ХРИСТОФОР
ПРИБЫЛЬ
awHvvve зозоэо


Прибыль
ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ
Записки разведчика
ИЗДАТЕЛЬСТВО „БЕЛАРУСЬ**
МИНСК 1Ж
Р2
П75
Эта книга о партизанах-разведчиках, смелых и му-
жественных советских людях, выполнявших ответст-
венное боевое задание в тылу врага в годы Великой
Отечественной войны. Автор записок Христофор Семе-
нович Прибыль, ныне подполковник в отставке,
в 1943 году был переброшен через линию фронта на
временно оккупированную фашистами территорию
Белоруссии и создал тогда в Бобруйском районе пар-
тизанскую группу, имевшую непосредственную радио-
связь с Москвой.
Партизаны-разведчики, опираясь на помощь и под-
держку местного населения, установили тесную связь
с большевистским подпольем Бобруйска. Они прони-
кали во вражеские воинские части и учреждения,
устраивали засады на дорогах, захватывали пленных
и ценные документы, привлекали на свою сторону тех
гитлеровских солдат и офицеров, которые высказы-
вали недовольство разбойничьей политикой фашизма,
питали чувства дружбы к советскому народу.
Автор делится воспоминаниями о незабываемых
днях героической борьбы советских людей с фашист-
ским нашествием. Многие герои книги сейчас живы,
занимаются мирным созидательным трудом в раз-
личных уголках Советского Союза.
Литературная обработка А. Колесова
Кто нам силу дал такую?
Волю выковал стальную?
Силу нам дает народ,
Волю партия кует.
(Из солдатской песни)
СНОВА
НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ
К самолету подъехала грузовая машина. Не
успела она остановиться, как из кабины, широко рас-
пахнув дверцу, выскочил низенький, круглолицый сер-
жант в выгоревшей гимнастерке и пилотке, лихо сдви-
нутой набок. Он по привычке провел большими паль-
цами под ремнем, расправляя складки гимнастерки,
искоса, с заметным удовольствием взглянул на свою
новенькую, отливавшую серебром медаль «За отвагу»
и громко скомандовал:
— К разгрузке приступить!
Солдаты выскочили из кузова, откинули брезент
и начали выгружать машину. Они таскали в самолет
ящики, мешки, тяжелые тюки, перевязанные бечевка-
ми коробки. Работали быстро, без суеты. Чувствова-
лось, что не в первый раз отправляют партизанский
груз.
Кузов машины пустел с каждой минутой.
— Скоро полетим,— легонько толкнул меня лок-
тем Алексей Лисицын, который лежал вместе со мной
и Петром Павловым под крылом самолета.
з
— Скорей бы. Ждать надоело,— отозвался Павлов.
Из-за туч выглянуло солнце. Его большой красный
диск коснулся зубчатой стены дальнего леса. От само-
лета, солдат и автомашины легли на бетон длинные
тени. Надоедливый дождик, шурша, серой завесой от-
катился к северу, за аэродромные постройки. Со сто-
роны Москвы пахнуло на нас теплым ветерком. Пав-
лов снял кепку, расстегнул пальто.
— Пригревает,— мягко	улыбнулся	он.— Это
Москва... на прощание... как мать...
— Как мать...— задумчиво повторил Лисицын.
— Где-то мы будем сегодня ночью? — ни к кому
не обращаясь, спросил Павлов, тяжело вздохнув. Он
прилег на бетон, примостив под голову вещевой ме-
шок, и тихонько, чуть шевеля губами, запел переде-
ланную на партизанский лад песню:
...Темная ночь, партизану родная ты мать,
Ты его от беды стережешь, от врага укрываешь.
Лисицын сидел по-солдатски прямо, неподвижно
глядел вдаль, на темнеющий лес, туда, где угадыва-
лась притихшая, по-военному настороженная Москва.
Я поглядывал то на Павлова, то на Лисицына. Оба
спокойны, задумчивы. Что у них в душе? Наверное,
переживают, волнуются, а быть может и побаивают-
ся? Что ж, все может быть. Ведь не к теще на блины
едем.
Лисицын и Павлов — мои новые боевые друзья.
Первый назначен моим заместителем, второй будет ра-
дистом в группе. Встретился я с ними только вчера,
в кабинете своего начальника. Перебросился тогда не-
сколькими словами, а потом в беготне, которая обычна
при сборах в дальнюю дорогу, не успел выбрать време-
ни для разговора. Знаю о своих помощниках пока ма-
ло. Лисицын — лейтенант, коммунист, чекист, в
4
1941 году побывал в оккупированных районах, успеш-
но выполнил боевое задание командования. Павлов —
студент Казанского университета, только что закон-
чил курсы радистов. Комсомолец. Ребята вроде бы
подходящие.
Солдаты закончили погрузку.
— Теперь наша очередь,— Павлов легко поднялся
и подхватил вещевой мешок.
— Не торопись,— придержал его Лисицын.— Еще
летчиков нет.
— Что ж так тянут? — огорчился рацист и нехотя
сел на место.
с Я понимал Павлова. Ждать отлета действительно
было тяжело. Минуты казались часами. Лисицын от
нечего делать вынул из планшета карту и начал ее
рассматривать. Я пододвинулся к нему. Алексей читал
названия населенных пунктов, рек, изучал рельеф
местности, дороги, леса. Я внимательно вглядывался
в топографические знаки. За этим занятием как-то за-
былось, что мы находимся на аэродроме, под Москвой,
что скоро полетим... Не кружочки, не линии виделись
мне, а шумные города, полноводные реки, зеленые дуб-
равы. Вот она, родная Белоруссия, вся, как на ладони!
Куда ни посмотришь — все близкое, знакомое... Мо-
зырь, Калинковичи... Помню, в двадцать третьем году
ходили сюда с ребятами на комсомольские сходки. Зи-
ма, мороз, а мы идем. Отмахаешь за день сорок —
пятьдесят километров, и хоть бы что. Возвращаемся
в деревню веселые, задорные, с песнями. Комсомолия,
ничего не скажешь!
А теперь там враг, злобный и кровожадный. Уве-
ренные в своей победе, фашисты перекроили карту Бе-
лоруссии. Ее западную часть с Гродно и Белостоком
присоединили к Восточной Пруссии. Полесье отдали
так называемому гитлеровскому рейхскомиссариату
5
Украины, остальную территорию превратили в пресло-
вутую немецкую восточную провинцию ♦Остланд». Ок-
купанты вычеркнули даже само слово ♦Белоруссия»,
вместо него пишут — ♦Белорутения». Белорутения с ее
округами, гебитскомиссариатами, магистратами, во-
лостями, бургомистрами, полицейскими...
Я снова склонился над картой, разложенной на ко-
ленях у Лисицына. Мой взгляд остановился на надписи
♦Константиновка». Постой, постой! Уж не та ли это
Константиновка, возле которой мы, партизаны, в июне
1941 года приняли первый бой с фашистами? Ну, ко-
нечно, она. Вот речушка, вот мост, большой сад по ко-
согору. Под этой деревней мы взорвали три немецкие
автомашины, уничтожили около трех десятков гитле-
ровцев, захватили первые трофеи — автоматы, пуле-
меты и гранаты. Вот тогда я и повстречался там со
стариком-колхозником Григорием Дмитриевичем Хо-
даковским. Он по нашему заданию сходил в Могилев,
разузнал, где и какие немецкие части остановились,
где пушки стоят, танки... Интересно, где Ходаковский
сейчас? Жив ли? Вот бы встретиться с ним. Такие
люди нам в группу очень нужны...
— Когда будем на партизанском аэродроме, Нико-
лай Федорович? — послышался со стороны басовитый
голос. Я приподнял голову и увидел невдалеке двух
мужчин в летных кожаных куртках.
— В ноль-ноль,— ответил второй, высокий и худо-
щавый.
Летчики подошли к нам, поздоровались.
— Заждались небось? — спросил высокий и дру-
жески похлопал Павлова по плечу: — Сердечко поди
екает?
— Есть немножко,— смутился Петр.
— Мы — люди, как все,— добавил Лисицын.
— Ия так думаю,— согласился летчик. Он вынул
6
портсигар, предложил папиросы. Потом, вспомнив что-
то, пошарил в своих карманах и чертыхнулся: — Про-
пала- Видать, ребята искурили. Бумажку вам хотел по-
казать, статейку из фашистской газетенки. Там было
написано, что партизаны — это фанатики, лишенные
обыкновенных человеческих чувств... А вы,— улыбнул-
ся летчик,— оказывается, такие, как все,— ничто чело-
веческое вам не чуждо...
— Николай Федорович, пора,— прервал его това-
рищ, показывая на часы.
— Да, пора. Пойдемте перекусим и в путь-дорож-
ку,— пригласил летчик.
— Спасибо. Мы сыты,— ответил за всех Лисицын.
— Ну, что ж, вам виднее,— не стал уговаривать
Николай Федорович и, поддерживая рукой планшет,
направился с товарищем в столовую.
Кушать нам и в самом деле не хотелось, хотя с утра
не было во рту ни крошки. Мы думали об одном: по-
скорее бы улететь.
Летчики скоро вернулись. Настроение у них было
приподнятое, веселое, как будто собирались лететь не
в тыл врага, а куда-нибудь на курорт — в Сочи или
Кисловодск.
Я с малых лет привык уважать людей сильных,
смелых, всегда преклонялся перед ними и где-то в глу-
бине души завидовал им. Это же чувство испытал я
и при виде Николая Федоровича и его друга. Летчики
из авиационной дивизии, обслуживавшей партизанские
силы Белоруссии и Украины, кажется, ничего героиче-
ского не совершали: в воздушных боях не участвовали,
фашистских ассов не сбивали. Они делали, на первый
взгляд, простое, будничное дело — перевозили на
партизанские аэродромы людей, грузы, почту, а обрат-
но в Москву доставляли больных и раненых. Но это был
повседневный героизм, перед которым преклонялись не
1
только жители оккупированных районов, но и партиза-
ны, привыкшие к жестоким схваткам с врагом. Я много
раз слышал о подвигах летчиков, которыми командо-
вала спокойная и бесстрашная Валентина Гризодубова.
И мне подумалось: в этой дивизии все такие герои, как
Валя, на них можно положиться.
Мы зашли в самолет. Расселись кто как мог.
Я пристроился на тюке у окна.
Машина легла на курс. Внизу ничего не было видно.
Смотреть в окно стало утомительно, и я, приспособив
под голову патронный ящик, прилег. Где сейчас жена
Зина и дочурка Светочка? Спят или сидят у коптилки
в своей маленькой комнатушке, думают обо мне? Что
делается внизу, на земле? Скоро ли фронт?
Постепенно мысли сосредоточились только на том,
что волновало меня уже неделю, с того самого дня, как
я был назначен командиром группы.
— Вы будете работать в Бобруйском районе,— го-
ворил мне мой начальник.— Бобруйск входит в так
называемую область армейского тыла. Вам, следова-
тельно, придется иметь дело с военными властями.—
Он раскрыл лежавшую перед ним папку, неторопливо
перебрал несколько бумаг и, пробежав глазами одну из
них, добавил: — Вот самый последний документ...
Берлин считает, что в Бобруйске и других районах,
ставших важнейшими опорными пунктами в системе
обороны немецкой армии, недопустимо более ♦больше-
вистско-партизанское подполье». Сам Гиммлер требует,
чтобы совместными усилиями имеющихся карательно-
разведывательных органов, воинских частей большеви-
ки-партизаны были полностью уничтожены.— Началь-
ник задумался немного, потом встал, подошел ко мне
и пытливо глянул прямо в глаза:
— Значит, летите в самое пекло. Но я надеюсь...
Уверен в успехе!
8
Чем больше вспоминал я подробности нашей бесе-
ды, тем сильнее убеждался, что работать нам придется
в исключительно трудных условиях. Фашисты придают
Бобруйску, реке Березине серьезнейшее значение. В го-
роде и районе расквартировано немало частей. Строят-
ся склады, дороги, расширяются аэродромы. Гитлеров-
ское командование собирало на Березине силы в кулак
и принимало все меры к тому, чтобы сохранить свои
планы в тайне. Здесь действовали многочисленные
органы карательно-разведывательной службы, подраз-
деления СА и СД, тайная полевая полиция. А недавно
был создан еще один орган — «Зондерштаб-Р», кото-
рый специально занялся разведкой против парти-
зан. Руководить им стал матерый гитлеровец Густав
Миллер.
Возможно, что Миллер и его многочисленные по-
мощники действительно хитрые и умные разведчики.
Но мы ведь тоже не лыком шиты. У нас есть приказ —
организовать разведку, знать все, что делается у нем-
цев, и два раза в неделю сообщать данные в Москву.
Эту задачу мы должны выполнить во что бы то ни
стало. Несмотря на все трудности.
Мне почему-то опять вспомнился старик Ходаков-
ский. Вот бы таких подобрать! Смелый, рассудитель-
ный, терпеливый, от природы сметливый — такого во-
круг пальца не обведешь. И самое главное — совершен-
но неприметный старичок — худой, похож на нищего,
страдает одышкой. Ну кто заподозрит в нем партизана-
разведчика? Хорошо бы встретиться с Григорием Дми-
триевичем!
А где сейчас Григорий Степанович Орлик? Жив ли?
Вот кто прямо-таки рожден для разведки в тылу вра-
га! Смелый и удивительно хладнокровный, способный
здраво рассуждать даже в минуту смертельной опасно-
сти. С ним мы знакомы давно, жили по соседству, не
9
раз вели задушевные беседы. Орлик преподавал в Мо-
гилевском педагогическом институте. Мне нравились
его честность и принципиальность. На собраниях ин-
ститута Григорий Степанович не боялся покритиковать
любого работника, резал правду прямо в глаза. И в пер-
вые же дни войны такой человек, разумеется, оказался
на самом трудном участке работы.
Как-то я встретил его на Пионерской улице
и спросил:
— Что делать намерен? С институтом на восток
уедешь?
— Институт уедет, а я остаюсь,— спокойно отве-
тил он и рассказал о том, что городской комитет пар-
тии отобрал большую группу коммунистов и беспартий-
ных для подпольной работы.
Он тоже остается в подполье и уже получил спе-
циальное задание.
— Вместе будем,— обрадовался я. Договорились
о том, что если понадобится, то наша разведгруппа,
состоящая из пятнадцати чекистов, обратится к нему
за помощью и содействием. Григорий Степанович с го-
товностью согласился.
— Чем могу — помогу,— улыбнулся он.
Я сообщил ему пароль, и мы расстались.
Наша группа должна была оставаться в тылу про-
тивника два месяца. Нам нужно было выяснить харак-
тер вражеских оборонительных укреплений вокруг
Могилева, расположение фашистских штабов, их
охрану.
Мы обосновались в Щежарских лесах. Как-то я по-
слал Анатолия Перевозчикова, двадцатишестилетнего
хлопца, в город. На всякий случай дал ему и адрес
Григория Степановича. В первое время после захвата
гитлеровцами Могилева в город можно было пройти
без пропусков. Оккупанты еще не успели наладить ко-
ю
мендантскую службу. Но мост через Днепр усиленно
охранялся, и часовые часто хватали людей и отправ-
ляли их на машинах в комендатуру. Конечно, пройти
через мост здоровому, рослому парню было невозмож-
но. Фашисты таких принимали за переодетых красно-
армейцев и арестовывали.
Перевозчиков шел на риск, но я на его лице не за-
метил страха, сомнения. Он переодевался в рваную
крестьянскую одежду и без конца балагурил:
— Живы будем — не помрем! Одного боюсь, брат-
цы: увижу фрица — как бы кулаки сами в ход не
пошли.
Анатолий переоделся, чуть согнул левую ногу и, ко-
выляя, обошел вокруг нас:
— Эх, бедная моя мама, и зачем ты уронила меня
с четырнадцатого этажа! — Анатолий заразительно
хохотал, вспомнив смешной эпизод из кинофильма
«Праздник святого Йоргена», где играл его любимый
артист Игорь Ильинский.
Перевоплощение — это своего рода талант. Я знал
одного старшину, который мог закрыть глаз и так хо-
дить хоть сутки — получалось очень натурально. Од-
ноглазый да и только. У Перевозчикова была другая
способность: согнет, бывало, ногу и, прихрамывая, идет
себе сколько угодно. Он хромал без всяких усилий.
Мы проводили Анатолия в дальний путь. Развед-
чик благополучно добрался до пригорода Могилева —
Луполова и там «захромал». Он пристроился к первой
попавшейся крестьянской подводе, с которой и мино-
вал мост. Парень не вызвал у часовых даже малейших
подозрений. В городе он встретился с Григорием Степа-
новичем, который и помог выполнить ему боевое за-
дание.
Позже Анатолий рассказывал мне:
— Тяжело Григорию Степановичу, по краю пропа-
11
сти ходит. В городе — частые облавы. Орлик уже дваж-
ды попадал в оцепление и только чудом спасся. Недав-
но немцы захватили большую группу могилевчан.
В ней оказался и Орлик. Фашисты прикладами начали
загонять людей в ворота шелковой фабрики. Какой-то
тип стал умолять немцев, чуть не плача: «Куда вы
меня? Я же с вами. На станции работаю, ваше началь-
ство подтвердит». И тут Орлик повязал свой голубой
носовой платок на рукав и в сутолоке бросился к пла-
чущему прохвосту, схватил его за шиворот: «Давай,
давай! Чего орешь?! Разберемся!»
Немцы посчитали его за полицейского и приняли
такую помощь как должное. Григорий Степанович ока-
зался позади цепи карателей и, выбрав удобную минут-
ку, скрылся за углом...
Анатолий подробно описал расположение штаба
дивизии «Зигфрид», который разместился в здании на
углу Первомайской улицы, рассказал о том, как он
охраняется, когда и как сменяются караульные. Он
нарисовал также расположение хозяйственной части
и оперативного подразделения, подчиненного фельдко-
мендатуре, помещавшейся в здании возле банка.
Да, как быстро летит время. Давно ли, кажется, все
это было. А уж поди ты — прошло два года. Но перед
моим мысленным взором, словно наяву, стояли и Гри-
горий Степанович Орлик, и Анатолий Перевозчиков...
Вот бы с такими еще поработать!
Самолет шел над облаками. Вверху искрились звез-
ды. Я прилип к окну, всматриваясь в темноту. Вдруг
в просвете облаков что-то мелькнуло. Огонек, другой,
третий... Самолет пошел на снижение. Он пробил обла-
ка, и я увидел внизу с десяток светящихся точек.
Костры!
Самолет приземлился, и его сразу же окружили
люди. Николай Федорович с трудом пробрался через
12
ящики и мешки и открыл дверь. Партизаны приняли
нас на руки.
— С благополучным прибытием! — тепло привет-
ствовал нас представитель Полесского подпольного об-
кома партии Николай Иванович Малинин, коренастый
широкоплечий мужчина в полувоенной форме.
Мимо нас к самолету проехало несколько подвод.
Началась выгрузка имущества.
— Пока располагайтесь со штабом бобруйской
бригады, у Ливенцева,— сказал Малинин.— Отдохни-
те, осмотритесь и принимайтесь за дело. Можете всегда
рассчитывать на нашу помощь и поддержку.
Мы попрощались, когда партизаны нагрузили под-
воды. В самолет осторожно внесли носилки с тяжело-
ранеными и больными. Николай Федорович принял два
мешка с партизанскими письмами, помахал рукой и за-
крыл дверь. Мы отправились в путь, на базу. Над нами
с ревом пронесся самолет. Партизаны долго глядели
в черное небо, провожая теплыми взглядами боевых
друзей...
Я шел за последней подводой. По колонне передали:
— Приготовиться!
Шедший рядом со мной партизан снял автомат.
— В чем дело? — спросил я.
— Немецкий гарнизон рядом. На всякий случай...
Навстречу подул легкий ветерок. Запахло гарью.
— Деревня там была. Спалили, злодеи,— сказал
партизан, заметив, что я нюхаю воздух.
Мне стало душно. Я расстегнул воротник гимна-
стерки.
Мы проехали разрушенную станцию Рабкор, мино-
вали районный центр Октябрь и вскоре попали в де-
ревню Малынь, где располагался штаб партизанской
бригады Федора Павловского. Жители и бойцы встре-
тили нас сердечно. Расспрашивали о Москве, угощали
13
молоком и яблоками. У меня было приподнятое на-
строение. Ведь я находился в тех местах, где в самом
начале войны были созданы первые партизанские отря-
ды во главе с секретарем Октябрьского райкома партии
Тихоном Бумажковым и заместителем председателя
райисполкома Федором Павловским. Бумажков и Пав-
ловский — первые из участников Великой Отечествен-
ной войны, кому Советское правительство присвоило
почетное звание Героя Советского Союза.
Комиссар бригады Маханько, исполнявший тогда
обязанности командира, повел обстоятельный рассказ
о партизанских делах. От него мы узнали, что с Пав-
ловским установил связь Минский подпольный обком
партии. Сюда, на Полесье, приходил секретарь обкома
и заместитель командира Минского соединения Роман
Наумович Мачульский. Он подробно обсудил с руково-
дителями полесских отрядов вопрос о создании единого
партизанского соединения Минской и Полесской обла-
стей. Но через некоторое время силы народных мстите-
лей на Полесье настолько выросли, что ЦК КПБ и Бе-
лорусский штаб партизанского движения нашли нуж-
ным создать в области самостоятельное соединение.
В феврале 1943 года из Москвы прибыла группа пар-
тийных работников во главе с секретарем Полесского
подпольного обкома партии Ф. Языковичем.
С болью в душе я слушал рассказы о зверствах фа-
шистов в Октябрьском районе. Фашисты согнали все
население деревни Ловстыки в коровник и подожгли
его. Сгорело свыше 1200 человек. В муках и пытках
погибли семьи партизан из Поречского сельсовета —
Ивана Костюкевича, Андрея Есмановича и многих
других.
Зверскую расправу учинили каратели над жителя-
ми деревни Рудобелки. Фашисты окружили село и ста-
ли ловить всех, кто не успел уйти в лес. Согнали их
14
в клуб спиртзавода. Невдалеке от него развалился
в кресле гитлеровский генерал. Это он ленивым взма-
хом руки приказал поджечь клуб. Матерый фашист
слышал плач и стоны гибнущих людей и только ухмы-
лялся, попыхивая сигарой.
Одна женщина сумела вытолкнуть из окна своего
трехлетнего ребенка. Генерал заметил это и тут же при-
казал бросить малыша в огонь. Услужливые вояки
подняли мальчика на штыки и швырнули в бушую-
щее пламя. Каратели горланили песни, пили водку,
а потом, когда клуб догорел до основания, подожгли
деревню и уехали.
Фашисты хвастались, что превратили Октябрьский
район в «зону пустыни». Они сожгли деревни Ковали,
Ловстыки, Рудобелку, Смыковичи, Лески, Рудню, Кар-
пиловку и другие.
— Мы никогда не забудем этого! — с гневом гово-
рили партизаны.— Никогда!
Партизаны рассказали нам, что они чуть ли не каж-
дый день устраивают засады на дорогах, уничтожают
вражеские гарнизоны, подрывают на минах поезда,
танки, автомашины.
Поблагодарив гостеприимных хозяев и пожелав им
боевых успехов, мы отправились дальше.
Часов через десять тяжелого пути, к половине дня
наш обоз прибыл на место. Солнце стояло почти в зени-
те. На небе ни облачка. Мы были усталые, потные и за-
пыленные. Сосновый лес, где остановился обоз, встре-
тил нас приятной прохладой. На склоне холма у боло-
та виднелись землянки. Около них сидели и стояли
партизаны. Одни чистили оружие, другие читали газе-
ты, играли в шашки, чинили белье. К нам подошел мо-
лодой крепыш с русыми, зачесанными назад волосами,
в наглаженном кителе без погон, с трофейным маузе-
ром на ремне.
15
— Ливенцев,— представился он, по-армейски встав
в положение «смирно».
Я много слышал об этом бесстрашном партизанском
командире. Он командовал Первой Бобруйской парти-
занской бригадой.
— Теперь, конечно, не то, что в сорок первом го-
ду,— начал он спокойно после того, как мы обменя-
лись рукопожатиями и присели под тенистым ку-
стом.— Тогда было очень тяжело, партизаны делали
лишь первые шаги. А теперь мы — хозяева. В иные
деревни немцы и носа не показывают, изредка поли-
цаев посылают. Вот аэродром — вы видели его — уже
полгода действует. Самолеты принимаем. Москва от
нас в трех часах лету-
Виктор Ильич порылся в полевой сумке:
— Почитай эту бумажку, в прошлом году ее наши
кличевские соседи приняли,— он протянул мне помя-
тый листок с затертым текстом, отпечатанным на ма-
шинке. Видимо, не в одной сотне рук побывал этот
листок. Я начал читать:
ОБРАЩЕНИЕ
Кличевского РК КПБ, исполкома районного
Совета депутатов трудящихся и командова-
ния партизанских отрядов к трудящимся
Кличевского района
Товарищи! Ворвавшиеся по-бандитски на нашу
землю гитлеровские палачи на протяжении несколь-
ких месяцев тиранят свободолюбивый советский на-
род. Объяты огнем города и села, захваченные фаши-
стами. Сотни и тысячи мирных жителей замучены и
убиты, в том числе женщины и грудные дети. Висели-
цы и резиновые палки — вот та «культура» в духе
«новой Европы», которой хвастаются фашисты.
16
Ошалевшие от поражений на фронте и в тылу
в стычках с партизанами, гитлеровцы мстят нашему
народу, сжигают целые деревни и расстреливают их
жителей. Все советское население оккупированных об-
ластей поднялось на борьбу с захватчиками. Каждый
день в партизанские отряды приходят сотни трудящих-
ся нашего района с единственным желанием — уни-
чтожать врага. Настало время расплаты за кровь
и слезы, пролитые советским народом. За свои кро-
вавые дела фашистские головорезы и их продажные
лакеи — полицейские — расплачиваются своими голо-
вами.
Выполняя волю трудящихся района, вооруженные
силы партизанских отрядов очистили Кличевский
район от немецко-фашистских захватчиков и внутрен-
ней контрреволюции. Постановлением РК КПБ и
исполкома райсовета депутатов трудящихся в Кличев-
ском районе восстановлена Советская власть, восста-
новлены в своих полномочиях все выборные и адми-
нистративные советские, хозяйственные и обществен-
ные органы. Отменены все ненавистные фашистские
приказы и распоряжения. Район объявлен на военном
положении.
Мы призываем трудящихся района всемерно помо-
гать военным и местным органам в организации обо-
ронной работы. Собирайте оружие, боеприпасы и пере-
давайте партизанским отрядам. Вступайте в партизан-
ские отряды и уничтожайте фашистских оккупантов,
где бы они ни появились на нашей земле. Помогайте
вылавливать и уничтожать всех и всяких фашистских
наймитов, шпионов и диверсантов. Создавайте продо-
вольственные и фуражные фонды для партизанских
отрядов и Красной Армии.
Да здравствуют партизаны и партизанки!
Вперед за дело нашего великого народа!
2 Зак. 472
17
Я закончил чтение и свернул бумажку вчетверо.
Меня охватило волнение. Хотелось высказать свои мыс-
ли и чувства, но, как это бывает в таких случаях, не
удавалось подобрать ни одного подходящего слова.
— Сила! — только и мог сказать я.
— Недавно создан Могилевский подпольный об-
ком партии. Он сейчас на Кличевщине располагает-
ся,— продолжал свой рассказ Виктор Ильич.— Област-
ной комитет партии создал райком и в нашем районе,
прислал первым секретарем тов. Лемешонка, бывшего
начальника штаба одного из партизанских отрядов.
Наша беседа затянулась. Виктор Ильич так увлек-
ся рассказом, а я с таким вниманием его слушал, что
мы оба не замечали времени. Ведь сколько за два года
успели сделать партийные и комсомольские организа-
ции! Коммунистам и комсомольцам приходилось ра-
ботать в условиях жесточайшего террора, каждый из
них ежечасно, ежеминутно подвергался опасности,
ходил на волоске от смерти. А дела-то какие! Уже
в 1941 году на территории Белоруссии действовали
десятки сильных партизанских отрядов, которые впо-
следствии объединились в партизанские бригады и со-
единения. Народные мстители устраивали засады,
взрывали мосты, железнодорожные линии. Силы пар-
тизан быстро крепли. Отряды во многих местах еще
в первой половине сорок второго года начали проводить
наступательные операции против гитлеровцев. Коман-
дир бригады с особой теплотой рассказывал о смелых,
решительных действиях партизанских отрядов, кото-
рыми командовали Николай Храпко, Василий Голодов,
Сергей Сыроквашин, Устин Шваяков, Дмитрий Тезик,
Владимир Яковенко, Василий Щербич. Эти отряды
в 1941—1942 годах располагались в Глусском, Октябрь-
ском, Паричском, Озаричском районах и объединились
затем в мощную бригаду под командованием Алексея
18
Васильевича Львова. Исключительную смелость и от-
вагу в схватках с врагом проявляли кличевские парти-
заны 208 полка, которым командовал полковник Вла-
димир Иванович Ничипорович. Своим соседям в героиз-
ме не уступала и бригада Игнатия Зиноновича Изоха.
Ливенцев с гордостью рассказал о том, что во мно-
гих районах республики действуют подпольные райко-
мы партии и райкомы комсомола, что партизанское
движение в областях направляют подпольные обкомы
партии.
— Во время нападения на гитлеровский эшелон
погиб секретарь Полесского обкома Федор Михайлович
Языкович. Это был человек большой души. Его сейчас
заменил Иван Дмитриевич Ветров, очень толковый
товарищ,— говорит Виктор Ильич. Помолчал, глядя
куда-то вдаль. Вдруг оживился, повеселел:
— Знаешь, у нас хорошо поставлена разведыва-
тельная работа. За последнее время на сторону полес-
ских партизан перешло немало солдат и офицеров из
чехословацких подразделений, поставленных гитлеров-
цами на охрану железной дороги. В Полесском соеди-
нении побывали секретари ЦК КП(б)Б Ганенко, Авхи-
мович, секретари ЦК ЛКСМБ Михаил Зимянин, Ки-
рилл Мазуров. Они провели большую организаторскую
и политическую работу.
Сейчас в каждом партизанском отряде есть партий-
ная и комсомольская организации. Центральный Ко-
митет КПБ и ЛКСМБ прислали в районы своих упол-
номоченных.
— Тебе надо прежде всего установить связь с боб-
руйским подпольем,— посоветовал Виктор Ильич.—
Очень сильное и сплоченное в городе подполье! Дейст-
вует с первых же дней войны. Сколько людей оно пе-
реправило в партизанские отряды — не счесть. Я, кста-
ти, тоже из этого подполья, городская партийная орга-
2*
19
низация многому меня научила. Мои люди связаны
с подпольщиками, приносят от них ценнейшие сведе-
ния. Достаточно сказать, что как ни пытались немцы
напасть на нас врасплох, это им не удавалось. О любой
карательной экспедиции, о каждой готовящейся про-
ческе леса подпольщики немедленно сообщают от-
рядам.
Я поблагодарил командира бригады, попросил его
помочь нам. Виктор Ильич внимательно выслушал мои
просьбы, тут же отдал необходимые распоряжения на-
чальнику штаба и в заключение сказал:
— Мы скоро снимаемся, уходим ближе к фронту.
Работать вам будет трудно, но,— он мягко улыбнул-
ся,— вы ведь не за легкой жизнью приехали...
Ливенцев взглянул на часы, извинился и напра-
вился к штабу. Мы раскинули палатку. Партизаны по-
могли нам сложить и замаскировать имущество. Пав-
лов сходил на кухню и принес три котелка такого
вкусного и душистого супа, которого я, пожалуй, нико-
гда не едал.
Бессонная ночь, длинная дорога быстро сказались.
Мы растянулись в палатке, подостлав под себя еловые
лапки. Земля дышала материнским теплом.
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Я открыл глаза и сразу не мог сообразить, где
нахожусь. Рядом шумят деревья. Где-то кричит птица...
Наконец понял. Это же партизанский лагерь! Вот по-
спал так поспал — почти двенадцать часов!
С трудом заставил себя вылезти из палатки. На во-
стоке алела заря. Густым туманом клубилось болото.
Зябко. Я сделал несколько энергичных движений ру-
ками и направился к ручью мыться.
20
За кустом заметил Лисицына. Он сидел на пне,
набросив пальто на плечи и читал газету:
— Ты, вижу, устроился, как на даче,— не удер-
жался я от шутки.
— Место и впрямь дачное. Жив буду, обязательно
приеду после войны сюда отдыхать.
Мы разговорились. Лисицын требовал немедленных
и активных действий.
— Пошлите меня в Бобруйск,— упрашивал он,—
тенью проскользну, никто не заметит.
— А знаешь ли, дорогой, что тебе в Бобруйске, мо-
жет, вообще не придется побывать?
Этот вопрос ошарашил помощника.
— Как так? — вскрикнул он, побагровев.
— А так...
Мне пришлось разъяснить, что мы приехали сюда
не для того, чтобы действовать в одиночку. Надо соз-
дать большую разведывательную группу. Наши люди
должны быть в каждой деревне, в каждом поселке, нам
нужно иметь своих связных и в Бобруйске, и в Осипо-
вичах, и в Жлобине, чтобы наши глаза проникали
и в городские управы, и в полицию, и в воинские части.
Мы обязаны в любой день, в любой час видеть и слы-
шать все, что делается у фашистов. Значит, главное
для нас сейчас — это хорошо узнать и толково подо-
брать людей.
— Все ясно! Тогда надо поговорить с командиром
бригады. Он здесь давно, хорошо знает людей. Поможет
нам,— предложил Лисицын.
— Правильно, Леша. Сейчас сходим к Ливенцеву,
посоветуемся, а потом переговорим с секретарем под-
польного райкома партии Лемешонком.— Мне очень
понравилось, что помощник быстро перестроился, схва-
тил основное в нашей работе.
Вскоре мы уже сидели на скамейке около коман-
21
дирской землянки. Ливенцев, как и вчера, был свеж,
бодр, побрит, в аккуратном обмундировании и начи-
щенных сапогах. С ним рядом сидел широкоплечий,
несколько грузный чернобородый мужчина. Только по
глазам — живым, ярким, бездонным — можно было
определить, что это не старик, а цветущий молодой че-
ловек. Таким мы увидели комиссара бригады Дмитрия
Лепешкина.
— Как вы думаете, фашисты знают о вашем при-
бытии? — начал разговор Ливенцев.
— Откуда? — удивился Лисицын.— Сутки только
прошли.
— К добру бы. Но ручаться нельзя.— Ливенцев
взглянул на Лепешкина, как бы спрашивая у него:
♦Так ведь?» — Вчера у Миллера было совещание, на
нем присутствовали все сотрудники ♦Зондерштаба-Р».
Специально обсуждался вопрос об усилении разведы-
вательной работы среди партизан,— будут шпионов за-
брасывать.
— Ио расстановке агентуры в советском тылу на
случай отступления немецких войск,— добавил Ле-
пешкин.
— Да, и о расстановке,— подтвердил Ливенцев.—•
Но дело пока не в этом. Вполне логично предположить,
что раз мы знаем о фашистах, то и они знают о нас.
Следовательно, вам, создавая свою сеть, уже сейчас
нужно думать о постоянном и сильном противоядии
для гитлеровской агентуры. Некоторых людей мы вам
дадим...
— На живой кости и мясо нарастет,— пошутил Ле-
пешкин и предложил: — Сходите прежде всего в Ма-
каровку, поговорите с Дусей Рубин и Константином
Маевским. Если их, случаем, не застанете, потолкуйте
с Евдокией Павловной Лавицкой или ее дочерью, учи-
тельницей Анастасией Игнатьевной. Это — наши люди,
22
проверенные, испытанные. Думаю, что работать с ва-
ми согласятся с охотой. Мы предупредим их о вашем
приходе.
— Свяжитесь с Николаем Солнцевым,— посовето-
вал Ливенцев.— Боевой парень, армейский капитан,
долгое время действовал в бобруйском подполье, имеет
хорошие связи с городскими коммунистами. Недавно
партийная организация города прислала его сюда для
создания группы.
Часа три, наверное, говорили мы с командиром
и комиссаром бригады. Потом к нашей беседе подклю-
чились секретари Бобруйского подпольного райкома
партии Лемешонок и Акулич. Мы перебрали, что на-
зывается, по косточкам десятки людей. У меня созрел
ясный план действий.
...Первый боевой выход. Накрапывает дождик. Мы
идем с Лисицыным по едва заметной тропинке. Чув-
ствуется, он очень доволен. Серьезный, а глаза светят-
ся, в тонких губах спряталась улыбка. Для него это
первое боевое задание. Автоматы у обоих наготове,
на ремнях покачиваются гранатные сумки. Идем в
Макаровку. Там ждет нас Евдокия Васильевна
Рубин.
Сосновый бор стал редеть, а вскоре и совсем кон-
чился. Пошел перелесок. С пригорка показалась де-
ревня, окруженная небольшими полями. Где же кудря-
вый куст с сухой веткой? A-а, вон он, рядом с елочкой.
Мы постояли, осмотрелись и направились к условлен-
ному месту встречи.
Дуси нет.
— Посидим,— предложил Алексей.
— Здравствуйте, видать, нездешние! — Я вздрог-
нул. Перед нами неожиданно появилась — словно из
земли выросла — невысокая сухощавая женщина в бе-
лой вышитой кофточке, с корзинкой в руках.
23
— Дсбрый день,— заметно волнуясь, ответил Алек-
сей.— Вы по грибы?
— Десяточек хоть набрать... На обед.
— Мы бы тоже не отказались. Жаль, недосуг.
— Здравствуйте, товарищи,— радостно повторила
женщина. Она подошла сначала к Лисицыну, потом
ко мне и крепко, по-мужски пожала нам руки. Дуся
Рубин. Я ее сразу узнал. Какой же наблюдательный
Лепешкин! Дуся точно такая, как он описывал. И ме-
шочки под глазами, и волосы, зачесанные на левое
ухо, и привычка при разговоре теребить правой рукой
пуговицу на кофточке. Мы могли обойтись без пароля.
Он был больше нужен Дусе, чем нам.
— Здравствуйте, Евдокия Васильевна. Очень рады
с вами познакомиться.— Я пригласил ее сесть.
— Сначала о Москве.— Дуся горящим взглядом
окинула нас.— Счастливые... были там... в столице.
Ну, как она?
Мы рассказали о Москве все, что сумели заметить
за несколько дней, пока ждали вылета в тыл врага.
— А люди-то как? Какое у них настроение? Вид-то
какой? — жадно допытывалась Дуся.
— Замечательный вид,— с восторгом заговорил
Лисицын.— Даже улыбки появились. Все только и го-
ворят о наступлении под Орлом и Белгородом. Наши
здорово там дают. Теперь фашистам не подняться.
Скоро наступление и к Белоруссии подкатится...
— Скорее бы. Заждались. Ночь у нас непроглядная,
света белого не видим,— Дуся смахнула слезу и низко
склонила голову.
— Будет свет. Недолго осталось.— Я рассказал ей
о цели нашего прихода.
— Согласна,— с готовностью ответила Дуся.— Все
для вас сделаю.
Евдокия Васильевна поведала о своей жизни. Гла-
24
за женщины иногда загорались гневом, на них ча-
сто навертывались слезы, а порой по лицу пробегала
милая улыбка. Дуся до войны работала в Бобруйске,
жила хорошо. Но судьба нанесла ей первый тяжелый
удар — умер муж. Евдокия осталась одна с двумя
крошками. И вот опять страшное испытание — война.
В родной город ворвались гитлеровцы. Дуся лишилась
работы. В первые месяцы жила лишь тем, что меняла
на хлеб и на картошку свои вещи: платья, мебель,
обувь. Однажды отнесла на рынок последний стул.
А потом целыми днями бродила по городу в поисках
заработка — голодали дети. Мальчонки посинели, рас-
пухли. Чтобы спасти их, Дуся перебралась к родствен-
никам в деревню Макаровку. Здесь стало значительно
легче.
В 1942 году она встретилась с партизанами и с тех
пор является связной отряда.
Дуся продолжала рассказывать:
— Кто-то из бобруйских подпольщиков связался
с двумя немецкими офицерами. Одного Бернат звали,
а другого Эрнст. Они хотели на сторону партизан пе-
рейти. Вишь как получается,— Дуся улыбнулась,—
немцы, а хорошими людьми оказались, против Гитлера
свое оружие повернули. Начальство наше приказало
встретить их и проводить на партизанскую базу. Ра-
ненько утром — в апреле это было — я подошла к
домику дорожного мастера Михаила Будько. Сейчас,
говорит он, должны приехать. И действительно. Вско-
ре к домику подкатила грузовая машина, из нее вы-
скочил немецкий офицер и сразу же спросил на лома-
ном русском языке у Будько:
— Связной есть? Поехали. Шнель, быстро...
Я забралась в кузов. Вижу, ящики какие-то лежат,
прикрытые брезентом. И только мы отъехали метров
сто, как из кустов выскочили немецкие автоматчики.
25
Они остановили машину и всех нас арестовали. При-
вели мастера Михаила Будько, жену его Феню и затол-
кали в кузов.
Дуся смолкла. Она сидела бледная, губы ее дрожа-
ли. Чувствовалось, что вспоминать и говорить ей тя-
жело.
— Ия попала в ад,—> снова заговорила Дуся.—
Нас привезли в тюрьму. С Берната и Эрнста фашисты
сорвали погоны и начали зверски избивать. Били их
палками, пинали сапогами, выламывали руки. Потом,
окровавленных, оттащили в сторону и бросили как раз
к тому месту, где мы с Михаилом и Феней стояли, ожи-
дая своей участи. Фашисты о чем-то совещались возле
стола. И вдруг я вижу, как Эрнст чуть приподнял го-
лову и, глядя на нас потухшими глазами, тихонько
проговорил:
— Вы случайно с нами... Машина заглохла... Мы
ехали в Каменку... Подвезти девушку хотели...
Он опустил голову и больше не поднимал ее. Бер-
ната и Эрнста фашисты утащили, а нас рассадили по
одиночным камерам. Вот где я хлебнула лиха! Каждую
ночь вызывали на допрос и каждый раз спрашивали
одно и то же:
— Куда везли оружие? Где партизанская база?
Как познакомилась с офицерами — изменниками ве-
ликой Германии?
Я помнила слова Эрнста и отвечала, как по заучен-
ному :
— Из Макаровки я. Спросите, там все меня знают.
В Каменку шла, детям хлебца достать. Ваши офицеры
и подвезли меня.
— Врешь! — кричали на меня.— Ты партизанка!
И били, били, били... Я приходила в себя лишь в ка-
мере. А на следующую ночь начиналось все сначала.
Наконец меня притащили на очную ставку с Ми-
26
хайлом и Феней. Я их не узнала, до того были изуро-
дованные. Михаил, напрягая все свои силы, еле слыш-
но произнес:
— Можете меня убить, я в вашей власти. Но ни
этих немецких офицеров, ни эту женщину я не знаю.
Так прошли десять кошмарных дней и ночей. До-
просы сменялись пытками, пытки — допросами. Бер-
ната и Эрнста повесили. Однажды и меня вывели во
двор тюрьмы. Мысленно я простилась со своими деть-
ми, товарищами. Меня подвели к группе фашистов,
которые стояли вокруг не то генерала, не то полковни-
ка. Здоровый он был, мордастый, одет с иголочки,
шинель нараспашку. Этот боров прожег меня свире-
пым взглядом и бросил что-то по-немецки переводчику.
Тот сказал мне:
— Можешь идти домой. Смотри, больше не попа-
дайся. В другой раз тебе не поверят...
Дуся опустила голову, сорвала травинку и мило
улыбнулась:
— Теперь не поверят.
И повернула разговор на другую тему.
— Хорошо, что вы пришли,— радостно сказала
опа.— Наш отряд вроде бы сниматься хочет. Как же
я одна?
— Кто в деревне знает, что вы партизанка? —
спросил Лисицын.
— Одна только Евдокия Павловна Лавицкая, ста-
рушка. Она тоже в отряде,— спокойно ответила Дуся.
И, подумав, предложила: — Я бы могла боевую груп-
пу создать. Есть в наших деревнях немало верных, на-
дежных людей. Константин Маевский, Никита Литвии-
чик, Андрей Сахаров, Федор Толстик...
— Нет, Дуся, группу мы поручим другому. А вам...
— Называйте меня на ты. Так проще,— перебила
Евдокия.
11
— Хорошо. Тебе, Дуся, будет дело посложнее. Нам
надо иметь постоянную связь с Бобруйском,— объяс-
нил я.
— С кем же там? — спросила она.
— Пока не знаем. Но скоро будет известно.
— Я готова...
Мы расстались большими друзьями.
...Дни летели незаметно и быстро. С утра до глубо-
кой ночи мы были на ногах. Партизаны помогли нам
создать несколько запасных баз. Оружие, боеприпасы,
продовольствие были надежно спрятаны в глухих,
трудно доступных местах. Я — то один, то с Лисицы-
ным или с Лепешкиным — чуть ли не каждый день
встречался с новыми людьми, налаживал связи. Уда-
лось создать две боевые группы. Первую возглавил
Константин Маевский. Для жителей Макаровки и окру-
жающих деревень он был просто «цыган», шалопутный
парень. Смуглый, с черными волосами и карими искри-
стыми глазами, он не был похож на белоруса. Шутник,
балагур, любитель поторговаться из-за копейки — ну,
цыган, да и только! До войны он работал в Бобруйске
шофером. С приходом немцев Константин, как и мно-
гие жители, убежал из города. Пристанище нашел себе
в Макаровке. Мало кто знал, что у этого балагура чи-
стая душа, горячее сердце настоящего патриота. У пар-
тизан Константин был связным. По их заданию он
пробирался в Бобруйск и Осиповичи, доставал динамит,
приносил листовки. Возвратившись в деревню, снова
становился цыганом, который мог часами торговаться
с заезжими любителями легкой поживы.
Маевский без малейшего колебания согласился вой-
ти в нашу группу. Под его начало вошли: Никита Лит-
винчик — колхозник лет тридцати пяти, Андрей Саха-
ров — солдат, бежавший из плена, Федор Тол стик —
бывший секретарь сельсовета.
28
Второй группой стал руководить Николай Солнцев.
Он, как мне рассказывали, много раз просился в пар-
тизанскую бригаду, хотел быть подрывником. Его
с большим трудом удалось убедить в том, что связные
нужны бригаде не меньше, чем подрывники. Николай
в душе согласился с этим, но о боевой работе мечтал
по-прежнему. Он очень обрадовался нашему предло-
жению.
— Понимаете,— сказал он мне при первой встре-
че,— может здорово получиться. У меня в Бобруйске
есть знакомый — Виталий Турский, переводчик.
— В ЗИВе? У Миллера? — не удержался я. О ка-
рательно-разведывательном органе под названием
«ЗИВ» мне еще рассказывали в Москве. Помню, мой
начальник, назвав фамилию Миллера, тут же подчерк-
нул: самим Гиммлером замечен. Матерый...
— Да, у Миллера,— спокойно ответил Николай.—
А Виталий наш, можете не сомневаться. Не раз доста-
вал нам динамит и оружие...
Я чуть не расцеловал Солнцева. Ведь это же самое
лучшее, что можно придумать,— это же свободный
доступ к фашистской разведке! Подожди, Густав Мил-
лер!
Николай взялся сам переговорить с Турским.
Дня через три Солнцев вернулся. Он подал мне ли-
сток бумаги, на котором было написано: «Я в вашем
распоряжении. Капка».
— Я спросил его,— рассказывал Николай,— хо-
чешь работать прямо на Москву? Он впился в меня
Удивленными глазами: «Не шути». Нет, говорю, не шу-
чу. Ты Москве потребовался. Он поверил, ходил по
комнате радостный и сияющий. Пароль взял, ждет
связного...
Связь с Турским! Постоянная, бесперебойная...
Мысли о ней вытеснили у меня все остальное. Дуся
29
Рубин. Хорошо, но мало. Кого еще? Нужен человек
неприметный, такой, чтобы у самого черта не вызывал
даже малейшего подозрения. Вот бы Григория Дми-
триевича Ходаковского!
Я часто рассказывал разведчикам об этом удиви-
тельном старике, сохранившем в свои шестьдесят пять
лет юношескую резвость и светлый, широкий ум.
У Ходаковского можно было многому поучиться. Он
в первую империалистическую войну служил у про-
славленного Брусилова, был отмечен за храбрость на-
градами. Григорий Дмитриевич мудро, по-народному
определял суть разведки.
— Разведка, милые мои,— говорил он нам,— это —
незаметная работа. Так надо, чтобы и комар носа...
В один из последних дней июля 1941 года он при-
нес нам чрезвычайно важные сведения. Оказывается,
в деревне Константиновке расположились тыловые под-
разделения 31 армейского корпуса гитлеровцев, на-
ступавшего в направлении Могилев — Смоленск. Гри-
горий Дмитриевич рассказал и о системе охраны их.
— Склады колхозные заняли, там автоматчики де-
журят,— разъяснил он.— У дороги пулеметный пост
стоит, да патрули вдоль деревни похаживают. А о са-
де забыла немчура. Коняк своих только пасут, а ночью
никого там нет, можно пройти до самого центра.
Вот она, «незаметная работа»! Ходаковский в пер-
вые дни никуда от своего домишка не отходил. Он
безобидно копался на грядках, а сам внимательно сле-
дил за движением гитлеровцев, чутко прислушивался
к тому, что говорили соседи. Григорий Дмитриевич
вроде бы и в сторонке был, никто его не приметил,
а разведывательные данные раздобыл — цены им нет.
Когда Ходаковскому надо было узнать, как деревня
охраняется, он не пошел по селу просто так, без дела.
Отвязал козу, хлестнул ее хворостиной как следует,
30
а потом усердно начал «загонять» ее во двор. Перепу-
ганная коза норовит подальше от старика удрать, в ру-
ки ему не дается, а разведчику только это и надо. Ста-
рик, запыхавшись, бегает по деревне с хворостиной,
а фашисты смеются, улюлюкают, что-то кричат по-сво-
ему, в козу камнями швыряют.
— Давайте, давайте,— еле заметно улыбается
в усы Григорий Дмитриевич: — Чем дольше животина
по селу стрибать будет, тем вам хуже.
Ходаковский побывал на колхозном дворе, возле
складов, на околице деревни, в саду. И коза измучи-
лась, и старик едва до дому доплелся. Но стоит ли об
этом говорить? Дело-то сделано...
У Григория Дмитриевича была необычайно тонкая
наблюдательность. Весь свой век прожив в деревне, он
знал почти всех людей в округе, подмечал малейшие
изменения в природе, умел по приметам предсказывать
погоду. Однажды я шел с ним по лесной тропинке. До
этого часа полтора лил сильный дождь.
— Никак люди впереди нас,— сказал он и насто-
рожился.
— Откуда им быть? Следов-то на тропке не ви-
дать,— удивился я.
— Гляди-ка,— сказал он и поднял с тропы толстый
сук.-г- Видишь рогатинку? На ней когда-то кухня
У дятла была. Умный, шельмец. Зажмет еловую шиш-
ку в рогатинке, как в тисках, и работает, зернышки
добывает. Птаха, а с умом.— Григорий Дмитриевич
улыбнулся и тут же посуровел.— Так этот сук, когда
я к вам топал, валялся вон у той сосны,— он обернул-
ся и показал на высокую голую сосну,— а теперь сме-
кай: как рогатинка-то на тропке оказалась?..
И действительно, пройдя с полкилометра, мы уви-
дели пятерых красноармейцев, осторожно пробирав-
шихся по лесу.
31
Наблюдательность Ходаковского не раз выручала
нас. В тот день, когда Григорий Дмитриевич за козой
по деревне бегал, он заметил возле бывшего правления
колхоза бородатого мужика, которому фашистский
офицер сунул наган и несколько пачек патронов. ~
— Мужичонка этот из Качурина, бородка у него
седая да редкая. С этаким рыжеватым отливом. Буде-
те в Качурино, приглядитесь к перелетной птахе.
Как бы беды не было,— удрученно закачал головой
старик.
Дня через три после этого разведчики Глухов, Рад-
чий и Семенченко побывали в Качурино. Первая же
колхозница указала на дом бородатого:
— В полицаи, нехристь, записался. Похваляется,
что большевистских комиссаров ловит.
Полицай не ожидал прихода разведчиков, от не-
ожиданности он побледнел, осел на лавку. Хлопцы на-
шли у него парабеллум с десятью обоймами, четыре
гранаты, карту...
— Поднимайся, пойдем,— приказал предателю
Глухов.— Отвечать перед советским законом будешь...
Хотя Ходаковского и не было теперь с нами, но он
незримо присутствовал в моей пока еще маленькой
боевой группе. Рассказы о мастерстве Григория Дмит-
риевича помогали молодым разведчикам быстрее осва-
ивать нашу трудную, полную самых неожиданных
опасностей работу.
В те дни Дуся свела меня с Евдокией Павловной
Лавицкой. Это была худая, морщинистая старуха,
в отрепьях и рваных опорках. Глянул я на нее и сразу
решил: лучшей связной не надо.
— Не гляди, милай, что на вид больно плоха. Си-
ленка у меня есть, иной молодайке не уступлю,— гово-
рила она.— Митька Лепешкин про меня знает. Ужо но
подведу, милай.
32
Я ушел от Евдокии Павловны в наилучшем распо-
ложении духа. Вот мы и оперились. Пора вылетать из
гнездышка!
Дуся Рубин направилась к Турскому. Вернулся
с задания Константин Маевский. Он сообщил, что по
дороге Осиповичи — Бобруйск усилилось движение не-
мецкого транспорта. Раньше такого движения не заме-
чалось. Фашисты что-то замышляют. Может быть,
подбрасывают части к фронту, а может, еще что?
Догадки не помогут. Нужен «язык»!
Мы разработали первую боевую операцию. План
был прост: засада на дороге, рядом с опушкой леса,
нападение на одиночную машину, лучше всего неохра-
няемую.
Утром группа Маевского вышла на задание'. Она
вернулась лишь через сутки. Я издалека увидел зна-
комую цепочку. Разведчики спускались с пригорка.
Впереди Константин, за ним — Толстик, Литвинчик,
Сахаров. Но где же пленный? Мне стало не по себе.
— Не вышло,— развел руками Маевский.— Чуть
сами не влипли.
А случилось, как я понял из их рассказа, вот что.
Группа засела в засаду, пропустила три колонны ма-
шин. Потом движение прекратилось. Партизаны про-
лежали больше шести часов. Толстика и Литвинчика
начала мучить жажда, лопнуло терпение у Сахарова.
Разведчики стали поговаривать о том, что напрасно,
дескать, теряется время, что ждать бесполезно. Маев-
ский поддался уговорам. «Так и быть,— вздохнул он.—
Сколько бы машин ни шло — нападем, была не была».
Часа через два показались три грузовика, крытые бре-
зентом. «Продовольственные, без охраны»,— опромет-
чиво решили разведчики. Две машины взлетели в воз-
дух, а третья, резко затормозив, свернула с дороги
и углубилась в лес. Из нее выскочило человек двадцать
3 Зак. 472
33
солдат. Завязался бой. Силы были неравные. Маевский
уже думал не о пленном, а о том, как бы самим бла'
гополучно уйти от погони. Партизаны с трудом ото-
рвались от фашистов, сбились с пути и, проплутав
в лесу ночь, усталые притащились в лагерь.
Операция была сорвана. Сорвана из-за нарушения
дисциплины. Поэтому было решено так: хоть у нас
и нет военной формы, но дисциплина и порядок долж-
ны быть армейские.
Урок всем пошел на пользу.
В ГЛУБЬ
ВРАЖЕСКОГО ЛОГОВА
Утром я побывал у Ливенцева. Он, радостный
и гордый, принимал рапорты от командиров дивер-
сионных групп. Первая взорвала на перегоне Боб-
руйск — Жлобин состав с живой силой и техникой,
вторая разрушила мост на Рогачевском шоссе, третья
подожгла немецкий продовольственный склад в посел-
ке «Коминтерн». Партизаны вернулись без потерь,
лишь двое были легко ранены.
Я видел улыбки людей, слышал дружное: «Служим
Советскому Союзу!», но все это было для меня как во
сне. Я думал о другом. Почему нет Дуси? Что с ней?
Вид, наверное, у меня был неважный. Когда подошел
Ливенцев, он сразу же спросил: «Ты не заболел?»
Я рассказал, в чем дело. Он сочувственно вздохнул:;
«Бывает, дорогой, бывает. В нашем деле нужны очень
крепкие нервы».
Я собрался уже уходить, но, заметив вдали груз-
ную фигуру Лепешкина, задержался. Он бежал от зем-
лянки, в которой стояла рация. «Что это с шш?» —
34
забеспокоился Ливенцев. Но, увидев широкую улыбку
на его лице, сам усмехнулся.
— Что-то новенькое несет,— сказал он.
— Орел и Белгород наши взяли, салют в Москве,—
издали крикнул Лепешкин, размахивая бумажкой.
Новость потрясла всех. Вокруг Лепешкина сгруди-
лись люди. Раскатистое партизанское «ура!» взорвало
тишину. Лепешкина начали качать. Вверх летели шап-
ки, пилотки, фуражки, кепки. Когда партизаны угомо-
нились, комиссар бригады оправил гимнастерку, ра-
достным взором обвел людей и, по привычке погладив
бороду, сказал:
— Это, товарищи,— большая победа, не меньшая,
чем у Волги. Открывай, командир, митинг.
— Да ты его уже открыл! — засмеялся Ливенцев.
— И то правда,— смущенно улыбнулся Лепешкин
и вдруг подтянулся, стал торжественно серьезным.—
Праздник, великий праздник прищел на нашу совет-
скую улицу. Москва отметила его победным салю-
том.— Он вынул из кармана бумажку и прочитал за-
писанный по радио приказ Верховного Главнокоман-
дующего.
— А что же мы скажем, хлопцы, чем поможем
орловцам и белгородцам?— рванулся вперед Ливенцев.
— Никакой пощады! Смерть фашистам! — взорва-
лась партизанская толпа.
— Добре,— согласился Ливенцев.
После митинга я будто на крыльях подлетел к сво-
ей палатке. Мне не дали говорить. «Качать, качать
командира!»—гаркнули разведчики. Не успел я опо-
мниться, как был уже в воздухе. Потом возбужденно
и дотошно разведчики расспрашивали меня о подроб-
ностях, словно я только что прибыл с Курской дуги.
Наконец все утихло в лагере. Радостное возбужде-
ние, охватившее меня, постепенно проходило. Мысли
э»
35
снова вернулись к Дусе. Где ясе она? Не попала ли
в лапы Миллеру?
Мы с Лисицыным снова направились к заветному
кудрявому кусту с сухой веткой, у которого напрасно
прождали Дусю вчера.
Вот и место встречи. Куст тихо шелестит мягкой
листвой. Одиноко качается сухая ветка. Дуси нет. Мы
стоим молча.
В томительном ожидании проходит час, второй...
Минул последний срок.
— Надо послать Лавицкую,— тихо говорит Але-
ксей.
Я киваю головой, хотя думаю не о Лавицкой, а о
Дусе. И вдруг... Не верю своим глазам. С пригорка
быстрыми шагами спускается Дуся. В голубой косын-
ке, с корзинкой, волосы растрепались, пламенем вьют-
ся над головой. Живая!
— Опоздала... еле выбралась... как с того света,—
заговорила она, поздоровавшись. Лицо ее с красными
от бессонницы глазами осунулось, на правой щеке за-
пеклась багровая ссадина.	*
— Чуть в Германию не угодила,— виновато улыб-
нулась она краешками губ. Устало опустилась на ко-
лено, вспорола ножом верх голенища и вытащила
серый листок бумаги. Я жадно впился в него глазами.
Турский сообщал: в бобруйской крепости раскварти-
ровался новый танковый полк, на аэродроме ожидает-
ся прибытие бомбардировочного полка. В конце за-
писки говорилось: «В городе идут облавы. Намечают-
ся к отправке в Германию два эшелона с нашими
людьми. Есть возможность связаться с городской
управой, нужны помощники. Как вы смотрите на при-
влечение к работе немцев, которые ненавидят Гит-
лера?»
Я едва удержался, чтобы не расцеловать Дусю»
36
Сведениям не было цены. А она от усталости еле стоя-
ла на ногах. И все же я попросил ее рассказать обо
всем поподробней.
— У меня голова кругом идет, не знаю, с чего
и начать...
— Как шла, что видела, как Виталия встретила?—
подсказал Лисицый.
— Туда хорошо все было. Только под самым го-
родом на полицаев нарвалась. Хамло, все пьяные.
Распотрошили мои корзинки с грибами, требовали
самогонки. На окраине немцы остановили. Не сказали
ни слова. Заглянули в корзинки и махнули рукой:
проваливай, деревня. Мне того и надо. Пошла. На ба-
заре и часу не простояла. Какая-то фря, русская,
в шелку, накрашенная, купила сразу обе корзины, на-
грузила их на парня и завиляла своим толстым задом.
Спросила только: «Не отравлены?» — «Что вы, гово-
рю, милочка, бессовестные мы, что ли?» А сама ду-
маю: «Тебя, заразу, и отравить было бы не грех».
Дуся помолчала немного и продолжала:
— Ну, потолкалась я малость на базаре, вижу,
дело к четырем подвигается. Пора, думаю. Иду к скве-
рику. Волнуюсь, конечно. Так и кажется, что за тобой
все смотрят. Иду тихонько, платочком пот с лица то
и дело смахиваю. Жарко — солнце печет, и от волне-
ния... Подошла к скверику, прислонилась к забору.
Огляделась вокруг, и ноги чуть не подкосились: идет
по аллейке Капка с немецким офицером. Глазам не
верю. Высокий, такой чернявый, в сером пиджаке
и черных штанах. Как вы говорили, точно. Сели они
на скамейку, немец закурил, поговорил о чем-то и по-
дался к выходу. А парнишка остался, газету раскрыл.
Я, по правде сказать, сробела, да и народу много на
лавочках сидело. Немцы тоже есть. Подумала-подума-
ла и пошла. Подхожу к одной скамейке, к другой.
37
спрашиваю, нет ли чего купить на бедность. Отвечают
кто что: одни — нет ничего, другие — проваливай,
тетка. Подошла я к Капке. Сидит он, газету немецкую
читает. Спрашиваю, как по паролю: «Нет ли у вас
одежонки продажной для ребятишек?» Он поглядел
исподлобья, пронзил меня взглядом и говорит: «Ка-
кие они?» — «Маленькие, отвечаю, в школу не ходят».
Он подумал, взглянул еще на меня, чуть улыбнулся
и пожал плечами: «Валялось где-то барахло...» И тут
же тихонько, почти не шевеля губами: «Завтра в во-
семь около церкви». И снова уткнулся в газету. Я по-
стояла секунду-другую, поглядела на родного челове-
ка и поплелась к другой скамейке. Хожу, бормочу что-
то о барахлишке, а самой петь хочется. До чего на
сердце стало легко, сказать нельзя.
— Почему же задержалась?— не утерпел я.
•— Службишка это была, а служба-то оказалась
впереди,— усмехнулась Дуся.— К Анастасии Нико-
лаевне Пахомовой-Каштыльян от Капки пошла. Рын-
ка никак не обминуть. А там нежданно-негаданно на-
ладили облаву. Оцепили все вокруг и меня, ироды, схва-
тили, корзинки отобрали. Запихнули в машину. А в
ней, что селедок в бочке,— и мужики, и бабы, и пар-
ни, и девчата. Кто ругается, кто плачет... Привезли
нас в какой-то барак около крепости. Под утро только
баб выпустили, а остальных оставили. В Германию,
знать, повезут... Вот так, без сна, голодная и холод-
ная, притащилась я утром к церкви. До обеда про-
ждала — не пришел Капка. Не пришел он и на другое
утро. Лишь на третье повстречались. Он, оказывается,
трое суток с работы не уходил. Немцы день и ночь
работают, дома не бывают.
— Молодец, Дуся. Выдержка у тебя железная,—
похвалил Лисицын.
— Капка просил передать: у него тол припрятан,
38
в отряд, говорит, надо переправить,— сказала Ев-
докия.
Распрощались мы с Дусей и сразу же все волнения
и тревоги забылись. Хорошо справилась с делом Дуся.
А Турский просто молодчина! Почти весь вечер мы
с Лисицыным проговорили о Виталии. Он — наши гла-
за и уши в логове гитлеровской разведки. Эти глаза
должны постоянно видеть, а уши постоянно слышать.
Турского надо беречь. Ни одно даже малейшее подо-
зрение не должно пасть на него. Для немцев он был
и остается «фройндом», активным приверженцем «но-
вого порядка».
Тяжелая судьба досталась Виталию. Трудно себе
представить, как он каждый день ходит по городу,
чувствуя на себе подозрительные, полные ненависти
взгляды советских людей. Ему очень часто приходит-
ся слышать за спиной их проклятия: «Продажная со-
бака! Изменник! Низкая тварь!» А Виталий молчит,
улыбается фашистам и продолжает делать свое опас-
ное, но благородное дело.
Мы решили не отвлекать Виталия никакими вто-
ростепенными заданиями. Он будет делать только то,
что мы не сможем выполнить никаким способом.
...Молодежь! Вот уж действительно орлиное племя!
И отцы им под стать. Лучшие качества революционе-
ров-ленинцев, бойцов Великого Октября, в полной ме-
ре передались и нынешним юношам и девушкам. Мне
было лет десять, как по моим родным калинковичским
местам прокатилась гражданская война. Помню, как
в одной из жестоких схваток белополякам удалось по-
теснить красноармейские части. В лесу возле нашей
деревни Шиичи остались пять раненых красноармей-
цев. Крестьяне приносили им пищу, ухаживали за
ними, перевязывали раны. Бойцы начали поправлять-
ся. Жители уговаривали их:
39
— Переоденьтесь в нашу мужицкую одежонку, пе-
реселяйтесь в село — белые и не узнают, что вы крас-
ные. Вы ж молодые хлопцы, поженитесь, у нас будете
жить припеваючи. А наши подойдут, опять берите
винтовки...
— Нет, — хмурились бойцы. — Пока революция
в опасности, оружия мы из рук не выпустим. Вот за-
тянутся раны, и через фронт подадимся.
Но нашелся какой-то предатель, который указал
белополякам землянку красноармейцев. Поляки окру-
жили раненых, предложили сдаться в плен. Они отве-
тили огнем. Сражались до последнего патрона, послед-
него вздоха.
Белополяки подошли к землянке лишь тогда, когда
скончался последний боец...
Я вспоминаю героев гражданской войны и с гор-
достью думаю о том, что и нынешние бойцы, как две
капли воды, похожи на первых защитников револю-
ции. Виталий Турский, Константин Маевский, Нико-
лай Солнцев, Дуся Рубин, Никита Литвинчик, Федор
Толстик... Все они переняли от своих отцов эстафету
мужества, смелости и бесстрашия в борьбе с закляты-
ми врагами Родины.
А недавно в нашей группе появился еще один
орел. Это — племянник Евдокии Павловны Лавиц-
кой — Евгений Радикевич. Евдокия привела его в лес
и сказала нам:
— Возьмите к себе, а то скрутит себе голову хло-
пец. В сарае что придумал: винтовку и три гранаты
под сеном сховал. Дурости да ухарства больно много,
не верит человек, что с немцем шутки плохи.
— А что ж мне поклоны им бить? — сердито бурк-
нул Евгений, исподлобья глядя на тетю.— Не выйдет!
Жене немножко не хватало до восемнадцати. Был
он рослый, крепкий парень, выглядел старше своих
40
лет. Пользуясь этим, он в сорок первом году пристал
к отступавшей воинской части и попросился принять
его добровольцем. Командир хотел было зачислить его
в комендантский взвод, да на беду тут подвернулся
сержант-бобруйчанин, который знал паренька. Он и
сказал командиру, что Радикевичу нет шестнадцати.
Майор пожурил хлопца за обман, но попрощался
с ним тепло, по-отцовски.
Евгений у нас сразу же прижился. Он стал серьез-
нее, на глазах повзрослел. Правда, я побаивался, что
у него проскользнет бесшабашное мальчишество, кото-
рое может погубить любое дело. Но я ошибся. Радике-
вич вел себя как настоящий боец: точно и в срок вы-
полнял любое приказание, не отказывался ни от какой
работы.
Как-то Женя подошел ко мне и сказал:
— Товарищ подполковник, могу пробраться в гар-
низон Глуша. Слышал, интересуетесь им?
— Правильно слышал. Но как ты туда пробе-
решься?
— Сеньку встретил. Он раньше на дровяном скла-
де работал. Да влип за что-то, сидел. А теперь в поли-
цаи подался. Говорит, кормят хорошо, а самогонки:
на — не хочу. Меня звал к себе, иначе, говорит, с го-
лоду сдохнешь.
Я внимательно слушал Радикевича и чувствовал,
что передо мной уже не беззаботный хлопец, который
когда-то неумело прятал оружие в сарае, а вдумчи-
вый разведчик. Мы долго беседовали с ним, обсуждая
малейшие детали. Утром я проводил его до нашего
первого поста.
Парень ушел в разведку. Я долго глядел ему вслед.
Оборванный, немытый хлопец, ну кто в нем признает
партизанского лазутчика!
Женя вернулся через два дня. Развязал старую
41
холщовую сумку и вытащил оттуда банку немецких
мясных консервов, буханку хлеба и бутылку самогона.
— Первый заработок в полиции, — улыбнулся
он.— Если приду насовсем — дадут больше.
И Евгений начал рассказывать.
— Километра до Глуши не дошел, а меня уже аре-
стовали. Выскочили какие-то, окружили, требуют про-
пуск. Не успел я и рта раскрыть, как меня мгновенно
обшарили, завернули назад руки и связали. Один по-
лицай, видать, старший, погрозил мне кулаком и при-
казал отвести в гарнизон.
— Семена позовите, дядя,— попросил я конвоира,
когда мы до первой хаты дошли. Мужик с повязкой
удивленно спросил, не брательник он тебе? Нет, го-
ворю, хочет на работу устроить, я от голода опухаю.
Полицай покачал головой, развязал мне руки и при-
вел к дому, в котором жили холуи. Сенька обрадовал-
ся, угостил хлебом и луком, сказал, что замолвит за
меня словечко самому начальнику полиции. Я не
очень возражал, хотя попросил не торопиться. Сказал,
что с теткой посоветоваться надо, ребятишки у нее
малые, присмотра просят. Сенька сказал, что подо-
ждет.
— У них, товарищ подполковник,— подсел ко мне
ближе Радикевич,— за каждого завербованного в по-
лицию награды дают: деньги, водку, благодарности
объявляют, а то и в чине повысят. До ларезу им холуи
нужны. Сенька говорил, что немцы собираются соз-
дать военно-полицейские гарнизоны еще в нескольких
деревнях, чтобы партизанам закрыть все выходы из
леса, да вот беда — не хотят люди в полицию идти.
Евгений оказался очень наблюдательным. Мы
узнали, что фашисты живут в самом центре Глуши,
около домов вырыты окопы, в подвалах крайних хат
установлены пулеметы. Гарнизон связан телефоном
42
с Бобруйском. Полицейских в Глуше двадцать чело-
век. Мне стало ясно, что гарнизон к самостоятель-
ным действиям против партизан не подготовлен, он
служит лишь опорным пунктом для оккупационных
властей.
Я приказал усилить наблюдение за этой деревней.
Если гитлеровцы начнут подбрасывать в гарнизон све-
жие силы, то это будет первым признаком подготовки
карательной экспедиции против партизан. Прозевать
такой момент было нельзя.
У меня возникла мысль: что если Евгения устро-
ить в полицию? Но как обезопасить его жизнь? Свя-
зи нашей группы с партизанскими отрядами пока еще
были слабы, предупредить их командиров о том, что
в гарнизоне Глуши заслан свой человек, я еще не мог.
Поэтому Евгений мог погибнуть от первой же парти-
занской пули. Тщательно взвесив все, я отложил свое
намерение до лучших времен. Женя с моими довода-
ми согласился. Но свой замысел нам так и не удалось
осуществить. В одном бою Евгений был ранен и от-
правлен в Москву.
У нас было много неотложных дел...
У разведчиков есть закон: выполняй только свою
задачу, делай только то, что тебе приказано. Но жизнь
есть жизнь, и она властно вмешивалась в действия
нашей специальной группы. Как-то вернулась из го-
рода Евдокия Павловна Лавицкая и сообщила, что
фашисты готовятся угнать в Германию не только мо-
лодежь Бобруйска, но и работоспособных пожилых
мужчин и женщин. По городу прошел слух, будто бы
на станцию уже подали один пустой эшелон.
Как помочь людям избавиться от угона в рабство?
Москва не предписывала нам заниматься такими де-
лами. Но разве выдержит сердце, когда заведомо
знаешь, что люди обречены на мучения, унижения,
43
голод и смерть? Разве не будешь потом терзать себя
мыслью, что ты мог помочь людям, но не сделал это-
го, так как тебе не «предписано».
Я поговорил с разведчиками, и те в один голос за-
явили:
— Надо помочь, товарищ командир! Обязательно!
Такую же мысль высказал и секретарь подпольно-
го райкома Лемешонок.
— Это — святой долг всех партизан независимо
от того, какие они выполняют задачи,— заявил он
и после глубокого раздумья добавил: — Ливенцев то-
же займется, бобруйским подпольщикам сообщим.
Вместе надо, только вместе...
Мы обсудили план операции нашей группы. И вско-
ре Евдокия Павловна снова отправилась в город. Через
нее мы попросили связную Анастасию Пахомову-Каш-
тыльян достать чистые бланки пропусков на выход из
Бобруйска.
Анастасия Николаевна хоть и числилась связной,
но была на самом деле одной из самых активных на-
ших разведчиц. Анастасия Николаевна и ее дочь Надя
были связаны с подпольщиками-коммунистами, вы-
полняли их задания. И в то же время семья была вне
подозрений у фашистских властей и полицейских.
Анастасию Николаевну знали в городе, как женщину
забитую и неграмотную, далекую от политики. Жен-
щина хорошо знала бургомистра Сакульского, иногда
приходила в городскую управу, просила выписать дро-
ва, меру картофеля, семян для огорода.
— Тут тебе не Советы, не очень-то расходись,—
сказал ей однажды Сакульский, когда Анастасия Ни-
колаевна особенно настойчиво требовала удовлетво-
рить ее просьбу.
— Ты — власть, значит, давай людям. А иначе на
кой черт ты нужен! — выругалась Пахомова.
44
Сакульскому понравилось, что его назвали «вла-
стью». У него сложилось мнение, что женщина ничем
не интересуется, кроме устройства собственной жизни,
и зачислил Пахомову в разряд «благонадежных».
«Глава города» начал относиться к Анастасии Нико-
лаевне с уважением.
Вот этим мы и решили воспользоваться. Пахомова-
Каштальян зашла однажды к бургомистру и сказала,
что ее знакомых немцы собираются отправить в Гер-
манию.
— Ты, власть, лучше меня отправь,— заявила
она.— А те больные люди, умрут в пути, до места не
довезут.
— Что же ты хочешь?— спросил Сакульский.
— Отпусти ты их. Выдай бумажку там какую и
пусть едут с богом из города.
Бургомистр приказал писарю оформить бумаги.
Так в наших руках оказались бланки заполненных
пропусков, заверенных печатью. А через несколько
дней дочь Анастасии Николаевны Надя достала еще
целую пачку чистых бланков.
Пропуска были переданы другой нашей связной —•
Клавдии Сергеевне Бондаренко, хорошо знавшей, двух
художников, которые по заданию подполья изготовля-
ли различные документы для советских патриотов.
По нашим пропускам было выведено из Бобруйска
немало людей. Они расселились по деревням, многие
перешли к партизанам. Мы вздохнули с облегчением.
Сделано дбброе дело!
Я в те дни подолгу размышлял над тем, как разно-
образить способы разведки. Тех сведений, которые
мы получали наблюдением за дорогами и узнавали
от Турского, было мало. Вспомнил предложение
Виталия — использовать немцев, которые высказыва-
ли симпатии к нашей Родине. Секретарь райкома,
45
выслушав меня, сказал: «Дело это хорошее, но чре-
звычайно тонкое и опасное. Не к каждому со-
ветскому человеку в душу влезешь, а к немцу и
подавно. В общем смотрите. Если есть уверенность, дей-
ствуйте».
Но я все-таки медлил. Опасно, слишком опасно!
Решение пришло после беседы с Лепешкиным. Мы
как-то разговорились с ним о немцах. Я знал, что ко-
миссар служил для бойцов бригады примером свя-
щенной ненависти к гитлеровцам.
— Вы думаете, все немцы звери?— неожиданно
для меня спросил Лепешкин и сам ответил: — Нет.
Среди тех, кто сейчас ходит с оружием в руках по со-
ветской земле, есть и честные люди, которые не же-
лают нашему народу зла. Это противники гитлеризма,
сторонники братской дружбы с нами.
— И несмотря на это, вы все же призываете бой-
цов уничтожать всех оккупантов до единого?— на-
смешливо спросил я.
— Правильно,— спокойно ответил он.— Любой
немец с оружием в руках — наш враг. Таков неумоли-
мый закон войны. Но, повторяю, не в наших интере-
сах уничтожать вместе с закоренелыми гитлеровцами
и тех, кто в душе питает братскую любовь к нашему
народу. Таких немцев мы должны находить, привле-
кать к себе, повернуть их оружие против Гитлера.
— Вам удавалось это делать?
— Пока нет,— ответил он.— Но во многих парти-
занских отрядах этим занимаются успешно. Я слы-
шал, что в Минском соединении, у Василия Ивановича
Козлова, целые подразделения словацких солдат слу-
жат. Калинковичским партизанам тоже удалось свя-
заться с немцами-патриотами.
Через некоторое время я узнал о смелых и расчет-
ливых действиях командира специальной группы Ду-
46
ханина. Рассказ о них я выслушал с нескрываемым
интересом.
Как-то на станцию Калинковичи прибыл немецкий
восстановительно-охранный батальон. Вскоре парти-
заны-разведчики донесли Духанину, что командир ба-
тальона обер-лейтенант инженер Эрих ищет перевод-
чика. Духанин немедленно решил использовать такую
возможность. Он вызвал партизанку Галину Вронскую
и направил ее наниматься на работу. Галина до войны
учительствовала в городке, преподавала немецкий
язык. Особой активности она тогда не проявляла, была
беспартийной, никуда ее не избирали, поэтому, когда
пришла в городскую управу, там без проволочек вы-
дали ей рекомендацию. Вронская пришла к Эриху. Он
на рекомендацию даже не взглянул, а перебросился
с Галиной несколькими словами по-немецки и сказал:
— Хорошо. Наш язык вы знаете неплохо. Завтра
жду вас на работу.
Галя проработала несколько дней. Удивлению ее
не было конца. Батальон два раза выезжал на ре-
монт взорванной партизанами железной дороги. На
восстановительные работы, как обычно, сгонялось
и мирное население. Галина хорошо знала о зверствах
фашистов. Но тут ей бросилось в глаза совершенно
другое. Эрих хорошо относился к местным рабочим,
кормил их из общей солдатской кухни, перерывы
устраивал точно такие же, как и для своего батальона.
Он никогда не ругался, не кричал, никого не избивал.
Что это? Игра? Новый метод воздействия на русских?
Вронская терялась в догадках.
Как-то Эрих, вскользь поговорив о делах, вдруг
в упор спросил Галину:
— Вы партизанка?
Вронская побледнела, но, собравшись с духом,
быстро нашлась:
47
— Если бы я была партизанкой, вас давно бы не
было в живых. Почему вы так подумали?
— Вероятность не менее пятидесяти процентов,—
загадочно усмехнулся Эрих.— Переводчиками у нас
бывают или отъявленные негодяи вашего народа или
же подосланные партизаны.
— В данном случае вы ошиблись,— сухо ответила
Галина.— Я пришла к вам, чтобы иметь работу и не
умереть с голоду.
Эрих ничего не сказал и молча указал Галине на
дверь кабинета.
В следующий раз командир батальона пригласил
переводчицу к себе на квартиру. Галя неохотно согла-
силась. Смеркалось. Они медленно шли по улице.
— Что думают о вас эти люди?— Эрих кивнул на
прохожих.
— Кто что. Многие, конечно, проклинают, назы-
вают немецкой шлюхой...
— И вы спокойно это переносите?
— Мне нужен кусок хлеба. Об остальном я не ду-
маю.— Галина опустила голову.
Мысли разведчицы двоились. Что это за человек?
Неотступно вертелось и другое: «Если дома будет ве-
сти себя по-хамски, убью...»
Зашли в комнату. Эрих пригласил Галю к столу,
поставил вино. Он пил маленькими глотками и задум-
чиво рассказывал о том, что в Германии его ждут же-
на, дети. Вздохнул тяжело, встал из-за стола и вклю-
чил радио. Из репродуктора неожиданно донеслось:
«Говорит Москва!» Передавали сообщение Совин-
формбюро. Галя слушала, затаив дыхание, совсем за-
быв о том, что с головой выдает себя. Когда сводку
передали, Эрих щелкнул выключателем и сказал:
— Изучаю русский язык по оригиналу. Знаете,
неудобно столько пробыть в России и не знать вашего
48
языка.— Он наполнил рюмку, взглянул сквозь нее на
Галю. Губы его снова тронула такая же, как тогда
в кабинете, загадочная улыбка:
— Вы все же не предатель своего народа...
•— А кто?— вспыхнула Галина.
— Партизанка...
— Да, партизанка! — рванулась с места Галя
и схватила со стола пистолет.
— Никогда не думал получить пулю от товарища
по борьбе,— спокойно сказал он и двумя глотками осу-
шил рюмку. Потом встал, улыбнулся и показал рукой
на дверь:
— Идите отдохните, подумайте. Поговорим после...
Галя шла домой, не видя ни улицы, ни прохожих.
Что делать? Бежать в отряд? Может, Эрих придумал
какую-нибудь ловушку? Но что-то внутри подсказы-
вало: Эрих не такой немец, как другие.
Утром она пришла на работу. Командир батальона,
как обычно, был холоден и официален.
Однажды вечером они продолжили разговор. Галя
узнала, что Эрих коммунист и уже много лет находит-
ся в подполье. Он попросил связать его с партизанами.
— Будем вместе бороться против гитлеризма, за
общее интернациональное дело рабочих,— он поднес
сжатую в кулаке руку к фуражке и тихо, но твердо
сказал: — Рот-фронт!
И нужно было только видеть, как изменилось лицо
Эриха. Оно стало близким, родным, таким, какое бы-
вает только у друзей.
Вронская свела Эриха с командиром спецгруппы
Духаниным. Эрих создал в своем батальоне группу из
людей, ненавидящих фашизм. Эта группа работала
в тесном контакте с партизанами, выполняла задания
Духанина. Она сообщала о скоплении гитлеровской
техники на железнодорожной станции, графики дви-
4 Зак. 472
49
жения поездов, указывала цели для бомбежки, устраи-
вала побеги партизан из концлагеря. А однажды Эрих
со своей группой привел в негодность всю технику
в батальоне и ушел к партизанам.
Я решил воспользоваться опытом Духанина. Через
день в Бобруйск направилась Евдокия Павловна Ла-
вицкая. Турскому разрешалось начать работу среди
военнослужащих гитлеровской армии...
МИЛЛЕР
ВЫПУСКАЕТ КОГТИ
В бобруйские леса приходили радостные вести.
Советская Армия, разгромив фашистов под Курском,
продолжала стремительное наступление на запад. Со-
ветские люди, поддерживая наступление наших войск,
вливались в ряды партизан. Разрослась и наша груп-
па. Количество бойцов вместе со связными перевалило
за сотню. Мы создали семь боевых групп. Во главе их,
кроме Константина Маевского, стали Федор Толстик,
Никита Литвинчик, Петр Востриков, Иван Юхновец,
Корней Моисеев и Иван Каменев. Москва прислала мне
второго заместителя — Александра Молчанова, спо-
койного, рассудительного паренька, для которого раз-
ведка в тылу противника была привычным делом. Раз-
нообразнее стали у нас и формы разведывательной
работы. Наши боевые группы могли уже устраивать
диверсии на дорогах, нападать на колонны машин. Мы
захватывали пленных и ценные вражеские документы.
Настроение у разведчиков было хорошее, хотя мы
и «осиротели». Бригада Ливенцева ушла на соедине-
ние с войсками Советской Армии, группу Солнцева
по приказу Центра перебросили в Пинскую область.
Наши люди вели себя героически, смело шли на
$0
риск. Однажды вечером вернулся с задания Иван Юх-
новец с двумя разведчиками. Все были грязные, обо-
рванные, обросшие, лица и руки в ссадинах. Я с тру-
дом узнал их.
— Вот данные о движении поездов по плечу Боб-
руйск — Осиповичи за два дня, но подорвать полотно
мы не смогли. Здорово охраняют, сволочи,— Юхновец
подал мне бумажку и тут же попросил: <— Разрешите
пленного взять в самом Бобруйске. Там фашисты
меньше всего ожидают этого.
Я переговорил с Лисицыным и Молчановым. Мы
взвесили все «за» и «против». И разрешили. Юхновец
с товарищами пробрался ночью на станцию. Они оглу-
шили одного немца, стоявшего около вагона, заткнули
рот кляпом и привели в лес. Каково же было их удив-
ление, когда они, вытащив изо рта пленного тряпку,
услышали на чистом русском языке:
— Спасибо, товарищи, за то, что привели сюда.
Я поляк, Юзеф, фамилия моя Кулеш. Меня немцы на-
сильно привезли в Белоруссию и заставили работать
на железной дороге. Если бы не вы, я все равно пере-
шел бы на сторону советских войск.
— Все это хорошо. Но где доказательства?— оста-
новил его Юхновец.
— Испытайте на деле. Приказывайте — все выпол-
ню,— в словах Кулеша чувствовалась твердая реши-
мость.
У Юхновца, который всегда отличался быстрой со-
образительностью, мгновенно созрел план действий.
— Пошли на Жлобинский перегон,— обратился он
к Юзефу.— Поможешь нам провернуть одно дело.
Юзеф согласился. Через несколько дней разведчи-
ки провели дерзкую операцию. Кулеш как немецкий
железнодорожник смело вышел на полотно и, встретив
патрулей, заманил их в кусты, сказав, что там лежит
51
4*
убитый офицер. Солдаты поверили, ринулись за ним.
Здесь их ожидали разведчики. Оба гитлеровца бы-
ли убиты. Разведчики мгновенно перебрались в другое
место. А тем временем другой фашистский патруль,
услышав выстрелы, кинулся к месту происшествия.
Пользуясь этим, Юхновец и Кулеш смело подобрались
к полотну, заложили мину и залегли в кустах. А ми-
нут через двадцать они услышали нарастающий гул
поезда. Когда паровоз поравнялся с разведчиками,
Юхновец дернул шнур. Сверкнуло ослепительное пла-
мя, вверх полетели обломки вагонов. Долго пришлось
возиться немецкому восстановительному батальону,
чтобы возобновить движение на дороге.
...Кулеш остался в нашем отряде. Спецгруппа жи-
ла своей обычной, полной опасностей жизнью. Развед-
чики усиливали свои удары по врагу. Они убили на-
чальника тайной полевой полиции Карла Бека, захва-
тили на бобруйской квартире и привели в лес обер-
лейтенанта Юлия Шмидта.
Нам стало известно, что шеф гитлеровских карате-
лей Гасси, расположившийся в Могилеве, сказал при
встрече своему другу Густаву Миллеру:
— В Берлине удивляются вашей нерасторопности.
Там считают недопустимым большевистское подполье
в районе Бобруйска.
Миллер понял это как' серьезное предупреждение
в адрес своей персоны, почувствовал, что начальниче-
ское кресло под ним зашаталось, и начал действовать.
...Как-то под вечер наш передовой пост задержал
шедшего по тропинке парня с удочками и вещевым
мешком. Парень попросил отвести его немедленно
к командиру отряда. Вскоре он был доставлен в штаб,
— Товарищ Капка,— бросилась ему навстречу
Дуся Рубин, принесшая нам часом раньше мешочек
соли и нитки, в которых мы испытывали нужду.
52
Турский! Мой мозг сразу же резанула тревожная
мысль: «Почему он пришел? Ведь ему строжайше за-
прещено появляться в отряде? Неужели провал?» Да-
же забыв поздороваться с ним, я позвал его в зем-
лянку.
— Что случилось?
— Непредвиденное обстоятельство. Иначе не мог.
Сейчас расскажу. Прикажите только ребятам нало-
вить рыбы. К утру мне надо быть дома,— Турский го-
ворил спокойно, не замечая моего волнения.
Распоряжение о рыбе было отдано. Я сел за стол
напротив Виталия. Тусклый свет, еле пробивавшийся
сквозь маленькое запыленное оконце, не позволял мне
как следует разглядеть разведчика. Светились одни
лишь глаза — глубокие, полные силы и ума.
— Ваше месторасположение раскрыто. Валентина
провалилась. Малиновская выдала,— быстро, на одном
выдохе, проговорил он.— Разработана операция «Зе-
леная прогулка». Миллер поехал в Могилев утвер-
ждать план, завтра вернется. Хотят окружить вас
и уничтожить.
— Насколько достоверны эти сведения?
— Сообщил капитан Гартман.
Приход Турского изменил все наши планы. Жизнь
есть жизнь, тем более партизанская, которая зависит
не только от нас, но и в значительной мере от немцев.
Сразу возникло много сложнейших проблем. Пре-
жде всего, как встретить «Зеленую прогуАку»? Кара-
тельный отряд с тремя танками и предательский ба-
тальон из «Русской освободительной армии» — это
несколько сот вооруженных до зубов солдат! Об от-
крытом бое, конечно, и речи быть не может.
Лисицын предложил перебраться на запасную базу
в глушские леса. Но разве мы гарантированы от того,
53
что и там нас каратели не найдут? Тогда лишимся сра-
зу двух баз.
После детального обсуждения было решено времен-
но превратить наш отряд в рейдовый, разбив его на две
боевые группы. Каждая группа должна действовать
самостоятельно, а когда проческа леса закончится,
снова вернуться на прежнее место.
За всеми этими тревожными хлопотами я ни на
минуту не забывал о Валентине Лобанок. Это был пер-
вый случай, когда наш разведчик провалился. Поэто-
му переживать такую неудачу было особенно тяжело.
Валентину я послал с простым заданием. Ей нужно
было «случайно» встретить бывшую подругу Мали-
новскую и сказать: «Ты можешь искупить свою вину,
если приведешь кого-нибудь из немецких офицеров на
Березину, к излучине».
Малиновская до войны работала в одной из швей-
ных мастерских Бобруйска, дружила с Валентиной.
Когда фашисты захватили город, Малиновская повела
себя трусливо, стала заискивать перед немцами, пре-
следуя, видимо, одну цель: любой ценой спасти себе
жизнь. Известно, к чему приводит трусость. Девушка
превратилась в грязную немецкую шлюху.
Зачем нам такая понадобилась? Дело в том, что
после обер-лейтенанта Шмидта нам никак не удава-
лось взять «языка». А пленный из бобруйского гарни-
зона был нам нужен позарез. Срочно требовались све-
дения о полевых войсках. Турский раздобыть их пока
не мог. Тогда-то Валентина и вспомнила о Малинов-
ской. Она последнее время сильно нервничала, плака-
ла, пыталась даже, как утверждают соседи, покончить
с собой. Видно, чувствовала свой конец. В те дни все
предатели жили как на иголках. В городе все чаще
и чаще поговаривали о приближении Советской Ар-
мии, полицаи не успевали сдирать листовки с заборов.
54
Мы рассудили так: Малиновская в какой-то степе-
ни уменьшит свою вину, если поможет нам захватить
одного из офицеров. Она до этого не раз прогулива-
лась в сумерках по берегу Березины с ними. Ей, как
мы думали, ничего не стоит пригласить гитлеровца
прогуляться и в этот раз.
Но, как видно, просчитались. Слишком глубоко за-
сосала Малиновскую фашистская мразь. Наши развед-
чики два вечера продежурили на берегу Березины, но
вернулись ни с чем. Пришлось принять предложение
Валентины. Какой же неосторожный шаг привел ее
к провалу? Это оставалось загадкой.
Виталий ужинал у нас. Я неотрывно глядел на это-
го сдержанного паренька и откровенно любовался им.
Он был высок, строен, говорил не торопясь, обдумывая
каждое слово. За его серьезностью и рассудитель-
ностью угадывался человек большого жизненного опы-
та, хотя парню шел всего двадцать третий год.
Турского с детства влекло к иностранным языкам.
В десятилетке он научился в совершенстве говорить
по-немецки. Когда фашисты ворвались в Бобруйск,
Виталий ушел в лес, надеясь найти партизан. Это ему
не удалось. Тогда он вернулся домой с дерзкой
мыслью: затесаться в доверие к немцам, получить до-
ступ к военным тайнам и передавать их партизанам,
которых не терял надежды найти. Наконец ему повез-
ло. Он встретился с Солнцевым.
По совету Солнцева Турский, как говорится, стал
из кожи лезть, стараясь как можно ближе располо-
жить к себе фашистов. Он спас провалившуюся под
лед на Березине немецкую санитарку, сильным уда-
ром сбил с ног пьяного полицая, замахнувшегося на
гитлеровского солдата, предложил редактору фашист-
ской газетенки, выходившей в Бобруйске на русском
языке, перевести книгу Гитлера «Моя борьба»^ Фаши-
55
сты заметили «усердие» Турского. Его взял к себе пере-
водчиком начальник карательно-разведывательного
отдела ЗИВа Густав Миллер.
— Почему ты, в отличие от других молодых людей
своей страны, ненавидишь советскую власть?— насто-
роженно спросил его при первом же знакомстве
Миллер.
— Она не учитывала некоторых моих особенно-
стей.
— Каких же?
Я, сильный духом, рожден не для труда, а для
того, чтобы покорять слабых и властвовать над ними,—-
Виталий пронзил Миллера суровым огненным взгля-
дом.	*
Миллер, вышколенный разведчик, настороженный,
подозрительный даже к своим сотрудникам, почему-то
доверчиво относился к Турскому, ни разу не задавал
ему неожиданных, каверзных вопросов, не устраивал
слежки за ним. Видимо, здесь немалую роль сыграло
то обстоятельство, что Турский хорошо знал азбучные
♦истины» германского национал-социализма, свободно
цитировал четыре «г» — Гитлера, Геринга, Геббельса
и Гиммлера. Тем самым он служил, по словам Милле-
ра, подтверждением того, что гитлеровский национал-
социализм не есть только достояние немецкой нации,
а является выражением всего мирового духа, во что
фашист верил больше, чем в бога. Кроме того, Турский
чрезвычайно нравился Миллеру своей «чисто немец-
кой» пунктуальностью и дисциплиной.
Когда Виталий рассказал обо всем этом, мне ниче-
го не оставалось делать, как посоветовать продолжать
в том же духе.
Маевский, Толстик и Павлов принесли связку све-
жей рыбы. Виталий поблагодарил их, а мне сказал:
— Завтра утром эта рыба будет подана к столу
56
моего шефа. Не зря же я ночь пропадал на «рыбал-
ке»?— И озорно, по-мальчишески, засмеялся.
Я проводил Турского до передового поста. Мы до-
говорились о дальнейшей работе, особенно много тол-
ковали о Генрихе Гартмане. Я попросил Виталия рас-
сказать о знакомстве с этим офицером.
— Как танцевать начинают от печки, так и у меня
все рассказы начинаются с Миллера,— пошутил Вита-
лий и продолжал уже серьезно: — Миллер очень лю-
бит рыбу, а в Белоруссии пристрастился к нашей ухе.
Ему, конечно, каждый день могут доставлять ее сколь-
ко угодно. Но шеф предпочитает ловить сам, удочкой,
и тут же, на свежем воздухе, варить. А я знаю все рыб-
ные места на реке, поэтому без меня ни одна рыбалка
не обходится. Кстати, может, подумаете о том, как за-
хватить Миллера? Я постарался бы завести его по-
дальше от города.
— Нет,— возразил я,— пусть пока Миллер сидит
на своем месте. Куда ж ты без него?
— Хорошо, — согласился Виталий. — Так вот.
Однажды под вечер он выехал с группой офицеров на
реку. Мне повезло. Я сразу наткнулся на бойкое ме-
стечко. Мы быстро наловили рыбы, я разжег костер
и заварил уху. Офицеры выпили по рюмке шнапса и,
как водится, развязали языки. Разговор, само собой
разумеется, зашел о положении на фронтах, о буду-
щем Германии. Говорили о том, что Германия все же
сумеет выйти из затруднительного положения, повто-
рит летние кампании сорок первого и сорок второго,
дойдет до Урала, что национал-социализм восторжест-
вует во всем мире. Стоило было упомянуть о национал-
социализме, как Миллер тут же сел на своеМ люби-
мого конька. В качестве доказательства быстрого рас-
пространения идей фашизма по миру он вытащил
меня. Я, как из лукошка, начал сыпать цитаты из Ниц-
57
nie, «Моей борьбы», Геббельса, Дитмдра, привел не-
сколько выдержек из библии, упомянул даже приказ
бобруйского коменданта, в котором говорилось о побе-
доносном шествии германского духа. Офицеры были
в восторге. Особенно был доволен Миллер. Ведь я —
его школа. Фашисты вернулись в город навеселе.
Каждый подал мне руку. Все при этом улыбались.
Только один, последний, сказал тихо и серьезно:
— Жаль мне вас. Такой талант пропадает. Сирота
вы никому ненужная...— Это был Генрих Гартман.
— Представьте, Христофор Семенович,— продол-
жал Виталий,— он меня убил этими словами. Я до
утра не спал, думал над ними. Вскоре мы опять с ним
встретились. Просидели в сквере дотемна. Говорили
о разном. Под конец он спросил:
,— Почему русские тебя не убивают?
— Очередь не дошла,— отшутился я.
— До полицейских доходит, а до тебя нет. Стран-
но. Ты птица поважнее.— Он поглядел на меня, и я
не понял, что у него на лице — злорадство или сожа-
ление.
— Немец верно подметил,— прервал я Виталия.—
Тебя нельзя оставлять в покое.
— Да, да,— согласился Турский.— Пальто бы
хоть кто при немцах пулей пробил или листовки
с угрозой к дому подбросил.— Он помолчал немного
и продолжал: — Ну, а с Гартманом в тот раз ничего
не получилось. Я не мог раскусить его, сказал ему на
прощание, что свою жизнь устраиваю, как сам хочу.
Виталий тихонько засмеялся, чувствовалось, что он
вспоминает что-то интересное.
— А вы здорово придумали,— оживился Виталий.
В его глазах заискрились огоньки. Такие я замечал
у мальчишек, когда они сделают какое-нибудь озор-
ное дело.— Когда я получил от вас записку, в которой
58
вы требовали проверить Гартмана, то сразу же дого-
ворился с Пащенко и Мурыгиным, а потом пригласил
Гартмана на рыбалку. Не успели мы подойти к месту,
как оказались... в плену. Из кустов выскочили Пащен-
ко и Мурыгин с автоматами. И тут я заметил, что
Гартман сначала побледнел, а потом просиял улыб-
кой. Он сказал, что до войны работал на дрезденском
заводе, был социал-демократом, но вышел из этой пар-
тии, так как понял, что она гнет не в ту сторону.
Пащенко и Мурыгин нас «отпустили». Генрих до-
гадался, что я связан с партизанами, и крепко пожал
мне руку.
— Ты убежден в преданности Гартмана?— спро-
сил я Виталия.
— Вполне,— ответил он.— Во-первых, Гартман го-
тов немедленно бросить службу в гитлеровской армии
и перейти к партизанам. И это не слова. Что стоят
только его сообщения о «Зеленой прогулке» и об аресте
Валентины Лобанок! — Виталий начал рассказывать
о том, что Гартман взялся распространять советские
листовки и вдруг спохватился:
— Мне пора! Надо же еще успеть на рыбалку.
Я тепло попрощался с ним и долго глядел вслед.
Как будто чувствуя мой взгляд, он обернулся, пома-
хал мне рукой и скрылся в лесу.
Возвращаясь в штаб, я с тревогой думал об одном:
почему о «Зеленой прогулке» не сообщили Пащенко
и Мурыгин? Куда они пропали?
О подготавливаемой карательной экспедиции, кро-
ме Лисицына и Молчанова, пока никто не знал. Раз-
ведчики отдыхали. Одни, примостившись за самодель-
ными деревянными столиками, писали письма родным
(ночью должен был прибыть на аэродром самолет из
Москвы), другие чистили оружие, третьи играли
в шашки, читали книги.
59
Мы с Молчановым и Лисицыным заперлись в зем-
лянке и еще раз обсудили план действий. Через час я
собрал разведчиков и приказал начать подготовку
к рейду. Партизаны сняли ограждения с минных по-
лей, окружавших базу, заминировали все тропы.
В землянках было оставлено несколько винтовок, три
старых автомата и на видном месте стоял негодный
трофейный пулемет. Мы заготовили хворост для кост-
ров, повесили над ними ненужные нам котлы с водой.
Группа Маевского ушла на дорогу Бобруйск —
Слуцк. Она должна была обстрелять немцев с дальних
рубежей и немедленно отойти в лес. Тот же маневр
приказано было повторить и группе Моисеева, остав-
шейся на главной базе. Я в ту же ночь с основными
силами покинул базу, рассчитывая к утру выйти за
пределы Макаровских лесов — из зоны предполагаемо-
го оцепления.
Через пять дней ко мне прибыли связные от Маев-
ского и Моисеева. Оба сообщили об одном и том же:
проческа леса закончена, путь на главную базу свобо-
ден. Когда мы вернулись обратно, разведчики уже во
всю работали: ремонтировали землянки, восстанавли-
вали минные поля.
Дуся Рубин принесла весточку от Турского. Нем-
цы, оказывается, празднуют победу. Миллер сообщил
в Могилев о полном разгроме партизанского отряда,
остатки которого, якобы, скрылись в сторону Гомеля.
Пусть пишут что угодно, черт с ними! Меня очень
обрадовало, что никто из немцев не заподозрил Тур-
ского, и что Пащенко с Мурыгиным, наконец, нашлись.
Они случайно попали в облаву и вместе с другими
бобруйчанами ремонтировали железную дорогу, взо-
рванную около Жлобина. Через три дня их отпустили.
Я попросил Маевского и Моисеева как можно по-
дробнее передать картину «Зеленой прогулки».
60
— Мы заминировали дорогу и залегли на высотке
Покатая Плешина,— возбужденно рассказывал Маев-
ский.— Ильина, Миронова и Родина я отправил за вы-
рубку, по ту сторону дороги. На рассвете показалась
колонна, машин семь было, впереди — три мотоцикли-
ста, сзади — танк. Мы не стали обстреливать издале-
ка. Тут же придумали новый план. Когда первый мо-
тоциклист подорвался, колонна сразу же остановилась.
Мы резанули по ней из автоматов и быстро отошли
в лес. Фашисты спешились, открыли беспорядочную
стрельбу, но нас преследовать не стали. Они неглупые,
сволочи, поняли, что нас мало. Постреляли наугад
и начали посадку. Вот тут по ним и полоснули Ильин,
Миронов и Родин. Нехитрая выдумка, но паники на-
делала что надо. Каратели развернулись в боевой по-
рядок, к бою по всем правилам стратегии приготови-
лись. Да поздно, наш уже и след простыл.
— А на подходе к базе мы подсыпали огоньку,—
дополнил Моисеев.— Когда они напоролись на мины,
мы начали лупить их, как куропаток. Каратели навер-
няка приняли нас за главные силы, иначе бы они не
вводили в бой танк. Пока танк разворачивался, мы че-
рез болото улизнули. Представляю, как немцы радо-
вались, когда ворвались на базу. Там же полнейшая
картина разгрома: в котлах кипела вода, всюду валя-
лись брошенные тряпки, оружие...
Перед строем я похвалил разведчиков. Подвели
итоги. Каратели потеряли не меньше двадцати солдат
и офицеров, мотоцикл, две автомашины. Что ж, «Зеле-
ная прогулка» неплохая!
Теперь можно жить спокойно. Немцы убеждены,
что мы на прежнее место больше не вернемся. Пусть
думают. Это нам на руку!
Вскоре Турский сообщил, что во время карательной
экспедиции был тяжело ранен командир батальона
61
штурмовиков СА Пфейфер. Вместе с этим известием
Виталий переслал нам свежую фашистскую газетенку
«Новый путь». В ней сообщалось:
«Банда партизан в 100 человек уничтожена! Доб-
лестные немецкие солдаты с целью уничтожения бан-
дитов-партизан и обеспечения нормальной жизни на-
селения подвергли проческе леса в районе Бобруйска.
При проческе было обнаружено бандитское гнездо. Все
бандиты в количестве 100 человек и в том числе руко-
водитель этой банды — коммунист, он же присланный
из Москвы полковник по кличке Семенов — уничто-
жены. У бандитов забрано: 10 пулеметов, 69 автома-
тов, 45 винтовок, 15 туш крупного рогатого скота
и много награбленного у населения имущества, в том
числе золотые и серебряные вещи. Все это роздано на-
селению. Население благодарит доблестных солдат
и офицеров немецкой армии, освободивших район от
бандитов-партизан!»
Никогда мы так весело и заразительно не смея-
лись, как в тот вечер.
СЛОВО МОСКВЫ
На окраине Бобруйска стояли длинные приземи-
стые бараки, окруженные колючей проволокой. Там
жили и проходили службу изменники Родины — так
называемые «солдаты русской освободительной ар-
мии» (РОА). Если к фашистам мы питали жгучую не-
нависть, то к солдатам РОА к этому чувству примеши-
валось еще и чувство омерзения.
Однажды мы поймали одного из таких молодчи-
ков. Он отстал от своей роты и в деревне Чикили ждал
попутную немецкую машину. В свободную минуту
62
«освободитель» занялся грабежом, пытался отнять
у женщины корзину с малиной. Тут его и схватили.
И вот он стоит передо мной — здоровый детина
в фашистской форме с позорным клеймом на нашив-
ках — РОА. Я слышу родную речь и не могу предста-
вить, что эта гадина когда-то называла себя советским
человеком.
— От кого же вы, изменники, собираетесь осво-
бождать нашу Родину?— спрашиваю его.
Он молчит, иногда исподлобья, по-бычьи погляды-
вает на нас.
— Мне хорошую жизнь обещали: землю, корову,
деньги, батраков...— наконец мямлит он.
— Чем занимался до войны?— спрашивает Маев-
ский.
— Работал в магазине. Потом попался, три тыся-
чи стянул. Сидел, а война началась — сбежал...
— Участвовал в боях против советских войск?
— Не-е,— тянет предатель.— Только готовимся,
говорят, скоро на фронт пошлют.
— Отвоевался! — Я встал с места и отвернулся.
Мне до тошноты противно смотреть на этого слизня-
ка.— Увести!
Вот такой нечисти — уголовников, бандитов, дезер-
тиров, предателей — было полно в батальонах РОА
«Днепр» и «Березина», расположившихся в Бобруй-
ске. Правда, в этих подразделениях служило немало
и честных людей. Это те из военнопленных, которые
решили использовать РОА для того, чтобы вырваться
из фашистских концлагерей и уйти в партизанские
отряды или пересечь линию фронта.
Мы заинтересовались батальонами «Днепр» и «Бе-
резина». Главное, что нами руководило,— это поме-
шать их отправке на фронт.
О «Днепре» и «Березине» мне еще рассказывал
63
Виктор Ливенцев. Оказывается, партизаны и бобруй-
ские подпольщики давно уже держали их под наблю-
дением. Немало смельчаков, выполняя задания пар-
тизанского командования и подпольных партийных
комитетов, проникали в эти батальоны, вели там боль-
шую пропагандистскую работу. И это давало превос-
ходные результаты. Были случаи, когда власовцы це-
лыми взводами и отделениями переходили на сторону
партизан, многие солдаты бросали службу в РОА и
разбегались по лесам и деревням. Внутри батальонов
«Днепр» и «Березина» действовали патриотические
группы. В них входили солдаты и офицеры, которые
были загнаны туда силой. К лету 1943 года разложе-
ние среди власовцев достигло небывалых размеров.
Батальоны таяли на глазах у фашистов, теряли свою
боеспособность. Гитлеровцы принимали отчаянные по-
пытки навести порядок в «Днепре» и «Березине».
Мурыгин и Пащенко находились в Бобруйске уже
десять дней. Геннадий Пащенко, которого мы снабди-
ли необходимыми документами на имя Кравчука, дол-
жен был вступить добровольцем в РОА. Он уже не раз
встречался с солдатами из «Березины», спаивая их
самогоном, на чем свет стоит ругал большевиков, «пья-
ный» устраивал дебоши, наконец, после одной драки
попался в полицию.
— И при советской власти мне жилось плохо,
и сейчас немцы работы не дают... Что же делать? Бу-
ду пить и гулять, чтобы поскорее сдохнуть под забо-
ром,— кричал он в полицейском участке, ругаясь ма-
том и обдавая местных чинов винным перегаром.
В полиции ему предложили вступить в РОА.
— Не пойду! — наотрез отказался Геннадий.— Там
водки не дают, а вместо денег кукишь показывают...
— Есть и водка, и деньги, и гульнуть можно,—
уговаривали полицейские.
64
Пащенко пил с ними водку, слушал басни об «осво-
бодительной армии» и медленно «поддавался» угово-
рам. Наконец он заявил:
— Эх, была не была! Все равно где буйной голо-
вушке пропадать, что под забором, что в окопах. Со-
гласен!
На вторые сутки он уже щеголял по городу в но-
венькой фашистской форме, слегка навеселе, приди-
раясь к полицейским за то, что те плохо приветствуют
«освободителя великой России». Мурыгин поначалу
не узнал его в этой форме.
— Держись, Генка,— на прощание попросил его
Петр.
— Да как-нибудь,— подмигнул ему Пащенко.
Он шел по улице, покачиваясь, напевая под нос
непристойную песенку. И никто не угадывал в этом
человеке уральского рабочего, солдата Советской Ар-
мии, который выполнял опаснейшее задание партизан-
ской разведки.
Первые дни Пащенко вел себя скромно, приветство-
вал начальство, старательно занимался, изучал ору-
жие. Потом освоился и начал куролесить. Он доставал
самогон, пил сам и спаивал других, дал по морде часо-
вому, за что отсидел трое суток на гауптвахте. Началь-
ству такой солдат пришелся по душе — политикой не
интересуется, только и знает, что жрать да водку хле-
стать.
За усердие на строевых занятиях он получил пер-
вую благодарность.
...Пащенко без стука, с выпученными от страха
глазами ворвался в кабинет командира роты Завидон-
ского и сунул ему под нос маленький, отпечатанный
типографским способом листок.
— Смотрите,— еле переводя дыхание, говорил
он,— листовка... в коридоре нашел...
5 Зак. 472
65
Завилонский взял листовку, взглянул на заголо-
вок «Чего хочет Гитлер?», покачал головой и углубил-
ся в чтение. Прочитав, он медленно поднял глаза на
Пащенко:
— Кто бы это мог? Кто?
— Враги Гитлера! Кроме них, некому...
— Знаю. Но кто?— Он безнадежно махнул ру-
кой.— Ну иди. Разберусь.
В последующие дни листовки начали появляться
в самых неожиданных местах. Некоторые из рьяных
офицеров сбились с ног, перетряхивая в поисках кра-
молы солдатские пожитки. «Березинцы» и «дней ров-
цы» читали листовки в закутках, прячась от посто-
ронних глаз, передавая их друг другу.
Как-то теплым сентябрьским вечером Геннадий воз-
вращался из города от Анастасии Пахомовой-Каш-
тыльян. Как всегда, он был под хмельком (ох, уж эта
противная сивуха!) и мурлыкал под нос песенку, как
вдруг за углом узенькой улочки его остановил грозный
окрик:
— Кравчук!
Пащенко оглянулся и увидел Завилонского. Рядом
с ним стояли солдаты Волосевич и Гуков.
— Откуда? — строго спросил его командир роты.
— Горилки на базаре шукал. Пропустил стакан-
чик, а больше не нашел,— развязно ответил Пащенко.
— А что голенище оттопыривает?— Завилонский
пристально глядел на сапог.
Геннадий чуть скосил глаза на ноги. Правое голе-
нище действительно заметно пучилось.
— Старые газеты для курева,— как можно спо-
койнее ответил он. А у самого одна мысль: бежать! Но
как? Подстрелит, гад... Единственную надежду на спа-
сение давали Волосевич и Гуков. Он раньше видел, как
они читали и прятали листовки. Может, помогут, да-
66
дут уйти? Пащенко наклонился и медленно потянул
листовки из сапога, соображая, как бы подскочить
к вавилонскому и сорвать с него кобуру. И тут он
услышал тихое, но повелительное:
— Спрячь, пойдем...
Геннадий с трудом, как будто только что сбросил
тяжелую ношу, распрямился и глянул на командира
роты и солдат.
Те понимающе улыбались...
Они долго ходили по улицам, вышли на Березину.
— Я вас давно начал примечать, хотел уже по-
ближе познакомиться,— сказал Пащенко Волосевичу
и Гукову.
— Неужели?— удивились они.
— Неопытные еще, только привыкают,— вставил
Завилонский.
— Мы не имеем права допускать ни одной ошиб-
ки. У нас, как у минеров: первая ошибка, она же и по-
следняя,— заметил Геннадий.
— Учту. Теперь ближе к делу. Ты, Кравчук, как
работаешь: в одиночку или группу имеешь?— спросил
Завилонский.
— Выполняю задание своего начальника...
— Мне необходимо с ним связаться,— в голосе ва-
вилонского чувствовались и просьба и требование.
— Через два дня получите ответ.
...Полдень. Легкий ветерок лениво перебирает лист-
ву деревьев. Уже заметно приближение осени — стало
меньше певчих птиц, изредка падают пожелтевшие
листья, пожухла трава. Но припекает по-летнему.
Бабье лето в разгаре...
Ко мне, попросив разрешения, подсаживается
коренастый, с поседевшими висками мужчина лет три-
дцати, в фашистской офицерской форме. Глаза его су-
ровы, окаймлены морщинами. Он нервно трет пальца-
5*
67
ми травинку. Это командир роты батальона «Берези-
на» Виктор Астафьевич Завилонский.
— Рассказывайте, товарищ, — прошу я и заме-
чаю, как в глубине его глаз все ярче и ярче разгора-
ются огоньки, морщинки около глаз сглаживаются,
тают.
— Товарищ...— повторяет он, не скрывая гордо-
сти.— Впервые слышу за эти два года. Товарищ... Ра-
ди одного этого слова можно перевернуть горы.— Он
помолчал, краска сошла с его лица, глаза опять стали
грустными, задумчивыми.— Я год в плену пробыл,
поседел, были моменты, когда хотелось наложить на
себя руки. Дети, мои дети — сероглазая Наташка и за-
бияка Витька — каждый раз останавливали меня от
этого. Я жил, терпел муки, ждал лучшего и все ради
них. Они спасали меня, но и чуть не погубили. Смало-
душничал я. Как-то — в концлагере это было — вы-
звали меня к коменданту. У него сидело несколько фа-
шистских офицеров. Один на чисто русском языке
спросил: «Хочешь стать борцом за свободу и справед-
ливость?» — и тут же предложил вступить во власов-
скую армию. Я сослался на слабое здоровье и отка-
зался.
Фашист продолжал:
— На твоей родине в Никополе уже знают, что ты
добровольно стал воином РОА. Большевики уничто-
жат твою семью, если мы не возьмем ее под свою за-
щиту...
Я знал, что это провокация. Понял и другое — ме-
ня силой тянут к власовцам, угрожают. Если я отка-
жусь, то через неделю — две убьют жену и детей и
скажут, что не уберегли от партизан. Я согласился. Но
что получилось? Когда я написал обо всем этом жене,
она от своего имени и от имени детей прокляла меня.
С тех пор от них ни привета, ни ответа. Удалось узнать
68
только, что жена куда-то детей отвезла, а сама ушла
к партизанам.
Завилонский в раздумье медленно курил папи-
росу.
— Я потерял и семью, и родину,— тихо продол-
жал он.— Когда человек становится на путь преда-
тельства, то он, как камень с горы, неудержимо катит-
ся вниз. Не знаю, может быть, и я попал бы в трясину.
Спас случай. Нынче зимой у нас был арестован солдат
Соколов и приговорен к расстрелу. «Большевик» —
объявили в ротах. Соколова расстреливали перед стро-
ем. Когда его вывели, он сорвал повязку с глаз, повер-
нулся к нам и крикнул: «Одумайтесь, поверните ору-
жие против врага, и вы снова обретете и имя, и роди-
ну.» Залп оборвал жизнь коммуниста. Но этот же
залп начал мою жизнь. Я твердо встал на путь, к ко-
торому звал коммунист Соколов.
Каждое слово, произнесенное Завилонским, было
для меня открытием. Оказалось, что батальоны «Бере-
зина» и «Днепр» уже давно «будоражат». Завилон-
ский рассказал о многих фактах открытого неповино-
вения солдат командирам, о самовольных отлучках и
«дезертирстве» власовцев, о листовках, которые чуть
ли не каждый день распространялись в батальонах,
о постоянных разговорах солдат, выражавших неже-
лание не только воевать против партизан, но и ехать
на фронт.
— Представитель вашего отряда товарищ Пащен-
ко попал в наш батальон в самый разгар событий,—
заявил Виктор Астафьевич.— Обстановка накалилась
до предела. Я, как военный, вижу, что «Березина» и
«Днепр» потеряли свою боеспособность. Полнейший
развал.
— Кто же это сделал?
— Точно не скажу, потому что до последнего вре-
69
мени я не был связан с внешним миром, действовал
самостоятельно. Но по моему твердому убеждению, все
это дело рук бобруйских подпольщиков. Да без сомне-
ния, и партизан немало проникло в батальон.— Зави-
лонский закурил новую папиросу и продолжал:
— Я знаю только одну подпольную группу, в которой
состою сам. В нее входят и «березинцы» и «днепровцы».
Всего 17 человек. Группа разбита на пятерки. Мы ве-
дем антифашистскую пропаганду, распространяем ру-
кописные листовки, создали подпольный склад ору-
жия и боеприпасов. Наша задача состоит в том, чтобы
убедить людей, помочь им осознать свои ошибки, по-
нять, в какую пропасть они попали. Группа разрабо-
тала план восстания. Его намечено провести в день от-
правки на фронт.
— Делали ли вы попытки связаться с другими
группами? — спросил я.
— Нет. Уж очень велика опасность нарваться на
провокатора,— задумчиво сказал Завилонский.
Я изложил свой план действий. Восстание, конеч-
но, вещь хорошая и вполне возможная. Сбрасывать со
счетов его не надо.
— Но мы будем поступать несколько иначе,— ска-
зал я.— Надо, чтобы ваши батальоны продолжали раз-
валиваться, чтобы их боеспособность таяла с каждым
днем. Пусть фашисты увидят в этом пока еще малень-
кую, но зловещую для них картину недалекого разва-
ла всей гитлеровской империи. И второе: как ни
трудно, все равно надо объединять подпольные комму-
нистические силы. Именно в этом, в сплочении, в един-
стве — ключ к успеху.
Завилонский согласился со мной. Мы расстались
с Виктором Астафьевичем друзьями, крепко пожали
друг другу руки. Он ушел из лесу в приподнятом на-
строении.
70
Вскоре батальоны «Березина» и «Днепр» стали по-
добны на закрытый котел с водой, под который не-
прерывно подкладывали дрова. Командир батальона
каждый день устраивал офицерские совещания, разра-
батывая все новые и новые меры борьбы с «большевист-
ской заразой». В батальоны зачастил Густав Миллер,
там пропадали руководитель разведывательно-кара-
тельного органа «Абвергрупп 308», костлявый, с вечно
нахмуренными бровями обер-лейтенант Ганс До-
лерд, представитель разведотдела девятой немецкой
армии майор Генрих Эверс, начальник филиала аген-
турной разведки отдела I-Ц, толстый, неповоротливый
гауптман Курт Кубис. Но все их попытки найти кра-
молу были тщетны.
— Подпольные организации батальонов установи-
ли связь с партизанами, а может быть, и непосред-
ственно с Москвой,— сказал на одном из офицерских
совещаний Густав Миллер. Умная бестия, ничего не
скажешь!
В один и тот же день в батальоне «Березина» сго-
рел ружейный парк, а в «Днепре» взлетел на воздух
склад горюче-смазочных материалов. Больше стало
листовок. Их находили под подушками, одеялами, на
учебном плацу и полигоне. Солдаты хорошо знали из
сводок Совинформбюро положение дел на фронтах.
Войска Советской Армии приближались к Белоруссии.
Это заставляло многих задуматься.
Офицеры РОА, тайная полевая полиция свирепе-
ли. Были полны арестованными гауптвахты, людей
хватали за малейшее подозрение. Но в батальонах по-
являлись все новые и новые листовки. Они разоблача-
ли подлые намерения Гитлера, раскрывали звериную
сущность фашизма, рассказывали о его злодеяниях,
призывали: «Солдаты РОА, поворачивайте штыки про-
тив заклятых врагов Советской Родины — гитлеров-
71
ских разбойников, уходите к партизанам, переходите
линию фронта, занимайте свое место в рядах побе-
доносной Советской Армии».
Слово Москвы давало себя знать. Однажды ночью
совершила побег большая группа солдат с оружием,
росло число так называемых ♦дезертиров» — людей,
поднявшихся на борьбу против гитлеризма. Как-то ве-
чером солдаты до полусмерти избили командира треть-
ей роты батальона ♦Березина», который рьяно высту-
пал за ♦великую Германию».
На одной из встреч Завилонский подробно расска-
зал мне о положении в батальонах и в конце сообщил,
что его вызывали в штаб армии, грубо допрашивали.
Подозревают в связях с партизанами.
— Наносите удар первым! — посоветовал я ему.
Через неделю в бобруйских лесах появилось новое
партизанское подразделение. Его возглавил Виктор
Астафьевич Завилонский. Произошло это так.
Рота Завилонского была на стрельбище. В это вре-
мя на территории батальона раздался сильный взрыв —
вспыхнул второй склад с горючим. Сигнал к началу
действий! О нем были предупреждены все члены под-
польной организации. Воспользовавшись суматохой,
они покинули подразделения и пришли на стрельбище,
где присоединились к роте Завилонского.
— Товарищи,— обратился к солдатам командир,—
наш час настал. По решению комитета подпольной
организации мы переходим к партизанам.
Трое солдат, бросив автоматы, побежали к казар-
мам. Предателей догнали и прикончили прикладами.
Подразделение Завилонского некоторое время дей-
ствовало по соседству с нами. Мы провели с ним ряд
совместных операций.
...Фашистскому командованию стало ясно, что по-
редевшие, разложенные большевистской пропагандой,
72
небоеспособные батальоны РОА «Днепр» и «Берези-
на» посылать на фронт нельзя. Они были отправлены
во Францию, где и закончили свое бесславное сущест-
вование.
КОНЕЦ «ШУМА»
П ропал Николай Найда. Мы обшарили каждый
куст на месте боя, спрашивали жителей деревни Туго-
лицы — не нашли, никто его не видел. Этот парень —
верткий, живой, мастер на все руки — мне нравился.
Он пришел к нам недавно. Его встретили в лесу Пет-
ренко и Зубов, возвращавшиеся на базу с задания.
Николай сказал им, что едва избежал ареста в Слуцке,
а сейчас вот уже несколько дней скрывается в лесу,
хочет встретиться с партизанами. Он показал парабел-
лум и планшет с картой Минской области. «Немецко-
го мотоциклиста кокнул»,— сказал новый знакомый
и попросил отвести его в отряд.
Наши разведчики без моего разрешения не имели
права приводить на базу неизвестных людей. Они по-
советовали Найде остаться на месте и подождать отве-
та. Через день Петренко привел его в лагерь.
— Конечно, пока вы мне ничего доверять не мо-
жете,— в раздумье говорил он.— Я это понимаю. Про-
шу вас, испытайте в деле.-
С неделю Найда работал на базе: чистил картош-
ку, мыл посуду, стирал белье. Потом неразлучные
друзья Петренко и Зубов упросили меня отпустить
его с ними на задание. Они вернулись очень довольные
Николаем. Он мастерски заминировал полотно желез-
ной дороги, как будто век обращался с минами.
Сухощавый, словно свитый из жил и мускулов, он
73
не знал усталости. Никогда не жаловался на трудно-
сти. Найда первым предложил план нападения на гар-
низон деревни Туголицы.
— Подходы скрытые,— убеждал он,— наверняка
«языка» прихватим.
План умный. Мне ничего не оставалось делать, как
согласиться.
Пошла группа Моисеева. Разведчики проникли
в деревню, но ни фашистов, ни полицаев там не на-
шли. На обратном пути группа попала в «мешок». Гит-
леровцы стреляли со всех сторон. Погиб Петренко,
подорвал себя гранатой окруженный врагами Зубов,
пропал Найда. Остальные чудом выбрались из это-
го ада.
Я сидел на пне и мучительно раздумывал о причи-
нах неудачи.
•— Христофор Семенович,— окликнула меня Евдо-
кия Павловна Лавицкая,— вот записочка от Капки.
— Почему раньше времени вернулась?— спросил
я, недовольный ее приходом.
— Капка сказал, чтобы я ни секунды не задержи-
валась в городе,— пожала она плечами, не понимая,
почему я с таким раздражением ее встретил.
Я развернул листок бумаги, и у меня волосы под-
нялись дыбом. Читал и не верил своим глазам: «Най-
да — предатель. Немедленно уходите. Выезжают кара-
тели». Внизу листка приписка карандашом: «В Боб-
руйске пока не показывайтесь. Наш аэродром блокиро-
ван. Дал задание уничтожить Найду».
Лавицкая ушла. Я тут же отдал приказ покинуть
базу. Но не успели мы собраться, как у постов № 1
и № 2 послышались автоматные очереди, глухие раз-
рывы гранат. Группы Вострикова, Юхновца и Толсти-
ка рассыпались в боевую цепь. Начался бой. Нам уда-
лось удержаться до темноты. И это спасло отряд. Мы
74
ускользнули от врага и перешли на запасную базу.
В бою лишились Саши Садридина, потеряли несколь-
ко автоматов, много имущества, в том числе самое до-
рогое — запасное питание для рации.
Гитлеровцы преподали нам жестокий урок. Тур-
ский сообщил, что Миллер празднует победу, ходит
довольный. Через неделю вернулась из Бобруйска
Дуся.
— Найда приказал долго жить,— радостно сооб-
щила она.— Какой-то немецкий офицер пристрелил
его, как собаку. Лучшего для него и не придумаешь.
...После боя под деревней Туголицы Найда добрал-
ся до Бобруйска и явился к Миллеру. Их разговор
переводил Турский. Гитлеровец поблагодарил преда-
теля, дал ему денег и сказал: «Иди гуляй, понадо-
бишься — вызовем». Виталий в тот же день встретил-
ся с Лавицкой, послал ее в отряд, а сам пошел на Со-
циалистическую улицу и еле дождался пяти часов.
Наконец появился Гартман. Турский рассказал о Най-
де, привел Гартмана в пивнушку и незаметно кивнул
в сторону столика, за которым пьянствовал предатель.
Утром Гартман выследил Найду на рынке и с криком
«партизан!» подбежал к нему и выстрелил в упор.
Капитан сунул в карман предателя пачку наших ли-
стовок и спокойно сказал подбежавшим полицейским:
«Отнесите эту мразь в комендатуру». Миллеру он объ-
яснил, что заметил партизана, раздававшего жителям
листовки, пытался арестовать его, но тот пустился на-
утек... Миллер крайне удивился, долго пожимал пле-
чами, потом махнул рукой: «Черт с ним, все равно
уже его нельзя пускать к партизанам».
Гитлеровский холуй заплатил за свои гнусные дела
собственной жизнью.
Мы провели несколько смелых операций. В одной
из них особенно проявил себя поляк Юзеф Кулеш. Он
75
совершил смелую диверсию на железной дороге, а
Моисеев со своими товарищами взорвал только что
восстановленный мост через речку на шоссе Боб-
руйск — Слуцк.
Каратели выходили из себя. Легко представить их
положение: только что сообщили «вверх» о полном
уничтожении партизан в Бобруйском районе, расписа-
ли об этом в газетенке, а тут нате — «уничтоженные»
действуют еще активнее. Миллер дважды бросал ка-
рателей на проческу леса, но неудачно — гитлеровцы
не встретили в лесу ни одного человека. Они вымести-
ли злобу на местных жителях. Было арестовано не-
сколько крестьян, сожжен дом и сарай в одной из де-
ревень.
Хитрый и коварный Миллер, конечно, понимал,
что такой метод борьбы с «невидимыми бандитами»
к успеху привести не может. И он пошел своим глав-
ным козырем.
Как-то в фашистской газетенке «Новый путь» мы
прочли: «Лесные большевистские бандиты, лишенные
поддержки местного населения, голодные и оборван-
ные, бесчинствуют в деревнях Каменка, Залесье и Чи-
кили. Они отбирают у крестьян скот, хлеб, насилуют
девушек и женщин». Одновременно мы получили от
связных сообщения о том, что в деревнях появились
неизвестные люди, которые где выпрашивают, а где
отбирают силой хлеб и теплые вещи для какого-то пар-
тизанского отряда. В деревне Чикили «партизаны» на-
пились пьяные, открыли стрельбу и чуть не убили
пятилетнего мальчонку.
В Чикили, Залесье и Каменку были срочно направ-
лены наши боевые группы. Новоявленные «партиза-
ны» удрали, побросав оружие и награбленное имуще-
ство. Но одного нам удалось схватить. Икая с перепу-
гу, он рассказал, что немцы подготовили своих «парти-
76
ван», создали специальный батальон «Шум», кото-
рый предназначен для борьбы с лесными солдатами.
— Методом гнусных провокаций?— спросил я.
।— Думайте, как хотите,— нагло ответил он, уже
оправившись от испуга.
Этот человек раньше служил в полиции, потом на-
столько спился, что его не стали держать даже фаши-
сты. После этого он поступил в РОА, но оттуда сбежал.
Его поймали, пригрозили расстрелом. Так он оказался
в руках Миллера, которому такие молодчики нужны
были позарез. Батальон «Шум» состоял из отъявлен-
ных негодяев. Он формировался в строжайшей
тайне.
В тот же день Евдокия Павловна Лавицкая отпра-
вилась к Капке. Мы просили его разузнать о «Шуме».
Но Капка не сообщил ничего утешительного. Только
через неделю «Шум» был найден. При очередной встре-
че Гартман сказал Турскому:
— Встретился сегодня с удивительным фактом.
Ваши русские дорогу на Осиповичи ремонтируют. Моя
машина там застряла, и я от нечего делать наблюдал
за ними. Странновато они ведут себя. Их с сотню на-
берется, а охраняются только двумя нашими солдата-
ми. Да и те, когда я подъехал, спали под кустом пья-
ные. Я, разумеется, накричал на охранников. Тогда
один из них сказал доверительно: «Не беспокойтесь,
господин капитан, это наши. Они у нас служат. С пар-
тизанами воевать будут...»
Это был батальон «Шум». Гартман узнал, что он
располагается в бараках, обнесенных колючей прово-
локой. Бараки охраняет немецкое комендантское под-
разделение с нарядом собак. Была создана полная ви-
димость концентрационного лагеря.
Мы решили послать двух наших разведчиков
в «Шум», как это сделал в свое время Пащенко, про-
77
бравшийся в «Березину». Но в это время Дуся принес-
ла от Капки тревожное известие: батальон «Шум»
отправляется в район Слуцка на десяти машинах.
Пропускать провокаторов в Слуцк нельзя было ни
в коем случае. «Шумовцы» могли натворить много бед.
Решили принять бой. И нам удивительно повезло. Ко
мне пришел попрощаться Завилонский, подразделение
которого уже было подготовлено к переходу за линию
фронта. Я рассказал о «Шуме».
,— Ну что ж,— предложил он,— вместе их долба-
нем. А потом уж, видно, встретимся на Большой
земле.
Два дня мы с партизанами Завилонского просиде-
ли в засаде. Люди мокли под дождем, мерзли по но-
чам, питались всухомятку. Двое суток не смыкали глаз
наши «удочники». Это — разведчики Маевского и Юх-
новца. Они заминировали дорогу, поставили больше
десятка мин. К взрывателям были прикреплены длин-
ные телефонные провода. Мины взрывались лишь
после того, как дернешь за провод. Такая «рыбалка»,
конечно, очень опасна. Слово «удочник» в обычном
понимании имеет несколько шутливое, ироническое
звучание. У нас же оно приобрело иной смысл — было
символом мужества, бесстрашия и отваги. Не каждый
посылался на «рыбалку».
Наконец вдали появились маленькие точки — мо-
тоциклисты. Чуть позади них шли грузовые машины,
до отказа набитые людьми. Впереди, навалившись
грудью на кабины, стояли немцы с автоматами. Обыч-
ная картина — фашисты везут советских пленных на
работу.
Но мы-то знали, что это за «пленные». Партизаны
без команды подготовились к бою. Вот уже мотоцик-
листы проскочили минированный участок. На него
въехали грузовики. Вздрогнула земля от взрывов. За-
78
работали наши пулеметы и автоматы, на шоссе поле-
тели гранаты.
Истошные крики, громкие команды на немецком
языке, выстрелы и взрывы — все перемешалось, сли-
лось в неумолчный, все нарастающий гул боя. «Шу-
мовцы» не были вооружены, а число немцев не пре-
вышало пятидесяти. Наш перевес сразу же дал себя
знать. Часть «шумовцев» и гитлеровцев разбежалась,
многие были убиты и ранены. Две машины загорелись.
А остальным чудом удалось удрать.
Я проверил людей. Все целы, лишь у троих легкие
ранения. Вдруг ко мне подбежал партизан от Вавилон-
ского.
— Командир ранен,— испуганно доложил он.
Я подбежал к Виктору Астафьевичу. Но опоздал.
Он был уже мертв.
Где-то рядом стонали раненые гитлеровцы, потре-
скивали пылающие машины. А мы, окаменевшие,
стояли над телом того, который еще несколько часов
назад мечтал дойти до Берлина. Стояли и молчали.
Смотрели, как легкий ветерок устало шевелил его без
времени поседевшие волосы...
А потом трехкратный раскатистый залп оборвал
тишину. Эхо долго тревожило даль, вспугивая ожив-
ших после боя птиц...
Миллер окончательно лишился покоя. Турский со-
общил, что его «шеф», слушая рассказы уцелевших
«шумовцев», яростно сжимал кулаки. Ему сообщили,
что в бою участвовали бывшие власовцы.
— Проклятая страна! — цедил он сквозь зубы.—
Непонятная страна!
«Шумовцам» от нас досталось изрядно. Сколько их
осталось в живых — сказать трудно. Знаю лишь одно:
фашисты больше не решались устраивать в Бобруй-
ском районе провокации с помощью «Шума».
79
Но Миллер не сдавался.
Однажды вечером в Осиповичах раздались выстре-
лы. По улицам лихорадочно заметались фашисты, они
что-то кричали, врывались в дома, обыскивали черда-
ки, сараи, погреба. На следующий день по городу по-
шел слух: бежала минская подпольщица. Через не-
делю после этого Литвинчик со своей группой случай-
но наткнулся в лесу на оборванную, с посиневшим от
побоев лицом женщину.
— Спасите, добрые люди,— взмолилась она.
Ее накормили. Она пришла в себя, успокоилась,
назвала себя Марией.
— Помогите мне, товарищи, я из Минска,— попро-
сила она.— Мне удалось раздобыть немного шрифта
в Осиповичах и спрятать его. А в городе ждут, не до-
ждутся.
Литвинчик поверил. Слезы женщины разжалоби-
ли его. Никита вместо того, чтобы возвратиться в от-
ряд и доложить о выполнении задания, пробрался
с товарищем в Осиповичи и... нашел зарытый в сарае
мешочек со шрифтом.
Слушая его доклад, я не знал, что делать. Никита
грубо нарушил дисциплину. А тут эти шрифты, под-
польщица. Может, и в самом деле ее ждут в Минске?
Тогда помочь ей — наш долг. Я сделал Литвинчику
строгое внушение и приказал привести женщину в от-
ряд, но никаких заданий ей не давать и не спускать
с нее глаз.
Передо мной предстала Мария — худенькая, почти
девчонка, с бледным маленьким личиком, на котором
выделялись одни глаза, широкие, голубые, задумчивые.
Пока поживите здесь, отдохните, а потом мы
поможем вам добраться до Минска,— сказал я и пред-
ложил: если хотите, наши товарищи доставят шрифт
в Минск?
М
’— Пожалуйста, и как можно скорее. Там ждут,
отдайте тете Лене,— она назвала пароль и адрес кон-
спиративной квартиры. Я не заметил в ее глазах ни-
чего, кроме радостного беспокойства.
Ко мне подошел Лисицын и сказал, что Юхновец
задержал в лесу двух человек. Они около Глуши
подорвали машину, захватили в плен немецкого шо-
фера и сейчас бродят с ним, пытаясь найти парти-
зан. Вечером поступило еще одно донесение от Ду-
си Рубин: в деревне Чикили появилась группа неиз-
вестных. Выпрашивают у крестьян самогонку. В од-
ном парне жители как будто бы признали полицая
из Бобруйска.
Я уже не сомневался: Миллер выпустил свои ког-
ти. Но кто враг? Женщина? Парни, захватившие фа-
шиста? Или те, кто ищет водку? А может, и те и
другие?
Я словно в воду глядел. Из Бобруйска пришла
Евдокия Павловна. Турский предупредил, что в отряд
пытаются забросить провокатора.
Кто же? Кто? Я не спал ночь, ломая голову.
Надо распутывать ниточку. Прежде всего, Минск.
Когда я дал Мурыгину задание, он спокойно ответил :
«Будет сделано» и отправился в опаснейший поход.
Правда, мы, кажется, все предусмотрели. Пропуск и
документы были не поддельные. Их достала Анаста-
сия Николаевна Пахомова-Каштыльян, близко знав-
шая некоторых работников городской управы и свя-
занная с одной из групп бобруйского подполья. Шриф-
ты Мурыгину не дали. Он шел разыскивать своего
«родственника», чтобы с его помощью устроиться
в Минске на работу. На конспиративную квартиру, ко-
торую указала Мария, заходить Мурыгину я запретил.
С «тетей Леной», хромой старушкой, можно встре-
титься на улице. Ее приметы хорошие — не спутаешь.
6 Зак. 472
81
Но задание все же было не легкое. И я с тревожным
чувством пожал на прощанье руку Петра.
С двумя парнями, забравшими в плен немца, сно-
ва встретился Юхновец. Он сказал, что отряд дейст-
вует в Полесье, и если они хотят стать партизанами,
пусть подождут возвращения отряда. Без командира
ничего сделать нельзя.
— А как же быть с фашистом? — спросил один
из них.
— Давайте мне,— предложил Юхновец,— у меня
есть куда его переправить.
Парни с радостью отделались от пленного.
— Мы уже с месяц, как убежали из Бобруйска,—
говорили они.— Мотоциклиста убили, полицая в За-
лесье кокнули. Пока отряд придет, поработаем, авось
еще какую птичку схватим...
— Добре,— согласился Иван и подтолкнул рукой
немца, дескать, трогай.
Между тем Дуся сообщила, что искатели самогона
напились в Чикилях, устроили между собой драку.
Это были переодетые полицейские, которые под видом
партизан решили погулять. Лисицын предложил раз-
делаться с ними, я согласился,— они для нас не пред-
ставляли никакого интереса.
Круг сузился: Мария и те двое!
Как-то ко мне подошла Мария.
— Хоть бы работку какую дали, постирать или
картошку на кухне почистить? — попросила она.—
Скучно без работы...
— Отдыхайте, набирайтесь сил. Вам скоро в
Минск,— как можно приветливей ответил я.
— Да,— согласилась она.— После всех мучений
я еще никак не приду в себя. А товарищи поди беспо-
коятся...
И, тяжело вздохнув, она ушла в свою землянку.
82
Через неделю вернулся Мурыгин, усталый, оброс-
ший.
— Задание не выполнил,— доложил он.— «Тетю
Лену» не встретил. Соседи сказали, что она куда-то
пропала. У нее на квартире полицаи один раз схвати-
ли какого-то хлопца, а в другой — женщину с ребен-
ком. По-моему, ясно, что это за птица.
Мы с Мурыгиным пошли к Марии. Она сидела око-
ло землянки, чинила платье. Меня била мелкая про-
тивная дрожь.
— Маша,— стараясь показаться как можно спо-
койнее, сказал я.— Срок прошел, но товарищи из Мин-
ска, не вернулись. Я начинаю волноваться.
В ее глазах блеснул едва заметный огонек.
— Боже мой,— всплеснула она руками.— Как же
быть?
Я пригласил ее к себе, чтобы обсудить дальнейшие
«действия». Мурыгин тщательно обыскал землянку,
где она жила, и в воротнике платья, которое Мария
чинила, нашел зашитую ампулу с ядом. Он незамет-
но передал ее мне.
— Теперь рассказывайте, зачем вас прислал...
Миллер? — в упор спросил я.
— Какой Миллер? — не моргнув глазом, пере-
спросила она.
Я понял: передо мной матерый, вышколенный
шпион, которого выпустил Миллер, видимо, по боль-
шой нужде.
Я показал ампулу с ядом, и она мгновенно преоб-
разилась. Мы подождали, когда кончится истерика,
и услышали рассказ об обычной судьбе человека, пре-
давшего Родину. Она испугалась трудностей войны:
спасая свою шкуру, угодничала перед фашистами, по-
том превратилась в их ночную подстилку и оказалась
в... разведывательной школе... Этот хищный и ковар-
6я
83
ный зверек в личине патриота появлялся в Кировске,
Глуше, Осиповичах, Жлобине. Там, где проходил про-
вокатор, оставался кровавый след.
Я вернул ей фашистский «подарок» — ампулу
с ядом...
КУЗНЕЧИК
того дня, как фашисты захватили партизан-
ский аэродром, мы стали остро нуждаться в оружии
и боеприпасах. Когда была воздушная связь с Моск-
вой, мы, как говорится, не знали ни горя, ни заботы.
Столица быстро отвечала на любой наш запрос: по-
сылала автоматы, патроны, мины, тол.
Теперь же все пошло по-иному. Боеприпасы начали
таять буквально на глазах.
В один из дней мы очень волновались. Должен был
прибыть очередной транспорт с оружием и минами.
Транспорт — это обыкновенная крестьянская подвода
с худющей, доживающей свой век лошадью, которую
с трудом удалось раздобыть на рынке. Нельзя же бы-
ло Евдокии Павловне Лавицкой давать хорошего коня,
откуда ей, бедной женщине, достать такого? А Замо-
рыш — так звали лошадь — никакого подозрения не
вызывал: выменяла на барахло у цыгана, и спрос не-
велик.
Евдокия Павловна уже не в первый раз совершала
«рейсы» в Бобруйск. Каждый такой рейс — это смер-
тельный риск, Но она, казалось, была рождена для
того, чтобы обманывать бдительность немецких патру-
лей, водить их за нос. Лавицкая блестяще играла
роль темной, забитой крестьянки. Однажды она везла
партию мин, спрятанных в вонючей, почерневшей бар-
де. На окраине города ее остановил патруль. «Выва-
84
ливай,— приказал солдат,— партизан... оружие...» Он,
брезгливо морщась от тяжелого запаха, уже было
приналег плечом на телегу. Евдокия Павловна заголо-
сила не своим голосом. Она стала показывать руками,
что у нее, мол, детишки голодают, что из барды она
приготовит им лепешки. И тут же схватила горсть во-
нючего месива и начала есть, обливаясь слезами. Фа-
шисты не выдержали. Они махнули рукой и направи-
лись восвояси. «Матка» спокойно продолжала свой
путь.
На этот раз Евдокия Павловна привезла несколько
противопехотных мин. В Бобруйске у нас была созда-
на, как мы шутливо называли, «артель» по заготов-
ке боеприпасов. Возглавляла ее Анастасия Николаев-
на Пахомова-Каштыльян. Оружие и боеприпасы добы-
вались самыми различными способами: партизаны
проникали в немецкие склады, выплавляли тол из не-
разорвавшихся бомб и снарядов, доставали на черном
рынке через спекулянтов, которые готовы были про-
дать хоть самого черта, лишь бы зашибить деньгу.
Этот рейс Евдокии Павловны прошел благополуч-
но. Она навалила на телегу старого тряпья, а сверху
лег Володя Кузнечик, укутанный рваным одеялом.
Дважды Лавицкая натыкалась на немецких патрулей
и дважды им говорила одно и то же: «Киндер кранк.
Тиф». Солдаты не отважились подойти к телеге.
Евдокия Павловна, перекусив немного, отправи-
лась на Заморыше к себе в деревню. «Больной» Воло-
дя действительно устал за дорогу и тут же, в моей
землянке, уснул, свернувшись калачиком на топчане.
Я, оторвавшись от карты, долго глядел на него.
Слабое пламя коптилки легонько покачивалось из
стороны в сторону. Красноватые отблески ласкали
лицо Володи, и он, будто чувствуя их мягкое прикос-
новение, улыбался во сне.
85
Тяжелое, грозное детство выпало на его долю.
В его четырнадцать лет сидеть бы за партой, играть
в Чапаева, ходить по утрам в лес за грибами, купаться
в речке, гонять на пустыре футбольный мяч и слушать
на завалинке сказы седого деда. Всего этого лишили
его фашисты. И растет он под пулями, в боевых похо-
дах, в жарких схватках; каждый день, каждый час,
в любую минуту его детство подвергается смертельной
опасности.
Володя — единственный мальчик в нашем отряде.
Его настоящая фамилия Кулик, но с чьей-то легкой
руки к нему пристало прозвище «Кузнечик». Володя
в самом деле был похож йа кузнечика. Живой, весе-
лый, худенький, с красивыми синими глазами и не-
покорным льняным чубчиком, он появлялся на глав-
ной базе отряда то в одном, то в другом месте. Искать
его была одна морока. Пошлешь за ним на кухню,
а он, глядишь, в ружейном парке или в какой-нибудь
землянке. Кузнечик-попрыгунчик, да и только!
В начале войны Володя лишился родителей. Отец
погиб на фронте, мать умерла от ран, полученных во
время бомбежки эшелона с эвакуированными под
Смоленском. Двенадцатилетний Володя с большим
трудом вернулся в родной Бобруйск, который вскоре
захватили немцы. Мальчик, не имея ни родных, ни
крова, стал беспризорным. Но не воровал. Сам зара-
батывал на пропитание. Немцы, разумеется, никакого
внимания на грязного оборвыша не обращали. Бес-
призорных в городе было много. Фашисты иногда
«развлекались» ими: бросят конфету или кусок
хлеба на землю и гогочут, глядя, как мальчишки,
отталкивая друг друга, стараются завладеть до-
бычей.
Так Володя жил до августа 1943 года, пока его не
встретила Дуся Рубин. Шла она однажды с корзинкой
86
ягод по улице, как вдруг, откуда ни возьмись, подско-
чил к ней оборванный мальчонка.
— Тетя,— бойко проговорил он,— давайте подне-
су, до рынка далеко.
— Я сама донесу,— ответила она.
— Давайте,— не отставал он. В голосе его появи-
лись жалобные нотки.
— Чего пристал? Может, стянуть хочешь? —
в сердцах отчитала Дуся мальчонку.
— Не-е,— протянул он.— Заработать хочу... хлеб-
ца кусочек или сала...
— На тебе кусок. Отвяжись только.— Дуся оста-
новилась и начала развязывать сверток, лежащий
сверху корзины на ягодах.
— Нет, бесплатно я не беру,— угрюмо ответил
мальчик.
Мальчишка понравился Дусе. Когда они пришли
на рынок, Дуся предложила:
— Если хочешь заработать, то постереги корзин-
ку, а я к бабушке схожу, наведаю старенькую.
— А не боитесь? — хитро усмехнулся мальчишка.
—- Чего ж бояться, ты же сам сказал, что бесплат-
ного куска тебе не надо.— И Дуся ушла к Турскому,
довольная тем, что ей не нужно тащить по городу тя-
желую корзину.
Через час Дуся вернулась. Мальчик стоял на месте.
Так они познакомились и подружились. Полюбился
Евдокии Васильевне шустрый беспризорник, и она,
приходя в Бобруйск, каждый раз приносила ему то
хлеба, то сала. Володя целыми днями пропадал на
рынке, ждал тетю Дусю. Он незаметно превратился
в ее помощника: то на вокзал сбегает — узнает, ка-
кой эшелон прибыл, то проведает, на какую улицу
ушел немецкий патруль.
...На бобруйский аэродром стали каждый день при-
87
бывать транспортные самолеты. Нам надо было сроч-
но узнать, какой груз они доставляют. Я передал Тур-
скому, чтобы тот послал Гартмана. Виталий впервые
возразил мне. И я понял свою ошибку. Действительно,
посылать на аэродром Гартмана, пехотного офицера-
интенданта, у которого в летной части не было ни од-
ного знакомого, значит подвергать его большому
риску.
Мы с Лисицыным долго ломали головы, но реше-
ние не приходило. Проникнуть на аэродром через
густую цепь охраны казалось невозможным.
В тот день Дуся и рассказала нам о Володе Ку-
лике.
— К нам бы его. Мальчонка уж больно хороший.
Пригодился бы,— упрашивала она.
Мне до сих пор не приходилось встречать малолет-
них партизан. Но я знал, что они есть почти в каж-
дом отряде, и был много наслышан о их прямо-таки
героических делах. Кое-кто из наших товарищей
и раньше поговаривал о привлечении подростков
к разведывательной работе. Однако на подобные пред-
ложения я неизменно отвечал отказом.
Но в тот день... Мы уже давно поговаривали о том,
чтобы пробраться на немецкий аэродром. Количество
и состав авиации, ее расположение и маскировка, си-
стема охранения — все это представляло большой ин-
терес. После разговора с Дусей я подумал: а что, если
послать ее мальчонку? Попрошайке-беспризорнику
нетрудно увязаться за авиаторами и пройти вместе
с ними к аэродрому. Подавив в себе тяжелое чувство,
я сказал Дусе:
— Посылай мальчугана на аэродром и возвращай-
ся вместе с ним на базу.
Конечно, на территорию военного объекта про-
браться нелегко, но важно побывать и около него, нам
88
каждая «мелочь» нужна. Крупинка к крупинке —
и вот уже довольно полное понятие об интересующем
нас объекте.
Дуси не было четыре дня. На пятый день под вечер
она пришла с Володей. Я только глянул на него и сра-
зу понял, что задание выполнено. Глаза мальчиш-
ки — озорные, переполненные нетерпением поделить-
ся пережитым,— рассказали все.
— Ну, докладывай, партизан,— приподнял я Во-
лодю на руки и крепко, как родного сына, прижал
к груди.
Слушать Володю без улыбки было нельзя.
— Я, дяденька... товарищ командир, по-тетидуси-
ному сделал. Как она сказала, так все в точности,—
спешил он, проглатывая окончания слов.— У шлаг-
баума с немцем познакомился. Воды ему принес, за
папиросами сбегал. Он уже узнал, что я к больной
мамке в деревню пробираюсь, а по лесу один идти
боюсь. Немец смеется: «Партизан паф-паф», а я гово-
рю: «Волков нынче много развелось». Хороший немец
попался, яблоком угостил. Когда машины подходили,
я просился подвезти. Но не брали, черти. А потом од-
на взяла. Я немцам тут же, в кузове, по-цыгански
сплясал, песни наши пел, а потом про ихние танки
начал рассказывать:’ «Во-о, говорю, какие страшные»,
руками развел, закричал и под лавку сунулся. Они
хохочут, хлопают меня по плечу, «гут-гут» ло-
почут.
Володя так живо представлял эту сцену, что мы
сами расхохотались. Наконец все успокоились, и он
продолжал:
— Вижу я, аэродром показался. Думаю, сходить
надо, пока не поздно. А потом решил: была не была,
пусть везут до тех пор, пока сами не выбросят. Я сно-
ва в пляс пустился. Смотрю, уж аэродромный шлаг-
89
баум рядом. А вдали, у дома, три больших самолета
стоят. И тут немцы только спохватились, что меня
далеко завезли. Из будки вышел длиннющий офицер,
увидел меня и начал кричать, ругаться. Я спрыгнул
с машины, он схватил меня за шиворот и дал пинка.
Я заплакал, побежал, а сам по сторонам поглядываю.
Меня обогнали два грузовика. Под брезентом на
задней машине заметил стол. Да три женщины в воен-
ной форме сидят. Вот, больше ничего я не видел. На
аэродром так и не удалось пробраться,— тихо сказал
Володя и умолк.
— Молодец,— похвалил я мальчика и приказал
его накормить.
Столы и женщины... Зачем их подбрасывать в Боб-
руйск самолетом? Такое может позволить только
крупный начальник. Кто?
Через несколько дней Турский сообщил, что с Ор-
ловского . фронта прибыл разведывательный отдел
«Корюк», который слился с бобруйским разведотде-
лом девятой немецкой армии и стал называться
«Штаб Корюк 532». Вот они, оказывается, какие Во-
лодины «столы и женщины»!
У Володи наступил самый радостный день. Я по-
строил разведчиков, находившихся на базе, вызвал
Володю на середину перед строем и дал ему листок
с текстом партизанской присяги. Володя читал слова
с большим волнением. После этого я крепко, как бое-
вому товарищу, пожал ему руку, поздравил с вступле-
нием в партизанский отряд и вручил новенький авто-
мат. Разведчики приветствовали юного партизана
аплодисментами и долго качали его.
В тот день Володя получил праздничный обед —
двойную порцию мяса и кусок хлеба, намазанный сли-
вочным маслом, которое переслал с Дусей Турский.
Мы быстро привыкли к Володе. Он стал у нас
93
«старшим связным» на базе. Вызвать ли кого из ко-
мандиров групп, передать ли распоряжение на посты,
созвать ли разведчиков в штаб — все это делалось че-
рез Володю. Кроме этого, он успевал поработать на
кухне — помочь дежурному принести дров, чистить
картошку, помыть посуду. Разведчики любили Кузне-
чика, частенько поговаривали в шутку: «Как это мы
раньше без этого мальчишки жить могли?» Володя
всем принес радость: те, кто имел детей, мог, лаская
его, дать волю отцовскому чувству, для молодых пар-
ней Володя был живым напоминанием о детстве, об
иной, мирной жизни, и они были не прочь подурачить-
ся с ним, поиграть в прятки, кошки-мышки.
Особенно привязался Кузнечик к радисту Павлову
и командиру группы Моисееву. Я порой, прежде чем
зайти в радиоземлянку, подолгу простаивал у ее вхо-
да и с удовольствием вслушивался в доносившийся от-
туда разговор. Володя без конца спрашивал: «А это
что, Петя?», «А это?», «А как Москва говорит?», «Ку-
да этот провод идет?» Павлову, видно, не надоедали
его вопросы. Он спокойно, рассудительно, по-волжски
окая, растолковывал Володе премудрости радиодела.
Я всячески поощрял подобные занятия, в глубине ду-
ши надеясь, что со временем в отряде вырастет еще
один радист.
А дружба Володи с Моисеевым строилась на бое-
вой основе. Корней Минович, всегда спокойный, не-
сколько медлительный, удивлял Володю своими «чу-
десами». Он мог с завязанными глазами в несколько
секунд разобрать и собрать автомат, сбить из пистоле-
та спичечную коробку, поставленную на пенек, по-
пасть гранатой в дальний окоп, просвистать соловьем
или прокуковать кукушкой, спрятаться буквально на
глазах Володи так, что тот после долгих поисков на-
чинал просить: «Дядя Корней, где ты?»
91
Кузнечик любил проводить время у костра, когда
в свободную минуту разведчики собираются вместе,
покуривают цигарки и ведут неторопливые разговоры.
Его очень увлекали рассказы о боевых действиях пар-
тизан и воинов Советской Армии. Он слушал их, не
сводя с рассказчика глаз, не обращая внимания на ед-
кий дым костра.
Через некоторое время —. все начали замечать —
Володя заскучал. Он без охоты чистит картошку на
кухне, без особого интереса следил за работой Пав-
лова.
— Что с тобой? — спросил я однажды его.
— Хочу к дяде Корнею в группу,— сказал он, на-
дувшись, как это обычно делают мальчишки, когда
не очень уверены в том, что их просьба будет выпол-
нена.
•— В боевую группу нельзя.
— Пустите, товарищ командир,— начал упраши-
вать он.— Я и стрелять умею, и мины подкладывать...
За мамку буду мстить, за отца...
— А если тебя убьют? — я пытливо посмотрел
ему прямо в глаза.
— Пусть лучше убьют, чем картошку чистить...
— Я вот тоже фашистов не убиваю, поездов не
подрываю. Что ж, по-твоему, напрасно сижу в лесу?
Этот вопрос поставил мальчишку в тупик. Володя
замолчал. Я долго разъяснял ему, что значит быть по-
лезным Родине, и он в конце концов согласился со
мной. Так Кузнечик стал связным.
В те дни у нас на первый план выплыла проблема:
где достать аккумуляторы для питания рации? Пав-
лов сказал, что старых ненадолго хватит. Мы сооб-
щили в Москву. Нам обещали. Но надеяться на Ско-
рую доставку было нельзя.
Я спросил у Турского, нельзя ли достать аккумуля-
92
торы через Гартмана. Вскоре он ответил, что Гартман
с большой охотой взялся за это дело. Не прошло и
двух недель, как Евдокия Павловна Лавицкая вместе
с Володей привезли питание для передатчика. Петя
Павлов прыгал от радости, расцеловал и Лавицкую,
и Володю.
Но наша радость вскоре была омрачена страшным
известием. Из Бобруйска вернулся Геннадий Пащен-
ко, который занимался там «Союзом борьбы против
большевизма», и сказал, что арестован Генрих Гарт-
ман.
Как он провалился? Кто предал? Я мучительно
думал, строил десятки планов, одно предположение
сменялось другим, но ответа получить не мог. Неужели
неудачно прошла операция с аккумуляторами? А мо-
жет, Гартмана случайно арестовали? Ведь фашисты
зачастую подряд хватают людей — и правых, и вино-
ватых. Шли дни. Но о судьбе нашего боевого друга
Генриха Гартмана нам так и не удалось узнать.
Мы стали опасаться за Виталия Турского. Но пока
он, видимо, был вне подозрений. Миллер не устраивал
ему каверзных допросов, продолжал, правда, реже
чем раньше, выезжать с ним на рыбалку. Чувствова-
лось, что фашисты нервничают. Причины для этого
были основательные. И главная состояла в том, что со-
ветские войска успешно развертывали наступление,
начатое под Орлом и Курском.
В нашей группе был установлен строжайший ре-
жим радиопередач, запас электроэнергии в аккумуля-
торах был для нас дороже золота и, несмотря на это,
мы довольно часто позволяли себе «роскошь» — при-
нимали сводки Совинформбюро. Каждое сообщение
о новой победе поднимало наши силы, укрепляло дух.
Сводок Совинформбюро с нетерпением ждало и мест-
ное население.
93
В конце августа мы получили несколько листовок
с обращением воинов-белорусов к партизанам и парти-
занкам, всему белорусскому народу. Листовки перехо-
дили из рук в руки, читались в деревнях.
«Тяжелы и безмерны ваши муки, родные братья,
сестры! Но не сломила вас вражья неволя. Захвачена
Белоруссия, но не покорен народ ее, не сломлена воля
к борьбе и победе»,— говорилось в листовке. Эти пла-
менные слова передавались из уст в уста.
Вскоре к нам прилетела волнующая весть. Совет-
ские войска, продолжая стремительное движение на
запад, вступили на белорусскую землю. Совинформбю-
ро сообщало об освобождении Хотимска, в сводках по-
явилось Гомельское направление. Константин Маев-
ский вырезал на березе историческую дату: «26 сен-
тября 1943 года». У нас в это время моросил холодный
дождик. Но все разведчики выбежали из землянок.
В такой момент хотелось быть вместе. Я открыл ми-
тинг и поздравил всех с победой. Вверх полетели
шапки. Разведчики раздвинули круг. Первым пустил-
ся в пляс Маевский, за ним пошли другие. Особенно
старался Кузнечик. Он выделывал такие замысловатые
кренделя, что описать невозможно...
Прибежал Павлов и передал радиограмму. Москва
требовала усилить наблюдения за аэродромом и желез-
ной дорогой Минск — Жлобин — Гомель.
Боевые группы, выслушав приказ, отправились на
задание. В тот день я не мог не уступить горячим
просьбам Володи. Он пошел к аэродрому со своим бли-
жайшим другом и наставником Корнеем Моисеевым.
В добрый путь, друзья!
ДАЙ РУКУ НА ДРУЖБУ,
ТОВАРИЩ!
Наступили незабываемые дни. На нашей само-
дельной географической карте появлялись все новые
и новые красные флажки. Вслед за Хотимском — Ко-
стюковичи, Славгород, Ветка... Люди ходили радост-
ные, возбужденные, рвались на боевые задания. Рай-
ком партии пачками пересылал к нам листовки, изда-
ваемые Полесским подпольным обкомом. Наши развед-
чики, вернувшись с операций, исхаживали десятки
километров в сутки, разнося листовки по деревням.
Все трудились с увлечением. Но не проходило дня,
чтобы мы не вспомнили наших погибших товарищей —
Петренко, Зубова, Гартмана... Вместо погибших мы
подбирали новых разведчиков. У нас стали работать
Аверкин Николай, красноармеец, бежавший из плена,
Веревкина Надя, бобруйчанка, Ильин Петр, воин Со-
ветской Армии, которого все называли Петя-душка за
его уступчивый и покладистый характер, Дмитрий
Миронов и другие. Не было замены только Генриху
Гартману. Мы решили ее найти.
Как-то Анастасия Николаевна Пахомова-Каштыль-
ян сообщила, что ее дочь Надя познакомилась с .вен-
герским майором Рудольфом Эйгенгафеном. «Ему лет
тридцать пять, довольно сносно говорит по-русски,—
передавала связная.— Боюсь за дочь».
Мы насторожились. Прежде всего нельзя было не
разделить опасения матери. Если фашист осквернит
честь девушки, то позор вечным пятном ляжет на ее
душу. Нас интересовало и другое. Майор, как мы узна-
ли, частенько захаживал в столовую возле вокзала, где
работала Надежда Печуренко, сестра нашего развед-
чика Василия Печуренко. Надя иногда добывала цен-
ные сведения и передавала их нам через свою подруж-
95
ку Надежду Пахомову. Венгерский офицер, конечно,
не раз видел этих девушек вместе. Он, быть может, по-
нял, что светловолосая девчонка ходит в столовую не
только для того, чтобы попросить у подруги-официант-
ки стакан чая или кусочек хлеба. Майор несколько раз
пытался заговорить с Надей Печуренко, а когда слу-
чайно встречал Надю Пахомову, шутил и с ней, как-то
даже назвал свое имя и фамилию. Девушки на шутки
отвечали шутками, и это нравилось пришельцу из-за
Карпат.
Чего он добивается? Что он хочет, этот Эйгенгафен?
Я посоветовал Наде продолжать «дружбу» с майо-
ром до тех пор, пока он держится в рамках приличия.
В случае чего, ей разрешалось прикончить фашиста
и прибыть в лагерь.
От разведчицы поступали удивительные вести. Май-
ор доброжелательно отзывается о русском народе, рас-
сказывает о Москве и Урале с такими подробностями,
как будто сам там бывала Все это, оказывается, он
узнал от своего отца, который в первую мировую вой-
ну был в плену у нас, долгое время работал на ураль-
ских заводах, служил добровольцем в Красной Армии,
воевал против Колчака. Рудольф говорит, что его отец
тяжело болел тифом, но русские врачи выходили его,
спасли жизнь.
Майор много и всегда с грустью говорил о родной
Венгрии. Он красочно описывал Будапешт, Дунай, озе-
ро Балатон и сожалел о том, что венгры ввязались
в войну. Рудольф знает много стихов Петефи, охотно
рассказывает о революции 1848 года, знает Ленина,
говорит, что венгры одними из первых пошли за Лени-
ным и создали Советскую республику. О Хорти и Сала-
ши отзывается презрительно. Рудольф очень хочет,
чтобы Венгрия была самостоятельной, независимой
страной и чтобы скорее кончалась война.
96
Как-то Надя сообщила, что Рудольфу не по душе
служба в гитлеровской армии. Он заявил о своем же-
лании пробраться в Югославию, поступить в армию
Тито, в которой, по его словам, служит немало венг-
ров-партизан.
Мы пошли на риск. Я разрешил Наде переговорить
с майором Эйгенгафеном, предложить ему сотрудни-
чать с нами. Связная пригласила Рудольфа к себе.
Майор согласился. Они пришли на Надину квартиру.
Анастасия Николаевна помогла Рудольфу енять ши-
нель и быстро накрыла на стол.
— Что у вас сегодня за праздник? — спросил
майор, подсаживаясь к столу.— Новые победы Совет-
ской Армии?
— Вы догадливый человек. Наши подошли к Гоме-
лю.— Надя наливала в рюмки вино и искоса, с улыб-
кой, поглядывала на майора.
Тот сидел серьезный, задумчивый. Неожиданно он
сказал:
— Вы счастливее нас, венгров... До вас близко,
а до нас далеко. Ваша страна скоро будет свободной.
— Наши дальше пойдут, до Берлина,— вставила
Анастасия Николаевна.
— А границы? — спросил Рудольф.
— Что границы? Вы же не спрашивали у нас раз-
решения: перемахнули наши границы и все.— Ана-
стасия Николаевна метнула сердитый взгляд на
майора.
— Обо мне прошу так не говорить,— как бы изви-
няясь, сказал он.— Мы, венгры, ничего к вам не имеем.
Нас насильно загнали сюда. Если бы не немцы, мы
давно бы уже вернулись в свою страну.— Он подумал
немного и медленно сказал:
— Мой народ знает, что русские не захватывают
чужие земли. Я очень хочу помочь вашим. Мне бы
г Зак. 472
97
только в Югославию пробраться. — Рудольф поднял
рюмку и предложил выпить за то, чтобы все народы
жили хорошо.
— А зачем вам обязательно пробираться в Югосла-
вию? — спросила Надя.— Помогать своей родине мож-
но везде, где есть ее враги.
Рудольф пытливо поглядел на нее.
— Как это понимать? — спросил он.
— Очень просто,— оживилась Надя,— немецкий
солдат, убитый в Белоруссии, не придет ни в Венгрию,
ни в любую другую страну...
— Это правда.— Глаза Рудольфа вспыхнули и сра-
зу же потухли.— Но что можно мне сделать в Бело-
руссии? Один в поле не воин.
— Тот, кто борется за свободу своей Родины, нигде
одиночкой не будет,— вставила Анастасия Николаевна.
— Вы партизаны? — неожиданно спросил он.
— Мы советские люди,— гордо сказала Анастасия
Николаевна.— Каждый советский человек борется,
если даже и нет у него оружия. Если вы любите по-на-
стоящему свою Венгрию, то давайте нам руку на друж-
бу. Мы сведем вас с людьми, которые подскажут, что
надо делать.
Рудольф встал, лицо его просияло. Он крепко по-
жал руки Анастасии Николаевне и Наде, сел и заду-
мался.
Надя вышла в сени и сразу же вернулась. В ком-
нату вошли Мурыгин и Востриков. Они поставили
у дверей автоматы и поздоровались. Майор инстинк-
тивно подался к окну, по его лицу пробежал испуг, но,
увидев улыбающихся партизан, он быстро пришел
в себя и тоже улыбнулся.
— Как это вы ходите по городу с автоматами? —
поинтересовался Рудольф, пожимая руки Мурыгину
и Вострикову.
98
— С оружием не ходим. Оно хранится в надежном
месте,— спокойно ответил Мурыгин.
— А-а,— протянул венгр, догадываясь.
Разговор затянулся. Все было обговорено до тонко-
стей.
— Ну, нам пора,— сказал Мурыгин и встал из-за
стола. За ним поднялись остальные. Первыми ушли
Востриков и Мурыгин. Они сошли с крыльца во двор
и растаяли в темноте. Надя проводила на улицу Ру-
дольфа. Вскоре домик опустел. Анастасия Николаевна
и Надя ушли на Социалистическою улицу, где нахо-
дилась одна из наших конспиративных квартир. Мое
распоряжение было строгим: после любого довери-
тельного знакомства дома не ночевать.
Майор Эйгенгафен, как мы и предполагали, ока-
зался настоящим венгерским патриотом, другом совет-
ского народа. Он был связан только с Анастасией Ни-
колаевной и Надей. Заниматься диверсионной работой
ему было запрещено. Рудольф передал нам немало
ценных сведений о перебросках немецких войск по
железной дороге, содержание некоторых распоряжений
по бобруйскому гарнизону, держал в курсе настроений
немецких солдат и офицеров. Однажды он переслал
мне через Надю подарок — хорошую трубку и пачку
венгерского табаку. Но жаль, поработать с ним при-
шлось недолго. Командование перебросило его куда-то
на Украину в одну из потрепанных венгерских частей.
Рудольф просился к нам в отряд. Брать его было нель-
зя — его знал чуть ли не каждый гитлеровец в нашем
районе.
— Вы принесете больше пользы общему делу там,
на Украине,— сказал я ему, дружески прощаясь.
— Рот-фронт! — он энергично поднес к фуражке
согнутую в локте, крепко сжатую в кулак правую руку.
Таким сильным, волевым я и запомнил его.
99
...Дни текли своим чередом. Мы по-партизански
отпраздновали 26-ю годовщину Великого Октября —
Юхновец подорвал в деревне Слобода штабную маши-
ну, Моисеев со своей группой пустил под откос враже-
ский эшелон с техникой. Володя Кузнечик нашел в ле-
су неразорвавшуюся бомбу и вместе с Петей Павловым
вытопил около пятидесяти килограммов тола. В конце
ноября мы с радостью узнали о том, что в освобожден-
ный Гомель переехали Центральный Комитет Компар-
тии Белоруссии и правительство республики.
В день Советской Конституции группа Петра Во-
стрикова устроила засаду на дороге Залесье — Мака-
ровка, подорвала грузовую машину с пятью солдатами.
К сожалению, пленного взять не удалось. Машина сле-
тела под откос и ни одного солдата не осталось в жи-
вых. Разведчики забрали документы и, растянувшись
цепочкой, направились к лагерю. Не успели они углу-
биться в лес, как сзади послышались крики на немец-
ком языке: «Геноссе! Геноссе!» По снежному полю
бежал немецкий солдат, высоко подняв над головой
автомат. Удивленные разведчики на всякий случай за-
легли. Солдат бросил автомат, снова поднял руки и
подошел к нашим. Он был мокрый от пота. Солдат что-
то торопливо говорил, показывал рукой то на лес, то на
дорогу. Он был возбужден и успокоился лишь после
того, как Востриков сказал по-немецки: «Руэ» (тише).
Петр несколько лет жил в Поволжье, по соседству
с немцами, и немного научился там их языку. Солдат
сказал, что его зовут Ганс Винтер, что он добровольно
сдается в плен к партизанам и просит взять егр в отряд,
в котором он вместе с русскими будет воевать против
Гитлера.
— Откуда ты появился?— спросил его Петр.
— Я уполз подальше от машины. В кустах сидел,—>
объяснил он.
100
Ганс сообщил тревожную новость: намечена про-
ческа леса, для этой цели в Бобруйск стянуто много
карателей.
— Откуда это вам известно? — сурово спросил я,
раздумывая над тем, кто сидит передо мной: товарищ
или провокатор.
— Наша рота направлялась на фронт, куда-то под
Дрибин,— спокойно говорил он,— но нас неожиданно
сняли с эшелона и разместили в бараках на окраине
города. Командир сказал, что пока не уничтожим пар-
тизан, на фронт не поедем. Я давно хотел перейти на
сторону русских. И вот сегодня такой случай. Впервые
увидел партизан...
Чувствовалось, что солдат говорит правду. Но по-
чему же молчит Турский? В городе Мурыгин, Виталий
мог бы передать через него. Может, произошло что?
Надо посылать на связь. Но кого? Дуся больна, Евдо-
кии Павловне Лавицкой и Володе показываться в Боб-
руйске после ареста Гартмана нельзя. Хоть мне и не
хотелось расширять круг связных Турского, сделать
это принудила необходимость. Командир не может си-
деть в неведении. В город пошел Иван Родин, спокой-
ный, рассудительный человек. Спокойствию его зави-
довали. Он не терял способности трезво рассуждать
даже в самой сложной, неожиданно складывающейся
обстановке. Однажды он разносил по деревням листов-
ки и на обратном пути зашел в один дом прикурить.
В хате сидела старушка с грудой ребятишек. Она вы-
тащила из печки раскаленный уголек, дала прикурить,
а потом угостила разведчика квасом. Иван поблагода-
рил хозяйку, приласкал ребятишек и только было
шагнул к порогу, как к дому подъехало на велосипедах
несколько полицейских, которые гурьбой устремились
к двери. Секунда промедления, и песенка Ивана была
бы спета. Решение к нему пришло в одно мгновение. Он
101
стянул с веревки полотенце, сунул его в чан с водой,
подскочил к постели и в чем был — в грязных сапогах
и фуфайке, с автоматом — плюхнулся в нее, положил
на живот подушку, накрылся до шеи одеялом, а на
лицо положил мокрую тряпку. Бабке успел только
крикнуть: «Сюда! Рожаю!» — и застонал надрывным
женским голосом. Старушка, бледная от страха, по-
дошла к кровати, наклонилась над животом Ивана,
горой выступившим под одеялом, и, поглаживая его,
начала приговаривать: «Терпи, милая, терпи!»
Полицаи вломились в дверь и сразу же зашныряли
по углам.
— Кто сейчас заходил? — спросил один.
Старуха развела руками, не видела, мол.
— А это кто? — показал на постель другой.
— Марья-дурочка, из города пришла, рожает,—•
нашлась старушка. «Марья» не прекращала стоны.—
Идите в сенцы, дороженькие,— ласково попросила хо-
зяйка,— сейчас будет... бабское это дело.
— Дура-дура, а нагуляла,— осклабился в усмешке
толстый полицай и, обращаясь к своим друзьям, ска-
зал: — Пошли. Показалось, видно, тебе, Микола.
— Черт его знает, вроде бы промелькнул кто,—>
отозвался Микола.
Полицаи ушли. Старушка тяжело опустилась на
скамейку, совершенно обессилев.
...Только Иван мог идти в Бобруйск. Если Ганс
Винтер прав, то там назревает что-то серьезное.
На рассвете следующего дня я получил одно за дру-
гим донесения: в Глуше появились мотоциклисты,
в Чикилях собираются полицейские, на дороге Боб-
руйск — Глусск установлено патрулирование. Под утро
погода совершенно испортилась, разыгралась сухая,
колючая метель. Медлить было нельзя. Я отдал приказ
на сборы. Пурга скрыла наши следы. После трехднев-
1»
ного рейда мы обосновались на третьей и последней
базе — среди болот, недалеко от Глусска.
Как мы потом выяснили, проческа леса по своим
масштабам превосходила все предыдущие. Каратели
разгромили нашу базу, которую мы только что поки-
нули, обнаружили и уничтожили три самых больших
продовольственных склада. Создалась крайне тяжелая
обстановка. Надо было решать одновременно две зада-
чи — вести разведку и добывать продовольствие.
Разведчики устали. Питание стало никудышное —
полкотелка пшеничной болтушки и по сухарю в день.
Некоторые дотрепали обувь, как говорится, до ручки —>
сапоги и валенки обматывали тряпками, подвязывали
телеграфным проводом. Но никто не унывал. Наши
группы почти каждый день уходили на задания. Мо-
сква регулярно получала нужные сведения...
От Турского все еще не было вестей. Только через
десять дней вернулся осунувшийся Иван Родин.
— Капка схвачен,— сказал он и устало опустился
на чурбак, обхватив голову руками.
Я застыл на месте. Несколько минут в землянке
стояла тишина, никто не находил в себе силы загово-
рить.
Родин медленно приподнял голову, обвел нас скорб-
ным, потухшим взглядом и рассказал обо всем, что
удалось узнать. Мурыгин и Родин пять суток просиде-
ли в подвале разрушенного дома, в виду фашистского
особняка, надеясь увидеть Турского, когда тот выйдет
или, быть может, случайно появится в окне. Тогда
«Зондернштаб» работал сутками, и Виталий мог дне-
вать и ночевать там. Анастасия Николаевна и Надя
Печуренко тоже предприняли поиски. Надя, обслужи-
вая посетителей в столовой, чутко улавливала каж-
дое их слово, надеясь хоть что-нибудь узнать о
Капке.
103
Мурыгин и Родин приняли иное решение. Может,
Виталий тяжело болен, лежит дома? Несмотря на мой
строжайший запрет навещать Турского на квартире,
они попытались проникнуть туда. Соседей спрашивать
о Турском, даже назвав его «немецкой собакой», было
нельзя. Можно нарваться на провокатора. Разведчики
выпили самогона, купленного на рынке, и сразу же
«захмелели», особенно Родин — он не держался на но-
гах, лез к своему товарищу, коренастому, широкопле-
чему Мурыгину, с кулаками, страшно ругался. Муры-
гин «бил» Родина, волочил его по снегу, часто бросая
на панель. Мурыгин в самом деле выбился из сил за
такой «работой» и попросил встретившегося полицая
помочь отвести пьяного домой. Около дома Турского
«пьяный» Родин резко рванул всем телом назад, упал
навзничь и «потерял» сознание.
— Воды! — закричал Мурыгин на полицая.
Тот подбежал к дому и скрылся в дверях. До Муры-
гина и Родина донеслись слова:
— Что ты здесь делаешь, Серега?
— Молчи, дурак...
Полицай принес ковш воды. Родин приоткрыл гла-
за и что-то забормотал.
— Нализался! Чуть на тот свет не ушел! — провор-
чал полицай. «Пьяного» потащили дальше.
Разведчикам стало ясно: засада! Значит, Виталий
арестован.
Через некоторое время Надя Печуренко тоже под-
твердила это. Из подслушанного разговора двух немец-
ких офицеров она узнала, что Миллера чуть не сняли
с должности за то, что он не мог раскусить своего пе-
реводчика, оказавшегося партизаном. Больше о судьбе
Турского выяснить тогда ничего не удалось.
Об аресте Виталия мы рассказали Гансу Винтеру*
Он внимательно слушал и неожиданно предложил:
104
— Дайте мне гранату. Я уничтожу Миллера.
— Убивать его сейчас нет необходимости,— пояс-
нил я.— Мы постараемся Миллера поймать. Он дол-
жен рассказать о судьбе многих партизан...
Гансу было разрешено участвовать в операции по
захвату пленного, которую было приказано провести
группе Вострикова.
Разведчики засели в засаду около дороги под самой
деревней Вильча. Они пролежали на снегу больше двух
часов, замерзли, но, как нарочно, на дороге не появля-
лось ни одной машины. А в деревне было заметно не-
большое движение. От дома к дому ходили солдаты,
где-то урчал мотор, видимо, его прогревали.
— Разрешите, я схожу в деревню,— обратился
к Вострикову Винтер.— Приведу сюда «языка».
Востриков разрешил. Ганс отполз по кустарнику
назад, в тыл засады, вышел на дорогу, стряхнул с ши-
нели снег и спокойно зашагал к деревне, забросив
автомат за спину и беззаботно попыхивая сигаретой.
Он подошел ж окраине, постоял немного, потом скрыл-
ся за домом. .Разведчики приготовились. Ганса не было
долго. Наконец на дороге, спускавшейся от деревни
в низину, появился Ганс и с ним двое. Он что-то гово-
рил спутникам, махал руками, показывая в нашу сто-
рону. У нас все было наготове. Ганс подвел немцев к за-
саде, выбил из рук солдата автомат и прыжком нава-
лился на офицера. Подскочили разведчики, которые
обезоружили офицера. Солдат заорал и бросился в сто-
рону. Он убежал недалеко. Короткая очередь пришила
его к земле. В деревне начался переполох. Затрещали
автоматы, в воздух взметнулась ракета. Но разведчи-
ков и след простыл.
— Это специальная команда СС, которая занимает-
ся грабежом художественных ценностей в Белорус-
сии,— пояснил Ганс.— Я легко поймал их на удочку,
105
сказал, что, патрулируя дорогу, заглянул в разрушен
ное здание, что стоит в сосняке. Там,— придумал я,—
в углу находятся какие-то запыленные сосуды с рисун-
ками, вроде фарфоровые... Обер-лейтенант,— Ганс кив-
нул на офицера, который еще не пришел в себя от испу-
га и стоял бледный, выпучив глаза на Винтера, види-
мо, не понимая, что происходит вокруг,— взял солдата
и за мной. Хотел первым захватить лакомый кусочек.
Обер-лейтенант Губер подтвердил сказанное Гансом,
дополнил, что его команда подчиняется ведомству Ро-
зенберга, занимается изучением и отбором для отправ-
ления в Германию музейных ценностей. Матерый фа-
шист-грабитель со своими молодчиками побывал
в Минске, Гродно, Новогрудке, Барановичах, Витебске,
Могилеве, Гомеле. Губер не представлял интереса ни
с точки зрения военной разведки, ни как человек. Он
был глубоко убежден, что, грабя народное имущество,
поступает правильно, так как, по его мнению, все, что
находится на захваченной территории, принадлежит
фюреру.
Когда Губера увели, я горячо пожал руку Гансу.
Он был очень доволен. Винтер не был коммунистом, до
войны работал официантом в одном из потсдамских
ресторанов, жил хорошо. В 1939 году его призвали
в армию, он побывал во Франции, Дании, Норвегии,
Югославии, случайно выбрался из «Волжского котла».
Этот солдат относился к числу тех честных немцев,
которые не упивались победами Гитлера, а всем серд-
цем понимали несправедливость его бредовых идей,
видели, как в разных странах гибнут ни в чем не по-
винные люди, горят города и села, гибнет добро, счи-
тали все это ужасным, но, бессильные, остановить это
не могли. Протестуя против войны, многие из них де-
зертировали из армии, умышленно наносили себе по-
вреждения и так выходили из строя. Немало немецких
106
патриотов добровольно сдавалось в плен, а самые сме-
лые и решительные приходили в наши партизанские
отряды и начинали самоотверженную борьбу с фа-
шизмом.
— Нас, патриотов, которые хотят видеть свою род-
ную Германию свободной, избавленной от гитлеровской
тирании, много,— с гордостью говорил Ганс и с боль-
шим убеждением утверждал: — Вот увидите, когда
гитлеровское государство рухнет, у нас найдется нема-
ло людей, которые поведут немецкий народ к новой
жизни.
— И ты опять будешь обслуживать посетителей
в ресторане? — шутливо спросил я.
— Не знаю, может и буду. Но в другом совершен-
но уверен: вернусь на родину другим человеком. Эрнст
Тельман может рассчитывать на меня — пойду за ним
до конца,— серьезно, обдумывая каждое слово, сказал
Ганс.
Гансу не удалось осуществить свою мечту. Он погиб
в бою, и мы с почестями похоронили его на белорус-
ской земле. Нашему другу не пришлось повидать Эрн-
ста Тельмана, но он вместе с тысячами других немцев
встал на его путь. Пройдут годы, десятилетия, но над
его могилой неизменно будет стоять красная звезда...
БОЙЦЫ
ОСТАЮТСЯ БОЙЦАМИ
Бобруйский гарнизон напоминал собой потрево-
женный улей. По улицам то туда, то сюда мчались
машины с грузом и солдатами, ни на один час не смол-
кало движение на железнодорожной станции: одни
эшелоны уходили, другие — приходили, возле крепо-
107
сти возник склад — целая гора ящиков, мешков, бочек,
покрытых брезентом, но вдруг за одну ночь все это
скопище куда-то исчезло. Нам удалось установить, что
в городе появились подразделения, прибывшие из-под
Хотимска и Гомеля.
Враг укреплял бобруйский узел и готовился к ре-
шительным боям. Свои выводы мы радировали в Мо-
скву. Столица ответила:
♦Ваше мнение совпадает со сведениями, получае-
мыми из других источников. Спасибо!»
В той же телеграмме мы получили заботливое пред-
остережение: будьте бдительнее и осторожнее, обста-
новка в Бобруйском районе осложняется, обозленный
враг готов пойти на все.
Разведчики обдумывали каждый свой шаг. Но, не-
смотря на это, работать становилось все труднее и труд-
нее. Только случай спас Никиту Литвинчика. Он не
один раз ходил на станцию Березина, наблюдая за
движением эшелонов, их погрузкой и выгрузкой. Ни-
кита обычно пробирался в нежилой полуразрушенный
барак, стоявший возле вокзала, и спокойно следил за
тем, что делается на путях. Разведчик и на этот раз
незаметно проник в свой облюбованный наблюдатель-
ный пункт. Но вскоре в барак вошли двое гитлеров-
ских солдат, которые расположились на кирпичах
у окна.
«Дополнительный секрет»,— подумал Литвинчик,
Он лежал рядом с фашистами за грудой хлама. Что
делать? То ли напасть на солдат и попытаться скрыть-
ся, что было почти невозможно, или потихоньку вы-
ползти в проем разрушенной стены? Никита не успел
как следует обдумать эти варианты и принять нужное
решение, как позади послышался грохот кирпичей.
Разведчик обернулся и увидел в проеме стены еще од-
ного солдата, который забрел сюда случайно.
108
Литвинчик мгновенно вскочил, выхватил пистолет
и нажал курок.
Не сдобровать бы тут Никите. Он видел, как к ба-
раку со стороны вокзала и крепости бегут полицейские
и фашисты. Разведчик, укрываясь от пуль, прислонил-
ся к забору. Немецкий секрет продолжал беспорядоч-
ную стрельбу. Один солдат, видимо, был ранен. Он орал
истошным голосом. Гитлеровцы замешкались, некото-
рые залегли и открыли огонь по бараку. Солдаты, быв-
шие в секрете, скрылись за грудой битого кирпича.
Это и спасло Никиту. Он проскользнул вдоль забора
и нырнул в переулок. Разведчика только и видели.
Однажды едва ушла от преследования и наша связ-
ная Антонина Никифорова, смелая и бесстрашная жен-
щина, жена начальника Могилевского районного отде-
ления НКГБ. Антонина до войны учительствовала. Она
связалась с коммунистическим подпольем Бобруйска,
а потом познакомилась с нами, влилась в нашу груп-
пу. Разведчица очень гордилась тем, что данные, ко-
торые она добывает, передаются по радио непосредст-
венно в Москву.
В тот злополучный день она ушла по нашему зада-
нию на Березину, к железнодорожному мосту, чтобы
узнать, куда фашисты поставили две зенитные пушки.
Правда, мы были не совсем уверены, что их обязатель-
но установят в районе моста. Требовалось уточнить на
месте. За этим и пошла разведчица.
Часом спустя, в домик, где она снимала комнату,
ворвались гитлеровцы. Женщина не знала, что каж-
дый ее шаг приближает смерть. Их приход заметили
соседи. Они установили по обеим сторонам улицы де-
журство, выслали вперед ребятишек, которые и преду-
предили Тоню о засаде.
Разведчица была спасена. На следующий день на
явочной квартире Антонине Ивановне Никифоровой
109
выдали пропуск на выход из города, и она благополуч-
но прибыла в отряд.
Гитлеровцы не снимали засаду целую неделю. Они
каждый день издевались над хозяйкой, требуя от нее,
чтобы она сказала, где Никифорова.
— Я не знаю никакой Никифоровой,— упорствова-
ла старуха.— Ашурко у меня жила, вот, посмотрите
домовую книгу.
Антонина Ивановна была прописана под девичьей
фамилией. И это спасло ее хозяйку. Фашисты сняли
засаду. Никифорову мы больше не направляли в Боб-
руйск, она вела разведку в других гарнизонах.
Как-то мы с Молчановым возвращались из спецот-
ряда «Игоря» — Александра Марковича Рабцевича.
Хорошо воевать, чувствуя, что рядом с тобой находится
человек из легенды, не знающий страха в бою, готовый
в любой момент прийти на выручку. Именно таким
и был Александр Маркович. Из уст в уста передавались
волнующие рассказы о его подвигах в Западной Бело-
руссии, о его мужестве и смелости, проявленных в сра-
жениях с фашистами в Испании. Рабпевич оказался
на самом трудном и опасном участке и в годы Великой
Отечественной войны — со своими храбрецами-хлопца-
ми выполнял специальное задание в тылу врага.
Александр Маркович и командир разведки Нико-
лай Прокопович Бабаевский всегда поддерживали меня
и словом, и делом. И вот теперь пришлось с ними рас-
статься. По приказу Москвы их отряд перебрасывался
в западные районы Белоруссии.
— Ты понимаешь,— весело говорил мне Рабце-
вич.— На запад идем. Это же неспроста! Москва дале-
ко видит. Я уверен, что скоро нам прикажут и к Бер-
лину податься. Ты понимаешь, друг!
Я, конечно, понимал, но мне было больно расста-
ваться с хорошими надежными товарищами. Мы с Мол-
110
чановым попрощались с ними, пожелали успехов и вер-
нулись домой осиротевшими, с плохим настроением.
К тому же в лесу разыгралась непогодь. Закрутила
вьюга, ветер продувал мою потрепанную, обгоревшую
у костров шинелишку насквозь. Я промерз, а когда
пришел в теплую землянку, то почувствовал сильный
озноб. Хлопцы навалили на меня груду ватников и по-
лушубков, однако согреться я не мог.
И в этот момент в землянку, словно снежный ком,
вкатилась Мария Михайловна Коледа, наша связная
из Макаровки. Она стряхнула снег с полушубка, обме-
ла веником валенки и калоши и долго стояла, привы-
кая к сумраку землянки, освещенной лишь маленьким
окошечком. Наконец она разглядела меня.
— Что с вами? Никак заболели? — участливо
спросила Мария.
— Ничего. Присаживайся. Что в Бобруйске? —
нетерпеливо спросил я. Мне удалось заметить, что Ма-
рия чем-то испугана. Глаза были заплаканные, натер-
тые до красноты.
— У Анастасии Николаевны Пахомовой несча-
стье,— тяжело вздохнула Мария.— Надю арестовали.
Ее подружка Надя Печуренко тоже попала.
— Как же так? — вырвалось у меня.
— На улице схватили. Анастасия Николаевна уби-
та горем. Ходила в комендатуру, в управу. Но ее
и слушать не стали.— Мария низко опустила голову,
вытирая кончиком платка набежавшие слезы.— Про-
пали наши девчата. Вчера гитлеровцы отправили их
в Германию.
Я мучительно размышлял: что это — провал или
случайность?
Фашисты могли просто схватить девушек и загнать
их в эшелон, а могли что-нибудь и пронюхать о их свя-
зях с партизанами. В этом случае требовалось срочно
ill
переправить Анастасию Николаевну в лес, а ее кон-
спиративную квартиру закрыть.
Мы молчали, каждый думал о своем. Первой нару-
шила тишину Мария.
— Анастасия Николаевна просила передать, что-
бы вы не беспокоились,— сказала Коледа.— Говорит,
что на квартиру пока только не надо к ней ходить,
а встречи возле рынка и на Социалистической улице
должны быть в те же часы и дни. Она просит прислать
новый пароль. На всякий случай.
Нелегко было сознавать, что группа лишилась двух
разведчиц. Обе Нади работали хорошо, и не скоро най-
дешь им замену. Но какова Анастасия Николаевна!
И горе не сломило ее, она по-прежнему думает лишь
о том, как нанести врагу наибольший ущерб.
Мария Михайловна Коледа ушла. Через несколько
дней она встретится с Пахомовой-Каштыльян и пере-
даст ей от меня новое боевое задание...
К вечеру мне стало вроде бы получше. Я поднялся
с топчана и мог уже работать за столом. Передо мной
лежала топографическая карта, испещренная самыми
разнообразными знаками. Я снова и снова изучал об-
становку, оценивая передвижение противника, ста-
раясь разгадать его замыслы. Это обычная, ежеднев-
ная командирская работа.
Меня прервал Павлов. Он сообщил, что второй пост
задержал неизвестного, который обязательно хочет по-
видать командира отряда. Я отдал приказание отвести
задержанного к деревне Макаровке и сам направился
туда же. На базу неизвестных людей мы не пропус-
кали.
Сумерки сгустились. Слегка вихрился снежок —
остатки утренней вьюги. Я подошел к условленному
месту и не поверил своим глазам. У сосны стоял мой
давнишний знакомый, могилевский подпольщик Гри-
112
' горий Степанович Орлик, с которым мы расстались
в сентябре сорок первого года.
— Вот не ожидал! Гора с горой не сходятся, а че-
ловек...— Григорий Степанович не договорил и бросил-
ся обниматься.
Да, приятно встретить знакомого на дорогах вой-
ны! Мы вернулись в землянку и протолковали, что на-
зывается, до петухов.
— В Кличев послали, на связь с партизанами,—>
сказал Орлик.— Взаимодействию городского подполья
с партизанами сейчас придается особо важное значе-
ние. По всему чувствуется: еще один нажим нашей
армии, и Белоруссия будет свободной.
Мы вспоминали общих знакомых, прошлые боевые
дни. В разговоре только и слышалось: «А помнишь .,
а помнишь». Действительно, вспомнить было что.
...Могилевские подпольщики с первых дней оккупа-
ции города развернули активную борьбу с врагом. Они
распространяли листовки, выводили из строя оборудо-
вание на заводах, подрывали эшелоны, спасали совет-
ских людей от угона в фашистское рабство, помогали
оказавшимся во вражеском тылу красноармейцам
и командирам находить партизанские группы и отря-
ды. Некоторое время и наша группа была тесно связана
с подпольщиками. Однажды ко мне пришел Григорий
Степанович Орлик и сказал, что он и его товарищи
разведали на окраине города фашистский склад с го-
рючим.
— А у нас, как назло, мины кончились. Выру-
чайте!
У нас запас мин был: и противотанковых, и проти-
вопехотных. Это — дело рук Голочанова. Он под Кон-
стантиновкой целое минное поле обезвредил. Мы дали
подпольщикам пять мин, послали им на помощь Нико-
лая Глухова, Антона Радчего и Василия Семенченко.
8 Зак. 472
113
Склад, окруженный колючей проволокой, охранял
целый взвод. Подорвать баки с горючим было почти
невозможно. Но подпольщики, которые несколько дней
и ночей разведывали подходы к складу, все же нашли
лазейку. Они заметили, что часовые, стоящие в глуби-
не склада и на его дальних обводах, сменяются ночью
через два часа, а часовой у входа — через три, причем
делает это он самостоятельно — подойдет к карауль-
ному помещению, постучит в окно и ждет смены. Но-
вый часовой выходит через две — три минуты. Две
минуты — вот она, единственная лазейка!
Подпольщики и наши разведчики — всего пять че-
ловек — притаились у колючей проволоки и замерли
в ожидании. Вот сменились караульные, наконец за-
шагал к окну и часовой, охранявший пост у входа.
Ему пройти всего двадцать метров. У разведчиков в за-
пасе всего две — три минуты. А если часовой услышит,
если он обернется? Глухов, Радчий и Семенченко под-
ползли под проволоку и бесшумно приблизились к бли-
жайшей цистерне. Мины заложены, бойцы так же
стремительно и бесшумно вернулись назад. Семенчен-
ко дернул за шпагат. Грохнул сильный взрыв. В чер-
ное небо взвилось огромное пламя. За первым последо-
вал еще взрыв, третий, четвертый... Караульные откры-
ли отчаянную пальбу. Но наши разведчики были уже
далеко.
А в другой раз могилевские подпольщики помогли
нашей группе. Они на окраине Луполова подорвали
автомашину и захватили в плен раненого шофера. Тот
рассказал, что ехал в село Тельма, в штаб дивизии.
Мы немедленно отправились к этой деревне и раздо-
были ценные сведения о системе охраны дивизионного
штаба...
— Как сейчас идут дела? — спросил я у Григория
Степановича.
114
— Тяжело,— признался он, но сказал об этом
удивительно спокойно, как будто иначе и быть не мо-
жет.— Уже четыре квартиры сменил, два раза чуть не
нарвался на засаду. Видно, что-то разнюхали обо мне
фашисты.
— Может, стоит тебе хотя бы на время покинуть
город?
— Будет распоряжение — уйду, а иначе нельзя.
У нас на этот счет строго.
— Велико ли подполье в городе? — полюбопыт-
ствовал я.
— Не знаю,— качнул он головой.— У нас пятерка.
Старший группы с кем-то связан, но мне неизвестно.
Надо полагать, подпольщиков все же не мало. Неда-
ром немцы держат в городе такой сильный гарни-
зон. Чего только в нем нет: и военная разведка,
и карательные подразделения, и жандармерия, и тай-
ная полиция.
На следующий день Орлик ушел. Его путь лежал
в кличевские леса, а потом опять в Могилев. Там ждет
его опасная работа.
Я долго думал о Григории Степановиче и его това-
рищах-подпольщиках, вспоминал суровый сорок пер-
вый год, наши первые шаги в тылу врага... Меня
окликнул Алексей Лисицын, только что вернувшийся
из Бобруйска. Он побывал у нашей связной Клавдии
Сергеевны Бондаренко.
— Привет передает всем,— сказал он, подсажи-
ваясь к столу.— Не унывает, все такая же веселая,
хотя чуть и не попалась в лапы к Миллеру.
Мы предвидели такой исход задуманной операции.
— Ты запретил Клавдии встречаться с Анастасией
Николаевной? — спросил я.
— Да. Говорит, буду вести себя тише воды, ниже
травы. Дал ей новый пароль.
б»
11$
Клавдия Сергеевна охотно согласилась с нашим
предложением. Через истопника она связалась с ка-
ким-то работником комендатуры и высказала тому
свое желание поступить на работу. Немец свел ее
с офицером-администратором, который любезно побесе-
довал с ней, предложил принести из городской управы
бумажку о ее благонадежности, лояльном отношении
к великой Германии.
Клавдия Сергеевна уже собралась было идти в упра-
ву, как к ней в комнатушку ввалился Петр Мурыгин.
— Нельзя тебе работать в комендатуре. Это ло-
вушка.— И рассказал о том, что немцы объявили о на-
боре русских на работу не только в комендатуру, но и в
штаб девятой армии. Бургомистр проговорился как-то
Анастасии Николаевне, что в руки властей попал ка-
кой-то важный партизан-разведчик и что немцы такие
люди, которые от своего не отступят, цели добьются —
узнают, с кем был связан арестованный.
Бондаренко не пошла в комендатуру, неожиданно
«простудилась» и слегла в постель. Администратор на-
ведался к ней, поинтересовался, почему она не при-
ходит.
— Заболела. Руки и ноги отнимаются, не знаю, ко-
гда и встану,— жалобно сказала она, тяжело и преры-
висто дыша.
— Ну что же. Сочувствую. Видимо, мне не удастся
сохранить для вас место,— и, чуть кивнув головой,
вышел.
Разведчица вскоре узнала, что фашисты расспраши-
вали о ней у соседей по улице. Надо думать, какие это
были рассказы! Оккупационные власти больше к Клав-
дии не приставали. Клавдия Сергеевна принесла нам
страшную новость. Оказывается, мать Виталия ходила
в тюрьму и попросила разрешения на свидание с сы-
ном. Охранники избили ее и выбросили на улицу.
116
Женщина пришла в себя и еле-еле поднялась. Держась
руками за стены домов и заборы, она медленно пере-
двигалась, напрягая последние силы. В это время из
ворот тюрьмы выехала грузовая машина и помчалась
по улице. Поравнявшись с женщиной, грузовик круто
повернул на панель и раздавил беззащитную женщи-
ну. Машина мгновенно скрылась из вида. Жители,
видевшие гибель женщины, подбежали к ней, чтобы
оказать помощь. Но по ним вдруг издалека полоснули
автоматные очереди. Труп матери Виталия лежал на
улице несколько дней, пока кому-то из бобруйчан не
удалось ночью тайком унести его и похоронить.
Нам стало ясно, что Виталий на допросах ведет
себя героем, что гнусное убийство его матери — это же-
стокая месть советскому разведчику, не вставшему пе-
ред неприятелем на колени.
Бойцы остаются бойцами...
К ЛЮДЯМ
В Осиповичах арестовали нашего связного Жда-
новича. Алексей Лисицын сходил в город, переговорил
с людьми, которые у нас были на примете, и, вернув-
шись на базу, подал мне большой коричневый лист
бумаги. На нем напечатан очередной приказ осипович-
ского коменданта. И на этот раз что ни параграф, то
«расстрел». За хранение оружия — расстрел, за невы-
ход на работу по очистке от снега железнодорожных
путей — расстрел, за укрывательство партизан — рас-
стрел... Я показал приказ прибывшему к нам неделю
назад представителю подпольного райкома партии. Тот
быстро пробежал черные строчки.
— Все приказы у фашистов на одну колодку. Если
бы собрать в городах и селах Белоруссии эти устрашаю-
117
щие бумажки в одно место да поджечь, то отблески
пламени были бы видны в Берлине. Хорошо, что ты
показал мне эту «страшную» бумажку, — улыбнул-
ся представитель райкома. — Я чуть не забыл, что
у меня сегодня беседа в Залесье об успехах нашей
Армии...
Наши разведчики вели агитацию во многих дерев-
нях. Эту работу мы считали такой же обязательной,
как и наше главное дело — разведку. Провести беседу
или разнести листовки рассматривалось как боевое за-
дание и выполнялось с охотой и безоговорочно. Развед-
чики пренебрегали опасностями, лишь бы донести до
людей великую правду. Наши агитаторы нередко по-
падали в самые неожиданные и сложные переплеты.
Как-то вечером Надя Веревкина расклеивала листовки
в Бобруйске. Ее заметили. Она сумела запутать свой
след, благополучно добралась до квартиры. Фашисты
вместе с полицейскими устроили облаву: оцепили не-
сколько улиц, тщательно проверяли каждый дом, каж-
дую постройку. Не обминули они и домик, где остано-
вилась Надя. Девушка забралась в русскую печь, заго-
родилась чугунами и кастрюлями. Немцы обшаривали
все уголки, заглядывали и в печку, но так и ушли ни
с чем. Надя с трудом вылезла из своего обиталища —
вся в саже, распаренная. Ведь известно, что русские
печи, в которых сохраняются горячие угли, зимой поч-
ти никогда не остывают. Мы с любовью называли ее
Золушкой.
После разгрома трех продовольственных складов
у нас наступили тяжелейшие дни. Москва требовала
повышения боевой активности, и мы действительно ее
повышали. Нам благоприятствовала погода — почти
непрерывно шел снег, бушевали метели. Разведчики
проникали в Бобруйск, вели непрерывное наблюдение
на дорогах, часто устраивали засады. Шли на задания
113
с одним сухарем, рассчитанным на сутки. Люди исху-
дали, почернели, ослабли. Настал день, когда запасы
были исчерпаны до последнего сухаря. И все же отряд
жил.
Наши специальные команды никогда не возвраща-
лись без харча. Приносили муку, картофель, жмыхи,
а порой даже и мясо. Люди поддерживали партизан,
делились с ними последним куском хлеба, последним
фунтом крупы. Однажды Евдокия Павловна Лавицкая
вместе со своей дочерью Анастасией, также нашей
связной, привела корову. Ее отдали бездетные старик
со старушкой.
— Деревня нас в обиду не даст,— сказали они,—
если молочко потребуется, соседи поделятся, не отка-
жут.
Как-то на базу пришел наш связной из деревни
Чикили, сухощавый, низенький старичок — дядя Ев-
сей. Я предложил ему кружку кипяченой воды без са-
хара и сухарь. Он отказался от угощения, посидел не-
много молча, потом встал, надел шапку и сказал:
— Дай-ка, командир, мне двух ребят покрепче.
— Это зачем? Уж не нищего ли схватить хо-
чешь? — удивился я. Дядя Евсей только что рассказал
о том, что в деревне появился «нищий», у которого под
дырявой полой он заметил пистолет и гранату.
— Нет. За картошкой сходим.
Дядя Евсей показал разведчикам разрушенный по-
греб, стоявший на окраине деревни.
— Это я сам крышу завалил, чтобы немцы и поли-
цаи не унюхали,— хитро улыбался он, разгребая снег
и солому.— Вот здесь все ваше...
В погребе была глубокая яма, доверху наполненная
картофелем. Разведчики сначала отказались от такого
дорогого подарка.
— Берите, берите. Моя картошка. Деревней так по-
119
решили — меня прокормят.— Дядя Евсей первым на-
чал насыпать мешки.
Погреб Евсея стал нашей основной продовольствен-
ной базой. И каждый день, получая по нескольку кар-
тофелин на обед, разведчики с благодарностью вспоми-
нали седого Евсея и чикилевских крестьян.
Картошка нас здорово выручала. Но надо было ду-
мать о пополнении продовольственных запасов. Я при-
гласил своих заместителей Лисицына и Молчанова.
— Думаю недельки на две отлучиться,— сказал
я.— Схожу в родные калинковичские места. Там зна-
комые помогут раздобыть харч для отряда.
— Вам идти не стоит,— возразил Молчанов.— Вас
в деревне все знают. Малейшая неосторожность — про-
падете и вы, и ваши родственники.
— Молчанов прав,— согласился Лисицын.— А не
лучше ли послать нам Никиту Литвинчика? Он Калин-
ковщину вдоль и поперек- исходил, каждый кустик зна-
ет. А вы,— обратился Алексей ко мне,— напишите
родным письмо. Никита сделает все как нужно.
На том и порешили. Я написал отцу письмо с прось-
бой помочь Литвинчику, и Никита ушел. Вернулся он
дней через десять, усталый, но довольный.
— Можно послать пару подвод,— доложил он.—
Шиичские крестьяне собрали для нас десять мешков
муки и пять мешков зерна.
Мне не терпелось узнать, как живет родная деревня.
Ведь я не был там три года, перед самой войной лишь
заглянул на денек.
— Взрослых мужчин в Шиичах почти не осталось:
кто в армии, кто в партизанах,— начал рассказывать
Литвинчик.— Хлопцы там вовсю орудуют, с отрядом
связаны. И заводилой выступает — кто бы вы дума-
ли — Иван Чернявский. Приедут немцы, он перед ни-
ми дурачком прикидывается, табак и хлеб у них вы-
120
прахпивает, а сам себе на уме, слушает и прикидывает,
что фашисты делать собираются, и сразу же ребятам
сообщает. Те его записки мигом в отряд передают.
В общем, молодцы хлопцы, боевые подпольщики. Они
и телефонную связь рвут, и листовки по деревням раз-
носят, и разведку на калинковичской дороге ведут.
Мне было очень приятно обо всем этом слышать.
— Некоторые ребята погибли,— сурово произнес
Никита.— Вот письмо мне дали, специально для вас,
почитайте-ка. Николай Конаш — вы знаете его — из
фашистской тюрьмы пишет.
Я взял листок оберточной бумаги, испещренный не-
ровными буквами, видимо, написанными огрызком хи-
мического карандаша. Буквы кое-где расплывались.
Я читал и чувствовал, как стало тяжело дышать. Уча-
щенно и громко стучало сердце.
♦Дорогие мои! Вы, наверное, думаете, что Николай
не выдержит, сдастся, склонит свою голову перед вра-
гом. Нет, фашисты не дождутся от меня ни слова.
Пусть это будет стоить мне даже жизни. Отомстите за
меня, бейте гадов повсюду, где только можно. Про-
щайте, друзья, может мы больше не увидимся. Ни-
колай».
— Рассказывают, что Николай мстил за какого-то
мальчика Романа, которого фашисты бросили в горя-
щий шалаш,— продолжал Литвинчик.— Конаш с того
страшного дня потерял покой. Он все время был на
заданиях: пробирался в Калинковичи, приносил цен-
ные сведения из вражеского гарнизона, вместе с под-
рывниками ходил на железную дорогу. Фашисты схва-
тили Николая в деревне Якимовичи, где он доставал
хлеб для партизан. Его зверски пытали. Перед тем как
пойти на последний допрос, с которого он больше не
вернулся, он на стене камеры написал кровью: ♦ Смерть
немецким оккупантам!»
121
Никита Литвинчик рассказал и о другом моем
хорошем знакомом, Михаиле Крупко, смелом подрыв-
нике-партизане. Михаил творил чудеса. Он переоде-
вался в гитлеровскую форму и, хотя по-немецки
знал не больше десятка слов, ходил в районный
центр в разведку.
Однажды Крупко и Кузьма Скибарь с товарищами
вышли к железной дороге Ельск-Овруч. Группа не су-
мела ночью заминировать полотно — слишком часто
ходили усиленные патрули. У Крупко было правило:
не выполнив задания, не возвращаться на базу. И он
днем, когда уже приближался фашистский эшелон,
подложил под рельс мину и сам чуть не погиб под об-
ломками вагонов.
Как-то фашисты обнаружили подрывников и стали
их преследовать. Силы были неравные: пять партизан
и взвод гитлеровцев. В самый критический момент,
когда Михаилу стало ясно, что от преследования не
уйти, он, как старший группы, приказал партизанам
быстро отходить, а сам залег у сосны.
Крупко на несколько минут задержал противника.
Партизан погиб, зато спас товарищей, которые сумели
запутать следы и оторваться от врага.
— Соседи охотно согласились помогать нам,— ска-
зал в заключение Никита.— Они держат под постоян-
ным наблюдением станцию Калинковичи, большие уча-
стки железных дорог в сторону Овруча и Бреста. У от-
ряда есть связь со словацким дорожноохранным под-
разделением. Кроме этого, они сумели устроить секре-
тарем в волостную управу партизанку Ольгу Яковлевну
Высоцкую, бывшую учительницу Шиичской средней
школы. Она передает партизанам немало интересного.
Если нужно, то я могу почаще навещать калинкович-
ских товарищей. Они с большой охотой поработают пря-
мо на Москву.
122
— Хорошо, но надо запросить столицу об этом,—
согласился я.— Если она даст согласие, то район дей-
ствия нашего отряда значительно расширится. Будет
неплохо, если мои земляки подключатся к нам.
Я вышел из землянки и увидел Марию Михайловну
Коледу.
— Листовки кончились. Все разнесла. Новые давай-
те,— попросила она, забыв поздороваться.
Мария очень любит это почетное и опасное дело.
Скажи ей отнести листовку в какую-нибудь деревушку
за двадцать — тридцать километров, она не откажется,
пойдет.
— Радость ведь это людям,— обычно приговарива-
ла она, пряча подальше листовки.— Да еще какая ра-
дость-то!
На прощание я попросил Марию быть осторожнее.
Петр Мурыгин около месяца пробыл в Бобруйске.
Я уже стал скучать по этому скромному и бесстрашно-
му человеку. Правда, донесения от него приходили ре-
гулярно. И тем не менее то, что передавала мне Дуся
Рубин, не могло заменить живого общения с тем, кого
я давно по-настоящему полюбил. Наконец Петр появил-
ся сам. Мы крепко обнялись. Он вдруг засмеялся
и сказал:
— Не прикасайся ко мне, я заразный... Вступил
в члены «Союза борьбы против большевизма».
Мы довольно долго хохотали над этим.
Немцы, конечно, не от хорошей жизни занялись
созданием «союза». Они чувствовали, что советские
люди не верят брехне фашистских пропагандистов, по-
этому и задумали такое гнусное дело. Решили перело-
жить антисоветскую пропаганду на плечи предателей.
Для того чтобы создать видимость, будто инициатора-
ми создания этого «союза» являются сами советские
люди, фашисты назвали его «Мирный благотворитель-
123
ный союз для оказания помощи нуждающимся». Прй
нем был создан отдел пропаганды, возглавляемый
опытным агентом Славиным. В отдел входили: ан-
самбль песни и пляски, кукольный театр Ванька-Тань-
ка, фронтгруппа и лекционная группа. У фашистов это
провокационное сборище было зарегистрировано как
«пропагандкомпанья 612».
Как потом выяснилось, пропагандистская работа
«союза» была не главным, а, быть может, десятистепен-
ным делом. Основная цель этой организации заключа-
лась в том, чтобы готовить провокаторов для засылки
в партизанские отряды и шпионов, которых фашисты
намеревались оставить на территории Белоруссии, если
гитлеровской армии придется отступать. Но внешне
этот «союз» проявлял себя как «благотворительная»
организация. И, без сомнения, на фашистскую удочку
попался кое-кто из честных советских людей.
В «союз» Петр Мурыгин вступил без особого труда.
Он увидел около рынка объявление о его создании
и первую же встречную женщину спросил, что это та-
кое. Оказалось, что женщина уже вступила в эту орга-
низацию.
— Очень хорошее дело,— говорила Анна Лемешо-
нок,— советую и вам записаться. Разве вы можете про-
ходить равнодушно мимо голодающих бездомных де-
тей-сирот, видеть, как они мерзнут на улице и протяги-
вают перед каждым прохожим худые посиневшие ру-
чонки? Неужели у вас не дрогнет сердце, когда вы
знаете, что некуда положить больного человека, негде
достать лекарств, нельзя вызвать врача? А разрушен-
ные и сгоревшие квартиры, отсутствие у многих мало-
мальски годной одежды, обуви? — женщина взглянула
на Петра, грустно улыбнулась: — Вот мы теперь и бу-
дем помогать друг другу, никого не оставим в беде.
Вместе-то всегда легче...
124
— А вы что, вдова? — спросил Петр.
— Трудно сказать,— опустила она голову.— Муж
в сорок первом на фронт ушел. С тех пор и не знаю —
жив он или голову где сложил. Два брата моих тоже
на фронте, а я вот в Бобруйске застряла, не смогла по-
пасть к нашим, маюсь здесь с двумя малышами.
Петр понял, как хитро расставляют сети фашисты,
играя на лучших чувствах советских людей. Надо ра-
зорвать эти паучьи тенета, оградить честных граждан
от пагубного влияния фашистской пропаганды. Такую
цель мы сначала и поставили перед собой. И лишь че-
рез некоторое время, «раскусив» самую суть «союза»,
повели работу в ином направлении. Но пока...
Анастасия Николаевна Пахомова-Каштыльян собра-
ла в доме все старье: детские платьишки и штанишки,
дырявую шубку, валенки, завернула в узел и подала
Мурыгину. Он не спеша направился на Социалистиче-
скую улицу, в правление «союза».
— Где у вас тут, граждане, бедным помогают? —•
спросил он, снимая шапку и кланяясь.
Его встретили радушно. Усадили, предложили не-
мецкую сигарету. Вещи с благодарностью приняли,
составили реестр и копию вручили Петру. Прием
в «союз» проходил без всяких формальностей. У Муры-
гина даже паспорта не спросили.
— Что мне теперь делать? — поинтересовался Петр.
— Приводите к нам беспризорных детей, собирайте
по мере возможности продовольствие и одежду, оказы-
вайте посильную помощь больным, престарелым, вдо-
вам,— бубнил толстяк с темно-лиловым носом.— При-
ходите к нам почаще, мы бы попросили вас не
отказать в любезности помочь нам распространять
среди населения пригласительные билеты на благотво-
рительные вечера, которые у нас проводятся с целью
оказания помощи нуждающимся.
125
Через неделю Мурыгин уже числился «активи-
стом». Ему помогли даже устроиться грузчиком на
железнодорожную станцию, дали угол в бараке-обще-
житии. Мурыгин сообщил мне, что устроился — лучше
не надо, подыскал укромное место для хранения ли-
стовок.
Однажды Петр после работы направился в город-
ской театр на благотворительный вечер. Люди платили
за вход, будучи уверенными, что выручка пойдет на
помощь нуждающимся. На сцене появился долговязый,
в приличном костюме мужчина. По залу пробежал лег-
кий шумок: «Это бывший политработник Красной
Армии.»
— Я сначала прочту лекцию «Военные цели Гер-
мании и СССР», а потом вы послушаете концерт,—
долговязый поднялся на трибуну и разложил перед со-
бой кучу бумаг.
Петр слушал его, а самого так и подмывало подбе-
жать к трибуне и схватить за горло предателя. Хитрая
сволочь, видно, немалую школу прошел у Геббельса.
Долговязый говорил о том, что, якобы, Гитлер не имеет
желания разрушить русское государство, что он любит
русский народ, хочет подарить ему лучшую жизнь.
Предатель вошел в роль, говорил с чувством, голос его
то поднимался на высокие патетические ноты, то вдруг
становился мягким, задушевным. Он бил себя в грудь,
грозил, упрашивал. Положив правую руку на сердце,
вскинув глаза к потолку, провокатор, словно на испо-
веди, заявил:
— Поверьте мне, бывшему русскому воину, что
если бы не большевики, то давно бы на земле устано-
вился мир и порядок...
Долговязый распинался целый час. Обхватив голо-
ву руками, Петр мучительно размышлял над тем, как
заткнуть зловонную пасть этого прохвоста, как убе-
126
речь людей от змеиного яда, которым он так искусно
отравляет сердца и души? Мурыгин с большим трудом
досидел до конца вечера.
Вскоре по его просьбе мы переслали с Дусей пачку
листовок на темы: «Военные цели СССР», «Военные це-
ли фашистской Германии», полученные от райкома
партии. Эти листовки подсовывались под калитки до-
мов, опускались в ящики для писем, раздавались на
рынке, около кинотеатра. Как-то Мурыгин переслал нам
листовку: «Для чего фашисты создали «Мирный благо-
творительный союз для оказания помощи нуждающим-
ся». Она была подготовлена бобруйскими подпольщи-
ками. Из этой листовки мы впервые узнали об истин-
ных намерениях фашистов, создавших «Союз борьбы
против большевизма». Мы не могли говорить без вос-
торга о смелости подпольщиков, пробравшихся, види-
мо, в самую головку «союза». Итак, эта предательская
организация готовит кадры матерых лазутчиков и шпи-
онов для борьбы с партизанами и Советской Армией,
для подрывной деятельности в тылу нашей страны.
Кто завербован в «союз», где и как предатели обу-
чаются? — вот основное, что нас стало интересовать.
Вместе с этим, разумеется, мы вели борьбу и с по-
пытками «союза» затянуть в свои черные сети совет-
ских людей.
Однажды мы узнали, что в доме № 11 по улице
Карла Маркса «благотворительный союз» открыл бу-
фет. В нем можно было выпить и закусить. Членам
«союза» товар продавался с небольшой скидкой. Руко-
водители всяческими мерами зазывали туда людей.
В буфете специально подставленные предатели спаива-
ли доверчивых бобруйчан, старались выудить у них
сведения о партизанах и подпольщиках. Хозяйка этого
бандитского притона, курносая с черными глазами
Кристина, как нам удалось выяснить, в прошлом была
127
уголовницей, а при немцах стала агентом их разведки
и «дамой для ночных развлечений».
С тех пор на стенах этого дома начали появляться
надписи: «Советские люди, берегитесь! Этот буфет —
филиал фашистской разведки!», «Буфетчица — шпион-
ка и фашистская шлюха!», «Здесь вербуют шпионов
и убийц». Руководителям «союза» пришлось убрать
Кристину. Она куда-то пропала, и ее больше не видели
в городе.
У нас, как говорится, давно уже горел зуб на преда-
тельскую «пропагандкомпанью 612». И вот наконец
случай представился. Мурыгин сообщил маршрут по-
ездки по району «Бригады художественной самодея-
тельности». Группы Маевского и Юхновца устроили на
глусской дороге засаду. Трудность этой операции за-
ключалась в том, что нельзя было открывать огонь.
В ансамбле песни и пляски и в кукольном театре слу-
жили не только предатели, там работали и некоторые
честные люди, обманутые фашистами. Эти люди не
понимали, что своими концертами, программа которых
составлена по указке фашистской разведки, они одур-
манивают население.
Наши разведчики остановили на дороге две маши-
ны с «участниками самодеятельности» и различными
театральными реквизитами. Маевский спокойно при-
казал :
— Выбирайтесь, граждане!
«Артисты» не заставили себя долго ждать.
— Именем Советской власти ваш ансамбль и театр,
распространяющие фашистские бредни среди населе-
ния, закрываются,— сказал Маевский и, показав рукой
в сторону Бобруйска, добавил: — Можете идти! Но
помните, если появитесь еще раз в районе, пули не
миновать!
На дороге двумя высокими, яркими кострами за-
128
полыхали грузовые машины. После этого отдел пропа-
ганды во главе с предателем Славиным уже не высовы-
вал носа за пределы города.
Мы не оставили без внимания и фашистскую газе-
тенку «Новый путь». Однажды кто-то из партизан или
бобруйских подпольщиков бросил гранату в кабинет
редактора — жаль, что его в тот момент не оказалось
на месте. Взрыв гранаты — серьезное партизанское
предупреждение — не повлиял на предателей. Грязный
листок продолжал нести чушь о партизанах и Совет-
ской Армии. Сколько раз газетенка «громила» наши
отряды! В одном из номеров мы прочитали особенно
гнусную статейку. Мы решили проучить писак. Собра-
лись все лучшие «литературные силы» отряда, и дня
через два было готово такое стихотворение:
Ветер заунывно гонит
Стаю туч на край небес.
Ель, сгибаясь, тихо стонет,
Многолетний стонет лес.
— Федор! Видишь, грозно небо! —
Андриан твердит соседу,—
Шутка скверная для хлеба —
И пойти дождю к обеду.
Смотрит Федор, отвечает:
— Ты-то что пророчишь, бес?
А погода завывает,
Многолетний стонет лес.
Сильным ливнем разразился
Мощный дождь, как из ведра,—
Еромыкин Федор злился:
— Рожь-то мочит, нет добра.
Тьфу ты, черт! Нашла беда!
У нас тогда хватило критической смелости при-
знать, что художественные ценности этого произведе-
ния невелики. Но мы знали, что в «Новый путь» никто,
9 Зак. 472
129
кроме предателей, не пишет, почта в газетенке скудна,
и надеялись на то, что стихотворение опубликуют. Оно
действительно вскоре появилось на страницах газеты.
Когда Мурыгин принес свежий фашистский листок, мы
чуть не повалились с ног от смеха. Здорово удалось
провести фашистов!
— Я на рынке был,— рассказывал Петр,— как
увидел газету, так сразу же подсунул ее женщинам,
которые стояли у забора и продавали барахло. Нате,
мол, почитайте! Одна побойчее взяла, прочитала сти-
шок и пожала плечами — ничего, дескать, интересного
нет. А вы, говорю, начальные буквы сверху вниз прочи-
тайте. Она громко произнесла: «В-с-е-м ф-я-ш-и-с-т-а-м
с-м-е-р-ть...» Женщина сначала, видно, не сообразила,
что получилось, потом поняла да как закричит: «Пар-
тизаны!» Ненормальная какая-то! К ней подскочили
мужики и женщины, давай спрашивать в чем дело.
В тот день весь тираж был разобран мгновенно. Фаши-
сты догадались, но поздно. Говорят, что Миллер в гневе
хотел всех сотрудников редакции повесить.
ОСОБЫЙ СЧЕТ
ПЕТРА МУРЫГИНА
ЛЛы экономили аккумуляторы. Все попытки до-
стать запасные пока не увенчались успехом. Зная это,
Москва сократила число сеансов наполовину, мы стали
реже слушать последние известия. Но в ту ночь рацию
не включать было нельзя...
Идут последние минуты 1943 года. Включена Крас-
ная площадь. Доносятся гудки автомобилей. И вот по-
слышался мягкий шум — заработали кремлевские ку-
ранты. Один удар, второй, третий... Двенадцать!
130
После речи Михаила Ивановича Калинина мы горя-
чо поздравили друг друга с Новым годом. Землянка
наполнилась весельем, хотя на праздничном столе ни-
чего, кроме картошки, не было. Все понимали, что у на-
шей страны основные трудности остались позади, что
уже недалеко то время, когда знамя победы взовьется
над пораженным Берлином.
— Ну, нам пора,— сказал Петр Мурыгин и вышел
из-за стола.
За ним поднялся Петр Востриков.
Разведчики взяли автоматы и гранаты и скрылись
в ночной темноте. Первое боевое задание в Новом году...
Мурыгин и Востриков должны были захватить поли-
цейского в деревне Залесье. При разработке плана опе-
рации мы рассчитывали иа то, что полицаи пьют в но-
вогоднюю ночь, поэтому в успехе операции никто не
сомневался. Тем более, что Петр Мурыгин с большой
охотой сам вызвался пойти на задание. У него был осо-
бый счет с полицейскими.
— Никак не пойму этих полицаев,— начинал, бы-
вало, рассуждать Мурыгин.— Ведь до войны советски-
ми людьми считались, на заводах, в колхозах работали,
учились, одним воздухом с нами дышали. И вот по-
ди ж ты: в услужение к гитлеровцам пошли. Подлость!
•— В семье не без урода,— говорили мы Петру.—•
Но. много ли этих уродов? По сравнению со всем наро-
дом, ничтожно мало. Сам же знаешь, что во многих
деревнях полицаев вообще нет. А ведь как стараются
фашисты: угрожают расправой, отправкой в Герма-
нию, насильно записывают в полицию...
— Меня это не интересует,— упорствовал Петр.
Жгучая ненависть Мурыгина к полицаям букваль-
но вылилась через край, когда он по нашему заданию
побывал в Октябрьском районе. Там за несколько дней
До этого свирепствовали каратели. Петр узнал, что его
9*
131
знакомая девушка Наташа из деревни Ржаново чудом
выбралась из горящего дома, уползла через огород
к полуразрушенной баньке и хотела было скрыться
в лесу. Но ее заметили двое полицейских. Они схватили
Наташу, привели в деревню и загнали в сарай, где уже
было полным-полно женщин, детей и стариков. Фаши-
сты облили строение керосином и подожгли его. Около
гитлеровцев крутились полицаи, во всем помогали сво-
им хозяевам.
С тех пор Петр начал беспощадно мстить предате-
лям. Сначала посылать его на задания по захвату по-
лицаев было просто невозможно. Сколько он ни ходил,
всегда возвращался ни с чем — приносил лишь одни
документы убитых:
— Стоит мне увидеть полицая, как палец сам ло-
жится на спусковой крючок,— виновато говорил Му-
рыгин.
Нам с большим трудом удалось убедить Петра
в том, что слепая месть вредна. Постепенно в его созна-
нии наступил перелом, и он клятвенно заверил меня,
что будет выполнять приказы точно.
У нас к полицаям было вполне определенное отно-
шение. Мы питали к предателям, пожалуй, еще боль-
шую ненависть, чем к фашистам. Полицейские иногда
интересовали нас и с точки зрения военной разведки.
От них порой мы узнавали важные новости о немецких
гарнизонах, о замыслах фашистского командования.
Чаще всего полицаев захватывали для того, чтобы
узнать о готовящихся карательных экспедициях против
партизан. У нас были попытки привлечь пленных поли-
цаев на свою сторону. Они обычно соглашались, но,
трусливые по своей натуре, дрожащие за свою шку-
ру, ничем себя в боях не проявляли и, как правило,
немецкая пуля быстро настигала этих «вояк».
Два друга — «два Петра» вернулись под вечер.
132
Они привели под руки перепившегося полицая, кото-
рый вырывался и кричал: «Куда ведете? Самогонки
хочу!..» Его взяли на окраине деревни. Он, шатаясь,
плелся по дороге к какой-то Лушке.
На следующее утро Мурыгин разыграл над поли-
цейским новогоднюю шутку. Полицай, которого запер-
ли с вечера в землянке, на рассвете очнулся и от тя-
желого похмелья не мог сообразить, где находится. Он
звал то Лушку, то Миколу, то Володьку. Мурыгин дол-
го слушал бред пьяницы, потом сказал:
— Да замолчи ты! И без тебя тошно. Нас скоро
немцы поведут на расстрел.
— К-а-к? — полицай приподнял взлохмаченную
голову и уставился на Петра испуганными мутными
глазами.
— А вот так,— спокойно ответил Петр.— Оказы-
вается, мы с тобой вчера перепились и спьяну начали
стрелять по немцам. Вроде бы двух ухлопали.
— Не может быть! — завыл предатель, сунув го-
лову в сено, на котором лежал. Потом неожиданно
смолк и тихо спросил: — А что же с нами сделают?
— Расстреляют...
— Нет, нет! — застонал предатель.— Не должны.
Они меня знают, я благодарность получил... Нет, нет!
В ноги упаду, на любое дело попрошусь...
В это время к землянке подошел Востриков и
скомандовал:
— Выходи!
Первым вышел полицай и сразу же бух в ноги
Вострикову и взвыл волком: «Не стреляйте, я предан
фюреру...» Через минуту он пришел в себя, поднялся
на ноги и, оглядевшись, понял, что находится у пар-
тизан. Полицай как-то обмяк, шагнул вперед и, слов-
но подкошенный, плюхнулся в снег. Востриков долго
тер ему уши, пока не привел в чувство.
133
После такой «шутки» предатель не заставил себя
упрашивать. Он рассказал о подготовке новой кара-
тельной экспедиции. Его сведения через день-другой
подтвердили и донесения связных. Мы ушли к Глус-
ску, там в одной деревушке сожгли две немецкие ма-
шины, груженные торфяным брикетом. А вскоре после
этого группа Вострикова, устроив на дороге засаду,
сожгла еще одну машину. Наши действия спутали
карты карателей. Они отменили проческу леса и бро-
сились к Глусску. Поздно. Под покровом темноты,
в метель, мы благополучно вернулись на базу. Она
была в целости и сохранности. Фашисты, как мы за-
метили, все же пытались прочесать лес: в километре
от базы разведчики обнаружили банки из-под консер-
вов, пустые патронные коробки.
Теперь каратели придут не скоро. Можно спокойно
заняться своим будничным делом. Дуся Рубин ушла
в Бобруйск, Корней Моисеев с тремя смельчаками про-
должал выплавлять тол из не разорвавшейся в болоте
бомбы. Десять разведчиков во главе с Лисицыным на-
правились в деревню Лоси на «полицейское совеща-
ние». Мы узнали, что немецкий комендант недоволен
работой полицейских и собирает их на очередную на-
качку. Совещание открылось в десять часов вечера.
В это же время к дому подползли два человека в са-
модельных маскхалатах из простыней. Вскоре часо-
вой-полицейский, ходивший от угла к углу, перегнул-
ся, как складная линейка, и медленно осел на тропу.
Тяжелая рука у Мурыгина! В окна полицейского
участка полетели гранаты. В морозной тишине гулко
ухнули взрывы. Когда наши разведчики уже подходи-
ли к лесу, в деревне началась стрельба. Оставшиеся
в живых полицаи стреляли в воздух, отгоняя от себя
страх.
Я тогда еще раз убедился в скромности Петра Му-
134
рыгина. Возвратившись с задания, он уселся на пне,
вытащил из кармана записную книжку, перелистал
ее не спеша и, найдя нужную страницу, поставил ка-
рандашом палочку.
Что это у тебя за учет? — спросил я, с любо-
пытством разглядывая частокол палочек в его блок-
ноте,
—< Двенадцатую поставил, — усмехнулся он. —
В память вчерашнего полицая...
»-* Но ведь если посчитать всех фашистов и пре-
дателей, которых ты убил, так, пожалуй, к сотне дело
пойдет?
— Немцев не считаю, учитываю только предате-
лей,— спокойно ответил он.
— Все равно больше,— возразил я.
— Двенадцать — это точно мои, а в остальных не
уверен: то ли я укокошил, то ли товарищи, их пусть
на счет отряда, сумма от перестановки слагаемых не
меняется.— Петр бросил на меня открытый ясный
взгляд, спрятал книжку в карман и неожиданно пере-
вел разговор на другую тему: — Надо бы, по-моему,
тех нищих прощупать, уж больно нахальны сволочи...
Мы получили несколько донесений от связных
о том, что по деревням бродят какие-то нищие, выклян-
чивают у крестьян хлеб, картошку, одежду, называют
себя беженцами, а при удобном случае воруют. Я уже
давно раздумывал над тем, как бы поближе с ними
«познакомиться». Но откладывал со дня на день, бы-
ли поважнее дела. Конечно, среди нищих могли быть
и честные, обездоленные люди. Но могли быть и про-
вокаторы, шпионы, подосланные фашистами.
— Сходи в колхоз «Красная заря», разберись,—
предложил я Мурыгину.— Дуся сообщает, что там
сразу трое остановились...
Разведчики вошли в деревню на рассвете.
135
Мурыгин, Востриков, Иван Рыбаков и Георгий Во-
лошин зашли в дом к связному Ивану Павловичу Пар-
хомчику, где остановились «нищие». За столом сиде-
ли двое дюжих мужчин лет сорока и молодая женщи-
на. Все трое — грязные, оборванные. Когда партиза-
ны вошли в хату, женщина испуганно завизжала,
мужчины отпрянули в передний угол.
— Чего всполошились? Аль совесть не чиста? —
спокойно спросил Востриков.
— Время сейчас такое, собственной тени боишь-
ся,— заискивающе проговорил один из пришлых.
— Почему попрошайничаете? — строго взглянул
на говорившего Мурыгин.— Молоды еще. В партиза-
ны бы шли...
— Мы не одни. Тысячи Христом-богом живут. Дет-
ки малые куска хлеба ждут,— быстро заговорила
женщина, всхлипывая и шмыгая носом.
— А ну, руки вверх! — неожиданно крикнул Му-
рыгин, вскидывая автомат.— Обыскать!
У одного из «нищих» оказался пистолет. Рыжий от-
дал его без сопротивления и с криком: «Поздно!» —
бросился к двери. Востриков прошил его очередью. Му-
рыгин случайно взглянул в окно и увидел цепь немец-
ких солдат и полицаев.
— Сами сдохнете, ироды! — взвизгнула женщина.
— Сдавайтесь, дело ваше швах,— злорадно ска-
зал второй «нищий», поднимаясь из-за стола. Мурыгин
и Востриков не сговариваясь полоснули из автоматов
по нему и растрепанной женщине.
Бежать было поздно. Дом был окружен. В разби-
тые окна.отчетливо доносились истошные крики поли-
цейских :
— Сдавайтесь!
В ответ заговорили автоматы разведчиков. Бой про-
должался не менее часа. У партизан кончились патро-
136
ны, и они предприняли отчаянную попытку прорвать
кольцо. Мурыгин, Востриков, Волошин и Рыбаков вы-
скочили из дома с гранатами в руках. Вздрогнула зем-
ля. Уйти удалось только Вострикову, Рыбакову и Воло-
шину. Мурыгин остался лежать у хаты. Чуть позже
рядом с ним легли от гитлеровских пуль наш связной
Пархомчик и его жена. Но разъяренным фашистам это-
го было мало. Они подожгли хату.
Через несколько дней мы захватили полицейского,
который участвовал в операции в колхозе «Красная
заря». Он рассказал, что «нищие» вербуются немцами
в концлагерях из числа людей, которые, боясь голод-
ной смерти, выклянчивают у коменданта лагеря «сво-
боду» и дают за это подписку «работать на великую
Германию».
— Сколько вы потеряли в «Красной заре»? — спро-
сил я.
— Семеро убитых: трое немцев и четверо поли-
цейских.
— Когда устроили засаду?
— За день до боя. Мы знали, что долго ждать не
придется...
— Почему?
— Шеф сказал, что партизаны не дадут «нищим»
разгуливать по деревням.
— Значит, вы знали, что посылаете людей на вер-
ную гибель?
— Наш шеф любит повторять: «Когда ловят рыбу,
червяка не жалеют».
...Мы решили отомстить за смерть нашего Мурыги-
на. Перед строем я рассказал разведчикам о его особом
счете с предателями.
— Клянемся продолжать этот счет! — раздались
суровые голоса.
Так Мурыгин был оставлен в боевом строю.
137
23 февраля, в день Советской Армии, группа Маев-
ского и Юхновца устроила засаду на глусской дороге.
Они подорвали машину с полицаями. Было убито
11 предателей и двое захвачено в плен.
Тринадцать гитлеровских холуев поступили тогда
на особый счет Петра Мурыгина.
РАДИОГРАММЫ
ИДУТ ВОВРЕМЯ
ААы жили новостями с фронта. Наши развед-
чики-агитаторы не успевали разносить по деревням
листовки с сообщениями Совинформбюро. После раз-
грома немцев под Ленинградом стали поступать вол-
нующие вести с Украины. Криком «ура!» мы встрети-
ли радостное сообщение о том, что наши войска
устроили фашистам под Корсунь-Шевченковским «вто-
рой волжский котел».
— Скоро и у нас начнется,— говорили разведчи-
ки, переставляя на самодельной карте красные
флажки.
Но на нашем участке фронта пока было спокойно.
Тишина перед бурей! Это мы чувствовали по запросам
Москвы. Она интересовалась малейшими подробностя-
ми о действиях немцев, их передвижениях, оборони-
тельных работах, настроениях.
На Москву работали десятки партизанских радио-
станций. В этот хор голосов, предвещавших скорую
гибель гитлеризма, вплетался и наш голос. Мы знали,
что Москва, собирая сведения по маленьким крупин-
кам, делает широкие обобщения и выводы. Наши раз-
ведчики гордились тем, что они вместе со своими бое-
выми друзьями из других отрядов и групп являются
138
глазами и ушами командования Советской Армии, и
работали напряженно, пренебрегая опасностью.
Снова начали совершать регулярные «рейсы»
в Бобруйск Евдокия Павловна Лавицкая и Володя
Кузнечик. После случая с аккумуляторами прошел
большой срок. Евдокия Павловна в это время долго
болела, осунулась, побледнела, на лице прибавилось
много морщин. Конечно же, теперь никто из немцев
не мог ее узнать. Изменился и Володя. Он почернел,
глаза его провалились, голос огрубел. Мы достали ему
старую дырявую шубенку, какую-то дедовскую замыс-
ловатую баранью шапку — он был похож на беспри-
зорника, каких немало мыкало свою судьбу по горо-
дам и селам Белоруссии.
В Бобруйске, несмотря на жестокий режим, уста-
новленный немецкими военными властями, нам не
только удалось сохранить, но даже несколько увели-
чить число связных. Главным связующим звеном бы-
ла Анастасия Николаевна Пахомова-Каштыльян. Мы
создали в городе три конспиративные квартиры. На
этих квартирах останавливались Пащенко, Моисеев,
Юхновец и другие. Разведчики действовали очень
осторожно. За всю зиму у нас не было ии одного про-
вала.
— А теперь работать легче. Скоро весна, да и нем-
цев лихорадит, дрожат за свою шкуру,— сказал как-
то Корней Моисеев.
Видно, весна, теплые деньки, звонкое журчание
ручьев отупляюще действовали на человека. Начи-
наешь думать о постороннем, иногда даже позволяешь
себе растянуться на солнцепеке, понежиться.
Я выслушал Моисеева и разбил его негодную «тео-
рию», расхолаживающую разведчиков.
Москва требовала точных сведений о передвиже-
ниях немецких войск, главным образом в сторону
139
Украины. Там с каждым днем нарастала мощь ударов
нашей армии. Наши разведчики оседлали плечи же-
лезных дорог Осиповичи — Бобруйск, Осиповичи —
Слуцк, Бобруйск — Жлобин. Юзеф Кулеш, специали-
зировавшийся на диверсиях, подорвал со своей груп-
пой три вражеских эшелона.
Наши разведчики во главе с Григорием Абрамо-
вым ночью проникли во вражеский гарнизон Камен-
ку, где захватили в плен обер-лейтенанта Глотке.
К сожалению, раненый фашист умер по дороге. И раз-
ведчикам пришлось довольствоваться лишь его доку-
ментами. Вскоре после этого Абрамов со своими хлоп-
цами пробрался в Бобруйск и взорвал там два склада
с горючим и продовольствием. При выполнении одно-
го из заданий группа Абрамова натолкнулась возле
деревни Макаровичи на вражескую засаду. В бою по-
гиб наш смелый и неутомимый разведчик Василий
Печуренко.
Нам было нелегко. Но как бы там ни было — ра-
диограммы в Москву шли без задержек...
Однажды Евдокия Павловна Лавицкая не пришла
на место встречи к назначенному сроку. Не пришла
она и на другой, и на третий день. В Бобруйск попы-
тался пробраться Константин Маевский, но вернулся
ни с чем.
— Все проходы и выходы закрыты,— доложил он.
Что бы это могло значить? Что задумал враг?
Я перебрал десятки вариантов, но ни один из них меня
не удовлетворил. Жить вслепую нельзя. Разведчики
каждый день уходили на задания, однако их попытки
проникнуть в город оканчивались неудачно. Немец-
кие патрули обстреливали разведчиков, а Кузнечик
чуть не угодил в фашистские лапы.
Как-то я получил сразу два донесения: прошли
машины с пехотой по паричской и глусской дорогам.
140
Что это? Подготовка к новой проческе лесов? Или
обычная переброска войск?
А погода стояла чудесная. Снег таял. Лесные ре-
чушки посинели и разбухли. Предполагать, что немцы
готовят карательную экспедицию, было мало вероят-
ным. Навряд ли они сунутся в леса без артиллерии
и танков. Но я, как оказалось, ошибался.
...Под вечер пришла на базу Лавицкая. Я не узнал
ее. Глаза у нее были кроваво-красные, слезились, ли-
цо распухло, как будто его искусали десятки пчел.
— Что с вами? — не удержался я.
— Лук это, уж больно злой попался,— она ти-
хонько засмеялась.
Евдокия Павловна рассказала, что выбралась из
города с огромным трудом. На всех дорогах — заста-
вы, по полю идти нельзя — стреляют без предупре-
ждения.
— Пришлось навести на себя болезнь,— спокойно
говорила она.— Вспомнила одного поляка. В двадца-
том году это было. Поляк не хотел воевать против
красных, попросил у меня луковицу, натер себе глаза
так, что они под вечер чуть из глазниц не повылази-
ли. В тот же день его в госпиталь отправили... И я так
же,— Евдокия Павловна улыбнулась,— иначе их, чер-
тей, не проведешь. Натерла себе глаза, боль страшная,
едва вижу, подумала, что зрения лишилась. И пошла
к шлагбауму. Увидят, думаю, немцы, что больна, про-
пустят темную бабу. А тут и совсем мне подвезло. Ви-
жу — на санях двое полицаев едут, один знакомый,
Васька из Глуши. Я к ним, подвезите, прошу, умираю,
до дому не добраться. Васька сжалился, посадил ря-
дом с собой. И я приехала в деревню, как барыня. Иду
в хату и слышу сзади тихие голоса: «Смотрите, ста-
рая-то в полицейские потаскухи записалась». И смеш-
но, и горько.
141
Евдокия Павловна принесла сведения от Анаста-
сии Николаевны. Та сообщила, что солдатам выдали
на неделю сухой паек, офицеры стали больше пьян-
ствовать. Один подвыпивший обер-лейтенант сказал
товарищу, что лучше ехать на фронт, чем воевать
в тылу с невидимым врагом. Далее сообщалось, что
артиллерия и танки стоят на месте, около них ника-
ких сборов не видно.
Мои сомнения рассеялись. Немцы решили бросить
против партизан пехоту, ибо только она могла про-
биться весной через леса. Расчет их был, безусловно,
правильный. Нас сильно ограничивали в передвиже-
ниях болота и речушки, покрытые подтаявшим льдом.
Поэтому, имея численное превосходство, нетрудно
было взять партизанские отряды в клещи, прижать
их к непроходимым болотам.
Фашистское командование, видимо, задумало опе-
рации в широких масштабах. Куда оно направляет
свой главный удар? Сколько карателей будет брошено
против нашей группы? Эти мысли не выходили у меня
из головы.
Мы, как и раньше в таких случаях, опять подго-
товились к рейдовой жизни. Вся надежда была на сме-
лые и быстрые маневры. Но уже в самом начале сде-
лать это нам не удалось. Каратели сумели быстро, за
одну ночь, обложить каменские леса, в которых рас-
полагалась наша группа. Мы оказались в ловушке.
Кольцо вражеской блокады неумолимо сужалось.
Наши попытки найти хотя бы маленькую щель в
кольце результатов не дали. Надо обмануть врага.
Но как?
— Вот ты когда-то говорил, что тенью проскольз-
нешь в Бобруйск,— напомнил я Лисицыну наш про-
шлогодний разговор.
— А что, Христофор Семенович,— неожиданно
142
оживился он.— Тени, призраки — ведь так называ-
ют партизан немцы. Надо оправдать это название...
Нам одновременно пришла счастливая мысль. Че-
рез час я уже отдал приказ: группам действовать са-
мостоятельно, сразу во всех участках леса. В прямые
схватки с врагом без надобности не вступать, маневри-
ровать дерзко, сбивая с толку противника.
Наш расчет оправдался. Группы нападали на вра-
га то в одном конце леса, то в другом. Правда, обстре-
лы издалека не наносили серьезного урона противни-
ку, но зато запутали его. Каратели начали произво-
дить перегруппировку, и это нас спасло. Группы одна
за другой проскакивали через образовавшиеся бреши,
уходили в сторону Глусска. Я и Павлов с радиостан-
цией находились в группе Константина Маевского.
Мы начали отход через болото по тропинке, которая
была известна только нам. Идти было тяжело, развед-
чики часто проваливались в ледяную воду. Но настрое-
ние у всех было бодрое, мы радовались, что удалось
обмануть противника, прорвать кольцо блокады.
Подошло время для радиосвязи с Москвой. Мы
расположились на глухом островке, поросшем кустар-
ником. Павлов развернул рацию. Шифрованные теле-
граммы полетели в столицу. Москва, как обычно, по-
благодарила нас и спросила: «Как самочувствие?*
— Хорошее,— продиктовал я Павлову,— продол-
жаем выполнять боевую задачу.
— Желаем успехов,— прилетели к нам сердечные
слова Москвы.
— Выдюжим! — проговорил Константин Маев-
ский, как бы отвечая на теплое пожелание столицы.—
С Москвой нигде не пропадем.
Мы уверенно форсировали болото. Группа углуби-
лась в сосновый бор. Где-то позади нас раздавались
выстрелы, хлопали в воздухе ракеты. Видимо, немцы
143
заблудились. Мы смелее пошли вперед, к месту сбора
боевых групп. Наша разведка молчала, значит, путь
свободен. И вдруг началась отчаянная пальба. Один
из дозорных прибежал и доложил, что по дороге шла
колонна немцев численностью до роты. Фашисты за-
метили дозор и развернулись в боевой порядок.
Я приказал Павлову и двум разведчикам отойти
с радиостанцией к болоту. Остальные, применяя наш
излюбленный партизанский -маневр, рассыпались по
лесу. Но осуществить маневр в полной мере так, чтобы
зайти к наступающему врагу на фланги и в тыл, про-
сто не было времени. Впереди, среди деревьев, уже за-
мелькали темно-зеленые фигуры фашистов. Они не-
прерывно строчили из автоматов и ручных пулеметов,
создавая перед собой свинцовый щит. Мы не могли
позволить себе такую «роскошь», экономили патроны,
стреляя только наверняка. Силы были слишком не-
равные — двадцать против сотни. Однако никто из нас
и не думал спасаться бегством, мы отходили к болоту
медленно. Разведчики, перебегая от дерева к дереву,
от куста к кусту, выбирали удобные позиции и вели
огонь по врагу. Нам удалось сначала замедлить продви-
жение фашистов, а потом и вовсе остановить его. Раз-
ведчики воспользовались заминкой и проскочили на
заветную тропинку, которая вела в глубь болота. Нем-
цы не осмелились сунуться за нами. Они открыли
плотный бесприцельный огонь из пулеметов в нашем
направлении. Пули свистели над головой. Вдруг что-
то обожгло мне ногу, я шагнул и... упал. Из сапога
сочилась кровь. Ко мне подбежали разведчики, попы-
тались стащить сапог, но нестерпимая боль резанула
по телу. У меня закружилась голова. Когда разрезали
сапог, я увидел, что перебита кость. Тут же почувство-
вал боль и в руке — и она оказалась пробитой пулей.
Товарищи забинтовали ногу и руку, положили меня
144
на носилки, сделанные из плащ-палатки, и понесли.
На одном из привалов ко мне подошел Павлов.
Лицо его было бледное, испуганное.
— За меня беспокоишься?.. Не надо. Живы бу-
дем — не помрем,— пошутил я, сжав от боли губы.
— Товарищ командир... товарищ командир,— мял-
ся он.— Рацию фашисты разбили, три пули... лампы
полетели...
Я чуть не сорвался с места. Закружилась голова.
Меня била дрожь.
— Как же так? Что же ты не сберег?
— Пули, товарищ командир, так же, как и вас.—
Павлов то бледнел, то краснел, на глазах у него вы-
ступили слезы.
Я схватился за голову. Через несколько минут
пришел в себя и уже здраво оценил создавшееся по-
ложение. Ругать Павлова, конечно, было глупо. Если
бы он мог видеть вражеские пули, то, не задумываясь,
телом бы своим защитил радиостанцию.
— Иди, погляди еще раз,— сказал я Павлову.—
А мы подумаем, Москва должна слышать нас...
После тщательного обсуждения, скрупулезного
взвешивания всех «за» и «против» мы решили по-
слать одного человека через линию фронта, а второ-
го — в соединение, которым командовал Василий Ива-
нович Козлов. Рация нам нужна была как воздух, без
нее существование спецгруппы было немыслимо. На
время наша группа превращалась в обычный парти-
занский отряд. Разумеется, мы будем продолжать
и разведку, накапливать сведения с тем, чтобы при
удобном случае передать их в Москву.
Через линию фронта вызвался идти Пащенко,
к Козлову пошел Юрков. Мы проводили товарищей,
а сами направились к Глусску, на соединение с основ-
ными силами.
10 Зак. 472
145
ПЕРЕД БУРЕЯ
V лежачим больным пробираться по лесу было
почти невозможно. Я понимал разведчиков: они де-
лали все для того, чтобы я чувствовал себя спокойно,
не тревожил раненую ногу. Но ведь как ни старайся,
это же лес, а не больничная палата с вымытым до
блеска гладким полом! Мои «носильщики-санитары»
продирались сквозь кусты, и тогда сухие, колючие
ветки больно хлестали по лицу, по кровоточащей ране.
Однажды Корней Моисеев, шедший впереди, спо-
ткнулся и чуть не упал, я едва не свалился с носилок.
Несколько раз от невыносимой боли я терял сознание.
Наша группа выбралась на поляну. Меня положи-
ли на постель, сделанную из сосновых веток. Боль не-
много успокоилась.
Я снова занялся обычным, но всегда крайне необ-
ходимым делом: стал анализировать обстановку, на-
мечать планы на будущее. Конечно, глусские леса нас
ни в коей мере удовлетворить не могли — там нет ба-
зы, да и далеко от Бобруйска. В этих лесах можно
устроиться лишь временно, пока каратели не снимут
блокаду с каменских лесов. Где же расположиться по-
том? У нас не осталось ни одной, ни постоянной, ни
временной, базы. А землянки под Чикилями? Почему
бы их не использовать? Я не раз бывал там, осматри-
вал жилища, выкопанные крестьянами еще в 1942 го-
ду, а потом заброшенные. Правда, уж очень близко
они от Чикилей, не будет, пожалуй, и двух километ-
ров. А в деревне большой гарнизон. Ну и что же? Это
даже лучше. Немцы и полицаи не подумают, что у них
под носом разместились партизаны. Итак, в Чикили...
Как бы ускорить снятие блокады? Фашисты могут
просидеть и неделю, и две. Это не входило в наши рас-
146
четы. Надо помочь карателям «разгромить» партизан.
Мне пришла неплохая мысль.
— Товарищи,— обратился я к отдыхающим раз-
ведчикам,— копайте могилу, сделайте пирамиду и на-
пишите на ней: «Подполковник Семенов».
Партизаны сразу поняли, в чем дело. Не прошло
и полчаса, как рядом со мной вырос надмогильный
холмик, обложенный еловыми лапками. На дощечке,
прибитой к пирамиде, чернела написанная углем моя
партизанская кличка: «Семенов».
— Христофор Семенович, прощальный салют бы
дать,— пошутил Лисицын.
— Салют не салют, а старые гильзы неплохо бы
разбросать у могилы,— сказал я серьезно и тут же из-
ложил свой план. Надо распространить по деревням
слух о гибели командира, указать место его «захоро-
нения», рассказать о том, что оставшиеся в живых пар-
тизаны ушли в Полесье. Все согласились со мной.
Отдохнув, мы начали собираться в путь. И тут я
заметил, что Корней Минович Моисеев, сидевший на
пне, усиленно растирает свою ногу. Бледное лицо его
исказилось от боли.
— Что с тобой? — спросил я.
— Подвернул малость... Кочка та, чтоб ее...— чер-
тыхнулся он.
Я взглянул на разведчика с величайшей благодар-
ностью. Ведь он вывихнул ногу часа два тому назад,
у болота, когда нес меня. Представляю, как больно
было ему, но он вытерпел, не упал. И все потому, что
не хотел беспокоить командира, берег ему жизнь.
— Спасибо тебе, Корней,— я легонько потряс ему
руку.
...Наша затея с «могилой командира», видимо, уда-
лась. Через несколько дней я уже читал газетенку
«Новый путь», которая подробно расписывала «раз-
w
147
гром» бобруйских партизан и «смерть командира,
присланного Москвой». Каратели прекратили блоки-
ровку. Мы направились в чикилевские леса и заняли
полуразрушенные землянки чикилевских жителей.
Наши дозоры расположились около самой деревни,
наблюдая за каждым шагом немцев и полицейских,
заботясь о том, чтобы в лагерь не проник не только
враг, но и кто-нибудь из жителей села.
Мне становилось все хуже и хуже. Нога распухла,
рана стала гноиться. Дуся Рубин принесла из города
какие-то лекарства, но они мало помогали. К тому же
нам пришлось дважды покидать землянки, так как
полицаи вздумали заготовлять дрова вблизи нашего
расположения. Переноски на неудобных самодельных
носилках разбередили ногу. Боль не утихала ни днем,
ни ночью. Я не спал, страшно исхудал. Тогда было
принято решение перенести меня в деревню Макаров-
ка и поместить в землянке, которую занимала семья
Литвинчик. Правда, и в этом случае лечить меня бы-
ло некому, зато был обеспечен полный покой. Я дал
согласие. Меня поместили в своеобразной нише, сде-
ланной между двумя бревенчатыми стенами. Настоя-
щий склеп! Две недели пролежал я в темноте, хозяйка
лишь изредка вынимала бревна для того, чтобы на-
кормить меня и осмотреть рану. Покой вскоре начал
сказываться. Боль утихла, я стал нормально спать.
Пришлось, разумеется, пережить и немало неприят-
ных минут. Полицейские — то ли кто им сказал, то
ли они сами вскрыли мою «могилу» — узнали о том,
что партизаны их провели, и начали рыскать по де-
ревням в поисках раненого «московского командира».
Они дважды заходили и в землянку. Я слышал, как
они допрашивали хозяйку, шарили по углам.
Рискуя жизнью, мне доставали медикаменты Ана-
стасия Васильевна Халявкина, Петр Евдокимович
148
Аксененко и партизан бригады Львова Иван Игнать-
евич Горский. Они предпринимали буквально все, что-
бы поставить меня на ноги.
Между тем спецгруппа продолжала действовать.
Ко мне приходили Лисицын и Молчанов, подробно рас-
сказывали о боевых делах. Константин Маевский со
своими орлами подорвал вражеский эшелон. И на этот
раз отличился наш «немецкий железнодорожник»
Юзеф Кулеш. Он ловко подложил мины под рельсы,
пропустил дрезину, охранявшую состав, и дернул
шнур перед самым паровозом. Юзеф был так близко
от полотна, что чуть сам не погиб при катастрофе эше-
лона. Наши разведчики чуть ли не каждый день раз-
носили по деревням листовки об успешном наступле-
нии Советской Армии на Украине.
Меня волновали лишь два вопроса: перешел ли
линию фронта Пащенко и почему так долго нет Юрко-
ва, который уже должен был вернуться от Василия
Ивановича Козлова? В голову лезли тревожные мыс-
ли. Ведь очень длинны и опасны партизанские тропы!
Но надежда получить передатчик не покидала меня
ни на одну минуту.
Что-то опять начала гноиться рана. Пришлось по-
слать Евдокию Павловну Лавицкую в Бобруйск.
Я просил Анастасию Николаевну Пахомову-Каштыль-
ян уговорить кого-нибудь из надежных врачей прийти
ко мне.
Но неожиданно пришлось расстаться со своим
«склепом» и гостеприимной, заботливой хозяйкой.
Однажды вечерой прибежал Лисицын.
— Собирайтесь, фашисты пронюхали, что вы в Ма-
каровне, — сказал он и приказал разведчикам вынести
меня из землянки. В тот же вечер я был в лагере.
А вскоре нам удалось «раздобыть» и врача. Георгий
Леонович Кожич, живший в деревне Круглонимо,
149
осмотрел мою ногу, сделал перевязку, и дело быстро
пошло на поправку.
...Весна вступила в свои права. В лесу пробилась
ярко-зеленая молодая трава, стали встречаться цветы
«мать-и-мачеха». Прошла первая гроза. Мы начали
подготовку к 1 Мая. Разведчики разнесли листовки,
провели с крестьянами беседы.
Передатчик! Он лишил нас покоя. Где же его взять?
Я разрешал любую операцию, если была даже малей-
шая вероятность достать радиостанцию. Константин
Маевский предложил достать передатчик через преда-
теля Сагуна, работавшего старшим следователем СД.
Кто в Бобруйске не знал этого палача? Продавшись
фашистам, он из кожи лез, прислуживая им. Сагун
начал первый водворять евреев в гетто и чинить
над ними жестокие расправы. Мы уже давно хотели
уничтожить эту гадюку, но удобного случая не пред-
ставлялось.
На этот раз мы разработали иной план. В Бобруйск
ушла Евдокия Павловна, а вскоре за ней отправился
Маевский. Лавицкая часа два наблюдала издалека за
входной дверью дома, где размещался начальник го-
родской полиции. Наконец на улицу вышел невысоко-
го роста мужчина в сером клетчатом пальто и темно-
зеленой кепке. Евдокия Павловна, одетая, как всегда,
в рваную засаленную телогрейку, растрепанная, в чер-
ном ситцевом платке, засеменила навстречу вышедше-
му из полицейского управления.
— Родимый,— подошла она к мужчине, низко кла-
няясь,— не скажете ли, куда обратиться?..
Мужчина брезгливо взглянул на женщину, попы-
тался оттолкнуть ее рукой.
—...кто-то ящик с патронами на мой огород сунул.
Не знаю, что делать,— говорила Евдокия Павловна.
Мужчина остановился, насторожившись, и сделал
150
етойку, похожую на стойку собаки, когда она должна
вот-вот сорваться с места за дичью.
— Где? Покажи? — торопливо проговорил он и без
приглашения пошел за старушкой.
Над городом спустились сумерки. Накрапывал дож-
дик. Евдокия Павловна привела своего спутника на
окраинную улицу, пропустила его в калитку и показа-
ла на дальний угол еще не вспаханного огорода. Муж-
чина направился по тропинке на задворки. И только
он зашел за дом, как увидел перед своим лицом дуло
пистолета.
— Спокойно, господин Сагун,— остановил его
хрипловатый голос черноволосого партизана.— Крик
или неосторожное движение, и... сами понимаете...
— Что вам надо? — не растерялся Сагун, хотя сам
дрожал и на лбу его выступили капельки пота.
— Присядем, поговорим,— указал Маевский на
скамейку.— Мне нужен радиопередатчик.
Сагун подскочил от неожиданности.
— Передатчик,— невозмутимым тоном продолжал
Маевский.— Сроку вам дается три дня. Буду ждать
в Макаровке. Не привезешь, значит, подпишешь себе
смертный приговор.
— Где же я достану? — удивленно пожал плечами
Сагун.
— У начальника полиции...
Сагун задумался. Через несколько минут он ска-
зал:
— Хорошо. Постараюсь...
— Можешь идти,— разрешил Маевский.— Помни:
или передатчик, или жизнь...
Мы, конечно, на 99,9 процента были убеждены
в том, что предатель рацию не достанет. Но какая-то
надежда теплилась: в последнее время, особенно после
разгрома немцев под Ленинградом и на Правобереж-
«S1
ной Украине многие предатели призадумывались, бы-
ли не прочь работать на партизан, чтобы хоть как-то
замолить свою вину. Если и Сагун дрожит за свою
шкуру, то, разумеется, постарается выполнить наше за-
дание. Если же не привезет — расчеты с ним кончены.
Сагун передатчик не привез. Больше того, преда-
тель скрылся. Дней десять не появлялся он на улицах
города. Как мы узнали, следователь СД не выходил из
здания полевой полиции, дневал и ночевал там.
Первой увидела его Надя Печуренко. Он обедал
вместе с немецкими офицерами в столовой. Мы заду-
мались: как покончить с бандитом? Стрелять было
нельзя. Да и зачем подвергать товарищей опасности!
С предателями неплохо расправляются сами фашисты.
Вскоре случай представился. Однажды Сагун пришел
в столовую и изрядно напился. Он сидел за столом, под-
перев рукой голову, и слушал пиликанье скрипача.
Улучив момент, Надя бросила под стул предателя свер-
нутук» вчетверо чистую бумажку. Это был бланк
с грифом «Следователь СД», на котором молоком был
начерчен план Бобруйска со всеми военными объекта-
ми немцев. Нижний угол бумажки был слегка прояв-
лен над керосиновой лампой.
Анастасия Николаевна, дежурившая на улице, по-
дошла к немецкому военному патрулю и сказала, что
ей кажется, будто в столовой сидит партизан, и указа-
ла его приметы. Патруль подошел к пьяному Сагуну
и предложил ему прогуляться в комендатуру.
— Вы бумажку обронили,— сказала Надя Сагупу,
быстро наклонилась и подала бланк. Предатель, не по-
нимая, что происходит, взял бумажку и сунул ее
в карман.
Больше Сагуна мы не видели. И лишь потом услы-
шали от полицейских о том, что следователь СД со-
шел в тюрьме с ума и покончил самоубийством.
151
В канун первомайского праздника группа Литвин-
чика подорвала легковую машину. Были убиты два
офицера и шофер. Третий офицер, оставшийся в жи-
вых, сдался в плен. Вильгельм Надлер показал, что
командование бобруйского гарнизона снова готовится
к проведению широких карательных операций, чтобы
полностью очистить район от партизан.
— Командир сказал нам,— заявил Надлер,— что
успех летних операций на фронте будет во многом за-
висеть от того, насколько сумеем мы обезопасить свои
тылы.
— Ну что ж, будем готовы,— подвел я итоги пока-
заниям немца.
Первое мая. На рассвете видели советские самоле-
ты, которые бомбили переправы на Березине. Днем вер-
нулись с задания Молчанов и Толстик. Они установили
связь с действовавшими в Полесье партизанскими от-
рядами. Теперь с помощью боевых друзей мы будем
постоянно поддерживать связь с Белорусским штабом
партизанского движения. А у меня была еще одна ра-
дость — я выбросил костыли и впервые довольно сво-
бодно прошелся с палочкой. Еще повоюем!
Под вечер третьего мая над Бобруйском поднялась
грозовая туча. Усилились порывы ветра, воздух сотря-
сали громовые раскаты, небо полосовали яркие всплес-
ки молний. С востока надвигалась буря...
СЫНОВЬЯ ОТРЯДА
Век живи — век учись... Еще совсем недавно я
резко выступал против тех партизан, которые гово-
рили мне о том, что неплохо бы привлечь к разведы-
вательной работе подростков.
153
— Ни в коем случае,— возражал я.— Нам никто
не давал права рисковать жизнью детей.
Чувствовалось по всему, что разведчики в душе не
соглашались с моими доводами, но ничего не поде-
лаешь : приказ командира — закон. И сколько быва-
ло двенадцатилетних — пятнадцатилетних подростков
просилось к нам в отряд! Однако мы были неумолимы:
нельзя! Партизаны не раз встречали их в лесу и де-
ревнях и по-отцовски заботились о них: пристраивали
на житье в хорошие семьи, снабжали их одеждой, хле-
бом. Я считал, что только так и можно относиться
к ребятам, у которых война отняла счастливое детство.
Но жизнь заставила меня пересмотреть свои взгля-
ды. С тех пор как Дуся Рубин привела в отряд Володю
Кулика и он стал заправским разведчиком, я проникся
уважением к юным бойцам, понял, что они могут при-
нести нам огромную пользу. Больше того, некоторые
задания, с которыми не могли справиться взрослые,
были вполне под силу маленьким храбрецам. Парти-
занам, скажем, никак не удавалось проникнуть на боб-
руйский военный аэродром, а наш малыш «Кузнечик»
сумел это сделать. И увидел там он мало: женщин
в военной форме, столы да пишущие машинки, выгру-
женные с самолета. Но это донесение не имело цены.
Оно подтвердило прибытие в Бобруйск с Орловского
фронта разведывательного отдела «Корюк». За это со-
общение Москва всему личному составу нашего отряда
благодарность объявила.
С того дня я не препятствовал приему подростков
в партизаны. И с гордостью могу сказать: ни в одном
из них мы не ошиблись. Из ребятишек у нас выраста-
ли хорошие разведчики-бойцы.
На тропинке появился наш любимчик — белобры-
сенький крепыш Миша Гриценя. Я знаю: он что-то уже
надумал, сейчас будет проситься на новое задание.
154
Мише было одиннадцать лет, как началась война.
Не успел он осознать своим детским умишком, что
произошло, как в его родную бобруйскую деревню
Вильчу ворвались фашисты. Мальчик исподлобья рас-
сматривал чужих людей, внимательно прислушивался
к незнакомому языку. Чувство первого удивления
вскоре переросло в жгучую ненависть к врагу. Миша
видел, как чужеземцы в зеленых мундирах врываются
в хаты, забирают скот, грузят на свои машины мешки
с хлебом, хватают жителей и угоняют их на чужбину,
в какую-то Неметчину. Плакал малыш, в страхе пря-
тался в темный угол и не знал, что делать. Лишь че-
рез два года войны, когда он повзрослел, Миша понял,
зачем пришли на нашу землю захватчики, и у него
появилось желание мстить врагам. Правда, делал это
по-своему, по-мальчишечьи. С такими же хлопцами,
как сам, пробирался в гарнизонный продовольствен-
ный склад, разрезал там ножом мешки с крупой и му-
кой, обливал их керосином. Иногда ребятам удавалось
утащить у пьяного немца или полицая пистолет или
винтовку. Все это немедленно пряталось в укромные
места. Уж больно весело было малышам смотреть, как
опомнившийся от тяжелого похмелья гитлеровец на-
чинал искать пропавшее оружие и ругаться.
Летом 1943 года вильчанские ребята собирались
где-нибудь в закутке и вовсю говорили о партизанах.
А через некоторое время они встретились и с настоя-
щим партизаном — это был командир диверсионной
группы Никита Литвинчик. Они обступили его, завист-
ливо поглядывали на его новенький автомат и хором
говорили:
— Дядя, возьми нас с собой!
«Дядя», разумеется, их в отряд не взял, но сказал:
— Вы и здесь нам можете помочь. Глядите, что
делают в вашей деревне немцы и полицейские, запо-
155
минайте, а потом я приду, вы мне и расскажете. Толь-
ко чур — никому ни гу-гу!
Хлопцам это дело понравилось. Ведь как-никак —
настоящее боевое задание от настоящего партизана!
Зимой Никита Литвинчик привел Мишу в отряд.
— Пусть у меня и останется. Присмотрю за хлоп-
цем,— пообещал командир группы. Я с ним согла-
сился.
Михаил Гриценя, так же как и Володя Кулик, ка-
залось, не знал ни отдыха, ни покоя. Он ходил вместе
со взрослыми партизанами на дороги и вел наблюде-
ние за проходящими фашистскими колоннами, проби-
рался во вражеские гарнизоны, в которых разбрасывал
партизанские листовки, ходил на разведку в деревни,
помогал на отрядной кухне чистить картошку...
Миша крепко подружился со своим сверстником Во-
лодей Короткевичем, который пришел к нам из дерев-
ни Брожжа. У Володи были глубоко посаженные глаза,
от этого казалось, что он всегда немножко грустен
и задумчив. Но это только первое впечатление. На са-
мом деле Володя никогда не унывал, был, как и все
мальчишки, непоседлив, горяч, с неуемным задором.
Однажды он пробрался в свою родную деревню Брож-
жа и подбросил на крыльцо начальника полиции Семе-
нова листовку, которую сам написал. В ней говори-
лось: «Немцы и полицейские! Пришел час расплаты
с вами! Если вы добровольно не сложите оружие, то
через два часа будете уничтожены».
Что случилось дальше, Володя и сам не ожидал.
Едва он вышел из деревни, как увидел, что немцы и
полицейские забегали по улицам. Вояки занимали
укрепления, а один пулемет даже затащили на крышу
крайнего дома. Володя подбежал к своему товарищу
Федору Курашину, который ожидал его в кустах, и по-
казал рукой на деревню:
156
— Видишь, что там делается? Это моя листовка...
Друзьям бы уйти, но мальчишки есть мальчишки.
Они пролежали два часа и открыли беглый огонь из
винтовок по вражескому гарнизону. В деревне нача-
лась кутерьма. Фашисты и полицейские подняли силь-
ную стрельбу. Пошли в ход даже пулеметы. Но потом
в гарнизоне, видимо, поняли, что попались на удочку,
и успокоились. Ребята незаметно скрылись в лесу и, до-
вольные, вернулись на базу.
— Здорово мы их провели,— горячился Володя.—
Так и надо!
Но я не разделил их радость. Выслушал ребят мол-
ча и строго-настрого приказал, чтобы впредь они таких
вольностей не допускали.
— Если хотите стать настоящими партизанами-
разведчиками,— предупредил я их,— то будьте добры
беспрекословно слушаться командиров, без их указа-
ний ничего не делайте.
Хлопцы нахмурились, но поняли мой наказ.
— Больше этого не будет,— заверили они.
И слово свое сдержали. Они слушались старших
и безупречно выполняли любые их распоряжения.
Я однажды похвалил ребят за дисциплинированность
и пообещал взять их на боевую операцию. Сказал,
а потом сам был не рад. Они каждый день приставали
ко мне: когда же нас возьмут в бой? У меня уже не
хватало отговорок, и я им сказал:
— Завтра ваши группы идут на минирование доро-
ги Бобруйск — Паричи. Скажите своим командирам,
чтобы взяли и вас.
Ребята запрыгали от радости и, поблагодарив меня,
убежали чистить оружие. В тот же день я предупре-
дил командиров групп Никиту Литвинчика и Ивана
Юхновца, чтобы они были особенно внимательны
к ребятам.
иг
Партизаны отправились на операцию. Нужно было
только в эту минуту видеть хлопцев! Лица их сияли,
глаза светились гордостью. Наши группы подошли
к дороге на рассвете и быстро установили мины. Ребя-
та, разумеется, в минировании не участвовали, они на-
ходились в дозорах и охраняли старших товарищей, но
и этим были очень довольны. Ранним утром по дороге
прошла гитлеровская автоколонна. Несколько машин
подорвалось на партизанских минах. Разведчики от-
крыли сильный огонь по врагу. Вместе со взрослыми
стреляли и ребята. Фашисты не выдержали удара,
умчались в Паричи, бросив догорающие машины и
убитых солдат. Диверсионные группы вернулись с по-
бедой. Литвинчик вручил мне документы, найденные
в карманах уничтоженных гитлеровцев. Хлопцы по-
лучили первое боевое крещение.
...И вот Миша Гриценя подошел ко мне.
— С чем пожаловал? Слушаю,— приветливо встре-
тил я его.
— Товарищ командир, разрешите мне сходить
в Вильчу. С утра шум какой-то там был. Машины при-
ехали... Посмотреть надо...
— Дело это хорошее. Но, может, лучше взрослых
послать?
— Нет. Я незаметно проберусь. К вечеру вернусь.
Будьте уверены!
Никита Литвинчик проводил Мишу до деревни
и долго ждал его в лесу, по-отцовски беспокоясь за
мальчишку. Гриценя возвратился к назначенному сро-
ку и бойко доложил командиру группы:
— В Вильчу приехало пять машин. Выгрузили
хлеб и ящики с патронами.
После этого я уже не боялся отпускать ребят на
боевые операции. Я поверил в их горячие сердца. В на-
ISS
чале мая командиры групп Литвинчик и Юхновец до-
кладывали мне о боевых делах участников диверсион-
ной операции на железной дороге возле деревни Черные
Броды. Когда я услышал фамилии юных разведчиков
Грицени и Короткевича, то для меня они прозвучали
вполне привычно, словно речь шла о взрослых парти-
занах. Подростки стали настоящими бойцами. Наши
группы успешно выполнили задание. Был спущен под
откос вражеский эшелон. Я поблагодарил партизан и,
отозвав в сторонку Мишу и Володю, спросил:
— Ну как, не страшно было?
— Ух, как грохнуло! Испугались, думали, и нам
конец,— сознались ребята.
— А еще на «железку» пойдете?
— Обязательно!
Таковы были сыновья нашего отряда...
НАШИ!
И з Бобруйска пришел Алексей Лисицын.
— Чуют, стервятники, что песенка скоро будет
спета,— сказал он,— спешно вывозят в Германию
станки и оборудование. На вокзале грузятся два эше-
лона.
— Не дадим! — решительно заявили разведчики.
В тот же день на железную дорогу ушли группы
Вострикова и Моисеева. Через двое суток они верну-
лись. Вострикову удалось подорвать стрелки на стан-
ции Березина, Моисеев подложил мину под рельсы
около станции Ясень. Под откос слетела дрезина.
Эти взрывы серьезного ущерба фашистам не на-
несли. Но наши диверсии показали, что партизаны,
несмотря на трудную обстановку, не намерены отси-
живаться в лесах. Фашистское командование бобруй-
1W
ского гарнизона нервничало. И понятно почему: оно
до сих пор не очистило район от большевистского под-
полья. А Берлин требовал... Берлин хорошо понимал,
что значит оставить партизанские силы в прифронто-
вой полосе, когда Советская Армия со дня на день мог-
ла перейти в решительное наступление на Белорусском
направлении.
Против партизан началась новая карательная опе-
рация. Я получил сразу до десятка сообщений о том,
что в деревнях сосредотачиваются каратели. Под Ма-
каровкой, Залесьем, Чикилями появились танки. Над
лесом закружил разведывательный самолет.
Но мы теперь не боялись. Цепляться за землянки
не было нужды. Погода, стояла солнечная, зеленели де-
ревья, всюду поднялась густая сочная трава. Сейчас
каждый кустик ночевать пустит.
Мы наметили в качестве запасных баз несколько
островков на непроходимых болотах, показали развед-
чикам невидимые тропы к этим островкам, сделанные
из жердей, укрытых под водой. Погоня по болотам бы-
ла исключена. Я не знал случая, чтобы каратели лезли
вслед за партизанами по зыбкой трясине. Они обычно
останавливались на берегу и открывали огонь по боло-
ту из всех видов оружия.
Мы решили не обороняться, а наступать, расстро-
ить планы карателей смелыми, дерзкими действиями.
В те опасные дни блеснули сметкой «Полтора Ивана» —
братья Иван и Яков Вишковские. Иван был высокий,
неуклюжий, с длинными нескладными руками. Если
бы он выдался потолще, то своей фигурой напоминал
бы стоящего на задних лапах медведя. Яков, чуть ли
не вполовину меньше брата, едва доходил ему до гру-
ди. Поэтому и звали их «Полтора Ивана». Они до сих
пор ничем особенным не выделялись, командиры групп
не ругали их, но и не хвалили.
160
Братья попросили у меня разрешения «поохотить-
ся». Я дал согласие, и они, взяв автоматы, ушли. Вер-
нулись на вторые сутки, усталые, похудевшие, но
очень довольные. Иван поставил передо мной немец-
кую аптечку с лекарствами, а Яков разложил мешок,
в котором лежали два пистолета и два новых офицер-
ских костюма. Оказывается, разведчики подобрались
к немецкой машине, остановившейся в лесу под дерев-
ней Козловичи, стащили оружие и вещи, подложили
под колесо противопехотную шашку и благополучно
отползли в кусты. Вскоре подошли солдаты. Заурчал
мотор, грузовик тронулся с места, и тут же раздался
взрыв. Фашисты сгрудились около подбитой машины.
«Полтора Ивана» резанули по зеленой толпе двумя
длинными очередями. У немцев началась паника. Они
с криками бросились врассыпную, раненые громко
стонали, просили о помощи. Открылась беспорядоч-
ная стрельба. Наши разведчики быстро убрались во-
свояси.
— Как же вы сумели подобраться к немцам?—
спросил я.
— Мы пластуны,— ответил Иван.— В первую им-
периалистическую многие из нашей деревни в пласту-
нах служили. От них это и к нам перешло.
Я попросил братьев показать свое искусство. Они
отошли метров на сто и мгновенно пропали. Разведчи-
ки, стоявшие вокруг меня, пристально вглядывались
в сторону, откуда должны были появиться «Полтора
Ивана». Конечно, когда наблюдают несколько глаз, то
трудно подобраться незамеченным. Однако на некото-
рых, казалось бы совершенно открытых, участках мы
теряли из виду пластунов. Талант, просто талант!
Я очень сожалел, что не знал об их способностях рань-
ше. Можно было бы под руководством Вишковских от-
крыть специальную пластунскую школу.
161
Павлов с разведчиками непрерывно вел поиски. Он
сообщил, что в Чикилях скопилось до роты карателей,
которые имеют два миномета и противотанковую
пушку.
— А где Василий Тягунов?— спросил я о третьем
разведчике их группы.
— Убит. Если бы не он, то мы бы с Мамаевым не
вернулись. Нас заметили каратели, и Василий сам вы-
звался прикрыть отход группы. Он задержал гитле-
ровцев. Мы воспользовались замешательством врага,
запутали свой след и оторвались от преследователей...
Я думал о Тягунове, и мне не верилось, что этот
храбрый, никогда не унывающий человек мертв. Васи-
лий пришел к нам недавно, вместе со своим другом
Иваном Жуковым. Явились они в солдатской форме,
с погонами.
— Откуда вы?— удивились мы.
Оказывается, во время наступления Советской Ар-
мии в конце 1943 года на участке фронта, примыкаю-
щем к Октябрьскому району, образовался «коридор».
Партизаны немедленно воспользовались этим благо-
приятным обстоятельством, пробирались через линию
фронта и устанавливали непосредственные связи с на-
шими наступающими частями. В штабе 354-й стрелко-
вой дивизии побывали командир Полесского партизан-
ского соединения, секретарь подпольного обкома пар-
тии И. Д. Ветров, командир бригады Герой Советского
Союза Ф. И. Павловский, руководитель разведки со-
единения Григорий Слепов. Фронтовики оказали пар-
тизанам помощь вооружением.
Когда «коридор» был закрыт, в окружении оказа-
лась одна воинская часть. Солдаты группами пыта-
лись выбраться из кольца. Часть их перешла к парти-
занам. Так у нас и очутился Василий Тягунов со своим
другом Иваном Жуковым.
162
Через два дня нам уже стало ясно, что у карателей
происходит какая-то неразбериха. Об этом можно бы-
ло судить хотя бы потому, что вдруг ни с того ни с се-
го, без предварительной разведки, по лесу открыла
огонь артиллерия. Снаряды шли над нашими голова-
ми куда-то далеко в сторону.
Каратели лишь в нескольких местах сунулись в ле-
са, но углубились недалеко. Организованного прочесы-
вания не получилось. Один только раз мы вынуждены
были вступить в бой, но схватка окончилась для нас
благополучно. Нас фашисты обнаружили, когда мы
пересекали глусскую дорогу. Завязалась перестрелка.
Немцы сумели быстро подбросить подкрепление. Подъ-
ехало несколько машин с солдатами. Моисеев со своей
группой остался прикрывать наш отход. Каратели на-
чали обтекать нас с двух сторон. Они видели, что пар-
тизан мало, и это придавало им храбрости. Немцы
что-то кричали, стреляли на ходу. Вдруг и стрельба,
и крики утонули в мощном реве, который обрушился
на нас сверху. Это пикировали три истребителя, стре-
лявшие из пушек и пулеметов. Над нами они взмыли
вверх, и я увидел на крыльях красные звезды. От ра-
дости перехватило дыхание. Разведчики закричали
«ура», забыли о том, что надо скорее уходить от нем-
цев. Истребители сделали разворот и снова устреми-
лись к земле. Немцы пустились врассыпную, мы тоже
не знали, куда деваться. Снаряды и пули, словно ги-
гантской косой, срезали кусты и ветви с деревьев.
— Ложись! — приказал я.
Разведчики спрятались за камни, схоронились
в ямах. Истребители в третий раз пошли в атаку. На
дороге запылали немецкие машины. Несколько фаши-
стов, потерявших от страха рассудок, бросились в нашу
сторону и были немедленно срезаны автоматными оче-
редями.
163
На Маевского, который лежал рядом со мной, сва-
лилась сбитая истребителями огромная ветка и боль-
но ударила его по голове. Он охнул и выругался:
— Ох, черт возьми, здорово дают. Если еще заход
сделают, то и от нас рожки да ножки останутся...
Но грозные краснозвездные птицы улетели. Мы
легко оторвались от ополоумевших немцев и углуби-
лись в лес.
Я объявил привал. Уставшие бойцы тут же растя-
нулись на траве.
— Пора, товарищ подполковник, посылать с донесе-
нием очередного связного,— подсел ко мне Молчанов.
— Знаю, Саша, знаю... Сам об этом думаю,— со-
гласился я.
У нас накопилось много донесений. Мы имели дан-
ные о работе бобруйского военного аэродрома, о харак-
тере немецких укреплений вдоль Березины, о передви-
жении вражеских эшелонов по дорогам Жлобин —
Минск и Жлобин — Калинковичи, имели новые сведе-
ния о методах работы фашистской контрразведки сре-
ди населения Бобруйщины. Разведчики подготовили
несколько схем, в наши руки попали взятые у убитых
гитлеровских офицеров топографические карты, пись-
ма, книжки. Все это требовалось доставить в Гомель,
в Белорусский штаб партизанского движения. Мне бы-
ло ясно, что чем раньше попадут туда наши данные
и документы, тем большую ценность они будут иметь.
Но кого послать? Ведь перейти линию фронта —
дело нешуточное. Разведчика подстерегают тысячи
опасностей: он должен обойти немецкие подразделе-
ния, которые густо расположены в прифронтовой поло-
се, минные поля, преодолеть окопы и различные за-
граждения в «нейтральной» полосе. Немало опасностей
ждет разведчика и при подходе к линии обороны со-
ветских войск. Малейшая неосторожность, и можно
164
наткнуться на свою мину, попасть под пулеметный
или автоматный огонь незнакомого товарища-фронто-
вика. Идти в штаб мог лишь очень смелый, находчи-
вый и выдержанный разведчик, готовый умереть, но
не отдать врагу секретных документов.
Я посматривал на своих подчиненных, перебирая
в памяти достоинства и недостатки каждого. И чем
больше думал о боевых друзьях, тем больше убеждал-
ся в том, что любой из них сумеет выполнить ответ-
ственное задание. Все они — люди закаленные, му-
жественные, до тонкостей усвоившие приемы и методы
партизанской разведки. Мой взгляд остановился на
Корнее Минаевиче Моисееве. Моисеев — человек ду-
мающий, очень бдительный и осторожный, он никогда
не полезет наобум, действует хладнокровно, расчетли-
во. У него любимая поговорка: «Уму доверять, чувст-
вам воли не давать*.
Мне не забыть тот февральский день, когда я узнал
о том, что фашисты схватили в поселке Кристофонов-
щина сестру Моисеева — Лиду, нашу связную, бес-
страшную двадцатидвухлетнюю девушку. Гитлеровцы
жестоко ее пытали, били плетками, запускали под ног-
ти раскаленные иголки, обливали ледяной водой и,
приведя ее в чувство, снова спрашивали: «Где нахо-
дится партизанский отряд?» Лида не сказала ни сло-
ва. Обозленные фашисты выволокли ее на улицу и рас-
стреляли. Через некоторое время в лапы врага попал-
ся младший брат Моисеева — Семен. Он тоже погиб
как герой, ничего не сказав о партизанах. Я тогда ду-
мал: выдержит ли такое страшное горе Корней Минае-
вич? Не сдаст ли у него сердце? Корней пришел ко мне
мрачный, с натертыми до красноты глазами, сгорбив-
шийся от непосильной тяжести своего горя. Он долго
сидел молча, склонив голову, потом сказал:
— Не знал я и раньше покоя, но теперь это слово
«65
вовсе для меня забыто. Буду бить врага до последних
сил, пока руки мои способны держать автомат, а гла-
за — различать цель...
И Моисеев снова ушел на задание. Я давал ему тя-
желые, опасные поручения, и каждый раз Корней Ми-
наевич возвращался и с улыбкой докладывал:
— Товарищ подполковник, ваше приказание вы-
полнено!
Однажды — в марте это было — Моисеев вместе
с Володей Куликом направился в Бобруйск. Им надо
было разведать подступы к складу, который немцы по-
строили на берегу Березины. Нас интересовало не само
помещение, а то, что в нем хранилось. Фашисты в те
дни распускали слухи о каком-то «новом мощном сек-
ретном оружии», якобы способном уничтожить Крас-
ную Армию. Мы не очень-то верили этим слухам. Но
чем черт не шутит! Может, и в самом деле враг изоб-
рел какую-нибудь грозную штуку? Требовалось прове-
рить склад на Березине. А вдруг... Разведчик должен
использовать любую возможность для того, чтобы вы-
ведать что-то новое. А если в складе, обнесенном не-
сколькими рядами колючей проволоки, окажутся про-
стые мины и снаряды? Что ж, и это сведение приго-
дится.
Корней Минаевич и Володя едва успели подкрасть-
ся к реке, как под крутым берегом увидели гитлеров-
ского солдата, спокойно прогуливавшегося с какой-то
женщиной. Фашист делал снежки, бросал их на лед
и громко смеялся. «Надо захватить его,— решил Мои-
сеев.— Он нам расскажет о складе больше, чем мы са-
ми сможем узнать». Володю убеждать не пришлось, он
давно уже привык понимать старших с полуслова. Раз-
ведчики бесшумно спустились с крутого снежного бе-
рега, словно из-под земли выросли, встав перед испу-
ганным немцем.
166
— Хэндэ хох! Руки вверх! — приказал фашисту
Моисеев.
Солдат поднял руки, что-то залепетал дрожащими
губами.
— Кто вы и что вам нужно?— перевела женщина-
переводчица.
— За мной! Не разговаривать! — строго потребо-
вал разведчик и только ему одному известными тропа-
ми привел их на нашу базу. Солдат Фриц Кох, как ока-
залось, не раз бывал на новом складе и подробно
о нем рассказал. Там хранились обычные боеприпасы
и оружие. Ничего неожиданного из его показаний мы
не узнали. Но тот факт, что фашисты построили еще
один склад, лишний раз подтверждал стремление фа-
шистского командования превратить Бобруйск в мощ-
ный узел сопротивления, создать на Березине очеред-
ной «оборонительный вал».
Через некоторое время Корней Минаевич снова по-
бывал в городе. Он ходил на связь с подпольщиком
Шереметьевым, получил от него данные о работе же-
лезнодорожной станции Березина, в частности, о вы-
грузке эшелона с зенитными орудиями и частями для
ремонта самолетов.
— Послушай, Корней,— сказал разведчику Шере-
метьев.— Ты знаешь, что мы уже несколько раз преду-
преждали полицейского Еренея Кондратьева бросить
слежку за советскими людьми. Но предатель не уни-
мается: шнырит по улицам, сует свой нос во все дво-
ры. Выслуживается перед фашистами, гад! Он что-то
и к моему дому стал принюхиваться. Боюсь, не заме-
тил ли чего?
— Что же ты предлагаешь?— спросил Моисеев.
— Прикончить надо, пока он беды не наделал...
— Хорошо,— согласился разведчик.— Давай при-
кончим.
167
И тут же был выработан план операции. Вечером
Моисеев и Шереметьев подследили полицейского Кон-
дратьева на улице Кирова и расстреляли его в упор
из автомата. Они стащили с предателя сапоги, шубу,
шапку, пиджак и брюки и скрылись в глухом переул-
ке. Вскоре на место происшествия нагрянули гитлеров-
цы. Они соскочили с машины, бросились по улице.
Через час несколько десятков жителей было согнано
к трупу полицейского.
— Кто убил?— зло прорычал немецкий офицер.
Толпа молчала.
— Будет плохо, если не назовете злоумышленни-
ков,— угрожал фашист.
Из толпы вышел старик Савелий Евдокимович, ко-
торого на Кировской улице все звали попросту «Евдо-
кимыч». Он снял шапку, слегка поклонился и сказал:
— Ваши это убили... Патрули... В спину они ему,
из автомата... А за что, не знаю...
Офицер нахмурился, что-то приказал двум солда-
там. Те наклонились над трупом, перевернули его
и увидели кобуру с револьвером.
— Вот видите,— продолжал Евдокимыч.— Если бы
кто другой, так револьверчик-то наверняка бы забра-
ли. А так... это ваши...
Старший гитлеровского наряда хорошо знал, что
немецкие солдаты грабят население, при этом не оста-
навливаются и перед убийством. Он долго глядел на
труп полицейского, потом махнул рукой и первым сел
в машину. Солдаты забрались в кузов, и автомобиль
уехал. Люди разошлись, а труп Еренея Кондратьева
продолжал валяться до утра, пока его не увез на клад-
бище полицейский патруль. Днем к Шереметьеву за-
шел Савелий Евдокимович и, пряча хитрую улыбку
в густых усах, сказал:
— Сработано как положено.
168
Припомнилось мне все это и я решил, что лучшей
кандидатуры, чем Моисеев, для посылки за линию
фронта не найдешь.
— Корнея Моисеева пошлем,— сказал я Молчано-
ву.— Помоги ему подготовиться в дорогу.
Конечно, было жаль расставаться с таким развед-
чиком. Он бы здорово пригодился и здесь. Но связь
для нас — тоже необходимое дело, она была нужна
как воздух. От первого посыльного Пащенко пока не
было ни слуху ни духу. Что с ним? Может, погиб в не-
равном бою?
Корней Минаевич и его неразлучный друг Анато-
лий Карпов, смелый ленинградский парень, быстро со-
брались в тяжелый поход. Они попрощались с хлопца-
ми, потом подошли ко мне:
— Разрешите идти, товарищ подполковник!
Я обнял их, крепко пожал руки и пошутил:
— Ну, ни пуха ни пера!
— Не беспокойтесь, Христофор Семенович, все сде-
лаем,— сказал Моисеев. Он повернулся и пошагал по
тропинке в глубь леса. За ним отправился Карпов.
Через две недели мой заместитель Александр Мол-
чанов побывал в Кличевском подпольном райкоме
партии и связался по радио со штабом партизанского
движения. Из Гомеля сообщили:
— Документы получены. Спасибо. Моисееву и Кар-
пову предоставлен двухнедельный отдых.
В июне не было дня, чтобы мы не видели наших
самолетов. Пролетали бомбардировщики, штурмовики,
истребители. Ох, и всыпали они немцам! Горели их ма-
шины на дорогах, взлетали в воздух склады, железно-
дорожные эшелоны. Чувствовалось, что скоро начнет-
ся наступление. Люди в деревнях открыто говорили
о скором приходе Советской Армии. Полицаи слушали
и дрожали. Староста Римовецкой волости связал свои
169
пожитки и награбленное добро в узлы. Напряженно
чувствовали себя немцы в Бобруйске. По ночам на за-
пад уходили грузовики, набитые штабным имуще-
ством.
С задания вернулся Федор Толстик со своей груп-
пой. Разведчики на рассвете подобрались к железно-
дорожному полотну и удачно подложили мину. На ней
подорвался вражеский эшелон с живой силой и тех-
никой.
Я объявил группе благодарность.
— А у меня большая новость,— сказал Федор.
Месяц тому назад нам стало известно, что фаши-
сты арестовали отца и жену Толстика и отправили их
в Бобруйск.
— Понимаете, товарищ командир,— рассказывал
Федор,— захожу в Чикили и вижу: на завалинке
у крайнего дома.сидит отец. Гляжу на него и не верю:
он или не он. Старик узнал меня, расплакался. Долго
не мог даже слова сказать.
Он чудом избежал смерти. Фашисты привезли его
и других арестованных в лес под Каменку и повели
к оврагу на расстрел. В этот момент кто-то крикнул:
— Спасайтесь, товарищи!
Арестованные бросились врассыпную. Побежал и
отец. Фашисты открыли огонь. Люди падали, сражен-
ные пулями. Ранило и отца, но ему удалось уползти
в лес и скрыться. Он зашел в Покровку, узнал, что моя
дочурка жива — воспитывается у соседей. Соседи пере-
дали ему и письмо от жены Ольги. Ее каратели угнали
в Германию, поставили клеймо «81529».
Толстик умолк, опустил голову.
— Крепись, Федор,— успокоил я,— может, и жена
вернется.
— Будем ждать,— сказал он сурово.— Но такое
не прощается. Они еще запомнят меня...
1701
Наступило утро 23 июня. С востока донеслись до
нас тяжелые, глухие раскаты. Небо наполнилось гулом
моторов. Это волнами шла наша авиация. Земля гро-
хотала, всюду были видны огромные черные шапки
взрывов, небо полосовали яркие отблески пожаров.
Вот оно, началось!
Мы заняли позиции около дороги на Брожжу. Вско-
ре на ней запылили машины и повозки. Разведчики
открыли огонь. На дороге началась кутерьма. Но ни-
кто из немцев не занял оборону. Они, словно одержи-
мые, рвались по дороге вперед, стреляя в воздух и этим
еще больше распространяя панику.
Наши разведчики перебегали с места на место
и почти непрерывно обстреливали дорогу. Наконец
движение прекратилось. За холмом скрылся послед-
ний отступающий немецкий танк.
Мы выползли на дорогу. Тишина. Вскоре над ближ-
ним перелеском показались клубы дыма и пыли. По-
слышался рев моторов. На окраине поля появились
мотоциклисты. Они на минуту остановились, осмотре-
лись и снова двинулись в путь.
— Наши! Наши! — закричали мы. И все броси-
лись бежать навстречу освободителям. Партизаны кри-
чали «ура», бросали вверх шапки. Мы встретили перед-
ний дозор наступающих советских войск. Офицеры и
солдаты расспросили нас о немцах, пожелали нам
успехов, снабдили папиросами и тронулись дальше, на
запад.
— Вот и на нашей улице праздник! — радовались
разведчики.
Мы построились в колонну и направились в Боб-
руйск. Мимо нас грохотали бесконечные колонны ма-
шин, танков, повозок. Великий поток заливал родную
белорусскую землю, очищая ее от вражеской нечисти.
И вот мы в Бобруйске.
171
Еще дымятся сожженные фашистами здания. Но
люди ликуют. Тепло, сердечно приветствуют воинов
Советской Армии и партизан.
Мы поспешили к фашистской тюрьме. У нас одна
мысль, одно стремление: узнать о судьбе наших това-
рищей. Где Виталий Турский, Валентина Лобанок,
Жданович? Где наш немецкий друг Гартман? Конеч-
но, фашисты расправились с ними. Но где-то тепли-
лась надежда. А вдруг? А вдруг гитлеровцы не успели
совершить злодеяние, и наши боевые товарищи живы?
Скорее, скорее! Мы бежали к тюрьме, не чувствуя
ног. И вот перед нами мрачный фашистский застенок.
Тишина. Ни одного человека. Мы ходим по коридорам,
заглядываем в камеры. Разведчики внимательно
осматривают стены, обшаривают все углы. Может оста-
лась какая-нибудь бумажка? Может еще каким-ни-
будь способом друзья попытались дать знать о себе?
— Сюда! Сюда! — послышался из одной камеры
голос Павлова. В пустом помещении его голос звучал
необычно гулко. Мы сбежались к Павлову. Он показал
выцарапанную на стене, в нижнем углу, надпись и на-
чал читать:
«Меня били, жгли волосы, тело, прострелили кость
левой руки, и боль адская. Я ничего не сказал им.
Завтра меня увезут в Еловики. Прощайте, друзья!
Моисей».
Мы застыли в суровом молчании. Кто этот Моисей?
Как жаль, что ты, дорогой друг, не написал своей фа-
милии! Мы бы нашли твоих товарищей, родных, пере-
дали им твой прощальный привет.
В той же камере была обнаружена и другая над-
пись: «Сегодня увезли 15 человек. Их больше никто
не увидит. Завтра, видимо, моя очередь». Евдокия Ру-
бин чисто женским чутьем определила, что слова на-
писаны женской рукой. Но какой тут почерк, если че-
172
ловек, обессиленный, может быть, избитый в кровь,
выцарапывал буквы гвоздем или кусочком острого
камня? Однако догадку Дуси все приняли близко
к сердцу. Каждый стоял и думал о Валентине Лоба-
нок. Где же ты, Валюша? Куда тебя увезли? Может
быть еще доведется встретиться с тобой.
Разведчики нашли в тюрьме еще несколько надпи-
сей на стенах.
«Прощай, Родина! Прощайте, родные, друзья и зна-
комые. Коля».
«После невыносимых пыток меня бросили в эту
ужасную камеру. Все кончено. Но почему кругом шум,
грохот, взрывы? Беготня по коридорам. Неужели мне
мерещится? Ничего не понимаю! Нина».
Надпись сделана недавно. Может быть даже вчера.
Ясно, что фашисты угнали или расстреляли патриотов
перед самым приходом Советской Армии. Ведь Нина
слышала шум, взрывы... фашисты торопились.
Кажется, уже все надписи прочитаны, каждый об-
рывок бумажки тщательно осмотрен. Но у меня не
хватает сил уйти из тюрьмы. Я хожу по коридорам,
камерам, еще и еще раз осматриваю стены. Хочется
узнать о Турском. Хоть бы одно словечко оставил ты,
мой боевой друг! Я бы и по одному слову узнал тебя!
Но все наши поиски ни к чему не привели. Мы
долго стояли молча, вспоминая товарищей. А потом
направились в город — навестить нашу Анастасию Ни-
колаевну Пахомову-Каштыльян. Она встретила нас
у своего домика и сразу же расплакалась от счастья.
Мы поздравили ее с победой.
— Я верила в этот день, знала, что он придет,—
взволнованно говорила Анастасия Николаевна, крепко
обнимая и целуя каждого из нас.
И вот мы, радостные и счастливые, снова на улице.
Впереди, о чем-то живо переговариваясь, идут Лиси-
173
цын, Павлов и Володя Кулик, за ними шумно и весе-
ло вышагивают Молчанов, Юхновец, Толстик, Авер-
кин, Сахаров, Востриков и другие. Шествие замыкаю
я с нашими дорогими женщинами — Анастасией Ни-
колаевной, Марией Коледа и Дусей Рубин. Незабывае-
мые минуты!
Всюду ликуют люди. А по середине улицы медлен-
но движется нестройная колонна пленных. Претенден-
ты на «мировое господство» идут понуро, еле волоча
ноги, поднимая густую пыль. Пыль тут же опускалась
на дорогу, засыпая их следы, а вместе с ними и былые
воинственные надежды.
Через несколько дней все мужчины-разведчики вли-
лись в Советскую Армию. Их путь лежал на запад,
к Берлину. Выполнение боевого задания продолжа-
лось...
СОДЕРЖАНИЕ
Снова на родной земле............... 3
Первые шаги.........................20
В глубь вражеского логова...........34
Миллер выпускает когти..............50
Слово Москвы........................62
Конец «Шума»....................... 73
Кузнечик............................84
Дай руку на дружбу, товарищ! ...	95
Бойцы остаются бойцами.............107
К людям............................117
Особый счет Петра Мурыгина .... 130
Радиограммы идут вовремя...........138
Перед бурей........................146
Сыновья отряда ...	 153
Наши!..............................159
Прибыль, Христофор.
Особое задание. Записки разведчика. Лите
ратурная обработка А. Колосова. Минск, издательство
«Беларусь», 1965.
176 с.	Р2
Издательство «Беларусь» Государственного комитета
Совета Министров Белорусской ССР по печати. Редак-
ция художественной литературы. Минск, 1965.
Редактор А. Шлег. Худоиеник Г. Скоморохов. Художест-
венный редактор Л. Прагин. Технический редактор
Я. Шляшинская. Корректор Л. Пупко.
АТ 04893. Сдано в набор 30/Х 1964 г. Подп. к печати
10/XII 1964 г. Тираж 100 000 экз. Формат 70Х1081/за. Физ.
печ. л. 5,5. Усл. печ. л. 7,7. Уч.-изд. л. 8. Зак. 472.
Цена 34 коп.
Полиграфический комбинат им. Я. Коласа Государствен-
ного комитета Совета Министров Белорусской ССР по
печати. Минск, Красная, 23.