ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ~
ДОКУМЕНТЫ, ИССЛЕДОВАНИЯ, ПЕРЕВОДЫ
КРАТКАЯ
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ МИРА
ОТ ПАЛЕОЛИТА ДО НАШИХ ДНЕЙ
Рондо Камерон
серия
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
ДОКУМЕНТЫ, ИССЛЕДОВАНИЯ, ПЕРЕВОДЫ
Rondo Kameron
A CONCISE
ECONOMIC HISTORY OF THE WORLD
From Paleolithic Times to the Present
Second Edition
New York Oxford
Oxford University Press
1993
Рондо Камерон
КРАТКАЯ
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ МИРА
ОТ ПАЛЕОЛИТА ДО НАШИХ ДНЕЙ
Москва
РОССПЭН
2001
ББК 63.3-2
К 18
К
Данное издание выпущено в рамках программы
Центрально-Европейского Университета «Translation Project»
при поддержке Центра по развитию издательской деятельности
(OSI — Budapest) и Института «Открытое общество»
(Фонд Сороса) — Россия
This translation of a CONCISE ECONOMIC HISTORY
OF THE WORLD, second edition, originally published in English
in 1993 is published by arrangement with Oxford University Press, Inc.
Данный перевод второго издания книги «Краткая экономическая
история мира», впервые опубликованного на английском языке в
л 1993 г., издается по соглашению с издательством  . '
»*	«Oxford University Press»	' '
А •;	  О
Перевод с английского Е.Н.Шевцовой
Научный редактор к.э.н. С.А.Афонцев
Камерон Р.
К 18 Краткая экономическая история мира. От палеолита
до наших дней / Пер. с англ. — М.: «Российская политичес-
кая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. — 544 с., илл.
Книга известного американского экономического историка рас-
крывает перед читателем широкую картину экономической дея-
тельности человечества на протяжении тысячелетий его известной
истории. В научно строгой, но в то же время яркой и доступной
манере излагаются главные вехи экономической истории основных
регионов мира, выделяются и интерпретируются ключевые черты
и тенденции экономической эволюции на протяжении различных
исторических периодов. Книга снабжена обширной аннотирован-
ной библиографией.
Книга адресована профессиональным историкам и экономис-
там, студентам, изучающим исторические и экономические дисцип-
лины, а также всем интересующимся экономической историей че-
ловечества.
ISBN 5 - 8243 - 0285 - 5
© Перевод — «Российская политичес-
кая энциклопедия», 2001
© 1993 by Oxford University Press, Inc.
New York, N.Y. USA.
© Серия — «Российская политическая
энциклопедия», 2001
Моим внукам
Лукасу, Марго Лиль,
Киле, Грэхему Зэйн

Предисловие
Первое издание этой книги увидело свет в мае 1989 г., неза-
долго до драматических событий, которые полностью изменили
экономический и политический пейзаж Восточной Европы и быв-
шего Советского Союза. Соответственно, главная цель данного но-
вого издания состоит в том, чтобы проанализировать эти события
и поместить их в надлежащий исторический контекст. Это сдела-
но в новой 16 главе, которая также содержит информацию о пос-
ледних тенденциях развития Европейского сообщества, дает исто-
рическую перспективу войны в Персидском заливе и рассказывает
о некоторых других недавних событиях. Конечно, я не могу га-
рантировать, что ко времени публикации не произойдут новые со-
бытия, которые могут вновь потребовать обновления материала.
Я воспользовался возможностью исправить некоторые ошибки,
обнаруженные в первом издании, пополнить статистические дан-
ные и библиографию и внести в текст определенные изменения. В
частности, я дополнил главу 4, посвященную описанию незапад-
ных экономик, которую некоторые критики справедливо посчита-
ли чрезмерно краткой.
Я благодарен Сьюзан Ханна из издательства Оксфордского
университета и Пэту Ричардсону из Университета Эмори за ока-
занную ими помощь.
Атланта.
Январь 1992 г.	*'	Р.К.
Предисловие к первому изданию
Я начал писать эту книгу как учебник по европейской эконо-
мической истории для студентов младших курсов. Я пользовался
черновиками глав при чтении курсов по этому предмету и, пола-
гаю, с этой же целью в основном и будет использоваться эта
книга. Однако я надеюсь, что она также послужит учебником по
курсам (получающим все большее распространение) мировой,
международной и сравнительной экономической истории, а также
материалом для дополнительного изучения в курсах по экономи-
ческой истории США, Северной Америки и Тихоокеанского бас-
сейна. Я также хотел бы порекомендовать ее в качестве дополни-
тельной литературы по курсам экономического развития, боль-
шинство из которых страдают от недостатка исторического кон-
текста.
После долгих размышлений о названии я остановился на
«Краткой экономической истории мира» по настоятельным сове-
там многих друзей и с надеждой, что книга также заинтересует
широкого читателя. Отчасти в силу этих соображений я умыш-
ленно излагал материал в сжатой форме, как на то указывает
само название книги. Это само по себе поставило передо мной
множество проблем в отборе материала и его интерпретации. Что
включать в книгу, а что — нет? Как изложить сложные и спорные
вопросы? Я стремился представить фактический материал насколь-
ко возможно ясно и кратко, но в то же время я не уклонялся от
изложения своей собственной интерпретации спорных тем.
Специалисты заметят, что я по большей части избегал таких
устоявшихся терминов, как капитализм, меркантилизм и про-
мышленная революция. Несмотря на то, что в профессиональном
исследовании эти термины могут порой служить как удобные со-
кращения или вербальные обозначения сложных комбинаций со-
бытий или идей, они очень легко обрастают стереотипами. В дей-
ствительности эти термины слишком часто вводят даже опытных
ученых в искушение отказаться от анализа фундаментальных со-
бытий или идей, вместо того, чтобы использовать эти термины в
качестве орудий такого анализа.
Большая часть моих собственных исследований первоисточни-
ков ограничивалась XIX в. и, по некоторым темам, XVIII и
XX вв. Таким образом, при изложении материала по всем
предыдущим столетиям (а также по многим темам для упомяну-
8
тых периодов) я опирался на работы других авторов. Степень
моей зависимости от этих исследований отражена, хотя и не в
полной мере, в аннотированной библиографии, которая по боль-
шей части содержит книги на английском языке. Однако кроме
изданий, перечисленных в ней, я также использовал книги и осо-
бенно журнальные статьи и монографические исследования на
других языках.
Мои взгляды по многим вопросам сформировались под влия-
нием библиотечных и архивных изысканий, а также моего лично-
го опыта. Мне приятно думать, что мое детство, проведенное на
техасской ферме в 1930-х гг., способствовало лучшему пониманию
некоторых вопросов аграрной истории. В 1960-х гг. я провел два
года в Южной Америке в качестве представителя Фонда Рокфел-
лера. В 1976 г. я много путешествовал по Африке под эгидой Ин-
формационного агентства США. Я также много ездил по Восточ-
ной Европе и СССР, включая Среднюю Азию и Армению. Этот
опыт во многом повлиял на мое понимание процесса экономи-
ческого развития в условиях как плановой, так и рыночной эко-
номики. Кратковременное пребывание в качестве приглашенно-
го профессора университета Кэйо в Токио весной 1987 г., с лю-
безного приглашения профессора Акира Хаями, дало мне воз-
можность лучше познакомиться с экономической историей Япо-
нии.
Некоторые критики, несомненно, посчитают название моей
книги чрезмерно амбициозным («историю мира» трудно изложить
«кратко»). С другой стороны, многие обвинят меня в европоцент-
ризме. В свою защиту могу сказать, что события в Европе, осо-
бенно в течение последнего тысячелетия, оказывали определяю-
щее влияние на формирование современного мира, пониманию ко-
торого призвана способствовать эта книга. В главе 4 описываются
некоторые черты неевропейских экономик накануне европейской
экспансии; в последующих главах обсуждается влияние Европы
на остальной мир и обратное влияние последнего на Европу.
Эта книга писалась очень долгое время. Некоторые пассажи из
главы 3 впервые появились во вступительной лекции к курсу эко-
номической истории новейшего времени, который я читал в Йель-
ском университете в 1951 г. Другие главы в течение многих лет
писались и переписывались в результате моих собственных иссле-
дований, чтения литературы, вопросов моих студентов и замеча-
ний моих коллег. Конечный вариант книги очень сильно отлича-
ется от первоначального.
Многие годы, пока писалась эта книга, мне в той или иной
форме оказывало содействие такое количество людей, что я при
всем старании не смог бы выразить здесь свою признательность
им всем, даже если бы я помнил их поименно. Покойный профес-
сор Йельского университета Роберт С. Лопес сделал подробный
критический разбор первых трех глав книги незадолго до своей
9
безвременной кончины. Среди других друзей и коллег, которые
прочитали части рукописи, были профессор Джером Блюм (Прин-
стонский Университет), профессор Якоб Финкельштейн (Йель-
ский Университет), покойный профессор Майкл Флинн (Эдин-
бургский Университет), профессор Рейнер Флемдлинг (Гронин-
ген), профессор Кристоф Гламман (Копенгаген), профессор
Джон Комлос (Питтсбург), мисс Миллисент Ламбер, профессор
Дэвид Митч (Университет Мэриленда, графство Балтимор), про-
фессор Кларк Нардинелли (Клемсон), профессор Джонатан
Прюд (Университет Эмори), профессор Ричард Силла (Универ-
ситет штата Северная Каролина), доктор Мария Тодорова
(София, Болгария) и профессор Мира Уилкинс (Международный
университет Флориды). Беседы с коллегами с пяти континентов
помогли мне более ясно выразить свои идеи и освободиться от не-
которых ошибок. Признавая свою собственную ответственность за
те ошибки, которые могут оставаться в тексте, я бы хотел выра-
зить особую признательность за замечания Т.Баркеру (Лондон),
Ивану Беренду (Будапешт), Ж.-Ф.Бергеру (Цюрих), Карло М. Чи-
полла (Университеты Пизы и Беркли), Э.В.Коутсу (Ноттингем),
Д. Коулмену (Кембридж), Роберто Кортесу Конде (Буэнос-
Айрес), Франсуа Крузе (Париж), Вольфраму Фишеру (Берлин),
Р.М.Хартвеллу (Оксфорд и Чикаго), Леннарту Йорбергу (Лунд-
ский Университет), Эрику Лэмпарду (Стоуни Брук), Дэвиду Лэн-
десу (Гарвард), Ангусу Мэддиссону (Гронинген), Питеру Матиа-
су (Кембридж), Уильяму Н. Паркеру (Йельский Университет),
Карлосу М. Пеле (Рио-де-Жанейро), Т.Смуту (Сант-Эндрюс),
Ричарду Тилли (Мюнстер), Габриэлю Тортелла (Мадрид) и Хер-
ману Ван дер Вее (Лувен). Я очень обязан за дружескую критику
профессору Чарльзу П. Киндлбергеру (Массачусетский Техноло-
гический Йнститут), который за очень короткое время прочитал
всю рукопись и сделал множество замечаний, не все из которых я
принял по причинам, известным нам обоим. Я благодарен сотруд-
никам издательства Оксфордского университета в Нью-Йорке,
особенно Мэрион Осмун, за их терпение, понимание и помощь.
Я также хочу выразить большую признательность помогавшим
мне организациям. Мемориальный фонд Джона Саймона Гугген-
хайма предоставил мне стипендию в 1969—1970 гг. (перенесен-
ную на 1970—1971 гг.) для других исследований, но в течение
этого года я завершил черновик первых трех глав. Фонд Рокфел-
лера пригласил меня на месяц поработать в Италии в Вилла Сер-
белонни (Белладжио) летом 1971 г., где я доработал эти чернови-
ки. 1974 — 1975 академический год я провел в качестве исследова-
теля в Международном научном центре имени Вудро Вильсона в
Смитсонианском институте (Вашингтон, округ Колумбия), где я
смог написать черновики нескольких глав, одновременно работая
над другим проектом. В 1980 — 1981 гг. полученный от Фонда
Рокфеллера грант по гуманитарным наукам, опять же выделен-
10
ный для других исследований, дал мне время для доработки дру-
гих глав, уже написанных в черновиках. Наконец, отпуск, предо-
ставленный Университетом Эмори в 1986 — 1987 гг., позволил мне
завершить основную работу над рукописью.
Мисс Арлен Де Бевуаз набрала текст рукописи, сделав многие
ценные замечания, и помогла подготовить указатель.
'Г	' 1
Атланта, Джорджия
Август 1988 г.	Р.К.
Глава 1
ВВЕДЕНИЕ: ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
Почему одни страны богаты, а другие бедны? Этот, казалось
бы, простой вопрос составляет самую суть одной из ключевых
проблем современного мира — проблемы неравномерного эконо-
мического развития. Только проблемы войны и мира, роста наро-
донаселения и сохранения благоприятной окружающей среды, яв-
ляющейся условием выживания человечества, являются проблема-
ми столь же высокого ранга. Из-за неравномерного экономическо-
го развития происходили революции и государственные переворо-
ты; тоталитарные режимы и военные диктатуры лишали целые
страны политической свободы, а многих людей — их личной сво-
боды и даже жизни. Миллионы людей умерли ужасной и бес-
смысленной смертью от голода, недоедания и болезней — не по-
тому, что продовольствие и другие ресурсы в принципе отсутство-
вали, а потому, что они не могли быть доставлены нуждающимся.
Соединенные Штаты и ряд других богатых стран израсходовали
миллиарды долларов в благом намерении помочь своим менее бла-
гополучным соседям. Но несмотря на эти усилия, пропасть между
уровнем доходов относительно небольшого числа богатых стран и
огромного большинства бедных не только сохраняется, но и рас-
ширяется год от года.
Ситуация выглядит парадоксальной. Если одни страны бога-
ты, а другие бедны, то почему бедные нации не перенимают прак-
тические методы и политические меры, которые сделали других
богатыми? В действительности такие попытки предпринимались,
но в большинстве случаев они не имели большого успеха. Пробле-
ма гораздо сложнее, чем она выглядит на первый взгляд. Прежде
всего, не существует единого мнения о том, какие именно методы
хозяйствования обеспечили богатым странам более высокий уро-
вень доходов. Во-вторых, даже если бы такое единое мнение су-
ществовало, нет никакой уверенности в том, что схожие методы и
схожая политика произведут аналогичные результаты в иных гео-
графических, культурных и исторических условиях, которые ха-
рактерны для стран с низким уровнем дохода. Наконец, хотя этой
проблеме было посвящено множество исследований, учеными пока
еще не разработана теория экономического развития, которая
могла бы претендовать на универсальность.
12
Существует множество подходов к изучению экономического
развития, которые, к счастью, не являются взаимоисключающи-
ми. Исторический подход, использованный в этой книге, не имеет
целью выработать всеобщую универсально применимую теорию
экономического развития. Исторический анализ, в отличие от дру-
гих подходов, может сосредоточиться на поиске истоков сущест-
вующего ныне неравенства в уровне развития. Правильная иден-
тификация истоков проблемы не может сама по себе гарантиро-
вать определение эффективного рецепта борьбы с ней, однако, не
поставив диагноза, едва ли можно надеяться вылечить недуг. С
другой стороны, фокусируя внимание на примерах экономическо-
го роста и упадка в прошлом, исторический подход выявляет
фундаментальные основы экономического развития, не отвлека-
ясь на вопросы об эффективности или желательности конкретных
политических мероприятий, направленных на решение текущих
проблем. Другими словами, этот подход способствует объектив-
ности и ясности мысли.
Политики и многочисленные эксперты, несущие ответствен-
ность за определение и проведение в жизнь политики развития,
зачастую игнорируют потенциальный вклад исторического анали-
за в решение проблем современности, полагая, что нынешняя си-
туация уникальна и, следовательно, история не может ничего дать
для ее понимания. Такая точка зрения содержит двойную ошибку.
Во-первых, те, кто не обладают необходимыми знаниями относи-
тельно прошлого, не вправе формулировать обобщения о нем. Во-
вторых, упомянутая точка зрения отрицает единообразие, сущест-
вующее в природе, включая поведение человека и поведение соци-
альных институтов; меж тем именно на предположении о таком
единообразии основано все научное познание. Такое отношение
показывает, сколь легко бывает без учета исторического прошлого
принять признаки проблемы за ее причины.
Данная книга предлагается в качестве введения в изучение как
экономической истории, так и теории экономического развития. В
то же время она ни в коей мере не претендует на всеобъемлющий
характер. Существует множество причин для изучения истории
безотносительно к возможности использовать ее для решения со-
временных практических задач. В свою очередь, для полного по-
нимания проблемы экономического развития должны использо-
ваться и другие методы изучения, помимо исторического. В этом
общем обзоре экономического развития человечества с доистори-
ческих времен до наших дней подчеркиваются определенные
«уроки истории». Хотя, с точки зрения некоторых историков, их
функция состоит в том, чтобы «дать фактам говорить самим за
себя», на самом деле «факты» отвечают только на конкретные во-
просы, поставленные аналитиком, который имеет с ними дело.
Постановка таких вопросов неизбежно включает в себя сознатель-
13
ный или бессознательный процесс их отбора, особенно в таком ко-
ротком и обзорном труде, как этот.
Прежде чем мы начнем историческое описание, необходимо
дать определение некоторых терминов и сформулировать базовые
концепции, полезные для последующего анализа1.	4,.
Развитые и слаборазвитые страны /
В 1990 г. среднегодовой доход на душу населения жителей Со-
единенных Штатов составлял приблизительно 21000 долл. В
Швейцарии, наиболее процветающей стране Европы, он составлял
более 29000 долл. Для Западной Европы в целом средняя цифра
составляла свыше 18000 долл. Население этих стран, вместе с Ка-
надой, Австралией и Новой Зеландией, составляет менее 14% ми-
рового населения, но на их долю приходится примерно 58% миро-
вого дохода и более 86% мирового промышленного производства.
Если прибавить к ним Японию, то эти цифры возрастут до 16%
населения, 70% дохода и 90% промышленного производства.
Большая часть остального промышленного производства произво-
дилась в бывшем Советском Союзе и социалистических странах
Восточной Европы, на которые в совокупности приходится около
8% мирового населения.
Если взять другой полюс, то среднегодовой доход на душу на-
селения в Мозамбике (вероятно, самой бедной стране мира) со-
ставляет менее 100 долл., в Эфиопии — около 120 долл., в
Индии — около 340 долл., а в Индонезии — около 500 долл. В
КНР, население которой составляет более одной трети населения
земного шара, среднедушевой доход составляет, по имеющимся
оценкам, порядка 350 долл. Доход на душу населения в Латин-
ской Америке варьируется от 620 долл, в Боливии до 2540 долл,
в Бразилии, хотя последняя цифра постепенно снижается. Табли-
ца 1.1 содержит показатели дохода на душу населения в 1989 г.
по репрезентативной выборке стран.
В целом в 1990 г. была 41 страна, где доход на душу населе-
ния был ниже 500 долл., и еще 53 страны, где средний доход со-
ставлял от 500 до 5000 долл. Страны этих двух категорий назы-
вают по-разному — «бедные страны», «страны с низким уровнем
дохода» и «слаборазвитые страны» (или, как эвфемизм, «менее
развитые» или «развивающиеся» страны). Очевидно, что, с уче-
том низкого уровня доходов, эти страны бедны, но почему о них
можно говорить как о слаборазвитых?
1 Остальная часть этой главы написана для читателей, не имеющих
экономической подготовки. Читатели, имеющие достаточные познания в
области экономической теории, могут ее просто пролистать или вообще
пропустить.
14
Таблица 1.i :
Валовой национальный продукт на душу населения, 1989 г.
(в ценах 1989 г.)
Страны с высоким уров- нем дохода, средний по- казатель	18330	Страны со средним уровнем дохода (нижняя группа), средний показатель	1360
Швейцария	29880	Мексика	2010
Япония	23810	Турция	1370
Соединенные Штаты	20910	Таиланд	1220
ФРГ	20440	Сальвадор	1070
Великобритания	14610	Египет	640
Израиль	9790	Боливия	620
Испания	9330		
Страны со средним уров- нем дохода (верхняя группа), средний показа- тель	3150	Страны с низким уровнем дохода, средний показатель	330
Греция	5350	Индонезия	500
Португалия	4250	Гаити	360
Югославия	2920	Китай	350
Венгрия	2590	Индия	340
Южная Африка	2470	Бангладеш	180
Бразилия	2540	Мозамбик		80
Источник. World Bank, World Development Report, 1991. New York,
1991.
Рассмотрение статистических данных о доходе на душу насе-
ления является, в лучшем случае, очень грубым способом оценки
уровня экономического развития. Прежде всего, эти данные носят
приблизительный характер. Более того, по ряду технических при-
чин, международное сопоставление данных о доходах особенно
ненадежно. Однако существуют другие показатели экономическо-
го развития, хотя и менее глобальные или всеобъемлющие, но
более наглядные. В Таблице 1.2 представлены некоторые из них.
Вследствие высокого уровня смертности ожидаемая продолжи-
тельность жизни при рождении в слаборазвитых странах Азии,
Африки и Латинской Америки варьируется от 40 до 69 лет, в то
время как в Западной Европе и Северной Америке она существен-
но превышает 70 лет. Детская смертность особенно высока в бед-
15
ных странах. В свете этих цифр не кажется удивительным, что
уровень здравоохранения значительно более высок в богатых
странах: в Соединенных Штатах на одного врача приходится при-
близительно 470 человек, в Швейцарии около 700, в Австрии —
323, в то время как в Боливии — 1540 человек, в Китае — 20000,
а в Эфиопии — 78000! Можно использовать еще более прозаичес-
кие показатели: на каждую тысячу человек в США приходится
700 автомобилей, во Франции — 450, в Эквадоре — 41, в Танза-
нии — 3, а в Бирме - лишь 1,3.
Таблица 1.2
Показатели экономического развития в некоторых странах
	Коэффици- ент рождаемости (1989 г.)	Коэффициент смертности (1989 г.)	Ожидаемая продолжатель ность жизни при рождении, лет (1989 г.)	Количество людей на одного врача (1984 г.)
Страны	; 1 с высоким уровнем дохода				
Соединенные Штаты	15	9	76	470
Швейцария	12	10	77	700
Великобритания	14	11	76	
Испания	12	8	77	320
Япония	11	7	79	660
Страны со средним уровнем дохода				
Боливия	42	13	54	1540
Египет	32	10	60	770
Венгрия	12	13	70	310
Мексика	28	6	69	1242
Страны с низким уровнем дохода				
Индонезия	27	9	61	9460
Китай	22	7	70	1010
Индия	31	11	58	2520
Гаити	36	13	55	7130
16
»	к-	Потребление энергии (кг нефтяного эквивалента)	Структура валового внутреннего продукта, 1988 г. (в %)			Доля городского населения, 1985 г. (в %)	Число телефонов на 1000 человек	Число телевизоров на 1000 человек
		Сельское хозяйство	Промышленность	Сфера услуг			
Страны с высоким уровнем дохода							
США	7655	2	43	54	75	760	813
Швейцария	4193	*	♦	*	60	855	411
Великобритания	3736	2	42	56	89	517	534
Испания	1902	6	37	57	78	396	322
Япония	3306	3	41	57	77	555	585
Страны со средним уровнем дохода							
Боливия	249	24	27	49	51	29	76
Египет	607	21	25	54	46	28	83
Индонезия	229	24	36	40	30	5	39
Мексика	1305	8	35	56	72	96	117
Страны с низким уровнем дохода							
Чад	18	47	18	35	29	*	*
Китай	580	32	46	21	53	7	10
Эфиопия	20	42	17	41	13	3	1.6
Индия	211	32	30	38	27	6	7
* Данные отсутствуют
Источники: World Bank, World Development Report, 1990. New
York, 1990; World Bank, World Development Report, 1991. New York,
1991; United Nations Demographic Yearbook 1989. New York, 1990.
Рост, развитие и прогресс
В повседневной речи термины рост, развитие и прогресс за-
частую используются как синонимы. Однако для научных целей
их необходимо различать, даже если различие это носит несколь-
17
ко произвольный характер. Экономический рост определяется в
этой книге как устойчивое повышение совокупного производства
товаров и услуг в рассматриваемом обществе. В последние десяти-
летия его объем измеряется в терминах национального дохода
либо валового национального продукта (ВНП). (С точки зрения
статистики существует небольшая разница между ВНП и нацио-
нальным доходом, который немного меньше, чем ВНП, но в силу
ряда причин в нашей книге это различие будет игнорироваться;
оба показателя почти всегда изменяются в одном направлении.
Иногда используется также другой показатель, валовой внутрен-
ний продукт (ВВП). Его величина обычно занимает промежуточ-
ную позицию между ВНП и национальным доходом.) Хотя для
более ранних эпох данных о национальном доходе не существует,
в некоторых случаях можно получить их оценки. В любом случае,
даже не имея количественных показателей, на основе косвенных
данных, как правило, можно определить, что происходило с вало-
вым продуктом в течение какого-либо периода — возрастал ли он,
падал или оставался примерно неизменным.
Рост валового производства может иметь место либо в резуль-
тате увеличения затрат факторов производства (земля, труд, ка-
питал), либо в результате более эффективного использования
прежнего объема факторов. Если численность населения возраста-
ет, то возможен рост валового производства при неизменном про-
изводстве на душу населения. Последнее может даже сократиться,
если темп роста численности населения превышает темп роста
производства, как это наблюдалось в последние годы в слабора-
звитых странах. В интересах сравнения уровней благосостояния об
экономическом росте имеет смысл говорить только тогда, когда про-
исходит увеличение производства в расчете на душу населения.
Проблемы возникают также при сопоставлении объемов произ-
водства в двух различных обществах или в одном и том же обще-
стве в разные моменты времени. Тому есть две причины. Как пра-
вило, национальный доход и сходные показатели имеют денежное
выражение, однако ценность денежных единиц подвержена суще-
ственным колебаниям и их сравнение часто сопряжено с серьезны-
ми трудностями. В принципе, необходимо построить показатель
«реального» дохода, т.е. дохода, который измеряется в единицах
постоянной реальной ценности. Мы не будем здесь касаться прак-
тических трудностей, связанных с конструированием подобных
показателей, но читателю необходимо помнить о них при рассмот-
рении сопоставлений, с которыми он встретится в данной книге1.
1 Для краткого и не перегруженного техническими деталями знаком-
ства с проблемами сравнения реального дохода см. работу: Usher D. Rich
and Poor Countries. L., 1966. Великолепный обзор истории вопроса и
проблем использования и расчета показателей национального дохода
можно найти в работе: Студенский П. Доход наций. Теория, измерение и
анализ: прошлое и настоящее. М., 1968.
18
Вторая проблема связана со сравнением стоимостных объемов
производства в двух экономиках, структура которых сильно раз-
личается, — например, когда выпуск в одной экономике состоит
преимущественно из сельскохозяйственных продуктов, потребляе-
мых без промышленной переработки (или после незначительной
переработки), а выпуск второй экономики — из готовых промыш-
ленных товаров. Эта проблема не имеет простого и определенного
решения, но обычно связанные с ней количественные аспекты со-
поставления не препятствуют продуктивному анализу.
Экономическое развитие, в том смысле, в котором этот тер-
мин употребляется в настоящей книге, означает экономический
рост, сопровождаемый значительными структурными или органи-
зационными изменениями в экономике, такими как переход от
замкнутого натурального хозяйства к ориентации на рынок и тор-
говлю или рост доли промышленности и сферы услуг в совокуп-
ном объеме производства за счет снижения доли сельского хозяй-
ства. Эти структурные или организационные изменения могут
быть причиной экономического роста, но это вовсе не обязатель-
но. Иногда причинно-следственная связь имеет противоположное
направление или же оба изменения могут быть результатом каких-
то иных перемен внутри или вне экономики. Концепции экономи-
ческой структуры и структурных изменений обсуждаются более
подробно далее в этой главе.
Экономический рост, как он определен здесь, является обрати-
мым процессом, т.е. он может смениться спадом. В принципе эко-
номическое развитие также является обратимым, хотя организаци-
онные формы и экономические структуры редко возвращаются к
прежнему своему состоянию. Чаще бывает, что в течение значи-
тельного периода экономического спада появляются определенные
формы экономической деградации — возвращения к более про-
стым формам организации, хотя и не аналогичным тем, что суще-
ствовали раньше.
Экономический рост и развитие обычно рассматриваются как
«желательные» процессы, однако в принципе они носят чисто тех-
нический характер и могут измеряться и описываться безотноси-
тельно к этическим нормам. Не так просто обстоит дело с поняти-
ем экономического прогресса, если ему не давать крайне ограни-
ченного толкования. В системе координат современной западной
этики рост и развитие часто отождествляются с прогрессом, одна-
ко связь между ними далеко не всегда столь однозначна. В соот-
ветствии с некоторыми этическими доктринами рост материально-
го благосостояния рассматривается как фактор, вредный для ду-
ховной природы человека. Даже по современным стандартам воз-
росшее производство химического, биологического и ядерного
оружия, а также использование производственных процессов, от-
равляющих окружающую среду, хотя и являются признаками эко-
номического роста, едва ли могут восприниматься в качестве при-
знаков прогресса.
19
Еще одной причиной, по которой экономический рост и разви-
тие не могут быть автоматически приравнены к прогрессу, являет-
ся тот факт, что рост дохода на душу населения ничего не говорит
нам о распределении этого дохода. Что является «хорошим» или
«плохим» распределением дохода — это нормативный вопрос, от-
носительно которого экономическая теория может сказать очень
мало. Она может дать ответ на вопрос о том, какой вид распреде-
ления дохода более благоприятен для роста при определенных ус-
ловиях, но с этической точки зрения это равносильно логическому
порочному кругу. Исходя из некоторых этических установок,
можно сказать, что более низкий, но равномерно распределенный
доход на душу населения следует предпочесть высокому среднему
доходу, который распределен крайне неравномерно. Однако такие
доводы лежат вне сферы внимания данной книги. В дальнейшем
проблемы роста и развития будут описываться и анализироваться
безотносительно к концепции прогресса.
 f!'f	ПТ.П7-
*' Детерминанты экономического развития v
Классическая экономическая наука выработала трехчленную
классификацию «факторов производства» — земля, труд и капи-
тал. (Иногда выделяется четвертый фактор — предприниматель-
ство, т.е. усилия или таланты по объединению и организации со-
вместного использования трех других факторов.) В любой данный
период времени при некоторых допущениях, которые будут опре-
делены позднее, объем совокупного производства определяется
количеством используемых факторов производства. Такая класси-
фикация и различные формулы, которые могут быть выведены из
нее (в частности, знаменитый закон убывающей отдачи, о котором
будет подробнее сказано ниже), являются неотъемлемой частью
современного экономического анализа и чрезвычайно полезны при
изучении экономической истории. Однако в качестве концептуаль-
ных рамок анализа экономического развития эта классификация
является крайне жесткой. Она подразумевает, что предпочтения
людей, технология и социальные институты (т.е. формы экономи-
ческой, социальной и политической организации, законодательная
система и даже религия) являются заданными и фиксированными,
или, что в принципе то же самое, не имеют отношения к процессу
производства. Однако в историческом плане все перечисленные
факторы имеют непосредственное отношение к процессу произ-
водства и все они подвержены изменениям. В действительности
изменения технологии и социальных институтов представляют
собой источники наиболее динамичных изменений в экономике.
Таким образом, они также являются важными детерминантами
экономического развития.
20
Иными словами, при анализе экономики в любой данный пе-
риод времени (экономическая статика) или в последовательные
периоды времени, интервалы между которыми невелики (сравни-
тельная статика или динамика), допустимо считать предпочтения,
технологию и социальные институты параметрами (т.е. константа-
ми) системы, в которой ключевыми переменными являются коли-
чество и цены традиционных факторов производства. Однако при
переходе от краткосрочного экономического анализа к изучению
экономического развития эти параметры становятся основными
переменными. Следовательно, для анализа экономических измене-
ний в исторической перспективе необходима более широкая клас-
сификация детерминант роста производства.
Одна из таких классификаций рассматривает совокупное про-
изводство в каждый момент времени и темпы его изменения как
функцию «населения», «ресурсов», «технологии» и «обществен-
ных институтов»1. Разумеется, эти четыре фактора не являются
простыми переменными: каждый из них представляет собой
целый кластер переменных. Недостаточно говорить только о чис-
ленности населения. Для характеристики экономического поведе-
ния населения важно учитывать его половозрастную структуру,
биологические характеристики (рост, сила, здоровье), уровень
квалификации (позже мы подробнее рассмотрим понятие «челове-
ческого капитала»), участие в рабочей силе и т.д.
Ресурсы — это то, что в классической экономической науке
описывалось термином «земля». Они включают в себя не только
количество земли, плодородие почвы и доступные природные ре-
сурсы, но также климат, топографию, наличие воды и другие
черты природной среды, включая местоположение.
В последние столетия технологические нововведения стали
наиболее динамичными источниками экономических изменений и
развития. Столетие с небольшим назад автомобиль, самолет,
радио и телевидение, не говоря уже о компьютерах и многочис-
ленных средствах разрушения, просто не существовали; сегодня
же, по мнению некоторых социальных критиков, они грозят за-
нять господствующее положение в нашей жизни. Но технологи-
ческие изменения не всегда были такими быстрыми. Технологии
каменного века на протяжении сотен тысяч лет претерпевали
лишь незначительные изменения. Даже сегодня методы сельскохо-
зяйственного производства в некоторых частях мира остаются по
существу теми же, что п в библейские времена. При неизменном
уровне технологий — будь то технологии средневековой Европы
или доколумбовой Америки — доступные обществу ресурсы опре-
деляют непреодолимый верхний предел его экономических дости-
жений. Технологические изменения позволяют расширять эти гра-
1 В приложении к данной главе приводится простая математическая
модель такой классификации.
21
ницы, как путем открытия новых ресурсов, так и путем более эф-
фективного использования традиционных факторов производства,
особенно человеческого труда. Континентальная часть Соединен-
ных Штатов сегодня обеспечивает более чем для 250 миллионов
человек уровень жизни, один из самых высоких из когда-либо до-
стигнутых в мире. Меж тем до того, как европейцы пришли в этот
регион, его жители использовали технологии каменного века, ко-
торые едва могли обеспечить жизнь нескольких миллионов чело-
век. Население средневековой Европы, технологии которой были
гораздо более развитыми по сравнению с технологиями американ-
цев доколумбовой эпохи, достигло максимума в 80 миллионов че-
ловек к началу XIV в., после чего сократилось до 50 миллионов
(или даже меньше) в результате катастрофического демографи-
ческого кризиса. Через четыреста лет, после длительного периода
устойчивых, но не радикальных технологических и организацион-
ных изменений, численность населения Европы выросла примерно
до 150 миллионов человек. Сегодня, после более чем двух столе-
тий экономического роста, основанного на использовании совре-
менной технологии, население Европы составляет более 500 мил-
лионов человек, а благосостояние европейцев выросло до такого
уровня, которого не могли представить себе их предки, жившие в
XIV в. и даже в XIX в.
Взаимодействие населения, ресурсов и технологии в экономике
определяется социальными институтами, которые включают в
себя также ценности и взгляды людей. (Этот комплекс перемен-
ных иногда называют «социокультурным контекстом» или «ин-
ституциональной матрицей» экономической деятельности.) На
макроуровне (например, на уровне национальной экономики)
чаще всего рассматриваются такие институты, как социальная
структура общества (абсолютная и относительная численность,
экономический базис и подвижность социальных классов), приро-
да государства и политического режима, идеологические или ре-
лигиозные убеждения доминирующих групп или классов и основ-
ной массы населения (если между ними есть различия). Кроме
того, может возникнуть необходимость учитывать множество ин-
ститутов более низкого уровня, таких как добровольные ассоциа-
ции (деловые компании, профессиональные союзы, фермерские
группы), система образования и даже структура семьи (родовой
или атомарной) и механизмы, ответственные за формирование ин-
дивидуальных и общественных ценностей.
Одна из функций этих институтов состоит в том, чтобы обес-
печить элементы преемственности и стабильности, без которых об-
ществу угрожает дезинтеграция. Однако выполнение этой функ-
ции может прийти в противоречие с требованиями экономического
развития, сковывая человеческий труд, препятствуя рационально-
му использованию ресурсов (вспомним о священных коровах в
Индии) или сдерживая инновационную активность и распростра-
нение технологий. Однако возможны и институциональные инно-
22
вации, результаты которых могут быть схожи с результатами тех-
нологических инноваций с точки зрения более эффективного или
интенсивного использования материальных ресурсов, человечес-
кой энергии и талантов. Историческими примерами могут служить
такие институциональные инновации, как организованные рынки,
чеканка монеты, патентное право, страхование и различные
формы организации производства, такие как современная корпо-
рация. В последующих главах будет рассмотрено множество дру-
гих примеров институциональных инноваций.
Полное перечисление всех социальных институтов, оказываю-
щих воздействие на функционирование экономики, заняло бы
много страниц, а их взаимодействие с другими переменными явля-
ется наиболее трудным и наименее изученным аспектом экономи-
ческой истории. Однако всякая попытка постичь природу и прин-
ципы (modalities) экономического развития безотносительно этой
проблемы обречена на провал. При современном уровне знаний
отсутствует какой-либо систематический априорный подход, кото-
рый мог бы быть использован для изучения этих институтов в их
связи с экономической деятельностью. Как следствие, студент или
исследователь должен в каждом случае определить круг институ-
тов, относящихся к изучаемому им вопросу в контексте специфи-
ческой проблемы или тематики, и затем пытаться проанализиро-
вать природу их взаимодействия с другими, чисто экономически-
ми переменными.
Ученые марксистского направления заявляют, что они нашли
ключ к пониманию не только процесса экономического развития,
но и эволюции человечества. Согласно их взглядам, главным фак-
тором является «способ производства» (приблизительно соответ-
ствующий технологии в используемой нами схеме); все осталь-
ное — социальная структура, природа государства, доминирую-
щая идеология и т.д. — это не более чем надстройка. Движущей
силой развития является классовая борьба за контроль над сред-
ствами производства. Хотя некоторые аспекты марксистского ана-
лиза полезны для понимания экономической истории, его система
является чрезмерно упрощенной, а в руках практиков она приоб-
рела крайне догматизированный характер. Один из самых слабых
ее пунктов с учетом той роли, которая отводится способу произ-
водства, заключается в том, что она не дает удовлетворительного
объяснения процессу технологических изменений. Ошибка марк-
сизма состоит и в предположении, что экономический базис явля-
ется единственным фактором, определяющим характер социаль-
ных институтов.
Несколько схожая, но менее идеологизированная теория рас-
сматривает экономическое развитие как результат перманентного
столкновения или борьбы между технологическими изменениями
и социальными институтами. В соответствии с этой теорией, кото-
рую иногда называют институционалистской, технология является
движущим, прогрессивным элементом, в то время как институты
23
сопротивляются переменам1. Эта теория дает множество блестя-
щих примеров проникновения в суть процесса исторических изме-
нений, но она также воспринимает технологические изменения как
автоматический или квазиавтоматический процесс и придержива-
ется чрезмерно упрощенного взгляда на взаимосвязь между инсти-
тутами и технологией. Подобно марксистской теории, она рас-
сматривает конечный результат как однозначно детерминирован-
ный. На самом деле, как покажут последующие главы, взаимодей-
ствие институтов, технологии, ресурсов и населения носит слож-
ный и разнонаправленный характер и ни в коей мере не может
считаться детерминированным.
Производство и производительность ..
Производство — это процесс, посредством которого производ-
ственные факторы объединяются для получения товаров и услуг,
необходимых населению. Результаты производства могут изме-
ряться в физических единицах (или в единицах рассматриваемых
услуг) или в стоимостном — т.е. денежном — выражении. Можно
сравнить, скажем, урожай двух яблоневых садов путем сравнения
количества яблок, собранных в каждом из них. В то же время
аналогичное сравнение урожая яблоневого сада и апельсиновой
рощи будет иметь гораздо меньше смысла. Для содержательного
сравнения в этом случае необходимо перевести физические едини-
цы измерения в стоимостные путем умножения соответствующего
количества яблок и апельсинов на их цены, чтобы определить их
общую стоимость.
Производительность — это отношение полезного результата
производственного процесса к объему использованных факторов
производства. Как и в случае производства, данный показатель
может быть измерен в физических единицах — например, х буше-
лей пшеницы с акра земли, у пуговиц в человеко-час — или же в
стоимостных показателях. Для измерения совокупной факторной
производительности, т.е. показателя производительности всех
факторов производства, могут быть использованы только стои-
мостные показатели.
Производительность факторов производства зависит от множе-
ства обстоятельств. Один участок земли может быть по естествен-
ным причинам плодороднее другого. Некоторые рабочие могут
быть сильнее или квалифицированнее, чем другие. Производи-
тельность капитала отчасти является функцией от технологии, ко-
торую он воплощает: механический трактор (в исправном состоя-
1 Всеобъемлющее изложение аргументов этой теории содержится в
работе: Ayres С. The Theory of Economic Progress. Chapel Hill, NC, 1944;
1978.
24
нии) гораздо производительнее, чем упряжки рабочих быков ана-
логичной стоимости, а гидроэлектрический генератор намного
производительнее, чем обладающие аналогичной стоимостью меха-
нические колеса, приводимые в движение энергией падающей
воды. Более того, определенные комбинации факторов производ-
ства увеличивают производительность. Например, плодородие
почвы может быть увеличено за счет использования удобрений —
одной из форм капитала. Рабочие, снабженные соответствующими
машинами, работают более производительно, чем те, кто работают
голыми руками или с помощью примитивных орудий. В большин-
стве случаев труд грамотных рабочих более производителен, чем
труд неграмотных.
Это соображение приводит нас к наиболее важной комбинации
факторов производства, а именно, к концепции человеческого ка-
питала. Человеческий капитал (но не рабский, хотя рабов в свое
время также рассматривали в качестве капитала) является резуль-
татом инвестиций в знания и способности или умения людей. Эти
инвестиции могут принимать форму обычного школьного образо-
вания или профессиональной подготовки (высшее образование —
это значительное вложение в человеческий капитал), производст-
венного ученичества или «обучения на рабочем месте» (т.е. прак-
тики). Как бы ни приобретался человеческий капитал, различия в
его уровне на душу населения между наиболее и наименее разви-
тыми странами являются одним из решающих и важнейших эко-
номических показателей.
Эмпирические исследования в последние десятилетия недву-
смысленно показывают, что рост вложений традиционных факто-
ров производства лишь в небольшой степени объясняет увеличе-
ние выпуска в экономически развитых странах. Другими словами,
производительность всех факторов производства выросла в огром-
ной степени. Чем объясняется этот рост? Выдвигались различные
ответы на этот вопрос. Очевидно, что наиболее важными причи-
нами являются прогресс технологии, совершенствование экономи-
ческой организации на макро- и микроуровне (включая так назы-
ваемую «экономию на масштабах производства») и особенно воз-
росшие инвестиции в человеческий капитал. Темпы роста произво-
дительности были особенно поразительными на протяжении пос-
ледних ста лет, однако, как будет показано в последующих гла-
вах, они были значительными на протяжении всей документиро-
ванной истории человечества, и даже ранее.
В данном контексте будет полезно рассмотреть несколько по-
дробнее так называемый закон убывающей отдачи, который может
быть более точно определен как закон убывающей предельной про-
изводительности. Простой гипотетический пример проиллюстриру-
ет его значение. Представим себе поле площадью 100 акров (точ-
ные размеры не имеют значения). Один рабочий, используя дан-
ную технологию, будь то простую или сложную, способен произ-
вести, скажем, 10 бушелей зерна. Привлечение к обработке земли
25
второго рабочего позволяет организовать простое разделение
труда, в результате которого производство более чем удвоится, —
например, до 25 бушелей. Таким образом, предельный продукт
второго рабочего составит 15 бушелей. Третий рабочий может под-
нять выпуск еще больше, до 45 бушелей, а его предельный продукт
составит 20 бушелей, и так далее. Иными словами, чем больше ра-
бочих привлекается к обработке поля, тем более высоким оказыва-
ется их предельный продукт, но этот процесс имеет свои границы.
По их достижении, чем больше рабочих привлекается к обработке
поля, тем больше они мешают друг другу, вытаптывают посевы и
урожай и т.д.; в результате предельный продукт сокращается. В
этом и состоит смысл закона убывающей отдачи.
Теперь перенесем рассуждения этого простого примера на все
общество. Мы помним, что наш пример предполагает наличие фик-
сированного объема ресурсов (100 акров земли) и неизменность
технологии (отсутствие инноваций, увеличивающих производи-
тельность). Если в определенный момент времени общество имеет
недостаточную численность населения по отношению к своим ре-
сурсам, его население и доход на душу населения могут некоторое
время расти даже в отсутствие технических или институциональ-
ных изменений. Однако впоследствии, когда будет достигнуто пол-
ное использование ресурсов, рост численности населения приведет
к сокращению предельной производительности, а следовательно, и
к падению реальных доходов членов общества. В такой ситуации
решить проблему могут лишь значительные технические или инсти-
туциональные инновации, повышающие производительность.
В 1798 г. Томас Мальтус, английский священник, ставший
экономистом, опубликовал свой знаменитый «Опыт закона о на-
родонаселении». В этой книге он предположил, что численность
населения имеет тенденцию расти «в геометрической прогрессии»
(например, 2, 4, 8...), в то время как производство продовольст-
вия будет расти «в арифметической прогрессии» (1, 2, 3...). На
этом основании он заключил, что при отсутствии моральных огра-
ничений, таких как целибат и позднее вступление в брак (он не
предвидел появления искусственных контрацептивов), и «пози-
тивных» ограничителей роста численности населения (таких, как
войны, голод и эпидемии), закон убывающей отдачи обрек бы
большинство людей на уровень жизни, соответствующий простому
прожиточному минимуму. Сейчас, спустя почти 200 лет, представ-
ляется, что Мальтус был неправ, — по крайней мере в том, что
касается индустриальных стран. Фактором, который не предвидел
Мальтус, стало появление множества повышающих производи-
тельность технологических и институциональных нововведений,
которые постоянно препятствуют действию закона убывающей от-
дачи. Однако для многих стран Третьего мира — беднейших из
бедных — теория Мальтуса все еще соответствует горькой реаль-
ности.
26
Экономическая структура и структурные изменения
Экономическая структура (не путать с социальной структурой,
хотя они и связаны между собой) характеризует соотношение
между различными секторами экономики, особенно тремя сектора-
ми, известными как первичный, вторичный и третичный1. Первич-
ный сектор включает в себя деятельность, обеспечивающую полу-
чение продукции непосредственно из природы: сельское и лесное
хозяйство, рыболовство. Вторичный сектор охватывает деятель-
ность, обеспечивающую преобразование или переработку природ-
ных продуктов, — т.е. промышленность и строительство. Третич-
ный сектор, или сфера услуг, имеет дело не с продуктами или сы-
рьем, а с услугами. Услуги бывают самые разнообразные, от до-
машних и бытовых (приготовление пищи, работа домашних слуг,
парикмахерские услуги и т.д.) до коммерческих и финансовых
(услуги розничных торговцев, коммерсантов, банкиров, брокеров
и т.д.), профессиональных (услуги врачей, адвокатов, учителей)
и правительственных (услуги почтовых служащих, чиновников,
политиков, военных и т.д.). (Существуют, однако, некоторые
спорные случаи. Например, горнодобывающая промышленность
логически принадлежит первичному сектору, но часто ее относят
ко вторичному. Сходным образом, с содержательной точки зрения
транспорт представляет собой одну из отраслей сферы услуг, но
его также часто относят ко вторичному сектору. Охота, являвшая-
ся наиболее важной отраслью первичного сектора в эпоху палео-
лита, сейчас рассматривается как отдых, — т.е. деятельность, свя-
занная с потреблением, а не с производством.)
На протяжении тысячелетий, с эпохи ранних цивилизаций до
периода, начавшегося менее столетия тому назад, сельское хозяй-
ство было основным занятием для подавляющего большинства на-
селения земли. Как свидетельствуют данные таблицы 1.2, такое
положение дел сохраняется и сейчас в странах с невысоким уров-
нем дохода. Это обусловлено тем, что при крайне низком уровне
производительности простое выживание людей требовало сосредо-
точения всех усилий на производстве продуктов питания. Не-
сколько столетий назад, по причинам, которые будут рассмотрены
в последующих главах, производительность в сельском хозяйстве
начала расти, сначала медленно, затем быстрее. По мере ее роста
все меньше рабочих стало необходимо для производства продук-
тов питания, и все больше людей могли заняться другой произво-
1 Пионерной работой по проблематике экономической структуры яв-
ляется книга: Clark С. Conditions of Economic Progress. L., 1940; 1957.
Саймон Кузнец внес большой вклад в разработку соответствующей кон-
цепции; см. особенно: Kuznets S. Modern Economic Growth: Rate, Struc-
ture, and Spread. New Haven, 1966; The Economic Growth of Nations:
Total Output and Production Structure. Cambridge, 1971.
27
дительной деятельностью. Так начался процесс индустриализа-
ции, который продолжался с конца Средних веков до середины
XX в. (так было в Западной Европе и Северной Америке; в боль-
шей части остального мира он все еще продолжается). Доля рабо-
чей силы, занятой в сельском хозяйстве, в наиболее развитых
промышленных странах к концу XIX в. сократилась с 80 — 90%
совокупного населения до 50%, а в настоящее время составляет
менее 10%. Соответственно, доля дохода (или доля ВНП), произ-
водимая в сельском хозяйстве, сократилась, хотя в абсолютных
показателях совокупная стоимость сельскохозяйственного выпуска
многократно выросла.
Одновременно с сокращением доли рабочей силы, занятой в
сельском хозяйстве, увеличивалась доля рабочей силы во вторич-
ном секторе, хотя и не пропорционально: типична ситуация, когда
в промышленно развитых странах в обрабатывающей промышлен-
ности и связанных с ней отраслях занято 30 — 50% рабочей силы,
а остальная ее часть распределена между первичным и третичным
секторами. По мере роста доли рабочей силы во вторичном секто-
ре увеличивалась и доля дохода, производимого в этом секторе.
Взаимосвязанные сдвиги в долях занятой рабочей силы и до-
хода, производимого в двух упомянутых секторах, представляют
собой важнейшие примеры структурных изменений в экономике.
Примерно с 1950 г. наиболее развитые в хозяйственном отноше-
нии страны испытывали дальнейшие структурные изменения, ко-
торые характеризуются переходом ведущей роли от вторичного
сектора к третичному.
Как можно объяснить эти структурные изменения? Сдвиг от
сельского хозяйства ко вторичному сектору включал в себя два
главных процесса. Со стороны предложения, рост производитель-
ности дал возможность, как уже говорилось, производить то же
самое количество продукции с использованием меньшего количе-
ства рабочей силы (или производить больше продукции при том
же количестве рабочей силы). Со стороны спроса, вступила в
силу модель человеческого поведения, которая описывается т.н.
законом Энгеля (по имени Эрнста Энгеля, немецкого статистика
XIX в.; не путать с Фридрихом Энгельсом, соратником Карла
Маркса). Закон Энгеля, сформулированный на основании резуль-
татов исследования многочисленных семейных бюджетов, гласит,
что с ростом доходов потребителя сокращается доля его расходов
на продукты питания. (Это, в свою очередь, может быть связано
с законом убывающей предельной полезности: чем больше единиц
данного товара человек имеет, тем меньше он ценит каждую до-
полнительную его единицу.)
Второе структурное изменение, происходящее в настоящее
время, — относительный сдвиг от товарного производства (и по-
требления) к сфере услуг — представляет собой естественное
следствие закона Энгеля: по мере роста дохода спрос на все това-
ры повышается, но не так быстро, как доход. При этом расширя-
28
ется спрос на услуги и досуг, который частично замещает спрос
на товары.
Изменения в технологии, сопровождающиеся ростом произво-
дительности, и изменения вкусов потребителей являются главны-
ми причинами этих структурных изменений, однако их непосред-
ственной движущей силой являются обычно изменения относи-
тельных цен (и заработной платы). Это также справедливо при-
менительно ко многим другим экономическим изменениям, таким
как рост новых отраслей и упадок старых, перемещение производ-
ства из одного географического района в другой. Цены на товары
и услуги определяются взаимодействием предложения и спроса,
как можно прочесть в элементарных учебниках по экономике. Вы-
сокая относительная цена свидетельствует, что предложение от-
стает от спроса; низкая относительная цена свидетельствует о про-
тивоположном. Как правило, факторы производства перемещают-
ся в такие сферы использования, где их вознаграждение макси-
мально, т.е. туда, где их цены самые высокие. Важность относи-
тельной редкости и относительных цен как движущих сил эконо-
мических изменений станет очевидной на примере исторических
явлений, рассмотренных в данной книге.
Логистические кривые экономического роста
В обычном словоупотреблении термин логистика (logistics)
относится к организации снабжения больших групп людей, напри-
мер, армии. Однако схожий термин — логистическая кривая —
используется и в математике; она напоминает растянутую букву S
и иногда называется S-кривой. Биологи также называют ее кри-
вой роста, поскольку она достаточно точно описывает рост многих
популяций животных, например, мух-дрозофил в закрытом кон-
тейнере при неизменном снабжении пищей. Кривая описывает две
фазы роста, причем фаза ускоренного роста предшествует фазе за-
медленного роста. С математической точки зрения логистическая
кривая асимптотически приближается к горизонтальной линии.
Было замечено, что логистическая кривая описывает многие
социальные явления, в частности изменение численности населе-
ния. В истории Европы за длительными периодами роста числен-
ности населения следовали периоды относительной стагнации и
даже падения его численности. Первый период роста начался в
29
IX или X в.; максимальные темпы роста численности населения
наблюдались, вероятно, в XII в. В XIII в. они стали постепенно
снижаться, а затем рост численности населения был резко пре-
рван Великой чумой 1348 г., когда Европа потеряла порядка
трети своего населения (а возможно, и больше). После столетия
относительного застоя примерно с середины XV в. численность
населения опять начала увеличиваться, достигнув наивысших тем-
пов роста в XVI в. и опять стабилизировалась (или даже несколь-
ко снизилась) в XVII в. К середине XVIII в. вновь начался про-
цесс роста, на этот раз гораздо более быстрого; он продолжался
небывало высокими темпами до тех пор, пока не был прерван ми-
ровыми войнами и другими бедствиями первой половины XX в.
Есть свидетельства начала четвертой логистической кривой, на
этот раз в мировом масштабе, после окончания Второй мировой
войны.
Хотя точные количественные данные отсутствуют, похоже, что
рост численности греческого населения между IX и V вв. до н. э.
также может быть описан логистической кривой, как и рост чис-
ленности населения Средиземноморья в эпоху рах готапа (при-
мерно 50 г. до н. э. — 200 г. н. э.). Некоторые ученые полагают,
что три периода роста численности населения Европы, о которых
шла речь выше, фактически носили общемировой характер и
были связаны с изменениями климата. Например, динамика чис-
ленности населения Китая, по всей видимости, была параллельна
изменениям численности европейского населения. Об особеннос-
тях роста численности населения в более ранние эпохи нам из-
вестно еще меньше, но, как мы увидим в главе 2, численность на-
селения современного Ближнего и Среднего Востока определенно
выросла после перехода к земледелию в период неолита, а чис-
ленность населения долин великих рек (Нил, Тигр и Евфрат,
Инд и Хуанхэ) также быстро росла после перехода к ирригацион-
ному земледелию.
Вне зависимости от того, описывается ли рост численности на-
селения логистической кривой или нет, существуют и другие его
аспекты, интригующие ученых. Несомненно, что каждый период
роста численности населения в Европе сопровождался экономи-
ческим ростом в том смысле, что и совокупное производство, и
производство на душу населения увеличивались. (Если выпуск на
душу населения оставался постоянным в условиях роста числен-
ности населения, то валовой выпуск, конечно, должен был вырас-
ти; однако мы с полной уверенностью можем говорить о том, что
выпуск на душу населения также увеличивался.) Это полнее всего
доказано для третьей логистической кривой и для зарождающейся
четвертой, по которым имеется много статистических данных. Но
сохранилось также много косвенных свидетельств подобных про-
цессов в период первой и второй логистических кривых.
Гипотеза о том, что экономический рост сопровождал рост чис-
ленности населения, подтверждается не вызывающими сомнения
30
фактами как территориальной, так и экономической экспансии ев-
ропейской цивилизации в периоды ускоренного роста численности
народонаселения. В течение XI, XII и XIII вв. европейская циви-
лизация распространилась из места своего зарождения между
Луарой и Рейном на Британские острова, Иберийский полуост-
ров, Сицилию и южную Италию, в Центральную и Восточную Ев-
ропу и даже, в период крестовых походов, в Палестину и Восточ-
ное Средиземноморье. В конце XV и в XVI вв. морские экспеди-
ции, географические открытия и завоевания привели европейцев в
Африку, бассейн Индийского океана и в Западное полушарие.
Наконец, в XIX в. в результате миграции, завоеваний и аннексий
европейцы утвердили свою политическую и экономическую геге-
монию по всему миру.
Есть также свидетельства, что условия жизни простых людей
становились более трудными в фазах спада первых двух логисти-
ческих кривых (в первой половине XIV в. и в XVII в. соответствен-
но), что указывает на снижение или, по крайней мере, стагнацию
уровня доходов на душу населения. В период третьей логистичес-
кой кривой возможности широкомасштабной эмиграции из Европы
в конце XIX — начале XX в. временно облегчили положение масс;
но даже при таком положении дел многие страны пережили ло-
кальные продовольственные кризисы, среди которых самым жесто-
ким был голод в Ирландии в 1840-х гг. В свете всего сказанного
сделанное в фазе ускоренного роста численности населения третьей
логистической кривой замечание Адама Смита о том, что положе-
ние рабочего является наиболее благополучным в «прогрессирую-
щем» обществе, тяжелым в экономике с нулевыми темпами роста и
бедственным в период спада, получает новое значение.
Еще одним важным обстоятельством является то, что финаль-
ные фазы всех логистических кривых и соответствующие им пе-
риоды стагнации или депрессии сопровождались усилением соци-
альной напряженности, ростом гражданских беспорядков, а также
вспышками необычайно жестоких и разрушительных войн. Конеч-
но, войны и беспорядки случались и в другие времена, и у нас нет
явных теоретических оснований для утверждения, что падение
темпов роста численности населения должно было привести к кри-
зисам в международных отношениях. Возможно, войны были про-
сто случайными событиями, которыми заканчивались периоды
роста численности населения, который к тому времени уже начи-
нал замедляться. Однако этот вопрос заслуживает дальнейших ис-
следований.
Несомненно, было бы большой натяжкой предположить, что
наиболее значительные периоды интеллектуального и культурного
брожения также были как-то связаны с логистическими кривыми
роста численности населения. Тем не менее, примечательно, что
периоды ускоренного роста численности населения Европы сопро-
вождались всплеском интеллектуального и художественного твор-
чества, за которыми следовало распространение определенных
31
форм монументальной архитектуры — строительство средневеко-
вых соборов и барочных дворцов, возрождение готики в XIX в. В
древности периоды «Золотого века» Греции и Рима, и даже еще
ранее — Месопотамии и Египта — были периодами роста числен-
ности населения и заканчивались гражданскими и междоусобными
войнами (Пелопоннесская война, упадок Рима).
Конечно, творческие усилия человека не ограничиваются опре-
деленными историческими периодами, так же как и его деструк-
тивные действия. Истоки Ренессанса восходят к великой депрес-
сии позднего Средневековья, а «столетие гениев», связанное с
именами Галилея, Декарта, Ньютона, Лейбница и Локка, охваты-
вало время спада темпов роста численности населения и «перехо-
да» между второй и третьей логистическими кривыми роста чис-
ленности населения Европы. Возможно, что периоды кризисов,
когда рушится установившийся порядок, могут стимулировать
лучшие умы к переоценке доктрин, занимающих господствующие
позиции в различных областях. Однако такие глобальные выводы
не входят в круг вопросов, рассматриваемых в настоящей книге.
Возможное объяснение корреляции между ростом численности
населения, его стагнацией или упадком и движением доходов
может быть найдено путем анализа взаимодействия базовых де-
терминант экономического развития, о которых говорилось выше.
Как указывалось, при данном уровне технологии доступные обще-
ству ресурсы устанавливают предел его экономических достиже-
ний, включая численность населения. Технологические измене-
ния, обеспечивающие рост производительности и открытие новых
ресурсов, отодвигают этот предел, тем самым создавая возможнос-
ти для дальнейшего роста численности населения. Однако в отсут-
ствие дальнейших технологических изменений общество в конеч-
ном итоге сталкивается с феноменом снижения отдачи и достигает
нового предела роста производства, и численность населения
вновь перестает расти (или падает), пока новая «эпохальная ин-
новация» (термин Саймона Кузнеца, лауреата Нобелевской пре-
мии в области экономики; см. главу 8) опять не увеличит произ-
водительность и не приведет к открытию новых ресурсов. На
рис. 1.2 представлено упрощенное изображение взаимосвязи
между численностью населения и эпохальными инновациями.
Эта гипотеза будет проверена на эмпирическом материале в
последующих главах, в которых будет предпринята попытка объ-
яснить экономическое развитие в исторической перспективе.
32
Приложение
Пусть Y означает национальный доход (или выпуск), а Р, R,
Т и X означают население, ресурсы, технологию и социальные ин-
ституты соответственно. Тогда
У = f(P, R, Т, X),
а темпы изменения выпуска во времени —
dy _ df
eft dt.
По причинам, изложенным в тексте, уравнение не может быть
записано в операциональной форме.
Глава 2
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
В ДРЕВНЕМ МИРЕ
Использующие орудия животные, именуемые людьми, появи-
лись на Земле, вероятно, еще 2 млн лет назад1, но даже если это
и так, то их единственными орудиями на протяжении 1990 тыс.
лет или около того были грубые ручные инструменты — дубинки,
рубила, скребки и т.д., сделанные из дерева, кости и камня. Хотя
мы не обладаем точным, детальным знанием об этом долгом пе-
риоде нашей эволюции, ученые приложили значительные усилия,
чтобы соединить разнородные фрагментарные свидетельства и
воссоздать правдоподобную картину далекого прошлого.
Самые ранние люди, предшественники Homo sapiens, были,
вероятно, всеядными существами, основу питания которых состав-
ляли клубни, ягоды и орехи. Эта растительная диета дополнялась
насекомыми, рыбой, моллюсками (там, где они были доступны),
мелкой дичью и, возможно, падалью. Их грубые орудия, взятые
непосредственно из природы или подвергнутые минимальной об-
работке, предназначались преимущественно для копания, скобле-
ния и нанесения ударов, т.е. использовались как продолжение че-
ловеческой руки (или для модификации ее функций). В после-
дующие тысячелетия биологическая эволюция сопровождалась
эволюцией социальной и технологической; в конечном счете
темпы последней далеко обогнали темпы первой. Камни, ранее ис-
пользуемые для нанесения ударов, стали раскалываться и расщеп-
ляться для получения грубых режущих краев. Концы прямых
палок заострялись для получения примитивных копий. Были об-
наружены специальные виды камня, такие как кремень и обсиди-
ан, которые были особенно удобны для изготовления орудий. В
список применяемых материалов вошли кости животных (вклю-
чая слоновую кость) и рог. Вначале технологическая эволюция,
1 Решение проблемы затрудняется не только недостатком данных, но
и различиями в самом определении человека. Homo sapiens, биологичес-
кий вид, которому принадлежат все ныне существующие расы, появился,
предположительно, лишь около 250 тыс. лет назад; ему предшествовали
Homo erectus и Homo habilis. Возраст останков человекообразного суще-
ства, недавно найденных в Кении вблизи предметов, которые можно рас-
сматривать в качестве очень грубых каменных орудий, определяется
почти в 20 млн лет.
34
возможно, была такой же медленной, как биологическая, но она,
по всей видимости, ускорилась в последние 50 тыс. лет. К концу
последнего (Вюрмского) ледникового периода, примерно 20 —
30 тыс. лет назад, люди позднего палеолита достигли относитель-
но высокой стадии технологического, а возможно, и социального
развития. Они изготавливали весьма разнообразные орудия из
расщепленного и расколотого камня, включая ножи, шила, резцы,
а также употребляли кость, рог и раковины для изготовления
крючков и иголок. В качестве оружия они использовали копья,
гарпуны, пращи, а также луки и стрелы. К этому времени люди
стали в основном плотоядными охотниками, по крайней мере в
Евразии, Северной Америке и Северной Африке, а их излюблен-
ной добычей были дикие лошади, бизоны, северные олени и ма-
монты, которые в это время водились в больших количествах.
Уже долгое время они знали и использовали огонь.
Единицей социальной организации была группа (band) или
племя, состоявшее примерно из полудюжины семей. Они вели ко-
чевой образ жизни, связанный с миграцией дичи, но их миграции
ограничивались определенным географическим районом. Возмож-
но, они периодически возвращались к церемониальному центру, в
качестве которого могли фигурировать священная роща или пеще-
ра. Контакты между группами были редки, но не настолько,
чтобы это препятствовало распространению социальных достиже-
ний и технологий; возможно, существовала некоторая примитив-
ная бартерная торговля, включая обмен женщинами. Развивались
законы брака и родства; инцест был повсеместно табуирован.
Анимистические верования предшествовали появлению религии,
точно так же, как примитивный календарь предвещал зарождение
науки. Определенным показателем уровня культурного развития
являются великолепные пещерные росписи на севере Испании и
юго-западе Франции, датируемые примерно 20000 г. до н.э. Они
не только демонстрируют высокий уровень художественного мас-
терства, но и отражают некоторые аспекты созидательной эконо-
мической деятельности людей и, возможно, их религиозные пред-
ставления. Наиболее часто встречающимися изображениями явля-
ются сцены охоты на животных: они могли служить напоминани-
ем об особенно успешной охоте или инструментом заклинания
духов с просьбой послать обильную добычу.
С точки зрения материальных условий их жизнь была «жесто-
кая, грубая и короткая», если воспользоваться словами философа
XVII в. Томаса Гоббса. По костным останкам было установлено,
что средняя продолжительность жизни составляла не более 20
лет. Детская смертность была особенно высока — не более 50%
детей доживали до десятилетнего возраста. Рубеж в 50 лет люди
перешагивали крайне редко. С учетом характера экономики палео-
литические люди периодически испытывали периоды то изобилия
пищи, то голода, в зависимости от миграции дичи и удачи на
охоте. В периоды голода погибали все, кроме самых сильных, а в
2*
35
периоды продолжительных голодовок племена вымирали полнос-
тью.
Несмотря на это, палеолитические люди широко распространи-
лись по всей планете. К концу палеолита, около 10 или 12 тысяч
лет назад, практически все доступные к заселению территории от
Арктики до Южной Африки, Австралии и Огненной Земли были
заселены, сколь бы малочисленным или непостоянным ни было
их население. Плотность населения, без сомнения, колебалась и
зависела от специфики флоры и фауны, которые служили в каче-
стве источников существования. Более высокая плотность населе-
ния наблюдалась в тропических и субтропических регионах. Од-
нако нигде плотность населения не была высокой по современным
стандартам. Ученые подсчитали, в основном на базе дедуктивных
рассуждений, что совокупная численность особей Homo sapiens в
конце палеолита не могла превышать 20 млн; вероятнее всего, их
насчитывалось около 10 млн.
Экономика и возникновение цивилизации
Отступление последнего континентального ледника около
10 или 12 тыс. лет назад ознаменовало наступление периода зна-
чительных географических и климатических изменений, особенно
в Северном полушарии, со значительными последствиями для че-
ловеческой истории. Оборотной стороной улучшения климата Ев-
разии и Северной Америки было исчезновение многих млекопита-
ющих, которые составляли основу питания охотников последнего
палеолита. Мамонт и шерстистый носорог вымерли, а северные
олени мигрировали на север к местам их современного обитания.
Климат Северной Африки и Центральной Азии стал более засуш-
ливым; это вынудило их обитателей мигрировать и перейти к но-
вому образу жизни. В то же время к северу от Альп выросли ог-
ромные леса, а возвышенности Восточного Средиземноморья по-
крыли обширные луга.
Было ли это напрямую связано с климатическими изменения-
ми или нет, но важнейшие технологические изменения также про-
изошли на протяжении 4 — 5 тысячелетий после отступления лед-
ника, особенно на Ближнем и Среднем Востоке. Каменные орудия
(а также художественные и религиозные предметы) стали более
совершенными, а качество их обработки выросло. Шлифовка и
полировка камня заменили старые методы расщепления и раска-
лывания. Наступил неолит, или новый каменный век. (Некоторые
ученые утверждают, что существовал некий мезолитический, или
переходный, период между концом ледниковой эры и полным ут-
верждением неолитической культуры на Ближнем и Среднем Вос-
токе к началу VI тысячелетия до н. э.) Однако самыми значитель-
36
ными достижениями стали появление земледелия и одомашнива-
ние животных.
Вопрос о точном времени и месте, где впервые зародились эти
виды хозяйственной деятельности, является открытым. Нет даже
уверенности, что они появились одновременно, хотя, вероятно,
так и было, по крайней мере применительно к некоторым из одо-
машненных животных. Скорее всего, это был т.н. «Плодородный
полумесяц» (Fertile Crescent), полоса земли (возможно, более
плодородной, чем сейчас), простирающаяся вдоль восточного бе-
рега Средиземного моря, через холмы северной Сирии и Ирака, а
затем на юг по долине Тигра и Евфрата до Персидского залива.
Согласно одной из гипотез, столь же вероятной, как любая дру-
гая, начало культивации растений было делом женщин на холмах
северного Ирака или Курдистана. Этот регион до нынешних пор
является ареалом распространения дикорастущих форм пшеницы
и ячменя. Женщины, остававшиеся на временных стоянках, в то
время как мужчины охотились на овец и коз в ближайших горах,
собирали семена дикорастущих растений и впоследствии начали
культивировать их. Эта гипотеза подкрепляется тем фактом, что
овцы и козы были, вероятно, первыми одомашненными животны-
ми (за исключением собак, которые, возможно, были спутниками
уже палеолитических охотников). Указанный процесс (именно
процесс, так как переход к культивированию растений едва ли
был единичным событием), по всей видимости, начался еще в
VIII тысячелетии до н. э. или даже ранее. С уверенностью можно
сказать о том, что к VI тысячелетию до н. э. оседлое земледелие,
включавшее возделывание пшеницы и ячменя, а также разведение
овец, коз, свиней и, возможно, крупного рогатого скота, было хо-
рошо освоено по всему региону от западного Ирана до Средизем-
номорья и через Анатолийское нагорье до обоих берегов Эгейско-
го моря. Отсюда оно постепенно распространилось на Египет,
Индию, Китай, Западную Европу и другие части Старого Света.
(Гипотеза о независимом зарождении сельского хозяйства в Китае
и Юго-Восточной Азии, хотя и интересна, но не доказана.)
Значение этих открытий для человеческой истории было ог-
ромно. Впервые люди получили возможность устроить относи-
тельно постоянные поселения. Вместе с возросшей производитель-
ностью это позволило им делать большие материальные запасы
(иными словами, накапливать богатство) и уделять больше време-
ни деятельности, не связанной с получением средств к существо-
ванию, — например, искусству и религии. Рост надежности обес-
печения продовольствием (колебания которого стали носить по
меньшей мере ежегодный, а не ежедневный характер), без сомне-
ния, внес элемент психологической, а также физической стабиль-
ности в личные и социальные взаимоотношения. Была принципи-
ально изменена вся основа человеческого существования, и пос-
ледствия этих изменений по-прежнему оказывают значительное
влияние на жизнь современных людей.
37
Конечно, не следует преувеличивать революционный характер
перемен, которые совершались на протяжении сотен или даже
тысяч лет. Изменения были настолько постепенными, что люди
едва ли их осознавали, или осознавали смутно, и, не имея пись-
менных свидетельств, они не могли иметь представления о значе-
нии происходившей трансформации. Охота и земледелие были
взаимодополняющими занятиями для многих поколений людей, а
пастбищное животноводство представляло собой своего рода пере-
ходную стадию. Благодаря совершенствованию технологий в сель-
ском хозяйстве оно стало более эффективным и продуктивным.
Вследствие этого экономическая роль охоты уменьшилась, но она
никогда не теряла своего символического значения: путь от охот-
ника к воину и вождю был совершенно естественным. Если гово-
рить о мотивах изменений, то последние были просто процессом
приспособления к враждебной окружающей среде. Обычай и тра-
диция управляли как социальными связями, так и методами про-
изводства, и вряд ли людям неолита приходила в голову идея со-
знательного осуществления нововведений в какой-либо области
деятельности.
Инструменты первых земледельцев были предельно просты.
Первым был примитивный серп или жатвенный нож — обычно
лезвие из кремневых осколков или зубов животных, прикреплен-
ных к деревянной или костяной рукоятке, — использовавшийся
для сбора семян диких растений, а впоследствии урожая зерно-
вых культур. Первыми орудиями обработки земли были простые
палки-копалки и мотыги, сделанные путем прикрепления камен-
ного лезвия к деревянной рукоятке. Этот тип земледелия, кото-
рый впоследствии распространился на многие регионы мира и до
сих пор сохраняется в некоторых отдаленных районах, часто на-
зывают «мотыжным земледелием». Плуги, приводимые в движе-
ние быками или ослами, появились на более поздней стадии раз-
вития и впервые стали применяться в долинах больших рек в
III или IV тысячелетии до н. э.
К этим базовым орудиям постепенно добавлялись новые при-
способления, новые технологии, новые сорта зерновых и новые
породы скота. Крупный рогатый скот был одомашнен в VII тыся-
челетии до н. э. (а возможно, и раньше). Чечевица и горох, а
также различные корнеплоды культивировались в Анатолии за-
долго до этого. Первоначально зерно, по всей видимости, употреб-
лялось в пищу в виде каши, однако примитивные ручные мельни-
цы и ступки для размола зерна в муку были найдены в некоторых
очень ранних поселениях, что свидетельствует о том, что искусст-
во выпечки хлеба было открыто тогда же, когда появилось земле-
делие. К VI тысячелетию зерно также научились подвергать бро-
жению для изготовления напитка, подобного элю. Глиняная посу-
да, более хрупкая, но менее трудоемкая в изготовлении, чем ка-
менная, была изобретена примерно в тот же период. Эта посуда
также давала выход эстетическим потребностям людей и широко
38
использовалась в декоративных и церемониальных, а не только
утилитарных целях. Хотя фактические свидетельства отсутствуют,
кажется вполне вероятным, что искусство плетения предшествова-
ло появлению керамики. С уверенностью можно сказать, что пле-
тение предшествовало изготовлению тканей (прядению и ткачест-
ву). Есть свидетельства, что льняное полотно уже изготавлива-
лось к началу V тысячелетия до н. э. (что, в свою очередь, пред-
полагает начало культивирования льна). Ясных указаний на про-
изводство шерстяной ткани до середины III тысячелетия нет, но
учитывая раннее одомашнивание овец и коз и тот факт, что тех-
ника изготовления шерстяной пряжи проще, чем льняной, то
шерсть, возможно, была первым заменителем кож и меха, в кото-
рые одевались палеолитические люди.
Существование оседлых земледельческих деревень позволило
перейти к более развитому разделению труда, чем то, которое опре-
делялось возрастом и полом. Как указывал Адам Смит более двух
столетий назад, разделение труда подразумевает специализацию, а
специализация ведет к росту эффективности и технологическому
прогрессу. Точные даты осуществления конкретных инноваций яв-
ляются предметами догадок, поскольку сохранившиеся свидетель-
ства очень редко позволяют пролить свет на этот вопрос. Тем не
менее, представляется логичным, что прорывы в одной области
могли стимулировать прорывы в других областях; в современных
исследованиях по технологическому развитию такие явления обо-
значаются сленговым выражением «эффект домино» (spin off, fall
out). Например, в связи с тем, что мигрирующие группы стали
переходить к оседлому образу жизни, они заменяли временные ук-
рытия, такие как шатры из шкур или щиты от ветра, сделанные из
сучьев, на более удобные постоянные жилища: сначала землянки
или полуземлянки, затем дома из дерна, а впоследствии — дома из
высушенных на солнце кирпичей (типичные для крестьянских по-
селений Ближнего и Среднего Востока). Опыт в изготовлении кир-
пичей, необходимых для этих жилищ, мог привести к использова-
нию глины для изготовления посуды, и таким образом, к возникно-
вению керамического производства. Его совершенствование приве-
ло к изобретению гончарного круга, который наверняка предшест-
вовал использованию колеса для транспортировки.
Металлургия, возможно, появилась аналогичным образом.
Хотя при раскопках были найдены золотые и медные вещи, отно-
сящиеся к VI тысячелетию до н. э., систематическое производство
меди началось не раньше V —IV тысячелетия до н. э., а бронзы
(сплава меди и олова) — еще позже. Месторождения медной
руды находятся в горах Анатолии, на южном Кавказе и в север-
ном Иране. Это как раз те районы, где неолитические люди добы-
вали кремень, обсидиан и другие камни, необходимые для их ору-
дий. Обычный метод добычи кремня состоял в том, чтобы разо-
греть огнем породу до высокой температуры, а затем быстро ох-
39
ладить ее, поливая водой. Вполне возможно, что при этом случай-
но могла произойти выплавка меди из руды. Однако, каким бы
путем ни было сделано это открытие, к середине V тысячелетия
до н. э. плавка меди была широко распространена на Ближнем и
Среднем Востоке, и орудия, оружие и украшения из меди и брон-
зы стали употребляться наравне с изделиями из камня, глины и
других материалов, хотя и не замещая их полностью.
Разделение труда и развитие новых отраслей, таких как кера-
мическое производство и металлургия, требовали появления
новых форм обмена или торговли. Характер обмена менялся в за-
висимости от расстояния, на которое перевозились товары. Внут-
ри отдельных общин условия обмена, вероятно, определялись
обычаем, что было нереально для торговли на больших расстояни-
ях теми товарами, производство которых было географически ло-
кализовано (например, металлами). Были необходимы определен-
ные формы организованного обмена. Торговля в форме натураль-
ного обмена практиковалась еще в конце периода палеолита и в
начале неолита. Добыча кремня и изготовление каменных топоров
и другого оружия выделилось в специализированное ремесло к
концу VIII тысячелетия до н. э. Свидетельством этого служит ши-
рокое распространение изделий, которые идентифицируются как
сделанные из камня, добытого на конкретном месторождении или
в конкретном регионе. К сожалению, мы не знаем, кем были аген-
ты этой торговли. Торговля каменными орудиями могла осущест-
вляться бродячими охотниками, а торговля металлами — кочую-
щими племенами скотоводов, но это только догадки. После появ-
ления городов-государств и империй стали организовываться экс-
педиции, целью которых была не только торговля, но и грабеж.
Одним из главных последствий появления сельского хозяйства
было расширение возможностей снабжать продовольствием насе-
ление, проживающее на данной территории. Благодаря этому, по
мере распространения неолитического земледелия наблюдался
рост численности населения. Земледелие стало известно в долине
Нила до 4000 г. до н. э., а в долине Инда — в течение следую-
щего тысячелетия. Примерно к 2500 г. до н. э. оно проникло в
долину Дуная, Западное Средиземноморье, на юг России и, воз-
можно, в Китай. Распространение земледелия сопровождалось оп-
ределенными изменениями в используемых технологиях, связан-
ными с различиями в ресурсах и климатических условиях. Напри-
мер, в северном Китае главными продуктами питания стали просо
и соя. В Юго-Восточной Азии основой земледелия были сначала
таро, а позже (примерно с 1500 г. до н. э.) — рис. В этом регионе
самыми важными одомашненными животными были буйволы. В
степной зоне южной России и Центральной Азии неолитическое
мотыжное земледелие не укоренилось; население здесь перешло к
скотоводству. Возможно, именно в этом регионе в III тысячелетии
до н. э. была одомашнена лошадь.
40
Основной единицей экономической и социальной организации
в ранних земледельческих общинах была деревня, состоящая из
10—15 семей, с общим населением в 50 — 300 человек. Земледель-
ческие деревни могут восприниматься как логические, а в некото-
рых случаях, возможно, и фактические преемники групп охотни-
ков позднего палеолита, хотя в среднем они были значительно
крупнее ввиду лучшей приспособленности к окружающей среде.
Условия жизни были несколько лучше по сравнению с условиями
жизни в общинах охотников и собирателей. Обеспечение продо-
вольствием стало более регулярным и предсказуемым, а жилища
были, без сомнения, более удобными. Однако ввиду того, что чис-
ленность населения имела тенденцию увеличиваться параллельно
росту средств к существованию, земледельцы по-прежнему жили
на грани выживания. Природные бедствия, такие как засухи, на-
воднения или нашествия насекомых-вредителей могли нанести
опустошительный урон целой деревне или группе деревень, а
оседлая жизнь и более плотное население, чем у охотничьих пле-
мен, сделали людей более подверженными эпидемиям. Средняя
продолжительность жизни, вероятно, не превышала 25 лет.
Прежде считалось, что неолитические земледельческие дерев-
ни были примерно одинаковыми по размеру и структуре до появ-
ления более могущественных городов-государств в середине
IV тысячелетия до н. э. Однако последние археологические от-
крытия указывают на существование общин с принципиально
иной структурой, чем у земледельческих деревень, которые могут
быть с полным основанием названы городами (рис. 2.1). Город,
открытый под холмом Чатал-Гююк в Анатолии, датируемый сере-
диной VII тысячелетия до н. э., состоял из близко поставленных
друг к другу домов одинаковой конструкции и размеров, постро-
енных из глины и кирпичей, что предполагает хорошо организо-
ванное разделение труда. Обсидиан, сырье для производства
большей части используемых орудий, поставлялся из вулканичес-
ких залежей, отстоящих на 70 миль. В Иерихоне, возможно,
древнейшем постоянно обитаемом месте мира со следами неолити-
ческих поселений, относящихся еще к VIII тысячелетию до н. э.,
к VII тысячелетию до н. э. была возведена огромная каменная
стена. Такое достижение, конечно, превосходило возможности
простой земледельческой деревни. Существуют следы других по-
добных городов в районе Эгейского моря и на Ближнем Востоке;
кроме того, несомненно, должны были существовать многие дру-
гие, еще не открытые городские поселения, возникшие еще до по-
явления цивилизации в долинах великих рек Месопотамии и
Египта. Точные функции и основа существования этих протогоро-
дов еще не определены. Возможно, они служили в качестве при-
митивных промышленных центров и перевалочных пунктов тор-
говли для близлежащих земледельческих общин. Если это так, то
их существование является свидетельством гораздо более сложной
41
организации экономики (в условиях отсутствия центральной коор-
динации), чем прежде считали возможным для того времени.
Рис. 2,1. Первые города и цивилизации.
До 4500 г. до н. э. Нижняя Месопотамия, регион между Тиг-
ром и Евфратом непосредственно к северу от Персидского залива,
была менее населенной, чем другие обитаемые регионы Ближнего
и Среднего Востока. Ее болотистые земли, подверженные ежегод-
ным речным наводнениям, не подходили для примитивного мо-
тыжного земледелия эпохи неолита. Более того, земля была прак-
тически безлесной; залежи строительного камня и минеральных
ресурсов также отсутствовали. Однако в течение следующих ты-
сячелетий этот на первый взгляд малоперспективный регион стал
местом возникновения первой известной в истории великой циви-
лизации, цивилизации Шумера, с высокой концентрацией населе-
ния, многолюдными городами, монументальной архитектурой, а
также с богатыми религиозными, художественными и литератур-
ными традициями, которые оказывали влияние на другие древние
цивилизации на протяжении тысячелетий. Точная последователь-
ность событий, которая привела к появлению этой цивилизации,
42
неизвестна, но понятно, что экономической основой этой первой
цивилизации было высокопродуктивное сельское хозяйство.
Природное плодородие аллювиальных черноземов возобновля-
лось каждый год благодаря илу, остававшемуся после весенних
разливов Тигра и Евфрата. Однако полное использование потен-
циала этих почв требовало продуманной системы дренажа и ирри-
гации, для которых, в свою очередь, были необходимы многочис-
ленная и дисциплинированная рабочая сила, квалифицированное
управление и надзор. Управление и надзор обеспечивал класс
жрецов и воинов, которые управляли зависимым населением, со-
стоящим из крестьян и ремесленников. Сбор дани, налогов и ис-
пользование рабского труда давали правителям богатства, кото-
рые шли на строительство храмов и других общественных зданий,
создание произведений искусства, а представителям правящих
классов (или некоторым из них) — свободное время для создания
утонченной цивилизации.
Возникновение цивилизации повлекло за собой дальнейшее
разделение труда и развитие системы экономической организации.
Профессиональные ремесленники полностью специализировались
на производстве тканей и глиняной посуды, металлических изде-
лий и других видов продукции. Появились, помимо прочих специ-
алистов, профессиональные архитекторы, инженеры, врачи. Были
упорядочены системы мер и весов, возникла математика и прими-
тивные формы науки. Поскольку Шумер был фактически лишен
иных ресурсов, кроме плодородной почвы, он торговал с другими,
менее развитыми народами, чем способствовал распространению
своей цивилизации. Редкость камня как для изготовления орудий,
так и для строительства, возможно, ускорила переход к использо-
ванию меди и бронзы. По крайней мере, медь была известна еще
до появления шумерской цивилизации, но недостаточный спрос на
нее со стороны неолитических земледельцев препятствовал ее ши-
рокому использованию. В свою очередь, в шумерских городах
привозному камню пришлось конкурировать с привозной медью,
и медь в различных направлениях использования оказалась как
более экономичной, так и более эффективной. Она ввозилась по
морю через Персидский залив из Омана и по рекам с гор Анато-
лии и Кавказа. С этого времени металлургия стала одной из отли-
чительных черт цивилизации.
Самым большим вкладом Шумера в развитие последующих
цивилизаций явилось открытие письменности, которая также воз-
никла из потребностей экономики. Самые первые города, такие
как Эриду, Ур, Урук и Лагаш, представляли собой храмовые го-
рода. И экономическая, и религиозная организация сосредотачи-
вались вокруг храма местного божества-покровителя, представ-
ленного жреческой иерархией. Члены иерархии руководили рабо-
тами по ирригации, осушению и сельскохозяйственным производ-
ством в целом, а также наблюдали за сбором податей и налогов.
Необходимость вести учет источников податей и статей их исполь-
43
зования привела к появлению простого пиктографического письма
на глиняных табличках, вероятно, в районе 3000 г. до н. э. При-
мерно к 2800 г. до н. э. на основе пиктографического письма раз-
вилась клинописная система письменности, ставшая отличитель-
ной чертой месопотамской цивилизации. Это — один из немногих
в истории примеров значительных нововведений, сделанных в
рамках бюрократической системы организации.
Хотя письменность появилась в ответ на нужды администра-
тивного делопроизводства, она скоро нашла множество других на-
правлений применения религиозного, литературного и экономи-
ческого характера. На последующих этапах развития, после того
как строго централизованная организация храмового хозяйства ус-
тупила место большей свободе предпринимательства, глиняные
таблички использовались для записи условий контрактов, долго-
вых обязательств и других коммерческих и финансовых опера-
ций.
Из мест своего зарождения возле северного побережья Пер-
сидского залива месопотамская цивилизация распространилась к
северу на земли Аккада, центром которого был город Вавилон, и
затем далее на север по долинам Тигра и Евфрата. Через свои
торговые экспедиции, посылаемые в поисках сырья, особенно ме-
таллов и, возможно, других товаров, месопотамские города-госу-
дарства стимулировали развитие зарождающихся цивилизаций
Египта, Восточного Средиземноморья и региона Эгейского моря,
Анатолии и долины Инда. Среди них Египет и долина Инда яв-
лялись, подобно самой Месопотамии, речными цивилизациями,
которые были обязаны своим существованием разливам больших
рек, вдоль которых они располагались. О раннем периоде разви-
тия цивилизации долины Инда известно мало, хотя она, несо-
мненно, имела сухопутные и морские контакты с Месопотамией.
Египет в конце IV тысячелетия до н. э. еще оставался на нео-
литической стадии развития, но его контакты с Месопотамией —
особенно связи с ней Верхнего Египта через Персидский залив,
Индийский океан и Красное море — стимулировали быстрое
развитие всех аспектов цивилизации. К середине III тысячелетия
до н. э. египетская цивилизация достигла зрелого развития систе-
мы управления, искусства, религии и экономики, которые практи-
чески не претерпели изменений до начала христианской эры, не-
смотря на иностранные завоевания и внутренние перевороты.
Экономический фундамент империй
Одной из примечательных черт древней истории, представляв-
шей особый интерес как для анналистов, фиксировавших ход со-
бытий, так и для последующих историков, является возникнове-
ние и падение империй. От возвышения первой великой мировой
44
империи Саргона Аккадского (около 2350 — 2300 гг. до н. э.) до
падения Западной Римской империи (традиционной датой счита-
ется 476 г. н. э.), история изобилует названиями империй и име-
нами их правителей: Вавилония, Ассирия, хетты, персы, Алек-
сандр Великий и его наследники — вот лишь некоторые примеры.
(Аналогичные процессы были характерны и для периода европей-
ского Средневековья, когда в VII в. и на протяжении последую-
щих столетий появлялись и исчезали различные исламские импе-
рии, когда терпела неудачи древняя Византийская империя, в
конце концов поглощенная Османской империей в 1453 г.) Гораз-
до меньше внимания было уделено экономическим основам этих
империй. Каков был экономический фундамент их завоеваний и
политической мощи? Какой вклад они внесли в материальный
прогресс цивилизации? Какими были ежедневное существование и
уровень жизни простых людей? Исторические источники, осве-
щающие эти вопросы, еще недостаточно исследованы, однако с
помощью косвенных (главным образом археологических) свиде-
тельств, а также здравых предположений и дедукции можно
сформулировать, по крайней мере, предварительные ответы.
До появления-первых великих городских цивилизаций соци-
альная структура неолитических земледельческих деревень, по
всей видимости, была относительно простой и однообразной.
Обычаи и традиции, интерпретацией которых ведал совет старей-
шин, регулировали отношения между членами общины. Представ-
ления о собственности были, в лучшем случае, размытыми. Без
сомнения, существовала частная собственность на орудия труда,
оружие и украшения, но земля и скот находились, вероятно, в
коллективной собственности. (С экономической точки зрения
земля не являлась редким ресурсом, а потому не приносила рент-
ных доходов.) Хотя некоторые члены общины могли иметь осо-
бый статус благодаря своей мудрости, силе, мужеству или другим
лидерским качествам, нет оснований говорить, что существовали
какие-либо привилегированные или праздные классы. Специфика
как используемой технологии, так и наличных ресурсов делали
всеобщий труд необходимостью.
Напротив, в ранних храмовых городах Шумера социальная
структура была определенно иерархической. Массы крестьян и
неквалифицированных рабочих, составлявшие, возможно, до 90%
населения, жили в состоянии личной зависимости, если не полно-
го рабства; они не имели прав, собственности и т.д. Земля при-
надлежала храму (или его божеству) и управлялась представите-
лями божества — жрецами. Несколько позднее (но не позже на-
чала III тысячелетия до н. э.) класс воинов, под предводительст-
вом вождей или царей, разделил власть со жрецами или одержал
верх над ними. К сожалению, подробности этого перехода от от-
носительно однородного общества к стратифицированному неиз-
вестны. В соответствии с марксистской теорией, это явилось ре-
зультатом возникновения института частной собственности, заме-
45
нившего общую собственность, благодаря чему одна часть общест-
ва стала жить за счет труда другой, т.е. за счет «эксплуатации че-
ловека человеком». Хотя жрецы и воины, действительно, не уча-
ствовали в экономической деятельности (за исключением выпол-
нения функций управления и контроля), и в этом смысле эксплу-
атировали крестьян и рабочих, сомнительно, что институт частной
собственности был тесно связан с этим феноменом. Отношения
собственности значительно варьировались от одного региона к
другому или в одном и том же регионе в течение времени; однако
ни в одной древней цивилизации частная собственность в совре-
менном понимании этого слова не составляла подлинного фунда-
мента общества или государства. В целом преобладали те или
иные формы коллективной или государственной собственности на
землю. Некоторая часть земли или ее продуктов часто выделялись
для снабжения служащих или воинов; кроме того, несомненно, при-
знавалось частное владение орудиями, оружием и другими пред-
метами. Но право частной собственности не было абсолютным.
Более правдоподобным является предположение, что корни
классовой дифференциации и политической организации следует
искать в этнических или племенных различиях. Знаменательно,
что шумерский язык, первый из письменных языков, не был свя-
зан ни с одним из соседних семитических языков; фактически, он
не связан ни с одним из известных языков. Возможно, создатели
ранних шумерских городов-государств были завоевателями-при-
шельцами, утвердившими свою власть над местным неолитичес-
ким населением. В любом случае, из последующего развития ста-
новится ясным, что богатства этих городов периодически побуж-
дали их соседей, населявших соседние холмы и пустыни и стояв-
ших на более низких ступенях развития, к вторжениям с целью
завоевания и грабежа шумерских городов. В некоторых случаях
они грабили и уходили, в других случаях они уничтожали или
подчиняли себе местных правителей и устанавливали свое господ-
ство над зависимым населением. Многочисленные упоминания в
древней мифологии конфликтов между богами, возможно, отра-
жали борьбу за господство между враждующими племенами, у
каждого из которых было свое почитаемое божество. Такие смены
правящих классов мало затрагивали крестьянское население, за
исключением случаев, когда оно случайно становилось жертвой
насилия или когда одна группа правителей более эффективно и
жестоко, чем другая, собирала подати и налоги.
С развитием соседствующих друг с другом городов-государств
споры о границах и воде становились дополнительными источни-
ками конфликтов и войн. Самые ранние письменные шумерские
источники III тысячелетия до н. э. содержат многочисленные упо-
минания о смене династий, правивших в различных городах. Эко-
номические соображения не были, конечно, единственной причи-
ной этих столкновений. Жажда власти, господства и величия
скоро заступила место чисто экономических мотивов. Саргон Ве-
46
ликий не только утвердил единое централизованное управление
всеми городами Шумера и Аккада, но и распространил свои за-
воевания на Иран, северную Месопотамию и Сирию, т.е. факти-
чески установил контроль над всем цивилизованным миром того
времени, за исключением Египта. Такие же амбиции двигали дру-
гими завоевателями, включая персидского царя Кира, Александра
Македонского, Юлия Цезаря и его последователей — римских
императоров. Однако, каковы бы ни были мотивы завоеваний,
экономический фундамент древних империй составляли грабеж, а
также сбор дани и налогов с побежденных и крестьянских масс.
При таком грабительском характере древних империй можно
ли говорить, что они внесли какой-либо позитивный вклад в эко-
номическое развитие? В отношении технологического развития
этот вклад крайне невелик. Почти все главные элементы техноло-
гии, на которую опирались древние цивилизации — одомашнен-
ные растения и животные, текстильное и керамическое производ-
ство, металлургия, монументальная архитектура, колесо, парус-
ные суда и т.д., — были изобретены или открыты в эпоху, пред-
шествующую появлению письменной истории. Наиболее значи-
тельным технологическим достижением II тыс. (около 1400 —
1200 гг. до н. э.) было открытие выплавки железа, авторство ко-
торого, возможно, принадлежит варварским или полуварварским
племенам Анатолии или Кавказа. Знаменательно, что основное
применение железо в Древнем мире нашло в изготовлении ору-
жия, а не орудий труда. Другие нововведения, такие как колесни-
цы и специализированные военные суда, были даже в еще боль-
шей степени связаны с искусством войны и завоевания.
Хотя существенные прорывы в области технологии были не-
многочисленными, было сделано большое число частных техноло-
гических улучшений, особенно в сельском хозяйстве, но они
редко были результатом сознательной политики правительства. В
течение эллинистического периода и в период Римской империи
было написано множество научных трудов по различным аспектам
сельского хозяйства и смежных областей (в знаменитой Александ-
рийской библиотеке хранилось 50 рукописей, посвященных толь-
ко искусству выпечки хлеба!), информирующих богатых земле-
владельцев и их управляющих о том, как увеличить доходы с
имений. Особенности климата, топографии и почв в бассейне Сре-
диземного моря определяли оптимальные сельскохозяйственные
методы, которые постепенно, в течение многих столетий, развива-
лись путем проб и ошибок. Богатство великих речных цивилиза-
ций основывалось на ирригационном земледелии, требовавшем
высокой степени организации и дисциплины рабочей силы. В не-
которых регионах (например, в Северной Африке и южной Испа-
нии) ирригация иногда служила дополнением к другим сельскохо-
зяйственным методам, однако ее распространение было по боль-
шей части неэкономичным, если вообще возможным. Вместо этого
развивалась техника «сухого земледелия» (как ее стали называть
47
в Америке XIX в.). При высокой интенсивности солнечного света,
бедности почв и продолжительном, засушливом лете, которые ха-
рактеризовали большую часть региона, землю необходимо было
часто, но неглубоко вспахивать, чтобы сохранить и использовать
влагу, накопленную в течение дождливого зимнего сезона. Для
поддержания плодородия почвы без искусственных удобрений и
при нехватке навоза поля возделывались лишь каждый второй год
(двухгодичный севооборот); более того, чтобы уменьшить нежела-
тельный рост сорняков, которые лишали оставленные под паром
земли питательных веществ, их также приходилось вспахивать,
обычно 3 или 4 раза, оптимально — до 9 раз в год. Появилось
много различных вариаций этой технологии, особенно в регионах
развитого садоводства, лесоводства и виноградарства. В целом,
однако, соответствующие технологии были трудоемкими, т.е. тре-
бовали использования значительного количества труда в расчете
на единицу земельной площади. Это существенно ограничивало
размеры участков, которые могли обрабатывать независимые вла-
дельцы или отдельные работники, и соответственно оставляло
мало возможностей налогообложения дохода. С другой стороны,
там, где почвы были подходящими и имелось адекватное предло-
жение рабочей силы, большие имения, использовавшие организо-
ванный дешевый труд зависимых рабочих (сельского пролетариа-
та) или труд рабов, могли быть доходными с точки зрения и вла-
дельцев, и правительства. Вплоть до падения Римской империи
эта система росла за счет предыдущей, особенно в наиболее пло-
дородных регионах.
Несмотря на почти неизменную технологию, экономические до-
стижения древних империй были значительны. Организованные
экспедиции, отправлявшиеся с торговыми или завоевательными це-
лями, более активно распространяли элементы существующей тех-
нологии и вводили в сферу хозяйственного использования новые
ресурсы. Кодификация гражданского права, даже если ее целью
было обслуживание личных интересов просвещенных правителей
или правящих классов, способствовала более стабильному функци-
онированию экономики и общества. Возможно, самым важным ре-
зультатом существования империй было установление порядка и
единообразного законодательства на все больших территориях, что
благоприятствовало росту торговли и тем самым способствовало ре-
гиональной специализации и разделению труда. Выдающимся при-
мером такой тенденции является Римская империя.
Торговля и экономическое развитие
в Средиземноморском регионе
На протяжении тысячелетия — приблизительно с 800 г. до н. з.
до 200 г. н. э. — классические цивилизации Средиземноморского
48
мира достигли уровня экономического развития, который не был
превзойден, по крайней мере в Европе, вплоть до XII —XIII вв.
Ввиду отсутствия значительного технологического прогресса в ре-
гионе объяснение этим достижениям следует искать в интенсивном
разделении труда, которое стало возможным благодаря высокому
развитию торговых связей и рынков. Торговля, конечно, не была
новым явлением: можно вспомнить торговлю каменными орудия-
ми и оружием в эпоху неолита и экспедиции месопотамских горо-
дов и империй. Последние снаряжались государством, и далеко не
всегда легко было отличить их торговую миссию от грабитель-
ской. Правители соседних государств также участвовали в риту-
альном обмене подарками, который по сути дела представлял
собой скрытую форму бартерного обмена. Однако, учитывая вы-
сокие издержки сухопутной транспортировки грузов (перемеще-
ние которых осуществлялось носильщиками или вьючными жи-
вотными), такая торговля была ограничена товарами, для кото-
рых была характерна высокая цена на единицу веса — такими,
как золото, серебро, драгоценные камни, дорогие ткани, специи и
благовония, а также предметы искусства и религиозного культа.
(Единственное явное исключение — перевозка меди и бронзы —
на самом деле таковым не являлось, поскольку металлы предна-
значались прежде всего для изготовления оружия и украшений
для правящих классов, что придавало им гораздо более высокую
относительную стоимость, чем сейчас.) Месопотамские цивилиза-
ции достаточно рано установили контакты через Индийский океан
с Египтом и долиной Инда, но эти пути не получили большого
значения из-за недостатка подходящих для торговли товаров и
опасности навигации в период муссонов.
С мореходством в Средиземном море дело обстояло совершен-
но иначе. Уже в начале эры письменной истории (примерно в
III тыс. до н. э.) на восточном берегу Средиземного моря утвер-
дились народы, которые стали служить посредниками в морской
торговле между развивающимися цивилизациями Месопотамии и
Египта. Финикийцы были первыми профессиональными моряка-
ми и торговцами. В соответствии с их преданиями, они пришли в
Средиземноморье то ли из Персидского залива, то ли из региона
Красного моря, и можно предположить, что они были самыми
первыми посредниками между Шумером и Верхним Египтом в
торговле через Индийский океан. В любом случае, они на долгое
время фактически монополизировали торговлю Египта, выступая
в роли агентов или поставщиков фараонов. Среди их товаров
была медь с Кипра и легендарная кедровая древесина из Ливана.
В связи со своей торговлей финикийцы также развивали множест-
во обрабатывающих производств, включая изготовление знамени-
того пурпурного красителя. Само слово «Финикия» пришло из
греческого языка и означает «страна пурпура».
Ядром политической организации финикийцев являлись авто-
номные города-государства, наиболее известными из которых
49
были Сидон и Тир. В большой степени зависимые от доброй воли
и терпимости своих более сильных соседей, они пережили многие
превратности судьбы, но на протяжении почти трех тысячелетий,
вплоть до завоевания Александром Македонским, они принадле-
жали к числу тех народов Древнего мира, которым принадлежало
лидерство в торговле. Торговая деятельность привела их к созда-
нию алфавита как более эффективной системы письменности по
сравнению с иероглификой и клинописью; впоследствии алфавит
был заимствован греками и римлянами у финикийцев вместе с их
достижениями в области техники торговли. Для поощрения тор-
говли и для уменьшения перенаселенности небольшой территории
их государств финикийцы основали колонии вдоль побережья Се-
верной Африки и в Западном Средиземноморье на Сицилии, Сар-
динии, Балеарских островах и на побережье Испании. Одна из
финикийских колоний, Карфаген, позже создала свою собствен-
ную империю и вступила в борьбу с Римом за гегемонию в Запад-
ном Средиземноморье. Смелые моряки и умелые торговцы, фини-
кийцы плавали в Атлантику за оловом из Корнуолла и, возмож-
но, обошли вокруг Африканского континента.
Другим великим торговым народом Средиземноморья были
греки. В отличие от финикийцев, греки были первоначально зем-
ледельцами, но каменистые почвы и гористый рельеф местности
их новой родины (куда греки пришли с севера) обратил их взоры
в сторону моря: морская торговля призвана была восполнить ску-
дость их сельского хозяйства. Великолепные естественные заливы
и многочисленные острова Эгейского моря также способствовали
этому выбору. Еще в микенский период (с XIV по XII вв. до н. э.)
греческих торговцев можно было встретить по всему Эгейскому
морю и Восточному Средиземноморью; на западе они доходили до
Сицилии. Гомеровский эпос о троянской войне, возможно, отра-
жал эпизод торгового соперничества между греками и Троей, кон-
тролировавшей вход в Черное море. Аналогично, легенда о Ясоне
и золотом руне может описывать первое путешествие по Черному
морю в поисках шерсти. После периода «темных веков», связан-
ного с новой волной нашествий с севера, греческая торговля и ци-
вилизация вновь оживились примерно в начале VIII в. до н. э. К
этому времени Эгейское море фактически стало греческим; гречес-
кие поселения появились на берегах Малой Азии и на островах.
Рост численности населения при ограниченности ресурсов был,
вероятно, одной из причин заселения островов и близлежащего
берега Малой Азии. Однако даже это не смягчило проблем пере-
населенности. В середине VIII в. греки предприняли массовые и
организованные колонизационные предприятия, которые привели
к основанию греческих городов по всему побережью Средиземно-
го моря до современного Марселя, а также на побережье Черного
моря. Концентрация греческих городов в южной Италии и Сици-
лии была так велика, что этот регион стали называть Великой
Грецией.
50
Рис. 2.2. Греческая и финикийская колонизация.
Помимо смягчения пресса народонаселения (и, время от вре-
мени, изгнания политических оппонентов), колонизационное дви-
жение служило и другим экономическим целям. Множество
новых городов было расположено в плодородных сельскохозяйст-
венных регионах. Таким образом, они могли снабжать метрополии
зерном и другими сельскохозяйственными продуктами. Кроме
того, они служили в качестве рынков или торговых центров для
сбыта готовых товаров из метрополий, тем самым вводя — по-
средством развития рыночных отношений — в орбиту цивилиза-
ции соседние народы (главным образом неолитических земледель-
цев). Метрополии обычно не стремились осуществлять политичес-
кий контроль над своими колониями, однако родственные связи и
экономические отношения обеспечивали прочные связи между
ними. В этих условиях города материковой Греции и Малой Азии
стали специализироваться в области торговли и промышленности.
Выращивание зерновых уступило место винограду и оливкам, ко-
торые больше подходили для греческой почвы и климата, а их ко-
нечные продукты — вино и масло — имели более высокую цену
в расчете на единицу веса. Греческие ремесленники, особенно гон-
чары и металлисты, достигли высокого уровня мастерства, и их
изделия высоко ценились по всему региону классической гречес-
кой цивилизации. Греческие моряки и торговцы осуществляли
перевозку грузов других государств (таких, как Египет), где мо-
реходное искусство не получило распространения. Некоторые го-
рода, например Афины, осуществляли выполнение множества тех
торговых и финансовых функций, которые в последующие века
выполняли Антверпен, Амстердам, Лондон и Нью-Йорк. Банков-
ское дело, страхование, акционерные предприятия и другие эко-
номические институты, которые появились в более поздние эпохи,
в зачаточной форме уже существовали в классической Греции, а
их корни следует искать в древнем Вавилоне.
Такое торговое и финансовое развитие было существенно об-
легчено благодаря инновации, которая не имела большого техни-
ческого значения, но сыграла огромную экономическую роль. Эта
инновация — чеканка монеты. Деньги и монеты, конечно, не одно
и то же. До изобретения металлических монет наиболее важную
функцию денег — функцию меры ценности — выполняли различ-
ные товары, которые служили также средством обмена. Сами они
не использовались в операциях обмена, коль скоро обмениваемые
товары могли оцениваться по отношению к ним. Бартерные и
даже кредитные сделки осуществлялись на этой основе задолго до
появления чеканной монеты. Однако монета в огромной степени
упростила коммерческие операции и способствовала вовлечению в
орбиту рыночных отношений индивидов и групп, которые в про-
тивном случае продолжали бы существовать в рамках натурально-
го хозяйства.
Как и в случае большинства изобретений Древнего мира, исто-
рии не известен изобретатель монеты. Самые ранние из сохранив-
52
шихся до наших дней монет, датируемые VII в. до н. э., происхо-
дят из Малой Азии. Легенды приписывают их изобретение Мида-
су, царю Фригии, чье прикосновение превращало предметы в зо-
лото, и Крезу, баснословно богатому царю Лидии, который был
казнен Киром Великим, приказавшим залить ему горло расплав-
ленным золотом. Однако, вероятнее всего, монеты были изобрете-
ны каким-нибудь купцом или банкиром одного из греческих горо-
дов на побережье в целях рекламы. В любом случае, их потенци-
ал и для получения доходов, и для повышения престижа был
вскоре признан правительствами, которые сделали чеканку моне-
ты государственной монополией. Изображение правителя или
символа города (например, совы Афины), отчеканенное на моне-
те, удостоверяло не только чистоту металла, но и авторитет того,
кто ее выпустил.
Самые ранние монеты чеканились из электрона, природного
сплава золота и серебра, добывавшегося в долинах Анатолии, но
из-за различий в содержании золота и серебра в электроне ему
предпочитались чистые металлы. Хотя чеканились и золотые, и
серебряные монеты, серебра было больше и оно было более прак-
тичным для использования в торговых сделках. Ведущая роль
Афин в V в. до н. э. в торговле и культуре также способствовала
преимущественному употреблению серебра, по крайней мере,
среди греков; на самом деле эти два явления были связаны между
собой. Принадлежащие Афинам серебряные Лаврионские рудники
на полуострове Аттика давали средства для строительства триер.
Новый тип военного корабля решил исход борьбы греков с перса-
ми, что обеспечило Афинам гегемонию в Афинском морском
союзе, а Эгейское море и близлежащие территории фактически
превратились в Афинскую империю. Серебро Лавриона также по-
могало финансировать перманентно пассивный баланс афинской
торговли (другим важным источником финансовых поступлений
были морские перевозки и финансовые операции), и тем самым
косвенно способствовало строительству огромных общественных
зданий и памятников, составивших славу Афин. Таким образом,
«Золотой век» Афин стал возможен благодаря серебру Лаврион-
ских рудников.
Греческие города истощили свои силы в междоусобной борьбе,
но завоевания Александра Македонского распространили гречес-
кую (или эллинистическую) культуру по всему Ближнему и Сред-
нему Востоку. Хотя империя Александра распалась после его
смерти, культурное и экономическое единство сохранилось. На
греческом языке говорили на пространстве от Великой Греции до
Инда. Греки занимали гражданские должности в государствах —
преемниках империи Александра, а греческие купцы основывали
свои торговые склады во всех важнейших городах. Александ-
рия — возможно, самый большой город мира до возвышения
Рима, с населением, превышавшим 500 тыс. человек, — была
фактически греческим городом, являвшимся наиболее важным
53
торговым центром того времени. Через его рынки проходил не
только традиционный экспорт Египта (пшеница, папирус, льня-
ные ткани, стекло и т.д.), но и сотни видов товаров — как тради-
ционных, так и экзотических — из различных частей света, вклю-
чая слонов, слоновую кость и страусиные перья из Африки,
ковры из Аравии и Персии, янтарь с Балтики, хлопок из Индии
и шелк из Китая. Простое перечисление этих товаров говорит о
масштабах организации торговли.
Экономические достижения и ограниченность
античной цивилизации
Апогей классической цивилизации, во всяком случае в эконо-
мическом отношении, пришелся на I —II вв. н. э., эпоху римской
гегемонии (рис. 2.3). Рим уже впитал в себя эллинистическую
культуру до того, как покорил все Средиземноморье, и вместе с
нею он унаследовал — или присвоил — экономические достиже-
ния и институты эллинизма.
Римляне первоначально были земледельцами (преимуществен-
но мелкими), для которых было характерно высокое уважение к
правам частной собственности. В ходе территориальной экспансии
их внимание все больше смещалось в сферу военного дела и уп-
равления, но их традиционная привязанность к земле сохраня-
лась. В свою очередь, торговля не занимала высокого положения
в римской системе ценностей; она была предоставлена представи-
телям низших социальных слоев, иностранцам и даже рабам. Тем
не менее, римская правовая система, первоначально ориентиро-
ванная на регулирование жизни аграрного общества, постепенно
модифицировалась путем включения в нее греческих элементов,
допускала значительную свободу предпринимательства и не сдер-
живала торговую активность. В частности, она обеспечивала чет-
кое исполнение условий контрактов и защиту прав собственности,
а также быстрое (и обычно справедливое) разрешение споров.
Распространение римского права благодаря продвижению победо-
носных легионов обеспечивало единообразные юридические рамки
экономической деятельности по всей империи. (Некоторые регио-
ны, особенно Египет, пользовались особым статусом, в рамках ко-
торого их традиции и обычаи были сохранены.)
Городской характер Римской империи стимулировал развитие
(и сам, в свою очередь, был результатом развития) обширной тор-
говой сети и более полного разделения труда. Один лишь город
Рим в эпоху максимального расцвета мог иметь население, превы-
шавшее 1 млн человек. Поскольку прокормить столь значительное
население за счет местных ресурсов было невозможно, был создан
огромный флот для доставки пшеницы из Сицилии, Северной
Африки и Египта. (Эти поставки представляли собой одно из
54
си
си
Рис. 2.3. Римская империя в период расцвета (около 117 г. н. э.).
главных исключений из правила свободного предпринимательст-
ва: зерно бесплатно раздавалось 200 тыс. семей римского пролета-
риата. Для того, чтобы предотвратить срыв поставок, который мог
спровоцировать волнения, правительство предоставило специаль-
ные привилегии агентам, обеспечивающим снабжение зерном, а
временами даже само брало на себя выполнение этой задачи.)
Хотя ни один другой город не мог сравниться по размерам и ве-
ликолепию с Римом в период его расцвета, многие крупные горо-
да насчитывали от 5 до 100 тыс. человек, а некоторые, такие как
Александрия, были даже крупнее. Возможно, вплоть до XIX в. в
мире не существовало региона со столь же высоким уровнем урба-
низации.
Самым большим вкладом Рима в экономическое развитие был
рах готапа, длительный период мира и порядка в Средиземномо-
рье, обеспечивший наиболее благоприятные условия для развития
торговли. Хотя римские легионы были почти всегда заняты завое-
ваниями новых территорий, наказанием строптивых соседей или
подавлением восстаний населения подчиненных территорий, до
III в. н. э. военные действия обычно происходили на периферии
империи и в основном не затрагивали главных торговых путей.
Пиратство и бандитизм, которые представляли серьезную угрозу
торговле даже в эллинистическую эру, были почти полностью
ликвидированы. Знаменитые римские дороги создавались скорее
для стратегических, чем для торговых целей. Колесные транс-
портные средства (кроме колесниц) использовались редко, и со-
всем не использовались для дальних перевозок, хотя дороги все
же способствовали развитию коммуникации и перевозки легких
товаров. Однако главной транспортной артерией было Средизем-
ное море, которое как никогда раньше — и редко в последую-
щем — интенсивно использовалось в роли торговой магистрали.
Одним из главных последствий рах готапа был рост числен-
ности населения. По имеющимся оценкам, население империи в
период ее зенита насчитывало от 60 до 100 млн человек, причем
новейшие исследования склоняются к последней цифре. К сожа-
лению, мы не располагаем данными о населении соответствующе-
го региона в более раннее время, например, в эпоху Александра
Македонского или в период греческой колонизации в VIII в. до н. з.
Однако возможно, что численность населения империи ко време-
ни смерти Марка Аврелия (180 г. н. э.) увеличилась, по крайней
мере, в два раза по сравнению со временем смерти Юлия Цезаря
(44 г. до н. э.). Самый значительный рост имел место в Западном
Средиземноморье, включая Италию, поскольку Восток уже был
плотно заселен. (К примеру, население Египта, по-видимому, со-
ставляло 5 млн человек еще в 2500 г. до н. э., а в I в. н. э. оно
достигло порядка 7,5 млн.) В эпоху финикийской и греческой ко-
лонизации земли на Западе, пригодные для пахотного земледе-
лия, по большей части были совершенно необитаемы. Даже в пе-
риод римской экспансии в Италии многие области полуострова
56
имели низкую плотность населения. Население Галлии, которая
позднее станет одной из крупнейших римских провинций с насе-
лением свыше 10 млн человек, ко времени начала римского завое-
вания составляло, видимо, менее 5 млн человек. Северная Африка
и Испания также пережили период процветания и роста числен-
ности населения в первые века империи.
Вопрос о том, в какой мере одновременно с демографическим
ростом увеличился уровень благосостояния, гораздо более сло-
жен. Несомненно, некоторый его рост действительно имел место,
что сделало возможным (и стимулировало) рост численности на-
селения. Известный экономист Колин Кларк подсчитал, что ре-
альные доходы «типичного» свободного ремесленника в Риме I в.
н. э. приблизительно равнялись доходам британского фабричного
рабочего в 1850 г. и итальянского рабочего в 1929 г. Путем
экстраполяции мы можем прийти к выводу, что уровень жизни
римских ремесленников был существенно выше, чем уровень
жизни миллионов крестьян и городских жителей Азии, Африки и
Латинской Америки в настоящее время. Однако подобные сравне-
ния сопряжены со сложными концептуальными проблемами, а
также статистическими ловушками. Допустим, можно (при нали-
чии соответствующих статистических данных) сравнить покупа-
тельную силу заработной платы различных групп населения по
отношению, например, к зерну или хлебу или, быть может, по от-
ношению к калорийности рациона питания. Но как оценить отно-
сительный вклад в материальное или физическое благосостояние,
вносимый римскими цирками или современными транзисторными
приемниками и телевидением, пешим передвижением (даже по
римским дорогам!) и путешествиями на метро, личном автомобиле
или реактивном лайнере, или различного рода жилищами, кото-
рые различаются по уровню комфорта и удобства в зависимости
от климатических условий, а также по конструктивным особеннос-
тям? Более того, статистика доходов «среднего» или «типичного»
крестьянина или городского рабочего ничего не говорит нам об от-
носительном распределении доходов.
Преобладание рабства в Древнем мире особенно усложняет
проблему статистического сравнения. Абсолютное и относительное
количество рабов значительно варьировалось во времени; оно воз-
растало в период экспансии империи, когда было много военно-
пленных и заложников, и уменьшалось впоследствии, когда импе-
рия перешла к обороне. (Процентная доля рабского населения
также зависела от количества вольноотпущенников и относитель-
ного уровня рождаемости среди рабов и свободного населения; в
целом, уровень рождаемости среди рабов был ниже.) Несомненно,
часто отношение хозяев к рабам было хорошим; особенно это от-
носилось к грамотным рабам-грекам, а также к рабам, служившим
в качестве учителей, писарей, домашних слуг и деловых агентов.
Однако большинство рабов использовалось в сельском хозяйстве
57
и на тяжелой физической работе, получая содержание, достаточ-
ное лишь для простого выживания. Относительное количество
рабов также зависело от стоимости свободного труда. Свободные
люди редко были заняты на таких неприятных и небезопасных
работах, как горнодобыча, но в других областях им приходилось
конкурировать с крайне дешевым трудом рабов.
Другим возможным показателем благосостояния является
средняя продолжительность жизни. Опять же нужно быть осто-
рожным при использовании неполной и недостоверной статисти-
ки, особенно потому, что она мало говорит об относительном
уровне смертности от болезней и других причин среди различных
социальных классов. Однако в целом можно сказать, что средняя
продолжительность жизни на протяжении «Золотого века» импе-
рии составляла около 25 лет — лишь немногим выше, чем в более
ранних обществах, и все еще значительно ниже, чем во всех со-
временных обществах, за исключением самых бедных.
«Золотой век» империи фактически представлял собой пере-
ходный период. Даже до наступления хронологического рубежа,
за который обычно принимают год смерти Марка Аврелия, мно-
жество проблем предвещали упадок империи и ее экономики.
Среди главных проблем были нападения германцев с севера, не-
хватка рабочей силы и инфляция (хотя и достаточно умеренная).
Все эти проблемы значительно обострились в III в. н. э., особенно
инфляция, связанная с постоянным обесценением монеты в инте-
ресах казны, расходы которой всегда превосходили доходы. Од-
нако инфляция была симптомом более фундаментальных эконо-
мических проблем. Император Диоклетиан пытался решить их в
самом начале IV в. н. э., введя законодательный контроль за це-
нами и заработной платой и реорганизовав бюрократию и финан-
совую систему. Реформы Диоклетиана и его преемника Констан-
тина укрепили на время имперскую структуру, но они не касались
фундаментальных проблем; на самом деле они их углубили.
Двумя столпами экономики Римской империи были сельское
хозяйство и торговля. Сельскохозяйственные излишки (превыше-
ние производства над потребностями земледельца и его семьи),
будучи небольшими в каждом отдельном хозяйстве, в целом ока-
зывались значительными, будучи мобилизованными в имперский
бюджет через налоги. Они давали средства для содержания
армии, имперской бюрократии и городского населения. Однако
эффективность управления этими излишками зависела от состоя-
ния торговых потоков в империи. Вторжения и грабительские
рейды варваров наносили урон торговле, однако, быть может, еще
более важной проблемой были неэффективность и коррупция
самого имперского правительства. Пираты опять появились на
море, а разбойничьи шайки контролировали горные пути. Случа-
лось, что мирных торговцев грабила сама армия.
58
Налоги постоянно возрастали, но на распределение их бреме-
ни оказывали влияние льготы, предоставляемые властями. Мно-
гие большие имения, собственность знати, были освобождены от
налогообложения, что привело к росту налогового бремени для
тех, кто в наименьшей степени был способен его нести. В период
инфляции в III в. н. э., когда налоговые поступления системати-
чески оказывались недостаточными для финансирования расходов
государства на содержание армии и бюрократического аппарата,
правительство возобновило практику сбора налогов в натуральной
форме, которую Диоклетиан превратил в постоянную систему по-
датей. Хотя эта крайняя мера достигла своей цели в краткосроч-
ном периоде, она подорвала саму основу экономической системы
империи. Производство для рынка упало. Земледельцы, в том
числе даже собственники небольших земельных наделов, покида-
ли землю и уходили под опеку крупных землевладельцев, чьи
имения, не облагаемые налогами, как следствие, росли. Более
того, в связи с сокращением торговли и снижением численности
городского населения из-за недостатка продовольствия, большие
имения становились все более самодостаточными и не только про-
должали обеспечивать себя продуктами питания, но и заводили
собственные металлообрабатывающие, текстильные и другие про-
изводства, тем самым отбирая у городов их экономические функ-
ции. Так закрутилась опасная спираль сжатия.
Попытка Диоклетиана зафиксировать уровни заработной
платы и цен имперским эдиктом потерпела почти полное фиаско
несмотря на суровые наказания, которым подвергались его нару-
шители. В 332 г. правительство приняло еще более жесткое реше-
ние, предусматривающее прикрепление земледельцев к обрабаты-
ваемой ими земле и вводящее принцип обязательного наследова-
ния профессионального статуса в земледелии, ремесле, торговле и
даже городской администрации. Так же, как и сбор податей в на-
туральной форме, эта мера имела определенный краткосрочный
успех, но для экономической системы она оказалась еще более гу-
бительной. Экономика возвращалась к натуральному хозяйству,
численность населения сокращалась, города пустели, а крупные
виллы становились все более похожи на укрепленные замки. К
концу IV в. Западная Римская империя стала напоминать опус-
тевшее здание, разрушающееся под тяжестью собственных кон-
струкций.
Падение Римской империи и упадок (или регресс) классичес-
кой античной экономики представляли собой самостоятельные,
хотя и взаимосвязанные явления. Если бы экономика смогла отве-
тить на запросы, предъявляемые ей растущей паразитической им-
перской бюрократией и армией, империя могла бы просущество-
вать еще тысячу лет — как это удалось сделать Восточной Рим-
ской (или Византийской) империи. В свою очередь, если бы им-
перия, т.е. институциональная структура, в рамках которой функ-
59
ционировала экономика, продолжала обеспечивать достаточную
защиту от внешних и внутренних угроз, необходимую для мирной
хозяйственной деятельности, и эффективное отправление правосу-
дия, то не существовало бы очевидных причин, которые помеша-
ли бы ей функционировать при династии Северов или при Дио-
клетиане столь же эффективно, как при династии Антонинов. Од-
нако на практике ни одно из этих условий не было соблюдено.
Но наиболее фундаментальной причиной ограниченности и в
конечном итоге падения классической античной экономики, выхо-
дящей за рамки непосредственных причин упадка Рима, являлось
отсутствие технологического развития. Эта технологическая сте-
рильность представляла собой очевидный контраст с культурным
блеском, по крайней мере, некоторых периодов существования
античной цивилизации. Даже сегодня классическое искусство и
литература являются образцами, с которыми соизмеряются совре-
менные работы. Значительный прогресс был достигнут в филосо-
фии, математике и ряде других отраслей науки. Древним были
известны некоторые свойства пара, хотя они применялись только
в игрушках и устройствах, предназначенных для введения в за-
блуждение легковерных. Водяное колесо и ветряная мельница
были изобретены, по крайней мере, в I в. до н. э., но не получили
широкого распространения в Европе до периода Средних веков.
Римское инженерное искусство проявилось в строительстве дорог,
акведуков, купольных зданий, но не в создании трудосберегаю-
щих приспособлений. Очевидно, что вклад Античности в развитие
технологии был незначителен отнюдь не в силу отсутствия твор-
ческих талантов.
Объяснение, по-видимому, связано с социально-экономической
структурой и с системой отношений и стимулов, которые она по-
рождала. Наиболее продуктивная работа выполнялась или раба-
ми, или зависимыми крестьянами, статус которых мало отличался
от статуса рабов. Даже если они и имели возможность улучшить
технологию, они получили бы от подобных улучшений мало выго-
ды как в смысле дохода, так и в смысле сокращения трудовых
усилий. Члены привилегированных классов посвящали себя
войне, управлению, искусству и науке или просто демонстратив-
ному потреблению. У них было мало склонности и опыта экспе-
риментировать со средствами производства, поскольку труд счи-
тался уделом низших классов. Архимед был гениальным ученым,
который откровенно пренебрегал практическими применениями
науки; его единственной уступкой практике было создание меха-
нической катапульты для защиты (безуспешной) его родных Си-
ракуз от римлян. Аристотель, который имел, быть может, наибо-
лее полные энциклопедические знания среди древних ученых и
философов, полагал, что различие между господами и рабами
биологически детерминировано. С его точки зрения, тот факт, что
рабы должны обеспечивать своим господам досуг для занятий ис-
60
кусством и наукой, являлся частью естественного порядка вещей.
Апостол Павел писал, что господа и рабы должны принять свое
нынешнее положение, поскольку царство земное может существо-
вать лишь в том случае, если одни люди будут свободными, а
другие — рабами. В свете таких взглядов неудивительно, что раз-
работке методов облегчения тяжелого труда или улучшения поло-
жения зависимых масс уделялось так мало внимания и усилий.
Общество, основанное на рабстве, может создать шедевры искус-
ства и литературы, но не может обеспечить устойчивый экономи-
ческий рост.
Глава 3
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ
Для предыдущего поколения экономических историков фраза
* экономический рост в эпоху Средневековья» показалась бы па-
радоксальной. Под влиянием авторов Возрождения, которые, вос-
хваляя вновь открытое великолепие классической цивилизации,
преуменьшали достижения своих непосредственных предшествен-
ников, Средние века долгое время воспринимались как время эко-
номического и культурного застоя. Однако на деле средневековая
Европа переживала расцвет технологического созидания и эконо-
мического динамизма, которые резко контрастировали с рутиной
античного Средиземноморья. Более того, специфические институ-
ты, возникшие в Средние века, служили базой для осуществления
экономической деятельности вплоть до недавнего времени. Эле-
менты средневекового наследия в сельских регионах все еще явля-
ются заметными чертами в общей картине — даже в бывших со-
циалистических экономиках Восточной Европы.
Сельскохозяйственный базис
Вплоть до начала индустриального развития в XIX в. сельское
хозяйство повсеместно являлось наиболее важным сектором эко-
номики как с точки зрения стоимости и объема выпуска, так и с
точки зрения доли занятой рабочей силы. Однако сельскохозяйст-
венная ориентация является уникальной чертой средневековой Ев-
ропы, отличающей ее от других развитых цивилизаций. В древ-
них городах-государствах Шумера и последующих цивилизациях
вплоть до Римской империи характер экономики и общества опре-
делялся городскими институтами, даже если большинство населе-
ния занималось сельским трудом. В свою очередь, в средневеко-
вой Европе, несмотря на рост численности и экономической роли
городского населения (особенно в Италии и во Фландрии), клю-
чевая роль принадлежала сельскому хозяйству и сельским инсти-
тутам.
Чтобы понять специфику средневековой экономики, необходи-
мо вспомнить политические и социальные условия, в которых
происходило ее зарождение: растущее налоговое бремя, прогрес-
62
сирующая неэффективность и коррупция в Римской империи,
окончательное крушение центральной власти и последовавшая за
этим анархия, рост крупных самодостаточных имений, упадок го-
родов и межрегиональной торговли. После падения империи вар-
варские племена продолжали свои грабительские набеги; карлико-
вые королевства появлялись и исчезали, не будучи способны под-
держивать эффективный порядок в течение сколько-нибудь про-
должительного периода или создать регулярную систему налого-
обложения. Государство франков, основанное в сердце средневе-
ковой Европы на территории между Луарой и Рейном, существо-
вало дольше других, но, не имея регулярной системы налогообло-
жения или постоянного бюрократического аппарата, в деле сохра-
нения порядка и единства оно также зависело от лояльности круп-
ных землевладельцев и вассалов.
Начиная с VIII в. и в течение последующих двух столетий
франкам и другим европейским народам угрожали новые орды за-
воевателей. В 711 г. мусульмане из Северной Африки вторглись в
Испанию и разгромили королевство вестготов; к 732 г. они про-
двинулись до центральной Франции, после чего были отброшены
назад. Хотя франки вытеснили мусульман за Пиренеи, маврам
удалось захватить Сицилию, Корсику и Сардинию и фактически
сделать Средиземное море мусульманским.
Позже в том же столетии из Скандинавии пришли викинги,
которые оккупировали Британские острова, захватили Норман-
дию, совершали набеги на города, стоящие на побережье морей и
рек (в частности, они доходили до Парижа), и даже проникли в
Средиземное море. В IX в. сильные мадьярские племена проник-
ли через Карпаты в Центральную Европу, осуществляя набеги,
грабя и взимая дань с населения северной Италии, южной Герма-
нии и восточной Франции, прежде чем осесть в следующем столе-
тии на своей новой родине — Венгерской равнине.
Чтобы ответить на эти угрозы, франкские короли создали сис-
тему военных и политических связей, впоследствии получившую
название феодализма, которую они вживили в ткань развиваю-
щейся экономической системы. Военные соображения потребовали
создания конных отрядов, поскольку изобретение стремян (воз-
можно, в Центральной Азии) сделало пешие армии практически
бесполезными. Непосредственное содержание государством подоб-
ных отрядов было невозможно ввиду отсутствия эффективной
системы налогообложения и фактического исчезновения денежной
экономики. Более того, обеспечение внутреннего порядка и управ-
ления требовало наличия многочисленного административного
персонала на местном уровне, содержание которого опять же не
могло осуществляться непосредственно за счет государства. Реше-
ние проблемы заключалось в передаче воинам дохода с больших
имений, многие из которых были конфискованы у церкви, в
обмен на военную службу. Представители военного сословия
были также обязаны поддерживать порядок и отправлять право-
63
судне в своих имениях. Высшая знать — герцоги, графы и мар-
кизы — имели многочисленные имения со многими деревнями; не-
которые из этих имений они передавали мелким дворянам и ры-
царям, своим вассалам, в обмен на клятву верности (оммаж).
Аналогичную клятву они сами приносили королю.
В основе феодальной системы лежала форма экономической и
социальной организации, имевшая более древние, не связанные с
феодализмом корни. В английском языке эта система получила
название манориальной1. Манориальная система начала формиро-
ваться в конце существования Римской империи, когда латифун-
дии (крупные фермы) римских нобилей трансформировались в
самодостаточные имения, а земледельцы были прикреплены к
земле либо по закону, либо под давлением экономических и соци-
альных обстоятельств. Вторжения варваров модифицировали сис-
тему преимущественно путем вхождения племенных вождей и во-
инов в состав правящего класса. Свою «законченную» форму ма-
нориальная система получила в VIII —IX вв., в период вторжений
сарацин, викингов и мадьяр, когда она стала экономической базой
феодальной системы.
Самые ранние документальные свидетельства, которые дают
информацию о функционировании манориальной системы, отно-
сятся к IX в. К этому времени она уже получила широкое распро-
странение в регионе между Луарой и Рейном (северная Франция,
юг Нидерландов и запад Германии) и в долине реки По (северная
Италия). Постепенно она распространилась, с некоторыми моди-
фикациями, на Англию (в период норманнского завоевания), Ис-
панию и Португалию (в период Реконкисты), на Голландию,
Центральную и Восточную Европу. В некоторых районах, таких
как Шотландия, Норвегия и Балканы, манориальная система не
получила существенного развития. Даже в тех регионах, где пре-
обладала манориальная экономика, были территории, обычно с
холмистым или гористым рельефом, на которых существовали
другие формы экономической организации.
Мы не можем говорить о «типичном маноре» как о реальном
явлении: вариации, географические и хронологические, были
чрезвычайно многочисленны. Тем не менее, полезно «сконструи-
ровать» гипотетический, идеальный манор, который можно было
бы использовать для аналитических целей. (На рис. 3.1 представ-
лен план реального манора.) Как организационная и администра-
тивная единица манор включал в себя землю, строения и людей,
которые обрабатывали землю и обитали в строениях. По функци-
ональному признаку земля подразделялась на пашни, пастбища и
1 Поскольку Франция была классической страной маноров, часто
употребляются французские термины — seigneurie и seigneurialisme
(или, в англизированной форме, seignorialism). В других языках имеют-
ся сходные, но не идентичные термины, что связано с региональными
различиями в природе маноров.
64
чуга, а также лесные угодья и пустоши. В юридическом отноше-
нии манор подразделялся на поместье сеньора (в английском
языке слово «домен» приобрело другое значение, поэтому заимст-
вованное из французского языка слово «поместье» — demesne —
является более предпочтительным), крестьянские наделы и земли
общего пользования. Земля сеньора, иногда — хотя и не всег-
да — огороженная или иным образом отделенная от земель крес-
тьян, могла составлять от 25% до 30% всей пахотной земли мано-
ра. Она также включала в себя земли под домами, сараями, ко-
нюшнями, мастерскими, огородами и, в некоторых случаях, вино-
градники и фруктовые сады. Наделы крестьян располагались в
открытых полях, окружающих манор и деревню. Поля были раз-
делены на полосы; наделы отдельных крестьянских хозяйств со-
стояли из примерно двух дюжин или более полос, разбросанных
по всем полям манора. Луга, пастбища (включая оставленные под
паром земли, используемые в качестве пастбищ) и леса находи-
лись в общем пользовании, хотя сеньор осуществлял контроль за
ними и сохранял особые привилегии в использовании лесов.
Рис. 3.1. Средневековый манор. Этот план деревни Шилботл в Нор-
тумберленде (Англия) датируется началом XVII в., однако он показате-
лен для Средневековья. Обратите внимание на приусадебные участки
крестьян (коттедж и огород), окруженные открытыми полями и общин-
ными землями (пустошами). Манориальная усадьба не показана; огоро-
женные земли, принадлежащие сеньору, изображены в правой нижней
части плана.
Источник: Studies of Field System in the British Isles / Ed.
A.R.H.Baker, R.A.Butlin. Cambridge: Cambridge University Press, 1973.
3 — 5216
65
Усадьба, часто укрепленная, служила в качестве резиденции
сеньора или его управляющего. Крупные сеньоры, у которых
было очень много маноров, могли передавать их в ленное владе-
ние вассалам, которые получали с них доходы в обмен на воен-
ную службу сеньору. Религиозные институты, такие как соборы и
аббатства, также имели маноры, которые могли быть переданы
вассалам, управляться напрямую клириками или вверяться в уп-
равление мирянам. Феодальный идеал выражался правилом «нет
земли без сеньора, нет сеньора без земли», но оно не всегда со-
блюдалось. В принципе функцией сеньора была защита манора и
отправление правосудия; он мог быть напрямую заинтересован в
наблюдении за функционированием своего поместья, но чаще
предоставлял выполнение этой функции своему управляющему.
Кроме того, он часто имел другие привилегии, связанные, напри-
мер, с владением местной мельницей, хлебопекарней или вино-
градным прессом.
Крестьяне жили в небольших деревнях под стенами замка или
по соседству с ним. Их дома были простыми, имели одну —две
комнаты и иногда чердак, который служил в качестве спальни.
Дома строились из дерева или камня, но чаще всего они были
глинобитными, с земляным полом, без окон, имели соломенную
крышу с дырой, служившей в качестве дымохода. Во дворе могли
находиться вспомогательные постройки для скота и орудий, но
зимой скот часто содержался непосредственно в жилом доме. Де-
ревни, как правило, стояли на реке, которая обеспечивала их
водой, приводила в действие мельницу и, возможно, кузнечные
меха в кузнице. Если замок не имел часовни (а иногда и при ее
наличии), церковь завершала деревенский пейзаж.
Так можно описать наш гипотетический манор. На самом деле
вариации были бесконечны. Хотя в идеале на один манор прихо-
дилась одна деревня, часто в один манор входило несколько дере-
вень, а иногда бывало так, что одна деревня была разделена
между двумя или более манорами. Иногда крестьяне жили не в
деревне, а в разбросанных по округе хуторах или даже на изоли-
рованных фермах. Два последних типа поселений наиболее часто
встречались в регионах с бедной почвой или с холмистой местнос-
тью, где манориальная форма организации была развита слабо
или отсутствовала вовсе. Однако в Средиземноморском бассейне,
особенно в южной Франции и на большей части Италии, неболь-
шие квадраты огороженных полей с изолированными строениями,
типичные для римских времен, сохранялись на протяжении всего
Средневековья. В регионах, где манориальная система была при-
внесена извне (как это было на Пиренейском полуострове, в вос-
точной Германии и даже в Англии), ее черты модифицировались
в зависимости от типа почв, климата и существовавших институ-
тов. Наконец, манориальная система нигде не была статичной,
как это подчас изображается, но постоянно находилась в состоя-
нии эволюции, обычно постепенной, почти незаметной, но неиз-
бежной.
66
Сельское общество
Среди сельского населения существовали различные градации
социального статуса. В наиболее развитой теории феодального об-
щества — которая, что характерно, была разработана лишь тогда,
когда сам феодализм уже стоял на грани упадка, — общество со-
стоит из трех «сословий» (ordres), каждое из которых имеет свои
обязанности. Сеньоры обеспечивают защиту и поддерживают по-
рядок, клирики наблюдают за духовным благополучием общества,
крестьяне работают для обеспечения двух высших сословий. Гово-
ря по существу, дворяне сражаются, священники молятся, а крес-
тьяне работают. Знаменательно, что городское население даже не
было включено в эту иерархию, хотя, по крайней мере к XI в.,
оно составляло уже значительную категорию населения, более
многочисленную, чем дворяне или духовенство.
Правящий класс — феодальное сословие в строгом смысле
этого слова, — которое составляло менее 5% совокупного населе-
ния, представляло из себя социальную пирамиду с королем на вер-
шине, высшей знатью на последующих ступенях и мелкими рыца-
рями — на низших. Фактически положение вещей было даже еще
более сложным, поскольку многие дворяне имели несколько мано-
ров, называемых также бенефициями (benefices), и таким образом
являлись вассалами более чем одного сеньора. Могло быть и так,
что два сеньора, даже короля, являлись вассалами друг друга при-
менительно к отдельным владениям. Неудивительно, что столь за-
путанные отношения часто приводили к конфликтам и столкнове-
ниям, которые придали феодальной эпохе не вполне заслуженную
репутацию эпохи беззакония и жестокости.
Сословие клириков, единственное сословие, которое не само-
воспроизводилось биологически (по крайней мере в принципе,
хотя на практике иногда было совсем по-другому), также имело
многочисленные социальные градации. Прежде всего, следует от-
метить различие между черным духовенством (членами монашес-
ких орденов), которые удалялись от мирской жизни и образовы-
вали отдельные сообщества, и белым духовенством (священника-
ми и епископами), которые более активно участвовали в мирской
жизни. В раннее Средневековье престиж черного духовенства был
более высок, однако в результате возрождения городской жизни и
экономического подъема, начавшегося с X в., когда епископы и
архиепископы стали играть важную роль и в мирской, и в рели-
гиозной жизни, статус белого духовенства повысился. Кроме того,
внутри и черного, и белого духовенства существовали различия,
связанные с социальным статусом людей, принявших духовный
сан. Младшим сыновьям знатных фамилий при вступлении в ду-
ховное звание были часто уготованы, порой вне зависимости от
наличия у них соответствующей подготовки, места епископов или
аббатов. В то же время выходцы из простого народа едва могли
претендовать на что-то большее, чем должность приходского свя-
3’
67
щенника или служителя монастыря. Потенциал вертикальной мо-
бильности в церкви был выше, чем в целом в сельском обществе,
но значительно меньше, чем в новых городах.
Даже среди крестьянского населения имелись статусные раз-
личия. Вообще говоря, существовали две основные категории
крестьян: свободные и зависимые. Но эти категории не всегда
были различимы, и внутри них также существовала градация.
Рабство в той форме, в какой оно существовало в Римской импе-
рии, постепенно отмерло к IX в.; единственным его пережитком
оставалась домашняя прислуга знатных феодалов. С другой сто-
роны, класс свободных земледельцев — крестьян-собственников и
арендаторов-фермеров, которые также существовали в Римской
империи, — был низведен практически до положения зависимых
работников. Действительно свободные крестьяне, — имеющие
право свободно переселяться из одной деревни в другую, приоб-
ретать или оставлять землю по своей инициативе, жениться без
разрешения феодала, — были редкостью для Средневековья. В то
же время власть сеньоров была ограничена. Крепостные не явля-
лись собственностью своих господ, но являлись adsripti glebae,
т.е. прикрепленными к земле. Сеньоры могли приходить и ухо-
дить, но, за исключением периодов крупных потрясений, земле-
дельцы, были ли они номинально свободны или зависимы, долж-
ны были оставаться на прежнем месте жительства, защищенные
«обычаем манора» и иногда особыми документами (как, напри-
мер, английские копигольдеры).
В течение всех Средних веков и в начале Нового времени су-
ществовали две главные тенденции в развитии социального стату-
са крестьянства — тенденции, тесно связанные с эволюцией мано-
ра. С периода поздней Римской империи и почти до X или XI в.
права и обязанности двух полярных групп — свободных и
рабов — все больше и больше сближались. Затем, примерно с
XII в. и до Великой французской революции, происходило после-
довательное ослабление отношений зависимости (не обязательно
экономического свойства), которое привело к ликвидации инсти-
тута личной зависимости в некоторых регионах Западной Европы
(эта тенденция была значительно слабее в Центральной Европе и
вовсе отсутствовала в Восточной Европе, где имела место обрат-
ная тенденция).
Механизм стабильности
Организация труда в маноре основывалась на комбинации
обычной кооперации и принуждения с весьма малыми возможнос-
тями для проявления личной инициативы. Наиболее важными
операциями были пахота, сев и сбор урожая, в которые вовлека-
лись почти все жители деревни. Ввиду существования системы от-
крытых полей и из-за того, что личные крестьянские наделы были
68
оазбросаны по всем полям, работа должна была выполняться со-
обща. Более того, на тяжелых почвах, которые в то же время
были наиболее плодородными, в плуг необходимо было запрягать
упряжку из 4, б и даже 8 быков, а поскольку крестьяне редко
имели более 1—2 быков (а многие вообще их не имели), то коопе-
рация была совершенно необходима. Сбор урожая также произво-
дился сообща, чтобы по его завершении можно было начать выпас
скота на жнивье.
Роль скота в средневековой аграрной экономике существенно
варьировалась в разных регионах. Наиболее важную роль выпол-
нял рабочий скот, чаще всего — быки, которых можно было
встретить повсюду в Европе. Другими рабочими животными были
лошади, использовавшиеся в Северо-Западной Европе и в России
примерно с X в., ослы и мулы, распространенные в основном в
юго-западной Франции и в Испании, и буйволы, использовавшие-
ся в некоторых районах Италии. Быки, в отличие от лошадей и
мулов, питались в основном травой и сеном, были послушны и
легко поддавались разведению, что и объясняет их доминирова-
ние. Естественно, что разведение быков подразумевало разведение
молочных коров, которые также давали молоко для изготовления
масла и сыра; в самых бедных регионах их использовали и как
рабочих животных. В «кельтском углу» Европы (Бретань, Уэльс,
Ирландия и Шотландия), который не входил в ареал манориаль-
ной экономики и где земледелие мало практиковалось, полукоче-
вые племена зависели почти исключительно от скотоводства. В
Скандинавии, особенно в Норвегии и Швеции, разведение скота
также играло более важную роль, чем обработка земли. В ключе-
вых манориальных районах крупный рогатый скот, овцы и свиньи
разводились на мясо (а овцы — также на шерсть) и иногда —
для получения удобрений; однако скотоводство в этих районах
имело второстепенное значение по сравнению с земледелием. Ско-
товодство преобладало в Северо-Западной Европе, где влажный
климат обеспечивал лучшие природные пастбища. Большие лес-
ные массивы этого региона также обеспечивали фураж для круп-
ного рогатого скота и лошадей, а также для свиней. На юге с его
средиземноморским климатом выращивание скота играло мень-
шую роль и часто принимало форму отгонного скотоводства:
стада овец и коз зимовали в долинах и перегонялись в горы на
пастбища в весенне-летний период. Иногда прогон стад по сель-
скохозяйственным полям наносил ущерб последним, а чрезмерная
эксплуатация горных пастбищ приводила к исчезновению лесов и
эрозии почвы.
Большинство крестьян были обязаны выполнять работу на
землях сеньора, которая (в принципе) имела приоритет по отно-
шению к работе на их собственных наделах. Размер и характер
трудовых повинностей варьировался в зависимости от региона
(даже от манора к манору), от хронологического периода и от со-
циального статуса крестьянина или юридической природы его зе-
69
мельного держания. Нередко бывало, что номинально свободный
человек имел повинности, обычно выполняемые зависимыми крес-
тьянами, а номинально зависимые подчас могли владеть копиголь-
дом или лизгольдом. В целом зависимые крестьяне должны были
работать на сеньора больше времени, чем свободные — возможно,
в среднем по 3—4 дня в неделю. Женщины пряли и ткали в мас-
терских сеньора или у себя дома, а дети использовались как слуги
в домашнем хозяйстве сеньора. Начиная с X в. развивалась, в не-
которых районах быстрее, чем в других, прогрессивная тенденция
к сокращению трудовых повинностей или к переводу их в денеж-
ную ренту.
Помимо трудовых повинностей, большинство крестьян имели
перед сеньором иные обязательства, денежные или натуральные.
Некоторые из них собирались на регулярной основе — например,
овца или несколько кур к Рождеству в дополнение к ежегодным
денежным платежам, в то время как другие платились по особым
случаям, таким как переход держания умершего крестьянина к
его наследникам или вступление крестьянина в брак. Форма и ве-
личина этих поборов значительно варьировались. В Англии
XIII в. общая сумма крестьянских податей и платежей доходила
до 50% крестьянского дохода, но в некоторые периоды и в неко-
торых местах они могли превосходить даже эту цифру. Крестьяне
также были обязаны пользоваться — за плату — господской
мельницей, виноградным прессом и печью, а также подпадали под
юрисдикцию сеньора в манориальном суде, что нередко предус-
матривало уплату штрафов. Они также платили десятину церкви
(которая, несмотря на название, не всегда составляла ровно 10%),
и иногда платили также королевские налоги. Крестьяне, чьи наде-
лы были слишком малы для содержания семьи, как это часто слу-
чалось, выполняли дополнительные работы на землях сеньора
(или, реже, на землях своих более состоятельных соседей), за что
они получали плату, исчисленную в денежном выражении, хотя
реальные платежи часто производились в натуральной форме.
Манориальная система постепенно развивалась на протяжении
нескольких веков, в период, для которого были характерны поли-
тическая нестабильность, частые вспышки насилия, снижение тор-
говой активности и деградация профессиональной специализации,
а также использование примитивной производственной техники.
Хотя она не была создана для этой цели сознательно, она поддер-
живала социальную стабильность и преемственность и обеспечива-
ла немногочисленному населению низкий, но приемлемый уровень
жизни. Явно не располагающая к индивидуальной инициативе и,
следовательно, к инновациям, эта система, тем не менее, развива-
лась в ответ на факторы, связанные с взаимодействием институтов
и ресурсов, вызвав к жизни технологические изменения, которые
повысили производительность и стимулировали рост численности
населения, тем самым изменив основы самого существования сис-
темы.
70
Факторы перемен
Наиболее важной инновацией в средневековом сельском хозяй-
стве явилась замена классической двупольной системы средизем-
номорского сельского хозяйства на трехпольный севооборот. Она
была тесно связана с двумя другими важнейшими инновациями —
введением тяжелого колесного плуга и использованием лошадей в
качестве рабочих животных. Последнее, в свою очередь, стало
возможным благодаря совершенствованию упряжи лошадей.
Классическое двуполье, при котором поля засевались и остава-
лись под паром через год для поддержания плодородия почвы и
аккумуляции влаги, было адаптировано к легким почвам и длин-
ному сухому лету Средиземноморья. До того, как власть Рима
распространилась на Северо-Западную Европу, оседлое земледе-
лие здесь практиковалось редко. Галлы и различные германские
племена зависели прежде всего от своих стад скота. Когда они за-
нимались земледелием, они использовали подсечно-огневую тех-
нологию, переходя на новые места после истощения почв. Римля-
не принесли с собой систему двупольного земледелия, но их
плуги были не способны обрабатывать тяжелые почвы, характер-
ные для Северо-Западной Европы. Как следствие, они обрабаты-
вали песчаные и гравийные почвы холмов с их естественным дре-
нажом и избегали более тяжелой, но зато более плодородной
почвы равнин и долин.
Точное место и время появления тяжелого колесного плуга до
сих пор является объектом дискуссий. Он мог быть принесен в
Галлию франками, но если это и было так, то он все равно не по-
лучил широкого распространения до тех пор, пока земледелие не
приобрело большее значение, чем скотоводство. Его применение
требовало использования упряжки нескольких быков или других
рабочих животных, и благодаря этому внесло свой вклад в разви-
тие кооперативного земледелия в манориальной системе. В отли-
чие от более легкого и простого римского плуга, колесный плуг
был способен взрезать и переворачивать тяжелые глинистые и
суглинистые почвы Северо-Западной Европы, сделав тем самым
доступными для использования новые ресурсы.
Во влажном климате Северо-Западной Европы оставление зе-
мель каждый второй год под паром для накопления влаги было
излишним. Кроме того, почвы с более глубоким гумусным слоем
медленнее истощались, особенно при частой смене возделываемых
культур. Первый документально зафиксированный пример регу-
лярного трехпольного севооборота относится к концу VIII в. (се-
верная Франция). К началу XI в. он уже широко использовался
по всей Северо-Западной Европе. Типичный севооборот предус-
матривал весенний посев яровых культур (овес или ячмень, иног-
да горох или бобы), сбор урожая которых производился летом,
затем — осенний посев озимых пшеницы или ржи, главных зер-
71
новых культур, урожай которых собирали следующим летом,
после чего поля на год оставляли под паром для того, чтобы вос-
становить плодородие почвы. Однако эта базовая модель имела
множество разновидностей.
Трехполье имело ряд преимуществ. Наиболее фундаменталь-
ное из них — возросшая продуктивность почвы: на любом данном
количестве пахотной земли можно было на треть расширить посе-
вы продовольственных культур. Кроме того, повышалась отдача
на единицу труда и капитала. Было подсчитано, что плужная уп-
ряжка, необходимая для работы на 160 акрах земли при двуполь-
ной системе, при трехполье могла обрабатывать 180 акров, что оз-
начало рост производительности (с точки зрения реального произ-
водства зерновых) на 50%. Трехполье, с посевом осенью и весной,
позволило распределить полевые работы более равномерно в тече-
ние года. Кроме того, оно сократило риск голода в случае неуро-
жая, поскольку, в случае необходимости, пшеницу или рожь
можно было посеять и весной. Наконец, благодаря увеличению
площади пригодной для обработки земли стало возможным ввести
новые и более разнообразные культуры, что оказало положитель-
ное влияние на состав питания. В результате своего превосходства
трехполье распространилось везде, где почва и климатические ус-
ловия были для него благоприятны. К XI в. оно было повсемест-
но распространено в северной Франции, Нидерландах, западной
Германии и южной Англии. С другой стороны, в Средиземномо-
рье оно не получило распространения. Классическое двуполье ос-
тавалось здесь доминирующей системой возделывания злаковых
культур вплоть до XIX в., хотя с ростом спроса со стороны город-
ского населения, особенно в северной Италии, многие земли вбли-
зи городов были отданы под интенсивное выращивание коммер-
ческих культур, при обильном использовании удобрений, получа-
емых из городов.
До X в. лошади редко использовались для пахоты. Отчасти
это было связано с их стоимостью: лошадей было дороже выра-
щивать, чем рогатый скот, они потребляли более дорогой корм и,
кроме того, состоятельные люди предъявляли спрос на них для
военного и транспортного применения. Но существовала и более
веская причина. В античное время упряжь лошадей охватывала
их горло и сдавливала дыхание, что снижало эффективность ис-
пользования лошадей в качестве рабочих животных. Где-то к на-
чалу X в. получил распространение хомут, лежащий на плечах
лошади (изобретенный, возможно, в Азии). Вскоре стала практи-
коваться подковка лошадей с целью защиты их копыт, более чув-
ствительных, чем у быков. Благодаря этому расширилось исполь-
зование лошадей для пахоты и перемещения повозок, однако ло-
шади не заменили быков полностью — об этом не могло быть и
речи. Вопрос не стоял о физическом превосходстве быков — ло-
шади были и сильнее, и быстрее. Однако их разведение и кормле-
ние (овсом или сходными культурами), а также их упряжь стои-
72
ли дороже. Современные исследователи подсчитали, что лошадь
могла выполнить работу трех —четырех быков, но стоила она
также в три—четыре раза больше. Ее применение, таким образом,
зависелб от точного экономического расчета и было целесообраз-
ным лишь при определенных условиях. Во-первых, оно требовало
наличия сравнительно дешевого овса. Это исключало использова-
ние лошадей в большинстве регионов, где в силу специфики почв
или климата сохранялось двуполье (большая часть Средиземно-
морского бассейна). Во-вторых, обрабатываемая площадь должна
была быть достаточно большой, чтобы в полной мере использо-
вать животное, и это использование должно было быть достаточно
производительным, чтобы окупить его содержание. В результате
сельскохозяйственное использование лошадей было ограничено
северной Францией, Фландрией и некоторыми регионами Герма-
нии и Англии, но даже там лошади не вытеснили быков полнос-
тью. (Лошади также использовались в некоторых частях Восточ-
ной Европы, особенно в России, но при несколько иной системе
земледелия и с несколько иными результатами.) Таким образом,
существует тесная, но не абсолютная взаимосвязь между исполь-
зованием лошадей для пахоты, с одной стороны, и трехпольем и
применением колесного плуга, с другой. Знаменательно, что соот-
ветствующие регионы имели наиболее производительное сельское
хозяйство в Средние века и сохраняют лидерство в этой сфере до-
ныне.
Кроме этих ключевых инноваций, в средневековом сельском
хозяйстве было сделано множество более мелких нововведений и
улучшений. В результате появления новых источников сырья и
совершенствования металлургической технологии в средневековой
Европе железо стало более доступным и дешевым, чем в античном
Средиземноморье. Помимо использования для изготовления ры-
царского снаряжения и оружия, оно нашло растущее применение
в сельскохозяйственной технике: из него изготавливались не толь-
ко лемехи колесных плугов, заменивших деревянные наконечники
средиземноморских плугов, но также и такие простые орудия, как
мотыги, вилы и особенно топоры. Были усовершенствованы серпы
для сбора зерна и изобретены косы для заготовки сена. Борона,
применяемая для разбивания комьев земли и выравнивания ее по-
верхности, а иногда и для заделывания семян в почву, была из-
вестна еще в древности, но ее конструкция была улучшена благо-
даря изготовлению отдельных ее частей из железа, что позволило
расширить ее использование. Ценность навоза как удобрения
была известна давно, но в период Средневековья его стали тща-
тельнее собирать и лучше хранить. Кроме того, практика внесе-
ния в землю мела или извести повышала плодородие некоторых
видов почв, как и удобрение других типов почв торфом. В XIII в.
в регионах интенсивного земледелия для поддержания или по-
вышения плодородия почвы была изобретена техника «зеленого
удобрения» (пахота под клевер, горох и другие растения, фикси-
73
рующие атмосферный азот). Эти технологии, вместе с использова-
нием вики, репы и клевера в качестве кормовых культур для ин-
тенсивного животноводства и, следовательно, получения большого
количества навоза, сделали возможным введение четырехпольной
и даже многопольной ротации в регионах интенсивного земледе-
лия.
Можно также говорить об улучшении разводимых сельскохо-
зяйственных культур и пород скота. Хотя искусство селекции
было делом далекого будущего, даже простые крестьяне знали,
что путем тщательной племенной работы можно вырастить более
крупных лошадей, лучших молочных коров и овец с более длин-
ной шерстью. В течение периода Средних веков в Европе был
введен в оборот ряд новых зерновых культур, которые получили
широкое распространение. Одной из них была рожь, которая
стала основным хлебным злаком для большей части Северной и
Восточной Европы. В древности рожь была едва известна (если
вообще известна). То же самое во многом относится и к овсу —
культуре, жизненно важной для экономики, основанной на ис-
пользовании силы лошадей. Горох, бобы и чечевица, которые вы-
ращивались и раньше, получили большее распространение, обес-
печивая таким образом более разнообразное и сбалансированное
питание. В Северной Европе были акклиматизированы многие
овощные и садовые культуры из Средиземноморья и даже из Аф-
рики и Азии. С помощью техники прививки, которая, возможно,
была изобретена арабами или маврами, были получены улучшен-
ные сорта фруктов и орехов. От мусульман Испании и южной
Италии европейцы узнали хлопок, сахарный тростник, цитрусо-
вые и, что наиболее важно, рис, ставший основным продуктом в
долине реки По и в других районах Италии. Техника выращива-
ния шелковицы и разведения шелковичных червей также пришла
в северную Италию из исламской и византийской цивилизаций.
Не имея возможности выращивать оливки и виноград, жители Се-
верной Европы научились выращивать рапс для изготовления
масла и хмель для пивоварения. С ростом текстильной промыш-
ленности вырос спрос на вайду, марену, шафран и другие нату-
ральные красители. Некоторые небольшие регионы полностью
специализировались на их производстве, а продовольствие ввози-
ли из других мест.
Универсального объяснения появления множества технологи-
ческих и продуктовых инноваций не существует. Применительно
ко многим инновациям единственное желание их авторов заключа-
лось, по-видимому, в сокращении собственных трудозатрат или
облегчении труда, однако конечный результат заключался в росте
его производительности. Едва ли средневековое сельское хозяйст-
во можно охарактеризировать как индивидуалистическое, но на
практике выигрыш от инноваций получали обычно те люди или
группы людей, которые осуществляли инновации. Этот стимул
для инноваций составлял главное отличие сельского хозяйства
74
Доевнего мира от Средневековья. Аналогично, введение новых
культур или специализация в той или иной отрасли производства
отражали как существование определенных стимулов, так и спо-
собность земледельцев отвечать на них. Предназначались ли
они для непосредственного потребления земледельцами, для
продажи городским потребителям или в качестве сырья для
растущей промышленности, их производство служило призна-
ком как возросших доходов, так и более разнообразных спосо-
бов производства и распределения, т.е. признаком экономическо-
го развития. Однако наиболее ярким свидетельством экономичес-
кого развития было увеличение численности населения и его пос-
ледствия — рост городов и географическая экспансия европейской
цивилизации.
Европейская экспансия
Вопрос о точной численности населения в период Средневеко-
вья неразрешим, однако население Западной Европы около
1000 г. со значительной степенью вероятности оценивается в 12 —
15 млн человек. (При этих подсчетах к Западной Европе относи-
ли территорию северной Италии, Франции, современных стран
Бенилюкса, ФРГ, Швейцарии, Великобритании, Ирландии и
Дании.) Население христианской Европы (за исключением Визан-
тийской империи) в это время — т.е. с учетом Норвегии, Шве-
ции, большей части Восточной Европы и христианского населения
Иберийского полуострова — составляло, возможно, около 18 —
20 млн. (Эти цифры указывают на значительно более высокую
плотность населения в Западной Европе, чем в остальной Европе.
В действительности наибольшая плотность населения наблюдалась
в регионах с господством манориальной экономики, особенно в се-
верной Италии и в северной Франции.) К началу XIV в. населе-
ние Западной Европы составляло, вероятно, 45 — 50 млн человек,
а население всей Европы в целом — порядка 60 — 70 млн. В За-
падной Европе увеличение численности населения может быть от-
несено почти полностью на счет естественного прироста. В других
регионах рост численности населения мог происходить в результа-
те миграции иЗ Западной Европы, а также в результате завоева-
ния или обращения в христианство языческих народов.
Каков был механизм этого роста численности населения? Ма-
тематическим условием для поддержания стабильности общей чис-
ленности населения является равенство коэффициентов смертнос-
ти и рождаемости. Если рождаемость увеличивается или смерт-
ность падает, то численность населения растет. Судя по некото-
рым свидетельствам, сохранившимся со времен европейского Сре-
дневековья, а также по аналогии с другими традиционными (т.е.
преимущественно аграрными) обществами можно предположить,
75
что средний коэффициент рождаемости и смертности составлял
примерно 35 — 40 промилле в год. (Это означает, что в течение
года рождалось и умирало 35 — 40 человек в расчете на каждую
тысячу людей, живущих в середине рассматриваемого года.) Ан-
тропологи подсчитали, что физиологический максимум коэффици-
ента рождаемости при самых благоприятных условиях составлял
50 — 55 промилле, но фактически такой высокий уровень был ред-
костью. Аналогичного максимума для коэффициента смертности
не существует. Уровень в 1000 промилле означал бы полное ис-
чезновение населения, но уровень в 250 или даже 500 промилле
может наблюдаться на протяжении короткого времени в периоды
жестокого голода или эпидемий. Если в среднем коэффициент
рождаемости превосходил коэффициент смертности на 3 промил-
ле — например, уровень рождаемости составлял 38 или 40 про-
милле в год при уровне смертности в 35 или 37 промилле в год —
то темпы роста численности населения составили бы 0,3% в год,
что вполне достаточно для получения показателей совокупного
увеличения численности населения, приведенных выше.
Если мы допустим, что численность населения Европы была
стабильной или падала до X в. (она, несомненно, снижалась
между II и VII вв.), то какие обстоятельства явились причиной
изменения условий, определивших рост численности населения в
последующем (т.е. рост рождаемости или падение смертности)?
Наиболее вероятным объяснением представляется улучшение пи-
тания благодаря возросшему, более стабильному и более разнооб-
разному обеспечению продовольственными продуктами. Смерть от
голода сегодня является редким явлением даже в бедных странах,
и, без сомнения, она была такой же редкостью в средневековой
Европе. Однако люди с недостаточным (по уровню общей кало-
рийности) или несбалансированным питанием более подвержены
болезням, чем те, кто питается лучше. Рост производительности
сельского хозяйства, связанный с введением трехполья и другими
улучшениями в земледельческой технологии, вполне мог быть
причиной некоторого понижения среднего уровня смертности, ко-
торое, если оно продолжалось на протяжении многих лет, могло
привести к значительному росту численности населения. Далее,
хотя мы не имеем четких свидетельств, все же можно предполо-
жить, что средний уровень рождаемости мог также слегка увели-
читься. Люди, получающие более качественное питание, с боль-
шей вероятностью рождали здоровых детей, имевших больше
шансов выжить, а благоприятные экономические условия могли
способствовать более раннему вступлению в брак, а следовательно
и увеличению длительности периода, на протяжении которого се-
мейные пары могли иметь детей.
Росту численности населения могли благоприятствовать и дру-
гие факторы, но сохранившиеся свидетельства здесь менее убеди-
тельны. Поскольку войны и разорения происходили реже и стали
менее разрушительными, то безопасность жизни выросла и прямо,
76
и косвенно — через влияние на производство. Мы слишком мало
знаем о медицинской практике и состоянии санитарии в тот пери-
од, чтобы вывести заключения об их влиянии на продолжитель-
ность жизни, однако известно, что производство и использование
мыла значительно выросло (по крайней мере в ХШ в.), что явля-
лось, возможно, одним из факторов снижения уровня смертности.
Климат Северной Европы мог немного улучшиться в период
между X и XIV вв., но если это было так, то влияние климати-
ческих изменений сказалось преимущественно на росте сельскохо-
зяйственной производительности. Короче говоря, именно этому
росту следует приписать главную роль в увеличении численности
населения, в то время как сам рост производительности был глав-
ным образом связан с улучшениями в сельскохозяйственной тех-
нологии.
Как распределялось возросшее по численности население, и
какой деятельностью, производительной или непроизводительной,
оно занималось? Прежде всего, произошел заметный рост числен-
ности городского населения, но к этой категории населения и его
деятельности мы вернемся позже. Однако лишь часть совокупного
прироста численности населения, значительно меньше половины,
была поглощена растущими городами. Гораздо большая часть ос-
тавалась в сельском хозяйстве. Ее распределение осуществлялось
по трем основным направлениям. Во-первых, возрастала средняя
плотность существующих поселений. Расчищались новые земли на
окраинах уже обрабатываемых полей; кроме того, по крайней
мере в XIII в. и особенно в первой половине XIV в., сократился
средний размер земельных наделов, поскольку все больше жите-
лей должны были искать место в переполненных поселениях.
Во-вторых, что более важно, стали осваиваться ранее незасе-
ленные земли. В начале X в. деревни в Северо-Западной Европе
(не говоря уже о более северных и восточных районах) далеко от-
стояли друг от друга, и между ними простирались большие участ-
ки девственных лесов или пустошей. Для того, чтобы ввести эти
земли в обработку, необходимо было приложить большие усилия
по их расчистке и освоению (эти задачи были во многом сходны
с теми, которые встали перед европейскими колонистами в Амери-
ке в последующие столетия). Не меньшие усилия были предпри-
няты для того, чтобы отвоевать земли у моря во Фландрии, Зе-
ландии и Голландии. Большая часть работ по освоению новых зе-
мель проводилась по повелению, или по крайней мере с разреше-
ния, знатных сеньоров, в чьем управлении эти земли находились.
Но для того, чтобы привлечь поселенцев к тяжелым работам по
очистке и освоению земель, сеньоры часто были вынуждены осво-
бождать поселенцев от трудовых повинностей. Поселенцы, таким
образом, становились фермерами, обязанными выплачивать ренту,
но в остальном экономически независимыми.
Движение по расчистке лесов и заселению пустошей поддер-
живалось некоторыми религиозными орденами, особенно цистер-
77
цианцами. Монахи этого ордена, основанного в XI в., придержи-
вались принципов крайнего аскетизма, тяжелого ручного труда и
удаления от мира. Они основывали свои аббатства в незаселенных
местах и направляли свои усилия на то, чтобы сделать их эконо-
мически производительными, позволяя крестьянам, подобно мир-
ским братьям, помогать им в работе. Под руководством Бернарда
Клервосского (св. Бернарда), который вступил в орден в 1112 г.,
новые монастыри были построены по всей Франции, Германии и
Англии. К 1152 г. на территории от Йоркширских болот до сла-
вянских земель восточной Германии существовало 328 цистерци-
анских монастырей.
Наконец, для адаптации к возросшей численности населения
европейская цивилизация начала расширяться географически. По-
степенное включение Скандинавии в европейскую цивилизацию и
экономику не относится к рассматриваемой теме, поскольку оно
не подразумевало ни миграции людей, ни насильственного насаж-
дения европейских институтов. Мы можем также воспринимать
норманнское завоевание Англии как внутреннее дело европейцев,
но едва ли то же самое можно сказать об освобождении Пиреней-
ского полуострова и Сицилии от мусульман, о Drang nach Osten
(«натиске на Восток») германских поселенцев в Восточной Евро-
пе и о создании феодальных монархий на Ближнем Востоке в пе-
риод крестовых походов.
Хотя франки вытеснили мусульман за Пиренеи в VIII в., а в
гористых северных районах Пиренейского полуострова сохраня-
лось несколько небольших христианских королевств, более 400
лет исламские государства и исламская цивилизация господство-
вали на большей части полуострова. Мусульмане (преимуществен-
но мавры) были искусны в земледелии и особенно в садоводстве,
они восстановили и расширили римскую ирригационную систему
и сделали южную Испанию одним из наиболее процветающих ре-
гионов Европы. Их столица, Кордова, была самым большим горо-
дом Европы к западу от Константинополя. Это был также круп-
нейший интеллектуальный центр, служивший мостом между
Древним миром с его накопленной веками мудростью и складыва-
ющейся европейской цивилизацией.
Христианская Реконкиста началась в X в. и совпала по време-
ни с ростом численности европейского населения, а к XIII в. 90%
территории полуострова находилось в руках христиан. Реконкис-
та носила характер крестовых походов, и многие ее участники
были уроженцами территорий к северу от Пиренеев. Например,
Португальское королевство было основано бургундскими рыцаря-
ми. Для обеспечения участников Реконкисты продовольствием и
другими товарами, а также для заселения территорий завоеватели
приводили с собой крестьян с севера, поощряли миграцию и пы-
тались ввести манориальную систему. Ландшафт и климат Ибе-
рии, совершенно не похожие на ландшафт и климат северной
Франции, не благоприятствовали подобной попытке, и ее резуль-
78
татом стало возникновение своеобразной гибридной системы, ко-
торая была менее производительна по сравнению с северной мано-
риальной системой и интенсивным сельским хозяйством мавров,
которое христианское население оказалось не в состоянии сохра-
нить.
В конце XI в., когда христианская Реконкиста в Испании и
Португалии шла полным ходом, а герцог Вильгельм Нормандский
успешно отстоял свои претензии на корону Англии, другие воины-
норманны достигли далекой Сицилии и отвоевали ее у мусульман.
До завоевания мусульманами Сицилия являлась частью Византий-
ской империи. Таким образом, норманнское завоевание впервые
ввело ее в орбиту западной экономики. На протяжении опреде-
ленного периода после норманнского завоевания Сицилия с ее
сплавом греческих, норманнских и арабских элементов стала
одним из самых процветающих регионов Европы. Затем норман-
ны из Сицилии вторглись в южную Италию, последнюю визан-
тийскую территорию на западе Европы.
Возможно, наиболее ярким свидетельством «жизненных сил»
средневековой Европы была германская экспансия на земли со-
временных Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Румынии и
Литвы. До X в. этот район был редкозаселен, преимущественно
славянскими племенами, занимавшимися примитивным сельским
хозяйством наряду с охотой и собирательством. Австрия являлась
частью империи Карла Великого, но в IX в. вторгшиеся мадьяры
завоевали и разграбили ее. В 955 г. германские войска нанесли
мадьярам решительное поражение, после чего последние осели в
центральной Венгерской равнине, а Австрия была вновь заселена
колонистами из Баварии. Германские миссионеры впоследствии
обратили венгров и западных славян в католицизм, а императоры
Священной Римской империи утвердили свое господство над
большей частью Восточной Европы. Около середины XI в. — т.е.
примерно через столетие после начала демографического подъема
на Западе — немецкие колонисты начали продвигаться на восток
от Эльбы на территорию современной восточной Германии, подчи-
няя себе местное славянское население. В XII в., после опустоши-
тельного нашествия монголов, правители и церковь в Венгрии и
Польше пригласили германских поселенцев на свои территории,
даруя им различные привилегии и разрешая приносить свои юри-
дические и экономические институты. Наконец, в XIII в. тевтон-
ские рыцари начали завоевание и христианизацию (а попутно и
германизацию) остававшихся все еще языческими земель Пруссии
и Литвы на востоке Балтийского региона.
Колонизация этого огромного региона совершалась нескольки-
ми путями, но большинство из них содержали рудиментарные
формы экономического планирования. Люди, называвшиеся лока-
торами (locators), заключали контракт с крупными землевладель-
цами или местными правителями на устройство деревни или груп-
пы деревень, а возможно и города. Затем они объезжали для вер-
79
бовки колонистов наиболее развитые, плотно заселенные регионы
Европы, особенно западную Германию, Нидерланды и Фландрию.
Для основания поселений в низинах и заболоченных местах пред-
почитались колонисты из Голландии и Фландрии, которые имели
опыт сооружения дамб и осушения земель. Там, где надо было
расчищать лес или осваивать пустоши, предпочитались крестьяне
из Вестфалии и Саксонии. Рекрутировались также ремесленники
и торговцы, поскольку планы колонизации включали в себя не
только развитие сельского хозяйства, но и создание сети город-
ских рынков. Сельские поселенцы приносили с собой манориаль-
ную форму организации и связанную с ней более производитель-
ную сельскохозяйственную технологию. Ренту землевладельцу
они уплачивали как в денежной, так и в натуральной форме
(обычно выплаты начинались через оговоренное количество лет,
когда земли начинали приносить урожай), но у них было больше
земли, меньше повинностей и больше свободы, чем в тех регио-
нах, откуда они пришли. Локаторы обычно получали больше
земли, чем простые крестьяне, и иногда становились старостами в
деревнях, но зачастую они продавали свои права на землю и на-
чинали все заново. Религиозные ордена, особенно цистерцианцы
и, разумеется, рыцари Тевтонского ордена, также участвовали в
экспансии. Тевтонцы основали множество городов, включая Ригу,
Мемель и Кенигсберг, и сами занимались коммерческой деятель-
ностью.
Общий экономический результат этой экспансии можно сумми-
ровать в терминах распространения более передовой технологии,
значительного роста численности населения как за счет естествен-
ного прироста, так и за счет миграции, расширения обрабатывае-
мых земель (что давало новые ресурсы) и повышения уровня эко-
номической активности. Уже в начале XIII в. зерно из Бранден-
бурга доставляли кораблями в Нидерланды и Англию по Балтий-
скому и Северному морям, а впоследствии Польша и Восточная
Пруссия стали главными поставщиками не только зерна, но и ко-
рабельных припасов, а также другого сырья. Наконец, еще одним
последствием немецкой экспансии (хотя и выходящим за рамки
чисто экономической сферы) стала более тесная связь Восточной
Европы с нарождающейся западной цивилизацией.
Крестовые походы, в отличие от немецкой экспансии на Вос-
ток, не привели к устойчивому географическому расширению ев-
ропейской цивилизации. Их причины были более сложными и
включали религиозные и политические мотивы, которые преобла-
дали над экономическими. Однако папа Урбан II, провозглашая
первый крестовый поход в 1095 г., называл одной из его побуди-
тельных причин «перенаселенность» Европы. С другой стороны,
без роста численности населения и производства европейцы не
смогли бы собрать такие значительные военные и экономические
силы, которых потребовали крестовые походы. Знаменательно,
что эра крестовых походов закончилась в период долгой депрес-
80
сии XIV в. Растущая экономика сделала возможным для Европы
предпринять крестовые походы; в свою очередь, сами эти походы
стимулировали рост торговли и производства. Это было связано
не только с необходимостью финансирования и снабжения армий
крестоносцев, но и с тем, что временные завоевания христиан в
Восточном Средиземноморье открыли новые источники товаров и
новые рынки сбыта для западных купцов. Неправы те, кто дума-
ют, что крестовые походы были причиной возрождения торгов-
ли — оно началось еще до крестовых походов; но эти походы
были тесно связаны с масштабами и продолжительностью роста
торговли.
Возрождение городской жизни ''
Численность населения городов начала сокращаться еще до па-
дения Римской империи. В период раннего Средневековья в Се-
верной Европе многие города были совершенно оставлены жите-
лями, а другие почти опустели, и из их населения остались лишь
несколько светских или церковных администраторов со своими
вассалами, которые получали продовольственное снабжение из
близлежащих деревень, часто из своих собственных поместий.
Торговля на дальние расстояния велась в основном предметами
роскоши (включая рабов), предназначенными для дворов свет-
ской и духовной знати. Ее осуществляли иностранцы, преимуще-
ственно сирийцы и евреи, которым знатные покупатели гаранти-
ровали особую защиту и пропуска для проезда.
В Италии, несмотря на то, что в годы вторжений и грабежей
города сильно пострадали и численность их населения сократи-
лась, городская традиция сохранилась. До XI в. политические,
культурные и экономические контакты Италии с Византией (а
после VII в. — с исламской цивилизацией) были настолько же
прочными (или даже более прочными), как и контакты с Север-
ной Европой. В результате итальянские города стали выступать в
качестве посредников в торговле между более развитым Востоком
и бедным и отсталым Западом. Такая позиция приносила им вы-
году и в прямом, и в переносном смысле слова. Главными торго-
выми посредниками в VI —IX вв. были Амальфи, Неаполь, Гаэта
и другие портовые города южной Италии, которые поддерживали
политические связи с Константинополем, но находились в доста-
точном отдалении от имперских властей. Быстро развивалась в
качестве торгового порта Венеция, буквально вынужденная обра-
титься к морю и к морской торговле вследствие вторжения ланго-
бардов в VI в., которое отрезало ее от земледельческих районов
на материке. Пиза и Генуя также стали развивать свой морской
флот, чтобы защищаться от набегов мусульман в X в. Их «контр-
81
атака» была настолько успешной, что скоро они распространили
свое господство на все Западное Средиземноморье.
Рост начался с портовых городов, но не ограничился ими. Рав-
нины Ломбардии и Тосканы составляли естественную материко-
вую периферию Венеции, Генуи и Пизы. Они также являлись од-
ними из наиболее плодородных сельскохозяйственных районов
Италии и унаследовали древнюю городскую традицию Рима. С
ростом производительности сельского хозяйства и обусловленным
им увеличением численности городского населения многие крес-
тьяне мигрировали в города, старые и новые, где они получали
новые профессии в торговле и промышленности. Милан являлся
выдающимся примером такой тенденции в Ломбардии, Флорен-
ция — в Тоскане, но были и многие другие города, меньшие по
размерам, но столь же бурно развивавшиеся (рис. 3.2). Взаимо-
действие между городом и деревней было очень интенсивным. Из-
быток сельского населения уходил в города, а новые городские
жители, в свою очередь, обеспечивали рост спроса на продукцию
сельского хозяйства. Под давлением рыночных сил манориальная
система, предназначенная для самообеспечения села, начала рас-
падаться. Еще в X в. трудовые повинности арендаторов были за-
менены денежной рентой. Вскоре после этого сеньоры начали от-
давать в аренду или продавать свои поместья фермерам. Манори-
альная система открытых полей была разрушена, поля огоражива-
лись и подвергались интенсивной обработке, часто предусматри-
вавшей и обильное удобрение почв. Многие из новых сельских
предпринимателей были городскими жителями, которые применя-
ли к своей земле, купленной или арендованной, те же методы
тщательной калькуляции издержек и доходов, которые они ис-
пользовали в коммерческой деятельности.
Как мы видели, «теоретики» феодальной системы не отводили
в ней места городским жителям. Некоторые короли и другие
крупные феодалы пытались относиться к городам как к вассалам,
но потребности городского самоуправления, требования купцов о
предоставлении свобод, на которые не могли претендовать другие
подданные сеньоров, и прежде всего претензии богатых горожан
на особый общественный статус не укладывались в феодальную
иерархию. В северной Италии наиболее удачливые купцы объеди-
нялись между собой, а иногда и с живущими в городах мелкими
дворянами, которые также могли заниматься торговлей. Они со-
здавали объединения для ведения городских дел, защиты своих
интересов и решения споров без обращения в феодальный суд. Со
временем эти добровольные объединения превращались в город-
ские правительства, называемые коммунами. Они договаривались
с сеньорами о предоставлении им свобод или боролись за них.
Еще в 1035 г. Милан завоевал свободу силой оружия. Более того,
в Италии, в отличие от других регионов Европы, города оказа-
лись достаточно сильными для того, чтобы распространить свою
власть на прилегающую сельскую округу, подобно полисам греко-
82
римского мира. Карта Италии к северу от Тибра в XIII в. пред-
ставляла собой мозаику городов-государств и контролируемых
ими территорий. В 1176 г. Ломбардская лига городов разбила
армию императора Фридриха Барбароссы, отстояв свою свободу и
независимость.
Рис. 3.2. Города-государства северной Италии в 1200 г.
В других частях Европы развитие городов началось позже и
было менее интенсивным, чем в северной Италии. Большие и
малые города выросли в Нидерландах и прирейнских землях,
были разбросаны по всей северной Франции, Провансу и Катало-
нии. Локаторы Германии и Восточной Европы даже привозили с
собой в неосвоенные регионы планы устройства городов. Однако
за некоторыми исключениями эти города по размеру и численнос-
ти населения не могли соперничать с городами северной Италии.
83
Наиболее важно то, что им не удалось даже приблизиться к той
степени автономии или независимости от местных князей, кото-
рую завоевали североитальянские города. К концу XIII в. в Ми-
лане было около 200 тыс. жителей, население Венеции, Флорен-
ции и Генуи несколько превосходило 100 тыс., а в ряде других
итальянских городов было от 20 до 50 тыс. жителей; в Северной
же Европе лишь несколько городов смогли достичь последней
цифры. Париж, который совмещал функции столицы, местопре-
бывания королевского двора, торгового, промышленного и уни-
верситетского центра, возможно, был равен по численности насе-
ления Милану, хотя некоторые исследователи сомневаются, что
его население превосходило 80 тыс. человек. Даже в 1377 г. насе-
ление Лондона составляло не более 35 — 40 тыс., а население
Кельна, самого большого города Германии, насчитывало примерно
столько же.
Единственным регионом, который мог сравниться с северной
Италией по степени развития городов, являлись южные Нидер-
ланды, особенно Фландрия и Брабант. Хотя Гент, самый крупный
город, имел в начале XIV в. только около 50 тыс. человек, горо-
жане составляли около одной трети от всего населения региона,
примерно столько же, сколько и в северной Италии. Были и дру-
гие сходные черты. Эти два региона не только имели самое боль-
шое городское население, но и плотность его была самая высокая
в Европе. Их сельское хозяйство было наиболее развитым и ин-
тенсивным, и на их территории располагались наиболее важные
торговые и промышленные центры. Естественно возникает вопрос:
были ли обусловлены переезд людей в города и их обращение к
торговле и промышленности тем, что для них более не было места
в деревнях, или же развитие торговли и городов с их потенциаль-
но емкими рынками стимулировало земледельцев производить
больше и при растущем уровне производительности? На этот во-
прос нет определенного ответа; несомненно, оба эти фактора ока-
зывали взаимное влияние друг на друга. Но тот факт, что сель-
ское хозяйство всегда было более производительным вблизи горо-
дов, чем в чисто сельскохозяйственных районах, указывает на
важную роль городского спроса и городских рынков. Поэтому не-
обходимо более подробно рассмотреть развитие и сущность ры-
ночного механизма.
Торговые потоки и методы торговли
Наиболее престижной и выгодной торговлей, без сомнения,
была та, которая стимулировала возрождение торговых связей
между Италией и Левантом. Еще до того, как итальянцы устано-
вили над ними свой контроль, эти торговые пути использовались
восточными купцами для доставки предметов роскоши к западным
84
королевским дворам. После того, как итальянцы вытеснили с этих
торговых путей своих соперников, предметы роскоши — специи с
Молуккских островов, шелк и фарфор из Китая, парча из Визан-
тии, драгоценные камни и т.д. — по-прежнему преобладали в тор-
говых потоках, идущих с Востока на Запад, однако к ним добави-
лись и другие товары, такие как квасцы из Малой Азии и хлопок-
сырец из Сирии. В противоположном направлении шли грубые
ткани из шерсти и льна, меха из Северной Европы, металличес-
кие изделия из Центральной Европы и Ломбардии, стекло из Ве-
неции. Венецианцы торговали с Византией с самого начала своей
истории, однако в конце XI в. они сумели добиться торговых при-
вилегий в обмен на помощь, которую они оказали в борьбе против
турок-сельджуков. В результате они получили свободный доступ
во все порты империи без уплаты пошлин и других налогов —
привилегия, которой не имели даже сами византийские купцы.
Тем временем Генуя и Пиза, вытеснив мусульман с Корсики и
Сардинии, нанесли удар по их форпостам в Северной Африке,
разграбили их города и добились привилегий для своих кораблей
и купцов. Впоследствии Генуя одержала верх над Пизой в борьбе
за господство над Западным Средиземноморьем и бросила вызов
Венеции в борьбе за контроль над Восточным. В период кресто-
вых походов итальянские города, сообща или в соперничестве
друг с другом, усилили свое проникновение в Левант. Они осно-
вали колонии и привилегированные анклавы от Александрии
вдоль Палестинского и Сирийского побережья до Малой Азии,
Греции, предместий Константинополя, а также по всему побере-
жью Черного моря от Крыма до Трапезунда. Генуэзские корабли,
выстроенные прямо на месте, плавали даже по Каспийскому морю
и Персидскому заливу. Падение Иерусалимского королевства и
провал крестовых походов мало повлияли на итальянские пози-
ции на Востоке. Напротив, итальянцы заключили договоры с ара-
бами и турками и продолжали обычную торговлю.
Особым, экзотическим направлением восточной торговли, про-
цветавшим с середины XIII до середины XIV вв., была торговля
с Китаем. В течение этого периода Монгольская империя, наибо-
лее обширная из когда-либо существовавших континентальных
империй, простиралась от Венгрии и Польши до Тихого океана.
Монгольские правители, несмотря на их негативную репутацию,
приветствовали христианских миссионеров и западных купцов. В
этой торговле опять же преобладали итальянцы, имевшие свои ко-
лонии в Пекине и других китайских городах, а также в Индии. В
купеческих итинерариях содержались детальные описания ма-
ршрутов — через Туркестан, по «Великому шелковому пути»,
через Персию или морем по Индийскому океану — и давались по-
лезные советы относительно того, какие товары будут пользовать-
ся спросом. Отчет Марко Поло о его путешествиях был одним из
первых бестселлеров в Европе.
85
g Крупнейшие города Ганзы
Города, имеющие связи с
Ганзой
Крупнейшие рыночные центры
Ганзейс кие морские пути
В пепиапские морские пути
Генуэзские морские пути
Сухопутные пути (белый)
Рис 3 ] ( |нднев< копая экономика в период ес расцвета.
На другом конце Средиземноморья торговля была более про-
заической. Она, конечно, включала специи и другие предметы
роскоши с Востока, но более важной, по крайней мере для ита-
льянцев, была торговля сицилийским зерном. За исключением пе-
риодов войн и блокад, это был постоянный товарный поток, необ-
ходимый для выживания бедных хлебом итальянских городов-го-
сударств. Кроме того, другие традиционные товары, такие как
соль, сухая рыба, вино, масло, сыр и сухофрукты перемещались
из районов, специализировавшихся на их производстве (или тех,
где наблюдался их временный избыток), в те, где существовали
их постоянный дефицит или временная нехватка. Несмотря на от-
носительно низкую скорость коммуникаций, бдительность купцов
и активность рынков обеспечивали удовлетворение спроса. Хотя
господство в этой торговле принадлежало крупным итальянским
портовым городам, они более или менее добровольно делили кон-
троль над ней с каталонскими, испанскими, провансальскими, на-
рбоннскими и даже мусульманскими торговцами (см. рис. 3.3).
Северные моря, хотя и играли меньшую роль в торговле, в пе-
риод Средних веков стали приобретать все большее значение. В
раннее Средневековье фризы были главными агентами в торговле
на берегах Северного моря и вверх по течению ближайших рек.
По мере развития торговых путей на Балтике фризы уступили
место скандинавам, но в конце Средневековья крупные немецкие
торговые города, объединенные в Ганзу (которую часто непра-
вильно называют Ганзейским союзом), захватили господство над
торговлей и на Балтийском, и на Северном морях.
Ганза, которая в конечном итоге стала объединять почти
200 городов, была официально оформлена лишь в 1367 г., в ответ
на угрозу короля Дании ограничить ее деятельность. Однако
этому предшествовали многие годы неформального сотрудничест-
ва немецких купцов в иностранных городах. Например, в Вене-
ции существовал «Немецкий двор», который предоставлял немец-
ким купцам не только ночлег и пристанище, но также советы и
помощь в торговле. В Лондоне «Стальной двор» (Stalhof), район,
населенный германскими купцами, получил права экстерритори-
альности и самоуправления еще в 1281 г. Подобные немецкие ко-
лонии существовали в Брюгге, Бергене (Норвегия), Висби (ост-
ров Готланд) и повсюду в Прибалтике, а также в Новгороде —
крупном русском торговом городе. Рига, Мемель, Данциг и дру-
гие прибалтийские города были полностью немецкими, основан-
ными в виде анклавов на чужой территории. Они торговали зер-
ном, строевым лесом, корабельными и другими товарами, произ-
веденными немецкими колонистами на прибалтийских землях,
осуществляя поставки в города, выросшие вокруг Северного моря.
Еще в XII в. региональная специализация производства стала
отличительной чертой средневековой экономики. Наиболее извест-
ный пример — винная торговля Гаскони, центром которой был
Бордо. Другим примером может служить фламандская шерстяная
87
промышленность, которая в большой степени зависела от поста-
вок сырой шерсти из Англии, а земли Балтийского региона стали
самым важным источником зерна для снабжения многочисленных
нидерландских городов. Португальские, французские и англий-
ские корабли доставляли соль и вино на север Европы, возвраща-
ясь с грузом сухой и соленой рыбы.
И сейчас перевозки грузов наземным транспортом в среднем
обходятся дороже, чем водным; тем более это было справедливо
для времени, когда еще не были изобретены паровой двигатель и
двигатель внутреннего сгорания. По этой причине в доиндустри-
альную эру морская торговля играла огромную роль. Однако в
Средние века существовало одно значительное исключение из
этого правила — торговля между Северной и Южной Европой,
особенно торговля северной Италии с Германией и Нидерландами.
До того, как в конце XIII в. и в XIV в были произведены улуч-
шения в конструкции судов и навигационной технике, имевшие
революционные последствия в XV в., морской путь между Среди-
земным и Северным морями был опасен и не слишком выгоден.
По этой причине торговые потоки через альпийские перевалы
(Бреннер, Сен-Готард, Симплон, Сен-Бернар и другие) были
более активными, чем через Гибралтарский пролив, несмотря на
все сложности и препятствия. Феодалы, через земли которых про-
ходили торговые пути, изгнали грабителей и улучшили дороги, за
пользование которыми они взимали пошлины; уровень последних
держался на разумном уровне вследствие конкуренции со стороны
альтернативных торговых путей. Религиозные братства организо-
вали места отдыха и спасательные службы, наиболее известными
символами которых являются собаки породы сенбернар с бочонка-
ми бренди, прикрепленными к ошейнику. Профессиональные ком-
пании перевозчиков и погонщиков мулов обеспечивали транспор-
тировку грузов в условиях оживленной конкуренции между
собой. Наиболее важными торговыми центрами на южном конце
пути были города Ломбардской равнины, особенно Милан и Веро-
на. На севере было множество пунктов назначения — от Вены и
Кракова на востоке до Любека, Гамбурга и Брюгге на крайнем се-
вере и западе. Но большая часть товаров переходила в другие
руки на ярмарках или рынках Лейпцига, Франкфурта и особенно
четырех ярмарочных городов Шампани.
Ярмарки Шампани возникли в XII в. как наиболее важные в
Европе места встреч купцов с севера и юга. Под покровительст-
вом шампанских графов, которые обеспечивали торговые площади
и особые коммерческие суды, а также защиту купцов в пути, яр-
марки продолжались почти весь год, переходя из одного из четы-
рех городов в другой. Расположенные примерно на полпути
между двумя наиболее развитыми районами Европы, северной
Италией и Нидерландами, города Ланьи-сюр-Марн, Бар-сюр-Об,
Провен и Труа служили местом встречи и заключения сделок для
купцов из этих регионов. Кроме того, они также играли свою
88
роль в торговле северной Германии с южной Францией и Пире-
нейским полуостровом. Коммерческая практика и техника, кото-
рая развивалась в этих городах, — например, переводные векселя
(letters of fair) и другие кредитные инструменты, а также зарож-
дение коммерческих судов оказали влияние более глубокое и дли-
тельное, чем сами ярмарки. Даже после их упадка как торговых
центров эти города продолжали многие годы служить в качестве
финансовых центров.
В последние десятилетия XIII в. морские перевозки из Среди-
земного моря в Северное стали все более частыми. Во втором де-
сятилетии XIV в. Венеция и Генуя организовали постоянный еже-
годный конвой, знаменитый Фландрский флот. Эти морские кара-
ваны перевозили товары из средиземноморских портов прямо на
крупные постоянные рынки Брюгге (а впоследствии Антверпена),
тем самым подрывая некоторые функции шампанских ярмарок.
Хотя наземная торговля и не прекратилась полностью (в XV в.
Женева играла роль, схожую с прежней ролью Шампани), нача-
лась новая фаза в развитии экономических связей между Север-
ной и Южной Европой. Она была связана не только с использо-
ванием новых торговых путей и новых транспортных средств, но
также с изменением как масштабов торговли, так и механизмов ее
организации. Большие торговые и финансовые компании, бази-
рующиеся в крупнейших итальянских городах и имеющие отделе-
ния по всей Европе, заменили индивидуальных купцов в качестве
главных агентов торговли. Это новшество, иногда называемое
«торговой революцией», сыграло решающую роль в последующий
период европейской экспансии, который начался в XV в.
В каролингскую эпоху купцы обычно были иностранцами —
«сирийцами» (так называли почти всех уроженцев Леванта) и ев-
реями. С возрождением торговли в X в. европейские купцы стали
расширять свою нишу, но почти до середины XIII в. они остава-
лись странствующими. Они вели тяжелую жизнь, которая требо-
вала физической силы, выносливости, мужества, а также сообра-
зительности. По наземным путям купцы часто передвигались ка-
раванами, возя с собою собственное оружие или нанимая охрану
от грабителей. Передвигаясь по морю, они также должны были
быть вооружены против пиратов; кроме того, они подвергались
опасности возможного кораблекрушения. Нет ничего удивительно-
го в том, что такие купеческие путешествия назывались «авантю-
рами» .
Простейшая форма торговли заключалась в том, что купец ра-
ботал за свой счет, и весь его капитал состоял из перевозимых то-
варов. Однако уже очень рано вошла в употребление форма парт-
нерства (commenda): один купец, возможно, слишком пожилой
для трудного путешествия, давал капитал другому, который и от-
правлялся в поездку. Прибыль от предприятия делилась между
ними; обычно три четверти получал владелец капитала и одну
четверть — его партнер. Такие партнерства обычно практикова-
89
лись в морской торговле по Средиземному морю, но они получили
распространение также и в сухопутной торговле. Как правило,
такие партнерства создавались на одну поездку, но за удачным
предприятием зачастую следовало заключение следующего кон-
тракта между теми же партнерами. Иногда владелец капитала мог
устанавливать место назначения и обратный груз, которым он на-
меревался распорядиться по своему усмотрению. Но нередко, осо-
бенно если в роли партнера, предоставляющего капитал, выступа-
ли вдовы, светские или религиозные институты, или попечители,
действующие в интересах детей или сирот, все ключевые вопросы
решал партнер, непосредственно осуществляющий торговые опе-
рации. В Генуе и других итальянских городах еще в XII в. многие
из тех, кто не занимался активной торговой деятельностью, вкла-
дывали в торговлю свои средства через механизм подобных парт-
нерств.
По мере роста торговли и развития коммерческой практики по-
явился новый вид организации бизнеса — ver a society, или ком-
пания на доверии, — которая стала соперником партнерства и
иногда вытесняла его. Такая компания имела несколько, иногда
множество партнеров и часто действовала одновременно во мно-
гих городах Европы. Особенно часто эту форму использовали
итальянцы. Из центров во Флоренции, Сиене, Венеции или Ми-
лане они могли управлять филиалами в Брюгге, Лондоне, Пари-
же, Женеве и других городах. Они часто совмещали торговлю с
банковским делом. Компании Барди и Перуцци из Флоренции
были самыми крупными предпринимательскими организациями в
мире до появления великих привилегированных (chartered) компа-
ний XVII в. Однако обе эти компании обанкротились в 1340-х гг. в
результате предоставления чрезмерных кредитов Эдуарду III Анг-
лийскому и другим монархам-должникам. Помимо осуществления
торговли через сеть филиалов, эти компании имели свои собствен-
ные корабли и караваны мулов, а некоторые владели разработками
металлов и других полезных ископаемых (или арендовали их).
Более мелкие торговцы, которые не имели средств для приоб-
ретения собственного корабля, изобретали другие средства сокра-
щения рисков дальней торговли. Владельцы судов могли сдавать
их в аренду нескольким купцам, которые вели самостоятельную
торговлю, но объединяли капиталы для аренды корабля. Другой
вариант заключался в том, что отдельный предприниматель мог
арендовать корабль, а затем сдать часть его площади в субаренду
другим купцам. Были изобретены различные инструменты при-
влечения капиталов в морскую торговлю для того, чтобы дать сто-
ронним инвесторам возможность участвовать в прибыли, не всту-
пая в партнерство и не нарушая законы против ростовщичества. К
концу XIII в. стало обычным явлением страхование в морской
торговле.
Банковское дело и кредит были непосредственно связаны со
средневековой торговлей. Примитивные депозитные банки, по-
90
явившиеся в Венеции и Генуе еще в XII в., первоначально зани-
мались лишь приемом вкладов, однако вскоре стали осуществлять
операции по переводу средств с одного счета на другой на основа-
нии устного или, реже, письменного распоряжения клиента. Хотя
закон запрещал предоставлять в кредит средства сверх суммы
имеющихся депозитов, привилегированным клиентам банки выда-
вали ссуды сверх их депозитов, тем самым создавая новые сред-
ства платежа. Подобные банки существовали только в главных
коммерческих центрах. За пределами Италии такими центрами
были Барселона, Женева, Брюгге и Лондон. (Ломбард-стрит,
сердце современного финансового района Лондона, получила свое
название в связи с тем, что на ней держали офисы многие ита-
льянские банкиры.) Вне этих центров частные банкиры для фи-
нансирования торговли на дальние расстояния осуществляли про-
дажу и покупку переводных векселей. Из-за значительного риска
и высоких издержек перевозки монет и слитков купцы предпочи-
тали продавать товары в кредит, вкладывая деньги в обратный
груз и получая доход в денежной форме после его продажи. Фак-
тически все сделки на шампанских ярмарках осуществлялись в
кредит. К окончанию одной ярмарки сальдо платежей переводи-
лось на другую посредством переводного векселя. Хотя перевод-
ные векселя возникли для обслуживания торговли товарами, в ко-
нечном итоге они стали использоваться как чисто финансовые ин-
струменты, не имеющие прямой связи с товарными потоками.
Другой причиной расширения кредита являлось многообразие
денежных единиц и денежных систем. Большинство регионов За-
падной Европы использовали каролингскую денежную систему с
подразделением денежных единиц по аналогии с фунтами, шил-
лингами и пенсами (по-латыни libra, solidus, denarius), но это
внешнее единство скрывало все возраставшее разнообразие денеж-
ных единиц. Ценность генуэзской лиры отличалась от ценности
английского фунта, французского ливра и даже миланской или
пизанской лиры. Еще более важным было то обстоятельство, что
«фунты» и «шиллинги» были исключительно расчетными денеж-
ными единицами; монеты такого номинала не чеканились до
конца Средних веков. Наиболее употребляемыми монетами в XI —
XII вв. были пенни (и их аналоги в различных странах). Они не
только были неудобны для совершения крупных платежей, но и
чеканились различными субъектами — королями, герцогами, гра-
фами, даже монастырями, отличаясь различной величиной, весом
и содержанием серебра. Более крупные серебряные монеты вошли
в употребление примерно в начале XIII в., но и они также стра-
дали от отсутствия единообразия и в весе, и в содержании сереб-
ра. Испытывающие потребность в финансовых средствах монар-
хи, чьи налоговые доходы были недостаточны для покрытия рас-
ходов, часто прибегали к порче монеты. В этих условиях денеж-
ные менялы, знавшие ценность различных типов монет, выполня-
ли важную функцию на ярмарках и в торговых городах. Из их
91
рядов вышло много банкиров. Не раньше второй половины
XIII в. Европа, наконец, обрела по-настоящему устойчивую валю-
ту, знаменитый золотой флорин, впервые выпущенный во Фло-
ренции в 1252 г. (Генуя ввела в обращение схожую монету не-
сколькими месяцами ранее, но она не завоевала популярности. В
1284 г. Венеция также начала чеканить золотые монеты, дукаты
или цехины, которые широко использовались — и имитирова-
лись — в Восточном Средиземноморье.) Флорин идеально подхо-
дил для торговых целей: он имел устойчивую ценность и относи-
тельно большой номинал. Но к тому времени, когда он появился,
кредит уже стал неотъемлемой частью коммерческой деятельности.
Промышленная технология и начало использования
механической энергии
Хотя обрабатывающая промышленность в значительной степе-
ни уступала сельскому хозяйству по численности занятых, роль
этого сектора средневековой экономики была весьма заметной.
Более того, в течение веков она устойчиво росла. Возможно, в пе-
риод раннего Средневековья произошел некоторый регресс в тех-
нических знаниях — например, в области архитектуры и стро-
ительства, но уже к 1000 г. средний уровень технологии был, по
крайней мере, столь же высоким, как и в эпоху Античности.
Впоследствии инновации стали появляться все чаще, так что с
точки зрения истории технологии сколько-нибудь существенного
разрыва между Средневековьем и Новым временем не существует.
Самой крупной и наиболее распространенной отраслью про-
мышленности, без сомнения, было производство тканей, хотя раз-
личные отрасли строительства, взятые вместе, могли приближать-
ся к нему, занимая прочное второе место. Ткани изготавливались
во всех странах, во всех провинциях и почти во всех домохозяй-
ствах Европы, но к XI в. некоторые регионы определенно начали
специализироваться на их производстве. Среди них наиболее важ-
ным была Фландрия, близлежащие регионы северной Франции и
территории, входящие ныне в состав Бельгии. Другими важными
центрами были северная Италия и Тоскана (в одной Флоренции
в XIV в. в производстве тканей было занято несколько тысяч ра-
бочих), южная и восточная Англия и южная Франция. Шерсть
являлась важнейшим сырьем, а шерстяные ткани — наиболее
важным промышленным продуктом. Различия в типах и качестве
тканей, производимых в различных регионах, способствовали раз-
витию активной внутриевропейской торговли. Кроме шерстяных,
во многих регионах, особенно во Франции и в Восточной Европе,
производились льняные ткани. Производство шелковых и хлопча-
тобумажных тканей ограничивалось Италией и мусульманской
Испанией.
92
Хотя наиболее квалифицированные рабочие, такие как кра-
сильщики, валяльщики, стриголыцики и даже ткачи были органи-
зованы в ремесленные цеха, в промышленности доминировали
купцы (также организованные в гильдии), которые осуществляли
поставки сырья и продавали готовую продукцию. Менее квалифи-
цированные рабочие, включая прядильщиков, не имели собствен-
ной организации и обычно работали непосредственно на купцов.
Во Фландрии и Англии эти купцы-предприниматели раздавали
сырье ремесленникам, которые работали у себя дома или в собст-
венных мастерских. В Италии, напротив, ремесленники работали
в мастерских под надзором мастеров (supervisors). Производи-
тельность труда по сравнению с эпохой Античности возросла в не-
сколько раз в результате трех взаимосвязанных технических ново-
введений: педального станка, заменившего простой ручной ткац-
кий станок, прядильного колеса, заменившего прялку, и водяной
мельницы для валяния шерсти. Авторство этих изобретений неиз-
вестно, но они удивительно быстро распространились по всей Ев-
ропе в начале XII в. Снижение издержек производства являлось,
несомненно, главной причиной их распространения, но они также
снизили и тягость труда.
Меньшая по масштабам, чем текстильное производство, но
стратегически более важная для экономического развития, метал-
лургия со смежными отраслями демонстрировала значительный
прогресс в конце Средних веков. В соответствии с принятой в ис-
торической науке классификацией, «Железный век» начался
около 1200 г. до н. э., но в период классической Античности пред-
меты и инструменты из железа были редки и дороги, и железо ис-
пользовалось в основном для изготовления оружия и украшений
для представителей правящих классов. Даже медь и бронза, хотя
и несколько более распространенные, редко входили в повседнев-
ную жизнь простых людей. В эпоху Средних веков соотношение
цен изменилось: железо стало более дешевым металлом, и кроме
того, что оно по-прежнему использовалось для изготовления ору-
жия и доспехов, оно стало более широко использоваться для из-
готовления орудий труда и в других утилитарных целях. Изоби-
лие и низкая цена железа отчасти явились следствием большей
доступности железной руды и особенно топлива (древесного угля)
в регионах к северу от Альп. Однако не менее важную роль сыг-
рали технологические улучшения, в частности использование
силы воды для приведения в движение кузнечных мехов и боль-
ших молотов. К началу XIV в. появились первые предшественни-
ки современной доменной печи, заменившие так называемые ката-
лонские печи. Без сомнения, техническим изменениям способство-
вала организация рудокопов и металлургов в свободные общины
ремесленников, которые принципиально отличались от бригад
рабов в эпоху Древнего Рима.
93
При рассмотрении причин роста производства и совершенство-
вания технологии необходимо принимать во внимание также и по-
требительский спрос. В условиях, когда крестьяне (даже зависи-
мые) и ремесленники владели собственными орудиями и их бла-
гополучие находилось в прямой зависимости от эффективности их
усилий, они имели стимулы приобретать лучшие орудия из тех,
которые они могли себе позволить. Использование подков и же-
лезных элементов упряжи, повозок и плугов свидетельствовало о
том, что крестьяне и ремесленники вполне отдавали себе в этом
отчет. Распространенность фамилии Смит и Шмидт (или Шмид)1
в английском и немецком языках указывает на то, что производ-
ством металлических изделий зарабатывало себе на жизнь боль-
шое количество ремесленников.
Еще одним производством, имевшим широкое практическое
применение и заметно вышедшим за технологические рамки клас-
сической Античности, было дубление и выделка кожи. Современ-
ному городскому жителю, окруженному синтетическими материа-
лами и пластиком, трудно понять роль кожи в жизни предшество-
вавших поколений. Кроме ее использования для изготовления ло-
шадиной упряжи, седел и т.д., она применялась при изготовлении
мебели, одежды и различных промышленных приспособлений,
таких как кузнечные мехи и клапаны. Подобным же образом из-
делия из дерева занимали гораздо большее место в жизни людей
Средневековья, чем в более ранние или в последующие эпохи.
Они находили буквально сотни применений, от декоративных до
утилитарных.
Будучи далеко не столь привязанными к традициям и привер-
женными косной рутине, как это прежде изображалось в учебни-
ках, люди Средневековья -- или некоторые из них — целеустрем-
ленно стремились к новшествам, как ради самой новизны, так и
для непосредственных, практических целей. Именно средневеко-
вым изобретателям, а не классическим философам, мы обязаны
такими полезными предметами, как очки и механические часы.
Астролябия и компас стали повсеместно использоваться в Европе
в период Средних веков в связи с важными улучшениями в нави-
гационной технике и конструкции кораблей, которые впоследст-
вии ознаменовали грань между Средневековьем и Новым време-
нем. Аналогично, порох и огнестрельное оружие являлись средне-
вековыми изобретениями, хотя период их наиболее эффективного
применения наступит позже. Изготовление мыла, хотя и не было
чем-то совершенно новым, значительно расширилось. Производст-
во бумаги являлось новой отраслью, культурное значение которой
оказалось значительно большим, чем ее экономический вес. Кни-
гопечатание с использованием наборного шрифта, одно из самых
1 Smith (англ.), Schmidt (нем.) — «кузнец». — Прим. науч. ред.
94
важных изобретений с момента зарождения цивилизации, также
появилось в конце Средних веков. Но, возможно, наиболее харак-
терное выражение осознанного поиска средневековым человеком
новых и более эффективных методов производства можно найти в
истории мельниц.
Простое горизонтальное водяное колесо, приводимое в движе-
ние силой водного потока, использовалось еще в I в. до н. э. Ар-
хеологические и документальные свидетельства этому найдены по-
всюду от Дании до Китая, а также на территории Римской импе-
рии. Неизвестно, где именно оно было изобретено. Существуют
отдельные свидетельства его использования для размола зерна в
имперский период, но император Веспасиан (69 — 79 гг.) запретил
использовать его для приведения в движение строительных лебе-
док, опасаясь спровоцировать безработицу. Труд рабов и свобод-
ных людей в Римской империи был дешев, поэтому строители и
предприниматели не видели нужды во внедрении трудосберегаю-
щих механизмов. Точно неизвестно, когда мнение о полезности
подобных механизмов изменилось, но можно утверждать, что это
произошло где-то между IV и X вв. Когда Вильгельм Завоеватель
в 1086 г. отдал приказ о проведении переписи в Англии, его аген-
ты насчитали 5624 водяные мельницы в приблизительно 3000 де-
ревнях, — и это при том, что Англия ни в коей мере не могла
считаться наиболее развитым регионом Европы ни в экономичес-
ком, ни в техническом отношении. Более того, большинство мель-
ниц были значительно более сложными и мощными, чем простое
горизонтальное колесо. Они были преимущественно вертикальны-
ми (сила падающей воды превышает силу спокойного потока) и
имели сложную трансмиссию. К началу XIV в. сила воды ис-
пользовалась не только для размола зерна, но и для размола,
дробления и смешивания других продуктов, для изготовления
бумаги и валяных тканей, распиливания дерева и камня, разду-
вания мехов, приведения в движение кузнечных молотов и пряде-
ния шелка.
Несмотря на значительную практическую пользу, водяные
мельницы имели множество ограничений. Наиболее важным было
то, что они требовали устойчивого потока воды. Таким образом,
они не могли применяться в засушливых или низинных, болотис-
тых регионах. В Венеции еще в середине XI в. водяные колеса
приводились в движение морским приливом. В течение последую-
щих столетий было сооружено множество подобных колес по
всему морскому побережью Европы. Еще более удачное решение
представляло собой ветряное колесо, появившееся в XII в. При
устойчивом ветре ветряные колеса могли выполнять все функции
водяных, и они в изобилии появились на равнинах Северной Ев-
ропы, где, в отличие от южных регионов, ветры дули почти по-
стоянно, а речные потоки были более медленными и замерзали
зимой. Особенно важную роль ветряные колеса играли в низин-
ных провинциях Голландии, Зеландии и Фландрии, где, кроме
95
своего обычного использования, они приводили в действие насосы
для осушения польдеров.
Ветряные и водяные мельницы требовали сложной системы
привода. Мельники, наладчики и различной специализации кузне-
цы, которые строили, поддерживали в рабочем состоянии и ре-
монтировали эти мельницы, становились специалистами в практи-
ческой механике и использовали приобретенные знания в смежной
области — в производстве часов. Еще в XII в. спрос на водяные
часы был так велик, что в Кельне появилась специальная гильдия
часовщиков. В последующие века были решены основные пробле-
мы создания механических часов, и в XIV в. каждый уважающий
себя европейский город имел, по крайней мере, одни часы, кото-
рые не только показывали время и отбивали его колоколами или
курантами, но и разыгрывали представления с пляшущими медве-
дями, марширующими солдатами и кланяющимися дамами.
Между 1348 и 1364 гг. известный итальянский физик и астроном
Джованни ди Донди построил часы, которые показывали время,
движение солнца, луны и пяти известных планет — и это за два
столетия до открытия Коперника.
Средневековые достижения в области строительства мельниц и
создания часов имели значение, выходящее за рамки их непосред-
ственного влияния на экономику. Мельницы не только сохраняли
труд и повышали его производительность, но и сделали возмож-
ным решение задач, которые прежде считались неразрешимыми.
Благодаря часам люди стали осведомлены о течении времени, что
способствовало росту дисциплины и пунктуальности в человечес-
кой деятельности. Генуэзские деловые контракты содержали ука-
зание не только на дату, но и на время подписания, что явилось
предвозвестием известной максимы «время — деньги». Эти изме-
нения знаменовали собой фундаментальное изменение средневеко-
вого менталитета, новое отношение к материальному миру. Все-
ленная не казалась более непостижимой, а человек — беспомощ-
ной игрушкой в руках природы, ангелов или демонов. Природа
могла быть познана, а ее силы — использоваться на благо чело-
века. Вскоре после того, как Донди закончил сооружение своих
замечательных часов, французский ученый Николай Орем
(ок. 1325—1382 гг.), предвосхищая Кеплера, Ньютона и других
светил «столетия гениев», сравнил вселенную с огромными меха-
ническими часами, созданными и управляемыми верховным часов-
щиком — Богом. Веком ранее ученый-схоласт из Оксфорда Род-
жер Бэкон (ок. 1214—1392 гг.), который предвосхитил на четы-
реста лет своего однофамильца Фрэнсиса Бэкона, подчеркивавше-
го роль экспериментального метода и практическое значение
науки, предсказывал возможности практических исследований:
«машины, которые позволят нам плавать без гребцов, повозки без
тянущих их животных... летающие машины... машины, которые
могут двигаться в глубинах морей и рек...».
96
, Кризис средневековой экономики
В 1348 г. эпидемия бубонной чумы, Черная смерть, пришла в
Европу из Азии. Быстро распространяясь по главным торговым
путям и снимая наибольшую жатву в малых и крупных городах,
она два года бушевала по всей Европе от Сицилии и Португалии
до Норвегии, от Московского государства до Исландии. В некото-
рых городах вымерло более половины населения. В целом числен-
ность населения Европы сократилась примерно на одну треть.
Более того, эпидемии вспыхивали вновь через каждые 10 или
15 лет до конца столетия. В дополнение к бедствиям чумы в
XIV —XV вв. войны, как гражданские, так и международные, до-
стигли предела интенсивности и жестокости. В ходе Столетней
войны (1338—1453 гг.) между Англией и Францией огромные ре-
гионы западной Франции были опустошены в результате целена-
правленной политики грабежа и разрушений, в то время как на
востоке древняя Византийская империя пала под ударами турок-
османов.
Черная смерть была наиболее драматичным эпизодом кризиса
средневековой экономики, но она не была причиной или истоком
этого кризиса. К концу XIII в. демографический рост двух или
трех предыдущих столетий прекратился. В первой половине
XIV в. неурожаи и голод стали все более частыми и жестокими.
Из-за этого численность населения, возможно, стала сокращаться
еще до 1348 г., хотя это и не доказано. Великий голод 1315 —
1317 гг. охватил всю Северную Европу от Пиренеев до России.
Во Фландрии, самом населенном регионе Европы, смертность
подскочила в 10 раз. Растущие перебои с поставками продоволь-
ствия вкупе с перенаселенностью городов и низким уровнем сани-
тарии сделали население более уязвимым перед эпидемиями,
самой страшной из которых была Черная смерть.
Кроме того, существуют свидетельства того, что в XIV в. про-
изошли неблагоприятные климатические изменения. Зимы, по
крайней мере в Северной Европе, стали более длинными, холод-
ными и влажными. В Англии прекратилось выращивание виногра-
да, в Норвегии перестали созревать хлебные злаки. Три раза Бал-
тийское море полностью замерзало, а в Германии и Нидерландах
наводнения стали более частыми и суровыми. Но как бы ни были
серьезны эти причины, они вряд ли полностью объясняют застой
и упадок всей экономики. Более серьезным объяснением является
относительная перенаселенность по отношению к доступным ре-
сурсам и технологиям.
К концу XIII в. прекратилась интенсивная вырубка лесов, ха-
рактерная для прежних столетий. Для таких регионов, как Ита-
лия и Испания, есть данные о том, что она привела к эрозии
почвы и понижению ее плодородия. В более северных регионах
феодалы запрещали вырубать лес, стремясь сохранить свои охот-
ничьи привилегии, в то время как крестьяне нуждались в лесе для
4-5216
97
заготовки дров и выпаса скота. Между феодалами и крестьянами
возникало множество споров из-за использования лесов, которые
зачастую приводили к вспышкам насилия. Ввиду того, что рас-
чистка лесов прекратилась, в пашню обращались пастбища, верес-
ковые пустоши и сенокосы. Это вело к падению поголовья скота,
а значит, понижению содержания белков в пище и уменьшению
производства навоза для удобрения почвы. Недостаток удобрений
являлся постоянной проблемой в манориальной экономике, а со-
кращение поголовья скота только усугубило ее. Сбор зерновых
падал, несмотря на расширение обрабатываемых площадей. Такие
попытки повысить продуктивность, как внедрение четырехполья,
более сложного севооборота и использование удобрений расти-
тельного происхождения имели определенный эффект в некото-
рых регионах, но внедрение этих новшеств не было достаточно
быстрым, а их результат не был достаточно значительным, чтобы
компенсировать убывание отдачи от истощенных земель.
В период экспансии средневековой экономики, как мы видели,
среди части феодалов существовала тенденция заменять трудовые
повинности денежной рентой и сдавать свои земли в аренду пре-
успевающим крестьянам. По мере роста численности населения и
городов цены на сельскохозяйственную продукцию росли одно-
временно с падением заработной платы. В этих условиях многие
феодалы для поддержания своих падающих доходов и для ис-
пользования выгодного соотношения товарных цен и заработной
платы вновь обратились к обработке своих земель, подчас увели-
чивая их за счет пастбищ и даже крестьянских наделов, и пыта-
лись восстановить трудовые повинности. Хотя эти попытки встре-
тили сильное сопротивление и имели в Западной Европе лишь ог-
раниченный успех, землевладельцы в Восточной Европе оказа-
лись достаточно сильными, чтобы добиться своих целей. В любом
случае, вследствие устойчивого падения заработной платы для за-
падно-европейских землевладельцев было экономически выгодно
обрабатывать свои земли с помощью наемной рабочей силы. Даже
состоятельные крестьяне могли позволить себе это, увеличивая
тем самым свое богатство. Но положение большинства крестьян
постепенно ухудшалось. Отчасти по этой причине, а также из-за
возросших налогов социальная напряженность возрастала и иног-
да приводила к восстаниям, как это случилось во время великого
голода 1315—1317 гг., когда фламандские крестьяне и рабочие
поднялись против своих господ.
Черная смерть в огромной степени усилила социальную напря-
женность и социальные противоречия. Диспаритет между заработ-
ной платой и ценами решительно изменился. С резким падением
численности городского населения и спроса на зерно и другие
продукты питания цены на них тоже упали, в то время как зар-
плата росла из-за дефицита рабочей силы. Первой реакцией влас-
тей было введение контроля за уровнем заработной платы. Это
только усилило недовольство крестьян и рабочих, которые обхо-
98
лили этот контроль, где это только было возможно, и восставали
против него, когда предпринимались серьезные попытки обеспе-
чить выполнение соответствующих мер. Во второй половине
XIV в. восстания, революции и гражданские войны происходили
по всей Европе. Не все они были вызваны введением контроля за
заработной платой, но все были так или иначе связаны с резким
изменением экономических условий, вызванным неурожаями, эпи-
демиями и войнами. В 1358 г. крестьяне по всей Франции подня-
лись против своих сеньоров и правительства. В Англии серия ло-
кальных восстаний предшествовала восстанию 1381 г., в котором
смешение религиозных и экономических требований почти приве-
ло революционеров к триумфу. В Италии насильственных вы-
ступлений было в основном не больше, чем в период борьбы ком-
мун за автономию в XI —XII вв., но в 1378 г. рабочие шерстяной
промышленности Флоренции временно захватили контроль над
городом и изгнали «толстяков» — своих хозяев. Схожие восста-
ния крестьян или рабочих, или тех и других вместе, происходили
в Германии, Испании и Португалии, Польше и России. Все они
без исключения, независимо от степени их первоначального успе-
ха, с большой жестокостью были подавлены феодалами, прави-
тельствами городов или нарождающихся национальных монархий.
Хотя-восстания редко достигали своих целей, в Западной Ев-
ропе изменившиеся экономические условия принесли крестьянам
свободу от манориальных уз. Несмотря на увеличение политичес-
кой и военной силы правящих классов, они не смогли вернуть
трудовые повинности или утвердить контроль за заработной пла-
той, поскольку феодалы конкурировали друг с другом в привле-
чении крестьян для обработки своих земель на условиях либо по-
лучения заработной платы, либо выплаты ренты. В Англии после
потрясений конца XIV в. подобное развитие событий породило
феномен, который один автор XV в. назвал «золотым веком анг-
лийского сельскохозяйственного рабочего». Реальная зарплата —
т.е. отношение заработной платы к ценам на потребительские то-
вары — была выше, чем когда-либо прежде или в будущем
вплоть до XIX в. Повсюду в Западной Европе рыночные силы
привели также к отказу от прикрепления крестьян к земле и к
росту заработной платы и уровня жизни крестьян. Низкие цены
на зерно из-за сокращения спроса со стороны городов и относи-
тельное изобилие земли способствовали подъему животноводства и
переходу от зернового хозяйства к выращиванию корнеплодов и
кормовых культур. Чума и связанные с ней бедствия XIV в., сколь
бы ужасны они ни были, ознаменовали глубокий катарсис, который
открыл дорогу новому периоду роста и развития начиная с XV в.
В Восточной Европе возобладал другой путь эволюции. Насе-
ление здесь и прежде было более редким, чем в Западной Европе,
города — менее многочисленными, а рыночные силы — более
слабыми. После Великой чумы городская жизнь практически
угасла, рынки приходили в упадок, а экономика возвращалась к
4*
99
натуральному хозяйству. В этих условиях у крестьян не было
альтернативы феодальной зависимости, кроме побега на незасе-
ленные и неизвестные земли, который имел свои собственные ми-
нусы. В результате феодалы, не сдерживаемые верховной влас-
тью, поставили своих крестьян в положение крепостной зависи-
мости, неизвестной в Западной Европе, по крайней мере, с IX в.
Города в Западной Европе, хотя и жестоко пострадавшие от
чумы, выжили и впоследствии оправились от потрясения. Сово-
купный объем производства и торговли в начале XV в. был, веро-
ятно, ниже, чем в начале XIV в. Однако в XV в. в различных
регионах Европы началось (хотя и не одновременно) восстановле-
ние численности населения, объемов производства и торговли, и к
началу XVI в. эти показатели, возможно, превзошли ранее до-
стигнутый уровень. Тем временем произошла значительная пере-
группировка сил. Ремесленные цехи, реагируя на резкое падение
спроса, усилили внутренний контроль, чтобы более эффективно
осуществлять картельное регулирование предложения. Они огра-
ничили выпуск, ужесточили правила ведения операций и устано-
вили принцип, согласно которому на цеховое членство могли пре-
тендовать только сыновья и родственники мастеров. Для рациона-
лизации своих операций купцы ввели двойную бухгалтерию и
другие методы финансового контроля. Компании XV в. не могли
соперничать по размеру с компаниями Бард и или Перуцци, но
крупнейшие из них, такие как Банк Медичи во Флоренции, а
также многие другие, усвоили форму организации, схожую с со-
временными холдинг-компаниями, что сократило риск банкротст-
ва в случае краха отдельных филиалов. Ремесленники, столкнув-
шись с ростом заработной платы, искали новые трудосберегающие
методы производства или перебирались в сельскую местность,
чтобы избежать сковывающих деятельность цеховых правил.
В результате возросшей конкуренции произошли также и реги-
ональные сдвиги в производстве и торговле. Некоторые города,
такие как Флоренция или Венеция, не отказались от использова-
ния военной силы для сокрушения своих врагов и расширения
своего господства над соседями. Женевская ярмарка постепенно
заняла то место, которое в XIV в. принадлежало ярмаркам Шам-
пани, но затем ее позиции в конце XV в. пошатнулись вследствие
конкуренции со стороны Лионской ярмарки. На севере Антверпен
постепенно вытеснил Брюгге с позиций главного центра торговли
с Италией. Немецкая Ганза официально оформила свой статус в
1367 г., что было отчасти обусловлено реакцией на сокращение
спроса и на попытки соперников лишить ее купцов их привиле-
гий. Почти столетие ганзейские купцы господствовали в торговле
на Балтийском и Северном морях, но в конце XV в. они получили
сильных конкурентов в лице голландских и английских купцов,
перевозчиков и рыбаков. Итальянские города, взятые вместе, со-
• хранили свое первенство в торговле, но стали уступать торговым
центрам Северной Европы, что явилось предвестником последую-
, щих решительных перемен XVI и XVII вв.
Глава 4
«НЕЗАПАДНЫЕ» ЭКОНОМИКИ
НАКАНУНЕ ЭКСПАНСИИ ЗАПАДА
Европа, особенно Западная Европа, была тем регионом мира,
который с XVI в. по XX в. отличался самым динамичным разви-
тием и пережил наиболее глубокие изменения. По большому
счету, именно она несет ответственность за создание современной
мировой экономики, и ее взаимодействие с другими регионами
мира определило характер их участия в этой экономике и время
их включения в нее. Однако до XVI в. Западная Европа была
лишь одним из нескольких более или менее изолированных друг
от друга регионов мира. Эта глава рассказывает о других регио-
нах мира до начала их контактов с европейцами.	;
/ Мир ислама ,	'
Ислам, последняя из великих мировых религий, возник в Ара-
вии в VII в. Его основатель, пророк Мухаммед, до того, как стать
религиозным и политическим лидером, был купцом. Ко времени
своей смерти в 632 г. он объединил под своей властью фактически
весь Аравийский полуостров. Вскоре после его смерти число его
последователей стало увеличиваться со скоростью пустынного
смерча, и в течение ста лет ислам завоевал огромную территорию,
простиравшуюся от Центральной Азии через Ближний Восток и
Северную Африку до Испании. После нескольких столетий отно-
сительного затишья, а затем и распада Халифата (как стала назы-
ваться их империя) на несколько государств, мусульмане с XII в.
вновь начали экспансию, утвердив свою религию и свои обычаи в
Центральной Азии, Индии, Цейлоне, Индонезии, Анатолии и Аф-
рике южнее Сахары. К этому времени арабы составляли мень-
шинство среди миллионов последователей ислама. Но арабский
язык, на котором была написана священная книга мусульман —
Коран, был языком межнационального общения для исламской
цивилизации, хотя другие языки, особенно персидский и турец-
кий, также служили этой цели.
Первоначально арабы были скотоводами-кочевниками, хотя
некоторые из них занимались земледелием в оазисах и основали
несколько городских центров, таких как Мекка. Земли, которые
101
они завоевали, обладали чуть менее засушливым климатом, чем
земли Аравии, но на них были расположены два древнейших
очага цивилизации — долина Тигра и Евфрата и долина Нила.
Здесь, как и на других территориях, мусульмане занимались ир-
ригационным земледелием, которое в некоторых районах (напри-
мер, в южной Испании) достигло высокого уровня развития и
производительности. Их завоевания обеспечили им контроль над
крупными городами, включая Александрию, Каир и впоследствии
Константинополь, который они переименовали в Стамбул. В
конце концов, ислам развился в преимущественно городскую ци-
вилизацию, хотя многие из мусульман, включая арабов и другие
народы, оставались кочевниками, разводившими лошадей, овец,
коз или верблюдов — редко коров, и никогда свиней, поскольку
пророк Мухаммед запретил употребление в пищу свинины.
Хотя сельскохозяйственный потенциал мусульманских терри-
торий был ограничен, их географическое расположение давало
большие возможности для развития торговли. Ядро мусульман-
ской цивилизации лежало между Персидским заливом и Среди-
земным морем, и имело выход к Индийскому океану. По этим
территориям также проходили великие караванные пути между
Средиземноморским бассейном и Китаем. Поскольку пророк Му-
хаммед первоначально сам был купцом, ислам не рассматривал
торговлю в качестве недостойного занятия, напротив, к купцам от-
носились с уважением. Хотя ростовщичество было запрещено, му-
сульманские купцы изобрели для облегчения торговли множество
сложных кредитных инструментов, включая кредитные расписки
и векселя. В течение столетий арабы и другие приверженцы исла-
ма служили в качестве посредников в торговле между Европой и
Азией. Выполняя эту роль, они во многом облегчили распростра-
нение технологий. Многие технологии, открытые в Китае, вклю-
чая магнитный компас и искусство изготовления бумаги, пришли
в Европу через арабов. Они также ввели в сельскохозяйственную
практику новые культуры, такие как рис, сахарный тростник, хлоп-
чатник, цитрусовые и арбузы, а также другие овощи и фрукты.
Арабы путешествовали и осуществляли торговлю как по земле,
так и по морю. Северная часть Индийского океана между Аравий-
ским полуостровом и Индийским субконтинентом получила заслу-
женное название Аравийского моря, поскольку на нем господство-
вали арабские купцы и моряки, такие как легендарный Синдбад.
Некоторые из них доходили даже до Китая, в чьих портах суще-
ствовали колонии мусульманских купцов. Где это было возможно,
мусульмане осуществляли транспортировку грузов по рекам, а
также, особенно в Месопотамии, через густую сеть каналов. Для
дальних перевозок по суше использовались верблюды, «корабли
пустыни», в то время как лошади, мулы и ослы были задейство-
ваны для более коротких поездок. Колесный транспорт исчез со
Среднего Востока в начале христианской эры и появился вновь
102
о
сс
Рис. 4.1. Мусульманский мир около 1200 г.
лишь в XIX в. Не были редкостью караваны из сотен, даже тысяч
верблюдов.
Одним из принципов ислама был джихад, или священная
война против неверных. Отчасти этим объясняются успехи му-
сульман в обращении народов в свою веру, так как побежденным
врагам давался выбор: перейти в новую веру или быть уничтожен-
ными. Однако в отношении евреев и христиан мусульмане приме-
няли другую политику. Ввиду того, что они также исповедовали
монотеизм, мусульмане относились к ним толерантно и облагали
их налогами (возможно, в этом заключалась еще одна причина ус-
пешного обращения в ислам членов этих сообществ). Евреи поль-
зовались особенно большой свободой. Еврейские купцы имели
родственников и агентов по всему исламскому миру от Испании
до Индонезии. Многие наши знания о средневековом исламе опи-
раются на документы каирского архива, где сохранялась каждая
бумага, на которой было написано имя бога, в том числе и пись-
ма, включая деловую переписку еврейских купцов, в которых
обычно содержались речевые формулы, призывавшие божествен-
ное благословение.
В результате завоеваний на территории грекоязычной Визан-
тийской империи арабы переняли многое из наследия классичес-
кой Греции. В период европейского Средневековья они вместе с
китайцами стали мировыми лидерами в области научной и фило-
софской мысли. Многие работы древнегреческих авторов извест-
ны нам сегодня только по арабским переводам. Современная ма-
тематика основана на арабской системе счета, а алгебра была
также арабским изобретением. В период интеллектуального воз-
рождения Западной Европы в XI —XII вв. многие христианские
ученые приезжали в Кордову и другие мусульманские интеллек-
туальные центры для изучения классической философии и науки.
В то же время христианские купцы изучали мусульманскую ком-
мерческую практику и методы ведения дел. Хотя папа римский
официально запретил торговлю с мусульманами, христианские
купцы — особенно венецианцы — почти не обращали внимания
на этот запрет.
Османская империя
Среди народов, принявших ислам, были многочисленные коче-
вые тюркские племена Центральной Азии. Привлеченные на юг и
запад богатствами Арабского халифата, они пришли сначала как
захватчики и грабители, но впоследствии осели на завоеванных
территориях. Один из завоевателей, известный своей жестокостью
Тамерлан, в конце XIV в. покорил Персию (современный Иран).
Империя Тамерлана просуществовала недолго, но в начале XVI в.
104
другой завоеватель, Исмаил, основал династию Сафавидов, кото-
рая правила Персией вплоть до XVIII в.
Наибольший успех в завоеваниях сопутствовал османам, на-
именование которых восходит к имени султана Османа (1259
1326 гг.). Осман отвоевал небольшую территорию на северо-запа-
де Анатолии (Малой Азии) у Византии, которая так и не смогла
полностью оправиться от завоевания ее западными крестоносцами
и существования на ее землях так называемой Латинской империи
(1204—1261 гг.). Османы постепенно распространили свои владе-
ния по всей Анатолии и в 1354 г. овладели небольшим плацдар-
мом в Европе к западу от Константинополя. В 1453 г. под их на-
тиском пал Константинополь (рис. 4.2). В XVI в. османы продол-
жали расширять свою территорию, аннексируя земли на Ближнем
и Среднем Востоке, которые арабы ранее отобрали у Византии, а
также в Северной Африке. В Европе они завоевали Грецию и
Балканский полуостров и в 1683 г. достигли Вены, после чего
были отброшены назад в Венгрию.
Эта обширная империя, контролируемая турками, не представ-
ляла собой единой экономики или единого рынка. Хотя между ее
провинциями существовали значительные различия в климате и
ресурсах, высокие транспортные издержки препятствовали под-
линной экономической интеграции. В каждом регионе империи
осуществлялись те виды экономической деятельности, которые
преобладали там до его завоевания, а региональная специализа-
ция была незначительной. Сельское хозяйство было основным за-
нятием подавляющего большинства подданных султана. Империя
выдержала испытание временем, в отличие от своих предшествен-
ников, в силу того, что турки ввели регулярную и относительно
справедливую систему налогообложения, которая обеспечивала
содержание центральной правительственной бюрократии и армии.
Контроль и порядок поддерживались турецкими должностными
лицами, направленными в провинции и получавшими доход от оп-
ределенных земель, что в некоторых отношениях напоминало сре-
дневековый европейский феодализм.
В Европе турки пользовались не вполне заслуженной репута-
цией людей алчных и жестоких. Однако на деле они вели себя
достаточно толерантно по отношению к подданным до тех пор,
пока те обеспечивали регулярную уплату налогов и не были
склонны к восстаниям. Они не предпринимали больших усилий
обратить в ислам подданных-христиан в Европе, кроме особого
случая янычар, элитных солдат, которых в детстве отнимали у
родителей-христиан и усиленно обучали в условиях жесткой воен-
ной дисциплины. К евреям тоже относились терпимо. Когда ис-
панские монархи Фердинанд и Изабелла выслали евреев из Испа-
нии в 1492 г., многие образованные люди и умелые ремесленники
были счастливы перейти на службу к султану.
105

Восточная Азия
Китайская цивилизация, истоки которой восходят к началу
II тысячелетия до н. э., представляет собой один из самых ярких
примеров изолированного развития. Китай лишь в очень неболь-
шой степени подвергался иностранному — «варварскому» — вли-
янию; когда это случалось, инородные элементы обычно быстро
ассимилировались и перенимали китайские традиции. Появлялись
и исчезали династии, иногда разделенные периодами анархии и
«воюющих царств», но единая китайская цивилизация в своем
развитии проходила путь, который производит впечатление пред-
определенного. Конфуцианство (философия, а не религия) окон-
чательно сложилось еще в V в. до н. э. Хотя процветали и другие
философские и религиозные учения (даосизм и буддизм), они не
составили конкуренции конфуцианству как основе китайской ци-
вилизации. Также очень рано сложились традиции бюрократичес-
кого государства, поддерживавшиеся воспитанными в конфуциан-
ской традиции мандаринами. Теоретически император был всемо-
гущим, и некоторые императоры действительно концентрировали
в своих руках абсолютную власть, но большинство их желаний
исполнялось (а часто и формировалось) мандаринами.
Колыбелью китайской цивилизации была территория по сред-
нему течению реки Хуанхэ, где плодородные лессовые почвы, на-
несенные ветром из Центральной Азии, легко поддавались обра-
ботке. Ее первой материальной базой было просо, культура, про-
израстающая в этом регионе в естественных условиях. Позже
было начато возделывание пшеницы и ячменя, привнесенных со
Среднего Востока, а еще позже — риса из Южной Азии. Китай-
ское земледелие всегда было крайне трудоемким, напоминая этим
огородничество, и в значительной мере опиралось на ирригацию.
Использование рабочего скота было внедрено очень поздно. Одна-
ко около 1000 г. было начато культивирование нового сорта риса,
что позволило получать два урожая в год и значительно увеличи-
ло производительность.
На базе высокопроизводительного сельского хозяйства имели
место определенный рост городов и развитие ремесел. К примеру,
очень высокого уровня развития достигла обработка бронзы.
Очень рано в Китае появилось производство шелковых тканей.
Древние римляне получали их по караванному пути через Цент-
ральную Азию — Великому шелковому пути, и Китай был извес-
тен им как Сина или Серика («страна шелка»). Фарфор также
является китайским изобретением, так же как бумага и книгопеча-
тание. (Китайцы уже использовали бумажные деньги, когда Карл
Великий отчеканил первые серебряные монеты. Результатами, не-
удивительными с точки зрения современного экономиста, были
чрезмерная эмиссия денег и инфляция. Китайцы уже испытали
несколько циклов инфляции и коллапс денежной системы к тому
времени, когда Запад открыл для себя бумажные деньги.) Маг-
107
нитный компас, впервые использованный китайцами, возможно,
пришел на Запад через арабов. В целом китайцы достигли очень
высокого уровня научного и технического развития по сравнению
с Западом.
Несмотря на свои технологические и научные достижения,
Китай не испытал технологического прорыва в индустриальную
эру. Ремесленная продукция предназначалась для использования
правительством, императорским двором и тонким слоем землевла-
дельцев-аристократов. Крестьянские массы были слишком бедны,
чтобы предъявлять рыночный спрос. Даже железо, в производст-
ве которого Китай занимал лидирующие позиции, использовалось
только для изготовления оружия и украшений, а не орудий труда.
Кроме того, купцы и вообще занятие торговлей имели в конфуци-
анской философии очень низкий статус. Те немногие купцы, кото-
рым удавалось накопить богатство, использовали его для приобре-
тения земли и вступления в ряды аристократии.
Тем временем, благодаря высокой рождаемости, а также пло-
дородию земель, население Китая росло и расселялось на новые
территории. По оценкам, около 600 г. оно составляло 50 млн че-
ловек; на протяжении следующих 600 лет оно удвоилось. Населе-
ние расселялось вдоль реки Хуанхэ к морю и на юг до долины
реки Янцзы и далее. В то время как в VII в. около трех четвертей
населения жило в северном Китае, к началу XIII в. более 60%
проживало в центральном и южном Китае. Для укрепления свя-
зей между этими центрами правительство соорудило сложную
сеть дорог и особенно каналов. Великий канал, соединивший реки
Хуанхэ и Янцзы, являлся огромным инженерным достижением.
Главной целью этой транспортной сети было предоставление пра-
вительству возможности поддерживать порядок и собирать налоги
и подати, но она также способствовала развитию межрегиональ-
ной торговли и привела к складыванию простейшей географичес-
кой специализации труда.
В XIII в. произошла серия событий, которая оказала сильное
влияние не только на Китай, но фактически на всю Евразию,
включая Западную Европу. Это было вторжение монголов под
предводительством Чингисхана, пришедших из своих земель в
Монголии, к северу от Китая (рис. 4.3). Менее чем за полстоле-
тия Чингисхан и его преемники создали самую большую из когда-
либо известных империй мира, простиравшуюся от Тихого океана
на востоке до Польши и Венгрии на западе. В процессе завоева-
ния они поставили своих правителей в Центральной Азии, Китае
и на Среднем Востоке. (В 1258 г. они сокрушили Арабский хали-
фат и обратили в руины Багдад.) Хотя их имя является почти си-
нонимом грабежа и насилия, монголы сделали то, что обычно де-
лали варвары-завоеватели: они осели и приняли цивилизацию
своих покоренных врагов. В Центральной Азии и на Среднем
Востоке они приняли ислам и слились со своими тюркскими союз-
никами и местным населением. После завоевания русских кня-
108
1 QHH
жеств они, однако, не приняли православие, а сохраняли свой
собственный образ жизни. В Китае они выбрали средний путь:
они осели и основали династию Юань (1260—1368 гг.), приняли
китайские обычаи, но пытались сохранить свою этническую обо-
собленность, что привело к падению династии через сто с неболь-
шим лет.
Именно монгольского хана Хубилая, внука Чингисхана, встре-
тил Марко Поло в своем знаменитом путешествии. К этому време-
ни монголы закончили свои завоевания и стремились поддержи-
вать мир и порядок во всех своих владениях. В XIII в. торговля
между Средиземноморьем и Китаем процветала даже в большей
степени, чем в дни Римской империи; фактически такого процве-
тания не будет вплоть до XIX в. Другой итальянский купец, со-
временник Марко Поло, описывал Великий шелковый путь как
«совершенно безопасный и днем, и ночью».
Династия Мин (1368 — 1644 гг.) восстановила традиционные
китайские обычаи (особенно это касается конфуцианства) и бюро-
кратическую систему. Первая половина правления династии Мин
была также отмечена значительным экономическим и демографи-
ческим ростом. В последние годы монгольского правления и в пе-
риод восстания против ханов дороги и каналы пришли в упадок,
и численность населения начала сокращаться в результате навод-
нений, засух и войн. Правительство предприняло энергичные
меры для восстановления транспортных артерий, и с установлени-
ем мира численность населения опять стала расти; примерно к
1450 г. оно превысило 100 млн человек. В 1421 г. столица была
перенесена из Нанкина на север, в Пекин, что стимулировало тор-
говлю между севером и югом. Были освоены выращивание хлопка
и производство хлопчатобумажных тканей. Более выраженной
стала региональная специализация. Самым значительным явлени-
ем этого периода было начало морской торговли Китая с соседни-
ми странами. До этого китайцы предоставляли вести внешнюю
торговлю иностранным купцам, но в начале эры Мин китайские
купцы стали торговать с Японией, Филиппинами, Юго-Восточной
Азией, полуостровом Малакка и Индонезией. В первой четверти
XV в. китайский адмирал Чен Хо возглавил крупную морскую
экспедицию в Индийский океан. В результате экспедиций были
основаны колонии китайских поселенцев в портах Цейлона,
Индии, Персидского залива, Красного моря и восточного побере-
жья Африки. Однако в 1433 г. император неожиданно запретил даль-
нейшие плавания, приказал разрушить морской флот и воспретил
своим подданным путешествовать за границу. Колонии были оставле-
ны на произвол судьбы. Интересно, насколько изменился бы ход
мировой истории, если бы китайцы сохраняли свое присутствие в
Индийском океане, когда в конце XV в. туда пришли португальцы.
Корея и Япония развивались в кильватере китайской цивили-
зации, в значительной мере имитируя ее достижения. Особенно
это касается Японии, которая во многом заимствовала китайскую
110
технологию, хотя в более позднее время инкорпорирование ино-
странной технологии в японскую систему привело к другим ре-
зультатам. Корея время от времени становилась политическим
вассалом Китая. Хан Хубилай пытался осуществить вторжение в
Японию из Кореи, но его флот был уничтожен тайфуном, кото-
рый японцы назвали «камикадзе» («божественный ветер»). В
XV —XVI вв. японские пираты грабили побережье Китая. Однако
в начале XVII в., после того как сегунат Токугава укрепил свою
власть, сегун, в подражание императорам династии Мин, запретил
японцам заграничные путешествия (под угрозой смертной казни в
случае их возвращения в страну) и строительство океанских
судов.
Южная Азия
Индийский субконтинент, включающий в себя современный
Пакистан, Бангладеш, Индию и Шри Ланку, занимает примерно
такую же территорию, что и Европа к западу от границ бывшего
СССР (рис. 4.4). Его население в этническом и языковом отноше-
нии было еще более неоднородным, чем население Европы. Ланд-
шафты и климат различных регионов также значительно различа-
лись — от тропических муссонных лесов до выжженных пустынь
и горных ледников. В течение всей своей истории от первых ци-
вилизаций в долине Инда в III тысячелетии до н. э. здесь во мно-
жестве возникали и гибли княжества, царства и империи. Эта
смена государств мало затрагивала жизнь простых людей — крес-
тьян, за счет труда которых жили правители, за исключением
случаев, когда некоторые из этих правителей с особенной жесто-
костью и настойчивостью стремились взимать подати и налоги.
Аборигены субконтинента, возможно, в этническом отношении
были близки к коренному населению Австралии. Однако на про-
тяжении столетий и тысячелетий к ним присоединились многочис-
ленные мигранты и завоеватели. Большинство пришельцев —
бактрийские греки, скифы, парфяне, монголы и другие — при-
шли с северо-запада через Персию или Афганистан, но некоторые
пришли с севера — с Тибета и из Бирмы. Впоследствии, за одним
значительным исключением — мусульман — эти пришельцы при-
няли образ жизни местных жителей и местную культуру, а также
религию.
Религия имела большее влияние на экономику, чем государст-
венное управление, но сложность этого предмета препятствует
краткому его изложению. Местной религией был индуизм, кото-
рый имел множество течений и гетеродоксальных сект, включая
джайнов и сикхов, которые существуют и сейчас. Буддизм, заро-
дившийся примерно в одно время с конфуцианством в Китае, был
одним из вариантов индуизма. Но наиболее значительного успеха
111
он добился в Китае, Корее и Японии, в то время как в Индии он
практически исчез вплоть до Нового времени. В отличие от буд-
дизма, ислам, пришедший на субконтинент в начале VIII в., со-
хранил свои позиции, а затем вновь обрел динамизм в XIII в. и в
последующие столетия. В начале XVI в. Бабур, провозгласивший
себя потомком Чингисхана, создал империю Великих Моголов в
Северной Индии, которую значительно расширил его сын Акбар
(рис. 4.4).
И сегодня политические границы между Индией и ее соседями
не отражают границ расселения представителей различных кон-
фессий, а в прежние времена смешение религий было даже еще
большим. Вражда между мусульманскими государствами Декана в
112
южной Индии с индуистской империей Виджьянагара способство-
вала тому, что в начале XVI в. португальцы смогли закрепиться
и создать здесь свои базы.
Одним из каналов влияния религии на экономику была касто-
вая система, присущая индуизму. Касты формировались преиму-
щественно по профессиональному признаку, но первоначально в
них были, по всей видимости, и этнические элементы. Сначала су-
ществовали только четыре варны, или кастовых «сословия»: брах-
маны, или сословие жрецов; кшатрии, сословие воинов и правите-
лей; вайшьи, сословие крестьян, ремесленников и купцов; и
шудры — низшее сословие слуг. Однако со временем количество
каст увеличивалось до тех пор, пока каждой профессии не стали
соответствовать одна или несколько каст. Иерархический элемент
в кастовой системе был очень сильным, с разделением по социаль-
ным и даже физическим признакам. Эндогамия внутри касты
была практически абсолютной. В целом, правилом, которое уп-
равляло кастовыми отношениями, была концепция «нечистоты» в
прямом и переносном смысле слова: наиболее грязные («нечис-
тые») занятия имели самый низкий статус, причем некоторые из
них были «неприкасаемыми» или даже «невидимыми» (например,
те, кто стирал одежду неприкасаемых, должны были работать
ночью, чтобы их никто не видел). Хотя кастовая система была,
возможно, и не настолько жесткой, как ее нередко изображают,
она должна была создавать барьеры как для социальной мобиль-
ности, так и для эффективного использования ресурсов. Еще
одним элементом индуистской религии, неблагоприятным для эко-
номического роста, было почитание рогатого скота — «священных
коров», которые разгуливали всюду по своему усмотрению. Их
убийство, равно как и употребление их мяса в пищу, было запре-
щено.
В течение столетий огромное большинство населения субконти-
нента жило в деревнях и было занято преимущественно в низко-
продуктивном, едва обеспечивающем прожиточный минимум сель-
ском хозяйстве. Во многом эта ситуация характерна и для сегод-
няшнего дня. Даже в относительно недавнее время люди, жившие
в лесистой местности, практиковали подсечно-огневое земледелие,
которое было характерно для Северной Европы до появления
оседлых общин. Повсюду земледельческая технология и выращи-
ваемые культуры зависели от характера почвы и климата. В мус-
сонных регионах главным сельскохозяйственным растением был
рис, культура которого пришла из Индокитая. В более сухих ре-
гионах основными продуктами питания были пшеница или яч-
мень, которые пришли со Среднего Востока, а также просо из
Китая или, возможно, из Западной Азии. Культурой, выведенной
собственно в Индии, был хлопчатник, который упоминается в
Ригведе, священной книге индусов.
Хотя большинство населения посвящало свое время и силы
сельскому хозяйству, Индия не испытывала недостатка в искус-
113
ных ремесленниках. 06 этом свидетельствуют совершенные ремес-
ленные изделия, статуи и монументальная архитектура (напри-
мер, Тадж-Махал), которые в полной мере выдерживают сравне-
ние с лучшими образцами греческого и римского искусства. Одна-
ко эти ремесленники производили продукцию для богатых и мо-
гущественных; широкие массы не предъявляли на нее платежеспо-
собного спроса, а чего-либо, хотя бы отдаленно напоминающего
средний класс, не существовало. Торговля получила незначитель-
ное развитие, да и она находилась в руках иностранцев, в основ-
ном арабов.
Юго-Восточная Азия, от Бирмы на северо-западе до Вьетнама
на востоке и полуострова Малакка на юге, известна также как
Индокитай, поскольку ее культура представляет собой смешение
китайской и индийской культурных традиций. Она восприняла
многие элементы технологии и экономики из Китая, но — за ис-
ключением, возможно, Вьетнама — влияние индийской культуры
было сильнее. Индонезия, как показывает ее название, также ис-
пытывала сильное влияние Индии — вначале индуистской и буд-
дийской культуры, а позже ислама. Среди тех, кто распространял
индийскую культуру, были буддистские монахи, которые основы-
вали монастыри в безлюдных местах. Они выполняли функции, в
чем-то сходные с функциями монахов-цистерцианцев в Северной
Европе, распространявших передовую технологию наравне с рели-
гиозной культурой.
Юго-Восточная Азия, включая Индонезию, внесла два важных
вклада в мировую цивилизацию. Рис, который со временем стал
главным продуктом питания не только в Китае и Индии, но и на
огромных пространствах как Восточного, так и Западного полу-
шария, первоначально был выведен в континентальном Индоки-
тае. Специи перец, мускатный орех, имбирь, гвоздика и дру-
гие — пришли в основном с островов Индонезийского архипела-
га, хотя родиной корицы является Цейлон.
Письменная история Юго-Восточной Азии относительно корот-
ка и охватывает период продолжительностью немногим более ты-
сячи лет. Для ранних эпох историки могут опираться лишь на ар-
хеологические свидетельства, такие как величественный дворец
Ангкор Ват в Камбодже, и на упоминания в индийских и китай-
ских источниках. Большинство населения обитало в долинах
крупных рек, таких как Иравади, Хонгха (Красная) и Меконг,
где средства к существованию давало ирригационное земледелие
(выращивание риса), и на плодородных вулканических почвах
островов, таких как Ява и Бали. Речная и морская рыба была еще
одним важным продуктом питания; она также использовалась в
локальной торговле для обмена на рис. Перец и другие специи с
Молуккских островов, сказочных «Островов пряностей», нашли
рынки сбыта в Индии, Китае, Среднем Востоке и даже в Европе.
Мусульмане арабы, но не только они — являлись главными
посредниками в торговле между Индонезией и Индией. Они были
114
также и главными распространителями ислама в Индонезии
(кроме Бали, где сохранялась приверженность индуистской тра-
диции). Из Индии грузы вывозились арабами в Александрию и
другие порты Восточного Средиземноморья, где они продавались
итальянским купцам, преимущественно венецианцам, которые
торговали ими по всей Европе. Желание разрушить эту «монопо-
лию», как ее воспринимали европейцы, было одним из главных
мотивов португальских путешествий, которые привели к откры-
тию морского пути вокруг Африки.
Африка
История Северной Африки с древности и до современности
самым тесным образом связана с историей Европы, особенно сре-
диземноморской Европы. Напротив, Африка южнее Сахары (Чер-
ная Африка) редко бывала вовлечена в европейские и другие ми-
ровые события до XVI в. или даже до XIX в. Почти полное от-
сутствие письменных источников до времени прибытия европей-
цев делает воссоздание ее истории проблематичным. Однако это
не означает, что она не имеет истории или что ее история не пред-
ставляет интереса. Современные ученые, используя археологичес-
кие источники и устные предания, получили много полезной ин-
формации о «Черном континенте».
Письменная история Африки начинается с Древнего Египта, о
котором было вкратце упомянуто в главе 2. Финикийцы заселили
побережье Северной Африки, а их колония Карфаген сопернича-
ла с Римом за контроль над Средиземноморьем. Мощный натиск
ислама в период раннего Средневековья на короткое время пре-
вратил Средиземное море в мусульманское. Хотя и отделенная от
Европы как религией, так и морем — первая была препятствием
для коммуникаций и торговли, а последнее облегчало их — Се-
верная Африка, тем не менее, продолжала играть важную роль в
европейской, а также в исламской и африканской истории. Имен-
но благодаря обращению в ислам народов Черной Африки они
впервые вошли в контакт с европейской экономикой. (Христиан-
ство проникло в Нубию и Абиссинию, или Эфиопию, еще до воз-
никновения ислама. Однако впоследствии, после исламского за-
воевания Нубии, Абиссиния была полностью отрезана от осталь-
ного христианского мира.)
Экономика Северной Африки была схожа с экономикой среди-
земноморской Европы. Выращивание зерна преобладало там, где
климат был более влажным (иногда на помощь приходила ирри-
гация), а в остальных регионах было развито кочевое скотоводст-
во. Торговля процветала, но промышленность существовала пре-
имущественно в рамках домашнего хозяйства. Определенная
транссахарская торговля с регионом Черной Африки существова-
115
ла до начала христианской эры, но она не получила развития до
тех пор, пока во II или III в. н. э. в качестве транспортного сред-
ства не стали использоваться верблюды, впервые одомашненные
на Среднем Востоке. Но даже после этого высокие транспортные
издержки ограничивали торговлю предметами, имеющими высо-
кую стоимость при малом объеме и весе, — преимущественно зо-
лотом и слоновой костью — и рабами, которые передвигались
сами. Финики, выращиваемые в оазисах, также перевозились в
обоих направлениях.
Экономика Африки южнее Сахары была так же разнообразна,
как и ее климат, топография и флора. Вопреки широко распро-
страненному мнению, только часть рассматриваемого региона,
преимущественно в бассейне реки Конго (Заир) и на южном бере-
гу Западной Африки, покрыта влажными тропическими лесами
или джунглями. Между ними и пустынями на севере (Сахара) и
юге (Калахари) простирается огромный массив саванн, поросших
травой и кустарниками. Внутренние территории на востоке Афри-
ки — от Эфиопии на севере до южной оконечности континента —
имеют гористый рельеф, пересеченный большими озерами. Вели-
кие реки Африки — Нил, Нигер, Замбези и другие — из-за
многочисленных водопадов и порогов не способствовали развитию
торговли в той мере, в какой этого можно было ожидать.
Население Африки было даже еще более неоднородным, чем
ландшафт. Хотя все аборигены имели темную кожу, между ними
существовали огромные этнические, расовые и лингвистические
отличия. Однако повсюду основной социальной единицей явля-
лось племя. Временами появлялись более крупные социальные об-
разования — конфедерации племен, королевства и даже импе-
рии — например, древняя империя Ганы, которая существовала
необычно долгий период времени. Однако, не имея письменности,
этой необходимой предпосылки эффективной бюрократической
организации, большинство таких образований оставались эфемер-
ными.
Характер экономики также значительно варьировал — от при-
митивной охоты и собирательства до довольно развитого полевого
земледелия и животноводства в саваннах и в других регионах с
открытой местностью. Практика разведения одомашненных жи-
вотных и возделывания сельскохозяйственных культур, возмож-
но, пришла из Египта или других регионов Средиземноморья еще
во II тыс. до н. э. Из-за различий в климате и уровне осадков, в
Африке южнее Сахары не получили распространение ключевые
средиземноморские и ближневосточные культуры — пшеница и
ячмень. Ввиду распространения по всей Центральной Африке
мухи цеце, которая является разносчиком болезни, смертельной
для большинства крупных сельскохозяйственных животных, зем-
ледельцы не имели рабочего скота и занимались мотыжным зем-
леделием, используя деревянные или железные мотыги. В лесис-
тых районах применялась подсечно-огневая техника, при которой
116
земледельцы каждые несколько лет покидали свои поля и расчи-
щали новые. Они выращивали корнеплоды и бананы (выведенные
в Юго-Восточной Азии и впоследствии распространившиеся до
Америки) и дополняли свой рацион речной рыбой. Хотя уровень
технологии был в основном низким, это не препятствовало появ-
лению групп населения, специализировавшихся на отдельных
видах деятельности, например, кузнецов или профессиональных
торговцев.
Торговля была почти повсеместной, даже среди охотников и
собирателей — в той мере, в какой они имели контакты с другими
группами людей. Кочевники сахеля, засушливой южной зоны Са-
хары, обменивали продукты животноводства — мясо, молоко и
шерсть — на зерно, ткани и металлы у оседлых народов саванны.
Другими предметами торговли были соль и рыба (сушеная и со-
леная). В Восточной Африке в качестве денег для облегчения об-
мена использовались раковины каури. Для плавания по рекам
широко применялись лодки. Повсюду была распространена пере-
носка тяжестей на голове.
Америка
Ученые в основном согласны в том, что коренное население
Америки (американские индейцы) ведет свое происхождение от
монголоидных (или домонголоидных) народов, которые когда-то
в далеком прошлом попали из Азии в Северную Америку, пройдя
по сухопутному мосту, существовавшему на месте современного
Берингова пролива. Значительно меньше согласия наблюдается по
вопросу о времени переселения: по различным оценкам, это про-
изошло от нескольких тысяч до более чем 30 тыс. лет назад.
Кроме того, маловероятно, что была лишь одна волна миграций.
Скорее всего, миграции происходили неоднократно в течение пе-
риода длительностью в несколько тысяч лет. Выдвигались также
остроумные теории о том, что аборигены могли прийти морем
через Атлантический или Тихий океан; были даже предприняты
попытки доказать возможность подобных путешествий. Но даже
если одно или несколько таких путешествий в древности оказа-
лись успешными, сомнительно, что все население доколумбовой
Америки, широко расселенное по всему континенту и говорящее
на разных языках, могло произойти от нескольких человек, вы-
живших в ходе подобного вояжа.
Задолго до начала христианской эры в Старом Свете Новый
Свет был уже заселен от современной Канады и Аляски на севере
До Патагонии и Огненной Земли на юге. Однако плотность насе-
ления и уровень культуры были очень различными — от редкона-
селенных Великих равнин Северной Америки и амазонских джун-
глей до густонаселенных городов Центральной Америки. Плот-
117
ность населения зависела от уровня производительности в эконо-
мике: она была максимальной в тех регионах, где практиковалось
оседлое земледелие, и минимальной там, где люди по-прежнему
жили охотой и собирательством.
Американские индейцы открыли земледелие независимо от на-
родов Старого Света, но не все из них им занимались. Оно было
высоко развито в Мексике, Центральной Америке и на северо-за-
паде Южной Америки, но существовало и на юго-западе совре-
менных Соединенных Штатов, а также в лесной зоне востока Се-
верной Америки. Основной культурой был маис (кукуруза), в до-
полнение к которому возделывались помидоры, тыква, кабачки и
бобы, а в предгорьях Анд — картофель. Американские индейцы
не имели одомашненных животных, за исключением собак и, в
Андах, лам, которые могли использоваться как вьючные, но не
как рабочие животные. Вследствие этого в сельском хозяйстве
господствовало мотыжное земледелие. Американские индейцы
умели также обрабатывать некоторые металлы — самородное зо-
лото, используемое для украшений, серебро, медь, но не железо.
Их орудия были сделаны из дерева, кости, камня и обсидиана —
природного вулканического стекла, которое использовалось для
резания. Несмотря на достаточно низкий уровень технологии, они
изготавливали совершенные произведения искусства, а также воз-
двигали монументальные архитектурные постройки.
Рынки и торговля также существовали с раннего времени. Ар-
хеологические свидетельства о существовании торговли на даль-
ние расстояния датируются серединой II тыс. до н. э. Между VIII
и IV вв. до н. э. ольмеки, проживавшие вдоль берега Мексикан-
ского залива, осуществляли торговлю с регионом центрального
Мексиканского нагорья. Предметы этой торговли включали пре-
красно выполненные статуэтки и другие произведения искусства,
сделанные из нефрита и высоко ценимого в ту эпоху обсидиана, а
также бобы какао, которые использовались и в качестве денег, и
для потребления.
В это же время или немного ранее на территории современной
Гватемалы и полуострова Юкатан возникла цивилизация майя. Ее
наиболее яркой чертой являются огромные пирамиды, в чем-то
похожие на египетские, но увенчанные храмами. Майя также
имели календарь и письменность, которая лишь недавно была рас-
шифрована. Об организации общества и экономики известно
мало, но, как и повсюду, главным продуктом питания был маис.
Повсеместное распространение получили рынки. Общество, воз-
можно, было организовано по иерархическому принципу (что
было необходимо для создания монументальной архитектуры), а
производство продовольствия должно было быть значительным
для того, чтобы обеспечивать большое число строителей и умелых
ремесленников. Цивилизация майя достигла пика своего развития
между IV и IX вв. н. э. Затем, по-видимому, произошло восстание
населения против жрецов-правителей; возможно, восстанию со-
118
путствовало вторжение завоевателей с севера. Разоренные храмы
обратились в руины и были поглощены джунглями.
Наряду с майя, различные культуры Мексиканского наго-
ри — тольтеки, чичимеки и миштеки — также достигли доста-
точно высокого уровня развития. Примерно в середине XIV в. ац-
теки, сильное и воинственное племя, столицей которого был Те-
ночтитлан, находившийся на месте современного Мехико, начали
завоевание и покорение своих соседей. С учетом того, что ацтеки
практиковали человеческие жертвоприношения, выбирая жертвы
среди подвластного населения, неудивительно, что испанцы под
предводительством Кортеса без труда нашли себе союзников,
когда они предприняли завоевание Теночтитлана в 1519 г.
Когда цивилизация майя находилась на вершине своего разви-
тия, население побережья современного Перу занималось иррига-
ционным земледелием, используя воду с Анд. Ирригация, которая
была неизвестна другим американцам, обеспечивала более высо-
кую производительность сельского хозяйства, что сделало воз-
можным рост городского населения, активно занимавшегося тор-
говлей. Немногим позже 1200 г. инки, обитавшее в горах племя,
столицей которого был Куско, предприняли завоевание всего на-
горья и океанского побережья от Эквадора на севере до Чили на
юге. Хотя инки не имели письменности, они могли передавать ин-
формацию благодаря узелковому письму. Они создали высоко-
централизованную государственную бюрократическую систему,
под контролем которой находились, в частности, принадлежащие
государству склады для хранения и распределения зерна, но на-
ряду с государственной распределительной системой существовали
и частные рынки.
Индейцы пуэбло на юго-западе современных Соединенных
Штатов также занимались сельским хозяйством и строили укреп-
ленные городские поселения. Лесные индейцы, населявшие реги-
он к востоку от Миссисипи, — от реки Св. Лаврентия на севере
до Мексиканского залива на юге — занимались сельским хозяйст-
вом наряду с охотой и рыболовством, но жили они в деревнях, а
не в городах. Согласно легенде, индейцы научили пуритан Новой
Англии удобрять землю, закапывая рыбу вместе с семенами, что
значительно увеличивало урожай.
Все остальные американские индейцы, от эскимосов Северного
Ледовитого океана до обнаженных обитателей Огненной Земли,
занимавшие обширные, но редкозаселенные территории, занима-
лись примитивной охотой и собирательством, что едва обеспечива-
ло им средства к существованию.
Глава 5
ВТОРАЯ ВОЛНА
ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО РОСТА В ЕВРОПЕ
Около середины XV в., после столетия демографического за-
стоя, численность европейского населения начала опять расти. Ни
время начала роста, ни его скорость не были одинаковы по всей
Европе, но к началу XVI в. демографический рост повсеместно
стал фактом. Он продолжался весь XVI в., и, возможно, даже ус-
корился в его последние десятилетия. Однако в начале XVII в.
этот рост был остановлен голодом, эпидемиями и войнами, осо-
бенно Тридцатилетней войной, которая привела к катастрофичес-
ким жертвам среди населения Центральной Европы. К середине
XVII в., за исключением некоторых регионов, особенно Голлан-
дии, рост численности населения в Европе прекратился, а кое-где
она даже сократилась. Эти даты — примерно середина XV и се-
редина XVII вв. — являются хронологическими границами второй
логистической кривой динамики населения Европы. В эти рамки
укладываются и другие важнейшие изменения, некоторые из кото-
рых (хотя и не все) были непосредственно связаны с демографи-
ческими феноменами. В середине XVII в. европейская и мировая
экономики принципиально отличались от того, какими они были
в XV в.
Наиболее существенным отличием было расширение географи-
ческого горизонта. Период демографического роста почти полнос-
тью совпадает с великой эрой морских исследований и открытий,
которые привели к установлению морских путей между Европой
и Азией, и, что имело еще большие последствия для мировой ис-
тории, к завоеванию и заселению европейцами Западного полуша-
рия. Эти события, в свою очередь, дали Европе новые ресурсы,
как фактические, так и потенциальные, и способствовали (вместе
с другими факторами) значительным институциональным измене-
ниям в европейской экономике, в особенности тем из них, кото-
рые были связаны с ролью государства.
Еще одним отличием были значительные сдвиги в расположе-
нии главных центров деловой активности в Европе. В XV в. севе-
роитальянские города сохраняли экономическое лидерство, кото-
рое принадлежало им на протяжении всех Средних веков. Однако
открытия португальцев лишили их монополии в торговле прянос-
тями. Серия войн, сопровождавшаяся вторжением и оккупацией
Италии иностранными армиями, нанесла дополнительный удар по
120
их торговым и финансовым операциям. Упадок Италии не был
резким или внезапным, поскольку итальянцы имели значительные
резервы капиталов и предпринимательских талантов, а также
крепкие экономические институты, что позволило им продержать-
ся еще несколько поколений. В любом случае, упадок Италии
был скорее относительным, чем абсолютным, ввиду бурного роста
европейской торговли. Тем не менее, к середине XVII в. Италия
отошла на второй план европейской экономики, где она и остава-
лась вплоть до XX в.
Испания и Португалия приобрели славу ведущих экономичес-
ких держав Европы. Лиссабон заменил Венецию в роли главного
транзитного порта в торговле специями, а испанские Габсбурги, чьи
финансы существенно укрепил приток золота и серебра из их аме-
риканских колоний, стали наиболее могущественными монархами
Европы. Однако богатства, притекающие из их колониальных им-
перий, распределялись в этих странах неравномерно. В результате
государственной политики, которая будет описана и проанализиро-
вана в этой главе, эти государства использовали свои ресурсы не-
производительным образом и воспрепятствовали развитию силь-
ных и динамичных экономических институтов. Хотя обе страны со-
хранили свои огромные заморские империи соответственно до XIX
и XX вв., к середине XVII в. они уже в полной мере переживали
экономический, политический и военный упадок.
Центральная, Восточная и Северная Европа не участвовали
сколько-нибудь заметно в коммерческом процветании XVII в. Не-
мецкая Ганза преуспевала в XV в., но затем также пришла в упа-
док. Хотя главные причины ее упадка не зависели от великих гео-
графических открытий, последние, возможно, ускорили ее закат
ввиду возросшей экономической мощи голландских и английских
городов. Южная Германия и Швейцария, которые в XV в. приоб-
рели значительное экономическое влияние, некоторое время сохра-
няли свое положение. Однако ввиду того, что через их территорию
более не проходили важные торговые пути, а выход к морю у них
отсутствовал, они стали отодвигаться на вторые роли вместе с ос-
тальной Центральной и Восточной Европой. Вся Центральная Ев-
ропа вскоре была потрясена религиозными и династическими вой-
нами, которые подорвали ее экономический потенциал.
Максимальный выигрыш от географических открытий получил
регион, прилегающий к Северному морю и Ла-Маншу: Нидерлан-
ды, Англия и северная Франция. Этот регион, имевший свобод-
ный выход в Атлантику и лежащий на полпути между Северной
и Южной Европой, добился процветания в эру океанской торгов-
ли. Однако в течение XVI в. Франция также была вовлечена в
династические и религиозные войны, как гражданские, так и меж-
дународные, и ее правительство по большей части придержива-
лось политики, неблагоприятной для развития промышленности,
торговли и сельского хозяйства. В связи с этим Франция получи-
121
ла меньший выигрыш от географических открытий, чем Нидер-
ланды и Англия.
Англия ко времени великих географических открытий лишь
недавно избавилась от статуса отсталого сырьевого региона, пре-
вратившись в страну с развивающейся промышленностью. Ее
сельское хозяйство стало также в большей степени ориентировать-
ся на рынок. Война Алой и Белой розы сопровождалась больши-
ми жертвами среди дворянства, но городские средние классы и
крестьяне практически не пострадали от нее. Упадок знатного
дворянства содействовал росту влияния мелкого дворянства —
джентри. Новая династия Тюдоров, которая взошла на трон в
1485 г., во многом зависела от поддержки джентри и взамен
предоставляла ему привилегии. Когда Генрих VIII разорвал с
римской церковью и провел секуляризацию монастырских земель,
выигрыш, который получило от этого шага джентри, уступал
лишь выигрышу самого короля. Эта акция также способствовала
развитию земельного рынка и рыночной ориентации сельского хо-
зяйства.
Фландрия, к тому времени уже ставшая наиболее экономичес-
ки развитым регионом Европы, медленно преодолевала последст-
вия великой депрессии конца Средних веков. Брюгге постепенно
утрачивал свою роль главного порта транзитной торговли с
Южной Европой, а в первой половине XVI в. важнейшим цент-
ром европейской торговли стал Антверпен. В результате династи-
ческого альянса все семнадцать провинций Нидерландов, от Люк-
сембурга и Артуа на юге до Фрисландии и Гронингена на севере,
попали в начале XVI в. под власть испанской короны. Благодаря
этому они оказались в чрезвычайно выгодном положении для
того, чтобы воспользоваться широкими возможностями торговли,
открывшимися в Испанской империи. Однако в 1568 г. Нидерлан-
ды восстали против испанского владычества. Испании удалось по-
давить восстание в южных провинциях (на территории современ-
ной Бельгии), но семь северных провинций получили независи-
мость в качестве Объединенных провинций, или Голландской рес-
публики. С экономической точки зрения это событие привело к
относительному упадку южных провинций, отчасти потому, что
испанское правительство предприняло многочисленные и жесткие
карательные меры, а отчасти из-за того, что голландцы, которые
контролировали устье Шельды, блокировали доступ кораблей к
Антверпену. Торговля сместилась к северу, и в XVII в. Амстердам
превратился в огромный торговый и финансовый центр.
Технологические изменения в навигации и судостроении имели
ключевое значение для успеха морских исследований и открытий.
Использование пороха и изобретение европейцами огнестрельного
оружия было не менее важно для успеха заокеанских завоеваний.
Одновременно совершенствовались техника металлургии и некото-
рые другие промышленные процессы. Однако в целом этот пери-
од не был выдающимся в отношении технологического прогресса.
122
в частности, в сфере сельскохозяйственной технологии не произо-
шло ни одного крупного прорыва, сравнимого по значению с вве-
дением трехполья и тяжелого колесного плуга, хотя имело место
множество менее значительных улучшений, связанных с совер-
шенствованием севооборота, введением ряда новых культур и т.д.
Население и уровень жизни
В середине XV в. совокупное население Европы составляло
около 45 — 50 млн человек, т.е. около 2/з от максимальной чис-
ленности населения, достигнутой в период, предшествующий Ве-
ликой чуме. К середине XVII в., и с этим согласно большинство
ученых, население составляло примерно 100 млн. В 1600 г. оно
должно было быть по крайней мере таким же, если не большим,
с учетом стагнации численности населения и его возможного упад-
ка, характерного для первой половины XVII в. Что явилось при-
чиной этого роста, а затем новой стагнации и упадка?
Единственной очевидной причины возобновления роста чис-
ленности населения не существовало. Число жертв чумы и других
эпидемических заболеваний постепенно сокращалось, вероятно, в
результате повышения естественного иммунитета или экологичес-
ких изменений, повлиявших на переносчиков болезни. Возможно,
немного улучшился климат. Рост реальной заработной платы в
XV в., ставший результатом благоприятных сдвигов в соотноше-
нии численности населения и наличных земельных площадей
вследствие предшествующего снижения численности населения,
по-видимому, способствовал более раннему вступлению в брак и,
следовательно, более высокому уровню рождаемости. Как бы то
ни было, численность населения Европы начала расти, и этот рост
продолжался на протяжении всего XVI в., даже после того, как
первоначальные благоприятные условия изменились.
Рост численности населения в XVI в., хотя и был повсемест-
ным, не был равномерным. Ввиду различий в исходной плотности
населения и в темпах его роста, к концу XVI в. плотность населе-
ния в разных регионах Европы очень сильно варьировала. Италия
с ее «зрелой* экономикой и Нидерланды с динамично развиваю-
щейся экономикой имели самую большую плотность населения —
40 или более человек на 1 км2, хотя в некоторых регионах, таких
как Ломбардия и провинция Голландия, этот показатель достигал
100 человек и более на 1 км2. (Для сравнения скажем, что плот-
ность населения в современной Италии составляет около 190 че-
ловек на 1 км2, в Нидерландах — около 350, а плотность населе-
ния Западной Европы в целом составляет около 125 человек на
1 км2.) Франция, с населением приблизительно 18 млн человек,
имела плотность примерно в 34 человека на 1 км2. Население
Англии и Уэльса, составлявшее 4 или 5 млн человек, имело не-
123
сколько меньшую плотность. В других регионах население было
еще более редким: 28 человек на 1 км2 в Германии, 17 — в Испа-
нии и Португалии, 14 — в Восточной Европе (за исключением
России), и лишь 1,5 — 2 — в России и в скандинавских странах.
Как указывалось в главе 3, эти цифры свидетельствуют, что
плотность населения была тесно связана с производительностью
сельского хозяйства. Схожие различия имелись внутри стран. На-
пример, Вюртемберг, один из наиболее развитых сельскохозяйст-
венных регионов Германии, имел плотность населения 44 человека
на 1 км2. Южная Англия была гораздо плотнее населена, чем
Уэльс или север страны, а северная Франция и приморские регио-
ны Прованса и Лангедока — плотнее, чем гористый Центральный
массив с его бедными почвами. Редкость населения плато Арагона
и Кастилии находилась в резком контрасте с густонаселенными
долинами Андалузии и Валенсии, как и районы Апеннин и Альп
в Италии с долиной реки По и Кампанией. Тем не менее, приме-
нительно к концу XVI в. можно говорить о перенаселенности
даже в горных и неплодородных регионах. Доказательством тому
служат потоки мигрантов из этих регионов в более населенные, но
экономически более процветающие долины и равнины. Однако
сами долины и равнины были также перенаселены. В некоторых
регионах наблюдалось дробление земельных участков, по мере
того как все больше и больше людей пытались получить элемен-
тарные средства к существованию обработкой земли. В других ре-
гионах избыточное население покидало сельскую местность,
добровольно или по необходимости. Английская литература эпохи
Елизаветы I содержит многочисленные упоминания о «здоровых
нищих» на дорогах и городских улицах, чья бедность часто тол-
кала их на преступления. В случае с Испанией и Португалией их
колониальные империи давали выход растущему населению — на
деле даже раздавались жалобы на нехватку рабочей силы, — а в
Северной Европе приобретение колоний пропагандировалось как
мера, способная решить проблему избытка населения. Однако для
Европы в целом заокеанская миграция в XVI —XVII вв. была
крайне незначительной. Большая часть миграционных потоков ог-
раничивалась границами одной страны или даже одной местности.
Одним из последствий этой миграции было то, что городское
население росло более быстрыми темпами, чем общая численность
населения. Население Севильи и Лондона утроилось в период
между 1500 и 1600 гг. (примерно до 150 тыс. человек в обоих слу-
чаях), население Неаполя удвоилось (примерно до 250 тыс.). На-
селение Парижа, уже являвшегося самым крупным городом Евро-
пы и имевшего более 200 тыс. жителей, также увеличилось при-
мерно до четверти миллиона. Амстердам вырос примерно с 10
тыс. в конце XV в. до более 100 тыс. человек в начале XVII в.
(Все эти цифры приблизительны.) Хотя рост доли городского на-
селения также был повсеместным, он был более выражен в Север-
ной Европе, чем в Средиземноморской, для которой был уже ха-
124
пактерен более высокий уровень урбанизации в начале рассматри-
ваемого периода. К концу XVI в. около одной трети населения
Фландрии и почти половина населения Голландии жило в городах.
В некоторых случаях рост городского населения может слу-
жить индикатором экономического развития, но в XVI в. это не
обязательно было так. В это время города были скорее торговыми
и административными, чем промышленными центрами. Многие
промышленные производства, такие как текстильная промышлен-
ность и металлургия, были сконцентрированы в сельской местнос-
ти. Ремесленники, работавшие в городах, обычно были организо-
ваны в цехи, вступление в которые требовало прохождения дли-
тельного периода ученичества, а также было обставлено другими
ограничениями. Сельские мигранты редко обладали мастерством
или способностями, необходимыми для занятия городскими про-
фессиями. В городах они пополняли ряды люмпен-пролетариа-
та — массы временных неквалифицированных рабочих, часто не
востребованных на рынке труда, которые дополняли свои мизер-
ные заработки попрошайничеством и мелким воровством. Условия
жизни в перенаселенных, грязных трущобах создавали опасность
для всего населения города, способствуя распространению эпиде-
мических заболеваний.
Тяжелое положение и городских, и сельских бедняков усугуб-
лялось длительным падением реальной заработной платы. Из-за
того, что численность населения росла быстрее, чем производи-
тельность в сельском хозяйстве, цены на продукты питания, осо-
бенно хлеб, росли быстрее, чем денежная заработная плата, а
произошедшая в Европе «революция цен» (см. соответствующий
раздел далее в этой главе) еще более усугубила ситуацию. К
концу XVI в. давление избыточного населения на ресурсы достиг-
ло предела, и в первой половине XVII в. серия неурожаев, новые
эпидемии бубонной чумы и других болезней, а также интенсифи-
кация военных конфликтов привели к остановке роста численнос-
ти населения. В некоторых регионах Европы, особенно в Испа-
нии, Германии и Польше, численность населения фактически па-
дала в течение некоторого Периода XVII в. или даже на протяже-
нии всего столетия.*
Исследования и открытия
Нет причины полагать, что существовала прямая связь между
демографическим ростом в Европе и морскими открытиями, кото-
рые привели к установлению прямых торговых путей между Ев-
ропой и Азией и к завоеванию и заселению Нового Света. Рост
численности населения уже происходил до того, как были сдела-
ны значительные открытия. Объем торговли с регионами вне Ев-
ропы в XVI —XVII вв. был небольшой в сравнении с торговлей
125
между европейскими странами, а импорт продуктов питания (за
исключением специй) был незначителен. Тем не менее, открытия
значительно повлияли на ход экономических изменений в Европе.
Заметный технологический прогресс в кораблестроении и изго-
товлении навигационных инструментов был отмечен уже в конце
Средних веков. Трех-, четырех-, и пятимачтовые корабли с ком-
бинацией квадратных и треугольных парусов, способные ходить
против ветра, заменили весельные галеры со вспомогательными
парусами, доминировавшие в средневековой торговле. Судовой
руль заменил рулевое весло. Все вместе эти изменения обеспечили
большую маневренность, контроль над направлением движения и
возможность обходиться без гребцов. Корабли стали больше,
прочнее и грузоподъемнее, что сделало возможными более дли-
тельные путешествия. Магнитный компас, возможно, позаимство-
ванный у китайцев через арабов, значительно облегчил навига-
цию. Развитие картографии привело к значительному усовершен-
ствованию морских и сухопутных карт.
Итальянцы являлись лидерами в искусстве навигации и еще
долго сохраняли это лидерство, о чем говорят имена Колумба, Ка-
бота, Веспуччи, Веррацано и других. Еще в 1291 г. генуэзская
экспедиция на галерах вышла к западному побережью Африки в
попытке достичь Индии по морю (правда, с тех пор этой экспеди-
ции никто больше не видел). Но итальянцы были консервативны
в отношении устройства кораблей, и лидерство скоро перешло к
народам, имевшим выход к океану — особенно фламандцам, гол-
ландцам и португальцам. Португальцы перехватили инициативу
во всех аспектах мореходного искусства — в устройстве кораб-
лей, навигации и морских путешествиях (рис. 5.1). Проница-
тельность и энергия одного человека, принца Генриха (Энрико)
Мореплавателя, были ключевой причиной огромного прогресса
географических знаний и открытий, сделанных европейцами в
XV в.
Принц Генрих (1393 — 1460 гг.), младший сын короля Порту-
галии, посвятил себя организации исследований африканского по-
бережья, конечной целью которых являлся выход в Индийский
океан. В своем замке на полуострове Сагриш (южное побережье
Португалии) он основал своего рода исследовательский институт,
к работе в котором он привлек астрономов, географов, картогра-
фов и навигаторов всех национальностей. С 1418 г. и до самой
смерти он почти ежегодно отправлял экспедиции. Тщательно и
терпеливо его моряки наносили на карту берега и течения, откры-
вали и колонизировали острова Атлантики и устанавливали торго-
вые связи с местными африканскими вождями. Принц Генрих не
дожил до осуществления мечты своей жизни. К году его смерти
португальцы продвинулись лишь немного южнее мыса Зеленый,
но научная и исследовательская работа, проведенная под его пат-
ронажем, заложила основу для последующих открытий.
126
Рис. 5.1. Португальские открытия в XV в.
После смерти Генриха Мореплавателя исследования затормо-
зились из-за отсутствия королевского покровительства и из-за
того, что энергия португальских купцов была поглощена выгод-
ной торговлей слоновой костью, золотом и рабами с африканским
королевством Гана. Король Жуан II, который взошел на трон в
1481 г., возобновил исследования и расширил их масштаб. В те-
чение нескольких лет его мореплаватели почти достигли южной
оконечности Африки. Понимая, что он находится в преддверии
успеха, король в 1487 г. послал две экспедиции. На юг вдоль аф-
риканского берега вышел Бартоломеу Диаш, который в 1488 г.
обогнул мыс Доброй Надежды (который он назвал Мысом Бурь).
Через Средиземное море и по суше к Красному морю прошел
Педру де Ковильян, который провел разведку западного побере-
жья Индийского океана от Мозамбика в Африке до малабарского
127
берега Индии. Тем самым была проложена дорога для великого
путешествия, которое предпринял Васко да Гама в 1497—1499 гг.
вокруг Африки до Каликута. В результате болезней, голода,
штормов, а также трудностей, которые чинили и индийцы, и
арабы, да Гама потерял два из четырех кораблей и почти две
трети команды. Тем не менее, груз специй, с которым он вернул-
ся, был достаточен, чтобы многократно окупить издержки его пу-
тешествия.
Привлеченные столь существенными прибылями, португальцы
не стали терять времени и воспользовались своим преимуществом.
В течение 12 лет они вытеснили арабов из Индийского океана и
создали свои укрепленные торговые форпосты на территории от
Мозамбика и Персидского залива до легендарных Островов пря-
ностей (Молуккских островов). В 1513 г. один из их кораблей
вошел в Кантон в южном Китае, а к середине века они наладили
торговые и дипломатические связи с Японией.
В 1483 или 1484 г., пока корабли Жуана II все еще проклады-
вали путь на юг вдоль африканского побережья, один генуэзец,
служивший на португальском флоте и женатый на португалке, об-
ратился к королю с ходатайством об организации экспедиции
через Атлантический океан, чтобы достичь Востока, плывя на
запад. Такое предложение не было чем-то абсолютно новым.
Точка зрения о шарообразности земли была общепринятой. Но
был ли предложенный план реален? Этот генуэзец, Христофор
Колумб, верил в его реальность, хотя общее мнение было против
него. Советники короля явно имели лучшее представление о раз-
мерах земного шара, чем Колумб, который полагал, что расстоя-
ние от Азорских островов до Островов пряностей немногим боль-
ше протяженности Средиземного моря. Хотя Жуан разрешил
частное финансирование экспедиций к западу от Азорских остро-
вов, свои собственные финансовые ресурсы он сосредоточил на
организации плаваний вокруг Африки и отверг предложение Ко-
лумба.
Колумб продолжал упорно добиваться своей цели. Он обра-
тился к испанским монархам, Фердинанду и Изабелле, которые в
это время были заняты войной с мусульманским королевством
Гранада и не имели свободных средств для финансирования столь
сомнительного предприятия. Колумб пытался заинтересовать реа-
листичного и экономного короля Генриха VII Английского, так же
как и короля Франции, но все напрасно. Наконец, в 1492 г. Фер-
динанд и Изабелла покорили Гранаду и в качестве жеста в озна-
менование победы Изабелла согласилась подписать указ об от-
правке экспедиции. Колумб отправился в путь 3 августа 1492 г. и
12 октября достиг островов, позже ставших известными как Вест-
Индия. Колумб искренне верил, что достиг Индии. Хотя и разо-
чарованный явной бедностью местных жителей, он назвал их ин-
дийцами. После нескольких недель разведывательного плавания
128
среди островов он вернулся в Испанию, чтобы сообщить радост-
ное известие. В следующем году он вернулся с семнадцатью ко-
раблями, на которых находились 1500 человек и достаточное сна-
ряжение для создания постоянных поселений. Всего Колумб со-
вершил четыре путешествия и до конца жизни был уверен, что от-
крыл прямой путь в Азию.
Сразу же после возвращения первой экспедиции Фердинанд и
Изабелла обратились к Папе римскому с просьбой провести «де-
маркационную линию», чтобы закрепить вновь открытые земли за
испанской короной. Эта линия была проведена с севера на юг в
100 лигах (около 330 морских миль) к западу от Азорских остро-
вов и островов Зеленого мыса, поделив нехристианский мир на
две части, из которых западная досталась испанцам, а восточ-
ная — португальцам. В следующем, 1494 г., при заключении Тор-
десильясского договора португальский король убедил испанских
правителей отодвинуть линию примерно на 210 морских миль к
западу по сравнению с линией 1493 г. На этом основании можно
заключить, что португальцы могли уже знать о существовании
Нового Света, поскольку новая граница оставила часть Южной
Америки — территорию, которая впоследствии станет Брази-
лией — в португальском полушарии. В 1500 г., во время первого
большого португальского торгового плавания после возвращения
Васко да Гама, Педру де Кабрал, прежде чем проследовать в
Индию, прошел прямо к берегу Южной Америки и объявил его
собственностью португальской короны.
Тем временем об открытии Колумба узнали в других странах
(рис. 5.2). В 1497 г. Джон Кабот, итальянский моряк, проживав-
ший в Англии, добившись поддержки купцов Бристоля, открыл
Ньюфаундленд и Новую Шотландию. В следующем году он со
своим сыном Себастьяном осуществил более крупную экспеди-
цию, исследовавшую северное побережье Северной Америки, но,
поскольку они не привезли обратно специй, драгоценных метал-
лов или других товаров, их спонсоры потеряли к их путешестви-
ям всякий интерес. Кабот не смог уговорить короля Генриха VII
обеспечить финансовую поддержку, хотя король дал ему награду
в 10 фунтов за то, что он установил английский флаг в Новом
Свете. Французские купцы в 1520-х гг. послали экспедицию дру-
гого итальянца, Джованни да Веррацано, открыть западный путь
в Индию. Десять лет спустя француз Жак Картье предпринял
первое из трех путешествий, которые привели его к открытию и
исследованию реки Св. Лаврентия. Картье также провозгласил
собственностью французской короны земли современной Канады,
но, не найдя путь в Индию, французы, как и англичане, не про-
явили дальнейшего интереса к Новому Свету, и лишь занимались
рыболовством у берегов Ньюфаундленда.
В 1513 г. испанец Бальбоа, пройдя через Панаму, открыл
«Южное море», как он назвал Тихий океан. К 1520-м гг. испан-
5 — 5216	«эа
со
о
Рис. 5.2. Великие географические открытия XV и XVI вв.
ские и другие мореплаватели исследовали все восточное побере-
жье Северной и Южной Америки от Лабрадора до Рио-де-ла-
Плата. Становилось все более ясным не только то, что Колумб от-
крыл не Индию, но и то, что удобный морской путь через Новый
Свет с востока на запад отсутствует. В 1519 г. Фернан Магеллан,
португалец, плававший в Индийском океане, уговорил короля Ис-
пании позволить ему осуществить экспедицию на пяти кораблях к
Островам пряностей через Южное море. У Магеллана не было
мысли совершить кругосветное путешествие, поскольку он рассчи-
тывал найти Азию в нескольких днях плавания за Панамой, в ис-
панской зоне колонизации, определенной Тордесильясским дого-
вором. Главная проблема, как он ее видел, заключалась в том,
чтобы обнаружить проход через Южную Америку (или вокруг нее).
Он решил эту задачу, и опасный, бурный пролив между Южной
Америкой и о. Огненная Земля до сих пор носит его имя. Однако
«Спокойное море» (Mare Pacificum), в котором он оказался, прине-
сло не богатство, а долгие месяцы голода, болезней и смерть почти
всей его команды. Остатки его флота бесцельно блуждали по Ост-
Индии на протяжении нескольких месяцев. Наконец, один из лейте-
нантов Магеллана Себастьян дель Кано провел единственное уце-
левшее судно и остатки экипажа через Индийский океан и вер-
нулся в Испанию спустя три года после начала экспедиции, став
первым человеком, обошедшим вокруг земного шара.
Заморская экспансия и ее влияние на Европу
Первое столетие европейской заморской экспансии и колони-
альных захватов — т.е. XVI в. — принадлежит почти исключи-
тельно Испании и Португалии. Заметное положение этих двух
стран в мировой истории является главным образом результатом
их первопроходческих открытий, исследований и эксплуатации
неевропейского мира. До XVI в. они находились в стороне от ма-
гистральных путей европейской цивилизации. После XVI в. их
сила и престиж стали быстро падать, до тех пор пока в начале
XIX в. они не погрузились в состояние стагнации. Однако в
XVI в. их власть быстро расширялась, а по богатству и мощи они
не имели равных.
К 1515 г. Португалия стала хозяином Индийского океана.
Васко да Гама вернулся в Индию в 1501 г. с указанием разрушить
арабскую торговлю через Красное море и Египет, благодаря кото-
рой венецианцы получали специи для продажи в Европе. В
1505 г. Франсиско де Алмейда стал первым португальским вице-
королем Индии. Он захватил и основал несколько городов и фор-
тов в Восточной Африке и Индии, а в 1509 г. наголову разгромил
большой мусульманский флот в битве при Диу. В том же году
вступил в свою должность Альфонсо де Альбукерке, самый из-
131
вестный из португальских вице-королей, который установил пол-
ный контроль над Индийским океаном. Он захватил г.Ормуз на
входе в Персидский залив и построил форт Малакка возле узкого
пролива между одноименным полуостровом и Суматрой, который
позволял контролировать проход к о. Целебес и Молуккским ост-
ровам, поставлявшим наиболее ценные пряности. Наконец, в
1515 г. он захватил Цейлон, ключ к господству над Индийским
океаном. Однако его попытка захватить Аден на входе в Красное
море потерпела неудачу, в результате чего португальцы не смогли
долго удерживать полную монополию на торговлю специями.
Альбукерке учредил свою столицу в Гоа на Малабарском берегу
Индии. Гоа и Диу оставались португальскими владениями до
1961 г. Кроме того, португальцы установили торговые связи с Си-
амом и Японией. В 1557 г. они обосновались в Макао на южном
побережье Китая. Из-за своей малочисленности они не пытались
завоевать или колонизировать внутренние территории Индии, Аф-
рики или подвластных им островов, но контролировали морские
пути с помощью стратегических фортов и торговых факторий.
Хотя перспективы испанской империи поначалу казались не
такими блестящими, она оказалась даже более доходной, чем пор-
тугальская. Потерпев неудачу в поисках специй и вдохновленные
немногочисленными безделушками, отнятыми у дикарей Кариб-
ских островов, испанцы быстро перешли к поискам золота и се-
ребра. Их непрекращавшиеся попытки найти морской проход в
Индию вскоре привели к открытию богатых цивилизаций на рав-
нинах Мексики и на севере Южной Америки. В 1519—1521 гг.
Эрнандо Кортес осуществил завоевание империи ацтеков в Мекси-
ке, а Франсиско Писарро в 1530-х гг. захватил империю инков в
Перу. К концу XVI в. испанцы установили контроль над всем За-
падным полушарием от Флориды и южной Калифорнии на севере
до Чили и Рио-де-ла-Плата на юге (за исключением Бразилии).
Сначала они просто грабили туземцев; когда же по прошествии
некоторого времени возможности для этого были исчерпаны, они
стали использовать европейские методы горнодобычи на богатых
серебряных рудниках Мексики и в Андах.
Испанцы, в отличие от португальцев, с самого начала создава-
ли колонии и оседали на завоеванных землях. Они принесли с
собой европейскую технику, оборудование и институты (включая
религию), которые они силой навязывали индейцам. Кроме евро-
пейской культуры и европейской технологии, испанцы привезли с
собой растения, прежде неизвестные в Западном полушарии,
включая пшеницу и другие злаки (кроме кукурузы, которая, на-
против, попала в Европу из Нового Света), сахарный тростник,
кофе, большинство овощей и фруктов (включая цитрусовые) и
многие другие. Доколумбова Америка не знала одомашненных
животных, кроме собак и лам. Испанцы завезли лошадей, круп-
ный рогатый скот, овец, ослов, коз, свиней и большинство домаш-
них птиц.
132
Другие достижения европейской цивилизации, такие как огне-
стрельное оружие и алкоголь, а также европейские болезни —
тиф, оспа и корь — оказали быстрое и губительное воздействие
на местное население. Ко времени прибытия Колумба коренное
население Западного полушария составляло, вероятно, порядка
25 млн человек (некоторые ученые приводят гораздо более высо-
кие цифры), но к концу XVI в. население сократилось до не-
скольких миллионов. Для компенсации недостатка рабочей силы
еще в 1501 г. испанцы стали ввозить в Западное полушарие рабов
из Африки. К 1600 г. большинство населения Вест-Индии состав-
ляли африканцы и люди смешанных рас. На материке, за исклю-
чением Бразилии и севера Южной Америки, рабы не играли столь
значительной роли.
Трансплантация европейской культуры, наряду с модифика-
цией и постепенным угасанием коренных культур, явилась наибо-
лее драматичным и важным аспектом экспансии Европы. Эта экс-
пансия имела также последствия и для самой Европы: европей-
ская культура также претерпела значительные изменения.
С экономической точки зрения экспансия привела к огромному
росту количества и разнообразия товаров. В XVI в. специи с Вос-
тока и драгоценные металлы с Запада составляли большую часть
импорта из колониального мира. Например, даже в 1594 г. 95%
стоимости легального экспорта испанских колоний в Новом Свете
приходилось на золото и серебро. Тем не менее, в торговый поток
вливались и другие товары. Объемы их поставок постепенно уве-
личивались, и к XVII —XVIII вв. они стали преобладать в евро-
пейском импорте из заокеанских колоний. Экзотические красите-
ли, такие как индиго и кошениль, разнообразили цвет европей-
ских тканей и делали их более привлекательными для покупате-
лей и в Европе, и за океаном. Кофе из Африки, какао из Амери-
ки и чай из Азии стали обычными напитками европейцев. Хлопок
и сахар, хотя они и были известны в Европе прежде, никогда не
производились и не продавались в таком количестве. Когда сахар-
ный тростник был завезен в Америку, производство сахара столь
возросло, что он стал доступен рядовым европейцам. Ввоз из
Индии хлопчатобумажных тканей, бывших сначала предметом
роскоши для богатых, постепенно привел к созданию одной из
самых значительных отраслей промышленности в Европе, зави-
севшей от импорта сырья из Америки и выпускавшей продукцию
массового потребления. Китайский фарфор имел схожую исто-
рию. Табак, один из самых известных и противоречивых вкладов
Америки в человеческую цивилизацию, быстро приобрел популяр-
ность в Европе, несмотря на значительные усилия как церкви, так
и государства остановить его распространение. Позднее в число
продуктов питания европейцев вошли тропические фрукты и
орехи, а меха, кожи, экзотическое дерево и новые ткани состави-
ли важное дополнение к европейским товарам.
133
Многие продукты питания, ранее неизвестные в Европе, хотя и
не ввозились в больших количествах, тем не менее вошли в обиход,
став впоследствии важными элементами рациона европейцев. Из
Америки пришли картофель, помидоры, бобы, кабачки, красный
перец, тыква и кукуруза, а также одомашненная индейка, которая
была завезена в Европу из Мексики. Рис, первоначально чисто ази-
атский злак, стал выращиваться и в Европе, и в Америке.
Революция цен
Приток золота и особенно серебра из испанских колоний зна-
чительно увеличил объем драгоценных металлов в Европе, кото-
рый возрос в течение XVII в. по крайней мере в три раза. Испан-
ское правительство пыталось запретить экспорт драгоценных ме-
таллов, но это оказалось невозможным. В любом случае само пра-
вительство было главным нарушителем этого запрета, посылая
значительные суммы в Италию, Германию и Нидерланды для уп-
латы долгов и финансирования бесконечных войн. Из этих стран,
а также из самой Испании по контрабандным каналам драгоцен-
ные металлы расходились по всей Европе. Самым непосредствен-
ным и очевидным результатом этого был продолжительный (но
неравномерный) рост цен. К концу XVII в. цены были в среднем
примерно в 3 — 4 раза выше, чем в начале столетия. Разумеется,
темпы роста цен значительно варьировали по регионам и по груп-
пам товаров. Цены выросли раньше и быстрее в Андалузии, чьи
порты были единственным легальным пунктом ввоза золота и се-
ребра, чем в отдаленной и отсталой России. Цены на продукты
питания, особенно на зерно, муку и хлеб, выросли больше, чем
цены на другие товары. В целом, рост заработной платы значи-
тельно отставал от роста цен, что привело к значительному паде-
нию реальной заработной платы.
Революция цен возбудила бесконечные, многочисленные и
часто бессмысленные споры о ее механизме, последствиях и даже
причинах. Указывалось, в частности, что росту цен способствова-
ли увеличение добычи серебра в Центральной Европе, начиная с
конца XV в., и импорт золота Португалией из Африки, увеличив-
шие европейские запасы драгоценных металлов. Причину номи-
нального роста цен усматривали в порче денег монархами, нуж-
давшимися в средствах. Звучали ссылки и на то, что рост числен-
ности населения был более важным фактором в повышении цен,
чем рост количества драгоценных металлов; при этом упускалось
из виду различие между средним уровнем цен и относительными
ценами. Среди последствий, приписывавшихся революции цен,
упоминался широкий круг феноменов — от обнищания крестьян и
дворянства до «возникновения капитализма».
134
В ретроспективе выясняется, что многие «последствия» рево-
люции цен были либо сильно преувеличены, либо приписаны ей
неверно. Хотя в процентном отношении рост цен в течение столе-
тия был очень значителен, однако он не идет ни в какое сравне-
ние с ежегодными темпами роста цен во второй половине XX в.
Сильные краткосрочные колебания цен — как рост, так и сниже-
ние — порождали, вероятно, больший хаос, чем общая длитель-
ная инфляция. Несомненно лишь то, что революция цен, как
любая инфляция, привела к перераспределению доходов и богат-
ства как среди индивидов, так и среди социальных групп. Те, чьи
доходы изменялись параллельно изменениям цен — купцы, про-
мышленники, землевладельцы, обрабатывавшие собственную
землю, крестьяне, обеспеченные землей и осуществляющие произ-
водство на рынок, — выиграли за счет лиц, живущих на заработ-
ную плату, и тех, чей доход либо был фиксирован, либо менялся
медленно — получателей различного типа рент и крестьян-аренда-
торов. Хотя рост численности населения не был причиной (абсо-
лютного) роста цен, он, возможно, сыграл важную роль в отста-
вании уровня заработной платы от общего уровня цен, поскольку
сельскохозяйственное производство и промышленность оказались
неспособными поглотить избыток рабочей силы. Но главной при-
чиной падения реальной заработной платы были не монетарные
проблемы; скорее, оно было результатом соотношения между рос-
том численности населения и ростом производительности сельско-
го хозяйства.	v,
Технологии и производительность v t
в сельском хозяйстве
,	.'Ч1‘
Простым объяснением прекращения демографического роста в
XVII в. является невозможность обеспечить продовольствием воз-
росшее по численности население. Факторы, лежащие в основе
этого явления, имеют более сложную природу, связанную с отсут-
ствием существенного развития сельскохозяйственной технологии,
что привело к застою или, возможно, даже снижению среднего
уровня производительности в сельском хозяйстве. Однако какие-
либо обобщения относительно европейского сельского хозяйства в
Целом сформулировать трудно, прежде всего ввиду значительных
региональных различий. Даже само утверждение о застое или
снижении производительности нельзя принять без оговорок, осо-
бенно в случае Нидерландов. Тем не менее, некоторые обобще-
ния, верные для большинства регионов Европы, все-таки можно
сделать. Во-первых, для Европы в целом и для каждого крупного
ее региона сельское хозяйство являлось главной отраслью эконо-
мической деятельности; в нем было занято от двух третей — или
Даже более — экономически активного населения (в Нидерлан-
135
дах) до 90 — 95% в Восточной и Северной Европе. Во-вторых,
самым важным фактором производства оставался ручной труд.
Земля, качество посевного материала и влажность климата, разу-
меется, играли важную роль; использование рабочего скота было
повсеместным, причем часто оно было абсолютно необходимо;
удобрение почв было крайне желательным. Однако наиболее зна-
чимым производственным ресурсом был человеческий труд. Ос-
новными элементами физического капитала в сельском хозяйстве
были плуги различных модификаций, соответствовавших типу
почвы и способу обработки земли, серпы и цепы для молотьбы,
но все они требовали применения большого количества человечес-
кого труда.
Наконец, можно сделать еще одно обобщение, которое носит
не столь очевидный характер и относится далеко не ко всем реги-
онам. Для Европы в целом средняя производительность в сель-
ском хозяйстве в XVI в. была, по-видимому, не выше, чем в
XIII в., а в XVII в. она даже несколько снизилась. По крайней
мере, так можно предположить, исходя из данных об урожайнос-
ти зерновых. К сожалению, у нас нет достоверных сведений о
производительности в расчете на единицу земельной площади или
единицу труда (за исключением некоторых районов Италии, где
производительность на единицу земельной площади, вероятно, не-
сколько выросла, но произошло это, по всей видимости, за счет
роста производительности труда). Урожайность главных зерно-
вых была не более сам-4 — сам-5 для всей Европы в целом, ва-
рьируясь от сам-2 — сам-3 в отдельных районах Восточной Евро-
пы до сам-10 и выше в наиболее развитых районах Нидерландов
и, возможно, некоторых других. Даже эти низкие показатели уро-
жайности, скорее всего, упали в XVII в. в большинстве регионов.
(На сегодняшний день использование передовых технологий сель-
скохозяйственного производства обеспечивает урожайность сам-40 —
сам-50.) Живой вес скота в целом составлял не более одной трети
или половины от веса современных животных, хотя он был не-
сколько выше в наиболее развитых регионах. Надои молока были
сравнимы с современными.
Показатели урожайности далеко не идеальны с точки зрения
оценки производительности сельского хозяйства. Урожайность в
расчете на акр земли может возрасти, например, в результате уве-
личения расхода семян при посеве, а производительность единицы
труда может повыситься вследствие использования меньшего
труда при неизменном количестве семян. Однако представляется
невероятным, чтобы эти показатели увеличились сколько-нибудь
значительно; более того, они могли претерпеть снижение в конце
XVI в. или в первой половине XVII в.
Хотя прямые эмпирические свидетельства о падении произво-
дительности как земли, так и труда в лучшем случае спорны, есть
много теоретических причин предполагать, что это действительно
было так. Во-первых, вместо сокращения количества труда в рас-
136
чете на бушель семян или на акр земли фактически наблюдалось
его увеличение, связанное с ростом численности населения. Хотя
Это могло привести к умеренному росту валового выпуска, это
могло означать и более низкий средний выпуск в расчете на чело-
веко-год труда (т.е. более низкую производительность труда). Во-
вторых, имеются свидетельства о расширении площади использу-
емых земель в результате распашки пустошей и пастбищ. В слу-
чае с пустошами, обычно менее плодородными, чем ранее обраба-
тывавшиеся земли, естественно ожидать более низкого уровня
урожайности, а значит, и падения производительности земли. На-
против, в некоторых случаях урожайность распаханных пастбищ
могла быть несколько выше, поскольку навоз животных мог по-
высить плодородие почвы. Но сокращение пастбищ привело к
другим, менее благоприятным последствиям, а именно, к сокраще-
нию поголовья скота, особенно крупного рогатого. Есть как пря-
мые, так и косвенные свидетельства падения потребления мяса в
XVI в., имевшего неблагоприятные последствия для питания и
здоровья населения. Более того, сокращение поголовья скота под-
разумевало сокращение объема удобрений для уже освоенных зе-
мель. Таком образом, возник своего рода порочный круг.
Для того, чтобы полнее оценить масштаб проблемы, необходи-
мо принять во внимание ряд региональных различий, которые ин-
тересны не только сами по себе, но и ввиду их значения для бу-
дущего развития.
На северной и западной периферии Европы — в Финляндии,
в большей части Швеции (за исключением самого южного райо-
на — Скании), Норвегии, Шотландии, Уэльсе, Корнуолле и
большей части Ирландии — преобладало натуральное сельское
хозяйство. Земли были редкозаселены, особенно в северных реги-
онах, где находились огромные массивы девственных лесов. Там
все еще применялась примитивная подсечно-огневая технология,
хотя в более населенных регионах использовался несколько менее
затратный метод, предусматривающий оставление земли под
паром. Важную роль играло примитивное скотоводство, особенно
в гористой местности. Главными зерновыми культурами были
рожь, ячмень и овес (пшеница не вызревала в холодном, сыром
климате с коротким летом); лен и конопля выращивались для
последующей выделки полотна, из которого изготавливалась гру-
бая домотканая одежда. Из-за относительного изобилия земли
структура землевладения была подвижной, причем большая часть
земли находилась в руках семей лидеров родовых кланов или се-
ньоров. Социальная организация была иерархической, но без лич-
ной зависимости крестьян.
В Европе к востоку от Эльбы и севернее Дуная (включая ев-
ропейскую Россию), напротив, личная зависимость или крепост-
ное право являлись характерной особенностью общественных свя-
зей уже в начале рассматриваемого периода, а впоследствии их
роль возрастала более или менее непрерывно, поскольку могуще-
137
ственные феодалы постоянно — и весьма успешно — покушались
на земли и свободу немногих остававшихся свободными крестьян,
прибегая при этом как к законным, так и к незаконным средст-
вам. Это был регион Gutsherrschaft, т.е. системы прямой эксплу-
атации больших имений в пользу местных феодалов. Статус крес-
тьян, и без того низкий в XV в., в России и в части Польши при-
близился к почти рабскому. Они были обязаны до 5 или 6 дней в
неделю работать на земле феодала и в некоторых случаях покупа-
лись или продавались отдельно от земли. Сельскохозяйственная
технология была сравнительно примитивной и опиралась на двух-
или трехпольную систему. Урожайность была низкой даже по
меркам того времени, составляя в среднем не более сам-3. На зем-
лях, прилегающих к Балтийскому морю или к судоходным рекам,
впадающим в него, производство на экспорт для рынков Западной
Европы было потенциальным стимулом для специализации на
производстве зерна (в основном пшеницы) или других культур,
пользовавшихся спросом. В остальных регионах (т.е. в большей
части Восточной Европы) производство было направлено преиму-
щественно на удовлетворение локальных потребностей.
Средиземноморский регион, несмотря на относительно одно-
родный климат и схожие почвы, отличался таким разнообразием
условий, что обобщения для него сформулировать невозможно.
Только в Италии землевладение варьировалось от мелких, но про-
грессивных ферм, принадлежавших крестьянам и независимым
фермерам-арендаторам Пьемонта и северных районов, до огром-
ных имений, обрабатываемых бедными издольщиками и наемны-
ми рабочими, на Сицилии и на юге полуострова. Промежуточное
положение между двумя этими крайностями занимали различные
виды землевладения с преобладанием издольщины (mezzadria).
Италия имела самое диверсифицированное сельское хозяйство в
Европе. Зерновые, хотя и играли важную роль, были распростра-
нены здесь относительно меньше, чем в других регионах. Рис, ко-
торый отличался более высокой урожайностью, чем другие злаки,
выращивался в долине реки По и вдоль Адриатического побере-
жья. Виноград и оливки, культивируемые по всему средиземно-
морскому бассейну, также занимали видное место в сельскохозяй-
ственном производстве Италии, где также выращивались фрукты
(включая цитрусовые на юге), овощи, кормовые и промышленные
культуры, например, растения, из которых изготавливали краси-
тели для текстильной промышленности. Однако, несмотря на зна-
чительную диверсификацию, развитие итальянского сельского хо-
зяйства не поспевало за ростом численности населения. Чрезмер-
но интенсивное возделывание сельскохозяйственных культур и
выпас скота приводили к истощению почв, результатом чего стали
вырубка лесов и эрозия почвы.
Земли Испании столь же различны по качеству, как и в Ита-
лии, с плодородными прибрежными регионами на востоке и юге,
горными массивами на севере и в других районах, и с высоким
138
плато (meseta), которое простирается через всю центральную
часть Иберийского полуострова и составляет характерную черту
испанской географии. Испанское сельское хозяйство получило бо-
гатое наследство от мусульманских завоевателей. Арабы и мавры,
которые населяли Валенсию и Андалузию вплоть до христианской
реконкисты, были великолепными садоводами и подняли на высо-
кий уровень искусство ирригации. К сожалению, испанские мо-
нархи, снедаемые религиозным фанатизмом, расточили это на-
следство. В том же году, когда они завоевали Гранаду, а Колумб
открыл Америку, они изгнали из королевства всех евреев, кото-
рые были искусными земледельцами и ремесленниками. С падени-
ем Гранады многие мусульмане оставили страну еще до того, как
десять лет спустя им предоставили выбор между переходом в
христианство и изгнанием. Те, кто перешел в христианство, стали
называться морисками и составляли опору сельскохозяйственной
экономики южной Испании еще на протяжении столетия — до
того момента, пока и они не были изгнаны из страны в 1609 г.
Христиане, занявшие их место, были неспособны поддерживать
сложную ирригационную систему и другие элементы высокопрои-
зводительного сельского хозяйства мавров. Отчасти это было свя-
зано со структурой стимулов, а также со знаниями и способностя-
ми населения. По всей Испании в XVI в. земли были объединены
в огромные имения, которыми владела аристократия и церковь —
крупнейший землевладелец. Однако сами землевладельцы не
жили в своих имениях, а через управляющих или посредников
передавали земли мелкими участками на условиях краткосрочной
издольщины или аренды, что блокировало приток капиталов и
подрывало стимулы, необходимые для поддержания созданной
маврами системы сельского хозяйства. Многие крестьяне попали в
долговую зависимость и превратились в пеонов, статус которых
мало чем отличался от статуса сервов. Более того, с ростом цен,
произошедшим в результате притока американского золота и се-
ребра, многие земли как на плодородных равнинах, так и на за-
сушливом плато стали использоваться для выращивания зерна.
Но даже после этого его производство не удовлетворяло потреб-
ности населения, и Испания стала во все большей степени зави-
сеть от импорта пшеницы и других зерновых.
Еще одним значительным препятствием на пути развития ис-
панского сельского хозяйства было противостояние между крес-
тьянами и овцеводами. Шерсть испанских мериносов пользова-
лась большим спросом в Нидерландах и других центрах текстиль-
ной промышленности. Овцеводы перегоняли свои стада между
горными летними пастбищами и зимними пастбищами в долинах
(рис. 5.3). Отгонное овцеводство не было специфичным только
Для Испании. Оно практиковалось во всех регионах Европы, где
имелись горные районы, непригодные для пахотного земледелия,
от южной Италии до Норвегии. Оно до сих пор практикуется на
молочных фермах Швейцарии. Но испанская система была не-
обычна как по длине переходов, так и по своей организации.
139
Перегоны овец, защищенные королевскими законами, охватывали
всю территорию Испании от Кантабрийских гор на севере до рав-
нин Андалузии и Эстремадуры на юге. Владельцы овец, объеди-
ненные в гильдию или торговую ассоциацию под названием
Места, составляли влиятельное лобби при дворе. С перегонов
овец было легко взимать налоги в податных конторах, шерсть
была в цене, принося денежные доходы (в отличие от большей
части сельскохозяйственной продукции, выращиваемой крестьяна-
ми), а ее экспорт также без труда мог быть подвергнут налогооб-
ложению. Монархи, всегда испытывавшие потребность в дополни-
тельных доходах, даровали Месте специальные привилегии, такие
как право неограниченного выпаса на общинных землях (что на-
носило ущерб земледелию), в обмен на повышение налогов. При-
вилегии Месты, вместе с другими неоптимальными мерами госу-
дарственной политики, например, попыткой установить макси-
мальные цены на пшеницу в период высокой инфляции, извест-
ной как революция цен, не способствовали улучшению сельскохо-
зяйственной технологии при существовавшей системе землевладе-
ния, которая сама по себе тормозила технологический прогресс.
Производительность испанского сельского хозяйства была, воз-
можно, самой низкой в Западной Европе. В XVII в. в результате
сокращения численности населения многие фермы были полнос-
тью заброшены.
В других частях Западной Европы (во Франции к северу от
Центрального массива, в Германии к западу от Эльбы, в Дании и
Скании, в большей части Англии) преобладала система открытых
полей, унаследованная от манориальной системы Средневековья.
Исключения составляли холмистые и гористые районы (напри-
мер, значительная часть территории Швейцарии) и большая часть
западной Франции, где небольшие закрытые поля перемежались с
открытыми. Специальное исключение должно быть также сделано
для Нидерландов, о которых будет сказано ниже. Для описания
этой системы землевладения иногда употребляется немецкий тер-
мин Grundherrschaft. Территориальные сеньоры трансформирова-
лись в простых лендлордов, получавших ренту в натуральной или
денежной форме, в то время как отработки, объем которых сокра-
тился уже в конце Средних веков, были окончательно ликвидиро-
ваны, хотя в некоторых регионах феодалы сохраняли специаль-
ные права и привилегии. Более широкое распространение получа-
ла практика передачи прав на земельные участки, в результате
чего выросло число мелких крестьян-собственников и независи-
мых фермеров-арендаторов. Было подсчитано, что около двух
третей английских крестьян имели твердые права владения зем-
лей — фригольд, копигольд или права пожизненной аренды.
Хотя и имела место некоторая консолидация собственности в
руках крупных землевладельцев — в XVI в. в Англии было ого-
рожено около 10% земель, в основном под пастбища для овец, —
все же крестьяне оказались в чистом выигрыше.
140
Рис. 5.3. Пути перегона овец в Испании.
Мелкие держатели и независимые арендаторы-фермеры были
особенно многочисленными вблизи городов, где их продукция
была жизненно важна для снабжения городского населения. По-
всюду существовало два основных типа владений, но со многими
вариациями и градациями. Долговременная аренда была распро-
странена в Англии (где некоторые лизгольды были даже наслед-
ственными), некоторых частях Германии и северной Франции.
Крестьяне платили фиксированную ренту натурой или, что было
чаще, деньгами, имели свой собственный скот, инвентарь и семена
и принимали независимые решения, кроме тех случаев, когда они
были вынуждены подчиняться обычаям общины и коллективным
141
решениям, принимаемым относительно использования открытых
полей с чересполосицей. Другим типом владения была издольщи-
на, называвшаяся во Франции метайяж (metayage), особенно рас-
пространенная в бассейне Луары. В рамках этой системы земле-
владелец являлся собственником всего (или части) скота и инвен-
таря, нес часть риска и бремени принятия решений (а порой был
единственным, кто принимал решения) и забирал себе часть уро-
жая, обычно половину. (Он мог также взять на себя продажу на
рынке доли крестьянина, что приводило к эксплуатации и зло-
употреблениям.) Один из вариантов этой системы, называемый
фермаж (fermage), применялся на севере центральной Франции и
в некоторых других частях Европы: состоятельный фермер мог
арендовать все поместье, или даже несколько поместий, за фикси-
рованную плату, а затем сдавать землю в субаренду мелкими
участками на короткий срок крестьянам или издольщикам. Благо-
даря этому владельцы земли теряли все функциональные связи с
сельским хозяйством, становясь получателями ренты. В руках
способных фермеров эта система могла дать значительные резуль-
таты в отношении улучшения технологии и увеличения урожай-
ности. Но она допускала также непомерно высокую арендную
плату и эксплуатацию крестьян.
Наиболее прогрессивным сельскохозяйственным районом Ев-
ропы были Нидерланды, особенно северная их часть, ядром кото-
рой была провинция Голландия. В конце XV в. голландское и
фламандское сельское хозяйство было уже более производитель-
ным, чем в среднем по Европе, благодаря высокому спросу со сто-
роны близлежащих городов и рабочих текстильной промышлен-
ности. Ввиду специфики заселения территорий население Голлан-
дии уже в Средние века имело большую свободу, чем население
бывших манориальных районов. В течение XVI —XVII вв. сель-
ское хозяйство Голландии претерпело решительные изменения,
что позволяет ей претендовать на звание первой «современной»
сельскохозяйственной экономики. Модернизация сельского хозяй-
ства была тесно связана с поразительным ростом голландского
превосходства в торговой сфере. Два этих феномена не могли бы
существовать друг без друга. Ключом к успеху трансформации
голландского сельского хозяйства явилась специализация, которая
сделалась возможной благодаря большому спросу со стороны про-
цветающих и быстро растущих городов, а затем обеспечила, на-
пример, возможность сбыта голландских сыров на рынках Испа-
нии и Италии. Вместо того, чтобы производить как можно больше
товаров (как сельскохозяйственных, так и промышленных), необ-
ходимых для своего собственного потребления, как это делало
большинство крестьян повсюду в Европе, голландские фермеры
старались произвести как можно больше продукции на рынок, в
свою очередь покупая на рынке многие потребительские товары, а
также инвентарь. В некоторых случаях фермеры полностью про-
давали выращенную ими пшеницу, закупая для собственного по-
142
оебления более дешевую рожь. Однако большая часть голланд-
ских фермеров специализировалась на продукции с высокой до-
бавленной стоимостью, особенно животноводческой и молочной,
разведение скота требовало выращивания (или покупки) больше-
го количества кормов (сена, клевера, турнепса, бобовых и т.д.).
Специализация на выращивании скота также означала получение
большого количества удобрений. Однако интенсивная природа
голландского сельского хозяйства требовала даже еще большего
количества удобрений. Спрос на удобрения был настолько
велик, что некоторые предприниматели находили выгодным
специализироваться на сборе, например, городских отходов и
голубиного помета, которые они продавали, транспортируя их
по каналам или на телегах. Эта деятельность, кстати, способст-
вовала чистоте улиц и более высокому уровню санитарии в гол-
ландских городах.
Голландские фермеры специализировались не только на про-
изводстве молочной и животноводческой продукции. Многие из
них занимались садоводством, особенно в непосредственной бли-
зости от городов. Некоторые выращивали ячмень и хмель для пи-
воварения, другие специализировались на технических культурах,
таких как конопля, вайда и марена. Даже цветы стали предметом
коммерческой специализации. Луковицы тюльпанов так высоко
ценились, что спекуляция на них породила «тюльпаноманию» в
1637 г. Но голландские фермеры не прекратили выращивание зер-
новых. Городской патрициат был согласен платить сравнительно
высокие цены за пшеничный хлеб. Тем не менее, благодаря эф-
фективности голландского флота и агрессивности купцов низшие
классы (включая многих фермеров) получили возможность поку-
пать более дешевое зерно, в основном рожь, поставляемую из
Балтийского региона. В середине XVII в. значительная доля гол-
ландского потребления зерновых, возможно, 25% или даже более,
обслуживалась импортом.
Прибыльность голландского сельского хозяйства подтвержда-
ется продолжавшимися попытками расширить обрабатываемые
площади за счет оттеснения моря, осушения озер и заболоченных
территорий, а также распашки торфяных болот после извлечения
торфа. Эта деятельность началась в Средние века, но значительно
расширилась в XVI —XVII вв. и была особенно интенсивна в пе-
риоды повышения цен на сельскохозяйственную продукцию. В
нее были вовлечены не только фермеры. Осушение земель требо-
вало больших капиталовложений, и городские купцы вместе с
другими инвесторами создавали компании по улучшению земель,
которые они потом продавали или сдавали в аренду фермерам.
Здесь возникает трудный вопрос. Почему голландская сель-
скохозяйственная технология не получила широкого распростра-
нения в XVI —XVII вв.? Некоторое ее распространение имело
место. Турнепс стал выращиваться в Англии еще в 1565 г., как и
Другие кормовые культуры, например, клевер. Осушение болот
143
восточной Англии началось в XVII в. во многом благодаря гол-
ландскому примеру, голландским инженерам и технологии и даже
голландскому капиталу. Некоторое распространение оно получило
также на территориях северной Франции, прилегающих к южным
Нидерландам. Однако в целом производительность несельскохо-
зяйственных отраслей в остальных странах Европы была сравни-
тельно невысокой, а развитие рынков не было достаточно значи-
тельным для того, чтобы оправдать специализацию и интенсивное
использование труда и капитала, которые были характерны для
голландского сельского хозяйства.
Промышленная технология и производительность
В промышленности, как и в сельском хозяйстве, отсутствовал
резкий технологический разрыв между Средними веками и ран-
ним Новым временем. Однако, в отличие от сельского хозяйства,
в промышленности инновации происходили более или менее по-
стоянно, хотя и очень медленно. Однако здесь мы сталкиваемся с
проблемой измерения масштабов инноваций и их эффективности.
Один из простых путей — просто посчитать количество иннова-
ций и изобретений. Такой способ не может считаться удовлетвори-
тельным не только потому, что различные инновации имели раз-
личный эффект, но также из-за трудности их определения. Боль-
шинство инноваций в XVI —XVII вв. (как и в любой другой пе-
риод истории) представляли собой относительно мелкие улучше-
ния в уже существующих технологиях. По этой причине они часто
не замечаются историками. Другой путь заключается в оценке
роста производительности. В 1589 г. приходской священник анг-
ликанской церкви Уильям Ли изобрел простую машину — вязаль-
ную раму для изготовления чулочных изделий и другого трикота-
жа. Там, где квалифицированный вязальщик вручную мог до-
стичь скорости в 100 петель в минуту, вязальная рама делала в
среднем 1000 петель в минуту, причем впоследствии она была усо-
вершенствована. К сожалению, лишь для немногих инноваций
этого периода существуют столь детальные данные; особенно это
касается малых инноваций.
Есть еще одна проблема. Даже если мы имеем вполне опреде-
ленное, четко описанное изобретение и можем измерить — хотя
бы приблизительно — его производительность, как определить
его общеэкономическую значимость? Книгопечатание с наборным
шрифтом, самое крупное изобретение XV в. — и одно из самых
величайших изобретений всех времен — в огромной степени уско-
рило рост книжной торговли. Однако его непосредственный эко-
номический эффект с точки зрения стоимости выпуска и количе-
ства занятых был мизерным. Можем ли мы на основании этого го-
ворить, что его экономическое значение также было ничтожно?
144
Другие инновации этого периода — в изготовлении навигацион-
ных инструментов, огнестрельного оружия и артиллерии, а также
часов — также не имели большого экономического значения, хотя
и сыграли огромную роль в политической и культурной жизни, и
следовательно, косвенным образом также и в экономической.
Рыночная ориентация европейской экономики, более выражен-
ная в промышленности, чем в сельском хозяйстве, благоприятст-
вовала предпринимателям, которые были в состоянии сокращать
производственные издержки и быстро реагировать на изменения
потребительского спроса. Но существовали и значительные пре-
пятствия для инноваций. Одними из главных были оппозиция
властей, которые боялись роста безработицы в результате трудос-
берегающих инноваций, и противодействие монополистических ре-
месленных цехов, которые боялись конкуренции. В 1551 г. анг-
лийский парламент принял закон, запрещавший использование
ворсовальных машин, применявшихся при изготовлении готовых
тканей. В этом случае рынок победил закон, и ворсовальные ма-
шины продолжали использоваться. Ли не дали патент на его вя-
зальную раму, и первые подобные устройства, которые он устано-
вил в Ноттингемшире, были разрушены вязальщиками. Сам Ли
бежал во Францию и построил фабрику при покровительстве Ген-
риха IV. Она разорилась после смерти короля, но чулочная рама
продолжала распространяться. В 1651 г. рабочие вязальных
машин Ноттингема обратились к Кромвелю за цеховой хартией,
чтобы исключить нежелательную конкуренцию! Изобретенный в
Голландии поворотный ткацкий станок (swivel-loom), способный
ткать сразу несколько полос полотна, был запрещен в Англии в
1638 г., но он все равно получил распространение, особенно в
Манчестере и его округе, где использование этого станка привело
к появлению значительного числа рабочих-станочников еще до на-
ступления эры великих инноваций, которые революционизирова-
ли хлопчатобумажную промышленность.
Ни одно из упомянутых здесь изобретений не использовало
механическую энергию. Несовершенство источников энергии и
конструкционных материалов (в основном древесины и камня) яв-
лялись естественными препятствиями для роста промышленного
производства. Наброски Леонардо да Винчи являются конкрет-
ным свидетельством многочисленных потенциальных изобретений,
которые не были реализованы в то время из-за отсутствия соот-
ветствующих материалов и источников энергии. Конечно, Леонар-
до был гением, но, без сомнения, было много других, менее ода-
ренных людей, которые предпринимали бесчисленные попытки
повысить эффективность человеческого труда, но терпели неудачу
по той же причине. Ветряные и водяные мельницы, как мы виде-
ли, уже достигли высокой степени сложности, но их возможности
были ограничены. Однако в XVII в. водяные мельницы, исполь-
зуемые для прядения шелка (которые могли впервые появиться в
Средние века), получили широкое распространение в долине реки
145
По и в Венеции, а к концу столетия проникли в долину Роны во
Франции. Большие размеры и сложность машин требовали уста-
новки их в строениях фабричного типа, которые стали одними из
наиболее важных предшественников современной индустриальной
системы.
Не все инновации представляли собой механические приспо-
собления. Типичной продукцией шерстяной промышленности в
конце Средних веков были тяжелые, грубые ткани. В конце
XV в. фламандские ткачи стали производить легкие и более деше-
вые ткани, получившие название «новые ткани» (по-французски
nouvelle draperie). Хотя поначалу они медленно завоевывали по-
купателей, низкая цена сделала их более конкурентоспособными
на международных рынках, особенно в Южной Европе. После по-
давления восстания в Испанских Нидерландах и последующего
бегства множества фламандских ремесленников за границу, пред-
приятия, производившие «новые ткани», появились во многих
странах, особенно в Англии, где уже в 1571 г. только в Норвиче
проживало более 4000 фламандских беженцев — большинство из
них было ткачами. По сходным причинам производство хлопчато-
бумажных тканей, уже практиковавшееся в Италии в Средние
века с использованием сырья из Восточного Средиземноморья, в
XVI в. постепенно распространилось по Швейцарии, южной Гер-
мании и Фландрии. Примерно к 1620 г. оно достигло Ланкашира.
Текстильное производство оставалось в целом самой крупной
отраслью промышленности по объему занятости. За ним вплотную
следовали отрасли строительного сектора. Это становится понят-
ным, если вспомнить, что в бедной, балансирующей на грани про-
стого жизнеобеспечения экономике доиндустриальной Европы
главными были потребности в продуктах питания, жилье и одеж-
де. Текстильное производство оставалось крайне распыленным,
причем большая часть выпуска производилась в домохозяйствах и
для домохозяйств, а также для местных рынков. Однако некото-
рые регионы специализировались также на экспортном производ-
стве. Италия, некогда являвшаяся лидером текстильного произ-
водства, все больше страдала от конкуренции со стороны новых и
более активных соперников и постепенно утрачивала свои пози-
ции, уступая рынки шерстяных тканей голландским, английским
и французским производителям и деля рынок тонких шелковых
тканей с французскими. Испанская шерстяная промышленность,
быстро развивавшаяся в первой половине XVI в., впоследствии
пришла в состояние застоя под бременем растущих налогов и го-
сударственного вмешательства. В первой и второй трети столетия
наиболее значительное производство шерстяной и льняной про-
мышленности существовало в южных Нидерландах, в особенности
в провинциях Фландрия и Брабант. Восстание в Нидерландах и
его жестокое подавление в южных провинциях нанесли значитель-
ный ущерб обеим отраслям, хотя они и смогли восстановиться
146
позже в XVII в. благодаря привилегированному положению в ка-
честве поставщиков Испанской империи.
Организация текстильного производства почти не изменилась с
конца Средних веков. Типичным предпринимателем был купец,
который покупал сырье, отдавал его прядильщикам, ткачам и
другим ремесленникам, работающим на дому, и продавал на
рынке конечный продукт. Цеховая организация ремесленников и
купцов явно не влияла на производство в сколько-нибудь значи-
тельной степени, по крайней мере в Англии. Здесь влияние цехо-
вой организации постепенно ослабевало по мере того, как про-
мышленность, в особенности шерстяная, перемещалась в сельские
районы. Во Франции королевская власть поощряла цехи как ис-
точники доходов казны. Вопрос о том, в какой мере это оказало
неблагоприятное воздействие на судьбы промышленности, заслу-
живает дальнейшего изучения. Во всяком случае, английская про-
мышленность получила грандиозное развитие. В Средние века
главным товаром английского экспорта была сырая шерсть. В
XVI в. стал преобладать экспорт шерстяных полуфабрикатов. К
1600 г. на шерстяные и камвольные ткани приходилось две трети
стоимости английского экспорта. Более того, если в начале
XVII в. около трех четвертей английского текстильного экспорта
приходилось на некрашеные и невыделанные ткани, то к концу
столетия экспортировались фактически только готовые ткани. За-
долго до подъема современной промышленности Англия уже стала
крупнейшим экспортером продукции самой крупной отрасли евро-
пейской экономики.
Хотя строительная отрасль не испытала значительных техни-
ческих изменений, кроме изменений стиля монументальной архи-
тектуры, один специализированный сектор отрасли в одной стране
претерпел значительную трансформацию, а именно — судострое-
ние в северных Нидерландах. Благодаря быстрому росту голланд-
ской торговли торговый флот страны за период с начала XVI в.
до середины XVII в. увеличился в 10 раз по численности кораб-
лей и даже более значительно — по тоннажу. В это время он был
крупнейшим во всей Европе, в три раза превышал английский,
который занимал второе место, и, по-видимому, превышал флот
всех остальных стран, вместе взятых. Если учесть относительно
короткий срок жизни деревянных кораблей, то становится понят-
ным, что существовал большой спрос на продукцию судостроения,
на который голландские судостроители ответили рационализацией
своих верфей и введением элементов массового производства. Они
использовали механические пилы и лебедки, приводимые в дейст-
вие ветряными мельницами, а также хранили резервы запасных
частей. Благодаря эффективности судостроения они обеспечивали
не только флот своей страны, но также и флот своих конкурен-
тов. Поскольку Нидерланды имели мало лесов, почти весь кора-
бельный лес импортировался, преимущественно из Балтийского
региона. В свою очередь, большой спрос на паруса и снасти сти-
147
мулировал развитие вспомогательных производств в самой Гол-
ландии. С конца XV в. до XIX в. радикальные инновации в кон-
струкции судов были немногочисленны, однако мелких изменений
было сделано множество. Водоизмещение судов, занятых в атлан-
тической торговле, в течение XVI в. возросло с 200 до 600 тонн,
а у некоторых военных кораблей достигало 1500 тонн. Однако
наиболее крупной инновацией — принадлежащей, разумеется,
голландцам — был флибот (Vlieboot), специализированный ком-
мерческий корабль, появившийся в конце XVI в. Похожий в не-
котором отношении на современный танкер, он был специально
создан для перевозки объемных и недорогих грузов, таких как
зерно и лес, и управлялся меньшими, чем обычные корабли, ко-
мандами.
Металлургическое производство, значительно уступая по
числу занятых и объему продукции рассмотренным выше отрас-
лям, приобрело стратегическое значение ввиду растущей важности
огнестрельного оружия и артиллерии для военных действий. В
1450 г. легкое огнестрельное оружие играло незначительную роль,
а неуклюжая артиллерия использовалась исключительно при
осаде крепостей. К 1600 г. аркебузы и мушкеты стали обычным
оружием пехоты, а крупнокалиберные пушки стали играть суще-
ственную роль в морских сражениях. Развитие металлургического
производства стало предвестником новой индустриальной эры.
Наиболее важным металлом было железо.
В Средние века сварочное железо (wrought iron) получали в
кричных горнах (bloomeries) разной конструкции, где железную
руду разогревали древесным углем до получения железных криц,
которые затем подвергали последовательному нагреванию и ковке
для удаления примесей. Процесс был медленным, малопроизводи-
тельным, требовал большого количества топлива и руды. В XIV —
XV вв. высота печей выросла, а поток воздуха, подаваемого с по-
мощью приводимых в движение водяными колесами мехов, повы-
сил температуру плавки, что привело к появлению доменных
печей. К началу XVI в. была разработана техника непрерывной
загрузки доменной печи сверху углем, рудой и флюсом, в то
время как снизу расплавленное железо периодически выпускалось
непосредственно в приготовленные литейные формы для получе-
ния требуемых предметов, или же отливалось в чушки для даль-
нейшей обработки. (Чугун имеет высокое содержание углерода —
от 3% и выше, — который делает его очень твердым, но хрупким.
Чушки, как и крицы, попеременно нагревались и обрабатывались
молотом, чтобы удалить углерод и получить сварочное железо.)
Новый метод, хотя и косвенный, был быстрее и дешевле, по-
скольку он позволял лучше использовать топливо и руду, а также
применять низкокачественные руды. Он также требовал и более
высоких капиталовложений, хотя большая часть капитала была
связана скорее в запасах древесного угля и руды, а не в оборудо-
вании как таковом.
148
По мере внедрения доменных печей было осуществлено мно-
жество нововведений во вспомогательных операциях. К середине
XV в. были изобретены приводимые в движение водой кузнечные
мехи, молоты и мельницы для дробления руды. Позже в том же
столетии и в начале следующего были изобретены приспособления
для вытягивания проволоки, прокатные станы и механизмы для
нарезания металла. К началу XVI в. район вокруг Льежа и На-
мюра в южных Нидерландах, известный еще в Средние века как
центр металлургии, был наиболее развитым железоделательным
районом в Европе, где были осуществлены многие инновации.
Другие крупные центры располагались в Германии, северной Ита-
лии и северной Испании. Валовая выплавка железа в Европе со-
ставляла приблизительно 60 тыс. тонн в год, причем около поло-
вины приходилось на Германию. В следующие сто лет доменная
металлургия и сопутствующие производства распространились по
всем регионам Европы, где железная руда, древесное топливо и
сила воды имелись в достаточных количествах. Особенно рано до-
менные печи получили развитие в Англии, где к 1625 г. более ста
печей производили свыше 25 тыс. тонн железа в год. Черная ме-
таллургия потребляла много топлива, и в XVII в. высокая цена
древесного угля остановила дальнейшее расширение производства
в сложившихся центрах. Когда это произошло, производство
стало развиваться в новых и более отдаленных регионах, где име-
лись источники сырья, — а именно в Швейцарских и Австрий-
ских Альпах, в Восточной Европе и особенно в Швеции.
Швеция благодаря наличию высококачественной руды, леса и
воды имела небольшое железоделательное производство еще в
Средние века. В начале XVI в. экспорт железа достиг примерно
1000 тонн в год. В XVII в. валлонские и голландские металлурги
внедрили в Швеции более совершенную технологию, и выпуск
вырос в огромной степени: экспорт увеличился с 6 тыс. тонн в
1620 г. до более 30 тыс. тонн в конце столетия. К этому времени
шведское железоделательное производство было, возможно,
самым крупным в Европе.
В других металлургических отраслях прогресс был менее зна-
чителен и заключался преимущественно в росте выпуска при ис-
пользовании традиционной технологии, а также в применении
этой технологии к новым источникам сырья. Разработка серебря-
ных рудников в Центральной Европе, уже достигшая значитель-
ного развития в Средние века, пережила бум в начале XVI в. в
результате открытия метода амальгамации. Но когда этот метод в
1560-х гг. был перенесен (с помощью немецких горных экспер-
тов) на серебряные рудники испанских колоний Мексики и Перу,
рост поставок серебра привел к настолько сильному падению цен,
что многие европейские рудники были вынуждены закрыться.
Европа не была богата драгоценными металлами, но более
♦утилитарные» металлические руды были относительно распро-
странены. Медь, цинк, свинец были найдены во многих частях
149
Европы и добывались с доисторических времен. Месторождения
олова были в большей степени локализованы в Корнуолле, одна-
ко и оно являлось предметом торговли задолго до римского завое-
вания Британии. В XVI —XVII вв. под давлением возросшего
спроса в технологии горнодобычи произошли значительные усо-
вершенствования, в числе которых следует отметить более глубо-
кие шахты, лучшую вентиляцию и применение насосов. Герман-
ские, особенно саксонские, горняки были авторами большинства
инноваций. Они распространяли свой опыт за рубежом, в Англии
и Венгрии, а также в Новом Свете. В 1560-х гг. английское пра-
вительство даровало монопольные права на производство бронзы
и меди тем компаниям, которые нанимали немецких инженеров.
Швеция была почти в такой же степени богата медью, как и же-
лезом, и в XVII в. при участии голландского капитала и техноло-
гии стала крупнейшим ее европейским поставщиком на междуна-
родные рынки.
В большом спросе был лес, применявшийся для сооружения
зданий и кораблей, для плавки металлов и, что более важно, для
отопления домов. Нехватка леса во всех развитых районах Евро-
пы явилась главной причиной вовлечения Норвегии и Швеции в
западно-европейскую экономику, как напрямую, так и опосредо-
ванно (через спрос на металлы). Дефицит леса был так велик,
что в его поставки был вовлечен не только Балтийский регион,
но — в XVII —XVIII вв. — также и Северная Америка. Кроме
того, начались поиски альтернативных материалов и топлива:
кирпич и камень для строительства, торф и уголь для топлива.
Железо и другие металлы также замещали дерево, но рост спроса
на них еще более усилил нехватку леса. Англия находилась в
числе тех стран, которых эти процессы коснулись в наибольшей
степени. Некоторые леса были зарезервированы для королевского
флота, но еще более важным фактором нехватки леса был бы-
стрый рост спроса на топливо.
Каменный уголь добывался в Германии и Нидерландах, а
также в Англии в течение всех Средних веков. Несмотря на его
низкое качество и ряд законов, запрещавших его использование,
«морской уголь» с берегов устья реки Тайн стал в Лондоне
XVII в. обычным топливом, использовавшимся домохозяйствами.
Постепенно он проник в производства с высоким потреблением
топлива, такие как солеварение, производство стекла, кирпича и
черепицы, плавка меди, пиво- и солодоварение, и в различные хи-
мические производства. В XVII в. предпринимались попытки за-
менить им древесный уголь при выплавке железа, но различные
примеси (в основном сера) в сыром угле приводили к появлению
у железа нежелательных свойств. Но, несмотря на это, спрос на
уголь со стороны различных отраслей постоянно возрастал. Добы-
ча угля в Англии выросла с примерно 200 тыс. тонн в год в сере-
дине XVI в. до 3 млн тонн в конце XVII в. По мере роста произ-
водства уголь с месторождений вдоль берегов рек стал неспособен
150
удовлетворять спрос. Необходимо было строить подземные
шахты. В Англию для этого были приглашены саксонские шахте-
ры, имевшие длительную практику в проходке шахт, обеспечении
их вентиляции и откачке из них воды.
Заморские открытия, обеспечив Европу новым сырьем, напря-
мую стимулировали и появление новых отраслей. Наиболее важ-
ными были рафинирование сахара и производство табака, однако
для удовлетворения вновь возникших потребностей появилось
множество других производств, выпускающих широкий спектр то-
варов от фарфора (в подражание китайским изделиям) до табаке-
рок. Сахарный тростник также обеспечивал сырье для изготовле-
ния рома, а в XVII в. голландцы изобрели джин, первоначально
использовавшийся в медицинских целях. В дополнение к этим со-
вершенно новым производствам по всей Европе распространились
ряд старых производств, которые ранее были строго локализова-
ны. В Средние века Италия была главным, если не единствен-
ным, производителем таких предметов роскоши, как изделия из
фасонного стекла, высококачественная бумага, оптические инстру-
менты и часы. Появление подобных производств в других стра-
нах, чья продукция была зачастую худшего качества, но стоила
дешевле, было одной из причин относительного упадка Италии.
Изобретение печатного станка в большой степени повысило спрос
на бумагу (хотя тогда, как и сейчас, бумага больше употреблялась
для упаковочных целей). До конца XV в. действовало более
200 печатных станков, выпустивших примерно 35 тыс. отдельных
изданий, или около 15 млн книг. С тех пор их количество посто-
янно возрастало. Во второй половине XVII в. каталоги франк-
фуртской книжной ярмарки, самой крупной в Европе, насчитыва-
ли более 40 тыс. наименований. Ключевые промышленные центры
располагались в Нидерландах (особенно важными были Антвер-
пен и Амстердам), однако Франция, Италия, Германия и Англия
отставали ненамного.
Несмотря на разнообразие, совершенство и бурное развитие
отраслей промышленности, необходимо помнить, что специализа-
ция в европейской экономике была все еще очень несовершенной
и в большой степени зависела от низкопроизводительного сельско-
го хозяйства. Многие промышленные рабочие, особенно рабочие
текстильной промышленности, часть времени занимались сель-
ским хозяйством, а большинство сельскохозяйственных рабочих
имело также дополнительные заработки, связанные с обработкой
дерева, кож и т.д.
Торговля, торговые пути и торговая организация
Из всех секторов европейской экономики самым динамичным
'в период между XV и XVIII вв., несомненно, являлась торговля.
151
В старых учебниках XVI в. описывался как эра «торговой рево-
люции». Как мы видели, среди предшествующих периодов также
есть претенденты на это звание, но нет сомнений в том, что объем
дальней и международной торговли в XVI в. демонстрировал су-
щественный рост. Точно сказать, насколько этот объем увеличил-
ся, невозможно, однако вполне вероятно, что рост торговли в не-
сколько раз превосходил рост численности населения. Торговля
Европы с другими регионами мира внесла свой вклад в общий ее
рост, а также стимулировала рост товарооборота внутри Европы.
Но, как уже отмечалось, торговля с Азией и Америкой составляла
лишь незначительную долю совокупной торговли. Торговля неиз-
бежно должна была возрасти даже в том случае, если бы не были
сделаны географические открытия.
Необходимо помнить, что доминирующая часть товарооборота
как по объему, так и по стоимости приходилась на локальную
торговлю. Города получали основную массу продовольствия непо-
средственно из близлежащих окрестностей и в обмен снабжали их
промышленными товарами и услугами. Это была преимуществен-
но мелкая торговля, характер которой лишь в незначительной сте-
пени зависел от конкретного времени и места. Более интересными
и более значительными с точки зрения истории экономического
развития были изменения, которые произошли в торговле на
дальние расстояния.
Главные торговые пути XV в. и товары, перевозимые по ним,
были описаны в главе 3. Наиболее важные изменения, которые
произошли в последующие двести лет, кроме открытия новых
морских путей, были связаны со смещением центра тяжести евро-
пейской торговли от Средиземноморья к северным морям, с не-
большим, но ощутимым изменением характера товаров, являв-
шихся объектами дальней торговли, и с изменением форм торго-
вой организации.
Проникновение португальцев в Индийский океан нанесло мощ-
ный удар по позициям Венеции и, в меньшей степени, других ита-
льянских городов. Не соответствует действительности прежнее
представление о том, что средиземноморская торговля пряностями
через Египет и Аравию разом прекратилась, однако конкуренция
португальских специй значительно подорвала ее прибыльность. В
1521 г., пытаясь восстановить свою монополию, венецианцы пред-
ложили выкупить весь португальский импорт специй, но им было
отказано. Постепенно инициатива в торговых делах перешла к
странам севера Европы. Прославленный фландрский флот вене-
цианцев сделал свой последний рейс в 1532 г., а в конце XVI в.
венецианские послы жаловались на конкуренцию со стороны
более дешевой французской и английской шерсти на рынках
Ближнего Востока, которые итальянцы рассматривали в качестве
своих собственных. Однако португальцы не смогли удержать в
своих руках все выгоды, связанные с их успехом. Первый груз
португальских специй в Антверпен в 1501 г. был доставлен из
152
Лиссабона не португальскими, а голландскими или фламандскими
купцами. Испанцы и португальцы, сосредоточившись на эксплуа-
тации своих заморских империй, оставили дело продажи привози-
мых ими товаров в Европе, а также осуществления большей части
экспортных поставок в свои колонии другим европейцам. Из них
наиболее активно действовали представители Нидерландов, глав-
ным образом голландцы и фламандцы.
«Удивительный взлет Нидерландов» (говоря словами одного за-
вистливого англичанина) начался относительно скромно в XV в.,
когда голландский рыболовный флот в Северном море начал под-
рывать господство Ганзы в торговле сельдью. (Обычно причиной
утраты Ганзой своих позиций в этой сфере считают «миграцию»
косяков сельди из Балтики в Северное море, но более вероятно,
что вытеснение ганзейцев из этого вида торговли — равно как и
из всех прочих — было связано с тем, что деятельность голланд-
цев просто была более эффективной.) Торговля сухой и соленой
сельдью первое время осуществлялась вдоль берега Северного
моря и вверх по немецким рекам, а затем, в XVI в., ее стали про-
давать в Южной Европе и даже в Балтийском регионе. Тем вре-
менем голландцы развивали и другие отрасли торговли. Из Пор-
тугалии и Бискайского залива они доставляли соль для засолки
рыбы и для продажи в Северной Европе, иногда прихватывая по-
путно также и груз вина. Но главной опорой голландской торгов-
ли была торговля на Балтике, преимущественно зерном и лесом,
а также корабельными припасами, льном и коноплей. Из зареги-
стрированных в датских таможенных книгах 40 тыс. судов, вхо-
дящих в Балтику и покидающих ее воды между 1497 и 1660 гг.,
почти 60% были голландскими, а остальные английскими, шот-
ландскими, немецкими и скандинавскими. Фактически вся торгов-
ля между Северной Европой и Францией, Португалией, Испанией
и Средиземным морем и большая часть торговли между Англией
и континентом находилась в руках голландцев.
Голландцы были не менее активны и в заокеанской торговле.
Война за независимость Нидерландов прервала их торговлю с Ис-
панией, но они продолжали торговать с Португальской империей
через Лиссабон. Однако в 1580 г. Португалия попала под власть
испанской короны, а в 1592 г. испанские власти закрыли лисса-
бонский порт для голландских судов. В большой степени зависи-
мые от морской торговли, голландцы немедленно начали строить
корабли, способные на многомесячные плавания вокруг Африки в
Индийский океан. Менее чем за 10 лет путешествия между Ни-
дерландами и Ост-Индией совершили более 50 кораблей. Эти ран-
ние путешествия были столь успешными, что в 1602 г. правитель-
ство Объединенных провинций, правительство города Амстердама
и несколько частных торговых компаний создали голландскую
Ост-Индскую компанию, которая на законном основании монопо-
лизировала торговлю между Ост-Индией и Нидерландами.
153
Голландцы не были единственной нацией, которая воспользо-
валась ослаблением Португалии. Английские купцы-контрабан-
дисты совершили рейс в Ост-Индию еще в 1591 г., а в 1600 г.
была создана английская Ост-Индская компания с такими же мо-
нопольными правами, как у голландской Ост-Индской компании.
Хотя эти две компании были до некоторой степени соперниками,
они обе считали своим главным врагом португальцев. Голландцы
сконцентрировали свои усилия на Островах пряностей в Индоне-
зии и к середине XVII в. установили свое господство и над остро-
вами, и над торговлей специями, — господство более эффектив-
ное, чем то, которого когда-либо удавалось достичь португальцам.
Они также взяли под контроль порты Цейлона. После неудачных
попыток создать плацдарм в Индонезии, англичане основали ук-
репленные торговые поселения на берегах Индии, которая со вре-
менем стала «главным бриллиантом Британской короны». Порту-
гальцы удержали свои владения в Гоа, Диу и Макао, а также не-
сколько портов на африканском берегу, но перестали быть глав-
ной торговой или морской державой на восточных морях.
Другие морские державы также воспользовались слабостью
Португалии и нежеланием испанцев завоевывать и создавать
рынки в Западном полушарии. Первые попытки англичан и фран-
цузов найти прямой путь на Восток закончились неудачей, но во
второй половине XVI в. были предприняты новые усилия, на-
правленные на разведку северо-восточного или северо-западного
прохода в Азию. Неудачный вояж в 1553 г. Уиллогби и Ченслера
через Арктику в Белое море не привел к открытию северо-восточ-
ного прохода, но способствовал установлению торговых связей с
растущей Российской империей и, через нее, со Средним Восто-
ком. В это же время Франция, Англия и Голландия начали неле-
гальную торговлю с Бразилией и испанскими колониями в Новом
Свете; при возможности их корсары грабили испанские корабли и
колониальные порты. Три попытки англичан основать колонии в
Северной Америке в период правления Елизаветы I закончились
неудачей, но в первой половине XVII в. были созданы колонии в
Вирджинии (1607 г.), Новой Англии (1620 г.) и Мериленде
(1632 г.), а также на островах, отнятых у Испании в Вест-Индии.
Со временем все они стали важными рынками сбыта для англий-
ской промышленности, а также источниками сырья и поставщика-
ми потребительских товаров. В 1608 г. французы основали посто-
янное поселение в Квебеке и провозгласили весь регион Великих
Озер Новой Францией, однако эта колония отнюдь не процвета-
ла. В 1600 г., когда численность англоязычных колонистов в
Новом Свете составляла почти 100 тыс. человек, во всей Канаде
насчитывалось только 2500 французских колонистов, т.е. меньше,
чем на новых французских «сахарных» островах в Вест-Индии.
В 1624 г. голландцы предприняли попытку завоевать порту-
гальские колонии в Бразилии, но после 20 лет упорной борьбы
они были изгнаны самими португальскими колонистами, не полу-
154
чавшими особой помощи от метрополии. Голландцы закрепились
только в Суринаме и на нескольких островах Карибского моря. В
том же году, когда голландцы начали завоевание Бразилии, дру-
гая группа голландских колонистов основала город Новый Амс-
тердам на южной оконечности острова Манхэттен. Они объявили
своей территорией всю долину реки Гудзон и прилегающие земли,
основали форт Оранж (Олбани) и передали земли во владение
таким семьям, как Ренселеры и Рузвельты.
Морская торговля играла наиболее важную роль для развития
международных коммерческих связей, но сухопутная и речная
торговля также была значительной. Она преобладала в местном
товарообороте, и даже в международной торговле многие товары
начинали свое движение на рынок по сухопутным путям в повоз-
ках и на вьючных животных, или же на баржах по рекам. Напри-
мер, медь из Венгрии достигала рынка в Антверпене (затем в
Амстердаме), начиная свое движение по сухопутному пути до
польских рек, затем баржами до Данцига, откуда она вывозилась
по Балтийскому и Северному морям. Серебро из Центральной Ев-
ропы и Тироля проходило сходный путь, независимо от того, шло
ли оно в Балтику, в Средиземное море или на Запад. Рейн, Майн
и Неккар были важнейшими артериями для экспорта металлов и
металлических изделий (ножей, орудий, игрушек) из южной Гер-
мании и прирейнских земель. Не менее важную роль играли и
французские реки.
Торговля металлами и дорогими тканями могла окупить из-
держки долгого наземного путешествия. Для других товаров это
было невозможно — если, конечно, они не передвигались сами,
как, например, скот. В то время как европейские пахотные земли
во все больших масштабах возделывались под зерновые для обес-
печения продовольствием растущего по численности населения,
Дания, Венгрия и Шотландия, где имелись обширные луга, ис-
пользовали их для выпаса скота. Ежегодные перегоны скота, пре-
восходившие знаменитые перегоны на американском Западе в
XIX в., приводили его в загоны для откорма и на рынки в горо-
дах северной Германии и Нидерландов, южной Германии, север-
ной Италии и Англии.
Характер товаров, вовлеченных в дальнюю торговлю, несколь-
ко изменился в XVI —XVII вв. В начале Средних веков это были
преимущественно предметы роскоши для зажиточных слоев насе-
ления. Позже, с ростом городов, в этот список стали входить
более обыденные предметы. К XVI в. значительную часть сово-
купного товарооборота международной торговли составляли
зерно, лес, рыба, вино, соль, металл, сырье для текстильной про-
мышленности и ткани. К концу XVII в. половина физического
объема английского импорта приходилась на лес, а более полови-
ны физического объема экспорта — на уголь, хотя экспорт тканей
намного превосходил его по стоимости. Торговля товарами с низ-
кой ценой за единицу объема стала возможной в результате усо-
155
вершенствований в конструкции судов, что привело к снижению
транспортных издержек. Этому способствовало и сокращение
риска морских путешествий, связанного как с природными факто-
рами, так и с действиями людей, благодаря совершенствованию
навигационных приборов и успешным действиям военно-морского
флота по уничтожению пиратов.
В межконтинентальной торговле ситуация соответствовала
прежней модели, хотя в XVII и особенно в XVIII вв. и здесь про-
изошли сдвиги. Перец, который в начале XVI в. был предметом
роскоши, постепенно стал товаром массового потребления. Ввиду
снижения объемов торговли драгоценными металлами в XVII в. и
приобретения многими странами колоний в Западном полушарии
все большее место в европейском импорте стали занимать сахар,
табак, кожи и даже лес. Европейский экспорт в колонии состоял
большей частью из промышленных товаров. Эти товары занимали
малый объем, в результате чего оставшееся место могло использо-
ваться для перевозки эмигрантов. Ситуация в восточной торговле
была совершенно иной. С самого начала прямых контактов с
Азией европейцы часто сталкивались с проблемой поиска предме-
тов, годных для обмена на специи или другие товары. По этой
причине большая часть европейской «торговли» была, по сути
своей, грабежом. Там, где грабеж был невозможен или затруднен,
азиатские купцы принимали в обмен огнестрельное оружие и сна-
ряжение, но преимущественно они требовали золото и серебро,
которые накапливали в виде сокровищ или использовали для из-
готовления ювелирных украшений. В целом Азия была нетто-по-
лучателем драгоценных металлов из Европы.
Специфическая отрасль торговли — работорговля — имела
дело с живыми людьми. Хотя испанские колонии находились
среди самых крупных покупателей рабов, сами испанцы не зани-
мались работорговлей в сколько-нибудь значительных масштабах,
а заключали контракты — асьенто — на поставки рабов с купца-
ми других стран. В этой торговле преобладали сначала португаль-
цы, а затем голландцы, французы и англичане. Обычно торговля
носила «треугольный» характер. Европейский корабль нагружал-
ся огнестрельным оружием, ножами и другими металлическими
изделиями, бусами и прочими дешевыми безделушками, яркоокра-
шенными тканями и алкоголем, которые отвозились на побережье
Западной Африки и обменивались у местных африканских вож-
дей на рабов, которые были либо военнопленными, либо поддан-
ными самого вождя. Когда работорговец загружал столько ско-
ванных по рукам и ногам африканцев, сколько мог транспортиро-
вать его корабль, он шел к островам Вест-Индии или к континен-
тальной части Северной или Южной Америки. Там он обменивал
свой груз на сахар, табак или другие товары, производимые в За-
падном полушарии, с которыми и возвращался в Европу. Хотя
уровень смертности рабов при перевозке был очень высок (часто
он составлял 50%, а иногда и выше), доходы от работорговли
156
были огромны. Европейские правительства не предпринимали эф-
фективных мер для ее запрета вплоть до XIX в.
Организация торговли была различной в разных странах и в
зависимости от характера товаров. Внутриевропейская торговля
унаследовала сложную организацию, созданную итальянскими
купцами в конце Средневековья. В XV в. колонии итальянских
купцов можно было найти во всех крупных коммерческих цент-
рах: в Женеве, Лионе, Барселоне, Севилье, Лондоне, Брюгге и
особенно в Антверпене, который в первой половине XVI в. стал
главным торговым портом мира. Местные купцы, а также купцы
из других стран изучили итальянскую деловую технику (напри-
мер, методы двойной бухгалтерии и кредитных операций) и пре-
успели в ней настолько, что к первой половине XVI в. итальянцы
утратили свои доминирующие позиции в торговле. Самой извест-
ной предпринимательской династией XVI в. было семейство Фуг-
геров, имевших головную контору в Аугсбурге (южная Герма-
ния).
Первый известный истории представитель династии Фуггеров
был ткачом. Некоторые из его потомков стали купцами-раздатчи-
ками, оперировавшими в шерстяной промышленности, а впослед-
ствии занялись оптовой торговлей шелком и специями со складов
в Венеции. К концу XV в. они активно кредитовали императоров
Священной Римской империи, в результате чего прибрали к своим
рукам контроль над добычей серебра и меди в Тироле и медные
рудники Венгрии. При Якобе Фуггере Младшем (1459—1525 гг.)
семейная компания управляла отделениями в нескольких немец-
ких городах, а также в Венгрии, Польше, Италии, Испании, Лис-
сабоне, Лондоне и Антверпене. Через Лиссабон и Антверпен они
во многом контролировали распределение специй в Центральной
Европе, в обмен на которые получали серебро, необходимое для
закупки специй в Индии. Кроме того, они принимали вклады, ак-
тивно занимались учетными операциями и часто кредитовали ко-
ролей Испании и Португалии. Этот бизнес в конце концов привел
их к разорению.
Фуггеры занимали доминирующие позиции в XVI в. — Якоба
Фуггера Младшего даже называли «князем купцов», — но было
и множество других купцов в Италии, Нидерландах и Германии,
которые лишь ненамного им уступали. Даже Испания имела не-
сколько известных купеческих династий. Преобладающей формой
торговой организации было партнерство, обычно основанное на
письменном контракте, определявшем права и обязанности каждо-
го из партнеров. Посредством переписки между находящимися на
дальнем расстоянии друг от друга партнерами (или агентами) они
были в курсе всех политических и экономических событий во всех
частях Европы и вне ее. Говорили, что правительство королевы
Елизаветы было прекрасно информировано о делах в Европе бла-
годаря ее финансовому агенту в Антверпене, купцу сэру Томасу
157
Грешэму. Купеческая корреспонденция была предтечей современ-
ных информационных агентств и служб связи.
Торговая организации в Англии, бывшей в XV в. периферий-
ной страной, сохранила более раннюю форму по сравнению с
теми, что существовали в передовых экономиках на континенте.
Но она быстро прогрессировала, и к концу XVII в. стала одной
из самых развитых. В Средние века торговля шерстью, являвшей-
ся наиболее важным предметом экспорта, находилась в руках ре-
гулируемой государством компании под названием Merchants of
the Staple, которая в чем-то напоминала гильдию. Купцы не объ-
единяли свои капиталы, каждый из них торговал за собственный
счет (или за счет партнеров, если таковые имелись), однако они
имели общие конторы и склады и подчинялись общим правилам.
В XV —XVI вв. торговля шерстью все еще играла значительную,
хотя и постепенно сокращавшуюся, роль. Важнейший склад, где
шерсть облагалась налогом и продавалась иностранным купцам,
был расположен в г. Кале, принадлежавшем Англии до 1558 г.
Другая регулируемая компания, Merchants Adventurers, постепен-
но вытесняла компанию Merchants of the Staple с лидирующих
позиций в торговле шерстяными тканями. (Некоторые купцы
были членами обеих компаний.) Она устроила свой главный
склад в Антверпене, внеся заметный вклад в развитие этого рынка
и получив взамен некоторые привилегии. В 1564 г. компания по-
лучила королевскую хартию, предоставлявшую ей законную мо-
нополию на экспорт тканей в Нидерланды и Германию, которые
были наиболее важными рынками сбыта.
Во второй половине XVI в. англичане организовали несколько
других компаний, хартии которых предоставляли им монополь-
ные права. Это Московская компания (1555 г.), появившаяся в
результате экспедиции Уиллогби и Ченслера; Испанская компа-
ния (1577 г.), Балтийская (1579 г.), Левантийская (Турецкая)
компания (1583 г.), первая из нескольких африканских компаний
(1585 г.), Ост-Индская (1600 г.) и Французская компания
(1611 г.). Учреждение специальных компаний, в частности, для
торговли с Францией, Испанией и Балтикой указывало на один
из двух факторов (или на оба сразу): на малый объем прямой
торговли между Англией и этими странами до (а, возможно, и
после) создания компаний, и на то, что эта торговля прежде на-
ходилась в руках голландских или других купцов. Знаменатель-
но, что голландцы не видели нужды в создании подобного рода
монопольных компаний и не создавали их, за исключением Гол-
ландской Ост-Индской компании (1602 г.).
Некоторые из этих компаний регулировались государством, но
другие стали акционерными, т.е. объединяли капитал своих чле-
нов и распоряжались им под общим управлением. Они создава-
лись для ведения дальней торговли, в которой риск и капитал, не-
обходимый для снаряжения одного путешествия, были слишком
велики, чтобы соответствующее предприятие могло быть организо-
158
вано одним или несколькими купцами. Московская и Левантий-
ская компании были первыми акционерными компаниями, но
впоследствии, когда торговые связи укрепились и стали более ста-'
бильными, они были преобразованы в регулируемые компании.’
Московская компания, торговавшая через Архангельск, держала в
своих руках большую часть торговли Западной Европы с север-
ной Россией до тех пор, пока в 1649 г. царь не отозвал ее приви-
легии и не передал их голландцам. Ост-Индская компания также
была акционерной. Поначалу каждое ежегодное плавание было
отдельным предприятием, в котором могли участвовать разные
группы акционеров в различные годы. Со временем, когда стало
необходимым создать постоянные поселения в Индии и поддержи-
вать постоянный контроль за операциями, компания приняла по-
стоянную форму организации, при которой держатель акций мог
выйти из компании, только продав свою долю другому инвестору.
Голландская Ост-Индская компания приняла постоянную форму
еще в 1612 г.
Существование единственного ключевого порта транзитной
торговли в Северо-Западной Европе — сначала Брюгге, а затем
Антверпена и Амстердама, каждый из которых был больше и зна-
чительнее своего предшественника — знаменательно вдвойне. Во-
первых, само их существование, в отличие от периодических яр-
марок Средневековья, является свидетельством роста рынков и
объемов ориентированного на рынок производства. Но тот факт,
что такой порт был единственным, а подъем одного означал упа-
док другого, показывает ограниченность этого развития. Правда,
были другие важные порты — Лондон, Гамбург и другие ганзей-
ские города, Копенгаген, Руан и др., но ни один из них не имел
полного набора коммерческих и финансовых услуг, характерного
для ключевого порта. Причины этого были связаны с ограничен-
ными размерами рынков и с существованием внешней экономии
при заключении торговых и особенно финансовых сделок. Когда
общая масса коммерческих и финансовых операций относительно
мала, более эффективно сконцентрировать их в одном месте.
Организация ключевого порта транзитной торговли была уже
достаточно сложной в начале XV в., когда им был Брюгге, и
стала еще сложнее, когда он переместился в Антверпен и Амстер-
дам. Первым условием было наличие биржи. (Современное слово
«биржа» и его эквиваленты в различных языках — bourse, borsa,
balsa, означающее организованный и регулируемый рынок для
торговли товарами или финансовыми инструментами, происходит
от названия здания для собраний купцов в Брюгге, на котором
была помещена эмблема с изображением трех кошельков с деньга-
ми'.) Как правило, товары, выставленные здесь, не предназнача-
лись для непосредственного приобретения. Это были образцы, на
1 Bursa (лат.) — «кошелек».
159
основании которых можно было удостовериться в качестве това-
ров. После оформления заказов товары поставлялись судами со
складов. Широко использовалось предоставление кредита, и боль-
шинство платежей осуществлялось с помощью финансовых ин-
струментов, таких как векселя или банковские ассигнаты, вместо
платежа в звонкой валюте. Банковским делом занимались в ос-
новном частные компании, включая многие купеческие компании
(например, компания Фуггеров, которая также занималась предо-
ставлением банковских услуг), до тех пор пока в 1609 г. не был
образован знаменитый Амстердамский банк. Это был акционер-
ный банк, основанный под покровительством городского прави-
тельства. Он был скорее обменным банком, чем эмиссионным или
дисконтным: здесь можно было разместить средства и осущест-
влять их переводы с одного счета на другой, но этот банк не вы-
пускал банкнот и не кредитовал купцов путем учета коммерческих
векселей. Его главная функция заключалась в обеспечении города
и всех голландских и иностранных купцов надежными средствами
платежа, и эту функцию он выполнял с успехом.
Режим колониальной торговли заметно отличался от режима
внутриевропейской торговли. Торговля специями в Португальской
империи была монополией короны. Португальский военный флот
в два раза превосходил торговый, а все специи должны были про-
даваться через Casa da India («Индийский дом») в Лиссабоне.
Португальским морякам разрешалось привозить другие товары,
которые они впоследствии продавали — практика, которая часто
приводила к опасной перегрузке судов на обратном пути, — но,
строго говоря, помимо торговли, организованной и контролируе-
мой государством, других торговых связей между Португалией и
Востоком не существовало.
Однако ситуация за мысом Доброй Надежды была совершенно
иной. Здесь португальские купцы участвовали во «внутренней
торговле» (между портами Индийского океана, Индонезии и даже
Китая и Японии), вступая в конкуренцию с мусульманскими, ин-
дийскими и китайскими купцами. В результате запрета на прямую
торговлю с Японией, наложенного китайским императором, они
на время получили фактическую монополию на обслуживание
торговли Китая с Японией. В торговле специями крайним восточ-
ным пунктом являлся Гоа, а Лиссабон — крайним западным. Спе-
ции, из которых основным по объему закупок был перец, приоб-
ретались на рынках по всему Индийскому океану и на Молукк-
ских островах, а затем привозились в Гоа, где загружались на
шедшие в Португалию корабли под надзором королевских служа-
щих. Поскольку Португалия производила мало товаров, представ-
лявших интерес на восточных рынках, обратный груз состоял
преимущественно из слитков золота и серебра, а также некоторого
количества оружия и снаряжения. В целом, хотя торговля специя-
ми была крайне выгодна для правительства, она мало способство-
вала развитию или укреплению самой португальской экономики.
160
Торговля между Испанией и ее колониями носила схожий ха-
пактер. В принципе торговля с колониями была монополией Кас-
тальской короны. Фактически правительство осуществляло ее
через Casa de Contratacion, организацию в Севилье, которая на-
поминала по форме гильдию, но действовала под наблюдением
правительственных чиновников. Все морские перевозки между
Испанией и колониями осуществлялись под защитой конвоев, ко-
торые отправлялись из Севильи два раза в год, весной и в конце
лета, проводили зиму в колониях и возвращались как один флот
следующей весной. Официальной причиной использования систе-
мы конвоев была необходимость защиты перевозки драгоценных
металлов от пиратов, а в военное время и от кораблей противни-
ка. Это также была удобная, но неэффективная попытка предот-
вратить контрабандную торговлю. Реальные масштабы контрабан-
ды определить невозможно, однако они должны были быть весьма
значительными с учетом того, что легальный экспорт был ничто-
жен. Среднее число кораблей в конвоях во второй половине
XVI в. составляло около 80 в год. Это намного меньше общего
числа кораблей, занятых, например, в торговле на Балтике. В это
время европейское население Нового Света насчитывало уже
более 100 тыс. человек. Даже если оно в значительной степени
само обеспечивало себя продуктами питания, оно все же продол-
жало зависеть от европейских поставок вина и оливкового масла,
не говоря уже о промышленных товарах, таких как ткани, ору-
жие, орудия труда и другое оборудование. Было подсчитано, что
для закупки обратного груза была необходима сумма, равная при-
мерно половине стоимости официального импорта слитков драго-
ценных металлов в Севилью, и еще 10% стоимости этого импорта
шло на оплату морских перевозок и других коммерческих услуг.
Корона, в свою очередь, требовала уплаты quinto real («королев-
ской пятины»), но вместе с другими налогами фактически получа-
ла порядка 40% от стоимости импортированного драгоценного ме-
талла. Как и в случае Португалии, грандиозная Испанская импе-
рия мало способствовала развитию собственно испанской экономи-
ки и, в результате близорукой политики правительства, фактичес-
ки тормозила его. В следующей главе мы перейдем к рассмотре-
нию соответствующих вопросов, связанных с государственной по-
литикой.
6-5216
Глава 6
• ЭКОНОМИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ
И ИМПЕРИАЛИЗМ
Экономическая политика национальных государств в период
второй экспансии Европы имела двойную цель: создание экономи-
ческой мощи для укрепления государства и использование силы
государства для обеспечения экономического роста и обогащения
нации. Говоря словами сэра Джосайи Чайлда, британского купца
и политика конца XVII в., «экономическая выгода и государст-
венная мощь должны рассматриваться вместе». Однако, прежде
всего, государства искали источники доходов, и часто потребность
в доходах толкала их к проведению политики, оказывавшей нега-
тивное влияние на производительную деятельность.
В преследовании своих целей субъектам, формулировавшим
государственную политику, приходилось учитывать также устрем-
ления своих подданных и государств-соперников. В эпоху Сре-
дневековья городские правительства и другие местные органы уп-
равления имели широкие полномочия в сфере экономического
контроля и регулирования. Они взимали пошлины с товаров, вво-
зимых и вывозимых с соответствующих территорий. Местные
гильдии купцов и ремесленные цехи фиксировали уровни заработ-
ной платы и цен, а также регулировали условия труда. Политика
экономического национализма представляла собой перенос этих
функций с местного на общенациональный уровень, посредством
которого центральное правительство пыталось унифицировать го-
сударство как в экономическом, так и в политическом отношении.
Одновременно с попытками объединить своих подданных эко-
номически и политически правители стран Европы активно конку-
рировали друг с другом в расширении территории и контроля за
заокеанскими владениями и торговлей. Это было обусловлено же-
ланием сделать свои государства более самообеспеченными на слу-
чай войны, но сама попытка расширения территории и торговли
за счет других часто приводила к войнам. Таким образом, эконо-
мический национализм углублял антагонизм, порожденный рели-
гиозными различиями и династической враждой.
Меркантилизм: неправильное употребление термина
Адам Смит, шотландский философ эпохи Просвещения и осно-
ватель современной экономической науки, характеризовал эконо-
162
ическую политику своего времени (и более ранних столетий) под
диной рубрикой — система меркантилизма. С его точки зре-
ния эта политика была ошибочной, поскольку она ограничивала
«естественную свободу» людей и приводила к тому, что современ-
ные экономисты называют неоптимальным распределением ресур-
сов- Обличая эту политику как нерациональную и несправедли-
вую, он пытался систематизировать свойственные ей меры (отсю-
да и термин — «система меркантилизма»), отчасти для того,
чтобы подчеркнуть ее абсурдность. Основываясь преимуществен-
но на английских примерах, он заявлял, что эта политика была
придумана купцами и навязана правителям и государственным де-
ятелям, которые не разбирались в экономике. По утверждению
Смита, сторонники системы меркантилизма рассуждали следую-
щим образом: точно так же, как купцы обогащаются за счет пре-
вышения доходов над расходами, народы могут обогатиться за
счет того, что будут продавать иностранцам больше товаров, чем
покупать у них, получая разницу, или сальдо торгового баланса,
в золоте или серебре. Вследствие этого, по Смиту, они поощряли
политику, стимулирующую экспорт и ограничивающую импорт (и
то, и другое было благоприятно для их собственных частных ин-
тересов) для обеспечения «благоприятного торгового баланса»
страны в целом.
Более ста лет после того, как Смит в 1776 г. опубликовал свое
«Исследование о природе и причинах богатства народов», термин
«система меркантилизма» имел уничижительный оттенок. Однако
в конце XIX в. ряд немецких историков и экономистов, в особен-
ности Густав фон Шмоллер, радикально пересмотрели это поня-
тие. Для них, националистов и патриотов, живших в период объ-
единения Германии под гегемонией Пруссии, «меркантилизм»
был, прежде всего, политикой государственного строительства,
проводимой мудрыми правителями, образцом которых был Фрид-
рих Великий. Говоря словами Шмоллера, меркантилизм «по
своей сути — не что иное, как политика государственного стро-
ительства, причем не в узком смысле, а в смысле одновременного
создания и государства, и национальной экономики»1 2.
Впоследствии ученые предпринимали попытки гармонизиро-
вать и рационализировать эти две антагонистические идеи. В ре-
зультате в учебниках можно найти такие определения мерканти-
лизма, как «теория» или «система» экономической политики, ха-
рактерная для раннего этапа развития современной Европы, или
«широкий комплекс идей и практических мер, преобладавший в
странах Западной Европы и их колониях примерно с 1500 до
1800 г.»2. С учетом этих широко распространенных ошибочных
1 Schmoller G. von. The Mercantile System and Its Historical Signifi-
cance. New York; London, 1896. P. 69.
2 Whittaker E. Schools and Streams of Economic Thought. Chicago,
I960. P. 31.
6«
163
концепций и чрезмерных упрощений не будет лишним подчерк-
нуть тот факт, что в основе экономической политики едва ли ле-
жала какая-либо «система», помимо стремления вечно испытывав-
ших недостаток финансовых средств правительств максимизиро-
вать свои доходы, а теоретические основания экономической по-
литики были крайне туманны, если вообще существовали. В
любом случае, какой-либо консенсус по вопросам теории или по-
литики отсутствовал.
Разумеется, существовали некоторые общие темы или элемен-
ты экономической политики, что было связано со схожестью по-
требностей правителей и правящих классов, а также обстоя-
тельств, в которых они находились. Об этом будет сказано далее
в данной главе. Но по меньшей мере так же велики были и раз-
личия, особенно те из них, которые были обусловлены различия-
ми в составе правящих классов. Здесь мы кратко затронем этот
вопрос, к которому еще вернемся в дальнейшем.
Несмотря на общие черты, каждая страна имела свою собст-
венную экономическую политику, отличную от политики других
стран. На нее накладывали отпечаток особенности местных и на-
циональных традиций, географических условий и, что более
важно, характера самого государства. Защитники экономического
национализма заявляли, что целью политики было достижение
интересов государства. Но что такое государство? Его характер
варьировал от абсолютной монархии Людовика XIV и большинст-
ва других континентальных держав до бюргерских республик
Голландии, Швейцарии и Ганзейских городов. Нив одной из этих
стран население в целом или хотя бы его большинство не участво-
вало в процессе управления. Поскольку национализм ранних на-
циональных государств имел классовую, а не массовую основу,
ключ к национальным различиям в экономической политике сле-
дует искать в различиях состава и интересов правящих классов.
Во Франции и других абсолютистских монархиях воля сувере-
на была законом. Хотя немногие из абсолютных монархов разби-
рались в экономических вопросах и отдавали себе отчет в их важ-
ности, они привыкли, что их приказам подчиняются. Повседнев-
ные административные дела велись министрами и нижестоящими
чиновниками, чьи познания в области экономики едва ли превос-
ходили познания их сюзеренов, ценности и взгляды которых они
проводили в жизнь. Детальные правила регулирования, разрабо-
танные для управления промышленностью и торговлей, увеличи-
вали издержки и затрудняли ведение бизнеса, а значит, провоци-
ровали уклонение от государственных предписаний. По принци-
пиально важным вопросам абсолютные монархи часто приносили
в жертву своему невежеству и безразличию не только экономичес-
кое благосостояние своих подданных, но и экономический базис
своей собственной власти. Так произошло в Испании, где, несмот-
ря на наличие огромной колониальной империи, правительство
постоянно тратило больше, чем получало доходов, ограничивало
164
еятельность купцов и постепенно утратило свою экономическую
и военную мощь. Даже Франция при Людовике XIV, будучи
самым населенным и сильным государством в Европе, с трудом
справлялась с финансированием завоевательных войн и королев-
ского двора. Когда Людовик XIV умер, Франция находилась на
грани банкротства.
Объединенные Провинции, управлявшиеся купцами и в инте-
ресах купцов, которые контролировали и главные города, прово-
дили более компетентную политику. Живя преимущественно тор-
говлей, они не могли себе позволить проводить протекционист-
скую политику, которой придерживались их более крупные сосе-
ди. Они установили у себя режим свободной торговли, приветст-
вуя в своих портах и на своих рынках купцов всех национальнос-
тей. С другой стороны, в Голландской империи монополия гол-
ландских купцов была абсолютной.
Англия лежала где-то ближе к центру спектра. Земельная
аристократия имела тесные контакты с богатыми купеческими фа-
милиями, а также с адвокатами и служащими, связанными с тор-
говлей, а крупные купцы на протяжении долгого времени играли
видную роль в правительстве и в политике. После революции
1688 — 1689 гг. их представители в парламенте получили решаю-
щую власть в государстве. Выработанные ими законы и норматив-
ные акты, касавшиеся экономики, отражая баланс политических
сил, благоприятствовали земельным и сельскохозяйственным ин-
тересам страны и в то же время стимулировали развитие нацио-
нальной промышленности, мореходства и торговли.
Общие элементы
В Средние века большинство феодалов, особенно суверенов,
имели «военные сундуки» (war chests), что дословно означало
следующее: большие металлические сундуки, в которых они соби-
рали монеты и слитки драгоценных металлов для финансирования
как ожидаемых, так и непредвиденных войн. К XVI в. методы уп-
равления финансами несколько усложнились, но озабоченность
накоплением больших запасов золота и серебра сохранялась. Эта
озабоченность лежала в основе грубой формы экономической по-
литики, известной как «буллионизм»1, которая предусматривала
накопление в стране как можно большего количества золота и се-
ребра и законодательный запрет их экспорта под угрозой смерт-
ной казни для нарушителей. Неудачные попытки Испании удер-
жать в стране сокровища, притекавшие из Нового Света, были
1 От английского bullion — «слиток драгоценных металлов». —
Прим. науч. ред.
165
наиболее выразительным примером такой политики, но схожее за-
конодательство имели большинство государств.
Ввиду того, что лишь немногие европейские страны имели
рудники, где добывалось золото и серебро (а те рудники, которые
имелись на континенте — преимущественно в Центральной Евро-
пе, — были заброшены в результате наплыва золота и серебра из
испанских колоний в середине XVI в.), главной целью исследова-
ний и колонизации было установление контроля над заморскими
территориями, на которых такие рудники имелись. Примером для
подражания была опять же Испания. Однако колонии Франции,
Англии и Голландии давали мало золота и серебра, так что для
этих стран единственным способом накопления запасов драгоцен-
ных металлов (помимо завоеваний и пиратства, к которым они
также прибегали) была торговля.
Именно в связи с этим, как указывал Адам Смит, купцы ока-
зались способны влиять на принятие государственных решений, и
именно они изобрели теорию благоприятного торгового баланса.
Согласно этой теории, в идеале страна должна только продавать
товары за границу и ничего не покупать у иностранцев. Однако
на практике этот идеал был недостижим, в связи с чем возникает
вопрос: что следует экспортировать, а что импортировать? Из-за
частых неурожаев и периодических случаев голода правительства
стремились к накоплению больших запасов зерна и других про-
дуктов питания и обычно запрещали их экспорт. В то же время
они стимулировали промышленное производство — не только для
того, чтобы иметь товары для продажи за границу, но также и
для повышения степени самоообеспечения страны за счет расши-
рения ассортимента внутреннего производства.
Для стимулирования национального производства импорт за-
рубежных товаров был запрещен либо обложен высокими протек-
ционистскими пошлинами, которые являлись и источником госу-
дарственных доходов. Внутреннее производство стимулировалось
также предоставлением монопольных прав и субсидий. Если
сырье было недоступно внутри страны, его импорт освобождался
от ввозных пошлин, вопреки общей политике ограничения импор-
та. Законы, регулирующие потребление, были ориентированы на
сокращение потребления иностранных товаров и поощрение по-
требления товаров местного производства.
Наличие большого торгового флота рассматривалось в качест-
ве важного преимущества, поскольку он позволял (по крайней
мере в теории) получать от иностранцев деньги за предоставление
им услуг морских перевозок, а также стимулировал экспорт, обеспе-
чивая возможности дешевой транспортировки товаров. Более того,
поскольку главным отличием купеческого судна от военного ко-
рабля было количество пушек, то большой торговый флот можно
было в случае войны превратить в военный. Большинство стран
имело «законы о мореплавании», цель которых заключалась в со-
кращении объема перевозок импортных и экспортных грузов ино-
166
странными судами, а также в обеспечении других условий, благо-
приятных для развития торгового мореплавания. Кроме того, пра-
вительства стимулировали развитие рыболовства как отрасли,
обеспечивающей подготовку моряков, предъявляющей спрос на
продукцию судостроения, а также способствующей самообеспече-
нию нации продуктами питания и расширению экспортного потен-
циала. Примером тому был расширявшийся сельдяной промысел
голландцев. В основе аргументов о расширении торгового судо-
ходства лежало представление о том, что объем международной
торговли является неизменным. В соответствии с данными Коль-
бера, первого министра Людовика XIV, всю европейскую торгов-
лю обслуживали 20 тыс. судов, более трех четвертей которых
принадлежали голландцам. Кольбер считал, что Франция может
увеличить свою долю только путем уменьшения доли голландцев,
и эту цель он был готов достичь путем войны.
Теоретики всех наций подчеркивали роль колониальных вла-
дений как важного элемента национального богатства и мощи.
Даже если колонии не имели золотых или серебряных рудников,
они могли поставлять товары, не производящиеся в метрополии,
которые можно было использовать внутри страны или продавать
за границу: например, специи из Ост-Индии, сахар и ром из Бра-
зилии и Вест-Индии, табак из Вирджинии.
Таковы были некоторые идеи, касающиеся экономической по-
литики, которые были характерны для XVI —XVII вв. Обычно
они не формулировались в столь простой и ясной форме, им
редко следовали на практике, и уж тем более они не являлись
какой-то «теорией» или «системой», которая направляла действия
правителей. В реальной практике законодательство и другие меры
правительства в экономической сфере представляли собой серию
решений, обычно не имевших разумного экономического объясне-
ния и часто приводивших к непредвиденным результатам, как
будет показано в следующем разделе главы.
1	,'.7'	;
Испания и испанская Америка
В XVI в. Испания была объектом зависти для коронованных
особ Европы. В результате серии династических браков предста-
вителей династии Габсбургов король Карл I (1516—1556 гг.)
унаследовал не только Испанское королевство (на самом деле это
были два королевства — Арагон и Кастилия), но и владения
Габсбургов в Центральной Европе, Нидерланды и Франш-Конте.
Кроме того, королевство Арагон владело Сардинией, Сицилией и
всей Италией к югу от Рима, а Кастилия — вновь открытыми и
еШе не до конца покоренными землями в Америке. В 1519 г.
Карл I Испанский стал императором Священной Римской импе-
рии под именем Карла V.
167
Казалось, что эта империя не только грандиозна по своим мас-
штабам, но и покоится на твердом экономическом базисе. Хотя по
уровню развития сельского хозяйства Испания не претендовала на
статус европейского лидера, она унаследовала созданную морис -
ками систему садоводства в Валенсии и Андалузии, а шерсть ее
мериносовых овец была известна по всей Европе. Она также
имела ряд процветающих отраслей промышленности, особенно
текстильное и железоделательное производства. Испанские Ни-
дерланды были известны своим сельским хозяйством, наиболее
развитым в Европе, а также некоторыми наиболее передовыми от-
раслями промышленности. Владения Габсбургов в Центральной
Европе обладали, помимо сельскохозяйственных ресурсов, важ-
ными полезными ископаемыми, включая железо, медь, олово и
серебро. Что наиболее важно, с 1530-х гг. в Испанию в больших
количествах начали поступать золото и серебро из Нового Света,
поставки которых постоянно росли, достигнув своего пика в пос-
ледние десятилетия века, после чего их поток стал постепенно
убывать в XVII в.
Несмотря на столь благоприятные условия, испанская эконо-
мика оказалась неспособна к развитию. Фактически, начиная при-
мерно с середины столетия, она стагнировала, за что испанцам
пришлось заплатить снижением уровня жизни, участившимися пе-
риодами голода и эпидемий, и в конечном итоге сокращением на-
селения в XVII в. Хотя для объяснения «упадка Испании» приво-
дилось множество различных аргументов, главная ответственность
лежит на непомерных амбициях ее монархов и на близорукости
их экономической политики.
Карл V считал своей миссией объединение христианской Евро-
пы (рис. 6.1). В связи с этим он воевал с турками в Средиземно-
морье и в Венгрии, боролся с восстаниями протестантских князей
в Германии, враждовал с французскими королями из династии
Валуа, которые предъявляли территориальные претензии в Ита-
лии и Нидерландах и чувствовали угрозу со стороны окружавших
их габсбургских владений. Оказавшись неспособным вести успеш-
ную борьбу на всех этих фронтах, Карл отрекся от испанского
престола в 1556 г., будучи уже уставшим и морально разбитым
человеком. Он надеялся передать все свои владения сыну Филиппу,
но после смерти Карла в 1558 г. его брат Фердинанд установил свой
контроль над габсбургскими землями в Центральной Европе и полу-
чил титул императора Священной Римской империи. Филипп II Ис-
панский (1556—1598 гг.) продолжил большинство военных пред-
приятий своего отца и даже добавил Англию к списку врагов Ис-
пании, что привело к катастрофическим последствиям, когда по-
сланная им на покорение Англии Непобедимая армада была наго-
лову разбита в 1588 г. Не проходило и года, чтобы испанские
войска не вели военные действия в какой-нибудь части Европы,
не говоря уже о завоевании Америки и управлении ею. Кроме
того, испанские монархи демонстрировали склонность к монумен-
тальной архитектуре и расточительным придворным церемониям.
168
Рис. 6.1. Империя Карла V.
Для финансирования своих войн и расходов двора Карл V и
Филипп II полагались, в первую очередь, на налоги. Несмотря на
свою сравнительную бедность, испанцы в XVI в. несли самое тя-
желое налоговое бремя в Европе. Более того, распределение нало-
гов было крайне неравномерным. Уже в конце XV в. 97% испан-
ских земель принадлежали 2 — 3% семей и церкви, причем нера-
венство в распределении земельной собственности продолжало на-
растать в течение XVI в. Крупные землевладельцы, из которых
почти все имели «благородное? происхождение (гранды, титуло,
идальго и кабальеро), не говоря уже о самой королевской семье,
были освобождены от уплаты прямых налогов, тяжесть которых
падала преимущественно на тех, кто был в наименьшей степени
способен их платить — ремесленников, торговцев и особенно
крестьян.
Корона приобрела неожиданный источник доходов с открыти-
ем золота и серебра в Америке. До 1530 г. их поступления едва
169
ли были значительны, но затем они стали устойчиво расти с при-
мерно 1 млн дукатов в год в 1540-х гг. до более 8 млн в 1590 г.
(эти цифры относятся только к легальному импорту, подлежавше-
му налогообложению; нелегальный мог составлять примерно
столько же). Как уже отмечалось, доля правительства составляла
около 40% легального импорта. Но даже при этом в последние
годы правления Филиппа доходы из этого источника составляли
не более 20 — 25% совокупных доходов казны.
Усугублял положение тот факт, что доходы правительства
редко были достаточными для финансирования его огромных рас-
ходов. Это заставляло монархов прибегать к третьему источнику
финансирования — займам. (Они имели и другие источники,
такие как продажа дворянских титулов богатым купцам, но при
этом постоянные источники дохода приносились в жертву едино-
временным поступлениям.) Займы не были новинкой для испан-
ских или других монархов. Например, Фердинанд и Изабелла де-
лали займы для финансирования своей успешной войны с Грана-
дой. Согласно популярной легенде, Изабелла заложила свои дра-
гоценности, чтобы профинансировать путешествие Колумба. Но
при Карле V и Филиппе II дефицитное финансирование расходов
стало регулярной практикой. Карл еще в начале своего правления
занял большие суммы у Фуггеров и других немецких и итальян-
ских банкиров, чтобы купить голоса электоров для своего избра-
ния императором. Проценты по этим и другим его долгам посто-
янно росли. Кредиторы, в круг которых вошли не только немец-
кие и итальянские, но и фламандские и испанские банкиры, и
даже некоторые состоятельные купцы и дворяне, получали кон-
тракты, по которым в качестве обеспечения займов выступали те
или иные налоговые статьи или доли в очередном грузе серебра
из Америки. Уже в 1544 г. две трети регулярных ежегодных до-
ходов направлялись на уплату долгов, а в 1552 г. правительство
приостановило выплату процентов по всем долгам. В 1557 г. дол-
говое бремя стало настолько тяжелым, что правительство отказа-
лось от значительной части своих долгов, — событие, которое
часто называют «национальным банкротством». Но правительст-
ва, в отличие от фирм частного сектора, не ликвидируются, когда
терпят банкротство. Напротив, их краткосрочные долги преобра-
зуются в долгосрочные обязательства, сумма основного долга и
накопленных процентных обязательств сокращается, и цикл начи-
нается сначала, но всегда при более жестких условиях предостав-
ления займов. Восемь раз (в 1557, 1575, 1596, 1607, 1627, 1647,
1653 и 1680 гг.) испанские Габсбурги объявляли королевское бан-
кротство. Каждое из них заканчивалось финансовой паникой,
банкротствами и ликвидацией многих банкирских домов и других
инвесторов, а также нарушением обычных коммерческих и финан-
совых связей.
Неумелое управление финансами было не единственным фак-
тором государственной политики, оказывавшим негативное влия-
170
ние на экономику, хотя многие случаи государственного вмеша-
тельства были обусловлены фискальными потребностями. В
предыдущей главе нами упоминалось королевское покровительст-
во Месте, гильдии овцеводов. Это покровительство достигло выс-
шей точки в 1501 г., когда вышел указ, согласно которому для
выпаса овец навсегда закреплялись все земли, где он когда-либо
производился, независимо от желания владельцев этих земель.
Таким образом, правительство принесло в жертву интересы земле-
дельцев — и в конечном итоге потребителей — ради роста нало-
говых поступлений от привилегированных овцеводов.
Сходный характер носило создание в 1494 г. Фердинандом и
Изабеллой купеческой гильдии Consulado в Бургосе и предостав-
ление ей монополии на экспорт сырой шерсти. Бургос, хотя и был
процветающим рыночным городом, находился более чем в ста
милях от ближайшего порта. Шерсть со всей Испании, предназна-
чавшаяся на экспорт, сначала привозилась в Бургос, а затем на
мулах доставлялась в Бильбао для отправки в Северную Европу.
Таким образом, купцы Бургоса приобрели коллективную монопо-
лию на самый ценный экспортный товар Испании за счет как
местных производителей, так и северных потребителей. Consulado
Бургоса послужило моделью для Casa de Contratacion, учрежден-
ной в Севилье менее чем через десять лет для контроля над тор-
говлей с Америкой. На протяжении всего периода своего правле-
ния Фердинанд и Изабелла способствовали расширению власти
гильдий (т.е. фактически монополий) в целях повышения налого-
вых поступлений. Их наследники, не менее стесненные в средст-
вах, ничего не сделали, чтобы сократить этот контроль.
Отсутствие какой-либо систематической долгосрочной эконо-
мической политики ярко иллюстрируется историей двух наиболее
важных отраслей испанской экономики — выращивания хлебных
злаков и производства тканей. Выращивание зерна, хотя и тормо-
зившееся привилегиями, предоставленными Месте, процветало в
течение первой трети XVI в. благодаря росту численности населе-
ния и некоторому повышению цен после первой волны притока
американского серебра. Когда рост цен ускорился, правительство
в 1539 г. в ответ на жалобы потребителей установило «потолок»
цен на хлеб. Поскольку издержки земледельческого производства
продолжали расти вследствие инфляции, это привело к переори-
ентации пахотных земель на другие цели использования и лишь
усилило дефицит зерна. Чтобы бороться с ним, правительство
разрешило беспошлинный ввоз иностранного зерна (при том, что
раньше зерновой импорт был запрещен или облагался высокими
пошлинами). Но это еще больше подорвало стимулы к производ-
ству зерна. Обработка многих земель была прекращена, и Испа-
ния стала регулярным импортером зерна.
Ситуация в текстильной отрасли была во многом схожей. В
начале XVI в. Испания вывозила как готовые ткани, так и сырую
шерсть. Расширение внутреннего спроса и особенно спрос со сто-
171
роны американских колонии повысили как издержки, так и цены.
Предложение не успевало за растущим спросом. В 1548 г. был
разрешен беспошлинный импорт иностранных тканей, а в 1552 г.
был запрещен экспорт испанских тканей (за исключением экспор-
та в колонии). Непосредственным результатом этих мер была
жестокая депрессия в текстильной промышленности. Запрет на
экспорт был отменен в 1555 г., но к этому времени потеря ино-
странных рынков и инфляционный рост издержек лишили Испа-
нию конкурентных преимуществ. Испания оставалась нетто-им-
портером тканей вплоть до XIX в.
Можно предположить, что, если бы Карл V проводил по-на-
стоящему просвещенную экономическую политику, он мог бы
обеспечить длительное процветание своей обширной империи, со-
здав в ней зону свободной торговли или нечто вроде таможенного
союза. Однако нет свидетельств того, что такие мысли когда-либо
приходили ему на ум. Прежде всего, каждый регион или королев-
ство в рамках империи придерживались своих собственных тради-
ций и привилегий и, вероятно, стали бы сопротивляться таким
новшествам. Более важно то, что монарх был слишком зависим от
таможенных поступлений, чтобы отменить внутренние тарифы и
пошлины в торговле между различными частями империи. Даже
после заключения союза кастильской и арагонской корон гражда-
не каждого королевства рассматривались другим как иностранцы.
Каждое из этих королевств имело собственные таможенные барье-
ры и даже свою собственную денежную систему. Другие владения
Габсбургов находились не в лучшем положении. Купцы и пред-
приниматели из Нидерландов были обязаны существенным про-
никновением на испанские рынки скорее более высокой конкурен-
тоспособности, чем каким-либо особым привилегиям.
Даже своей религиозной политикой испанские монархи умуд-
рялись подрывать благосостояние подданных и ослаблять эконо-
мический базис собственной власти. В начале своего правления
Фердинанд и Изабелла получили разрешение от папы учредить
Священную канцелярию (отделение знаменитой инквизиции), над
которой они осуществляли прямой королевский контроль. Перво-
начально целью испанской инквизиции была борьба с converses —
евреями, которые фактически или лишь номинально обратились в
католицизм, хотя официально к лицам, исповедующим иудаизм,
отношение тогда было достаточно толерантным. Многие иудеи и
обращенные евреи принадлежали к числу самых богатых и обра-
зованных подданных короны; среди них было много купцов, фи-
нансистов, врачей, квалифицированных ремесленников и других
преуспевающих людей. Некоторые богатые обращенные евреи по-
роднились с дворянскими фамилиями; даже среди предков короля
Фердинанда были евреи. Атмосфера страха, созданная действия-
ми инквизиции, побудила многих иудеев и обращенных евреев по-
кинуть страну, что лишало ее не только всего их богатства, но и
их талантов. В 1492 г., вскоре после успешного завоевания Грана-
172
лы католические короли объявили, что евреи должны либо обра-
титься в католицизм, либо покинуть страну. Оценки количества
уехавших колеблются от 120 тыс. до 150 тыс. человек, но разру-
шительное действие на экономику, если оценивать его в пропор-
циональном отношении, было даже еще большим, чем доля эми-
грантов в совокупном населении.
Монархи проводили схожую политику и в отношении другого
религиозного меньшинства, мусульман-мавров. После завоевания
королевства Гранада католические короли объявили политику ре-
лигиозной терпимости по отношению к мусульманам (в противо-
положность почти одновременному гонению на евреев), но не про-
шло и 10 лет, как мавры также стали подвергаться преследовани-
ям. В 1502 г. было объявлено, что мусульмане должны или перей-
ти в христианство, или покинуть страну. Так как большинство му-
сульман были бедными сельскохозяйственными работниками, они
не имели средств для эмиграции и номинально стали христианами
(э-’-а категория населения получила название морисков). Более ста
лет они оставались в стране, правительство которой едва их тер-
пело, и многие оставались верными своей первой религии. Они
играли значительную роль в сельском хозяйстве, особенно в пло-
дородных районах Валенсии и Андалузии. В 1609 г. испанское
правительство, стремясь отвлечь внимание от военных поражений,
издало распоряжение об изгнании морисков. Депортированы были
не все, однако большинство из них уехало; тем самым правительство
лишилось еще одного крайне необходимого экономического ресур-
са.
Испанская политика в отношении американских колоний была
такой же близорукой и Контрпродуктивной, как и внутренняя по-
литика. Как только стали осознаваться сущность и масштабы от-
крытий в Новом Свете, правительство стало проводить политику
монополии и строгого контроля. В 1501 г. иностранцам (включая
каталонцев и арагонцев) было запрещено селиться или торговать
в колониях. В 1503 г. в Севилье была создана Casa de Contra-
tacion, получившая монополию на колониальную торговлю. Как
уже говорилось, все торговые суда должны были плыть с воору-
женным конвоем. Этот конвой был очень дорогим и неэффектив-
ным, хотя и выполнял свою главную задачу — охрану перевозок
драгоценных металлов. Первый захват флота, перевозившего дра-
гоценные металлы, случился лишь в 1628 г. Это сделали голланд-
цы; англичанам удалось сделать то же самое в 1656 и 1657 гг., и
каждый раз это провоцировало в Испании сокрушительный фи-
нансовый кризис.
Политика монополий и ограничений оказалась настолько не-
эффективной, что правительству скоро пришлось отступить. В
1524 г. оно разрешило иностранным купцам торговать с Амери-
кой, но не селиться там. Это привело к такому обогащению ита-
льянских и немецких купцов, что в 1538 г. правительство отказа-
лось от этой политики и восстановило монополию кастильцев. Од-
нако многие из кастильских фирм, которые участвовали в торгов-
173
ле через Casa de Contratacidn, являлись на самом деле только
ширмой для иностранных, особенно генуэзских, финансистов. С
1529 г. по 1573 г. кораблям из десяти других городов Кастилии
также разрешили торговать с Америкой, однако они должны были
регистрировать свой груз в Севилье и выгружать обратный груз
там же. Из-за высоких издержек это разрешение имело незначи-
тельные последствия. Напротив, политика монополий и ограниче-
ний приводила к попыткам обойти правительственные установле-
ния и к контрабанде, как со стороны испанских судовладельцев,
так и со стороны судовладельцев из других стран. В 1680 г. в ре-
зультате заиления реки Гвадалквивир, сделавшего невозможным
подход морских судов к Севилье, монополия на американскую
торговлю перешла к Кадису. Однако к этому времени объемы по-
ставок драгоценных металлов были уже очень ограниченными:
славные дни отошли в прошлое.
Политика внутри империи была не более просвещенной. Тор-
говля между колониями не поощрялась, хотя и имела место, осо-
бенно между Мексикой и Перу. Культивирование винограда и
оливок было официально запрещено с целью поддержки произво-
дителей и экспортеров в самой Испании. Хотя развитие некото-
рых отраслей промышленности было разрешено — например,
производство шелка в Новой Испании (Мексика), — главное на-
правление политики заключалось в сохранении колониальных
рынков для промышленных товаров метрополии. Однако в связи
с тем, что сама испанская промышленность находилась в состоя-
нии более или менее непрерывного упадка, реальным результатом
этих мер стало стимулирование спроса на продукцию европейских
конкурентов Испании.
Абсурдность испанской колониальной экономической политики
подчеркивается ее отношением к единственному тихоокеанскому
владению Испании, Филиппинским островам. Хотя они и находи-
лись в пределах португальской части мира после его раздела
Папой римским, Филиппины стали испанским владением благода-
ря плаванию Магеллана. Филиппинцы и другие жители Азии осу-
ществляли торговлю между собой и с соседними азиатскими стра-
нами, включая Китай. Однако единственный разрешенный испан-
скими властями канал торговли с Европой был не прямой, а про-
ходил через Мексику и саму Испанию. Каждый год только один
(если не считать кораблей-контрабандистов) корабль, знаменитый
Манильский галеон, выходил из Акапулько, нагруженный пре-
имущественно серебром из Перу и Мексики, предназначавшимся
для Китая и других азиатских стран. Плавание занимало два
года. Корабль зимовал в Маниле, где он загружался специями,
китайским шелком, фарфором и другими предметами роскоши с
Востока. Товары, не распроданные на мексиканских и перуанских
рынках, отвозились по суше в Веракрус, где они погружались на
корабли для отправки в Испанию. Неудивительно, что только
очень немногие товары могли быть объектами подобной торговли
ввиду ее высоких издержек.
174
Португалия
Одни из самых выдающихся достижений эры европейской экс-
пансии выпали на долю Португалии, маленькой, относительно
бедной страны, которая стала метрополией морской империи, ох-
ватывавшей огромные территории в Азии, Африке и Америке. В
начале XVI в. население Португалии едва превышало 1 млн чело-
век. За пределами нескольких небольших городов экономика
была преимущественно натуральной. Вдоль морского побережья
наиболее важными несельскохозяйственными занятиями были ры-
боловство и солеварение. Существовала небольшая, но динамич-
ная внешняя торговля. Почти весь экспорт приходился на продук-
ты первичного сектора: соль, рыба, вино, оливковое масло, фрук-
ты, пробку и кожи. Импорт состоял из пшеницы (несмотря на
свое небольшое по численности население и сельскохозяйствен-
ную ориентацию, страна не обеспечивала себя зерном) и таких
промышленных товаров, как ткань и металлические изделия.
Как смогла эта маленькая, отсталая страна так быстро устано-
вить господство над огромной империей? На этот вопрос невоз-
можно дать простой и краткий ответ. Тому способствовали многие
факторы, не все из которых могут быть квантифицированы.
Одним из таких факторов была крупная удача: в то время, когда
Португалия совершила прорыв в Индийский океан, страны этого
региона были необычайно слабы и разобщены по причинам, не за-
висящим от развития событий в Европе. Другим, менее случай-
ным, но тем не менее счастливым, фактором были накопленные
знания и опыт португальцев в строительстве кораблей, технике
навигации и в смежных науках, — наследие трудов принца Ген-
риха Мореплавателя. Был и еще один фактор, менее очевидный,
но не менее важный: рвение, мужество и жадность людей, кото-
рые рискнули пересечь моря во славу Бога и короля и в поисках
богатства.
В период ранних открытий и успехов в Азии португальцы об-
ращали мало внимания на свои африканские и американские вла-
дения. Торговля специями и сопутствующими товарами обещала
быстрые и обильные доходы королю и купцам, в то время как ос-
воение жарких и диких тропиков Бразилии и Африки стало бы
дорогой, долгой и рискованной авантюрой. На протяжении XVI в.
в среднем 2400 человек, большинство из которых были молоды-
ми, сильными мужчинами, ежегодно направлялись на поиск удачи
за морем, преимущественно на Востоке. Однако в 1530-х гг. пор-
тугальская корона была встревожена деятельностью французских
флибустьеров вдоль побережья Бразилии и попыталась основать
поселения на материке. Король предоставил земельные пожалова-
ния частным лицам, несколько схожие с пожалованиями англий-
ской короны лорду Балтимору и Уильяму Пенну в XVII в., наде-
ясь таким путем закрепить поселенцев без особых для себя затрат.
Однако первые колонии не добились процветания. Местное ин-
175
дейское население, находящееся на низкой стадии развития и
часто враждебное, не обеспечивало ни рынков сбыта для порту-
гальской промышленности, ни рабочей силы для бразильской эко-
номики. Лишь после того, как в 1570-х гг. в Бразилии началось
внедрение сахарного тростника с островов Мадейра и Сан-Томе,
для выращивания которого стал использоваться труд рабов-афри-
канцев, Бразилия стала интегральной частью мировой экономики.
Вскоре, однако, Португалия попала под власть Испании
(1580 г.), и хотя Филипп II обещал сохранять и защищать Пор-
тугальскую империю, она страдала от нападений голландцев и
других европейцев как на Востоке, так и на Западе. Португаль-
ские планы развития и эксплуатации африканской империи посто-
янно откладывались вплоть до XX в.
Королевская монополия на торговлю специями вызвала появ-
ление издевательских кличек типа «король-бакалейщик» или «Его
Перечное Величество», но реальность, стоящая за этими термина-
ми, была совершенно иной, чем можно предположить. Прежде
всего, Португалия так и не смогла установить эффективный кон-
троль за источниками поставок специй. Действительно, в первые
годы ее ураганного вторжения на Индийский океан она прервала
традиционные сухопутные поставки специй в Восточное Среди-
земноморье, тем самым временно оттеснив венецианцев от высоко-
доходной посреднической торговли ими. Однако традиционные
пути торговли специями были впоследствии реанимированы и к
концу XVI в. товаропоток по ним был даже еще большим, чем
прежде, — фактически он даже превосходил поставки, осущест-
вляемые португальским флотом. У такого развития событий были
две главные причины. Во-первых, силы португальцев были слиш-
ком ограниченными. Даже на пике их морского могущества в
1530-х гг. они имели лишь около 300 морских судов, причем часть
из них использовалась для плаваний в Бразилию и Африку. С
таким флотом было невозможно контролировать большую часть
двух океанов. Во-вторых, для обеспечения своей монополии коро-
на должна была полагаться или на королевских чиновников, или
на подрядчиков, которые брали в аренду, или в «кормление»
(farming) часть монопольных прав. В обоих случаях дело страда-
ло от неэффективности и мошенничества. Королевские чиновни-
ки, хотя и наделенные большими полномочиями, получали низкое
жалование и часто дополняли его взятками от контрабандистов
или доходами от самостоятельного занятия нелегальной торгов-
лей. Разумеется, королевские подрядчики также имели мощные
стимулы к нарушению условий подписанных ими контрактов,
когда это было возможно.
Торговля специями была самой известной, но не единственной
отраслью торговли, которую португальские короли пытались мо-
нополизировать в фискальных целях. Еще до открытия пути во-
круг мыса Доброй Надежды португальская корона монополизиро-
вала торговлю с Африкой, наиболее ценными предметами экспор-
176
а которой были золото, рабы и слоновая кость. С открытием
Америки спрос на рабов вырос в огромной степени, и португаль-
ские короли были первыми, кто получил от этого выгоду. Насто-
ящими работорговцами были частные лица, которые действовали
по королевской лицензии, отдавая за нее часть прибыли. В
XVIII в. открытие месторождений золота и алмазов в Бразилии
подарило короне новое Эльдорадо. Как и прежде, она пыталась
монополизировать торговлю и запретила вывоз золота из Порту-
галии, но безуспешно. Контрабандные поставки обычно осущест-
влялись на английских военных кораблях, имевших особый ста-
тус в португальских водах по условиям заключенных договоров.
Монополистические притязания короны не ограничивались эк-
зотическими продуктами Индии и Африки, но распространялись и
на товары, производившиеся внутри страны, такие как соль и
мыло, а также на бразильский табак, торговля которым была
одной из наиболее прибыльных. То, что корона не могла монопо-
лизировать, она пыталась обложить налогами. Наиболее харак-
терным в этом отношении был случай с основным предметом экс-
порта Бразилии — сахаром. Однако буквально все товары, вовле-
ченные и во внешнюю, и во внутреннюю торговлю, облагались тя-
желыми налогами. В начале XVIII в. почти 40% стоимости това-
ров, легально отправляемых из Лиссабона в Бразилию, приходи-
лось на таможенные сборы и другие налоги.
Причиной учреждения монополий и высокого налогообложе-
ния было, разумеется, стремление к максимизации фискальных
доходов. Но, принимая во внимание продажность королевских
агентов и неэффективность их деятельности, фискальных плате-
жей было нетрудно избежать, что и практиковалось повсеместно.
Более того, чем выше были налоги, тем больше было желание от
них уклониться. Таким образом, для короны возникал порочный
круг. В результате португальские короли, как и испанские, были
вынуждены делать займы. По большей части они занимали сред-
ства на короткий срок под высокие проценты, под залог будущих
поставок перца и других ходовых товаров. Кредиторами были в
большинстве своем иностранцы — итальянцы и фламандцы —
или собственные подданные короля, «новые христиане».
«Новыми христианами» эвфемистически именовались порту-
гальские подданные еврейского происхождения. Некоторые из
них на самом деле перешли в христианство, но многие тайно ис-
поведовали свою старую религию и придерживались националь-
ных обычаев, или по крайней мере их часто подозревали в этом.
Король Мануэль в 1497 г. отдал распоряжение о насильственном
обращении евреев в христианство, подражая примеру испанских
королей, но в течение нескольких десятилетий репрессии для
обеспечения выполнения этого распоряжения не применялись. В
действительности «новые» и «старые» христиане, евреи и корен-
ные португальцы, продолжали жить вместе в гармонии и даже
вступали между собой в браки, причем в таких масштабах, что к
177
концу XVI в., по некоторым оценкам, около трети португальского
населения в той или иной мере имело примесь еврейской крови.
Однако впоследствии Португалия обзавелась своей собственной
инквизицией, рвение которой в деле сохранения и распростране-
ния истинной веры не уступало рвению испанской инквизиции.
Граждан поощряли доносить друг на друга, имена доносчиков
держались в тайне, а вся тяжесть доказательства своей невинов-
ности ложилась на обвиняемых. Даже такой невинный поступок,
как ношение нарядной одежды в субботу, мог рассматриваться в
качестве «доказательства» принадлежности к запрещенной вере.
В результате таких действий инквизиции атмосфера взаимной по-
дозрительности и недоверия в течение столетий отравляла жизнь
португальцев, а сама Португалия потеряла значительные матери-
альные активы и многих умелых рабочих и специалистов, кото-
рые переехали в страны, отличавшиеся большей религиозной тер-
пимостью, особенно в голландские Нидерланды.
Центральная, Восточная и Северная Европа
Вся Центральная Европа, от северной Италии до Балтики,
была номинально объединена под эгидой Священной Римской им-
перии. Фактически же ее территория была разделена на сотни не-
зависимых или квазинезависимых государств, светских и церков-
ных, варьирующихся по размеру от простого владения имперского
рыцаря до коронных земель Габсбургов, включавших в себя Ав-
стрию, Богемию и Венгрию. После Реформации, в период кото-
рой многие светские и даже духовные феодалы приняли новую
религию, чтобы получить в свои руки контроль над собственнос-
тью церкви, власть императора резко сократилась. Даже на своих
собственных территориях Габсбурги, которые были наследствен-
ными императорами Священной Римской империи, сталкивались с
трудностями в укреплении власти над региональной аристокра-
тией и городами. Борьба между местным партикуляризмом и
централизаторскими усилиями наиболее сильных монархов и кня-
зей составляет главное содержание ранней Новой истории Евро-
пы, особенно Центральной и Восточной Европы. В этой борьбе
экономический фактор иногда играл решающую роль.
В Германии сторонники экономического национализма сфор-
мулировали несколько принципов, которые в совокупности почти
заслуживают название системы, или по крайней мере квазисисте-
мы. Авторов, писавших в этой традиции, обычно называют каме-
ралистами, от латинского слова camera, которое в немецком языке
того времени означало сундук с сокровищами или государствен-
ную казну. Большинство из этих авторов были действующими или
бывшими государственными служащими — т.е. чиновниками кня-
зей, боровшихся за политическую и экономическую автономию
178
своих владений. Некоторое представление о направлении полити-
ки которое они защищали, можно получить из названия одной из
наиболее важных книг соответствующего направления: «Oester-
reich iiber Alles wann es nur will» («Австрия превыше всего, если
она только захочет») Филиппа ван Хорнигка (1684 г.). Стремясь
к усилению территориальных государств, камералисты защищали
меры, направленные на сокращение зависимости от других госу-
дарств, — меры, которые, помимо наполнения государственной
казны, делали бы страну более самодостаточной в случае войны:
ограничение внешней торговли, поддержка промышленности, ос-
воение пустошей, обеспечение занятостью «праздного люда» (что
в некоторых случаях предполагало принуждение к труду) и т.д.
В XVIII в. в некоторых немецких университетах были созданы
специальные кафедры по предмету Staatswissenschaft («наука о
государстве») для подготовки государственных служащих. В
большинстве своем немецкие государства были слишком малы и
лишены необходимых ресурсов, чтобы добиться экономической
самодостаточности. Однако существовало несколько примеров по-
литики, проведение которой усилило власть и силу территориаль-
ных правителей, хотя при этом оказалось принесенным в жертву
благосостояние их подданных.
Наиболее показательным примером успешной политики цент-
рализации является история подъема Пруссии при Гогенцоллер-
нах. Именно этот успех заставил некоторых историков и эконо-
мистов отказаться от господствующего осуждения политики эконо-
мического национализма. Гогенцоллерны стали правителями кур-
фюршества Бранденбург (со столицей в Берлине) в XV в. Они
постепенно расширяли свои владения путем наследования; особен-
но большой удачей было приобретение восточной Пруссии в
1618 г. Тридцатилетняя война принесла огромные опустошения,
но начиная с вступления на престол в 1640 г. «Великого кур-
фюрста» Фридриха Вильгельма, целая череда способных правите-
лей сделала Бранденбург-Пруссию одной из самых больших и
сильных стран Европы, и в конечном итоге предшественницей со-
временной Германии. Средства, которыми они пользовались,
включали в себя некоторые стандартные инструменты так назы-
ваемой политики меркантилизма, например протекционистские та-
рифы, предоставление монопольных прав, субсидирование про-
мышленности и побуждение иностранных предпринимателей и
квалифицированных рабочих (особенно французских гугенотов
после отмены Нантского эдикта в 1685 г.) к поселению на слабо
заселенных территориях. Однако наиболее важным для успеха
было рачительное управление внутренними ресурсами страны.
Путем централизации управления, обеспечения жесткой подотчет-
ности корпуса профессиональных государственных служащих,
ими созданного, пунктуального сбора налогов и бережливости в
расходовании государственных средств Гогенцоллерны создали
эффективный государственный механизм, не имевший аналогов в
179
Европе того времени. Их любимым детищем была армия, на со-
держание которой порой уходило более половины государственно-
го бюджета. Позже один прусский генерал заметил, что Пруссия
была «не страной, имеющей армию, а армией, которой страна
служит местом расквартирования и источником продовольственно-
го снабжения». Однако бережливые и осторожные Гогенцоллерны
редко пускали свою армию в бой, да и то только для выполнения
ограниченных задач. Например, в 1740 г. Фридрих II Великий
осуществил внезапное и неспровоцированное вторжение в габс-
бургскую Силезию, тем самым раздув пожар войны за австрий-
ское наследство. Однако, как только австрийцы уступили ему эту
богатую минеральными ресурсами провинцию, он вышел из
войны, бросив всех своих союзников.
Прусские короли использовали армию для достижения своих
целей не только военным или политическим, но и экономическим
путем. Благодаря своей грозной репутации они получали субси-
дии от союзников, тем самым избегая необходимости делать
займы, которые были бичом большинства других абсолютных мо-
нархов. Они также эффективно использовали потенциал своих
коронных владений, которые включали в себя помимо сельскохо-
зяйственных угодий угольные шахты, металлургические заводы и
другие промышленные заведения. Благодаря хорошему управле-
нию и тщательной системе контроля коронные владения Гогенцол-
лернов приносили до 50% всех государственных доходов. Однако,
каким бы эффективным и сильным ни было государство, уровень
развития экономики страны был весьма посредственным по стан-
дартам тех дней. Подавляющее большинство экономически актив-
ного населения было по-прежнему занято в низкопроизводитель-
ном сельском хозяйстве, и Пруссия далеко не являлась той вели-
кой индустриальной державой, которой стала Германия к концу
XIX в.
Прямой противоположностью возвышению Пруссии было ис-
чезновение Польского королевства. До 1772 г. Польша была тре-
тьим по территории и четвертым по населению европейским госу-
дарством. Но в этом году ее более сильные соседи, Россия, Прус-
сия и Австрия, начали процесс раздела Польши, который к
1795 г. стер ее с политической карты Европы. Как и в случае с
подъемом Пруссии, упадок и расчленение Польши были следстви-
ем не чисто экономических, а скорее военных и политических
факторов, таких, как слабость выборной королевской власти и
принцип liberum veto, в соответствии с которым даже один член
сейма мог аннулировать результаты работы его сессии. Но бед-
ность и отсталость страны также внесли свою лепту. Около трех
четвертей населения были крепостными крестьянами, прикреплен-
ными к земле и не имевшими других прав, кроме тех, которые им
давал их господин. Польское дворянство было многочисленным,
составляя около 8% совокупного населения. Однако огромное
большинство дворян было бедным и фактически безземельным.
180
Большая часть земли, главного источника богатства в стране, кон-
тролировалась примерно двумя дюжинами семей. В XVI —
XVII вв. Польша экспортировала большое количество зерна на
Запад, преимущественно через Данциг на амстердамский рынок.
Однако ввиду расширения сельскохозяйственного производства на
Западе в XVIII в. спрос на польское зерно упал, и страна факти-
чески вернулась к натуральному сельскому хозяйству.
Рис. 6.2 Курляндия и ее соседи.
Хотя отсутствие эффективной центральной власти делало не-
возможным проведение в Польше последовательной экономичес-
кой политики, некоторые территории, входившие в состав Поль-
ши, такую власть имели Примером является герцогство Курлянд-
ское (рис. 6.2). При энергичном герцоге Якобе (1638—1682 гг.) в
середине XVII в. Курляндия, которая занимала часть территории
современной Латвии, стала подлинным эталоном меркантилист-
ского государства. Герцог стремился развивать промышленность
посредством протекционистских тарифов и субсидий, строить тор-
говый и военный флот и даже купил остров Тобаго в Вест-Индии
181
и маленькую колонию в устье реки Гамбия в Западной Африке. К
сожалению, это развитие было прервано шведско-польской войной
1655—1660 гг., в ходе которой Якоб был захвачен в плен, а его
столица разграблена. Подобно Сизифу, он вернулся к своей зада-
че после войны, но Курляндия не смогла развить динамичную
экономику и исчезла с карты Европы вместе с Польшей в 1795 г.
Пример Курляндии показывает ограниченную эффективность об-
думанной государственной политики в начале современной эры.
Ограниченность возможностей государства влиять на экономи-
ку даже в еще большей степени иллюстрируется историей России,
самого большого и одного из самых мощных государств в Европе.
В XVI —XVII вв. экономическое и политическое развитие России
протекало преимущественно в изоляции от Запада. Практически
не имея выхода к морю, она вела очень ограниченную внешнюю
торговлю, хотя после 1553 г. некоторые торговые операции осу-
ществлялись через северный порт Архангельск, открытый для на-
вигации только 3 месяца в году. Подавляющее большинство насе-
ления было занято в натуральном сельском хозяйстве, в связи с
чем широкое распространение получил институт крепостничества,
который в течение веков приобретал все более жестокие формы.
Тем временем, несмотря на многочисленные восстания, граждан-
ские войны и дворцовые заговоры, власть царя укрепилась. В
1696 г., когда Петр I Великий стал единоличным правителем, его
власть внутри российского государства была безраздельной.
Петр начал сознательную модернизацию — т.е. вестерниза-
цию — своей страны, включая ее экономику. Помимо осуществле-
ния таких незначительных мер, как вменение в обязанность при-
дворным носить европейскую одежду и брить бороды, он много
путешествовал по Европе, наблюдая производственные процессы,
осматривая военные укрепления и изучая методы ведения воен-
ных действий. Он предоставил субсидии и привилегии западным
ремесленникам и предпринимателям, чтобы привлечь их для посе-
ления в России и занятий своими ремеслами и торговлей. Он по-
строил Санкт-Петербург, «окно в Европу», на земле, завоеванной
у Швеции в глубине Финского залива Балтийского моря. Это
дало ему более удобный порт, чем Архангельск; именно в Санкт-
Петербурге он построил свой флот. В основе всей политики Петра
и его реформ было желание расширить свое влияние и террито-
рию и сделать Россию великой военной державой. (На протяже-
нии всего долгого правления Петра, за исключением нескольких
лет, страна вела войны, обычно наступательные.) Для этого он
ввел новую и, как он рассчитывал, более эффективную систему
налогообложения и реформировал центральное управление, чья
функция, по его словам, заключалась в том, чтобы собирать как
можно больше денег, ибо «деньги суть артерия войны». Когда
внутренняя промышленность не отвечала потребностям в военных
припасах, он основывал государственные арсеналы, верфи, литей-
ные заводы, рудники и текстильные мануфактуры, частично
182
укомплектованные западными специалистами, которые должны
были обучать местных рабочих. Но в связи с тем, что местная ра-
бочая сила состояла преимущественно из неграмотных крепост-
ных, которые вне зависимости от своего желания были прикреп-
лены к своим занятиям, эти усилия не имели большого успеха.
Только в медной промышленности и черной металлургии Урала,
где руда. лес и энергия воды находились в избытке и были деше-
вы, в тепличной атмосфере протекционистских мер стало возмож-
ным возникновение жизнеспособных предприятий. После смерти
Петра большинство предприятий, которые он создал, исчезли, его
флот пришел в упадок, и даже его налоговая система, предельно
регрессивная (в том смысле, что ее основное налоговое бремя ло-
жилось на крестьянство), давала доходы, недостаточные для под-
держания армии и многочисленной бюрократии. Одна из его на-
следниц, Екатерина II (также получившая имя «Великой») осу-
ществила два нововведения в государственных финансах, которые
имели пагубное влияние на экономику. Этими нововведениями
были иностранные займы и огромная эмиссия бумажных денег.
Тем временем крестьянство, подлинная производительная сила
страны, надрывалось под бременем тяжелого труда с использова-
нием традиционных сельскохозяйственных технологий, получая
после выплат своим господам и государству средства, едва доста-
точные для физического выживания.
В XVI —XVII вв. Швеция играла роль великой политической
и военной державы, что было достаточно удивительно ввиду
малочисленности населения страны. Причиной такого успеха яв-
лялись отчасти минеральные ресурсы, особенно медь и железо,
существенно необходимые для создания военной мощи, а отчасти
эффективность правительства. Шведские монархи рано достигли
такой степени абсолютной власти внутри своего королевства, с ко-
торой не могли соперничать даже такие абсолютные монархии Ев-
ропы, как Франция и Испания. Более того, в целом они исполь-
зовали свою власть мудро, по крайней мере в экономической
сфере, чего нельзя сказать об их военных авантюрах, которые в
конечном итоге привели к поражению и к откату на прежние по-
зиции. Они отменили внутренние пошлины, которые были поме-
хой для развития в других странах, стандартизировали систему
мер и весов, ввели единообразную систему налогообложения и
предприняли другие меры, благоприятствовавшие росту торговли
и промышленности. Не все меры были в равной степени благопри-
ятны — например, распоряжение, согласно которому внешняя
торговля могла осуществляться только через Стокгольм и некото-
рые другие портовые города, — но в целом они обеспечили сво-
боду действий и местным, и иностранным предпринимателям (осо-
бенно голландским и валлонским, которые принесли с собой спе-
циальные навыки и знания, а также свои капиталы) в разработке
шведских природных ресурсов. В XVIII в., после упадка полити-
183
ческого влияния, Швеция стала ведущим поставщиком железа на
'европейские рынки.
Италия была исключена из нашего обзора политики экономи-
ческого национализма, поскольку на протяжении большей части
раннего Нового времени она была жертвой соперничества великих
держав. Постоянно подвергаясь вторжениям и оккупации со сто-
роны Франции, Испании и Австрии, ее города-государства и не-
большие княжества имели мало возможностей для проведения не-
зависимой политики. Однако существовало одно исключение —
Венецианская республика, которая смогла сохранить и политичес-
кую независимость, и определенные элементы экономического
процветания до тех пор, пока не была упразднена французами в
1797 г. В конце XV в. Венеция находилась на вершине своего
торгового могущества, имея обширные владения в Эгейском и Ад-
риатическом морях, а также в материковой Италии. Продвижение
турок-османов, открытие морского пути в Индийский океан и по-
степенное смещение центра тяжести европейской экономики из
Средиземного моря в Северное — вместе взятые, эти факторы на-
несли удар по позициям Венеции. Венецианцы отреагировали на
изменившиеся обстоятельства релокацией своего капитала и ре-
сурсов. В XVI в. они развивали имевшую важное значение шерс-
тяную промышленность в дополнение к своему знаменитому про-
изводству предметов роскоши, таких как изделия из стекла, бума-
га и книги. Когда венецианская шерстяная промышленность в
XVII в. столкнулась с жесткой конкуренцией голландцев, фран-
цузов и англичан, многие венецианские семьи стали вкладывать
деньги в сельское хозяйство в материковой части венецианских
владений. Правительство — олигархия, состоявшая из представи-
телей наиболее влиятельных семей, — попыталось воспрепятство-
вать коммерческому и промышленному упадку, но без особого ус-
пеха. Стоимостной объем венецианской торговли и промышленной
продукции устойчиво падал. К концу XVII в. производство шерс-
тяной ткани составляло менее 12% от того, каким оно было в на-
чале века. Экономика Венеции стагнировала, в то время как ос-
тальная Европа переживала экономический рост.
Кольбертизм во Франции
Классическим примером экономического национализма была
Франция Людовика XIV. Людовику принадлежала верховная
власть, но реальная ответственность за разработку экономической
политики и ее осуществление лежала на его первом министре,
Жане Батисте Кольбере, занимавшем эту должность более 20 лет
(1661 — 1683 гг.). Влияние Кольбера было таково, что во фран-
цузском языке появился термин кольбертизм, более или менее
синонимичный термину «меркантилизм», употребляемому в дру-
184
гих языках. Кольбер пытался систематизировать и рационализи-
ровать аппарат государственного контроля над экономикой, кото-
рый он унаследовал от своих предшественников, но ему так и не
удалось добиться полного успеха в достижении этой цели (что,
возможно, не очень его расстроило). Главной причиной этой не-
удачи была невозможность получить государственные доходы, до-
статочные для финансирования войн Людовика XIV и колоссаль-
ных расходов его двора. Это, в свою очередь, отчасти было обу-
словлено несовершенством системы налогообложения (если ее во-
обще можно было назвать системой), которую Кольбер так и не
смог реформировать.
Средневековая теория королевской власти предполагала, что
король должен черпать ресурсы из доходов королевского домена,
хотя его подданные, действующие через представительные ассам-
блеи, могли предоставить ему права на экстраординарные доходы
от налогов, вводимых в чрезвычайных ситуациях, например, в
случае войны. Фактически к концу Столетней войны ряд таких
«экстраординарных» налогов стал постоянной частью королев-
ских доходов. Более того, к концу XV в. король получил полно-
мочия повышать старые налоги и вводить новые путем издания
декретов без согласования с представительными ассамблеями. К
концу XVI в. в результате повышения налогов, инфляции и ре-
ального роста экономики королевские налоговые доходы увеличи-
лись в 7 раз за столетие и в 10 раз с окончания Столетней войны
в 1453 г. Но даже этот фискальный бум не был достаточным для
покрытия расходов, связанных с Итальянскими войнами — длин-
ной чередой войн между Валуа и Габсбургами, которые продол-
жались в первой и второй трети XVI в., — а также с граждански-
ми и религиозными войнами, которые последовали за ними. В ре-
зультате короли должны были прибегать к другим методам попол-
нения казны, таким как займы и продажа должностей.
Французские короли делали займы и в период Средневековья,
особенно в годы Столетней войны, но только со времени правле-
ния Франциска I (1515— 1547 гг.) королевский долг стал постоян-
ной чертой фискальной системы. С этого времени долг устойчиво
рос, за исключением тех периодов, когда корона произвольно
приостанавливала выплату процентов и списывала часть общего
долга. В результате таких частичных банкротств монархам стано-
вилось все труднее делать займы; но без займов они обойтись не
могли и вынуждены были соглашаться на все более высокие про-
центные ставки. Кроме привлечения займов, корона увеличивала
свой доход путем продажи официальных должностей (юридичес-
ких, фискальных, административных). Продажа должностей
была известна и в других странах, но во Франции она стала
обычной практикой. Некоторые авторы утверждают, что это при-
носило французской короне до одной трети ее доходов. Возмож-
но, это преувеличение, но можно с уверенностью сказать, что на
протяжении многих лет продажа должностей давала до 10—15%
185
доходов. Эта практика позволяла решать текущие финансовые
проблемы, но в долгосрочном периоде ее эффект был, безусловно,
отрицательным. Она создала огромное количество новых долж-
ностей, которые не были связаны с выполнением каких-либо
функций, или же эти функции противоречили интересам основной
массы населения, что возлагало дополнительную нагрузку на го-
сударственный бюджет и, следовательно, на налогоплательщиков
(в некоторых случаях двое или более человек назначались на
одну и ту же должность). Эта практика привела к тому, что на
официальные должности назначались люди некомпетентные или
даже прямо заинтересованные в манкировании своими обязаннос-
тями, что способствовало росту неэффективности и коррупции.
Она позволила богатым людям незнатного происхождения полу-
чить «дворянство мантии»; при этом часть их активов изымалась
из производительной сферы на нужды государства, а будущие до-
ходы освобождались от налогообложения.
Несмотря на увеличение количества должностей и должност-
ных лиц, короне приходилось полагаться в деле сбора большей
части налогов на действия частных лиц, т.е. на институт откупщи-
ков. Эти люди, обычно богатые финансисты, заключали контракт
с государством, по которому они платили большую сумму едино-
временно в обмен на право сбора некоторых налогов, включая
aides (акцизы, налагавшиеся на широкий круг товаров) и нена-
вистную gabelle (первоначально акцизный сбор на соль, который
затем стал фиксированным налогом, безотносительно к количест-
ву купленной или потребленной соли), и особенно многочислен-
ных пошлин и сборов, которые взимались с транзитных товаров
как внутри страны, так и на ее границах. Кольбер хотел рефор-
мировать эту систему, в частности путем уничтожения внутренних
таможен, но потребность короны в доходах была слишком велика,
и он не смог реализовать этот план. Во второй половине XVIII в.
под влиянием идей Просвещения и учения физиократов, некото-
рые из последователей Кольбера, особенно экономист Жак Тюрго,
пытались на деле осуществить реформу налоговой системы и обес-
печить свободу внутренней торговли, но оппозиция, включавшая
чиновников, откупщиков и аристократию, воспрепятствовала этим
намерениям (в частности, Тюрго под ее давлением был вынужден
покинуть свой пост). В конце концов именно неспособность суще-
ствовавшей фискальной системы обеспечить достаточные государ-
ственные доходы привела к созыву Генеральных Штатов в
1789 г., т.е. к началу конца Старого режима.
Кроме этих попыток реформировать фискальную систему и
повысить доходы казны, Кольбер (равно как и его предшествен-
ники и преемники) пытался повысить эффективность и произво-
дительность французской экономики, используя для этого те же
способы, какими сержант пытается повлиять на своих солдат.
Они издали огромное количество распоряжений и декретов отно-
сительно технических характеристик производимой продукции и
186
поведения купцов. Они способствовали увеличению числа цехов,
декларируя цель улучшения контроля за качеством продукции,
даже когда истинной целью было повышение доходов. Они дава-
ли субсидии королевским мануфактурам, manufactures royales,
преследуя двоякую цель — снабжать монархов предметами роско-
ши и создать новые производства. Для обеспечения «благоприят-
ного» торгового баланса они создали систему торговых запретов и
высоких протекционистских пошлин.
После завершения Столетней войны французские короли нача-
ли предпринимать попытки централизации своей власти над стра-
ной, а вместе с ней — и контроля над экономикой. Людовик XI
(1461 — 1483 гг.) запретил французским купцам посещать ярмарки
Женевы и в то же время предоставил привилегии ярмарке в
Лионе, чем, по-видимому, способствовал росту ее роли. Он также
распространил королевский контроль на городские цехи, но это
было сделано в основном для увеличения доходов. Одним из ре-
зультатов Итальянских войн был рост спроса аристократии на
предметы роскоши, с которыми король и его окружение столкну-
лись в Италии. Франциск I и его наследники нанимали итальян-
ских ремесленников и учредили привилегированные королевские
мануфактуры для производства шелка, гобеленов, фарфора, изде-
лий из стекла и т.д. Это оказало большое влияние на культурное
и художественное развитие в течение последующих столетий, но,
за исключением появления шелковой промышленности, их непо-
средственный экономический эффект был незначительным. Рели-
гиозные гражданские войны 1562 — 1598 гг. принесли многочис-
ленные разрушения и сделали невозможным проведение последо-
вательной экономической политики.
Человеком, который даже в большей степени, чем Кольбер, за-
служивает имени основателя французской традиции этатизма в
экономической сфере, был герцог де Сюлли, первый министр Ген-
риха IV (1589 — 1610 гг.). Сюлли рассматривают в основном как
энергичного и влиятельного администратора, увеличившего дохо-
ды и снизившего расходы, но его противоречивое наследие лучше
всего выражается двумя мерами (которые обычно приписывают
самому королю), предпринятыми в 1598 г., вскоре после того, как
Генрих IV окончательно сосредоточил в своих руках королевскую
власть. С одной стороны, Нантским эдиктом Генрих объявил ог-
раниченную терпимость по отношению к протестантам (Сюлли
был одним из главных советников, которые уговаривали Генриха
обратиться в католицизм, чтобы укрепить свое положение на
троне, однако сам Сюлли оставался протестантом). С другой сто-
роны, он росчерком пера списал королевские долги и проценты
по ним, что являлось фактической декларацией частичного бан-
кротства. Хотя Сюлли и был сторонником абсолютизма, как фи-
нансист он выступал против субсидирования королевских ману-
фактур, однако Генрих IV создавал эти мануфактуры одну за
Другой. Из 48 мануфактур, существовавших в год его смерти
187
(1610 г.), 40 были учреждены после 1603 г. Наиболее характер-
ным из достижений Сюлли был его успех в повышении доходов
от королевских монополий на производство селитры, пороха,
военного снаряжения и особенно соли. Эти монополии существо-
вали на бумаге многие десятилетия, но за их поддержанием сле-
дили слабо. Сюлли решительно взялся за их восстановление, и в
результате, например, доход от gabelle за период его пребывания
в должности почти удвоился.
Ришелье и Мазарини, преемники Сюлли на посту первого ми-
нистра при Людовике XIII и в начале правления Людовика XIV,
не проявляли ни большого интереса, ни больших способностей в
финансовых и экономических делах. Имея главной целью (после
поддержания своих собственных позиций) усиление позиций
Франции на международной арене, своей деятельностью они вер-
нули государственные финансы в то же плачевное состояние, ко-
торое существовало до Сюлли. В этих условиях главной задачей
Кольбера было навести некоторое подобие порядка в государст-
венных финансах, что он и сделал в характерной для себя мане-
ре, списав примерно треть долгов короны. Однако историческая
слава Кольбера связана с его амбициозными, но безуспешными
попытками регулировать экономику и управлять ею. Кольбер не
был здесь изобретателем: почти все его действия имели историчес-
кие прецеденты. Что выделяет случай Кольбера, кроме сравни-
тельно долгого пребывания у власти в качестве доверенного лица
Людовика XIV, так это энергия, с которой он пытался осущест-
вить свои идеи, и тот факт, что он много писал о них.
Одна из главных целей Кольбера заключалась в том, чтобы сде-
лать Францию экономически самодостаточной. Для этого он ввел в
1664 г. всеобъемлющую систему протекционистских таможенных
пошлин. Когда эта мера не принесла улучшения торгового баланса,
в 1667 г. он ввел новые, фактически запретительные тарифы. Гол-
ландцы, на которых приходилась большая часть французской тор-
говли, ответили аналогичными дискриминационными мерами. Эта
торговая война внесла свой вклад в начало настоящей войны в
1672 г., но последняя закончилась ничем, и по мирному договору
Франция обязалась восстановить тарифы 1664 г.
Меры Кольбера по промышленному регулированию были в
меньшей степени связаны с задачей самообеспечения, но и не со-
всем ей чужды. Он издавал детальные инструкции, регулирующие
каждый шаг в производстве сотен товаров. Сама по себе такая
практика была не новой, но для обеспечения регулирования Коль-
бер учредил корпус инспекторов и судей, деятельность которых
значительно увеличивала издержки производства. Как производи-
тели, так и потребители старались уклониться от этого регулиро-
вания и сопротивлялись ему, но в той мере, в которой обеспечи-
валось выполнение соответствующих мер, они также сдерживали
технологический прогресс. Торговый ордонанс 1673 г., кодифици-
188
повавший коммерческое право, имел гораздо более благоприятные
последствия для экономики.
В качестве составной части своего великого замысла Кольбер
также пытался создать заморскую империю. В первой половине
XVII в. Франция уже основала форпосты в Канаде, Вест-Индии
и Индии, но, будучи занята европейскими делами, не смогла ока-
зать им большой поддержки. Кольбер ударился в другую край-
ность, снабжая колонии до мелочей детализированными патерна-
листскими распоряжениями. Он также создал монопольные акци-
онерные компании для осуществления торговли с Ост- и Вест-Ин-
дией (а также аналогичные компании для торговли с Балтикой и
Россией, Левантом и Африкой). Однако в отличие от голландской
и английской моделей, которые явились плодом частной инициа-
тивы при определенной поддержке со стороны правительства,
французские компании были фактически инструментами политики
правительства, которое убеждало и принуждало частных лиц,
включая членов королевской семьи и представителей дворянства,
делать вложения в соответствующие компании. В течение несколь-
ких лет все эти компании впали в коматозное состояние.
Кольбер, будучи правоверным католиком, тем не менее, под-
держивал ограниченную терпимость к гугенотам, дарованную На-
нтским эдиктом. После смерти Кольбера его слабый преемник
одобрил намерение Людовика остановить протестантскую ересь,
что нашло выражение в отмене Нантского эдикта в 1685 г. и пос-
ледующем бегстве многих гугенотов в более толерантные страны.
Эта мера, вместе с продолжением кольберовской политики удуша-
ющего патернализма и катастрофическими войнами Людови-
ка XIV, ввергли Францию в серию экономических кризисов, из
которых она не могла выйти вплоть до окончания войны за Ис-
панское наследство.
Удивительный взлет Нидерландов
Экономическая политика Голландии значительно отличалась
от политики национальных государств, рассмотренных выше.
Тому были две основные причины. Во-первых, по своей структуре
правительство Голландской республики было совершенно не похо-
же на правительства абсолютных монархий континентальной Ев-
ропы. Во-вторых, Голландия зависела от международной торгов-
ли в гораздо большей степени, чем кто-либо из ее более крупных
соседей.
Утрехтская уния 1579 г., соглашение семи северных провин-
ций, которые впоследствии стали Объединенными Провинциями
или Голландской республикой, по своей природе являлась в боль-
шей степени оборонительным союзом против Испании, чем дого-
вором о создании национального государства. Генеральные
189
Штаты, законодательный орган республики, занимались исключи-
тельно вопросами внешней политики, оставив внутренние дела в
руках провинций и городских советов. Более того, все решения
должны были приниматься единогласно, причем каждая провин-
ция имела один голос. Если согласие не было достигнуто, то де-
легаты возвращались в свои провинции для консультаций и полу-
чения инструкций. В провинциях, в свою очередь, доминировали
главные города. Города управлялись городскими советами, состо-
явшими из 20 — 40 членов, которые и являлись фактическими пра-
вителями (бюргерской олигархией) Голландской республики.
Первоначально члены этой олигархии выбирались из среды самых
богатых городских купцов (по крайней мере, в приморских про-
винциях Голландии и Зеландии; в менее урбанизированных райо-
нах востока и севера провинциальная знать и преуспевающие фер-
меры играли более заметную роль). К середине XVII в. сформи-
ровалась тенденция к рекрутированию членов этой правящей
группы, известной как «регенты», из среды землевладельцев и
рантье, а не действующих купцов. Тем не менее, регенты обычно
происходили из купеческих семей или состояли в родстве с ними,
а потому сознавали их нужды и желания и с готовностью на них
реагировали.
Голландцы утвердили свое торговое превосходство к началу
XVII в., и оно продолжало укрепляться по крайней мере до сере-
дины столетия. Его основой была торговля голландских портов с
другими портами Северного моря, Балтики, Бискайского залива и
Средиземноморья. Внутри этого ареала голландцы обеспечивали
до трех четвертей совокупного объема судоперевозок. Из Балтики
они вывозили зерно, лес и судовые припасы, расходившиеся по
всей Западной и Южной Европе. Эти товары приобретались в
обмен на вино и соль из Португалии и Бискайского залива, а
также на собственно голландские промышленные товары (преиму-
щественно текстиль) и сельдь. Сельдяной промысел занимал уни-
кальное место в голландской экономике: от него прямо или кос-
венно зависело почти 25% населения страны. Сушеная, копченая
и соленая сельдь была в большом спросе в Европе, жители кото-
рой испытывали постоянный недостаток свежего мяса. Еще в
XV в. голландцы усовершенствовали метод заготовки рыбы прямо
в море, который позволил их рыболовному флоту оставаться в
плавании до нескольких недель, вместо того, чтобы возвращаться
в порт каждый вечер. Вылавливая рыбу в Северном море у бере-
гов Шотландии и Англии, они вскоре вытеснили с рынков ганзей-
ских и скандинавских рыбаков, ведущих промысел в Балтике, и
продавали улов в Германии, Франции и Англии, в Средиземномо-
рье, а затем и в самом Балтийском регионе.
Наряду с экспортом сельди, голландцы специализировались на
перевозке чужих грузов, но они также экспортировали некоторые
другие продукты собственного производства. Голландское сель-
ское хозяйство, хотя в нем и была занята значительно меньшая
190
часть населения, чем где-либо в других странах, было самым про-
дуктивным в Европе и специализировалось на дорогостоящей про-
дукции, такой как масло, сыр и технические культуры. Нидерлан-
ды испытывали недостаток природных ресурсов, таких как уголь
и руды, но они ввозили сырье и полуфабрикаты, в частности гру-
бую шерстяную ткань из Англии, и вывозили уже готовые това-
ры. Судостроение, развитое до высокой степени технического со-
вершенства, зависело от поставок корабельного леса из Балтий-
ского региона. Однако построенные в Голландии суда пополняли
не только голландский рыболовный, торговый и военный флот,
но и флот других стран. Схожим образом производство парусины
и канатов потребляло импортный лен и пеньку.
Северные Нидерланды, особенно Голландия и Зеландия, в
значительной мере выиграли от иммиграции из других частей Ев-
ропы. Непосредственно после Голландской революции в северные
города двинулось огромное количество фламандцев, брабантцев и
валлонцев, большая часть которых были купцами и квалифициро-
ванными ремесленниками. Легкость, с которой Амстердам достиг
статуса главного транзитного порта Европы, была отчасти резуль-
татом прихода туда купцов и финансистов из разгромленного ис-
панцами Антверпена, которые принесли и свои торговые ноу-хау,
и свои ликвидные капиталы. В последующие годы в Нидерланды
продолжался приток финансового и человеческого капитала рели-
гиозных беженцев из южных Нидерландов, евреев из Испании и
Португалии, а после 1685 г. — гугенотов из Франции. Эти потоки
иммигрантов символизировали политику религиозной терпимости
в Нидерландах, уникальную для того времени, и, в свою очередь,
сами вносили вклад в нее. Хотя кальвинистские фанатики порой
пытались навязать новую религиозную ортодоксию, купеческая
олигархия успешно поддерживала религиозную и экономическую
свободу как для католиков и евреев, так и для протестантов.
Голландцев по-настоящему волновал вопрос о поддержании
свободы, особенно свободы морей. Как маленькая морская нация,
окруженная гораздо более населенными и могущественными сосе-
дями, Нидерланды сопротивлялись попыткам Испании контроли-
ровать западную Атлантику и Тихий океан, стремлению Португа-
лии контролировать южную Атлантику и Индийский океан и же-
ланию Великобритании осуществлять контроль над «Британскими
морями» (включая Ла-Манш). Голландский юрист Гуго Гроций
написал свой знаменитый трактат «О свободном море», ставший
одной из основ международного права, как справочный материал
Для переговоров, приведших к заключению перемирия с Испанией
в 1609 г. В ходе почти непрерывных войн XVII в. Голландия на-
стаивала на своем праве как нейтрального государства осущест-
влять поставки товаров всем воюющим сторонам, и была готова
сама вести войну для защиты этого права. (При этом отдельные
голландские купцы не брезговали торговать с врагом, и прави-
тельство молчаливо соглашалось с такой практикой.)
191
Приверженность Голландии принципам свободы в сфере тор-
говой и промышленной политики была несколько более сомни-
тельной. Вообще говоря, самоуправляемые города следовали
фритредерской политике. С экспорта и импорта сырья и полуфаб-
рикатов, ввозимых для переработки и реэкспорта, не взималось
никаких пошлин. Тарифы и налоги на потребительские товары
взимались для получения дохода, а не для защиты внутреннего
производства. Торговля драгоценными металлами была совершен-
но свободной, что являлось полной противоположностью полити-
ке других стран. Амстердам со его банком, биржей и положитель-
ным платежным балансом быстро стал мировым центром торговли
золотом и серебром. По имеющимся оценкам, даже в период гол-
ландской войны за независимость Амстердам поглощал от одной
четверти до половины ежегодных поступлений серебра из испан-
ских колоний.
Свобода промышленной деятельности была также правилом.
Хотя ремесленные цехи существовали, они не были такими много-
численными и такими сильными, как в других странах. Большин-
ство ключевых отраслей промышленности не были затронуты це-
ховой системой. Более жесткими были регулирующие меры, пре-
пятствующие росту промышленности в прилегающих к городам
сельских районах. Главным исключением из правила свободы
промышленной деятельности и торговли была контролируемая го-
сударством «Рыболовная коллегия», которая регулировала вылов
сельди. Корабли только пяти городов могли участвовать в «Боль-
шой путине» (в противоположность местному вылову сельди для
внутреннего потребления). Коллегия выдавала лицензии кораб-
лям для контроля за объемом вылова, а также осуществляла
жесткий надзор за качеством для поддержания высокой репута-
ции голландской сельди. Эта ограничительная политика имела
благоприятные последствия на протяжении всего периода, когда
голландцы сохраняли почти полную монополию на европейском
рынке, но по мере того как другие страны постепенно освоили
голландскую технологию, эта политика начала приводить к за-
стою и постепенному упадку торговли сельдью, что явилось симп-
томом (и отчасти причиной) упадка голландской экономики в
целом.
Наиболее ярким примером отхода Голландии от ее основопо-
лагающего правила экономической свободы была политика в отно-
шении колоний. Как констатировал в 1663 г. английский посол в
Нидерландах, «это политика открытых морей в Британских
морях и закрытых морей у берегов Африки и в Ост-Индии». В
отличие от Испании и Португалии, в которых торговля с замор-
скими владениями была королевской монополией, Генеральные
Штаты Нидерландов передали не только контроль над торговлей,
но и полномочия по отправлению функций самого правительства
частным акционерным компаниям — Ост-Индской компании, за-
нимавшейся торговлей в Индийском океане и Индонезии, и Вест-
192
Индской, осуществлявшей торговлю на западном побережье Аф-
ин а также в Северной и Южной Америке. Созданные перво-
начально как чисто коммерческие предприятия, эти компании
скоро поняли, что для успеха в этом качестве при острой конку-
ренции со стороны испанцев, португальцев, англичан и францу-
зов не говоря уже о намерениях и желаниях народов, с которыми
они хотели торговать, им необходимо установить территориаль-
ный контроль. В той мере, в которой им это удавалось, они ста-
новились «государством в государстве». Это означало установле-
ние монополии торговли, исключавшей проникновение в колонии
как других голландских купцов, так и зарубежных конкурентов.
«Парламентский кольбертизм» в Великобритании
Экономическая политика в Англии (а после объединения Шот-
ландии и Англии в 1797 г., в Великобритании) отличалась как от
политики Нидерландов, так и от политики абсолютных монархий
континента. Более того, в то время как сущность экономической
политики в других европейских странах оставалась более или
менее постоянной с начала XVI в. до конца XVIII в., политика
Англии и Великобритании претерпела постепенную эволюцию, со-
ответствующую эволюции структуры и полномочий правительства.
Генрих VIII (1509 — 1547 гг.) был в такой же степени абсолютным
монархом в Англии, как любой из его «коллег» в других странах.
Однако в то время, как королевский абсолютизм в большинстве
континентальных стран на протяжении XVI —XVII вв. укреплял-
ся, для Англии была характерна обратная тенденция, что привело
к установлению конституционной монархии под парламентским
контролем после 1688 г.
Другое отличие Англии от континента подчеркивает природу и
последствия экономической политики. В таких странах, как Испа-
ния и Франция, потребности казны сделали невозможным прове-
дение последовательной и продуманной политики экономического
развития. В Англии фискальные запросы короны привели к по-
стоянным конфликтам с парламентом, который в конечном итоге
одержал верх. В отличие от представительных ассамблей конти-
нента, английский парламент никогда не утрачивал своей прерога-
тивы утверждения новых налогов. Хотя экономические и финан-
совые вопросы были не единственными и даже не самыми важны-
ми причинами гражданской войны, попытка Карла I в 1630-х гг.
отстранить парламент от управления страной и собирать налоги
без парламентского одобрения явилась основным фактором, при-
ведшим к вспышке вооруженного восстания. Сходным образом,
после реставрации династии Стюартов в 1660 г. расточительность
Карла II и Якова II и их финансовая софистика (например, при-
нятое в 1672 г. решение о реориентации всех средств, предназна-
чавшихся на выплату королевских долгов, на продолжение непо-
пулярной войны с Голландией) обострили религиозные и консти-
туционные вопросы. После утверждения Вильгельма III и Марии
в 1689 г. в качестве конституционных монархов парламент полу-
чил в свои руки прямой контроль над финансами и в 1693 г. фор-
мально отделил государственный долг от личных долгов монарха.
Так называемая «Славная революция» 1688—1689 гг. стала
поворотным пунктом не только в политической и конституцион-
ной истории, но и в истории экономической. Только в области го-
сударственных финансов в 1690-е гг., помимо создания института
консолидированного государственного долга, был основан Анг-
лийский банк, осуществлена перечеканка монеты, возник органи-
зованный рынок как государственных, так и частных ценных
бумаг. Новая финансовая система не сразу добилась успеха; пер-
вые годы ее существования сопровождались серией кризисов, наи-
более известный из которых последовал за знаменитым «бумом
Южных морей» (South Sea Bubble) в 1720 г. Однако в середине
XVIII в., когда Великобритания вела ряд европейских и колони-
альных войн с Францией, ее правительство могло занимать деньги
под намного меньшие проценты, чем противник. Более того, лег-
кость, дешевизна и стабильность кредита для финансирования го-
сударственных расходов благоприятно повлияли на рынок част-
ных капиталов, делая финансовые средства доступными для ин-
вестиций в сельское хозяйство, торговлю и промышленность.
Один из ранних историков описал английскую экономическую
политику в период между Славной революцией и Американской
революцией как «парламентский кольбертизм». Как и «мерканти-
лизм», термин «парламентский кольбертизм» неточен и вводит в
заблуждение. Он неточен, поскольку игнорирует важную роль
парламента в определении экономической политики в период до
1688 г. Он вводит в заблуждение, предполагая, что парламент
когда-либо стремился достичь той же степени вмешательства в
экономику, что и Кольбер. Тем не менее, он обращает внимание
на то, что в Англии выработка экономической политики не явля-
лась прерогативой абсолютного монарха и его фаворитов, а отве-
чала различным и часто конфликтующим интересам тех групп
(высшей аристократии, джентри, богатых купцов, специалистов,
придворных и др.), которые были представлены в парламенте.
В коротком обзоре невозможно рассмотреть те мириады путей,
по которым парламент влиял или пытался влиять на экономику,
например законы, согласно которым покойников следовало хоро-
нить в шерстяных саванах (во благо шерстяной промышленности;
что может лучше стимулировать спрос на продукцию, чем закапы-
вание ее в землю?), или законы, которые стимулировали рыбный
промысел путем установления для английских протестантов боль-
шего количества «рыбных дней» (т.е. дней, когда было запрещено
употреблять в пищу мясо), чем для католиков. Вместо этого мы
рассмотрим несколько характерных примеров законодательства,
194
включая один из законов, который считают наиболее успешным в
постижении своих целей, и другие, которые не оказали влияния
на экономику (или же их влияние было негативным).
На Статут о подмастерьях (Statute of Artificers) 1563 г. часто
указывают как на классический пример меркантилистского зако-
нодательства, тщательно продуманный и содержащий долгосроч-
ный план развития экономики в целом. На самом деле он не имел
с этим ничего общего. Это была реакция на существовавшую
тогда ситуацию, «попытка компромисса между устремлениями со-
ветников королевы и многочисленными поправками Палаты
общин»1. (Именно в этом смысле его можно считать типичным
примером меркантилистского законодательства.) В центре внима-
ния был главным образом вопрос социальной стабильности. Глав-
ные положения Статута требовали, чтобы все трудоспособные
люди были заняты производительным трудом, прежде всего в
сельском хозяйстве, затем в текстильной промышленности и неко-
торых других ремеслах и производствах, развитию которых при-
давалось государственное значение. Он установил семи летний пе-
риод ученичества для всех профессий, включая фермерство, и оп-
ределил те социальные группы, из которых должны были наби-
раться ученики. Вместе с последующими законами, регулирующи-
ми уровень заработной платы, и законодательством о бедных этот
закон, если бы его выполнение действительно было обеспечено,
мог бы почти полностью остановить профессиональную и социаль-
ную мобильность и, следовательно, экономическое развитие. Од-
нако «эффективное проведение в жизнь» было ключом почти ко
всему английскому (и не только английскому) экономическому за-
конодательству. В случае со Статутом о подмастерьях и большин-
ством подобных английских законов обеспечение их выполнения
было возложено на мировых судей, королевских служащих, не
получавших жалованья и имевших в рассматриваемых делах свой
собственный интерес. За исключением редких случаев, когда эти
интересы совпадали с интересами правительства, осуществление
положений закона на практике было в лучшем случае слабым, а,
как правило, отсутствовало вовсе.
Быть может, менее типичным, но в большей степени раскрыва-
ющим сущность целей и последствий политики экономического на-
ционализма является пресловутый случай с «Проектом Кокейна»
(Cokayne Project). В Средние века главным предметом английско-
го экспорта была сырая шерсть. В течение XV —XVI вв. экспорт
грубой, невыделанной ткани, который являлся монополией компа-
нии Merchant Adventurers, превысил вывоз сырой шерсти. Глав-
ным рынком сбыта этой ткани были Нидерланды, где она обраба-
тывалась, окрашивалась и реэкспортировалась в различные страны
1 Coleman D.C. The Economy of England. 1450 — 1750. Oxford, 1977.
7*
195
Европы. В 1614 г. сэр Уильям Кокейн, купец, старшина лондон-
ского Сити и доверенное лицо (или кредитор) короля Якова I, уго-
ворил короля отменить монополию Merchant Adventurers, запре-
тить вывоз неокрашенной ткани и передать монополию на вывоз го-
товых тканей новой компании, в которой Кокейн был, конечно,
главным участником. Суть проекта заключалась в том, что процесс
изготовления готовых тканей был наиболее доходным этапом текс-
тильного производства; его развитие в Англии могло бы увеличить
занятость и доходы, увеличить фискальные поступления от вывоз-
ных пошлин и нанести удар по голландцам. Однако голландцы
предприняли ответные меры, запретив импорт готовой окрашенной
ткани из Англии. Более того, окраска и выделка ткани требовали
наличия высококвалифицированных рабочих, которых в Англии
было мало. Экспорт ткани сократился, безработица в шерстяной
промышленности увеличилась, началась депрессия. В 1617 г. пра-
вительство восстановило монополию Merchant Adventurers, но
кризис продолжался, усиленный новой вспышкой войн на конти-
ненте. В 1624 г. под давлением Палаты общин правительство разре-
шило свободную торговлю тканями.
Наиболее знаменательными и эффективными из всех мер
«парламентского кольбертизма» были законы о мореплавании
(Navigation Acts). Даже Адам Смит восхищался ими, но лишь как
инструментами повышения обороноспособности государства (с
экономической точки зрения, по его мнению, они способствовали
уменьшению национального дохода). Законы о мореплавании,
главной целью которых было отдать внешнеторговые потоки стра-
ны в руки ее собственного купеческого флота, не были уникаль-
ными для Англии или — в самой Англии — для XVII в. Почти
все страны имели такие законы. Первый из них был принят в
Англии в 1381 г. и после этого часто возобновлялся. Однако по-
добные законы не были эффективны по двум причинам: они не
имели адекватного механизма приведения в действие и, что более
важно, торговый флот, которому они должны были покровитель-
ствовать, не имел достаточных возможностей и конкурентных пре-
имуществ для обслуживания всей внешней торговли страны. Од-
нако в 1651 г. Долгий парламент принял закон, который должен
был не только защитить английский торговый флот, но и лишить
голландцев их монополии на мореходство и рыболовство в анг-
лийских водах. Голландцев это задело в такой степени, что они
объявили в следующем году войну Великобритании. Хотя Закон о
мореплавании был не единственной причиной войны, его отмена
была одним из условий, на которых безуспешно настаивали гол-
ландцы в ходе переговоров об окончании войны. В 1660 г., после
реставрации Стюартов, парламент возобновил действие закона и
ужесточил его формулировки. Дополняемый время от времени и
впоследствии, Закон о мореплавании не призван был обеспечивать
защиту интересов английского торгового флота, но также стал
краеугольным камнем английской колониальной системы.
196
в соответствии с положениями закона все товары, импортируе-
мые в Великобританию, должны были перевозиться британскими
кооаблями либо кораблями стран-производителей товаров. (Под
британскими кораблями понимались суда, владельцы, капитан и
той четверти команды которых были британскими подданными.
Закон пытался защитить и национальное судостроение, требуя,
чтобы корабли также были построены в Великобритании. Однако
это требование оказалось трудновыполнимым, и многие годы гол-
ландские кораблестроители обеспечивали значительную часть бри-
танского коммерческого флота.) Более того, даже британские ко-
рабли должны были привозить товары прямо из стран-производи-
телей, а не из портов третьих стран. Тем самым закон пытался ос-
лабить позиции Амстердама как ключевого транзитного порта, а
также подорвать голландскую транзитную торговлю. Каботажная
торговля (из одного британского порта в другой) была полностью
зарезервирована для британских кораблей, как и ввоз рыбы. Тор-
говля с британскими колониями (в Северной Америке, Вест-
Индии и Индии) также должна была производиться исключитель-
но британскими кораблями. (Корабли колоний рассматривались
как британские, если они отвечали указанным выше требовани-
ям.) Кроме того, все зарубежные промышленные товары, направ-
ляемые в колонии (например, металлические изделия из Герма-
нии), должны были сначала выгружаться в Великобритании.
Фактически тем самым контроль над колониальными рынками
был отдан британским купцам и производителям. Подобным же
образом главные продукты колониального экспорта, такие как
табак, сахар, хлопчатник, красители, а впоследствии и многие
другие товары, должны были транспортироваться через Велико-
британию, а не прямо в иностранные порты.
Действие законов о мореплавании было не так просто обеспе-
чить. Многие состояния купцов Новой Англии выросли на дохо-
дах от нелегальной торговли. Хотя законы были ориентированы
на подрыв позиций голландцев в той же мере, как и на принесе-
ние выгоды англичанам, голландцы сохраняли свое морское и
торговое превосходство вплоть до XVIII в. Но даже и тогда,
когда их торговля стала переживать упадок, он был скорее отно-
сительным, чем абсолютным и явился преимущественно результа-
том других причин (особенно военных), а не английской конку-
ренции. Тем не менее, законы о мореплавании, вероятно, способ-
ствовали росту английского мореходства и морской торговли, как
и было предусмотрено их разработчиками (хотя, как указывал
Адам Смит, это было достигнуто за счет британских потребите-
лей). Однако они не смогли бы этого сделать — как раньше не
смогли другие подобные законы, — если бы английские купцы не
были уже вовлечены в агрессивное завоевание иностранных рын-
ков, что дало им стимулы и возможности воспользоваться предо-
ставленными привилегиями.
197
Рис. 6.3. Колониальные владения в Северной Америке, 1763 г.
Законы о мореплавании имели еще один, непредвиденный, эф-
фект: потерю большей части — причем экономически наиболее
прогрессивной и процветающей части — «старой» Британской им-
перии (рис. 6.3). Хотя они не были ни единственной, ни самой
важной причиной Американской революции, эти законы выража-
ли суть «старой колониальной системы» и для большинства аме-
риканцев они символизировали издержки, реальные или кажу-
щиеся, колониальной зависимости. С момента своего основания в
начале XVII в. североамериканские колонии Англии значительно
выросли. Достаточно указать на данные о росте численности ко-
лонистов: в 1630 г. их было всего несколько тысяч, к началу
198
XVII в. их число превзошло четверть миллиона, а к началу рево-
люции достигло около 2 млн человек. Однако необходимо прини-
мать во внимание и обратную сторону этого роста — вытеснение
и вымирание большинства индейских племен и порабощение
тысяч африканцев.
Даже более впечатляющим, чем рост численности населения,
был рост доходов и богатства. После лишений и бедствий первых
лет колонизации стали развиваться_экономическая специализация
и торговля между колониями, а также торговля с метрополией и
нелегальная торговля с Испанской империей и другими странами
Европы. Вирджиния и регион Чесапикского залива специализиро-
вались на табаке, Южная Каролина — на рисе и индиго, средне-
атлантические колонии — на производстве продовольствия, часть
которого они продавали южным колониям и Новой Англии.
Новая Англия имела более диверсифицированную экономику,
важнейшими отраслями которой была торговля, в том числе мор-
ская. Хотя Законы о мореплавании распространялись на колони-
альную торговлю, обеспечение их действия не было особенно эф-
фективным вплоть до окончания Семилетней войны (1763 г.).
Даже тогда они не стали особенно обременительными и служили
главным образом дополнительным поводом для протестов со сто-
роны приверженцев идеи политической независимости.
Достаточно будет рассмотреть еще один образец британского
законодательства. В конце XVII в. Ост-Индская компания начала
импорт недорогой, легкой и яркой ситцевой ткани из Индии, ко-
торая быстро приобрела популярность. Шерстяная промышлен-
ность в 1701 г. добилась от парламента принятия первого Ситце-
вого закона (Calico act), запрещавшего импорт набивной хлопча-
тобумажной ткани. Благодаря этому стала быстро развиваться
новая отрасль — набивка импортной хлопчатобумажной ткани.
Представители шерстяной промышленности опять встревожились,
ив 1721 г. парламент принял второй Ситцевый закон, который
запрещал продажу и употребление набивных хлопчатобумажных
изделий. Это, в свою очередь, стимулировало местное хлопчатобу-
мажное производство, основанное на привозном хлопке-сырце, ко-
торое впоследствии стало колыбелью так называемой промышлен-
ной революции. К концу столетия производство хлопчатобумаж-
ных тканей вытеснило шерстяную промышленность с позиции ве-
дущей отрасли британской обрабатывающей промышленности.
Суммируя вышесказанное, можно констатировать, что рост
власти парламента в Великобритании за счет снижения полномо-
чий монархов принес с собой упорядочение государственных фи-
нансов, более рациональную систему налогов, чем где бы то ни
было в Европе, и сокращение масштабов государственной бюро-
кратии. Идеалом, как и на континенте, по-прежнему оставалась
«регулируемая» экономика, но средства регулирования были со-
вершенно иными. Парламентский контроль был наиболее эффек-
тивен в регулировании экономических связей с внешним миром
199
(чему благоприятствовало островное положение страны), и в дан-
ной сфере парламент следовал политике жесткого экономического
национализма. Что касается внутриэкономических проблем, то,
хотя парламент и хотел контролировать национальную экономи-
ку, по большей части он оказался на это неспособен. В результате
британские предприниматели пользовались свободой и возможнос-
тями, которые фактически являлись уникальными в мировой
практике того времени.
Глава 7
ВОЗНИКНОВЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ
ПРОМЫШЛЕННОСТИ
К началу XVIII в. в некоторых регионах Европы, преимуще-
ственно Западной Европы, произошла значительная концентрация
сельской промышленности, в основном в текстильном производст-
ве, но и не только в нем. В 1970-х гг. был придуман особый тер-
мин для описания процесса экспансии и постепенной трансформа-
ции соответствующих отраслей: протоиндустриализация. Данный
термин был впервые введен для описания развития льняной про-
мышленности Фландрии. Это было сельское надомное производ-
ство, организованное предпринимателями из Гента и других круп-
ных рыночных городов, которые вывозили продукцию — льня-
ные ткани — на отдаленные рынки, особенно на рынки Испан-
ской империи. Работниками в таком производстве обычно явля-
лись члены семейного хозяйства (муж, жена и дети), которые,
как правило, возделывали также небольшие участки земли, а
также закупали другие необходимые им продукты на рынке. Рас-
сматриваемый термин был впоследствии уточнен и распространен
во времени и в пространстве на другие схожие производства. В
некоторых случаях — например, в случае ланкаширской хлопча-
тобумажной промышленности, — соответствующие процессы рас-
сматривались как прелюдия к полному развитию фабричной сис-
темы. Однако в других случаях, например, применительно к ир-
ландской и даже фламандской льняной промышленности, такого
перехода не произошло.
Основополагающей чертой протоиндустриальной экономики
было использование труда индивидуальных, обычно сельских ра-
бочих, организованных городскими предпринимателями, которые
снабжали рабочих сырьем и продавали продукцию на отдаленных
рынках. Эти рабочие должны были покупать по крайней мере
часть необходимых им товаров на рынке. Внимательный читатель
заметит, что это описание можно отнести также и к отраслям,
описанным в главах 3 и 5, — в частности, к надомной промыш-
ленности и раздаточной системе. Действительно, критики термина
«протоиндустриализация» считают его излишним. Если этот тер-
мин и несет какой-либо дополнительный смысл, то он состоит в
подчеркивании отдаленности рынков сбыта, в то время как боль-
шая часть традиционной надомной промышленности работала
только для местных рынков.
201
Термин «протоиндустриализация» и схожие понятия относятся
прежде всего к производству потребительских товаров, особенно
текстильных изделий. Однако задолго до появления фабричной
системы в хлопчатобумажной промышленности существовали дру-
гие крупные и высококапиталоемкие отрасли, производившие
средства производства и промежуточные продукты, а иногда и по-
требительские товары. Мы уже упоминали о французских коро-
левских мануфактурах. Они обычно располагались в больших
строениях, похожих на фабричные, где квалифицированные рабо-
чие трудились под контролем мастера (foreman) или предприни-
мателя, однако на них не использовалась механическая сила. Схо-
жие протофабрики создавались землевладельцами-предпринимате-
лями дворянского происхождения в Австрийской империи (Боге-
мия и Моравия) и во многих других местах. Крупные землевла-
дельцы также действовали как предприниматели в угольной про-
мышленности, разрабатывая месторождения, находившиеся в их
владениях. Герцог Бриджуотерский, который владел шахтами в
Уорсли, нанял инженера-самоучку Джеймса Бриндли, чтобы по-
строить в 1759—1761 гг. канал, соединяющий его шахты с Ман-
честером. Железоплавильные производства, обычно расположен-
ные в сельских районах вблизи лесов (источника древесного
угля) и месторождений железной руды, иногда предоставляли за-
нятость сотням и даже тысячам рабочих. Выплавка свинца и
меди, а также изготовление стекла и судостроение также часто
были организованы в крупные предприятия. Принадлежащий го-
сударству арсенал Венеции, история которого восходит к Средним
векам, был одним из самых ранних крупномасштабных промыш-
ленных предприятий в истории. Выше мы уже затрагивали вопрос
о сложной организации судостроительного производства в Голлан-
дии. Английское правительство построило арсенал в Вулвиче
(около Лондона), а частные предприниматели в некоторых мест-
ностях также содержали крупные предприятия.
Какими бы впечатляющими ни были эти достижения, их зат-
мил подъем новых форм промышленных предприятий, произо-
шедший в XVIII в.
'	.Г' : >! .	-< '
’	.  ,	' ' ' '/»)-; i ’	’	<
Характеристики современной промышленности
Одним из наиболее явных различий между доиндустриальным
и современным индустриальным обществом является резкое со-
кращение роли сельского хозяйства в индустриальном обществе.
Обратной стороной сокращения роли сельского хозяйства стала в
огромной степени возросшая производительность данного сектора
экономики, которая дала возможность прокормить большое не-
сельскохозяйственное население. С этим связано еще одно отли-
чие, которое состоит в высокой пропорции рабочей силы, занятой
202
сегодня в третичном секторе, т.е. в сфере услуг (особенно это ка-
сается профессиональных, а не бытовых услуг). Сейчас доля за-
нятых в третичном секторе составляет 50% и более против 30 —
40% занятых в промышленности и смежных отраслях. Однако
это — сравнительно недавнее явление, которое стало особенно за-
метно во второй половине XX в. В период собственно индустриали-
зации, который длился примерно с начала XVIII в. (в Великобрита-
нии) до первой половины XX в., характерной чертой структурной
трансформации экономики был подъем вторичного сектора (горно-
добывающая и обрабатывающая промышленность, строительство),
что проявлялось в росте как доли рабочей силы, занятой в этих сек-
торах, так и доли их продукции в совокупном выпуске.
Рис. 7.1. Английская промышленность в 1700 г. (ср. с рис. 7.5).
203
Сначала указанная трансформация была отмечена в Англии,
затем в Шотландии, и Великобритания по праву стала именовать-
ся «первой индустриальной державой». Более красочный, но
менее полезный термин «промышленная революция» относится к
последним десятилетиям XVIII в. и к первым десятилетиям
XIX в. Как станет очевидно в дальнейшем, термин этот неточен и
способен ввести в заблуждение. Более того, его использование от-
влекает внимание от синхронных, но качественно иных типов раз-
вития в континентальной Европе. Если бы Великобритания никог-
да не существовала или была бы поглощена океанской пучиной,
Европа (и Америка) все же прошли бы через индустриализацию,
хотя ее черты были бы другими. Как бы то ни было, данная глава
посвящена началу процесса индустриализации в Великобритании
XVIII в. (рис. 7.1).
В процессе этой трансформации, которую можно более точно,
хотя и более прозаично, определить как «возникновение совре-
менной промышленности», постепенно выявились некоторые ха-
рактеристики, отличающие «современную» промышленность от
«досовременной». Во-первых, это масштабы использования меха-
нической энергии машин, во-вторых, использование новых источ-
ников энергии, особенно минерального топлива, и, в-третьих, ши-
рокое применение материалов, не существующих в природных ус-
ловиях. Эти факторы обусловили значительные размеры предпри-
ятий в большинстве отраслей.
Наиболее значительные улучшения в технологии заключались
в использовании машин и механической силы для выполнения
задач, которые раньше выполнялись гораздо медленнее и с ис-
пользованием большего количества труда людей и животных,
или задач, которые прежде вообще не могли быть выполнены.
Конечно, механические устройства, такие как колесо, блок и
рычаг, были известны со времен Античности; целые столетия че-
ловечество использовало природную энергию для управления па-
русными кораблями и приведения в движение ветряных и во-
дяных мельниц в простейших промышленных процессах. На
протяжении XVIII в. произошел заметный рост использования
энергии воды в таких сферах, как мукомольное, текстильное и
металлургическое производства. Но наиболее важное достижение
в применении энергии на ранних этапах индустриализации за-
ключалось в замене дров и древесного угля на каменный уголь
в качестве топлива и начале использования парового двигателя
в горнодобывающей и обрабатывающей промышленности и на
транспорте. Равным образом, выплавка металлов из руд прак-
тиковалась людьми на протяжении столетий, но использование
каменного угля и кокса способствовало значительному снижению
цены металлов и расширению их применения, в то время как
открытия в области химии создали массу новых искусственных
и синтетических материалов.
204
« Промышленная революция »:
неправильное употребление термина
Возможно, ни один термин из лексикона экономических исто-
риков не употребляется более широко, чем термин «промышлен-
ная революция». Это весьма печально, поскольку сам термин не
имеет сколько-нибудь прочного научного обоснования и способст-
вует неправильному представлению о сущности экономических из-
менений. Тем не менее, более ста лет он применялся для обозна-
чения того периода британской истории, который стал свидетелем
применения машин в текстильной промышленности, введения па-
рового двигателя Джеймса Уатта и «триумфа» фабричной систе-
мы организации производства. По аналогии этот термин приме-
нялся также к начальному этапу индустриализации в других стра-
нах, хотя и без общего согласия относительно датировок.
Выражение revolution industrielle было впервые использовано
в 1820-х гг. французскими авторами, которые, желая подчеркнуть
важность механизации французской хлопчатобумажной промыш-
ленности, которая происходила в то время в Нормандии и на се-
вере страны, сравнивали ее с великой политической революцией
1789 г. Вопреки широко распространенному мнению, Карл Маркс
не использовал этот термин в его общепринятом смысле. Термин
получил распространение только после публикации в 1884 г.
«Лекций по промышленной революции в Англии» Арнольда
Тойнби. Тойнби был социальным реформатором, а не ученым, и
его главный интерес заключался в борьбе с моральной деграда-
цией британского рабочего класса, которая, по его мнению, имела
место’. Приглашенный читать лекции в Оксфорд, он посвятил их
взаимосвязи экономических событий с экономической политикой,
особенно с появлением политики laissez-faire, которую он считал
губительной для рабочих. Тойнби не подготовил свои лекции
для публикации, и они были изданы по записям одного из его
студентов и последователей после преждевременной смерти ав-
тора в 1883 г. Тем не менее, книга стала бестселлером, и выра-
жение «промышленная революция» немедленно было подхвачено
публикой.
Ранние описания этого феномена подчеркивали роль «великих
изобретений» и драматическую природу перемен. Вот что было
сказано в учебнике 1896 г.: «Перемены... были неожиданными и
радикальными. Все великие изобретения были сделаны в сравни-
тельно короткий промежуток времени... Менее чем через 20 лет
’ «Наша цель состоит в том,., чтобы улучшить положение основной
массы населения» (Toynbee A. Lectures on the Industrial Revolution in
England: Popular Addresses, Notes and Other Fragments. 1884. P. 150).
Арнольд Тойнби, о котором мы ведем речь, был дядей несколько более
известного Арнольда Дж. Тойнби, автора книги «Постижение истории».
205
великие изобретения Уатта, Аркрайта и Боултона были внедрены
в производство, сила пара привела в движение новые станки, и
сформировалась современная фабричная система». Э.П.Ашер
сухо охарактеризовал это описание как выражение «наивысшей
формы исторической неточности»1. Ранние интерпретации также
подчеркивали отрицательные последствия внедрения новых мето-
дов производства. Хотя рост производительности в результате ис-
пользования механической энергии и машин признавался, в боль-
шинстве работ подчеркивались такие факторы, как использование
детского труда, вытеснение квалифицированных ремесленников
машинами и нездоровые условия жизни людей в новых фабрич-
ных городах. На протяжении длительного времени для большин-
ства людей термин «промышленная революция» имел негативный
оттенок.
Серьезные ученые осознавали неадекватность термина и про-
тестовали против его употребления, но безуспешно. Еще в 1919 г.
Ашер писал: «Термин овладел умами, и, несмотря на неверное
значение, он без сомнения займет свое место в литературе», в
связи с чем «его интерпретация становится все более и более не-
обходимой»2. В 1924 г. Джордж Анвин писал: «когда, оглядыва-
ясь назад, мы видим, что "революция" идет на протяжении двух
веков и что ее подготовительный период составлял еще два столе-
тия,.. мы можем усомниться в самом термине... Хотя в момент
своего появления он и был достаточно полезен, но до настоящего
времени он использовался неверно»3.
Датировка, приведенная в «Лекциях» Тойнби, — 1760 —
1820 гг. — была произвольно привязана ко времени правления
Георга III, о котором Тойнби, собственно говоря, и был пригла-
шен читать лекции. Некоторые ученые, сознавая, что традицион-
ные трактовки переоценивали скорость изменений, указывали на
необходимость определить более длительный период «револю-
ции», которая, по их мнению, происходила с 1750 г. по 1850 г.
(датировка не менее произвольная), а подчас раздавались аргу-
менты против задания какой-либо конечной даты вообще. С дру-
гой стороны, Джон Неф, который назвал идею промышленной ре-
волюции «принципиально ложной», считал, тем не менее, что
«беспрецедентное ускорение промышленного прогресса началось
не в 1750 г. или 1760 г., а в 1780-х гг.»4. Точка зрения Нефа
1 Usher А.Р. An Introduction to the Industrial History of England.
Boston; New York, 1920. P. 249.
2 Ibid.
3 Unwin G. Studies in Economic History: The Collected Papers /
R.H.Towney (ed.). London, 1927. P. 15.
4 Nef J.U. Western Civilization since the Renaissance: Peace, War, In-
dustry and the Arts. New York, 1963. P. 276, 290. Сначала Неф в качестве
отправной даты предложил 1785 г. (The Industrial Revolution Reconsid-
ered // Journal of Economic History. 1943. № 3. May).
206
была поддержана Уолтом Ростоу; ей даже была придана аура вы-
сокой точности, когда Ростоу определил 1783—1802 гг. как пери-
од «взлета» (take-off) Англии1 2. (Выражение «take-off» —
«взлет», т.е. переход к самоподдерживающемуся экономическому
посту, выдвинутое и популяризированное Ростоу, является по су-
ществу псевдонаучным заменителем выражения «промышленная
революция» и в равной степени вводит в заблуждение.)
Несмотря на эти попытки расширить или сократить период
«революции», определение ее дат получило санкцию такого авто-
ритета, как Т.С.Эштон, наиболее известного историка экономики
Англии XVIII в. Это вдвойне парадоксально, поскольку Эштон, в
отличие от большинства своих предшественников, рассматривал
достигнутый результат скорее как «достижение», а не «катастро-
фу», и поэтому не испытывал особенного восторга по поводу рас-
сматриваемого термина. Сам Эштон писал: «Изменения затронули
не только промышленность, но также социальную и интеллекту-
альную сферы. Слово "революция" подразумевает внезапность из-
менений, которая в реальной жизни не является характеристикой
экономических процессов. Система человеческих отношений, ко-
торую иногда называют капитализмом, стала складываться задол-
го до 1760 г. и получила свое полное развитие гораздо позднее
1830 г. Существует опасность проглядеть очень важный момент
преемствен ности» 2.
Предпосылки и сопутствующие обстоятельства
индустриализации
Как писал Эштон, изменения затронули не только промышлен-
ность, но и социальную и интеллектуальную сферы. В действи-
тельности они оказали влияние также на коммерческие, финансо-
вые, сельскохозяйственные и даже политические проблемы. В
этой «сплошной паутине» исторических перемен трудно выбрать
приоритеты, особенно с учетом того, что методы или «единицы
измерения» самих перемен ненадежны или отсутствуют вовсе. Од-
нако есть основания полагать, что интеллектуальные изменения
являлись наиболее фундаментальными, в том смысле, что они сде-
лали возможными другие перемены и стимулировали их.
Уже в Средние века некоторые люди стали задумываться о
практической возможности использования сил природы. Позже
1 Rostow W.W. The Stages of Economic Growth: A Non-Communist
Manifesto. Cambridge, 1960. P. 38.
2 Ashton T.S. The Industrial Revolution, 1760—1830. Oxford, 1948.
P-2. Даты в названии, а возможно, и само название его книги были вы-
браны издателем, для которого труд Эштона был одной из книг хроноло-
гической серии.
207
научные достижения, связанные с именами Коперника, Галилея,
Декарта и Ньютона (и многих других), придали силу этим идеям.
В Англии влияние Френсиса Бэкона, одним из афоризмов которо-
го было выражение «Знание — сила», привело к основанию в
1660 г. королевского общества «для развития знаний о природе».
Некоторые ученые рассматривают применение науки к производ-
ству в качестве отличительной черты современной промышленнос-
ти. Несмотря на свою привлекательность, эта точка зрения не ли-
шена слабостей. На заре современной промышленности в XVIII в.
наука и научное знание были слишком слабыми, чтобы их можно
было непосредственно применять в производственных процессах.
Фактически лишь во второй половине XIX в., когда начался рас-
цвет химии и электротехники, научные теории стали играть роль
основы для разработки новых процессов и создания новых отрас-
лей. Однако неоспорим тот факт, что еще в начале XVII в. науч-
ные методы — в частности, методы наблюдения и эксперимен-
та — стали применяться (хотя и не всегда успешно) для решения
утилитарных задач. Использовались эти методы отнюдь не только
учеными. Одной из наиболее значительных черт технического
развития в XVIII в. и в начале XIX в. было большое количество
крупных инноваций, осуществленных самобытными мыслителями,
механиками и инженерами-самоучками (само слово инженер при-
обрело свое современное значение именно в XVIII в.). Во многих
случаях термин «экспериментальный метод» может быть слиш-
ком формальным для описания реального процесса; более умест-
ным было бы выражение «метод проб и ошибок». Однако жела-
ние экспериментировать и осуществлять инновации проникло во
все слои общества, включая даже сельское население, традицион-
но более консервативное и подозрительно относящееся к нововве-
дениям.
Именно потому, что Англия была первой страной, начавшей
широкомасштабную индустриализацию, она же была лидером в
деле повышения производительности сельского хозяйства. К
концу XVII в. Англия уже находилась в первом ряду европейских
стран по уровню производительности сельского хозяйства, в кото-
ром было занято лишь около 60% населения. Хотя абсолютная
численность сельскохозяйственных рабочих продолжала возрас-
тать вплоть до середины XIX в., их доля в совокупной численнос-
ти рабочей силы устойчиво снижалась, составив в начале XIX в.
примерно 36%, в середине XIX в. (когда их абсолютное количест-
во достигло максимума) — примерно 22%, а в начале XX в. она
составляла уже менее 10%.
Средства, с помощью которых Англия повышала производи-
тельность сельского хозяйства, носили во многом характер экспе-
риментов с новыми культурами и новыми типами севооборота. В
XVI в. из Нидерландов были заимствованы методы культивирова-
ния турнепса, клевера и других кормовых культур, которые стали
широко распространяться в XVII в. Возможно, наиболее важным
208
нововведением в сельском хозяйстве до появления методов науч-
ной агрономии в XIX в. было развитие плодопеременной техноло-
гии предусматривающей временное превращение пашни в пастби-
ща (часто с высевом новых кормовых культур) вместо прежней
практики постоянного разделения земель на пашню и пастбища.
Эта технология имела двойное преимущество: она восстанавлива-
ла плодородие почвы путем улучшения севооборота (в т.ч. высева
бобовых культур), а также позволяла поддерживать более высо-
кое поголовье скота, благодаря чему производилось больше наво-
за для удобрения, а также больше молока, мяса и шерсти. Многие
землевладельцы и фермеры также экспериментировали с селек-
цией домашнего скота.
Важным условием как улучшения севооборота, так и селекции
скота было огораживание и консолидация полей. При традицион-
ной системе открытых полей было трудно, если вообще возможно,
добиться согласия между многими земледельцами на введение
новой культуры или нового типа севооборота, а при выпасе скота
в общих стадах было трудно осуществлять селекцию. Несмотря на
сильные стимулы к огораживанию, оно имело множество против-
ников, преимущественно в рядах коттеров и сквоттеров, которые
не имели своих участков в рамках системы открытых полей и об-
ладали лишь традиционными правами выпаса одной —двух голов
скота на общинном пастбище. Наиболее известными были огора-
живания, которые проводились в соответствии с парламентскими
законами в период между 1760 г. и концом наполеоновских войн,
поскольку именно они сопровождались всплеском оппозиционной
литературы (рис. 7.2). Однако огораживания на основе личных
соглашений шли почти непрерывно с конца Средних веков; осо-
бенно интенсивными они были в конце XVII в. и первые шесть
десятилетий XVIII в. К этому времени более половины пахотных
земель Англии было огорожено.
Новый сельский ландшафт, который появился на месте дере-
вень, окруженных открытыми полями, состоял из компактных,
консолидированных и огороженных (стеной, забором или изгоро-
дью) ферм, в большинстве своем имевших площадь от 100 до
300 акров. Процессу огораживания и технологическим улучшени-
ям сопутствовала тенденция к укрупнению ферм. В 1851 г. около
одной трети обрабатываемой земли принадлежала фермам, вла-
девшим 300 и более акров земли. На фермы, имевшие менее
100 акров, приходилось только 22% земли. Но даже при этом
число владельцев небольших ферм в два раза превосходило число
владельцев прочих ферм. Причина этого заключалась в том, что
владельцы небольших ферм обрабатывали землю с помощью чле-
нов своих семей, в то время как крупные фермеры были капита-
листическими арендаторами, которые нанимали безземельных
сельскохозяйственных рабочих. Принято было считать, что огора-
живания привели к «обезлюдению» деревни, однако на самом
деле связанные с ними новые технологии культивации вели к
209
росту спроса на труд. Абсолютная численность сельскохозяйствен-
ной рабочей силы стала сокращаться не ранее чем со второй по-
ловины XIX в., когда были внедрены такие сельскохозяйственные
машины, как молотилка, косилка и паровой плуг.
Доля (в %) пустошей, огороженных по
парламентскому закону, около 1750—1839 гт.
Доля (в %) общинных земель, огороженных
по парламентскому закону, около 1750—1839 гг.
НЕ above 20
15Л - 199
jj|iiiia ю.о - ms
Рис. 7.2. Последние огораживания в Англии.
Тем временем растущая производительность английского сель-
ского хозяйства дала возможность прокормить городское населе-
ние при устойчиво растущем стандарте питания. Фактически в те-
чение примерно столетия с 1660 г. по 1760 г. оно производило
«избыточную» продукцию, направлявшуюся на экспорт, прежде
чем темпы роста численности населения обогнали темпы роста
производительности. Относительно процветающее сельское насе-
ление, более специализированное и ориентированное на рынок,
чем крестьянство других европейских стран, представляло собой
также рынок сбыта для самых различных промышленных продук-
210
тов, от сельскохозяйственных орудий до таких потребительских
товаров, как ткани, оловянная и керамическая посуда.
Коммерциализация сельского хозяйства отражала общий про-
цесс коммерциализации всей страны. Уже в конце XVII в. анг-
лийская внешняя торговля в расчете на душу населения превыша-
ла торговлю всех других стран, кроме Нидерландов, а в Лондоне
стала развиваться очень сложная система организации торговли и
финансов, в результате чего Лондон стал составлять конкуренцию
Амстердаму. Между 1688 и 1801 гг., в то время как относитель-
ная доля сельского хозяйства в национальном доходе упала с 40%
до 32,5%, а доля горнодобывающей и обрабатывающей промыш-
ленности, а также строительства возросла с 21% до 23,6%, относи-
тельная доля торговли и транспорта выросла с 12% до 17,5%, т.е.
в полтора раза.
Уже к XVII в. Лондон начал выступать в качестве «полюса
роста» всей английской экономики. Его преимущества носили и
географический, и политический характер. Римляне выбрали
самое близкое к морю место на Темзе, где можно было навести
мост и основать городское поселение. Сеть дорог с центром в Лон-
доне, построенная римлянами, в XVI в. и позже продолжала слу-
жить английской экономике. Подобным же образом лондонская
гавань (pool) была самым верхним местом на Темзе, доступным
для морских судов, и город уже в Средние века стал важнейшим
портом Англии. Местоположение национальной столицы в Вест-
минстере, на небольшом расстоянии вверх по реке от собственно
Лондона, с которым он впоследствии слился, увеличивало богат-
ство и население метрополиса. Рост численности населения был
особенно интенсивным в XVI —XVII вв., и к 1700 г. Лондон до-
гнал, а, возможно, и превзошел Париж, который прежде был
самым крупным городом Европы.
Коммерциализация шла параллельно развитию финансовой ор-
ганизации страны. Истоки английской банковской системы неяс-
ны, но в первые годы после Реставрации 1660 г. некоторые лон-
донские ювелиры стали выступать в качестве банкиров. Они вы-
пускали расписки на прием вкладов, которые циркулировали как
банкноты, и предоставляли займы кредитоспособным предприни-
мателям. Основание Английского банка, имевшего законодатель-
ную монополию на акционерное банковское дело, заставило част-
ных банкиров прекратить выпуск банкнот, но они продолжали
принимать вклады, акцептировать тратты и учитывать векселя.
Тем временем провинции за пределами Лондона оставались лише-
ны официальных банковских услуг, хотя брокеры, адвокаты и бо-
гатые оптовые купцы совершали некоторые элементарные банков-
ские операции, такие как учет векселей и перевод денег в Лондон.
Английский банк не создавал филиалов, а его банкноты, имевшие
крупный номинал, не обращались вне Лондона. Более того, дея-
тельность королевского монетного двора была крайне неэффек-
тивной; достоинство выпускаемых им золотых монет было слиш-
211
ком высоко, чтобы они могли использоваться для выплаты зара-
ботной платы или в розничной торговле, а объем чеканки сереб-
ряной и медной монеты был очень невелик. Связанная с этим не-
хватка разменной монеты заставила частных предпринимателей
заполнить образовавшуюся нишу: промышленники, купцы и даже
трактирщики выпускали расписки и жетоны, которые обслужива-
ли нужды местного денежного обращения. Из этих разнообразных
источников и появился институт «местных банков» (country
banks) — банков, расположенных вне Лондона, демонстрировав-
ших быстрый рост во второй половине XVIII в. К 1810 г. таких
банков насчитывалось почти 800.
Эйфория, порожденная Славной революцией, привела к созда-
нию в 1690-х гг. множества акционерных компаний. Некоторые из
которых, подобно Английскому банку, были утверждены королев-
ской хартией и получили монопольные права. (В то время зако-
нодательство о формах предпринимательских организаций еще
только складывалось.) Схожая эйфория охватила страну и после
успешного окончания войны за Испанское наследство и достигла
апогея в финансовом буме, известном под названием «бума
Южных морей» (South Sea Bubble). Это имя связано с деятель-
ностью «Компании Южных морей», учрежденной королевской
хартией в 1711 г. и имевшей номинальную монополию на торгов-
лю с Испанской империей, хотя реальная цель ее создания состо-
яла в том, чтобы обеспечивать правительство финансами для про-
должения войны. (Схожая спекулятивная мания в то же самое
время имела место во Франции. Названная «Миссисипским
бумом», она была спровоцирована шотландским финансовым
авантюристом по имени Джон Лоу, который уговорил герцога Ор-
леанского, регента при малолетнем короле Людовике XV, разре-
шить ему создать банк, Banque Royale, а также компанию для ос-
воения французских владений в Северной Америке, названную
«Миссисипской компанией».) Пузырь лопнул в 1720 г., когда пар-
ламент по настоянию «Компании Южных морей» провел закон, за-
прещавший создание акционерных обществ без санкции парламента.
Давать такие санкции он, однако, оказался не склонным. В резуль-
тате Англия вступила в свою «промышленную революцию» с зако-
нодательным барьером на пути использования акционерной (корпо-
ративной) формы организации, вследствие чего большинство про-
мышленных и других предприятий организовывались в форме това-
риществ или обычных частных компаний. Вопрос о том, сдержива-
ло это или нет английскую индустриализацию, был объектом ак-
тивных дискуссий, но в любом случае этот фактор не являлся ро-
ковым препятствием. Указанное законодательное ограничение на
создание акционерных компаний было отменено в 1825 г.
Другим крупным последствием Славной революции была, как
уже упоминалось, окончательная передача государственных фи-
нансов королевства в руки парламента, что существенно снизило
издержки государственных заимствований и таким образом осво-
212
водило капитал для частных инвестиций. Хотя система налогооб-
ложения была высоко регрессивной (т.е. она возлагала непропор-
ционально тяжелое бремя на слои населения с низким уровнем до-
хода), она также способствовала накоплению капитала для инвес-
тиций. Вопрос о том, были ли эти накопления в массе своей на-
правлены непосредственно в промышленность, спорен, поскольку
большая часть крупных промышленных предприятий выросла из
малых благодаря реинвестированию прибыли. Однако если и не
прямо, то косвенно, путем вложений в инфраструктуру, особенно
транспортную, эти средства все же внесли важный вклад в разви-
тие индустриализации.
Перемещение больших количеств объемных грузов с низкой
удельной стоимостью, например зерна, из деревни на городские
рынки, леса для строительства, угля и руды из шахт и рудников
к металлургическим заводам и доменным печам, требовало деше-
вого и надежного транспорта. До начала эры железных дорог реч-
ные пути являлись самыми экономичными и эффективными
транспортными артериями. Своим ранним процветанием и бы-
стрым стартом на пути к созданию современной промышленности
Великобритания была во многом обязана своему островному поло-
жению, которое не только дало ей бесплатную защиту от разру-
шительных континентальных войн, но также и дешевый транс-
порт. Длинная береговая линия, великолепные природные бухты
и множество судоходных рек сняли потребность в наземном
транспорте, которая задерживала рост торговли и промышленнос-
ти на континенте.
При всех географических преимуществах, в стране росла по-
требность в улучшении транспортных коммуникаций. В течение
тридцатилетнего периода с 1660 г. по 1689 г. было принято 15 част-
ных актов парламента по улучшению судоходности рек и гаваней.
С 1690 г. по 1719 г. принято было 59 актов (включая законы о
сооружении дорог), а с 1720 г. по 1749 г. — 130 актов. В 1750-е
гг. началась эра каналов, в течение которой были построены вод-
ные пути для связи судоходных рек друг с другом, а также шахт
и рудников со своими рынками. Иногда строительство канала тре-
бовало большого искусства, создания акведуков и подземных тон-
нелей. Всего за период 1750— 1820 гг. к 1000 милям существовав-
ших ранее судоходных водных путей было добавлено еще около
3000 миль (преимущественно каналов), расходы на которые оце-
нивались в 17 млн фунтов стерлингов (рис. 7.3). Посредством
этих каналов и судоходных рек все главные центры производства
и потребления были связаны между собой и с главными морскими
портами. Предприятия по строительству и эксплуатации каналов
создавались как частные, ориентированные на получение прибыли
компании, регистрация которых осуществлялась парламентскими
актами (это было основное исключение из принципа, связанного с
ограничением создания акционерных обществ), которые облагали
пошлинами независимых владельцев судов и барж, а иногда
имели и собственный баржевой флот, который сдавали в аренду.
213
Рис. 7.3. Внутреннее судоходство в Великобритании.
Британская сеть каналов и судоходных рек была чрезвычайно
эффективна для своего времени, но все же не вполне удовлетво-
ряла спрос на внутренние перевозки. Традиционно содержание
дорог было обязанностью приходов, в принудительном порядке
использовавших труд местных жителей. Поэтому неудивительно,
что состояние дорог, которые поддерживались таким способом,
214
было плачевным. Начиная с 1690-х гг. парламент начал создавать
путем частных актов «дорожные тресты» (turnpike trusts), кото-
рые должны были строить и содержать хорошие дороги, за пере-
движение по которым в повозках, верхом или пешком взимались
пошлины. Эти тресты не были коммерческими компаниями; они
создавались и контролировались попечителями, обычно местными
землевладельцами, фермерами, купцами и предпринимателями,
которые были заинтересованы не только в уменьшении своих на-
логовых обязательств, связанных с поддержанием дорог на при-
ходском уровне, но и в улучшении доступа к рынкам. Хотя боль-
шинство подобных дорог были относительно короткими, около
30 миль или около того, многие из них были связаны между
собой и впоследствии образовали густую сеть. На период 1750 —
1760 гг. пришелся наивысший подъем строительства дорог: с 3400
миль в 1750 г. их сеть выросла до 15000 миль в 1770 г. (рис. 7.4)
и достигла наибольшей длины в 22000 миль в 1836 г., когда же-
лезные дороги стали заменять и мощеные дороги, и каналы.
Рис. 7.4. Дорожная сеть Англии и Уэльса в 1770 г.
215
Промышленная технология и инновации
Историки, подчеркивающие революционную сущность про-
мышленных изменений, указывают на быструю механизацию и
рост хлопчатобумажной промышленности на протяжении двух
последних десятилетий XVIII в. Однако уже столетием раньше в
течение всего нескольких лет были сделаны два нововведения,
значение которых для последующей индустриализации может счи-
таться даже еще более фундаментальным, хотя их важность стала
очевидной только спустя много лет. Этими инновациями были
процесс выплавки железа с использованием кокса, избавивший
черную металлургию от зависимости от древесного угля, и атмо-
сферная паровая машина, новый и мощный двигатель, дополнив-
ший, а впоследствии заменивший ветряные и водяные мельницы в
качестве источника механической энергии.
Предпринимались многочисленные попытки заменить в домен-
ных печах древесный уголь на каменный, но обилие примесей в
сыром угле обрекало их на неудачу. В 1709 г. Абрахам Дерби,
квакер-кузнец из Коалбрукдейла в Шропшире, обработал камен-
ный уголь тем же путем, которым другие плавильщики получали
древесный уголь из древесины, — т.е. нагрел уголь в закрытом
контейнере, и по удалении примесей, принявших газообразную
форму, получил остаток, представляющий собой почти чистый уг-
лерод, который он затем использовал как топливо в доменной
печи для выплавки чугуна.
Несмотря на технологический прорыв, совершенный Дерби,
инновация распространялась медленно: еще в 1750 г. только
около 5% британского чугуна производилось с использованием
кокса. Однако продолжавшийся рост стоимости древесного угля
после 1750 г. наравне с другими инновациями, такими как введе-
ние Генри Кортом пудлингования и прокатки в 1783 — 1784 гг.,
наконец покончил с зависимостью черной металлургии от древес-
ного угля. (Процесс Корта предусматривал плавку чугуна в отра-
жательной печи без прямого контакта с топливом. Расплавленный
металл размешивался для выжигания излишка. углерода, после
чего прокатывался для устранения примесей и придания ему же-
лаемой формы.) Металлурги достигали значительной экономии на
масштабах производства путем объединения всех этих операций
на одном предприятии, расположенном обычно поблизости от
места добычи угля, в связи с чем и общий выпуск железа, и доля
железа, произведенного с помощью каменного угля, в огромной
степени выросли. К концу столетия производство железа превыси-
ло 200 тыс. тонн (причем практически все оно выплавлялось с ис-
пользованием кокса), а Великобритания стала нетто-экспортером
железа и железных изделий.
Энергия пара была впервые использована в горнодобывающей
промышленности. По мере роста спроса на уголь и металлы ин-
тенсифицировались попытки их добычи из более глубоких шахт.
216
Были разработаны различные устройства для откачки воды из
шахт, однако затопление последних оставалось главной пробле-
мой и главным препятствием для дальнейшего роста добычи. В
1698 г. военный инженер Томас Сэвери получил патент на паро-
вой насос, который он метко окрестил «Друг шахтеров». Не-
сколько таких насосов были установлены на протяжении первого
десятилетия XVIII в., преимущественно на корнуольских оловян-
ных рудниках, однако это устройство имело несколько практичес-
ких дефектов, главным среди которых была взрывоопасность.
Томас Ньюкомен, занимавшийся торговлей металлическими изде-
лиями и знакомый с проблемами горнодобывающей промышлен-
ности, методом проб и ошибок добился устранения этих дефектов
и в 1712 г. построил свой первый паровой насос для угольной
шахты в Стаффордшире.
В машине Ньюкомена пар из котла подавался в цилиндр с
поршнем, который был соединен посредством движущейся Т-об-
разной перекладины с насосом. После того, как пар заставлял
поршень подниматься до вершины цилиндра, впрыскивание хо-
лодной воды внутрь цилиндра вызывало конденсацию пара и воз-
никновение вакуума. Под действием атмосферного давления пор-
шень возвращался в исходное положение (отсюда и название —
«атмосферная машина»). Машина Ньюкомена была очень боль-
шой (она занимала отдельное здание), громоздкой и дорогой, но
при этом эффективной. К концу столетия несколько сотен таких
машин было установлено в Великобритании, а несколько — и на
континенте. Они использовались преимущественно на угольных
шахтах, где топливо было дешево, а также в других горнодобыва-
ющих отраслях. Они также применялись для подъема воды с
целью приведения в движение водяных колес (там, где естествен-
ные условия не позволяли их сооружать), а также для снабжения
водой населения.
Главным недостатком машины Ньюкомена был большой рас-
ход топлива на единицу полезной работы. В 1760-х гг. Джеймса
Уатта, мастера по изготовлению математических инструментов
(лабораторного техника) в университете Глазго, попросили почи-
нить небольшую работающую модель машины Ньюкомена, ис-
пользовавшуюся в качестве наглядного пособия в курсе естествен-
ной философии. Заинтересовавшись проблемой, Уатт начал экспе-
риментировать с машиной и в 1769 г. получил патент на устрой-
ство охлаждения пара (condenser), которое устраняло необходи-
мость в попеременном нагревании и охлаждении цилиндра. Ряд
технических трудностей, включая сложность получения достаточ-
но гладкого цилиндра для предотвращения утечки пара, еще не-
сколько лет создавали проблемы для практического применения
машины. Тем временем Уатт вступил в партнерство с Мэттью Бо-
ултоном, удачливым предпринимателем, занимавшимся производ-
ством оборудования в районе Бирмингема, который обеспечил
Уатту время и возможности для дальнейших экспериментов. В
217
1774 г. Джон Уилкинсон, хозяин расположенного по соседству
металлообрабатывающего производства, запатентовал новый свер-
лильный станок для изготовления стволов пушек, который также
подходил для изготовления паровых цилиндров. В следующем
году Уатт получил продление своего патента на 25 лет, и фирма
Боултона и Уатта начала коммерческое производство паровых
машин. Одним из первых покупателей стал Джон Уилкинсон, ко-
торый использовал машину для подачи воздуха в доменную печь.
Большинство двигателей Боултона и Уатта использовались
для приведения в движение насосов в шахтах и рудниках, особен-
но в оловянных рудниках Корнуолла, где уголь был дорог и эко-
номия на топливе по сравнению с машиной Ньюкомена была зна-
чительной. Но Уатт сделал и ряд других усовершенствований,
среди которых были регулятор скорости машины и устройство
для преобразования возвратно-поступательного движения поршня
во вращательное. Последнее усовершенствование сделало возмож-
ным применение парового двигателя в новых сферах, таких, как
размол зерна и прядение хлопка. Первая прядильная машина,
приводимая в движение паровым двигателем, начала работу в
1785 г., что в огромной степени ускорило процесс технологичес-
ких изменений.
Текстильная промышленность уже завоевала господствующие
позиции в «доиндустриальный» период истории британской про-
мышленности, опираясь на раздаточную систему. Наиболее важ-
ными были производства шерстяных и камвольных тканей, хотя в
Шотландии и Ирландии, в отличие от Англии и Уэльса, произ-
водство льняных тканей было более распространено. (В Англии
тела покойников по закону должны были погребаться в шерстя-
ных саванах, в то время как в Шотландии этот привилегирован-
ный статус был сохранен за льном.) В шелковой промышленнос-
ти, появившейся в начале XVIII в., работали фабрики и оборудо-
вание, использующие энергию воды (в подражание итальянцам),
но спрос на шелк сдерживался его высокой ценой и конкуренцией
континентальных производителей.
Производство хлопчатобумажных тканей, как и шелковых,
было относительно новой отраслью промышленности в Велико-
британии. Начатое в Ланкашире в XVII в. — возможно, эмигран-
тами с континента — в начале XVIII в. оно получило импульс к
развитию благодаря уже упоминавшемуся нами в предыдущей
главе Ситцевому закону. Сначала зто производство опиралось на
методы ручного труда, применявшиеся в шерстяной и льняной
промышленности, а ввиду непрочности пряжи ткани (получившие
название бумазеи) делались на льняной основе. Так как хлопчато-
бумажное производство было новой отраслью, оно в меньшей сте-
пени, чем другие отрасли, регулировалось законодательством, це-
ховыми правилами и традиционной практикой, которые препятст-
вовали технологическим изменениям. Целенаправленные попытки
создания трудосберегающих машин для прядения и тканья пред-
218
поинимались еще в 1730 гг. Первые прядильные машины не были
удачными, но в 1733 г. ланкаширский механик Джон Кей изобрел
самолетный челнок, который позволял одному ткачу делать рабо-
ту двоих, тем самым увеличив спрос на пряжу. В 1760 г. Обще-
ство поощрения искусств и промышленности создало стимул для
изобретателей, предложив награду за разработку эффективной
прядильной машины. В течение нескольких лет были изобретены
ряд приспособлений для механического прядения. Первым из них
была механическая прялка «Дженни» Джеймса Харгривса, со-
зданная им в 1764 г. и запатентованная в 1770 г. «Дженни» была
относительно простой машиной; фактически она представляла
собой модернизированное прядильное колесо с рядом из несколь-
ких веретен вместо одного. Она не требовала механической энер-
гии и могла работать непосредственно в доме прядильщика, одна-
ко позволяла одному человеку делать работу нескольких.
Прядильная ватер-машина, запатентованная в 1769 г. Ричар-
дом Аркрайтом, имела более важное значение. Это изобретение,
возможно, не принадлежит самому Аркрайту, который прежде
был парикмахером и производителем париков, и его патент был
впоследствии аннулирован, но из всех ранних новаторов в текс-
тильной промышленности он был наиболее удачливым бизнесме-
ном. Ввиду того, что ватер-машина приводилась в движение силой
воды и была громоздкой и дорогой, ее использование непосредст-
венно предполагало переход к фабричной системе производства
по модели шелковой промышленности. Однако фабрики стро-
ились чаще всего рядом с рекой в сельской местности, поэтому
внедрение ватер-машины не привело к концентрации рабочих в
городах. Более того, поскольку машины приводились в движение
силой воды, на первых фабриках было занято сравнительно мало
мужчин, которые выполняли в основном квалифицированную ра-
боту и служили в качестве надсмотрщиков, в то время как основ-
ную рабочую силу составляли женщины и дети, труд которых
был более дешевым. Кроме того, их подчинение было обеспечить
гораздо легче.
Самым важным из изобретений в прядении была мюль-машина
Сэмюэля Кромптона, названная так из-за совмещения в ней эле-
ментов «Дженни» и ватер-машины1. Усовершенствованная в
1774 — 1779 гг., но так и не запатентованная, мюль-машина могла
прясть более тонкую и прочную пряжу, чем какая-либо другая
машина или ручная прялка. После того, как около 1790 г. она
была адаптирована для использования паровой энергии, мюль-ма-
шина заняла господствующие позиции в изготовлении хлопчатобу-
мажной пряжи. Как и ватер-машина, она позволяла в больших
Буквальный смысл англоязычного названия — «машина-мул»
(mule); в русском языке утвердился вариант «мюль-машина», в котором
упомянутая игра слов пропадает. — Прим. науч. ред.
219
масштабах использовать труд женщин и детей, но, в отличие от
ватер-машины, она способствовала размещению крупных фабрик в
городах, где имелись в наличии дешевый уголь и большое число по-
тенциальных рабочих. Манчестер, в котором в 1782 г. было только
две хлопчатобумажные фабрики, через 20 лет имел уже 52 фабрики.
Новые прядильные машины изменили соотношение спроса на
пряжу с ее предложением и привели к более настойчивым попыт-
кам решения проблем механического ткачества. В 1785 г. Эдмунд
Картрайт, священник, не имевший подготовки и опыта работы ни
в области механики, ни в текстильной промышленности, сумел ре-
шить основную техническую проблему и получил патент на изо-
бретение механического ткацкого станка. Прогресс механического
ткачества тормозился многими практическими трудностями, и
только в 1820 г., когда инженерная фирма «Шарп и Робертс» в
Манчестере построила улучшенный ткацкий станок, механическое
ткачество стало в массовом порядке замещать ручное.
Технические инновации сопровождались быстрым ростом
спроса на хлопок. Так как Великобритания сама не выращивала
хлопчатник, объемы импорта хлопка-сырца служат хорошими ин-
дикаторами скорости развития отрасли. С менее 500 тонн в начале
века импорт достиг примерно 2500 тонн в 1770 г., после чего бла-
годаря ключевым инновациям его объемы увеличились до более
25000 тонн в 1800 г. Первоначально главными поставщиками
хлопка были Индия и Левант, но увеличение сбора хлопка в этих
регионах не было достаточным для удовлетворения растущего
спроса. Выращивание хлопка началось на британских Карибских
островах и на американском Юге, однако высокие издержки руч-
ного отделения семян от короткого волокна американского хлопка
даже при использовании рабского труда сдерживали рост произ-
водства хлопка до 1793 г., когда Эли Уитни, житель Новой Анг-
лии, посетивший американский Юг, не изобрел механический
«джин» — хлопкоочистительную машину. Эта машина (с некото-
рыми улучшениями) настолько хорошо отвечала предъявляемым
требованиям, что южные штаты США вскоре стали основным по-
ставщиком сырья для отрасли, которая заняла ведущие позиции в
британской промышленности. В 1860 г. Великобритания импорти-
ровала более 500 тыс. тонн хлопка-сырца.
Инновации в прядении и ткачестве, наряду с машиной Уитни,
были самыми важными, но далеко не единственными нововведе-
ниями, которые повлияли на развитие хлопчатобумажной про-
мышленности. Огромное число небольших усовершенствований
имело место на всех стадиях производства, начиная с подготовки
волокна для прядения и кончая отбеливанием, окраской и набив-
кой. Благодаря падению издержек производства и росту его объ-
емов значительная и непрерывно растущая доля выпуска шла на
экспорт. К 1803 г. стоимость хлопчатобумажного экспорта превзо-
шла стоимость экспорта шерстяных тканей; половина всей про-
220
лукции хлопчатобумажной промышленности — как пряжи, так и
тканей — шла на внешние рынки.
Резкое падение цены хлопчатобумажных изделий повлияло на
спрос на шерстяную и льняную ткань и послужило стимулом для
технических инноваций в соответствующих отраслях. Однако, в
отличие от хлопчатобумажной промышленности, развитие этих от-
раслей сдерживалось традицией и регулированием, а физические
характеристики их сырья затрудняли процесс механизации. Инно-
вации в этих отраслях по-настоящему начались лишь после
1800 г., а их трансформация завершилась только во второй поло-
вине XIX в.
Технические изменения в текстильной промышленности и чер-
ной металлургии, а также изобретение парового двигателя зало-
жили краеугольный камень так называемой промышленной рево-
люции в Великобритании, но промышленное развитие не ограни-
чивалось этими отраслями. Не все инновации требовали примене-
ния механической энергии. В то самое время, когда Джеймс Уатт
совершенствовал паровой двигатель, его земляк Адам Смит опи-
сывал в трактате «Богатство народов» значительный рост произ-
водительности в изготовлении булавок, достигаемый благодаря
разделению труда и специализации. В некотором отношении була-
вочная фабрика Смита может рассматриваться в качестве символа
многих отраслей, вовлеченных в производство потребительских
товаров, от таких простых, как кастрюли и сковороды, до таких
сложных, как настенные и карманные часы.
Еще одной показательной отраслью было керамическое произ-
водство. Появление в Англии тонкого китайского фарфора приве-
ло к моде на фарфор среди богатых людей, в домах которых он
стал заменять золотую и серебряную посуду; кроме того, фарфор
стал образцом для изготовления более простой посуды. Одновре-
менно растущая популярность чая и кофе, а также повышение до-
ходов среднего класса привели к тому, что его представители
стали предпочитать фарфоровую посуду английского производст-
ва деревянной и оловянной посуде. Как и в металлургии, расту-
щая цена древесного угля заставила предприятия, занятые произ-
водством посуды, концентрироваться в регионах, хорошо обеспе-
ченных каменным углем. Стаффордшир стал главным центром та-
кого производства, где сотни мелких мастерских работали на
внутренний рынок. По большей части они основывались на экс-
тенсивном разделении труда как основном методе увеличения про-
изводства, хотя некоторые из наиболее прогрессивных производи-
телей, таких как Джосайя Веджвуд, начали использовать паровые
двигатели для размола и смешивания сырья.
Химическая промышленность также быстро развивалась и рас-
ширяла ассортимент выпускаемой продукции. Некоторые дости-
жения явились результатом прогресса химической науки, что
было связано прежде всего с исследованиями французского хими-
ка Антуана Лавуазье (1743 — 1794 гг.) и его учеников. Но даже в
221
большей степени промышленное развитие было обязано опытам и
экспериментам производителей мыла, бумаги, стекла, красок и
текстиля, которые пытались преодолеть дефицит сырья. Возмож-
но, в XVIII в. химики не в меньшей степени учились у промыш-
ленников, чем последние — у самих химиков. (То же самое во
многом верно и применительно к другим наукам.) Примером
может служить серная кислота, химическое вещество, имеющее
широчайшее применение в промышленности. Хотя она была из-
вестна еще алхимикам, ее производство было дорогим и опасным.
В 1746 г. Джон Ройбак, промышленник, изучавший химию, изо-
брел экономичный производственный процесс с использованием
свинцовых камер и в партнерстве с другим предпринимателем,
Сэмюэлем Гарбеттом, начал ее производство в коммерческих мас-
штабах. Помимо прочего, она использовалась для отбеливания
тканей в текстильной промышленности, вытеснив ранее использо-
вавшиеся для этой цели кислое молоко, мочу и другие вещества
природного происхождения. Она, в свою очередь, была заменена
хлором и его производными, которые были открыты французским
химиком Клодом Бертолле в 1790 г. и впервые использованы шот-
ландскими фирмами. Однако к тому времени серная кислота
нашла множество других промышленных применений.
Еще одной группой химикатов, широко использовавшихся в
промышленных процессах, были щелочи, особенно каустическая
сода и поташ. В XVIII в. они производились путем сжигания рас-
тительного сырья, прежде всего водорослей, но ввиду ограничен-
ных возможностей роста предложения этого сырья предпринима-
тели искали новые методы производства щелочей. Такой метод
был открыт другим французом, Николя Лебланом, который в
1791 г. изобрел процесс производства щелочи из хлорида натрия,
т.е. простой поваренной соли. Как и открытие Бертолле, процесс
Леблана впервые получил коммерческое применение в Великобри-
тании. Эта «искусственная сода», как она стала называться, ши-
роко применялась в промышленном производстве мыла, стекла,
бумаги, красок, посуды и т.д., а в качестве побочного продукта ее
изготовления получалась соляная кислота.
Угольная промышленность, чей рост был стимулирован не-
хваткой леса в качестве топлива, и развитие которой, в свою оче-
редь, способствовало изобретению парового двигателя, оставалась
по большей части высокотрудоемкой отраслью, хотя также требо-
вала и больших капиталовложений. Ее побочные продукты также
оказались полезными. Угольная смола, побочный продукт коксо-
вания, заменила натуральную смолу и деготь при изготовлении
морских снастей, когда наполеоновские войны прервали торговые
отношения с Балтийским регионом, а угольный газ использовался
для освещения улиц Лондона уже в 1812 г.
Развитие угольной промышленности также стимулировало по-
явление в Великобритании первых железных дорог. По мере про-
ходки шахт уголь доставлялся из забоев в главный ствол шахты
222
на санях, которые тянули женщины и дети, часто являвшиеся чле-
нами семей шахтеров. В 1760-х гг. в некоторых забоях под землей
стали использоваться пони, которые вскоре стали тянуть колесные
тележки по металлическим пластинам, а впоследствии по желез-
ным рельсам. Даже ранее, еще в XVII в., тележки и рельсы ис-
пользовались на поверхности земли вблизи шахт для облегчения
откатки угля; в движение их приводили лошади. В крупных угле-
добывающих районах в устье реки Тайн вблизи Ньюкасла и в
южном Уэльсе на склонах рек и морских берегов к причалам про-
кладывались рельсы от шахт, по которым тележки с углем скаты-
вались под собственной тяжестью. Назад они возвращались лошадь-
ми, а в начале XIX в. — стационарными паровыми двигателями, ко-
торые втаскивали пустые тележки наверх на канатах. Ко времени
появления первого эффективно действующего локомотива Великоб-
ритания уже имела несколько сотен миль железных дорог.
Появление парового локомотива явилось результатом сложного
эволюционного процесса. Главным предшественником, конечно,
был паровой двигатель, улучшенный Джеймсом Уаттом, однако
эти двигатели были слишком тяжелыми и неуклюжими, и не разви-
вали достаточную мощность на единицу веса, чтобы служить в ка-
честве локомотивов. Более того, сам Уатт был противником разви-
тия локомотивов в силу их потенциальной опасности и не поощрял
своих помощников к их разработке. До тех пор, пока его патент на
устройство для охлаждения пара был в силе (до 1800 г.), развитие
в этой области было остановлено. Кроме совершенствования самого
двигателя, устройство и конструкция локомотива требовали созда-
ния точных и мощных машинных приспособлений. Джон Уилкин-
сон, чья сверлильная машина позволила Уатту построить его двига-
тель, был одним из многих талантливых инженеров и конструкто-
ров. К числу других относился Джон Смитон (1724 — 1792 гг.), ро-
доначальник профессии гражданского инженера, чьи инновации
позволили водяным мельницам и атмосферным паровым машинам
достичь максимума производительности. Генри Маудсли (1771 —
1831 гг.), еще один представитель этой когорты инноваторов,
около 1797 г. усовершенствовал токарный станок, который сделал
возможным производство точных металлических деталей.
Ричарду Тревизику (1771 — 1833 гг.), горному инженеру из
Корнуолла, принадлежит честь создания в 1801 г. первого локо-
мотива. Он использовал двигатель высокого давления (в отличие
от двигателя Уатта) и спроектировал свой локомотив для пере-
движения по обычным дорогам. Хотя технически локомотив был
работоспособен, он не был экономичен, поскольку дороги не
могли вынести его веса. В 1804 г. Тревизик построил другой ло-
комотив для работы на короткой железной дороге в южном Уэль-
се. И вновь, хотя локомотив был способен передвигаться, легкие
Железные рельсы не могли выдержать его тяжести. После не-
скольких дальнейших попыток Тревизик посвятил себя строитель-
223
ству насосов для корнуольских рудников, добившись в этой сфере
бизнеса значительного успеха.
Хотя многие другие инженеры, такие как Джон Бленкиншоп,
также внесли свой вклад в совершенствование локомотива, наи-
большая удача выпала на долю инженера-самоучки Джорджа Сте-
фенсона (1781 — 1848 гг). Работая механиком в ньюкаслском горно-
добывающем районе, он построил в 1813 г. стационарный паровой
двигатель для подъема пустых тележек от грузовых причалов обратно
к шахте на канатах. В 1822 г. он убедил создателей проектируемой
железной дороги Стоктон — Дарлингтон использовать паровые ло-
комотивы, а не лошадей, и на ее открытии в 1825 г. он лично вел
паровоз своей собственной конструкции. Дорога Ливерпуль — Ман-
честер, которую считают первой в мире постоянно действующей гру-
зовой железной дорогой, начала работу в 1830 г. Все ее паровозы
были спроектированы и построены Стефенсоном, чья «Ракета» за
год до этого выиграла знаменитые соревнования в Рейнхилле.
Региональные различия
В этом кратком обзоре зарождения современной промышлен-
ности названия «Великобритания» и «Англия» употребляются
более или менее взаимозаменяемо. Большинство ранних описаний
так называемой промышленной революции сосредотачивались на
одной только Англии. Однако важно осознавать, что существова-
ли большие региональные отличия в темпах и характере инду-
стриализации внутри Англии, а также существенные различия в
характере экономических изменений в отдельных частях Соеди-
ненного Королевства Великобритании и Ирландии.
В Англии различия в темпах изменений обусловливались на-
личием месторождений каменного угля, расположенных преиму-
щественно на северо-востоке (особенно в долине реки Тайн) и в
центральных графствах, хотя Ланкашир также имел значительные
запасы угля (см. рис. 7.5). Ланкашир стал почти синонимом
хлопчатобумажной промышленности, но на его территории также
получили значительное развитие стекольное и химическое произ-
водства, в то время как предприятия хлопчатобумажной промыш-
ленности имелись также на востоке центральной Англии (Дерби-
шир и Ноттингемшир). Металлургия и изготовление металличес-
ких изделий были сосредоточены на западе центральной Англии
(Бирмингем и «Черная страна» — Шропшир), в южном Йорк-
шире (особенно в Шеффилде) и на северо-востоке (особенно в
Ньюкасле, который был также центром химической промышлен-
ности). Шерстяная промышленность была сконцентрирована в
Уэст-Ридинге, Йоркшире (особенно в Бредфорде и Лидсе), пере-
местившись туда из более старых доиндустриальных центров вос-
точной Англии и запада страны. Стаффордшир почти монополи-
224
зировал керамическую промышленность и имел также крупные
металлургические предприятия. Корнуолл оставался главным по-
ставщиком меди и олова, но развитие обрабатывающей промыш-
ленности там было слабым. За исключением процветающего Лон-
дона с его развитым производством товаров широкого потребле-
ния (особенно пива), юг Англии оставался преимущественно аг-
рарным. Это не означало его бедности: он обладал плодородными
почвами и передовой организацией сельского хозяйства, на его
территории были расположены быстро растущие городские цент-
ры. Огромный спрос на продукты питания обеспечивал фермерам
и землевладельцам юга хороший доход на вложение их труда и
капитала. В свою очередь, преимущественно скотоводческие край-
ний север и северо-запад отставали от других регионов по уровню
доходов и богатства.
Рис. 7.5. Английская промышленность в 1800 г.
8 — 5216
225
Уэльс, завоеванный англичанами в Средние века, всегда вос-
принимался как своего рода бедный родственник. В конце
XVIII в. значительные угольные месторождения южного Уэльса
создали базу для значительного развития металлургии; к 1800 г.
там производилось около четверти совокупного выпуска британ-
ского железа. Однако это производство было ориентировано на
экспорт и не сопровождалось активным развитием сопутствующих
отраслей. Остров Англси имел крупные залежи медной руды, од-
нако выплавка меди производилась преимущественно в южном
Уэльсе, в районе Суонси. Северо-восточная часть Уэльса, приле-
гающая к Чеширу и Ланкаширу, получала определенные выгоды
от развития промышленности в упомянутых регионах, однако
большая часть их территории, гористая и неплодородная, остава-
лась скотоводческой и бедной. Дорога к славе и успеху для амби-
циозных валлийцев лежала через Англию или Шотландию.
Одним из них был Роберт Оуэн, который нажил состояние в
хлопчатобумажной промышленности Манчестера и Нью-Ланарка,
прежде чем посвятить остаток своей долгой жизни филантропи-
ческой и гуманитарной деятельности.
Шотландия, в отличие от Уэльса, сохраняла свою независи-
мость от Англии вплоть до добровольного объединения в 1707 г.
Однако в середине XVIII в. Шотландия была бедной и отсталой
страной. Большинство ее немногочисленного населения все еще
занималось полунатуральным сельским хозяйством, а на значи-
тельных пространствах Шотландского Нагорья сохранялась не-
тронутой клановая система социальной и экономической организа-
ции. Менее чем через столетие Шотландия стояла рядом с Анг-
лией на передовых позициях среди наиболее развитых в инду-
стриальном отношении стран мира. Население Шотландии состав-
ляло менее одной седьмой части населения Великобритании, одна-
ко Шотландия производила более одной пятой общего выпуска
хлопчатобумажных тканей и более четверти британского чугуна.
«Саггоп Company», основанная в 1759 г., была первой в мире
крупной металлургической компанией, использующей коксовое
топливо. Среди шотландцев также было много ведущих изобрета-
телей и предпринимателей в химической промышленности и ма-
шиностроении. Короче говоря, трансформация Шотландии из от-
сталой страны с полунатуральной экономикой в ведущую страну с
индустриальной экономикой была даже еще более впечатляющей,
чем параллельная ей индустриализация в Англии.
О причинах столь значительной трансформации шотландской
экономики велись оживленные дебаты. Единственным сколько-ни-
будь значимым природным ресурсом Шотландии был уголь, зале-
гающий узкой полосой между заливами Ферт-оф-Форт и Ферт-
оф-Клайд (перемежающейся залежами железной руды). В этом
регионе была сконцентрирована большая часть шотландского го-
родского населения и почти вся ее современная промышленность.
Включение Шотландии в состав Великобритании в 1707 г. дало ей
226
доступ не только на английские рынки, но и на рынки британских
колоний в Северной Америке и в других регионах мира, что, не-
сомненно, способствовало ускорению темпов экономического раз-
вития. Местная система образования, от приходских школ до че-
тырех старейших университетов (в Англии университетов было
только два), обусловила необыкновенно высокий для того време-
ни уровень грамотности населения. В свою очередь, рано сложив-
шаяся шотландская банковская система, полностью отличная от
английской и свободная от правительственной регламентации,
обеспечила шотландским предпринимателям сравнительно легкий
доступ к кредиту и капиталу. Наконец, нельзя упускать из виду
тот факт, что Шотландия со времени договора об объединении до
1885 г. не имела собственной политической администрации, кроме
местного самоуправления. Хотя эта ситуация порицалась теми,
кто считал, что шотландское правительство могло бы предпринять
более решительные и эффективные меры для стимулирования
экономического роста, возможно, что отсутствие центрального уп-
равления в Шотландии было благом для страны.
Ирландия, по печальному контрасту с Шотландией, не доби-
лась практически никаких успехов в сфере индустриализации.
Англичане относились к Ирландии, даже в большей мере чем к
Уэльсу, как к завоеванной провинции. Здесь нет возможности об-
суждать вопрос о том, являлся ли этот фактор одной из основных
или даже ключевой причиной провала ирландской индустриализа-
ции. Факты свидетельствуют о том, что ирландское население,
как и население Великобритании, более чем удвоилось за период
с середины XVIII в. до 1840 г., однако в Ирландии этот процесс
не сопровождался ростом урбанизации и индустриализацией. В
результате катастрофических неурожаев картофеля в середине
1840-х гг. Ирландия менее чем за 10 лет потеряла четверть своего
населения из-за голода и эмиграции.
Социальные аспекты ранней индустриализации
В Таблице 7.1 приведены приблизительные данные о числен-
ности населения Великобритании, а также Англии и Уэльса за от-
дельные годы периода 1700—1850 гг. Цифры указывают на бы-
стрый рост численности населения на ранних стадиях индустриа-
лизации. Более детальная хронологическая разбивка показывает,
что численность населения начала расти в 1740-х гг. (после перио-
да практически нулевого роста в первой половине столетия);
темпы роста увеличились в 1780-х гг. и достигли максимума во
втором десятилетии XIX в., а затем стали медленно падать вплоть
До 1850 г. Великобритания в полной мере участвовала, а, возмож-
но. и лидировала, в третьей логистической кривой роста числен-
ности населения Европы.
8*
227
Таблица 7. /
Население Англии и Уэльса, а также Великобритании,
1700—1850 гт. (млн чел.).
	1700	1750	1800	1850
Англия и Уэльс	5,8	6,2	9,2	17,8
Великобритания	—	7,4	10,7	20,6
Источник'. Mitchell B.R., Deane Р. Abstract of British Historical Sta-
tistics. Cambridge, 1962.
В пользу того, что рост численности населения не был обу-
словлен исключительно процессом индустриализации, свидетель-
ствует тот факт, что этот рост был общеевропейским феноменом,
который наблюдался не только в Великобритании, но и в прочих
странах, переживающих период индустриализации. С другой сто-
роны, было бы неправильно говорить о полном отсутствии связи
между ростом промышленности и численности населения. Разли-
чие судеб Великобритании и Ирландии показывает, что индустри-
ализация была по крайней мере одной из предпосылок устойчиво-
го роста численности населения.
Механизм роста, наблюдавшегося в XVIII в., понятен не пол-
ностью; во многом это связано с недостатком детализированной
информации. Возможно, что уровень рождаемости несколько
вырос благодаря ранним бракам, поскольку рост надомного и
фабричного производства позволял молодежи обзаводиться собст-
венным хозяйством, не дожидаясь получения по наследству
фермы или окончания срока ученичества. Однако более вероятно,
что уровень смертности упал из-за действия ряда взаимосвязан-
ных факторов: введения практики прививок против оспы в начале
столетия и вакцинации с 1798 г., накопления медицинских знаний
и создания новых больниц и, что наиболее важно, роста уровня
жизни, который явился и результатом, и причиной экономическо-
го роста. Прогресс сельского хозяйства принес не только рост
производства продовольственных продуктов, но и увеличение их
разнообразия, что привело к улучшению питания населения. Воз-
росшая добыча угля сделала дома теплее, а производство мыла,
удвоившееся во второй половине столетия, указывало на осозна-
ние важности личной гигиены. Вкупе со значительно выросшим
выпуском дешевой хлопчатобумажной ткани оно внесло вклад в
повышение стандартов чистоты.
Иммиграция и эмиграция также оказывали влияние на сово-
купную численность населения. В течение всего XVIII в. и в на-
чале XIX в. широкие экономические возможности в Англии и
Шотландии служили стимулами для ирландцев (мужчин и жен-
щин) к поселению в этих регионах как на временной, так и на
228
постоянной основе; этот процесс начался еще до массового прито-
ка переселенцев в результате Великого картофельного голода.
Кроме того, с континента приезжали политические и религиозные
беженцы. В свою очередь, в XVIII в. более миллиона англичан,
валлийцев и шотландцев покинули родину ради того, чтобы попы-
тать счастья за морем, преимущественно в британских колониях.
В основном люди уезжали на поиски лучшей доли, но некото-
рые — неплатежеспособные должники и преступники — насильст-
венно депортировались в Америку, а позже в Австралию. В целом
Великобритания, по-видимому, потеряла в результате международ-
ной миграции в XVIII в. больше населения, чем приобрела.
Однако еще более важной для экономического роста была внут-
ренняя миграция, которая в огромной степени изменила географи-
ческое распределение населения. Большая часть этой миграции
происходила на относительно короткие расстояния (из деревни в
растущие промышленные районы), но, вместе с возросшими темпа-
ми естественного прироста численности населения, это привело к
двум важным изменениям в пространственном распределении насе-
ления: во-первых, к сдвигу в плотности населения с юго-востока на
северо-запад и, во-вторых, к возрастанию урбанизации.
В начале XVIII в. большинство населения Англии проживало
к югу от реки Трент, причем основная масса его приходилась на
12 графств в юго-восточной части страны. Уэльс и Шотландия
имели гораздо меньшую плотность населения, чем Англия. К на-
чалу XIX в. наиболее плотно населенным регионом за границами
лондонского столичного округа был Ланкашир, за ним следовали
Уэст-Ридинг в Йоркшире и 4 графства, на территориях которых
были расположены угольные месторождения запада центральной
Англии. Полоса шотландских равнин между Ферт-оф-Форт и
Ферт-оф-Клайд и район угольных месторождений в долине реки
Тайн также пережили прирост численности населения. Такое рас-
пределение жителей отражало роль угля в индустриализирующей-
ся экономике.
В 1700 г. Лондон с населением в полмиллиона человек был
крупнейшим городом Великобритании, а возможно, и всей Евро-
пы. Ни один другой британский город не имел населения свыше
30 тыс. человек. Ко времени первой переписи населения в 1801 г.
Лондон имел более 1 млн жителей, а в Ливерпуле, Манчестере,
Бристоле, Глазго и Эдинбурге численность населения превышала
70 тыс. человек и продолжала быстро расти. Перепись 1851 г.
официально зафиксировала, что более половины населения стра-
ны является городским, а к 1901 г. доля горожан превысила три
четверти.
Рост городов не был безусловным благом. Они состояли из ог-
ромного количества ветхих доходных домов и длинных рядов
жалких лачуг, в которых семьи рабочих теснились по четверо и
даже более человек в одной комнате. Санитарные условия обычно
были плачевными, и отходы всех видов просто выбрасывались на
229
улицу. Дренажная система, где она была, обычно состояла из от-
крытых канав посередине улицы, но чаще дождевая и сливная
вода, а также нечистоты переполняли сточные ямы, которые изда-
вали омерзительное зловоние и служили питательной средой для
холеры и других эпидемических заболеваний. Улицы были пре-
имущественно узкие, кривые, неосвещенные и немощеные.
Отчасти эти ужасные условия жизни были связаны с крайне
быстрым ростом численности населения, несовершенствами адми-
нистративного аппарата, недостатком опыта у местных властей и,
соответственно, отсутствием городского планирования. Например,
Манчестер вырос из «простой деревни», каковой он был в начале
XVIII в., в город с населением в 25 тыс. жителей в 1700 г. и
более 300 тыс. жителей в 1850 г.; однако статус города он полу-
чил лишь в 1838 г. Быстрый рост городов оказывается даже еще
более удивительным феноменом ввиду того, что он произошел ис-
ключительно за счет миграции населения из сельской местности.
Из-за ужасных санитарных условий уровень смертности в городах
превышал уровень рождаемости (детская смертность была особен-
но высока), и темпы естественного прироста были фактически от-
рицательными. То, что люди были вынуждены жить в таких ус-
ловиях, является свидетельством значительного экономического
давления, заставлявшего их перебираться в города. Хотя числен-
ность сельскохозяйственных рабочих продолжала расти примерно
до 1850 г., рост численности сельского населения превышал воз-
можности получения занятости в традиционных отраслях сель-
ской экономики, включая как надомную промышленность, так и
чисто сельскохозяйственный труд.
В одном из ранних учебников утверждалось, что рабочие
«шли на фабрики, привлеченные призраком высокой заработной
платы». Такое заявление больше говорит о предубеждениях авто-
ра, чем об экономических условиях того времени. В том, что фаб-
ричные рабочие получали более высокую зарплату, чем сельско-
хозяйственные рабочие или рабочие надомной промышленности,
не может быть сомнения. Это было справедливо не только для
взрослых мужчин, но также и для женщин и детей. Многие опи-
сания так называемой промышленной революции в Великобрита-
нии подчеркивают занятость женщин и детей на фабриках, как
будто это было чем-то новым. Ничто не может быть дальше от ис-
тины. Занятость женщин и детей как в сельском хозяйстве, так и
в надомном производстве была очень старой практикой, которую
фабричная система просто использовала.
Фабричная форма организации производства возникла прежде
всего в текстильной промышленности и постепенно распространя-
лась на другие отрасли. Фабрики могли платить более высокую
заработную плату благодаря более высокой производительности
труда, обусловленной как технологическим прогрессом, так и
большей капиталовооруженностью труда. Благодаря этому фабри-
ки постепенно привлекали все больше рабочих, и в динамике ре-
230
адьной заработной платы преобладала повышательная тенденция.
Эта тенденция, возможно, была прервана в период наполеонов-
ских войн с 1795 г. по 1815 г., когда потребности государствен-
ных финансов породили инфляцию, в результате которой многие
люди, живущие на заработную плату, пострадали от падения ре-
альных доходов. Рост реальной заработной платы большинства
категорий рабочих возобновился с 1812-1813 гг., хотя периоди-
ческие депрессии того времени наносили удар по их положению,
провоцируя рост безработицы.
Более ста лет ведется научный спор вокруг вопроса о динами-
ке уровня жизни британских рабочих с конца XVIII в. до середи-
ны XIX в. (Никто не спорит с тем, что уровень жизни после
1850 г. повышался.) Консенсус так и не был достигнут, и вряд ли
он когда-нибудь будет достигнут. Имеющиеся данные не позволя-
ют получить однозначного заключения; что еще более важно,
трудно подобрать адекватные веса для оценки совокупного ре-
зультата действия противоположных тенденций в динамике уров-
ня жизни различных групп населения. Некоторые группы, такие
как фабричные рабочие и квалифицированные ремесленники, не-
сомненно, улучшили свое положение. Другие, например, ручные
ткачи, были полностью сметены процессом технологических изме-
нений и перешли к другим профессиональным занятиям.
В целом представляется вероятным, что в течение столетия с
1750 г. по 1850 г. происходило постепенное повышение уровня
жизни рабочего класса, хотя некоторые его группы, возможно,
пережили снижение уровня жизни в период наполеоновских войн.
Спор усложняется необходимостью учета относительных измене-
ний в распределении доходов и богатства. Большая часть рабо-
чих, включая даже самых низкооплачиваемых, несколько улуч-
шила свое положение, но уровень жизни людей, чьи доходы
имели форму ренты, процентов и прибыли, вырос в еще большей
степени. Другими словами, неравенство в распределении доходов
и богатства, которое уже было значительным в доиндустриальной
экономике, на ранних стадиях индустриализации увеличилось еще
больше.
Глава 8
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ В XIX ВЕКЕ:
БАЗОВЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ
XIX в. явился свидетелем несомненного триумфа индустриаль-
ного пути развития Европы, особенно Западной Европы. Зародив-
шись в Великобритании, современные формы промышленности
распространились через Ла-Манш и Северное море в Бельгию,
Францию, Германию и другие страны Европы, а также через Ат-
лантический океан в США и, немного позже, в другие регионы
мира. В процессе своего распространения они во многом транс-
формировали условия жизни и труда в этих регионах. Эти изме-
нения приняли различные формы в различных странах, что зави-
село от местных особенностей и времени начала индустриализа-
ции. Данные различия будут рассмотрены в последующих главах.
В этой же главе мы рассмотрим основные общие тенденции, ха-
рактерные для ключевых факторов экономического развития —
населения, природных ресурсов, технологии и институтов.
Население
После периода застоя, продолжавшегося с начала или с сере-
дины XVII в. вплоть до середины XVIII в., население Европы
вновь стало быстро расти примерно с 1740 г. (рис. 8.1). К 1800 г.
оно составляло почти 200 млн чел., или немногим более одной
пятой совокупного населения мира, насчитывавшего в то время
примерно 900 млн чел. (Более подробные — но не обязательно
более точные — цифры приведены в Таблице 8.1). В XIX в. рост
численности населения Европы ускорился и к 1900 г. она превзо-
шла 400 млн человек, достигнув примерно одной четверти сово-
купного населения мира, составлявшего приблизительно 1,6 млрд
(Эти цифры не включают население европейского происхожде-
ния, проживающее за пределами Европы — в США, британских
доминионах и Латинской Америке; его учет увеличил бы долю ев-
ропейцев до 30% населения мира.) Рост численности населения
продолжался в XX в., хотя темпы роста в Европе несколько сни-
зились, в то время как в остальном мире возросли. К 1950 г. на-
селение Европы превысило 550 млн при общем населении мира в
2,5 млрд человек.
232
Рис. 8.1. Вверху: Плотность населения Европы около 1750 г Внизу:
Плотность населения Европы около 1914 г.
Источник: McEvedy С., Jones R. Atlas of World Population. Penguin
Books, 1978. Figures 1.9a, 1.13b.
233
Таблица 8.1
Рост численности населения (млн чел.)
	1800	1850	1900	1950
Европа	187,0	266,0	401,0	559,0
Соединенное королевство	16,1	27,5	41,8	50,6
Великобритания	10,7	20,9	37,1	
Ирландия	5,2	6,5	4,5	
Германия	24,6	35,9	56,4	69,0
Франция	27,3	35,8	39,0	41,9
Россия	37,0	60,2	111,0	193,0
Испания	10,5		16,6	28,3
Италия	18,1	24,3	32,5	46,3
Швеция	2,3	3,5	5,1	7,0
Бельгия		4,3	6,7	8,6
Нидерланды		3,1	5,1	10,0
Северная Америка	16,0	39,0	106,0	217,0
Соединенные Штаты	5,3	23,2	76,0	151,7
Южная Америка	9,0	20,0	38,0	111,0
Азия	602,0	749,0	937,0	1302,0
Африка	90,0	95,0	120,0	198,0
1 Океания	2,0	2,0	6,0	13,0
[ Совокупное население | мира	906	1171	1608	2400
Источник: Woytinsky W.S., Woytinsky E.S. World Population and
Production Trends and Outlook. New York, 1953. P. 34, 44; Mitchell B.R.,
Deane P. Abstract of British Historical Statistics. Cambridge, 1962. P. 8— Ю.
Такие темпы роста численности населения не имели прецеден-
тов ни в Европе, ни в мире в целом. За исключением кратковре-
менных колебаний (которые иногда были очень масштабными,
как в период Великой Чумы), население мира удваивалось при-
мерно каждые 1000 лет на протяжении периода от появления зем-
леделия до конца XVIII в. В XIX в. население Европы удваива-
лось за период менее 100 лет, а в XX в. даже эти показатели
были превзойдены темпами роста численности совокупного насе-
ления мира. При сохранении современных темпов естественного
прироста население Земли будет удваиваться каждые 25 — 30 лет.
234
На протяжении XIX в. Великобритания и Германия, две круп-
нейшие промышленные страны Европы, имели темпы роста чис-
ленности населения свыше 1% в год. (Неизменный темп роста
численности населения на 1% обеспечил бы удвоение численности
населения каждые 70 лет.) В свою очередь, Россия, одна из на-
именее развитых в промышленном отношении стран Европы,
имела самые высокие темпы роста численности населения среди
ключевых европейских стран — в среднем около 2% в течение
всего столетия. Франция, еще одна ведущая промышленная стра-
на которая имела самое большое население в Западной Европе в
начале века, намного отставала по темпам его роста от других
стран, особенно во второй половине XIX в. В целом за столетие
средние темпы увеличения численности ее населения составили
лишь около 0,4% в год.
Таким образом, не существует четкой корреляции между инду-
стриализацией и ростом численности населения, и нужно искать
другие факторы, объясняющие этот рост. До того, как в послед-
ней четверти XIX в. был достигнут прогресс в развитии транспор-
та, который сделал возможным широкомасштабный импорт продо-
вольствия из-за океана, одним из главных ограничителей роста
численности населения Европы были сельскохозяйственные ресур-
сы континента. На протяжении XIX в. сельскохозяйственное про-
изводство в огромной степени выросло по двум основным причи-
нам. Во-первых, увеличились площади возделываемой земли.
Этот фактор сыграл особенно большую роль в России, которая
имела огромные неосвоенные территории, а также в других частях
Восточной Европы и в Швеции. Однако даже в Западной Европе
для выращивания сельскохозяйственных культур стали доступны
новые земли, прежде всего за счет отказа от практики оставлять
поля под паром и за счет освоения ранее невозделывавшихся зе-
мель и пустошей. Во-вторых, производительность сельского хо-
зяйства (выпуск в расчете на одного рабочего) выросла благодаря
введению новых технологий, основанных на достижениях науки.
Прогресс знаний в области почвоведения и возросшее применение
удобрений, сначала естественных, а затем и искусственных, уве-
личили урожайность обычных почв и сделали возможной обработ-
ку бывших пустошей. Снижение цены железа способствовало при-
менению улучшенных, более эффективных орудий и приспособле-
ний. Во второй половине столетия появились сельскохозяйствен-
ные машины, такие как паровая молотилка и механическая жатка.
Дешевый транспорт также способствовал миграции населения.
Как и в Великобритании, миграция на Европейском континенте
была двух типов: внутренняя и международная. В целом за пери-
од 1815 — 1914 гг. Европу покинули около 60 млн человек. Из них
почти 35 млн уехали в США и еще 5 млн — в Канаду. Порядка
12—15 млн уехали в Латинскую Америку, преимущественно в Ар-
гентину и Бразилию. Австралия, Новая Зеландия и Южная Аф-
рика приняли большую часть остальных. На Британские острова,
235
включая Ирландию, пришлась основная часть эмигрантов —
около 18 млн человек. Значительные массы переселенцев покину-
ли Германию, скандинавские страны, а после примерно 1890 г. —
Италию, Австро-Венгрию и Российскую империю, включая Поль-
шу. Миграция внутри Европы была также значительной, хотя в
некоторых случаях она была только временной. Большое число
поляков и других славян, а также евреев двигались на запад, в
Германию, Францию и т.д. Франция привлекала итальянцев, ис-
панцев, швейцарцев и бельгийцев, в то время как Великобритания
принимала иммигрантов со всей Европы. На восток Российской
империи, в Сибирь, за период между 1861 г. и 1914 г. пересели-
лись около полутора миллионов крестьянских семей; туда же на-
правлялись многие преступники и политические ссыльные.
За исключением последнего случая миграция была в основном
добровольной. Иногда эмигранты бежали от политических пресле-
дований, но большинство уезжало под давлением экономических
факторов и в надежде на лучшую жизнь за границей. Например,
в течение 8 лет, последовавших за Великим картофельным голо-
дом 1845 г., более 1,2 млн человек уехали из Ирландии в США,
и значительно большее число перебралось через Ирландское море
в Великобританию. Новые и почти незаселенные земли за океа-
ном, такие как Канада, Австралия и Новая Зеландия, привлекали
устойчивый поток иммигрантов, большинство из которых были
уроженцами Британских островов. Относительно много итальян-
цев и немцев эмигрировали в некоторые страны Южной Америки,
ставшие впоследствии наиболее экономически развитыми на кон-
тиненте.
Внутренняя миграция, хотя и менее впечатляющая по объ-
емам, была даже более важна для экономического развития в
XIX в. Важные региональные сдвиги в концентрации населения
имели место во всех странах, но наиболее фундаментальным фак-
тором был рост городского населения, как по абсолютной числен-
ности, так и в процентном отношении к совокупному населению.
В начале XIX в. Англия уже была наиболее урбанизированной
страной, в которой свыше 30% населения проживало в городских
поселениях, насчитывавших свыше 2000 жителей. Нидерланды с
их давней городской традицией имели, возможно, аналогичную
долю городского населения (для Голландии, на территории кото-
рой расположен Амстердам, этот показатель превышал 50%). Ита-
лия, в которой также существовала давняя городская традиция,
страдала в начале Нового времени от оттока населения из ключе-
вых городов, и к началу XIX в. городские жители, вероятно, со-
ставляли 20 — 25% совокупного населения. Аналогичные показате-
ли были характерны для Франции и западной части Германии, в
то время как в остальной Европе доля городского населения не
превышала 10%.
Урбанизация в XIX в. развивалась параллельно с индустриа-
лизацией. Лидерство здесь опять-таки принадлежало Великобри-
236
танин. К 1850 г. более половины британского населения прожива-
ло в населенных пунктах городского типа с населением 2000 чело-
век и более, а к 1900 г. их доля достигла 3/д. К этому времени в
большинстве других промышленных стран доля городского насе-
ления составляла по крайней мере 50%, и даже страны, бывшие
преимущественно аграрными, демонстрировали выраженную тен-
денцию к урбанизации. Например, в Российской империи, кото-
рая в целом имела не более 10,5% городского населения, Москва
и Петербург имели свыше 1 млн жителей.
Население промышленных стран не просто проживало в горо-
дах, оно предпочитало крупнейшие города. В частности, в Англии
и Уэльсе доля населения, живущего в сравнительно небольших
городах (от 2000 до 20000 жителей), оставалась относительно по-
стоянной (около 15%) с начала XIX в. до сегодняшнего дня, в то
время как доля населения, проживающего в крупных городах (с
числом жителей свыше 20 тыс.), выросла за тот же период с 27%
до 70%. В 1800 г. в Европе было едва ли 20 городов с населением,
достигавшим 100 тыс. человек, и ни одного подобного города не
было в Западном полушарии. К 1900 г. таких городов в Европе и
Северной Америке было более 150, а к 1950 г. — более 600. В
середине XX в. существовало больше городов с населением, пре-
вышавшим (порой намного превышавшим) 1 млн человек, чем го-
родов с населением в 100 тыс. человек в 1800 г.
Существует множество причин социального и культурного ха-
рактера, по которым люди предпочитают жить в крупных горо-
дах. С исторической точки зрения главным ограничителем роста
городов были экономические факторы, связанные с невозможнос-
тью снабжения большого городского населения всем необходимым
для жизни. Технологические достижения современной индустрии
не только сняли эти ограничения, но в некоторых случаях сдела-
ли рост городов экономической необходимостью. В доиндустри-
альных обществах большая часть даже промышленного населения
проживала в сельской местности: перевозить готовую промышлен-
ную продукцию, такую как текстильные и железные изделия, на
отдаленные рынки было дешевле, чем везти сырье и продовольст-
вие в места проживания рабочих. Начало использования энергии
пара и переход к фабричной системе, замена древесного угля кок-
сом на металлургических предприятиях и усовершенствование
транспорта и коммуникаций радикально изменили ситуацию. Раз-
витие фабричной системы сделало необходимой концентрацию ра-
бочей силы. Ввиду повышения роли угля некоторые из крупней-
ших промышленных центров возникли в районах его месторожде-
ний или поблизости от них — «Черная страна» (Black Country) в
Англии, Рурский бассейн в Германии, район вокруг Лилля в се-
верной Франции и район Питтсбурга в США. Эти примеры также
подчеркивают важность природных ресурсов для современного
экономического роста.
237
Природные ресурсы
Индустриальная Европа не испытала никакого волшебного
увеличения количества и качества своих природных ресурсов по
сравнению с доиндустриальным периодом, однако в результате
технологического прогресса и под давлением растущего спроса ог-
ромную и даже решающую важность приобрели ресурсы, которые
раньше не были известны или имели малую ценность. Именно это
произошло с каменным углем, и те регионы Европы, в которых
были расположены крупные его месторождения, стали основными
центрами тяжелой промышленности в XIX в. Районы, не имевшие
значительных запасов угля, вынуждены были его импортировать,
хотя, разумеется, они также продолжали использовать традицион-
ные источники энергии воды и ветра. В конце XIX в. с появлени-
ем гидроэлектроэнергии те регионы, которые имели значительные
водные ресурсы, такие как Швейцария, некоторые районы Фран-
ции и Италии, а также Швеция и Норвегия, приобрели новый ис-
точник сравнительных преимуществ.
Европа в целом была относительно обильно наделена традици-
онными минеральными ресурсами, такими как железная руда,
другие металлические руды, соль и сера. Некоторые из них, такие
как олово Корнуолла, разрабатывались со времен Античности, а
большинство других добывались в ограниченных масштабах в
Средние века и в раннее Новое время; однако запросы новой про-
мышленности привели к колоссальной интенсификации их ис-
пользования. Это привело к систематическому поиску прежде не-
известных источников ресурсов, а также к научному и технологи-
ческому исследованию возможностей их эксплуатации. В некото-
рых случаях, когда местные источники истощались, поиск новых
начинался за океаном, где европейский капитал и технологии спо-
собствовали освоению новых территорий — например, американ-
ского Запада, британских доминионов и некоторых регионов Ла-
тинской Америки. В конце XIX в. активный поиск новых ресур-
сов, вместе с другими причинами, привел европейские страны к
расширению политического контроля над плохо организованными
и слабо управляемыми регионами Африки и Азии.
Развитие и распространение технологии
Лауреат Нобелевской премии по экономике Саймон Кузнец
назвал период, в котором мы живем, «современной экономической
эпохой»1. Согласно его точке зрения, экономическая эпоха опре-
1 Kuznets S. Modern Economic Growth: Rate, Structure, and Spread.
New Haven, CT, 1966. Ch. 1.
238
пеляется и формируется внедрением и развитием «эпохальных ин-
новаций». Например, по его мнению, эпохальной инновацией ран-
него Нового времени в европейской истории было развитие нави-
гации и смежных технологий, которые сделали возможным от-
крытие Америки и морских путей на Восток, т.е. достижения, ко-
торые, по выражению Адама Смита, представляли собой «два ве-
личайших и важнейших события во всей истории человечества»1.
Согласно Кузнецу (и, несомненно, Адам Смит согласился бы с
ним), большая часть событий экономической истории — и даже
политической, социальной и культурной истории — в период
1499—1776 гг. может быть объяснена прогрессом исследований и
открытий, ростом морской торговли, коммерческого и военного
флота, а также другими явлениями того же ряда.
Современная экономическая эпоха, по терминологии Кузнеца,
началась во второй половине XVIII в., и ее эпохальную иннова-
цию он связывает с «растущим применением науки к проблемам
экономического производства»2. Как отмечалось в предыдущей
главе, научное знание как таковое в XVIII в. и даже в первой по-
ловине XIX в. находило очень ограниченное применение в хозяй-
ственной деятельности. Период в истории технологии с начала
XVIII в. примерно до 1860 г. или 1870 г. корректнее всего назвать
эрой ремесленников-изобретателей. Однако впоследствии научные
теории во все возрастающей степени формировали базис произ-
водственных процессов, особенно в таких новых отраслях, как
производство электроэнергии, оптика и органическая химия. Од-
нако в то же время они в огромной степени повлияли на техничес-
кий прогресс в металлургии, энергетике, пищевой и консервной
промышленности и в сельском хозяйстве, если упомянуть только
самые важные отрасли.
При анализе процесса технологического развития в любой пе-
риод истории, но особенно в современную экономическую эпоху,
необходимо различать три тесно связанных, но принципиально
разных понятия: изобретения, инновации и диффузия новых тех-
нологий. Изобретение, по отношению к технологии, означает
некое новшество механического, химического или электрического
характера, которое может быть запатентовано. Сами по себе изо-
бретения не имеют экономического значения. Они приобретают
его только тогда, когда они внедряются в экономический процесс,
т.е. когда они становятся инновациями. Например, изобретение
Джеймсом Уаттом устройства для охлаждения пара, которое он
запатентовал в 1769 г., играло незначительную роль в экономике
до тех пор, пока он в партнерстве с Мэттью Боултоном не начал
в 1776 г. коммерческое производство паровых машин. Диффузия
1 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов.
М.: Изд-во социально-экономической литературы, 1962. С. 454.
2 Kuznets S. Op. cit. Р. 9.	.
239
технологии — это процесс, посредством которого инновации рас-
пространяются внутри данной отрасли, между отраслями и между
разными странами. Диффузия инноваций отнюдь не представляет
собой автоматический процесс копирования первоначального изо-
бретения. Ввиду различных условий в различных отраслях, раз-
личной наделенности стран и регионов факторами производства, а
также культурных различий между странами, диффузия иннова-
ций может столкнуться с проблемами, сходными с теми, с которы-
ми сталкивается внедрение первоначального изобретения.
Промышленное доминирование, которого Великобритания до-
стигла к первой четверти XIX в., основывалось на технологичес-
ких достижениях в двух главных отраслях — в хлопчатобумаж-
ной промышленности и черной металлургии, при интенсивном ис-
пользовании каменного угля в качестве промышленного топлива и
растущем применении парового двигателя как источника механи-
ческой энергии. Механизация хлопкопрядения была завершена к
1820 г., что сделало его первой современной фабричной отраслью,
в то время как механизация ткачества едва началась. Другие ос-
новные текстильные отрасли, производство шерсти и льна, также
только начали механизироваться, хотя они, вместе с хлопкоткаче-
ством, стали быстро развиваться в течение нескольких следующих
десятилетий. Металлургия завершила переход к коксовой выплав-
ке металла и к использованию процесса пудлингования и прокат-
ки. Уголь использовался не только для приведения в движение
паровых машин, в доменных и пудлинговых печах, но также и
как топливо во множестве других отраслей, таких как производ-
ство стекла, соле- и пивоварение, перегонка спирта. Паровые дви-
гатели обеспечивали энергией текстильные фабрики и плавильные
печи, а также насосы в угольных шахтах и медных рудниках.
Они также использовались, хотя и менее интенсивно, в мукомоль-
ной промышленности, в керамическом производстве и т.д.
В следующие полстолетия, т.е. примерно до 1870 г., усилия
многих европейских промышленников, иногда поощряемые прави-
тельствами, были направлены на внедрение технологических до-
стижений британской промышленности. Некоторые подробности
относительно этих усилий будут изложены в главах, посвященных
отдельным странам. При этом скорость технологических измене-
ний увеличилась, и они захватывали многие из тех отраслей, ко-
торые до того испытывали слабое влияние технологий, основан-
ных на достижениях науки. Более того, в результате научных от-
крытий появились некоторые прежде не существовавшие отрасли.
В текстильной промышленности, которая была одновременно и
крупнейшим нанимателем рабочей силы, и лидером по стоимости
промышленного выпуска почти во всех странах, в процессе гро-
мадного расширения производства было внедрено множество не-
больших технологических усовершенствований. Многие иннова-
ции были осуществлены европейскими и американскими промыш-
ленниками, искавшими возможность достичь или превзойти пока-
240
затели технической эффективности своих британских конкурен-
тов. В целом, однако, на протяжении этого периода не произошло
крупных технических прорывов, сопоставимых по значению с се-
рией инноваций последней трети XVIII в. Однако это не относит-
ся к другим отраслям. Множество наиболее революционных тех-
нологических прорывов произошло значительно позднее условной
даты окончания индустриальной революции в Великобритании.
Источники и производство энергии
Когда в 1800 г. истек срок основного патента Уатта, в Вели-
кобритании работало немногим более 500 его двигателей, а на
континенте — всего несколько дюжин. Несмотря на всю фунда-
ментальность своего вклада в развитие паровой техники, двигате-
ли Уатта имели множество ограничений в качестве источника ме-
ханической энергии. Прежде всего, их коэффициент полезного
действия был довольно низким, обычно менее 5% (т.е. они совер-
шали менее 5% теоретически возможного объема работы при дан-
ном объеме потребленной тепловой энергии). В среднем их мощ-
ность не превышала 15 лошадиных сил, что было лишь немногим
больше мощности хорошей ветряной или водяной мельницы. Они
были тяжелыми, громоздкими и часто ломались. Наконец, они ра-
ботали на относительно низком давлении, которое ненамного пре-
вышало атмосферное, что в значительной степени ограничивало
их эффективность. В качестве причин подобного положения
можно указать на несовершенство научного знания, недостаточ-
ную прочность металлов, использовавшихся при их изготовлении,
и недостаток точных инструментов.
Следующие пятьдесят лет были свидетелями множества важ-
ных усовершенствований в технологии парового двигателя. Свой
вклад в ее развитие внесло использование более легких и проч-
ных металлов, более точных механических инструментов, а также
развитие научного знания, включая механику, металлографию,
термостатику и теорию газов, а также зачатки термодинамики.
Хотя возможно, что ученые больше «учились» у парового двига-
теля — кульминацией чего явилось формулирование Гельмголь-
цем в 1847 г. первого закона термодинамики — чем внесли вклад
в его развитие, их достижения нельзя не принимать в расчет. Од-
нако авторами первых усовершенствований были практики — ме-
ханики и инженеры, такие как корнуолец Тревизик и американец
Оливер Эванс, которые сконструировали и опробовали двигатели
на высоком давлении, которые Уатт считал небезопасными и не-
практичными. Эти и другие эксперименты привели к началу ис-
пользования силы пара для приведения в движение пароходов и
паровозов, что имело фундаментальные последствия для развития
транспорта. Множество двигателей использовалось и в промыш-
ленности. К 1850 г. во Франции было более 5000 стационарных
паровых двигателей, в Бельгии — около 2000, в Германии —
241
почти 2000 и в Австрийской империи — примерно 1200. Хотя точ-
ные цифры отсутствуют, возможно, что Великобритания имела
больше паровых двигателей, чем все континентальные страны
вместе взятые. Еще в 1838 г. только текстильная промышленность
(которая, однако, была самым крупным их потребителем) исполь-
зовала более 3000 двигателей. Для сравнения, Соединенные
Штаты в 1838 г. имели менее 2000 стационарных паровых двига-
телей во всех отраслях экономики.
Мощь и эффективность паровых двигателей также в огромной
степени выросли. Двигатели мощностью от 40 до 50 л.с. были
обычным явлением, а мощность некоторых превышала 250 л.с.
Коэффициент полезного действия был в три раза выше, чем у
лучших двигателей Уатта. Были разработаны компаунды, двига-
тели двойного и тройного действия. К 1860 г. большие морские
компаунды могли развивать мощность в более чем 1000 л.с.
Технологический прогресс имел место и в развитии главного
соперника парового двигателя на первом этапе его использова-
ния — водяного колеса. С 1760-х гг., в то время как Уатт экспе-
риментировал с паровым двигателем и совершенствовал его, дру-
гие инженеры и изобретатели обратили свои усилия на усовер-
шенствование водяного колеса. Они ввели новую, более эффек-
тивную его конструкцию, а в результате падения цен на железо в
употребление вошли большие цельнометаллические колеса. В на-
чале XIX в. некоторые большие водяные колеса могли развивать
мощность свыше 250 л.с. Более того, в 1820 — 1830 гг. француз-
ские ученые и инженеры изобрели и усовершенствовали гидравли-
ческую турбину, высокоэффективное устройство для превращения
силы падающей воды в механическую энергию. Хотя этот факт
часто не получает адекватного осмысления, но использование
силы воды достигло своего пика в третьей четверти XIX в. (если
не рассматривать использование гидроэлектрогенераторов, кото-
рое началось позже). Только примерно после 1850 г., а в более
выраженной форме после 1870 г., энергия пара окончательно по-
бедила своего конкурента.
К концу XIX в. были достигнуты пределы мощности возврат-
но-поступательного парового двигателя; некоторые морские ком-
паунды тройного действия достигали мощности в 5000 л.с. Одна-
ко даже эти громадные машины были неадекватны новейшему
применению силы пара — выработке электроэнергии. Прежде
всего, максимальная скорость вращения коленчатого вала, кото-
рой мог достичь возвратно-поступательный двигатель, была слиш-
ком низкой и не соответствовала значительно более высоким ско-
ростям, которых требовала динамо-машина, или электрический ге-
нератор. Кроме того, эффективной выработке электричества пре-
пятствовала вибрация такого двигателя. Решение этих проблем
было найдено в паровой турбине, изобретенной в 1880-х гг. бри-
танским инженером Чарльзом Парсонсом и шведским изобретате-
242
лем Густавом де Лавалем. Новое устройство быстро совершенство-
валось, и к началу XX в. стало возможным вырабатывать более
100 тыс. киловатт на одной установке.
Явление электричества было известно еще в древности, но
даже в XVIII в. к нему относились как к курьезу. К концу столе-
тия исследования Бенджамина Франклина в Америке и итальян-
цев Луиджи Гальвани и Алессандро Вольта, изобретшего гальва-
ническую батарею, подняли статус электричества от салонного
развлечения до предмета лабораторных исследований. В 1807 г.
сэр Хэмфри Дэви открыл электролиз, т.е. способность электри-
ческого тока разлагать химические соединения в водных раство-
рах, что дало толчок развитию гальванотехники. Следующий этап
в изучении электричества связан с именами ученика Дэви Майкла
Фарадея, датского физика Ханса Эрстеда и французского матема-
тика Андре Ампера. В 1820 г. Эрстед обнаружил, что электричес-
кий ток создает магнитное поле вокруг проводника, что привело
Ампера к формулированию количественной взаимосвязи между
электричеством и магнетизмом. В период 1820—1831 гг. Фарадей
открыл явление электромагнитной индукции (выработки электри-
ческого тока при вращении магнита внутри катушки металличес-
кой проволоки) и изобрел примитивный ручной генератор. Осно-
вываясь на этих открытиях, в период 1832 — 1844 гг. Сэмюэль
Морзе в США создал электрический телеграф. Однако промыш-
ленное использование электричества сдерживалось отсутствием
экономически эффективного генератора.
Ученые и инженеры экспериментировали со множеством уст-
ройств для выработки электричества, и в 1873 г. один владелец
бумажной фабрики в южной Франции подсоединил свою гидрав-
лическую турбину, стоявшую на реке, текущей с Альп, к динамо-
машине. Это на первый взгляд простое усовершенствование имело
важнейшие долговременные последствия, поскольку оно дало воз-
можность регионам, не имевшим запасов угля, но богатым водны-
ми ресурсами, удовлетворить свои потребности в энергии. Изобре-
тение паровой турбины в последующее десятилетие ликвидирова-
ло зависимость производства электричества от водных ресурсов и
сдвинуло энергетический баланс вновь в пользу угля и пара. Тем
не менее, развитие гидроэнергетики стало событием огромной
важности для бедных углем стран, находившихся ранее в арьер-
гарде промышленного развития.
Одновременно развивалось множество направлений практичес-
кого применения электроэнергии. С 1840-х гг. электричество стало
использоваться в гальванотехнике и в телеграфной связи. В 1850-х гг.
в маяках стали применяться дуговые лампы, и к 1870-м гг. они уже
использовались на множестве фабрик и складов, в театрах и в об-
щественных зданиях. Совершенствование электрической лампы на-
каливания, созданной почти одновременно в 1878— 1880 гг. Джозе-
фом Сваном в Англии и Томасом Эдисоном в Соединенных Шта-
тах, сделало дуговые лампы устаревшими и произвело бум в элект-
243
рической промышленности. В течение нескольких последующих
десятилетий электричество ожесточенно конкурировало с двумя
другими, незадолго до этого усовершенствованными осветителя-
ми — угольным газом и керосином.
Электричество имело множество иных применений, помимо ос-
вещения. Оно является одной из наиболее универсальных форм
энергии. В 1879 г., в том же году, когда Эдисон запатентовал свою
электрическую лампу, Вернер фон Сименс в Германии изобрел
электрический трамвай, имевший революционные последствия для
развития общественного транспорта в бурно растущих мегаполисах
того времени. В течение нескольких лет электромоторы нашли ши-
рочайшее применение в промышленности, и изобретатели даже на-
чинали задумываться о создании домашних электроприборов.
Электричество также можно использовать для выработки тепла, в
связи с чем оно нашло применение при выплавке различных метал-
лов, особенно открытого незадолго до того алюминия.
Нефть является еще одним основным источником энергии, ко-
торый вошел в употребление во второй половине XIX в. Хотя она
была известна и спорадически использовалась и ранее, ее коммер-
ческая эксплуатация началась с бурения скважины Дрейка в Ти-
тусвилле, Пенсильвания, в 1859 г. Как и электричество, жидкая
нефть и побочный продукт ее добычи, природный газ, использо-
вались первоначально для освещения. Сырая нефть состоит из не-
скольких компонентов, или «фракций». Среди них керосин счи-
тался сначала наиболее ценным из-за возможности его примене-
ния в осветительных лампах. Другие фракции использовались как
смазочные материалы, спрос на которые быстро рос по мере рас-
пространения машин с движущимися частями, а также для меди-
цинских целей. Более тяжелые фракции, первоначально рассмат-
риваемые как отходы, со временем стали использоваться в домаш-
нем и промышленном отоплении наравне с углем и другими тра-
диционными источниками энергии. Самые легкие и летучие фрак-
ции, лигроин и бензин, долгое время рассматривались как опас-
ные побочные продукты. Однако в это время ряд изобретателей и
инженеров, особенно немцы Николас Отто, Карл Бенц и Готфрид
Даймлер, проводили эксперименты с двигателями внутреннего
сгорания. К 1900 г. появилось несколько вариантов таких двига-
телей, большинство из которых использовало в качестве топлива
один из продуктов перегонки нефти, таких как бензин и дизель-
ное топливо. Самой важной областью применения двигателей
внутреннего сгорания стали транспортные средства — легковые
автомобили, грузовики и автобусы. В руках таких предпринима-
телей, как французы Арман Пежо, Луи Рено и Андре Ситроэн,
англичанин Уильям Моррис и американец Генри Форд, автомоби-
лестроение превратилось в одну из самых важных отраслей про-
мышленности XX в. Двигатель внутреннего сгорания имел также
244
и промышленное применение, а в XX в. он сделал возможным
развитие самолетостроения.
Дешевая сталь
К началу XIX в. коксовая плавка и пудлингование для произ-
водства чугуна и передела его в сварочное железо были распро-
странены в Великобритании фактически повсеместно, что давало
британским металлургам существенное преимущество перед ино-
странными конкурентами. В конце XVIII в. во Франции и прус-
ской Силезии под королевским покровительством были предпри-
няты попытки ввести коксовую плавку, но ни одна из этих попы-
ток не оказалась успешной в экономическом отношении, а в не-
разберихе революции и наполеоновских войн никаких дальней-
ших экспериментов в этой области не проводилось. С наступлени-
ем мира после 1815 г. металлурги континента стали активно внед-
рять пудлингование и прокатный метод для передела чугуна в
сварочное железо, но из-за относительной разницы цен на древес-
ный и коксующийся уголь на континенте и в Великобритании
переход к коксовой плавке происходил медленнее. Первые эф-
фективные коксовые доменные печи на континенте были постро-
ены в Бельгии (в то время входившей в королевство Объединен-
ных Нидерландов) в конце 1820-х гг. Несколько французских ме-
таллургов стали применять кокс в 1830 — 1840 гг., но этот процесс
не стал доминирующим вплоть до 1850-х гг. В Германии коксовая
плавка вводилась еще медленнее, и прорыв произошел только в
1850-х гг. В Соединенных Штатах, с их огромными запасами леса
для производства древесного угля и альтернативой коксу в виде
антрацита восточной Пенсильвании, коксовая плавка не получила
широкого распространения вплоть до окончания Гражданской
войны. В других странах Европы — в Швеции, Австро-Венгрии,
Италии и частично в России — продолжали работать небольшие
предприятия, использовавшие древесный уголь.
Единственной крупной технологической инновацией в метал-
лургической промышленности первой половины XIX в. была го-
рячая домна, запатентованная шотландским инженером Джеймсом
Б. Нельсоном в 1828 г. Путем использования отводных газов для
предварительного нагревания воздуха, используемого в доменной
печи, горячая домна обеспечила более полное использование топ-
лива, снизила его потребление и ускорила процесс плавки. Она
вскоре стала применяться металлургами в Шотландии, на конти-
ненте и даже в Соединенных Штатах, но в Англии и Уэльсе она
распространялась медленнее.
Наиболее значительные технологические нововведения, повли-
явшие на развитие черной металлургии, произошли во второй по-
ловине столетия и касались производства стали. Сталь фактичес-
ки является особой разновидностью железа: она содержит меньше
245
углерода, чем чугун, но больше, чем сварочное железо. Из-за
этого она отличается меньшей хрупкостью, чем первый, но тверже
и прочнее, чем второе. Она производилась на протяжении многих
столетий, но в небольших количествах ввиду высокой стоимости,
так что ее применение было ограничено такими высококачествен-
ными изделиями, как напильники, часовые пружины, хирургичес-
кие инструменты, клинки и точные режущие инструменты. В
1856 г. Генри Бессемер, английский изобретатель, запатентовал
новый метод производства стали напрямую из расплавленного же-
леза, минуя процесс пудлингования, в результате чего получался
более качественный продукт. Выпуск бессемеровской стали бы-
стро возрастал и вскоре она заменила обычное железо в различ-
ных областях применения. Однако бессемеровский процесс не
обеспечивал одинаково высокое качество стали и не мог быть ис-
пользован для выплавки фосфорсодержащих руд. Для исправле-
ния первого недостатка в 1860-х гг. французские металлурги, отец
и сын Пьер и Эмиль Мартены, а также братья Сименсы, Фрид-
рих в Германии и Вильгельм в Англии, разработали модель печи,
получившей название мартеновской. Она работала медленнее и
при более высоком уровне издержек, чем бессемеровская, но вы-
рабатывала высококачественную сталь. В 1878 г. английские ме-
таллурги — двоюродные братья Сидней Д. Томас и Перси К.
Гилкрист запатентовали «основной» процесс (названный так
ввиду использования известняка или других «основных» — в хи-
мическом смысле термина — материалов для облицовки бессеме-
ровского конвертера или печи с открытой топкой для нейтрализа-
ции окиси фосфора в руде), что позволило использовать значи-
тельные запасы фосфорсодержащей железной руды. В результате
этих и других инноваций ежегодное мировое производство стали
выросло с менее полумиллиона тонн в 1865 г. до более 50 млн
тонн накануне Первой мировой войны.
Рост сталелитейной промышленности оказал огромное влияние
на другие отрасли, как на те, что снабжали ее сырьем (например,
угольную), так и на те, которые использовали сталь. Стальные
рельсы для железных дорог служили дольше и были безопаснее,
чем железные. Использование стальных листов в судостроении
привело к появлению больших, более легких и быстрых судов, а
также обеспечило возможность изготовления тяжелой брони для
военных кораблей. Использование стальных балок сделало воз-
можным строительство небоскребов и множества других сооруже-
ний. Сталь вскоре заменила железо и дерево в производстве ин-
струментов, игрушек и сотен других изделий, начиная от паровых
двигателей и кончая шпильками для волос.
Транспорт и коммуникации
Паровой локомотив и железные (или стальные) рельсы в
большей степени способствовали ускорению процесса экономичес-
246
кого развития, чем какое-либо другое технологическое нововведе-
ние XIX в. Они были и символами, и инструментами индустриа-
лизации. До появления железных дорог главным препятствием
для индустриализации как в континентальной Европе, так и в Со-
единенных Штатах было отсутствие адекватных средств сообще-
ния. Лишенные естественных водных путей, сыгравших столь
важную роль в развитии Великобритании, и сдерживаемые нали-
чием огромных пространств, которые необходимо было преодоле-
вать, континентальные и американские промышленники оказались
зажатыми в рамках местных рынков, дававших мало возможнос-
тей для растущей специализации и использования дорогого произ-
водственного оборудования. Железная дорога и, в меньшей степе-
ни, пароход изменили положение вещей. Железные дороги пред-
ставляли собой более дешевый, быстрый и надежный вид транс-
порта. Кроме того, за время их строительства, примерно с 1830 г.
до конца столетия, предъявляемый ими спрос на железо, уголь,
древесину, кирпич, машины и механизмы дал мощный стимул для
развития отраслей-поставщиков.
Как отмечалось в предыдущей главе, к концу XVIII в. британ-
ские угольные шахты уже имели многие мили железных дорог, по
которым вагоны двигались под действием силы тяжести либо при-
водились в движение лошадьми или людьми. Открытие дороги
между Стоктоном и Дарлингтоном в 1825 г. возвестило о наступ-
лении эры железных дорог, а дорога Ливерпуль—Манчестер, пер-
вая регулярная грузовая дорога, специально построенная для ис-
пользования паровых локомотивов, была введена в строй в
1830 г. После этого британская сеть железных дорог стала разви-
ваться стремительными темпами. У Великобритании были и тех-
нический опыт, и финансовые ресурсы, необходимые для их со-
оружения. Под влиянием либеральных идей в экономической по-
литике, которые незадолго до этого стали господствующими, пар-
ламент с готовностью утверждал хартии частных акционерных
компаний. Спекулятивные и строительные горячки («мании», как
они стали называться) неизбежно приводили к финансовым кри-
зисам. Тем не менее, к 1850 г. Великобритания построила более
одной четверти ныне существующей сети железных дорог, почти
столько же, сколько все остальные европейские страны вместе
взятые (см. Таблицу 8.2).
Франция, Австрия и Соединенные Штаты имели к 1830 г. ко-
роткие железные дороги на лошадином ходу (а во Франции было
также несколько миль паровой железной дороги). Что касается
Соединенных Штатов, то они обогнали даже Великобританию и
соперничали со всей остальной Европой по длине сооруженных
железных дорог. Их строительство опиралось на европейский ка-
питал и поставки, а также огромный энтузиазм частных инвесто-
ров, правительств штатов и органов местного самоуправления в
стремлении соединить транспортной сетью огромные пространства
страны. Однако многие из железных дорог были построены
плохо, а их технические параметры значительно отличались.
247
Таблица 8.2
Рост железнодорожной сети
(длина действующих железных дорог, км)
Страна	1840	1870	1914
Австро-Венгрия	144	6,112	22,981 а
Бельгия	334	2,897	4,676 а
Дания	0	770	3,951
Финляндия	0	483	3,683
Франция	410	15,544	37,400
Германия	469	18,876	61,749
Италия	20	6,429	19,125
Нидерланды	17	1,419	3,339
Норвегия	0	359	3,165
Россия	27	10,731	62,300
Испания	0	5,295	15,256
Швеция	0	1,727	14,360
Великобритания	2,390	21,558ь	32,623
Соединенные Штаты	4,510	84,675	410,475
а 1913 г.
ь 1871 г.
Источники: Mitchell B.R. European Historical Statistics, 1750 — 1970.
New York, 1975. P. 582 — 584; Historical Statistics of the United States,
Colonial Times to 1957. Washington, 1960. P. 427, 429.
Бельгия одной из первых на континенте показала пример же-
лезнодорожного планирования и строительства. Пользуясь вновь
обретенной независимостью страны, ее правительство, выражав-
шее интересы среднего класса, приняло решение о строительстве
за счет государства сети железных дорог, призванной обеспечить
экспорт бельгийских товаров и контроль над транзитной торгов-
лей в Северо-Западной Европе. Первая часть этой сети, и в то же
время первая полностью паровая железная дорога на континенте,
была открыта в 1835 г. Через 10 лет создание основной железно-
дорожной сети, принадлежащей государству, было завершено,
после чего строительство железнодорожных веток и дополнитель-
ных линий было предоставлено частным предпринимателям.
Помимо Бельгии, из стран континентальной Европы лишь
Франция и Германия добились значительного прогресса в стро-
ительстве железных дорог к середине столетия. Германия, хотя и
248
разделенная на ряд независимых и часто враждующих между
собой государств, достигла наибольшего успеха. Начиная с корот-
кой линии Нюрнберг-Фюрт, построенной в 1835 г., сооружение
железных дорог проходило различными, но довольно быстрыми
темпами в нескольких германских государствах. Некоторые при-
держивались принципа государственной собственности и государ-
ственного управления их функционированием; другие предостави-
ли строительство железных дорог частным предпринимателям,
хотя обычно им выделялись государственные субсидии. В других
странах в железнодорожном секторе имело место как государст-
венное, так и частное предпринимательство. Хотя Франция, в от-
личие от Германии, представляла собой централизованное госу-
дарство и к 1842 г. уже имела полномасштабный план строитель-
ства железных дорог (центральным узлом которых был Париж),
их сооружение протекало медленнее. Парламентские дебаты по
вопросу о государственном или частном строительстве, а также
межрегиональные конфликты из-за маршрутов главных линий за-
держали наступление железнодорожной эры во Франции до эпохи
Второй империи. После 1852 г. строительство двинулось вперед
быстрыми темпами.
В других странах прогресс в железнодорожном строительстве
до середины столетия был минимальным. В Австро-Венгерской
империи первая железная дорога в Богемии от Будвайса до
Линца, приводимая в движение лошадьми, была открыта в
1820 г. В 1836 г. правительство предоставило концессию на стро-
ительство первой паровой железной дороги частной компании, за
которой стояла семья Ротшильдов, однако в 1842 г. государство
перешло к политике строительства железных дорог за свой собст-
венный счет и продолжало придерживаться ее вплоть до того, как
финансовые затруднения следующего десятилетия заставили его
передать железные дороги частным компаниям. К середине столе-
тия действовало только около 1700 км государственных и частных
железных дорог, да и то почти исключительно в Богемии и немец-
коязычных регионах империи.
В Нидерландах всплеск строительства железных дорог произо-
шел в конце 1830-х — начале 1840-х гг., в результате чего круп-
нейшие города были связаны между собой железнодорожными
ветками. Однако финансовые результаты функционирования же-
лезных дорог были низкими, и их строительство утратило свою
привлекательность. Превосходные голландские каналы и ряд мо-
щеных дорог, пересекавших равнинную часть страны, полностью
удовлетворяли потребности внутренней торговли. Голландцы все
еще жили морем и поддерживали контакты с внутренними райо-
нами континента по рекам Рейн и Маас. Железнодорожная сеть
Нидерландов не была соединена с железнодорожной сетью ос-
тальной Европы вплоть до 1856 г.
Несколько коротких железных дорог были построены в Ита-
лии в 1830 — 1840 гг., но в условиях разделения страны на ряд
249
мелких, бедных княжеств железные дороги не получили развития
вплоть до 1850-х гг., когда их развитие стало ассоциироваться с
именем Камилло де Кавура, государственного деятеля Сардинско-
го королевства. Швейцария и Испания также имели короткие
линии, введенные в действие в 1840-х гг., но, как и в Италии, се-
рьезное строительство началось там лишь в 1850-х гг.
Правительство России после постройки линии между Петер-
бургом и Царским Селом в 1838 г. воздерживалось от строитель-
ства железных дорог вплоть до середины 1840-х гг. Затем оно
предприняло, первоначально для военных целей и на средства за-
рубежных займов, сооружение важных линий между Санкт-Пе-
тербургом и Москвой и от Санкт-Петербурга до австрийской и
прусской границ. (Существует исторический анекдот о том, как
Николай I разрешил спор между инженерами по вопросу о трассе
железной дороги Санкт-Петербург — Москва: он будто бы провел
по карте прямую линию между двумя городами и заявил: «Вот,
господа, та дорога, которую я повелеваю вам построить».) Одна-
ко к середине столетия реально работала только относительно ко-
роткая ветка от Варшавы до австрийской границы.
Во всех остальных регионах Восточной и Юго-Восточной Ев-
ропы, находились ли эти территории под властью императора,
царя или султана, в 1850 г. не было и мысли о строительстве же-
лезных дорог. Даже на западе Дания только приступила к состав-
лению таких планов, а три государства — Швеция, Норвегия и
Португалия — не имели ни железных дорог, ни планов их стро-
ительства.
Вторая половина XIX в. стала великой эрой железнодорожно-
го строительства в Европе и повсюду в мире, о чем свидетельст-
вуют данные Таблицы 8.2. Британские инженеры, обладая пре-
имуществами в накопленном опыте и имея в своем распоряжении
многочисленные литейные и механические заводы, построили не-
которые из первых железных дорог на европейском континенте.
Впоследствии они стали строителями большей части железных
дорог в Индии, Латинской Америке и Южной Африке. Американ-
цы с самого начала самостоятельно строили свои железные доро-
ги, хотя и с помощью европейского (преимущественно британско-
го) капитала и импорта некоторого оборудования. Французы,
после первоначального периода ученичества у британцев, строили
не только свои собственные железные дороги, но и большинство
линий в Южной и Восточной Европе, включая Россию. Немцы
также сами построили большинство своих дорог, а также некото-
рые дороги в Восточной Европе и Азии, что способствовало ук-
реплению позиций их колоссальных металлургических и машино-
строительных компаний.
Первые локомотивы, хотя и воспринимались в те дни как чудо
техники, были на самом деле весьма маломощными. Постоянные
усовершенствования в конструкции паровозов создали огромные
машины конца XIX в. — начала XX в., когда электрическая тяга
250
и дизельные двигатели начали оспаривать первенство паровых ло-
комотивов. Тоннели пронзили Альпы еще в 1870-х гг. Спальные
вагоны, хотя и появились в Соединенных Штатах в 1837 г., не
стали обычным явлением в Европе до 1870-х гг., когда непрерыв-
ная рельсовая сеть стала легко пересекать политические границы.
В 1888 г. впервые отправился в путь знаменитый Восточный экс-
пресс из Лондона через Париж в Константинополь.
Пароход, хотя и появился раньше, чем паровоз, не играл до
конца века жизненно важной роли для развития торговли и про-
мышленности. Фактически в период после 1850 г. деревянные па-
русные суда в морской торговле достигли вершины своего разви-
тия как в техническом отношении, так и по тоннажу перевозимых
грузов. В первой половине столетия наибольший вклад паровые
суда внесли в развитие речной торговли. Заслуга изобретения па-
рохода обычно приписывается американцу Роберту Фултону, чей
корабль «Клермон» совершил свой первый удачный рейс по Гуд-
зону в 1807 г., хотя есть и более ранние претенденты на приори-
тет. В течение нескольких лет паровые суда появились на Вели-
ких озерах и реках Миссисипской системы, так же, как и в при-
брежных океанских водах. До 1850 г. пароходы, возможно, в
большей степени, чем паровозы способствовали освоению земель к
западу от Аллеганских гор. В Европе их можно было встретить на
таких крупных реках, как Рейн, Дунай, Рона, Сена, а также в
Средиземном и Балтийском морях, в проливе Ла-Манш. Пар при-
шел в северную Атлантику, когда в 1820 г. свой рейс совершил
пароход «Саванна», но регулярные трансатлантические рейсы на-
чались с 1838 г., когда «Сириус» и «Грейт Вестерн» одновремен-
но совершили рейсы из Англии в Нью-Йорк. Англичанин Сэмю-
эль Кунард открыл свою знаменитую трансатлантическую линию
в 1840 г., но скоро столкнулся с жесткой конкуренцией со сторо-
ны других компаний. До конца Гражданской войны в США оке-
анские пароходы перевозили преимущественно почту, пассажиров
и дорогие малогабаритные грузы. Истинная эра океанского паро-
ходства началась только после разработки гребного винта (1840-е гг.),
компаунда (1850-е гг.), стального корпуса корабля (1860-е гг.) и
открытия Суэцкого канала в 1869 г. После этого прогресс был
стремительным, и к 1900 г. использование больших парусных
судов ограничивалось перевозкой объемных и сравнительно деше-
вых товаров, способных перенести долгое плавание.
Возможно, ни одно из изобретений XIX в. не могло сравнить-
ся по своему значению для развития коммуникаций с изобретени-
ем печатного станка в XV в. Тем не менее, совокупный эффект
изобретений XIX в. может быть признан сопоставимым по значе-
нию. Машины для изготовления бумаги, изобретенные около
1800 г., и ротационный печатный пресс, впервые использованный
лондонской Times в 1812 г., в огромной степени сократили стои-
мость книг и газет. В 1860-х гг. древесная масса заменила собой
251
тряпичную ветошь в качестве сырья для изготовления бумаги.
Вместе с сокращением гербовых и акцизных сборов на бумагу и
печать эти инновации сделали печатную продукцию доступной
для широких масс населения и внесли свой вклад в повышение
уровня грамотности. Усовершенствования в технике печати и ти-
пографского набора привели к появлению линотипных машин,
изобретенных американцем немецкого происхождения Оттма-
ром Мергенталером в 1885 г., что еще более расширило тиражи
ежедневных газет. К 1900 г. некоторые газеты в крупнейших
городах имели ежедневный тираж свыше 1 млн экземпляров.
Для сравнения скажем, что в 1860-х гг. самая крупная газета того
времени — лондонская Times — имела тираж в 50 тыс. экземпля-
ров.
Изобретение литографии в 1819 г. и развитие фотографии
после 1827 г. сделало возможным более дешевое воспроизведение
и широкое распространение визуальных изображений. В 1840 г.
Великобритания ввела почтовые марки; в том же году количество
писем, доставленное королевской почтой, оказалось в два раза
большим, чем в 1839 г. В течение нескольких лет большинство за-
падных стран переняли систему предварительной единообразной
оплаты почтовых отправлений.
Еще большее значение имело изобретение американцем Сэмю-
элем Морзе в 1832 г. электрического телеграфа. К 1850 г. боль-
шинство крупных городов Европы и Америки были связаны
между собой телеграфными проводами, а в 1851 г. была проложе-
на первая действующая линия под водами Ла-Манша. В 1866 г.
после десяти лет безуспешных попыток американцу Сайрусу
Филду удалось проложить телеграфный кабель по дну Атланти-
ческого океана, обеспечив почти мгновенную связь между Евро-
пой и Северной Америкой. Вскоре появились и другие подводные
телеграфные линии. Телефон, запатентованный Александром Грэ-
хемом Беллом в 1876 г., сделал дальнюю связь более доступной
для частных пользователей, но его главное применение на первом
этапе состояло в обеспечении местной связи.
Итальянский изобретатель-предприниматель Г. Маркони, опи-
раясь на научные открытия англичанина Джеймса Максвелла и
немца Генриха Герца, изобрел в 1895 г. беспроводный телеграф
(радио). Еще в 1901 г. первое радиосообщение было передано
через Атлантику, а ко времени гибели «Титаника» в 1912 г. радио
стало играть значительную роль в морской навигации. В области
деловых коммуникаций изобретение пишущей машинки (патент
Скоулса, 1868 г.; «Модель I Ремингтон», 1874 г.) и других про-
стейших видов офисного оборудования помогло менеджерам обра-
батывать и пополнять непрерывно возрастающий поток информа-
ции, ставший неизбежным результатом ведения широкомасштаб-
ных операций по всему миру. Пишущая машинка также содейст-
вовала привлечению женщин в ряды конторских служащих.
252
Использование научных достижений
Все эти новшества основывались в гораздо большей степени,
чем ранние технологические инновации, на применении научных
достижений к промышленным процессам. Электротехническая
промышленность, в особенности, требовала развитого научного
знания и высокой степени подготовки. В других отраслях науч-
ный прогресс также все в большей степени становился предпосыл-
кой технического прогресса. Однако это не означает, что ученые
сменили свои лаборатории на офисы, а бизнесмены, наоборот,
стали учеными. В действительности наблюдалось растущее взаи-
модействие между учеными, инженерами и предпринимателями.
Маркони, хотя и имел поверхностные научные знания, был преж-
де всего предпринимателем. Бессемер и Эдисон являлись образца-
ми новой категории людей — профессиональных изобретателей.
Эдисон, который создал фонограф, кинокамеру и электрическую
лампу накаливания, а также был автором большого числа менее
значительных изобретений, посвящал значительную часть своего
времени вопросам бизнеса, занимаясь установкой мощного обору-
дования для генерирования и передачи электроэнергии. Техноло-
гическое развитие все больше требовало кооперации множества
ученых и инженеров-специалистов, чья работа координировалась
менеджерами, которые обеспечивали коммерческое использование
потенциала новой технологии, хотя и не владели специальными
знаниями.
Химическая наука оказалась наиболее «плодовитой» по числу
новых продуктов и процессов. Она уже создала искусственную
соду, серную кислоту, хлор и множество химикатов для текстиль-
ной промышленности. Занимаясь поисками искусственного заме-
нителя хинина, английский химик Уильям Перкин в 1856 г. слу-
чайно синтезировал мовеин, знаменитый фиолетовый краситель.
Это было началом эры синтетических красителей, которые в тече-
ние двух десятилетий фактически вытеснили с рынка натураль-
ные красители. Синтетические красители оказались ключом к ко-
лоссальному комплексу производств органической химии, чей вы-
пуск включает такие разнообразные продукты, как фармацевти-
ческие препараты, взрывчатые вещества, фотореактивы и синтети-
ческие волокна. Каменноугольная смола, побочный продукт про-
цесса коксования, которая прежде рассматривалась в качестве от-
ходов, стала служить основным сырьем для этих отраслей, пре-
вратившись таким образом из проклятия в благословение.
Химия также играла важную роль в металлургии. В начале
XIX в. в экономике использовались исключительно металлы, из-
вестные с античных времен: железо, медь, олово, свинец, ртуть,
золото и серебро. После химической революции, связанной с име-
нем Антуана Лавуазье, великого французского химика конца
XVIII в., было открыто множество новых металлов, включая
253
цинк, алюминий, никель, магний и хром. Помимо открытия этих
металлов, ученые и промышленники нашли им применение и изо-
брели методы их экономически эффективного производства.
Одним из главных направлений их использования стало изготов-
ление сплавов, характеристики которых отличались от характе-
ристик входящих в их состав металлов. Латунь и бронза являются
примерами природных сплавов. Сталь — это фактически сплав
железа с небольшим количеством углерода и иногда других метал-
лов. Во второй половине XIX в. металлурги изобрели множество
специальных стальных сплавов, добавляя небольшие количества
хрома, магния, вольфрама и других металлов в обычную сталь
для получения желаемых качеств. Они также разработали множе-
ство сплавов цветных металлов.
Кроме того, химия придала новый импульс развитию таких
традиционных отраслей, как производство продуктов питания, их
обработка и консервирование. Научное изучение почв, которое на-
чалось в Германии в 1830 — 1840 гг. (основные заслуги здесь при-
надлежат химику Юстусу фон Либиху), привело к радикальному
усовершенствованию методов ведения сельского хозяйства и при-
менению искусственных удобрений. Таким образом, научная агро-
номия развивалась наравне с научной промышленностью. Консер-
вирование и искусственная заморозка произвели революцию в пи-
тании населения. Разрешив проблему импорта скоропортящихся
продуктов питания из Западного полушария и Австралии, они
сделали возможным рост численности населения Европы, намного
превосходящий собственный сельскохозяйственный потенциал
континента.
Институциональная структура
Экономическое развитие может происходить в различных ин-
ституциональных контекстах, как было показано в предыдущих
главах. Однако определенно можно сказать, что одни законода-
тельные и социальные условия (точно так же, как природные ус-
ловия) более благоприятны для экономического развития, чем
другие. Институциональные условия экономической деятельности
в Европе, где возникла первая индустриальная цивилизация, да-
вали большой простор для индивидуальной инициативы и пред-
принимательства, предоставляли свободу профессионального вы-
бора, а также географической и социальной мобильности, основы-
вались на частной собственности и верховенстве закона, отражали
роль рациональности и науки в достижении материальных целей.
Ни один из этих аспектов не был порождением самого XIX в., од-
нако их сочетание и общественное признание сделали их важными
предпосылками экономического развития.
254
Юридический базис
Великобритания, как мы видели, уже в основном имела совре-
менную институциональную основу экономического развития,
адаптированную к социальным и материальным инновациям и из-
менениям. Одним из ключевых институтов была юридическая сис-
тема, известная как обычное право (которое по меньшей мере со
времен норманнского завоевания было общим для всего англий-
ского королевства, заменив местные законы и обычаи). Отличи-
тельными чертами обычного права были эволюционный характер
развития, опора на обычаи и прецеденты, зафиксированные в
юридических решениях, и его гибкость. Оно обеспечивало защиту
частной собственности и частных интересов от посягательств со
стороны государства («мой дом — моя крепость») и в то же
время защищало общественные интересы от злоупотреблений
частных лиц (к примеру, путем запрета монополистической прак-
тики). Оно также включало в себя обычаи купцов (купеческое
право) в том виде, в каком они получили развитие в специальных
купеческих судах. Перенесенное в английские колонии, обычное
право стало основой законодательной системы Соединенных Шта-
тов и британских доминионов, когда они добились независимости
или самоуправления.
Тем временем на континенте устаревшие институты до такой
степени застыли перед лицом разрушительного ветра перемен, что
постепенный, мирный переход к новому порядку был более невоз-
можен. Французская революция, уничтожив Старый режим, от-
крыла новые перспективы и новые возможности для предприни-
мательства и реализации хозяйственных амбиций. Она раз и на-
всегда устранила остатки феодального строя и установила более
рациональную законодательную систему, которая в конце концов
была оформлена Кодексом Наполеона.
Хартией нового порядка можно считать Декларацию прав че-
ловека и гражданина (содержащую значительные заимствования
из американской Декларации независимости, которая, в свою оче-
редь, заимствовала многие идеи из трудов французских филосо-
фов). Первая глава провозглашала, что «люди рождаются и оста-
ются свободными и равными в своих правах», которые определе-
ны как права на свободу, собственность («священную и неприкос-
новенную»), безопасность и сопротивление насилию. Декларация
также провозглашала гарантии, необходимые для сохранения этих
прав: равенство перед законом, свобода слова и печати, справед-
ливость налогообложения, которое устанавливают сами граждане
или их представители, подотчетность официальных лиц. Все
граждане должны иметь «равные возможности заниматься любой
деятельностью, занимать посты и общественные должности в соот-
ветствии с их заслугами и талантами».
Революционные ассамблеи пошли значительно дальше про-
стых деклараций и предприняли шаги по определению законода-
255
тельных основ нового порядка. Помимо ликвидации феодального
режима и утверждения частной собственности на землю, они лик-
видировали все прежде существовавшие внутренние таможни и
пошлины, распустили ремесленные цехи и весь аппарат государ-
ственного регулирования промышленности, запретили монополии
и привилегированные компании, заменили произвольные и не-
справедливые поборы Старого режима рациональной и единой
системой налогообложения. В 1791 г. Ассамблея зашла так дале-
ко, что приняла радикальный закон Ле Шапелье, запрещавший
организации и объединения как рабочих, так и нанимателей.
Естественно, французы распространили свои реформы на тер-
ритории, захваченные ими в ходе революционных и наполеонов-
ских войн. Бельгия, германские земли в левобережье Рейна, боль-
шая часть Италии и, на короткое время, Голландия и часть север-
ной Германии были включены в состав Французской империи. За
немногими исключениями на всей ее территории был осуществлен
полный комплекс реформ. Рейнский союз, Швейцарская конфеде-
рация, Великое герцогство Варшавское, Неаполитанское королев-
ство, Испания, находившиеся под французским «протекторатом»,
приняли большую часть революционного законодательства. Влия-
ние реформ распространилось даже на те страны, которые не на-
ходились под прямым господством французов. Пруссия подвер-
глась их влиянию в наибольшей степени. После Йенской катас-
трофы 1806 г. на ключевые позиции в прусской администрации
выдвинулась группа просвещенных и патриотически настроенных
чиновников, исполненных решимости возродить страну путем ад-
министративных и социальных реформ, которые помогли бы ей
противостоять завоевателям и обеспечить лидерство среди герман-
ских государств.
Результаты революционных преобразований нельзя рассматри-
вать как простое разрушение старого. Напротив, они представля-
ли собой первые шаги в направлении позитивной, конструктивной
и довольно последовательной политики. Однако, в конце концов,
современные французские институты — а также институты тех
стран, которые попали в сферу французской гегемонии, — сфор-
мировались под влиянием не самой революции, а политики Напо-
леона. Изменения в общественном мнении, которые сделали воз-
можной диктатуру Наполеона, были реакцией на крайности рево-
люции, а также на коррупцию и беззаконие, процветавшие при
Директории. Общественное мнение оказалось готово пойти на
компромисс с некоторыми, но ни в коем случае не со всеми инсти-
тутами и традициями Старого режима. Гений Наполеона и поли-
тическая удача обеспечили возможность синтеза рациональных
достижений революции с привычками и традициями, глубоко уко-
ренившимися в ходе тысячелетней истории. На политику Напо-
леона наложили отпечаток военный склад его ума, который видел
преимущества иерархических структур и требовал жесткой дис-
циплины, а также атмосфера непрерывных войн.
256
Наполеоновский синтез, пожалуй, лучше всего виден в огром-
ной работе по кодификации законов, начатой еще в период рево-
люции, но законченной уже при империи. Представляя собой
классический компромисс между римским правом, приспособлен-
ным к местным нуждам и обычаям, и новым революционным за-
конодательством, Кодекс, тем не менее, сохранил фундаменталь-
ные принципы революции: равенство перед законом, светское го-
сударство, свобода совести и экономическая свобода. Граждан-
ский кодекс, обнародованный в 1804 г., является наиболее фунда-
ментальной и важной частью Кодекса Наполеона. Написанный
юристами — выходцами из среднего класса, он ясно отражает по-
требности и интересы имущих групп населения. Он трактует
право собственности как абсолютное, священное и неприкосновен-
ное. Он также особо оговаривает принцип свободного заключения
контрактов и придает действующим контрактам силу закона. Он
признает вексель и другие виды коммерческих документов и спе-
циально подтверждает правомерность займов под проценты — ус-
ловие принципиальной важности для развития промышленности в
католических странах.
Одновременно с уничтожением институтов Старого режима на
завоеванных территориях французы заложили там основы нового
режима. Гражданский кодекс, принесенный французскими окку-
пационными войсками, сохранил свою силу после их изгнания.
По всей Европе и за ее пределами, включая Луизиану и Квебек,
а также практически всю Латинскую Америку, Гражданский ко-
декс или был принят в неизменном виде, или лег в основу наци-
ональных кодексов.
Еще одной составной частью наполеоновского Кодекса, кото-
рая имела особое значение для экономического развития, был
Коммерческий кодекс, обнародованный в 1807 г. До появления
этого Кодекса не существовало всеобъемлющего свода законов,
регулирующего формы коммерческих предприятий. В Великобри-
тании закон 1720 г. запрещал создание акционерных компаний
без утверждения их хартии парламентом. Аналогичные запреты
долгое время были широко распространены и на континенте. Рост
масштабов предпринимательской деятельности благодаря разви-
тию новых технологий требовал новых юридических форм веде-
ния бизнеса для поощрения накопления капитала и распределения
инвестиционного риска. Великобритания отменила ограничения на
создание акционерных компаний в 1825 г., однако они обязаны
были получать специальную хартию вплоть до 1844 г., когда объ-
единениям 25 или более человек было разрешено создавать акци-
онерные компании путем простой регистрации. Но даже после
этого принцип ограниченной ответственности акционеров не был
нормативно утвержден до появления серии законов в 1850-х гг.,
обеспечивавших, при определенных условиях, ограничение иму-
щественной ответственности при регистрации компаний. Новый
9-52'6	257
всеобъемлющий закон 1862 г. сделал ограниченную ответствен-
ность общим правилом.
Коммерческий кодекс различал три основных типа коммерчес-
ких предприятий: 1) простое товарищество, партнеры которого
несли индивидуальную и коллективную ответственность за все
долги предприятия, 2) коммандитное товарищество, в котором
полные члены партнерства несли неограниченную ответственность
за результаты его деятельности, в то время как остальные партне-
ры рисковали только суммами, которые они внесли в капитал то-
варищества, 3) «анонимные» общества, или акционерные компа-
нии (корпорации) в американском значении этого слова, с ограни-
ченной ответственностью всех акционеров. Это были анонимные
общества в том смысле, что имена частных лиц не могли фигури-
ровать в официальном названии компании. Из-за своих привиле-
гий каждое «анонимное» общество должно было непременно по-
лучить хартию от правительства, которое в первой половине сто-
летия даровало такие хартии чрезвычайно неохотно. В свою оче-
редь, коммандитное товарищество могло быть основано путем но-
тариальной регистрации. Впоследствии закон 1863 г. разрешил
свободное инкорпорирование компаний, чей капитал не превышал
20 млн франков, а в 1867 г. очередной закон снял и это ограни-
чение.
Коммандитная форма была принята в большинстве европей-
ских стран и сыграла жизненно важную роль в аккумуляции ка-
питалов для торговли и промышленности в переходный период до
разрешения свободной регистрации корпораций, когда большинст-
во правительств были даже более консервативными, чем француз-
ское, в вопросе предоставления хартий для «анонимных» об-
ществ. После того, как во Франции в 1867 г. было разрешено сво-
бодное образование акционерных обществ, за ней вскоре последо-
вали и другие страны. К 1900 г. среди крупных стран только Рос-
сия и Османская империя все еще требовали получения специаль-
ного разрешения на образование акционерных компаний. В свою
очередь, в Соединенных Штатах, где эгалитаристские настроения
и враждебное отношение к экономическим привилегиям были
сильнее, чем в Европе, и где, наряду с федеральным правительст-
вом, отдельные штаты также могли выдавать хартии на образова-
ние корпораций, свободное инкорпорирование стало правилом
еще в 1840-х гг.
• М
Экономическая мысль и экономическая политика '
Период наполеоновских войн был своего рода кульминацией
экономического национализма и империализма предыдущих столе-
тий, что нашло свое отражение в попытке британской блокады
континента и, как реакции на нее, наполеоновской Континенталь-
ной системе. Ни та, ни другая не достигли своей главной цели,
258
которая заключалась в ограничении или разрушении военного по-
тенциала экономики противника, но обе они представляли собой
крайние формы политики экономического национализма. Однако
еще ранее появились течения экономической мысли, осуждавшие
такую политику.
В 1760—1770 гг. физиократы (которые во Франции называ-
лись les economistes) начали отстаивать преимущества экономичес-
кой свободы и конкуренции. В 1776 г., в год провозглашения аме-
риканской Декларации независимости, Адам Смит в книге «Ис-
следование о природе и причинах богатства народов» сформули-
ровал идеи, ставшие подлинной декларацией индивидуальной эко-
номической свободы. Адам Смит иногда изображается как аполо-
гет интересов бизнесменов или «буржуазии», но такая точка зре-
ния обусловлена неправильной интерпретацией его книги (или не-
знакомством с нею). Его критика купцов не менее жестока, чем
осуждение глупости и некомпетентности правительств. Относи-
тельно их склонности к образованию монополий, например, он
писал: «Представители одного и того же вида торговли или ремес-
ла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без
того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики
или каким-нибудь соглашением о повышении цен»1. Однако глав-
ная идея Смита, проходящая через всю его книгу, заключается в
том, что упразднение обременительных и «неразумных» ограниче-
ний частного предпринимательства способствует усилению конку-
ренции в экономике и, таким образом, максимизации «богатства
народов». Книга Смита пользовалась популярностью, очень высо-
кой для философского трактата. Она выдержала 5 изданий до
смерти автора в 1790 г. и была впоследствии переведена на все
основные языки. Государственные деятели и политики по обе сто-
роны Атлантики цитировали его книгу, выступая с поддержкой
или критикой отдельных законодательных мер. Уже при своей
жизни он приобрел также последователей на европейском конти-
ненте. Однако только через много лет после его смерти, когда ряд
других авторов, таких, как Томас Мальтус и Давид Рикардо,
внесли свой вклад в корпус литературы, известной как «класси-
ческая политическая экономия», идеи Смита стали воплощаться в
законодательстве. Впервые это произошло в Великобритании в
1820—1830 гг. На деле многие реформы, такие, как пересмотр
уголовного и процессуального законодательства в сторону его гу-
манизации, сокращение числа преступлений, за которые полага-
лась смертная казнь, и создание муниципальной полиции в боль-
шей степени отражали влияние идей Иеремии Бентама и утилита-
ристов, чем Адама Смита и экономистов-классиков (хотя некото-
рые авторы, такие, как Джон Стюарт Милль, принадлежали к
обеим школам). Наивысшим достижением классиков стала отмена
1 Смит А. Указ. соч. С. 109.
259
Хлебных законов, ознаменовавшая наступление в Великобритании
эры свободной торговли.
Помимо утверждения свободной торговли, принципы экономи-
ческого либерализма (как стала называться новая доктрина) при-
зывали к сокращению вмешательства государства в экономику. Во
имя этих принципов система налогообложения была значительно
перестроена и упрощена, а законы об объединениях, о мореплава-
нии, против ростовщичества и другие законодательные символы
Старого режима в экономической сфере были отменены. В соот-
ветствии с учением Смита и его «системой естественной свободы»
правительство имело только три функции: «во-первых, обязан-
ность ограждать общество от насилий и вторжения других незави-
симых обществ; во-вторых, обязанность ограждать по мере воз-
можности каждого члена общества от несправедливости и угнете-
ния со стороны других его членов, или обязанность установить
хорошее отправление правосудия; и, в-третьих, обязанность созда-
вать и содержать определенные общественные сооружения и уч-
реждения, создание и содержание которых не может быть в инте-
ресах отдельных людей или небольших групп»1.
Это идеализированное изображение роли государства в рабо-
тах экономистов-классиков породило миф о laissez faire. Это вы-
ражение впервые вошло в употребление в Англии в 1825 г. Об-
щепринятое его понимание заключалось в том, что индивидам,
особенно предпринимателям, необходимо предоставить свободу от
государственных ограничений (кроме уголовных законов) в пре-
следовании своих личных интересов. Томас Карлейль саркасти-
чески передал этот принцип выражением «анархия плюс кон-
стебль» .
Однако на практике принцип laissez faire не был столь бессер-
дечным, эгоистичным и безжалостным, как можно было предполо-
жить, исходя из вышеприведенных экстремистских формулиро-
вок. Главным объектом атаки экономистов-классиков был старый
аппарат государственного регулирования, который во имя «наци-
ональных интересов» часто создавал широкие наборы привилегий
и монопольных прав, а также другие препятствия на пути инди-
видуальной свободы и стремления людей к обогащению. Парал-
лельно с демонтажом старой системы регулирования и привилегий
парламент принимал новое законодательство, касающееся вопро-
сов общественного благосостояния, в особенности благосостояния
тех слоев населения, которые были в наименьшей степени способ-
ны сами защитить свои интересы. Эти законодательные новации
включали в себя фабричное законодательство, новые законы в об-
ласти здравоохранения и санитарии, а также реформу местного
самоуправления. Эти достижения не были делом рук какого-либо
одного класса или слоя населения, хотя они и опирались на ин-
1 Смит А. Указ. соч. С. 497.
260
теллектуальный багаж утилитаристов. Реформаторы из рядов
аристократии и среднего класса объединили усилия с лидерами
пролетариата для агитации в пользу реформ, за которые в парла-
менте проголосовали как виги и тори, так и радикалы.
Экономический либерализм имел своих приверженцев и на
континенте, но они не смогли достигнуть такого успеха, как их
британские коллеги. Одна из причин этого заключалась в том, что
традиция государственного патернализма имела на континенте
более глубокие корни, чем в Великобритании. Другая причина
была связана с тем, что в условиях технологического лидерства
Великобритании многие на континенте полагали, что именно дей-
ствия правительства помогут преодолеть возникший технологичес-
кий разрыв. Хотя принцип свободной торговли завоевал ряд сто-
ронников, а масштабы вмешательства правительства в экономику
несколько снижались, в целом роль правительства в странах кон-
тинентальной Европы была гораздо более активной, чем в Вели-
кобритании.
За океаном, в Соединенных Штатах, наблюдалась уникальная
комбинация государственного активизма и частного предпринима-
тельства. Экономисты-классики имели здесь немногих преданных
последователей. Хотя в экономической политике различных шта-
тов наблюдались значительные расхождения, она представляла
собой плод прагматичного компромисса между требованиями ин-
дивидуальной свободы и запросами общества. Ввиду столкнове-
ния различных отраслевых и территориальных интересов и три-
умфа Демократической партии Джефферсона и Джексона, феде-
ральное правительство играло в экономике минимальную роль,
предписанную ему классической теорией, и, вплоть до Граждан-
ской войны, в основном следовало либеральной политике низких
таможенных тарифов. В свою очередь, правительства штатов и
органы местного самоуправления играли активную роль в под-
держке экономического развития. «Американская система», как
назвал ее Генри Клей, рассматривала правительство как агента,
задача которого — помогать частному предпринимательству в ус-
корении развития материальных ресурсов страны.
Классовая структура и классовая борьба
'•I.') •
Общество Европы Старого режима было подразделено на три
сословия: дворянство, духовенство и простолюдины (см. главу 3).
Современный функциональный анализ, оперирующий категорией
социальных классов, слегка уточнил бы эту классификацию. На
вершине социальной пирамиды находился правящий класс земле-
владельцев, который включал в себя, наряду с собственно дворян-
ством, также некоторых людей, не относящихся к дворянскому
сословию, а также высшее духовенство. Экономическим базисом
их политической власти и социального статуса было владение зем-
261
лей, которое давало им возможность вести «благородный» образ
жизни, т.е. не работать. Следующим на социальной лестнице
стоял «высший средний класс», или «крупная буржуазия», состо-
ящая из крупных торговцев, высших правительственных чиновни-
ков и специалистов-профессионалов, таких как адвокаты и нота-
риусы. Хотя они зачастую также владели некоторой недвижимос-
тью, основой их положения были специальные знания и навыки,
торговый капитал (у купцов) и личные контакты с аристократией.
Еще ниже по социальной лестнице стоял низший средний класс,
или мелкая буржуазия, состоявшая из ремесленников и мастеро-
вых, розничных торговцев и других лиц, занятых в сфере услуг,
а также мелких независимых собственников. В самом низу пира-
миды находились крестьяне, рабочие надомной промышленности
и сельскохозяйственные рабочие; в эту же категорию входили
многочисленные бедняки и пауперы.
Сдвиг от сельского хозяйства к новым отраслям промышлен-
ности и рост городов вызвали появление новых социальных клас-
сов. Совершенно очевидно, что место человека в социальной ие-
рархии отчасти зависит от способа, которым он зарабатывает себе
на жизнь, и индивиды, занимающиеся одним и тем же видом де-
ятельности, по всей видимости, будут иметь общие ценности и
взгляды, отличные (иногда диаметрально отличные) от ценностей
и взглядов, которых придерживаются люди, занятые в других
сферах экономики. В XIX в. иногда можно было наблюдать ожес-
точенную борьбу между враждующими группами за социальное и
политическое признание и преобладание.
В начале столетия наиболее многочисленной группой населе-
ния были крестьяне. К концу века в целом по Европе они все еще
составляли большинство, но в промышленно развитых регионах
их относительная доля в общей численности населения значитель-
но сократилась. Пределом мечтаний этих людей, изолированных
друг от друга вследствие плохих коммуникаций и скованных тра-
диционалистским менталитетом, было приобретение земли. Их
участие в широких социальных движениях было в основном спо-
радическим и ограничивалось защитой их непосредственных эко-
номических интересов.
В годы, непосредственно последовавшие за крахом империи
Наполеона, земельная аристократия продолжала пользоваться вы-
соким социальным престижем и политической властью, несмотря
на влияние Французской революции. Однако ее господствующему
положению был брошен вызов со стороны быстро растущего сред-
него класса. К середине столетия средний класс утвердил свои по-
зиции в структуре власти в большинстве стран Западной Европы,
а в течение второй половины века решительно поколебал исклю-
чительное положение аристократии в Центральной Европе.
В начале XIX в. городские рабочие составляли меньшинство
населения, но с распространением промышленности они начали
приобретать численное превосходство. Однако некорректно гово-
262
пить о едином рабочем классе, поскольку внутри работающего по
найму населения существовали многочисленные градации и разли-
чия. Собственно фабричные рабочие, хотя они и являются объек-
том повышенного интереса со стороны историков, изучающих про-
цесс индустриализации, были только частью пролетариата, и от-
нюдь не самой большой. Более того, даже эта группа была не-
однородной, и между ее составляющими частями — например,
текстильными рабочими, рабочими тяжелой промышленности, ке-
рамической промышленности и т.д. — существовало множество
различий. Шахтеры, хотя и походили на фабричных рабочих в
некоторых отношениях, в других отношениях отличались от них.
Домашняя прислуга, мастеровые и ремесленники существовали
еще до появления современной промышленности. Многие квали-
фицированные рабочие были низведены до положения неквали-
фицированных после того, как машины вытеснили их из произ-
водственного процесса. Однако другие, включая плотников, ка-
менщиков, машинистов и наборщиков, столкнулись с расширени-
ем спроса на свои услуги по мере роста промышленности и горо-
дов. Временные рабочие, такие, как докеры и грузчики, составля-
ли другую важную группу; то же самое можно сказать и о транс-
портных рабочих, конторских служащих и т.д. Их общая харак-
теристика, которая дает нам возможность рассматривать их в не-
которых случаях как одно целое (хотя даже она не является аб-
солютно точной и всеобъемлющей), заключается в их зависимости
от продажи своего труда за поденную или понедельную плату.
Карл Маркс провозгласил в середине XIX в., что социальная
поляризация, которая, как он полагал, была характерна для раз-
витых промышленных стран того времени, будет неизбежно про-
должаться до тех пор, пока не останутся только два класса: пра-
вящий класс капиталистов (который, по его мнению, принял бы в
свои ряды и заменил собой аристократию) и промышленный про-
летариат. Постепенно все промежуточные классы будут низведены
до статуса пролетариата, и тогда последний, с его подавляющей
количественной мощью, поднимет революцию и свергнет правя-
щий класс капиталистов. Это пророчество было опровергнуто
фактами истории. Вместо поляризации общества на два антагонис-
тических класса, развитие индустриализации привело к значи-
тельному росту среднего класса — класса «белых воротничков»,
квалифицированных специалистов и независимых предпринимате-
лей. Победившие революции, например, революция 1917 г. в Рос-
сии, были делом рук небольших групп воинствующих профессио-
нальных революционеров, использовавших слабость обществ,
обессиленных войной.
Наиболее распространенной формой солидарности и взаимопо-
мощи рабочего класса были профсоюзы, а затем, в некоторых
странах, политические партии рабочего класса. Хотя профсоюзы
имеют долгую историю, берущую начало в ассоциациях наемных
ремесленных рабочих позднего Средневековья, современное проф-
263
союзное движение началось с возникновением современной про-
мышленности. В первой половине XIX в. профсоюзы были слабы,
изолированы друг от друга и обычно быстро распадались из-за со-
противления предпринимателей, а также неблагоприятного или
репрессивного законодательства. Большинство западных стран
прошли по крайней мере через три фазы в своем официальном от-
ношении к профсоюзам. Первая фаза, фаза прямого запрещения
или подавления, нашла воплощение в законе Ле Шапелье 1791 г.
во Франции, в Законах об объединениях 1799—1800 гг. в Вели-
кобритании и в подобных им законодательных актах в других
странах. Во второй фазе, отмеченной в Великобритании отменой
Законов об объединениях в 1824 — 1825 гг., правительства прояв-
ляли прагматическую терпимость к профсоюзам, разрешая их со-
здание, но зачастую преследуя их за участие в открытых выступ-
лениях, таких как забастовки. Третья фаза, начавшаяся не ранее
XX в. в некоторых странах и вообще не наступившая в других,
отмечена законодательным закреплением права работников созда-
вать организации и участвовать в коллективных акциях.
В Великобритании в 1830-х гг. профсоюзы были вовлечены в
более широкое политическое движение, известное как чартизм,
целью которого было предоставление избирательного права и дру-
гих политических прав всем тем, кто прежде был их лишен.
После поражения чартизма в 1848 г. профсоюзное движение всту-
пило в полосу упадка, продолжавшегося до 1851 г., когда было
создано Объединенное общество инженеров (машинистов и меха-
ников) — первый из так называемых профсоюзов нового типа.
Отличительная черта профсоюзов нового типа заключалась в том,
что они объединяли только квалифицированных рабочих и только
по профессиональному признаку; таким образом, они представля-
ли интересы «рабочей аристократии». Неквалифицированные ра-
бочие и рабочие новых фабричных производств оставались неор-
ганизованными вплоть до конца столетия. Профсоюзы нового
типа имели своей целью повышение оплаты и улучшение условий
труда своих членов, которые уже и без того имели самый высокий
уровень заработной платы в британской промышленности, путем
мирных переговоров с нанимателями и с использованием методов
взаимной помощи. Они избегали политической деятельности и при-
бегали к забастовкам только в исключительных случаях. В резуль-
тате влияние их выросло, но численность их членов оставалась не-
большой. Попытки организовать большие массы низкоквалифициро-
ванных и неквалифицированных рабочих привели к успешной забас-
товке «спичечниц» (молодых женщин, работавших в спичечном про-
изводстве) в 1888 г. и лондонских докеров в 1889 г. К 1900 г. в
профсоюзы было объединено 2 млн человек, а в 1913 г. — 4 млн
человек, т.е. более одной пятой совокупной численности рабочих.
На континенте профсоюзное движение набирало силу медлен-
нее. С самого начала французские профсоюзы были тесно связа-
ны с социализмом и другими близкими политическими идеология-
264
мИ разнообразные и антагонистические формы, которые прини-
мал французский социализм, глубоко раскололи движение, что в
результате привело к значительным колебаниям членства в проф-
союзах и сделало почти невозможным проведение общенациональ-
ных коллективных акций. В 1895 г. французским профсоюзам
удалось сформировать общенациональную неполитическую Гене-
ральную Конфедерацию труда, но даже она оказалась не в состо-
янии объединить все действующие профсоюзы и часто сталкива-
лась с трудностями в проведении в жизнь своих директив на мес-
тах. Французское рабочее движение оставалось децентрализован-
ным, высоко индивидуалистичным и в основном неэффективным.
Немецкое рабочее движение берет свое начало в 1860-х гг. Как
и во Франции, оно с самого начала было связано с политическими
партиями и политическими акциями; однако, в отличие от фран-
цузского движения, оно было более организованным и сплочен-
ным. Немецкое рабочее движение имело три главных ветви: проф-
союзы Хирша —Дункера, или либеральные профсоюзы, объеди-
нявшие в основном квалифицированных рабочих, социалистичес-
кие или «свободные» профсоюзы с гораздо более широким член-
ством, и появившиеся немного позднее католические или христи-
анские профсоюзы, основанные с благословения Папы римского в
противоположность «безбожным» социалистическим профсоюзам.
К 1914 г. немецкое профсоюзное движение стало вторым по чис-
ленности в Европе и насчитывало 3 млн членов, из которых 5/б
принадлежали к социалистическим профсоюзам.
В экономически менее развитых странах Южной Европы и, до
некоторой степени, в странах Латинской Америки рабочие органи-
зации формировались под французским влиянием. Профсоюзы
были раздроблены и идеологизированы. Они жестоко преследова-
лись нанимателями и государством, и их деятельность не привела
к каким-либо заметным результатам. Профсоюзы Нидерландов,
Швейцарии и Австро-Венгрии следовали немецкой модели. Они
достигли относительного успеха на местном уровне, но религиоз-
ные и этнические различия, а также оппозиция со стороны госу-
дарства препятствовали эффективности их деятельности на обще-
национальном уровне. В скандинавских странах рабочее движение
выработало свои собственные, отличные от других традиции. Оно
связало себя как с кооперативным движением, так и с социал-де-
мократическими партиями и к 1914 г. сделало больше, чем проф-
союзное движение в любых других странах, для улучшения усло-
вий жизни и труда своих членов. В России и в других странах
Восточной Европы профсоюзы были запрещены вплоть до Первой
мировой войны.
Ранние попытки создания массовых организаций рабочего
класса в Соединенных Штатах имели ограниченный успех ввиду
сопротивления правительства и нанимателей, а также трудности
обеспечения кооперации рабочих, имеющих различный уровень
квалификации и профессиональный статус, разные религиозные
265
убеждения и этнические корни. В 1880-х гг. Сэмюэль Гомперс со-
здал организацию тесно связанных между собой местных союзов,
членами которых были только квалифицированные рабочие, и в
1886 г. объединил их в Американскую федерацию труда (АФТ).
Как и профсоюзы нового типа в Великобритании, АФТ следовала
тактике экономических требований, сосредотачивая усилия на по-
вышении благосостояния своих членов, держась подальше от
идеологических вопросов и избегая открытых политических дейст-
вий. Она преуспела в достижении многих своих целей, но боль-
шинство американских промышленных рабочих оставались неор-
ганизованными. В британских доминионах профсоюзы развива-
лись по британской модели, но с большим акцентом на социалис-
тические программы. Первый профсоюзный конгресс в Австралии
был проведен в 1879 г., спустя всего И лет после первого кон-
гресса британских профсоюзов.
i !Л-? '• »
Образование и грамотность >
Другой чертой экономического развития в XIX в., не столь
бросающейся в глаза, но едва ли менее значимой, чем рост горо-
дов, численности промышленных рабочих и уровня доходов, был
рост уровня грамотности и образованности. Таблицы 8.3 и 8.4 со-
держат некоторые приблизительные данные по отдельным стра-
нам за отдельные годы. Во всех случаях совершенно очевидно,
что в 1800 г. уровень грамотности был ниже, чем в 1830-х или
1850-х гг. Таблицы также показывают определенную (хотя и не
точную) корреляцию между масштабом и темпом индустриализа-
ции, с одной стороны, и уровнем образования, с другой. Знамена-
тельно, что Великобритания, первая индустриальная держава, за-
нимает высокие позиции в обеих таблицах, но не является абсо-
лютным лидером. В целом можно сказать, что страны Северо-За-
падной Европы (и США) демонстрируют лучшие результаты, в то
время как достижения стран Южной и Восточной Европы (в ка-
честве представителей которых фигурируют Испания, Италия и
Россия) наименее впечатляющи. И вновь ситуация в сфере обра-
зования соответствует ситуации с прогрессом индустриализации.
Возможно, наиболее удивительным в Таблице 8.3 является
статус Швеции, которая занимала высокие позиции по уровню об-
разования как в 1850 г., так и в 1900 г. Швеция в середине
XIX в. была бедной страной, но во второй половине столетия
стала одним из европейских лидеров по темпам экономического
роста. Ее высокий стартовый уровень грамотности можно припи-
сать религиозным, культурным и политическим факторам, дейст-
вовавшим еще до начала индустриализации, но огромный запас
человеческого капитала, приобретенный таким путем, поставил ее
в выгодное положение в ходе индустриализации. Столь же широ-
кое обобщение применимо, хотя, возможно, и в меньшей степени,
266
к другим скандинавским странам, США, Германии (Пруссии)
и — в рамках Соединенного королевства — к Шотландии.
Таблица 8.3
Уровень грамотности среди взрослого населения
отдельных стран (в %)
Страна	1850	1900
Швеция	90	(99)
США (белое население)	85-90	94
Шотландия	80	(97)
Пруссия	80	88
Англия и Уэльс	67-70	(96)
Франция	55-60	83
Австрия (без Венгрии)	55-60	77
Бельгия	55-60	81
Италия	20-25	52
Испания	25	44
Россия	5-10		28	
Цифры, данные в скобках, по всей видимости, преувеличены.
Источники: Literacy and Development in the West. Harmonsworth,
1969; Dictionary of Statistics. London, 1899.
Помимо количественных данных, необходимо рассмотреть ха-
рактер самого образования. До XIX в. государственных образова-
тельных учреждений было очень мало. Состоятельные люди нани-
мали для своих детей частных учителей. Религиозные и благотво-
рительные учреждения и, в некоторых случаях, платные частные
школы предоставляли начальное образование части населения,
преимущественно в городах. Никто и не мечтал о всеобщей гра-
мотности. Напротив, господствовала точка зрения о том, что гра-
мотность «работающих бедняков» несовместима с их «социальным
статусом». Техническое образование осуществлялось почти исклю-
чительно через систему ремесленного ученичества. Среднее и выс-
шее образование было доступно главным образом для детей (в ос-
новном сыновей) членов привилегированных классов, не считая
некоторых представителей духовенства. За некоторыми исключе-
ниями (особенно Шотландии и Нидерландов), старейшие универ-
ситеты уже давно перестали быть центрами получения новых зна-
ний. Приверженные старым стандартам обучения, которые отдава-
ли предпочтение классическим дисциплинам, они готовили чинов-
267
ников для церкви и государства и давали некое подобие «свобод-
ного (liberal) образования» выходцам из правящих классов.
Таблица 8.4
Количество учащихся начальных школ в отдельных странах
(на 10 тыс. человек населения)
Страна	1830	1850	1900
США	1500	1800	1969
Германия	1700	1600	1576
Великобритания	900	1045	1407
Франция	700	930	1412
Испания	400	663	1038
Италия	300	463 (1860 г.)	881
Россия	—	98 (1870)	348
Источник'. Easterlin R.A. Why Isn’t the Whole World Developed? 11
Journal of Economic History. 1981. № 41. March.
Французская революция провозгласила принцип бесплатного
государственного образования, но в самой Франции после Рестав-
рации этот принцип не соблюдался до 1840 г. Тем временем неко-
торые из германских и скандинавских государств и американских
штатов, которые уже имели традиции широкого начального обра-
зования, создали систему государственных школ, хотя начальное
образование так и не стало до конца столетия всеобщим или обя-
зательным. В Англии Фабричный закон 1802 г. обязывал владель-
цев текстильных предприятий обеспечить получение начального
образования ученикам и подмастерьям, но выполнялся этот закон
плохо. Другой закон 1833 г. требовал предоставления образова-
ния всем работающим детям. В первой половине столетия многие
ремесленники и квалифицированные рабочие посещали вечерние
школы, содержавшиеся за счет платы за обучение или за счет бла-
готворительных организаций, однако Великобритания значитель-
но отставала от других стран по уровню развития государственно-
го образования. Страны Южной и Восточной Европы отставали
еще больше.
Французская революция породила ряд других нововведений в
области образования, имеющих особое значение в индустриаль-
ную эпоху. Это — специализированные научные и инженерные
школы, среди которых наиболее известными были Политехничес-
кая школа и Высшая нормальная школа. Предоставляя образова-
268
ние университетского уровня, но находясь вне университетской
системы (которую Наполеон реорганизовал для подготовки специ-
алистов и чиновников), эти институты не только обеспечивали вы-
сокое качество обучения, но занимались также и исследованиями.
Их опыт перенимали по всей Европе (кроме Великобритании).
Выпускники Политехнической школы организовали преподавание
в Военной академии США в Вест-Пойнте, первой инженерной
школе Америки.
Эра реформ в Германии после наполеоновских войн привела к
возрождению жизни в стенах старых университетов и к созданию
нескольких новых. Научная подготовка была организована по об-
разцу Политехнической школы, но ее могло получить значительно
большее число студентов, чем во Франции. Таким образом, в пе-
риод, когда наука все в большей степени приобретала статус фун-
дамента производства, Германия оказалась готовой воспользовать-
ся всеми преимуществами такого положения дел. Когда американ-
цы в 1870 г. столкнулись с необходимостью перестройки всей сис-
темы высшего образования, они взяли за образец германскую сис-
тему, а не французскую или британскую. Впоследствии француз-
ские и британские университеты, а также университеты других
стран последовали их примеру.
Международные отношения ,
На Венском конгрессе 1814 — 1815 гг. победители Наполеона
пытались восстановить политические, социальные и экономичес-
кие аспекты Старого режима, но их усилия оказались тщетными.
Демократическая и националистическая идеологии, выпущенные
на свободу Французской революцией, вместе с экономическими
силами зарождающейся индустриализации обусловили крах этих
попыток. Более того, столкновение интересов стран-победитель-
ниц, особенно противоречия между Великобританией и восстанов-
ленными на престолах монархами континентальной Европы, уско-
рили падение реставрированного Старого режима. Революции
1930 г. и 1848 г. обусловили его окончательное падение во всех
европейских странах, кроме России и Османской империи.
Революции не были результатом чисто экономических процес-
сов, но имели значительные экономические последствия, преиму-
щественно благодаря изменению конфигурации политических сил.
В частности, во Франции революция 1830 г. привела к свержению
реакционного правительства и его замене новым, в большей степе-
ни ориентированным на защиту коммерческих и промышленных
интересов, в то время как в ходе революции 1848 г. городской ра-
бочий класс предъявил вполне определенные претензии на власть,
прежде чем его выступления были подавлены правительственны-
ми войсками. Революция 1830 г. в южных Нидерландах привела
к возникновению нового государства — Бельгии, которая вскоре
269
проявила себя как одна из наиболее экономически развитых стран
Европы. Революция 1848 г. в Центральной Европе привела к
окончательному отмиранию остатков феодального режима.
Во всех этих революциях движущей силой являлся национа-
лизм. Национализм как идеология не принадлежал какому-то
одному социальному классу. Ее разделяли в первую очередь пред-
ставители образованных средних классов, но она также отражала
стремление разделенных народов Италии и Германии к объедине-
нию своих стран, а также стремление угнетенных народов в Ав-
стрийской, Российской и Османской империях, бельгийцев в Объ-
единенных Нидерландах, а также Норвегии и Ирландии к автоно-
мии и свободе. В Германии достижение экономической унифика-
ции под эгидой руководимого Пруссией Таможенного союза в
1830-х гг. предшествовало политическому объединению в 1871 г.
и помогло заложить основы промышленной мощи страны. Неуда-
ча Италии в достижении подобной экономической унификации до
создания единого Итальянского королевства в 1861 г. (несмотря
на попытку 1848 г.) не позволила этой стране достичь статуса ве-
ликой державы. Обретение Грецией, Сербией, Румынией и Болга-
рией независимости от Османской империи, не сопровождавшееся
сколько-нибудь заметным экономическим прогрессом, сделало эти
страны пешками в международной политической игре.
XIX в. не видел масштабных, разрушительных войн, таких
как наполеоновские войны, с которых он начался, или Первая ми-
ровая война, которой он закончился. Относительно непродолжи-
тельные локальные войны, которые происходили в течение столе-
тия, порой имели значительные политические последствия, в оп-
ределенной степени затрагивающие экономическую политику, но
они не создавали сколько-нибудь серьезных препятствий на пути
накопления капитала или процесса технических изменений. К
концу столетия политическая напряженность, иногда усиливаемая
экономическим соперничеством, стала более острой и привела к
возрождению европейского империализма. Его экономические ас-
пекты будут проанализированы в одной из следующих глав. Здесь
достаточно отметить, что это возрождение империализма в огром-
ной степени увеличило масштабы мировой рыночной системы,
центром которой являлась Европа.
’ ’	' .г	... I
Глава 9
МОДЕЛИ РАЗВИТИЯ:
ЛИДЕРЫ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
Существует точка зрения, согласно которой процесс индустри-
ализации в XIX в. являлся общеевропейским явлением. (Тот
факт, что к концу столетия США стали ведущей промышленной
державой, не меняет сути дела, поскольку Соединенные Штаты
были страной преимущественно европейской культуры.) Один
смелый ученый даже подсчитал «валовой национальный продукт»
Европы в XIX в. (рис. 9.1). Хотя такие подсчеты легко критиковать
ввиду неточности источников, приведенный график, несомненно,
корректно отражает две основные черты европейской экономики:
1) в ней происходили многочисленные краткосрочные колебания,
2) для нее был характерен долгосрочный экономический рост.
Рис. 91. Индекс «валового национального продукта» Европы (уровень
1899—1900 гг. принят за 100%).
Источник'. Bairoch Р. Europe’s Gross National Product, 1800—1901 //
Journal of European Economic History. 1976. V. 5. P. 288.
Согласно альтернативной точке зрения, которая уже обсужда-
лась в главе 7, индустриализация была главным образом регио-
нальным феноменом. Территории, являвшиеся центрами инду-
стриализации, могли целиком находиться в границах одной стра-
ны, как в случае с южным Ланкаширом и близлежащими района-
271
ми. Они могли также пересекать национальные границы, как, на-
пример, австразийский угольный бассейн, простиравшийся от Ла-
Манша и северной Франции через Бельгию и запад Германии до
Рура. По мнению многих исследователей, региональный анализ
позволяет достичь адекватного понимания процесса индустриали-
зации.
Однако третий вариант рассмотрения процесса индустриализа-
ции является самым распространенным — он предполагает изуче-
ние его в разрезе национальных экономик. Этот метод имеет недо-
статок, связанный с опасностью игнорировать международные и
наднациональные аспекты процесса, а также упустить из виду осо-
бенности региональной динамики (или приуменьшить их значи-
мость). Однако он имеет и два существенных преимущества. Пер-
вое носит чисто технический характер: оно связано с тем, что наи-
больший объем количественных данных, характеризующих эконо-
мические процессы, собирается и агрегируется по отдельным стра-
нам. Второе и более существенное преимущество заключается в
том, что институциональная основа экономической деятельности, а
также политика, влияющая на направление и характер этой дея-
тельности, чаще всего определяются внутри национальных границ.
К счастью, три указанных подхода не являются взаимоисклю-
чающими. В предыдущей главе уже были выделены международ-
ные и наднациональные аспекты процесса индустриализации при-
менительно к росту численности населения и прогрессу техноло-
гии. Международные аспекты развития торговли и финансов
будут рассмотрены в главе И. В этой и последующей главах мы
рассмотрим различные модели развития, уделяя внимание и их
региональным аспектам, когда это будет необходимо.
Великобритания
Мы начинаем наш обзор с Великобритании, «первой индустри-
альной страны*. В конце наполеоновских войн Великобритания
была несомненным мировым промышленным лидером, на которо-
го приходилось, по некоторым оценкам, около одной четверти со-
вокупного мирового выпуска промышленной продукции1. Более
того, благодаря своему промышленному лидерству и статусу веду-
щей морской державы, приобретенному в ходе войн, она также
завоевала позиции лидера мировой торговли. На нее приходилось
от 1 /4 до 1 /з всей мировой торговли, что более чем в два раза
1 Имеется в виду выпуск современных, рыночно ориентированных
отраслей. Не представляется возможным оценить стоимость продукции
традиционной домашней промышленности в Индии и Китае (как и в дру-
гих странах), большая часть которой была предназначена для потребле-
ния внутри домашних хозяйств.
272
превышало долю ее главных соперников. Великобритания сохра-
няла свое доминирующее положение и в промышленности, и в
торговле на протяжении почти всего XIX в. После некоторого ос-
лабления ее позиций в середине столетия, в 1870 г. она все еще
контролировала около одной четверти всей мировой торговли и
фактически увеличила свою долю в мировом промышленном про-
изводстве до 30%. После 1870 г., хотя общий объем производства
и торговли продолжал возрастать (промышленное производство за
период 1870—1913 гг. увеличилось в 2,5 раза), она стала посте-
пенно сдавать свои позиции, уступая лидерство другим быстро ин-
дустриализирующимся странам. Соединенные Штаты превзошли
ее по общему объему промышленного выпуска в 1880-х гг., а Гер-
мания — в начале XX в. Накануне Первой мировой войны Вели-
кобритания все еще оставалась ведущей торговой державой, но на
нее приходилось уже лишь около совокупного объема торгов-
ли, и ее быстро догоняли Германия и США.
Надежными опорами британского процветания продолжали ос-
таваться текстильная промышленность, черная металлургия,
угольная промышленность и машиностроение. Еще в 1880 г. бри-
танское производство хлопчатобумажной пряжи и ткани превосхо-
дило производство всех остальных стран Европы. К 1913 г., не-
смотря на некоторое ослабление своих относительных позиций,
Великобритания все еще производила треть всей европейской про-
дукции данной отрасли, более чем вдвое превосходя своих бли-
жайших конкурентов. Сходным образом, в черной металлургии
Великобритания достигла максимального превосходства около
1870 г., производя более половины мирового чугуна. Однако к
1890 г. Соединенные Штаты перехватили лидерство, а в начале
XX в. Германия также вырвалась вперед. В свою очередь, в
угольной промышленности Великобритания сохраняла свое лидер-
ство в Европе (хотя США превзошли ее в начале XX в.), постав-
ляя излишки угля на экспорт. В расчете на душу населения в
XIX в. Великобритания производила почти в два раза больше
угля, чем ее главные европейские конкуренты — Бельгия и Гер-
мания. Северо-восточные угольные бассейны (Нортумберленд и
Дархэм) и южный Уэльс экспортировали уголь на континент уже
в начале XIX в. и даже ранее. В 1870 г. вывоз угля по стоимости
составлял 3% совокупного британского экспорта. Быстрая инду-
стриализация бедных углем европейских соседей Великобритании
привела к значительному росту экспорта угля. В 1913 г. на уголь,
представляющий собой сырьевой товар, приходилось более 10%
совокупного экспорта наиболее развитой в промышленном отно-
шении страны мира.
Машиностроение, зародившееся в конце XVIII в., имело тес-
ные связи со всеми тремя отраслями, о которых только что шла
речь. Текстильное производство нуждалось в машиностроителях и
ремонтниках; металлургия взращивала их в своих недрах; потреб-
ность угольной промышленности в эффективных насосах и деше-
273
вом транспорте привела к развитию и парового двигателя, и же-
лезных дорог. Железнодорожный транспорт, как мы видели в
предыдущей главе, представлял собой наиболее важную новую от-
расль экономики XIX в. Он играл особенно важную роль с уче-
том его взаимодействия с другими отраслями. Более того, благо-
даря лидерству Великобритании в строительстве железных дорог
зарубежный спрос как в Европе, так и за океаном на британских
специалистов, материалы и капитал явился стимулом для разви-
тия всей экономики.
Другим мощным стимулом развития стала эволюция судо-
строения, сопровождавшаяся заменой парусников пароходами, а
деревянных конструкций стальными. До 1870 г. совокупное водо-
измещение паровых грузовых судов, ежегодно сходивших со ста-
пелей, не превосходило водоизмещение новых грузовых парусни-
ков, но затем пароходы стали быстро завоевывать доминирующие
позиции. К 1900 г. на парусники приходилось уже менее 5% со-
вокупного водоизмещения новых судов. В 1850-х гг. железо стало
все больше заменять дерево в создании как паровых, так и парус-
ных судов, а в 1880-х гг. на смену железу пришла сталь. В начале
XX в. совокупное водоизмещение ежегодно спускаемых на воду
судов в Великобритании составляло в среднем более 1 млн тонн
(что составляло более 60% продукции мирового судостроения), и
практически все эти суда были стальными. (На протяжении не-
скольких лет, в 1880—1890 гг. на Великобританию приходилось
более 80% мирового производства судов.) Значительная часть
этого выпуска, от 1/б до шла на экспорт.
Несмотря на впечатляющие достижения, темпы и масштаб бри-
танской индустриализации не следует преувеличивать, как это
часто делается. Последние исследования показали, что темпы
роста промышленности за столетие 1750—1850 гг. были значи-
тельно ниже, чем предполагали ранние приблизительные подсче-
ты, и что «еще в 1870-х гг. около половины совокупной мощности
промышленных паровых двигателей приходилось на текстильную
промышленность, в то время как во многих других отраслях ме-
ханизмы, приводимые в движение силой пара, играли крайне не-
значительную роль. Подавляющее большинство промышленных
рабочих в 1851 г. и, возможно, даже в 1871 г. были заняты не в
крупной фабричной промышленности, а в небольших ремеслен-
ных мастерских. Массовое применение паровой силы началось не
ранее 1870-х гг., поднявшись с примерно 2 млн л.с. в 1870 г. до
10 млн л.с. в 1907 г.»1
Перепись 1851 г. подтверждает это заключение. В частности,
сельское хозяйство оставалось крупнейшей отраслью экономики
по числу занятых вплоть до 1921 г.; на втором месте стояла до-
1 Musson А.Е. Technological Change and Manpower // History. 1982.
V. 67. P. 240-241.
274
машняя прислуга. В текстильной промышленности было занято
менее 8% всей рабочей силы (в т.ч. в хлопчатобумажном произ-
водстве — около 4%). Кузнецы численно превосходили рабочих
черной металлургии (112,5 тыс. против 79,5 тыс.), а рабочие
обувной промышленности (274 тыс.) — шахтеров (219 тыс.).
Великобритания достигла максимума промышленного превос-
ходства по отношению к другим странам в период с 1850 —
1870 гг. Темпы роста валового национального продукта с 1856 г.
по 1873 г. (обе даты являлись верхними точками экономического
цикла) достигали в среднем 2,5%, что было самым высоким пока-
зателем за все столетие. В период 1873—1913 гг. они снизились
до 1,9% (самый низкий показатель за все столетие), что было су-
щественно ниже темпов роста в США и Германии за тот же пери-
од. Темпы роста выпуска в расчете на душу населения были даже
ниже, чем во Франции, которая традиционно рассматривается как
самая «отсталая» из великих держав. Как следует интерпретиро-
вать столь неутешительную картину?
Прежде всего необходимо отметить, что темпы роста могут в
некоторой степени вводить в заблуждение, поскольку при низком
исходном уровне рассматриваемых показателей высокие темпы
роста могут быть достигнуты при очень незначительном абсолют-
ном приросте. Великобритания не могла сохранять свое преобла-
дание на протяжении неопределенно долгого времени после того,
как другие менее развитые, но в изобилии наделенные ресурсами
страны начали индустриализацию. В этом смысле относительный
упадок Великобритании был неизбежен. Более того, ввиду нали-
чия огромных ресурсов и быстрого роста численности населения в
США и России неудивительно, что они могли в конечном счете
превзойти маленькое островное государство по уровню валового
выпуска. Труднее объяснить низкие темпы роста выпуска на душу
населения; с 1873 г. по 1913 г. темпы роста общей производитель-
ности факторов производства (выпуск на единицу всех производ-
ственных ресурсов) были нулевыми.
Предлагалось множество объяснений такого обескураживаю-
щего факта. Некоторые из них носили высокоформализованный
характер, принимая во внимание относительные цены сырья и го-
товых товаров, условия торговли, объемы и характер инвестиций
и т.д. Рискуя несколько упростить дело, мы, с учетом наших
целей, можем не принимать эти объяснения в расчет. Некоторые
ученые видели суть проблемы в доступности природных ресурсов
и сырья, но здесь на самом деле не возникало особых проблем.
Конечно, хлопчатобумажная промышленность всегда зависела от
импорта хлопка-сырца, но это не помешало Великобритании стать
мировым лидером в производстве хлопчатобумажных изделий, и в
любом случае все другие европейские производители хлопчатобу-
мажных тканей также приобретали хлопок за границей, причем
часто через Великобританию. Месторождения руд цветных метал-
лов — меди, олова и свинца — были постепенно исчерпаны или
275
не могли конкурировать с более дешевыми поставками из-за океа-
на, однако в большинстве случаев это более дешевое сырье добы-
валось и импортировалось в страну британскими фирмами, дейст-
вовавшими за рубежом. К началу XX в. черная металлургия им-
портировала около трети всей руды, главным образом из Испа-
нии, но это было связано прежде всего с неспособностью промыш-
ленности полностью перейти в производстве стали на использова-
ние основного процесса Томаса —Гилкриста, который позволил бы
ей использовать местную фосфорсодержащую руду.
Последний факт указывает на другую возможную причину от-
носительного упадка Великобритании: недостаток предпринима-
тельских талантов. Этот вопрос горячо обсуждался (и все еще об-
суждается) учеными без получения сколько-нибудь определенного
на него ответа. Безусловно, в викторианской Великобритании
было много динамичных, активных частных предпринимателей:
Уильям Левер («Левер бразерс», позднее «Юнилевер») и Томас
Липтон (производство чая) принадлежат к числу тех из них, чьи
имена стали знаменитыми торговыми марками. С другой стороны,
есть огромное множество свидетельств того, что предприниматели
поздней викторианской эпохи в общей массе не отличались дина-
мизмом своих предков, ибо сыновья и внуки основателей семей-
ных фирм начинали вести образ жизни праздных джентльменов,
оставляя ежедневное руководство своими фирмами наемным уп-
равляющим. Запоздалое, почти неохотное введение новых высоко-
технологичных (по тому времени) производств, таких как органи-
ческая химия, электротехника, оптика и производство алюминия
(в которых основные изобретения часто были сделаны самими
британцами), является одним из признаков предпринимательской
летаргии. Еще более показательной является замедленная и поло-
винчатая реакция британских предпринимателей на новые техно-
логии в тех базовых отраслях, в которых они долгое время были
лидерами. Примером тому может служить ограниченное распро-
странение процесса Томаса —Гилкриста или, в той же отрасли, от-
носительно медленное внедрение мартеновских печей. Текстиль-
ная промышленность долго сопротивлялась использованию более
производительных прядильных и ткацких станков, изобретенных
в Соединенных Штатах и на европейском континенте, а в произ-
водстве соды процесс Леблана 30 лет вел борьбу с процессом
Сольвея, впервые внедренным в Бельгии.
Отчасти в замедлении темпов промышленного развития и в не-
достатке предпринимательских талантов можно винить отсталую
британскую образовательную систему. Великобритания была пос-
ледней из ведущих западных стран, которые ввели всеобщее на-
чальное образование, необходимое для подготовки квалифициро-
ванной рабочей силы. Лишь немногие из крупных английских
университетов уделяли какое-либо внимание научному и инженер-
ному образованию (в отличие от шотландских университетов).
276
Хотя они в некоторой степени избавились от оцепенения, харак-
терного для XVIII в., они все еще были ориентированы на то,
чтобы давать классическое образование отпрыскам семей празд-
ных классов. Тем самым происходило закрепление ценностей
аристократии, с ее презрением к коммерческой и промышленной
деятельности. Контраст с XVIII в. разителен и курьезен, посколь-
ку в то время британское общество имело твердую репутацию
более подвижного и открытого по сравнению с обществами Старо-
го режима на континенте. Столетие спустя восприятие ситуации,
если не сама ситуация, решительно изменилось.
Это обсуждение побед и поражений британской промышлен-
ности в XIX в. происходит при почти полном игнорировании меж-
дународного контекста, что является вопиющим упущением, кото-
рое будет до некоторой степени восполнено в главе 11. Однако не-
сколько замечаний необходимо сделать уже сейчас, чтобы придать
дискуссии соответствующую перспективу.
Из всех великих держав Великобритания в наибольшей степе-
ни зависела в своем материальном благосостоянии как от импорта,
так и от экспорта. Вследствие этого торговая и особенно таможен-
ная политика других государств имела для нее важные последст-
вия. Более того, британская экономика даже в большей степени
зависела от состояния международной экономической системы,
чем экономики менее крупных стран. У нее был самый большой
торговый морской флот и самые большие зарубежные инвестиции,
которые являлись важными источниками валютных поступлений.
Несмотря на то, что Великобритания имела крупные экспортные
отрасли, с начала XIX в., если не раньше, у нее был «неблагопри-
ятный», т.е. пассивный торговый баланс. Дефицит покрывался (и
с избытком) доходами от торгового флота и иностранных инвес-
тиций, что позволяло этим инвестициям расти почти непрерывно
в течение всего столетия. Более того, в конце столетия домини-
рующая роль Лондона в международном страховании и банков-
ском деле обеспечивала солидную прибавку к этим «невидимым»
доходам. О важности международных источников дохода можно
судить исходя из следующего сопоставления. Раньше мы сравни-
вали темпы роста валового национального продукта (ВНП) за пе-
риод 1856— 1873 гг. (2,5% в год) с темпами роста ВНП за период
1873 — 1913 гг. (1,9% в год). Соответствующие цифры для валово-
го внутреннего продукта (ВНП за вычетом зарубежных доходов)
составляли 2,2% и 1,8%, соответственно.
Для того, чтобы завершить это краткое обсуждение британ-
ской модели индустриализации в XIX в., следует сказать, что при
всех рассмотренных проблемах реальный доход на душу населе-
ния в Великобритании возрос за период 1850—1914 гг. примерно
в 2,5 раза, распределение дохода стало несколько более равномер-
ным, доля беднейшего населения сократилась, а средний британец
в 1914 г. имел самый высокий уровень жизни в Европе.
277
Соединенные Штаты
Наиболее наглядным примером быстрого экономического роста
в XIX в. являются Соединенные Штаты. В соответствии с данны-
ми первой федеральной переписи населения в 1790 г., его числен-
ность составила немногим более 4 млн человек. К 1870 г., когда
закончилась территориальная экспансия, население страны воз-
росло почти до 40 млн человек, превысив численность населения
любой из европейских стран, кроме России. В 1915 г. численность
населения перешагнула рубеж в 100 млн человек. Хотя Соединен-
ные Штаты приняли массу эмигрантов из Европы, быстрое увели-
чение числа жителей было связано в первую очередь с крайне вы-
сокими темпами естественного прироста населения. Число жите-
лей, рожденных за рубежом, никогда не превышало 1 /б совокуп-
ного населения. Тем не менее, политика практически свободной
иммиграции, проводившаяся вплоть до окончания Первой миро-
вой войны, наложила определенную печать на жизнь нации: Аме-
рика стала известна как «плавильный котел» Европы.
Количество иммигрантов, ежегодно прибывавших в страну,
росло быстро, хотя и неравномерно во времени, с менее 10 тыс.
человек в 1820— 1825 гг. до более 1 млн в самом начале XX в. До
1890-х гг. подавляющее большинство переселенцев прибывало из
Северо-Западной Европы, и они продолжали составлять наиболь-
шее число рожденных за рубежом жителей страны. Однако к
1900 г. на лидирующие позиции выдвинулись иммигранты из Ита-
лии и Восточной Европы. В 1910 г. численность рожденных за
рубежом жителей страны насчитывала 13,5 млн человек, или
около 15% совокупного населения. Из них около 17% приехали из
Германии, 10% — из Ирландии, почти столько же из Италии и
Австро-Венгерии; примерно по 9% из Великобритании, скандинав-
ских стран, Канады (причем многие иммигранты были британско-
го происхождения) и России, почти 7% из русской, австрийской и
немецкой частей Польши и некоторое количество из других стран.
Уровень доходов и богатства рос даже быстрее, чем население.
С колониальных времен нехватка рабочей силы (относительно
земли и других природных ресурсов) обеспечила более высокую
заработную плату и более высокий уровень жизни, чем в Европе.
Именно этот факт, вместе с соответствующими возможностями
для реализации индивидуальной инициативы, а также религиоз-
ные и политические свободы, которыми пользовались американ-
ские граждане, привлекали иммигрантов из Европы. Хотя статис-
тика и недостоверна, вполне вероятно, что средний уровень дохо-
да на душу населения в США вырос, по крайней, мере в 2 раза
за период между принятием конституции и началом Гражданской
войны. Почти уверенно можно говорить о том, что он более чем
удвоился за время между окончанием Гражданской войны и нача-
лом Первой мировой войны. Каковы же были источники столь ог-
ромного роста?
278
Изобилие земли и природных ресурсов помогает объяснить,
почему США имели более высокий доход на душу населения, чем
европейские страны, но само по себе оно не объясняет более вы-
сокие темпы роста. Причины его следует искать преимущественно
в тех же самых факторах, которые действовали в Западной Евро-
пе, а именно в быстром развитии технологии и в возрастающей
региональной специализации, хотя существовали также и специ-
фические факторы, действовавшие только в Соединенных Шта-
тах. К примеру, сохранявшаяся редкость и высокая цена труда
поощряли применение трудосберегающего оборудования как в
сельском хозяйстве, так и в промышленности. В Европе использо-
вание лучших сельскохозяйственных методов обеспечивало значи-
тельно более высокую урожайность, чем в США, но американские
фермеры, используя относительно недорогие механизмы (даже до
появления тракторов), получали значительно более высокие уро-
жаи в расчете на одного рабочего. Сходная ситуация наблюдалась
и в промышленности.
Огромные географические пространства Соединенных Штатов
с различными климатическими условиями и природными ресурса-
ми позволяли достичь даже большей степени региональной специ-
ализации, чем это было возможно в европейских странах. Хотя к
моменту обретения независимости 90% рабочей силы страны было
занято в сельском хозяйстве, а большая часть остальной рабочей
силы — в торговле, экономика США вскоре стала диверсифици-
роваться. В 1789 г., когда вступила в действие американская кон-
ституция, из Англии приехал Сэмюэль Слейтер, который в следу-
ющем году в сотрудничестве с купцами с Род-Айленда открыл
первое в Америке фабричное производство. Вскоре после этого, в
1793 г. изобретение Эли Уитни хлопкоочистительной машины сде-
лало Американский Юг главным поставщиком сырья для самой
крупной в мире отрасли промышленности (см. главу 7).
Это появление двух перспектив развития вызвало к жизни
одно из первых в истории нового государства столкновений про-
тивоположных взглядов на проводимую экономическую политику.
Александр Гамильтон, первый секретарь казначейства, предлагал
поддерживать промышленность посредством протекционистской
таможенной политики и других мер (см. его «Доклад о мануфак-
турах», 1791 г.). Со своей стороны, Томас Джефферсон, первый
государственный секретарь и третий президент страны, считал,
что «необходимо поощрять сельское хозяйство и торговлю — его
помощницу» (выдержка из его первой инаугурационной речи
1801 г.). Последователи Джефферсона выиграли политическое
сражение, но соратники Гамильтона (после его трагической и без-
временной кончины) были свидетелями триумфа своих идей.
Хлопчатобумажная промышленность Новой Англии, после ряда
стремительных взлетов и падений до 1815 г., стала в 1820-х гг. и
оставалась до 1860-х гг. ведущей фабричной отраслью американ-
ской промышленности, являясь одним из мировых лидеров по
279
уровню производительности. В ее тени развивался ряд других
производств, особенно изготовление оружия с использованием
стандартных деталей (еще одно изобретение Эли Уитни), которые
заложили основу появившегося позже массового производства.
Еще одним преимуществом территориальных масштабов США
был потенциал их огромного внутреннего рынка, фактически сво-
бодного от искусственных торговых барьеров. Однако реализация
этого потенциала требовала создания обширной транспортной
сети. В начале XIX в. немногочисленное население проживало
вдоль Атлантического побережья, связь между поселениями обес-
печивалась каботажными перевозками, в дополнение к которым
функционировало несколько почтовых дорог. Доступ во внутрен-
ние районы континента был возможен только по рекам, но их ис-
пользование затруднялось водопадами и порогами. Для преодоле-
ния этих затруднений штаты и муниципалитеты в кооперации с
частным капиталом занялись реализацией широкомасштабной
программы «внутренних улучшений», прежде всего сооружения
дорог и каналов (федеральное правительство практически не при-
нимало в этом участия). К 1830 г. было построено более
11000 миль дорог, преимущественно на юге Новой Англии и в
Среднеатлантических штатах. Сооружение каналов получило ши-
рокий размах после 1815 г. и достигло пика в 1820—1830 гг. К
1844 г. было построено более 3000 миль каналов, к 1860 г. —
более 4000 миль. На государственные средства пришлось почти
три четверти всей суммы инвестиций, составившей 188 млн долл.
Некоторые из этих предприятий — особенно канал Эри штата
Нью-Йорк — имели значительный коммерческий успех, но боль-
шинство не приносило дохода, а некоторые даже не окупили вло-
женные капиталы.
Главной причиной обескураживающей экономической неэф-
фективности каналов являлось появление нового конкурента, же-
лезных дорог. Эра железнодорожного транспорта началась в
США почти одновременно с Великобританией, хотя на протяже-
нии многих лет США находились в зависимости от британских
технологий, оборудования и капитала. Тем не менее, американ-
ские предприниматели быстро осознали возможности этого нового
вида транспорта. К 1840 г. длина построенных железнодорожных
линий превысила совокупную длину железных дорог не только в
Великобритании, но и во всей Европе, и продолжала расти до
конца столетия.
Как и в Великобритании, железные дороги в США оказывали
влияние на экономику не только как новый вид транспорта, но и
как потребитель продукции других отраслей, прежде всего железа
и стали. Хотя это значение иногда преувеличивалось, его не сле-
дует недооценивать. Правда, до Гражданской войны металлурги-
ческие предприятия были разбросаны по значительной террито-
рии, имели небольшой размер и зависели от использования дре-
весного угля, а большая часть материалов для строительства же-
280
лезных дорог, особенно рельсы, импортировалась из Великобри-
тании. Но уже в 1860 г. производство железа занимало четвертое
место по объему добавленной стоимости после хлопчатобумажной
промышленности, производства пиломатериалов и обуви. После
войны, вместе с широким применением коксовой плавки, введени-
ем бессемеровского метода и открытой домны в сталелитейном
производстве и ввиду огромного спроса со стороны трансконти-
нентальных железных дорог, черная металлургия быстро стала
самой крупной отраслью в Америке по объему добавленной стои-
мости.
Несмотря на быстрый рост обрабатывающей промышленности,
Соединенные Штаты оставались преимущественно сельскохозяй-
ственной страной на протяжении всего XIX в. Городское населе-
ние превзошло по численности сельское лишь после Первой миро-
вой войны. Отчасти причиной такого положения было то, что
многие отрасли промышленности развивались в преимущественно
сельскохозяйственных регионах. Как уже отмечалось, металлурги-
ческие предприятия до конца Гражданской войны располагались
главным образом в сельской местности. Другие отрасли, исполь-
зовавшие дешевую и эффективную силу воды, функционировали
там еще дольше. Хотя паровые двигатели постепенно заменяли во-
дяные, лишь появление электростанций послужило причиной
упадка промышленности в сельскохозяйственных регионах. После
Гражданской войны продолжалось движение на запад, чему спо-
собствовали Закон о свободном поселении (Homestead Act) и об-
легчение — благодаря железным дорогам — освоения земель за
Миссисипи. Продукция сельского хозяйства продолжала домини-
ровать в структуре американского экспорта, хотя в 1880-х гг. чис-
ленность промышленных рабочих превзошла численность занятых
в сельском хозяйстве, а доход от промышленности начал превос-
ходить доход от сельского хозяйства. К 1890-м гг. Соединенные
Штаты стали крупнейшей промышленной державой мира.
Бельгия
Первым регионом континентальной Европы, полностью при-
нявшим британскую модель индустриализации, был регион, став-
ший в 1830 г. Королевством Бельгия. В XVIII в. этими террито-
риями (за исключением Льежа) владели австрийские Габсбурги.
С 1795 г. по 1814 г. они находились в составе Французской рес-
публики, а впоследствии империи, а с 1814 г. до 1830 г. они со-
ставляли часть королевства Объединенные Нидерланды. Несмот-
ря на эти частые и, в краткосрочном периоде, разрушительные
политические изменения, Бельгия представляла собой замечатель-
ный пример постоянства модели экономического развития.
281
Близость к Великобритании была не последним фактором ее
раннего и успешного подражания британской модели индустриа-
лизации, но существовали и другие, более фундаментальные при-
чины. Прежде всего, регион имел длительную промышленную
традицию. Фландрия была важным центром текстильного произ-
водства в Средние века, к востоку от долины рек Самбры и
Мааса располагался знаменитый центр металлообработки (см.
главу 5). Брюгге и Антверпен были первыми городами Северной
Европы, воспринявшими итальянские торговые и финансовые тех-
нологии в конце Средних веков. Хотя экономика региона значи-
тельно пострадала от испанского правления и других бедствий,
обрушившихся на нее после восстания в Голландии, она несколь-
ко оправилась от них под более мягким правлением Австрии в
XVIII в. В сельских районах Фландрии возникло значительное
ручное производство льняных тканей, а добыча угля развивалась
в бассейне Хайнаут и в долине рек Самбры и Мааса.
Во-вторых, по характеру природных ресурсов Бельгия была
схожа с Великобританией. Она имела легкодоступные залежи ка-
менного угля и, несмотря на свои небольшие размеры, до 1850 г.
добывала наибольшее количество угля среди всех стран континен-
тальной Европы. Она также имела залежи железной руды, распо-
лагавшиеся недалеко от угольных месторождений, а также руды
свинца и цинка. Бельгийский предприниматель Доминик Мос-
сельманн играл ведущую роль в создании современной цинковой
промышленности, а основанная им фирма Societe de la Vieille
Montagne фактически монополизировала эту отрасль на многие
годы.
В-третьих, отчасти ввиду своего расположения, традиций и по-
литических связей регион, ставший Бельгией, получил большие
вливания не только иностранного капитала, но и иностранных
технологий и предпринимательских талантов, а также имел благо-
приятные условия доступа на некоторые зарубежные рынки, осо-
бенно на французский. Это положение стало складываться еще
при Старом режиме и укрепилось в период французского господ-
ства. В начале XVIII в. в Вервье из Савойи переселилась семья
Биолли, которая начала производство шерстяных тканей. К концу
столетия ей принадлежали самые крупные предприятия отрасли.
Биолли привлекли других иммигрантов, которые приехали к ним
работать, а впоследствии основали свои собственные производст-
ва. Среди них был Уильям Кокрил, квалифицированный меха-
ник, работавший ранее на шерстяных предприятиях Лидса, кото-
рый прибыл в Вервье по дороге в Швецию и в 1799 г. основал
мастерскую по производству прядильных машин. Луи Терно, уро-
женец Седана, который бежал из Франции в 1792 г. и путешест-
вовал по Великобритании, изучая британские технологии, вернул-
ся во Францию при Директории и основал несколько шерстяных
фабрик как во Франции, так и в аннексированных бельгийских
провинциях. В 1807 г. на одной из его фабрик недалеко от Вер-
282
вье, оборудованной прядильными машинами на водной тяге, по-
строенными Кокрилом, были заняты 1400 рабочих.
В 1720 г. ирландец О’Келли соорудил первый паровой насос
Ньюкомена на континенте — для угольной шахты недалеко от
Льежа. Через 10 лет англичанин Джордж Сандерс построил еще
один — для свинцового рудника около Вердена. До краха Старо-
го режима почти 60 машин Ньюкомена работали в регионе, став-
шем затем Бельгией. В 1791 г. братья Перье из Шалота (недалеко
от Парижа) установили первый двигатель типа уатговского, и к
1814 г. построили 18 (а может быть, и больше) из 24 машин этого
типа на территории будущей Бельгии. Они работали на текстиль-
ных фабриках, металлургических предприятиях, пушечном заводе
в Льеже, которым управляли сами братья Перье, а также на
угольных шахтах. Однако небольшое число этих машин является
свидетельством их достаточно низкой эффективности. Владельцы
рудников в основном предпочитали старые машины Ньюкомена,
которые продолжали строить еще в 1830-х гг.
Угольные шахты были самыми крупными потребителями паро-
вых машин обеих моделей — и Ньюкомена, и Уатта, а также при-
влекали большую часть французских предпринимателей и капита-
лов. В период французского господства сложились важнейшие
связи между бельгийской угольной промышленностью и француз-
ской индустрией, которые пережили различные политические
трансформации, произошедшие после 1814 г. В 1788 г. австрий-
ские Нидерланды экспортировали во Францию 58 тыс. тонн угля,
в то время как Великобритания — 185 тыс. тонн. В 1821 г.
южные Нидерланды экспортировали 252 тыс. тонн, Великобрита-
ния — 27 тыс. тонн, а в 1830 г. Бельгия отправляла во Францию
более 500 тыс. тонн угля, в то время как Великобритания — лишь
около 50 тыс. тонн. Сеть каналов и других водных путей, связы-
вавшая северную Францию с бельгийскими угольными шахтами,
стала создаваться еще при Старом режиме, но продолжала совер-
шенствоваться и впоследствии, в огромной степени облегчая това-
ропоток между двумя странами. Французские предприниматели
нашли привлекательными инвестиции в бельгийскую угольную
промышленность. В период промышленных бумов 1830-х, 1840-х гг.
и даже в 1870-е гг., когда добыча угля сделала огромный рывок
вперед, французские капиталы устремлялись на строительство
новых рудников в Бельгии.
Хлопчатобумажная промышленность развивалась в Генте и его
округе, в результате чего Гент превратился в бельгийский Ман-
честер. В городе, который ранее уже был главным рынком для
сельского льняного производства Фландрии, в 1770-х гг. было ос-
новано несколько ситценабивных фабрик, которые, однако, не ис-
пользовали механические двигатели. В начале XIX в. местный
предприниматель Льевен Бовен, до этого не связанный с текс-
тильным производством, с огромным риском для себя поехал в
Англию как промышленный шпион (в то время Франция и Вели-
283
кобритания находились в состоянии войны). Он смог вывезти
контрабандой несколько мюль-машин, паровой двигатель и завер-
бовать квалифицированных английских рабочих для обслужива-
ния машин и изготовления других по их образцу. В 1801 г. он ус-
тановил машины в опустевшем монастыре в Генте. Так началось
современное бельгийское хлопчатобумажное производство. Бовен
вскоре столкнулся с местной конкуренцией, но отрасль начала бы-
стро расти, особенно после введения Наполеоном Континенталь-
ной системы. К 1810 г. в отрасли работало 10 тыс. человек, пре-
имущественно женщин и детей. Превратности войны и даже в
большей степени последовавшего за ней мира вызвали значитель-
ные колебания производства, которые привели к банкротству мно-
гих предпринимателей, включая Бовена, но сама отрасль выжила
и продолжала развиваться. Механические ткацкие станки появи-
лись в 1830-х гг., а к концу десятилетия введение механического
прядения льна в Генте предрешило судьбу сельского льняного
производства.
Традиционная черная металлургия, работавшая на древесном
угле, долгое время существовала в долине Самбры и Мааса и в
Арденнах на востоке страны. Она сыграла значительную роль в
обслуживании революционных и наполеоновских войн, но ее ба-
зисом оставались традиционные технологии. В 1821 г. Поль Гуа-
Шапель ввел на своих металлургических предприятиях недалеко
от Шарлеруа процесс пудлингования и проката. В 1824 г. он
начал строительство коксовой доменной печи, которая наконец
вошла в действие в 1827 г. — это была первая коммерчески эф-
фективная домна на континенте. Вскоре многие последовали его
примеру, включая Джона Кокрила, чьим партнером был не кто
иной, как голландское правительство короля Виллема I.
В 1807 г. Уильям Кокрил перевел свои заводы по производст-
ву оборудования для текстильной промышленности из Вервье в
Льеж и принял в число компаньонов двух своих сыновей, Джейм-
са и Джона. Уильям Кокрил отошел от дел в 1813 г., а в 1822 г.
Джон выкупил долю брата. Тем временем около 1815 г. фирма,
наряду с текстильным оборудованием, начала производить паро-
вые двигатели. Для этих целей было нанято большое число ква-
лифицированных английских рабочих, некоторые из которых
позже завели собственное дело или работали на других бельгий-
ских фирмах. Кокрилы объявили о своем намерении построить
коксовую доменную печь еще в 1820 г., а в 1823 г. Джон получил
на эти цели субсидию от голландского правительства. Он также
нанял в качестве консультанта Дэвида Машета, известного шот-
ландского механика. Однако финансовые и технические труднос-
ти продолжали преследовать предприятие. В 1825 г. правительст-
во выкупило половину его акций за 1 млн флоринов, однако даже
это вливание государственных средств было недостаточным, и до
1829 г., когда печь наконец была построена, правительство вло-
жило дополнительно 1325 тыс. флоринов.
284
Накануне бельгийской революции 1830 г. (которая, по иронии
судьбы, лишила голландское правительство его инвестиций)
фирма Кокрилов была, безусловно, крупнейшим промышленным
предприятием Нидерландов и, возможно, самым большим в кон-
тинентальной Европе. На нем было занято почти 2000 рабочих, а
вложенный в него капитал превышал 3 млн флоринов (около
1,5 млн долларов) — огромную по тем временам сумму. Со свои-
ми угольными шахтами и железными рудниками, доменными пе-
чами, прокатными станами и механическими мастерскими это
была также одна из первых вертикально интегрированных метал-
лургических компаний. В этом качестве она служила моделью для
других фирм, работающих в растущей отрасли.
Хотя бельгийская революция повлекла за собой минимум раз-
рушений и человеческих жертв, тем не менее, она привела к эко-
номической депрессии из-за неопределенности относительно ха-
рактера нового государства и его будущего. Однако депрессия
оказалась короткой, и уже в середине десятилетия наблюдался
стремительный промышленный взлет. Помимо международных
экономических условий, которые были также благоприятны, на
характер и масштабы этого бума в Бельгии повлияли еще два осо-
бых фактора: 1) решение правительства построить полномасштаб-
ную сеть железных дорог за счет казны (см. главу 8), что стало
особенно ценным подарком для угольной промышленности, метал-
лургии и машиностроения, и 2) значительные институциональные
инновации в области банковского дела и финансов.
В 1822 г. король Виллем I объявил о создании акционерного
банка Societe Generale pour favoriser I’Industrie des Nationale des
Pays-Bas (известный после 1830 г. как Societe Gtntrale de Bel-
gique) co штаб-квартирой в Брюсселе. Он передал банку государ-
ственную собственность на сумму 20 млн флоринов и вложил зна-
чительную часть своего собственного состояния в его акции. Банк
имел широкие возможности для деятельности, но его работа в
первое десятилетие существования была в лучшем случае неблес-
тящей. Однако после революции при новом управляющем, назна-
ченном новым правительством, он способствовал инвестиционному
буму, не имевшему прецедентов на европейском континенте.
Между 1835 г. и 1838 г. он создал 31 новое «анонимное общест-
во» с совокупным капиталом, превышавшим 100 млн франков.
Среди них были металлургические предприятия, угольные компа-
нии и машиностроительный завод «Феникс» в Генте, Антверпен-
ская пароходная компания, текстильная фабрика, сахарорафинад-
ные заводы и предприятия стекольной промышленности. Во всех
этих предприятиях банк выступал в кооперации с парижским фи-
нансистом Джеймсом Ротшильдом, наиболее влиятельным банки-
ром того времени, что способствовало доступу Бельгии к француз-
скому рынку капиталов.
В 1835 г. конкурирующая группа финансистов получила раз-
решение на создание еще одного акционерного банка — Banque
285
de Belgique. Созданный во всех важнейших аспектах по образу и
подобию Societe Generale (хотя и значительно уступая ему по раз-
мерам), новый банк не терял времени: менее чем за 4 года он уч-
редил 24 финансовых и промышленных предприятия с общим ка-
питалом в 54 млн франков. В это число входили угольные шахты,
металлургические предприятия, машиностроительные заводы Сен-
Леонар в Льеже, текстильные фабрики, сахарорафинадные заво-
ды и, что особенно важно, компания, которая стала крупнейшим
в мире производителем цветных металлов — Societe de le Vielle
Montagne, выкупленная банком у ее основателя — Моссельмана.
Как и Societe Generale, Banque de Belgique имел связи с Фран-
цией через частный парижский банк Hottinguer et Cie. Утвержда-
лось, что более 90% капитала Banque de Belgique было француз-
ским.
К 1840 г., если не ранее, Бельгия со всей очевидностью стала
самой высокоразвитой промышленной страной на европейском
континенте, а по объему промышленного производства на душу
населения она почти догнала Великобританию. Хотя, как и в дру-
гих странах ранней индустриализации, темпы промышленного
роста в Бельгии со временем снизились и стали отставать от тем-
пов роста новых индустриализирующихся стран, к 1914 г. она ос-
тавалась наиболее высокоразвитой промышленной страной на кон-
тиненте по объему выпуска продукции на душу населения, усту-
пая в Европе только Великобритании. В течение всего столетия
основой ее процветания продолжали оставаться отрасли, которые
инициировали ее рост: угольная промышленность, черная и цвет-
ная металлургия, машиностроение и — хотя и в меньшей степени,
чем в Великобритании, — текстиль. В химической промышлен-
ности введение процесса Сольвея по производству соды дало тол-
чок к развитию этой прежде медленно растущей отрасли, а бель-
гийские машиностроительные фирмы превзошли конкурентов в
сооружении за границей (как и у себя дома) узкоколейных желез-
ных дорог и, после 1880 г., электрических трамвайных и приго-
родных линий. Также на протяжении всего столетия бельгийская
промышленность в значительной степени зависела от состояния
международных экономических связей: в конце века экспорт со-
ставлял 50%, или даже более, ее валового национального продук-
та. Наиболее важными для Бельгии были торговые связи с Фран-
цией. Так что если сделать контрфактическое (но не слишком не-
вероятное) предположение, что Бельгия в течение всего XIX в.
могла бы оставаться в составе Франции, то в результате мы бы
потеряли важнейшие статистические данные по региональной эко-
номике, однако статистика для Франции в целом засвидетельство-
вала бы значительно более впечатляющий экономический рост.
Как бы там ни было, в 1844 г. (который отнюдь не был каким-то
исключительным годом) 30% совокупного выпуска бельгийского
чугуна было экспортировано во Францию. В течение всего столе-
тия Франция ввозила более 30% необходимого ей угля, причем
286
болев половины этого количества поступало из Бельгии, преиму-
щественно с шахт, принадлежавших французским компаниям.
Франция
Из всех стран ранней индустриализации Франция представля-
ла собой наиболее «аномальный» случай. Этот факт породил в
XIX в. и позднее обширную литературу, которая пыталась объяс-
нить предполагаемую «отсталость» или «запаздывание в разви-
тии» французской экономики. Однако недавно новые эмпиричес-
кие исследования и теоретические обобщения показали, что
предыдущие споры основывались на неверных посылках. Дейст-
вительно, хотя модель индустриализации во Франции действи-
тельно отличалась от модели, реализованной в Великобритании
или других странах ранней индустриализации, конечный ее ре-
зультат был не менее эффектен, а с точки зрения благосостояния
населения, возможно, оказался даже более впечатляющим. Более
того, если обратиться к рассмотрению моделей развития стран
более поздней индустриализации, то можно заключить, что фран-
цузская модель была более «типичной», чем британская.
В поисках решения этого парадокса необходимо обратиться к
базовым детерминантам экономического роста. Наиболее яркой
чертой французской экономики XIX в. были низкие темпы при-
роста численности населения (см. главу 8). Если рассчитать соот-
ветствующие показатели экономического роста (ВНП, промыш-
ленный выпуск и т.д.) на душу населения, то оказывается, что
французская экономика развивалась весьма успешно. Во-вторых,
важен вопрос о ресурсах. Британская, бельгийская, а впоследст-
вии американская и немецкая модели индустриализации в значи-
тельной мере основывались на изобилии запасов каменного угля.
Франция, хотя и не была полностью лишена месторождений ка-
менного угля, имела гораздо меньшие его запасы; кроме того, ха-
рактер самих залежей делал их эксплуатацию более дорогостоя-
щей. Эти обстоятельства оказали большое влияние на другие ис-
пользующие уголь отрасли, такие как черная металлургия, кото-
рые мы рассмотрим позже. В области технологии Франция ни в
коей мере не была отстающей страной. Французским ученым, изо-
бретателям и новаторам принадлежало лидерство в нескольких от-
раслях, включая гидроэнергетику (строительство турбин и произ-
водство электроэнергии), выплавку стали (открытая домна) и
алюминия, автомобилестроение, а в XX в. — самолетостроение.
Институциональный аспект развития значительно более сложен
для оценки. Как отмечалось в главе 8, революция и наполеонов-
ский режим создали базовый институциональный контекст эконо-
мического развития в большей части Европы, но на протяжении
287
XIX столетия произошли многие другие важные перемены, анализ
которых удобнее отложить до следующих глав.
В настоящее время установлено, что к современному типу эко-
номического роста Франция перешла в XVIII в. За столетие в
целом темпы роста как валового выпуска, так и выпуска на душу
населения были приблизительно одинаковы во Франции и в Вели-
кобритании (причем во Франции, возможно, они были даже не-
сколько выше), хотя Франция начала его (и закончила) при
более низком уровне выпуска на душу населения. Однако в конце
XVIII в., когда в Великобритании началась «промышленная рево-
люция» (в хлопчатобумажной промышленности), Франция пере-
живала мучительные политические перемены, связанные с рево-
люцией. Здесь лежат основы принципиального различия, которым
отмечено развитие двух экономик по протяжении почти всего
XIX в. Четверть столетия, с 1790 по 1815 г., за исключением пе-
риода короткого Амьенского перемирия (1802 — 1803 гг.), Фран-
ция почти непрерывно вела войну, которую впоследствии стали
именовать первой «современной» войной, потребовавшей массовой
мобилизации человеческих ресурсов. Благодаря высокому спросу
военного времени выпуск продукции увеличился, но его рост на-
блюдался преимущественно в уже сложившихся отраслях и прак-
тически не сопровождался техническим прогрессом. В хлопчато-
бумажной промышленности было внедрено некоторое количество
прядильных машин и паровых двигателей, но важнейшие метал-
лургические и химические производства пребывали в состоянии
технологического застоя. Великобритания также вступила в войну
в 1793 г., но ее человеческие ресурсы были вовлечены в нее в го-
раздо меньшей степени, поскольку она предоставила ведение
большей части военных действий на суше (за исключением Пире-
нейского полуострова) своим континентальным союзникам. Благо-
даря контролю над морскими коммуникациями (при том, что
Франция была отрезана от своих заокеанских рынков) Велико-
британия в огромной степени увеличила свой экспорт, что способ-
ствовало технологической модернизации ее основных отраслей.
После достаточно глубокой послевоенной депрессии, которая
охватила всю континентальную Западную Европу и затронула
даже Великобританию, французская экономика начала расти
даже более высокими темпами, чем в XVIII в. В целом за XIX в.
ВНП Франции увеличивался в среднем на 1,5 — 2% в год, хотя
эти цифры нельзя признать абсолютно точными, особенно для
первой половины XIX в. В период с 1871 г. по 1914 г., для кото-
рого статистические данные более обильны и надежны, среднего-
довые темпы роста ВНП Франции составляли приблизительно
1,6%, в то время как в Великобритании — 2,1%, а в Германии —
2,8%. Эти цифры показывают, что германская экономика росла
почти вдвое быстрее, чем французская, а британская — на треть
быстрее. Однако они могут давать искаженную картину функцио-
нирования экономики, поскольку темпы экономического роста в
288
расчете на душу населения составляют 1,4% для Франции против
1,7% в Германии и лишь 1,2% в Великобритании. Другими слова-
ми, медленный демографический рост во Франции в значительной
мере объясняет замедленный рост экономики в целом. Более того,
даже темпы роста на душу населения могут ввести в заблуждение,
поскольку Германия, имевшая в середине XIX в. достаточно от-
сталую экономику, начала рост с гораздо более низкого уровня
доходов на душу населения. Наконец, в результате поражения во
франко-прусской войне две наиболее динамичные в экономичес-
ком отношении французские провинции, Эльзас и Лотарингия,
стали в 1871 г. частью новой Германской империи.
Промышленное производство, становой хребет современного
экономического роста во Франции и в большинстве других инду-
стриализирующихся стран, росло даже более высокими темпами,
чем валовой продукт. Темпы роста промышленного производства,
по различным оценкам, составляли от 2 до 2,8%. Эти различия
связаны не только с использованием альтернативных методов рас-
чета (и альтернативных показателей), но также с тем, какое имен-
но количество отраслей включается в рассмотрение. В течение
всей первой половины XIX в. — и даже позже, в период Второй
империи — ремесленное и надомное производство составляли
более трех четвертей всего «промышленного» производства. Вы-
пуск в этом секторе рос гораздо медленнее, чем выпуск фабрич-
ных производств и других новых отраслей, а в некоторых случаях
он в абсолютном выражении даже сокращался. Следовательно,
исключение сектора ремесленного и надомного производства из
расчета индексов роста промышленного производства обеспечива-
ет получение более высоких показателей. Тем не менее, важность
этого сектора не следует недооценивать, поскольку он во многом
определял отличительные черты развития французской промыш-
ленности.
Хотя общее функционирование экономики было вполне удов-
летворительным, темпы ее роста претерпевали изменения (если не
говорить о кратковременных колебаниях, которым были подвер-
жены все растущие экономики). Между 1820 и 1848 гг. экономика
росла умеренными и даже быстрыми темпами, временные колеба-
ния которых были незначительными. Добыча каменного угля, со-
ставлявшая в 1816—1820 гг. в среднем менее 1 млн тонн, возрос-
ла до 5 млн тонн в 1847 г., а потребление угля росло даже еще
более быстрыми темпами. Черная металлургия освоила процесс
пудлингования и начала переход к коксовой плавке. К середине
века более ста коксовых печей производили больше чугуна, чем
350 печей, работавших на древесном угле. Были заложены основы
важнейших машиностроительных производств; к середине века
стоимостной объем экспорта машин и оборудования превысил сто-
имость их импорта более чем в 3 раза. Множество новых машин
было внедрено в текстильной промышленности, особенно в отрас-
лях по производству шерстяных и хлопчатобумажных тканей, ко-
10 — 5216
289
торые были крупнейшими потребителями паровых машин и друго-
го механического оборудования, а также использовали наиболь-
шее количество наемной рабочей силы и производили наибольший
объем добавленной стоимости. Потребление хлопка-сырца вырос-
ло за период 1815 — 1845 гг. в пять раз, а импорт сырой шерсти
(дополнявший внутреннее ее производство) увеличился в шесть
раз с 1830 г. Если в 1812 г. в стране был только один завод по
производству свекловичного сахара, то в 1827 г. их было уже
более ста. Химическое, стекольное, фарфоровое и бумажное про-
изводства, которые также быстро росли, оставались непревзойден-
ными по разнообразию и качеству своей продукции. В этот пери-
од во Франции появилось и было быстро освоено множество
новых отраслей, включая газовое освещение, изготовление спи-
чек, фотографию, гальванотехнику, а также производство вулка-
низированной резины. Развитие транспорта и коммуникаций,
включая расширение сети каналов, паровое судоходство, первые
железные дороги и внедрение электрического телеграфа, способст-
вовало росту как внутренней, так и внешней торговли. Внешне-
торговый оборот в текущих ценах возрастал с 1815 г. по 1847 г. в
среднем на 4,5% ежегодно, а учитывая, что большую часть этого
периода цены падали, его рост в реальном выражении был еще
больше. Более того, Франция в этот период имела значительное
активное сальдо торгового баланса, что обеспечивало ей ресурсы
для осуществления крупных иностранных инвестиций.
Политический и экономический кризисы 1848—1851 гг. внесли
сбой в ритм экономического развития страны. Кризисное состоя-
ние как государственных, так и частных финансов парализовало
строительство железных дорог и осуществление других инфра-
структурных проектов. Добыча угля сократилась на целых 20%.
Производство железа снижалось менее резко, однако в 1850 г. оно
составляло менее 70% от показателя 1847 г. Импорт товаров упал
в 1848 г. на 50% и достиг докризисного уровня только в 1851 г.;
экспорт несколько снизился в 1848 г., но в следующем году вер-
нулся к прежнему уровню.
После государственного переворота 1851 г. и провозглашения
через год Второй империи темпы экономического роста во Фран-
ции вновь возросли. Они немного замедлились после некоторого
спада в 1857 г., но экономические реформы 1860-х гг., особенно
соглашения о свободной торговле (см. главу И) и либеральные
законы о создании акционерных обществ 1863 г. и 1867 г. прида-
ли экономическому росту новый импульс. Война 1870—1871 гг.
принесла с собой экономическую и военную катастрофу, но темпы
послевоенного возрождения французской экономики изумили весь
мир. Она меньше пострадала от депрессии 1873 г., чем экономики
других индустриализирующихся стран, и гораздо быстрее оправи-
лась от кризиса. После этого начался новый период подъема, ко-
торый длился до конца 1881 г. В течение этого периода сеть же-
лезных дорог выросла с примерно 3 тыс. км до более 27 тыс. км,
290
а телеграфная сеть — с 2 тыс. до 88 тыс. км. Строительство же-
лезных дорог придало мощный импульс развитию остальных от-
раслей экономики, как непосредственно, так по косвенным кана-
лам. В черной металлургии в 1850-х гг. завершился переход к
коксовой плавке, а в 1860 — 1870-х гг. были освоены бессемеров-
ский и мартеновский процессы для производства дешевой стали.
В угольной промышленности и черной металлургии был зафикси-
рован четырехкратный рост производства; добыча угля достигла
20 млн тонн, а производство стали — 2 млн тонн. Внешняя тор-
говля, стимулируемая постоянным улучшением транспорта и ком-
муникаций, каждый год росла более чем на 5%, и Франция, оста-
ваясь второй торговой державой мира, даже несколько увеличила
свою долю в мировом товарообороте — с 10% до 11%. В целом за
период с 1851 г. по 1881 г. темпы роста французской экономики
были рекордными за все столетие, составляя в среднем от 2% да
4% в год.
Депрессия, которая началась в 1882 г., длилась гораздо доль-
ше и, по всей видимости, обошлась Франции дороже, чем какой-
либо другой кризисный период XIX в. Поначалу она напоминала
многие другие незначительные спады, начавшись с финансовой
паники, но затем возникло множество дополнительных факторов,
которые усугубили и продлили спад: катастрофические болезни и
нашествия вредителей, приведшие к снижению производства вина
и шелка на протяжении почти двух десятилетий; огромные потери
иностранных инвестиций вследствие суверенных дефолтов по дол-
говым обязательствам и банкротства железных дорог; повсемест-
ное возвращение к государственному протекционизму и, в част-
ности, новые французские тарифы; наконец, ожесточенная торго-
вая война с Италией в 1887 — 1898 гг. В целом объем внешней
торговли сократился и оставался фактически на одном уровне в
течение более 15 лет, а потеря иностранных рынков, в свою оче-
редь, обусловила стагнацию национальной промышленности. На-
копление капитала упало до минимального уровня за всю вторую
половину XIX в.
Оживление началось только в самом конце XIX в. после нача-
ла разработки новых месторождений лотарингского железно-руд-
ного района и развития новых отраслей промышленности —
таких, как электрическая, алюминиевая, никелевая и автомобиле-
строительная. Франция вновь пережила период высоких темпов
роста, сравнимых с темпами роста в период 1815—1848 гг., а
быть может, и 1851 — 1881 гг. La belle epoque, как французы на-
звали годы, непосредственно предшествующие Первой мировой
войне, были, таким образом, периодом материального благополу-
чия и культурного расцвета. Хотя точные сравнения провести не-
возможно, но вполне вероятно, что уровень жизни среднего фран-
цуза в 1913 г. был, возможно, выше (и в любом случае не ниже)
уровня жизни среднего жителя любой другой из европейских
стран.
ю*	291
Нам осталось проанализировать такие ключевые моменты
французской модели роста, как низкий уровень урбанизации, мас-
штабы и структура предприятий и источники промышленной
мощи. Все они тесно связаны как между собой, так и с двумя дру-
гими, уже отмеченными, чертами — низкими темпами роста чис-
ленности населения и относительной редкостью залежей каменно-
го угля.
Среди крупнейших промышленных держав Франция имела
самый низкий уровень урбанизации. Главной причиной этого был
медленный рост численности населения страны, но доля сельско-
хозяйственной рабочей силы, а также структура и размещение
промышленных предприятий также сыграли свою роль. Среди ве-
дущих индустриальных стран Франция имела самую большую
долю рабочей силы, занятой в сельском хозяйстве — около 40% в
1913 г. Этот факт часто рассматривают в качестве главного свиде-
тельства «отставания» французской экономики, однако коррект-
ная интерпретация этого явления не так проста. Для объяснения
относительно высокой доли сельского населения предлагалось
учитывать множество факторов — включая в том числе низкие
темпы роста численности населения и урбанизации! — но гораздо
реже принимается во внимание тот факт, что в начале XIX в.
Франция была единственной промышленной страной в Европе,
которая сама обеспечивала себя продовольствием и имела даже
его излишек для экспорта.
Что касается масштабов и структуры промышленных предпри-
ятий, то для Франции были характерны малые размеры компа-
ний. Согласно цензу 1906 г., 71% всех промышленных предпри-
ятий вообще не имели наемных рабочих. Работники этих предпри-
ятий — собственники и члены их семей — составляли 27% всей
занятой в промышленности рабочей силы. С другой стороны, 574
крупнейших компании имели по 500 и больше рабочих каждая;
занятые на них составляли около 10% всей промышленной рабо-
чей силы и 18,5% совокупного числа занятых в промышленности
наемных рабочих. Показательно, что эти компании были сосредо-
точены в горнодобывающей промышленности, металлургии и текс-
тильной промышленности, то есть именно в тех отраслях, где и в
других промышленных странах превалировали крупные капитало-
емкие предприятия, но во Франции их было больше. Между
двумя этими полюсами находилось большое число малых и сред-
них фирм, на которых было занято подавляющее большинство на-
емных рабочих. Самые маленькие из этих предприятий с числом
наемных рабочих менее 10 чел. функционировали в традицион-
ных отраслях ремесленного производства, таких как переработка
продуктов питания, производство одежды и деревообработка, в то
время как предприятия с численностью рабочих свыше 100 чел.
функционировали в современных отраслях промышленности —
химической, стекольной, бумажной, резиновой, а также в текс-
тильной, горнодобывающей и металлургической. Необходимо от-
292
метить еще две характерные черты, связанные с небольшими раз-
мерами французских предприятий: высокая добавленная стои-
мость (производство предметов роскоши) и географическая рас-
пыленность. В отличие от Великобритании и Германии, имевших
несколько крупных центров тяжелой промышленности, во Фран-
ции предприятия были широко разбросаны по небольшим городам
и даже деревням. Отчасти такая распыленность определялась рас-
положением доступных источников энергии.
Рис. 9.2. Добыча угля на душу населения в 1820—1913 гг.
Источники-. Бельгия — L’Annuaire Statistique de la Belgique, 1871,
1914; Франция — L’Annuaire Statistique de la France, 1965; Германия —
Hoffman W.G. Das Wachstum der deutschen Wirtschaft seit der mitte des
19. Jahrhunderts. New York, 1965; Великобритания — Mitchell B.R.,
Deane P. Abstract of British Historical Statistics. Cambridge, 1962.
Как указывалось ранее и как показано на рисунке 9.2, из
стран ранней индустриализации Франция была хуже всех обеспе-
чена углем. В начале XX в. добыча угля на душу населения во
Франции составляла только 1 /з от аналогичного показателя в
Бельгии и Германии и 1 /1 — в Великобритании, даже несмотря
на то, что во Франции разведанные запасы угля разрабатывались
более интенсивно, чем в других странах. В начале XIX в. наибо-
лее важные месторождения, за единственным исключением, были
расположены в холмистой центральной и южной частях страны,
293
труднодоступных и далеко отстоящих от рынков, особенно в пе-
риод, предшествовавший сооружению железных дорог. Тем не
менее, именно на основе этих ресурсов Франция начала внедрение
коксовой плавки в черной металлургии. С 1840-х гг. начали раз-
рабатываться огромные угольные бассейны на севере, представ-
лявшие собой продолжение бассейнов Бельгии и Германии, про-
дукция которых послужила базой роста современной сталелитей-
ной промышленности. Однако, если говорить о столетии в целом,
потребности Франции в угле на одну треть обеспечивались импор-
том, но даже с учетом импортных поставок по потреблению угля
на душу населения Франция значительно уступала своим соседям
(рис. 9.3).
Рис. 9.3. Потребление угля на душу населения в 1820—1913 гг.
Источники: Бельгия — L’Annuaire Statistique de la Belgique, 1871,
1914; Франция — L’Annuaire Statistique de la France, 1965; Германия —
Hoffman W.G. Das Wachstum der deutschen Wirtschaft seit der mitte des
19. Jahrhunderts. New York, 1965; Великобритания — Mitchell B.R.,
Deane P. Abstract of British Historical Statistics. Cambridge, 1962.
Ввиду редкости и дороговизны угля Франция в гораздо боль-
шей степени, чем ее богатые углем соседи, опиралась на исполь-
зование силы воды. Выше уже говорилось, что благодаря совер-
шенствованию технологии, включая использование гидротурбин,
сила воды даже в Великобритании продолжала конкурировать с
294
силой пара, по крайней мере, до середины столетия. В континен-
тальной Европе, особенно во Франции и в других бедных углем
странах, сила воды сохраняла свою экономическую роль гораздо
дольше. Во Франции в начале 1860-х гг. сила падающей воды да-
вала почти в два раза больше энергии, чем паровые двигатели, а
совокупная мощность водяных двигателей продолжала расти до
1930-х гг. (не считая использования энергии воды для производ-
ства электроэнергии, которое получало все большее значение, на-
чиная с 1890-х гг.). Однако специфика воды как источника энер-
гии налагает ограничения на его использование. Наиболее подхо-
дящие для этой цели реки были удалены от мест концентрации
населения. Количество пользователей энергии воды было ограни-
чено одним или несколькими предприятиями, а их размеры были
также лимитированными. Таким образом, использование силы
воды, будучи важным фактором французской индустриализации,
способствовало возникновению специфической ее модели, предпо-
лагающей небольшой размер предприятий, их географическую
распыленность и низкий уровень урбанизации. Как мы увидим
дальше, эти черты были характерны и для других бедных углем
стран.
Германия
Германия была последней из стран ранней индустриализации.
В действительности ее даже можно интерпретировать как страну
поздней индустриализации. Бедная и отсталая, политически раз-
дробленная страна имела в первой половине XIX в. по преимуще-
ству аграрную экономику. Небольшие промышленные центры су-
ществовали в долине Рейна, в Саксонии, Силезии и в Берлине, но
они относились большей частью к ремесленному или протоинду-
стриальному типу. Неразвитость транспортных коммуникаций
сдерживала экономическое развитие, а существование многочис-
ленных мелких государств с их самостоятельными денежными
системами, различной торговой политикой и другими препятствия-
ми для торгового обмена еще более тормозило прогресс.
Напротив, накануне Первой мировой войны объединенная Гер-
манская империя была одной из наиболее мощных индустриаль-
ных держав Европы. Она была лидером по уровню развития чер-
ной металлургии, электроэнергетики и станкостроения, а также
химической промышленности. Уступая по добыче угля только Ве-
ликобритании, она была ведущим производителем стекла, опти-
ческих инструментов, цветных металлов, текстиля и ряда других
промышленных товаров. Она располагала одной из самых густых
сетей железных дорог и имела высокую степень урбанизации. Как
же произошла столь замечательная трансформация?
295
С небольшой степенью упрощения можно сказать, что эконо-
мическая история Германии XIX в. делится на три достаточно от-
четливо выраженных периода почти одинаковой продолжитель-
ности. Первый, длившийся с начала века до создания Таможенно-
го союза в 1833 г., характеризовался постепенным восприятием
экономических перемен, произошедших в Великобритании, Фран-
ции и Бельгии, и созданием законодательных и интеллектуальных
условий, необходимых для перехода к современной индустриаль-
ной экономике. В течение второго периода, периода сознательных
имитаций и заимствований, который длился примерно до 1870 г.,
были сформированы материальные предпосылки для развития со-
временной промышленности, транспорта и финансов. На следую-
щем этапе Германия быстро достигла промышленного превосход-
ства в континентальной Западной Европе, которое она продолжа-
ет удерживать и сейчас. На протяжении каждого из этих перио-
дов важную роль играли международные факторы. Вначале внеш-
нее влияние, как и сами перемены, отражалось преимущественно
на юридической и интеллектуальной сферах жизни общества и
было связано с процессами, порожденными Французской револю-
цией и переустройством Европы Наполеоном. Активный приток
иностранных капиталов, технологий и предпринимательства, до-
стигнувший пика в 1850-х гг., служил отличительной чертой вто-
рого периода. Последний период был отмечен экспансией герман-
ской промышленности на иностранные рынки.
На территориях рейнского левобережья, политически и эконо-
мически присоединенных к Франции при Наполеоне, были внед-
рены французские юридические и экономические институты,
большинство из которых сохранились и после 1815 г. При Напо-
леоне французское влияние было очень сильно и в Рейнском
Союзе, охватывавшем большую часть центральной Германии.
Даже Пруссия приняла в модифицированном виде многие фран-
цузские юридические и экономические институты. Эдикт 1807 г.
отменил крепостное право, разрешил дворянам заниматься «бур-
жуазными профессиями [торговлей и промышленностью] без ума-
ления их статуса» и уничтожал юридическое различие между дво-
рянской и недворянской собственностью, тем самым обеспечив
«свободную торговлю» землей. Последующие эдикты упразднили
цеховую систему и ликвидировали другие ограничения на торго-
вую и промышленную деятельность, повысили юридический ста-
тус евреев, реформировали налоговую систему и рационализиро-
вали центральное управление. Другие реформы дали Германии
первую в мире современную систему образования (см. главу 8).
Одна из важнейших экономических реформ, инициированная
прусскими чиновниками, привела к созданию Таможенного союза.
Его основы были заложены в 1818 г. провозглашением единого
тарифа для всей Пруссии, преимущественно в интересах повыше-
ния эффективности управления и увеличения фискальных дохо-
дов. Ряд мелких государств, некоторые из которых были полнос-
296
тью окружены прусской территорией, присоединились к прусской
таможенной системе, а в 1833 г. был подписан договор с более
крупными государствами южной Германии, за исключением Ав-
стрии, который и привел к созданию Таможенного союза. Этот
союз обеспечил достижение двух важных целей: во-первых, он
устранил все внутренние таможенные барьеры, создав германский
«общий рынок»; во-вторых, он установил общий внешний тариф,
высота которого была определена Пруссией. В основном Тамо-
женный союз проводил «либеральную» торговую политику (т.е.
политику низких тарифов), в основе которой, однако, лежали не
экономические принципы, а стремление прусского правительства
не допустить протекционистскую Австрию к участию в Союзе.
Если Таможенный союз заложил базис германской экономики,
то железные дороги сделали ее реальностью. Соперничество
между различными германскими государствами, которое способст-
вовало созданию большого числа немецких университетов, обеспе-
чивавших высокий уровень образования, подстегнуло также и
строительство железных дорог. В результате железнодорожная
сеть в Германии росла быстрее, чем, например, во Франции, ко-
торая, хотя и имела единое правительство, была раздираема спо-
рами по вопросу о развитии частного или государственного пред-
принимательства в этом секторе экономики. Сооружение желез-
ных дорог также потребовало от государств достичь согласия от-
носительно маршрутов, тарифов на перевозки и других техничес-
ких вопросов, что привело к более тесному сотрудничеству между
ними.
Как бы ни были важны железные дороги для объединения
страны и стимулирования роста внутренней и внешней торговли,
косвенное воздействие их развития на другие отрасли было не
менее важным. До 1840-х гг. в Германии добывалось меньше
угля, чем во Франции и даже в Бельгии. До 1860-х гг. она также
выплавляла меньше железа, чем Франция. Впоследствии прогресс
в обеих отраслях был очень быстрым. Этот прогресс во многом,
хотя и не во всем, определялся расширением сети железных
дорог, благодаря непосредственному спросу железных дорог на
продукцию этих отраслей, а также существенному снижению
транспортных издержек.
Ключом к быстрой индустриализации Германии было интен-
сивное расширение угледобычи, в свою очередь ставшее возмож-
ным в результате освоения угольных месторождений Рура. (Река
Рур и ее долина, от которой получил название самый крупный в
мире угледобывающий и промышленный район, проходят в дейст-
вительности по южной его границе. Большая часть территории
рурского промышленного района лежит к северу от нее.) Перед
самым началом Первой мировой войны в Руре добывалось около
двух третей всего германского угля. Однако до 1850 г. угледобы-
ча в этом регионе уступала добыче в Силезии, Сааре, Саксонии и
даже в районе Аахена. Коммерческая добыча угля собственно в
297
Рурской долине началась еще в 1780-х гг. под непосредственным
руководством прусской горной администрации. Шахты были не-
большими, техника — простой, а выпуск - незначительным. В
конце 1830-х гг. на севере Рурской долины быти открыты 1лубоко
залегающие пласты угля. Их эксплуатация, хотя и крайне при-
быльная, требовала больших капиталовложений, более сложной
техники (использования паровых насосов и т.д.) и большей сво-
боды предпринимательства. Все это было обеспечено на практике,
хотя и не без бюрократических проволочек, преимущественно за-
рубежными фирмами (французскими, бельгийскими, британски-
ми). Примерно с 1850 г. добыча угля в Руре начала стремительно
расти, а в честе с ней и выпуск железа, стали, химикатов и других
продуктов, производство которых основано на использовании
угля (рис 9.4).
Рис. 9.4. Рурский промышленный район.
Источник: The Times Atlas of World History, 1978, 1984.
Немецкая металлургическая промышленность еще в 1840-х гг.
находилась на примитивном уровне. Первая пудлинговая печь на-
чала выпуск продукции в 1824 г., но она была построена на ино-
странные капиталы. В 1840-х гг. еще использовались печи средне-
векового образца. Коксовая плавка впервые стала использоваться
в Силезии, но расцвет западно-германской промышленности почти
полностью ассоциируется с развитием Рурского бассейна, которое
298
началось значительно позднее, после 1850 г. К 1855 г. здесь было
около 24 коксовых печей, и примерно такое же их число было в
Силезии. На эти и другие, разбросанные по стране коксовые
печи, приходилось почти 50% совокупного выпуска немецкого чу-
гуна, хотя по численности они все еще уступали древесноуголь-
ным печам в соотношении 1 к 5.
Производство бессемеровской стали началось в 1863 г., а вско-
ре после этого был освоен и мартеновский процесс. Но только
после внедрения в 1881 г. процесса Томаса—Гилкриста, позволив-
шего использовать фосфорсодержащую железную руду Лотарин-
гии, германское сталелитейное производство стало развиваться ус-
коренными темпами. В целом за период 1870—1913 гг. темпы
роста продукции сталелитейной промышленности превышали 6% в
год, но наиболее быстрый рост начался после 1880 г. В 1895 г.
Германия по производству стали превзошла Великобританию, а к
1914 г. ее превосходство над Великобританией стало более чем
двукратным. Германская промышленность была крупной не толь-
ко по валовым показателям, но также по показателям выпуска на
одну хозяйственную единицу. В начале XX в. средний выпуск
германской компании был почти в два раза выше, чем британ-
ской. Германские компании быстро усвоили стратегию вертикаль-
ной интеграции, приобретая свои собственные угольные и желез-
ные рудники, развивая коксовое производство, сооружая плавиль-
ные печи, литейные и прокатные станы, ремонтные мастерские и
так далее.
Двухлетие 1870—1871 гг., столь драматическое в политичес-
кой истории из-за франко-прусской войны, падения Второй импе-
рии во Франции и создания Второй империи в Германии, с точки
зрения экономической истории было гораздо менее драматичным.
Экономическое объединение уже было достигнуто, и в 1869 г. на-
чался новый циклический подъем объемов инвестиций, торговли и
промышленного производства. Но успешный исход войны, вклю-
чая получение невиданной доселе контрибуции в размере 5 мил-
лиардов франков, и провозглашение империи привели к подлин-
ной эйфории. Только в 1871 г. возникло 207 новых акционерных
компаний (чему, без сомнения, способствовал новый закон о сво-
бодном создании акционерных обществ, принятый Северогерман-
ским союзом в 1869 г.), а в 1872 г. появилось еще 479 компаний.
Тем временем германские инвесторы, при поддержке банков, на-
чали выкупать у иностранцев пакеты акций немецких компаний и
даже осуществлять собственные капиталовложения за рубежом.
Конец подобной сверхактивности положил финансовый кризис в
июне 1873 г., за которым последовала жестокая депрессия. Тем не
менее, по окончании депрессии рост возобновился, и его темпы
оказались даже еще более быстрыми. В период 1883—1913 гг.
чистый внутренний продукт возрастал в среднем на 3% ежегодно,
а в расчете на душу населения — почти на 2% в год.
299
Наиболее динамичным сектором германской промышленности
было производство средств производства и промежуточных про-
дуктов промышленного назначения. Ситуация с производством
угля, железа и стали уже была рассмотрена выше. Но еще боль-
шее значение, как явствует из Таблицы 9.1, имели две относитель-
но новые отрасли — химическая промышленность и электроэнер-
гетика. Таблица также показывает, что темпы роста в отраслях,
занятых производством потребительских товаров (например, в
текстильной, швейной, кожевенной и пищевой промышленности),
были значительно ниже средних. Преобладание в промышленном
производстве Германии инвестиционных товаров и промежуточ-
ных продуктов над потребительскими товарами составляло замет-
ный контраст с положением вещей во Франции, что помогает объ-
яснить различия в их моделях развития.
Таблица 9.1
Темпы роста выпуска и производительности труда в Германии,
1870—1913 гг.
Промышленный сектор	Темпы роста выпуска, 1870 — 1913 гг. (%)	Темпы роста производительности труда, 1875—1913 гг. (%)
Производство строительных материалов	3,7	1,2
Производство металла железо сталь	5,7 5,9 6,3	2,4 Нет данных Нет данных
Металлообработка	5,3	2,2
Химическая промышленность	6,2	2,3
Текстильная промышленность	2,7	2,1
Одежда и изделия из кожи	2,5	1,6
Продукты питания и напитки	2,7	0,9
Коммунальные услуги (газ, вода и электричество)	9,7	3,6
В среднем по промышленности	3,7	1,6
Источники: Milward A.S., Saul S.B. The Development of the Econo-
mies of Continental Europe, 1850—1914. Cambridge, MA, 1977. P. 26;
Hoffmann W.G. Das Wachstum der deutschen Wirtschaft seit der Mitte des
19. Jahrhunderts. Berlin, 1965.
До 1860 г. химическая промышленность Германии находилась
в зачаточном состоянии, но быстрый рост других отраслей создал
спрос на промышленные химикаты, особенно на щелочи и серную
кислоту. Знакомство с литературой по сельскохозяйственной
300
химии, в развитии которой немцы также были пионерами, обусло-
вило спрос на искусственные удобрения. Не обремененные уста-
ревшими заводами и оборудованием, производители химикатов
могли использовать новейшие технологии в быстро меняющемся
производстве. Наиболее показательный пример связан с появлени-
ем органической химии. Как указывалось выше (см. главу 8),
первый синтетический краситель был открыт случайно англий-
ским химиком Перкином, но сам Перкин учился у А.В.Хофманна,
немецкого химика, приглашенного во вновь созданный Королев-
ский химический колледж в 1845 г. по предложению принца Аль-
берта. В 1864 г. Хофманн вернулся в Германию в качестве почет-
ного профессора и эксперта в набиравшей силу промышленности
синтетических красителей. В течение нескольких лет отрасль,
притягивавшая к себе человеческий и научный потенциал немец-
ких университетов, вышла на передовые позиции в Европе и во
всем мире. Немецкая химическая промышленность также впервые
в мире обзавелась собственным научным персоналом и исследова-
тельскими лабораториями. В результате в Германии возникли
многие новые производства; в частности, она вышла на лидирую-
щие позиции в изготовлении лекарственных препаратов.
Электротехническая промышленность росла даже еще более
быстрыми темпами, чем химическая. Эта основанная на достиже-
ниях науки отрасль, как и химическая промышленность, в попол-
нении своего персонала и разработке новых идей опиралась на
университетскую систему. Что касается спроса, то крайне быстрое
протекание процесса урбанизации в Германии, который происхо-
дил параллельно с развитием промышленности, дало ему мощный
импульс: немецкой электроэнергетике не пришлось сражаться с
сильной газоосветительной отраслью, как это случилось в Вели-
кобритании. Городское освещение и транспорт были двумя наибо-
лее важными потребителями электричества, но инженеры и пред-
приниматели вскоре разработали другие направления его исполь-
зования. К началу XX в. электрические моторы начали конкури-
ровать с паровыми двигателями (и вытеснять их) в качестве веду-
щих источников механической энергии.
Характерной особенностью химической промышленности и
электроэнергетики, так же как угольной и металлургической от-
раслей, был крупный размер предприятий. Численность наемных
рабочих в большинстве фирм этих отраслей насчитывала несколь-
ко тысяч; самое большое количество рабочих было занято в
электротехнической компании Сименса и Шукерта, где накануне
Первой мировой войны работало более 80 тыс. человек. Отчасти
значительный размер предприятий был продиктован стремлением
к получению технической экономии на масштабах производства.
Например, глубокие шахты требовали дорогих насосов, подъемни-
ков и другого оборудования, и было более экономично эксплуати-
ровать машины с большей интенсивностью для распределения из-
держек их использования на больший объем продукции. Однако
301
не все случаи возникновения крупных предприятий могут быть
объяснены таким образом. В некоторых случаях стоимостная эко-
номия на масштабе производства, обеспечившая дополнительный
доход или ренту предпринимателям без сокращения совокупных
издержек общества, дает лучшее объяснение появлению крупных
предприятий. В качестве еще одного фактора нередко рассматри-
вается наличие тесных связей немецкой банковской системы с
производственными предприятиями. Более подробно этот вопрос
обсуждается в главе 12.
Другой характерной особенностью немецкой промышленной
структуры является преобладание картелей. Картель — это согла-
шение или договор между номинально независимыми предпри-
ятиями о фиксации цен, ограничении выпуска, разделе рынков и
проведении в жизнь других монополистических, ориентированных
на подавление конкуренции мероприятий. Такие контракты или
соглашения противоречили принятому в обычном праве Великоб-
ритании и Соединенных Штатах запрету на деятельность объеди-
нений, ограничивающих торговлю, а также американскому анти-
трестовскому закону Шермана, однако в Германии такие объеди-
нения были совершенно законны, причем правовые нормы гаран-
тировали выполнение подписанных их членами соглашений. Ко-
личество подобных объединений быстро выросло с 4 в 1875 г. до
более 100 в 1890 г. и почти 1000 в 1914 г. Элементарная экономи-
ческая теория утверждает, что создание картелей приводит к со-
кращению выпуска с целью увеличения прибыли, но это утверж-
дение противоречит факту быстрого роста промышленного произ-
водства в Германии даже в тех отраслях (или особенно в тех от-
раслях), которые подверглись картелированию. Объяснение этому
парадоксу можно найти в сочетании картелей с протекционистски-
ми тарифами, утвержденными после перехода Бисмарка к протек-
ционизму в 1879 г. Благодаря высоким тарифам картели могли
поддерживать искусственно завышенные цены на внутреннем
рынке (а также налагать ограничения на объем внутренних поста-
вок и опираться на другие механизмы раздела рынков) при одно-
временном неограниченном увеличении экспорта на зарубежные
рынки даже по ценам ниже себестоимости, если высокие цены на
внутренних рынках могли компенсировать номинальные потери на
экспорте. Выгодность такого рода деятельности была также связа-
на с тем, что железные дороги, принадлежавшие государству или
регулируемые государством, устанавливали более низкие тарифы
на транспортировку грузов за границу, чем внутри страны.
В результате использования этих механизмов немецкий экс-
порт на мировой рынок быстро увеличивался — настолько бы-
стро, что даже Великобритания с ее принципом свободной торгов-
ли была вынуждена принять ответные меры, как будет показано в
главе И.
Глава 10
МОДЕЛИ РАЗВИТИЯ:
СТРАНЫ ПОЗДНЕЙ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
И АУТСАЙДЕРЫ
В странах Европы, не входящих в число лидеров индустриа-
лизации, — особенно на территории Богемии — еще в период до
1850 г. росло число предприятий современной промышленности,
но едва ли можно говорить, что там уже шел процесс индустриа-
лизации. Этот процесс начался во второй половине века, что было
особенно заметно в Швейцарии, Нидерландах, Скандинавии и в
Австро-Венгерской империи. Гораздо слабее он проявлялся в Ита-
лии, иберийских странах и в Российской империи, а его признаки
в новых государствах Балканского полуострова и в идущей к
упадку Османской империи были едва заметны. Его протекание в
этих странах происходило при обстоятельствах, совершенно от-
личных от тех, которые существовали в странах ранней индустри-
ализации, что привело к складыванию иных ее моделей.
О зависимости ранней индустриализации от угля — как это
четко прослеживалось в Великобритании, Бельгии и Германии —
можно судить по показателям его потребления на душу населения
(см. рис. 9.3). В свою очередь, страны поздней индустриализации
имели мало запасов угля или не имели их совсем. Производство
угля в Испании, Австрии и Венгрии было едва достаточно для
удовлетворения ограниченного внутреннего спроса (если таковой
вообще имелся). Россия располагала огромными запасами угля (в
середине XX в. Советский Союз являлся наиболее крупным его
производителем в мире), но до 1914 г. они едва начали разраба-
тываться. Другие страны имели незначительные залежи угля, и
его потребление почти полностью зависело от импорта.
На рис. 10.1 показано потребление угля на душу населения в
некоторых странах поздней индустриализации. Необходимо выде-
лить два характерных момента. Во-первых, в начале XX в. по-
требление угля на душу населения даже в самых благополучных
странах поздней индустриализации составляло менее одной пятой
его потребления в Великобритании и менее одной трети его по-
требления в Бельгии и Германии. Во-вторых, при ограниченном
потреблении во всех странах поздней индустриализации, потреб-
ление в наиболее благополучных из них росло гораздо быстрее,
чем в остальных. Поскольку в бедных углем странах уголь при-
303
менялся преимущественно в качестве топлива для локомотивов,
пароходов и в стационарных паровых двигателях, и фактически
весь уголь, потребляемый в наиболее развитых странах поздней
индустриализации, был привозным, можно заключить, что доми-
нирующей силой, определяющей масштабы потребления угля, был
спрос. Другими словами, более широкое потребление угля в этих
странах было результатом, а не причиной успешной индустриали-
зации.
Для оценки значения этого утверждения необходимо рассмот-
реть индивидуальные случаи интересующих нас стран.
Рис. 10.1. Потребление угля на душу населения, 1820—1913 гг.
Источник-. Mitchell B.R. European Historical Statistics, 1750—1970.
New York, 1975.
Швейцария
Как Германия была последней из лидеров индустриализации,
так Швейцария была первой из стран поздней индустриализации.
Некоторые ученые оспаривают этот тезис, заявляя, что Швейца-
рия была более индустриализирована, чем Германия, и что инду-
стриализация здесь началась в более ранний период — например,
что «промышленная революция» или «промышленный взлет» в
Швейцарии произошли в первой половине XIX в. Это противоре-
чие является в большей мере семантическим и не имеет больших
304
последствий; когда факты четко установлены и модели определе-
ны, вопрос о хронологическом приоритете становится лишь вопро-
сом более четких дефиниций. Хотя в Швейцарии уже в первой
половине столетия или даже ранее были заложены некоторые
важные предпосылки, сыгравшие большую роль в быстрой инду-
стриализации этой страны после 1850 г., — особенно надо отме-
тить высокий уровень грамотности взрослого населения — ее эко-
номическая структура оставалась преимущественно доиндустри-
альной. В 1850 г. более 57% рабочей силы было занято преимуще-
ственно в сельском хозяйстве и менее 4% работало на фабриках.
Подавляющее большинство промышленных рабочих трудилось
дома или в маленьких мастерских, не использовавших машин.
Швейцария едва вступила в эру железных дорог, имея менее 30
километров незадолго до этого проложенных путей. Более важно
то, что страна не имела соответствующей структуры институтов,
способствующих экономическому развитию. В 1850 г. Швейцария
еще не имела таможенного союза (в отличие от Германии, которая
имела Таможенный союз, но не имела центрального правительст-
ва), эффективного валютного союза, централизованной почтовой
системы и единой системы мер и весов.
Небольшая страна как по территории, так и по населению,
Швейцария была также бедна традиционными природными ресур-
сами (помимо рек и леса) и фактически не имела месторождений
угля. Из-за гористого ландшафта 25% ее территории были непри-
годны для сельскохозяйственного использования и оставались
практически незаселенными. Несмотря на эти проблемы, к началу
XX в. швейцарцы имели один из самых высоких уровней жизни
в Европе, а к последней четверти XX в. — самый высокий в
мире. Как же они достигли этого?
Численность населения страны выросла с менее 2 млн человек
в начале XIX в. до почти 4 млн в 1914 г. Таким образом, средние
темпы роста численности населения были только немногим мень-
ше, чем в Великобритании, Бельгии и Германии, и существенно
выше, чем во Франции. Плотность населения была ниже, чем в
четырех перечисленных странах, но это в значительной степени
объясняется характером ландшафта. Из-за недостатка пахотной
земли швейцарцы долгое время сочетали домашнюю промышлен-
ность с земледелием и молочным скотоводством. При этом они
импортировали промышленное сырье и, к концу XIX в., продук-
ты питания. Вследствие этого Швейцария, равно как Бельгия и в
еще большей степени, чем Великобритания, зависела от внешних
рынков.
Успех Швейцарии на международных рынках явился резуль-
татом необычного, если не сказать уникального, сочетания передо-
вой технологии с развитием трудоемких отраслей промышленнос-
ти. В результате Швейцария стала специализироваться на произ-
водстве высококачественных и дорогих товаров с высоким уров-
нем добавленной стоимости, — таких, как традиционные швей-
305
царские часы, модная одежда, сложное специальное оборудова-
ние, а также сыр и шоколад. Необходимо подчеркнуть, что на
трудоемких производствах использовался прежде всего квалифи-
цированный труд. Причина этого феномена (который может пока-
заться парадоксальным) заключается в том, что большинство кан-
тонов имело (по неэкономическим причинам) высокий уровень
грамотности населения. Кроме того, в Швейцарии преобладала
сложная система ремесленного ученичества. Все это привело к по-
явлению квалифицированной, легко адаптирующейся к новым ус-
ловиям рабочей силы, согласной работать за относительно низкую
плату. Наконец, следует упомянуть пользующийся заслуженной
славой Швейцарский институт технологии, основанный в 1851 г.,
который снабжал экономику квалифицированными специалистами
и обеспечивал решение сложных технических проблем, возник-
ших в конце XIX в.
Еще в XVIII в. Швейцария обладала крупной текстильной
промышленностью, уступающей только английской, но она была
основана на ремесленных процессах и занятости в течение непол-
ного рабочего дня. В последнем десятилетии XVIII в. текстильное
производство, особенно производство хлопчатобумажной пряжи,
было полностью разрушено конкуренцией со стороны более разви-
той британской промышленности. После подъемов и спадов на
протяжении периода наполеоновских войн и первых лет после их
окончания, швейцарская текстильная промышленность возроди-
лась и даже достигла процветания. Она обладала нестандартным
сочетанием технологий: механизированное прядильное производ-
ство (использовавшее по большей части силу воды, а не пара), в
котором использовался дешевый труд женщин и детей, и ткачест-
во на ручных ткацких станках, которые сохранялись еще долгое
время после того, как в Великобритании они уже сошли со сцены.
Это стало возможно ввиду специализации производства на высо-
кокачественных текстильных изделиях, включая вышитые, а
также ввиду усовершенствования ручного ткацкого станка, в кото-
рый были интегрированы элементы жаккардового станка, изобре-
тенного в начале века для шелкоткацкой промышленности. Впос-
ледствии к этим усовершенствованиям присоединилась механиза-
ция, но опять-таки с использованием специальных приспособле-
ний, предназначенных для производства высококачественных про-
дуктов. К 1900 г. ручные станки стали редкостью.
Хотя шелковая промышленность была более традиционной для
страны, чем хлопчатобумажная, она внесла более весомый вклад
в экономический рост Швейцарии XIX в., как в отношении заня-
тости населения, так и в отношении стоимостного объема экспор-
та, чем хлопчатобумажное производство. Она также претерпела
технологическую модернизацию. Кроме того, Швейцария имела
небольшие производства в шерстяной и льняной отраслях, опять-
таки ориентированные на выпуск высококачественных товаров, и
производила некоторое количество одежды, обуви и других изде-
306
лий из кожи. В целом на протяжении всего столетия в швейцар-
ском экспорте доминировали текстиль и другая продукция легкой
промышленности. В текущих ценах их вывоз возрос с примерно
150 млн франков в 1830-х гг. до более 600 млн в 1912 — 1913 гг.,
однако их доля в структуре совокупного экспорта снизилась за
тот же период с трех четвертей до немногим менее половины.
К секторам экономики, которые получили выгоду от роста экс-
портного производства в текстильной промышленности, относи-
лись как традиционные отрасли, так и некоторые отрасли, создан-
ные в процессе индустриализации. Накануне Первой мировой
войны самыми важными из них были, в порядке значимости, ма-
шиностроение и производство специализированной продукции ме-
таллообработки, производство продуктов питания и напитков, ча-
совая промышленность, химическая промышленность и производ-
ство медикаментов. Ввиду недостатка угля и железной руды в
Швейцарии, что вполне понятно, не было предпринято попыток
развития металлургии (небольшие металлургические мастерские,
работавшие на древесном угле в районе Юрских гор, исчезли в
первой половине столетия). Однако получили развитие машино-
строение и металлообработка, работавшие на импортном сырье.
Они зародились в 1820-х гг., специализируясь на производстве
оборудования для хлопкопрядения. С учетом важности энергии
воды для экономики страны неудивительно, что впоследствии эти
отрасли стали ориентироваться на производство водяных колес,
турбин, передаточных механизмов, насосов, клапанов и массы
других специализированных и дорогостоящих изделий. После на-
ступления эры электричества швейцарская промышленность бы-
стро перешла к производству электротехнического оборудования,
а швейцарские инженеры явились авторами многих важных ново-
введений в этой новой отрасли, особенно в области гидроэнергети-
ки. Снижение потребления угля на душу населения после 1900 г.,
прежде всего как результат электрификации железных дорог (см.
рис. 10.1), является ярким тому доказательством.
Молочная промышленность, прославленная своими сырами,
перешла от ремесленного производства к фабричному, что позво-
лило в огромной степени увеличить выпуск продукции и ее экс-
порт. Пищевая промышленность также начала производство сгу-
щенного молока (по американскому патенту) и освоила две родст-
венные отрасли — производство шоколада и готового детского пи-
тания. Другая традиционная отрасль, производство часов, по-
прежнему характеризовалась использованием ручного труда высо-
коквалифицированных (хотя и часто работавших неполный рабо-
чий день) ремесленников и высокой степенью разделения труда.
Для этой отрасли были созданы некоторые виды специальных
машин, особенно для производства стандартных, взаимозаменяе-
мых деталей, но финальная сборка оставалась ручной.
И наконец, химическая промышленность получила импульс к
развитию благодаря самому процессу индустриализации. Вследст-
307
вие недостатка природных ресурсов в Швейцарии не получили
сколько-нибудь заметного развития отрасли основной, или неорга-
нической химии. В 1859 и 1860 гг., после изобретения синтетичес-
ких красителей, их начали производить две небольшие фирмы в
Базеле, которые снабжали своей продукцией местные предпри-
ятия. Позднее к ним присоединились еще две фирмы. Хотя все
четыре предприятия начали свою деятельность как поставщики
местной промышленности, они вскоре поняли, что не могут конку-
рировать с немецкими компаниями в производстве обычных кра-
сителей. В результате они начали специализироваться на произ-
водстве экзотических, дорогих видов красителей, и вскоре стали
фактически мировыми монополистами в их производстве и сбыте.
В конце столетия они продавали за пределы страны более 90%
своей продукции. Химические предприятия также занялись собст-
венными исследованиями в области создания лекарственных пре-
паратов. В начале XX в. химическая промышленность, в которой
было занято менее 10 тыс. рабочих, обеспечивала 5% совокупного
швейцарского экспорта. Ее экспорт в расчете на одного занятого
в производстве достигал более 7500 франков — это в два раза
больше, чем в часовой промышленности, и в четыре раза больше,
чем в текстильной. Швейцарская химическая промышленность
была второй по величине в мире: хотя ее выпуск составлял лишь
'/ 5 выпуска Германии, зато она производила столько же, сколько
все остальные страны мира вместе взятые.
Возможно, ни одна другая страна в Европе не претерпела
столь радикальной трансформации с приходом железных дорог,
как Швейцария, но, как ни парадоксально, именно швейцарские
железные дороги были наименее рентабельными. Вероятно, швей-
царские инвесторы по крайней мере предвидели такую возмож-
ность, поскольку они чрезвычайно неохотно инвестировали капи-
талы в эту отрасль, предпочитая вкладывать в железные дороги
Соединенных Штатов и оставляя задачу финансирования нацио-
нального железнодорожного строительства на долю иностранных
инвесторов, преимущественно французских. Серьезное строитель-
ство железных дорог началось в 1850-х гг.; в 1882 г. был проложен
первый туннель через Альпы под перевалом Готард. К 1890-м гг. в
результате высоких издержек сооружения и эксплуатации и недо-
статочной загруженности большинство железных дорог обанкроти-
лось или находилось на грани банкротства. В 1898 г. швейцарское
правительство выкупило железные дороги у их владельцев (в ос-
новном иностранных) по цене намного ниже фактических издер-
жек их сооружения. Вскоре после этого началась их электрифи-
кация.
Тенденции, определившиеся во второй половине XIX в., полу-
чили развитие в следующем столетии: снижение относительной
доли сельского хозяйства, возрастание ролп промышленности и
(даже в большей степени) сферы услуг, и продолжающаяся зави-
симость от спроса международного рынка, особенно в сфере ту-
308
ризма (с 1870-х гг.) и финансовых услуг (со времен Первой ми-
ровой войны). В 1960-х гг. продукция машиностроения и метал-
лургии давала около 40% экспортной выручки, химикаты и лекар-
ственные препараты — 20%, часы — 15%, текстиль — 12%, про-
дукты питания и напитки — 5%.
Нидерланды и Скандинавия
Объединение Нидерландов со странами Скандинавии при об-
суждении вопроса о моделях индустриализации может показаться
неуместным, но на самом деле оно абсолютно логично. Общие
черты скандинавских стран, которые часто являются причиной
того, что их обычно рассматривают вместе, носят культурный, а
не экономический характер. В отношении структуры экономики
Нидерланды имеют больше общего с Данией, чем Нидерланды
или Дания — с Норвегией и Швецией. Обычное параллельное
рассмотрение Нидерландов и Бельгии показывает, что Бельгия
являлась страной ранней индустриализации, а Нидерланды тако-
вой не являлись, что Бельгия имела угольную и развитую тяже-
лую промышленность, а Нидерланды — нет. Это — все, что
можно ожидать от такого сопоставления. С другой стороны, сопо-
ставление Нидерландов с другими странами поздней индустриали-
зации, несмотря на различия в обеспеченности ресурсами, может
сказать больше о процессе индустриализации, особенно о поздней
индустриализации.
Все четыре страны, после значительного отставания от веду-
щих промышленных стран в первой половине XIX в., сделали
мощный рывок во второй половине столетия, особенно в послед-
ние два или три его десятилетия. В период с 1870 г. по 1913 г.
Швеция имела самые высокие в Европе темпы роста выпуска на
душу населения — 2,3% в год. На втором месте шла Дания —
2,1% в год. Норвегия имела примерно такие же темпы роста, как
Франция (1,4% в год). Для Нидерландов сопоставимые цифры
отсутствуют, но другие данные показывают, что они также демон-
стрировали высокие темпы роста. К 1914 г. эти четыре страны,
так же, как и Швейцария, достигли уровня жизни, сопоставимого
с тем, который был достигнут континентальными странами ранней
индустриализации. Ввиду их позднего старта и отсутствия зале-
жей угля, очень важно понять источники такого успеха.
Все эти страны, как и Бельгия и Швейцария, имели неболь-
шое по численности население. В начале XIX в. в Дании и Нор-
вегии было менее 1 млн жителей, а в Швеции и Нидерландах —
менее 2,5 млн. Темпы роста численности населения в течение
всего столетия были небольшими (в Дании — самые высокие, в
Швеции — самые низкие), но в целом их население более чем уд-
воилось к 1900 г. Плотность населения была очень неравномер-
309
ной. В Нидерландах она была одной из самых высоких в Европе,
в то время как в Норвегии и Швеции — самой низкой, даже
ниже, чем в России. Дания занимала промежуточное положение,
но все-таки была ближе к Нидерландам.
Рассматривая человеческий капитал как характеристику насе-
ления, мы можем сказать, что все четыре страны были хорошо им
обеспечены. И в 1850 г., и в 1914 г. скандинавские страны имели
самый высокий уровень грамотности в Европе (а может быть, и во
всем мире), а в Нидерландах он был гораздо выше, чем в среднем
по Европе. Этот факт имел неоценимое значение для поиска
этими странами своих ниш в развивающейся и постоянно меняю-
щейся мировой экономике.
Что касается ресурсов, то наиболее значимый факт для всех
четырех стран, аналогично случаю Швейцарии, но в противопо-
ложность Бельгии, заключался в недостатке угля. Это, несомнен-
но, являлось главной причиной того, что рассматриваемые страны
не оказались в числе лидеров индустриализации, а также того,
что в них не сложилась значительная тяжелая промышленность.
Как и в отношении других природных ресурсов, из рассматривае-
мых четырех стран Швеция имела наилучшую обеспеченность же-
лезной рудой — как фосфорсодержащей, так и свободной от фос-
фора (а также рудами цветных металлов, но они имели меньшее
значение), огромными массивами девственных лесов и источника-
ми водной энергии. Норвегия также имела значительные лесные
ресурсы, некоторое количество металлических руд и огромный по-
тенциал использования водной энергии. Энергия воды в Швеции
и Норвегии являлась значительным фактором их развития в нача-
ле XIX в. (в 1820 г. в Норвегии было 20 — 30 тыс. водяных мель-
ниц), но ее роль еще более возросла после 1890 г., когда началось
использование силы воды для производства электроэнергии.
Дания и Нидерланды были так же бедны источниками энергии
воды, как и углем. Они в некоторой степени использовали силу
ветра, которая играла довольно заметную роль, но едва ли могла
служить базой для масштабного промышленного развития.
Географическое положение также являлось важным фактором
для всех четырех государств. В отличие от Швейцарии, все они
имели непосредственный выход к морю. Это давало возможность
использования рыбных ресурсов, а также развития дешевого
транспорта, торгового судоходства и судостроения. Каждая из
стран воспользовалась этими возможностями по-своему. Голланд-
цы, имея длительную традицию рыболовства и торгового мореход-
ства, которая, правда, стала со временем отмирать, встретили за-
труднения с устройством хороших гаваней для паровых судов;
впоследствии они создали их в Роттердаме и Амстердаме, что
привело к заметному росту транзитной торговли с Германией и
Центральной Европой и к появлению предприятий по переработке
импортных продуктов питания и сырья (сахара, табака, шокола-
да, зерна, а впоследствии нефти). Дания также имела давнюю
310
торговую историю, особенно если учитывать торговые потоки
через Зундский пролив (совр. пролив Эресунн). В 1857 г., в
обмен на уплату 63 млн крон другими торговыми странами,
Дания отменила «Зундскую пошлину», которую она собирала с
1497 г., что произошло одновременно с другими мерами в русле
фритредерской политики. Это привело к значительному росту
транспортных потоков, проходивших через Зундский пролив и
порт Копенгагена. Норвегия стала главным поставщиком рыбы и
леса на европейский рынок в первой половине столетия, а во вто-
рой его половине создала второй по величине (после Великобри-
тании) торговый флот. Швеция, хотя и более медленно развивала
свой торговый флот, извлекла пользу из ликвидации ограничений
в международной торговле и из сокращения фрахтовых сборов на
объемные экспортные товары — лес, железо и овес.
Политические институты этих стран не составляли значитель-
ных препятствий для индустриализации и экономического роста.
После наполеоновских войн Норвегия была выведена из-под влас-
ти датской короны и вошла в состав Швеции, от которой мирно
отделилась в 1905 г. В свою очередь, Швеция потеряла Финлян-
дию в 1809 г. после войны с Россией. Венский конгресс создал
королевство Объединенные Нидерланды, в которое вошли про-
винции Голландской республики и южные Нидерланды. Послед-
ние, однако, в 1830 г. отделились (не вполне мирным путем) и
образовали современную Бельгию. Пруссия и Австрия в 1864 г.
отобрали герцогства Шлезвиг и Гольштейн у Дании. В остальном
столетие прошло относительно мирно, во всех странах наблюда-
лись прогрессивные процессы демократизации. Их управление
было достаточно разумным, не отличалось заметной коррупцией;
грандиозных государственных проектов не предпринималось, хотя
во всех странах правительство оказывало помощь в сооружении
железных дорог, а в Швеции, как и в Бельгии, государство по-
строило основные железнодорожные линии. Как небольшие стра-
ны, зависящие от иностранных рынков, они в основном следовали
либеральной торговой политике, хотя в Швеции получили опреде-
ленное развитие протекционистские тенденции. В Дании и Шве-
ции, двух странах, где аграрная структура в наибольшей степени
напоминала структуру Старого режима, аграрные реформы посте-
пенно проводились с конца XVIII в. и в течение всей первой по-
ловины XIX в. В результате реформ были полностью отменены
последние следы личной зависимости и был создан новый класс
независимых крестьян-собственников с четко выраженной рыноч-
ной ориентацией.
Ключевым фактором успеха этих стран (вместе с высоким
Уровнем грамотности, который также сыграл свою роль), как и в
Швейцарии, но в отличие от других странах поздней индустриа-
лизации, являлась их способность адаптироваться к структуре
международного разделения труда, сформированной странами
ранней индустриализации, и отстоять те области специализации
311
на международном рынке, где они имели наибольшие преимуще-
ства. Конечно, это означало большую зависимость от международ-
ной торговли с ее пресловутыми колебаниями, но это также озна-
чало высокую отдачу от тех факторов производства, которые
удачно использовались в периоды процветания. В Швеции уро-
вень импорта достиг 18% от национального дохода в 1870 г., а в
1913 г. — 22% (при том, что сам национальный доход значитель-
но вырос). В начале XX в. Дания экспортировала 63% своей сель-
скохозяйственной продукции — масло, свинину и яйца. Она вы-
возила 80% своего масла, которое направлялось почти исключи-
тельно в Великобританию (при этом на датское масло приходи-
лось 40% всех импортных поставок масла в Великобританию).
Норвежский экспорт леса и рыбы и услуги по морским перевоз-
кам обеспечивали 90% совокупного экспорта товаров и услуг —
или около 25% национального дохода — еще в 1870-х гг., к нача-
лу XX в. эти статьи экспорта составляли более 30% национально-
го дохода, причем одни только услуги по осуществлению морских
перевозок приносили 40% зарубежных доходов. Зарубежные до-
ходы Нидерландов также в большой степени зависели от экспорта
услуг. В 1909 г. 11% рабочей силы было занято в торговле и
7% — на транспорте. В целом сектор услуг предоставлял заня-
тость 38% рабочей силы и производил 57% национального дохода.
Хотя эти страны вступили на мировой рынок в середине
XIX в., экспортируя сырье и потребительские товары низкой сте-
пени промышленной обработки, к началу XX в. они развили вы-
сокотехнологичные отрасли промышленности. Это явление полу-
чило название «вертикальной индустриализации», при которой
страна, ранее экспортировавшая сырье, начинает самостоятельно
обрабатывать его и вывозить полуфабрикаты и готовые продукты.
В качестве примера можно рассмотреть шведскую и норвежскую
торговлю лесом. Сначала лес вывозился в виде бревен, которые
распиливали на доски в стране-импортере (Великобритании); в
1840-х гг. шведские предприниматели построили работавшие на
энергии воды (а затем на паровой энергии) лесопилки для превра-
щения леса в пиломатериалы на территории самой Швеции. В
1860 — 1870-х гг. были освоены процессы изготовления бумаги из
древесной массы сначала механическим, а затем химическим спо-
собом (последний был шведским изобретением), и выпуск древес-
ной массы быстро возрастал до конца столетия. Более половины
произведенной древесной массы направлялось на экспорт, преиму-
щественно в Великобританию и Германию, но шведы все больше
использовали ее для производства бумаги (продукта, имеющего
более высокую добавленную стоимость), которая также направля-
лась на внешние рынки. Металлургия развивалась по аналогично-
му образцу. Хотя шведское железо, изготовленное в домнах на
древесном угле, не могло конкурировать по цене с железом, изго-
товленным в коксовых печах или с бессемеровской сталью, его
более высокое качество сделало его особенно ценным для таких
312
видов продукции, как шарикоподшипники, на производстве кото-
рых специализировалась (и продолжает специализироваться)
Швеция.
Ученые всех четырех стран ведут дискуссии по вопросу о вре-
мени начала в их странах промышленной революции или «про-
мышленного взлета». 1850-е, 1860-е, 1870-е гг. - и даже более
ранние и более поздние периоды — имеют своих сторонников, но
прежде всего эти споры указывают на искусственность и неаде-
кватность обеих концепций. Факты показывают, что все четыре
страны имели вполне удовлетворительные темпы роста (несмотря
на циклические колебания), по крайней мере, с середины столе-
тия до 1890-х гг. Затем в течение двух десятилетий, предшеству-
ющих Первой мировой войне, эти темпы еще более ускорились,
особенно в скандинавских государствах, и по уровню дохода на
душу населения рассматриваемые страны быстро вышли в число
европейских лидеров. Без сомнения, причины этого ускорения
были различны и имели сложный характер, но три из них сразу
же бросаются в глаза. Прежде всего, этот период был временем
всеобщего процветания, повышения цен и бурного роста спроса.
Во-вторых, в Скандинавии он был отмечен широкомасштабным
импортом капитала (с другой стороны, Нидерланды в этот период
были нетто-экспортером капитала); подробнее об этом будет ска-
зано в главе И. Наконец, этот период совпал с быстрым распро-
странением электротехнической промышленности.
Промышленное использование электричества было огромным
благом для экономик всех четырех стран. Норвегия и Швеция, с
их обширным гидроэнергетическим потенциалом, оказались в наи-
большем выигрыше, но даже Дания и Нидерланды, которые
могли относительно дешево импортировать уголь с северо-восточ-
ных месторождений Великобритании (а Нидерланды также из ре-
гиона Рура по Рейну), также получили огромные преимущества
благодаря использованию паровых электрогенераторов. Среди
бедных углем стран Голландия имела самый высокий уровень его
потребления на душу населения в течение всего столетия, тогда
как Дания, имея второй по величине уровень потребления угля на
душу населения, сделала заметный рывок после 1890 г. Во всех
четырех странах быстро развивались отрасли по производству
электрического оборудования и электротоваров (например, произ-
водство электроламп в Нидерландах). Шведские и, в меньшей
степени, норвежские и датские инженеры стали пионерами
электротехнической промышленности. (Например, Швеция была
первой страной, в которой стали в больших масштабах плавить
металл с помощью электричества без использования угля; к
1918 г. она производила таким методом 100 тыс. тонн чугуна, или
около 1/8 его совокупного национального выпуска.) Не менее
важно то, что электричество позволило этим странам развивать
металлообрабатывающую промышленность и производство машин
313
и инструментов (включая судостроение), не имея угольной про-
мышленности или первичной металлургии.
Если обобщить сказанное, то опыт скандинавских стран, как и
опыт Швейцарии, показывает, что существовала возможность раз-
вития сложных производств и обеспечения высокого уровня
жизни населения даже в тех странах, которые не имели ни при-
родных запасов угля, ни тяжелой промышленности. Как следст-
вие, можно говорить о наличии альтернативных моделей успеш-
ной индустриализации.
Австро-Венгерская империя
Австро-Венгрия, или, иначе говоря, территория, находившаяся
до 1918 г. под властью Габсбургов, снискала несколько несправед-
ливую репутацию государства, для которого в XIX в. было харак-
терно экономическое отставание. Отчасти эта репутация явилась
результатом того, что некоторые регионы империи определенно
были отсталыми, а отчасти следствием (ошибочного) представле-
ния о том, что политический крах — распад империи после Пер-
вой мировой войны — был как-то связан с неэффективностью
экономики. Но главная причина неправильной оценки подлинного
экономического положения страны состояла в отсутствии до пос-
леднего времени полноценных исследований. Недавние исследова-
ния авторитетных специалистов различных стран предоставляют
возможность получить более заслуживающее доверия, более взве-
шенное и детальное представление о прогрессе индустриализации
во владениях Габсбургов.
С самого начала необходимо отметить два важных момента. Во-
первых, даже в большей степени, чем Франция и Германия, импе-
рия Габсбургов характеризовалась региональной дифференциацией
и неравномерностью развития, причем западные провинции (осо-
бенно Богемия, Моравия и собственно Австрия) были гораздо
более развиты в экономическом отношении, чем восточные провин-
ции. Во-вторых, в западных провинциях некоторые черты совре-
менного экономического роста можно было наблюдать еще во вто-
рой половине XVIII в. Два других фактора, которые будут рас-
смотрены позже, заслуживают здесь краткого упоминания: топо-
графия страны, которая затрудняла и удорожала внутренние и
международные перевозки и коммуникации, и недостаток и неудоб-
ное расположение природных ресурсов, особенно угля.
Факт начала индустриализации в XVIII в. в настоящее время
достоверно установлен. И в самой Австрии, и в чешских землях
складывалось производство текстиля, железа, стекла и бумаги. В
целом текстильное производство было самой крупной отраслью; в
ее структуре преобладало льняное и шерстяное производства, но,
по крайней мере с 1763 г., стала складываться и хлопчатобумаж-
314
ная промышленность. Вначале технология была традиционной, и
хотя в шерстяной промышленности существовало некоторое коли-
чество «протофабрик» — больших мастерских, не использовав-
ших механическую энергию, — большая часть производства осу-
ществлялась в рамках раздаточной системы. Механизация нача-
лась в конце столетия в хлопчатобумажной промышленности, а в
первые десятилетия следующего века распространилась на произ-
водство шерсти (в льняной промышленности ее распространение
было более медленным). К 1840-м гг. империя занимала второе
место в континентальной Европе по производству хлопчатобумаж-
ных тканей, уступая только Франции.
Ранее было принято считать, что революция 1848 г. обозначи-
ла решающий водораздел в экономической и политической исто-
рии империи, но это представление более не является доминирую-
щим. Как уже отмечалось, до революции современные отрасли
уже получили значительное развитие в западных провинциях;
затем они продолжали расти небольшими, но вполне устойчивыми
темпами. В Австрии, как и везде, циклы деловой активности гене-
рировали кратковременные колебания в темпах роста. Специалис-
тами были приложены большие усилия для того, чтобы опреде-
лить, какой из циклических подъемов в XIX в. ознаменовал нача-
ло промышленной революции (или «промышленного взлета»), но
эти попытки, кажется, оказались бесплодными.
Ввиду постепенного, но устойчивого характера австрийской
индустриализации с XVIII в. до Первой мировой войны один ис-
следователь охарактеризовал ее как случай «ленивого» (leisured)
экономического роста, но, по-видимому, слово «трудный» (la-
bored) было бы более точным. В то время как первый термин на-
вевает образ человека, медленно плывущего в лодке вниз по спо-
койному течению реки, последний наводит на мысль о человеке,
карабкающемся на крутую гору по плохо видной дороге, изоби-
лующей препятствиями и помехами — что, несомненно, является
более наглядной метафорой. Некоторые из препятствий — не-
удобный ландшафт и недостаток природных ресурсов — были со-
зданы природой; другие, в частности препятствующие росту соци-
альные институты, были делом рук человека.
Среди последних наибольшим анахронизмом было сохранение
до 1848 г. института личной зависимости крестьян. Однако на
самом деле этот институт был меньшим препятствием для эконо-
мического роста, чем можно подумать. Реформы Иосифа II в
1780-х гг. дали крестьянам право покидать имения своих господ
без выкупа и продавать свой урожай на рынке по своему усмотре-
нию. До тех пор, пока они оставались на своих наделах, они пла-
тили подати и налоги своим господам, но в остальном пережитки
феодальной системы практически не оказывали влияния на эконо-
мику. Главным последствием отмены личной зависимости в
1848 г. являлось предоставление крестьянам права свободной
аренды земли и замена государственными налогами платежей, ко-
315
торые ранее получали от крестьян их господа. Хотя в результате
этого в сельскохозяйственном секторе мог наблюдаться определен-
ный рост производительности, улучшения, предпринятые дворя-
нами-землевладельцами, уже способствовали движению в этом на-
правлении.
Отмена таможенных барьеров между австрийской и венгер-
ской частями империи в 1850 г. (или, иными словами, создание
общеимперского таможенного союза в этом году) воспринималась
некоторыми как прогрессивное достижение, а другими — как шаг
к сохранению «колониального» статуса восточной части империи.
Хотя, возможно, таможенный союз способствовал территориаль-
ному разделению труда, сама система, при которой Австрия выво-
зила в Венгрию промышленные товары, а Венгрия экспортирова-
ла в Австрию продукты сельского хозяйства, уже сложилась к
1850 г. Точка зрения о пагубном влиянии таможенного союза на
экономику восточной части империи в настоящее время устарела.
Другим институциональным препятствием для более быстрого
экономического роста являлась внешнеторговая политика монар-
хии. В течение всего столетия она оставалась последовательно
протекционистской, что облегчило для Пруссии задачу не допус-
тить империю в немецкий Таможенный союз. Высокие пошлины
ограничивали не только импорт, но и экспорт, поскольку высокие
издержки производства товаров на предприятиях, находившихся
в тепличных условиях государственного протекционизма, не по-
зволяли им конкурировать на мировом рынке. В начале XX в.
внешняя торговля Бельгии превосходила в абсолютном выраже-
нии торговлю Австро-Венгрии; по уровню внешнеторгового това-
рооборота на душу населения она превосходила империю во много
раз. Можно с уверенностью сказать, что географическое положе-
ние и рельеф местности явились важными детерминантами огра-
ниченного участия страны в международной торговле, а внутрен-
ний таможенный союз, охватывавший как промышленную, так и
сельскохозяйственную часть империи, отчасти компенсировал ог-
раниченность доступа к зарубежным рынкам и источникам сырья.
Однако торговая политика также должна рассматриваться как
одна из детерминант (хотя и не главная) относительно слабой
включенности империи во внешнеторговые связи.
Ключевая причина как медленного роста, так и неравномерно-
го распространения современной промышленности была связана с
уровнем образования и грамотности — главных компонентов че-
ловеческого капитала. Хотя в середине XIX в. уровень грамотнос-
ти в австрийской части монархии был примерно таким же, как во
Франции и Бельгии, здесь существовали значительные региональ-
ные различия. В 1900 г. доля грамотных во взрослом населении
колебалась от 99% в Форарльберге до 27% в Далмации; показате-
ли грамотности в венгерской части были еще более низкими и
также характеризовались существенной разницей между западны-
ми и восточными районами. Если взять империю в целом, то су-
316
шествовала высокая корреляция между уровнями грамотности,
индустриализации и дохода на душу населения.
Несмотря на препятствия, как природные, так и институцио-
нальные, в течение столетия в Австрии протекал процесс инду-
стриализации и наблюдался экономический рост, а в конце столе-
тия аналогичные явления были отмечены и в Венгрии. Показатели
среднегодовых темпов роста промышленной продукции на душу
населения в Австрии в первой половине XIX в. колебались от
1,7% до 3,6%, причем во второй половине столетия эти темпы не-
сколько увеличились. В Венгрии, после того как эта часть монар-
хии получила автономию и собственное правительство в 1867 г.,
наблюдались даже более высокие темпы роста промышленного
производства. (При этом, однако, необходимо помнить о том, что
исходный уровень промышленного производства был достаточно
низок, так что высоким темпам роста не следует придавать пре-
увеличенного значения.)
Транспортные коммуникации играли решающую роль в эконо-
мическом развитии империи. Так как большая часть страны имела
гористый рельеф (либо была окружена горами), наземный транс-
порт был дорогим, а водный транспорт в горных районах отсутст-
вовал вовсе. В отличие от стран ранней индустриализации, в Ав-
стро-Венгрии было мало каналов. Дунай и другие крупные реки
текли в южном и восточном направлении, в сторону от основных
рынков и промышленных центров. Только в 1830-х гг., с началом
эры речного пароходства, стали возможными перевозки товаров
вверх по течению.
Как отмечалось ранее, первые железные дороги были проло-
жены в самой Австрии и в Чехии. Во второй половине столетия,
особенно после Конституционного компромисса 1867 г., все боль-
ше линий стало строиться в Венгрии. В результате укрепилось
уже сложившееся разделение труда внутри империи. В 1860-х гг.
более половины грузов, перевозимых по венгерским железным до-
рогам, составляли зерно и мука. Однако поставки хлеба позволи-
ли Венгрии начать индустриализацию. В конце столетия Буда-
пешт стал самым крупным мукомольным центром в Европе и вто-
рым в мире (после Миннеаполиса). Он также производил и даже
экспортировал мукомольное оборудование, а в конце столетия
начал производить и электрическое оборудование. Однако по
большей части продукция венгерской промышленности состояла
из потребительских товаров, особенно продуктов питания. Они
включали, помимо хлеба, рафинированный свекловичный сахар,
консервированные фрукты, пиво и спиртные напитки. Именно эти
товары (в отличие от текстиля Австрии и Чехии) стали объектами
венгерской специализации.
В империи получила определенное развитие и тяжелая про-
мышленность. Металлургические предприятия, работавшие на
древесном угле, в течение столетий существовали в районах Альп.
Богемия также имела длительную традицию обработки как чер-
317
ных, так и цветных металлов. С наступлением эры металлургии
предприятия, работавшие на древесном угле, постепенно приходи-
ли в упадок, но в Богемии и австрийской Силезии, которые были
несколько лучше обеспечены углем, чем остальная часть империи,
современная металлургическая промышленность развивалась уже
начиная с 1830-х гг. Эти отрасли осуществляли не только выплав-
ку первичного чугуна, но также выплавку стали и производство
металлических изделий, в том числе машин и инструментов. По-
явились также некоторые отрасли химической промышленности.
Накануне Первой мировой войны Чехия производила более поло-
вины промышленной продукции империи, включая около 85% ка-
менного и бурого угля, три четверти химической продукции и
более половины выпуска черной металлургии. Некоторые высоко-
технологичные производства появились в Нижней Австрии, особен-
но в Вене и ее пригородах. В венском Нойштадте еще в 1840-х гг.
была создана фабрика по производству локомотивов.
4.8г-
 Австрия (добыча)
-------- Австрия (потребление)
—.........  Франция	(добыча)
________ Франция (потребление)
________ Германия (добыча)
__________ Германия	(потребление)
3-2 ~	  Россия	(добыча)
--------Россия (потребление)
fe 2.4
1820	1830	1840 1850	1860	1870	1880	1890	1900	1910	1920
Рис. 10.2. Добыча и потребление угля на душу населения, 1820 — 1913 гт.
Источник: Mitchell B.R. European Historical Statistics, 1750—1970.
New York, 1975.
Некоторые проблемы, присущие австрийской тяжелой про-
мышленности, проиллюстрированы на рис. 10.2, который показы-
вает динамику добычи и потребления угля на душу населения в
Германии, Франции, Австрии и России. Примерно с 1880 г. добы-
ча в Австрии и Франции была приблизительно равной — обе
318
страны далеко отставали от Германии, но намного обгоняли Рос-
сию, однако потребление угля во Франции было несколько выше
из-за его импорта. (На самом деле Австрия была нетто-экспорте-
ром угля на протяжении последних десятилетий XIX в. за счет
его вывоза в соседнюю Германию.) Этот рисунок, однако, не от-
ражает того факта, что около двух третей австрийской добычи
приходилось на бурый уголь, непригодный для использования в
металлургии. Этот рисунок не раскрывает также расположения
залежей; большая их часть находилась в северных районах стра-
ны (в Чехии), в основном вдоль северной границы с Германией,
что и обусловливало то обстоятельство, что богатая углем Герма-
ния могла импортировать уголь из бедной углем Австрии по
Эльбе. Добыча угля в Венгрии (не учтенная на графике) состав-
ляла менее одной четвертой добычи Австрии, причем на бурый
уголь приходилась даже еще большая ее доля. И все же с конца
1860-х гг. в стране было создано — с помощью государственных
субсидий — небольшое металлургическое производство.
В целом монархия Габсбургов, которая в первой половине
XIX в. в индустриальном отношении стояла наравне с разобщен-
ными германскими государствами или даже опережала их, стала
отставать в промышленном развитии от Германии после ее объеди-
нения в 1871 г. Тем не менее, картина не так мрачна, как ее при-
выкли рисовать. Промышленность западной (австрийской) части
монархии продолжала расти устойчивыми, если не сказать бы-
стрыми, темпами, тогда как восточная (венгерская) часть сделала
стремительный рывок примерно после 1867 г. В начале XX в. за-
падная часть находилась приблизительно на том же уровне разви-
тия, как в среднем вся Западная Европа; восточная часть, хотя и
отставала от западной, тем не менее намного обгоняла остальные
страны Восточной Европы.
Южная и Восточная Европа
Модели индустриализации остальных стран Европы — среди-
земноморских государств, стран Юго-Восточной Европы и импер-
ской России — могут быть представлены в более схематичном
виде. Общей чертой этих стран являлось отсутствие сколько-ни-
будь значительной индустриализации до 1914 г., что обусловило
низкий уровень доходов на душу населения и широкое распро-
странение бедности. Если смотреть не на общенациональные пока-
затели, а на отдельные регионы (что мы и сделаем немного
позже), то можно обнаружить заметные региональные отличия,
как и в случае Франции, Германии, Австро-Венгрии и даже Вели-
кобритании. Тем не менее, «острова современной экономики» ос-
тавались окруженными морем отсталости.
319
Одной из причин этого являлась вторая характерная черта
рассматриваемых экономик: чрезвычайно низкий уровень разви-
тия человеческого капитала. Данные таблиц 8.3 и 8.4 иллюстри-
руют этот тезис. Среди наиболее крупных по территории стран
Италия, Испания и Россия имели самые низкие показатели и по
грамотности взрослого населения, и по уровню начального школь-
ного образования, а в небольших странах Юго-Восточной Европы
дело обстояло не лучше. По относительной численности учащихся
начальных школ Румыния и Сербия стояли выше, чем Россия, но
ниже, чем Испания и Италия.
Рассматриваемые страны имели и третью общую черту, важ-
ную для понимания возможностей экономического развития: от-
сутствие сколько-нибудь значительных аграрных реформ, следст-
вием чего был низкий уровень производительности сельского хо-
зяйства. При рассмотрении моделей индустриализации других
стран в этой и предыдущих главах мало говорилось об их аграр-
ном секторе, поскольку все эти страны уже достигли относительно
высокого уровня сельскохозяйственной производительности. Как
указывалось в главе 7, при рассмотрении случая Великобритании,
высокая продуктивность сельского хозяйства является необходи-
мой предпосылкой процесса индустриализации, обеспечивая как
снабжение продуктами питания и сырьем городов, в которых
была сосредоточена промышленная часть населения, так и — что
особенно важно — высвобождение рабочей силы для промышлен-
ных (и других несельскохозяйственных) занятий. В середине
XIX в. доля рабочей силы, занятой в сельском хозяйстве, состав-
ляла 20% в Великобритании, 50 — 60% в других странах ранней
индустриализации, 60% в Италии, более 70% в Испании и более
80% в России и странах Юго-Восточной Европы. К началу XX в.
эта доля сократилась до 10% в Великобритании, около 20% в
Бельгии, Швейцарии и Нидерландах, 30 — 40% во Франции и Гер-
мании, но по-прежнему составляла около 50% в Италии, пример-
но 60% на Пиренейском полуострове и свыше 70% в России и на
Балканах.
Наконец, можно упомянуть четвертую общую характерную
черту стран-аутсайдеров: все они в различной степени страдали от
автократического, авторитарного, коррумпированного и неэффек-
тивного правительства. Хотя индустриальные страны также время
от времени переживали периоды авторитарного правления, взаи-
мосвязь этого явления с другими общими характеристиками, осо-
бенно с низким уровнем человеческого капитала, нуждается в
дальнейшем исследовании.
Таковы общие характеристики рассматриваемых стран. Одна-
ко между ними существовали и значительные различия. Теперь
мы обратимся к отличительным чертам их реакции (позитивной
или нулевой) на возможности, связанные с индустриализацией и
экономическим развитием.
320
Пиренейский полуостров
Экономическая история Испании и Португалии в XIX в. до-
статочно схожа, так что будет удобно рассматривать их одновре-
менно. Обе страны вышли из периода наполеоновских войн с при-
митивной, даже архаической экономической системой и реакцион-
ными политическими режимами. Последняя черта вызвала рево-
люционные взрывы в обеих странах в 1820 г., и хотя революции
потерпели неудачу, они привели к гражданским войнам, которые
нарушили нормальное течение экономической жизни и сделали
невозможным проведение сколько-нибудь последовательной эко-
номической политики. И Испания, и Португалия страдали от пла-
чевного положения государственных финансов. Во время граж-
данских войн обе стороны конфликта (в обеих странах) прибега-
ли к иностранным займам для финансирования военных действий.
Проигравшие, разумеется, не смогли выполнить своих обяза-
тельств, но даже победители с трудом платили долги и, в конце
концов, также частично отказались от них. Для Испании, постра-
давшей от вторжения наполеоновских войск, утрата американских
колоний (за исключением Кубы, Пуэрто-Рико и Филиппин, кото-
рые были потеряны после Испано-американской войны 1898 г.)
обусловила в 1800 — 1830 гг. резкое сокращение государственных
доходов. Хронический дефицит государственного бюджета привел
к манипуляциям с банковской системой, инфляции и иностран-
ным заимствованиям, но доверие к правительству было настолько
низким, что условия, на которых оно могло привлекать займы,
были чрезвычайно обременительными. При размещении займа
1833 г. удалось собрать только 27% от его номинальной суммы. К
концу столетия обе страны не один раз отказывались по крайней
мере от части своих долговых обязательств.
Низкая производительность сельского хозяйства оставалась ос-
новной причиной экономической слабости обеих стран. Еще в
1910 г. в аграрном секторе было занято около 60% рабочей силы
в Испании и по меньшей мере столько же в Португалии. Но само
сельское хозяйство по большей части было не товарным. Один ис-
следователь охарактеризовал испанскую экономику XIX в. как
«дуальную», с огромным натуральным сельскохозяйственным сек-
тором, с одной стороны, и небольшим товарным сельскохозяйст-
венным сектором, взаимодействующим с еще более скромным сек-
тором городской промышленности, торговли и сферой услуг, с
другой стороны. В 1840-х гг. правительственный декрет, требую-
щий уплаты налогов наличными деньгами, а не в натуральной
форме, вызвал восстание крестьян: в стране просто не существо-
вало рынков, на которых они могли бы продавать свою продук-
цию.
В Испании была предпринята попытка аграрной реформы, но
она потерпела полное фиаско. Подобно правительству революци-
онной Франции, испанское правительство конфисковало земли
II —5216
321
церкви, муниципалитетов и аристократов, которые оказали ему
сопротивление в период гражданской войны, намереваясь продать
эти земли крестьянам, но напряженность государственных финан-
сов была так велика, что правительство было вынуждено продать
их на аукционе лицам, предложившим наивысшую цену (которые
могли расплачиваться обесцененными правительственными обяза-
тельствами, принимавшимися по их номинальной стоимости). В
результате большая часть земли стала собственностью и без того
богатых людей — как аристократов, так и городской буржуазии.
Крестьяне просто столкнулись со сменой одних землевладельцев
другими, без какого-либо улучшения используемых технологий
или увеличения капиталовложений. В Португалии и вовсе не
было предпринято никаких попыток земельной реформы. Тем
временем рост численности населения в обеих странах привел к
увеличению распашки менее плодородных земель под зерновые,
являвшиеся главными продуктами питания, и сокращению паст-
бищ для скота, что, в свою очередь, привело к дальнейшему па-
дению продуктивности сельского хозяйства.
На фоне этой общей мрачной картины существовало несколько
светлых пятен — региональных вариаций на тему отсталости. Со-
временная хлопчатобумажная промышленность, развивавшаяся в
Каталонии, в Барселоне и ее округе в 1790-х гг. благодаря про-
текционистским тарифам и защищенным колониальным рынкам
Кубы и Пуэрто-Рико, процветала вплоть до потери этих колоний
в 1900 г. Ориентированное на экспорт производство вина сущест-
вовало в Андалузии (регионе, производившем херес, откуда про-
изошло английское «шерри») и в провинции Опорто (от названия
которой пошло слово «портвейн») в Португалии. В 1850 г. на
вино и бренди пришлось 28% испанского экспорта, но сопровож-
давшееся ужасными последствиями проникновение в Испанию
филлоксеры, паразита виноградников, которая к тому времени
уже поразила Францию, нанесло виноделию огромный урон в
последние десятилетия века. К 1913 г. поставки вина за рубеж да-
вали менее 12% экспортных поступлений Испании.
Тем временем развивались новые отрасли, связанные с добы-
чей полезных ископаемых и металлов, которые восполнили поте-
рю доходов от экспорта вина. Знаменитые ртутные рудники Аль-
мадена разрабатывались с XVI в., но экспорт ртути, хотя и обес-
печивал определенные доходы, не оказывал заметного влияния на
состояние платежного баланса. Однако в 1820-х гг. растущий ино-
странный спрос на свинец для водопроводных труб привел к от-
крытию чрезвычайно богатых залежей свинца в южной Испании.
Уже в 1827 г. экспорт свинца приносил более 8% совокупных ва-
лютных поступлений. Испания была ведущим мировым произво-
дителем свинца с 1869 по 1898 г., после чего лидерство перешло
к США. Новое горнорудное законодательство 1868 г. привело к
резкому увеличению количества концессий (полученных преиму-
щественно иностранными компаниями) на добычу полезных иско-
322
паемых, как свинца, так и меди и железной руды. К 1900 г. экс-
порт минеральных ресурсов и металлов составлял около одной
трети совокупного экспорта. К несчастью для Испании, металлы
вывозились преимущественно в виде слитков (свинец и медь) или
руды (железо), так что рост экспорта мало влиял на развитие на-
циональной экономики.
Иностранный капитал занимал доминирующие позиции и в
других современных отраслях экономики, особенно в банковском
деле и в строительстве железных дорог. До 1850 г. эти отрасли
практически не развивались. В банковской системе доминировал
Банк Испании, который, прежде всего, был инструментом финан-
совой политики правительства; к концу 1840-х гг. было построено
лишь несколько километров железных дорог. В 1850-х гг., после
очередной смены правительства, новый режим создал благоприят-
ные условия для иностранных (преимущественно французских)
инвесторов в сфере учреждения банков и строительства железных
дорог. Иностранный капитал действительно стал поступать в эко-
номику, привлеченный государственными гарантиями на выплату
процентов по железнодорожным облигациям, предоставленными
на срок строительства соответствующих линий. К сожалению,
когда главные линии были построены и гарантии по процентам
были отозваны, железные дороги не смогли обеспечить достаточ-
ное количество перевозок, чтобы окупить операционные расходы,
и большинство из них обанкротились. Железные дороги были по-
строены иностранными инженерами с использованием преимуще-
ственно импортных материалов и оборудования. Таким образом,
как и в случае горнорудной промышленности, они оказали незна-
чительное влияние на национальную экономику по каналам спро-
са. Только в конце столетия железные дороги стали рентабельны.
Тем временем было ликвидировано большинство банков (с боль-
шей или меньшей прибылью для своих иностранных владельцев),
оставив свободным поле деятельности для местных предпринима-
телей. В Португалии первая железная дорога, короткая линия из
Лиссабона, появилась в 1856 г., и история железнодорожной от-
расли в этой стране была даже еще более печальной, чем в Испа-
нии. Построенные на средства иностранных (в основном француз-
ских) инвесторов, португальские железные дороги страдали от
мошенничества и коррупции, терпели банкротства и мало способ-
ствовали развитию экономики.
Испания имела некоторые запасы угля (Португалия не имела
их вовсе), но уголь был низкого качества, а его месторождения
были расположены неудобно с точки зрения их промышленной
эксплуатации. Тем не менее, в последние два десятилетия XIX в.
на северном побережье в окрестностях Бильбао определенное раз-
витие получили предприятия черной металлургии и металлообра-
ботки. Используя богатую железную руду региона и некоторое ко-
личество импортного угля и кокса, отрасль медленно прогрессиро-
вала, конкурируя с импортной сталью, железом, машинами и обо-
н*
323
рудованием, которые, однако, она так и не смогла полностью вы-
теснить с рынка. В XX в. этот регион Испании стал одним из
самых богатых и экономически развитых в стране. В Португалии
ничего подобного не наблюдалось.
Италия
До 1860 г. характеристика Меттернихом Италии как «геогра-
фической метафоры» подходила к ее экономике в не меньшей сте-
пени, чем к политике. «Итальянской экономики» как таковой не
существовало. Оставшись с начала Нового времени вне сферы
экономических перемен, раздробленная и отчасти подчиненная
иностранным державам, Италия уже давно утратила свое лидерст-
во в экономической сфере. Войны и династические интриги сдела-
ли ее полем сражений иностранных армий, которые разграбили и
ее бесценные произведения искусства, и более утилитарные
формы материального богатства, в то время как периодически по-
вторявшиеся финансовые катастрофы ликвидировали накоплен-
ные сбережения и подорвали доверие инвесторов.
Венский конгресс восстановил сложную мозаику номинально
независимых княжеств, но большинство из них, включая Папское
государство и Королевство обеих Сицилий, находилось под кон-
тролем и влиянием империи Габсбургов. Ломбардия и Венеция
были аннексированы Австрией. Эти две наиболее экономически
развитые провинции, где прежде были сосредоточены знаменитые
центры промышленности и торговли, были отделены от остальной
Италии высокими таможенными барьерами. Сардинское королев-
ство, единственное подлинно независимое государство, представ-
ляло собой удивительную искусственную конструкцию, составлен-
ную из четырех больших частей с различным климатом, ресурса-
ми, институтами и даже языком. Остров Сардиния, от которого
королевство и получило свое название, погряз в болоте феодализ-
ма; землевладельцы, не проживавшие в своих поместьях, не были
заинтересованы в их развитии, в результате чего неграмотное на-
селение существовало в самых примитивных условиях. Савойя,
которая дала королевству, а позднее и всей Италии правящую ди-
настию, в культурном и экономическом отношении была частью
Франции. Генуя (с прилегающим к ней регионом Лигурии), круп-
ный коммерческий центр, на протяжении веков до вторжения На-
полеона имела статус независимой республики. Пьемонт, окру-
женный с трех сторон горными цепями, составлял географическое
продолжение Ломбардской равнины, но его высокое расположе-
ние над уровнем моря и климат выделяли его из Ломбардии. В
Пьемонте проживало примерно четыре пятых всего населения ко-
ролевства, насчитывавшего около 5 млн человек. До 1850 г. он не
имел промышленности, кроме небольшого числа шелкопрядиль-
ных фабрик и нескольких небольших металлургических заводов,
324
однако под руководством ряда прогрессивных землевладельцев
его сельское хозяйство стало самым передовым и процветающим
на всем полуострове.
Региональные экономические различия, важные почти для
всех стран, были особенно заметны в Италии. Здесь экономичес-
кий градиент север — юг, заметный даже сегодня, существовал
еще со Средних веков. Он, возможно, был несколько менее заме-
тен в XIX в. из-за общей отсталости полуострова, но, тем не
менее, он сохранялся. Продуктивность сельского хозяйства была
выше на севере, особенно в Пьемонте и в долине реки По, где
также получила некоторое развитие промышленность. И именно
на более развитом в экономическом отношении севере началось
движение за национальное объединение.
После неудавшихся революций и попыток объединения 1820-х,
1830-х и 1848—1849 гг., подавленных Габсбургами, в королевстве
Сардиния вышел на политическую арену выдающийся государст-
венный деятель. Это был граф Камилло Бенсо ди Кавур, прогрес-
сивный землевладелец, владевший также железной дорогой, газе-
той и банком, который в 1850 г. стал министром морского флота,
торговли и сельского хозяйства в правительстве вновь созданной
конституционной монархии своей маленькой страны. В следую-
щем году он получил также портфель министра финансов, а в
1852 г. стал премьер-министром. Он постоянно подчеркивал, что
финансовый порядок и экономический прогресс являются двумя
«обязательными условиями», которые необходимы Пьемонту в
глазах Европы, чтобы принять на себя лидерство на Апеннинском
полуострове. Для достижения этих целей он приветствовал ино-
странную экономическую помощь, включая иностранные инвести-
ции. Сразу же после вступления в должность в 1850 г. он начал
переговоры о заключении торговых соглашений со всеми наиболее
важными торговыми и промышленными державами Европы. В
1850 — 1855 гг. экспорт страны вырос на 50% , в то время как им-
порт увеличился почти в три раза. Французские инвестиции фи-
нансировали связанное с подобной внешнеторговой динамикой
крайне высокое пассивное сальдо торгового баланса. В течение сле-
дующих пяти лет французы, с поощрения Кавура, построили желез-
ные дороги, учредили банки и другие акционерные компании и фи-
нансировали растущий государственный долг королевства.
Наращивание государственного долга отчасти было связано с
ликвидацией последствий проигранных войн 1848—1849 гг., но
большая часть средств пошла на подготовку удачной войны
1859 г., в ходе которой королевство Сардиния, благодаря военной
и финансовой помощи Франции, нанесло поражение Австрийской
империи, тем самым подготовив почву для объединения Италии в
1861 г. Новое государство с числом жителей почти в 22 млн чело-
век имело среднюю плотность населения в 85 человек на 1 км2 —
одну из самых высоких в Европе. При том, что большая часть ра-
бочей силы была занята в низкопроизводительном сельском хо-
325
зяйстве, Италии даже при самых благоприятных условиях пред-
стояло пройти длинный путь экономического развития. Объедине-
ние страны способствовало ликвидации одного из главных препят-
ствий на этом пути — фрагментации рынка, но без развития
путей сообщения и коммуникаций даже это достижение оказалось
бы иллюзорным. Распространение прогрессивного законодательст-
ва и административной системы Пьемонта на всю территорию вы-
росшего королевства не могло сразу же изменить отсталый харак-
тер институтов или ликвидировать неграмотность и невежество на-
селения остальной части полуострова. Ни один закон не мог ком-
пенсировать бедность природных ресурсов, и только самое мудрое
законодательство и самая справедливая администрация могли пре-
одолеть такое препятствие, как недостаток капиталов. К несчас-
тью для Италии, интенсивная деятельность Кавура в эти бурные
годы, связанная с высоким напряжением сил, привела к его преж-
девременной смерти всего лишь через три месяца после провозгла-
шения нового государства, которому очень не хватало его мудрос-
ти и энергичного руководства. Его преемникам, хотя и не мень-
шим патриотам, недоставало его опыта, талантов и, прежде всего,
твердого понимания экономических и финансовых вопросов. Ита-
лия оставалась зависимой от иностранного, особенно французско-
го, капитала и рынков, но действия правительства последователь-
но отпугивали иностранных инвесторов, и наконец в 1887 г. втя-
нули Италию в драматическую десятилетнюю тарифную войну с
Францией, которая имела катастрофические последствия для
обеих экономик.
В конце 1890-х гг., после окончания таможенной воины с
Францией и нового вливания иностранного капитала, на этот раз
из Германии, Италия пережила короткий период индустриального
роста, который длился, с колебаниями, до начала Первой миро-
вой войны. Италия еще не стала индустриальной страной, но пер-
вые шаги на пути индустриализации были сделаны, хотя и с за-
позданием.
Юго-Восточная Европа
Пять небольших государств, которые занимали юго-восточную
часть европейского континента, — Албания, Болгария, Греция,
Румыния и Сербия — являлись, если не считать Португалию, са-
мыми бедными в Европе к западу от границ России. Все они по-
лучили независимость от Османской империи в различное время
после 1815 г., а Албания только в 1913 г., и наследие османского
господства висело тяжелым грузом на их экономиках. К началу
XX в. все они были преимущественно аграрными, 70 — 80% рабо-
чей силы были заняты в первичном секторе, и соответствующая
часть валового выпуска приходилась на продукцию сельского хо-
зяйства. Более того, технология была примитивной, а производн-
326
тельность и доход на душу населения соответственно низкими.
Хотя точные данные нам недоступны, можно предположить, что в
среднем доход на душу населения был меньше, чем в соседней
Венгрии, в два раза меньше, чем в Богемии и в три раза меньше,
чем в Германии. Внутри этой группы также существовали некото-
рые незначительные вариации; положение Румынии кажется не-
сколько лучшим, чем положение других стран, а самой отсталой
была Албания.
Несмотря на бедность рассматриваемых стран, высокие темпы
прироста численности населения в сочетании с определенным сни-
жением уровня смертности привели в середине XIX в. к демогра-
фическому взрыву. В последние 50 лет до начала Первой мировой
войны численность их населения возрастала примерно на 1,5%
ежегодно; таким образом, темпы роста численности населения в
них были одними из самых высоких в Европе. Давление растуще-
го населения на ресурсы привело к повышению цен на землю, зе-
мельному голоду, миграции в города и в более развитые страны
Запада и к некоторой эмиграции за океан (особенно эмиграции
греков в Соединенные Штаты).
В этих странах отсутствовали сколько-нибудь значительные
природные ресурсы, способные облегчить давление растущей чис-
ленности населения. Большая часть территории была гористой и
непригодной для обработки, особенно в Греции и, в меньшей сте-
пени, в Албании, Болгарии и Сербии. Румыния была лучше дру-
гих обеспечена пахотной землей, но ввиду использования прими-
тивной техники ее сельское хозяйство также оставалось низкопро-
изводительным. В этих странах имелось несколько мелких место-
рождений каменного угля, но они были недостаточны для того,
чтобы сделать какую-либо из них независимой от импорта, даже
учитывая низкий уровень спроса. Имелись также небольшие зале-
жи цветных металлов, но они только начали разрабатываться ино-
странным капиталом, когда началась Первая мировая война. Наи-
более значительным природным ресурсом были месторождения
нефти в Румынии. Несколько иностранных фирм, в основном не-
мецких, в последнем десятилетии XIX в. начали добывать метал-
лические руды.
С учетом аграрного характера этих стран, их внешняя торговля
ориентировалась на экспорт сельскохозяйственной продукции и
импорт промышленных, преимущественно потребительских, това-
ров. Злаки, в основном пшеница, составляли около 70% экспорта
Румынии и Болгарии. Сербия, имея меньшее количество пахотной
земли, экспортировала преимущественно живых свиней, а незадол-
го до войны начала вывозить продукты переработки свинины, све-
жие сливы, сушеный чернослив и знаменитую сливовицу. Греция,
имея еще меньше пахотной земли, которая к тому же не подходила
для выращивания зерновых, экспортировала в основном виноград,
изюм, а также некоторое количество вина и коньяка.
327
В отличие от ситуации с медленным распространением сель-
скохозяйственной и промышленной технологии, банковские техно-
логии и привлечение иностранных займов быстро прогрессирова-
ли. К 1885 г. все четыре из существовавших тогда балканских го-
сударств учредили центральные банки с исключительным правом
денежной эмиссии. Акционерные банки и другие финансовые уч-
реждения также развивались быстро, но слабо занимались финан-
сированием промышленности. Новые правительства прибегали к
займам за рубежом, в основном во Франции и Германии, сначала
для сооружения железных дорог и других инфраструктурных
объектов, но также для покупки вооружения, для содержания
раздутой бюрократии и, во все возрастающих размерах, для вы-
платы процентов по прежде сделанным займам. В 1898 г. долг
Греции настолько разбух, что ей пришлось признать полномочия
Международной финансовой комиссии, созданной великими дер-
жавами для надзора за ее финансами. В конечном итоге все бал-
канские страны, кроме Румынии, вынуждены были смириться с
подобным иностранным контролем.
Большая часть иностранных займов привлекалась для стро-
ительства железных дорог, в основном за счет государства. В
1870 г. общая протяженность железных дорог в Юго-Восточной
Европе составляла менее 500 км, которые приходились в основ-
ном на Румынию и Болгарию. К 1885 г. их длина увеличилась до
2000 км, в 1900 г. составила более 6000 км, а в 1912 г. — более
8000 км. Из-за отсутствия отраслей-смежников спрос со стороны
железных дорог оказывал слабое влияние на развитие националь-
ной экономики.
Примерно к 1895 г. в каждой из этих стран появился неболь-
шой промышленный сектор, производивший преимущественно по-
требительские товары, но ничего похожего на промышленное раз-
витие Западной Европы в XIX в. там не наблюдалось. С прием-
лемой степенью приближения можно сказать, что современная
промышленность ко времени Первой мировой войны по-настояще-
му еще не проникла в Юго-Восточную Европу.
Российская империя
Российская империя в начале XX в. обычно рассматривалась
как одна из великих держав. Ее территория и население, самые
большие среди европейских стран, обеспечили ей этот статус.
Также Россия имела большие валовые экономические показатели:
по валовому промышленному производству она стояла на пятом
месте в мире после Соединенных Штатов, Германии, Великобри-
тании и Франции. Она имела значительную текстильную про-
мышленность, особенно хлопчатобумажную и льняную, а также
тяжелую промышленность — производство угля, чугуна и стали.
328
Она стояла на втором месте в мире (после Соединенных Штатов)
по добыче нефти, а в последние несколько лет XIX в. она даже
занимала первое место. Эти высокие абсолютные показатели
могут привести к ошибке при оценке экономической мощи России.
Как было показано на рис. 10.2, российское производство и по-
требление угля на душу населения было значительно ниже соот-
ветствующих показателей Австрии. Аналогичное положение на-
блюдалось по всем видам промышленной продукции.
Россия все еще оставалась преимущественно аграрной страной:
на сельское хозяйство приходилось более двух третей рабочей силы
и более половины производимого национального дохода. Доход на
душу населения составлял не более половины от соответствующих
показателей во Франции и Германии и около одной трети от пока-
зателей Соединенных Штатов и Великобритании. Производитель-
ность труда, особенно в сельском хозяйстве, была чрезвычайно
низкой ввиду использования примитивных технологий и недостат-
ка капиталов. Институциональные ограничения, связанные с суще-
ствованием крепостного права, отмененного лишь в 1861 г., нега-
тивно сказывались на перспективах роста производительности
даже после освобождения крестьян (см. главу 12).
Начало индустриализации в России относится к периоду прав-
ления Петра Великого и даже ранее, но за исключением метал-
лургического производства, возникшего на Урале в XVIII в., ран-
ние промышленные предприятия, развивавшиеся в тепличных ус-
ловиях и обслуживавшие потребности российского государства, не
были экономически жизнеспособными. В первой половине XIX в.,
особенно начиная с 1830-х гг., признаки индустриализации стано-
вятся более заметными. Было подсчитано, что количество про-
мышленных рабочих выросло со 100 тыс. в начале века до более
500 тыс. накануне освобождения крестьян. Большинство этих ра-
бочих были номинально крепостными и выплачивали оброк из
своей зарплаты, вместо обычных трудовых отработок. Парадок-
сально, но существовало также некоторое число крепостных пред-
принимателей. Наиболее динамичной, быстро развивающейся от-
раслью промышленности было хлопчатобумажное производство,
преимущественно в московском регионе. Производство свеклович-
ного сахара на Украине было вторым по значению, но далеко от-
ставало от хлопчатобумажной промышленности. В Санкт-Петер-
бурге возникли несколько больших и современных хлопчатобу-
мажных фабрик, а также ряд металлургических и машинострои-
тельных заводов. Такие предприятия существовали и в россий-
ской части Польши.
Крымская война ярко показала отсталость как российской
промышленности, так и российского сельского хозяйства, и тем
самым косвенно подготовила почву для ряда реформ, самой зна-
чительной из которых была отмена крепостного права в 1861 г.
Одновременно правительство развернуло программу строительст-
329
ва железных дорог с опорой на иностранные капиталы и техноло-
гии, а также реорганизовало банковскую систему с целью внедре-
ния западных финансовых технологий. Плоды этой новой полити-
ки стали видны в середине 1880-х гг. и в период «большого
рывка» промышленного производства в 1890-х гг., когда промыш-
ленный выпуск возрастал в среднем на 8% в год, что превосходи-
ло самые высокие темпы роста, когда-либо достигнутые в странах
Запада.
Наибольшая заслуга в этом рывке принадлежала программе
железнодорожного строительства, особенно сооружению государ-
ственной Транссибирской железной дороги, начатому в 1891 г., и
сопутствующему расширению добычи полезных ископаемых и
строительству новых металлургических предприятий (рис. 10.3).
Последние, в свою очередь, часто создавались иностранными
предпринимателями и иностранным капиталом, которые сыграли
решающую роль в развитии центра горнодобывающей и металлур-
гической промышленности на юго-восточной Украине.
Этот район, известный как Донбасс, имел огромные залежи
угля, но он находился далеко от основных населенных центров.
До появления железных дорог добыча угля здесь была нерента-
бельна. На расстоянии 500 км к западу, в районе города Кривой
Рог, были открыты залежи очень качественной железной руды, но
по той же самой причине эксплуатировать их было невыгодно. В
1880-х гг. французские предприниматели добились от царского
правительства разрешения на строительство железной дороги, со-
единявшей эти два района, а также построили доменные печи в
обоих районах, создав, таким образом, первый в мире металлур-
гический комбинат, работающий на поставках сырья с отдаленных
месторождений. Производство угля и чугуна стремительно возрос-
ло. В то время как в 1870-е гг. внутреннее производство чугуна
удовлетворяло только 40% спроса, в 1890-е гг. оно обслуживало
три четверти значительно выросшего потребления.
Правительство пыталось стимулировать индустриализацию не-
сколькими способами. Оно делало займы за рубежом для финан-
сирования строительства государственных железных дорог и
предоставляло гарантии по обязательствам частных железнодо-
рожных компаний. Государство размещало заказы на рельсы, па-
ровозы и другое оборудование для государственных железных
дорог на предприятиях, расположенных в России (принадлежа-
щих как русским, так и иностранным предпринимателям), и реко-
мендовало частным компаниям поступать подобным же образом.
Государство установило высокие ввозные пошлины на изделия из
железа и стали, и в то же время способствовало освоению самого
современного оборудования для производства железа, стали и ин-
струментов. От введения этих мер выиграли прежде всего произ-
водители Польской Силезии и Санкт-Петербурга, а также юго-
восточной Украины.
330

Рис. 10.3. Промышленность и железные дороги России около 1914 г. Источник: Adams А.Е.,
McCagg W.O., Matley f.M. Atlas of Russian and East European History. Frederick A. Prueger, 1966.
GERMANY	<	/|^O\OW	X. WkZ_.z*	У l X ,_Х7оГтоеГ|$* X ! X	X/ '"'>X 2"”	У^	*t' \	z'X.O >.	/ X&J Bruns*/ /		1 i^y \	Д	—p-^Lipeukk.^	P*™ Jduorobrowax_ \	/	\Gqmel /	т	xJ/'x	X''x. a ?	—\	/ X / Kur»kl__ / X	^X? v*w	t. ✓» x. / ^x.	/	\ /	'—jp,.	Saratov ^^''x	\ JhRovno'x % |	x jfc\	'^Voronezh . \_<f\	Kied< * \ *	V<	\ /	4	\ \ i\ /	* Л	Гх* *A_Kharkov	\	/ \ •	\	—v^A / \ .5 X Jk	ic ^-bKremenchugX	\	А\т4яг AUSTRO-HUNGARIAN	\	z—Xi	1	((JT^ EMRRE	Л i.	a./7 \ r~Xx \ KnMW R?®	rf A\a А/	У \ 1 '^S>x\ -Nik2J?iev A i гъ _ _д^нУ^	У -.			i 1 1 o£^>^?£skrr J	lJ^(R<xtov У —•4„.	/*"*	‘-r’ J I /	y/' ^^Kherwn/j4<yn*	I	/ 4-<’ RUMANIA 7 j/ f-У "" l	zXT, )k OBucharest	4/	*/^'хГХ> Stavropol BULGARIA	X< ./	J	BLACK SEA	'X Vladikavkaz^)	z" VXa	y^Ufa	lQ ^(Simbirsk	/	) £ -'“^>F<--bimara	k...	.	(x a	/	'Orenburg \ У >-4° Uralik^S		^Aktiubinsk ?	\Й	0	Milas	300 • j	Тяжелая itsyn	< -	|	А Нефтяная xxx	* Пищевая .	z	\	Текстильная ArtrakhanJkJ7 сЛ	'*x f/уГ	Ъ	Горнодобывающая j	• Добыча железной руды i	w.	х/	А Добыча угля Железнодорожные Х™гп'М о Xo лиии
Бурный подъем российской промышленности в 1890-х гг. сме-
нился спадом в первые годы XX в., за которым, в свою очередь,
последовали катастрофическая (для России) Русско-японская
война 1904 — 1905 гг., а затем революция 1905—1906 гг. Хотя ре-
волюция была подавлена, она вызвала к жизни ряд политических
и экономических реформ. Наиболее важной из них была аграрная
реформа Столыпина (см. главу 12), которая привела к росту про-
изводительности сельского хозяйства.
За последние 50 лет до начала Первой мировой войны россий-
ская экономика добилась значительных успехов на пути создания
более современной, технологически развитой хозяйственной систе-
мы, но она по-прежнему оставалась далеко позади наиболее пере-
довых западных экономик, особенно Германии. Ее экономическая
слабость проявилась в период войны, способствовав поражению
России и подготовив почву для революции 1917 г.
Япония
Последней и самой неожиданной страной, входящей в список
индустриализирующихся стран XIX в. — и единственной, не при-
надлежащей к европейской культуре, — была Япония. В первой
половине XIX в. Япония осуществляла политику закрытости для
иностранного, и особенно европейского, влияния более последова-
тельно, чем какая-либо из других восточных стран. Еще в начале
XVII в. правительство Токугава запретило внешнюю торговлю
(голландцам было разрешено присылать один корабль в год в
торговую факторию, которую они содержали на маленьком остро-
ве в бухте Нагасаки, японском «окне в Европу») и запретило
японцам ездить за границу. Общество было структурировано на
неподвижные социальные классы или касты, в некотором отноше-
нии похожие на феодальные сословия средневековой Европы.
Уровень технологии был приблизительно таким же, как в Европе
в начале XVII в., однако, несмотря на эти ограничения, организа-
ция экономики была очень сложной, с активными рынками и кре-
дитной системой. Уровень грамотности в Японии был значительно
выше, чем в Южной и Восточной Европе.
В 1853 г., а затем в 1854 г. коммодор Мэттью Перри, коман-
дующий военным флотом Соединенных Штатов, вошел в Токий-
скую бухту и, под угрозой бомбардировки города, заставил сегуна
установить дипломатические и торговые связи с США. Вскоре и
другие западные государства получили привилегии, схожие с при-
вилегиями, предоставленными Соединенным Штатам. Ключевым
условием этих «неравных договоров» являлся отказ японского
правительства от установления таможенных пошлин на уровне
выше 5%; иностранцы также получили права экстерриториальнос-
ти (т.е. были исключены из сферы действия японского права).
332
Слабость сегуната Токугава перед лицом западного вторжения вы-
звала восстания против иностранцев и движение за восстановле-
ние реальной власти императора, который до того на протяжении
столетий выполнял только церемониальные функции. Это движе-
ние, возглавляемое молодыми, честолюбивыми самураями (пред-
ставителями бывшего военного сословия), получило мощную под-
держку в 1867 г. после вступления на престол волевого, умного
молодого императора Муцухито. В следующем году император-
ская партия заставила сегуна отречься от власти, после чего импе-
ратор переехал в Токио — фактическую столицу страны. Это со-
бытие, отметившее рождение современной Японии, получило на-
звание революции Мэйдзи («Мэйдзи» означает «просвещенное
правительство», как определил свое правление Муцухито). Эра
Мэйдзи продолжалась с 1868 г. до смерти Муцухито в 1912 г.
Сразу же после прихода к власти новое правительство смени-
ло тон своих высказываний, изначально направленных против
иностранцев. Вместо того чтобы попытаться выдворить иностран-
цев, правительство Японии стало налаживать сотрудничество с
ними, хотя и держало их на почтительной дистанции. Старая фе-
одальная система была разрушена и заменена высокоцентрализо-
ванным бюрократическим управлением, созданным по француз-
ской модели, с армией, устроенной по прусскому образцу, и с
военным флотом по британскому образцу. Промышленные и фи-
нансовые технологии заимствовались из многих стран, но особен-
но из США. Образованные молодые люди уезжали за границу
изучать западные достижения в политике и управлении, военной
науке, промышленной технологии, торговле и финансах с целью
внедрить наиболее эффективные из них у себя в стране. В Япо-
нии были созданы новые школы западного образца; иностранные
специалисты приезжали в страну для обучения своих японских
коллег. Однако правительство устанавливало жесткие сроки пре-
бывания иностранцев в Японии и наблюдало за тем, чтобы они
своевременно ее покидали. Такой порядок был заведен для того,
чтобы предотвратить укрепление их позиций в стране.
Одной из наиболее серьезных проблем, с которыми столкну-
лось новое правительство, была проблема финансов. Финансовые
затруднения явились одной из причин недовольства режимом То-
кугава, и новое правительство Мэйдзи унаследовало массу нераз-
менных бумажных денег, которую оно вынуждено было еще более
увеличить в первые годы после смены режима. В 1873 г. был ут-
вержден земельный налог, рассчитанный на базе потенциальной
продуктивности сельскохозяйственных земель безотносительно к
объему фактической продукции. Положительный эффект этого
налога оказался двояким: с одной стороны, он давал правительст-
ву устойчивый доход (за счет крестьян); во-вторых, он гарантиро-
вал, что земля будет использоваться наилучшим образом, по-
скольку те, кто были неспособны обеспечить максимальную отда-
чу от земель, должны были потерять права на них либо продать
333
их тем, кто был в состоянии придерживаться оптимальных мето-
дов хозяйствования.
С финансовыми проблемами правительства было связано
также начало создания новой банковской системы, призванной за-
менить неформальную сеть кредита эпохи Токугава. В соответст-
вии со своей политикой поиска повсюду лучших моделей (армия
по прусскому образцу, военный флот по британскому образцу и
т.д.), Япония заимствовала модель национальной банковской сис-
темы Соединенных Штатов, созданной союзным правительством в
последние годы Гражданской войны как механизм военных фи-
нансов. В соответствии с этой системой при учреждении банков
правительственные облигации могли быть использованы в качест-
ве обеспечения для выпуска банкнот, которые должны быть кон-
вертируемы в звонкую монету. (Не случайно правительство
Мэйдзи незадолго до этого выпустило большое количество обли-
гаций для выдачи их бывшим феодальным землевладельцам и са-
мураям взамен их ежегодных пенсий.) Благодаря этой системе к
1876 г. было учреждено 153 национальных банка. К несчастью, в
следующем году вспыхнуло восстание Сацумы, поднятое против
правительства одним из крупнейших западных кланов. Хотя вос-
стание было подавлено, оно дорого стоило правительству: ему
пришлось прибегнуть к новому выпуску как неразменных бумаж-
ных денег, так и банкнот национальных банков, что привело к
жестокой инфляции.
Новый министр финансов граф Мацуката принял решение ре-
формировать банковскую систему, которая, по его мнению, была
порочной, а в дополнение к этому провел в 1881 г. резкую дефля-
цию валюты, что полностью оздоровило банковскую структуру.
Он создал новый центральный банк, Банк Японии, по самой по-
пулярной модели центрального банка - Национального банка
Бельгии, который, хотя в значительной мере принадлежал част-
ным акционерам, находился под пристальным контролем прави-
тельства. Он получил монополию на выпуск банкнот, в то время
как национальные банки потеряли право их эмиссии и преврати-
лись в простые коммерческие депозитные банки наподобие анг-
лийских. Банк Японии также выступал в роли фискального аген-
та казначейства.
Со времени революции Мэйдзи правительство стремилось
внедрить и развить практически все отрасли западной промыш-
ленности. Для этого оно строило верфи, арсеналы, литейные и
машиностроительные предприятия, экспериментальные или образ-
цовые фабрики по производству текстиля, стекла, химикатов, це-
мента, сахара, пива и множества других товаров. Оно управляло
этими предприятиями, а также приглашало западных техников
для обучения местных рабочих и менеджеров использованию за-
падного оборудования. Однако такие действия, очевидно, могли
принести результат только в долгосрочной перспективе. Тем вре-
менем необходимо было найти ресурсы для оплаты импортных
334
машин и другого оборудования и выплаты жалования иностран-
ным специалистам. Учитывая, что ко времени Реставрации страна
имела преимущественно аграрную экономику, а внешняя торговля
фактически отсутствовала, это была непростая задача.
Более того, у Японии было мало природных ресурсов. Будучи
по размерам меньше штата Калифорния, островное государство
имело гористый рельеф, так что доля пахотной земли по отноше-
нию к общей площади была еще меньше, чем в Калифорнии. Рис
являлся главной зерновой культурой, а также главным продуктом
питания, дополняемым рыбой и морепродуктами, которыми изо-
биловали прибрежные воды. В Японии были некоторые запасы
угля и медной руды, которые до 1920-х гг. обслуживали как экс-
портный, так и внутренний рынок. Однако именно аграрному сек-
тору приходилось нести основное бремя по обеспечению экспорт-
ных доходов для финансирования необходимого импорта.
Две традиционных японских отрасли текстильной промышлен-
ности, основанные на местном сырье, шелковое и хлопчатобумаж-
ное производства, имели разную судьбу. Вскоре после открытия
торговли хлопчатобумажное производство было полностью унич-
тожено конкуренцией западных, преимущественно британских то-
варов, произведенных машинным способом. Напротив, производ-
ство шелка выжило, а та его часть, которая была ближе к аграр-
ному сектору, а именно производство шелка-сырца из коконов,
даже процветало. Благодаря современному оборудованию, приоб-
ретенному во Франции, производство шелка-сырца выросло с
менее 2 млн фунтов в 1868 г. до более 10 млн в 1893 г. и около
30 млн фунтов накануне Первой мировой войны. Большая часть
продукции экспортировалась, и с 1860-х гг. по 1930-е гг. шелк-
сырец давал от 1 / 5 до 1 з совокупных экспортных доходов стра-
ны. Несколько увеличилась также торговля шелковыми тканями,
которая в 1900 г. приносила почти 10% экспортной выручки, но
развитию этого производства препятствовали высокие таможенные
пошлины на ткани в странах, которые были главными рынками
сбыта шелка-сырца, особенно в Соединенных Штатах.
Другим важным товаром сельскохозяйственного экспорта был
чаи, который в первые годы эры Мэйдзи занимал в структуре экс-
порта такое же место, как и шелк. Однако его относительная роль
постепенно падала с ростом численности населения страны и его
доходов. Аналогичная тенденция, даже еще более выраженная,
сложилась в случае риса. Хотя в первые годы эры Мэйдзи неко-
торое количество риса направлялось на экспорт, рост численности
населения был настолько велик, что в конце века внутреннее по-
требление риса в Японии стало частично зависеть от его импорта.
Несмотря на то, что большинство элементов западной техноло-
гии вводилось по инициативе правительства, оно не собиралось
запрещать частное предпринимательство. Наоборот, одним из его
девизов было «Развивать промышленность и способствовать пред-
принимательству». Как только рудники, образцовые фабрики и
335
другие современные предприятия (кроме арсеналов и одного ста-
лелитейного завода, находившихся под контролем военных) начи-
нали функционировать удовлетворительно, правительство прода-
вало их (зачастую себе в убыток, если подходить с сугубо бухгал-
терской точки зрения) частным компаниям и корпорациям.
Хлопчатобумажное производство (в основном прядильное, но
было и несколько механизированных ткацких фабрик) демонстри-
ровало самый быстрый прогресс. Технологии были относительно
простыми, а на предприятиях использовалась дешевая, неквали-
фицированная рабочая сила, в основном женская. Внутренний
рынок был завоеван в 1890-х гг., а к 1900 г. экспорт хлопковой
пряжи и тканей (но в основном пряжи) обеспечивал 13% совокуп-
ных экспортных поступлений. Крупнейшими рынками сбыта были
Китай и Корея, которые ввозили дешевую, грубую пряжу для ее
использования в ручном ткачестве крестьянских домохозяйств.
Тяжелая промышленность — производство железа, стали, ма-
шиностроение и химическое производство — развивалась медлен-
нее, и развитие это происходило в условиях интенсивного субси-
дирования и высоких протекционистских тарифов («неравные до-
говоры» потеряли силу в 1898 г.), однако к 1914 г. Япония в ос-
новном самостоятельно удовлетворяла внутренний спрос на про-
дукцию соответствующих отраслей. Первая мировая война в ог-
ромной степени увеличила спрос на нее, и в то же время открыла
новые рынки. Фактически война была великим благодеянием для
всей японской экономики. Дефицит торгового баланса в послед-
ние предвоенные годы был очень большим, но растущий спрос
военного времени вместе с отвлечением европейского производст-
ва на военные нужды дал возможность японским производителям
быстро закрепиться на зарубежных рынках. После вступления в
войну на стороне союзников Япония смогла отобрать у Германии
колонии в Тихом океане и концессии в Китае. Экспорт, который
составлял 6 — 7% валового национального продукта в 1880-х гг. и
около 15% в первом десятилетии XX в., достиг 22% уже в 1915 г.
В целом превращение Японии из отсталого, традиционного об-
щества в 1850-х гг. в одну из ведущих промышленных держав ко
времени Первой мировой войны было колоссальным достижением.
Темпы роста валового национального продукта с 1870-х гг. по
1913 г. составляли в среднем около 3% в год (оценки варьируются
от 2,4 до 3,6%). Таким образом, экономика Японии росла не
менее — а часто и более — высокими темпами, чем любая из ев-
ропейских экономик. Более того, темпы роста были относительно
устойчивыми: хотя они несколько колебались, они никогда не ста-
новились отрицательными, как это часто происходило в Европе и
Америке в период сильных рецессий или депрессий. Среднегодо-
вые темпы роста выпуска продукции горнодобывающей и обраба-
тывающей промышленности были еще выше, составив за период в
целом около 5%.
336
Японская экономическая трансформация имела также полити-
ческие последствия. В 1894 — 1895 гг. Япония одержала победу в
непродолжительной войне с Китаем и вступила в ряды империа-
листических государств, аннексировав некоторые китайские тер-
ритории (в том числе Тайвань, переименованный в Формозу) и
создав собственную сферу влияния в самом Китае. Что еще более
удивительно, всего через десять лет Япония нанесла решительное
поражение России как на суше, так и на море. Наградой за эту
победу стала южная часть острова Сахалин, российские террито-
риальные концессии в Порт-Артуре и на Ляодунском полуострове
в Китае, а также признание Россией японского доминирования в
Корее, которую Япония аннексировала в 1910 г. Так японцы до-
казали, что они могут «играть в игры белых людей».
Глава 11
РОСТ МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ
Хотя торговля на дальние расстояния существовала, по край-
ней мере, с начала существования цивилизации, ее значение в
XIX в. в огромной степени возросло. Объем международной тор-
говли на душу населения в 1913 г. был в 25 раз больше, чем в
1800 г. В течение всего столетия на Европу приходилось 60% или
даже более (до двух третей) совокупного мирового товарооборота.
Наиболее быстрый рост наблюдался с начала 1840-х гг. до
1873 г., когда общий объем торговли увеличивался более чем на
6% ежегодно — в пять раз быстрее, чем росла численность насе-
ления и в три раза быстрее, чем росло производство.
Так же стремительно росли масштабы международной мигра-
ции и международного движения капиталов. К началу XX в. с
полным основанием можно было говорить о формирования миро-
вой экономики, в которой фактически каждая населенная часть
Земного шара принимала участие хотя бы в минимальной степени,
хотя Европа, конечно, играла в ней центральную роль. Фактичес-
ки она была мотором, приводившим в движение весь механизм.
В начале столетия существовало два главных типа препятст-
вий, естественных и искусственных, которые сдерживали разви-
тие международной торговли. Значение обоих значительно сокра-
тилось в течение столетия. Естественные препятствия — высокие
транспортные издержки, особенно издержки сухопутных перево-
зок — были преодолены благодаря появлению железных дорог и
усовершенствованию морского транспорта, кульминацией которо-
го стало появление океанских пароходов. Искусственные препят-
ствия — высокие таможенные пошлины на экспорт и импорт, а
также прямые запреты на ввоз отдельных товаров — также схо-
дили на нет и даже исчезли, хотя к концу века «возврат к протек-
ционизму» привел к установлению во многих странах более высо-
ких импортных тарифов.
Великобритания выбирает свободную торговлю
Аргументы в пользу свободной торговли выдвигались еще до
появления знаменитого трактата Адама Смита «Богатство наро-
дов», который придал им дополнительную респектабельность.
338
Более того, практические соображения заставляли правительства
пересматривать запреты на импорт и высокие тарифы: контрабан-
да была прибыльным бизнесом в XVIII в., сокращавшим как до-
ходы правительства, так и законные доходы предпринимателей.
Британское правительство начало менять свои протекционистские
взгляды в конце XVIII в., но вспыхнувшая Французская револю-
ция и наполеоновские войны вынудили его отложить эти попыт-
ки. Британская блокада континента и Континентальная система
Наполеона представляли собой крайние формы вмешательства в
международную торговлю.
Доводы Адама Смита в защиту свободной торговли были
сформулированы на основе анализа выгод от специализации и
разделения труда как между странами, так и между отдельными
индивидами. Они основывались на рассмотрении абсолютных из-
держек производства, например, различий в издержках производ-
ства вина в Шотландии и во Франции. Давид Рикардо в трактате
«Принципы политической экономии» (1819 г.) предполагал (оши-
бочно), что Португалия имеет по сравнению с Англией абсолют-
ные преимущества в производстве и вина, и тканей, но что отно-
сительные издержки производства вина в ней меньше, чем относи-
тельные издержки производства тканей. Он показал, что при
таких условиях для Португалии было бы выгоднее специализиро-
ваться в производстве вина и покупать ткани в Англии. Тем
самым был открыт принцип сравнительных преимуществ, играю-
щий фундаментальную роль в современной теории международ-
ной торговли.
Аргументы и Смита, и Рикардо в защиту свободной торговли
носили чисто логический характер. Для того, чтобы оказать
какое-либо практическое влияние на политику, эти аргументы
должны были убедить большие группы влиятельных людей в том,
что свободная торговля принесет им выгоду. Одна из таких групп
объединяла купцов, ведущих внешнеторговые операции. В 1820 г.
группа лондонских купцов подала петицию в парламент о введе-
нии свободы международной торговли. Хотя петиция не была
удовлетворена, она стала свидетельством изменений в обществен-
ном мнении. Примерно в то же время несколько относительно мо-
лодых людей, выступавших за модернизацию и упрощение архаи-
ческих процедур принятия политических решений, выдвинулись
на влиятельные позиции в правящей партии тори. Среди них был
Роберт Пиль, сын богатого производителя текстильных изделий,
который, занимая пост министра внутренних дел, сократил число
преступлений, за которые полагалась смертная казнь, с более чем
200 до примерно 100. (Он также создал столичную полицию, пер-
вую в своем роде, служащие которой стали называться «бобби»
или «пилеры» — сначала в насмешку, а потом с симпатией.) Дру-
гим представителем так называемых «либеральных тори» был Уи-
льям Хаскиссон, который как президент Торговой палаты во
многом упростил систему ограничений и налогов, которые препят-
339
ствовали развитию международной торговли. Парламентская ре-
форма 1832 г. предоставила избирательные права городскому
среднему классу, большая часть которого благосклонно относи-
лась к идее свободной торговли.
Главной составляющей и символом протекционистской систе-
мы Соединенного королевства (которое включало с 1801 г. Ир-
ландию) были так называемые Хлебные законы, устанавливаю-
щие пошлины на импорт зерна. Хлебные законы имели долгую
историю, но они были значительно ужесточены в конце наполео-
новских войн по желанию землевладельцев, широко представлен-
ных в парламенте. Рост численности населения и возрастающая
урбанизация сделали самообеспечение продуктами питания факти-
чески невозможным, но парламент упрямо сопротивлялся попыт-
кам изменить Хлебные законы. После первых неудачных попыток
отменить их или внести в них поправки, Ричард Кобден, предпри-
ниматель из Манчестера, создал в 1839 г. Лигу против Хлебных
законов и организовал мощную и эффективную кампанию, цель
которой состояла в формировании соответствующего общественно-
го мнения. В 1841 г. правительство вигов, находившееся тогда у
власти, предложило сократить пошлины как на пшеницу, так и на
сахар, и когда эти меры не были поддержаны, объявило новые
всеобщие выборы.
До этого Хлебные законы и протекционизм не были, в общем-
то, предметом партийных разногласий, поскольку землевладельцы
составляли большинство и в партии тори, и в партии вигов. В
предвыборной кампании виги, пытаясь составить политический
капитал на общественных настроениях, направленных против
Хлебных законов, выступали за их пересмотр (но не отмену), в
то время как тори отстаивали статус-кво. Тори победили, но
новый премьер-министр, теперь уже сэр Роберт Пиль, решился на
широкий пересмотр фискальной системы, включая отмену экс-
портных пошлин, отмену или сокращение многих импортных пош-
лин (но не пошлин на зерно) и введение подоходного налога,
призванного компенсировать потерянные доходы. Некоторые из
этих мер уже были введены в действие, и правительство, возмож-
но, предложило бы и сокращение тарифов на зерно, когда в
1845 г. катастрофический неурожай картофеля поразил Ирлан-
дию (и в меньшей степени Шотландию), вызвав голод среди боль-
шей части ирландского населения. Побуждаемый этой катастро-
фой, Пиль выдвинул законопроект об отмене Хлебных законов,
который, при поддержке вигов, прошел в январе 1846 г., преодо-
лев сопротивление большинства членов партии тори, к которой
принадлежал сам Пиль.
Следствием отмены Хлебных законов стало формирование со-
временной политической системы Великобритании, которое про-
должалось по крайней мере до 1914 г. Пиль, подвергнутый остра-
кизму собственной партией, ушел из политики. Гладстон, один из
немногих тори, которые голосовали за отмену Хлебных законов,
340
присоединился к вигам, став канцлером казначейства и впоследст-
вии премьер-министром. Виги, позднее известные как либералы,
стали партией свободной торговли и предпринимательства, в то
время как тори, также известные как консерваторы, оставались
партией землевладельцев, а впоследствии партией колониальных
захватов.
Другим следствием отмены Хлебных законов стало устранение
остатков старого «меркантилистского» законодательства, в том
числе Законов о мореплавании, отмененных в 1849 г. После опре-
деления позиций ведущих партий в период 1850—1860-х гг., на
протяжении большей части которого Гладстон занимал пост кан-
цлера казначейства, в Великобритании утвердилась бескомпро-
миссная политика свободной торговли. После 1860 г. сохранялось
очень малое число импортных пошлин, но и те служили исключи-
тельно для пополнения государственной казны; ими облагались
такие товары, не производившиеся в Великобритании, как ко-
ньяк, вино, табак, кофе, чай и перец. Примечательно, что, хотя
большинство пошлин было отменено, а ставки оставшихся были
сокращены, рост объемов торговли был настолько велик, что та-
моженные доходы в 1860 г. были даже больше, чем в 1842 г.
Эра свободной торговли
Следующим большим шагом к свободной торговле был торго-
вый договор Кобдена —Шевалье, или англо-французский договор
1860 г. Франция традиционно следовала политике протекциониз-
ма, что было особенно характерно для первой половины XIX в.,
когда французское правительство, выполняя волю владельцев
фабрик, старалось защитить хлопчатобумажную промышленность
от британской конкуренции. Частью французской протекционист-
ской политики были запреты на импорт всего хлопчатобумажного
и шерстяного текстиля и очень высокие пошлины на другие това-
ры, включая даже сырье и полуфабрикаты. Такие экономисты,
как Фредерик Бастиа, указывали на абсурдность такой политики,
но мощное лобби во французском парламенте было невосприимчи-
во к разумным аргументам.
Правительство Наполеона III, пришедшее к власти в результа-
те переворота 1851 г., стремилось проводить политику дружбы с
Великобританией. Это отчасти объяснялось стремлением повысить
свой политический статус и дипломатический вес. Хотя результа-
ты государственного переворота были впоследствии закреплены
референдумом, легитимность правительства оставалась под вопро-
сом. После Крымской войны, в которой Великобритания и Фран-
ция были союзниками, Наполеон III пожелал укрепить эти новые
узы дружбы. Более того, хотя Франция традиционно проводила
политику протекционизма, в стране существовало влиятельное на-
341
правление общественной мысли, отстаивавшее ценности экономи-
ческого либерализма. Одним из лидеров этого направления был
экономист Мишель Шевалье, который неоднократно посещал Ве-
ликобританию и Соединенные Штаты и придерживался космопо-
литических взглядов. Будучи профессором политической эконо-
мии в Коллеж де Франс с 1840 г., он пропагандировал принципы
экономического либерализма и свободной торговли. Назначенный
Наполеоном III сенатором, он убедил императора в желательности
торгового договора с Великобританией.
Еще одно политическое обстоятельство во Франции сделало
привлекательным заключение этого договора. По французской
конституции 1851 г., которую Наполеон III сам даровал нации,
двухпалатный парламент страны должен был одобрять все зако-
нодательные акты, относящиеся ко внутренней политике, однако
император имел исключительное право вести переговоры о заклю-
чении договоров с зарубежными государствами, условия которых
получали силу закона. В 1850-х гг. Наполеон III попытался осла-
бить протекционистский уклон французской экономической поли-
тики, но из-за оппозиции в парламенте ему не удалось провести
всеобъемлющую реформу тарифной политики. Шевалье был дру-
гом Ричарда Кобдена, известного своей борьбой с Хлебными зако-
нами, и через Кобдена ему удалось убедить Гладстона, британско-
го канцлера казначейства, в желательности такого договора. В Ве-
ликобритании в это время были убеждены, что преимущества по-
литики свободной торговли настолько очевидны, что другие стра-
ны с готовностью примут ее; однако из-за сильных позиций про-
текционистского лобби это было совсем не так. Договор, обсуж-
давшийся Кобденом и Шевалье в конце 1859 г., был подписан в
январе 1860 г.
Договор предусматривал, что Великобритания отменит все та-
рифы на импорт французских товаров, за исключением вина и
коньяка. Эти товары рассматривались как предметы роскоши, и
Великобритания сохранила небольшие пошлины исключительно
для пополнения государственных доходов. Кроме того, ввиду дли-
тельных экономических связей с Португалией, которая также про-
изводила вино, Великобритания позаботилась о защите португаль-
ских привилегий на своем рынке. Франция, в свою очередь, отме-
нила запреты на ввоз британского текстиля и снизила пошлины
на широкий круг британских товаров. Максимальная ставка пош-
лин была установлена на уровне 30%, а их средний уровень со-
ставлял около 15%. Французы, таким образом, отошли от крайне-
го протекционизма в пользу протекционизма умеренного.
Главной чертой этого договора была статья, предусматривав-
шая принцип наибольшего благоприятствования в торговле. Это
означало, что если одна сторона заключала договора с третьей
стороной, то на вторую сторону автоматически распространялось
снижение пошлин, предоставленное третьей стране. Другими сло-
вами, на обе стороны англо-французского договора должны были
342
распространяться условия, предоставляемые «наиболее благопри-
ятствуемой нации». Великобритания, стоящая к этому времени на
позициях практически полной своооды торговли, не имела торго-
вых ограничений, которые она мог та бы снизить или отменить
при заключении договоров с третьими странами, но во Франции
все еще оставались высокие пошлины на импорт товаров из дру-
гих стран. В начале 1860-х гг Франция заключила договоры с
Бельгией, немецким Таможенным союзом, Италией, Швейцарией,
скандинавскими странами и фактически со всеми странами Евро-
пы, кроме России. Если по условиям этих новых договоров Фран-
ция устанавливала более низкие ставки пошлин, скажем, на им-
порт железа из стран Таможенного союза, то эти ставки автомати-
чески распространялись и на британских производителей железа.
Рис. 11.1. Европейские страны — участники торговых договоров,
около 1871 г.
343
Более того, помимо комплекса договоров, которые Франция
заключила с европейскими странами, другие европейские страны
также заключили договоры между собой, и все эти договоры
содержали указание на принцип наибольшего благоприятствова-
ния. В результате каждый раз, когда вступал в силу какой-либо
новый договор, имело место всеобщее понижение пошлин. В
1860 — 1870-х гг., за десятилетие или немногим более того, Ев-
ропа как никогда близко подошла к полной свободе торговли,
которая вновь стала реальностью только после Второй мировой
войны (рис. 11.1).
График 11.2. Индекс ежегодного объема экспорта европейских стран
(1899-1901 гг. = 100).
Источник: Bairoch Р. Commerce exterieur et developpement ёсопо-
mique de 1’Europe au XIX sifecle. Paris, 1978.
Последствия этой системы торговых договоров были весьма
значительны. Международная торговля, которая уже развивалась
ускоренными темпами после британских реформ 1840-х гг., в те-
чение нескольких лет возрастала более чем на 10% ежегодно (рис.
11.2). Наибольший прирост наблюдался во внутриевропейскои
торговле, но им оказались затронуты и другие страны. (Граждан-
ская война в Америке, разразившаяся на следующий год после за-
ключения договора Кобдена —Шевалье, имела обратный эффект.
Блокада северянами южных штатов нанесла удар по их экспорту,
344
вызвав «хлопковый голод» в Европе, особенно тяжелый для Лан-
кашира, а также сократила европейский экспорт и потребитель-
ских, и инвестиционных товаров на Юг.) Еще одним последстви-
ем договоров, особенно для Франции, но также и для некоторых
других стран, была реорганизация промышленности, вызванная
обострением конкуренции. Неэффективные предприятия, которые
раньше были защищены покровительственными тарифами и за-
претами на импорт, теперь были вынуждены или модернизиро-
ваться и совершенствовать свою технологию, или выходить из
игры. Таким образом, договоры способствовали распространению
технического прогресса и повышению производительности.
«Великая депрессия* и возврат к протекционизму
Другим последствием интеграции мировой экономики, вызван-
ной политикой свободной торговли, стала международная синхро-
низация колебаний цен. В доиндустриальной экономике резкие
колебания цен были в основном локальными или региональными,
а причинами их являлись природные факторы (засухи, наводне-
ния и т.д.), влиявшие на урожай. С прогрессом индустриализации
и ростом международной торговли колебания стали все чаще зави-
сеть от «хозяйственной конъюнктуры» (колебаний спроса), при-
няли циклический характер и распространялись из страны в стра-
ну по коммерческим каналам. Циклическая природа колебаний
становилась все более выраженной в течение столетия.
Впоследствии статистики выделили несколько видов «эконо-
мических циклов», как их стали называть: относительно неглубо-
кие кратковременные (2 — 3 года) «циклы товарных запасов»,
более долговременные колебания (9—10 лет), зачастую завершав-
шиеся финансовыми кризисами с последующей депрессией
(1825-1826, 1837-1838, 1846-1847, 1857, 1866, 1873, 1882,
1893, 1900—1901, 1907 гг.), и еще более длительные (от 20 до
40 лет) «длинные волны». Причиной этих колебаний было слож-
ное взаимодействие как монетарных, так и «реальных» факторов,
однако специалисты не всегда едины во мнении относительно
сравнительной роли тех и других.
Колебания производства обычно сопровождались колебаниями
Цен. Опять-таки специалисты не всегда приходят к согласию в во-
просе о направлении причинно-следственной связи, но, тогда как
падение цен могло длиться несколько лет, сокращение объемов
производства обычно было относительно непродолжительным.
Долговременный тренд был явно возрастающим, как это видно на
рис. 9.1.
Цены фактически во всех странах Европы, а также в Соеди-
ненных Штатах достигли пика в начале столетия, ближе к концу
наполеоновских войн. Причины этого были как реальными (дефи-
345
цит военного времени), так и монетарными (крайняя напряжен-
ность военных финансов). Затем, до середины столетия, несмотря
на кратковременные колебания, долговременный тренд был нис-
ходящим. Причины опять же коренились как в реальном секторе
(технические нововведения, повышение эффективности производ-
ства), так и в монетарном (погашение правительствами военных
долгов). Цены сделали скачок вверх в 1850-х гг., прежде всего в
результате открытия месторождений золота в Калифорнии
(1849 г.) и Австралии (1851 г.), а затем колебались около двух
десятилетий без определенной тенденции.
В 1873 г. после промышленного бума, длившегося несколько
лет, в Вене и Нью-Йорке произошла финансовая паника, которая
быстро распространилась на большую часть других индустриаль-
ных (или индустриализирующихся) стран. Последовавшее за ней
падение цен длилось до середины или до конца 1890-х гг. и было из-
вестно в Великобритании (до более крупной катастрофы 1930-х гг.)
как «Великая депрессия». Затем открытия золота в Южной Аф-
рике, Канаде, Сибири и на Аляске переломили нисходящую тен-
денцию динамики цен. Цены росли умеренными темпами вплоть
до Первой мировой войны, которая повлекла за собой сильную
инфляцию.
Депрессия, последовавшая за паникой 1873 г., была, возмож-
но, наиболее тяжелой и всеобъемлющей в истории индустриально-
го мира того времени. Промышленники несправедливо обвиняли в
этом усилившуюся международную конкуренцию, связанную с за-
ключением торговых договоров, в результате чего стали звучать
настойчивые призывы к восстановлению протекционизма. Агра-
рии — как крупные землевладельцы, так и мелкие крестьяне-фер-
меры — также присоединились к требованию покровительствен-
ных мер. До 1870-х гг. они не ощущали заокеанской конкуренции
ввиду высоких транспортных издержек морских перевозок това-
ров с низкой стоимостью за единицу веса — таких, как пшеница
и рожь. В 1870-х гг. радикальное сокращение транспортных из-
держек в результате развития железнодорожной сети на амери-
канском Среднем Западе и в равнинных штатах, а впоследствии
на Украине, в Аргентине, Австралии и Канаде, вместе с не менее
радикальным сокращением фрахтовых тарифов ввиду развития
парового судоходства ввело в сферу сельскохозяйственного произ-
водства огромные массивы девственных земель. В 1850 г. экспорт
пшеницы и муки из США оценивался в 8 млн долл, (направлялся
он тогда преимущественно в Вест-Индию); в 1870 г. он достиг
68 млн долл., причем большая часть его направлялась в Европу,
а в 1880 г. он оценивался уже в 226 млн долл. В первый раз ев-
ропейские фермеры столкнулись с острой конкуренцией на своих
собственных рынках.
В этих условиях особенно критическая ситуация сложилась в
сельском хозяйстве Германии. Германия в это время была по cyj
ществу разделена на индустриализирующийся запад и аграрный
346
восток. Юнкеры Восточной Пруссии, имевшие огромные помес-
тья, традиционно экспортировали зерно по Балтийскому морю в
Западную Европу, включая и западную часть Германии. Это было
главным исключением из правила, согласно которому транспорт-
ные издержки делали перевозку зерна на дальние расстояния эко-
номически невыгодной вплоть до 1870-х гг. Таким образом, юнке-
ры, будучи экспортерами, традиционно поддерживали политику
свободной торговли. Когда они ощутили на себе последствия па-
дения цен на зерно в результате огромного импорта из Америки и
России, они потребовали протекционистских мер. Население Гер-
мании быстро увеличивалось; кроме того, процесс индустриализа-
ции обусловливал быстрый рост городов. Юнкеры хотели сохра-
нить этот большой и растущий рынок для себя.
Отто фон Бисмарк, создатель и канцлер новой Германской им-
перии, бывший до этого прусским канцлером, проницательный
политик и сам юнкер-землевладелец из Восточной Пруссии, вос-
пользовался удобным случаем. Промышленники западной части
Германии уже давно требовали протекционистских мер, и теперь,
когда того же стали требовать юнкеры Восточной Пруссии, Бис-
марк «уступил» их требованиям, денонсировав торговые соглаше-
ния Таможенного союза с Францией и другими странами и одоб-
рив в 1879 г. новый тарифный закон, который устанавливал про-
текционистский режим в интересах как промышленности, так и
сельского хозяйства. Это был первый значительный шаг на пути
«возврата к протекционизму».
Сторонники протекционизма во Франции, никогда не смиряв-
шиеся с договором Кобдена —Шевалье, обрели твердую почву под
ногами после поражения во франко-прусской войне и особенно
после принятия германского тарифа 1879 г. В 1881 г. они смогли
провести новый тарифный закон, который вновь отчетливо про-
возгласил принцип протекционизма. Но даже после этого сторон-
ники свободной торговли в значительной степени сохранили свои
политические позиции, и в 1882 г. были заключены новые торго-
вые соглашения с семью европейскими странами, в них были со-
хранены основные принципы договора Кобдена —Шевалье. Более
того, тариф 1881 г. не учел протекционистские требования аграри-
ев. Во французском сельском хозяйстве, в отличие от Восточной
Пруссии, преобладали мелкие собственники, которые в рамках
политической системы Третьей республики имели право голоса и
политическое влияние. После выборов 1889 г., вернувших протек-
ционистское большинство в Палату депутатов, им удалось провес-
ти пресловутый тариф Мелэна (1892 г.). Этот тариф характеризо-
вался как крайне протекционистский, однако к нему больше под-
ходит термин «утонченный протекционизм». Хотя он и предостав-
лял защиту некоторым отраслям сельского хозяйства и сохранил
промышленный протекционизм тарифа 1881 г., он также содер-
жал некоторые положения, поддерживаемые фритредерами.
347
Тарифная война с Италией 1887—1898 гг. нанесла серьезный
удар по французской — и в еще большей степени по итальян-
ской — торговле. Италия последовала за Германией в возврате к
протекционизму и, в основном по политическим соображениям,
установила дискриминационные барьеры против французского
экспорта. Это был неразумный шаг, так как Франция была круп-
нейшим внешним рынком для итальянских товаров. Франция от-
ветила своими дискриминационными мерами, в результате чего на
протяжении более десяти лет объем торговли между двумя соседя-
ми оставался в два раза более низким, чем до начала тарифной
войны. Германия и Россия также были вовлечены в 1892—1894 гг.
в непродолжительную тарифную войну.
Ряд других стран последовали примеру Германии и Франции
в повышении тарифов. Австро-Венгрия, имевшая длительную ис-
торию протекционизма, хотя и заключила торговые договоры с
Францией и некоторыми другими странами, тем не менее, сохра-
нила более высокие торговые барьеры, чем большинство из них,
и вскоре вернулась к ультрапротекционизму. Россия никогда не
вступала в систему торговых соглашений, начало которой поло-
жил договор Кобдена —Шевалье, а в 1891 г. она ввела откровенно
запретительный тариф. В Соединенных Штатах до Гражданской
войны происходили колебания тарифов от очень высоких к очень
низким, но, в общем и целом, под влиянием плантаторской арис-
тократии Юга, которая зависела от экспорта хлопка, страна сле-
довала политике низких тарифов. После Гражданской войны,
вследствие радикального сокращения политического влияния Юга
при одновременном росте политического влияния промышленных
интересов Северо-Востока и Среднего Запада, США стали одной
из наиболее протекционистских стран и оставались таковой до
окончания Второй мировой войны.
В период возврата к протекционизму было также несколько
стран, оставшихся верными политике свободной торговли, среди
которых в первую очередь следует отметить Великобританию.
Хотя в ней имелись политические силы, выступавшие за «спра-
ведливую торговлю» и «имперские преференции», до Первой ми-
ровой войны они не смогли добиться какого-либо успеха. (Однако
успех немецких торговцев и промышленников на зарубежных и
даже на британском рынках инспирировал некоторые ответные
меры. В 1887 г. парламент принял Закон о товарных знаках, ко-
торый требовал, чтобы иностранные товары были снабжены ярлы-
ками с указанием страны-производителя. Считалось, что ярлык
«Сделано в Германии» отпугнет британских потребителей от по-
купки этих товаров, но эффект оказался прямо противополож-
ным.) Нидерланды специализировались на переработке таких
иностранных продуктов, как сахар, табак и шоколад для реэкс-
порта в Германию и другие страны материковой Европы. В связи
с этим они прочно стояли на позициях свободной торговли, как и
Бельгия, которая в значительной степени зависела от своих экс-
348
портных отраслей. Дания, являясь преимущественно аграрной
страной, сильно пострадала от широкомасштабного импорта деше-
вого зерна. Но датчане смогли очень быстро приспособиться к из-
менившимся условиям и перейти от выращивания зерна к разведе-
нию скота и птицы, а также производству молочной продукции,
используя на фураж дешевое привозное зерно. Благодаря этому
Дания также оставалась во фритредерском блоке.
В прежних учебниках было много написано о «возврате к про-
текционизму» — возможно, даже слишком много. Хотя темпы
роста международной торговли несколько замедлились в первые
два десятилетия после 1873 г., однако они все же оставались по-
ложительными, а в последние два десятилетия перед Первой ми-
ровой войной они вновь увеличились. В последнее предвоенное
десятилетие рост международной торговли составлял около 4,5% в
год, т.е. был столь же быстрым, как и в период интенсивного рас-
ширения торговли в середине века. Страны мира, и особенно ев-
ропейские страны, в большей степени зависели от международной
торговли, чем когда-либо прежде (рис. 11.3). В более крупных
развитых странах — Великобритании, Франции и Германии —
экспорт составлял в среднем 15 20% валового национального до-
хода. В небольших развитых странах, таких как Бельгия, Швей-
цария, Нидерланды и скандинавские страны, эта пропорция была
еще больше. Даже менее развитые страны Южной и Восточной
Европы гораздо активнее, чем раньше, участвовали в междуна-
родной торговле. Во многом то же самое можно сказать и о дру-
гих регионах мира.
Хотя Соединенные
Штаты со своей ог-
ромной и многоотрас-
левой экономикой в
значительно меньшей
степени зависели от
остального мира, они,
тем не менее, явля-
лись третьим по вели-
чине мировым экспор-
тером в 1914 г. Самоуп-
равляемые доминио-
ны Британской импе-
рии — Канада, Ав-
стралия, Новая Зе-
ландия и Южная Аф-
рика — и некоторые
из британских коло-
ний были почти в той
же степени (или даже
более) зависимы от
мировой торговли,
349
как и их метрополия. Ряд стран Латинской Америки также были
вовлечены в мировую торговлю, экспортируя продукты питания и
сырье, более половины которых направлялось в Европу.
Таким образом, мировая экономика в начале XX в. была
более интегрированной и взаимосвязанной, чем когда-либо преж-
де. В будущем подобная степень интеграции будет достигнута
только по окончании Второй мировой войны. Народы мира, и
европейские народы в особенности, осознают, насколько счастли-
вой была эта эпоха, пройдя через ужасы двух войн и после-
военной разрухи.
Международный золотой стандарт
Согласно одной из точек зрения, высокая степень интеграции,
достигнутая в мировой экономике в конце XIX в., была в решаю-
щей степени обусловлена приверженностью большинства стран
международному золотому стандарту. По мнению сторонников
альтернативной точки зрения, эта интеграция зависела главным
образом от центральной роли Великобритании и Лондона, ее по-
литической и финансовой столицы, в мировой экономике. Так как
Великобритания придерживалась золотого стандарта на протяже-
нии большей части столетия (хотя его имели и некоторые другие
страны), необходимо рассмотреть вопрос о нем более подробно.
В истории человеческого общества основой денежного стандар-
та служили различные товары (земля, скот, зерно), но наиболее
распространенными были золотой и серебряный стандарты. Функ-
ция денежного стандарта состоит в определении базовой счетной
единицы денежной системы. Так, в средневековой Англии «фунт
стерлингов» был законодательно определен как фунт чистого се-
ребра. Англия в это время придерживалась серебряного стандар-
та, хотя реальные монеты, находившиеся в обращении, имели
меньший номинал. De jure Англия придерживалась серебряного
стандарта до наполеоновских войн, хотя в XVII —XVIII вв. золо-
тые монеты (знаменитые «гинеи», которые получили свое назва-
ние от Гвинеи — региона в Африке, где добывалось золото) в
значительной степени заменили в обращении серебряные монеты.
В период войн Английский банк, с санкции правительства, «при-
остановил размен банкнот», т.е. отказался принимать свои банк-
ноты в обмен на золото и серебро. Строго говоря, в этот период в
стране вообще отсутствовал денежный стандарт; ее бумажные
деньги были ничем не обеспечены. Другими словами, для страны
было характерно «принудительное обращение бумажных денег».
После войны правительство решило вернуться к металлическо-
му стандарту, но выбрало в качестве его основы золото, которое
de facto являлось основой денежного стандарта в XVIII в., а не
серебро (при этом денежная единица страны сохранила свое
350
прежнее название). Базовой расчетной единицей стал золотой со-
верен (золотой фунт), золотое содержание которого составляло
113,0016 гранов чистого золота.
В соответствии с нормами закона, установившего золотой стан-
дарт, должны были соблюдаться три условия: 1) Королевский мо-
нетный двор обязан покупать и продавать неограниченное количе-
ство золота по твердой цене, 2) Английский банк — а впоследст-
вии все остальные банки — были обязаны по требованию обмени-
вать свои денежные обязательства (банкноты, депозиты) на золо-
то, и 3) не могло вводиться никаких ограничений на экспорт или
импорт золота. Это означало, что золото становилось единствен-
ной основой всего денежного обращения страны. Количество золо-
та, которое Английский банк держал в своих кладовых, определя-
ло количество кредита, который он мог предоставить в виде банк-
нот и депозитов. Эти банкноты и депозиты, в свою очередь, буду-
чи используемыми в качестве резервов другими эмиссионными и
депозитными банками, определяли количество кредита, которое
могли предоставить эти банки. Таким образом, приток золота в
страну и его отток из страны в результате изменения платежного
баланса обусловливали колебания общей денежной массы, кото-
рые, в свою очередь, приводили к колебаниям цен. Когда между-
народные потоки золота были небольшими или когда приток зо-
лота уравновешивал его отток, как это часто случалось, цены
имели тенденцию к стабилизации. Однако значительный приток
золота, наблюдавшийся, к примеру, после открытия месторожде-
ний золота в Калифорнии и Австралии в 1849— 1851 гг., мог при-
вести к инфляции, а его неожиданный отток, случаи которого пе-
риодически повторялись в XIX в., приводил к денежной панике.
На протяжении первых трех четвертей XIX в. большинство
других стран имели или серебряный, или биметаллический стан-
дарт (когда базой денежного обращения были как золото, так и
серебро), для некоторых вообще было характерно бумажноденеж-
ное обращение. Однако, ввиду доминирующей роли Великобрита-
нии в мировой экономике, почти все страны подвергались влия-
нию ее экономических колебаний. По мере того, как мировая эко-
номика становилась все более интегрированной, экономические
колебания стали распространяться в международном масштабе.
В течение короткого периода в 1860—1870-х гг. Франция пы-
талась создать альтернативу международному золотому стандарту
в форме Латинского валютного союза. Хотя Франция номинально
придерживалась биметаллического стандарта, открытие месторож-
дений золота в Калифорнии и Австралии привело к общему росту
Уровня цен и снижению цены золота относительно серебра. Поэ-
тому Франция de facto перешла к серебряному стандарту и убе-
дила в 1865 г. Бельгию, Швейцарию и Италию сделать то же
самое. (Участие Италии в союзе закончилось уже в следующем
году во время войны с Австрией, когда Италия приняла corso for-
zoso — принудительное обращение бумажных денег.) Цель союза
351
заключалась в поддержании стабильности цен. Каждая страна оп-
ределила постоянное серебряное содержание своей валюты.
(Бельгия и Швейцария уже использовали серебряный франк, а
Италия установила серебряное содержание своей новой лиры на
уровне серебряного содержания франка.) Впоследствии к Союзу
присоединились Испания, Сербия и Румыния, также установив
эквивалентность своих валют франку. Но в течение последующих
нескольких лет, в результате открытия новых серебряных место-
рождений, относительная цена золота и серебра изменилась, и в
страны Латинского союза хлынул поток дешевого серебра. Чтобы
не допустить инфляции, они резко сократили закупки серебра, а
затем и вовсе их прекратили, вернувшись к золотому стандарту.
Тем временем, первой страной после Великобритании, которая
официально ввела золотой стандарт, была новая Германская им-
перия. В результате победы над Францией во франко-прусской
войне немецкий канцлер Бисмарк добился получения от побеж-
денной страны беспрецедентной в истории контрибуции в 5 млрд
франков. На основе полученных средств правительство создало
новую денежную единицу, золотую марку, и учредило Рейхс-
банк — центральный банк империи, обладавший монополией на
денежную эмиссию. Ввиду возросшей роли Германии в междуна-
родной торговле другие государства присоединились к движению
в сторону золотого стандарта.
До Гражданской войны Соединенные Штаты формально при-
держивались биметаллического стандарта. В период войны и
Север, и Юг выпускали необеспеченные бумажные деньги. Конеч-
но, деньги Конфедерации по окончании войны обесценились, но
северные «гринбеки» продолжали циркулировать, хотя и с дис-
контом по отношению к золоту. В 1873 г. Конгресс принял закон,
по которому «гринбеки» должны были обмениваться на золото,
начиная с 1879 г. Одновременно с этим в 1873 г. начался длитель-
ный период падения цен, что привело к протестам фермеров и
производителей серебра против «преступления’73» и к требовани-
ям неограниченной чеканки серебряных монет, однако эти требо-
вания получили отпор. В результате Соединенные Штаты de facto
перешли к золотому стандарту в 1879 г., хотя Конгресс утвердил
этот переход законодательно лишь в 1900 г.
Россия номинально имела серебряный стандарт на протяжении
всего XIX в., но на самом деле из-за сложного финансового поло-
жения правительство неоднократно прибегало к значительной
эмиссии неразменных бумажных денег. В 1890-х гг., в период ус-
корения индустриализации, предпринятого министром финансов
графом Витте, в условиях, когда российское правительство зани-
мало большие суммы во Франции, Витте принял решение о пере-
ходе страны к золотому стандарту, что и было сделано в 1897 г.
В том же году Япония, получившая в 1895 г. большую контрибу-
цию от Китая, использовала эти средства для создания золотого
запаса Банка Японии и официально приняла золотой стандарт.
352
Таким образом, к началу XX в. практически все ведущие страны
мира перешли на золотой стандарт. Однако доминирование золо-
того стандарта сохранялось менее двух десятилетий.
Международное движение населения и капиталов
Кроме более свободного движения товаров, символизирующего
эру свободной торговли, в XIX в. происходил также бурный рост
международного движения факторов производства — труда и ка-
питала. Поскольку вопросы международной миграции рассматри-
вались в главе 8, здесь будет достаточно кратко повторить изло-
женное.
Некоторая международная миграция имела место и внутри Ев-
ропы, но наиболее значительные потоки мигрантов пересекали
океан. В течение столетия Европу покинули около 60 млн чело-
век. Подавляющее большинство из них отправилось в страны, где
имелись значительные земельные ресурсы. Только Соединенные
Штаты приняли 35 млн человек, а вновь заселенные регионы
Британской империи — еще 10 млн человек. Около 12 или 15 млн
человек уехало в Латинскую Америку. Британские острова дали
наибольшее число эмигрантов: в целом около 18 млн англичан,
валлийцев, шотландцев и ирландцев поселились за границей, пре-
имущественно в Соединенных Штатах и в британских доминио-
нах. Немецкоязычные эмигранты переселялись в Соединенные
Штаты и в Латинскую Америку. Последняя также приняла много
эмигрантов из Испании и Португалии. В конце XIX в. — начале
XX в. наблюдался значительный отток эмигрантов из Италии и
Восточной Европы. Итальянцы ехали преимущественно в Соеди-
ненные Штаты, но также и в Латинскую Америку, особенно в Ар-
гентину. Эмигранты из Австро-Венгрии, Польши и России на-
правлялись по большей части в Соединенные Штаты. Некоторая
часть эмигрантов впоследствии вернулась домой, но подавляющее
большинство остались за океаном. Если говорить в целом, то эта
массовая миграция имела положительный эффект. Она снизила
перенаселенность в странах, которые покинули эмигранты, что
уменьшило давление на уровень реальной заработной платы. Она
также обеспечила богатые ресурсами, но бедные рабочей силой
страны рабочими, получавшими здесь более высокую заработную
плату, чем у себя на родине. Наконец, с помощью человеческих,
культурных, а также экономических связей, она способствовала
интеграции мировой экономики.
Экспорт капитала, или иностранное инвестирование, еще более
усилил эту интеграцию. Хотя зарубежные капиталовложения
имели место в XVIII в. и даже ранее, но в XIX в. и в начале
XX в. они достигли беспрецедентных масштабов. Полезно начать
12 — 5216	3 53
рассмотрение иностранных инвестиций с определения их источни-
ков, мотивов и механизмов.
В целом, финансовые ресурсы, которые стало возможным ис-
пользовать для зарубежных инвестиций (так же, как и для внут-
ренних капиталовложений), были созданы в результате огромного
роста богатства и доходов, который принесло применение новых
технологий. Но в отличие от внутренних капиталовложений, ино-
странные инвестиции требуют специальных источников средств,
полученных от иностранной торговли и внешних платежей. Вооб-
ще говоря, существуют две основные категории финансовых ре-
сурсов (золота или иностранной валюты), которые можно исполь-
зовать для иностранных инвестиций: во-первых, средства, полу-
ченные от экспорта товаров, и, во-вторых, средства, которые по-
лучены по таким статьям «невидимого» экспорта, как морские
перевозки, доходы от международных банковских услуг и страхо-
вания, денежные переводы эмигрантов, а также проценты и диви-
денды по предыдущим вложениям за рубежом. Эти источники
могут действовать в различных комбинациях, как мы увидим
ниже.
Главным мотивом иностранных капиталовложений являются
ожидания инвесторов (не всегда оправдывающиеся) получить
более высокую отдачу от вложения средств за рубежом, чем в на-
циональной экономике.
Механизмы иностранных вложений связаны с функционирова-
нием институциональных структур, обеспечивающих трансферт
средств из одной страны в другую: валютных и фондовых рын-
ков, центральных банков, частных и акционерных инвестицион-
ных банков, брокерских компаний и многих других. Большинство
этих специализированных институциональных структур, хотя и
существовали раньше, стали быстро развиваться в XIX в.
Великобритания обеспечивала основную массу иностранных
инвестиций до 1914 г. (хотя правильнее было бы говорить о том,
что это делали британские частные инвесторы). В 1914 г. британ-
ские инвестиции за границей составляли около 4 млрд фунтов
стерлингов (приблизительно 20 млрд долл, в текущих ценах), или
43% общемировой суммы инвестиций. Это положение сложилось
даже несмотря на то, что большую часть столетия Великобрита-
ния имела «неблагоприятный» торговый баланс, т.е. объем ее им-
порта превышал объем экспорта. Таким образом, источники бри-
танских иностранных инвестиций были связаны почти исключи-
тельно с «невидимым» экспортом. В начале XIX в. доходы бри-
танского торгового флота, самого крупного в мире, в наибольшей
мере способствовали достижению активного сальдо платежного
(но не торгового) баланса, и продолжали играть эту роль до
конца столетия. Однако все в большей степени активное сальдо
платежного баланса обеспечивалось доходами от международных
банковских услуг и страхования, и особенно от предыдущих ино-
странных инвестиций. Действительно, после 1870 г. доходы от
354
предыдущих инвестиций покрывали все новые вложения, и при
этом значительный избыток инвестиционных доходов оставался
для финансирования дефицита торгового баланса.
Примерно до 1850 г. британские инвесторы покупали прави-
тельственные облигации ряда европейских стран и инвестировали
в их частные предприятия, особенно в первые железные дороги во
франции. Они также приобретали ценные бумаги правительств
американских штатов, а затем стали участвовать в их широкомас-
штабных программах внутреннего развития (строительство кана-
лов и железных дорог), как и в аналогичных программах латино-
американских стран. Революции 1848 г. на европейском континен-
те отпугнули британских инвесторов от дальнейших вложений в
Европе. Они обратили свое внимание на американские железные
дороги, рудники и ранчо (американские ковбои получали свое жа-
лованье в значительной мере за счет средств британских, преиму-
щественно шотландских, инвесторов), сходные проекты в Латин-
ской Америке и, преимущественно, на Британскую империю. В
1914 г. самоуправляемые доминионы получили 37% британских
зарубежных инвестиций, а Индия — еще 9%. На Соединенные
Штаты пришлось 21% инвестиций, на Латинскую Америку —
18%. Лишь 5% совокупных британских зарубежных инвестиций
направлялось в страны Европы.
Франция являлась вторым по величине зарубежным инвесто-
ром; общая сумма ее инвестиций (точнее, инвестиций французов)
в 1914 г. составляла более 50 млрд, франков (около 10 млрд долл.).
Франция вступила в XIX в., делая займы за рубежом, преимуще-
ственно в Великобритании и Голландии, для выплаты большой
контрибуции, наложенной на нее союзниками после поражения
Наполеона. Как уже отмечалось, британские предприниматели
предоставили капитал для финансирования некоторых из первых
французских железных дорог. Но Франция быстро достигла
большого положительного сальдо торгового баланса, который
давал основную массу средств для зарубежных инвестиций вплоть
до 1870-х гг. После этого для финансирования новых вложений
стали использоваться, как и в Великобритании, доходы от
предыдущих инвестиций.
В первой половине XIX в. французы инвестировали капитал в
основном на территории своих ближайших соседей. Они покупали
ценные бумаги и революционных, и реакционных правительств
Испании, Португалии и некоторых итальянских государств (разу-
меется, средства, предоставленные проигравшим сторонам, были
потеряны), а также облигации нового правительства Бельгии
после успешной революции 1830 г. Они инвестировали в рудники
и другие промышленные предприятия в Бельгии, как до, так и
после революции 1830 г. Подобные же, но меньшие по размеру
инвестиции осуществлялись в предприятия Швейцарии, Австрии
и германских (особенно западно-германских) государств. С
1851 г. примерно до 1880 г. французские инвесторы и инженеры
12*
355
взяли на себя строительство железнодорожной сети в большинстве
стран Южной и Восточной Европы. Они также инвестировали в
некоторые промышленные предприятия и финансировали посто-
янные дефициты бюджета этих стран, а также Османской импе-
рии и Египта — что было не очень разумным решением, посколь-
ку оба государства объявили частичное банкротство в 1875 —
1876 гг. После заключения франко-русского союза в 1894 г.
французские инвесторы, при активном поощрении своего прави-
тельства (и даже ранее, в отсутствие такого поощрения), инвести-
ровали огромные суммы в частные и государственные ценные бу-
маги России — о чем им также пришлось пожалеть впоследствии,
когда большевистское правительство Ленина отказалось признать
все долги, государственные и частные, сделанные при царском ре-
жиме.
К 1914 г., когда разразилась Первая мировая война, 1 /4 всех
французских иностранных инвестиций приходилась на Россию.
Примерно по 12% было вложено в средиземноморских странах
(Испания, Португалия, Италия, Греция), на Ближнем Востоке
(Османская империя, Египет, Суэц) п в Латинской Америке.
Меньший объем инвестиций приходился на Соединенные Штаты,
скандинавские страны, Австро-Венгрию, балканские страны и
другие регионы. В отличие от Великобритании, французы напра-
вили в свои колонии менее 10% совокупных инвестиций. Фран-
цузский вклад в экономическое развитие Европы был значителен,
но в результате войн, революций и других бедствий (как естест-
венных, так и связанных с действиями человека), особенно чудо-
вищной катастрофы Первой мировой войны, инвесторы и их на-
следники дорого за это заплатили.
Германия представляет собой интересный случай страны, кото-
рая в течение столетия осуществила переход от статуса нетто-
должника к статусу нетто-кредитора. Раздробленные и бедные в
начале XIX в., германские государства имели мало внешних дол-
гов и еще меньше иностранных инвестиций. В середине столетия
западные регионы получили выгоды от притока французских,
бельгийских и британских капиталов. Эти капиталы помогли со-
здать мощную промышленность и увеличить экспорт товаров, до-
ходы от которого позволили получить средства, с помощью кото-
рых Германия выкупила активы иностранных инвесторов и сама
начала инвестировать за рубежом. Большинство этих инвестиций
осуществлялось на территории более бедных восточных и юго-вос-
точных соседей Германии (включая ее союзника Австро-Вен-
грию), хотя немцы осуществляли также некоторые инвестиции в
Соединенных Штатах, Латинской Америке и в других регионах
(включая небольшие вложения в африканских и тихоокеанских
колониях). Германское правительство, как и французское, иногда
пыталось использовать частные зарубежные инвестиции как ору-
дие внешней политики. В 1887 г. оно закрыло берлинскую фондо-
вую биржу для российских ценных бумаг, а позже вынудило
356
Рис. 11.4. Распределение
иностранных инвестиций
в 1914 г.:
а) по странам-инвесторам,
б) по странам-реципиентам.
Deutsche Bank взять на себя финансирование Анатолийской же-
лезной дороги (как стала называться дорога Берлин—Багдад).
Небольшие развитые в промышленном отношении страны За-
падной Европы — Бельгия, Нидерланды и Швейцария, которые в
течение столетия были реципиентами иностранных инвестиций, к
его концу также стали нетто-кредиторами. В 1914 г. их совокупные
зарубежные инвестиции составляли около 6 млрд долл., почти
столько же, сколько у Германии. Австрия, западная часть монар-
хии Габсбургов, инвестировала в Венгрии, а также в Балканских
странах, хотя в целом империя яв-
лялась нетто-должником.
Среди получателей иностран-
ных инвестиций абсолютным лиде-
ром были Соединенные Штаты
(рис. 11.4). Как уже указывалось,
иностранный, особенно британ-
ский, капитал помог построить же-
лезные дороги, наладить добычу
минеральных ресурсов, финанси-
ровать животноводческие ранчо и
поддержать множество других на-
чинаний. Однако после Граждан-
ской войны, и особенно начиная с
конца 1890-х гг., американские ин-
весторы начали приобретать ино-
странные ценные бумаги. Кроме
того, что более важно, американ-
ские корпорации начали осущест-
влять прямые зарубежные инвес-
тиции в различные промышлен-
ные, коммерческие и сельскохо-
зяйственные предприятия. Боль-
шинство этих инвестиций были
ориентированы на страны Запад-
ного полушария (Латинскую Аме-
рику и Канаду), но некоторые на-
правлялись и в Европу, на Ближ-
ний и Средний Восток, в Восточ-
ную Азию. К 1914 г., когда общая
сумма иностранных инвестиций в
экономику Соединенных Штатах
составляла немногим более
7 млрд долл., американские инвес-
торы разместили за рубежом почти половину этой суммы. За
четырехлетие Первой мировой войны в результате предоставления
займов союзникам Соединенные Штаты стали самой крупной в
мире страной-кредитором.
357
В Европе самым крупным получателем иностранных инвести-
ций была Россия. Российская сеть железных дорог, как и амери-
канская, была построена большей частью на средства иностран-
ных инвесторов, которые вкладывались как в частные ценные бу-
маги (акции и облигации), так и в государственные и гарантиро-
ванные государством облигации. Иностранцы, особенно иностран-
ные банки, также вкладывали большие средства в российские ак-
ционерные банки и в металлургические предприятия Донбасса,
Кривого Рога и др. Однако крупнейшим заемщиком было россий-
ское правительство, которое использовало полученные средства не
только для постройки железных дорог, но также и для финанси-
рования армии и флота. Основными инвесторами были французы,
но немало вложили и немцы, британцы, бельгийцы, голландцы и
другие. После 1917 г. все эти инвестиции были потеряны.
Большинство стран Европы в течение XIX в. время от времени
прибегали к внешним займам. Как было показано, Германия и не-
которые из небольших развитых стран осуществили переход от
статуса нетто-должников к статусу нетто-кредиторов. Среди тех,
кто не сделал этого перехода, наименьших успехов в производи-
тельном использовании средств и погашении сделанных займов
добились беднейшие страны Средиземноморского региона и Юго-
Восточной Европы. Суммы, полученные от частных инвестиций и
государственных займов, зачастую использовались нерациональ-
но, а порой и просто расхищались. Как и в случае с внутренними
инвестициями, иностранные инвестиции для того, чтобы внести
вклад в экономическое развитие, должны приносить доходы, до-
статочно высокие для выплаты процентов (или дивидендов) и для
возмещения первоначальных вложений.
В поразительном контрасте к низкой отдаче от большинства
инвестиций в странах Южной и Восточной Европы (а также в Ос-
манской империи, в Египте и Северной Африке) находилась боль-
шая часть инвестиций в скандинавские страны, которые не только
окупились, но и внесли положительный вклад в развитие эконо-
мик стран-реципиентов. В действительности, несмотря на то, что
абсолютные суммы инвестиций были относительно небольшими, в
расчете на душу населения иностранные капиталовложения в
Швеции, Дании и Норвегии были самыми крупными в Европе.
Заемные средства вкладывались разумно и, вместе с высоким об-
разовательным уровнем населения этих стран, служили основным
фактором быстрого экономического развития в конце XIX в.
Подобно скандинавским странам, Австралия, Новая Зеландия
и Канада имели большие (относительно численности населения)
иностранные инвестиции, что помогает объяснить высокие темпы
экономического роста и высокий уровень жизни в этих странах в
начале XX в. К 1914 г. Канада получила инвестиции, эквивалент-
ные 3,85 млрд долл, (в ценах 1914 г.), в основном из Великобри-
тании, хотя граждане и фирмы США также вложили там около
358
900 млн долл. Австралия получила инвестиции на сумму
1 8 млрд долл., а Новая Зеландия — около 300 млн, причем в
обеих странах более 95% средств поступило из Великобритании.
Большая их часть во всех трех случаях была вложена в государ-
ственные ценные бумаги и пошла на финансирование инфраструк-
турных проектов (железных дорог, портовых сооружений, комму-
нальной инфраструктуры и т.д.), хотя значительные суммы в Ав-
стралии и Канаде были направлены на развитие горнодобываю-
щих отраслей. Эта модель иностранных инвестиций позволила
полностью направить внутренние инвестиции на развитие наибо-
лее перспективных секторов экономики. Ввиду низкой плотности
населения и больших земельных ресурсов во всех трех странах
нет ничего удивительного в том, что они специализировались на
производстве товаров, требующих мало труда по отношению к за-
действованному количеству земли: шерсти (с сопутствующим про-
изводством баранины) в Австралии и Новой Зеландии и пшеницы
в Канаде. Эти товары без труда нашли рынки сбыта в Европе,
особенно в Великобритании, и составляли большую часть экспор-
та соответствующих стран. Австралия также экспортировала неко-
торое количество пшеницы и металлов, а Канада вывозила метал-
лы, лес и другую продукцию лесного хозяйства. При относитель-
но высоком доходе на душу населения все три страны развивали
местные предприятия сферы услуг и некоторые отрасли обрабаты-
вающей промышленности, но они оставались зависимы от Евро-
пы, преимущественно от Великобритании, в отношении снабжения
потребительскими и особенно инвестиционными товарами. (Одна-
ко к началу XX в. Соединенные Штаты заменили Великобрита-
нию в качестве крупнейшего зарубежного рынка Канады и ее по-
ставщика.)
По сравнению с рассмотренными случаями, инвестиции в Ла-
тинскую Америку и Азию, хотя и значительные по своим масшта-
бам, были гораздо меньшими в расчете на душу населения соот-
ветствующих стран. Более того, они не имели необходимого коли-
чества квалифицированной рабочей силы, а структура их институ-
тов (за исключением Японии) не способствовала экономическому
развитию. В этих регионах, и даже в большей степени в Африке,
основным результатом иностранных инвестиций была разработка
залежей полезных ископаемых для обеспечения европейской про-
мышленности, не сопровождавшаяся трансформацией внутренней
структуры экономики. В 1914 г. объем иностранных инвестиций
составлял приблизительно 8,9 млрд долл, в Латинской Америке,
7,1 млрд долл, в Азии и немногим более 4 млрд долл, в Африке.
В каждом случае Великобритания была самым крупным инвесто-
ром: на нее приходилось 42% капиталовложений в Латинской
Америке, 50% в Азии и более 60% в Африке.
Несколько более подробное рассмотрение британских инвести-
ции в Латинской Америке даст лучшее понимание значения ино-
359
странных инвестиции как для менее развитых стран, так и для
мировой экономики в целом. Общий объем британских инвести-
ций в этот регион увеличился с 25 млн фунтов стерлингов в
1825 г. до почти 1200 млн в 1913 г. В 1913 г. крупнейшим реци-
пиентом инвестиций была Аргентина, на которую приходилось
более 40% британских инвестиций в этот регион, за ней следовала
Бразилия (22%) и Мексика (11%). Чили, Уругвай, Куба, Колум-
бия и другие получили меньшие суммы, но в целом в Латинской
Америке не было ни одной страны, которая бы совсем не получа-
ла британских инвестиций. В целом почти 38% средств было ин-
вестировано в государственные ценные бумаги и еще 16% (т.е.
более 50% в сумме) в железнодорожные облигации и схожие ак-
тивы. Большинство этих средств, как и в Австралии, Новой Зе-
ландии и Канаде, пошло на постройку железных дорог и других
инфраструктурных объектов. Среди реципиентов прямых зару-
бежных инвестиций (т.е. инвестиций, осуществляя которые инвес-
тор контролировал использование фондов) лидировали также же-
лезные дороги; за ними следовали коммунальные предприятия
(газ, электричество, водопровод, телефон и телеграф, трамвайные
коммуникации и т.д.), финансовые учреждения (банки и страхо-
вые компании), предприятия первичного сектора (выращивание
кофе, заготовка каучука, добыча минеральных ресурсов, в т.ч. се-
литры), промышленные и торговые предприятия и компании, за-
нимающиеся морскими перевозками. Другими словами, за исклю-
чением относительно небольших сумм, инвестированных непо-
средственно в добычу местного сырья, большая часть иностран-
ных инвестиций обеспечивала создание инфраструктуры, необхо-
димой для включения соответствующих стран в мировую экономи-
ку. В свою очередь, производство товаров как для внутреннего
потребления (в основном продуктов питания), так и для экспорта
(в основном сырьевых продуктов, но также некоторых видов про-
довольствия) было предоставлено местному населению, состояв-
шему из землевладельцев, крестьян и безземельных рабочих. В
этих условиях страны Латинской Америки обменивали свое сырье
на европейские и американские промышленные товары, в резуль-
тате чего большинство из этих стран попали в зависимость от экс-
порта одного или нескольких товаров: пшеницы, мяса, кож и
шерсти (Аргентина), кофе и каучука (Бразилия), селитры и меди
(Чили), олова (Боливия), кофе (Колумбия и Центральная Амери-
ка) и т.д. В отличие, например, от скандинавских стран, они не
смогли начать переработку своего сырья и экспортировать това-
ры с более высокой добавленной стоимостью. Позднейшие кри-
тики обвиняли в подобном положении дел иностранных инвес-
торов и правительства развитых стран. На самом деле большая
часть ответственности за это должна быть возложена на архаи-
ческую социальную структуру и политическую систему самих
этих стран.
360
Возрождение западного империализма
Обширные территории Азии и Африки принимали минималь-
ное участие в торговой экспансии XIX в. до тех пор, пока Запад
не принудил их к этому силой оружия. Хотя некоторые регионы
Азии, особенно Индия и Индонезия, были открыты европейском}'
влиянию и завоеваниям начиная с XVI в., большая часть конти-
нента оставалась в изоляции. Огромная и древняя Китайская им-
перия, так же, как Япония, Корея и княжества Юго-Восточной
Азии пытались избегать контактов с западной цивилизацией, ко-
торую они воспринимали как ущербную по сравнению со своей
собственной. Они отказывались принять западных дипломатов,
изгоняли или преследовали христианских миссионеров, и допус-
кали лишь очень незначительную торговлю с Западом. Большая
часть Африки, находящаяся в тропическом поясе, имела тяжелый
для европейцев климат и множество незнакомых, часто неизлечи-
мых болезней. Там было мало судоходных рек, что делало внут-
ренние территории по большей части недоступными. Практичес-
кое отсутствие политически организованных государств европей-
ского типа и низкий уровень экономического развития делали
континент непривлекательным для европейских купцов и пред-
принимателей. Тем не менее, несмотря на эти негативные факто-
ры, ход событий неумолимо привел к вовлечению и Азии, и Аф-
рики в орбиту быстро развивавшейся мировой экономики в конце
XIX в.
Африка (рис. 11.5)
Капская колония на южной оконечности Африканского конти-
нента была основана голландцами в середине XVII в. как своего
рода продовольственный склад для моряков на их пути в Индоне-
зию и обратно. Британцы захватили ее в период наполеоновских
войн и впоследствии поощряли ее заселение. Британская полити-
ка, связанная с отменой рабства на всей территории империи в
1834 г. и попытками обеспечить более гуманное обращение с мест-
ным населением, вызвала недовольство буров, или африканеров
(потомков голландских колонистов). Для того, чтобы избежать
вмешательства британцев в свои дела, буры начали в 1835 г. свое
Великое переселение на север, создав новые поселения в между-
речье рек Оранжевой и Вааля (которые стали затем Оранжевым
Свободным государством), к северу от реки Вааль (Трансвааль,
который стал Южно-Африканской республикой в 1856 г.) и на
юго-восточном побережье (Наталь). Несмотря на попытки буров
изолировать себя от британцев, конфликты продолжались на про-
тяжении всего столетия. Кроме того, и британцы, и буры часто
вступали в борьбу с африканскими племенами, стычки с которы-
361
ми должны были рано или поздно окончиться поражением тузем-
цев. Некоторые племена были почти полностью истреблены, а те,
кто выжил, были низведены до зависимого положения, лишь не-
многим отличавшегося от рабского.
Поначалу и бурские, и британские поселения были в основном
сельскохозяйственными, но в 1867 г. открытие алмазов привело к
огромному притоку искателей сокровищ со всего мира. В 1886 г.
в Трансваале было открыто золото. Эти события совершенно из-
менили экономический базис колоний и усилили политическое со-
перничество. Они также способствовали усилению власти одного
из наиболее влиятельных людей в истории Африки, Сесиля Родса
(1853—1902 гг.). Англичанин Родс прибыл в Африку в 1870 г. в
возрасте 17 лет и быстро составил состояние на добыче алмазов.
В 1887 г. он организовал Британскую южно-африканскую компа-
нию, а в 1889 г. добился от британского правительства хартии,
предоставляющей ей широкие права и полномочия по управлению
обширной территорией к северу от Трансвааля, позднее названной
Родезией.
Не довольствуясь только прибылями, Родс играл активную
роль в политике и выступал в роли ревностного апологета импе-
риалистической экспансии. В 1880 г. он был избран членом пар-
ламента Капской колонии, а спустя десять лет ее премьер-мини-
стром. Одной из наиболее амбициозных его целей было стро-
ительство железной дороги «от Кейптауна до Каира», которая
проходила бы исключительно по британским территориям. Прези-
дент Южно-Африканской республики Крюгер отказался присо-
единиться к Южно-Африканскому союзу, а также не дал разреше-
ния на прокладку железной дороги через территорию Трансвааля.
Тогда Родс решил организовать заговор, чтобы свергнуть Крюгера
и аннексировать его страну. Заговор провалился. Британское пра-
вительство в Лондоне отрицало какую-либо причастность к заго-
вору и заставило Родса подать в отставку. Оно действительно же-
лало избежать войны с бурами, но экстремисты с обеих сторон
подтолкнули дело к роковому исходу. В октябре 1899 г. началась
англо-бурская война.
Британцы, которые имели в Южной Африке лишь 25 тысяч
солдат, вначале потерпели несколько поражений, но впоследствии
укрепили свои военные силы, разбили противника и аннексирова-
ли и Трансвааль, и Оранжевое Свободное государство. Вскоре
после этого британское правительство изменило свою политику с
репрессивной на примирительную, восстановило самоуправление
и способствовало заключению союза с Капской колонией и Ната-
лем (который был аннексирован Великобританией ранее). В
1910 г. Южно-Африканский союз присоединился к Канаде, Ав-
стралии и Новой Зеландии в качестве самоуправляемого доминио-
на Британской империи.
362
Рис. 11.5. Раздел Африки к 1914 г.
До 1880 г. единственным европейским владением в Африке,
кроме британской Южной Африки и нескольких прибрежных
торговых факторий, основанных в XVIII в. и даже ранее, был
французский Алжир. Карл X предпринял завоевание Алжира в
1830 г., пытаясь обеспечить своему режиму поддержку населения.
Эта попытка была предпринята слишком поздно, чтобы спасти его
трон, оставив в наследство его преемникам незаконченное завоева-
363
ние. Только в 1879 г. военные власти передали полномочия граж-
данскому управлению. К этому времени французы начали экспан-
сию, используя в качестве отправных точек поселения вдоль за-
падно-африканского побережья. К концу XIX в. они захватили
огромные, слабо заселенные территории (включавшие большую
часть пустыни Сахара), которые получили название Французской
Западной Африки. В 1881 г. набеги местных племен Туниса на
Алжир создали предлог для вторжения в Тунис и установления
«протектората» над ним. Французы «округлили» свою Северо-
Африканскую империю в 1912 г., установив после длительных
дипломатических переговоров, в особенности с Германией, протек-
торат над большей частью Марокко (Испания получила контроль
над северной частью страны).
В это же время более важные события произошли на восточ-
ной оконечности исламской Африки. Открытие построенного
французской компанией Суэцкого канала в 1869 г. революциони-
зировало мировую торговлю. Это событие также подвергло опас-
ности британскую «дорогу жизни» в Индию -- во всяком случае,
так казалось британцам. Великобритания не участвовала в стро-
ительстве канала и фактически препятствовала ему. Но после
того, как канал был построен, стратегической целью британской
внешней политики стало установление контроля как над самим
каналом, так и над соседними территориями для того, чтобы пред-
отвратить его попадание в руки недружественных иностранных
держав. Достижению этой цели по счастливой случайности благо-
приятствовали финансовые затруднения хедива (правителя) Егип-
та. Хедив и его предшественники, в попытках возвысить Египет
до статуса великой державы, сделали огромные займы у европей-
ских (преимущественно французских и британских) инвесторов,
средства которых были использованы на (неудачную) попытку
индустриализации, строительство Суэцкого канала и завоевание
Судана. Эти финансовые проблемы дали возможность британско-
му премьер-министру Бенджамену Дизраэли в конце 1875 г. вы-
купить от имени британского правительства у хедива пакет акций
компании, осуществлявшей управление каналом. В попытке внес-
ти некоторый порядок в расстроенные финансы страны (которая
приостановила платежи по долгам в 1876 г.) британское и фран-
цузское правительства назначили финансовых советников, кото-
рые вскоре стали фактически выполнять функции правительства
страны. Недовольство египтян иностранным господством привело
к массовым восстаниям, убийствам европейцев и уничтожению их
имущества. Для восстановления порядка и защиты канала британ-
цы в 1882 г. подвергли бомбардировке Александрию и высадили
экспедиционные силы.
Британский премьер-министр, которым на этот раз опять стал
либерал Гладстон, заверил другие великие державы (которые
были приглашены участвовать в оккупации, но отказались) и
самих египтян в том, что оккупация будет временной. Однако,
364
введя войска, британцы к своей досаде обнаружили, что они не
могут вывести их, не потеряв лица. Кроме продолжающихся на-
ционалистических волнений, британцы унаследовали от прави-
тельства последнего хедива незаконченное завоевание Судана. В
достижении этой цели, которая, казалось, была оправдана важ-
ностью региона Верхнего Нила для египетской экономики, бри-
танцы столкнулись с французами, которые продвигались в восточ-
ном направлении из своих владений в Западной Африке. В
1898 г. около Фашоды английские и французские войска встрети-
лись с саблями наголо, но активные переговоры в Лондоне и Па-
риже предотвратили вооруженное столкновение. Отступление
французов открыло дорогу британскому господству над террито-
рией, известной как Англо-Египетский Судан.
Одно за другим государства, номинально считавшиеся вассала-
ми турецкого султана, в том числе на северо-африканском побере-
жье, выходили из состава Османской империи, до тех пор пока не
осталось одно лишь Триполи, длинная безжизненная полоса бере-
говой линии, за которой находились еще более безжизненные
внутренние территории. Италия, его ближайший европейский
сосед, поздно появилась на мировой арене и как национальное го-
сударство, и как колонизатор. Она смогла оккупировать лишь от-
дельные участки побережья Восточной Африки, а ее попытки за-
хватить Эфиопию в 1896 г. были решительно отражены. Она на-
блюдала с горькой и бессильной завистью, как другие государства
создавали собственные колониальные империи. В 1911 г., заклю-
чив предварительно соглашения с другими великими державами,
обеспечившие ей свободу действий, Италия затеяла ссору с турка-
ми, выдвинула невыполнимый ультиматум и оперативно оккупи-
ровала Триполи. Эта война была своего рода фарсом, поскольку
ни одна из сторон не имела желания сражаться с другой до реши-
тельной победы. Однако угроза нового взрыва на Балканах заста-
вила турок в 1912 г. заключить мир. Они сдали Триполи итальян-
цам, которые переименовали его в Ливию.
Центральная Африка была последним регионом «Черного кон-
тинента*, подвергшимся европейскому проникновению. Недоступ-
ность, тяжелый климат, экзотические флора и фауна снискали ей
грозную репутацию. До XIX в. единственные европейские владе-
ния в этом регионе принадлежали Португалии: Ангола на запад-
ном побережье и Мозамбик на восточном. Такие исследователи,
как шотландский миссионер Дэвид Ливингстон и англо-американ-
ский журналист Генри Мортон Стэнли пробудили некоторый ин-
терес к этому региону в 1860—1870-х гг. В 1876 г. король Бель-
гии Леопольд организовал Международную Ассоциацию для ис-
следования и цивилизации Центральной Африки и нанял Стэнли
Для создания поселений в Конго. Стремление Германии приобрес-
ти колониальные владения привело к формированию Германского
африканского общества в 1878 г. и Германского колониального
общества в 1882 г. Бисмарк, критически настроенный в отноше-
365
нии колониальных предприятий, по внутриполитическим причи-
нам изменил свою точку зрения. Открытие алмазов в Южной Аф-
рике стимулировало исследования в надежде на подобные откры-
тия в Центральной Африке. Наконец, французская оккупация Ту-
ниса в 1881 г. и британская оккупация Египта в 1882 г. спровоци-
ровали лихорадочную борьбу за территориальные приобретения и
концессии.
Эта погоня за территориями породила межгосударственные
противоречия, которые могли привести к войне. Для того, чтобы
устранить такую возможность, а также дать отпор претензиям Ве-
ликобритании и Португалии, Бисмарк и французский премьер-ми-
нистр Жюль Ферри созвали международную конференцию по аф-
риканским делам в Берлине (1884 г.). На ней присутствовали
представители 14 государств, включая Соединенные Штаты. Кон-
ференция приняла ряд декларативных резолюций, одна из кото-
рых призывала к отмене рабства и работорговли, которая еще
процветала в Африке. Более важным было то, что конференция
признала Свободное Государство Конго, возглавляемое Леополь-
дом Бельгийским (которое стало детищем его Международной Ас-
социации), а также определила базовые правила дальнейших тер-
риториальных захватов. Самое главное правило гласило, что госу-
дарство должно реально контролировать территорию, чтобы его
претензии на нее были признаны.
Таким образом, Черный континент был разделен, а с его изо-
ляцией было покончено. До начала Первой мировой войны только
Эфиопия и Либерия, созданная освобожденными американскими
рабами в 1830-х гг., сохраняли свою независимость. Оба государ-
ства номинально были христианскими. Однако аннексия — это
одно, а реальный контроль и развитие — это другое. Африкан-
ским государствам пришлось долго ждать благих плодов европей-
ской опеки, если таковые вообще были. ,.	,
С '  ••
Азия (рис. 11.6) >	<-:
• >
; Внутренний упадок серьезно ослабил Маньчжурскую динас-
тию, которая правила Китаем с середины XVII в. Это дало воз-
можность западным державам усилить свое проникновение в им-
перию, доступ в которую им долгое время был закрыт. Первона-
чальной причиной вторжения явились британские торговые инте-
ресы. Китайский чай и шелк нашли обширный рынок в Европе,
но британские торговцы практически ничего не могли предложить
в обмен — до тех пор, пока они не открыли, что китайцы имели
пристрастие к опиуму. Китайское правительство запретило его
ввоз, но торговля процветала благодаря контрабанде и подкупу
таможенных служащих. Когда один честный таможенник в Канто-
не конфисковал и сжег большой груз опиума в 1839 г., британ-
ские купцы потребовали возмездия. Лорд Пальмерстон, министр
иностранных дел, сообщил им, что правительство не может вме-
366
щиваться с целью поддержки британских подданных, нарушив-
ших законы той страны, в которой они вели торговлю, но воен-
ные и дипломатические представители, находившиеся на месте, не
подчинились инструкциям и предприняли карательные меры про-
тив китайцев. Так началась Первая Опиумная война (1839 —
1842 гг.), которая закончилась навязанным Китаю Нанкинским
договором. По этому договору Китай передавал Великобритании
остров Гонконг, согласился открыть еще пять портов для торговли
под консульским надзором, установить единообразный импортный
тариф (на уровне 5%) и выплатить значительную контрибуцию.
Торговля опиумом продолжалась.
Легкость, с которой британцы одержали верх над китайцами,
вдохновила другие страны добиваться заключения столь же благо-
приятных договоров, в чем они и преуспели. Такая демонстрация
слабости китайского правительства вызвала возмущение в стране,
направленное и против правительства, и против иностранцев, ко-
торое привело к восстанию тайпинов (1850—1864 гг.). Правитель-
ственные силы в конечном итоге разгромили восставших, но вы-
званный восстанием хаос дал западным державам еще один повод
для интервенции. В 1857—1858 гг. объединенные англо-француз-
ские силы оккупировали несколько крупных городов и принудили
китайское правительство к дальнейшим уступкам, которыми вос-
пользовались также Соединенные Штаты и Россия.
Китайская история во второй половине XIX в. развивалась по
схожему сценарию. Уступки иностранцам вели к новым вспыш-
кам насилия по отношению к ним, которые, в свою очередь, вы-
зывали дальнейшие вооруженные акции со стороны иностранцев и
уступки со стороны властей. Китай избежал полного раздела
только благодаря соперничеству самих великих держав. Вместо
прямого расчленения страны Великобритания, Франция, Герма-
ния, Россия, Соединенные Штаты и Япония довольствовались за-
ключением специального договора о портах, сферах влияния и дол-
говременной аренде китайской территории. По инициативе амери-
канского государственного секретаря Джона Хэя великие державы
договорились в 1899 г. о политике «открытых дверей» в Китае, обя-
завшей их воздерживаться от дискриминации торговли других госу-
дарств на территориях, входящих в их сферы влияния.
Продолжающееся национальное унижение привело, в конце
концов, к отчаянному взрыву насилия против иностранцев, из-
вестному как Боксерское восстание (1900—1901 гг.). «Боксеры» —
это народное название членов секретного общества, целью которо-
го было изгнание всех иностранцев из Китая. В ходе выступлений
в ряде районов страны они нападали на китайцев, обратившихся
в христианство, и убили сотни миссионеров, железнодорожных
рабочих, бизнесменов и других иностранцев, включая немецкого
посла в Пекине. Первые попытки британских военных отрядов и
войск других европейских стран занять Пекин были отражены.
Вторая и более крупная совместная экспедиция захватила столи-
цу, жестоко расправилась с восставшими и добилась дальнейших
367
уступок и материальной компенсации от правительства. После
этого Китайская империя впала в состояние почти полного упад-
ка. Так продолжалось до 1912 г., когда вспыхнула революция под
предводительством Сунь Ятсена, врача, получившего образование
на Западе, программой которого были «национализм, демократия
и социализм». Западные державы не пытались вмешаться в рево-
люцию, но они и не высказали беспокойства в связи с ней. Новая
Китайская республика оставалась слабой и раздробленной, а на-
дежды на реформы и возрождение были далеки от воплощения.
Корея в XIX в. являлась полуавтономным королевством под
номинальным управлением Китая, хотя японцы долгое время пре-
тендовали на ее территорию. Жестокое соперничество Китая и
Японии за преобладание в этом регионе, а также общая бедность
страны отбивали у западных дипломатов и торговцев интерес к
ней. Хотя Корея была главной причиной войны между Китаем и
Японией в 1894 г., договор 1895 г. не предусматривал ее аннексии
Японией. Япония удовольствовалась тем, что Китай признал «не-
зависимость» Кореи. После поражения России в 1905 г. и серии
восстаний против поставленных японцами марионеточных прави-
тельств, Япония в 1910 г. официально аннексировала Корею.
Индокитай — это название, которое часто употребляется в от-
ношении обширного полуострова в Юго-Восточной Азии, культу-
ра которого представляет собой в значительной степени смесь
классической индийской и китайской цивилизаций. В течение
XIX в. британцы, действуя с территории Индии, установили кон-
троль над Бирмой и государствами полуострова Малакка, а в ко-
нечном итоге включили их в состав своей империи. Французские
миссионеры активно действовали в восточной части полуострова
начиная с XVII в., но в первой половине XIX в. они стали во все
большей степени подвергаться преследованиям, что дало француз-
скому правительству повод для интервенции. В 1858 г. француз-
ский экспедиционный корпус оккупировал город Сайгон в Кохин-
хине, а четыре года спустя Франция аннексировала весь этот ре-
гион. Укрепившись на полуострове, французы оказались вовле-
ченными в конфликт с местным населением, который заставил их
распространить свой «протекторат» на более обширные террито-
рии. В 1880-х гг. они объединили Кохинхину, Камбоджу, Аннам
и Тонкин в Союз французского Индокитая, к которому в 1903 г.
был присоединен и Лаос.
Таиланд (или Сиам, как называли его европейцы), находив-
шийся между Бирмой на западе и французским Индокитаем на
востоке, остался самостоятельным королевством. Он сохранил свою
независимость благодаря нескольким способным и просвещенным
монархам, а также благодаря своему буферному положению между
французской и британской сферами влияния. Хотя страна, как и
большинство государств Азии, открыла двери перед Западом в соот-
ветствии с договорами, подписанными под дулами канонерок, ее
правители стремились избегать конфликтов с ним, одновременно
368
го
Рис. 11.6. Колониальные владения в Азии и в Тихом океане, 1914 г
пытаясь у него учиться и модернизировать свое королевство. Не-
многие из азиатских стран имели столь же счастливую судьбу.
Истоки империализма
Азия и Африка не являлись единственными регионами, став-
шими объектами имперской эксплуатации, а европейские страны
не были единственными, кто занимался такой эксплуатацией. Как
только Япония освоила западную технологию, она стала следовать
империалистической политике, во многом схожей с европейской.
Соединенные Штаты, несмотря на сильную критику внутри стра-
ны, начали проводить политику колониализма в конце XIX в.
Империалистическая политика некоторых британских доминионов
была гораздо более агрессивной, чем политика самой метрополии.
Например, экспансия Южной Африки осуществлялась преимуще-
ственно по местной инициативе, зачастую против желания и во-
преки инструкциям правительства в Лондоне. Британская аннек-
сия юго-восточной части Новой Гвинеи в 1884 г., после того как
голландцы заявили свои претензии на ее западную часть, а немцы
на северно-восточную, была прямым результатом призывов прави-
тельства Австралии.
Иногда делается различие между империализмом и колониа-
лизмом. Так, например, ни Россия, ни Австро-Венгрия не имели
заморских колоний, но обе были империями в том смысле, что
они управляли народами без их согласия. Империалистические
державы не создали колоний в Китае, хотя Китай, бесспорно, был
объектом имперского контроля. Страны Латинской Америки не
подвергались попыткам завоевания со стороны других стран, но
нередко утверждается, что они составляли часть «неформальных»
империй Великобритании и Соединенных Штатов вследствие
своей экономической зависимости и финансового контроля.
Причины империалистической экспансии были многообразны
и сложны. Нет единственной теории, которая объяснила бы все
случаи. Одно из наиболее распространенных объяснений импери-
ализма указывает на фактор экономической необходимости. Часто
империализм конца XIX в. называют «экономическим империа-
лизмом», как будто более ранние формы империализма не имели
экономического содержания. Одно из таких объяснений утвержда-
ет следующее: 1) конкуренция в капиталистическом мире стала
более интенсивной, что привело к созданию крупных предприятий
и к исчезновению малых; 2) накопление капитала на крупных
предприятиях идет все более и более быстро, а так как покупа-
тельная способность населения недостаточна для того, чтобы при-
обрести все товары, произведенные крупной промышленностью,
то норма прибыли снижается; 3) по мере накопления капитала и
исчерпания возможностей сбыта произведенной продукции капи-
талисты прибегают к империалистической экспансии для получе-
ния политического контроля над регионами, в которые они могут
370
инвестировать избыток своего капитала и продавать избыток
своей продукции.
Таков смысл марксистской теории империализма, или факти-
чески ленинской теории, так как Маркс не предвидел быстрого
развития империализма, хотя он и дожил до 1883 г. Взяв за осно-
ву марксистскую теорию и по ряду пунктов модернизировав ее,
Ленин создал свою теорию империализма, которую изложил в
своей широко известной брошюре «Империализм, как высшая ста-
дия капитализма», вышедшей в 1915 г.
Ленин не был первым, кто выдвинул экономическую интерпре-
тацию империализма. Он во многом позаимствовал ее у Джона
Гобсона, либерального британского критика империализма, кото-
рый, в свою очередь, использовал, в измененной форме, многие
аргументы защитников империализма. Одним из них был капитан
А.Т.Махан, американский морской офицер, автор афоризма «Тор-
говля следует за флагом». Жюль Ферри, французский политик,
который дважды занимал пост премьер-министра, был главным
инициатором самых крупных колониальных приобретений Фран-
ции. Интересно, что Ферри не использовал экономических аргу-
ментов для защиты своих действий перед французским парламен-
том; напротив, он подчеркивал соображения государственного
престижа и военной необходимости. Лишь после своей оконча-
тельной отставки он написал книги, в которых подчеркивал эко-
номические выгоды, которые Франция предположительно могла
получить от своей колониальной империи.
Защитники империализма доказывали, что, кроме открытия
новых рынков сбыта и возможностей применения избытков капи-
тала, колонии обеспечат новые источники сырья и пространство
для переселения быстро растущего населения индустриальных
стран. Аргумент о том, что в колонии можно будет направить из-
быточное население, был явно неадекватным. Большинство коло-
ний были расположены в климатических зонах, неблагоприятных
для проживания европейцев. Большинство эмигрантов предпочи-
тали переселяться в независимые государства, такие, как Соеди-
ненные Штаты и Аргентина, или в самоуправляемые доминионы
Британской империи. Действительно, колонии в некоторых случа-
ях обеспечивали новые источники сырья, но доступ к этому
сырью (или к любому товару, являющемуся объектом торговли)
не требовал установления политического контроля. На самом деле
крупнейшими заокеанскими поставщиками сырья для европейской
промышленности были Северная и Южная Америка и тихоокеан-
ские самоуправляемые доминионы.
Рассмотрение колоний как рынков сбыта промышленных това-
ров также является ошибочным. Колонии не были необходимы и
не использовались в качестве таковых после того, как они были
приобретены. До 1914 г. немногим более 10% французского экс-
порта направлялось во французские колонии, несмотря на их при-
вилегированный статус. Колонии были слишком малонаселенны-
371
ми и слишком бедными, чтобы служить в качестве важных рын-
ков сбыта. Более того, как и в случае с сырьем, политический
контроль для завоевания рынков сбыта не требовался. Британская
Индия действительно была крупным рынком, поскольку, несмот-
ря на свою бедность, она покупала большое количество европей-
ской продукции — но не только британской. Немцы поставляли в
Индию гораздо больше товаров, чем в свои собственные колонии,
вместе взятые. Франция экспортировала в Индию больше това-
ров, чем в Алжир. Несмотря на протекционистские тарифы, про-
мышленно развитые империалистические страны Европы продол-
жали торговать преимущественно друг с другом. Крупнейшим
внешним рынком для германской промышленности была Велико-
британия, а одним из важнейших рынков для британской про-
мышленности была Германия. Франция была главным поставщи-
ком товаров в Великобританию и в Германию, а также основным
покупателем их товаров. Соединенные Штаты также были круп-
ным потребителем европейских товаров и поставщиком на евро-
пейские рынки.
Возможно, самый важный аргумент, объясняющий империа-
лизм как экономический феномен, касается вложения избыточных
капиталов, по крайней мере, в соответствии с марксистской тео-
рией. Но и здесь факты не подтверждают логические умозаключе-
ния. Великобритания имела наиболее обширную империю и
самый большой объем иностранных инвестиций, но более полови-
ны британских зарубежных капиталовложений направлялось в не-
зависимые страны и самоуправляемые доминионы. Менее 10%
французских инвестиций до 1914 г. были направлены во француз-
ские колонии. Французы инвестировали в основном в другие ев-
ропейские страны; одна только Россия, которая сама была импе-
риалистическим государством, получила более четверти француз-
ских капиталовложений. Немецкие инвестиции в немецкие коло-
нии были незначительны. Некоторые из империалистических го-
сударств были нетто-должниками; кроме России, в их число вхо-
дили Италия, Испания, Португалия, Япония и Соединенные
Штаты.
Если экономические объяснения империализма конца XIX в.
неадекватны, какие альтернативные объяснения можно предло-
жить? Основная ответственность за политику империализма
должна быть возложена на действие внутриполитических факто-
ров в сочетании с растущим агрессивным национализмом. Пере-
ход Дизраэли на империалистические позиции (в начале своей ка-
рьеры он был антиимпериалистом) был мотивирован главным об-
разом необходимостью найти новые вопросы, по которым он мог
противостоять лидеру либералов Гладстону. Бисмарк поощрял
французский империализм как средство отвлечения французов от
идеи отомстить Германии, но поначалу отклонял империалисти-
ческую политику для самой Германии. Когда, наконец, он позво-
лил себя уговорить, он сделал это для того, чтобы усилить собст-
372
венные политические позиции и отвести внимание от социальных
вопросов в самой Германии.
Силовая политика и военная целесообразность также играли
важную роль. Британская имперская политика в течение всего
столетия была продиктована прежде всего предполагаемой необ-
ходимостью защиты индийских границ и «дороги жизни». Это
объясняет британское завоевание Бирмы и полуострова Малакка,
Белуджистана и Кашмира, а также вмешательство Великобрита-
нии в дела Ближнего и Среднего Востока. Оккупация Египта, не-
охотно предпринятая Гладстоном с обещанием быстрого отвода
войск, рассматривалась как необходимое условие защиты Суэцко-
го канала. Другие государства подражали успешной политике Ве-
ликобритании в надежде получить аналогичные преимущества или
просто в интересах национального престижа.
Интеллектуальный климат конца XIX в., находившийся под
сильным влиянием идей социального дарвинизма, также способст-
вовал европейской экспансии. Хотя Герберт Спенсер, главный по-
пуляризатор социального дарвинизма, был безоговорочным про-
тивником империализма, другие использовали аргументы о «вы-
живании наиболее приспособленных» для защиты империалисти-
ческой борьбы. Высокопарные рассуждения Теодора Рузвельта о
«неизбежной судьбе» (manifest destiny) и фраза Киплинга «у сла-
бого нет права на потомство» (the lesser breeds without the law)
отражали типичное отношение европейцев и американцев к «цвет-
ным» расам. Однако исторические корни европейского расизма и
этноцентризма выходят за пределы дарвинизма, — они лежат го-
раздо глубже. Уже деятельность христианских миссионеров была
выражением старой веры в моральное и культурное превосходство
Европы (или Запада). В течение всей своей истории — по край-
ней мере до середины XX в. — европейцы и христиане придержи-
вались экспансионистской стратегии. Таким образом, империа-
лизм конца XIX в. должен восприниматься не только как полити-
ческий или экономический, но и как психологический и культур-
ный феномен.
Глава 12
СТРАТЕГИЧЕСКИЕ СЕКТОРЫ
j ':
В нашем кратком очерке моделей развития отдельных стран в
главах 9 и 10 мы полностью игнорировали (или лишь вскользь
упоминали) множество характеристик процесса развития, которые
заслуживают более полного рассмотрения в подробном исследова-
нии процесса индустриализации. Однако даже для обобщенного
исследования, каким является настоящий труд, три вопроса долж-
ны быть рассмотрены несколько более детально для того, чтобы
углубить понимание этого процесса. Эти вопросы касаются разви-
тия сельского хозяйства, финансов и банковской системы, а также
роли государства в экономическом развитии.
Сельское хозяйство
' Уже указывалось, что одним из главных структурных сдвигов
в экономике, который произошел в XIX в., было сокращение от-
носительного размера аграрного сектора. Однако это не означает,
что сельское хозяйство потеряло свое значение — дело обстояло
прямо противоположным образом. Предпосылкой снижения отно-
сительных масштабов сельскохозяйственного сектора являлся рост
его производительности, и масштабы сокращения доли сельского
хозяйства были пропорциональны росту его производительности.
Иными словами, способность общества поднять уровень потребле-
ния своих членов выше простого прожиточного минимума и пере-
местить значительную часть своей рабочей силы в другие, потен-
циально более производительные сферы деятельности, основыва-
ется на росте производительности аграрного сектора. (Данное ут-
верждение не учитывает возможности импортных поставок про-
дуктов питания, которые большинство индустриализирующихся
стран, особенно Великобритания, в известных масштабах осущест-
вляли в XIX в.; но эти страны также имели собственное высоко-
производительное сельское хозяйство.)
Рост производительности сельского хозяйства может внести
вклад в общее экономическое развитие по пяти основным кана-
лам.
374
1.	Аграрный сектор может генерировать избыток населения
(рабочую силу), который может найти занятость в несельскохо-
зяйственном секторе экономики.
2.	Аграрный сектор может обеспечивать продовольствием и
сырьем людей, занятых в несельскохозяйственном секторе эконо-
мики.
3.	Население, занятое в сельском хозяйстве, может предъяв-
лять спрос на продукцию обрабатывающей промышленности и
сферы услуг.
4.	Посредством как добровольных инвестиций, так и налогооб-
ложения аграрный сектор может предоставлять капитал для не-
сельскохозяйственного сектора.
5.	Сельскохозяйственный экспорт может обеспечивать приток
иностранной валюты, необходимой для приобретения отсутствую-
щих в национальной экономике капитальных благ и сырьевых то-
варов, используемых несельскохозяйственными отраслями.
Для того, чтобы общество экономически развивалось, аграр-
ный сектор не обязательно должен выполнять пять перечислен-
ных функций, но трудно представить себе ситуацию, чтобы эконо-
мическое развитие происходило без того, чтобы он выполнял хотя
бы две или три из них. А чтобы это произошло, производитель-
ность сельского хозяйства должна расти.
К началу XIX в. сельское хозяйство Великобритании уже
было самым производительным в Европе. Этот факт непосредст-
венно связан с ранним развитием британской индустриализации.
Хотя аграрное население продолжало расти в абсолютных цифрах
до 1850-х гг., оно на протяжении долгого времени обеспечивало
рабочими руками несельскохозяйственные отрасли. Этот переток
аграрного населения в города стал особенно заметен во второй по-
ловине XVIII в. и первой половине XIX в. (Как правило, из де-
ревни в город переезжали не сами фермеры, а их дочери и сыно-
вья.)
Кроме того, британское сельское хозяйство удовлетворяло
большинство потребностей страны в продуктах питания и некото-
рых видах сырья, таких как шерсть, а также ячмень и хмель для
пивоваренного производства. В первой половине XVIII в. оно да-
вало даже излишек зерна для экспорта. Хотя после 1760 г. такого
излишка уже не было, британские фермеры продолжали обеспе-
чивать большую часть национального потребления продуктов пи-
тания — даже после отмены Хлебных законов. В действительнос-
ти период с середины 1840-х до середины 1870-х гг. можно счи-
тать эрой «расцвета фермерского хозяйства», когда британское
сельское хозяйство, как и британская промышленность, находи-
лись на пике своего развития. Технические усовершенствова-
ния — легкие железные плуги, паровые молотилки, механические
уборочные машины и широкое использование удобрений — увели-
чили производительность даже в большей степени, чем введение
375
плодопеременного хозяйства и сопутствующих технологий. При-
близительно после 1873 г., вследствие растущего импорта дешево-
го американского зерна, британские фермеры сократили свои по-
севы пшеницы, но многие из них переключились на производство
мясной и молочной продукции с более высокой добавленной сто-
имостью, часто используя импортное зерно в качестве корма для
скота.
Процветающий аграрный сектор служил также рынком сбыта
для британской промышленности. До середины XIX в. сельское
население страны предъявляло даже больший спрос на продук-
цию основных промышленных отраслей, чем иностранные госу-
дарства. Хотя имелось мало примеров вложения доходов, полу-
ченных от сельского хозяйства, в промышленность (за исключе-
нием угольной отрасли, когда богатые землевладельцы вкладыва-
ли деньги в разработку шахт, находившихся на территории их по-
местий), сельскохозяйственные доходы внесли значительный
вклад в создание общественной инфраструктуры: каналов и дорог
в XVIII в., железных дорог в XIX в. Таким образом, можно гово-
рить о том, что сельское хозяйство Великобритании сыграло важ-
ную роль в подъеме британской промышленности.
Роль сельского хозяйства в континентальной Европе отлича-
лась от его роли в Великобритании, а также не была одинаковой
в разных регионах Европы. В целом, как говорилось в главах 9 и
10, существовала сильная корреляция между производительнос-
тью сельского хозяйства и успехом индустриализации, причем
степень достигнутого прогресса убывала при движении с северо-
запада Европы на юг и восток. Аграрные реформы часто являлись
предпосылкой значительного повышения производительности. Од-
нако аграрные реформы бывают разные, и не все они приносят
ожидаемый результат.
Как таковая аграрная реформа подразумевает изменение систе-
мы землевладения. Примером аграрной реформы могут служить
огораживания в Англии, приведшие к замене системы открытых
полей относительно большими фермами. Французская революция,
упразднившая Старый режим и утвердившая во Франции крес-
тьянское землевладение, для которого был характерен небольшой
размер ферм, дает пример другого типа аграрной реформы. Ре-
формы французского типа были проведены и в ряде территорий,
оккупированных французами, особенно это относится к Бельгии и
левобережью Рейна. С другой стороны, прусские реформы, про-
веденные в 1807 г. и позднее (см. главу 9), хотя и освободили
крепостных, обязали их отдать большую часть земель своим быв-
шим господам, что привело к созданию еще больших, чем прежде,
поместий. В Швеции и Дании крепостное право было отменено во
второй половине XVIII в., после чего в этих странах начались
огораживания, в результате которых к середине XIX в. был со-
здан класс состоятельных крестьян-собственников.
376
В других странах аграрные реформы были менее успешны. В
монархии Габсбургов Иосиф II пытался в 1780-х гг. облегчить
бремя, лежащее на крестьянах, но безуспешно; полного освобож-
дения крестьян пришлось ждать до революции 1848 г. В Испании
и Италии робкие попытки провести аграрные реформы вошли в
противоречие с потребностью правительства в финансовых средст-
вах и потерпели провал. Балканские страны унаследовали свою
систему землевладения от периода турецкого господства и не
предприняли никаких серьезных попыток изменить ее. Характер-
ной чертой Сербии и Болгарии был малый размер крестьянских
владений: население росло, а право первородства, которое могло
бы предотвратить дробление владений, отсутствовало. С другой
стороны, хотя для Греции и Румынии также был характерен не-
большой размер крестьянских владений, в них существовали и
крупные поместья, которые обрабатывались фермерами-арендато-
рами. Ни одна из этих систем не способствовала достижению вы-
сокой производительности сельского хозяйства.
Российская империя имела ту отличительную особенность, что
в ней были проведены две различные по своему типу аграрные ре-
формы в течение жизни двух поколений. Освобождение крестьян,
неохотно проведенное в 1861 г. после поражения в Крымской
войне, не привело к принципиальному изменению структуры рос-
сийского сельского хозяйства. Бывшие крепостные, получив неза-
висимость от своих господ, были подчинены крестьянской общи-
не, миру. Чтобы покинуть общину, крестьянам необходимо было
получить специальный паспорт, но даже если они уходили, они
были обязаны платить свою часть налогов и выкупных платежей.
Техника оставалась неизменной, а обрабатываемые участки пери-
одически перераспределялись между семьями с учетом изменений
в их составе. С учетом этого неудивительно, что производитель-
ность оставалась низкой, а крестьянские волнения возрастали.
После революции 1905—1906 гг. правительство отменило даль-
нейшие выкупные платежи и начало так называемую Столыпин-
скую аграрную реформу. Реформа была ориентирована на введе-
ние частной собственности на землю и консолидацию земельных
наделов. В результате «ставки на сильного» производительность
российского сельского хозяйства начала расти, но вскоре вся стра-
на была потрясена бедствиями войны и революции.
Функционирование французского сельского хозяйства на пер-
вый взгляд кажется столь же противоречивым и парадоксальным,
как и развитие французской промышленности. Хотя Франция и
является классическим примером страны мелкого крестьянского
землевладения, которое часто обвиняли в технической отсталости
и отсутствии связи с рынком, в ней было также множество про-
грессивных фермеров. В 1882 г., когда morcellement (дробление
владений) достигло своего апогея, в стране насчитывалось около
4,5 млн участков площадью 10 гектаров и меньше, но на них при-
ходилось лишь 27% земель сельскохозяйственного назначения.
377
Они были расположены преимущественно в менее плодородных
районах юга и запада страны. С другой стороны, более 45% земли
было консолидировано во владения площадью 40 и более гекта-
ров, которые располагались главным образом в более плодород-
ных районах севера и востока Франции. Эти процветающие
фермы производили излишек, направляемый на рынок, который
мог прокормить растущее городское население при постоянно
улучшающемся качестве питания. Более того, несмотря на леген-
дарную привязанность французских крестьян к земле, более
5 млн человек оставили сельское хозяйство и освоили другие про-
фессии (так же, как и в Великобритании, это были в основном
дети фермеров, а не сами фермеры). Есть также некоторые свиде-
тельства того, что сбережения, сделанные в сельском хозяйстве,
использовались для инвестиций в промышленность или, по край-
ней мере, в инфраструктуру. Наконец, виноделие, которое явля-
ется прежде всего отраслью сельского хозяйства, сохранило свое
значение как важный источник валютных поступлений.
В Бельгии, Нидерландах и Швейцарии сельское хозяйство к
началу индустриализации уже многие годы было ориентировано
на рынок. Все три страны находились в числе лидеров по уровню
производительности сельского хозяйства на континенте. В Швей-
царии численность занятых в сельском хозяйстве составляла в
среднем 500 тыс. человек, достигнув максимума в 650 тыс. чело-
век в 1850 г., а затем сократившись примерно до 450 тыс. в
1915 г. Но его доля в совокупной рабочей силе снизилась с 60% в
начале XIX в. до примерно 25% в 1915 г. Аналогичные процессы
происходили в Бельгии и Нидерландах.
Большие различия существовали в функционировании сельско-
го хозяйства различных германских государств, а позже и объеди-
ненной Германской империи. На юго-западе Баден и Вюртемберг
имели большое количество мелких крестьянских владений, таких
же, как и во Франции, но не все они обязательно были неэффек-
тивными. На севере и востоке, в Мекленбурге и в прусских провин-
циях Померания, Восточная и Западная Пруссия крупные помес-
тья, как правило, использовали наемный труд, но не все они были
высокоэффективными. Эти крупные поместья, по крайней мере, с
XV в. экспортировали зерно в Западную Европу (см. главу 5). Они
продолжали выполнять эту функцию и в XIX в. — до тех пор, пока
широкомасштабный импорт американского и русского зерна не вы-
звал падения цен и перехода к протекционизму, как было показано
в предыдущей главе. К этому времени численность населения Гер-
мании выросла в такой степени, что избытка зерна для экспорта
больше не было бы даже в том случае, если бы цены оставались на
прежнем уровне. К 1890-м гг. Германия уже импортировала около
10% объема внутреннего потребления зерна.
Освобождение крепостных в Пруссии в 1807 г. не привело
сразу же к каким-либо значительным переменам. До тех пор, пока
378
крестьяне оставались на своих наделах, они продолжали испол-
нять свои обычные повинности и пользоваться своими обычными
правами. Но вследствие постепенного роста численности населе-
ния и еще более быстрого роста спроса на труд в прирейнских ре-
гионах, который начался в середине столетия, произошло сущест-
венное перераспределение населения с востока на запад. Абсолют-
ная численность сельскохозяйственной рабочей силы продолжала
расти до 1914 г., достигнув в 1908 г. 10 млн человек, но в про-
порциональном отношении ко всей рабочей силе она сократилась
с 56% в середине века до менее 35% к 1914 г.
Сельское хозяйство внесло большой вклад в экономическое
развитие Дании и Швеции, но не Норвегии. Однако, если посмот-
реть на весь первичный сектор, который включает наряду с сель-
ским хозяйством также лесное хозяйство и рыболовство, картина
окажется совершенно иной. Во всех этих странах первичный сек-
тор давал основную массу продовольствия и растущее число рабо-
чих рук для других секторов (а также, особенно в случае Норве-
гии и Швеции, приток рабочей силы эмигрантов в сельское хозяй-
ство США). Первичный сектор также обеспечивал рынок для
местной промышленности и, по крайней мере в Швеции, где госу-
дарство строило железные дороги, внес — через налогообложе-
ние — свой вклад в формирование капитала. Однако наиболее
важный канал влияния первичного сектора скандинавских стран
на экономическое развитие был связан с экспортом. Как отмеча-
лось в главе 10, лес и лесопродукты составляли большую часть
шведского экспорта до 1900 г., а в середине столетия заметное
место в структуре экспорта занимал овес. После упадка торговли
овсом Швеция экспортировала некоторое количество мяса и мо-
лочных продуктов. Лес был также одним из главных товаров нор-
вежского экспорта, но еще более важным был экспорт рыбы. В
1860 г. на рыбу приходилось 45% совокупного товарного экспор-
та, а накануне Первой мировой войны его доля все еще составля-
ла более 30%. Как уже упоминалось, почти весь датский экспорт
состоял из сельскохозяйственных продуктов с высокой добавлен-
ной стоимостью.
Финляндия, которая входила в состав Российской империи на
правах Великого княжества, иногда включается в состав сканди-
навских стран. Однако, в отличие от Дании, Швеции и Норвегии,
она не претерпела в XIX в. каких-либо значительных структур-
ных изменений. Она оставалась преимущественно аграрной стра-
ной с низкопроизводительным сельским хозяйством и низким
уровнем доходов. Ее главным предметом экспорта был лес, а в
конце столетия она стала вывозить и древесную массу.
Для монархии Габсбургов, подобно Германии, были характер-
ны существенные региональные различия. В начале XIX в. около
трех четвертей совокупной рабочей силы в австрийской части им-
перии (включая Богемию и Моравию) были заняты в сельскохо-
зяйственном секторе, а в венгерской части эта доля была еще
379
выше. К 1870 г., когда соответствующий показатель в Австрии
упал примерно до 60%, Венгрия едва достигла, показателя, кото-
рый был характерен для Австрии в начале столетия. Накануне
Первой мировой войны эта доля в самой Австрии и Богемии сни-
зилась до 40%, но в Венгрии она по-прежнему оставалась
выше 60%.
Рост сельскохозяйственного выпуска на протяжении всего сто-
летия, как в абсолютном выражении, так и в расчете на одного
рабочего, как представляется, был вполне удовлетворительным в
обеих частях империи. Крестьянское население представляло
собой вполне емкий, если не сказать динамичным, рынок для про-
дукции текстильной промышленности и други.х потребительских
товаров. Венгерская часть монархии «экспортировала» сельскохо-
зяйственные продукты, особенно пшеницу и му'ку, в австрийскую
часть в обмен на промышленные товары, а так яке инвестиции. Не-
способность империи в целом обеспечить значит ельный сельскохо-
зяйственный экспорт может быть объяснена двумя основными
факторами: трудностью транспортировки и емк-остью внутреннего
рынка, который поглощал основную часть продукции. Состояние
австро-венгерского сельского хозяйства, как и австро-венгерской
промышленности, красноречиво отражало положение империи
«между западом и востоком».
Как уже отмечалось, Испания, Португалия 1И Италия, — к ко-
торым мы теперь можем добавить Грецию, схожхую с ними во мно-
гих отношениях, — не проводили в XIX в. сколько-нибудь суще-
ственных аграрных реформ. Большая часть населения этих стран
даже в начале XX в. была занята в сельском хозяйстве, уровень
производительности и доходов в экономике оставался одним из
самых низких в Европе. Их население не могли служить в каче-
стве перспективного рынка для промышленной продукции, не го-
воря уже о снабжении последней капиталами. • Хотя все четыре
страны экспортировали некоторое количество фруктов и вина,
для производства которых они имели подходящий климат, все
они оставались частично зависимыми от импортга продовольствен-
ного зерна.
Для небольших государств Юго-Восточнойй Европы даже в
большей степени, чем для рассмотренных выппе средиземномор-
ских стран, оставалось характерным отсталое и: непроизводитель-
ное сельское хозяйство, которое не создавало рьынка для промыш-
ленных изделий, не производило достаточного к количества продук-
тов и сырья и не давало рабочих рук для городской промышлен-
ности. Однако оно обеспечивало небольшой иззбыток продукции
для экспорта, как указывалось в главе 10.
Российская империя также оставалась накантуне Первой миро-
вой войны преимущественно сельской и аграрно»й страной. Тем не
менее, сельское хозяйство играло в России нескхолько иную роль,
чем в Юго-Восточной Европе или в Средиземноморье. По-прежне-
му отсталое российское сельское хозяйство обееспечивало продо-
380
вольствием население страны и создавало излишек для экспорта,
который оказался решающим для рывка России к индустриализа-
ции в конце XIX в. — начале XX в. Прежде считалось, что экс-
портный излишек обеспечивался за счет крестьян, которые выпла-
чивали высокие налоги («голодный экспорт»), но результаты не-
давних исследований показали, что производительность сельского
хозяйства и уровень жизни сельского населения росли, по край-
ней мере, после 1885 г. Если это действительно было так, то Рос-
сия находилась на пути экономического развития, по которому
ранее прошли страны Западной Европы и Соединенные Штаты.
Сельское хозяйство играло важную роль в процессе американ-
ской индустриализации и в достижении Соединенными Штатами
статуса ведущей экономической державы мира. С колониального
времени сельское хозяйство не только в избытке снабжало город-
ское население продуктами питания и сырьем, но также обеспечи-
вало большую часть американского экспорта. Южные колонии по-
ставляли в Европу табак, рис и индиго в обмен на промышленные
товары, в которых нуждалась их растущая экономика. Новая Анг-
лия и среднеатлантические колонии обменивали рыбу, муку и дру-
гие продукты питания в Вест-Индии на сахар, черную патоку и ис-
панские серебряные доллары, которые в конечном итоге стали ос-
новой американской денежной системы. В первой половине XIX в.
хлопок стал «королем» экспорта; более 80% объемов его производ-
ства направлялось за границу, преимущественно в Ланкашир.
После Гражданской войны, когда территории к западу от Миссиси-
пи были соединены с атлантическим побережьем железными доро-
гами и когда упали фрахтовые тарифы на океанские перевозки,
главными предметами экспорта стали кукуруза и пшеница. В этот
период около 20 — 25% всего сельскохозяйственного выпуска ухо-
дило на иностранные рынки, в то время как для промышленных то-
варов соответствующая доля составляла только 4 — 5%.
Американское сельское хозяйство с самого начала было ориен-
тировано на рынок. Хотя имелись примеры надомного производ-
ства предметов домашнего обихода, например, домотканой одеж-
ды, американские фермеры очень рано переключились на приоб-
ретение продукции сельских ремесленников и небольших пред-
приятий, которые изготавливали орудия труда и другие промыш-
ленные товары. Было подсчитано, что в 1830-е гг. расходы сель-
ских домохозяйств составляли более трех четвертей всех потреби-
тельских расходов. Хотя эта пропорция сокращалась вместе с рос-
том городского населения, абсолютные показатели продолжали
расти. В конце столетия такие компании, занимающиеся торгов-
лей по почте, как Sears Roebuck и Montgomery Ward, нашли вы-
годным снабжать сельское население стандартными потребитель-
скими товарами массового производства.
Быстрый естественный прирост населения, преимущественно
сельского, также поставлял рабочую силу для несельскохозяйст-
381
венных занятий. Этот источник рабочей силы был дополнен, осо-
бенно с 1880-х гг., эмигрантами из Европы (большинство из кото-
рых также были представителями сельского населения), но все же
большая часть несельскохозяйственной рабочей силы была мест-
ного происхождения. В этом отношении показательно, что многие
известные бизнесмены (например, Генри Форд), политики и госу-
дарственные деятели (в частности, Авраам Линкольн) имели сель-
ские корни.
У нас нет достаточных данных для того, чтобы установить со
сколько-нибудь приемлемой степенью уверенности вклад амери-
канского сельского хозяйства в формирование несельскохозяйст-
венного капитала. Вероятнее всего, этот вклад был незначитель-
ным. (С другой стороны, почти все — и весьма значительные —
капиталы, вложенные в сельскую инфраструктуру и оборудова-
ние, были аккумулированы в сельскохозяйственном секторе.) В
любом случае ясно, что сельскохозяйственный сектор американ-
ской экономики сыграл положительную роль в промышленной
трансформации Соединенных Штатов.
Соединенные Штаты не проводили и не нуждались в проведе-
нии аграрной реформы европейского типа, но они получили ог-
ромный стимул к развитию аграрного сектора благодаря исполь-
зованию государственных земель. После Войны за независимость
федеральное правительство приобрело право собственности на
большую часть территорий к западу от Аппалачей, а после покуп-
ки Луизианы и последующих территориальных приобретений — и
на большую часть земель к западу от Миссисипи. С самого начала
правительство проводило политику продажи земли частным вла-
дельцам (и некоторым компаниям) по низким ценам — другими
словами, политику свободного рынка земли. Однако поначалу ми-
нимальные участки были достаточно велики (640 акров), что от-
пугивало частных покупателей среднего достатка, особенно когда
продажа велась за наличные или в краткосрочный кредит. Одна-
ко постепенно политика изменилась: земля стала продаваться де-
шевле и меньшими участками. Эта тенденция получила логичес-
кое развитие в Законе о свободном поселении 1862 г., согласно
которому поселенцы могли получать бесплатно 160 акров земли
при условии, что они проживали на ней и обрабатывали ее в те-
чение пяти лет.
Пожалуй, ни в одной другой стране сельское хозяйство не иг-
рало такую жизненно важную роль в процессе индустриализации,
как в Японии. Ко времени революции Мэйдзи ее население со-
ставляло приблизительно 30 млн человек; по европейским стан-
дартам, плотность населения страны была достаточно высокой. К
началу Первой мировой войны население превысило 50 млн, в ре-
зультате чего плотность населения стала очень высокой. Несмотря
на этот факт и недостаток пахотной земли, японское сельское хо-
зяйство было достаточно эффективным, чтобы снабжать населе-
ние продовольствием на протяжении большей части довоенного
382
периода (после 1900 г. некоторое количество риса импортирова-
лось из колоний) и обеспечивать большую часть японского экс-
порта, как было показано в главе 10. Благодаря земельному нало-
гу, введенному в 1873 г., сельское хозяйство финансировало боль-
шую часть правительственных расходов (94% в 1870-х гг. и почти
50% в 1900 г.) и тем самым, косвенным образом, являлось одним
из источников формирования капитала. Несмотря на свою бед-
ность, крестьянское население Японии представляло собой самый
большой рынок для японской промышленности. Наконец, оно
также давало рабочую силу для промышленности: доля занятых в
сельском хозяйстве сократилась с 73% в 1870 г. до 63% в 1914 г.,
в то время как доля промышленной рабочей силы возросла за тот
же период с менее чем 10% до почти 20%.
Финансы и банки
Процесс индустриализации в XIX в. сопровождался быстрым
Увеличением числа и функций банков и других финансовых ин-
ститутов, необходимых для предоставления финансовых услуг, в
которых испытывал потребности в огромной степени выросший и
постоянно усложняющийся экономический механизм. Хотя бан-
ковские системы всех стран имели некоторые общие черты, опре-
деляемые выполняемыми ими функциями, они имели разную
структуру, поскольку последняя определяется прежде всего зако-
нодательством и историческим развитием, уникальным для каж-
дой страны. Из широкого спектра возможных форм взаимодейст-
вия между финансовым сектором и другими секторами экономи-
ки, которые он обслуживает, можно выделить три типичных слу-
чая: 1) случай, когда финансовый сектор играет позитивную, сти-
мулирующую роль; 2) случай, когда финансовый сектор по суще-
ству нейтрален пли просто не мешает экономическому росту;
3) случай, когда неадекватная финансовая система препятствует
развитию промышленности п торговли.
Происхождение банковской системы Великобритании было
уже проанализировано в главе 7. (Необходимо подчеркнуть, что
английская и шотландская банковские системы были отличны
друг от друга вплоть до второй половины XIX в. Банковская сис-
тема Ирландии также имела свою специфику, в то время как бан-
ковская система Уэльса являлась придатком английской.) В нача-
ле XIX в. Английский банк — по существу это был «Лондонский
банк» — все еще был единственным акционерным банком. Много-
численные небольшие «местные банки» в провинции были обяза-
ны использовать партнерскую форму организации, которая делала
их уязвимыми к финансовым панпкам и кризисам. После особен-
но жестокого кризиса в конце 1825 г. парламент разрешил дея-
тельность акционерных банков (которым, однако, была запрещена
383
эмиссия банкнот). Через несколько лет (в 1844 г.) парламент при-
нял Закон о банках, который определил структуру британской
банковской системы на период не только до Первой мировой
войны, но и после нее.
Согласно Закону о банках 1844 г. Английский банк перестал
быть единственным акционерным банком, но зато получил моно-
полию на эмиссию банкнот. Он оставался прежде всего банком
правительства (хотя его акционерами были частные лица), предо-
ставляя ему финансовые услуги. Однако он во все возрастающей
степени становился «банком для банков», и к концу столетия он
осознанно принял на себя функции центрального банка. Наряду с
Английским банком в британской банковской системе (Закон о
банках 1845 г. распространил условия закона 1844 г. на Шотлан-
дию и фактически объединил обе системы) функционировало
множество акционерных коммерческих банков, которые принима-
ли вклады от населения и предоставляли кредит (в основном
краткосрочный) коммерческим предприятиям. Число этих банков
в Лондоне и в провинциях до 1870-х гг. быстро увеличивалось.
После этого, благодаря поглощениям и слияниям, их число сокра-
тилось и к 1914 г. составляло порядка сорока. Из них пять имели
центральные офисы в Лондоне и широкую сеть филиалов по всей
стране, контролируя почти две трети совокупных активов банков-
ской системы.
Еще одна характерная особенность британской банковской сис-
темы, частные торговые банки Лондона, была менее заметна, чем
две предыдущие. Эти частные банки, такие как N.M. Rothschild &
Sons, Baring Brothers и J.S.Morgan & Co. (Морган был амери-
канцем, его сын — известный впоследствии Дж.П.Морган), зани-
мались преимущественно финансированием внешнеторговых опе-
раций и сделками с иностранной валютой, но они также участво-
вали в размещении выпусков ценных бумаг на Лондонской фон-
довой бирже. Эта биржа почти полностью специализировалась на
иностранных инвестициях, оставляя провинциальным фондовым
биржам функцию аккумуляции капитала для национальной эко-
номики.
Кроме институтов, о которых было сказано, Великобритания
имела множество других специализированных финансовых инсти-
тутов: сберегательные банки, строительные и ссудные общества и
т.д. Хотя средства, которыми они располагали, нельзя назвать не-
значительными, они не играли заметной роли в процессе инду-
стриализации. В целом британская банковская система достаточно
пассивно отвечала на требования, которые ей предъявлялись, не
ускоряя и не замедляя процесс экономического развития.
Банковская система Франции, как и английская, возглавля-
лась Банком Франции, на деятельность которого решающее влия-
ние оказывали политические соображения. Работал он в основном
с правительством. Созданный Наполеоном в 1800 г., он быстро
приобрел монополию на эмиссию банкнот и получил другие при-
384
вилегии. В период правления Наполеона и по настоянию послед-
него банк создал несколько филиалов в провинциальных городах,
но отказался от них как от нерентабельных после падения импе-
рии. Подобно Английскому Банку, он стал фактически «париж-
ским банком», предоставив нескольким эмиссионным банкам, ко-
торые были созданы по его образцу, действовать в главных про-
винциальных городах. До 1848 г. он успешно блокировал все по-
пытки добиться от правительства разрешения на создание других
акционерных банков, а в год революционного переворота добился
превращения провинциальных эмиссионных банков в свои филиалы.
До 1848 г. во Франции не было акционерных банков, кроме
Банка Франции, равно как и аналогов британских «местных бан-
ков». В сущности, в стране ощущался острый недостаток банков,
поскольку провинциальные нотариальные конторы (notaries), ко-
торые выполняли некоторые брокерские функции, не были спо-
собны заменить собой отсутствующие банки. Пытаясь восполнить
этот пробел, ряд предпринимателей создали в Париже в 1830 —
1840-х гг. коммандитные банки. Но и они не смогли удовлетво-
рить спрос на банковские услуги, и все так или иначе стали жер-
твами финансового кризиса, сопровождавшего революцию 1848 г.
Однако в первой половине XIX в. Франция имела еще один
важный тип финансовых институтов. Это были la haute banque
parisienne, частные торговые банки, схожие с лондонскими торго-
выми банками. Ведущие позиции среди них занимал банк братьев
Ротшильдов, основанный Джеймсом (Жаком) де Ротшильдом,
брат которого Натан вел дела в Лондоне. (Они и еще трое их бра-
тьев, сыновья «придворного еврея» — банкира австрийских импе-
раторов — Мейера Амшеля Ротшильда, основали филиалы семей-
ного банка во Франкфурте, Вене и Неаполе, а также в Лондоне и
Париже в период правления Наполеона.) Как и в Лондоне, основ-
ные активы этих частных банков были связаны с финансировани-
ем международной торговли и участием в сделках с иностранной
валютой и драгоценными металлами, но после наполеоновских
войн банки начали размещать облигации иностранных займов и
другие ценные бумаги, эмитируемые, в частности, компаниями по
строительству и эксплуатации каналов и железных дорог.
После государственного переворота 1851 г. и провозглашения
в следующем году Второй империи Наполеон III пытался умень-
шить зависимость правительства от Ротшильда и других предста-
вителей la haute banque путем создания новых финансовых инсти-
тутов. В реализации этого замысла он нашел ревностных помощ-
ников в лице братьев Эмиля и Исаака Перейра, бывших сотруд-
ников Ротшильда, которые решили открыть собственное дело. С
благословения императора они основали в 1852 г. Societe Generate
de Credit Fancier, ипотечный банк, и Societe Сёпёга1е de Credit
Mobilier, инвестиционный банк, специализировавшийся на финан-
сировании железнодорожного строительства. Впоследствии прави-
тельство дало разрешение на создание других акционерных бан-
13—5216
385
ков, некоторые из которых последовали примеру Credit Mobilier
(чьи операции во многом строились по модели Societe Generale de
Belgique', см. главу 9), а другие приняли за образец английские
акционерные коммерческие банки. Французские банки, частные и
акционерные, также взяли курс на размещение французских ин-
вестиций за рубежом. Французская банковская система в первой
половине XIX в., сдерживаемая правительственным консерватиз-
мом и ограничительной политикой Банка Франции, не смогла
полностью реализовать свой потенциал в содействии развитию
экономики. Во второй половине столетия ситуация стала изме-
няться, однако в целом во Франции роль банков в экономичес-
ком развитии оставалась менее выраженной, чем в Бельгии и
Германии.
Первые шаги бельгийской банковской системы были в основ-
ных чертах обрисованы в главе 9. Societe Generale de Belgique и
Banque de Belgique творили чудеса в стимулировании индустриа-
лизации своей маленькой страны, но сам масштаб их деятельнос-
ти, а также напряженность конкурентной борьбы поставили их в
затруднительное положение. В 1850 г. правительство создало На-
циональный банк Бельгии с полномочиями центрального банка,
имевшего монополию на эмиссию банкнот, лишив прочие банки
этой привилегии, но предоставив им возможность продолжать ис-
полнение обычных коммерческих и инвестиционных функций. В
целом бельгийская банковская система заслуживает высокой оцен-
ки за ее роль в стимулировании развития экономики страны.
Голландцы утратили командные позиции в европейских фи-
нансах и торговле, которые они занимали в XVII в., но все еще
имели резервы финансовой мощи. Когда в 1814 г. было создано
королевство Объединенных Нидерландов, Нидерландский банк
пришел на смену Амстердамскому банку, который был ликвиди-
рован в период французской оккупации. Кроме того, голландская
банковская система включала в себя несколько старых частных
банков (среди которых лидирующие позиции принадлежали
банку «Хоуп и компания»), занимавшихся главным образом ин-
вестициями в государственные обязательства, а также kassiers —
денежных менял и брокеров.
В 1850-е гг., после успехов Societe Gen&ale de Belgique и, не-
много позже, Cridit Mobilier, голландские предприниматели при-
шли к мнению, что и в их стране подобные институты могут спо-
собствовать индустриализации. В 1856 г. они четыре раза обраща-
лись с предложением создать подобные банки, но правительство,
полагаясь на советы Нидерландского банка, их отвергло. В
1863 г., когда поступило четыре новых предложения, два из Амс-
тердама и два из Роттердама, правительство пересмотрело свою
прежнюю позицию и утвердило все четыре. Они имели разную
судьбу. Один из них, филиал французского Credit Mobilier, бы-
стро вышел за пределы своих возможностей и был ликвидирован
в 1868 г. Другие действовали успешнее и приняли участие в фи-
386
нансировании роста голландской промышленности в последние де-
сятилетия XIX в.
Швейцария в XX в. превратилась в ведущий финансовый
центр мира, но до 1914 г. ее позиции были гораздо более скром-
ными. Женева являлась одним из ключевых финансовых центров
Европы в эпоху Ренессанса, а швейцарские частные банки играли
важную роль в XVIII в. Тем не менее, основа последующего вы-
дающегося положения Швейцарии была заложена в XIX в. В
1850-х, 1860-х и 1870-х гг. было основано множество новых бан-
ков по модели французского Credit Mobilier, включая несколько
ставших впоследствии знаменитыми: Швейцарское кредитное об-
щество (1856 г.), Швейцарский федеральный банк в Берне
(1864 г.), Швейцарское банковское общество (созданное в 1872 г.
на базе банка г. Винтертур, основанного в 1862 г.). Два других
важнейших банка, Швейцарский банковский союз (Schweizerishe
Bankverein) и Швейцарский народный банк, появились путем
слияния банков, возникших в 1856 и 1869 гг. соответственно.
В первой половине XIX в. нельзя было сказать, что в Герма-
нии существовала банковская система. Наличие множества суве-
ренных государств со своими собственными денежными системами
не позволяло создать единую финансовую систему. Пруссия, Сак-
сония и Бавария имели банки, обладавшие монополией на эмис-
сию банкнот (первый из них был основан в Баварии в 1835 г.),
но они в сильной степени зависели от правительств и обслужива-
ли главным образом его финансовые потребности. Существовало
также множество частных банков, особенно в крупных торговых
центрах, таких как Гамбург, Франкфурт, Кельн, Дюссельдорф,
Лейпциг и столица Пруссии Берлин, но они занимались преиму-
щественно финансированием местной и международной торговли
или, в некоторых случаях, размещением частных капиталов. Од-
нако, начиная с 1840-х гг., некоторые из них начали принимать
участие в учредительских операциях, размещая акции новых про-
мышленных предприятий и особенно железных дорог. Это яви-
лось предвестием новой эры в немецком банковском деле.
Отличительной чертой немецкой финансовой системы, в том
виде, в каком она сложилась во второй половине столетия, были
«универсальные» акционерные банки, занимавшиеся как кратко-
срочным коммерческим кредитованием, так и долгосрочными ин-
вестициями и учредительскими операциями. Получившие назва-
ние кредитных банков (название некорректное, поскольку все
банковские операции включают использование кредита), они
перехватили из рук частных банков и стали расширять учреди-
тельские операции. (В действительности некоторые кредитные
банки представляли собой трансформировавшиеся частные
банки.)
Первым из таких новых учреждений был кельнский
Schaaffhausenscher Bankverein, основанный в революционном
1848 г. По тем временам это была своего рода аномалия или нов-
13*
387
шество, поскольку он был создан на руинах обанкротившегося
частного банка «Абрахам Шааффхаузен и Компания»: охваченное
паникой правительство в Берлине удалось убедить отказаться от
обычной практики запрета на создание акционерных банков,
чтобы сдержать финансовый кризис. Потребовалось несколько
лет для того, чтобы привести дела банка в порядок, и лишь позд-
нее он стал выполнять функции подлинного кредитного банка.
Тем временем прусское правительство вернулось к своей прежней
политике и не разрешало создание акционерных банков до 1870 г.
Первым примером целенаправленного создания банка нового
типа был случай с Bank fur Handel und Industrie zu Darmschtadt,
больше известным как Darmschtadter Bank, который был основан
в столице Великого герцогства Гессен-Дармштадт в 1853 г. Его
учредители, частные банкиры Кельна, сначала намеревались осно-
вать его в своем городе, но столкнулись с запретом правительства.
Тогда они сделали попытку основать банк во Франкфурте, круп-
ном финансовом центре, но сенат этого вольного города, в кото-
ром ведущие позиции занимали местные банкиры, также ответил
отказом. Правительство Великого герцогства, чья столица распо-
лагалась всего несколькими милями южнее Франкфурта, оказа-
лось более сговорчивым. Новый банк был создан по модели осно-
ванного годом ранее французского Credit Mobilier и получал от
него как финансовую, так и техническую помощь. С самого нача-
ла банк развернул операции по всей Германии.
Столкнувшись с отказом прусского правительства разрешить
создание акционерных банков, учредители использовали органи-
зационную форму коммандитного общества, поскольку создание
подобных обществ не требовало разрешения правительства. Неко-
торые из них были созданы в 1850—1860-х гг.; из этой группы
следует особо отметить берлинские Disconto-Gesellschaft и Ber-
liner Hangelsgesellschaft. Между тем некоторые из мелких немец-
ких государств не имели прусской антипатии к акционерным бан-
кам. Наконец, в 1869 г. Северогерманский союз (под этим эвфе-
мистическим названием фактически скрывалась разросшаяся
после австро-прусской войны Пруссия) принял закон, скопиро-
ванный с соответствующих британских и французских законов,
который разрешал свободное создание акционерных банков.
Вслед за принятием этого закона и под влиянием эйфории, вы-
званной победой Пруссии над Францией в 1870 г., ко времени
кризиса июня 1873 г. было создано более сотни новых кредитных
банков. В ходе последовавшей за ним депрессии большинство из
них — преимущественно самые слабые и чрезмерно увлекавшиеся
спекулятивными операциями — разорились. Затем процесс кон-
центрации и слияний, схожий с тем, что происходило в Великоб-
ритании, привел к тому, что на финансовой арене стало домини-
ровать около дюжины крупных банков, имевших сеть филиалов
по всей Германии и за рубежом. Самыми знаменитыми из них
были т.н. «D-банки» — Deutsche Bank, Disconto-Gesellschaft,
388
Dresdner Bank и Darmschtadter Bank', капитал каждого из них
превышал 100 млн марок, а их правления находились в Берлине.
Они не только финансировали немецкую промышленность (как
тогда говорили, они сопровождали предприятия «от колыбели до
могилы»), но также способствовали расширению внешней торгов-
ли Германии, предоставляя кредит экспортерам и иностранным
покупателям.
Еще одним институциональным новшеством был созданный в
1875 г. Рейхсбанк, который стал во главе финансовой структуры
Германии. Он также отчасти был детищем прусской победы над
Францией, которая повлекла за собой получение огромной кон-
трибуции. Номинально он был просто реорганизованным Прус-
ским государственным банком, но его ресурсы и полномочия в ог-
ромной степени выросли. Он обладал монополией на эмиссию
банкнот и выполнял функции центрального банка. В этом качест-
ве он имел возможность поддерживать кредитные банки в случа-
ях, когда они испытывали трудности, и тем самым давал им воз-
можность осуществлять рискованные операции, на которые они не
пошли бы в ином случае.
Развитие банковского дела в Германии во второй половине
XIX в. являлось одним из наиболее поразительных сопутствую-
щих явлений — а с точки зрения некоторых авторов, фактически
причиной — столь же быстрого процесса индустриализации. Воз-
можно, роли банков придается слишком большое значение. В
успех германской промышленности внесли свой вклад множество
других факторов, а сам этот успех, в свою очередь, внес вклад в
успех и процветание банковской системы. Однако факт остается
фактом: банки сыграли выдающуюся роль в промышленном раз-
витии страны. В целом немецкая банковская система к началу
XX в. была, возможно, самой мощной в мире.
Австрия (или Габсбургская монархия) создала свою современ-
ную банковскую систему примерно в то же время, что и Герма-
ния. В действительности Австрийский национальный банк был ос-
нован еще в 1817 г., но это было привилегированное учреждение,
схожее с Английским банком или Банком Франции, которое зани-
малось в основном приведением в порядок расстроенных после на-
полеоновских войн государственных финансов. В Австрии функ-
ционировало также несколько частных банков, среди которых
самые заметные позиции занимал банкирский дом Ротшильдов.
(Все пять братьев Ротшильдов получили баронские титулы Ав-
стрийской империи в 1820-х гг., отчасти в награду за их роль в
восстановлении австрийских государственных финансов.) Однако
первым современным акционерным банком стал Creditanstalt, ос-
нованный в декабре 1855 г. Его создание явилось прямым резуль-
татом соперничества братьев Перейра с Ротшильдами. Перейра
сделали предложение создать банк в тот период, когда им удалось
приобрести для Credit Mobilier компанию Австрийских государ-
ственных железных дорог, но Ротшильды, которые были «при-
389
дворными евреями» Габсбургов со времен наполеоновских войн,
вырвали у них инициативу. Этот банк остается и сегодня, после
многочисленных трансформаций, одним из наиболее влиятельных
финансовых институтов в Центральной Европе.
Кроме Creditanstalt, было создано множество других крупных
акционерных банков в Вене, Праге и Будапеште, а также более
мелких банков в провинциальных городах, но ввиду специфики
общих хозяйственных условий и институциональных ограничений
они по большей части не демонстрировали того динамизма, кото-
рый был присущ германской банковской системе.
Хотя экономика Швеции в первой половине XIX в. была отно-
сительно отсталой, она имела долгую банковскую традицию.
Sveriges Riksbank (предшественник Национального банка Шве-
ции), основанный в 1656 г., был первым банком, выпускавшим
настоящие банкноты. Некоторые частные эмиссионные банки су-
ществовали с первой половины XIX в. Тем не менее, современная
история банковского дела в Швеции, подобно истории многих
других европейских стран, начинается с 1850-х и 1860-х гг., а об-
разцом для шведских банков также был Credit Mobilier. Сток-
гольмский Enskilda Bank, основанный в 1856 г., являлся первым
в Швеции банком нового типа. За ним последовали Skandinavska
Banken в 1864 г. и Stockholms Handelsbank (впоследствии Sven-
ska Handelsbank) в 1871 г. Все три этих банка, так же, как неко-
торые более мелкие банки в провинции, успешно занимались ком-
мерческими и инвестиционными операциями. Можно спорить по
поводу того, способствовала ли успешная трансформация швед-
ской экономики процветанию банков или наоборот, но ясно, что
оба эти процесса происходили параллельно.
В первой половине XIX в. Дания имела центральный банк
{Nationalbank), который принадлежал частным акционерам, но
контролировался правительством, и множество небольших сбере-
гательных банков. Как и в Швеции, современная банковская ис-
тория Дании берет свое начало в 1850-х гг.; более того, как и в
Швеции, в банковской системе Дании доминировали три больших
акционерных банка, расположенные в Копенгагене: Privatbank
(1857 г.), Landsmanbanken (1871 г.) и Handelsbanken (1873 г.).
Норвегия и Финляндия имели менее развитую финансовую систе-
му, чем Дания и Швеция, но во всех четырех странах, благодаря
высокому уровню грамотности, население было лучше готово к
тому, чтобы воспользоваться преимуществами банковских услуг.
В средиземноморских странах современные банковские инсти-
туты также получили развитие в 1850-х и 1860-х гг., но в основ-
ном по французской инициативе и с опорой на французский капи-
тал. В Испании существовал эмиссионный банк, Banco de San
Carlos (позже переименованный в Банк Испании), основанный
французским банкиром в 1782 г., но, как и другие банки подоб-
ного типа, он занимался прежде всего обслуживанием государст-
венных финансов. Барселона, важный торговый и промышленный
390
центр страны, также имела эмиссионный банк, ведущий свою ис-
торию с 1840-х гг., но он не занимался учредительской деятель-
ностью. Братья Перейра пытались создать испанский филиал
своего банка в 1853 г. (тогда же, когда разворачивалась эпопея с
Darmschtadter Bank), но не смогли получить разрешения от реак-
ционного правительства, находившегося в то время у власти в Ис-
пании. Однако в 1855 г., когда смена правительства привела к
власти «умеренную» партию, они уговорили министра финансов
внести в Кортесы законопроект, позволяющий правительству да-
вать разрешения на создание банков по образцу Credit Mobilier.
В начале следующего года они создали Sociedad General de
Credito Mobiliario Espanol.
Закон, согласно которому был создан этот банк, также содер-
жал положение, позволяющее правительству утверждать создание
подобных институтов без дополнительной санкции Кортесов. Дру-
гие французские предприниматели тоже не теряли времени зря.
Почти одновременно на испанской почве появились четыре банка
по модели Credit Mobilier, три из которых были основаны на
французские капиталы (в том числе один был учрежден Ротшиль-
дами). Все они приняли участие в лихорадке железнодорожного
учредительства и строительства, а некоторые, особенно Credito
Mobiliario, учредили ряд других промышленных и финансовых
компаний, включая первую в Испании страховую компанию со-
временного типа. Таким образом, то достаточно скромное эконо-
мическое развитие, которое наблюдалось в Испании на протяже-
нии XIX в., во многом явилось результатом деятельности основан-
ных с французским участием кредитных компаний.
Вскоре после учреждения Credito Mobiliario Espanol братья
Перейра договорились с португальским правительством о созда-
нии аналогичного банка в Лиссабоне. Однако верхняя палата пор-
тугальского парламента отказалась ратифицировать это соглаше-
ние. Позже в том же году другому французскому финансисту, ко-
торый помог правительству разместить государственный заем,
была предоставлена привилегия на создание в Португалии банка
по образцу Credit Mobilier, но он оказался недолговечным. Учре-
дитель обанкротился в период кризиса 1857 г., и банк обанкро-
тился вместе с ним. Впоследствии французские предприниматели
внесли свой вклад в создание двух ипотечных банков, схожих с
Credit Fonder, но более никто из учредителей не считал Португа-
лию подходящим местом для создания инвестиционных банков.
Братья Перейра также хотели открыть филиал в быстро раз-
вивающемся Пьемонте. Кавур, добрый гений этой страны, привет-
ствовал их начинание, желая создать противовес влиянию Рот-
шильдов, которые фактически монополизировали финансы коро-
левства. Но, в конце концов, он не решился вступать в конфликт
с этим финансовым колоссом и даровал банку Ротшильдов Cassa
del Commerdo е delle Industrie привилегию единственного акцио-
нерного инвестиционного банка в Пьемонте. Он принимал участие
391
во множестве предприятий Ротшильдов в Италии, Швейцарии и
Австрии, а также в самом Пьемонте, однако плохое управление и
«безответственность крупных финансистов, связанных с ним»
(как было сказано в одном финансовом журнале), привели к
большим убыткам. Ротшильды ушли из него в 1860 г., после чего
банк находился в состоянии стагнации до 1863 г., когда братья
Перейра купили контрольный пакет акций, увеличили его капитал
и переименовали в Societa Generale de Credito Mobiliare Italiano.
В последующие годы он имел отношение к созданию практически
всех новых предприятий в Италии, включая железные дороги и
металлургические заводы. Он имел тесные связи с высокими пра-
вительственными кругами, по своему влиянию уступая лишь На-
циональному банку Италии. Однако в разгар кризиса 1893 г. се-
рьезные скандалы по поводу внутренней организации этого банка
и его связей с правительством привели к его ликвидации.
Большинство других итальянских банков, созданных в 1860-х гг.,
также использовали французский капитал, но только один из
них, Вапса di Credito Italiano, находился под столь же мощным
французским влиянием, как и Credito Mobiliare. Он тоже пал
жертвой кризиса 1893 г. В следующем году образовавшийся ваку-
ум заполнили два новых крупных банка, на этот раз созданные по
немецкой инициативе и с немецким капиталом: Вапса Соттег-
ciale Italiana в Милане и Credito Italiano в Генуе. Хотя немецкий
капитал ушел из этих банков около 1900 г. (его отчасти заместил
французский), эти два института сыграли главную роль в про-
мышленном прорыве Италии накануне Первой мировой войны.
В 1850-х гг. французские банковские учредители стремились к
получению концессий в Юго-Восточной Европе, но время для них
еще не пришло. И Сербия, и Румыния тогда отвергли предложе-
ния учредить банки по образцу Credit Mobilier; в 1863 г. сам
Credit Mobilier подписал соглашение с румынским правительст-
вом, но его ратификация была заблокирована парламентом. Через
два года, после государственного переворота, находившийся у
власти князь Куза дал разрешение французским и британским
финансистам основать банк Румынии (Вапса Romaniei). Наконец,
в 1881 г. в Румынии был создан Societate de Credit Mobiliar при
финансовом участии французов.
Крымская война трагически обнажила экономическую отста-
лость России перед лицом Запада и побудила царское правитель-
ство к началу кампании по строительству железных дорог и к от-
мене крепостного права. Она также привела к необходимости
перестройки финансовой и банковской системы. Главным финан-
совым институтом стал Государственный банк, основанный в
1860 г. Он полностью принадлежал правительству и находился
под непосредственным контролем министерства финансов. Внача-
ле он не занимался эмиссией банкнот - бумажные деньги выпус-
кало само финансовое ведомство, но после перехода России к зо-
лотому стандарту' в 1897 г. банк получил монополию на эмиссию
392
банкнот. Государственный банк контролировал государственные
сберегательные банки и создал Крестьянский поземельный банк
(1882 г.), Дворянский поземельный банк (1885 г.), а также Зем-
ский и городской банк (1912 г.). Он владел акциями Заемного и
Учетного банка Персии (1890 г.) и Русско-Китайского банка
(1895 г.), созданных для поддержки экономического проникнове-
ния России в эти страны.
Кроме того, банковская система России включала в себя раз-
личные небольшие учреждения — кооперативные, коммунальные,
ипотечные и другие банки, но самую важную роль, после Госу-
дарственного банка, играли акционерные коммерческие банки.
Первым из них был Петербургский Частный Коммерческий банк,
основанный в 1864 г. К 1914 г. насчитывалось 50 акционерных
банков, большинство из которых имело правления в Санкт-Петер-
бурге и Москве и широкую сеть отделений (более 800) по всей
стране. Двенадцать крупнейших банков, восемь из которых бази-
ровались в Петербурге, контролировали около 80% всех активов
банковской системы. Другой отличительной чертой этих банков
была степень иностранного участия. Многие из них были основа-
ны или управлялись французскими, немецкими, британскими или
другими иностранными банкирами. Иностранные банки, особенно
французские, владели большей частью их акций. В 1916 г. ино-
странным банкам принадлежало 45% капитала десяти крупнейших
банков страны, причем половина этой суммы приходилась на
французские банки. Российские акционерные банки, в сотрудни-
честве со своими иностранными партнерами, внесли огромный
вклад в русскую индустриализацию после 1885 г., осуществлению
которой также во многом способствовали иностранные предприни-
матели и инженеры (см. главу 10).
Кроме того, европейские финансисты применяли свои знания
и опыт в странах Ближнего и Среднего Востока. Первый акцио-
нерный банк, основанный в этом регионе (и первый британский
акционерный банк за рубежом), — Банк Египта — начал опера-
ции в 1855 г. Это вызвало недовольство многочисленных фран-
цузских частных банкиров в Александрии, которые выразили про-
тест своему консулу, но безуспешно. Через некоторое время фран-
цузы сами стали учреждать в Египте акционерные банки.
Схожий процесс происходил в дряхлеющей Османской импе-
рии. В 1856 г. группа британских финансистов создала в Констан-
тинополе Оттоманский банк, функционировавший как обычный
коммерческий банк. Несколько лет спустя он ходатайствовал о
предоставлении ему монополии на выпуск банкнот, но получив-
шие образование во Франции министры-реформаторы в тот пери-
од стремились к укреплению связей с французским финансовым
рынком. В 1863 г. они вынудили Оттоманский банк к слиянию с
французской банковской группой, возглавляемой Credit МоЫНег,
в результате чего был образован новый Имперский Оттоманский
банк. Это было крайне необычное учреждение, совмещавшее
393
функции центрального банка (с монополией на эмиссионную дея-
тельность) и функции обычного коммерческого и инвестиционного
банка. Кроме того, на банк были возложены обязанности изымать
из обращения бумажные и низкопробные металлические деньги,
собирать и переводить в казначейство налоги в регионах, где на-
ходились его филиалы, и обслуживать государственный долг. До-
ходы только за первые семь месяцев операций составили почти
20% от суммы вложенного капитала. Банк процветал на протяже-
нии предвоенных десятилетий и даже достиг соглашения с Муста-
фой Кемалем (Ататюрком) после Первой мировой войны.
Персия (современный Иран) также имела подобное учрежде-
ние, Имперский банк Персии, основанный на британские средства
в 1889 г. Его учредители намеревались использовать банк для фи-
нансирования железнодорожного строительства, но российское
правительство, опасавшееся британского проникновения к южным
границам империи, оказало дипломатическое давление на шаха,
чтобы не допустить строительства железных дорог. Банк, осно-
ванный, таким образом, «по ошибке», и управлявшийся дилетан-
тами в финансовой сфере, мало способствовал экономическому
развитию Персии.
Ситуация со многими другими зарубежными британскими бан-
ками была принципиально иной. Начиная с 1850-х гг. за рубе-
жом, особенно в Индии и Латинской Америке, было учреждено
множество банков с британскими уставами и британским капита-
лом. Они являлись не филиалами британских банков, а самостоя-
тельными банками, основанными главным образом британскими
торговцами, оперирующими за границей. Одним из наиболее из-
вестных был Банк Гонконга и Шанхая, который сыграл выдаю-
щуюся роль в финансировании экономики Китая и в настоящее
время является крупной многонациональной корпорацией. Глав-
ной функцией этих банков было финансирование международной
торговли, но они также принимали участие в эмитировании цен-
ных бумаг иностранных правительств и корпораций. Со временем
они столкнулись с конкуренцией не только местных банков, но и
отделений других европейских банков.
Развитие банковского дела в Соединенных Штатах в XIX в.
сдерживалось рядом обстоятельств. В первые годы независимости
борьба между сторонниками Гамильтона, которые выступали за
сильную роль федерального правительства, и Джефферсона, ко-
торые предпочитали оставить максимум полномочий в руках от-
дельных штатов, непосредственно отразилась на истории банков-
ского дела. Поначалу взяли верх сторонники Гамильтона, добив-
шись от Конгресса учреждения Банка Соединенных Штатов
(1791 — 1811 гг.). Но когда срок его хартии истек, ее продлению
воспрепятствовали лоббисты интересов штатов и банков, учреж-
давшихся на уровне штатов (эти банки, которые были уже доста-
точно многочисленны, с завистью относились к деятельности
Банка Соединенных Штатов). Второй Банк Соединенных Штатов
394
[<1816-1836 гг.) постигла та же судьба. До начала Гражданской
войны было предпринято множество институциональных экспери-
ментов. Некоторые штаты придерживались принципа «свободного
учреждения банков» (когда создать банк мог любой желающий),
другие организовали государственное управление банками, а тре-
тьи вообще пытались запретить создание банков. Несмотря на эту
кажущуюся неразбериху, экономика получила банковские услуги,
в которых она нуждалась, и продолжала быстро расти.
В период Гражданской войны, отчасти в качестве меры управ-
ления финансами в военное время, Конгресс создал Националь-
ную банковскую систему, которая позволила федеральным банкам
конкурировать с банками, учрежденными на уровне штатов. Кон-
куренция была неравноправной, поскольку Конгресс обложил
дискриминационным налогом эмиссию банкнот банками штатов,
что заставило многие из них перейти в категорию национальных.
Однако они вовремя поняли, что можно продолжать банковский
бизнес на основе операций с чековыми депозитами, в результате
чего банки штатов на протяжении последних десятилетий XIX в.
успешно восстановили свой статус.
Банковская система и на уровне штатов, и на национальном
уровне страдала от чрезмерно жестких ограничений и правил регу-
лирования. К примеру, основание банковских филиалов было в
большинстве случаев запрещено. Банки не могли заниматься кре-
дитованием международной торговли; это означало, что финанси-
рование значительных импортных и экспортных операций страны
осуществлялось европейскими банками и относительно небольшим
числом частных торговых банков, таких как J.P.Morgan & Со, на
которые не распространялись ограничения, налагаемые на акцио-
нерные банки. Некоторые полагают, что отсутствие центрального
банка сделало страну более восприимчивой к периодически возни-
кавшим финансовым паникам и депрессиям. Чтобы преодолеть эту
слабость, Конгресс в 1913 г. создал Федеральную резервную систе-
му. Это решение (наряду с другими принятыми мерами) лишило
национальные банки их эмиссионной функции, но предоставило иМ
свободу занятия международными финансовыми операциями.
В целом опыт Соединенных Штатов, где наблюдался быстрым
экономический рост и существовала подвижная, но несколько ха-
отичная банковская система, по всей видимости, показывает, что,
хотя банки необходимы для экономического роста в индустриаль-
ных обществах, рациональная банковская система сама по себе
вовсе не является такой уж необходимостью.
Роль государства
Немногие из аспектов экономической истории XIX в. покрыты
столь же плотной пеленой неверных интерпретаций, как роль го-
395
сударства, или правительства, в хозяйственной системе. С одной
стороны, существует миф о laissez faire, гласящий, что, помимо
издания и (в той или иной степени) обеспечения выполнения уго-
ловного законодательства, государство совершенно не вмешива-
лось в экономику. С другой стороны, существует марксистская
точка зрения о том, что правительства действовали в роли «испол-
нительных комитетов» правящего класса — буржуазии. Однако,
историческая реальность, сложная и многовариантная, сильно от-
личается от обоих этих упрощенных представлений.
Правительство может выполнять в экономике разнообразные
функции. Основная функция правительства, от исполнения кото-
рой оно не может уклониться ни при каких обстоятельствах, со-
стоит в создании законодательной базы экономической деятель-
ности. Спектр возможных вариантов простирается от политики
полного невмешательства до тотального государственного контро-
ля. Фундаментальные проблемы связаны здесь не с вмешательст-
вом или невмешательством как таковым, а с неопределенностью.
«Правила игры» должны быть ясными и четко определенными, а
за их исполнением должен осуществляться эффективный кон-
троль. Эти правила включают в себя, как минимум, определение
прав (прав собственности и других) и обязанностей (контракт-
ных, юридических и т.д.). Воровство является преступлением и в
обществе свободного предпринимательства, и в социалистическом
обществе.
Вторая большая категория методов, с помощью которых пра-
вительство оказывает влияние на хозяйственную жизнь, включает
в себя меры по стимулированию экономики, не связанные с непо-
средственным осуществлением хозяйственной деятельности. Они
включают в себя установление таможенных пошлин, налоговых
льгот, компенсаций, субсидий и т.д. (в т.ч. и такие специфичес-
кие меры, как учреждение туристических и иммиграционных
бюро). Не все подобные меры обязательно благоприятствуют эко-
номическому росту. Например, протекционистские тарифы могут
продлить жизнь неэффективным производствам.
С мерами по стимулированию экономики во многом схожи ре-
гулятивные функции правительства, хотя обычно подразумевают
достижение иных целей. Они простираются от мер по защите здо-
ровья и безопасности отдельных групп рабочих до детального
контроля за ценами, заработной платой и выпуском продукции.
Целью такого регулирования может быть ускорение экономичес-
кого роста — например, путем запрета или регулирования част-
ных монополий, но чаще они ориентированы на решение других
задач — чаще всего на преодоление неравенства или эксплуата-
ции. В последнем случае незапланированным побочным эффектом
регулирования может быть торможение роста.
Наконец, правительства могут непосредственно принимать
участие в производительной деятельности. Здесь также существу-
ет широкий круг возможностей — от развития системы образова-
396
ния до тотальной собственности и контроля над всеми производ-
ственными активами, как это было в Советском Союзе. Такое
участие правительства в экономике может быть в основе своей
предпринимательским или инновационным, как, например, в слу-
чае строительства канала Эри штатом Нью-Йорк или японских
образцовых фабрик; в таком случае оно благоприятно для частно-
го предпринимательства. Напротив, государственные предприятия
могут конкурировать с частными предприятиями или вытеснять
их, как в случае с государственной собственностью на предпри-
ятия коммунального сектора и связи.
Принимая во внимание столь обширный набор возможностей,
обратимся к рассмотрению вопроса о том, какую роль в экономи-
ке реально играли правительства в XIX в. Поскольку некоторые
из функций правительства, особенно первую, мы уже рассмотрели
в главе 8, а вопросы торговой политики — в главе И, наш крат-
кий очерк будет сосредоточен на других функциях.
Великобритания обычно считается родиной laissez faire, или
«минималистского государства». Но каков был действительный
^размер» правительства в Великобритании? В течение всего сто-
1етия после наполеоновских войн доля расходов центрального
гравительства в валовом национальном продукте составляла в
:реднем менее 10%, а в мирное время — около 6 — 8%. (Для оп-
ределения фактических размеров правительства следует учесть
также расходы местных органов власти, составлявшие, вероятно,
не более 2 — 3% ВНП.) Велика эта доля или мала? По сравнению
с долей государственных расходов в ВНП, характерной для
XX в. (от 30% до 50% и более), она, несомненно, мала. С другой
стороны, 10% — это не так уж и мало...
Несмотря на то, что Великобритания имела репутацию «роди-
ны laissez faire*, размеры государственного сектора в этой стране
были, по-видимому, типичны для Европы в целом. Возможно, в
относительном выражении они были даже несколько больше, чем
в большинстве континентальных государств. В Германской импе-
рии и в Соединенных Штатах доля расходов центрального прави-
тельства в национальном доходе была, как правило, ниже 5%. Но,
разумеется, это были государства федеративного типа, где расхо-
ды региональных и местных властей превосходили расходы цент-
рального правительства. Как это ни странно звучит, страны, где
доля государственных расходов была выше, относились к числу
самых бедных стран Южной и Восточной Европы (в частности, к
ним относились Испания, Италия и Россия). В балканских стра-
нах доля государственных расходов в начале 1900-х гг. составля-
ла 20-30%.
Перейдем теперь от обсуждения размера правительства к во-
просу о том, каковы были меры государственной политики, спо-
собствовавшие или препятствовавшие экономическому развитию.
Начнем вновь с Великобритании. Большинство людей восприни-
мают как должное, что одной из функций правительства является
397
обеспечение почтового сообщения (хотя последние годы неэффек-
тивность почтовой службы и появление альтернативной частной
курьерской службы ставят этот тезис под сомнение). До XIX в.
частная курьерская служба сосуществовала с неповоротливой, не-
эффективной государственной почтовой службой, которая содер-
жалась преимущественно в целях цензуры, шпионажа и получе-
ния государственных доходов. Рождение современной почтовой
службы произошло в 1840 г., когда сэр Роуланд Хилл, генераль-
ный почтмейстер Соединенного королевства, ввел в обращение
почтовые марки ценой 1 пенни для предварительной оплаты поч-
товой корреспонденции. В течение нескольких лет большинство
западных государств переняли подобную систему. Когда вскоре
вошел в употребление электрический телеграф, показалось логич-
ным подчинить его государственной почтовой монополии. Подоб-
ная же история повторилась после изобретения телефона. Боль-
шинство континентальных стран последовали примеру Великобри-
тании, но в Соединенных Штатах развитие и телеграфной, и те-
лефонной связи было оставлено в руках частного предпринима-
тельства.
Самым необычным примером частного предпринимательства
была Ост-Индская компания. Основанная в XVII в. как чисто
коммерческое предприятие, к началу XIX в. она стала подлинной
правительницей Индии, «государством в государстве». После вос-
стания сипаев в 1857 г., когда местная милиция восстала против
своих офицеров, общественное мнение осознало аномальность си-
туации и принудило правительство распустить компанию, управ-
ленческие функции которой перешли к Министерству по делам
Индии. Это решение казалось правильным и нормальным, но
через несколько лет, в 1875 г., премьер-министр Бенджамен Диз-
раэли сделал правительство собственником одного из самых круп-
ных частных предприятий того времени, выкупив у египетского
хедива акции зарегистрированной во Франции Компании Суэцко-
го канала. Этот шаг обосновывался интересами национальной обо-
роны. Подобные аргументы выдвигались и при покупке Англо-
Персидской нефтяной компании в 1914 г., накануне Первой миро-
вой войны. Такое объяснение можно было признать адекватным,
учитывая условия и обстоятельства времени, но эти действия едва
ли соответствуют репутации Великобритании как образца «мини-
малистского государства».
Но в одной области Великобритания действительно соответст-
вовала своей репутации. Нигде Великобритания не отставала в
такой степени от других западных стран, как в деле государствен-
ной поддержки образования. До 1870 г. все школы содержались
на средства частных или религиозных фондов и организаций, и
большинство из них были платными, кроме приходских школ в
Шотландии. В результате половина населения вообще не получа-
ла никакого формального образования. Только выходцы из обес-
печенных слоев населения могли получить образование на уровне
398
выше начального. Этот фактор более чем какой-либо другой по-
служил сохранению архаической классовой структуры британско-
го общества в эпоху быстрых социальных перемен и способство-
вал относительному упадку промышленного лидерства Великобри-
тании. Билль об образовании 1870 г. обеспечил государственную
поддержку частным и церковным школам, которые отвечали неко-
торым минимальным требованиям. Однако только в 1891 г. обра-
зование стало бесплатным и всеобщим (хотя бы в принципе) ддя
детей до двенадцати лет. Еще в 1920-х гг. только один из восьми
детей школьного возраста посещал среднюю школу.
В области высшего образования Англия также отставала от
континентальных стран и Соединенных Штатов. До тех пор, пока
в XX в. не были введены государственные стипендии, университе-
ты Оксфорда и Кембриджа были открыты только для сыновей
обеспеченных, прежде всего аристократических фамилий. В про-
тивоположность этому в Шотландии, имевшей гораздо меньшую
численность населения, существовало четыре древних и процвета-
ющих университета, открытых для всех абитуриентов. Лондон-
ский университетский колледж, существовавший с 1825 г., в
1898 г., после вхождения в его состав ряда других колледжей,
был преобразован в Лондонский университет. В 1880 г. Манчес-
тер стал первым провинциальным городом, получившим новый
университет. К началу XX в. было учреждено еще несколько уни-
верситетов, но даже после Первой мировой войны только четыре
человека из тысячи в соответствующей возрастной группе учились
в университетах.
Большинство континентальных стран имели длительную тра-
дицию государственного патернализма или этатизма, если исполь-
зовать французский термин. В некоторых из них государство вла-
дело лесами, рудниками и даже промышленными предприятиями.
Последние производили военное и морское снаряжение, но не
только. Так, во Франции королевские мануфактуры выпускали
изделия из фарфора и хрусталя, гобелены и т.д.; аналогично об-
стояло дело и в других странах. Когда в XVIII в. превосходство
британских технологий в некоторых отраслях стало очевидным,
правительства стали поддерживать попытки получить доступ к
этим технологиям с помощью шпионажа или по иным каналам, В
частности, Франция и Пруссия начали коксовую выплавку чугуна
на принадлежащих государству предприятиях, однако эти экспе-
рименты не имели коммерческого успеха. Лишь после наполеонов-
ских войн частные предприниматели вернулись к использованию
соответствующих технологий.
Этот пример показывает, что государство должно было изме-
нить свои традиции патернализма в ходе индустриализации. Наи-
более яркий пример представляет собой горнодобывающая про-
мышленность Рура. В Пруссии, как и во Франции и некоторых
других странах, добыча полезных ископаемых, даже на частных
рудниках, должна была проводиться под надзором инженеров ко-
399
ролевского горного департамента (в основе соответствующей прак-
тики лежал т.н. Direktionsprinzip — «принцип управления»).
Такое положение дел было приемлемым до тех пор, пока добыча
ограничивалась относительно неглубокими залежами в самой Рур-
ской долине, но когда в конце 1830-х и в 1840-х гг. к северу от
нее были открыты богатые «глубинные пласты», консерватизм ко-
ролевского горного департамента стал серьезной помехой. Разра-
ботка вновь открытых залежей требовала увеличения капитало-
вложений для строительства более глубоких шахт, приобретения
паровых насосов и другого горного оборудования. Горнодобываю-
щие компании, некоторые из которых принадлежали француз-
ским, бельгийским и британским предпринимателям, начали дол-
гую изматывающую борьбу с прусскими властями, которая, нако-
нец, закончилась в 1865 г. заменой принципа управления принци-
пом инспектирования (Inspektionsprinzip), в соответствии с кото-
рым правительственные инженеры лишь инспектировали рудники
на предмет их безопасности.
Быстрое развитие транспортных технологий, особенно в сфере
железнодорожного транспорта, побудило правительства всех
стран к вмешательству в отрасли транспортного сектора. Британ-
ское правительство, верное своим минималистским традициям, ог-
раничилось незначительным вмешательством, предоставив учреж-
дение железнодорожных компаний, строительство и большинство
вопросов управления частной инициативе. Но даже в Великобри-
тании парламенту пришлось принять законодательство, разрешав-
шее компаниям покупать землю под дороги, а Закон о железных
дорогах 1844 г. установил ряд правил, в том числе зафиксировал
уровень максимального тарифа на перевозку пассажиров третьим
классом. (Этот закон также предусматривал право правительства
на выкуп железных дорог после истечения срока действия их хар-
тий, но это право не использовалось вплоть до окончания Второй
мировой войны.)
В других странах правительства принимали гораздо большее
участие в сооружении железных дорог. Как мы видели, вновь воз-
никшее бельгийское государство в 1830-х гг. взяло на себя стро-
ительство основной железнодорожной сети и управление ею.
После того, как строительство этой сети было завершено, частным
компаниям было разрешено строить вспомогательные железнодо-
рожные линии, но когда эти компании столкнулись с финансовы-
ми затруднениями в 1870-х гг., правительство спасло их от бан-
кротства. Во Франции долго велись споры по вопросу относитель-
но государственной или частной собственности на железные доро-
ги. В конечном итоге сторонники частного предпринимательства
одержали верх, но с многочисленными оговорками, резервирую-
щими за правительством широкие полномочия. Когда одна из
крупных компаний обанкротилась, правительство взяло на себя
дальнейшее обслуживание дороги. Как отмечалось в главе 9, гер-
манские государства придерживались разной политики в начале
400
J
эрб! железнодорожного строительства: некоторые из них сооружа-
ли дороги за счет казны, другие предоставили выполнение этой
задачи частным предпринимателям. Впоследствии, после создания
империи, Бисмарк учредил имперское железнодорожное ведомст-
во, в обязанности которого входил выкуп частных компаний и ис-
пользование железных дорог как инструмента экономической по-
литики, например, путем установления преференциальных тари-
фов на перевозку экспортных товаров. (Однако ранее, в 1865 г.,
Бисмарк продал принадлежавшие прусскому государству акции
железной дороги Кельн —Минден ради получения финансовых
средств на войну с Австрией.)
Политика Австро-Венгерской империи в отношении железных
дорог претерпевала изменения, так же, как и политика России:
сначала основной акцент был сделан на государственное владение
и управление железными дорогами, затем эти функции были
переданы частным компаниям, после чего произошел возврат к го-
сударственной собственности. Другие страны, даже если они и не
придерживались с самого начала принципа государственного вла-
дения железнодорожной сетью (как это было в Швеции с
1855 г.), рано или поздно приходили к нему. Даже там, где этого
не произошло, например, во Франции до Первой мировой войны,
государство сконцентрировало в своих руках значительные регу-
лирующие функции. В Соединенных Штатах федеральное прави-
тельство до Гражданской войны передало железнодорожную по-
литику в сферу компетенции штатов, но вскоре после окончания
войны передало частным компаниям значительные земельные пло-
щади в качестве стимула к сооружению трансконтинентальных
линий. В 1887 г. в ответ на жалобы фермеров и других лиц Кон-
гресс создал Федеральную торговую комиссию (Interstate Com-
merce Commission) для регулирования деятельности железных
дорог.
Эти несколько примеров далеко не исчерпывают многообразия
методов, с помощью которых государство оказывало влияние на
экономику. Однако они иллюстрируют многообразие и порой про-
тиворечивость функций правительства. Если в ретроспективе
XIX в. представляется столетием, когда правительство играло
меньшую роль в экономике, чем это было в предыдущие столетия
или в XX в., это не означает, что оно вообще не играло никакой
роли.
Глава 13
ОБЗОР МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ В XX ВЕКЕ
Подгоняемая ускоряющейся поступью технологических пере-
мен, потрясенная двумя самыми разрушительными в истории вой-
нами, мировая экономика в XX в. получила новый и беспреце-
дентный размах. Нив одной другой сфере эти изменения не были
столь очевидны, как в области демографии.
Население
Численность населения Европы в XIX в. выросла более чем в
два раза, в то время как численность населения мира вне ареала
поселения европейцев увеличилась немногим более чем на 20%.
Напротив, в XX в. темпы роста численности населения в Европе
снизились, в то время как рост численности населения остального
мира ускорился небывалыми темпами. Этот рост преимущественно
наблюдался на протяжении периода после Второй мировой войны,
в чем можно убедиться на основании Таблицы 13.1.
Таблица 13.1
Мировое население по континентам (млн человек)
|	Регион	1900	1950	1989
Африка	120	222	628
Азия	937	1366	3052
Восточная Азия (а)		671	1317
Остальная Азия		695	1735
Европа (6)	401	392	497
Россия/СССР	126	180	286
Северная Америка	81	166	274
Латинская Америка (в)	63	165	439
Океания	6	13	26
I Все население	1608	2504	5201
а) Япония, Корея, Китай, Юго-Восточная Азия.
402
6) Кроме России/СССР и европейской части Турции.
в) Центральная Америка, Мексика, страны Карибского бассейна и
Латинская Америка.
Источники: для 1950 и 1989 гг.: United Nations Demographic Year-
book, 1989; для 1900 г.: Woytinsky W.S., Woytinsky E.S. World Popula-
tion and Production: Trends and Outlook. New York, 1953; данные по Рос-
сии, приведенные в графе «1900 г.», взяты из переписи за 1897 г. Все
данные носят приблизительный характер.
В первом приближении можно сказать, что причиной колос-
сального роста численности населения являлось снижение общего
коэффициента смертности, особенно в «незападных» странах.
Западные нации претерпели «демографическую трансформацию»
(переход от высоких уровней рождаемости и смертности к го-
раздо более низким) в конце XIX в. — начале XX в. Боль-
шинство «незападных» стран в настоящее время переживают
схожую трансформацию. В результате распространения западных
достижений в общественном здравоохранении и санитарии, ме-
дицинском обслуживании и сельскохозяйственном производстве
уровень смертности в странах Третьего мира значительно сни-
зился, в то время как уровень рождаемости изменялся значи-
тельно медленнее. Эти процессы на примере ряда стран отра-
жены в Таблице 13.2.
Таблица 13.2
Общий коэффициент рождаемости (ОКР)
и общий коэффициент смертности (ОКС) в отдельных странах
(в расчете на 1000 чел.)
Страна	Около 1900 — 1910 гг.		1950 г.		1987 г. (а)	
	ОКР	ОКС	ОКР	ОКС	ОКР	ОКС
1	2	3	4	5	6	7
Австралия	26,5	11,2	23,3	9,6	15,0	7,2
Австрия	34,7	23,3	15,6	12,4	11,4	11,2
Англия и Уэльс	27,2	15,4	15,8	11,7	13,6	11,3
Франция	20,6	19,4	20,7	12,8	13,8	9,5
Израиль			34,5	6,9	22,7	6,7
Япония	32,2	20,7	28,2	10,9	11,0	6,2
Румыния	39,8	25,8	19,6	20,0	16,0	10,7
Россия/СССР	46,5(6)	29,7(6)	26.7(b)	9,7(в)	19,8	9,9
Испания	34,4	25,2	20,1	10,9	11,3	7,9
Швеция	24,8	14,9	16,4	13,7	12,5	П,1
США		24,3	15,7	23,5	9,6	15,6	8,7
403
1	2	3	4	5	6	7
Аргентина			25,4	9,0	21,3	8,0
Бразилия			41,4	12,1	28,6	7,9
Мексика			44,7	15,9	29,0	5,3
Бангладеш			49,1	27,3	42,2	15,5
Индия			40,5	24,2	32,0	11,9
Индонезия			45,0	26,4	27,4	11,2
Египет			44,2	19,0	41,1	9,2
Нигерия			51,8	29,0	49,8	15,6
Тунис			30,1	9,5	27,5	7,4
Заир			48,2	26,3	45,6	13,9
а)	доступные данные для ближайшего года.
6)	1900—1910 гг., только европейская Россия.
в)	1945 г.
Источники: для 1900—1910 гг.: Woytinsky W.S., Woytinsky E.S.
World Population and Production: Trends and Outlook. New York, 1953;
для 1950 и 1987 rr.: United Nations. Demographic Yearbook, издания за
различные годы. Все данные носят приблизительный характер.
Основным фактором снижения общего коэффициента смерт-
ности было сокращение младенческой смертности (смертности
детей в возрасте до одного года), см. Таблицу 13.3.
Таблица 13-3
Младенческая смертность в отдельных странах
(на 1000 родившихся)
Страна	Около 1901 — 1910 гг.	1950 г.	1987 г.
1	2	3	4
Австралия	87	23,8	8,7
Австрия	209	55,6	—
Англия и Уэльс	128	27,9	9,0
Франция	132	46,2	7,8
Израиль		41,8	10,0
Япония	156	52,7	4,8
Россия/СССР	251	75,2	13,5
Испания	164	62,5	10,9
США	97	28,1	10,4
Аргентина		64,8	26,2
404
1	2	3	4
Бразилия		107,3	45,3
Мексика		57,7	29,2
Индия		185	130
Индонезия		95,2	125
Египет			75
Нигерия		87,2	124
Тунис		193	125
Заир			104
Источники: для 1900—1910 гг.: Woytinsky W.S., Woytinsky E.S.
World Population and Production: Trends and Outlook. New York, 1953,
для 1950 и 1987 гг.: United Nations. Demographic Yearbook, издания за
различные годы. Все данные носят приблизительный характер.
Главным следствием снижения уровня смертности было резкое
возрастание средней продолжительности жизни. Этот показатель
часто измеряется в соответствии с концепцией ожидаемой продол-
жительности жизни при рождении, которая рассчитывается как
среднее число лет, которое проживут люди, рожденные в опреде-
ленном году. В начале XX в. эта цифра была в основном ниже
50 лет даже в развитых странах. Например, в Соединенных Шта-
тах в 1900 г. средний показатель для обоих полов белого населе-
ния составлял 47,3 лет, а для для цветного населения — только
33 года. В Швеции, где проживало значительное число долгожи-
телей, средние цифры за десятилетие 1881 — 1890 гг. составляли
48,5 лет для мужчин и 51,5 лет для женщин. В свою очередь, в
«незападных» странах средняя продолжительность жизни при
рождении в начале столетия была очень низкой, едва ли выше
уровня, существовавшего в Римской империи. К примеру, в
Индии ожидаемая продолжительность жизни при рождении даже
в 1931 г. составляла только 26,8 лет. К середине столетия соответ-
ствующий показатель в экономически развитых странах Запада
вырос до 60 или даже более лет, в то время как в остальном мире
он в среднем был все еще ниже западных цифр начала столетия.
Однако после Второй мировой войны почти повсеместно был от-
мечен существенный рост, как явствует из Таблицы 13.4.
Существует тесная корреляция между этими показателями (и
особенно статистикой ожидаемой продолжительности жизни) и
различными показателями благосостояния, такими, как доход на
душу населения, качество питания и стандарты здравоохранения.
В странах с высокими средними доходами население имеет, как
правило, лучшее питание и медицинское обслуживание, чем в
странах, где доходы ниже. Поэтому для стран первой группы ха-
рактерны более низкий уровень смертности и более высокая ожи-
даемая продолжительность жизни.
405
Таблица 13.4
Ожидаемая продолжительность жизни при рождении,
данные по отдельным странам (лет)
Страна	Около 1950 г.		Около 1989 г.	
	мужчины	женщины	мужчины	женщины
Австралия	67	73	73	79
Чехословакия	61	66	67	75
Великобритания	66	71	72	78
Израиль	70	74	74	77
Япония	56	60	76	81
Россия/СССР	61	67	65	74
Испания	60	64	73	79
| Швеция	70	73	74	80
США	66	71	71	78
Аргентина	63	69	65	73
Бразилия	51	57	62	68
I Мексика	48	51	62	66
Бангладеш	38	37	57	56
Китай	45	47	68	71
Индия	42	41	53	52
Индонезия	37	38	55	57
Египет	41	44	59	62
Нигерия	33	36	49	52
I Тунис	43	45	65	66
| Заир	 		37	40	51	54
Источник: United Nations. Demographic Yearbook, издания за раз-
личные годы.
Процесс урбанизации, столь заметный в Европе в XIX в., про-
должался и в XX в., распространяясь на другие регионы мира.
(Однако возможный вариант дальнейшего развития этого процес-
са можно наблюдать в Великобритании, первой промышленно-го-
родской стране: здесь доля городского населения несколько сни-
зилась за последние несколько десятилетий, поскольку процве-
тающие бизнесмены и профессионалы склонны покидать города и
перемещаться в небольшие деревни, из которых они ездят на ра-
боту в город.) В промышленно развитых странах города являются
обычно центрами богатства, а также культуры, т.к. производи-
тельность и доходы обычно выше в городах, чем в сельской мест-
ности. Однако такое положение вещей не является обязательным
406
для стран Третьего мира. В них значительная часть обитателей го-
родов состоит из безработных или полубезработных мигрантов из
сельской местности, живущих в жалких лачугах на окраинах. На-
пример, население Мехико выросло примерно с 2 млн человек в
1940-х гг. до более 15 млн в 1980-х гг. — по большей части в ре-
зультате притока неграмотных, неквалифицированных и безработ-
ных крестьян. Подобный взрывной рост, характерный для боль-
шинства крупных городов Латинской Америки, Азии и даже Аф-
рики, накладывает невыносимое бремя на городскую инфраструк-
туру. Таблица 13.5 показывает рост численности городского насе-
ления в отдельных странах после Второй мировой войны. Не сле-
дует слишком доверять абсолютным цифрам ввиду различий в оп-
ределении понятия «городское население» в различных странах, а
также из-за обычных погрешностей демографической статистики.
Однако общий тренд, несомненно, очевиден.
Городское население
(в % к совокупному населению)
Таблица 13-5
|	Страна	Около 1950 г.	Около 1985 г.
| Австралия	79	85
Чехословакия	51	75
Израиль	78	89
Япония	38	77
Россия/СССР	48	65
Испания	55	90
США	64	75
Аргентина	74	85
Бразилия	36	72
Мексика	43	66
Бангладеш	—	13
Индия	—	25
Индонезия	15	22
Египет	38	45
Нигерия	10	16
Танзания	37	53
Заир	22	39
Источник: United Nations. Demographic Yearbook.
Рост городов был связан, в первую очередь, с внутренней миг-
рацией, когда избыточное население из сельских районов и ма-
407
леньких городков устремилось в крупные города, привлеченное
большими возможностями и свободой городской жизни. Междуна-
родная миграция, являвшаяся выдающейся чертой демографичес-
кой истории XIX в. (по крайней мере, в Европе и в регионах ев-
ропейских поселений), также продолжалась, хотя и при несколь-
ко иных обстоятельствах. Большая часть миграции в XIX в. моти-
вировалась экономическими проблемами в странах происхожде-
ния и возможностями, которые открывались за рубежом. Эти
факторы сохранили свое значение в XX в., но политические пре-
следования (или их угроза), связанные с войнами и революция-
ми, также сыграли большую роль.
Тип международной миграции, характерный для XIX в., до-
стиг своей высшей точки в годы, непосредственно предшествовав-
шие Первой мировой войне, когда в среднем более миллиона че-
ловек в год покидали Европу в поисках лучшей доли за океаном,
главным образом в Соединенных Штатах. Первая мировая война
временно сократила этот поток, а принятие в США после войны
более жесткого иммиграционного законодательства сократило его
еще больше. В то время как иммиграция в Соединенные Штаты в
последние десять лет до Первой мировой войны в среднем состав-
ляла около 1 млн в год, в 1920-х гг. иммиграция снизилась более
чем вдвое. Депрессия 1930-х гг. резко сократила в США экономи-
ческие возможности, открытые для иммигрантов, а Вторая миро-
вая война еще больше уменьшила поток иммиграции, которая за
период с 1930 г. по 1945 г. составляла в среднем менее 50 тыс.
человек в год. После войны беженцы, спасавшиеся от разрухи и
новых политических репрессий, увеличили число иммигрантов,
которое выросло с примерно 100 тыс. в конце 1940-х гг. до более
500 тыс. в 1980-х гг.
Характер американской иммиграции также изменился в пос-
ледние десятилетия. Раньше подавляющая часть иммигрантов
была представлена выходцами из Европы; сегодня гораздо больше
людей прибывает из Азии и Латинской Америки. Многие из лати-
ноамериканских иммигрантов (возможно, большая часть прибыва-
ющих из Мексики и некоторых стран Центральной Америки) яв-
ляются нелегальными сельскохозяйственными рабочими (wet-
backs), ищущими занятость, или политическими иммигрантами из
Центральной Америки и стран Карибского бассейна.
Характер европейской иммиграции и эмиграции в XX в. также
изменился. В XIX в. Европа давала подавляющую массу между-
народных мигрантов, однако сегодня Западная Европа стала при-
бежищем для политических беженцев и, по крайней мере времен-
но, для малоимущих масс из стран Средиземноморской Европы,
Северной Африки и отчасти Ближнего Востока.
Этот процесс начался после революции 1917 г. в России, когда
многие подданные царя (бывшие аристократы и другие) предпо-
чли выбрать местом проживания Запад, особенно Францию, чем
остаться на родине при советском режиме. Процесс значительно
408
ускорился после Второй мировой войны в связи с изменением гра-
ниц стран Восточной Европы. Миллионы этнических немцев были
высланы или бежали сами; в то же время люди многих других на-
циональностей также воспользовались послевоенной неразберихой
для того, чтобы бежать из-под власти режимов, которые они счи-
тали репрессивными, — процесс, повторившийся в меньших мас-
штабах после неудачной Венгерской революции 1956 г. и вторже-
ния в Чехословакию в 1968 г.
Западная Германия приняла на себя основную массу потока
беженцев, которые вначале казались тяжелой обузой. Однако в
условиях экономического возрождения континентальной Западной
Европы в 1950—1960 гг., повысившего спрос на рабочую силу,
проклятие обернулось благом. В действительности спрос на рабо-
чую силу превысил количество беженцев, результатом чего яви-
лось приглашение со стороны нескольких стран — особенно
Франции, Швейцарии, Бельгии, а также Западной Германии —
«гастарбайтеров» из Португалии, Испании, Италии, Греции, Юго-
славии, Турции и Северной Африки для пополнения рядов рабо-
чей силы. В большинстве случаев эти мигранты были временными
(или ожидалось, что они будут таковыми), но некоторое их число
осталось в соответствующих странах на постоянное жительство.
Еще один новый поток миграции был связан с миграцией ев-
ропейских евреев и, в конечном счете, евреев из других частей
света. После Первой мировой войны британцы, которые получили
мандат Лиги наций на контроль над Палестиной, позволили посе-
литься там ограниченному числу сионистов. В течение Второй ми-
ровой войны и после нее зверства нацистов в отношении евреев
вынудили тысячи избежавших Холокоста искать здесь спасения.
Сначала британцы сопротивлялись этому и депортировали многих
незаконных иммигрантов, но после провозглашения государства
Израиль в 1948 г. шлюзы распахнулись и в страну хлынули мил-
лионы евреев не только из Европы, но и из Америки, Азии и Аф-
рики. В последние годы многие евреи из бывшего Советского
Союза уехали в Израиль или в другие государства.
Ресурсы
к
В XX в. беспрецедентный рост численности населения и эко-
номического процветания, по крайней мере, в части стран мира
привели к беспрецедентному спросу на мировые ресурсы. Хотя
периодически случались временные дефициты некоторых товаров,
особенно в период войн, а в последней четверти столетия выража-
лись опасения относительно истощения некоторых важнейших ре-
сурсов, мировая экономика сумела найти адекватный ответ на сто-
ящие перед ней вызовы. Этот результат во многом был следстви-
ем растущего взаимодействия науки и технологии с экономикой.
409
Агрономы нашли новые пути повышения урожайности сельскохо-
зяйственных культур, инженеры изобрели новые методы увеличе-
ния добычи минеральных ресурсов, ученые открыли новые спосо-
бы использования существующих ресурсов и фактически создали
новые ресурсы из старых в форме синтетических материалов.
Самым важным достижением в области ресурсов в XX в. были
изменения в природе и источниках энергии. В XIX в. наиболее
важным источником энергии в индустриализирующихся странах
стал уголь, по большей части заменивший дерево, древесный
уголь, силу ветра и воды. В XX в. уголь в огромной степени, хотя
и не полностью, был заменен новыми источниками энергии, осо-
бенно нефтью и природным газом. Хотя нефть впервые стала до-
бываться на коммерческой основе еще в XIX в., она использова-
лась тогда в основном для освещения и отчасти как смазочный ма-
териал. Изобретение двигателя внутреннего сгорания в конце
XIX в. в огромной степени расширило возможности ее примене-
ния, и она стала конкурировать с углем и энергией воды в произ-
водстве электроэнергии, а также с углем в отоплении. Во второй
половине XX в. она приобрела новое значение как сырье для про-
изводства синтетических материалов и пластмасс.
В начале XX в. преобладание угля не подвергалось сомнению.
В 1928 г. на него все еще приходилось 75% мирового производст-
ва энергии, нефть давала 17%, а сила воды около 8%. (Эти
цифры не включают вклад рабочего скота, древесного топлива,
кизяка и т.д., но эти источники энергии не играли заметной роли
в индустриальных экономиках.) Около 1950 г. уголь все еще
давал почти половину всей энергии, в то время как нефть и газ —
порядка 30%, но к 1980-м гг. это соотношение изменилось на
прямо противоположное.
Ввиду огромной важности и множественности сфер примене-
ния нефть приобрела колоссальное геополитическое значение. За-
лежи нефти широко распространены по всему миру, но большая
часть ее добычи приходится на относительно небольшое число
географических регионов. По иронии судьбы Европа, будучи
обильно наделена углем, имеет наименьшие запасы нефти среди
других регионов земли. С другой стороны, Соединенные Штаты,
Россия и, возможно, Китай имеют большие запасы и угля, и
нефти. Широкомасштабная добыча нефти впервые была начата в
Соединенных Штатах. По состоянию на 1950 г. на США прихо-
дилось более 50% текущей добычи нефти и более 60% общемиро-
вой добычи нефти за все годы коммерческой эксплуатации ее мес-
торождений. Однако с тех пор, хотя США и продолжают быть
лидером в добыче нефти, они стали ее нетто-импортером. Самым
крупным поставщиком нефти на мировой рынок сейчас являются
страны Среднего Востока, расположенные вокруг Персидского за-
лива. Другим крупным производителем нефти является Россия.
Таблица 13.6 показывает процентное соотношение мирового про-
изводства энергии по типу топлива и географическим регионам.
410
Таблица 13.6
Мировое производство энергии в 1988 г. (в %)
	нефть	газ	уголь	гидро- электро- энергия	атомная энергия	всего
Северная Америка	7,9	7,5	6,8	1,7	2,0	25,8
Центральная и Южная Америка	2,6	0,7	0,2	1,0	—	4,5
Западная Европа	2,5	2,3	2,7	1,6	2,2	11,0
Восточная Европа и СССР	7,7	8,1	8,0	0,8	0,9	25,6
Средний Восток	9,5	1,4	—	—	—	10,9
Африка	3,5	0,8	1,3	0,1	—	5,8
Дальний Восток и Океания	3,9	0,9	9,0	1,2	0,8	16,3
Всего	37,6	22,3	27,9	6,4	5,7	100
Источник: Department of Energy, International Energy Annual, 1988.
Washington, D. C., 1989.
Технология
Развитие технологии, главная движущая сила индустриализа-
ции XIX в., продолжало в не меньшей степени играть эту роль и
в XX в. В действительности темпы этого развития даже ускори-
лись, хотя наши методы измерения произошедших перемен доста-
точно грубы и ненадежны. Тем не менее, остается несомненным,
что новые технологии оказали глубокое и разностороннее влияние
на повседневную жизнь фактически всех людей, даже тех, кто не
имеет о них никакого представления. В более ранние эпохи зна-
ком успеха человеческого общества была его способность приспо-
сабливаться к окружающей среде. В XX в. признаком успеха яв-
ляется способность манипулировать окружающей средой и при-
спосабливать ее к нуждам общества. Фундаментальным средством
манипуляции и приспособления стала технология — а именно тех-
нология, основанная на современной науке. Главной причиной ус-
корения темпов социальных перемен в XX в. является заметное
ускорение научного и технологического прогресса.
История развития средств транспорта и коммуникаций дает
наглядный пример ускорения технологических изменений (рис.
13.2). В начале XIX в. скорость передвижения была примерно
такой же, как и в эпоху эллинизма. К началу XX в. благодаря
411
паровым локомотивам люди могли путешествовать со скоростью,
доходящей до 80 миль в час. Появление автомобилей, самолетов
и космических ракет оставило далеко позади эти достижения не
только с точки зрения скорости передвижения, но и с точки зре-
ния расширения пространства, доступного для передвижений, и
гибкости выбора транспортных средств.
Рис. 13.1. Изменение скорости континентальных
н межконтинентальных транспортных средств.
До изобретения электрического телеграфа скорость связи на
значительные расстояния была ограничена скоростью курьерской
почты. Телефон, радио и телевидение бесконечно повысили удоб-
ность, гибкость и надежность дальних коммуникаций. В 1931 г.
президент Гувер сделал первый телефонный звонок через Атлан-
тический океан, чтобы побеседовать со Своими советниками в Ев-
ропе. Впоследствии почти мгновенное установление связи с боль-
шей частью населенного мира стало привычным делом, а сейчас
появилась возможность поддерживать связь (или получать инфор-
мацию) с другими планетами солнечной системы посредством кос-
мических спутников и электронных систем. Каждое из этих дости-
жений во все возрастающей степени зависело от применения до-
стижений фундаментальной науки.
412
Научная основа современной промышленности привела к появ-
лению сотен новых продуктов и материалов. Уже в XIX в. хими-
ки создали множество синтетических красителей и медицинских
препаратов. Начиная с изобретения вискозы в 1898 г., стали по-
являться десятки видов искусственных и синтетических текстиль-
ных волокон. В XX в. пластмассовые материалы, произведенные
на базе нефти и других углеводородов, заменили дерево, металл,
глину и бумагу в тысячах изделий от миниатюрных контейнеров
до высокоскоростных сверлильных машин. Растущее применение
электрической и механической силы, изобретение сотен новых
трудосберегающих приспособлений и развитие автоматических
контрольных приборов вызвали гораздо более масштабные изме-
нения в условиях жизни и труда, чем так называемая промышлен-
ная революция в Великобритании. Достаточно сказать, что сегод-
ня один рабочий может контролировать работу огромного нефте-
перегонного завода.
Способность науки и технологии к быстрому развитию зависит
от значительного числа сопутствующих достижений, часть кото-
рых является плодом прогресса самой науки. Главным примером
такого рода является электронный компьютер, который совершает
тысячи сложнейших вычислений за долю секунды. Первая меха-
ническая счетная машина, превосходящая по сложности простые
счеты, была изобретена в 1830-х гг. и приводилась в движение
силой пара. К началу XX в. использовалось несколько простых
механических приспособлений, в основном в коммерческих целях,
но эра электронного компьютера началась лишь после Второй ми-
ровой войны. Прогресс его развития с тех пор соперничает со ско-
ростью его работы. Без компьютера были бы невозможны многие
другие достижения науки, такие, как исследование космического
пространства.
Этот пример приводит нас к вопросу о роли научных исследо-
ваний и в особенности о путях их финансирования. Хотя многие
открытия в таких областях, как химия и биология, стимулирова-
лись перспективами их коммерческого применения в сельском хо-
зяйстве, промышленности и медицине, большинство фундамен-
тальных исследований требует настолько крупных вложений со
столь малыми шансами на получение немедленного результата,
что правительства были вынуждены прямо или косвенно их фи-
нансировать. Более того, военные приоритеты и цели междуна-
родной конкуренции заставляли правительства направлять огром-
ные ресурсы на НИОКР военного характера. Военные программы
привели к разработке радаров и других электронных средств
связи, к успешному освоению атомной энергии и к созданию кос-
мических ракет и искусственных спутников земли. Подобные до-
стижения едва ли можно себе представить без использования фи-
нансовых ресурсов государств.
Еще одним условием научного и технического развития явля-
ется наличие образованной рабочей силы — или «мыслительной
413
силы» (brainpower). К началу XX в. практически все западные
государства имели высокий уровень грамотности, что резко кон-
трастировало с низким уровнем грамотности в большей части ос-
тального мира. Все увеличивающийся технологический отрыв
между высокоразвитой и развивающейся частями мира отражается
в различиях уровня образованности, а также уровня доходов.
Однако простая грамотность, при всей ее важности для начала
и поддержания экономического развития, недостаточна для высо-
котехнологичного мира конца XX в. Способность людей эффек-
тивно и в полной мере участвовать в новой научно-технологичес-
кой структуре (matrix) цивилизации, будь то в качестве ученых и
техников или в качестве работников коммерческих и бюрократи-
ческих структур, все в большей степени зависит от наличия обра-
зования на уровне колледжа или университета и выше. Это явля-
ется еще одной причиной расширения пропасти между богатыми и
бедными странами.
Применение научной технологии в огромной степени увеличи-
ло производительность человеческого труда. Выпуск на одного ра-
бочего, пли на один человеко-час, является наиболее значимым
показателем экономической эффективности. В сельском хозяйст-
ве, все еще остающемся главным источником большинства продук-
тов питания и сырья, производительность труда в странах Запада
значительно выросла благодаря применению научных технологий
удобрения почв, селекции растений и животных, уничтожения
вредителей и использования механической энергии. К сожалению,
эти технологии до сих пор не получили широкого распростране-
ния в странах Третьего мира. В середине столетия выпуск на
одного рабочего в сельском хозяйстве Соединенных Штатов был
более чем в 10 раз выше, чем в большинстве азиатских стран, и
примерно в 25 раз выше, чем в большинстве африканских стран.
В 1960-х гг. в результате «зеленой революции» (внедрения новых
технологий, специально адаптированных для тропического клима-
та) производительность в сельском хозяйстве в некоторых азиат-
ских странах значительно выросла (например, Индия сама стала
удовлетворять свои потребности в продовольствии), однако огром-
ный разрыв в производительности между богатыми и бедными
странами сохранился.
Рост производства энергии был еще более значительным. Ми-
ровое производство энергии выросло за период с 1900 г. по
1950 г. более чем в 4 раза, а с тех пор оно выросло еще более чем
вчетверо. Большая часть этого роста пришлась на регионы евро-
пейского расселения и относилась к таким формам энергии, ис-
пользование которых в начале столетия было еще в зачаточном
состоянии. Например, выработка электричества (которое является
формой, а не источником энергии) выросла более чем в 100 раз.
Электрическая энергия является гораздо более чистой, эффектив-
ной и гибкой, чем большинство других форм энергии. Ее можно
передать на сотни миль с издержками, несоизмеримо меньшими,
414
чем издержки транспортировки угля или нефти. Она может ис-
пользоваться в значительных масштабах для плавки металлов или
в крошечных моторах, приводящих в движение тонкие инструмен-
ты, а также для обеспечения освещения, обогревания и кондицио-
нирования. Ее применение в домашних электроприборах способст-
вовало революционизации семейцой жизни, статуса женщины и
работы домашней прислуги. Валовое производство электроэнергии
возросло с менее чем 1 трлн киловатт-часов в 1950 г. (при факти-
чески нулевом производстве в 1880 г.) до более чем 12 трлн ки-
ловатт-часов в 1990 г. при среднегодовых темпах прироста 6,8%.
Таблица 13.7 показывает структуру производства электроэнергии
по источникам и географическим регионам.
Таблица 13.7
Производство электроэнергии, 1950 г. и 1989 г.
(в % к мировому производству)
		Всего	Тепло- электро- станции	гидро- электро- энергия	атомные станции и иные источники
Мировое производство	1950	100	64,2	35,6	о,1
	1989	100	64,8	18,3	16,8
Африка	1950	1,5	1,4	0,1	—
	1989	2,7	2,3	0,4	а
Северная Америка	1950	47,3	30,9	16,3	
	1989	32,0	21,1	5,2	5,5
Южная Америка	1950	1,8	0,8	1,0	—
	1989	3,8	0,8	2,9	а
Азия	1950	6,5	1,9	4,5	—
	1989	20,8	14,9	3,5	2,4
Европа	1950	31,6	19,7	11,6	0,1
	1989	24,1	13,1	4,1	6,9
Океания	1950	1,2	0,8	0,4	а
	1989	1,6	1,2	0,3	—
СССР	1950	9,5	8,2	1,2	—
	1989	15,1	11,3	1,9	1,9
а — менее 0,1 процента.
Источник: United Nations, Energy Statistics Yearbook 1989. New
York, 1991.
415
Стоит отметить некоторые тенденции, иллюстрируемые данной
таблицей. Во-первых, это превосходство Северной Америки (пре-
имущественно Соединенных Штатов) и Европы в производстве
всех типов электроэнергии как в 1950 г., так и в 1980-х гг., в про-
тивоположность незначительной доле Африки и Южной Америки.
(Доля Океании также невелика, но этот регион имеет меньшую
численность населения, чем два упомянутых региона.) Во-вторых,
относительная доля Северной Америки и Европы в период 1950 —
1989 гг. сократилась, хотя абсолютные цифры в огромной степени
выросли. (Данные, на которых основана таблица, свидетельству-
ют, что одно лишь производство гидроэлектроэнергии в этих ре-
гионах в 1989 г. было больше, чем производство всех типов
электроэнергии в 1950 г.) Относительная доля всех остальных ре-
гионов за этот период выросла, но большая часть соответствующе-
го роста пришлась на Азию, что отражает вхождение Японии в
ряды крупнейших экономических держав. Агрегированные дан-
ные таблицы скрывают другие, в равной степени интересные
факты. Например, в 1950 г. Франция получала электроэнергию
от паровых и гидроэлектростанций примерно в равных пропорци-
ях; в 1984 г. она получала почти 60% электроэнергии от атомных
станций (самая высокая доля производства на атомных станциях
среди всех стран), только 23% — от тепловых станций и 17% —
от гидроэлектростанций. Швеция и Швейцария также производи-
ли значительную долю электроэнергии на атомных станциях: со-
ответствующий показатель составлял 40% для Швеции (против
55% производства на гидроэлектростанциях) и 37% для Швейца-
рии (против 61% производства на гидроэлектростанциях). Для
сравнения, в 1950 г. обе страны получали более 95% электроэнер-
гии на гидроэлектростанциях. Норвегия, у которой не было про-
граммы развития атомной энергетики, все еще получает на гидро-
электростанциях 99,9% электроэнергии.
Нефть и природный газ, которые составляли только неболь-
шую долю источников энергии в начале столетия, вытеснили
уголь в качестве основного энергоносителя примерно в 1960-х гг.,
а в 1980-х гг. давали более 60% всего мирового производства
энергии. Двигатель внутреннего сгорания, наиболее важный по-
требитель нефти, был изобретен в XIX в., однако революцию он
произвел только тогда, когда был применен в двух наиболее ха-
рактерных технологических изобретениях XX в. — в автомобиле
и самолете. Некоторое количество автомобилей было построено в
последние годы XIX в., но лишь после того, как Генри Форд в
1913 г. внедрил принцип массового производства с применением
движущегося конвейера, автомобиль перестал быть исключитель-
но «игрушкой для богатых». Методы Форда были скоро заимст-
вованы другими производителями в Соединенных Штатах и в Ев-
ропе, и автомобильная промышленность стала одной из самых
крупных промышленных отраслей по численности занятых, а
416
также предоставила небывалые возможности для персональных
передвижений.
Автомобиль символизировал экономическое развитие XX в. в
той же мере, как паровоз символизировал развитие экономики в
XIX в. Помимо того, что автомобильная промышленность сама по
себе стала крупнейшей отраслью по численности занятых, она
также стимулировала спрос на продукцию ряда других произ-
водств. Так же, как паровозы и поезда требовали рельсов и желе-
за, автомобили нуждались в дорогах и цементе. В США и в дру-
гих странах, занимавших ведущие позиции в автомобилестроении,
оно было главным потребителем стали, резины (как натуральной,
так и, впоследствии, синтетической) и стекла. Быстрое возвыше-
ние Япойии как крупной экономической державы во второй поло-
вине XX в. было во многом обязано ее успеху в качестве экспор-
тера автомобилей. Автомобили также оказали большое влияние на
нравы и привычки людей — от способов ухаживания до способов
передвижения в простанстве.
Техника конвейерного производства была внедрена и в других
отраслях, включая самолетостроение в период Второй мировой
войны. Эра воздухоплавания началась с 15-секундного полета
братьев Райт на пляже в Северной Каролине в 1903 г. Аэропланы
впервые нашли применение в военных целях в ходе Первой миро-
вой войны, вначале для наблюдения, а затем и для бомбометания.
После войны они стали использоваться для почтовых перевозок, а
позже и для перевозки пассажиров. Коммерческая авиация и
авиатехнологии быстро развивались в 1930-е гг., и накануне Вто-
рой мировой войны стали возможны трансатлантические переле-
ты. Вплоть до этого времени все самолеты летали на бензиновых
поршневых двигателях, которые приводили в движение пропелле-
ры. В ходе войны немцы начали экспериментировать с реактивны-
ми самолетами и ракетами. Хотя их эксперименты не предотвра-
тили поражение в войне, они подготовили почву для дальнейшего
развития как авиации, так и исследования космоса, осуществляв-
шихся в основном русскими и американцами, которые в 1945 г.
соперничали друг с другом, стремясь заполучить к себе на службу
немецких ученых, занимавшихся разработкой ракетной техники.
К 1960 г. реактивные самолеты вытеснили пропеллерные с ком-
мерческих пассажирских линий и стали конкурировать — по
крайней мере, в США — с железными дорогами в сфере пасса-
жирских перевозок.
Наиболее впечатляющее применение науки к разработке техно-
логий имело место в исследовании космоса. Еще в 1940-е гг. по-
леты человека в космос считались главным образом предметом на-
учной фантастики. В то время как комиксы изображали едва оде-
тых мужчин и женщин XXV в., перемещающихся в космическом
пространстве благодаря ракетам, прикрепленным к их плечам,
компетентные специалисты сделали расчеты, доказывающие, что
ни один летательный аппарат не может достигнуть скорости, необ-
14 — 5216
417
ходимой для преодоления земной гравитации. В ходе Второй ми-
ровой войны ученые получили большой и ценный опыт работы с
реактивными двигателями и военными ракетами, но мало кто
ожидал, что человек сможет выжить в открытом космосе, даже
если он достигнет его. Новые изобретения, такие как более мощ-
ный ракетный двигатель, электронные сигнальные и контрольные
устройства и компьютеры для быстрых расчетов траектории поле-
та в совокупности сделали полеты в космос вполне реальной воз-
можностью. 4 октября 1957 г. ученые в Советском Союзе запусти-
ли на орбиту искусственный спутник земли. Началась космичес-
кая эра.
Дальнейшее развитие, во многом стимулированное междуна-
родным соперничеством, происходило стремительно. Вторая рус-
ская орбитальная ракета была запущена месяц спустя, а в начале
1958 г. Соединенные Штаты отправили на орбиту свой спутник. В
течение нескольких лет обе страны запустили в космос астронав-
тов, которые успешно вернулись на Землю. Беспилотные спутни-
ки выводились на более или менее стационарные орбиты для
передачи на Землю информации по теле- и радиоканалам, а дру-
гие ракеты с теми же целями посылались к Луне, Венере, Марсу
и за пределы Солнечной системы. В декабре 1969 г. американский
космический экипаж облетел Луну, а в следующем году Соеди-
ненные Штаты превзошли даже это достижение. 20 июля 1969 г.
астронавты Нейл Армстронг и Эдвин Элдрин при содействии аст-
ронавта Майкла Коллинза и команды из сотен ученых и техников
на Земле стали первыми людьми, ступившими на поверхность
Луны. Поистине человечество вступило в новую эру. Одно из раз-
личий между этой новой эрой и всеми предыдущими эпохами раз-
вития человечества было связано с тем способом, с помощью ко-
торого это событие получило известность. Когда Колумб открыл
Новый Свет (который он принял за Индию), свидетелями этого
события были только непосредственные его участники; прошли
месяцы и даже годы, прежде чем эта новость получила широкую
известность. Теперь же первый шаг человека по Луне наблюдали
на телеэкранах сотни миллионов человек по всему миру. К тому
времени это была самая большая аудитория, когда-либо наблю-
давшая какое-либо событие.
Институты
Институциональная структура мировой экономики, измененная
новыми технологиями и новыми направлениями использования
природных ресурсов, испытывающая давление со стороны расту-
щего мирового населения, и в то же время находящаяся под вли-
янием политических перемен, произошедших за пределами собст-
венно экономики, к концу XX в. значительно отличалась от суще-
418
ствовавшей в начале столетия. Все институциональные изменения,
от малозначимых до фундаментальных, невозможно даже пере-
числить. Однако они могут быть классифицированы по несколь-
ким группам: изменения в международных отношениях, измене-
ния национальных институтов и изменения внутри стран, связан-
ные, например, с ролью государства, сущностью и размерами
фирм и значением образования. Некоторые из этих институцио-
нальных перемен более подробно рассматриваются в последую-
щих главах. Здесь представлен лишь общий их обзор.
Международные отношения
В мировой экономике до 1914 г. доминировали, в буквальном
и фигуральном смысле, Европа (особенно Западная Европа) и
Соединенные Штаты. В политическом отношении колониальные
империи западно-европейских государств — прежде всего британ-
ская, французская и германская, но также голландская, бельгий-
ская, датская и итальянская — вместе с огромными пространства-
ми имперской России давали им возможность контролировать три
четверти поверхности земли и почти такую же долю мирового на-
селения. С экономической точки зрения на Европу и Соединенные
Штаты (без учета их заморских владений) приходилось более по-
ловины всего мирового производства и торговли. Таблица 13.8 по-
казывает процентную долю регионов мира в мировой торговле.
Сравнимые цифры для объемов производства и доходов отсутст-
вуют, однако несомненно, что европейско-американское преобла-
дание в сфере производства было даже большим, чем в сфере тор-
говли.
Таблица 13.8
Оборот международной торговли (импорт и экспорт)
по регионам в 1913 г. (%)
|	Регион	%
| Всего	100
| Европа	58,4
США и Канада	14,1
Азия	12,1
Латинская Америка	8,3
Африка	4,4
Океания	2,7
Источник: Woytinsky W.S., Woytinsky E.S. World Commerce and
Governments. New York, 1955. P. 45.
14*
419
Первая мировая война и сопутствовавшая ей русская револю-
ция 1917 г. внесли фундаментальные изменения в эту структуру.
Царская Россия исчезла, а ее место занял Советский Союз с
новой формой экономической организации. Габсбургская империя
на востоке Центральной Европы также исчезла, и на ее месте по-
явилось несколько новых (или старых, но укрупненных) нацио-
нальных государств, находящихся в экономически сложном поло-
жении. Германия потеряла свою заокеанскую империю, а также
значительную часть своей собственной территории и населения.
Остальные европейские империи эксплуатировали свои колонии
со все возрастающим националистическим запалом. Япония, кото-
рая еще до войны имела небольшую империю, увеличила ее и
стала значительной экономической державой. Доля собственно
Европы в мировой торговле и производстве сократилась, в основ-
ном — но не исключительно — благодаря росту доли США, Бри-
танских доминионов и Японии. Наконец, 1920—1930-е гг. были
ознаменованы появлением в Италии, Германии и некоторых дру-
гих европейских странах фашистских диктатур, также имевших
новые формы экономической организации, что являлось, по край-
ней мере отчасти, результатом мировой войны.
Вторая мировая война привела к фундаментальной реоргани-
зации международных отношений, имевшей важные экономичес-
кие последствия. Европа лишилась своей гегемонии и в политике,
и в экономике. Напротив, на смену долгому противостоянию тра-
диционных европейских великих держав пришло соперничество
между двумя новыми сверхдержавами, США и СССР. Вследствие
такого соперничества Европа оказалась более четко и определен-
но, чем когда-либо ранее, разделена между Востоком и Западом:
сформировались восточный блок под советской гегемонией и за-
падная группа преимущественно демократических стран, большая
часть которых была политически и экономически связана с Соеди-
ненными Штатами.
Непосредственно после окончания войны старые колониаль-
ные империи попытались удержать или вновь утвердить свою
власть в бывших заморских владениях, однако новая политичес-
кая и экономическая реальность вскоре лишила их иллюзий.
Арабские страны Среднего Востока и Северной Африки достаточ-
но быстро освободились от контроля, который осуществлялся
французами и британцами над их территориями в межвоенный пе-
риод (исключение составлял Алжир, который вел длительную и
кровопролитную борьбу до тех пор, пока французы в 1962 г.
весьма неохотно не предоставили ему независимость). Колонии в
Южной Азии, оккупированные Японией во время войны, также
быстро обрели независимость, хотя Франция опять-таки безус-
пешно пыталась удержать свой контроль над Вьетнамом. Вели-
кобритания, столкнувшись с перспективой войны на Индийском
субконтиненте, согласилась в 1947 г. на создание там двух новых
420
государств: Индии с преимущественно индуистским населением и
исламского государства Пакистан. (Восточный Пакистан, отделен-
ный от основной части страны территорией Индии, впоследствии
провозгласил свою независимость как государство Бангладеш.)
Великобритания также предоставила независимость Цейлону,
впоследствии переименованному в Шри Ланку.
Япония, опустошенная американскими бомбардировками (в
ходе которых были сброшены две атомных бомбы, что является
единственным прецедентом использования ядерного оружия в пе-
риод военных действий), пережила почти пять лет оккупации аме-
риканскими войсками, в течение которых она радикально измени-
ла фактически все свои главные институты (примечательное ис-
ключение состояло в сохранении императорской династии) под
наблюдением американских властей, превратившись в подлинно
демократическую страну. Начало Корейской войны, совпавшее по
времени с восстановлением национального суверенитета, дало
мощный стимул для развития японской экономики, которым она
успешно воспользовалась. За несколько десятилетий японская
экономика стала второй по величине экономикой в мире.
Китай, который более или менее успешно сопротивлялся за-
падному вторжению более двухсот лет, пережил в XX в. две ра-
дикальные революции, а также десятилетия гражданской и внеш-
ней войны. В 1911 г. группа молодых прозападно настроенных
реформаторов свергла древнюю династию Цин и предприняла по-
пытку создать современную демократическую республику. Однако
они так и не смогли получить реальный контроль над страной, а
в 1930-х гг. японское вторжение сначала в Маньчжурию, а затем
собственно в Китай сделало невозможным какое-либо устойчивое
экономическое развитие. Сразу же после окончания Второй миро-
вой войны коммунистическая партия Китая начала свою борьбу
против правительства, которая окончилась его свержением в
1949 г. В течение нескольких лет китайские коммунисты были со-
юзниками Советского Союза и пытались построить экономику по
советскому образцу. После разрыва с Советским Союзом в 1960 г.
они предприняли ряд экспериментов, но без заметного успеха. В
конечном итоге в 1970-е гг. они восстановили дипломатические и
экономические связи с Соединенными Штатами и другими запад-
ными государствами и начали новую эру экономического разви-
тия, для которой характерно необычное сочетание государственно-
го и частного предпринимательства.
Деколонизация и создание новых государств наряду с попыт-
ками других стран Третьего мира (в частности, стран Латинской
Америки) модернизировать экономику и достичь устойчивого эко-
номического развития привели к появлению нового элемента в
международных экономических отношениях. К конфронтации
между Востоком и Западом добавилось деление на Север и Юг,
421
на развитые и менее развитые страны (эвфемистически называе-
мые «развивающимися»). Отчасти для поддержания конструктив-
ного диалога и предотвращения взрыва враждебности было созда-
но несколько новых международных организаций.
Несколько международных организаций берут свое начало в
XIX в. — например, Международный Красный Крест, основан-
ный в Женеве в 1864 г., и Всемирный почтовый союз со штаб-
квартирой в Берне (Швейцария), созданный в 1874 г., однако для
XX в. особенно характерно массовое создание таких организаций.
Сейчас их существуют буквально сотни; большинство из них
имеют очень небольшое экономическое значение или вообще его
не имеют, но некоторые оказывают существенное влияние на раз-
витие мировой экономики.
Лига Наций, созданная в соответствии с Версальским догово-
ром 1919 г. по инициативе Вудро Вильсона, должна была гаран-
тировать мир во всем мире и, как следствие, экономическое про-
цветание. Отказ Сената США ратифицировать договор и неприсо-
единение Соединенных Штатов к Лиге Наций, вместе со слабос-
тью ее собственной структуры, обрекли эту организацию на фиас-
ко. Ее экономические достижения имели более продолжительный
эффект, чем политические, но их трудно назвать впечатляющими.
Ее Экономическая секция собирала и публиковала полезные ста-
тистические данные и технические доклады, а также разработала
и ввела стандартизированные методы бухгалтерского учета, но
она оказалась бессильной в деле решения насущных экономичес-
ких вопросов межвоенного периода. Одно из подразделений Лиги
Наций, Международная организация труда, пережила Лигу и
продолжила свою работу как подразделение ООН. Она проводит
исследование условий труда и жизни рабочих, публикует резуль-
таты и составляет рекомендации, которые, однако, не носят обя-
зательного характера.
Наследница Лиги, Организация объединенных наций, сниска-
ла несколько лучшую репутацию в деле поддержки мира и учре-
дила несколько специальных агентств, занимающихся экономичес-
кими и связанными с ними проблемами. Два подобных института
возникли фактически до создания ООН и сыграли большую роль
в мировой экономике. Это — Международный валютный фонд
(МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (Все-
мирный банк), учрежденные согласно решению конференции в
Бреттон-Вудсе (штат Нью-Гемпшир) в июле 1944 г., накануне по-
беды союзников во Второй мировой войне. Подробнее о них будет
сказано в главе 15.
Ряд других международных и наднациональных организаций,
в частности Организация европейского экономического сотрудни-
чества и Европейское экономическое сообщество (ЕЭС или
Общий рынок), также будут рассмотрены в главе 15.
422
Роль государства
Другим важным институциональным изменением, оказавшим
влияние на все страны в XX в., является значительный рост роли
государства в экономической сфере. В период расцвета экономи-
ческого национализма — в XVII в. — абсолютные монархи пыта-
лись подчинить экономику своей воле, но их ресурсы были слиш-
ком ограниченными, а их инструменты слишком слабыми для до-
стижения этой цели. С другой стороны, в XIX в. под влиянием
экономистов-классиков правительства, как правило, сознательно
ограничивали свое вмешательство в экономику. Рост роли госу-
дарства в XX в. отчасти связан с финансовыми нуждами в период
двух мировых войн и другими соображениями государственной
обороны, — но только отчасти.
В Советском Союзе и в других экономиках советского типа
правительство взяло на себя полную ответственность за экономи-
ку, создав всеобъемлющую систему экономического планирования
и контроля. (Основные изменения в советской системе в начале
1990-х гг. и распад Советской империи будут рассмотрены в главе
16.) В ходе двух мировых войн большинство воюющих стран
также создали масштабные системы государственного контроля и
участия в экономике, но за некоторыми исключениями (о которых
будет сказано ниже) предполагается, что экономически производи-
тельная деятельность в мирное время в развитых индустриальных
демократиях является областью частного и корпоративного предпри-
нимательства. Однако это не означает возврата к представлениям
(или мифам) XIX в. о «невидимой руке рынка». В период между
двумя войнами все правительства делали попытки, в основном
имевшие незначительный успех, проводить политику экономичес-
кого восстановления и стабилизации. После Второй мировой войны
эти попытки продолжились; они были более обдуманными, более
проработанными и, как правило, более успешными. Большинство
стран ввели определенные формы экономического планирования,
хотя оно не было столь же всеобъемлющим или принудительным,
как в Советском Союзе. Ввиду этого к странам Западной Европы
стало применяться определение «смешанные экономики».
Исключения, упомянутые выше, принадлежат к двум типам:
прямая производительная деятельность, осуществляемая прави-
тельством или по его поручению, и трансфертные платежи, или
перераспределение доходов посредством налогообложения и соци-
альных выплат. Даже в XIX в. муниципальные власти осущест-
вляли управление системами водо- и газоснабжения, а также за-
нимались предоставлением других коммунальных услуг, а в от-
дельных случаях национальные правительства строили или впос-
ледствии национализировали железные дороги (см. главы 8 и 12).
В XX в. государственные предприятия получили гораздо большее
распространение, иногда вследствие провала частного сектора (на-
пример, пассажирские железные дороги в США), а иногда благо-
423
даря идеологическим установкам правящей политической партии.
Подробнее эта тема будет рассмотрена в последующих главах.
Другая важная причина роста роли государства — трансферт-
ные платежи — также уходит своими корнями в XIX в., однако
ее роль была ограниченной вплоть до окончания Второй мировой
войны. В 1880-х гг. германский канцлер Бисмарк ввел, в основ-
ном из патерналистских соображений, обязательное медицинское
страхование и страхование от несчастных случаев для рабочих и
очень ограниченную пенсионную систему для престарелых и не-
трудоспособных. Эти нововведения были постепенно заимствова-
ны и получили распространение в других странах, главным обра-
зом после Первой мировой войны. Например, Соединенные
Штаты не вводили систему всеобщего социального страхования
(включая выплату пособий по безработице) вплоть до реформ Но-
вого курса в 1930-х гг. После Второй мировой войны в результате
сильного политического давления большинство демократических
правительств значительно расширили системы социального обес-
печения и другие виды трансфертных платежей. По этой причине
соответствующие страны стали известны в определенных кругах
как «государства благосостояния».
Некоторые цифры могут дать представление о возросшей роли
государства. В XIX в. в мирное время государственные расходы в
процентном отношении к национальному доходу обычно составля-
ли менее 10% (причем иногда значительно меньше). К примеру, в
Соединенных Штатах в 1900—1916 гг. расходы федерального
правительства составляли лишь 2,5% национального дохода (при
этом следует оговориться, что сумма расходов правительств шта-
тов и местных органов власти в США в то время была больше,
чем расходы федерального бюджета). Но даже в Великобритании
накануне Первой мировой войны, когда страна была вовлечена в
гонку вооружений с Германией, общие государственные расходы
составляли только 8% национального дохода. С другой стороны,
в период войны государственные расходы в США выросли до 28%
национального дохода, а в большинстве воюющих стран Европы
они превышали 50% национального дохода. После войны государ-
ственные расходы сократились, но ненамного и ненадолго. В част-
ности, в Великобритании государственные расходы составляли в
1920—1930-х гг. в среднем около 20%, причем большую часть их
составляли проценты по военным займам, а значительная часть
остальных расходов приходилась на британскую систему пособий
по безработице («dole»). Федеральный бюджет США, после крат-
ковременного падения до менее 5% национального дохода в конце
1920-х гг., составлял в среднем около 12% в период Нового курса,
а затем стремительно вырос в период Второй мировой войны, пре-
высив 50%. После окончания войны расходы правительства в про-
центном отношении к существенно возросшему национальному до-
ходу вновь несколько снизились, но ненадолго. В 1950-х гг. в За-
падной Европе и в США государственные расходы составляли по-
424
рядка 20 — 30% национального дохода, в зависимости от размеров
государственного сектора, но с тех нор они увеличились до 30—
40% и более.
Формы предприятий
Акционерные компании с ограниченной ответственностью, или
современные корпорации, в начале XX в. уже получили значи-
тельное распространение в ведущих промышленных странах, од-
нако они функционировали почти исключительно в крупных, ка-
питалоемких отраслях. В других отраслях, таких как оптовая и
розничная торговля, ремесленное производство, услуги и особенно
сельское хозяйство преобладали частные семейные фирмы. Одна-
ко долгосрочная тенденция благоприятствовала распространению
корпоративных форм предприятий на все более широкий круг
видов деятельности. В розничной торговле самыми разнообразны-
ми товарами, от свежих продуктов до высокотехнологичной элек-
троники, стали преобладать крупные мультидивизиональные
предприятия и торговые компании сетевого типа («chain stores»);
они осуществляли интеграцию бизнеса вплоть до производствен-
ной стадии, зачастую полностью ликвидируя функцию оптовой
торговли. В других случаях производители — например, произво-
дители швейных машин, оборудования для ферм и автомоби-
лей — осуществляли интеграцию бизнеса в сторону сбыта, возло-
жив функции розничных продаж на дилеров посредством фран-
чайзинга. Параллельной тенденцией было возникновение конгло-
мератов — огромных корпораций, занятых производством и про-
дажей десятков и даже сотен продуктов, от продукции тяжелой
промышленности до таких потребительских товаров, как космети-
ка и модная одежда. Этой тенденции благоприятствовало возник-
новение холдинговых компаний — корпораций, единственная
функция которых заключалась во владении (и управлении) дру-
гими корпорациями. Хотя корпоративная форма предприятия
была первоначально вызвана к жизни технологическими требова-
ниями крупного производства и соответственно способствовала
развитию все более крупных организационных единиц, она также
могла быть адаптирована к менее крупным масштабам операций.
Ко второй половине нашего столетия даже независимые частно-
практикующие профессионалы, например в сфере юриспруденции
и медицины, стали прибегать к корпоративной форме организации
по фискальным мотивам.
Эти тенденции в использовании корпоративной формы органи-
зации впервые стали наблюдаться в США в конце XIX в., но в
XX в. они быстро распространились в Европе и в странах осталь-
ного мира. Одна из причин этого заключалась в том, что исполь-
зование корпоративной формы организации позволяло предпри-
ятиям успешно конкурировать с другой преимущественно амери-
425
канской формой организации бизнеса — мультинациональными
фирмами (multinational firms). Мультинациональные фирмы не
являлись чем-то совершенно новым и не были исключительно аме-
риканским явлением (банк Медичи в XV в., находившийся во
Флоренции, имел отделения в других странах) — но до начала
XX в. они встречались относительно редко. Сейчас это вполне
обычное явление. Выдающимся примером является компания Не-
стле (производство продуктов питания) со штаб-квартирой в ма-
леньком городке Веве в Швейцарии, производственные и торго-
вые филиалы которой функционируют на всех континентах и
фактически в каждой стране мира. В последние годы ее торговый
оборот превзошел государственный бюджет Швейцарии!
Организованный труд
В начале XX в. право рабочих на создание собственных орга-
низаций и на коллективные переговоры по поводу условий найма
было признано в большинстве европейских стран, а в некоторых
(например, в Великобритании и Германии) организованный труд
добился значительного влияния на рынке труда. Однако даже в
этих странах он составлял меньшинство — не более одной пятой
или одной четвертой от всей рабочей силы. В межвоенный период
наблюдались рост численности членов профсоюзов в промышлен-
но развитых странах и возникновение рабочих организаций в дру-
гих, менее развитых странах. Например, в Соединенных Штатах
члены профсоюзов в 1920-е гг. составляли только около 10% от
всей несельскохозяйственной рабочей силы, охватывая прежде
всего квалифицированных рабочих. К 1940 г., во многом под вли-
янием законодательства Нового курса, благоприятному для орга-
низованного труда, и кампании за юнионизацию неквалифициро-
ванных и полуквалифицированных фабричных рабочих, эта доля
превысила одну четверть. Членство в союзах достигло пика
(почти 36%) в 1945 г., что явилось результатом заметного расши-
рения военной промышленности, а потом несколько упало. С се-
редины 1950-х гг. по мере роста сферы услуг и высокотехнологич-
ных отраслей доля членов профсоюзов в совокупной рабочей силе
опять сократилась до менее чем 25%.
Динамика доли организованного труда в Западной Европе,
хотя и не полностью совпадала с соответствующими тенденциями
в США, была в целом схожей. Однако главное отличие состоит в
том, что в Европе профсоюзы гораздо теснее ассоциируются с оп-
ределенными политическими партиями, чем в США. Например, в
Великобритании поддержку лейбористской партии оказывают в
основном (хотя и не исключительно) члены профсоюзов и неорга-
низованные рабочие. На всеобщих выборах 1945 г., непосредст-
венно после окончания войны, она одержала чистую победу над
премьер-министром военного времени Уинстоном Черчиллем, и,
426
опираясь на социалистическую программу, приступила к национа-
лизации ряда ключевых отраслей. Хотя лейбористы и проиграли
выборы 1952 г., они чередовались с консерваторами у власти на
протяжении последующих 30 лет. Однако после решительного по-
ражения в 1979 г. лейбористская партия раскололась надвое,
когда менее идеологизированные ее члены сформировали новую
социал-демократическую партию.
Социал-демократическая партия Германии до Первой мировой
войны поддерживалась рабочими и была самой крупной в стране,
хотя она так и не смогла сформировать правительство. В период
Веймарской республики она участвовала в большинстве коалици-
онных правительств этой хрупкой демократии, но после прихода
к власти фашистской диктатуры Адольфа Гитлера в 1933 г. она
была насильственно распущена наравне со всеми остальными по-
литическими партиями, кроме нацистской.
Нацисты ликвидировали не только политические партии, но и
профсоюзы. Всех рабочих в принудительном порядке заставили
вступить в Трудовой фронт, организацию, созданную для поддер-
жания рабочей дисциплины и руководимую членами нацистской
партии. Схожие процессы имели место в Италии, Советском
Союзе и других тоталитарных государствах. В период революции
1917 г. члены российских профсоюзов (которые нелегально суще-
ствовали при царском режиме) ожидали, что они будут призваны
играть ведущую роль в реформировании и реорганизации россий-
ской экономики и общества. Однако их постигло жестокое разоча-
рование, когда правительство использовало профсоюзы не для за-
щиты прав рабочих, а как инструмент насаждения трудовой и
партийной дисциплины.
Глава 14
ДЕЗИНТЕГРАЦИЯ МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ
Фундаментальные экономические изменения обычно происхо-
дят в течение длительного периода времени. Последствия измене-
ний в составе и численности населения, объеме доступных ресур-
сов, технологии и даже в институтах могут сказываться на протя-
жении многих лет, десятилетий и даже столетий. С другой сторо-
ны, политические изменения могут происходить внезапно, в тече-
ние нескольких дней или недель, иногда принося с собой и вне-
запные экономические изменения. Так произошло и в результате
Первой мировой войны. Сложная, но хрупкая система междуна-
родного разделения труда, которая постепенно сложилась на про-
тяжении столетия, предшествовавшего августу 1914 г., и принесла
беспрецедентный до этого уровень благосостояния и даже изоби-
лия для населения Европы и некоторых заокеанских форпостов
западной цивилизации, неожиданно распалась после того, как
разразилась война. После четырех с лишним лет наиболее разру-
шительной войны, которую когда-либо видел мир, мировые поли-
тические лидеры предприняли попытки вернуть «нормальное по-
ложение вещей», однако реинтеграция мировой экономики оказа-
лась достаточно сложной задачей.
Экономические последствия Первой мировой войны
До того как стать известной в истории как мировая война (а
позднее — как Первая мировая война), военный конфликт 1914 —
1918 гг. был известен миллионам европейцев, пережившим его,
как Великая война. В ретроспективе она представляется трагичес-
кой прелюдией войны 1939— 1945 гг., но для поколения, жившего
до 1939 г., эмоциональное, психологическое, а также физическое
воздействие войны очевидным образом подтверждало это назва-
ние. По степени разрушений она превосходила все войны в чело-
веческой истории до того, как произошли массовые авиационные
налеты и атомные бомбардировки Второй мировой войны. Воен-
ные потери составляли более 10 млн человек убитыми и вдвое
больше тяжело ранеными; гражданские потери составляли около
10 млн человек, и еще 20 млн умерли вследствие голода и болез-
ней. Непосредственные издержки войны (в частности, ведения
военных операций) варьируются от 180 до 230 млрд долл, (по па-
428
ритету покупательной способности 1914 г.), а косвенные потери,
связанные с нанесением ущерба собственности, оцениваются более
чем в 150 млрд долл. Большая часть разрушений — уничтожение
жилых домов, заводов и промышленного оборудования, шахт и
рудников, скота, сельскохозяйственных машин и инвентаря,
средств транспорта и коммуникаций — произошла на территории
северной Франции, Бельгии, небольшого региона северо-восточ-
ной Италии и в восточно-европейской зоне боевых действий. Оке-
анские перевозки также значительно пострадали, прежде всего в
результате действий подводного флота. Указанные оценки потерь
достаточно условны, возможно, занижены. В них не включены
потери производства, связанные с дефицитом рабочей силы и про-
мышленного сырья, чрезмерным износом промышленных зданий
и оборудования из-за отсутствия необходимого технического об-
служивания и своевременной их замены, истощения земли, а
также недостатка удобрений и рабочего скота в сельском хозяйст-
ве. В Центральной и Восточной Европе, отрезанных от экономи-
ческих связей с остальным миром и истощенных наступлениями и
контрнаступлениями противоборствующих армий, падение сель-
скохозяйственного производства привело население огромных ре-
гионов к массовому голоду.
Даже более разрушительным для экономики в долгосрочном
периоде, чем физические разрушения, был распад нормальных
экономических связей, — процесс, который не прекратился вмес-
те с войной, но продолжал наносить тяжелый урон и в послевоен-
ный период. До 1914 г. мировая экономика функционировала сво-
бодно и, в целом, успешно. Несмотря на некоторые сдерживаю-
щие факторы в виде протекционистских тарифов, частных моно-
полий и международных картелей, основная экономическая дея-
тельность, как внутренняя, так и внешняя, регулировалась сво-
бодными рынками. В годы войны правительства как воюющих,
так и некоторых невоюющих стран установили прямой контроль
над ценами, производством, а также использованием рабочей
силы. Эти меры искусственно стимулировали развитие некоторых
отраслей экономики и в то же время искусственно сдерживали
развитие других. Хотя к концу войны многие из этих мер были
отменены, довоенные экономические связи не могли восстановить-
ся быстро и легко.
Даже еще более серьезная проблема была обусловлена сокра-
щением внешней торговли и теми формами экономической войны,
к которым прибегали воюющие стороны, особенно Великобрита-
ния и Германия. До войны Великобритания, Германия, Франция
и Соединенные Штаты как ведущие мировые промышленные и
торговые страны являлись друг для друга лучшими покупателями
и поставщиками. С началом войны торговые потоки между Герма-
нией и другими странами немедленно прервались, хотя США, в
период своего нейтралитета, пытались поддерживать прежние тор-
говые отношения. Выполнение этой задачи было затруднено от-
429
ветными действиями и Великобритании, и Германии. Великобри-
тания, сохранявшая господство на море, немедленно блокировала
германские порты, как это было сделано против Наполеона столе-
тием раньше. Блокада была в целом достаточно эффективной.
Британский флот не только отрезал от морей германские корабли,
но также препятствовал движению судов нейтральных стран, а
иногда и конфисковал их грузы. Эти привело к некоторым трени-
ям с США, однако ответные меры Германии были еще более жест-
кими. Не имея возможности вступить в открытое противоборство
с британским флотом, особенно после Ютландского сражения,
немцы применили подводные лодки — новый инструмент
войны — в своих попытках остановить поток заокеанских по-
ставок в Великобританию. Подводные лодки избегали по мере
возможности столкновений с британским военным флотом, но
атаковали безоружные пассажирские и торговые суда, как ней-
тральные, так и британские. Потопление британского лайнера
«Лузитания» неподалеку от берегов Ирландии в 1915 г., которое
привело к гибели более тысячи человек (включая около 100 аме-
риканцев), вызвало резкий протест со стороны США. На время
германское Верховное командование ограничило масштабы опера-
ций подводного флота, но в январе 1917 г., отчаявшись поставить
Великобританию на колени, оно развязало неограниченную под-
водную войну. Это явилось главной причиной вступления Амери-
ки в войну, что, в свою очередь, предопределило последующую
победу союзников.
Еще более длительный эффект имела потеря иностранных
рынков, что было непосредственно связано с разрывом междуна-
родных торговых связей и введением государственного контроля
над экономикой. В ходе войны Германия была полностью отреза-
на от заокеанских рынков, и без изобретательности своих ученых
и инженеров (например, разработчиков процесса Хабера—Боша
для фиксации атмосферного азота, игравшего важную роль в про-
изводстве удобрений и пороха) она была бы вынуждена капитули-
ровать значительно раньше, чем это реально произошло. Но даже
Великобритания, имевшая контроль над морями и большой торго-
вый флот, была вынуждена отвлечь ресурсы от обычного исполь-
зования на военное производство. К 1918 г. ее промышленный
экспорт упал до половины предвоенного уровня. В свою очередь,
заокеанские страны стали налаживать самостоятельное производ-
ство товаров, ранее приобретавшихся в Европе, или же стали за-
купать их в третьих странах. Некоторые латиноамериканские и
азиатские государства создали новые отрасли промышленности,
которые после войны они стали защищать с помощью высоких та-
моженных пошлин. Соединенные Штаты и Япония, которые еще
до войны развили у себя важные отрасли обрабатывающей про-
мышленности, вышли на заокеанские рынки, прежде обслуживав-
шиеся исключительно европейскими экспортерами. Соединенные
430
Штаты также в огромной степени увеличили свой экспорт союзни-
кам и нейтральным государствам Европы.
Кроме того, война нарушила равновесие в мировом сельском
хозяйстве. Вызвав огромный рост спроса на продукты питания и
сырье в то время, когда некоторые регионы прекратили производ-
ство или были отрезаны от рынков, война стимулировала произ-
водство как в регионах с уже развитым сельскохозяйственным
производством, например в США, так и в других регионах — на-
пример, в Латинской Америке. Это привело к перепроизводству и
падению цен в 1920-х гг. Наиболее уязвимыми оказались рынки
пшеницы, сахара, кофе и каучука. Американские фермеры увели-
чили площадь под посевы пшеницы, а также приобрели новые
земли по выросшим в военный период ценам. Когда цены упали,
многие не смогли погасить ипотечные займы и обанкротились.
Малайя, основной поставщик натурального каучука, и Бразилия,
которая давала от 60 до 70% мировых поставок кофе, пытались
поднять цены, сдерживая поставки на рынок. Но как только они
сделали это, на рынок пришли новые производители и опять сни-
зили цены. Производители тростникового сахара в Карибском
бассейне, Южной Америке, Африке и Азии пострадали от протек-
ционистской защиты и субсидирования производителей свеклы в
Европе и США.
Кроме потери иностранных рынков, воюющие страны Европы
пострадали от продолжавшегося падения доходов от морских
перевозок и других отраслей сферы услуг. Немецкий морской
! флот, полностью блокированный в портах в ходе войны, перешел
в руки союзников в счет репарационных выплат после ее оконча-
ния. Действия немецких подводных лодок нанесли значительный
урон британскому торговому флоту, в то время как Соединенные
Штаты благодаря правительственной программе субсидирования
строительства военного флота стали главным игроком на рынке
международных морских перевозок впервые со времен окончания
Гражданской войны в США. Лондон и другие европейские финан-
совые центры потеряли также часть доходов от банковских, стра-
ховых и других видов финансовых и коммерческих услуг, центры
которых в ходе войны переместились в Нью-Йорк и другие стра-
ны (например, Швейцарию).
Еще одной значительной статьей издержек войны была потеря
доходов от иностранных инвестиций (и во многих случаях самих
инвестиций). До войны Великобритания, Франция и Германия яв-
лялись наиболее крупными иностранными инвесторами. Посколь-
ку объемы импорта у Великобритании и Франции превышали
объем экспорта, доходы от зарубежных инвестиций помогали фи-
нансировать пассивное сальдо торгового баланса. Обе страны
были вынуждены продать некоторые свои зарубежные активы для
финансирования срочных закупок необходимых военных материа-
лов. Стоимость других инвестиций сократилась в результате ин-
фляции и связанных с этим валютных затруднений. Кроме того,
431
часть инвестиций была потеряна в результате дефолта или прямо-
го аннулирования. Наиболее яркий пример связан с крупными
французскими инвестициями в России, которые новое Советское
правительство отказалось признать. В целом объем британских
инвестиций за рубежом упал примерно на 15% (в то время как до
войны он непрерывного повышался), а французских — более чем
на 50%. Немецкие инвестиции в воюющих странах были конфис-
кованы в период войны, а впоследствии все они были ликвидиро-
ваны в счет репараций. Напротив, Соединенные Штаты преврати-
лись из чистого должника в чистого кредитора в результате под-
держания устойчивого активного сальдо торгового баланса и
предоставления огромных займов союзникам.
И, наконец, одним из важнейших факторов расстройства и на-
циональных экономик, и мирового хозяйства стала инфляция. На-
пряженное состояние финансов военного времени заставило все
воюющие страны (и некоторые невоюющие), кроме Соединенных
Штатов, отойти от золотого стандарта, который в предвоенный
период обеспечивал стабилизацию, или, по крайней мере, синхро-
низацию, движения цен (см. главу 11). Все воюющие стороны
прибегли к широким заимствованиям и к печатанию бумажных
денег для финансирования войны. Это послужило причиной роста
цен, хотя и не все они выросли в одной и той же пропорции в
разных странах. В конце войны цены в Соединенных Штатах
были в среднем в 2,5 раза выше, чем в 1914 г. В Великобритании
они выросли по сравнению с 1914 г. примерно в 3 раза, во Фран-
ции — в 5,5 раз, в Германии — больше чем в 15 раз, а в Болга-
рии в 20 раз. Огромный диспаритет цен, а в конечном итоге и
валютных курсов, сделал затруднительным возобновление между-
народной торговли, а также послужил причиной жестоких соци-
альных и политических потрясений.
Экономические последствия мира
Парижский мир, как стали называть послевоенное урегулиро-
вание, вместо решения серьезных экономических проблем, воз-
никших в результате войны, фактически обострил их. Миротвор-
цы отнюдь не имели в виду достижение такого результата (за ис-
ключением их политики в отношении Германии); они просто не
смогли учесть экономические реалии. Две главные группы эконо-
мических затруднений, возникших в результате заключения мир-
ных договоров, — это рост экономического национализма, а
также денежные и финансовые проблемы. Ни в одной из этих
проблем нельзя винить мирные договоры, однако фактически эти
договоры усугубили указанные проблемы вместо того, чтобы спо-
собствовать их решению.
432
Рассматриваемые договоры получили свои наименования по
названиям предместий Парижа, где они были подписаны. Самым
важным из них был Версальский договор с Германией. Он вернул
Франции Эльзас и Лотарингию и разрешил французам на 15 лет
оккупировать богатый углем Саарский бассейн. Он отдал боль-
шую часть Западной Пруссии и часть богатой минеральными ре-
сурсами Верхней Силезии воссозданной Польше. С учетом дру-
гих, менее значительных изменений границ он отторг от Герма-
нии 13% ее довоенной территории и сократил численность ее
населения на 10% по сравнению с 1910 г. Германия потеряла
почти 15% пахотных земель, около трех четвертей запасов желез-
ной руды, большую часть залежей цинковой руды и четверть за-
пасов угля. Разумеется, все немецкие колонии в Африке и на
Тихом океане уже были оккупированы союзниками (включая
Японию), чьи права на соответствующие территории были под-
тверждены.
Кроме того, Германия была вынуждена передать союзникам
свой военный флот, огромные запасы вооружений и военного сна-
ряжения, большую часть своего торгового флота, 5000 локомоти-
вов, 150 тыс. железнодорожных вагонов, 5000 грузовиков и мно-
жество других товаров. Она также вынуждена была смириться с
ограничениями на размер вооруженных сил, оккупацией союзни-
ками Рейнской области сроком на 15 лет, а также рядом других
разрушительных и просто унизительных условий. Наиболее уни-
зительным было знаменитое положение о «вине за разжигание
войны» — статья 231 Версальского договора, которая провозгла-
шала «ответственность Германии и ее союзников за все потери и
разрушения... ставшие последствиями войны...». Это положение
было призвано оправдать претензии союзников на денежные репа-
рации, однако сами союзники настолько серьезно расходились во
мнениях по вопросам о характере и объеме репараций, что они не
смогли договориться к моменту подписания договора и были вы-
нуждены назначить Репарационную комиссию, которая должна
была представить свой отчет к 1 мая 1921 г. Джон Мейнард
Кейнс, экономический советник британской делегации на мирной
конференции, был столь неприятно поражен решениями по данно-
му вопросу, что подал в отставку со своего поста и написал став-
шую бестселлером книгу «Экономические последствия Версаль-
ского мирного договора», в которой он предсказывал ужасные пос-
ледствия не только для Германии, но и для всей Европы, избежать
которых можно, лишь пересмотрев решения по репарациям. Хотя
против доводов Кейнса был выдвинут ряд возражений, последую-
щий ход событий во многом подтвердил его предсказания.
Распад Австро-Венгерской империи в последние недели войны
привел к появлению двух новых государств, Австрии и Венгрии,
каждое из которых было намного меньше, чем те регионы, кото-
рые раньше носили те же названия. Чехословакия, созданная
путем объединения бывших австрийских и венгерских провинций,
433
и Польша, воссозданная на бывших землях Австрии, Германии и
(главным образом) России, тоже стали независимыми националь-
ными государствами. Сербия приобрела южно-славянские провин-
ции Австрб-Венгрии и объединилась с Черногорией, что привело
в созданию единой Югославии. Румыния как союзница западных
держав получила большую территорию, ранее принадлежавшую
Венгрии, в то время как побежденная Болгария, воевавшая про-
тив них, лишилась части земель в пользу Греции, Румынии и
Югославии. Италия получила Триест, Трентино, и немецкоязыч-
ный Южный Тироль, входившие ранее в состав Австрии. Древняя
Османская империя потеряла фактически все свои территории в
Европе, за исключением земель, непосредственно примыкающих к
Стамбулу, а также лишилась арабских провинций на Ближнем
Востоке. В 1922 г. в результате революции на месте Османской
империи была создана национальная Турецкая республика.
Довоенная Австро-Венгерская империя, хотя и сохраняла ана-
хроничный политический режим, выполняла важную экономичес-
кую функцию, поддерживая режим свободной торговли в бассей-
не Дуная. Новые государства, появившиеся в результате распада
империи, с ревностью смотрели на соседей и опасались попасть
под влияние какой-либо из великих держав. Поэтому они стреми-
лись отстаивать свой суверенитет в экономической сфере, пытаясь
добиться экономического самообеспечения. Хотя полное самообес-
печение было очевидным образом невозможно ввиду малого раз-
мера и отсталости их экономик, эти попытки задерживали эконо-
мическое восстановление всего региона и усиливали его неста-
бильность. Вершины абсурда ситуация достигла в результате рас-
пада транспортной системы. Непосредственно после войны в усло-
виях непрерывных споров вокруг неурегулированных границ и
стычек на спорных территориях каждая страна просто запретила
поездам покидать свои пределы. На время торговля почти полнос-
тью замерла. В конечном итоге были заключены соглашения, пре-
одолевшие эти крайние проявления экономического национализ-
ма, но другие виды ограничений сохранялись.
Экономический национализм не ограничивался новыми госу-
дарствами, появившимися после распада империй. Россия в пери-
од Гражданской войны просто исчезла со сцены международной
экономики. Когда она вновь появилась в ней после победы совет-
ского режима, характер ее внешнеэкономических связей оказался
радикально отличным от довоенного. Государство стало единст-
венным продавцом и покупателем в международной торговле. Оно
покупало и продавало только то, что его политические руководи-
тели считали стратегически необходимым или целесообразным.
На Западе страны, которые раньше были в высокой степени
зависимы от международной торговли, прибегли к широкому
кругу ограничений, включая не только протекционистские пошли-
ны, но такие жесткие меры, как импортные квоты и запреты. В
то же время они искали способы стимулирования своего собствен-
434
ного экспорта путем предоставления экспортных субсидий и реа-
лизации других мер. Великобритания, бывшая в прошлом лиде-
ром свободной международной торговли, в период войны ввела
тарифы с целью финансирования военных расходов и сохранения
рынка судоперевозок. После окончания войны они были сохране-
ны (и даже повышены с одновременным расширением сферы их
применения), — сначала на «временной» основе, а после 1932 г.
в рамках официальной протекционистской политики. Кроме того,
Великобритания заключила большое количество двусторонних
торговых договоров, в которых она отказалась от принципа наи-
большего благоприятствования, который столь значительно спо-
собствовал расширению торговли в XIX в.
Соединенные Штаты, в которых тарифы и до войны были до-
статочно высоки, подняли их до невиданного ранее уровня. Закон
о чрезвычайном тарифе 1921 г. наложил полный запрет на им-
порт немецких красителей. (Производство красителей отсутство-
вало в США до войны и начало развиваться после конфискации
немецких патентных прав в период войны.) Введенный в 1922 г.
тариф Фордни — МакКамбера установил самые высокие тарифные
ставки за всю историю американской таможенной политики, но
даже они были превзойдены в 1930 г. тарифным законом Смута—
Хоули, который президент Гувер подписал, несмотря на протесты
более тысячи экономистов.
Губительные последствия политики неомеркантилизма, как она
стала называться, не ограничились периодом непосредственно
после принятия соответствующих законов. Каждая новая ограни-
чительная мера провоцировала ответные меры других государств,
чьи интересы она задевала. Например, после принятия тарифа
Смута —Хоули десятки других стран немедленно ответили по-
вышением пошлин на американскую продукцию. В то время как
совокупный оборот мировой торговли более чем удвоился в тече-
ние двух десятилетий до войны, он едва достиг довоенного уровня
за два десятилетия после нее. За тот же период внешняя торговля
европейских стран, которая также удвоилась за два довоенных де-
сятилетия, достигла довоенного уровня лишь один раз — в
1929 г. В 1932 и 1933 гг. она была ниже, чем в 1900 г. Неумерен-
ный экономический национализм привел к результату, обратному
тому, который намеревались достичь его инициаторы: уровень
производства и доходов снизился, а не возрос.
Хаос в денежно-кредитной и финансовой сферах, вызванный
войной и усугубленный мирными договорами, привел к фактичес-
ки полному распаду мировой экономики. Проблема репараций
была главной причиной указанного хаоса, однако «репарационная
путаница» являлась в действительности комплексом проблем, за-
трагивавшим взаимные военные долги союзников и весь механизм
международных финансов. Упорное стремление союзников, осо-
бенно американцев, рассматривать каждый из упомянутых вопро-
435
сов отдельно, вместо признания их взаимосвязи, было главным
фактором последовавшего краха.
До 1917 г. Великобритания являлась главным финансистом
военных действий союзников. К этому году она одолжила союзни-
кам около 4 млрд долл. Когда США вступили в войну, они пере-
няли от Великобритании роль главного кредитора, поскольку фи-
нансовые ресурсы Великобритании были почти полностью истоще-
ны. В целом к концу войны взаимные долги союзников составля-
ли более 20 млрд долл., причем около половины этой суммы при-
ходились на займы, предоставленные правительством США. (Из
них 2 млрд долл, представляли собой займы, предоставленные
Американской администрацией помощи {American Relief Agency)
за период с декабря 1918 г. по 1920 г.) Великобритания ссудила
союзникам более 7,5 млрд, примерно вдвое больше, чем получила
от США, а Франция — около 2,5 млрд, примерно столько же,
сколько заняла. Среди европейских союзников займы были тако-
выми только по названию; они намеревались аннулировать их по
окончании войны. Точно так же европейские союзники восприни-
мали и американские займы, тем более что США последними
вступили в войну и внесли меньший вклад живой силой и техни-
кой, а их экономический ущерб от военных действий был ничто-
жен. Однако Соединенные Штаты воспринимали военные займы
как чисто коммерческие. Хотя они согласились после войны со-
кратить ставки процента и продлить период выплаты, они настаи-
вали на полном погашении основной суммы предоставленных кре-
дитов.
Именно в данном аспекте вопрос о союзнических долгах ос-
ложнил проблему репараций. Франция и Великобритания настаи-
вали, чтобы Германия возместила не только потери гражданских
лиц (репарации как таковые), но и все издержки союзных прави-
тельств, связанные с ведением войны (компенсация). Президент
Вильсон не выдвинул претензий со стороны Соединенных Штатов
и пытался отговорить других от давления по данному вопросу; од-
нако выдвинутые им аргументы не были убедительны ввиду его
настоятельных требований к союзникам погасить свои военные
долги. Французы хотели, чтобы США аннулировали военные
долги, но настаивали на выплате репараций. Ллойд Джордж, бри-
танский премьер-министр, предложил аннулировать и репарации,
и военные долги, но американцы упрямо отказывались признавать
какую-либо связь между ними. Отношение к вопросу американцев
можно суммировать замечанием, впоследствии сделанным прези-
дентом Кулиджем: «Они заняли деньги, разве не так?». Оконча-
тельный компромисс потребовал от Германии выплатить столько,
сколько, по мнению союзников, из нее можно было выжать, но из
уважения к Вильсону вся сумма была названа «репарациями».
Тем временем немцы начали осуществлять платежи в счет ре-
параций и наличными, и товарами (углем, химикатами и т.д.) еще
в августе 1919 г., — даже еще до того, как был подписан мирный
436
договор, и задолго до того, как стала известна окончательная
сумма репараций. Эти выплаты должны были быть зачтены при
определении фактической суммы к погашению. Наконец, в конце
апреля 1921 г., всего за несколько дней до предельного срока —
1 мая, Репарационная комиссия уведомила немцев, что общая
сумма репараций составляет 132 млрд золотых марок (около
33 млрд долл.), т.е. в 2 раза превышает национальный доход Гер-
мании.
Реально при общей слабости хозяйственных систем европей-
ских стран и шатком положении мировой экономики Франция,
Великобритания и другие союзники могли погасить военные долги
перед США только в том случае, если бы они получили эквива-
лентную сумму в виде репараций. Но возможность Германии пла-
тить репарации полностью зависела от ее способности экспортиро-
вать больше, чем импортировать, для получения иностранной ва-
люты или золота, в которых должны были совершаться репараци-
онные платежи. Однако экономические ограничения, наложенные
на нее союзниками, сделали для Германии невозможным обеспе-
чить активное сальдо торгового баланса, необходимое для совер-
шения ежегодных платежей. В конце лета 1922 г. стоимость гер-
манской марки начала стремительно снижаться под прессом репа-
рационных платежей (а также в результате действий спекулян-
тов). К концу года бремя репараций стало настолько тяжелым,
что Германия совсем прекратила платежи.
В январе 1923 г. французские и бельгийские войска оккупиро-
вали Рур, захватили рудники и железные дороги и пытались за-
ставить немецких шахтеров и рабочих начать поставки угля.
Немцы ответили пассивным сопротивлением. Правительство печа-
тало огромные массы бумажных денег для выплаты компенсаций
рабочим Рура, запустив волну неконтролируемой инфляции. В
1914 г. курс германской золотой марки составлял 4,2 марок за
1 доллар. В конце войны 1 доллар стоил 14 бумажных марок, к
июлю 1922 г. ее курс упал до 493 за 1 доллар, а к январю
1923 г. — до 17,792 за 1 доллар. Затем обвальное падение стои-
мости марки продолжалось со все нарастающей скоростью до
15 ноября 1923 г., когда была зафиксирована последняя офици-
альная сделка, при которой обменный курс составил 4,2 триллио-
на (4200000000000) марок за 1 доллар! Марка была буквально де-
шевле, чем бумага, на которой она была напечатана. В этот мо-
мент германские власти демонетизировали марку и заменили ее
Новой денежной единицей, рентпенмаркой (rentenmark), по стои-
мости равной 1 триллиону старых марок.
Пагубные последствия инфляции не могли быть ограничены
Терманией. Все вновь возникшие на месте бывшей империи Габс-
бургов государства, а также Болгария, Греция и Польша пережи-
ли схожую галопирующую инфляцию. До войны паритет австрий-
ской кроны составлял 5 крон за доллар; к августу 1922 г. (когда
Лига Наций начала спонсировать стабилизационную программу,
437
которая успешно закончилась в 1926 г. введением новой денежной
единицы, шиллинга) она обесценилась до 83600 крон за доллар.
Пострадал даже французский франк: до войны золотой франк об-
менивался по курсу пять франков за один доллар, но к 1919 г. он
упал более чем вдвое, до И франков за доллар. В период фран-
цузской оккупации Рура он сначала вырос, а затем стремительно
упал, когда стало ясно, что оккупация не достигает своих целей.
После того, как курс франка упал до 40 франков за доллар, пра-
вительство наконец смогло стабилизировать курс на уровне
25,5 франков за доллар в 1926 г.
Как и предсказывал Кейнс, международная экономика столк-
нулась с жестоким кризисом. Французы вывели свои войска из
Рура в конце 1923 г., так и не сумев добиться своей цели —
возобновления Германией репарационных выплат. Поспешно со-
званная международная комиссия под председательством амери-
канского банкира Чарльза Д. Дауэса рекомендовала сократить
объем ежегодных репарационных выплат, реорганизовать немец-
кий Рейхсбанк и предоставить Германии международный заем в
размере 800 млн марок (около 200 млн долл.). Так называемый
заем Дауэса, большую часть которого предоставили Соединенные
Штаты, дал возможность Германии возобновить репарационные
платежи и вернуться в 1924 г. к золотому стандарту. За этим
последовал дальнейший приток американского капитала в немец-
кую экономику в форме частных кредитов немецким муниципа-
литетам и корпорациям, которые активно привлекали заемные
средства в США и использовали их для модернизации и «ра-
ционализации» своей деятельности. При этом германское прави-
тельство получило иностранную валюту, необходимую для вы-
платы репараций.
Катастрофическая инфляция оказала глубокое влияние на не-
мецкое общество. Неравномерное воздействие инфляции на насе-
ление привело к значительному перераспределению доходов и бо-
гатства. В то время как небольшое число удачливых спекулянтов
приобрели огромные состояния, большинство граждан, особенно
представители «нижнего среднего класса» и лица, получающие
фиксированный доход (пенсионеры, держатели облигаций, многие
служащие), обнаружили, что их скромные сбережения исчезли в
течение месяцев и недель, и испытали резкое снижение уровня
жизни. Это сделало их восприимчивыми к призывам политиков
экстремистского толка. Знаменательно, что как коммунисты, так и
националисты значительно увеличили свое представительство в
Рейхстаге за счет умеренных демократических партий во время
выборов 1924 г.
В послевоенной Великобритании экономические проблемы
также приняли угрожающие размеры. Еще до войны необычайно
высокая зависимость Великобритании от международной торговли
и чрезмерная доля быстроустаревавших отраслей в экономике га-
438
рантировали, что в XX в. Великобритания столкнется с трудным
периодом реорганизации. В ходе войны англичане потеряли ино-
странные рынки, зарубежные инвестиции, значительную часть
своего торгового флота и другие источники доходов, поступаю-
щих из-за рубежа. Однако они как никогда ранее зависели от им-
порта продовольствия и сырья, и в то же время ответственность
Великобритании в международной системе даже возросла, по-
скольку Великобритания была наиболее мощной из европейских
стран-победительниц, которая к тому же приняла под свое управ-
ление новые заморские территории. Великобритания должна была
увеличить экспорт, однако фабрики и рудники не работали, а без-
работица росла. В 1921 г. более 1 млн рабочих — около 1/7 всей
рабочей силы — не имели работы. В 1920-е гг. уровень безрабо-
тицы редко падал ниже 10%, а в худшие годы депрессии он пре-
вышал 25%.
Меры правительства, направленные на решение экономичес-
ких проблем, были робкими, незатейливыми и неэффективными.
Единственным инструментом решения проблемы безработицы
была выдача пособий — система, которая совершенно не отвечала
задаче поддержки семей безработных и в то же время возлагала
тяжелое бремя на и без того напряженный бюджет. В остальном
экономическая политика правительства предусматривала глав-
ным образом максимальное сокращение бюджетных расходов;
таким образом, она делала невозможным решение таких неот-
ложных задач, стоящих перед страной, как расширение и мо-
дернизация сети школ, больниц, дорог и осуществление других
общественных работ. Единственная радикальная инициатива,
реализованная правительством в экономической сфере, привела
к катастрофе.
Великобритания отказалась от золотого стандарта в 1914 г.,
что было продиктовано необходимостью перестройки денежной
системы в соответствии с задачей финансирования войны. С уче-
том того, что до войны Лондон занимал положение неоспоримого
центра мировых финансовых рынков, после войны проявилось на-
стойчивое стремление к быстрому возврату к золотому стандарту
для предотвращения дальнейшей эрозии его лидирующего финан-
сового статуса, начавшейся во время войны. Главными нерешен-
ными вопросами были: 1) как скоро можно к нему вернуться? и
2) при каком паритете фунта стерлингов? Ответ на первый вопрос
зависел от накопления золотого запаса Английским банком. По
общему мнению, он достиг необходимых размеров в середине
1920-х гг. Ответ на второй вопрос был менее однозначным. До
войны фунт стерлингов был равен 4,86 долл., но Соединенные
Штаты сохраняли золотой стандарт в течение всей войны. Вели-
кобритания испытала более высокий уровень инфляции, чем
США. Возвращение к золотому стандарту при восстановлении до-
военного паритета поставило бы британскую промышленность в
439
невыгодное конкурентное положение относительно Соединенных
Штатов и других стран, которые сохраняли паритет своей валюты
к доллару или даже девальвировали ее. С другой стороны, бри-
танцы всегда демонстрировали сильное желание поддерживать
традиции, особенно в такой важной сфере, как финансовая. Более
того, коль скоро подавляющая часть британских зарубежных ин-
вестиций была номинирована в золоте или фунтах стерлингов,
возврат к золотому стандарту при более низком курсе означал бы
потери для инвесторов. В 1925 г. канцлер казначейства Уинстон
Черчилль, который ранее перешел из стана либералов к консерва-
торам, принял решение вернуть Великобританию к золотому стан-
дарту при довоенном паритете. Для сохранения конкурентоспо-
собности британской промышленности это требовало снижения
цен примерно на 10%, которое, в свою очередь, требовало эквива-
лентного падения заработной платы. Общий эффект состоял в
перераспределении доходов от рабочих в пользу рантье.
Одной из отраслей, наиболее сильно пострадавших от потери
иностранных рынков и роста издержек, была угольная промыш-
ленность. Шахтеры относились к числу самых радикальных групп
рабочего класса и уже провели несколько больших забастовок в
первые послевоенные годы. Столкнувшись с сокращением зара-
ботной платы в результате возврата к золотому стандарту, шахте-
ры объявили забастовку 1 мая 1926 г. и убедили ряд других
профсоюзов присоединиться к ним для того, чтобы забастовка
стала всеобщей. В забастовке участвовали порядка 40% членов
британских профсоюзов, в основном работавших на предприятиях
коммунального хозяйства и в близких отраслях. Однако забастов-
ка продолжалась только 10 дней и закончилась поражением проф-
союзов. Добровольцы из среднего класса выполняли необходимую
работу, и лидеры профсоюзов предпочли скорее сдаться, чем
пойти на риск гражданской войны ввиду сильной оппозиции пра-
вительства. Хотя всеобщая забастовка была короткой, она остави-
ла тяжелый осадок классового раскола и ненависти, которые сде-
лали еще более трудными согласованные действия нации для ре-
шения как внутренних, так и международных проблем.
Несмотря на проблемы, испытываемые Великобританией,
большая часть Европы в конце 1920-х гг. переживала период эко-
номического процветания. В течение пяти лет, с 1924 г. по
1929 г., казалось, что ситуация полностью нормализовалась. Вос-
становление материальных разрушений было в основном законче-
но; самые насущные и срочные послевоенные проблемы были ре-
шены; создание Лиги Наций, как представлялось, ознаменовало
начало новой эры международных отношений. Большинство
стран, особенно США, Германия и Франция переживали период
процветания. Однако фундамент этого процветания был хрупким:
оно зависело от продолжения добровольного притока капиталов
из Америки в Германию.
440
Великая депрессия 1929—1933 гг.
В отличие от Европы, Соединенные Штаты вышли из войны
более сильными, чем были когда-либо раньше. Если говорить о
чисто экономической стороне вопроса, то США превратились из
нетто-должника в нетто-кредитора, завоевали у европейских про-
изводителей новые рынки внутри страны и за рубежом, а также
добились в высшей степени благоприятного торгового баланса.
Америка с ее емкими рынками, растущим населением и быстрым
технологическим развитием нашла, казалось бы, ключи к непре-
рывному процветанию. Хотя она пережила вместе с Европой ост-
рую депрессию в 1920—1921 гг., спад оказался коротким, и на
протяжении почти десятилетия ее растущая экономика испытыва-
ла лишь незначительные колебания. Социальные критики, кото-
рые настаивали на вскрытии позорных условий существования
людей в городских и сельских трущобах или которые указывали,
что плоды процветания делятся очень неравномерно между пред-
ставителями городского среднего класса, с одной стороны, и фаб-
ричными рабочими и фермерами, с другой, были заклеймены пер-
выми как чудаки, не разделяющие американскую мечту. Для них
«новая эра» уже наступила.
Летом 1928 г. американские банки и инвесторы начали сокра-
щать покупки немецких и других иностранных облигаций для
того, чтобы инвестировать свои средства на Нью-Йоркской фон-
довой бирже, переживавшей быстрый подъем котировок. В тече-
ние спекулятивного бума «великого рынка быков»1 многие люди
со скромными доходами поддались искушению купить акции в
кредит. К концу лета 1929 г. Европа уже почувствовала напряже-
ние в финансовой сфере из-за прекращения притока американ-
ских инвестиций; кроме того, американская экономика перестала
расти. Показатель валового национального продукта США достиг
высшей точки в первом квартале 1929 г., затем постепенно стал
снижаться. Производство автомобилей в США сократилось с
622 тыс. в марте до 416 тыс. в сентябре. В Европе Великобрита-
ния, Германия и Италия уже находились в тисках депрессии. Но
в условиях сохранения высоких цен на акции и американские ин-
весторы, и официальные лица не придавали большого значения
этим настораживающим сигналам.
24 октября 1929 г. — «Черный четверг» в американской фи-
нансовой истории — волна панических продаж акций привела к
обвальному падению котировок и уничтожила миллионы долларов
фиктивных бумажных активов. Еще одна волна продаж последо-
вала 29 октября — в «Черный вторник». Индекс цен на акции,
1 На биржевом жаргоне «быки» — дилеры, играющие на повышение
котировок ценных бумаг, «медведи» — дилеры, играющие на пониже-
ние — Прим. науч. ред.
441
который достиг пика в 381 пункт 3 сентября (уровень 1926 г. =
100), упал до 198 пунктов 13 ноября и продолжал падать. Банки
стали отзывать свои ссуды, заставляя инвесторов в еще больших
масштабах выбрасывать свои акции на рынок по любым ценам. Аме-
риканцы, которые вложили свои средства в Европе, прекратили
новые инвестиции и начали продавать активы с целью репатриации
средств. В течение всего 1930 г. отток капиталов из Европы продол-
жался, создав непереносимую напряженность во всей финансовой
системе. Финансовые рынки стабилизировались, но цены на товары
упали и продолжали снижаться, перенося давление на производите-
лей в таких странах, как Аргентина и Австралия.
Крах фондового рынка не являлся причиной депрессии — она
уже началась как в США, так и в Европе, — но это был ясный
сигнал того, что депрессия шла уже полным ходом. Производство
автомобилей в Соединенных Штатах в декабре упало до 92500, а
безработица в Германии выросла до 2 млн человек. В первом
квартале 1931 г. совокупный объем мировой торговли сократился
более чем на треть по сравнению с первым кварталом 1929 г.
В мае 1931 г. приостановил платежи венский банк Creditan-
stalt, один из крупнейших и наиболее важных банков Центральной
Европы. Хотя австрийское правительство заморозило банковские
активы и наложило запрет на изъятие средств из банка, паника бы-
стро перекинулась на Венгрию, Чехословакию, Румынию, Польшу
и особенно на Германию, где широкомасштабное изъятие средств из
банков произошло в июне, приведя к банкротству нескольких бан-
ков. По условиям «Плана Юнга», который в 1929 г. заменил план
Дауэса в качестве метода решения репарационных проблем, Герма-
ния была обязана сделать очередной платеж в счет репараций
1 июля. В Соединенных Штатах президент Гувер под влиянием об-
стоятельств был вынужден признать взаимозависимость военных
долгов и репараций, предложив 20 июня ввести годичный морато-
рий на все межправительственные платежи как по военным долгам,
так и по репарациям. Однако это было сделано слишком поздно,
чтобы остановить панику. Франция заняла выжидательную пози-
цию, а в Великобритании распространилась паника, в результате
чего 21 сентября правительство дало Английскому банку распоря-
жение приостановить размен бумажных денег .на золото.
Несколько стран, включая Аргентину, Австралию и Чили, эко-
номики которых серьезно пострадали от падения цен на экспорти-
руемые ими сырьевые товары, к тому времени уже отошли от зо-
лотого стандарта. Между сентябрем 1931 г. и апрелем 1932 г. еще
24 страны официально отказались от золотого стандарта, а не-
сколько других, хотя номинально сохраняли его, фактически при-
остановили размен бумажных денег на золото. Без всеми признан-
ного международного стандарта валютные курсы резко колеба-
лись в соответствии с колебаниями спроса и предложения, реаги-
руя в числе прочего на бегство капиталов и крайности экономи-
442
ческого национализма, которые находили свое выражение в про-
текционистских таможенных тарифах, повышавшихся в ответ на
их повышение в странах-торговых партнерах. Мировая торговля в
период 1929—1932 гг. резко сократилась, вызвав схожее, хотя
менее резкое, падение промышленного производства, занятости и
уровня доходов на душу населения (см. рис. 14.1).
В. Доход на дуттгу населения
(1925-192^100)
А. Промышленное производство
(1925—1929 100)
120
1’0
100
США
Велико-
британия
Германия Франция
С. Занятость	р Оборот внешней торговли*
(1937=100)
 1932
•Данные для Франции (1929) относятся к 1930 г.
•Импорт плюс экспорт
Рис. 14.1. Экономический коллапс 1929 — 1932 гг.
Основной особенностью решений в области экономической по-
литики в 1930 1931 гг. был их односторонний характер реше-
ния о приостановке действия золотого стандарта и о введении та-
443
рифов и квот принимались национальными правительствами без
международных консультаций или соглашений и без учета воз-
можных ответных мер других сторон. Это во многом объясняет
анархический беспорядок в сфере экономической политики. Нако-
нец, в июне 1932 г. представители основных европейских держав
собрались в Лозанне (Швейцария) для обсуждения последствий
окончания гуверовского моратория: должна ли Германия возобно-
вить выплату репараций, и если да, то на каких условиях? Долж-
ны ли европейские страны возобновить выплаты по военным дол-
гам Соединенным Штатам? Хотя европейцы согласились на фак-
тическое прекращение выплаты репараций и одновременно на ан-
нулирование военных долгов, данное соглашение так и не было
ратифицировано ввиду того, что США настаивали на полном раз-
делении двух этих вопросов. В результате выплаты как по репара-
циям, так и по военным долгам так и не были возобновлены. Про-
возглашение конца «долгового рабства» досталось на долю Гитлера,
который сделал это в 1933 г. Только маленькая Финляндия пол-
ностью погасила свой небольшой долг Соединенным Штатам.
Последнее значительное усилие, направленное на сохранение
международной кооперации в области экономической политики с
целью преодоления кризиса, было связано с созывом Всемирной
валютной конференции в 1933 г. Официально предложенный
Лигой Наций в мае 1932 г. и принятый резолюцией Лозаннской
конференции в июле этого года проект повестки конференции
предусматривал заключение соглашений о восстановлении золото-
го стандарта, сокращении импортных пошлин и квот, а также о
других формах международной кооперации. Роль на данной кон-
ференции Соединенных Штатов, где в то время разворачивалась
президентская предвыборная кампания, воспринималась всеми
как критически важная. Из-за выборов и нежелания кандидатов,
Гувера и Рузвельта, заранее принимать на себя обязательства,
конференция была отложена до весны 1933 г., а затем еще раз до
июня для того, чтобы дать время Рузвельту сформировать свою
администрацию. Рузвельт вступил в должность в период самой
глубокой депрессии. Одними из первых его действий были про-
возглашение восьмидневных «банковских каникул» для того,
чтобы дать банковской системе время для реорганизации, а также
проведение большей части мероприятий знаменитых «ста дней»,
включавших чрезвычайные меры по поддержке национальной эко-
номики. Среди других эти меры предусматривали отказ Соеди-
ненных Штатов от золотого стандарта, решение, на которое их не
смогла вынудить Первая мировая война. Когда конференция, на-
конец, собралась в июне в Лондоне, Рузвельт послал сообщение,
что перед американским правительством стоит первоочередная за-
дача восстановления внутреннего процветания, и он не может под-
писать какое-либо международное соглашение, которое могло бы
помешать решению этой задачи. Удрученные делегаты конферен-
ции выслушали несколько бессодержательных речей и прервали
444
заседания в июле, не предприняв каких-либо разумных акций.
Международная кооперация вновь потерпела провал.
Что было причиной депрессии? Даже спустя более 60 лет
общей позиции по этому вопросу так и не было выработано. С
точки зрения некоторых исследователей, причины лежали прежде
всего в денежно-кредитной сфере и были связаны с резким сокра-
щением количества денег в обращении в главных промышленных
странах, особенно в США, при последующем распространении
действия этого фактора на остальной мир. Другие считают, что
причины нужно искать в «реальном» секторе, а именно, в экзо-
генном спаде потребления и инвестиционных расходов, последст-
вия которого распространились на всю экономику и на весь мир
посредством мультипликативно-акселерационного механизма1.
Выдвигались и альтернативные объяснения, связанные с предше-
ствующей депрессией в сельском хозяйстве, крайней зависимос-
тью стран Третьего мира от нестабильных сырьевых рынков, не-
достатком или неправильным распределением мировых запасов
золота и т.д. Эклектическая точка зрения состоит в том, что при-
чиной депрессии являлся не какой-либо один фактор, а неблаго-
приятное стечение обстоятельств как в денежном, так и в реаль-
ном секторе. Более того, можно утверждать, что истоки этих со-
бытий и обстоятельств обусловлены отчасти (возможно, в боль-
шей части) последствиями Первой мировой войны и последующе-
го мирного урегулирования. Падение золотого стандарта, распад
торговых связей, которые так и не были в полной мере восстановле-
ны, и националистическая экономическая политика 1920-х гг. — все
эти факторы могут рассматриваться в качестве причин последую-
щей депрессии.
Какова бы ни была конкретная причина (или причины) самой
депрессии, относительно причин ее глубины и продолжительности
существует более выраженный консенсус. Они были связаны с
экономической позицией и политикой Великобритании и Соеди-
ненных Штатов. До войны Великобритания как лидирующая в
мире торговая, финансовая и (до конца XIX в.) промышленная
держава играла ключевую роль в стабилизации мировой экономи-
ки. Ее политика свободной торговли означала, что товары со
всего света могли всегда найти здесь рынок сбыта. Ее большие
1 Мультипликативно-акселерационный механизм (механизм мульти-
пликатора-акселератора) — механизм влияния на экономическую систе-
му автономного (вызванного экзогенными, т.е. внешними для системы
факторами) изменения потребительских и/или инвестиционных расхо-
дов. Объединяет принцип мультипликатора (зависимости изменения до-
ходов от исходного изменения расходов) и акселератора (зависимости
объема инвестиционных расходов от ожидаемых изменений объема про-
изводства). В кейнсианской теории принцип мультипликатора-акселера-
тора широко используется для описания процесса распространения цик-
лических колебаний в экономике. — Прим. науч. ред.
445
иностранные инвестиции давали возможность странам со значи-
тельным дефицитом торгового баланса получить ресурсы для
уравновешивания своих платежей. Ее приверженность золотому
стандарту наравне с ролью Лондона как признанного центра ми-
ровых финансовых рынков означала, что страны, имевшие вре-
менные проблемы с платежным балансом, могли ослабить их, учи-
тывая векселя и другие коммерческие бумаги. После войны Вели-
кобритания оказалась более неспособной поддерживать свое ли-
дерство — хотя это и не было в полной мере очевидным до
1931 г. Соединенные Штаты, доминировавшие к тому.времени в
мировой экономике, не желали принимать на себя роль мирового
лидера, свидетельством чему служит их иммиграционная, торго-
вая (тарифная) и денежно-кредитная политика, а также их отно-
шение к международной кооперации в сфере экономической поли-
тики. Если бы Америка в 1920-х и особенно в критический период
1929—1933 гг. проводила более открытую политику, депрессия,
почти несомненно, была бы и менее глубокой, и более короткой.
Долгосрочные последствия депрессии также заслуживают упо-
минания. Среди них были рост роли государства в экономике, по-
степенное изменение отношения к экономической политике (так
называемая кейнсианская революция) и попытки некоторых лати-
ноамериканских стран и стран Третьего мира создать импортоза-
мещающие отрасли экономики. Вызвав снижение уровня жизни и
обострение проблем социальной напряженности, депрессия также
способствовала усилению экстремистских политических движе-
ний, как левых, так и правых, особенно в Германии, и таким об-
разом косвенно способствовала созданию предпосылок Второй ми-
ровой войны.
Альтернативные подходы к преодолению кризиса
Когда Франклин Рузвельт холодным и ненастным днем в
марте 1933 г. вступил в должность в качестве тридцать второго
президента Соединенных Штатов, страна находилась в тисках
самого жестокого кризиса со времен Гражданской войны. При
более 15 млн безработных (что составляло почти половину про-
мышленной рабочей силы) американская промышленность факти-
чески остановилась, а банковская система была на грани полного
коллапса. Кризис не был только экономическим. «Армия» из
15 тыс. безработных ветеранов Первой мировой войны в 1932 г.
пошла маршем на Вашингтон, и остановить ее смогли только ре-
гулярные части под командованием генерала Дугласа Макартура.
В сельских районах фермеры иногда брали правосудие в свои
собственные руки для того, чтобы предотвратить отзыв прав вы-
купа заложенного по ипотеке имущества. Насилие правило бал на
городских улицах.
446
В своих предвыборных речах Рузвельт призывал к «Новому
курсу» для Америки. В течение знаменитых «ста дней», которые
последовали за его инаугурацией, Конгресс последовал его призы-
ву, утвердив с беспрецедентной скоростью новое законодательст-
во. В течение четырех лет его первого президентского срока коли-
чество принятых законов было больше, чем при какой-либо преж-
ней администрации. Они касались главным образом вопросов эко-
номического оздоровления и социальных реформ в сфере сельско-
го хозяйства, банков, денежного обращения, фондового рынка,
труда, социального обеспечения, здравоохранения, жилья, транс-
порта, коммуникаций, природных ресурсов — фактически каждо-
го аспекта американской экономики и общества.
Вероятно, наиболее характерным законодательным актом за
весь период был Закон о восстановлении национальной промыш-
ленности {National Industry Recovery Act). По этому акту была
создана Администрация восстановления национальной промыш-
ленности (National Recovery Administration, NRA) для наблюде-
ния над подготовкой «кодексов честной конкуренции» для каждой
отрасли, разработку которых осуществляли представители соот-
ветствующих отраслей. Хотя эту меру и приветствовали в то
время как новое направление экономической политики, она была
очень схожей с движением за создание деловых ассоциаций, кото-
рому содействовал (но без использования элементов принужде-
ния) Герберт Гувер, будучи министром торговли в 1920-х гг. Еще
в большей степени это было похожим на экономическую админи-
страцию военного времени. Ряд высоких правительственных чи-
новников действительно занимались проблемами мобилизации
экономики в период войны, включая самого Рузвельта в качестве
помощника секретаря военно-морского флота. NRA также порази-
тельно напоминала фашистскую систему промышленных органи-
заций в Италии, хотя и без их грубости и полицейских методов.
По существу это была система частного экономического планиро-
вания («промышленного самоуправления») при контроле со сто-
роны правительства, направленном на защиту общественных инте-
ресов и гарантий прав рабочих создавать собственные организа-
ции и участвовать в заключении коллективных договоров.
В 1935 г. Верховный суд провозгласил NRA неконституцион-
ным органом. В других случаях, когда суд аннулировал его зако-
нодательство, Рузвельт достиг своих целей с помощью новых за-
конов, но в отношении промышленности он изменил свою пози-
цию и инициировал кампанию «роспуска трестов» (trust burst-
ing), также впоследствии пересмотренную с началом Второй ми-
ровой войны. Успехи в восстановлении промышленности были
крайне скромными, и в 1937 г. экономика пережила рецидив кри-
зиса, так п не достигнув полной занятости. Соединенные Штаты
вступили в войну в 1941 г., имея более 6 млн безработных. Хотя
некоторые из реформ Нового курса были сами по себе полезны-
ми, система Нового курса в целом была не более эффективной в
447
деле преодоления депрессии, чем альтернативные программы,
проводимые в Европе.
Ни одна из западных держав не пострадала от войны больше,
чем Франция. Основные боевые действия на Западном фронте
происходили на территории ее богатейших регионов. Более поло-
вины довоенного промышленного производства Франции, вклю-
чая 60% производства стали и 70% добычи угля, было расположе-
но в регионах, опустошенных войной, которые являлись также и
наиболее важными сельскохозяйственными регионами. Наиболее
ужасными были людские потери: 1,5 млн французов — половина
довоенного мужского населения призывного возраста — было
убито, а в полтора раза больше стали калеками. Поэтому неуди-
вительно, что Франция требовала от Германии возмещения воен-
ных потерь.
Рассчитывая на получение германских репараций, француз-
ское правительство немедленно по завершении войны предприня-
ло расширенную программу восстановления пострадавших от
войны регионов, которая оказала на экономику некоторый стиму-
лирующий эффект. Когда выяснилось, что объем немецких репа-
раций оказался меньше ожидаемого, издержки использовавшихся
методов финансирования реконструкции сказались в полной мере.
Проблема осложнялась дорогостоящей и неэффективной оккупа-
цией Рура. За первые семь лет мира франк обесценился больше,
чем за время войны. Поняв наконец, что «бошей» нельзя заста-
вить платить, коалиционный кабинет, в составе которого было
6 бывших премьер-министров, в 1926 г. стабилизировал франк на
уровне примерно '/5 его довоенного паритета, что потребовало
осуществления жестких мер экономии и значительного повышения
налогов. Такое решение было более приемлемым, чем какое-либо
из экстремальных решений, принятых Великобританией и Герма-
нией, но оно оттолкнуло от правительства и класс рантье, поте-
рявший около 4/5 покупательской способности своих активов в
результате инфляции, и рабочий класс, на который легло основ-
ное бремя возросших налогов. Таким образом, как и в Германии,
инфляция способствовала росту и левого, и правого экстремизма.
Франк, курс которого поначалу стабилизировался, был факти-
чески недооценен по сравнению с остальными основными валюта-
ми. Это стимулировало экспорт * затруднило импорт и привело к
притоку золота в страну. Таким образом, депрессия началась во
Франции позже, чем где бы то ни было — не ранее 1931 г. — и
была, по-видимому, менее глубокой, но длилась дольше. Нижняя
точка спада была пройдена лишь в 1936 г. В 1939 г., когда нача-
лась война, французская экономика все еще не оправилась от де-
прессии. Как и в других странах, депрессия вызвала волну соци-
ального протеста и усиление экстремистских организаций. В
1936 г. три левые политические партии, коммунисты, социалисты
и радикалы, создали коалицию Народный фронт, которая победи-
ла на выборах этого года и сформировала правительство во главе
448
со старейшим социалистическим политиком Леоном Блюмом. Пра-
вительство Народного фронта национализировало Банк Франции
и железные дороги и осуществило ряд реформ в трудовой
сфере, — таких, как введение сорокачасовой рабочей недели, обя-
зательного судебного рассмотрения трудовых споров и оплачивае-
мого отпуска для промышленных рабочих. Однако в решении
главного вопроса о восстановлении экономики Народный фронт
имел не больше успеха, чем предыдущие французские или ино-
странные правительства. Он распался в 1938 г., когда междуна-
родные вопросы стали все больше доминировать на политической
сцене.
Более мелкие государства Западной Европы, которые сильно
зависели от международной торговли, тоже пострадали в период
депрессии, хотя и в меньшей степени. В 1920-х гг., когда Вели-
кобритания и Франция вернулись к золотому стандарту, многие
небольшие государства Восточной и Западной Европы ввели золо-
тодевизный стандарт. Их центральные банки вместо того, чтобы
поддерживать золотой запас, необходимый для обеспечения их
национальных валют, держали депозиты в центральных банках
более крупных государств, служившие тем же целям. После того,
как Великобритания в 1931 г. отошла от золотого стандарта,
большинство стран, которые вели интенсивную торговлю с Вели-
кобританией, поступили аналогичным образом и привязали свои
валюты к фунту стерлингов. Так был создан «стерлинговый
блок». В его ряды входили большинство стран Британского Со-
дружества, британские колонии, некоторые страны Среднего Вос-
тока, а в Европе — Португалия и скандинавские страны. Когда
Соединенные Штаты девальвировали доллар в 1933 г., большин-
ство их ключевых торговых партнеров, главным образом страны
Латинской Америки и Канада, также скорректировали курсы
своих валют с целью сохранить их паритет к доллару. В Европе
Франция стала центром «золотого блока» — группы стран, пы-
тавшихся сохранить конвертируемость валют в золото, — кото-
рый включал также Швейцарию, Бельгию и Нидерланды. Они
продержались до 1936 г. (Германия тем временем ввела новую
систему международной торговли и платежей, которая будет рас-
смотрена ниже.) Когда Франция, наконец, девальвировала франк
и отказалась от его конвертируемости в золото, это произошло в
период возобновления ограниченной международной кооперации в
сфере денежного обращения. В 1936 г. было подписано Трехсто-
роннее валютное соглашение между правительствами Великобри-
тании, Франции и США, которое имело целью стабилизацию об-
менных курсов валют соответствующих стран, избежание конку-
рентной девальвации и осуществление иных мер, способствующих
восстановлению мировой экономики. Однако это был очень незна-
чительный шаг.
В Центральной и Восточной Европе, а также в Испании поли-
тические события — приход к власти фашистских диктатур —
15 — 5216
449
затмили собой происходящее в экономической сфере, но эти поли-
тические события имели свой экономический аспект. Первой была
Италия. Бенито Муссолини пришел к власти легальным путем в
1922 г., но быстро консолидировал свою власть методами поли-
цейского государства. Для укрепления идеологических основ свое-
го режима Муссолини привлек философа Джованни Джентиле,
задача которого состояла в рациональном обосновании фашизма,
которое затем было представлено как собственная философия
Муссолини. Фашизм прославлял использование силы, провозгла-
шал войну самой благородной деятельностью человека, отвергал
либерализм, демократию, социализм и индивидуализм, с презре-
нием относился к материальному благосостоянию и рассматривал
неравенство людей как не только неизбежное, но и желательное.
Кроме того, он обожествлял государство как высшее воплощение
человеческого духа.
В своем стремлении к полной перестройке общества фашизм
нуждался в новых формах экономической организации. Муссоли-
ни проводил линию на создание корпоративного государства, ко-
торое было одной из самых распропагандированных и наименее
успешных инноваций его режима. В принципе корпоративное го-
сударство было противоположностью и капитализму, и социализ-
му. Хотя оно разрешало частную собственность, интересы как ра-
бочих, так и собственников были подчинены высшим интересам
общества в целом, представленного государством. Для достиже-
ния этого все отрасли страны были организованы в 12 «корпора-
ций», которые напоминали скорее деловые ассоциации, чем собст-
венно корпорации. В них были представлены рабочие, собствен-
ники и государство, причем ключевые позиции в них занимали
партийные функционеры. Все прежде существовавшие профсоюзы
были распущены. Функции корпораций включали регулирование
цен, заработной платы, условий труда и обеспечение социального
страхования. В своей практической деятельности (насколько эти
корпорации вообще действовали) они выступали в основном как
капиталистические деловые ассоциации, чья цель состояла в по-
вышении доходов предпринимателей и партийных администрато-
ров за счет рабочих и потребителей. В других аспектах экономи-
ческая политика фашизма была еще менее успешной. Несмотря на
проведение широкомасштабных общественных работ и осущест-
вление программы вооружений, Италия жестоко пострадала во
время депрессии. Даже использовавшийся американскими аполо-
гетами фашизма аргумент о том, что «Муссолини заставил поезда
ходить по расписанию», был далек от истины.
Нацистская Германия не просто добилась большего успеха в
борьбе с депрессией, чем Италия, — а также большего успеха,
чем западные демократии, — но и стала первой крупной промыш-
ленной страной, которая достигла полного преодоления последст-
вий депрессии. (Среди небольших стран самый низкий уровень
безработицы в 1930-х гг. был в Швеции.) При безработице в
450
б млн человек в 1933 г. — что составляло 1/4 всей рабочей
силы — к 1939 г. немецкая экономика достигла такой ситуации,
когда число рабочих мест превышало число людей, которые могли
их занять. Такой результат был достигнут прежде всего за счет
широкомасштабных программ общественных работ, которые по-
степенно переросли в программу перевооружения. В ходе выпол-
нения этой программы Германия построила первую современную
сеть шоссейных дорог (знаменитых автобанов) и в значительной
мере укрепила свою промышленность, которая дала ей решающее
преимущество над своими противниками в начале Второй мировой
войны.
Вместо добровольных профессиональных союзов, распущен-
ных в 1933 г., нацисты ввели обязательное членство в Германском
трудовом фронте. Они отменили заключение коллективных дого-
воров между рабочими и нанимателями, заменив их комитетами
«доверенных лиц», имевших абсолютные полномочия определять
заработную плату, количество рабочих часов и условия труда.
Промышленников заставляли сотрудничать с новым режимом,
обещая в случае их согласия решение проблем в трудовой сфере
и угрожая конфискацией и арестом в случае отказа. В отличие от
тоталитарного режима в России, нацисты не стали прибегать к
широкомасштабной национализации (хотя конфискованные пред-
приятия евреев зачастую передавались членам партии). Для до-
стижения своих целей нацисты полагались на принуждение и кон-
троль.
Одной из главных экономических целей нацистов было стрем-
ление сделать немецкую экономику самодостаточной на случай
войны. Они помнили губительные последствия союзнической бло-
кады в годы Первой мировой войны и хотели избежать аналогич-
ных затруднений в будущем. Они дали распоряжение своим уче-
ным разработать новые эрзац-материалы для изготовления потре-
бительских товаров и военного снаряжения, которые можно было
бы производить из сырья, доступного в самой Германии. Полити-
ка автаркии (самодостаточности) также определила характер не-
мецких торговых связей с другими странами. Еще в 1931 г., до
прихода к власти нацистов, Германия ввела меры валютного кон-
троля для предотвращения оттока капиталов. Ялмар Шахт, эконо-
мический советник Гитлера, разработал несколько новых утончен-
ных инструментов финансового и денежного контроля, цель кото-
рых состояла в том, чтобы дать Германии преимущества в ее от-
ношениях с другими странами. Среди них были торговые согла-
шения с соседями Германии в Восточной Европе и на Балканах,
обеспечившие бартерный обмен немецких промышленных товаров
на продовольствие и сырье, что помогло избежать затрат золота
или дефицитной иностранной валюты. Фактические поставки не-
мецких товаров были очень ограниченными, но такая политика
успешно привязала Восточную Европу к немецкой военной эконо-
мике.
15*
451
Испания, избежав участия в Первой мировой войне, избежала
и множества проблем и дилемм, с которыми столкнулись другие
европейские страны. На деле ее промышленность получила даже
некоторый выигрыш в результате роста спроса в военный период.
Однако Испания все еще продолжала оставаться преимуществен-
но аграрной страной, страдая от низкой производительности свое-
го сельского хозяйства. В период диктаторского правления Миге-
ля Примо де Ривера с 1923 г. по 1930 г. экономика пользовалась
плодами международного экономического процветания, однако
последующая депрессия стала причиной свержения монархии и
установления Второй республики в 1931 г. Международная обста-
новка этих лет едва ли была благоприятна для реформ, которые
пытались провести республиканцы. В 1936 г. генерал Франсиско
Франко начал кровопролитную и разрушительную гражданскую
войну, которая закончилась свержением республики в 1939 г. и
установлением автаркического режима, схожего в некоторых ас-
пектах с режимом в фашистской Италии и нацистской Германии,
но при более низком, чем в Германии, уровне технологического
развития.
Русские революции и Советский Союз
Имперская Россия вступила в Первую мировую войну, ожидая
быстрой победы над центральными державами. Эта иллюзия
скоро развеялась, и по мере продолжения войны обострились тра-
диционные российские болезни — неэффективность и коррупция.
К началу 1917 г. экономика России находилась в руинах. В нача-
ле марта забастовки и волнения вспыхнули в Петрограде (пере-
именованном из Санкт-Петербурга), некоторые солдаты присоеди-
нились к демонстрантам и передали им оружие, в то время как
железнодорожные рабочие предотвратили прибытие других час-
тей, направленных для наведения порядка. 12 марта лидеры за-
бастовщиков и солдат объединились с представителями различных
социалистических партий в Совет рабочих и солдатских депута-
тов. В тот же самый день комитет Государственной Думы (рос-
сийского парламента) принял решение о формировании Временно-
го правительства, а 15 марта получил манифест об отречении
царя. Таким образом долгое правление Романовых закончилось
короткой, почти никем не руководимой и почти бескровной рево-
люцией.
Временное правительство представляло собой пестрое собрание
аристократов, интеллектуалов и парламентариев. В его составе
был только один социалист — интеллектуал из среднего класса
Александр Керенский. Более того, оно было вынуждено делить
власть (по крайней мере, в Петрограде) с Петроградским советом.
(Другие Советы были созданы также в Москве и нескольких про-
винциальных городах.) Новый режим сразу же провозгласил сво-
452
боду слова, печати и вероисповедания, декларировал намерение
предпринять социальные реформы и перераспределение земли, а
также обещал созвать Учредительное собрание для определения
новой формы правления в России. Он также пытался продолжить
войну с Германией, что оказалось для него гибельным решением.
В.И.Ленин, лидер большевистской фракции российской соци-
ал-демократической партии, который провел большую часть своей
сознательной жизни в изгнании, вернулся в Петроград в апреле
1917 г. с молчаливого согласия германского правительства, кото-
рое ожидало, что его деятельность будет способствовать социаль-
ным волнениям и политическому хаосу в стране. Едва ли оно
ожидало, что он станет главой правительства! Ленин быстро уста-
новил контроль над Петроградским советом и начал бескомпро-
миссную кампанию против Временного правительства. В свою
очередь, Временное правительство, раздираемое внутренними про-
тиворечиями и неспособное утвердить свою власть ни над армией,
ни над страной, оказалось неспособным оказать сколько-нибудь
существенное сопротивление, когда толпа, именовавшая себя
Красной гвардией, захватила Зимний дворец, резиденцию прави-
тельства, 25 октября 1917 г. (7 ноября по западному календарю,
который был введен в России с 1 января 1918 г.). На следующий
день Ленин сформировал новое правительство, получившее назва-
ние Совет народных комиссаров.
За Октябрьской революцией последовали четыре года жесто-
кой Гражданской войны. В марте 1918 г. правительство закончи-
ло войну с Германией, подписав Брестский мир (впоследствии ан-
нулированный Версальским договором), но столкнулось с реши-
тельной оппозицией со стороны нескольких так называемых
Белых армий, которые некоторое время поддерживались западны-
ми союзниками, а в 1920 г. оно вступило в войну с вновь обрет-
шей независимость Польшей. Стремясь сохранить власть, больше-
вики, теперь называвшие себя коммунистами, ввели жесткую по-
литику, названную военным коммунизмом. Она включала в себя
национализацию экономических объектов в городах, конфиска-
цию и раздачу земли крестьянам, а также формирование новой
законодательной системы. Однако ее ключевой чертой было уста-
новление однопартийного правительства, «диктатуры пролетариа-
та», с Лениным во главе.
На выборах в долгожданное Учредительное собрание социа-
листы-революционеры (эсеры), оппоненты большевиков, получи-
ли подавляющее большинство. Учредительное собрание короткое
время заседало в январе 1918 г., но Ленин послал войска распус-
тить его после одного из заседаний. Тогда эсеры возобновили
свою традиционную тактику террора; им удалось ранить Ленина в
августе 1918 г. В ответ на это коммунисты развязали безжалост-
ный террор, уничтожая своих политических оппонентов, сохранив
при этом контроль над центральным правительством, переехав-
шим в марте 1918 г. в Москву.
453
Вскоре после Октябрьской революции правительство удовле-
творило требование Финляндии о независимости. В ходе Граж-
данской войны и после нее оно столкнулось с требованиями неза-
висимости или хотя бы автономии со стороны других регионов.
Хотя оно согласилось удовлетворить требования балтийских госу-
дарств — Эстонии, Литвы и Латвии, но отказалось предоставить
независимость Украине, Закавказью и кому бы то ни было еще.
Положение регионов с нерусским населением оставалось неопре-
деленным в течение двух лет после их повторного завоевания.
Затем в 1922 г. Ленин решил создать федерацию, по крайней
мере номинальную, вопреки советам обрусевшего грузина Иосифа
Сталина,- отвечавшего за национальные вопросы. 30 декабря
1922 г. был создан Союз Советских Социалистических Республик
(СССР). Он состоял из Российской Советской Федеративной Со-
циалистической Республики (РСФСР), включавшей большую
часть европейской России и Сибирь, а также Украинской, Бело-
русской и Закавказской республик. Впоследствии к ним присо-
единились другие республики, образованные в Центральной Азии
и в других регионах. Однако реальность была такова, что в целом
страна управлялась небольшой группой людей в Москве, которые
контролировали руководящие органы коммунистической партии и
правительство.
К марту 1921 г., когда подписанный в Риге договор принес
мир с Польшей, коммунисты более не сталкивались с активной
оппозицией своему правлению ни внутри страны, ни за рубежом,
однако экономика была полностью разрушена. Политика военного
коммунизма, с ее сильным элементом террора, обеспечила победу
над врагами, но определенно не могла служить долгосрочной ос-
новой функционирования экономики. Промышленное производст-
во упало до */3 от уровня 1913 г., а политика правительства в
области сельского хозяйства дала не лучшие результаты. Крестья-
не, чьи самовольные земельные захваты были законодательно ут-
верждены большевиками, отказывались отдавать свою продукцию
по искусственно заниженным ценам, установленным правительст-
вом. Уже в августе 1918 г. правительство послало войска и отря-
ды вооруженных рабочих в деревню с целью конфискации уро-
жая, а черный рынок стал повсеместным явлением. В конце фев-
раля 1921 г. мятеж на военно-морской базе в Кронштадте, вы-
званный ужасными условиями жизни матросов, убедил Ленина в
том, что необходима смена политики.
Столкнувшись с экономическим параличом и возможностью
масштабного крестьянского восстания, Ленин решительно изменил
политический курс в сторону новой экономической политики
(НЭПа), предусматривавшей компромисс с капиталистическими
принципами функционирования экономики. По словам Ленина,
это был «шаг назад, чтобы двигаться вперед». На смену принуди-
тельным реквизициям пришел специальный продовольственный
налог, что позволило крестьянам продавать излишки продукции
454
по свободным рыночным ценам. Небольшие предприятия с чис-
лом занятых менее 20 человек были возвращены в частную собст-
венность и получили право реализовывать продукцию на рынке.
Иностранные предприниматели взяли в аренду ряд существовав-
ших предприятий и получили специальные концессии для созда-
ния новых. Но так называемые «командные высоты экономики»
(крупные предприятия, транспорт и коммуникации, банки и
внешняя торговля) оставались в собственности и под управлением
государства. НЭП также предусматривал масштабную программу
электрификации, создание технических школ для подготовки ин-
женеров и управленцев, а также создание более эффективной сис-
темы управления государственным сектором экономики. Несмотря
на продолжавшиеся трудности в отношениях с крестьянством,
уровень производства вырос как в промышленности, так и в сель-
ском хозяйстве, и к 1926—1927 гг. был в основном достигнут до-
военный уровень производства.
Тем временем, произошли важные изменения в руководстве
коммунистической партии. В мае 1922 г. Ленин пережил первый
серьезный инсульт, от которого он так никогда полностью не оп-
равился до своей смерти в январе 1924 г. Несмотря на всю свою
власть, Ленин воздерживался от ясного указания на своего преем-
ника. Фактически в своем уникальном «политическом завещании»
он указывал на сильные и слабые стороны всех своих ближайших
сподвижников и возможных преемников.
Двумя главными претендентами на власть были Лев Троцкий
и Иосиф Сталин. Троцкий был наркомом вооруженных сил и
внес заметный вклад в разгром Белой армии в период Граждан-
ской войны. Выдающийся оратор, он имел множество сторонни-
ков как в партии, так и вне ее. Но его позднее (в 1917 г.) присо-
единение к большевикам и его склонность делать бестактные заме-
чания о своих коллегах вызывали подозрение к нему у «старых
большевиков». Сталин, со своей стороны, был верным последова-
телем Ленина и «старых большевиков». Хотя поначалу Сталин и
не рассматривался всерьез как потенциальный наследник Ленина,
он использовал свое положение генерального секретаря Централь-
ного комитета партии (с 1922 г.) для формирования коалиции
внутри партии с целью устранения своих соперников — в первую
очередь Троцкого.
Двух претендентов разделял принципиально различный под-
ход ко внутренней и внешней политике. В то время как Троцкий
выступал за мировую революцию, Сталин в конечном итоге пере-
шел в лагерь сторонников построения сильного социалистического
государства в Советском Союзе, «социализма в одной стране».
После того, как Сталину удалось отстранить с занимаемых по-
стов, изгнать, а затем и физически уничтожить Троцкого, он взял-
ся за своих бывших союзников, обвинив некоторых из них в
«левом уклонизме», а других в «правом оппортунизме». К
455
1928 г. Сталин установил фактически безраздельный контроль
над партией и над страной.
Сталинская программа построения «социализма в одной стра-
не» предполагала широкомасштабное строительство промышлен-
ных предприятий, необходимых для обеспечения мощи и самодо-
статочности страны перед лицом враждебного мира. Средством
для достижения этой цели было всеобъемлющее экономическое
планирование, которое в глазах Сталина имело дополнительное
преимущество с точки зрения усиления государственного контро-
ля над жизнью граждан, а следовательно, предотвращения попы-
ток свержения режима. В 1929 г., укрепив свой контроль над пар-
тийным аппаратом и государственными органами, Сталин присту-
пил к осуществлению первого пятилетнего плана. Это событие
иногда называют «второй большевистской революцией».
Все ресурсы советского правительства были прямо или косвен-
но направлены на реализацию пятилетнего плана. По чисто техни-
ческим вопросам Государственная плановая комиссия (Госплан)
полностью отвечала за составление плана, определение его целей
и направление директив в подчиненные инстанции. Плановый ме-
ханизм, не учитывающий ни издержек, ни прибыли, ни потреби-
тельских предпочтений, заменил собой рынок. Вместо того, чтобы
представлять интересы рабочих и защищать эти интересы, проф-
союзы занимались вопросами поддержания рабочей дисциплины,
предотвращения стачек и саботажа, повышения производительнос-
ти. Идеалу «рабочего контроля» над промышленностью, к которо-
му стремились профсоюзные лидеры до полного триумфа Стали-
на, в пятилетних планах не было места.
Сельское хозяйство являлось одной из наиболее проблемных
отраслей советской экономики. В период НЭПа в крестьянстве
усилилась традиционная приверженность своей собственной земле
и скоту, но Сталин настаивал на том, чтобы онп были организо-
ваны в государственные хозяйства. Государство владело всей зем-
лей, скотом п оборудованием и назначало профессиональных уп-
равляющих, а крестьяне, обрабатывавшие землю, представляли
собой аграрный пролетариат. Они яростно сопротивлялись кол-
лективизации, во многих случаях поджигая посевы и вырезая
скот, чтобы не допустить их попадания в руки государства.
Столкнувшись с таким решительным сопротивлением, даже Ста-
лин на некоторое время отступил. В качестве компромисса с крес-
тьянством правительство иногда позволяло им создавать коопера-
тивные хозяйства, в которых большая часть земли обрабатывалась
совместно, однако каждому домохозяйству разрешалось иметь в
пользовании небольшие участки земли. Государство предоставля-
ло хозяйственные консультации и машинное оборудование через
находившиеся под его контролем машинно-тракторные станции,
которые также служили целям надзора, пропаганды и контроля.
Официально было объявлено, что задачи первого пятилетнего
плана были досрочно выполнены за четыре года и три месяца. На
456
самом деле план был далек от полного выполнения. Хотя выпуск
в некоторых отраслях промышленности фантастически вырос,
большая часть промышленности не смогла выйти на нереалистич-
но завышенные плановые показатели. Хотя около 60% крестьян
были объединены в колхозы, но сельскохозяйственное производ-
ство сократилось, а численность скота упала до 1 /2 — 2/3 от уров-
ня 1928 г. (который был вновь достигнут только в 1957 г.). Цена
первой пятилетки была крайне высокой, особенно если мерить ее
человеческими жизнями. Только в ходе коллективизации миллио-
ны людей умерли от голода или были казнены.
В 1933 г. правительство объявило о начале второй пятилетки,
приоритетом которой декларировалось производство потребитель-
ских товаров. На самом деле правительство продолжало направ-
лять подавляющую часть ресурсов на производство средств произ-
водства и вооружений. Несмотря на огромный рост выпуска про-
мышленной продукции, страна оставалась в основном аграрной, и
сельское хозяйство было самой слабой отраслью экономики. Глав-
ным событием второй пятилетки была Великая чистка 1936 —
1937 гг. Тысячи людей, от простых рабочих до высших партий-
ных и военных чинов, были отданы под суд (или казнены без
суда) за различные приписываемые им преступления — от сабо-
тажа до шпионажа и государственной измены. Естественно, это
значительно повлияло на показатели хозяйственного выпуска.
Третья пятилетка, начатая в 1938 г., была прервана немецким
вторжением 1941 г., и Советский Союз вернулся к системе, по
ряду параметров напоминавшей военный коммунизм.
Экономические аспекты Второй мировой войны
Вторая мировая война была наиболее масштабной и разруши-
тельной из всех войн мировой истории. Во многих отношениях
она представляла собой всего лишь более выраженное проявление
тенденций, проявившихся в ходе Первой мировой войны, —
таких, как растущая опора на науку как основу военной техноло-
гии, чрезвычайная степень регламентации и планирования эконо-
мики и общественной жизни, а также использование утонченных
методов пропаганды внутри страны и за рубежом. В других отно-
шениях, однако, она заметно отличалась от всех предыдущих
войн.
Это была поистине глобальная война, в которую прямо или
косвенно были вовлечены все континенты и почти все страны
мира. В отличие от Первой мировой войны, которая была преиму-
щественно позиционной, Вторая мировая война была маневренной
войной — на суше, в воздухе и на море. Боевые действия в воз-
духе, имевшие скорее маргинальное значение в годы Первой ми-
ровой войны, стали решающим элементом во Второй. Морские
457
операции, особенно с использованием морской авиации, приобре-
ли гораздо большее значение. Основанные на научных достижени-
ях технологии дали множество новых видов как наступательного,
так и оборонительного оружия, от радаров до ракет, реактивных
самолетов и атомных бомб. Экономические и особенно промыш-
ленные возможности воюющих сторон приобрели особую важ-
ность. Чисто количественные экономические показатели значили
меньше, чем когда-либо раньше, хотя они все еще оставались су-
щественным фактором при оценке относительной мощи враждую-
щих сторон. В конечном итоге, производственная мощь оказалась
столь же важной, как и огневая мощь. Решающим секретным ору-
жием победителей была огромная производительная мощь амери-
канской экономики.
Если учитывать только прямые военные расходы, минималь-
ная оценка издержек войны в денежном выражении превышает
1 триллион долларов (по покупательной способности того перио-
да). Она не включает в себя стоимость материальных потерь, ко-
торая не была точно подсчитана, однако, несомненно, намного
превышает объем прямых военных расходов. Она также не учи-
тывает объем процентных выплат по военным долгам, пенсии ра-
неным и другим ветеранам и стоимость человеческих потерь среди
военнослужащих и гражданского населения, — потерь наиболее
трагичных, но и наиболее трудных для подсчета в денежном вы-
ражении.
Грубые оценки дают цифру погибших примерно в 15 млн че-
ловек в Западной Европе: 6 млн военнослужащих и более 8 млн
гражданских лиц, включая от 4,5 до 6 млн евреев, убитых нацис-
тами в период Холокоста. Еще миллионы были ранены, остались
без крова и умерли от голода или болезней, связанных с недоеда-
нием. Оценки потерь России составляют более 15 млн погибших,
свыше половины из которых — гражданские лица. Китай потерял
более 2 млн военнослужащих и не подсчитанные миллионы граж-
данских лиц, погибших в результате военных действий и вызван-
ных ими голода и болезней. Японцы потеряли погибшими более
1,5 млн военнослужащих, и, опять-таки, миллионы гражданских
лиц. Более 100 тыс. погибло непосредственно в результате атом-
ных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, а многие другие япон-
ские города были уничтожены в ходе обычных бомбардировок.
Материальные потери были намного более значительными, чем
в Первую мировую войну, по большей части из-за воздушных
бомбардировок. ВВС США гордились своими стратегическими
бомбардировками, направленными, в первую очередь, на военные
и промышленные, а не на гражданские объекты. Однако после-
военный «Обзор стратегических бомбардировок Германии» пока-
зал, что бомбардировки привели к полному разрушению лишь
около 10% промышленных предприятий, в то время как доля раз-
рушенных жилых домов составила более 40%. Около 9000 тонн
бомб были сброшены только на Гамбург в июле 1943 г., фактичес-
458
ки сровняв город с землей. То же случилось с Дрезденом в конце
войны, приведя к гибели неустановленного числа людей. Многие
другие города по обе стороны фронта — например, Ковентри в
Англии и Роттердам в Нидерландах — подверглись той же учас-
ти. Ленинград был практически разрушен артиллерийскими об-
стрелами, но так и не сдался.
Соблазнительными целями для бомбардировок оказались
транспортные сооружения, особенно железные дороги, порты и
доки. Были разрушены все мосты на Луаре, отделяющей север-
ную часть Франции от южной, и все мосты на Рейне, за исключе-
нием знаменитого Ремагенского моста, который дал возможность
солдатам союзников проникнуть в сердце Германии.
Все воюющие стороны использовали методы экономической
войны. Как и в годы Первой мировой и даже в годы наполеонов-
ских войн, Великобритания (затем поддержанная США) устано-
вила морскую блокаду Германии, на которую Германия отвечала
неограниченной подводной войной. Кроме использования эрзац -
материалов (таких, как бензин, синтезированный из угля), Герма-
ния могла распоряжаться ресурсами оккупированных стран. В
1943 г. она использовала в своих интересах более 36% националь-
ного дохода Франции, а в 1944 г. почти 30% промышленной ра-
бочей силы Германии состояло из иностранцев, работавших фак-
тически на положении рабов.
К концу войны экономические перспективы Европы были пре-
дельно мрачными. Уровень промышленного и сельскохозяйствен-
ного выпуска в 1945 г. составлял порядка 50% (и даже меньше)
от уровня выпуска 1938 г. В дополнение к материальным потерям
и человеческим жертвам, миллионы людей были оторваны от
своих домов и семей, а еще миллионы столкнулись с реальной уг-
розой голода. Ситуацию усугубляло разрушение институциональ-
ной структуры экономики. Задача восстановления была крайне
сложной.
Глава 15
ВОССТАНОВЛЕНИЕ
МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ
В конце войны экономики европейских стран были истощены,
если не парализованы. Все принимавшие участие в войне европей-
ские страны, кроме Великобритании и Советского Союза, пережи-
ли военное поражение и подверглись оккупации. Огромные про-
странства Советского Союза, первоначально оккупированные не-
мцами, были постепенно отвоеваны, иногда переходя несколько
раз из рук в руки. Хотя Великобритания не была оккупирована
(не считая размещения там американских войск), она жестоко по-
страдала от бомбардировок густо населенных городов и острого
дефицита продовольствия и других необходимых товаров. Лишь
несколько нейтральных стран Европы избежали прямых разруше-
ний, но даже они столкнулись с проблемами дефицита военного
времени.
До войны Европа импортировала больше товаров (особенно
продовольствия и сырья), чем экспортировала, оплачивая разницу
за счет доходов от зарубежных инвестиций, морских перевозок и
финансовых услуг. После войны, когда торговый флот был уничто-
жен, зарубежные инвестиции ликвидированы, финансовые рынки
расстроены, а заокеанские рынки европейских товаров захвачены
американцами, канадцами и вновь возникшими фирмами стран,
ранее являвшихся слабо развитыми в экономическом отношении,
Европа столкнулась с мрачной перспективой в сфере удовлетворе-
ния основных потребностей населения. Миллионы людей оказа-
лись перед угрозой смерти от голода, болезней, отсутствия теплой
одежды и крыши над головой. Победители и побежденные оказа-
лись в одинаково бедственном положении. Неотлагательной необ-
ходимостью стала срочная помощь и восстановление экономики.
Помощь шла по двум основным каналам,' и большая ее часть
поступала из Америки. Когда армии союзников продвигались
через Западную Европу зимой —весной 1944 — 1945 гг., они разда-
вали продовольственные пайки и медикаменты пострадавшему
гражданскому населению — как вражескому, так и освобожденно-
му. Поскольку союзники проводили курс на безоговорочную ка-
питуляцию нацистского рейха, после прекращения боевых дейст-
вий они вынуждены были взять на себя всю ответственность за
управление поверженной Германией, включая продолжение
460
предоставления продовольственной помощи гражданскому населе-
нию.
Другим каналом помощи была Администрация ООН по оказа-
нию помощи и реабилитации (United Nations Relief and Rehabili-
tation Administration, UNRRA). В 1945 — 1946 гг. она израсходо-
вала более 1 млрд долл, и распределила более 20 млн тонн про-
довольствия, одежды, одеял и медикаментов. Соединенные
Штаты несли более 2/з соответствующих издержек; остальную их
часть приняли на себя другие члены ООН. В целом с 1 июля
1945 г. по 30 июня 1947 г. через UNRRA и другие механизмы
предоставления экономической помощи США выделили около
4 млрд долл, европейским странам и почти 3 млрд долл, странам
остального мира. После 1947 г. работа UNRRA была продолжена
в рамках Международной организации помощи беженцам, Все-
мирной организации здравоохранения и других специализирован-
ных подразделений ООН, а также добровольными и государст-
венными организациями.
В отличие от Европы, США вышли из войны сильными как
никогда. То же самое (хотя и в меньших масштабах) произошло
с Канадой, другими странами Британского содружества и некото-
рыми странами Латинской Америки. Избежав военных разруше-
ний, их промышленность и сельское хозяйство получили выиг-
рыш от высокого спроса военного времени, который позволил
полностью использовать мощности, осуществить технологическую
модернизацию и расширение производства. Многие американские
экономисты и правительственные чиновники опасались жестокой
депрессии по окончании войны, но после отмены системы рацио-
нирования и ценового контроля, которая держала цены в период
войны на искусственно низком уровне, долгое время сдерживае-
мый потребительский спрос на дефицитные в условиях военной
экономики товары обусловил послевоенный всплеск инфляции, в
результате которого цены к 1948 г. увеличились в два раза. Не-
смотря на трудности, которые принесла инфляция людям, жив-
шим на фиксированный доход, она заставила крутиться колеса
промышленного механизма и дала возможность Соединенным
Штатам увеличить объемы необходимой экономической помощи
для восстановления Европы и других опустошенных войной и ох-
ваченных бедностью регионов.
Создание основ послевоенной экономики
Одной из неотложных задач, вставших перед народами Евро-
пы после того, как были удовлетворены основные потребности
выживания, было восстановление законности, правопорядка и го-
сударственной администрации. В Германии и в союзных с ней
странах военные администрации союзников приняли на себя
461
функции, связанные с завершением перехода к мирной жизни.
Большинство стран, ставших жертвами нацистской агрессии, в пе-
риод войны сформировали правительства в изгнании в Лондоне.
Эти правительства вернулись на родину вслед за армиями союз-
ников и вскоре стали осуществлять свои обычные функции.
Их возвращение, однако, не означало просто «возврата к нор-
мальному положению дел» — химере 1920-х гг. Память об эконо-
мических потрясениях 1930-х гг. сохранилась, и никто не хотел
повторения этого опыта. На европейском континенте лидеры под-
польного сопротивления нацистской Германии сыграли важную
роль в послевоенной политике, и товарищеский дух этого движе-
ния, в котором доминировали социалисты и коммунисты, во
многом содействовал преодолению довоенного классового антаго-
низма, а также привел много новых людей во властные структу-
ры. В Великобритании участие лейбористской партии в коалици-
онном правительстве Черчилля принесло ее лидерам большое ува-
жение и влияние в стране, что дало им возможность одержать
первую безоговорочную победу на выборах вскоре после оконча-
ния войны в Европе. Наконец, сама масштабность задачи восста-
новления хозяйства указывала на возросшую роль государства в
экономике и общественной жизни по сравнению с довоенным пе-
риодом.
Во всех странах последствия развития этих тенденций вызвали
потребность общества в политических, социальных и экономичес-
ких реформах. Реакция на эту потребность в экономической
сфере приняла форму национализации ключевых секторов эконо-
мики (таких, как транспорт, энергетика и отчасти банковская сис-
тема), развития системы социального страхования и социального
обслуживания (включая пенсии по старости, пособия многодет-
ным семьям, бесплатное или субсидируемое медицинское обслу-
живание и расширение возможностей получения образования),
возложения на правительства большей ответственности за поддер-
жание удовлетворительного функционирования экономики. Даже
Соединенные Штаты приняли в 1946 г. Закон о занятости, в со-
ответствии с которым был создан Совет экономических консуль-
тантов при президенте, а на федеральное правительство была воз-
ложена обязанность поддерживать высокий уровень занятости.
На международном уровне планирование послевоенного уст-
ройства мира началось еще в ходе войны. Уже в августе 1941 г.
на своей драматической встрече на борту военного корабля в Се-
верной Атлантике (точнее, в заливе Пласеншия у берегов Ньюфа-
ундленда) Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль подписали
Атлантическую хартию, которая обязала их страны (а впоследст-
вии и других членов ООН) осуществить восстановление многосто-
роннего режима регулирования мировой торговли вместо двухсто-
роннего режима 1930-х гг. Разумеется, это была только деклара-
ция о намерениях, не предусматривавшая каких-либо конкретных
462
действий сторон; но, по крайней мере, это была декларация о доб-
рых намерениях.
Затем в 1944 г. на международной конференции на курорте
Бреттон-Вудс в Нью-Гемпшире, на которой ключевую роль игра-
ли американские и британские делегаты, был заложен фундамент
двух крупнейших международных институтов. На Международ-
ный валютный фонд (МВФ) была возложена ответственность за
управление структурой обменных курсов различных мировых
валют, а также за финансирование краткосрочных дисбалансов в
международных платежных отношениях. Международный банк
реконструкции и развития (МБРР), также известный как Всемир-
ный банк, должен был предоставлять долгосрочные займы для ре-
конструкции разрушенных войной экономик, а впоследствии —
для содействия развитию беднейших стран мира. Эти два инсти-
тута начали функционировать лишь в 1946 г. и по причинам, ко-
торые будут рассмотрены позднее, наладили эффективную работу
лишь спустя несколько лет. Однако начало восстановлению миро-
вой экономики было положено.
На конференции в Бреттон-Вудсе был также рассмотрен во-
прос о создании Международной торговой организации (МТО),
на которую предполагалось возложить задачу выработки правил
справедливой международной торговли. Конференции по этому
вопросу проводились и в дальнейшем, однако максимум, чего уда-
лось достичь — это заключение более ограниченного Генерального
соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), подписанного в Же-
неве в 1947 г. Подписавшие его страны обязались использовать
принцип наибольшего благоприятствования в торговле (т.е. не
прибегать к дискриминационным мерам), предпринимать усилия
по снижению тарифов, ликвидировать существующие количест-
венные ограничения торговли (квоты) и не прибегать впредь к их
установлению, а также проводить взаимные консультации перед
тем, как осуществлять важные изменения во внешнеторговой по-
литике. Эти условия были значительно скромнее того, что ожида-
лось от МТО, и они не всегда соблюдались на практике. Однако
под эгидой ГАТТ было проведено несколько международных кон-
ференций, которые многое сделали для сокращения тарифных ба-
рьеров. Количество участников ГАТТ, которых в 1947 г. было
лишь 23, превысило 80 спустя два десятилетия.
План Маршалла и экономические -«чудеса»
К середине или к концу 1947 г. большинство стран Западной
Европы, кроме Германии, восстановили свой довоенный уровень
промышленного производства. (О Германии речь пойдет ниже.)
Однако, разумеется, довоенный уровень производства был далеко
не удовлетворительным. Более того, зима 1946—1947 гг. выдалась
463
чрезвычайно суровой, а за ней последовала длительная засуха,
поразившая большую часть Европы, в результате чего урожай
1947 г. оказался самым плохим в XX в. Было ясно, что многое
еще предстоит сделать.
В условиях валютного и финансового хаоса 1930-х гг. практи-
чески все европейские и многие другие страны ввели меры валют-
ного контроля. Иными словами, их валюты нельзя было конвер-
тировать в валюты других стран без специальной лицензии, вы-
данной правительственными органами. Другим аспектом валютно-
го контроля было требование о сбалансированности двусторонних
торговых потоков, которое явилось главной причиной радикально-
го сокращения международного товарооборота. Эти меры валют-
ного контроля, равно как и многие другие, с неизбежностью со-
хранялись в период войны. После ее завершения дефицит многих
товаров — продовольствия, сырья, запасных частей и т.д. — дик-
товал, казалось бы, необходимость продолжения валютного кон-
троля. Товары, импорт которых мог способствовать устранению
дефицита, можно было приобрести главным образом за океаном,
особенно в Северной и Южной Америке. Но для их приобретения
необходимы были доллары, а доллары в Европе были самым
большим дефицитом.
Американская финансовая помощь, как указывалось выше, со-
действовала некоторому ослаблению «долларового голода» в пер-
вые два послевоенных года. Кроме того, Соединенные Штаты и
Канада совместно предоставили Великобритании в декабре 1945 г.
займ в размере 5 млрд долл., который помог не только этой стра-
не, но — благодаря импорту товаров с континента -- также и
другим странам. Тем не менее, в конце весны 1947 г. становилось
все более очевидным, что послевоенное восстановление находи-
лось под серьезной угрозой. Более того, обострявшаяся «холодная
война» между США и СССР и роль коммунистических партий в
политике некоторых западно-европейских государств, особенно
Франции и Италии, дали американским властям повод для беспо-
койства относительно политической стабильности Западной Евро-
пы. 5 июня 1947 г. генерал Джордж Маршалл, назначенный пре-
зидентом Трумэном на пост государственного секретаря США, в
своем выступлении в Гарвардском университете заявил, что, если
страны Европы скоординированно выступят с просьбой об оказа-
нии помощи, то встретят поддержку со стороны администрации
США. Это явилось началом так называемого плана Маршалла.
Министры иностранных дел Франции и Великобритании не-
медленно рассмотрели это предложение и пригласили своего со-
ветского коллегу встретиться в Париже для обсуждения европей-
ского ответа на американское предложение. (Маршалл специаль-
но подчеркивал, что помощью в соответствии с его предложением
могут воспользоваться Советский Союз и другие страны Восточ-
ной Европы. Трудно сказать, предвидел он или нет, что СССР от-
кажется от сотрудничества. В любом случае, советский министр
464
иностранных дел, хотя и прибыл в Париж, вскоре покинул его,
заклеймив план Маршалла как «империалистический заговор».)
С необычной в дипломатических делах оперативностью представи-
тели 16 государств встретились в Париже 12 июля 1947 г., объ-
явив себя Комитетом европейского экономического сотрудничества
(КЕЭС). Он включал в себя все демократические страны Запад-
ной Европы (и Исландию), нейтральные Швецию и Швейцарию,
все еще находившуюся под военной оккупацией Австрию, а также
недемократические Португалию, Грецию и Турцию (которой
США уже предоставили военную помощь для борьбы с угрозой
коммунистического переворота). Финляндия и Чехословакия про-
являли заинтересованность в участии, но были «поставлены на
место» Советским Союзом. Ни СССР, ни другие страны Восточ-
ной Европы представлены не были. Франкистская Испания не
была приглашена, а Германия, все еще оккупированная, не имела
правительства, которое могло бы участвовать в переговорах.
Администрации США предстояло убедить население и Кон-
гресс в том, что дальнейшая экономическая помощь Европе отве-
чала их интересам. С этой целью администрация начала мощную
лоббистскую кампанию, и весной 1948 г. Конгресс утвердил
Закон о зарубежной помощи, в соответствии с которым была уч-
реждена Программа восстановления Европы (European Recovery
Program, ERP), реализация которой была поручена Администра-
ции экономического сотрудничества (Economic Cooperation Ad-
ministration, ЕСА). В то же время в Европе не было единодушно-
го мнения о целях программы. Британские официальные лица на-
деялись получить больше помощи непосредственно от США, чем
через каналы европейской организации. (В этом, возможно, за-
ключалась и главная причина неучастия СССР в первой органи-
зационной встрече: советские руководители также напрасно наде-
ялись на поступление помощи в рамках двусторонних отноше-
ний.) Французы беспокоились относительно будущей роли Герма-
нии в любых вновь создаваемых организациях. Менее крупные
страны имели свои собственные основания для беспокойства. Тем
не менее, после того как Конгресс США утвердил программу, Ко-
митет европейского экономического сотрудничества был реоргани-
зован в Организацию европейского экономического сотрудничест-
ва (ОЕЭС), которая вместе с Администрацией экономического со-
трудничества отвечала за распределение американской помощи.
Члены ОЕЭС также должны были выделить средства в своих на-
циональных валютах, распределение которых осуществлялось с
согласия Администрации экономического сотрудничества.
В целом, включая помощь, предоставленную Франции, Ита-
лии и Австрии в конце 1947 г. в режиме неотложных мер, в рам-
ках Программы восстановления Европы к началу 1952 г. США
выделили около 13 млрд долл, экономической помощи в форме
займов и безвозмездных трансфертов. Это дало возможность стра-
нам ОЕЭС закупить необходимые импортные товары в странах
465
долларовой зоны. Почти одна треть (32,1%) импорта состояла из
продуктов питания, кормов и удобрений, закупки которых осу-
ществлялись в основном на протяжении первого года реализации
программы. Затем приоритеты сдвинулись в сторону импорта
средств производства, сырья и топлива, который был призван
способствовать восстановлению европейской промышленности и
росту ее экспорта.
Германия поначалу занимала аномальное положение в Про-
грамме восстановления Европы. После ее поражения в мае 1945 г.
главы правительств США, Великобритании и СССР встретились
в июле в Потсдаме, недалеко от Берлина, для определения судь-
бы Германии, но их решение предусматривало только продолже-
ние военной оккупации. (Франция, хотя и не представленная в
Потсдаме, получила разрешение Великобритании и США оккупи-
ровать часть Германии, непосредственно примыкавшую к ее гра-
ницам.) Это решение не подразумевало постоянного разделения
страны и должно было действовать на временной основе. Однако
впоследствии разногласия между Россией и западными союзника-
ми привели последних к необходимости предоставлять все больше
и больше автономии немцам в их зоне оккупации. Советские влас-
ти отвечали такими же номинальными уступками в восточной
зоне, хотя и поддерживали строгий контроль через своих полити-
ческих марионеток и присутствие советских войск. Конечным ре-
зультатом стало разделение Германии на два отдельных государ-
ства: Федеративную Республику Германия (Западная Германия) и
Германскую Демократическую Республику (Восточная Германия).
Берлин, хотя и находился в глубине советской зоны, также был
разделен на четыре сектора, впоследствии сокращенные до двух:
Восточный Берлин, столицу ГДР, и Западный Берлин, входив-
ший в состав ФРГ. В отсутствие немецкого правительства верхов-
ную власть номинально осуществлял союзнический Контрольный
совет, хотя на деле каждая оккупационная держава управляла
своей зоной самостоятельно.
Решения Потсдамской конференции предусматривали демон-
таж военных и других отраслей тяжелой промышленности Герма-
нии (уже начатый русскими), выплату репараций победителям и
жертвам нацистской агрессии, жесткое ограничение производст-
венных мощностей и последовательную программу денацифика-
ции, включавшую суд над нацистскими лидерами как военными
преступниками. В действительности только последняя цель была
реализована так, как задумывалось первоначально. Советские
власти демонтировали многие предприятия в своей зоне и вывезли
их в Россию в счет репараций. После краткой попытки западных
держав получить материальные репарации и распустить крупные
промышленные объединения в своих зонах ответственности, они
поняли, что немецкую экономику нужно сохранить не только для
того, чтобы поддержать немецкий народ, но и для того, чтобы по-
мочь восстановлению экономики Западной Европы. Они пере-
466
смотрели свою политику и, вместо того чтобы ограничивать гер-
манское производство, сделали шаги в сторону его стимулирова-
ния. Одним из способов добиться этой цели было обеспечение
экономического объединения, — процесс, начатый созданием в
конце 1946 г. «Бизонии» (Bizonia), объединения американской и
британской зон оккупации, к которому впоследствии присоедини-
лась французская зона. Так же, как в свое время Таможенный
союз стал предшественником создания Германской империи, так и
экономическое объединение западных зон оккупации определило
очертания будущей ФРГ.
Тем временем возникли новые трудности. Для обеспечения вы-
живания населения в западных зонах оккупации (быстро возрас-
тавшего вследствие притока беженцев с востока), американская
военная администрация в период 1945 — 1948 гг. профинансирова-
ла около двух третей необходимого импорта, преимущественно
продовольствия. Для стимулирования экономического восстанов-
ления в своих зонах западные державы в июне 1948 г. провели
денежную реформу, заменив обесцененные и презираемые рейхс-
марки на дойчмарки в соотношении 10 к 1. (Реформа облегчалась
тем, что население фактически отказалось от старых денег и пере-
шло к бартерной системе обмена, в которой кофе, шелковые
чулки и особенно сигареты выполняли роль как меры ценности,
так и средства обращения.) Результат, быстрый и ошеломляю-
щий, стал именоваться Wirtschaftswunder (экономическим
чудом). Товары, которые прежде припрятывались и продавались
на черном рынке, стали продаваться открыто. Склады заполня-
лись, фабрики заработали, и Западная Германия начала свое по-
разительное экономическое возрождение.
Советский Союз, с которым не консультировались по поводу
денежной реформы и который воспринял ее как нарушение Потс-
дамского соглашения (каковым она и являлась на самом деле),
ответил закрытием всех дорог и железнодорожных линий между
западными зонами оккупации и Западным Берлином. Советское
руководство надеялось таким способом заставить западные держа-
вы вывести свои войска из Берлина или, по крайней мере, добить-
ся от них уступок по спорным вопросам. Вместо этого западные
союзники быстро ответили широкомасштабной доставкой страте-
гических запасов в Западный Берлин по воздуху. В грандиозной
операции, продолжавшейся более года, воздушные силы США и
Великобритании совершили почти 300 тыс. вылетов в Берлин,
перевозя в разгар операции более 8000 тонн грузов ежедневно.
«Воздушный мост» снабжал не только западные войска, но также
и 3 млн жителей Западного Берлина.
Тем временем Западная Германия постепенно интегрировалась
в Программу восстановления Европы. Поначалу, в 1948 г., по-
мощь для западных зон оккупации распределялась американской
военной администрацией. Затем западно-германским землям раз-
решили выбрать представителей на конституционное совещание, и
467
в мае 1949 г. была создана ФРГ. В ответ Советский Союз вскоре
после этого создал так называемую Германскую Демократическую
Республику. В сентябре блокада Берлина была снята.
Теперь, когда Западная Германия была полностью интегриро-
вана в ОЕЭС и в план Маршалла, экономическое восстановление
Западной Европы можно было считать законченным, но предсто-
яло сделать еще очень многое. План Маршалла был завершен в
1952 г.; его результаты превзошли ожидания многих его участни-
ков и даже некоторых авторов. Он не привел к созданию Соеди-
ненных Штатов Европы, как надеялись некоторые, и не решил
многие серьезные проблемы. Однако Западная Европа не только
восстановила свою экономику и превзошла довоенный уровень
производства; были также созданы ОЕЭС и другие институты,
которые стимулировали подъем экономики до новых высот.
Одним из наиболее важных новых институтов был Европей-
ский платежный союз (ЕПС). Как уже говорилось раньше, одним
из главных препятствий к расширению торговли в первые после-
военные годы была нехватка иностранной валюты, особенно дол-
ларов, и связанная с ней необходимость взаимного сбалансирова-
ния торговли. Был предпринят ряд попыток преодолеть это огра-
ничение, но они были неуклюжими и не очень эффективными.
Наконец, в июне 1950 г. страны ОЕЭС с помощью гранта в раз-
мере 500 млн долл., предоставленного США, создали ЕПС. Этот
механизм позволил осуществлять свободную многостороннюю тор-
говлю внутри ОЕЭС. В конце каждого месяца подводился баланс
внутриевропейских торговых потоков. Страны с общим дефици-
том дебетовались по центральным счетам; если их дефициты были
большими, эти страны должны были осуществлять их частичное
погашение золотом или долларами. С другой стороны, страны с
активным сальдо внутриевропейской торговли кредитовались по
центральным счетам; в случае большого активного сальдо часть
соответствующей суммы страны получали в золоте или в долла-
рах, что давало им возможность импортировать больше товаров из
так называемых зон твердой валюты (главным образом из долла-
ровой зоны). Это стимулировало страны ОЕЭС увеличивать экс-
порт в торговле друг с другом и уменьшать свою зависимость от
США и других заокеанских поставщиков.
Результаты оказались весьма примечательными. В течение
двух десятилетий после создания ЕПС мировая торговля росла в
среднем на 8% в год; иными словами, темпы ее роста были самы-
ми высокими в истории, за исключением нескольких лет после за-
ключения торговых договоров в 1860-е гг. Основной прирост, ко-
нечно, приходился на Европу — как на внутриевропейскую тор-
говлю, так и на торговлю между Европой и странами других кон-
тинентов. Деятельность ЕПС была настолько успешной, что, в со-
четании с совокупным ростом торговли, позволило странам ОЕЭС
восстановить свободную конвертируемость своих валют и полно-
ценную многостороннюю торговлю в 1958 г. В 1961 г. ОЕЭС
468
была преобразована в Организацию экономического сотрудничест-
ва и развития (ОЭСР), к которой присоединились Соединенные
Штаты и Канада (а позднее Япония и Австралия). Это — органи-
зация передовых промышленных держав, созданная для коорди-
нации помощи развивающимся странам, принятия решений по во-
просам макроэкономической политики и для обсуждения других
проблем, представляющих взаимный интерес.
Примерно четверть века после Второй мировой войны были
самым длительным периодом непрерывного роста индустриальных
стран мира и самых высоких темпов экономического роста в исто-
рии (рис. 15.1). Для промышленно развитых стран в целом
(ОЕЭС, США, Канада и Япония) средние темпы роста валового
внутреннего продукта в расчете на одного занятого с 1950 г. по
1973 г. составляли около 4,5% в год. Темпы роста в отдельных
странах составляли от 2,2% в Великобритании до 7,3% в Японии.
Рост был наиболее быстрым в тех странах, которые имели изоби-
лие трудовых ресурсов либо в результате сокращения доли сель-
ского населения (например, Япония, Италия, Франция), либо в
результате притока беженцев (Западная Германия). Рост в Соеди-
ненных Штатах, Канаде и Великобритании, которые имели самый
высокий доход на душу населения к концу войны, был более мед-
ленным, чем рост в континентальной Западной Европе и Японии,
но более быстрым, чем на протяжении любого другого периода их
истории аналогичной продолжительности. В то же время темпы
роста стран со сравнительно низким доходом на душу населения
внутри индустриальной группы — Италии, Австрии, Испании,
Греции и Японии — были выше средних по группе.
Термин «экономическое чудо», как указывалось ранее, был
впервые использован для описания поразительного роста экономи-
ки Западной Германии после денежной реформы 1948 г. Когда
выяснилось, что высокие темпы роста сохранились и на протяже-
нии 1950-х и 1960-х гг., этот термин стал применяться ко всей
эпохе. Вскоре было замечено, что темпы роста в ряде других
стран, особенно в Италии и Японии, были даже более высокими,
чем в Германии. Чудеса множились! Или их не было? Высокие
темпы экономического роста в большинстве промышленно разви-
тых стран были, конечно, замечательны и не имели прецедентов в
истории, но они едва ли были чудом. В каждом случае для них
существовали веские причины.
Американская помощь сыграла решающую роль в запуске ме-
ханизма восстановления. Затем европейцы обеспечили продолже-
ние его работы благодаря высоким уровням сбережений и инвес-
тиций. Временами рост потребления и инвестиционных расходов
приводил к возникновению серьезного инфляционного давления,
но оно никогда не было столь разрушительным, как гиперинфля-
ции после Первой мировой войны. Большая часть инвестиций
пошла в закупку оборудования для выпуска новых продуктов и
внедрения новых производственных процессов. В период Великой
469
А. Индексы национального продукта на душу населения в постоянных ценах (1963 г.=100)
150-
1950
1971
100
50
United
Sides
О
Belgium France Gerrnon Italy Netherlands Sweden Sutherland Uni led
Fed Rep	Kingdom
’Даипые по Франции, Италия и Нидерландам относятся к 1970 г.,
данные по Швейцарии  1969 г.
С. Индексы валового промышленного производства (1963=100)
Рис. 15.1. Экономическое восстановление и рост в Западной Европе,
1948-1971 гг.
Источник: United Nations Statistical Yearbook, издания за различные
годы.
470
депрессии и войны накопился существенный задел технологичес-
ких инноваций, который как будто ждал, чтобы капитал и квали-
фицированный труд обеспечили его применение. Фактически ев-
ропейские экономики находились в застое на протяжении жизни
целого поколения. Помимо того, что при этом они лишились по-
тенциальных плодов ускорения роста, они работали с устаревшим
оборудованием и отстали от США в области технологического
прогресса. Таким образом, технологическая модернизация не
только сопровождала так называемое экономическое чудо, но и
явилась важным фактором, ему содействующим.
Другим существенным фактором стала роль правительства.
Оно прямо и косвенно участвовало в экономической жизни в го-
раздо более крупных масштабах, чем раньше. Правительства на-
ционализировали некоторые базовые отрасли экономики, разраба-
тывали экономические планы и предоставляли широкий спектр
социальных услуг. Тем не менее, частное предпринимательство от-
вечало за основную часть экономической деятельности. В среднем
от одной четверти до одной трети национального дохода в Запад-
ной Европе создавалось в государственном секторе. Хотя эта доля
была гораздо больше, чем до войны, она была более чем в 2 раза
меньше той, которую обеспечивал частный сектор экономики.
Экономические системы послевоенной Западной Европы были в
равной степени далеки и от стереотипа капитализма XIX в., и от
доктринальных социалистических экономик Восточной Европы. В
смешанных экономиках, или государствах благосостояния, как
стали характеризоваться западные демократии, правительства
приняли на себя решение задач обеспечения общей стабильности
и климата, благоприятного для роста, а также предоставления ми-
нимальной защиты экономически слабым и необеспеченным, но
отдали в руки частного сектора решение задачи производства то-
варов и услуг, необходимых населению.
На международном уровне относительно высокая степень меж-
правительственного сотрудничества сыграла значительную роль в
повышении эффективности экономической деятельности. Сотруд-
ничество не всегда было спонтанным (иногда оно даже требовало
давления со стороны Соединенных Штатов), и некоторые много-
обещающие проекты провалились именно из-за недостатка сотруд-
ничества. Но в целом контраст с довоенными годами был очевиден.
Наконец, в долгосрочном периоде большая заслуга принадле-
жит человеческому капиталу, которым была богата Европа. Высо-
кий уровень грамотности и деятельность специализированных
учебных заведений (от детских садов до технических школ, уни-
верситетов и исследовательских учреждений) гарантировали нали-
чие квалифицированного персонала и интеллектуальную мощь,
обеспечивавшие эффективное освоение новых технологий. В пер-
вом упоении успехами плана Маршалла многие наблюдатели сде-
лали неверный вывод о том, что для экономического развития до-
статочно только материального и финансового капитала. Было
471
предпринято несколько грандиозных проектов, основанных на
этом ошибочном предположении, такие как Альянс за прогресс
между Соединенными Штатами и странами Латинской Америки,
которые закончились неудачей и разочарованием.
Возникновение Советского блока
Из всех стран, вовлеченных в войну, на долю Советского
Союза выпали наиболее масштабные разрушения. Подсчеты коли-
чества убитых, как военных, так и гражданских лиц, варьируются
от 10 млн до более 20 млн человек. 25 млн человек остались без
крова. Огромные регионы наиболее плодородных сельскохозяйст-
венных земель и некоторые наиболее развитые промышленные
центры были опустошены. Согласно официальным данным, было
уничтожено 30% довоенного национального богатства.
Несмотря на лишения, пережитые населением, Советский
Союз стал одной из двух сверхдержав послевоенного мира. Хотя
по среднедушевым показателям он был достаточно беден, его об-
ширные территории и большое население позволяли ему играть
эту роль. Для восстановления разрушенной экономики и расшире-
ния производства правительство в 1946 г. начало осуществление
пятого пятилетнего плана. Как и предыдущие пятилетние планы,
он уделял основное внимание тяжелой и военной промышленнос-
ти, с особым вниманием к атомной энергетике. Новый план также
опирался на активное использование материальных репараций и
компенсаций от бывших стран-агрессоров и новых сателлитов
СССР.
Сталин, более всесильный, чем когда-либо раньше, произвел в
первые же послевоенные годы ряд изменений в ключевых институ-
тах правительства и экономики. Конституционная реформа 1946 г.
заменила Совет народных комиссаров на Совет министров, в кото-
ром Сталин получил пост председателя. Министерства, на которые
был возложен контроль над промышленностью и сельским хозяйст-
вом, подверглись жестоким чисткам персонала под предлогом его
некомпетентности и нечестности. Многие другие высшие должност-
ные лица правительства и партии были смещены по тем же причи-
нам, хотя есть основания думать, что истинным мотивом Сталина
было сомнение в их личной преданности ему.
Сталин умер в 1953 г. После двух лет «коллективного руко-
водства» и недолговечных альянсов в высшем руководстве комму-
нистической партии новым лидером стал Никита Хрущев, заняв-
ший после Сталина пост первого секретаря коммунистической
партии. На XX съезде партии в феврале 1956 г. Хрущев произнес
длинную речь, в которой он обвинял Сталина как грубого, жесто-
кого и полубезумного тирана, по приказу которого было уничто-
жено огромное число невинных людей, чей эгоизм привел к совер-
472
шению ошибок, от которых страдали все граждане страны, к по-
тере контакта правительства с народом и к созданию «культа лич-
ности». Однако Хрущев осторожно указал, что сталинский деспо-
тизм представлял собой отклонение от в основном правильной по-
литики и заявил, что новое коллективное руководство возврати-
лось к истинным ленинским принципам. Изначально секретная
речь Хрущева стала достоянием общественности как внутри стра-
ны, так и за рубежом. Это привело к смятению и брожению среди
народов коммунистических стран и нанесло серьезный удар по по-
зициям коммунизма, подтвердив злодеяния сталинского режима.
Правительство начало официальную программу «десталиниза-
ции», которая включала вынос тела Сталина из мавзолея на Крас-
ной площади в Москве.
Несмотря на изменения в руководстве и некоторые поверх-
ностные реформы, основы советской экономической системы оста-
лись прежними. В 1955 г. правительство объявило о «выполне-
нии» одного пятилетнего плана и о начале другого, хотя даже
высшие официальные лица жаловались на неэффективность про-
мышленности и неспособность одной трети промышленных пред-
приятий выполнить поставленные перед ними задачи. Советская
тяжелая промышленность продолжала увеличивать выпуск, но не
смогла достичь намеченной цели — обогнать США. Производство
потребительских товаров, всегда занимавшее подчиненное положе-
ние в советских планах, продолжало отставать, так что граждане
страны страдали от дефицита товаров и их низкого качества.
Советское сельское хозяйство оставалось в состоянии почти
непрерывного кризиса в течение всего послевоенного периода, не-
смотря на значительные усилия правительства, направленные на
повышение его производительности. Колхозная система не давала
достаточных стимулов для крестьян. Они сосредотачивали основ-
ную свою энергию на возделывании небольших (не более 0,5 гек-
тара) личных участков, которые им разрешали обрабатывать;
часть продукции с них они могли продавать на рынке. Эти участ-
ки составляли немногим более 3% от всей обрабатываемой в
СССР земли, но производили почти 1/5 всего молока и /з мяса,
а также значительное количество фруктов и овощей. В 1954 г.
Хрущев начал проект освоения целины, чтобы ввести в обработку
большие пространства плодородной земли в советской Азии. В
следующем году он инициировал кампанию по увеличению произ-
водства кукурузы, а в 1957 г. объявил о намерении обогнать к
1961 г. Соединенные Штаты по производству молока, масла и
мяса. Ни одна из этих программ не подошла сколько-нибудь близ-
ко к заявленным целям. Несмотря на угрозу наказания и массо-
вых смещений сельскохозяйственных чиновников, Хрущев и его
составители планов не смогли преодолеть последствия плохой по-
годы, неэффективности бюрократического управления, нехватки
удобрений и, главным образом, недостатка энтузиазма со стороны
сельских жителей. Продовольственный дефицит продолжал оста-
473
ваться характерной чертой советской жизни. Россия, бывшая в
прошлом экспортером зерна, была вынуждена в 1960-х гг. начать
импорт зерна из западных стран (Австралии, Канады и США),
который она оплачивала золотом.
Хотя страны-союзники нашли сначала нецелесообразным, а
впоследствии невозможным выработать единые позиции по вопро-
су условий мирного договора с Германией, им удалось подписать
договоры с сателлитами Германии и договориться об отношениях
со странами-жертвами нацистской агрессии в Восточной Европе.
Основные условия восточно-европейского урегулирования были
выработаны на конференциях еще во время войны (в первую оче-
редь Ялтинской). Они признавали ведущую роль Советского
Союза (ставшую более конкретной после оккупации этого региона
советскими войсками), хотя Сталин и обещал обеспечить свобод-
ные выборы и создание «правительств широкого представительст-
ва», — обещание, оказавшееся пустым. После полутора лет после-
военных переговоров в феврале 1947 г. были подписаны мирные
договоры с Румынией, Венгрией, Болгарией и Финляндией.
Воскрешение из небытия Чехословакии и Албании восприни-
малось как само собой разумеющееся. Поскольку эти страны ни-
когда не были в состоянии войны с союзниками — а фактически
сами находились среди первых жертв агрессии, — с восстановле-
нием их независимости не возникло проблем. Однако способ их
освобождения гарантировал, что они останутся в советской сфере
влияния.
Чехословакия была освобождена советскими войсками, и Эду-
ард Бенеш, всеми уважаемый довоенный президент, был возвра-
щен в качестве президента временного правительства. На относи-
тельно свободных выборах в мае 1946 г. коммунисты собрали
треть голосов и составили самую большую фракцию в новом пред-
ставительном собрании. Клемент Готвальд, лидер коммунистов,
стал премьер-министром, но собрание единодушно переизбрало
Бенеша на пост президента. Страна продолжала жить при коали-
ционном правительстве, и Бенеш надеялся сделать Чехословакию
мостом между СССР и Западом, пока в феврале 1948 г. комму-
нисты не захватили власть.
В период войны Черчилль и Сталин, без консультаций с Руз-
вельтом, договорились о разделе сфер влияния в Югославии. На
деле югославские партизаны под предводительством маршала
Тито освободили страну при очень небольшой помощи со стороны
России и ничтожной помощи со стороны Великобритании, что по-
зволило стране сохранить определенную степень независимости.
Выборы в ноябре 1945 г. принесли Национальному освободитель-
ному фронту Тито (где доминировали коммунисты) большинство
в новом представительном собрании, которое немедленно свер-
гло монархию и провозгласило Федеративную Народную респуб-
лику. Новая конституция во многом напоминала конституцию
СССР, и Тито управлял страной в манере, сходной с манерой
474
Сталина. Однако он отказался подчиниться диктату Советского
Союза и в 1948 г. публично порвал с СССР и его коммунистичес-
кими сателлитами.
Определение послевоенных границ Польши и формирование
правительства создало одну из самых тяжелых проблем мирного
урегулирования. На последнем этапе войны существовало два
польских временных правительства, одно в Лондоне, а другое в
районах Польши, оккупированных русскими. По настоянию Рос-
сии и с согласия западных стран эти две группы объединились,
чтобы сформировать Временное правительство национального
единства с обещанием скорого проведения «свободных и независи-
мых выборов». Коалиция просуществовала до 1947 г., когда ком-
мунисты изгнали своих партнеров и получили полный контроль
над страной. Территориальное урегулирование, предварительные
условия которого были согласованы в Потсдаме, раздвинуло гра-
ницы Польши на 300 миль на запад. В соглашении говорилось
лишь о том, что Польша будет осуществлять «временное управле-
ние» в регионе к востоку от линии Одер — Нейсе, или примерно
на одной пятой части территории довоенной Германии. Однако
поляки при поддержке СССР рассматривали этот вариант урегу-
лирования как компенсацию за территориальные уступки Совет-
скому Союзу, которые составляли почти половину довоенной
Польши. Затем они выслали миллионы немцев, населявших реги-
он, чтобы освободить жизненное пространство для миллионов по-
ляков, устремившихся туда из зоны, оккупированной СССР. Эти
колоссальные миграционные потоки, наряду с аналогичными по-
токами в других частях Восточной Европы, вернули этнические
границы к положению, в чем-то схожему со «статус-кво до
1200 г.», выражаясь языком Арнольда Тойнби.
Мирные договоры с германскими сателлитами в Восточной Ев-
ропе — Румынией, Болгарией и Венгрией — содержали террито-
риальные условия, укладывающиеся в хорошо известную истори-
ческую модель. Румыния получила от Венгрии Трансильванию,
но должна была вернуть Бессарабию и Северную Буковину Совет-
скому Союзу, а Добруджу — Болгарии. Венгрия потеряла больше
других, не получив ничего взамен (помимо прочего, она вынужде-
на была уступить небольшой район в пользу Чехословакии, кото-
рая, в свою очередь, потеряла Рутению, перешедшую Советскому
Союзу). Все три побежденные страны должны были выплатить
репарации: Венгрия и Румыния — по 300 млн долл, и Болга-
рия — 70 млн долл, (их сумма была рассчитана в ценах 1938 г.,
так что реальные выплаты были больше), большую часть которых
получил СССР. Под защитой советских войск подготовленные в
Москве коммунисты не встретили значительных трудностей в том,
чтобы избавиться от своих либеральных, социалистических и аг-
рарных партнеров по правительствам народного фронта и вскоре
создали народные республики по советскому образцу. Финляндия
уступила некоторую территорию в пользу СССР и должна была
475
выплатить 300 млн долл, репараций, но она избежала судьбы дру-
гих стран, приграничных с СССР, и придерживалась рискованной
политики нейтралитета.
Мирные договоры не содержали ни слова по поводу исчезно-
вения балтийских государств — Латвии, Литвы и Эстонии. Вхо-
дившие в состав царской империи до 1917 г., они были включены
в состав Советского Союза в 1939 — 1940-х гг., а затем оккупиро-
ваны Германией в 1941 г. Вновь занятые Красной Армией в
1944 — 1945 гг., они были тихо аннексированы Советским Союзом.
То обстоятельство, что они не были упомянуты на мирных пере-
говорах, подразумевало признание их вхождения в новую совет-
скую империю.
В январе 1949 г., вслед за первыми успехами Программы вос-
становления Европы, Советский Союз создал Совет экономичес-
кой взаимопомощи (СЭВ) в попытке объединить экономики своих
европейских сателлитов в более тесный союз. Он включал в себя
Албанию, Болгарию, Румынию, Венгрию, Чехословакию, Польшу
и Восточную Германию. Под предлогом обеспечения координации
экономического развития коммунистических стран и обеспечения
более эффективного разделения труда среди них, он на самом
деле использовался Советским Союзом для установления эконо-
мической зависимости своих сателлитов. Вместо развития много-
сторонней торговой системы, как в Западной Европе, большая
часть торговли с СССР и между другими странами оставалась
двусторонней.
Когда в 1953 г. умер Сталин, Советский блок в Европе пред-
ставлял видимость монолитного союза. Все сателлиты были более
или менее точными копиями Советского Союза и они плясали под
одну дудку, звучавшую из Москвы. Тем не менее, за фасадом
единства скрывались сепаратистские тенденции. Когда в свое
время Югославия разорвала отношения с Советским блоком, ос-
тавшись при этом коммунистической страной, многие люди в дру-
гих сателлитах СССР положительно расценивали подобный вари-
ант развития событий и приветствовали бы его в своих собствен-
ных странах. Вскоре после смерти Сталина волна беспорядков
прокатилась по странам-саттелитам. В некоторых странах вспых-
нули забастовки и восстания, настолько серьезные, что советские
власти, все еще оккупировавшие эти страны, были вынуждены
применить военную силу для их подавления.
В 1956 г. в Венгрии «национальный коммунист» Имре Надь
стал премьер-министром и обещал проведение широких преобра-
зований, включая свободные выборы. Он также объявил, что Вен-
грия выйдет из Варшавского договора, военного союза, организо-
ванного СССР, и потребовал, чтобы ООН гарантировала постоян-
ный нейтралитет Венгрии на той же основе, что и нейтралитет Ав-
стрии. Для СССР это было чересчур. 4 ноября в 16 часов совет-
ские танки и бомбардировщики начали одновременную атаку на
Венгрию, которая принесла такие же ужасные разрушения, как и
476
Вторая мировая война. В течение 10 дней венгерские рабочие и
студенты героически сражались против превосходящих сил (ору-
жием их снабдили солдаты венгерской армии). Даже после того,
как русские восстановили контроль и создали новое марионеточ-
ное правительство, многие продолжали партизанские действия в
горах, в то время как более 150 тыс. человек бежали через откры-
тые границы в Австрию и, в конце концов, нашли убежище на За-
паде. Венгерское восстание ясно показало, что даже постсталин-
ская Россия не была готова отказаться от своей коммунистической
империи.
Движение за подлинно демократический социализм пошло еще
дальше в Чехословакии. В январе 1968 г. коммунистическая пар-
тия Чехословакии во главе с Александром Дубчеком отправила в
отставку лидеров старой сталинской гвардии и сформулировала
далеко идущую программу реформ, которая предусматривала
более выраженную опору на силы свободного рынка вместо дик-
туемых правительством цен, ослабление пресса цензуры и расши-
рение личных свобод. Кремлевские руководители сначала пыта-
лись уговорить руководителей Чехословакии вернуться к ортодок-
сальной коммунистической политике, но безуспешно. Наконец, в
августе 1968 г. советские войска вторглись в Чехословакию и ус-
тановили военное положение. Опять, как и в Восточной Германии
в 1953 г. и в Венгрии в 1956 г., события доказали, что коммунис-
тическая империя может быть удержана только силой.
Китайская народная республика, хотя и не являлась членом
Советского блока, имела тесные связи с Советским Союзом.
Китай был бедной страной, сильно пострадавшей во время Второй
мировой войны. В ходе войны китайские коммунисты сотруднича-
ли с националистическим лидером Чан Кайши в его сопротивле-
нии японцам, но имели независимую армию в северном Китае,
снабжение которой осуществлялось за счет местных реквизиций, а
вооружение — за счет Советского Союза. Они также пользова-
лись значительной поддержкой со стороны измученных войной
крестьян. После войны они свергли Чан Кайши и в 1949 г. изгна-
ли его и его сторонников с материка на Тайвань. 1 октября 1949
г. коммунисты под руководством Мао Цзэдуна и Чжоу Энлая
официально провозгласили Китайскую Народную Республику
(КНР) со столицей в Пекине.
Опираясь на технологии однопартийной диктатуры, коммунис-
ты быстро распространили свой контроль на всю страну, достиг-
нув централизации власти, невиданной даже в длительной исто-
рии китайского деспотизма. Установив прочный политический
контроль, новое правительство предприняло модернизацию эконо-
мики и реструктуризацию общества. Поначалу оно терпимо отно-
силось к частной собственности крестьян в сельском хозяйстве и
ограниченной частной собственности в торговле и промышленнос-
ти, но в 1953 г. оно начало поощрять коллективизацию на селе и
предприняло широкомасштабную национализацию промышлен-
477
ности. Хотя при этом были достигнуты значительные результаты,
они не удовлетворили партийное руководство, которое в 1958 г.
провозгласило политику «Большого скачка вперед», предусматри-
вавшую значительные усилия для того, чтобы догнать развитые
индустриальные страны. В течение короткого времени эта амбици-
озная программа потерпела катастрофический крах. Население
было неспособно вынести жертвы, которых требовали лидеры, и
спровоцированный ею голод унес миллионы жизней. В 1961 г.
правительство пересмотрело свои цели, и экономический рост во-
зобновился, хотя его темпы были гораздо более умеренными.
Главной целью коммунистического руководства Китая было
реструктурирование общества и реформирование мышления
людей, их поведения и культуры. Следы «феодальной» и «бур-
жуазной» классовой структуры были стерты путем экспроприаций
и казней. Обеспечение лояльности и повиновения обширной бюро-
кратии, которая была все еще привержена древним традициям, и
тонкого слоя интеллектуалов, ученых и инженеров, большинство
из которых получили образование на Западе, оказалось более
трудной задачей. Наконец, в 1966 г. Мао начал «великую куль-
турную революцию», отмеченную тремя годами террора и наси-
лия, когда многие интеллектуалы вынуждены были работать как
крестьяне и простые рабочие.
Советский Союз поначалу расширял экономическую, техничес-
кую и военную помощь КНР, но китайцы отказались принять со-
ветский диктат. В 1960 г. СССР прекратил помощь и отозвал всех
своих советников и технических экспертов. Через несколько лет
после серии пограничных столкновений две сверхдержавы комму-
нистического мира стояли на грани начала открытых военных
действий. Несмотря на отзыв советских технических экспертов и
прекращение помощи, в 1964 г. Китай достиг самого большого
своего технологического триумфа, осуществив испытание собст-
венной атомной бомбы.
В противовес враждебности Советского Союза китайцы начали
сближение с Западом, которое достигло высшей точки в 1971 г.,
когда Соединенные Штаты отвели свои возражения против приня-
тия КНР в состав ООН. После смерти Мао в 1976 г. контакты с
Западом окрепли, и в 1980-х гг. под руководством Дэн Сяопина
правительство провело ограниченные меры, направленные на вве-
дение свободного рынка и свободного предпринимательства.
Советский Союз имел в Азии еще трех союзников. В 1924 г.
Монгольская Народная Республика стала первым коммунистичес-
ким государством за пределами СССР. (Ранее известная как
Внешняя Монголия, она с советской помощью получила независи-
мость от Китая в 1921 г.) Наполовину пустынная и редконаселен-
ная, страна опиралась на преимущественно скотоводческую эконо-
мику, хотя после Второй мировой войны с помощью Советского
Союза и других коммунистических стран она начала разрабаты-
478
вать свои минеральные ресурсы (медь и молибден). Монголия
стала членом СЭВ в 1962 г. В 1978 г. первый секретарь комму-
нистической партии страны объявил, что Монголия превратилась
из аграрно-индустриальной страны в индустриально-аграрную.
После поражения Японии американская и советская армии со-
вместно оккупировали Корею.. Граница между их оккупационны-
ми зонами проходила по 38 параллели. Попытки объединить стра-
ну провалились. В 1948 г. советские и американские власти орга-
низовали отдельные режимы в своих зонах и вскоре после этого
вывели свои вооруженные силы. Корейская Народно-Демократи-
ческая Республика, или Северная Корея, имела экономику совет-
ского типа, которая была значительно более развитой в промыш-
ленном отношении по сравнению с остальной Восточной Азией.
Хотя промышленность Северной Кореи претерпела разрушения в
ходе Корейской войны, она была быстро восстановлена с помо-
щью СССР и Китая.
Социалистическая Республика Вьетнам была наследницей Де-
мократической Республики Вьетнам, созданной 2 сентября 1945 г.
Хо Ши Мином, лидером движения сопротивления японцам, кото-
рые оккупировали страну в ходе Второй мировой войны. После
войны французы пытались вновь восстановить свой контроль над
ней, но были разбиты вьетнамцами в 1954 г. Затем страна была
разделена на коммунистический Северный Вьетнам и антикомму-
нистический Южный Вьетнам. В ходе трагической гражданской
войны, длившейся на протяжении 1960—1970-х гг., Юг потерпел
поражение, несмотря на массированную военную поддержку и
экономическую помощь со стороны США. Экономика страны
была традиционно аграрной, а основными предметами экспорта
были рис и каучук, хотя французы создали на севере значитель-
ный промышленный район, ориентированный на разработку по-
лезных ископаемых. Индустриализация была начата правительст-
вом, которому принадлежала собственность практически на все
предприятия и права управления ими.
Единственной подлинно социалистической страной и союзни-
цей Советского Союза в Западном полушарии была Республика
Куба. Фидель Кастро, революционный лидер, который сверг
диктатора Батисту 1 января 1959 г., не сразу открыто провоз-
гласил себя марксистом, но враждебная Кастро политика США,
достигшая кульминации во время вторжения в заливе Свиней в
1961 г., привела его в лагерь союзников Советского Союза, с
радостью воспринявшего перспективу найти базу для распростра-
нения своих доктрин в Западном полушарии. Отрезанная от
своих традиционных рынков, в основном американских, но в
значительной степени зависимая от традиционного экспорта са-
хара, Куба получала большую часть промышленных товаров
(включая вооружение) из стран Советского блока. В 1972 г. она
стала членом СЭВ.
479
Экономика деколонизации
Вторая мировая война нанесла смертельный удар по европей-
скому империализму. Филиппины, голландская Ост-Индия,
французский Индокитай и британские Бирма и Малайзия попали
под временный контроль Японии. Повсюду в Азии и Африке по-
ражение Франции, Бельгии и Италии и концентрация Великобри-
тании на военных проблемах во многом предоставили их колони-
альные владения самим себе. Некоторые зависимые страны сразу
провозгласили свою независимость; в других возникли движения
за независимость, которые агитировали против продолжения ко-
лониального правления. Лозунги западных союзников во время
войны, призывавшие к свободе и демократии во всем мире, уси-
лили влияние сторонников независимости, подчеркивавших кон-
траст между западными идеалами и реалиями колониализма. Они
также подорвали желание европейцев нести расходы, необходи-
мые для поддержания господства над другими народами. В пер-
вые послевоенные годы колониальные империи временно восста-
новили контроль над большинством своих бывших колоний, но их
собственная послевоенная слабость, растущая сила движений за
национальную независимость и амбивалентная позиция Соединен-
ных Штатов привели к постепенному отказу от имперского кон-
троля. В некоторых случаях колониальные регионы вели успеш-
ные войны за независимость со своими бывшими метрополиями.
Империалистические державы все больше приходили к понима-
нию того, что лучше добровольно уступить контроль, чем идти на
издержки и риски войны.
Когда Великобритания предоставила независимость Индийско-
му субконтиненту в 1947 г., то появилось не одно, а два государ-
ства, а затем их стало четыре. 15 августа 1947 г. получили неза-
висимость Индия и Пакистан, соответственно имевшие преимуще-
ственно индуистское и исламское население. В следующем году
остров Цейлон также получил независимость, сменив в 1972 г. на-
звание на Шри Ланка. Первоначально возникший Пакистан был
разделен на две далеко отстоящие друг от друга части: Западный
Пакистан на реке Инд, население которого говорило на урду, и
Восточный Пакистан на реке Ганг, население которого говорило
на бенгали. Представители Западного Пакистана политически до-
минировали над более многочисленными восточными пакистанца-
ми до 1971 г., когда последние восстали и создали независимое
государство Бангладеш. Все четыре страны имели чрезвычайно
плотное население, незначительные природные ресурсы и низкий
уровень грамотности. Они также страдали от расовых и религиоз-
ных столкновений и нестабильных, часто диктаторских прави-
тельств. Большая часть рабочей силы во всех этих странах занята
в низкопроизводительном сельском хозяйстве. Не удивительно,
что все эти страны чрезвычайно бедны. Индия занимает несколь-
ко лучшее положение. В 1960—1970-х гг. она воспользовалась
480
плодами «зеленой революции» в сельском хозяйстве и сейчас
фактически самостоятельно обеспечивает себя продовольствием.
Она также имеет более развитую промышленность. Ни одна из
этих стран не придерживается социалистической доктрины, но их
правительства играют существенную роль в экономике.
Бирма, переименованная в Мьянму, до войны управлялась как
часть британской Индии и получила независимость от Великобри-
тании в 1948 г.; Индонезия получила независимость от голланд-
цев в 1949 г., а Лаос и Камбоджа, вместе с Северным Вьетна-
мом — от французов в 1954 г. В 1963 г. бывшие колонии Британ-
ской короны Сингапур, Саравак и Северный Борнео, объединив-
шись с ранее существовавшей Малайской Федерацией, создали
Федерацию Малайзия, полностью самоуправляемый доминион в
рамках Британского содружества. Но в 1965 г. Сингапур, насе-
ленный преимущественно этническими китайцами, вышел из фе-
дерации и стал независимой республикой. Филиппины, решившие
стать независимыми от Соединенных Штатов перед Второй миро-
вой войной, добились этой цели 4 июля 1946 г. Все эти страны,
за исключением Сингапура, имеют множество общих черт, вклю-
чая климат и топографию. Все они являются преимущественно аг-
рарными странами, их рабочая сила разделена между крестьян-
скими хозяйствами, балансирующими на уровне самообеспечения,
и сельскохозяйственными плантациями, ориентированными на
экспорт. Некоторые из них также имеют стратегические мине-
ральные ресурсы, ценящиеся на мировых рынках; к ним относят-
ся нефть Индонезии и олово Малайзии. Для всех перечисленных
стран характерны низкий уровень грамотности и высокие темпы
роста численности населения. Хотя они являются номинально рес-
публиками, демократические силы в них слабы; большинство про-
шло через длительный период диктатур. Большинство этих стран
отчаянно бедны, однако Сингапур является высоко урбанизиро-
ванным, относительно богатым государством с высоким уровнем
грамотности. Расположенный на пересечении важных торговых
путей, он смог развить передовую экономику, схожую с экономи-
кой Гонконга, в основе которой лежит торговля, а также связан-
ные с ней банковское дело, финансовое обслуживание и даже, в
определенных пределах, промышленность.
Политическая карта Африки к концу Второй мировой войны
мало отличалась от довоенной. Империалистические державы все
еще управляли почти всем континентом. На поверхностный
взгляд грандиозные события двух предыдущих десятилетий не
оказали на континент какого-либо влияния. Однако подспудно
пришли в движение мощные силы перемен, которые в течение
последующих двух десятилетий полностью изменили лицо конти-
нента.
Бывшая итальянская колония Ливия стала первой африкан-
ской страной, получившей независимость. В 1949 г. решение об
этом приняла ООН, и в конце 1951 г. возникло новое государство
16 — 5216
481
в форме конституционной монархии. Будущее новой страны,
имевшей редкое население, скудные природные ресурсы и отста-
лую экономику, было далеко не многообещающим, но западные
субсидии помогли ему выжить до тех пор, пока не были открыты
месторождения нефти, укрепившие его экономическую базу. В
1969 г. группа молодых армейских офицеров свергла престарело-
го прозападно настроенного короля и создала фанатично национа-
листическую арабскую республику, которая в 1980-х гг. оказыва-
ла помощь и содействие международному терроризму.
Великобритания формально отказалась от протектората над
Египтом в 1922 г., но сохранила контроль над его военной и
внешней политикой. В 1952 г. военная хунта свергла праздного и
склонного к сибаритству британского ставленника и установила
военную диктатуру под маской республики. В 1956 г. диктатор за-
ставил уйти последние британские войска, якобы охранявшие Су-
эцкий канал, и вскоре после этого национализировал его. Хотя
египтяне и настаивали на полной независимости для самих себя,
они желали сохранить контроль над Суданом, которым управляли
совместно с британцами. Однако в ходе плебисцита 1955 г. судан-
цы решительно проголосовали в пользу независимой республики,
которая и была провозглашена 1 января 1956 г. Имея большую
территорию, но скудные ресурсы и в основном неграмотное насе-
ление, Судан оказался неспособным ни к установлению демокра-
тии, ни к созданию эффективно функционирующей экономики и
прошел через серию военных режимов.
Французская Северная Африка была вовлечена в длительную
и тяжелую борьбу за независимость. Тунис и Марокко при фран-
цузском правлении сохраняли свои традиционные правительства.
С другой стороны, Алжир, которым французы владели более ста
лет и где было более миллиона жителей европейского происхож-
дения (около 10% населения), часто воспринимался как часть соб-
ственно Франции. После войны во всех трех странах возникли
сильные националистические и панарабские движения. Француз-
ское правительство ответило некоторыми номинальными уступка-
ми для Туниса и Марокко, но пыталось еще крепче привязать
Алжир к Франции. Ни один из этих вариантов политики не сра-
ботал.
Франция в конечном итоге предоставила полную независи-
мость Тунису и Марокко, но усилила свой контроль над Алжи-
ром. Алжирцы ответили жестокой партизанской войной, начав-
шейся в 1954 г., в которой они часто использовали террористичес-
кие акты против европейского населения и против алжирских
коллаборационистов. Французская армия, неспособная установить
местопребывание руководящей верхушки восставших (которые
часто искали убежища в других арабских странах) и уничтожить
их, отвечала террором на террор. Правительство в Париже не да-
вало армии полной поддержки и не имело твердого контроля над
ней. В мае 1958 г., столкнувшись с угрозой военного переворота,
482
правительство Четвертой республики сложило свои полномочия в
пользу генерала де Голля, который получил фактически диктатор-
скую власть. Сначала казалось, что де Голль намеревался удер-
жать Алжир в руках Франции, но после нескольких лет крово-
пролития и бесплодных попыток достичь взаимопонимания с ал-
жирскими лидерами на основе предоставления автономии в рам-
ках «Французского сообщества наций» он в 1961 г. согласился на
предоставление Алжиру полной независимости.
Экономика всех трех североафриканских стран носила аграр-
ный характер, а их сельское хозяйство принадлежало к средизем-
номорскому типу (зерновые, оливки, цитрусовые и т.д ), но они
также имели залежи важных полезных ископаемых. В частности,
запасы нефти и природного газа в Алжире, открытые вскоре
после обретения независимости, дали стране средства для разви-
тия промышленности и возможность играть свою роль в мировой
политике. До обретения независимости торговые связи всех трех
государств были ориентированы на Францию. Эта ориентация со-
хранилась и впоследствии, хотя в 1976 г. соглашение с Европей-
ским сообществом расширило их внешние рынки. Алжир экспор-
тировал большую часть сжиженного природного газа в Соединен-
ные Штаты.
В начале 1950-х гг. большинство наблюдателей ожидало, что
потребуется срок жизни одного или более поколений, прежде чем
чернокожие народы Африки получат независимость. Однако в те-
чение десятилетия на месте бывших британской, французской и
бельгийской империй возникло более 20 новых государств. Сила
национальных движений за независимость только отчасти объяс-
няет эти поразительные изменения. В равной степени важную
роль играли внутренние трудности самих империалистических
держав, которые отбили у них желание платить высокую цену
(экономическую, политическую и моральную) за продолжение уп-
равления другими народами вопреки их воле. Как только процесс
освобождения начался, он стал развиваться по законам цепной ре-
акции, когда каждый новый день независимости ускорял приход
следующего.
После Второй мировой войны британское правительство осоз-
нало, что для избежания дорогостоящих колониальных войн и
полной потери экономических преимуществ империи необходимо
как можно лучше подготовить своих африканских «подопечных»
к самоуправлению. Подготовка началась с устройства большого
числа школ, создания университетов и открытия гражданской
службы для африканцев. В 1951 г. некоторую автономию получи-
ли Золотой Берег и Нигерия. Британцы намеревались сделать
больше, возможно, через несколько десятков лет. Однако влия-
тельный лидер Золотого Берега Кваме Нкрума потребовал немед-
ленной независимости и продемонстрировал намерение добиться
ее, даже находясь в тюремной камере. Опасаясь всеобщего восста-
ния, британцы согласились на большинство его требований, и в
16*
483
1957 г. появилось государство Гана (ранее так называлась средне-
вековая африканская империя), первое государство чернокожих в
рамках Британского содружества. Гана также стала членом ООН.
Имея перед собой такой прецедент, Нигерия добилась независи-
мости уже в 1960 г., а другие бывшие британские владения после-
довали ее примеру в ближайшие годы.
Парадоксально, что первые британские колонии в Африке, до-
бившиеся полной независимости, находились в числе наименее
развитых в экономическом и политическом отношении. Ввиду
того, что они были населены почти исключительно чернокожими
африканцами, у них не было проблем с белым меньшинством. Од-
нако в Восточной Африке и в Родезии британские поселенцы при-
обрели значительную собственность и пользовались широкими
правами самоуправления. Лишенные политических прав и эконо-
мических возможностей, африканцы составляли зловещее и взры-
воопасное большинство, которое иногда прибегало к насилию,
как, например, в 1950-х гг. в Кении, где представителями движе-
ния «Мау-мау» были совершены террористические акты.
К 1965 г. Великобритания предоставила независимость всем
своим африканским колониям, кроме Южной Родезии (или про-
сто Родезии, как она стала называться после того, как Северная
Родезия стала Замбией в 1964 г.). Это исключение было связано
с тем, что белое население Родезии отказалось предоставить рав-
ный статус своим черным согражданам, которые количественно во
много раз превосходили белых. В 1965 г. правительство Яна
Смита, в котором преобладали белые, в одностороннем порядке
провозгласило независимость (это был первый случай такого рода
в Британской империи после 1776 г.). ООН попыталась ввести
экономические санкции против нее, но Родезия, при некоторой
помощи Южной Африки и Португалии, успешно противостояла
им в течение нескольких лет. Наконец, в 1979 г., после проведе-
ния свободных выборов, черное большинство одержало триум-
фальную победу и переименовало страну в Зимбабве.
Провозглашая в 1958 г. конституцию Пятой республики, де
Голль предложил французским колониям, кроме Алжира, воз-
можность немедленно получить независимость или же автономию
в рамках Французского сообщества, с правом отделения в любое
время. Хотя де Голль понимал, что удерживать колонии против
их воли может оказаться невозможным, эти весьма либеральные
предложения находились в резком контрасте с тупым упрямством
и слепотой прежней французской колониальной политики. Из
15 колоний Черной Африки (включая Мадагаскар) только Гви-
нея, ведомая коммунистом Секу Туре, выбрала независимость.
Другие создали свои собственные правительства, но позволили
Франции сохранить контроль над военной и внешней политикой в
обмен на экономическую и техническую помощь. В 1960 г. про-
изошли дальнейшие конституционные изменения, которые дали
им полную независимость и в то же время обеспечили им особые
484
экономические привилегии. В 1963 г., согласно решению конфе-
ренции в Яунде (см. ниже), аналогичные привилегии были предо-
ставлены им всеми членами Европейского сообщества.
Неожиданное обретение свободы французскими колониями
подвигнуло ранее мирных подданных Бельгийского Конго к вос-
станиям, грабежам и требованиям от метрополии аналогичных ус-
тупок. Бельгийцы не делали никаких приготовлений к предостав-
лению Конго самоуправления и тем более независимости. Беспо-
рядки застали их врасплох, но в начале 1960 г. бельгийское пра-
вительство объявило, что Конго обретет независимость 30 июня. В
спешке были организованы выборы, подготовлен проект конститу-
ции, и в массе своей неграмотные конголезцы, никогда до этого не
принимавшие участия в голосованиях, были призваны для выбо-
ров полного штата государственных служащих. Когда этот день
пришел, многие жители страны ожидали, что их благосостояние
магическим образом вырастет и они станут жить так же хорошо,
как раньше жили их преуспевающие хозяева. Разочарование в
этих ожиданиях привело к возобновлению грабежей и бессмыс-
ленных разрушений. Восстала конголезская армия, соперничаю-
щие политические группы нападали одна на другую, а богатая по-
лезными ископаемыми провинция Катанга пыталась отделиться от
нового государства. Центральное правительство призвало на по-
мощь ООН для восстановления порядка, но волнения и дикие
взрывы насилия продолжали периодически потрясать страну.
Только в 1965 г. военному диктатору генералу Мобуту удалось
восстановить порядок. После установления контроля над страной
он изменил ее название на Республику Заир.
К середине 1960-х гг. все бывшие европейские колониальные
державы, за исключением Португалии, предоставили независи-
мость почти всем своим азиатским и африканским колониям. Пор-
тугалия презрительно отвергала все предложения, направленные
на подготовку ее колоний к последующему освобождению. Одна-
ко в 1974 г. переворот в Португалии сверг диктаторский режим,
и новое правительство сразу же начало переговоры о предоставле-
нии в следующем году независимости африканским колониям —
Анголе и Мозамбику.
Хотя колониализм ушел в небытие, он оставил печальное на-
следство. За некоторыми исключениями, которые преимуществен-
но ограничивались регионами европейского расселения, все новые
страны были отчаянно бедны. За более чем 70 лет колониализма
страны Европы получили огромную выгоду от эксплуатации мине-
ральных ресурсов соответствующих стран и вывоза иных товаров,
но мало делились своими богатствами с африканцами. Лишь с за-
позданием некоторые колониальные державы сделали определен-
ные попытки дать образование своим подданным или приготовить
их к ответственному самоуправлению. Тем не менее, большинство
новых государств, по крайней мере, сделали вид, что следуют де-
мократической форме правления, а часть из них даже предприня-
485
ла героические попытки достичь подлинной демократии. Однако,
как и во многих других регионах мира, у них отсутствовала эко-
номическая и социальная основа для создания стабильной, жизне-
способной демократии. Многие бывшие колонии попали в руки
однопартийных правительств, часто подверженных влиянию со-
ветских или китайских коммунистов. Некоторые пали жертвой
анархии и гражданских войн, в ходе которых тысячи невинных
гражданских лиц, особенно детей, умерли от недоедания и болез-
ней, а также от военных действий. Большинство правительств
новых государств страдали неэффективностью и коррумпирован-
ностью. Даже когда их намерения были благими, мало кто из них
располагал необходимыми ресурсами, особенно человеческим ка-
питалом, для успешного их осуществления.
Истоки Европейского сообщества
Мечта об объединенной Европе так же стара, как и сама Евро-
па. Границы Священной Римской империи Карла Великого были
очень близки к первоначальным границам Общего рынка. Импе-
рия Наполеона вместе со своими сателлитами по Континентальной
системе охватывала почти всю континентальную Европу. «Евро-
пейский концерт», возникший после Венского конгресса 1815 г.,
представлял собой попытку координировать политику на самом
высоком правительственном уровне. Лига Наций являлась объеди-
нением европейских держав-победительниц в Первой мировой
войне. Гитлер очень близко подошел к созданию Festung Europa^
под нацистским господством. Однако все эти попытки закончи-
лись провалом из-за неспособности потенциальных «объедините-
лей» сохранить монополию на власть и нежелания народов добро-
вольно им подчиняться. В раннее время фрагментации Европы
способствовали трудности коммуникации. Потом идея национа-
лизма настолько глубоко вошла в европейское сознание, особенно
после Французской революции, что понятие суверенитета, т.е.
высшей власти, и понятие нации (nationhood) стали почти сино-
нимами. До Второй мировой войны национальные государства
яростно отвергали все попытки посягнуть на их суверенитет и
предложения каким-либо образом ограничить его.
Важно помнить различие между международными и наднацио-
нальными организациями. Международные организации опирают-
ся на добровольную кооперацию своих членов и не имеют прямой
власти принуждения. Наднациональные организации основывают-
ся на передаче им хотя бы части суверенитета своих членов и
имеют полномочия по обеспечению выполнения решений, приня-
1 Крепость Европа (нем.). — Прим. науч. ред.
486
тых в рамках их мандата. И Лига Наций, и ООН являются при-
мерами международных организаций. В Европе ОЕЭС и боль-
шинство других послевоенных организаций национальных госу-
дарств были скорее международными, чем наднациональными.
Продолжение успешного сотрудничества могло впоследствии при-
вести к слиянию суверенитетов, на что надеялись сторонники ев-
ропейского объединения. Различные предложения о создании над-
национальной организации в Европе все чаще стали звучать после
1945 г. и исходили из все более влиятельных источников.
Эти предложения выдвигались, исходя из самостоятельных, но
связанных между собой мотивов — политического и экономичес-
кого. Политический мотив основывается на убеждении, что только
с помощью наднациональной организации можно искоренить угро-
зу войны между европейскими державами. Некоторые сторонники
европейского политического союза, кроме того, уверены, что
«компактные» национальные государства прошлого представляют
собой анахронизм. Если страны Европы хотят восстановить свою
былую роль на мировой арене, они должны быть способны высту-
пать с единой позицией и иметь в своем распоряжении ресурсы и
рабочую силу, сравнимые с теми, которыми располагают Соеди-
ненные Штаты. Экономический мотив связан с тем, что более
крупные рынки будут способствовать усилению специализации и
конкуренции, и тем самым более высокой производительности и
росту уровня жизни. Эти два мотива сливаются в тезисе о том,
что экономическая мощь является основой политической и воен-
ной мощи, и что полностью интегрированная европейская эконо-
мика сделала бы внутриевропейские войны менее вероятными или
вообще невозможными. Ввиду глубокой укорененности идеи наци-
онального суверенитета большая часть практических предложений
о создании наднациональной организации подразумевает, что эко-
номическое объединение должно предшествовать политическому.
Таможенный союз стран Бенилюкс, который обеспечил свобод-
ное передвижение товаров между Бельгией, Нидерландами и
Люксембургом и единство их внешнего тарифа, возник из осозна-
ния того факта, что в современных условиях масштаб экономик
каждой из этих стран слишком мал, чтобы позволить им полнос-
тью использовать преимущества массового производства. Бельгия
и Люксембург фактически объединились в экономический союз
еще в 1921 г., а в период войны правительства Бельгии и Нидер-
ландов в изгнании пришли к принципиальному согласию о созда-
нии таможенного союза. Официальная ратификация договора
произошла в 1947 г. Государственные деятели этих стран были са-
мыми горячими сторонниками европейского Общего рынка и про-
должали работать в направлении более тесной экономической ин-
теграции своих стран независимо от развития событий в общеев-
ропейском масштабе.
ОЕЭС была создана, в первую очередь, благодаря американ-
ской инициативе и обеспечивала только кооперацию, а не полную
487
интеграцию. В 1950 г. министр иностранных дел Франции Робер
Шуман предложил проект интеграции угольной и сталелитейной
отраслей Франции и Германии и пригласил к участию в нем дру-
гие страны. Шуман руководствовался при этом как политически-
ми, так и экономическими мотивами. Уголь и сталь являются
ядром современной промышленности, особенно военной, а все
признаки указывали на скорое возрождение немецкой индустрии.
План Шумана представлял собой механизм, с помощью которого
предполагалось держать немецкую промышленность под контро-
лем. Страстно желая быть принятой в новое европейское сообще-
ство, Западная Германия с готовностью отозвалась на это предло-
жение, так же как и страны Бенилюкса и Италия, боявшиеся «не
успеть на поезд». Великобритания, к тому времени национализи-
ровавшая угольную и сталелитейную промышленность и все еще
воспринимавшая себя империей, дала более осторожный ответ и,
в конце концов, отказалась от участия. Договор, создавший Евро-
пейское объединение угля и стали (ЕОУС), был подписан в 1951
г. и вступил в действие в начале следующего года. Он предусмат-
ривал отмену тарифов и квот во внутренней торговле стран объ-
единения железной рудой, углем, коксом и сталью, общие тарифы
на импорт из других стран и контроль над производством и про-
дажами. Для наблюдения за деятельностью объединения было со-
здано несколько структур наднационального характера: Верхов-
ная администрация, имевшая исполнительную власть, Совет ми-
нистров для охраны интересов стран-участниц, Общая ассамблея,
имевшая совещательные полномочия, и Суд ЕУОС для разреше-
ния спорных вопросов. Объединение располагало полномочиями
по обложению налогами выпуска предприятий соответствующих
отраслей для финансирования своей деятельности.
Вскоре после создания ЕОУС те же страны предприняли по-
пытку сделать еще один значительный шаг по пути к интеграции
путем заключения Договора о европейском оборонительном союзе.
Такие события, как Корейская война, создание НАТО в 1949 г. и
быстрое экономическое восстановление Германии показали важ-
ность включения немецкого контингента в западно-европейские
вооруженные силы, но соответствующие предложения, естествен-
но, вызвали подозрительность и враждебность со стороны людей,
которые недавно были жертвами германской агрессии. После про-
должительных дебатов французская Национальная ассамблея от-
вергла договор в августе 1954 г. Это отступление от курса на объ-
единение снова показало трудность достижения согласия по пово-
ду решений, предусматривающих ограничение национального су-
веренитета. После этого сторонники объединения прибегли к
более осторожной тактике, вновь в сфере экономики.
В 1957 г. участники плана Шумана подписали еще два догово-
ра в Риме, создав Европейское сообщество по атомной энергии
(ЕВРАТОМ) для развития мирного использования атомной энер-
гии и, что более важно, Европейское экономическое сообщество
488
(ЕЭС), или Общий рынок. Договор о создании Общего рынка
предусматривал постепенную отмену импортных пошлин и коли-
чественных ограничений на все виды торговли между странами-
членами и замену национальных импортных тарифов общим
внешним тарифом в течение переходного периода сроком от 12 до
15 лет. Члены сообщества обязались проводить общую политику в
сфере транспорта, сельского хозяйства, социального страхования
и ряда других важнейших направлений экономической политики,
а также обеспечить свободное передвижение людей и капитала в
границах сообщества. Одно из важнейших условий договора за-
ключалось в том, что он не мог быть расторгнут в одностороннем
порядке и что после определенного переходного периода дальней-
шие решения могли приниматься квалифицированным большинст-
вом голосов, а не единогласно. Договоры о создании Общего
рынка и ЕВРАТОМа предусматривали учреждение комиссий для
мониторинга их деятельности и объединение других наднацио-
нальных органов (Советов министров, Общих ассамблей, судов
сообществ) с аналогичными организациями ЕОУС. Договор о со-
здании Общего рынка вступил в силу 1 января 1958 г. и в течение
нескольких лет опроверг сомнения пессимистов (которых было
немало): продолжительность переходного периода в реальности
была сокращена, а не увеличена. В 1965 г. административные ко-
миссии трех сообществ слились, создав более эффективный орган
для последующего политического объединения. 1 июля 1968 г., на
несколько лет раньше, чем это прежде предполагалось, все тари-
фы между членами сообщества были отменены.
В ходе подготовки к подписанию договоров в Риме было сде-
лано приглашение другим странам присоединиться к Общему
рынку. Великобритания отказалась пожертвовать своим суверени-
тетом, что подразумевалось этими договорами, и попыталась уго-
ворить страны ОЕЭС создать вместо этого зону свободной торгов-
ли. После подписания договора о создании Общего рынка Вели-
кобритания, скандинавские страны, Швейцария и Португалия со-
здали Европейскую ассоциацию свободной торговли (ЕАСТ), так
называемую «внешнюю семерку», в противоположность «внутрен-
ней шестерке» Общего рынка. Договор ЕАСТ обеспечивал только
устранение тарифов в торговле промышленными товарами между
странами-участницами. Он не распространялся на сельскохозяйст-
венную продукцию, не предусматривал общих внешних тарифов;
любая страна могла выйти из договора в любое время. Таким об-
разом, это был более рыхлый союз, чем Общий рынок.
В 1961 г. Великобритания высказала желание вступить в
Общий рынок, если будут выполнены определенные условия.
Если бы это произошло, к Общему рынку присоединились бы
большинство членов ЕАСТ. Последовали длительные переговоры
об условиях вступления, но в январе 1963 г. президент Франции
Шарль де Голль наложил вето на членство Великобритании; ана-
логичный ход он сделал и в 1967 г. После отставки де Голля в
489
1969 г. французское правительство заняло более умеренную пози-
цию по этому вопросу (другие члены Общего рынка склонны
были решить его положительно). В результате дальнейших пере-
говоров в 1972 г. Великобритания, Ирландия, Дания и Норвегия
были приняты в члены Общего рынка с 1 января 1973 г. Хотя
Норвегия обратилась с просьбой о вступлении и была принята в
Общий рынок, правительство поставило этот вопрос на всенарод-
ный референдум, который дал отрицательный ответ. Так в 1973 г.
исходная шестерка стала девяткой. Впоследствии, после длитель-
ных переговоров, к Общему рынку в 1981 г. присоединилась Гре-
ция, а в 1986 г. — Испания и Португалия.
Сторонники европейского объединения имели в виду значи-
тельно большее, чем просто общий рынок или таможенный союз.
Для них Общий рынок являлся только прелюдией к Соединен-
ным Штатам Европы, во многом так же, как германский Тамо-
женный союз предшествовал Германской империи. После подпи-
сания договоров в Риме они начали говорить о «европейских со-
обществах», а после слияния их комиссий в 1965 г. — о «Евро-
пейском сообществе». Слившиеся Общие ассамблеи стали Евро-
пейским парламентом. Поначалу его члены избирались по реше-
нию и из числа депутатов парламентов стран-участниц Общего
рынка и формировали национальные группировки. Европарла-
мент имел исключительно консультационные полномочия до тех
пор, пока сообщество не получило собственный независимый ис-
точник дохода от таможенных поступлений. (До этого сообщества
финансировались за счет части налога на добавленную стоимость,
собираемого в каждой из стран.) Впоследствии Европейский пар-
ламент получил ограниченный контроль над бюджетом. В 1979 г.,
после длительных переговоров и ряда отсрочек, члены парламента
были избраны непосредственно населением и заняли свои места в
парламенте по партийной, а не по национальной принадлежности.
Тем не менее, европейское объединение еще далеко не стало
свершившимся фактом. В 1950-е и 1960-е гг., когда предпринима-
лись первые шаги в направлении интеграции, мировая экономика
находилась в фазе укрепления и роста, что придавало чувство оп-
тимизма в новом начинании и способствовало движению вперед.
Впоследствии, в период расширения членства, рост мировой эко-
номики замедлился. Появилось множество проблем внутри самого
Европейского сообщества, которые препятствовали его прогрессу.
Главной головной болью стала Единая сельскохозяйственная по-
литика. В соответствии с договоренностями, Сообщество должно
было помогать сельскохозяйственному сектору, обеспечивая вы-
годные цены на его продукцию. Проведение этой политики приве-
ло к огромному перепроизводству таких товаров, как масло, вино
и сахар. Их излишек должен был использоваться путями, кото-
рые не допускали снижения цен; как следствие, поддержка фер-
меров осуществлялась за счет потребителей и налогоплательщи-
ков. Еще одной постоянной проблемой была Европейская валют-
490
ная система (ЕВС), которая предполагала замену национальных
валют единой денежной единицей ЭКЮ (аббревиатура от Euro-
pean Currency Unit; название «экю» носила также старинная
французская монета). Хотя введение ЕВС планировалось еще на
1970 г., оно непрерывно откладывалось из-за хаоса в международ-
ной валютной системе и различий в денежно-кредитной и бюджет-
ной сферах стран-членов.
Еще одной значительной проблемой, с которой Сообществу
пришлось иметь дело, были его связи с государствами Третьего
мира, особенно с бывшими колониальными владениями членов
Сообщества. В 1963 г. оно подписало конвенцию в Яунде (Каме-
рун) о торговом, техническом и финансовом сотрудничестве с 18
странами Черной Африки, в основном с бывшими французскими
и бельгийскими колониями. В 1975 г. была подписана конвенция
в Ломе (Того) с 46 странами Африки, Карибского бассейна и бас-
сейна Тихого океана, которая гарантировала свободный доступ на
рынки Сообщества практически всем их товарам, а также предо-
ставление промышленной и финансовой помощи. В 1979 г. Ломей-
ская конвенция была возобновлена и распространена на 48 стран
Африки, Карибского бассейна и бассейна Тихого океана, а в
1984 г. — на 65 стран. Сообщество также заключило аналогичные
соглашения с Израилем (1975 г.), Тунисом, Алжиром и Марокко
(1976 г.), а также с Египтом, Сирией, Иорданией и Ливаном
(1977 г.).
Глава 16
МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА В КОНЦЕ XX В.
Долгий послевоенный экономический бум в Европе имел па-
раллели в других регионах, особенно в Японии. Фактически эко-
номический бум в Японии был и более продолжительным, и более
выраженным. С конца 1940-х гг. до начала 1970-х гг. среднегодо-
вые темпы роста ВНП Японии превосходили 10%, что не имеет
прецедентов в истории экономического роста. В период относи-
тельно депрессивных 1970 — 1980-х гг. они несколько снизились,
но все же оставались выше, чем в большинстве других регионов
мира. Несмотря на частые упоминания об «экономическом чуде»,
для него, как и в Европе, имелся солидный фундамент. Прежде
всего необходимо упомянуть о феномене ликвидации технологи-
ческого отставания. С конца 1930-х гг. до конца 1940-х гг. япон-
ская экономика была изолирована от остального мира; за этот пе-
риод было осуществлено множество технологических инноваций,
которые Япония могла заимствовать с минимальными издержка-
ми. Однако это едва ли является подлинной причиной высоких
темпов экономического роста в Японии. Если бы это было так, то
многие другие страны могли бы достигнуть аналогичных успехов.
Более важным обстоятельством был высокий уровень развития че-
ловеческого капитала, который позволил Японии воспользоваться
всеми преимуществами передовой технологии. Более того, после
преодоления технологического отставания Япония стала лидером
в освоении новых технологий, особенно в электронике и робото-
строении. В этом она могла опираться не только на накопленный
человеческий капитал, но и на высокий уровень сбережений и ин-
вестиций. Еще одним значительным фактором служило совершен-
ство японского менеджмента, который осознал высокую отдачу от
промышленных НИОКР. Наконец (хотя список причин этим, ра-
зумеется, не ограничивается), можно сослаться на еще один гипо-
тетический фактор — на дух или ментальность японского народа,
который характеризуется коллективизмом, сотрудничеством и
приверженностью командной работе. Это проявляется и в отноше-
нии нанимателей к своим наемным работникам (и наоборот), и в
государственной политике, что отразилось в эпитете «Япония Ин-
корпорейтед», применявшемся некоторыми критически настроен-
ными западными наблюдателями.
Другие азиатские страны, особенно Южная Корея и Тайвань,
также имели чрезвычайно высокие темпы роста валового выпуска
492
и внешней торговли. Некоторые факторы, обеспечившие успех
японской экономики, могли действовать и в этих странах. Синга-
пур и Гонконг, о которых речь шла выше, занимали специфичес-
кое положение в международной экономике, хотя условия догово-
ра 1984 г. между Великобританией и КНР, согласно которым Гон-
конг должен был вернуться под китайский суверенитет в 1997 г.,
вызвали недовольство среди вестернизированного населения Гон-
конга. В целом можно сказать, что Тихоокеанский регион, вклю-
чая Австралию и Новую Зеландию, который был лишь марги-
нальным участником мировой экономики до середины XX в., стал
одним из главных ее действующих лиц в последней четверти этого
столетия.
В случае с Латинской Америкой дело обстояло иначе. В конце
XIX в. и в первой половине XX в. страны Латинской Америки
были важными участниками международного разделения труда,
используя свои сравнительные преимущества в производстве про-
дукции первичного сектора. Еще в середине XX в. некоторые из
них, особенно страны «Южного конуса» (Аргентина, Уругвай и
Чили), имели доход на душу населения, сравнимый с западно-ев-
ропейским. Затем, под влиянием ложного представления о собст-
венной «второсортности», якобы обусловленной специализацией
на производстве продукции первичного сектора, ряд латиноамери-
канских стран стал проводить программу «импортозамещающей
индустриализации», пытаясь организовать самостоятельное произ-
водство ранее импортировавшихся промышленных товаров. Почти
все эти программы без исключений потерпели провал по несколь-
ким причинам: 1) внутренний рынок был слишком мал и по числу
потребителей, и по покупательной способности, чтобы оправдать
использование наиболее эффективных методов производства; 2) в
регионе отсутствовал необходимый уровень международной коопе-
рации (в частности, Латиноамериканская ассоциация свободной
торговли, LAFTA, так никогда по-настоящему и не заработала); и
3) в отличие от Японии, странам региона не хватало человеческо-
го капитала для эффективного использования новой технологии,
заимствованной из других стран, и тем более для развития собст-
венной. Хотя валовой выпуск как промышленной, так и сельско-
хозяйственной продукции значительно вырос в послевоенный пе-
риод, в расчете на душу населения темпы роста были значительно
ниже, чем в других регионах мира, за исключением Африки, а
доля региона в мировой торговле устойчиво сокращалась. Небла-
гоприятный торговый баланс отдельных стран, особенно Аргенти-
ны, Бразилии и Мексики, привел в 1980-х гг. к такому росту их
международной задолженности, что это стало угрожать всей сис-
теме международных платежей.
Экономическая ситуация в Африке ближе к концу XX столе-
тия была еще более удручающей, чем в Латинской Америке.
Новые государства, которые появились по окончании эры евро-
пейского колониализма, испытывали недостаток в ресурсах, при-
493
родных и особенно человеческих, необходимых для того, чтобы
успешно решать проблемы современной экономики. Политические
факторы в равной мере сдерживали экономическое развитие. Эт-
ническая вражда провоцировала частые гражданские войны и го-
сударственные перевороты. Большинство стран попали под власть
однопартийных правительств с различной степенью диктаторского
контроля. В Южно-Африканской республике, где долгое время
доминировало белое меньшинство потомков британцев и (главным
образом) буров, черное большинство, наконец, добилось чего-то
напоминающего политическое равенство в начале 1990-х гг.; одна-
ко межплеменная рознь и вспышки насилия среди группировок
черного большинства угрожали свести на нет все экономические
преимущества, которые могли быть связаны с этим равноправием.
Ряд африканских стран, и так находившихся в числе самых бед-
ных в мире, фактически имели отрицательные темпы роста дохода
и богатства.
Еще одним регионом мира, экономическое значение которого в
конце XX в. резко возросло, является Юго-Западная Азия, или
Средний Восток. Причина его растущего экономического значения
может быть коротко обозначена одним словом — нефть.
Нефть была открыта в Иране (называвшемся тогда Персией)
в первом десятилетии XX в., а впоследствии и в нескольких араб-
ских государствах Персидского залива — в Ираке, Саудовской
Аравии, Кувейте и в небольших эмиратах, но еще в 1950 г. регион
давал немногим более 15% мирового ее производства. (Соединен-
ные Штаты в это время были самым крупным производителем,
добывая более 50% всей нефти.) В 1960 г. страны Среднего Вос-
тока вместе с Ливией и Венесуэлой создали Организацию стран-
экспортеров нефти (ОПЕК), к которой позднее присоединились
несколько других государств. К 1970 г. на страны ОПЕК прихо-
дилось более одной трети мирового производства энергоносителей.
В 1973 г., после четвертой арабо-израильской войны, страны
ОПЕК прибегли к картельным действиям, резко увеличив цены
на сырую нефть. Через некоторое время они повторили эту
акцию, в результате чего мировые цены выросли с 3 долл, за бар-
рель в 1973 г. до 30 долл, в 1980 г., т.е. в 10 раз. При существо-
вавшей к тому времени высокой степени зависимости мировой
экономики от нефти это оказало разрушительное воздействие на
экономику как промышленно развитых, так и развивающихся
стран. Развивающиеся страны неожиданно столкнулись с ростом
дефицита платежного баланса, который заставил их все глубже
залезать в долги, в то время как промышленно развитые страны
пережили «стагфляцию» — стагнацию выпуска и занятости в со-
четании с инфляционным ростом цен. Эта ситуация продолжалась
в течение всех 1970-х гг. и в начале 1980-х гг., породив самый
высокий за весь период с 1930-х гг. уровень безработицы.
Тем временем политические и религиозные перемены на Сред-
нем Востоке изменили экономический баланс сил. В 1979 г. вос-
494
стание религиозных фанатиков в Иране свергло шаха и установи-
ло исламскую республику. В следующем году иракский диктатор
Саддам Хуссейн попытался воспользоваться кажущейся слабос-
тью своего соседа и вторгся в Иран с целью аннексировать нефте-
добывающие регионы, однако иранцы оказали неожиданное со-
противление. В течение 9 лет страны были втянуты в погранич-
ную войну, в результате которой бессмысленно погибли миллионы
людей. В 1990 г., после замирения с Ираном, Саддам Хуссейн не-
ожиданно вторгся на территорию своего небольшого и более без-
защитного соседа, Кувейта, провозгласив его «девятнадцатой про-
винцией» Ирака.
Международная реакция последовала незамедлительно. Соеди-
ненные Штаты выступили на защиту Саудовской Аравии, своего
крупнейшего поставщика нефти (вместе с Кувейтом), а Совет без-
опасности ООН, проявив редкое единодушие, осудил акцию
Ирака и ввел эмбарго в отношении агрессора. После 6 месяцев
ожидания результатов эмбарго, которое, как ожидалось, должно
было заставить Саддама Хуссейна уйти с оккупированных терри-
торий, объединенные силы арабских и неарабских стран втор-
глись в Ирак и освободили Кувейт, но не смогли добиться отстра-
нения от власти Саддама Хуссейна.
Распад Советского блока
Во второй половине 1989 г. по Восточной Европе прокатилась
серия событий, которые были в такой же степени важны, как и не-
ожиданны: в одной стране за другой были свергнуты (в основном
мирным путем) коммунистические режимы. Дорогу проложили
Польша и Венгрия, но мало кто из внешних наблюдателей ожидал,
что за ними последуют и другие страны. Как ни странно, но это
произошло — сначала в Чехословакии, Восточной Германии и Бол-
гарии, затем в Румынии и, несколько позднее, в Албании.
В основе массовых восстаний в прежних коммунистических
странах лежал набор политических и экономических причин. Как
было сказано в предыдущей главе, политические режимы в этих
странах были установлены Советским Союзом без согласия — а
фактически, против воли — их народов. Если бы эти режимы вы-
полнили свои обещания по повышению уровня жизни, люди, воз-
можно, смирились бы с ограничением свободы, но режимы оказа-
лись неспособны на это. Напротив, материальные условия жизни
и работы широких масс населения устойчиво ухудшались. Подоб-
ное положение дел находилось в очевидном контрасте с тем ком-
фортом и изобилием, которое они могли видеть по телевидению у
своих западных соседей, и тем расточительным образом жизни но-
вого правящего класса, высших эшелонов коммунистической пар-
тии, слухи о котором постепенно доходили до людей.
495
В прошлом народные массы несколько раз проявляли свое не-
довольство: в 1953 г. — в Восточной Германии, в 1956 г. — в
Венгрии, в 1968 г. — в Чехословакии и неоднократно — в Поль-
ше. Во всех этих случаях Советский Союз использовал свои во-
оруженные силы для подавления выступлений (или, как было в
случае с Польшей, использовались национальные вооруженные
силы). Почему он не поступил так же в 1989 г. — это интересный
вопрос, который вкратце будет рассмотрен ниже. Так или иначе,
СССР этого все же не сделал.
Причины народного возмущения имели глубокие корни, и
хотя неожиданный успех восстаний застал мир — как коммунис-
тических лидеров, так и западных наблюдателей — врасплох, не-
которые предвозвестники последовавших событий можно было за-
метить и раньше. В 1980 г. польские рабочие под руководством
Леха Валенсы, электрика Гданьской судоверфи, создали незави-
симый от государства и коммунистической партии профсоюз «Со-
лидарность». Режим некоторое время терпел его, но в декабре
1981 г. правительство объявило военное положение — якобы для
предотвращения советской интервенции — и посадило в тюрьму
лидеров «Солидарности». Беспорядки продолжались; в апреле
1989 г., пытаясь уменьшить недовольство, правительство опять
легализовало «Солидарность» и организовало в июне частично
свободные выборы. («Частично свободные», поскольку большин-
ство мест в Сейме, или парламенте, было зарезервировано для
кандидатов правительства.) Когда «Солидарность» получила все
места, за которые ей было позволено бороться, кроме одного,
один из ее лидеров стал премьер-министром при коммунистичес-
ком президенте. (Валенса мог бы получить этот пост, но предпо-
чел отказаться от него.) Впоследствии, после отставки коммунис-
тического президента, Валенса в декабре 1990 г. был избран пре-
зидентом свободной Польши.
После неудачи Венгерского восстания 1956 г. новое правитель-
ство, поставленное Советским Союзом, малодушно следовало со-
ветской линии во внешней политике (например, оно предоставило
символический воинский контингент для вторжения в Чехослова-
кию в 1968 г.), но взамен оно получило некоторую ограниченную
свободу во внутренних делах. В 1968 г. оно запустило «Новый
экономический механизм», который являлся компромиссом между
строго централизованным планированием и системой свободного
рынка. Оно также установило более тесные связи, политические и
экономические, с Западной Европой. Оно допустило создание оп-
позиционных политических партий, которые в 1989 г. провели
переговоры с правительством о мирном переходе власти. В ходе
свободных выборов в мае 1990 г. коалиция трех бывших оппози-
ционных партий получила подавляющее большинство мест в
новой Национальной ассамблее.
Имея перед глазами пример мирного перехода власти в Поль-
ше и Венгрии, в 1989 г. студенты и рабочие Чехословакии начали
496
выступления протеста и организовали массовые демонстрации.
Сначала правительство ответило жестокими репрессиями, в ре-
зультате которых погибли и были ранены сотни граждан, но в ко-
нечном итоге оно согласилось на переговоры. В декабре 1989 г.
Александр Дубчек, лидер «Пражской весны» 1968 г., был избран
председателем нового парламента, а Вацлав Гавел, писатель, си-
девший в тюрьме за свою правозащитную деятельность, стал пре-
зидентом.
Германская Демократическая Республика (Восточная Герма-
ния) в октябре 1989 г. отметила свое 40-летие, на котором присут-
ствовал президент СССР Михаил Горбачев. Однако вскоре после
этого Центральный комитет Социалистической Единой Партии
Германии сместил престарелого лидера, Эриха Хонеккера, кото-
рый был впоследствии обвинен в различных преступлениях, в том
числе и в присвоении бюджетных средств. Тем временем тысячи
жителей Восточной Германии, у которых не было возможности
непосредственно эмигрировать на Запад, устремились через Чехо-
словакию в Венгрию, надеясь таким образом достичь Австрии и
Запада. Новое венгерское правительство помогало им, открыв
границу с Австрией.
Одним из наиболее драматических — и символических — со-
бытий 1989 г. было разрушение Берлинской стены. Стена была
возведена вокруг Западного Берлина правительством Восточной
Германии в 1961 г. для того, чтобы предотвратить побег своих
подданных на Запад. В течение почти трех десятилетий она стоя-
ла как символ коммунистической тирании и репрессий. Неожи-
данно в ночь с 9 на 10 ноября, без сопротивления со стороны вос-
точно-германских властей, участники демонстрации как в Восточ-
ном, так и в Западном Берлине начали разрушение стены, и ты-
сячи жителей Восточного Берлина устремились на территорию
ФРГ.
После этого события развивались стремительно. Западно-гер-
манские власти, застигнутые врасплох не менее восточно-герман-
ских, предприняли срочные меры для обустройства потока бежен-
цев, но одновременно пытались уговорить восточных немцев не
покидать свою страну. В июле 1990 г. был создан экономический
и валютный союз ФРГ и ГДР, а 3 октября того же года ГДР пре-
кратила существование как самостоятельное государство, будучи
включенной в состав ФРГ.
В Болгарии Тодор Живков, длительное время находившийся
на посту президента и главы коммунистической партии, отказался
от обоих постов через день после падения Берлинской стены.
Новый президент, хотя и принадлежал к той же партии, обещал
проведение свободных выборов. В Румынии Николае Чаушеску,
бывший президентом и фактически диктатором страны с 1974 г.,
поклялся не уступать протестам. В декабре он приказал своей
службе безопасности уничтожить тысячи демонстрантов, но вско-
ре армия перешла на сторону революционеров и 25 декабря каз-
497
нила Чаушеску и его жену, которая также была его заместителем
в политической иерархии. Однако Болгария и Румыния отлича-
лись от других советских сателлитов тем, что в них демократичес-
кая оппозиция была менее организована. Бывшие коммунистичес-
кие партии изменили свое название и свою официальную политику,
но многие из прежних лидеров продолжали управлять страной.
В ходе переворотов 1989 — 1990 гг. маленькое сталинистское
государство Албания, отделенное от других сателлитов СССР
Югославией, продолжала ничем не сдерживаемую политику реп-
рессий, но в 1991 г. ее правительство уступило демократическому
давлению и разрешило провести свободные выборы. Сама Юго-
славия, хотя и не была советским сателлитом, тоже пережила не-
сколько бурных лет, в ходе которых осуществлялись попытки по-
литических и экономических реформ. Поскольку Югославия была
федерацией различных этнических групп, ситуация там осложня-
лась сепаратистскими движениями, а также деятельностью раз-
личных движений за экономические реформы. В 1992 г., после
нескольких месяцев разрушительных гражданских войн, Югосла-
вия распалась на составляющие ее республики. Чехословакия
также раскололась на Чехию и Словакию, хотя и без вооружен-
ного конфликта.
Стремление к свободе пронеслось по просторам Азии. Как от-
мечалось в предыдущей главе, правительство КНР допустило ог-
раниченное введение элементов свободного рынка и свободного
предпринимательства в 1980-х гг. Эта политика была особенно ус-
пешной в аграрном секторе, и сельскохозяйственное производство
значительно выросло, а вместе с ним — доходы фермеров и сель-
скохозяйственных рабочих. Она также породила требования боль-
шей политической свободы и демократии. На протяжении семи
недель в апреле —мае 1989 г. студенты и другие граждане еже-
дневно устраивали демонстрации на исторической площади Тя-
ньаньмынь в центре Пекина. На время показалось, что Китай, по-
добно Восточной Европе, может совершить мирный переход к
более демократическим формам правления. Однако в конечном
итоге сторонники «жесткой линии» одержали верх, и 4 июня ко-
лонны танков расстреляли сотни или тысячи демонстрантов, а их
символ, пластиковая копия статуи Свободы, был уничтожен.
События 1989 г. в Восточной Европе, настолько же важные
для мировой истории, как и события во Франции в 1789 г., унич-
тожили «старый порядок» коммунистического правления, но что
пришло ему на смену? Новые демократические правительства
были слабы; некоторые из них состояли из чиновников старой
системы, и не было никаких гарантий, что они не станут жертвой
очередной волны авторитаризма. Главной причиной коллапса ком-
мунистических режимов была неудовлетворенность народа эконо-
мическими результатами их деятельности. Хотя существовало все-
общее согласие относительно того, что старая система государст-
венной собственности и управления должна быть заменена, не
498
было единого мнения о том, как это следует делать. Частная соб-
ственность на средства производства и рыночная система органи-
зации были единственной явной альтернативой, но откуда возь-
мутся собственники? Кто организует рынки? Новые режимы би-
лись над этими и подобными вопросами в начале 1990-х гг., так и
не сумев получить на них однозначный ответ. Многие лидеры
Восточной Европы надеялись на более тесные связи с Западной
Европой, включая частные инвестиции в совместные предприятия
и схожие структуры. Некоторые даже надеялись стать членами
Европейского сообщества, однако эта перспектива была совершен-
но нереальной — по крайней мере, до тех пор, пока в них не сло-
жились стабильные и действенные экономические и политические
системы.
Природа международных экономических связей выдвигала
еще одну проблему, с которой им пришлось столкнуться. Деятель-
ность Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), основанного
Советским Союзом в 1949 г., никогда не отличалась особым успе-
хом, а после событий 1989 г. — тем более. В 1991 г. он был офи-
циально распущен.
Западные наблюдатели и, без сомнения, многие люди в
СССР и Восточной Европе — были удивлены, почему Советский
Союз не использовал армию для подавления восстаний в странах-
сателлитах, как он это делал до того и как китайское правитель-
ство сделало в отношении своих собственных граждан в июне
1989 г. Точного объяснения этому нет, но когда оно появится, то
в нем, возможно, главное место будет отведено экономическому
бессилию самого Советского Союза, а также современным полити-
ческим тенденциям.
В 1964 г. консерваторы в коммунистической партийной иерар-
хии сместили энергичного Никиту Хрущева, поставив на его место
Леонида Брежнева, который правил страной почти 20 лет. При
Брежневе советская экономика стагнировала, а неэффективность
и коррупция процветали. «Реформа», начатая в 1965 г., натолк-
нулась на оппозицию бюрократии (численность которой с 1966 г.
по 1977 г. увеличилась на 60%) и была тихо спущена на тормозах
несколько лет спустя. Темпы экономического роста и производи-
тельность падали. Когда в 1985 г. к власти пришел Михаил Гор-
бачев, первый советский лидер, родившийся после Октябрьской
революции, экономика находилась в состоянии кризиса. Горбачев,
несомненно, понимал, что Советский Союз не был более в состо-
янии навязывать свою волю другим странам, не желающим ему
подчиняться. Самой настоятельной необходимостью стало рефор-
мирование самого СССР, что привело к появлению горбачевских
программ перестройки и гласности.
Хотя Горбачев ставил на первое место перестройку — он даже
опубликовал книгу с соответствующим названием, которая была
переведена на несколько языков - именно гласность дала неза-
медлительный результат. Гласность в советском контексте означа-
499
ла расширение свободы выражения мнений (особенно в прессе),
возможность обсуждать официальную политику и ее альтернати-
вы и даже (до некоторой степени) возможность действовать неза-
висимо от партии и государства в политической сфере. Отчасти
следствием этого стало провозглашение независимости прибалтий-
скими республиками — Латвией, Литвой и Эстонией, которая
была оформлена в 1991 г. Другие республики двинулись в том же
направлении, и даже огромная Российская Федерация, возглав-
ляемая всенародно избранным президентом Борисом Ельциным,
начала действовать независимо от коммунистической партии.
Одним из обоснований политики гласности было стремление
мобилизовать инициативу и энтузиазм населения в отношении
задач перестройки, или экономических преобразований. Однако
Горбачев никогда не объяснял, что именно он подразумевает под
экономическими преобразованиями, за исключением неопределен-
ных общих рассуждений о совершенствовании учета издержек,
передачи принятия решений на уровень предприятий (в противо-
положность планирующим органам и министерствам), необходи-
мости обеспечения прибыльности предприятий, отмены их субси-
дирования и т.д. В своей книге он говорил о важности «инициа-
тивы масс» (выражение, представляющее собой явный оксюмо-
рон) и описывал перестройку как «сочетание демократического
централизма и самоуправления» (выражение, которое, как легко
убедиться, содержит очевидное внутреннее противоречие).
Горбачев явно стремился к возврату к чему-то похожему на ле-
нинскую новую экономическую политику, при которой государст-
во сохраняло контроль над «командными высотами» в экономике,
но в остальном допускало — в ограниченных масштабах — суще-
ствование частной инициативы (см. главу 14). Однако он оказал-
ся меж двух огней: между консерваторами из партийной иерар-
хии, которые стремились сохранить статус-кво, с одной стороны,
и радикальными реформаторами, которые хотели полностью лик-
видировать систему центрального планирования и создать чисто
рыночную экономику, с другой стороны. Пока бушевали споры о
сущности преобразований, был проведен ряд ограниченных ре-
форм. Например, многие формы экономической деятельности, ко-
торые раньше осуществлялись на черном или сером рынке —
частное ремесленное производство, мелкая торговля, оказание
различных бытовых услуг — были легализованы при условии,
что производители также будут работать полный рабочий день на
государственных предприятиях. Было разрешено создание коопе-
ративов для производства потребительских товаров и услуг, но
они подвергались тем же ограничениям. Отдельные граждане и
семьи могли брать в аренду землю для производства сельскохо-
зяйственной продукции, но опять же с рядом ограничений. Совет-
ский Союз также позволил иностранному капиталу в определен-
ных масштабах участвовать в совместных предприятиях с государ-
ственными организациями.
500
В августе 1991 г., накануне подписания нового Союзного дого-
вора, который должен был дать больше полномочий республикам,
небольшая группа сторонников жесткой линии в коммунистичес-
кой партии попыталась совершить государственный переворот.
Лидеры заговора, включая выдвинутого Горбачевым вице-прези-
дента, главу КГБ и министра обороны, поместили Горбачева, в то
время проводившего отпуск в Крыму, под домашний арест, огра-
ничили свободу прессы и объявили о введении чрезвычайного по-
ложения. Однако население России, особенно жители Москвы и
Ленинграда, отказались примириться с этим. Под руководством
Ельцина и при поддержке некоторых военных частей, которые
пришли на его защиту, они открыто бросили вызов лидерам заго-
вора, которые быстро утратили мужество и пытались бежать, но
были арестованы.
Через три дня Горбачев с триумфом возвратился в Москву,
но, как он сам говорил, Москва, в которую он вернулся, была не
той, которую он покинул. Соотношение сил решительно измени-
лось. Горбачев сохранил пост президента Советского Союза, но
отказался от должности Генерального секретаря Коммунистичес-
кой партии, которая впоследствии была распущена. Ельцин как
президент Российской Федерации в огромной степени укрепил
свое положение и власть. Большинство республик провозгласили
свою независимость. В декабре всенародно избранные президенты
большинства оставшихся республик создали Содружество незави-
симых государств. 25 декабря Горбачев покинул пост президента,
и Советского Союза не стало. В экономической сфере значительно
выросла роль частного предпринимательства и рынков. СНГ дей-
ствовало в основном как зона свободной торговли или общий
рынок, напоминая в некоторых аспектах Европейское сообщество.
Некоторые экономисты, изучавшие экономическое развитие
СССР в 1960—1970-е гг., предсказывали феномен «конверген-
ции», т.е. сближение советской и западной экономики. Они едва ли
предвидели драматические события 1991 г., но результаты послед-
них действительно сделали экономику бывшего Советского Союза
более схожей с экономикой Запада. Тем временем в Северной Аме-
рике был создан еще один большой рынок: Соединенные Штаты и
Канада подписали договор о свободной торговле, к которому впос-
ледствии присоединилась Мексика, благодаря чему зона свободной
торговли фактически распространилась на всю территорию Север-
ной Америки. Это свидетельствует о том, что широкомасштабные
процессы конвергенции затронули большую часть мира.
Экспансия Европейского сообщества
После тридцати с лишним лет своего существования Европей-
ское сообщество все еще не могло реализовать мечты и предсказа-
501
ния большинства страстных защитников европейского объедине-
ния, касающиеся создания Соединенных Штатов Европы. В дей-
ствительности, несмотря на устранение внутренних тарифных ба-
рьеров, оно не преуспело даже в отмене всех ограничений во
внутриевропейской торговле, не говоря уже о ликвидации внут-
ренних таможенных границ. Валютный союз был далек от завер-
шения, а бюджетные кризисы оставались неискоренимой пробле-
мой. Вступление в ЕС экономически менее развитых стран Среди-
земноморья — Греции, Испании и Португалии — привело к появ-
лению множества новых проблем, особенно в аграрной сфере.
По поводу конечной цели политического объединения борьба
шла между двумя большими группами противников. С одной сто-
роны, Европейская комиссия со штаб-квартирой в Брюсселе и
толпы ее «еврократов» вместе с Европейским парламентом высту-
пали за дальнейшее объединение и расширение роли парламента.
Им противостояли различные национальные правительства (а
иногда и национальные парламенты), которые, хотя на словах и
стремились к намеченной цели, тем не менее, находили причины
для затяжек в решении конкретных вопросов. Интересы нацио-
нальных правительств были представлены в Совете министров,
известном также как Совет Европы, который имел верховную
власть по всем вопросам, не предусмотренным договорами о со-
здании Сообщества.
В начале 1970-х гг. бельгийский премьер-министр Лео Тинде-
ман по поручению глав правительств подготовил доклад, который
предусматривал завершение объединения к 1980 г. Это оказалось
слишком амбициозной целью с учетом принципиальных различий
между странами-членами Сообщества по вопросам необходимых
реформ и конституционной структуры союза. Рекомендации до-
клада так никогда и не были осуществлены.
После нескольких лет пессимизма движение за «повторный
старт» европейского объединения получило импульс в 1980-х гг.
В 1985 г. Совет Европы (объединяющий глав государств и прави-
тельств) принял принципиальное решение о более глубоком объ-
единении и в феврале 1986 г. одобрил Единый европейский акт
(Single European Act), который принял форму поправок и допол-
нений к уже существующим договорам. В частности, Акт требо-
вал, чтобы Сообщество приняло более 300 мер для устранения
физических, технических и фискальных барьеров, чтобы завер-
шить создание внутреннего рынка. Эти меры должны были быть
реализованы до 31 декабря 1992 г., когда Сообщество должно
было стать «Сообществом без границ». Единый европейский акт
утвердил также флаг Сообщества (круг из 12 золотых звезд на го-
лубом фоне), гимн Сообщества («Ода к радости» Бетховена) и
единые паспорта.
В 1985 г. Жак Делор, бывший чиновник французского прави-
тельства и горячий сторонник европейского объединения, стал
502
президентом Еврокомиссии; в 1989 г. он был вновь назначен на
этот пост на четырехлетний срок.
Движение за объединение получило дополнительную поддерж-
ку в 1986 г., когда правительства Франции и Великобритании до-
говорились о строительстве железнодорожного тоннеля под Ла-
Маншем. Сооружение такого тоннеля (иногда называемого «chun-
nel»1) впервые было предложено еще в 1870-е гг.; периодически о
нем заходили разговоры и в дальнейшем, но соответствующие
планы так и не были реализованы. Отличительная черта нового
проекта заключалась в том, что строительство тоннеля должно
было финансироваться исключительно за счет частного капитала,
без привлечения государственных субсидий. Завершение работ
было намечено на 1993 г., вскоре после вступления в силу Едино-
го европейского акта.
Еще одним благоприятным событием, также запланированным
на 1993 г., было создание Европейского экономического простран-
ства (European Economic Area) путем слияния Европейского сооб-
щества и Европейской ассоциации свободной торговли, в которую
входили Австрия, Финляндия, Исландия, Норвегия, Швеция,
Швейцария и Лихтенштейн. Эти страны не обязательно должны
были становиться членами Сообщества, — хотя это было возмож-
но, — а только присоединялись к зоне свободной торговли, самой
крупной в мире, имевшей 380 млн потребителей и контролировав-
шей 46% мировой торговли.
Тем временем были предприняты новые меры для повышения
мощи и сплоченности Европейского сообщества. Хотя Европей-
ская валютная система была создана еще в 1979 г., координация
денежно-кредитной политики, — не говоря уже о выработке еди-
ной политики в данной сфере, — оставалась одним из самых
больших препятствий для завершения экономического объедине-
ния. Великобритания при премьер-министре Маргарет Тэтчер
(1979—1990 гг.) неизменно отказывалась присоединиться к Евро-
пейской валютной системе. Однако в начале 1990-х гг. удалось
добиться некоторого прогресса. При преемнике Тэтчер Джоне
Мейджоре Великобритания присоединилась к Европейской валют-
ной системе. В 1991 г. Сообщество решило создать к 1994 г. свой
собственный центральный банк, а к 1999 г. — единую валюту.
Такое развитие событий при сопутствующей гармонизации денеж-
но-кредитной и бюджетной политики и при возможном присоеди-
нении других стран, включая некоторые страны Восточной Евро-
пы, к началу XXI в. сделало европейское объединение реальнос-
тью.
1 Игра слов: «chunnel» — производное от «channel» (англ. — «про-
лив») и «tunnel» (англ. — «тоннель»), — Прим. науч. ред.
503
Пределы роста?
В 1972 г. группа исследователей Массачусетского технологи-
ческого института опубликовала книгу «Пределы роста», в кото-
рой они предсказывали, что «пределы роста на этой планете
будут достигнуты в течение ближайших ста лет». Они указывали
на «пять ключевых тенденций, порождающих глобальные пробле-
мы»: ускорение индустриализации, быстрый рост численности на-
селения, массовое недоедание, истощение невозобновляемых при-
родных ресурсов и ухудшение состояния окружающей среды.
Книга получила широкую известность и стала объектом активного
обсуждения в обществе. Хотя многие критики считали, что авторы
чересчур драматизировали свои выводы, особенно в части пред-
сказания резкого прекращения роста, почти все согласились с тем,
что они точно указали на тенденции, «порождающие глобальные
проблемы», особенно на рост численности населения и деграда-
цию окружающей среды.
Большинство критиков также согласилось, что эти тенденции
связаны между собой. Например, недоедание особенно распро-
странено в тех странах Третьего мира, которые переживают бы-
стрый рост численности населения (однако его примеры можно
встретить даже в преуспевающих странах, таких, как США).
Одним из следствий свержения коммунистических режимов в Вос-
точной Европе было осознание значительного ущерба окружаю-
щей среде, нанесенного осуществлявшимися там программами
бурной индустриализации. Разрушение окружающей среды не ог-
раничивается экономиками советского типа, как доказали дискус-
сии о «кислотных дождях». Однако в более богатых промышлен-
ных экономиках существует более четкое понимание этой пробле-
мы и более выраженное давление со стороны общественного мне-
ния и правительства на тех, кто загрязняет окружающую среду,
принуждающее их прекратить загрязнение либо взять на себя из-
держки по устранению последствий загрязнения.
Эти проблемы серьезны, но они не новы, как склонны пола-
гать многие образованные, но несведущие в истории люди. На
протяжении всей истории человечества давление населения на ре-
сурсы обрекало огромное большинство людей балансировать на
грани выживания. Около 200 лет назад Томас Мальтус высказал
теоретические аргументы, в соответствии с которыми так должно
быть всегда (см. Введение). По иронии судьбы, в то же самое
время, когда Мальтус писал свой труд, полным ходом шел про-
цесс быстрых технологических изменений, который опроверг его
предположения. Как уже указывалось (см. выше, глава 8), после-
дующие 200 лет были свидетелями такого повышения уровня
жизни людей во многих регионах мира, который Мальтус и его
современники не могли себе даже представить.
С точки зрения общей численности населения и темпов ее
роста в течение последнего полувека, демографические проблемы
504
действительно не имеют исторических прецедентов, — но числен-
ность и темпы роста являются не единственными переменными,
которые необходимо принимать в расчет. Как указывалось в гла-
ве 1, население должно рассматриваться в связи с ресурсами, до-
ступными для обеспечения его жизни. Объем ресурсов животного,
растительного и минерального происхождения, необходимых для
поддержания жизни населения Земли, является также самым
большим за всю человеческую историю.
В течение примерно последних ста лет богатые страны мира
пережили демографическую трансформацию от высоких уровней
рождаемости и смертности к более низким, с соответствующим со-
кращением темпов роста численности населения (глава 13).
Можно ожидать, что рост уровня благосостояния в других, более
бедных странах также приведет к уменьшению рождаемости, а
значит и темпов роста численности населения. Некоторые экспер-
ты даже полагают, что в 1970-е гг. мир достиг переломной точки,
когда темпы роста численности населения стали снижаться.
Давление населения на ресурсы порождает две взаимосвязан-
ные проблемы. Это — проблема темпов использования ресурсов и
проблема неравенства их распределения. Нет сомнения в том, что
мир — особенно богатые страны — использует ресурсы невидан-
ными ранее в истории темпами. Это само по себе является пока-
зателем его «успеха» в управлении окружающей средой и в реше-
нии экономических проблем, но это также вызывает опасения от-
носительно полного исчерпания ресурсов. Такие опасения не яв-
ляются совершенно беспочвенными, но исторически они необосно-
ванны. В конце концов, именно недостаток дерева для производ-
ства древесного угля привел к использованию кокса для плавки
железной руды. Можно привести множество других примеров,
когда временные или локальные дефициты отдельных видов ре-
сурсов вызвали появление заменителей, которые часто оказыва-
лись более эффективными и экономичными. В XIX в. уголь заме-
нил дерево в качестве источника энергии. В XX в. нефть во
многом заменила уголь. Электричество, произведенное с исполь-
зованием воды, угля, нефти и, наконец, атомной энергии, оказа-
лось наиболее гибкой и распространенной формой энергии. Песси-
мисты указывают на то, что запасы угля и нефти конечны и в ко-
нечном счете могут быть истощены; использование силы воды
имеет физические пределы, а атомная энергия представляет се-
рьезную опасность для окружающей среды. Однако оптимисты
утверждают, что солнечная энергия — исходный источник энер-
гии угля и нефти — до сих пор практически не использовалась.
Пока просто не существует технологии для прямого использова-
ния солнечной энергии в сколько-нибудь существенных масшта-
бах. Однако по мере того, как обычные источники энергии будут
становиться все более редкими — т.е. по мере роста их цен —
стимулы для исследований, направленных на использование со-
505
лнечной энергии, усилятся. Именно так функционирует экономи-
ческий механизм. Возможности не имеют пределов.
Неравенство в распределении ресурсов — среди людей, соци-
альных групп и стран — составляет суть проблемы экономическо-
го развития, как говорилось в первом параграфе этой книги. Ре-
шение этой проблемы не будет легким. Оно потребует исследова-
ний и широкомасштабных институциональных изменений. Это —
вызов, стоящий как перед развитыми, так и перед развивающими-
ся странами. Все сказанное в этой книге свидетельствует о том,
что на этот вызов может быть найден ответ.
АННОТИРОВАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
Данная библиография призвана служить приложением к тексту,
чтобы дать возможность читателям при необходимости найти дополни-
тельную информацию по темам, которые в книге с неизбежностью рас-
сматриваются достаточно кратко, с изложением лишь наиболее важных
выводов. Поэтому библиография крайне выборочна. В нее включены
только книги и некоторые статьи, которые могут быть наиболее доступны
студентам и заинтересованным читателям. В нее по большей части не
включены неанглоязычные, а также редкие и малоизвестные издания, од-
нако мы приводим ссылки на переводы наиболее важных работ. За не-
многими исключениями каждое издание упоминается только один раз,
даже если оно имеет отношение к двум или более главам или частям
книги. Студенты и исследователи, заинтересованные в более глубоком
изучении соответствующих тем, должны ознакомиться с библиографиями
в таких фундаментальных работах, как Cambridge Economic History of
Europe и Fontana Economic History of Europe, а также co специализиро-
ванными библиографиями в изданиях International Bibliography of His-
torical Sciences, International Bibliography of the Social Sciences — Eco-
nomics, The New Palgrave: A Dictionary of Economics, The New Palgrave
Dictionary of Money and Finance и в издаваемом Американской экономи-
ческой ассоциацией Index of Economic Articles in Journals and Collective
Volumes, которые должны быть доступны в любой более или менее при-
личной библиотеке колледжа или университета.
Хотя журнальные статьи, как правило, в этой библиографии не фи-
гурируют, ознакомление со специализированными журналами можно ре-
комендовать в качестве хорошего способа составить представление о те-
матике исследований и характере литературы. Ведущими журналами на
английском языке являются Economic History Review (Великобритания,
издается с 1927 г.), Journal of Economic History (США, с 1941 г.), Scan-
dinavian Economic History Review (c 1953 г.; содержание этого журнала
намного шире, чем предполагает его название), Explorations in Economic
History (США, с 1963 г.) и Journal of European Economic History (c
1972 г., издатель — Banko di Roma). Среди других журналов (как более
общего характера, так и специализированных), которые публикуют ста-
тьи, интересующие экономических историков, можно отметить Agricultural
History, Business History (Великобритания), Business History Review
(США), Comparative Studies in Society and History, Journal of Interdiscipli-
nary History, Social Science History и Technology and Culture. Этим, разуме-
ется, никоим образом не исчерпывается перечень журналов (даже англо-
язычных), публикующих статьи по соответствующей тематике.
Ни одна из опубликованных работ не охватывает в полной мере про-
блематику данной книги. Cambridge Economic History of Europe, заду-
манная в 1930-х гг. сэром Джоном Клэпхемом и Эйлин Пауэр и выхо-
дившая под редакцией ряда известных специалистов, в настоящее время
состоит из десяти томов, охватывающих период от упадка Рима до конца
XX в. Последние тома включают главы по истории США и Японии, а
также основных европейских стран. Авторами глав являются (или явля-
лись) в основном хорошо известные специалисты в соответствующих сфе-
рах, однако качество глав неравноценно, а в редакционном планировании
и контроле за работой авторов возник ряд упущений.
507
The Fontana Economic History of Europe, задуманная и изданная
Карло М. Чиполла, укладывается примерно в те же хронологические и
географические рамки, что и кембриджская серия, но издана она в девя-
ти несколько* меньших по объему томах. К ее написанию были привлече-
ны многочисленные специалисты, а основной целевой аудиторией явля-
ются студенты. Трехтомник Essays in Economic History / E.M.Carus-Wil-
son (ed.). 3 vols. London, 1954—1962, выпущенный под эгидой Общества
экономической истории (Великобритания), представляет собой собрание
первоклассных журнальных статей, охватывающих период от Средних
веков до конца XIX в., но они посвящены в основном Великобритании.
В отличие от этого издания, книга Essays in French Economic History /
R.Cameron (ed.). Homewood, 1970, вышедшая под эгидой Американской
экономической ассоциации, полностью состоит из статей, переведенных
из французских журналов и касающихся всех периодов и всех аспектов
французской экономической истории. Другие подобные антологии, имею-
щие дело с более короткими периодами времени или меньшими региона-
ми, упомянуты ниже.
Великобритания может похвастаться двумя великолепными сериями
нёболыпих книг, представляющих особый интерес для изучающих эконо-
мическую историю. Общество экономической истории финансирует вы-
пуск издательством Macmillan Press, Ltd. серии «Studies in Economic and
Social History» (ранее «Studies in Economic History»), редактором кото-
рого первоначально был ныне покойный М.В.Флинн, затем — Т.С.Смут,
а впоследствии — Л.А.Кларксон. Отдельные выпуски серии состоят из
коротких эссе, преимущественно по 50—100 страниц, посвященных наи-
более важным темам (главным образом, но не исключительно, касающих-
ся истории Великобритании), в которых признанные специалисты дают
обзор существующей литературы. Другой серией является «Debates in
Economic History», публикуемая издательством Methuen & Со., под
общей редакцией Питера Матиаса. Ее книги несколько больше по объе-
му, обычно порядка 200 страниц, и содержат выборку статей по дискус-
сионным вопросам (также касающимся преимущественно британской ис-
тории), которым предшествует написанное признанными специалистами
вступление, помещающее рассматриваемые проблемы в соответствующий
контекст. В настоящей библиографии даны ссылки на некоторые статьи
из обеих серий («Studies» и «Debates»).
Прежде чем переходить к обзору литературы, относящейся к отдель-
ным главам, будет полезно рассмотреть некоторые обобщающие работы,
посвященные четырем главным детерминантам экономического развития,
которые обсуждаются в главе 1 и далее.
Население. Лучшим общим введением в проблемы народонаселения
является книга Cippola С.М. The Economic History of World Population.
7th ed. Sussex; New York, 1978; опубликована также издательством Pen-
guin. Это — относительно краткая, не перегруженная техническими ню-
ансами и хорошо написанная, а главное — в высшей степени респекта-
бельная работа. Книга Wrigley Е.А. Population and History. London,
1969 является несколько более техническим, но представительным (а
также относительно кратким) введением в историческую демографию.
Population in History. D.V.Glass, D.E.C.Eversley (eds.) / London; Chi-
cago, 1965 представляет собой большое собрание статей (всего 27) веду-
щих специалистов, демонстрирующее взаимосвязь между демографичес-
кими изменениями и историческими событиями. Работа Woytinski W.S.,
Woytinski E.S. World Population and Production: Trends and Outlook.
New York, 1953 до сих пор остается ценным компендиумом данных, ко-
508
торые указывают на взаимосвязь между населением и другой фундамен-
тальной детерминантой экономического развития — природными ресур-
сами. В гораздо более узком контексте работа Boserup Е. Population and
Technological Change: A Study of Long-Term Trends. Chicago, 1981 рас-
сматривает связь между населением и технологией с Античности до со-
временного Третьего мира. Аналогичный подход избран в книге Grigg D.
Population Growth and Agrarian Change: an Historical Perspective. Cam-
bridge, 1980.
Природные ресурсы. Книга Zimmerman E.W. World Resources and In-
dustries. New York, 1951, являвшаяся в свое время образцовым исследо-
ванием, сейчас устарела, но все еще может использоваться как источник
полезных исторических данных. Более современную информацию содер-
жат публикации под эгидой Всемирной энергетической конференции,
особенно World Energy: Looking Ahead to 2020. New York, 1978, а также
ежегодник Yearbook or World Energy Statistics, издающийся статистичес-
ким агентством ООН. В книге Grigg D.B. The Agricultural System of the
World: An Evolutionary Approach. Cambridge, 1974 описываются ключе-
вые особенности основных сельскохозяйственных регионов мира и дается
историческое объяснение их формирования. Перу того же автора принад-
лежит книга Dynamics of Agricultural Change: The Historical Experience.
New York, 1983, которая представляет собой обзорное историческое ис-
следование технологических изменений в сельском хозяйстве. Полезным
компендиумом по тому же вопросу является книга Tuma Е.Н. Twenty Six
Centuries of Agrarian Reform. Berkeley; Los Angeles, 1965.
Рассмотрение исторического аспекта использования ресурсов неиз-
бежно приводит к изучению географии. Образцовой работой по этой про-
блематике, изложение в которой начинается с доисторических времен,
является книга Smith С.Т. An Historical Geography of Western Europe be-
fore 1800. New York, 1967. Ее продолжением, но менее удачным, можно
назвать работу Pounds N.J.G. An Historical Geography of Europe, 1800 —
1914. Cambridge, 1985. Работа того же автора An Historical Geography of
Europe. New York, 1990 не заслуживает внимания ввиду ненадежности
приводимых в ней данных. Рассмотрение географии неизбежно приводит
к изучению карт и атласов, обязательному для понимания пространствен-
ных аспектов экономического развития. Существует множество хороших
исторических атласов, лучшим из них, возможно, является The Times
Atlas of World History / G.Barraclough (ed.). London, 1979.
Выдающейся аналитической работой, посвященной взаимосвязи
между ресурсами, технологиями и институтами и имеющей много общего с
данной книгой, является книга Jones E.L. The European Miracle: Environ-
ments, Economies and Geopolitics in the History of Europe and Asia. 2nd ed.
Cambridge, 1987. Также следует настоятельно рекомендовать книгу того
же автора Growth Recurring: Economic Change in World History. Oxford,
1988.
Технология. Наиболее амбициозным и всеобъемлющим собранием
статей, посвященных технологии (хотя и не без изъянов) является книга
A History of Technology / Ch.Singer (ed.). 7 vols. Oxford, 1954—1978.
Работа несколько меньшего масштаба — Kranzberg М., Pursel C.W., Jr.
Technology in Western Civilisation. 2 vols. Madison, WI, 1967, предназна-
ченная специально для студентов начальных курсов. Среди лучших пос-
ледних работ на эту тему можно назвать исследования Basalla G. The
Evolution of Technology. Cambridge, 1988, Girifalco L.A. Dynamics of
Technological Change. New York, 1991, Mokyr J. The Lever of Riches:
Technological Creativity and Economic Progress. New York, 1990 и Pacey A.
509
Technology in World Civilisation. Cambridge, MA, 1990. Также заслужи-
вает внимания относительно небольшая книга Mokyr J. Twenty-Five Cen-
turies of Technological Change: An Historical Survey. New York, 1990. Две
книги, основанные на телевизионном сериале ВВС (обе прекрасно иллю-
стрированные), касаются «технологий и последствий их использования»:
Bronovsky J. The Ascent of Man. London, 1975 и Burke J. Connections.
Boston, 1978. Исследованием фундаментальной важности для истории
технологии является работа Usher А.Р. A History of Mechanical Inven-
tions. Cambridge, MA, 1976, в которой излагается теория изобретений.
Книга Rosenberg N. Perspectives on Technology. Cambridge, 1976 пред-
ставляет собой сборник эссе одного из ведущих специалистов по эконо-
мике технологических изменений.
Институты. Нелегко определить, какие издания поместить в раздел
истории институтов — не потому, что их мало, а потому, что их очень
много, как много и различных подходов к соответствующей проблемати-
ке. С точки зрения экономиста, нельзя сделать ничего лучшего, как на-
чать с небольшой классической книги Hicks J. A Theory of Economic His-
tory. Oxford, 1969. С другой — антропологической — точки зрения, тот
же вопрос рассматривается в книгах Kroeber A.L. Anthropology (перера-
ботанное издание — New York, 1948), а также Kroeber A.L. Anthropolo-
gist Looks at History. Berkeley, CA, 1963, в которых экономика помеща-
ется в более широкий культурный контекст. Две работы Дугласа Норта
имеют много общего с общей целью данной книги: North D. Structure and
Change in Economic History. New York; London, 1981 и Норт Д. Инсти-
туты, институциональные изменения и функционирование экономики.
М., 1997. Книга Ayers С. Theory of Economic Progress. Chapel Hill, NC,
1944; переизданная в 1978 г., на которую дается ссылка в главе 1, осве-
щает «институциональную» точку зрения на взаимосвязь между экономи-
кой и обществом. Существует множество других подходов, некоторые из
которых упомянуты в библиографии для отдельных глав.
Глава 1. Введение
Для дальнейшего обсуждения дефиниций, показателей и региональ-
ных аспектов экономического развития в современном мире см., кроме
изданий, упомянутых в сносках, многочисленные работы Саймона Кузне-
ца, особенно Kuznets S. Modern Economic Growth: Rate, Structure and
Spread. New Haven, 1966 г. и Kuznets S. Economic Growth of Nations:
Total Output and Production Structure. Cambridge, MA, 1971. Существует
также обширная литература по методологии экономической истории. Ин-
тересные сравнения можно почерпнуть из статей «Экономическая исто-
рия» в Encyclopaedia of the Social Sciences (1931 — 1935) и в более позд-
ней International Encyclopaedia of the Social Sciences (1969). «Достиже-
ния» трех различных «школ» (клиометрической, марксистской и школы
Анналов) можно сопоставить на основании серии статей в мартовском но-
мере Journal of Economic History за 1978 г. (vol. 38, № 1): McClos-
key D.N. The Achievements of the Cliometric School (P. 13 — 28),
Cohen J.S. The Achievements of Economic History: The Marxist School
(P. 29 — 57) и Foster R. Achievements of the Annales School (P. 29 — 76).
МакКлоски также написал короткое вступление для неэкономистов к
книге Econometric History. London, 1987. Studies. Противоречия между
различными подходами отчетливо видны в споре между Робертом Фоге-
лем и Г.Р.Элтоном в книге Which Road to the Past? Two Views of His-
tory. New Haven, 1983.
510
Глава 2. Экономическое развитие в Древнем мире
Эволюция человечества со времени его доисторических предков опи-
сана в популярной форме со множеством иллюстраций выдающимся па-
леоантропологом Ричардом Лики: Leakey R. The Making of Mankind.
New York, 1981. Следует обратить внимание на пионерные работы Lee R.B.,
DeVore I. Man the Hunter. New York, 1968 и Bender B. Farming in Pre-
history: From Hunter-Gatherer to Food-Producer. London, 1975. К числу
других работ по раннему земледелию относятся книги Rindos D. The Ori-
gins of Agriculture: An Evolutionary Perspective. New York, 1984 и Barker G.
Prehistoric Farming in Europe. Cambridge, 1985. Книга Салинз M. Эконо-
мика каменного века. М., 1999 представляет точку зрения антрополога-
марксиста. Две книги известного археолога Гордона Чайлда остаются в
числе самых ярких описаний перехода от «доисторического периода» к
первым цивилизациям: Gordon Childe V. Man Makes Himself. 4tn ed.
London, 1965 и Gordon Childe V. What Happened in History. Rev. ed.
Baltimore, 1964. В фокусе работы Piggott S. Ancient Europe, From the
Beginning of Agriculture to Classic Antiquity. Chicago, 1965 находится в
первую очередь Европа. Работа Hawkes J. The First Great Civilisation:
Life in Mesopotamia, the Indus Valley, and Egypt. New York, 1973 поме-
щает экономический аспект жизни людей в более широкий культурный
контекст. Две многотомные работы Ростовцева М.И. The Social and Eco-
nomic History of the Hellenistic World. 3 vols. Oxford, 1941 и The Social
and Economic History of the Roman Empire. 2nd rev. ed. 2 vols. Oxford, 1963
заслуженно признаны классическими [на русском языке: Ростовцев М.И. Об-
щество и хозяйство в Римской империи. Т. 1. М., 2000. Т. 2, 3 (в печа-
ти). — Прим. науч. ред.]. Более современным, кратким и в то же время
авторитетным исследованием является работа Finley M.I. The Ancient
Economy. 2nd ed. London, 1985. M.Финли также написал множество дру-
гих важных работ, в первую очередь The World of Odysseus (1954 г. и
более поздние издания) и Economy and Society in Ancient Greece (1981).
Книга White K.D. Greek and Roman Technology. Ithaca, NY, 1984 пред-
ставляет собой всеобъемлющее, хорошо иллюстрированное издание, снаб-
женное блестящей библиографией. Работа Osborne R. Classical Landscape
with Figures: The Ancient Greek City and Its Countryside. New York,
1987 — интригующее исследование проблем снабжения населения про-
дуктами питания в Древней Греции. Хорошо иллюстрированная история
греческой диаспоры изложена в работе Boardman J. The Greeks Overseas:
Their Early Colonies and Trade. New York, 1980. Книга Jongman W. The
Economy and Society of Pompeii. Amsterdam, 1988 представляет собой ме-
тодологически изощренную работу, оспаривающую устоявшиеся пред-
ставления, в то время как книга Sallares R. The Ecology of the Ancient
Greek World. Ithaca, NY, 1991 является откровенно ревизионистской ра-
ботой, которая противоречит многим классическим источникам.
Глава 3. Экономическое развитие средневековой Европы
Работа Lopez R. The Birth of Europe. Philadelphia, 1973 является хо-
рошо иллюстрированным, авторитетным исследованием, которое рассмат-
ривает экономические процессы в социальном и культурном контексте.
Тот же автор издал более краткое и более сфокусированное исследование
The Commercial Revolution of the Middle Ages, 950—1350. Englewood
Cliffs, NJ, 1971. Удачный обзор по периоду позднего Средневековья
представляет собой книга Miskimin Н.А. The Economy of Early Renais-
511
sance Europe, 1300—1460. Cambridge, 1975. Работа Luzzitto G. An Eco-
nomic History of Italy from the Fall of the Roman Empire to the Beginning
of the 16th Century. London, 1961 содержит краткий обзор истории важ-
нейшего региона Европы (Италии) в соответствующий период, создан-
ный мастером экономико-исторических исследований. Столь же важными
являются работы знаменитого французского историка М.Блока: Bloch М.
Feudal Society. Chicago, 1961; Bloch M. French Rural History: An Essay
on its Basic Characteristics. Berkeley; Los Angeles, 1966, а также работа
Postan M.M. The Medieval Economy and Society: An Economic History of
Britain in the Middle Ages. London, 1972. Перу авторитетного бельгийско-
го медиевиста Леопольда Генико принадлежит общий обзор: Genicot L.
Rural Communities in the Medieval Ages. London, 1972. Мастерским ис-
следованием истории крупнейшей средневековой экономики является ра-
бота Lance F.C. Venice, A Maritime Republic. Baltimore, 1973.
Анализ проблемы народонаселения в рассматриваемый период, от ко-
торого осталось мало статистических данных, предпринят в работах
Russell J.C. British Medieval Population. Albuquerque, 1948 и Russell J.C.
Medieval Regions and Their Cities. Bloomington, IN, 1972. Рост числен-
ности населения тесно связан с развитием сельского хозяйства. Хорошим
введением в эту тему является книга Slicher van Bath В.Н. The Agrarian
History of Western Europe, A. D. 500—1850. London, 1963. Другим ис-
следованием, освещающим этот вопрос, является работа известного фран-
цузского ученого Жоржа Дюби: Duby G. The Early Growth of the Euro-
pean Economy: Warriors and Peasants from the Seventh to the Twelfth
Centuries. London, 1974.
Лучшими исследованиями по средневековой торговле являются главы
второго тома Cambridge Economic History of Europe (2nd ed., 1987), на-
писанные М.Постаном и P.Лопесом. См. также собрание оригинальных
документов: Lopez R.S., Raymond I.W. Medieval Trade in the Mediterra-
nean World. New York, 1955. Лучшим исследованием важнейшего торго-
вого института — Ганзы — является работа Dollinger Ph. The German
Hansa. Stanford, CA, 1970.
Представление о технологическом застое на протяжении Средних
веков было впервые подвергнуто сомнению Линном Уайтом, чья книга
White L., Jr. Medieval Technology and'Social Change. Oxford, 1962 до
сих пор является лучшей отправной точкой в изучении средневековой
технологии. Еще больший энтузиазм в этом вопросе присущ книге Gim-
pel J. The Medieval Machine: The Industrial Revolution of the Middle
Ages. New York, 1976, которую следует читать с критическим, но благо-
желательным отношением. Работа Epstein A. Wage Labor and Guilds in
Medieval Europe. Chapel Hill, NC, 1991 охватывает широкий круг вопро-
сов и также полезна при изучении этой темы.
Проблемы денежного обращения рассматриваются в работе Spufford Р.
Money and Its Use in Medieval Europe. Cambridge, 1988. Фундаменталь-
ной работой по данной тематике все еще продолжает оставаться книга
Usher А.Р. The Early History of Deposit Banking in Mediterranean Europe.
Cambridge, MA, 1943. Хорошее изложение истории одного из крупных
средневековых банков содержится в книге Roover R., de The Rise and De-
cline of the Medici Bank, 1397 — 1494. New York, 1966. Работа Shatzmiller J.
Shylock Reconsidered: Jews, Moneylending, and Medieval Society.
Berkeley, 1990 представляет собой прекрасно выполненное ситуационное
исследование, основанное на документах судебного разбирательства в
Марселе.
512
Реалии средневековой экономики и их влияние на простых людей
оживают в многократно переизданной работе Power Е. Medieval People.
10th ed. New York, 1963, а также в более поздней работе Herlihy D. Me-
dieval Households. Cambridge, MA, 1985. Аналогичные проблемы, но
более детально, обсуждаются в книге Herlihy D., Klapisch-Zuber С. Tus-
cans and Their Families: A Study of the Florentine Catasto of 1427. New
Haven; London, 1985, которая представляет собой сокращенный перевод
гораздо более объемного труда, изданного на французском языке. Перу
Д.Херлехи также принадлежит работа Opera Muliebria: Women and
Work in Medieval Europe. Philadelphia, 1990. Книга Swanson H. Medieval
Artisans: An Urban Class in Late Medieval England. Cambridge, MA, 1989
посвящена рабочим и ремесленным цехам в Йорке (а также в Бристоле и
Норвиче) и также подчеркивает роль женского труда. Подробным иссле-
дованием важнейшего средневекового института, который продолжил су-
ществование и в начале Нового времени, является работа Davis R.C.
Shipbuilders of the Venetian Arsenal: Workers and Workplace in the Prein-
dustrial City. Baltimore, 1991.
Глава 4. Незападные экономики накануне экспансии Запада
Фундаментальным трудом по всем аспектам арабской истории явля-
ется работа Hourani A. A History of the Arab People. Cambridge, MA,
1991. Работа Wink A. Al-Hind: The Making of the Indo-Islamic World.
New York, 1990 содержит детальный анализ исламской экспансии на Вос-
ток с VII по XI в. Книга Lewis A. Naval Power and Trade in the Mediter-
ranean, A. D. 500—1100. Princeton, 1951 является компетентным обзо-
ром, подчеркивающим взаимодействие византийских, мусульманских и
западно-европейских купцов. Книга Goitein S.D. Studies in Islamic His-
tory and Institutions. Leiden, 1966 содержит три главы, посвященные
среднему классу и рабочим в средневековых исламских обществах. Тот
же автор в работе A Mediterranean Society. 4 vols. Berkeley, 1967—1983,
используя многочисленные документы Каирской библиотеки (Cairo
Geniza), дает самый подробный на сегодняшний день анализ жизни евре-
ев в исламском мире. Названия томов: том I — Экономические основы
(969—1250 гг.), том II — Сообщество, том III — Семья, том IV — По-
вседневная жизнь. Работа Vaughan D.M. Europe and the Turk: A Pattern
of Alliances 1350—1700. Liverpool, 1954 содержит главу «Ранняя Осман-
ская империя, ее морская и экономическая мощь». В работе Karpat К.Н.
The Ottoman State and Its Place in World History. Leiden, 1974 собраны
короткие комментарии выдающихся исследователей по различным аспек-
там истории Османской империи, включая написанную Чарльзом Иссави
главу, посвященную экономическим институтам империи до 1700 г.
В работе Abu-Ludhod J.L. Before European Hegemony: The World Sys-
tem A. D. 1250— 1350. New York, 1989 автор рисует захватывающую кар-
тину финансовых и торговых сетей, охватывавших Европу, Восточное
Средиземноморье, Персидский залив, Индийский океан, Юго-Восточную
Азию и Китай. Примерно те же проблемы находятся в центре внимания
двух впечатляющих книг К.Чаудури: Chaudhuri K.N. Trade and Civilisa-
tion in the Indian Ocean: An Economic from the Rise of Islam to 1750.
Cambridge, 1985 и Chaudhuri K.N. Asia before Europe: Economy and Civi-
lisation of the Indian Ocean from the Islam to 1750. Cambridge, 1990. Пер-
вый том Cambridge Economic History of India / Под ред. Тапана Рейча-
удури и Ифрана Хабиба. Cambridge, 1982 охватывает период с 1200 г. по
1750 г. и содержит великолепную библиографию.
17 - 5216
513
Знакомство с работой Reischauer Е.О., Fairbank J.К. A History of
East Asian Civilisation. Vol. I. The Great Tradition. Boston, 1960 является
лучшим исходным пунктом для изучения этого важного региона мира с
точки зрения как полноты изложения (см. особенно главу 6, посвящен-
ную экономике), так и полноты библиографии. Многотомная работа Sci-
ence and Civilisation in China, принадлежащая перу Джозефа Нидхама и
его сотрудников (первый том: Cambridge, 1954), представляет собой под-
линную сокровищницу информации по различным темам, включая китай-
скую технологию, хотя это и не в полной мере отражено в ее названии.
Работа Morgan D. The Mongols. Oxford, 1987 является кратким, живым
и сочувственным изложением истории народа, который в целом не изба-
лован благосклонным вниманием авторов. Основателю Монгольской им-
перии посвящена недавно переведенная на английский язык и представ-
ленная в доступной форме работа Ratchnevsky Р. Genghis Khan: His Life
and Legacy. Oxford, 1991.
Литература по африканской истории до XVI в. в последнее время
была обогащена вводными главами двух больших работ, написанных из-
вестными специалистами по этому предмету: Oliver R. The African Expe-
rience: Major Themes in African History from Earliest Times to the Present.
London; New York, 1991 и Austen R. African Economic History. London,
1987. Существует также сборник статей по соответствующей тематике:
Konczacki Z.A., Konczacki J.M. An Economic History of Tropical Africa.
Vol. I. The Precolonial Period. London, 1977. Работа Curtin P. Cross-Cul-
tural Trade in World History. Cambridge, 1984 исследует многочисленные
вопросы торговли между различными народами — от Африки и древней
Месопотамии до североамериканской пушной торговли, включая Юго-
Восточную Азию до прихода туда европейцев и доколумбову Америку.
По последней теме представляют интерес первые шесть глав тома I книги
The Cambridge History of Latin America / L.Bethell (ed.) Cambridge,
1984, посвященных «Америке накануне Конкисты». Монографии по
двум самым известным империям доколумбовой Америки — Clendin-
nen I. Aztecs. Cambridge, 1991 и Paterson T.C. The Inca Empire: The
Formation and Disintegration of a Pre-Capitalist State. New York; Oxford,
1991.
Глава 5. Вторая волна демографического роста в Европе
Работа Cipolla С.М. Before the Industrial Revolution: European Eco-
nomy and Society, 1000—1700. 2nd ed. New York, 1980 является великолеп-
ным учебным пособием, которое охватывает период как средневековой,
так и ранней Новой истории. Другой хороший учебник, рассматриваю-
щий процесс открытия и заселения Америки, а также развитие Западной
Европы, — Davis R. The Rise of the Atlantic Economies. Ithaca, NY, 1973.
Можно рекомендовать еще две работы: Miskimin Н.А. The Economy of
Later Renaissance Europe, 1460—1750. Cambridge, 1977, и De Vries J. The
Economy of Europe in an Age of Crisis, 1600—1750. Cambridge, 1976. Не-
большая книга Kriedte P. Peasants, Landlords and Merchant Capitalists:
Europe and the World Economy, 1500—1800. Cambridge, 1983 написана c
марксистских позиций. Издания Economy and Society in Early Modern
Europe: Essays from Annales / P.Burke (ed.). London, 1972 и Essays in
European Economic History, 1500-1800 / P.Earle (ed.). Oxford, 1974
представляют собой сборники лучших журнальных статей.
Лучшей работой по рассматриваемой проблематике и в силу своего
объема, и в силу временного охвата является книга Фернана Броделя:
514
Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв.: В
3 т. М., 1989—1992. Она содержит богатый (и в основном корректный)
фактический материал, но достоинства весьма специфической авторской
интерпретации были преувеличены популярной прессой. Ранняя работа
Броделя, которая составила его репутацию, также доступна на англий-
ском языке — The Mediterranean and the Mediterranean World in the Age
of Philip II. 2 vols. New York, 1972; впервые опубликованная на фран-
цузском языке в 1949 г. (русский перевод: Бродель Ф. Средиземноморье
и мир Соедиземноморья в эпоху Филиппа II. (М., в печати) — Прим,
науч. ред.). Двумя другими книгами, более известными скорее своими
спорными (и противоречивыми) интерпретациями экономической исто-
рии раннего Нового времени, чем скрупулезным анализом фактов, явля-
ются North D.C., Thomas R.P. The Rise of the Western World: A New
Economic. History. Cambridge, 1973 и Wallerstein I. The Modern World-
System: Capitalist Agriculture and the Origins of the European World
Economy in the Sixteenth Century. New York, 1974. Работа Валлерстайна
представляет собой первый том четырехтомной серии; второй том — The
Modern World-System II: Mercantilism and the Consolidation of the Euro-
pean World-Economy, 1600—1750 (1980; содержащийся там материал
больше соответствует 6 главе нашей книги), третий том — The Modern
World-System III: The Second Era of Great Expansion of the Capitalist
World-Economy, 1730—1840s (1989; он может быть использован в каче-
стве справочного материала для главы 7 нашей книги).
Учебники и обобщающие работы на английском языке, касающиеся
истории отдельных стран, особенно многочисленны и удовлетворительны,
естественно, в отношении истории Англии и Великобритании. Три из них
можно рекомендовать без колебаний — это работы Coleman D.C. The
Economy of England, 1450—1750. Oxford, 1977; Clarkson L.A. The Pre-In-
dustrial Economy of England, 1500—1750. London, 1971 и Wilson C. Eng-
land’s Apprenticeship, 1603—1763. London, 1965. Дополнением к ним
может служить работа Smout Т.С. A History of the Scottish People,
1560—1830. Edinburgh, 1969. Наиболее равноценными работами по исто-
рии Франции на английском языке являются LeRoy Ladurie Е. The Pea-
sants of Languedoc. Urbana, IL, 1974 и Goubert P. The French Peasantry
in the Seventeenth Century. Cambridge, 1986, несколько эссе из книги Es-
says in French Economic History / R.Cameron (ed.), упомянутой выше, и
работы по истории Франции, упомянутые в библиографии к главе 6. По
истории Центральной и Восточной Европы можно рекомендовать работу
Kellenbenz Н. The Rise of the European Economy: An Economic History of
Continental Europe from the Fifteenth to the Eighteenth Century. New
York, 1976, название которой несколько вводит в заблуждение, посколь-
ку изложение сосредоточено именно на упомянутом регионе.
Без сомнения, самым лучшим почти во всех отношениях введением в
экономическую историю Голландии в XVII в. является работа Wilson С.
The Dutch Republic and the Civilisation of the Seventeenth Century. Lon-
don, 1969. Превосходна также работа Boxer C.R. The Dutch Seaborne
Empire, 1600—1800. New York, 1965. Книга Barbour V. Capitalism in Am-
sterdam in the Seventeenth Century. Baltimore, 1950; переиздана издатель-
ством Ann Arbor, MI, 1963 в небольшом объеме содержит много ценной
информации. Лучшим современным вкладом в разработку этой темы яв-
ляется работа Israel J. Dutch Primacy in World Trade, 1585—1740. Ox-
ford, 1989. См. также Postma J.M. The Dutch in the Atlantic Slave Trade,
1600—1815. New York, 1990. Работы по истории других стран приведены
в библиографии к главе 6.
17*
515
Демографическая история Европы раннего Нового времени удачно
изложена в работе Flinn М. The European Demographic System; 1500 —
1820. Baltimore, 1981, которая также содержит прекрасную библиографию.
Детальный анализ соответствующих проблем, новаторский в методологичес-
ком отношении, содержится в работе Wrighley Е.А., Schofield R.S. The
Population History of England, 1541 — 1871. London, 1981. Взаимосвязь
населения и сельского хозяйства рассматривается в книге Boserup Е. The
Conditions of Agricultural Growth: The Economics of Agrarian Change
under Population Pressure. London, 1965, которая не ограничивается ран-
ним Новым временем, и в уже упоминавшейся выше работе Slichter van
Bath В.Н. Agrarian History of Western Europe.
Другие аспекты сельскохозяйственного развития и сельской жизни
рассматриваются в работах Kussmaul A. A General View of the Rural
Economy England, 1538—1840. New York, 1990; English Rural Society,
1500—1800 / J.Chartres, D.Hey (eds.) Cambridge, 1990 и European Peasants
and Their Markets: Essays in Agrarian Economic History / W.N.Parker,
E.L.Jones (eds.). Princeton, 1975. Образцовой в этом роде является книга De
Vries J. The Dutch Rural Economy in the Golden Age, 1500—1700. New
Haven, CT, 1974. Сельская жизнь в Восточной Европе удивительно подроб-
ным образом рассмотрена в книге Blum J. Lord and Peasant in Russia from
the Ninth to Nineteenth Century. Princeton, 1961; см. особенно главы 8—14,
посвященные XVI и XVII вв. Работа того же автора The End of the Old
Order in Rural Europe. Princeton, 1987 рассматривает проблему складывания
современного классового общества.
Литература по истории географических исследований и открытий ог-
ромна; она в значительной степени расширилась в преддверии пятисот-
летнего юбилея плавания Колумба. Типичной работой является книга
Dor-Ner Z. Columbus and the Age of Discovery. New York, 1991 — пре-
красно иллюстрированный том, созданный на основе телевизионного се-
риала. Доступным ранним обзором является книга Nowell С.Е. The Great
Discoveries and the First Colonial Empires. Ithaca, NY, 1954. Более объем-
ный и детальный, но все же доступный для восприятия материал содер-
жится в книге Parry J.H. The Age of Reconnaissance: Discovery, Explora-
tion, and Settlement, 1450—1650. Cleveland, 1963. Работа Morison S.E.
The Great Explorers: The European Discovery of America. Oxford, 1978
представляет собой сокращенный вариант двухтомного издания The Euro-
pean Discovery of America того же автора; она содержит особенно полез-
ный материал о личностях первооткрывателей. Достоверный портрет Ко-
лумба представлен в книге Sale К. The Conquest of Paradise: Christopher
Columbus and the Columbian Legacy. New York, 1990. Две книги Альф-
реда Кросби также дают некоторое представление о последствиях откры-
тий: Crosby A.W. The Columbian Exchange: Biological and Cultural Con-
sequences of 1492. Westport, CT, 1972 и Crosby A.W. Ecological Imperia-
lism: The Biological Expansion of Europe, 900—1900. Cambridge, 1986.
Взгляды специалистов на последствия географических открытий для Ев-
ропы представлены в материалах X Международного конгресса экономи-
ческой истории: The European Discovery of the World and Its Economic
Effects on Pre-industrial Society, 1500—1800 / H.Pohl (ed.). Stuttgart,
1990. Роль Португалии детально рассмотрена в работах Bell С. Portugal
and the Quest for the Indies. New York, 1974 и Boxer C.R. Four Centuries
of Portuguese Expansion, 1415—1825: A Succinct Survey. Berkeley; Los
Angeles, 1969, содержание которой точно соответствует названию. Работа
Cipolla С.М. Guns and Sails in the Early Phase of European Expansion.
516
London, 1965 представляет собой проницательную и вдохновляющую по-
пытку исторического исследования.
Классическая работа по проблематике так называмой революции
цен — Hamilton E.J. American Treasure and the Price Revolution in Spain,
1501—1650. Cambridge, MA, 1934; переиздана в Нью Йорке в 1965 г.,
хотя имеется и другая работа того же автора — American Treasure and
the Rise of Capitalism // Economica.-№ 9. 1929, November), более крат-
кая и в большей мере ориентированная на соответствующие вопросы. До-
ступным сборником работ, подвергающих разносторонней критике тезис
Хамильтона, является книга The Price Revolution in Sixteenth-Century
England / P.H.Ramsey (ed.). London, 1971.
Среди работ, посвященных торговле и торговой организации в раннее
Новое время, можно выделить книгу Van der Wee Н. The Growth of the
Antwerp Market and the European Economy. 3 vols. The Hague, 1963,
представляющую собой детальное исследование подъема и упадка Ант-
верпена. Хорошим введением в изучение голландской торговли является
работа Davis D.W. A Primer of Dutch Seventeenth Century Overseas
Trade. The Hague, 1961. Книга Davis R. The Rise of the English Shipping
Industry in the Seventeenth and Eighteenth Centuries. London, 1962 увя-
зывает проблемы торговли с проблемами развития транспорта. Книга
Curtin P.D. The Atlantic Slave Trade: A Census. London, 1969 является
исчерпывающим исследованием такого необычного вида торговли, как ра-
боторговля. Другие книги, рассматривающие проблемы торговли, пере-
числены в библиографии к главе 6.
Несколько более старых работ по истории раннего Нового времени,
которые все еще можно рекомендовать, включают Unwin G. Industrial
Organization in the Sixteenth and Seventeenth Centuries (1904; переиздана
в Лондоне в 1957 г.), Ehrenberg R. Capital and Finance in the Age of the
Renaissance: A Study of the Fuggers and Their Connections (1928; переиз-
дания: New York, 1963, 1985) и Robertson H.M. Aspects of the Rise of
Economic Individualism: A Criticism of Max Weber and His School (1933;
переиздана в Нью-Йорке в 1959 г.).	,
Глава 6. Экономический национализм н империализм ц .
Классический труд Hecksher E.F. Mercantilism. 2nd English ed. 2 vols.
London, 1965 все еще остается оптимальной отправной точкой для дис-
куссий по экономической политике начала Нового времени. Некоторые
критические (равно как и благосклонные) аргументы в отношении кон-
цепции Хекшера приведены в сборнике Revisions in Mercantilism /
D.С.Coleman (ed.). London, 1969. Следует также принять во внимание
авторитетную работу Шумпетер Й.А. История экономического анализа.
СПб., 2001, особенно главу 7 части II. Книга Kennedy Р. The Rise and
Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from
1500 to 2000. New York, 1987 содержит провокативную гипотезу, сфор-
мулированную для широкого временного периода.
Сущность и результаты экономической политики с наибольшй поль-
зой могут быть рассмотрены на примере отдельных стран. Изучение эко-
номической политики Йспании лучше всего начать с работы Vives J.V.
An Economic History of Spain. Princeton, 1969; особое внимание следует
обратить на часть IV, главы 23 — 31. В работе Ringrose D. Madrid and the
Spanish Economy, 1560—1850. Berkeley; Los Angeles, 1983 предложена
оригинальная гипотеза относительно причин долгосрочной экономической
стагнации в Испании. Мастерской работой по испанской проблематике
517
является также книга Herr R. Rural Change and Royal Finance in Spain
at the End of the Old Regime. Berkeley, 1989. Непревзойденной остается
книга Klein J. The Mesta: A Study in Spanish Economic History, 1273 —
1836. Cambridge, MA, 1920. Примерно то же самое можно сказать и о
книге Haring С.Н. Trade and Navigation between Spain and the Indies in
the Time of the Hapsburgs. Cambridge, MA, 1918. Перу того же автора
принадлежит книга The Spanish Empire in America. New York, 1947. Хо-
рошо написанным исследованием столкновений испанцев и американских
индейцев является работа Clendinnen I. Ambivalent Conquest: Maya and
Spaniard in Yucatan, 1517 — 1570. Cambridge, 1987.
Лучшим исследованием экономической политики Португалии являет-
ся Boxer C.R. The Portuguese Seaborne Empire, 1415—1825. New York,
1969. См. также .Boxer C.R. The Dutch in Brazil, 1624—1654. Oxford,
1957, и соответствующие главы Cambridge History of Latin America.
Упомянутая выше работа Келленбенца The Rise of the European Eco-
nomy делает особенный акцент на роли государства. Еще более подчерки-
вает роль государства работа Rosenberg Н. Bureaucracy, Aristocracy, and
Autocracy: The Prussian Experience, 1660—1815. Cambridge, MA, 1958.
Оба автора являются признанными специалистами в этой области, так же
как и Эли Хекшер (автор знаменитой книги Mercantilism), чья работа Ап
Economic History of Sweden. Cambridge, MA, 1954 является кратким
переводом четырехтомного шведского оригинала. По экономической по-
литике Италии, кроме упомянутой выше работы Лэйна Venice: A Mari-
time Republic и его же работы Venice and History // Lane F.C. The Col-
lected Papers. Baltimore, 1966, существуют работы Crisis and Change in
the Venetian Economy in the Sixteenth and Seventeenth Centuries / B.Pul-
lan (ed.). London, 1968 и Sella D. Crisis and Continuity: The Economy of
Spanish Lombardy in the Seventeenth Century. Cambridge, MA, 1979.
Роль государства во французской экономике необычайно хорошо до-
кументирована благодаря трем работам Чарльза Коула (С.W.Cole):
French Mercantilist Doctrines before Colbert. New York, 1931; Colbert and
a Century of French Mercantilism. 2 vols. New York, 1939 и French Mer-
cantilism, 1683—1700. New York, 1943. Недостаток этих работ заключает-
ся в том, что трактовка Коулом понятия меркантилизм является вполне
традиционной. Хорошим противовесом служит книга Wolfe М. The Fiscal
System of Renaissance France. New Haven, 1972. Исследование Уоренна
Сковила — Scoville W.C. The Persecution of the Huguenots and French
Economic Development, 1680—1720. Berkeley; Los Angeles, 1960 — также
рисует несколько иную картину роли государства во Франции, как и ра-
бота Bosher J.F. French Finance, 1770— 1795: From Business to Bureau-
cracy. Cambridge, 1970. Работа Броделя Ф. Что такое Франция? М.,
1994. Т. 1; 1995. Т. 2. Ч. 1); 1997. Т. 2. Ч. 2, последний, незаконченный
шедевр великого историка, касается вопросов, выходящих за рамки эко-
номической политики, и охватывает гораздо более длительный период,
чем другие упомянутые здесь работы.
Лучшей англоязычной работой, посвященной истории голландской
Ост-Индской компании, является книга Glamann К. Dutch-Asiatic Trade,
1620—1740. Copenhagen; The Hague, 1958. Отдельные аспекты деятель-
ности этой компании в Азии рассматриваются в работах Willis J.E. Pep-
per, Guns and Parleys: The Dutch East India Company and China, 1622 —
1681. Cambridge, MA, 1974 и Prakash O. The Dutch East India Company
and the Economy of Bengal, 1630—1720. Princeton, 1985, а также в
многотомной работе К. Чау дури, упомянутой в библиографии к главе 4.
518
Упомянутая выше работа Wilson С. England’s Aprenticeship, 1603 —
1673 содержит значительный материал, имеющий отношение к формиро-
ванию и проведению экономической политики. Работа того же автора
Profit and Power: A Study of England and the Dutch Wars. London, 1957
имеет более узкую направленность. Книга Economic History and the His-
torian. London, 1969 представляет собой сборник его статей, некоторые
из которых касаются формирования, проведения и последствий экономи-
ческой политики. Ситуационные исследования этой политики можно
найти в работах Gould J.D. Great Debasement: Currency and Economy in
Mid-Tudor England. Oxford, 1970; Friis A. Aiderman Cockayne's Project
and the Cloth Trade. London, 1927, сохраняющей значение несмотря на
тот факт, что она опубликована уже достаточно давно, и Harper L.A. The
English'Navigation Laws. New York, 1939. Блестящий анализ проблемы
содержится в работе Thirsk J. Economic Policy and Projects: The Develop-
ment of Consumer Society in Early Modern England. Oxford, 1978. Полез-
ным дополнением к ней является книга Shammas С. The Preindustrial
Consumer in England and America. New York, 1990.
Глава 7. Возникновение современной промышленности
Литература, посвященная так называемой промышленной революции
в Великобритании, огромна и постоянно расширяется. Большая ее часть
(в основном книги) перечислены в British Economic and Social History: A
Bibliographical Guide. Manchester, 1976, составленной В.Челонером и
P.Ричардсоном. Приведенный ниже перечень — крайне выборочный; он
включает в себя лишь несколько стандартных работ общего характера, а
также работ, отличающихся удачным стилем или наличием оригиналь-
ных идей.
Базовым источником являются работы Mitchell B.R., Deane Р. Ab-
stract of British Historical Statistics. Cambridge, 1962, а также Mitchell B.R.,
Jones H.G. Second Abstract of British Historical Statistics. Cambridge,
1971. Atlas of Industrialising Britain, 1780—1914 / J.Langton, R.J.Morris
(eds.). London, 1986 чрезвычайно полезен для наглядного изучения про-
странственных аспектов индустриализации. Подобным же образом,
обильно иллюстрированная работа The Archaeology of the Undustlial
Revolution / B.Bracegirdle (ed.). London, 1973 позволяет читателю со-
ставить наглядное представление о технологии ранней индустриализации.
В работе Flinn M.W. British Population Growth, 1700—1850. («Stud-
ies»). London, 1970 кратко суммирована и проанализирована информа-
ция по соответствующей теме.
Литература по протоиндустриализации обобщена в докладе Mendels F.
Proto-Industrialization: Theory and Reality, сделанном на Восьмом Меж-
дународном конгрессе экономической истории в Будапеште в 1982 г..
(«А» Themes. Р. 69—107). Если это издание трудно найти, то можно об-
ратиться к статье того же автора Proto-industrialisation: The First Phase of
the Industrialisation Process // Journal of Economic History. 1972. № 32.
March), в которой термину «протоиндустриализация» впервые дается
четкое определение (с тех пор модифицированное). См. также Kriedte Р.
et al. Industrialization before Industrialization. Cambridge, 1981. Критичес-
кая точка зрения предствалена в статье Proto-Industrialization: A Concept
Too Many // Economic History Review. 2nd ser. 1983. № 36. Aug.
P. 435-448.
Одной из последних работ, опирающихся на разработки и подходы
клиометристов, является книга Floud R., McCloskey D. The Economic
519
History of Britain since 1700. 3 vols. 2nd ed. Cambridge, 1993. Еще одна
стандартная работа — Mathias Р. The First Industrial Nation: An Eco-
nomic History of Britain, 1700—1914. 2nd ed. London, 1983. Можно ука-
зать и на другую книгу того же автора: The Transformation of England.
London, 1979, которая посвящена XVIII в., а также на книгу Wrigley Е.А.
Continuity, Chance and Change: The Character of the Industrial Revolution
in England. Cambridge, 1988.
Лучшим кратким обзором подъема современной промышленности в
Великобритании, возможно, все еще остается — несмотря на свое неудач-
ное название — работа Ashton T.S. The Industrial Revolution, 1760 —
1830. Oxford, 1948. См. также работы того же автора: An Economic His-
tory of England: The 18th Century. London, 1955 и Economic Fluctuations
in England, 1700 — 1800. Oxford, 1959. Период примерно с 1750 г. по
1850 г. охватывается в книге Deane Р. The First Industrial Revolution. 2nd
ed. Cambridge, 1979, которая отчасти основана на первой книге автора,
написанной совместно с У.Коулом: British Economic Growth, 1688—1959.
2nd ed. Cambridge, 1967. В работе Crafts N.F.R. British Economic Growth
during the Industrial Revolution. Oxford, 1985 содержится критика оце-
нок Дин и Коула; эта книга также имеет отношение к проблемам, рас-
сматриваемым нами в главе 9. Книга The Causes of the Industrial Revolu-
tion in England / R.M.Hartwell (ed.) («Debates»). London, 1967 пред-
ставляет собой сборник пионерных статей, принадлежащих перу выдаю-
щихся авторов, которые, однако, не отвечают на вопрос о причинах про-
мышленной революции, поставленный в названии. Хартвелл также вы-
ступил в роли редактора еще одного сборника статей различных авторов,
озаглавленного просто The Industrial Revolution. Oxford, 1970, а также
издал сборник своих собственных статей под названием The Industrial
Revolution and Economic Growth. London, 1971.
В работе Crouzet F. The First Industrialists. Cambridge, 1985 исследу-
ется социальное происхождение первопроходцев современной промыш-
ленности и делается вывод о том, что огромное большинство из них
вышли из среднего класса. Эта огромная и неопределенная социальная
группа является предметом исследования книги Earl Р. The Making of
the English Middle Class: Business, Society, and Family Life in London,
1660—1730. Berkeley; Los Angeles, 1989. Кто стоял ниже среднего класса?
Попытка дать ответ на этот вопрос содержится в книге Harrison J.F.C. The
Common People: A History from the Norman Conquest to the Present. Lon-
don, 1984. Хотя временной горизонт исследования в данной книге не ог-
раничен XVIII в., я очень рекомендую с ней познакомиться. Работа Ran-
dall A. Before the Luddites: Custom, Community, and Machinery in the
English Woolen Industry, 1776—1809. Cambridge; New York, 1991 являет-
ся исследованием шерстяной промышленности как ведущей отрасли анг-
лийской индустрии до начала ее интенсивной механизации. В работе
Randall J. Women in an Industrialising Society, 1750—1880. Oxford, 1990
изучается роль женщин в ходе процесса индустриализации. В книге Pol-
lard S. The Genesis of Modern Management: A Study of the Industrial
Revolution in Great Britain. London, 1965 рассматриваются проблемы уп-
равления на первых крупных промышленных предприятиях. Книга
Chapman C.D. The Cotton Industry in the Industrial Revolution. («Stud-
ies»). London, 1972 представляет собой компетентный краткий обзор
большой литературы, посвященной хлопчатобумажной промышленнос-
ти — важнейшей отрасли рассматриваемого периода. Выдающейся рабо-
той, посвященной Ричарду Аркрайту и его семье, является исследование
Fitton R.S. The Arkwrights: Spinners of Fortune. New York, 1989. В рабо-
520
те Nardinelli С. Child Labor in the Industrial Revolution. Bloomington, IN,
1990 оспаривается традиционное представление о широкомасштабном ис-
пользовании детского труда в период промышленной революции. Сбор-
ник Science, Technology, and Economic Growth in the Eighteenth Cen-
tury / A.E.Musson (ed.). («Debates»). London, 1972 содержит важные
статьи авторитетных специалистов. Ссылки на книги, посвященные т.н.
проблеме уровня жизни в эпоху индустриализации, приведены в библио-
графии к главе 9.
Исследование Chambers J.D., Mingay G.E. The Agricultural Revolu-
tion, 1750—1880. London, 1966 является стандартной работой, посвящен-
ной сельскому хозяйству на ранних стадиях индустриализации, но можно
также ознакомиться с брошюрой Becket J.V. The Agricultural Revolution.
Oxford, 1990, на основании которой можно составить представление о со-
временных подходах, ставящих под сомнение полезность термина «сель-
скохозяйственная революция». Сборник Agriculture and Economic
Growth in England, 1650—1815 / E.L.Jones (ed.) («Debates»). London,
1967 содержит важные статьи различных авторов, в то время как работа
того же автора Agriculture and the Industrial Revolution. Oxford, 1974
выражает его собственные взгляды по этой проблеме. Значительной и
оригинальной работой является исследование Mingay G.E. English
Landed Society in the 18th Century. London, 1963. Перу того же автора
принадлежит Enclosure and the Small Farmer in the Age of the Industrial
Revolution. («Studies»). London, 1968, где дается исключительно полез-
ный обзор огромной литературы по важному вопросу огораживаний. Его
же A Social History of the English Countryside. London, 1990 охватывает
более широкий круг вопросов.
Базовый анализ роли транспорта на начальных стадиях британской
индустриализации содержится во вводных главах работ Bagwell P.S. The
Transportation Revolution from 1770. New York, 1974; Barker T.C., Savage C.I.
An Economic History of Transport in Britain. 3rd rev. ed. London, 1974 и
Dyos H.J., Aidcroft D.H. British Transport: An Economic Survey from the
Seventeenth Century to the Twentieth. London, 1969. Более конкретные
вопросы превосходно анализируются в работах Albert W.A. The Turnpike
Road System of England, 1663—1844. Cambridge, 1972; Haldane A.R.B.
New Ways through the Glens. London, 1962; данная книга посвящена
строительству дорог в Шотландском нагорье, Ward J.R. The Finance of
Canal Building in Eighteenth Century England. Oxford, 1974 и Willan T.S.
The English Coasting Trade, 1600—1750 (1938, переиздана с новым пре-
дисловием в Лондоне в 1967 г.).
Финансовые проблемы XVII —XVIII вв. рассматриваются в книге
Richards R.D. The Early History of Banking in England (1929; переиздана
в Лондоне в 1958 г.). Книга Dickson P.G.M. The Financial Revolution in
England: A Study in the Development of Public Credit, 1688—1756. Lon-
don, 1967 предлагает сравнение с финансовой историей Франции (см.,
например, уже упоминавшуюся работу Bosher J.F. French Finances) и
другими континентальными странами для выяснения причин военных и
экономических успехов Великобритании в XVIII в. Пониманию той же
проблемы способствует работа Pressnell L.S. Country Banking in the In-
dustrial Revolution. Oxford, 1956, в то время как книга Capital Formation
in the Industrial Revolution / F.Crouzet (ed.) («Debates»). London, 1972
показывает, почему нехватка инвестиций не являлась главным препятст-
вием для экономического роста в XVIII в. Clapham J. The Bank of Eng-
land: A History. Vol. I. Cambridge, 1944 является авторитетным исследо-
521
ванием великого историка, которое охватывает период с основания Анг-
лийского банка в 1694 г. до наполеоновских войн.
Глава 8. Экономическое развитие в XIX веке:
базовые детерминанты
Библиографии, приведенные в Cambridge Economic History of
Europe, необходимо дополнить более поздними изданиями. В этом отно-
шении полезна составленная Дереком Альдкрофтом и Ричардом Родже-
ром Bibliography of European Economic and Social History. Manchester,
1984, охватывающая историю континентальной Европы за период 1700 —
1939 гт. Она может быть использована в сочетании с Bibliography of Bri-
tish Economic and Social History, указанной в библиографии к предыду-
щей главе. Библиографии в Cambridge History of Latin America достаточ-
но современны (тома III и IV охватывают XIX и XX вв.). Библиографии
по американской экономической истории бесчисленны.
Потребность в количественных данных хорошо удовлетворяет работа
Mitchell B.R. International Historical Statistics, Europe: 1750—1988. New
York, 1992, его же Abstract of British Historical Statistics и U.S. Depart-
ment of Commerce, Historical Statistics of the United States. Washington,
D.C., издания за различные годы. Издание Mulhall M.G. The Dictionary
of Statistics. 4tl> ed. London, 1899 содержит массу количественных дан-
ных по различным вопросам и по разным странам мира, но ввиду того,
что в ней практически полностью отсутствует описание источников ин-
формации и методов расчета показателей, ее следует использовать с боль-
шой осторожностью. Существует также публикация Департамента торгов-
ли США: Long Term Economic Growth, 1860—1965. Washington, 1966;
часть IV содержит некоторые международные сравнения. Сходное изда-
ние по Великобритании — Feinstein С.Н. Statistical Tables of National In-
come, Expenditure and Output of the U. K., 1855—1965. Cambridge, 1966.
Серия «Essays» Общества экономической истории включает сборники
Essays in European Economic History, 1789—1914 / F.Crouzet (ed.). New
York; London, 1969; Essays in Quantitative Economic History / R.Floud
(ed.). Oxford, 1974, большая часть которого относится к истории послед-
них двух веков, но с сильным британским уклоном, Essays in Social His-
tory / M.W.Flinn, T.C.Smout (eds.). Oxford, 1974 co схожим охватом
и уклоном, и Supple В. Essays in British Business History. Oxford, 1977.
Работа Youngson A.J. Economic Development in the Long Run. London,
1972 также является сборником статей известных ученых, посвященных
фундаментальным детерминантам экономических изменений (за исключе-
нием населения), и включает в себя также главы по истории Африки,
Индии и Японии. Эту работу не следует путать с книгой Economics in the
Long View / C.P.Kindleberger, Guido di Telia (eds.). 3 vols. London,
1982, которая представляет собой мемориальный сборник работ в честь
У.Ростоу; она также содержит много интересных статей по истории XIX
и XX вв.
Ростоу является одним из наиболее известных экономических истори-
ков второй половины XX в., хотя в последние годы влияние его идей ос-
лабло. Среди множества его работ можно отметить несколько напрямую
относящихся к этой и последующим главам. Его наиболее известная ра-
бота: Rostow W.W. The Stage of Economic Growth: A Non-Communist
Manifesto. Cambridge, 1960; 3rd, 1991; более теоретическая, чем истори-
ческая работа The Process of Economic Growth. Oxford, 1952; 2nd ed.,
1960 и его великий труд The World Economy: History and Prospect.
522
Austin; London, 1978. С критикой его взглядов, прозвучавшей на конфе-
ренции Международной экономической ассоциации, и его ответами на
критику можно познакомиться в работе The Economics of Take-off into
Sustained Growth. New York, 1963, редактировать которую был пригла-
шен сам У.Ростоу.
Александр Гершенкрон был еще одним экономическим историком
третьей четверти XX в., чьи взгляды на экономическое развитие в XIX в.
были некоторое время очень влиятельными. Он высказал их преимущест-
венно в следующих книгах: Gerschenkron A. Economic Backwardness in
Historical Perspective: A Book of Essays. Cambridge, MA, 1962 и Continu-
ity in History and Other Essays. Cambridge, MA, 1968. Книга Patterns of
European Industrialization: The Nineteenth Century / R.Sylla, G.Toniolo
(eds.). London; New York, 1991 содержит эссе бывших студентов Гершен-
крона, а также некоторых его критиков. Весьма полезными для изучения
тем, представленных в этой и последующих главах, являются два учеб-
ника для старших курсов обучения: Milward A.S., Saul S.B. The Eco-
nomic Development of Continental Europe, 1780—1870. London, 1973 и
The Development of the Economics of Continental Europe, 1850—1914.
Cambridge, MA, 1977. Работа Pollard S. Typology of Industrialization
Processes in the Nineteenth Century. Chur, Switzerland, 1990 является
кратким и сравнительно простым описанием экономического развития ев-
ропейских стран, Соединенных Штатов и Японии. Книга Maddison А.
Dynamic Forces in Capitalist Development: A Long-run Comparative View.
Oxford, 1991 полностью посвящена динамике мировой экономики на про-
тяжении последних двух столетий.
Основные данные по численности населения представлены в цитиро-
ванной ранее работе Woytinsky W.S., Woytinsky E.S. World Population
and Production. Работа Habakkuk H.J. Population Growth and Economic
Development since 1750. Leicester, 1972 является кратким и впечатляю-
щим эссе, которое связывает проблемы демографической истории инду-
стриального Запада с проблемами, стоящими сегодня перед развивающими-
ся странами. Работа Population in Industrialization / М.Drake (ed.). («De-
bates»). London, 1969 представляет собой сборник известных статей, рас-
сматривающих преимущественно британский опыт. В свою очередь, книга
Wriglty Е.А. Industrial Growth and Population Change: A Regional Study of
the Coalfield Areas of North-West Europe in the Later Nineteenth Century.
Cambridge, 1961 является пионерным исследованием демографической исто-
рии региона Северо-Западной Европы, богатого запасами угля.
Роль ресурсов в индустриализации XIX в. подчеркнута в работах
Pounds N.J.G., Parker W.N. Coal and Steel in Western Europe. London,
1957 и Pounds N.J.G. The Ruhr: A Study in Historical and Economic Geo-
graphy. London, 1952. См. также уже упоминавшуюся ранее работу того
же автора An Historical Geography of Europe, 1800—1914.
Книга Landes D. The Unbound Prometheus: Technological and Indus-
trial Development in Western Europe from 1750 to the Present. Cambridge,
1969 представляет собой нечто большее, чем просто историю промышлен-
ной технологии; она связывает технологические изменения с экономичес-
кими, институциональными и политическими переменами последних двух
столетий. Работа Kenwood A.G., Lougheed A.L. Technological Diffusion
and Industrialization before 1914. London, 1982 имеет более узкий фокус.
Книга Inkster I. Science and Technology in History: An Approach to Indus-
trial Development. New Brunswick, NJ, 1991 подчеркивает важность меж-
дународной диффузии технологии, как и сборник International Technol-
ogy Transfer: Europe, Japan, and the U.S.A, 1700—1914 / D.J.Jeremy
523
(ed.). Andershot, England, 1991, в которую включены статьи специалис-
тов по рассматриваемым темам. Книга Rosenberg N. The Economics of
Technological Change. Baltimore, 1971 является сборником важнейших
статей, охватывающих все аспекты этого вопроса. Анализ нового фе-
номена — деятельности профессиональных изобретателей — предпри-
нята в работе Millard A. Edison and the Business of Innovation. Balti-
more, 1990.
Книга Davis L.E., North D.C. Institutional Change and American Eco-
nomic Growth. Cambridge, 1971 является пионерным исследованием вза-
имодействия институтов и экономических изменений. Сборник The State
and Economic Growth / H.G.J.Aitken (ed.). New York, 1959 включает в себя
доклады, представленные на тематической конференции Совета по иссле-
дованиям в области общественных наук; большинство из них касаются
XIX в. Работы Hunt В.С. The Development of the Business Corporation in
England, 1800—1867. Cambridge, MA, 1936; Freedeman C.E. Joint-Stock
Enterprise in France, 1807—1867: From Privileged Company to Modern
Corporation. Chapel Hill, 1979 и Chandler A.D. Strategy and Structure:
Chapters in the History of the Industrial Enterprise. Cambridge, MA, 1977
в деталях рассматривают развитие современных форм предприятий в
трех важнейших странах. Перу Чандлера также принадлежат две осново-
полагающие работы по организации промышленности: The Visible Hand:
The Managerial Revolution in American Business. Cambridge, MA, 1977 и
Scale and Scope: Dynamics of Industrial Capitalism. Cambridge, MA, 1990.
В трех совершенно различных книгах предпринята попытка показать
взаимозависимость ресурсов, технологии и институтов: Parker W.N.
Europe, America and the Wider World: Essays on the Economic History of
Western Capitalism. 2 vols. Cambridge, 1984, 1991; Розенберг H., Бирд-
целл Л.Е. Как Запад стал богатым. Экономическое преобразование инду-
стриального мира. Новосибирск, 1995 и Cameron R. France and the Eco-
nomic Development of Europe, 1800—1914. Princeton, 1961.
Книга Anderson C.A., Bowman M.J. Education and Economic Develop-
ment. Chicago, 1965 в свое время была пионерной работой по проблема-
тике связи образования и экономического развития. Работа Cippola С.М.
Literacy and Development in the West. Harmondsworth, England, 1969 яв-
ляется одновременно и краткой, и всеобъемлющей. Достойный упомина-
ния вклад внесла работа Education and Economic Development since the
Industrial Revolution / G.Tortella (ed.). Valencia, Spain, 1990.
Глава 9. Модели развития: лидеры индустриализации
Хорошими учебниками по экономической истории Великобритании
XIX в. являются уже упоминавшиеся Mathias. The First Industrial Nation
и Floud, McCloskey. An Economic History of Britain since 1700, а также
Checkland S.C. The Rise of Industrial Society in England, 1815—1885.
London, 1964; Ashworth W. An Economic History of England, 1870— 1939.
London, 1960; Chambers J.D. The Workshop of the World: British Eco-
nomic History, 1820—1880. 2nd ed. Oxford, 1968 и Campbell R.H. Scot-
land since 1707: The Rise of an Industrial Society. London, 1964. Более
старая традиция представлена трудом Clapham J. An Economic History of
Modern Britain. 3 vols. Cambridge, 1926—1938.
Книга Matthews R.C.O., Feinstein C.H., Odling-Smee J.C. British
Economic Growth, 1865—1973. Oxford, 1982 является почти исчерпываю-
щим изложением проблем экономической истории страны за период
более чем сто лет. Кратким и живо написанным изложением проблем яв-
524
ляется книга Roy A. Church. The Great Victorian Boom, 1850—1873.
(«Studies»). London, 1975. Столкнувшись с критикой, автор организовал
конференцию The Dynamics of Victorian Business: Problems and Perspec-
tives to the 1870s. London, 1980, участники которой представили краткие
обзоры развития ключевых отраслей, которые были опубликованы под
редакцией Черча. Это издание появилось слишком поздно, чтобы быть
включенным в краткий обзор Payne P.L. British Entrepreneurship in the
Nineteenth Century. («Studies»). London, 1974, однако по результатам
следующей конференции появился еще один том — McCloskey D. Essays
on a Mature Economy: Britain after 1840. London, 1971, опирающийся на
иной (клиометрический) подход; большинство авторов дали положитель-
ную оценку британскому предпринимательству. МакКлоски также опуб-
ликовал несколько собственных статей в сборнике Enterprise and Trade in
Victorian Britain. London, 1981, в которых он делает вывод, что функци-
онирование британской экономики (и деятельность британских предпри-
нимателей) в конце XIX в. по степени эффективности практически пол-
ностью соответствовало самым высоким требованиям, которые можно
было к ней предъявить. Этот вывод был резко оспорен, в числе прочих,
британским экономическим историком М.Кирби в работе Kirby M.W.
The Decline of British Economic Power since 1870. London, 1981, а также
американским историком Мартином Винером в работе Wiener M.J. Eng-
lish Culture and the Decline of the Industrial Spirit, 1850—1980. Cam-
bridge, 1981. Последняя книга стала объектом обсуждения на специаль-
ной конференции, результаты которой представлены в сборнике British
Culture and Economic Decline / В.Collins, K.Robbins (eds.). New Haven;
London, 1990. Работа Cannadine D. The Decline and Fall of the British
Aristocracy. New Haven; London, 1990, посвященная близкому вопросу,
прекрасно написана, но очень велика по объему (более 800 страниц).
Книга Sked A. Britain’s Decline: Problems and Perspectives. Oxford, 1987
более осторожна в оценках, в то время как работа Pollard S. Britain’s
Prime and Britain’s Decline: The British Economy, 1870—1914. New York,
1989 содержит более однозначные выводы. К клиометрической модели
анализа возвращается книга New Perspectives on the Late Victorian Econ-
omy: Essays in Quantitative Economic History, 1860—1914 / J.Foreman-
Peck (ed.). Cambridge, 1991.
Проблема уровня жизни в период британской индустриализации от-
носилась к числу наиболее обсуждаемых с 1830-х гт. В сборнике The
Standard of Living in Britain in the Industrial Revolution / A.J.Taylor
(ed.). («Debates»). London, 1975 представлены взгляды с обеих (или со
всех) сторон. В книге Williamson J. Did British Capitalism Breed Inequal-
ity? Boston, 1985 автор с использованием клиометрических методов дока-
зывает, что уровень жизни британских рабочих рос, однако распределе-
ние дохода примерно до середины столетия становилось все более нерав-
номерным. Этой же теме посвящены работы Taylor A.J. Laissez-faire and
State Intervention in Nineteenth-century Britain. («Studies»). London,
1972 и The Classical Economists and Economic Policy / A.W.Coats (ed.).
(«Debates»). London, 1971.
Большинство читателей этой книги уже знакомы хотя бы в общих
чертах с американской экономической историей, или вскоре познакомят-
ся с ней. Ввиду того, что литература по соответствующей тематике огром-
на, будет разумно ограничиться здесь ссылками на несколько обобщаю-
щих работ и отослать читателей к ним и приведенным в них библиогра-
фиям. Среди лучших учебников можно упомянуть Ratner S., Soltow J.H.,
Sylla RE. The Evolution of the American Economy: Growth, Welfare, and
525
Decision Making. 2nd ed. New York, 1993; Lebergon S. The Americans: An
Economic Record. New York, 1984 и Lee S.P., Passell P. A New Economic
View of American History. New York, 1979. Несколько более старая, но
сохранившая ценность ввиду известности авторов (всего 12!) работа —
Davis L.E. et al. American Economic Growth: An Economist’s History of
the United States. New York, 1972. Две книги, подготовленные с ориен-
тацией на британских читателей — Essays in American Economic His-
tory / A.W.Coats, R.M.Robertson (eds.). London, 1969 и Temin P.
Causal Factors in American Economic Growth in the Nineteenth Century.
(«Studies»). London, 1975, в которой имеется блестяще подобранная биб-
лиография. Выдающимся примером работы по городской истории являет-
ся книга Cronon W. Nature’s Metropolis: Chicago and Great West. New
York, 1991.
Относительная редкость книг на английском языке по экономической
истории Бельгии обусловливает тот факт, что следует больше полагаться
на журнальные статьи и главы или отрывки в более крупных работах.
Книга Mokyr J. Industrialization in the Low Countries, 1795—1850. New
Haven, CT, 1976 менее полезна, чем предполагает ее название, поскольку
автор больше интересуется проверкой клиометрических гипотез, чем соб-
ственно изложением истории. Посвященная Нидерландам глава, написан-
ная Жаном Дондом и Мариетт Брювье в томе 4(1) Fontana Economic
History скорее разочаровывает, как и статья Van Houtte J.A. Economic
Development of Belgium and the Netherlands from the Beginning of the
Modern Era //Journal of European Economic History. 1972. № 1. Spring.
P. 100—120). Лучшее представление о соответствующей проблематике
можно получить из глав, посвященных Бельгии, в работах Milward,
Saul, The Economic Development of Continental Europe, 1780—1870 и The
Development of the Economies of Continental Europe, 1850—1914 (Бель-
гия обсуждается параллельно co Швейцарией в первой книге и с Нидер-
ландами во второй). Работа Craebeckx J. The Beginning of the Industrial
Revolution in Belgium в сборнике Essays in French Economic History /
R.Cameron (ed.) несет достаточно много информации по периоду фран-
цузского господства, а глава XI в книге Cameron R. France and the Eco-
nomic Development of Europe дает общий обзор с особым акцентом на
вклад французских предпринимателей, инженеров и капитала. Глава по
истории Бельгии в: Cameron R. et al. Banking in the Early Stages of In-
dustrialization более детально рассматривает роль бельгийской банков-
ской системы в процессе индустриализации. Работа Lesthaeghe R.J. The
Decline of Belgian Fertility, 1800—1970. Princeton, 1978 представляет
собой достаточно специализированную монографию.
Книга Caron F. An Economic History of Modern France. New York,
1979 хорошо написана, но плохо переведена. Работа Palmade G.P. French
Capitalism in the Nineteenth Century. Newton Abbot, 1972, может быть,
не столь хороша, но ей гораздо больше повезло с переводчиком (Грэм
Холмс), который также написал полезное введение об изучении предпри-
нимательства во Франции XIX в. Книга Kemp Т. Economic Forces in
French History: An Essay on the Development of French Economy, 1760 —
1914. London, 1971 на сегодняшний день устарела. Работа O’Brien Р.,
Keyder С. Economic Growth in Britain and France, 1780—1914: Two Path
to the Twentieth Century. London, 1978 открыла новую эру в экономичес-
кой историографии Франции; в ней утверждается, что переход к инду-
стриальному обществу во Франции был «более человечным и, возможно,
не менее эффективным», чем в Великобритании. В свою очередь, в книге
Kindleberger С.Р. Economic Growth in France and Britain, 1851 — 1950.
526
Cambridge, MA, 1964 принята и обосновывается более традиционная
точка зрения. Впоследствии Ф. Крузе отстаивал точку зрения о превос-
ходстве британской модели: Crouzet F. Britain Ascendant: Comparative
Studies in Franco-British Economic History. Cambridge, 1990.
Сельское хозяйство оставалось главным сектором французской эко-
номики на протяжении всего XIX в. В числе исследований по соответст-
вующей тематике можно упомянуть Goreux L.M. Agricultural Producti-
vity and Economic Development in France, 1850—1950. New York, 1977;
Newell W.H. Population Change and Agricultural Development in Nine-
teenth Century France. New York, 1977 и Prixe R. The Modernization of
Rural France: Communications Network and Agricultural Market Structures
in Nineteenth Century France. New York, 1983. Достаточно специфическая
отрасль сельского хозяйства — виноделие — исследуется в работах
Loubere L. The Red and White: The History of Wine in France and Italy
in the Nineteenth Century. Albany, 1978 и The Wine Revolution in France:
The Twentieth Century. Princeton, 1990.
В работах Carter E.C. et al. Enterprise and Entrepreneurs in Nineteeth
and Twentieth Century France. Baltimore, 1976 и Laux J.M. In First Gear:
The French Automobile Industry to 1914. Liverpool, 1976 освещаются
плохо изученные динамические аспекты французского предприниматель-
ства. Книга Smith M.S. Tariff Reform in France, 1860—1900. Ithaca, NY,
1980 восстанавливает баланс в обсуждении проблемы протекционистских
настроений французских предпринимателей, которые часто преувеличивают-
ся. В работе Cameron R. France and Economic Development of Europe при-
водятся примеры французского предпринимательства за рубежом.
В книге Lorwin V.R. The French Labor Movement. Cambridge, MA,
1954 дается сочувственная, но взвешенная трактовка проблематики рабо-
чего движения во Франции. Другие аспекты рабочего движения отраже-
ны в работах Hanagan М.Р. The Logic of Solidarity: Artisans and Indus-
trial Workers in Three French Towns, 1871 — 1914. Urbana, IL, 1980;
Shorter E.C., Tilly C. Strikes in France, 1830—1968. Cambridge, 1974 и
Stearns P.N. Paths to Authority: The Middle Class and the Industrial Labor
Force in France, 1820—1848. Urbana, IL, 1978.
Книга Boehme H. An Introduction to the Social and Economic History
of Germany: Political and Economic Change in the Nineteenth and Twenti-
eth Centuries. Oxford, 1978 является кратким обзором социальной и эко-
номической истории Германии, принадлежащим перу немецкого истори-
ка-«ревизиониста». Издание Stolper G. et al. The German Economy, 1870
to the Present. New York, 1967 предсатвляет собой пересмотренный пере-
вод книги известного немецкого экономиста-антифашиста. О книге Hen-
derson W.O. The Rise of German Industrial Power, 1834—1914. Berkeley;
Los Angeles, 1975 можно сказать лишь, что она устарела и лишена инте-
реса. Работа того же автора The Zollverein. London, 1939, переизданная
в 1959 г., является, к сожалению, единственным сколько-нибудь полным
описанием истории германского Таможенного союза на английском
языке. Книга Kitchen М. The Political Economy of Germany, 1815—1914.
London, 1978 хорошо написана, но не отличается глубиной изложения.
Сборник Borchardt К. Perspectives on Modern German Economic History
and Policy. Cambridge, 1991 содержит статьи ведущих немецких экономи-
ческих историков. Упомянем также сравнительное исследование
Mommsen W. Britain and Germany, 1800—1914: Two Development Paths
toward Industrial Society. London, 1986.
В работе Tipton F.B. Regional Variations in the Economic Develop-
ment of Germany during the Nineteenth Century. Middletown, CT, 1976
527
содержится новый взгляд, противоречащий традиционным представлени-
ям о единообразном экономическом росте различных регионов Германии.
Книга Tilly R. Financial Institutions and Industrialization in the
Rhineland, 1815—1870. Madison, WI, 1966 рассматривается процесс воз-
никновения «крупных банков». Книга Stern F. Gold and Iron: Bismarck,
Bleichroeder, and the Building of the German Empire. New York, 1977 яв-
ляется превосходным изложением наблюдений личного банкира Бисмар-
ка, который заодно являлся неофициальным банкиром Германской импе-
рии. Работа Hoheberg Р. Chemicals in Western Europe, 1850—1914. Chi-
cago, 1967 посвящена подъему промышленности органической химии, в
которой Германия играла решающую роль. Работа Veblen Т. Imperial
Germany and the Industrial Revolution. New York, 1919, переизданная в
1939 г., хотя она безнадежно устарела и основывается на неверных све-
дениях, все же сохраняет интерес как пример взглядов проницательного
современника.
' Глава 10. Модели развития: страны поздней индустриализации
'	н аутсайдеры
Мы вынуждены констатировать наличие парадоксальной (или симп-
томатичной?) ситуации: по экономической истории Швейцарии, богатей-
шей страны Европы, наблюдается самый острый дефицит англоязычной
литературы. Швейцария лишь мельком упоминается в 6 томе Cambridge
Economic History of Europe, а в последующих томах нет и этого. В пер-
вом томе (охватывающем период до 1870 г.) книги Milward and Saul ей
посвящена половина главы, а во втором томе о ней не говорится ни
слова. Посвященная Швейцарии глава издания Fontana Economic History
является наименее удовлетворительной из всех. Читатели, владеющие
французским и немецким языками, оценят книгу Bergier J.-F. Die Wirt-
schaftsgeschichte der Schweiz: Von den Anfangen bis zur Gegenwart. Zu-
rich; Cologne, 1983, переведенную также на французский язык под назва-
нием Histoire economique de la Suisse. Lausanne; Paris, 1984, но осталь-
ным придется довольствоваться кратким изложением этой книги: Trade
and Transport in Swiss Economic History в издании Essays in French Eco-
nomic History / R.Cameron (ed.), которое посвящено скорее раннему
Новому времени, чем XIX в., а также просматриванием других работ,
таких как главы (отчасти посвященные Швейцарии) в книгах Cameron R.
France and Economic Development of Europe (по истории банков и желез-
ных дорог) и Hohenberg Р. Chemicals in Western Europe (по истории хи-
мической промышленности). Счастливым исключением является работа
Schiff Е. Industrialization without National Patents: The Netherlands,
1869—1912; Switzerland, 1850—1907. Princeton, 1971, где доказывается,
что в небольших открытых экономиках патентная система не играла кри-
тически важной роли. В книге Aidcroft, Rodger. Bibliography of European
Economic and Social History упоминается порядка тридцати других изда-
ний, более или менее относящихся к этой теме. В 1991 г., в год праздно-
вания 700-летнего юбилея Швейцарской конфедерации, на английском,
французском и немецком языках была опубликована полупопулярная
книга 1291 — 1991: The Swiss Economy, A Trilogy. St. Sulpice, Switzer-
land, 1991, в число авторов которой входил Жан-Франсуа Бержье и мно-
гие другие.
Англоязычные читатели работ по экономической истории Нидерлан-
дов находятся в несколько лучшем положении, чем те, кто интересуется
историей Швейцарии. Ограничения по охвату рассматриваемых тем,
528
свойственные изданиям Fontana Economic History, а также работам Mo-
кира (Mokyr) и Ван Хутта (Van Houtte), упомянутые в связи с историей
Бельгии, проявляются и в данном случае, но работа Milward, Saul. The
Development of the Economies of Continental Europe, 1850 — 1914 содер-
жит краткий обзор развития голландской экономики во второй половине
XIX в. Начать изучение темы целесообразно с работы Wright H.R.C.
Free Trade and Protection in the Netherlands, 1816—1830: A Study of the
First Benelux. Cambridge, 1955. Работа Griffits R.T. Industrial Retarda-
tion in the Netherlands, 1830—1850. The Hague, 1979 является, возможно,
чересчур пессимистичной, но опредленным противовесом ей может слу-
жить книга Jonge J.A. de. Industrial Growth in the Netherlands, 1850 —
1914, опубликованная в журнале Acta Historiae Neerlandicae. 1971. № 5.
Полезным может оказаться изучение истории предпринимательства в Ни-
дерландах — например, первые два тома книги Wilson С. The History of
Unilever. London, 1954; Bouman P.J. Phillips of Eindhoven. London, 1958
или первые два тома книги Gerretson F.C. History of the Royal Dutch.
Leiden, 1953—1958. Нидерландский архив экономической истории начал
в 1989 г. публиковать на английском языке новый журнал Economic and
Social History in the Netherlands.
Литература на английском языке по истории Скандинавии гораздо
обширнее и более высокого качества. Кроме превосходного исследования
Карла-Густава Гильдебранта в томе VII Cambridge Economic History, Ле-
онарда Ерберга в 4 томе Fontana Economic History и работы Милворда и
Саула в книге The Economic Development of Continental Europe, сущест-
вует множество монографий и общих обзорных работ, в частности:
Jorberg L., Growth and Fluctuation of Swedish Industry, 1869—1912.
Stockholm, 1961; Lieberman S. The Industrialization of Norway, 1800 —
1920. Oslo, 1970; Hansen S.A. Early Industrialization in Denmark. Copen-
hagen, 1970. Дополнительные библиографические указания можно найти
во всех этих работах. Финская промышленность является предметом изу-
чения в двух книгах Тимо Мюллюнтауса: Myllyntaus Т. Finnish Industry
in Transition, 1885—1920: Responding to Technological Challenges. Hel-
sinki, 1989 и The Gatecrashing Apprentice: Industrialising Finland as an
Adopter of New Technology. Helsinki, 1990.
До недавнего времени существовал дефицит качественной литературы
по экономическому развитию Австро-Венгерской империи. Этот вакуум в
настоящее время заполнен несколькими профессионально выполненными
работами. Лучшей, несомненно, является книга Good D.F. The Economic
Rise of the Habsburg Empire, 1750 — 1914. Berkeley; Los Angeles, 1984.
Другими заслуживающими внимания работами являются книги Komlos J.
The Habsburg Monarchy as a Customs Union: Economic Development in
Austria-Hungary in the Nineteenth Century. Princeton, 1983 и Huertas T.
Economic Growth and Economic Policy in a Multinational Setting. New
York, 1977. Первый из упомянутых авторов выступал также в роли ре-
дактора международного сборника статей (в основном молодых ученых):
Economic Development in the Habsburg Monarchy in the Nineteenth Cen-
tury. New York, 1983. Более крупная работа двух известных венгерских
экономических историков охватывает историю Габсбургской монархии
вместе с историей восточной Германии, Польши и бывших балканских
территорий Османской империи: Berend I.T., Ranki G. Economic Deve-
lopment of East-Central Europe in the 19th and 20th Centuries. New York,
1974. Те же авторы написали работу Hungary: A Century of Economic De-
velopment. New York, 1974. Среди более старых работ заслуживает упо-
529
минания книга Blum J. Noble Landowners and Agriculture in Austria,
1815—1848. Baltimore, 1948.
Перу Беренда и Ранки принадлежит и книга The European Periphery
and Industrialization, 1780—1914. Cambridge, 1982, в которой они отне-
сли к «европейской периферии» не только Южную и Восточную Европу,
но и Скандинавию. Это книга выдающаяся по замыслу, но обзорная и
краткая по исполнению. Более детальное рассмотрение проблем каждого
из регионов следует искать в других работах. По истории Иберийского
полуострова (на самом деле только Испании, поскольку информация по
истории Португалии там практически отсутствует) можно найти материал
в соответствующих главах книг Vives V. An Economic History of Spain;
Tortella G. Banking, Railroads and Industry in Spain, 1829—1974. New
York, 1977; Harrison J. An Economic History of Modern Spain. New York,
1978 и Lieberman S. The Contemporary Spanish Economy: A Historical
Perspective. London, 1982, которая доводит изложение до 1970-х гг. Ос-
новные сведения по истории Италии приведены в работе Fua G. Notes on
Italian Economic Growth, 1861 — 1964. Milan, 1965. Работа Toniolo G. An
Economic History of Liberal Italy, 1850—1918. New York; London, 1990
является хорошим обзором, написанным известным итальянским ученым.
Книга Cohen J.S. Finance and Industrialization in Italy, 1894—1914. New
York, 1977 дает детальное представление о влиянии финансового сектора
на итальянскую индустриализацию. Эти работы можно дополнить обзо-
рами, содержащимися в издании Fontana Economic History и в работе
Милворда и Саула, которые также полезны для изучения истории Юго-
Восточной Европы. По последней теме наиболее авторитетной следует
признать книгу Lampe J.R., Jackson М. Balkan Economic History, 1550 —
1950. Bloomington, IN, 1982.
Изучение истории России хорошо начать со знакомства с книгой
Falkus М.Е. The Industrialization of Russia, 1700—1914. («Studies»). Lon-
don, 1972. Солидной и достаточно полной работой по российской инду-
стриализации накануне освобождения крестьян является работа Black-
well W.L. The Beginnings of Russian Industrialization, 1800—1860. Prince-
ton, 1968. Изложение соответствующих вопросов продолжено в книге
Laue Т. von. Sergei Witte and the Industrialization of Russia. New York,
1963. Фундаментальное значение имеет книга Gregory Р. Russian National
Income, 1885—1913. Cambridge, 1982. Работа Crisp O. Studies in the Rus-
sian Economy before 1914. London, 1976 представляет собой сборник ста-
тей, касающихся всех аспектов экономики страны от крестьянского хо-
зяйства до государственных финансов. Особо следует отметить первую
статью: The Pattern of Industrialization in Russia, 1700—1914. Другим
сборником статей известного ученого является книга Kahan A. Russian
Economic History: The Nineteenth Century. Chicago, 1989 под редакцией
Роджера Вейса. Работа McKay J.P. Pioneers for Profit: Foreign En-
trepreneurship and Russian Industrialization, 1885 — 1913. Chicago, 1970
особое внимание уделяет деятельности иностранных предпринимателей.
Причины ограниченного динамизма российского предпринимательства
раскрываются в книге Owen Т.С. The Corporation under Russian Law,
1800—1917: A Study in Tsarist Economic Policy. Cambridge, 1991. В ра-
боте Friedgut Т.Н. luzovka and Revolution. Vol. I. Life and Work in Rus-
sian Donbass, 1869—1924. Princeton, 1989 дается хронология роста само-
го крупного в России угольного и металлургического региона. В работе
Marks S.G. Road to Power: The Trans-Siberian Railroad and the Coloniza-
tion of Asian Russia, 1850—1917. Ithaca, 1991 автор делает вывод о том,
что Транссибирская железная дорога была построена скорее по полити-
530
ческим, чем по экономическим соображениям. К числу работ по россий-
скому сельскому хозяйству, наиболее важному сектору экономики в XIX в.,
относятся Blum, Lord and Peasant; The Peasant in Nineteenth Century
Russia / W.S.Vucinich (ed.). Stanford, 1968 и Peasant Economy, Culture,
and Politics in European Russia, 1800—1921 / E.Kingston-Mann, T.Mixter
(eds.). Princeton, 1991. Работа Worobec C.D. Peasant Russia: Family and
Community in the Post-Emancipation Period. Princeton, 1991 достойно за-
няла место книги Robinson G.T. Rural Russia under the Old Regime. 2nd
ed. New York, 1962.
Литература на английском языке по экономической истории Японии,
ранее скудная, сейчас насчитывает множество работ. Первопроходцем
здесь была книга Lockwood W.W. The Economic Development of Japan:
Growth and Structural Change, 1868—1938. Princeton, 1954. Хотя она все
еще сохраняет свою ценность, по объему количественных данных ее пре-
восходит книга Nakamura Т. Economic Growth in Prewar Japan. New
Haven, CT, 1983. Превосходный анализ периода, предшествующего рево-
люции Мэйдзи, дан в работе Hanley S.B., Yamamura К. Economic and
Demographic Change in Preindustrial Japan, 1600—1868. Princeton, 1977.
Попытка контрфактического клиометрического исследования предприня-
та в работе Kelley А.С., Williamson J.G. Lessons from Japanese Develop-
ment: An Analytical Economic History. Chicago, 1974. Известный япон-
ский экономист-математик Мишио Моришима временно оставил матема-
тику, чтобы заняться историей и социологией и в работе: Morishima М.
Why Has Japan «Succeeded»? Western Technology and the Japanese Ethos.
Cambridge, 1982 нашел ответ на вопрос об экономическом успехе Японии
в уникальной японской идеологии.
Глава 11. Рост мировой экономики
Двумя сравнительно краткими учебниками, освещающими поднятые в
этой главе проблемы несколько более подробно, являются Ashworth W.
A Short History of the International Economy since 1850. 4th ed. London,
1987 и Kenwood A.G., Lougheed A.L. The Growth of the International
Economy, 1820—1960. London, 1971. Еще больше подробностей можно
найти в книге Foreman-Peck J. A History of the World Economy: Interna-
tional Economic Relations since 1850. London, 1983, которая, кроме того,
содержит теоретические объяснения.
Хорошее изложение истории отмены Хлебных законов и множества
других аспектов международной торговли XIX в. содержится в работе
Kindleberger С.Р. Economic Response: Comparative Studies in Trade, Fi-
nance, and Growth. Cambridge, MA, 1978. Другие аспекты отмены Хлеб-
ных законов рассматриваются в книгах Brown L. The Board of Trade and
the Free Trade Movement, 1830—1842. Oxford, 1958 и Grampp W.D. The
Manchester School of Economics. Chicago, 1960. Обзор проблематики
международной торговли за столетие в целом см. в Imlah А.Н. Economic
Elements in the Pax Britannica: Studies in British Foreign Trade in the
Nineteenth Century. Cambridge, MA, 1958.
Стандартным источником по истории заключения договора Кобде-
на—Шевалье все еще остается работа Dunham A.L. The Anglo-French
Treaty of Commerce of 1860 and the Progress of the Industrial Revolution
in France. Ann Arbor, MI, 1930. Более краткое и вразумительное изуче-
ние соответствующих вопросов содержится в статье Rist М. A French Ex-
periment with Free Trade: The Treaty of 1860 // Essays in French Economic
History / R.Cameron (ed.). Германский опыт исследуется в работе
531
Lambi LN. Free Trade and Protection in Germany, 1868 — 79. Wiesbaden,
1963. История развития французской торговли в последующий период
хорошо документирована в книге Smith M.S. Tariff Reform in France,
1860—1900. Ithaca, NY, 1980. По истории британской торговли см. Saul S.B.
Studies in British Overseas'Trade, 1870—1914. Liverpool, 1960. Общие
тенденции подчеркиваются в книге Lewis W.A. Growth and Fluctuations,
1870—1913. London, 1978 и более кратко — в работе Saul S.B. The Myth
of the Great Depression, 1873—1895. («Studies»). London, 1969.
Хорошим введением в изучение истории золотого стандарта является
книга Ellsworth Р.Т. The International Economy: Its Structure and Opera-
tion. 3rd ed. New York, 1964. Книга The Gold Standard in Theory and His-
tory / B.Eichengreen (ed.). London, 1985 является сборником тщательно
подобранных статей по всем аспектам этой темы. Более подробное изло-
жение вопроса можно найти в работе Bloomfield A.I. Monetary Policy
under the International Gold Standard, 1880—1914. New York, 1959. Крат-
ким исследованием вопроса является работа Lindert Р. Key Currencies
and Gold, 1900—1913. Princeton, 1969.
Статистика по миграции приведена в работе Woytinsky. World Popu-
lation and Production. См. также: Hansen M.L. The Atlantic Migration,
1607—1860. Cambridge, MA, 1940; Thomas B. Migration and Economic
Growth: A Study of Great Britain and the Atlantic Economy. Cambridge,
1954 и Erickson C. American Industry and the European Immigrant, 1860 —
1885. Cambridge, MA, 1957.
Одной из пионерных работ по иностранным инвестициям является
книга Feis Н. Europe. The World’s Banker, 1870—1914. New Haven, CT,
1930, переизданная в 1965 г. Приведенная в этой книге статистика нуж-
дается в пересмотре, но сама книга все еще представляет интерес. Более
современный и более широкий взгляд не только на международные ин-
вестиции, но и на миграцию, торговлю и распространение технологии
представлен в работе Woodruff W. Impact of Western Man: A Study of
Europe’s Role in the World Economy, 1750—1960. New York, 1967. Опыт
Великобритании в качестве страны-кредитора суммирован в работе Cot-
trell P.L. British Overseas Investment in the Nineteenth Century. («Stud-
ies»). London, 1975, а значительный объем информации по конкретным
вопросам — в The Export of Capital from Britain, 1870—1914 / A.R.Hall
(ed.). («Debates»). London, 1968. В свою очередь, опыт США в качестве
страны-должника подробно рассмотрен в книге Wilkins М. The History of
Foreign Investment in the United States to 1914. Cambridge, MA, 1989. По
истории французских инвестиций см. Cameron R. France and the Eco-
nomic Development of Europe. Результаты всех этих исследований под-
вергаются критике в работах Platt D.C.M. Foreign Finance in Continental
Europe and the USA, 1915—1870. London, 1984 и Britain’s Investments
Overseas on the Eve of the First World War: The Use and Abuse of Num-
bers. London, 1986.
Число книг и статей по империализму поистине огромно. Лучшим до-
полнением к краткому обсуждению этой проблемы в настоящей книге яв-
ляется Fieldhouse D.K. Economics and Empire, 1830—1914. Ithaca, NY,
1973. Провокативная, но неоднозначная интерпретация вопроса содер-
жится в исследовании Gallagher J.T., Robinson R.I. Africa and the Victo-
rians. New York, 1961. В работе Brunschwig H. French Colonialism,
1871 — 1914. New York, 1966 акцентируется фактор национализма в объ-
яснении французской колониальной экспансии. В книге Headrick D. The
Tools of Empire: Technology and European Imperialism in the Nineteenth
Century. Oxford, 1981 автор отстаивает позицию технологического детер-
532
минизма; см. работу того же автора The Tentacles of Progress: Technology
Transfer in the Age of Imperialism, 1850—1940. Oxford, 1988. Стандарт-
ная марксистская интерпретация содержится в брошюре В.И.Ленина Им-
периализм, как высшая стадия капитализма. Критика марксистской ин-
терпретации содержится в работе Davis L.E., Huttenback R.A. Mammon
and the Pursuit of Empire: The Economics of British Imperialism. Cam-
bridge, 1988. Книга Landes D. Bankers and Pashas: International Finance
and Economic Imperialism in Egypt. London, 1958 читается, как роман.
Информацию о китайской диаспоре дает книга Trocki С. A. Opium
and Empire: Chinese Society in Colonial Singapore, 1800 — 1910. Ithaca,
1990. В свою очередь, книга Brandt L. Commercialization and Agricultural
Development: Central and Eastern China, 1870—1937. Cambridge; New
York, 1989 описывает жизнь китайцев в своей собственной стране. Иссле-
дование проблемы бедности в Китае предпринято в работе Huang Р.С.С.
The Peasant Family and Rural Development in the Yangtse Delta, 1350 —
1988. Stanford, 1990. Скандальные подробности южноафриканской поли-
тики раскрываются в книге NewBury С. The Diamond Ring: Business,
Politics, and Precious Stones in South Africa, 1867 — 1947. New York, 1989.
Точку зрения африканца на влияние международной торговли на афри-
канский континент представляет книга Kimambo LN. Penetration and Pro-
test in Tanzania: The Impact of the World Economy on the Pare, 1860 —
1960. Athens, OH, 1991. В работе Sabato H. Agrarian Capitalism and the
World Market: Buenos Aires in the Pastoral Age, 1840—1890. Albuquer-
que, 1991 рассказывается история с многообещающим началом и разоча-
ровывающим продолжением. Книга Eakin М.С. British Enterprise and the
Morro Velho Gold Mine, 1830—1960. Durham, NC, 1990 описывает дея-
тельность европейской компании в Латинской Америке.
Глава 12. Стратегические секторы
Несколько общих работ по истории сельского хозяйства уже были
перечислены выше в нашей библиографии. Другие работы, имеющие от-
ношение к истории отдельных стран, упомянуты в библиографии к гла-
вам 9 и 10; здесь мы не будем повторять ссылки на них. Работа Jones E.L.
The Development of English Agriculture, 1815 — 1873. («Studies»). Lon-
don, 1968 является полезным обзором важнейшего периода в развитии
английского сельского хозяйства. Ее дополняет книга Perry P.J. British
Agriculture, 1815 — 1873. («Studies»). London, 1973, которая представляет
собой сборник касающихся этой темы статей. Работы Trow-Smith R. Life
from the Land: The Growth of Farming in Western Europe. London, 1967
и Tracy M. Agriculture in Western Europe: Crisis and Adaptation since
1880. London, 1964 охватывают всю Западную Европу в целом. В книге
Agrarian Change and Economic Development: The Historical Problems /
E.L.Jones, S.J.Woolf (eds.). London, 1969 содержатся главы по развитию
сельского хозяйства в Италии, Англии, Японии, Африке и Мексике.
Скорее аналитической, чем исторической является работа Mellor J.W.
The Economics of Agricultural Development. Ithaca, NY, 1966, хотя она
имеет прямое отношение к историческим проблемам. Книга Rossiter
M.W. The Emergence of Agricultural Science: Justus Liebig and the Ameri-
cas 1840—1880. New Haven, CT, 1975 посвящена теме, которой часто
пренебрегают.
Работа Kindleberger С.Р. A Financial History of Western Europe. 2nd
ed., New York, 1993 с блеском излагает краткую информацию по различ-
ным вопросам — деньги, банки, государственные и частные финансы —
533
в основном (но не исключительно) для периода XIX—XX вв. Книга
Keynesianism vs. Monetarism and Other Essays in Financial History. Lon-
don, 1985 является еще одним сборником ярких и талантливых работ
того же автора. Работа Cameron R. et al. Banking in the Early Stages of
Industrialization. Oxford, 1967 представляет собой сравнительное иссле-
дование банковского бизнеса в Англии, Шотландии, Франции, Бельгии,
Германии, России и Японии. Книга Banking and Economic Development:
Some Lessons of History / R.Cameron (ed.). Oxford, 1972 содержит
главы, посвященные Австрии, Италии, Испании, Сербии, Японии и
США. Фундаментальный труд Cameron R., Bovykin V.I. International
Banking, 1870—1914. New York, 1991 представляет собой большое собра-
ние исследований, посвященных различным регионам мира. В свою оче-
редь, в сборник Banks as Multinationals / G.Jones (ed.). London; New
York, 1990 вошли доклады, представленные на организованной его редак-
тором конференции. По отдельным странам, кроме того, см. Goodhart С.А.Е.
The Business of Banking, 1891 — 1914 (Great Britain). London, 1972;
Sykes J. The Amalgamation Movement in English Banking. London,
1926 — старая, но все еще полезная работа; Tilly R. Financial Institu-
tions and Industrialization in the Rhineland, 1815—1870. Madison, 1966;
Heyn U.E.G. Private Banking and Industrialization: The Case of Frankfurt
an Main, 1825—1875. New York, 1981; Rudolph R. Banking and Industri-
alization in Austria-Hungary. Cambridge, 1976; Gasslander O. History of
Stockholms Enskilda Bank to 1914. Stockholm, 1962; Hildebrand K.-G.
Banking in a Growing Economy: Svenska Handelsbanken since 1971. Stock-
holm, 1971, которая является кратким переводом гораздо более объемно-
го труда на шведском языке. По важному вопросу о промышленных фи-
нансах см.: Cottrell P.L. Industrial Finance, 1830—1914: The Finance
and Organization of English Manufacturing Industry. London, 1980, a
также сборник журнальных статей, собранных и отредактированных
Рондо Камероном: Financing Industrialization / R.Cameron (ed.).
Aidershot, England, 1992.
Роль государства (правительства) более или менее подробно рассмат-
ривается почти во всех обобщающих и коллективных работах. Том VIII
Cambridge Economic History полностью посвящен эволюции экономичес-
кой и социальной политики в индустриальных странах. Книги Aitken.
The State and Economic Growth; Taylor. Laissez-faire and State Interven-
tion in Nineteenth-Century Britain и Costa. The Classical Economists and
Economic Policy уже упоминались в нашей библиографии. Работа Jan-
kowski M.D. Public Policy in Industrial Growth: The Case of the Ruhr
Mining Region, 1776—1865. New York, 1977 полностью посвящена пере-
ходу от принципа управления к принципу инспектирования в Рурском
бассейне.
Глава 13. Обзор мировой экономики в XX веке
Базовые данные о численности населения в первой половине XX в.
представлены в работе Woytinsky. World Population and Production. Они
ежегодно обновляются в United Nations Demographic Yearbook. Более
пристальный взгляд на проблему народонаселения в период между двумя
мировыми войнами представлен в работе Kirk D. Europe’s Population in
the Interwar Years. Geneva, 1946. Тенденции динамики населения в инду-
стриальных странах обобщены в издании Национального бюро экономи-
ческих исследований Demographic and Economic Change in Developed
Countries. Princeton, 1976. Издание Департамента ООН по экономичес-
534
ким и социальным вопросам The Population Debate: Dimensions and Per-
spectives. 2 vols. New York, 1975 содержит тексты докладов, сделанных
на Конференции по мировому населению в 1974 г., на которой обсужда-
лись положение и перспективы стран Третьего мира. Хорошим учебни-
ком, знакомящим с современными и ожидаемыми в будущем проблемами
в области народонаселения, является книга Ehrlich P.R., Ehrlich А.Н.,
Holdren J.P. Ecoscience: Population, Resources, Environment.
В работе Kulischer E.M. Europe on the Move: War and Population
Changes, 1917 — 1949. New York, 1948 отражено представление современ-
ника о потрясениях, принесенных мировыми войнами. Та же тема явля-
ется — в более широком контексте — предметом обзора в книге McNeil W.H.,
Adams R.S. Human Migration: Patterns and Policies. Bloomington, IN,
1978.
Издания по проблемам ресурсов, перечисленные в начале этой библи-
ографии и в библиографии к главе 8, по большей части имеют отношение
и к этой главе. Работа Dewhurst J.F. et al. Europe’s Needs and Resources:
Trends and Prospects in Eighteen Countries. New York, 1961 является эн-
циклопедическим собранием данных и аналитических выводов, охват ко-
торого даже шире, чем можно судить по названию. Ранее Дьюхарст воз-
главлял группу, занимавшуюся изучением аналогичных проблем в США:
Dewhurst J.F. et al. America’s Needs and Resources. New York, 1947.
Одним из феноменов 1970-х гг. была книга Медоуз Дж.Х. и др. Преде-
лы роста (на русском языке — М.: Изд-во МГУ, 1991), изданная под
эгидой престижного Римского клуба, авторы которой предсказывали ис-
тощение ключевых мировых ресурсов в XXI в. Отчасти для изучения
этих проблем ООН и организации ее системы реализовали многочислен-
ные исследовательские проекты, посвященные взаимодействию населе-
ния, ресурсов, технологии и окружающей среды. Одной из типичных
публикаций такого рода является работа Леонтьев В.М. Будущее миро-
вой экономики. Доклад группы экспертов ООН во главе с В.М.Леонтье-
вым. М., 1979. В работе Maddison A. The World Economy in the Twenti-
eth Century. Paris, 1989 подчеркивается возрастающий диспаритет между
богатыми и бедными странами.
Тома 6 и 7 издания A History of Technology / Т.I.Williams (ed.).
Oxford, 1978 охватывают первую половину XX в. Брошюра Technology
and Social Change in America / E.T.Layton (ed.). New York, 1973 явля-
ется небольшим сборником статей известных специалистов по истории
технологии. В книге Clark J.G. The Political Economy of World Energy:
A Twentieth Century Perspective. Chapel Hill, NC, 1990 автор рассматри-
вает использование всех видов энергии на протяжении столетия. В работе
Nelson R.R., Peck M.J., Kalacheck E.D. Technology, Economic Growth,
and Public Policy. Washington, 1967 подчеркивается значение взаимодей-
ствия технологии и институтов. Международные аспекты развития техно-
логии анализируются в Johnson H.G. Technology and Economic Interde-
pendence. London, 1975. В публикации Американского национального на-
учного фонда Interactions of Science and Technology in the Innovation
Process. Washington, 1976 акцентируется важность взаимодействия науки
и технологии. Известный физик, инженер и изобретатель в своей рабо-
те — Gabor D. Innovations: Scientific, Technological, and Social. Oxford,
1970 — предсказывает около сотни важнейших технологических и биоло-
гических инноваций, многие из которых уже осуществлены на практике.
Социолог Дэниел Белл также предсказал множество перемен в обществе
в результате взаимодействия технологии и институтов: Белл Д. Грядущее
постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.,
535
1999. Институт истории естествознания и техники, Институт философии
Академии наук СССР вместе с Институтом философии и социологии
Академии наук Чехословакии опубликовали работу Человек —Наука—
Техника. Опыт марскистского анализа научно-технической революции.
М., 1973.
Ключевые институциональные изменения XX в. связаны, с одной сто-
роны, с быстрым развитием науки и технологии, а с другой стороны, с
широкомасштабными военными конфликтами, которые стали возможны-
ми благодаря этим технологиям. Взаимозависимость всех этих факторов
была верно отмечена французским социологом Раймондом Ароном в ра-
боте Aron R. The Century of Total War. New York, 1954, а позднее отра-
жена британским историком Артуром Мэрвиком в книге Marvick A. War
and Social Change in the Twentieth Century: A Comparative Study of Bri-
tain, France, Germany, Russia, and the United States. London, 1974. Вли-
яние войны (и других перемен) на экономическую политику Франции
изучается в Richard F. Kuisel, Capitalism and the State in Modern France:
Renovation and Economic Management in the Twentieth Century. Cam-
bridge, 1981. Изменения в организации бизнеса и менеджмента в XX в.
явились предметом исследования в книге Managerial Hierarchies: Com-
parative Perspectives on the Rise in the Modern Industrial Enterprise /
A.D.Chandler, H.Daems (eds.). Cambridge, MA, 1980.
Глава 14. Дезинтеграция мировой экономики
Работа Bogart E.L. Direct and Indirect Costs of the Great War. Ox-
ford, 1919 представляет собой первую попытку известного американского
экономиста измерить ущерб, нанесенный Первой мировой войной. Знаме-
нитому британскому экономисту А. Боу ли понадобилось несколько боль-
ше времени для его оценки: Bowley A.L. Some Economic Cosequences of
the Great War. London, 1930. Точка зрения историков на эту проблему
представлена в работах Cooper J.M. Causes and Consequences of the
World War I. London, 1975 и Hardach G. The First World War, 1914 —
1918. London, 1977. О финансировании военных расходов в США см.:
Gilbert С. American Financing of World War I. Greenwood, CT, 1970.
Работа Кейнс Дж.М. Экономические последствия Версальского мир-
ного договора. М.; Л., 1924, написанная талантливым автором в большой
спешке и с большим негодованием, тем не менее представляет собой ис-
торический документ, с которым все еще полезно познакомиться. Работа
Mantoux Е. The Carthaginian Peace — or the Economic Consequences of
Mr. Keynes. New York, 1946 была написана с таким же, если не боль-
шим, моральным пылом молодым французом, погибшим в годы Второй
мировой войны. Некоторого рода примирение этих двух точек зрения
можно найти в главе 16 работы Ч.Киндлбергера Financial History of
Western Europe. Важным исследованием истории Европы в 1920-х гг. яв-
ляется книга Maier C.S. Recasting Bourgeois Europe: Stabilization in
France, Germany, and Italy in the Decade after World War I. Princeton,
1975. Существует и другая, не менее важная работа, название которой,
однако, не вполне соответствует содержанию: Schuker S.A. The End of
French Predominance in Europe: The Financial Crisis of 1924 and the Adop-
tion of the Dawes Plan. Chapel Hill, NC, 1976. Из множества исследова-
ний немецкой гиперинфляции самым авторитетным является Holtfrerich C.-L.
The German Inflation, 1914—1923: Causes and Effects in International Per-
spective. Berlin, 1986. Влияние инфляции на такую специфическую (и
важную) отрасль, как металлургия, подробно исследовано в книге Feld-
536
man G.D. Iron and Steel in the German Inflation, 1916—1923. Princeton,
1977. Другой экономический аспект послевоенного урегулирования
нашел отражение в общем обзоре 1920-х гг.: Aidcroft D.H. From Ver-
sailles to Wall Street, 1919—1929. London, 1977. Политика Великобрита-
нии подробно рассмотрена в книге Orde A. British Policy and European
Reconstruction after the First World War. Cambridge; New York, 1900.
Лучшим, по крайней мере самым популярным, обзором экономичес-
ких тенденций 1930-х гг. является Kindleberger С.Р. The World in De-
pression, 1929—1939. London, 1973. Еще одна известная книга по исто-
рии этой мрачной эпохи — Galbraith J.K. The Great Crash, 1929. Boston,
1955, переизданная в 1962 г. Одна из наиболее влиятельных интерпрета-
ций причин депрессии, подчеркивающая роль Федеральной резервной
системы США, содержится в работе Friedman И., Schwartz A.J. The
Great'Contraction. Princeton, 1966, которая представляет собой переизда-
ние одной из глав их фундаментального труда A Monetary History of the
United States, 1867 — 1960. Princeton, 1963. Противоположный взгляд
можно найти в работе Temin Р. Did Monetary Forces Cause the Great De-
pression? New York, 1976, хотя автор затем определенно изменил свои
взгляды, что видно из работы Lessons from the Great Depression. Cam-
bridge, MA, 1989. В книге Svennilson I. Growth and Stagnation in the
European Economy. Geneva, 1954 экономическая депрессия рассматрива-
ется в более широком контексте. Британская экономика между двумя ми-
ровыми войнами является предметом исследования в работах Al-
ford B.W.E. Depression and Recovery? British Economic Growth 1918 —
1939. («Studies»). London, 1972 и Capie F. Depression and Protectionism:
Britain Between the Wars. London, 1983. Книга Garside W.R. British Un-
employment, 1919—1939: A Study in Public Policy. Cambridge; New York,
1990 представляет собой всестороннее исследование узкой, но важной
темы безработицы. Ретроспективные интерпретации депрессии во многих
странах мира содержатся в монографиях The Great Depression Revisited:
Essays on the Economics of the Thirties / H.Van der Wee (ed.). The
Hague, 1972 и The Impact of the Depression of the 1930s and its Relevance
for the Contemporary World / I.T.Berend, K.Borchardt (eds.). Budapest,
1986.
Широкий обзор истории Америки в 1930-х гг. представлен в работе
Mitchell В. Depression Decade: From New Era through New Deal, 1929—
1941. New York, 1947, переизданной в 1969 г. Французский опыт осве-
щен в работе Hoffman S. Decline or Renewal? France since the 1930s. New
York, 1974. Книга Mediterranean Fascism, 1919—1945 / C.F.Delzell
(ed.). London, 1971 содержит исследования, посвященные фашистским
режимам Италии, Испании и Португалии. Важная работа, посвященная
приходу нацизма к власти в Германии, — Turner Н.А. German Big Busi-
ness and the Rise of Hitler. Oxford, 1985. Программа перевооружения
Германии рассматривается в работе Klein В.Н. Germany’s Economic
Preparations for War. Cambridge, MA, 1959. Особый интерес представля-
ет исследование Schoenbaum D. Hitler’s Social Revolution: Class and
Status in Nazi Germany, 1933—1939. London, 1966.
Лучшим введением к изучению экономики Советского Союза являет-
ся книга Nove A. An Economic History of the U.S.S.R. London, 1969,
переизданная в 1986 г. Перу того же автора принадлежат книги The So-
viet Economy. 3rd ed. London, 1969 и Was Stalin Really Necessary? Lon-
don, 1964. Из монументального труда Kapp Э. История Советской Рос-
сии. М., 1989 наибольший интерес для экономического историка пред-
ставляют книги 5 — 8 («Социализм в одной стране») и 9—14 («Основы
537
плановой экономики»). Кроме того, существует сокращенное издание
всех четырнадцати книг, посвященных истории 1920-х гг.: Carr Е.Н. The
Russian Revolution: From Lenin to Stalin. London, 1979. Также интересны
работы Erlich A. The Soviet Industrialization Debate, 1924 — 28. Cam-
bridge, MA, 1960; Brown E.C. Soviet Trade Union and Labour Relations.
Oxford, 1960 и Lewin M. Russian Peasants and Soviet Power. London,
1968.
Наиболее полным и компетентным изданием по экономической исто-
рии Второй мировой войны следует считать книгу Milward A.S. War,
Economy, and Society, 1939 — 45. Berkeley; Los Angeles, 1977. Существу-
ют и другие важные работы того же автора: The German' Economy at
War. London, 1965; The New Order and the French Economy. Oxford,
1970; The Fascist Economy in Norway. Oxford, 1972. Роль Америки в
войне отражена в работе Nelson D.M. The Arsenal of Democracy. New
York, 1946. По истории Японии см.: Cohen J.R. Japan’s Economy in War
and Reconstruction. Minneapolis, 1949 и Jones F.C. Japan’s New Order in
East Asia: Its Rise and Fall, 1937 — 45. Oxford, 1954. Проницательный
взгляд на важную, но малоизученную тему представлен в книге Cairn-
cross A. The Price of War: British Policy on German Reparations, 1941 —
1949. London, 1986.
Глава 15. Восстановление мировой экономики
Наиболее полный и авторитетный обзор истории мировой экономики
после Второй мировой войны представлен в работе Ван дер Вее Г. Ис-
тория мировой экономики, 1945—1990. М., 1994. В книге Milward A.S.
The Reconstruction of Western Europe, 1945 — 51. London, 1984 дано де-
тальное, но несколько противоречивое описание истоков и результатов
плана Маршалла, Европейского платежного союза и плана Шумана.
Сборник Reconstruction in Post-war Germany: British Occupation: Policy
and the Western Zones, 1945—1955 / I.D.Turner (ed.). Oxford, 1989
представляет собой публикацию весьма качественных докладов, сделан-
ных на одной из конференций. Материалы книги Hogan M.J. The Mar-
shall Plan: America, Britain, and the Reconstruction of Western Europe,
1947—1952. Cambridge, 1987 до сих пор сохраняют актуальность. Сбор-
ник статей, основанных на изучении архивных источников, — Griffits R.T.
The Netherlands and the Economic Integration of Europe, 1945—1957. Am-
sterdam, 1990 — показывает важную роль Нидерландов в поддержании
движения к единству Европы. Работа Adams W.J. Restructuring the
French Economy: Government and the Rise of Market Competition since
World War II. Washington, 1989 является компетентным, но несколько
противоречивым описанием экономического развития Франции. Работа
Lutz V. Italy, A Study in Economic Development. Oxford, 1962 убедитель-
но освещает удивительно быстрое восстановление экономики Италии. По-
лезный обзор промышленной политики в четырех ключевых европейских
странах представлен в издании Governments, Industries and Markets: As-
pects of Government-Industry Relations in the UK, Japan, West Germany
and the USA since 1945 / M.Chick (ed.). Aidershot, England, 1990. Из-
ложение сравнительной макроэкономической истории шести крупнейших
развитых индустриальных экономик с марксистской точки зрения см. в
Marglin A., Schor J.B. The Golden Age of Capitalism: Reinterpreting the
Postwar Experience. Oxford, 1990.
Экономические проблемы стран Третьего мира являются предметом
исследования в работах: Maddison A. Economic Progress and Policy in the
538
Developing Countries. London, 1970; Helleiner G. A World Divided: The
Less Developed Countries in the International Economy. Cambridge, 1976;
Barnes W.G. Europe and the Developing World. London, 1967; The New
International Economic Order: The North-South Debate / J.N.Bhagwati
(ed.). Cambridge, MA, 1977 и Agricultural Policy in Developing Coun-
tries / N.Islam (ed.). London, 1974.
Созданию, деятельности и проблемам Европейского сообщества по-
священы работы Наггор J. The Political Economy of Integration in the
European Community. Aidershot, England, 1989; Hackett C. Cautious
Revolution: The European Community Arrives. New York, 1990; Swan D.
The Economics of the Common Market. Hammondsworth, 1975 и Overturf S.F.
The Economic Principles of European Integration. New York, 1986.
Заслуживают внимания и другие международные экономические ин-
ституты. Работа Horsefield J.K. The International Monetary Fund, 1945 —
1965. Washington, 1969 является официальной историей МВФ, так же
как и Mason E.S., Asher R.E. The World Bank since Bretton Woods.
Washington, 1973. Официальной историей другого международного ин-
ститута является книга Kaplan J.J., Schleiminger G. The European Pay-
ments Union: Financial Diplomacy in the 1950s. Oxford, 1989, которая,
хотя и основана на первичных источниках, была написана чиновниками,
а не учеными, что сказывается на ее качестве. Более аналитический ха-
рактер носит книга Tew В. The Evolution of the International Monetary
System, 1945—1977. New York, 1977, а работа Block F.L. The Origins of
International Economic Disorder: A Study of United States International
Monetary Policy from World War II to the Present. Berkeley; Los Angeles,
1977 содержит откровенную критику политики США. Работа Kock К. In-
ternational Trade Policy and the GATT, 1947—1967. Stockholm, 1969
также отличается критическим настроем.
Измерению темпов экономического роста посвящена книга Denison E.S.
Why Growth Rates Differ: Postwar Experience in Nine Western Countries.
Washington, 1967 (Сокращенный перевод на русский язык — Денисон Э.
Исследование различий в темпах экономического роста. М., 1971. —
Прим. науч, рсд.) Тот же автор применяет свою методику измерения
роста к Японии и США в работах How Japan’s Economy Grew So Fast:
The Sources of Postwar Expansion. Washington, 1976, в соавторстве с
У.К.Чангом и Accounting for Slower Growth: The United States in the
1970s. Washington, 1979. Ангус Мэддисон также рассматривает вопросы
измерения экономического роста, но следует совершенно другой методике
и анализирует гораздо более длительный период; см.: Мэддисон А. Эко-
номическое развитие в странах Запада. М., 1967 и Maddison A. Phases of
Capitalist Development. Oxford, 1982.
Изменения в природе капитализма привлекли внимание многих уче-
ных. Одной из ранних работ по этой проблематике является книга Berle А. А.
The 20th Century Capitalist Revolution. New York, 1954. Кроме того, сле-
дует отметить Galbraith J.K. The Affluent Society. London, 1958 и Гэлб-
рейт Дж.К. Новое индустриальное общество. М., 1969, а также Shonfield
A. Modern Capitalism: The Changing Balance of Public and Private Power.
Oxford, 1965 и Cornwakk J. Modern Capitalism: Its Growth and Transfor-
mation. London, 1977.
Глава 16. Мировая экономика в конце XX века
К моменту, когда составлялась эта библиография, еще не появилось
всесторонних исследований краха коммунизма в Восточной Европе и
539
СССР. Большая часть главы 16 была написана на основе информации из
газет, журналов и даже программ теленовостей! В конце лета и осенью
1991 г. рукопись главы пересматривалась почти ежедневно. Несколько
идеализированный взгляд на эти события представлен в книге Laba R.
The Roots of Solidarity: A Political Sociology of Poland’s Working-class
Democratization. Princeton, 1991, в то время как о книге Goodwyn L.
Breaking the Barrier: The Rise of Solidarity in Poland. New York, 1991
можно сказать лишь то, что ее автор не знает польского языка. Написан-
ная в самом начале трансформации книга выдающегося экономиста
Яноша Корнай — Kornai J. The Road to a Free Economy: Shifting from a
Socialist System: The Example of Hungary. New York, 1990 — является не
историческим исследованием, а набором эмоциональных аргументов в
пользу полного разрыва с прошлым.
Японская экономика оценивается с различных точек зрения в работах
Asia’s New Giant: How the Japanese Economy Works / H.Patrick,
H.Rosovsky (eds.). Washington, 1976, а также Japan’s High Technology
Industries: Lessons and Limitations of Industrial Policy / H.Patrick,
L.Meissner (eds.). Seattle; London, 1987. В книге Dyster В., Merideth D.
Australia in the International Economy in the Twentieth Century. Mel-
bourne, 1990 авторы приводят базовые аргументы для оценки роли Ав-
стралии в мировой экономике. Международный долговой кризис 1980-х
гг., особенно сильно затронувший страны Латинской Америки, вызвал
появление книги Eichengreen В., Lindert Р.Н. The International Debt Cri-
sis in Historical Perspective. Cambridge, MA, 1989.
Работа Crystal J. Oil and Politics in the Gulf: Rulers and Merchants in
Kuwait and Qatar. Cambridge, 1990 выявляет исторические предпосылки
войны в Персидском заливе в 1991 г. (хотя это и не входило в планы
автора).
Наконец, работа Molle W. The Economics of European Integration
(Theory, Practice, Policy). Dartmouth, England, 1990 является полным и
содержательным исследованием функционирования Европейского сооб-
щества накануне воплощения в жизнь Единого европейского акта.
Оглавление
Предисловие..........................................   7
Предисловие к первому изданию...................• • *	8
Глава 1. ВВЕДЕНИЕ: ЭКОНОМИЧЕСКАЯ	<
ИСТОРИЯ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ...................... 12
Развитые и слаборазвитые страны.....................14
Рост, развитие и прогресс...........................17
Детерминанты экономического развития................20
Производство и производительность...................24
Экономическая структура и структурные изменения.....27
Логистические кривые экономического роста...........29
Приложение..........................................33
Глава 2. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
В ДРЕВНЕМ МИРЕ.......................................  34
Экономика и возникновение цивилизации.....'.........36
Экономический фундамент империй...................  44
Торговля и экономическое развитие	' •
' в Средиземноморском регионе..........................48
Экономические достижения и ограниченность 'u's'n’
античной цивилизации...............................	54
Глава 3. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ.................................. 62
Сельскохозяйственный базис..........................62
Сельское общество...................................67
Механизм стабильности...............................68
Факторы перемен.....................................71
Европейская экспансия...............................75
Возрождение городской жизни..................।. . . . 81
Торговые потоки и методы торговли............и . . . . 84
Промышленная технология и начало использования ,
механической энергии........................... ,.... 92
Кризис средневековой экономики......................97
Глава 4. «НЕЗАПАДНЫЕ» ЭКОНОМИКИ
НАКАНУНЕ ЭКСПАНСИИ ЗАПАДА.......................... . . . 101
Мир ислама........................................ 101
Османская империя................................. 104
Восточная Азия.................................... 107
Южная Азия........................................ 111
Африка............................................ 115
Америка........................................... 117
Глава 5. ВТОРАЯ ВОЛНА
ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО РОСТА В ЕВРОПЕ.......................120
Население и уровень жизни......................... 123
Исследования и открытия........................... 125
Заморская экспансия и ее влияние на Европу........ 131
541
Революция цен.................................    134
Технологии и производительность
в сельском хозяйстве............................. 135
Промышленная технология и производительность..... 144
Торговля, торговые пути и торговая организация... 151
Глава 6. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ
И ИМПЕРИАЛИЗМ........................................162
Меркантилизм: неправильное употребление термина.. 162
Общие элементы................................... 165
Испания и испанская Америка...................... 167
Португалия....................................... 175
Центральная, Восточная и Северная Европа......... 178
Кольбертизм во Франции........................... 184
Удивительный взлет Нидерландов................... 189
«Парламентский кольбертизм» в Великобритании..... 193
Глава 7. ВОЗНИКНОВЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ
ПРОМЫШЛЕННОСТИ.......................................201
Характеристики современной промышленности.........202
«Промышленная революция»:
неправильное употребление термина.................205
Предпосылки и сопутствующие обстоятельства
индустриализации..................................207
Промышленная технология и инновации...............216
Региональные различия.............................224
Социальные аспекты ранней индустриализации........227
Глава 8. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
В XIX ВЕКЕ: БАЗОВЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ.....................232
, л	Население........................................232
,	Природные	ресурсы................................238
Развитие и	распространение технологии.............238
Институциональная структура.......................254
Глава 9. МОДЕЛИ РАЗВИТИЯ:
ЛИДЕРЫ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ..............................271
Великобритания .................................. 272
, Соединенные Штаты..................................278
Бельгия...........................................281
Франция...........................................287
Германия..........................................295
Глава 10. МОДЕЛИ РАЗВИТИЯ: СТРАНЫ ПОЗДНЕЙ
ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ И АУТСАЙДЕРЫ........................303
Швейцария.........................................304
Нидерланды и Скандинавия..........................309
Австро-Венгерская империя.........................314
Южная и Восточная Европа..........................319
Российская империя................................328
Япония............................................332
Глава И. РОСТ МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ......................338
Великобритания выбирает свободную торговлю........338
Эра свободной торговли............................341
542
«Великая депрессия» и возврат к протекционизму...345
Международный золотой стандарт...................350
Международное движение населения и капиталов.....353
Возрождение западного империализма...............361
Глава 12. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ СЕКТОРЫ....................374
Сельское хозяйство...............................374
Финансы и банки..................................383
Роль государства.................................395
Глава 13. ОБЗОР МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ
В XX ВЕКЕ...........................................402
Население.........................................402
Ресурсы..........................................409
Технология........................................411
Институты........................................418
Глава 14. ДЕЗИНТЕГРАЦИЯ МИРОВОЙ
ЭКОНОМИКИ.........................................  428
Экономические последствия Первой мировой войны...428
Экономические последствия мира...................432
Великая депрессия 1929—1933 гг...................441
Альтернативные подходы к преодолению кризиса.....446
Русские революции и Советский Союз...............452
Экономические аспекты Второй мировой войны.......457
Глава 15. ВОССТАНОВЛЕНИЕ
МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ...................................460
Создание основ послевоенной экономики............461
План Маршалла и экономические	«чудеса»...........463
Возникновение Советского блока...................472
Экономика деколонизации..........................480
Истоки Европейского сообщества...................486
Глава 16. МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА
В КОНЦЕ XX В........................................492
Распад Советского блока..........................495
Экспансия Европейского сообщества................501
Пределы роста?...................................504
Аннотированная библиография.........................507
РОВДО КАМЕРОН
Краткая экономическая история мира
от палеолита до наших дней
Художественное оформление А.Сорокин
Компьютерная верстка Н.Мерзляков
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 11.12.2001.
Формат 60x90 '/16. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная.
Усл.печ.л. 34,0. Уч.-изд.л. 39,9. Тираж 1000 экз. Заказ №5216
Издательство «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН)
129256, Москва, ул. В.Пика, д. 4, корп. 2. Тел. 18Г-01-71 (дирекция);
Тел./Факс 181-34-57 (отдел реализации)
ППП типография «Наука»
121099, Москва, Шубинский пер., 6