возрасте.  Изредка  попадались  моло¬
 148

дые  пары,  очень  молодые,  пришедшие  сюда  с  родителями.
Мистер  Бистрек  положил  руку  на  плечо  жене.—  Я  учился
в  коммерческом  колледже.  На  отделении  бухгалтеров-ре-
визоров,  знаете  такие?  Так  вот,  «Эдемцы»  играли  у  нас
на  выпускном  вечере.  А  предыдущий  выпуск  приглашал
Каса  Лома.  Хорошие  были  времена,  верно,  Мэри?
 Дэйв  кому-то  поклонился.  Мне  показалось,  что  ему  не
ответили.  Конни,  которая  тоже  заметила  это,  улыбкой  под¬
бодрила  своего  долговязого  мужа.  Я  вспомнил  разговор  с
Рассом  Фишером,  агентом  по  продаже  оборудования,  и  по¬
думал:  да,  их  все  еще  сторонятся.  Здешний  народ  отно¬
сится  к  Дэйву  с  опаской.  Я  сразу  проникся  симпатией  к
Джерри  Бистреку  за  то,  что  он  к  нам  подсел.  Впрочем,
подумалось  мне,  я,  наверно,  больше  это  замечаю,  чувствую
больнее,  чем  Дэйв.  Дэйв  легко  забывает  обиды,  и  люди  к
нему  возвращаются.
 Так  или  иначе,  Джерри  был  приятный  человек,  лы¬
сый,  но  щеголеватый.  Он  носил  усики  и  спортивного  пок¬
роя  пиджак,  немного  кричащий,  но  это  ему  даже  шло.  Его
жена,  как  будто  славная  женщина,  одна  из  немногих  в
этом  зале  не  молодилась.  Полная,  в  очках,  она  была,  ви¬
димо,  из  тех  женщин,  что  играют  в  бридж  в  отличие  от
большинства  своих  сверстниц,  которые  играют  в  гольф,
плавают  или  занимаются  парусным  спортом.  Накрашена
она  была  умеренно,  чувствовалось,  что  она  уделяет  своей
внешности  лишь  самую  необходимую  долю  внимания  и
что  муж  любит  ее  такой,  как  она  есть.  Остальные  же  со¬
рокалетние,  танцуя  под  воскрешенную  музыку  в  теплом
свете  розовых  абажуров,  снова  ощущали  себя  юными,  как
в  студенческие  годы.
 Бистреки  встали  и  пошли  танцевать.
 —  Источник  молодости,—  сказал  Дэйв.
 «Эдемцы»  доигрывали  припев  «Спеши  домой».  Просто
чудо,  как  точно  они  уловили  звучание  —  нечто  не  столь
густое  и  сладкое,  как  у  Миллера  с  его  язычковыми  и  тром¬
боном,  и  не  столь  подмывающее,  как  у  Гудмена,  у  ко¬
торого  все  построено  на  сольных  партиях.  У  «Эдемцев»
звучание  было  жестковатое,  чуть  резкое,  но  такое  безоши¬
бочное  и  слаженное,  что  игра  их  прежде  всего  поражала
каким-то  особым  изяществом.
 Я  раздумывал  о  том,  кто  был  автором  аранжировки  и
что  с  ним  сталось,  а  потом  перестал  раздумывать  о  чем  бы
то  ни  было,  потому  что  откуда-то  из-за  эстрады  возникла
 149

«Женщина  и  медленно,  нетвердыми  шагами  поднялась  по
ступенькам  к  оркестру.
 На  ней  было  зеленое  вечернее  платье  с  узкими  лямка¬
ми,  которые  скользили  по  ее  хрупким  плечам  навстречу
движению  самих  плеч.  Платье  висело  на  ней  свободно,
точно  она  шила  его  сама  и  надела  недошитым.  Она  была
блондинка,  совсем  светлая,  и,  пока  она  поднималась  на  эст-
Р&ДУ,  оркестр  сыграл  несколько  тактов  из  «Солнышка»
(«Про  тебя  тут  всякое  толкуют...»),  а  потом  смодулировал
вю  вступление  к  песенке  «Будь  со  мною  всегда».
 1  За  нашим  столиком  стало  как-то  невесело.  Я  решил
йЪделиться  своим  авторитетным  мнением.—  Это  не  Нина
Конолли,—  сказал  я.—-  И  даже  не  призрак  Нины  Конолли.
 —  Вы  только  поглядите  на  Барни  Джеймса.—  Дэйв
вйе  цеплялся  за  свой  тезис  насчет  источника  молодости.—
Это  ему-то  сорок  два  года?  Двадцативосьмилетний  повеса,
тот  он  кто.  Верно,  Конни?
 —  И  хорошо  сохранился  для  своих  двадцати  восьми
лет,—  сказала  Конни.
 —  Ли  капельки  не  похожа,—  продолжал  я  свое.—
Этой  девочки  еще  на  свете  не  бйло,  когда  Нина  Конолли
напела  «Будь  со  мною  всегда».  Вы  помните?  Ее  тогда  за¬
претили  передавать  по  радио.—  Песенка  и  в  самом  деле
была,  мягко  выражаясь,  двусмысленная.
 Дэйв  хотел  еще  что-то  сказать,  но  я  его  перебил:  —
Дайте  послушать,—  и  повернулся  к  эстраде.  Нина  Ко¬
нолли,  певица,  выступавшая  с  настоящими  «Эдемцами»,
была  темноволосая,  пышнотелая.  Она  пела  посмеиваясь,
раскачиваясь,  даже  поводя  слегка  бедрами  —  то  ли  бес¬
сознательно,  то  ли  от  избытка  здоровой  чувственности.
А  эта  женщина  еле  держалась  на  ногах.
 —  Я  один  раз  слышал  Нину  Конолли  в  Нью-Йорке,  в
«Коммодоре»,—  сообщил  я  своим  не  слищком-то  внима¬
тельным  собеседницам  и  опять  повернулся  к  певице.
 —  Ее  зовут  Сэнни  Браун,—  негромко  сказала  Конни.
 Тут  Сэнни  Браун  запела,  и  я  не  поверил  своим  ушам.
 Голос  у  нее  был  сильный,  хрипловатый,  очень  похожий
на  голос  Нины  Конолли,  но  совершенно  неожиданный  для
такого  бестелесного  существа.  Как  будто  в  фильме  худень¬
кая  девочка  открывает  рот,  а  записан  голос  какой-то  ста¬
рой  потаскухи.  При  желании  можно  было  закрыть  глаза
и  вспоминать  Нину  (или  Айви  Андерсон,  Эллу,  Аниту
О’Дэй),  но  слушать,  видя  перед  собой  эту  фитюльку,  было
 150

совсем  уже  дико.  У  нее  просто  не  было  ничего  большого,
что  вязалось  бы  с  таким  голосом,  кроме  разве  грудей,  сво¬
бодно  ходивших  под  платьем,  и  широко  раскрытых  глаз.
 Тело  подрагивало,  голос,  вибрируя,  вырывался  из  горла,
словно  жил  своей  жизнью,  не  подчиненный  певице.  Нина
Конолли  —  она  сейчас  олицетворяла  для  меня  всех  джа¬
зовых  певиц  времен  моей  молодости  —  держала  свою  чув¬
ственность  в  известных  рамках,  словно  говоря,  что  жец-
ского  тепла  в  ней  предостаточно,  и  она  это  знает,  и  не  в
обиде,  и  не  прочь  поделиться.  А  эта  тощая  блондинка,  эта
Сэнни  Браун  с  нелепо  подпрыгивающей  грудью,  была
рабой  своего  женского  естества,  которое  било  ее  смертныу
боем,  не  давая  ии  минуты  покоя. 	;
 Так  что  и  песенка  —  а  она  и  вправду  двусмысленная  —
в  исполнении  Нины  Конолли  означала:  «Будь  со  мнолр
всегда,  милый.  Мне  с  тобой  хорошо,  отлично».  В  исполне¬
нии  же  Сэнни  Браун  слышалось:  «Будь  со  мною  всегда.
Если  уйдешь,  я  за  себя  не  ручаюсь».
 Но  в  глазах,  как  мне  показалось,  не  было  жизни.  )
 Когда  она  умолкла,  раздались  аплодисменты,  а  потом
объявили  перерыв.  Оркестранты  стали  вставать,  с  гпумой
отодвигая  стулья.  Гул  голосов  в  зале  усилился.
 Бистреки  задержались  у  другого  столика  и  поманили
Дэйва.  Дэйв  извипился  и  пошел  к  ним.
 —  В  тот  же  вечер,  когда  я  слушал  в  Нью-Йорке  Нину
Конолли,  мы  слушали  Гудмена  с  Пегги  Ли,—  сказал  й
Конни.—  В  1941  году.  На  рождественских  каникулах.
 Конни  улыбнулась.—  Памятный  вечер  в  вашей  жиз¬
ни.—  Она  подтрунивала  надо  мной,  но  очень  мягко.
 —  Да,  памятный,—  сказал  я.—  Только  как  ее  звали?
 —  Вот  не  помню,—  сказала  Конни.
 Я  назвал  первое  попавшееся  имя:—  Илейн.
 Конни  посмеялась  надо  мной.  Потом  сказала:—  А
«Эдейцы»  начинали  в  наших  краях.
 Я  вспомнил  их  анонсы:  «Лучший  оркестр  Бостона».
 —  Гари  Роджер  был  итальянец.  Не  помню,  как  его  на¬
стоящая  фамилия.  Дэйв,  конечно,  знает.
 —  Руджиери?
 —  Возможно.  Его  отец  держал  ресторан-поплавок,
там  подавали  пиццу.  Когда  никто  еще  такого  слова  не
слышал.
 —  Вы,  наверно,  тоже  приезжали  сюда  на  каникулы?

Она  кивнула  с  чуть  заметной  улыбкой.  Я  эти  свои  по¬
ездки  хорошо  помнил  и  тут  же  сказал:  —  На  машине
по  Массачусетскому  побережью,  весной,  после  колледжа.
И  по  дороге  мечтаешь:  попадется  ресторан  с  неаполитан¬
ской  кухней,  непременно  поем  этого  чудесного  пирога  с
томатным  соусом,  только  как  же  он  называется?
 Неожиданно  Конни  перебила  меня:—  Барни,  нужно,
пожалуй,  вам  сказать.  Эта  певица.  Сэнни  Браун.  У  Дэйва
был  с  ней  роман.
 —  Да?—  сказал  я.  Или,  может  быть:—  В  самом  деле?—
И  с  чего  этой  милейшей  женщине  вздумалось  сообщать
мне  такую  новость,  как  раз  когда  меня  начала  заливать
приятная  пьяная  лень?
 —  Простите.  Мне  просто  подумалось,  что  лучше  вам
энать.  А  сказала  —  и  теперь  сама  пс  знаю  зачем.
 —  А  я-то  болтаю  и  болтаю  о  ней.  Смотрите,  мол,  люди
добрые,  обратите  внимание.  И  не  понял  глупой  своей  го¬
ловой,  почему  все  вы  стараетесь  перевести  разговор  на
другое.
 Конни  сказала:—Теперь-то  он  с  ней  не  встречается.
Думаю,  что  пет.  Не  знаю.
 —  Понятно.
 —  В  сущности,  мне  даже  все  равно.
 Я  кивнул.  Или  покачал  головой.  Или  и  то  и  другое.
 —  Она  фигурировала  в  его  разводе  с  Джейн.  Потом
уехала  отсюда.  Говорили,  что  она  рассталась  с  оркестром
и  перебралась  в  Нью-Йорк.  Я  думаю,  Дэйв  не  повез  бы
нас  сюда,  если  бы  знал,  что  она  вернулась.
 —  Ну,  разумеется.—  С  полным  пониманием.
 —г  А  может,  и  повез  бы.  Его*не  разберешь.
 В  эту  минуту  мне  хотелось  одного  —  коснуться  Конни,
прижать  ладонь  к  ее  спине  или  к  плечу,  как-то  успокоить.
И,  увидев,  что  музыканты  возвращаются  —  пока  без  Сэн¬
ни,—  я  пригласил  Конни  танцевать.
 Что  это  было  ошибкой,  я  понял,  как  только  мы  встали
и  придвинулись  друг  к  другу.  Это  было  приятно  и  ни¬
сколько  не  успокоительно,  по  крайней  мере  для  меня,  но
я  почти  не  сомневался,  что  и  она  ощущает  тот  же  нежела¬
тельный  жар.  Белое  каление.
 Мы,  не  сговариваясь,  решили,  что  с  нас  довольно,  после
первого  же  танца,—  к  счастью  для  пьяненького  Барни,
музыка  была  быстрая:  «Когда  я  жил  в  хибарке».  Одному
богу  известно,  какого  я  свалял  бы  дурака,  если  бы  они
 152

заиграли  «Темно-лиловое».  А  так  я  мог  отступить  от
этого  крепкого,  дружелюбного  тела  и  проделывать  какие-
то  дурацкие  мальчишеские  па,  вложив  в  них  всю  энергию,
порожденную  тем  преступным  жаром.  Когда-то  я  считался
хорошим  танцором,  умел  делать  и  змейку,  и  дорожку,  и
линди  (А  это  что,  дедушка?),  а  когда  все,  став  в  круг,
орали:  «Валяй,  Барни!»,  я  мог,  кхе-кхе...  Правильно,  ста¬
рик.  Давай  подложу  тебе  яблочного  пюре.  Диетическое,
очень  полезно.
 Конни  хорошо  меня  слушалась,  на  нас  смотрели.  На¬
верно,  я  потому  так  усердствовал,  что  мне  этого  меньше
всего  хотелось,  я  только  старался  заглушить  свое  настрое¬
ние,  отнюдь  не  беспечное.  Нам  даже  похлопали,  вот  до
чего.
 Когда  мы  стояли  друг  против  друга  перед  тем  как  воз¬
вратиться  к  своему  столику,  Сэнни  Браун  опять  подня¬
лась  на  эстраду,  и  Конни  сказала:—  Напрасно  я  вам  про
нее  проболталась,  Барни.  Не  сердитесь  на  меня.
 —  Здесь  это,  надо  полагать,  всем  известно,—  сказал  я.
Но  уже  не  досадовал  на  ее  откровенность.
 —  Поможем  мы  капитану  Кларку  перегнать  его  яхту?
 —  За  этим  я  сюда  и  ехал,  ведь  так?  Узнать,  привле¬
кает  ли  вас  морское  путешествие  со  мной  и  с  Эллен.
 —  Наверно,  так.  Мне  сначала  не  хотелось  ехать,  а  те¬
перь  хочется.  А  Дэйву  Доримусу  это  по  силам?
 —  Ему  все  по  силам,—  сказал  я. 	ч
 —  Значит,  едем?
 —  Не  могу  ответить,  пока  не  поговорю  с  Дэйвом.
 —  Интересно,  какая  Эллен.
 —  Ей  ужасно  хочется  в  море...—  Так  &ы  и  стояли
среди  танцующих  и  опять  не  могли  наговориться.  Другие
пары  задевали  нас  на  ходу.
 —  Конни,  я,  собственно,  хотел  спросить  об  этом  Дэй¬
ва  —  вы  не  отвечайте,  если  не  захотите.
 —  Жену  ведь  не  заставляют  давать  показания  по  делу
мужа,—  сказала  Конни,  пододвигая  носок  туфли  к  моей
ноге.—  Давайте,  спрашивайте.
 —  После  убийства  президента.  Когда  Дэйв  прилетел
в  Пуэрто-Рико  и  уговаривал  нас  все-таки  ехать.  Что  у  вас
происходило?
 —  Дэйв,  очевидно,  проявлял  обо  мне  заботу.  Ведь  я...
Я  еще  до  того  хотела  отказаться  от  этой  поездки.  С  не¬
знакомыми  людьми...—  Она  улыбнулась  своим  словам.—
 153

Страхи  новобрачной.  Тем  более  такой  юной  и  невинной,
как  я.
 Мы  двинулись  к  столику  —  я  вел  Конни,  чуть  касаясь
ее  сиины,—  но  тут  же  остановились,  чтобы  пропустить  ка¬
кого-то  толстяка,  который  грациозно  проскакал  мимо  нас
со  своей  красивой  стройной  дамой.  И  Конни  сказала:  —
Бедный  Дэйв.  Когда  узнали  про  Кеннеди,  я  заперлась  в
нашем  номере  и  просила  его  не  входить.  Нехорошо  с  моей
стороны,  но,  когда  мы  узнали,  мне  особенно  остро  вспом¬
нился  Джо.  Джо  Фергюсон.  Мой...  мой  муж.  Я  надеялась,
что  Дэйв  поймет.
 (А  Дэйв,  значит,  надеялся,  что,4  если  приедем  мы  с
Эллен,  Конни  перестанет  прятаться?  Ну  что  ж,  тут,  по-
видимому,  все  ясно). 	/
 —  Он  умер  от  адиссоновой  болезни,  Барни.  И  чем
больше  мучился,  тем  становился  терпеливее.  Что  с  нами
творится,  Барни?
 —  Вымираем  помаленьку,—  сказал  я  как  можно
небрежнее.  Грациозный  толстяк  все  выплясывал  рядом  с
нами.  Его  дама  хлопала  в  такт  в  ладоши.
 —  Все  там  будем?
 —  А  как  же.  Пошли,  потанцуем?—  Мы  сделали  шагов
пять  и  бтали.  Музыка  была  медленная,  вступление  к  чему-
то,  чего  я  не  узнавал.
 —  Мне  очень  хочется,  чтобы  наша  поездка  осуществи¬
лась.—  Она  стояла  неподвижно,  почти  касаясь  меня.—
Это  называется  недозволенный  прием?
 —  Безусловно,—  сказал  я,  и  мы  опять  понемногу,  дви¬
нулись  к  столику,  лавируя  между  танцующими  парами.
Сэнни  Браун  снова  пела  —  песенку  «Когда  Сэнпи  скуча¬
ет»,  которую  я  раньше  не  слышал,  но  никогда  не  забуду.
 А  потом  в  оркестр  вкралась'"  вторая  мелодия  и,  заглу¬
шив  первую,  оказалась  песней,  от  которой  у  меня  порой
щемит  сердце,  хотя  она  и  веселая:  «Не  будь  такой».  Когда
мы  наконец  уселись  за  столик,  я  заметил,  что  Сэнни
Браун,  чей  сольный  номер  кончился,  продолжает  петь,
присев  на  футляр  от  трубы,  беззвучно  щелкая  пальцами
на  первой  и  третьей  четверти,—  поет  про  себя.  Ее  не  было
слышно,  но  я  помнил  слова  и  почти  безошибочно  читал  по
ее  губам.
 Я  увидел,  что  Бистреки  тоже  пробираются  обратно  к
столику,  то  и  дело  пережидая  танцующих,  и  Конни  по¬
спешно  шепнула:  .
 154
 I

—  Барни,  у  вас  с  Дэйвом  разговор  насчет  денег?
 —  Не  совсем,—сказал  я.—  Вернее,  даже  нет.  Вы'не
тревожьтесь,  Конни.
 —  Я  только  хочу  сказать...  может,  это  имеет  значе¬
ние...  Джерри  Бистрек  нам  поможет.  У  Дэйва  дела  были
совсем  плохи.  Он  тут  увяз  в  одной  фирме...
 —  Да,  знаю.
 —  Но  потом  он  помог  Джерри  с  реорганизацией  пе-
карен.  И  Джерри,  а  он  очень  опытный  бизнесмен,  про¬
никся  к  нему  уважением.
 Опытный  бизнесмен  был  уже  совсем  близко,  и  она  за¬
кончила  скороговоркой:—Он  решил  вложить  деньги  в
фирму  Дэйва,  потому  что  мои  деньги  все  ушли.  На  дом
и  оплату  счетов...
 —  Секреты?—любезно  осведомился  Джерри  Бистрек.
 —  Нет,  это  я  пристаю  к  Барни,—  сказала  Конни.—
Рассказываю  ему  всякое,  что  ему  совсем  не  интересно.
 —  Неправда,—  сказал  я,  вставая,  потому  что  подошла
Мэри  Бистрек,  и,  наклонившись,  потрепал  Конни  по
руке.—  Очень  даже  интересно.
 А  Сэнни  Браун  опять  поднялась  и  запела.  У  каждой
певицы,  если  она  обладает  хоть  какой-то  индивидуаль¬
ностью,  есть  одна  песня,  лучше  всего  ее  выражающая.  За¬
гадочная  сущность  Сэнни  Браун  с  наибольшей  полнотой
раскрылась  в  той  песне,  которую  она  исполняла  сейчас,
«На  потолке  танцует».  Обычно  ее  играют  в  ресторанах  и
кафе,  в  четком  ритме,  даже  не  очень  печально.  Слышал
я  ее  и  в  быстром  темпе,  в  переложении  для  современного
джаза.  Сэнни  сделала  из  нее  что-то  совсем  новое,  что-то
неприкрыто  развратное,  а  может  быть,  невинное,  как  не¬
винен  всякий  психоз.
 Это  песня  от  первого  лица,  и  в  первых  восьми  тактах
женщина  рассказывает,  что  каждую  ночь,  лежа  в  постели,
она  видит,  как  на  потолке  танцует  ее  любовник.
 И  Сэнни  Браун  спела  первые  восемь  тактов,  глядя  в
потолок,  не  сводя  с  него  глаз  и  не  шевелясь,  только  вот
руки.  Руки  были  очень  белые,  тонкие,  с  длинными  паль¬
цами,  и  они  дергались;  непонятно  было,  сознает  она  это
или  нет.
 В  следующих  восьми  тактах  она  поет,  что  хочет  спря¬
таться  от  своего  потолочного  любовника,  зарыться  по¬
глубже  в  постель...  туда,  где  были  руки.  Глаза  все  впива¬
лись  в  потолок,  но  на  лице  изобразилось  что-то  вроде
 155

стыда,  словно  она  стыдилась  того,  как  двигаются  эти
руки  —  вверх  и  вниз  по  бедрам  и  вперед,  к  животу.
 А  дальше  она  просит  своего  любовника  уйти,  говорит,
что  так  нельзя.
 Сэнни  Браун  молила  об  этом,  но  испуганно,  без  на¬
дежды,  что  ее  послушаются.  И  к  концу  средней  части  за¬
двигались  ее  бедра,  а  на  лице  появилась  возбужденная
улыбка.  Она  сдалась.  Она  рада,  что  он  не  уходит.  Да.
 И  наконец  эта  безумная  признается:  предмет  ее  люб¬
ви,  оказывается,  сам  потолок,  она  твердит  это  в  сладком,
баюкающем  ритме  —  я  видел  немало  ревю,  я  слышал  по¬
хабщину,  которую  поют  в  армии  и  в  мужских  компаниях,
но  не  запомню  ничего,  что  по  своей  неподдельной,  в  чем-
то  даже  трогательной  непристойности  могло  сравниться
с  этой  песенкой  в  исполнении  Сэнни  Браун.
 И  вместе  с  тем  она  умудрялась  внушить  мне  —  да,  ве¬
роятно,  и  каждому,  кто  слушал  внимательно,—  что  она
доверяет  мне  свою  заветную  тайну,  которую  я  один  спо¬
собен  понять  и  прочувствовать.
 —  Барни?
 —  Да,  Конни?
 —  Вы  рады  тому,  что  я  вам  рассказала  про  Джерри
Внстрека?
 Я  улыбнулся  ей.  Вечер  получался  что-то  чересчур  на¬
сыщенный  —  вся  эта  выпивка,  и  музыка,  и  столько  ново¬
стей...  Может  быть,  оркестр  специально  для  моего  успо¬
коения  заиграл  сейчас  легкую,  веселую  песенку  «Жаво¬
ронок»,  но  даже  с  ней  у  меня  были  связаны  особые  вос¬
поминания.
 Я  допил  бокал,  которого  и  наливать-то  не  следовало,
наблюдая  за  тем,  как  ловко  Дэйв  ~ая,  оказывается,  уже
давно  за  ним  наблюдал  —  циркулирует  по  залу,  так  что  с
ним  здороваются,  заговаривают.  Люди,  которые  наверняка
даже  не  помахали  ему,  когда  мы  вошли,  теперь  привет¬
ливо  звали  его  к  себе.  Черт  его  душу  ведает,  как  он  сумел
их  расшевелить.  От  Конни  я  знал,  что  это  их  первое  появ¬
ление  здесь  после  долгого  перерыва.
 Я  встал  и  тоже,  пошатываясь,  побрел  к  Дэйву  —  он
только  что  закончил  разговор  с  каким-то  человеком  в  ви¬
зитке  и  стоял  между  гардеробом  и  парадной  дверью.
 Я  шел  к  нему  под  мелодию  «Жаворонка»  —  деревен¬
щина  со  слезами  на  глазах  и  комком  в  горле,  с  затуманен¬
ной  головой,  шаркающими  ногами  и  манерами  батрака,—
 156

шел,  чтобы  пожать  ему  руку  и  сказать,  что  второго  такого
расчудесного  дядюшки  Римуса  на  всем  свете  не  сыщешь.
И  прочее  в  таком  духе.
 Однако  нашего  простодушного  деревенского  героя
ждал  вместо  рукопожатия  небольшой  конфуз.  Подходя  к
Дэйву,  я  заметил,  что  он  перевел  взгляд  с  меня  на  какую-
то  точку  позади  моего  правого  плеча.  Стал  перед  ним  стол¬
бом,  оглянулся  посмотреть,  на  что  он  смотрит,  и  вижу  —
эта  сумасшедшая  блондинка  спускается  с  эстрады  и  идет
своей  развинченной  походкой  прямо  к  нам.
 Я  глазел  на  ее  странную  грудь,  ходившую  под  недо-
шитым  платьем,  и  все  больше  убеждался,  что  не  такая  она
сумасшедшая,  как  представляется.  Это  же  ей  по  роли  так
положено,  а  ты  думал?
 —  Ты  не  против  с  ней  познакомиться?—  спросил  Дэйв.
 Отойти  сейчас  значило  бы  ясно  показать,  что  мы  ее  из¬
бегаем.
 —  Я?  Против?  —  Я  еще  не  решил,  какой  бы  компли¬
мент  похлеще  ей  отпустить,  но  две  вещи  успел  взять  себе
на  заметку.  Первое:  а  ведь  это,  братец,,  семейная  встреча,
И  второе:  гляди,  чтобы  Конни  было  видно,  что  и  ты  с
ними.
 Она  уже  была  в  двух  шагах  от  нас,  рука  ее  нереши¬
тельно  потянулась  к  Дэйву,  и  пальцы  стали  складываться
в  щелчки,  как  тогда  на  эстраде.
 —  Здравствуй,  Сэнни,—  сказал  Дэйв,—  Познакомься,
это  Барни  Джеймс.
 Пальцы  все  щелкали  в  каком-то  непонятном  ритме.
Она  смотрела  не  на  меня,  а  на  Дэйва.  И  вдруг  сказала,
или  пропела,  как  заклинание:
 И  прошла  было  мимо,  щелкая  пальцами.  Потом  остано¬
вилась,  глянула  через  плечо  на  Дэйва,  и  лицо  у  нее
сморщилось,  как  у  маленькой  девочки,  которая  вот-вот  за¬
плачет.
 Три.  Три.
 Щелк,  щелк,  щелк.
Три.
 "  есла.
 Тр]
 Ще
 Раз  весло.
 Два  весло.
Щелк,  щелк.
Водой  унесло.
 157

—  Морячок?  —  сказала  она.
 Голова  ее  опять  повернулась  на  шее,  поникла,  и  она
побрела  прочь,  волоча  за  собой  юбку,  глядя  себе  под  ноги.
Худые  бедра  двигались  под  зеленой  тканью,  и  от  этого  со¬
четания  сексуального  с  жалким  защемило  бы  сердце
у  каждого,  кто,  подобно  нашему  неотесанному,  но  добро¬
детельному  герою,  не  остался  бы  равнодушен,  увидев  секс
в  таком  жалком  обличье.
 —  Она  совсем  не  в  себе,—  сказал  Дэйв.—  Наглоталась.
 —  Чего  наглоталась?
 —  Теперь  всю  ночь  не  заснет.  Будет  танцевать  од  па
под...  под  всякие  диковинные  пластинки.
 —  Какие,  например?
 —  «Барабаны  лесных  племен  Борнео»,  «Прототип
джаза  во  Французской  Западной  Африке»,  «Ритуальная
музыка  народа  майя».  Пластинки  для  антропологов.  Ей
кто-то  подарил.  Еще  у  нее  есть  пластинка  —  работает  мо¬
тор  гоночной  машины.  И  еще,  кажется,  гудки  старинных
паровозов.  Она  и  под  них  танцует.
 —  Ты  ее  неплохо  знаешь,—  сказал  я.
 Рука  Дэйва  легко  опустилась  мне  на  плечо,  и  я  взгля¬
нул  на  него.—  Тебе  первому  говорю,  Барни,—  сказал
он.—  Я  был  на  ней  женат.
 НОЧЬ  В  УОНАМАССЕТЕ
1
 Наш.  стол  был  весь  заставлен  пустыми  бокалами.  Те¬
перь  с  нами  сидело  еще  трое:  тот  человек  в  визитке,  его
жена  и  еще  одпа  статная  полногрудая  женщина  лет  трид¬
цати  —  она  улыбалась,  откинувшись  на  стуле  и  подняв
бюст  чуть  не  до  подбородка.  Мужа  ее,  как  я  понял,  не
было  в  городе,  и  ей  явно  льстило,  что  она  у  всех  на  виду
сидит  как  гостья  за  столиком  Доримусов.
 Джерри  Бистрек  расспрашивал  Дэйва  о  его  предвы¬
борной  кампании.  Я  ничего  толком  об  этом  не  знал  и  тоже
стал  слушать.
 —  Как  вы  можете  говорить,  что  вышли  из  игры?  —
спросил  Джерри.—  Это  же  была  только  проба.  А  позднее
вам  удавалось  все.  Я  сам  за  вас  голосовал,  хоть  и  состою
в  другой  партии.
 158

Дэйв  сказал:  —  Школьное  попечительство.  Муници¬
пальный  совет.  Это  —  да.  А  за  поддержку  спасибо.
 —  Толкнитесь  опять  в  конгресс,  когда  соберетесь  с  си¬
лами,—  сказал  Джерри.—  Я  знаю  людей,  которые  выйдут
из  нашей  партии,  лишь  бы  помочь  вам  продвинуться.
 Дэйв  улыбнулся.—  А  в  моей  партии  —  его  партия  была
республиканская  —  есть  немало  людей,  которые  выйдут
из  нее,  лишь  бы  мне  навредить.  Но  я  вовсе  не  хочу  ска¬
зать,  что  сложил  оружие.  Ведь  конгресс  —  йоя  давнишняя
мечта.  Может  быть,  я  и  сам  перекинусь  в  другую  партию,
если  меня  об  этом  попросят.
 —  Давнишыяя  мечта,  Дэйв?  —  спросил  я.  Надо  сказать,
что,  когда  Дэйв  был  моложе,  он  не  говорил  о  политиче¬
ской  карьере,  однако  мы  почему-то  всегда  считали,  что
она  его  привлекает.
 —  Я  не  признался  бы  в  этом  даже  тебе.  Предрассудок,
ребячество:  не  говори  вслух,  чтобы  не  сглазить.  Отчасти
это,  впрочем,  была  мечта  моего  отца.  А  родительские
планы  у  всякого  юнца  вызывают  протест,  верно?
 Человек  в  визитке  спросил  Дэйва,  кто  был  его  отец.
Джерри  это  тоже  интересовало,  и  Дэйв  удовлетворил  его
любопытство:  А  потом  сказал:  —  Он  и  ему  подобные
внесли  в  деятельность  правительственного  аппарата  нечто
совсем  новое  —  религию  «Нового  курса».  И  они  работали,
делали  дело,  но  страшились  людей,  которые  умеют  побеж¬
дать  на  выборах,  людей  не  всегда  самых  чистоплотных.
Страшились  не  власти  этих  людей.  Отец  не  хуже  другого
мог  раскритиковать  конгрессмена  в  какой-нибудь  комис¬
сии.  Но/в  то  же  время  он  чувствовал  свою  неполноцен¬
ность,  потому  что  в  нужный  момент  они  могли  обратиться
к  избирателям  и  победить.
 —  Может  быть,  в  этом  отражалась  его  преданность
Рузвельту,—  сказал  Джерри.—  Он-то  мог  обратиться  к  из¬
бирателям  с  идеями,  ради  которых  работал  ваш  отец.
 —  Вот  именно,—  сказал  Дэйв.—  Он  был  не  только  пра¬
витель,  рн  был  работник.
 —  Почему  вы  баллотировались  от  республиканцев?  —•
спросил  Джерри.—  С  моими  ребятами  вы  бы  прошли.
 —  Джон  Ф.  Кеннеди,—  ответил  Дэйв  й  помолчал,
давая  нам  в  это  вникнуть.  Потом  опять  заговорил:  —  Тут
все  очень  сложно.  Я  всю  жизнь  считал  себя  демократом,
даже  еще  за  неделю  до  того,  как  выставил  свою  кандида¬
туру  от  республиканцев.
 159

Человек  в  визитке  предложил  выпить.  Конни,  миссис
Бистрек  и  женщина  с  пышным  бюстом  говорили  о  своем.
Оркестр  ушел  отдыхать.  Теперь  с  полчаса  можно  было  не
ждать  музыки.
 —  Мой  отец  работал  под^  началом  Джо  Кеннеди-стар-
шего,—  напомнил  нам  Дэйв.—  Недолго,  и  не  так  уж  был
к  нему  близок,  но  достаточно,  чтобы  понять,  до  чего  этот
человек  верил  в  своих  сыновей.  А  папа  и  сам  гордился
своим  сыном.  Джо  Кеннеди  был  не  самой  популярной  фи¬
гурой  среди  деятелей  «Нового  курса»,  и  у  него  были...  ну,
скажем,  соперники.  Рангом  повыше  моего  отца.  Которые
находили  удовольствие  в  том,  чтобы  заставлять  его  мною
хвастаться.  Когда  я  учился  в  школе  при  конгрессе,  они
убеждали  его  приводить  меня  к  ним  в  канцелярию  и  за¬
водили  со  мной  разговор  о  разных  членах  сената  —  не  для
того,  чтобы  что-нибудь  выспросить,  а  просто  чтобы  послу¬
шать,  как  я  стану  говорить  про  этих  людей.  Про  Бильбо.
Ванденберга.  Лемана.  Бора.  Этих  чиновников  забавляло,
когда  я  с  умным  видом  рассуждал  о  крупных  политиче¬
ских  фигурах.  Их  забавляло  даще  то,  что  я  не  считал  себя
вправе  касаться  ничего  личного  —  вкусов,  привычек.  Пом¬
ню,  один  из  них,  он  был  помощником  министра,  сказал
моему  отцу:  «Мальчик  их  всех  раскусил,  Карл,  и  к  тому
же  умеет  держать  язык  за  зубами».  А  потом  хохотнул.и
добавил:  «Оглянуться  не  успеешь,  как  он  станет  лидером
большинства  в  Капитолии!»
 —  Отец  твой,  видимо,  был  достаточно  простодушен,—
сказал  я.—  Неужели  он  правда  ставил  тебя  на  одну  доску
с  братьями  Кеннеди?
 —  О  нет,—  сказал  Дэйв.—  Зачем  уж  так  прямо?  В  Ва¬
шингтоне  полно  способных  юнцов,  чьих-то  любимчиков,
и  я  был  одним  из  них.  Вот  и  все.  Очевидно,  я  знал  детей
этого  семейства  всех  вместе,  но  не  настолько  хорошо,
чтобы  ясно  представлять  себе  каждого  в  отдельности.  Было
соперничество  во  время  летних  парусных  гонок.  И  за¬
висть  к  богатству  этой  семьи.  Но  больше  всего  меня,  ви¬
димо,  обижало  другое,  не  знаю  только,  почему  объектом
своей  обиды  я  выбрал  именно  мистера  Кеннеди,—  я  счи¬
тал.  что  мой  отец  ничуть  не  хуже  их  всех.  Мне  хотелось,
чтобы  он  сам  что-то  возглавил  —  какое-нибудь  агентство
или  бюро.  А  он  всегда  оставался...  ну,  вроде  полковником.
Под  началом  у  четырех  разных  генералов.—  Дэйв  помол¬
чал,  выпил,  заговорил  снова:  —  Вероятно^  я  был  неправ.
 160

Мой  отец  был  хороший  администратор,  но  не  крутой.  Вам
это  должно  быть  понятно,  Джерри.  Вы-то  администратор
крутой.  И  Барни  тоже.  А  иначе  было  бы  нужно,  чтобы  над
вами  стоял  еще  кто-то.
 Джерри  кивнул.  Я  никогда  раньше  об  этом  не  думал
и  не  знал,  что  сказать.
 —  Очень  это  было  странно  —  встретить  одного  из  Кен¬
неди  в  госпитале.  В  моих  глазах  они  всегда  были  окру¬
жены  ореолом,  а  тут  им  •  командовали  медсестры,  так  же
как  и  мной.  Он  болел  малярией  —  исключительно  тяже¬
лый  случай  —  и  весил,  наверно,  не  больше  130  фунтов,
а  ведь  роста  был  не  маленького  и  широкий  в  кости.
 Не  помню  точно,  что  он  говорил,  а  выдумывать  не
хочу,  но  разговаривали  мы  тогда  много.  Несмотря  на  ху¬
добу  и  больничный  халат,  в  нем  уже  чувствовалась  ка¬
кая-то  покоряющая  безапелляционность  —  этакий  амери¬
канский  принц  Уэльский.  У  него  было  твердое  мнение  обо
всем  на  свете,  для  меня  часто  абсолютно  неприемлемое,  и
мы  много  спорили.  Европейская  политика.  Что  делать
с  Германией.  Он  мне  импонировал,  нравился...  и,  думаю,
не  ошибусь,  если  скажу,  что  и  я  пришелся  ему  по  душе.
Наверно,  так  было,  потому  что  в  какой-то  момент  я  пере¬
стал  ощущать,  что  он  меня  все  время  испытывает,  а  если
бы  он  говорил  со  мной  хоть  сколько-нибудь  покровитель¬
ственным  тоном,  такое  ощущение  бы  осталось.
 —  Ничего  не  понимаю,—  сказал  Джерри.—  Как  же  вы
в  таком  случае  не  стали  стопроцентным  демократом?
 Дэйв  покачал  головой.—  Я  же  говорю,  тут  все  очень
сложно.  Я  даже  не  уверен,  чего  тут  было  больше  —  прак¬
тических  соображений  или  эмоций.  Практически  получа¬
лось  так  на  так.  Член  палаты  представителей  Кеннеди
выставил  свою  кандидатуру  в  сенат.  Я  к  тому  времени
уже  неплохо  ориентировался  здесь,  в  Массачусетсе,  поэ¬
тому  мне,  как  и  многим  другим  подающим  надежды  мо¬
лодым  людям,  дали  понять,  что,  если  он  пройдет  на  выбо¬
рах,  я  имею  шансы  попасть  в  Вашингтон.  Советником  при
какой-нибудь  комиссии  конгресса,  что-нибудь  в  этом  роде,
А  это  могло  бы  стать  трамплином  для  последующего  вы¬
движения  и  моей  собственной  кандидатуры  в  конгресс  от
демократов.  Но  я  был  не  единственным,  пришлось  бы  за*
пастись  терпением.  Может  быть,  я  не  захотел  ждать,
А  скорей  всего,  дело  было  не  в  этом.  Вашингтона  я  на¬
 Ь  БурдасОДзш
 161

смотрелся  вдоволь,  еще  мальчишкой.  И  жаль  было  бро¬
сать  то,  что  я  уже  начал  здесь.
 Он  оглядел  нас,  улыбнулся  и  пожал  плечами.  Мы  вни¬
мательно  слушали.
 —  Так  вот,  меня  не  привлекало  просто  получить  там
должность.  А  может,  не  хотелось  ждать  очереди.  Кеннеди,
конечно,  пройдет  в  сенат  и  без  моей  помощи,  думал  я.
А  если  все-таки  не  пройдет?  У  Эйзенхауэра  очень  много
шансов  стать  президентом.  Это  ясно.  Вот  и  получалось
практически  так  на  так  —  ждать  очереди  с  демократами,
исподволь  сколачивая  себе  поддержку,  либо  поставить  на
Айка  и  надеяться,  что  он  протащит  меня  за  собой.
 —  Пока  все  понятно,—  сказал  человек  в  визитке.
 —  В  конце  концов  решили  дело  эмоции,—  сказал
Дэйв.—  Мне  по  крайней  мере  хочется  так  думать.  В  мас¬
сачусетской  республиканской  партии  многие  отдельные
фигуры  вызывали  во  мне  уважение.  Солтонстолл,  Лодж.
Люди,  которые  добивались  бы  реформ,  если  бы  их  партия
была  у  власти.  Но  ведь  политический  выбор  определяется
не  уважением  к  отдельным  людям,  так?  В  конечном  счете
главное  —  эмоции.  Так  и  со  мной.  Мне  кажется,  я  стал
республиканцем  потому,  что  мне  очень  уж  был  противен
один  республиканец.  Джо  Маккарти.  Он  не  пожелал  при¬
ехать  к  нам  вести  кампанию  против  Кеннеди.  Сторонники
Кеннеди  говорили  —  побоялся.  А  мне  осведомленные  люди
сказали,  что  это  был  сговор.
 —  Я  всегда  считал,  что  это  был  сговор,—  сказал  Джер¬
ри  Бистрек.—  А  я  в  то  время  сам  агитировал  за  Кеннеди.
 —  Все  это  засилье  ирландских,  консервативных,  като¬
лических  элементов.  Вся  демократическая  машина  голосо¬
вания.  Я  не  знал,  не  был  ли  жертвой  этой  системы  тот
принц  Уэльский,  что  так  нравился  мне  в  госпитале.  А  мо¬
жет  быть,  он  даже  был  ее  главарем  в  современном  вари¬
анте  —  этаким  потенциальным  крупномасштабным  Мак¬
карти  с  Мэдисон-авеню?  Чтобы  убаюкивать  совесть  у  сом¬
невающихся,  у  него  было  все  —  манеры,  обходительность,
улыбка.  И  миллионы.  И  поразительная  политическая
хватка. 	!
 Он  мог  оказаться  настоящим  чудовищем.  Может  быт^
то,  что  могли  мне  предложить  республиканцы...  мы  веда
уже  вели  переговоры.  Они  тогда  еще  интересовались  во¬
енными  заслугами,  а  их  у  меня  было  достаточно.  Может
быть,  они  предложили  бы  мне  белого  коня  и  рыцарские
 162

доспехи...  А,  черт,  хватит,—  перебил  себя  Дэйв.—  Если  и
так,  железные  штаны  с  меня  живо  стащили.
 *  .  Я  знал,  что  поражение  он  потерпел  не  столь  уж  сен¬
сационное.  Просто  ему  не  хотелось  больше  говорить  на
эту  тему.  Но  через  минуту  оказалось,  что  он  еще  не  кон¬
чил.  Остальное  он  хотел  сказать  мне,  а  не  Джерри  и  не
тому  человеку  и  дождался,  пока  они  вступили  в  разговор
с  женами.
 —  Я  бы  в  тот  раз  мог  победить,  Барни.  Во  всяком  слу¬
чае,  мои  друзья  так  считали.  Которые  в  этих  делах  пони¬
мают.  Если  б  я  согласился  сбавить  тон  в  своих  нападках
на  Маккарти.  Но  я  считал,  что  кампания  эта  моя  и  я  веду
ее  сам,  наперекор  любым  советам.  И  причина  у  меня
была  —  сумасшедшая,  конечно.  Я  вообразил,  что  могу  его
одолеть.
 —  Кого,  Маккарти?  —  спросил  я,  немного  запутав¬
шись.—  Или  твоего  достойного  противника?
 —  Кеннеди,—  сказал  Дэйв.
 Я,  наверное,  вылупил  глаза.  Дэйв  криво  усмехнулся.
 <  —  Я  хотел,  чтобы  моя  позиция  была  известна,  даже
если  это  влекло  за  собой  поражение.  А  кроме  того...  Мне
уже  было  за  тридцать.  Я  подумывал  —  как  и  всякий  аме¬
риканец,  хоть  и  с  запозданием,—  что  пора  бы  обзавестись
деньгами.  А  уж  тогда,  в  новом  раунде,  и  тратить  не  жалея,
и  победить  со  звоном.  Через  шесть  лет  или  через  двенад¬
цать  я  хотел  с  ним  схватиться  один  на  один.  Мне  каза¬
лось,  что  я  смогу  его  одолеть.
 Он  смущенно  улыбнулся  и  выпил.
 —  Ты  ошибался?  Насчет  Маккарти  с  Мэдисон-авеню?
 —  Не  уверен,—  сказал  Дэйв  и  задумался.—  В  то
время,  знаешь  ли,  я*,  возможно,  был  прав.  Нам  как-то
трудно  бывает  признать,  что  у  нас  в  Америке  люди  взрос¬
леют.  А  он,  по-моему,  все  взрослел  и  взрослел  —  как  Руз¬
вельт.  По-моему,  человек  только  тогда  и  может  стать  ве¬
ликим,  когда  он  все  время  взрослеет.  До  двадцати  лет
повзрослеть  не  успеваешь,  и  до  тридцати  тоже,  и  даже  до
сорока.  В  лучшем  случае  приобретаешь  внешний  блеск.
Надо  взрослеть  и  дальше.  После  сорока  лет.  После  пяти-
дёсяти.  Этим-то  великие  люди  и  отличаются  от  других.
А  процесс  это  мучительный.  Ты  к  Стигси  поедешь?
 —  Ага.—  Я  еще  раньше  сказал  Дэйву,  что,  пока  у  ор¬
кестра  перерыв,  хочу  наведаться  в  табачную  лавку.—  Он
меня  отругает.
 6*
 163

—  Это  почему?
 —  У  меня  тут  задуман  один  дубль.—  Я  чувствовал
себя  ужасно  хитрым.—  Вообще-то  дубль  —  это  комбина¬
ция  для  дураков,  но  в  данном  случае  может  и  получиться.
Лошади  обе  хорошие.  Жаль  только,  выдача  будет  плохая,
но  шансы  все-таки  есть.
 Я  всю  ту  неделю  следил  за  скачками  в  Гольфстрим-
Парке,  с  того  дня,  когда  выяснилось,  что  я  сюда  поеду.
И  решил  выбрать  двух  лошадей  из  субботних  дневных  за¬
ездов  и  поставить  на  них  в  пятницу  вечером.  Я  не  играл
на  скачках  регулярно,  иногда  только  следил  за  ними  по
газетам.  Если  оказывался  в  каком-нибудь  городе,  где  мог
получить  свои  деньги  тут  же,  на  месте,  без  лишней  возни
и  тайных  уловок.  И  все  эти  годы  старался  иметь  про  запас
хорошую  комбинацию,  чтобы  записать  ее  у  Стигси,  когда
с  ним  увижусь.  В  память  прежних  времен?  Нет,  просто
мне  интересно.
 Мне  хотелось  бы  как-нибудь  зимой  уехать  во  Флориду,
захватив  с  собой  две-три  тысячи  долларов,  и  покочевать
по  чудесным  тамошним  ипподромам.  А  проигравшись,
смотреть,  как  тренируются  бейсболисты  к  весеннему  се¬
зону.  И  новые  звезды,  и  те,  кто  к  тому  времени  будут
уже  ветеранами,  хоть  они  и  моложе  меня.  Может,  мне  там
встретятся  Музиал  и  Шендинст  в  роли  тренеров,  Уильямс,
Димаджио  или  Уайти  Форд,  которые  били  нас  в  розыг¬
рыше  первенства.  А  когда-нибудь  мне  бы  хотелось  по¬
ехать  в  Африку  поглядеть  на  птиц,  и  в  Парагвай,  и  в.
Австралию;  в  Австралии,  говорят,  есть  просто  удивитель¬
ные  птицы.
 2
 .  Я  предложил  Дэйву  поехать  со  мной,  полюбоваться,
как  я  буду  записывать  мой  дубль,  но  он  отказался.  Ему
еще  с  кем-то  надо  было  потолковать  в  клубе.
 —  Забирай  машину,—  сказал  он.—  Конни,  хочешь  с
ним  поехать?
 —  Пользуйтесь  случаем  стать  подручной  знаменитого
гангстера,—  сказал  я.
 Конни  с  улыбкой  ответила,  что  мой  большой  револьвер
в  ее  сумочке  не  уместится,  так  что  лучше  мне  сегодня
взять  тот,  что  поменьше.
 Вечер  был  теплый,  сырой;  когда  мы  вышли  из  клуба,
 164

даже  накрапывал  дождь,  и  на  стоянке  все  блестело  в  свете
фонарей  и  было  очень  красивое.
 —  А  весна-то  идет,—  сказал  я,  подсаживая  Конни  в
машину.
 Еще  несколько  машин  отъезжало  со  стоянки  одновре¬
менно  с  нами,  но  едва  ли  все  эти  люди  направлялись
к  Стигси  ставить  на  завтрашних  'лошадей.  Просто,  долж¬
но  быть,  заранее  решили:  «Побудем  до  перерыва»,  и  ни¬
что  за  весь  вечер  не  заставило  их  переменить  свое  решение.
 Одна  машина,  впрочем,  поехала-таки  за  нами,  и  пово¬
рачивала  там  же,  где  по  указанию  Конни  поворачивал  я,
и,  когда  мы  остановились,  остановилась  тоже.  Это  было  в
самом  центре  города.  Табачная  лавка  Стигси  выходила  на
треугольную  площадь,  такую  маленькую,  что  в  середине
ее  помещался  только  дорожный  знак  и  несколько  указа¬
телей  «Держись  правой  стороны».  Напротив  лавки  был
кинотеатр,  который  занимал  нижний  этаж  небольшого
дома,  сдававшегося  под  разные  конторы.  По  третьей  сто¬
роне  треугольника  расположились  ресторан  и  бар,  а  в  од¬
ном  ряду  со  Стигси  —  еще  несколько  лавчонок.  Когда  мы
подъехали  и  вторая  машина  остановилась  позади  нас,  от¬
крыто  было  только  у  Стигси,  да  еще  светились  кино  и  бар;
Стигси  я  увидел  через  стекло  —  он  читал  журнал,  упер¬
шись  животом  в  прилавок.
 Вероятно,  он  ждал,  когда  кончится  сеанс,  с  расчетом
отпустить  еще  несколько  порций  кофе  или  шипучки,  по¬
болтать  со  знакомыми,  а  потом  уже  закрывать.  Запись  на
ставки  ему  обычно  диктовали  по  телефону  или  за  утрен¬
ней  чашкой  кофе.
 Когда  мы  с  Конни  подходили  к  дверям,  Стигси  увидел
нас  и  заорал:  —  Эй,  Барни,  здорово!  Заходи  погреться!
 Он  встретил  нас  на  пороге,  стиснул  мне  руку,  широко
улыбнулся  Конни  и  заявил,  что  я-то  ему  и  нужен.  Как  я
считаю,  может  это  быть,  чтобы  уже  прилетели  луговые
жаворонки,  или  те,  которых  он  видел,  другой  породы  и  зи¬
мовали  здесь?
 Я  сказал,  что  кому  же  и  знать,  как  не  ему,  и  он„  весь
просияв,  заявил,  что,  по  его  мнению,  прилетели.  Весна
ранняя,  все  птицы,  наверно,  прилетят  раньше  срока,  и  до
чёго  же  он  рад  нас  видеть.
 —  Как  там  Дэйв,  миссис  Доримус?  Процветает?
 —  Вы  же*  вероятно*  видели  его  сегодня  утром?  —  ска¬
зала  Конни.  _
 169

И  Стигси  опять  расплылся  в  улыбке  и  предложил  мпе
серию  пасхальных  марок.—  Не  хочешь  —  не  покупай,
Барни.  Небось  у  тебя  и  дома  такие  есть.  Но  если  интере¬
суешься...
 Я  дал  ему  два  доллара  за  марки  и  спросил,  может  ли
он  принять  от  меня  крупную  ставку  на  лошадей.  При
слове  «ставка»  собака  —  это  уже  был  Роланд  III  —  подня¬
лась  и  стала  чесаться,  и  Стигси  сказал:  —  Видали?  Вот
кто  у  нас  букмекер.  Стал  бы  он  просыпаться,  чтобы  про¬
дать  вам  марки?  Как  же,  жди.  А  у  меня,  Барни,  теперь
есть  контора.
 —  Ну  да?
 —  Через  улицу.  С  сегодняшнего  дня.  В  том  доме,  где
кино.  И  телефон  там  есть,  отводной  от  здешнего.  Ты  за¬
ходи  лучше  утром.
 Я  сказал,  что  хочу  покрасоваться  перед  Конни,  и  ста¬
рый  нечесаный  Стигси,  все  такой  же  крепыш  и  толстяк,
с  радостью  согласился:  —  Ну-ну,  давай.  А  я  думал,  тебе
лучше,  если  она  не  узнает,  сколько  ты  просадйл.
 Мы  еще  пошутили  на  эту  тему,  а  потом  я  назвал  ему
лошадей.  Кличка  одной  была  Кок,  другой  —  Экономия,  и
я  решил  поставить  пятьдесят  долларов.
 —  Совсем  еще  он  у  нас  несмышленыш,  миссис  Дори¬
мус.—Стигси  был  просто  счастлив,  что  мог  поболтать  с
нами.—  Даже  стыдно  его  грабить.
 —  Ладно,  ладно,  Стигси,—  сказал  я.—  Радуйся,  что  у
меня  нет  на  примете  третьей  такой  же  верной  лошадки.
А  то  я  бы  у  тебя  выиграл  всю  твою  лавку  со  всеми  това¬
рами.
 Он,  смеясь,  стал  выписывать  мне  квитанцию,  и  тут  я
услышал^  как  отворилась  дверь.  Стигси  сразу  перестал
смеяться  и  сказал  мне:  —  Попробую  заказать,  сэр.  А  пока,
может,  возьмете  этих?
 С  невозмутимым  видом  он  достал  из-под  прилавка
штук  шесть  сигар  и  протянул  их  мне.  А  одновременно
другой  ручищей  накрыл  мои  деньги  вместе  с  квитанцией
и  почти  незаметным  движением  сгреб  их  куда-то  с  глаз
долой.  Я  оглянулся,  увидел,  что  в  дверях  стоят  двое,  и
сообразил,  что  подсознательно  уже  минут  пять  удивля¬
юсь,  почему  никто  сразу  же  не  вошел  за  нами  в  лавку.
 —  Благодарю,—  сказал  я,  забирая  сигары.
 —  Как  дела,  Стигси?  —  спросил  один  из  вошедших.
 Он  был  выше  Стигси,  но  весом  полегче  —  крупный
 166  /

мужчина  с  бледным  лицом,  перебитым  носом  и  светлыми
прилизанными  волосами.
 —  Чего-нибудь  нужно,  Бастер?  -т-  Тон  у  Стигси  был
неприязненный.
 Второй  мужчина  стоял  молча,  со  скучающим  видом.
Оба  были  в  плащах.
 —  Сигарами  торгуешь?
 Стигси  только  посмотрел  на-него.
 Бастер  кивнул  на  меня:  —  Я  его  не  знаю.
 —  И  он  тебя  не  знает,—  сказал  Стигси.—  Тебе  чего-
нибудь  нужно?
 —  Нет.—  Бастер  подождал,  не  скажет  ли  Стигси  еще
что-нибудь.—  Оказался  здесь  проездом.  Дай,  думаю,
зайду.
 —  Ну  что  ж,—  сказал  Стигси.—  Заходи.
 —  Куплю,  пожалуй,  леденец,—сказал  Бастер.—Дай
мне  один  «О.  Генри».
 Стигси  протянул  назад  руку,  не  глядя  достал  с  полки
леденец  и  сделал  два  шага  в  сторону  от  меня  и  Конни.
Потом  положил  леденец  на  прилавок  и  сказал:  —  Десять
центов.
 —  Леденец  хочешь?  —  спросил  Бастер  своего  спут¬
ника.
 —  Пошли,—  ответил  тот.
 Бастер  заплатил  десять  центов  и  сорвал  с  конфеты
обертку.—  Вон  как,—  сказал  он.—  Леденец  стал  меньше,
а  дерут  вдвое.
 —  А  кто  тебя  заставляет  их  покупать?  —  сказал
Стигси.
 Мне  показалось,  что  Бастер  сейчас  швырнет  леденец
на  пол,  но  он  вдруг  снова  улыбнулся  своей  бледной  улыб¬
кой,  бросил  бумажку,  а  конфету  целиком  засунул  в  рот.
 —  А  вы,  дамочка,—  проговорил  он  с  полным  ртом,
обращаясь  к  Конни,—не  хотите  конфетку?
 —  Катись  отсюда,  Бастер,—  взревел  Стигси  и  метнул¬
ся  из-за  прилавка.  .Бастер  со  смехом  попятился  через
дверь  на  улицу.  Второй  повернулся  и  вышел  за  ним
следом.
 .  Стигси  добежал  до  порога,  не  дальше,  и  крикнул:  —
Покупай  себе  конфеты  в  другом  месте,  гад!  —  Потом  по¬
вернулся  к  нам,—  Извиняюсь.  Извините,  миссис  До-
римус.
 167

—  Ничего,—  сказала  Конни,—  Кто  они,  Стигси?  Поли¬
цейские?
 —  Нет,—  Он  понемногу  успокаивался.  Щеки  из  ба¬
гровых  снова  стали  розовыми,—  Нет,  миссис  Доримус.
Хотя  что  я,  один-то  раньше  служил  в  полиции.
 —  Я  так  и  подумала,  раз  вы  не  захотели,  чтобы  они
видели,  что  Барни  ставит  на  лошадь.
 —  Они  знают,  что  я  букмекер,—  сказал  Стигси.—
А  кто  мои  клиенты  —  это  не  их  собачье  дело.
 —  У  тебя  неприятности?  —  спросил  я.
 —  С  ними-то?  С  этим  Бастером?  Хвастунишка  он,
больше  никто,—  Стигси  дописал  мою  квитанцию.  Я  поло¬
жил  его  сигары  обратно  на  прилавок.
 —  По-моему,  я  его  раньше  не  видела,—сказала  Кон¬
ни.—  Он  не  здешний?
 —  Не  знаю  я  его,—сказал  Стигси,—И  откуда  он,  не
знаю.  Просто  заходит  сюда  изредка  покуражиться.  А  я
его  совсем  не  знаю,  миссис  Доримус.  Право  слово.  Ну,
Барни,  держи.  Надеюсь,  что  твои  лошадки  придут.
 —  Может,  мне  на  ночь  отдать  квитанцию  на  хранение
в  банк?  —  сказал  я.—  Ведь  это  все  равно  что  деньги.
 Мы  простились  и  вышли,  но  не  успел  я  захлопнуть
дверцу  машины  за  Конни,  как  Стигси  меня  окликнул.
 —  Эй,  Барни!  —  Он  стоял  в  дверях.—  Вернись-ка  на
минутку.  Я  тебе  неправильно  номер  написал.
 Я  опять  вошел  в  лавку.
 —  Они  что,  за  вами  увязались?  —  спросил  он  впол¬
голоса.
 —  Кто,  Бастер?
 —  Ну  да.  Бастер  Браун  и  его  прихвостень.
 —  Очевидно,  так.  От  Приморского  клуба.
 —  Машина-то  Дэйва.
 —  Да.  Что  у  вас  тут  творится?
 —  Не  знаю,—  сказал  Стигси.—  Ничего  не  творится.
Я  не  хотел  ее  пугать.
 —  А  Бастера  ты  знаешь.  Сам  же  сказал,  что  он  слу¬
жил  в  полиции.
 —  Только  испытательный  срок.  В  Бостоне.  Давно.  Его
оттуда  турнули.  Еще  бляху  не  успел  нацепить,  как  уже
начал  хапать.
 —  А  теперь  он  кто?
 —  Болван,—  сказал  Стигси  со  злостью.—  Да  ты  не
тревожься.  Он  и  промышляет-то  не  здесь*
 №

—  Чем  промышляет?
 —  Поборами.  С  автоматов  и  прочего  такого.  Но  не  в
нашем  городе.  Это  не  его  район.
 —  На  тех  же  людей  работает,  которые  над  тобой
стоят?  —  спросил  я.
 —  Не  надо  тебе  ничего  об  этом  знать,  Барни,—  сказал
Стигси  очень  убежденно.
 —  Молчу.
 —  Я  Бастера  не  боюсь.
 —  Не  родился  еще,  наверно,  тот  человек,  которого  бы
ты  боялся,  а?
 —  Ты  остановился  у  Дэйва?
 —  Да.
 —  Слышь,  Барни.  Дело-то  в  том,  что  она  его  сестра.
 —  Кто?
 —  Бастера  Брауна.  Она  его  сестра.  Эта  Сэнни,  что
поет  с  оркестром.
 3
 В  клубе,  когда  мы  туда  вернулись,  Дэйв  и  Бистреки
веселились  вовсю.
 Вокруг  их  столика  сидели  и  стояли  зрители,  и  Джер¬
ри  Бистрек  с  Дэйвом  исполняли  юмористическую  сценку.
Джерри  был  главным  комиком,  а  Дэйв  добродушно  ему
подыгрывал.
 Изображалось  собрание  Ассоциации  родителей  и  учи¬
телей.  Дэйв  был  председателем,  а  Джерри  —  новым  чле¬
ном,  выступающим  с  места.
 —  Вы  меня  понимаете,  господин  председатель?
 —  Боюсь,  что  не  совсем,  сэр.  Вас  интересует  препода¬
вание  машинописи?
 —  Вот-вот,  правильно.  Раз  у  нас  речь  идет  о  связи
родителей  и  учителей,  я  хотел  бы  вступить  в  связь  с  пре¬
подавательницей  машинописи.
 —  Боюсь,  вам  не  совсем  ясны  функции  нашей  орга¬
низации,  сэр,—  сказал  Дэйв.—  Нас,  видите  ли,  в  первую
очередь  заботят  дети.
 —  А  кого  они  не  заботят?  Меня,  что  ли?  Я  вовсе  не
хочу  иметь  от  нее  детей,  господин  председатель.
 —  Надеюсь,  что  так,  сэр.
 109

—  Я  буду  очень  осмотрителен.  А  кроме  того,  у  меня
уже  есть  дети.
 —  Это  очень  похвально.  И  они  в  школе?
 —  В  такой  поздний  час?  Еще  недоставало!
 —  Успокойтесь,  сэр.  Я  не  имел  в  виду...
 —  Неужели  их  оставили  после  уроков  до  одиннадцати
часов  вечера?
 —  Но  послушайте,  мистер  Бистрек!
 —  Что  там  еще  слушать.  Бедняжки!  Чем  они  могли
так  провиниться,  что  их  оставили  в  школе  на  всю  ночь?
 —  Вы  меня  не  поняли.  Ночью  школа  закрыта.
 •—  Ужас  какой.  Свет  погашен.  Отопление  выключено.
Несчастные  малютки  дрожат  от  холода  в  полной  темноте.
И  за  что?  Передали  на  уроке  записочку?  А  мы  тут  сидим
в  тепле,  в  уюте,  с  преподавательницами  машинописи...
 Кругом  смеялись.  По  дороге  домой  эти  люди  будут  го¬
ворить,  что  Джерри  Бистреку  надо  было  идти  на  сцену,  и
отчасти  они  будут  правы.  У  него  было  отличное  чувство
ритма,  и  импровизировал  он  с  невозмутимой  серьез¬
ностью,  что  всегда  бывает  особенно  смешно.  Но  Дэйв  на
моих  глазах  много  раз  вот  так  же  веселил  публику,  и  я
понимал,  что  успех  в  большой  мере  зависел  от  него.  Не¬
которыми  своими  репликами  он  прямо  подсказывал  парт¬
неру  ответы.  Комик  и  тот,  кто  ему  подыгрывает,—  разве
нельзя  сказать  то  же  про  шута  и  короля?
 Заиграл  оркестр.  Председатель  объявил  собрание  ро¬
дителей  и  учителей  закрытым.  Но  люди  не  расходились.
Им  хотелось  еще  поговорить  с  Дэйвом,  хотелось,  чтобы
их  видели  с  ним,—  теперь  я  в  этом  не  сомневался.
И  Дэйв,  как  бывало,  каждого  оделял  теплом  и  вниманием.
 Я  убедился,  что  он  в  отличной  форме,  и  мысленно  от¬
дал  должное  Конни.  Мне  стало  легко  о  нем  думать,  я  уже
почти  не  помнил,  что  жду  от  него  разъяснений  по  поводу
той  истории,  мы  опять  танцевали,  пили,  дурачились  и  так
закончили  этот  веселый  вечер.
 Домой  мы  вернулись  в  час  ночи.  Конни  ушла  наверх,
спать.  У  Дэйва  сна  ни  в  одном  глазу  не  было;  он  обещал
еще  забежать  через  дорогу  к  Джерри,  который*  пригласил
кое-кого  к  себе,  выпить  разгонную.  Он  даже  пальто  не
снял.
 —  Пойдешь  со  мной?  —  спросил  Дэйв.  Но  я  устал.
Сказывались  долгие  часы  за  баранкой.  Я  ответил,  что  с
меня,  пожалуй,  хватит.
 170

—  У  тебя  что-то  в  голове  засело,  Барни?  О  чем  надо
поговорить  сегодня  же?
 —  В  данную  минуту  у  меня  в  голове  сплошная  муть
от  спиртного.
 —  Так  отложим  до  завтра?
 —  Ага.  Только  одно,  Дэйв,  я,  наверно,  ослышался.  Ты
правду  сказал,  что  был  женат  на  этой  певичке?
 Дэйв  кивнул.—  Да,  дней  десять.
 —  Разве  так  бывает,  чтобы  жениться  на  ком-то  на
десять  дней?
 —  Согласен,  для  этого  нужно  быть  порядочным  идио¬
том.—  Дэйв  улыбнулся.—  Еще  что?
 В  голове  у  меня  слегка  прояснилось.  Лучше  сказать
сейчас.  Тогда  утром  проснешься,  и  окажется,  что  все  уже
ясно.—  Спагетти,—  сказал  я.—  СПАГЭТ  и  мой  дядюшка
Трой,  дядя  по  жене,  чтоб  им  всем  провалиться.
 Дэйв  как  будто  был  удивлен.—  Что  тебе  сказал  мистер
Гибсон?
 —  Видимо,  он  считает,  что  его  надули.  Он  вредный
старикашка,  сам  готов  любого  надуть.  Так  что  поделом
ему.  Но,  Дэйв,  как  ты  мог?
 Дэйв  тряхнул  головой.—  Барни,  ты  в  состоянии  вспом¬
нить,  что  он  сказал?  Точные  его  слова.
 Я  напряг  память.—  Да.  Что  ты  нехорошо  с  ним  посту¬
пил.  Или  не  поступил  с  ним  хорошо.
 Все  это  время  Дэйв  стоял  у  порога,  готовый  снова
выйти.  Теперь  он  прошел  в  гостиную.—  Слава  тебе  госпо¬
ди,—сказал  он.—Выпьем,  Барни  Джесс.  До  чего  же  я
рад,  если  это  все,  что  тебя  тревожило.
 —  Рад?  —  переспросил  я  тупо.
 —  Я  нехорошо  с  ним  поступил.—  Глаза  у  Дэйва  уже
смеялись.  Казалось,  он  сейчас  запрыгает  от  радости.—
Пошли,  старый,  как  тебя  там,  из  Озарка.—  Он  церемонно
подвел  меня  к  маленькому  бару  на  колесиках.  Он  смешал
два  коктейля,  мне  и  себе.  Порядочные  порции.—  Вот
черт,  надо  мне  было  вытянуть  из  тебя  раньше.  А  то  меня
это  весь  вечер  сверлило.—И  выпил  залпом,  а  я  только
пригубил.—Ты  пока  допивай  эту  бурду,—сказал  он.—
Я  сейчас.
 Через  минуту  он  вернулся,  держа  в  руке  какое-то
письмо.—Это  копия,—сказал  он.—На  редкость  четкая.
Положи  ее  на  народную  музыку,  я  тебе  ее  спою.  Вот,
поинтересуйся.—Он  протянул  мне  письмо.—Правильно,
 171

я  не  очень-то  хорошо  с  ним  поступил.  Он  навязывал  мне
свои  деньги,  а  я  не  взял.  Я  вообще  отказался  иметь  с  ним
дело.
 «...как  я  уже  объяснил,  ввиду  моей  многолетней  друж¬
бы  с  Барни  Джеймсом.  Кроме  того,  я  был  приглашен  Ва¬
шей  фирмой  в  качестве  консультанта  и,  как  таковой,  по¬
лучил  доступ  к  Вашей  отчетности  и  имел  честь  лично  по¬
знакомиться  с  Вами.  По  всем  этим  причинам  я  считаю,
что  с  моей  стороны  было  бы  неэтично  принять  Ваше  пред¬
ложение  вложить  капитал  в  такое  неверное  предприятие,
как  «Саутпортское  производство  автоматических  гаранти¬
рованных  электронных  таймеров»,  поскольку  я  сам  заин¬
тересован  в  делах  этой  фирмы».
 —  Будь  я  проклят,—сказал  я,—Будь  я  трижды  про¬
клят.
 —  Так.  Что  еще?  Хочешь  узнать  всю  историю
СПАГЭТа?
 —  Нет,—  сказал  я.—  Это  меня  не  волнует.  Нисколько.
 —  А  я  хочу,  чтобы  ты  знал,—  сказал  Дэйв.—  Прошу
тебя,  сделай  для  меня  одну  вещь.
 —  Сделаю.
 —  Поговори  с  Джерри  Бистреком.  Пусть  он  тебе  все
расскажет.
 —  Хорошо,—  сказал  я.—  Поговорю.
 —  И  поверишь  ему?
 —  Я  верю  тебе,  Дэйв.  Никаких  больше  объяснений
мне  не  нужно.  И  вообще  я  осел.
 —  Не  осел,  а  мул.  И  даже  могу  сказать,  из  каких
мест.  Нет,  серьезно,  поговори  с  Джерри.  Он  эту  историю
хорошо  знает.  Пойдем  к  нему  сейчас,  хочешь?
 —  Нет,—  взмолился  я.—  Лучше  утром.  Может,  он
сейчас  не  в  настроении  рассказывать  такие  истории.
 —  Ну,  тогда  я  пошел.  Ты  окончательно  остаешься
дома?
 —  Да,  но...  ох,  Дэйв,  теперь  я  улягусь  со  спокойной
душой.  Если  б  не  так  хотелось  спать,  честное  слово,  по¬
звонил  бы  сейчас  Эллен,  разбудил  бы  ее.
 —  Подымаем  паруса!—пропел  Дэйв,  открывая  парад¬
ную  дверь. 	' 	'
 —  Правильно,  черт  возьми!  —  крикнул  я  ему  вслед,
порядком  опьянев  от  последнего  стакана.  Я  пошел  к  две¬
ри,  открыл  ее,  помахал  Дэйву.  Я  чуть  не  крикнул,  чтобы
 172

он  все-таки  подождал  меня,  но  так  хорошо  было  постоять,
прислонившись  к  косяку  и  глядя,  как  Дэйв  легко,  точно
танцуя,  бежит  под  дождем  через  улицу.
 4
 Но  заснуть  я  не  мог.  Иногда  на  меня  так  действует
выпивка,  если  перед  тем  ^то-нибудь  тревожило.  Это  ме¬
шает,  как  будто  мысль  делает  шестнадцать  оборотов  в
минуту,  а  пластинка  рассчитана  на  тридцать  три.
 На  этот  раз  я  даже  не  понимал,  в  чем  помеха,—  каза¬
лось  бы,  никаких  причин  для  тревоги  не  осталось.  Все
хорошо.  Может  быть,  я  просто  привык  тревожиться.  Мо¬
жет  быть,  слишком  устал.  Как  бы  там  ни  было,  через
пятнадцать-двадцать  минут  я  встал  снова,  почувствовал
себя  почти  трезвым  и  решил,  что  это  никуда  не  годится.
Стаканчик  чего-нибудь  покрепче  —  вот  тогда  утомленный
воин  сможет  вкусить  восемь  часов  сна,  глубокого,  крепко¬
го,  без  сновидений.
 Я  опять  надел  рубашку  и  брюки,  нашарил  ночные
туфли  и,  стараясь  не  шуметь,  спустился  в  гостиную.  Сме¬
шивая  себе  коктейль,  я  оглядывал  мебель  —  скорее  всего
вещи  Конни,  среди  них  много  антикварных,  очень  краси¬
вых.  Она  расставила  их  с  большим  вкусом  в  этом  стан¬
дартном,  ценой  в  тридцать  тысяч,  доме-новостройке,  ошту¬
катуренном,  с  затянутыми  бобриком  полами.  Уютным  та¬
кой  дом  не  сделаешь,  но  его  можно  использовать  как  вы-*
ставочный  зал  для  уютных  вещей.
 И  тут  я  стал  вспоминать,  как  Дэйв  говорил  о  Кеннеди.
 Я  спросил  себя,  может  быть,  это  было  мне  почему-
нибудь  неприятно?  Обидно,  что  Дэйв  знал  Кеннеди,  а  я
нет?
 Думая  об  этом,  я  стал  что-то  насвистывать,  а  прислу¬
шавшись,  узнал  мелодию  «Жаворонка».
 Томми  Ангус.
 Длинный  Томми.  Да,  вот  оно.  Вот  же  оно,  черт  возьми:
я  знал  Кеннеди.  Мы  все  его  знали,  разве  не  так?  Он  со
всеми  нами  учился  в  колледже  и  был  на  войне.  Томми
Ангус.
 «Жаворонок».
 В  гостиной  стоял  маленький  клавесин  с  приятным,
мягким  звуком.  Я  знал,  как  он  звучит.  Я  еще  до  отъезда
в  клуб  его  попробовал.
 173

Я  сел,  нажал  левую  педаль,  чтобы  еще  больше  при¬
глушить  звук.  И  заиграл  «Жаворонка»,  но  слова  у  меня
в  голове  звучали  такие:
 Разве  не  Кеннеди  был  первым  из  первых  в  твоем  сту¬
денческом  братстве  —  спокойный,  холодноватый,  хоть  и
вполне  дружелюбный?  Это  спокойствие  особенно  импони¬
ровало  новичкам.  И  еще  —  холеная  внешность.  Собствен¬
ная  парикмахерская  у  него,  что  ли?  Не  было  случая,  что¬
бы  пиджак  стал  ему  короток,  даже  если  он  вырос  за  по¬
следние  полгода.  И  на  галстуке  никогда  не  было  пятен,
и  свитеры...  В  колледже  над  такими  вещами  не  задумы¬
ваешься,  не  снисходишь  до  мелочных  наблюдений  —  такая
внешность,  мол,  стоит  немалых  денег,  с  детства  уход  за
зубами,  морские  купания,  дорогостоящая  тренировка
,  того,  что  скрыто  под  шевиотом  и  верблюжьей  шерстью.
В  студенческие  годы  без  таких  мыслей  легче  жить.
 Второй  куплет.  Разве  не  Кеннеди  был  тем  первым  из
первых,  о  ком  не  знаешь,  замечает  ли  он  твое  существо¬
вание.  И  однажды,  подражая  его  умению  быстро  и  без¬
ошибочно  рассмешить  целую  большую  компанию  старше¬
курсников,  ты  сам  отважился  попробовать  на  нем  одну  из
свойх  простеньких  шуток.  А  он  в  ответ  даже  не  оборвал
тебя,  только  чуть  сдвинул  брови,  а  потом  улыбнулся  и
продолжал  прерванный  разговор,  милостиво  забыв  о  тебе.
Он  мог  очень  больно  ударить  новичка  на  церемонии  по¬
священия  в  студенческое  братство.  Но  редко  участвовал
в  таких  бессмысленных  мероприятиях.  А  уж  если  участ¬
вовал  —  рраз!  —  и  при  этом  норовил  рассмешить  жертву.
Боль  это  не  облегчало,  но  хотя  бы  не  так  унизительно  было
стоять  неподвижно,  пока  тебя  бьют.
 «Жаворонок».  Третий  куплет.  Он  был  тем,  что  ты  воз¬
ненавидел  в  братстве  и  в  колледже,  когда  приехал  на  Во¬
сток  из  городка  Сент-Глушь  на  Миссисипи,  со  своей  бейс¬
больной  перчаткой  и  старыми  ботинками  на  шипах,—
всем  самым  ненавистным,  когда  ты  ненавидел  эту  жизнь.
И  всем  самым  привлекательным,  когда  она  тебе  нрави¬
лась.  Всем,  что  ты  ненавидел  и  любил  в  Новой  Англии.
Он  был  справедлив,  неизменно  справедлив,  если  уж  соиз¬
волит  обратить  на  тебя  внимание.  Изредка,  если  ты  ока¬
зывался  рядом,  мог  на  пять  минут  проявить  к  тебе  инте¬
рес,  а  на  следующий  день  смотреть  мимо  тебя  невидящим
взглядом.  Ты  уже  опять  как  бы  не  существовал,  хотя
злого  умысла  тут  не  было.  Он  не  относился  к  тебе  ни  пло-
 474

хо,  ни  хорошо  —  просто  никак.  О  том,  чтобы  искать  его
поддержки,  нельзя  было  и  помыслить,  он  мог  только  раз¬
решить  другому  поддержать  его  самого.
 Может  быть,  для  гарвардских  новичков  чем-то  подоб-.
ным  был  Дэйв.  Я  взял  ряд  аккордов,  перешел  в  другую
тональность  и  опять  заиграл  мелодию,  только  быстрее*
 «Жаворонок».  Солирует  Томми  Ангус.  Декан  самолич¬
но  явился  в  общежитие  —  признак  того,  что  нарушение
дисциплины  было  нешуточное.  Посторонние  девушки.
Пьянство.  Ночного  сторожа  вышвырнули  на  улицу,  в  снег.
Просто  застоялись  за  зиму,  как  лошади  в  конюшне,  но
сторож,  которого  звали  Старый  Джим  —  теперь  уже  не
ласково,  а  со  злостью,—  донес.  Было  это  через  два  месяца
после  нападения  на  Пирл-Харбор.
 —  Я  знаю,  что  в  этом  безобразии  замешаны  не  все,—
говорит  декан  на  собрании  общежития.—Я  не  хочу  на¬
казывать  всех  поголовно,  но  буду  вынужден  сделать  это,
если  староста  не  представит  мне  список  виновных.  На
этих  студентов  до  конца  года  будет  наложено  взыскание,
академическое  и  общественное.  Список  представить  мне  в
кабинет  сегодня,  не  позже  двух  часов  дня.
 Академическое  взыскание  значит  —  не  пропускать  ни
одного  занятия.  Общественное  —  не  приглашать  гостей  на
вечера,  не  участвовать  в  экскурсиях.  Толстенький  румя¬
ный  декан  уходит  непривычно  серьезный.  Студенты  не¬
которое  время  молчат,  настраиваясь.
 И  вот  Томми  прерывает  молчание.—Господин  старо-*
ста,—  обращается  он  к  своему  лучшему  другу  шутливым
басом,  негромко,  но  твердо.—  Вношу  предложение  —  на¬
чать  этот  черный-пречерный  список  с  меня.
 Поскольку  меня  накануне  вечером  не  было  дома,  я
чувствую  себя  обездоленным  —  я  не  могу  стоять  в  этом
списке  рядом  с  ним.
 Я  вернулся  в  основную  тональность,  замедляя  темп,
совсем  тихо,  растягивая  аккорды,  насколько  удавалось.
Нонаккорды,  ундецимаккорды.
 Солирую  я.  Весенний  праздник  в  общежитии,  послед¬
ний  для  Томми  Ангуса  и  всего  выпуска  1942  года.  И  для
меня  последний  до  конца  войны,  потому  что  сразу  после
экзаменов  я  пойду  в  армию,  но  я  этого  еще  не  знаю  и  го¬
ворю  себе,  что  изучаю  в  колледже  летное  дело  просто
потому,  что  мне  хочется  уметь  летать.
 175

Томми  и  его  однокурсники  уже  все  зачислены  кто
куда  —  ВВС,  резерв  армии  или  морской  пехоты.  Неуко¬
снительно  подчиняясь  наказанию,  они,  одетые  по-буднич¬
ному,  только  заглядывают  на  праздник,  чтобы  переки¬
нуться  словом  с  приятелями  или  взять  что-нибудь  нуж¬
ное  для  занятий.  Заходит  и  Томми  на  второй,  кажется,
вечер  попросить  одну  из  дежурных  принести  ему  кни¬
гу  —  она  в  его  комнате,  а  там  сейчас  поселились  гостьи
других  студентов.
 Пока  дежурная  ходит  за  книгой,  кто-то  просит:
 —  Томми,  поиграй  на  рояле!
 —  Сыграй  «Жаворонка»!
 Томми  улыбается.  Просьба  это  и  обычная,  и  странная:
все  слышали,  как  Томми  исполняет  эту  песенку,  он  и  сей¬
час  играет  ее  —  с  чувством,  с  полным  аккомпанементом
и  кое-какими  фиоритурами  в  верхней  октаве.  А  странная
потому,  что  вообще-то  он  на  рояле  не  играет.  Это  его
единственный  номер,  и  странно,  что  исполняет  он  его  так
хорошо.  Я-то  знаю,  в  чем  дело,  потому  что  сам  и  обучил
его  —  по  пальцам,  ноту  за  нотой,  сразу  после  рождествен¬
ских  каникул.
 —  Послушай,  Барни  Джеймс,—  сказал  он  мне  то¬
гда.—  Я  не  умею  играть  на  рояле.  А  есть  одна  миниатюр¬
ная  блондинка,  ростом  пять  футов  девять  дюймов,  а  весом
сто  сорок  четыре  фунта.
 —  Ничего  себе  миниатюрная,—  сказал  я.  Ну,  понятно,
Томми  мог  танцевать  с  ней,  не  вызывая  насмешек.  По¬
чти  все  другие  девушки  были  для  него  малы.
 —  Эта  малютка  любит  одну  песню,  которая  называет¬
ся  «Жаворонок».  Я  бы  ей  сыграл,  да  не  умею.
 А  я  как  раз  выучил  эту  песенку,  что  и  не  преминул
продемонстрировать.
 —  Вот-вот.  Эта  самая.  Научи  меня  ее  играть,  Барни
Джеймс.  Не  всю  сразу,  по  кусочкам.  Сделай  милость.
 Я,  конечно,  сделал  милость,  и,  как  это  ни  удивительно,
фокус  удался.  Слово  за  словом,  такт  за  тактом...
 Мы  трудились  дней  шесть,  по  часу  в  день  или  около
того,  причем  Томми  не  дал  мне  упростить  ни  одного  ме¬
ста.  К  концу  недели  он  знал  песню  назубок.  Мог  сыграть
ее  всю  без  запинки,  но  только  если  смотрел  на  клавиши.
Потом  настал  тот  вечер,  когда  вышвырнули  ночного  сто¬
рожа  в  февральский  снег,  а  это  значило,  что  навсегда
упущен  случай,  ради  которогр  Томми  ее  учил,  та  минута,
 176

когда  прелестная  блондинка  будет  его  гостьей  на  весен-
нем^  празднике  и  упомянет,  что  любит  эту  песню.  И  Том¬
ми  Ангус,  разодетый  для  бала,  улыбнется,  отставит
стакан,  сядет  к  роялю,  делая  вид,  что  смущается,
а  потом  сыграет  ей  песенку  гладко,  с  начала  до
конца...
 Значит,  не  технические  трудности  вынудили  его  изме¬
нить  темп  на  этом  последнем  весеннем  празднике  в  мае
1942  года.  На  нем  вместо  фрака  коричневый  свитер,  на
голове  кепка.  Он  ждет,  чтобы  дежурная  принесла  ему
нужную  книгу,  и  тут  же  покинет  праздник,  на  котором
ему  запрещено  присутствовать,  а  пока  мы  хором  просим:
 —  Сыграй,  Томми!  Сыграй  «Жаворонка»!
 Последний  куплет.  Темп  замедленный.  Кларнеты,
тромбоны.  Можно  включить  и  флюгельгорн,  в  чем
дело.
 Почти  каждый  из  нас  обнимает  за  плечи  девушку,  и
Томми  нам  играет.  Но,  конечно,  он  играет  и  для  себя
тоже,  и  для  той  девушки,  которой  здесь  нет.  Веселую,
мелодичную  песенку  с  отдельными  переходами  в  минор
он  превращает  в  нечто  такое,  чему  я  никогда  его  не
учил,—  нечто  медленное,  печальное,  изящное,  безупречно
ритмичное.  Такой  она  будет  время  от  времени  звучать  у
меня  в  ушах  всю  войну.  Я  ее  услышу  и  когда  буду  совсем
один  в  небе,  и,  может  быть,  когда,  приземлившись,  вы¬
ключу  мотор  или  поздно  ночью,  после  вылета,  засижусь
последним  в  баре  офицерского  клуба  у  молчащего  про¬
игрывателя.
 Медленная  музыка,  сладкая,  неожиданная...  как  в
фильме-мюзикле,  когда  счастливый  дуэт  влюбленных  сно¬
ва  возникает  на  каком-то  трагическом  повороте  сюже¬
та  —  очень  тихо,  на  заднем  плане.  И  медленно.  Так  было
в  фильмах  Астора  и  Роджерс  с  мелодиями  Керна  и  Бер¬
лина,  это  я  помню  точно:  «Чудесный  день»,  «Чья  очередь
смеяться?»  Фред  танцует,  отбивая  дробь  подошвами,  оби¬
женно  скривив  лицо.  Джинджер  о  чем-то  задумалась.  Как
назывался  этот  фильм?  «Цилиндр»?  «В  ритме  суинга»?
«Вслед  за  флотом»?
 Я  помню,  как  мы  слушали  Томми,  обняв  за  плечи  де¬
вушек  1942  года.  Я  помню,  что  дальше  для  всех  нас  была
война.  Я  слышал,  что  война  наступила  и  для  девушки
Томми  Ангуса  —  много  позже  мне  рассказали,  что  его
Жаворонок,  миниатюрная  блондинка  пяти  футов  девяти
 177

дюймов  ростом,  уехала  за  океан  с  Красным  Крестом.
И  спилась  с  круга  где-то  в  европейских  кабаках.
 —  Что,  Барни,  не  спится?
 5
 Это  Конни  Доримус  заговорила,  войдя  в  комнату  и
дождавшись,  пока  я  доиграю  песню  до  конца.
 —  Простите,—сказал  я.—Вот  не  думал,  что  рояль
слышен  у  вас  в  комнате.
 —  Он  и  не  слышен.  Я  не  знала,  что  вы  играете,  пока
не  вошла  сюда.
 —  Значит,  вам  самой  не  спится?
 —  А  я  и  не  пыталась  заснуть.  Я  все  поджидала
Дэйва.
 Она  была  босиком,  в  халатике  до  колен  поверх  ночной
рубашки.  Она  стерла  с  лица  всю  косметику,  а  волосы  на
ночь  зачесала  назад  и  связала  лентой.  Лицо  было  милое
и  озабоченное.
 —  Тревожитесь  о  нем?
 —  Нет.  Просто  хотела  сказать  спокойной  ночи,  как
хорошо  провели  вечер.  И  поедем  с  Барни  на  яхте.  Все  это
может  подождать  и  до  утра.  А  вы?
 —  Я  тут  вспоминал  всякое.  Сегодня  кругом  полно
призраков.  Не  только  в  вашем  джазе.
 Помолчав,  она  сказала:  —  Призраков  полно  все  время.
С  тех  самых  пор,  как  убили  Кеннеди.  Что  вы  играли?
 —  А,  это?  «Жаворонок».
 —  Разве?
 .  —  Его  сегодня  играли  в  клубе,  только  гораздо  быст¬
рее.  Вот  так.—  Я  сыграл  несколько  тактов  в  привычном
темпе.
 —  Ну  конечно.  Но  мне  больше  нравится  ваше  испол¬
нение.  Уж  признаюсь  вам,  я  довольно  долго  стояла  за
дверью  и  слушала.
 Я  улыбнулся.—  Играть  ее  так  меня  научил  один  чело¬
век  по  имени  Томми  Ангус.  Я  вспоминал  Томми.  Я  его
со  студенческих  времен  не  встречал.  Слышал,  что  он  по¬
шел  по  дипломатической  части,  и  с  успехом.  Сейчас  по¬
слом  в  какой-то  маленькой  стране.  Не  помню  в  какой.
 —  Вы  переписывались?
 —  Нет,  что  вы.  Мы  даже  особенно  не  дружили.  Я  был
на  два  курса  моложе  его.
 178

—  И  он  был  вашим  героем.—  Она  улыбнулась  тан
ласково,  что  ее  слова  могли  означать  только  полное  по¬
нимание.
 —  Конечно*—  сказал  я.—  Так  же  как  для  вас  —  ваш
спортивный  братец  Бадди.
 —  Мой  заслуженный  братец  Бадди,—  сказала  Конни*
 —  Почему?  Что  он  такое  совершил?
 —  Перетрудил  себе  руку  на  бейсболе,  когда  был  в  ар¬
мии.  Заработал  хороший  бурсит.  Так  что  в  результате
попал  не  в  команду  «Красные  Носки»,  а  в  Гарвард,  на
юридический.  Они  с  Дэйвом  были  там  на  одном  курсе.
 —  Юрист,  значит,—сказал  я.—Уважаемый  адвокат
Бадди.
 —  Судья,—  поправила  меня  Конни.—  Его  честь  Бад¬
ди.  Он  сейчас  член  федерального  суда  на  Юге.  Женился
на  девушке  из  Южной  Каролины  и  там  живет.  В  их  дом
несколько  раз  бросали  бомбы.  Он  крутой  человек.
 —  Подумать  только  —  питчер  Бадди  стал  судьей,
хоть  и  не  спортивным.
 —  Да,  подумать  только,—  сказала  Конни.—  И  вы  все
тоже.  Кого  я  знала  мальчиками.  Такие  были  чудесные  и
безответственные.—  Она  отпила  из  бокала.—  Пять  лет
назад  я  гордилась  тем,  как  здорово  вы  все  идете  в  гору.
 —  А  теперь?
 —  Джо  умер.  И  Кеннеди.  И  Дэйв  —  наполовину,  но
он-то,  может  быть,  еще  оживет.  Бадди  вполне  мог  погиб¬
нуть  от  бомбы.  Наверно,  так:  когда  ты  уже  почти  у  цели,
тут-то  и  начинается  самое  опасное.
 —  Вы  очень  любите  Бадди,  да?  Приятно  слышать,  как
вы  о  нем  говорите.
 —  Я  его  всегда  любила,—  сказала  Конни.—  Теперь-то
он,  конечно,  не  Бадди,  а  Уильям.  И  мы  теперь  подолгу
не  видимся,  так  что...  о  чем  это  я?
 —  Мы  говорили  о  культе  героев.
 —  Да.  Барни,  это  вам,  вероятно,  покажется  глупым,
но...  Всякий  раз,  как  Дэйв  начинает  рассказывать,  что  он
знал  Кеннеди,  я  вспоминаю  свое  детство  и  Бадди.  -
 Я  посмотрел  на  нее  и  ясно  понял  ее  мысль.  Покачал
головой,  допил,  что  было  в  бокале,  и  сказал:  —  Я  тугодум.
Мне  понадобился  весь  вечер,  чтобы  прийти  к  тому  же  про¬
стому  выводу.  Я  и  про  Томми  Ангуса  в  конечном  счета
потому  вспомнил,  что  Дэйв  заговорил  о  Кеннеди.
 479

—  Давайте  я  вам  приготовлю  еще  коктейль,—  сказала
Конни.—  И  себе  тоже.  Если,  конечно,  вы  в  настроении
еще  посидеть  и  поболтать.
 —  Очень  даже  в  настроении.
 Я  пошел  с  ней  на  кухню  и  смотрел,  как  она  подкла-
дывает  в  ведерко  кубики  льда.  Она  заговорила,  словно  бы
про  себя:
 —  Значит,  мы  все  знали  Кеннеди.
 —  Вы-то,  пожалуй,  были  слишком  молоды.
 —  Как  раз  доросла.—  Мы  двинулись  обратно  в  гости¬
ную,  к  бару  с  бутылками,  и  по  дороге  она  сказала:  —
Я  была  моложе  Джона  Ф.  Кеннеди  ща  десять  лет.  Что  же
вы,  не  примете  меня  за  это  в  игру?
 —  Я  знал  одного  английского  летчика,—  ответил  я.—
Старшего  лейтенанта.  Девятнадцати  лет,  моложе  меня.
А  под  командованием  у  него  летали  на  «спитфайрах»
мальчуганы  по  четырнадцать,  пятнадцать  лет.  Почти  все
они  были  в  него  буквально  влюблены.—  Мы  сели  —  Конни
на  диван,  я  в  большое  кресло.—  Они  были  так  молоды,  что
между  вылетами  даже  еще  не  мечтали  о  девушках.  Все  их
чувства  изливались  на  командира.  А  летали  они  по  два-три
раза  в  день,  на  перехват  немецких  самолетов-снарядов.
Гибли.  Защищали  Англию.  Самые  юные  из  них  были  ваши
ровесники.  А  тот,  старший,  был,  конечно,  ихним  Кеннеди,
только  он  погиб  на  войне.  Наверно,  этим  юнцам  он  имен¬
но  таким  и  представлялся.  Я  сентиментальный  чудак,  Кон¬
ни.  Это  ничего?
 —  Да,  конечно,—  сказала  Конни.—  Конечно,  ничего.
 Мы  с  Конни  проговорили  три  часа.  Или  четыре.  Я  не
 помню  точно,  в  котором  часу  наш  разговор  начался.  Мы
были  как  двое  предельно  искренних  детей,  которые  бол¬
тают  без  умолку,  потому  что  внезапно  почувствовали,  что
им  просто  и  легко  друг  с  другом.  Это  была  ночь  такого
раскованного  общения,  какого  я  не  знал  с  юности,  когда
мне  случалось  вот  так  же  разговаривать  с  Алексом,  а  ино¬
гда  и  с  Дэйвом.  И  особенную  радость  оно  доставляло  по¬
тому,  что  было  так  неожиданно:  можно  ли  ожидать,  что
откроешь  кому-то  свою  душу,  когда  уже  создал  семью,  уже
дал  все  обеты?
 Большую  часть  того,  что  мы  с  Конни  говорили  в  ту
Н9чь,  просто  не  стоит  пересказывать.  Но  одну  ее  историю
я  слушал  внимательно.  Мы  снова,  уже  в  который  раз,  вер¬
нулись  к  убийству  Кеннеди,  и  я  сказал;
 180

—  Конни,  вот  я  сижу  здесь,  думаю  об  этих  двух  пси¬
хопатах,  и  у  меня  руки  чешутся  срывать  занавески  и  ло¬
мать  мебель.
 —  Об  Освальде  и  Руби?
 —  Нуда.
 —  Только  пожалейте  мой  ореховый  столик.
 —  Хорошо.
 —  Чем  больше  думаешь,  тем  труднее  с  этим  примирить¬
ся,—сказала  Конни.—Ладно,  ломайте  ореховый  столик.
 Я  улыбнулся.
 —  Я  просто  не  понимаю.  Руби,  пожалуй,  еще  можно
понять.  Это  знакомый  тип  фанатика  —  с  навязчивой  иде¬
ей,  с  манией  борьбы  за  справедливость,  так  ведь?
 —  Да,  но  в  очень  мелком  масштабе,—  сказал  я.—  Не
то  что  Джон  Уилкс  Бус  или  Джон  Браун.  Этакий  фана¬
тик-гангстер.  Порождение  двадцатого  века.  Таких  раньше,
кажется,  не  бывало.
 —  Интересно,  знала  я  кого-нибудь  вроде  Освальда?
 —  Едва  ли.  Такие  не  ходят  на  свидания  с  девушками,
не  бывают  на  школьных  вечерах.  Не  в  обиду  вам  будь  ска¬
зано,  Конни,  для  знакомства  с  таким  наДо  было  занимать¬
ся  организованной  благотворительностью.
 —  Постойте.
 —  А  не  просто  быть  молоденькой  девушкой.
 —  Постойте.  Помолчите  минутку.—  Она  нахмурилась,
стараясь  поймать  свою  мысль.—  Мы  этим  занимались,—
сказала  она.—  Молоденькие  девушки.  В  простоте  душев¬
ной.  Не  понимая,  что  делаем.  Занимались  неумело,  глупо,
по-дилетантски.  Этой  самой  благотворительностью.
 —  Вы?
 —  Война  нас  к  этому  иногда  вынуждала.  Вас  она  гна¬
ла  в  солдаты,  но  вы-то  научились  воевать.  А  нас  она  гна¬
ла  в  благотворительность,  и  мы  только  беспомощно  ба¬
рахтались  и  говорили,  да,  хорошо,  в  четверг  пойду  на
танцы  в  клуб  СОДВ*.  Сколько  раз  я  клялась  себе,  что
больше  не  пойду.
 —  Маловаты  вы  были.
 —  Шестнадцать  лет.  И  был  один  мальчик.  Теперь  я
его  ясно  вспомнила.  Очень  озлобленный  мальчик.  Фами¬
лия  у  него  была  какая-то  греческая.
 —  Вам  было  шестнадцать  лет?
 *  Служба  организации  досуга  войск,
 181

—  Во  всяком  случае,  больше,  дем  вашим  летчикам.
А  выглядела  я,  наверно,  старше,  потому  что  была  круп¬
ная.  Не  то  чтобы  красивая,  но  мальчики  любили  иногда
со  мной  побороться,  как  с  товарищем.  Без  всякой  роман¬
тики.  Так  вот,  этот  грек.  Он  был  в  клубе  всего  один  раз,
по  крайней  мере  при  мне.  Обычно  солдаты  приходили  ком¬
паниями  и  подзадоривали  друг  друга  приглашать  нас  па
танцы.  Труднее  было  с  теми,  которые  приходили  одни.  Та
дама,  что  всем  этим  ведала...  директор,  что  ли?  Миссис
Мэлон.  Она  нас  специально  предупреждала:  «Девочки,  те
солдаты,  что  приходят  одни,  они  робкие,  стеснительные.
Их  и  нужно  приглашать.  Будьте  посмелее.  Ничего  вам
не  сделается,  если  каждая  по  одному  разу  пригласит  пар¬
ня  потанцевать.  Вы  же,  вероятнее  всего,  больше  никогда
его  не  увидите».
 Я  отважилась  на  это  только  один  раз  и,  как  нарочно,
попала  на  того  мальчишку.  Он  сидел  в  углу  совсем  один,
сердито  уставившись  в  книгу.  Сидел  у  столика  с  радио¬
лой,  нарочно  у  всех  на  виду,  но  уставился  в  книгу.
 Я  тапцевала  с  каким-то  сержантом,  хорошим  танцором,
но  уж  очень  он  выпендривался.  Танцевал  не  столько  со
мной,  сколько  вокруг  меня,  а  я  все  посматривала  на  того
солдата  с  книгой,  который  пришел  один.
 —  Где  это  было?  —  спросил  я.
 —  В  Нью-Гемпшире.  Дарем,  штат  Нью-Гемпшир.
В  1944  году.  Значит,  мне  было  почти  семнадцать.  За  все
время,  что  я  на  него  смотрела,  он  не  перевернул  ни  одной
страницы.  Он  не  читал,  а  просто  сидел,  и  я  решила,  что
он  ужасно  застенчивый,  уткнулся  в  книгу,  а  сам  только  и
мечтает,  чтобы  какая-нибудь  симпатичная  девушка  при¬
гласила  его  потанцевать.  И  вот  я...  ох,  Барни,  мне  было
так  страшно,  я  так  дрожала,  что  с  меня  чуть  платье  не
свалилось.  Большая,  нескладная.  Я  подошла  к  этому  сол¬
дату  и  спросила,  не  хочет  ли  он  потанцевать  со  мной.
 *  Он  поднял  голову  от  книги  и  сказал:  «Мне  одолженйй
не  требуется».
 Я  стояла  перед  ним,  вся  дрожа,  с  разинутым  ртом.  Он
захлопнул  книгу  и  спросил:  «Ты  правда  хочешь  со  мной
танцевать?»
 Я  кивнула  своей  глупой  головой.  Тогда  он  сказал:
«Ладно,  пошли.  Только  имей  в  виду,  у  Меня  пять  ног,  и
все  левые».
 Я  танцевала  неважно,  а  он  —  просто  ужасно.  Он  мне
 182

чуть  не  в  кровь  расшиб  левую  щиколотку  и  даже  не  за¬
метил.  И  только  мы  двинулись,  заговорил.  Словоизверже¬
ние.  Притом  самое  гнусное.  Я  в  жизни  не  слышала  ничего
подобного.  Хотя  бы  в  смысле  сквернословия.  Нью-гемп-
ширские  девочки  таких  слов  не  слышат,  разве  что  «дерь¬
мо»,  и  то  случайно,  по  крайней  мере  в  мое  время  так  было,
а  он  и  все  остальные  произносил.
 Началось  с  того,  что  я  все  придумывала,  что  бы  ска¬
зать,  и  наконец  спросила,  знаком  ли  он  с  тем  сержантом,
с  которым  я  только  что  танцевала.  И  этот  мальчишка  ска¬
зал:  «Линдзи?  Вот  я  выберу  ночь  потемней,  вырежу  у  него
печенку  и  зашью  ему  в  рот.  Так  ему  и  передай».
 Я  не  пыталась  ответить.  Вот  бы  порадовалась  миссис
Мэлон,  если  б  узнала,  как  ловко  я  втянула  его  в  разговор!
Один  невинный  вопрос  —  и  его  прорвало.  Грязь,  помои
так  и  хлынули  наружу.  А  я  не  обиделась.  Даже  странно.
Испугалась  немного,  но  не  обиделась.
 —  Зато  я  обиделся,—  сказал  я.-—  За  вас.  С  опозданием
на  двадцать  лет.
 —  Это  звучало  так  горько  и  так  нереально.  Слова  были
бессмысленные.  Они  лились  из  него,  как...  как  пот.  Он  не
мог  их  удержать,  и  мне  подумалось,  что,  значит,  он  не  ви¬
новат,  понимаете?
 Когда  танец  кончился,  я  поблагодарила  его,  но  он  за¬
хотел  танцевать  и  следующий.  Отказаться  было  неудобно,
никто  другой  не  подвернулся,  да,  честно  говоря,  я  и  сама
была  не  прочь.  Еще  немножко.  Я  таких  людей  в  жизни  не
встречала.  Но  во  время  следующего  танца  он  завел  уже
более  личный  разговор.  Спрашивал,  где  я  живу,  и  сколько
мне  лет,  и  есть  ли  у  меня  дружок  из  военных.  И  люблю
ли  я  целоваться.  Я  почти  ему  не  отвечала,  но...  не  знаю,
как  это  объяснить.  Это  был  разговор  не  мальчика  с  де¬
вочкой,  не  мужчины  с  женщиной.  Это  было  что-то  безоб-
разпое,  наигранное,  и  мне  стало  еще  страшнее.  Когда  та¬
нец  кончился,  я  сказала,  что  мне  надо  пойти  в  дамскую
комнату,  а  он  сказал:  «Чем  я  плох?  Ведь  я  тебе  не  нрав¬
люсь?»  Я,  конечно,  сказала,  нет,  почему  же,  а  он  спросил:
«Скажи,  чем  я  тебе  не  нравлюсь?  Я  тебя  напугал?»
 Это  уже  было  не  так  наигранно  и  даже  неглупо.  Он
догадался-таки,  что  напугал  меня.  Конечно,  мне  пришлось
сказать,  что  он  ошибается,  и  опять  идти  с  ним  танцевать.
Но  танец  оказался  быстрый,  сержанту  Линдзи  опять  за¬
хотелось  попрыгать,  и  он  меня  перехватил.
 183

Мой  грек  сел  на  прежнее  местб  и  сердито  следил  за
нами,  а,  как  только  пластинка  кончилась,  я  убежала  в
дамскую  комнату.  Некоторое  время  я  там  пряталась,  но
чуть  высунула  нос  —  смотрю,  стоит  мой  грек  в  дверях  и
загораживает  мне  дорогу.  И  говорит:  «Прости,  что  испор¬
тил  тебе  веселый  вечер».
 Веселый!  Мне  в  тот  раз  так  не  хотелось  идти  в  клуб.
Я  и  вообще-то  не  любила  туда  ходить.  Наверно,  я  устави¬
лась  на  него,  как  дура,  потому  что  он  сказал:  «Я  сам  себя
ненавижу  такого.  Ну,  хочешь,  сейчас  пойду  и  убью  себя?
Тогда  ты  будешь  довольна?  А,  Конни?»
 Он  говорил  так  серьезно,  что  я  пролепетала:  «Ой,  нет».
 Он,  очевидно,  сообразил,  что  задел  во  мне  какую-то
струну,  и  продолжал  в  том  же  духе.  Сказал,  что  знает,  где
можно  достать  ручную  гранату,  не  учебную,  а  настоящую,
заряженную.  У  них  есть  такие  на  складе,  а  ключ  можно
достать,  потому  что  каптенармус  —  пьяница  и  сейчас  на¬
верняка  спит.  Он  украдет  ключи  и  достанет  гранату.  А  по¬
том  выйдет  на  улицу,  выдернет  чеку  и  упадет  грудью  на
гранату,  и  его  разнесет  в  клочья.  Стены  по  обе  стороны
будут  забрызганы  его  кровью  и  внутренностями,  и  не  за¬
видует  он  тем,  кто  в  этот  день  попадет  в  наряд  на  уборку,
но  зато  никто  больше  не  пострадает,  и  никто  о  нем  не
будет  горевать.
 Я  даже  помню  его  слова:  «Ох,  и  будет  ругаться  тот
солдатик,  которому  придется  лезть  на  крышу  за  моими
ушами».  Но  другие,  мол,  все  будут  рады,  и  я  буду  рада,
когда  узнаю.
 Я  чуть  не  разревелась  —  не  потому,  что  так  уж  ему
поверила,  а  потому,  что  чувствовала,  что  он  надо  мной  из¬
девается.  Но  он-то  понял  по-своему:  наверно,  у  меня  по
щеке  скатилась  слеза  и  он  решил,  что  я  плачу  о  нем.  Он
улыбнулся  скверной  улыбочкой;  потом  подошел  ко  мне
вплотную,  как  перед  началом  танца.  Я  машинально  под¬
няла  руки,  и  он  меня  обнял.  Со  стороны,  наверно,  каза¬
лось,  что  мы  и  в  самом  деле  собираемся  танцевать,  но  он
не  повел  меня.  Он  ухватил  меня  пониже  спины  и  прижал
к  себе,  я  стала  вырываться.  И  тут  он  окончательно  меня
сразил.  Он  сказал:  «Брось,  Конни,  в  чем  дело?»  Я  все  пя¬
тилась  от  него,  и  тогда  он  расхохотался  и  сказал:  «Чего
ты  боишься?  Я  импотент».
 Я  убежала  от  него,  Барни.  Больше  я  его  не  видела,  но
успокоиться  не  могла  целый  год.  Только  уж  потом,  когда
 184

стала  умпее,  я  поняла,  что  никакой  он  был  не  импотент...
что  он  сказал  это,  чтобы  меня  оскорбить...
 —  Он  оскорбил  вас,—  начал  я,  и  тут  мы  спохватились,
что  мы  все-таки  не  дети,  а  взрослые  люди,  предающиеся
воспоминаниям,  и  дружно  рассмеялись.
 —  Конни,—  сказал  я.—  Простите.  Что  усомнился  в  ва¬
шем  знакомстве  с  Освальдами.  На  такое  близкое  знаком¬
ство  я,  пожалуй,  не  мог  бы  рассчитывать.  А  какого-нибудь
Руби  вы  тоже  знали?
 —  Нет.  Сперва  казалось,  тут  все  проще,  но  это  не  так.
 —  Я  было  вспомнил  своего  старшего  механика.  Но  нет,
не  тот  случай.  Наш  Джонси  ни  за  что  не  принес  бы  себя
в  жертву.
 —  Барни.
 —  Да?
 —  Четыре  часа  утра,  а  Дэйва  все  нет.
 —  Я  за  ним  схожу.
 —  Да,  будьте  добры.—  Она  дошла  со  мной  до  двери.—
Я  вам  говорила,  я  вовсе  не  чувствую  себя  покинутой.  Про¬
сто  мне  неспокойно.  Последнее  время  на  него  плохо  дей¬
ствует  спиртное.
 —  Понятно,—  сказал  я.  Спиртное  всегда  действовало
на  Дэйва  плохо,  когда  он  был  взвинчен,  но  говорить  ей
это  не  было  смысла.
 6
 Я  думал,  что  мне  предстоит  только  перейти  через  ули¬
цу  к  Бистрекам,  но  нет.  В  окнах  у  них  было  темно.  Дверь
оказалась  незапертой,  и  я  вошел;  при  свете  уличного  фо¬
наря  я  увидел,  что  в  гостиной  прибрано.  Где-то  заливисто
храпел  Джерри,  и  я  успел  подумать,  что  надо  бы  жене
перевернуть  его  на  бок,  тогда  он,  может  быть,  стихнет.
А  впрочем,  она,  наверно,  и  сама  спит  мертвым  сном,  так
что  ей  все  равно.
 Я  нашел  телефонную  книгу,  включил  свет  в  прихожей
и  стал  искать  Сэнни  Браун.  В  Уонамассете  такой  не  зна¬
чилось.  Не  придумав  ничего  лучшего,  я  позвонил  в  спра¬
вочную.  Сэнни  Браун  отыскалась  в  Уонамассет-Бич  —
дачном  поселке  милях  в  шести  от  города.  Телефонистка
спросила,  живет  ли  мой  абонент  по  Коммершл-стрит,
319  —  адрес  как  будто  простой,—  и  добавила,  что  телефон
там  поставлен  недавно.
 185

Я  думал  было  позвонить,  потом  решил  поехать;  по¬
ехал,  нашел  нужный  поворот.  Дорогу  я  вроде  бы  узнавал,
кажется,  мы  ездили  по  ней  в  клуб  и  из  клуба.
 Коммершл-стрит  была  единственная  в  поселке  улица
с  названием.  Она  тянулась  вдоль  берега:  слева  море,  спра¬
ва  улица  с  длинным  рядом  коттеджей.  Я  ехал  медленно,
стараясь  разглядеть  номера  домов,  но  первое,  что  я  уви¬
дел  ясно,  была  освещенная  веранда.  На  полу  веранды  ле¬
жал  человек,  и  я,  еще  не  выйдя  из  машины,  уже  знал,
что  это  Дэйв  и  что  голова  у  него  вся  в  крови.  Кажется,
я  это  с  ужасом  почувствовал  раньше,  чем  увидел,  а  мо¬
жет  быть,  и  нет,  все  случилось  почти  одновременно.
 Он  лежал  на  правом  боку,  лицом  к  дому,  и  кровь  была,
но  она  не  бежала.  Запеклась.  Из  дома  слышался  какой-то
звук,  странный,  скрипучий,  с  писками  и  взвизгами  —  так
перекликаются  на  лету  морские  птицы.
 Я  приподнял  Дэйву  голову,  и  он  застонал,  но  он  был
без  сознания.  По  темени  его  шли  кровавые  полосы,  нос
сильно  распух.  А  щека,  обращенная  вниз,  была  жестоко
разбита.  Я  осторожно  пощупал  его  руки  и  ноги;  сперва
мне  показалось,  что  переломов  нет,  но,  когда  я  немного
отвел  правую  руку,  он  опять  застонал,  и  я  решил,  что  у
него  сломана  ключица  —  вторично.  Ведь  с  этой  стороны  у
него  было  повреждено  плечо  и  на  фронте.  Судя  по  всему,
его  ударили  каким-то  тяжелым  предметом  несколько  раз
и  очень  сильно.
 На  веранде  стояла  качалка  с  подушкой.  Я  перевернул
Дэйва  на  спину  и  подсунул  ему  подушку  под  голову.  Те¬
перь  звук,  доносившийся  из  дома,  напоминал  крики  чаек.
Дверь  на  веранду  была  заперта  изнутри  на  крючок.  Я  рва¬
нул  ее  и  вошел.
 В  маленькой,  почти  пустой  гостиной  танцевала  Сэнни.
Она  как-то  странно  скрючилась,  точно  от  боли  в  животе,
однако  ноги  двигались  легко,  а  голова  ритмично  кивала.
На  ней  было  то  же  зеленое  платье,  но  разорванное  с  од¬
ной  стороны  от  колена  до  низа.  Ноги  были  босые.  Теперь
над  ухом  у  кеня  кричали  крачки,  и  я  вдруг  сообразил,  что
Сэнни  танцует  под  пластинку  «Голоса  птиц»  с  мощным
усилителем.
 В  комнате,  кроме  нее,  было  два  молодых  человека,  оба
бородатые,  оба  голые  до  пояса,  в  шортах  и  сандалиях.
Один  спал  на  полу,  другой  был  немногим  лучше.  Он  сидел
в  ветхом  плетеном  кресле  у  стены,  как  идиот  прижимая
 186

к  себе  бутылку  с  вином.  Грубее,  чем  следовало,  я  отобрал
у  него  бутылку  и  сказал:  —  Ну-ка,  живо.  Где  здесь  те¬
лефон?
 Бородач  покачал  головой  и  потянулся  за  бутылкой.—
Не,—  сказал  он.—  Н-не  знаю.
 —  Где  телефон?  —  Я  тряхнул  его  за  плечо.
 —  Н-не  знаю.
 Я  сунул  ему  обратно  бутылку  и  сбросил  звукоснима¬
тель  с  пластинки,  оборвав  на  полуслове  чайку  черноголо¬
вую.  Бородач  громко  рассмеялся.—  Этак-то  лучше.—  Но,
когда  я  глянул  на  него,  он  утих  и  опять  затянул  свое
спасительное:  —  Н-не  знаю.
 Сэнни,  скрючившись,  семенила  мимо  меня.  Я  схватил
ее  за  руку.
 —  Но  трожь,—  сказал  бородач.—  Не  трожь  Сэнни.
 —  Заткнись,—  сказал  я.
 —  Попадет  тебе  от  Бастера.
 —  Что?
 —  У  Бастера  есть  дубинка.
 —  Какой  еще  Бастер?  —  сказал  я.  И  вспомнил.
 —  Сестра.  То  есть  брат.
 —  Да,—  сказал  я.—  Тот,  что  служил  в  полиции.—  Пе¬
ред  глазами  возникло  большое  бледное  лицо,  рот,  в  кото¬
ром  исчез  леденец  «О.  Генри».  Меня  мутило  от  догадки,
чем  били  Дэйва.  Я  дернул  Сэнни  за  руку.—  Сэнни.  Где
телефон,  черт  возьми?
 Она  только  тупо  смотрела  на  меня.
 —  Дэйв,—  сказал  я.—  Дэйв  на  веранде.  Раненый.
 —  На  веранде?  —  Бородач  привскочил.—  Прямо
здесь?  —  И  выбежал  за  дверь.  Если  б  я  предположил,  что
он  хочет  убедиться  своими  глазами,  я  бы  ошибся.  Боро¬
дач  уносил  ноги.
 —  Морячок?  —  заговорила  наконец  Сэнни.—  Был  с
морячком?
 —  Да  ,—  сказал  я.—  Дэйв,  морячок.  Он  ранен,  Сэнни.
 Она  заплакала:  —  Бастер  повез  морячка  домой.
 —  Бастер  вывел  морячка  отсюда  и  избил  его,—  сказал
я.—  И  оставил  лежать  на  веранде.
 —  Ранен?
 —  Где  телефон,  Сэнни?
 Она  покачала  головой.  Потом  прислонилась  головой  к
моему  плечу.  В  волосах  ее  застоялся  запах  марихуаны,
изо  рта  несло  вином.
 18?

Как  эта  дрянь  могла  показаться  мне  трогательной?
Я  подвел  ее  к  кушетке  и  толчком  заставил  сесть.  Я  стал
искать  телефон,  еще  не  решив,  куда  звонить.  Вызвать
Скорую  помощь  или  врача,  но  какого?  Главное  —  не  испу¬
гать  Конни.  Стигси,  вот  кого  надо  вызвать.  Стигси  отчасти
полисмен.  У  Стигси  есть  грузовичок.  Стигси  будет  знать,
к  какому  врачу  обратиться,  чтобы  решил,  можно  ли  не
везти  Дэйва  в  больницу,  и  залатал  его  без  лишнего  шума.
 Телефон  оказался  на  полу,  под  кушеткой,  на  которую
плюхнулась  Сэнни.  Я  поднял  трубку,  чтобы  узнать  в  спра¬
вочной  номер  Стигси.  Гудка  не  было.
 —  У  Сэнни  телефон  сломался,—  сказала  она  горестно
и  виновато.—  Молчит...  Монетку  опускать  не  нужно.  Где
морячок?
 —  Сиди  смирно,—  сказал  я  и  опять  пошел  к  Дэйву,
прихватив  пачку  намоченных  бумажных  салфеток*  чтобы
обтереть  его.  Он  еще  не  очнулся  либо  опять  потерял  со¬
знание.  Я  заподозрил  сотрясение  мозга.  Когда  я  припод¬
нял  его  голову  и  стал  смачивать  лоб,  тот  глаз,  что  не  за¬
плыл,  открылся  и  узнал  меня.  Дэйв  заговорил.  Даже  по¬
пробовал  улыбнуться:
 —  Барни.  А  маятник  кончается.—  Потом  поправил¬
ся:  —  Качается.
 —  Держись,  Дэйв,—  сказал  я.  Рана  на  голове  по-преж¬
нему  не  кровоточила.  Я  опустил  голову  Дэйва  на  место  и
расстегнул  рубашку.  На  теле  были  свежие  следы  ударов.
Я  вошел  в  дом  и  вытащил  из-под  Сэнни  одеяло.  Двигать
его  я  теперь  опасался.  У  него  могло  быть  сломано  ребро,
Я  накрыл  его  одеялом.  Я  решил,  что  нужно  ехать  за  Стиг¬
си.  Уже  обдумывал  технику.  Если  подать  грузовик  задним
ходом  во  двор  к  самой  веранде,  открыть  задние  дверцы...
А  Дэйва  осторожно  переложить...  на  что?  Доска  от  стола?
Лист  фанеры?  Нет,  лучше  всего  матрас  с  кушетки.
 Тогда  мы  втащим  матрас  с  Дэйвом  в  машину  и  отве¬
зем  его  к  врачу,  не  вызывая  Скорой.  Я  знал,  что  среди
друзей  Дэйва  есть  врачи.  Ведь  это  он,  черт  возьми,  добил¬
ся,  чтобы  город  построил  клинику,  где  молодые  могли  бы
работать  под  квалифицированным  руководством.  Стигси
наверняка  знает.  Я  выключил  свет  на  веранде.
 Пусть  знакомый  врач  и  решит,  можно  ли  обойтись  без
 больницы.  Мне  думалось,  что  многое  зависит  от  того,
 удастся  ли  вывезти  отсюда  Дэйва  без  огласки  —  врача
 даже  можно  бы  доставить  прямо  сюда,—  от  этого  зависят
■«
 181

и  остатки  репутации,  и  шансы  заново  сделать  карьеру.
И,  возможно,  его  брак.
 И  тут,  когда  я  распрямился  и  заглянул  в  дверь,  цтобы
удостовериться,  на  месте  ли  Сэнни,  послышался  шум  ма¬
шины.  Дорогу  осветили  фары.  Я  передвинулся,  чтобы  за¬
городить  собой  Дэйва  со  стороны  дороги,  но  фары  описали
дугу,  вспыхнул  красный  сигнал  и  машина  остановилась.
 Я  шагнул  ей  навстречу,  уже  зная,  что  машина  поли¬
цейская.
 Из  нее  вылез  полисмен  и  спросил:  —  Вы  тут  что  де¬
лаете,  мистер?
 —  Оказываю  помощь  приятелю.—  Я  шел  ему  навстре¬
чу,  отвлекая  его  взгляд  на  себя.
 —  А  этот  тоже  ваш  приятель?  —  В  машине  сидел  мой
бородач,  прижав  локти  к  бокам,  очень  юный  и  жалкий.
 —  Подобрал  его  на  дороге,—  сказал  полисмен,  подхо¬
дя  к  ступенькам  веранды.—  Бежал  сломя  голову  и  орал,
что  за  ним  гонятся  чайки...  Это  что  же  такое?
 Он  увидел  Дэйва.  Подошел  к  нему.  Посветил  фона¬
риком.  И  произнес  удивленно,  даже  испуганно:  —  О  гос¬
поди.  Это  же  Дэйв  Доримус.
 —  Исполняйте  свой  долг,  черт  вас  возьми,—  пробор¬
мотал  я,  но  он  так  взволновался,  что  не  расслышал.  Ко¬
гда  я  сказал,  что  для  Дэйва,  вероятно,  будет  лучше  всего,
если  мы  первым  делом  доставим  сюда  Стигси  Миллера,
мне  стало  более  или  менее  ясно,  как  обстоят  у  Дэйва  дела
с  его  согражданами.  Члены  Приморского  клуба  —  те  про¬
стили  его  или  готовы  были  простить,  но  более  широкие
круги  еще  сомневались.  Не  то  чтобы  поставили  на  нем
крест,  но  выжидали.  Потому  что  полисмен  не  ухватился
за  мою  мысль  доставить  сюда  Стигси,  однако  и  не  задер¬
жал  меня.  Он  сказал:  —  Вы  меня  не  учите,  мистер.
 Пока  он  это  говорил,  бородач  выбрался  из  его  машины
и  пустился  наутек.  Полисмен  заорал:  «Стой!»1  но  он  не
остановился.
 7
 История  попала  в  бостонские  газеты.
 Даже  Эллен  в  Коннектикуте  узнала  о  ней  из  последних
известий  по  телевизору.  Когда  я  позвонил  ей  в  воскре¬
 189

сенье  днем,  вернувшись  с  Конни  из  больницы,  она  ска¬
зала:
 —  Барни,  что  там  случилось  на  самом  деле?  Я  уж
сколько  времени  не  могу  дозвониться.
 —  Так  же,  как  и  несколько  сот  репортеров.  А  в  каком
виде  это  подали  по  телевизору?
 —  В  виде  громкого  скандала.  Выдающийся  молодой
политический  деятель.  Рэкетиры,  секс,  битники,  марихуа¬
на.  Всякие  такие  намеки.  Говорят,  сильно  избит.  На  даче
какой-то  наркоманки.  Что  там  такое?
 —  Скорей  всего,  рэкетиры,  битники,  секс  и  марихуа¬
на...  Не  знаю,  Эллен.  Я  так  устал,  что  не  в  состоянии  ду-.
мать.
 —  Ты  совсем  не  ложился?
 —  Заснул  на  час  в  вестибюле  больницы.  Пока  его  опе¬
рировали.
 —  Он  поправится?
 —  Не  знаю.  К  нему  не  пускают.  А  врач  что-то  мямлит*
 —  Ты  был  вчера  с  ним,  Барни?
 —  Нет,  я  нашел  его  позже.
 —  Я  так  волновалась.
 —  Прости,  что  не  позвонил  раньше.
 —  А  как  его  жена,  Барни?  Как  Конни?
 —  Я  только  что  уговорил  ее  принять  снотворное.  Она
уснула.  Вот  мы  с  тобой  кончим  говорить,  и  я  сниму
трубку.
 —  Может,  тебе  тоже  принять  снотворное?
 —  Правильно,  мисс  Кис-Кис,—  сказал  я.-—  Уже  дер¬
жу  в  руке.  Гадость  ужасная,  но  я  все  равно  его  приму,
лягу  на  диван  и  засну  как  убитый.
 Эллен  предложила  отвезти  детей  к  бабушке  и  приехать,
но  я  ее  отговорил.  Обещал  позвонить  еще,  когда  будут
новости.
 Однако  проспал  я  недолго.  Что  предпринять,  я  не  знал,
но  что-нибудь  предпринять  не  терпелось,  и  я  проснулся
уже  через  четыре  часа,  в  восемь  вечера.  Я  решил  повидать
Стигси  и  поехал  к  нему  в  лавку.  Там  вместо  него  был  ка¬
кой-то  тщедушный  мальчуган;  он  позвонил  в  контору,  о
которой  мне  рассказывал  Стигси,  после  чего  сказал,  что
я  могу  пройти  «туда»,  и  ткнул  пальцем  в  сторону  кино¬
театра.
 Я  пересек  площадь.  Дождь  перестал,  <  похолодало.
В  кино  шел  последний  сеанс  —  показывали  старый  ков¬
 190

бойский  фильм  «Уорлок».  Глухо  звучали  воинственные
крики  и  топот  копыт.  Слева  от  входа  в  кино  была  дверь  на
лестницу.  Она  была  не  заперта,  но  свет  на  лестнице  не
горел.  Я  ощупью  поднялся  на  второй  этаж,  потом  на  тре¬
тий.  В  конце  короткого  коридора  светилась  дверь  с  мато¬
вым  стеклом.  Дверь  отворилась,  выглянул  Стигси.
 —  Барни?
 —  Я.
 —  Заходи.
 В  конторе  был  стол,  телефон  и  койка.  На  стене  —  гра¬
вюры  Одюбона  *  в  дорогих  вычурных  рамах.
 —  На  аукционе  купил,—  сказал  Стигси,  перехватив
мой  взгляд.—  Ночевать  здесь  не  положено,  но  я  частенько
нарушаю.  Как  он?  Я  уже  сколько  раз  звонил  в  больницу.
 —  Что  они  говорят?
 Стигси  пожал  плечами.  Я  сказал,  что  тоже  не  знаю
ничего  нового.—  Что  происходит,  Стигси?
 Он  покачал  своей  .массивной  головой.—Пока  ничего.
Певичку  забрали,  но  ее  отпустят.  Говорят,  она  ничего  не
видела.
 —  А  бородатые  юнцы?
 —  Одного  задержали  как  свидетеля.  Он  говорит,  что
был  пьян  и  спал.
 —  Правильно,  так  и-было.  А  того,  что  удрал,  не  на¬
шли?
 —  Нет.  Эти  бородачи  все  на  одно  лицо.  Тот,  которого
взяли,  утверждает,  что  видел  его  в  первый  раз.
 —  Ну  а  Бастер?
 —  Насчет  него  мне  должны  позвонить,—  сказал  Стиг¬
си.—  Я  велел  своим  ребятам  говорить,  что  девушку  не  вы¬
пустят,  пока  Дэйв  не  очнется.  Так  мы  доберемся  до  Басте¬
ра,  если  Дэйв  захочет  подать  в  суд.  Только  он  не  захочет.
 —  Почему,  Стигси?
 Он  пожал  плечами.  Зазвонил  телефон.
 Стигси  наззал  свой  номер.—  Минутку,—  сказал  он  и
взял  карандаш.—  Да?
 Он  что-то  записал,  потом  положил  трубку  и  взглянул
на  меня.—  Результаты  скачек.  Тебе  причитается  сто  два¬
дцать  шесть  долларов.
 —  Пусть  будет  за  тобой.  Когда-нибудь  на  что-нибудь
их  поставлю.
 *  Одюбое  —  американский  художник  и  ученый-орнитолог.
 191

Он  кивнул,  и  телефон  зазвонил  снова.  Стигси  назвал
свой  номер.
 —  Нет,—  сказал  он.—  Видеть  его  не  хочу.—  И  после
паузы:  —  Ну,  скажи,  что  завтра,  ладно?
 Он  положил  трубку.  Телефон  зазвонил.
 —  Да?  —  И  долго,  внимательно  слушал.  Потом  ска¬
зал:  —  Так  я  и  думал.  Спасибо,  Дуг.
 Он  положил  трубку  и  взглянул  на  меня.—  Бастер  в
Бостоне.
 —  Это  его  рук  дело?
 —  А  мы  разве  сомневались,  Барни?
 —  Он  был  один?
 —  Бастер-то?  Нет,  конечно. 	'
 —  И  как  они  это  подстроили,  что  Сэнни  и  юнцы  ничего
не  знали?
 —  Скорей  всего  вывели  его  на  пляж  и  там  обрабо¬
тали.  А  потом  приволокли  обратно  на  веранду.
 —  Зачем  было  волочь  его  обратно?
 —  Они  не  дураки,  Барни.  Не  куда-нибудь  его  приво¬
локли,  а  к  Сэнни,  чтобы  повернее  напакостить.
 —  Что  тут  кроется,  Стигси?  Помимо  того,  что  Бастер
велел  Дэйву  держаться  подальше  от  его  сестры.
 —  А  ничего.  Его  молодчики  не  прочь  изувечить  Дэй¬
ва,  но  и  особых  причин  его  изувечить  у  них  нет.
 —  Но  удерживать  Бастера  они  не  стали.
 Телефон  зазвонил,  и  Стигси  опять  что-то  записал,
прежде  чем  ответить  мне.
 —  Я  им  говорил,  чтобы  не  пускали  его  сюда.  Сказать
тебе  по  правде,  Барни,  я  здорово  удивился,  когда  увидел
его  вчера  вечером.  Теперь  у  него  будут  в  Бостоне  кое-ка¬
кие  неприятности.  Как  же,  пошел  на  риск  ради  личного
дела.  Не  крупные  неприятности,  но  все  же.
 —  Почему  Дэйв  не  станет  подавать  в  суд?
 —  Не  захочет  он  вредить  этой  Сэнни.  Он  из-за  нее  со¬
всем  спятил.  Между  прочим,  не  он  один.  А  цз  Бастера
мог  бы  получиться,  вполне  порядочный  полисмен,  так  я
слышал.  Но  она  еще  девчонкой  вбила  себе  в  голову,  что
хочет  быть  певицей.  Бастер  решил,  что  лучше  певицей,
чем  наркоманкой  или  шлюхой.  А  значит,  подавай  ей
платья.  Нарядные,  в  которых  выступать.  Тут-то  он,  гово¬
рят,  и  начал  хапать.
 —  И  ничего  хорошего  из  этого  не  вышло,—  сказал  я,
Стигси  объяснил  мне  терпеливо,  как  ребенку;  —  Стари-
 192

ки  обижались,  Барии.  Они  ые  любят,  чтобы  новички  прихо¬
дили  на  готовенькое.  Все  равно  как  у  коммивояжеров  —  счи¬
тается,  что  каждый  сам  должен  создавать  себе  клиентуру.
 Телефон  зазвонил.  Пока  Стигси  разговаривал,  я  под¬
нялся.  Он  опять  благодарил  какого-то  Дуга.  /
 —  Я  этому  Дугу  прошлым  летом  подыскал  здесь  дом,—
сказал  Стигси.-—  Возил  его  ребятишек  собирать  устриц.
 Я  спросил,  где  его  найти,  если  понадобится.—  Ночевать
будешь  здесь?
 Он  замялся,  потом  ответил:
 —  У  меня  была  нынче  мыслишка  забрать  собаку  и  но¬
чевать  на  пляже,  в  грузовичке.  Ко  мне,  Роланд!
 Я  немного  удивился.—  Птицы?
 —  Все  возможно.  Где-нибудь  на  рассвете.
 Я  простился  и  поехал  к  Джерри  Бистреку.
 Джерри  был  дома.  Где  была  его  жена,  не  знаю.
 Я  не  разглядел  его  гостиную,  когда  заходил  туда  в  че¬
тыре  часа  утра.  Она  оказалась  точно  такая,  как  у  Дэйва  и
Копни,  только  мебель  в  ней  была  не  старинная,  а  новая.
Тут  я  почему-то  подумал  о  Конни  —  как  она  перебралась  в
одну  из  этих  коробок  из  кирпича  и  стекла,  покинув  про¬
сторный,  прохладный  деревянный  дом,  а  вокруг  него,  на¬
верно,  были  неухоженные  газоны,  и  разросшиеся  кусты  си¬
рени,  и  качели  на  Суку  старого  вяза,—  только  у  них  с  Джо
Фергюсоном  не  было  детей...  Но  еще  больше  сочувствовать
Конни  и  восхищаться  ею  —  на  это  у  меня  сейчас  не  было
сил.
 Джерри  пить  не  пожелал.  Он  налил  мне,  закурил  сига¬
ру  и  сказал,  что  все  это  ужасно.
 —  Можем  мы  чем-нибудь  помочь,  Джерри?
 —  А  вы  сами  подумайте.  Ведь  работа  Дэйва  деряштсн
на  личной  репутации.  По-моему,  это  полный  крах.  Причем
уже  второй  раз,  Барни.  Тогда  и  то  было  достаточно  скверно.
 —  В  каком  состоянии  его  финансы?
 —  В  ужасающем,—  сказал  Джерри,  и  тут  зазвонил  те¬
лефон.  Не  суждено  мне  было  в  тот  вечер  хоть  раз  погово¬
рить  спокойно.
 —  Да,—  заговорил  он.—  Да,  Джерри  Бистрек.—  Он  вы¬
сунул  голову  из  прихожей  и  сказал  мне:  —  Личный  вызов
из  Ла-Холья,  в  Калифорнии.  Никого  таАм  лично  не  знаю.—
И  продолжал,  уже  в  трубку:  —  Да,  слушаю...  Да,  это  я...
Да,  у  Дэйва  неприятности...  Нет,  мисс,  я  не  его  компань¬
он.—  Он  послушал  немного  дольше,  потом  опять  стал  отве¬
 7  Бурджейди
 103

чать:  —  Нет,  насчет  адвоката  не  знаю.  Возможно,  Дэйв  сам
себя  представляет.  Не  знаю...  вот  что,  хотите  поговорить  со
старым  знакомым?..  Мистер  Джеймс...  Да,  он  здесь,  у  меня.
 Он  отнял  трубку  от  уха.-—  Она  хочет  поговорить  с  вами,
Барни.
 —  Кто  она?
 —  Миссис  Доримус.  Из  Калифорнии.
 —  Кто?
 —  Джейн  Доримус.  Первая  жена,  очевидно.
 —  'Ой,—  сказал  я.—  Вы  с  ней  знакомы?
 Он  покачал  головой  и  прикрыл  трубку  ладонью.—  Это
было  до  того,  как  мы  стали  работать  с  Дэйвом.
 —  Что  ее  интересует?
 —  То  самое,  о  чем  вы  только  что  спрашивали.  Финан¬
сы.  Какие-то  сердобольные  друзья  сообщили  ей,  что  Дэйв
ранен.  А  ей  нужно  вовремя  получить  очередной  чек.  Она
думала,  я  его  компаньон.  Чек  ей,  видите  ли,  нужен  без
опоздания.  Симпатичная  женщина.  Так  хотите  вы  с  ней
говорить  или  мне  положить  трубку?  •
 —  Я  совсем  не  хочу  с  ней  говорить,—  сказал  я,  вста¬
вая,—  но,  видно,  придется.
 Я  взял  трубку  и  сказал:  —  Привет,  Джейн.  Это  Барни
Джеймс.
 —  Очень  кстати,—  произнес  знакомый  голос,  умевший
звучать  одновременно  любезно  и  язвительно.—  Когда  я
могу  поговорить  с  Дэйвом?
 —  Он  еще  даже  не  пришел  в  сознание.  Он  серьезно
ранен.
 —  Да,  я  слышала.  Опять  воевал  за  родину.  Уж  не  при¬
слать  ли  ему  медаль.
 —  Передать  ему  что-нибудь?
 —  Я  не  могу  дозвониться  в  больницу,—  сказала  Джейн.
—  И  домой  к  нему  тоже.  Почему  там  все  время  занято?
 —  Конни  спит,  и  я  снял  трубку.
 —  Пусть  она  мне  позвонит,—  сказала  Джейн.
 —  Ладно,  передам.
 —  Мы  с  ней  друзья,  представьте  себе.
 —  Ладно.
 —  Теперь  она  узнала,  каково  всем  нам,  бывшим  жег
нам.  Надо  же,  опять  спутался  с  этой  эстрадной  тварью.
 —  Теперь  она  узнала.
 —  Долго  вы  там  будете  стоять  по  четыре  доллара  в
минуту  и  повторять  мои  слова?
 194

—  Что  вам  от  меня  нужно,  Джейн?
 —  Мне  нужно,  чтобы  вы  сказали  этому  филантропу,
что  никаких  задержек  с  чеком  я  не  потерплю.  Скажите
ему,  что  я  должна  платить  за  детей  в  школу.
 —  Подозреваю,  что  это  ему  известно.
 —  Еще  один  филантроп  нашелся.  Вы  что,  тоже  участ¬
вовали  в  этом  пикнике?  Он  и  вам  дал  побаловаться  с  Сэн¬
ни?  Я  знаю,  вам  друг  для  друга  ничего  не  жалко.  Вот  ве-
село-то  было,  наверно.
 —  Какой  пикник  вы  имеете  в  виду,  Джейн?
 —  А,  к  черту.  Мне  нужно  поговорить  с  Конни.  Дайте-
ка  мне  опять  Бистрека.
 —  Зачем?
 —  Может,  хоть  он  передаст  Конни,  чтоб  позвонила*
Если  хочет,  за  мой  счет.
 —  Это  я  ей  передам.
 —  Может,  она  выпишет  чек  от  своего  имени.  До  тог0
как  начнет  выжимать  что  можно  для  себя.
 —  Узнаю  милую,  добрую  Джейн,—  сказал  я.—  Точных
сведений  у  меня  нет,  но  я  бы  на  вашем  месте  постарался
наскрести  эти  деньги  где-нибудь  еще.
 —  Это  как  понимать?
 —  Сдается  мне,  что  ваша  кормушка  опустела.
 —  Так  пусть  идет  работать,—  сказала  Джейн  с  яро¬
стью.—  Передайте  ему,  пусть  ищет  себе  место  и  помнит
о  своих  обязательствах,  не  то  не  миновать  ему  новой
встречи  с  судьей.
 —  То-то  он  обрадуется,—  сказал  я.—  Ничего  лучшего
нельзя  пожелать  человеку  для  быстрого  выздоровления.
 Она  ответила  коротким,  выразительным  непечатным
словом,  четко,  с  изысканным  бостонским  произношением*
Я  бросил  трубку.  А  потом  и  у  Джерри  снял  трубку  с  ры¬
чага,  взглядом  попросив  на  то  его  разрешения.
 —  Вы  не  были  с  ней  знакомы,—  сказал  я.—  Вам  ко¬
лоссально  повезло.
 —  Я  о  ней  слышал,—  сказал  Джерри.—  Их  развод  был
сплошная  грязь.  Дэйв,  говорят,  соглашался  на  любые  ус¬
ловия,  даже  если  б  не  было  детективов,  и  снимков  с  маг¬
нием,  и  всей  этой  мерзости.  Ей  это  нужно  было  просто  для
развлечения,  а  издержки  взыскали  с  него  же.
 —  Но  счет  в  банке  у  него  есть?
 Джерри  покачал  головой.—  Джейн  забрала  себе  дом,
две  машины,  яхту.  И  все  продала.  Ценные  бумаги  тоже
 7*
 №

захватила  с  собой.  Он,  видимо,  уберег  только  часть  на¬
личных.
 —  Сколько  примерно?
 —  Несколько  тысяч,—  сказал  Джерри.—  Дэйв  как-то
упоминал,  что  взял  со  своего  счета  все,  что  там  было,  и
две  недели  таскал  с  собрй  в  конверте,  в  кармане  пиджака.
 —  А  потом  вложил  в  СПАГЭТ?
 —  Вам  про  это  известно?
 —  Только  в  общих  чертах.  Дэйв  хотел,  чтобы  вы  мне
об  этом  рассказали.
 —  Это  было  изумительно,—  сказал  Джерри.—  Просто
изумительно.
 Я  удивился.—  Кроме  шуток?
 —  На  этом  мы,  собственно,  и  познакомились  с  Дейвом.
В  лицо-то  я  его,  конечно,  знал  и  раньше.  Но  однажды  он
явился  ко  мне  в  контору  при  главной  пекарне.  Я  говорю,
счастлив,  мол,  вас  видеть,  мистер  Доримус,  но  я  знаю,  за¬
чем  вы  пришли.  Вам  нужны  деньги.'А  он  говорит:  «Толь¬
ко  не  от  вас.  Вы  —  шурин  Билла  Хольца».  Мой  зять  был
пайщиком  СПАГЭТа;  он  был  в  числе  намеченных  жертв,
но  никто  не  счел  нужным  его  об  этом  предупредить.  Для
Дэйва  деловое  предприятие  —  это  человек,  это  идея,  и,
если  человек  и  идея  хороши,  значит,  предприятие  должно
себя  оправдать.  Билл  ему  нравился.  Он  мне  сказал,  что
попробует  спасти  СПАГЭТ  и  для  этого  обратится  к  тем
денежным  людям,  которые  огорчались,  что  их  обошли.
Дэйв  сказал:  «Теперь  я  их  всех  приму  в  долю.  Без  огра¬
ничений.  Я  им  честно  изложу  свои  планы.  Угодно  им  счи¬
тать,  что  я  их  обманываю,—  что  ж,  вольному  воля.—
Улыбнулся  этой  своей  неотразимой  улыбкой  и  добавил:  —
Самое  интересное,  что,  если  дело  у  меня  выгорит,  они,
возможно,  неплохо  на  этом  заработают.  Только  это  будет
не  грабеж,  а  нормальная  постепенная  отдача».
 От  меня  он  хотел  одного  —  чтобы  я  успокоил  Билла
Хольца,  бедняга  Билл  уж  не  знал,  кому  верить.  Оно  и  по¬
нятно.  В  общем,  то,  что  задумал  Дэйв,  было  изумительно.
Минус  на  минус  должен  был  дать  плюс.  И  для  Билла  и
для  фирмы.  В  конце  концов  я  сказал:  «Дэйв,  если  завод
не  остановится,  я  смогу  продавать  в  Саутпорте  гораздо
больше  хлеба.  Теперь,  когда  я  все  знаю,  я  вас  прошу:
возьмите  и  меня  в  долю.  Пусть  это  будет  долгосрочный
риск».
 А  Дэйв  сказал:  «Я  и  свои  деньги  ставлю  с  таким  же
 196

риском,  сэр.  Что  ж,  если  хотите,  нырййте.  Только  имейте
в  виду,  вода  холодная».
 На  этом  мы  ударили  по  рукам.  Я  это  всяким  договорам
предпочитаю,  Барни.  Вложил  я,  впрочем,  не  так  уж  много.
 —  И  что  же,  вернули  свои  деньги?
 —  Там  удалось  кое-что  реализовать,—  сказал  Джер¬
ри.—  Кое-что  я  вернул.  А  Дэйв  из  своих  не  вернул  ни¬
чего.  Он  себя  поставил  на  очередь  последним.  Возможно,
только  мы  с  моим  зятем  это  и  знали.  В  общем,  после
этого  и  после  того,  как  он  женился  на  Конни,  я  не  знаю,
чего  бы  для  него  не  Сделал.  Взять  хотя  бы  дом.  Я  его  про¬
дал  им  по  себестоимости.  И  кстати,  не  прогадал  на  этом.
Дэйв  со  своей  стороны  здорово  помог  мне  с  реорганиза¬
цией  пекарен.  Вам  приходилось  видеть,  как  он  работает?
 —  Да,  только  давнр.
 —  По  четырнадцать,  по  шестнадцать  часов  в  день.
И  к  вечеру  не  хуже,  чем  с  утра.  Идеи,  прогнозы,  наход¬
ки  —  все  так  из  него  и  сыплется.
 —  Но  сейчас  у  него  денег  нет?
 —  Видимо,  было  много  текущих  расходов.  Бумаг-то  у
него  в  банке  чуть  не  тонна.
 —  Вы  намерены  его"  поддержать,  Джерри?
 —  Я  уж  над  этим  думал,  думал,—  сказал  Джерри.  Си¬
тара  его  погасла,  он  опять  ее  раскурил.—  Нет.
 И  посмотрел  на  меня  очень  спокойно.  Кажется,  я  вы¬
держал  его  взгляд.
 —  Нет,  Барни.  После  того,  что  произошло,  Дэйву  здесь
не  подняться.  Вы  не  знаете,  что  этому  предшествовало.
Джейн,  к  сожалению,  отчасти  права.  Он  вел.  себя,  как
сумасшедший.  «Со  мной  делайте  что  хотите,  а  девушку  не
трогайте».  Я  его  тогда  не  знал,  но  уверен  —  вот  на  что
пошла  его  наличность.  И  первые  деньги,  которые  он  за¬
нял.  Я  много  чего  слышал  о  нем.  Просто  невероятные
вещи.  А  потом,  после  развода,  он  как-точ  от  нее  оторвался.
И  ушел  с  головой  в  СПАГЭТ,  и  женился  на  Конни.  Осталь¬
ное  вы  знаете.
 —  Значит,  вчера  вечером  он  опять  превратился  в  ми¬
стера  Хайда?  *
 *  Мистер  Хайд  —  персонаж  повести  Р.  Л.  Стивенсона  на  тему
о  раздвоении  личности.  Почтенный,  добродетельный  доктор  Дже-
киль  временами  превращается  в  гнусного  злодея  и  преступника
мистера  Хайда  и  гибнет,  побежденный  своим  двойником.
 197

—  Так  это,  во  всяком  случае,  будет  воспринято.  Я  но
знаю.  Мне  это  непонятно.  Я  как  раз  собирался  выкупить
в  банке  его  векселя,  почти  на  двадцать  тысяч.  Пусть  по
мере  сил  платит  мне  проценты,  а  остальное  пошло  бы  как
мой  вклад  в  его  фирму.  От  первой  части  этого  плана  я  и
сейчас  не  отступлюсь.  Мало  того,  я  куплю  у  него  обратно
дом  выгодно  для  него.  Но  с  условием.
 —  Каким?
 —  Я  не  собираюсь  диктовать  Дэйву,  как  ему  жить,  но
сейчас  ему  нужно  отсюда  уехать.  И  ецу  и  Конни.  Может
быть,  не  только  из  города,  но  вообще  из  Новой  Англии.
Пусть  займется  где-нибудь  юридической  практикой  или
найдет  учреждение,  где  нужен  по-настоящему  хороший
администратор.  Честолюбия  и  энергии  у  него  еще  хватит,
если  он  возьмет  себя  в  руки.  Жена  у  него  хорошая,  с  та¬
кой  не  пропадешь.  Он  и  теперь  мог  бы  нажить  состояние,
а  не  то  стать  где-нибудь  губернатором.  Если  все  пойдет
как  надо.
 —  Допустим,  вы  правы,—  сказал  я.—  Ну,  а  если  он
не  уедет?
 —  Сделаю  все,  что  могу.
 —  Хорошо,—  сказал  я.—  Во  всех  случаях  считайте,
что  половину  я  беру  на  себя.
 Он  опять  устремил  на  меня  свой  спокойный  взгляд  и
задал  вопрос,  который  считается  неприличным,  чем  окон¬
чательно  меня  покорил:  —  Деньги  у  вас  есть,  Барни?
 —  У  меня  есть  кредит.
 —  Давайте  уж  о  деньгах  позабочусь  я.  Вы  можете  сде¬
лать  для  Дэйва  другое,  чего  никто,  кроме  вас,  не  может.
 Я  вспомнил,  что  он  перед  тем  говорил,  и  молча  пожал
ему  руку.
 Потом  я  перешел  в  дом  напротив,  проверить,  как  там
Конни.  Она  крепко  спала.  Я  опять  позвонил  Эллен.
 —  Пока  ничего  нового,—  сказал  я.—  Никаких  ново¬
стей.
 —  Зато  у  меня,  к  сожалению,  есть  новости.
 —  Дети?
 —  Нет,  с  ними  все  в  порядке.  Тут  другое...  Рози  в
тюрьме.  За  рулем  в  нетрезвом  виде.
 —  Рози?  —  Рози  Руденквист  ведал  у  нас  сбытом  гото¬
вых  изделий.
 —  Да.  Врезался  в  полицейскую  машину,
 —  Кто-нибудь  пострадал?
 198

—  Нет.  Но  Рози,  видишь  ли,  вылез  из-за  баранки,
громко  смеясь,  и  пытался  всучить  полицейскому  какие-то
деньги.  Ты  же  его  знаешь.
 Да,  это  на  него  похоже.
 —  Талли  жаждет  с  тобой  посоветоваться.  Просто  с  ума
сходит.  Ты  можешь  ему  позвонить?
 —  Разумеется.  Но  почему  это  так  важно?
 —  Рози  ехал  на  служебной  машине.
 —  А-а,—  сказал  я.-—  Тогда  понятно.—  Поскольку  Рози
ехал  на  служебной  машине  в  субботу  вечером,  когда  ему
полагается  ездить  на  своей,  это  уже  грозило  неприятно¬
стями  фирме.  Начать  с  того,  что  в  условия  страхования
входил  пункт  о  том,  что  машина  не  используется  для  лич¬
ных  целей.  Значит,  вопрос  стоит  так  —  выгораживать  нам
своего  человека  или  отдать  на  растерзание?  —  Передай
Талли,  из  тюрьмы  надо  Рози  выручить.  Нанять  ему  адво*
ката.  Поддержать.  Но  после  этого  —  уволить.
 —  Талли,  кажется”  другого  мнения,  Барни.  Он  гово¬
рит,  что  Рози  очень  нужный  работник.  Ты  не  можешь  при¬
ехать?
 Я  заколебался.  Ведь  мы  с  Джерри  Бистреком  ударили
по  рукам.
 —  Барни!  Ты  не  можешь  приехать?
 —  Нет,—  сказал  я.—  Не  могу,  Эллен.  Скажи  Талли..,
скажи  ему  —  на  его  усмотрение.  До  моего  приезда  он  хо¬
зяин.  Скажи  ему,  пусть  действует,  как  считает  нужным.
 —  А  передать  ему,  что  ты  сказал  сначала?  Насчет
того,  чтобы  уволить  Рози?
 —  Нет.  Ни  в  коем  случае.  Не  связывай  ему  руки.  Ска¬
жи,  что  дело  его.  Меня  на  месте  нет.  Ничего  подсказывать
я  ему  не  буду.  Так  и  передай.
 И  я  лег  спать.  Не  знаю,  отчего  я  проснулся.  Намере¬
ния  такого  у  меня  не  было,  но  я  проснулся.  В  самом  на¬
чале  пятого.
 В  первую  минуту  я  только  подумал,  может,  это  пото¬
му,  что  ровно  двадцать  четыре  часа  назад  я  нашел  Дэйва
на  веранде.  А  потом  пошло  цепляться:  веранда  —  дом,
дом  —  пляж*,  пляж  —  Стигси,  и  я  заставил  себя  встать  и
одеться.
 Стигси  на  пляже,  на  рассвете  наблюдает  птиц?  Мы,
которые  из  Миссури,  соображаем  туго,  но  не  совсем  уж
мы  без  понятия.
 199

Я  тихонько  пробрался  на  кухню,  нашел  остатки  кофе
в  кофейнрке  и  подогрел.  Пока  я  его  пил,~  вошла  Конни  в
халате.  Я  спросил  ее,  как  самочувствие,  она  улыбнулась,
отлила  себе  половину  моего  кофе  и  сказала,  что  ничего,  а
вот  как  там  Дэйв?
 —  Думаю,  что  скверно,—  сказал  я.—  Все  болит.
 Углы  губ  у  нее  опустились,  она  кивнула.  Потом  сказа¬
ла:  —  Я  рада,  что  вы  здесь.
 —  И  я  рад,  Конни.
 —  Я  положила  трубку  на  рычаг.  Но  спасибо,  что  дога¬
дались  снять.
 Я  предупредил  ее,  что  ей  грозит  разговор  с  Джейн;  она
с  улыбкой  ответила,  что  это  не  страшно.
 —  Что  вам  вообще  страшно,  Конни?
 —  Ничего.  Только  то,  что  Дэйву  плохо.—  Мне  нравит¬
ся,  что  по  ее  лицу  можно  иногда  прочесть  мысль,  еще  не
выраженную  словами.  Она  сказала:  —  В  конце  концов,  я
ведь  тоже  не  сумела...  полностью  разделаться  с  прошлым*
Перед  новым  замужеством,  разве  не  так?
 Я  сказал,  что  хочу  ненадолго  выйти.  Конни  сказала!
 —  Куда  бы  вы  ни  шли,  будьте  осторожны.
 8
 Солнце  еще  не  взошло,  когда  я  нашел  на  пляже  грузо¬
вичок  Стигси.
 Сперва  я  проехал  по  шоссе  большую  часть  пути  до  кот¬
теджа  Сэнни,  а  заметив  уходящую  влево  песчаную  дорогу
со  следами  шин,  свернул  на  нее.  Грузовичок  стоял  в  ку¬
стах,  чуть  недоезжая  того  места,  где  начинались  дюны.
Я  поставил  свою  машину  позади  него.  Я  не  был  уверен,
стоит  ли  делать  вид,  будто  я  попал  сюда  случайно,  но  все
же  взял  бинокль  и  пошел  к  полосе  песка,  спрессованного
недавним  приливом,  притворяясь,  что  наблюдаю  за  пти¬
цами.
 Только  я  и  в  самом  деле  за  ними  наблюдал.  Я  не  хо¬
тел  сейчас  наслаждаться  всем  этим  —  шумом  моря,  и  за¬
пахом  моря,  чириканьем  и  писком  просыпающейся  жизни,
и  мелкими  крабами,  спешащими  куда-то  в  рассветных
сумерках.  Но  я  поймал  в  бинокль  .  красногрудого  зуйка.
Вот  неожиданность!  Ведь  это  европейская  птица,  лишь

изредка  посещающая  зимой  наши  берега.  К  черту,  не  для
того  я  сюда  пришел,  чтобы  пополнять  свои  сведения  об
американской  фауне.  И  вообще  здесь  чересчур  красиво.
 Тут  я,  как  заправский  охотник,  углядел  следы.  Чело¬
веческие  следы  и  собачьи;  значит,  Стигси  и  Роланд  III
прошли  здесь  уже  после  прилива.
 —  Собака,  несомненно,  такса,  джентльмены,—  пробор¬
мотал  я.—  Опытный  глаз  отлйчит  след  таксы  от  всякого
другого.—  В  том  бездумно-блаженйом  состоянии,  в  кото¬
рое  уже  начало  погружать  меня  это  пропитанное  морскою
солью  утро,  я  при  виде  собачьих  следов  затосковал  о  своей
собаке,  оставшейся  дома.  Это  спаниель  по  имени  Крошка
Нельсон,  который  помогает  мне  фотографировать  вальд¬
шнепов  на  лету,  потому  что  находит  их  в  лесу  быстрее,
чем  я.  Я  засвистал  совсем  тихо,  так  что  сам  едва  слышал,
песенку  «Не  спеши,  дождись  меня».  КДички  собакам  дает
у  нас  мой  старший  сын  Брэд.  Родители  Крошки  Нельсона
звались  Келли  Пулемет  и  Ма  Баркер.  Келли  тоже  был
хороший  пес.
 Невдалеке  в  кустах  чиркнули  спичкой.
 Я  пошел  на  этот  огонек.  Тем  временем  стало  светлее,  и
я  увидел  Стигси  —  он  стоял  на  коленях  спиной  к  морю,
задрав  бинокль  вверх,  полускрытый  кустами  со  стороны
шоссе.
 —  Как  ты  догадался,  что  это  я  зажег  спичку?  —  спро¬
сил  он  строго.
 —  По  Роланду.  А  ты  как  догадался,  что  это  я  и  надо
важечь  спичку?
 —  По  биноклю.  Я  не  знал,  придешь  ты  или  нет.
 —  Я  не  знал,  нужен  я  тебе  или  нет.
 —  Я  уж  потом  подумал,  что  ты,  наверно,  смекнешь.
Барни,  он  здесь.
 —  Кто?  ,
 —  Бастер  и  с  ним  еще  двое.
 —  В  ее  доме?  —  Я  посмотрел  в  бинокль.  В  том  месте,
где  шоссе  заворачивало,  следуя  линии  берега,  виднелся
ряд  коттеджей,  а  за  ним  второй  и  третий.  УличДые  фона¬
ри  уже  погасли,  окна  нигде  не  светились.  Но  перед  одним
из  домов,  кажется,  там,  где  жила  Сэнни,  стояла  легковая
машина.  Как  будто  «бюик»',  больше  я  ничего  не  мог  раз¬
глядеть.
 . 	—  Разве  там  не  дежурит  полисмен?  —  спросил  я.—
 Это-то  не  полицейская  машина.
 т

—  Он  уехал,  когда  они  приехали,—  сказал  Стигси.—*
Двадцать  минут  тому  назад.  Когда  они  уедут,  вернется.
 —  Красиво.  Что  они  там  делают?  *
 В  это  время  я  увидел,  что  на  веранду  вышел  человек
с  целой  охапкой  одежды.  Следом  за  ним  второй  тащил
радиолу.  Бастера  не  было.
 —  Очищают  помещение,—  сказал  Стигси.
 —  Видимо,  так.
 —  Его  не  за  платьем  сюда  прислали.  Я  слышал,  нынче
утром  нагрянет  инспектор  по  борьбе  с  наркотиками.  Они
решили  удостовериться,  что  в  доме  чисто.
 —  Всегда  уважал  чистоплотных  хозяев,—  сказал  я.
 —  Посмотреть,  не  осталось  ли  чего.
 —  А-а.
 —  Хочешь?
 —  Что?
 —  Пойти  побеседовать  с  Бастером?
 Я  взглянул  на  него.—  Силы  у  меня  не  те,  что  были,
Стигси.  Автомат  я,  опять  же,  оставил  в  машине.  Но  если
хочешь,  пошли,
 —  Убери  ты  свой  бинокль,—  сказал  Стигси.—  Ничего
не  будет.  Если  мы  сами  не  полезем  в  драку.
 Роланд  поднялся.  Стигси  приказал  ему  оставаться  на
месте,  и  он  опять  лег.
 —  Бастер  взял  свое  прошлой  ночью,—  сказал  Стиг¬
си.—  Теперь  наш  черед.  Хватит  с  него,  что  в  Бостоне  ему
накрутят  хвост,  нас  он  не  тронет.
 —  Это  хорошо.—  Но  нельзя  сказать,  чтобы  он  меня
успокоил.
 —  Понимаешь,  ему  там  сказали:  «Сам  напакостил,  сам
и  подтирай».
 —  Понятно.
 —  Да  еще  сегодня  приедет  адвокат  проверять  закон¬
ность  ареста  этой  Сэнни.  И  платить  ему  тоже  придется
Бастеру.
 —  О  наркотиках  я  как-то  не  подумал,—  сказал  я.
 —  В  этом-то  я  не  сомневался.  Если  б  Бастер  не  при¬
ехал,  я  сам  хотел  их  поискать.  Но  я  знал,  что  он  явится.
Скорей  всего  марихуана  да  еще  пилюли.
 Мы  уже  прошли  полпути  до  коттеджа.  Я  подумал,  как
бы  хорошо  теперь  повернуть  и  еще  побродить  по  взморью.
Я  сказал  вполголоса:  —  Стигси,  а  я  видел  красногрудого
зуйка.
 202

Он  улыбнулся.—  Да?  В  самом  деле?  Я  его  тоже  видел,
еще  раньше,  но  не  был  уверен.
 Мы  прибавили  шагу.  Потом  Стигси  задышал  тяжело,  и
мы  немного  сбавили  скорость.
 Когда  мы  подошли  к  машине,  один  уже  сидел  за  ба¬
ранкой.  Второй,  очевидно,  вернулся  в  дом.
 —  Эй,  вы  куда?  —  окликнул  первый,  когда  мы,  обо¬
гнув  машину,  свернули  во  двор.
 Стигси  не  удостоил  его  ответом,  я  тоже  промолчал.  Он
вылез  из  машины,  но  мы,  не  останавливаясь,  поднялись
на  веранду.  Кричать  он,  видимо,  не  хотел.
 Мы  сразу  прошли  в  комнаты.  Там  было  полутемно.
Крючок,  который  я  выдрал  накануне,  так  и  не  починили.
В  глаза  мне  ударил  луч  карманного  фонарика.
 —  Кто  там?  —  спросил  чей-то  голос.
 —  Это  я,  Бастер,—  сказал  Стигси  и  включил  свет.—
А  ты  думал  кто?
 —  Моя  фамилия  Джеймс,—  сказал  я.—  Барни  Джеймс,
на  случай  если  кто  интересуется.
 Фонарик  погас.  Перед  тем  он  освещал  небольшой  чемо¬
дан,  в  который  тот  человек  кидал  без  разбору  женское
белье.
 Бастер  сидел  в  ветхом  плетеном  кресле  у  стены  при¬
мерно  в  той  же  позе,  как  накануне  юный  бородач.  Он  не
встал  при  нашем  появлении.
 —  Что  тебе  нужно,  Стигси?  —  спросил  он,  и  его  голос
удивил  меня.  В  нем  звучала  не  вражда,  не  испуг,  не  любо¬
пытство.  Только  тоска.
 —  Да  вот,  решил  -привезти  тебе  леденчик,—сказал
Стигси.—  Ох,  дурак  ты,  дурак!
 —  Это  почему  же?
 —  Увозишь  все  ее  барахло,  так  неужели  же  инспектор
це  догадается,  что  кто-то  здесь  побывал?
 —  А  тебе  кто  сказал  про  инспектора?
 —  Он  дело  говорит,  Бастер,—  сказал  тот,  что  склады¬
вал  вещи.
 —  Да?  Ну  так  оставь  кое-что.  Из  того,  что  похуже.
Пожалуй,  и  пару  платьев  принеси  обратно  из  машины!—
Дотом  эн  посмотрел  на  меня.—  Это  кто?
 —  Я  друг  Дэйва  Доримуса,—  сказал  я.
 Бастер  выпрямился  в  кресле.  Он  и  правда  был  огром¬
ный,  но  бледный,  как  мертвец.
 —  Я  не  хотел  его  изувечить,—  сказал  он.
 203

—  Так-таки  не  хотели?
 Его  подручный  настороженно  следил  за  нами.—  Зани¬
майся  своим  делом,,  подонок,—  сказал  ему  Стигси.—  Мы
атому  идиоту  руки  не  переломаем.  Отложим  до  другого
раза.
 Тот  глянул  па  Бастера.—  Давай  шевелись,—  сказал
ему  Бастер.—  Делай  что  велят.  Послушайте,  мистер,  я
только  хотел  отвезти  его  домой,  понятно?  Он  был  пьян.
 —  Где  могилка  последнего  из  тех,  кого  ты  отвозил  до¬
мой,  Бастер?  —  сказал  Стигси.—  Счастлив  ты  будешь,
если  отделаешься  десятью  годами.
 Теперь  я  видел,  что  Стигси  был  прав.  Не  станет  драть¬
ся  человек,  который  вот  так  повесил  голову.  Тут  только
я  разрешил  себе  внимательно  оглядеть  его  помощника  и
прикинул,  что,  пожалуй,  мог  бы  с  ним  справиться.  Насчет
второго  я  не  был  уверен,  а  Бастер  был  мне  явно  не  по
плечу.  Но  Стигси  сладил  бы  с  кем  угодно.  Он  опять  заго¬
ворил:
 —  Чего  ради  ты  увязался  за  машиной  мистера  Дори-
муса?
 —  Брось,—  сказал  Бастер.—  Я  только  побывал  у  тебя
в  лавке,  а  потом  уехал.  Я  его  не  выслеживал.  Сюда  я  по¬
пал  гораздо  позже,  вхожу  —  а  он  ошивается  вокруг  Сэнни.
 —  Значит,  ты  решил  отвезти  его  домой,—  сказал  Стиг¬
си.—  И  вдруг  на  вас  из  кустов  набросилась  стая  медведей
и  китайцев.
 —  Он  первый  полез  драться,—  сказал  Бастер.—  Что  я
мог  поделать?  Такой  свинг  мне  закатил.
 —  Будто?  —  сказал  я.
 —  Право  слово,  мистер.  Мы  с  Дэйвом  друзья,  верно
вам  говорю.  Зачем  бы  я  стал  вредить  Дэйву?  А  он,  пони¬
маешь,  закинул  мне  руку  на  плечо,  вот  так.—  (Он  завел
собственную  ручищу  за  свою  бычью  шею.—  И  ударил.  Си¬
лушки  у  него  дай  боже,  ну  я  и  вышел  из  себя...
 —  Зачем  вы  лжете?  —  сказал  я.
 —  Это  не  ложь.
 —  Правая  рука  у  Дэйва  Доримуса  уже  двадцать  лет
как  не  поднимается  на  высоту  вашего  плеча,—  сказал  я.—
С  самой  войны.  Так  что  его  рука  у  вас  на  шее  была  левая.
А  может,  и  той  не  было.  Правой  он  и  мухе  крыла  не  по¬
вредит.  Она  у  него  не  действует.
 Бастер  смотрел  в  пол.  Его  пристыженный  вид  не  вну¬
шал  доверия.
 204

—  Храбрый  Бастер,  гроза  инвалидов,—  сказал  Стигси.
 —  Чего  копаешься,  мать  твою!  —  неожиданно  рявк¬
нул  Бастер  на  своего  помощника.—  Кончай,  тебе  говорят.
Кончай.
 Потом  он  встал.  Ему  как  будто  удалось  совладать  с  со¬
бой.—  Ну,  говори,  Стигси,—  сказал  он.—  Чего  тебе  от
меня  надо?  В  Бостоне  у  меня  неприятности.  И  из-за  Сэн¬
ни  неприятности.  Дэйв-то  не  будет  подавать  в  суд?  —  Во¬
прос  был  обращен  ко  мне,—  Вы  ему  скажите,  мистер,  что
я  очень  сожалею.
 —  Сказать  Дэйву,  что  вы  сожалеете?
 —  О  черт,—  сказал  он.—  Дэйв  мне  всегда  нравился.
С  самого  начала.
 —  Интересно,  как  вы  поступаете  с  теми,  кто  вам  не
нравится,—  сказал  я.
 Взгляды  наши  встретились.  Он  отвел  глаза,  а  Стигси
спросил:
 —  Ты  все  тут  подчисти^,  болван?
 —  Проверь.
 —  И  проверим.  Если  что  оставил,  пеняй  на  себя.  Мы
видели,  как  уезжал  полисмен.  Арнольд  Тернер,  я  не  ошиб¬
ся?  Мой  приятель  Арнольд.  Так  что  если  мистер  Джеймс
решит  рассказать  инспектору,  кто  тут  на  наших  глазах
приезжал,  а  кто  уезжал,  тебе  непоздоровится.  Да  еще  если
Дэйв  подаст  в  суд.
 —  Что  тебе  от  меня  нужно,  Стигси?  Скажи,  не  ви¬
ляй.—  И  все  же  он  не  был  приперт  к  стенке.  Он  только
мучился,  тосковал.  Я  это  чувствовал  безошибочно.  И  все
мы  знали,  что  Дэйв  не  обратится  в  суд,  предпочтет,  чтобы
поскорей  замолчали  газеты.
 —  Это  мой  город,  Бастер,—  сказал  Стигси  вполголо¬
са.—  Не  суйся  сюда.  Всех,  кого  ты  здесь  знаешь,  я  тоже
знаю.  И  никаких  неприятностей  у  меня  с  ними  нет  и  не
будет.  Это  и  они  тебе  скажут,  и  я  говорю.  Здесь  я  хозяин,
я,  Стигси  Миллер.
 Помолчав,  Бастер  ответил:  —  Про  руку  его  я  не  знал.
Честно  говорю.  Я  был  в  Корее.  Не  знал  я  нро  его  руку.
 —  Небось  твои  подонки  еще  его  держали,—  сказал
Стигси.—  Откуда  ж  тебе  было  знать?  Катись  отсюда,  Ба¬
стер.—  Те  двое  уже  покончили  со  сборами  н  вышли  за
дверь.—  Катись.  Тебя1  ждут.
 Бастер  переступил  с  ноги  на  ногу.—  Я  же  сказал...
 205

Неужто  вы  мне  не  верите?  Я  был...  Я  не  хотел.  Я  был  не
в  себе,  понятно?
 —  Идиот  ты,  Бастер,—  сказал  Стигси.—  Так  и  чешутся
руки  тебя  вздуть.  Вон  из  моего  города,  идиот.
 И  когда  Бастер  вышел;  —  Мы  еще  не  до  всего  докопа¬
лись,  Барни.
 —  Да,  что-то  он  еще  утаил,—  сказал  я.
 9
 В  час  дня  нам  с  Конни  разрешили  повидать  Дэйва,  но
видно  от  него  было  немного.  Он  был  весь  забинтован,  как
жертвы  уличного  движения  на  карикатурах.  В  больнице
ему  предстояло  пролежать  не  меньше  двух  недель,  и  я
подозревал,  что  на  это  уйдут  последние  деньги,  какие  еще
оставались  у  Конни.
 —  Смотри,  капитан,  чтобы  к  началу  рейса  ты  снял  эти
украшения,—  сказал  я.  Дэйв  пообещал,  и  я  ненадолго
оставил  их  вдвоем.
 Потом,  когда  Конни  вышла,  я  спросил,  нельзя  ли  мне
тоже  поговорить  с  Дэйвом  наедине,  и  она  сказала  —  ко¬
нечно.
 —  И  вот  что  еще,  Конни.  Давным-давно,  сразу  после
войны,  мы  с  Дэйвом  купили  шлюп  класса  «Дружба»  и
провели  на  нем  лето.
 —  Слышала,—  сказала  Конни.—  Не  раз  и  не  два.
 —  Я  должен  был  заплатить  половину,  но  не  смог.
И  позже  Дэйв  так  и  не  захотел  взять  с  меня  эти  деньги.
 Она  посмотрела  на  меня.  Поверила  или  нет  —  не  знаю.
 —  Так  что  вы  Дэйву  не  говорите,—  сказал  я.—  Если
спросит,  скажите,  что  нашли  в  старой  сахарнице.—
И  я  протянул  ей  чек.
 Она  кивнула  с  серьезным  видом.  Потом  посмотрела  па
чек  и  рассмеялась.
 —  Ну-ну,  приятель,—  сказал  я.—  Что  за  беспричин¬
ный  смех?
 —  Надо  же  быть  таким  лгунишкой,—  сказала  она.—
Сразу  после  войны  половина  шлюпа  «Дружба»  не  могла
стоить  пятьсот  долларов.
 —  А  о  такой  вещи,  как  проценты,  вы  не  слыхали?  —
спросил  я  с  благородным  негодованием.—  Да  и  шлюп  был
 206

совсем  особенный.  Очень  красивый.  Бросьте,  Конни,  я  не
хочу,  чтобы  вы  с  Дэйвом  отказались  от  поездки.
 Лишь  бы  он  успел  оправиться.  Лишь  бы  поездка  ока¬
залась  ему  по  силам!  Может,  это  как  раз  то,  что  ему  нуж¬
но  для  полного  выздоровления.
 —  Хорошо,—  сказала  Конни.—  Хорошо,  дорогой  вы
друг  и  милый  человек.  Если  понадобится  на  проезд,  я  ими
воспользуюсь.  Надеюсь,  что  так  и  будет.
 И  мы  простились.  Я  собирался  прямо  отсюда  ехать  до¬
мой,  если  мои  услуги  больше  не  потребуются.  Конни  со¬
биралась  купить  кое-что  для  Дэйва  и  привезти  в  боль¬
ницу.
 Я  вошел  к  Дэйву  в  палату.
 —  Ты  не  против  поговорить?
 —  Только  тихо,—  сказал  он.—  Для  громко  моя  че¬
люсть  не  годится.
 —  Ты  в  суд  подавать  думаешь?
 —  Нет.  Могу  себе  представить,  что  говорят  в  городе*
Пусть  все  утихнет.
 —  Бастер  на  это  и  рассчитывает.
 —  Ну  и  ладно.
 —  Могу  я  чем-нибудь  помочь?
 —  Как  там  Конни...  ничего?
 —  Конни  молодец.
 —  Да,  я-то  знаю.
 Он  спросил  о  Сэнни,  и  я  рассказал  ему  про  адвоката,
который  должен  приехать  из  Бостона  и  добиться  ее  осво¬
бождения.  Это  его  как  будто  успокоило.
 —  Я  ее  любил,  Барни,—  сказал  он.—  Правда,  любил.
Каким-то  не...  неисповедимым?  Неисповедимым  образом.
 —  Наверно,  так,—  сказал  я.
 —  Вчера  я  и  не  собирался  ее  домогаться.
 —  Позавчера,—  сказал  я.  Я  не  добавил,  что  он  может
не  объяснять.  При  том,  как  давно  мы  с  Дэйвом  знали
друг  друга,  это  было  излишне.  И  я  не  имел  причин  ему
не  верить.  Очевидна,  это  была  правда  —  почти  вся  правда.
 —  Я  просто  хотел  ее  проведать,—  сказал  Дэйв.—  Мне
всегда  кажется,  что  я  за  нее  в  ответе.  А  это...  Даже  то  ко¬
роткое  время,  что  мы  были  женаты.  Мы  почти  и  не  спали
вместе.  Несколько  раз,  до  и  после,  но  она  в  этом  смысле
очень...  неотзывчива.  Ей  это,  по-моему,  и  не  нужно.  И  она
часто  болела  и  то  соглашалась,  то  нет,  и  мпе  тоже  расхо¬
телось.  Правда.  Когда  я  увидел  ее  в  клубе,  я...  просто  не
 207

знаю,  что  со  мной  сделалось.  Наверно,  опять  потянуло
о  ней  заботиться.  Как  будто  мне  поручена  забота  о  каком-
то  ребенке.  Я  просто  не  мог  бы  с  ней  вчера...  То  есть  по¬
завчера.  Мы  уже  как  будто  за  пределами  этого,  в  каком-
то  другом  измерении.
 —  Может,  отложим,  Дэйв?  —  сказал  я.—  Расскажешь
в  другой  раз,  на  яхте  или  еще  когда.
 —  Нет.  Брак  может  быть  нелепым.  Бессмысленным.
Ты  согласен?
 —  Да.  Бывало,  что  и  мне  так  казалось.
 —  Отчасти  дело  в  наркотиках,—  сказал  он.—  Это,  на¬
верно,  тоже  выводит  за  пределы  секса.
 —  Говорят.
 —  Когда  я  только  познакомился  с  Сэнни.  Когда  я  был
женат  на  Джейн.  Я  знал,  что  Сэнни  иногда  глотает  пилю¬
ли  и  курит  марихуану*  Так,  для  забавы.  Но  понятия  не
имел,  что  она  одурманивается  изо  дня  в  день.  В  то  время
я,  пожалуй,  любил  ее  обыкновенной  любовью.  Тянулся  к
ее  мягкости,  расслабленности.
 —  Джейн-то  была  жестковата,—  сказал  я.
 —  Потом  я  узнал.  Что  Сэнни  —  законченная  нарко¬
манка.  Так  ты  думаешь,,  мне  стало  противно?  Нет.  Мне
стало  страшно  за  нее.  Больше  всего  на  свете  мне  хотелось
ей  помочь.
 —  И  ты  на  ней  женился?
 —  Не  сразу,  миссуриец.  Не  сразу.
 —  Вредно  тебе  столько  разговаривать,  Дэйв,—  сказал
я,  но  он  упрямо  продолжал:
 —  Она  мне  рассказывала  про  своего  брата.  Она  его
боялась,  и  я  думал,  может  быть,  если  я  на  ней  женюсь...
ей  тогда  было  девятнадцать  лет.  Она  говорила,  что  ее  су¬
дили  за  марихуану  и  отдали  Бастеру  на  поруки.
 —  За  марихуану?
 —  Она  почти  никогда  не  говорит  правду.  Когда  мы  с
ней  поехали  к  ее  родителям,  я  узнал,  что  на  поруки  ее  от¬
дали  не  из  тюрьмы,  хотя  в  тюрьме  она  тоже  побывала,  а
из  Психиатрической  больницы  штата.  Сэнни  много  раз  там
лечилась,  ещё  с  детства.  Ты  что  думаешь,  тут  я  наконец
отступился?
 —  Следовало  бы.
 —  Я  был  тогда  не  в  своем  уме,  Барни,
 —  Да,  мне  говорили.
 —  В  семье  она  никому  не  была  нужна.  Кроме  Басте¬
 206

ра,  а  тот  считал  ее  своей  собственностью.  Он  тогда  еще
надеялся,  что  его  примут  обратно  в  полицию.  Мы  с  ним
совершенно  всерьез  вели  нескончаемые,  бредовые  разго¬
воры...  Как  сейчас  вижу  —  сидит  у  кухонного  стола  в
своем  мундире  и  обсуждает  со  мной  будущее  Сэнни.  Это
он  посоветовал  добиться,  чтобы  наш  брак  был  признан
недействительным.  Он  говорил,  что  Сэнни  нельзя  иметь
детей,  и  я  вынужден  был  согласиться.  Я  и  сам  их  не  хо¬
тел.  Родителям  ее  было  все  равно,  либо  они  притворялись,
чтобы  скрыть  отчаяние.  О  господи,  до  чего  же  мне  хоте¬
лось  вернуть  ее  к  жизни.  Не  для  себя.  Я  о  ней  почти  уже
не  думал  как  о  женщине,  но  я...  я  так  страдал  за  нее.
Словно  это  мой  ребенок  тонет.  И  некому  помочь.  Только  я.
А  без  меня  ей  грозит...  сам  не  знаю  что.  Проституция.
Безумие.  Смерть.  Ну  да,  Барни,  я  правда  был  как  поме¬
шанный,  но  когда  это  так,  сам-то  этого  не  понимаешь.
А  Бастер  считал,  что  заботиться  о  ней  —  значит  потакать
ей...  во  всем.  Я  увез  ее  сюда.  Мы  сняли  домик,  но  явился
хозяин  с  судебным  исполнителем,  пригрозили  нас  высе¬
лить.  Это  ее  напугало.  Я  отвез  ее  обратно  в  Бостон.
Ей  вдруг  туда  захотелось.  Домой,  к  Бастеру.
 Таким  образом,  рассказал  мне  Дэйв,  Бастер  добился
своего.  Бастера  особенно  обозлили  снимки  Сэнни  с  Дэй¬
вом,  которые  появились  во  время  развода  с  Джейн,  и  то,
что  имя  Сэнни  попало  в  газеты.  Он  считал,  что  сестра  его
не  должна  больше  встречаться  с  Дэйвом,  что  это  повредит
ее  карьере.  В  артистическую  карьеру  Сэнни  и  сама  она  и
Бастер  верили  так  твердо,  что  это  тоже  стало  своего  рода
пунктиком.
 —  А  тебе  как  кажется,  Барни?
 —  Она,  пожалуй,  талантлива,—  сказал  я.—  Но  в  ней
не  чувствуется  прочности,  упорства.  А  без  этого  талант
немногого  стоит.
 Странно  говорить  с  человеком,  у  которого  забинтовано
лицо.  Не  видя,  что  оно  выражает,  я  це  мог  судить  о  том,
как  Дэйв  воспринимал  мои  слова.
 —  Бастеру  необходимо  верить  в  ее  карьеру,—  сказал
наконец  Дэйв.—  Иначе  он  будет  вынужден  признать,  что
она  пропащая,  обречена  еще  с  раннего  детства.  Ну,  я  и
согласился.  Восемь  месяцев  в  частной  лечебнице.  Особый
уход.  На  это  и  ушли  мои  деньги.  И  еще  —  новая  машина
для  ее  родителей,  чтобы  могли  поехать  с  нами.
 —  С  вами?

—  Я  хотел  оберегать  ее,—  сказал  Дэйв.—  Если  б  онд
уехала  одна,  я  бы  чувствовал  себя  предателем.  А  она...
В  светлые  промежутки  она  как  будто  вполне  в  себе  уве¬
рена.  Барни,  она  из  меня  веревки  вьет.
 На  это  мне  нечего  было  ему  ответить.
 —  Я  все  говорю  себе,  она  не  виновата  в  том,  что  д<а-
лает.  Ведь  она  душевнобольная.  И  я  попробовал  забыть
о  ней.  Окунулся  с  головой  в  СПАГЭТ.  Женился  на  Конни.
И  вот.—  Рука  его  поднялась  к  забинтованному  лбу.—  Смо¬
три,  мама,  головки-то  нет.
 —  Я  уезжаю  домой,  Дэйв,—  сказал  я.—  Но  кое-что
еще  хочу  тебе  досказать,—  Я  рассказал  ему  про  Джерри
и  про  встречу  Стигси  с  Бастером.  Потом  задал  вопрос:  —
Дэйв,  чем  он  тебя  бил?
 —  Полицейской  дубинкой.  Он  сохранил  ее  на  память
о  государственной  службе.  Возит  в  своей  машине.
 —  А  другие  тебя  держали?
 —  Я  был  порядком  пьян.
 —  Так,—  сказал  я.—  Ну,  это  неважно.  Если  я  пона¬
доблюсь,  Конни  мне  позвонит.  Договорились?
 Я  поднялся.
 —  Минутку,  Барни.  Она  там  была.
 —  Сэнни?  Когда  они  тебя  били?
 —  По-моему,  да.  Она  тогда  встретила  меня  очень  лас¬
ково.  Там  были  какие-то  молодые  люди  и  еще  одна  жен¬
щина,  и  Сэнни  им  сказала,  что  я  ее  муж.  Потом  стала  не
ласковая,  а  крикливая  и  сказала  им,  что  я  ее  муж  и  служу
в  торговом  флоте.  Сказала:  «Он  долго  был  в  море,  и  мы
так  хотим,  так  хотим,  а  вы  будете  публикой».  Она  смея¬
лась,  была  очень  возбуждена,  и  почти  все  ее  гости  ушли.
Тогда  она  загрустила.  Когда  она  грустная,  я  что  угодно
готов  для  нее  сделать.  Я  стал  ее  утешать.  Она  плакала  и
говорила,  что  я  мало  ее  люблю.  Я  попытался  ей  объяс¬
нить,  что  я  опять  женат.  Что  только  поэтому  не  могу  у
нее  остаться,  и  она  очень  обиделась,  стала  язвить.  А  по¬
том  рассердилась.  Тут  и  появился  Бастер.  Она  как  раз  в
это  время  била  меня  туфлей.  Очень  было  смешно.
 —  Воображаю.
 —  А  потом  стало  совсем  не  смешно.  Бастер  понял  то,
что  захотел  понять,  и  сгреб  меня  в  охапку.  Вдвоем  с  ка¬
ким-то  типом.  Один  из  них,  наверно,  дал  мне  до  голове.
После  этого  я  мало  что  помню.  Знаю  только,  что  мы  были
на  пляже  и  меня  избивали.  Дубинкой.  И  я  кричал.  А  Ба¬
 210

стер  как  будто  говорил:  «Перестань.  Перестань  сейчас  же.
Опять  в  больницу  захотела?»  И  оттаскивал  ее.  Может,  это
она...  меня  била?..  Или  прикрывала  собой,  целовала  меня?
Не  знаю.  Ничего  не  знаю.
 —  Жаль.  А  может,  и  то  и  другое?
 —  Все  это  такой  кошмар,—  сказал  он.—  Не  разберешь,
где  сон,  где  явь.
 И  не  разберешь,  думал  я,  осталось  ли  что  от  сна  или
от  яви...
 В  обратную  дорогу  я  пустился  перед  вечером,  так  что,
если  бы  ехать  прямо  на  запад,  солнце  бийО  бы  мне  в  глаза,
Я  стал  забирать  вдоль  побережья  на  юго-запад,  через  Мас¬
сачусетс  и  Род-Айленд,  выбирая  проселочные  дороги,  что¬
бы  по  возможности  оставаться  ввиду  моря.
 Единственное,  что  мне  еще  запомнилось  из  этой  поезд¬
ки,—  это  что  на  некоторых  дорогах  сильно  трясло.  Я  ехал
медленно,  и  на  одном  участке,  совсем  безлюдном,  с  трево¬
гой  уловил  какие-то  тонкие  металлические  звуки.  В  пер¬
вую  минуту  я  подумал,  что  это  в  моей  машине  что-то  ста¬
ло  неприятно  поскрипывать,  но  потом  до  меня  дошло,  что
Стигси  был  прав:  прилетели  луговые  жаворонки,  это  они
пели,  сидя  на  проволочных  изгородях,  тянувшихся  вдоль
дороги.

Часть  третья
 СИГАРЕТНЫЙ  ВЕК
%
 За  те  пять  недель,  что  прошли  между  моей  поездкой
к  Дэйву  и  нашей  следующей  встречей  на  Сент-Томасе,  я,
"между  прочим,  бросил  курить.
 Я  думал,  что  это  будет  трудно  и,  если  удастся,  я  буду
очень  доволен  собой.  Это  оказалось  легко,  и  почувствовал
я,  как  ни  странно,  острое  сожаление.  Стало  ясно,  что  си¬
гареты  были  для  меня  не  привычкой,  и  не  потребностью1
и  не  допингом;  они  были  романтикой.
 Мне  было  жаль  не  вкуса,  не  ощущения,  а  физической
связи  со  множеством  воспоминаний.  Одним  из  самых  дав¬
них  было,  как  мы  с  Дэйвом  сидим  на  причале  на  берегу
Миссисипи  и  с  важным  видом  курим  сигареты.  Мы  добра¬
лись  на  попутных  машинах  в  Ганнибал,  потому  что  Дэйв
решил,  что  до  своего  отъезда  из  Миссури  в  Восточные
штаты  должен  побывать  на  родине  Марка  Твена.  Кажется,
мы  обнаружили  там  кафе  —  а  впрочем,  это  я,  возможно,
помню  по  другим  посещениям.  Так  или  иначе,  считается,
что  дом,  где  оно  расположено,  описан  Твеном  как  дом
судьи  Тэчера,  где  жила  подружка  Тома,  Бекки.  Тут  же,
через  улицу,  стоит  другой  дом,  попроще,  тоже  деревянный
и  выкрашенный  в  белую  краску  —  тот,  как  утверждают,
принадлежал  Сойерам.  Лачуга  Гека  Финна,  ютившаяся
где-то  подальше,  на  реке,  в  числе  памятных  мест  не  фигу¬
рирует.
 Любопытно,  что  Марк  Твен  поселил  Тэчеров  в  том
доме,  где  он  сам  провел  детство,  а  судьей  был  его  отец.
(Дэйв  сказал:  «Я  не  понимаю,  почему  Марк  Твен  не  захо¬
тел  сделать  семью  Тома  такой  же  почтенной,  как  была  его
собственная?»  В  то  время  было  всего  два  писателя1  о  кото-
 аю

рых  мы  говорили  без  стеснения,—  Марк  Твен  и  Эрнест
Хемингуэй.  Читали  мы  и  других,  но  только  об  этих  двоих
позволяли  себе  рассуждать,  не  скрывая,  что  интересуемся
литературой.  О  них  и  еще,  пожалуй,  о  Дэшиеле  Хаммете.)
 Если  не  считать  впечатления  от  этих  двух  ганнибаль-
ских  домов,  лучше  всего  мне  запомнились  сигареты.  Они
были  в  коричневой  пачке  и  назывались  «Винге».  Мы  ку¬
пили  их  заодно  с  буханкой  хлеба,  ба(рочкой  орехового
масла  и  парой  яблок.  Мы  только  что  закусили  тут  же,  на
причале,  и  я  помню,  что  Дэйв,  открывая  пачку,  показал
мне,  как  достать  первую  сигарету,  не  повредив  обертки.
«Винге»  были  одним  из  новшеств,  вызванных  кризисом,—
сигарета  за  десять  центов,  когда  ранее  известные  марки
стоили  пятнадцать.
 —  Одобряю  вашу  большую  реку,  мистер  Джеймс,—
сказал  Дэйв.—  Пожалуй,  суну  ее  в  карман  и  увезу  с  со¬
бой,  пусть  протекает  через  Вашингтон.
 —  Вашему  другу  мистеру  Иккесу  это  понравится,—
сказал  я.  Отец  Дэйва  получил  новое  назначение,  на  этот
раз  в  министерство  внутренних  дел.—  Не  могли,  бы  вы  с
ним  устроить  так,  чтобы  любоваться  ею  здесь,  на  месте?
 —  К  сожалению,  нет,—  сказал  Дэйв.  Его  отец  уже
уехал  из  Сент-Луиса.  Дэйв  с  матерью  должны  были  по¬
следовать  за  ним,  как  только  кончится  учебный  год  в  шко¬
ле.  Через  десять  дней.
 —  На  будущий  уикенд,—  сказал  я,—  имеется  еще
одна  речка  —  Каррент.^Мы  можем  поехать  на  «Пупсе»,  а
там  я  возьму  напрокат  лодку,  а  «Пупса»  кто-нибудь  от¬
гонит  домой,  а  мы  переночуем  где-нибудь  на  берегу...
 —  Прекрасно,  сэр,—  сказал  Дэйв.—  Так  и  сделаем.—
А  потом:  —  Не  знаю,  Барни.  Мама,  скорей  всего,  скажет,
что  я  ей  нужен.
 .  —  Если  скажет,  я  приду  к  вам  помогать  укладываться.
 В  таком  вот  настроении  мы  закурили  и  сидели  молча,
для  утешения  глядя  сквозь  сигаретный  дым  на  широкую
реку.
 Какая-то  часть  этого  чувства  непрерывности  време¬
ни  —  вот  от  чего  я  отказывался,  бросая  курить,  а  не  от
скверного  желтого  вкуса  во  рту  и  не  от  ощущения  в  горле
противнее  того,  которое  предвещает  чихание.
 ,  Таким  образом,  физически  мне,  чтобы  бросить  курить,
требовалась  только  побудительная  причина,  а  их  у  меня
было  три:  Брэд,  Губер,  Мэри  Блисс.  Двое  младших  с  чисто
 213

детской  серьезностью  слушали,  как  Брэд,  когда  приезжал
домой  на  рождество,  толковал  о  поражениях  сердца,  эм¬
физеме  и  раке,  и  укоризненно  поглядывали  на  мрю  сига¬
рету.  Они,  конечно,  были  правы,  да  я  и  вообще  всегда
помнил  о  том,  какой  пример  подаю  детям.  Я  надеюсь,  что
кое  в  чем  они  сочтут  меня  достойным  подражания,  и  ста¬
раюсь  довольствоваться  теми  пороками,  каким  могу  преда¬
ваться,  когда  дети  лягут  спать.
 Не  то  чтобы  я  бросил  курить  разом,  как  отрезал,  но  я
нашел  способ  облегчить  этот  процесс  —  на  шесть  недель
заменил  сигареты  трубкой.
 —  Папа,  тебе  нравится  курить  трубку?  —  спросила
Мэри  Блисс,  когда  из  этих  шести  недель  прошло  пять.
 —  От  нее  сухо  во  рту  и  дышать  невмоготу,—  сказал
я.—  А  в  горле  свербит,  голова  трещит,  и  желудок  чувст¬
вует  себя  неважно.
 —  Так  ты  брось,  а  то  спустится  в  ноги,—  сказал  Губер.
 —  Папочкины  ноги  станут  как  миноги,—  пропела
Мэри  Блисс.
 Возразить  было  нечего.  Знакомые  курильщики  объяс¬
няли  мне,  что  не  надо  затягиваться,  но  отучиться  курить
было  не  труднее,  чем  научиться  курить  по-новому.  Я  раз¬
дарил  свои  трубки  рабочим  на  заводе,  а  сам  стал  жевать
резинку,  что  мне  тоже  достаточно  быстро  опротивело.
 Я  перестал  курить,  но  зато  видел  сны.
 Мне  снились  сигареты,  тоненькие,  белые,  немыслимо
благоуханные.  И  кто-то  говорил,  что  никакого  греха  тут
нет.  Или  я  просто  знал  это;  а  может  быть,  вопрос  о  грехе
вообще  не  возникал.  Вполне  нормальное,  разумное  жела¬
ние,  почему  бы  не  удовлетворить  его?  И  я  закуривал.  Сны
о  сигаретах  были  как  сны  о  женщинах,  такие  же  простые.
Такие  же  реальные.  И  так  же  волновали,  и  просыпаться
от  них  бывало  так  же  обидно.
 Если  курить  —  значит  совершать  преступление  против
самого  себя,  то  преступно  —  пусть  в  меньшей  степени  —
и  гасить  воспоминания.  Для  чего,  как  не  для  того,  чтобы
выкурить  сигарету,  введены  десятиминутные  перерывы  на
занятиях  по  боевой  подготовке?
 Куришь  по  очереди  с  девушкой.  «Вместо  поцелуя»,—
говорит  она,  возвращая  тебе  сигарету.
 Сидишь  за  рулем,  она  закуривает  две  и  одну  передает
тебе.
 Идешь  на  посадку  и  одновременно  чувствуешь  землю
 214

под  ногами  и4  щекотание  дыма  в  горле.  Закуриваешь  в
фойе  кино,  после  сеанса.
 Роберт  Тэйлор.  Был  такой  год,  когда  на  экранах  сразу
появились  три  новые,  молодые  звезды  —  Роберт  Тэйлор,
Тайрон  Пауэр  и  Дон  Амече  (кажется).  Так  вот,  Роберт
Тэйлор.  Какой  же  это  был  фильм?  Он  лежит  одетый  на
кровати  в  маленькой  комнате.  Помнится,  он  кем-то  отверг¬
нут.  Он  гасит  свет  и  закуривает  сигарету.  Мы  видим  его
в  профиль,  силуэтом  на  фоне  окна,  он  пускает  дым,  что-то
обдумывает.  Сигарета  здесь  не  только  отрада;  она  помо¬
гает  осмыслить  жизнь.
 Нет,  я  не  мог  бы  возненавидеть  сигареты.  Я  их  любил,
черт  возьми.  Слишком  часто  они  были  для  меня  желан¬
ным  обществом,—  скажем,  когда  бродишь  один  в  лесу,
с  фотоаппаратом.  Ждешь.  Сигарета  —  это  было  занятие,
что-то  приятное,  придававшее  ценность  минутам  ожида¬
ния.
 «Покурю,  что  ли».
 Иногда  это  был  способ  растянуть  время,  на  что  бы  оно
ни  требовалось.  Джон  Гарфилд.  Вот  актер,  который  умел
курить  сигарету  так,  что  вы  чувствовали,  будто  это  вы  ев
курите.  А  некоторые  актеры  сигаретой  злоупотребляли,
давали  ей  свисать  с  губы?  делали  ее  знаком  своей  грубо¬
сти.  В  фильме  сигарета  должна  означать  нежность,  раз¬
думье,  передышку.  Утешение.
 Сигарета  в  длинном  мундштуке,  торчащем  вверх,—  это
был  оптимизм  Франклина  Рузвельта.
 Сигарета,  дымок  которой  вот-вот  подскажет  правиль¬
ное  решение,—  это  была  человечность  Эда  Мэрроу.
 Был  кто-то...  но  это  уже  как  в  тумане  —  Хэйвуд
Браун?  Александр  Вулкот?  Роберт  Бенчли?  —  кто-то,  кому
сигарета  определенно  помогала  писать  книги.
 Да,  я  любил  грех,  от  которого  отрекся,  но  зато  многих
грешников  ненавидел  всей  душой:  романтизировать  ку¬
рение  было  вредно,  однако  невинно;  внедрять  его,  когда
вред  уже  стал  очевидным,—  на  мой  взгляд,  худший  из
всех  пороков  Мэдисон-авеню.  Это  значит  не  просто  прода¬
вать  человеку  то,  что  ему  не  нужно  и  чего'он  не  должен
хотеть,  а  то,  что  его  отравляет,  ведет  к  мучительной  смер¬
ти...  Стоп,  Барни.  Теперь  ты,  чего  доброго,  бросишь  пить
виски?
 Ладно,  ладно.  Но  лет  через  сто,  если  только  мир  до¬
живет  до  этого  времени,  о  нас  будут  говорить,  потягивая
 215

коктейль:  «Можете  вы  себе  представить,  что  еще  в  про¬
шлом  веке  люди  находили  удовольствие  в  так  называе¬
мом  курении?  Ведь  оно  загрязняло  им  легкие,  ослабляло
сердце.  И  они  это  знали.  Наверно,  считали  себя  просве¬
щенными,  а  сами  вкладывали  миллиарды  долларов  в
предприятия  по  производству  медленной  смерти,  и  все  с
благословения  какой-то  Медицин-авеню,  слышали  про  та¬
кое  место?  Зубы  у  них  делались  желтые,  изо  рта  дурно
пахло,  и  обширные  районы  в  стране  были  заняты  под
культуру  этого  зелья,  когда  могли  бы  производить  что-
нибудь  нужное,  и  даже  президенты  курили,  и  супруги
президентов...»
 Вероятно,  наше  курение,  как  и  другие  простые  вещи,
останется  для  потомков  загадкой.  Неужели  в  ту  пору,  ког¬
да  все  денди  нюхали  табак,  это  было  удовольствием  и  счи¬
талось  хорошим  тоном?  Нам  это  непонятно.  Вот  и  им  бу¬
дет  непонятно.  Что  в  наш  короткий  бурный  век  осужден¬
ный  просил  перед  расстрелом  не  завязывать  ему  глаза,  а
дать  выкурить  сигарету.  Что  сигарету  закуривали  для  ра¬
неного  товарища  и  совали  ему  в  рот,  а  он  пускал  дым  и
улыбался.  Предлагали  ночью  сигарету  незнакомой  жен¬
щине,  и  глаза  ее  вспыхивали  при  огоньке  спички...
 Я  бросил  курить,  но  еще  долго  после  этого,  напившись
до  чертиков,  норовил  не  ущипнуть  кого-то  за  мягкое  ме¬
сто,  а  стянуть  сигарету  и,  закуривая,  чувствовал  себя
ужасно  развратным  и  смелым.
 2
 Дэйв  и  Конни  прибыли  на  Виргинские  острова  за  два
дня  до  нас.  Около  полудня  они  встретили  нас  в  аэропорту,
куда  приехали  в  старом  вместительном’такси.  С  ними  был
и  тот  молодой  человек,  Арт  Лабранш,  как  будто  вполне
приятный  и  вежливый,  хотя  по  меркам  бостонской  элиты
его  манеры  могли  показаться  немного  нарочитыми,  я  бы
даже  сказал  —  вымученными.  С  Дэйвом  и  Конни  он,  ви¬
димо,  уже  успел  подружиться.
 Арт  любезно  и  ловко  помогал  нам  с  чемоданами  и  ба¬
гажными  квитанциями,  и  я  почти  не  обратил  на  него  вни¬
мания.  Так  разительны  были  перемены  в  наружности
Дэйва,  что  я  не  мог  смотреть  ни  на  кого  другого,  даже  на
Конни.
 ,216
Г'

Волосы  Дэйва  —  вот  что  поражало  больше  всего.  Его,
видимо,  обрили  наголо,  когда  лечили  раны  на  голове,  и
новые  волосы  выросли  не  рыжие,  а  белые  и  шелковистые.
Какие  были  у  его  отца.
 Нос  ему,  в  общем,  привели  в  порядок,,  но  раньше  это
был  небольшой  прямой  нос,  теперь  он  стал  толще  и  чуть-
чуть  скривился.  На  левой  стороне  лба  пролег  новый  шрам,
правда  уже  не  очень  заметный,  но  особенно  больно  мне
было  увидеть,  что  он  опять,  как  двадцать  лет  назад,  уп¬
ражняет  правую  руку,  сжимая  и  разжимая  резиновый
мячик.
 В  остальном  же  врачи  и  Конни  неплохо  подправили  и
выходили  его:  интересный  мужчина,  на  вид  не  старше  сво¬
их  лет,  и  карибское  солнце  уже  начало  покрывать  его  здо¬
ровым  загаром.
 Миссис  Эллен  Джеймс,  моя  небезызвестная  жена,
тоже  нашла  его  интересным.  Чип!  —  зажглась  ее  самая
обворожительная  улыбка,  словно  включили  неоновую  вы¬
веску.—  Чип,  вот  она  я.—  И  когда  Дэйв  протянул  ей  ру¬
ку,—  Чип,  мистер  Дэйв.  Дайте  опомниться.
 И  погасла,  буква  за  буквой,  остался  только  отблеск  да
теплая  ладонь.
 Арт  Лабранш  тоже  получил  свою  долю  с  поправкой  на
его  нежный  возраст  и  кудрявость.  Зима  в  Скотс-Форте
была  для  Эллен  томительно  долгой.
 И  для  меня  последние  пять  недель  на  заводе  были  то¬
мительно  долгими,  но  не  могу  сказать,  чтобы  я  уехал  с
радостью.  То,  что  наш  заведующий  сбытом  сел  за  руль  в
нетрезвом  виде,  имело  свои  последствия.  Не  успели  мы  их
уладить,  как  нас  подкузьмила  —  что  бы  вы  думали?  —
свинка.  Занесли  ее  на  завод  двое  рабочих,  соседи  по
дому,  от  них  заразились  еще  трое,  а  потом  началась  па¬
ника.
 Случаев  заболевания  оказалось  не  так  уж  много,  но
была  неделя,  когда  на  работу  не  выходили  пятнадцать  че¬
ловек,  обнаруживших  у  себя  подозрительные  симптомы.
Со  свинкой  всегда  так  бывает.  Пришлось  наверстывать.
И  как  раз  это  время  Талли  выбрал  для  того,  чтобы  пред¬
ставить  мне  свой  проект  перепланировки  заводских  по¬
мещений.  Между  прочим,  очень  толковый.  Ему  не  терпе¬
лось  приступить  к  реорганизации,  я  же  считал,  что  нужно
сперва  ликвидировать  отставание.  Дядя  Трой,  проснув¬
шись  от  зимней  спячки,  с  новыми  -силами;  ратовал  за  фиб-
 217

рогласовые  каноэ;  к  нам  наезжали  какие-то  люди  для  пе¬
реговоров  относительно  сырья  и  станков,  и  дело  шло  к
тому,  что  правление  одобрит  эту  затею.  Особенно  усерд¬
ствовал  Талли,  и  это  меня  все  сильнее  тревожило,  хотя
логики  тут  не  было  никакой.
 У  меня  сложилось  впечатление,  что  Талли  не  прини¬
мает  близко  к  сердцу  завод  —  ни  рабочих,  ни  продукцию,
ни  даже  прибыли.  Его  жадность  была  особого  рода.  Что
он  принимал  близко  к  сердцу  —  так  это  масштабы.  Чего
ему  действительно  хотелось  —  так  это  чтобы  «Деревянные
изделия  Гибсона»  звучало  в  мире  бизнеса  так  же  внуши¬
тельно,  как  «Дженерал  электрик»  или  «Дженерал  мо¬
торе».
 Ничего  существенного  не  могло  произойти  за  те  три
недели,  что  я  буду  в  отсутствии,—  просто  меня  в  такое
время  совсем  не  тянуло  в  отпуск.  Но  была  Эллен,  и  был
Дэйв...  и  была  Конни.  Когда  я  наконец  на  нее  посмотрел,
оказалось,  что  она  прелестна.  Большая,  и  прелестная,  и
какая-то  беззащитная.
 Мы  погрузились  в  такси,  покатили  в  гостиницу  завтра¬
кать,  и  я  уже  неспособен  был  жалеть,  что  приехал.
 ,  Эллен,  разумеется,  не  могла  теперь  думать  ни  о  чем,
кроме  яхты.
 —  А  когда  мы  увидим  капитана  Кларка?  —  первым
делом  спросила  она  Дэйва,  и  Дэйв  сказал,  что  мы  поедем
к  нему  после  завтрака.
 Однако  прошло  четыре  часа,  прежде  чем  мы  поехали
в  порт.  Конни  приглашала  Арта  Лабранша  позавтракать  с
нами,  но  он  отказался,  сказав,  что  будет  завтракать  в  го¬
стях,  в  одном  из  домов  на  холме,  над  городом.  После  это¬
го  ему  предстояло  закупить  кое-что  из  провизии  для  на¬
шего  путешествия.
 —  Они  хотят  сниматься  с  якоря  завтра,  во  второй  по¬
ловине  дня,—  сообщил  нам  Дэйв.—  Но  если  вам  хочется
провести  здесь  еще  два-три  денька,  я  думаю,  капитан  воз¬
ражать  не  будет.
 —  Ой,  нет,—  сказала  Эллен.—  Давайте  скажем  ему,
что  мы  готовы.  Хорошо,  Барни?
 —  Отлично.
 —  А  капитан  живет  здесь,  в  гостинице?
 —  Он  и  Арт  ночуют  на  яхте,—  сказала  Конни.
 '  —  Он  ночует,  а  Арт  держит  там  свою  одежду,—  ска¬
зал  Дэйв  с  усмешкой.  Конни  улыбнулась  на  его  слова  и
 218

добавила,  что  капитан  просил  передать,  что  рад  будет  уви¬
деть  меня  и  Эллен  в  порту  в  любое  время  после  двух  ча¬
сов  дня.
 И  вот  часа  в  три  Дэйв  вызвал  своего  таксиста  —  вер¬
ный  себе,  он  уже  успел  завязать  личные  отношения  с  од¬
ним  из  здешних  шоферов  такси,—  и  мы  отправились  в
порт.  Но  когда  мы  туда  прибыли,  оказалось,  что  «Птица
Боцман»  исчезла.
 Пристань  состояла  из  длинного  ряда  дощатых  мостков,
положенных  на  бочки  из-под  нефти  и  отходивших  от  глав¬
ного  причала,  который  начинался  у  самого  мола  на  сваях,
где  мы  стояли.
 —  По-моему,  «Птица  Боцман»  была  вон  там,  правда,
Кон?  —  спросил  Дэйв,  указывая  на  один  из  причалов.
 —  По  другую  сторону  от  зеленого  иола,—  сказала
Конни,  и  там  действительно  зияло  пустое  место.
 —  Может,  он  пошел  заправляться,  ты  как  думаешь?
 Но  там,  где  был  склад  горючего,  стояла  только  одна
 крейсерская  яхта.
 —  Все  они  прелесть,—  сказала  Эллен.—  Давайте  по¬
дойдем  поближе.
 В  порту  было  сотни  две  всевозможных  судов,  но  Эллен
имела  в  виду  не  рыбацкие  шхуны  и  баркасы  и  даже  не
две  большие  миллионные  моторные  яхты,  которые,  не
уместившись  между  причалами,  мерно  покачивались  на
синей  волне.
 Она  смотрела  туда,  куда  показывал"  Дэйв,—  туда,  где
за  всякими  мелкими  парусниками  выстроился  недлинный
ряд  парусных  яхт,  где  стоял  зеленый  иол,  о  котором  упо¬
мянула  Конни,—  небольшое  суденышко  из  тех,  которые  у
настоящих  яхтсменов,  в  том  числе  и  у  Эллен,  называются
двуспальными.  Еще  там  было  два  катера  —  один  белый,  а
второй  мягко  отливающий  лаком,  наложенным  на  теплый
натуральный  тон  его  обшитого  внакрой  деревянного  кор¬
пуса.  Был  там  и  большой  белый  шлюп,  и  еще  один  иол,
оба,  насколько  я  мог  судить,  длиной  футов  по  тридцать-
сорок,  но  не  было  ничего  похожего  на  двухмачтовую  шху¬
ну  в  пятьдесят  два  фута  по  ватерлинии.
 —  Может,  он  просил  кого-нибудь  что-нибудь  нам  пере¬
дать,—  сказал  Дэйв.  Он,  видно,  не  знал,  что  и  думать.
 —  Это  неважно,—  сказала  Эллен,  для  которой  это,  ко¬
нечно,  было  очень  важно.—  Давайте  просто  пройдемся  и
поглядим  на  лодочки.
 219

—  .Вообще-то  он  такой  надежный  человек,—сказал
Дэйв,  первым  спускаясь  с  мола.—Настоящая  новоанглий¬
ская  скала.
 Мы  гуськом  спустились  на  деревянный  причал,  возвыт
шавшийся  на  каких-нибудь  десять  дюймов  над  водой.
 —  Подождите,.—  сказала  Эллен  и,  опершись  на  мое
плечо,  сняла  туфли.  Каблуки  могли  попасть  в  щели  меж¬
ду  досками.  Очень  разумная  жена.  Очень  красивые  ноги.
Дэйв  тактично  отвел  глаза.
 Настил  покачивался  от  наших  шагов.  Солнце  светило
и  было  такое  ласковое,  каким  может  быть  только  солнце
после  долгой,  сырой  зимы.  Вода  и  яхты,  с  которыми  мы
теперь  оказались  на  одном  уровне,  выглядели  так  заман¬
чиво,  что  мне  не  верилось  —  неужели  я  удостоюсь  того,
чтобы  взойти  на  одну  из  них  и  поплыть,  как  по  волшеб¬
ству  оказавшись  внутри  этого  особенного  мира.  И  в  та¬
ком  настроении  я  начал  понимать,  почему  Дэйв  и  Конйи
так  огорчились  за  нас,  когда  шхуны  не  оказалось  на  ме¬
сте.
 Высоко  в  небе  парила  одна  из  тех,  в  честь  кого  на¬
рекли  нашу  «Птицу  Боцмана»,—  это  местное  название
длиннохвостой  чайки,  тропической  птицы,  одного  из  кра¬
сивейших  на  свете  крылатых  созданий.
 Конни  тоже  ее  увидела.
 —  Может  быть,  это  наша  яхта?  —  спросила  она.—  Не
иначе  как  старый  колдун  превратил  ее  обратно  в  птицу
и  выпустил  на  волю.
 —  Похоже  на  то,—  сказал  Дэйв  улыбаясь,  довольный
своей  женой.  Впервые  я  почувствовал,  что  он  гордится  ею,
и  что-то  внутри  меня,  что  уже  давно  было  туго  натянуто,
разом  отпустило.  Я  физически  это  ощутил.
 Мы  шли  вслед  за  ними  вдоль  ряда  парусников  и  на¬
конец  добрались  до  зеленого  иола.  Рядом  с  ним  между
двумя  узкими  дощатыми  мостками  была  пустая  полоса
воды.  Непонятно  зачем  мы  ступили  на  ближайшие  мост¬
ки,  те,  с  которых  поднялись  бы  на  «Птицу  Боцмана»,  и
стояли  в  ряд,  спиной  к  зеленому  иолу,  бессмысленно  гдя-
<  дя  на  пустой  прямоугольник  воды.  На  глубине  фута  не-
*  подвижно  повис  в  жидкой  бирюзе  кусок  бумаги,  какая-то
этикетка,  с  чего  —  не  разобрать.  Я  уставился  на  нее,  и  в
эту  минуту  приглушенный  голос  у  нас  за  спиной  произ¬
нес:
 —  Мистер  Дэйв,  привет.  Не  потеряли  ли  вы  лодочку?
 226

Я  вздрогнул.  Остальные,  кажется,  тоже.  Мы  все  огля¬
нулись  в  ту  сторону,  откуда  послышался  голос,  но  там
никого  не  было. 	‘
 —  А  какой  длины  была  лодочка,  мистер  Дэйв?  Фута
этак  пятьдесят  два?  —  Теперь,  когда  мы  смотрели  куда
нужно,  нам  стало  ясно:  голос  звучал  из  каюты  чистень¬
кого  зеленого  иола,  откуда  теперь  и  показался  Арт  Ла-
бранш. 	х
 Он  был  без  рубашки,  и  я  только  сейчас  заметил,  какой
он  мускулистый.  По  контрасту  с  крепкой  волосатой  гру¬
дью  его  дурацкие  мальчишеские  усики  почему-то  показа¬
лись  мне  трогательными.  Волосы  у  него  были  вьющиеся,
темные,  а  глаза  ярко-синие.  Было  ему,  очевидно^  лет  два¬
дцать,  и  туалет  его  составляли  защитного  цвета  штаны,
обкромсанные  повыше  колен,  и  сандалии.
 —  Арт!  Что  ты  там  делаешь?  —  спросил  Дэйв.
 —  Мечтаю,  миссис  Дэйв.—Он  как  будто  подсмеивал¬
ся  над  собой,  над  нами,  над  всем  на  свете.  И  как  будто
был  пьян  или,  во  всяком  случае,  навеселе.—  А  вы  тут  что
делаете?  —  Он  встал  во  весь  рост  и  добавил  с  церемонным
жестом:  —  Милости  прошу.
 —  Ты  знаком  с  владельцем  этого  судна?  —  спросил
Дэйв.  Арт  хитро  ухмыльнулся  и  помотал  своей  кудрявой
головой;  волосы  завитками  спускались  ему  на  шею  и  за
уши.  Я  заметил  около  него  ящик  с  продуктами  и  бумаж¬
ный  пакет,  лопнувший  по  шву.  В  чистеньком  кокпите  рас¬
сыпаны  были  помидоры  и  салат,  сахар  и  консервные
банки.—  Ох,  и  нагорит  тебе  за  это,  парень.  Вылезай  отту¬
да  живее  и  давай  сматываться.
 —  Нет-нет,  я  сам  и  есть  владелец,—объявил  Арт,  не
переставая  улыбаться.—  По  праву  собственности  на  спа¬
сенное  имущество.  Корабль  без  хозяина.  Покинут.  Мачты
сломаны.  В  парусах  дыры.  Выбросило  на  берег  после
шторма.—  Конни,  видимо,  встревожилась  за  мальчишку.
Дэйв  успокоил  ее  улыбкой.  Арт  добавил  замогильным  го¬
лосом:  —  Вся  команда,  надо  думать,  погибла.
 —  Где  «Птица  Боцман»,  Арт?  —  спросила  Конни.—
И  где  капитан  Кларк?
 Арт  ступил  на  палубу,  пошатнулся,  шагнул  поближе  к
нам  и  сказал:  —  Мои  товаршци-матросы.  Мистер  и  миссис
Джеймс.—  Он  произнес  это  ласково  и  любезно,  улыбаясь
чуть  ли  не  застенчиво.  Потом  вдруг  гаркнул:  —  Капитан
Келсо  Кларк,  К.  Ф.!  Не  Королевский  Флот,  а  Класс¬
 221

ный...—  его  качнуло  вперед,  но  он  устоял  на  ногах  и  вы¬
прямился.—  Классный  Фельдшер.  И  красавец...  кудрявый
красавец  Арт  Лабранш.  Матрос  самой  что  ни  на  есть  пер¬
вой  статьи.—  Он  поклонился.  Его  взгляд,  смягчившись,
остановился  на  мне,  и  он  покачал  головой.—Мистер  Бар¬
ни  первой  статьи.
 —  Команда  подобралась  что  надо,—  сказал  я.
 —  А  вы,  верно,  неплохо  позавтракали  в  гостях,—  ска¬
зала  Эллен,  улыбаясь  ему.
 Арт  посмотрел  на  нее  и  кивнул.—  Привет,  миссис
Барни.
 —  Где  яхта,  Арт?  —  снова  спросила  Конни.
 —  Плешивый  козел  вашу  яхту  увел.
 —  Капитан  Кларк?
 —  Да,  негодяй  этакий.  Уверяет,  что  это  его  яхта.  По
праву  собственности  на  спасенное  имущество.
 —  Что  с  тобой,  Арт?  —  Дэйв  шагнул  с  мостков  на  па¬
лубу  иола.—  Ты  пьян?
 —  Как  стелька!  —  крикнул  Арт.—  И  еще  у  меня  леп-
сия.  Любая,  на  выбор.  Вы  же  знаете,  бывает  ката-,  бывает
нимфо-,  бывает  эпилепсия.  А  перепьете  безалкогольных
напитков,  что  получите?  Пепсилепсию.
 У  меня  было  странное  ощущение,  будто  мне  знаком  то
ли  этот  голос,  то  ли  манера,  то  ли  интонация...
 Дэйв  между  тем  спустился  в  кокпит  и  стал  перебрасы¬
вать  мне  банки  с  консервами.—Наглотался,  Арт?  —  спро¬
сил  он  деловито.
 И  я  вспомнил.  Ну  конечно,  Сэнни  Браун,  какой  я  ее
видел  сначала  в  клубе,  когда  она  пела  и  щелкала  паль¬
цами.  А  потом,  уже  совсем  другая,  в  коттедже  на  бе¬
регу...
 —  Пепсилептический  припадок!  —  заорал  Арт.  Дэйв
перебросил  мне  большую  банку  ананасов.
 —  Глотаешь  пилюли,  малыш?
 —  Теперь  уж  недолго  осталось.  Мои  пилюли  —  спа¬
сенное  имущество.
 —  Не  понимаю.
 —  Плешивый  козел  в  море  ушел  со  всей  моей...  декси-
милией.  Дэйв,  Конни,  друзья,  посмотрели  бы  вы  на  меня
чуть  пораньше!  Как  я  мчался  по  причалу!  Ящик  с  про¬
дуктами.  Два  пакета.  Один  пошел  ко  дну  вон  там,  на  по¬
следнем  повороте.  Историческая  была  перебежка,  Дэйв.
Вы  много  потеряли,  что  не  видели.  Лечу,  пыхчу,  ору,  а
 222

Келсо  уже  отчаливает,  благородная  голова  его  блестит  на
солнце,  и  он  уходит  в  океан  со  всеми  моими...  с  дорогими
моими  пилюльками.
 Дэйв  вдруг  расхохотался,—  Ох,  Арт,  Арт,—  еле  выго¬
ворил  он,  поперхнувшись,  а  потом,  откинув  голову,  опять
захохотал.—  Так  вот  он  куда  исчез?  Решил  увезти  подаль¬
ше  твой  запас  дексимила?
 Арт  рассмеялся  в  ответ.—  Он  видел  меня  в  городе.  Не
любит  он,  когда  я  завожусь,  но  молчит.  Вот  он  и  прибе¬
жал  сюда,  отчалил  и  был  таков.  Здорово,  а?  О  капитан,
мой  капитан...—  Он  внезапно  умолк,  и  на  его  приветли¬
вой  юной  физиономии  изобразилась  глубокая  печаль.—
Страшная  тогда  вышла  поездка,—  заговорил  он  и  опять
посмотрел  на  меня.—  Вы  должны  были  прибыть...  при¬
быть  сюда.  В  ноябре.  А  тут  Ли  Гарви  уложил...  Джонни
Фица.—  Он  глянул  на  меня  вопросительно,  почти  испу¬
ганно.  Потом  лицо  его  окаменело.—  Да,  мы  вас  ждали,—
пробормотал  он.—  У  меня  тут  еще  оставалось  две  штуч¬
ки.—  И  свалился  бы  в  воду,  если  бы  Дэйв  не  удержал  его.
Потом,  приободрившись,  стал  рассказывать:  —  Я  бежал.
Вопил.  Орал.  А  плешивый  козел  уходил.  С  мотором.
Фырк,  фырк...—  И  Арт,  взмахнув  руками,  перепрыгнул
через  два  фута  воды,  отделявших  палубу  от  мостков,
Я  инстинктивно  выбросил  вперед  руку,  чтобы  не  дать
ему  упасть,  и  выронил  одну  из  двух  высоких  банок  с  то¬
матным  соком,  которые  только  что  перекинул  мне  Дэйв.
Банка  скатилась  с  мостков  и  на  секунду  повисла  на  той
же  глубине,  что  замеченная'  мною  раньше  этикетка,  как
я  теперь  сообразил,  отклеившаяся  от  бутылки  дьюеров-
ского  виски.
 В  ту  же  секунду  Арт,  проявив  поразительную  быстро¬
ту  реакции,  упал  пластом  и,  держась  одной  рукой,  другой
выудил  банку  с  томатным  соком,  не  дав  ей  уйти*в  глу¬
бину.  Потом  перевернулся  на  спину  и  лежал,  поглядывая
на  нас,  прижимая  к  себе  банку.
 —  Поехали  с  нами  в  гостиницу,  Арт,—  сказала  Конни.
 Он  принял  сидячее  положение.—  Нет.  Лучше  подожду.
 Буду  охранять  провизию  и  дожидаться  плешивого  козла.
Что  вы  на  это  скажете,  миссис  Джеймс,  а?
 —  Насколько  я  понимаю,  капитан  Кларк  лысый?  —
спросила  Эллен  тоном  сухим,  но  любознательным.
 —  Не  такой  уж  лысый,—  сказала  Конни.
 22а

—  Ясная  голова,  ясная,—  сказал  Арт,  вытаскирая  из
ваднего  кармана  еще  одну  бутылку  виски.—  Друзья  и
спутники,  спасите  меня  от  меня.  Выпейте,  прошу.  Хоть
кто-нибудь.  Не  хотите?  А  знаете,  что  я  вам  скажу?  —  Он
опять  погрустнел.—  Я  ведь  не  хотел  доводить  себя  до  та¬
кого.  Но  я  тут  завтракал  с  одной  компанией  и  расчувст¬
вовался:.  И  мы  опять  ждали  вас.  А  Джонни  Фиц,  он  ведь
был  другом  Дэйва...  Давным-давно,  в  одном  бостонском
парке,  миссис  Барни...
 —  Да?  —  Голос  Эллен  был  полон  участия.—  Да,  Арт?
 —  Хоккей.  Соревнование  школьных  команд  в  одном
бостонском  парке.  Я  был  вратарем.  Представляете?  А  он
был  не  иначе  как  сенатором.  И  самолично  приколол  ме¬
даль  мне  на  грудь.
 Эллен  опустилась  на  колени  рядом  с  Артом  и  косну¬
лась  его  плеча.—  Значит,  ты  его  видел,—  сказала  она.
 —  А  вы  видели?
 —  Не  знаю.
 —  Как  так?
 —  А  вот  так,—  сказала  Эллен.—  Еще  совсем  девочкой
я  была  на  вечере  в  Чоутской  школе,  меня  пригласил  один
мальчик,  который  только  что  туда  поступил.  И  мне  там
показали  одного  старшеклассника  по  фамилии  Кеннеди,
Так  что,  может  быть,  я  его  и  видела.  Но  я  так  и  не  знаю,
кто  это  был  —  Джон  или  Джо.  А  может,  просто  однофа¬
милец.
 —  Вы  бы  могли  спросить  того  мальчика.
 —  Да,  конечно.—  Она  встала,  потянула  #Арта  за  руку,
и  он  тоже  встал.—  Пошли  с  нами,  Арт,—  сказала  она.—
Нечего,  нечего,  пошли.  Да,  я  могла  бы  спросить  того  маль¬
чика.
 Я  почти  не  сомневался,  о  каком  мальчике  идет  речь.
Роджер  Пенни,  ее  первая  любовь.  Но  Роджера  она  могла
бы  спросить  об  этом  только  через  несколько  лет:  он  еще  не
отбыл  свой  срок  в  федеральной  тюрьме,  куда  попал  за  уча¬
стие  в  каких-то  биржевых  махинациях.
 8
 —  Спиртное  здесь  дешево,  но  и  французские  духи
тоже,—  рассказывала  нам  Конни.—  Так  что  женщины  в
проигрыше  не  остаются.
 224

Мы  вчетвером  обедали  в  гостинице.  Арт  уже  давно  про¬
трезвился  и  ушел.
 —  Я  думаю  истратить  здесь  тысячи  три,—небрежно
уронила  Эллен.
 —  Жаль,  я  не  любительница  французских  духов,—
сказала  Конни.—  А  то  бы  знала,  какие  брать.
 —  Единственный  способ  их  узнать  —  это  купить  по
шесть  флаконов  каждого  сорта,—  сказала  Эллен.  Она  при¬
кидывала,  какие  магазины  в  этом  беспошлинном  городе
успеет  обойти  за  те  несколько  свободных  часов,  что  будут
у  нее  завтра  утром.  Уже  почти  все  было  спланировано,
когда  в  ресторан  вошел  какой-то  человек,  огляделся  па
сторонам  и  двинулся  прямо  к  нашему  столику.
 Нетрудно  было  догадаться,  что  это  и  есть  Келсо  Кларк;
и  Конни  оказалась  права  —  не  такой  уж  он  был  лысый.
 Он  был  среднего  роста,  сухощавый,  с  могучими,  при¬
поднятыми,  как  у  боксера,  плечами.  Был  он  и  обветрен,  и
голубоглаз,  и,  глядя  на  него,  можно  было  только  мечтать
о  том,  чтобы  в  шестьдесят  четыре  года  сохранить  такую
упорную  энергию  и  такую  крепкую  спину.  Он  произвел  на
меня  впечатление  умного  человека,  что  бы  это  ни  значило,
а  значило  это,  вероятно,  то,  что  были  какие-то  мелочи,  свя¬
занные  в  моем  представлении  с  природным  умом,—  мор¬
щинки  у  глаз,  голова  куполом,  с  поредевшими  на  макушке
волосами  и  веснушчатой  кожей,  длинная  верхняя  губа,  на
которой  человек  суетный  отрастил  бы  усы.  В  данном  слу¬
чае  я  не  обманулся.  Келсо  Кларк  был  очень  умный  чело¬
век,  не  упрямец,  не  спорщик,  а  скорее  мыслитель-одиноч¬
ка  старой  новоанглийской  закалки.  Я  узнал,  что  он,  по¬
добно  Торо,  играет  иногда  на  флейте,  чтобы  лучше  дума¬
лось,  и,  поскольку  он  не  был  писателем,  он  находил  почти
ребяческое  удовольствие  в  долгих  беседах  на  отвлеченные
темы.
 Многое  из  того,  что  я  здесь  рассказал,  я  узнал  лишь
позднее.
 Он  подошел  к  нам.  Мы  с  Дэйвом  встали.
 —  Наш  капитан.—  Дэйв  представил  ему  меня  и  Эл¬
лен.—  Пришли,  пообедать  с  нами?
 —  Нет.  Нет,  благодарю,  ДэйвТ  Я  пообедал  на  яхте  кон¬
сервами.  .
 —  Чего-нибудь  сытного  на  десерт?  Мы  как  раз  дума¬
ли,  не  отказаться  ли  от  десерта,  а  с  вамтГпосидели  бы  за
компанию. 	г
 8  Бурджейли
 225

—  Благодарю  вас,  я  совершенно  сыт.
 —  А  выпить?  —  спросил  Дэйв.  Сами  мы  за  обедом  не
скупились  на  возлияния.  Коктейли,  теперь  вот  вино,  а  в
перспективе  еще  коктейли.  Это  не  считая  бренди.
 —  Матрос  прощается  с  берегом,—  сказала  Конни.
 —  Не  обижайте  нас,  капитан  Келсо.
 Келсо  Кларк  сказал:  —  Вы  же  знаете,  Дэйв,  я  пью
только  на  берегу.—  И,  огласив  свой  принцип,  добавил:  —
Благодарю.  С  уд-довольствием.—Он  чуть-чуть  заикался.—
Но  я  пришел  с  намерением  увести  одного  из  вас  отсюда.
 —  Мы  все  пойдем!  —  воскликнул  Дэйв,  знаком  подзы¬
вая  официанта.—  Что  будете  пить?
 —  Может,  канадского?  —  сказал  он  нерешительно.—
Говорят,  это  вкусно.—  Да,  запойным  пьяницей  он  едва  ли
был.  Даже  на  берегу.
 —  Куда  пойдем?  —  спросил  Дэйв.
 —  Видите  ли,  меня  немного  беспокоит  Арт  ЛабранЩ.  *
 —  А  что  с  ним  случилось?  —  спросила  Конни.
 —  По  всей  вероятности,  ничего.  Наверно,  стар  я  стал,
вот  и  выдумываю  всякое.  И  я  не  хочу  присматривать  за
 "ним,  как  нянька.  Но  мне  бы  хотелось,  чтобы  он,  гм,  мог
завтра  пуститься  в  путь,  и  я  подумал,  может,  один  из  вас
мне  поможет.  Найти  его  и  уговорить,  чтобы  лег  спать.  Ко¬
нечно,  мне  бы  самому  надо  этим  заняться,  но  мои  уговоры
на  Арта  не  всегда  действуют.
 —  Вы  знаете,  где  он?  —  спросил  я.
 —  Нет.  Возможно,  в  каком-нибудь  баре.  Но,  скорее,  у
кого-нибудь  в  гостях.  Его  охотно  всюду  приглашают.  Мож¬
но  бы  походить  и  поспрашивать.
 —  Як  вашим  услугам,—  сказал  Дэйв.—  Или,  может
быть,  Барни  хочет  пойти?
 —  На  твое  усмотрение,  Дэйв,—  сказал  я.—  Из  бара  в
бар  с  капитаном  Кларком  или  остаться  здесь  и  пить  с  да¬
мами.  Мне  и  то  и  другое  улыбается.
 —  Лучше,  пожалуй,  отрядим  Барни,—  сказала  Конни.
Дэйв  расплылся  в  улыбке.—  Хотя,  конечно,  мой  немолодой
и  положительный  супруг  оказывает  самое  благотворное
влияние  на  юного  Арта.
 —  Он  у  меня  в  два  счета  исправится,—  сказал  Дэйв.
 —  Позавчера  Дэйв  ушел  на  .поиски  Арта  часов  в  один¬
надцать  вечера.  В  половине  пятого  утра  они  оба  стояли  в
коридоре  около  нашего  номера  и  пели*
 226

—  Нет  той  женщины,  чтобы  не  любила  серенад,—  ска¬
зал  Дэйв.
 —  Еще  бы,—сказала  Конни.—Особенно  если  поется
песня,  которую  твой  муж  выучил  в  первую  мировую  вой¬
ну,  как  он  уверяет  своего  юного  друга,—  «Эх,  кутнуть  бы
в  Типперэри».
 —  Не  понимаю,  как  это  Барни  ее  не  зцает,—  сказала
Эллен.—  Он  ведь  тоже  воевал  в  первую  мировую  войну.
 —  Ладно,—  сказал  я.—  Сегодня  моя  очередь  оказывать
благотворное  влияние.  Или  тебе  хочется,  Дэйв?
 —  Ты,  с  кем  я  ходил  под  парусом  в  дни  моей  юности,—
сказал  Дэйв.—  Неужели  ты  покинешь  меня  на  этих  люби¬
тельниц  духов?  Ну  что  ж,  иди,  совершай  подвиги.  Думаю,
что  тебе  откроется  достаточно  грешный  мир.
 —  Позволено  мне  будет  допить  бокал,  Дэйв?  —  смирен¬
но  спросил  капитан  Кларк.
 —  О  Старый  Моряк!  —  отвечал  Дэйв.—  Зачем  ограни¬
чивать  себя  одним  бокалом?
 4
 —  Я  очень  привязался  к  Арту  Лабраншу,  мистер
Джеймс,—  сказал  капитан  Кларк,  когда  мы  вышли  на  ули¬
цу.—  Потому,  наверно,  и  беспокоюсь.  Вы  ведь  знаете,  он
учился  в  Дартмутском  колледже.
 —  Да,  вы  упоминали  об  этом  в  письме.
 —  Ну,  может  быть,  это  не  совсем  так,—Келсо  Кларк
всегда  стремился  к  максимально  точному  изложению  фак¬
тов.—  В  Дартмут  его,  сколько  я  понимаю,  определил  один
из  бывших  тамошних  питомцев  играть  в  хоккей.  Но  он
пробыл  там  всего  год.
 —  Понятно,—  сказал  я.
 —  Я  нашел  его  во  Флориде.  Он  там  бродяжничал  на
побережье.
 —  Внешность  у  него  для  этого  достаточно  живописная.
 —  Я  познакомился  с  ним  через  одного  клиента  и  уго¬
ворил  ехать  с  нами.  А  теперь  я  даже  не  знаю,  как  бы  я
без  него  обходился.
 —  До  того  хороший  моряк? 	|
 —  Нет.  В  этом  смысле  есть  много  такого,  чему  он  ни¬
когда  не  научится.  Но  он  хорошо  ладит  с  людьмй.  Когда
возишь  пассажиров,  важно,  п-понимаете,  уметь  и  коктейль
 8*
 227

приготовить,  и  веселый  разговор  поддержать.  Чтобы  кли¬
енты  не,  заскучали  и  от  яхты  осталось  хорошее  впечатле¬
ние.  Сам  я  в  этом  не  особенно  силен,  разве  что  подберет¬
ся  народ  по  душе.
 —  А  Лабраншу,  видимо,  любой  народ  по  душе?  —  ска¬
зал  я.—  Это  меня  не  удивляет.  Он,  даже  когда  не  в  себе,
симпатйчный  малый.
 —  Он-то  пьет  и  в  море,—  сказал  Келсо  Кларк.—  Но
это  не  страшно,  лишь  бы  успевал  выспаться  до  своей  вах¬
ты.  А  насчет  пилюль  могу  вас  успокоить  —  я  просил  его  но
употреблять  их,  пока  мы  в  плавании.
 —  И  он  послушался?
 —  Да.  Он  отдает  их  мне  на  хранение.  Сам.это  предло¬
жил.  Сказал,  что  таким  образом,  если  он  начнет  дурить,  я
буду  знать,  что  это  просто  от  природной  дурости.
 Напасть  на  след  мальчишки  оказалось  нетрудно.  Уже
во  втором  баре  Келсо  встретил  знакомого,  который  знал,
у  кого  сегодня  вечеринка.  На  холме,  сказал  он,  в  доме,  по¬
хожем  на  замок.  Мы  с  Келсо  поднялись  в  гору,  болтая  о
том  о  сем,  и,  не  доходя  квартала  до  места  вечеринки,  опре¬
делили  его  на  слух.
 —  Я  подожду  вас  здесь,—сказал  Келсо.—А  еще  луч¬
ше,  пожалуй,  распрощаюсь  с  вами.  Здешние  хозяева  пла¬
вали  со  мной  пассажирами,  еще,  чего  доброго,  начнут  за¬
зывать  в  гости.
 —  Ясно.  Попытаться  мне  привести  Арта  к  вам?
 —  Нет-нет.  Я  сейчас  двинусь  к  себе  на  яхту.  Вы  про¬
сто...  просто  удостоверьтесь,  что  с  ним  все  благополучно.
И  присмотрите  за  ним.  ^Но  я,  разумеется,  не  хочу  стеснять
ни  его,  ни  вас... 	'
 Я  сказал  —  ладно.  Про  себя  же  подумал,  что  вытащу  от¬
туда  мальчишку  без  труда.  И  еще  подумал,  что  не  прочь
сначала  добавить  малую  толику.  Келсо  Кларку  я  сказал:  —
До  завтра,  капитан,—  чувствуя,  что  уже  люблю  его  всей
душой.
 И  вошел  в  дом.
 Народу  там  было  множество  —  столько,  что  я  никак  не
мог  найти  Арта  в  гуще  спортивных  рубашек  и  строгих
матросских  блуз.  Арт  первым  заметил  меня  —  я  вдруг
услышал  его  голос,  прозвучавший  где-то  на  уровне  ярких
шортов  и  широких  поясов:
 —  Эй,  Барни!  Мистер  Джеймс!
 Он  сидел  в  большом  кресле  в  третьей  из  цереполнен-
 228

ных  людьми  комнат,  куда  я  заглянул.  На  ручке  кресла  си¬
дела  девушка,  очень  хорошенькая,  а  другая,  такая  же  хо¬
рошенькая,  но  лет  на  двадцать  постарше,  сидела  у  Арта
на  коленях.  Он  сдвинул  ее  вбок,  извернулся  и  встал,  рас¬
плывшись  в  улыбке.
 —  У  меня  тут  деловой  разговор,—  объяснил  он  своим
дамам  и  двинулся  ко  мне.—  Пошли,  мистер  Джеймс.  Илиг
может  быть,  хотите  познакомиться  с  мамой  и  дочкой?
 —  Нет,—  сказал  я.—  Едва  ли  их  устроит  такая  замена.
 —  А  выпить  хотите?  —  Он  говорил  вполголоса,  накло¬
нившись  ко  мне,  словно  разговор  шел  о  чем-то  секретном  и
важном.
 —  Вот  это  с  удовольствием.
 Мы  возвратились  в  одну  из  комнат,  через  которые  я
проходил,  и  свернули  в  обход  той,  где  я  нашел  его.  По  до¬
роге  какие-то  люди  хватали  его  за  рукав,  тянули  к  себе,
заговаривали.  Он  прожил  здесь  всю  зиму  и  был  своим.
 Он  улыбался,  увертывался,  отвечал,  вырывался,  и  я,
едва  поспевая  за  ним,  уже  почти  протиснулся  через  вра¬
щающуюся  дверь,  но  тут  какая-то  рослая  девица  в  платье
с  глубоким  декольте  качнулась  в  его  сторону.  Арт  успел
проскочить,  и  она  рухнула  на  меня,  рука  ухватилась  за
мою,  а  декольте  легло  по  обе  стороны  моего  правого  плеча.
Словно  на  меня  свалилось  дерево,  только  мягкое.  Она  была
такая  высокая,  что,  даже  склонившись  вперед  под  углом  в
шестьдесят  градусов,  доставала  губами  до  моего  виска.
 —  Привет,—  сказала  она.
 —  Привет,—  отвечал  я,  слегка  повернув  голову,  чтобы
посмотреть  ей  в  лицо.  Я  решил,  что  будет  легче,  если  в
моем  поле  зрения  окажется  больше  веток  и  меньше  ство¬
ла.  Но  и  так  мне  недалеко-пришлось  бы  тянуться,  чтобы
откусить  яблоко,  если  бы  пришла  охота.
 —  Друг  Арта  Лабранша?
 —  Да.—  Я  и  правда  уже  питал  к  Арту  сэмые  друже¬
ские  чувства.
 —  Найдешь  его...  для  меня?
 —  Нет,  едва  ли.
 >:  Не  толпа  прижимала  ко  мне  эту  девицу-дерево  —  бедро
Н  животу,  живот  к  груди,  декольте  к  шее,  словно  мы  тан¬
цевали  в  темной  комнате  и  хотели  быть  поближе  друг  к
другу.  Она  сама  ко  мне  прижималась,  и  это  меня  удивило.
Нечасто  я  теперь  ощущаю  себя  тем  мужчиной,  о  каком
мечтает,  идя  на  вечеринку,  двадцатилетняя  девушка.
 229

—  Лучший  друг  Арта?
 Мне  нравилось  ощущать  ее  близость,  и  от  груди  ее  шел
приятный  мускусный  зацах.
 —  Нет,—сказал  я.—Мы  совсем  недавно  знакомы.—
И  прошел  за  Артом  в  кухню.
 —  Раньше  тут  был  бармен,—  сказал  Ар|.  Он  стоял  у
огромного  стола,  окруженного  людьми  и  сплошь  застав*
ленного  бутылками.  Там  были  не  только  беспошлинные  и
дешевые  напитки,  это  бы  ладно,  но  и  долларов  на  пятьсот
дорогих  сортов.  Если  вы  были,  скажем,  любителем  шот-
ладского  виски,  вы  могли  выбрать  не  просто  шотландское
виски,  но  свою  любимую  марку:  «Амбассадор»,  «Выкуп
короля»,  «Джонни  Уокер»,  «Дж.  и  Б.»,  «Дьюера»,  «Гран¬
та»  либо  «Хэйга».  Здесь  их  были  целые  батареи,  а  также
отдельные  бутылки  еще  десяти  разных  марок.  Из  конья¬
ков  —  «Бисквит»  и  «Реми-Мартен»,  не  считая  более  рас¬
пространенных  «Мартеля»,  «Курвуазье»  и  «Хенесси».  Был
полный  ассортимент  хересов  Гарвея;  для  начинающих  по
части  кукурузного  виски  —«Дикая  Индейка»,  «Джек  Дэ-
нйелс»,  «Старый  грач»  и  «Дедушка»,  а  в  холодильнике  —
непочатый  край  шампанского.  Просто  глаза  разбегались.
Получалось  нечто  вроде  взрослого  варианта  ребяческих
фантазий:  если  бы  каждая  вещь  в  кондитерской  стоила
цент  и  у  меня  был  бы  миллион  центов,  что  я  купил  бы  себе
и  своим  товарищам?
 —  Бармен?  —  переспросил  я.—Что  же  он  ушел?  Не¬
чего  стало  наливать  гостям?
 —  Один  из  гостей  его  выгнал,—сказал  Арт.—Он  ис¬
парился.  Нет,  просто  уехал  на  своем  велосипеде.  Ой,  и
смеху  было,  мистер  Джеймс.
 Он  взял  со  стола  бутылку  ирландского  «Бушмиля»  и
откупорил  ее,  знаком  приглашая  меня  выбрать  что  при¬
глянется.  Я  выбрал  «Бисквит»  —  всегда  его  одобрял,—  и
мы  отправились  со  своими  бутылками  на  поиски  тихого
уголка.
 —  Называй  меня  Барни,—  сказал  я.
 —  У  нашего  хозяина  двое  детей,—  рассказывал  Арт,—
и  жена-спортсменка.  Так  что  у  дверей  стояло  еще  три  ве¬
лосипеда,  вот  на  них  и  снарядили  погоню  за  бедным  бар¬
меном,  который  всего-то  и  прихватил,  что  немножко  шам¬
панского.  Кто-то  крикнул:  «Держи  вора!»,  трое  пьяниц
вскочили  на  велосипеды,  а  другие  пьяницы  стали  вскаки¬
вать  на  них,  чтобы  отнять  велосипеды.  Один  болван  с  ре¬
 230

вом  понесся  под  гору,  изображая  сирену,  он,  наверно,  ре¬
шил,  что  тормоз  автоматический.  Про  ручной  тормоз,  вид¬
но,  забыл  и  на  скорости  миль  двадцать  в  час  врезался  в
какую-то  машину.  Я  помчался  вниз  подбирать  его,  а  за
мной  неслась  девушка  на  мужском  велосипеде,  и  юбку  ей
ветром  задрало  на  голову.  Ей  ничего  не  видно,  а  я-то  все
вижу.  Она  свалилась  на  бок,  визжит,  хохочет,  а  тут  третий
велосипед  проехал  по  ее  колесам.  Хорошо  еще,  что  не  по
ней.  Да,  было  там  что  посмотреть  и  послушать.  Стук,  во¬
пли,  потасовка,  а  бармен  со  своими  двумя  бутылками  так
и  укатил  во  тьму.
 —  Рассказываешь,  как  трезвый  наблюдатель,—  заме¬
тил  я.
 —  Вы  уж  не  сердитесь  за  мои  давешние  фокусы.
 Мы  забрались  в  какую-то  кладовку  при  кухне.  Свет  за¬
жигать  не  стали,  но  дверь  оставили  открытой,  так  что  было
светло.  И  никого,  кроме  нас.
 —  Я  что,  требую  от  тебя  извинений?
 —  Вы  меня  зачем  искали,  хотели  что-нибудь  сказать?
 —  Келсо  Кларк  просил  меня  проверить,  все  ли  у  тебя
в  порядке.
 —  Хороший  старик  мой  шкипер.  Да.  От  пилюль  я  очу¬
хался.
 —  Какого  черта,  Арт,—  сказал  я.—  Неужели  все  те¬
перь  в  двадцать  лет  глотают  пилюли,  вместо  того  чтобы
напиваться^?
 —  Не  знаю,—  сказал  Арт.—  Это  как  с  теми  бутылками.
Не  одно,  так  другое.  Глотаешь,  куришь,  пьешь.  Чего  захо¬
чется,  что  удается  добыть.  Вы  как  на  это  смотрите?
 —  Меня  это  мало  волнует,—  сказал  я,  но,  поколебав¬
шись,  поправился:  —  Да  нет,  волнует,  конечно.  Я  месяца
полтора  назад  видел  одну  женщину.  Примерно  твоих  лет«
Это  меня  очень  даже  взволновало.—  Я  не  сказал,  разуме¬
ется,  ни  где,  ни  с  кем,  но  описал  ему  сцену  в  коттедже
Сэнни  Браун,  когда  она,  скрючившись,  танцевала  под  пла¬
стинку  «Голоса  птиц».—  При  ней  только  что  было  совер¬
шено  преступление,—  сказал  я,—  а  она  как  будто  об  этом
забыла.  Но  меня  она  узнала,  хотя  видела  меня  всего  раз.
За  несколько  часов  до  того.
 —  Скрючившись,  говорите?
 —  Да.
 —  А,голос  у  нее  какой  был?  —  спросил  Арт.—  Такой
сухой,  скребущий?
 231

Я  постарался  припомнить  и  кивнул.—  Она  певица,—
сказал  я.—  Немного  раньше  в  тот  вечер  голос  у  нее  зву¬
чал  прекрасно.  Но  там,  в  коттедже,  это  было  хриплое  кар¬
канье.
 —  Скорей  всего,  лошадка,—  сказал  Арт,—  Похоже
на  то.
 —  Лошадка?
 7“  Ну  да.
 —  Это  значит  героин?
 —  Пуэрториканские  торговцы  в  Нью-Йорке  ходят  по
улицам  и  кричат:  «СаЬа11о!  СаЪаИо!»  *
 —  И  когда  тебе  хочется  и  есть  где  добыть...
 —  Нет-нет,  это  штука  опасная.  Мне  ее  даром  не  надо,
Барни.  Кокаин,  опиум  —  это  пожалуйста.  Или  что-нибудь
Экзотическое,  разок,  попробовать.  Но  только  не  лошадку.
 —  Вот  это  разборчивость!  А  почему  не  лошадку  —  ра-
8ок  попробовать? 	\
 —  Лошадка  —  это  гадость,—  сказал  Арт.—  Все  равно
что  попробовать  гремучую  змею.  |
 Тут-то  мама  с  дочкой  и  разыскали  нас,  скверных  маль¬
чишек,  как  выразилась  мама.  Дочка  дулась.  Они  когда-то
плавали  с  капитаном  Кларком  и  Артом  Лабраншем.  Счи¬
тали,  что  это  дает  им  преимущество  передо  мной,  и  наме¬
рены  были  его  использовать.  И  когда  я  сообразил,  что  Арт
особенно  не  возражает  против  дочки  —  да  и  против  мамы
тоже,  хотя  ею  он  готов  был  великодушно  со  мной  поде¬
литься,—  я  выскользнул  из  кладовки.
 Я  решил,  что  на  меня  у  них  прав  маловато.  Арт,  види¬
мо,  был  того  же  мнения  —  он  подмигнул  мне  па  прощание
й  сделал  ручкой.
 В  общем,  вечеринка  была  что  надо,  и  бутылка  «Биск¬
вита»  тож&  Я  переходил  из  комнаты  в  комнату,  с  кем-то
разговаривал,  шутил,  а  потом  опять  набрел  на  девицу-де-
рево.  Она  раскачивалась  на  ветру,  печально  помахивая
ветвями.  Я  надумал  ее  подбодрить  и  дать  ей  шанс  еще  раз
на  меня  рухнуть,  если  захочется.  Ей  захотелось.
 —  Простите,  пожалуйста,—  сказала  она.  В  тот  вечер
молодое  поколение  как  сговорилось  передо  мной  изви¬
няться.
 —  И  вы  простите,—  сказал  я,  чтобы  завязать  разго¬
вор.—  А  в  чем  мы  провинились?
 *  Лошадь  (исп
 232
 \

—  Что  просила  найти  для  меня  Арта.—  Она  говорила
на  Полном  серьезе.—  Пожалуйста.
 —  Да,  поведение  безобразное,—сказал  я.—Но  я  вас
прощаю.
 Однако  она  пустилась  в  объяснения,  и  мне  пришлось
выслушать  их  до  конца.  От  нее  по-прежнему  приятно  пах¬
ло,  и  приятно  было  ощущать  плечом  ее  тяжесть,  и  через
некоторое  время  я  перестал  спрашивать  себя,  уж  не  на¬
помнил  ли  я  ей,  черт  возьми,  ее  папашу,  и  начал  сообра¬
жать,  какое  же  она,  собственно,  дерево.  Сперва  решил,  что
ива.  Потом  решил  —  нет,  у  ивы  кора  не  такая  гладкая.
Осина.  Одна  из  тех,  что  растут  далеко  от  воды,  по  одной,
среди  дубов  и  буков.  Если  осина  защищена  от  ветра  и  поч¬
ва  позволяет  ей  пустить  корни  достаточно  глубоко,  она  мо¬
жет  вырасти  очень  высокой  и  красивой  —  ствол  обычно
изогнут  легкой  дугой,  а  верхушка  теряется  в  вышине,  сре¬
ди  других,  более  стойких  пород  деревьев.
 Листья  на  моей  осине  зашелестели,  словно  говоря:  —
Мне  бы  выпить.
 Что  ж,  подумал  я,  вполне  естественно  —  сезон  сухой,
место  сухое,—  и  протянул  ей  бутылку.  О  чем  я  не  подумал,
так  это  об  Эллен  Джеймс  и  как  она  проводит  последние
часы  наж  берегу.  С  Дэйвом?  Едва  ли  он  сейчас  особенно  вос¬
приимчив  к  женскому  обаянию,  да  и  Эллен  в  таких  делах
не  склонна  действовать  поспешно,  если  она  вообще  решила
действовать.  Как  бы  то  ни  было,  если  такая  мысль  и  при¬
шла  мне  в  голову,  то  следующий  глоток  коньяка  начисто
ее  оттуда  выгнал.  Может  быть,  впрочем,  я  за  эту  минуту
успел  почувствовать,  какой  я  лихой,  разудалый,  свободный
как  птица  двадцатидвухлетний  ловелас;  о  том  же  шепнул
мне  и  коньяк.
 Осина  откачнулась  от  меня  и  посмотрела  мпе  в  глаза.
Допускаю,  что  ей  для  этого  пришлось  немного  согнуть
колени.
 И  я  заглянул  глубоко  в  ее  большие  темные  очки.  И  ка¬
жется,  выразился  в  том  смысле,  что,  поскольку  сейчас  пер-
4  вый  час  ночи,  солнце  едва  ли  светит  особенно  ярко.  А  она
как  будто  засмеялась  и  предложила  выйти  на  улицу  и
проверить.
 Ирландец  Лабранш  увидел,  что  мы  направляемся  к  вы¬
ходу,  и  пропел:  «О,  Джёймс  Мак-Барни,  гордость  Кил-
ларни!»
 233

—  Мы  шотландцы,—  поправил  я.—  «Те,  кого  водили
в  бой  Брюс  и  Уоллес  за  собой».—  Я  попробовал  вспомнить,
как  звали  Уоллеса,  но  в  голове  вертелось  только  одно
имя  —  Генри.  Нет,  это  не  тот.
 Потом  мы  очутились  на  каком-то  суденышке,  которое
она  именовала  яхтой,  у  тех  же  причалов,  где  мы  побывали,
днем.  На  пристани  горели  фонари,  и  при  свете,  проникаю¬
щем  через  иллюминаторы,  я  разглядел,  что  моя  девица  по-
прежнему  в  очках.  Я,  хитрец  этакий,  посоветовал  ей  их
снять.  Она  засмеялась  и  вместо  этого  стала  расстегивать
пуговицы  на  вязаной  кофточке.  Кофточка  была  огромная,
точно  сшитая  из  двух.
 Она  самозабвенно  упала  навзничь  на  одну  из  коек  и
опять  засмеялась,  и  этот  смех  всколыхнул  во  мне  что-то
давно  минувшее,  связанное  с  койками,  каютами  и  само¬
забвением,—  неужели  это  снова  была  Тиц  или  Винни,  а
я  —  снова  Барни,  трубач  из  Озарка?
 Минуты  через  две,  не  больше,  мы  обменялись  улыбка¬
ми,  означавшими  «Вот  так-то!»,  и,  пока  я  одевался,  она  ле¬
жала  и  улыбалась  мне,  голая,  но  уже  снова  спрятав  глаза
за  темными  очками.  Она,  должно  быть,  все  время  держала
их  в  руке.
 Я  шагал  вдоль  причалов,  ни  о  чем  не  думая.  С  легким
чувством  вины,  для  которого,  казалось  бы,  не  было  осно¬
ваний.  Вероятно,  с  надеждой,  что  к  тому,  времени,  как  я
доберусь  до  гостиницы,  там*  уже  будет  сонное  царство  и
я  смогу  спокойно  лечь  спать.
 И  прошел  мимо  двухмачтовой  шхуны,  белой  в  свете
карибской  луны,  и  узнал  ее,  даже  не  читая  названия.  Я  уз¬
нал  ее  по  снимку,  который  всю  зиму  висел  у  нас  в  кухне,
прикрепленный  кнопкой  к  стене  рядом  с  календарями,
записками  для  памяти  и  школьным  творчеством  моих  ребят.
Как  снимок  кинозвезды  в  кабине  шофера.
 Я  подумал,  что,  наверно,  там  спят  сейчас  Келсо
Кларк  —  добрый  силач  и  Арт  Лабранш  —  шалый  рифмач,
и  от  этого  сознания  мне  стало  легче,  и  я  отчасти  прими¬
рился  с  собой  и  подумал  —  ладно,  ладно,  фокусники  вы
этакие,  а  кто,  кроме  Барни,  сумел  переспать  с  деревом?
 Но  хоть  я  и  вошел  в  наш  номер  улыбаясь,  улыбка  отно¬
силась  к  другим,  более  давним  воспоминаниям;  сегодняш¬
нюю  пластинку  я  не  собирался  проигрывать  много  раз,  как
ни  редко  со  мной  теперь  случались  такие  вещи.
 234

5
 Эллен  не  знает,  что  такое  похмелье.  Иногда  она  встает
с  правой  ноги,  иногда  с  левой,  но  это  не  зависит  от  того,
сколько  она  выпила  накануне.  Утром'  она  была  как  огур*
чик.
 У  меня  похмелье  бывает  тяжелое,  но  я  мог  бы  его  из¬
бежать,  если  бы,  вернувшись  в  гостиницу,  сразу  уснул*
А  я  еще  долго  сидел  и  пил,  глядя  на  спящую  Эллен  и  пе¬
режевывая  бессвязные,  жалостные  мысли,  все  больше  о
своей  загубленной  жизни.  И  не  только  своей,  а  всех,  кому
сейчас  сорок  четыре. 	'
 Эллен  разбудила  меня  в  семь  часов,  но  я  отказался
встать.  Она  позвонила,  чтобы  принесли  кофе,  рассказала*
что  вечером  они  еще  довольно  долго  болтали,  и  спросила,
веселая  ли  была  вечеринка.
 —  Судя  по  цвету  твоих  глаз,  о?ень  веселая,—  добави¬
ла  она.—  Они  у  тебя  не  то  чтобы  ярко-красные,  но  теплого
розового  тона.
 —  Это  ничего,—  сказал  я.—  Мне  бы  только  их  закрыть*
и  все  пройдет.
 —  Тебе  не  хочется  живенько  встать  и  пойти  осматри¬
вать  город  со  мной  и  с  Конни?
 Я  воспринял  ее  вопрос  как  риторический  и  снова  уснул.
А  проснувшись  в  десять,  почувствовал,  что  отдохнул  и
могу  держаться  бодро,  не  хуже  остальных.  Дэйв  тоже
встал  поздно,  мы  встретились  в  ресторане  и  вместе  позав¬
тракали,  пока  наши  жены  бегали  по  магазинам.
 —  Надо,  наверно,  пойти  на  яхту  помочь  со  сборами?—
сказал  я.
 —  А  ты  молодцом,  если  учесть,  что  провел  вечер  в  об¬
ществе  Арта  Лабранша.
 —  Ну  и  мальчишка,—  сказал  я.—  Он  что,  все  вечера
так  проводит?
 —  Да,  если  есть  куда  пойти,  а  обычно  находится.  Но
он  и  один  не  скучает.  Прекрасно  умеет  себя  занять.  По-
моему,  он  всегда  на  взводе,  и  без  спиртного,  и  без  про¬
чего.
 —  Так  о  нем  и  Келсо  говорил.—Я  подумал,  стоит  ли
рассказать  Дэйву  о  том,  какой  вывод  сделал  Арт  относи¬
тельно  Сэнни  и  героина,  но  решил,  что  если  вывод  пра¬
вильный,  то  Дэйву  это  и  так  известно  и  он  нарочно  об
 235

этом  умолчал.  И  я  сказал  другое:  —  А  матрос-то  он,  ока¬
зывается,  неважный.  Это  меня  удивляет,  ведь  он  спортс¬
мен. 	'
 —  Даже  лучший  спортсмен  может  скверно  ездить  вер¬
хом,—  сказал  Дэйв.—  Если  не  чувствует  лошади.
 —  Что  у  него  произошло  в  Дартмуте?
 —  Играл  в  хоккейной  команде  первого  курса,  потом
ушел.  Подался  на  весенние  каникулы  во  Флориду,  а  когда
каникулы  кончились,  решил,  что  возвращаться  в  колледж
пезачем.  Это  было  в  прошлом  году.  Но  для  Келсо  дорого
уже  то,  что  он  вообще  побывал  в  колледже.  Понимаешь,
студент  —  это  звучит.  Пусть  немножко  озорник,  но  ничего,
остепенится.
 —  Он  откуда  родом?  —  спросил  я.
 —  Это  не  секрет.  Из  трущоб  Торонто.  Потом  его  отец
пошел  работать  на  завод  в  Льюистоне,  штат  Мэн,  попал
под  сокращение,  перебрался  в  Бостон  и  посадил  семью  на
пособие.  Арт  выкладывает  все  это  Кларку  и  смеется,  а  тот
кивает,  улыбается  и  думает  —  зато  Дартмут.  Хороший  кол¬
ледж.  Малый  перебесится.  Остепенится.  А  сам  Келсо,  не¬
сомненно,  такая  же  стереотипная  фигура  для  Арта.
 —  Настоящий  морской  волк  из  Новой  Англии?
 —  Должен  же  быть  кто-то,  кто  шагает  по  странной
комнатке,  прозванной  капитанская  рубка,  под  самой  кры¬
шей  стандартного  дома,  мимо  которого  ты  бегаешь  в
школу.
 Я  улыбнулся.—  Кто-то  суровый,  но  с  добрым  сердцем?
 Дэйв  улыбнулся  мне  в  ответ.—  Кто  созывает  домочад¬
цев  на  вечернюю  молитву  ударом  гонга,  вывезенного  с  бе¬
регов  Китайского  моря.
 Хорошо  было  поговорить  с  ним,  как  в  прежние  дни.
Мне  уже  давно  хотелось  его  спросить,  что  ему  известно
насчет  фиброгласовых  лодок,  которые  занимали  воображе¬
ние  дяди  Троя;  Дэйв  сообщил  мне  много  сведений,  боль¬
шей  частью  утешительных.
 Мы  повспоминали  Тиц  и  Винни.  Он  сказал  мне,  что  тот
Уоллес,  вождь  шотландцев,  был  сэр  Уильям.
 Сообща  мы  припомнили  дату  —  около  1300  года,  нашли
еще  какие-то  поводы  посмеяться.  Мы  видели,  как  Эллен  и
Конни  вошли  в  вестибюль,  нагруженные  свертками,  и,  не
еаглянув  в  ресторан,  проследовали  наверх,  и  оба  знали,  что
очень  скоро  передышка  кончится  и  начнется  что-то  новое.
 —  Сигарету  дать?  —  спросил  Дэйв,  который  незадолго
 236

до  того,  закуривая,  поздравил  меня  с  тем,  что  я  бросил
курить.
 Я  усмехнулся.  Ведь  за  прошлую  ночь  я,  оказывается,
ни  разу  не  курил,  даже  когда  был  пьян.—  Давай,—  сказал
я.—  Составлю  тебе  компанию.
 Я  насладился  этой  сигаретой  сполна.  «Лаки  страйк».
Во  время  войны  гражданское  население  за  границей  осо¬
бенно  ценило  именно  этот  сорт.  Мне  говорили,  что  на  чер¬
ном  рынке  они  шли  нарасхват.  Свою  я  курил,  пока  паль¬
цам  не  стало  горячо  держать,  а  тогда  загасил  с  сожале¬
нием  и  грустью.
 Я  уверен,  что  это  была  последняя  сигарета  в  моей  жиз¬
ни,  если  только  я  себя  не  переоцениваю.
 ОТ  СЕНТ-ТОМАСА  ДО  ПЕРВОЙ  РЫБЫ
1
 Келсо  Кларк  сказал,  что  мы  отчалим  в  3.10,  когда  нач¬
нется  отлив.
 Мне  це  верилось,  что  мы  поспеем,  но  я  плохо  знал  на¬
шего  шкипера.  В  3.05  мотор  заработал,  мы  снялись  с  якоря
И  стали  выбираться  из  порта,  готовые  поднять  паруса,  как
тольцо  выйдем  в  открытое  море.
 Келсо  умудрился  так  все  организовать,  что  к  этому  вре¬
мени  с  работой  было  покончено  и  мы  сложа  руки  сидели
или  стояли  вокруг  кокпита.  А  между  тем  последние  при¬
готовления  как  будто  не  потребовали  ни  спешки,  ни  осо¬
бых  усилий;  наверно,  подумалось  мне,  дело  в  том,  что  он
не  столько  нас  организовал,  сколько  почти  все  сделал  сам,
без  лишнего  шума.
 Меня  поразило,  что  «Птица  Боцман»,  несмотря  на  свою
длину  и  высокие,  горделивые  мачты,  возвышалась  над  во¬
дой  не  больше,  чем  многие  миниатюрные  парусные  суда,
не  говоря  уже  о  моторных.  Лежа  на  краю  палубы  в  сред¬
ней  части  шхуны,  можно  было  дотянуться  рукой  до  воды.
 Внизу,  в  каютах,  все  уже  было  на  своих  местах:  про¬
визия  в  рундуках  и  шкафчиках,  четырехдневный  запас
льда  и  соответственное  количество  свежего  молока  и  мяса.
Молоко  предназначалось  для  Келсо  -т-  он  честно  нам  при¬
знался,  что  у  него  язва,—и  я  улыбнулся,  вспомнив,  как
Арт,  уже  запуская  мотор,  сказал:  «Можно  мне  стаканчик
 237

вашего  молока,  шкипер?  Детям  полезно,  для  роста»,—  и
чуть  не  спровоцировал  Келсо  на  пространные  объяснения,
почему  он  не  склонен  удовлетворить  эту  просьбу.
 Из  передней  части  кокпита  две  ступеньки  вели  вниз,
через  просмоленную  дверь,  которая  обычно  стояла  откры¬
той.
 Вели  они  в  камбуз.  Через  него  вы  попадали  в  большую
каюту  с  четырьмя  койками  и  столом,  расположенную  в
самой  широкой  части  судна,  и  дальше,  в  другую  каюту,
поменьше,  с  двумя  койками,  над  носовым  трюмом.  Здесь
устроились  Эллен  и  Конни.  Гальюн  —  я  не  боюсь  употре¬
бить  этот  морской  термин  —  находился  еще  дальше,  на  са¬
мом  носу.
 Мы,  четверо  мужчин,  расположились  в  большой  каюте.
На  шхуне  было  еще  одно  спальное  место,  закуток  возле
мотора,  но  протиснуться  туда  можно  было  только  полз¬
ком.  Келсо  и  Арт  спали  там  по  очереди,  когда  возили  пас¬
сажиров,  но  тогда  часть  имущества  оставалась  на  берегу.
Теперь  же  мы  все  везли  с  собой,  и  эту  служебную  койку
подвесили  к  потолку,  чтобы  освободить  место  для  груза.
 Все  наши  личные  вещи  были  распакованы  и  убраны  в
длинные,  узкие  шкафчики  и  в  сетки  над  койками.  И  мы,
как  уже  сказано,  сидели  и  стояли  без  дела,  глядя  на  Кел¬
со  у  штурвала,  и  Дэйв  сказал:
 —  Ну  и  пестрая  мы  компания,  прямо  шутовской  хо¬
ровод.
 —  Значит,  мы  шуты?  —  сказала  Эллен.
 —  Шутники,—  сказал  я.
 —  Я  имел  в  виду  не  профессию,  а  костюмы,—  сказал
Дэйв  с  улыбкой.  Келсо  тоже  улыбнулся,  и  не  без  причи¬
ны.  Все  мы  были  одеты  пестро,  все,  кроме  самого  капита¬
на,  который  в  море  носил  защитного  цвета  штаны  и  блузу
и  аккуратную  синюю  бумажную  рубашку,  застиранную
чуть  не  добела.  Рукава  он  закатал  выше  локтя,  и  я  опять
подивился  тому,  какой  он  крепкий,  жилистый  старик  и
какой  худой.  Чтобы  защитить  голову  от  солнца,  он  надел
белую  матросскую  шапочку  и  выглядел  очень  стильно.
 У  Дэйва  был  свой  стиль  —  белые  полотняные  брюки,
красная  тенниска  с  короткими  рукавами  и  все  еще  пора¬
жавшие  меня  белые  волосы  над  уже  потемневшей  от  за¬
гара  шеей.  Что  касается  Арта,  сегодня  он  был  в  рубашке
бутылочного  цвета  с  отложным  воротником  и  широким  по¬
ясом  —  где  такие  достают,  не  знаю,—  босиком  и  в  ярких
 238

коротких  трусах.  Вид  несколько  экзотический  при  его
длинных  курчавых  волосах,  но  когда  привыкнешь  —  ни¬
чего,  вполне  приемлемый.  Мускулы  у  него  были  толстые,
буграми,  а  не  длинные,  как  у  Келсо  Кларка;  мускулы
конькобежца,  подумал  я,  хотя  квадратные  плечи  и  могу¬
чие  руки  и  ноги  сгодились  бы  и  для  штангиста.
 По  сравнению  с  ними  я  почувствовал  себя  бледным  и
дряблым  —  на  вид,  наверно,  никак  не  моложе  своих  поч¬
тенных  лет  —  и  решил  приналечь  на  физическую  работу  й
поменьше  налегать  на  спиртное,  быть  на  солнце  и  убегать
от  тени  тревог  и  занять-таки  достойное  место  в  этом  шу¬
товском  хороводе.
 Потом  я  посмотрел  на  наших  жен  в  ярких  шортах  и
лифчиках  и  решил,  что  хорошенькая,  изящная  Эллен  вы¬
глядит  моложе,  чем  большая,  мягкая,  красивая  Конни,  но,
в  общем,  время  обошлось  милостиво  и  с  той,  и  с  другой.
Просто  в  Эллен  еще  оставалось  что-то  от  девочки,  а  у  Кон¬
ни  была  внешность  зрелой,  женщины.  Когда  опи  наконец
начнут  стареть,  Конни,  возможно,  придется  последить  за
своим  весом,  хотя  ей  и  полнота,  вероятно,  будет  к  лицу.
Эллен  никогда  не  придется  с  тревогой  следить  за  своим
весом,  но  у  нее  пропадет  румянец,  она  начнет  ссыхаться.
Черт,  обе  они  выглядели  моложе  и  лучше  меня.  Но  не  мо¬
ложе  и  не  лучше,  чем  я  себя  почувствовал,  едва  берег
остался  позади.
 Келсо  заговорил  о  вахтах.—  Я  бы  предложил  —  четыре
часа  и  восемь  часов  перерыва,—  сказал  он.—  По  двое.
 —  А  двоих  достаточно?  —  спросил  Дэйв.
 —  Вполне,  ведь  мы  не  будем  торопиться.
 Эллен  подарила  его  своей  самой  широкой  улыбкой,  и
он'  добавил:  —  А  вам  бы  хотелось  плыть  побыстрее?
 —  Мы  же  не  в  гонках  участвуем,т-  сказал  Дэйв.
 —  Я  не  люблю  без  нужды  гнать  шхуну.  От  океанских
гонок  суда  очень  разбалтываются.
 —  Немало  вы  их,  наверно,  разболтали,—  сказал  Дэйв.
 —  Только  когда  помогал  друзьям.  Свою  шхуну  я  бе¬
регу  и  не  скрываю  этого.  Вы  в  штурманском  деле  разби¬
раетесь,  Дэйв?
 —  Более  или  менее.
 —  А  вы,  мистер  Джеймс?
 —  Барни,—поправил  я.—  Могу  провести  самолет  по
земле.  Теоретически.  Я  очень  надеюсь,  что  вы  меня  по¬
учите. 	!
 230

дом,—  сказала  она  и  улыбнулась  —  не  мне,  не  Дэйву,  и  не
Арту  с  Келсо,  а  Конни.
 —  Нам  с  Барни  уже  как-то  довелось  не  давать  друг
другу  заснуть,—  сказала  Конни.  И  тут  мудрецу  из  Озарка
открылась  некая  истина,  которая  всем  этим  яхтсменам
была  давно  известна:  что  в  течение  дня  мы  все  вместе
будем  крутиться  на  палубе  в  52  фута  длиной,  в  кокпите  и
на  крышках  люков,  редко  когда  не  слыша  друг  друга  и  все¬
гда  друг  у  друга  на  виду,  кроме  как  в  каютах,  куда,  впро¬
чем,  тоже  никому  вход  не  заказан.  Зато  ночные  вахты  су¬
лят  особого  рода  уединение.  По  четыре  часа  из  каждых
двадцати  четырех  мы  с  Конни  будем  сидеть  одни  во  тьме
карибской  ночи,  пока  остальные  будут  спать  у  нас  под  но¬
гами.  Как  и  Эллен  с  Дэйвом.
 Я  сказал,  что  не  возражаю.  Конни  сказала:  —  Только,
чур,  мне  вахту  с  рассветом.
 —  Ну  что  ж,  подадим  заявление,—  сказал  я.
 Келсо  сказал,  что  сменяться  с  вахты  будем  в  два,  в
шесть  и  в  десять  часов.  Это  давало  ёму  возможность  зани¬
маться  с  Артом  кое-какими  ремонтными  работами,  пока
не  жарко,  с  шести  до  десяти  часов  утра.  А  вторая  их  вах¬
та  будет  с  шести  до  десяти  вечера,  когда  нам,  возможно,
захочется  выпить  перед  обедом.
 —  Не  знаю,  как  Барни  будет  дотягивать  до  шести  ча¬
сов,—  сказала  Эллен.  Им  с  Дэйвом  достались  вахты  в  се¬
редине  дня  и  в  середине  ночи  —  принимать  солнечные  ван¬
ны  и  считать  звезды.—  В  Скотс-Форте  по  его  первой  рюм¬
ке  ставили  часы.  5.30,  ни  минутой  позже.
 Она  была  отцасти  права.  У  меня^  крови  полно  крошечг
ных  вертлявых  антител,  которые  весь  день  спят,  а  в  5.28
просыпаются  и  места  себе  не  находят,  пока  их  не  польешь
алкоголем.—  Может,  я  на  время  уберу  свои  антитела  в  мо¬
розилку,—  сказал  я.
 —  Зачем  же,  милый,—сказала  Эллен.—Лучше  мы
устроим  так,  чтобы  ты  с  удовольствием  дожидался  шести  »
часов.  Небольшие  званые  обеды.  Капитан  Келсо,  будьте
добры,  причальте  около  какого-нибудь  писчебумажного
магазина,  я  куплю  пригласительных  карточек,  знаете,  та¬
ких  хорошеньких,  со  смешными  картинками.
 —  Против  этого  он  не  устоит,—  сказал  Дэйв.
 —  Я,  к  сожалению,  буду  вынужден  воздержаться,—
сказал  Келсо,  включаясь  в  розыгрыш.—  Но  со  стороны  по¬
смотрю  с  удовольствием.
 241

—  Зато  Арт  не  откажется,  верно?  —  сказала  Эллен  и
прошла  на  корму,  где  Арт  стоял,  не  участвуя  в  разговоре,
глядя,  как  постепенно  исчезает  из  глаз  Сент-Томас.  Он  не¬
дурно  провел  здесь  зиму,  подумал  я.  Может  быть,  встретил
людей,  которые  заняли  какое-то  место  в  его  жизни  и  ко¬
торых  он  больше  никогда  не  увидит.  Эллен  с  улыбкой  по¬
ложила  руку  ему  на  плечо.-—  Ну  как,  можно  на  тебя  рас¬
считывать?
 Взгляд  его  оторвался  от  берега,  вернулся  через  всю  бух¬
ту  на  шхуну,  обежал  нас  всех  по  очереди.-—  Я  тайный
пьяница,  миссис  Барни,—сказал  он  без  тени  улыбки.—
Единственный  на  свете  настоящий  алкоголик-аноним.  Ко¬
гда  я  пью,  я  никому  не  сообщаю  своего  имени.
 —  Приготовиться,  джентльмены,—сказал  в  эту  мину¬
ту  Келсо  и  поставил  «Птицу  Боцмана»  против  ветра.  Арт
юркнул  вниз  и  уменьшил  обороты  мотора,  оставив  ровно
столько,  чтобы  нас  не  сносило  течением.—  Миссис  Дори¬
мус,  попрошу  вас  к  штурвалу.
 Не  знаю,  обиделась  Эллен  или  нет,  но  она  и  виду  не
подала  и  с  усмешкой  наблюдала,  как  Конни  спокойно  и
крепко  держит  штурвал,  а  мы  вчетвером  поднимаем  тя¬
желые  паруса.  Я  до  боли  в  спине  натягивал  фал  вместе  с
Артом,  и  мне  просто  не  верилось,  что  Келсо  Кларк  может
все  это  проделывать  один.
 Первая  вахта  была  моя,  наша  с  Конни,  но  Келсо  поже¬
лал  сам  вывести  нас  из  порта.  Он  взялся  за  штурвал,  мед¬
ленно  повернул  по  ветру,  паруса  надулись,  и  Арт  выклю¬
чил  мотор.  Мотор  зачихал  и  смолк,  и  началась  та  удиви¬
тельная  тишина,  которой  я  не  слышал  уже  двадцать  лет.
 Это  была  тишина,  составленная  из  мельчайших  звуков..
Чуть  плескала  волна  о  борт;  ветер  бормотал  в  снастях.
Вздохнула  в  кокпите  Эллен  Джеймс,  блаженно  потягиваясь
и  откидывая  назад  волосы,  не  сводя  глаз  с  Келсо  Кларка;
тихо  шипела  разрезаемая  форштевнем  вода.
 То  были  самые  нужные  мелочи,  которых  обычно  не
слышишь  за  ненужным  шумом,  заполняющим  нашу  жизнь
Каждый  шорох,  каждое  поскрипывание  исходило  от  нас
оттого,  что  мы  были  в  движении,—даже  донесенный  вет^
ром  за  тридцать  футов  голос  Дэйва,  просившего  Арта  пока¬
зать  ему  судовой  журнал.  Единственные  звуки,  окружав¬
шие  нас  теперь,  когда  берег  уже  тонул  в  дымке,  рождали
мы  сами  и  наша  яхта,  а  волны  и  ветер  летели  к  нам  от
Южной  Америки,  не  встречая  на  пути  иных  препятствий,
 242

кроме  нарядных  островков,  не  будя  отзвуков  нигде,  кроме
как  в  нас.
 Когда  смолк  мотор,  «Птица  Боцман»  словно  подня¬
лась  немного  в  воздух  и  уже  не  расталкивала  воду,  а  толь¬
ко  чуть  касалась  ее  поверхности,  как  ветер.  Нас  подхва¬
тило,  понесло.  Неверно,  что  самолеты  летают.  Летают
парусники.
 —  Ох,  Варни,—  сказала  Конни.  Я  оглянулся  и  увидел,
что  она  стоит  у  меня  за  спиной.—  Барни,  правда?..—  Слов
у  нее  не  было.
 —  Да,—сказал  я.—Очень.
 2
 Меня  немного  беспокоило,  что  я  не  сразу  научусь  справ¬
ляться  со  штурвалом  такого  большого  судна,  как  «Птица
Боцман».  Все  парусники,  на  каких  мне  раньше  приходи¬
лось  плавать,  имели  не  рулевое  колесо,  а  румпель.  Но  ока¬
залось,  что  большую  шхуну  легче  держать  на  курсе,  чем
некоторые  мелкие  суденышки.  Так  и  тяжелый  самолет
легче  держать,  чем  лёгкий,  вспомнил  я  (или  вообразил,  что
вспомнил).
 Келсо  Кларк  передал  мне  штурвал,  как  только  мы  ми¬
новали  последний  буек.  Я  честно  предупредил  его,  какой  я
неопытный  мореход.  Вместо  ответа  он  посадил  меня  к
рулю,  дал  курс  по  компасу,  проверил,  в  порядке  ли  паруса,
и  ушел.
 Конни  подбодрила  меня  улыбкой  и  села  рядом.
 —  Следите  за  мной  внимательно,  —  сказал  я.—  А  то  как
бы  я  не  доставил  нас  обратно  в  порт.
 Но  шутки  шутками,  а  дело  у  меня  пошло.  Минут  через
десять,  когда  Келсо  вернулся  и  дал  мне  кое-какие  указа¬
ния,  я  уже  чувствовал,  насколько  каждый  толчок  волны
о  корму  норовит  сбить  нас  с  курса,  и  тут  же  выравнивал
яхту.  Море  было  спокойное,  так  что  править  было  легко,
и  ощущение  власти  над  судном,  дающейся  без  особых  уси¬
лий,  было  восхитительно.
 Конни,  разумеется,  показала  себя  куда  более  опытным
моряком,  и  к  концу  нашей  первой  вахты  я  уже  не  сомне¬
вался,  что  мы  справимся.
 Мне-то  все  давалось  легко  и  просто,  а  вот  Дэйв,  кото¬
рый  много  раз  бывал  рулевым  на  больших  океанских  гой-
 243

ках,  Дэйв,  как  я  узнал  на  следующее  утро,  вел  себя  стран-
по.  Мне  рассказала  об  этом  Эллен  во  время  утренней
вахты  Келсо  и  Арта.
 Дэйв  завтракал  внизу,  Конни  еще  спала,  и  я  бы  тоже,
наверно,  спал,  но  я  еще  не  успел  убедить  себя,  что  семь
часов  утра  —  самое  подходящее  время  ложиться.  Поэтому
я  сидел  на  баке,  пропускал  между  пальцами  леску,  попут¬
но  проверяя  ее  на  узлы  и  потертые  места,  и  тут  же  сма¬
тывал.
 —  Барни!
 —  Привет,  мисс  Кис-Кис,—сказал  я.—  Какая  вы  го¬
ленькая  в  этом  костюме.
 —  Барни,  как,  по-твоему,  Дэйв  совсем  здоров?
 —  Можно  считать,  что  да,—  сказал  я.—Я  чуть  не  по¬
колотил  его,  когда  он  явился  будить  меня  в  два  часа  ночи.
Но  вовремя  вспомнил,  что  он  —  всего  лишь  орудие  в  руках
высших  сил.
 —  Он  бывает  ужасно  рассеянный,  Барни.  Мы  с  ним
разговаривали.  Это  было  сразу  после  полуночи,  и  мы,  ко:
нечно,  уже  немного  устали.
 —  И  что  произошло?
 —■  Он  очень  ненадолго  пускает  меня  к  штурвалу.  Точ¬
но  вбил  себе  в  голову,  что  у  него  самого  должно  хватить
выдержки  на  четыре  часа  подряд.  Но  я  посмотрела  на  ком¬
пас  и  увидела,  что  мы  отклонились  на  десять-двенадцать
градусов,  и,  кажется,  уже  довольно  давно.
 —  Что  и  говорить,—  сказал  я,—штурманы  у  нас  тут
подобрались  один  к  одному.  Есть  даже  такой,  который  мо¬
жет  доказать,  что  мы  сейчас  в  Стамбуле.  И  что  же  ты  сде¬
лала?  Сказала  ему?
 —  Нет,  я  встала,  прошлась,  а  потом  подошла  к  нему  и
попросила  дать  мне  подержать  штурвал  и,  кстати,  напо¬
мнить,  какой  должен  быть  курс.  Как  будто  я  забыла.  V
 —  Он  поверил?
 —  Нет,  он  рассмеялся.  И  крутанул  штурвал,  и  сказал,
что,  пожалуй,  лучше  бы  снова  дать  править  тебе  и  Конни.
А  позднее  опять  отклонился.
 —  А  как  он  с  тобой  разговаривал,  тоже  рассеянно?
 —  Да  нет,  он  в  общем-то,  следил  за  разговором...  о  чем
это  мы  тогда  говорили?  Да,  дядя  Трой.  Я  ему  рассказывала
анекдоты  про  дядю  Троя.  Он  как  будто  мог  думать  о  двух
вещах  —  о  том,  что  мы  говорим,  и  о  чем-то  своем.  А  для
яхты  уже  места  не  оставалось.
 244

—  Может,  он  просто  тебя  заслушался,—  сказал  я.—
Вы  бы  вели  разговоры  поскучнее,  мисс  Кис-Кис.
 —  Честное  слово,  во  второй  раз  я  ничего  такого  инте¬
ресного  не  говорила.  Я  была  внизу,  варила  кофе.  Мне  по¬
казалось,  что  мы  замедляем  ход,  я  высунула  голову  из
камбуза  и  слышу  —  паруса  похлопывают.  Не  сильно,  но
есть  такой  особенный  звук,  который  они  издают,  когда
идешь  слишком  крутым  бейдевиндом.  Это  длилось  всего
минуту,  потому  что  он  тоже  услышал  и  сразу  выровнялся*
но  я  видела  его  лицо  при  свете  нактоузного  фонаря.  Очень
оно  было  странное.
 —  Это  бывает,—  сказал  я.  Да,  так  бывает,  когда  свет
фонаря,  при  котором  ночью  читаешь  компас,  падает  только
на  шею,  подбородок  и  рот  человека,  а  глаза  остаются  в
тени.
 —  Кажется,  Келсо  от  этого  проснулся.
 —  Он  встал?
 —  Нет,  но  я  поскорее  втянула  голову  обратно,  чтобы
Дэйв  не  заметил,  что  я  встревожилась,  а  потом  заглянула
к  вам  в  каюту.  Ты  и  Арт  спали,  а  Келсо,  по-моему,  припод¬
нялся  на  локте.
 —  Что  ж,сказал  я*—-чем  дольше  мы  будем  в  плава¬
нии,  тем  меньше  будем  ощущать  гнет...  всяких  домашних
дел...  Рыбки  к  ужину  прикажете,  дамочка?
 —  А  она  свежая?
 Рыба  была  до  того  свежая,  что  ее  даже  еще  не  выло¬
вили.
 Мы  с  Артом  закинули  две  лески  футов  по  двести  дли¬
ной  с  большой  желтой  оперенной  приманкой  на  конце.
Это  была  не  забава,  рыба  требовалась  для  еды.  Мы  привя¬
зали  лески  к  кнехтам  по  обе  стороны  кокпита  и  отпустили
на  всю  длину.  Каждую  мы  продели  через  прищепку  для
белья,  зацепленную  за  леер.  Каждая  прищепка  была  при-
вязан'а  отдельной  бечевкой.  Арт  объяснил  мне,  что,  когда
рыба  схватит  приманку  далеко  за  кормой,  леса  резко  натя¬
нется  и  прищепка  соскочит  с  леера.  Мы  это  услышим.  Но
даже  если  и  не  услышим,  то  как  только  заметим,  что  одна
из  прищепок  уже  не  сцепляет  лесу  и  леер,  а  болтается
либо  там,  либо  тут,  так  будем  знать,  что  на  крючке  что-то
есть.
 С  Эллен  я  не  видел  оснований  обсуждать  состояние
Дэйва,  но  сам  где-то  между  двумя  и  тремя  часами  ночи
спросил  об  этом  у  Конни.  Она  держала  штурвал.  Я  сидел
 245

футах  в  двух  от  нее,  спустив  ноги  в  кокпит  и  глядя  назад,
за  корму.  Небо  и  море  ярко  темнели,  и  минуту-другую,  ко¬
гда  в  нашем  разговоре  наступила  пауза,  я  следил,  как
вспыхивает  фосфорическим  светом  и  гаснет  пенистый  след
от  шхуны.  Никакие  осторожные  подходы  тут  не  годились,
и  я  прямо  спросил:
 —  Как  Дэйв  себя  чувствует  последнее  время,  Конни?
 —  Грустит  и  нервничает.  Не  будь  это  Дэйв,  я  бы  ска¬
зала  —  он  сбит  с  толку.
 —  С  тех  пор  как  я  у  вас  побывал,  ничего  нового  не  слу¬
чилось? 	4
 —  Нет.-—  Помолчав,  она  продолжала: 	Дэйву 	всегда
 было  плохо,  Барни,  с  тех  пор  как  я  его  близко  узнала.
И  становилось  все  хуже.  После  развода  он  жил  в  полном
мраке,  почти  без  просветов...  Дэйв  прелестный,  очень  обая¬
тельный  человек.  Таким  его  все  считают.  Но  быть  его
женой  невыносимо  тяжело.
 —  Понимаю,  Конни.
 —  Жаль,  что  я  не  знала  его  раньше,  до  того,  как  он
стал  такой.
 —  Да,  очень  жаль.
 —  Вы  помните  ту  ночь,  когда  мы  говорили  про  Осваль¬
да?  И  вообще?
 Этот  ваш  солдат  с  греческой  фамилией.  Я  его  ни¬
когда  не  забуду.
 —  Теперь,  когда  я  думаю  про  Освальда,  я  уже  не  вспо¬
минаю  этого  солдата,  Барни.  Я  вспоминаю  ту  женщину.
 —  Сэнни?  -  Я  не  сразу  сообразил,  какая  тут  связь.
Но,  когда  Конни  начала  объяснять,  я  уже  знал,  что  она
сейчас  скажет.  Я  даже  знал,  что  буду  с  нею  согласен.
 —  Сэнни  одних  лет  с  Освальдом  и  такая  же  сумасшед¬
шая.  С  той  же  манией  —  погубить  хорошего  человека.
Словно  она  для  того  и  родилась.  Может,  это  глупо,  но  у
меня  такое  чувство,  будто  она  застрелила  Дэйва.  Как
Освальд.
 —  Конни!
 —  Вы  не  меня  жалейте,  Барни,  а  Дэйва.
 Я  покачал  головой.  Не  жалейте  Конни,  как  бы  хорошо
вы  к  ней  ни  относились.  Один  муж  умер,  другой  с  червото¬
чинкой,  но  не  жалейте  Конни.
 —  Поймите,  Барни,  быть  женой  Дэйва  —  это  не  мука.
Вовсе  нет.  Он  со  мной  и  милый,  и  ласковый  —  насколько
 246

может  себя  заставить.  Но  это  стоит  ему  ежечасных,  еже¬
минутных  усилий.
 Я  смотрел  на  нее  при  свете  звезд,  и  как  же  мне  нра¬
вился  весь  облик  этой  женщины  —  крепкий  костяк,  мягкие
линии,  сильные  мышцы.  Я  сказал:  —  Если  вы  будете  кор¬
мить  меня  такими  баснями,  я  перестану  вам  доверять,  даже
к  штурвалу  больше  не  подпущу.
 Она  засмеялась.—  Я  не  хочу  сказать,  что  всегда  была
ему  противна.  Вот  не  знаю,  Барни...  Иногда  я  думаю,  хо¬
рошо  бы  ввести  такой  обряд,  когда  двух  людей  объявляют
братом  и  сестрой...
 Кажется,  я  не  был  рад  это  услышать;  да  и  она,  кажет¬
ся,  была  не  рада,  что  это  сказала.  Мы  одновременно  по¬
пробовали  заговорить  о  другом.  Я  сказал  «А-а»,  собираясь
спросить,  когда  она  в  последний  раз  плавала  в  Карибском
море.  И  Конни  в  унисон  со  мной  тоже  сказала  «А-аж
 Получилось  смешно,  и  мы  оба  рассмеялись.
 Передача  мыслей  между  мной  и  этой  миссис  Констанс
Марлоу  (Фергюсон)  Доримус  приняла  уже  несколько
угрожающие  масштабы.  Если  так  пойдет  дальше,  подумал
я,  мы  не  только  почувствуем,  что  можем  сказать  друг  дру¬
гу  все  без  исключения,  но  в  условиях  еженощной  четырех¬
часовой  совместной  вахты  скорее  всего  так  оно  и  будет.,
 3
 Угадайте,  кого  я  встретил  на  следующий  день?  Дэйва
Доримуса.
 Представьте  себе  дом  в  52  фута  длиной,  с  четырьмя
низкими,  полуподводными  комнатами  и  уборной.  Уборная
сужается  на  нет,  да  и  самая  большая  комната  в  ширину
не  больше  девяти  футов.  Комнаты  полны  всяких  приспо¬
соблений  для  еды,  спанья  и  передвижки  дома,  так  что
внутри  яблоку  упасть  негде.  Те,  кто  не  спит,  проводят  вре¬
мя,  на  крыше,  но  большая  часть  ее  занята  кнехтами,  бло¬
ками,  крышками  люков,  вентиляторами,  бухтами  канатов,
основаниями  мачт  и  шлюпкой.  В  доме  живут  шесть  чело¬
век  по  строго  согласованному  расписанию,  так  что  погово¬
рить  с  кем-нибудь  наедине  не  так-то  легко,  если  это  не  твой
товарищ  по  вахте.
 Но  с  Дэйвом  мне  все  же  удалось  встретиться  на  углу
Штирборт-стрит  и  Бакборт-авеню  —  сделай  он  еще  не¬
сколько  шагов  вперед,  он  бы  повис  на  бушприте.
 247

Вахта  была  его  и  Эллен.  Я  проспал  с  шести  утра,  когда
нас  сменили  Арт  и  Келсо,  до  начала  двенадцатого.  Когда
я  поднялся  на  палубу  с  чашкой  кофе,  Дэйв,  оставив  Эллен
у  штурвала,  стоял  на  носу,  примерно  там,  где  я  накануне
сматывал  леску.  Но  он  ничего  не  сматывал.  Он  просто
стоял.  Конни  и  Арт  готовили  завтрак,  а  Келсо  возился
внизу  с  журналом  н  картами.
 Мы,  разумеется,  шли  теперь  в  открытом  море,  притом
уже  так  давно,  что  я  затруднился  бы  сказать,  сколько  вре¬
мени  мы  не  видели  берега,—  во  всяком  случаете  меньше
суток.  Волнение  немного  усилилось,  и  я  шел  осторожно,
стараясь  подладиться  к  качке,  чтобы  не  расплескать  кофе
на  чисто  надраенные  доски  палубы.
 —  Дэйв!
 —  Здорово,  Барни.  Я  хотел  у  тебя  что-то  спросить.
 Так-таки  перехватил  мою  реплику.—  Давай  спрашивай.
 —  Меня  беспокоит  этот  мальчишка.  Лабранш.  Ты  ему
доверяешь?
 Это  уже  была  не  моя  реплика.  И  вообще,  черт  возьми,
ничья.—  Я  об  этом  не  думал,  —  сказал  я.—Он  мне  нравит¬
ся.  Мне  казалось,  что  и  тебе  тоже.
 —  Ладно,  замнем,—  сказал  он.—  Ну  как  ты,  не  жале¬
ешь,  что  поехал?
 —  Ничуть,—  сказал  я.—Ни  капельки.  Самый  громкий
телефон  на  свете  может  звонить  до  хрипоты,  а  я  его  все
равно  не  услышу,  верно?
 —  Разве  что  по  радио,—  сказал  Дэйв  и  улыбнулся.
Это  стоит  отметить.  Последнее  время  он  мало  улыбался.
 —  Можно  тебя  о  чем-то  спросить?
 Он  кивнул  и  уселся  на  корточки.—  Присаживайся.
 —  Куда  девалась  Сэнни  Браун,  Дэйв?
 —  Пожалуй,  у  тебя  больше  оснований  этим  интересо¬
ваться,  чем  у  многих  других.
 —  Я  никак  не  могу  выкинуть  ее  из  головы.
 —  Ты  еще  не  все  знаешь  про  Сэнни.  И  можешь  не  пле¬
нять  меня  своим  выговором.
 —  Что?
 —  Говоришь  по-миссурийски,  нараспев,  как  всегда,  ко¬
гда  тебе  неловко.
 —  Прости,  пожалуйста.
 —  Ничего.  Иногда  мне  и  самому  хочется  говорить  на¬
распев.
 —  Так  чего  же  я  не  знаю?
 248

—  Сэнни  —злостная  наркоманка,  Барни.  Героин.  Когда
мы  познакомились,  этого  еще  не  было,  а  потом...  началось.
Один  раз  ее  вылечили,  но  это,  говорят,  ненадолго.
 —  Я  так  и  догадался,—сказал  я.—Вернее,  Арт  дога¬
дался.—Дэйв  метнул  на  меня  подозрительный  взгляд,  и  я
объяснил:  —  По  тому,  как  я  описал  ее  голос  и  позы.  Но  я,
конечно,  не  сказал  ему,  где  видел  такую  женщину.
 Смех  Дэйва  «прозвучал  немного  деланно.—  Так  вот  оно
что,—сказал  он.—Арт,  очевидно,  имел  в  виду  тот  ваш
разговор.  Только  он  умолчал  о  том,  с  кем  у  него  был  та¬
кой  разговор.—  Он  задумался,  потом  добавил:  —  Она  уеха¬
ла,  Барни.  Бастер  ее  увез.  Куда  —  не  знаю  и,  надеюсь,  ни¬
когда  не  узнаю.
 —  Ты  видел  Бастера?
 —  Он  приходил  в  больницу  просить  денег.
 —  И  ты  ему  дал?
 —  Двести  долларов,  Джесс  Джеймс.  Последние.  У  Кон¬
ни  было  кое-что  припрятано.  На  поездку.  А  теперь  вот  что.
Ты  сразу  меня  спроси  обо  всем,  что  тебе  хочется  знать.
Ладно?  А  потом  поплывем  все  дальше  и  дальше  от  этого
страшного  телефона  и  будем  думать  о  нем  все  меньше  и
меньше.
 —  Теперь  я  все  знаю,  Дэйв,—  сказал  я.  —  Надеюсь,  что
она  уехала  навсегда.
 —  Видит  бог,  и  я  тоже.
 —  Ты  уже  решил,  что  будешь  делать  дальше?
 —  Вернусь  в  Уонамассет.  Попробую  заняться  прежней,
работой.
 —  У  нас  на  заводе  предвидится  вакансия,  если  мы
действительно  займемся  фиброгласом.  Неплохая  долж¬
ность.
 —  Разве  она  не  для  Талли?
 —  Нет.  Талли  метит  на  мое  место.  Подчиненное  поло¬
жение  его  не  устраивает.
 —  Надеюсь,  что  и  мне  не  придется  на  это  пойти,  Бар¬
ни,—сказал  Дэйв.—Но  спасибо  на  добром  слове.  Я  пони-
 *  маю  точку  зрения  Талли.  И  твою  тоже.  Насчет  того,  чтобы
быть  хозяином  в  своем  деле.
 На  баке  стало  жарко,  мы  шли  прямо  на  север,  волны
баюкали.-^  Все  утрясется,  Дэйв,—сказал  я.—  Говорю  тебе
так  под  воздействием  солнечного  тёпла.  На  старых  собак
оно  тоже  так  действует.
 249

—  Барни,  ты  только  не  воображай,  что  думаешь  обо
мне  хуже,  чем  я  сам  о  себе  думаю.
 —  Ты  ж  хотел  от  этого  уплыть.  Ну  и  уплывай.
 —  Еще  только  одну  вещь,  ладно?
 —  Я  у  тебя  больше  ни  о  чем  не  спрашиваю.
 —  Насчет  Конни.
 —  Ну?
 —  Барни,  ты  азартный  человек,  игрок.  Мне  это,  в  об¬
щем,  не  свойственно.  Но  когда  я  задумал  жениться  на  вдо¬
ве  Джо  Фергюсона,  я  поставил  на  карту  все.
 —  Что  ж,  игра  стоила  свеч.
 —  К  сорока  годам  привыкаешь'  действовать,  исходя  из
того  или  иного...  эмоционального  комплекса.  Некоторым
приходится  учиться  действовать,  исходя  из  своей  боли.
Большинство  из  нас  исходит  из  ощущения  благополучия,
хотя  бы  скромной  доли  личного  счастья.
 —  Ну  да,  ну  да.
 —  Не  торопи  меня.  Мою  мысль  не  так-то  легко  выра¬
зить.
 —т  Извини,  пожалуйста.
 —  Предположим,  ты  был  из  тех,  кто  жил,  исходя  из
счастья,  и  привык  к  этому,  и  сам  же  все  испортил.  Лишил¬
ся  детей,  семейной  жизни,  денег.  Трамплин,  с  которого  ты
собирался  одним  прыжком  завоевать  мировое  простран¬
ство,  развалился,  и  ты  плрхнулся  на  воду  животом  и  по¬
вредил  позвоночник.  Я  раньше  просто  не  умел  быть  не¬
счастным.
 Я  кивнул.
 —  Не  хочу  сказать,  что  я  был  безмозглым  оптимистом
в  теоретическом  смысле,  но  в  личной  жизни  мне  всегда
Зыло  хорошо.  Так  что  если  и  приходилось  когда  призы¬
вать  на  помощь  все  свое  мужество,  мужество  это  было  чи¬
сто  внешнее.  Ну,  скажем,  если  надо  было  пойти  на  риск*
Но  никогда  мне  не  приходилось  все  время,  с  утра  до  ночи..*
подгонять  себя  пинками  в  зад.  Заставлять  себя  держать
голову  прямо,  как  бы  ни  болела  шея.  Вот  такого  мужества
я  раньше  не  знал.  Все  время.  День  за  днем.  Быть  несчаст¬
ным  —  это  требует  очень  много  сил.  Я  восхищаюсь  людь¬
ми,  которые  действуют,  исходя  из  боли.
 —  Понятно.
 —  Я  тоже  хотел  этому  научиться,  когда  у  меня  на  шее
висела  Сэнни,  когда  я  с  ума  сходил  от  горя,  что  у  меня
отнимают  ребят..,  Фергюсонов  мы  знали  давно.  С  Джо  хо-
 250

дшш  под  парусом,  а  Конни...  она  была  всеобщей  любими¬
цей.  Когда  Джо  умер,  я  сначала  й  не  думал  об  этом,  но  по¬
том,  довольно  скоро,  стал  думать.  Мне  показалось,  что
женитьба  на  Конни  -г  это  для  меня  единственный  шанс  из¬
бежать  полного  краха...  не  будь  подонком,  Барни.
 Он  сказал  это,  потому  что  я  вскочил  с  места  возмущен¬
ный,  с  мыслью:  о  черт,  на  такой  женщине,  как  Конни,  не
женятся  для  того,  что"бы  избежать  краха.  На  ней  можно
жениться  только  потому,  что  тебе  выпало  редкое  счастье
встретить  такую  женщину. 	-
 Дэйв  тоже  встал. 	'
 —  Подонок  ты  этакий,  я  же  не  о  финансовом  крахе'
говорю...  Что  бы  тебе  ни  натрепал  твой  приятель  агент.
Или  ты  вообще,  черт  возьми,  меня  не  понял?
 Я  молча  смотрел  на  него.
 —  О  чем  я  говорил?  —  спросил  он  уже  немнрго  спокой¬
нее.-—О  том,  чтобы  избежать  морального  краха.  Чтобы
снова  быть  в  состоянии  работать*  Барни,  можно  я  тебе  по¬
вторю  слово  в  слово  то,  что  я  сказал  Конни,  когда  делал  ей
предложение?
 —  Если  она  не  сочла  бы,  что  этого  пе  следует  расска¬
зывать.
 —  Можешь  поверить,  если  бы  я  так  думал,  я  бы  этого
не  предложил.
 —  Ладно,  ладно.  Извини  за  недомыслие.
 —  Черт,  я  же  говорю  о  пари,  о  сделке,  уж  это  тебе
следовало  бы  понять.  Я  сказал:  «Конни,  после  смерти  Джо
я  чувствую,  и  все,  кого  я  знаю,  это  чувствуют,  что...  что
любой  мужчина,  если  он  в  своем  уме,  был  бы  счастлив
стать  вашим  мужем.  Я  не  в  своем  уме,  но  тоже  был  бы
счастлив.  А  тогда,  возможно,  и  ум  мой  ко  мне  вернется».
 —  Неотразимо,—  сказал  я.  —  В  высшей  степени  роман¬
тично.
 —  Я  предложил  ей  сделку,  и  она  согласилась,  Барни.
 —  Пожалуй,  игра  все-таки  не  стоила  свеч.
 —  А  ты  спроси  свою  партнершу  по  вахте,  как  она  сама
к  этому  отнеслась.  Может,  не  я  один  был  на  грани  от¬
чаяния.
 Я  мог  ее  и  не  спрашивать.  У  Конни  с  Джо  Фергюсо¬
ном  не  было  детей,  а  по  ней  с  первого  взгляда  можно  было
сказать,  что  она  рожала  бы  и  рожала,  пока  позволит  здо¬
ровье  и  здравый  смысл.  Если  бы  могла.  За  Дейва  она  вы¬
шла  тридцати  шести  лет.  Это  была  последняя  возможность.
 251

А  старый  дядюшка  Римус,  при  всех  своих  прочих  пороках
и  достоинствах,  уже  зарекомендовал  себя  как  производи¬
тель.
 Легонько  ущипнул  его  повыше  локтя,  как  школьник
школьника.  Сочувственно  покивал.
 Проявил  благородство.
 4
 Я  так  и  не  спросил  Конни  о  детях,  которых  у  нее  не
было,  но,  кроме  этого,  мы  говорили  решительно  обо  всем.
Как-то  ночью  мы  даже  вернулись  к  Джеку  Руби  и,  таким
образом,  довели  до  конца  наш  первый  долгий  разговор,
начатый  несколько  месяцев  назад.  Впрочем,  никого,  с  кем
бы  можно  его  сравнить,  ни  она,  ни  я  в  своей  памяти  так
и  не  отыскали.  После  убийства  Кеннеди  прошло  уже  пол^
года.  Доклад  комиссии  Уоррена,  который  мог  бы  кое-что
прояснить,  еще  не  был  опубликован.
 —  Он  бандит,—  сказал  я.—  Зачинщик  кабацких  драк.
Может,  он  сродни  тем  молодчикам,  которых  нанимают  из¬
бивать  педерастов,  или  битников,  или  рабочих  в  пикетах.
 —  Но  он  пошел  на  это  один,—  сказала  Конни.—  И  горе
его  было  искреннее.
 —  Не  его  это  было  горе.
 —  Разве  оно  не  было  общим?
 —  Есть  разница  между  горем  и  озлобленностью.
 —  Конечно.  Освальд  был  озлоблен.  На  все  и  на  всех.
Из-за  всего,  чего  ему  не  хватало  и  чем  он  не  мог  стать,  и
для  него  было  неважно,  кого  убить.  Лишь  бы  какого-ни¬
будь  большого  человека.  А  Руби,  тот,  наверно,  никогда  ни¬
кого  бы  не  убил,  если  бы  не  свихнулся  от  горя.
 —  Я  не  был  знаком  ни  с  одним  убийцей,—  сказал  я.—
Может  быть,  поэтому  я  и  не  могу  понять  Руби.—  И  доба¬
вил:  —  Впрочем,  одного  знал  —  самого  себя.  Только  я,  на-»
верно,  был  больше  похож  на  Освальда.
 —  Барни  Джеймс,  вы  с  ума  сошли,  о  чем  вы  говорите?
Беритесь-ка  лучше  за  штурвал.
 —  Да  так,—сказал  я,  сменяя  ее  у  штурвала,—ничего
особенного.  Пункт  в  послужном  списке.  Я  даже,  кажется,
получил  за  это  пучок  дубовых  листьев.  Нет,  просто...  про¬
сто  мне  было  тогда  двадцать  три  года,  и  случилось  такое,
 252

от  чего  я  впервые  почувствовал  себя  смертным.  Хуже
того  —  старым,
 И  я  ей  рассказал.  Это  не  было  тайной.  Какое  там,  я,  ве¬
роятно,  рассказывал  эту  исторйю  слишком  часто  —  помню,
я  даже  попробовал  рассказать  ее  своему  старшему  сыну
Брэду,  но  он,  конечно,  не  понял,  что  она  для  меня  значит.
Ему  тогда  было  лет  восемь-девять.
 Война  шла  к  концу,  и  мы  были  так  уверены  в  победе,
что  я  почти  перестал  летать  на  задания.  Меня  уже  сколько
времени  не  посылали.  Но  я  все  оставался  в  Англии,  поне¬
множку  летал  инструктором,  заменял  командира  эскад¬
рильи,  был  произведен  в  капитаны.  На  пополнение  нам
присылали  малых  детей,  и  не  хотелось  оставлять  их  без
присмотра.  Может,  я  к  тому  же  втайне  побаивался  возвра¬
щения  домой,  где  меня  ждали  всякие  обязательства  вроде
заботы  об  ослепшем  брате.  Как  бы  там  ни  было,  Случилось
вот  что:  немцы  стали  летать  на  реактивных  самолетах.  Мо¬
дели  «МЕ-262»,  первой  из  запущенных  в  серийное  произ¬
водство,  и  летчики,  возвращаясь  с  полетов  над  Германией,
где  они  сопровождали  наши  бомбардировщики,  говорили,
что  это  что-то  невероятное.  Глупо,  конечно,  но  мне  ужасно
хотелось  увидеть  эти  «262»  своими  глазами.  И  я  опять  стал
летать  чуть  не  каждый  день  всякий  раз,  как  полет  наме¬
чался  в  район,  где  они  действовали,  и  когда  в  связи  с  чьей-
нибудь  болезнью  у  нас  оказывалась  свободная  машина.
 Первые  два  раза  мне  не  повезло.  В  третий  раз  мы  встре¬
тили  их  штук  десять  сразу.  Я  летел  на  чьем-то  «мустанге»,
когда  они  посыпались  на  нас  сверху,  прорывая  строй  бом¬
бардировщиков.  Я  сделал  разворот,  чтобы  погнаться  за
одним  из  них,  но,  пока  я  разворачивался,  он  уже  исчез.
Я  метнулся  к  другому,  но  и  он  ушел  так  быстро,  что  мне
показалось,  будто  мой  стремительный  красавец  «мустанг»
остановился  в  воздухе.  Я  даже  выстрелить  не  успел.
 Я  ощутил  себя  столетним  стариком,  растерянным,  жал¬
ким.  Помню,  я  бросил  взгляд  на  приборную  доску,  готовый
к  тому,  что  она  перестала  светиться.  Мой  огромный  мотор
«мерлин»  уже  не  ревел,  а  тихо  повизгивал,  как  швейная
машина,  и  подумалось  —  нажми  я  сейчас  гашетки  пулеме¬
тов,  из  них  поползла  бы  сливочная  помазка.  И  вдруг  я
увидел,  что  один  из  этих  разбойников  попал  в  беду.  Он,
вихляя,  планировал  вниз,—  видно,  его  подбил  стрелок  с
бомбардировщика.  Он  падал  и  падал,  хотя  мне  было  видно,
что  летчик  пытается  удержать  его  в  воздухе.  Я  ринулся  н^
 253

него,  за  мной  еще  два  «мустанга»,  и  втроем  мы  решетили
его  в  бессмысленной  ярости,  пока  он  не  взорвался  уже  у
самой  земли.
 («Так  им  и  надо!»  —  крикнул  в  Этом  месте  Брэд;)
 —  Немудрено,  что  вы  почувствовали  себя  старым,—
сказала  Конни  и  тут  же  поддела  меня,  что  ей  всегда  схо¬
дило  с  рук:  —  Стреляли  помадкой  из  швейной  машины  —
чего  же  было  и  ждать?
 О  чем  мы  говорили  после  этого,  я  не  помню.  Я  не  столь¬
ко  слушал,  сколько  смотрел  на  нее,  потому  что  уже  рас¬
свело,  через  полчаса  должно  было  взойти  солнце.  Небо
позади  нее  было  перламутровое;  она  стояла,  глядя  не  то
на  меня,  не  то  мимо,  и  я  судорожно  стиснул  рукоятки
штурвала.  Мне  бы  сейчас  аппарат,  и  цветной  пленки
сверхвысокого  качества,  какой  никто  еще  не  изобрел,  и
найти  бы  единственную  абсолютно  правильную  выдержку,
способную  передать,  как  свет  наплывает  на  нее  сзади  и
словно  шевелит  ее  волосы,  чуть  развевающиеся  вокруг
лица.
 Нет,  фотография  тут  бессильна.  Только  память  может
запечатлеть  и  сберечь  этот  образ,  показать  в  первый  —  или
в  сотый?  —  раз,  какие  у  нее  были  прямые  плечи  и  как  лад¬
но  крепкий  костяк  поддерживал  высокую  грудь.  И  плав¬
ную,  сильную  линию  ноги  от  бедра  до  лодыжки.  И  черты
лица,  прелестного  в  своей  благородной  простоте,  в  ореоле
этих  сквозящих  волос.  И  серьезное,  задумчивое  выраже¬
ние,  сменившееся  усмешкой  над  собственной  серьезностью
за  секунду  до  того,  как  она  ахнула  и  сказала:
 —  Ой,  Барни!
 Она  указывала  мимо  меня,  за  борт,  и,  взглянув  в  ту
сторону,  я  увидел  огромный  панцирь,  медленно  погружаю¬
щийся  в  воду.  Гигантская  морская  черепаха,  величиной
с  легковую  машину,  очевидно  нежившаяся  на  поверхно¬
сти,  пока  мы  ей  не  помешали,  не  спеша  уходила  в  глу¬
бину.
 Конни,  перепрыгнув  через  кокпит,  опустилась  на  одно
колено  и  следила  за  черепахой,  пока  та  не  скрылась  из
виду.  Тогда  она,  сияя  от  радости,  повернулась  ко  мне,  ш
ее  лицо  оказалось  на  расстоянии  фута  от  моего.  Мы  смот¬
рели  друг  на  друга,  затаив  дыхание  и,  несомненно,  думая
об  одном:  мне  безумно  хотелось  поцеловать  ее,  и  я  не  сом¬
неваюсь,  что  ей  хотелось  того  же.
 Но  я  предвидел  эту  минуту,  я  думал  о  ней,  поскольку
 254

было  так  ясно,  что  рано  или  поздно  она  наступит,  И  хотя
мне  случается  изменять  жене,  из  этого  не  следует,  будто
я  считаю,  что  любую  проблему,  возникшую  между  мужчи¬
ной  и  женщиной,  может  разрешить  физическая  близость,
всякий  раз  как  она  представляется  соблазнительной.
 Более  того,  я  считаю,  что  если  в  некоторых  случаях  та¬
кая  близость  упрощает  ситуацию,  то  есть  и  случаи,  когда
она  грозит  вас  окончательно  запутать.  Не  стану  утверж¬
дать,  будто  я  не  думал  о  топографии  шхуны  и  как  это  мож¬
но  бы  устроить  даже  здесь  при  наличии  достаточного  же¬
лания  и  изобретательности.  Возможности  были.  Но  в  ту
минуту,  когда  у  нас  с  Конни  все  так  легко  могло  бы  на¬
чаться,  я  вспомнил  одну  из  немногих  истин,  в  которых,  мне
кажется,  уверен:  что  самое  главное  из  того,  что  мы  имеем
и  чем  живем,—  это  та  оценка,  которую  человек  дает  са¬
мому  себе.  И  я  решил,  что  для  Конни,  если  дело  дойдет  до
самооценки,  так  же  важно  не  проделывать  таких  вещей,
как,  скажем,  для  Эллен  —  проделывать  их,  когда  только
взбредет  в  голову.
 И  я  сказал:  —  Уж  эти  мне  любительницы  черепах!
 А  Конни,  после  минутного  колебания,  ответила:  —  Она
бы  и  вам  ужасно  понравилась,  если  бы  вы  видели  ее  боль¬
шущий  изогнутый  нос.—  Потом  она  отодвинулась,  повер¬
нувшись  лицом  к  востоку,  и  через  какое-то  время  обрела
полуулыбку,  чтобы  было  чем  встретить  восход  солнца.
 —  Неверно,  что  солнце  встает,  как  гроза  из-за  морей,
правда?  —  сказала  она,  нарушая  молчание.
 —  Не  знаю,  на  что  это  похоже,  когда  оно  встает.
 —  Оно  даже  вообще  не  встает,  правда,  Барни?  Это  мы
медленно  вертимся  ему  навстречу.
 —  Да,—  сказал  я.—  А  оно  там  притаилось  и  ждет  нас.
 5
 В  тот  же  день,  часа  в  четыре,  нас  обогнал  туристский
теплоход.  Само  по  себе  это  было  не  бог  весть  какое  собы¬
тие,  но  оно  навело  Арта  на  разговор  о  волшебных  грибах.
Он  стоял  у  штурвала.  Мы  с  Дэйвом  только  что  закончили
навигационные  расчеты,  причем  я  довольно  ловко  пользо¬
вался  секстантом  Келсо;  теперь  наш  шкипер  сам  проде¬
лывал  эту  процедуру.  Эллен  в  каком-нибудь  футе  от  Арта
загорала,  отстегнув  бретельки  лифчика,  а  Конни  была  вни¬
зу,  смотрела,  как  Келсо  колдует  с  таблицами  и  картой.
 255

—  Вижу  корабль,—неожиданно  пропел  Арт,  и,  огля¬
нувшись,  я  увидел  за  кормою  белый  теплоход.  Не  знаю,
почему  никто  из  нас  не  заметил  его  раньше.  Он  нам  погу¬
дел.  Келсо  и  Конни  вышли  на  палубу,  а  пассажиры  теп¬
лохода  сбежались  к  поручням,  смотрели  на  нас  сверху  и.
махали  нам. 	,
 Мы  помахали  им  в  ответ,  преисполненные  гордости,—
все,  кроме  Эллен,  которая  заявила,  что  они  нарушают  ее
уединение.
 —  Я  не  могу  даже  встать  и  посмотреть  на  них,—  смея¬
лась  она.
 —  Если  б  ты  встала,—  сказал  я,—  они  все  попрыгали
бы  ласточкой  в  воду.  Чтобы  мы  взяли  их  с  собой.
 Когда  теплоход  стал  скрываться  вдали,  Эллен  сказала
Арту:  —  Эх  ты,  рулевой,  что  тебе  стоило  протянуть  руку  и
застегнуть  меня?
 —  Входит  в  обязанности  вахтенного,—  поддакнула
Конни.
 —  В  следующий  раз  будешь  умнее,  мой  ангел?
 Арт,  когда  смущался,  начинал  болтать  без  умолку.—
Вот  Барни  сказал,  чтобы  мы  взяли  их  с  собой.  А  мне  это
вроде  как  довелось  однажды.  В  Оахака,  в  Мексике,  миссис
Барни.  На  волшебном  грибе.
 —  Ты  даже  тему  меняешь  не  очень  искусно.
 —  Грибы-наркотики?  —  спросил  я,  чтобы  сгладить  не¬
ловкость.
 —  Они  вызывают  галлюцинации.  Я  сам  не  ожидал.
Я  тогда  в  первый  раз  попал  в  Мексику,  но  поехал  с  одним
приятелем,  который  уже  бывал  там  раньше.  Только  ради
этих  грибов  мы  туда  и  махнули.  Подработали  денег  на
стройке,  а  потом  самолётом  прямое  Оахака.
 Он  уже  завладел  нашим  вниманием,  только  Келсо
опять  ушел  вниз,  к  своим  картам.
 —  Как  это  делается?  —  спросил  я.—  Заходишь  в  бар  и
говоришь:  «Мне  порцию  текилы  и  грибов  на  закуску»?
 —  Нет,  это  у  тамошних  индейцев  есть  такой  обряд.
Они  не  всегда  грибы  употребляют.  Раз  в  год,  а  то  и  в  два,
когда  урожай  выдался  особенно  хороший.  Или  плохой.
Так  мне  мой  приятель  объяснил.  Тогда  индеец  освобож¬
дает  себе  дней  пять  и  идет  на  дом  к  грибной  колдунье.  Вот
и  мы  так  сделали.
 —  И  какой  же  дом  был  у  .  грибной  колдуньи?  —  спро¬
сила  Конни,
 256

—  С  земляным  полом,—сказал  Арт.—Ветхая  лачуга,
но  не  такая,  как  у  большинства  индейцея.  А  старухе  было
лет  сто.  Она  нам  постелила  на  пол  одеяла.  Называются
серапе.  Мы  лежали  и  ждали  часа  два,  пока  она  варила  свое
8елье  и  занимала  нас  разговором.  Только  я  не  понимал  ни
черта,  да  и  мой  приятель  Джерри  немногим  больше.  Он
уверял,  что  она  употребляет  много  слов  из  языка  сапоте-
ков.  Кто  ее  знает,  может  быть.  Что-то  она  толковала  про
путешествия.  Потом  поднесла  нам  свое  варево  в  старых
фаянсовых  чашках,  какие  можно  купить  на  распродаже
«все  по  десять  центов».
 —  И  вкусная  это  штука?  —  спросил  я.
 —  Не  знаю,  чего  она  туда  намешала,  кроме  грибов,—
сказал  Арт.—  Очень  горько  на  вкус,  но  ничего.  Не  такая
гадость,  как  мескаль.
 Дэйв  спросил:  —  Ты  и  это  пробовал?
 Арт  ответил:  —  А  как  же.  Ну,  пролежали  мы  на  этих
одеялах  дня  три,  наверно.  И  вот  что  удивительно  —мне
стало  казаться,  что  я  уже  понимаю,  про  какие  путешест¬
вия  она  толкует.  А  еще  немного  —  и  мы  с  Джерри  стали
ездить  в  эти  места:  в  Мехико-Сити.  В  Монреаль.  В  рай.
Каждый  ездил  в  одиночку,  но  когда  либо  Джерри,  либо  я
попадал  в  какое-нибудь  хорошее  место,  можно  было  этим
поделиться.  Представляете?  Один  мог  позвать  другого.
На  какое-то  время  увезти  с  собой.  Это  было  здорово,  заме¬
чательно,  только  очень  больно.  Все  время  ноги  болели.
И  Джерри  потом  говорил  то  же  самое  —  путешествия  были
чудесные,  но  боль  в  ногах  не  отпускала  ни  на  минуту.
 Старуха  все  подносила  нам  свое  варево,  и  мы  все  путе¬
шествовали,  пока  не  дошли  до  полного  изнеможения.
А  тогда  заснули  на  всю  ночь  и  утром  вернулись  в  город.
Чувствовали  мы  себя  в  то  утро  отвратительно  —  были  раз¬
битые,  нервные.  Мне  казалось,  что  лицо  у  меня  вымазано...
экскрементами,  и  я  все  утирал  его,  и  заходил  туда,  где  есть
зеркало,  смотрел  на  себя  и  опять  утирался.
 —  Ужас  какой!  —  сказала  Конни.
 —  А  еще  раз  это  проделать  ты  хотел  бы?  —  спросила
Эллен.
 Арт  задумался,  потом  ответил:  —  Пожалуй.
 —  Если  б  у  него  выдался  хороший  урожай,—  сказала
Конни.—  Или  плохой.
 Дэйв  молча  повернулся  и  ушел  вниз.  Я  почуял  нелад¬
ное  и  двинулся  за  ним  следом.  Прошел  мимо  Келсо,  все
 9  Бурдшейли
 25?

еще  склоненного  над  картой*  в  большую  каюту.  Дэйй  си¬
дел  на  своей  койке.
 —  Ну,  теперь  ты  мне  веришь,  Барни?  —  спросил  он.
 —  Насчет  чего?
 —  Говори  потише.  Этот  мальчишка  везет  контрабанд¬
ные  царкотики.  Героин  или  кокаин.  Можешь  не  сомне¬
ваться.
 —  Бог  с  тобой,  Дэйв.
 —  Не  желаю  я,  черт  возьми,  в  этом  участвовать.  Мы
должны  их  найти.
 —  Да  успокойся  ты,  дурачок,  —  сказал  я.
 Он  был  очень  расстроен  и  очень  убежден  в  своей  пра¬
воте.  На  вахте  Конни  мне  сказала,  что  он  и  ей  говорил
то  же  самое.  Арт  на  следующее  утро  спросил  меня,  что
случилось  с  Дэйвом.
 —  Он  со  мной  почти  не  разговаривает.  Но  следит  за
мной.  Все  время.  Что  я  такого  сделал,  что  он  на  меня  вол¬
ком  смотрит?
 —  Ничего,—сказал  я.—Выбрось  это  из  головы.  Про¬
сто  он  еще  не  совсем  здоров.
 Конни  сказала,  что  это  пройдет,  и,  надо  надеяться,
быстро,  но  во  время  нашей  дневной  вахты  Арт  подошел
к  нам  и  сказал:
 —  Барни,  он  вывалил  из  моего  чемодана  все  белье.
Прямо  на  койку.
 —  И  что  он  тебе  сказал?
 —  Я  его  спросил,  что  он  делает,  а  он  говорит:  «Что
надо,  то  и  делаю».  Что  с  ним  творится,  Барни?
 —  Он  втемяшил  себе  в  голову,  что  ты  везешь  на  яхте
наркотики.  У  тебя  тут  есть  какие-нибудь...  запасы?
 —  Немножко  бензедрину.  Я  его  отдал  на  хранение
шкиперу.
 —  Вот  ты  со  шкипером  и  посоветуйся,  Арт,—  сказал  я.
Келсо  и  Эллен  были  на  баке.  Не  знаю,  что  они  там  делали,
может  быть,  считали  летучих  рыб  или  Эллен  завела  ста¬
рика  и  теперь  восхищалась  его  мореходной  эрудицией.—
Конни,  будьте  добры,  подержите  руль.
 Арт  пошел  на  нос.—  Может,  мне  лучше  пойти  к  Дэй¬
ву?  —  сказала  Конни.
 —  Ну  что  ж,  вам  виднее.
 В  эту  минуту  Дэйв  сам  вышел  на  палубу.  Конни  ска¬
зала:  —  Дэйв!  —  и  шагнула  к  нему,  и  тут  подоспел  Келсо
и  по  пятам  за  ним  —  Арт  и  Эллен»
 258

Дэйв;  отвернувшись  от  Конни,  стал  навытяжку  перед
шкипером  и  мрачно  произнес:
 —  Сэр,  прошу  разрешения  обыскать  судно.
 Келсо  повел  себя  очень  мягко.  Он  спросил:  —  Что  вас
тревожит,  Дэйв?
 —  Сэр,  у  меня  есть  основания  полагать,  что  на  борту
имеется  незаконный  груз.
 —  Это  вы  про  пилюли,  которыми  балуется  Арт?
 —  Я  подозреваю,  что  дело  тут  серьезнее,  капитан.;
Большие  количества.  На  продажу.
 —  Почему  вы  так  думаете,  Дэйв?
 Не  знаю,  что  Дэйв  ответил  бы  на  это,  не  вмешайся
Арт:  —  Вы  не  дадите  мне  на  минутку  ключ  от  стола,  ка¬
питан?
 Келсо  сказал:  —  Конечно.  Пожалуйста.—  И  протянул
ему  ключ.
 Арт  сказал:  —  Дэйв,  хотите  взглянуть,  что  у  меня  там
заперто?
 Дэйв  стоял  неподвижно.  Арт  исчез,  снова  окликнул
снизу:  —  Ну  как,  идете?  —  Окликнул  вполне  ласково,  по
Дэйв  словно  прирос  к  кокпиту.  Я  старался  не  отрывать
глаз  от  компаса.  И  тут  заговорил  Келсо,  очень  серьезнык
тоном:
 —  Дэйв,  я  требую,  чтобы  вы  это  прекратили.  Я  руча¬
юсь  за  Арта.  Моего  слова  вам,  надеюсь,  достаточно?
 И  Дэйв  как-то  разом  сник.  Напряженность  в  нем  рас¬
таяла,  он  сел  на  край  кокпита  и  ответил  смущенно:  —  Да!
Келсо,  конечно.  Раз  вы  так  говорите...'
 И  явился  Арт,  держа  в  руке  две  пластмассовые  аптеч¬
ные  коробочки,  улыбнулся  Дэйву  и  швырнул  их  за  борт.
 —  Подарок  царю  морскому,—сказал  он.
 —  Прости,  пожалуйста,  Арт,—сказал  Дэйв,—Это  уж
ты  зря.  Прости,  пожалуйста.
 Позже  Эллен  спросила,  из-за  чего  был  переполох,  но
спросила  без  особого  интереса.  Миссис  Жизнь-минутка
Любовь-шутка  Джеймс  упивалась  тем,  что  к  ее  услугам
сразу  трое  мужчин  один  другого  лучше,  и  не  жаждала  по¬
лучать  от  меня  подробную  информацию  о  каждом  из  них
в  отдельности.
 Какими  именно  осложнениями  и  развлечениями  были
заполнены  ее  ночные  вахты  с  Дэйвом  —  этого  я  не  знал  и
мало  об  этом  думал.  С  Келсо  она  пускала  в  ход  неуверен¬
ные  восторги,  и  польщенный  старый  морской  козел  пы-
 9*
 259

~жйлся  в  ответ  й  чуть  ли  не  отплясывал  джигу.  Арта  она
просто  дразнила  до  потери  сознания.
 Трюк  «солнечная  ванна  с  отстегнутыми  бретельками»
повторялся  затем  во  многих  вариантах.  Один  из  них  был
испробован  в  тот  же  вечер,  пока  Дэйв  залечивал  сном
остатки  своих  подозрений,  а  Келсо  сидел  у  штурвала.
 Было  6.30  вечера,  солнце  еще  светило  вовсю.  Мы  с  Кон¬
ни  пили  джин,  закусывая  лимоном,  а  Эллен  проделыва¬
ла  интересный  эксперимент  —  пыталась  дотянуться  гу¬
бами  до  своего  стакана!  не  выставив  на  обозрение  всю
грудь.
 Мы  пересекали  район  водорослей  —  видимо,  что-то  вро¬
де  Саргассова  моря,  только  поменьше.  И  широта  другая.
Но  на  воде  плавало  много  всякой  растительности,  и  туда
слетались  кормиться  морские  птицы.  Берег  был  не  так  уж
далеко  —  мы  находились  милях  в  двухстах  к  востоку  от
Доминиканской  Республики.  Я  разглядывал  птиц  в  би¬
нокль  по  очереди  с  Конни  и  гадал,  какая  это  может  быть
порода.  Олуши?  Не  исключено.
 Эллен  попросила  Арта  проявить  ангельскую  доброту  —
натереть  ей  немножко  спину  ореховым  маслом.
 Арт  глянул  на  меня,  вздернув  брови,  и  я  сказал:  —
Валяй,  ангел.  Потри  даме  спинку.  Она  свою  горничную
дома  оставила.
 Арт  ухмыльнулся,  я  тоже,  и  тут  что-то  щелкнуло.
 —  Рыба!  —  заорал  Арт,  поставил  флакон  и  ринулся  к
одной  из  наших  лесок.  Прищепка  болталась  в  воздухе.
Я  повесил  бинокль  на  шею  и  поспешил  к  Арту.
 Келсо  немного  повернул  шхуну  против  ветра,  чтобы
уменьшить  ход,  и  сказал:  —  Ну-ка,  Барни,  ловите.
 Он  бросил  мне  пару  брезентовых  рукавиц,  и  я  тут  же
надел-нх.  Арт  голыми  руками  только-только  удерживал
леску  на  месте,  я  взял  у  него  леску  и  потянул.  То,  что
цеплялось  за  нее  далеко  за  кормой,  в  двухстах  футах  от
нас,  было  очень  тяжелое.  Ощущение  неимоверной  тяжести
складывалось  из  натяжения  лесы  и  скорости  шхуны.  Я  на¬
пряг  спину  и  стал  тянуть,  Арт  выбирал  лесу  и  наматывал
на  кнехт.  Через  какое-то  время  мы  поменялись,  и  я  отдал
ему  рукавицы.  Целых  двадцать  минут  нам  потребовалось
на  то,  чтобы  подтянуть  рыбу  и  втащить  на  палубу.
 Рыба  была  великолепная,  но  названия  ее  мы  не  знали.
Келсо  сказал  —  из  семейства  тунцовых.  Весила  она  фунтов
тридцать,  была  иссиня-черная,  с  зубчатым  плавником  во

всю  спину.  Длинная,  блестящая  рыбина.  Арт  оглушил  ее
чем-то  вроде  полицейской  дубинки.  А  я  стоял  и  дивился
на  нее.  Никогда  еще  я  не  видал  такой  рыбы.
 —  Бедный  Барни,—  сказала  Эллен.—Он  не  может  ее
назвать,  значит,  она  не  существует.  .
 Зато  я  мог  применить  и  применил  свой  испытанный,
хоть  и  не  самый  научный  метод:  сделал  несколько  сним¬
ков,  чтобы  когда-нибудь  показать  кому-нибудь,  кто  будет
знать.
 Арт  принес  из  камбуза  большой  острый  нож  и  ска¬
зал:  —  Ох,  и  вкусно  будет!
 Он  отрезал  с  боков  рыбы  по  огромному  куску,  фунтов
восемь-десять  каждый,  шлепнул  их  на  палубу  и  счистил
кожу.
 —  Две  порции  рыбного  филе  неизвестного  сорта,—  объ¬
явил  он.  Мы  выбросили  остатки  рыбы  обратно  в  море,  за¬
черпнули  ведро  воды  смыть  палубу,  снесли  филе  в  кам¬
буз  и  поджарили.  Масла  подлили  совсем  немного  и  жарили
быстро  —  по  десять  минут  с  каждой  стороны,  и  Арт  ока¬
зался  прав:  вкуснее  этой  рыбы,  такой  свежей,  что  она  как
будто  и  на  сковороде  еще  подрагивала,  я  в  жизни  ничего
не  ел.  Глубоководный  вкус,  не  испорченный  соприкоснове¬
нием  с  расслабляющими,  теплыми  земными  ветрами.  Она
похрустывала  на  зубах  и  напоминала  не  мясо,  а  скорее
что-то  растительное  —  превосходный  огурец  или  дыню,
только  горячую  и  нежную.
 —  Ну  и  ну,—  сказала  Эллен.—  Тот,  кто  выловил  эту
рыбу,  достоин  медали  за  геройство.
 —  Арт,—  сказал  я.  —  Это  он  ставил  снасть.
 —  Барни,—  сказал  Арт.—  Это  Барни  ее  вытащил.
 —  Уж  если  говорить  по  правде...—  сказал  Келсо,  все
еще  державший  штурвал.  Мы  ели,  рассевшись  вокруг  кок¬
пита,  и  у  него  тоже  стояла  на  коленях  тарелка.—Уж  если
говорить  по  правде,  так  эту  рыбу  поймал  я.
 —  Это  как  же,  сэр  капитан-шкипер?  —  воскликнул
Арт  с  укором.
 —  Я  увидел,  где  кормятся  птицы,—  сказал  Келсо.—
И  порядочно  отклонился  от  курса,  чтобы  пройти  тем  ме¬
стом.—  Он  улыбался.  Он  говорил  с  явным  удовольствием,
но  ел,  как  я  заметил,  очень  мало.—  Где  кормятся  птицы,
там  есть  мелкая  рыба.  Где  есть  мелкая  рыба,  там  попадает^
ся  и  крупная.
 264

—  Вот  видишь,—  сказала  Эллен  Арту.—  Мог  бы  и  на^-
тереть  меня.  Мне  твоя  помощь  была  гораздно  нужнее,  чем
капитану  Келсо.
 Дэйв  сказал,  что  рыба  очень  вкусная.  Он  выпил  ста¬
канчик  и  потом,  как  я  догадываюсь,  еще  раз  извинился
наедине  перед  Артом  и  перед  Келсо.  К  десяти  часам,  когда
они  с  Эллен  приняли  вахту,  он  как  будто  совсем  пришел
в  себя.  Его  новое  «я»,  израненное  и  усталое,  ушло  куда-то
внутрь  и  отдыхало,  набираясь  сил.  Он,  конечно,  сожалел
 0  своем  поведении,  но  не  глубоко;  а  где-то  глубже  он,  по-
моему,  искал  спасения  от  всего,  что  с  ним  случилось,  в
равнодушии.  Очень  это  горько,  когда  такой  человек,  как
Дэйв  Доримус,  вынужден  приучать  себя  к  равнодушию!
чтобы  уцелеть.
 К  ГУАНАХАНИ
 1
 В  шесть  часов  я  передал  штурвал  Конни  и  пошел  че¬
рез  камбуз  в  большую  каюту  будить  следующую  смену.
До  сих  пор  это  никогда  не  требовалось,  и  я  даже  был  не¬
много  удивлен.  Обычно  Келсо,  бодрый,  свежий  и  в  полной
боевой  готовности,  выходил  на  палубу  минут  за  пятна-
дцать-двадцать  до  начала  вахты.  А  мы  с  Конни  изобретали
очередной  хитроумный  способ  разбудить  Арта,  спавшего
-крепко,  как  оно  и  положено  в  его  возрасте.  То  Конни  с  ма¬
теринской  заботой  в  голосе  уговаривала  ето  встать,  иначе
он  опоздает  в  школу,  или  нежно  шептала  ему:  «Арти,  се¬
анс  окончен.  Проснись  и  проводи  меня  домой».  То  я  орал
над  самым  его  ухом:  «Штрафное  время  истекло,  Лабранш!
Возвращайся  на  поле».
 Я  шел  через  камбуз,  придумывая,  что  бы  такое  отко¬
лоть  на  этот  раз.  Может,  взять  флейту  Келсо  (авось  он  не
рассердится)  и  сыграть  на  ней  зорю?  Но  когда  я  отворил
дверь  каюты,  я  увидел,  что  Арт  уже  на  ногах  и  одет.
 На  этот  раз  Келсо  еще  лежал  на  койке  под  одеялом,
лицом  к  стене.
 —  Что  это  за  лентяй  тут  валяется,  Арт?  —  спросил  я.
 —  Барни,  шкипер  заболел.
 —  Заболел?  —  Этот  несокрушимый  человек  заболел?
Он  мне  всегда  казался  вытесанным  из  того  же  тикового
 262

дерева,  что  пошло  на  палубный  настил  его  яхты,  твердый,
некрашеный,  выскобленный  чуть  не  до  белизны.  Что  мог¬
ло  свалить  с  ног  такого  человека?  Но  тут  я  вдруг  вспо¬
мнил.—  Язва?
 —  И  язва  тоже.  А  еще  какая-то  лихорадка  вроде  ма¬
лярии  —  у  него  всегда  оба  приступа  разом.  Вот,  лежит,  но
может  подняться.
 —  Так  это  с  ним  бывало  и  раньше?
 —  Было  прошлой  осенью.  У  берегов  Флориды.
 —  Выйдем-ка  в  камбуз,—  сказал  я.
 —  Незачем*—сказал  Арт.—  Он  так  ослабел,  что  едва
ли  понимает,  о  чем  мы  тут  говорим*  Лучше  разбудим
Дэйва.
 —  А  я  не  сплю.—  Дэйв  сел  на  койке.
 Келсо  застонал  и  повернулся  лицом  к  нам.  Его  трясло,
глаза  у  него  были  закрыты.
 —  Надо  его  укрыть  потеплее,—  сказал  Арт.—  Придет
в  себя  —  напоим  его  хиной.
 —  Сколько  это  может  продлиться,  не  представля¬
ешь?  —  спросил  Дэйв.
 ч  —  Прошлый  раз  его  трепало  дня  три,—сказал  Арт.—
Мы  шли  в  Ки-Уэст,  должны  были  взять  там  пассажиров*
Началось  с  простуды,  а  потом  и  все  остальное  разыгралось*
 —  И  ты  один  привел  яхту  в  порт?
 —  Мы  только  день  как  вышли  и  все  время  шли  вдоль
побережья.  Так  что  где  мы  находимся,  мне  было  известно*
Я  просто  убрал  паруса  —  уж  в  каком  виде,  не  спрашивай¬
те,—  и  с  мотором  дополз  кое-как  обратно.
 —  Ладно,  Арт,—сказал  Дэйв.  Голос  у  него  вдруг  за¬
звучал  бодро.—  Втроем-то  мы,  надеюсь,  справимся  и  с  па¬
русами.—  Он  вскочил  на  ноги.  Мы  все  спали,  не  снимая
штанов,  и  одеться  —  значило  просто  сунуть  ноги  в  туфли
и  натянуть  рубашку.
 —  Самое  скверное  —  это  когда  ему  становится  чуть  по¬
лучше,—  ухмыльнулся  Арт.—  Тот  раз  я  принес  в  каюту
кусок  трехдюймового  каната  и  пообещал,  что  привяжу  его
к  койке.  Но  я,  правда,  уже  успел  сбегать  на  пристань  и
дать  телеграмму  в  Ки-Уэст.
 —  И  что  же  Келсо?
 —  Посмеялся  и  заснул.  Целые  сутки  спал  и  проснулся
в  полном  порядке.  Слушайте,  Дэйв,  сейчас  моя  вахта*
Я  сумею  не  отклониться  от  курса,  так  что  досыпайте  спо¬
койно.
 263

—  Очень  хорошо,—смеясь,  сказал  Дэйв,—Вот  только
кто  из  вас,  героев,  определит  тот  курс,  от  которого  мы  не
должны  отклоняться?
 —  А  курс  прежний,—  сказал  Арт.  Одна  из  особенно¬
стей  океанского  плавания  состояла  для  меня  в  том,  что  нам
очень  редко  приходилось  менять  галс.  Перемена  галса  в
океане—дело  хитрое,  требующее  долгих  расчетов,  и  мы
большей  частью  но  нескольку  часов  кряду  шли  по  прямой
в  одном  направлении.—  Мы  его  держим  уже  два  дня.
 —  Вот  как?  А  ты  забыл,  что  мы  вчера  делали  поворот?
Чтобы  пройти  через  водоросли  и  поймать  ту  рыбу.
 —  Ох,  верно,—  сказал  Арт.
 —  А  когда  я  заступил  на  вахту,  Келсо  мне  нового  на¬
правления  не  дал.  Был  туман,  и  мы  не  могли  углядеть  ни
одной  звезды,  чтобы  определиться.  Ни  он,  ни  я.  И  решили
ждать  до  утра,  когда  взойдет  солнце.
 —  Давай  попробуем,—  сказал  я.  Мы  пошли  туда,  где
стоял  столик  с  картами  и  секстантами.
 Арт  сказал,  что  попытается  влить  в  Келсо  ложку  ле¬
карства.  Мы  с  Дэйвом,  захватив  приборы  и  карты,  вышли
на  палубу.
 —  Что-то  не  вижу,  чтобы  меня  кто-нибудь  собирался  ‘
сменить,—  сказала  Конни.
 —  Честь  имею  доложить,  что  Арт  сейчас  будет  здесь,—
сказал  я  ей,  а  Дэйв  добавил:
 —  Сударыня,  нам  предстоит  заняться  прокладыванием
курса  для  этого  корабля.
 —  А  что  вы  сделали  с  Келсо?
 —  Мы  взбунтовались,—сказал  я.
 —  Нырни,  так  увидишь  его,—  посоветовал  ей  Дэйв.—
Он  был  приговорен  к  протаскиванию  под  килем.
 —  Столько  остроумия  в  такой  ранний  час,—сказала
Конни.—Жаль,  я  так  спать  хочу,  что  не  в  силах  его  оце¬
нить.
 Тут  появился  Арт,  взял  у  нее  штурвал  и  рассказал,  что
произошло. 	'
 —  Удивительный  народ  мужчины,—сказала  Конни.—
 В  каюте,  через  которую  ты  проходишь  двадцать  раз  в  день,
лежит  тяжелобольной  человек,  в  бреду,  без  сознания,  а
они  изощряются  в  покровительственных  шуточках,  так  что
тебе  и  в  голову  ничего  не  придет.
 —  Спокойной  авч»,  Конни,—  сказал  я,  возясь  с  сек¬
стантами.
 264

—  Приятных  вам  снов,  сударыня,—  сказал  Дэйв.
 ДэЗв  был  куда  сильнее  меня  по  части  вычислений.  Мы
 сверились  с  приборами,  установили  основные  координаты
и  вместе  спустились  вниз.  Но  он  закончил  расчеты  и  опре¬
делил  наше  положение  на  пять  минут  раньше  меня.  Здто
я  все  сделал  сам,  не  сдирая  у  него,  и  пришел  к  тем  же  ре¬
зультатам.  Я  был  очень  доволен  собой.
 —  Ну  вот,—сказал  я.—Теперь  пошли  на  палубу,  и  я
уверен,  что  прямо  по  носу  мы  увидим  большой  черный
икс,  покачивающийся  на  волнах.
 Хоть  Арт  уверял,  что  ему  нипочем  просидеть  у  штур¬
вала  четыре  часа  подряд,  он  только  этим  и  занимался  всю
зиму,  мы  с  Дэйвом,  чтобы  сократить  его  вахту,  решили
удлинить  свои.  И  кто-нибудь  постоянно  находился  при
нем,  если  не  один  из  нас,  так  Конни  или  Эллен.
 Эллен,  узнав,  что  капитан  вышел  из  строя,  встревожи¬
лась  ровно  на  десять  минут;  когда  она  увидела,  как  твердо
и  уверенно  Дэйв  взял  все  в  свои  руки,  то,  кажется,  даже
обрадовалась.  В  какой-то  мере  мы  все  обрадовались  —  то
есть,  конечно,  нам  очень  хотелось,  чтобы  Келсо  поскорее
поправился  и  занял  свое  место,  но  приятно  было  наблюдать
перемену  в  Дэйве.  К  концу  дня  он  уже  вполне  управлялся
со  всем  хозяйством  яхты,  и  не  только  со  штурвалом,  сек¬
стантами  и  парусами,  но  и  с  разношерстной  командой,  и
делал  это  легко,  добродушно  и  с  тем  присущим  ему  обая¬
нием,  которое  иногда  ценней  такта.  Он  снова  стал  похож
на  прежнего  Дэйва  и  старался,  чтобы  нам  всем  было  весело
и  хорошо.
 На  второй  день  болезни  шкипер  пришел  в  себя  и  у  него
появился  аппетит;  посовещавшись  с  Дэйвом,  оп  наконец
согласился  пролежать  в  постели  не  меньше  двенадцати  ча¬
сов  после  того,  как  спадет  температура.  «Положусь  на  вас,
Дэйв»,—  сказал  он;  не  думаю,  чтобы  многие  из  любителей,
плававших  с  Келсо,  удостоились  таких  слов.
 Эллен  отозвалась  заботливо:  —  Детей  я  всегда  выдер¬
живаю  не  меньше  суток.
 —  Они  у  вас  и  спать  ложатся  пораньше,  чем  я,—  воз¬
разил  Келсо.
 —  Сейчас  вообще  температура  еще  повышена,—  сказа¬
ла  Эллен,  взглянув  на  градусник.  —  Так  что  часы  пока  счи¬
тать  рано.
 После  обеда  состоялось  еще  одно  совещание,  в  котором
участвовали  Келсо,  Дэйв,  Арт  и  я.  Речь  шла  о  всяких  мо-
 т

реходных  делах,  и  я  половины  не  понимал.  Когда  разговор
окончился,  Дэйв  сказал:
 —  Теперь,  ребята,  если  не  возражаете,  мы,  шкиперы,
еще  потолкуем  вдвоем.
 —  Я  все  равно  ухожу,—  сказал  я.—  Сейчас  моя  вахта*
 —  Мне  надо  выбрать  лески,—  сказал  Арт.—  Прове¬
рить,  как  там  у  нас  насчет  приманок.
 Спустя  четверть  часа  Дэйв  вышел  из  каюты  с  доволь¬
ным  видом  и  сказал  мне  и  Конни:  —  Попробуем  дальше
пойти  фордевиндом.  И  немного  изменим  курс  —  норд-вест
вместо  норд-норд-веста,  как  мы  держали  почти  всю  неделю
после  выхода  из  Сент-Томасского  порта.
 —  М-м,—  сказал  я,  пытаясь  мысленно  вновь  увидеть
перед  собой  карту,  по  которой  мы  не  так  давно  упражня¬
лись  в  навигации.
 —  Келсо  назначил  меня  штурманом,  пока  он  болеет,—
сказал  Дэйв.—Не  возражаешь,  миссуриец?
 —  Ты  запер  карты?
 Дэйв,  хитро  подмигнув,  показал  мне  ключ  и  тут  же
спрятал  его  в  карман.
 —  Вы  так  горды  и  таинственны,  сэр,—  сказала  Конни.
 —  При  всей  гордости  и  таинственности  я  ваш  слуга,
мэм.
 —  А  мы  давайте  назло  ему  ноль  внимания,—сказала
Конни,  обращаясь  ко  всем  нам.
 —  Дэйв,—  сказала  Эллен,  приподнявшись,—  она,  как
всегда,  загорала  в  сторонке.—Что  вы  собираетесь  с  нами
сделать?
 —  Воспользоваться  болезнью  капитана,—  сказал
Дэйв.—  Повести  этот  корабль  туда,  где  я  давно  мечтал  по¬
бывать.
 Арт,  возившийся  с  катушками  и  крючками,  откликнул¬
ся:  —  Как  в  кино.  Мы  исчезнем  навсегда  и  бесследно.
 —  А  записки  в  бутылках?  —  сказала  Эллен.—  Теперь
не  выбрасывайте  бутылки,  пригодятся.
 —  Если  на  необитаемом  острове  будут  дикие  козы,—
сказала  Конни,—  я  научусь  их  доить.
 —  Станем  делать  сыр,—  сказала  Эллен.—  И  для  Барни
ром  из  дикого  сахарного  тростника.
 Дэйв  терпеливо  ждал,  когда  кто-нибудь  подаст  ему
нужную  реплику.  Сделала  это  Конни,  с  любопытством
спросив:  —  А  что  это  за  место,  где  ты  давно  хотел  побы¬
вать?
 268

Он  улыбнулся.—Гуанахани,—сказал  он,  и  на  восьмой
день  после  отплытия  из  Сент-Томасского  порта  мы  оказа*
лись  у  цели.
 Да,  он  сумел  создать  в  пути  атмосферу  таинственности,
которая  интриговала  и  даже  волновала  нас.  Кроме  назва¬
ния,  ни  он,  ни  Келсо  не  обмолвились  больше  ни  словом,
ни  намеком.
 Был  шестой  час  утра.  Солнце  только  недавно  взошло,
но  уже  ярко  светило  нам  в  спину,  море  было  спокойное.
Я  сидел  у  штурвала,  и  тут  на  палубу  вышел  Дэйв,  погля¬
дывая  на  свои  ручные  часы.
 —  До  восхода  солнца  ничего  не  замечали?  —  спро¬
сил  он.
 —  Около  половины  четвертого  видели  грузовое  суд¬
но,—  сказал  я.
 —  А  еще?  Никаких  огней  нигде?
 —  Разве  должны  были  появиться  огни?  —  спросила
Конни.
 —  Нет,  пожалуй,  не  раньше,  чем  через  полчаса.
 —  Ты  хочешь  сказать,  что  мы  ровно  через  полчаса  уви¬
дим  землю?  —  спросил  я.  Вести  судно  по  курсу,  это  еще
куда  ни  шло,  но  угадать  с  точностью  до  получаса  время
появления  земли  после  семи  дней  плавания  в  открытом
море  —  тут  уже  требовалось  чудо.  Дэйв  когда-то  умел  тво¬
рить  подобные  маленькие  чудеса,  и  мне  вдруг  до  того  захо¬
телось,  чтобы  он  опять  явил  такую  способность,  я  бы  даже
не  решился  признать  это  вслух.
 —  В  пять  сорок  пять,—сказал  Дэйв.—Так  держать,
Барни.  Можно,  я  разбужу  Эллен,  чтобы  и  она  тоже  уви¬
дела?
 —  Знай  я,  что,  собственно,  она  должна  увидеть,  я  бы
мог  сказать,  достанется  тебе,  если  ты  ее  разбудишь  или,
наоборот,  если  не  разбудишь.
 В  пять  сорок  весь  экипаж  был  в  сборе  па  палубе.
 Вышел  даже  Келсо,  на  которого  Арт  напялил  три  сви¬
тера  и  теплый  халат.  Чаще  стали  попадаться  навстречу
птицы,  заметно  изменился  цвет  воды.  Но  никто,  кроме
Келсо,  не  уловил  бы  того  мгновения,  когда  можно  было
с  уверенностью  сказать,  что  бесформенное  пятно  над  са¬
мым  горизонтом  —  не  грозовая  туча.
 —  Земля,  —  произнес  о^  негромко.  —  Поздравляю,
Дэйв.
 267.

Это  был  остров,  и  мы  вот-вот  должны  были  пройти
мимо  него.
 —  Разрешите  поставить  спинакер  и  повернуть,  капи¬
тан?
 —  Разумеется.  Делайте  все,  как  считаете  нужным,
Дэйв.
 —  Что  это?  —  спросила  Эллен.
 —  Мы  дошли  до  Багамских  островов.  А  это...  это  Гуа-
нахани.
 —  Разве  существует  Багамский  остров  под  названием
Гуанахани?  —  спросил  Арт.—  Я  украдкой  заглядывал  в
вашу  карту,  там  такого  нет.
 —  Есть,  Арт,  есть,—  сказал  Келсо.
 —  Гуанахани,—сказал  Дэйв,—это  индейское  имя  ост¬
рова,  который  испанцы  назвали  Сан-Сальвадор.
 —  Колумб!  —  воскликнула  Конни.  Мы  все  так  и  ахну¬
ли,  Арт  потихоньку  выругался.  Тут  солнце,  медленно  под¬
нимавшееся  у  нас  за  кормой,  словно  поймало  остров,  и  он
заблестел.
 Келсо  сказал:  —  Насколько  сейчас  можно  судить,  Дэйв
повторил  последнюю  часть  пути  Колумба.—  И,  помолчав
немного,  продолжал:  —  Земля  почти  не  меняется  за  пять
столетий.  Мы  сейчас  видим  примерно  то  же  самое,  что  ви¬
дел  экипаж  «Санта-Марии».  Вот  поставим  спинакер  и
пойдем  тем  же  курсом,  которым  шла  она.
 —  Так  давайте  скорей  поставим  его!  —  закричал  Арт,
и  я  бросился  ему  помогать.
 Под  большим  округлым  парусом,  вздувавшимся  впере¬
ди,  и  зарифленным  гротом  мы  еще  целый  час  величаво
плыли  к  Сан-Сальвадору,  глядя,  как  очертания  острова
обретают  все  большую  четкость  и  линию  горизонта  лома¬
ют  силуэты  гор.
 Келсо  Кларк,  не  отрываясь,  смотрел  вперед.—Странно,
что  мне  ни  разу  не  пришла  в  голову  такая  мысль,—  ска¬
зал  он.
 Спустя  немного  времени  Дэйв  сказал:  —  Все,  капитан.
Спасибо.
 Но  Келсо  возразил:  —  Это  вам  надо  сказать  спасибо,
Дэйв.  Что  ж,  будем  разворачиваться?  —  И  взял  у  меня
штурвал.  Я  пошел  на  бак,  чтобы  вместе  с  Артом  убрать
спинакер,  а  когда  мы  вернулись  в  кокпит,  Келсо  спро¬
сил:  —Хочешь  править,  Арт?  Курс  342,
 И  мы  снова  пошли  на  север.
 Ш

.  Собираясь  вместе  с  Конни  идти  вниз  досыпать,  Эллен
спросила  меня,  почему  это  Дэйв  не  подошел  к  острову
ближе?
 —  А  разве  лучше  было  подойти  так  близко,  что  стали
бы  видны  современные  суда  и  постройки?
 —  Ну  да,  конечно,—сказала  Эллен.—Не  сообразила.
Какой  человек  вам  достался  в  мужья,  Копни!
 2
 Когда-нибудь,  думал  я,  мы  опять  зафрахтуем  яхту  —
спишемся  с  тем  же  Келсо,  если  он  еще  будет  крейсировать
в  этих  местах,—  и  я  привезу  сюда  своих  трех  американ¬
ских  ребят,  пусть  пройдут  тем  же  путем,  что  и  мы.  По¬
кажу  им  Гуанахани  так,  как  Дэйв  его  показал  нам,  мед¬
ленно  приближаясь  со  стороны  встающего  солнца,  под  па¬
русами,  надутыми  ветром.  Тем  самым  ветром,  что  помогал
генуэзцу,  что  гнал  сюда  «Нинью»,  «Пинту»,  и  «Санта-Ма¬
рию»,  и  «Птицу  Боцмана».  Добрым  старым  ветром  пасса¬
том,  дующим  из  Африки  и  Европы.
 И  так  же,  как  это  сделал  Дэйв,  развернусь  и  уйду  об¬
ратно,  потому  что  нет  теперь  на  этом  берегу  мирных  ин¬
дейцев,  которые  встретили  бы  нежданных  гостей  привет¬
ствиями  и  дарами,  а  есть  только  такие  же,  как  мы,  потомки
европейцев  и  африканцев,  занесенные  сюда  судьбой  и
здесь  осевшие.  За  пять  столетий  земля  почти  не  меняется,
но  меняется  человеческий  род;  карибские  индейцы  давно
перестали  существовать,  истребленные  геноцидом,  посто¬
янным  спутником  истории.
 Я  лежал  на  своей  койке  и  думал  про  Сан-Сальвадор,
оставшийся  слева  и  уже  исчезавший  из  глаз,  думал  о  том,
что  все  это,  может,  и  не  взволнует  ребят  так,  как  взволно¬
вало  меня,  но  попробовать  надо.  И  я  был  благодарен  Дэй¬
ву:  ведь  когда  человеку  перевалило  за  тридцать,  уже  мало
что  может  послужить  для  него  истоком  каких-то  по-на¬
стоящему  новых  переживаний.  Жизнь  сводится  в  лучшем
случае  к  повторению  знакомых  радостей,  ранее  испытан¬
ных  эмоций.
 Последнее,  о  чем  я  успел  подумать,  засыпая,—  как  хо¬
рошо,  что  Келсо  уже  совсем  поправился.  А  может  быть,  и
Дэйв  тоже.

С  выздоровлением  Келсо  мы  вернулись  к  прежнему
распорядку  вахтенных  дежурств.  «Птица  Боцман»  плыла
теперь  вдоль  внешнего  побережья  Багамских  островов,  где,
в  общем,  неглубоко  и  вода  удивительного  лазурного  цвета.
Рыбы  здесь  было  так  много,  что  мы  в  конце  концов  пере¬
стали  ловить  ее,—  видели  мы  барракуду,  один  раз  дельфи¬
на  и  еще  каких-то  рыб,  похожих  на  сайру.  Я  все  снимал  на
цветную  пленку,  чтобы  можно  было  потом  выяснить  точ¬
нее.  Мы  стали  подумывать,  не  устроить  ли  себе  одноднев¬
ную  передышку  —  стать  на  якорь  в  хорошем  месте,  побро¬
дить,  искупаться,  полежать  на  песке,  прежде  чем  мы  добе¬
ремся  до  Нассау  и  снова  встретимся  с  городской  цивилиза¬
цией.  Мы  говорили  друг  другу,  что  это  нужно  для  Келсо,
но  на  самом  деле  мы  все  уже  в  этом  нуждались.
 На  рассвете  того  дня,  когда  нам  попался  подходящий
для  отдыха  безымянный  необитаемый  островок,  мы  с  Кон¬
ни  несли  вахту,  незаурядную  по  напряженности  испытан¬
ных  нами  чувств.  Не  стану  утверждать,  что  эта  напряжен¬
ность  не  ослабевала  все  четыре  часа.  Такое  выдержать  и
не  сорваться  можно  разве  что  в  семнадцать  лет.  И  мы  вре¬
менами  шутили,  смеялись,  но  потом  это  опять  одолева¬
ло  нас.
 Началась  та  вахта  тоже  не  так,  как  всегда.  Эллен  при¬
шла  разбудить  меня  —  обычно  она  еле  дотягивала  до  двух
часов.  Я  трудно  засыпаю,  но  просыпаюсь  легко,  так  что  ей
достаточно  было  тронуть  меня  мимоходом  за  плечо  и  ска¬
зать:  —  Пора,  Барни.
 После  чего  она  шла  к  себе  в  каюту,  будила  Конни  и
тут  же  заваливалась  спать.  Но  на  этот  раз  она  задержа¬
лась  около  меня.
 —  Хочешь,  Барни,  я  принесу  тебе  кофе?  —  спросила
она  шепотом.  :Я  уже  сел  на  койке  и  старался  припомнить,
что  полагается  надевать  раньше,  туфли  или  носки.  Меня
удивило  немного  ее  предложение,  но  идея  'мне  понрави¬
лась.
 —  Очень  любезно  с  твоей  стороны,—сказал  я.—При¬
неси,  пожалуйста.
 Эллен  ушла  в  камбуз.  К  тому  времени,  когда  она  вер¬
нулась  с  чашкой  черного  кофе,  я  уже  был  вполне  готов.
 —  Мисс  Кис-Кис,  вы  образец  супруги  и  женщины,—
сказал  я,  но  Эллен  ответила  с  непривычной  для  нее  серь¬
езностью:
 —  Если  бы  так,—  Она  сидела  напротив  меня,  на  койке
 270

Дэйва  —  Дэйв  еще  был  наверху,  дожидался,  когда  я  сменю
его  у  штурвала.  Я  выпил  кофе,  встал  и  пошел  к  двери  в
камбуз.  Она  все  сидела  не  двигаясь  и  смотрела  на  меня.
 —  Спокойной  ночи,  Эллен,—  сказал  я.—  Спасибо.
 —  Ты  меня  разбуди  к  восходу  соднца,  хорошо?
 —  С  чего  это  вдруг?
 —  Хочу.  Мне  очень  понравилось  вчера.
 —  Ладно,—  сказал  я.—  Раз  хочешь,  разбужу.
 Дэйв  задумчиво  сидел  у  штурвала.  За  время  пути  к  Гу¬
анахани  мы  привыкли,  сдавая  друг  другу  вахту,  обмени¬
ваться  шуточными  репликами  вроде:  «Мистер  Брайан,  до¬
кладывает  Джеймс  Бьючемп  Кларк»,—  «Не  бойтесь,
Кларк,  вам  не  грозит  быть  раскрестым  на  серебряном
пяте».  Но  на  этот  раз  Дэйв  сидел  и  молча  глядел  на
меня,  почти  так  же  как  Эллен  несколько  минут  тому  на¬
зад.  Когда  я  сел  рядом  и  взялся  за  ручки  штурвала,  он
сказал:
 —  Вот1  и  подходит  к  концу  наше  путешествие.
 —  У  нас  еще  впереди  Гольфстрим,  после  Нассау.
 И  внутренний  водный  путь.
 —  Там  уже  такой  большой  экипаж  не  потребуется.
 —  Но  ведь  с  нами  не  будет  Эллен,—  возразил  я.  Эллен
из  Нассау  должна  была  улететь  домой,  к  детям.—  Ну  лад¬
но.  Во  всяком  случае,  завтра  мы  отдыхаем,  верней  даже
сегодня.  Лежим  на  песочке,  купаемся.
 —  Да.  А  ты  так  соскучился  о  суше?
 —  По-моемУ,  все  соскучились.
 —  Не  знаешь,  Барни,  Келсо  и  ночь  думает  простоять
на  якоре?
 —  Да.  Ему  хочется  войти  в  Нассауский  порт  при  свете
дня.
 Дэйв  стал,  вздохнул,  потянулся.  Потом  отошел  на  кор¬
му  и  там  постоял,  глядя  на  след  яхты,  белевший  позади*
Потом  снова  повернулся  ко  мне  и  сказал:
 —  Человеку,  наверное,  свойственно  спешить  навстречу
своей  судьбе.  Не  терпится  поскорей  дождаться,  а  когда  до¬
ждешься,  чго?  Скажешь:  «Здорово,  судьба.  Рад  тебя  ви¬
деть»,  да?..  Так  держать,  Барни.
 —  Есть  так  держать,  Дэйв.
 Настроения.  У  всех  вахтенных  в  эту  ночь  были  на-  -
строения.  Вот  и  у  Конни  тоже.  Она  пришла  с  опозданием
почти  на  четверть  часа  —  я-то,  впрочем,  от  души  радовал¬
 27:1

ся,  что  ей  удалось  поспать  лишних  десять-пятнадцать
минут.
 —  Виновата,  Барни,—сказала  она.—Заспалась.  И  ни¬
как  не  могла  разобрать,  что  сон,  а  что  явь.  Приняла  Эллен
за  моего  брата  Бадди.
 —  Вы  любите  видеть  сны?
ч  —  Теперь  люблю.
 —  Ия  тоже.  Что  же  вам  снилось,  расскажите.
 —  Нет.  Это  был,  в  общем,  грустный  сон.  Грустный  и
тягучий.  Мне  все  хотелось  —  ну,  как  бы  ускорить  движе¬
ние  пленки,  но  ведь  тогда  и  высота  звука  изменилась  бы,
правда?  Тихая  жалоба  превратилась  бы  в  визгливые  при¬
читания...
 —  Проснитесь,  Конни,—  сказал  я.
 —  Да-да...  Будем  разговаривать,  хорошо?
 Я  сказал,  что  и  сам  собирался  поговорить  с  нею  кое
о  чем.
 —  О  политике?  О  делах  государства?  —  спросила  Кон¬
ни.—  Куда  идет  Америка?..  Ой,  извините.
 —  Не  за  что.
 —  Нет,  правда,  извините.  Я  же  сама  просила  вас  раз¬
говаривать.
 Эллен  я  бы  за  такое  сказал:  разговаривай  тогда  сама
с  собой.  Но  Конни,  хоть  она  и  осудила  себя  за  колкость,
никого  уколоть  не  могла;  в  ней  йросто  не  было  острых
углов.
 —  Ну  хорошо.  Помните,  я  вам  рассказывал  про  то,  как
я  впервые  почувствовал  себя  старым?
 —  Помню.  Вы  погнались  за  реактивным  самолетом  на
'своей,  как  вы  ее  называли,  швейной  машинке.  В  двадцать
три  года  —  уже  на  свалку.  Бедный  капитан  Барни.
 —  С  этим  связано  еще  одно  воспоминание  —  как  я
впервые  почувствовал  себя  мудрым.  Подойдет  такая  тема
для  собачьей  вахты?
 —  Собачья  вахта  считается  с  четырех  часов,—  сказала
Конпи.—  Но  вы  не  откладывайте,  говорите.
 —  Помог  мне  Трумэн,—сказал  я.—А  поздней  Макар-
тур.  Корея.  Горькая  это  оказалась  штука  —  мудрость.
 —  Да,—  сказала  Конни.—Тут  совсем  другое.  Ста¬
рость  —  это...  как  раз  то,  о  чем  вы  говорили,  Барни.  Когда
на  вкус  ощутишь,  что  ты  смертен.  А  вот  когда  появляется
мудрость,  с  ней  вместе  приходит  внутренняя  готовность
к  этому  ощущению.  Ведь  правда?  Смутная  догадка,  что  на¬
 272

станет  время,  когда  мысль  о  смерти  уже  не  будет  пугать.
Вот  это  и  есть  вкус  мудрости.  Да,  так  как  же  эю  у  вас
было,  Барни?
 —  Когда  началась  история  с  Кореей,  я  сперва  ко  всему
отнесся  сочувственно.  Я  тогда  был  в  Бостоне,  приехал  по
делам.  Все  эго  подавалось  в  таких  возвышенных  тонах.
Инчхон.  События,  цель  которых  —  предупредить  преступ¬
ление  против  мира;  конечно,  сейчас  это  звучит  глупо,  но
ведь  тогда  Макартур  еще  не  успел  развязать  там  обыкно¬
венную,  никому  не  нужную  войну.  Так  или  иначе,  я  был
в  Бостоне,  а  события  разыгрывались  в  Инчхоне.  И  я  пошел
просить,  чтобы  меня  снова  зачислили  в  войска  и  направили
на  переподготовку.  Летчик  с  боевым  опытом  желает  при¬
нять  участие  в  великих  событиях  ради  защиты  мира.
 —  И  что  же?
 —  Меня  выслушали  без  всякого  интереса.  Сказали,
если  я  не  хотел  терять  связи  с  армией,  почему  не  записал¬
ся  в  резерв  ВВС.
 —  Бедный  Барни.—При  свете  звезд  мне  видна  была
ее  милая,  теплая  улыбка.—  Не  дали  вам  стать  героем-
ополченцем.
 —  Вот  то-то  и  есть.  Я,  вероятно,  вообразил,  что  живу
в  легендарные  времена  демократии.  Когда  быть  граждани¬
ном  значило  быть  готовым  в  минуту  опасности  отворить
свою  дверь  и  шагнуть  прямо  в  ряды  народной  милиции,
отправляющейся  сражаться  за  справедливость.
 —  Все-таки  странно,  что  у  них  не  нашлось  для  вас
дела.  Нашлось  же  для  Бадди.
 —  Они  вовсе  не  желали  допускать  каких-то  штатских
к  своим  дорогостоящим  самолетам.  Когда  правительство
отрывается  от  народа,  ему  нужна  профессиональная  ар¬
мия.
 —  И  рано  или  поздно  такую  армию  начинают  бить.
 —  То,  что  Макартур  сделал  в  Корее,  стало  для  нас  Пу¬
нической  войной.  Я  чуть  не  подавился  над  газетой  в  то
утро,  когда  он  перешел  38-ю  параллель.  Должно  быть,  от¬
того,  что  ощутил  этот  самый...  горький  вкус  мудрости.
Эллен  прочитала  газету  раньше  меня  и  ничуть  не  удиви¬
лась.  Может,  она  мудрая  от  рождения.
 Конни  сказала:  —  Даже  маленьким  девочкам  известно,
что,  если  мальчики  затеяли  драку,  они  будут  драться  до
тех  пор,  пока  их  не  разнимут  или  пока  одному  из  них  не
придется  очень  уж  худо.
 273

—  А  что  говорил  по  этому  поводу  Бадди?
 —  Жалел,  что  вернулся  в  армию.  Но  он  работал  по
военно-судебному  ведомству.  Мой  доблестный  брат-опол¬
ченец.
 Вот  о  чем  мы  говорили  во  время  той  долгой  вахты,  лат
вируя  между  островами  и  чуть  отклоняясь  на  восток.  Об
этом  и  еще  о  многом  другом.
 Немного  позже  Конни  спросила:  —  Барни,  расскажите
мне  про  Скотс-Форт,  какой  он?
 —  Такой  же,  как  всякий  небольшой  городок.  Как  ваш,
например.  Хотя  нет.  Ваш  очень  разросся,  и  потому  в  нем
теперь  больше  нового.  А  Скотс-Форт  остается  себе  таким,
каким  был  всегда.
 —  Звучит  уютно.
 —  При  въезде  в  город  не  видно  плакатов,  зазыйающих
путешественников  поселиться  в  нем,—  сказал  я.—  Никто
не  заботится  о  расширении  местной  промышленности,  как
это  делал  Дэйв  в  Уонамассете.
 (  —  Дэйв,  кстати,  мог  бы  взять  на  себя  заведование  ва¬
шим  новым  цехом,—сказала  Конни.—Если  этот  цех  от¬
кроется.
 —  У  нас?  Цех  фиброгласа?
 —  Дня  два  назад  он  говорил  мне  об  этом.  Не  знаю
только,  серьезно  ли.
 —  Я  был  бы  очень  рад.
 —  А  мне  нравятся  эти  плакаты,—сказала  Конни.
 —  Какие  плакаты?
 —  Ну  те,  что  при  въезде  в  город.  Помню,  где-то  было
написано:  «Познакомьтесь  с  Нашим  Прошлым,  Включи¬
тесь  в  Наше  Будущее».  А  в  другом  месте  совсем  просто  и
очень  симпатично:  «Мы  Растем.  Оставайтесь  и  Растите
Вместе  с  Нами».
 —  Наверно,  на  Западе,—сказал  я.
 —  Ой,  еще  один  вспомнился.  Забыла  только  название
города.  Ну,  скажем,  Фэрфилд.  Пусть  будет  Фэрфилд,  хо¬
рошо?
 —  Прекрасно.  Так  что  было  написано  в  Фэрфилде?
 —  Мы  с  Джо  к  нему  подъехали  в  сумерки.  Это  где-то
на  Среднем  Западе.  Надпись  на  плакате  была  самая  обык¬
новенная,  но  мы  устали  после  целого  дня  пути  —  оттого,
наверно,  она  меня  растрогала,  как  народная  поэзия.  Вот
послушайте:  «Если  бы  Вы  Жили  в  Фэрфилде,  Вы  бы  Те¬
перь  Были  Дома».  Нравится?
 274

—  Мне  нравится,  как  вы  это  сказали,—ответил  я.
 Часом  позже  я  передал  штурвал  Конни,  а  сам  спустил¬
ся  в  камбуз.  Дверь  камбуза  стояла  настежь,  как  всегда  в
ясную  погоду,  и  ветер  доносил  до  меня  голос  Конни,  что-то
напевавшей.  Она  часто  напевала  вот  так,  негромко,  словно
убаюкивая  себя,—мелодия  была  простенькая,  а  слова  —
первые  попавшиеся.  По-моему,  она  сама  хорошенько  не
знала,  что  поет.  А  я  не  старался  разобрать,  мне  почему-то
казалось,  это  было  бы  все  равно  что  подслушивать,  но  тут
отдельные  слова  невольно  привлекли  мое  внимание.  Пото¬
му  что  это  были  имена  моих  детей.
 Люм,  люм-ля  Губер,  Брэд  и  люм-ля  Мэри  Блисс.  Ля,
ля~ля  люм-ля...
 Я  поспешил  выйти  паверх,  и  она  тотчас  же  замолкла,
как  всегда  при  моем  появлении.  Мне  осталось  только  на¬
деяться,  что  она  сама  не  слыхала,  что  пела.
 —  Давайте  сменю  вас,—  предложил  я.
 —  Пожалуйста.  —  Она  встала  и,  еще  держась  одной  ру¬
кой  за  штурвал,  вдруг  прижалась  ко  мне,  щека  к  щеке«
Я  обхватил  ее  за  плечи,  и  она  сказала:
 —  Ох,  Барни.
 —  Конни,  Конни,  Конни.
 —  У  меня  щека  мокрая.
 Я  еще  крепче  вдавился  в  ее  щеку  своей.—  В  воздухе
много  соли  сегодня,—сказал  я.  Боже  ты  мой,  до  чего  я
томился  по  этой  женщине,  каждой  клеточкой  своей,  каж¬
дым  волоском.—Внимание,  штурвальный,—сказал  я.—
Так  недолго  и  на  коралловый  риф  налететь...  или  на  что
похуже.
 Она  высвободилась  и  сказала:—А  хорошо  бы!  Я  бы
нарочно  это  устроила,  если  бы  могла.  —  Я  сел  на  скамью.—
Вам  бы  тогда  пришлось  меня  спасать.  Плыть  милю  за  ми¬
лей,  держа  ремень  от  моего  спасательного  пояса  в  зубах,
 —  Только  если  бы  вы  повредили  ногу,—  возразил  я.
 —  Непременно  повредила  бы,  назло  вам...—  И  она
крепко  ударила  меня  носком  босоножки  прямо  под  колено.
 —  Ах,  так,—сказал  я.—Сейчас  вызываю  войска.—Но
сколько  мы  ни  старались  смешить  друг  друга,  что-то  на
этот  раз  ничего  у  нас  не  выходило.
 Перед  самым  восходом  солнца,  когда  я  уже  собирался
идти  будить  Эллен,  мы,  в  последний,  кажется,  раз  за  эту
поездку,  заговорили  о  Кеннеди.  Словно  бы  все  уж  тут  было
 275

говорено-переговорено,  а  все-таки  у  Конни  нашлось  одно
новое  соображение.
 —  Знаете,  какая  странная  мысль  мне  пришла  в  голо¬
ву,—  сказала  она.—  Ведь,  пожалуй,  для  вас  он  значил
больше,  чём  для  кого-либо  из  нашей  компании,  а  между
тем...  смотрите  сами.  Арту  он  лично  нацепил  медаль.  Кел-
со  не  раз  встречал  его  в  плавании.  С  Дэйвом  они  были
чуть  не  друзьями,  а  мне  привелось  познакомиться  с  ним
на  одном  из  чаепитий  у  его  сестер  в  Массачусетсе.  Дажо
Эллен  почти  наверняка  его  видела,  когда  совсем  еще  де¬
вочкой  была  на  вечере  в  Чоутской  школе.  Из  всех  нас
вы  —  единственный,  кто  не  знал  его  лично.
 —  Наблюдение  более  верное,  чем  существенное,  капи¬
тан,—  сказал  я.
 —  Пожалуй,  старый  мудрый  сэр  Барни.  Пожалуй,  сэр
Барни,  рыцарь  Свалки.
 —  И  потом,  вы,  может  быть,  не  совсем  правы.  Насчет
того,  для  кого  он  больше  всех  значил.  Вспомните,  в  каком
состоянии  был  Арт,  когда  мы  его  увидели  первый  —нет,
второй  раз.
 —  Арта  злит  то,  что  мы  говорим  о  Кеннеди  как  о  своем
сверстнике,—сказала  Конни.—Он  его  не  воспринимал
как  старшего.  Интересно,  а  Келсо  видел  в  нем  младшего?
 Уже  рассвело  настолько,  что  можно  было  различать
цвета  и  оттенки.  И  голос  Конни  теперь  звучал  по-иному  —
легче,  естественнее.  Без  того  напряжения  чувств.
 —  Келсо  мне  говорил,  что  следующий  раз  голосовал  бы
за  Кеннеди,—  сказал  я.—  В  нарушение  традиции  целой
жизни  —  поддерживать  кандидата  республиканцев.  Веро¬
ятно,  дело  не  в  годах  Кеннеди,  а  в  том,  что  он  казался  ему
новым  воплощением  Теодора  Рузвельта.  Автора  «Деятель¬
ной  жизни».  Все  тут  —  и  книги,  и  кипучая  энергия,  и
скрытое  беспокойство.  Тедди  стал  президентом,  когда  Кел¬
со  был  в  возрасте  моего  младшего  сына,  Губера...—Я  за¬
торопился  дальше,  чтобы  не  почувствовать  неловкость  от¬
того,  что  упомянул  это  имя.—  И  хотя  он  был  поклонником
Вильсона,  но,  участвуя  в  выборах  первый  раз,  голосовал  за
Уоррена  Гардинга.
 —  Уоррен  Гардинг  и  Кальвин  Кулидж,—  сказала  Кон¬
ни.—  Симпатичные  люди  попадались  среди  наших  правите¬
лей,  а?
 Теперь  с  обеих  сторон  тянулись  в  отдалении  мелкие
островки.  Наша  вахта  подходила  к  концу,  и  я  был  рад  это¬
 276

му.  Как  ни  хорошо  бывало  мне  с  Конни  в  эти  долгие  тихие
ночные  часы,  сейчас  мы  уже  подошли  к  той  грани,  за  ко¬
торой  это  бы  стало  мучительным.  Удар  ногой  под  колено,
спасительные  шуточки  —  все  это  было  как  стакан  воды  в
жаркий  день:  не  успеешь  выпить  его,  как  уже  опять  чув¬
ствуешь  жажду.
 —  Я  обещал  разбудить  Эллен,—сказал  я.—Она  хочет
посмотреть  восход  солнца.
 Я  спустился  вниз  и  вошел  в  общую  каюту.  Келсо  лежал
с  открытыми  глазами.
 —  Земля  видна?
 —  С  обеих  сторон.
 —  Пойду  определить  наше  местонахождение.—  Келсо
сбросил  ноги  с  койки,  сел  и  почесался.  Вид  у  него  был
вполне  здоровый.
 Я  прошел  во  вторую  каюту.  Эллен  крепко  спала,  и  я
немножко  постоял  над  ней  без  всяких  мыслей,  кроме  разве
мысли  о  том,  что  жалко  ее  будить.  К  моему  удивлению,
когда  я  все-таки  сделал  это,  она  вдруг  обняла  меня,  притя¬
нула  к  себе  и  поцеловала.
 —  Помилосердствуйте,  мисс  Кис-Кис,—  сказал  я.
Дверь  каюты  осталась  незатворенной,  и  меня  беспокоило,
как  бы  нам  не  поставить  в  неловкое  положение  Келсо.
С  другой  стороны,  после  напряженности,  испытанной  с
Конни,  и  после  стольких  дней  путешествия,  затруднявшего
интимную  жизнь,  я  не  прочь  был  затворить  дверь  и  остать¬
ся.  Правда,  моя  вахта  еще  не  кончилась,  но  Келсо  ведь  все
равно  шел  наверх  и  подменил  бы  меня.
 В  сущности,  мы  с  Эллен  всегда  могли  бы  при  желании
выкроить  какое-то  время,  чтобы  побыть  в  каюте  вдвоем.
Не  открыто,  так  украдкой.  Но  это  путешествие  проходило
под  знаком  всеобщего  полового  воздержания.  И  осущест¬
влять  свои  супружеские  права  было  бы  просто  не  по-това¬
рищески.  Мне  показалось,  что  даже  Эллен  это  понимает;
я  ласково  ответил  на  ее  поцелуй,  и  мы  удовольствовались
этим  символическим  обменом  залогами.  К  тому  же  я  не
был  уверен,  что,  будь  это  другая,  идеальная  яхта,  другое
путешествие,  больше  во  вкусе  Эллен,  она  не  предпочла  бы,
чтобы  в  теплую  от  ее  сна  каюту  вошел  любой  из  остальных
трех  мужчин  экипажа.  И  меня  даже  не  особенно  огорчала
такая  догадка.
 Я  вернулся  на  палубу,  мурлыча  какой-то  мотив,  по¬
 27Г

болтал  с  Келсо  и  уже  собирался  взять  у  Конни  штурвал,
когда  появилась  Эллен.
 Она  была  в  брюках  и  легком  джемпере,  с  ненакрашен¬
ными  губами.  Она  шла,  скрестив  руки  высоко  на  груди,
так  что  пальцы  почти  касались  шеи,  а  плечи  были  при¬
подняты,  и  от  этого  она  казалась  маленькой  и  насторо¬
женной.
 Она  словно  бы  отметила  взглядом  присутствие  Конни
и  Келсо  и,  не  посмотрев  на  меня,  прошла  вперед,  к
носу.
 Когда  она  дошла  до  самого  бушприта,  я,  извинившись,
попросил  Конни  еще  минутку  посидеть  у  штурвала.  Кел¬
со  возился  с  секстантами.
 Я  подошел  к  Эллен  и  спросил,  обращаясь  к  ее  спине:  —
Ты  мне'  хочешь  что-то  сказать?
 Эллен,  не  оглядываясь,  покачала  головой.  Красиво  у  нее
блестят  волосы,  подумал  я,  особенно  на  затылке,  где  они
не  выгорели  от  солнца.
 —  Ну,  нет  так  нет.
 Я  повернулся  и  пошел  обратно.
 —  Барни!
 Я  остановился.  Теперь  она  смотрела  на  меня  через
плечо.  —  Я  просто  хотела  побыть  одна  и  подумать.
 '  —  Довольно  трудно  в  данное  время,—сказал  я.—Но
мы  постараемся  не  мешать  тебе.
 {  —  Да,  трудно,—  сказала  она.—  Оттого-то  я  и  просила
тёбя  разбудить  меня  раньше...  Барни...
 —  Весь  ваш,  сударыня.
 —  Пожалуйста,  не  остри.
 —  А  я  вовсе  не  пытаюсь  острить,—сказал  я.—Готов
уйти  и  оставить  тебя  в  полном  одиночестве.—  Уйти  можно
было  максимум  на  пятьдесят  два  фута,  но  чего  не  пообе¬
щаешь  хорошенькой  женщине.
 —  Барни,  я  нарочно  просила  тебя  разбудить  меня,
пока...  пока  Дэйв  еще  спит.
 —  Я  и  разбудил.
 —  Вчера  вечером  Дэйв  сделал  мне  предложение.
 Я  остолбенел.  Потом,  когда  ко  мне  вернулся  дар  речи,
я  сказал,  на  этот  раз  действительно  не  стремясь  к  остро¬
умию:
 —  Этот  человек  просто  одержим  бракоманией.
 —  Ты  его  считаешь  мацьяком?
 —  Эллен,  неужели  тебе  не  ясно,  что  он  не  в  себе?
 278

Не  потому,  что  сделал  тебе  предложение-—  это,  хоть  оно
и  дико,  еще  можно  понять.
 —  Он  меня  любит.
 —  Ты  в  этом  уверена?  А  что  ты  ему  ответила?  Ведь  ты
сама  находила  его  странноватым.
 —  Раньше.  А  теперь  нет.  Он  очень  переменился  в  по¬
следнее  время.  В  общем,  я  обещала  подумать.—Она  ска¬
зала  это  так,  будто  речь  шла  о  чем-то  совершенно  естест¬
венном  и  разумном,  будто  мы  с  ней  были  просто  приятели
и  она  рассказывала  мне  любопытный  анекдот,  слегка  до¬
садуя,  что  я  не  сразу  сумел  оценить  его  соль.
 —  Слушай,  ты,  кажется,  тоже  немножко  не  в  себе,—
сказал  я.
 —  Уйди,  Барни.
 —  Нет,  пожалуй,  теперь  не  уйду.  Ты  что  же,  хочешь
уверить  меня,  что  Дэйв  говорил  всерьез?
 —  Предложения,  мой  друг,  никогда  не  делаются  сразу
всерьез,—  сказала  Эллен,  выпрямляясь  и  становясь  выше,
поскольку  поза  и  тон  скорбящей  девы  не  сработали.—  Уж
в  чем,  в  чем,  а  в  этом  я  толк  знаю.  Наслушалась  на  своем
веку.  Когда  мужчина  решил  сделать  женщине  предложе¬
ние,  он  сперва  заведет  речь  как  бы  в  шутку.  Чтобы  посмот¬
реть,  какая  будет  реакция.  И  если  его  встретили  холодно
и  неласково,  он  всегда  может  притвориться,  что  это  только
шутка  и  была. 	;
 —  О  чем  же  Дэйв  заводил  речь  в  шутку?  —  спросил
я.—  Звал  бросить  «Птицу  Боцмана»  и  лететь  с  ним  на
Гуанахани?  Где,  мол,  нас  никто  не  найдет?
 —  Не  на  Гуанахани,  а  в  Нью-Йорк,—сказала  Эллен.
 —  Какая  проза.—  Выходило,  Дэйв  в  самом  деле  гово¬
рил  всерьез,  только  я  не  намерен  был  показывать,  что
верю  этому.
 —  Да,  потому  что  из  Нассау  я  сразу  отправляюсь  в
Нью-Йорк.
 —  Прямо  завтра  же?  Вот  это  я  называю  не  терять  вре¬
мени.
 —  Ради  бога,  Барни.  Неужели  ты  не  видишь,  что  мне
не  до  смеха?
 —  Влюбилась?  —  Я  что-то  не  мог  себе  этого  предста¬
вить.  Как  и  многие  женщины,  слывущие  безрассудными  —
если  под  безрассудством  понимать  импульсивность,—  Эл¬
лен  на  самом  деле  вовсе  не  такова.  Она  может  вовсе  не  за¬
ботиться  о  последствиях  своих  поступков,  но  она  всегда
 279

прекрасно  отдает  себе  отчет,  чего  хочет.  Пожалуй,  она
лучше  выглядела  бы  в  моих  глазах,  если  бы  я  мог  припи¬
сать  ее  колебания  искреннему  чувству  к  Дэйву,  который,
видимо,  стал  в  какой-то  мере  ее  любовником  за  время  дол¬
гих  полуночных  вахт.  И  который  давно  уже  потерял  ду¬
шевную  стойкость.  Сам  того  не  желая,  я  повысил  тон.—
Я  спрашиваю:  влюбилась?  Почему  ты  не  отвечаешь?
 —  Потому  что  сама  еще  не  знаю,—  сказала  Эллен.—
Уйди,  пожалуйста.  Я  для  того  сюда  и  пришла,  чтобы  по¬
быть  одной  и  разобраться  в  своих  чувствах.
 —  Так  нечего  было  докладывать  раньше  времени,—
сказал  я.—  Как  это  ни  странно,  я  вовсе  не  расположен  си¬
деть  в  кокпите  и  заниматься  светской  болтовней,  дожи¬
даясь,  когда  вашей  милости  угодно  будет  принять  ре¬
шение.
 —  Ах,  оставь,  пожалуйста.  Дэйв  мне  рассказал,  что
Конни  в  тебя  влюблена.
 —  Конни  так  зверски  несчастлива,  что  готова  влюбить¬
ся  в  каждого,  кто  к  ней  отнесется  по-человечески,—  ска¬
зал  я.
 —  А  тебе  только  того  и  надо.  Рыцарь  Галахад  в  своем
репертуаре.
 —  Нет-нет,—  сказал  я.—  Спасибо,  но  на  ссору  ты  сей¬
час  не  рассчитывай.
 —  Любовь  на  яхте.  Совсем  как  в  старых  романах.
 —  Вот  это  мне  нравится.  С  больной  головы  на  здо¬
ровую.
 —  Ну  да,  конечно.  Ты  хотел  бы,  чтобы  я  улетела  к  де¬
тям,  а  вам  предоставила  вздыхать  в  Гольфстриме  вдвоем
под  луной,  пока  спят  ваши  милые  друзья  и  сподвижники.
 Я  сделал  глубокий  вдох  и  сказал:  —  Эллен,  Келсо  сего¬
дня  думает  пристать  к  какому-нибудь  островку  на  отдых.
Может,  прервем  сейчас  наш  разговор,  а  там  возьмем  шлюп¬
ку  и  поищем  себе  отдаленный  уголок,  где  ты  сможешь
орать  все,  что  угодно,  не  заставляя  слушать  тех,  кого  это
не  касается.
 —  Отдыхать  на  островке  я  буду  с  Дэйвом.
 —  Я  настаиваю,  чтобы  раньше  ты  уделила  несколько
минут  скучной  беседе  с  мужем.  А  уж  потом  делай  что  хо¬
чешь,  мне  плевать.
 Хотел  бы  я,  чтобы  в  этих  последних  словах  было  боль¬
ше  правды.
 280

3
 В  полдень  Келсо  нашел  подходящий  островок.  Я  к  это¬
му  времени'успел  проспать  пять  часов.  Сойдя  на  рассвете
вниз,  я  хватил  изрядную  порцию  крепчайшего  рома  «Хад-
сон-Бэй»  и  сказал  себе:  просплюсь,  а  тогда  уже  буду  ду¬
мать.  Сказал  настолько  убедительно,  что  тут  же  заснул.
И  даже  не  проснулся  в  десять  часов,  когда  Дэйв,  спавший
напротив,  стал  собираться  на  вахту.
 Разбудило  меня  звяканье  цепи  в  темноте,  но,  когда  я
открыл  глаза,  оказалось,  что  уже  светдо.  Травили  якорь,
и  «Птица  Боцман»  уже  почти  не  двигалась  вперед.  Потом
она  с  легким  толчком  остановилась  совсем,  а  у  меня  про¬
шел  сон  и  сложилось  решение,  что  я  буду  делать.
 Я  надел  трусы  и  тапочки  и  так  надраил  зубы,  что  они
засверкали.  Тогда  я  натянул  поверх  сверкания  улыбку  и
вышел  на  палубу.
 Арт  и  Келсо,  оба  в  подводных  масках,  готовились  ныр¬
нуть  под  яхту,  чтобы  починить  какую-то  там  штуку,  по
которой  узнается  скорость  хода.  На  нее  еще  сто  миль  на¬
зад,  когда  мы  ловили  рыбу,  напутались  водоросли,  и  она
не  работала.  Масок  было  только  две,  и  вообще  моя  помощь
не  требовалась.
 Я  заорал  бодрым  голосом  командира  бойскаутов:  —
Дэйв,  пошли  спускать  лодку!
 Островок  оказался  необитаемым,  и  с  трех  сторон  нас
окружал  отличный  песчаный  пляж,  до  которого  было  яр¬
дов  двести-триста.
 Забравшись  на  крышки  люков,  мы  стали  отвязывать
веревки,  и  все  время  я  громко  молол  какую-то  чушь,  слов¬
но  из  юношеских  повестей  Стрэйтмейера:  —  Проверим,  что
там  за  берег,  можно  ли  спокойно  высаживаться.  Ну  что  ты
так  долго  возишься  с  этими  веревками?  Давай,  давай,  пора
налаживать  переправу.  А  хочешь,  реквизируем  маски  и
поплаваем  под  водой  голышом...—  И  тому  подобное.
 К  той  минуте,  когда  лодка  закачалась  на  волнах,  из
моей  трескотни  все  усвоили,  что  первыми  идем  на  берег
мы  с  Дэйвом  вдвоем.  Эллен  не  решилась  протестовать,
а  Конни  было  все  равно.
 Эллен,  впрочем,  успела  крикнуть  нам  вслед,  когда  мы
с  Дэйвом  уже  на  ходу  прилаживали  руль  и  поднимали  ко¬
сой  маленький  красный  парус:
 —•  Барни!  Погодите!  Мы  тоже  с  вами.
 281

Но  я  уже  настолько  чувствовал  себя  хозяином  положе¬
ния,  что  весело  крикнул  в  ответ:  —  Экипаж,  вольно!  Мы
едем  проверять  оборонительные  сооружения.  Прикрывай¬
те  нас  с  борта.
 Я  передал  Дэйву  грота-шкот,  он  прихватил  румпель
локтем,  и  мы  запрыгали  по  волнам,  подгоняемые  кариб-
ским  ветерком.  Было  в  порядке  вещей,  чтобы  управление
взял  на  себя  Дэйв;  я  на  то  и  рассчитывал.  Я  только  тогда
снял  дурацкую  ухмылку  с  лица,  когда  спрыгнул  на  берег
и,  крепко  вдавив  ноги  в  едва  покрытый  водой  песок,  схва¬
тился  за  нос  лодки.
 Дэйв  вдруг  спросил:  —  Что  это  тебе  вздумалось,  Бар¬
ни?  Мы  вполне  могли  еще  кого-нибудь  взять.
 Я  продолжал  тянуть  лодку  из  воды.  Теперь-то  он  у
меня  в  руках.
 —  Вот  что,  Дэйв,—  сказал  я  уже  без  паясничания.—
Давай-ка  вылезай,  разговор  есть.
 Он  кротко  и  вопросительно  уставился  на  меня.
 —  Не  хочешь  —  не  надо,  можно  и  так  поговорить,—
сказал  я.—  Ты,  кажется,  вчера  пытался  сделать  новую
ставку?
 —  Эллен  сказала  тебе?  —  Он  явно  обрадовался.—Тем
лучше.
 —  Лучше  ли?
 Он  улыбнулся  доверчивой  улыбкой  безумца.—  Конеч¬
но.  Значит,  она  думает  об  этом.
 —  И  еще  с  каким  увлечением,—  сказал  я.—  Она  про¬
сто  в  восторге,  что  получила  такой  повод  для  раздумий.
 —  Ты  к  ней  несправедлив...  то  есть  —  ну  ладно,  не¬
важно.  Должно  быть,  и  она  не  всегда  бывает  справедли¬
ва.  Это  часть  ее  причудливого,  но  очаровательного  есте¬
ства.  Знаешь,  что  мне  кажется,  Барни?  Вероятно,  когда-то
ты  очень  хорошо  понимал  Эллен,  но  теперь  даже  и  не  ста¬
раешься  ее  понять.
 —  Зато  ты  понимаешь,—  сказал  я.—  После  десяти
дней  знакомства.
 —  За  эти  десять  дней  мы  восемьдесят  часов  провели
вместе.  Из  них  сорок  —  наедине.  В  обычных  условиях  на
это  потребовалось  бы  несколько  лет.
 —  Необычность  условий  я  учитываю,—  сказал  я.—*
Кое-что  на  себе  испытал.
 —  Да-да,  конечно.  Мы  с  Эллен  знаем  об  этом.
 —  О  чем?
 282

—  Что  ты  влюблен  в  Конни.
 —  Господи  твоя  воля,—  сказал  я,—  Разумеется,  влюб¬
лен.  И  в  Карибское  море  и  в  «Птицу  Боцмана»  тоже.
И  в  нашего  шкипера  и  во  всю  команду  вместе  и  порознь.—
Я  решил,  что  буду  по  возможности  щадить  его.  И  щадил.—
Только  мне  не  пришло  в  голову  по  этому  случаю  зафрах-
товаться  до  конца  моих  дней,—  сказал  я.
 —  А  почему,  собственно?  —  Дэйв  даже  оживился,  слов¬
но  я  ему  подал  какую-то  мысль.—  Почему  бы  и  нет?  Что
тебя  смущает,  Барни?  Если  жизнь  у  человека  не  ладится,
нужно  что-то  в  ней  изменить.  Именно  так  и  рассудили  мы
с  Эллен,  дурачок  ты.  Мы  не  о  двоих  только  думали,  а  о  чет¬
верых.  Жаль,  что  все  получилось  так  стремительно,  но  не
будем  упускать  то  хорошее,  что  вдруг  выпало  на  нашу
долю.  Дорог  каждый  день,  каждый  час.
 —  Слезай,  Дэйв,  приехали.—Я  с  силой  дернул  лодку,
ступил  на  сухое  место  и  потянул  Дэйва  за  собой.—  Под
нами  твердая  почва.  И  давно  наступил  день.
 Но  он  не  двигался  с  места,  по-прежнему  сжимая  бес¬
полезный  теперь  руль.  Я  подошвами  ощущал  незыбле¬
мость  суши,  и  от  этой  незыблемости,  от  отсутствия  став¬
шего  привычным  движения  у  меня  на  мгновение  закру¬
жилась  голова.  Потом  мои  ноги  обрели  устойчивость,  и  не
покидавшее  меня  от  самого  Сент-Томаса  чувство,  будто
я  живу  в  каком-то  легком  бреду,  внезапно  исчезло.
 —  Ну  вот  что,  Дэйв,  больше  я  этих  глупостей  не  по¬
терплю.  Странно  даже,  что  мне  приходится  говорить  об
 ЭТОМ. 	'
 Что-то  переменилось  в  его  лице,  будто  сияние  померк¬
ло.  Я  себя  почувствовал  палачом  —  и  в  то  же  время  я  был
уверен:  не  столько  мои  слова  погасили  его  радостное  воз¬
буждение,  сколько  сила  собственного  понемногу  трезвею¬
щего  рассудка.
 —  Я  не  обязан  давать  тебе  объяснения,—  сказал  я.—
Но  одно  все-таки  дам.  У  меня,  видишь  ли,  давняя,  укоре¬
нившаяся  привычка  —  оберегать  Эллен.  Можешь  считать
это  пережитком  чего-то.  Если  б  ты  хоть  любил  ее.  Если  б
искал  не  только  возможность  сделать  еще  одну  ставку,
можно  было  бы  отнестись  к  этому  иначе.  Но  я  не  позволю
тебе  уцепиться  за  нее  с  отчаяния.  >
 —  Да,  я  знаю.
 —  Для  нас  с  тобой,  друг,  колесо  рулетки  и  так  уже
вертится  слишком  долго.  И  все  ставки,  сколько  их  разре¬
 283

шается  правилами,  мы  уже  сделали.  Кстати,  заметь  себе,—
добавил  я  грубо.—  Деньги  матери  Эллен  неприступны,  как
Форт-Нокс.  Все,  на  что  она  может  рассчитывать,—  это  тыс¬
чонка  на  экстренные  расходы,  вроде  того  как  детям  иногда
дают  что-нибудь  сверх  обычных  карманных.  И  то  скорей
даже  не  тысчонка,  а  несколько  сотен.
 Дэйв  помолчал,  отвернувшись  в  сторону.  Потом  снова
посмотрел  на  меня  и  сказал:  —  Ты  вправе  думать  обо  мне
все,  что  хочешь,  Барни.  Я  сейчас  сам  о  себе  не  знаю,  что
думать.  Но,  пожалуйста,  когда  поостынешь,  спроси  себя,
неужели  я  мог  бы  руководиться  такими  примитивными  по¬
буждениями?
 Я  неопределенно  хмыкнул.
 —  Допускаю,  при  свете  дня  все  это  выглядит  несколь¬
ко...  неожиданно  и  даже  нелепо.  Но  мне  казалось,  что  Эл¬
лен...  в  общем,  я  не  думал,  что  нанесу  тебе  обиду.  И  мо¬
жет  быть  —  может  быть,  и  у  меня  есть  кто-то,  кого  я  дол¬
жен  оберегать.  И  если  бы  то,  что  казалось  нам  с  Эллен,
было  правдой,  ей  было  бы  лучше.
 Я  не  сразу  понял,  что  он  говорит  о  Конни.
 —  Эх,  Барни,  Барни.  Ведь  было  время,  когда  я  мог
полагаться  на  свои  суждения  о  людях.—  Гримаса  боли  све¬
ла  его  лицо;  он  закрыл  глаза.  А  когда  открыл  снова,  ска¬
зал:  —  А  теперь  я,  оказывается,  не  понимаю  своего  луч¬
шего  друга.
 Я  сказал:  —  Просто  нам  уже  не  по  двадцать  лет.
 —  Ты  требуешь,  чтобы  я  вышел  из  лодки  для  того,  что¬
бы  избить  меня?  Ладно,  выйду.  Со  мной  теперь  не  так
трудно  справиться.
 —  Оставим  эти  развлечения  двадцатилетним,—  сказал
я.—  А  у  нас  еще  впереди  день,  который  мы  должны  про¬
вести  с  Эллен.
 —  Ты  хочешь,  чтобы  я  сказал  ей?
 —  Вероятно,  так  будет  лучше.
 —  Хорошо.—  После  короткой  паузы  он  начал  снова,—
Есть  еще  одна  вещь,  о  которой  я  давно  собирался  погово¬
рить  с  тобой.
 —  Да,  Дэйв?
 —  Ты  никогда  не  задумывался  над  тем,  почему  я  так
идиотски  себя  вел  в  тот  день  —  день  убийства  Кеннеди?
Уговаривал  тебя  и  Эллен  ехать  со  мной,  как  будто  ничего
не  случилось.
 —  Мне  кажется,  я  понимаю.  Ты  думал  о  Конни.
 284

—  И  о  себе.  Если  б  удалось  тогда  осуществить  нашу
поездку...
 —  Все  пошло  бы  иначе,—  сказал  я.—  Ничего  бы  я  так
не  желал,  Дэйв.
 Я  был  бы  не  я,  если  бы  весь  обратный  путь  к  яхте  не
промучился  глупым  вопросом,  который  так  любят  зада¬
вать  себе  люди:  знай  я  все  наперед,  поступил  бы  я  по-дру¬
гому?  И,  физически  ощутив  тепло  жмущегося  ко  мне  Гу¬
бера,  должен  был  ответить  себе:  нет  и  нет.
 А  потом  мы  чудесно  провели  этот  день  на  берегу,  как
и  надеялись,—  если  не  считать  одного  смутного  нолучаса.
Мы  собирали  ракушки  в  подарок  детям  —  жемчужницы,
литорины,  кончи.  Ныряя,  раздобыли  несколько  отростков,
коралла.  В  середине  дня  мы  с  Артом  затеяли  игру  в  кеч  —
нам  попался  обкатанный  морем  кусок  топляка,  почти  глад¬
кий  и  формой  напоминавший  футбольный  мяч.  Его  мож¬
но  было  даже  послать  крученым.
 Эллен,  слегка  дувшаяся  весь  день,  что  и  немудрено,
занималась  своим  любимым  делом  —  загорала.  Она  хоро¬
ший  пловец  и  не  стала  дожидаться  нас  с  лодкой,  а  до¬
бралась  до  берега  вплавь;  это  ей  дало  некоторую  раз¬
рядку.
 Невдалеке  от  нее  —  но  не  рядом  —  лежал  Дэйв,  нич¬
ком,  зажмурив  глаза.  Он  теперь  опять  надевал  с  трусами
тенниску,  чтобы  прикрыть  рубцы  на  спине.
 Келсо  и  Конни,  которой  Келсо  доверил  управление,
объезжали  на  лодке  остров.
 —  Даю  длинный,—  крикнул  Арт,  и  я  помчался  по  бе¬
регу  и  поймал  наш  деревянный  мяч  в  лучшем  стиле,  че¬
рез  плечо.  Но  мне  не  удалось  ответить  таким  же  ударом  —
парень  метал,  как  бог.  Чтобы  ловить  мои  мячи,  ему  то  и
дело  приходилось  вбегать  в  воду.  Когда  мы  наконец  на¬
бегались  и  навозились  до  изнеможения,  у  меня  вдруг  по¬
лучился  перелет;  Арт  завопил:  —  Конец  первого  тайма!  —
и  я  вернулся  на  место  без  мяча.
 —  Пошли  отдыхать  в  раздевалку,—  сказал  я,  и  мы
оба,  запыхавшиеся  и  довольные,  бросились  на  песок  меж¬
ду  Дэйвом  и  Эллен.
 Отдышавшись  немного,  Арт  хитро  подмигнул  в  сторо¬
ну  Эллен.  Она  полулежала,  опираясь  на  согнутые  локти  и
закинув  голову,  чтобы  лучи  солнца  попадали  ей  на  шею.
 —  Воздух!  —  закричал  Арт,  указывая  в  чистейшее,  ла-
зурнейшее  небо.—  «У-2»!
 285

—  Что  случилось?  —  Эллен  открыла  глаза.
 —  Самолет-шпион!  —  крикнул  я,  включаясь  в  игру.—■
Летал,  наверно,  над  Кубой.
 —  Не  слышу  никакого  самолета,—  сказала  Эллен.
 —  Ну,  миссис  Барни.  Какой  же  это  самолет-шпион,
если  его  можно  услышать?  —  сказал  Арт.
 —  А  ты  в  самом  деле  видел,  как  он  летел?
 —  Не  мог  он  видеть,—  сказал  я.—  Слишком  высоко.
 —  Слишком  быстро.—  Арт  стремительно  прочертил  в
воздухе  прямую  линию.—  Верно,  Барни?
 —  Тьфу,  черт!  —  послышался  сердитый  голос  Дэйва
Доримуса,  и  я  представил  себе,  как  он,  должно  быть,  вски¬
нулся,  когда  Арт  крикнул:  «У-2!».—Придумали  бы  дру¬
гую  детскую  игру,  чтобы  все  могли  участвовать.
 —  Не  такая  уж  детская  это  игра,—  сказал  Арт  не
слишком  миролюбиво.—  И  вообще  ничего  детского  я  не
вижу  в  тех  игрушках,  которые  вы,  взрослые,  приготовив
ли  мне,  чтобы  я  мог  играть  в  войну.
 —  А  как,  кстати,  получилось,  что  ты  в  нее  не  игра¬
ешь?  —  спросил  Дэйв.—  Что,  спортсменов  теперь  не  берут
в  армию?
 —  Я  когда-то  мечтал  полетать  на  «У-2»,—сказал  я.
Чем-то  мне  не  понравился  вопрос  Дэйва.—  Хотелось  по¬
снимать  той  камерой,  что  на  нем  установлена.  Говорят*
это  чудодейственное  устройство.
 —  А  я  его  боюсь,—  сказал  Арт.
 —  Чего  боишься?  —  спросила  Эллен.
 —  Чудодейственного  устройства,  о  котором  говорит
Барни.  Знаете  что?  В  моем  сегодняшнем  мире  у  человека
не  может  быть  ничего  сокровенного.  Сокровенное  исчезло,
как  лошадь  и  кабриолет.  Везде  есть  длинные  уши,  кото¬
рые  вас  могут  подслушать,  миссис  Барни.  И  маленькие
букашки,  которые  могут  за  вами  подглядеть.  Есть  каме¬
ры,  которыми  вас  снимут  даже  в  полной  темноте.  Вот
ведь  в  море  казалось,  что  мы  одни  и  сами  по  себе,  верно?
Как  бы  не  так.  Потому  что  над  Карибским  морем  и  вправ¬
ду  шныряют  разные  там  «У-2»,  а  может,  и  что  похуже.
День-деньской  шныряют  и  делают  по  тысяче  снимков  в
час.  И  где-нибудь  в  Вашингтоне  сидит  некто,  которому  точ-
но  известно,  где  мы  находились  и  чем  занимались  в  лю¬
бую  минуту  нашего  путешествия.  Спасибо  Дэйву.  Спа¬
сибо  Барни.
 286

—  Не  стойт  благодарности,—  сказал  я.—  Всегда  рад
служить.
 —  Поезжай  в  Вашингтон  пикетировать  Белый  дом,—
посоветовал  Дэйв.
 —  Мальчик  не  так  уж  неправ,  между  прочим.
 —  Перерыв  окончен,—  сказал  Дэйв,  снова  укладыва¬
ясь  на  песок.—  Начинайте  второй  тайм,  знаменитые  фут¬
болисты.
 Но  тут  из-за  мыса  показалась  лодка  с  Келсо  и  Конни,
и  спустя  несколько  минут  мы  с  Артом  уже  вытаскивали
ее  на  берег.  Настала  очередь  Эллен.  Именно  это  она  и
сказала:  —  Ну,  теперь  моя  очередь.
 —  Кто  хочет  покатать  миссис  Джеймс?  —  спросил
Келсо.
 —  Я  сама  себя  покатаю,—  сказала  Эллен.—  Если  Кон¬
ни  могла  править  лодкой,  так  и  я  смогу.  Но  помощник
мне  нужен,  и  сейчас  я  его  выберу.—  Она  улыбнулась  мне,
улыбнулась  Дэйву,  а  потом  сказала:  —  Поехали,  Арт.  Для
тебя  это  будет  полезный  урок.
 —  Только  заедем  на  «Птицу»  и  прихватим  шкиперов
секстант,—  сказал  Арт,  вскочив  на  ноги.—  С  секстантом  я
берусь  провести  лодку  до  рамого  Нассау.
 Они  и  в  самом  деле  поехали  к  нашей  яхте.  Поднялись
оба  на  борт  и  оба  исчезли  внизу;  но  почти  тотчас  же  Арт
снова  вылез  на  палубу  и,  гримасничая,  показал  нам  отту¬
да  бутылку  с  ромом  «Хадсон-Бэй»  и  какой-то  ящик,  в
котором  был  сосуд  с  водой  и  стаканы.  Все  это  он  погру¬
зил  в  лодку  и,  отвалив  от  борта,  несколько  раз  объехал
вокруг  яхты  один.  Потом  к  нему  присоединилась  Эллен,
и,  хотя  на  какое-то  время  лодка  скрылась  из  виду,  когда
она  появилась  вновь,  ясно  было  по  поведению  Арта,  что
ничего  там  не  произошло.  Он  по-прежнему  шалил  и  ду¬
рачился,  и  я  понял:  если  Эллен  и  задумала  что-нибудь,
слишком  она  опытный  игрок,  чтобы  раскрыть  свои  кар¬
ты.  Инициатива  должна  была  исходить  от  партнера,  и  ни*
когда  ему  не  было  бы  позволено  догадаться,  что,  в  сущ¬
ности,  это  он  что-то  отверг.
 Захмелев  немного  от  рома,  захваченного  с  яхты,  Эл¬
лен  даже  поцеловала  Арта  один  раз,—  быть  может  в  от¬
местку  желая  внушить  ему  тень  сожаления  об  упущен*
ной  возможности.  Потом  принялась  для  забавы  кокетни¬
чать  с  Келсо,  чем  привела  шкипера  в  трогательное  сму¬
щение,  Арта  же  заставила  все-таки  беспокойно  заворо¬
 887

чаться  на  песке.  Арт  был  красивый  малый,  но  время,  и
место,  и  вся  ситуация  не  благоприятствовали  Эллен.  Од¬
нако  я  чувствовал:  то,  что  она  не  встретила  более  бурно¬
го  отклика,  поколебало  ее  уверенность  в  себе.  Может
быть,  она  испытывала  сейчас  то  же  самое,  что  мы  с  Дэй¬
вом  испытали  утром  на  пляже,  когда  должны  были  на¬
помнить  себе,  что  нам  уже  не  по  двадцать  лет.
 Оттого,  вероятно,  я  в  конце  концов  поступил,  как  муж
и  джентльмен.  Отвез  Эллен  на  яхту,  когда  прочие  еще
оставались  на  берегу.  Спустился  с  нею  в  каюту  и  там  об¬
лапил.
 —  С  чего  это  вдруг?  —  спросила  Эллен.—  Жалость
одолела?
 —  Не  жалость,  а  похоть,  мисс  Кис-Кис,—прошипел
я.—  Вы  забыли,  что  я  вас  целых  десять  дней  не  увижу?
 И  правда,  я  был  по-настоящему  возбужден  ее  близо¬
стью,  но  должен  честно  сознаться,  что  в  наслаждение  этой
близостью  то  и  дело  вторгались  посторонние  мысли,  смут¬
ные  воспоминания  о  ком-то  и  о  чем-то.  И  перед  тем,  как
сосредоточиться  на  заботе  о  синхронности  последнего
мига,  я  бог  весть  почему  увидел  мысленно  салон  самолета
и  зеленые  отсветы  надписи  «Не  курить»  на  золотистых  во¬
лосах  стюардессы.
 4
 Мы  вошли  в  Нассауский  порт  ровно  в  полдень,  при
спущенных  парусах  и  е  работающим  мотором.
 Стук  мотора  навязчиво  лез  в  уши,  и  яхта  подвигалась
как  бы  рывками,  но  приятно  было  смотреть,  как  уверенно
Келсо  ведет  ее  к  причалу,  почти  не  сверяясь  со  схемой
порта.
 Эллен  уже  уложила  свой  чемодан.  Мы  на  день  опозда¬
ли  к  самолету,  на  который  для  нее  был  заказан  билет,  но
рассчитывали,  что  это  можно  будет  уладить  и  она  улетит
сегодня.  А  если  нет  —  тоже  не  беда:  возьмем  номер  в  гос¬
тинице  и  переночуем  на  суше.  Дэйв  собирался  ехать  в
аэропорт  вместе  с  нами,  чтобы  в  случае  чего  снять  номер
и  для  себя  с  Конни.  Нам  даже  нравилась  такая  перспек¬
тива:  поищем  ресторан  с  хорошим  оркестром,  потанцу¬
ем  —  хотя  после  того,  как  мы  десять  дней  ходили  в  шор¬
тах  и  не  делали  никаких  покупок,  нам  было  как-то  не  по
 288

себе  в  летних  костюмах  с  оттопыренными  от  бумажников
карманами.
 —  Я  всегда  стою  у  Перкинса,—  сказал  Келсо,  направ¬
ляя  яхту  к  небольшому  частному  причалу.
 —  Возвращение  на  родину,—  сказал  Арт.—  Вот  пого¬
дите,  сейчас  налетят  со  всех  еторон  другие  яхтовладель-
цы,  станут  донимать  вас  вопросами  и  россказнями  о  том,
сколько  денег  они  выколотили  за  этот  сезон.
 —  Среди  них  ес,ть  очень  хорошие  люди,—  возразил
Келсо.
 —  Среди  пиратов  попадались  просто  прекрасные,—
сказал  Арт.—  А  разрешение  на  стоянку  в  порту  у  нас
есть,  шкипер?
 —  Я  же  постоянно  беру  пассажиров  отсюда,—  сказал
Келсо.—  Меня  и  мою  яхту  здесь  всякий  знает.
 —  А  вон  и  сам  Перк  встречает  нас,—  сказал  Арт.  На
краю  причальных  мостков  стоял  человек  и  следил  за  при¬
ближающейся  яхтой.
 —  Разве  что  он  сильно  поправился  за  зиму,—  сказал
Келсо.
 —  По-вашему,  это  не  ой,  шкипер?
 Яхта  медленно  шла  вперед,  но,  только  когда  стоявший
на  мостках  человек  оказался  так  близко,  что  можно  уже
было  бросить  ему  швартовый  конец,  мы  с  изумлением  уз¬
нали  его,  и  Конни  первая  крикнула:
 —  Стигси!  Стигси  Миллер!  —  Мы  с  нею  стояли  на
носу.  И  конец  бросили  именно  мы.
 В  одно  мгновение  Дэйв  промчался  мимо  нас  и  пере¬
махнул  полосу  воды,  еще  отделявшую  яхту  от  причала.
 —  Стигси,  что  случилось?  —  услышал  я;  скрип  снас¬
тей  и  треск  стопорящего  мотора  заглушили  все  остальное.
Стигси,  держа  в  руках  пойманный  конец,  что-то  говорил
негромко  и  торопливо.  Яйцо  Дэйва  побагровело  под  зага¬
ром.  Едва  дослушав,  он  почти  бегом  кинулся  к  набереж¬
ной,  в  которую  упирался  причал.  Стигси  одной  рукой  по¬
пытался  перехватить  его,  но  не  успел.  Дэйв  в  два  прыжка
одолел  лестницу,  ведущую  наверх,  и  очутился  на  набе¬
режной.  Там  стояло  такси.  Я  увидел,  как  шофер  отложил
газету,  которую  читал,  дал  газ  и,  круто  развернувшись,
укатил  с  Дэйвом.
 —  Дэйв!  —  кричал  Стигси.—  Дэйв,  погоди!  Я  тебе  еще
не  все  сказал.—  Но  было  поздно.  Тем  временем  и  я  спрыг¬
 10  Бурджейли
 289

нул  на  йрйчай*  и,  передав  мне  конец,  он  шагнул  к  Кон¬
ни.—  Й  винова*,  миссис  Доримус.
 —  А  что  случилось,  Стигси?.
 —  Надо  было  мне  бросить  эту  веревку  и  сбить  его  с
ног.
 —  Зачем?  Куда  он  так  заспешил?
 *  —  На  телеграф,  и  я  не  сумел  удержать  его.  Там  ему
есть  телеграмма.
 Сэнни  Браун.
 —  Едем  за  ним!  —  Я  оглянулся,  чтобы  отдать  конец
Арту,  но  Арта  нигде  не  было  видно.  Пришлось  несколько
минут  потратить  на  то,  чтобы  пришвартовать  яхту  к  при¬
чалу.  Покончив  с  этим,  мы  тоже  бегом  бросились  наверх,
поймали  другое  такси,  и  по  дороге  к  телеграфу  Стигси  рас¬
сказал  мне.
 Сэнни  возвратилась  в  Уонамассет  через  два  дня  после
отъезда  Дэйва  и  Конни.  Она  хотела  найти  Дэйва  и  ук¬
рыться  от  Бастера.
 Телефон  Дэйва  не  отвечал,  и  тогда  она  пришла  к
Стигси.
 На  обсаженном  пальмами  шоссе  мы  влились  в  поток
машин,  стремившихся  к  центру  Нассау.
 —  Дэйв  так  уговорился  с  ней,—  рассказывал  Стиг¬
си.—  Мол,  если  он  ей  понадобтич^я,  она  всегда  сможет  ра¬
зыскать  его  через  меня.  Поверишь,  Барни,  у  меня  прямо
душа  оборвалась,  когда  я  увидел  перед  собой  это  личико
заморыша.  Но  что  же  я  мог  поделать?  Дэйв  взял  с  меня
слово,  что  я  ему  сейчас  же  сообщу,  если  что.  Я  дал  ей
денег  и  сказал,  куда  слать  телеграмму.  Он,  видно,  ждал,
что  она  объявится  так  или  иначе.
 —  Судя  по  его  поведению,  очень  может  быть,—  сказал
я.—  Дэйв  совсем  болен,  Стигси.  Правда,  он  тут  собирался
было...  переехать  в  Нью-Йорк.  Найти  себе  работу  в  Нью-
Йорке.
 —  Уж,  наверно,  нашел  бы  без  труда,—  сказал  Стигси.
 —  А  где  Сэнни  сейчас?  —  спросил  я.
 —  Я  ее  пока  спрятал  у  себя.  В  конторе.  Не  хотел,
чтобы  она  болталась  по  городу  у  всех  на  глазах.
 —  А  что,  опять  наркотики?
 —  Да  вот  в  этом-то  все  и  дело.  Она  вроде  вылечилась,
понимаешь.  А  то  разве  я  дал  бы  ей  адрес  для  телеграммы?
 —  Что  же  она,  не  знает,  что  Дэйв  женился?
 —  Она  говорит,  он  ей  сам  ни  к  чему.  Просто  ей  нуж¬
 290

ны  деньги  на  платья  и  всякие  там  штучки,  Чтобы  она
могла  податься  на  Запад,  где  Бастер  не  станет  ее  искать
Может,  даже  в  Голливуд,  кто  ее  знает.  Я  ей  пытался  дать
сотни  две-три.  Не  взяла.  Хочет  только  от  Дэйва.
 —  Ясно,—  сказал  я.
 —  Мне  позвонили  с  телеграфа  насчет  уплаты.  Я  ска¬
зал,  платить  не  буду,  если  мне  не  прочитают  текст  теле¬
граммы.  Ну,  они  и  прочли.  Там  было  сказано:  «Вылечи¬
лась».  Понимаешь?  «Получила  выгодное  предложение
ехать  на  Запад.  Необходимо  повидаться».  И  все  такое  про¬
чее.  И  еще:  «Бастер  пока  не  знает,  где  я,  так  что  пото¬
ропись».
 —  Может,  правда  Дэйву  поехать  и  выпроводить  ее?  —
сказал  я.
 —  Нет,—сказал  Стигси.—Зачем,  ты  думаешь,  я  при¬
летел  и  ждал  вас  на  причале?  Бастер  вернулся.
 Ошарашенный,  я  не  нашел,  что  ответить.
 —  И  вот  что  я  тебе  скажу,—  мрачно  продолжал  Стиг¬
си.—  Она  из  этого  Бастера  веревки  вьет  не  хуже,  чем  из
Дэйва.  Что  она  скажет,  то  он  и  делает.  С  его  помощью
она  снова  взялась  за  старое.  Он  сам  ей  принес  эту  па¬
кость,  можешь  себе  представить?  Родную  сестру  наркоти¬
ками  снабжает.
 —  Ты  так  и  не  успел  сказать  это  Дэйву?
 —  Нет,  почему,  я  сказал.  Дэйв,  сказал  я,  тебе  есть
телеграмма,  но  кое-что  изменилось  уже  после  того,  как
она  была  послана.  И  про  Бастера  сказал,  и  про  нарко¬
тики,  но  куда  там!  С  таким  же  успехом  я  мог  рассказы¬
вать  про  ловлю  макрели.
 На  телеграфе  никого  не  было.  Я  спросил,  нет  ли  те¬
леграммы  на  имя  мистера  Доримуса:  мы  его  друзья  и
могли  бы  передать  ему;  но  девица  в  окошечке  сказала,
он  уже  получил  ее  сам.  Что,  собственно,  нам  и  требова¬
лось  выяснить,  а  впрочем,  мы  знали  это  и  так.
 —  Еще  можно  застать  его  в  аэропорту,—  сказал  я,  и
мы  побежали  к  дожидавшемуся  такси.
 —  Где  вы  запропали?  —  спросил  Стигси.—Я  уже  три
дня  здесь  валандаюсь  по  причалам,  подсобляю  кому  при¬
дется.  Жду  вас.  Вы  ведь  еще  вчера  должны  были  прийти
в  Нассау.
 —  Заезжали  по  дороге  в  одно  место.  Ты  думаешь,  нам
удастся  его  задержать?
 10*
 291

Он  резко  мотнул  своей  большой  головой,  точно  его
укусило  что-то.
 —  Думал  раньше,  для  того  и  спешил  сюда,  но  теперь
вижу,  что  только  зря  выбросил  деньги.  Вот  разве  позво¬
нить  сейчас  Бастеру?
 В  аэропорту  мы  сразу  увидели  Дэйва,  но  уже  по  ту
сторону  загородки,  куда  нас  не  пустили.  Он  нам  крикнул
издали:  «Будь  спокоен,  Стигси.  А  ты,  Барни,  больше  не
мешайся  в  это  дело».  И  с  тем  исчез.
 —  Позвоню  Бастеру  и  скажу,  пусть  увозит  ее  в  Бос¬
тон,—  решил  Стигси.—  Бастер  сам  не  хочет  опять  лезть
на  рожон.  А  Дэйв  приедет  и  уже  не  застанет  ее.
 —  Попробуй,  Стигси,—  сказал  я.—  А  ты  знаешь,  где
найти  Бастера?
 —  Спрашиваешь!  Она  ведь  у  меня  в  конторе,  а  он  от
нее  ни  на  шаг.
 Стигси  вошел  в  телефонную  будку,  и  я  прождал  его
целых  десять  минут.  Вышел  он  довольный.
 —  Прямо  на  него  и  наскочил,—сказал  он.—Набрал
номер,  а  он  тут  как  тут,  собственной  персоной.  Если  про
Бастера  можно  сказать  «персона».
 Мы  вернулись  в  порт.  Конни  уже  переоделась  и  уло¬
жила  свои  вещи.  Билетов  на  вечерний  самолет  было
сколько  угодно,  и  она  могла  улететь  вместе  с  Эллен  и
Стигси.
 —  Может,  лучше  и  мне  с  вами?  —  спросил  я,  обраща¬
ясь  ко  всем  троим  сразу.
 —  Нельзя  оставлять  Келсо  и  Арта  одних,—  сказала
Конни.—  Вдруг  шкипер  опять  заболеет?  Кто  тогда  будет
прокладывать  курс?
 —  Мы  с  Артом  вдвоем  разве  что  одного  палубного  мат¬
роса  заменим,—  сказал  я.—  Но  ведь  Келсо  не  тот  человек,
*1тобы  нарушить  свое  расписание.  Или,  скажем,  принанять
еще  кого-то.  Таких  разумных  поступков  от  него  не  жди.
 —  Он  нас  очень  благодарил  за  помощь,—  сказала  Эл¬
лен.—  Я  предлагала  остаться.  Но  он  уверяет,  что,  если
нужно,  мы  все  можем  ехать,  он  и^с  одним  Артом  упра¬
вится.
 Я  спустился  вниз,  чтобы  еще  поговорить  с  Келсо.  Он
и  Арт  сидели  за  столом,  и  перед  Артом  был  стакан  того
самого  рома.  Они  спросили,  отчего  Дэйв  так  срочно
уехал  —  случилось  что-нибудь?  Я  решил,  что  проще  всего

сказать  правду:  да,  случилось.  Вид  у  них  у  обоих  был
обыкновенно  хмурый  и  озабоченный.
 —  Я  остаюсь  с  вами,  шкипер,—  сказал  я.
 —  А  может,  вам  все-таки  лучше  лететь  с  остальными?
 —  Я  там  ничем  не  могу  помочь.
 —  Вот  Арту  нужно  кое-чта  сказать  вам.  Хоть  это  мо¬
жет  повлиять  на  ваше  решение.
 —  Что  такое,  Арт?
 —  Скажите  лучше  вы,  шкипер.
 —  Нет,  говори  сам.  Я  уверен,  мистер  Джеймс  и  так
заметил,  что  ты  вдруг  убежал  вниз,  когда  мы  подходили
к  причалу.
 —  Да,—  сказал  Арт.—  Я  как  увидел  того  толстяка  на
мостках,  так  сразу  решил,  что  это  за  мной.
 —  За  тобой?  А  чем  ты  провинился,  Арт?
 —  Неявка  на  призывной  пункт,—сказал  Арт.  —  Меня
уже  чуть  не  целый  год  ищут.
 —  Я  не  могу  позволить  Арту  оставаться  на  моем  суд¬
не  после  того,  как  мы  войдем  в  воды  США,—  сказал  Кел¬
со.—  Он  дезертир.  И,  по-моему,  для  него  самое  лучшее  —
явиться  с  повинной.
 —  Пусть  хотя  бы  доедет  с  нами  до  Бостона,—  сказал
я.—  Ведь  твой  призывной  пункт,  наверно,  там?
 Арт  кивнул.
 Келсо  сказал:  —  За  всю  свою  жизнь  я  ни  разу  созна¬
тельно  не  нарушил  закона.  Арт  может  сойти  на  берег
здесь,  в  Нассау.  Но  если  он  предпочтет  идти  через  Гольф¬
стрим  с  нами,  я  буду  рассматривать  его  вроде  как  бы  на¬
ходящимся  под  домашним  арестом.
 —  Что  же,  вы  хотите  сдать  его  полицейским  властямг
когда  мы  придем  во  Флориду?  —  спросил  я.
 Келсо  сказал:  —  Нет.  Не  мое  дело  вмешиваться  в  ве¬
ления  чужой  совести.  Я  забочусь  только  о  том,  чтобы  моя
была  чиста.  Я  никогда  не  служил  в  армии,  а  вот  вы  слу¬
жили.  Взяли  бы  вы  на  себя  это...  сдать  его  полицейским
властям?
 —  У  меня  даже  ваша  идея  домашнего  ареста  не  вы¬
зывает  сочувствия,—  сказал  я.—  Арт  мне  симпатичен.
 —  Я  завещал  Арту  свое  судно,—  сказал  Келсо  под¬
черкнуто  сухим  тоном.—  И  кое-какие  средства,  чтобы  со¬
держать  его  в  порядке,  если  Арт  захочет  продолжать  мое
дело  в  случае  моей  внезапной  смерти.
 —  Шкипер!  —  воскликнул  Арт.
 293

—  Менять  свое  завещание  я  не  собираюсь,—  еще  суше
продолжал  Келсо.—  Как  бы  он  ни  решил  поступить.
 —  Ладно,  шкипер,—  медленно  произнес  Арт.—  Ладно.
Вот  только  пристанем  к  берегу  где  бы  то  ни  было,  и  я
сейчас  же  ринусь  на  призывной  пункт.  Как  кролик  в
пасть  удава.
 —  Тем  лучше,—  ответил  Келсо.—  А  вам,  Барни,  по¬
верьте,  я  очень  признателен  за  вашу  готовность  продол¬
жать  это  плавание.  Но  если  бы  вы  сочли  нужным  сопро¬
вождать  вашу  жену  и  миссис  Доримус,  мы  с  Артом  и  одни
Доберемся  до  Флориды.
 Я  покачал  головой.—У  меня  контракт  на  весь  рейс,,
шкипер.—  Мне  представилось,  как  они  вдвоем  ведут  яхту
через  Гольфстрим,  чередуясь  у  штурвала.  Четыре  часа
вахты,  четыре  часа  сна.  Даже  будь  Арт  опытным  моря¬
ком,  он  с  трудом  выдержал  бы  подобную  нагрузку;  даже
будь  Келсо  не  старше  меня,  эксперимент  мог  оказаться
слишком  рискованным.—  И  потом,  что  вы  стали  бы  де¬
лать  дальше,  если  Арт  сойдет  во  Флориде?
 —  Убрал  бы  паруса  и  пошел  по  внутренним  водам  с
мотором,  а  на  ночь  останавливался  бы,  чтобы  поспать.
 —  Джентльмены,—  сказал  я.—  Не  лишайте  меня  са¬
мого  интересного.
 Мы  с  Артом  поехали  на  аэродром  провожать  осталь¬
ных.  Я  рад  был,  что  Конни  вернется  домой  не  одна,  а  со
Стигси.  Как  ни  заманчива  была  мысль,  что  она  предпочла
бы  иметь  рядом  меня,  а  на  яхте  с  таким  же  успехом  мог
управиться  Стигси,  я  сказал  себе:  нет.  Стигси  и  ее  поддер¬
жит  и  с  Дэйвом  найдет  способ  быть  потверже.  И  при  этом
ему  ничего  не  нужно  для  себя,  ни  в  духовном,  ни  в  чув¬
ственном  плане.  Пусть  неохотно,  по  я  признал,  что  от  него
будет  больше  пользы.
 Эллен  заметила  мои  колебания  и  спросила  о  причине,
Я  сказал:  —  Вы  были  бы  лучшим  помощником  в  плава¬
нии,  мисс  Кис-Кис.  Не  знаю  только,  как  насчет  штурман¬
ского  дела.
 —  Келсо  не  согласился  бы  плыть  со  мной  вдвоем,—
сказала  Эллен.
 —  Пожалуй,—  сказал  я.—  Нет,  тут  уж  выбирать  не
приходится.  Кроме  меня,  некому.  Значит,  надо  исполнять
свой  долг.
 294

ОТ  НАССАУ  К  ЭССЕКСУ  (КОННЕКТИКУТ)
 1
 Я  был  рад,  что  остался  на  шхуне,  но  не  потому,  что
чувствовал  себя  таким  уж  необходимым.  Я  там  присутст¬
вовал  в  роли  огнетушителя  —  на  случай  беды;  а  пока  беды
не  случилось,  просто  помогал  чем  мог  Арту  и  Келсо.  Кое-
какая  польза  от  меня,  конечно,  была,  но  главное  —  я  сам
получал  удовольствие.  А  мне  это  ох  как  нужно  было  тогда.
 Все  сложное  унесли  с  собой  самолеты,  и,  когда  я  стоял
с  Артом  на  аэродроме  и  глядел,  как  машина  с  Эллен,  Кон¬
ни  и  Стигси  отрывается  от  земли,  это  было  похоже  на  ми¬
нуту  выхода  в  открытое  море,  когда  Келсо  заглушает  мо¬
тор  и  воцаряется  полная  мелких  шумков  тишина.  И  зна¬
ешь:  всю  энергию,  посылающую  нас  вперед,  мы  будем  по¬
лучать  теперь  от  самой  природы.  Будем  двигаться  так,  как
движется  жизнь,  не  стремясь  обгонять  ее.  Может,  это  и
нехорошо  с  моей  стороны,  по  я  скажу  больше:  если  бы
Дэйв  или  даже  Стигси  остался  с  нами,  это  бы  не  помеша¬
ло.  Отъезд  женщин,  вот  чему  я  радовался.
 Эллен  и  Конни.  Я  любил  их  обеих,  но,  должно  быть,
так  уж  устроен  мужчина:  покачиваться  на  волнах  мор¬
ских  ему  всегда  приятнее  без  женщин.
 Было  шесть  часов  вечера.  Я  повернулся  к  Арту.  Этот
юный  моряк,  думалось  мне,  не  прочь  бы  еще  ночку  про¬
вести  на  берегу,  прежде  чем  покорно  вернуться  в  общест¬
во,  никогда  ничего  не  дававшее  ему  без  жестокой  борьбы,
пока  на  его  пути  не  встретился  Келсо  Кларк.
 —  Выйдем  завтра  утром?  —  спросил  я.
 —  Посмотрим,  как  там  дела  у  Келсо,—  сказал  Арт.—
Если  он  уже  сделал  запасы  мяса  и  льда,  можем  хоть  се¬
годня  выйти.
 —  А  тебе  бы  хотелось?
 —  По  мне,  так  даже  если  он  не  успел  сделать  запасы,
выйдем  сегодня.
 —  Если  он  согласится...
 —  Согласится.  Шкипер  не  любитель  торчать  в  порту*
 —  Ну  что  ж,—  сказал  я.—  Сегодня  так  сегодня.
 —  Может,  вы  хотите  на  прощание  еще  пообедать  ра¬
зок  хорошим  бифштексом,  так  он  спорить  не  станет.
 205

—  ЛичЦ0  мне  солонина  на  борту  больше  по  вкусу,—»*
сказал  я.
 -у-  Мне  тоже,—  сказал  Арт,  а  Келсо,  как  он  и  пред¬
сказывал,  уговаривать  не  понадобилось.  У  него  даже  по¬
глупело  лицо  от  блаженной  улыбки,  когда  Арт  еще  с  мо¬
стков  крикнул:  —  Эй,  шкипер!  Давайте-ка  заткнем  проб¬
кой  свое  корыто,  и  прощай,  Нассау!  Улыбка,  понятно,
была  вызвана  еще  и  тем,  что  веселый  оклик  Арта  словпо
вернул  их  отношениям  прежнюю  задушевность.
 Мы  вышли  из  порта  засветлс^,  и  в  последующие  четы¬
ре  дня  ничто  не  нарушало  дружного  согласия,  сплачивав¬
шего  наш  маленький  экипаж.
 Я  твердил  себе:  это  только  передышка,  и  я,  конечно,
был  прав.  Но  еще  я  твердил  себе  первую  заповедь  нашего
времени:  не  отказывайся  ни  от  каких  ложных  ценностей,
предлагаемых  тебе  в  качестве  гарантий  покоя  и  безопас¬
ности.  Других  ты  в  этом  мире  не  найдешь.
 Нам  очещ>  скоро  пришлось  примириться  с  тем,  что
Келсо  Кларк  не  рисковал  надолго  доверять  управление
судном  таким  скороспелым  мореходам,  какими  были  его
помощники.  Мы  с  Артом  несли  вахту  попеременно,  а  Кел¬
со  сам  решал,  когда  ему  спать,  когда  бодрствовать,  когда
давать  нам  указания  или  даже  сменять  одного  из  нас  у
штурвала.  Такой  порядок,  видимо,  устраивал  нашего  ка¬
питана.  Иногда  он  спал  час,  а  бодрствовал  два,  иногда
спал  два  часа,  а  бодрствовал  один.  Он  легко  приноравли¬
вался  ко  времени  и  к  погоде;  короткие  промежутки  сна
давал  себе  больше  по  ночам,  но  и  днем  мог  иногда  при¬
лечь  и  всхрапнуть  немного,  пока  в  движении  яхты  не
ощущалось  никаких  перемен.
 Но  стоило  ей  накрениться  чуть  больше  или  ветру
чуть  по-другому  загудеть  в  вантах  —  и  он  тотчас  был  на
ногах,  причем  делал  вид,  будто  просто  уже  выспался.
Правда,  Арта  и  меня,  а  то  и  обоих  нас  вместе  он  всегда
заставал  за  работой.  Мы  работали  эти  четыре  дня  с  су¬
масшедшим  увлечением,  как  иногда  умеют  работать  аме¬
риканцы.  Мы  вставали  раньше,  чем  нужно  было,  с  азар¬
том  занимались  стряпней,  мыли,  чистили,  проверяли  все
снасти.  Мы  скребли  палубу,  проветривали  постели,  рас¬
кладывали  для  просушки  запасные  паруса,  а  потом  опять
убирали  их  в  трюм.  Мы  нашли  банку  металлина  и  надра¬
ивали  до  блеска  все  медные  части.  Арт  даже  пожелал  са¬
мостоятельно  делать  навигационные  вычисления*  дубли¬
 296

руя  Келсо,  для  этого  он  брал  у  меня  секстант  Дэйва,  ког¬
да  я  им  не  пользовался  сам,  и  часто  у  него  получалось  все
правильно.
 -г-  Да  не  усердствуйте  вы  сверх  меры,  ребята,—  гово¬
рил  Келсо.
 А  я  в  ответ  вздыхал:  —  Есть,  сэр,  капитан.—  И  мы  еще
яростней  принимались  скоблить  и  чистить.
 Или  Арт  заводил  назидательную  речь  о  том,  как  без¬
ответственны  нынешние  молодые  люди  и  как  ему  тревож¬
но  оставлять  «Птицу  Боцмана»  в  руках  такого  шалопая,
как  Келсо  Кларк.
 В  один  из  дней  мы  с  Артом  даже  промыли  керосином
весь  мотор,  отчаянно  перемазавшись  при  этом,  так  что  по¬
том  долго  оттирали  друг  друга  жесткой  щеткой  и  ополас¬
кивали  ведрами  морской  воды.
 Спать?  Мне  теперь  кажется,  что  я  тогда  совсем  не  спал
и  в  то  же  время  совсем  не  уставал.  Но,  конечно,  яспал,
иногда  все  четыре  часа  между  вахтами,  причем  засыпал,
только-только  успев  повалиться  на  койку,  и  ни  разу  не
менял  положения  во  сне.  Но  слоняться  по  палубе  в  этот
переход  никто  не  слонялся.  Если  выдавался  свободный  ч^-
еок,  я  потягивал  ром,  Келсо  рассказывал  всякие  истории,
а  Арт  поддразнивал  его.
 —  А  что,  этот  моряк,—  Келсо,  отняв  руку  от  штурва¬
ла,  указал  на  Арта,—  никогда  не  говорил  вам  о  том,  как
его  одна  девчушка  за  борт  столкнула?  ?  Во  время  рейса  в
Карибском  море.
 Арт  только  что  зачерпнул  ведро  воды  —нагреть  для
мытья  посуды.
 —  Да  ну  вас,  капитан  Келсо,—  сказал  он.—  Вы  тогда
просто  ничего  не  поняли.  Ровно  ничего.
 —  Уж  не  знаю,  чем  он  заслужил  ее  немилость,—  ска¬
зал  Келсо.—  Но,  видно,  заслужил.  Дело  было  вечером,  сто¬
яли  они  на  палубе  и  смотрели,  как  блестит  при  луне  след
за  кормой.  Вдруг  она  как  ткнет  его  в  спину  кулачком  —»
он  и  бултых  в  воду.  А  мы  делали  около  шести  узлов...
 —  Пора,  видно,  объяснить  вам,  что  я  ей  тогда  ска¬
зал,—перебил  Арт.—Я  сказал:  милая  барышня,  столкни¬
те  меня,  пожалуйста,  в  море.  Моему  доброму  шкиперу  тре¬
буется  провести  учение  на  тему  «Человек  за  бортом!»
А  то  он  совсем  заржавел,  не  знает  уже,  наверно,  что  в
таких  случаях  делают...
 297

—  С  тобой  заржавеешь,  пожалуй,—  улыбнулся  Келсо;
 —  Сэр!  Вы,  кажется,  во  мне  усумнились?
 —  Нет-нет!  —  поспешно  крикнул  Келсо,  но  было  уже
поздно.  Арт  успел  поставить  ведро  и  с  возгласом  «Чело¬
век  за  бортом!»  во  всей  одежде  —  день  был  прохладный  —
прыгнул  в  воду.
 —  С  ума  сошел!  —  закричал  Келсо.—  Бросьте  ему
круг,  Барни.
 Я  схватил  белый  бублик  и,  размахнувшись,  швырнул
Арту.  Море  теперь  было  не  такое,  как  раньше,  зеленые
волны  перекатывались,  зловеще  отсвечивали  на  солнце,  и
Арт,  подхваченный  ими,  удалялся  так  быстро,  будто  на¬
рочно  уходил  от  нас.
 —  Полный  разворот,  Барни!  —  скомандовал  шкипер.
Нам  пришлось  описать  окружность  длиною  чуть  ли  не  в
милю,  чтобы  сзади  подойти  к  Арту,  барахтавшемуся  со
своим  бубликом  среди  волн.  Теперь  мы  снова  шли  преж¬
ним  направлением,  но  должны  были  взять  круче  к  ветру,
чтобы  поравняться  с  Артом  в  нужный  момент.  Келсо  все
это  проделал  артистически.  Он  сперва  не  на  шутку  рас¬
сердился,  но  дурацкая  выходка  Арта  не  могла  не  тронуть
его.  Это  был  акт  величайшего  доверия  к  Келсо.  Ведь  зем¬
ли  не  было  миль  на  двести  кругом.
 Келсо  играл  на  флейте.  Раньше  с  ним  этого  не  быва¬
ло,  но  с  тех  пор,  как  мы  остались  втроем,  он  не  только
сделался  куда  разговорчивее,  но  и  каждый  день  находил
полчасика,  чтобы  поиграть.  В  детстве  он  всерьез  занимал¬
ся  музыкой,  и  ему  не  много  понадобилось,  чтобы  восста¬
новить  забытую  технику  и  добиться  хорошего  звука.  Иг¬
рал  он  бегло  и  никогда  не  фальшивил.  Первый  раз  я  услы¬
шал  нежный  голос  флейты,  проспавшись  после  дневной
вахты,  и  от  неожиданности  решил,  что  мне  это  померещи¬
лось  со  сна.
 Я  выглянул  из  двери  камбуза  и  увидел,  что  Арт  у
штурвала,  а  Келсо  сидит  на  краю  кокпита  с  флейтой  в  ру¬
ках.  Играл  он  какую-то  мелодию  с  фиоритурами  в  стиле
XIX  века.  Другой  челрвек,  вероятно,  смутился  бы  при
моем  внезапном  появлении.  Но  Келсо  никогда  не  смущал¬
ся,  если  знал,  что  делает  свое  дело  хорошо.
 Я  вылез  в  кокпит,  уселся  напротив  Келса  и  стал  слу¬
шать.  Когда  он  кончил,  я  спросил  его:  —  Что  это  вы  иг¬
рали,  шкипер?
 Он  молча  пожал  плечами.
 298

Арт  сказал:  —  От  него  с  ума  можно  сойти*  Барни.  Он
ни  одной  вещи  не  может  назвать.
 Келсо  улыбнулся.—  Мальчиком  я  знал  наизусть  три¬
дцать  или  сорок  разных  этюдов  и  пьес.  Вот  и  вспоминает¬
ся  теперь  то  одно,  то  другое.
 —  Скажешь,  ему:  «Шкипер,  сыграйте,  пожалуйста,  то,
что  вы  вчера  играли  —такое  медленное,  певучее».  Так  он
даже  не  поймет,  о  чем  идет  речь.
 —  А  вы  не  импровизируете,  Келсо?  —  спросил  я.
 —  Нет.  Если  уж  я  что-нибудь  вспоминаю,  так  все,  це¬
ликом.  И  до  сих  пор  каждую  вещь  слышу  так,  как  ее  иг¬
рал  мой  учитель  —  старик  француз,  он  раньше  был  учи¬
телем  танцев  на  Юге  и  во  время  войны  сражался  за  кон¬
федератов.—  Келсо  снова  заиграл,  на  этот  раз  что-то  более
веселое.
 —  Шкипер,—  сказал  Арт,  когда  он  доиграл  до  кон¬
ца.—  Вы,  кажется,  насвистали  нам  ветер.
 Мы  шли  довольно  быстро,  но  тут  я  вдруг  увидел,  что
к  востоку  от  нас  появились  над  горизонтом  вертикаль¬
ные  черточки,  будто  кто-то  исчертил  углем  ровное  вечер¬
нее  небо.  Потом  где-то  позади,  совсем  невдалеке,  пронес¬
ся  шквал;  он  нарастал  долго,  минут  десять,  море  потем¬
нело,  исчезли  блики  света  на  волнах.
 Следующий  шквал  налетел  спереди.  Мы  пошли  ему
навстречу,  и  так  начался  для  нас  первый  настоящий
шторм. 	^
 —  Прошу  вас  стать  к  штурвалу,  Барни,—сказал  Кел¬
со  и  неторопливо  убрал  свою  флейту  в  футляр.  Потом  от¬
нес  ее  вниз,  и,  только  когда  он  мгновенно  появился  опять,
неся  в  руках  сложенный  маленький  парус,  я  осознал,  как
Энергично  он  действовал,  хоть  и  без  видимой  спешки.  Арт
уже  дожидался  на  баке.  Келсо  скомандовал  мне  взять
круче  к  ветру,  и  вдвоем  они  в  одну  минуту  сменили  кли¬
вер  на  меньший  —  я  бы  даже  этого  не  заметил,  если  б
Арт  не  пробежал  мимо  со  снятым  кливером,  с  которого
текла  вода.  Потом  так  же  быстро  и  деловито  они  взяли
рифы  на  фоке.  Грот  был  зарифлен  раньше,  только  я  не
обратил  на  это  внимания.  Должно  быть,  Келсо  сделал  это
еще  в  Нассау,  пока  мы  ездили  на  аэродром.
 Когда  хлынул  дождь,  все  меры  были  уже  приняты,  и
Келсо,  сам  встав  к  штурвалу,  снова  направил  яхту  впе¬
ред.  Арт  принес  ему  из  каюты  непромокаемый  плащ,  а
потом  мы  вдвоем  принялись  проверять,  хорошо  ли  задрае¬
 299

ны  люки,  заперты  двери,  плотно  ли  все  уложено  в  трюме
и  надежны  ли  веревки,  которыми  было  привязано  то,  что
полагается  привязывать.
 Покончив  со  всем  этим,  мы  пришли  и  сели  около  Кел¬
со,  надвинув  капюшоны  своих  плащей.  Тревожные  это
были  часы.
 Дождь  лил  вовсю,  за  ревом  ветра  и  моря,  нам  почти
не  слышно  было  друг  друга.  Палубу  то  и  дело  заливало
водой,  мачты  и  реи  скрипели  под  ветром.  Сквозь  дожде¬
вую  завесу  ничего  нельзя  было  разглядеть.  Но  вот  дождь
разом  стих.  Появились  разрывы  в  тучах;  мгновениями  в
них  проглядывала  луна,  и  я  ахнул,  увидев,  что  творится
вокруг.  Волны  на  море  были  выше  наших  мачт.
 Только  раз  в  жизни  мне  случилось  видеть  такое  —  лет
двадцать  тому  назад:  я  плыл  тогда  на  военном  транспор¬
те  и  нас  почти  всех  укачало.  Но  то,  железное,  судно  вре¬
залось  в  волны  и  проталкивалось  сквозь  их  толщу,  тогда
как  это,  деревянное,  взмывало  и  опускалось  вместе  с  ними.
Легкая,  как  пробка,  острая,  как  клинок,  «Птица  Боцман»
перелетала  через  гребни  водяных  гор,  точно  искусный
Лыжник,  скользящий  при  лунном  свете  то  вниз,  то  вверх,
то  снова  вниз,  не  теряя  ни  плавности,  ни  темпа.
 До  глубокой  ночи  никто  из  нас  не  ложился.  Келсо  вре¬
мя  от  времени  ненадолго  ходил  в  каюту  обогреться,  но  по¬
кинуть  вахту  он  решился  только*  тогда,  когда  смог  с  уве¬
ренностью  сказать:  —т  Ну  все,  буря  миновала.
 После  этого  они  с  Артом  отправились  спать,  а  меня
оставили  у  штурвала.  По  морю  еще  ходили  крупные  вол¬
ны,  но  небо  очистилось  и  опасаться  вроде  было  нечего.  Не
уверен,  что  мне  удавалось  все  время  держать  заданный
курс.  Яхту  сильно  сносило  к  западу,  и  с  поправкой  на  это,
следовало  идти  прямо  на  север.  Но  все  обошлось  без  про¬
исшествий,  по  крайней  мере  до  трех  часов  утра,  когда  слу¬
чилось  кое-что,  здорово  меня  напугавшее.
 Волнение  к  тому  времени  уже  улеглось,  и  я  не  то  что¬
бы  задремал,  но  дал  себе  немного  расслабиться.  Я  так  и  не
знаю,  что  вдруг  заставило  меня  оглянуться  назад.  Быть
может,  я  смутно  уловил  какой-то  новый  звук,  вкравшийся
9  свист  ветра.
 Словом,  я  оглянулся  ц  увидел  высоко  над  водой  два
движущихся  огня,  зеленый  и  красный.
 Келсо  меня  учил,  что,  если  видишь  оба  бортовых  огня
сразу,  это  означает,  что  судно  идет  прямо  на  тебя.  На  миг
 300

я  замер  от  страха.  В  темноте  трудно  было  разглядеть  очер-*
тания  судна,  возникло  только  впечатление  чего-то  очень
большого  и  движущегося  очень  быстро.  Но  я  тут  же  овла¬
дел  собой,  крепче  вцепился  в  штурвал  и  решил:  буду  пра¬
вить  спокойно.  У  нас  ведь  тоже  есть  ходовые  огни,  и  ру¬
левой  того  судна  не  может  нас  не  увидеть.
 Однако  я  то  и  дело  оглядывался  назад,  где  с  каждой
секундой  вырастало  полускрытое  темнотой  чудовище,  и,
наконец,  поддавшись  не  страху,  но  вполне  реальному  осо¬
знанию  опасности,  я  закричал:  —  Капитан!
 В  одно  мгновение  Келсо  Кларк  очутился  рядом  со  мной,
как  будто  вовсе  и  не  уходил.
 —  Слушай  мою  команду!  —  закричал  он,  и  к  штурва¬
лу  не  встал,  а  бросился  к  грота-шкотам.—Круче  к  ветру,
Барни.  Делай  поворот.—Я  стал  разворачиваться,  уже
зная,  что  Арт  тоже  на  палубе  и  что  вдвоем  они  примут  все
меры,  какие  можно  сейчас  принять.  Мы  быстро  отклони¬
лись  от  прежнего  курса,  при  котором  столкновение  было
бы  неминуемо,  и  возникшее  из  тьмы  чудовище  прошло
мимо  так  близко,  что  даже  загородило  нам  ветер.  Когда
оно  поравнялось  с  нами,  Келсо  крикнул:
 —  Эй,  на  судне!  Вы  что  там,  заснули,  идиоты  несла-1
с1гные?
 Более  крепкой  ругани  я  от  него  никогда  не  слыхал.
 Мы  понемногу  возвращались  к  прежнему  направле¬
нию.  Передавая  штурвал  Келсо,  я  спросил:
 —  Как  же  они  не  заметили  наших  ходовых  огней?
 —  Не  знаю!,—  ответил*  Келсо.—  Может,  им  сверху  не
видно  было.  А  может,  они  все  легли  спать,  а  управление
доверили  автоматам.  Это  запрещено  Морским  уложениемг
йо  это  часто  делается.
 —  По  стаканчику  грога,  друзья?  —  предложил  Арт.
 —  Для  такого  случая,  пожалуй,  и  я  выпью,—  сказал
Келсо.  Мы  уже  шли  своим  курсом,  и  по  предложению  Кел¬
со  мы  выпили  за  адмирала  Вернона,  Старика  Грога,  пер¬
вого,  кто  надумал  разбавлять  горячей  водой  с  сахаром  мо¬
ряцкий  ром.
 Потом  Арт  и  я  еще  немного  посидели  с  Келсо;  не  хо¬
телось  уходить  —  то  ли  после  пережитого  испуга,  то  ли
просто  уютно  было  сидеть  втроем  в  темноте.  Вспоминали
пронесшуюся  бурю.
 —  Я  все  время  жалел,  что  с  нами  нет  Дэйва,—  сказал
Келсо,—Ему  бы  все  .вод  наверно,  пришлось  по  душе.
 301

—  Не  понимаю  я  Дэйва,—  сказал  Арт.—  Сперва  мы  с
ним  так  хорошо  ладили.
 —  Жаль,  ты  его  раньше  не  знал,  Арт,—  сказал  я.—
Теперь  это  человек,  который  держится  на  ниточке  и  вот-
вот  упадет.  Не  вини  его  в  том,  в  чем  он  не  виноват.
 Келсо  сказал:  —  Не  упадет  он,  Барни.  Такая  жена,  как
у  него,  не  даст  ему  упасть.  Он  снова  станет  самим  собой.
 Мне  как-то  не  захотелось  больше  говорить  об  этом.
Скоро  я  встал  и  ушел  в  каюту;  лежал  там  на  койке  и  до¬
пивал  свой  грог,  когда  сверху  спустился  Арт,  тоже  со  ста¬
каном  в  руке,  и  завел  разговор,  который  только  такой
мальчишка  и  мог  завести.
 —  Знаете  что,  Барни,—  сказал  он.—  А  ведь  вы  очень
одиноки.
 —  В  самом  деле?
 —  Вы  на  меня  не  сердитесь,  что  я  это  говорю?
 —  Валяй,  говори,—  сказал  я.  Повышенной  крепости
ром  понемногу  оказывал  на  меня  свое  действие,  да  и  на
Арта,  кажется,  тоже.
 —  Шкипер  мне  этого  никогда  не  позволил  бы.
 —  Ну  как  это  не  позволил  бы?  —  сказал  я.
 —  А  вот  так.  Очень  просто.  Я  бы  знаете  чего  хотел,
Барни?  Увидеть  вас  вместе  с  вашими  ребятишками.
 —  Увидишь  когда-нибудь.
 —  Но  только  ребятишки  —  это  совсем  другое  дело,
правда?  Перед  ними  ведь  душу  не  раскроешь.  Вы  вот...
вы  очень  заботливый  муж,  но  я  знаю,  что  вы  и  перед  же¬
ной  душу  не  раскрываете.  И  перед  лучшим  другом  тоже,
и  перед...
 —  Договаривай,  Арт.  Ты  хотел  сказать  —г  и  перед
Конни?
 —  Да.
 I  —  Ты,  я  вижу,  наблюдательный  малый.
 —  Вы  на  меня  не  обиделись?
 —  Нет,  Арт.  Только  теперь  давай  спать,  ладно?  —
Я  правда  не  обиделся.  Я  даже  был  растроган.  Ведь  по-
своему,  очень  неуклюже,  этот  мальчишка  огорчался  за
меня.
 —  Вас  домой  никогда  не  тянет,  Барни?  Домойгв  Мис¬
сури?
 —  А  тебя  в  Бостон?
 —  Нет.
 Он  наконец  угомонился.  А  я  лежал,  покачиваясь  на
 302

волд^д  Гольфстрима,  и  думал  о  том,  тянет  ли  меня  домой,
на  Средний  Запад.  Вспоминал  долгие  золотые  осени,  и  сы¬
рые  весй?>1,  и  тропическую  жару  летних  месяцев,  и  стужу
зимних,  Когда  из  самого  Заполярья  налетают  леденящие
ветры.  Да,  подумал  я,  что-что,  а  таких  октябрей,  как  у  нас,
не  бывает  больше  нигде  на  свете.  И  с  тем  уснул.
 2
 Мы  провели  в  море  еще  одну  ночь.  Келсо  сказал,  что
на  следующий  вечер  мы  уже  можем  быть  во  Флориде,  и
Арт  ответил:  —  Ну  что  ж.
 Но  тут  сам  Келсо  не  выдержал  и  решил  идти  не  на
Флориду,  а  к  Морхед-Сити,  в  Северную  Каролину.  Так  мы
и  сделали,  и  на  шестые  сутки  нашего  перехода  около  трех
часов  пополуночи  бросили  якорь  у  входа  в  Морхедский
порт.  Проспали  до  утра,  а  утром  пожаловала  к  нам  бере¬
говая  охрана  удостовериться,  что  на  яхте  не  спрятаны  бе¬
женцы  с  Кубы.
 Когда  офицер  береговой  охраны,  покончив  с  осмотром
яхты  и  проверкой  документов,  дал  разрешение  на  вход  в
порт  и  пошел  к  дожидавшемуся  его  катеру,  Арт  сказал
Келсо:
 —  Ну,  шкипер,  не  поминайте  лихом.
 Потом  пожал  мне  руку,  подмигнул  на  прощание,  взял
свой  чемоданчик  и  окликнул  офицера,  уже  собравшегося
отваливать.
 —  Одну  минуточку,  сэр.
 И  зашагал  по  палубе,  весело  улыбаясь.  Келсо,  мрач¬
ный  и  насупленный,  припустил  было  вслед,  но  Арт  жес¬
том  остановил  его.
 —  Спасибо,  шкипер,—  сказал  он.—  Счастливого  пла¬
вания.  Я  вам  напишу  открытку,  ждите.
 —  Эссекс,  Коннектикут,  до  востребования!  —  закри¬
чал  Келсо  вдогонку.—  Непременно  напиши,  Арт!
 Я  еще  услыхал,  как  Арт  очень  вежливо  обратился  к
офицеру  береговой  охраны:  —  Сэр,  я  вам  должен  сказать
два  слова.  Дело  в  том,  что  вам,  пожалуй,  придется  взять
меня  под  арест.
 И  катер  поше^  к  берегу,  увозя  их  обоих.
 Для  нас  с  Келсо  яхта  словно  опустела  без  Арта,  осо¬
бенно,  разумеется,  для  Келсо.  Задерживаться  в  Морхед-
 803

Сити  у  нас  никакого  желания  не  было.  Келсо  пошел  на
морской  склад  запастись  льдом  и  горючим,  а  я  отцравил-
ся  в  город  за  виски  и  продовольствием.  Из  города  я  по¬
звонил  домой.
 Ответила,  к  моему  удивлению,  Мэри  Блисс.  В  школе,
как-  оказалось,  в  этот  день  происходило  учительское  соб¬
рание  и  уроки  были  отменены.  Я,  честное  слово,  чуть  не
заплакал,  услышав  вдруг  ее  голос,  и  мне  отчаянно  захо¬
телось,  чтобы  эта  поездка  уже  была  позади  и  я  увидел  бы
снова  ее  и  Губера.
 —  Папа,  а  на  той  неделе  Брэд  приезжает,—  сказала
она,  и  тут  только  я  вспомнил,  что  в  подготовительной
школе  семестр  кончается  раньше,  чем  в  обыкновенной.
 —  Ну,  дочурка,  теперь  позови  маму,—  сказал  я.
 —  А  ее  нету.*
 —  Ты  не  знаешь,  она  скоро  вернется?
 —  Она  пошла  собирать  деньги.
 —  Что,  что  собирать?
 —  Деньги.  Вместе  с  миссис  Стетсон.
 Я  расхохотался.  Это  означало,  что  Эллен  и  Бетти  Стет¬
сон  с  утра  до  позднего  вечера  будут  ходить  от  одной  при¬
ятельницы  к  другой,  Взимая  с  них  дань  в  пользу  местно¬
го  благотворительного  фонда,  и  у  каждой  засиживаться
за  стаканчиком  хереса.  Знакомая  картинка,  она  меня  даже
умилила.
 —  Ладно,—  сказал  я.—  Есть  у  тебя  чем  записать,  что
я  скажу?
 Мэри  Блисс  сбегала  за  карандашок,  и  я  велел  ей  за¬
писать,  что  мы  прибудем  в  Эссекс  на  Койнектикут-Ривер
в  будущую  среду,  в  первой  половине  дня.
 О  том,  что  Арта  уже  нет  с  нами,  я  умолчал.  Впрочем,
по  словам  Келсо,  плавание  по  внутренним  водным  пу¬
тям  —  дело  спокойное  и  тревожиться  не  из-за  *1его.'
 Обратно  на  пристань  я  поехал  в  такси,  так  как  был  на¬
гружен  покупками.  Расплачиваясь  с  шофером,  я  услышал
случайно  разговор  каких-то  двух  типов.  Наверно,  это
были  матросы  с  рыболовного  судна,  их  много  стояло  у  при¬
чалов.  Один,  показывая  на  .«Птицу  Боцмана»,  сказал:
 —  Вот  эти  вчера  вечером  ^пришли  с  Гольфстрима.
 Не  хотел  бы  я  в  шторм  болтаться  в  открытом  море
 на  такой  скорлупке,—  ответил  другой,  и  я  почувствовал
гордость  и  грусть.
 304

3
 —  Тихо  у  нас  стало,—  сказал  Келсо,  когда  мы,  вклю¬
чив  мотор,  выходили  из  порта.  Старик  тосковал  о  своем
любимце.—  Подумать  только,  ведь  мы  начинали  плавание
вшестером,  а  теперь  вот...
 Я  сочувствовал  Келсо,  но  мне  не  хотелось,  чтобы  наше
путешествие  закончилось  на  грустных  потах.  Внутренний
водный  путь  был  похож  на  зеленый  туннель  —  длинная
цепь  каналов  и  рек  с  редкими  городками  па  берегах.  Что¬
бы  скоротать  время,  мы  с  Келсо  давали  друг  другу  уроки.
Я  его  просвещал  по  птичьей  части,  а  он  учил  меня  играть
на  флайте.
 Потом  города  стали  попадаться  чаще,  время  от  време¬
ни  нужно  было  проходить  через  шлюзы.  Ночью  мы  стано¬
вились  на  якорь,  и  днем  Келсо  тоже  подолгу  спал  в  каю¬
те,  предоставляя  мне  вести  яхту.  Из  своего  оцепенения  он
вышел  только  тогда,  когда  я  прочно  посадил  ее  на  мель.
 Мы  не  много  встречали  других  судов  на  пути,  но  в
этот  день  впереди  вдруг  показалась  большая  моторная
яхта  типа  плавучего  дома.  Я  взял  поближе  к  берегу,  усту¬
пая  ей  дорогу.  Осадка  «Птицы  Боцмана»  требовала  по
крайней  мере  девятифутовой  глубины,  а  тут  ее  не  оказа¬
лось.  Без  шума,  без  толчка  «Птица  Боцман»  стала.  Мо¬
торная  яхта  как  ни  в  чем  не  бывало  прошла  мимо  и  скры¬
лась  из  глаз.
 Удивительно  неприятное  это*  было  чувство,  когда  вдруг
всякое  движение  прекратилось.  В  первую  секунду  мне  за¬
хотелось  протянуть  руку  и  ласково  потрепать  «Птицу
Боцмана»  по  спине,  как  собаку,  которой  нечаянно  отдави¬
ли  лапу.
 •  —  Вот  чертовщина,—  сказал  я  вслух,  не  сомневаясь,
что  Келсо  сейчас  окажется  рядом  со  мной.  Я  уменьшил
число  оборотов  в  моторе  и  дал  задний  ход,  но  было  позд¬
но.  Наш  киль  уже  глубоко  ушел  в  вязкое  дно,  и  мы  только
слегка  подрагивали  на  месте.
 Мне  стало  нестерпимо  досадно  и  стыдно.  Я  все  при¬
слушивался  в  ожидании,  что  где-то  что-то  сломается  или
лопнет,  и  тут  появился  Келсо,  невозмутимый,  словно  бы
даже  довольный.  В  руках  у  него  был  футляр  с  флейтой.
 —  Пожалуй,  самое  время  заняться  музыкой,—  сказал
он  ласково,  и  я  усмехнулся.  Этого,  видно,  и  недоставало,
 11  Бурджейлв
 305

чтобы  рассеять  его  тоску,—  небольшого  чрезвычайного
происшествия,  требовавшего  от  него  присутствия  духа.
 Он  достал  флейту  из  футляра.—  Дождемся  какого-ни¬
будь  встречного  судна,—сказал  он.—Помашом  ему  и  по¬
просим  пройти  мимо  на  большой  скорости.  Волна  раска¬
чает  нас  и  снимет.
 Все  кажется  просто,  когда  знаешь  свое  дело.
 Я  уже  научился  с  грехом  пополам  играть  на  флейте
гаммы.  Пока  мы  стояли  и  ждали  помощи,  Келсо  все  вре¬
мя  заставлял  меня  упражняться.
 После  этого  случая  мы  шли  вперед  бойко  и  весело.
Иногда  канал  или  речка  выводили  нас  на  простор  озера,
и  кое-где  вполне  можно  было  бы  идти  под  парусами,  но
Келсо  предпочитал  тарахтеть  мотором,  пока  мы  не  очу¬
тились  около  Ньюпорт-Ньюс,  в  нижнем  углу  Чесапикско¬
го  залива.
 —  Барни,  а  что,  если...  Если  нам  опять  выйти  в  от¬
крытое  море?
 —  Я  давно  жду  от  вас  этих  слов,—  ответил  я,  и  это
была  чистая  правда.  Надоели  мне  шум  и  вонь,  надоело
ползти  по  нескончаемому  велейому  туннелю.  На  радостях
я  даже  сыграл  на  флейте  арпеджио  —  в  первый  раз.
 Все  дальнейшее  было  если  не  пыткой,  то,  во  всяком
случае,  испытанием.  Шестьдесят  часов  мы  шли  при  про¬
тивном  ветре,  сменяя  друг  друга  каждые  два  часа.  Три¬
дцать  коротких  вахт  и  тридцать  таких  же  коротких  пере¬
дышек.  Оба  мы  работали  с  полной  отдачей  сил,  но,  когда
где-то  у  Нью-Джерси  я  предложил  стать  на  якорь,  чтобы
выспаться  ночью,  Келсо  не  пожелал  признать,  что  устал.
 Плыли  мы  все  время  ввиду  Атлантического  побережья,
так  что  штурманского  искусства  тут  не  требовалось.  Плы¬
ли  себе  и  плыли,  успевая  и  поесть,  и  попить,  и  помузици¬
ровать  немного.  Келсо  окончательно  разыгрался,  и  его
просто  любо-дорого  было  слушать  —  все  эти  ноктюрны  и
гавоты,  колыбельные  и  транскрипции  оперных  арий,  джи¬
ги  и  меланхолические  элегии.  Это  мне  вспоминается  пре¬
жде  всего,  когда  я  думаю  о  тех  днях,—  это  и  еще  собст¬
венные  попытки  импровизировать  для  отдыха,  особенно
вечерами,  когда  мы  шли,  ориентируясь  по  огням  побе¬
режья.
 День  едва  занялся2  как  впереди  показались  буйки  Нью-
Йоркского  порта.
 306

—  Не  заварите  ли  вы  кофе,  Барни?  —  сказал  Келсо,
выходя,  чтобы  сменить  меня  у  штурвала.
 —  Я  не  собирался  уходить  с  палубы,—  сказал  я.—
Мне  хочется  посмотреть.—  Один  за  другим  разворачива¬
лись  перед  нами  ряды  буев,  указывая  путь  в  порт,  все  еще
скрытый  в  утреннем  тумане.—  Да  и  дорога  здесь  как  буд¬
то  наезженная,—  добавил  я.
 —  Барни,  я  прошу  вас,  займитесь  кофе.
 Совсем  это  было  на  него  непохоже,  такое  настойчивое
стремление  отнять  у  меня  штурвал.
 —  Ладно,  шкипер,  займусь,—  сказал  я.
 Я  сварил  в  камбузе  кофе  и  принес  ему  чашку.  Он  по¬
благодарил,  явно  стараясь  сдерживать  не  свойственную
ему  резкость.
 —  Что  с  вами,  Келсо?  —  спросил  я.
 —  Терпеть  не  могу  этот  порт.  Вот  увидите  сами,  тог¬
да  поймете.
 —  Я  уверен,  что  в  час  утренней  зари  зрелище  будет
живописное,—  сказал  я.  В  моем  воображении  заря  в  Нью-
Йорке  невольно  связывалась  с  зарей  у  Гуанахани.
 —  Это  красиво,  когда  смотришь  сверху,—  сказал  он.—
А  здесь,  на  уровне  моря,  такое  порой  творится  безобра¬
зие.
 Я  сначала  решил,  что  он  говорит  о  воде.  Вода  за  бор¬
том  в  самом  деле  становилась  все  грязней:  на  ней  плава¬
ли  половинки  грейпфрутов,  нефтяные  пятна,  обломки  ка¬
ких-то  досок,  и  чем  ближе  мы  подходили  к  порту,  тем
больше  было  всякого  мусора  и  отбросов.  В  одном  месте
нам  пришлось  пересечь  целую  плавучую  свалку.
 —  Наверно,  с  океанского  лайнера,—  сказал  Келсо.—
Они  любят  сваливать  в  воду  отбросы  перед  входом  в  порт.
 Но,  говоря  р  безобразии,  он  разумел  нечто  иное.  Я  при¬
готовил  завтрак,  отнес  тарелки  в  кокпит,  и  мы  с  Келсо
еще  ели,  когда  я  заметил  идущий  невдалеке  от  нас  бук¬
сир.  А  заметил  я  его  потому,  что  Келсо  вдруг  перестал
есть,  уставясь  вперед  напряженным  взглядом.
 —  Когда  возникает  угроза  столкновения?  —  тоном  эк¬
заменатора  спросил  он  меня.
 Но  я  был  прилежным  учеником.—  Угроза  столкнове¬
ния  возникает  в  том  случае,  если  угол  между  курсами
двух  идущих  в  одном  направлении  судов  при  движении
не  меняется,—  отрапортовал  я.
 11*
 307

, 	-  Ну  так  вот,  у  нас  она  возникла,—  сказал  Келсо,
 указывая  на  буксир.
 —  Но  он  должен  отвернуть  в  сторону,—сказал  я.—
Мы-то  ведь  под  парусами.
 —  Он  только  того  и  ждет,  чтобы  мы  понадеялись  на
это  правило,—  сказал  Келсо.—  Делайте  разворот,  Барни.
Я  вовсе  не  желаю  очутиться  у  него  перед  носом.
 —  Вы  что  же,  думаете,  он  нарочно  ударит  нас?
 —  Или,  во  всяком  случае,  пройдет  так  близко,  чтобы
мы  могли  опрокинуться  на  поднятой  им  волне.  Он  уже
дважды  менял  курс,  чтобы  сохранить  этот  угол.
 —  Да  зачем  ему  это  нужно?
 —  Мы  для  него  —  игрушка  богатых  бездельников,—
сказал  Келсо.—  Только  загромождаем  пространство,  где
ему  нужно  работать.—  Он  это  сказал  без  всякой  эмоцио¬
нальной  окраски,  не  зло  и  не  сочувственно,  он  просто  объ¬
яснял,  какие  бывают  случаи  в  плавании.  Мне  вдруг  вспом¬
нилась  наша  встреча  с  теплоходом  в  Карибском  море,  как
туристы  приветственно  махали  нам  с  палубы  и  с  каким
чувством  превосходства  мы  смотрели  на  них.—  А  этот  еще,
наверно,  принадлежит  к  портовому  союзу.  Спортивные
суда  и  яхты  у  них  бельмо  на  глазу.  Разворачивайтесь,
Барни.
 Мы  стали  заходить  в  тыл  буксиру,  но  он  больше  курса
не  менял.  Только  сбавил  ход,  чтобы  мы  очутились  как
можно  ближе  от  его  кормы.  При  этом  нас  здорово  верта-
нуло  на  поднятой  им  волне,  даже  паруса  захлопали.  Ме¬
нее  миролюбивый,  чем  Келсо,  я  смотрел  на  буксир  с  не¬
навистью  и  заметил,  как  рулевой  поманил  к  себе  несколь¬
ких  матросов  и  что-то  сказал  им.  Трое  выстроились  на
корме  у  самого  борта  и,  расстегнувшись,  помочились  в
нашу  сторону.  Мы  были  достаточно  близко,  чтобы  это  уви¬
деть,  но  все  же  не  настолько,  чтобы  разглядеть  ухмылки
на  их  физиономиях  или  расслышать,  что  они  нам  кричали.
 —  Это  они  на  случай,  если  у  нас  на  борту  дамы,—
сказал  Келсо.—  В  погоню  такие  хулиганы  обычно  не  пу¬
скаются.  Но  я  не  раз  видел,  как  в  результате  их  фокусов
парусные  яхты  опрокидывались  или  получали  пробоины.
 После  этой  встречи  мы  сочли  за  благо  убрать  паруса.
Вокруг  нас  теперь  кишмя  кишели  пароходы,  баржи,  кате¬
ра  береговой  охраны,  рыболовные  писуны.  Сверкнуло  в
стороне  пожарное  судно.  Но,  подняв  взгляд  выше,  я  мог
наблюдать  любимое  свое  зрелище  —как  статуя  Свободы
 306

постепенно  из  серой  становится  зёленовато-розовой  в  ут¬
ренней  полумгле,  а  вдали  за  ней  все  отчетливее  просту¬
пают  изломанные  очертания  города.
 А  ь  воде  все  прибавлялось  отбросов  и  грязи.
 Уже  видно  было,  как  люди  суетятся  на  причалах,  все
подходы  к  которым  забиты  судами.  Рядом,  почти  впритир¬
ку  к  нам,  медленно  прошел  паром,  должно  быть,  со  Стэй-
тен-Айленда:  в  пассажирах  йетрудно  было  распознать  слу¬
жащих,  торопящихся  в  город  на  работу.  Мужчины  в  не¬
броских  повседневных  костюмах,  девушки  в  пальто  с  ме¬
ховыми  воротниками  —  одни  читали  газеты,  другие  разго¬
варивали,  третьи  зябко  поеживались  на  ветру,  старались,
видно,  разогнать  остатки  ночного  сна.
 На  нас  они  обратили  не  больше  внимания,  чем  статуя
Свободы.
 —  Знаете,  Келсо,  тут  как  на  военном  параде,—  сказал
я,  с  приятным  чувством  узнавая  силуэты  знакомых  зда¬
ний.-^  Кого  радует  музыка,  молодецкий  чеканный  шаг,
яркие  краски  мундиров  и  знамен.  А  кто  при  этом  думает
о  войне  и  о  гибели,  о  стертых  ногах  я  резях  в  животе  у
солдат  на  марше.
 —  Так  ведь  оно  все  тут,  и  одно  и  другое,—  ответил
Келсо.
 Мы  пересекли  устье  Гудзона  и  вошли  в  Ист-Ривер,  где
движение  было  поменьше  и  суда  помельче.  Начинался
прилив,  и  Келсо,  с  беспокойством  поглядывавший  на  таб¬
лицу  смены  течений,  опять  повеселел.
 —  У  Чертовых  ворот  течение  такое  сильное,  что  про¬
тив  него  наш  мотор  не  вытянул  бы,—  сказал  он.—  Теперь
надо  торопиться,  чтобы  не  упустить  благоприятное  время.
 Он  уже  пять  часов  находился  у  штурвала,  но  я  знал,
что  просить  его  пойти  отдохнуть  бесполезно.
 Мы  добрались  до  Чертовых  ворот,  миновали  дозорный
полицейский  катер  и  поплыли  мимо  трущоб  Восточного
Гарлема,  под  мостами,  запруженными  утренним  потоком
машин.  Много  лет  назад  я  сделал  выбор,  отказался  от
.Нью-Йорка  ради  детей  и  птиц,  и  все-таки  этот  город*  гряз¬
ный  и  беспокойный,  сохранял  для  меня  какую-то  притя¬
гательную  силу.
 Мы  свернули  в  довольно  широкий  канал  с  бетониро¬
ванными  берегами  Он  тянулся*  сквозь  два  или  три  квар¬
тала*  ц  мы  хорошо  видели  все  по  сторонам:  яркие  знаки
^Дроейда  нет»,  мусорные-ящики^  площадку  для  детских

игр.  Келсо  правил,  сверяясь  с  картой  Лонг-Айлендского
пролива,  и  не  сразу  оглянулся  на  шум:  целая  толпа  маль¬
чишек  разного  возраста,  негритят  и  пуэрториканцев,  сбе¬
жалась  к  каналу.  Они  трусили  по  берегу,  не  отставая  от
нас,  и  выкрикивали  хором:  —  Богачи-сволочй!  Богачи-сво-
лочй!
 Один  размахнулся  и  швырнул  в  нас  чем-то.  Гнилым
апельсином,  что  ли,  но  он  плюхнулся  в  воду,  не  долетев.
 Меня  это  не  рассердило.  Мальчишки  —  они  мальчишки
и  есть.  Я  помахал  им  рукой  и  крикнул:  —  Целиться  надо
лучше!
 Келсо  предложил,  улыбнувшись:  —  Давайте  устроим
им  маленький  концерт.
 —  Есть,  сэр!  —  Я  принес  снизу  флейту,  вынул  из  фут¬
ляра  и  протянул  Келсо.  Он  передал  мне  штурвал,  а  сам
встал  и  поклонился  мальчишкам.
 —  Богачи-сволочй!  Богачи-сволочй!  —  закричали  они
громче  прежнего.
 —  Вот  эта  штука  я  знаю,  как  называется,—  сказал
Келсо  и,  повернувшись  лицом  к  противнику,  воодушевлен¬
но  заиграл  «Янки-дудл»,  уснащая  мелодию  трелями  и  ка¬
денциями.
 Мне  стало  смешно.  Как  раз  в  эту  минуту  комок  грязи,
пущенный  другим  озорником,  шлепнулся  о  борт  яхты.  Я
мог  бы  отвести  ее  подальше,  но  мне  хотелось,  чтобы  ребята
послушали  Келсо.
 —  Ваша  очередь,  мистер  Джеймс.
 Мы  поменялись  местами,  и,  пока  Келсо  вел  яхту  впе¬
ред  под  огнем  бранных  слов  и  гнилых  кочанов  капусты,  я
попытался  изобразить  на  флейте  «Монашки  и  пятнашки».
Получилось  вполне  сносно.  Когда  мы  выходили  из  Черто¬
вых  ворот,  среди  толпы  мальчишек,  продолжавших  ругать
нас  и  забрасывать  всякой  дрянью,  уже  нашлось  два  или
три,  которые,  кривляясь,  пустились  в  пляс  под  музыку
флейты.
 —  Закажем  себе  атласные  смокинги,  шкипер,—  сказал
я.—  И  чтобы  на  них  было  вышито:  «Келсо-джаз».
 В  проливе  попутный  ветер  сразу  наполнил  поставлен¬
ные  паруса,  но,  вернувшись  в  родную  стихию,  Келсо  не¬
ожиданно  сдал.  Шесть  часов  он  держался  на  крайнем  на¬
пряжении  нервов  и  теперь  откровенно  сказал  мне:  —
Больше  не  могу.
 Час-полтора  я  один  вел  яхту  вдоль  середины  пролива2
 310

потом  впереди  завиднелось  что-то  похожее  на  Нью-Хэй-
вен,  и  я  громко  позвал  Келсо.  Против  обыкновения  он  но
вырос  мгновенно  возле  меня;  тогда  я  позвал  еще  раз,  но
и  тут  он  не  пришел,  а  только  откликнулся  снизу:
 —  Что  случилось,  Барни?  —  Голос  его  звучал  как-то
глухо,  но  ведь  между  мной  и  каютой,  где  он  лежал  отды¬
хая,  был  еще  камбуз.
 —  Мы,  кажется,  подходим  к  Нью-Хэйвену,  шкипер!  —
крикнул  я.  И  тут  я  его  увидел.  Он  вовсе  не  лежал  в  каюте
за  камбузом,  он  стоял  в  самом  камбузе,  привалившись  к
рабочему  столу.
 —  Сейчас  выйду,—  сказал  он.
 —  Вам  нездоровится,  шкипер?
 С  моего  места  видно  было,  как  он  с  усилием  выпрямил¬
ся  и  нетвердым  шагом  пошел  через  полутемный  камбуз  к
дверям.
 —  Никак  что-то  не  могу  проснуться,—  сказал  он.—
Как  лег,  так  меня  и  сморило.—  Он  пошатнулся  и  ухватил¬
ся  за  дверной  косяк,  чтобы  не  упасть.  Он  был  очень  бле¬
ден.
 —  Где  тут  можно  пристать  поближе?  —  спросил  я,  па¬
мятуя,  как  он  тяжело  болел  две  недели  назад.
 —  Не  надо...  пойдем  до  Эссекса.
 —  Нет,  надо.
 —  Нас  там  будут  ждать.  Сегодня.
 —  Вам  нужен  врач,  шкипер,—  сказал  я.—  И  как  мож¬
но  скорей.
 —  Нет-нет,  Барни.
 —  Вы  должны  лечь  и  не  вставать.
 —  Когда  придем  в  Эссекс.—  Он  сделал  шаг  от  двери,
но  едва  удержался  на  ногах.  Опёршись  на  край  кокпита,
он  посмотрел  через  левый  борт  и  сказал:  —  Вон  видите
маяк,  это  Сэйбрук.  Оттуда  до  Эссекса  рукой  подать.
 —  В  Сэйбруке  и  пристанем,—  сказал  я.
 —  Ну  хорошо.  Хорошо.  Только  пустите  меня  к  штур¬
валу.
 —  Нет,  шкипер.  Вы  ступайте  ложитесь.
 —  А  вы...  как  же  вы  один  справитесь,  Барни?
 —  Так  же,  как  уже  раз  справился  Арт.  Уберу  паруса
и  поставлю  мотор.
 —  Пустите  меня  хоть  пока,—  сказал  Келсо.—  Пока  вы
все  это  сделаете.
 Я  рассудил,  что  так,  пожалуй,  выйдет  скорее.  Я  про¬
 311

тянул  ему  руку  и  помог  добрести  до  штурвальной  скамьи.
Вид  у  него  был  ужасный,  и  я  постарался  выполнить  все
как  можно  быстрей  и  аккуратней,  свернул  грот  и  привя¬
зал  к  нижней  рее,  а  кливер  оставил  лежать  на  палубе.  По¬
том,  ненадолго  доверив  яхту  течению,  я  свел  Келсо  вниз  и
уложил.  А  вернувшись,  стал  поворачивать  штурвал,  чтобы
идти  в  Сэйбрук.
 Вызванный  врач  приехал  прямо  на  пристань.  Он  осмот¬
рел  Келсо  и  сказал,  что  его  немедленно  нужно  везти  и
больницу.  Келсо,  как  ни  худо  ему  было,  попытался  про¬
тестовать.
 —  Я  доведу  яхту  до  Эссекса,  шкипер,—пообещал
я.—  И  сдам  ее  там  вашему  приятелю.  Вы  не  беспокойтесь.
 У  него  недостало  сил  спорить,  но,  когда  его  уносили,
он  улыбнулся  мне.  Может,  он  и  не  сделал  из  меня  настоя¬
щего  моряка,  но,  во  зсйкем  случае,  знал,  что  на  меяячдож-
по  положиться.
 И  вот  мы  с  «Птицей  Боцманом»,  теперь  уже  только
вдвоем,  снова  выползли  на  середину  пролива,  обогнули
мыс,  на  котором  стоял  маяк,  и  вошли  в  устье  Коннекти-
кут-Ривер.  Те  пять  миль,  что  еще  оставалось  пройти  до
Эссекса,  я  шел  с  очень  небольшой  скоростью,  мили  три-
четыре  в  час,  не  больше,  и  все  время  думал'—  хорошо  бы
ребята  встречали  меня  на  пристани;  жаль,  конечно,  что  я
не  под  парусами,  но  все  же...
 Нужную  пристань  в  Эссексе  я  сразу  узнал  по  описа¬
нию  Келсо:  крайняя  слева,  и  на  втором  этаже  ресторан.
При  виде  ресторана  я  вдруг  почувствовал  острый  голод.
Только  бы  не  было  закрыто,  подумал  я.
 В  эту  минуту  у  самых  мостков  я  увидел  знакомую
фигуру  в  раздуваемой  ветром  юбке  и  радостно  замахал
ей  рукой.
 Эллен  была  одна,  без  детей,  а  на*  краю  мостков  стояли
двое  матросов,  готовых  принять  у  меня  швартовый  конец.
 Расстояние  между  яхтой  и  цристанью  все  сужалось.
Я  напряг  все  внимание,  чтобы  вовремя  дать  задний  .ход  .и
не  слишком  сильно  стукнуться  о  мостки^  Мне  это  удалось.
 Гордый  этим  скромным  успехом,  я  улыбнулся.  вратро^
су,  который  прыгнул  на  палубу  и,  взяН  у  меня  коцец,  бро¬
сил  его  своему  напарнику.  «Птица  Боцман»  дрогнула  и
остановилась.  Эллен  уже  бежала  мне  навстречу,  точно
жена,  встречающая  мужа  на  пригородной  станции  после
долгого  рабочего  дня.
 т

}  Порядок.  Молодец,  мореход  из  Озарка.  —
 —  Привет,  мисс  Кис-Кис!  —  закричал  я,  просоленный
и  довольный  собой.
 —  Ох,  Барни,—  сказала  Эллен.  И  тут  только  я  увидел*
что  она  плачет.—  Барни,  Дэйв  умер.
 ЕСЛИ  БЫ  ВЫ  ЖИЛИ  В  АРЛИНГТОНЕ,
 ВЫ  БЫ  ТЕПЕРЬ  БЫЛИ  ДОМА
 1
 «Коринна»,  стояло  в  заголовке.
 Коринны  глас,  и  чист  и  юн,
 Вдыхает  жизнь  в  журчанье  струн.
 Коринны  глас  звучит  порой
Далеких  отзвуков  игрой.
 Но  вот  печаль  поет  она  —
 И  стонет  медная  струна.
 Вот  так  и  я,  за  лютней  вслед,
 Любовью  полн,  то  жив,  то  нет.
 Когда  она  любовь  поет,
 В  моей  душе  весна  цветет.
 Но  вот  тоску  поет  она  —
 И  стонет  сердце,  как  струна  *.
 «Томас  Кэмпион»,  значилось  на  обложке  книги.
«1601  г.»  И  на  ее  страницах  одно  стихотворение,  как  ни
в  чем  не  бывало,  сменялось  другим.  Но  я  все  читал  и  пере¬
читывал  только  это,  вместо  «Коринна»  мысленно  подстав¬
ляя  «Конни».
 Современную  поэзию  я  не  читаю.  И  без  поэзии  роман¬
тиков  тоже  могу,  в  общем,  обойтись.  Не  было  после  Миль¬
тона  такого  поэта,  на  которого  мне  захотелось  бы  потра¬
тить  вечер,  да  и  Мильтона  я  едва  ли  захватил  бы  с  собой
йа  необитаемый  остров.
 Только  елизаветинцы  меня  пронимают  по-настоящему.
Их  стихи  писаны  мужчинами  для  мужчин  и  еще  для  од¬
ной  женщины  мужеподобного  склада,  но  она  была  коро¬
лева  и  потому  в  расчет  не  идет;  Мне  нравится  их  лирика.
 *  Перевод  М.  Ваксмахера.
 313

Нравятся  их  сонеты.  Нравятся  их  пьесы.  Нравится,  как
они  умеют  повернуть  фразу.
 Но,  конечно,  все  это  только  розыгрыш  подачи,  а  на¬
стоящая  игра  начинается  для  меня  с  Шекспира.  Такая
уж  я  старомодная  личность  —  считаю  Шекспира  самым
великим  писателем  на  свете.  И  мой  отец,  представьте,
тоже  так  считал.
 Для  людей  типа  моего  отца  (он  был  старше  отцов  всех
моих  товарищей,  и  притом  родился  и  рос  в  маленьком  го¬
родке)  существовал  один  только  выбор:  Библия  или  —
если  вы  более  суетны  по  натуре  —  Шекспир.  Помпю,
меня  очень  удивило,  когда,  став  взрослым,  я  обнаружил,
что  есть  много  людей,  равнодушных  и  к  тому  и  к  дру¬
гому.
 Не  могу  сказать,  чтобы  я  систематически  читал  Шек¬
спира  или  других  елизаветинцев.  Слишком  у  меня  много
разных  других  дел  и  интересов.  Но  раз  или  два  в  год,  по¬
жертвовав  послеобеденным  коктейлем  и  дождавшись,  ког¬
да  прояснятся  мозги  и  все  в  доме  утихнет,  я  беру  том
Шекспира  и  не  встаю,  пока  не  дочитаю  выбранную  траге¬
дию  или  комедию  до  конца.  Если  она  из  поздних  и  мне
хочется  просмаковать  каждую  строчку,  я  иногда  растяги¬
ваю  чтение  на  два  вечера  или  три.  Мне  приятно  сознавать,
что,  хоть  трагедий  и  комедий  много,  я  и  при  таком  не¬
систематическом  чтении  лет  за  десять  прочитаю  их  все,
включая  даже  «Тимона  Афинского».  А  До  конца  жизни
успею,  пожалуй,  прочитать  и  по  второму  разу,  может,  и
по  Третьему.
 Знаете  ли  вы,  что  в  наш  век  больше  всего  отвечает
духу  елизаветинцев?  Космические  полеты.  Эх,  вот  бы
мне...
 Но  вот  тоску  поет  она...
 Я  думал  о  Конни  и  том  кладбище  героев,  где  мы  похо¬
ронили  Дэйва.  И  мне  вспомнился  один  наш  разговор  во
время  вахты,  когда  она  привела  мне  понравившуюся  ей
строку,  которую  назвала  народной  поэзией.  Это  была  над¬
пись  на  дорожном  плакате  при  въезде  в  маленький  сред¬
незападный  городок.
 И  я  подумал  о  Дэйве,  и  о  Кеннеди,  и  обо  всех  других
и  сказал  себе:  если  бы  мы  жили  в  Арлингтоне*  все  мы  те¬
перь  были  бы  дома.
 314

2
 Я  завез  Эллен  домой,  поцеловал  ребятишек,  позвонил
в  два  места  по  телефону  и  сразу  же  отправился  на  мыс
Код.
 Первый  звонок  был  в  Сэйбрук  к  врачу;  он  сказал  мне,
что  не  может  надивиться  на  Келсо.
 —  Такой  организм  —  чудо  даже  для  человека  лет  на
пятнадцать  моложе.
 —  Что  же  это  все-таки  было,  приступ  язвы  или  маля¬
рии?  —  спросил  я.
 —  Ни  то,  ни  другое.  Просто  ему  нужно  было  отоспать¬
ся.  Я  думаю,  завтра  он  выйдет  из  больницы.
 —  И  придет  в  ужас  от  суммы  счета,—  сказал  я.—  Спа¬
сибо,  доктор.
 Потом  я  позвонил  дяде  Трою.  На  заводе  все  идет  пре¬
восходно.  Талли  превосходно  справляется.  Что  я  приехал,
это  тоже  превосходно.  Да,  Барни,  с  выпуском  продукции
мы  все  еще  чуть-чуть  отстаем.  Так,  недельки  на  две.
 Другими  словами,  за  время  моего  отсутствия  они  по¬
теряли  еще  неделю.  Да  уж,  Талли  справляется  лучше  не¬
куда.
 —  Барни,  правление  готово  решить  вопрос  о  цехе
фиброгласовых  каноэ.
 —  Вот  как?
 —  Правление,  вероятно,  одобрит  проект.  Смета  вы¬
глядит  очень  убедительно.
 —  Правление,  вероятно,  одобрит,  но  я  нет,—  сказал  я.
 —  Да  что  ты,  Барни!  А  почему?
 —  Каноэ  делается  из  дерева  или  парусины.  Не  из
стекла,  не  из  алюминия  и  не  из  бланманже.
 —  Но  пойми,  это  же  большое  удобство  для  потреби¬
теля.  Стеклянное  каноэ  не  требует  никаких  забот.
 —  Человек  должен  любить  свое  каноэ,—  сказал  я.—
И  радоваться,  черт  побери,  что  у  него  есть  такая  прекрас¬
ная  вещь  и  он  может  о  ней  заботиться.—  Мне  вспомни¬
лось  сказанное  однажды  Дэйвом:  «Труд  может  быть  му¬
кой  и  наказанием,  если  человек  не  гордится  делом  своих
рук.  Выпущенное  изделие  —  вот  что  дорого,  а  не  наклад¬
ная  на  его  сбыт».  А  я  тогда  ответил:  «Верно.  Это  как
фермер,  который  постоянно  твердит  себе:  моя  пшеница
лучшая  в  округе.  Мои  свиньи  всем  свиньям  свиньи».—
 315

И  потом,—  сказал  я  дяде  Трою,—  тот  человек,  которого  я
прочил  в  заведующие  фиброгласовым  цехом.  Он  уже  но
может  занять  эту  должность.
 —  А  я  все  равно  предложил  ее  Талли,—  сказал  дядя
Трой.—  Он  согласен.
 Стало  быть,  решено  вернуть  мне  управление  заводом,
главное  место,  пост  номер  один.  Власть,  которую  у  меня
оттягал  Таллщ  он  так  и  не  сумел  удержать.  В  конце  кон¬
цов  вышло  по-моему  и  даже  без  боя.  Последнее  обстоя¬
тельство  мепя,  кажется,  огорчило;  мне  сейчас  было  бы
легче,  если  б  пришлось  повоевать.
 Уже  два  дня  прошло  поело  смерти  Дэйва.  Я  не  стал
по  телефону  предупреждать  Конни  о  своем  приезде.  Что¬
бы  не  дать  ей  случая  сказать,  что  в  этом  нет  необходимо¬
сти. 	, 	,
 Ехал  я  в  настолько  отуцедом  состоянии,  что,  когдау
поравнявшись  со  знакомым  парком,  увидел  на  месте  «му¬
станга»  реактивный  самолет  уже  устаревшей  модели,
меня  это  даже  не  задело.  Может,  когда-нибудь  другой
отвоевавшийся  летчик,  помоложе,  тоже  остановится  тут  я
с  волнением  вспомнит  о  прошлом.
 В  Уонамассете  я  сразу  же  поехал  к  дому  Дэйва  —  на
этот  раз  мне  не  нужно  было  искать  дорогу.  Даже  если  бы
я  не  запомнил  ее,  мне  достаточно  было  бы  влиться  в  по¬
ток  машин.  Люди  медленно  ехали  мимо  дома,  выглядывая
поверх  опущенных  стекол,  а  у  ворот  стоял  Стигси  в  поли¬
цейской  фуражке,  с  полицейской  дубинкой  в  руках  и  не
давал  им  задерживаться.
 Я  затормозил  у  тротуара,  и  он  сейчас  же  бросился  ка
мне,  свирепо  рыча:
 —  Эй,  вы,  на  «понтиаке»!  Проезжайте,  проезжайте.—
Тут  он  узнал  меня  и  воскликнул:  —  Ох,  Барни!  Хорошо,
что  ты  приехал.  А  я  думал,  опять  кто-нибудь  из  этих  тре¬
клятых  репортеров.
 —  Как  она,  Стигси?
 —  Не  знаю.  Держится  спокойно  и  с  достоинством.
 —  Другого  и  ожидать  нельзя  было.
 —  Она  точно  королева^-*-  сказал  Стигси.—  Королева
побежденного  государства. 	■  »  -
 Я  вышел  из  машиньь—  Насчет  того,  как  это  случилось,
ошибки  быть  не  может?  >  Г 	^  гг
 —  Ты  что,  прямо  С  ЯХТЫ?.  |  Ь 	;  ;  :  .  ;  . 	* 	: 	•
 —  Не  успел  даже  толком  газеты  прочитать. 	,
 316

■  "!■“  Он  сам  это  сделал,—  сказал  Стигси.—Она  бы  но
сумела.
 —  Сэнни?
 —  Двойное  самоубийство.  А  кто  говорит,  она  была
после  укола  и  не  сознавала  ничего.
 —  Кажется,  там  шланг  был  подключен  к  выхлопной
трубе  и  проведен  в  кузов?
 —  Да.  Когда  машину  нашли,  мотор  еще  работал.
 —  А  кто  нашел?
 —  Бастер.
 —  Бастер?  Какое  он  имел  отношение  к  этому  делу?
 —  Очень  большое.  Только  что  шланг  сам  не  подклю¬
чал.  Понимаешь,  я,  когда  вернулся  из  Нассау,  застал  его
еще  здесь.  «Не  хочет  она  ехать,—говорит  он  мне.—Ни¬
как  ее  не  уломаю».—  «Девчонка  и  ста  фунтов  не  весит,
что  ж  ты,  говорю,  не  можешь  ее  скрутить  и  увезти  си¬
лой?»  —  «Ох,  нет.  Сэнни  этого  не  потерпит».
 Дэйв  пробыл  в  Уонамассете  восемь  дней,  из  них  толь¬
ко  три  —  дома.  На  четвертый  день  он  дознался,  где  пря¬
чутся  Сэнни  и  Бастер.
 Он  и  сам  искал  и  осторожно  расспрашивал  у  кого  мог,
Стигси  не  умел  лгать  Дэйву,  он  сказал,  что  знает,  но  не
откроет  где.  Такой  у  него  был  уговор  с  Бастером:  он  как
можно  дольше  будет  мешать  Дэйву  найти  Сэнни,  а  Ба¬
стер  как  можно  скорей  постарается  увезти  ее  из  города.
 —  У  нее  всегда  знаешь  как  получалось,—  говорил
Стигси.—  Кто  сейчас  с  ней,  того  она  ненавидит.  С  ней  Ба¬
стер,  значит,  она  любит  Дэйва.  А  кого  с  ней  нет,  от  того
она  ждет  спасения.  На  этом  мы  с  Бастером  и  построили
свой  план.  Она  себе  колет  героин.  Вот  Бастер  должен
подмешать  ей  в  шприц  чего-нибудь  такого,  от  чего  она
сразу  сомлеет.  Проще  простого.  А  тогда  мы  ее  в  мой  гру¬
зовичок  —  и  очнется  она  уже  где-нибудь  в  Вермонте.
 Но  Бастер  вдруг  испугался,  рассказывал  Стигси  даль¬
ше.  Захотел,  чтобы  снотворное,  которое  он  подмешает  в
шприц,  было  прописано  врачом,  а  единственный  врач,  к
кому  он  мог  обратиться  за  таким  делом,  жил  в  Бостоне.
Через  три  дня  после  возвращения  Дэйва  Стигси  объявил
Бастеру,  что  больше  ждать  не  намерен.  Бастер  переполо¬
шился  и—  пообещал  съездить  в  Бостон  в  этот  же  вечер.  Но
еще  до-вечера  Дэйв  напал  на  след.  Он  увидел  Бастера
на  улице.
 317

Дэйв  ехал  в  машине.  Он  остановился  и  хорошо  видел,
как  Бастер  вошел  в  кинотеатр.  А  во  вторник  дневных  се¬
ансов  нет,  о  чем  Дэйву  хорошо  было  известно.
 Как  уже  говорилось,  лавочка  Стигси  напротив  кино¬
театра.  Про  контору  Дэйв  ничего  не  знал,  но  сразу  же
бросился  в  лавочку.
 —  Стиг,  я  его  только  что  встретил.
 —  Да  ну?  Приехал,  наверно,  деньги  выжимать.
 —  Они  оба  здесь,  я  уверен,  оба.  Наверху,  над  кино.
 —  Там  же  нет  жилых  помещений.  Только  конторы.
 —  Стигси,  не  валяй  дурака.  Ты  знаешь  хозяина  кино.
Он  из  тех  людей,  с  которыми  Бастер  связан.
 —  Верно.  Из  тех.
 —  Немудрено,  что  у  нас  показывают  такую  дрянь.—
Дэйв  не  сводил  глаз  с  дома  напротив.—  Прекрасное  лече¬
ние  для  Сэнни.  Лежит  в  пустой  конторе,  набравшись  нар¬
котиков,  одна.  А  когда  идет  фильм,  звук  доносится  наверх
и  вплетается  в  ее  наркотические  видения.
 —  Контора  не  пустая,—  сказал  Стигси.—  Это  моя  кон¬
тора.
 —  Вот  спасибо,—  сказал  Дэйв.—  Что  значит  настоя¬
щий  друг.
 —  Чего  ты  от  меня  хочешь?
 —  Я  буду  сидеть  здесь  и  ждать,  Стигси.  Уйдет  же  он
когда-нибудь.
 —  Дэйв,  я  тебе  не  дам  увести  ее  оттуда.  Придется  тебе
раньше  меня  чем-нибудь  оглушить.
 —  Это  не  твое  дело,  Стигси,—  сказал  Дэйв.—  Я  должен
убедиться,  что  с  ней  ничего  не  случилось.
 —  С  пей  всегда  что-нибудь  да  случается.
 —  Она  больна.  Ты  это  прекрасно  знаешь.  Я  приведу  к
ней  врача.
 —  Хотел  бы  я  посмотреть  на  того  врача,  который  с  ней
справится,—  сказал  Стигси.
 —  Ладно,  Стигси.  Сделаю  тогда  по-другому.  Позвоню
судье.  Мы  ее  привлечем  к  суду  за  употребление  героина  и
направим  в  больницу  на  принудительное  лечение.  Согла¬
сен?
 —  Звони,—  сказал  Стигси.
 —  Но  раньше  я  должен  побывать  у  нее.  Хорош  я  буду,
если  позвоню  судье,  а  никаких  улик  на  месте  не  окажется.
 Стигси  не  очень-то  верил  в  эту  затею.  Сэнни  по  доброй
воле  на  нее  не  пойдет.  А  Дэйв  сделает  то,  чего  захочет
 318

Сэнни.  Но  про  себя  он  решил,  что  важно  оттянуть  время.
Еще  несколько  часов,  и  они  с  Бастером  успеют  осущест¬
вить  свой  план.
 В  окно  лавки  видно  было,  как  Бастер  вышел  из  дома,
где  кино,  и  после  этого  Стигси  дал  Дэйву  ключ  от  конто¬
ры.  Сначала  он  собирался  и  сам  пойти  с  Дэйвом,  но  пере¬
думал,  решив,  что  лучше  останется  тут  и  перехватит  Ба¬
стера  в  случае,  если  этот  верзила  вздумает  вернуться  рань¬
ше,  чем  Дэйв  кончит  свой  осмотр.  Так  что  он  сидел  в  лав¬
ке  и  с  беспокойством  ждал  возвращения  Дэйва.
 Ему  не  пришло  в  голову,  что  Сэнни  может  оказаться
на  ногах  и  в  сознании  и  что  всякий  кинотеатр  имеет  не¬
сколько  выходов.
 —  У  меня  отлегло  от  сердца,  когда  я  опять  увидел
Дэйва,—рассказывал  Стигси.—Я  ему  назначил  срок  десять
минут,  он  пробыл  не  больше  пяти.  Он  вошел  в  лавку,  от¬
дал  мне  ключ  и  поблагодарил,  а  я  спросил  его,  как  же  с
судьей.  Он  сказал,  что  позвонит  ему  из  дому.  Сел  в  свою
машину  и  укатил.
 Вероятно  (так  думал  Стигси),  Дэйв  проехал  два-три
квартала,  а  потом  вернулся  к  кинотеатру,  но  не  со  сторо¬
ны  площади,  а  со  стороны  переулка,  где  был  запасной  вы¬
ход.—  Они  уговорились,  что  она  будет  ждать  его  там.  Она
села,  он  задним  ходом  выбрался  из  переулка,  и  через  се¬
кунду  их  и  след  простыл.  А  я  бы  так  и  сидел,  ничего  не
подозревая,  только  спустя  час  или  полтора  в  лавку  влетел
Бастер  и  как  звезданет  мне  по  шее.  Р-раз!  В  жизни  такого
удара  не  получал.  И  прежде  чем  я  успел  опомниться,  он
уже  выбежал,  вскочил  в  машину,  где  сидели  его  молодчи¬
ки,  и  был  таков.
 Странно,  что  Дэйв  не  увез  Сэнни  подальше,  но  он,  дол¬
жно  быть,  не  очень  соображал,  что  делает.  Они  поехали  в
Уонамассет-Бич  и  трое  суток  отсиживались  там  в  мотеле.
На  четвертые,  часов  в  десять  вечера,  Дэйв,  должно  быть,
увидел,  как  Бастер  вместе  с  еще  каким-то  типом  вышел  из
подъехавшей  машины  и  направился  в  контору  мотеля.  Их
третий  спутник,  оставшийся  за  рулем,  заметил  Дэйва,  ко¬
гда  тот  торопливо  выводил  Сэнни  из  дальнего  домика.  Он
включил  мотор  и  начал  отчаянно  сигналить,  но  Бастер  не
сразу  догадался,  в  чем  дело,  и,  когда  он  прибежал,  Дэйв
уже  успел  скрыться.
 Никто  не  знал  и  не  мог  знать  точно,  где  они  были  с  де¬
сяти  часов  вечера  до  двух  часов  ночи  —  скорей  всего  коле¬
 319

сили  по  проселкам  и  ответвлениям  приморской  дороги,
ведь  Дэйв  хорошо  знал  эти  места.  Сперва  он  все  петлял
вокруг  Уонамассета,  возможно,  даже  останавливался  раз
или  два.  Они  забыли  в  мотеле  шприц  и  остатки  героина,
и  Стигси  думал,  может  быть,  они  хотели  вернуться  за  этим.
А  может  быть,  Дэйву  нужна  была  помощь,  но  он  не  знал,
у  кого  ее  искать.  Стигси  неотступно  мучила  эта  мысль  —
что  после  их  последнего  довольно  резкого  разговора  и  по¬
сле  своего  неприкрытого  обмана  Дэйв  не  решился  обра¬
титься  за  помощью  к  нему,  к  Стигси.
 Никто  не  знал  и  не  мог  знать  —  никто,  кроме  меня.  Не
верил  я,  чтобы  Дэйв  не  решился  обратиться  к  Стигси.  Или
поехать  ко  мне  в  Скотс-Форт,  до  которого  шесть  часов
езды  (хоть  меня  тогда  еще  не  было  дома).  Или,  на  худой
конец,  прибегнуть  к  защите  закона.  Если  бы  он  чувство¬
вал,  что  еще  можно  что-то  спасти  в  Сэнни  или  в  нем  самом.
Но  мне  кажется,  не  было  у  него  такого  чувства.  Он  знал,
что  это  конец,  и  просто  кружил  в  поисках  удобного  места,
чтобы  остановиться.
 Выбрал  он  невысокий  обрыв  на  мысу  над  пляжем.  От¬
сюда  хорошо  было  видно  море  в  ночном  тумане  и  хорошо
видны  были  выше  тумана  звезды,  по  которым  он  столько
раз  находил  свой  путь.  Тут  он,  должно  быть,  вышел  нена¬
долго  из  машины,  где  Сэнни  лежала  в  наркотическом  за¬
бытьи  —  вскрытие  показало,  что  Сэнни  успела  сделать  себе
укол  героина  до  того,  как  они  бежали  из  мотеля,  в  спешке
оставив  все  на  столе.
 Вижу,  как  он  выходит  и  стоит  у  машины,  вслушиваясь
в  шум  моря,  а  может  быть,  стараясь  уловить  шум  погони.
Он  знает  —  больше  ему  податься  некуда.  Бастер  с  друж¬
ками  идут  по  горячему  следу,  и  круг  вот-вот  замкнется.
Вижу,  как  он  достает  из  багажника  шланг  —  зеленый  ре¬
зиновый  садовый  шланг  —  и  моток  изоляционной  ленты.
Вижу,  как  с  обычной  аккуратностью  делает  свое  дело,  об¬
матывает  изоляцией  конец  выхлопной  трубы,  точно  приго¬
няя  его  по  диаметру  шланга.  Окна  все  закрыты,  только
одно  заднее  не  до  конца,  и  в  зазор  он  пропускает  свой
шланг,  так  что  конец  свободно  повисает  в  кузове.  Потом
с  помощью  изоляции  заклеивает  газетой  оставшиеся  щели
справа  и  слева  от  шланга.
 Знаю  даже,  какие  слова  он  сказал  Сэнни,  когда  снова
сел  с  нею  рядом,  глянув  последний  раз  на  синеющее  в  ту¬
мане  море.  Слышу  его  голос  —  свой  голос,  ведь  это  я  сам
 320

уселся  на  водительское,  сиденье  и  захлопнул  дверцу  со
своей  стороны,  а  она  не  закрылась,  и  я  отворил  ее  снова
и  захлопнул  покрепче.  Слышу,  внутри  себя  слышу  этот
голос:
 —  Давай  включим  радио,  Сэнни.  Послушаем  музыку.
II  я  заведу  мотор,  чтобы  батареи  не  <?ели.
 А  Сэнни  не  то  чтобы  была  в  полном  беспамятство  после
героина,  но  едва  ли  она  выразила  согласие  и  едва  ли  се
согласия  ждали.  Вижу,  как  она  привалилась  к  Дэйву,
лишь  смутно  сознавая,  кто  с  нею,  и  как  он,  обняв  ее  за
плечи,  дышит  сильней  и  глубже  и  умирает  первым.  А  Сэн¬
ни,  скорей  всего,  и  не  заметила  этого.  Что-то  знакомое  по¬
чудилось  ей  в  музыке,  "и  пальцы  сами  собой  сложились  и
щелкают,  и  она  мурлычет  себе  под  нос:
 Три.  Три.
 Три  весла.
 Раз  весло.
 Два  весло.
 Водой,  унесло.
 А  через  минуту,  точно  маленькая  девочка,  которая  вот-
вот  заплачет:
 —  Морячок?
 Но  я  не  знаю,  не  слышу,  не  могу  себе  сказать,  что  за
музыку  передавали  по  радио.
 3
 Я  пошел  к  Конни,  и  я  видел,  что  она  обрадовалась  мне.
Я  с  нею  пробыл  весь  день.  Отвечал  на  телефонные  звон¬
ки  —  снять  совсем  трубку  она  мне  не  позволила,—  объяс¬
нял  репортерам,  что  миссис  Доримус  никого  не  принимает,
а  я  друг  семьи,  приехавший  из  другого  города,  ничего  не
знаю  и  ничего  не  могу  сообщить  им,  даже  своего  имени.
Одного  репортера  Стигси  поймал,  когда  тот  пытался  про¬
браться  с  черного  хода,  и  вытолкал  его  взашей.  Поздней  я
обнаружил  другого  в  доме,  ему  удалось  проскользнуть  не¬
замеченным,  и  он  успел  утащить  фотографию  детей  Дэй¬
ва,  висевшую  на  стене.  Он  был  довольно  тщедушный,  и
фотографию  я  отнял.
 После  этого  случая  Конни  сдалась  наконец  на  мои  уго¬
воры.  Уложила  самые  необходимые  вещи,  поплакав  при
 321

этом,  так  как  кое-что  пришлось  доставать  из  тех  чемода¬
нов,  которые  были  с  нею  на  яхте.  Мне  в  соседней  комнате
слышно  было,  что  она  плачет,  но,  когда  я  вошел  к  ней,  она
тотчас  же  перестала.
 —  Не  мучайтесь  из-за  меня,  Барни,—  сказала  она,
 —-  А  мне  так  лучше.
 —  Ну  ладно.  Как  хотите.
 Я  должен  был  отвезти  ее  в  Род-Айленд,  к  ее  родите¬
лям,  где  она  согласилась  пробыть,  пока  будет  сделано  все
необходимое,  чтобы  перевезти  тело  Дэйва  в  Вашингтон.
 Она  захотела  похоронить  его  на  военном  кладбище.—
Там  по  крайней  мере  обойдется  без  всякие  пошлостей,—
сказала  она.
 —  Да,  это  хорошо.
 —  И  никого  не  будет  на  этих  похоронах,  кроме  меня.
 —  И  меня,—  сказал  я.—  Я  поеду  с  вами,  Конни.  Если
вы  позволите.
 —  Я  бы  вас  не  решилась  просить,—  сказала  Конни.—
Но  раз  вы  сами  хотите  —  пожалуйста.  Звонил  Бадди,  мой
брат.  Он  постарается  приехать,  но  не  знает,  сможет  ли.
 —  Ясно,—  сказал  я.—  Бандитизм,  демонстрации.  Для
судьи  Бадди  война  продолжается.
 Вещи  уже  были  уложены.
 Я  первым  вышел  из  дому  —-  проверить,  нет  ли  репор¬
теров  поблизости,  и  сказать  Стигси,  что  мы  готовы.  У  него
явно  полегчало  на  душе,  когда  Конни  согласилась  уехать,
и  он  пошел  кругом  к  черному  ходу  посмотреть,  не  прячет¬
ся  ли  кто-нибудь  там.
 Только  он  скрылся  за  домом,  появилась  еще  одна  ма¬
шина.  Она  проехала  было  мимо,  потом  затормозила  посре¬
ди  улицы,  и  тут-то  мне  привелось  узнать  еще  одну,  по¬
следнюю  подробность,  связанную  со  смертью  Дэйва.
 Из  машины  вылез  Бастер  Браун.  Я  его  сразу  узнал,  а
он  меня,  видимо,  нет.
 Я  загородил  ему  дорогу  к  дому  и  сказал:
 —  В  чем  дело?
 —  Мне  нужно  поговорить  с  миссис  Доримус,—  сказал
 он.
 —  А  кто  вы  такой?  —  Мой  расчет  был  —  задержать  его
на  минуту-другую,  и  расчет  оправдался.
 —  Это  мою  сестру  убили.
 —  Сочувствую  от  души.  И  миссис  Доримус  тоже.
 —  Я  должен  поговорить  с  ней.
 822

—  Нет,—  сказал  я.—  Она  сегодня  ни  с  кем  говорить  не
может.
 —  А  вы  кто,  доктор,  что  ли?
 —  Она  сейчас  на  моем  попечении.  Вы  сможете  позво¬
нить  и  условиться  о  встрече  позже,  через  несколько  дней.
 —-  Слушайте,  док,—  сказал  он.—  Мне  нужны  деньги,
чтобы  прилично  похоронить  сестру.  Это  даром  не  делается.
 —  Сейчас  не  время  разговаривать  с  миссис  Доримус  о
таких  вещах.
 Он  помедлил.  Потом  сказал:  —  Ах,  так.  Понятно.—  И
стал  надвигаться  на  меня.  Я  прикинул,  сколько  в  нем  весу,
сколько  ему  может  быть  лет,  и  решил,  какую  применить
тактику.  Подпущу  его  достаточно  близко,  чтобы  можно
было  провести  захват.  Глянув  на  его  спутников,  неподвиж¬
но  сидевших  в  машине,  я  подобрался  в  ожидании,  но  в
этот  момент  из-за  дома  выскочил  Стигси,  весь  красный,
размахивая  дубинкой,  и  заорал:
 —  А  ну,  дай  я  с  ним  поговорю!
 Не  знаю,  струсил  ли  Бастер.  Я  бы  струсил  на  его  ме¬
сте.  Стигси  не  уступал  Бастеру  ни  сложением,  ни  силой.
Правда,  ему  было  под  пятьдесят,  но  ярость  стирала  лиш¬
ние  годы,  и  у  него  была  дубинка.
 Дубинку  он  сперва  использовал  для  блефа.  Бастер
вскинул  руки,  готовясь  встретить  удар,  которого  не  после¬
довало.  А  Стигси,  мгновенно  воспользовавшись  этим,  с  раз¬
бега  боднул  его  головой  в  живот.  Удар  был  чудовищный*
Бастер  рухнул  на  землю,  корчась  и  воя  от  боли.
 Сейчас  же  Стигси  подмял  его  коленом  и  принялся  ко¬
лотить  дубинкой  по  чем  попало:  по  ребрам,  плечам,  бо¬
кам  —  только  и  видно  было,  как  дубинка  мелькает  в  воз¬
духе.
 —  Мертвого  бил!  —  кричал  он.—  Мертвого,  гад,  чертов
выродок!
 Тут  и  я  закричал:  —  Брось,  Стигси!  С  него  уже  хва¬
тит.—  Мне  удалось  схватить  его  за  руку.—  Брось,  слы¬
шишь!
 От  машины  бежали  к  нам  оба  спутника  Бастера.  Я  на¬
конец  оттащил  Стигси,  и  мы  встретили  их  вдвоем.
 —  Уберите  его  отсюда,—  прорычал  Стигси;  его  могу¬
чая  грудь  ходила  ходуном.—Уберите,  пока  я  из  него  дух
не  вышиб.
 Не  знаю,,  какое  у  них  было  намерение,  вмешаться  в
драку  или  помочь  мне  прекратить  ее,  но  лишь  сумасшед¬
 323

ший  полез  бы  сейчас  на  Стигси  Миллера,  да  еще  с  голыми
руками.  Они  подняли  Бастера,  который  с  громкими  сто¬
нами,  извиваясь,  полз  по  земле,  кое-как  поставили  его  на
ноги  и  потащили  к  машине.
 —  Надо  было  его  прикончить  к  черту,—  сказал  Стиг¬
си.—  За  то,  что  он  сделал.
 Я  думал,  он  говорит  о  затрещине,  которую  Мастер  дал
ему  в  лавке,  но  я  ошибся.  Тот  удар  Стигси  считал  спра¬
ведливым.
 —  Он  бил  Дэйва  мертвого,—  сказал  Стигси.—  Выволок
из  машины  и  еще  бил...
 Я  положил  Стигси  руку  на  плечо.  Рубашка  была  мок¬
рая,  хоть  выжми.—  Он  потерял  голову  от  любви,  Стигси.
Он  любил  свою  сестру  не  как  сестру.  Он  больной,  псих.
 —  Пусть  только...  сунется  еще...  к  миссис  Доримус,—
прохрипел  Стигси,  отдуваясь.  Ярость  уже  понемногу  осты¬
вала  в  нем.
 Мы  вдруг  услышали  голос  Конни.  Она  стояла  на  поро¬
ге  с  чемоданчиком  в  руках.—  Что  там,  опять  репортеры?
 —  Да,  опять,—  сказал  Стигси.
 —  Вы  никого  не  изувечили,  Стигси?
 —  Нет,  миссис  Доримус.  Нет.  Они  уже  убрались,  мо¬
жете  выходить.
 Мы  усадили  Копни  в  машину.  Я  пошел  со  Стигси  к
его  грузовику.
 —  Стигси,  у  тебя  должны  быть  мои  деньги,—  сказал  я
ему.—  Помнишь,  я  выиграл  на  скачках.
 —  Как  же,  как  же,  Барни.  Сотня  с  лишним.
 —  Я  хочу,  Чтобы  ты  послал  их  Бастеру.  На  похороны
его  сестры.
 —  Ты  что,  с  ума  сошел?
 —  Пошли  их  от  имени  Конни.  Он  тогда  больше  не  бу¬
дет  к  ней  приставать.
 Стигси  молча  кивнул,  и  мы  распрощались.
 4
 В  это  лето  я  дважды  побывал  в  Вашингтоне.  Для  пер¬
вого  раза  мне  пришлось  собрать  себе  по  частям  военную
форму.
 Я  радовался  за  Конни,  что  уонамассетские  организации
ветеранов  взяли  на  себя  хлопоты  о  похоронах  в  Арлияг-
 824

тоне.  У  Дэйва,  кроме  Стигси,  не  было  там  друзей,  но  он
был  земляк,  удостоенный  боевых  наград,  и  это  решило
дело.
 Насчет  военной  формы  мне  бы  самому  в  голову  не  при¬
шло,  но  меня  надоумил  Стигси,  когда  звонил  по  междуго¬
роднему,  чтобы  сказать,  что  едва  ли  сможет  приехать.—
Постараюсь,  но  не  знаю,  удастся  ли,  Барни.  На  всякий
случай  хочу  тебе  посоветовать:  купи  себе  форму  на  склада
запасного  обмундирования.  Пригонять  старую  не  стоит*
Расползется  под  иголкой.  А  так,  может,  еще  когда  наде¬
нешь  на  парад  какой-нибудь.
 Я  не  решился  сказать  ему,  что  у  меня  не  сохранилось
ничего  от  моей  летной  формы,  как  и  у  Дэйва  от  формы
морского  пехотинца.  Впрочем,  Дэйва  по  военному  обычаю
должны  были  хоронить  в  закрытом  гробу.  Но  на  случай,
если  Стигси  все-таки  приедет,  и  еще  потому,  что  я  поду¬
мал:  а  вдруг  это  и  для  Конни  имеет  значение,  я  все-таки
соорудил  себе  эту  форму.  Кое-что  купил.  Кое-что  взял  у
знакомых.  Даже  колодку  с  подходящими  ленточками  по¬
добрал.  Может,  в  конце  концов^  это  и  для  меня  самого
имело  значение.
 Я  нарядился,  чувствуя  себя  каким-то  самозванцем.
 —  Счастливого  пути,;капитан,—  сказала  Эллен,  так  за¬
ботливо  стараясь  избежать  иронии  в  тоне,  что  уже  это
одно  сделало  его  ироничным.
 Я  в  машине  доехал  до  Нью-Йорка,  сел  на  самолет  и  за
полчаса  до  похорон  был  на  месте.
 Стигси  так  и  не  появился.  Уонамассетское  отделение
Легиона  проводило  одновременно  мемориальную  церемо¬
нию,  и  Стигси  лично  хотел  присмотреть,  чтобы  не  забыли
дать  три  залпа  на  местном  кладбище.  Старый  вояка
Стигси.
 Только  Конни  и  я  шли  за  гробом  под  почетным  эскор¬
том  солдат  морской  пехоты.  -  * 	■
 В  Арлингтоне  тоже  дали  три  залпа.  Потом  —  дробь  ба¬
рабана.  И  эхо.  И  белый  крест,  такой  же,  как  у  всех.
 Из  Арлингтона  я  повез  Конни  в  «Шорхэм».  Мы  пили
виски  и  уверяли  друг  друга,  что  все  хорошо.  Она  собира¬
лась  вернуться  к  родным  и  еще  некоторое  время  пожить
у  (них  в  Род-Айленде.  Потом  думала  съездить  на  юг,  к  бра¬
ту.  Может,  там  найдется  для  нее  какое-нибудь  дело.
 Но  ей  жутковато  было  лететь  ;на:  север  одной;  поэтому
в  сдал,  свой-  обратный  билет  «и  полетел  с:  нею  в1  Бостон.
 8М

Почти  всю  дорогу  мы  держались  за  руки,  как  дети.
 На  бостонском  аэродроме  Конни  встретил  отец,  и  я  сле¬
дующим  же  рейсом  улетел  обратно  в  Нью-Йорк.
 Вторую  поездку  в  Вашингтон  я  совершил  в  конце  лета
вместе  с  детьми.  Брэд  в  это  время  заканчивал  свою  вре¬
менную,  первую  в  жизни  службу  —  он  работал  инструкто¬
ром  в  летнем  лагере  в  Виргинии.  У  меня  были  дела  к  мо¬
ему  брату  Алексу,  и  я  взял  с  собой  Губера  и  Мэри  Блисс,
а  Брэд  должен  был  приехать  туда  позже.
 Ребята  готовились  возобновить  знакомство  с  двоюрод¬
ными  братом  и  сестрой,  а  я  всегда  был  рад  повидать  Алек¬
са  и  Танни.  За  последние  годы  не  слишком  много  осталось
такого,  что  бы  меня  радовало  по-настоящему.
 Эллен  решила,  что  мы  обойдемся  без  нее.  В  клубе  на¬
чинался  турнир  по  гольфу,  в  котором  она  непременно  хо¬
тела  участвовать.  Ее  партнером  был  новый  тренер,  так
что  она  рассчитывала  на  хороший  результат.  Тренер  уже
заходил  к  нам  раз  или  два  на  коктейль.  Я  не  сомневался,
что  в  мое  отсутствие  он  будет  заходить  и  чаще.
 Мы  с  Алексом  кончили  свой  деловой  разговор  и  потом
долго  сидели  за  бутылкой  вина,  беседуя  о  том  о  сем.  Алекс
любит  вино  и  обладает  редкой  способностью  на  вкус  уга¬
дывать  марку.  В  этот  раз  мы  пили  бургундское  и  закусы¬
вали  грецкими  орехами,  которые  он  щелкал  ловчее  меня.
 Добрую  половину  вечера  я  рассказывал  Алексу  о  Дэй¬
ве.  Я  даже  не  позвонил  в  тот  раз,  когда  приезжал  на  похо¬
роны,  но  Алекс  из  тех  братьев,  которым  не  нужно  ничего
объяснять.
 Около  полуночи  он  улыбнулся  своей  прекрасной  улыб¬
кой  слепого  и  сказал:
 —  Попробуем,  Барни?
 —  Не  могу,—  сказал  я.—  Я  целую  вечность  не  прика¬
сался  к  инструменту.
 —  А  все-таки  попробуем.
 Отказать  ему  я  не  мог.  Мы  пошли  в  гостиную,  где  стоя¬
ли  два  рояля.  Танни  часто  играла  с  ним  разную  классику
в  переложении  для  четырех  рук,  а  вот  джазовую  музыку
ему  играть  было  не  с  кем.  А  он  год  от  года  совершенство¬
вался  в  ее  исполнении  —  хоть  теперь,  конечно,  только  лю¬
бительском.
 Иногда,  рассказывала  мне  Танни,  он  играет  для  близ¬
ких  друзей.  Но  довольно  редко.  Еще  реже  соглашается  по¬
играть  где-нибудь  в  гостях,  и  кто  слышал  его  игру,  мог
 326

считать,  что  ему  крупно  повезло.  Он  великолепно  подра¬
жает  манере  любого  известного  джазового  пианиста,  но  по
стилю  игры  ему  ближе  всех  Арт  Тэтум.  Где  уж  мне  с  мо¬
ими  заржавевшими  пальцами  угнаться  за  ним.
 Но  он  так  хорошо  меня  знал,  что  заранее  угадывал*
где  я  собьюсь,  и  в  этих  местах  играл  и  мою  партию.
 Мы  сыграли  «Я  пай-мальчик»  и  «Блюз  для  рояля»*
Потом  играли  полузабытые  джазовые  мелодии  нашей  юно¬
сти,  испытывая  память  друг  друга.  Играли  «Красотку
Лоррен»,  где  отлично  написана  фортепианная  партия*
А  под  конец,  хоть  я  долго  отнекивался,  мы  сыграли  па¬
мятного  для  меня  «Жаворонка»  и  «Не  будь  такой».
 На  следующий  день  у  детишек  Алекса  были  занятия  в
летней  школе,  и  я  обещал  повести  Губера  и  Мэри  Блисс  в
Смитсоновский  институт.
 Губер  пришел  в  восторг.  Но  у  Мэри  Блисс  были  свои
идеи.
 —  Папа,—  сказала  она.—  А  нельзя  нам  лучше  съез¬
дить  на  могилу  Кеннеди?
 —  Нет,—  ответил  я:  сработала  автоматическая  пружи¬
на  отказа,  приводимая  в  действие  любой  детской  прось¬
бой.-—  Нельзя.  И  потом  мы  с  Губером  давно  хотели  по¬
смотреть  самолет  Линдберга.
 —  Я  бы  не  прочь  съездить  на  могилу,  папа,—  сказал
Губер.  *
 —  Марлен  ездила,—  сказала  Мэри  Блисс.—  Когда  они
были  в  Вашингтоне.  Она  говорит,  там  очень  красиво.
 —  Ладно,  девчурка,—  неожиданно  для  себя  самого  со¬
гласился  я.—  Раз  Марлен  говорит,  с  этим  нельзя  не  счи¬
таться.
 —  Ну,  папа.  Всегда  ты  дразнишься.
 —  Не  сердись.  Только  Губер  должен  повязать  галстук.
 —  А  я  надену  другое  цлатье,—  сказала  Мэри  Блисс.
 Пока  младшие  принаряжались,  позвонил  с  автобусной
 станции  Брэд.  Меня  поразил  его  непривычный  басок.
 —  Мне  ехать  к  дяде  Алексу,  папа?
 Я  ему  объяснил,  куда  мы  собираемся,  и  он  сказал,  что
будет  ждать  нас  у  ворот  кладбища.
 —  Не  стоит,  Брэд.  Там  сейчас  одни  дети,  сегодня  их
день.
 —  Ничего,—  сказал  Брэд.—  Значит,  там  все  и  встре¬
тимся.  Ты  только  не  предупреждай  ребят,  ладно?
 —  Ладно.
 827

Губер  спустился  вниз  в  курточке,  белоснежной  рубаш-
ко  и  при  галстуке.  Мокрые  волосы  были  приглажены  щет¬
кой.  Мэри  Блисс  надела  клетчатый  серо-зеленый  джемпер
поверх  белой  блузки.  У  нее  были  такие  же  волосы,  как  у
ее  матери,  темные,  шелковистые  и  блестящие.
 Я  смотрел  на  своих  детей  и  гордился  ими.
 Мы  поехали  в  Арлингтон  на  такси.  Ребята  сидели  чин¬
но  и  молчали.  Но  когда  машина  остановилась,  Мэри  Блисс
вавизжала,  нарушив  всю  торжественность.
 —  Папа,  смотри.  Это  же  Брэд.
 Хоть  я  и  готовился  его  увидеть,  но  она  узнала  его
раньше,  чем  я.  Брэд,  в  штанах  цвета  хаки,  бумажном
свитере  и  кепке,  стоял  у  дорогц  с  аккуратно  уложенным
рюкзаком,  ни  дать  ни  взять  юный  солдатик,  дожидающий¬
ся  попутной  машины.
 Мэри  Блисс  выскочила  из.  такси  и  повисла  у  него  на
шее.  Губер  проявил  больше  выдержки.
 —  Извини,  папа,—  сказал  Брэд,  целуя  сестру  и  ероша
волосы  брату.—  Я  как-то  не  подумал,  что  вы  приедете  та¬
кие  нарядные.—  Этот  басок,  эта  непринужденная  манера.
Брэд  мил  в  обращении  и  кажется  покладистым  и  мягким,
но  это  только  кажется,  главным  образом  из-за  светлых  во¬
лос  и  очков,  а  твердая  линия  подбородка  говорит  даже  о
некоторой  властности.  Я  обнял  его,  а  Губер  тем  временем
отошел  в  сторону  и  пятерней  старался  привести  в  порядок
пострадавшую  прическу.
 —-  На,  Губе.—  Брэд  протянул  ему  свой  гребешок.—
Виноват,  извини,  пожалуйста.
 Губер  взял  гребешок  и  сказал:  —  Можешь  подождать
нас  здесь.
 —  А  почему  это  ему  не  цойти  с  нами?  —  спросила
Мэри  Блисс.
 —  Да  ладно,  я  подожду,—  сказал  Брэд.
 —  Пойдем,  Брэд,—  сказал  я.—  Если  только  хочешь.—
И,  повернувшись  к  Губеру,  я  добавил:  —  Брэд  прямо  с  ра7
боты,  Губе.  И  он  в  рабочей  одежде.  Ничего  здесь  дурного
нет,  понятно?
 Вчетвером  мы  поднялись  по  ступенькам  наверх  и  дол7  .
го  стояли  у  белой  ограды,  глядя  на  горящий  за  нею  огонь*
как  глядят  и  глядели  многие  тысячи  других.  .Правда,  в
это  утро  мы  там  были  одни.
 Не  знаю,  что  при  этом  чувствовали  мои  дети,  но  стояли
они  так  же  тихо,  как  я.
 Ж

Я  думал  о  Кеннеди:  А  немного  спустя  стал  думать  о
Дэйве,  который  лежал  где-то  неподалеку,  в  одпой  из  бес¬
численных  арлингтонских  могил.  Я  бы  даже,  пожалуй,  но
отыскал  ее  теперь.
 А  думал  я  о  Дэйве  вот  что:  исе  это  могло  произойти  с
каждым.  Кому  не  случалось  вести  машину,  возвращаясь
домой  из  гостей?  Теперь  представьте  себе,  что  однажды
вы  были  бы  справедливо  задержаны  за  езду  в  нетрезвом
виде.  И  у  вас  отобрали  бы  права.  И  вам  бы  пришлось  каж¬
дый  день  одолжаться,  просить  кого-то  подвезти  вас  на
службу.  И  это  бы  вас  озлобило,  вы  стали  бы  делать  глупо¬
сти,  больше  пить  и  в  конце  концов  довели  бы  себя  до  по¬
тери  работы  и  до  больничной  койки...  Кому  не  случалось
хоть  раз  превысить  свой  счет  в  банке?  Что,  если  бы  вме¬
сто  того,  чтобы  занять  где-то  денег  и  восполнить  перерас¬
ход,  вы  пустились  бы  в  сомнительные  финансовые  комби¬
нации  и  пришли  к  полному  разорению?..  И  кто,  наконец,
может  поручиться,  что  в  один  прекрасный  день  не  влю¬
бится  до  потери  сознания  в  женщину,  того  не  стоящую,  в
маленькую  хищницу,  которая  разрушит  его  дом  и  погубит
его  самого?
 Да,  дружок  из  Озарка,  как  ни  прочно  ты,  кажется,  око¬
пался  в  жизни,  будь  всегда  начеку  и  готов  к  беде.  Потому
что  мы  уже  знаем:  можно  быть  самым  богатым,  самым
красивым,  наделенным  самой  большой  властью.  Можно
быть  остроумным,  обаятельным,  женатым  на  очарователь¬
ной  женщине,  по  которой  равняется  мода.  Быть  сыном
крепкого,  сильного  человека,  иметь  когорту  могучих  брать¬
ев,  быть  отцом  прелестных  детей,  другом  и  покровителем
мудрейшего  поэта,  счастливчиком,  десять  раз  обманывав¬
шим  смерть.  Быть  самым  молодым  народным  избранником
в  своей  стране,  в  целом  мире...
 А  ничтожный,  взвинченный  человечек,  снайпер  из  яр¬
марочного  тира,  как  в  бреду,  подберется  с  винтовкой  к
окоЩку  —  и  если  палец,  послушный  воспаленному  вообра¬
жению,  нажмет  на  вполне  реальный  спуск,  тебе  конец.
 Даже  если  человек  взыскан  судьбой,  ему  нужно  чуть
побольше,  чем  простая  удача,  чтобы  уцелеть  в  этом  мире.
Но  Как  Же  так,  Дэйв,  начал  было  я  мысленно...  и*  тут  же
прервал  Себя:  «Не  суйся  к  органу,  миссуриец.  Знай  свое
кабацкое  пианино».
 ■  Нельзя  сказать*  *ггобы  от  всех  этих  рассуждений  мне
стало  легче.

Я  твердой  рукой  обнял  Мэри  Блисс,  притихшую,  с  пол¬
ными  слез  глазами.  Посмотрел  на  непривычно  серьезного
Губера,  на  стройного  Брэда;  они  стояли  рядом,  и  младший
казался  почти  одного  роста  со  старшим,  но  плотнее  и  шире
в  плечах.  Сам  не  знаю,  хотел  ли  я  в  эту  минуту,  чтобы  Эл¬
лен  тоже  была  с  нами;  пожалуй,  все-таки  —  да.
 В  голове  у  меня  вертелась  одна  фраза  из  речи  Кенне¬
ди  при  вступлении  на  пост  президента,  и  я  думал:  как  ска¬
зать  ее  одиннадцатилетней  девочке  и  мальчишкам  две¬
надцати  и  семнадцати  лет,  чтобы  она  не  прозвучала  сен¬
тенциозно.
 Не  для  того  мы  здесь,  чтобы  клясть  тьму,  а  для  того,
чтобы  возжечь  светильник.
 В  переводе  на  обыденный  язык  это  выразилось  так:  —
Не  плачь,  девчурка.—  Я  рад  был,  что  они  все  сейчас  около
меня.  Мой  почетный  эскорт.—  Что  ж,  идем,  Мэри  Блисс,
Брэд  и  Губер,  идем?
 Мы  повернулись  и  пошли  —  и  минуту  спустя  Мэри
Блисс  в  своем  клетчатом  джемпере  уже  вприпрыжку  бе¬
жала  вперед.  Губер  припустил  было  за  ней,  но  его  внима¬
ние  привлек  какой-то  огромный  черный  муравей,  ползший
по  земле.  Мы  с  Брэдом,  шагая  бок  о  бок,  точно  приятели,
скоро  нагнали  их.
 —  Пап,  а  может,  мы  и  в  Смитсоновский  успеем?  —
крикнул  Губер.
 —  Потише,  Губер,—  осадил  его  Брэд.
 —  Конечно,  успеем,—  сказал  я,  улыбнувшись  и  сам
стараясь  не  говорить*  слишком  громко.—  Времени  еще
много.
 —  А  там  такие  есть  самолеты,  ца  каких  ты  летал  в
войну?
 —  Не  знаю.  Наверно,  есть.
 Губер  был  вполне  удовлетворен  моим  ответом,  но  мне
хотелось  продолжить  разговор.  Теперь  братья  шагали  ря¬
дом  впереди,  а  Мэри  Блисс  подлезла  под  мою  руку,  и  мы
с  нею  шли  следом.
 —  А  хотите,  мальчики,  я  поучу  вас  летать?  —  сказал  я.
 Брэд  оглянулся  и  кивнул  —  еще  бы,  мол,—  но  тут  же
 отвел  глаза,  словно  усомнившись  в  серьезности  этого  пред¬
ложения.
 —  Может,  начать  теперь  же?  —  сказал  я.—  Вот  вернем¬
ся  в  Скотс-Форт  и  начнем.  У  нас  ведь  есть  заводской  са¬
молет.  Ну  как,  Губер?
 330

Но  Губер  думал  о  чем-то  другом.  О  войне,  может  быть.
Он,  конечно,  слышал  мой  вопрос,  но  не  ответил.  За  него
ответила  Мэри  Блисс.  Она  крепче  прижалась  ко  мне,  и  я
прочел  в  ее  глазах  трогательную  надежду,  которую  она  не
решалась  при  братьях  высказать  вслух.
 —  Тебя  тоже,  Мэри  Блисс,—  шепнул  я,  благодарный
ей  за  это.—  Тебя  тоже  поучу,  малышка.
 Брэд  услышал,  оглянулся  и  снова  кивнул.  Мой  боль¬
шой  сын.  Кивнул  с  одобрением.  И  я  увидел,  что  вот  сей¬
час  он  улыбнется,  побежит  бегом  к  оставленному  у  ворот
рюкзаку  и  сцепится  с  Губером,  который  тоже  захочет  его
нести.  И  у  всех  троих  уже  будет  совсем  другое  в  голове.
На  то  они  и  дети.

СОДЕРЖАНИЕ
 А.  Николюкин.  Куда 	идет 	Америка, 	или 	вопрос
 без  ответа 	. 	.  .  г 	5
 Часть  первая 		 ........ 	17
 Часть  вторая 	. 	. 	. 	.   	 106
 Часть  третья 		212

ИЗДАТЕЛЬСТВО  «ПРОГРЕСС»
 РЕДАКЦИЯ  ХУДОЖЕСТВЕННОЙ  ЛИТЕРАТУРЫ
ГОТОВИТ  К  ИЗДАНИЮ  В  1972  ГОДУ:
 ЛАУРИ,  Малькольм.  Избранные  произведения.
Серия  «Мастера  современной  прозы».  Перевод
с  английского.
 В  сборник  избранных  произведений  известного  канад¬
ского  писателя  М.  Лаури  входят  роман  «У  подножия  вул¬
кана»,  вдвесть  «Лесная  тропинка  к  источнику»  и  рассказы
«Самая  смелая  лодка»,  «Странное  утешение»  и  «Джин  и  зла¬
тоцвет».
 В  романе  передана  напряженная  атмосфера  кануна  вто¬
рой  мировой  войны.  Описываемые  события  происходят  в
течение  одного  дня,  в  ноябре  1939  года,  в  Мексике,  в  вы¬
мышленном  городке  Куаунауак.  Этот  день  —  последний  в
жизни  Джеффри  Фирлина,  бывшего  британского  консула  в
Куаунауаке,  которого  убивают  бандиты.  Писатель  показы¬
вает  нравственное  расщепление  и  деградацию  буржуазного
миропорядка.
 В  рассказах  Лаури  действуют  сильные  люди,  избравшие
в  отличие  от  героя  романа  активное  отношение  к  жизни.

ИЗДАТЕЛЬСТВО  «ПРОГРЕСС»
 РЕДАКЦИЯ  ХУДОЖЕСТВЕННОЙ  ЛИТЕРАТУРЫ
ГОТОВИТ  К  ИЗДАНИЮ  В  1972  ГОДУ:
 'ГАРДНЕР,  Леонард.  Город  жирных.  Роман,
Перевод  с  английского.
 Герои  небольшого  романа  молодого  американского  пи¬
сателя  —  боксеры.  Впрочем,  бокс  для  них  —  это  не  более
чем  опасный,  жестокий  способ  поддерживать  свое  суще¬
ствование;  поэтому,  проведя  очередной  бой  и  заработав
несколько  десятков  долларов,  они  покидают  ринг  и  воз¬
вращаются  к  нему  вновь,  лишь  когда  к  этому  их  вынуж¬
дает  безысходность.
 Произведение  Л.  Гарднера  —  это  книга  не  только  о
~  спорте,  но  и  о  жизни  трудового  народа  Америки,  о  сезон¬
ных  рабочих  на  овощных  и  фруктовых  плантациях,  о  со¬
циальных  контрастах  «города  жирных»  —  столицы  «золо¬
того  штата»  Калифорнии.
 Незаурядный  литературный  талант  и  острота  социаль¬
ного  видения  американского  прозаика,  несомненно,  привле¬
кут  к  его  книге  внимание  советского  читателя.

ИЗДАТЕЛЬСТВО  «ПРОГРЕСС»
 РЕДАКЦИЯ  ХУДОЖЕСТВЕННОЙ  ЛИТЕРАТУРЫ
ГОТОВИТ  К  ИЗДАНИЮ  В  1973  ГОДУ:
 ОУТС,  Джойс  Кэрол.  Сад  земных  восторгов*
Роман.  Рассказы.  Перевод  с  английского.
 Книги  Джойс  Кэрол  Оутс  (р.  1938)  —  одно  из  самых
примечательных  явлений  в  литературе  США  конца  60-х  —
начала  70-х  годов.
 В  романе  «Сад  земных  восторгов»  автор,  следуя  тради¬
циям  критического  реализма,  стремится  воссоздать  широ¬
кую  панораму  социальной  и  нравственной  жизни  США
последних  десятилетий.  Клара,  дочь  сезонного  сельскохо¬
зяйственного  рабочего,  и  ее  сын  Стивен  —  главные  герои
этого  повествования.  Их  повседневная  борьба  за  существо¬
вание/  увенчанная  иллюзорным  «успехом»,  призвана,  в
глазах  Оутс,  доказать  непреложную  истину:  богатство  и
власть  не  способны  озарить  жизнь  человека  высоким  духов¬
ным  смыслом.
 Рассказы  Дж.  К.  Оутс,  взятые  из  сборников  «Над  мча¬
щимся  потоком»  и  «Любовный  круг»  расширят  представ¬
ление  о  проблематике  и  своеобразии  творческой  манеры
молодой  американской  писательницы.

ИЗДАТЕЛЬСТВО  «ПРОГРЕСС»
 РЕДАКЦИЯ  ХУДОЖЕСТВЕННОЙ  ЛИТЕРАТУРЫ
ГОТОВИТ  К  ИЗДАНИЮ  В  1973  ГОДУ:
 МАЛЬЦ,  Альберт.  Рассказ  об  одном  январе.
Повесть.  Перевод  с  английского.  Серия  «Совре¬
менная  зарубежная  повесть».
 В  «Рассказе  об  одном  январе»  прогрессивный  амери¬
канский  писатель  выступает  страстным  обличителем  фа¬
шизма.  Герои  книги  —люди  разных  стран,  оказавшиеся
жертвами  нацистской  агрессии,  перенесшие  ужасы  гитле¬
ровских  концлагерей.
 Перед  нами  шесть  узников  Аушвица  (Освенцима),  бе¬
жавших  во  время  эвакуации  лагеря  в  январе  1945  года  и
пробирающихся  через  фронтовую  полосу  навстречу  совет¬
ским  войскам.  Лишь  двое  беглецов  остаются  в  живых,  спа¬
сенные  ценой  жизни  своих  товарищей.  Они  несут  людям
правду  о  пережитом  и  память  о  высокой  способности  чёь
ловека  к  самопожертвованию  во  имя  гуманизма.
 Редактор  С.  Белокриницкая
Художник  В.  Алексеев
Художественный  редактор  А.  Купцов
Технический  редактор  Я.  Рабина
Корректор  Э.  Зельдес
 Сдано  в  производство  27/1Х  1971  г.  Подписано  к  печати  29/ХП  1971  г.
Бумага  №  I»  84X1087»,  бум.  л.  б1  Л.  печ.  л.  17,64,  Уч.-изд.  л.  18,24.  Изд.  №  12922
Цена  1  р.  11  к.  Зак.  №  28
 Издательство  сПрогресс»
 Комитета  по  печати  при  Совете  Министров  СССР
Москва,  Г-21,  Зубовский  бульвар,  21
 Главполиграфпром  Комитета  по  печати  при  Совете  Министров  СССР.
Отпечатано  в  ордена  Трудового  Красного  Знамени  Ленинградской  типо¬
графии  №  2  им.  Евг.  Соколовой,  Измайловский  пр.,  29,  с  матриц  Первой
Образцовой  типографии  им.  А.  А.  Жданова.  Москва,  М-54,  Валовая,  28.